"Идеи 1" Э. как введение в феноменологию - Мотрошилова Н.В.

Часть I. На пути к Идеям к чистой феноменологии и феноменологической философии

О лекциях Гуссерля Феноменология внутреннего сознания времени

$1908—1909 гг: работа \$

Переписка Гуссерля с П. Наторпом и Г. Риккертом

$Движение \$

1912—1913 гг.: оформление и публикация Идей I

Неформальное сообщество: ученики и последователи Гуссерля

Глава II. Замысел Идей I. Специфика и трудности феноменологии: гуссерлевское Введение к труду

Глава III. Опубликованные варианты, центральные проблемы и структура Идей I

$Глава I. \$

Глава II. Гуссерль против натурализма и скептицизма

Глава III. Интерпретация и оценки первого раздела Идей I

$Отправляясь от \$

$...И перемещаясь на почву \$

Глава IV. Логические исследования в кадре Идей I

Категориальные разработки Логических исследований и первый раздел Идей I

$Глава I. И снова: \$

$Глава II. На пути к \$

$На пути к \$

$Отталкиваясь от \$

Проблема интенциональности во Втором разделе Идей I

Глава I. Отстаивание Гуссерлем феноменологического трансцендентализма

Глава II. Разъяснения феноменологической редукции в Идеях I

Глава III. Суть и теоретико-методологическая ценность учения о феноменологической редукции.

Глава IV. Экскурс: споры феноменологов о необходимости и сути феноменологической редукции

Глава V. Связь гуссерлевского трансцендентализма с феноменологической редукцией

Глава I. Конкретные методы и установки феноменологии

Глава II. Идеи I о всеобщих структурах чистого сознания

$Феноменологическое время и \$

$Функциональные проблемы, или \$

Глава III. Гуссерлевская модель чистого сознания и ее основные черты

Глава IV. Поток сознания, или поток переживаний. Феномены

Феномен и его роль в гуссерлевской феноменологии

Феноменология и бессознательное: краткий экскурс

Глава II. Гуссерлевский ноэтическо-ноэматический анализ. Теоретико-методологическая интерпретация

Глава III. Экскурс: споры современных феноменологов о понятии ноэмы

Глава IV. Конкретный ноэтически-ноэматический анализ в Идеях I

Глава V. Интенциональность как основополагающая структура чистого сознания: Логические исследования и Идеи I

Экскурс. Современные исследования феноменологов по проблеме интенциональной предметности у Гуссерля

Преобразование интенционального анализа в Идеях I

$Проблема \$

Глава I. И снова о ноэме в связи с темой предметности

Глава II. Феноменологическая концепция разума

Глава III. Формальная онтология и проблема конституирования в составе феноменологии разума

$Предметность разума и \$

Экскурс: Проблемы синтеза в феноменологической литературе

Глава V. Дисциплинарное членение феноменологии разума

Глава VI. Истина и правда трансцендентального идеализма Гуссерля

Дискуссии по вопросу о трансцендентальном идеализме Гуссерля

Размежевание Гуссерля с другими видами трансцендентализма

$Глава VII. Саморефлексия и самокритика: Послесловие к моим \$

Author: Мотрошилова Н.В.

Tags: история философии философия феноменология

ISBN: 5-94478-006-1

Year: 2003

Similar

Работы разных лет. "Феноменология-Герменевтика"

"Феноменология духа" Гегеля в контексте современного гегелеведения

Феноменология

Феноменология восприятия

Text

ББК 87.3
M 856
Издание осуществлено при финансовой поддержке РГНФ
(проект №02-03-16125)
Мотрошилова Н. В.
6 Идеи I Эдмунда Гуссерля как введение в
феноменологию. — М: "Феноменология—
Герменевтика", 2003. — 720 с. — Алф.-предм. указ.: С. 678.
— Схемы: С. 678.
ISBN 5-94478-006-1
Данная книга, посвященная одному из самых значительных
сочинений Эдмунда Гуссерля, — первое в отечественной
литературе систематическое современное исследование созданной
этим немецким философом дисциплины, трансцендентальной
феноменологии. Обширный биографический материал,
подробное разъяснение основных понятий, проблем и методов
гуссерлевской философии позволяет предложить это издание
тем, кто впервые знакомится с феноменологией, а также тем,
кто занимается ее исследованием.
Для философов, логиков, психологов, лингвистов и всех
интересующихся анализом сознания.
ББК 87
ISBN 5-94478-006-1
© Мотрошилова Н. В., 2003
© Марголис Е., оформление, 2003
© "Феноменология-Герменевтика", 2003

Светлой памяти моего муэюа
Юрия Александровича Замошкина
посвящаю эту книгу

Оглавление
1913 год... 13
Предисловие 14
Часть I. На пути к Идеям к чистой феноменологии 20
И ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ
Глава I. Жизненный путь раннего Э. Гуссерля 21
Путь в философию 21
Гуссерль в Галле (1887—1901 гг.) 25
Глава И. Гуссерль в Геттингене (1901—1916) 36
О лекциях Гуссерля Феноменология внутреннего сознания времени 39
Формирование нового типа феноменологии 41
Лекции Гуссерля о вещи, восприятии и пространстве (1907) 47
1908—1909 гг: работа "внизу" 50
Переписка Гуссерля с П. Наторпом и Г. Риккертом 54
Движение "снизу вверх": проблемно-теоретический путь Гус- 58
серля к Идеям I
Философия как строгая наука 60
Переписка Гуссерля и Дильтея 63
1912—1913 гг.: оформление и публикация Идей I 66
Неформальное сообщество: ученики 69
и последователи Гуссерля
Часть II. Замысел и структура Идей I 83
Глава I. Ближайшие вехи на пути к Идеям I 84
Первые наброски Идей I 91
Глава И. Замысел Идей I. Специфика и трудности феноменоло- 95
гии: гуссерлевское Введение к труду
Замысел и особенности моего исследования Идей I 101
Глава III. Опубликованные варианты, центральные проблемы 104
и структура Идей I
Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" *1 *
И КРИТИКА НАТУРАЛИЗМА. ПРОБЛЕМА СУЩНОСТЕЙ (ЭЙДОСОВ) И
ЭЙДЕТИЧЕСКИХ НАУК (ПЕРВЫЙ РАЗДЕЛ ИДЕЙ Г)
Глава I. "Мир" как "изначальное". "Естественное познание".
Факты и сущности 112
Резкое отделение сущностей от фактов и наук о сущностях от 118
наук о фактах
Науки о фактах и науки о сущностях 119
Глава И. Гуссерль против натурализма и скептицизма 130
Глава III. Интерпретация и оценки первого раздела Идей I 139

5
Inhalt
Das Jahr 1913... 13
Vorwort 14
Teil I. Auf dem Weg zu den Ideen 20
Kapitel I. Der Lebensweg des jungen Husserls 21
Sein Weg in die Philosophie 21
Husserl in Halle (1887—1901) 25
Kapitel IL Husserl in Göttingen (1901—1916) 36
Die Phänomenologie des inneren Zeitbewusstseins 39
Ansätze zu einer neuen Phänomenologie 41
Husserls Vorlesungen über Ding, Wahrnehmung und Raum 47
1908—1909: Arbeit "von unten" 50
Husserls Briefwechsel mit P. Natorp und H. Rickert 54
Die Bewegung "nach oben hin": der Weg zu den Ideen I 58
Philosophie als strenge Wissenschaft 60
Husserls Briefwechsel mit Dilthey 63
1912—1913: Ausgestaltung und Publikation der Ideen I 66
Informelle Gesellschaft: Husserls Schüler und Nachfolger 79
Teil II. Konzeption und Aufbau der Ideen I 83
Kapitel I. Die letzten Wegmarkierungen auf dem Weg 84
zu den Ideen I
Erste Entwürfe zu den Ideen I 91
Kapitel IL Der Grundgedanke der Ideen I. Besonderheiten und
Schwierigkeiten der Phänomenologie:
Husserls Einleitung zum Werk 95
Der Grundgedanke und die Besonderheiten meiner Untersuchungen 101
zu den Ideen I
Kapitel III. Varianten, Probleme und Aufbau der Ideen I 104
Teil III. Husserls Lehre von der Welt und
"DIE NATÜRLICHE ERKENNTNIS" 111
Kapitel I. "Die Welt" als "ursprüngliche". "Die natürliche
Erkenntnis". Tatsachen und Wesen 112
Die scharfe Trennung von Wesen und Tatsache 118
Tatsachen- und Wesenswissenschaften 119
Kapitel IL Husserls Kritik am Naturalismus und Skeptizismus 130
Kapitel III. Interpretationen des ersten Abschnittes der Ideen I 139

6
Отталкиваясь от факта... 139
Отправляясь от "естественного" мира и "естественной установ- 141
ки"...
...И перемещаясь на почву "мира" сущностей, эйдосов 144
Сущности как предметности особого вида 149
Глава IV. Логические исследования в кадре Идей I 157
I и II тома Логических исследований в оценке Идей I 157
Судьба проекта чистой логики 167
Категориальные разработки Логических исследований и первый 173
раздел Идей I
Выводы 181
Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 187
(Второй раздел Идей I)
Глава I. И снова: "мир", "действительность", "естественная ус- 188
тановка"
Глава И. На пути к "чистому сознанию" феноменологии 195
Глава III. "Естественная" установка. Переживания. Феномено- 218
логическая редукция. Интенциональность. Восприятие.
(Интерпретация I и II глав Второго раздела Идей I)
На пути к "чистому" "трансцендентальному" сознанию 222
Отталкиваясь от "cogito" Декарта... 226
Проблема интенциональности во Втором разделе Идей I 229
Начальная стадия анализа восприятия 231
Часть V. Феноменологический трансцендентализм и фено- 235
МЕНОЛОГИЧЕСКАЯ РЕДУКЦИЯ
(Второй раздел Идей I, продолжение)
Глава I. Отстаивание Гуссерлем феноменологического транс- 236
цендентализма
Глава И. Разъяснения феноменологической редукции в Идеях I 244
Глава III. Суть и теоретико-методологическая ценность учения 249
о феноменологической редукции.
Ступени и процедуры феноменологической редукции 269
Глава IV. Экскурс: споры феноменологов о необходимости и 278
сути феноменологической редукции
Глава V. Связь гуссерлевского трансцендентализма с феноме- 287
нологической редукцией
Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии. 292
"Чистое сознание" (Третий раздел Идей I)
Глава I. Конкретные методы и установки феноменологии 293
Глава И. Идеи I о всеобщих структурах чистого сознания 301
Рефлексия как сердцевина феноменологического метода 303

"Von der Tatsache ausgehend..." 139
Ausgehend von der "natürlichen" Welt und der "natürlichen Einstel- 141
lung"
...und die Verlagerung auf den Boden der "Welt" der Wesen 144
Die Wesen als Gegenständlichkeiten spezifischer Art 149
Kapitel IV. Die Logischen Untersuchungen in der Perspektive 157
der Ideen I
Band I und II der LU und ihre Beurteilung in den Ideen I 157
Das Schicksal des Projektes der reinen Logik 167
Das Kategoriensystem der Logischen Untersuchungen 173
Schlussfolgerungen 181
Teil IV. Die letzten Schritte zu der "reinen" Phänomenologie 187
Kapitel I. Und noch einmal: "Die Welt", "die Wirklichkeit" und 188
"die natürliche Einstellung"
Kapitel IL Auf dem Weg zum "reinen Bewusstsein" 195
der Phänomenologie
Kapitel III. "Die natürliche" Einstellung. Erlebnisse. Reduktion. 218
Intentionalität. Wahrnehmung
Auf dem Weg zu einem "reinen" "transzendentalen" Bewusstsein 222
Von Descartes' "cogito" ausgehend... 226
Intentionalität im zweiten Abschnitt der Ideen I 229
Die erste Stufe der Analyse der Wahrnehmung 231
Teil V. Phänomenologischer transzendentalismus 235
UND DIE PHÄNOMENOLOGISCHE REDUKTION
Kapitel I. Husserls Begründung eines phänomenologischen 236
Transzendentalismus
Kapitel IL Erklärungen zu einer phänomenologischen Reduktion 244
Kapitel III. Sinn und erkenntnistheoretischer Wert der Lehre 249
von der Reduktion
Stufen und Verfahrensweisen der phänomenologischen Reduktion 269
Kapitel IV. Exkurs: Diskussionen über den Sinn und
die Notwendigkeit der phänomenologischen Reduktion 278
Kapitel V. Zusammenhang des Husserlschen Transzendentalismus 287
und der phänomenologischen Reduktion
Teil VI. Methodik und Problematik der reinen Phänomenolo- 292
GiE. Das "reine Bewusstsein"
Kapitel I. Konkrete Methoden und Positionen der Phänomenologie 293
Kapitel IL Ideen I über die allgemeinen Strukturen 301
des reinen Bewusstseins
Reflexion als Kern der phänomenologischen Methode 303

8
Феноменологическое время и "сознание времени". Горизонт 307
И снова об интенциональности как главной феноменологической 310
теме (§ 84)
Функциональные проблемы, или "конституция предметностей 315
сознания"
"Поле феноменологического познания" и феноменологические 316
"орудия" его обработки
Глава III. Гуссерлевская модель чистого сознания 321
и ее основные черты
Феноменологический метод (резюме) 328
Глава IV. Поток сознания, или поток переживаний. Феномены 332
Поток сознания в феноменологии 332
Переживания (или акты) сознания 341
Феномен и его роль в гуссерлевской феноменологии 343
Феноменология и бессознательное: краткий экскурс 351
Часть VII. Учение Э. Гуссерля о ноэзисе и ноэме 356
(Третий раздел Идей I)
Глава I. Вычленение ноэмы. Ноэзис и ноэма в их взаимосвязи 357
(главные особенности)
Глава И. Гуссерлевский ноэтическо-ноэматический анализ. 373
Теоретико-методологическая интерпретация
Фундаментальные (классические) гуссерлевские определения но- 375
эзиса, ноэмы и их отношения
Глава III. Экскурс: споры современных феноменологов 389
о понятии ноэмы
Определения ноэмы: ноэма как объект? Ноэма как entity? 389
Ноэмы как "entities" (И. Моханти) 391
Интенциональность и ноэма 393
Ноэма как расшифровка интенциональности (Э. Марбах) 393
Ноэма как Sinn, как "abstract entity" (Д. Фёллесдал) 397
Ноэма, интенциональное содержание; ноэма и сущность ноэмы 407
как значение (Д. Смит и Р. Макинтайр)
Ноэма, Sinn, Bedeutung (meaning) 413
Не расстаться ли с понятием ноэмы? (Дж. Драммонд) 417
Резюме к Экскурсу 425
Глава IV. Конкретный ноэтически-ноэматический анализ в 426
Идеях I
Идея синтеза и синтетического сознания 436
Глава V. Интенциональность как основополагающая структу- 443
ра чистого сознания: Логические исследования и Идеи I
Интенциональность в Логических исследованиях 444
Экскурс. Современные исследования феноменологов по проблеме 459
интенциональной предметности у Гуссерля
Преобразование интенционального анализа в Идеях I 469
Проблема "чистого Я" в Идеях I 474

Die phänomenologische Zeit und das "Zeitbewusstsein". Horizont 307
Und noch einmal über die Intentionalität als phänomenologisches 310
Hauptthema (§ 84)
Die funktionalen Probleme, "Konstitution der Gegenständlichkeiten 315
des Bewusstseins"
"Das Feld der phänomenologischen Erkenntnis", die phänomenolo- 316
gischen Charakteristika und deren Bearbeitung
Kapitel III. Das Husserlsche Modell des reinen Bewusstseins und 321
seine Hauptzüge
Die phänomenologische Methode (Rezumee) 328
Kapitel IV. Bewusstseinsstrom, Erlebnistrom. Phänomene 332
Bewusstseinsstrom in der Phänomenologie 332
Erlebnisse (oder Akte) des Bewusstseins 341
Das Phänomen und seine Rolle in der Phänomenologie Husserls 343
Phänomenologie und das Unbewusste 351
Teil VII. Husserls Lehre vom Noesis und Noema 356
(Dritter Abschnitt der Ideen I)
Kapitel I. Aussonderung des Noemas. Noesis und Noema in ihrer 357
Wechselbeziehung
Kapitel IL Die Husserlsche noetisch-noematische Analyse. 373
Theoretisch-methodologische Interpretation
Die fundamentale (klassische) Defintion des Noesis und Noema 375
Kapitel III. Exkurs: Diskussionen über den Begriff des Noemas 389
Die Definition des Noemas: Noema als Objekt? Noema als entity? 389
Noema als "entity" (I. Mohanty) 391
Intentionaltät und Noema 393
Noema als Schiffre der Intentionalität (E. Marbach) 393
Noema als Sinn und "abstract entity" (D. Foliesdali) 497
Noema, intentionaler Gehalt; Noema und Wesen 407
Noema, Sinn, Bedeutung (meaning) 413
Brauchen wir noch den Begriff Noema? (Drummond) 417
Rezumee 425
Kapitel IV. Die konkrete noetisch-noematische Analyse 426
Die Idee der Synthese und das synthetische Bewusstsein 436
Kapitel V. Intentionalität als fundamentale Struktur des reinen 443
Bewusstseins: Die Logischen Untersuchungen und die Ideen I
Intentionaltät in den Logischen Untersuchungen 444
Exkurs: Moderne Forschungen zum Problem der intentionalen Gegen- 459
ständlichkeit bei Husserl
Umwandlungen der intentionalen Analyse in den Ideen I 469
Das Problem des "reinen Ichs" in den Ideen I 474

10
Часть VIII. Проблемы разума и действительности. 480
(Четвертый раздел Идей I)
Глава I. И снова о ноэме в связи с темой предметности 481
Глава П. Феноменологическая концепция разума 489
Дефицит исследования истины в Идеях I 498
Глава III. Формальная онтология и проблема конституирова- 504
ния в составе феноменологии разума
Глава IV. Что такое гуссерлевская "феноменология разума"? 511
(Интерпретация Четвертого раздела Идей Г)
Предметность разума и "действительность". Феноменология оче- 511
видности
Экскурс: Проблемы синтеза в феноменологической литературе 527
Глава V. Дисциплинарное членение феноменологии разума 533
Феноменология и формальная логика 533
Феноменология и формальная онтология 536
Глава VI. Истина и правда трансцендентального идеализма 541
Гуссерля
Общая постановка проблемы 541
Дискуссии по вопросу о трансцендентальном идеализме 544
Гуссерля
"Трансцендентальный факт" и его истолкование 548
Гуссерль и платонизм 551
Проблема объективирования идеального (Гуссерль/Деррида) 554
Размежевание Гуссерля с другими видами трансцендентализма 557
Что такое "чистая (трансцендентальная) субъективность" 563
в гуссерлевском понимании?
Глава VII. Саморефлексия и самокритика: Послесловие 569
к моим "Идеям к чистой феноменологии... " Э. Гуссерля
Ценность феноменологии как многоаспектного конкретного ана- 578
лиза сознания
Заключение (Резюме). Смысловое ядро феноменологии 587
Гуссерля
Примечания 601
К Части I 601
К части II 603
К части III 604
К части IV 609
К части V 610
К части VI 614
К части VII 617
К части VIII 625
Литература 640
Указатели 678

11
Teil VIII. Die Probleme der Vernunft und Wirklichkeit 480
Kapitel I. Und noch einmal über Noema und die Wechsel- 481
beziehungen zu dem Thema der "Gegenständlichkeit"
Kapitel II. Die phänomenologische Konzeption der Vernunft 489
Das "Defizit" der Erforschung der Wahrheit in den Ideen I 498
Kapitel III. Formale Ontologie und das Problem der Konstitution 504
Kapitel IV. Was ist die Husserlsche "Phänomenologie der 511
Vernunft"?
Gegenständlichkeit der Vernunft und "Wirklichkeit" 511
Exkurs: Probleme der Synthese 527
Kapitel V. Die verschiedenen Disziplinen der Phänomenologie der 533
Vernunft
Die Phänomenologie und die formale Logik 533
Die Phänomenologie und die formale Ontologie 536
Kapitel VI. Wahrheit und Recht des transzendentalen Idealismus 541
Allgemeine Fragestellungen 541
Diskussionen über die Frage nach dem transzendentalen 544
Idealismus
Die "transzendentale Tatsache" und ihre Deutung 548
Husserl und der Piatonismus 551
Die Objektivierung des Idealen (Husserl/Derrida) 554
Auseinandersetzungen mit anderen Formen des 557
Transzendentalismus
Was heisst "reine (transzendentale) Subjektivität" nach Husserl? 563
Kapitel VII. Selbstreflexion und Selbstkritik: Nachwort zu meinen 569
"Ideen zu einer reinen Phänomenologie"
Der Wert der Phänomenologie als einer vieldimensionalen 578
und konkreten Analyse des Bewusstseins
Schluss. Der Sinngehalt der Husserlschen Phänomenologie 587
Anmerkungen
Zu Teil I 601
Zu Teil II 603
Zu Teil III 604
Zu Teil IV 609
Zu Teil V 610
Zu Teil VI 614
Zu Teil VII 617
Zu Teil VIII 625
Literatur
Register 678

1913 год...
Три события, свершившиеся в этом году — назависимо друг от
друга, но в единой взаимосвязи человеческого духа — имеют для
истории культуры непреходящее историческое значение.
"Черный квадрат на белом фоне" Казимира Малевича —
символ того, сколь неисчерпаемы, поистине бесконечны смыслы,
которые могут открываться человеческому сознанию в самых
простых, на первый взгляд, изобразительных формах. Значит, дело
не только и даже не столько во внешней оболочке
воспринимаемой формы, сколько в самом воспринимающем,
конструирующем, оценивающем сознании-воображении, обладающем
неизмеримой творческой силой.
"В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО ВРЕМЕНИ. ПО НАПРАВЛЕНИЮ К СВАНу" —
произведение Марселя Пруста, символизирующее непререкаемое
первенство всегда "авторского", неповторимо-индивидуального
сознания в открытии и изображении являющегося ему потока
жизни, в пробегании, оживлении, преобразовании потока
навсегда утраченного, но в каждый момент вновь восстанавливаемого
— и вновь утрачиваемого! — времени.
"Идеи к чистой феноменологии и феноменологической
философии" — сочинение ЭдмундА Гуссерля, которое новаторски
подвело под все подобные устремления предшественников и
современников прочное философское обоснование: была
систематически разработана феноменология, философская дисциплина,
сделавшая предметом своего анализа именно безостановочный и
необратимый поток переживаний — тех, которые нельзя ухватить
никакими внешними средствами, приборами, наблюдениями и
сущность которых может открываться только самому сознанию.

Предисловие
Так уж случилось, что из цикла задуманных мною трех
больших работ, посвященных Гуссерлю, первой публикуется эта
книга, которая первоначально планировалась как завершающий
"блок" данного цикла.
Она непосредственно посвящена произведению Эдмунда
Гуссерля "Идеи к чистой феноменологии и феноменологической
философии" (1913 г.), охватывая также феноменологические
разработки нескольких лет, предшествовавших его созданию и
опубликованию, — в особенности те, которые с точки зрения
проблем и теоретико-методологического содержания
непосредственно примыкали к Идеям I. (Такой краткий заголовок
сочинение получило в связи с тем, что Гуссерль написал — но сам не
опубликовал — еще два тома, за которыми впоследствии
закрепились названия Идеи II и Идеи III. Они были опубликованы после
смерти основателя феноменологии.) Всякому, кто хоть немного
знаком с философией, вряд ли покажется необычным и
удивительным, что это мое достаточно обширное исследование
посвящается всего одной книге. Ибо в философии, как и в любой
другой теоретической дисциплине, как и в культуре в целом,
накапливаемое веками, наследуемое, обрабатываемое, преобразуемое
(в этом смысле непреходящее) содержание воплощается прежде
всего в самых ярких творениях великих или выдающихся ученых,
мыслителей, художников. И подобно тому как шедевры
живописи и скульптуры разных исторических эпох можно мысленно
собрать в одной "галерее", так и выдающиеся философские
творения (издревле объективировавшиеся именно в книгах) можно
выстроить в некий интеллектуальный ряд, который адекватно,
связно и системно представляет самые крупные достижения
философской мысли.
Начавшиеся новое столетие и тысячелетие заставляют
подводить своеобразные итоги недавно закончившегося XX в. Если
осуществить мысленный эксперимент и выделить самых крупных
философов прошедшего столетия, а также самые значительные
их произведения, то в этот ряд (даже если ограничить его,
скажем, десятью именами) наверняка попадут как основатель фено-

Предисловие
15
менологии Эдмунд Гуссерль, так и его Идеи к чистой
феноменологии и феноменологической философии, т. е. Идеи I.
Что касается моей попытки предварить публикацию
упомянутого цикла работ о раннем Гуссерле его завершающей частью,
то на это есть причины и личного, и главное —
теоретико-содержательного характера. Личные причины вполне понятны: в
солидном возрасте, выразимся мягко, не очень продуктивно
загадывать на годы вперед, например, дожидаться, пока сложится
весь задуманный цикл. Но еще важнее содержательные
основания. Исследование, посвященное Идеям I, как и сама эта книга —
с точки зрения проблем, методов, подходов, решений, — может
считаться чем-то самостоятельным (тем более если все это, как в
моей работе, увязывается с другими произведениями Гуссерля, и
более ранними, и последующими). Идеи I имеют
примечательный подзаголовок — "Всеобщее введение в трансцендентальную
феноменологию". А это придает ознакомлению читателей с
самим произведением и его интерпретациями дополнительный
смысл: Введение в феноменологию, написанное после того как она
уже прошла путь становления, сомнений, преобразований,
позволит читателю получить выверенный конструктивный взгляд
ее основателя на данную дисциплину — и сквозь эту призму
глубже, точнее разглядеть суть, специфику весьма необычных
феноменологических радей и феноменологии как особой фило-
софско-методологической науки.
В кратком предисловии я не намереваюсь предварять
дальнейшие размышления какими бы то ни было ориентирующими
соображениями. Их читатель найдет во "вводном блоке"
предлагаемой книги.
* * *
Мне осталось выразить глубокую благодарность тем людям и
тем институциям, идеи, помощь, поддержка которых сделали
возможным мои прежние и нынешние исследования в области
феноменологии.
Сначала о тех, кого давно нет с нами. Я с благодарностью
вспоминаю те далекие годы, когда я, студентка философского
факультета МГУ, писала у профессора Валентина Фердинандовича
Асмуса дипломную работу, посвященную II тому Логических
исследований Гуссерля, — мыслителя, о котором в то время в нашей
стране знали лишь немногие, даже среди профессиональных
философов. Позднее В. Ф. Асмус поддержал мою первую книгу
"Принципы и противоречия феноменологической философии"
(М., 1968). В аспирантские годы мне довелось слушать лекции
Константина Спиридоновича Бакрадзе. Один из лучших в нашей

16 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
стране знатоков и исследователей феноменологии, во время
командировки в Германию учившийся у Гуссерля, Риккерта и
других западных мыслителей, он дал мне — молодому тогда,
начинающему ученому — множество важных инспираций и ценных
советов. Несомненной удачей моей жизни считаю также встречу
на одной из конференций с тогдашним директором Лувенского
архива Э. Гуссерля — Л. Ван Бреда. В то время я уже знала, что Ван
Бреда после смерти Гуссерля поистине героически спасал гуссер-
левскии архив из фашистской Германии. Этот замечательный в
общении человек, досконально знавший феноменологию,
навсегда остался в моей памяти. Счастливое для меня знакомство
имело продолжение: Ван Бреда распорядился о регулярной
присылке мне Гуссерлианы и серии "Phaenomenologica". Он чутко
понял, что иначе у исследователя феноменологии в Советской
России нет никаких шансов получать необходимую ему
информацию, что называется, из первых рук. (К сожалению, после смерти
Ван Бреда его "наследники" в руководстве Архивом в Лувене эту
добрую практику прекратили. Да и то сказать: в последние
десятилетия XX в. цены на Гуссерлиану и другие
феноменологические серии поднялись непомерно...). Я также с благодарностью
вспоминаю добрый поступок Г. Шпигелъберга, автора знаменитого
исследования "The Phenomenological Movement"
("Феноменологическое движение"). В первом и втором изданиях этой книги об
исследованиях феноменологии в Советской России было сказано
нечто уничижительное — со ссылкой на соответствующую
цитату из тогдашнего "Философского словаря" (о феноменологии как
"орудии империализма"...). Но в третьем издании (о чем Г. Шпи-
гельберг — с извинениями — написал мне в своем письме) были
внесены исправления, в основном с доброжелательными
ссылками на превосходную книгу 3. Какабадзе «Проблема
"экзистенциального кризиса" и трансцендентальная феноменология
Эдмунда Гуссерля» (Тбилиси, 1966) и мою работу "Принципы и
противоречия феноменологической философии". Конечно, Шпигель-
берг поручил чтение наших публикаций кому-то из своих
помощников, владевших русским языком. Но сам по себе этот факт
был достаточно необычным и одобряющим.
Парадоксальным образом в СССР 60—80-е годы оказались
благоприятными для развития исследований по феноменологии.
При этом точки теоретического роста были различными. На
первое место я бы поставила ту линию экзистенциального
применения и преобразования феноменологии, которая нашла
выражение в упомянутой книге 3. Какабадзе, но особенно в лекциях и
книгах выдающегося мыслителя нашей страны Мераба Мамарда-

Предисловие
17
швили (после его смерти я написала цикл посвященных ему
статей — с акцентом на его оригинальном типе феноменологии).
Немалое влияние на меня оказали также исследования
феноменологии и экзистенциализма, проведенные Э. Соловьевым, П. Гай-
денко, Александром Михайловым, Анатолием Михайловым. Позднее в
сферу феноменологической работы вошли более молодые
поколения феноменологов, из которых упомяну принадлежавшего к
Ростовской школе В. Молчанова; рижан — М. Кулэ, А. Рубениса,
М. Рубене, Э. Буцениеце, Ю. Розенвалъда. Работа с ними (чтение
лекций в Москве и Риге, совместные публикации, руководство
диссертациями) имела для меня неоценимое значение, заставляя
постоянно держать руку на пульсе мировой феноменологии и
регулярно подготавливать публикации на феноменологические
темы. (И очень жаль, что в последние годы многолетние
контакты с уверенно развивающимися прибалтийскими
феноменологами досадно оборвались в силу внешних причин.) В Москве и
других городах России в последнее десятилетие выросло новое
поколение феноменологов, сформировались различные
исследовательские центры (например, группа под руководством
В. И. Молчанова, взявшая на себя труд по переводу Гуссерлианы;
группа ученых, работающих вокруг журнала и издательства
Логос, Центр по исследованию феноменологии и герменевтики при
Институте философии РАН под руководством И. Михайлова). Моя
особая благодарность моим бывшим аспирантам, ныне
известным исследователям, И. Михайлову, Е. Борисову (и их ученикам) —
за то, что в последние годы они фактически подтолкнули меня к
тому, чтобы выйти на новый уровень феноменологического
анализа.
Немалой удачей, выпавшей на мою долю, считаю довольно
ранние (с 1974 г.) контакты с западными историками философии
(потом они стали "заочными" и тем более ценными, что восемь
лет, до 1981 г., по чьей-то поистине кафкианской злой воле меня
не "выпускали" в капиталистические страны). Но слава богу,
времена уже изменились и я регулярно получала книги, оттиски
статей, письма от зарубежных коллег. Прежде всего это ученые-
гегелеведы: Д. Хенрих, Г. Фулда, Б. Тушлинг (с которым я в течение
нескольких последних лет издаю основные Сочинения Канта в
двуязычном варианте), Ж. д' Ондт, К. Глой, Г.-Д. Кляйн, Р. Хорст-
ман, В. Хёсле и др. Я пользуюсь случаем выразить им мою
благодарность. Большое влияние на мою работу оказали знакомство и
творческие контакты с известными исследователями
феноменологии и экзистенциализма из разных стран — это Ст. Штрассер,
Д. Феллесдал, X. Дрейфус, Д. Смит и Р. Макинтайр, Г. Кюнг, П. Ян-

18 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
сен, В. фон Херрманн, X. Отт, Т. Рокмор, А.-Т. Тыменецкая и др. С
1989 г. я поддерживаю постоянные контакты с Ю. Хабермасом, чья
оригинальная переработка гуссерлевской феноменологии тоже
оказала на меня свое влияние. Особенно глубокую
признательность я выражаю Клаусу Дюзингу, руководителю Философского
семинара и Гуссерлевского архива Кельнского университета. С
этим превосходным исследователем меня связывают теперь уже
длительные, для меня весьма плодотворные творческие
контакты, которые с 1994 г. оказались возможными благодаря
постоянной поддержке Фонда имени Александра фон Гумбольдта (Alexander
von Humboldt-Stiftung). Выражая глубокую признательность
руководству и сотрудникам этого прекрасного научного фонда, хочу
подчеркнуть: его помощь и внимание стали для меня особенно
важными в последнее десятилетие, когда новые знания,
собранный именно в Германии материал, конкретные разработки в
области феноменологии позволили мне не только выпустить в свет
ряд новых публикаций, но и замыслить — надеюсь, на более
высоком уровне — обобщающие исследования, специально
посвященные раннему Гуссерлю. (Что касается публикаций: пользуясь
случаем, выражаю благодарность редакционному коллективу
журнала "Вопросы философии" во главе с В. Лекторским за
оперативное опубликование и всегда доброжелательное отношение
к результатам моих исследований, посвященных Э. Гуссерлю.)
Я выражаю также глубокую благодарность Российскому
гуманитарному научному фонду (РГНФ), который в течение ряда лет
спонсировал мои новые феноменологические исследования и
публикации их результатов. Благодаря Фонду имени Ф. Тиссена
(Fritz Thyssen-Stiftung) я в самое последнее время получила
неоценимую возможность поработать в Архиве Гуссерля в Кельне,
сотрудникам которого Д. Помору, X. Пейкеру я выражаю самую
искреннюю благодарность за помощь и постоянную готовность
оказать ее. Часть фотографий Гуссерля, опубликованных в этой
книге, подарены мне Кёльнским архивом, за что я тоже выражаю
свою признательность.
И последнее по порядку, но не по значению: глубочайшая моя
благодарность — Институту философии, его руководителям
В. Степину и А. Гусейнову не только за их инспирирующие
научные разработки, но и за создание в Институте замечательной
творческой атмосферы и неизменную поддержку, которую они
оказывают моим исследованиям, в частности
феноменологическим. Мне выпала честь работать (под руководством Т. И. Ойзер-
мана), а с 1987 г. — руководить отделом истории философии и
сектором истории западной философии Института философии

Предисловие
19
РАН. Без преувеличения скажу: это моя "вторая семья", без
которой не было бы ни движения вперед, ни опоры в преодолении
горя, невзгод, трудностей. (Я, в частности, хочу выразить
благодарность И. Лаврентьевой, Н. Бросовой за подготовку
компьютерного варианта этой книги, а И. Михайлову и сотрудникам
издательства "Феноменология-Герменевтика" — за всю их работу над
книгой, а особенно — за создание указателей, из которых
предметный указатель по своей полноте вряд ли имеет прецеденты в
феноменологической литературе.)
О первой семье надо сказать особо. Я посвятила эту книгу
моему безвременно ушедшему из жизни мужу Юрию Александровичу
Замошкину — все самое лучшее в моей жизни, включая жизнь
творческую, проистекало от почти тридцатилетнего союза с ним.
За постоянную и прочную жизненную поддержку, в том числе
и в период написания этой книги, я глубоко благодарна моему
сыну Андрею Юревичу, его жене Ирине Цапенко и внуку Максиму.

Часть I.
На пути к
Идеям
к чистой феноменологии
и феноменологической
философии

Глава I. Жизненный путь
раннего Э. Гуссерля
Путь в философию
Цель этой пространной части книги — познакомить
читателей с жизнью, сочинениями, личностью основателя
феноменологии Эдмунда Гуссерля, что может особенно пригодиться тем, кто
впервые входит во врата феноменологической философии.
(Впрочем и те, кто в какой-то мере с нею знаком, возможно,
найдут здесь что-то для себя полезное, ибо в нашей литературе —
насколько мне известно — до сих пор нет столь же подробного и
целостного освещения жизненного пути раннего Гуссерля). В
соответствии с тематикой данной книги более основательно будет
разбираться тот период (1907—1913 гг.) творчества мыслителя,
который в известном смысле можно назвать периодом Идей I (и
Идей вообще) — когда постепенно рождались и
преобразовывались концепции, затем нашедшие свое место в выдающемся
сочинении основателя феноменологии.
Сначала я кратко воспроизведу основные вехи самого раннего
творческого пути Гуссерля, обращая особое внимание на процесс
его поворота к философии V
Э. Гуссерль родился 8 апреля 1859 г. в Просснице (Prostejov) в
Моравии, тогдашней Австро-Венгерской империи, в еврейской
семье, которая на протяжении ряда столетий жила в этом
местечке. Он был вторым из четверых детей Адольфа Абрахама
Гуссерля и его жены Юлии Гуссерль, урожденной Зелингер. Как
сообщают биографы, — «Гуссерль рос в либеральной, религиозно
индифферентной еврейской семье». (Husserl-Chronik. I. S. 1.
Далее: Chronik). В 1865—68 гг. Гуссерль учится в государственной
школе в Просснице (в специальной книге школы он
впоследствии оставит хвалебный отзыв о годах обучения); в 1868—1869 гг.
посещает реальную гимназию в Вене, а в 1869/70—1875/76 гг. —
немецкую гимназию в Оломоуце. Жена Гуссерля Мальвина,
опираясь на воспоминания мужа, отмечала, что сначала «он был
* Здесь и далее нумерация отсылает к Примечаниям. В тексте книги
ссылки на литературу даются в сокращенном виде. Развернутые описания
см.: С. 641 ел. О сокращениях, испульзуемых в тексте книги, см.: С. 640.

22 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
плохим учеником, лишенным интереса к учебе и честолюбия».
Но постепенно стал учится несколько лучше, причем особых
успехов достиг в математических дисциплинах. А. Осборн
констатирует: «Его школьные документы свтвдетельствуют, что Гуссерль
принадлежал к тому типу учащихся, которые развиваются очень
медленно» (OsbornA. The Philosophy of Edmund Husserl... P. 10).
Д. Керне, ссылаясь на свои разговоры с Гуссерлем, сообщает, что
«в 13—14 лет он был глубоко озабочен религиозными вопросами
— и не в смысле конфессиональном, а в смысле существования
Бога» (Cairns D. Conversations with Husserl... P. 46). Когда в начале
70-х годов в школе речь зашла о выборе будущей профессии,
Гуссерль сначала выбрал право, затем философию, а потом — к
удивлению соучеников — астрономию (Chronik. S. 3). Выпускные
экзамены в гимназии дались Гуссерлю с большим трудом.
Неуверенность учителей в его знаниях была столь велика, что юноша
— один из всего выпуска — должен был сдавать, в дополнение к
обычным, также и специальные устные экзамены по всем
дисциплинам. Результаты, однако, оказались на удивление хорошими.
Директор гимназии был весьма доволен и гордо сказал
председателю комиссии: «Господин советник, а ведь Гуссерль был нашим
худшим учеником!» (из воспоминаний М. Гуссерль). 30 июня 1876
г. Гуссерль получил свидетельство об окончании Немецкой
гимназии высшей ступени в Оломоуце.
1876—1887 — это студенческие годы Гуссерля. Сначала три
семестра он изучает астрономию в Лейпцигском университете,
где слушает лекции по математике, физике, астрономии и
философии (его преподавателями были A. Mayer, С. Neumann,
G. Wiedemann, J. Zöllner, W. Wundt) *. Биографы сомневаются, что
лекции наиболее именитого из преподавателей по философии
В. Вундта сколь-нибудь повлияли на Гуссерля. Впоследствии
Гуссерль из встреч студенческого времени особо выделял
состоявшееся в Лейпциге знакомство с Томасом Масариком (будущим
Президентом Чешской республики). «Масарик стал моим
ментором и другом. Вместе с ним я посещал — тогда в целях
образования, не для выбора пути — лекции по философии; и он, будучи
доктором философии, естественно, далеко опередил меня. Он
помогал мне, моему тогда еще незрелому уму, анализировать
проблемы и предлагал пути развития независимой мысли. И
прежде всего он излечил меня от ложного, вне-этического
национализма» (Chronik. S. 4—5). Существенно, что Масарик пореко-
* Здесь и далее я предпочитаю давать имена немецких ученых и
философов в оригинальной транскрипции.

Часть I. На пути к Идеям I
23
мендовал Гуссерлю, тогда философскому новичку, изучать
основы философии нового времени — Декарта, Лейбница,
английских эмпиристов. Масарик ввел Гуссерля в круг своих тогдашних
друзей. И именно он обратил внимание Гуссерля на учение и
лекции Франца Брентано. Масарик советовал другу поехать в
Вену, чтобы послушать лекции этого известного психолога и
философа. В 1876—1878 гг., по воспоминаниям Д. Кернса, Гуссерль
штудировал работы Дж. Беркли. В 1877 г. приходит страстная
увлеченность Гуссерля математикой. В 1878 г. он прекращает
изучение астрономии и переключается на математику и
философию. 1878—1880/81 — годы, которые Гуссерль проводит в
Берлинском университете (где лекторами были H. Bruns, G.
Kirchhoff, L. Kronecker, E. Kummer, M. Lazarus, A. Wangerin и К. Weier-
strass). Особенно важен был для Гуссерля полный курс,
прослушанный у вьщающегося математика Карла Вейерштрасса. А вот
собственные слова Э. Гуссерля (сохранились в рукописях): «В то
время как я в начале этого периода (шесть семестров в Берлине)
занимался преимущественно изучением математики, во мне все
более креп интерес к философии. Я тогда еще не отступал от
ранее намеченных планов габилитироваться в математике. В
философском отношении меня особенно привлекал профессор Пауль-
сен; я благодарен ему за прекрасные и длительные инспирации.
Что касается математики, то здесь на меня наибольшее влияние
оказали профессора Вейерштрасс и Кронекер, учеником которых
я был». При этом Гуссерль отмечает, что Вейерштрасс пробудил в
нем интерес к "радикальному обоснованию математики".
Гуссерлю оказался близок замысел Вейершрасса: выявить
изначальные корни, элементарные понятия и аксиомы, на базе которых
можно было бы, применяя строгий метод, конструировать и
дедуцировать всю систему анализа (Chronik. S. 7).
В 1878—80 гг. Гуссерль регулярно посещает курсы лекций
Кронекера и особенно Вейершрасса. Не угас ли интерес к
философии? Вряд ли, потому что как раз в эти годы Гуссерль
приобретает и читает работы Гоббса, Спинозы, Шопенгауэра. В 1881 г.
Гуссерль покидает Берлинский университет и отправляется
учиться в Вену. Для своей докторской диссертации (в нашей
терминологии — кандидатской) Гуссерль выбирает математическую
тему (об исчислений вероятностей). В Вене Гуссерль часто
посещает Масарика, под влиянием которого читает, в частности,
Новый Завет. 13 июля 1882 г. молодой ученый представляет (причем
философскому факультету) свою диссертацию по математике.
8 октября 1882 г. диссертация проходит апробацию. В ноябре
1882 — январе 1883 гг. Гуссерль сдает необходимые для защиты

24 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
экзамены, а 23 января 1883 г. (в 12 часов) защищает диссертацию
и становится "доктором философии" (что в тогдашней Германии
означает просто обретение первой научной степени). В 1883 г.
Гуссерль возвращается в Берлин. Причиной послужило
приглашение Вейерштрасса: тот хотел, чтобы Гуссерль стал его приват-
ассистентом. Гуссерль работает над проблемами Абелевских
функций. Но тут в научной и преподавательской деятельности
наступает перерыв. Октябрь 1883 — октябрь 1884 г. молодой
ученый проводит как доброволец в полевой артиллерии, в полку
кронпринца Рудольфа в Оломоуце (потом в вспомогательных
войсках в Вене). В 1884 году он приобретает ряд философских
книг, в том числе Феноменологию духа Гегеля.
В 1884—87 гг. Гуссерль испытывает серьезные сомнения
относительно правильности избранного пути. Свою роль играет и то
обстоятельство, что в 1883—84 гг. Вейерштрасс заболел и отошел
от научно-педагогической деятельности. И поэтому Гуссерль
переселяется в Вену — с твердым намерением изучать философию,
правда, сначала в связи с математикой. Решающим фактором
становится то, что в 1884—86 гг. в Вене Гуссерль слушает
философские лекции Брентано. Вот как сам он впоследствии описал
коренной для своей жизни поворот в Воспоминаниях о Франце
Брентано: «Во время созревания моего философского интереса и
колебаний относительно того, должен ли я по-прежнему
придерживаться математики как профессии моей жизни или должен
посвятить себя философии, лекции Брентано приобрели
решающее значение. Я посещал их сначала из чистого
любопытства, чтобы услышать человека, который заставил Вену так много
говорить о себе. Несмотря на все предубеждения, я недолго
противился власти его личности. Прежде всего из его лекций я
почерпнул убеждение, давшее мне мужество избрать философию
делом жизни: что философия также является полем серьезной
работы, что она может а, следовательно, должна быть
рассмотрена в духе строгой науки».
Лекции Фр. Брентано, которые слушал Гуссерль, были
посвящены практической философии, философии Юма; особое
влияние, по свидетельству самого Гуссерля, на него оказала лекция
"Элементарная логика и ее необходимое реформирование"
(25 окт. 1884 г.). «В лекции об элементарной логике, — отмечал
впоследствии Гуссерль, — Брентано особенно подробно и в
несомненно творческой манере обсуждал дескриптивную
психологию бесконечности, причем с глубоким учетом Парадоксов
бесконечности Больцано, а также различия созерцательных и
несозерцательных, ясных и неясных, отчетливых и неотчетливых, собст-

Часть I. На пути к Идеям I
25
венных и несобственных, абстрактных и конкретных
представлений» (Erinnerungen an Franz Brentano. S. 153, 155, 157). В
рукописях (F I 9/4 а и F18/40 b) Лувенского архива хранятся записи
Гуссерля об этом периоде. Гуссерль, в частности, говорит о своем
"гениальном учителе Брентано" и о его лекциях 1885/86 гг.,
посвященных избранным психологическим и эстетическим
проблемам. Особенно акцентировано значение брентановского
подробного анализа представлений фантазии в сравнении с
"представлениями восприятия" (Chronik. S. 15).
В апреле 1886 г. происходит еще одно знаменательное событие
в жизни Гуссерля: под влиянием Масарика он принимает
протестантское вероисповедание, которому остается верным до конца
жизни. Лето 1886 г. Гуссерль проводит вместе с семьей Брентано
на озере Вольфганг близ местечка Ст. Гильген. В 1886—93 гг.
Гуссерль нередко посвящает свои творческие усилия философии
математики, занимаясь, в частности, теорией геометрии,
формальной арифметики и учением о множествах. 18 октября 1886 г.
Брентано пишет письмо Карлу Штумпфу, своему ученику и
другу, профессору в Галле, в котором рекомендует ему принять для
габилитации работу Э. Гуссерля.
Гуссерль в Галле (1887—1901 гг.)
В Воспоминаниях о Франце Брентано К. Штумпф отмечает, что
Гуссерль, приехавший в Галле по рекомендации Брентано, стал
его слушателем и другом. В 1886—87 гг. Гуссерль посещает
лекции Штумпфа по психологии. В рукописных заметках Гуссерль, в
частности, отмечает тонкое истолкование Штумпфом вопроса об
отношении восприятия и фантазии, превосходящее все, что
имелось на то время в литературе (Chronik. S. 18). 29 декабря 1886
года Гуссерль пишет Брентано: «В настоящее время я занимаюсь
главным образом логическими исследованиями основных
понятий и принципов арифметики и высшего анализа» (Ibid. S. 18).
11 мая 1887 г. Гуссерль представляет философскому
факультету университета Галле свое габилитационное сочинение на тему
"О понятии числа. Психологический анализ". Вместе с
диссертацией поданы и другие необходимые документы (биография,
свидетельства об образовании и между прочим справка об
обращении в протестанство). Декан факультета Эрдман в своем
письме к "куратору" Гуссерля Штумпфу просит представить отзыв
("реферат") по гуссерлевской диссертации. Реферат был
Штумпфом представлен — вместе с предложением сначала устроить
"нострификацию" для доктора Гуссерля (т. е. проэкзаменовать

26 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
его), а затем допустить к защите. Эрдманн, принимая это
предложение, обращается с двумя специальными письмами к членам
факультета, обосновывая необходимость этой процедуры и
поднимая другие технические вопросы, связанные с габилитацией
Гуссерля (Husserl in Halle. S. 171). 28 июня 1887 г. Штумпф, Кноб-
лах (физик) и Кантор принимают соответствующие экзамены у
соискателя Э. Гуссерля. На математическом экзамене (у Кантора)
речь шла о предполагаемых преимуществах новой математики
перед старой; на экзамене по философии (у Штумпфа)
поднимались такие вопросы, как отношение математики и логики,
математики и этики, обоснование науки в древности, особенно у
Аристотеля (Chronik. S. 19).
Во время пребывания Гуссерля в Галле — кроме его
знакомства и дружбы со Штумпфом — огромное значение имеют
контакты с выдающимся немецким математиком Г. Кантором. Л. Элай,
современный немецкий феноменолог, исследователь
интересующего нас периода жизни Гуссерля, отмечает: «В то время в
Галле преподавал Г. Кантор. Знакомству с ним Гуссерль был
обязан существенными инспирациями... Гуссерлевская дефиниция
множеств прежде всего напоминает дефиницию Кантора.
Именно канторовское понятие множества, как и понятие "системы" у
Дедекинда, открывали путь усилиям по психологическому
обоснованию, хотя эти авторы не интересовались такими
аспектами. К тому же в тогдашней математике было принято
давать психологическое введение к понятию числа» (EleyL.
Einleitung des Herausgebers // Hua ХП, S. XXIII—XXIV).
1 июля 1887 г. Гуссерль защищает свое габилитационное
сочинение. Он объявлен Dr. Halensis (в Германии это вторая научная
степень). 6 июля 1887 г. Гуссерль читает пробную лекцию на
философском факультете университета Галле. Вот отрывок из Лу-
венских рукописей: «Лекция д-ра Гуссерля была связана со
спорным вопросом, необходимо ли основывать психологию на
самонаблюдении или на (психофизикалистском) эксперименте. Вундт
и Фолькельт были названы представителями этого
противостояния... Сам Гуссерль полагает, что при всем почтении по
отношению к Брентано он должен в ряде пунктов отойти от его
позиции» (Chronik. S. 20). Осенью 1887 г. габилитационное сочинение
Гуссерля О понятии числа было опубликовано. Совершается
поворот и в личной жизни: 6 августа 1887 г. в евангелической
церкви Вены Эдмунда Гуссерля венчают с Мальвиной Штайншнай-
дер.
Важнейшая веха в жизни Гуссерля во время пребывания в
Галле связана с подготовкой и публикацией его первого крупного

Часть I. На пути к Идеям I
27
труда Философия арифметики. Он вышел в свет в апреле — мае
1891 г. Собственно, это была первая книга, которую опубликовал
будущий основатель феноменологии. Ее полное название:
Philosophie der Arithmetik. Logische und psychologische Untersuchungen.
Erster Band ("Философия арифметики. Логические и
психологические исследования"). В основе книги лежали научные
разработки, собранные Гуссерлем в его габилитационной диссертации
Über den Begriff der Zahl. Psychologische Analysen ("О понятии числа.
Психологический анализ"). Ее Гуссерль защитил, как уже было
сказано, в 1887 г. на философском факультете Университета
Галле. (Диссертация была отпечатана, но в книготорговлю не
попала.) Диссертация послужила основой для четырех первых глав
Философии арифметики (См.: StrökerE. Editorische Hinweise //
Husserl E. Gesammelte Schriften. Bd. 1. S. IX). Книга открывается
посвящением: "Моему учителю Францу Брентано с глубокой
благодарностью". В самом названии своего сочинения Гуссерль
указал, что публикуется первый том, следовательно, можно было
ожидать второго, но этот предполагаемый второй том в печати
так и не появился.
Гуссерль в то время был приват-доцентом университета в
Галле. Этот период — преподавание и исследовательская работа в
Галле — длился с 1887 по 1901 гг. Письма и заметки тех лет, а
также воспоминания Гуссерля об этом периоде жизни и творческой
деятельности (например, в письме Алексису Мейнонгу от 27
августа 1900 г. или письме Роману Ингардену, написанном в
рождественские праздники 1924 г.) отражают тревоги, заботы,
неуверенность, но также и глубину новаторских устремлений
будущего основателя феноменологии (См.: Husserl in Halle).
Исследователи порой уподобляют теоретический переход, который в этот
период совершил Гуссерль — от до-феноменологической
философии к первому варианту феноменологии, — с движением
Канта от докритической к критической философии.
Философия арифметики, с одной стороны, воплощала в себе
раздумья Гуссерля, вчерашнего математика, над
основополагающими математическими понятиями, а с другой стороны, — и этот
момент не менее, а более важен — попытку подвести под
понятийное математическое исследование психологический и
философский фундамент. Вопрос о том, была ли попытка Гуссерля
удачной, весьма непрост. Готтлоб Фреге, известный математик и
логик, писал в своей рецензии на Философию арифметики: «При
чтении этой книги я мог понять, ощутить, как трудно бывает
солнцу истины пробиться сквозь ту облачность, которая
сгущается из-за смешивания психологии и логики. Здесь, к нашей радо-

28 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
сти, мы видим начало такого процесса. С побеждающей силой
пробивается значимость того, что здесь мало что зависит от
наших представлений, что скорее сама суть дела, относительно
которой мы и пытаемся составить наше представление, — т. е. то,
чем мы занимаемся, — придает значимость нашим
высказываниям». На таком языке, несколько витиеватом, Фреге выражает свою
оценку: Гуссерль не уберегся от основной болезни философии
той эпохи — перемешивания психологии с логикой; но во второй
части труда вопреки своему способу мысли автор Философии
арифметики все-таки позволяет, де, пробиться "солнцу истины"
(См.: Frege G. Kleine Schriften. S. 191).
Гуссерль выдвигает в центр исследования понятия "Vielheit",
"Einheit", "Anzahl" — множества, единства, числа (численности),
соединяя их с проблематикой "отношений", а затем и с
психологическим материалом (например, "символическими
представлениями о множестве") и с логическими формами (например, с
высказываниями о числах). Иными словами, то, в чем Фреге упрекал
Гуссерля, было центральной темой, замыслом гуссерлевского
комплексного исследования, долженствующего объединить
математику, логику и психологию. Спор Фреге с Гуссерлем
предстояло разрешить самому времени. Одно ясно: пусть первая
попытка и не дала искомого синтеза, но Гуссерль на ней не
остановился. Если бы он внял Фреге и перестал "смешивать"
математическое, логическое, психологическое, феноменология вряд ли
возникла. Впрочем замечания Фреге Гуссерль воспринял всерьез,
стараясь найти новые пути для реализации необычного
междисциплинарного объединения. А трудности того синтеза, за
осуществление которого взялся Гуссерль, более всего беспокоили его
самого. Вот его собственные слова, написанные позже, в
знаменитых Persönliche Auszeichnungen и отнесенные к периоду Философии
арифметики: «Я был новичком, без подлинного знания
философских проблем и без действительного тренинга философской
способности. И когда я предпринял усилия, связанные с логикой
математического мышления и в особенности математического
исчисления, меня мучили неизъяснимо чуждые миры: мир чистого
логического и мир актуального сознания — как я бы сказал
сегодня, мир феноменологического, а также психологического. Я не
знал, как привести их в единство — и однако ведь они должны
были соотноситься друг с другом и образовывать внутреннее
единство» (Husserl Е. Persönliche Auszeichnungen // PPhR. 1956.
Vol. XVI. № 3; см. также: Hua XXIV, 442.).
В рукописи под индексом КIV2 содержится нечто вроде плана
так и не написанного II тома Философии арифметики: «Введение:

Часть I. На пути к Идеям I
29
I. Специфические (или подлинные — eigentlichen) понятия
множества, единства и численности. П. Символические понятия
численности и логические источники численной арифметики.
III. Всеобщая арифметика. IV. Арифметический алгоритм в
других областях. V. Заключительные рассмотрения. Приложение:
Исследования по семиотике» (См.: Chronik. S. 30).
В зимнем семестре 1891 г. Гуссерль читает лекции по этике.
Тот факт, что в 90-х годах он интересуется проблемами этики,
философии права и, в частности, проблемой свободы воли,
подтверждается темами его лекционных курсов 1891—97 гг. В те же
годы он также читает общий курс "Введение в философию". С
1897 г. доминируют курсы, посвященные истории философии, в
частности философии Канта (См.: Husserl in Halle. S. 35—39).
Статус и финансовое положение семьи Гуссерля (а в Галле у
супругов родилось трое детей) были непрочными. 29 мая 1891 г.
Гуссерль обращается в Министерство культов*, образования,
медицины с прошением о стршендии приват-доцента. 6 июля того
же года Министерство отклоняет прошение. И только в 1893 г.,
наконец, была получена долгожданная стипендия, причем всего
на один год. (Потом, в 1893/94 гг. Гуссерлю будет дана стипендия
юридического факультета.) После этого каждый год приходится
подавать прошение — и дожидаться результата... (А в 1898 г., в
очередной раз продлив стипендию, чиновники из Министерства
сообщат Гуссерлю: время продлений исчерпано. — Chronik.
S. 53). Это не первый и не последний пример того, сколь трудным
оказывается жизненный путь даже и выдающихся философов.
В 1891 г. Гуссерль продолжает заниматься проблемами
философии и психологии арифметики. Между прочим, занимаясь
психологическими проблемами и критически относясь к
тогдашней психологии, Гуссерль сделал исключение для разработок
Вильяма Джемса (оговорив, что пока знает о них лишь немногое)
и сравнил эффект ознакомления с ними со "вспышкой молнии"
(Chronik. S. 32).
В 1893—94 гг. Гуссерль много занимается проблемами
философии геометрии. Он задумывает книгу о пространстве. Первый
раздел книги должен быть посвящен теме "О пространстве
созерцания и пространстве геометрии" (свидетельство — в
рукописи КI 33/5-16).
* Министерство по делам культов (Kultusministerium) ведало вопросами
вероисповедания; в некоторых землях Германии также — культурой и
просвещением.

30 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Как показывает, например, переписка с А. Мейнонгом,
Гуссерль все больше внимания уделяет и центральным понятиям
философии — таким, как "необходимость", "всеобщность",
"созерцание", "интенция"; на пограничьи философии и психологии
он работает над понятием "представления". Как свидетельствует
рукопись F119/174, Гуссерль разграничивает "созерцающие и
понятийные представления". В логическом аспекте его внимание
все больше перемещается к языковым выражениям, к проблеме
значения (Bedeutung).
В марте 1894 г. Министерство отклоняет прошение факультета
о присвоении Гуссерлю звания экстраординарного профессора
(довод: "нет вакансии"). Гуссерль вынужден удовлетвориться тем,
что ему снова продлевают (на один год!) стипендию
приват-доцента.
В мае 1894 г. в "Philosophische Monatshefte" выходит в свет
работа Гуссерля Философские штудии по элементарной логике: I. О
различении абстрактного и конкретного. II. Созерцания и
репрезентации (представления). Впоследствии в Persönliche Auszeichnungen
Гуссерль скажет, что данное сочинение, с одной стороны,
резюмировало те мысли, которые он высказывал в лекциях по психологии
зимнего семестра 1891/92 гг. и, с другой стороны, было первым
наброском к будущим Логическим исследованиям (особенно к III и
V Исследованиям).
Гуссерль плодотворно сотрудничает с упомянутым ранее
Карлом Штумпфом, учеником Брентано, известным тогда
психологом. Ряд тезисов концепции Гуссерля в Философии арифметики
восходят к учению Штумпфа, в особенности к его книге
Психология звука (Tonpsychologie. 1883. Bd. 1; 1890. Bd. 2). Гуссерль
ссылается на первый том этого труда. Современный исследователь
П. Бирбах, обращаясь к отсылкам самого Гуссерля, резюмирует
влияние следующих позиций Штумпфа на Философию
арифметики: «отношения — наряду с другими содержаниями —
содержатся в сознании... равенство более чем двух чувственных объектов
может быть установлено одним взглядом (значит,
непосредственно); множество (понятое как абстрактное понятие) — это
отношение (в смысле коллективного соединения); существует
возможность сплава ощущаемых качеств (в особенности
отношений), их объединение в единое квазикачество...» (См.: Husserl in
Halle. S. 43 ff.).
В 1894 г. именно Штумпф привлекает внимание Гуссерля к
работе В. Джемса Принципы психологии (The Principles of
Psychology. 1890). Американский феноменолог Дорион Керне, ссылаясь
на свои беседы с Гуссерлем, пишет: «Гуссерль планировал напе-

Часть I. На пути к Идеям I
31
чатать (посвященную Джемсу. — Я. М.) серию статей в
Philosophische Monatshefte, но опубликовал только первую из них, решив
подождать, пока в свет выйдут еще какие-либо работы Джемса»
(Cairns D. Conversations. S. 36). В Persönliche Auszeichnungen
Гуссерль потом напишет, что уже после опубликования своей
первой статьи он более основательно проработал Принципы
психологии Джемса (PPhR. P. 295). (Рукопись под индексом К 1зз/59-81
содержит сделанные Гуссерлем выписки из упомянутого сочинения
американского психолога).
В августе 1894 г. Гуссерлю, наконец, разрешают — имея в виду
признанность его заслуг, — именоваться "профессором".
Происходит это в связи с юбилеем Объединенного университета Галле
и Виттенберга. Должность профессора ему, однако, не
предоставляют. Различные перипетии на пути к ней еще впереди.
Во второй половине 90-х гг. XIX в. Гуссерль сосредотачивает
внимание на проблеме сопряжения логических форм и тех
образований сознания, которые изучала психология. В Persönliche
Auszeichnungen он упоминает рукопись 1894 г., где речь идет о
переводе, модификации суждений "только" в представления,
желания и прочие акты. Гуссерль углубляется в проблему "интенцио-
нальных предметов". В рукописи под индексом К15б/4зь снова
обсуждается вопрос о значениях, но теперь во все более тесной
связи с проблемой представлений и предметностей.
Далее я хочу обратить внимание читателей на
примечательный момент, который отчасти может послужить для разгадки
одного парадокса, если хотите, тайны ранней философии Гуссерля.
Речь идет о существенном различии между I и II томами будущих
Логических исследований.
К 1896 г. Гуссерль углубляется в логическую проблематику
дедуктивных наук. Впоследствии, в Предисловии к I тому
Логических исследований, он скажет о трудностях, с какими столкнулся
при исследовании (в Философии арифметики и вскоре после ее
создания) формальной арифметики и учения о множествах...
«Они побудили меня, — напишет Гуссерль, — к изучению
проблем более общего вида, которые выходили за рамки узкой
математической сферы и устремлялись в сторону всеобщей теории
формальных дедуктивных систем». Много позднее, в Формальной
и трансцендентальной логике, Гуссерль так выскажется об этом
периоде: совершенно новый тип математического анализа, ставший
следствием теоретико-технического развития XIX в., и
потребности прояснения, накопившиеся в логике, подвигли его к
разработке формальной логики, или "формального наукоучения".

32 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Заметной вехой на этом пути явились лекции, которые
Гуссерль читал в 1895 и 1896 г. Впоследствии, в I томе Логических
исследований, он даст четкую формулировку: "Пролегомены к
чистой логике" (это подзаголовок I тома. — H. М.) по своему
существенному содержанию есть только переработка двух курсов
лекций, прочитанных в Университете Галле летом и осенью 1896
года». Эта оценка находит подтверждение и в рукописях под
индексами F III i/i38a и FIII1/143 — с одним существенным
дополнением: Гуссерль обращает внимание на то, что Лекции и
Пролегомены прежде всего роднит «антипсихологистическая
аргументация» (Chronik. S. 46). Вместе с тем Гуссерля занимают не только
собственно логические проблемы, не только консолидирование
так называемой чистой логики, но и прояснение связанных с нею
теоретико-познавательных вопросов. Однако вспоминая об этом
времени (в письме к Наторпу от 8 июля 1900 г.), Гуссерль отметит,
что многое в исследуемой проблематике оставалось для него
слишком смутным. Гуссерля не удовлетворял тот уровень
проработки проблем, которого он тогда достиг. В письме к фон Арни-
му от 22 декабря 1896 г. он, правда, сообщает, что сосредоточил
все свои ("ограниченные") силы на работе и что работа
доставляет ему подлинное счастье. «Моя чистовая доработка логических
исследований благодаря упорной работе продвигается вперед».
Тщательное изучение массива наиболее важных работ по
логике дает свои первые результаты: Гуссерль публикует (в Archiv
für systematische Philosophie, 1897) обстоятельный обзор немецких
сочинений по логике 1894 г. (Bericht über deutsche Schriften zur Logik
aus dem Jahre 1894). В нем разобраны сочинения целого ряда
известных тогда авторов (Wundt, Glogan, Flügel, Jerusalem, Marty,
Cornelius, Lipps, Rickert, Erdmann, Mach, Biederman, Henrici). В
январе 1897 г. Гуссерль сообщает Наторпу: «Я работаю над большим
сочинением, которое направлено против субъективистско-психо-
логизирующей логики нашего времени (и, следовательно, против
той точки зрения, которую я сам защищал как ученик Брентано)»
(письмо от 21 янв. 1897 г.). В другом письме Наторпу (от 14—15
марта 1897 г.) Гуссерль указывает на «непсихологический смысл
логических законов, включенность чистой математики в mathesis
universalis». Отнюдь не случайно эти мысли сообщаются именно
П. Наторпу, представителю марбургской школы неокантианства,
ибо марбуржцы также были решительными противниками
психологизма в логике. Итак, можно сделать общий вывод: в 1895—
96 гг. начинается, а в 1897 г. становится совершенно ясным отход
Гуссерля от психологизма. Правда, и раньше гуссерлевский
"психологизм" обладал специфическими особенностями — прежде всего

f
w m
\^^^ЁШшЛ
1
i

Часть I. На пути к Идеям I
33
из-за того, что вчерашний математик не мог упустить из виду
идеальность математических и логических образований. Кроме
того, основные теоретические цели Гуссерля — быть может,
сначала еще не вполне ясные ему самому — чем дальше, тем больше
расходились с целями психологистов, да и просто психологов по
профессии. Ко второй половине 90-х годов XIX в. его все более
занимает вопрос о создании нового варианта наукоучения, т. е. нового проекта
"чистой" логики, выходящей за рамки логики формальной. Иными
словами, этот период в жизни Гуссерля был вплотную посвящен
тем разработкам, которые имели своим последующим
результатом именно Itom Логических исследований. На некоторое время
проблема логического, вопрос о реформе логики, борьба с
психологистами оказываются в творческом развитии Гуссерля
доминирующими. Это доминирование четко выразилось в I томе
Логических исследований.
Необходимость быстро опубликовать его — сначала отдельно
от задуманного, но еще не подготовленного II тома — усилила то
впечатление, которое испытывали многие читатели,
ознакомившиеся с I томом сразу после его выхода в свет (или те читатели,
которые и впоследствии по каким-либо причинам осваивали
только этот том Логических исследований). Им казалось, что гуссер-
левская концепция наукоучения и "чистой логики" носит логи-
цистский характер, что она опирается на учение об идеальном,
близкое к платонизму. Прямые заявления Гуссерля,
направленные на опровержение платонистского "метафизического гипо-
стазирования всеобщего", не были приняты в расчет. А главное,
не всеми и не сразу был уловлен целостный замысел Гуссерля,
связывающий воедино опубликованный I и столь же быстро
создаваемый II том Логических исследований. Между тем стремление
воздвигнуть — несмотря на борьбу с психологизмом —
"психологический фундамент логического" не оставляло Гуссерля и в
годы подготовки, а потом опубликования 1тома. Одно из
свидетельств — упомянутое письмо П. Наторпу от 14—15 сентября
1897 г., где Гуссерль пишет: «В моих исследованиях я исхожу из
логического учения (Kunstlehre — букв.: учения о [логическом]
искусстве) и ставлю вопрос о его психологическом фундаменте.
Это ведет к проблеме спора между психологической и чистой
логикой (в традиционном смысле). Аргументации обеих партий
будут опровергнуты. Свою позицию я обосновываю подробно,
сначала ставя в параллель логические и алгебраические
предложения. Я показываю, что нормативная форма предложений в
обоих случаях является неизбежным преобразованием
теоретического содержания. Но сравнение с математикой при моей по-
2-8214

34 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
зиции — больше чем сравнение: вся чистая математика, вся
mathesis universalis в смысле Лейбница, как я хотел бы верить,
может быть встроена в чистую логику. Геометрию, однако, я
исключаю потому, что (после долгой борьбы с самим собой) я
пришел к мысли классифицировать ее иначе, чем механику...» (См.:
Hua XVIII, S. XXII). Гуссерль сообщает также, что «работает над
труднейшей "серединной частью" задуманного исследования —
над вопросом о "субъективных и объективных факторах
познания"». А в рукописи А117 185Ь есть расшифровка того, как
Гуссерль в то время понимал "различение между субъективным и
объективным содержанием": он считал его тождественным
различию "между реальным и идеальным содержанием" (Chronik.
S. 50).
Переписка с Наторпом, относящаяся к 1897 г., свидетельствует
о пристальном интересе Гуссерля к темам, связующим
математику и философию, в частности и в особенности логику. На первое
место в этих письмах выступает проблема пространства
(евклидова пространства), времени — и именно в их отнесении к
проблемам восприятия, мыслительной деятельности. С 1898 г. интерес к
проблемам восприятия, внимания, фантазии, словом, к будущей
теме актов (или переживаний) растет. И это, по-видимому, можно
счесть еще одним поворотом — к тому, что станет основным
содержанием II тома Логических исследований. Характерно: в конце
XIX в. Гуссерль постоянно работает над философией Юма, Локка,
Канта, т. е. интересуется мыслителями, исследовавшими
процессы сознания. И это тоже затем получит отражение во II томе
Логических исследований.
В октябре 1899 г. начинают печатать I том Логических
исследований. Есть свидетельства, что Гуссерль колебался, следует ли
вообще предпринимать эту публикацию. Существует даже такая
версия (ее высказывает Г. Шпигельберг, ссылаясь на Д. Кернса),
что К. Штумпф буквально отобрал у Гуссерля рукопись I тома,
чтобы передать ее издателю Максу Нимейеру. (Но выходит I том
не у Нимейера, а в издательстве "Veit und Co", Leipzig, с
посвящением Карлу Штумпфу.) В ноябре 1899 г. с помощью жены
Мальвины Гуссерль читает корректуру Пролегомен, т. е. I тома. В
декабре отпечатаны первые экземпляры книги. Гуссерль
сообщает тому же Наторпу, что не ограничивается просто чтением
корректуры, а "лихорадочно" работает над II томом Логических
исследований.
В начале мая 1900 г. (согласно письмам к Мейнонгу от 26
августа 1900 г. и Наторпу от 8 июля 1900 г.) рукопись II тома
Логических исследований отослана в издательство "Veit". Но поскольку

Часть I. На пути к Идеям I
35
издатель до середины мая так и не начинает печатать книгу,
Гуссерль передает рукопись издательству Макса Нимейера.
(Гуссерль так захвачен работой с издательством, что отказывается от
запланированного доклада на I Международном философском
конгрессе, который стал значительным событием в культуре того
времени.) В частности, примерно в июле он пишет набросок
Предисловия ко II тому Логических исследований (свидетельства:
манускрипт M III 2II6/1-3 и письмо Наторпу от 8 июля 1900 г. См.:
Chronik. S. 61).
Когда осенью, будучи на родине в Просснице, Гуссерль читает
корректуру II тома, то убеждается, что работа над текстом
предстоит более трудная, чем он рассчитывал. До ноября 1900 г.
продолжается нелегкий труд по доведению верстки до печати.
Печатание II тома прерывается в январе 1901 г., но в феврале
возобновляется. К концу марта книга готова. До какой степени сам
Гуссерль не был уверен в достигнутых им результатах,
свидетельствуют письма П. Наторпу, К. Ясперсу, А. Мейнонгу. Автор
называет свое сочинение "неготовой, неотшлифованной, невызрев-
шей работой" (Chronik. S. 63). Гуссерль предполагает (о чем
сообщает в тексте II тома) сделать дополнения и разъяснения по
ряду вопросов, в частности по теме созерцания, восприятия, фан-
тазиии. Он даже планирует посвятить всем этим темам Ш том
сочинения. Но до этого дело так и не дошло. Решающую роль в
отклонении планов (согласно сообщению Ван Бреда) сыграло
мнение издателя Макса Нимейера, который считал, что и так берет
на себя большой коммерческий риск, публикуя двухтомник
"неизвестного профессора". Знал бы издатель, что именно
сочинения этого профессора на целое XX столетие (и, возможно, на XXI
век) станут источником процветания издательства его имени
(Мах Niemeyer Verlag) — не лишил бы он читателей важнейшего
сочинения, которое полнее документировало бы становление
феноменологии. Кстати, сам Гуссерль неоднократно высказывал
сожаление, что продолжение проекта Логических исследований так
и не состоялось. А вот сегодня сочинения Э. Гуссерля, как и
другие феноменологические работы, выходящие в издательстве
М. Нимейер, без преувеличения, стали самыми дорогими (очень
Дорогими!) и, однако, постоянно покупаемыми книгами по
философии.
В 1901 г. силы Гуссерля были истощены: сказалось чрезмерное
напряжение последних лет. Но в не меньшей степени —
постоянно овладевавшая основателем феноменологии глубокая
неудовлетворенность сделанным. К тому же все еще не упрочивался
формальный статус, а значит, и материальное положение Гуссер-
2*

36 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ля и его семьи. Наконец, после долгих "утрясок", прусское
Министерство культов, образования, медицины согласилось учредить
для Гуссерля должность — и не ординарного, а
экстраординарного профессора в Геттингенском университете. На что
воспоследовала враждебная акция геттингенских коллег: 25 июня
1901 г. философский факультет отклонил приглашение Гуссерля
как профессора! Но 14 сентября Гуссерль все же назначен этим
Министерством экстраординарным профессором философии
Геттингенского университета — без государственной поддержки,
но с вменением ему в обязанность читать лекции и вести занятия
по всему курсу философии. (Государственная поддержка была
дана спустя год).
Глава П. Гуссерль в Геттингене
(1901—1916)
Геттингенский период жизни и творчества Гуссерля длился
пятнадцать лет и оказался весьма плодотворным. В Геттингене он
объявил и начал читать лекции по логике и теории познания, по
проблемам свободы воли. А вообще в самые первые годы после
опубликования Логических исследований, совпавшие с
необходимостью осваиваться в новом для него университете, Гуссерль
сначала продолжает свои прежние занятия философией математики,
логикой, теорией познания, историей философии (особенно
философией Канта). Вместе с тем в 1902 г. он все более интересуется
проблемами воли, желания, чувств, ценностей. В сообществе
коллег Гуссерль чувствует себя дискомфортно (он помнит, конечно,
об их недоброжелательном поступке в деле о профессорстве).
Переписка этого года — в основном, с А. Мейнонгом. Автору
Логических исследований кажется, что его труд остался
невостребованным. Но постепенно ситуация меняется. Как это ни покажется
удивительным, первые знаки перемен приходят не от зрелых,
солидных коллег, а от молодого поколения философов, среди
которых появляются восторженные почитатели Гуссерля.
Летом 1902 г. в Геттинген на велосипеде приезжает мюнхенец
Иоганн Дауберт (впоследствии один из интереснейших
последователей основателя феноменологии). Как был, в велосипедном
костюме, он явился к Гуссерлю. Разговор длился более двух часов.
Потом Гуссерль позвал жену и так сказал ей о Дауберте: «Это —
человек, который читал мои Логические исследования и полностью
понял их!» (Chronik. S. 72). Впоследствии между Гуссерлем и Дау-
бертом завяжется оживленная и содержательная переписка.

Часть I. На пути к Идеям I
37
(Подробнее о ней — несколько позже.) Лекции Гуссерля 1902—
1903 гг. слушает В. Хокинг. С 1903 г. у Гуссерля начинает учиться
В. Конрад. В том же году, сообщая Дауберту о "ценном
расширении" круга своих учеников, Гуссерль напишет о "действительно
интеллигентном и симпатичном москвиче" приват-доценте
Викторове (Chronik. S. 80).
Не забывают Гуссерля и маститые коллеги. В мае 1904 года он
пишет Альбрехту о приятном, радостном общении с Теодором
Липпсом, известным мюнхенским философом, с которым он
полемизировал в Логических исследованиях, что не помешало
дальнейшему сотрудничеству (и, более того, повлияло на усвоение
Липпсом модифицированной феноменологической позиции).
Коллеги из других университетов присылают Гуссерлю свои
сочинения (П. Наторп — книгу "Учение Платона об идеях",
А. Риль — "К введению в философию современности").
Гуссерль все больше обретает уверенность в себе, в значимости
сделанного и перспективности планов. Но и все придирчивее
относится к своей работе. В рукописи F Ьб/32а есть примечательная
заметка, оценивающая материалы к Лекциям по всеобщей теории
познания 1902/03 гг.: «Тем временем во мне укрепилось сознание
уверенности, что в критике познания я продвинулся дальше, чем
кто-либо из моих предшественников, что я в значительной, а
отчасти и в полной ясности усмотрел то, что мои предшественники
вряд ли предчувствовали и что они оставили в хаотическом
состоянии. И все же: сколько неясностей в этих записях, сколько
лишь наполовину сделанного, сколько мучительной
неуверенности в деталях!». Гуссерль пишет о том, что охватывающее его
беспокойство — знак нерешенных проблем и что оно непереносимо.
И вот особенно красноречивое признание: «И вот я, через многие
годы, все еще начинающий и все еще ученик. А ведь я хотел стать
мастером!» (Chronik. S. 74—75). Не за горами то время, когда в
кругу блестящих учеников Гуссерля станут называть Мастером
(Meister). Но вот что очень характерно для Гуссерля, а не только
для того, действительно смутного переходного времени: автор
Логических исследований — труда, который впоследствии
(например, устами Б. Рассела или М. Хайдеггера) будет назван одним из
главных философских произведений XX в. — предельно
самокритичен и однако же устремлен к новым исследовательским
горизонтам.
Внешне все развивается по правилам университетской
рутины: Гуссерль читает свои курсы, проводит занятия, все более
углубляется в историю философии (Юм, Кант, Фихте). Так, в
зимнем семестре 1903/04 гг. он читает историю новой философии (от

38 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Канта до современности), ведет занятия по Критике практического
разума Канта. В журнале "Archiv für systematische Philosophie"
(1903, 1904) Гуссерль публикует свой второй обзор немецких
сочинений по логике — теперь 1895—99 годов (отрецензированы
работы A. Marty, J. Bergmann, L. Rabus, R. Heiber, W. Kinkel, J. von
Kries). Понятно, что эта аналитическая работа относится к
прошлому. Вместе с прежним обзором логических сочинений она
свидетельствует о том, сколь основательно Гуссерль изучил
состояние современной ему логической литературы, прежде чем в
Логических исследованиях изложил свой проект реформы логики и
теории познания. В лекциях этих переходных лет (вплоть до
1905 г.) он повествует о том же, о чем рассказывал и в прежние
годы. Например, слушателей лекций зимнего семестра 1904/05 гг.
Гуссерль предупреждает (согласно манускрипту F19/5a), что они
не услышат от него "ничего существенно нового" (Chronik. S. 80).
Но уже в 1904 г. Гуссерль все острее ощущает необходимость
определиться: как, в каком направлении продолжать дальнейшие
исследования. Из рукописи X12 ясно, что между 1903 и 1904 г. он
планировал написать работу по проблемам теории познания.
Набросок плана показывает, что сочинение должно было отчасти
приобрести историко-философский характер.
Гуссерль предполагал разобрать тему
"теоретико-познавательного идеала" в толковании Юма, Лейбница, Канта, Фихте,
"неофихтеанцев" (имелся в виду Г. Риккерт), позитивистов и
материалистов, а также, конечно, намеревался предложить и
собственное понимание проблемы (Ibid. S. 77). Эта направленность
мыслей и интересов Гуссерля весьма важна. Ибо путь к
оформлению феноменологии в ее новом, более зрелом (по сравнению с
Логическими исследованиями) варианте будет, как мы увидим,
пролегать через переосмысление теоретико-познавательной
проблематики достаточно широкого и фундаментального плана,
выливаясь в новую "критику разума". Например, в июне 1904 г.
Гуссерль делает наброски на тему: "Феноменология и критика
разума; феноменологическая критика разума" (Ibid. S. 82). Лекции
1904/05 гг. тоже сосредоточены на общей проблематике
феноменологии и теории познания. (Между прочим Гуссерль задумывал
этот цикл лекций в расчете на то, что молодые мюнхенские
философы приедут в Геттинген слушать его и, значит, работать с
ним. Расчет, однако, не оправдался, о чем Гуссерль с огорчением
сообщает в письме к Дауберту от 17 октября 1904 г.) Но это лишь
одна сторона дела. Другая — это постоянный интерес Гуссерля к
структурам сознания. На том раннем этапе — прежде всего к
прояснению таких "актов", переживаний сознания, как "воспри-

Часть I. На пути к Идеям I
39
ятие", "фантазия", "внимание", "образное сознание", "сознание
времени" (что находит отражение в манускриптах К 165/ia, F16/85-
86 и др.)- И даже называя свои лекции "Главные разделы
(Hauptstücke) из феноменологии и теории познания", Гуссерль, как
выясняется, имеет в виду такие IV главные части: "О восприятии"
(рукопись F19/ia, 3-4), "О внимании" (А VI 8i/27a), "О фантазии и
образном сознании" (FI e/i-з). А на первый план все более
выдвигается профильная тема 1905 г. — феноменология внутреннего
сознания времени (F16/ia).
О лекциях Гуссерля
Феноменология внутреннего сознания времени
Тексты, носящие название К феноменологии внутреннего
сознания времени (1893—1917), помещены в X томе Гуссерлианы .
Необходимо кратко рассказать, как они связаны с историей
феноменологии. Уже отмечалось, что в течение зимнего семестра 1904—
05 гг. Гуссерль читал в Геттингенском университете лекции под
общим названием Главные разделы феноменологии и теории
познания.
Если судить по рукописям Лувенского архива, Гуссерль
открывал лекции таким введением: «Тема лекций, которые я теперь
начинаю читать, была объявлена — это "Главные разделы
феноменологии и теории познания". Первоначально я имел в виду
только высшие интеллектуальные акты, сферу так называемой
теории суждения. Работая вместе с моими учениками, я стал
думать над тем, чтобы обозреть во многом еще не сформированные
проблемы этой многослойной и пока что малоизученной
области, чтобы попытаться их разрешить или по крайней мере вместе с
Вами продумать возможность их разрешения. В ходе
подготовительной проработки... материала я, однако, скоро увидел, что не
только из педагогических, но из относящихся к сути дела
соображений требуется подробнейшее рассмотрение простых,
лежащих в самом основании интеллектуальных актов. Я, естественно,
имею здесь в виду те общеизвестные феномены, которые обозначены
несколько туманными названиями: "восприятие", "ощущение",
"представление фантазии", "образные представления", "воспоминания" и
которые с научной точки зрения еще совершенно не исследованы.
Только в новейшее время почувствовали и в некоторых случаях с
отчетливостью показали, какая огромная тут требуется
феноменологическая работа, какие великие трудности нужно преодолеть.
И при этом речь идет о работе, которую следует назвать
фундаментальной в самом серьезном смысле этого слова — фундамен-

40 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
тальной для критики познания, с одной стороны, и для
психологии — с другой», (подчеркнуто мною. — H. M.) (Hua X, S. XV). В
связи с этим Гуссерль отметил также, что в Логических
исследованиях «вся сфера воспоминания и вместе с этим совокупная
проблематика феноменологии изначального созерцания времени...
была, так сказать, намертво предана молчанию» (Ibid. S. XVI). В этой
тематике, пояснил Гуссерль, были заключены такие громадные
трудности ("возможно, самые большие во всей феноменологии"),
что преодолеть их на ранней стадии строительства
феноменологии не представлялось возможным. И он "предпочел молчание".
Гуссерль предполагал на основании рукописных материалов
написать "весьма обширную работу о восприятии, фантазии,
времени", но замысел этот так и не реализовал. Возможно,
основателя феноменологии опять охватили сомнения, столь для него
характерные. Ведь уже через год Гуссерль с присущей ему
самокритичностью дал весьма строгую оценку своим лекциям. В его
дневниках встречается запись (25 сентября 1906 г.): «Нам нужно
не только познание целей, направлений, методов, позиций по
отношению к другим формам познания и наукам. Нам
необходимо действительное их осуществление. Мы должны пойти по
намеченному пути. Мы должны шаг за шагом решать отдельные
проблемы. И прежде всего нужно шаг за шагом дать
рассмотрение феноменологии разума, а на этой основе действительное
освещение феноменологии логического и этического разума в
форме двусторонних принципов и основных понятий. И тут на
первом месте стоят проблемы феноменологии восприятия,
фантазии, времени, вещи. Первый, в высшей степени
несовершенный набросок систематического рассмотрения я дал в лекциях
"Главные разделы..." зимнего семестра 1904/05 годов» (НиаХ,
S. XIII).
В дальнейшем, однако, выяснилось, что именно наброски,
касающиеся проблемы времени, скромно названные автором
"несовершенными", привлекли наибольшее внимание. Впервые их
значение стало ясно ученице и ассистентке Гуссерля Эдргг
Штайн, которой учитель в 1916—18 гг. во Фрайбурге доверял
упорядочение, а порой и обработку своих рукописей. Занимаясь
подготовкой второй и третьей книг Идей к чистой феноменологии,
Э. Штайн в 1917 г. натолкнулась на гуссерлевские заметки и
рукописи, относящиеся к теме "Сознание времени". Э. Штайн
нашла эти заметки "прекрасными", хотя конечно и
незавершенными. Она сама осуществила их обработку. Есть свидетельства, что
Гуссерль вместе со своей ученицей в течение нескольких дней
работал над вариантом, предназначаемым, видимо, для публика-

Часть I. На пути к Идеям I
41
ции. Это и был текст, положенный в основу издания 1928 г. (в
Jahrbuch für Philosophie und phänomenologische Forschung. Bd. IX)
под общим названием Edmund Husserls Vorlesungen zur
Phänomenologie des inneren Zeitbewußtseins. Издателем был Мартин Хайдегтер,
в те годы, как известно, также усиленно работавший над
проблемой времени. Хотя первая часть этого текста была названа Лекции
о внутреннем сознании времени 1905 г. (под таким же названием она
фигурирует в X томе Гуссерлианы), надо учесть, что речь, строго
говоря, по большей части идет о рукописных материалах (1907—
11 гг. и 1917 г.), причем обработанных в соответствии с еще более
поздней гуссерлевской трактовкой феноменологии. Видимо,
нельзя сбрасывать со счетов и творческое участие Эдит Штайн в
подготовке текста, основой которого была не готовая рукопись, а
разрозненные заметки. Однако нет оснований вообще
сомневаться в принадлежности основных идей самому Гуссерлю, ибо он без
оговорок ссылался на "свои7' лекции, опубликованные Хайдегте-
ром. Но в результате мы все-таки имеем любопытное
свидетельство участия в их разработке также учеников и последователей
Гуссерля. (Немаловажно, что инициатива их публикации
исходила от М. Хайдеггера, который написал небольшое
предисловие, подчеркнув важность и актуальность гуссерлевского анализа.
Было оговорено, что издатель устранил лишь некоторые
шероховатости в тексте, что он не посягнул на "подвижность"
лекционного стиля и намеренно сохранил имеющиеся повторения
наиболее существенных пунктов анализа. (См.: Hua X, S. XXIV—XXV.)
Формирование нового типа феноменологии
Возвращаясь к исследовательским разработкам Гуссерля
1904—05 гг., целесообразно отметить ряд моментов, важных для
понимания формирующейся новой феноменологической
концепции.
1. В рукописи A I iii/79b Гуссерль сообщает, что при
феноменологическом описании восприятия пользуется вошедшим в
употребление в литературе термином "Leibhaftigkeit" (соответственно
"leibhaft"), что означает "живую телесность" как способ данности
воспринимаемого (Chronik. S. 84).
2. В трактовке восприятия все более проступают тонкие
различения: содержание (смысл, Sinn) восприятия; имманентные и
трансцендентные восприятия; чувственные и нечувственные
восприятия; различения между ощущением и восприятием
(рукопись F I 9/17-22).

42 H. В. Мотрошилова «Идеи IЭдмундл Гуссерля»
3. Применительно к фантазии также намечаются различения
как "рубрики" ее дальнейшего исследования: о понимании,
постижении фантазии (Phantasieauffassungen), об опосредованно-
сти процесса представления в фантазии — в противовес
воспринимающему представлению; о различии между фантазией и
образными представлениями; фантазия как чистое
(непосредственное) осовременивающее сознание (рукописи FI8/17-21; F18/55 и
др-).
4. Но главное внимание в 1905 г. Гуссерль все же уделяет, что
мы уже видели, проработке проблемы времени, — "загадке
сознания времени", как об этом будет сказано в Идеях I (где также
будет подчеркнуто, что в том же 1905 г. Гуссерль в "существенных
чертах завершил" свои исследования сознания времени).
Между тем заканчивается тот период, когда Логические
исследования по существу замалчивались или находили слабый резонанс.
По свидетельству Шпигельберга, американский философ Б. Пит-
кин, посетив Гуссерля в начале марта 1905 г., испрашивает его
разрешения на перевод Логических исследований. Разрешение
получено. Далее высокую оценку работы Гуссерля дает В. Дильтей:
«Эта книга представляет собой первый фундаментально новый
вклад в философию со времен Милля и Конта; он, Дильтей,
считает VviVI Исследования важнейшими и — в их повороте к
субъекту и его переживаниям — чрезвычайно плодотворными. Это
обстоятельство и тот факт, что Дильтей стал вести семинар об
этой книге, произвели глубокое впечатление на Гуссерля».
Согласно Г. Мишу, несколько разговоров с Дильтеем (а не
сочинения последнего) дали Гуссерлю импульсы, которые повлияли на
движение от Логических исследований к Идеям I (Chronik. S. 87—88).
В ответ и сам Гуссерль в мае 1905 г. проводит семинар по
проблемам исторического — с опорой на "понимающую психологию"
Дильтея, на сочинения Риккерта и Виндельбанда (Ibid. S. 89). (В
дальнейшем, как мы увидим, творческие контакты с Дильтеем
возобновятся.)
Особенно активным становится общение с философами из
Мюнхена. И это не случайно: в Мюнхене понятие
"феноменологии" начало входить в обиход еще до Гуссерля2. Но вид и размах,
которые феноменологические исследования приобрели
благодаря Гуссерлю, поражали воображение молодых ученых.
Мюнхенские студенты Теодора Липпса — А. Раинах, Ф. Вайнеман,
А. Швеннингер, И. Дауберт — приезжают в Геттинген учиться у
Гуссерля (Г. Шпигельберг называет это "мюнхенским
нашествием" в Геттинген). Круг учеников и последователей Гуссерля
расширяется, контакты упрочиваются. И хотя все перечисленное —

Часть I. На пути к Идеям I
43
несомненные свидетельства признания научных заслуг и
авторитета Гуссерля, геттингенские коллеги по-прежнему настроены
недружелюбно. Как бы предчувствуя то, что случится
несколькими месяцами позже, основатель феноменологии 3 января
1905 г. с горечью объяснял в письме Брентано, в чем причины его,
Гуссерля, неудач в восхождении по ступеням академической
карьеры. Он — не тот аккуратный приват-доцент, который с
вниманием относится к публике и правительству и своевременно
публикует ожидаемые от него порции сочинений. Такой приват-
доцент должен попросту следовать за влиятельными
философами (названы Вундт, Зигварт, Эрдманн) и остерегаться
критиковать их слишком радикально. «А я сделал нечто прямо
противоположное», — пишет Гуссерль. К тому же за несколько лет,
заполненных упорной работой, он ничего не опубликовал. Так
надо ли удивляться тому, что коллеги так против него настроены?!
Брентано отвечает доброжелательно, с сочувствием. Но ведь и он,
учитель, вряд ли забыл о той критике, которой бывший ученик
подверг его в Логических исследованиях (См.: Husserl E. Briefwechsel.
Bd l. S. 25, 26).
Понимая это, в одном из писем к Брентано (от 11 и 15 октября
1904 г.) Гуссерль исповедально говорит о самом себе: «От
природы ни одна потребность не развита во мне сильнее, чем
оказывание уважения, чем стремление примыкать к тем, кого я в любви
почитаю, и ревностно вступаться за них. Но к сожалению, как во
мне заключено нечто двойственное, так живет во мне необузды-
ваемый критический смысл... Связанный душевными узами,
свободный в своем интеллекте, я и продвигаюсь, не слишком
счастливый, по своему пути» (Chronik. S. 83). Не содержат ли эти
строки личностное объяснение того, почему Гуссерль, искренне
благодарный и душевно преданный своему учителю Брентано,
решился критически выступить против брентановской концепции
интенциональности?
Выдающийся геттингенский математик Д. Гильберт в мае
1905 г. собирает отзывы о научных заслугах основателя
феноменологии от таких известных немецких философов, как Эрдманн,
Кюльпе, Липпс, Наторп, Риль, Виндельбанд — с намерением,
наконец, добиться для Гуссерля места ординарного профессора.
Философский факультет решением от И мая 1905 г. энергично
протестует против этого. Гуссерль в письме к Наторпу от 23
декабря 1908 г. вспоминал: сам министр обращался к факультету,
желая узнать, какие доводы были выдвинуты в противовес его
намерению присвоить Гуссерлю звание ординарного
профессора. Коллеги (под влиянием Баумана и Е. Мюллера) опять ответа-

44 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ли отказом. Как записал Гуссерль в дневнике, «основанием было:
отсутствие моих научных заслуг. А теперь я прошу небо даровать
мне силы, чтобы это не парализовало моих научных
устремлений» (Chronik. S. 90). Исторический парадокс: кто сейчас знает
геттингенских коллег и рьяных противников Гуссерля Баумана и
Е. Мюллера? А на полках лучших библиотек мира стоит уже
более 30 томов сочинений Гуссерля — и издание Гуссерлианы
успешно продолжается! Впрочем нет в этой истории ничего
необычного (достаточно вспомнить о жизненном пути Канта,
Фихте, Гегеля...).
В июле 1905 г. из aima mater, университета в Галле, Гуссерлю
приходит предложение занять место уходящего в отставку
известного профессора А. Риля. Это утешает — как согревают и
творческие контакты, дискуссии с молодежью, особенно с
мюнхенскими учениками, а также с известными философами.
Знаменательная теоретическая веха: в рукописях, написанных
в период летних каникул 1905 г., уже имеется, по словам самого
Гуссерля, «понятие и корректное употребление термина
"феноменологическая редукция"» (Ibid. S. 92). Все большее внимание
уделяется проблеме восприятия вещи и, в частности, вопросу о
профилях, нюансах, неотъемлемо присущих такому восприятию
(рукописи КII 4/9ib), a также о синтезе восприятий,
обеспечивающем данность "идентичного предмета" (рукописи D 13Ш/24о). Это
уже тематика будущих Идей I. В зимнем семестре 1905 г. Гуссерль
читает лекции о Канте и послекантовской философии, а также
ведет семинар о кантовской теории опыта (по "Критике чистого
разума" и "Пролегоменам"). Занятия по Канту привлекли
слишком много слушателей, о чем Гуссерль с сожалением сообщает
Дауберту (в письме от 15 ноября 1905 г.), добавляя, впрочем, что
несмотря на это все слушатели исполнены живого интереса. На
семинаре 1905/06 гт. Гуссерль, пользуясь "доброй кантианской
атмосферой", (как он пишет Дауберту 15 ноября 1905 г.),
разбирает также и работу Наторпа Введение в психологию. В том же
письме сообщается, что самым зрелым и умным среди
слушателей ему представляется Макс Шелер из Иены, ученик известного
философа Эриха Йенша. На занятиях Гуссерля время от времени
появляется и сам коллега Йенш. И новые знаки признания:
предложение профессуры от университета Бреслау, а несколько
позднее — известие об избрании Гуссерля членом-корреспондентом
Баварской Академии наук. А в июне 1906 г. "спор с факультетом"
о профессорстве заканчивается для Гуссерля очень просто и
решительно: Вильгельм, король Пруссии, назначает его ординар-

Часть I. На пути к Идеям I
45
ным профессором философского факультета, "личным ордина-
риусом", как тогда говорили (Chronik. S. 96—97).
В 1906 г. продолжаются занятия Гуссерля, посвященные Канту,
на этот раз Критике практического разума. Андре Лалланд
присылает Гуссерлю свой Философский словарь (Vocabulaire
philosophique) с просьбой сделать замечания. Гуссерль откликается: в
"Bulletin de la Société française de philosophie" (1906. P. 293, 296, 299) он
публикует свои замечания к статьям "Faculté" (способность),
"Fait" (факт), "Fantasie" (фантазия).
Гуссерль погружается в изучение некоторых наиболее
значимых тогдашних работ по философии и философской
психологии. Наряду с ранее названными авторами он тщательнее
изучает сочинения А. Мейнонга, Й. Петцольда, X. Корнелиуса и
других философов. Гуссерль вновь перечитывает и свои собственные
произведения. Чувство неудовлетворенности состоянием
философии, логики, психологии не покидает его. 25 сентября Гуссерль
делает важную запись в дневнике: «В первую очередь я вьщвигаю
всеобщую задачу, которую должен решить для самого себя, если
я вправе именовать себя философом. Я имею в виду критику
разума. Критику логического и практического разума,
оценивающего разума вообще... С другой стороны: мы нуждаемся
также в проведении [этого] в жизнь. И вот на первом месте стоят
проблемы феноменологии восприятия, фантазии, времени,
вещи. В связи с этим я предпринял попытки разработки
феноменологии внимания... Далее нужна систематическая разработка
феноменологии значения. Далее — теория суждений...» (PPhR. 1956.
Р. 294—300).
В 1906 г. Гуссерль снова углубляется в логическую
проблематику: в зимнем семестре 1906/07 гг. он читает курс "Введение в
логику". В письме к Дауберту от 11 ноября 1906 г. радуется тому,
что в работе со слушателями углубил и улучшил понимание
"идеи чистой логики". Весьма вовремя приходит и письмо от
Г. Фреге (от 30 октября — 1 ноября 1906 г.) о задачах логики.
Вместе с тем не только собственно логика занимает Гуссерля, но и
проблема "отношения априорной онтологии реальности к логи-
ческо-формальной онтологии" (рукопись FI i6/20a) — а это тоже
одна из проблем будущих Идей I.
К Гуссерлю в Геттинген приезжает с визитом Гуго фон Гоф-
мансталь, с которым в дальнейшем завязывается переписка и
которому, в частности, 12 января 1907 г. Гуссерль пишет письмо о
феноменологическом и эстетическом созерцании. А в декабре
1906 г. (как явствует из рукописи FI ю/27б) куратор Гетгингенско-
го университета просит Гуссерля помочь профессору Павлу Со-

46 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
колову из Москвы в его научных занятиях. В марте 1907 г.
Гуссерль посещает Франца Брентано во Флоренции. В своих
"Воспоминаниях о Франце Брентано" (Ibid. S. 165) Гуссерль пишет о
том, как тепло встретил его "почти слепой" Брентано, как
старался обратить внимание бывшего ученика на
достопримечательности Флоренции. Гуссерль чувствовал себя так, как будто в мыслях
и мечтах вернулось время его ученичества у Брентано в Вене.
Гуссерль предпочитал не говорить, а слушать своего учителя. Но
Брентано, по словам Гуссерля, пожелал услышать от своего
бывшего ученика, а теперь главы растущей философской школы и
основателя феноменологического исследовательского метода,
резюме его борьбы с психологизмом. Гуссерль, однако, замечает:
«До взаимопонимания дело не дошло». А вот подкрепляющий
последние слова отзыв Брентано (в письме к Н. Bergmann) об этой
встрече: Гуссерль обрушил на него уверения в своей
благодарности и своем почтении; Гуссерль также уверял, что в
действительности не относит Брентано к психологистам (что в его глазах
означает "очищение" от чего-то подозрительного); присутствие
жены Гуссерля и круга посетрггелей воспрепятствовало, по словам
Брентано, действительно творческой дискуссии, хотя ему
пришлось выслушать "гротескные утверждения" (Chronik. S. 103).
В 1907 г. происходит знаменательное событие: ученик
Гуссерля Т. Конрад учреждает "Геттингенское философское общество",
которым он (с перерывом) руководит до 1912 г. (Члены общества
1907 г.: Karl Neuhaus, Wilhelm Schapp, Heinrich Hoff mann, David
Katz, Alfred von Sybel, Alexander Rosenblum). Ученица Гуссерля
Эдит Штайн вспоминает об этом времени, что члены Общества
собирались еженедельно по пятницам, спорили до утра, а потом
шли на субботний семинар Гуссерля. А он сначала удивлялся
сонливости слушателей; затем, узнав о причине, предложил им
собираться для дискуссий в другой день. Теодор Конрад,
занимавшийся проблемой значений (и впоследствии изложивший
свои идеи в работе "Sprachphilosophische Untersuchungen"
["Исследования по философии языка"]), был центром философского
кружка. (О том, как развивалось геттингенское философское
сообщество в последующие годы, речь пойдет в этой главе позднее.)
В 1907 г. Гуссерль читает цикл лекций, проводит так
называемый Dingkolleg, т. е. занятия, дискуссии по проблеме "сознания
вещи".

Часть I. На пути к Идеям I
47
Лекции Гуссерля о вещи, восприятии
и пространстве (1907)
Между опубликованием двух важнейших сочинений
основателя феноменологии Эдмунда Гуссерля Логические исследования
(Bd. L, П, 1900—01 гг.) и Идеи к чистой феноменологии и
феноменологической философии (1913) прошло более десяти лет. Долгое время
история феноменологии между этими двумя пунктами ее
развития была малоизвестна, особенно широкой публике, незнакомой
с лабораторией гуссерлевской мысли, которая именно в это
десятилетие испытала многие изменения и превращения, сделавшие
феноменологическую философию зрелым и разветвленным
учением. Как оказалось впоследствии, когда (в разные годы, но
особенно после смерти Гуссерля) были напечатаны богатейшие
материалы, помечавшие вехи его жизненного пути, к 10-м годам
возникли и оформились целые разделы феноменологической
концепции, которые как раз и сделали возможным появление
Идей, где это учение обрело беспрецедентное богатство
содержания и сложную структурную систематику. Среди главных вех
творческого развития Гуссерля в этот период (наряду с Пятью
лекциями по феноменологии 1907 г. [Hua II] с уже названными
Лекциями по феноменологии внутреннего сознания времени 1905 года,
опубликованными М. Хайдеггером в 1928 г. [Hua X], с Философией
как строгой наукой ["Логос". 1910/11. Т. 1.]) были и лекции 1907
года под общим названием Вещь и пространство [Hua, XVI]. Из
всех этих текстов — что немаловажно — сам Гуссерль
опубликовал только статью Философия как строгая наука. И дело было не в
том, что автор считал остальные рукописи непригодными для
печати. Правда, это были материалы к лекциям, но Гуссерль по
своему обыкновению тщательно готовил их (сначала делая
стенографические записи, потом расшифровывая, вновь и вновь
корректируя и дополняя тексты), так что впоследствии перед
издателями развернулся огромный массив (почти) готового к
опубликованию гуссерлевского наследия. (Это, кстати, делает посмертные
публикации лекций и заметок Гуссерля аутентичным
выражением взглядов автора, чему способствует и высочайшая культура
издания, сложившаяся в гуссерлеведении.) Теперь значение
разработок 1905—07 гг. исследователи оценивают весьма высоко: по
словам немецкого феноменолога Ульриха Клесгеса (Claesges),
издателя лекций о вещи и пространстве, «Гуссерль уже в 1907 г. в
главных чертах разработал основной принцип своей
будущей чистой, или трансцендентальной,
феноменологии, принцип феноменологической редукции и...

48 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
уже в это время был в состоянии дать первый очерк проблем,
методов и целей чистой феноменологии» (Ibid. S. XIV). Открытие
Гуссерлем принципа редукции — согласно неоднократным
разъяснениям самого основателя феноменологии (Hua X, 237 ff.;
Manuskript А VII25: S. 2 ff.) — произошло летом 1905 г. Упомянутые
материалы объективно свидетельствуют о чрезвычайной
плодотворности периода 1905—07 гг. в развитии Гуссерля. (Повторим,
однако, что субъективно создатель феноменологии именно в это
время переживал — как свидетельствуют его заметки в
дневниках, письма, воспоминания современников — глубокий духовный
и творческий кризис, который был обусловлен главным образом
внутритеоретическими, но отчасти и личными причинами и
трудностями.)
Одна из трудностей состояла в том, что Гуссерлю
потребовалось вновь и вновь осмысливать Логические исследования,
истолковывать их для публики и отвечать на упреки критиков — и это
при том, что сам он уже во многом ушел вперед по сравнению с
несомненно грандиозным ранним сочинением. Заключенные в
Логических исследованиях сложные, напряженные, но и по-своему
плодотворные противоречия Гуссерль пытался снять благодаря
более последовательному развертыванию принципов
трансцендентализма. Здесь не место подробно анализировать Логические
исследования с точки зрения их места в дальнейшем развитии гус-
серлевской феноменологии, как и их роли в философии XX века.
Достаточно в общей форме констатировать, что 1) ряд
важнейших понятий будущей трансцендентальной феноменологии в
Логических исследованиях либо не был прояснен сколько-нибудь
удовлетворительно, либо вообще не был введен прямо и четко, а
содержался — как понятие "феноменологическая редукция" — в
тексте латентно; 2) Логические исследования спрессовали в себе
столько различных и разнонаправленных исследовательских
проектов (от "чистой логики", "чистой логической грамматики"
до феноменологии переживаний), что Гуссерлю поневоле
пришлось, колеблясь между ними, выбирать для себя относительно
однородные предпосылки, методы, перспективы анализа и
подкреплять их соответствующими общефилософскими
концепциями. Гуссерль, как известно, выбрал для дальнейших
исследований не "чистую" логику, а "чистую" феноменологию; из
феноменологических возможностей была четко избрана
трансцендентальная феноменология.
Лекции о вещи и пространстве имеют свою предысторию.
Опять напомню: в зимний семестр 1904/05 гг. Гуссерль посвятил
свою деятельность проекту, носившему название "Феноменоло-

Часть I. На пути к Идеям I
49
гия и критика разума", и во исполнение его прочел в Геттинген-
ском университете лекции на тему "Главные разделы
феноменологии и теории познания". Но вскоре эти лекции показались ему
"в высшей степени неудовлетворительными набросками" (Hua
XVI, S. XVII). (При этом тема вещи и пространства в них еще
специально не разбиралась, хотя была заявлена.) В 1907 г. Гуссерль
прочел Лекции о вещи и пространстве. Им — в качестве Введения
— были предпосланы Пять лекций по феноменологии,
прочитанные с 26 апреля по 2 мая 1907 г. (впоследствии опубликованно в:
Hua II). Я лично отношу их к числу наиболее удачных (ранних)
вариантов относительно целостной гуссерлевской
феноменологии. И Пять лекций, и Лекции о вещи и пространстве формально
относились к одному и тому же (упомянутому) циклу "Главные
разделы из феноменологии и критики разума" и соотносились с
задачей, которую Гуссерль, как мы видели, тогда выдвигал в
качестве центральной — с осуществлением масштабной "критики
разума". Задача ставилась и решалась под немалым влиянием
Канта, философией которого основатель феноменологии в те
годы усиленно занимался (Biemel W. Einleitung des Herausgebers II
Hua II, S. VIII). Исследователи справедливо усматривают значение
Пяти лекций не только в том, что в них впервые была четко
артикулирована идея феноменологической редукции, но и в том, что
в них была развита "основополагающая мысль о конституции
предметов в сознании" (Ibid.). Лекции о вещи и пространстве,
интересующие нас как важнейшая веха на пути к Идеям I, до сих пор
не переведены на русский язык. Я опубликовала результаты
своей исследовательской работы над этими лекциями (См.:
Историко-философский ежегодник. М., 2000.). Здесь я выскажу самое
общее и принципиальное соображение относительно связи
Лекций с Идеями I. В данном произведении обращение к теме вещи,
ее осознания с помощью восприятия становится
профилирующим. Более того, оно даже используется как особая модель для
феноменологического анализа других ("невещных") структур
сознания. Парадокс состоял, однако, в том, что за исключением
небольшого круга из студентов и коллег, слушавших Лекции,
большинство читателей Идей I не могло знать, сколь основательно
и глубоко основатель феноменологии проработал вещно-про-
странственную тему — прежде чем он начал писать Идеи I как
всеобщее введение в трансцендентальную феноменологию. Как
не могли многие слушатели знать о том, что тексты к Лекциям,
обработанные и подготовленные к печати, стали одной из
репетиций на пути к Идеям I (и что впоследствии не представит
большого труда подготовить их к печати — Hua XVI).

50 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Занятия, дискуссии по проблеме "сознания вещи" посещают
ученики Гуссерля. Но не все слушатели согласны с Гуссерлем.
Так, он полемизирует с Г. Гоффманом (по проблемам
эстетического смысла и эстетического предмета). И даже делает
специальные заметки в рукописях (о споре с Гоффманом — F пз/57, i60a,
163а, о споре с Т. Конрадом — FI i3/26a). Дискуссии не
ограничиваются учебным временем; Гуссерль отворит для них
дополнительное послеобеденное время; споры разгораются острые и
оживленные. Летний семестр 1907 г. и был заполнен в основном
лекциями и дискуссиями по проблеме вещи. По окончании лекций
лектор и слушатели собираются в Kneipe (в кафе-пивной). И там
впервые исполняется "феноменологическая песня", которая
поется на известную тогда мелодию; стихи сочинил Альфред фон
Зибель. Начальные слова: "О как же философия цветет с поры,
как феноменологией слывет..." (SpiegelbergH. The Phenomenologi-
cal Movement. Vol. II. P. 743).
1908—1909 гг.: работа "внизу"
Гуссерль постоянно подводит итог сделанному, осуществляет
придирчивую "саморефлексию" по поводу вновь созданного
(после Логических исследований) варианта феноменологии. В
дневниковых заметках есть такая запись Гуссерля, еще раз
свидетельствующая одновременно и о тогдашнем болезненном смятении
чувств, и о силе духа, целеустремленности этого человека. «В
зимнем семестре 1906/07 гг. я поработал очень прилежно и не без
результатов. В первой половине лекций по логике (читавшихся
вплоть до Рождества) я дал всеобщее введение в наукоучение.
Явилась возможность плодотворно провести те демаркационные
линии, которых требует идея наукоучения. После Рождества я
сделал попытку вкратце развить учение о всеобщих формах
объективации. Но это снова не превратилось в нечто целое, хотя
изложение не могло не представлять определенной ценности. Я
приложил очень много усилий, и в феврале совсем устал. На
пасхальные каникулы (следовательно, в 1907 г.) состоялась моя
первая поездка в Италию, которую в Германии так любят. Летом
читал (по четыре часа) лекции, в которых была предпринята
грандиозная попытка представить главные идеи феноменологии, а
также попытка дать наброски феноменологии вещественности
(Dinglichkeit) и особенно пространственности» (См.: Husserl E.
Persönliche Auszeichungen. P. 301—302; запись от 6 марта 1908 г.).
(Речь идет о ранее упомянутых лекциях Гуссерля). Сам
основатель феноменологии понимал их новаторское значение, но очень
огорчался тем, какой прием они встретили. «Это было новое ве-

Часть I. На пути к Идеям I
51
ликое начало, к сожалению воспринятое и понятое моими
учениками не так, как я надеялся. Трудности были слишком велики
и их нельзя было преодолеть с первой попытки» (Ibid. P. 302).
Наталкиваясь на сопротивление учеников и коллег, Гуссерль решил
посвятить лекции той тематике, в которой он рассчитывал на
большее понимание: он занялся — и уже не в первый раз —
углубленным исследованием Критики чистого разума Канта.
1908 год вообще начался для Гуссерля несчастливо. Его сын
Герхард упал на льду и слег с сотрясением мозга. Правда,
мальчик через пару месяцев выздоровел. Однако болезнь Герхарда, а
потом и жены Мальвины выбила Гуссерля из колеи. Он записал в
дневнике: «И черные тучи затянули небо. Я почти мог бы сказать,
что по причинам, в которые не хочется углубляться, это было
самое неблагословенное (unseligste) время моей жизни». Однако
"надо собраться", "преодолеть диссоциации", приказывает себе
Гуссерль. «Я хочу вновь восстановить свои силы и снова
сориентировать мою духовную жизнь на великие цели. Я был в
величайшей "жизненной опасности". Ну а теперь, как будет угодно
Богу. Но я хочу победить или умереть. Однако умереть духовно,
проиграть в борьбе за внутреннюю ясность, за философское
единство и все еще продолжать вести философскую жизнь — вот
это, как я надеюсь, не мой удел и такое для меня невозможно. И
все же я не должен рефлектировать — до той поры, пока не стану
более спокойным внутренне, более умиротворенным и
уверенным» (Ibid. P. 302). Все известное о Гуссерле как человеке
убеждает, что это не были выспренные слова: именно так — в
отнесенности к великим целям — основатель феноменологии понимал (и
строил) свою жизнь, выполняя свою миссию. Рутинное
существование обычного профессора философии было не для него.
Отсюда такой накал чувств, сомнений, такая концентрация утрат и
обретений, постоянная критическая рефлексия на то, что
сделано. Наконец, весной 1908 г. Гуссерль снова полностью
сосредоточен на новых феноменологических исследованиях.
Темы, которые его теперь привлекают, судя по рукописям,
самые разнообразные: восприятие вещи; тело как условие
восприятий; поток сознания и его связь с телом (В 14/i3-25; ВII2/20-22 —
См.: Hua XIII, Beil. Ill; A IV is/16 ; КII4/71-72 — см.: Hua XIII, Beil.
XXXI) 2) "абсолютное сознание" (рукописи — ВII 2/2а, А14/6-9)
3) конституция чужого сознания (А 14/6-9) 4) выражения и их
значение (А 19/7-8) и т. д. И вот принципиально значимая веха:
Гуссерль все чаще начинает пользоваться понятием
"трансцендентальная феноменология". Сам по себе термин употреблялся до
Гуссерля философом Й. Зенглером (1799—1878), профессором в

52 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
Марбурге и Фрайбурге. Гуссерль о Зенглере нигде не упоминает.
Считается, что понятие "трансцендентальная феноменология"
он вводит самостоятельно, независимо от предшествующих
попыток его употребления. Впервые этот термин появляется у
Гуссерля, как полагают специалисты, в рукописи 1908 года
«Трансцендентальная феноменология как наука о трансцендентальной
субъективности и конституции в ней всех объективностей
познания и ценностей». Этот замысел трансцендентальной
феноменологии как специфической науки широкого проблемного
диапазона является результатом всех упомянутых ранее разработок
первого десятилетия XX века. Затем, уже в Идеях I,
трансцендентальная феноменология будет определена Гуссерлем как
"сущностное учение о трансцендентально редуцированных
феноменах" (Hua III, 6). Об этой феноменологии будет сказано, что она
является "чисто дескриптивной дисциплиной, исследующей поле
трансцендентально чистого сознания в чистой интуиции" (Hua
III, 127).
В летнем семестре 1908 г. Гуссерль читает лекции по всеобщей
истории философии (для начинающих), а также "Введение в
наукоучение" (для продвинутых слушателей), ведет семинар по
основным проблемам учения о значении и суждении. В семинаре
участвуют 17 слушателей. Собственно, введение в наукоучение и
ограничивается учением о значении и суждении. В одном из
манускриптов (F15/7) Гуссерль пишет: «Объявляя в прошлом
семестре лекции, я намеревался исследовать общую идею наукоуче-
ния и ограничить подпадающие под это широкое название
научно-теоретические дисциплины. Теперь, в нынешних лекциях, я
намереваюсь ограничиться сферой логики аналитического
мышления. Здесь нам встречается понятие значения». К тому же
Гуссерлю известно, какой вес проблема значения приобрела в глазах
его учеников и последователей: они ее постоянно обсуждают.
Идя навстречу этому интересу, Гуссерль несколько сужает
намеченную ранее проблематику лекций по наукоучению (Chronik.
S. 116) \
Интенсивно идет и общение с коллегами. 28 мая 1908 г.
Гуссерль впервые приглашает к себе в гости членов "Геттингенского
философского общества" (собирается 14 человек). Основатель
феноменологии также читает книгу Гуго Мюнстерберга
Философия ценностей, вышедшую в том же 1908 г., делает из нее выписки,
уделяя внимание аргументам Мюнстерберга, направленным
против этического скептицизма; делает и собственные заметки по
проблемам соотношения аксиологии и феноменологии (В II1/24-
25, F IV 1/79а). (Эта проблема будет встречаться в Идеях!). Рихард

Часть I. На пути к Идеям I
53
Кронер посылает Гуссерлю свою книгу О логической и
эстетической всеобщезшчимости (Über logische und ästhetische
Allgemeingültigkeit). В связи со своими лекциями (но в немалой степени
откликаясь на дискуссии неокантианцев и других тогдашних
философов), Гуссерль (что видно из манускриптов ВII2/1 а,- 18 ь;
В IV 1/60 a; F112/2 а) углубляется в вопрос о соотношении
трансцендентальной феноменологии и трансцендентальной логики,
причем здесь принимает в расчет книгу Йонаса Кона Предпосылки и
цели познавания (Cohn J. Voraussetzungen und Ziele des Erkennens.
1908). Гуссерль также изучает статью Теодора Липпса Содержание
и предмет, психология и логика (Inhalt und Gegenstand, Psychologie
und Logik; см.: Chronik. S. 118). Таким образом,
логико-гносеологические штудии Гуссерля не только соответствуют
континуальности, преемственности его собственной работы, но и в
значительной мере отвечают сконцентрированности на тех же
проблемах современной ему философии. При этом рукописи (В 11/25 а;
ВII1/35 ь и др.) показывают, сколь важной и трудной задачей
становится для Гуссерля обоснование
трансцендентально-феноменологического идеализма. "Вещественное бытие немыслимо без
сознания" (Chronik. S. 119). (И эта тема станет профилирующей в
Идеях.) Работа становится все более интенсивной. В письме к сыну
Генриху от 30 сентября 1908 г. Гуссерль сообщает: «Я провожу
свои каникулы в интенсивной работе — вперед на всех парусах
(Volldampf voraus)!»
В несколько более позднем письме (от 6 октября) он снова
пишет сыну, что работает с таким напряжением и с таким
увлечением, как давно не работал (Ibid. S. 120). Возникает
содержательный вопрос: не поворачивается ли Гуссерль снова к своему
проекту наукоучения, не собирается ли продолжать далее
"логические исследования"? Гуссерль сам дает на него ответ (рукопись
АI ю/31 ь): он не ставит перед собой задачу исследовать
соотношение традиционной и современной логики, а также не
собирается входить в круг связанных с этим теорий, проблем, решений,
споров. Интерес основателя феноменологии остается
сконцентрированным на теории значений, причем к последней он
предполагает перейти, сначала разработав проблемы науки о разуме,
о логосе (Ibid. S. 121). Тем не менее и в зимнем семестре
1908/09 гг. читаются лекции "Старая и новая логика" (для
начинающих). Семинар же посвящен изучению работы Д. Юма Опыт
о принципах морали.
И все-таки главное, что беспокоит самокритичного Гуссерля:
еще не достигнуто должной ясности в феноменологическом
учении, нет полного единства проблем, которые можно было бы

54 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
представить в чистой, упорядоченной, систематической форме
(F 11/105 ь — Beilage zur Vorlesung). Беспокоит и другое —
отношение коллег, о чем он сообщает П. Наторпу в письме от 23 декабря
1908 г. Гуссерль напоминает своему марбургскому коллеге, что
стал ординариусом (ординарным профессором) вопреки
факультету, благодаря решению Министерства (и по королевскому
указу). И у него есть постоянные опасения, что недовольные
профессора факультета будут "мстить" его ученикам на защитах
диссертаций или при приеме на работу. Так и оказалось. А "спор
с факультетом" — непраздный. И об этом Гуссерль тоже
упоминает в письме к Наторпу. Речь идет о расхождениях в понимании
сути и перспектив развития философии: Гуссерль — против
внешней профессорской философской учености
естественнонаучного или исторического профиля; он ждет от философа
новаторской, творческой работы "высокого стиля" (Husserl E.
Briefwechsel. Bd. V. S. 101).
Переписка Гуссерля с П. Наторпом
и Г. Риккертом
Наторп соглашается с Гуссерлем и разделяет его недовольство
коллегами из Геттингена — ведь они к тому же блокируют
приглашение Наторпа в Геттингенский университет, которое весьма
по душе основателю феноменологии. Как мы уже знаем, между
Наторпом и Гуссерлем давно (с 1894 г.) завязалась переписка, а
потом сложились теплые отношения коллег, во многом
несогласных друг с другом, критикующих друг друга в печати и изустно,
но весьма высоко ценящих содержательное общение. Они
обсуждали еще гуссерлевские рецензии и статьи по логике конца 90-х
гт. XIX в. (в этом обсуждении, кстати, глубоко поставлены
проблемы критики психологизма, очевидности, данности и т. д., т. е.
те вопросы, которые довольно скоро оказались в центре
Логических исследований Гуссерля). По выходе в свет I тома Логических
исследований Наторп одним из первых получил экземпляр от
издателя. В письме из Марбурга от 14 июля 1900 г. (Ibid. S. 75 ff) от
Наторпа поступил первый, в целом благоприятный отклик. И он
опубликовал рецензию на I том Логических исследований (См.: Na-
torpP. Zur Frage der logischen Methode. // KS. 1901. S. 270—283),
которую Гуссерль (в своем письме от 7 сентября 1901 г.) назовет
"глубокой и дружественной" (Ibid. S. 84). В следующем, 1901 г.
Наторп послал Гуссерлю свою работу К логическим основаниям
новой математики (Zu den logischen Grundlagen der neueren
Mathematik III) и просил Гуссерля сделать "пару замечаний". Вот что

Часть I. На пути к Идеям I
55
еще, кроме прочего, объединяло двух выдающихся философов
XX в. — внимание к философской интерпретации математики и
вообще ориентация на математику. Гуссерль ответил (7 сентября
1901 г.) пространным и весьма специальным письмом, на которое
Наторп в свою очередь прислал столь же подробный ответ (10
сентября 1901 г.). Их разногласия (о которых Гуссерль, впрочем,
пишет: они "имеют тенденцию сглаживаться и в конечном счете
стремятся к нулю") касаются, в частности, вопроса о
психологизме. Наторп в рецензии возражал против попыток зачислить
большинство неокантианцев в разряд психологистов. Гуссерль в
письме возразил: разве Курт Лассвиц, Альбрехт Краузе, Отто
Шнайдер, Вильгельм Виндельбанд, Отто Либман — не
неокантианцы? «И однако все они психологисты и релятивисты», —
заявил Гуссерль. Он получил от Наторпа его книгу Учение Платона
об идеях. Введение в идеализм (Piatos Ideenlehre. Eine Einführung in
den Idealismus. 1903). Книга появилась в продаже в 1903 г., но
Гуссерль располагал ею уже в декабре 1902 г. Затем, в 1904—05 гг.
Гуссерль письменно поблагодарит Наторпа за присылку других
его работ.
В 1908 г., о котором здесь идет речь, переписка возобновляется
и оживляется. Особое значение имеет письмо Гуссерля Наторпу
от 18 марта 1909 г. Гуссерль сожалеет о возможной, но не
состоявшейся встрече с Наторпом: он охотно обсудил бы с ним
затрагивавшиеся в их корреспонденции проблемы
«трансцендентального метода (в смысле Канта и его школы) и
феноменологического метода, отношения Вашей философской психологии и моей
феноменологии, различные возможные отграничения "чистой"
логики». Во всех этих пунктах, подчеркивает Гуссерль, он
значительно продвинулся вперед по сравнению с Логическими
исследованиями. Он с интересом выслушал бы и мнение Наторпа о
ситуации в тогдашней философии (См.: Ibid. S. 109).
Обсуждая частный вопрос о том, как следует работать Т.
Конраду (которого он рекомендовал Наторпу с просьбой помочь в
защите диссертации), Гуссерль переходит к принципиальным
позициям, разделяемым неокантианцами и феноменологами и
разделяющим их. Марбургская школа опирается на иную, чем
феноменология, проблематику и методику. «Она разработала
для себя, — пишет Гуссерль, — прочные формулировки для
высших теоретико-познавательных проблем, которые являются для
нее первичными и на которые ориентирована вся дальнейшая
работа, так что всякое исследование стремится и должно
ориентироваться на эти формулировки. Мы, гетгингенцы, работаем на
основе совершенно иных установок — правда, мы являемся чест-

56 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ными идеалистами, но движемся в известной степени "снизу".
Ведь есть, как мы полагаем, не только ложный эмпиристский и
психологический, но и подлинно идеалистический "низ", от
которого в работе можно продвигаться шаг за шагом, двигаясь
"вверх"» (Ibid. S. 110). Это различие, продолжает Гуссерль,
сказывается и в том, как феноменология и "психология" Наторпа
трактуют отношение к трансцендентальной философии. Здесь есть
определенное родство. «Но феноменология ни в коей мере не
нуждается в предшествующей трансцендентальной философии,
тогда как Ваша психология должна следовать за
трансцендентальной философией, как заметили Вы сами. И действительно,
то, что мы оба называем трансцендентальной философией, то, в
чем мы видим ее существенные проблемы и методы, — все это
должно существенно различаться». Но Гуссерль спешит добавить,
что чувствует и другое: их с Наторпом объединяет "глубокая
внутренняя общность"; есть много "совпадений", перспективных
для будущего сотрудничества (Ibid. S. 111). Тем не менее Гуссерль
(как видно из рукописей КII4/94,98-1 ю) готовит выписки и
критические замечания по книге Наторпа Идея философской психологии.
17 октября 1909 г. Наторп навещает Гуссерля в Геттингене.
Гуссерль, по всей видимости, сглаживает разногласия со своим
гостем4.
Занятия Гуссерля тесно связаны с логикой и теорией
познания, с конкретной работой "внизу". И все-таки его притягивают
принципиальные и общие проблемы, занимавшие Канта и его
неокантианских последователей. В письме к Наторпу от 18 марта
1909 г. Гуссерль сообщает нечто очень важное для понимания его
планов. Получив от Наторпа известие о готовящемся издании его
"Логики", Гуссерль пишет: «Возможно, я снова не все пойму, но
уверен, что Вы меня сильно расшевелите и продвинете вперед.
От Ваших слов исходит внутренняя сила, которая приводит в
движение мою мысль, даже если я не понимаю их в обычном
смысле. От меня же в обозримое время не следует ожидать
никакой "Логики", но скорее ряд крупных работ, посвященных
существенно новой, как я полагаю, критике разума. Новой, однако
стоящей в необходимой исторической преемственности по
отношению к проблематике Платона—Канта—Юма. Хотя я отдаю
этой работе все свои силы и за восемь лет так много передумал и
сделал набросков, я так и не знаю, подготовлю ли я к изданию
какие-то публикации в этом году или через несколько лет. Небо
ясное, и для движения вперед есть много свежих сил, так что я
говорю себе: цель близка, скоро я ее достигну. Но вот небо
закрывается тучами, падает туман, я блуждаю в болоте, что означает: как

Часть I. На пути к Идеям I
57
все еще далеко! Как бы то ни было, я должен серьезно думать о
завершении. Ведь приближается позднее время, вечер жизни»
(Ibid.). И основатель феноменологии все время беспокоится: «Я —
в весьма неприятной (злой — bösen) ситуации. Огромна
жизненная задача, начаты в высшей степени объемлющие исследования;
и все наполовину готово; и всему этому вопреки — ограниченное
время работы, ограниченные силы и ограниченное число лет
жизни, на которые я могу всерьез рассчитывать» (Chronik. S. 129).
(Знал бы Гуссерль, что ему будет отпущено еще почти тридцать
лет жизни, заполненных плодотворной работой!)
Переписка Гуссерля и Наторпа продолжается. Наторп в
письме от 1 мая 1913 г. выражает благодарность за присылку Идей к
чистой феноменологии и феноменологической философии. В
принципе же переписка Гуссерля и Наторпа длилась до 1924 г. и была, в
частности, посвящена трудной академической судьбе Э. Касси-
рера, а затем и М. Хайдеггера; в их делах оба философа
принимали дружеское и коллегиальное участие. Живо и интересно
обсуждаются — снова же в видах помощи и поддержки —
исследования гуссерлевских учеников и коллег. Надо также учесть, что в
те же годы, предшествующие написанию Идей, у Гуссерля
завязалась (в связи с его участием в издании "Логоса") переписка с
Г. Риккертом, который также посылал из Фрайбурга в Геттинген
свои работы. Например, в июне 1910 г. Гуссерль внимательно
изучал знаменитую статью Риккерта "Два пути теории
познания" (Ibid. S. 142). В рукописях (А 142/ i a) имеются страницы, где
выписки из риккертовской статьи перемежаются с весьма
важными критическими замечаниями Гуссерля, касающимися логики и
теории познания, бытия и ценности.
Переписка же с Риккертом началась позже. О втором издании
риккертовской работы Границы естественно-научного образования
понятий (Тюбинген, 1913 г.), Гуссерль пишет Риккерту: «С
большой радостью узнал я в книготорговле Зиберта о новом издании
Вашего великого труда, столь значительно повлиявшего на
философское движение нашего времени. Говоря откровенно: я тем
не менее по-хорошему завидую Вам, и именно тому, что у Вас за
плечами неторопливая переработка книги, в то время как я в
моих Логических исследованиях должен существенно улучшить что-то
около десяти печатных листов. Этот печальный компромисс со
старым текстом!» (Ibid. S. 174). Риккерт присылает основателю
феноменологии также новое, исправленное издание Наук о
культуре и наук о природе — и Гуссерль выражает удовлетворение тем,
что глава баденской школы неокантианства принял во внимание
критические возражения коллег.

58 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
Итак, имея в виду обмен книгами, весьма содержательную
переписку Гуссерля с представителями обеих неокантианских
школ, марбургской и фрайбургской, можно сделать общий
вывод: дискуссии, обмен мыслями с неокантианцами самым прямым
образом вписаны в контекст той работы основателя феноменологии,
которая привела к написанию Идей, а значит — к формированию
нового, трансцендентально-идеалистического варианта феноменологии.
Движение "снизу вверх": проблемно-теоретический
путь Гуссерля к Идеям I
О том, что упомянутое ранее и обозначенное в письме к На-
торпу специфическое отличие феноменологии от других, в
частности неокантианских, позиций, является очень существенным,
свидетельствует вся деятельность основателя феноменологии в
исследуемое здесь время, завершившаяся написанием Идей.
Гуссерль тщательно обследовал чуть ли не все закоулки
"феноменологического поля", этой "долины" феноменологии, прежде чем
он поднялся к "горному массиву" феноменологического
обобщения, который и назывался Идеями.
Скрупулезная работа "внизу" обнимала множество тем,
проблем, которые отчасти были намечены ранее, отчасти появились
вновь. Но в обоих случаях Гуссерль не просто осуществлял эту
поистине титаническую работу (получившую затем отражение во
многих томах Гуссерлианы и в тысячах страниц до сих пор еще не
полностью опубликованных рукописей), — он, с одной стороны,
вел ее с энтузиазмом, как выполняют жизненную миссию, а с
другой стороны, постоянно мучался, страдал, сомневался,
пересматривал позиции, пребывал в неудовлетворенности от сделанного5.
Он не удовлетворялся собирательством "внизу", а мечтал о
движении "вверх" — к новому целостному, систематическому и
строго научному варианту феноменологии. Значит, этот
двойственный путь к Идеям был в известной степени предопределен с
точки зрения как своего характера, так и содержания.
В 1909 г. созданы манускрипты, посвященные всеобщему
введению в феноменологию: "Идея феноменологии и ее метод"
(F117/2 а), а также обращенные к теме восприятия (F17/1 a; A116/15 а).
Затрагивается также вопрос о воспоминаниях, о "ретенции" (т. е.
возврате назад), заключенной уже в восприятии. (Ученик
Гуссерля Вильгельм Шапп в это время пишет диссертацию по
проблемам феноменологии восприятия.) Принимается в расчет такой
оттенок, как восприятие человеком самого себя, своего тела. И
напротив, появляются манускрипты (В 14/5-7; см. Hua XIII,

Часть I. На пути к Идеям I
59
Beil. VI), посвященные невоспринимаемым вещам. Между
прочим, в одном из писем (от 8 сентября 1909 г.) Гуссерль жалуется,
что летний семестр 1909 г. был потерян для исследований. Нет,
он читал лекции, выполнял все свои обязанности, не впал в
депрессию. Но в конце письма признается: "неприятности"
проистекали от "ближайших коллег по факультету" из-за габилитации
одного из учеников Гуссерля (Chronik. S. 126). Тем не менее
скрупулезная работа "внизу" ведется без сколько-нибудь
существенных перерывов и отклонений.
Все сказанное относится ик1910г. — с одним существенным
уточнением. С одной стороны, Гуссерль, как и прежде,
занимается конкретным феноменологическим анализом (причем он
возвращается к некоторым старым манускриптам, вновь
обрабатывая их). Доминируют такие модусы, как склонность, сомнение,
вопрошание, фантазия, желание, одобрение, волевые акты,
предпочтение, наслаждение и отвращение, участие, признание,
согласие, мотивация и т. д. Вместе с тем дается классификация
переживаний, исследуются "изначальные и не-изначальные"
переживания. Много внимания, как и в Лекциях 1907 г., уделяется
проблеме вещи (восприятие вещи в отличие от фантома и т. д.).
С другой стороны, становится все заметнее нарастающий
интерес Гуссерля к новой обобщающей проблематике феноменологии:
многие рукописи содержат записи Гуссерля на такие темы, как "идея
наукоучения, деление наук, учение о регионах", о сущности
теории суждений; об онтологии природы и онтологии ценностей. В
одной из рукописей (А 18/29 а) идея наукоучения расчленяется
следующим образом: «1) самое общее учение о предмете
(онтология); 2) всеобщая ноэтика; разделение предметов с точки зрения
их вещественности; 3) реальная онтология (А1: разум,
конституирующий природу); В: Аксиология (разум, конституирующий
ценности)» (Ibid. S. 145). Появляются новые идеи, касающиеся
соотношения чистой, априорной и эмпирической психологии.
Уделяется внимание "социальному опыту". Гуссерль развивает и
обогащает свое понимание "логики как теории познания", вновь
читая в 1910 г. лекционный курс на эту тему. Науки о природе,
разграничение "созерцательной", соответственно
феноменальной природы и точного естествознания, осмысление физики, ее
понятий как "Indices", указателей для феноменальных
отношений — все эти темы тоже занимают Гуссерля. Правда, в
рукописях запечатлен и интерес к таким темам, которые еще не тради-
ционны, но скоро станут весьма перспективными:
интерсубъективность, взятая пока применительно к естественно-научному
познанию (Di31/155-159, см.: Hua XIII, Beil. XXV).

60 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Обобщая сказанное, можно утверждать: уже пролагается путь
к Идеям — и к той принципиальной "остановке" на этом пути,
какой стала статья Философия как строгая наука.
Философия как строгая наука
Во время рождественских каникул 1910/11 гт. Гуссерль делает
наброски к своей статье Философия как строгая наука, а к январю—
февралю заканчивает ее (Chronik. S. 151).
В январе 1911 г. он занят проблемой, которую Э. Штайн,
обрабатывая гуссерлевские стенограммы, обозначает так: "О единстве
Я и единстве вещи". Его занимают такие вопросы, как
неадекватность данности и неадекватность восприятия; морфологический
характер вещи и ее проявлений через профили (Abschaltungen);
вещь науки, в частности, вещь физики [что отражается в
манускриптах А VI ю/25-26; F113/31-33].
В январе 1911 г. Гуссерль читает лекции по логике, затрагивая
такие темы, как категорические, экзистенциальные,
гипотетические суждения; он разбирает понятия возможности и аподиктич-
ности, суждения о понятиях и фактах, вьщеляя проблему "истин
понятия и истин факта". В феврале лекции по логике
продолжаются и охватывают такие темы, как кантовская дефиниция
аналитических предложений, дедуктивные теории, форма
математических дисциплин, евклидова и неевклидова геометрия, о
пространстве трех измеримых множеств. Заслуживает интереса тема
одной из февральских лекций: "О различных регионах как
познавательных сферах и их априорные онтологии" (Ibid. S. 153).
Гуссерлевские лекции по логике вообще поражают
удивительным богатством и разнообразием тем, в том числе и
нетрадиционных, нетипичных для логики: здесь и лекция об
эмпирической психологии в противопоставлении априорным наукам о
духе, душе, сознании, и лекция рб эстетических ценностях,
ценностях добра, о радости, одобрении, желании как модусах сознания.
И вот в марте 1911 г. происходит значительное событие: в
"Логосе" (1910. № 1) появляется статья Философия как строгая наука, в
которой, между прочим (Примечание 1), сообщается о
намерении автора в ближайшее время представить публике труд,
суммирующий феноменологические исследования и
феноменологическую критику разума.
Весь 1911 год заполнен, как всегда, интенсивной работой.
Гуссерль делает наброски, которые обрабатывает его ученик Людвиг
Ландгребе. Их проблематика: "Акт и объективирование.
Различные понятия темы и интенциональная предметность. Слои,
ступени и тематические ступени акта. Интенциональные пережива-

Часть I. На пути к Идеям I
61
ния". К этой рукописи осенью того же года Гуссерль сделает
добавления (МануСКрИПТЫ А V 4/1 b; A VI 81/87 а, 89,103-116,160 а; А VI 8 II/I
а, 99 а; А VI 1211/8-9,11-17).
Задумана также переработка II тома Логических исследований
для нового издания. Намечены и другие планы: разработать
введение в теорию науки — в виде темы "Классификация наук";
вернуться к идее значения, к учению о категориях и суждении и
т. д. В марте 1911 г. Гуссерль набрасывает своего рода дополнение
и разъяснение к § 28 / Логического исследования, освещая вопросы:
«О чем говорит идеальность значений и связанная с этим
объективность истины? А о чем — "неограниченность" объективного
разума?» Идеальная и реальная истина (Манускрипты А111/21-22,
24-35). Затем следуют наброски об идеации (созерцании и пустом
полагании), схватывании значений (Ibid. S. 155), об
индивидуальных и окказиональных суждениях. Гуссерль продолжает делать
заметки к § 29 У и § 25 VI Логических исследований (II том
Логических исследований), затрагивая такие темы: интенция и
исполнение интенции, пустые объективации, "материя" чувственных
представлений, теория суждений.
Включенный в жюри по присуждению премии Кантовского
общества, Гуссерль (вместе с другими коллегами) формулирует
тему конкурса так: «В чем состоит действительный прогресс
метафизики в Германии со времени Гегеля и Гербарта?» В летнем
семестре 1911 г. Гуссерль читает курс всеобщей истории
философии с древнейших времен до начала XIX века — для
начинающих, а также лекции по этике и теории ценностей. Семинар,
который он ведет, посвящен работе Э. Маха Анализ ощущений
(Chronik. S. 157).
Работа "внизу" продолжается. Весьма любопытно, что в годы,
предшествовавшие публикации Идей, Гуссерль много работал
над теми модусами, разновидностями сознания, которые
характеризовали разнообразие его "актовой" стороны. Так, в начале
октября 1911 г. (как следует из Манускриптов Ms тт, 14 В1) его
занимает такая форма, которую он именует "Erfassen" —
понимание в смысле схватывания. Erfassen в свою очередь дробится на
такие актовые подструктуры, как внимание, названное простым
и эксплицирующим схватыванием; как тематическое,
специальное, номинальное Erfassen, как "направленность-представления-
на [что-либо]" ("Vorstellungs-Richtung-auf") — опять-таки в
качестве простого или номинального Erfassen [рукописи АIИ/95-Ю4;
А VI 121/262-265].
Кроме Erfassen, Гуссерль занимается такими модусами
сознания, как поворот (к чему-либо) (Zuwenden), верование (Glauben),

62 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
полагание (Setzen), отрицание (Negation) и сомнение (Zweifel)
[рукопись А VI8 п/23-29]. При этом на протяжении всего октября
Гуссерль пытается выявить оттенки Meinen (от глагола "meinen",
мнить, иметь что-либо в виду).
Затем (в ноябре), и в немалой степени под влиянием того, что
Гуссерль погружается в философию Канта, основателя
феноменологии все более привлекают и предметные структуры
сознания. Делаются наброски о так называемых имманентных
предметах, об образах активной спонтанности как имманентных
объектах (объектах внутреннего осознания времени). И наконец, в
манускриптах, относящихся к тому же месяцу, есть гуссерлевские
заметки о схватывании, понимании ценностей и ценностной
апперцепции (Chronik. S. 164,165; манускрипты А VI81/78; А 116/5-14;
А VI8 1/35 а, 78-80,82; А VI12 про). В 1912 г. эта работа будет
продолжаться и углубляться, о чем также свидетельствуют многие
манускрипты, например, посвященные известной гуссерлевской
проблеме направленности на предмет — но теперь в аспекте
внимания, поворота-к [чему-либо] (Zuwendung-zu). Или, скажем, он
делает различения между актом простого рассмотрения и актом
принятия какой-то позиции (например, манускрипты А VI81/4-13,
14-18 посвящены направленности внимания). Zuwendung
анализируется как "Blick-auf" (взгляд, брошенный на...); принимается в
расчет изменение направленности внимания. В январе 1912 г.
Гуссерль делает наброски о явлении (Erscheinung) одного и того
же предмета в различных по характеру актах восприятия,
воспоминания. Ставится вопрос о "повороте к содержанию и к
характеру предмета, о слоях актового характера" (Chronik. S. 165; Ms
А VI 81/19-21). (В ходе текстологического анализа Идей I мы
убедимся, что в них по крайней мере затронуты, а зачастую и подробно
разработаны все упомянутые темы). В марте-апреле Гуссерль
размышляет над такими модусами, как принятие позиции (Stel-
lungsnahme), решимость (Entschiedenheit),
уверенность-неуверенность (Gewißheit-Ungewißheit), убежденность (Überzeugung),
выбор суждения (Urteilswahl), и (опять) сомнение, негация, а потом:
вера-неверие, воспроизведение (Reproduktion), мыслительные
акты, описание, модификация позиций на основе фантазии
(Chronik. S. 167; Ms A VI 4/1619; 12-15; 22-26; 27-29,38 а, 38-41).
Практическая рекомендация читателю: вспомнить обо всем
этом многообразии не просто упомянутых, но в какой-то мере
проанализированных Гуссерлем актов сознания, когда
впоследствии у нас пойдет речь о проблематике многообразных
переживаний сознания в Идеях I.

Часть I. На пути к Идеям I
63
Переписка Гуссерля и Дильтея
Поступают, наконец, отклики на статью Философия как строгая
наука. 29 июля 1911 г. В. Дильтей, возобновляя творческое
общение, имевшее место в начале века, посылает Гуссерлю
обстоятельное письмо. Главная его идея: Дильтея удивило, что Гуссерль
охарактеризовал дильтеевскую позицию как историцизм,
ведущий к скептицизму. «Большая часть моей работы, — поясняет
Дильтей, — посвящена всеобщезначимой науке, которая должна
придать наукам о духе прочное основание и внутреннюю связь.
Это была первоначальная концепция моей жизненной задачи,
выполненная в "Науках о духе"» (Дильтей имел в виду свою
работу: Einleitung in die Geisteswissenschaften. 1883. Bd. 1. — H. M.).
«Мы едины в том, что — говоря в общей форме — существует
всеобщезначимая теория знания. Далее мы согласны в том, что
подход к этой науке открывают исследования, проясняющие
смысл обозначений, в которых нуждается прежде всего такая
теория и которые необходимы и для всех частей философии. Но
затем, когда мы определяем дальнейшую структуру философии,
наши пути расходятся. Мне представляется невозможной такая
метафизика, которая предпринимает попытку значимым
образом выразить мировую связь (Weltenzusammenhang) через связь
понятий» {Husserl Е. Briefwechsel. Band 6. S. 43).
Дильтей напоминает адресату дефиницию историцизма,
которую дает сам Гуссерль («Историцизм черпает свою позицию в
сфере фактов эмпирической жизни духа, и когда он ее полагает
абсолютно... возникает релятивизм... Нас интересует здесь
специфика исторического скепсиса» — Hua XXV, 41), и утверждает,
что его, Дильтея, позицию неправомерно именовать историциз-
мом. Обвинения в скептицизме тоже представляются ему
абсурдными. Гуссерль, по мнению Дильтея, вырвал из контекста его
работы Типы миросозерцания и их формирование в метафизических
системах (См. в: Weltanschauung. Philosophie und Religion in
Darstellungen von Wilchelm Dilthey, Bernhard Groethuysen, Georg
Misch u.a. В., 1911) некоторые положения и вывел из них
скептические следствия. Но Дильтей признает: «В этом недоразумении
есть и доля моей вины». Текст, на который опирался Гуссерль,
послужил основой доклада, несколько лет назад сделанного
Дильтеем, и остался, — очевидно, из-за его краткости — не
вполне четким и ясным. Но в других текстах, уверяет Дильтей, он
недвусмысленно показал, что его тезис о "релятивировании"
мировоззрений ни в коей мере не ведет к скептицизму.

64 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Описывая противоречивую и сложную судьбу европейской
метафизики, Дильтей, по его собственным словам, трактовал
споры систем, неудачи метафизики только как факты истории,
ни в коей мере не отрицая самой возможности и необходимости
метафизической мысли. Что совпадает, замечает Дильтей, и с
некоторыми положениями Гуссерля в Философии как строгой науке.
Разумеется, в его, дильтеевском, изображении, метафизические,
религиозные системы предстают как "жизненные формы",
которые исторически обусловлены и потому релятивны. «Но из-за
всего этого я не становлюсь ни философом созерцания, ни
скептиком...» (Briefwechsel. Bd. VI. S. 45).
Дильтей принимает идею Гуссерля о необходимости отделять
историческую обусловленность науки от ее общезначимости:
если бы такая историческая обусловленность подрывала
значимость наук, то с таким подходом Дильтей бы не согласился, в чем
его и Гуссерля позиции полностью совпадают. Дильтей
заключает письмо знаменательной фразой: «Вы видите: мы не так далеко
отстоим друг от друга, как Вы полагаете; в некоторых весьма
дискуссионных главных пунктах мы с Вами союзники». Дильтей
уверяет основателя феноменологии, что его новые работы
найдут в нем, Дильтее, непредубежденного и заинтересованного
читателя. И радоваться этому взаимодействию много лучше, «чем
подвергать наши дружеские отношения таким испытаниям,
каким обернулась Ваша полемика в "Логосе"» (Ibid. S. 47).
В ответном письме Дильтею (от 5/6 июля 1911 г.) Гуссерль
принимает предложение о сотрудничестве и даже обещает
выступить в "Логосе" с разъяснением, что некоторые его
полемические выпады были направлены, собственно, не против Дильтея
(разъяснение, впрочем, так и не появилось). Он надеется на
обстоятельный разговор с Дильтеем, который привел бы к
"полному взаимопониманию" (Ibid. S. 48).
В этом очень важном письме Гуссерль кратко формулирует
свое отношение к сфере, что издавна оставалась "заповедной
землей" дильтеевской философии — к учению о типах
мировоззрения, религии, культуры. Пусть каждая из конкретных форм
такого сознания (науки о природе, религия и т. д.) восходит к
вполне определенным историческим ("апостериорным")
условиям — тем не менее каждая из них связана с некоторой
целостностью априорного характера, благодаря которой она уберегается
от историцистского релятивизма. Например, для наук о телах
необходимо понимание своеобразной апории: с одной стороны,
всякое телесное бытие есть сфера релятивности; релятивность,
относительность, следовательно, присущи всякой телесной при-

f<
\

Часть I. На пути к Идеям I
65
роде; но с другой стороны, всякое такое бытие есть все-таки
"бытие" (Sein) и, значит, подпадает под априорные законы,
обладающие всеобщезначимостью. Аналогичным образом обстоит
дело с религией. "Феноменология религии", не отрицая
релятивности религии, обязана искать нечто идеальное, априорное,
всеобщезначимое, что относится к религии вообще. «И я не
думаю, — продолжает Гуссерль, — что убеждения, которыми я
руководствуюсь, и цели, которые я ставлю перед
феноменологической философией культуры, отклоняются от того, чего требуете
Вы, глубокоуважаемый господин тайный советник; не думаю, что
нас действительно разделяют принципиальные различия» (Ibid.
S. 49).
Несколько позже Гуссерль делает приписку к своему
посланию. Она касается "Daseinswissenschaft", т. е., согласно гуссерлев-
ским разъяснениям, наук о физической природе и вопроса о
метафизике. Такие науки, по убеждению Гуссерля, требуют
дополнения и завершения в виде метафизики. Однако это не должна
быть метафизика в смысле кантовской вещи самой по себе или
чисто понятийная метафизика а 1а Спиноза. «Разве мы по
существу не едины в этом?» — задает вопрос Гуссерль (Ibid. S. 50—51).
И заключает: «То, к чему мы стремились и что изучали, исходя из
различных исследований, руководствуясь различными
историческими мотивами, проходя через различающиеся стадии развития,
— взаимосогласуется и соотносится друг с другом:
феноменологический элементарный анализ и феноменологический анализ в
крупном формате, а на Вашей стороне — Вами завершенная
морфология и типика больших культурных образований» (Ibid.
S. 51).
Письмо, которое Дильтей отправил в ответ (10 июля 1911 г.),
дышит не меньшими уважением и доброжелательностью. «Я чту
в Вас, — обращается он к Гуссерлю, — гения философского
анализа. И я только радуюсь, когда из Ваших слов заключаю, что моя
работа была для Вас небесполезна» (Ibid. S. 51). Эта оценка Диль-
тея дорогого стоит: распознать в Гуссерле "гения философского
анализа" в самом начале 10-х годов XX в., когда специфический
путь трансцендентальной феноменологии едва обрисовывался,
мог духовно чуткий и действительно крупный мыслитель.
Дальнейшей дружбе и переписке двух выдающихся философов
помешало трагическое событие: 1 октября 1911 г. Дильтей
скончался от кишечной инфекции. Гуссерль послал вдове Дильтея
прочувствованное и искреннее соболезнование, в котором писал, что
пережил настоящую душевную боль от неожиданной утраты
"великого исследователя", автора "великих идей". Переписка
3-8214

66 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Гуссерля и Дильтея была значительным событием, хотя она
длилась всего полгода.
1912—1913 гг.: оформление и публикация Идей I
Летом 1912 г. работа над текстом будущих Идей к чистой
феноменологии и феноменологической философии в самом разгаре.
Немногие знают, что Гуссерль в эти годы пишет не только
произведение, известное как Ideen I, но и те два тома, которые не были
опубликованы при его жизни и которые впоследствии стали
известны как Ideen II и Ideen III. И еще одно историческое
совпадение: так случилось, что в те же годы Гуссерль усиленно трудился
над доработкой II тома Логических исследований, которые вышли
вторым изданием тоже в 1913 г. Но сначала — об Идеях.
Всю напряженную творческую деятельность, которую
Гуссерль вел после опубликования Логических исследований, можно
уподобить достаточно долгому и трудному пути; двигаясь по
нему, основатель феноменологии пришел к ряду выдающихся
философских открытий и результатов. Что, впрочем, стало ясно
лишь позже, когда специалистам и вообще заинтересованным
читателям открылся огромный массив рукописей, в сущности
подготовленных к печати и лишь дожидавшихся своего часа: они
составили ряд специальных томов Гуссерлианы (II, XI, XVI и др.)
и множество приложений к другим томам. А в те годы лишь сам
Гуссерль понимал, какой грандиозный пройден путь и как много
результатов он может предложить читателям. Впрочем в
необозримости накопленного материала (тогда, напомню еще раз,
почти неизвестного философской публике) заключалась и огромная
трудность. Ведь надо было написать книгу на одну
профилирующую тему — пусть эта книга и была сразу задумана в
качестве трехтомника, трехкнижья. Интенсивная подготовка самих
текстов как раз и пришлась на 1912 г. Летом этого года Гуссерль
пишет разделы об эйдетике чистого сознания и специфике
феноменологии (Chronik. S. 171). В сентябре отрабатывается тема
феноменологической редукции. К сентябрю же относятся рукописи,
которые свидетельствуют об интересе Гуссерля к проблемам,
которые и определят структуру Идей I. Например: отношение
онтологии и феноменологии; онтологический анализ и психологиче-
ско-эмпирическое исследование; феноменологическая редукция.
Работе отдаются все силы. Гуссерль пишет сыну Генриху: «Я
продолжаю работать со всей энергией и буду принужден делать это
и в дальнейшем, [ибо] программа новой науки —
основополагающей науки вообще — это не какая-то мелочь. И я вынужден
быть настороже: ведь философские поденщики (die Tagesphi-

Часть I. На пути к Идеям I
67
losophen) не упустят никакого ляпсуса, чтобы хоть в чем-то
досадить мне».
В ноябре—декабре 1912 г. Гуссерль также предпринимает
обработку текста, который затем станет известным как Ideen II6.
30 декабря 1912 г. Гуссерль принимается за отработку текста,
который предназначается к печати в качестве Ideen I. Январь 1913 г.
тоже заполнен работой над этой рукописью.
Кроме того, на 1913 г. основатель феноменологии намечал
самые широкие планы. Как явствует из Идей I (примечание 25) и из
нового издания Логических исследований (Bd. II, Т. I, S. 333,
примечание I), Гуссерль планировал привести в порядок и подготовить
к печати все те разработки, которые он ряд лет готовил для
лекций по логике — с акцентом на формальное учение о значении, о
теории синтаксических форм и синтаксической материи. В
марте—апреле 1913 г. Гуссерль также работает над текстом
Конституция духовного мира {Ideen IT), делает набросок введения для
Идей III. Но основной упор делается на работу над текстом Идей I,
почему Гуссерль отказывается от доклада, который он должен
был прочитать в начале марта в Кантовском обществе (Chronik.
S. 177). Написаны Идеи I очень быстро, чуть ли не за шесть
недель 7.
И вот наконец во второй половине апреля 1913 г. Идеи I, т. е.
сочинение "Идеи к чистой феноменологии и
феноменологической философии. Книга первая: Всеобщее введение в чистую
феноменологию" выходит из печати, появившись, как и было
задумано, в "Ежегоднике философии и феноменологических
исследований", но также и в виде особой книги, относящейся к
"Ежегоднику". Приблизительно в мае-июне возобновляется работа
над новым изданием Логических исследований. А в июне—июле (?)
перерабатываются параграфы Логических исследований,
посвященные проблеме бытия и истины — с доказательствами в пользу
трансцендентального идеализма. Кроме того, дорабатывается
VI Исследование. В июле 1913 г. появляются рукописи Гуссерля,
которые он хотел положить в основу пятой главы VI Исследования:
они посвящены проблеме очевидности и истины, бытия и
сознания, окказиональных и идеальных истин, идеального и
реального бытия. 19 июля Гуссерль сообщает Дауберту, что продолжает
существенно перерабатывать VI Исследование (что "сейчас"
трудится над проблемами возможности, очевродности и т. д.). «Мои
силы — на пределе», — признается Гуссерль своему ученику
(Chronik. S. 182). Немного подробнее — о переписке этого
времени с И. Даубертом: это будет живая картинка,
свидетельствующая о деятельности Гуссерля в 1913 г.
з*

68 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
В переписке с Даубертом, который настойчиво приглашает
его в Мюнхен, отдавая в распоряжение свою квартиру, Гуссерль
сообщает, что не может принять любезного предложения, ибо не
вправе откладывать подготовку нового издания Логических
исследований. Между прочим, Дауберт посылает Гуссерлю по его
просьбе "phänomenologisch-anständige", т. е.
"феноменологически-пристойные" сорта сигар и грубо нарезанного табака, и
Гуссерль выражает благодарность за посылку. И впоследствии (см.
письмо Дауберту от 23 апреля 1913 г.) снова решается обременять
его //тaбaкoлoгичecкими,, (tabaccologischen) просьбами. Гуссерль в
свою очередь приглашает Дауберта к себе в Геттинген, добавляя:
«Вы знаете, как радуют меня Ваши посещения и что для Вас у
меня всегда найдется время... Но, пожалуйста, приезжайте больше
чем на один день!» (Briefwechsel. Bd. 2. S. 61, 62).
Приглашения в Мюнхен, разумеется, передаются Даубертом и
от имени Пфендера. Гуссерль благодарит и отвечает, что с
удовольствием встретился бы с Пфендером в philosophiens (на
факультете) и "beim Farina", ("Фарина" — так назывался ресторан в
Мюнхене, где имели обыкновение встречаться феноменологи).
В письме к Дауберту от 23 апреля 1913 г. Гуссерль сообщает о
продолжающейся работе над Логическими исследованиями: «Я
теперь осуществляю ревизию VI Исследования. Пожалейте же меня!
II—V Исследования я существенно отшлифовал и улучшил с точки
зрения их собственного стиля. Что касается VI Исследования, то
дело радет особенно трудно, но я надеюсь, что мне удастся сделать
их более полезными, не искажая стиля».
И здесь — важный вопрос к Дауберту: «Какое впечатление
произвели на Вас "Ежегодник I" и Идеи I? Для меня особенно
важно знать Ваши впечатления» (Ibid. S. 65). В ответном письме
(от 26 июня 1913 г.) Дауберт (сообщив для начала об отсылке
сигар и табака), говорит о своих впечатлениях от статей
"Ежегодника 1", особенно высоко оценивая статью Гайгера "Очерки
феноменологии эстетического наслаждения" и критикуя
размышления о феноменологии Макса Шелера: "это — не подлинно"
(подозревая Шелера в том, что тот всуе использует слово
"феноменология" для своих целей). Что касается Идей I,
доминирующих в "Ежегоднике", то Дауберт признается: он испытал досаду
из-за того, что сам занимался в последние годы теми же
вопросами, что и Гуссерль, но — в отличие от Гуссерля — так и не
заставил себя завершить свои исследования. Правда, есть расхождения
в основах, целях и направлениях работы. Но не в них суть:
расхождения меркнут перед величием того, что в работе Гуссерля сно-

Часть I. На пути к Идеям I
69
ва оказалось "bahnbrechend", т. е. прокладывающим новые пути
для понимания проблем познания (Ibid. S. 67).
Основателя феноменологии и главу феноменологической
школы, разумеется, весьма интересует, как восприняты и как
приняты его Идеи I — труд, являющийся результатом целого
периода жизни, который был заполнен напряженными
новаторскими исследованиями. Далеко не все настроены так объективно
и доброжелательно, как Дауберт: с пониманием новой
феноменологии уже и в ближайшем к Гуссерлю круге учеников давно
возникли сложные проблемы, чреватые острым размежеванием.
Остановимся на этой теме.
Неформальное сообщество: ученики
и последователи Гуссерля
Ситуация в неформальном сообществе феноменологов,
сложившемся вокруг Гуссерля ко времени написания и
опубликования Идей I, была весьма непростой и противоречивой. С одной
стороны, Гуссерль, философ, теперь уже хорошо известный в
Германии и других европейских странах, остается признанным
лидером постоянно расширяющегося феноменологического
сообщества. Геттингенское философское общество, о котором
ранее уже упоминалось и расцвет деятельности которого
приходится на те же годы, было, по сути, клубом молодых гуссерлианцев.
Членами общества в 1912 г. были: Winthrop Bell, Albert R.
Chandler, Rudolf Clemens, Theodor Konrad, Fritz Frankfurter, Jean Hearing,
Gustav Hübner, Alexander Koyré, Hedwig Martius, Fritz Neuman и
др.; в 1913 г. к ним присоединршись Erica Gothe, Betty Heymann,
Hans Lipps, Georg Moskiewicz, Günter Müller, Edith Stein и др.
Вместе с этим кругом учеников, последователей или просто
интересующихся феноменологией лекции Гуссерля слушает
приехавший из Польши Роман Ингарден. Если учесть постоянные и
плодотворные контакты Гуссерля с мюнхенской
феноменологической школой (А. Пфендер, М. Гайгер, И. Дауберт, А. Раинах),
то создается впечатление, что феноменология оформляется в
заметное и влиятельное философское движение.
С другой стороны, публикация Идей I послужила
катализатором, ускорившим процесс распада этого сообщества и
выявившим ранее назревавшие, но до поры до времени еще скрытые
противоречия. Чтобы понять, какой характер они носили,
целесообразно несколько подробнее вникнуть в вопрос об истоках и
судьбе раннего феноменологического движения.

70 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Предыстория так называемой Мюнхенской школы здесь
особенно важна. Вспомним о посещении Гуссерля Даубертом в
1902 г. К тому времени Дауберт был членом Академического
психологического объединения, которое образовали бывшие
студенты Теодора Липпса, еженедельно собиравшиеся для обсуждения
интересовавших их проблем философии и психологии. Сам
Т. Липпс появлялся на заседаниях объединения редко — не чаще
раза в семестр. «С самого начала, — отмечает Г. Шпигельберг, —
Александр Пфендер и Иоганн Дауберт были центральными
фигурами в этой группе. Общим базисом работы стала углубленная
Теодором Липпсом описательная психология, в которой
сохранились остатки конструктивизма Гербарта и которая, что более
серьезно, была отмечена ясно выраженным психологизмом.
Когда в Логических исследованиях Гуссерля была предпринята атака
на Липпса, в особенности за его психологизм, то Липпс, выступая
перед этой группой, попытался защитить свою позицию. Но
эффект оказался прямо противоположным намерениям Липпса:
вскоре все это привело к чему-то вроде бунта его ближайших
учеников» (Spiegelberg H. The phenomenological movement. Vol.1.
P. 171). Ученики Т. Липпса поддержали не его, а Гуссерля.
Встреча в 1902 г. с Даубертом, идеи которого, по-видимому,
свидетельствовали о высокой оценке Логических исследований
молодыми мюнхенцами, произвела на Гуссерля столь глубокое
впечатление, что он стал следить за работой мюнхенского кружка. В
мае 1904 г. он приехал в Мюнхен и выступил перед членами
объединения и другими собравшимися. В 1905 г., по образному
выражению Г. Шпигельберга, между Мюнхеном и Геттингеном
образовался своего рода "трек", по которому из города в город
курсировали студенты и преподаватели. В 1906 г. к группе
присоединился (но, конечно, весьма своеобразно) Макс Шелер,
переехавший из Иены и ставший приват-доцентом в Мюнхене.
Шелер, учение которого в то время только формировалось, был
глубоким и оригинальным мыслителем; критически заимствуя
отдельные идеи и принципы из феноменологии, сам он оказывал
на феноменологическое сообщество все большее влияние,
которое, в частности, испытал один из самых талантливых
представителей группы Дитрих фон Гильдебранд, специализировавшийся
по проблемам этики.
В 1907 г. некоторые феноменологи из Мюнхена и других
городов переезжают в Геттинген, чтобы быть ближе к Гуссерлю,
слушать его лекции, дискутировать с ним. Среди последователей
Гуссерля в эти ранние годы феноменологического движения
наиболее значительными были А. Раинах, И. Дауберт, М. Гайгер,

Часть I. На пути к Идеям I
71
Д. фон Гильдебранд, В. Шапп, А. Койре, Я. Херинг, Р. Ингарден,
Ф. Кауфманн, Э. Штайн, Т. Конрад, Г. Липпс (не путать с Т. Лип-
псом!), X. Конрад-Марциус. Гуссерль должен был радоваться
тому, сколь широкое и глубокое признание его феноменология
встречает у талантливой молодежи Германии и других стран
мира. Ученики постоянно встречаются на лекциях и семинарах
Гуссерля 8. О лекциях и исследованиях Гуссерля 1907—13 гг. речь в
общем и целом уже шла. Надо добавить, что в это время особое
внимание Гуссерля привлекает история философии вообще и
философия Канта в частности и особенности. Так, в зимний
семестр 1911/12 гг. Гуссерль углубляет свою трактовку Канта,
тщательно готовится к занятиям по кантовской философии. В ноябре
1911 г. в рукописях сделаны заметки — в связи с лекциями и
штудиями по философии Канта — об априорных формах предметов,
об априорных и эмпирических высказываниях, об эмпирических
предметных отношениях. По понедельникам, вторникам,
четвергам и пятницам (начиная с 26 октября 1911 г.) он читает лекции о
философии Канта и неокантианцев, делая акцент на теории
сознания. Кроме того, он ведет семинар, посвященный кантовской
Критике чистого разума. Эдит Штайн, ученица Гуссерля,
впоследствии сыгравшая существенную роль в обработке наследия
учителя, оставила такое воспоминание о посвященных Канту
лекциях Гуссерля: «Было большой радостью слушать его. Перед ним
лежала рукопись, но казалось, что он едва ли в нее заглядывает.
Он говорил живо и в приподнято-радостном тоне, легко и
элегантно; все было прозрачно-ясным и не вызывало возражений.
Возникало впечатление, что чтение лекций не стоило ему
никакого труда. Когда позднее я как-то получила возможность
взглянуть на те самые рукописи, то с удивлением увидела, что они от
начала и до конца, полностью текстуально переработаны; под
последней лекцией семестра он имел обыкновение писать:
«Готово, благодарение Богу!» Все эти блестящие достижения были
результатом невероятных усилий и мучений» (Edith Steins Werke.
Bd. VII. S. 195).
В летнем семестре 1912 г. Гуссерль снова читает лекции по
истории философии — от античности до XIX в. — для начинающих
(по понедельникам, вторникам, четвергам, пятницам); а по
средам — лекции по истории суждения. На семинарах же
разбирается теория познания Л отце — на основе третьей книги его Логики.
Семинары проходят по субботам. И значит, каждый день, за
исключением, разумеется, воскресенья, Гуссерль читает лекции и
ведет семинары. Между прочим, объявленные лекции по теории
суждения Гуссерль тематически переориентировал. О причинах

72 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
он написал так: «Когда я объявлял тему, я думал суммировать
свои многолетние исследования по феноменологии судящего
сознания (des urteilenden Bewußtseins). Но постепенно меня
одолели сомнения. К тому же в кругу молодых философов, которые
ревностно работают здесь, в философском обществе, в последнее
время — как я слышал — занимались главным образом
указанными вопросами, и я охотно оказал бы им помощь в таком
изучении. В результате я решил ориентировать свои мысли несколько
иначе, чем было первоначально задумано. И я выбрал примерно
такое название "Избранные фундаментальные проблемы
феноменологии"» (Chronik. S. 169). Эта тематическая ориентация
сохранилась затем и в Идеях I.
На зимний семестр 1911/12 гг. для лекций и семинаров
Гуссерлем намечены такие обобщающие темы, как "Логика и
введение в наукоучение" (повторение лекций зимнего семестра 1910—
1911 гг.), "Метафизические и научно-теоретические
исследования природы и духа". В семинаре принимают участие и
известные философы, и молодые ученики Гуссерля: Wintrop Bell, Adolf
Grimme, Hans Lipps, Margarete Ortmann, Fritz Neumann, Roman
Ingarden. "Природа и дух" — это, конечно, очень широкая тема.
Но из документов, рукописей видно, как ее тогда трактовали на
семинаре Гуссерль и его ученики: отделение вещи от среды,
наполненного пространства; вещь и ее протяженность, фантом и
человеческое тело как вещь и как живое, собственное тело; чужое
тело; восприятие тела; сущность res extensa, локализация
ощущений; тело как носитель поля ощущений (Chronik. S. 174—175).
Словом, в рамках семинара со столь общей темой Гуссерль и гус-
серлианцы обсуждают уже вполне обычный для феноменологии
круг тем и проблем: восприятие; процессы мысли, волевые
процессы; поток сознания и имманентное время, познание как
сознание предметности. После появления Идей I все чаще
встречаются типичные для них темы: естественная установка и
феноменологическое Epoche; и что особенно важно: "интенциональность
как основная черта всех переживаний" (Chronik. S. 176,178—179).
Хотелось бы подчеркнуть: интерес к теме тела, телесности,
восприятия человеческого тела — это уже довольно новая для
тогдашней философии и (как оказалось в наше время) весьма
перспективная проблематика.
Наступает 1913-й, год публикации Идей I. Гуссерль продолжает
свои занятия (о чем было рассказано ранее). Вот как Э. Штайн
описывает атмосферу гуссерлевских лекций, семинаров и, в
частности, реакцию гейдельбергских и мюнхенских учеников на
новое гуссерлевское сочинение. «Незадолго до начала семестра, —

Часть I. На пути к Идеям I
73
пишет Э. Штайн, — появилась новая работа Гуссерля Идеи к
чистой феноменологии и феноменологической философии. Ее должны
были обсуждать на семинаре. Кроме того, Гуссерль объявил, что
он хочет выделить один день в неделю, после обеда, чтобы
желающие смогли приходить к нему домой со своими вопросами и
сомнениями. Естественно, я сразу купила книгу... В первый
"открытый" день, как обнаружилось, я оказалась первым гостем у
Гуссерля и поделилась с ним своими сомнениями. Вскоре
появились и другие посетители. И у всех на сердце были одни и те же
вопросы. Логические исследования произвели впечатление прежде
всего благодаря тому, что они казались радикальным отходом от
критического идеализма кантовского и неокантианского
направлений. В этом усматривали "новую схоластику", потому что взор
поворачивался от субъекта — и направлялся на вещи:
познание снова оказывается таким приемом [впечатлений],
который получает от вещей свой закон, а не — как в критицизме —
процессом определения (Bestimmen), которое приписывает
свой закон вещам. Но Идеи содержали в себе повороты, которые
звучали так, как если бы Мастер ("Мастером", как уже
отмечалось, ученики называли Гуссерля. — H. M.) с их помощью хотел
бы осуществить [общий] поворот к идеализму. То, что он сказал
устно, не смогло рассеять сомнения. Это было, — продолжает
Э. Штайн, — начало развития, которое все более вело Гуссерля к
тому, чтобы учение, названное им "трансцендентальным
идеализмом" (он не покрывался трансцендентальным идеализмом
кантовской школы), стало специфическим ядром его философии
и чтобы вся энергия была направлена на его обновление. Это был
путь, по которому его старые геттингенские ученики, — к его и к
их большому огорчению, — не могли за ним следовать» (Stein E.
Op. cit. S. 174—175). «В этом летнем семестре, — сообщает также
Э. Штайн, — Гуссерль читал лекции о "Природе и духе";
исследования по обоснованию наук о природе и духе. Предмет этих
лекций должен был обсуждаться во II части Идей, которые еще не
были опубликованы. Мастер сделал их набросок вместе с
Идеями I, но отложил доработку для печати, чтобы подготовить новое
издание Логических исследований, что настоятельно требовалось,
ибо это произведение давно было раскуплено, и на него был
большой спрос» (Ibid. S. 176).
Одновременно работало "Геттингенское философское
общество", которое состояло (как справедливо отмечает Э. Штайн) по
преимуществу из учеников Гуссерля; они еженедельно
собирались для обсуждения интересующих их вопросов. В тот семестр
"председательствовал" Москович, который в этом очень молодом

74 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
кружке гуссерлианцев-феноменологов был самым старшим по
возрасту. Собирались в доме фон Хейстера, владельца имения,
который не был философом, но исключительно из живого
интереса посещал лекции, участвовал в работе философского кружка.
Правда, основатели Геттингенского философского общества
(Reinach, Hedwig Conrad-Martius, Dietrich von Hildebrand, A. Koyré,
J. Hering) в тот год по разным причинам отсутствовали. Заметную
роль, по словам Э. Штайн, играли языковед Рудольф Клеменс, а
также Фриц Франкфуртер, изучавший математику; хотя это не
были профессиональные философы, их увлекали
феноменологические дискуссии. Но, пожалуй, главным лицом на заседаниях
геттингенцев в 1913 г. был Ганс Липпс, тогда двадцатитрехлетний
(и выглядевший, по свидетельству Штайн, еще моложе). Он
высказывал свое мнение в коротких, четких предложениях, не
отказываясь потом, отвечая на вопросы, развить свою мысль,
дополняя слова выразительными жестами и мимикой. (Правда, он
приходил на заседания не всегда, ибо готовил диссертацию по
философии и к тому же занимался исследованиями по физиологии
растений.) Заседания посещали, кроме Э. Штайн, другие
женщины-философы: Грета Ортман и Эрика Готе. Правда, в дискуссиях
участвовали не только феноменологи-гуссерлианцы. Фриц
Кауфман приехал из Марбурга, где у Пауля Наторпа он освоил
неокантианство, что — по словам Штайн — делало для него
трудным осмысление феноменологического метода. Он был,
пожалуй, единственным в этом кружке, кто благодаря
состоятельному отцу-торговцу мог не заботиться о куске хлеба. Другие
члены геттингенского кружка были обречены на весьма скромное
существование.
Были и приезжие из дальних краев — например, канадец
у. Белл, который начинал учиться в Англии, а потом направился
в Германию. Прочитав рецензии Морица Шлика на Логические
исследования, Белл заинтересовался феноменологией. Ко времени,
о котором идет речь, он уже три года был в Геттингене и писал у
Гуссерля диссертацию об американском философе Ройсе (Royce).
В год выхода в свет Идей I предметом обсуждения в геттинген-
ском философском кружке стали не только они. Другое
произведение, которое Э. Штайн ставит выше Идей и которое в 1913 г.
усиленно обсуждалось, — это Формализм в этике и материальная
этика ценностей Макса Шелера. «Молодые феноменологи, —
свидетельствует Э. Штайн, — испытывали большое влияние
Шелера; некоторые — как Гильдебранд и Клеменс, — больше
следовали за ним, чем за Гуссерлем» (Ibid. S. 181).

Часть I. На пути к Идеям I
75
В то время М. Шелер не имел права выступать в университете;
он вообще попал в весьма затруднительное положение (из-за
развода, точнее, из-за того, что первая жена устроила шумный
скандал, привлекший внимание университетских властей и
приведший к временному запрету на преподавание). Геттингенским
поклонникам Шелера пришлось собираться в отеле или кафе.
Вначале, рассказывает Э. Штайн, было намечено, что для доклада
предоставят пару-другую вечеров. Но Шелер был не в ладах со
временем: пришлось собираться каждый день. При этом после
докладов и обсуждений оставалось несколько человек, чтобы
слушать Шелера и спорить с ним (Ibid. S. 181—182).
Большинству геттингенцев (разумеется, ориентации, близкой
Э. Штайн) нравилось в выступлениях Шелера уже то, что и он
был против "идеалистического поворота", осуществленного
Гуссерлем в Идеях и на пути к ним. К тому же, по оценке Э. Штайн,
"отношения между Гуссерлем и Шелером не были безоблачны-
ми". Шелер использовал любую возможность, чтобы
подчеркнуть, что он — не ученик Гуссерля, что он самостоятельно
открыл феноменологический метод. Гуссерль же был убежден, что
Шелер принадлежит к кругу его учеников и испытал немалое
его, Гуссерля, влияние. Для того были свои основания: когда
Гуссерль был приват-доцентом в Галле, а Шелер жил неподалеку, в
Иене, то они часто встречались и живо обсуждали философские
проблемы. Э. Штайн считала, что Шелер легко поддается
влияниям других мыслителей, незаметно для себя впитывая, однако, и
существенно перерабатывая их идеи. Так было и с Гуссерлем. Но
одно нельзя отрицать: Идеи встречали активное сопротивление —
причем прежде всего сопротивление многих учеников и
последователей Мастера. О некоторых из них следует сказать особо.
Тогда будут более понятными причины их расхождения с
Гуссерлем после выхода в свет Идей I. Этот экскурс в историю
феноменологической философии может быть лишь очень кратким.
Александр Пфендер (1870—1941) — один из наиболее видных
феноменологов, который не по случайным обстоятельствам, а
исходя из хорошо продуманных собственных убеждений некоторое
время солидаризировался с Гуссерлем. Его философское
творчество — пример того, что идеи, оформленные Гуссерлем в
Логических исследованиях, что называется, носились в воздухе. Термин
"феноменология" он начал употреблять одновременно с
Гуссерлем, а возможно, и несколько раньше него. Еще в 1898 г. он
опубликовал книгу "Сознание воления" (Das Bewußtsein des Wollens),
в которой на примере одного из важнейших видов переживаний
сознания пытался построить психологию нового типа. Пфендер

76 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
считал, что психология не меньше логики страдает от
психологизма. Теодор Липпс ранее посоветовал Пфендеру, инженеру по
профессии, заняться психологией и философией. Пфендер
вначале оказался под некоторым влиянием Липпса. Потом пути их
разойтись. Пфендер хорошо разбирался в модной тогда
экспериментальной психологии, а также в литературе
физиологического толка, однако он искал для психологии специфическую
методологию и говорил о так называемой понимающей
психологии. «Очевидно, Пфендер произвел на Гуссерля весьма сильное
впечатление во время встречи в Мюнхене в 1904 г., — писал
Г. Шпигельберг, которому довелось быть учеником Пфендера, —
и особенное впечатление произвело неортодоксальное пфенде-
ровское Введение в психологию (тогда только что вышедшее. —
H. M.). — Это объясняет также тот факт, что именно от Гуссерля
исходила инициатива провести вместе летние каникулы 1905 г. в
Зеефельде в Тирольских Альпах. Также и по инициативе
Гуссерля Пфендер начал писать новую логику, которая развивала идею
чистой логики Логических исследований; она появилась в
Ежегоднике [феноменологии и феноменологических исследований] в
1921 г. В период с 1920 по 1927 гг. Пфендер был фактическим
эдитором Ежегодника». В этот период, сообщает Шпигельберг,
он слышал, как Гуссерль называл Пфендера "наиболее солидным
тружеником" [на ниве феноменологии, разумеется]; есть и
другие свидетельства того, что в ранние 20-е годы ("до пришествия
Хайдегтера") основатель феноменологии считал: Пфендер —
лучшая кандидатура на пост профессора во Фрейбурге после его,
Гуссерля, грядущей отставки (Spiegelberg H. The Phenomenological
Movement. Vol. I. P. 174—175). Вместе с тем, как верно отмечает
Шпигельберг, Гуссерль не скрывал и своего разочарования: ему
казалось, Пфендер остался по меньшей мере равнодушным к тем
темам и наработкам, которые — вместе с Идеями I и после них —
находились в центре исследовательского интереса основателя
феноменологии (Ibid. P. 175). (Дело, однако, обстояло сложнее, о
чем мы вспомним в Экскурсе, посвященном феноменологической
редукции.)
Не имея здесь возможности вдаваться в детали, касающиеся
концепции Пфендера, отметим две ее взаимосвязанные
тенденции, позволяющие понять и ее близость к феноменологии, и
истоки постепенно назревавшего размежевания.
Во-первых, Пфендер, отталкиваясь от психологии, так же как
и Гуссерль, вносил в феноменологию интерес к отдельным актам
переживаний — прежде всего к актам воления, восприятия, а
потом и к ценностям и к таким актам, которые именовались "Gesin-

Часть I. На пути к Идеям I
77
nungen" и под которыми разумелись любовь и ненависть,
благорасположение и отвращение, дружественность и враждебность.
Что касается восприятия и воления, то здесь проявилось
несомненное родство учения Пфендера с гуссерлевской
феноменологией — особенно, кстати, периода Идей I и подготовки к ним. Это
вносит дополнительную координату в осмысление данного
произведения. Ведь Гуссерль, работая "внизу", на
феноменологическом поле анализа сознания, не мог не чувствовать поддержку
своих учеников и последователей. Ибо они тоже возделывали это
поле, тщательно "обследуя" различные акты, феномены
сознания, его переживания. Правда, справедливо отмечают некоторые
исследователи, при расшифровке Пфендером "Gesinnungen" еще
большим было взаимодействие с Максом Шелером, с его
анализом, предпринятым в работе Сущность и формы симпатии (Wuch-
tel К. Bausteine zu einer Geschichte der Philosophie des 20.
Jahrhunderts. S. 152). Г. Шпигельберг хорошо подытожил главные линии
и достижения феноменологических исследований А. Пфендера:
1) феноменология воления; 2) феноменология внимания,
"профили" и объект внимания; 3) феноменология мотивации — с
основополагающим различением побуждения (Triebfeder) и мотива;
4) феноменология направленных чувств (Gesinnungen); 5)
дескриптивные исследования в области характерологии; 6) работы
из наследия Пфендера, в которых особенно тщательно
разработаны феноменология восприятия, ценностей, идеальных
требований (Forderungen) и феноменология верований и веры
(Spiegelberg H. Op. cit. P. 185).
Во-вторых, Пфендер, — как мы отметили, под воздействием
Логических исследований Гуссерля и по предложению Мастера —
занялся разработкой феноменологической, т. е. чистой логики.
Как и Гуссерль, он не только не видел здесь измены делу
феноменологического анализа переживаний, но даже усматривал в
таком необычном соединении специфику феноменологической
позиции. Так в чем же дело? Откуда проистекало то взаимное
охлаждение и теоретическое отдаление друг от друга двух
исследователей, чего они, видимо, не скрывали, но сумели придать своим
разногласиям цивилизованную форму?
Дело, полагаю, состояло в следующем. Логические исследования
потому стали для Пфендера и других членов мюнхенской
группы феноменологов классическим произведением, что они равно
предоставляли возможность работать в обоих полях —
феноменологическом и логическом, кроме того, они позволяли
одинаково двигаться в сферах логики и психологии, как бы оставляя в
стороне мировоззренческие споры и завершая дебаты вокруг

78 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
психологизма в пользу феноменологии. Проект "чистой логики"
выглядел столь грандиозным, что открывал многие
исследовательские возможности и перспективы. Заниматься его
продолжением стало для Пфендера (и некоторых других учеников
Гуссерля) делом увлекательным и престижным. И вот когда Пфендер
втянулся в новые логические исследования, в
феноменологическом лагере случилась "измена"! И пришла она не от кого-
нибудь, а от главы школы, основателя феноменологии! В то
время, когда ученики, что называется, развернули знамена вокруг
бастиона Логических исследований, оказалось: Гуссерль призывает
"сняться с места", переместиться на новые позиции. И тут
выяснилось, что молодые приспешники не поняли и не приняли
вызова основателя феноменологии. Они, увы, не поспевали за его
динамическим развитием и хотели остаться более верными
установкам ранней феноменологии, чем сам Гуссерль. Правда,
Пфендер и здесь оказался более глубоким и внимательным
исследователем, чем некоторые другие феноменологи.
«По-видимому, только после появления гуссерлевских Идей, — отмечает
Г. Шпигельберг, — Пфендер начал рассматривать
феноменологию как дело, требующее дальнейшего осмысления». Ибо —
вопреки тому, что думал о нем Гуссерль — Пфендер продолжал
тщательно изучать и взвешивать поздние сочинения Гуссерля.
Так, он принял такие идеи, как феноменологическая редукция,
правда, делал это медленно и избирательно; при этом он
постоянно отвергал сделанные из метода феноменологической
редукции идеалистические выводы, считая их недостаточно
обоснованными (в связи с этим Г. Шпигельберг ссылается на активную
поддержку Пфендером критической книги латышского
феноменолога Т. Целмса Феноменологический идеализм Гуссерля. — H. М.).
Остается сожалеть, что оставшееся несогласие никогда не
выходило на уровень открытой и основательной дискуссии
(Spiegelberg H. Op. cit. P. 180). Согласно Шпигельбергу, дискуссия помогла
бы, ибо оба крыла феноменологического движения отдалялись
друг от друга больше, чем того требовали их действительные и,
увы, необсужденные разногласия. Может быть, может быть... И
все же некоторые важные акценты более поздней пфендеровской
феноменологии расставлены скорее в противовес Гуссерлю, чем в
согласии с ним. Конечно, и Гуссерль существенно
трансформировал свое понимание логики в поздних работах. Но
теоретическое, "фундирующее" первенство феноменологии по
отношению к логике, отстаиваемое в Идеях I, в дальнейшем защищалось
отцом феноменологии столь же категорически. Пфендер же все

Часть I. На пути к Идеям I
79
более упорно выдвигал идею о "равных правах" логики и
феноменологии в рамках более общей дисциплины, теории познания.
Но самым важным, действительно, сделался спор о
трансцендентальном идеализме, что в нашем дальнейшем анализе потребует
особого внимания к вопросу, зачем Гуссерлю нужно было так
отчетливо вычерчивать трансценденталистскую линию в Идеях!.
Он делал это вопреки тому, что высокой ценой теоретического
риска мог стать и действительно стал распад собравшейся вокруг
него блестящей группы молодых исследователей. И это тем более
верно, что по существу одна и та же схема характеризовала
отношения Гуссерля с другими членами геттингенско-
мюнхенского сообщества.
Так, Хедвиг Конрад-Марциус (1888—1966), которая, между
прочим, вместе с Э. Штайн стала одной из первых женщин, кому
было разрешено получить университетское образование, позже
защитила диссертацию о позитивизме, удостоенную специальной
премии; она посвятила свою исследовательскую деятельность
феноменологии реального мира и созданию — внутри
феноменологии — особого варианта онтологии. Она горячо поддержала
Логические исследования прежде всего за возможности, открытые
для сущностного анализа. Онтологические акценты
феноменологии были столь принципиальны для Конрад-Марциус, что она —
вместе с другими учениками Гуссерля — не приняла
трансцендентальный идеализм Идей I. Не помогло и то, что Мастер в
Идеях I уделил особое внимание онтологии. Но это была "не та"
онтология. С точки зрения Марциус, отчетливо развитой в работах
20-х и 50-х годов прошлого века, но вызревавшей, очевидно, еще
во второй половине 10-х годов, Гуссерль, в Логических
исследованиях разработавший плодотворный метод усмотрения сущностей
(Wesensschau), затем чрезмерно акцентировал субъективный
аспект ("Schau", усмотрение) и сделал чистое сознание мерой
всякого бытия. Тогда получалось, что сознание неоправданно
выходит за границы самого себя (Conrad-Martius H. Schriften zur
Philosophie in drei Bänden. Bd. I. S. 22—23). Поэтому Конрад-Марциус и
противопоставила трансцендентальной онтологии Гуссерля
(проект которой был развит уже в Идеях Т), а впоследствии и
экзистенциальной онтологии Хайдеггера (влияние которой она, впрочем,
испытала) свою "философию бытия" или "онтологическую
феноменологию". В 50-е годы она воплотилась в серии
произведений: "Время" (Die Zeit, 1954), "Бытие" (Das Sein, 1957),
"Пространство" (Der Raum, 1958).
Отношение Конрад-Марциус к Идеям I было предопределено
ее "более классической" и, как потом выяснилось, резко анти-

80 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
трансценденталистской ориентацией в онтологической
проблематике. Наверное, она с горечью читала те страницы Идей J, где
речь шла о дорогой ее сердце теме "феноменологии внешнего
мира". Ведь Гуссерль еще четче и строже, чем прежде, настаивал
на "заключении в скобки" естественного мира,
естественно-научных знаний, не-феноменологической онтологии (по-видимому, и
той "наивной" онтологии, которую старалась разрабатывать его
талантливая ученица). Не будем сейчас углубляться в вопрос о
том, что в дальнейших своих весьма интересных и оригинальных
онтологических разработках Конрад-Марциус во многом
оставалась гуссерлианкой. Однако в 1913 г. она, должно быть, испытала
настоящий шок. (Я опускаю здесь линии расхождения Гуссерля с
другими учениками — например, с Р. Ингарденом. Некоторые
аспекты его вклада в критику гуссерлевского
трансцендентализма, впервые масштабно развернутого в Идеях I, будут
рассматриваться в этой книге.) Правда, ученики еще до Идей I не могли не
заметить нараставшего трансцендентализма в разработках
учителя. Но ведь публикаций долгие годы не было. И молодые
феноменологи, возможно, надеялись, что назревающие разногласия
имеют частный характер. Не все они систематически посещали
лекционные курсы Мастера, на которых нечто родственное
концепции Идей I уже проговаривалось. Опубликованная в 1913 г.
книга подкрепила опасения, развеяла сомнения: Гуссерль твердо
встал на путь трансцендентализма. Как верно написала
Э. Штайн, большинство учеников Мастера не намеревалось
следовать за ним по этому пути. Фактически пути прежде
(относительно) единого, сконцентрированного вокруг Гуссерля
сообщества феноменологов после Идей I расходились, причем по
довольно принципиальным основаниям. Ведь Гуссерль, пусть и
принимая во внимание столь серьезный для него риск, в
фундаментальных для него вопросах был неуступчив: никакие
соображения не могли заставить основателя феноменологии принести в
жертву то, что теперь казалось ему истиной.
Впрочем одну заметную уступку Гуссерль все же сделал. Она
касается Логических исследований. Поворот к Идеям подразумевал
довольно существенное, иногда кардинальное изменение
позиций. Гуссерль счел за лучшее не только не акцентировать, но
всячески замаскировать свой отход от Логических исследований. В
результате Идеи I запестрели ссылками на это раннее произведение.
Таким образом, преемственность или сходство позиций были
подчеркнуты, а их расхождения как бы отодвинуты в тень.
Работа над вторым изданием Логических исследований, которая, как уже
говорилось, пришлась на те же годы, была для Гуссерля мучи-

Часть I. На пути к Идеям I
81
тельной и в конце концов не слишком результативной. Но
Гуссерль вынужден был ее продолжать. Здесь и только здесь я вижу
компромисс, на который пошел основатель феноменологии: он
отдавал время и силы работе над произведением, от понятий и
подходов которого во многом уже отдалился, делая это в угоду
молодым феноменологам, которые теперь ценили Логические
исследования выше, чем сам автор! (Об этой проблеме будет
подробнее сказано далее.)
Поддержка проекта Идей I членами философского сообщества
пришла к Гуссерлю оттуда, откуда он, возможно, менее всего ее
ожидал — из России. Густав Шпет, один из наиболее
значительных российских феноменологов, в 1910—12 гг. слушал лекции
Гуссерля. Состоялось знакомство Гуссерля и Шпета. Шпет был
среди немногих авторов, посвятивших Идеям I специальную
работу: его книга Явление и смысл вышла в свет в 1914 г. и,
следовательно, была написана по самым свежим следам. Шпет, еще в
1912 г. познакомившийся с Гуссерлем "домами", завязал
переписку с Мастером и его женой. Книгу Явление и смысл он намеревался
посвятить Гуссерлю и его жене. Но Мальвина Гуссерль твердо
"посоветовала" Шпету, чтобы сочинение было посвящено только
ее мужу. На том и порешили.
В письме Гуссерля от 28 марта 1914 г. есть знаменательные
слова, обращенные к Шпету: «Особенно я благодарен вам за
подробный отчет о Вашей интенсивной феноменологической
деятельности, которая, к моей радости, встречает благосклонное
внимание со стороны уже пробудившегося в Москве интереса к
феноменологии. Главное состоит в том, чтобы Ваши столь
способные к воодушевлению соотечественники поняли, что речь
идет не о новом учении спасения, благодаря которому верующий
достигнет блаженства, но что открыта новая наука, бесконечно
плодотворная почва для работы — бесконечная и плодотворная,
как русская равнина, но, как и она, приносящая богатый урожай
только благодаря упорному труду (а не громким словам). Пусть
будут соответствующим образом скептичны, или критичны — но
пусть [все] проверяют с открытыми глазами. Они увидят, что
здесь действительно есть основа, что работа здесь необходима, и
что как раз работа, которая должна быть здесь проделана, —
единственная, необходимая в нашу философскую эпоху. Но,
конечно, никакая добрая воля не поможет без настоящего епохц,
т. е. без решимости сорвать шоры исторических предрассудков»
(Письмо Э. Гусерля Г. Шпету от 28 марта 1914 г.).
В этих благодарственных строках можно уловить и скрытые
горькие нотки: ведь не поняли же любимые ученики, как важна

82 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
новая наука, не пошли за Мастером по дороге "бесконечной и
плодотворной" феноменологической работы; не сумели сбросить
"шоры исторических предрассудков"... В переписке Гуссерля и
Шпета обсуждается и целый ряд конкретных проблем
феноменологии. А процитированное письмо Гуссерль начал с
сообщения о том, что каникулярные дни 1914 г. для него "прошли в
тяжкой борьбе за новое рациональное построение
заключительного тома Логических исследований"'. Речь идет о 2-ой части II тома.
Впрочем наступило время, когда все эти "внутрифеноменоло-
гические" размежевания и связанные с ними горькие чувства
уступили место переживанию действительно крупной и общей
беды: на пороге уже стояла первая мировая война9. Гуссерль
потеряет в этой войне самое дорогое: погибнет его сын Вольфганг,
отправившийся добровольцем на фронт; сын Герхардт получит
тяжелое ранение. Погибнет талантливый феноменолог А.
Раинах. Это станет лишь началом тяжелейших испытаний,
выпавших в XX в. на долю "европейского человечества" и
знаменовавших, как покажет Гуссерль в 30-х годах, всесторонний кризис
бытия Европы и всего мира. Но пока — в1913г. — мысли и
переживания родоначальника феноменологии сосредоточены вокруг
его новой книги.
Кардинальность размежевания феноменологии периода
Идей I с ее первым вариантом, непосредственно вышедшим из
горнила философско-математических, логических разработок, из
критики психологизма, больше всего была ясна самому Гуссерлю.
Ведь он шел к Идеям последовательно, постепенно, но неуклонно.
Только теперь, после опубликования (и накопления доступного
обозрению) рукописного материала этот факт может быть
подтвержден непредвзятым исследованием. Далее мы остановимся
на тех вехах, которые оказались ближайшими на пути к Идеям I.

Часть П.
Замысел и структура Идей I

Глава I. Ближайшие вехи
на пути к Идеям I
Теперь — в виде своего рода резюме имеющихся гуссерлевед-
ческих исследований — определю основные теоретические вехи
на пути Гуссерля к Идеям I. В литературе, посвященной данному
вопросу, имеются ценные и основательные, но у нас в стране
почти не известные разработки, которые здесь будут
использованы (например, раздел «Предыстория "Идей"» из книги К.
Шумана Чистая феноменология и феноменологическая философия. Истори-
ко-аналитическая монография об "Идеях Г Гуссерля (Schuhmann К.
Dialektik der Phänomenologie. Bd. IL Далее: Schuhmann 1973). Эту
историю можно взять в широком, полном смысле и начинать... с
самого начала творческого становления Гуссерля, с первых его
работ, где уже можно обнаружить зародыш проблем и мыслей,
развитых затем в Идеях (так и поступает К. Шуман). Я же в данной
работе займусь лишь близкой и даже ближайшей предысторией
Идей I, которая здесь будет рассмотрена относительно кратко, с
выделением самых основных проблемно-теоретических линий,
связующих это крупное произведение с некоторыми
разработками — теми, в которых уже прямо и четко просвечивают сюжеты,
проблемы и решения I книги Идей. (К. Шуман называет их
"Набросками произведения".)
Исследователи верно отмечают, что после "изобретения"
феноменологической редукции, т. е. после 1905—06 гг., Гуссерль
неоднократно заявлял (например, в письмах к друзьям, коллегам,
ученикам) о желании и готовности написать книгу, в которой
феноменология, в ее "продвинутом" варианте, обретет вид
систематического учения, а ее главенствующей целью станет
"критика разума". Так, в своем письме от 23 декабря 1908 г. Паулю На-
торпу Гуссерль высказывает "надежду на более крупные
публикации в будущем году" и сожалеет, уже в письме от 18 марта
1909 г., что (в отличие от Наторпа), его «исследования,
посвященные идее феноменологической критики разума, еще не
опубликованы» (Schuhman 1973,26—27).
Вместе с тем основатель феноменологии сообщает Наторпу,
что в "обозримое время" от него, Гуссерля, можно ждать "целый
ряд крупных сочинений с существенно новой (как я полагаю)
критикой разума...". Судя по многим свидетельствам (См.
например: Persönlichen Auszeichnungen), Гуссерль наметил на годы

Часть И. Замысел и структура Идей I
85
вперед план публикации, которые бы конституировали
феноменологическую философию. И дальней философско-метафизи-
ческой целью снова стала "феноменологическая критика
разума". Многое было готово — разработки, наброски, частная
систематика многочисленных лекционных курсов. Но целостного
учения, которое можно было бы запечатлеть в книге (или книгах),
пришлось ждать еще несколько лет. Во многих письмах
(например, Густаву Альбрехту от 8 сентября 1909 г. или Паулю Наторпу
от 22 февраля 1910 г.) Гуссерль честно и с горечью фиксирует уже
запечатленную нами ранее творческую ситуацию: все силы
отданы "интенсивной работе"; многое сделано; есть
удовлетворенность от проведенных исследований — но все еще нет
завершения; не написаны итоговые, целостные работы крупного
формата.
В качестве заметных вех на пути к Идеям I исследователи
выделяют, например, следующие имеющиеся в рукописях тексты:
"Введение в логику и теорию познания" (1906—07 — рукописи
F125/70 а) или относящиеся к 1910 г. "Размышления о правильном
пути исполнения моих исследований" (манускрипты LII14/5 а).
Кратко остановимся на втором манускрипте. (Читатель должен
учесть, что для цитирования отрывки из манускриптов Гуссерля
приходится брать из опубликованных источников — в данном
случае я опираюсь на цитируемую ранее книгу Шумана и
вынуждена подчас приводить из нее длинные выдержки). «Гуссерль
сначала ставит вопрос о том, не должно ли изложение начинаться
с учения о восприятии (с различением имманентных и
трансцендентных восприятий) — с тем, чтобы исходя из них обособить
представления, т. е. осовременивания». Или, быть может,
нецелесообразно «брать cogitationes как "единства", не сводя их к
последнему потоку» (LII14/514/15 а), т. е. к "проблеме временности"
(LII14/15 ь)? Если сознание времени является истинным "первоис-
током", то возникает вопрос: следует ли начинать изложение с
этого primum quod se (первого самого по себе) или оно должно
восходить от восприятия как готового и ставшего единства в
абсолютном потоке сознания, следовательно, с primum quod nos
(первого для нас)? Характерно, что Гуссерль вовсе не
останавливается на этой дилемме, но скорее ставит противоположный
вопрос: «Есть ли это различие между, так сказать, педагогическим
восхождением (Emporleitung) и систематическим изложением,
черпающим свое содержание исключительно (чисто) из самой
сути дела?» (L II 14/6 а). В действительности оба пути должны быть
равным образом беспредпосылочными. Поскольку здесь
проблема сознания времени выдвигается в первую очередь в качестве

86 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
возможного начала, только при овладении проблемой
восприятия ей (а вместе с тем и естественной мировой жизни) отдается
предпочтение.
Необходимо понять: это мотивирует феноменологию вообще;
поэтому данная проблема образует в ее самопонимании — лучше
сказать, в недостаточности ее самопонимания — коренной пункт
рассмотрения. Так Гуссерль достигает результата, которому он
будет следовать вплоть до Идей: «При обдумывании процесса
движения я прихожу к перво-потоку (Urflüsse) абсолютного
сознания в его специфической конституции прежде всего в связи с
обсуждением (взвешиванием) того, как, собственно, устроено
восприятие длящегося и как оно должно быть устроено в
соответствии со своей сущностью» (LII14/6 ь). Феноменология сознания
времени, в которую перетекает размышление, есть
феноменология второй потенции. Исследование должно сначала двигаться в
сфере данных cogitationes, применительно к которым затем
должен ставится вопрос о "классификации" "психических
переживаний" (LII14/6 ь). И соответственно, об "учении о всеобщих
модификациях, которые проходят через всю сферу cogitationes"
(LII 14/7а). Телос всех этих отдельных исследований Гуссерль
определяет к концу текста: «Мое главное намерение касается
проблемы разума... Начало же применительно к теоретическому
разуму, к проблеме природы и опыта заключено в природе
вещей...» (LII14/7 ь) » (Schuhman 1973, 30—31). Приведя все эти
соображения из рукописей (1910 г.), Шуман справедливо отмечает,
что «этими положениями во всеобщей форме очерчено движение
исследования в Идеях» (Ibid. S. 31): т. е., с одной стороны, Гуссерль
отправляется от восприятия, т. е. психического вообще, как они
предлежат в изменчивом потоке сознания. А с другой стороны,
исходной точкой ему служит теоретический разум, "статическая"
сфера логического, связанные с ним теория науки и теория
познания.
Существенной вехой на пути к Идеям считается манускрипт
Гуссерля "Логика как теория познания" зимнего семестра
1910/11 гг. (FI 15/2а). Гуссерль здесь отмечает, что сначала хочет
отправляться от "точки зрения естественного, но свободного от
предрассудков сознания" — со стремлением "развить мысль о
чистой аналитике (формальной mathesis)" (Al8/3a).
Одновременно набрасываются такие планы: «введение в теорию науки
как "классификация наук", как учение о доменах и регионах
возможного познания вообще: учение о категориях... всеобщее
прояснение идеи значения, суждения и т. д. в связи всеобщей
теории сознания. Это настоятельнейшие пожелания. И в это я

Часть п. Замысел и структура Идей I 87
должен войти в первую очередь. А отсюда — переход во
всеобщую феноменологию сознания со всеми фундаментальными
различениями: впечатления и идеи и т. д.» (FI 15/4 ь). К.Шуман
оправданно ссылается на соответствующие параграфы Идей I, где
эти замыслы были так или иначе реализованы, конечно, в
модифицированном виде, связанном с общей структурой
произведения. Исследователь также прав, когда подчеркивает, что Гуссерль
постепенно уходил от своего прежнего стремления найти
"начало" феноменологии в каком-нибудь одном виде сознания. «И
поскольку Идеи не берут свое начало ни от актуального восприятия,
ни от одного только формального мышления, они с
очевидностью представляют собой суммирующую и завершающую целое
десятилетие работу: они появляются как зрелый плод
органического развития», — пишет К. Шуман (Schuhman 1973, 33). И все же,
как поясняет далее этот автор, дело обстояло не так просто.
Опубликовав Идеи I, написав Идеи II и Идеи III, Гуссерль
впоследствии снова же весьма критически отзывался о своем
опубликованном сочинении (о чем свидетельствуют, например,
воспоминания Д. Кернса от 1931 г. — будто бы Гуссерль, по его
собственным словам, даже не хотел публиковать первый том Идей). Задача
обретения единого и законченного философско-феноменологи-
ческого учения не была, по оценкам критиков, да и самого
Гуссерля, решена окончательно. Мы пока не будем вдаваться в этот
вопрос, поскольку разбор (по нашему мнению, эпохального,
однако содержащего многие недостатки) сочинения Гуссерля Идеи I
еще впереди. Но во всяком случае недовольство достигнутым
"завершением" — вполне в стиле Гуссерля, который в рукописях же
(FI42/37а) написал знаменательные слова: "всякое завершение
есть только остановка на пути к дальнейшим устремлениям"
(цит. по: Ibid. S. 35).
По времени непосредственным преддверием Идей I могли
стать лекции Гуссерля зимнего семестра 1912 г. которые
основатель феноменологии намеревался озаглавить "Теория суждений"
(Urteilsthéorie). Однако вскоре план был изменен. Сам Гуссерль в
рукописях так суммирует свои мысли и колебания:
«Впоследствии, однако, мною овладели сомнения. При всем внутреннем
сплетении высших теоретических образований сознания с
низшими и при том обстоятельстве, что момент "веры", "принятия-
за-действительное" проходит через все, также и через низшие
слои сознания, и во всех них он должен быть прояснен, если есть
желание решить кардинальную проблему отношения веры и
суждения, — при всем этом невозможно изложить теорию
суждения, не располагая в качестве предпосылки широкими знаниями,

88 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
касающимися известных всеобщих формообразований сознания,
тех, которые я могу объединять под несколько грубыми
обозначениями: внешние и внутренние восприятия, переживания
сознания и сознание времени, воспоминания, ожидания,
внимательность, схватывание, экспликация и т. п. Но здесь
феноменология этих образований сознания ни в коей мере не предпослана.
Что касается литературы, то кроме немногих работ моих
учеников тут ничего нельзя использовать. О моих исследованиях в этом
направлении я, правда, в более ранние годы многократно
высказывался в некоторых лекциях... К тому же философы, которые
здесь, в рамках Философского общества, ревностно
сотрудничают, в последнее время, как я слышал, преимущественно
занимаются вопросами, касающимися означенной сферы... Но тут я все
же ничего не могу использовать в качестве предпосылок. А
поэтому я меняю название лекций — это будет что-то вроде
"Избранных основополагающих проблем феноменологии"» (F14/4 а
и ь). Исходя из этих соображений, Гуссерль "обернул" все
манускрипты лекций в листок, озаглавленный "Введение в
феноменологию".
Все эти колебания, сомнения, решения уже имеют прямое
отношение (в чем мы убедимся также и в дальнейшем) к замыслу и
структуре Идей I. По мнению исследователей, лекции 1912 г.
ближе всего к первому и второму разделам Идей I, т. е. к проблемам
сущности и сущностного познания, а также к учению о
феноменологической редукции. К. Шуман следующим образом
описывает соотношение между рукописями означенных лекций и
текстом Идей I: «Лекции распадаются на две части. Первая ведет речь
об эйдетической редукции. Гуссерль начинает с защиты
собственного права эйдетики по отношению к эмпирическим,
фундирующим себя в естественных науках философиям (ср. Идеи I,
I раздел, 2 глава "Натуралистические лжетолкования"). Затем
Гуссерль требует построения эйдетики духа как противовеса
эйдетике природы — в качестве неизбежной основы для научной
эмпирической психологии. "Вторая часть: феноменологическая
редукция" (и заметка на обложке листа В II 19/з а) сначала
обозначает феноменологию как основу эйдетики духа. В качестве таковой
она исключает все материальные и формальные науки; она им
противостоит (ср. Идеи I, II раздел, 4 главу). Следующий шаг в
лекциях посвящен сознанию в его собственной сущности; и вот
что еще ближайшим образом поясняется: редукция не ущемляет
ничего из того, что она исключает, ибо сознание по своему
существу есть "сознание о" (Bewußtsein von). Феноменология,
следовательно, анализирует как реальное, так и только интенциональ-

Часть П. Замысел и структура Идей I
89
ное, имманентное сознанию (ср. Идеи I, II раздел, 2 глава, а также
III раздел, 3 глава).
Третий шаг: Гуссерль подробно дискутирует по поводу
требований Брентано, касающихся классификации психических
феноменов. Он отклоняет их, ибо переживания не могут быть
математизированы, а могут быть схвачены лишь в морфологических
понятиях (ср. Идеи I, 3 раздел, 1 глава). В заключение — краткий
набросок по вопросу о том, что феноменологическая дескрипция
может демонстрировать характеристики, подобные пониманиям
действительности и занятию позиций, которые необходимо
исследовать в отношении каждого вида переживаний» (Schuh-
тап 1973,44—45). К. Шуман напоминает: Р. Ингарден,
слышавший одну из Лекций Гуссерля, вынес впечатление, что
основатель феноменологии уже сообщал некоторые части из
подготавливавшихся тогда Идей I (Husserl E. Briefe an Roman Ingarden.
S. 107). Есть немало других свидетельств, подтверждающих и
подкрепляющих эту оценку. При этом переклички с текстами
Идей II и Идей III по существу нет. Поэтому справедливо, как это
делает Шуман, расценивать Лекции как подготовку лишь Идей I (а
не Идей II и III).
Обращаясь непосредственно к тексту манускриптов, можно
более подробно проиллюстрировать их перекличку с Идеями I
(далее я процитирую наиболее важные в этом отношении
высказывания из рукописей, у нас, в сущности, неизвестных).
1) Созерцание, если оно достаточно ясно, — это
"действительно дающее созерцание, которое может иметь для исследования
такое же значение, как и опытное созерцание" (если оно
действительно опытное) — FI4/юа (Ср. Идеи I, §4).
2) «...наше противопоставление феноменологического и эм-
пирико-психологического исследования остается непонятым в
кругах психологов. С этим связано то, что хотя в психологической
литературе уже несколько лет много говорится о
феноменологии, но под нею понимается не более чем дескриптивная
психология, построенная на основе внутреннего опыта. Все
предлагаемые начала чистой феноменологии в этом смысле истолкованы
ложным образом» (F14/и а, лист "5") (Ср. Идеи I, Введение).
3) О противопоставлении фактов и идей
естествоиспытателями: идеи толкуются "как метафизические призраки". Считается,
что освобождение человечества от таких идей — величайшая из
всех заслуг естествознания перед человечеством. Естествознание
трактуется как несомненно всеобъемлющая наука, "наука о
действительности". Все остальное — продукты воображения (F 14/и а-
12 а, листы "5" и "6") (Ср. Шеи I § 19).

90 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
4) «Со всей очевидностью именно в восприятии мы
совершенно непосредственно и изначально схватываем пространственно-
временное бытие как действительность, и назад к этому
непосредственному опытному познанию методически отсылает все
естественно-научное познание как опосредованное познание
реальности» (F14/12 а, лист "6") (Ср. Идеи I, § 1).
5) «Не так уж легко мы поддаемся внушению, но над нами
очень легко властвует авторитет, причем авторитет
естествознания с научной точки зрения так же опасен, как и авторитет
церкви. Слава огромных духовных достижений, которая
сопровождает развитие естествознания, отбрасывает свой отблеск на
отдельных естествоиспытателей и придает всем их притязаниям особый
вес. Но ведь не всегда естествоиспытатель говорит, так сказать, ех
cathedra как исследователь природы, и прежде всего не тогда,
когда он философствует» (F14/12 ь, лист "6") (Ср. Идеи I, § 20).
6) «Итак, если мы говорим о сущностном исследовании,
например о феноменологическом исследовании сознания, то мы
имеем в виду не только мышление и познание, которое
направлено на идеальное в предметной установке и которое делает
идеальную действительность субъектами познания, "предметами, о
которых..." ("Gegenständen-worüber")» (Fl4/i7b, лист "И") (Ср.
Идеи I § 5).
7) «Вот мы говорим: всякое тело является "протяженным". Но
ведь мы здесь, хотя и направляясь на реальное, высказываем
сущностное суждение» (F14/20а, лист "14") (Ср. Идеи I, § 6).
8) «Но что еще может оставаться, если на самом деле весь мир,
даже все не только действительные, но и все возможные миры
будут исключены? Что еще может остаться, кроме формальной
эйдетики, формальной mathesis в самом широком смысле?»
(В II19/12 а и ь, листы "42/3") (Ср. Идеи 7, § 33).
9) «Сознание — это обобщающее обозначение для сущностно
взаимосвязанных переживаний. Вопрос о том, все ли
переживания можно охватить этим обозначением, мы предварительно
отодвигаем в сторону» (В II19/13 а, лист "44") (Ср. Идеи I, § 33).
10) «Если бы мы исполняли Epoche в универсальной
всеобщности, тогда не могло бы быть и речи ни о каких актуальных
утверждениях и ни о каком обосновании науки. Поле
феноменологического Epoche хотя и бесконечно, но не всеохватывающе. Это
поле суждений о реальности. Мы ведем себя подобно скептикам,
которые отрицают весь мир, универсум реальностей. Но в
действительности не точно так же как скептики, ибо мы не отрицаем
существование реальностей, мы также не отрицаем познание
реальностей. Мы только воздерживаемся от высказывания сужде-

Часть П. Замысел и структура Идей I
91
НИЯ О ЦеННОСТИ СООТВеТСТВуЮЩИХ Идей» (В II 19/26 b и 28 а, ЛИСТЫ "50"
и"51")(Ср. Шем/,§32).
11) «Реальные компоненты cogitatio — принципиально иной
разновидности; и в особенности — выделяется то, что в
Логических исследованиях обозначено как характер акта и как материя,
которая благодаря этому характеру в известной степени обретает
форму, а равным образом одушевление (Beseelung); последнее
приводит к тому, что единство материи и формы получает какое-
либо отношение сознания к чему-либо (Bewußtseinsbeziehung auf
etwas). Материальное (das Stoffliche) — это так называемые
первичные содержания, согласно Логическим исследованиям (В II19/52 а,
лист "76") (Ср. Идеи I, § 84).
12) Феноменология хочет быть "сущностным учением о
чистом сознании, о чистых cogitationes, которые можно обнаружить в
феноменологической редукции..." (МIII6/7 ь, лист "79") (Ср.:
Идеи I % 75).
Более подробное сопоставление Лекций 1912 г. и текста Идей I
(превосходно проделанное в цитированной книге К. Шумана)
выходит за рамки моей задачи. В мои планы входило, во-первых,
кратко осветить эти страницы предыстории Идей I, а во-вторых,
хотя бы частично ознакомить наших читателей с почти
неизвестными у нас манускриптами Гуссерля. (Я рекомендовала бы
заинтересованным читателям вернуться к этому небольшому раз-
дельчику после того как они освоят Идеи I.)
Первые наброски Идей I
Итак, Гуссерль расстался с мыслью поместить в 1томе
"Ежегодника" сочинение о теории суждения, долженствующее, по его
замыслу, стать своеобразной заменой — на новом уровне —
Логическим исследованиям. После того, как он взялся за доработку
последних (в частности, VI Исследования) для второго издания, он
решил, что надо перейти непосредственно к написанию нового
сочинения, т. е. Идей. И хотя обобщающий замысел этого
сочинения был довольно четким и состоял в оформлении
теоретического введения в феноменологию, Гуссерль еще в апреле 1912 г.
занимался в основном частными проблемами и разработками.
Между тем вызревал замысел "Ежегодника феноменологии и
феноменологических исследований", в Регенсбурге проходили
переговоры и заключались соглашения с коллегами, которые и
привели к созданию этого печатного органа.
Основание Гуссерлем и его командой такого "Ежегодника"
имеет непосредственное отношение к ближайшей предыстории

92 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
и истории Идей I. Осознание широты и влиятельности
феноменологического движения, разумеется, было одной из главных
причин его создания. Ранее проект создания печатного органа
феноменологов уже обсуждался Гуссерлем (например, в письме
Пфендеру от 26 августа 1907 г., где Гуссерль писал о
проектируемом "Журнале феноменологической философии" — "Zeitschrift
für phänomenologische Philosophie"). В 1912 г. Гуссерль в Регенс-
бурге совещался с Пфендером, Гайгером и Даубертом, и
назревшая идея совместного Ежегодника вновь встала в повестку дня.
7 июля 1912 г. Гуссерль в письме американскому философу
Вильяму Хокингу пишет о Ежегоднике как деле решенном: «Я
намереваюсь — поскольку феноменологическая философия в последнее
время обрела, по крайней мере в Германии, так много друзей и
особенно живо затронула молодое поколение, — учредить
собственный печатный орган (Jahrbuch für Philosophie und
phänomenologische Forschung, Niemeyers Verlag in Halle)». В числе
ответственных редакторов (Herausgeber) были названы Эдмунд Гуссерль,
Мориц Гайгер, Александр Пфендер, Адольф Раинах, Макс Ше-
лер. От их имени в первом томе вышедшего Ежегодника было
опубликовано что-то вроде краткого Введения и объявления о
намерениях (Erklärung), относительно которого исследователи
небезосновательно полагают, что оно, скорее всего, вышло из-под
пера Гуссерля или было им отредактировано. Во Введении
читаем: «Интерес к феноменологии и к феноменологически
фундированной философии в последние годы, несомненно, получил
широкое распространение, число исследователей, которые
самостоятельно работают, используя различную, применимую к тем
или иным областям феноменологическую методику,
стремительно возросло... В связи с этим в широких кругах заявляет о
себе настоятельное желание познакомиться с сущностью
феноменологического метода и видами его достижений. Этим живым
потребностям и должен послужить новый журнал. В первую
очередь он должен объединить в совместной работе тех людей,
которые ожидают от чистого и строгого применения
феноменологической методики принципиального преобразования
философии на пути прочно фундированной, постоянно развивающейся
далее науки.
Во вторую очередь журнал стремится предоставить
возможность объединения всех усилий прикладной феноменологии и
философии.
Издателей объединяет не школьная система, и не она образует
предпосылку для всей будущей совместной работы. То, что их
должно объединять— это, скорее, общее убеждение, согласно ко-

Часть П. Замысел и структура Идей I
93
торому только благодаря возврату к изначальным источникам
созерцания и к припадающим к нему наукам должны быть
оценены великие традиции философии сообразно ее понятиям и
проблемам. Согласно этому убеждению, только на таком пути могут
быть интуитивно прояснены понятия, проблемы могут быть
вновь поставлены на интуитивной основе и они также могут быть
принципиально решены. Издатели разделяют то общее
убеждение, что для феноменологии специфично бесконечное поле
строго научного и в высшей степени плодотворного
исследования — то, которое должно стать плодотворным как для самой
философии, так и для других наук.
Итак, этот журнал должен стать не ареной для смутных
реформаторских затей, а местом для серьезной научной работы».
Замысел Ежегодника также подталкивал Гуссерля к
необходимости быстрее и определеннее разобраться с темой и заглавием
своей публикации в I томе. И тема эта, конечно, должна была
носить обобщающий характер. «Точный заголовок "Идеи к чистой
феноменологии и феноменологической философии", —
отмечает К. Шуман, — как бы срисован с Дильтеевских "Идей об
описательной и расчленяющей психологии" ("Ideen über eine
beschreibende und zergliedernde Psychologie"), которые вышли в
"Sitzungsberichten der Preußischen Akademie der Wissenschaft" в Берлине в
1894 году» (Schuhman 1973, 72). Мы ранее уже говорили, что
критическое отношение Гуссерля к некоторым аспектам концепции
Дильтея не мешало ему испытывать глубокое уважение к этому
выдающемуся мыслителю, усилившееся после того как с ним
завязалась недолгая, к сожалению, переписка. Впрочем, как верно
подчеркивает Г. Шпигельберг, названия книг, начинавшихся со
слов "Ideen zu..." или "Ideen der...", вообще были достаточно
типичными для немецкой философии (См.: Spiegelberg H. The Phe-
nomenological Movement. Vol. I. P. 125).
Еще в августе 1912 г. Гуссерль был одновременно занят и
обработкой Лекций 1912 г., и подготовкой Идей I (и как мы уже
убедились, оба текста по содержанию, а иногда и по форме были
тесно связаны). Тем не менее в манускриптах Идей Гуссерль
продвинулся существенно дальше, чем в лекциях. К. Шуман
называет одну группу манускриптов, содержащих наброски Идей I,
"Tintenmanuskripte" (т. е. рукописи, написанные чернилами) и
рассказывает об их содержании.
Рукописи, помеченные индексами FI4/19ь, F14/22а,
посвящены, правда, также и теории суждения, однако содержат целый
ряд дополнений, все более приближающих Гуссерля к
проблематике Идей I — например, приведение смысла суждений к кон-

94 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
кретному воспринимающему сознанию; путь через суждения к
опыту; сущность и сущностное познание. Приведу один пример.
В рукописи F Ï4/23 а написано: «Мы говорим: все материальные
тела подчиняются закону гравитации... и тем самым
универсалии относятся к эмпирической действительности... Я не
высказываюсь о том, что материальные тела наличествуют... я только
полагаю, что материальное тело вообще имеется, и что оно должно
обладать свойством тяжести... Но мы исключаем актуальные hic
et nunc... И мы можем осуществлять, имея в виду неопределенное
и всеобщее, реализуемое в чистом мышлении полагание — в
отношении этой простой идеи. Например, мы можем высказывать
суждение: "все тела протяженны"» (Ср. Идеи I, § 6).
Набросок, о котором сейчас идет речь, К. Шуман расценивает
как относительно небольшой, но "в себе" завершенный и
законченный кусок текста. При этом он еще не является частью
будущего большого произведения, а просто принадлежит к «ряду
независимых друг от друга групп текстов в рамках руководящей
идеи введения в чистую феноменологию» (Schuhman 1973, 75).
Нельзя также забывать, что это дополнения к текстам Лекций (и
сам Гуссерль вложил их в манускрипты к лекциям). Вопрос, о
каких именно страницах манускриптов идет речь, весьма
специальный и частный, и мы не будем в него вдаваться. Достаточно
сказать, что в единой связи всей работы Гуссерля возникают
части текста, формулировки, которые в ближайшем будущем будут
прямо перенесены в рукопись Идей I. Содержательным примером
подготовительной работы над Идеями I может служить
проработка в рукописях вопроса о соотношении эмпирической и
эйдетической психологии (рукописи FIV1/66). «О соотношении
рациональной психологии и феноменологии, — пишет Гуссерль в
рукописях — я должен высказываться предельно осторожно». Или:
«вопрос с самого начала должен оставаться открытым».
"Исследование психической реальности, идея духа" — это не
профилирующие вопросы феноменологии; они из нее, напротив,
исключены (FIV 1/66 ь). Не феноменология должна что-то получать от
психологии, но наоборот, психология — от феноменологии. И
Шуман в связи с этими тезисами рукописей справедливо
замечает, что и в Идеях I Гуссерль очень редко высказывается на эту
тему, ограничиваясь замечанием (в § 76), что вопрос о связях этих
дисциплин чрезвычайно сложен (Schuhman К. S. 80). Особый
интерес в разбираемых рукописях представляет обсуждение
проблематики "чистой феноменологии" как специальной
дисциплины. Здесь, кстати, "пересечение" манускриптов Лекций и
будущей книги совершенно очевидно: Гуссерль просто подклады-

Часть II. Замысел и структура Идей I
95
вает листы с текстами для Лекций в наброски к Идеям I. (К. Шуман
на С. 82—83 цитируемой мною книги снова демонстрирует
параллелизм текста набросков и текста Идей Г). И опять-таки: в мои
цели здесь не входит подробная текстологическая сравнительная
проработка упомянутых рукописей и Идей I. Я ограничусь только
этими краткими иллюстрациями, чтобы теперь перейти к
основному замыслу и содержанию моей книги — к критическому
текстологическому анализу Идей I Эдмунда Гуссерля.
Глава П. Замысел Идей I.
Специфика и трудности феноменологии:
гуссерлевское Введение к труду
Пройдя в философии значительный теоретический путь,
связанный с выявлением сути и отличий феноменологии, Гуссерль и
в Идеях вновь ставит перед собой ту же задачу. Он говорит, что
лишь "ищет путь" к чистой феноменологии и снова
намеревается "охарактеризовать ее специфическое положение по
отношению к другим наукам", что в силе остается необходимость вновь
доказьгеать важнейший тезис: феноменологии принадлежит роль
"фундаментальной философской науки" (Hua III, 3) *.
Феноменология, разъясняет Гуссерль, это «...совершенно новая наука,
которая — в силу своей специфики — далеко отстоит от
естественного мышления и оттого настоятельно затребована только в
наши дни. Она называет себя наукой о "феноменах"» (Ibid.).
Почему же и в 1913 г. приходится как бы возвращаться вспять?
Ведь термин "феноменология" в гуссерлевском понимании уже
приобрел в философском мире, как мы убедились ранее,
немалую популярность (что признает во Введении и сам Гуссерль: «В
последнее десятилетие в немецкой философии и психологии
много говорится о феноменологии» — Ibid.). Однако Гуссерлю
многочисленные "разговоры" о феноменологии (в том числе и
ведущиеся теми, кто причислял себя к гуссерлевской школе), ее
усиливающаяся популярность, причем уже не только в немецкой
философии — все это не доставляет, судя по его настроениям,
запечатленным и в работах, и в письмах, большого удовлетворения.
Из Введения становятся ясными по крайней мере две причины
неудовлетворенности Гуссерля. Во-первых, поясняет он, дело от-
* Здесь и далее Идеи I цитируются по немецкому изданию 1950 года
(Hua III).

96 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
нюдь не облегчается, а, наоборот, осложняется тем, что понятие
"феномен" имеет достаточно широкое распространение: ведь и
психологию с давних пор называют наукой о психических
"феноменах", естествознание — наукой о физических "феноменах",
науки о культуре, об истории — об исторических, культурных
"феноменах". В Идеях I Гуссерль вновь и вновь разъясняет, что в
его чистой феноменологии понятие "феномен" существенно
модифицировано по сравнению с обычным внутринаучным
употреблением. А это, к сожалению, не всегда принимается в расчет.
Трудность заключается в том, что полный и подлинный смысл
гуссерлевских проблемы и понятия феномена — уж так
построена феноменология — высвечены не в начале труда, призванного
стать введением в эту науку, а на более поздних стадиях анализа.
И в нашем интерпретативном исследовании мы вынуждены
пояснять его суть не ранее, нежели перед нами предстанет в ее
главных измерениях сфера гуссерлевского "чистого" сознания.
Причина состоит в специфических особенностях
феноменологии, в частности в том, что она развивается не как дедуктивная
наука, отправляющаяся от некоторой суммы аксиом и
дефиниций. И хотя понятие феномена — фундаментальное для
феноменологической науки, оно не постулируется, а лишь постепенно
вводится и проясняется феноменологом 1. (Отвлечемся пока от
интересного, но специального вопроса о том, почему сам
Гуссерль в Идеях I сравнительно редко употребляет понятие
"феномен".)
Во-вторых, основателя "чистой феноменологии", что также
вредно из Введения, не просто огорчает, а просто-таки удручает то,
сколь превратно были восприняты его прежние работы и
лекционные курсы, разъяснявшие суть феноменологии. Из своих
опубликованных и вызвавших наибольший резонанс сочинений он
упоминает двухтомник Логические исследования и статью
Философия как строгая наука. Из текста Введения также ясно, что в
наибольшей степени Гуссерля огорчили "лжеистолкования", как бы
пренебрегшие его принципиальной критикой психологизма (и
приравнявшие феноменологию к вреду психологизма 2) Р1ли,
напротив, вменртешие ему в вину полное перечеркивание опыта и
ценности психологии как науки. Попытки защищать от него
психологию Гуссерль называет "ненужными". Это с одной стороны.
А с другой — Гуссерль счрггает особенно огорчрстельным то
обстоятельство, что многие чрггатели и кррггики так и не сумели
разглядеть разъясненное им в прежних работах принципиальное
различие между феноменологией и психологией. Перед лицом этих
"господствующих ложных истолкованР1й, имеющих множество

Часть II. Замысел и структура Идей I
97
следствий", Гуссерль с самого начала своей новой работы
стремится подчеркнуть следующее: «чистая феноменология, к
которой мы в будущем и хотим проложить путь — та феноменология,
первый прорыв к которой произошел в Логических исследованиях и
смысл которой все глубже и богаче раскрывался для меня в
работе, проделанной в последнее десятилетие, — эта феноменология
отнюдь не является психологией... и здесь речь идет не о
случайных разграничениях областей исследования и терминологии, а о
принципиальных основаниях, исключающих причисление
феноменологии к психологии» (Ibid. S. 4). Положение отнюдь не
меняется из-за того, что — как будто бы подобно психологии —
«феноменология имеет дело с Я и "сознанием", со всеми видами
переживаний, актами, коррелятами актов» (Ibid. S. 5).
Гуссерль вполне четко и верно разъясняет во Введении, откуда
проистекает глубина и устойчивость этих недоразумений, по
существу определивших характер неадекватной критики
Логических исследований и других гуссерлевских работ первого
десятилетия XX в. (через публикации или лекции ставших известными
какой-то части философской публики). Все дело в том,
подчеркивает основатель феноменологии, что изобретенная им
философская дисциплина принципиально направлена против
"господствующих мыслрггельных привычек", которые надобно не просто
сломать, преодолеть, но заменить совершенно новыми. А это
дело чрезвычайно трудное. Ведь требуется освоить "новый вид
установки, полностью измененный по сравнению с
естественными установками опыта и мышления" (Ibid. S. 5).
Эти разъяснения опираются на вполне твердые и реальные
основания. Действительно, если иметь в виду самый главный, не
преодоленный и сегодня теоретический конфликт между
феноменологией и ее критиками (особенно принадлежащими к
лагерю логицизма), то его справедливо усмотреть в долгом
непонимании принципиальных новшеств, внесенных гуссерлевской
феноменологией в поле философских, логических и психологических исследование.
Поэтому Гуссерлю и пришлось вновь и вновь, на протяжении
целых десятилетий возвращаться к прояснению сути
феноменологии, в том числе и ее существенных отличий от психологии как
эмпирической науки, — тех отличий, которые имеют место
несмотря на некоторые немаловажные внешние и внутренние
признаки их сходства (например, на то, что обе дисциплины, как
кажется многим, имеют дело с одним и тем же "предметом" —
"сознанием", его переживаниями, актами и коррелятами).
Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии —
важнейшая веха на пути самоистолкования сути и отличий фе-
4-8214

98 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
номенологии как основополагающей философской дисциплины
нового типа, на пути выстраивания нового метода и получения
«свободного горизонта "трансцендентально" очищенных
феноменов». Только в результате всей этой грандиозной работы
появляется "поле феноменологии в нашем специфическом смысле".
Преодолевая величайшие трудности, исследователи, по словам
Гуссерля, имеют шанс проникнуть "в новый мир" — мир
феноменологии (Ibid.).
Другая трудность, которую приходится преодолевать начиная
с первых параграфов Идей I, обозначена уже во Введении. Она
заключается в следующем. Хотя Гуссерль устремлен в мир
трансцендентально очищенных феноменов, путь к ним пролегает не
иначе, нежели через противоположную им "естественную
установку", или "естественную позицию". «Мы будем исходить из
естественной позиции, из мира, как он противостоит нам, из Я-соз-
нания, каким оно дано нам в психологическом опыте, и притом
будем раскрывать предпосылки, существенные для такой
позиции» (Ibid.). Лишь потом и лишь на этой основе будет
складываться, по Гуссерлю, метод феноменологической редукции,
позволяющий — сначала посредством редуктивных исключений —
найти, получить упомянутый горизонт "трансцендентально
очищенных феноменов". В таком движении от мира, взятого в
естественной установке, от "сознания Я", данного в
психологическом опыте — и в то же время в противовес им, в движении к
совершенно новой цели, — заключается один из главных
парадоксов и одна из главных теоретико-методологических трудностей
феноменологии. Вместе с тем Гуссерль не видит никаких других
способов презентирования, применения чистой феноменологии,
обоснования ее специфических методов. Новая наука
парадоксальным образом выстраивается, опираясь на фундамент
традиционной "естественной установки" и одновременно как бы
воспаряя над нею. В этом сложном парадоксе нам прежде всего и
предстоит разбираться, углубляясь в текст Идей I.
Что касается Введения, то Гуссерль — кроме уже сказанного —
кратко охарактеризовал основное содержание не только
публикуемых Идей I, но и запланированных Идей II и Идей III. «В первой
книге, — пишет Гуссерль, — мы будем рассматривать не только
всеобщее учение о феноменологической редукции, которое
делает для нас зримым и доступным трансцендентально очищаемое
сознание; мы также хотим предпринять попытку обрести
определенные представления о всеобщих структурах этого чистого
сознания, а через их посредство — о наиболее общих группах
проблем, направлениях исследования и методах, принадлежа-

Часть II. Замысел и структура Идей I
99
щих новой науке» (Ibid. S. 7). Это очень важное определение.
Феноменология предстает здесь (как и во всей книге Идеи Г) в качестве
науки о всеобщих структурах чистого сознания. А значит, при
изучении данной работы Гуссерля нам принципиально важно
постепенно добраться до смысла этих центральных понятий
феноменологии: "чистое сознание" и его "всеобщие структуры"
(соответственно примыкающих к ним групп проблем и методов).
Читателям необходимо принять в расчет заключительные
абзацы Введения, где Гуссерль специально говорит о
терминологических трудностях. Он трактует феноменологию как
"сущностную" науку — и все разъяснения первых разделов будут
посвящены этой теме. Вместе с тем Гуссерль предупреждает читателей,
что в более ранней традиции его различению наук о сущностях и
наук о фактах скорее соответствуют термины "априорные" и
"апостериорные" науки. Однако Гуссерль (периода Идей Г)
считает эти термины скомпрометированными "дурным наследием
прошлого". Он предпочитает говорить об "эйдетических
науках", или науках о сущностях (Ibid. S. 8). Что касается терминов
"идея", "идеал", то здесь налицо неоднозначность,
противоречивость гуссерлевской трактовки. С одной стороны, термины
"идея", "идеи", "идеал" не только не устраняются, но даже
входят в главный заголовок и важнейшие подзаголовки всей книги.
С другой стороны, едва сказав, что с этими терминами и их
сбивающей с толку многозначностью дело все же обстоит "не так
плохо", как с "априорным", он тут же добавляет: и все же
положение является "достаточно плохим" (schlimm genung) (о чем, в
частности, свидетельствовали недоразумения при толковании
Логических исследований). Например, Гуссерль считает весьма
важным отделить, отмежевать (само по себе ценное) кантовское
понятие идеи от всеобщего понятия (формальной или
материальной) сущности. «Поэтому из иностранных, заимствованных слов,
— разъясняет Гуссерль, — я использую малоупотребительное
(А. В. Михайлов образно переводит: "незатертое". — Н. М.) "эй-
дос", а в качестве немецкого слова [равно-эквивалента] пользуюсь
словом "Wesen", сущность, которое порой сопряжено с
раздражающими, но неопасными экивокациями» (Ibid. S. 9). Гуссерль
оговаривается, что охотно подыскал бы замену и порождающему
досадные недоразумения слову "реальное" (Real), но это ему пока
не удалось.
Обращаю особое внимание читателей на это
терминологическое разъяснение основателя феноменологии. Подобные же
оговорки можно встретить и в других его работах. Впрочем в том же
Духе высказывались или могли высказываться многие авторы (не
4*

100 H. В. Мотрошилова « Идеи I Эдмундл Гуссерля»
только философы), склонные к терминологическому
новаторству. Ведь Гуссерль прав: вводя в философию термины с новыми
значениями, совершенно невозможно во всех, даже в
большинстве случаев помечать их вновь образованными словами,
философскими неологизмами (хотя таковые Гуссерлю тоже приходилось
вводить, иногда образуя их из обычных слов или известных
терминов — как Wesensschau или Lebens weit). Напротив, в
подавляющем большинстве случаев, что верно устанавливает
основатель феноменологии, философу-новатору приходится оставаться
"в рамках исторического языка философии". При этом трудность
заключается в невозможности для философии математически
точного дефинирования нового смысла заимствованных из
традиции понятий и категорий. Конечно, определения, разъяснения
новых по значению терминов совершенно необходимы, и
читатель вправе ждать их от автора. Однако и Гуссерль как автор
хотел бы рассчитывать на то, что читатель не будет "подсовывать" в
привычно звучащие, но принципиально иные понятия
феноменологии те значения, которые он заимствовал из каких-либо
других учений и направлений философии или изобрел для себя сам.
И здесь от читателя требуются усилия по интенсивности не
меньшие, чем труд, затраченный родоначальником
феноменологии при создании оригинальной по значению терминологии, которую
он — чаще всего по необходимости — облачал в традиционные
по звучанию слова философского языка.
Нам предстоит — вслед за Гуссерлем — путешествие в новую
для философии страну, "чистую феноменологию". Однако
попасть в нее можно только после того как удастся миновать
"станции", которые философии и философам могут показаться
вполне знакомыми — "Сущность", "Мир", "Сознание". В этом
особенность феноменологического путешествия. Но прежде
требуется дать новое истолкование тому, что скрывается за фасадом
так привычных категориальных "станций" традиционных
философских путешествий. Более того, читатель должен прочно
усвоить, что "перетолковывающее" движение через эти станции — в
лучшем случае транзитное. Надо пройти через них только для
того, чтобы избавиться от всецельного господства вековых
традиций философии и обрести новый путь. Следует, правда, четко
оговорить: все сказанное имеет значение только для тех, кто хочет
вступить на почву феноменологии (или понять ее позицию), и
только в связи с этим. Что не означает ни разрушения или
перечеркивания психологии как особой эмпирической науки (хотя
означает возможность построить наряду с ней особую,
феноменологическую психологию), ни "отмены" других, традиционных

Часть И. Замысел и структура Идей I
101
и современных направлений, концепций, идей философии,
скажем, кантианства (хотя означает спор, конкуренцию с ними по
ряду важнейших философских позиций). Но все же есть одна
универсальная претензия Гуссерля, которую он связывает с
феноменологией, и именно с нею: этой вновь "изобретенной",
выстроенной, структурированной науке — во всей ее
оригинальности — он отводит роль фундаментальной философской дисциплины.
Здесь нас тоже подстерегает труднейший парадокс, одна из
многих загадок феноменологии. (К ней Гуссерль обратится в
Идеях III)
Итак, мы отправляемся в путешествие, цель которого —
"чистая феноменология". Заранее оговорю: от читателя (даже в
какой-то мере подготовленного) требуется огромное терпение,
последовательность, живой интерес к по видимости сухим, но
философски увлекательным сюжетам.
Замысел и особенности моего исследования Идей I
Прежде чем мы вступим на первые тропы в этом путешествии,
я хочу специально оговорить, как задумано и построено мною это
исследование Идей к чистой феноменологии и феноменологической
философии. Его особенности, отвечающие общему построению
моей работы, состоят в следующем.
Это исследование в некоторой своей части текстологическое, т. е.
связанное с разъясняющей презентацией текста Идей I. Необходимо
учесть, что отсутствие полного русского перевода Идей I, Идей II,
Идей III отчасти, но лишь отчасти, восполняется выполненным
А. В. Михайловым и опубликованным в 1999 г. переводом Идей I.
Это всего лишь первый вариант перевода. (Поэтому, в частности,
я предпочитаю давать цитаты из исследуемого произведения
Гуссерля в моем собственном переводе.) Но никакой, даже
полностью отработанный перевод не отменяет необходимости
текстологических исследований, что вполне убедительно доказывает
опыт истории философии. То, что мое исследование
текстологическое, означает следующее: я (особенно в начале каждой части)
держусь "близко к тексту", в необходимых случаях рассказывая о
нем или цитируя его; я часто сохраняю последовательность и
структуру рассуждений, предложенную самим Гуссерлем (когда
считаю их принципиально важными); я ввожу и разъясняю
собственную терминологию автора текста и т. д.
Предлагаемое читателю исследование текста Идей перерастает
(применительно к каждому разделу) в мою собственную
интерпретацию этого текста и феноменологии Гуссерля в целом. Ин-

102 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
терпретация как критическое истолкование, в частности,
проявляется в отборе тем, проблем, решений Гуссерля, выносимых на
обсуждение в этой моей книге. А отбора, конечно, не миновать.
Вполне понятно, что даже в случаях, когда (особенно при
отсутствии соответствующих русских переводов) читателю может
пригодиться даже и добротный пересказ, пересказом не должно
ограничиваться. Главная потребность в самостоятельной
интерпретации, в творческом прочтении обусловливается чрезвычайной
трудностью гуссерлевского текста. Поэтому презентация текста,
даже и самая близкая к оригиналу, должна была в нашем случае
стать разъясняющей, т. е. не просто "переводящей"
феноменологию с немецкого языка на русский, но и включающей ее в (по
возможности) более ясные для нашей традиции, для
современной философии проблемные, категориальные, теоретические
рамки. (Нечего и говорить, замысел этот весьма сложный, если не
сказать дерзкий; только читатель вправе судить, удался ли он.)
Интерпретация как бы разбивается на три блока.
Первый включен непосредственно в текстологический анализ
Идей I, обусловлен текстом и следует его ритму.
Второй блок — это моя собственная, не скованная ритмом
текста Гуссерля проблемно-теоретическая интерпретация.
Третий блок — экскурсы в наиболее важные интерпретации
тех авторов, которые занимались проблематикой Идей I, и,
конечно, моя их оценка.
Итак, внутри самого исследования, в примечаниях к нему я
стремлюсь ввести читателя также в круг данного раздела "фено-
менологики", т. е. литературы, посвященной Идеям. Хочу лишь
оговорить, что соответственно общему замыслу всей моей работы
во главу угла поставлена феноменология самого Гуссерля, а не
концепции его учеников, последователей и критиков. Их суждения об
Идеях в моей книге так или иначе приняты во внимание (в чем
сможет убедиться читатель), но они не являются здесь самоцелью.
И еще одно предварительное замечание. Читатели, знакомые с
некоторыми моими прежними монографиями (или
пространными частями коллективных сочинений), возможно, заметят, что
эта работа выполнена несколько иначе. В книгах Путь Гегеля к
"Науке логики", Рождение и развитие философских идей и др. я
стремилась сделать изложение максимально доступным и
занимательным для читателя. В частности поэтому я нередко
предпочитала форму философских эссе, а не сугубо специальных,
обращенных разве что к узким специалистам научных трактатов. И
хотя в каждом случае (писала ли я о Платоне, Канте, Гегеле, Хай-
деггере) в фундаменте эссеистской формы непременно залегали

Часть II. Замысел и структура Идей I
103
сугубо специальные проработки соответствующей литературы и
специфической проблематики, я не считала необходимым
обрушивать на широкого читателя, к которому и адресовалась,
профессиональную информацию, коей я располагаю. При этом мне
представлялось, что тип исследуемой философии как бы задает
особую в каждом случае форму историко-философской
интерпретации. Конечно же, о Платоне и его ярких диалогических
произведениях надо писать иначе чем о Гуссерле, чьи сочинения,
рукописи и по форме максимально приближены к эталону
"философии как строгой науки".
И в данной книге я рассчитываю также и на читателей-
нефилософов или философов, которые до сих пор специально не
занимались феноменологией. Их я хочу предупредить: эта моя
книга не принадлежит к разряду легкого чтения; ее нельзя
пролистывать между делом. Читателю, который захочет ее освоить,
надо учесть: над феноменологией приходится последовательно, упорно
работать, пробираясь сквозь чащу (для многих) непривычных
понятий, поворотов мысли, методов, решений. Кроме того, на
этот раз я ввела в кадр моего исследования и всю текстуру Идей I,
и главные споры специалистов вокруг этого выдающегося
произведения. (Впрочем дискуссии специалистов — и мои споры с
ними — чаще всего вынесены в экскурсы, а также в примечания,
которые для каких-то групп читателей могут иметь, так сказать,
факультативный характер.)
И все же я строго следила за тем, чтобы философская
специализация моего исследования не превращалась в самоцель (а это
нередко бывает в книгах и статьях, авторы которых,
демонстрируя свою эрудицию, включают в них сведения решительно обо
всем, что они по данному вопросу проработали.) Ибо главная
двуединая задача новой книги, которую я предлагаю
благосклонному, надеюсь, читателю, одновременно состоит в попытке
облегчить вход в феноменологическую философию, в феноменологию
как особую науку и предложить (для обсуждения) свою трактовку
Идей I. Еще одно предварительное уточнение: вопреки тому, что
Гуссерль не раз критически высказывался о философском систе-
мосозидании (подразумевая системы традиционного типа, или
"школьные системы"), сама его философия имеет, по моему
глубокому убеждению, строго системный характер. Это значит: нельзя
выхватывать из задуманной и разработанной основателем
феноменологии системной феноменологической науки какие-то отдельные
темы, проблемы, "куски", полагая, что тем самым
феноменология освоена. (Я и попыталась воспроизвести, раскрыть
феноменологию как такую системную дисциплину.) Системное построе-

104 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ние феноменологии как науки также означает, что более или менее
цельное представление о ней можно составить, лишь пройдя вместе с
ее основателем путь через главные "станции" теории и метода.
Трудность состоит и в следующем: хотя в Идеях I
проблематика феноменологии представлена достаточно полно и зрело,
трактовка центральных ее вопросов углублялась, расширялась,
дополнялась в последующих произведениях Гуссерля. Я пытаюсь
разрешить эту трудность, в своих центральных интерпретатив-
ных главах выходя за непосредственные рамки произведения,
которому посвящена данная книга, привлекая к рассмотрению
другие опубликованные работы и учитывая неопубликованные
рукописи Гуссерля.
Феноменология, повторяю, необычайно трудна. Из различных
направлений философии XX в. она выделяется тем, что во
многих отношениях является специальным научно-теоретическим
философским знанием, освоение которого требует систематических
усилий. Не надо этого пугаться: в философии, как и во всяком
другом деле, не обойтись без труда и увлеченности. Увлечь
читателя сухой, на первый взгляд феноменологией — моя
сверхзадача. Если хоть в какой-то степени удастся ее решить, буду
счастлива.
Глава III. Опубликованные варианты,
центральные проблемы и структура Идей I
Прежде чем представить читателю подробный и конкретный
текстологический анализ Идей1, вместе с моей интерпретацией
этого произведения, считаю необходимым предпослать
суммарный теоретический образ, схватывающий его главное
проблемное содержание и структуру. Надо надеяться, что такой
целостный образ поможет восприятию основных шагов последующего
более конкретного исследования.
Итак, книга имеет общий заголовок "Ideen zu einer reinen
Phänomenologie und phänomenologischen Philosophie. Erstes Buch. Allgemeine
Einführung in die reine Phänomenologie" — "Идеи к чистой
феноменологии и феноменологической философии. Книга первая. Всеобщее введение
в чистую феноменологию". Читатель может найти ее в разных
опубликованных вариантах. Во-первых, как уже упоминалось,
книга была впервые опубликована в "Ежегоднике
феноменологии и феноменологического исследования". Одновременно и
параллельно книга выходила в 1913 г. в издательстве М. Нимейера
отдельной публикацией, воспроизведенной затем в 1922 и 1928 гг.

Часть П. Замысел и структура Идей I
105
без сколько-нибудь существенных изменений. При написании
своей книги я пользовалась главным образом изданием, которое в
современной феноменологии считается каноническим: это III том
Гуссерлианы, изданный В. Бимелем в 1950 г. и содержащий,
кроме текста Идей I (откорректированного издателем на основе трех
экземпляров работы, хранящихся в Лувенском архиве), также и
дополнения, заметки более позднего периода, непосредственно
относящиеся к тексту Идей I. Существует еще академическое
издание К. Шумана (1976), тоже в Гуссерлиане (Husserl Е. Ideen zu
einer reinen Phänomenologie und phänomenologischen Philosophie.
Erstes Buch: Allgemeine Einführung in die reine Phänomenologie
Hua III/l. В этом издании полутом Ш/1 содержит основной текст
произведения, а полутом Ш/2 — гуссерлевские дополнения и
коррекции к нему.) В восьмитомном издании сочинений Э.
Гуссерля под редакцией Э. Штрекер Идеи I входят в V том (за основу
взят вариант К. Шумана, см.: Husserl Е. Gesammelte Schriften. Hg.
v. Elisabeth Ströcker. Bd. 5. Buch 1: Allgemeine Einführung in die
reine Phänomenologie). На русском языке опубликован, как уже
упоминалось, перевод А. В. Михайлова. (См.: Гуссерль Э. Идеи к
чистой феноменологии и феноменологической философии. М.,
1999. Кн. I: Общее введение в чистую феноменологию. Этот
ценный и во многих отношениях интересный перевод — лишь
первый вариант, который самим безвременно умершим А. В.
Михайловым не был доведен до публикации. При всех несомненных
достоинствах перевода его можно расценивать как набросок,
черновик. Впрочем любой, даже и завершенный, перевод Идей,
появись он на русском языке впервые, наверняка вызвал бы
критические дискуссии — прежде всего потому, что этот немецкий
текст чудовищно труден для передачи на других языках.)
Книга первая Идей (Идеи Г), как видно уже из подзаголовка —
"Всеобщее введение в чистую феноменологию", содержит
попытку систематизировать и обобщить прежние
феноменологические разработки, представив целостный проект чистой
феноменологии как новой, весьма специфической и системно построенной
философской науки — с ее особыми методологическими средствами,
понятийным аппаратом, с необычным, радикально-критическим
отношением к традиции. Кроме того, прочитав и продумав эту
книгу, можно сделать вывод, что необычна, во многом нова и
конкретная феноменологическая проблематика — хотя с первого взгляда
может показаться, что она традиционна, ибо чаще всего
обозначается словами и понятиями, хорошо знакомыми всякому, кто
занимается философией. Так, следующий за Введением раздел
первый, озаглавленный "Сущность и сущностное познание' и со-

106 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
стоящий из двух глав ("Факт и сущность", "Натуралистические
лжеистолкования") кажется посвященным именно коренным
проблемам философии, обсуждавшимся на всем протяжении ее
многовекового развития. И для такого подхода к первому
разделу, конечно, есть немало оснований. А все-таки в нем читателя
ожидает принципиально новый поворот к обозначенной
тематике. В чем предстоит убедиться также и при анализе раздела второго
"Фундаментальное феноменологическое рассмотрение", где в четырех
главах ("Тезис естественной установки и его исключение",
"Сознание и естественная действительность", "Область чистого
сознания", "Феноменологическая редукция"), речь идет о
центральной проблематике феноменологии, имеющей своего рода
пропедевтический характер. Гуссерль в этом разделе, с одной
стороны, осуществляет принципиальное размежевание с так
называемой естественной установкой — особенно в ее применении
к изучению сознания, а с другой — именно проходя через
"естественную действительность", вычленяет область "чистого
сознания" как специфического поля феноменологического опыта, т. е.
сущностного усмотрения и описания сознания. Разъясняется метод
феноменологической редукции, ведущий заинтересованного
исследователя в область феноменологии. Вместе с его разъяснением
мы уже точно попадаем в оригинальную сферу
феноменологического исследования. Третий раздел "Вопросы методики и
проблематики чистой феноменологии" — это, собственно, конкретно
осуществляемая феноменологическая работа. В первой главе, как
показывает сам заголовок, даются "Предварительные методические
соображения"; во второй главе Гуссерль переходит к главной
теме всей книги — "Всеобщие структуры сознания". А в главах
третьей и четвертой представлен анализ ноэзиса и ноэмы, ноэти-
чески-ноэматических структур, который можно считать
сердцевиной гуссерлевских исследовательских новшеств. Значение
вклада Гуссерля в изучение этих структур весьма велико, о чем
можно судить по интенсивности и глубине дискуссий в
современной философской и логической мысли, посвященных ноэти-
ческо-ноэматической проблематике.
Раздел четвертый "Разум и действительность" пролагает путь
от более конкретных феноменологических разработок к
обобщающей философской проблематике — естественно, в том
специфическом виде, в каком она вообще фигурирует в рамках
феноменологии, в частности того ее раздела, который Гуссерль
называет "феноменологией разума". В главе первой этого раздела
("Ноэматический смысл и его отношение к предмету") концепция
ноэмы, проект которой очерчен в предшествующем разделе, пе-

Часть П. Замысел и структура Идей I
107
рерастает в оригинальную гуссерлевскую теорию предметностей,
уже увязываемую с учением о разуме. В следующей, второй главе,
названной "Феноменология разума", Гуссерль восходит к
некоторым, казалось бы, традиционным проблемам философии —
очевидность, истина, разум и бытие, идея (также и в кантовском
смысле). Но читателю еще предстоит убедится, сколь необычен
для философии подход к трактовке разума в этой книге Гуссерля.
Завершающая этот раздел и всю книгу глава "Ступени
всеобщности проблемы разума" — это "наскоро" набросанный проект
"разветвления" проблем разума и, соответственно, разветвления
феноменологических дисциплин, которые могли бы — в
перспективе и в принципе — охватить исследования, относящиеся к
обширной теме разума (конечно, в ее тогдашнем гуссерлевском
понимании). Устанавливается также соотношение
феноменологии — в ее "дисциплинарном" толковании — с формальной
логикой, аксиологией и учением о практике, а также с формальной
онтологией, тесно примыкающей к феноменологии разума.
Встает — правда, в самой общей форме — вопрос, которому
предстоит стать стержневой темой будущей феноменологии: о
феноменологическом "конституировании" и "слоях
трансцендентального конструирования вещи". (Правда, надо учесть, что этот аспект
темы "конституции" разрабатывается в Идеях II.)
Говоря здесь о самых общих проблемно-структурных
поворотах анализа в Идеях I, целесообразно добавить, что через все
исследование проходит акцентирование некоторых более частных
тем, органично входящих в состав феноменологии. Это,
например, проблема восприятия, признанная фундаментальной для
всех других ноэтических форм (которые часто упоминаются, но
исследуются меньше — воспоминание, вынесение суждения,
фантазирование и т. д.); проблема "вещи" и "вещного сознания";
проблема бытия и онтологии, проблема имманентного и
трансцендентного. И, конечно, это стержневая, основополагающая
тема "переживаний", особенно "чистых переживаний" и их
специфически феноменологического анализа. Среди более общих
профилирующих тем — защита Гуссерлем трансцендентализма,
правда, в его существенно обновленном феноменологическом
варианте.
В общем же смысле относительно центральных устремлений и
главной проблематики Идей I можно высказать, чисто
предварительно, следующие тезисы.
1) Гуссерль сначала отправляется от "естественного" мира,
естественной установки, "естественного" подхода к сознанию и
переживанию. Здесь и складывается один из первых парадоксов и

108 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
трудностей феноменологии, движущейся от "естественного
мира и сознания, взятого в "естественных" связях и опосредованиях,
— через их исключение — к "чистому" феноменологическому
полю и методам исследования. Эта коренная и принципиальная
двойственность, неотъемлемая от феноменологии, послужила
источником неадекватных обвинений и упреков, причем прямо
противоположного характера: подозрений, с одной стороны, в том,
что Гуссерль, давний противник психологизма, и в Идеях снова
впадает в психологизм, с другой стороны, в том, что им
предлагается жестко "эссенциалистская", односторонне "эйдетическая"
доктрина, восходящая к платонизму. Гуссерля все эти упреки,
противоречащие друг другу, безмерно раздражали. Но в ответ он
с завидными терпением и упорством упрекал противников в
неспособности ухватить специфику феноменологии. И старался
вновь и вновь эту специфику прояснить. В том числе и в Идеях I
— что подчас нарушает строгость изложения: автор то и дело
обращается к вопросу о "недоразумениях" и
"лжеистолкованиях", как имевших место в истории мысли вообще, так и
проявившихся, в частности, в оценках феноменологии.
2) Двойственность сохраняется и в отношении Гуссерля к
вопросу о науке и идеалу научности, как он применяется к самой
философии. Отвергается мысль о всеобщезначимости
распространившейся еще в новое время "физикалистской" модели,
которую ее защитники хотели применить не только в физике, но и
в других науках, скажем в науках о сознании. Критика и
серьезный анализ этой модели проходит через весь текст Идей I.
Критика, однако, не становится самоцелью, а служит задаче обосновать
именно применительно к философии (а по возможности, и к
другим "нефизикалистским" дисциплинам) оригинальную
феноменологическую модель научности, причем, по убеждению Гуссерля,
научности не менее строгой, чем та, что имеет место в
естествознании. И здесь — одна из самых важных задач нашего будущего
анализа: доказать, что основатель феноменологии в период
создания Идей был по-прежнему твердо убежден в необходимости
разрабатывать феноменологию как строгую науку, науку не
эмпирического, а сущностного (эйдетического) характера, однако
принципиально отличающуюся от известных к тому времени
эмпирических и сущностных дисциплин. К тому же в Идеях I
предпринята первая в истории творческого развития Гуссерля (и его школы)
столь масштабная попытка систематической презентации
феноменологии как особой науки, ее метода, проблематики, отличия от
других дисциплин и связи с ними. Вот почему читатель действи-

Часть И. Замысел и структура Идей I
109
телъно может использовать Идеи I как "всеобщее введение в чистую
феноменологию".
3) Уточнение специфики феноменологии идет по самым
разным линиям. Но в главном и основном оно касается обоснования, с
одной стороны, сущностного (эйдетического) характера этой
науки, ее принципиального отличия от эмпирико-фактического
научного знания, а с другой стороны, ее органической связи с
изначальной данностью "предметностей" разного рода через созерцание,
касается необходимости возврата к "изначальному" созерцанию, его
истокам (и, следовательно, отличия феноменологии от цикла
чисто формальных дисциплин, включая математику и логику,
для которых возможно движение анализа в чисто формальной
сфере).
4) В попытках Гуссерля отмежевать феноменологию от других
наук и от традиционного понимания философии важнейшую
роль играет обоснование метода феноменологической редукции.
Правда, нельзя не отметить, что в ряде других гуссерлевских работ,
предшествующих (например, в Пяти лекциях по феноменологии) и
последующих (например, в Первой философии или Кризисе),
феноменологическая редукция рассмотрена более ясно и
систематично. Тем не менее о ценности и смысле редукции в Идеях I
сказано достаточно, чтобы уяснить ее существенную структурную
роль в феноменологии.
5) В Идеях I общее движение анализа, стало быть, таково:
сначала обосновывается специфический сущностно-интуитивный
характер феноменологического анализа, затем — через
прояснение метода феноменологической редукции — прочерчивается
путь от мира к "чистому" сознанию как особому
(сконструированному) полю феноменологии. А потом проделывается работа
на этом поле (с упором на ноэтическо-ноэматические структуры).
И уже после этого совершается переход к общефилософской
проблематике разума и изучающих его наук. Значит, имеет
место, во-первых, размежевание со сферой "мирового",
"естественного" опыта, во-вторых, обоснование специфики
феноменологического анализа и его практическое проведение в жизнь, в-
третьих, защита феноменологического трансцендентализма как
обобщающего философского воззрения, в наибольшей степени
соответствующего исходным установкам и конкретной
"практике" феноменолога; в-четвертых, анализ положения
феноменологии как науки в общем составе знаний о человеческом разуме.
Как именно все это делается, станет ясно из дальнейшего текста
нашей книги.

110 H. В. Мотрошилова «Идеи/ЭдмундлГуссерля»
Представление о ценности Идей I, как и о смысле споров
вокруг сути, значения этого сочинения, должно сложиться
благодаря прочтению всей данной книги, после того, как нами будут
последовательно и подробно разобраны основные проблемы и
разделы гуссерлевской работы. Однако для лучшего уяснения
читателем текста Идей необходимо предварительно обозначить
трудности и недостатки, с которыми приходится сталкиваться при
чтении, а особенно при глубоком анализе, всестороннем
продумывании гуссерлевского сочинения. Те авторы, которые писали
об Идеях, не могли обойти молчанием этот вопрос. Так, А. Агир-
ре, автор раздела об Идеях I Гуссерля в книге Главные сочинения
философии XX века (Hauptwerke der Philosophie des 20 Jahrunderts.
Stuttgart, 1992; — кстати, заслуживает быть отмеченным то
обстоятельство, что Идеи включены в этот престижный разряд
философских работ) верно отмечает, что это едва ли не самое
богатое мыслями и содержанием сочинение Гуссерля и,
действительно, одна из самых значительных философских работ
закончившегося XX в. Вместе с тем Агирре не может не признать, что
систематическому характеру Идей очень мешают "запутывающие
повторы"; кроме того многие сюжеты лишь кратко намечены, но
содержательно не развиты; язык и терминология порой весьма
сложны и необычны, и Гуссерль не всегда принимает во
внимание возможные затруднения читателей. (Это в определенной
степени объясняет тот прохладный прием, который сочинение
встретило даже у ближайших учеников Гуссерля.) Впрочем повторы,
возврат к темам, которые, казалось бы, уже были освещены, — не
столько недостаток гуссерлевского произведения, сколько
следствие одного его важного конструктивного замысла. Дело в том, что
Гуссерль намеренно возвращается (и не один раз) к таким темам,
как редукция, интенциональность, ноэма и ноэзис,
трансцендентальный идеализм и т. д. Они вводятся и исследуются лишь
"ступенчатым образом" (stufenweise — любимое слово Гуссерля).
Содержание также накапливается, наращивается лишь постепенно.
Вот почему и нам, следуя смыслу и ритму Идей I, придется
продвигаться по пути анализа этих и других центральных тем и
понятий лишь шаг за шагом, без всякой поспешности, а иногда
снова и снова возвращаясь к ним.
Теперь, когда очерчены основные контуры
"феноменологического поля", представшего в Идеях Гуссерля уже частично
обработанным, мы перейдем к конкретному подробному,
последовательному анализу этого замечательного произведения основателя
феноменологии.

Часть III.
Учение Гуссерля о мире,
'естественном познании7
и критика натурализма.
Проблема сущностей
(эйдосов)
и эйдетических наук
(первый раздел Идей Г)

Глава I. "Мир" как "изначальное".
"Естественное познание".
Факты и сущности
Первая книга Идей I имеет, как было сказано, подзаголовок:
"Всеобщее введение в чистую феноменологию". Раздел первый
называется "Сущность и сущностное познание". Мы уже кратко
говорили ранее о специфическом методе движения Гуссерля к
феноменологическому (т. е. сущностному, эйдетическому) полю,
и потому нас не удивит, что о сущности и сущностном познании
создатель феноменологии будет рассуждать, изначально
обращаясь к иному полю, составляющему их противоположность —
это "естественное познание", "опыт", "факты", "науки о факте",
"мир".
Итак, двигаться к чистому сознанию и его всеобщим,
сущностным структурам — сокровенному предмету феноменологии —
Гуссерль будет, отправляясь от разъяснения смыслов, которые он
вкладывает в понятия "естественное познание" и "мир". Почему
"чистая" феноменология развертывается и обосновывается
именно таким образом, станет более ясно впоследствии. Читателю как
раз здесь придется проявить немалое терпение, следуя за
Гуссерлем и пытаясь понять непростую, но всегда заслуживающую
раскрытия логику его рассуждений.
«Естественное познание (natürliche Erkenntnis) начинается с
опыта и в опыте пребывает. Следовательно, в теоретической
установке, которую мы называем "естественной" (natürliche),
совокупный горизонт возможного исследования обозначается одним
словом: это слово — мир. Науки этой изначальной установки все
являются поэтому науками о мире...» (Hua Ш, 10). Гуссерль замечает,
что при господстве исключительно естественной установки
понятия "истинное бытие", "действительное бытие", или реальное
бытие, покрываются понятием "бытие в мире".
Здесь — опять характерная для феноменологии трудность и
двойственность. С одной стороны, Гуссерль формулирует четко:
"естественная установка" — это "теоретическая установка".
Иными словами, речь идет о науках, даже о большой совокупности
наук, поскольку они обязательно повернуты к миру и схватывают
его в созерцании и опыте. С другой стороны, науки, следующие
естественной установке, в чем-то весьма существенном отвечают

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 113
обычной жизни и установкам человека, не задумывающегося над
наукой и не осуществляющего научный опыт. Между ними есть
согласованность. Поэтому, полагает Гуссерль, не трудно
рассказать обычному "вненаучному" человеку о "естественной установ-
ке": она ему внутренне близка. (Как правильно полагают
исследователи, здесь завязываются узлы будущей гуссерлевской
концепции Lebenswelt, "жизненного мира", благодаря которой
выявляется общность корней обыденной жизни человека в мире и
наук о мире1. Вместе с тем можно поспорить с авторами, которые
"находят" в Идеях чуть ли не готовую протоконцепцию
жизненного мира, ибо на деле она в данной работе еще не тематизиро-
вана.) С упомянутой двойственностью мы будем постоянно
сталкиваться, анализируя текст Идей I.
Так, Гуссерль разъясняет: когда он говорит "об изначальной
установке" применительно к миру и его изучению, то не имеет в
виду никаких особых "историй", премудростей, никакого
исторического, психологического — причинного — генезиса. Речь
идет исключительно о том, что каждая наука о мире повернута к
какой-либо предметной области, а всем ее теоретическим
высказываниям так или иначе соответствуют созерцания, благодаря
которым предметы достигают "данности". Ее Гуссерль назьгеает
"изначальной данностью" (originäre Gegebenheit). «Сообщающее
данность созерцание первой, "естественной" познавательной
сферы и всех ее наук — это естественный опыт, а изначально
данный опыт — это восприятие, слово, понятое в обычном
смысле...» (Ibid. S. 11). При этом дается и дополнительное
разъяснение: применительно к опыту, касающемуся внешних вещей,
изначально только "внешнее восприятие", а не, скажем,
воспоминание или предвосхищение; применительно же к опыту,
относящемуся к нам самим, изначально только "внутреннее
восприятие", а не "вчувствование" или что-либо другое. (Вчувствование,
впрочем, тоже имеет характер созерцания, но в отличие от
восприятия оно не изначально.)
Мы уже знаем, что чистая феноменология не является наукой
о мире. Тем более удивительным может показаться то
пристальное внимание, которое Гуссерль уделяет понятию мира, как и то
обстоятельство, что мир и все "изначально" связанное с ним по
существу составляет содержание первых, вводных глав феноменологии. Но
это только одна сторона дела. Есть и другая сторона: как бы
Гуссерль ни настаивал на том, что мир должен быть взят без особых
премудростей, в простой изначальной данности через
восприятия, можно, да и нужно уловить с самого начала "спрятанную" в
исходных дефинициях сложную философскую коррелятивность

114 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
мира и опыта. «Мир, — пишет Гуссерль, — есть совокупное
понятие предметов возможного опыта и опытного познания,
предметов, которые познаваемы на основе актуальных опытов в
правильном теоретическом мышлении... Науки о мире,
следовательно, все науки естественной установки суть в общем и широком
смысле естественные науки, науки о материальном
мире, но также и науки о живых существах с их
психофизической природой; это • также физиология, психология
и т. д. Равным образом сюда принадлежат все так называемые
науки о духе, история, науки о культуре, социологические
дисциплины разного вида...» (Ibid. S. 11).
Возьмем себе на заметку, что с точки зрения "естественной"
отнесенности к миру у Гуссерля уравнены и естествознание, и
науки о духе (чему соответствует гуссерлевское толкование
самого мира, его данности как обнимающей и природу, и мир вещей
и ценностей, созданных самим человеком). Гуссерль не вдается в
вопрос о различиях и двух миров, и двух типов наук
(естествознания и обществознания или, выражаясь по-риккертовски, наук
о природе и наук о культуре), ибо главное для него в Идеях I
различение и противопоставление — иное: чистая феноменология должна
быть противопоставлена всем наукам о мире, все равно, относятся
ли последние к природе, человеку или обществу, истории,
культуре.
Глава Идей I, которую мы сейчас разбираем, именуется "Факт
и сущность". Читатель, воспитанный в традициях философии,
скорее всего станет ожидать, что Гуссерль хотя бы кратко
воспроизведет основные, относящиеся к теме идеи и концепции
традиционной философии и выскажет к ним свое отношение. Но
читатель будет обманут в своих ожиданиях. Гуссерль далек от того,
чтобы включать в свой анализ сколько-нибудь конкретные
историко-философские экскурсы. (Что, кстати, не помешает ему
очень бегло высказаться о Канте, подвергнуть критике эмпиризм.
Но история философии предстанет здесь тоже скорее в логико-
типологическом, чем в реально-историческом облике.) В конце
главы, в § 17, Гуссерль скажет, что все его рассуждение о фактах и
сущностях было "чисто логическим".
И вот еще что в высшей степени характерно. Гуссерль
признает, что «опытные науки суть науки о "фактах"» (тем самым как
будто бы соглашаясь со многими представителями эмпиризма,
которых он впоследствии — вместе, скопом — не преминет
подвергнуть критике). Но что это значит в толковании Гуссерля?
«Фундирующие познавательные акты опыта полагают
реальное индивидуально, они полагают его, реальное, как про-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 115
странственно-временное здесь-бытийствующее (Daseiendes), как
нечто пребывающее в этой временной позиции, имеющее вот эту
собственную длительность и свое реальное наполнение,
полагают как то, что по своей сущности точно так же могло
располагаться в другой временной позиции...» (Ibid. S. 12). Реальное
может проявляться и в этом физическом обличий, находясь в
каком-либо данном месте; но то же самое реальное могло бы
пребывать в любом ином месте и в любом ином облике (гештальте).
Главное, к чему клонит здесь Гуссерль: «Индивидуальное бытие
любого вида, если говорить о нем со всеобщей точки зрения, —
"случайно" (zufällig)» (Ibid.). Примечательно, что эти и
некоторые другие рассуждения Гуссерля о фактах, т. е., в его
толковании, случайностях, носят, так сказать, быстропреходящий
характер. В его путешествии "Факт" — это полустанок, на
котором анализ едва лишь задерживается, да и то лишь для того
чтобы почти сразу перейти к теме сущности. «Но смысл этой
случайности, имя которой — фактичность, ограничивается тем, что
она коррелятивно соотнесена с необходимостью, которая
выражает не просто фактический состав значимого правила
взаимоупорядочивания пространственно-временных фактов, но
выявляет характер сущностной необходимости
(Wesens-Notwendigkeit) и тем самым сохраняет отношение к
сущностной всеобщности (Wesens-Allgemeinheit). Когда мы
говорили: всякий факт "по его собственной сущности" может
быть другим, мы выражали ту мысль, что смыслу всего
случайного присуще свойство обладать сущностью и тем самым эйдосом,
который должен быть постигнут в чистой форме — а таковой эй-
дос обретается среди истин сущностного характера (Wesens-
Wahrheiten) различных ступеней всеобщности» (Ibid. S. 12).
Давно известные в философии диалектические мысль о
единстве факта и сущности, случайности и необходимости Гуссерль
выражает по-своему — достаточно оригинально и ни на минуту
не выпуская из виду главную цель своего исследования. Едва
начав говорить об индивидуальности, случайности, вариабельности
факта, основатель феноменологии почти сразу же утверждает
"неразделимость факта и сущности" (так называется § 2
анализируемой главы.) Главная гуссерлевская мысль здесь такова:
индивидуальный предмет не есть просто нечто "вот оно!" (ein Dies
da!), единственное в своем роде. Он обладает своей неповторимой
сущностью — "набором ему свойственных неповторимых
сущностных предикабилий" (Ibid. S. 13), на который, как на "остов",
могут "нанизываться" иные, вторичные, определения. Например,
любая материальная вещь обладает своей, и только своей сущно-

116 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
стной оформленностью (Wesensartung). Но одновременно она
принадлежит к виду "материальная вещь вообще" (равно как ей
присуща и отнесенность к таким всеобщим определенностям, как
временность, пространственность, длительность, фигура
вообще).
Вот так — просто и стремительно — Гуссерль переходит от
факта к сущности. Любопытно, в каком облике перед нами
первоначально предстает сущность (§3): «Сначала "сущность"
обозначала то, что в самосущем бытии какого-либо индивида
обретается в качестве его "что" (Was). Опытное или
индивидуальное созерцание может быть преобразовано в
усмотрение сущности (идеацию) — возможность,
которую следует понимать не как эмпирическую, а как
сущностную» (Ibid.).
Один из принципиально важных первых параграфов Идей I —
важных для понимания замыслов и смыслов феноменологии, в
этих первых параграфах, однако еще не раскрываемых, — носит
название "Wesenserschauung und individuelle Anschauung".
А. В. Михайлов перевел "Wesenserschauung" как "высматривание
сущности". Идея переводчика заключалась, видимо, в том, чтобы
подобрать русский эквивалент к труднопереводимому (в русском
философском контексте) слову "Erschauung", отличив его от
Anschauung, за которым традиционно, начиная еще с переводов
кантовских текстов, закрепилось слово "созерцание". (Я
предпочитаю перевод "сущностное всматривание".) То обстоятельство,
что к "усмотрению" сущностей и "созерцанию" индивидуальных
предметов Гуссерль прилагает термины, выраженные
различными словами, отнюдь не случайно: мы "видим", "усматриваем",
"зрим", "высматриваем" сущности иным "взором", "зрением",
нежели "созерцаем" индивидуальные вещи, процессы, события.
Тем не менее я полагаю, что принципиальная позиция
Гуссерля в этом параграфе — отстаивание глубоко новаторского,
нетрадиционного отношения основателя феноменологии к тесному
объединению сущности и созерцания, усмотрения. Характерно,
что к сущности как особому "предмету" Гуссерль приходит не
иначе, чем через специфическое созерцание. «Сущность (эйдос)
— это предмет нового вида. Подобно тому как данное в
индивидуальном или через опыт постигающем созерцании есть
индивидуальный предмет, так и данное в сущностном созерцании
есть чистая сущность. И тут не просто внешняя аналогия, а
радикальная общность. И сущностное всматривание
тоже является созерцанием, подобно тому как
эйдетический предмет тоже есть предмет» (Ibid. S. 14). Согласно Гуссерлю,

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 117
«обобщение коррелятивно связанных понятий "созерцание" и
"предмет"... требуется самой природой вещей» (Ibid. S. 14—15).
"Усмотрение" сущности Гуссерль мыслит как адекватную,
подлинную "данность" сущности. Вот почему, в частности, ему
так важно сохранить связь сущности и факта, всеобщего и
индивидуального. Ведь эмпирическое созерцание через изначальность
восприятия приводит эмпирический, индивидуальный предмет
"к данности из первоистока"; его можно созерцать в его
"телесной самоданности, самости" (in "leibhaften" Selbstheit).
Согласно Гуссерлю, любой "предмет" в широком
формальнологическом смысле можно скоррелировать с соответствующим
ему способом изначальной данности через созерцание, которая
существует в "живой самости" (до любого предикативного, пре-
дицирующего мышления). Итак, высматривание сущности
(всматривание в сущность — Wesenserschauung) есть созерцание,
всматривание в самом точном смысле, [причем] не простое и,
возможно, смутное осовременивание; это — изначально данное
созерцание, схватывающее сущность в ее "живой" самостности
(Ibid. S. 15). (В Логических исследованиях, пишет Гуссерль в
примечаниях, он пользовался для обозначения этого содержания
словом "идеация". Но теперь он предпочитает использовать "более
свободное понятие".) И однако же, если речь идет о сущности, то
все это созерцание, усмотрение, всматривание совершенно
нового вида и рода, которое в дальнейшем еще потребует от нас
специальных прояснений. Тем не менее уже здесь надо сделать
пометку: возвращение сущностных предметностей к истокам
сущностного же созерцания — краеугольный камень гуссерлевской
феноменологии; это также тот принцип, который был принят
многими феноменологами, даже если они спорили с Гуссерлем по
ряду других вопросов.
"Сущностному различию созерцаний", о которых только что
шла речь, Гуссерль ставит в соответствие "сущностное
соотношение" "экзистенции" (здесь в смысле индивидуально здесь-бытий-
ствующего, Daseindem) и "эссенции", факта и эйдоса. Основатель
феноменологии считает необходимым дать дальнейшее
разъяснение только намеченным в первых параграфах понятиям,
освободив их от "прилепившихся" к ним мистических мыслей и
толкований.

118 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Резкое отделение сущностей от фактов
и наук о сущностях от наук о фактах
Едва читатель освоит направленность мысли Гуссерля,
состоящую в стремлении сблизить, увязать факты и сущности, — и
притом поймет, сколь важные новаторские тенденции
феноменологии ее основатель имеет в виду, как вводное исследование
перейдет на иную, противоположную ступень, вступит в иную
фазу, не менее принципиальную для будущей феноменологии.
Читателю полезно не просто иметь в виду подобные "скачки"
мысли Гуссерля, но даже загодя готовиться к ним.
Итак, ранее воспроизведенное гуссерлевское сближение факта
и сущности имело главной целью отстаивание роли интуиции,
созерцания, усмотрения, высматривания (всматривания) также и
применительно к сущности. Здесь соединяющая дорожка,
ведущая к фактам, к "индивидуальному созерцанию", была для
Гуссерля полезна. К этой теме Гуссерль не один раз возвратится и в
будущем. Но теперь в повестку дня встает другая тема:
неповторимая специфика сущностей и наук о сущности — в сравнении с
фактами и науками о фактах.
Суммируем те резкие разграничительные линии, которые
Гуссерль между ними проводит.
1) § 4. Когда мы в созерцании схватываем сущности, то этим не
предполагается никакого индивидуально-конкретного,
фактического существования; «чистые истины о сущностях
не содержат ни малейшего утверждения о
фактах, следовательно, из них одних нельзя извлечь ни
малейшей истины о фактах» (Ibid. S. 17). Если любое мышление о
фактах для своего обоснования требует опыта, то для обоснования
мышления о чистых сущностях потребна лишь такая основа, как
сущностное созерцание.
2) § 5. Обращая внимание на суждения о сущностях, Гуссерль
специально подчеркивает различие такого рода: есть суждения
собственно о сущностях, но есть и суждения "об
индивидуальном", однако исключительно в качестве единичности сущности
— в модусе "Вообще" ("Überhaupt"). Примером служит
геометрия, взятая Гуссерлем в качестве "чистой", т. е. сущностно-
эйдетической науки. «Так, в чистой геометрии мы, как правило,
судим не об эйдосе "прямого", "угла", "треугольника",
"конического сечения" и т.п., но мы судим о прямой линии и об угле
вообще, как таковых, об индивидуальном треугольнике вообще,
коническом сечении вообще. Такие универсальные суждения
носят характер сущностной всеобщности, "чистой", или,

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 119
как говорят, "строгой", просто "необусловленной" всеобщности»
(Ibid. S. 18).
3) Гуссерль предлагает разграничивать "сущностную
всеобщность" и "сущностную необходимость": они коррелятивны, но не
тождественны друг другу (хотя многие авторы не проводят
между ними никакого различия). Когда в суждении некое обстояние
вещей (Sachverhalt)2 осознается как "обособление эйдетической
всеобщности", то сознание необходимости называется
"аподиктическим" (соответственно и суждение называется
аподиктическим, или аподиктически-необходимым).
4) Гуссерль утверждает (§ 6): «Нельзя смешивать
неограниченную всеобщность законов природы и
сущностную всеобщность» (Ibid. S. 20). Так, тезис "все тела
обладают тяжестью" лишен безусловной всеобщности
эйдетически-всеобщих тезисов, ибо заключает в себе по крайней мере
одно реальное полагание, а именно природы как пространственно-
временной действительности. Напротив, тезис "все
материальные тела протяженны" обладает, по Гуссерлю, эйдетической
значимостью и может быть понят как чисто эйдетический, если со
стороны субъекта будет исключено полагание реального
существования.
Вспомним, этими двумя предложениями пользуется Кант в
Критике чистого разума для различения аналитических и
синтетических априорных суждений, причем в смысле, близком к гус-
серлевскому. Суждение о протяженности — сущностно-всеобще-
аналитическое, ибо мы производим "в уме" все операции, чтобы
в самом понятии тела "вычитать" понятие протяженности. Для
суждения о тяжести требуется выйти за пределы чисто
сущностного рассмотрения, т. е. выражаясь гуссерлевским языком, надо
осуществить хоть какое-то "реальное полагание" (что и означает
лишенность безусловной, т. е. эйдетической всеобщности — для
Гуссерля, но не для Канта, для которого оба суждения
априорные, то есть всеобщие и необходимые).
Науки о фактах и науки о сущностях
Каждому индивидуальному предмету принадлежит, в
качестве его сущности, некое "сущностное состояние", или "состав"
(Wesensbestand), и наоборот, каждой сущности соответствуют
возможные индивидуации, которые могли бы быть
фактическими отдельностями (Vereinzelnungen). Это закладывает основу для
разделения и соотнесения наук о фактах и наук о сущностях,
устанавливает Гуссерль.

120 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Имеются "чистые науки о сущностях" — чистая логика, чистая
математика, чистое учение о времени, пространстве, движении
и т. д. Эти науки (или части научных дисциплин) свободны от
каких бы то ни было полаганий фактического; никакой опыт не
может в них принимать на себя функцию обоснования. Правда,
геометр может рисовать на доске свои фигуры, т. е. как будто
осуществлять "физически" какой-то опыт. Но при этом
созерцание никоим образом не выступает в качестве обоснования.
Геометр исследует "идеальные возможности", а не положение дел в
действительности; акт его "последнего обоснования"
— это не опыт, а "высматривание сущностей". В ином
положении естествоиспытатель: опытное познание есть для него
обосновывающий акт. Поэтому «понятия "наука о
фактах" и "опытная наука" эквивалентны» (Ibid. S. 21).
Гуссерль так формулирует «практический идеал "точной"
эйдетической науки» (его во всей полноте и глубине научилась
реализовывать только чистая математика): «придавать любой
эйдетической науке высшую ступень рациональности — благодаря
тому, что все опосредующие мыслительные шаги редуцируются
путем подведения под раз и навсегда систематически
составленные аксиомы соответствующей эйдетической области, с
привлечением... всей совокупности ее аксиом» (Ibid. S. 22). С этим,
продолжает Гуссерль, связан идеал "математизации", имеющий
огромное практически-познавательное значение (однако
подробнее данную тему автор Идей здесь обсуждать не намерен).
В § 8 Гуссерль уточняет вопрос о том, как складываются
"отношения зависимости" между наукой о фактах и наукой о
сущностях. Смысл эйдетической науки "принципиально исключает
любое внедрение познавательных результатов эмпирических
наук" в состав наук эйдетических. Ибо "из фактов следуют только
факты". Но с науками о фактах дело обстоит как раз иначе,
нежели с науками о сущностях: нет ни одной науки о фактах,
которая, получив свое полное развитие в качестве науки, была бы
свободна от эйдетического познания, а тем самым и от эйдетических
наук, все равно, формальных или материальных. Например,
всякая опытная наука, направленная на какие-либо предметы, не
может быть свободна от законов, которые значимы для
предметности вообще. Отсюда — ее зависимость, во-первых, от всего
комплекса формально-онтологических дисциплин (куда помимо
формальной логики Гуссерлем включены все дисциплины
формальной mathesis universalis, т. е. арифметика, чистый анализ,
учение о множествах и т. д.). Во-вторых, поскольку любой факт
заключает в себе некоторый "сущностный состав" (Wesensbes-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 121
tand), отсюда вытекает его зависимость от соответствующих
чистых сущностей (Ibid. S. 23).
Эйдетические дисциплины могут распространяться на
соответствующие "регионы". «Тогда чистой сущности региона
соответствует региональная эйдетическая наука или же,
как мы можем сказать, региональная онтология» (Ibid.
S. 23—24). И тем самым любая наука о фактах (опытная наука)
обретает — в качестве теоретического фундамента — эйдетику
соответствующих онтологии.
Например, всем естественно-научным дисциплинам
соответствует "наука о физической природе вообще" (или
онтология природы). И понятно почему: любой фактической
данности природы соответствует эйдос (сущность), который
именуется "природа вообще". А в этом эйдосе как бы спрессовано
громадное количество сущностных содержаний. Итак, согласно
Гуссерлю, фактические (опытные) науки могут и должны быть
возведены как к формально-онтологическим, так и к материально-
онтологическим эйдетическим дисциплинам.
В подтверждение своей мысли Гуссерль вполне обоснованно
ссылается на опыт науки нового времени. Развитие
"рациональных естественных (физических) наук" в эту эпоху
характеризовалось тем, что геометрия, т. е. разработанная уже в глубокой
древности "чистая эйдетика", как бы одним махом и в то же время
великим усилием сделала плодотворным физический метод. «Тут
уясняется, что сущность материальной вещи — это свойство
быть rex extensa, вещью протяженной и что геометрия, стало
быть, есть онтологическая дисциплина, связанная
с сущностным моментом такой вещности, с
пространственной формой» (Ibid. S. 25). Наряду с
геометрией постепенно выявлялась сходная роль других
математических дисциплин, чем и объясняется их "пышный расцвет" 3.
Хочу предупредить читателей о следующем: оценивая Идеи I
вскоре после их выхода в свет, Гуссерль неоднократно
подчеркивал, что (уже разобранные нами) § 1—9 Первого раздела
достаточно ясны в научно-теоретическом отношении, тогда как § 10—
17, к которым мы далее обратимся, перегружены сложнейшими и
слишком детальными различениями. И автор Идей I был прав в
своих оценках. Действительно, § 10—17 принадлежат к числу
самых трудных в книге. Поэтому читателю для их освоения нужно
приложить особые усилия. Кроме того, в силу частой переклички
этих частей текста с Логическими исследованиями необходимым
будет наше последующее обращение к этому раннему сочинению.
Но сначала попытаемся разобраться в главном тематическом и

122 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
проблемном содержании упомянутых параграфов Идей I
(памятуя о том, что впоследствии, в интерпретативных главах своей
книги, я попытаюсь прояснить самые важные гуссерлевские
понятия).
В § 10 Гуссерль делает ряд терминологических уточнений. Так,
он поясняет, в каком смысле употребляет ключевое для
феноменологии понятие "предмет" (Gegenstand): это термин для
обозначения различных, но сопринадлежных "Gestaltungen",
образований — это, например, "вещь", "свойство", "отношение", "об-
стояние вещей" (Sachverhalt), "множество", "порядок" и т. д. Они
не тождественны друг другу, но равно отсылают к виду
предметности, который "имеет преимущество пра-предметности
(Urgegenständlichkeit)", по отношению к коей все
остальные имеют просто вторичный, выводной характер. Если
говорить о вещных отношениях, свойствах, то пра-предметностью
выступает "сама вещь".
Я представляю себе, как трудно для отечественного читателя,
не привыкшего к тонкостям феноменологии и других логико-
гносеологических концепций, освоиться с ключевым гуссерлев-
ским понятием "предмет". Ведь многие у нас (в том числе и в
силу особенностей русского языка) привычно отождествляют
предмет с материальными вещами, материализованными объектами.
Пока — одна рекомендация: запомнить, что предметом в
контексте феноменологии является все, на что направлена (что
полагает, интендирует, мнит) любая человеческая мысль. "Предмет" в
феноменологии — это, действительно, и материальная вещь, но
уже помысленная (соответственно, воспринятая,
сфантазированная, воспомненная и т. д.), и свойства, и отношения вещей, и
много другое, что еще подлежит исследованию. Поэтому с понятием
предмета мы еще встретимся не один раз.
Формальная онтология (т. е. чистая логика в ее "протяжении"
вплоть до mathesis universalis) трактуется Гуссерлем как
"эйдетическая наука о предмете вообще" (Ibid. S. 27). Основатель
феноменологии полагает, что при всем многообразии ее истин
возможно выделение относительно небольшого количества
"основополагающих" истин, которые в логических дисциплинах
фигурируют в качестве аксиом. «Как логические категории,
или категории логического региона "предмет
вообще", мы и определяем встречающиеся в таких аксиомах
чисто логические основополагающие
понятия...» (Ibid. S. 28). Примеры логических категорий — понятия
свойства, отношения, тождества, равенства, множества (Menge),
объединения (Kollektion), численного множества (Anzahl), целого

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 123
и части, рода и вида и т. д. К ним принадлежат и "категории
значения" (Bedentungskategorien) —
основополагающие понятия различных видов предложения (апофансиса), их
членов и форм. Тем самым категории "предмет вообще" и
"значение вообще" объединяются друг с другом.
И совершенно не случайно в этой части текста делается
ссылка на Логические исследования (Т. I, § 67; III Исследование П-го тома).
В период написания этой работы, отмечает Гуссерль, он не
решился принять "сомнительное по историческим причинам"
понятие онтологии и воспользовался выражением "априорная
теория предметов как таковых" (А. Мейнонг, замечает Гуссерль,
сократил это до "теории предмета"). Теперь же основатель
феноменологии счел более правильным «вернуть права старинному
выражению "онтология"» (Ibid. S. 28).
В § И автор Идей проводит важное, как он сам говорит,
различение "в области предметностей вообще" — различение
формально-онтологических категорий на синтактические и
субстратные. Соответственно под синтактическими предметностями
он разумеет такие, которые выводятся из других предметностей
посредством "синтактических форм". Синтактическими
категориями именуются как раз такие, которые соответствуют данным
формам. Примеры: уже упоминавшиеся категории "обстояние
вещей" (Sachverhalt), свойство, отношение, единство,
множественность (Vielheit), численность (Anzahl), порядок, порядковое
число.
Опять-таки не случайно, что говоря о синтактических пред-
метностях, формах, категориях, переходя затем к "субстратам"
(предметам, которые уже не суть синтактические категориальные
построения), Гуссерль снова ссылается на Логические исследования:
"категориальные предметности", поясняет он, разбираются во
П-м томе (VI Исследование, второй раздел, особенно § 64 и далее);
"чистая" грамматика и общие задачи учения о формах значений
— тоже во II томе (IV Исследование). Более подробно о формах
значений (относящихся к основополагающему разделу
"априорной грамматики" и входящих в теорию "синтактических форм" и
"синтактических материалов") Гуссерль обещает высказаться при
публикации своих лекций по логике, которые он читал на
протяжении ряда лет. (Мы еще столкнемся с этими различениями
при последующем разборе Идей I.)
Различение синтактических и субстратных предметностей,
соответственно категорий — одно из самых трудных в гуссерлев-
ской чистой логике. И не случайно вскоре после публикации
Идей I сам Гуссерль подверг критике свои разъяснения в § 11 за их

124 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
"несовершенство" и "неполноту". (См. приложения IV и V к III
тому Гуссерлианы.) Правда, можно утешаться тем, что это
различение не делает погоды в феноменологии в целом (поэтому
читатель, не заинтересованный в освоении чересчур специальных
деталей, может оставит его в стороне). Попытаюсь, однако
разъяснить, что Гуссерль имеет здесь в виду.
При различении синтактического и субстратного Гуссерль
движется в "пространстве между" чистой логикой в широком
смысле и "чистой грамматикой" как ее составной частью.
Основатель феноменологии дает такое пояснение: «любой предмет,
поскольку он эксплицируем, короче, определим логически,
принимает различные синтактические формы; в качестве коррелятов
определяющего мышления конституируются предметности
высшей ступени: свойства и предметы, определеные со стороны
свойств, отношения между какими-либо предметами, множество
единств, члены порядка, предметы как носители числовых
отношений и т. д. Если мышление предикативное, то шаг за шагом
вырастают выражения и принадлежные им апофантические
формообразования значения, которые выражают предметность
сообразно всем ее членениям и формам в точно соответствующих
синтаксисах значения. Все эти "категориальные предметности"
могут, подобно предметностям как таковым, функционировать в
качестве субстрата категориальных образований — как и
последние в свою очередь [могут становиться субстратами]. И наоборот,
каждое такое образование очевидным образом указывает на п о -
следний субстрат, на предметы первой или низшей
ступени; следовательно, на предметы, которые больше не
являются синтактическо-категориальными
образованиями... Тем самым формальный регион предметностей
— вообще делится на последние субстраты и синтактические
предметности» (Ibid. S. 29—30).
Полагаю, Гуссерль проводит здесь разумное, однако весьма
тонкое различение внутри региона взятых в самом широком
смысле предметностей. Ведь предметами было названо все, на что
направлена мысль. Вместе с тем этот регион неоднороден в том
смысле, что одни предметно-категориальные формы субстратны
(первичны), поскольку имеют в виду некоторые "исходно-предметные",
именно и собственно предметные (в узком смысле) образования, а
другие фиксируют выводимые из них свойства, отношения, порядок,
расчленения и т. д. предметностей. При этом, как мы видим, понятия
субстратного и синтактического соотносительны: какая-либо
выводная предметность в свою очередь может оказаться "первич-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 125
ной", субстратной по отношению к выведенным уже из нее
категориям и т. д.
В § И Гуссерль ссылается на VI Исследование, где разбирается
восхождение мысли от "чувственных предметов" к
"категориальным предметностям".
Согласно разъяснениям Гуссерля в Логических исследованиях,
мы можем "схватывать" внешний предмет как целое в одном
"простом" восприятии. Но как только мы углубляемся в
проблему соотношения целостного предмета и его части, мы
сталкиваемся со следующим обстоятельством: «Все эти отношения —
категориального, следовательно, идеального характера... В целое
часть включена еще до всякого расчленения и она — при
схватывании целого — [как бы] схватывается тоже (miterfaßt); но тот
факт, что она включена (вставлена) в целое, сначала есть только
идеальная возможность привести ее к восприятию в
соответствующих расчлененных и фундированных актах (Husserl E.
Logische Untersuchungen. Halle, 1922. Bd. II, Т.П. S. 155 [Далее:
LU II/2]). Так же обстоит дело с другими (выводными,
вторичными) отношениями: например, мы говорим, что А расположено
справа от В, что А больше, громче, светлее и т. д., чем В. Они суть
выводные, вторичные в том смысле, что сами зависят от
определения предметов А и В. «[Квази]-реальное (reelle) вкладьгоание
друг в друга этих отношений частей и целого означало бы
смешение двух принципиально различных вещей:
чувственных, или реальных (realen) и категориальных,
или идеальных форм связывания. Чувственные
связывания — это моменты реальных предметов, действительные их
моменты; первые наличны в последних, хотя и имплицитно, и
должны быть извлечены из них посредством абстрактных
восприятий. Напротив, формы категориального связывания суть
формы, принадлежащие к способу актового синтеза (Akt-Syn-
thesis), следовательно, формы, которые объективно
конституируются в синтетических актах, построенных на чувствености»
(Ibid. S. 156).
В данном примере восхождение к "самому предмету" и есть
отсылка к субстрату; категориальные же отношения — это
синтактические формы (или идеальные предметности). Внутри
последних, как было показано, тоже могут быть выделены суб-
страктно-синтактические отношения
Но возвратимся к Идеям I.
§ 12 носит название "Род и вид". Здесь Гуссерль вводит новую
группу категориальных различений, относящихся к сфере
сущностей. «Любая сущность, все равно содержательная или фор-

126 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунд а Гуссерля»
мальная, содержательно пустая (следовательно, чисто
логическая), упорядоченно включается в ступенчатый ряд сущностей, в
ряд ступеней генерального (всеобщего) и
специфического. Спускаясь вниз, мы достигаем низших
специфических дифференций или, как мы еще говорим,
эйдетических единичностей; поднимаясь вверх и проходя
через видовые и родовые сущности, мы достигаем высшего
рода» (Hua III, 31). Ниже "эйдетических единичностей" уже нет
обособлений; над "высшим родом" уже нет никаких родовых
образований.
Гуссерль, например, считает "значение вообще" наивысшим
логическим родом; определенная форма предложения или
члены предложения — эйдетическая единичность, а предложение
вообще — опосредующий род. Численность вообще (Anzahl) —
тоже пример наивысшего рода, по отношению к которому "два",
"три" и т. д. суть его эйдетические единичности. В
содержательной же сфере к высшим родам Гуссерль причисляет вещь
вообще, чувственное качество, пространственный гештальт,
переживание вообще; сущностный состав, принадлежащий
определенной вещи, определенным чувственным качествам,
пространственным гештальтам, определенным переживаниям — это
эйдетические и притом содержательные единичности
(сингулярности). В особенных сущностях "непосредственно или
опосредованно содержится" более общая сущность. Постигать ее следует,
согласно Гуссерлю, в эйдетической интуиции. Именно поэтому
многие исследователи причисляют отношение эйдетических
рода и вида к эйдетическому обособлению среди отношений "части
и целого" (Ibid. S. 31). Итак, заключает Гуссерль, эйдетически
единичное имплицирует всю совокупность расположенных "над
ним" всеобщностей, причем таким способом, что нечто высшее
каждый раз заключено в низшем (Ibid. S. 32).
В § 13 Гуссерль призывает четко отличать описанное им
отношение генерализации-специализации от обобщения
содержательного с превращением его в чисто формальное (как и от
обратного процесса обретения содержательности чем-то логически-
формальным) 3. Соответственно автор Идей предостерегает
против смешения чисто-логической сущности и сущности, которая
стоит под своими высшими родами (Unterstehen eines Wesens). И
операция заполнения логически-пустых форм (а ничего, кроме
пустых форм, нет в mathesis universalis) принципиально
отличается от той "подлинной специализации", которая может
достигать конечной степени дифференциации. Это различие опять-
таки улавливается в сущностной интуиции, которая учит нас: ло-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 127
гически-формальные сущности (например, категории) не
"заключены" в содержательных обособлениях так, как красное
вообще — в различных оттенках красного или как "цвет" — в
оттенках красного и голубого. Подведение чего-либо
индивидуального, какого-либо "это-здесь" (Dies-da) под некую сущность не
следует смешивать с субординацией, "подчинением" какой-либо
сущности ее высшим видам или какому-то роду. Еще одно
добавление Гуссерля: всякая сущность, если только она — не низшая
дифференциация, обладает "эйдетическим объемом", т. е.
объемом спецификаций и эйдетических единичностей. Но и любая
формальная сущность располагает своим формальным, или
"математическим", объемом (Ibid. S. 33).
В § 14 добавляются новые различения — между "полными"
содержательными субстратами (соответственно, полными
содержательными синтактическими предметностями) и пустыми
субстратами (с образуемыми из них синтактическими
предметностями, которые суть модификации "пустого нечто", des leeren
Etwas).
"Последние содержательные субстраты", если мы их
достигнем, оборачиваются единичностями, лишенными
синтактической формы, или чем-то вроде "Dies da!" (Вот это-здесь.) Может
показаться, отмечает Гуссерль, что здесь само собой
напрашивается термин "индивидуум" (Individuum). Но его автор Идей тут
все же считает неуместным.
Мы нуждаемся, говорит Гуссерль в § 15, еще в одном
"основополагающем различении" — между самостоятельными и
несамостоятельными предметами. Например, несамостоятельна та
категориальная форма, которая отсылает к субстрату, формой коего
она является. В этом предельно широком смысле
чисто-логические формы (например, форма "предмет") несамостоятельны
относительно всех материй предмета, категория "сущность" —
относительно всех определенных сущностей и т. д. Но от такого
понятия самостоятельности-несамостоятельности Гуссерль
предлагает абстрагироваться, соотнеся "точное" понятие с
"содержательными" взаимосвязями в "более собственном смысле" "бытия
содержимое™" (Enthaltenseins), "бытия в одном" (Einssein),
"бытия взаимосвязанности" (Verknüpftseins). Здесь Гуссерля особо
интересует ситуация с "последними субстратами" или, в более
узком смысле, с "содержательными субстратными сущностями"
(Ibid. S. 35). В данном аспекте существуют две возможности. В
первом случае такая сущность вместе с иной сущностью полагает
основания для одной сущности. Во втором случае этого не
происходит. В первом случае следствием являются отношения одно-

128 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
сторонней либо взаимной несамостоятельности (заслуживающие
более конкретного описания). Что же касается эйдетических и
индивидуальных общностей, то для них Гуссерль устанавливает
"аподиктически необходимое следствие": «единичности одной
сущности не могут существовать иначе, нежели будучи
определены сущностями, которые обладают по крайней мере
общностью рода с другими сущностями» (Ibid. S. 35). (И снова же дается
ссылка на подробные анализы Логических исследований, Т. II,
III Исследование — особенно на "новое, несколько улучшенное
издание" 1913 г.)
Отсюда автор Идей выводит принципиально важные
формально-категориальные определения понятий "Individuum" —
индивид, Konkretum — "конкрет", Abstraktum — "абстракт" (как
переводит А. В. Михайлов). Я предлагаю сохранить кальку с
латыни: индивидуум (не путать с индивидумом как отдельным
человеком), конкретум, абстрактум. Несамостоятельная сущность
— это "абстрактум", самостоятельная — "конкретум". И далее
Гуссерль проводит операцию генерализации, пользуясь вновь
введенными понятиями. "Индивидуум" — это «искомый
логический пра-предмет, т. е. логически-абсолютное, на что указывает
все логически "выводное"... "Конкретум" — это, само собой
разумеется, эйдетическая единичность, поскольку все
разновидности и все роды... принципиально несамостоятельны. А потому все
эйдетические единичности распадаются на
абстрактные и конкретные» (Ibid. S. 36).
Гуссерль устанавливает и частную закономерность:
эйдетические единичности, дизъюнктивно содержащиеся в каком-либо
конкретуме, необходимо "гетерогенны" — что в свою очередь
вытекает из учета того формально-онтологического закона,
согласно которому две эйдетические единичности одного и того
же рода не могут быть связаны в единстве одной сущности (или,
иными словами: самые низшие дифференциации одного рода
несовместимы друг с другом). Но тут же следует неожиданное
добавление: оказывается, низшие дифференциации в
конкретуме могут быть не дизъюнктивными, а перекрывающими друг
друга (übergreifende). Например, физические свойства
предполагают и заключают в себе пространственные определения. «Тогда
высшие роды не дизъюнктивны» (Ibid. S. 37).
Гуссерль считает возможным говорить о "конкретных и
абстрактных родах" (т. е. собственно, о подпадающих под
конкретумы и абстракту мы). Примеры абстрактных родов —
"пространственный гештальт", "визуальное качество".

&.
ff и
kl
\
ll]

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 129
В § 16 Гуссерль привлекает внимание к тому обстоятельству,
хгго «вместе с понятиями "индивидуум" и "конкретум" строго
"аналитически" дефинируется также и фундаментальное
научно-теоретическое понятие "регион". Регион — не что иное, как
наивысшее родовое единство, принадлежащее к одному конкре-
туму, следовательно, сущностно единое увязывание наивысших
родов, которое принадлежит низшим дифференциациям внутри
конкретума» (Ibid.).
Гуссерль, далее, уточняет: всякая региональная сущность
определяет "синтетические" сущностные истины, т. е. такие,
которые основываются в региональной сущности как некоторой
родовой супщости, не будучи только простыми обособлениями
формально-онтологических истин. «Совокупность синтетических
истин, основывающихся на региональной сущности, составляет
содержание региональной онтологии» (Ibid. S. 38). Совокупность
основополагающих истин, региональных аксиом, отграничивает
и дефинирует для нас совокупность региональных категорий. Их
особенность: они выражают то, что принадлежит региональной
сущности, либо же выражают в эйдетически-всеобщей форме то,
что "априорно" и "синтетически" должно принадлежать
индивидуальному предмету данного региона. Для Гуссерля
чрезвычайно важно подчеркнуть, что подобные понятия не являются
логическими.
Поскольку у читателя (в связи с употреблением понятий
"априорное", "синтетическое") уже явилась мысль о Канте, Гуссерль
констатирует: «Если кто-то зафиксирует здесь отзвуки Кантовой
критики разума (несмотря на значительные расхождения в
основополагающем понимании, не исключающие внутреннего
родства), то под синтетическими познаниями a priori
следовало бы понимать региональные аксиомы, и тогда
у нас было бы столько несводимых друг к другу классов
подобных познаний, сколько имеется регионов» (Ibid.). При этом
формальная онтология (с внешней стороны) входит в
один ряд с региональными ("материальными",
"синтетическими") онтологиями. Ее региональное понятие "предмет" (следует
отсылка к § 10) определяет формальную систему аксиом, а тем
самым и совокупность формальных ("аналитических")
категорий.
В § 17, подводя итог предшествующих рассуждений, Гуссерль
своевременно уточняет, что они были "чисто логическими", т. е.
не осуществлялись в какой-либо определенной сфере или, что
теперь равнозначно, в каком-либо определенном регионе.
Речь тут шла о регионах и категориях вообще, причем "всеобщ-
5-8214

130 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ность" и была здесь именно чисто логической. В чем состояла
задача проведенных до сих пор исследований? Она состояла в том,
отвечает на вопрос Гуссерль, чтобы «на почве чистой
логики набросать схему — как фрагмент
исходящей из нее основополагающей конституции
всякого возможного познания, соответственно,
познавательных предметностей; в соответствии
с данной схемой индивидуумы должны быть
определимыми в соответствии с
"синтетическими принципами a priori", согласно понятиям и
законам...» (Ibid. S. 39). Сказанное также значит, что
сообразно представленной схеме все эмпирические науки должны
основываться на принадлежащим им региональных онтолотях, а не
просто на общей для всех наук чистой логике.
Проблему классификации наук Гуссерль, таким образом,
связывает с "проблемой размежевания наук", что в свою очередь
требует обращения к чисто логическим исследованиям.
Разумеется, требуется и феноменология — но о ней, вдруг
обескураживающе напоминает автор Идей, "мы до сих пор не знаем ровным
счетом ничего" (Ibid. S. 39). Так заканчивается первая глава Идей I.
Но наш анализ сущностей, предметов как сущностей не
заканчивается. Мы к нему еще не раз возвратимся.
Глава II. Гуссерль против натурализма
и скептицизма
Резюмируя предшествующее рассмотрение Идей I, Гуссерль в
§ 18 ("Введение в критические дискуссии") устанавливает, что
ранее он не собирался преподносить читателю (dozieren) какие-
либо поучения, определяемые предвзятой философской
позицией. Равным образом автор Идей утверждает, что "не использовал"
никакие признанные философские учения. Дело, де, шло лишь о
том, чтобы осуществить некоторые принципиальные
установления, отправляясь от тех различий, что были "даны" в созерцании.
«Мы брали их такими, — уверяет Гуссерль, — какими они нам
даются, без какого бы то ни было гипотетического или
интерпретирующего истолкования» (Ibid. S. 40), без привнесения чего-
либо, что подсказывалось бы теориями древнего и нового
времени. Как раз все это подпадает под феноменологическую
редукцию, Epoche — исключается, отодвигается в сторону "школьное"
содержание (Lehrgehalt) любой унаследованной философии. Фе-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 131
номенологу следует "воздерживаться от суждений" в духе любой
такой философии (Ibid. S. 41).
Но дело обстоит вовсе не так, будто читателю, пожелающему
"практиковать" феноменологию, следует лишь послушно
выполнять инструкции, вытекающие из принципа
феноменологической редукции. Например, "воздержание" от принципов
эмпиризма получает в Идеях довольно подробное обоснование
(причем не только в сейчас анализируемых главе и параграфе). С
эмпиризмом рекомендуется "вступить в спор". При этом
предметом спора является важнейший для данного контекста пункт:
«эмпиризм отрицает "идеи", "сущности", "сущностное
познание"» (Ibid. S. 41). А ведь Гуссерль рекомендует феноменологу
переместиться в сферу сущностей и пребывать в ней!
Налицо исторический парадокс: победоносное движение
вперед естественных наук, обязанное как раз в "математических"
науках эйдетическому фундированию, способствовало, по
Гуссерлю, росту и распространению эмпиризма, превратившегося в
кругах естествоиспытателей в господствующее убеждение. В
причины этого Гуссерль вдаваться не собирается.
Основатель феноменологии лишь свидетельствует, что в этих
кругах так распространена вражда по отношению к идеям, что
она оборачивается опасностью для самого естествознания. По
убеждению Гуссерля, настоятельно необходимо "эйдетическое
фундирование" опытных наук, а упомянутая вражда
существенно тормозит данный процесс, как и "необходимое конституиро-
вание новых наук о сущностях", неотъемлемое также и от
дальнейшего прогресса опытного научного знания.
Впрочем из § 19 уясняется, что Гуссерль считает: "эмпирист-
ский натурализм" проистекает из мотивов, которые достойны
самой высокой оценки (Ibid. S. 42). Ибо эмпиризм автор Идей
расценивает как «познавательно-практический радикализм,
который — в борьбе против всяческих "идолов", против власти
традиции и суеверия, всевозможных предрассудков, грубых и
изощренных — стремится наделить значением права автономного
разума как единственного авторитета в вопросах истины» (Ibid.).
Но в борьбе уже против самого эмпиризма приходится
выступить, во-первых, против эмпиристского отождествления науки
как таковой с опытными науками, а во-вторых, против
принижения "идей", "сущностей", которые эмпиризм готов превратить в
некие "метафизические фантомы". Ведь сторонники эмпиризма,
несмотря на их благие намерения, сами породили целый ряд
недоразумений и предрассудков. Каковы же они?
«Принципиальная ошибка эмпиристской ориентации состоит в том, что основ-
5*

132 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ное требование возврата "к самим вещам" (auf die "Sachen selbst")
идентифицируется, соответственно, смешивается с требованием
обоснования познания благодаря опыту. Для эмпиризма — при
вполне понятном натуралистическом ограничении рамок
доступных познанию "вещей" — просто, без околичностей
приобретает значение тезис, согласно которому опыт в обычном смысле
есть единственный акт, дающий сами вещи. Но ведь вещи не
суть просто вещи природы, а действительность в
обычном смысле — просто действительность как таковая; а тот
изначально дающий акт, который мы в науке нового времени
именуем опытом, соотносится только с природной действительностью»
(Ibid. S. 43)5.
Полемизируя с эмпиризмом, Гуссерль направляет против него
его собственное оружие. Вы говорите, как бы обращается автор
Идеи к эмпиристам, что боретесь против предрассудков. А
утверждать, что все суждения требуют и допускают опытное
обоснование, — разве не то же самое, что порождать новый предрассудок,
причем имеющий характер "априорно-спекулятивной" и притом
противосмысленной конструкции, которая не становится лучше
от того, что на сей раз исходит от эмпиризма. Чтобы избежать
предрассудков, от каких бы доктрин науки и философии они ни
проистекали, и следует, по Гуссерлю, обратиться к тому, что он
называет "originär gebenden Anschauungen", т. е. к созерцаниям,
данности которых "изначальны", проистекают из
"первоисточника".
Но и здесь приходится побороться с эмпиризмом. Ибо
«непосредственное "видение", — и не просто
чувственное, из опыта проистекающее, но Bt/дение вообще, как
изначально дающее сознание, к какому бы виду оно ни принадлежало,
есть последний источник оправдания (Rechtsquelle) всех
разумных утверждений. Своей оправдывающей функцией
(rechtgebende Funktion) оно располагает только потому и постольку,
поскольку является изначально дающим (originär gebende ist)» (Ibid.
S. 44). Если мы видим предмет с полной ясностью, а также
осуществляем — на основе видения и в его рамках — эксплицирование
и понятийное схватывание, то появляется некоторый новый тип
"видения"; мы "видим", какими свойствами обладает предмет и
правомерно ли соответствующее о нем высказывание6.
В § 20 автор Идей развенчивает эмпиризм как разновидность
схематизма. Последний проистекает именно из отождествления
науки вообще и науки опытной. Ведь и в опытной науке есть
общие тезисы. Более того, она подчас содержит в себе утверждения,
претендующие на всеобщность, — подобное претензии, будто

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 133
всякое подлинное, значимое мышление должно основываться на
опыте "как единственно дающем созерцании". Но ведь чисто
опытным путем (что, кстати, продемонстрировал уже Кант)
подобные утверждения, содержащие в себе общую и всеобщую
форму, не могут быть доказаны. «Прямой опыт дает только
единичные отдельности, а не всеобщности и, следовательно, он
недостаточен» (Ibid. S. 45). Но тогда, продолжает Гуссерль,
возникает немало труднейших вопросов. Например: как обстоит дело с
истиной опосредованных заключений, все равно индуктивных
или дедуктивных? Доступна ли их истина восприятию?
Имея в виду, что эти вопросы ставились им ранее (например, в
1томе Логических исследований), Гуссерль не собирается в ответ
вдаваться в пространные рассуждения. В общей же форме он
утверждает, что эмпиризм лишен требуемой научно-теоретической
обоснованности. В частности, защитники эмпиризма так и не
заметили, что требования, которые они — подчас оправданно —
выдвигают применительно к обоснованности других
обобщающих построений, с неменьшими основаниями могут быть
обращены против их собственных тезисов. В значительной степени в
противовес эмпиризму Гуссерль формулирует одно из
принципиальных соображений феноменологии: надо начинать не с
утверждения какой-либо предвзятой позиции, а с того, что должно
предшествовать любой позиции — "с совокупной сферы данного
в наглядном созерцании и еще до всякого теоретического
мышления, со всего того, что можно непосредственно видеть и
схватывать..." (Ibid. S. 46). И если, продолжает Гуссерль, под словом
"позитивизм" понимается полная свобода от всяческих
предрассудков и необходимость основываться на "позитивном",
т. е. проистекающем из "изначального", "тогда мы — подлинные
позитивисты" (Ibid.). "Мы" никому не позволим (в том числе и
тем, кто использует авторитет современного естествознания)
отнять "у нас" право "признать все виды созерцания
равноценными оправдывающими источниками познания" (Ibid.).
Но на деле "позитивисты" (о которых к тому времени мог
знать Гуссерль7) впадают в грехи эмпиризма, скептицизма,
порождают метафизические предрассудки и остаются ими
скованными. Однако не лучше, заявляет Гуссерль в § 21, обстоит дело и
в противоположном лагере, лагере идеалистов. Основатель
феноменологии высказывает в адрес идеалистов такой упрек: они,
правда, признают "чистое" (в их терминологии — "априорное")
мышление и отвергают главный тезис эмпиризма,
обсуждавшийся ранее. Но они не понимают того, что «всякое
усмотрение, выносящее суждение (urteilendes Einsehen), в осо-

134 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
бенности усмотрение необусловленно всеобщих истин,
подпадает под понятие дающей интуиции,
обладающее множеством дифференциаций и прежде
всего параллельностью по отношению к логическим категориям»
(Ibid. S. 47). Тут опять, кстати, дается ссылка на Логические
исследования (Т. И, VI Исследование, § 45 и далее) и на предшествующий
текст Идей (§ 3).
Разговоры об очевидности, об "усмотрении", "вглядывании"
и т. д., которые велись современниками, решительно не
устраивают Гуссерля (в данной связи он ссылается на учебник по
психологии Эльзенганса, переполненный "психологическими
фикциями, не опирающимися на феноменологический фундамент"
— S. 47 Идей I, сноска 2). Основатель феноменологии сетует, что
исследователи пока еще "не научились анализировать
разновидности сознания в чистом созерцании и сообразно их сущности" и
что построяемые ими теории как бы навязаны "сверху" (Ibid.).
Чрезвычайно важное значение для понимания сути и
специфики феноменологии, ее общетеоретических и философских
оснований имеет § 22, где Гуссерль разбирает — и достаточно
решительно отводит — "упреки в платоновском реализме",
которые вновь и вновь высказывались в адрес феноменологии. Для
основателя феноменологии подобные упреки становятся
лишним поводом посетовать на низкий уровень полемики против
Логических исследований и статьи Философия как строгая наука: есть
разновидность "поверхностных читателей" (Sorte flüchtiger Leser),
которые при чтении текста подставляют чуждые автору понятия
и потому "вычитывают" там всякого рода абсурдные положения.
«Если о предмете и о реальном, о
действительности и реальной действительности говорят как о
чем-то тождественном, то понимание идей как предметов и дей-
ствительностей, конечно же, есть искаженное "платоновское ги-
постазирование"» (Ibid. S. 48). Но Гуссерль напоминает, что уже
начиная с Логических исследований он строго разводил то и другое;
значит, упрек в платонизме не имеет оснований и порожден
только лишь неясными предрассудками и предубеждениями.
Гуссерль также напоминает, что не он внес в философско-
научную литературу понятие "предмет"; требование говорить о
предмете исходит как от логики, логических предложений, так и
от научной практики. Тут понятие "предмет" неизбежно
получает широкое значение: это, например, и число 2 в ряду
натуральных чисел, и какой-либо звуковой ряд, и круг в "мире"
идеальных геометрических построений, и любое предложение в "мире"

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 135
логических предложений. Любое "идеальное" может обозначаться
как "предмет" (Gegenstand).( Ibid. S. 49).
Люди, резонно рассуждает Гуссерль, пользуются в своей
повседневной жизни "идеями", "сущностями", оперируют ими в
своих суждениях; они беспрерывно "видят" идеи в поле своего
созерцания. Но из теоретико-познавательных соображений и
предрассудков они подчас проявляют по отношению к идеям и
сущностям непростительную "слепоту". Ну ничего: "очевидные
данности терпеливы", и они еще дождутся признания со стороны
теорий. Примером подобной слепоты служит психология,
которая — по оценке Гуссерля — борется против "грамматического"
и "метафизического" гипостазирования, а сама, гордая своей
ориентацией на опыт, порождает "придуманные феномены",
"психологические анализы", которые и анализами-то не
являются. "Сущность" и "радея" принижаются тем, что применяются для
поименовывания "трезвых психологических фактов". И это, по
оценке Гуссерля, поименования опасные, ибо содержат в себе
некоторые "метафизические внушения" (metaphysische
Suggestionen).
В контексте психологии понятия толкуются как "психические
продукты", как "понятийные построения". Что отталкивает
Гуссерля в такого рода подходах? Именно психологизация понятий,
сведение содержания понятий, идей, сущностей к миру
представлений. Но ведь понятие числа — нечто, выходящее за рамки
индивидуальных представлений, "психических построений".
«Если понятия — это психические образования (Gebilde), тогда
вещи, подобные чистым числам, не являются понятиями». А
значит, заключает Гуссерль, нужна новая терминология,
позволяющая избавиться от опасных экивокаций (Ibid. S. 50).
В § 23 Гуссерль продолжает этот спор. Он добросовестно
"предоставляет слово" для возражений тем противникам, на которых
здесь нападает. Они, действительно, могли бы возразить: разве
понятия (и, если угодно, сущности) вроде "красного", "дома"
и т. д. не возникают из индивидуальных созерцаний путем
абстрагирования? И не свидетельствует ли это о том, что речь идет о
психических продуктах? И не являются ли понятия, имеющие
характер "произвольных фикций" (скажем, кентавр), именно
формообразованиями наших представлений
(Vorstellungsgebilde)? Основатель феноменологии тем самым выходит на
труднейшую и стародавнюю проблему философии. Действительно,
что такое "кентавр"? И где он "существует"? «Естественно, сам
кентавр не есть что-то психическое, он не существует ни в душе,
ни в сознании, он вообще нигде не существует; ибо он — "ни-

136 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
что", он целиком и полностью есть "воображение" ("Einbildung"),
точнее говоря, переживание воображения есть воображание о
(Einbilden von) некоем кентавре. А раз это так, то самому
переживанию принадлежит нечто "полагаемое, мнимое в качестве
кентавра" ("Kentaur-vermeintes"), кентавро-сфантазированное» (Ibid.
S. 51). Однако, предостерегает Гуссерль, нельзя смешивать само это
переживание с тем, что в нем воображается. И в более общей
форме: нельзя отождествлять сознание сущности и самое сущность.
Положение таково: сознание сущности, дающее из самого
изначального, из первоисточника — это, по терминологии Гуссерля, идеа-
ция, т. е. сознание спонтанное, оно внесущностно. А
индивидуальный предмет может "являться", осознаваться — причем без всякой
спонтанной деятельности "над ним (an ihm)". Но тогда возникает
другой вопрос, неудобный для феноменологии. Не получается
ли, что сущность — это фикция, вымысел, как и хотелось эмпи-
ристам, скептикам? Гуссерль дает на этот вопрос
предварительный и пока что, надо признаться, не вполне удовлетворительный
ответ: постижение и созерцание, "высматривание" сущностей —
это изначально дающий акт, аналогом которого является не
воображение, а чувственное восприятие (Ibid. S. 52).
"Однако довольно превратных теорий", — говорит Гуссерль
(§ 24). Ибо никакая теория, по его мысли, не может отказаться от
"принципа всех принципов", сформулированного следующим
образом: «всякое изначально дающее созерцание есть источник
оправдания познания, и все, что нам изначально дается в интуиции
(так сказать, в своей телесной, живой действительности), следует
принимать таким, каким оно себя дает, но также лишь в тех
рамках, в каких оно себя дает» (Ibid.). Основатель феноменологии —
на основании этого принципа — признает правым
естествоиспытателя (Naturforscher), относительно любого утверждения
задающего вопрос об опыте, на котором такое утверждение основано.
Но в противовес философскому эмпиризму автор Идей признает
правым любого испытателя, исследователя сущностей
(Wesensforscher), который при высказывании "генеральных (всеобщих)
предложений" пользуется параллельным принципом, но уже не
относящимся к естественно-научному опыту.
В § 25 Гуссерль, впрочем, устанавливает, что позитивист de
facto отвергает сущностные познания не тогда, когда и если он
действует в качестве естествоиспытателя, а когда и если он дает
себя обмануть философам-эмпирикам. Ибо в нормальной
естественно-научной практике, руководствуясь естественнонаучной
установкой, исследователь природы не только не может обойтись
без сущностных усмотрений, но часто руководствуется ими. Это

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 137
проявляется, в частности, в том, что естествоиспытатели
пользуются математическими дисциплинами — "материальными" (как
геометрия или кинематика) или "формальными", чисто
логическими (как арифметика или анализ). А ведь все эти дисциплины
не строятся по эмпирическому методу, не обосновываются с
помощью наблюдений и экспериментов над постигаемыми в опыте
фигурами, движениями и т. д.
Применительно к этим — по его убеждению, сущностным,
эйдетическим дисциплинам — Гуссерль не собирается уходить еще
от одной группы аргументов эмпиризма, а именно от ссылок на
"совокупный опыт" многих поколений людей, собравших
«огромные сокровища геометрических и арифметических
впечатлений, интегрировав их в форме привычек понимания и на них
опирая геометрические усмотрения» (Ibid. S. 53). Но на это у
Гуссерля есть свои возражения (которым, надо отметить, в более
поздних концепциях основателя феноменологии, например, в
теории жизненного мира, предстояло претерпеть заметную
модификацию). В Идеях I высказывается мысль о том, что научный
опыт, притом опыт точнейшей из наук, математики, никак
нельзя увязывать с гипотетическим и давно позабытым обыденным
опытом. Решение спора, согласно Гуссерлю, следует искать в
раскрытии "собственного смысла" математических
утверждений. А здесь основатель феноменологии тверд: в аксиомах
математики "выражаются чистые сущностные взаимосвязи без
какого бы то ни было полагания опытных фактов". И притом о
геометрическом мышлении и созерцании — это нам напоминает
профессиональный математик Гуссерль — не надо
философствовать или психологизировать извне, а надо их "живо
осуществлять" и на основе прямого анализа определять их имманентный
смысл (Ibid. S. 54). «Может быть, что мы унаследовали некоторые
познавательные диспозиции от познаний прошлых поколений;
но для вопроса о смысле и ценности нашего познания все
истории этого наследования столь же безразличны, как для
установления ценности имеющегося в нашем распоряжении золота —
история его наследования» (Ibid.). Пройдут годы, и Гуссерль к
концу своего творческого пути (например, в Кризисе) посмотрит
на проблему несколько иначе.
В последнем параграфе (§ 26) первого раздела Идей Гуссерль
исследует различие между науками с догматической и
философской установкой. Понятно, что слово "догматический" разные
авторы употребляют в различном смысле. По Гуссерлю,
естествоиспытатели, которые скептически отзываются о математике и
всякой эйдетике, в своей "эйдетической методике" — а ее никак

138 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
нельзя избежать! — поступают догматически. Парадоксально, но
Гуссерль не думает их за это осуждать. Более того, бурный рост и
величие естествознания автор Идей связывает с тем, что оно
попросту отставило в сторону когда-то пышно расцветший
античный скептицизм, что оно не стало предаваться "странным и
мучительным" вопросам о возможностях познания внешней
природы, а стало "мучиться" вопросом о правильном методе познания
природы. Но одновременно Гуссерль констатирует, что в его
время наука "наполовину отказывается" от своего правильного
пути и поддается напору скептических тенденций. Однако
теперь, подчеркивает основатель феноменологии, далеко
недостаточно сложившейся исторической практики, при которой
эйдетическое допускалось в круг естественно-научных исследований
лишь "под фальшивым флагом эмпиризма". С таким
положением еще могли мириться "старые эйдетические дисциплины",
основанные в древности по праву обычая и потому спасаемые от
эмпиристских нападок. Но по отношению к новой эйдетике
такая ситуация уже неприемлема. Где же выход? Рекомендация
Гуссерля — в духе теории феноменологической редукции,
которая вскоре будет введена в кадр Идей I: надо «вполне
сознательно отодвигать в сторону всякий
скептицизм вместе с его "натурфилософией" и
"теорией познания" — и принимать любые предметности
познания, где бы, в действительности, их ни находили...» (Ibid.
S. 55). Это, согласно Гуссерлю, "правильная" позиция, которую
следует занимать внутри догматического (в хорошем смысле этого
слова) дофилософского исследовательского подхода.
Отсюда "неизбежное и важное", с точки зрения Гуссерля,
размежевание. На одной стороне — науки с "догматической
установкой": они обращены к "самим вещам" и не озабочены
никакой теоретико-познавательной или (в другом ракурсе)
скептической проблематикой. Они просто, без обиняков и лишних
сомнений, исходят из "изначальной (originär) данности своих вещей" (и
для проверки своих познаний вновь и вновь к ней возвращаются);
на основе данности они и решают вопрос об опосредованных
знаниях относительно всех вещей данной области8. На другой
стороне научные исследования, которые, напротив,
руководствуются теоретико-познавательной, "специфически
философской установкой". В частности, в контексте этих
наук проблема скептицизма сознательно ставится и требует
своего решения. И основатель феноменологии полагает, что "пока"
(в его время и в создавшейся ситуации) правильнее не смешивать
оба вида наук, держа «границы догматического исследования за-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании'' 139
крытыми перед "критизирующей" постановкой вопроса» (Ibid.
S. 56). Ибо теоретико-познавательные рефлексии заключают в
себе многие опасности, в частности угрозы скептицизма, который
тормозит научное познание.
Феноменология же застраховывает себя от догматизма (к
которому, как мы видели, не проявлено презрения или
пренебрежения) — и делает это благодаря уяснению "всеобщего
принципа любого изначального метода, принципа изначального права
любых данностей../' (Ibid. S. 57).
Глава III. Интерпретация и оценки
первого раздела Идей I
Следующая далее интерпретация феноменологических
предпосылок, проблем, решений, сконцентрированных Гуссерлем в
I разделе Идей I, касается лишь главных
теоретико-методологических подходов основателя феноменологии. Интерпретация,
разумеется, представлена уже не на чисто феноменологическом
языке, а на более общем, в том числе и сообразованном с
традицией языке философии.
Отталкиваясь от факта...
Поставив в Первом разделе вопрос о сущности и факте, т. е.
тему, как будто бы традиционную для философии, Гуссерль
сначала, в I главе, оставил в стороне и не стал особо прояснять
важнейший историко-философский аспект: к каким концепциям
сущности-факта он примыкает и какие решительно опровергает
на пути к "чистой" феноменологии. После изучения II главы
становится ясно: главный враг Гуссерля — "эмпиризм". Но ведь и
эмпиризм понимается здесь в особом смысле, не так или не
совсем так, как он предстает в истории мысли при рассмотрении
многовекового спора рационализма и эмпиризма. Если в
традиционном историко-философском контексте стержнем
размежевания между ними становился вопрос о первооснове познания —
чувственном или разумном познании, то для Гуссерля и сама
дилемма, и спор о ней — нечто, уже оставленное позади и едва ли
заслуживающее того, чтобы над этим снова ломали голову.
Правда, подхваченный Гуссерлем лозунг "Назад к самим вещам!" и
соответственно возврат к созерцанию (хотя и сущностному),
опора на "естественный" мир и "естественную" жизнь в нем, высокая
оценка роли восприятия, также и чувственный характер
"феномена-экземпляра", на основе которого феноменолог "обретает"

140 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
сущности, — все это подчас трактуется интерпретаторами как
свидетельство несомненного уклона Гуссерля в эмпиризм.
Дополнительные соображения в пользу этого тезиса — обнаружение
действительных симпатий Гуссерля к философам типа Локка или
Юма, которых в истории философии принято причислять к
лагерю эмпиризма. Эта весьма интересная, но особая тема,
удостоившаяся в современной "феноменологике" пристального
внимания, выходит за рамки нашего теперешнего рассмотрения текста
Первого раздела Идей I. Что нас непосредственно сейчас
интересует, так это то, в каком особом и достаточно узком смысле
Гуссерль здесь включает в кадр анализа тему факта, наук о фактах и
соответственно эмпиризма.
Принципиально важным представляется то обстоятельство,
что "факт" (рассуждения о котором в Идеях I, как отмечалось
выше, весьма кратки и имеют скорее вспомогательный,
"транзитный" на пути к сущности характер) — это нечто заведомо
сконструированное Гуссерлем, нужное ему в качестве первого и исходного
трамплина для быстрого "прыжка" в сферу сущностей. Поэтому
факт для Гуссерля — то, от чего феноменологу надо лишь
оттолкнуться и уйти в сущностный мир — фиксируется через
такие термины, как "случайное", "индивидуальное". Тогда
сущность, напротив, предстает как необходимое и всеобщее. А
главное, факт в контексте феноменологии появляется как коррелят
особого созерцания, которому тотчас же противопоставляется
сущностное созерцание с его коррелятами — сущностями, эйдо-
сами. Терминологическое включение слов "эйдос",
"эйдетический" — как эквивалентов параллельно употребляемых
"сущность", "сущностный" — в определенной степени диктуется
стремлением основателя феноменологии увязать сущность с
созерцанием, т. е. с "видением", "усмотрением". И тогда то
обстоятельство, что сущность еще в древности понималась как эйдос,
"вид", особым образом усмотренный, у-виденный, становится для
Гуссерля хорошим подспорьем. Кроме того, устанавливается
изначальная зависимость фактов от сущностей, тогда как зависимость
"чистых" сущностей от фактов и соответственно наук о "чистых"
сущностях от наук от фактов категорически отрицается. Вот,
собственно, и все о фактах... Сущности характеризуются куда более
подробно и развернуто, чем факты. В результате Гуссерль дает
повод для тоже нередких — но уже противоположных — упреков
в том, что он примыкает к традициям крайнего эссенциализма. К
этой теме мы еще вернемся. Сейчас лишь отметим, что проблема
отношения Гуссерля к традициям эмпиризма — рационализма,
реализма — идеализма, эссенциализма оказывается чрезвычайно

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 141
трудной. Ее сколько-нибудь однозначное решение вряд ли
возможно, тем более на основании текста Идей I. Во всяком случае,
основателя феноменологии скорее можно причислить к когорте
тех мыслителей, которые, подобно Канту, оставили позади
стародавнюю гносеологическую дилемму рационализма —
эмпиризма, постарались избежать крайностей каждого из подходов и в
то же время использовать определенные преимущества то
эмпиризма, то рационалистического эссенциализма.
Возвратимся к тому решающему в данном случае
обстоятельству, что в Идеях I (см. вторую главу Первого раздела) об
"эмпиризме" речь идет в особом и достаточно определенном, узком
смысле: эмпиризм для Гуссерля — то направление философской
и, шире, научной мысли, которое придает решающее значение
опыту как единственному, с точки зрения эмпиристов, источнику,
фундирующему всякое познание, в том числе научное. Именно
против такой установки Гуссерль решительно возражает (хотя,
как мы видели, он обнаруживает веские основания в
исторической борьбе эмпиристов против множества идолов,
предрассудков, в защите представителями этого направления — в
противоборстве со скептицизмом — прав критического, испытующего
разума). Основатель феноменологии еще готов признать какие-то
права (обоснованность) эмпиризма при изучении "природной
действительности". Но он с полным правом напоминает: то, что
дано и противостоит сознанию как "действительное" — не
только "природная действительность" в собственном смысле этого
слова. А в широком понимании термина "действительность" и
главное — в достаточно нетрадиционном включении этого
понимания "внутрь" философии, в ее проблемные истоки, я вижу
один из моментов, ключевых для раскрытия сути и специфики
феноменологии.
Отправляясь от "естественного" мира
и "естественной установки"...
Вспомним, что впоследствии одобренные самим Гуссерлем
§ 1—9 Идей I в основном были посвящены теме: "факт и
сущность" — с упором на сущности, эйдосы, эйдетические науки. Но
одновременно вся глава пронизана мыслью о предпосланности
естественного мира всякой эйдетике.
Ранее уже отмечалось, что Гуссерль отправляется в своем
анализе от предцанного мира, от "естественного" отношения к нему
(что находит выражение и в последующих разделах). Одно из
проявлений характеризуемого здесь подхода таково: Гуссерль ис-

142 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ходит из фактов и наук о фактах, двигаясь к сущностям, эйдосам и
сущностным, эйдетическим наукам, к которым он заведомо и
определенно причисляет феноменологию как науку. И пусть Мир
Факта — это быстро минуемая транзитная станция, однако уже то,
что "поезд феноменологии" должен от нее отправиться, в период
написания Идей I не подвергалось сомнению. А вот значительно
позднее, в 1927 г. Гуссерль самокритично записал в рукописях
"Возражение против всей первой главы Первого раздела" (я беру
его из Приложения V к Идеям I, опубликованного в том же III
томе Гуссерлианы): «Рассмотрения исходят из естественного опыта,
стоят на естественной почве. Универсум сущего вообще, нечто
вообще — это мир; все эйдетические идеальные предметности
относятся к миру, соответственно к возможному миру.
Формальная логика, следовательно, есть формальная
всеобщая логика реальности, как у Аристотеля. Если читать
внимательно, то надо поразмыслить над тем, можно ли в
действительности сохранить эту позицию». И Гуссерль ставит целый ряд
вопросов, которые касаются принятой им в Идеях I
фундаментальной предпосылки изначальности действительного мира: «Как
обстоит дело с очевидностью всего этого рассмотрения? Содержит
ли это рассмотрение претензию дать окончательное A priori? Не
обусловливает ли непроясненная предпосылка колебания и
трудности?
Могу ли я знать, что все сущее вообще включает такое
региональное разделение, что науки должны на этом основываться?
Являются ли регионы структурами мира, если понятие
структуры мира (поскольку мир не расшифрован изначально в качестве
единого универсума) вообще не было разъяснено?
К тому же, — заключает Гуссерль, — [вкрадывается] огромная
ошибка, которая состоит в том, что исходят из естественного
мира (не охарактеризовав его в качестве мира) и тотчас переходят к
эйдосу — как будто тут уже можно без всякого [разъяснения]
перейти к точным наукам. Идеализация обойдена молчанием»
(Ibid. S. 389—390).
Эта гуссерлевская самокритика чрезвычайно интересна и
серьезна. Она, разумеется, связана с эволюцией феноменологии
— например, с тем обстоятельством, что ко времени написания
заметок (1927 г.) Гуссерль был решительно неудовлетворен тем
уровнем, на котором в феноменологии находилось учение о
мире. Но что можно сказать об Идеях I? Оправдана ли гуссерлевская
самокритика, можно ли ее принять? На поставленные вопросы
можно в принципе ответить положительно. Ведь предпосылание
"естественного" мира как само собой разумеющейся действи-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 143
телъности, отталкивание от фактов, от наук о фактах,
упомянутые ранее ''транзитность" задержки на них и стремительность
(ohne weiteres, как говорит Гуссерль в заметках — "без лишних
слов", "сразу") перехода к сущностям, — все это в самом деле
способно вызвать недоумения и нарекания. Ведь "мир" в Идеях I
предпослан без подробного и внимательного отношения автора к
предварительному выстраиванию "теории мира" (позже она
была в феноменологии специально разработана).
И все-таки, как мне кажется, можно выдвинуть немало
аргументов, поддерживающих не просто теоретическую
оправданность, но даже феноменологическую целесообразность того движения
от естественного мира, фактов, от естественной установки,
которое было предпринято в Идеях 19. (А Гуссерль в своих заметках
1927 г., кажется, ставит под сомнение даже эту целесообразность.)
Во всяком случае, не что иное, как внутренняя логика самой
феноменологии, ее специфика толкали Гуссерля к тому, чтобы в
Идеях I избрать именно такой путь.
1) Ведь феноменолог в самом деле остается жить в окружающем
его "естественном", предцанном мире даже тогда, когда
погружается в "мир" феноменов и их феноменологического анализа.
(Сказанное отчасти относится и к другим "эйдетикам", например
к математику или логику, однако в их уже развитом деле жизнь в
окружающем "естественном" мире не имеет такого значения, как
в феноменологии. Правда, генезис математики и логики тоже
отсылает к предданному миру и естественной установке. Это
Гуссерль глубже поймет и истолкует позже, в теории Lebenswelt,
жизненного мира.)
2) Из специфически феноменологического анализа, далее,
нельзя исключить то, что "естественное" переживание берется
как первый, поначалу нередуцированный феномен-экземпляр
(например, переживание конкретного восприятия: я вижу вот это
цветущее дерево в этом саду), который остается "жить" во мне и
тогда, когда я делаю его объектом рефлектированного
сущностного созерцания. Более того, феноменолог должен обладать
особым искусством сохранять, удерживать анализируемый феномен
в его форме "живой" интуитивной самоданности. Он должен
научиться восходить к первоистокам, к изначальности (originär)
созерцания, где и даны "сами вещи".
3) Значит, сущность и созерцание сущности — при всей их
специфике и возможности перевода в "чистую" форму — все-
таки способны сохранять связь с "изначально дающим
созерцанием", т. е. с какой-то разновидностью восприятия, что для
феноменологии имеет принципиальную важность, ибо как раз и

144 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
означает возможность реализации ее лозунга "Назад к самим
вещам!".
Ну а если эти теоретико-методологические установки
неотрывны от специфики феноменологического анализа (а потому
сохраняют значимость на разных этапах развития и в различных
разновидностях феноменологии), то не следует ли признать
неотменимую предпосланностъ "естественного" мира
трансцендентальной эйдетике, а отправное значение мира фактов для
перехода в мир сущностей — неотъемлемой философско-метафизичес-
кой и одновременно общеметодологической первоосновой
феноменологии? В пользу положительного ответа на этот вопрос
свидетельствует то, что теория мира, естественной установки — в
модифицированной форме новой концепции жизненного мира
— заняла почетное место и в поздней феноменологии. Другое
дело, что Гуссерль совершенно прав, когда констатирует слабую
обоснованность и, пожалуй, неоправданную беглость при
характеристике всех этих общефилософских предпосылок, которые в
Идеях I чаще всего переведены в краткую форму исходных
констатации, изрекаемых без особых доказательств. (Из-за этого
часто звучал упрек, будто феноменология "утрачивает мир" 10.)
Впрочем, как иначе можно было бы поступить? Если бы
Гуссерль излишне задержался на всех этих предпосылках, он мог бы
так и не выбраться к непосредственному внутреннему
содержанию феноменологии как науки, т. е. именно к своим новаторским
разработкам. В какой-то мере этому отвечало и (высказанное в
контексте рассмотрения эмпиризма) убеждение основателя
феноменологии, что в феноменологии, как и в некоторых других
случаях, надо быстро и даже "догматично" пройти поле самых
сильных философских битв (а все "предпосылочные" темы как
раз к нему и относились), чтобы скорее оказаться на
феноменологической почве и практиковать новый анализ, не прибегая
каждый раз к его мировоззренческой, метафизической защите.
(Надо добавить, что материалов и на все эти метафизические темы в
целостном развитии феноменологии в конце концов набралось
очень немало, хотя насобирались они, скорее, уже после
опубликования Идей I.)
...И перемещаясь на почву "мира"
сущностей, эйдосов
Центральное значение для анализируемой главы и всей книги
вообще имеют гуссерлевские характеристики сущностей.
Появившиеся из "купели" фактов (но не наук о фактах!), сущности —

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 145
нечто им прямо противоположное. Факты индивидуальны,
сущности — всеобщи; факты случайны, сущности — необходимы;
факты — корреляты простого, чувственного созерцания,
сущности — коррелят сущностного созерцания. Одно из главных для
феноменологии соображений: поскольку в каждой индивидуа-
ции, отдельности (Einzelnheit) заключена ее сущность, — то
анализ сущностей, если вообще не само понятие сущности,
рождается (в логическом смысле впервые) тогда, когда сущность как бы
обособляется от своей индивидуации и начинает рассматриваться
в более общей форме, как "сущность вообще". Когда и как это
происходит в истории человечества? Гуссерль и здесь не считает
нужным останавливаться на исторических аспектах вопроса.
(Много позже, в Кризисе европейских наук, он осуществит
блестящий сущностный анализ рождения геометрии из жизненного
мира.) В Идеях I основатель феноменологии просто пользуется
тем, что обособление сущностей, их (относительно или
полностью) самостоятельные анализы, создание вокруг них
разветвленной системы научных дисциплин, — все это в его время уже
есть несомненная "данность", от которой вполне возможно (а для
прогресса эйдетического знания даже необходимо) отправляться
именно как от прочной данности. Такие данности, — это,
например, математические сущностные "образования" и изучающие их
науки, логические формообразования и изучающая их логика. То
обстоятельство, что человечество лишь постепенно пришло к
вычленению сущностей и к формированию эйдетических наук, что
каждый человек только благодаря сокращенному,
концентрированному освоению общечеловеческого опыта делается
причастным к этим сущностям, в контексте Идей I не останавливает
внимания основателя феноменологии; не разбирается здесь и вопрос
о том, насколько и как историко-философский контекст принят в
расчет в философских концепциях прошлого, в частности в
идеалистических "эссенциалистских" учениях, превративших
сущности — на манер платонизма — в самостоятельно существующие
миры. А вот в более поздних своих рефлексиях по поводу Идей I
— например, в Приложении VII (Ibid. S. 390—391) — Гуссерль
откликается на этот аспект темы. «"Мир арифметических
образований", бесконечный ряд чисел и теоретических образований
чистой арифметики до той поры не были для меня "здесь", не
были для меня никаким образом "конституированы", пока я в
школе и в моем научном образовании не занялся арифметикой.
И вот теперь этот мир для меня в самом серьезном смысле нали-
чен, когда я занимаюсь чем-то арифметическим. И только там,
только в изначальном арифметизировании, в производстве

146 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
арифметических форм я имею их перед своими глазами в
качестве арифметической действительности — и по отношению к
готовым произведенным результатам (Erzeugnisse), например к
формулам, которые я понимаю, и в неясном воспоминающем
сознании о тех охватывающих их дальнейших взаимосвязях, в которые
они упорядоченно включены, я располагаю опосредованным
сознанием о более широком доступном мне арифметическом
мире, в котором я занял теперь свое место.
Иначе обстоит дело с миром реальным. В моей бодрствующей
жизни он постоянно наличен актуально, поскольку я
действительно имею в моем опытном поле что-то "от него", ту или иную
реальность. Я не нуждаюсь в том, чтобы [специально]
отвоевывать свое место в реальном мире, я постоянно обладаю в нем
моими актуальным положением и опытом, пусть этот опыт мною
актуально и не подвергается обработке. То, что актуально
имеется в опыте (das aktuell Erfahrene), хотя и окружено тем, что вне-
опытно, но таким образом, что окружает его горизонт
неосвоенного в опыте дальнего и ближнего (Nähen und Fernen), каковые
могут быть в любой момент, в их порядке шаг за шагом
приведены к сравнению, мною предпринимаемому.
Реальный мир, следовательно, для меня прямо или
опосредованно наличен благодаря действительному или возможному
опыту, [причем] также и тогда, когда я еще не "унаследовал"
"идеальный мир" — и он остается наличным, если я совсем
"потеряюсь" в идеальном мире арифметического, например, когда
погружусь в свое арифметическое действование. Оба мира стоят
"вне связи" друг с другом, арифметическое не упорядочивается в
горизонт моих опытных реальностей».
Приведенный текст (он относится, как датируют издатели, к
1922 г.) проливает свет на вопрос, который лишь бегло затронут в
Первом разделе Идей I в связи с ответом Гуссерля на
(раздававшиеся еще в адрес Логических исследований) упреки в том, что
феноменологическая эйдетика основывается на "платонизирующем
гипостазировании всеобщего". Это, в конечном счете, давний
философский спор о двух "мирах": реальном, действительном мире и
мире "идеального", всеобщего. Прежде всего из гуссерлевского текста
не вполне ясно, почему речь вообще идет о двух "мирах". Если
реальный, наличный, действительный мир природы всегда
предцан человеку и вполне может существовать (на чем всегда
настаивали материалисты) вне и независимо от сознания не
только отдельного человека, но и всех людей, когда-либо
бывших, живущих сегодня и будущих (чего Гуссерль и не думает
оспаривать), — то ведь с "миром" идеальных сущностей дело об-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 147
стоит иначе. Сам основатель феноменологии понимает это,
поскольку настаивает не только на принципиальном различии (что
верно), но даже на "невзаимосвязанности" двух "миров" (что
сомнительно). И он не случайно берет в кавычки слово "мир" (die
"Welt"), когда говорит о целостной совокупности математических
образований.
Относительно второго "мира" Гуссерль с полным на то
основанием уточняет — и это в замаскированной полемике с плато-
низирующим гипостазированием, — что сложнейшая,
разветвленная совокупность математических образований (потому,
возможно, заслуживающая именоваться "миром", пусть и в
кавычках) существует лишь постольку, поскольку она "произведена",
обработана, освоена и осваиваема какими-то людьми. (В
конечном счете, последних очень и очень много.) Вне такого "консти-
туирования", освоения, сущностный "мир" математического
вообще даже не наличен, не существует — тогда как необъятный
космос природного мира, мира без кавычек, наличен (несмотря
на причастность человека к освоению какой-то его части) также и
вне такого возможного освоения. В этом снова находит
подтверждение оправданность гуссерлевского шага, состоящего в "пред-
посылании" "естественного", наличного мира не только
феноменологии, но и вообще разговору о всякой эйдетической
дисциплине. (Отвлечемся пока от мотива, который станет важным для
Гуссерля в Идеях несколько позже, когда он вплотную подойдет к
обоснованию трансцендентализма — к утверждению
принципиальной значимости того тезиса, согласно которому оба мира, при
разных модусах их бытийной наличности, равным образом даны
через сознание и только через него.)
Хотя Гуссерль, таким образом, справедливо не принимает
упреков в платонизме, (ибо платоником в классическом смысле не
является) *, однако в этой философской позиции для него есть
доля теоретической и методологической оправданности, коль
скоро речь идет о сущностях-эйдосах и соответственно о сущно-
стно-эйдетических науках. Дело в том, что для всей
феноменологической концепции принципиально важна установка и
соответственно практика анализа, в соответствии с которыми (по
крайней мере) "чистые" сущности берутся в качестве (относительно)
самостоятельных "предметностей", в чем-то очень важном
уравненных с другими видами предметностей сознания и никак не
растворяющихся в актах, процессах, процедурах самого сознания.
* Об этом подробнее — в специальном параграфе этой книги (VIII часть).

148 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Более того, эти "чистые" предметности в глазах Гуссерля —
сущности "более высокого вида", даже в "большей степени
сущности", нежели те, которые имплантированы в фактические
индивидуальности, отдельности. Опять-таки опорой становится
многовековая практика обращения с идеальными сущностями (с
числами, формулами, фигурами геометрии, аксиомами логики и
математики) как с относительно самостоятельными предметно-
стями, доступными дальнейшей, хотя и специальной обработке,
видоизменению, использованию. А поэтому разговор об
идеальных "мирах" не является такой уж большой натяжкой: его
идеальные возможности, обладая своей объективностью и
объективированностью, всеобщностью, необходимостью, как бы
меряются силами с данностями реального природного мира и даже
(часто на мифологизирующем языке, типа платоновского) заявляют о
своей вечности, о своей потенциальной бесконечности и более
совершенной красоте.
Подобным образом усложняется и вопрос о действительности
двух миров. Мысль о том, что "подлинной действительностью"
является внечеловеческий мир природы (осваиваемый только
благодаря опыту), была близка целому раду традиционных
направлений философии и естествознания. Но все чаще и
настойчивее звучал голос тех, кто (в разные эпохи и на разных
философских языках) отстаивал позицию, согласно которой
идеальные "миры", когда-то созданные и постоянно создаваемые
человечеством, для каждого поколения людей и для каждого
индивида — не менее, а порой и более действительны. Это значит: они
даны, наличны, объективны (вернее, объективно-субъективны),
общезначимы, предъявляют к людям свои требования. Да и
переживаются они, их данности, отношения к ним, глубоко, порой
тревожно и напряженно, во всяком случае не менее настоятельно,
чем процессы в природном мире.
Мне думается, в феноменологической литературе пока
недостаточно осмыслено и акцентировано то, в какой сильнейшей
степени философски оправданное расширение понятия
действительного в гуссерлевской трактовке определило суть и специфику
феноменологии. (При изучении и осмыслении текста Идей I мы еще не раз
столкнемся с отмеченным расширением, с его теоретическими и
методологическими следствиями.)
И когда мы читаем у Гуссерля слова об изначальности
"естественного", "действительного" мира, мы должны вспоминать о гус-
серлевских формулах (кстати, выдвигаемых в борьбе против
эмпиризма), трактующих действительность, действительное
(Wirklichkeit, wirkliche) таким образом, что данные термины по праву

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 149
охватывают и чисто природный мир, и обработанные людьми вещи
природы, и объективированное идеальное, и самих людей, и их
переживания, их ценности, социальные формы жизни и взаимодействия,
нормы, принципы общения. Мотивы такого расширения в философии
ощущались и до Гуссерля. В какой-то мере они предопределили
появление концепции Платона, не говоря уже о Гегеле и других
мыслителях немецкой классической философии (которые, в
частности, создали сложные, глубокие концепции вокруг
выделения и изучения специфики объективного духа, трактуемого как
особая действительность, несводимая к субъективному духу,
который объемлет и человеческое сознание).
Сущности как предметности особого вида
А теперь — центральный вопрос: как же предстают сущности
в первом разделе Идей П Вот мое краткое резюме (которое в
заключение данной главы будет представлено в обобщающих
схемах):
• сущности — в противовес индивидуально-единичным, случайным,
вариабельным фактам — всеобщи, необходимы, неизменны;
• "предмет" (Gegenstand) — широкое обозначение различных
образований (Gestaltungen): например, "вещь", "свойство",
"отношение", "порядок"; они отсылают к "пра-предметностям"
(например, пра-предметностью для вещных свойств, отношений служит
"сама вещь");
• сущность, эйдос — предмет нового вида, коррелят сущностного
созерцания;
• усмотрение, "высматривание" сущности — адекватная, подлинная
ее данность;
• сущностная всеобщность и сущностная необходимость корреля-
тивны, но не тождественны;
• каждому индивидуальному предмету принадлежит в качестве его
сущности некое сущностное состояние, или сущностный состав
(Wesensbestand);
• и наоборот, каждой сущности соответствуют возможные
отдельности, индивидуации;
• наукам о фактах противостоят "чистые науки о сущностях"
(например, чистая логика, чистая математика, чистое учение о
времени, пространстве, движении);
• математик, например геометр, исследует чистые идеальные
возможности, а не фактическое положение дел в природной
действительности;

150 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
• геометрия — онтологическая дисциплина, связанная с
сущностным моментом материальной вещности, а именно с ее
пространственной формой;
• науки о фактах включают сущностные, эйдетические моменты
(ибо любой факт заключает в себе "сущностный состав");
• науки о чистых сущностях полностью независимы от наук о
фактах;
• эйдетические науки могут распространяться на целые регионы —
это "региональные онтологии";
• эйдетика соответствующих онтологии — фундамент для наук о
фактах (например, онтология природы — фундамент для
естественнонаучных дисциплин);
• чистая логика — эйдетическая наука, которая относится к региону
"предмет вообще"; она обосновывает "чисто логические
основополагающие понятия", или категории — понятия свойства,
отношения, тождества, равенства, множества, целого и части и т. д. К
ним примыкают и с ними соотносятся "категории значения" —
основополагающие понятия различных видов предложения (апо-
фансиса);
• формально-онтологические категории делятся на синтактические
и субстратные — соответственно делению предметностей на
синтактические и субстратные;
• сущности делятся на содержательные и формальные (содержательно
пустые, т. е. чисто логические); они также делятся соответственно
ступенчатому восхождению от "эйдетических единичностей" —
через видовые сущности — до сущностей "высших родов" (например,
"два", "три" — эйдетические единичности, а их высший род —
численность вообще, Anzahl);
• родовые, общие сущности постигаются через эйдетическую
интуицию)
• проводится различение между полными содержательными
субстратами, полными содержательными синтактическими предмет-
ностями и пустыми субстратами (соответственно
синтактическими предметностями), а также между самостоятельными и
несамостоятельными предметностями (например, форма "предмет"
несамостоятельна относительно всех материй предмета, категория
"сущность" — относительно всех определенных сущностей и т. д.);
• вводятся понятия Individuum, Konkretum, Abstraktum. Individuum
— логический пра-предмет; эйдетические единичности
распадаются на абстрактные и конкретные; возможно также говорить о
конкретных и абстрактных родах (первые — "реальная" вещь,
"переживание" и т. д., вторые — "пространственный гештальт",
"визуальное качество");

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 151
• совокупность синтетических истин, основывающихся на
региональных сущностях, составляет содержание региональной онтологии;
• региональные онтологии — это материальные онтологии;
формальные онтологии отличаются от них, но (с внешней стороны)
входят в один с ними ряд.
Схема 1. Факты и сущности
Противопоставленность, но и неразделимость факта и
сущности (характеристики сущности "добываются" через прямое
противопоставление характеристикам факта).
Сущность
всеобща
(сущностная всеобщность —
Wesensallgemeinheit)
необходима
(сущностная необходимость —
Wesensnotwendigkeit)
Относится к "миру" сущностей
(к миру идеального)
"Модус бытия" сущностей:
относится к миру идеальных
возможностей
Осваивается внеопытным путем
Коррелят сущностного созерцания
Факт
случаен
индивидуален
Относится к действительности
как реальности
(в широком смысле),
к миру
"Модус бытия" факта: относится
к пространственно-временному,
реальному, здесь-
бытийствующему (das Seiende)
Осваивается в опыте
Коррелят эмпирического созерцания

Вычленение
сущностей
КАК
ПРЕДМЕТОВ
Понятие
"предмета"
как
такового

(Gegenstand)
Деление
сущностей как
ПРЕДМЕТНОСТЕИ
1)
содержательные —
материальные, или
"подлинные"
сущности
Регионы /
/ Соподчи-
/НЕНИЕ РЕГИОНОВ
Материальные
регионы
Материальные
регионы
подчинены
формальным
ВИД ЭЙДЕТИЧЕСКОЙ НАУКИ,
ИЗУЧАЮЩЕЙ СУЩНОСТИ
Эйдетические науки
соответствующих регионов
(онтологии региона) как
фундамент для наук о
фактах; это материально-
онтологические
дисциплины (например,
онтология природы как
эйдетическая наука о природе
вообще)
Категории
Содержательные категории
материальных онтологии
(например, вещь вообще,
качество вообще,
переживание вообще и т.д.)
п
х
S
>
Я
S

Сущность
как
"предмет особого
рода"
2) формальные
("пустые")
сущности как
форма всякой
сущности
Формальный
регион, или
пустая форма
региона
вообще
(Идеи 1,§ 10)
Подчиняет
себе
материальные
регионы
Формальная онтология в
широком смысле (или
чистая логика, расширенная
до понятия mathesis
universalis) — эйдетическая
наука о "предмете вообще"
(изучение формальной
сущности ' предмет
вообще") — с подразделением
на:
>
о
о
е
В
X
о
>
а) область
"апофантического"
a priori
(относящегося к
высказываниям, предложениям);
б) область "предметного
вообще" — формальная
онтология в более узком
смысле.
— категории значения
(принадлежащие к
сущности предложения);
— формально-
онтологические
(предметные) категории (напр.,
"обстояние вещей",
"отношение", "единство",
"численность",
"множество" и т.д.)
О
Q
PI
S
S
X
>
о
Г)
1
X

154
H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Схема 3. Сущности (с их особенностями, различениями)
и науки о сущностях
Сущности
"Чистые" сущности, сущности
вообще
Виды сущностей, эйдосов
1. Математические сущностные
всеобщности
2. Логические сущности
3. Феноменологические сущности
Науки сущностно-эйдетические
1. Чистая математика (напр.,
чистая геометрия), чистое учение о
времени, пространстве, движении
2. Формальная логика
3. Чистые логика и
феноменология не зависят от наук о фактах,
но влияют на них
Регионы и онтологии
Чистые фор- Формальные
мальные онтологии
Факты
Каждой индивидуации
соответствуют возможные сущности.
Факты в их индивидуальности,
случайности
Сущности индивидуальных
предметов, их "сущностное
состояние".
Науки о фактах —
опытные науки
1. Собственно опытное знание
2. Эйдетические составляющие
опытных дисциплин
сущности
региона

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 155
Схема 4. Деление сущностей
(по Логическим исследованиям и Идеям Г)
Е- О S ел
apui
3
о
В S ö н У В
и аёЪ8£
В
er

156 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
Резюме и схемы (которые я считала необходимым представить
ввиду плотной, трудной для восприятия и понимания
категориальной насыщенности текста) порождают немало вопросов. И вот
главные из них. Почему Гуссерль, задумав написать "Всеобщее
введение в феноменологию", в конце первой главы вдруг
сообщает читателю, что проведенный анализ был "логическим" и что
о феноменологии мы пока не имеем никакого понятия? Как бы
неожиданно и обескураживающе ни звучало это заявление
основателя феноменологии, вряд ли можно отрицать следующее: в
Первом разделе Идей I анализ, как будто бы предназначенный к
тому, чтобы начать вводить читателя в феноменологию, во
многом еще оставался до-феноменологическим. При этом, однако,
нельзя полностью согласиться с самим Гуссерлем, что он был
чисто и только логическим. Я считаю возможным вьщелить в нем
(по крайней мере) три теоретических слоя. 1. Действительно,
анализ — особенно при характеристике сущностей — движется на
почве того, что Гуссерль в Логических исследованиях назвал "чистой
логикой" и что не следует путать просто с формальной логикой
(хотя обе, по всей видимости, могут быть отнесены к одному
эйдетическому типу). 2. В главах первой и особенно второй
Гуссерль строит своего рода философско-метафизическое
рассуждение (соприкасающееся с историко-философской типологией),
которое пока тоже не имеет ясно выраженной
феноменологической специфики. 3. Однако при всем том, что читателю еще не
представлены и не раскрыты принципы феноменологии как
науки, ряд существенных феноменологических тезисов в текст
Первого раздела уже введен. Это, например, идея о
коррелятивности сущности и соответствующего типа созерцания — конечно
же, исходная для всей феноменологии. И более того, для людей,
уже знающих что-то о феноменологии и ее замыслах, в разделе
явно присутствует, начинает проводиться в жизнь
принципиальный замысел Гуссерля: вписать феноменологию в корпус
эйдетического знания, отстояв высокий статус последнего, а также
подготовить ее выделение из этого целостного корпуса, разъяснение
ее "чистой" эйдетической специфики.
Тем не менее вполне можно согласиться с автором Идей I в том,
что части текста, непосредственно посвященные проблеме
сущностей, скорее отвечают установкам, стилю, замыслу "чистой
логики" и потому, действительно, в наибольшей степени
примыкают к упомянутым самим Гуссерлем разделам Логических
исследований.
Вот почему я считаю необходимым посвятить специальный и
довольно обширный раздел своей интерпретации проблеме

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 157
"присутствия" Логических исследований в кадре Идей h Эта
проблема, как нам предстоит убедиться, весьма сложна и отмечена
многими глубинными противоречиями, более того —
внутренним драматизмом, который может заинтересовать читателей,
неравнодушных к драмам идей.
Глава IV. Логические исследования в кадре Идей I
I и II тома Логических исследований
в оценке Идей I *
На первый взгляд ситуация выглядит вполне обычной и
спокойной: пройдя ко времени создания Идей путь дальнейшего
прояснения основ и принципов феноменологии, Гуссерль обратил
внимание на то, что связывает это новое сочинение с Логическими
исследованиями, а одновременно указал на некоторые слабости,
теоретические и методологические неясности раннего
произведения. Внимание к Логическим исследованиям, проявленное в Идеях I,
никак нельзя счесть недостаточным: каждый, кто берет в руки это
сочинение Гуссерля 1913 г., сразу замечает, что оно пестрит
ссылками на двухтомник 1900—01 г. И это вполне понятно, если
исходить также из известного нам о ближайшей истории Идей I — в
частности об одновременной, по сути, работе над новым сочинением
и над вторым изданием Логических исследований.
Ко времени написания Идей I четко обозначились два полюса в
восприятии раннего произведения, которое, не забудем, впервые
принесло Гуссерлю широкую известность. Один полюс — это резко
критическое, иногда вообще пренебрежительное восприятие гус-
серлевского двухтомника. К 1913 г. критических отзывов и
рецензий набралось немало. Гуссерля, который и сам к тому времени
был готов предложить читающей публике (и уже изложил
слушателям лекционных курсов) обновленный вариант феноменологии,
многие критические отклики глубоко обижали своей
неадекватностью. Поэтому в Идеях I он не мог не защищать Логические исследо-
Эта глава и другие разделы, посвященные Логическим исследованиям,
выполнены при поддержке РГНФ в 2002—2003 гг. (проект №02-03-
18048 а). Некоторые результаты исследований (С. 157—167, 173—181)
представлены на конференции "К 100-летию выхода в свет Логических
исследований Э. Гуссерля" (Москва, Институт философии РАН. 3—5
декабря 2001; РГНФ, проект № 01-03-14049 г).

158 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
вания от тех нападок, которые представлялись ему особенно
несправедливыми.
Примерами могут служить два параграфа Идей I — § 22 "Упрек
в Платоновском реализме. Сущность и понятие" (который я лично
считаю одним из лучших в Идеях I — благодаря четкому
разъяснению не только означенной заглавием темы, но и принципиального
для Гуссерля понятия "предмет") и § 79 (где содержится полемика
с одним из рецензентов, Г. Й. Ваттом (H. J. Watt); он, как пишет
Гуссерль, "не постиг специфического смысла чистой
феноменологии, которую я пытался ввести в Логических исследованиях, не
увидел различия между чисто феноменологическим и эмпирико-
психологическим положением дел" — S. 185). Впрочем о том, что
он сам способствовал такому пониманию, в Логических
исследованиях, объявив феноменологию "дескриптивной психологией",
Гуссерль здесь предпочитает не говорить — возможно потому, что в
своей ошибке он признался вскоре после опубликования ранней
работы и, как мы увидим, повторил свое признание в
Предисловии ко второму ее изданию.
Другой полюс — суждения тех, кто оценил Логические
исследования весьма высоко. Среди них были видные представители других
философских направлений. Несмотря на ряд существенных
замечаний, такие высокие оценки высказали П. Наторп и В. Дильтей. (В
более позднее время к ним присоединились Б. Рассел и М. Хай-
дегтер, выделившие Логические исследования как одно из самых
важных философских произведений XX столетия.)
Приверженность примыкавших к феноменологическому движению
философов Логическим исследованиям, — особый вопрос, нами ранее (в I
разделе) уже разобранный. Вспомним: случилось так, что в глазах
некоторых из них высокая оценка Логических исследований даже
сделалась предпосылкой и косвенным способом критики ряда
центральных позиций, которые Гуссерль развил в Идеях. А это
влияло на основателя феноменологии, ибо его зависимость от
ближайшего круга учеников и последователей была довольно
глубокой.
Итак, ясно объективированное в Идеях I настойчивое желание
Гуссерля прочертить позитивную связь этого произведения с
Логическими исследованиями объясняется следующими главными
внешними и внутренними обстоятельствами: 1) стремлением
основателя феноменологии ответить на критические нападки в адрес
Логических исследований; 2) высокой оценкой этого сочинения в
тогдашней философии и, в частности, внутри феноменологического
движения; 3) переработкой Логических исследований для второго (по
мнению Гуссерля, "улучшенного") издания; 4) действительной

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 159
проблемно-теоретической связью двух сочинений — особенно в
ряде пунктов и отношений, которые далее будут рассмотрены
более подробно и конкретно.
Именно эти обстоятельства попадают в поле зрения
философов, акцентирующих внимание прежде всего на преемственности
Идей I по отношению к Логическим исследованиям. Однако в целом
ситуация сложилась довольно драматическая: Гуссерлю, как это ни
парадоксально, пришлось выстраивать и односторонне
подчеркивать именно линию преемственности в первую очередь... вопреки
своим собственным умонастроениям и сомнениям. Вот почему
процесс подготовки Исследований для второго издания оказался для
автора трудным, даже мучительным. Гуссерлю хотелось выправить
очень многое, но переписывание всего сочинения заняло бы уйму
драгоценного времени, столь нужного для подготовки Идей I к
публикации. К тому же писать вместо хорошо известной книги
что-то существенно новое было нецелесообразно. Так и
получилось, что второе издание Логических исследований не доставило
удовлетворения прежде всего самому автору — философу,
который всегда развивался динамично и постоянно был готов к
самокритике. Но упомянутые выше обстоятельства заставляли Гуссерля
скорее защищать Логические исследования, чем нападать на них.
И однако же результатом столкновения двух
противодействующих тенденций стало совершенно своеобразное включение
Логических исследований в кадр Идей I.
Исследуем проблему детальнее. Но прежде сделаем оговорку.
В данной главе наш анализ движется следующим образом:
сначала осмысливается общая стратегия Идей I в отношении Логических
исследований, а затем отдельно и конкретно анализируется ряд
проблем, сначала относящихся к 1-му, а потом — ко П-му тому
ранней работы.
1. Довольно заметная часть имеющихся в Идеях I ссылок на
Логические исследования затрагивает или I том этого раннего
сочинения, или те части II тома, где, правда, ведется
феноменологический анализ (переживаний и феноменов как их единиц), но
базируется этот анализ скорее на логико-лингвистических основаниях
(например, теория языковых выражений, их значений). Что
касается I тома, то это ссылки либо на проделанное в нем
отмежевание логики от психологии (особенно на главы четвертую и
пятую), либо на проект чистой логики и его конкретные
категориальные структуры. Совершенно не случайно Гуссерль делает
соответствующие ссылки не только там, где превалирует
логический (в смысле "чистой" неформальной логики), а не собственно
феноменологический проект, но и там, где продолжается опро-

160 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
вержение "предрассудков" эмпиризма, его разновидности —
психологизма, а также скептицизма. (См. ссылки на I том
Логических исследований в первом разделе Идей I, а именно в § 7, 10, 20.)
Один пример: к § 10 Шей I, который называется "Регион и
категория. Аналитический регион и его категории", Гуссерль делает
ссылку на § 67 I тома Логических исследований, где "задачи чистой
логики" определяются прежде всего благодаря различению, как
сказано уже в Идеях I, "логических категорий как категорий
значения и категорий формально-онтологических" (или, в
формулировке Логических исследований, "чистых предметных
категорий"). Итак, в Идеях I Гуссерль примыкает к целому ряду
положений своего прежнего проекта "чистой логики" и, в частности,
опирается на разделение логических категорий, или категорий
значения (таких как понятие, предложение, истина и т. д.) и
"формальных предметных, или онтологических категорий" (предмет, об-
стояние вещей, единство, множество, численность, отношение,
связывание и т. д.) (См.: LU 1,242—244.) Данное разделение
фундаментально не только для Идей I, но и для Формальной и
трансцендентальной логики где, кстати, более ясно выявляются
недостатки Логических исследований как раз в данной области.
Сочувственная ссылка на I том Исследований (особенно на § 69,
70) дается и в связи с темой: «"Математические" науки о
сущностях» (§ 72 Идей Г). Здесь Гуссерль, не забудем, математик по
образованию, прочерчивает линию преемственности, идущую еще от
исследований 1890-х годов — через Логические исследования — к
Идеям I и более поздним работам.
Сделаем общий вывод о перекличке Идей Ici томом
Логических исследований. Проект чистой логики, намеченный в этом
томе, принят за основу и в Идеях I. Впрочем в последнем сочинении
до его конкретной разработки (а следовательно, до
видоизменения проекта) дело так и не доходит. Дальнейшей проработкой
новой, т. е. "трансцендентальной" логики — в отличии от логики
формальной — Гуссерль займется существенно позже. Пусть
Гуссерль называет Первый раздел Идей I "логическим" по его
основной тематике, пусть в следующих разделах феноменология
сопоставляется с логикой и чаще всего определяется через
отличение от логики формальной, — в целом в сочинении 1913 г. речь
идет скорее о проблемах феноменологического обоснования логики и
главное — обоснования самой феноменологии, чем о реализации
проекта чистой логики.
2. Теперь о ссылках на II том Логических исследований. Здесь с
самого начала надо зафиксировать следующее: хотя Гуссерль в
своих довольно многочисленных ссылках на II том сумел так или

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 161
иначе упомянуть обо всех исследованиях этой книги — от / до VI,
— подавляющее большинство ссылок касается именно VI
Исследования. Напомню: I Исследование называется "Выражение и
значение", II — "Идеальное единство рода и новая теория
абстракции", III — "Учение о целом и части", IV — "Различие
самостоятельных и несамостоятельных предметов и идея чистой
грамматики", V — «Интенциональные переживания и их
"содержание"», VI Исследование, опубликованное во II части II тома, имеет
заголовок "Элементы феноменологического объяснения
познания".
А теперь примем во внимание еще один факт, для осознания
которого полезно учесть Предисловие Гуссерля ко второму
изданию Логических исследований (помеченное октябрем 1913 г.) и его
же Предисловие ко II части II тома (т. е. к VI Исследованию) от
октября 1920 г.
В Предисловии от октября 1913 г. Гуссерль оповестил своих
читателей, что в печати находится новая версия "шестого
исследования, в феноменологическом отношении важнейшего". Далее
Гуссерль пишет: «я скоро убедился, что нет возможности
переработать старое содержание, следуя параграфу за параграфом
старого изложения. Правда, в подавляющем большинстве случаев
проблемный круг должен сохраниться; но ведь по отношению к
нему я продвинулся значительно дальше, и в соответствии с теми
"максимами", которых я придерживаюсь, я не хотел бы более
идти на компромиссы. Вот почему я веду себя (по отношению к
прежнему тексту. — Н.М.) свободно и добавляю целый ряд глав,
чтобы научно исследовать великие и в первом издании слишком
несовершенно рассмотренные темы (что приводит к
существенному разрастанию этого исследования по объему)» (LU I, S. XVI).
Итак, в планы Гуссерля, по-видимому, входило, чтобы его
читатели воспринимали имеющиеся в Идеях ссьики на VI Исследование в
связи с их исправленным вариантом 1913 г. Иными словами,
многочисленные упоминания о VI Исследовании — по существу уже
ссылки не на первоначальный текст, а на его трактовки,
выстроенные в соответствии с "продвинутыми" разработками
феноменологии 1913 г., как раз и получившими выражение в Идеях I.
Однако Гуссерль так и не довел до завершенной публикации
те манускрипты и те фрагменты верстки, в которых воплотился
переработанный вариант VI Исследования. Об этом он писал в
упомянутом Предисловии 1920 г., объясняя, почему пришлось —
вопреки всем устремлениям и желаниям (и в частности, из-за
начавшейся первой мировой войны и последующего "мира") —
опубликовать лишь частично доработанный текст. «Снова под-
6-8214

162 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
твердилось, — с сожалением констатирует Гуссерль, — старинное
изречение о том, что книги имеют свою судьбу» (LUII/2, V).
Судьба же Логических исследований сложилась так:
неудовлетворенность автора коснулась прежде всего "лучшего",
"важнейшего" из Исследований, а именно VI; Гуссерль приложил немало
усилий для его кардинальной переработки; но читатели до сих пор
так и не получили в свое распоряжение опубликованного
варианта соответствующих материалов — (верстки и рукописей). Их
готовит для Гуссерлианы Ульрих Мелле. Тем не менее о них
можно получить некоторые (увы, фрагментарные)
представления из ряда публикаций (см., например, Sinigalia С. Zeichen und
Bedeutung // HS. 1998. № 14. P. 179—217).
О "присутствии" II тома Логических исследований в Идеях I
можно, таким образом, сделать общие выводы.
1. Самые многочисленные ссылки касаются II части II тома
Логических исследований, т. е. VI Исследования — и сделаны они в
предвосхищении так и не состоявшегося близкого выхода в свет
существенно обновленной именно в 1913 г. версии этого
Исследования. Следовательно, Гуссерль в Идеях I имел в виду вариант
текста этой части Логических исследований, максимально
приближенный к самим Идеям.
2. Но и в старом тексте как VI, так и других Исследований
Гуссерль нашел, и не случайно, некоторые разработки,
преемственность с которыми он хотел бы сохранить и в Идеях I. В § 145 Идей I,
одном из последних параграфов заключительного, четвертого
раздела ("Разум и действительность"), Гуссерль дает такую
формулу: все VI Исследование есть предварительная (надо думать, по
отношению к Идеям) феноменологическая разработка проблем
разума (Hua III, 353).
3. Нельзя, однако, не видеть, что целый ряд ссылок на
Логические исследования в Идеях I носят — в прямой или несколько
замаскированной форме — критический характер. Мы в
текстологическом анализе уже упоминали: Гуссерль говорит о "возвращении
прав" старому понятию "онтология", которое было по существу
исключено из Логических исследований. Эта поправка
свидетельствует о философском чутье Гуссерля, который к 1913 г. понял, как
нарастают в философии XX в. онтологические тенденции. К тому
же в самой гуссерлевской феноменологии (а в перспективе — в
феноменологическом движении как таковом) интерес к
проблемам "бытия и времени" неуклонно возрастал. Этот круг проблем
было вполне разумно, следуя традиции, именовать
онтологическим. Другое дело, что понимание онтологии существенно
менялось по сравнению с традицией, да и "феноменологическая он-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 163
тология" возникала, формировалась в различных вариантах. Как
мы далее установим, в Идеях I разработка темы онтологии,
онтологических категорий, региональных и формальных онтологии
вылилась в масштабную и далее все расширяющуюся часть
феноменологии. Были и другие терминологические изменения по
сравнению с Логическими исследованиями, о которых Гуссерль счел
необходимым упомянуть в Идеях I (например, применение
"более свободного понятия,,/ как выражается Гуссерль, вместо
термина "идеация").
Не менее существенны те критические замечания более
общего характера, которые были высказаны Гуссерлем в адрес
Логических исследований в 1913 г.; о них мы ранее вскользь упоминали.
Так, в Предисловии ко второму изданию Логических
исследований Гуссерль затрагивает вопрос о том принципиальном
недостатке первого издания, который был связан с ошибочным
определением самой сути феноменологии. «Его недостатки, — пишет
Гуссерль, — я почувствовал сразу же после выхода книги в свет и
вскоре нашел возможность (в рецензии в: Archiv für systematische
Philosophie. 1903. Bd. XI. S. 397 ff.) выступить против моего
ошибочного определения феноменологии как дескриптивной
психологии» (LU I, S. XIII). (Напомню, что во Введении к Идеям I
Гуссерль также восстает против распространенного понимания
феноменологии как "нижней ступени эмпирической психологии" и
не может не признать, что такая трактовка дается в
"предполагаемом согласии с Логическими исследованиями". Он добавляет, что
его собственные — только что нами названные — возражения
против ошибочной ранней дефиниции феноменологии
попросту не были приняты во внимание. — См. Hua III, 3—4). Во
втором издании Логических исследований Гуссерль также добавляет:
«Полная рефлективная ясность относительно сущности
феноменологии, которой я достиг в эти и последующие годы и которая
постепенно привела к систематическому учению о
"феноменологической редукции" (ср. Идеи I, второй раздел), была
использована для переработки как введения, так и текста всех последующих
Исследований, а также и для того, чтобы в этом отношении
поднять все сочинение на более высокую ступень ясности» (LUI,
S. XIV). После этих слов как раз и следует сообщение Гуссерля о
том, какие именно исправления он внес в текст первого издания
II тома Логических исследований и какие недостатки он видит в
своем раннем сочинении.
Так, применительно к / Исследованию ("Выражение и
значение") сказано, что оно носит "только предварительный"
характер. Внимание приступающих к феноменологии обращено на
б*

164 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
первые, очень трудные, проблемы Bedeutungsbewußtseins, или
"сознания значения". Весьма важна самокритика Гуссерля, смысл
которой ясен как раз благодаря продвинутым разработкам Идей I:
«различие и параллелизм "ноэтического" и "ноэматического" (о
фундаментальной роли которого во всех областях сознания впервые в
полном объеме рассказано в Идеях, но которое прорывалось во многих
отдельных разъяснениях последних Исследований раннего произведения)
еще не было принято в расчет. А поэтому не был прояснен
существенный двойственный смысл "значения" как идеи.
Односторонне подчеркивалось ноэтическое понятие значения, тогда как
нужно было рассматривать важное во многих отношениях ноэма-
тическое понятие» (Ibid. S. XIV—XV). К этому вопросу мы
вернемся в разделе, посвященном ноэме. Далее Гуссерль объясняет,
почему в II—V Исследованиях текст в основном остался
неизменным. Например, о II Исследовании сказано, что его пришлось
(видимо, из-за недостатка времени) оставить неизмененным как в
его стиле, так и в его ограниченностях. III Исследование ("Учение о
целом и части") также сохранилось, для чего не пришлось идти
на компромиссы. Гуссерль, однако, выражает сожаление, что эту
часть прочитали лишь немногие. Аналогично и отношение к IV
части ("О различии самостоятельных и несамостоятельных
предметов"), где позиция Гуссерля по сути осталась неизменной (хотя
к IV Исследованию были сделаны некоторые "обогащающие"
дополнения). И ссылки на эти Исследования в Идеях I — вполне
позитивные.
Оценки V Исследования, посвященного коренной
феноменологической теме интенциональности, — весьма критические. Ибо,
согласно Гуссерлю, в освоении этой проблематики он позднее
достиг более высокой ступени. Конкретные замечания: изменена
позиция относительно "исключения" чистого Я, которое теперь
сочувственно принято в корпус феноменологического знания;
напротив, исключен § 7 "Взаимное отграничение психологии и
естествознания". Гуссерль признает, что в раннем произведении
он был "слишком консервативным" в необходимом деле
пересмотра устаревшей терминологии.
А вот дальше идет уже известное нам, так и не выполненное
обещание опубликовать новую версию "важнейшего в
феноменологическом отношении" VI Исследования. При наличии
критических замечаний в адрес каждого из Исследований план
переработки VI Исследования приобретал принципиальное значение: как
раз благодаря ему можно было — хотя бы частично — "спасти"
для нового варианта феноменологии раннее произведение
Гуссерля. Тому же плану служит принципиально важное уточнение

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 165
Гуссерля в Идеях I: в § 124 он разъясняет, что есть два пути к
феноменологии. Один путь — это движение от феноменов,
объединяемых под рубриками "означивание" (Bedeuten) и "значение".
«Поскольку всякая наука — соответственно ее теоретическому
содержанию и всему, что в ней образует "учение" (теорема,
доказательство, теория) — объективируются в специфическом
"логическом" медиуме, в медиуме выражения, постольку для
философов и психологов, руководствующихся всеобщими логическими
интересами, проблемы выражения и значения становятся
ближайшими. И они же — первые проблемы, которые ...толкают к
сущностным феноменологическим исследованиям» (Hua III, 306).
Тут же делается ссылка на Логические исследования: следуя именно
такому пути, они обеспечивали движение к феноменологии.
«Второму пути, который ведет от стороны противоположной, а
именно от опыта и чувственных данностей, автор следовал с
начала 90-х годов, но в данном сочинении этот путь не нашел
сколько-нибудь полного выражения» (Ibid.). (Возьмем себе на
заметку: второй путь Гуссерль считает "более ранним" в своем
творческом развитии, чем путь Логических исследований. Это
ставит перед феноменологами особую задачу — раскрыть первоис-
токи Идей I в самых ранних сочинениях Гуссерля.)
Впрочем было бы неправильно выстраивать и заострять
дихотомию: будто в Логических исследованиях запечатлен только
первый, а в Идеях — только второй путь. Но превалирование в
большинстве Исследований именно первого пути (как и
соответствующего — логико-лингвистического, логико-феноменологического —
материала) есть несомненный факт, акцентированный и самим
Гуссерлем. Что касается Идей I, то и здесь, конечно, запечатлены
оба подхода; но второму подходу — соответственно и
специфически феноменологическому материалу — все же уделено куда
больше внимания.
Из всего сказанного напрашивается вывод: проблемно-
теоретическая дистанция между Идеями I и Логическими
исследованиями — гораздо большая, чем об этом можно судить по
многочисленным авторским ссылкам на раннее произведение. Гуссерль
продвинулся далеко вперед именно в самоопределении феноменологии, в
разработке ее особых понятий и методов.
К этой общей теме — Логические исследования в кадре Идей I —
мы в процессе нашего дальнейшего анализа еще не раз
возвратимся в связи с конкретными проблемами, когда перекличка
обоих произведений снова привлечет наше внимание. А теперь
применительно к рассматриваемому в данной главе Первому
разделу Идей I обсудим более подробно и специально вопрос о

166 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
том, какие именно разработки Логических исследований и почему
положены в основание данного раздела.
Можно выделить четыре основных блока конкретных
проблем, касающихся переклички Идей I с Логическими
исследованиями; это отношение Гуссерля:
1) к проекту чистой логики;
2) к логическим (по преимуществу) разделам Исследований (I—
IV Исследования);
3) к переходу от (преимущественно) логического (в смысле
чистой логики) или логико-грамматического (в смысле чистой
грамматики) анализа к феноменологическому;
4) к собственно феноменологическому анализу.
Пункты 1—2 касаются главным образом Первого и Второго
разделов, пункты 3—4 — Третьего и Четвертого разделов Идей I.
Далее мы обратимся к конкретному анализу пунктов 1 и 2, сделав
предварительные оговорки. Поскольку данная глава посвящена
не собственно Логическим исследованиям, а их "присутствию" в
Идеях I, акцент будет сделан на их связи и на том новом, что
произведение 1913 г. вносит по сравнению с двухтомником 1900—
01 г. Далее, драматизм отношения Идей I к Логическим
исследованиям, о котором ранее упоминалось, станет более ясным после того
как мы глубже вникнем в конкретику проблемы. Забегая вперед,
отмечу следующее: положив в основу Идей I проект чистой
логики, который в усовершенствованной форме был
фундаментальным и для его более поздних логико-феноменологических
сочинений, Гуссерль в тех же Идеях I должен был натолкнуться на
сложные проблемы перехода от логического уровня, типа
анализа к феноменологическому, оставшиеся нерешенными в
Исследованиях, а также на непроясненность специфики феноменологии
по сравнению с логикой (она, увы, сохранилась и в самих Идеях Г).
Обосновывая в § 7 Идей I уже известный нам тезис об
отмежевании наук о сущностях от наук о фактах, Гуссерль ссылается на
заключительный раздел I тома Логических исследований.
Присмотримся внимательнее, в чем суть и характер этой ссылки.
Заключительный раздел (или 11-я глава) этого тома Исследований носит
название "Идея чистой логики". В ней в общей форме очерчены
проект и главные задачи "чистой логики". Напомню о трех ее
главных задачах, сформулированных Гуссерлем: 1)
фиксирование чистых категорий значения, чистых предметных категорий
и их закономерных усложнений; 2) раскрытие законов и теорий,
в которых коренятся эти категории; 3) разработка возможных
форм теории и чистого учения о многообразии (См.: LU I, 242—
245; 245—246; 247—248). Первая и вторая задачи сохраняют прин-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 167
ципиальную важность для Первого раздела Идей I. (Об этом
свидетельствуют также, как мы ранее показали, §§ 10, 11, 15 данного
сочинения; в частности, на § 67 I тома Логических исследований
дается вполне позитивная отсылка в § 10 Идей I.)
Теперь мы ближе займемся различиями между Идеями I и
последующими сочинениями — в том, что касается проекта чистой
логики, теории предметностей, а следовательно, учения о
сущности. Начнем с проекта чистой логики.
Судьба проекта чистой логики
В то время как в Идеях I проект чистой логики I тома
Логических исследований в общем поддерживается, но по сути своей далее
не развивается, в последующих феноменологических сочинениях
Гуссерля он как раз включен в целостный анализ. А потому в них
проект подвергается и многосторонней оценке основателя
феноменологии, и дальнейшему преобразованию. Так, в Формальной и
трансцендентальной логике Гуссерль пишет: «Идея формальной
онтологии впервые выступает в I томе моих Логических
исследований, а именно как попытка систематического развертывания идеи
чистой логики, но еще не под именем формальной онтологии,
введенном позже. Вообще же Логические исследования, и прежде всего
Исследования II тома, снова отважились перенять старую идею
априорной онтологии, столь скомпрометированную кантианством
и эмпиризмом, придав ей новый облик; была предпринята
попытка обосновать эту идею как необходимую для философии...
Формально-онтологическое a priori являет себя (например, в
заключительной главе I тома) как неразрывно связанное с апофан-
тическим a priori (a priori значений высказываний), и поэтому
должна была стать ощутимой проблема, как следует понимать
эту неотделимость. Эта проблема отношения формальной
онтологии и апофантической логики... в Логических исследованиях еще
не была поднята» (FTL, 90. См. также: Hua XVII).
Принципиальное значение имеет следующее разъяснение
Формальной и трансцендентальной логики относительно проекта
чистой логики 1-го тома Логических исследований. Руководящей
для 1-го тома «служила идея априорного наукоучения с его
исследовательской направленностью исключительно на объектно-
идеальное содержание наук, которые представали... как система
истинных предложений, как единство теории. Ближайший
взгляд, с самого начала ставший предпочтительным,
направляется на теоретические объясняющие (номологические,
Дедуктивные) науки и на "единство систематически завершенных

168 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
теорий'' (дается ссылка на § 64 гуссерлевских Пролегомен. — H. M.)
— "теорий в строгом смысле слова". Речь идет, следовательно, об
a priori понимаемых таким образом теорий как
таковых, в формальной всеобщности, которая оставляет
неопределенными все материально-содержательные (sachliche)
особенности самих предметов или предметных областей, к коим относится
теория. Задачей такой формальной логики здесь оказывается
вычленение конститутивных понятий, которые принадлежат к
сущности теории как таковой. Это ведет к таким понятиям:
предложение (суждение), понятие суждений, к понятиям простым и
сложным, — и, конечно, также и к понятию истины. Эта группа
понятий названа "категории значения". Им были, в
качестве коррелята, противопоставлены "формальные
предметные категории", а именно понятия: предмет, обстоя-
ние вещей, единство, множество, численность, отношение,
связывание и т. д.; все эти понятия отвлечены от особенности
познавательной материи. В заключительной части (дается ссылка на § 68
Пролегомен. — H. M.) говорится о задаче определения
относящихся сюда законов, и законы различаются соответствен-
н о этим двум группам категорий, т. е. категориям значения и
предметным категориям. Именно благодаря этому
формальная логика со всей остротой одновременно
характеризуется как апофантика и как априорное
формальное учение о предмете» (Ibid. S. 92—93). Тот параграф
Формальной и трансцендентальной логики, цитата из которого
только что была приведена (§ 27 Ь), носит название "Путь Пролегомен
от формальной апофантики к формальной онтологии".
Какие же уточнения и изменения Формальная и
трансцендентальная логика вносит в проект чистой логики? 1. Весьма важно,
что все "систематическое развертывание идеи чистой логики"
именуется "формальной онтологией" (чего еще не было в
Логических исследованиях). Это "формальная онтология" в наиболее
широком значении. 2. Внутри чистой логики было наиболее четко
проведено разделение между ''' апофантическим a priori" (т. е. a
priori значений высказываний) и "формально-онтологическим a priori".
Оба вида априорного, по Гуссерлю, связаны неразрывно.
Соответственно внутри чистой логики различаются апофантика (или
апофантическая логика, логика высказываний) и формальная
онтология как априорное формальное учение о предмете. Здесь
слова "формальная онтология" употребляются в более узком,
специальном значении. И эта проблема, согласно разъяснениям
Гуссерля, "еще не была поднята" в Логических исследованиях. В

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 169
Идеях I четкое различение апофантики и формальной онтологии
уже имеется.
Итак, существенно снова подчеркнуть, что задачи чистой
логики, намеченные в I томе Логических исследований, сохранили свое
значение не только для Идей I, но и для более поздних произведений
Гуссерля, например для "Формальной и трансцендентальной логики" (§ 13 и
далее, § 28 и далее). Вот как эта проблема подытоживается в
одном из лучших компендиумов по феноменологии: «Руководящая
для первой "задачи" чистой логики форма значения относится к
форме предложения, соответственно, суждения. Учение о форме
[предложения] значения, или чистую грамматику, можно далее
подразделить на дисциплины: а) учение о форме простейших
(примитивных) категорий значения; б) учение о
(синтактических) композиционных законах и в) учение о грамматических
операциях (Формальная и трансцендентальная логика, § 13, 22;
Логические исследования, т. 1, § 67; IV Исследование, § 14, А). Первая
из названных дисциплин не только инвентаризирует
основополагающие категории значения, но также систематизирует их с
точки зрения их самостоятельности и несамостоятельности.
...Эксплицитное исследование композиционных законов, которые
касаются отношения несамостоятельных форм значений к
[различным видам] самостоятельных форм значения, — это задача
второй дисциплины... Третья, чисто грамматическая, дисциплина
примыкает к этой задаче и на более высокой ступени
всеобщности исследует систему грамматических "операций". Эти
операции конституируются на основе основополагающих законов
синтаксических форм, а на основе синтаксических законов
композиции конституируются новые синтаксические формы» (Bernet R.,
Kern L, Marbach E. Edmund Husserl. S. 42—43). Полезно принять во
внимание и следующее уточнение процитированных авторов:
«Чисто логическая грамматика посвящается морфологии и
синтаксису априорных форм значения, она является идеальной
наукой, которая не предполагает в качестве предпосылки никакой
фактической языковой структуры. Она руководит построением
чистой логики не как науки о грамматике фактических языков,
но как науки о "самом грамматическом" (FTL, § 22). В ней, как
науке о самом грамматическом, речь идет об идеальных условиях
научного познания, движущегося в медиуме языка» (Ibid. S. 43—
44). Обоснованный уже в Логических исследованиях, сохраненный в
Идеях I (и отчасти в последующих сочинениях) проект чистой
логики, ее основные задачи мы теперь представим более полно и
развернуто — в виде схемы (где указаны и главные идеи, и те
сочинения, их части, в которых эти идеи высказаны).

170 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Схема 5. Проект и задачи "чистой логики"(по Логическим
исследованиям, идеям i и формальной и трансцендентальной логике)
Я*
CQ
СО О)
S3
ою
о <°
О Ï СМ
g gcOO
Зймч
8*Й
Ю О)
СО Д
о ш
1
СП
со
СО
t[
СО
со
?Ф Р <и J о О
£*$-?
»5 3^
с; и гн
О X я 5
ЯФй Я>
•S
^2 fx
^2
iss e
5 s s s
CO о ;Я ce
Ûh ctg S
^^ fr
о
H -.
О f0
ИЧ X
U Д
s s «
g S en
S | g
q 2 ^iq _s д ^"S
« К со оФсоЮ F
en Я
6
с
о
§§
О {j«
a S
я s
S S
>-,cC
—v CL fO
OQ ËTCl.

Более общее

философское
значение
Теоретико-

познавательное
значение и

обоснование
логики

Собственно

менологическое
значение
К задаче № 1
1) Вычленение и прояснение
элементарных ("primitiven")
понятий, которые «"делают
возможной" связь понятий в
объективном отношении и особенно
теоретическую связь» (LU I, § 67.
S. 243).
2) Вычленение и прояснение
элементарных форм связывания
(Verknüpfung) — в особенности
тех, которые конструктивны для
дедуктивного единства
предложения (конъюнктивные,
дизъюнктивные, гипотетические
связывания. — Ibid.)
3) Раскрытие законов
усложнения этих понятий и форм.
Исследование "происхождения"
("Ursprung") этих понятий и
категорий — не психологический
вопрос, а проблема
"феноменологического происхождения":
усмотрение сущности
соответствующих понятий — или
"интуитивное осовременивание
сущностей в адекватной идеа-
ции" (LU I, § 67).
К задаче № 2
«.. .упомянутые (в
задаче № 2. — H. M.)
категориальные
теории и законы в их
идеальной
завершенности образуют
всеобъемлющий фонд,
из которого всякая
определенная
значимая теория
черпает
принадлежащие ее форме
идеальные законы
научности, присущей
этой форме теории»
(LUI,S.246).
К задаче № 3
1) Упорядочение теорий соответственно
классу их форм имеет большое
значение: с расширением дедуктивных и
теоретических сфер возрастает
богатство и плодотворность их методов.
2) Разрешение проблем, которые
ставятся внутри одной теоретической
дисциплины, может обогатить понимание
определенных категориальных типов
(LUI, §69).
3) Учение о множествах, обеспечившее
расцвет современной математики, есть
частичная реализация данного идеала
(LUI, §70).
Дисциплинарные проблемы и
движение к феноменологии.
1) Чистая логика как теория теорий
должна стать реализацией идеала
mathesis universalis; а) в связи с
включением математики в разработку теории
теорий возникает вопрос о разделении
труда между математиками и
философами (LU I, § 71); б) спор Гуссерля с
теми, кто не признает математической
логики. 2) Философия, в отличие от
математики, задается вопросом о сущности
теории, о том, что такое теория вообще,
что делает ее возможной и т.д.
>
Q
о-
m
X
Я
m
о
s
w
m
X
X
i
i
X
>
X

172 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Схема 6: Категории
Понятия (категории)
Формальные Материальные
Формально-
Формальнологические, онтологические,
или категории зна- или "предметные
чения категории"
Понятие, предложе- Нечто, предмет, от- Дом, дерево, цвет,
ние, истина, субъект, ношение, связыва- звук, пространство,
предикат, имплика- ние, численность, ощущение, чувство
ция, конъюнкция, часть, целое и т. д.
негация
Мы видим, что гуссерлевский проект чистой логики
отличается масштабностью и предполагает немалые усилия,
направленные на его разработку. Но ни в самих Логических исследованиях, ни
в Идеях разработка проекта не осуществлялась. Вопрос о том,
какое место в его уточнение и реализацию внесли более поздние
феноменолого-логические сочинения Гуссерля Формальная и
трансцендентальная логика и Опыт и суждение, выходит за рамки
данной книги. Мы не можем также освещать современные
дискуссии, касающиеся этой проблематики. Но одно следует
подчеркнуть: вторая половина 80-х и 90-е годы XX в. отмечены
усилившимся интересом феноменологов, логиков, психологов к
ранним работам Гуссерля, прежде всего к Логическим
исследованиям п— и в частности к комплексному проекту чистой логики.
Теперь ясно, что некоторых нынешних логиков привлекает в нем
именно комплексный характер, объединение традиционных
логических измерений с "логико-грамматическими"
(семантическими) аспектами, а их обоих — с феноменологическим "вери-
фикационизмом" (т. е. с проверкой истинности высказываний
благодаря соответствующим видам усмотрения). Кроме того,
внимание современных философов вновь обращено к синтезу
формально-логического и формально-онтологического подходов,
о котором Гуссерль начал говорить очень рано, и ему он остался
верен на всю жизнь. Это значит, что логики — по крайней мере
частично — отказываются от прежде столь распространенного
логистического ригоризма и готовы присмотреться к
нестандартным логическим проектам и системам.
Далее мы перейдем к центральному вопросу связи Логических
исследований и Идей I — к теме предметности.

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 173
Категориальные разработки
Логических исследований и первый раздел Идей I
Мы ранее отметили, что Гуссерль в Первом разделе Идей I
берет за основу принципиальные для него (и, как ему
представляется, найденные уже в Логических исследованиях) понятия
"категория", "предмет", деление категорий на "категории значения" и
"чистые предметные" (в Идеях I: формально-онтологические)
категории. Поскольку понятия "категория" и "предмет" в истории
философии употреблялись в самых различных значениях, нам
очень важно разобраться, какие смысловые характеристики они
приобретают в феноменологии Гуссерля.
О понятии "предмет". Уже в I томе Логических исследований
Гуссерль дает определение понятия "предмет" (Gegenstand),
основополагающее и для последующего развития феноменологии:
«Предмет (познания) может быть и реальным, и идеальным,
может быть вещью или процессом, а также родом (Spezies) или
математическим отношением, бытием (Sein) или бытийным
долженствованием (Seinsollen). Это же само собой переносится на
такие выражения, как единство предметности, связь вещей и тому
подобное» (LU 1,229). Надо сразу подчеркнуть два момента:
а) "предмет" для Гуссерля всегда есть предмет познания, что
важно еще до различения реальных и идеальных предметов.
Реальные предметы — тоже предметы познания. Немецкое слово
"Gegenstand" (букв.: то, что противостоит — разумеется,
познанию как особой деятельности) не употребляется — ни в
Логических исследованиях, ни в Идеях I, ни в других сочинениях — в ином
значении, например для означивания той вещи, которая может
существовать вне и независимо от человеческого познания. (К
счастью, в русском языке слово "предмет" способно точно
передать этот оттенок смысла — в отличие, скажем, от английского
языка, где "на все-про все" есть лишь слово "object". Отсюда
трудности перевода феноменологических текстов на английский
язык: ведь кроме "Gegenstand" у Гуссерля имеется понятие
"Gegenständlichkeit", "предметность", не тождественное
применяемому в английских переводах слову "objectivity". К тому же слова
Objekt, Objektivität тоже употребляются в гуссерлевских текстах.
Эти темы мы еще будем обсуждать в дальнейшем.);
б) поскольку "предмет" есть предмет познания, понятно
весьма широкое значение, вкладываемое в него Гуссерлем. По объему
это все, на что может быть направлен познавательный акт. Это "все"
классифицируется, объединяется в виды предметов, или пред-
метностей. Такая подготовительная работа и была проделана в

174 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Логических исследованиях, а потом положена в основание Идей I. В
Идеях I с широким определением предмета связаны рассуждения
о сущностях, идеях — например, в уже упоминавшемся § 22
"Упрек в платоновском реализме. Сущность и понятие". Здесь
Гуссерль пишет: «Особое беспокойство вновь и вновь вызывало то,
что мы — будучи якобы "платонизирующими реалистами", —
считаем идеи или сущности предметами и приписываем им, как
и другим предметам, действительное (истинностное) бытие, а
также, в корреляции с этим, приписываем им постижимость с
помощью интуиции — совсем как в случае с реальностями» (Ibid.
S. 48). Упрек в "платонизирующем реализме" был бы
состоятелен, продолжает Гуссерль, лишь в том случае, если бы
отождествлялись "предмет" (Gegenstand) и "реальное" (Reales),
"действительность" и "реальная действительность". Но начиная с
Логических исследований, не говоря уже об Идеях, Гуссерль в самом деле
заботливо различал и разделял их — правда, в рамках единого
понятия предмета или предметности (Gegenständlichkeit).
В том же параграфе Идей I Гуссерль подчеркивает, что не он
"изобрел" "всеобщее понятие предмета". Это вполне верно: в
немецкой философии — от Лейбница, Канта до современников
Гуссерля — понятие "предмет", "Gegenstand", отличенное от
вещи, объекта (Ding, Objekt), употреблялось достаточно широко. И
основатель феноменологии справедливо очерчивает первоначальные
генезис и специфику своего подхода к предметам и предметности,
когда говорит о себе, что обратил внимание на понятие "предмет",
поскольку последнее затребовано "чисто логическими
предложениями" и одновременно указал: таковой "предмет" вообще
неотъемлем от научных высказываний и в них является
определяющим (Ibid.).
Это уточнение чрезвычайно важно для определения
специфики гуссерлевской философии прежде всего в том смысле, в
каком она представлена в Логических исследованиях и отчасти в
Идеях I. В самом деле, подход к теме предмета в раннем сочинении
был в значительной степени обусловлен желанием Гуссерля
уравнять реальные и идеальные, внелогические и логические
предметы, предметности в качестве предметов мысли. "Предмет",
следовательно, стал тем понятием, благодаря которому в единой
сущностной рубрике объединилось все, на что может быть
направлена человеческая мысль, направлено человеческое
сознание; предметы, предметности предстали как идеальные
данности, с которыми человеческая мысль давно уже научилась
"работать". Если иметь в виду проблематику, вводимую и во II томе
Логических исследований, и в Идеях I, можно отметить: Гуссерль стре-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 175
милея объединить и в известной степени уравнять все виды
предметностей в понятии интенционалъного предмета. Что же
касается обоснованного в I томе Логических исследований проекта
чистой логики, то и для него было настоятельно необходимо
отстоять именно включение в понятие предмета всех видов
предметностей и, в частности того, что издавна именовалось
"идеями". Вот почему "предмет", как — напомню — разъясняет
Гуссерль в § 22 Идей I, это и некоторое звуковое качество как член
звукового ряда, и число 2 как член ряда чисел, и круг как
"фигура в идеальном мире геометрических образований", и какое
угодно число в "мире" математических предложений — "короче,
многообразное идеальное есть предмет" (Ibid. S. 48—49. Подчеркнуто
мною. — H. M.). Подчеркнутые слова Гуссерля принципиальны
для его определения предмета.
Здесь отчетливо видно, против какого противника Гуссерль
борется в Шеях I, обращая против него также и арсенал доводов,
содержащихся в Логических исследованиях. Это тот уже
обсуждавшийся нами крайний эмпиризм в форме позитивизма, который
провозглашает общие и всеобщие идеи чуть ли не химерами,
проявляя тем самым слепоту по отношению к многочисленным
"мирам" идеального. Гуссерль не случайно, а в полемическом
противостоянии такому эмпиристскому позитивизму начинает
заголовок своего трехкнижья 1913 г. с дорогого ему слова
"Идеи...". Таким образом, понятие "предмета" именно в широком
толковании, включающем и реальное, и идеальное, и реально-
действительное и действительное как таковое, обязательно
включающее идеи, сущности, служит важнейшим теоретико-конструктивным
основанием феноменологии, объединяющим оба интересующих нас
произведения. Что же касается Логических исследований, то здесь
движущим моментом в самом деле является философско-логический
интерес (проект чистой логики и его теоретико-познавательное,
отчасти феноменологическое обоснование) и вычленение
сущностных логических предметов. Формальная логика и математика,
конечно, присутствуют в кадре и Логических исследований, и Идей I,
но чистая логика (разумеется, в гуссерлевском понимании) более
важна как для теории предмета, предметностей, так и для
создания образа наук, которые в Логических исследованиях именуются
"априорными", а в Идеях I — "эйдетическими".
О видах предметностей. Предложенная Гуссерлем в Идеях I
классификация предметностей в значительной степени
"срисована" с Логических исследований. Но для того чтобы осмыслить ее
содержание и эвристическую ценность, целесообразно
присмотреться и к этой преемственности, и к тем оттенкам, которые оба

176 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
интересующих нас произведения вносят в понятия "сущность" и
"предмет". Отметим характерный момент, касающийся Идей I:
Гуссерль начинает разговор о сущностях сразу, с § 1 Первого
раздела; а определение сущности как "предмета нового вида" он
дает в § 3. При этом основой определения оказывается, как мы
видели, разграничение "индивидуального, или опытного
созерцания", данностью которого является индивидуальный предмет, и
"сущностного созерцания", данность которого — сущность как
всеобщий предмет. А вот во П-м томе Логических исследований
Гуссерлю пришлось пройти трудный и продолжительный путь,
ведущий от логических данностей, т. е. от выражений, их значений
и смыслов, прежде чем он смог сначала вычленить
"предметность" вообще как объект анализа, и лишь позже — "всеобщие
предметы и сознание всеобщности" (так называется I глава II
Исследования II тома). Здесь, в частности, кроется разгадка того,
почему Гуссерль в Идеях I достаточно редко ссылается на II
Исследование. Ибо в Логических исследованиях опробован первый, а в
Идеях I — второй путь, о которых мы уже упоминали, опираясь на
высказывания Гуссерля. В Логических исследованиях до сущности,
до всеобщего как "мира" особых предметов надо было еще
добираться — и добираться пришлось через логико-языковые
данности, тогда как Идеи I сразу и непосредственно базировались на
всеобщем, сущностном как данности созерцания особого вида, а
именно "сущностного созерцания".
Об усмотрении (созерцании) сущностей. Доводы Гуссерля в
пользу такого созерцания и такого пути нам уже встречались. Они
достаточно просты: любой человек, а не только философ,
изучающий проблему, "видит" не только вещи, происходящие
события, ближайший мир (Umwelt) с его горизонтом; он "видит"
также и сущности, включая сущности всеобщего вида, то есть,
идеи. Или, как говорит Гуссерль: «На деле все люди видят — и,
так сказать, видят всегда — "идеи", "сущности", они оперируют
ими в мышлении, высказывают сущностные суждения — и
только лишь из-за своих теоретико-познавательных "позиций"
отрицают их» (Hua III, 49). Прав ли Гуссерль? Можно ли говорить об
"усмотрении сущности" (Wesensschau — термин Логических
исследований), или "высматривании сущностей", "вглядывании в
сущность" (Wesenserschauung — термин Идей Г)? По моему
мнению, совпадающему с суждениями многих феноменологов,
подчеркивавших теоретическую ценность гуссерлевского
"усмотрения сущностей", движение исследования в этом направлении не
только оправдано, но и в высокой степени плодотворно. Один из
результатов многотысячелетней истории развития индивидов в

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 177
потоке человеческой культуры — это превращение достижений
культуры, человеческого разума в данности сознания и познания,
которые взрослый человек (оставим в стороне процесс
становления индивида) весьма часто переживает как всеобщезначимые и
для него уже непосредственные данности, которые он в самом
деле "видит" — правда, особым "взором", но в чем-то
сопоставимым с непосредственным видением, восприятием вещно-собы-
тийных данностей окружающего мира.
Эти сущностные данности — как бы независимо от воли и
сознания каждого человека — уже вплетены в его деятельность и
в его познание. Громадную роль во включении всеобщего в сферу
непосредственного "видения" играет язык — опять-таки
независимо от желания, намерения, часто и осознания отдельных
людей. По существу каждый человек (исключения статистртчески
столь малы, что ими можно пренебречь) употребляет такие
предложения-суждения, которые (согласно классификации Логических
исследований) уже именуются "универсальными" (См.: LU II/1,
111). Например, нет ничего обычнее суждения: "Все мы рано или
поздно помрем". Но что это, как не парафраз универсального
суждения, на которое нередко ссылаются логики и, в частности
Гуссерль: "Все люди смертны". Когда такое суждение
высказывается (все равно, обычным человеком или логиком), то суть
высказывания улавливается и удостоверяется интуитивно,
непосредственно, без доказательств. Свои доказательства (в том числе и
формально-логические) предоставила история — и весьма
убедительным образом. Поэтому всеобщее суждение (высказывание
сущностно-всеобщего характера о смертности всех людей) уже в
стародавние времена приобрело такой характер, что люди как бы
"видят" умственным взором: да, все мы, люди (увы), смертны...
Но ведь человеческое познание и человеческая речь
наполнены подобного рода "сущностными" высказываниями, к
доказательству которых люди, как правило, уже не прибегают. Это,
например, высказывания о математических сущностях. После того,
как ребенок в школе усваивает таблицу умножения, после того,
как человек научается счету, он множество раз в день имеет шанс
"увидеть", что 2x2 = 4, что 2 + 1 = 3 и т. д. Правда, Гуссерль в
Логических исследованиях (II Исследование) дробно дифференцировал
суждения на "индивидуальные", в числе которых —
индивидуально-единичные ("Сократ есть человек"), родовые единичные
(spezifisch-singuläre, где "spezifisch" происходит от слова
"Spezies", что значит: родовые единства; пример: "2 — четное число")
— и "универсальные", т. е. всеобщие суждения, в числе которых
индивидуально-универсальные ("Все люди смертны") и родовые

178 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
универсальные (пример: "Все аналитические функции
дифференцируемы", "Все чисто логические суждения априорны").
Однако и в случае так называемых индивидуальных суждении в
дело постоянно включается связка "есть" (явная или
подразумеваемая), благодаря которой что-либо единичное или кто-либо
единичный включаются в весьма широкую общность, а в пределе —
во всеобщность всего "бытийствующего", т. е. всего, что есть,
было и будет в мире. Когда мы видим вдалеке что-то движущееся
нам навстречу и сначала неясное в своих очертаниях, а затем
уверенно говорим: "Идет человек", то наше сознание привычно
выполняет целый ряд универсализации, т. е. операций приведения
единичного к роду как общему и всеобщему. Что в данном
случае особенно важно и что именно подчеркивается Гуссерлем: в
последнем примере мы видим не только идущего навстречу "вот
этого", "здесь наличного" человека (Dies-da, как выражается
Гуссерль в Идеях), но мы "видим", усматриваем нечто всеобщее и
сущностное: он — человек, т. е., выражаясь ученым языком,
принадлежит к роду Homo sapiens. Эта ситуация в познании может
быть передана заглавием одного из параграфов II Исследования —
"Неизбежность речи о всеобщих предметах".
Поэтому-то Гуссерль, как я думаю, был вполне прав, когда
избрал в Идеях не окольный логико-лингвистический путь к
феноменологии сущностей, к Wesensschau, а путь прямой,
непосредственный, близкий — от переживаний, от прямого "видения"
всеобщего, сущностного содержания. Это был для него своего
рода эвристический факт; правда, в Идеях I Гуссерль почти не
заостряет внимания на историко-культурном генезисе такой
"фактичности". Как известно, он сделает это позже. (Интересен
затронутый нами раньше вопрос об авторских ремарках к Идеям I,
опубликованных в качестве приложений к Ш-му тому Гуссерлиа-
ны: там интерес к теме исторического генезиса всеобщего и
усмотрению сущности становится все более явным.)
Впрочем оба обрисованных пути не исключают, а дополняют
друг друга. Именно потому, что "логико-грамматический" путь к
феноменологии уже был отчасти пройден Гуссерлем в Логических
исследованиях, в Идеях I можно было опереться на некоторые
результаты, на этом пути достигнутые. Наиболее явное сродство —
в тех классификациях предметов (предметностей), которые
предприняты в высоко ценимом Гуссерлем III Исследовании ("Учение о
целом и части"), тем более, что во втором издании Гуссерль ввел в
него онтологическую терминологию. (Почему, ссылаясь на III
Исследование, Гуссерль в § 15 Идей I рекомендует брать его из
"несколько усовершенствованного издания" 1913 г.) В соответствии с

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 179
прочерчиванием онтологической терминологии перспектива
Исследования уточняется: посвященное области "предмета как
такового", оно становится, по Гуссерлю, его (этого предмета) "чистой
(априорной) теорией, в которой рассматриваются такие,
принадлежащие к категории предмета идеи, как целое и часть, субъект и
наличие свойств (Beschaffenheit), индивидуум и род (Spezies), род
и вид (Gattung und Art), отношение и объединение (Kollektion),
единство, численность, ряд, порядковое число, величина и т. д.;
рассматриваются также и априорные истины, относящиеся к
этим идеям" (LUII/2, 225). Дальше Гуссерль подчеркивает: это
исследование, разъясняющее познание-, это не логика в ее
систематическом изложении, а ее теоретико-познавательное объяснение
(Ibid. S. 226). И еще одно важное дополнение: «Итак, более
глубокое обоснование различия между самостоятельными и
несамостоятельными предметами непосредственно ведет к
фундаментальному вопросу (принадлежащему к формальной онтологии)
учения о целом и части...» (подчеркнуто мною. — H. M.) (Ibid.).
Преамбула III Исследования в новой редакции, действительно, столь
тесно примыкает к формулировкам Идей I, что в этом последнем
произведении избавляет Гуссерля от необходимости вновь
вводить и обосновывать фундаментальное для него различение.
В Идеях I размышление о предметах, категориях, их
классификация, как мы видели, четко отнесены, к "формальной
онтологии" (в ранее разъясненных широком и узком смыслах). Отсюда
важнейшее определение Гуссерля в § 10 Идей I «"Категория" —
это слово, которое, с одной стороны, в словосочетании "категория
какого-либо региона" содержит отсылку к соответствующему
региону, например региону физической природы; а с другой, —
категория устанавливает соотношение какого-либо
определенного материального региона с формой региона вообще, или — что
то же самое — с формальной сущностью предмета вообще и с
принадлежащими ей "формальными категориями"» (Hua III, 26).
Гуссерль также делает немаловажное, как он сам говорит,
замечание. «Формальная онтология, как кажется сначала, стоит в одном
ряду с материальными онтологиями, поскольку дело выглядит
так, будто формальная сущность предмета вообще и
региональные сущности играют по отношению друг к другу ту же роль»
(Ibid.). Поэтому возникает склонность говорить о материальных
регионах, прибавляя к ним еще и "формальный регион".
Гуссерль предостерегает против этого и проводит различения уже в
"мире" сущностей. Сначала надо принять во внимание самые
фундаментальные различения в этом "мире".

180 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Сущности делятся, по Гуссерлю, на материальные сущности (в
известном смысле "подлинные", eigentlichen) и на простые
сущностные формы. Эти последние, правда, тоже являются сущностями,
но в особом значении — в качестве "пустых" сущностей. Все, что
будет сказано о сущностях второго рода, "подходит ко всем
возможным сущностям" (Ibid. S. 27). Сущностная форма как бы
подчиняет себе все, в том числе наивысшие материальные сущности,
ибо предписывает им законы. В результате и формальная
онтология трактуется Гуссерлем как подчиняющая себе все
материальные регионы: последним она предписывает общую
формальную организацию (Verfassung). В частности, предписывается и
различение категории и региона.
Вспомним, что формальная онтология (или чистая логика,
расширенная до mathesis universalis) определяется у Гуссерля как
«эйдетическая наука о предмете вообще. Предмет же, взятый в
смысле данной науки, — это все и каждое, и для всего здесь могут
быть установлены бесконечно разнообразные истины,
подразделяющиеся во многие дисциплины матезиса» (Ibid.). Будучи
бесконечными в возможности и перспективе, они, тем не менее
сводятся к некоторому вполне конечному и даже относительно
небольшому числу "аксиом". «Мы определяем здесь как логические
категории, или как категории логического региона "предмет
вообще" встречающиеся в этих аксиомах основополагающие логические
понятия — понятия, с помощью которых в совокупной системе
аксиом определяется логическая сущность предмета-вообще, или
понятия, которые выражают безусловно необходимые и
конститутивные определения предмета как такового, некоторого нечто
(Etwas)...» (Ibid. S. 27—28). И еще одно добавление: поскольку
логическое определяет понятие аналитического, то эти категории
именуются аналитическими.
Не надо забывать, о каких именно категориях здесь идет речь:
это 1) понятия свойства (Eigenschaft), относительного качества
(Beschaffenheit), обстояния вещей, отношения, тождества,
равенства, множества (Kollektion), численности, целого и части, рода и
вида и т. д., или предметные, или онтологические категории;
2) категории значения, относящиеся к сущности предложения
(апофансиса; отсюда, как уже говорилось, апофантическая
логика как логика высказываний).
Гуссерлевские различения в "мире" сущностей — это
чрезвычайно сложная и, надо сказать, самим основателем
феноменологии сильно запутанная тема. Не случайно же Гуссерль вскоре
после выхода в свет Идей I забраковал те параграфы сочинения, где
проводятся эти различения и где, как подчеркивалось, часто вое-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании'' 181
производится сказанное в Логических исследованиях. Но история
мысли распорядилась по-другому: 1) проблема сущностей
властно притягивала Гуссерля; он обращался к ней вновь и вновь,
забраковывая особенно сложные рассуждения, богатые дробными
различениями, но опять-таки вводя новые классификационные
деления; 2) разделы "чистой логики" (и "чистой грамматики")
раннего Гуссерля, где описываются, классифицируются
сущности, сущностные предметы чем дальше, тем больше оказываются
затребованными логикой, философией, философской
семантикой.
Выводы
Из всего предшествующего рассмотрения Идей I в связи с
проблемой сущности напрашиваются в высшей степени важные фи-
лософско-методологические выводы, которые, на мой взгляд,
редко принимаются в расчет в феноменологической литературе.
1. Логический (а именно в духе гуссерлевской "чистой логики")
анализ сущностей объясняет ряд его принципиальных
особенностей. Причем особенностей, связанных с глубинной спецификой
феноменологии и ее историческим генезисом из математических,
логико-математических и логических занятий Гуссерля на самых
первых стадиях его научной деятельности. Как бы ни боролся
автор Идей I против отождествления феноменологической
эйдетики с эйдетикой математической или формально-логической, все
же, как я полагаю, в своем теоретическом генезисе Гуссерль во
многих отношениях использовал — в качестве некоторых не
всегда эксплицируемых предпосылок — эвристическую,
логическую, философскую природу этих видов сущностного знания.
Излишне напоминать, что методологическая, теоретическая и
философская значимость такого знания всегда оценивалась
Гуссерлем весьма высоко. Но дело не только и не столько в этом, ибо
феноменологическая эйдетика вознесена им несравненно выше.
А суть дела для всех периодов творческого развития Гуссерля —
от первых публикаций до Идей I — заключается, полагаю, в
следующем. Математика и логика задали основателю
феноменологии своего рода базовую модель теоретической деятельности в сфере
познания, исходный (но в то же время не исчерпывающий)
характер которой сначала учитывался, так сказать, "практически",
в первых развернутых вариантах более конкретного
феноменологического анализа (например, в лекциях, посвященных
проблемам времени, вещи и пространства), а затем подвергся
феноменологически-дисциплинарному обобщению (сначала в Пяти

182 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
лекциях по феноменологии, в других разработках лекционных
курсов, но наиболее полно и систематически, конечно, в Идеях Г).
Открытие и эксплицитное введение в феноменологию метода
феноменологической редуюдии можно считать решающим шагом в
этом направлении.
Ибо что же делают эйдетические дисциплины, например
математика, если (в подавляющем большинстве случаев) не
редуцируют все, что относится к подготовительным историческим и
личностно-генетическим ступеням продуцирования, очищения
количественных сущностей? Ее вполне можно вместе с Гуссерлем
назвать сущностной, эйдетической наукой, потому что она — в
основном оставляя позади и в стороне весь путь вычленения
своих сущностей, — просто работает с ними как с особыми, именно
сущностными, всеобщими (применительно к сфере
количественных отношений) предметностями. Немецкий термин
"Gegenstand" (предмет), строго отличаемый от понятия "вещи" (Ding),
достаточно удобен для того, чтобы объять собою и "вещи",
поскольку мы превращаем их в пред-меты (Gegen-stände) нашего
познания и нашей деятельности, и "предметы особого вида",
каковыми являются сущности. Для практически работающего
математика (равно для математика-теоретика), уже становится
безразличным вопрос о том, как появились, откуда взялись и как в
метафизическом смысле "существуют" те сущностные,
невещные образования, гешталыы, которые он "берет" такими,
каковы они суть после вековой традиции, и трудится над тем или
иным их преобразованием. Исключения не составляют и такие,
весьма многочисленные, случаи, когда математика применяется к
вещному миру. Математику-прикладнику в принципе не так уж
важно, "соразмерны" ли (и как соразмерны) сущности, эйдосы,
над которыми он поработал, с предметами, процессами, к коим
он собирается их применить, — ему достаточно "доказать" их
практическую уместность, применимость в строго определенных
границах и пределах.
А это значит, что вопрос о том, где и как "существуют"
математические сущности, без особых и специальных размышлений
подвергся своеобразной "математической редукции".
Исключения составляют те случаи, когда математик задается всеми этими
историческими, генетическими, философскими вопросами —
значит, когда он по сути переходит в сферу историко-матема-
тического или иного, исторического, знания и обязан
пользоваться материалом, языком, понятиями других наук. (Не знаю, какой
процент математиков, когда-либо работавших или работающих
сегодня, обращается к подобным вопросам, но думаю — неболь-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 183
шой, что, разумеется, не умаляет теоретической значимости их
труда.)
В определенную параллель математике как "формальной
эйдетике" (причем математике в самом широком смысле mathesis
universalis, идеал которой порожден надеждой на
расширяющуюся применимость знаний о математических сущностях к
разным областям знания) Гуссерль ставит логику. Прежде всего
он имеет в виду формальную логику, которая, не забудем этого,
на рубеже XIX и XX вв. испытала существенную трансформацию
и обновление, "побратавшись" с математической логикой и
начав широкую экспансию в сферу языка (из ссылок в Идеях I на
соответствующие разделы Логических исследований и из всего ранее
проделанного нами анализа видно, что Гуссерль не забыл о своем
раннем проекте "чистой грамматики" и по-прежнему высоко его
оценивает). Но ведь логика подобна математике в своей работе с
тем, что может быть названо "логическими сущностями".
Анализируя их ("логические формы") в чистом, всеобщем виде, логик
также как бы оставляет в стороне, редуцирует историко-генети-
ческие, философско-метафизические вопросы о месте,
существовании и т. д. анализируемых им сущностных, или эйдетических
форм. Ему достаточно того, что они ему "даны" — в виде
предложений, суждений, логических законов, а потом и
"математизированных" формул. (Лингвистическая философия использует,
порой абсолютизируя его, внешний лингвистический аспект
таких данностей, что, однако, не согласуется с замыслом
феноменологии относительно логики.) Между тем философия на
протяжении своего многовекового развития (и обыденная
деятельность людей в мире количественного опыта) практически
принимали в расчет сплавленностъ практического "количественного"
опыта с разными видами природной и социальной
действительности (в широком гуссерлевском смысле этого слова). Подобное
можно сказать о сплавленности практического и часто
спонтанного применения логики с той же действительностью. Но
математик или логик — все равно, признает он или отрицает эту связь
— в самих процессах своей "работы" в подавляющем
большинстве случаев редуцирует ее, оставляет в стороне, воздерживается от
суждений о ней. Не надо забывать, что сам Гуссерль немало
поработал в качестве логика — хотя его собственно логические
исследования (не путать с Логическими исследованиями) были
специфическими по проблематике и исполнению. Гуссерль часто
читал Лекции по логике12.
Таким образом, как я думаю, доказан ранее
сформулированный тезис о том, что математика и логика самой природой своих

184 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
исследований задали Гуссерлю тип сущностной, эйдетической
модели, ориентация на которую толкала его и к созданию, и к
самоопределению уже более специфической, а именно
сущностной модели феноменологического типа. Прежде чем я перейду к
вопросу о принципиальных отличиях второй модели от первой,
позволю себе сделать выводы из того несомненного факта, что
учение о сущностях в Идеях I развернуто (в основном) на почве
"чистой" логики и по ее модели.
Гуссерль явно воспользовался тем, что логика, как было
показано, позволяет в любом исследовании и разговоре не задаваться
вопросом о "существовании" ее сущностей. Хотя Гуссерль делает
на эту тему беглые заметки (позволяющие ему отмежеваться от
платоновского метафизико-мифологического превращения
сущностей, в их предельной совокупности, в самостоятельные миры;
или, в самом общем вреде увязывающие фактические
единичности с их сущностями), — все же его анализ строится на
фундаменте той сначала непроясняемой предпосылки, что такого рода
вопросы могут быть если и не перечеркнуты (в их
метафизической значимости), то во всяком случае редуцированы, отставлены
в сторону при таком осмыслении сущностей, которое, правда,
протекает на почве "чистой логики", но совершенно необходимо
для обоснования и практицирования феноменологии как особой
сущностно-эйдетической науки. Отсюда вывод, который
напрашивается после тщательного изучения всего текста Идей I: в
тексте этого сочинения вряд ли удастся найти формулировки, которые
можно было бы счесть родственными какому бы то ни было
(платоновскому или иному) эссенциализму, "реализму", настаивающему
на "действительном" существовании сущностей в качестве особого
"идеального мира", где бы ни указывалось "место" его
пребывания. А все дело в том, что Гуссерль периода Идей I вообще не
считает необходимым — в феноменологии ли, в логической ли ее
пропедевтике — задаваться такого рода вопросами. Вопрос о
"реальном существовании сущностей", постановка которого является
опознавательным знаком "реализма" (реализма универсалий) или эс-
сенциализма, в контексте гуссерлевского сущностно-эйдетического
исследования вообще лишен смысла.
Не становится ли опровержением сказанного то
обстоятельство, что Гуссерль настаивает на построении региональных и
формальных онтологии? Полагаю, что не становится. Ибо вопрос о
региональных сущностях, исследование которых и составляет
содержание региональных онтологии, поставлен в той же логико-
феноменологической методологической плоскости и не
предполагает решительно никаких "реалистических" утверждений о якобы "са-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 185
мостоятелъном", "реальном" существовании весьма широких
(региональных) сущностных образований. Мы еще обратимся
специально, когда накопится больше материала, к теме "бытия", как
она звучит в Идеях I. Но предварительно можно сказать, что
обсуждение бытийных аспектов различного типа феноменов (их
ноэматических, т. е. предметных составляющих) нигде, насколько
я могу судить, не перерастает в утверждение, будто существуют
некие якобы самостоятельные "бытийные" образования, "миры"
— типа "подлинного бытия идей" в духе Платона или
абсолютной идеи в духе Гегеля.
Теперь необходимо сказать о том, почему модель
математической или логической работы с сущностями, при всей ее
значимости, в учении Гуссерля все же не тождественна модели собственно
феноменологической. Ведь математика и логика редуцируют не
только те моменты связи с действительным, о которых ранее шла
речь. Они отвлекаются также и от созерцания, переживаний, от
сознания в широком смысле этого слова. Для них уклон в эту
сторону чаще всего означал бы психологизацию математики (и
логики). Мы не можем сейчас вдаваться в специальный вопрос о
том, какой путь проделал вчерашний математик Гуссерль, когда
он сначала, в "Философии арифметики", подверг сомнению
универсальность такого редуцирования, а затем, особенно в I томе
Логических исследований, по существу снова признал его
обоснованность для "чистой" математики и "чистой" логики. Тем не
менее, новшество феноменологии, полностью сохраненное
Гуссерлем и в Идеях, состояло в решительном объединении сущностей и
(специфического вида) созерцания — притом, как мы увидим
далее, при интерпретации дальнейших разделов этого
произведения, объединении оригинальном, которое привело к созданию
действительно новой эйдетической науки, поставившей себе на
службу математическую и логическую модели, но им не
тождественной.
Теперь можно более конкретно оценить ту гуссерлевскую
концепцию сущностей, которая ранее была суммарно
представлена. Ее отличие состоит, по моему мнению, именно в сплаве
логического "среза" (который превалирует) и
феноменологического измерения (которое в I разделе только вступает в силу).
Логическое (но еще раз подчеркну — в смысле гуссерлевской
"чистой логики") измерение имеет место, когда производится,
при чистой работе над сущностями, их дифференциация,
классификация и т. д. Специфически-феноменологическое
измерение (которое в этом начальном разделе Идей I только намечено)
определено увязыванием сущностей с созерцанием сущностного

186 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
же типа. Итак, Гуссерль — начиная с Логических исследований и
кончая Идеями I — проделал путь, теоретическими вехами
которого были: 1) надстраивание "чистой логики" над логикой
формальной; 2) объединение чисто-логической и
феноменологической моделей; 3) применение этого теоретико-методологического
сплава к исследованию сущностей. Как оценить то, что
получилось в результате, т. е. концепцию сущностей, развитую в Идеях I?
Поскольку "чистая логика" в проблемно-тематическом
отношении многое впитала из традиционных философских теорий
сущности, при этом редуцировав, оставив в стороне
метафизические споры (типа дебатов вокруг вопроса о "месте" и характере
существования сущностей), постольку логическая концепция
сущностей обогатилась новыми аспектами. Присоединение
феноменологического измерения оказалось, мне думается, особенно
оригинальным и продуктивным. Оно привело, во-первых, к
значительному расширению рамок сущностно-эйдетического
рассмотрения. Во-вторых, смутно проступавшая еще в классической
традиции тенденция объединения темы сущностей и темы
усмотрения, (особого) созерцания, интуиции, обрела четкие
очертания. В-третьих, суцщостно-интутятивный анализ самих
сущностей, эйдосов под влиянием Гуссерля стал постепенно завоевывать
свои права не только в "чистой", но и в формальной логике.

Часть IV.
Ближайший путь
к "чистой" феноменологии
(второй раздел Идей Г)

Глава I. И снова: "мир",
"действительность",
"естественная установка"
В этом важнейшем разделе Идей I Гуссерль, во-первых, дает
одно из своих (продолжающих темы I Раздела) разъяснений
проблемы мира, взятого в естественной установке, а во-вторых,
обосновывает необходимость и подробно очерчивает процедурный
характер " отключения" от мира, смены естественной установки
на феноменологическую, перехода на почву "чистой"
феноменологии. За время своего творческого развитая Гуссерль
неоднократно обращался ко всем этим темам, повторяя, уточняя и
варьируя свои формулировки. И все-таки "Идеи..." (если иметь в виду
не только Идеи I, но и Идеи II и III) принадлежат к числу лучших
текстов на эту профилирующую для Гуссерля тему. "Лучших" —
не значит: простых и понятных. Фундаментальные
феноменологические разъяснения Идей богаты по структуре, весьма
оригинальны, глубоки, но они и чрезвычайно сложны, требуют
напряженной и неоднократной (в жизни исследователя) теоретической
рефлексии. В этой части своей феноменологии Гуссерль как бы
придерживается почвы обычного — "естественного",
"натурального", можно даже сказать, материалистического — рассуждения
о мире и "моем" положении в нем. Причина проста: ведь мы
всегда начинаем любое наше рассмотрение как "люди естественной
жизни — когда мы представляем, судим, чувствуем, волим в
естественной установке" (Hua III, 57).
Гуссерль исходит из того, что феноменологу о своей
естественной жизни — а затем о "естественной установке" — лучше
всего говорить "от первого лица" г.
Я осознаю мир бесконечно распростершимся в пространстве,
находящемся в бесконечном становлении и уже испытавшим
становление во времени. И когда я утверждаю, что осознаю мир, то
это прежде всего означает: я преднахожу его благодаря
непосредственному созерцанию, я получаю, осваиваю его опытным путем
("ich erfahre sie"). Благодаря зрению, осязанию, слуху и т. д., т. е.
осознанию в различных формах чувственного восприятия
телесные вещи, находящиеся в каких-либо частях пространства, просто
находятся для меня [где-то] здесь (sind... für mich einfach da), они
"наличны" в буквальном или образном смысле. Это относится, по
Гуссерлю, не только к вещам, но и к любым живым существам, в

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 189
частности, к людям, которые тоже непосредственно даны мне, на-
личны, "суть здесь" (sind... da): я в любой момент могу увидеть их,
услышать, подойти к ним, потрогать их, поговорить с ними и
понять непосредственно, что представляют и мыслят, какие чувства
испытывают, чего желают эти другие существа.
И вот что важно, отмечает Гуссерль: вещи, люди, животные
наличествуют в поле моего созерцания в качестве
действительности, независимо от того, обращаю ли я именно на них свой взгляд
и внимание. Вовсе не обязательно, чтобы все подобные вещи
«прямо находились в поле моего восприятия. Для меня они ведь
суть действительные объекты — часто как определенные, более
или менее известные, объединенные с актуально
воспринимаемыми, даже если они сами не воспринимаются и вообще в
данный момент не актуализированы в созерцании» (Ibid. S. 58).
Гуссерль просто и образно описывает ту сторону жизни,
которая хорошо известна и понятна каждому из нас. Вот только что в
поле моего внимания был письменный стол, лежащие на нем
предметы; а сейчас внимание переключилось на другие части
комнаты; потом мой взгляд стал "бродить" по двору, где гуляют
дети и т. д. Я знаю об этих предметах, этом мире и тогда, когда
непосредственно к ним не обращаюсь. Каково это знание? В нем,
разъясняет Гуссерль, нет ничего от понятийного знания; только в
случае, если я обращу на него специальное внимание, оно
преобразуется — и то лишь частично, лишь несовершенно — в более
ясное созерцание, в схватываемый смысл, в подтверждающееся
познавание (Ibid.).
Но мир, который благодаря сознанию в каждый момент моего
бодрствования "наличен" для меня, не исчерпывается,
продолжает Гуссерль, сферой этого "со-присутствующего"
(Mitgegenwärtigen), кольцом охватывающего поле актуального восприятия —
все равно, является ли оно созерцательно ясным или темным,
отчетливым или неотчетливым. Актуально воспринимаемое частью
пронизано, частью окружено "смутно осознаваемым горизонтом
неопределенной действительности" (Ibid.).
Мы постоянно пытаемся углубить ясность, определенность в
нашем постижении мира, как бы расширить круг нашего знания
о нем. Однако — и здесь Гуссерль совершенно прав —
одновременно предначертан двойственный результат: заведомо
предопределены и "форма" мира, именно как мира, и туманность,
бесконечность горизонта, который никогда нельзя определить
целиком и полностью. До сих пор речь шла о рассуждении Гуссерля, в
котором он делал акцент на пространственной неопределенности,
бесконечности, туманности мира — в сопоставлении с частичной

190 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
определенностью, артикулированностью актуально созерцаемого
"малого" окружающего мирка. Но то же можно сказать и о
времени. Временное "теперь" (Jetzt), наличествующее в каждый момент
моего бодрствования, уходит в обе стороны бесконечного
временного горизонта — в прошлое и будущее, где сопрягаются
частично известное и неизвестное, непосредственно живое и неживое
прошлое и будущее.
Как бы я ни менял свое положение в этом мире, как бы ни
варьировались мое внимание и его направленность, одно остается
постоянным: «мир всегда "наличен" для меня, и я сам всегда
остаюсь его звеном» (Ibid. S. 59). Пока Гуссерль рассуждает так, что
его понял бы и поддержал бы любой материалист. Однако только
что приведенные констатации — всего лишь начальная часть
того, что основатель феноменологии хотел бы сказать, фиксируя
особенности естественной установки. Для него "наличное" вне
меня и данное мне в восприятии, созерцании — отнюдь не только
вещи и процессы природы. И далее Гуссерль добавляет, что в
понятие "мира" для меня входит не только мир вещей. Не менее
непосредственен для меня и "мир ценностей, благ, практический
мир" (Ibid.). Гуссерль здесь как раз и расшифровывает то широкое
понятие действительности, о котором мы говорили при
интерпретации Первого раздела как о специфической черте
философских предпосылок его феноменологии. «Не особенно
задумываясь, я нахожу вещи передо мной оснащенными как
вещественными, так и ценностными характеристиками, — как прекрасные или
безобразные, приятные или неприятные и т. д. Непосредственно
наличествуют вещи как предметы пользования, скажем, здесь —
"стол" с "книгами" на нем, там — "стакан", "ваза", "фортепиано"
и т. д. Эти ценностные и практические "характеры" также
принадлежат конститутивно к "наличным" объектам как таковым,
независимо от того, обращаюсь я к этим объектам или нет. И это
имеет значение как для "вещей просто", так и для людей и
животных моего окружения, если речь идет о социальных
"характерах"» (Ibid. S. 59—60). Они — мои "друзья" или "враги", "слуги"
или "вышестоящие", "чужие" или "родственники" и т. д.
В § 28 ("Cogito. Мой естественный окружающий мир и
идеальные окружающие миры") Гуссерль продолжает развивать
феноменологическую "теорию мира", оперируя знакомым, но
существенно перетолкованным немецким словом "Umwelt", что в
буквальном переводе значит: "окружающий мир", "среда".
Поначалу Гуссерль, кажется, берет его "просто", как он
непосредственно дан и существует. Ибо «с тем миром, в
котором я себя нахожу и который одновременно

Часть IV. Ближайший путь к "чистой7' феноменологии 191
есть мой окружающий мир, соотносятся все комплексы
моих многообразных и переменчивых спонтанностей
сознания...» (Ibid. S. 60). Имеются в виду исследующее наблюдение,
экспликация и приведение-к-понятиям в ходе описания,
сравнивание и различение, складывание и исчисление, определение
предпосылок и следствий, т. е. спонтанности "теоретизирующего
сознания в его различных формах и на разных ступенях". Сюда
относятся, поясняет Гуссерль, также и "различные акты и
состояния душевного строя (des Gemüts) и воления" (например, когда
что-то нраврггся или не нравится, когда чему-то радуются или
чем-то опечалены, когда чего-то вожделеют или избегают, на что-
то надеются или чего-то страшатся, о чем-то принимают решения
и действуют). Все эти акты, констатирует Гуссерль (и здесь
важнейшая про-картезианская предпосылка "Идей Г), охватываются
картезианским выражением cogito. Для всего последующего рассуждения
Гуссерля, в котором обращения к cogito как особому виду актов, переживаний
сознания будет господствовать, полезно взять себе на заметку: под
cogito понимается любой акт (познавательный, эмоциональный,
деятельный, волевой и т. д.), поскольку он так или иначе увязан с ego, с Я, с
каким-то видом сознания, мысли.
В таком широком и специфическом содержательном смысле
Гуссерль в Идеях I и толкует декартовское cogito: «В естественной
гуще жизни я все время живу просто в основополагающей
форме всякой "актуальной" жизни — все равно,
высказываю ли я при этом [само] cogito или нет, направляюсь ли "реф-
лективно" на Я и на cogitare или нет. В случае, если ответ
положителен, то в жизнь вступает новое cogito, которое со своей стороны
тоже нерефлективно, т. е. для меня не является предметным»
(Ibid.). Но я постоянно могу "найти" самого себя — как того, кто
воспринимает, представляет, мыслит, чувствует, вожделеет и т. д.;
и тут же я постоянно нахожу себя по большей части актуально
относящимся к действительности, которая постоянно меня
окружает. Однако так бывает не всегда. Например, наряду с вещами,
людьми, какими-то предметами я могу быть занят "чистыми
числами", которых нет в окружающей меня "реальной
действительности". «Но для меня мир чисел равно есть — в качестве
объектного поля арифметических занятий; и во время таких занятий
отдельные числа или числовые образования будут оставаться в поле
моего взора, окруженные частично определенным, частично
неопределенным арифметическим горизонтом; и все же очевидно,
что это для-меня-здесь-бытие (Für-mich-da-sein) как само здесь-
бытийствующее (Daseiende) — иного порядка.
Арифметический мир для меня здесь (da) только тогда и с тех

192 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
пор, когда и с каких пор я проштудировал арифметику,
систематически составил для себя, узрел арифметические идеи и
освоился, оставаясь в этом поле, с арифметическим горизонтом.
Естественный же мир, мир в обычном смысле слова, для меня
постоянно здесь (da), конечно, пока я жив» (Ibid. S. 60—61).
При этом, добавляет Гуссерль, с естественной установкой
ничего не происходит и после того, как я начинаю осваивать другие
миры — скажем, арифметический, вместе с соответствующими
им установками. Естественный мир продолжает оставаться для
меня //наличным,/ ("vorhandene"); новые установки не меняют
значимости естественной, разумеется, пока она применяется, что
называется, "у себя дома" и по прямому назначению. Но может
так случиться, что новые установки потребуют отключения от
естественной установки и полного поворота внимания к "новым
мирам". Тогда единственный центр единства двух лишенных
взаимосвязи установок — это "Я". Правда, очень кратко добавляет
Гуссерль в § 29 (одновременно очерчивая пока еще смутные для
него контуры будущего грандиозного проекта исследования
интерсубъективности), я знаю не только о себе, но и о других людях,
поскольку ведь они тоже наличествуют в моем окружающем
мире. У каждого человека — "свой" окружающий мир.
Одновременно мы способны прийти ко взаимопониманию с другими
людьми и совместно с ними полагать "объективную
пространственную действительность в качестве сущего для всех нас
окружающего мира, к которому мы все и принадлежим" (Ibid. S. 62).
И вот именно феноменология как наука, по мысли Гуссерля,
требует "радикального изменения естественной установки". Но
прежде всего нам нужно убедиться, существует ли
принципиальная возможность такого коренного поворота.
Для того, чтобы дать ответ на вопрос о такой возможности,
основатель феноменологии считает необходимым снова и снова
прояснять некоторые особенности естественной установки. Ведь
ее "генеральный" тезис, согласно которому «реальный
окружающий мир не просто осознается вообще через понимание,
постижение (auffassungsmäßig), но осознается как здесь-сущая
(daseiende) "действительность" — этот тезис, естественно, реализуется н е
в каком-либо специфическом акте, например, в
артикулированном предикативном суждении о существовании»
(Ibid. S. 63) 2. Окружающий мир — как бы пребывающее
(Bestehendes) на протяжении всей естественной установки, т. е., собственно
пока человек живет обычной "бодрствующей" (wachen) жизнью
"в ней", этой установке (Dahinleben). Так что "тезис", о котором
идет речь, — потенциальный, неявный (и лишь чрезвычайно

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 193
редко человек, "живущий" в естественной установке, бывает
побужден артикулировать его в соответствующих суждениях). Но
пусть это и потенциальный тезис, продолжает далее Гуссерль, с
ним можно поступать так же, как и с тезисом, высказанным в
суждении.
Как именно обходится феноменолог с тезисом естественной
установки? Подвергает ли он его (в духе картезианских традиций)
сомнению? Гуссерль разъясняет: при коренном изменении
естественной установки мы не преобразуем тезис в антитезис,
утверждение — в отрицание. Гуссерль также устанавливает, что
действия феноменолога в отношении естественной установки в какой-
то мере сопоставимы с картезиевой попыткой универсального
сомнения, предпринятой, правда, с совершенно иной целью —
отыскания уже "несомненной сферы бытия". У Гуссерля при
подготовке исключающих, лучше сказать — "переключающих"
процедур тоже присутствует "методический момент" сомнения. Но он
не играет столь решающей, как у Декарта, роли — возможно,
именно потому, что французский мыслитель уже отработал его
глубоко и тонко. Однако дело не только в этом. Ибо Гуссерля не
заботит вопрос о существовании мира — в том смысле, что
феноменологу не нужно отрицать или обесценивать тезис о "наличии"
окружающего мира. Процедура феноменологии — иная,
совершенно особая: «Мы не отказываемся от тезиса, который мы
высказали, мы ничего не меняем в нашей убежденности, которая в себе
остается той же, что и была, пока мы не вводим в действие новые
мотивы суждения». А тогда тезис — остающийся, (повторяет
Гуссерль), тем же, что и был, — мы переводим в модус
бездействия (außer Aktion), мы его "выключаем", "выводим
за скобки" (Ibid. S. 65), что все-таки значит: мы
специфическим образом переоцениваем его. «Такая переоценка, — добавляет
Гуссерль, — полностью дело нашей свободы, и она противостоит
всем мыслительным позициям, которые требуют устанавливать
координацию с тезисом...» (Ibid.). Мы просто, согласно Гуссерлю,
"не делаем из тезиса никакого употребления" (Ibid.).
И опять возвращаясь к Декартовой теории сомнения, Гуссерль
поясняет, что феноменологу не нужно здесь (при обосновании
смены установки) вдаваться во все детали Картезиева анализа,
сопровождающего шаги, процедуры, теорию сомнения и во многом
приводящего к отрицанию, а именно к теме небытия (Nichtsein).
«Мы выхватываем только феномен "заключения
в скобки" (Einklammerung) или исключения
(Ausschaltung), который, что очевидно, не привязан к
феномену попытки сомнения, хотя [именно] из него легко вычленя-
7- 8214

194 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
ется; скорее, он встречается в других переплетениях и в не
меньшей степени — сам по себе. По отношению к любому
тезису мы можем, делая это вполне свободно, практиковать такое
своеобразное ьтюхц, известное воздержание от
высказывания суждения, которое совместимо с непо-
колебленной и порою непоколебимой, ибо
очевидной, убежденностью в истине» (Ibid. S. 66).
Так Гуссерль переходит к теме "феноменологического
воздержания", ъгпо%<г\, кратко обсуждаемой в заключительном (32-м)
параграфе второй главы Первого раздела. Основатель
феноменологии здесь старается быть здесь предельно кратким. Но ему
удалось дать в этом параграфе ту формулировку
феноменологического етто%7), которой суждено было стать классической. Ее
обычно и цитируют в сочинениях, посвященных феноменологии.
Процитируем ее и мы:
«Генеральный тезис, принадлежащий к
сущности естественной установки, мы выводим из
игры (setzen... außer Aktion); все и каждое, что он в оптическом
отношении охватывает, мы сразу и целиком заключаем в скобки;
итак, весь естественный мир, который постоянно
"здесь для нас" "наличен", пребудет таковым и далее — как
"действительность", освоенная по меркам сознания, если нам даже и
заблагорассудится заключить его в скобки.
Если я действую так, что вполне свободен сделать, то я,
следовательно, не отрицаю этот мир, как поступал бы, будь я
софистом, и я не подвергаю сомнению его здесь-бытие, как делал
бы, будь я скептиком; но я совершаю "феноменологическое"
етго%7) в собственном смысле, что означает: мир, который
постоянно преддан мне в качестве сущего, я беру не так, как я делаю это
во всей естественной жизни, но и не так, как я это делаю в
позитивном естествознании — как мир, заведомо, заранее сущий и, в
конечном счете, не как универсальную бытийную почву для
познания, движущегося вперед в опыте и мышлении. Я не
осуществляю больше никакого опыта о реальности в некоей наивной
прямоте (naiv-geradehin)... Итак, я выключаю все науки,
относящиеся к этому естественному миру,
какими бы прочными они для меня ни были, как бы я ими ни
восхищался, сколь далек я бы ни был от того, чтобы делать против них
малейшие возражения; я не пользуюсь ничем из того,
что для них имеет значимость. Ни
одно-единственное из положений, которые к этим наукам
принадлежат, я не использую — и пусть они
вполне очевидны, я не приму ни одного из

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 195
них, ни одним не воспользуюсь в качестве
оснований. Надо взять на заметку — я буду делать это до тех
пор, пока любое подобное положение, что обычно и имеет место
в таких науках, понимается как истина о действительности
этого мира.
Я могу позволить себе принять такое
положение лишь после того, как заключу его в
скобки — как следствие того, что я уже подверг модификации,
путем заключения в скобки, любой естественный опыт, к
которому — как к здесь-бытию (Dasein) — в конечном счете отсылают все
научные обоснования. Что означает: [положение, о котором шла
речь, принимается] только в модифицирующем сознании,
заключающим в скобки суждение, — следовательно, совсем не в
том виде, в каком [данное] предложение
наличествует внутри науки (предложение, претендующее на
значимость, какую я признаю и использую)» (Ibid. S. 67,68—69).
В заключение (главы и параграфа) Гуссерль предостерегает:
нельзя смешивать феноменологическое epoché с
"запретительными" тезисами позитивизма. Ибо для феноменологии — в
отличие от позитивизма — дело при осуществлении epoché идет вовсе
не о создании некоей науки, "свободной от теории", "свободной
от метафизики". «То, чего требуем мы, лежит в совершенно
иной плоскости. Весь мир, полагаемый в естественной установке
и в опыте действительно обретаемый, взятый в «полной свободе
от теории, в качестве действительно постигаемого в опыте... —
пусть этот мир лишен для нас значения и не подвергается
проверке, но он и не оспаривается, а просто заключается в скобки.
Равным образом все столь хорошие, обосновываемые
позитивистски или как-то иначе теории и науки, которые относятся к миру,
разделяют ту же судьбу» (Ibid. S. 69).
Глава П. На пути к "чистому сознанию"
феноменологии
В главах второй и третьей второго раздела ("Фундаментальное
феноменологическое рассуждение") Гуссерль уже
непосредственно вторгается в ту сферу, вычленение и изучение которой
составляет специфику феноменологии. Эта сфера — сознание. Но
как и везде в феноменологии, положение дел таково, что "чистое
сознание" появляется отнюдь не сразу. Вся вторая глава, носящая
название "Сознание и естественная действительность", как бы
нацелена на "получение" чистого сознания из того сплава, где
7*

196 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
сознание еще выступает в тесной связи с "естественной
действительностью" и где типологически предстают и отвергаются
философские учения, не умеющие или не желающие анализировать
сознание иначе, чем в этом сплаве. Этот двуединый путь Гуссерль
в общем виде обрисовывает в начальном § 33 второй главы,
носящем название «Предварительное указание на "чистое", или
"трансцендентальное сознание" как на феноменологический
остаток». Автор снова и снова поясняет читателю, что общая цель
его работы — «получение нового бытийного региона, который до
сих пор еще никогда не был обозначен в его своеобразии...». Но
как и всякий регион бытия, он является "индивидуальным
бытием, первоначально доступным в подчиненном ему виде опыта"
(Ibid. S. 70). Заметим, что сознание первоначально описывается
Гуссерлем как особый "бытийный регион" (Seins-region).
Правда, в сноске как раз к этому очень важному указанию
Гуссерль дает следующее принципиальное разъяснение о
соотношении "индивидуального бытия" (соответственно, относящегося к
нему опыта) и нового, искомого вида бытия: «Индивидуальное
бытие актуально дано благодаря опыту. Следовательно, в
корреляции с этим сказано также, что речь идет об открытии — в
противовес объективному, или, если говорить яснее, мировому (mun-
danen) опыту — опыта совершенно нового вида, универсального
бесконечного опыта, в согласном движении которого
конституируется новая бытийная сфера» (Ibid.). Тем самым проблема опыта
становится более разносторонней и сложной. Но пока, до такого
открытия, приходится двигаться через "индивидуальное бытие",
правда, в случае сознания специфическим образом
истолкованного. Имея в виду обрести в "чистой" феноменологии такое
подлежащее раскрытию бытие в качестве "чистых переживаний",
"чистого сознания" с чистыми коррелятами самого сознания и с
"чистым Я", — "мы" (феноменологи), разъясняет Гуссерль,
поначалу будем осуществлять свои наблюдения исходя из Я, сознания,
переживаний, как они даны нам в естественной установке (там
же). Необходимо учесть одну грамматическую особенность: во
второй части данной фразы Гуссерль употребляет, говоря о Я,
сознании, переживаниях, определенный артикль — "von dem
Jch, von dem Bewußtsein, den Erlebnissen aus", — подчеркивая
его в тексте разрядкой. Этот шаг тут же и получает разъяснение.
"Я" в данной связи и на данной стадии исследований — не некий
субъект вообще, а «действительный человек, реальный, подобный
другим объект в естественном мире. Я осуществляю cogitationes,
"акты сознания" в широком и узком смысле, и эти акты, как
принадлежащие этому человеческому субъекту, суть события этой же

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 197
человеческой действительности» (Ibid. S. 70—71). Обычно все эти
акты, увязанные в переменчивые потоки, своеобразно
"вспыхивающие" и угасающие, образующие связные синтезы,
модифицирующиеся, — они и концентрируют все "переживания",
которые покрываются выражением "сознание", взятым в широком
смысле слова (Ibid. S. 71).
Гуссерль разъясняет, что нет ничего "естественнее" такой
"жизни" сознания и такого отношения к нему, т. е. такой —
"естественной" же — установки. Поэтому она принята не только в
обычной жизни, но и в научной области. Возможность обретать
принципиально иную установку, причем сначала опираясь на
естественную основу, кажется чем-то невозможным. И поэтому уже
и ознакомившись с новой установкой, даже приняв ее, многие
считают необходимым вообще и сразу отвести свой взор от
"естественного" и искать новые объекты только через "онтологические
царства арифметики, геометрии", т. е. через сферы сущностей.
Гуссерль же вновь и вновь акцентирует специфику исследования
в этих начальных главах — на той стадии работы, пока не настало
время осуществить, по всем правилам и со всеми процедурами,
"специфическое феноменологическое исключение суждений", но
когда уже возможно и необходимо сущностное схватывание
сферы сознания и неотделимого от нее Я как "сознания вообще", и в
особенности сознания, поскольку в нем самом, согласно его же
сущности, осознается "естественная" действительность. «И мы
движемся в этих штудиях до тех пор, пока не возникнет
необходимость осуществлять то самое усмотрение, которое мы сделали
своей целью, — а именно, усмотрение того, что сознание в своем
последовательном внутреннем опыте надо понимать, в
соответствии с его сущностью, как открыто-бесконечную и, однако, для
себя законченную сферу бытия, со специфическими формами
"имманентной" временности. Будет показано, — обещает
Гуссерль, — что именно эта бытийная сфера не затрагивается
описанным выше феноменологическим выключением» (Ibid. S. 71—
79). А вот та "естественная сфера", с которой Гуссерль здесь (и в
предшествующих работах) начинает и которую исследует
"индивидуально-эйдетически", затем будет последовательно
исключаться по всем правилам редукции — для движения к
"универсально-эйдетическому".
Для лучшего понимания этой части гуссерлевского текста
читателю полезно принять в расчет такую его особенность. С одной
стороны, Гуссерль и тут, в изучении сознания решил
отправляться от естественной установки, осуществляя то его сущностное
исследование, которое можно назвать до-феноменологическим, по-

198 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
скольку еще полностью не обоснована и не проведена
феноменологическая редукция. И казалось бы, один-другой раз
предупредив об этом читателя, можно было бы двигаться по этому пути,
чтобы потом постепенно добраться, как это и происходит где-то к
середине Идей I, до феноменологической редукции, а вслед за
этим и до феноменологически чистого сознания.
С другой стороны, Гуссерль то и дело сбивается с избранного
ритма: он повторяется; постоянно вклинивает в до-, предфеноме-
нологическое (но сущностное) исследование сознания указания
на "чисто сущностные", собственно феноменологические цели
(например, в § 33). (Хотя нередко говорит нечто вроде: «Мы
начнем с ближайших рассуждений, в рамках которых не будем
утруждать себя никакими феноменологическими epoché» — Ibid.
S. 74). Объяснением означенной трудности может служить то, что
Гуссерлю (в чем он сам признавался) постоянно недоставало
времени на отделку текстов, даже и предназначаемых к скорой
публикации. Но дело не только и не столько в этом. Основателю
феноменологии не давало покоя понимание того, что его читателей
необычность феноменологии будет все время сбивать с толку и
что им при чтении не помешают дополнительные "помочи".
Пожалуй, есть и другая причина, еще более существенная.
Благодаря всем этим "естественно"-эйдетическим, дофеноменологиче-
ским разъяснениям Гуссерль как бы частично оправдывает тот
стиль своей предшествующей работы, которая уже получила
мировое признание — он и здесь пытается "спасти" тот
грандиозный труд, который был проделан в Логических исследованиях. В
свете достигнутой в Идеях концепции эти исследования еще не
были по-настоящему феноменологическими. Мы ранее
затрагивали данный вопрос и показывали, как трудно было Гуссерлю в
1913 г., ко времени второго издания Логических исследований,
определить, какой же род работы там проводился и как он
соотносился со спецификой Идей.
Вспомнить об этом в теперешнем контексте важно вот почему:
если, например, интенциональность становится предметом того
пристального разбора, о коем сейчас идет речь, то сохраняются
как вполне осмысленные и значимые те части Логических
исследований, где тема интенциональности разбиралась сходным
образом. Тогда, с одной стороны, новые аспекты и находки,
появляющиеся в Идеях I, выглядят как продолжение разговора,
инициированного в соответствующих разделах Логических исследований и
других гуссерлевских текстах начала XX века. С другой стороны,
анализ, предпринятый в Идеях, лучше объясняет некоторые ис-

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 199
следовательские шаги, предпринятые Гуссерлем также и на самых
первых этапах развития феноменологии.
Например, есть такая проблема: гарантии движения от
"естественного", "эмпирического", "фактического" к сущностно-ап-
риорному в философии традиционно усматривали в
"математизации" исследования. Казалось бы, вчерашнему математику
Гуссерлю и в Логических исследованиях было более чем естественно
двигаться этим путем. Но он (во всяком случае во II томе
Логических исследований) пошел иной дорогой, что также запечатлено в
исследуемой нами главе Идей: почвой для отрыва в высоты
чистого сознания служит, собственно, не эйдетика математики (хотя
математика нередко используется в объяснении как особый вид
эйдетики, как ее специфическая возможность), а повседневный,
естественный опыт сознания! Ну как тут было не радоваться
критикам: ведь немногим более чем через десять лет после
антипсихологистических инвектив Логических исследований (и тем более
осуществив второе издание произведения) Гуссерль, как казалось
им, снова несомненно впадал в психологизм. Между тем критики,
как я полагаю, ошибались. И здесь проявилось решающее
недоразумение в понимании рядом современников, в том числе
выдающихся, сути и специфики феноменологии.
А для ее более адекватного толкования полезно поразмышлять
над § 34, носящем название "Сущность сознания как
психологически-феноменологическая тема" (Ibid. S. 74—76). Здесь Гуссерль
как раз и призывает читателей и исследователей (сочувствующих
ему или желающих понять его феноменологию) поначалу
двигаться "естественным" путем, обращаясь к сознанию и "работая"
так, как если бы они вообще ничего не слышали о новой
установке. Мы просто рефлектируем на самих себя, на свое Я, поскольку
мы осознаем здесь-бытие (Dasein) материальных вещей, тел,
людей, здесь-бытие человеческих обществ, технических или
литературных творений и т. д. (Обратим, кстати, внимание на то, сколь
часто понятие Dasein, которое исследователи привыкли связывать
с фундаментальной онтологией Хайдегтера, встречается в тексте
Идей I. Это соответствует онтологическому измерению
феноменологии, ее модели чистого сознания, которое будет специально
проанализировано в дальнейшем.) Гуссерль поясняет, что следует
своему ранее высказанному принципу: всякое индивидуально
свершающееся (Vorkommnis) обладает своей сущностью, которая
может быть схвачена "в эйдетической чистоте", и в этой чистоте
она должна принадлежать к полю возможного эйдетического
исследования (Ibid. S. 74). Таким образом, и у такого
индивидуально-сущностного исследования сознания есть своя возможная или

200 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
уже выявленная эйдетика, о которой в разбираемой главе должна
идти речь. Нас не удивляет, что здесь появляются — в качестве
опознавательных знаков данной эйдетической сферы —
известные из истории философии формулы: "я есть", "я мыслю", "я
обладаю противостоящим мне миром" и т. д. Гуссерль
предупреждает, что будет интересоваться их "сущностным содержанием"
(Wesensgehalt) (Ibid. S. 74), оставляя в стороне — как и во всякой
эйдетике — "фактичность естественного мира вообще". И вот
очень важная сторона установки Гуссерля, поскольку он
непременно решил отправляться от "естественного" мира и
"действительного" сознания: «Мы, следовательно, осуществляем, в
качестве примеров, экземпляров (exemplarisch), какие-либо единичные
переживания сознания, беря их так, как они даны в естественной
установке, как реальные человеческие факты, или мы
осовремениваем их в воспоминании или свободно функционирующей
фантазии. На основе таких примеров, которые предпосланы нам
в совершенно ясной и чистой форме, мы схватываем и
фиксируем (способом свободного варьирования и всеобщего
вычленяющего усмотрения того, что остается инвариантно пребывающим в
чистом Вообще) — схватываем и фиксируем в адекватной идеа-
ции интересующую нас чистую сущность» (Ibid.).
Примечательно и другое указание, которое Гуссерль
выдвигает в том же параграфе, скромно называя его "ограничением
темы", но на самом деле касаясь одного из руководящих,
фундаментальных принципов и противоречий феноменологии.
Название темы гласит: «Сознание или, более четко, переживание
сознания вообще, в чрезвычайно широком объеме, четкое
отграничение которого для нас пока лишено необходимости»
(Ibid. S. 75).
"Переживание сознания вообще" — важнейшая и неотъемлемая
структурная единица феноменологии, прежде всего на той ее
стадии, когда она неожиданным и непонятным для логицизма
образом решительно повернулась к первоистокам созерцания,
опираясь на "естественное сознание" (или, в ракурсе историко-
философского движения, осуществила возврат к "первоистокам",
пошла "назад к самим вещам") — и когда она, с другой стороны,
не потерялась в эмпиризме, фактичности, психологизме, а сразу
же обрела сущностные опоры, перемещаясь в мир эйдетики,
пусть еще и не "чистейшей", не узко и специально
феноменологической. Это, вместе с тем, совершенно особое исследовательское
сочетание, тот предметно-методологический сплав в изучении
сознания, который, по строгому счету, не заслуживает упрека в
психологизме. Напротив, психологистами можно счесть тех, кто

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 201
так и не понял, что "переживания сознания вообще" можно (и
нужно) изучать, избегая опасности психологизма не в меньшей
мере, чем это делает, например, математика, исследуя процедуры
и процессы математического мышления, воображения и т. д. Но
Гуссерль хочет строить феноменологию принципиально иначе,
чем строится математика. Ибо он стремится не подражать
математике, а изобрести новую эйдетическую науку, открыть иное по
сравнению с математикой исследовательское эйдетическое поле.
Еще об одной проблеме и трудности, особенно интересной в
историко-философском ключе. Знаменитое "я мыслю" Декарта
чаще всего фигурировало в пост-картезианской истории
философии в абстрактном, априорном логико-гносеологическом срезе.
Но Гуссерль с полным на то основанием напоминает, что в
текстах самого Декарта cogito тесно сплавлено с переживанием в
широком, почти "психологическом" смысле этого слова. «В качестве
исходного пункта мы берем сознание в том точном и
представшем перед нами смысле, который нам проще всего обозначить
картезианским cogito, "я мыслю". Известно, что оно было
понято Декартом столь широко, что охватывало всякое "я
воспринимаю, я вспоминаю, я фантазирую, я выношу суждение, чувствую,
вожделею, хочу" и все подобные переживания Я в бесчисленных
текучих особых гештальтах» (Ibid. S. 75). (Правда, эту вплетен-
ность Я в поток сознания, в то, что оно "живет", "действует",
"ведет себя" и т. д., Гуссерль вначале намеревается полностью
оставить вне рассмотрения — с тем, чтобы позже вернуться к этому
вопросу). Одновременно основатель феноменологии хотел бы
заметить: понятие "переживание сознания", проиллюстрированное
на примере cogitationes, т. е. мыслительных действий, потребует
значительного расширения.
Ибо "сознание" должно предстать в развитой феноменологии
в богатейшем многообразии всех его, а не только специфически
мыслительных образований. Недаром же Гуссерль, о чем
рассказано в двух первых разделах моей книги, на пути к Идеям так
подробно работал "внизу" феноменологического поля. (Правда, в
Идеях I для презентации всего этого разнообразного материала,
так и оставшегося в рукописях, просто не хватило места).
Итак, Гуссерль обратился прежде всего к декартовскому cogito
как наиболее известному философскому символу. Ведь cogito, с
одной стороны, становится обозначением изначальной сферы в
пред-феноменологической эйдетике. С другой стороны,
родоначальник феноменологии справедливо подчеркивает: то, что для
эйдетики "изначально", в аспекте истории мысли является
"поздним успешным итогом великих усилий" (Ibid.). И в самом деле,

202 H. Б. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
как бы ни трактовать cogito, оно является — в историческом
плане — формулировкой, кристаллизирующей в себе многие
проблемные размышления мировой философии. Гуссерлю вполне
удобно рассмотреть именно cogito в качестве акта (§ 35) и при
этом опереться, как это нередко случается в Идеях, на простые
примеры.
Например, рассуждает основатель феноменологии, передо
мной в полумраке лежит вот этот белый лист бумаги; я его вижу,
касаюсь, ощупываю его. «Такое воспринимающее видение и
ощупывание листа бумаги — как полностью конкретное переживание
здесь лежащего листа, и притом в точности данного в этих
качествах, в этой относительной неясности, в этой несовершенной
определенности, являющегося мне в этой ориентации — это и есть
cogitatio, переживание сознания. Сам лист бумаги с его
объективными свойствами, своей протяженностью в пространстве, своим
объектным расположением по отношению к той
пространственной вещи, которая именуется моим телом, — это, как я точно
знаю, реально конституированное, не есть cogitatio, a cogitatum,
не восприятие-переживание, а воспринятое» (Ibid. S. 76).
Итак, предпосылкой анализа переживания является у Гуссерля
принципиальное различение cogitatio (в данном конкретном
случае восприятие, ощупывание и т. д. листа бумаги) и cogitatum
(здесь: самого данного листа бумаги как материальной вещи).
Cogitatio — это переживание. Cogitatum (т. е. здесь — "данный в
восприятии лист бумаги") является не переживанием, а "сущим
(Seiendes) полностью иного бытийного вида (Seinsart)": cogitatum
переживается как реально сущее, но не содержится в
переживании в качестве реальной составной части (Ibid. S. 76). Вместе с тем
cogitatio и его cogitatum тесно, нераздельно связаны между собой:
cogitatio в себе есть cogitatio его cogitatum. Пометим этот момент:
Гуссерль вот-вот введет в анализ понятие интенциональности. Но
пока наш автор склонен усложнить пример и, так сказать,
расширить "поле зрения", выстраивающееся вокруг усмотрения
простого листа бумаги, а также конкретизировать оттенки
анализируемого акта, т. е. cogitatio.
Что значит, собственно, воспринимать лист бумаги? В этом
восприятии я замечаю, что я обращен лицом к предмету — и
благодаря этому он есть для меня нечто здесь, теперь сущее. Я
"схватываю" его как здесь и теперь сущее. «А всякое "схватывание"
(Erfassen) есть "выхватывание" (Herausfassen), ибо всякое
воспринятое обладает задним планом» (Ibid. S. 77). Ведь вокруг листа
бумаги могут лежать книги, карандаши и т. д., которые тоже со-
воспринимаются мною, составляя вместе с листом бумаги "поле

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 203
созерцания" (Anschauungsfeld). Но когда я устремляю свое
внимание именно на лист бумаги, они остаются как бы на заднем
плане. Отсюда своего рода закон восприятия, или закон переживания,
формулируемый Гуссерлем: «Всякое восприятие вещи наделено
шлейфом фоновых созерцаний
(Hintergrundsanschauungen) (или фоновых всматриваний, Hintergrundschauun-
gen, если считать, что процесс всматривания, Anschauen уже
заключает в себе бытийный момент обращенности к предмету), и
это тоже есть "переживание сознания", или, короче,
сознание, а именно сознание всего "того" (von all dem), что в
действительности заключено вместе с созерцаемым в его предметном
фоне, заднем плане» (Ibid.).
Гуссерль поясняет, что в данном примере его совсем не
интересует чисто предметное прояснение фона или описание того,
какие еще данности можно высветить при более внимательном в
него всматривании. Феноменолога занимают исключительно
сущностные свойства самого сознания и его переживаний, о
которых идет и будет идти речь. Это особенность "духовного
взгляда" (des "geistigen Blickes"), благодаря
которому мы способны от замеченного нами листа бумаги повернуть
взор к тем предметам, которые походя тоже были замечены, но не
были эксплицированы, актуализированы.
Гуссерль называет "замечательной модификацией"
следующую особенность сознания (она же — особенность переживаний):
сознание способно переводить себя из "модуса актуальной
обращенности" в модус неактуальности, и наоборот (Ibid. S. 78). Тем
самым сознание, как его понимает и описывает Гуссерль,
оказывается наделенным огромным внутренним потенциалом: может
быть, предметное уже явлено нам в восприятии, фантазии, но мы
еще не направили на него духовного, интеллектуального взора.
Более того, «поток переживаний никогда не может состоять из
одних актуальностей» (Ibid. S. 79).
Однако при всех модификациях этого рода, отмечает Гуссерль
в § 36, сохраняется сущность сознания, соответственно, любого
актуального cogitatio. «Все переживания, которые равно имеют
такие существенные свойства, называются также "интенцио-
нальными переживаниями" (актами в наиболее
широком смысле, обозначенном в Логических
исследованиях)) поскольку они суть сознания о чем-то, они называются "ин-
тенционально отнесенными" к этому нечто (Etwas)» (Ibid. S. 80).
Гуссерль вновь уточняет: здесь речь отнюдь не идет об
отношении между чем-то психологически совершающемся, что было бы
поименовано переживанием, и другим реальным наличным бы-

204 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
тием, которое было бы названо предметом. Подобным образом
нет никакой речи и об их психофизическом или ином реальном
увязывании, имеющем место в объективной действительности.
«Напротив, здесь и повсюду речь идет о чисто
феноменологических переживаниях, соответственно, об их сущности ио том,
что a priori, с безусловной необходимостью,
заключено в их сущности» (Ibid.). Но переход сущностного анализа на
почву интенциональности как эйдетической черты переживаний
пока еще не означает полного вступления в феноменологическую
сферу. В § 39 Гуссерль снова напомнит: мы еще не покинули
почву естественной установки, хотя рассуждали о сознании
эйдетически. Главное в том, что "переживания", "поток переживаний",
"единичные частности" сознания в гуссерлевском анализе пока
принадлежат к естественному миру в качестве реально
происходящего (Ibid. S. 87). Но эйдетический стержень нигде не должен
быть утрачен. «То, что переживание есть переживание чего-либо,
например, фантазия есть фантазия об определенном кентавре, а
восприятие — восприятие определенного "налично-бытийствую-
щего" ("daseienden") предмета, суждение — суждение об
определенном обстоянии дел и т. д. — все это касается не переживаемого
факта в мире, в особенности в фактической психологической
взаимосвязи, а есть чистая сущность, схватываемая в идеации в
качестве чистой идеи. В сущности всякого переживания
заключено не только то, что оно есть сознание, но и то, сознанием чего оно
является...» (Ibid. S. 80).
Согласно Гуссерлю, под "переживаниями" в предельно
широком смысле можно и нужно понимать все то, что вообще
встречается в потоке переживаний сознания. А это не только
переживания интенциональные. Как и раньше в Логических исследованиях,
Гуссерль напоминает, что существуют неинтенциональ-
ные переживания — это, например, все данные ощущений.
Скажем, такое качество переживания, как белизна бумаги, просто
принадлежит (данному) восприятию в качестве неотъемлемой
составной части. Белое здесь является своего рода "носителем"
(Träger) интенциональности. То же, согласно Гуссерлю, можно сказать
о так называемых чувственных эмоциях (sinnlichen Gefühlen). И
тем не менее главной темой является интенционалъность.
В § 37 Гуссерль представляет читателю тончайшие
структурные элементы, касающиеся темы интенциональности. «Если ин-
тенциональное переживание актуально, то есть осуществлено по
способу cogito, то в нем субъект ("Я") направляется на интенцио-
нальный объект» (Ibid. S. 81). К самому cogito принадлежит
имманентный ему "взгляд-на" (Blick auf) объект, который как бы "из-

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 205
ливается" из Я. Но в том-то и дело, продолжает Гуссерль, что этот
"Я-взгляд на что-то" меняется в зависимости от акта: в
восприятии он воспринимающий, в выдумке — измышляющий, в
одобрении — одобряющий что-либо, в воле — волящий "взгляд-на-
что-то". Эту сторону акта надо специально вьщелять и не путать
ее с самим восприниманием (пусть последнее и будет
трактоваться в самом широком смысле).
Что такое "полный интенциональный объект"? — вот вопрос,
которым в § 37 задается Гуссерль. Прежде всего он констатирует:
интенциональный объект сознания — не то же самое, что
"схватываемый объект". Что касается "схватывания", "обращения
внимания" на данный объект, то этого поворота внимания еще
недостаточно, если речь идет об актах оценивания, радости, любви
и т. д. «Интенциональный объект, ценное, радостное, любимое,
то, на что возлагают надежду как таковое, действование как дей-
ствование впервые становятся схватываемым предметом
исключительно лишь в особом "опредмечивающем"
повороте. Когда мы повернуты к чему-либо оценивающим образом,
здесь попутно заключено схватывание вещи; но не просто вещь,
а ценная вещь или собственно ценность... есть
интенциональный коррелят оценивающего акта...
Итак, во всех видах актов, подобных оценивающим, мы
располагаем интенциональным объектом в
двойственном смысле: мы должны различать между "вещью"
просто и полным интенциональным объектом и
вьщелять двойную интенцию (doppelte intentio) и,
соответственно, двойную обращенность; в единстве одного cogito ин-
тенционально сплетено двойное cogito. Если в акте оценивания
мы направлены на некую вещь, то эта направленность на саму
вещь есть предметное внимание к ней, схватывание ее; но
направлены мы — пусть не способом схватывания — также и на
саму ценность. Не только представливание вещи (Sachvorstellen), но
также обнимающее его и вместе с ним функционирующее
оценивание вещи (Sachwerten) обладает модусом актуальности»
(Ibid. S. 82—83).
Этот структурный элемент, более тонко объясняющий интен-
циональность, увязан с ранее представленным гуссерлевским
толкованием мира. Ведь, как было показано, Гуссерль включал в
понятие мира не только вещи природы. "Звеньями естественного
мира" становилось, о чем Гуссерль снова напоминает в
заключение § 37, также все то, что принадлежит к "ценностному и
практическому горизонту" — "ценности и практические объекты
любого вида, города, улицы с их осветительными приспособления-

206 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
ми, квартиры, мебель, произведения искусства, книги,
инструменты и т. д." (Ibid. S. 84). Итак, понятие интенционалъности в
понимании Гуссерля должно быть приспособлено не просто к вещам
природы, к конкретным реальным объектам, но и к "процессам,
отношениям, соединениям, целому и части и т. д.", которые представлены в
сознании уже не как внешние ему объекты, а как предметности
самого сознания. «Например, мы имеем не только природные
процессы, но также действования, изменения духовных продуктов,
культурных объектов любого вида и как таковых (скажем, утрату
ценности произведениями искусства из-за "порчи" или
невозможность использовать разрушившиеся машины); мы имеем дело
со связями литературных произведений — но не в качестве
естественных вещей, а в качестве глав книги, или со связями
произведений национальной литературы, отнесенными к авторам,
читателям, нациям и т. д.» (Ibid). Иными словами, Гуссерль обращает
внимание на множество "способов данности", на разнообразие
горизонта в "естественном мире" и в поле деятельности людей в
нем — но делает это лишь для того, чтобы модифицировать,
разнообразить тему сознания, в данном случае в повороте к
проблематике интенциональност