Иностранный капитал в России и СССР - Донгаров А.Г.

Донгаров А. Г. Иностранный капитал в России и СССР. - М.: Междунар. отношения, 1990. - 168с. ISBN 5-7133-0277-Х

ГЛАВА I. Новая индустриальная страна Россия

3. Первая индустриализация: итоги и выводы

ГЛАВА II. Есть ли место иностранному капиталу в СССР

$4. \$

7. Первая и вторая индустриализации: некоторые сравнения

1. Организация концессионного дела и формы иностранных капиталовложений

2. Концессии и производственные смешанные общества

ГЛАВА IV. Инвестиционный климат в СССР в 20-30-е годы

$4. \$

Author: Донгаров А.Г.

Tags: экономика отдельных стран экономика мирового океана экономика финансы

ISBN: 5-7133-0177-Х

Year: 1990

Similar

Крупный бизнес и накопление капитала в современной России

Text

А. Г.ДОНГАРОВ
ИНОСТРАННЫЙ
КАПИТАЛ
в
РОССИИ
и
СССР
МОСКВА
«МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ»
1990

ББК 65.9(2)
Д67
0605010300-008 пищ
003(01)-90
ISBN 5-71334B77-X © Донгаров А.Г., 1990

ПРЕДИСЛОВИЕ
В последние несколько лет существенно раздвинулись
весьма узкие рамки господствовавших у нас ранее
представлений о возможностях и формах взаимодействия советского
народного хозяйства с хозяйством мировым. После 60 лет
"блестящей изоляции" старательно воздвигнутая нами вокруг
советской экономики "китайская стена" отчуждения начинает
рушиться.
Значительные бреши в ней пробили указы и
постановления 1986- 1987 годов о новых формах
внешнеэкономического сотрудничества, в том числе по линии совместных
предприятий. Затем было достигнуто очень полезное для
нормализации мировой экономической жизни соглашение
об установлении отношений между Советом
Экономической Взаимопомощи и Европейским экономическим
сообществом. На очереди новые шаги в этом направлении: уже
проявлен интерес к участию в работе "генеральных штабов"
мировой экономики - Международного валютного фонда,
Мирового банка, Генерального соглашения по тарифам и
торговле.
Разумеется, определенное участие в мировой
хозяйственной жизни в форме внешней торговли мы принимали и раньше.
Однако главные артерии, связывающие нас с единой, в
сущности, кровеносной системой мировой экономики, оказались
перекрытыми. Сообщение нашего хозяйства с этой системой
осуществлялось почти исключительно по капиллярам внешней
торговли. Ограниченная их пропускная способность делала
невозможным полнокровное приобщение страны к выгодам
международного разделения труда и кооперирования
производства. Отсутствие притока свежей "крови" (капиталов,
технологий, управленческого опыта) замедляло жизненные
процессы в советской экономике. "Мировое хозяйство, -
заявил с трибуны Генеральной Ассамблеи ООН М.С. Горбачев, -
становится единым организмом, вне которого не может
нормально развиваться ни одно государство, к какой бы общест-
3

венной системе оно ни принадлежало и на каком бы
экономическом уровне оно ни находилось"1.
В основе принятых в последнее время решений лежат
совершенно очевидные для экономистов факторы,
доминирующие вот уже около столетия в мирохозяйственных связях.
Это, во-первых, опережающий внутреннее экономическое
развитие рост внешней торговли и, во-вторых, опережающий
внешнюю торговлю рост экспорта капитала. Достаточно
сказать, что если к 1960 году объем накопленных зарубежных
инвестиций составлял 66 млрд. долл., то к середине 80-х годов он
достиг почти 700 млрд. долл.2 В настоящее время экспорт
капитала выступает в качестве главного двигателя процесса
интернационализации экономики отдельных стран через
международное разделение труда и кооперирование производства.
Не воспользоваться выгодами этого процесса, остаться вне
его - значит обречь свое народное хозяйство на хроническое
отставание и неэффективность.
Это тем более верно для стран, задержавшихся в своем
экономическом развитии. И именно такие страны могут особо
много выиграть, подключившись к мировой экономике,
всемерно привлекая капиталы, технологии и управленческий
опыт, уже накопленные более передовыми в экономическом
отношении государствами. Эту схему развития избрали для
себя так называемые "новые индустриальные страны" -
Сингапур, Тайвань, Гонконг, Южная Корея, Малайзия, Бразилия -
и добились на этом пути завидных результатов. Как
предсказывают экономисты, Бразилия, например, еще не так давно
бывшая белым пятном на промышленной карте мира, через
20 - 25 лет войдет в пятерку крупнейших индустриальных
стран Запада3.
Странно, что мы осознаем все это едва ли не последними в
мире. Странно хотя бы потому, что дореволюционная Россия
была страной, одной из первых решившихся воспользоваться
тогда еще новым феноменом экспорта капитала* в интересах
* Здесь и далее термин "капитал" используется нами в полит-
экономическом смысле, то есть речь идет о вывозе за границу не
мешков, набитых долларовыми, фунтовыми и прочими банкнотами, а
станков, оборудования, технологий, материалов и других компонентов
производства. Понятно поэтому, чем отличается внешняя торговля от
экспорта капитала: в первом случае вывозится продукт промышленности -
товар, во втором - сама промышленность для организации производства
на новом месте. Разумеется, среди необходимых для постановки этого
производства компонентов может быть и капитал в денежной форме.
4

своего экономического развития. По существу, еще в конце
XIX - начале XX века она пошла путем, по которому
последние два-три десятилетия развивались "новые индустриальные
страны". Отправная точка для всех них была одной и той же -
отсталость, оставлявшая мало надежд самостоятельно нагнать
упущенное для экономического развития время. Одинаков
был и рецепт излечения от этого недуга - всемерное
привлечение в страну иностранного капитала, осуществление с его
помощью прорыва в новую экономическую эпоху. И следует
сказать, что эта "машина времени" при правильном
управлении ею действительно оказалась способной перенести
хозяйство даже такой гигантской страны, как Россия, на несколько
десятилетий вперед.
Сейчас уже мало кто помнит, что в первые
послеоктябрьские 10-15 лет и в СССР был накоплен некоторый опыт
решения проблем развития с помощью привлечения в страну
иностранных инвестиций.
Одна из главных задач данной работы нам видится в том,
чтобы дать читателю возможность ознакомиться с этими
страницами отечественной истории. Сейчас мы не будем приводить
их краткое содержание: о нем читатель может судить уже по
оглавлению книги. Мы же хотели бы назвать вторую и не
менее важную цель - изучение прошлого опыта партнерства с
иностранным капиталом в интересах возобновления этого
сотрудничества в настоящее время.
Могут усомниться: не устарел ли безнадежно опыт 60-
100-летней давности? Мол, страна уже далеко не та, что была
когда-то. Но ведь и мир далеко не тот, и в то же время
глобальная расстановка экономических сил в конце века осталась
примерно той же, что была в его начале. На Западе -
относительный избыток капиталов, передовые технологии и
колоссальный управленческий опыт. У нас - голод на капиталы,
технологическое невежество (которое всегда было нашим
проклятием, несмотря на замечательные достижения
отечественной науки) и организационная беспомощность. Перемещение
страны с пятого места в мире по размеру национального
дохода на третье не привело к радикальному изменению
положения нашего народного хозяйства в мировой экономике: мы
продолжаем выступать ка.к поставщик сырья и покупатель
промышленной продукции.
Возможно, скажут, что современный зарубежный опыт
привлечения иностранных инвестиций все же актуальнее
отечественного. Но ведь нельзя забывать и о глубоко
национальном "наследственном коде", заложенном в нашем народном
5

хозяйстве, где в "генные пары" выстраиваются такие
осязаемые понятия, как географическое положение и размер
территории, наличие полезных ископаемых и численность
населения, квалификация рабочей силы и государственные традиции
и т.д. Логично будет поэтому предположить, что эти
отличительные особенности именно нашей экономики не могут не
сказаться как на общей постановке вопроса о привлечении
иностранного капитала, так и на характере решения
конкретных задач в этой области. Вот почему изучение собственного
опыта представляется делом благодарным. Этот опыт особенно
ценен тем, что позволяет рассмотреть проблему на макро- и
микроуровнях. Что мы имеем ввиду?
До октября 1917 года Россия в своем промышленном
развитии в значительной степени опиралась на экономическую
помощь извне. В отдельные годы иностранные инвестиции
составляли более половины всех новых капиталовложений в
российскую промышленность, а некоторые отрасли ее создавались
едва ли не исключительно иностранцами, например
электротехническая, химическая и др. Что это дало народному
хозяйству страны, во что обошлось, каков был долговременный
эффект? Ответив на эти вопросы, мы, думается, сумеем лучше
представить себе возможные масштабы и выгоды, а также цену
этого сотрудничества.
Послеоктябрьский опыт привлечения и использования
иностранного капитала куда скромней. Однако ценность его
заключается прежде всего в том, что он накоплен в условиях
весьма схожих, а в некоторых отношениях и идентичных
политическим, социальным и экономическим условиям, ныне
существующим или воссоздаваемым в СССР. Поэтому изучение
вопроса о том, как складывались отношения между властями
и иностранными предприятиями, с одной стороны, и
иностранными предприятиями и советской экономикой - с другой,
может оказаться поучительным. Например, практический
интерес представляет разбор объективных причин и
субъективных ошибок, не позволивших широко развиваться
концессионной деятельности*, тем более что некоторые из этих при-
* "Концессия" в переводе с латинского - буквально "уступка",
означает исключения из действующего законодательства в пользу
отдельных физических и юридических лиц. В контексте советской истории 20 -
30-х годов концессия означала нераспространение на отдельных
предпринимателей законов о государственной монополии на разработку
полезных ископаемых, ведение внешней торговли, о запрете или ограничении
найма рабочей силы и т.д. Предприниматели, получившие такие
привилегии, назывались концессионерами, а их предприятия - концессиями.
6

чин продолжают существовать, а ошибки - воспроизводиться
и в наше время. Разобраться в истории вопроса надо еще и для
того, чтобы политически инспирированная критика
дореволюционного экономического развития страны с опорой на
внешние источники финансирования, а также кочующие из книги в
книгу расплывчатые оценки вроде "советская концессионная
политика не оправдала возлагавшихся на нее надежд"
априори не компрометировали нынешних усилий по развитию
новых форм внешнеэкономического сотрудничества.
Работы по избранной нами теме издавались и в
"безгласное" время. Думается, однако, что теперь следовало бы
вернуться к ее обсуждению на новом уровне научной свободы.
Этой книгой мы и хотели бы поучаствовать в такой дискуссии.

Глава I
НОВАЯ ИНДУСТРИАЛЬНАЯ СТРАНА РОССИЯ
"Открытие" России иностранным капиталом Ф. Энгельс
датировал 50-ми годами XIX в. Действительно, первая
иностранная компания - "Немецкое континентальное газовое
общество" - была допущена к деятельности в стране в 1855 году. Но
это было исключением. Народное хозяйство дореформенной
России не могло привлечь западноевропейский капитал в
сколько-нибудь значительном объеме уже хотя бы потому, что
не могло предложить ему свободные рабочие руки, в которые
он вложил бы резец, гаечный ключ, молоток или иной
инструмент. Отстояв право собственности на крестьян в войнах с
Разиным и Пугачевым, помещики, конечно, не собирались
переуступать его кому бы то ни было. Только верховная власть в
государстве смогла заставить их отречься от этого права в
1861 году.
"После 61-го года, - писал В.И. Ленин, - развитие
капитализма в России пошло с такой быстротой, что в несколько
десятилетий совершались превращения, занявшие в некоторых
старых странах Европы целые века" \ Но не реформа 1861 года
сама по себе сотворила это "чудо". Более того, поскольку она
была половинчатой и способствовала сохранению целого ряда
феодальных пережитков, "чудо" индустриализации
свершилось в России вопреки реформе, а не благодаря ей.
Разумеется, освобождение крестьян создало возможность
образования армии труда. Возможность, но не саму армию. Ее
еще нужно было мобилизовать, призвав освободившихся
крестьян из "медвежьих углов" страны в города. А для этого в
городах предстояло создать рабочие места, обеспечить
явившихся на зов вчерашних крепостных лопатами, тачками,
станками, инструментом, инженерами, жилищами и т.д. Простым
росчерком царского пера нельзя было вызвать
могущественную силу, которая заставила бы многие сотни тысяч
свободных уже крестьян сняться с места и двинуться в города. Этой
силой обладал только капитал.
Развитие народного хозяйства по новому,
капиталистическому пути очень скоро приняло характер промышленной
революции, индустриализации. Даже если бы в России в одно-
8

часье собралась огромная трудовая армия, ее сил все равно не
хватило бы для совершения стремительного промышленного
переворота. Подтверждение тому - история стран Европы,
веками копивших средства для этого переворота. Ибо
индустриализация - дитя рабочей силы, обильно оплодотворенной
капиталом. Версия об индустриализации без участия капитала
есть экономический вариант версии о непорочном зачатии.
Разумеется, в конечном счете и сам капитал вырос из
человеческой деятельности. Однако период его вызревания в
недрах народного труда равен векам. Россия в 1861 году была
нищей, как церковная мышь. Сетовал же Некрасов в 1863 году
в стихотворении "Финансовые соображения": "Ведь у нас в
городах, ведь у нас в деревнях деньги были всегда необильны".
Более точные и гораздо более обескураживающие данные
на этот счет приводит царский министр сначала путей
сообщения, а затем финансов СЮ. Витте. Через 39 лет после того, как
было написано стихотворение Некрасова, и через 38 лет после
реформы 1861 года, то есть в 1899 году, совокупность всех
собственно российских движимых ценностей составляла 5 млрд.
руб., тогда как аналогичный показатель для Франции и
Германии был равен 30 млрд. руб., а для Великобритании -
60 млрд. руб. Что касается акционерных (торговых и
промышленных) капиталов, то на душу населения в России их
приходилось 8 руб., в Германии - 90 и в Англии - 300 руб. Отметим
особо, что все эти данные касаются того времени, когда в
России уже завершился первый этап промышленной революции,
главной движущей силой которой (как будет показано
дальше) был даже не отечественный, а иностранный капитал. Легко
представить себе, каково же было экономическое положение
страны 40 годами ранее. В тех условиях, по словам Витте, для
ее индустриализации нужны были века и века2.
Однако уже через несколько десятилетий произошло
"экономическое чудо", о котором и писал В.И. Ленин. В России не
стали ждать, покуда отечественный капитал наберет силу и
сумеет провернуть скрипучее колесо телеги российского
народного хозяйства. Вместо этого допотопную евразийскую
колымагу взяли и прицепили к разогнавшемуся "локомотиву"
европейской промышленности - "какой русский не любит
быстрой езды?"
Наши "железнодорожные" ассоциации не случайны. Маркс
и Ленин считали по общему правилу железные дороги
"увенчанием дела", "итогами главных отраслей"3
капиталистической промышленности. В России же все было наоборот. У нас
строительство железных дорог стало не "увенчанием", а нача-
9

лом дела, не "итогом", а исходной точкой развития. Ибо
иностранный капитал, который мы рискнули назвать главной
движущей силой российской промышленной революции, пришел к
нам первоначально в виде железнодорожных займов.
1. ИНОСТРАННЫЙ КАПИТАЛ
НА ТРАНСПОРТЕ И В БАНКАХ
Еще в 1834 году русскому правительству был предложен
проект покрыть всю Россию сетью железных дорог на средства
иностранного капитала. Первую железную дорогу в стране
Петербург- Царское Село- Павловск построил в 1838 году
немец Антон фон Герстнер. Длина ее равнялась 27 км. К 1913
году общая протяженность российских железных дорог
составила уже 70 900 км4.
Волшебной палочкой, по мановению которой в России
совершилось это "железнодорожное чудо'**, были иностранные
инвестиции. С их помощью к началу XX века в стране было
построено 35 тыс. из 50 тыс. верст путей, или 70% их общей
протяженности. На эти цели России были предоставлены
иностранные займы на гигантскую по тем временам сумму в
размере 1,5 млрд. зол. руб.5 (еще столько же - после 1900 г.).
Основными заимодавцами были банкиры Лондона, Амстердама и в
особенности Парижа. Именно при их участии создается
крупнейшее "Главное общество российских железных дорог" -
штаб, координировавший международное финансирование
разработанных правительством России программ
железнодорожного строительства. В 70 - 80-х годах XIX в. резко возросла
активность на этом поприще и германского капитала.
Обширная литература по истории эпохи "великого
железнодорожного строительства", как ее тогда называли,
избавляет нас от необходимости вдаваться в подробности. Нас больше
интересуют последствия железнодорожного бума для
экономической судьбы России.
Последствия эти были многогранными и исключительными
по воздействию на все дальнейшее промышленное развитие
* О "чуде" можно говорить без всякого преувеличения. Так, в
конце века в России ежегодно укладывалось 2,6 тыс. верст рельсовых путей,
что даже по нынешним представлениям очень много, а в 1899 году - 4692
версты. (Туган-Барановскии М. Русская фабрика в прошлом и
настоящем. - Изд. 7. - М.: Государственное социально-экономическое
издательство, 1938. - Т. I. - С. 277.)
10

страны. Поэтому нам придется остановиться на них подробнее.
Если же мы будем постоянно помнить о решающем участии
заграницы в железнодорожном буме, то получим часть ответа на
вопрос о том, что сделал иностранный капитал в годы первой
индустриализации страны.
Одним из главных итогов грандиозного железнодорожного
строительства стало то, что оно инициировало цепную реакцию
во всем народном хозяйстве России. По этому поводу Ф.
Энгельс сказал в «Послесловии к работе "О социальном
вопросе в России"»: "...Железные дороги означают создание
капиталистической промышленности... Невозможно построить
и эксплуатировать широкую сеть железных дорог, не имея
отечественной промышленности, поставляющей рельсы,
локомотивы, вагоны и т.д. Но нельзя создать одну отрасль крупной
промышленности, не вводя вместе с ней всю систему... Таким
образом, в короткое время в России были заложены все
основы капиталистического способа производства"6.
Иностранные займы создали в стране огромную
дополнительную покупательную силу. На российских
промышленников посыпались правительственные заказы на шпалы, рельсы,
паровозы, технические масла, стройматериалы, вагоны,
металлоконструкции, станционное оборудование, средства связи и
т.д. Свои требования к легкой и строительной
промышленности предъявили сотни тысяч рабочих новых профессий,
так или иначе связанных со строительством, обслуживанием и
снабжением железных дорог (на рубеже веков только
непосредственно на дорогах работали 400 тыс. человек7, или
1/ь всей рабочей силы). В стране, где население вело
преимущественно натуральное хозяйство и практически ничего не
покупало*, ускоренный рост платежеспособного спроса за счет
внешних займов создавал абсолютно необходимую для
промышленности питательную среду. Так, в 1893- 1900 годах на
железнодорожное строительство ежегодно отпускалось
278 млн. руб.8
Таким образом, роль железнодорожного строительства не
сводилась к единовременному толчку. В течение всех 50 лет
"великого железнодорожного строительства", но особенно в
периоды 1865- 1874, 1885- 1900 и 1908- 1913 годов железно-
* Витте говорит о "микроскопических дозах" расходов в денежной
форме на личное потребление крестьян, составлявших Л° населения
империи: воронежский крестьянин среднего достатка с семьей тратил в
год на эти цели 12 руб. (Витте CJD. Конспект лекций о государственном и
народном хозяйстве. - С.-Петербург, 1912. - С. 52).
11

дорожные миллиарды подпитывали отечественную
промышленность, создавали небывало высокую конъюнктуру,
помогали преодолевать временные экономические спады.
Не меньшее значение имел и сам результат
железнодорожного бума - создание в стране достаточно развитой
транспортной сети. Без нее не могло нормально функционировать
крупное машинное производство, на уровне которого в России
возникали не только отдельные предприятия, но и целые отрасли
промышленности. Гигантские фабрики и заводы,
представлявшие собой типичную деталь российского промышленного
пейзажа*, не могли существовать оторванно от
общенациональных рынков сырья и сбыта. Никакие местные рынки не могли
прокормить сырьем этих "Гаргантюа индустрии" и, кроме того,
не могли переваривать ежедневно выдававшийся ими поток
готовой продукции.
Рельсовые дороги, расползавшиеся во все концы страны,
связывали тамбовский, тульский, харьковский и другие
рынки в единый внутренний рынок. Степень же развития его,
писал В.И. Ленин, "есть степень развития капитализма"9.
Очень наглядным и весомым - в пудах - показателем, в
котором можно измерить эти политэкономические абстракции,
служат данные по грузообороту железнодорожного
транспорта. Первая железная дорога Петербург - Царское Село -
Павловск (построенная, напомним, в 1838 г.) перевозила, конечно,
особо ценный "груз" в лице членов императорской фамилии и
высших сановников. Однако, даже если к ним добавить
осетров, артишоки и прочую снедь, поставлявшуюся на
царскую кухню, грузооборот этой дороги будет очень мал. Через
30 лет российские железные дороги перевезли уже 439 млн.
пудов, в 1873 году- 1117, в 1881-м-2532, в 1893-м-4846, в
1896-м - 6145 и в 1904 году - 11 072 млн. пудов, то есть
грузооборот за 36 лет возрос в 25 раз10.
Железные дороги, продвигаясь на юг и восток, открывали
для промышленности забытую богом и людьми внутреннюю
Россию, вовлекали ее в круговерть капиталистического
оборота, вызывали к производительной жизни дремавшие в
ней силы, в одночасье превращали в богатство ресурсы, еще
вчера лежавшие втуне (землю, лес, полезные ископаемые).
Например, только полоса непосредственного экономического
влияния Транссибирской железной дороги составляла 200
* По степени концентрации рабочей силы к началу XX века
Россия стояла на первом месте в мире. Более половины рабочих трудилось
на предприятиях с числом занятых свыше 500 человек.
12

верст в стороны от нее при сухопутном сообщении и 700 -
800 верст при водных путях11. Этот процесс был назван
развитием капитализма вширь.
Однако "вширь" - это движение не только в Сибирь,
Закавказье и Среднюю Азию, как справедливо указывал Ю.Н. Не-
сетин12. "Вширь" - это и выход России на мировой рынок,
который дал сильнейший импульс развитию зернового хозяйства
страны*. Если Маркс был прав, говоря, что без внешней
торговли капиталистическое производство вообще не существует,
то применительно к России это особо верно в отношении
сельского хозяйства.
Производит впечатление динамика хлебного вывоза
России. Если в 1861 - 1865 годах зерновых экспортировалось в
среднем по 80 млн. пудов в год, через 20 лет - 301 млн. пудов,
то среднегодовой вывоз в 1900- 1905 годах составил уже
609 млн. пудов. Рекордным стал 1911 год, когда было
экспортировано 824 млн. пудов зерновых13, или в 10 раз больше, чем
в первое пореформенное время.
Реформа 1861 года была исходным пунктом резкого роста
товарности сельскохозяйственного производства. Однако
нельзя не видеть в этом достижении и участия иностранного
капитала - косвенно через железнодорожное строительство и
непосредственно через кредитование заготовок и
практическую организацию вывоза российских хлебов в Европу.
Доходы от хлебного экспорта были одним из основных источников
накопления и вкладывались в развитие различных отраслей
народного хозяйства России. Поэтому можно считать, что
таким окольным путем иностранный капитал дополнительно
стимулировал развитие российской промышленности.
* Отдельные исследователи оспаривают это положение. Например,
Э.Г. Алавердов утверждает, что решающее значение принадлежало
самому сельскохозяйственному производству. Разумеется, вывозиться
могло только то, что производилось. Но и производиться, в свою очередь,
могло только то, что находило сбыт. Внутренний рынок обеспечивал
часть этого сбыта. Однако производство зерновых росло быстрее
внутреннего их потребления; внешние рынки, на которые русское зерно
попадало не без участия железных дорог, были, следовательно, стимулятором
производства зерновых. Сам же Алавердов отмечал, что "очень быстро
росли посевы ячменя, имевшего огромный спрос на внешнем рынке", и
что в 1909 -1911 годах в среднем 84,2% всего зерна, отправленного по
железным дорогам из южного степного района, шло на экспорт
(Алавердов Э.Г. Внешняя торговля России чер ФЭА^^^Е^в
рей в конце X X - начале XX вв.: Автс i ццщ щщ щ цщ щи цщ щц цщ цц ||||
Ростов-на-Дону, 1975. - С. 6, 12 - 13). Ill I III III II II III I I II III II
13
BR003803

Специалисты по истории железнодорожного
строительства в России указывают и на другие его последствия,
благоприятные для индустриального развития страны. Например,
ускорение грузоперевозок ускоряло и оборот капитала. Таким
образом из одной только возросшей скорости перевозок
извлекался дополнительный доход промышленности.
Другим условием промышленного развития на
капиталистической основе можно считать появление кредита. Когда
реформа 1861 года ослабила путы феодальных отношений,
оплетавших народное хозяйство России, и стали возникать
отношения капиталистические, в стране начал складываться рынок
капиталов.
Как только народились первые российские кредитные
учреждения, иностранный капитал немедленно обратил на них
свое внимание. В 1866 году европейскими финансистами было
образовано "Общество взаимного поземельного кредита",
выпускавшее свои закладные листы через крупнейшие
европейские банки, в частности банк Ротшильда. Хотя первые
коммерческие банки создавались исключительно на русские деньги, в
дальнейшем организацию коммерческого кредита взял на себя
иностранный капитал. Прежде всего благодаря ему России,
как писал Маркс, "удалось сразу ввести у себя весь механизм
обмена (банки, кредитные общества и т.п.), выработка
которого потребовала на Западе целых веков"14.
В период первого прилива иностранного капитала в
русское банковское дело - в 60 - 80-х годах XIX в. - основная
часть капиталов была германского происхождения. 90-е годы
приносят с собой усиление французского влияния. Примерно с
того же времени отмечался и постепенный переход акций
российских коммерческих банков из Германии во Францию.
"Романская ориентация" России в финансовых вопросах
была реакцией на закрытие для нее (с 1885 г.) сначала
лондонского, а затем (с 1887 г.) и берлинского финансовых рынков
из-за политических (в первом случае) и таможенных (во
втором) противоречий*. Постепенная нормализация
русско-британских отношений к концу века вызвала новую волну
британских инвестиций в российское народное хозяйство, в том
число в банки.
Е. Агад, который исследовал банковскую систему России и
данные которого В.И. Ленин широко использовал в своей ра-
* Со своей стороны, Россия становится основным местом вывоза
французских капиталов, как считал В.И. Ленин, "не менее 10
миллиардов франков" (Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 27. - С. 361).
14

боте "Империализм, как высшая стадия капитализма",
отмечал, что на конец 1913 года из 19 крупнейших банков России 11
были основаны фактически на иностранные капиталы (из них
4 - на германские, 2 - на английские и 5 - на французские).
"Работающий" капитал всех 19 банков составил около 4 млрд.
руб.; из них, писал В.И. Ленин, "свыше 3/4, более 3-х
миллиардов, приходится на долю банков, которые представляют из
себя, в сущности, "общества-дочери" заграничных банков"15.
2. ИНОСТРАННЫЙ КАПИТАЛ В ПРОМЫШЛЕННОСТИ
Только после длительного знакомства с Россией как с
должником по государственным займам*, только подготовив
в России удобную для себя почву, иностранный капитал
решился пойти в ее промышленность**. Однако и тогда еще
долгое время шаги его были робки и неуверенны. Так, за 31 год,
прошедший с момента "открытия" России иностранным
капиталом (1856 - 1887 гг.), в стране начали действовать 15
иностранных компаний (из числа сохранившихся к первой мировой
войне) с суммарным основным капиталом 71,7 млн. руб. (для
сравнения см. табл. 1).
Одной из причин, сдерживавших приток иностранных
капиталов в форме прямых инвестиций в промышленность
России, была неупорядоченность ее финансов. Приблизительно
за 20 лет курс рублевой ассигнации снизился к 1879 году до 62
коп. золотом и продолжал колебаться до валютной реформы
90-х годов. По свидетельству Витте, в 1892 году государство
вообще оказалось на грани финансового банкротства. Крайне
неустойчивым был в России вексельный курс, что затрудняло
расчеты предпринимателей и перевод дивидендов за границу
для выдачи иностранным акционерам.
В российском министерстве финансов были предприняты
значительные усилия для решения этой проблемы. В течение
80 - 90-х годов шло активное накопление золотого запаса, что
позволило в декабре 1895 года поднять курс бумажного рубля
* Первый внешний заем был сделан в царствование Екатерины в
1769 году у голландских банкиров на сумму 5,5 млн. гульденов.
** "Возможность вывоза капитала, - писал В.И. Ленин, -
создается тем, что рад отсталых стран втянут уже в оборот мирового
капитализма, проведены или начаты главные линии железных дорог, обеспечены
элементарные условия развития промышленности и т.д." (Ленин ВЛ.
Поли. собр. соч. - Т. 27. - С. 360).
15

до 1,5 руб. ассигнациями за 1 зол. руб., причем курс этот был
окончательно зафиксирован и назван неизменным указом от
3 января 1897 г. Фактически с этих пор возобновился размен
бумажного рубля на золотую монету по фиксированному
курсу, а 14 ноября 1897 г. был принят и специальный указ,
гарантировавший такой размен16.
Долгое время не поощрял заграничных капиталовложений
в страну и очень низкий российский таможенный тариф. "До
1876 - 1880 годов у нас таможенные ворота были растворены...
почти настежь"17, - писал русский экономист И.А. Милютин. В
этой ситуации европейский капитал спешил заполонить
Россию готовой продукцией и не собирался помогать ей создать
свою собственную промышленность.
На первых порах политика "растворенных настежь ворот"
была, возможно, оправданной. Дешевая европейская
продукция, беспошлинно проникая в Россию и оставаясь поэтому
дешевой, стимулировала в стране высокую деловую активность:
не надо было обладать большим капиталом, чтобы приобрести
все необходимое и открыть свое предприятие.
Однако, по мере того как стала возникать российская
промышленность, нашествие иностранных товаров все больше
обращалось во зло. Ростки молодой и неопытной
отечественной индустрии губились конкуренцией со стороны
европейских данайцев и даров их промышленности. Дело дошло
до того, например, что из Германии в Россию завозились даже
обыкновенные мешки на огромную в те времена и для такого
товара сумму- 5-7 млн. руб. в год18. Возникла реальная
угроза, что "сливки" с хозяйственного бума в стране,
вызванного железнодорожным строительством, снимет Европа. Во
всяком случае, в 60 - 70-х годах все необходимое для этого
строительства - рельсы, рельсовые скрепления, стрелки,
металлоконструкции для мостов и т.д., не говоря уж о
паровозах, - ввозилось из-за границы.
Пока России было далеко до производства паровозов, эта
таможенная политика себя оправдывала; в противном случае
страна "пересела бы из телеги в вагон" двумя-тремя
десятилетиями позже. Однако как только министерство финансов стало
ощущать под ногами твердую почву отечественной
промышленности, бесконтрольному ввозу в страну была объявлена
таможенная война.
Первым оборонительным валом против товарной
интервенции из Европы стало введение в 1877 году так называемых
"золотых пошлин". Это означало взимание пошлин по
прежней ставке, но в золотой валюте, вследствие чего ввиду низко-
16

го курса бумажного рубля размер пошлин фактически
увеличился на 50% и более. В 1881 году следует общее повышение
пошлин на 10%, а в 1885-м - еще на 20%. В 1887 году были резко
увеличены пошлины на товары, имевшие особое значение для
экономического развития страны, например на чугун, сталь и
изделия из них (в результате этих мер ввозная пошлина на пуд
чугуна поднялась с 5 коп. в 1868 г. до 25 - 30 коп. в 1887 г.19).
Новое общее 20-процентное увеличение таможенных ставок
было осуществлено уже в 1890 году.
В 1891 году, когда все происшедшие в российской
тарифной системе изменения были сведены воедино в новом
издании общего таможенного тарифа России*, стало ясно, что он
был скорее уже не протекционистским, покровительственным
по отношению к своей промышленности, а запретительным для
товаров иностранного производства. Примерно с этого
времени ввоз в страну готовой продукции становится
затруднительным, а по широкой номенклатуре - едва ли не невозможным.
"Эта покровительственная система, - писал Витте в
докладной записке царю в феврале 1899 года, - имела своей задачей
создать в России свою собственную обрабатывающую
промышленность, которая содействовала бы росту нашей
экономической, а следовательно, и политической
самостоятельности..."20
В какой мере удалось защитить отечественную
промышленность, видно хотя бы из данных о ввозе из Германии в
Россию (по сухопутной границе). В 1876 году он составил 197 млн.
руб. и возрос к 1880 году до 274 млн. руб. Однако в
последующие 10 лет произошло резкое его падение - до 112 млн. руб. в
1890 году, или в 2,5 раза21. И это несмотря на то, что
внутренний рынок России рос как на дрожжах. Приведя этот пример,
Милютин удовлетворенно заключает, что Россия, на которую в
первое пореформенное время немцы смотрели как на "дойную
корову", "стала ныне лягаться и бить германские
подойники"22. Бились, конечно, и другие европейские
"подойники", но особенно немецкий, в связи с начатой в 1893 году
таможенной войной против Германии.
В полной мере последствия финансово-экономической
политики правительства, в смысле создания привлекательного
для заграничных инвесторов облика России, стали ощущаться
в 1895 - 1902 годах. Грандиозные планы промышленного и же-
* Названном "менделеевским", так как известный ученый
принимал самое непосредственное участие в его составлении.
2- 1912
17

лезнодорожного строительства, завершение финансовой
реформы введением золотой валюты устранили последние
препятствия на пути прямых иностранных капиталовложений, а
также открыли перед ними поистине необъятное поле
деятельности. Именно в эти годы наблюдался рекордный прилив
иностранных капиталов в народное хозяйство России (см.
табл. 1).
Высокому спросу на промышленный капитал в России,
особенно в 1895 - 1902 годах, соответствовало его предложение
на западноевропейском финансовом рынке. Как раз в это
время отмечалось встречное улучшение существовавших в
Западной Европе условий прямого финансирования российской
промышленности в виде довольно значительного удешевления
кредита.
Однако, как писал К. Маркс, "если капитал вывозится за
границу, то это происходит не потому, что он абсолютно не мог
бы найти применения внутри страны. Это происходит потому,
что за границей он может быть помещен при более высокой
норме прибыли"23.
Основным стимулом к вкладыванию денег в России
как раз и была высокая норма прибыли в ее
промышленности, товары которой, как отмечал Л.Я. Эвентов, "в
условиях преобладающего патриархального производства
реализовались с дифференциальной прибылью"24.
Прибыльность гарантировалась и отсутствием практически всякой
конкуренции со стороны иностранных товаров: даже если
они и прорывались на российский рынок, то их цена,
включавшая огромные пошлины, была такова, что не знавшие
этого бремени отечественные товары могли реализовывать-
ся и выгодно, и быстро. Считается также, что на повышении
рентабельности капиталовложений сказался и такой фактор,
как более дешевая, по сравнению с Западной Европой,
рабочая сила.
Поэтому, получив отказ во въездной визе в Россию для
своих товаров, но воодушевленный перспективами выгодной
работы в самой этой стране, международный капитал, по
выражению В.И. Ленина, "не затруднился переселиться внутрь
таможенной стены и устроиться на "чужой" почве: ubi bene, ibi
patria*"25.
Представление о динамике и масштабах прилива
иностранных капиталов в Россию дает таблица 1.
* Где хорошо, там и отечество (лаг.).
18

Таблица 1
Поступление иностранного капитала в Россию в 1856 — 1913 годах
Годы открытия иностранных
компании, сохранившихся
к началу первой
мировой воины
Число

компании
Основной капитал
компании
(млн. руб.)
Основной капитал
компании в
среднем на год
(млн. руб.)
1856-1887 15 71,7 2,2
1888-1894 22 62,9 9,1
1895-1902 90 253,0 31,6
1903-1905 И 9,5 3,2
1906-1913 88 168,6 21,1
Источник: Центральный государственный архив народного хозяйства
СССР. - Ф. 3429. - Оп. 6. - Д. 87. - Л. 199 (далее: ЦГАНХ
СССР).
Следует оговориться, что приводимые здесь и далее
данные о размерах прямых иностранных инвестиций не могут
считаться абсолютно полными и точными. Главная трудность
при их подсчете, отмечал Эвентов, "заключается в крайней
текучести и неуловимости самого объекта статистической
фиксации - денежного капитала, в его газовидности"26.
То, что когда-то было коммерческой тайной для
современников, сегодня остается в значительной степени тайной для
историков. "Не выяснены масштабы иностранного
предпринимательства, - пишет, например, исследователь иностранного
капитала в горной промышленности Сибири О.Н. Разумов. -
...Не выявлены результаты финансово-производственной
деятельности многих иностранных предприятий, их удельный вес
в отдельных районах и в масштабах всей Сибири. Не
определена доля иностранного участия в российских акционерных
обществах"27. Об этом же применительно к бакинским
нефтепромыслам говорит и С.С. Алияров28. О недостаточности
исходных данных, даже относительно одной отдельной
компании - "Сименс и Гальске", пишет и Н.Л. Наниташвили, весьма
основательно потрудившийся в нескольких архивах СССР и
ГДР29. Не случайны поэтому и расхождения, подчас весьма
серьезные, между данными различных исследователей о
размерах иностранных капиталовложений в народное хозяйство
России. Как бы там ни было, эти данные вполне позволяют
представить себе общую картину, хотя не всегда бывает
возможным рассмотреть все ее детали.
19

Образование собственных компаний было не
единственной и не главной формой иммиграции иностранного капитала.
На нее до революции приходилось лишь чуть более 40% общего
размера иностранных инвестиций, остальной же капитал был
вложен в акции российских обществ. Общая сумма
иностранных капиталовложений в промышленность страны (без
инвестиций в кредитные учреждения, коммунальное хозяйство
и торговлю) оценивалась с различными вариациями
приблизительно в 1300 млн. руб., что составляло в среднем */э их
общего объема (см. табл. 2).
Таблица 2
Иностранные капиталовложения в промышленность России до 1913 года
(тыс. руб.)
Страна-инвестор
Иностранный
капитал,
допущенный
к операциям
в России
Иностранный
капитал
в русских
акционерных
компаниях
Всего
Англия
Бельгия
Франция
Франция и Бельгия
совместно
Германия
Америка
Швейцария
Швеция
Голландия
Австрия
Италия
Другие страны
Итого
154 412,5
135 620,0
141 214,6
90 988,7
13 500,0
12 241,7
7 424,3
1 408,9
1 307,4
805,9
79 982,0
559 113,0
72 050,0
8 812,5
112 108,5
224 275,0
287 120,0
784 348,0*
226 462,5
144 432,5
253 323,1
224 275,0
378 108,7
13 500,0
12 241,7
7 424,3
1 408,9
1 307,4
805,9
79 982,0
1 343 461,0
* Так в тексте.
Источник: ЦГАНХ СССР. - Ф. 3429. - Оп. 6. - Д. 87. - Л. 193.
Как видно из таблицы 2, французский и бельгийский
капиталы применяли обе формы инвестирования (создание
20

собственных компаний и приобретение акций русских
обществ); германский капитал вкладывался на 31а в акции
российских обществ и лишь на * U - в создание собственных
компаний; что касается английского капитала, то он
преимущественно (на 2/з) стремился к созданию своих компаний.
В России иностранный капитал без различия
национальностей устремился прежде всего в тяжелую индустрию. На
горную, горнозаводскую и металлообрабатывающую отрасли
приходилось более 70% всех иностранных капиталовложений в
промышленность. Кроме того, Герма'ния вложила крупные
средства в электротехническую и химическую
промышленность30. Наибольшая часть английских производственных
инвестиций также приходилась на горнопромышленные
предприятия, в первую очередь нефтедобывающие.
По расчетам профессора B.C. Зива, до 1917 года при общем
объеме иностранных инвестиций в российскую
промышленность 1436 млн. руб. в горную было вложено 775 млн. руб., в
металлообработку и машиностроение - 354, химическую -
80 млн. руб., тогда как в текстильную промышленность - 126,
а в пищевую - 36 млн. руб. Кроме того, в коммунальное
хозяйство (городской транспорт, освещение, водопроводные и
канализационные сети и т.д.) было вложено 229 млн. руб., в
кредитные учреждения - 225, торговлю - 80, транспортные и
страховые предприятия - 35 млн. руб. Общая сумма
иностранных инвестиций в народное хозяйство России, по Зиву,
составляла 2007 млн. руб.31 Следует иметь в виду, однако, что
фактически сумма эта была большей, так как Зив учитывал в
основном капиталы акционерных обществ*.
Значительный объем, а также целеустремленность
иностранного капитала позволили ему завоевать важные позиции в
производстве средств производства в России. В 1914- 1915
годах его доля в группе А составляла 60%, в то время как в
группе Б- лишь18%32.
Прежде всего огромной была роль иностранного капитала
в создании базовой по тем временам металлургической
промышленности в России. На иностранные средства создается
крупнейший металлургический комплекс страны - южнорус-
* Данная оценка, по-видимому, заслуживает доверия, так как
практически совпадает с оценкой других исследователей этого вопроса,
в частности с оценкой Л.Я. Эвентова, который приводил цифру
1989 млн. руб. По расчетам П.В. Оля, общая сумма иностранных
капиталовложений в промышленность, торговые и банковские предприятия
России составила к 1917 году 2243 млн. руб. Приблизительно так же ее
оценивает Н. Ванаг.
21

ский, на который в 1913 году приходилось 67%
выплавленного в России чугуна и 60% стали. Несмотря на то что
правительство предоставило российским предпринимателям
необходимые льготы, все их попытки создания здесь центра
железоделательной промышленности окончились неудачей. "Без
помощи иностранного капитала, - писал М. Туган-Баранов-
ский, - криворожским рудам еще долго пришлось бы мирно
покоиться под черноземными полями Приднепровского края.
Точно так же в металлургическом деле Донецкого бассейна
пионером явился англичанин Юз". Журнал "Вестник
Финансов" отмечал: "Капиталы, затрачиваемые в это дело, с каждым
годом прибывают; заводы с громадным производством растут
с такой быстротой, которая мало свойственна нашей
отечественной предприимчивости... Там, где 3-4 года тому назад и
не помышляли о какой-либо промышленной деятельности,
теперь выстроили заводы... В последнее время рост
промышленности отмечается не десятилетиями, но двумя-тремя
годами"»33.
На юге России не было почти ни одного предприятия, в
котором бы не участвовал иностранный капитал. Из
существовавших там 18 акционерных обществ акции 16 котировались
на иностранных биржах. Таким образом, можно говорить
о южнорусских предприятиях как о предприятиях с почти
исключительным или преобладающим участием иностранного
капитала. "В Южную Россию, - писал В.И. Ленин - целыми
массами переселялись и переселяются иностранные капиталы,
инженеры и рабочие, а в современную эпоху горячки (1898)
туда перевозятся из Америки целые заводы"34.
Играя первостепенную роль в выплавке стали и чугуна,
южнорусский комплекс вместе с тем включал в себя только 22
металлургических завода, тогда как всего в России в то время
их насчитывалось 167. Южнорусские заводы выплавляли
чугуна в среднем в 14 раз больше, чем уральские, при этом
производительность труда на первых была в 5 раз выше35.
Еще большую роль иностранный капитал играл в самых
передовых по тем временам отраслях промышленности -
энергетической, электротехнической, химической. Более того,
инициатива создания их в России и подавляющая часть
вложенного в них капитала принадлежали другим странам, прежде
всего Германии.
Германские капиталы Зив называет "фактическими
хозяевами" российской энергетической промышленности36.
Старейшим предприятием и одновременно первой в России
иностранной компанией, действовавшей в этой области, было герман-
22

ское "Общество электрического освещения 1886 г." В 1914
году основной капитал этого общества и трех его дочерних
компаний был равен 76,25 млн. руб., или примерно 3/а всего
основного капитала, вложенного в России в эту отрасль.
Значительная часть оставшихся средств также была германского
происхождения. О том, как германский капитал наращивал
свое присутствие в энергетике России, дает представление
таблица 3.
Таблица 3
Приток германских капиталов в российскую
энергетическую промышленность
(млн. руб.)
Год
1903
1908
1909
1910
1912
1913
1914
Всего
Капитал
13,84
8,63
5,18
13,37
10,05
17,25
15,97
85,29
Источник: Зив B.C. Иностранные капиталы в русских
акционерных предприятиях. - Вып. I. -
Петроград, 1915. - С. 19.
На эти огромные по тем временам средства было создано
энергетическое хозяйство России, в котором особое место
принадлежало германским обществам. Они, по словам Зива,
"отпускают электрическую энергию всему польскому району и
торгово-промышленным центрам Петрограда, Москвы, Баку и
южной России"37. Они же действовали и в ряде других
городов: Киеве, Одессе, Хабаровске, Смоленске и т.д.
Определенное участие в электрификации России приняли
также бельгийский и французский капиталы (около 16 млн. и
3,5 млн. руб. соответственно), действовавшие в Петрограде,
Варшаве и Ковно (Каунасе). Таким образом, только в течение
первых 14 лет XX века в российскую энергетику было вложено
23

более 100 млн. руб. иностранного капитала, притом что общий
размер инвестиций не намного превышал эту сумму.
Строительство в России первых электростанций, постепенное
развертывание энергетических сетей и, следовательно, перевод
промышленных предприятий и коммунального хозяйства
(освещение и транспорт)* на более прогрессивный вид энергии
были, по сути, делом рук исключительно иностранного капитала.
"Почти монопольное положение", по оценке Зива,
занимал германский капитал и в электротехнической
промышленности России. Примерно таким же было его положение и в
других странах Европы, включая и наиболее развитые.
В России действовали семь филиалов крупнейших
электротехнических фирм Германии, в том числе "Всеобщей
компании электричества", "Сименса и Гальске", "Шукерта". Прямая
связь с центром германской электротехнической
промышленности позволила ее представителям в России действовать
согласованно и широко. В кратчайшие сроки в России было
создано производство широкой номенклатуры
электротехнических изделий - от проволоки до генераторов. Российские
филиалы германских компаний не испытывали никакой
нужды в капитале, который им беспрепятственно предоставлялся
из "метрополии" ввиду высокой рентабельности помещения в
этой отрасли промышленности России**. В результате общий
размер основного капитала семи филиалов возрос с 10,70 млн.
руб. в 1901 году и 22,11 млн. руб. в 1911 году до 43,05 млн. руб.
в 1913 году. Можно сказать, что в электротехническую
промышленность России вкладывалось столько германского
капитала, сколько она могла "переварить" с учетом экономической
реальности внутренного рынка. Так, на оживление
хозяйственной конъюнктуры в стране в 1910- 1914 годах германские
компании откликнулись, как видно из приведенных выше
данных, почти двукратным увеличением своего основного
капитала всего за два года.
"Сименс и Гальске" появилась в России еще в 1845 году
для выполнения правительственного заказа на создание теле-
* В 1899 году 91% всех трамвайных дорог в Европе (кроме
Англии) был построен германскими фирмами. Для России этот показатель
равнялся 97,8% [Наннташвнлн HJL Германский капитал в Закавказье.
Деятельность фирмы "Сименс и Гальске" (1860 - 1917)/Тбилисский
университет. - Тбилиси, 1982. - С. 240].
** В 1904 году "капиталы, вложенные немецкой электрической
промышленностью за границей, составляли 233 миллиона марок, из них
62 млн. в России" (Ленин ВЛ. Поли. собр. соч. - Т. 27 - С. 366).
24

графной связи. К 1856 году, когда другие только "открывали"
Россию, компания успела наладить телеграфную связь между
Москвой и Киевом, Киевом и Одессой, Петербургом и Ревелем
(Таллинном), Ковно (Каунасом) и прусской границей,
Петербургом и Гельсингфорсом (Хельсинки). В 60-х годах XIX в.
"Сименс и Гальске" покрыла сетью телеграфных линий общей
протяженностью свыше 3,5 тыс. км весь Кавказ, с выходами в
Россию и Персию. В 1866 году фирма предложила проект
проведения трансконтинентальной Индо-Европейской телеграфной
линии, давшей через несколько лет России выход в Южную
Азию и Западную Европу. Уже в 1870 году казна получила в
виде телеграфного сбора за внутреннюю и международную
корреспонденцию 159 тыс. руб., в 1871-м - 207 и в 1879 году -
более 400 тыс. руб.38
Развитие электротехники, энергетики и связи потребовало
резкого увеличения производства меди. Однако отсталая
российская медеплавильная промышленность Урала и
Закавказья стремительно хирела, не выдерживая конкуренции со
стороны Западной Европы. Так, в 1861 году при внутреннем
производстве меди в количестве 234,781 тыс. пудов было
завезено 23 тыс. пудов (10%). В 1867 году отечественное
производство упало до 161,115 тыс. пудов, а ввоз увеличился до 110 тыс.
пудов (70%). Обратная тенденция - рост производства -
наблюдалась на медеплавильных заводах, сооруженных
иностранцами. Например, "Сименс и Гальске", приобретя в 1865
году небольшой заводик в Грузии, произвела на нем 340 пудов
меди, а через шесть лет благодаря постановке дела на
передовом техническом уровне она сумела увеличить производство
до 25 тыс. пудов. В 1890 году уже на двух заводах "Сименс и
Гальске" выплавила 112 тыс. пудов меди, в 1899-м - 640 тыс., в
1900 году - почти 200 тыс. пудов39 (т.е. примерно столько же,
сколько производилось в России 40 годами ранее), что
составило 34,6% общего объема производства меди в стране.
В 1908 году "Сименс и Гальске" была оттеснена на второе
место вырвавшимся вперед французским "Кавказским
промышленным и металлургическим обществом", которое в
1912- 1914 годах производило более 220 тыс. пудов чистой
меди в год. Однако и его уже в 1913 году обошел новый
конкурент - англо-американское "Кавказское меднопромышленное
общество". На основной капитал этого общества,
составлявший 17,7 млн. руб., недалеко от Батуми был построен большой
комплекс по производству меди, который включал
плавильный завод, четыре обогатительные фабрики и другие
промышленные объекты40.
25

Доминирующее положение германской химической
промышленности на мировых рынках имело естественным
продолжением ее значительное влияние на химическое
производство в России. "В какую бы отрасль сложной химической
промышленности в России ни заглянуть, всюду видны следы
явного и скрытого влияния германцев... - писал Зив. - Чтобы
выяснить то огромное влияние, которое германские капиталы
имеют на химическую промышленность в России, достаточно
указать на то, что в России имеются филиальные отделения
почти всех крупных и средних германских химических пред-
приятий'*41.
Таким образом, как и в примере с электротехнической
промышленностью, завоевывали русский рынок не отдельные
капиталисты, а вся химическая промышленность Германии и
стоящие за ней финансовые учреждения. Отсюда - достаток
капиталов, последовательное освоение рынка (создание
основных и вспомогательных производств, организация
торговли химическими и фармацевтическими товарами и т.д.),
высокая технологическая осведомленность.
В 1913 году в России действовали 14 германских
химических компаний. На принадлежавшие им предприятия
приходилась значительная часть производства химической продукции
в стране, в том числе почти все производство минеральных
удобрений. Основной капитал этих предприятий составлял в
1913 году 18,3 млн. руб., причем особо быстрое наращивание
наблюдалось в предвоенные годы: на 4 млн. руб. в 1908 -
1911 годах и на 4,7 млн. в 1911 - 1913 годах.
В нефтяной промышленности также происходил
стремительный рост производства. По данным, приведенным В.И.
Лениным, его динамика выглядела следующим образом: в
1865 году- 0,6 млн. пудов, в 1870-м- 1,7, в 1880-м- 21,5, в
1885-м- 116, в 1890-м - 242,9, в 1895-м- 384 и в 1902 году-
637,7 млн. пудов42.
Мы не ошибемся, если предположим, что за этим ростом
стоит и большая работа иностранного капитала. Следы его
деятельности и сейчас видим в архитектуре центра старого Баку,
этого самого неазиатского города бывшей азиатской России.
Расцвет нефтедобычи в Бакинской губернии был связан с
переходом от старой технологии отрытия колодцев к новой -
бурению. Первоначальная попытка бурения на нефть в Баку
была предпринята русскими промышленниками, однако она
не увенчалась успехом.
Первый удачный опыт закладки буровых скважин в
России принадлежал "Сименсу и Гальске". Получив в 1866 году
26

нефтяную концессию, фирма через два года заложила три
скважины. Поскольку успех был огромным, фирма к 1870 году
пробурила уже 7 скважин, в 1872-м - 29, в 1877-м - 238 и в 1881
году 270 скважин 43.
Известие о бакинском нефтяном Эльдорадо вызвало
мощный приток иностранного капитала в российскую нефтяную
промышленность. Общий размер основного капитала
нефтяных обществ в Баку в 1915 году составил 487,4 млн. руб., из
них 130 млн. руб. контролировалось "Товариществом братьев
Нобель" 44 Другим крупнейшим обществом было "Каспийско-
Черноморское нефтепромышленное и торговое товарищество"
Ротшильдов. Едва ли не единственным представителем
российского нефтебизнеса им полетать была компания Манта-
шева. Однако насколько "чистым" было ее происхождение,
сказать трудно*.
В 1890 году на последние три общества пришлось 80%
экспорта бакинской нефти45. Весьма условно эту цифру можно
взять и за показатель их участия во всей нефтедобыче в Баку.
Рассмотрим теперь хлопчатобумажную промышленность.
"И в этой, казалось бы, вполне национальной отрасли нашего
капитализма, - пишет М. Туган-Барановский, - пионерами и
"насадителями" явились те же иностранцы". Наиболее
известным из них был немец Л. Кноп, контора которого занималась
строительством "под ключ" текстильных фабрик, включая
оснащение их английским оборудованием. "Почти все
хлопчатобумажные фабрики центрального промышленного района
России были выстроены конторой Кнопа, владелец которой скоро
сделался важнейшим акционером целого ряда фабрик". В то
время даже существовала поговорка: "Нет церкви без попа,
нет фабрики без Кнопа". Имел Кноп и свои собственные
фабрики, в том числе самую высокооснащенную и
крупнейшую в России Кренгольмскую мануфактуру, которую
называли "уголком Англии на русской почве" 4б.
Иностранный капитал стоял у истоков и такой отрасли,
как сельскохозяйственное машиностроение. Первыми тремя
* Предположительный характер некоторых наших оценок
объясняется тем, что даже исследователи этого вопроса, работавшие в
бакинских архивах компаний, признают невозможным разобраться в
переплетении нефтяных капиталов и интересов. Осложняет работу и то, что
компании всячески стремились запутать следы своей деятельности,
создавая дочерние общества, дутые фирмы, через подставных лиц
скупая акции конкурентов и т.д. Вместе с тем ни у кого из
исследователей не возникает сомнения, что нефтяная промышленность России
была создана в значительной мере иностранным капиталом.
I
27

предприятиями этого профиля были "громадный", по словам
В.И. Ленина, завод по производству сельскохозяйственной
техники, построенный американцами в Люберцах, а также два
предприятия, сооруженные в Харькове и Бердянске47.
Особо можно отметить значение иностранных инвестиций
для Сибири (прежде всего Восточной) и Дальнего Востока.
В Сибирь заграничный капитал направлялся
преимущественно для разработки залежей полезных ископаемых, в
особенности золота. Рост золотодобычи представлял для
правительства особый интерес с точки Зрения накопления валюты и
поддержания золотого обеспечения рубля, так как
промышленный бум в стране потребовал резкого увеличения
денежной массы. В связи с этим в 1898 году был принят закон о бес:
пошлинном ввозе в Россию в течение 10 лет машин и
оборудования для золотопромышленности.
Для разработки богатств Сибири в России было учреждено
44 акционерных общества с суммарным первоначальным
основным капиталом в размере 162 млн. руб. (из них открыли
действия 28 обществ с капиталом 112,9 млн. руб.). И все же,
пишет исследователь данного вопроса О.Н. Разумов, "дефицит
капитала, хотя и уменьшился, оставался весьма
значительным". Часть этого дефицита была покрыта иностранными
инвестициями в форме создания своих единоличных или
акционерных компаний и участия в российских акционерных
обществах. Единоличные предприятия не сыграли, по данным Разу-
мова, сколько-нибудь заметной роли в развитии горного дела
в Сибири. С начала XX века в Сибирь было допущено 18
иностранных акционерных обществ, из них 17 английских с
суммарным капиталом в размере 46,6 млн. руб. и одно нидерландское
с капиталом 1,6 млн. руб. Открыли действия 14 обществ с
совокупным основным капиталом 33,7 млн. руб., что составляло
23% всех капиталовложений в горную промышленность
Сибири. Что касается иностранного участия в капиталах российских
акционерных горнопромышленных обществ, то оно составило
2% в обществе "Драга", 11 - в "Сибирской меди", 22 - в "Лен-
золоте", 27 - в "Копикузе", 38 - в "Золотороссе" и 67% - в
"Риддеровском обществе"48.
История иностранного капитала в горной промышленности
Сибири свидетельствует о постепенном вытеснении его
капиталом российским. Прежде всего падало значение собственно
иностранного предпринимательства. "Преимущественное
значение, - отмечает Разумов, - постепенно принимают
вложения не в иностранные, а в российские общества"49. Однако и в
них доля иностранного участия снижалась и накануне первой
28

мировой войны составила 15,6 млн. руб., а всего в горной
промышленности Сибири - 25 млн. руб.
Переход иностранного капитала в "российское
подданство" объяснялся, очевидно, тем, что правительство запрещало
его деятельность в наиболее богатых и перспективных
районах Сибири - на юге Забайкалья, в Иркутской и Енисейской
губерниях, Алтайском округе. Общая же тенденция к
вытеснению иностранного предпринимательства из горной
промышленности Сибири была его "платой" за то, что оно не
привносило почти ничего нового, прогрессивного в техническое
оснащение и организацию горного дела Сибири и потому не стало
незаменимым.
На Дальний Восток иностранный капитал пришел во
второй половине 70-х годов. При отсутствии в регионе развитого
внутренного рынка (железнодорожного сообщения с другими
районами страны тогда еще не существовало) внешняя
торговля стала главным стимулом развития промыслов и
промышленности. Ведущее место в ней занял иностранный капитал.
В 1882 году на всем Дальнем Востоке соотношение
иностранного и русского торгового капитала было 65:35.
Иностранное предпринимательство, отмечает Б.Н. Морозов, привнесло
"более высокую культуру организации торговли,
способствовало развитию внутренного рынка". По мере того как
отечественный дальневосточный капитал накапливал силы, его
иностранный конкурент стал сдавать позиции и к 1890 году дал
только 42% торгового оборота в натуральном выражении и
39% - в стоимостном, а в 1892 году - 25 и 28%
соответственно50. Таким образом, и в данном случае сработала привычная
схема: инициировав дело, иностранный капитал
"переуступил" его набравшим силу российским промышленникам и
торговцам.
Для целей нашего исследования нет нужды рисовать
детальную картину участия иностранного капитала во всех без
исключения отраслях и производствах народного хозяйства
России. Уже приведенные отраслевые и региональные данные
позволяют дать общую оценку этому явлению и отметить ряд
его особенностей.
3. ПЕРВАЯ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ:
ИТОГИ И ВЫВОДЫ
Чего же достигла Россия за годы первой
индустриализации? И какой ценой?
29

Вот итоги 20-летнего (1877 - 1897 гг.) промышленного
развития страны: производство каменного угля возросло со ПО
млн. до 684 млн. пудов, чугуна - с 23 до 134, железа - с 16 до
30, стали - с 3 до 74, нефти - с 13 до 507 млн. пудов. Общая
стоимость произведенных машин и оборудования увеличилась
с 52 млн. до 142 млн. руб. В 6 раз возросла общая стоимость
продукции химической промышленности, в 3,5 раза -
хлопчатобумажной и т.д. Внешнеторговый баланс, ежегодный пассив
которого составлял в 60 - 70 годах XIX в. 80 млн. руб., с 1877
года становится активным, с превышением стоимости экспорта
над стоимостью импорта в 1895 - 1897 годах в среднем почти
на 140 млн. руб. в год51.
Еще более впечатляющие показатели индустриального
роста страны в 1890 - 1899 годах. Это десятилетие явилось
первой фазой русской промышленной революции (напомним, что
именно в эти годы прилив иностранного капитала был
наибольшим). Промышленное производство в стране удвоилось,
при этом выпуск продукции тяжелой промышленности
увеличился в 2,8 раза, легкой - в 1,6 раза. Выплавка чугуна
возросла с 45 млн. до 165 млн. пудов (в 3,7 раза), производство
стали - с 16 млн. до 116 млн. пудов (в 7,2 раза). Общая стоимость
продукции машиностроения увеличилась с 56 млн. до 209 млн.
руб. (в 3,7 раза), а число выпускаемых паровозов возросло с 83
до 875 (в 10 раз). Добыча нефти достигла 550 млн. пудов (рост в
2,9 раза), в результате чего по этому показателю Россия вышла
на первое место в мире. Добыча каменного угля поднялась с
379 млн. до 853 млн. пудов (в 2,2 раза). Приблизительно вдвое
увеличилось производство строительных материалов. С 1893
по 1900 год в стране было построено железных дорог больше,
чем за 20 предыдущих лет, а ежегодный прирост их
протяженности составил в среднем 2,6 тыс. км. По общей протяженности
рельсовых дорог Россия вышла на второе место в мире,
уступая только США. По производству стали и чугуна, тогдашнего
"хлеба" промышленности, она превзошла Францию и вышла на
четвертое место среди промышленно развитых держав52. В
целом же удельный вес промышленного производства России в
системе мирового хозяйства за эти годы удвоился.
Второй гигантский скачок в промышленном развитии был
совершен в 1909 - 1914 годах, в течение которых Россия, по
словам В.И. Ленина, "как будто сразу превратилась из
патриархальной в современную капиталистическую страну"53.
Действительно, по темпам роста (но уже на новом количественном
и качественном уровне) этот период вполне сопоставим с
90-ми годами XIX в. Например, в 1913 году темпы роста соста-
30

вили 19%54. Главным образом на эти годы приходится
удвоение суммы промышленного производства, достигнутое в
стране за период 1900 - 1914 годов (первая половина этого периода
оказалась практически упущенной для индустриального
развития из-за депрессии и затем революции 1905 - 1907 гг.).
В эти годы произошло 122-процентное увеличение
выплавки стали. Однако, когда Ленин писал о превращении России
всего за пять лет в современную промышленную страну,
имелся в виду не только простой рост промышленного
производства, но и появление принципиально новых, передовых
отраслей, в частности энергетики, электротехники, химии, о
которых мы говорили в предыдущем разделе.
Роль иностранного капитала в промышленном рывке
1909 - 1914 годов не ограничивалась, конечно, названными
тремя отраслями. На эти годы пришлась вторая мощная волна
иностранных инвестиций в Россию, составивших 55% всех
новых капиталовложений в ее народное хозяйство. В результате
этих вливаний доля иностранного капитала в совокупном
капитале предприятий группы А приблизилась к 60%55. Это и
были те миллиарды, относительно которых Ленин говорил:
"Вся мощь миллиардных капиталов буржуазии всех стран
тянет за собой Россию"56.
Столь сильный приток иностранного капитала,
направлявшийся в значительной мере в тяжелую промышленность,
многократно ускорил процесс индустриализации России,
позволил ей, не задерживаясь, проскочить "ситцевый" этап
развития и вступить в "железный век" капиталистического
производства. Если в результате скачка 90-х годов удельный
вес продукции тяжелой промышленности возрос до 1/з от
общего объема промышленного производства в стране, то к 1914
году этот показатель был равен 40%57.
Измеряя роль иностранного капитала в различных
областях экономической жизни страны, не следует ограничиваться
показателями, подчас исключительно высокими, его участия в
тех или иных отраслях народного хозяйства. На деле эта роль
была неизмеримо выше, так как именно иностранный капитал
выступал в качестве "локомотива", "тягача" промышленного
развития, не только организуя новые, дотоле не виданные в
России производства, но и ставя уже известные ей на
качественно новый - постмануфактурный - уровень.
Российские капиталы часто лишь присоединялись к
движению, инициированному иностранцами. Слабость российской
промышленности заключалась не только в бедности ее
капиталами, но и в технологической отсталости, которую не могли
I
' 31

компенсировать даже крупные достижения отечественной
науки, а также в отсутствии передовых организаторских
навыков. На этот факт указывал, например, Зив. "Россия, - писал
он, - страна гениальных химиков и физико-химиков, страна
Менделеевых, Вильденов, Меньшуткиных, Коноваловых,
находится в области химической промышленности в
зависимости от германских практических руководителей"58.
Вместе с иностранными капиталами народное хозяйство
России восприняло и привнесенные ими высшие на тот момент
формы организации промышленного и банковского дела на
всех уровнях - от низшего до государственного
включительно. От крошечной мануфактуры до крупнейшего синдиката -
вот тот путь, который прошли не только наиболее оборотистые
представители отечественного капитала - Морозовы,
Прохоровы, Гучковы, Кузнецовы и др. - но и сама российская
промышленность. Важно также, что иностранный капитал не был
какой-то безликой массой, что на российской почве свободно
состязались перенесенные из западноевропейских
национальных хозяйств весьма различные методы организации
промышленности и банковского дела, а также схемы
взаимоотношений между ними.
Общим итогом работы иностранного капитала в России
можно считать то, что из страны, еще в 1877 году ввозившей
обыкновенные мешки, в 1913 году она превратилась в страну,
на 56% удовлетворявшую свои потребности в станках и
оборудовании за счет внутреннего производства.
В этой констатации уже кроется часть ответа на
поставленные ранее вопросы: "какой ценой?", "не за счет ли потери
своей политической или экономической самостоятельности?"
"80 - 90-е годы XIX в. в определенном смысле были
решающими для народного хозяйства России: в случае
замедления темпов индустриализации страна могла оказаться в
зависимом положении от ведущих капиталистических государств.
Но этого не произошло"59, - отмечает В.В. Галахов. С такой
оценкой трудно согласиться. На самом деле рывок 80 - 90-х
годов принес народному хозяйству страны освобождение от уже
существовавшей зависимости от европейских мешков, а также
рельсов, паровозов, чугуна, стали, меди и импорта
практически всей оставшейся номенклатуры промышленных товаров.
Конечно, если бы Россия решила замкнуться в себе и
оставаться, как ее назвал Энгельс, "европейским Китаем", то
тогда не возникла бы и зависимость от промышленного ввоза из
Европы. Однако экономическая отсталость означала
политическую и военную уязвимость. Эту уязвимость и продемонстри-
32

ровала Крымская война 50-х годов XIX в. Дальнейшее
экономическое отставание страны от Европы угрожало еще более
серьезными последствиями.
Но этого не произошло: при широкой помощи извне (как
раз в 80 - 90-е гг.) в стране был создан промышленный
потенциал, еще недостаточный для поддержания высокого уровня
жизни населения*, но достаточный для обеспечения военной,
политической и в значительной мере экономической
безопасности.
Пока что мы говорили о независимости "по большому
счету". Как представляется, и "по малому счету" никакой угрозы
для самостоятельности страны из факта привлечения
иностранного капитала не возникало. Это, наверное,
подтверждает более чем 20-летняя таможенная война (причем со
стороны России война наступательная) против Германии. Об этом же
свидетельствует ярко выраженная многолетняя
антибританская политика правительства в самых чувствительных для
Британии того времени регионах Среднего Востока и Средней
Азии. Что касается Франции, то в силу ее противостояния с
Германией не Россия ползала перед ней на коленях, а
Франция, по выражению Энгельса, "пресмыкается перед царем"60.
Мы, конечно, не утверждаем, что в отдельных вопросах
Россия не шла на определенные уступки "из уважения" к
своим кредиторам. Например, такие уступки, по мнению В.И.
Ленина, содержались в русско-французском торговом договоре,
действовавшем перед революцией61. Однако, говоря о
самостоятельности России, мы не имели в виду ту
взаимозависимость, вне которой и сегодня не существует ни одно
государство, в том числе и СССР.
Нам представляется поэтому, что на уровне
государственной политики для держав такого ранга, как Россия, даже
огромный по масштабам импорт капитала не порождает
проблем зависимости от стран-доноров. Как писал Витте, говорить
об экономической оккупации России, о распродаже русских
богатств "равносильно слепоте: это значит не знать своей
великой истории, не верить в себя и свои великие силы"62.
Иное дело - проблемы возникновения отношений
зависимости на уровне отраслей и отдельных производств. Они
реальны и требуют к себе внимания. С обеспокоенностью,
например, в российском министерстве финансов следили за по-
* Хотя, по свидетельству "Вестника Финансов", на южнорусских
металлургическах заводах рабочий "стоил" в несколько раз дороже, чем
на Урале (см. Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 3. - С. 487).
3- 1912
33

ложением дел в электрической и электротехнической
отраслях, практически монополизированных германским
капиталом. И дело было не столько в этой монополии, сколько в
филиальном подчинении соответствующих предприятий в России
штаб-квартирам "Сименса и Гальске", "Шукерта" и "Всеобщей
электрической компании" в Берлине. Оборотной стороной
отмеченных ранее преимуществ, которые давала филиальная
схема экспорта капитала, было то, что важнейшие решения в
области производственной, финансовой и технологической
политики принимались не в России, а в Германии. В
отпущенное историей время российской промышленности не удалось
разорвать пуповину, связывавшую эти германские
предприятия в России с руководящими центрами их материнских
компаний в Берлине*.
Подобное положение не является непоправимым. Прежде
всего не вечна монополия тех или иных отраслей отдельных
стран (или в сегодняшнем мире - отдельных
многонациональных корпораций) на выпуск определенных видов продукции.
Поэтому диверсификация источников получения капиталов
(чем выше ранг страны-импортера, тем большие у нее в этом
отношении имеются возможности) - одно из самых надежных
средств борьбы с финансово-технологической зависимостью на
уровне отраслей и производств.
Наконец, посмотрим, какая цена в прямом смысле
слова - золотом, сырьем - была заплачена Европе за ее
"миссионерскую деятельность" в российском народном
хозяйстве.
Исследование истории иностранного капитала в России не
подтверждает опасений, которые могли бы возникнуть по
аналогии с опытом стран, где экономическое развитие с помощью
иностранного капитала получило уродливую однобокость,
например ориентацию на вывоз одного-двух видов сырья,
необходимого финансовой метрополии, и ввоз оттуда широкой
номенклатуры товаров. С приходом иностранного капитала Рос-
* Вместе с тем российский капитализм оказался не таким уж
бездарным учеником и далеко не всегда тушевался перед авторитетом
западноевропейских "гувернеров". О вытеснении иностранцев из
горного дела в Сибири и торгово-промысловой деятельности на Дальнем
Востоке мы уже говорили. К войне российские промышленники отвоевали
значительную часть нефтяного бизнеса, например так "русифицировали"
Нобеля и его компанию, что шведского в них осталось немногим более,
чем фамилия и легкий акцент в речи ее владельца. Кроме того,
компания Манташева пробила первую брешь в германской
электротехнической монополии.
34

сия не превратилась в "банановую республику" или,
правильнее будет сказать, в "банановую империю".
Экспорт капиталов в Россию обычно не преследовал цель
развить добывающие отрасли ее промышленности для
снабжения сырьем народного хозяйства стран-инвесторов. Как на
один из немногих примеров подобного рода можно указать на
германские инвестиции в добычу марганцевой руды на
Кавказе, импорт которой удовлетворял в первое десятилетие
XX века около 75% соответствующей потребности
промышленности Германии63. Надо, однако, принять в расчет, что тогда
Россия была едва ли не монопольным производителем этой
продукции. Другой и, возможно, последний пример такого
рода - добыча платины французскими и германскими
компаниями исключительно на вывоз.
И все же по общему правилу создававшиеся иностранцами
предприятия горнодобывающей промышленности
обслуживали прежде всего рынок самой России и только потом -
мировой, именно мировой, а не рынок конкретных
стран-инвесторов. Так, если южнорусский горнодобывающий и
металлургический комплекс был создан на франко-бельгийские капиталы,
то вывоз оттуда железной руды приходился главным образом
на Германию, Великобританию и Голландию.
Или возьмем нефть, промысел которой в России был
налажен Нобелем и Ротшильдом. В 1900 году в Баку было
добыто 601,2 млн. пудов нефти, или 50,6% мировой добычи.
Казалось бы, по ассоциации с известной всем деятельностью
современных нефтяных монополий на Ближнем Востоке, что
"сырьевой" империализм здесь налицо. Однако
статистические данные этого не подтверждают.
Будучи крупнейшим производителем нефти, Россия
занимала на мировом рынке нефтепродуктов подобающее ей
место. Однако сырая нефть из страны практически не
вывозилась. На экспорт шла продукция глубокой по тем временам
переработки. В 1911 - 1914 годах на технически ценные
продукты пришлось 88,6% всего экспорта нефти, в том числе
53,4% - на осветительные масла, 22,8 - смазочные масла,
11,4%- на бензин64.
Следует также отметить, что из страны вывозилась только
та часть продукции нефтяной промышленности, которая не
могла найти сбыта на внутреннем рынке. Эта часть никогда не
была значительной ив 1913 году, например, составляла всего
12% общего объема ее производства. Не лишним будет назвать
и основного конкурента России на мировом нефтяном рынке -
США. Соседство, прямо скажем, не зазорное.
\35

В целом же Россия больше ввозила промышленного сырья
и полуфабрикатов, чем вывозила. Соответствующие цифры
стоимости сырьевого импорта и экспорта за 1913 год будут
следующими: 668 млн. и 153 млн. руб.65 В частности, две из
наиболее развитых стран мира - Англия и Германия - поставляли в
Россию уголь.
Из этих примеров видно, что разговоры о том, будто бы
иностранный капитал шел в Россию, чтобы грабить ее
природные богатства, являются праздными. Это тем более очевидно,
что на долю горнодобывающих компаний, относительно
которых главным образом и могли бы возникнуть подобные
положения, приходилась только около 1/з всех иностранных ин-
пестиций в российское народное хозяйство. Именно Россия
использовала заграничный капитал в интересах своего
развития, а не он диктовал России выгодные ему самому цели,
например добычу сырья на вывоз.
Возьмем теперь другой канал "ограбления" России -
вывоз прибыли от деятельности иностранного капитала.
Прежде всего надо сказать, что сам этот термин (коль
скоро речь идет о такой стране, как Россия) взят скорее из агиа-
тационно-пропагандистского, чем экономического лексикона.
Россия - это не Центральная Африка XVIII века, где
европейцы могли обменивать стеклянные бусы на золото. Чтобы
получить прибыль от деятельности в России, сюда надо было
вкладывать реальный капитал: финансы, изделия
промышленности, технологии, организаторский опыт и труд европейских
инженеров, управляющих и рабочих.
В конце концов выходит, что можно говорить о встречном
"ограблении" Европы Россией: ведь тот промышленный и
человеческий капитал, который к нам вывозился, был, по сути
дела, перекачкой прибыли и технических достижений
европейской промышленности, плодов европейского просвещения.
Это тем более походит на правду, что, как писал Витте, "мы
сами поглотили уже столько иностранных капиталов,
явившихся к нам в виде знаний, орудий труда, денег,
ассимилировали совершенно стольких иностранцев, пришедших в
качестве мастеров, хозяев предприятий, военных учителей и пр."66.
Однако обратимся к цифрам. По расчетам Л.Я. Эвентова,
итоговый баланс по иностранным инвестициям за 27-летний
период (1887 - 1913 гг.) дает такую картину: в 1887 году в
стране действовали иностранные капиталы в размере 177 млн.
руб., за последующие 27 лет общий размер иностранных
инвестиций в народное хозяйство России увеличился еще на
1783 млн. руб.
36

Значительная часть этих миллионов родилась в России и
представляла собой обрусевшую часть прибылей от ранее
вложенных заграничных капиталов. "Самовозрастание
иностранного капитала, - писал Эвентов, - происходило за счет
капитализации доходов от прежних инвестиций... По существу, в
этом факте нет ничего неожиданного, т.к. со времени Маркса
хорошо известно, что капитал есть накопленная прибавочная
стоимость..."67.
Прибыли иностранцев не спешили эмигрировать из России
обратно в Европу, поскольку бурное промышленное
развитие страны было для них - истинных детей капитала - родной
стихией. Российской индустриализацией был "перевоспитан"
даже ростовщический банковский капитал Франции: не имея
возможности использовать получаемую в России прибыль у
себя дома, французские инвесторы стали употреблять ее на
приобретение акций промышленных обществ России68.
Чистый доход на весь капитал, вложенный иностранцами в
народное хозяйство страны, за вычетом промыслового налога,
составил в 1913 году 2326,1 млн. руб., то есть превысил за 27 лет
сумму прямых иностранных инвестиций на 543,1 млн. руб.
Следует, однако, иметь в виду, что далеко не вся эта сумма
покинула пределы страны, так как часть ее была выплачена в
форме иных налогов на промышленную и торговую
деятельность*, другая часть - просто прожита довольно
многочисленными иностранцами в России. Средняя норма прибыли на
заграничный торгово-промышленный капитал - этот
обобщающий показатель "стоимости" иностранной помощи -
составляла в 1887 - 1913 годах 12,9%. По российскому
государственному долгу доход заимодавцев был равен 4,5%69. Эта
"стоимость" не кажется несправедливой, а прибыль иностранцев -
баснословной. Рассмотрим один конкретный пример.
В 1865 году "Сименс и Гальске" приобрела на Кавказе
крохотный медеплавильный заводишко производительностью
менее 15 кг металла в сутки. Вложив в него как минимум
* Например, местных налогов, которые могли быть выше
промыслового. В 1907 году Московское биржевое общество сообщило, что
местный и промысловый налоги в сумме составляют 23% чистой прибыли
обществ. В том же году ставка промыслового налога равнялась 11%, то
есть на местный налог, по крайней мере в Москве, приходилось 12%
чистой прибыли (Погребинский А.П. Государственные финансы
царской России в эпоху империализма. - М.: Финансы, 1968. - С. 82;
Эвентов Л.Я. Иностранные капиталы в русской промышленности. - М. -
Л.: Государственное социально-экономическое издательство, 1931. -
С. 38).
37

1,5-2 млн. руб. (не считая оборотного капитала и платежей
казне), фирма создала самый крупный и технически
оснащенный медеплавильный завод в России. Спустя 11 лет, в 1876
году, завод стал приносить "Сименсу и Гальске" чистую
прибыль, которая в 1877 году составила 60 тыс. руб. И это притом,
что в том же самом году завод выплавлял lU всей меди
империи70.
Наверное, можно привести примеры и более прибыльной
работы иностранцев в России. Однако и 13-процентная норма
прибыли считалась в те времена очень привлекательной.
"Действительно, - писал Витте, - иностранные капиталы
привлекаются высокой доходностью предприятий у нас; но,
очевидно, что, не будь такой доходности, не существовало бы и
побуждения к перемещению капиталов, тем более что
создание предприятий всегда, а в незнакомой стране - в
особенности связано с риском и многие из иностранных
предпринимателей платятся иногда за этот риск полной потерей
капитала"71.
Однако высокая доходность предприятий имела и другой
эффект, который уже отмечался нами: значительная часть
прибылей не вывозилась из страны, а, превращенная в
капитал, оставалась на месте работать. "Что же касается той части
чистой прибыли, которая переводится за границу в оплату
доходов по акциям, облигациям внешних займов и другим
ценным бумагам, - говорил Витте, - то по мере развития
народного хозяйства страны норма прибыли падает, означая тем
самым уменьшение массы отливающих из страны капиталов
относительно массы работающего в стране иностранного
капитала... Ничто в мире не дается даром, и, чтобы создать свою
промышленность, страна должна нести известные жертвы; но
эти жертвы временные и, во всяком случае, ниже тех выгод,
какие достигаются широким применением народного труда и
разработкою естественных богатств страны за счет
иностранных капиталов"*72.
* То, что 12,9% средней нормы прибыли не было страшной
жертвой, видно из такого примера: когда в начале 20-х годов В.И. Ленин
выступил с идеей возобновления прямого сотрудничества с
иностранным капиталом, он говорил, что согласен на сотни процентов прибыли
иностранных предпринимателей. Конечно, это было сказано в
полемическом задоре, в споре с противниками концессионной политики. И все
же из этого позволительно вывести, что 13-процентную прибыль он
рассматривал бы как более чем приемлемую (см. Ленин В.И. Поли. собр.
соч. - Т. 42. - С. 137, 364; Т. 44. - С. 167).
38

Чтобы убедиться в правильности этого, подойдем теперь к
проблеме "стоимости" иностранных инвестиций с другой
стороны.
Откажись Россия от использования заграничных
капиталов и уйди она в "блестящую изоляцию", ей пришлось бы
повторить путь европейского промышленного развития:
крохоборческое собирание "третьим сословием" копеек,
гривенников, затем рублей, чтобы открыть сначала мелкую лавчонку
или мануфактуру и затем, десятилетиями экономии,
сколотить сколько-нибудь значительный капитал. Но такой путь
развития измерялся бы веками, как о том говорили и Ленин, и
Витте..
Вместе с тем времени в запасе у России не было. Пойти
этим путем означало безнадежно отстать и потерять всякую
экономическую самостоятельность. Более того, и
политическую самостоятельность тоже. Это продемонстрировала уже
Крымская война, когда стало ясно, что без железных дорог,
по которым можно было быстро и без колоссальных потерь в
пути перебрасывать войска, России во второй половине XIX
века было непросто защищать даже свои рубежи, не говоря уж о
том, чтобы играть подобающую военно-политическую роль в
Европе. А что стало бы со страной в XX веке?
Конечно, даже в случае отстранения заграничных
капиталов от дел российское промышленное развитие могло бы
пойти быстрее, чем в Европе, за счет закупок передовой техники
по каналам внешней торговли. Однако на какие средства? От
хлебного экспорта? Но он обеспечивался железными
дорогами, в значительной степени построенными иностранцами,
кредитом, предоставляемым иностранцами, вывозился
пароходами европейских фирм*, продавался в Европе теми же
иностранцами.
Своих капиталов на широкий импорт средств
производства России не хватало. Разумеется, можно было делать за
границей займы и расплачиваться ими. Так оно и было примерно
до начала 80-х годов XIX в.
Однако это означало переплачивать за получаемый товар
дважды. Во-первых, в виде процентов по займам. А
во-вторых, в цене товара учитывается масса расходов, части из
которых можно было избежать, изготовляя этот товар в России, а
другую часть произвести с пользой для своего народного хо-
* "...Торгового флота, можно сказать, у нас совсем нет", - писал
в 1894 году И.А. Милютин (Милютин ILA. Россия и Германия. -
С.Петербург, 1894. - С. 56).
39

зяйства. В первом случае имеются в виду расходы на
упаковку, перевозку, страхование, оплату вывозных пошлин и т.д.,
во втором - на оплату производства этого товара в самой
России. "Значительная часть импортированных капиталов, -
писал Витте, - навсегда оседает в стране в виде выплаченной
зарплаты, оплаченного сырья и услуг"73. Наместник Кавказа
И.И. Воронцов-Дашков считал, например, что до 70% валовой
прибыли иностранцев оседало в России в виде всех этих
расходов74. Но ведь это была "манна небесная" для российского
народного хозяйства. Отказ же от импорта капиталов и
ориентация исключительно на внешнюю торговлю означали бы
колоссальный отток средств из России.
Так оно и было в "беспошлинное десятилетие" (1870 -
1880 гг.), как его называет И.А. Милютин. По его оценке, до
1880 года Россия переплатила Германии 500 - 700 млн. руб. за
предметы, которые с успехом могла производить сама. То, что
эта задача была стране по силам, она доказала в первые 13 лет
"самостоятельной жизни", то есть в 1880 - 1893 годах. За это
время, считает Милютин, Россия сберегла благодаря развитию
импортозамещающих производств 31а млрд. руб. В частности,
он упоминает производство чугуна, стали, проката,
локомотивов и т.д.75
Значительная часть этой продукции была произведена на
предприятиях, принадлежащих иностранному капиталу,
причем в дальнейшем его роль в развитии прежде всего
передовых импортозамещающих производств, как мы стремились
показать, быстро и неизменно возрастала. Это новый и очень
существенный фактор, который следовало бы ввести в
итоговый расчетный баланс по иностранным инвестициям в России.
Небезынтересным представляется и вопрос о том, в какой
степени народное хозяйство России было насыщено
иностранными капиталами, могло ли оно поглощать их и дальше.
Имеющиеся статистические данные заставляют ответить
утвердительно на вторую часть вопроса. Более того, как писал
Л.Я. Эвентов: "История иностранных инвестиций... есть
история роста, а не убывания роли заграничного капитала в
русском народном хозяйстве"76.
Действительно, с 25% в 1889 году его доля в совокупном
торгово-промышленном и кредитном капитале в России
увеличилась к 1914 году до 43%. Особо быстро его позиции
укреплялись перед первой мировой войной, когда на долю
инвестиций извне пришлось 55% всего прироста капиталов торговых,
промышленных и кредитных учреждений России. Правда,
война вызвала тенденцию к падению этой роли (в 1916 г. доля
40

иностранного капитала в российских торгово-промышленных
и кредитных капиталах снизилась до 36%). Можно
предположить, что и после войны западноевропейские страны,
истощенные ею, не смогли бы в течение определенного времени
посылать свои капиталы в Россию в прежних размерах.
Дефицитность денежных рынков Западной Европы в
известной мере мог компенсировать новый для России
американский рынок капиталов, открывшийся ей незадолго до
войны и успевший вложить в русскую промышленность
117,7 млн. руб. Исследователь финансов дореволюционной
России А.П. Погребинский отмечал значительный рост интереса
Америки к России именно накануне пролетарской революции,
при Временном правительстве. Интерес выразился хотя бы в
том, что США были единственным из союзников,
предоставившим этому правительству кредиты. В свою очередь,
Временное правительство серьезно изучало перспективы работы
американского капитала в стране и делало соответствующие
предложения американским властям77.
Итак, экономика России ни в коей мере не выказывала
признаков пресыщения капиталами. Наоборот, как отмечалось
выше, именно накануне войны спрос на иностранные
инвестиции был наибольшим.

Глава II
ЕСТЬ ЛИ МЕСТО
ИНОСТРАННОМУ КАПИТАЛУ В СССР?
1. ОТ ИДЕИ К ДЕКРЕТУ О КОНЦЕССИЯХ
Происшедший 25 октября 1917 г. в жизни России
переворот был столь глубоким и радикальным, что многим стало
казаться, будто "распалась связь времен". В коридорах
новой власти вполне серьезно рассматривался проект
введения нового летоисчисления - от рождества власти
Советов.
Вскоре Советская Россия и вправду с григорианского
перешла на новый календарь, но не советский, а
юлианский, по которому жил весь цивилизованный мир. В этом
"конкурсе календарей" не следует, конечно, усматривать
глобальный политический подтекст. И все же был дан еще
один повод обнаружить свое существование двум главнейшим
школам советской политической мысли. Первая
стремилась к "блестящей изоляции" революции, ее
самопротивопоставлению окружающему несоциалистическому миру.
Вторая, во главе которой стоял В.И. Ленин, считала, что,
если Советская Россия не собиралась "улетать на Луну",
ей необходимо было найти свое место в мире реальностей,
то есть объективно существующих политических и
экономических взаимоотношений.
Одной из таких реальностей было то, что российская
экономика, несмотря на политический переворот, в своей
материальной ипостаси и в октябре, и в дальнейшем
оставалась той же, что и до революции, сохраняя все свои
основные черты, в том числе хронический голод на
капиталы. В 1917 году он становится уже невыносимым, так как
за годы войны приток внешних и внутренних капиталов
в промышленность практически прекратился. Разруха,
усугубленная неразберихой и нарушением привычного
течения экономической жизни после революции, довольно
быстро заставила большевиков обратиться за помощью по хоро-
42

шо известному, "подсказанному" Витте адресу - за
границу*.
То, что В.И. Ленин внимательно следил за экономической
политикой СЮ. Витте и как экономист в целом высоко
оценивал ее практические результаты, ясно видно из предыдущей
главы. В статье, напечатанной в "Правде" в 1925 году,
Н. Осинский также свидетельствует, что в большевистских
умах "развитие производительных сил в России и ввоз
иностранного капитала связываются воедино"1. Возможно,
поэтому уже через две недели после революции в "Известиях"
ВЦИК появилась статья видного большевика Ю. Ларина,
содержавшая призыв к консулу США содействовать экспорту
в Советскую Россию американских промышленных
капиталов.
Первые официальные предложения концессий были
сделаны 14 мая 1918 г. США и 15 мая Германии. 15 мая
Совнарком РСФСР рассмотрел вопрос о концессиях и признал
желательным участие иностранного капитала в разработке
естественных богатств страны2. Однако обсуждать этот вопрос
начали уже задолго до того. Еще в начале 1918 года В.И. Ленин
в беседе с американским представителем в России
полковником Робинсом сделал иностранному капиталу предложение
о концессиях3. Вероятно, из этого предложения в марте
1918 года вырос проект организации на металлургических
заводах Урала, а также Южной и Центральной России
гигантских смешанных трестов с участием советского,
американского, французского, английского и германского капиталов.
Постепенно стали вырисовываться и конкретные
государственно-правовые основы будущей концессионной
политики. 26 мая 1918 г. на I съезде совнархозов РСФСР была
оглашена правительственная программа развития
экономических связей с капиталистическими странами. В части,
касавшейся концессий, были изложены следующие условия:
концессии предоставляются лишь для создания новых
предприятий с учетом общего плана развития народного хозяйства
страны; территориальное их распределение не должно
создавать сферы влияния иностранных держав в России;
концессионеры должны соблюдать советское законодательство,
продавать часть произведенной продукции правительству РСФСР по
* О преемственности в этом деле говорит тот факт, что в
советское время было начато осуществление плана концессионирования
северных лесов, разработанного еще царским министерством
земледелия.
43

рыночным ценам; за Советским государством оставлялось
право участия в доходах и выкупа предприятий по истечении
определенного срока. 29 июля 1918 г. комиссия Совнаркома,
специально созданная в этих целях, разработала на основе
правительственной программы от 26 мая "Тезисы об
условиях привлечения иностранного капитала в товарной форме".
Они повторили в основном программу, но включали в себя и
новые положения, в том числе о льготах законодательного
порядка по отношению к концессионному предприятию, о
гарантиях выплаты иностранным предпринимателям
процентов на затраченный капитал, о привлечении заграничного
капитала для организации государственных предприятий с
предоставлением ему в качестве компенсации права на
аренду неиспользованных естественных богатств России и
т.д.4
С самого начала вопрос о концессиях рассматривался
советским руководством в двух его аспектах: политическом и
экономическом. В 1918 году преобладающим был, конечно,
первый. Концессиями предполагалось откупиться за
сепаратный выход из войны, национализацию иностранной
собственности и аннулирование долгов. Эти предложения - и не
только по экономическим соображениям - вызвали в Европе,
особенно в Англии, определенный интерес. Для их
обсуждения летом 1918 года в Москву прибыла делегация
министерства торговли Великобритании, возглавляемая
высокопоставленным чиновником министерства У. Кларком. Однако начало
широкомасштабной интервенции в России прервало
концессионные переговоры. Г.В. Чичерин вспоминал: "В моем
кабинете в Москве сидел сэр Уильям Кларк... и говорил о развитии
торговых отношений и о получении англичанами концессий в
тот момент, когда пришло известие о походе английских
войск внутрь Мурманского края. В необычайном испуге сэр
Уильям Кларк поспешил уехать"5. Политические условия для
продолжения этих переговоров появились лишь после вывода
англо-франко-американских войск с территории страны и
снятия в январе 1920 года Верховным советом Антанты
блокады в отношении торгово-экономических связей с
Советской Россией.
Следует сказать и о том, что советская сторона интереса
к концессионному вопросу не теряла. Так, например, 4
февраля 1919 г. Совнарком рассмотрел единственное такого рода
предложение, поступившее в 1918 году от норвежского
подданного Э. Ганневита и русского художника А. Борисова, на
строительство железной дороги от Оби через Северный Урал
44

до соединения с Балтийской железной дорогой. Совнарком
признал концессии допустимыми в интересах развития
производительных сил страны и данную концессию -
желательной6.
"Россия во мгле". Такой предстала страна перед взором
английского писателя Г. Уэллса после шести лет войны и
социальных катаклизмов. Производство угля в 1920 году
составляло 27% довоенного уровня, чугуна - менее 3, меди - 0,0,
нефти - 42,7, вагонов - 4,2, плугов - 13,3, электроламп - 10,1,
добыча руд- 1,7%7. В целом производство продукции
крупной промышленности сократилось почти в 7 раз. В поисках
пропитания около половины промышленных рабочих
разошлись по деревням. Народное хозяйство страны оказалось
внутри порочного круга, вырваться из которого обычными
экономическими методами было невозможно. Действительно,
фабрики и заводы простаивали, так как обеспечить рабочих
пропитанием государство не могло. Не могло, потому что
крестьяне не давали ему хлеба, так как, в свою очередь, не получали
промышленных товаров.
В этих условиях Л.Д. Троцким была предложена, а IX
съездом партии (1920 г.) принята система чрезвычайных мер по
выведению экономики из кризиса. Эта система покоилась
на "двух китах": введении обязательной трудовой
повинности (милитаризации труда, создании трудовой армии) и
ударности. Первый принцип позволял мобилизовывать
рабочую силу и принуждать ее к труду внеэкономическими
мерами - путем призыва; второй означал концентрацию скудных
ресурсов государства на важнейших участках хозяйственного
фронта для обеспечения прорыва8.
Однако существовал и иной взгляд на решение
экономических проблем России: всемерное привлечение иностранного
капитала в виде займов и концессий. Этот взгляд разделялся
прежде всего хозяйственными руководителями страны. 4
марта 1920 г. Л.Б. Красин вынес на обсуждение подготовленный
им проект "Тезисов о концессиях". В окончательном варианте
"Тезисов" указывалось, что Правительство РСФСР будет
предоставлять такие концессии, которые не конкурируют с уже
национализированной промышленностью; развивают те
производства, которые советская экономика быстро поднять не
может; наименее истощают природные богатства и рабочую
силу; в кратчайший срок и в наибольшей степени
увеличивают производственную мощь страны9.
Какого из этих двух взглядов придерживался Ленин?
25 марта 1921 г. он подписал "Тезисы о концессиях", а также
45

Особое постановление Совнаркома о создании при Президиуме
Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ) специальной
концессионной комиссии. А через несколько дней вместе с
делегатами IX съезда голосовал за милитаризацию труда. Спустя два
месяца после формального снятия блокады концессионные
миллиарды (золото, машины, сырье) были всего лишь
журавлем в небе. А, например, расчищать железнодорожные пути
от снежных заносов приходилось уже теперь. Поэтому как
глава правительства Ленин был обязан не упускать из рук
скромную синицу - реальную возможность путем колоссальных
затрат практически бесплатного труда решить хотя бы
первоочередные хозяйственные задачи. Однако, в отличие от
некоторых партийных идеологов, поспешивших выдать нужду за
доблесть и объявить принудительный труд частью социализма,
Ленин относился к нему как к печальной необходимости и не
связывал с ним будущего.
Гораздо ближе ему была концессионная идея. Все знают
об особом отношении Ленина к плану электрификации и
развития производительных сил России - плану ГОЭЛРО,
который он назвал "второй программой партии". Но не всем,
возможно, известно, что из 17 млрд. руб.
капиталовложений, предусмотренных этим планом, 6 млрд. намечалось
мобилизовать за границей в виде долгосрочных займов и
концессий10.
Начавшаяся 25 апреля 1920 г. советско-польская война и
вновь обострившиеся на этой почве отношения с
крупнейшими державами Европы в очередной раз сняли концессионный
вопрос с повестки дня. Однако Ленин вновь возвращается к
нему, как только кризис миновал. 26 октября 1920 г. докладом
Ленина на заседании Совнаркома начинается разработка
правительственного Декрета о концессиях. 23 ноября этот декрет
был подписан. В качестве общих условий сотрудничества с
иностранными предпринимателями назывались: а)
предоставление концессионеру вознаграждения долей произведенного
им продукта с правом вывоза за границу; б) предоставление
льгот и преимуществ концессиям, применяющим особые
технические усовершенствования в крупных размерах; в)
предоставление концессий на сроки, достаточные для полного
возмещения затрат предпринимателя на организацию производства;
г) гарантия имущества, вложенного в предприятие, от
национализации, конфискации или реквизиции; д) предоставление
права найма советских рабочих и служащих; е)
недопустимость одностороннего изменения правительством
концессионного договора.
46

2. В.И. ЛЕНИН О КОНЦЕССИЯХ
На другой день после принятия декрета участвовавший в
комиссии по его разработке A.M. Лежава писал Г.В. Чичере-
ну: "Совет Народных Комиссаров, как это видно из целого
ряда его постановлений, придает огромное и срочное значение
даче концессий"11. Такое отношение правительства к
концессиям в значительной степени определялось В.И. Лениным.
Этому вопросу он посвятил целый ряд выступлений, в том
числе на двух последних в его жизни партийных съездах, а
также одну из немногих речей, записанных на граммофонных
пластинках. Из-под его пера всего за два года (конец 1920 г. -
конец 1922 г.) вышло около 200 документов (писем, записок,
телеграмм и т.д.) по вопросу о концессиях*. "Это очень
важно!!" - ставит он резолюцию на докладной записке
Берлинского торгпредства о концессионных предложениях. "Дело
имеет громадную общегосударственную и общефедеративную
важность" - это о концессии Л. Уркарта. Из телеграммы в
Лондон Л.Б. Красину: "Считаем гигантски важным привлечь
американский капитал на постройку парафиноотделительного
завода и нефтепровода в Грозном". Советует коммунистам
Северного Кавказа и Закавказья "использовать
экономически всячески, усиленно, спешно капиталистический Запад в
политике концессий и товарообмена с ним". За недостаточную
проработку одного из концессионных вопросов грозит
председателю ВСНХ А.И. Рыкову: "Прекратите саботаж и двиньте
дело как следует, иначе я буду воевать в Цека". Примерно
за то же выговаривает И.Т. Смилге: "Если Вы будете
саботировать, сочту это прямо за преступление". Предупреждает
советские и хозяйственные органы Донской губернии:
"Концессия Круппа... имеет громадное не только экономическое,
но и политическое значение. Вы должны напрячь все силы,
чтобы содействовать заключению концессии, всякую
нерачительность в этом отношении буду считать преступлением".
Посылает телефонограмму Г.Е. Зиновьеву в Петроград о
концессии А. Хаммера: "Очень прошу немедленно
распорядиться, чтобы... надежные товарищи понаблюли лично за
успехом и быстротой всех работ для этой концессии. Это
крайне, крайне важно"12. И подобных документов -многие
десятки.
Такое обилие и язык документов могут означать толь-
Только из числа опубликованных.
47

ко одно: в 1921 - 1922 годах Ленин придавал вопросу о
концессиях чрезвычайное значение*. Почему?
Потому, во-первых, что с концессиями Ленин связывал (по
крайней мере до лета 1922 г.) вопрос о путях, темпах и самой
возможности построения социализма в России. Вспомним, в
какой связи заговорили о концессиях весной 1920 года- в
связи с отсутствием у государства средств для восстановления
и развития советской промышленности. "Средства" - слово
как будто из бухгалтерского лексикона. Пусть так, однако
речь шла вот о какой "бухгалтерии": хватит ли у
пролетарской власти средств, чтобы осуществить грандиозный проект
социализма в России? Или этот проект не обеспечен
внутренними материальными ресурсами, а потому строительство может
быть начато, но не может быть завершено без помощи извне?
Практически вся партия, и Ленин в том числе, считала, что
так оно и было. Действительно, до 1917 года без иностранных
капиталов России трудно было "строить" даже капитализм.
Что уж тут, особенно в условиях послевоенной разрухи,
говорить о социализме, который всегда понимался марксистами
как строй высоко организованной крупной промышленности!
Как известно, надежды на такую помощь связывались
первоначально с победой мировой пролетарской революции**.
"Дело России начать, а там подоспеет европейский
пролетариат" - вот типичные настроения тех лет. Даже в конце 1922
года Ленин считал перспективы мировой революции
"благоприятными"13.
Тем временем, однако, промышленность и сельское
хозяйство продолжали умирать. Едва избавившись от военной
угрозы своему существованию со стороны
белогвардейского движения, Советская власть столкнулась весной 1920 го-
* Между тем непопулярность темы сотрудничества с иностранным
капиталом начиная с конца 20-х годов сделала свое дело, и об этой
части ленинского наследия стали как-то забывать. Правда, в 70-е годы
вышли в свет два прекрасно аргументированных исследования В.А.
Шишкина. Однако эти работы были изданы мизерными тиражами и не дошли
до массового читателя.
** Отголоски этих надежд, правда, возрожденных германской
революцией 1923 года, слышатся, например, в резолюции XII съезда
(апрель 1923 г.): "Низвержение буржуазии в какой-либо из передовых
капиталистических стран уже очень скоро отразилось бы на всем темпе
нашего хозяйственного развития, умножив материально-технические
ресурсы социалистического строительства" (КПСС в резолюциях н
решениях съездов, конференции и пленумов ЦК. - М.: Политиздат, 1953. -
ч. I. - С. 688).
48

да с угрозой экономического краха. На ожидание помощи со
стороны революционного пролетариата промышленной
Европы не оставалось времени. Надо было изыскивать какие-то
иные источники развития. Тогда-то и родилось то, что мы
называем Великой Дилеммой 1920 года. Вскользь мы о ней уже
говорили. Напомним, о чем идет речь.
Часть партии во главе с Троцким и Бухариным считала, что
единственным доступным источником развития, еще не
использованным Советской властью, было бесплатное
присвоение государством труда рабочих (с крестьянства и так уже
брали все, что удавалось взять). Достичь этого можно было,
милитаризовав труд, то есть объявив обязательный призыв в
трудовые армии, введя жесточайшую дисциплину
практически не оплачиваемого труда и кару за дезертирство с
трудового фронта. Как уже говорилось, IX съезд партии одобрил эти
меры. Однако оставалось неясным, рассматривать ли их как
чрезвычайные или как стратегию хозяйственного
строительства на весь переходный период к социализму*. Троцкий
в книге "Терроризм и коммунизм" и Бухарин в "Экономике
переходного периода" настаивали на последнем. Троцкий:
"Путь к социализму лежит через высшее напряжение
государства. И мы с вами проходим как раз через этот период...
Никакая другая организация, кроме армии, не охватывала в
прошлом человека с такой суровой принудительностью, как
государственная организация рабочего класса в тягчайшую
переходную эпоху"1 . На такой же срок - на "целую громадную
эпоху" - проецировал идею принудительного труда и
Бухарин .
Нетрудно заметить, что этот путь к светлому будущему
очень напоминал методы строительства египетских пирамид,
сооружения величайшими деспотиями Востока
ирригационных каналов или, если вернуться на национальную почву,
прокладки крепостными железной дороги Петербург -
Москва. Помните: "А по бокам-то все косточки русские... Сколько
их! Ванечка, знаешь ли ты?" Нечего и говорить, что государст-
* 22 января 1920 г. "Правда" опубликовала тезисы ЦК партии "О
мобилизации индустриального пролетариата, трудовой повинности,
милитаризации хозяйства и применении воинских частей для
хозяйственных нужд". "Элемент принудительности, - довольно неопределенно
говорилось в тезисах, - будет применяться тем меньше, чем быстрее
будет развиваться система социалистического хозяйства, чем
благоприятнее будут условия труда, чем выше будет уровень воспитания
подрастающего поколения".
4- 1912
49

во, в основе которого лежит внеэкономическое принуждение,
не может быть ни чем иным, как колоссальной машиной
подавления личности во всех областях общественной жизни -
в политике, экономике, культуре и т.д.
Против этой чудовищной перспективы, предложенной
радикальными идеологами, выступили более консервативные
технократы (эти определения, конечно, весьма условны).
В известном смысле их знаменем стала опубликованная в
феврале 1920 года брошюра Г.М. Кржижановского "Основные
задачи электрификации России". На самом деле речь шла
скорее о философии хозяйственного строительства в стране.
В отличие от Троцкого и Бухарина, Кржижановский делал
главную ставку не на живую рабочую силу, а на "лошадиные
силы" машин, работающих на наиболее прогрессивном виде
энергии - электрической. Однако такой технике
противопоказан полуграмотный, замуштрованный рабочий. А отсюда
уже вырисовывалась перспектива более свободного и
полнокровного общественного развития. "Великолепно"16, -
отреагировал В.И. Ленин на изложение содержания этой брошюры
в "Правде". Плану ГОЭЛРО была сразу же обеспечена
ленинская поддержка.
Таким образом, партии была предложена Великая
Дилемма - строить социализм по-азиатски или по-европейски.
Сталин, ознакомившись с докладом комиссии ГОЭЛРО VIII
съезду Советов, сразу же понял, что это - "единственная в
наше время марксистская попытка подведения под
советскую надстройку хозяйственно отсталой России... технически-
производственной базы". "Помните, - писал он в этой связи
Ленину, - прошлогодний "план" Троцкого... Какое
убожество, какая отсталость по сравнению с планом ГОЭЛРО!
Средневековый кустарь..."17.
Дело, конечно, состояло не в том, что Ленин видел, а
Троцкий и Бухарин не видели пользу машин для социализма.
Разошлись они (как будут расходиться еще другие в 1925 и
1927 гг.) в вопросе о том, есть ли возможность - и если да,
то где, - достать эти машины. Ленин на этот вопрос отвечал
"да" и указывал на Западную Европу. Троцкий и Бухарин
говорили "нет" и при этом ссылались на враждебность
окружающего мира к Советской России, кризисное состояние
мировой экономики и развал народного хозяйства страны18.
Поэтому в окончательном виде Дилемма 1920 года выглядела
примерно так: или брезгливая изоляция от окружающего
мира и ставка на его подрыв - в международной политике, а
во внутренней - опора исключительно на собственные силы и
50

собирание этих сил военно-коммунистическими мерами; или
более быстрое и менее обременительное для общества
хозяйственное строительство с помощью передовых стран и в этих
целях - реинтеграция в мировую экономику и политика
лавирования и компромиссов в отношении с
капиталистическим миром.
Могут возразить, что был еще третий путь - путь новой
экономической политики. Мы так не думаем. В нашу пользу
говорит и опыт истории: идя по пути нэпа и не решая задачи
привлечения иностранного капитала, страна неизбежно
должна была сбиться- и сбилась -на путь, который в 1920 году
предлагали Троцкий и Бухарин. Чем иным была
насильственная коллективизация, как не возвращением к системе
продразверстки 1920 года? Чем иным были принудительные
займы, не обеспеченные товарами бумажные рубли,
выдаваемые в дни получек, жесткое трудовое законодательство,
как не подобием милитаризованного труда? Наконец,
многомиллионные трудармии из заключенных - это ли не апофеоз
идеи Троцкого - Бухарина?
"Великий перелом" 1929 года был закономерным итогом
всего предшествующего развития страны под флагом нэпа.
Приписывать этот итог игре случая, личным качествам
отдельных людей было бы мистицизмом чистейшей воды. Если же
стоять на почве материализма, то придется признать, что в
рамках той модели нэпа, которая осуществлялась на
протяжении 20-х годов, строительство материальной базы
социализма не имело перспектив. Ибо что есть материальная база
социализма, как не крупная промышленность? Даже после того
как Ленин в январе 1923 года "разглядел" социалистический
характер кооперации в СССР, в марте того же года он вновь
говорит о развитии крупной промышленности, что "в этом
и только в этом будет наша надежда"19. Эта надежда не
оправдалась: в рамках модели нэпа 20-х годов серьезное накопление
в пользу создания этой крупной промышленности оказалось
невозможным. После всех чудовищных усилий, затраченных
на решение данной проблемы, в 1928/29 хозяйственном году
(начинался с 1 октября) построенные за восемь лет нэпа
новые фабрики и заводы дали всего 4% общего объема
произведенной в стране продукции*20.
* В этом же году на всячески гонимых и зажимаемых
концессионных предприятиях был произведен 1% продукции [СССР. Год работы
правительства (Материалы к отчету за 1928/29 бюджетный год). -
М., 1930. - С. 319].
51

Кстати говоря, сам Ленин прекрасно видел, что ни
госпромышленность, ни сельское хозяйство не смогут стать
источниками громадного накопления по причине низкой своей
эффективности. "Мелкое и мельчайшее крестьянство, - писал
он в работе "Лучше меньше да лучше", - особенно при нэпе,
держится по экономической необходимости на крайне
низком уровне производительности труда"21. И на счет
промышленности он не строил иллюзий. В подготовленном
варианте ответа на один из вопросов корреспондента газеты
"Манчестер гардиан" А. Рансома он записал:"Для нас
восстановление разрушенных средств производства долгое время не
обещает никакой прибыли... Нам придется довольно долгое время
для восстановления основного капитала пользоваться
доходом от концессий или государственными субсидиями"22.
"Зачем же было тогда вводить нэп?" - спросит
изумленный читатель. "Для меня всегда была важна практическая
цель, - отмечал Ленин. - А практическая цель нашей новой
экономической политики состояла в получении концессий"23.
Вот так, не больше и не меньше! Причем этому высказыванию
особая вера. Как всякий политический деятель и человек,
Ленин порой мог, конечно, и преувеличивать - чтобы
подчеркнуть какую-либо мысль, создать определенное
настроение в аудитории и т.д. Эта же фраза была продиктована
Лениным спустя много месяцев после того, как пик борьбы за
концессии и связанных с ними ожиданий миновал. Да и
помещена она в самом неподходящем для принижения
"крестьянской сущности" нэпа месте - в статье "О кооперации".
Можно счесть ленинское высказывание полемическим
преувеличением лишь в том смысле, что весной 1921 года
самыми горячими "аргументами" в пользу нэпа были не
концессии, а лавина крестьянских мятежей против политики
продразверстки. Однако с точки зрения длительных перспектив
развития страны Ленин связывал нэп именно с концессиями.
Вот почему мы говорим, что действительной альтернативой
военному коммунизму был не тот нэп, который мы знаем
по истории, а нэп, главной экономической сутью которого
было воссоединение народного хозяйства России с мировой
экономикой посредством концессий.
В этом, конечно, сердцевина ленинской концессионной
политики. Действительно, план ГОЭЛРО замышлялся как
альтернатива трудармиям и милитаризации труда. Однако
35% этого плана - 6 млрд. руб. из 17 млрд., причем решающие
35% в виде машин и оборудования, - должна была
обеспечить заграница. "Без концессий, - считал Ленин в конце
52

1920 года, - мы своей программы и электрификации страны
выполнить не можем; без них в десять лет невозможно
восстановить нашего хозяйства"24.
Вовсе не случайно, что процесс разработки Декрета о
концессиях практически полностью совпал с процессом
подготовки плана ГОЭЛРО. Не случайно и то, что первый свой
специальный доклад о концессиях Ленин делает в рамках
работы VIII съезда Советов, рассматривавшего план ГОЭЛРО.
Это с одной стороны. А с другой - примечательно, что на X
партсъезде в ленинском докладе "О замене разверстки
натуральным налогом" соседствуют две темы: нэп и концессии.
Другой причиной, по которой В.И. Ленин придавал
концессиям такое исключительное значение, было то, что в них
он видел союзника пролетарской власти в борьбе с ее самым
страшным врагом - стихией крестьянского
мелкобуржуазного хозяйства. В этом крестьянском море крупные
фабрики и заводы как экономические опоры новой власти
выглядели редкими и маленькими островками. Чтобы не
утонуть в нем, власть должна умножать - хотя бы и с помощью
иностранного капитала - число таких островков.
"Концессии не страшны... - говорил Ленин. - Капитализм, который
растет таким образом, находится под контролем, учетом, а
государственная власть остается в руках рабочего класса
и рабочего государства". Этот капитализм Ленин назвал
государственным и считал его, ввиду слабости позиций
государства в экономике и наступления
мелкособственнической стихии, "шагом вперед против теперешнего
положения дел в нашей Советской республике... Не
государственный капитализм борется здесь с социализмом, а мелкая
буржуазия плюс частнохозяйственный капитализм борются
вместе, заодно, и против государственного капитализма, и
против социализма". "Что такое концессии при советской
системе, с точки зрения общественно-экономических укладов и
их соотношения? - задавал вопрос Ленин и сам отвечал: -
Это - договор, блок, союз Советской, т.е. пролетарской,
государственной власти с государственным капитализмом против
мелкособственнической... стихии"25.
Наконец, Ленин рассматривал концессии "с точки зрения
мирового народного хозяйства", видя в них каналы обмена
между этим хозяйством и хозяйством России. Как ученому-
марксисту Ленину была чужда идея автаркии на фоне
развивающихся в мире интеграционных процессов. Поэтому он
считал, что "связь международного хозяйства с планом
электрификации поставлена научно правильно... Мы переходим к об-
53

ласти экономики и предлагаем положительную программу
строительства перед всем миром"26. На экономическое
единство мира указывается и в Декрете о концессиях. В нем
говорится, что восстановление мирового и российского
хозяйства - процесс взаимосвязанный и что он может быть
"ускорен во много раз", если, с одной стороны, Россия
обеспечит мировой экономике доступ к добыче и переработке
своих природных богатств, а та, в свою очередь, предоставит
необходимые для этого капиталы27.
Следует сказать, что тезис об экономическом единстве
мира не был выдумкой Ленина. Он разделялся многими
видными политиками других стран, например английским
премьер-министром Ллойд Джорджем и рейхсканцлером Германии
Виртом. Ллойд Джордж: "Европа нуждается в том, что Россия
может произвести: пшеница, лес, марганец, рожь, сало...
Россия нуждается в капитале... Германия же не может уплатить
репарации, пока не восстановлена Россия". Вирт: "С точки
зрения экономики все народы всего мира составляют одно
громадное, неразрывно связанное целое". Эти взгляды
разделялись и на Востоке. Японский министр иностранных дел
Ишии призывал, например, Генуэзскую конференцию
"осуществить наконец идею международной солидарности,
которая является единственным средством к восстановлению
мирового благосостояния"28.
Большое значение Ленин придавал
международно-политическому аспекту данного вопроса. Во-первых, считал
Ленин, конкурентная борьба за концессии в России могла бы
помешать созданию опаснейшего для страны единого
антисоветского фронта империалистических держав. Во-вторых,
"концессия предполагает то или иное восстановление
мирных соглашений, восстановление торговых отношений".
Напомним, что в то время Советская Россия только начинала
выходить из полной международной политической и
экономической изоляции. В-третьих, "существование концессий есть
экономический и политический довод против войны. Те
государства, которые могли бы с нами воевать, воевать не смогут,
если возьмут концессии, это связывает"29.
Наконец, следует сказать, что политика привлечения
иностранных инвестиций планировалась Лениным широко и
надолго. Как широко? Ленин считал "архижелательным" сдать
в концессию четверть или даже половину нефтепромыслов
Баку и Грозного, половину Экибастузского бассейна, готов
был сдать почти все медно-никелевые рудники Урала и
Северного Казахстана (концессия Уркарта), миллионы десятин
54

северных лесов и 200 тыс. десятин пахотных земель,
марганцевые рудники Закавказья и т.д. Как надолго? Концессия
Круппа рассчитывалась на 25 лет, Уркарта - на 60 и Вандер-
липпа (на Камчатке) - на 99 лет. Вообще же заключенные на
взаимовыгодных условиях концессии Ленин считал
желательными "в течение того периода, когда будут существовать
рядом социалистические и капиталистические государства"30.
3. ОТ X СЪЕЗДА ДО ГЕНУИ
X партсъезд одобрил "защищавшуюся мной", как
выразился Ленин, политику в концессионном вопросе, в том
числе относительно бакинских и грозненских нефтепромыслов31.
Достаточно редкое по тем временам единодушие съезда (тем
более что ранее, по словам Ленина, разногласия по этому
вопросу были 32) объяснялось, очевидно, двумя причинами.
Во-первых, всем было ясно, что Ленин будет биться до конца,
что не оставляло потенциальной оппозиции шансов на успех.
А во-вторых, на ответственном уровне практически всеми
признавалась роль концессионной политики как средства
укрепления международного положения страны. Поэтому
даже те, кто считал недопустимым или нецелесообразным с
политической, хозяйственной, социальной и идеологической
точек зрения действительное участие иностранного капитала
в экономической жизни государства, с чистой совестью могли
голосовать за концессии в расчете поставить затем эту
политику на рельсы внешнеполитической пропаганды,
подкрепленной, возможно, единичными примерами такого участия.
Практика как будто подтвердила эти надежды. Прошло
полгода после принятия Декрета - и ни одной концессии.
Наконец в конце июля первый договор был заключен с Большим
Северным телеграфным обществом на предмет возобновления
эксплуатации принадлежащих ему еще до революции кабелей
и станций, обеспечивающих телеграфное сообщение Северной
Европы с Японией и Китаем. 2 ноября удалось сдать вторую
концессию: В.И. Ленин убедил американского бизнесмена
Арманда Хаммера, оказавшегося в России по совершенно другим
делам, в перспективности разработки уральского асбеста33.
Конец 1921-го- начало 1922 года приносят некоторое
оживление в концессионное дело: создан ряд смешанных обществ
по торговле с Европой.
Когда в конце марта- начале апреля 1922 года собрался
XI съезд РКП(б), отправной точкой для политического докла-
55

да ЦК В.И. Ленин вновь выбирает тему взаимодействия
мирового и советского хозяйств и в этой связи несколько раз
возвращается к вопросу о смешанных обществах с участием
иностранного капитала. Обращение к этой проблематике было
обусловлено тем, что чуть ли не сразу после окончания
съезда в итальянском городе Генуе должна была открыться
международная экономическая конференция, посвященная
вопросу послевоенного восстановления Европы. Нужно было
попытаться во что бы то ни стало включиться в этот процесс.
Успех означал бы триумфальное возвращение Советской России
на мировую политическую арену и ускоренное экономическое
возрождение страны за счет отмены по отношению к ней
всякой дискриминации и получения помощи извне в виде
займов, кредитов и концессий. Неудача грозила политической
изоляцией и продолжением притеснений в области экономики
и финансов.
В своем докладе Ленин сделал одним из центральных
тезис о единстве мирового хозяйства, международного рынка,
"которому мы подчинены, с которым связаны, от которого
не оторваться". Вновь подчеркивалось, что Россия и
капиталистический мир могут "поспорить", "повздорить",
"разойтись в разных комбинациях" и все же они обречены на
сотрудничество - оно же и соперничество - в той или иной
форме. "Смешанные общества, которые мы начали создавать, -
это одна из форм". Их ценность он усматривал и в
привлеченном ими "многомиллионном капитале", и в том, что
само создание таких обществ свидетельствует о росте
советского авторитета в мире, и в том, что эти общества должны
были стать школой хозяйствования. По данным, приведенным
Лениным, ко времени проведения съезда было 17
смешанных обществ. "Их очень немного", - сетовал Ленин, ценя,
однако, первый опыт как "маленькое, но практическое начало"
того дела, будущее которого ему виделось грандиозным.
Поэтому в докладе он и выдвинул лозунги: "Увеличивайте
число этих обществ"34.
Однако в былом партийном консенсусе по
концессионному вопросу стали появляться все новые и новые трещины.
Правда, на съезде лидеры первого ряда сохраняли вполне
лояльное молчание. Другие же не молчали.
Так, В.А.Антонов-Овсеенко поставил под сомнение
главный ленинский тезис, на котором основывалась вся
концессионная политика, - о том, что мировая экономика,
если хочет восстановиться, не может обойтись без России.
"Тов. Ленин утверждает, - говорил Антонов-Овсеенко,-что
56

в основе отношений различных капиталистических стран к
нам лежит обязательная для них экономическая
необходимость - войти с нами в торговые сношения... Эта перспектива
слишком оптимистически нарисована. Мне думается, что у
нас в последнее время вообще большая склонность к
переоценке того затруднительного положения, в котором
находится Западная Европа, - положения, которое обязывает ее
искать выхода на этом пути сближения с Россией*5
В смысле анализа конкретной ситуации
Антонов-Овсеенко был близок к истине. Это подтвердила сама история:
восстановление мирового хозяйства оказалось возможным
при весьма незначительном советском участии и, конечно,
осуществилось бы и без него.
Однако вряд ли стоит забывать, что в качестве главы
правительства В.И. Ленин должен был сообразовывать все свои
заявления с интересами государства. И, помещая тезис о
мировом экономическом единстве в Декрет о концессиях, он
меньше всего собирался превратить текст государственного
закона в политэкономическое эссе. Речь шла о пропаганде этой
идеи в самых что ни на есть практических целях: во-первых,
убедить заграницу в целесообразности вложения капиталов в
Россию*, во-вторых - саму Россию в осуществимости
концессионной политики, с которой Ленин связывал надежды на
облегчение участи страны. Ведь если бы достичь второй цели
не удалось, в советских руководящих кругах взяли бы верх
изоляционистские настроения и могли быть упущены те
реальные возможности, которые в принципе открывала перед
Советской Россией мировая хозяйственная конъюнктура.
Именно это и доказал Антонов-Овсеенко. Усомнившись в
реальности той базы, на которой Ленин пытался строить
концессионную политику, он тут же стал призывать съезд к
опоре исключительно на собственные силы и к повышению
классовой бдительности в отношении иностранного
капитала36.
Другим противником концессионной политики выступил
Ю. Ларин, назвавший ее "потемкинской деревней" и "ком-
враньем", так как она, по его мнению, не имела перспектив.
Отдельные незначительные концессии где-нибудь на
российских окраинах могли бы быть предоставлены. Однако Ларина
привел в ужас длинный список предприятий, предназначен-
* "Задачей его (декрета от 23 ноября. -Д.Д.), -говорил Ленин,-
было приманить господ иностранных капиталистов" (Ленин ВЛ. Поли,
собр. соч. - Т. 42. - С. 55).

ных для концессионирования, который по заданию
правительства Госплан подготовил к Генуэзской конференции.
Особый протест у Ларина вызвал проект наркома финансов
Г. Сокольникова привлечь иностранный капитал в форме
приобретения определенной части акций советских
государственных предприятий37.
Изменения в партийном руководстве, происшедшие за
год после X съезда, отразились, кстати, и в выступлении
самого Сокольникова, бывшего одним из наиболее горячих
сторонников концессионной политики. Если X съезд дал
"добро" на концессионирование нефтепромыслов, то теперь
Сокольников говорил: "Возьмем нефтяные промыслы. Многие
утверждают, что нефтяные промыслы необходимо сдать в
концессию, пусть придет иностранный капитал и наладит
нефтяную промышленность. Я не против концессии. Но я считаю, что
основные наши базы, то, на чем мы держимся, основные
базисы нашего экономического могущества - их мы не должны
выпускать из своих рук. И вместо того, чтобы звать
концессионеров, давайте сами поставим нашу нефтяную
промышленность в такие условия, чтобы она могла работать не хуже, чем
мог бы работать концессионер"38.
Раздались на XI съезде и голоса тех, кто с подозрением
смотрел не только на концессии, но и на саму новую
экономическую политику. Я.Б. Шумяцкий так выразил эти
чувства: "Все больше и больше катятся на лихой тройке, названной
кстати тремя буквами: нэп, а куда мчит эта тройка -
неизвестно"39.
Несмотря на это, решения XI съезда в области
экономических отношений с заграницей вполне могли считаться
подтверждением соответствующих решений предыдущего съезда,
хотя и сдержанным по форме. В области внешней торговли
разрешались смешанные общества и торговые концессии. В
области промышленности за концессиями также признавалось
право на существование. Что касается проекта Сокольникова, то
здесь резолюция съезда шла дальше ее автора и разрешала
продажу иностранцам акций не только второстепенных по
важности предприятий, но и, при сохранении за государством
"неоспоримого господства", акций транспортных, угольных,
металлических, нефтяных, ткацких предприятий40.
Содержание и тон ленинского доклада, а также
резолюций съезда учитывали, конечно, не только съездовскую, но и
международную аудиторию, ловившую накануне Генуэзской
конференции каждое слово из Москвы. Наверное, поэтому
съезд, с одной стороны, подтвердил курс на развитие между-
58

народного экономического сотрудничества, а с другой -
постарался не драматизировать хозяйственное положение
страны и не связывать все надежды на его улучшение с
помощью извне. В противном случае позиции Советской России
в Генуе могли бы оказаться ослабленными.
На самом деле в руководстве страны сохранились прежние
представления об экономической ситуации, причем они
только подкреплялись новыми расчетами советских
экономистов. Примером могут служить выработанные в начале 1922
года ВСНХ тезисы к сводной записке "План развития русской
промышленности на ближайшие годы и необходимый для
его осуществления капитал". По мнению составителей
тезисов, общая сумма затрат в промышленности в течение трех-
четырех лет (т.е. к 1925-1926 гг.) должна была составить
около 3500 млн. зол. руб. "Внутри страны,-писали они, -
государство может при крайнем напряжении покрыть из своих
запасов и из ожидаемых поступлений в течение ближайших
трех лет около 800 000 тыс. руб., а может быть, и до
1000 млн. руб. Таким образом, из-за границы необходимо
привлечь капитал в размере приблизительно 2500 млн. руб... Что
касается формы привлечения иностранного капитала, то здесь
намечаются: 1) общий облигационный заем, 2) организация
смешанных акционерных обществ, 3) концессии, 4)
краткосрочный банковский кредит"41.
Расчеты, подобные этому, заставляли рассматривать
воссоединение советского народного хозяйства с мировым уже
не как политэкономическую целесообразность, а как вопрос
жизни или смерти. Поэтому, несмотря на довольно
сдержанный тон съездовских документов, для советской делегации
на Генуэзскую конференцию была разработана программа
установления широчайших экономических связей между
Советской Россией и капиталистическим миром.
О размахе этой программы дает представление речь
Чичерина на открытии конференции. Он, в частности, заявил:
"Экономическое сотрудничество между государствами...
является повелительно необходимым для всеобщего
экономического восстановления... Идя навстречу потребностям
мирового хозяйства и развития его производительных сил,
российское правительство сознательно и добровольно готово
открыть свои границы для международных торговых путей,
предоставить под обработку миллионы десятин земли,
богатейшие лесные, каменноугольные и рудные концессии,
особенно в Сибири, а также ряд других концессий на всей
территории РСФСР и намечает такое хозяйственное сотрудничество
\
59

западной промышленности с сельским хозяйством и
промышленностью России и Сибири, которое расширяет базу
европейской промышленности в отношении сырья, хлеба и топлива
в размерах, далеко превосходящих таковые в довоенное
время"42.
Но уже вскоре после XI съезда вопреки его решениям в
руководящей партийной среде начали нарастать
антиконцессионные настроения. В значительной мере они объяснялись
итогами Генуэзской конференции, на которой в качестве
платы за восстановление России в правах члена
международного экономического сообщества от нее потребовали-
покаяться в грехе национализации иностранной собственности и
аннулирования долгов и доказать свое раскаяние путем
удовлетворения финансовых и иных претензий иностранных
граждан к России. Поскольку по ряду соображений
удовлетворить эти претензии Советская Россия не могла, широкая
экономическая помощь с Запада стала рассматриваться уже
не как вполне реальная перспектива, а скорее как благое
пожелание, недостойное серьезных государственных
деятелей.
Нельзя сбрасывать со счетов и временно воскрешенные
германской революцией 1923 года надежды на мировой
социальный переворот, который мог бы избавить СССР
от нужды приглашать нежеланных гостей -
концессионеров.
Одним этим, однако, не объяснить довольно
стремительного падения в 1922-1924 годах политических акций
еще остававшихся сторонников концессий. Сказался и все
больший отход от дел В.И. Ленина, по мере чего в высших
эшелонах партии нарастала борьба за власть. Бравировать
перед закаленными подпольем, революцией и
гражданской войной партийными массами левой фразой было куда
безопаснее, чем призывать их к сотрудничеству с
вчерашним врагом. Надо было обладать ленинским авторитетом,
чтобы выйти к партии с подобным предложением. А. Хам-
мер понял это и написал: "Только Ленин мог ввести эту
политику... Предложи нэп (или в равной степени
концессии.- А.Д.) кто-нибудь другой, он наверняка был бы
сейчас же расстрелян как предатель революции"43. Конечно,
после X съезда расстрел за концессионную пропаганду уже
не грозил. Но вот прослыть - с помощью конкурентов в
борьбе за власть - капитулянтом, не верящим в
творческие силы рабочего класса и энергию революции, было ой
как легко...
60

»W 4. "НАШ ПАРОВОЗ, ВПЕРЕД ЛЕТИ*
Разумеется, одной логикой внутрипартийной борьбы
за власть не объяснить политическую эволюцию 1920-1929
годов. При всей важности и значимости этой борьбы в условиях
однопартийной системы советская политическая мысль тех
лет формировалась под воздействием более фундаментальных
причин. Пожалуй, главной из них было состояние экономики:
перемены политической погоды в верхах происходили под
влиянием изменения экономического климата в стране.
Однако вернемся к 1923-1924 годам, когда тяжелые тучи
господствовавших ранее мрачных прогнозов о невозможности
восстановления страны собственными силами начали
рассеиваться. Обнаружилось, что царская Россия оставила
Советской власти не такое уж малое промышленное наследство и не
так уж сильно оно пострадало в годы гражданской войны, как
могло показаться вначале. Конечно, были и разрушения,
однако значительная часть основных фондов
промышленности все же уцелела. Кроме того, всегда оставалась возможность
укомплектовать один завод оборудованием с двух-трех
других заводов.
И вот произошло то, что многим показалось тогда
невероятным, чудом: "наш паровоз", как пелось в песне, полетел
вперед - полетел по рельсам восстановления хозяйства со
"скоростью" 150% прироста промышленного производства в
1921 году, 145,8 - в 1922-м, 130,8 - в 1923-м, 161,4% - в 1924
году 4 4.
"В коммуне остановка". При набранных темпах могло
показаться, что ехать осталось не так долго. Какой уж тут гос-
монополистический капитализм, тем более импортированный
в виде концессий, если восстановление идет - и как идет! -
почти исключительно по социалистическим рельсам.
Тенденция сбрасывать концессии со счета обнаружилась
на XII съезде РКП(б) - первом съезде периода
восстановительного бума. Однако это был также первый съезд, на котором не
присутствовал В.И. Ленин. Поэтому Г.Е. Зиновьев, которому
было поручено выступить с докладом ЦК вместо больного
вождя, просто не мог не взять за отправную точку своего
доклада речь Ленина на предыдущем съезде.
Действительно, начал Зиновьев за здравие: напомнил об
"особом значении", которое придавал концессионному
вопросу Ленин, а также выразил удовлетворение ростом числа
заключенных договоров и первыми результатами деятельности
иностранных предпринимателей в СССР. Вместе с тем он пред-
1
61

ложил делегатам съезда не вполне ленинский взгляд на проб*
лему сотрудничества с зарубежным капиталом: оно представ^
лялось вынужденным экономической слабостью страны и
потому временным, а никак не постоянным фактором,
обеспечивающим участие страны в международном разделении
труда*45.
Эти зауженные представления об экономическом будущем
страны вполне разделялись съездом. Когда Красин рискнул
повторить свои и ленинские мысли 1921 года о необходимое^
ти широкого сотрудничества с иностранным капиталом, ой
остался в полном одиночестве. Вот как на его выступление ре-ч
агировали делегаты. Радек назвал политику Красина
"политикой беспрерывных паник". Сафаров нашел в предложении
Красина "ликвидаторский оттенок". Каменев: "Речь тов.
Красина характеризуется таким распределением света и теней:
глубочайший пессимизм по отношению к нашим внутренним
силам, величайший оптимизм насчет великодушия
европейского капитализма..." Сосновский: "Я расхожусь с Красиным,
ибо думаю, что и он, и многие другие недооценивают
совершенно наши материальные и всякие другие ресурсы...При
такой оценке наших собственных сил - сил революции -
конечно, можно сделать выводы самые пораженческие".
Зиновьев: "Нельзя говорить, что если не приедет заграничный барин
и не осчастливит нас, то мы не справимся". Троцкий, не
упомянувший концессии ни словом в своем докладе о
промышленности: "Запряжемся все как один и страну нашу из нищеты,
из рабства выведем и капиталу не сдадим". (Правда, в
заключительном слове по докладу под влиянием критики
Красина Троцкий в принципе признавал желательность
экономической помощи извне,) И только более близкий к нуждам
производства и давний сторонник концессий П.А. Богданов
рискнул осторожно поддержать Красина: "Мы, промышленники,
не говорим о том, что нам иностранный капитал нужен
позарез, но мы говорим, что без иностранного капитала мы не
в состоянии поднять целого ряда отраслей... Вопрос о
привлечении иностранного капитала для подъема нашей
промышленности при нашей бедности средств остается актуальной
деловой задачей, которая должна стоять у нас на очереди"46.
* Замечательным образом эту мысль выразил работник Главконцес-
скома М.И. Лацис: "В виде временной меры мы допускаем концессии в
надежде, что они же помогут нам скорее покончить с концессиями
навсегда" (Лацис М.И. Сельскохозяйственные концессии. - М.-Л.:
Государственное издательство, 1926. - С. 83).
62

Ьк XIII съезд РКП(б), состоявшийся в конце мая 1924 года,
заряд в отношении концессий еще более осторожную позицию.
Сказались, очевидно, продолжавшийся бурный
промышленный рост, а также предпринятая левыми во главе с
Троцким, Преображенским, Осинским и Пятаковым кампания
критики "правого уклона" в хозяйственной политике ЦК,
закрывавшего глаза на рост нэпманской угрозы.
Изменения в отношении к концессиям между XII и XIII съездами тем
Шгче проследить, что оба раза с политическими
отчетами ЦК выступал один и тот же человек - Г.Е. Зиновь-
г Если на XII съезде докладчик ЦК еще нашел доброе
слово для концессий и смешанных обществ, то на XIII съезде
картина сотрудничества с иностранным капиталом была
нарисована им в весьма мрачных тонах. Однако главной целью
докладчика было подчеркнуть, что с 1921 года утекло
столько воды, что мысли Ленина о концессиях, высказанные
во времена оные, никак нельзя было воспринимать
некритически в 1924 году. "Было время, когда.., а теперь..." -
вот рефрен в выступлении Зиновьева,
противопоставлявшем 1921 год 1924 году, а на самом деле призванном
подменить ленинскую концепцию участия Советской России
в мировой хозяйственной жизни автаркическими
настроениями его преемников. Резюмируя свой доклад,
Зиновьев бросил клич: "Еще больше твердости, осторожности,
скупости в даче концессий... На иностранный капитал и
концессии надейся, а сам не плошай, а вернее - не
надейся"*47.
Происшедшие изменения во взглядах на концессии
довольно точно можно выявить, сравнив решения обоих
съездов по этому вопросу. XII съезд записал в своей
резолюции: "Необходимы дальнейшие систематические
мероприятия, направленные на привлечение к
промышленности иностранного капитала... Тщательная разработка
вопросов, какие именно области промышленности и
предприятия и на каких началах могут быть предоставлены
иностранному капиталу.., должна составлять одну из
весьма существенных задач плановых и вообще
руководящих хозяйственных органов". Что касается XIII съез-
* Здесь уместно вспомнить ленинский призыв проводить
концессионную политику "широко, твердо, умело, осмотрительно" (Ленин ВЛ.
Поли. собр. соч. - Т. 43. - С. 199).
63

да, то гора зиновьевских рассуждений о концессиях
родила - и была предназначена родить - только мышь. Съезд
ограничился тем, что поручил ЦК "проявлять и в дальнейшем
максимальную осторожность при сдаче концессий"48.
5. ВОСКРЕШЕНИЕ ВЕЛИКОЙ ДИЛЕММЫ
Покуда "наш паровоз летел вперед", о концессиях
действительно можно было забыть. Однако в конце 1924 года
произошла первая заминка в пути: частичный неурожай хлеба
и сближение внутренних цен на него с ценами мирового
рынка. Если раньше доходы от хлебоэкспорта позволяли
закупать за границей оборудование и сырье для нужд
восстановления, то теперь промышленность садилась на урезанный паек.
Однако это было только полбеды. Настоящая беда
ожидала недалеко впереди - в 1925 году, там, где оканчивались
проложенные еще до Октября рельсы, по которым шел процесс
восстановления, и начиналась нетронутая целина нового
промышленного строительства. Чтобы поднять эту целину,
требовалось несравнимо больше средств: одно
дело-подремонтировать и пустить уже существующий завод и совсем другое -
построить его с нуля. Это-то, очевидно, и упустили из виду не
в меру бдительные по отношению к иностранному капиталу
составители резолюции XIII съезда о концессиях. Как ехидно
подметил Троцкий, доставшееся бесплатно индустриальное
наследство прежней России породило кое у кого
"представление, будто техническое оборудование нашей
промышленности принадлежит к естественным богатствам нашей страны
и будто можно на этой "естественной" основе... строить
дальше социализм до полного завершения. Но это иллюзии"49.
Правда, паника 1925 года оказалась несколько
преждевременной. На самом деле ресурс дореволюционной
промышленности позволил протянуть еще пару лет и приблизился
к 100-процентной своей амортизации только в 1927-1928
годах. Все же проблема дальнейшего экономического
строительства в стране была поставлена и начался лихорадочный
поиск ее решения.
Первыми, еще в 1924 году, свой рецепт предложили члены
бывшей "рабочей оппозиции" Медведев и Шляпников. В
нашумевшем несколько запоздалом "Письме к бакинскому
товарищу" они писали: "Думать, что мы можем... собрать
необходимые массы капитала для разворачивания потушенной
промышленности путем налогов,-значит тешить себя напрас-
64

ной иллюзией. Думать, что эти массы капитала мы сложим "из
пятаков", только более длительно, - значит дополнять
прежнюю иллюзию иллюзией мелкобуржуазных эпигонов... Мы
требуем, чтобы правительство сделало более энергичные поиски
этих средств путем иностранных и внутренних госзаймов и
допущения концессий... Мы считаем, что при современном
хозяйственном состоянии нашей страны большие
материальные жертвы международному капиталу... есть меньшее из
зол, чем то состояние, в котором мы можем оказаться в
ближайшие годы... и которое может оказаться для нас
гибельным"50 . Однако по ряду причин особого значения этой
платформе тогда не придали.
Гораздо громче прозвучала теория Преображенского о
"первоначальном социалистическом накоплении", с которой
он выступил в 1925 году. Памятуя, что одним из основных
источников первоначального накопления европейского
капитализма был грабеж заморских колоний,
Преображенский предложил партии рассматривать российское
крестьянство как внутреннюю социальную колонию социализма
и строить новое общество за счет выжимания соков из
деревни.
Практически говоря, альтернативой, предложенной, с
одной стороны, Медведевым и Шляпниковым, а с другой -
Преображенским, исчерпывались возможности власти
изыскать огромные средства, необходимые для быстрого и
широкого строительства крупной государственной
промышленности. По сути дела, в 1925 году партия вновь оказалась перед
Дилеммой 1920 года: широкая помощь извне либо наивысшая
мобилизация внутренних сил в военно-коммунистическом
или почти военно-коммунистическом духе*. Ни то, ни другое
решение не устраивали руководящее ядро партии
политически: первое из них означало чрезмерный, по его мнению, крен
вправо**, второе грозило поссорить Советскую власть с
основной массой населения - крестьянством. Однако третьего
не было дано. Малодушное решение "оставить все как есть -
* Если в 1925 году Преображенский предлагал еще только
экономическое сверхобложение деревни (высокие налоги и высокие цены на
промышленную продукцию) в рамках нэпа, то к 1927 году эта идея
естественно эволюционировала в план насильственной экспроприации
накопленных в деревне "излишков".
** В Политическом отчете ЦК XIII съезду вопрос о концессиях был
назван вопросом "о пределах нэпа" (Тринадцатый съезд РКП(б). -
М., 1963. - С. 63). ^
/
5-1912 65

авось, образуется", на котором в итоге остановили выбор,
ничего не меняло.
В этом легко убедиться, посмотрев, "а как же было", то
есть рассмотрев экономическое положение страны в 1925-
1926 годах. Дадим слово тем, чьи свидетельства ни с
политической, ни с профессиональной точек зрения не вызывают
сомнений. Председатель правительства А.И. Рыков: "В
предыдущие годы промышленность работала в убыток или
малорентабельно и не имела возможности покрывать даже
нормальную амортизацию, вследствие чего продолжался
дальнейший износ оборудования, уменьшение основного
капитала. Чистое сальдо в пользу промышленности из всех
источников накопления составило в 1925/26 г. всего 294,7 млн.руб.
Однако и эти источники крайне неглубоки и ненадежны.
Например, сбережения населения, которые можно было бы
привлечь в интересах промышленного строительства, составили
на 1 октября 1926 г. всего 90 млн.руб., или 6 процентов от
суммы вкладов на 1 января 1914 г. Внешняя торговля- другой
важнейший источник накопления- начиная с 1924 г.
приносит убытки. Ее дефицит в 1925/26 г. составил около
170 млн.руб., а в 1926/27 г. - 96 млн.руб. Налоги на частника
и так высоки, и их надо скорее снижать, чем повышать.
Предпринятая в 1925/26 г. попытка изыскать необходимые
средства путем печатания денег завязала один из главнейших
узлов всех хозяйственных осложнений, из которых мы с
большим трудом выбивались на всем протяжении года. Одно из
последствий чрезмерной эмиссии - расстройство рынка и рост
товарного голода до 200 млн.руб. к концу 1926 г. Возникли
кризисные явления в энергоснабжении и на транспорте.
Одна из тяжелейших проблем - отсутствие резервного
фонда. Малейший прорыв на каком-либо участке
хозяйственного фронта немедленно отражается по всему фронту, что порой
приводит к хаотическому отступлению перед
встретившимися трудностями"5 х.
К сказанному Рыковым Председатель ВСНХ (с 1924 г.)
Ф.Э. Дзержинский мог добавить следующее: "Мы в нашей
промышленности, у нашей государственной казны не
находим тех необходимых средств, которые позволили бы
выполнить даже ту сокращенную программу промышленного
строительства, которая была предусмотрена нашим
правительством. Прибыли госпромышленности меньше, чем ожидались,
а между тем издержки на сырье, зарплату и т.д. увеличились.
Производительность труда у нас безобразно низкая, рост ее
далеко отстал от роста зарплаты. Сокращается число квалифи-
66

цированных рабочих, т.к. фабзавуч не покрывает даже
естественной их убыли. Машиностроительные наши тресты
убыточны. Убыточность советского экспорта и, как следствие,
сокращение импорта машин и сырья ведет к серьезным
недовложениям в советскую промышленность и замедлению темпов
ее развития"*52.
Какие же из всего этого делались выводы? Боимся, что
они окажутся для читателя несколько неожиданными.
Дзержинский: "Вопреки предсказаниям наших врагов, вопреки
надеждам их, мы достигли того уровня, на котором сейчас
находимся. Истекший 1925 г. в нашей советской
промышленности является примером того, как правильная политика
партии в деле социалистического строительства может привести
хозяйственную жизнь страны к блестящим результатам"53.
Рыков: "Если в период восстановительного процесса мы
сумели справиться с гигантски трудными задачами, то не
может быть сомнения, что, набравшись сил и опыта на трудной
работе восстановительного периода, мы с неменьшим
успехом справимся и с теми новыми задачами, которые стоят
теперь перед нами"54.
Откуда вдруг взялся такой оптимизм у этих хорошо
осведомленных об истинном положении дел людей? В общем-
то, он понятен как оценка достигнутых результатов (о
которых в 1920 г. никто не мог и мечтать!). Однако Рыков,
например, излучает его в будущее, прекрасно понимая, что в нем
ожидает советскую промышленность после того, как она
полностью выработает свой ресурс. В чем же дело? Дело в том,
что рыковский оптимизм был явно казенного
происхождения.
В начале 1925 года Зиновьев и Каменев выступили на
заседании Политбюро с критикой Сталина, обвинив его в
игнорировании "правой" угрозы, недооценке значения мировой
революции и в национальной ограниченности. Субъективной
предпосылкой для этого выступления были усилившиеся
трения внутри "триумвирата", объективной - осложнение
экономического положения страны. Дискуссия то разгоралась,
то затухала, пока наконец не вспыхнула на XIV партсъезде.
Мы не будем следить за ходом этой дискуссии, тем более
что она была серьезно отягощена личными амбициями вож-
* По этой причине план капиталовложений на 1926 год был урезан
на 1/з (Милютин ВЛ. О хозяйственном положении и основных
задачах нашей политики в городе и деревне. - М.: Пролетарий, 1926. -
С. 4-5).
* 67
i

дей и поэтому полемическими преувеличениями, копанием
в старых цитатах, различными передергиваниями и т.д. В
интересах нашего исследования скажем только, что в конце
концов Сталину и Бухарину удалось представить позиции
сторон следущим образом: оппозиция паникует, преувеличивая
рост частного капитала в СССР, а сталинско-бухаринское
большинство видит эту проблему, держит ее под своим
контролем и в нужный момент намерено решить; оппозиция
паникует, не видя в стране основ, на которых можно было бы
строить социализм, а большинство считает, что в стране есть
все необходимое для строительства нового общества;
оппозиция вообще не верит в возможность построения социализма
в СССР без помощи извне, а большинство твердо верит55.
После того как большинство ангажировалось подобным
образом, ему (в том числе и Рыкову) не оставалось ничего
иного, как излучать оптимизм. Другим последствием дискуссии
стали регулярно повторявшиеся в речах лидеров
большинства и все более ожесточенные нападки на частный капитал
(мол, мы видим проблему и намерены решать ее), а также
упорное отрицание нужды - и даже желательности - в какой-
либо помощи извне (ведь "в стране есть необходимое").
Бухарин: "С частного капиталиста мы должны брать до
последней степени все, что можно, лишь бы он оставался,
поскольку он пригодится для дальнейшего его "доедания" в
следующий год"56. Сталин полностью разделял эти "людоедские"
настроения своего тогдашнего союзника. Что касается
экономической помощи извне, то сигнал к началу кампании по ее
дискредитации дал сам Сталин своей речью в Свердловском
университете 9 июня 1925 г. в форме ответа на вопрос
(возможно, инспирированный), сумеет ли страна обойтись без
иностранной помощи. Сталин ответил, что царская Россия
уже прошла путем "кабальных концессий и кабальных
займов" и "влезла тем самым в ярмо полуколониального
существования". Едва ли нужно доказывать, сказал Сталин,
что для нас такой путь неприемлем: не за то мы три года
проливали кровь в войне с империалистами всех стран, чтобы
добровольно идти к ним в кабалу57. Эту мысль, иногда
слово в слово, он повторял еще много раз, в том числе на
различных партийных форумах, включая XIV съезд. Этот тезис
постоянно фигурировал и в речах других представителей
большинства. Наконец приспело время и авторов "Письма к
бакинскому товарищу": над ними был устроен показательный
партийный суд, а проповедуемые ими взгляды были
квалифицированы как "стоящие уже вне нашей партии"58.
68

Казалось бы, дни концессий как предприятий
одновременно и частных, и иностранных были сочтены. Однако
экономическая реальность продолжала сопротивляться
идеологическим схемам и даже одерживала важные победы. В
1924/25 году был принят ряд важных мер,
предназначавшихся для того, чтобы поставить концессионную работу в СССР
на новый уровень. Первой такой мерой стало принятое
Политбюро 27 ноября 1924 г. (еще до начала дискуссии) решение
о создании специальной комиссии Политбюро во главе с
А.И.Рыковым59, перед которой была поставлена задача
выявить и наметить меры по устранению зависящих от
советской стороны причин малой успешности нашей концессионной
политики*. В целях практической реализации этих мер 11
августа 1925 г. было принято постановление СНК СССР об
образовании в составе Главконцесскома Комиссии по наблюдению
за выполнением концессионных договоров. По советской,
партийной и профсоюзной линиям было дано указание более
доброжелательно относиться к концессиям и не чинить их
работе ненужных препятствий. В августе 1925 года
правительство поручило Госплану разработать план
концессионных объектов60, с тем чтобы увязать его с общесоюзными
планами и тем самым как-то "узаконить" концессии в системе
народнохозяйственных связей. Расширялся заграничный
аппарат, ведавший концессионными делами: в добавление
к уже существовавшим Лондонской и Берлинской
концессионным комиссиям были учреждены такие же комиссии в
Риме, Токио, Париже и Стокгольме. Концессионная
комиссия была также образована при СНК РСФСР. Все это позволило
назвать 1924/25 год "переломным годом в нашей
концессионной практике".
Благоприятной была ситуация и в следующем году. В мае
1926 года СНК принял постановление о льготах в отношении
концессий на сооружение жилищ, фабричных зданий и
других промышленных объектов. В 1925-1926 годах органы
государственного управления демонстрировали весьма
благожелательное отношение к концессионерам, в ряде
случаев шли навстречу их пожеланиям и оказывали
определенную помощь. Был заключен ряд крупных договоров с
иностранными предпринимателями. Некоторое улучшение
инвестиционного климата в СССР содействовало росту
интереса к советской экономике за границей.
* Эта комиссия работала с декабря 1924 года по июнь 1925 года; о
ее решениях будет сказано в главе IV.

6. ИЗОЛЯЦИОНИЗМ ПОБЕЖДАЕТ
Столь разительный контраст между политическими
декларациями и практическими делами объяснялся, очевидно, не
только давлением со стороны реальной экономической
необходимости. Этого было явно недостаточно. У концессионной
политики имелись могущественные сторонники. Среди них
прежде всего надо вспомнить А.И. Рыкова, активно
поддерживавшего эту политику еще с 1920 года. Именно его
практическими усилиями как главы правительства в концессионном
деле поддерживалась жизнь. Нового и еще довольно
могущественного сторонника концессионная политика нашла в
1925 году в лице Л.Д. Троцкого, занявшего тогда же пост
Председателя Главконцесскома. Приход Троцкого в Главконцес-
ском был глубоко закономерен, несмотря на его
скептическое отношение к политике привлечения иностранного
капитала в 1920-1921 годах. Троцкий не был изоляционистом по
убеждению. От считал, что главное противоречие российской
революции 1917 года - противоречие между
социалистическим характером власти и сохранявшей досоциалистический
характер экономикой - может быть разрешено только в
международном масштабе. К 1925 году взгляды Троцкого
проделали ту же эволюцию, что и ленинские взгляды в 1920 году:
раз международный пролетариат не приходит на помощь
революции, она обязана попытаться получить эту помощь
(разумеется, не бесплатно) на другом социальном полюсе - у
международного капитала.
Став главой Главконцесскома, Троцкий немало сделал
для того, чтобы убедить заграницу в серьезности советских
концессионных намерений. Для этого он несколько раз
встречался с членами иностранных делегаций и дипломатическими
представителями, аккредитованными в Москве. Британский
представитель в СССР P.M. Ходжсон сообщил в Лондон после
беседы с Троцким: "В той мере, в которой это касается его, я
убежден, что он желал бы укрепления позиций британских
фирм в этой стране по сравнению с нынешним положением. У
меня сложилось очень определенное впечатление - и оно
подтверждается сведениями из различных источников, - что
Концессионный комитет под руководством Троцкого становится
компетентным, хорошо укомплектованным органом, который
будет быстрее и решительнее рассматривать вносимые в него
предложения"61. Разумеется, Троцкий был причастен и к тем
благоприятным переменам в концессионной политике 1925-
1926 годов, о которых шла речь выше. Как совершенно прак-
70

тические рассматривались предложения Троцкого по
сооружению Днепрогэса и целого комплекса металлургических
заводов при нем, а также Магнитогорского металлургического
комбината на концессионной основе62.
В конечном итоге, однако, личность Председателя Глав-
концесскома нанесла советской концессионной политике
колоссальный ущерб. Троцкий не принял практически
никакого участия в дискуссии с зиновьевско-каменевской
оппозицией 1925-го - начала 1926 года. И покуда он хранил молчание,
столь выгодное для Сталина и Бухарина в момент
наивысшего напряжения сил в борьбе с оппозицией, ему была
предоставлена весьма широкая свобода рук.
Однако в декабре 1926 года Троцкий заговорил. Взяв по
собственной инициативе слово на VII расширенном пленуме
Исполкома Коминтерна, он обрушился на святая святых, на
"Отче наш" в системе идейных представлений сталинского
большинства - на теорию о возможности построения
социализма в отдельно взятой стране. "Самой большой его
(Сталина. - А.Д) ошибкой я считаю, - заявил Троцкий, - теорию о
возможности построения социализма в одной стране". По
мнению Троцкого, болезнь национальной ограниченности
развилась у Сталина и его единомышленников в годы
вынужденной политической и экономической изоляции Советской
России. Если страна не погибла, то только потому, что могла
проживать промышленное наследство, доставшееся ей с
дооктябрьских времен. Теперь же это наследство
практически иссякло, и надо зарабатывать самим средства к
существованию. Это легче и дешевле сделать, участвуя в выгодах
международного разделения труда. "Мы должны обновлять наш
основной капитал, который сейчас проходит через кризис...
Если бы мы попытались игнорировать разделение труда в
мировом хозяйстве.., это означало бы неизбежно чрезвычайное
снижение темпа нашего экономического развития... В
последней инстанции мировое хозяйство контролирует каждую из
своих частей, даже если эта часть стоит под пролетарской
диктатурой и строит социалистическое хозяйство"63.
Ближайшее же будущее подтвердило верность этого
анализа. Темпы прироста промышленного производства
сократились с 42,2% в 1925/26 году до 18,2 - в 1926/27 и 15,8% в 1927/ 28
году, причем рост последних двух лет обеспечивался, по
свидетельству А.И. Рыкова, выжиманием уже последних
соков из дореволюционного промышленного потенциала .
Кстати, с прогнозом Троцкого полностью совпал и вывод XV
партконференции (1926 г.) о том, что "народное хозяйст-
71

во вступает в полосу, когда темп развития его сильно
замедляется сравнительно с истекшими годами"65.
Поставив одинаковый диагноз, Троцкий, с одной
стороны, и сталинское большинство, с другой, выписали
совершенно разные рецепты. Троцкий: более полное включение в
международное разделение труда, ускорение экономического
развития путем привлечения экономической помощи
передовых стран. Сталин - Бухарин: замыкание в национальной
скорлупе, собирание отечественных "пятаков" на
"самодельную" индустриализацию. Однако эта схема не работала. К
концу 1927 года товарный голод достиг огромного размера-
500 млн. руб.66 Мало что получая от города взамен за свой
хлеб, деревня отказалась сдавать его. Возникла реальная
угроза полуголодного существования городского населения
и срыва промышленного импорта, без которого в следующем
году индустрия произвела бы еще меньше товаров для
деревни.
В основе кризиса 1927 года лежал серьезный дисбаланс
между промышленностью и сельским хозяйством. Эта
проблема была унаследована с дореволюционных времен. Однако
тогда она решалась путем прямой смычки российской деревни
с европейской промышленностью и усиления потенций
российской индустрии благодаря огромным инъекциям
иностранного капитала. Модель нэпа 20-х годов не предусматривала
ни того, ни другого. Вместе с тем государственная
промышленность и так работала на износ и дать больше товаров не могла.
Подключить частное производство? Однако частника из
промышленности выметали поганой метлой, так как видели
в нем (насколько справедливо - другой вопрос) лишь
конкурента госпромышленности, кормящегося из тех же скудных
источников сырья. "Отношение крупной госпромышленности
и вообще государства и мелкой частной промышленности, -
говорил Дзержинский в 1926 году, - становится... враждебным
в силу того, что эти отрасли не дополняют нас, а
противопоставляют себя нам, потому что у них с нами идет борьба за
крестьянское сырье"67.
Таким образом, когда кризис 1927 года вновь поставил
проблему политического выбора, нэп образца 20-х годов уже
не мог быть работающей альтернативой возвращению к
прообразу военно-коммунистической системы. Что же тогда -
неизбежно назад, к внеэкономическому принуждению и
насилию? Нет, говорил Троцкий, вперед к новым рубежам
нэпа, к усилению потенциала этой политики за счет
распространения ее на область внешнеэкономических связей СССР.
72

Формула успеха: нэп внутренний плюс нэп внешний. В
отличие от советского частника, иностранный капитал был
хорош тем, что имел свои ресурсы развития и не
покушался на источники, которых едва хватало самой
госпромышленности.
Лучшие силы большинства, прежде всего его
теоретический лидер Н.И. Бухарин, были брошены на дискредитацию
мирохозяйственной концепции Троцкого. Однако возразить ему
по существу было нечего; поэтому бухаринские речи сильно
отдавали демагогией. "Наша независимость, - "крушил"
Троцкого Бухарин, - есть независимость классового типа...
Обрекать себя теперь, в современных условиях, на
раболепное служение великой догме международного разделения
труда.., держать курс на то, чтобы устраиваться вкупе и влюбе с
международной буржуазией, - это такой
"интернационализм", с которым нам не по пути. Пусть "Пушкин" так
устраивается"6 8. Идейно-критический багаж Сталина состоял из
его старого тезиса 1925 года о том, что "не для того мы
умирали", чтобы добровольно впрягаться в ярмо мирового
капитализма69.
Куда лучше Сталину удавалась критика, так сказать,
по административной линии: СНК СССР снял Троцкого с
поста Председателя Главконцесскома.
Казалось бы, должен был начаться концессионный
разгром. И вдруг 24 июля 1928 г. - новый политический кульбит:
Совнарком утвердил Основные положения по привлечению
иностранного капитала в народное хозяйство СССР и
разработанный Госпланом ориентировочный план концессионных
объектов*. В Основных положениях говорилось, что
государство заинтересовано в максимально возможном
увеличении размера вкладываемых капиталов, создании
концессионерами в СССР импортозамещающего производства
полуфабрикатов и материалов, направлении средств прежде всего
на добычу цветных металлов, в машиностроение, бумажную
и некоторые другие отрасли промышленности и, кроме того,
в малоосвоенные районы страны. Со своей стороны,
государство обещало устранить основные препятствия
экономического и административного порядка, мешавшие работе
иностранного капитала в СССР. Была предусмотрена возможность
предоставления концессионерам таможенных, налоговых и
иных льгот.
* Это постановление СНК СССР советская пресса излагала под
заголовком "Активизация!концессионной политики".
73

Концессионный план намечал концессионирование около
100 крупных объектов в горнодобывающей, обрабатывающей,
лесной и химической промышленности, сельском и
коммунальном хозяйствах, энергетике. Подавляющая часть
намеченных объектов входила в общий пятилетний план.
Предлагались многочисленные объекты и сверх этого плана,
поскольку они были частью генерального 15-летнего плана развития
народного хозяйства СССР.
Из чего выросло это постановление, кто и что стоит за
ним? Чрезвычайные меры 1927 года по хлебозаготовкам,
казалось, уже фактически предрешили, каким будет
окончательный выбор дальнейшего пути развития, когда
традиционный нэп полностью исчерпает себя. И вдруг стрелка весов
тронулась в обратном направлении. Заслуга ли это А.И. Рыкова?
Или, по обыкновению устранив своего конкурента, Сталин
воспользовался его советом? Ответа мы не знаем.
На пленуме ЦК ВКП(б) в апреле 1929 года, однако,
позиции А.И. Рыкова, Н.И. Бухарина и других сторонников
продолжения новой экономической политики были подорваны.
Быстрый переход к военно-коммунистической системе
предрешил судьбу как концессионной политики, так и уже
действовавших в СССР концессий. В условиях взятого курса на
"форсирование социалистического строительства"
создаваемые концессиями политические неудобства перевесили
скромные выгоды, которые эти предприятия приносили
государству. С конца 20-х годов началась ускоренная
ликвидация существующих концессий.
Наряду с ликвидацией концессионных предприятий
стала свертываться и сама концессионная политика: новые
договоры начиная с 1928/29 года уже не подписывались. В
1930 - 1931 годах Главконцесском был низведен до
положения юрисконсульта при наркоматах по делам оставшихся
концессий. 14 декабря 1937 г. по результатам рассмотрения
"дела" об антигосударственной деятельности в Главконцес-
скоме при СНК СССР правительственным постановлением он
был упразднен70.
7. ПЕРВАЯ И ВТОРАЯ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ:
НЕКОТОРЫЕ СРАВНЕНИЯ
Итак, в 1929 году Великая Дилемма была окончательно
решена в пользу военно-коммунистической ориентации.
Избиение концессий и отказ от самой мысли о привлечении иност-
74

ранной помощи означали возвращение (с известными,
конечно, поправками) к датируемому 1920 годом "убогому плану
средневекового кустаря" (по словам Сталина). По этому плану
и была осуществлена вторая индустриализация страны. Чего
удалось достичь благодаря ей и какой ценой - вот вопрос.
Было бы также интересно сравнить по этим параметрам
сталинскую индустриализацию с индустриализацией Витте.
Мы считаем цену, заплаченную Россией иностранному
капиталу за свою первую индустриализацию, вполне
приемлемой. Эта цена покажется даже низкой, если сравнить ее с тем,
во что нам обошлась вторая - сталинская -
индустриализация с опорой исключительно на собственные силы.
Не будем ставить под сомнение официальные данные, не
будем стараться очистить их от шелухи "лукавых цифр", от
тех искажений действительности, которыми так славится
И.В. Сталин. Примем на веру, что за годы первых двух
пятилеток промышленное производство в стране возросло в 4-
4,5 раза. Вспомним про двукратный промышленный рост
1890-1899 годов и согласимся с советским экономистом
О. Лацисом, что "по всем историческим меркам это (а он
говорит об итогах выполнения первого пятилетнего плана, но
то же самое можно сказать об общих итогах первых двух
пятилеток. - А.Д.) был блестящий результат"7 К А теперь
посмотрим, какой ценой он был достигнут.
Прежде всего - за счет чрезмерного перекачивания
средств из сельского хозяйства в промышленность. Эта
перекачка дорого обошлась сельскохозяйственному
производству, на долгие десятилетия подорвав его силы. Данные за
первую пятилетку носят подчас апокалипсический характер.
Так, с 1928 по 1932 год уменьшились: валовой сбор (млн. г)
зерновых-с 73,3 до 69,9, сахарной свеклы-с 10,1 до 6,6;
урожайность (и/га) зерновых - с 7,9 до 7,0, сахарной свеклы -
со 132 до 43, хлопчатника- с 8,1 до 5,9, картофеля- с 82 до
71, овощей- со 132 до 79; поголовье (млн. голов) лошадей-
с 32,1 до 21,7, крупного рогатого скота- с 60,1 до 38,3,
свиней - с 22,0 до 10,9, овец - с 97,3 до 43,8*; производство
мяса - с 4,9 млн. г до 2,8, молока - с 31,0 млн.г до 20,6, шерсти-
со 182 тыс. г до 69, яиц - с 10,8 млрд. шт. до 4,472.
* В последующие годы продолжалось падение численности
скота (млн. голов): крупного рогатого - до 33,5 в 1933 году, лошадей -
до 14,9 в 1935-м, свиней -до 9,9 в 1933-м, овец -до 32,9 в 1934 году.
Иными словами, поголовье скота сократилось в 2-3 раза.
I
75

Эти лежащие на поверхности данные, впечатляющие
сами по себе, не исчерпывают до дна проблему разорения
деревни в угоду индустриализации "по-сталински". В
долгосрочной перспективе наиболее серьезный ущерб нанесло
разрушение естественного и поэтому экономически наиболее
целесообразного в то время отношения крестьянина к земле.
Произошло "раскрестьянивание" сельского труженика,
превращение его из заинтересованного в деле хозяина в
безразличного ко всему батрака.
Но система, созданная на селе в 30-е годы, и не
предназначалась для рациональной организации производства.
Главная ее задача состояла в другом - в методическом и
наиболее эффективном изъятии из уже колхозной деревни всего,
что там создавалось крестьянами под угрозой
раскулачивания, ссылки и голодной смерти.
Совершенно иными были взаимоотношения между
сельским хозяйством и промышленностью в годы первой
индустриализации. Тогда промышленный рост сопровождался
ростом сельскохозяйственного производства. По данным В.И.
Ленина, сбор хлебов (зерновых и картофеля) увеличился за
40 пореформенных лет в 2,6 раза73.
Еще более быстрый рост отмечался в последние 20 лет
перед революцией: ежегодный сбор одних зерновых и
только в европейской России увеличился с 2735 млн. пудов в
среднем в 1896-1900 годах до 4260 млн. пудов в 1913
(правда, урожайном) году74. (В 1932 г. во всем СССР зерна было
произведено 4236 млн. пудов, а в последующие два года -
по 4120,8 млн. пудов75.)
Быстро наращивалось производство и других культур,
особенно технических. Так, за 1864-1898 годы производство
свеклы увеличилось в 8 раз и Россия стала "великой
сахарной державой". В 1865-1890 годах крахмальное
производство выросло почти в 11 раз, а производство масла - в 7,5
раза76.
"Победа", одержанная промышленностью над сельским
хозяйством в годы сталинской индустриализации, оказалась
пирровой. В конечном счете и сама промышленность понесла
немалые потери в виде недопоставок сырья, плохого
снабжения городского населения продуктами питания и т.д. Страна
лишилась такого важнейшего источника накопления в
интересах промышленного развития, каким для России всегда был
сельскохозяйственный экспорт. Чтобы один раз накормить
индустрию питательным бульоном, свернули шею курочке,
которая на протяжении почти 100 лет несла золотые яйца.
76

Более того, сегодня мы должны расходовать известную
часть выручки от реализации на мировом рынке тех
немногих видов продукции, которые у нас покупают, на импорт
зерна, масла, мяса. Умерим поэтому наше восхищение в 2
раза более быстрыми темпами сталинской индустриализации
по сравнению с индустриализацией Витте.
Другой жертвой второй промышленной революции стал
советский рубль, тогда как первая была осуществлена при
сохранении устойчивости финансовой системы: золотой
запас государства увеличился с 682 млн. руб. в 1901 году до
1231 млн. руб. в 1911 году. (Нельзя не отметить, что этот
период вместил в себя русско-японскую войну и революцию
1905-1907 гг.) Кроме того, в обращении находилось золота
на 641 млн. руб. и на заграничных вкладах - еще 218 млн.
РУб.77
Надо, конечно, упомянуть в этой связи об огромном
внешнем долге России, выразившемся к началу первой мировой
войны в сумме 8,8 млрд. руб. Из них, однако, только 3 млрд.
руб. железнодорожных займов можно считать
непосредственной платой за "импортированную индустриализацию". Часть
долгов была сделана в счет закупки в Европе золота для
сохранения стабильности денежного обращения.
Однако едва ли не большая часть внешней
задолженности родилась из войн России с Турцией, Японией,
завоевания Кавказа и Средней Азии, революции 1905-1907 годов,
широких программ военного и военно-морского
строительства, иных непроизводительных расходов. Достаточно сказать,
что в 1903 году 36% государственного бюджета (так
называемого "обыкновенного", а с "чрезвычайным" - еще больше)
поглощали военные расходы78. В этих условиях требовалось
немалое искусство для поддержания стабильности денежного
обращения.
Во вторую индустриализацию вся премудрость
финансово-бюджетной политики едва ли не исключительно
сводилась к умению обращаться с печатным станком. Правда,
к тому времени червонный рубль уже растерял половину
своего былого "авторитета"*. Однако в годы ее
осуществления он пустился "во все тяжкие" и в конце концов стал тем,
что сегодня лежит у нас в карманах и на что можно купить
лишь очень небогатый набор товаров и услуг. Это - еще один
итог сталинской индустриализации.
* О червонце подробнее см. главу IV, раздел 3.
77

Сравним теперь обе индустриализации с точки зрения
того, какую цену за них пришлось заплатить обществу, в
конечном счете каждому конкретному человеку.
Широкое использование Россией внешней экономической
помощи позволило ей избежать суровой необходимости
идти на тотальную внутреннюю мобилизацию ресурсов в
интересах накопления. Первая русская индустриализация с точки
зрения внутреннего накопления была довольно "ленивой":
более чем двукратный промышленный рост 1890-1899 годов
был достигнут при том, что доля накопления в национальном
доходе России составляла всего 8%. Остальные средства,
необходимые для столь быстрого развития, поступали из-за
границы, в то время как российское население проживало - за
вычетом 8% - все, что производило.
Сталинская индустриализация потребовала от общества
огромных социально-экономических жертв. Рассмотрим
сначала продовольственное положение страны в годы
первой и второй промышленных революций.
Известно выражение предшественника Витте на посту
министра финансов И.А. Вышнеградского: "Не доедим, а
вывезем". Имелась в виду политика форсирования
сельскохозяйственного экспорта для накопления в интересах первой
индустриализации России, подчас в ущерб внутреннему
потреблению*. Такая схема вывоза была особо применима к наиболее
ценной продукции сельского хозяйства, например яйцам,
которых очень мало потреблялось внутри страны и очень
много вывозилось. Это относилось и к пшенице, которая
стала выращиваться у нас в значительной степени как
экспортная культура в отличие от традиционной для русской
деревни ржи.
Однако доля зерновых, отправлявшихся на экспорт,
никогда не была очень значительной в общем объеме их
производства (за исключением "экспортной" пшеницы) и имела
прочную тенденцию к падению. Так, эта доля для пшеницы
упала с 37,8% в первой половине 90-х годов XIX в. до 15% в
1913 году. Для ржи - основного хлеба России -
соответствующие цифры составят 5,7 и 2,9%79. В неурожайные годы
правительство практически запрещало экспорт хлеба, как это
было в 1891-1892 годах80, и даже за счет внешних займов
ввозило в страну зерно для уменьшения дефицита.
* Очевидна аморальность этого лозунга, тем более что сам Вышнег-
радский, надо думать, не голодал.
78

В годы второй индустриализации при резком падении
производства хлеба и всех других продуктов питания на душу
населения доля их вывоза росла и для зерновых составляла
7,5-10%. В 1929 году политика обескровливания деревни и
ограничения городского потребления в интересах
"первоначального социалистического накопления" привела к
введению во всех городах страны карточной системы, а в 1932-
1933 годах - к голодному мору, жертвами которого стали,
по всей видимости, 3-4 млн. человек81. Однако в тех же
1932-1933 годах большой вывоз хлеба принес на алтарь
индустриализации "с опорой на собственные силы" 389 млн.
руб. 2 Это уже была политика "умрем, но вывезем" или
скорее "умрите, а вывезу".
Первая индустриализация сопровождалась ростом
благосостояния городских слоев трудящихся, в том числе
рабочих. При этом особо быстро росла заработная плата на новых
передовых предприятиях, в создании которых, как известно,
активно участвовал иностранный капитал.
Вторая индустриализация привела к падению
жизненного уровня рабочих, так как осуществлялась за счет резкого
роста доли накопления, изымаемой из национального дохода.
О введении карточной системы на продовольствие мы уже
писали. Постоянно обесценивались и денежные доходы
населения в связи с тем, что на всем протяжении первой
пятилетки легкая промышленность практически не развивалась.
Товарный голод, существовавший и до 1928 года, принял в
первой половине 30-х годов катастрофические масштабы.
Чтобы изъять из обращения заработанные населением
деньги, которые оно не могло отоварить, сталинское руководство
пошло на принудительное размещение государственных
займов*. Вместо продуктов питания и одежды трудящимся
стали продавать водку, производство которой по требованию
Сталина было увеличено "ЕЛИКО ВОЗМОЖНО"83.
Осуществление принципа "сначала фабрика - затем город" резко
ухудшило жилищные условия рабочих.
Однако главным объектом "выжимания соков" в
интересах второй индустриализации стало крестьянство. Только
в 1930-1931 годах было фактически конфисковано
имущество 1,0-1,1 млн. крестьянских хозяйств. Труд колхозников
практически не оплачивался, поскольку, как писала "Прав-
* В рамках довоенных пятилеток и даже в более широких рамках
это фактически означало безвозмездное присвоение государством
огромного количества труда.
79

да", "зерно изымалось у крестьянства по баснословно
низкой цене"84. В то время как, по данным В.И. Ленина, в 1910
году поденщик - этот самый угнетаемый человек русской
деревни - получал за день работы эквивалент одного пуда
хлеба, колхозники зерновой полосы России и Украины
вынуждены были в 1932 году, еще до великого голода,
воровать хлеб и нести его домой с токов в карманах и за
пазухой85.
Таким образом, "сталинские темпы" индустриализации
обеспечивались в немалой степени баснословно дешевым
трудом рабочих и крестьян и конфискацией имущества
последних. Еще ужаснее то, что эти темпы поддерживались рабским
трудом десятков миллионов заключенных, не только
строивших города, шахты, заводы, железные дороги, каналы и
электростанции, валивших лес, но и создававших, как
Королев, ракетную технику или, как Туполев, самолеты.
Разные методы осуществления первой и второй
индустриализации породили противоположные тенденции в
политическом развитии страны.
Опора на внешнюю помощь при осуществлении первое
промышленной революции позволила России избежать "ужа
сов" первоначального накопления и всегда сопутствующей:
ему ужесточения политического режима, дала возможность
"разнежиться".
Когда же в поисках внутренних источников накоплен™
Сталин взнуздал страну, она превратилась в военный лагерь,
живший по суровым законам военного времени, а зачастую
и вне законов.
С одной стороны, в период первой индустриализации -
юридическое и постепенное экономическое освобождение
крестьянства, с другой, во время второй - повторное его
закрепление, на сей раз за колхозами. С одной стороны -
известный прогресс рабочего законодательства, с другой -
восстановление системы штрафов, фактическое удлинение
рабочего времени, а затем (правда, это объяснялось ростом
военной угрозы) введение уголовной ответственности за
нарушение трудовой дисциплины и лишение рабочих права
покидать предприятия без согласия администрации. С одной
стороны - учреждение суда присяжных и отмена сословного
суда, с другой - массовые внесудебные репрессии, "особые
совещания", "тройки" и "двойки". С одной стороны -
известное расширение политических свобод (создание пусть
плохонького, но парламента, легализация оппозиционных
партий), с другой - апофеоз диктатуры личной власти, тоталита-
80

ризм, профанация всех демократических принципов; с одной
стороны с ослабление цензуры, развитие оппозиционной
печати, демократической литературы и науки, с другой -
антидемократический тотальный контроль над всеми
проявлениями общественной и культурной жизни.
Подчеркнем еще раз: мы говорим лишь о тенденциях.
Мы очень далеки от того, чтобы идеализировать царскую
Россию. Но именно потому, что в первом случае речь идет о таком
политическом уроде, каким являлось самодержавие, а во
втором - о социалистической стране, разнополюсность
обнаруженных ими тенденций развития особо чудовищна и
горька.
Газета "Правда" совершенно верно писала, что
"историкам еще предстоит проанализировать единство подхода
Сталина к вопросам индустриализации, переустройства
сельского хозяйства, использования "дани" (с крестьянства. -А.Д. ),
проведения политики обострения классовой борьбы"86.
Однако и сейчас уже ясно, что вся "чрезвычайная" политика
Сталина (в ее экономическом, политическом, социальном и
культурном аспектах) вырастала из чрезвычайных мер по
изысканию внутренних источников финансирования
индустриализации. При наличии внешних источников вся эта
"чрезвычайность" вряд ли потребовалась бы*,
j Начав с насильственной экспроприации хлебных
излишков у "кулаков" (читай: всех крестьян, которые ими
облагали) и "ликвидации их как класса", Сталин неминуемо
закончил ликвидацией "кулацких" поэтов. Кроме этих двух
столь разных категорий людей находились многочисленные
иные категории, также подлежавшие ликвидации в силу
логики гражданской войны, объявленной сталинским
руководством значительной части народа. Это те высшие
политические деятели, которые до него, Сталина, уже предлагали
такой путь и с которыми он теперь не хотел делиться
авторством. С другой стороны, это и те из них, которые выступали
против подобного курса. Это также землепашцы Аджарии и
Дона (среди последних были, по свидетельству М.А.
Шолохова, красные командиры времен гражданской войны),
которые поднимали восстания в защиту своей собственности и
свободы выбора. Это и те середняки и бедняки, которые ока-
* В пользу этого предположения свидетельствует
внутрипартийная дискуссия 1920 года по вопросу об источниках финансирования
экономического развитая, о чем мы уже говорили.
6 - 1912
81

зывали пассивное сопротивление насилию. Это также
местные советские и партийные деятели, отказывавшиеся изымать
у колхозников весь выращенный ими хлеб, в том числе
фуражный и посевной. Это, наконец, и крестьянские матери,
которые под страхом расстрела, предусмотренного Законом об
охране социалистической собственности от 7 августа 1932 г.*,
собирали колхозные колоски, чтобы накормить своих
голодных детей.
Всего же условные демографические потери в 1930-
1936 годах в боях за "первоначальное социалистическое
накопление" (до "великого террора" 1937 г., который вырос из
"обострения классовой борьбы" первой половины 30-х гг.,
но имел уже самостоятельное значение) составили, по оценке
советских историков Э. Клопова и Л. Гордона, 10-15 млн.
человек. "Разумеется, - отмечают Клопов и Гордон, -
условные демографические потери нельзя отождествлять с
реальными человеческими жертвами". Реальный ущерб,
по их мнению, "был несколько меньше. Но все же он был
огромен"87.
Вот она - та самая страшная цена, которую народ
заплатил за индустриализацию "по-сталински". В сопоставлении
с такой чудовищной ценой успехи ее нам представляются
ничтожными.
Но, может быть, эти жертвы и не были нужны
индустриализации? Может быть, при правильном планировании можно
было добиться тех же результатов без политических
репрессий и экспроприации трудящихся классов? По нашему
глубокому убеждению, если мы говорим о росте
промышленности в 4,5 раза за 10 лет в стране, бедной капиталами, и без
помощи извне, то ответ на второй вопрос будет
однозначным: нет и еще раз нет.
Действительно, динамика прироста объема
промышленного производства в стране в последние годы перед первой
пятилеткой выказывала стабильную тенденцию к снижению
темпов. В 1925/26 году они составляли 42,2%, в 1926/27 -
18,2 и в 1927/28 году - 15,8%88. Каковы же могли быть темпы
в последующие годы? В резолюции XV партконференции
(1926 г.), напомним, отмечено: "Народное хозяйство
вступает в полосу (выделено нами. - А.Д.), когда темп развития
его сильно замедляется сравнительно с истекшими
годами"89, поскольку развитие индустрии на основе нового
капитального строительства никогда не может идти с такой быст-
* Был написан собственноручно Сталиным.
82

ротой, как в период восстановления уже имеющихся, но не
работающих временно фондов. А ведь к 1928 году процесс
восстановления был в целом закончен и задача, таким
образом, заключалась как раз в расширении основного капитала
за счет нового строительства.
Именно поэтому в наметках Госплана, подготовленных
еще тогда, когда на него не оказывалось сильнейшее
политическое давление, говорилось всего о 12% среднегодового
роста промышленного производства в годы первой
пятилетки. Что касается второй пятилетки, то сам Сталин
предложил 13-14% роста.
Очевидно, это и были те темпы, которых можно было
добиться нормальным порядком, не обрушивая на страну
ливня чрезвычайных мер. Однако они не выглядели бы столь уж
замечательными по сравнению с темпами роста в
индустриализацию Витте и были бы достигнуты, конечно, не при 8-
процентной, как при Витте, а при более высокой норме
накопления, то есть путем относительно большего ограничения
общественного потребления.
Наконец, нельзя не согласиться с авторами статьи в
газете "Правда" в том, что политическая и экономическая
система руководства и управления, возникшая из методов
осуществления сталинской индустриализации, может дать "лишь
временный, весьма ограниченный эффект. В конечном же
счете такие методы... неизбежно ведут к застою экономики, к
засилью бюрократии, с чем и сейчас нашей партии и народу
приходится вести борьбу"90.
Все это заставляет думать, что СЮ. Витте был прав,
когда предупреждал, что перенапряжение сил народного
хозяйства для исключительно внутреннего накопления в целях
широкого экономического развития не только может
подорвать эти силы и обречь хозяйство (в нашем случае -
особенно сельское хозяйство) на долгий упадок, но подобное
переобременение одного поколения "явилось бы и
несправедливым по существу, так как всеми выгодами свершенного
воспользовались бы только последующие поколения"91.

Глава III
ИНОСТРАННЫЙ КАПИТАЛ В СССР
(1921-1946 гг.)
Посмотрим теперь, что на деле осталось от
концессионной политики после всех битв на советском политическом
Олимпе.
1. ОРГАНИЗАЦИЯ КОНЦЕССИОННОГО ДЕЛА
И ФОРМЫ ИНОСТРАННЫХ КАПИТАЛОВЛОЖЕНИЙ
После принятия Совнаркомом Декрета о концессиях от
23 ноября 1920 г. и подтверждения основ советской
концессионной политики X съездом партии вопрос переместился
в область практики.
Постепенно стал складываться порядок прохождения
концессионных дел через государственные органы.
Первоначально имелось в виду, что наркоматы будут заключать
предварительные концессионные соглашения и затем представлять
их на утверждение Совнаркома. Поскольку, однако,
большинство предложений, сделанных иностранными
предпринимателями в 1920-1921 годах, поступало в ВСНХ, 30 июня
1921 г. при нем был учрежден Концессионный комитет во
главе с Председателем Президиума ВСНХ П.А. Богдановым.
Кроме того, концессионные предложения могли
рассматриваться и другими ведомствами, например Госпланом и Нарком-
внешторгом.
Вместе с тем сразу же заявила о себе политическая
сторона концессионного вопроса, поэтому было решено, что его
нельзя отдавать на откуп хозяйственникам. В связи с этим
4 апреля 1922 г. при Совете Труда и Обороны (СТО) был
создан Главный комитет по делам о концессиях и акционерных
обществах.
Однако он просуществовал недолго и был упразднен в
силу декрета ВЦИК и Совнаркома РСФСР от 8 марта 1923 г.
Вместо него был учрежден Главный концессионный комитет
(ГКК) при Совнаркоме РСФСР, к ведению которого относились:
общее руководство всем делом допущения иностранного
капитала в промышленность, торговлю и иную хозяйственную
деятельность на территории РСФСР и союзных с ней советс-
84

ких республик; ведение переговоров о заключении
концессионных договоров и контроль за такими переговорами,
если они велись с санкции Главконцесскома другими
ведомствами; рассмотрение проектов договоров; рассмотрение
проектов уставов акционерных обществ с участием иностранного
капитала, а также ходатайств иностранных компаний о
допущении их к операциям на советской территории;
представление проектов концессионных договоров и уставов
акционерных обществ с иностранным участием на утверждение
Совета Народных Комиссаров. Таким образом, по декрету
от 8 марта 1923 г. ГКК являлся совещательным органом при
СНКРСФСР.
Образование Союза ССР и принятие новой союзной
Конституции, относившей заключение концессионных договоров
к исключительной компетенции Правительства СССР,
потребовали превращения ГКК из органа при российском
правительстве в орган союзного Совнаркома. В соответствии с этим
21 августа 1923 г. был издан новый декрет. Им было не
только изменено положение ГКК среди прочих органов
центральной власти, но и расширена его компетенция, в частности,
за счет предоставления права контроля над
соответствующими ведомствами и учреждениями, к ведению которых
относились заключенные договоры, наблюдения за исполнением
обязательств по ним как советскими органами, так и
концессионерами, принятия мер к устранению причин, тормозящих
осуществление договоров.
Главконцесском возглавлялся председателем и
четырьмя членами, назначаемыми непосредственно правительством.
Председателями ГКК были Г.Л.Пятаков (1923-1925 гг.),
Л.Д. Троцкий (1925-1927 гг.), В.Н. Ксандров (1928-1929 гг.),
Л.Б.Каменев (1929-1932 гг.), А.Б.Трифонов (1933-1937 гг.).
Численность работающего в ГКК персонала все время
колебалась и в целом отражала "конъюнктуру" в этом вопросе.
Б 1922 году насчитывалось 25 сотрудников, в 1923 - более
40, в 1926 - 177, в 1928 - 77, в 1932 - 18, в 1933 году их
осталось 6. 14 декабря 1937 г. после рассмотрения "дела о фактах
антигосударственной деятельности" Главконцесскома
правительство, как уже говорилось, приняло постановление о
его упразднении.
В систему подведомственных ГКК органов входили
концессионные комитеты союзных республик, которым, в свою
очередь, было предоставлено право создавать
концессионные комиссии при облисполкомах и республиканских
наркоматах, а также концессионные комиссии при союзных нар-
85

коматах. Фактически были учреждены концессионные
комитеты при правительствах РСФСР, УССР, БССР и Закавказской
федерации, концессионные комиссии при ВСНХ СССР, Нар-
комфине СССР, Наркомторге СССР, Наркомате путей
сообщения СССР и при республиканских ведомствах - наркоматах
земледелия и финансов РСФСР и ВСНХ РСФСР, а также
Дальневосточная концессионная комиссия при Далькрайисполкоме.
Концессионные комиссии были также созданы в разное
время при торговых представительствах СССР в Берлине,
Лондоне, Париже, Токио, Риме и Стокгольме. В задачу
заграничных комиссий входили ведение предварительных
концессионных переговоров с местными деловыми кругами,
разработка проектов договоров и выявление финансовой и
технической состоятельности фирм, ходатайствовавших о выдаче
им концессий.
Заключение соглашений о допуске иностранного
капитала в страну в соответствии с Конституцией 1923 года было
отнесено к компетенции СНК СССР. Исключение делалось для
договоров на объекты коммунального хозяйства: в этом
случае Совнарком ограничивался лишь разрешением или
воспрещением соответствующему исполкому заключать такой
договор.
Общие условия деятельности в СССР заграничного
капитала регулировались внутренним советским
законодательством, в том числе специальными законами и нормативными
актами о концессиях, а также заключенными Советским
Союзом международными соглашениями, поскольку они
определяли права и обязанности иностранных физических и
юридических лиц в СССР. Конкретные условия
оговаривались в концессионных договорах и уставах смешанных
обществ, о чем мы расскажем дальше.
Организационные формы, которые принимали
иностранные капиталовложения в СССР, были следующими:
концессии ("чистые" концессии), смешанные общества и
приобретение иностранцами акций советских предприятий.
Наиболее распространенными были первые две формы.
Что касается попыток привлечь иностранный капитал через
покупку акций государственных обществ и трестов, то ее
можно считать неудавшейся. "Такие предложения, -
говорилось в одном документе Концессионного комитета ВСНХ, -
не встречают сочувствия иностранцев, и вряд ли такая
постановка вопроса будет иметь реальное значение"1.
Известен единичный пример вхождения иностранного капитала
(американского) пайщиком в советское хозяйственное учреж-
86

дение - Швейный синдикат, в котором он участвовал
двумя миллионами рублей2.
Наблюдалось, таким образом, принципиальное отличие
от дореволюционных времен, когда иностранные капиталы
предпочитали участие в русских акционерных обществах
другим формам деятельности. Иностранные
предприниматели не верили в эффективность социалистической
организации экономики и стремились поэтому дистанциироваться от
нее, создавать свои "капиталистические оазисы".
Справедливости ради следует сказать, что для таких настроений у них
были причины. Председатель ВСНХ Ф.Э. Дзержинский
признавал, например, в 1926 году, что "наша система и наша
практика управления являются одной из важнейших помех,
препятствующих поднятию производительности труда в тех
органах, которые создают материальные ценности"3.
Действительно, в середине 20-х годов большинство советских
трестов и синдикатов были либо убыточными, либо
малорентабельными.
Именно поэтому самой популярной у иностранных
предпринимателей формой приложения капиталов в советское
время была концессия, обеспечивающая им наибольшую
самостоятельность в оперативном отношении. Договор на
концессию означал договор на аренду определенного
государственного имущества (участка земли, строений, дорог, шахт,
приисков, оборудования и т.д.) с целью организации на
средства иностранного предпринимателя производства какой-либо
продукции. Государство не вмешивалось в каждодневную
деятельность администрации, что, конечно, не означало его
самоустранения от решения принципиальных вопросов
хозяйственной политики концессионных предприятий.
Эти вопросы решались в основном уже в договорах о
концессиях. Среди прочего, в них оговаривалось следующее:
срок действия соглашения (поскольку речь шла об аренде
государственного имущества); номенклатура и объем
производимой продукции; размер и сроки ввоза в СССР капитала,
необходимого для организации соответствующего
производства; порядок и размеры налогового обложения и отчислений
от прибыли; порядок реализации готовой продукции;
обязанность концессионера соблюдать советские законы и нормы,
касающиеся производственной деятельности, найма
рабочей силы и т.д.; обязанность концессионера поддерживать
в исправности и технически совершенствовать
производство; право правительства осуществлять финансовый и иной
контроль за деятельностью концессий, а также право досроч-
87

ного выкупа их по прошествии определенных договорами
сроков; право правительства прекратить до срока действие
договора в случае нарушения концессионером его
важнейших положений; порядок решения споров между
государством и концессионером и т.д. По истечении срока договора
основной капитал концессий безвозмездно переходил к
правительству, равно как все патенты и товарные знаки,
которыми пользовались концессионные предприятия.
Как видно из этого перечня, о бесконтрольности
концессий не было и речи. Кроме того, следует иметь в виду, что
дополнительной уздой для концессионеров была текущая
экономическая и социальная политика государственных
органов, в рамках которой они существовали и действовали.
И хотя в смешанных обществах, при сохранении руководящих
должностей за советской стороной, регламентация
деятельности иностранных предпринимателей могла быть более
прямой и жесткой, контроль, осуществляемый государством за
концессиями, был достаточным.
Форма совместного предприятия ничего не давала
государству и в смысле увеличения его доли доходов по
сравнению с "чистой" концессией. Норма прибыли иностранных
предпринимателей и так устанавливалась фактически самим
государством, зачастую на минимально приемлемом для них
уровне, а иногда и ниже него. Основные параметры этой
нормы, а следовательно, и размер доли, присваивавшейся
государством, определялись концессионным договором, в
котором указывались размеры и проценты различных платежей
и отчислений, которые должен был производить
концессионер. В случае, если бы норма его прибыли оказалась, по
мнению государства, чрезмерной, она могла быть без нарушения
договора скорректирована путем увеличения ставок
государственных и особенно местных налогов, акцизов, а также
с помощью других многочисленных рычагов, которые
держало в своих руках государство.
С советской точки зрения, "чистые" концессии также
имели определенные преимущества перед смешанными
обществами. Во-первых, сказывалось политически мотированное
стремление ограничить размер иностранной собственности
на советской территории. "Чистая" концессия, в отличие от
смешанного общества, не создавала для иностранцев права
собственности, так как концессионное предприятие
считалось государственным имуществом, сданным в аренду.
"Концессия, - говорил В.И. Ленин, - есть своего рода арендный
договор. Капиталист становится арендатором части госу-
88

дарственной собственности, по договору, на определенный
срок, но не становится собственником. Собственность
остается за государством"4. И еще: "Без малейшей
денационализации мы передаем рудники, леса, нефтяные источники
иностранным капиталистам, чтобы получить от них продукты
промышленности, машины и т.д."5.
Во-вторых, форма "чистой" концессии была более
привлекательной и потому, что не требовала расходования
скудных тогда государственных средств на оплату советской части
совместного капитала, позволяла направлять их на создание
приоритетных производств, участие в которых иностранного
капитала было либо нежелательно, либо невозможно из-за
отсутствия к ним интереса с его стороны. Конечно, советский
вклад в смешанные предприятия мог бы формироваться за
счет передаваемых им государством земельных участков,
имущества, построек и т.д. По весьма неполным и
ориентировочным данным, на 1 октября 1926 г. суммарный основной
капитал концессионных предприятий составил 59,4 млн. руб.,
из которых 30,953 млн. были инвестированы
концессионерами и 28,448 млн. руб. - государством. Через год
размер инвестиций составил соответственно 34,295 млн. и
28,448 млн. руб.6 Таким образом, наблюдался рост доли
иностранных инвестиций в общем объеме капиталовложений.
Это было вполне закономерно, так как концессионный
договор предписывал наращивание масштабов производства
в течение ряда лет до известного уровня и постоянное
техническое перевооружение. Следует также иметь в виду, что в
данном примере не учитывались оборотные капиталы
концессионеров. Поскольку первоначально предполагалось
чрезвычайно широкое осуществление концессионной политики,
совместное предпринимательство могло возложить на казну
непосильное для нее финансовое бремя.
z концессии и производственные смешанные общества*
Как говорилось в предыдущей главе, список
концессионных предприятий открыло летом 1921 года Большое
Северное телеграфное общество (БСТО), возобновившее прерван-
* Здесь мы ограничимся приведением фактических данных по
концессиям и смешанным обществам (их числа, размеров капиталов,
сфер деятельности и т.д.). Об экономических и иных условиях, в
которых осуществлялась концессионная деятельность в СССР, см.
главу IV.
89

ную ранее работу по обеспечению телеграфной связи
Северной Европы с Японией и Китаем. Ровно через 25 лет, 8
августа 1946 г., БСТО - уже последняя из концессий на
территории СССР - было ликвидировано7. За эту четверть века
количество концессионных договоров изменялось следующим
образом: в 1921 году действовало 5 договоров, в 1924 - 55,
в 1925/26 - 82, в 1926/27 - 74, в 1927/28 - 68, в 1928/29 - 59,
в 1929/30 - 40, в 1931/32 - 28, в 1932/33 - 17, в 1935 - 8 и в
1936 году - 5 договоров8.
Основное число концессионных соглашений было
подписано с компаниями девяти стран (см. табл. 4). Незначительное
участие в концессионной деятельности принимали также
Норвегия, Дания, Латвия, Финляндия, Голландия, Турция и
некоторые другие страны.
Таблица 4
Национальное происхождение компаний,
с которыми подписаны концессионные соглашения
Год
США

Германия

Англия

Франция

Япония

Польша

Австрия
Шве-
ция
Иран
1925 7 24 18 1 4 3 2 2 4
1927 10 18 13 2 7 6 5 3 5
1929 6 11 6 2 10 5 5 3 4
1930 18 3 18 3 3 3 5
Подсчитано по: Центральный государственный архив Октябрьской
революции. - Ф. 8350. - Оп. 4. - Д. 236. - Л. 8-9 (далее:
ЦГАОР).
Общее число концессионных предложений, поступивших с
1921/22 года по 1 октября 1929 г., составило более 22009.
Сюда входят только предложения, переданные в Главконцес-
ском. На самом деле их поступало больше, но значительная
часть отсеивалась по различным причинам еще в
заграничных концессионных комиссиях. Так, с 1922 года по 1 апреля
1924 г. Берлинская концессионная комиссия получила 1533
предложения, из которых было передано на обсуждение в
ГКК лишь 331, или только 21% всех заявок10. Столь
значительное количество обращений за концессиями (только в 1923 г.
их было 607) позволило М.М. Литвинову сравнить Главкон-
90

цесском с "разборчивой невестой", которую "забрасывают
предложениями"1 *. В дальнейшем они распределялись
следующим образом: в 1924 году было сделано 311
концессионных заявок; в 1925 - 253; в 1925/26 - 461; в 1926/27 - 231; в
1927/28 - 152; в 1928/29 - 207; в 1933/34 году - 7 заявок12.
Больше всего предложений поступало из Германии,далее
следовали Великобритания, США, Франция и др. (см. таб. 5).
Таблица 5
Распределение поступивших в ГКК предложений по национальное?яы
соискателей с 1922 года по 1 ноября 1927 г.

Национальности
соискателей
1922 г.
1923 г.
1924 г.
1925 г.
1926 г.
Hal
ноября
1927 г.
Всего
В%
Германия
Англия
США
Франция
Прочие
Всего
124
40
45
29
100
338
216
80
45
53
213
607
99
33
35
19
125
311
54
17
28
24
130
253
216
35
42
36
177
506
73
18
10
13
82
196
782
223
205
174
827
2211
35,3
10,2
9,4
7,9
37,2
100
Источник: Бутковский В Л. Иностранные концессии в народном
хозяйстве СССР. - М. - Л.: Государственное издательство, 1928. - С. 32.
Соискателями концессий в большинстве случаев
выступали мелкие и средние предприниматели, однако много
предложений делалось также крупнейшими компаниями и про-
мышленно-финансовыми группами: Уркарта, "Юнкере",
"Форд", "Дженерал моторз", "Саламандер", "И.Г. Фарбенин-
дустри", "Осрам-Филипс-Дженерал электрик", "Лена - Голд-
филдс", "Крупп" и др.
Наибольший интерес иностранный капитал проявлял
к металлообрабатывающей, горнодобывающей, легкой и
пищевой промышленности, торговле (см. табл. 6).
Привлекательность горнодобывающей (и лесной)
промышленности объяснялась тем, что продукция их предприятий
(золото, марганец, цветные металлы, нефть, лес и т.д.) могла
найти на мировых рынках в первые послевоенные годы
относительно легкий и выгодный сбыт. Наибольший интерес к от-
91

Таблица 6
Распределение поступивших в ГКК предложений по основным
отраслям народного хозяйства с 1922 года по 1 ноября 1927 г.
Основные
отрасли
народного
хозяйства
Торговля
Лесные
Сельское
хозяйство
Промыслы
Горная

промышленность
Обрабатыва
щая промы!
ленность
Транспорт
и связь
Прочие
Всего
1922 г.
71
24
46
7
63
JO-
66
39
22
338
1923 г.
152
34
87
11
89
126
46
62
607
1924 г.
95
17
34
6
37
73
24
25
311
1925 г.
65
15
16
12
29
80
17
19
253
1926 г.
112
13
15
13
30
269
17
37
506
На
1 ноября
1927 г.
31
9
5
3
10
91
5
42
196
Всего
526
112
203
52
258
705
148
207
2211
В%
23,8
5,1
9,2
2,3
11,6
31,9
6,7
9,4
100
Источник: БутковскийВ.П. Указ. соч. — С. 33.
раслям обрабатывающей промышленности, особенно легкой
и пищевой, определялся теми возможностями, которые они
открывали перед мелкими и средними компаниями
благодаря низким, минимально допустимым размерам
инвестируемого капитала и быстрому его обороту, особенно в условиях
товарного голода в СССР в 20-е годы. Этой же причиной
объясняется стремление иностранного капитала в сферу торговли.
Наименее охотно брались концессии на организацию
машиностроительных производств ввиду их капиталоемкости,
отсутствия в СССР необходимой квалифицированной
рабочей силы и материалов, трудностей с организацией поставок
комплектующих деталей. Серьезную проблему представлял
сбыт готовой продукции как на внутрисоюзном рынке в свя-
92

зи с его узостью, так и на мировых рынках ввиду конкуренции
со стороны капиталистических предприятий. В первое
послевоенное время много заявок подавалось и на
сельскохозяйственные концессии, что было результатом сложного
продовольственного положения в Европе. Однако по мере
восстановления европейского сельскохозяйственного производства
и налаживания поставок продовольствия по линии импорта
из США, Канады, СССР и некоторых других стран количество
таких заявок стало резко сокращаться.
Посмотрим теперь, каким концессиям отдавалось
предпочтение при заключении договоров (см. табл. 7).
Как видно из таблицы 7, принималось в среднем 7,5%
предложений, уже прошедших "чистилище" заграничных
концессионных комиссий и других органов и допущенных в ГКК.
Без учета необычно высокой проходимости предложений по
оказанию технической помощи (чертежами, специалистами
и т.д.), которые не являлись концессионными в собственном
смысле слова, этот процент будет значительно ниже.
Государство поощряло иностранные капиталовложения в
горнодобывающую и лесную промышленность ввиду ее
капиталоемкости, безвалютной схемы вывоза прибыли, а также
собственных потребностей в сырье, получаемом в качестве
отчислений со стороны концессионеров. Однако и в
горнодобывающей отрасли концессионная деятельность подвергалась
ограничениям, поскольку для нее были практически закрыты
Донбасс, Кузбасс, Бакинский район и она направлялась
государством на разведку и разработку преимущественно новых
месторождений.
Что касается легкой промышленности, то здесь размеры
концессионной деятельности жестко ограничивались
государством, поскольку свою продукцию текстильные и иные
концессии реализовывали на внутрисоюзном рынке в
условиях высоких цен на промышленные товары, осуществляя
вывоз прибылей в основном в денежной форме. Поэтому по
своим валютно-финансовым последствиям их деятельность
(тем более что зачастую они работали на импортном сырье)
была схожа с импортом потребительских товаров, который
государство стремилось свести к минимуму. Например, в
1926/27 году общий валютно-расчетный баланс
концессионных предприятий обрабатывающей промышленности был
сведен с пассивом для государства в размере 4061 тыс. руб.13
Разумеется, и эти товары были необходимы для поддержания
уровня жизни населения и налаживания товарообмена с
деревней, часть продукции которой вновь становилась пред-
93

Таблица 7
Распределение заключенных договоров по основныы отрасляы
народного хозяйства с 1922 года по 1 ноября 1927 г.
Основные
отрасли
народного
хозяйства
1922 г.
1923 г.
1924 г.
1925 г.
1926 г.
На
1 ноября
1927 г.
Всего
в

цифрах
в%
к
числу по-
сту-
пив-
ших

ложений
Торговля
Лесные
Сельское
хозяйство
Промыслы
Горная
промышленность

Обрабатывающая
промышленность
Транспорт
и связь

Строительство

Техническая
помощь
Прочие
5
1
3
-
5
4
-
-
-
13
4
6
3
3
7
5
-
2
2
10
1
-
-
5
6
2
-
1
-
4
-
2
-
9
6
1
2
6
1
2
-
-
1
4
13
-
1
5
2
-
1
_
-
3
4
-
-
10
1
34
7
11
4
26
36
12
3
24
6
6,4
6,2
5,4
7,7
10,0
5,1
8,1
23,0
63,0
3,5
Всего
45 25
31
28
163 7,5
Источник: Бутковский В Л. Указ. соч. — С. 43.
метом внешнеэкономических операций. Однако считалось,
что эти задачи могут быть решены самим государством с
привлечением внутреннего нэпманского капитала.
94

Концессии на организацию машиностроительных
производств выдавались с учетом того, насколько народное
хозяйство страны было способно "переварить" их продукцию.
Показателен такой пример: во второй половине 1928 года
"Форд" и "Дженерал моторз" обратились с предложениями
наладить в Советском Союзе ежегодное производство
соответственно 100 тыс. и 50 тыс. грузовых автомобилей. Эти
предложения не были приняты, в частности, по следующим
соображениям: с одной стороны, строительство завода и вывоз
прибылей потребуют крупных валютных затрат, а создание
необходимой сети автодорог - затрат в рублях; с другой -
появление большого числа автомобилей сократит советские
возможности экспорта нефтепродуктов, торговля которыми
давала значительную часть валютной выручки страны14.
Еще раньше, в 1924 году, в Москве велись переговоры с
такими ведущими автомобилестроительными компаниями,
как ФИАТ, "Бенц" и "Рено", об организации производства
автомобилей в СССР. Переговоры были прекращены
вследствие "отсутствия перспектив сбыта автомобилей и
невозможности обеспечить заказами производство". Упомянутые
компании предлагали организовать в СССР сначала только
сборку автомобилей из запасных частей, употребив затем
прибыли на организацию собственного производства в течение
4-5 лет15. В целом же представляется, что для широкого
развития машиностроения, в том числе на концессионной
основе, советская промышленность созрела только в конце
20-х годов. К тому времени, однако, начали действовать
новые факторы внутреннего и внешнего порядка (о них будет
сказано дальше), которые сдерживали распространение
концессионной практики на машиностроение.
Проникновение концессий в область внутренней
торговли, бывшей чрезвычайно доходным предприятием в
условиях дороговизны и товарного голода, всячески
ограничивалось. Вместе с тем в первое время государство довольно
охотно шло на создание смешанных обществ по торговле
с заграницей, рассчитывая использовать коммерческую
информацию, опыт и деловые связи своих компаньонов для
налаживания импортно-экспортных операций.
Весной 1926 года СНК СССР принял постановление,
допускавшее иностранный капитал к производству строительных
работ на территории страны. Это направление
концессионной деятельности серьезного развития не получило, однако
почти каждое четвертое из нескольких сделанных
предложений было принято, как это видно из таблицы 7.
! 95

Большую заинтересованность государство проявляло к
сдаче сельскохозяйственных концессий. Так, в приложенном
к Декрету о концессиях списке возможных объектов концес-
сионирования упоминались 3 млн. десятин тогда еще
целинных земель на юго-востоке европейской части России.
Предусматривалось организовать там крупные зерновые
высокомеханизированные хозяйства. В середине 20-х годов особый
интерес для нашей страны стали представлять выращивание
хлопчатника и разведение овец для снабжения сырьем
советской легкой промышленности (хлопок и шерсть были в
20-е гг. крупными статьями импорта). Сельскохозяйственные
концессии замышлялись как агропромышленные
комплексы, в которых производство продукции сочеталось бы с
созданием мощностей по ее хранению (элеваторы,
холодильники и т.д.) и переработке (консервные, разделочные и другие
заводы). Однако уже отмечалось, что, после того как
Северная Америка и Россия накормили Европу, интерес к такого
рода концессиям был потерян.
Анализ данных об отраслевой структуре иностранного
капитала в СССР свидетельствует о том, что государству
удалось в основном провести свою линию в этом вопросе, по
крайней мере в смысле ограничительном. В 1926/27 году в
Советском Союзе фактически действовали 16 горных
концессий, 25 обрабатывающих (из них только половина работала
на удовлетворение непосредственных потребностей
населения), 6 лесных, 3 строительные, 2 в области связи и
некоторые другие. (Речь идет о "чистых" концессиях и
производственных смешанных обществах; о деятельности торговых и
транспортных смешанных обществ мы расскажем в следующем
разделе.) Все это были очень разные предприятия по
капиталоемкости, сфере деятельности, месту в советском народном
хозяйстве и т.д.
Крупнейшей из концессий была "Лена - Голдфилдс",
работавшая в горнодобывающей промышленности
(золотодобыча и выплавка цветных металлов). Компанию
образовали четыре британские фирмы, имевшие в России до
революции шахты и предприятия. Бывшая собственность трех из
них и стала объектом концессии на условии отказа фирм от
всех претензий по национализации. Договор с компанией был
подписан в августе 1925 года, он предусматривал ее
обязательство инвестировать в дело не менее 22 млн. руб., для
того чтобы по выходе на проектную мощность добывать в
год 7 г золота и более, выплавлять 16 т серебра, около 10 тыс. г
цинка, 2 тыс. г свинца, 1 млн. г меди и т.д. В этих целях кон-
96

цессии передавались огромные земельные площади в Лена-
Витимском районе Сибири, на Урале и Алтае.
Йля обеспечения хозяйственной деятельности концессия
наделялась правом в оговоренных размерах вести
лесозаготовки, пользоваться гидроэнергией, заниматься рыбным
промыслом, получала в пользование баржи и пароходы на Лене
и т.д. Предусматривалась возможность разработки
кузбасских и минусинских углей и залежей антрацита на Урале.
Общество обязалось построить на Алтае медный, свинцовый
и цинковый заводы, на Урале соорудить новый
медеплавильный завод и реконструировать ряд предприятий черной
металлургии, на Ленских приисках механизировать
золотодобычу. Был установлен срок действия договора в 50 лет16.
Уже в 1926 году общество вышло на рубеж ежегодной
добычи 10 т золота, что составляло 30% общесоюзной добычи.
Одни долевые отчисления концессии достигали 1,5 млн. руб.
в год. На предприятиях "Лена - Голдфилдс" было занято
свыше 12 тыс. человек17. В 1930 году между концессией и
советскими органами возник серьезный конфликт, который
привел к прекращению деятельности предприятия.
Другая крупнейшая горнодобывающая концессия -
"Грузия-марганец" - принадлежала американской
корпорации "В.А. Гарриман и К°". Договор с Гарриманом на
добычу марганцевой руды в Чиатуре сроком на 20 лет был
подписан в июне 1925 года. В обязанности концессионера входило
добывать не менее 500 тыс. т руды, проложить
железнодорожную ветку, создать в Потийском порту мощности по
отправке 1,2 млн. г руды в год. Гарриман платил казне по 4 долл.
(8 руб.) за 1 г марганца и по 9 долл. за 1 т пероксида, а также
осуществлял другие виды платежей (арендные, пени,
налоги, взносы и т.д)18. В первый же год работы в доход казны в
форме платежей и отчислений от Гарримана поступило
4,2 млн. руб. Столь значительный размер суммы объяснялся
размахом дела: на долю Гарримана приходилась 1U мировой
добычи марганца и 75% общего объема его экспорта из СССР19.
Однако эту концессию постоянно преследовали различные
трудности и неудачи, и уже в 1928 году Гарриман вынужден
был свернуть производство, а вложенный в него 1 млн. долл.
предоставил в качестве займа Советскому правительству20.
На Дальнем Востоке, в районе Владивостока,
действовала английская горнодобывающая корпорация "Тетгохе" по
добыче свинцовых, серебряных и цинковых руд. На 1 октября
1927 г. "Тетюхе" вложила в дело 2,6 млн. руб., что позволило
ей приобрести качественное оборудование и производить в
7- 1912
97

известных масштабах новое строительство. Согласно
договору, концессионеры должны были построить сульфатную
фабрику, цинкоплавильный завод, пилорамы, проложить
железнодорожную ветку и т.д. Минимальная
производственная программа составляла 3 тыс. г свинца и 6 т серебра в год.
Работа корпорации по освоению природных ресурсов
Дальнего Востока весьма положительно оценивалась
государственными органами СССР21.
В разное время действовали и другие горные концессии,
например хаммеровская по добыче асбеста на Урале, и пять
японских компаний по добыче угля и нефти на Северном
Сахалине.
Еще одним крупным инвестором в советское народное
хозяйство были лесные концессионные предприятия.
Большинство из них приняло форму смешанных обществ: "Русанг-
лолес", "Русголландлес", "Руснорвеголес", а также советско-
финское общество "Репола-Вууд" и советско-английское
общество "Двинолес".
Учредителями первых трех обществ выступили
государственный трест "Северолес" с советской стороны и
иностранные компании, которые разрабатывали лес на русском
Севере еще до революции. В 1914-1918 годах компании
продолжали лесозаготовки, хотя в связи с войной вывоз продукции
практически прекратился. В результате скопились огромные
объемы заготовленной древесины. После ее национализации
в 1918 году Советское правительство предприняло попытку
экспорта, однако возникла угроза наложения ареста
на вывозимые лесоматериалы ввиду непризнания западными
странами декретов о национализации иностранной
собственности.
Тогда решено было заключить соглашения с бывшими
английскими и голландскими собственниками леса. К
началу 1922 года удалось выработать основные положения
будущих соглашений. Они предусматривали формальный отказ
иностранных фирм от всех прав собственности в России
взамен на реституцию им доли их бывшего имущества (35-40%
в первом случае и 20-30% - во втором), причем вся эта доля
шла в оплату акционерных капиталов смешанных обществ,
учреждаемых этими фирмами совместно с трестом
"Северолес"22. Участие советской стороны в капиталах смешанных
лесных обществ выражалось в выделении им в пользование
лесных массивов (около 5,6 млн. десятин) и по одному
неработающему лесопильному заводу23. Аналогичное соглашение
было тогда же подписано и с норвежцами.
98

Таковы были причины, побудившие Советское
правительство избрать в данном случае форму смешанного
общества. Что же касается самой необходимости конпессионирова-
ния лесоразработок на Севере, то она диктовалась» тем
обстоятельством, что за годы социальных катаклизмов и войны
лесному хозяйству этого района был нанесен ущерб в
размере 650 млн. зол. руб. В 1920 году объем производства в
лесопилении, являвшемся основной отраслью
промышленности Архангельской губернии, составил только 6%
довоенного24.
Лесные смешанные общества с энтузиазмом взялись за
работу и в первые же год-полтора затратили значительные
средства на пуск лесопильных заводов, устройство лесных
бирж и т.д. Достаточно сказать, что помимо значительной
части акционерных капиталов (общий размер - 6 млн. руб.)
к 1926 году общества вложили в дело более 15 млн. руб.,
привлеченных в виде кредитов. В результате на их долю
пришлась1 U всего северного лесоэкспорта 25.
Вместе с тем уже вскоре после начала деятельности
общества столкнулись с серьезными трудностями в реализации
своей продукции за границей, связанными с кризисным
состоянием европейского рынка лесоматериалов. Однако
главная причина неуспеха лесных обществ заключалась в
сложных условиях работы в СССР, что подорвало их
конкурентоспособность и вынудило в 1928/29 году "сойти с дистанции".
Насколько серьезным иностранные участники обществ
считали ухудшение условий своей деятельности, видно из
такого факта: если в самом начале 1924 года "Русанглолес"
просил Советское правительство о предоставлении ему
дополнительных лесных площадей, то в мае следующего года
полпред во Франции Л.Б. Красин уже сообщал в НКИД СССР:
"На днях у меня были представители лесных смешанных
обществ,-имеющих у нас концессии, - "Русанглолеса", "Рус-
норвеголеса", "Русголландлеса". Они заявляют о
невыгодности работы в СССР и о намерении своем отказаться от
концессий"26.
"Чистыми" концессиями, занимавшимися
лесоразработками, были германская "Мологолес" и "Японский лесной
синдикат". Последний действовал в 1926 - 1930 годах в
Приморье.
Согласно подписанному в 1923 году с "Мологолесом"
договору, концессионеру предоставлялось право использовать
лесные площади свыше 1 млн. га (на территории нынешних
Ленинградской и Новгородской областей) и вырубать ежегод-
\
99

но 5 тыс. десятин леса. В свою очередь, он был обязан
построить в течение двух лет один или несколько лесопильных
заводов, закончить строительство железнодорожной ветки
Будогощ - Красный Холм протяженностью 360 верст.
По сообщению газеты "Берзен курьер" от 31 марта 1926 г.,
"Мологолес" открыл фабрику ящиков производительностью
1800 шт. в день, ежедневно грузил 150 вагонов леса, на
концессии работали три крупных лесопильных завода27. На их
сооружение было затрачено 2,5 млн. руб. и еще 1 млн. руб. -
на железнодорожное строительство. Оборот концессии
в 1925/26 году составил 14,5 млн. руб., а одной попенной
платы (за срубленные деревья) было внесено в казну 1430
тыс. руб.28 В 1924/25 году все виды платежей составили 2591
тыс. руб.29 В интервью, опубликованном в газете
"Известия" 14 апреля 1926 г., председатель правления концессии
Й. Вирт сообщал о планах строительства целлюлозной
фабрики стоимостью около 20 млн. марок. Вскоре, однако,
"Мологолес" столкнулся с серьезными финансовыми
трудностями.
За все время своего существования лесные концессии,
действовавшие на территории СССР, были убыточными
для западных партнеров. Трудности лесных концессий
усугублялись тем, что им было отказано в финансовой
поддержке со стороны кредитных учре>:<дений Запада.
Причиной этого не в последнюю очередь была и убыточность их
работы.
Однако невыгодной работа была только с точки зрения
концессионеров. Советское государство, напротив,
оставалось в выигрыше, прежде всего по валютным поступлениям.
Одним их источником служили валютные инвестиции
иностранных партнеров по смешанным лесным обществам,
другим - доходы от лесоэкспорта. Хотя начиная с 1925 года он
был убыточным (как и вывоз практически всех других
товаров из СССР) и нуждался в государственных субсидиях,
Ф.Э. Дзержинский говорил, что "лучше дать 1-1,5-2 млн.
рублей из государственных средств для поддержания экспорта
(леса. - А.Д ), чем лишиться валюты"30. Смешанные
общества приносили казне немалый доход в виде попенной платы за
каждое срубленное дерево, различных платежей, налогов
и т.д., составивших, например, в 1923/24 году 3,5 млн. руб.
золотом31. Заготавливаемый обществами лес, кроме того,
с нетерпением ожидали на внутреннем рынке страны. В
условиях безработицы в СССР определенное значение имели
рабочие места, создаваемые лесными концессиями. В 1926/27 го-
100

ду в них были заняты 33 тыс. только постоянных рабочих
и служащих32.
Выгоды от деятельности лесных концессий были столь
очевидны, что в 1924 году Политбюро создало специальную
комиссию, призванную разработать меры по их спасению.
Однако эти меры либо остались нереализованными, либо
были недостаточными. В результате в 1925/26 году произошло
резкое сокращение экспорта и общего оборота лесных
концессий. Потеря главных внешних рынков подорвала
положение концессий, и в 1927/28 году они начали свертывать свою
деятельность, а на следующий год самоликвидировались:
смешанные общества - путем переуступки иностранными
участниками своих долей акционерного капитала
советскому пайщику - тресту "Северолес", "Мологолес" - путем
выкупа концессии государством.
Существовала еще одна форма совместного
предпринимательства в лесном деле - заключение долгосрочного
соглашения между советским и иностранным контрагентами на
экспорт из СССР нераспиленного леса и обработку его на
заграничных заводах иностранного партнера. При этом
последний финансировал заготовку и транспортировку леса, а также
реализацию пиломатериалов. Такова была принципиальная
схема организации обществ "Двинолес" и "Репола-Вууд".
Эта форма совместной хозяйственной деятельности в лесной
отрасли оказалась наиболее устойчивой (по сравнению с
"чистой" концессией и смешанными обществами первого типа),
очевидно, ввиду максимально возможной автономии от
условий, в которые был поставлен иностранный капитал в
народном хозяйстве СССР. Общества действовали в течение всего
договорного срока: "Двинолес" - до 1929 года, "Репола-
Вууд" - до 1933 года.
Концессии, действовавшие в обрабатывающей
промышленности, представляли собой весьма разношерстную группу-
от шведской компании СКФ, наладившей в Советском
Союзе производство шарикоподшипников, до "Ченстоховской
фабрики", производившей гребешки и зубные щетки.
СКФ была крупнейшим иностранным предприятием в
СССР, работавшим в области машиностроения. Договор на
концессию был подписан 5 апреля 1923 г. при самом активном
и непосредственном участии В.И. Ленина. В обмен на отказ
компании от претензий за национализацию ее собственности
ей было предоставлено право организации производства и
беспошлинного импорта в СССР подшипников и некоторой
другой машиностроительной продукции на 1,5 млн. руб. в год .
101

В дополнительных соглашениях 1926 и 1928 годов была
поставлена задача создания импортозамещающего
производства шарикоподшипников и отказа от их ввоза из-за границы.
В конце 20-х годов концессия имела в Москве три
предприятия - трансмиссионное, литейное, а также
шарикоподшипниковый завод, на которых трудилось свыше 700 рабочих и
около 20 технических специалистов из Швеции 34. По
истечении срока действия соглашения с СКФ в 1931 году эти
предприятия перешли в собственность государства.
Другой крупнейшей машиностроительной концессией
было совместное советско-шведское общество "Электросель-
строй". Договор о создании этого общества был подписан
в мае 1927 года с "Всеобщим шведским электрическим
акционерным обществом" (AGEA). По договору общество получило
концессию на достройку, оборудование и эксплуатацию
электромеханического завода в Ярославле, который ранее
принадлежал шведской группе. Общество
специализировалось на производстве электромашин переменного тока.
Учредительный капитал был определен в размере 1 млн. руб.,
в котором шведской стороне принадлежала половина. "Элек-
тросельстрой" был ликвидирован в начале 30-х годов путем
переуступки всех акций советской стороне35.
В обрабатывающей промышленности действовали еще
два смешанных общества: советско-германское "Берсоль"
и советско-американское "Рагаз". Первое из них, имевшее
отношение к военному производству, было создано в 1923/24
году и ликвидировано в 1926/27 году.
"Русско-американское смешанное акционерное общество по производству
сжатых газов" ("Рагаз") было учреждено в 1925/26 году. Доля
американского партнера в капиталах была невелика и
составляла в разные годы 10-15%36. Гораздо ценнее было
техническое содействие, которое американцы оказывали
обществу в осуществлении работ по производству сжатых газов,
железной тары, автогенной аппаратуры, а также сварочных
работ в Москве, Ростове, Баку, Свердловске. Общество
действовало до 1930 года, когда не удалось прийти к новому
соглашению об участии сторон в акционерных капиталах, и в
1931 году оно было преобразовано в государственное
предприятие.
Известно по крайней мере одно смешанное общество чисто
производственного характера (с советским участием) за
границей - "Англо-Русский Грумант". Идея создания этого
общества была предложена советской стороне в 1922 году
компанией "Английский Грумант", занимавшейся добычей угля
102

на Шпицбергене. Предложение было принято главным
образом с целью восстановления экономического и иного
присутствия на архипелаге, утерянного Россией за годы революции
и гражданской войны. Кроме того, грумантский уголь в
Мурманске и Архангельске был конкурентоспособным по
отношению к английскому и донецкому углю.
В августе 1924 года был подписан договор о создании
смешанного общества. Согласно договору, английская
сторона передавала обществу свои права на эксплуатацию
угольного месторождения площадью 300 кв. верст. С советской
стороны пайщиком выступил трест "Северолес". Уставный
капитал общества составлял 1,5 млн. руб., из которых советское
правительство оплатило первоначально 400 тыс. руб.37
Оставшаяся часть (350 тыс. руб.) вносилась в виде труда советских
рабочих в шахтах общества, а также путем поставки ему
леса и некоторых других товаров. Такова же была форма
оплаты отправлявшегося обществом в СССР угля. В таком виде
общество просуществовало несколько лет и было затем
выкуплено советской стороной.
Целый ряд концессий работал в области производства
товаров народного потребления. Пожалуй, самая известная из
них - карандашная концессия А. Хаммера (позднее -
фабрика им. Сакко и Ванцетти). "Хороши Хаммера карандаши", -
рекламировал продукцию концессии Маяковский.
Удовлетворив полностью внутрисоюзный спрос и сбив розничную
цену с 1 руб. до 10 коп., концессия позволила не только
отказаться от импорта карандашей, но и приступить к их
экспорту. За границу шло 20% продукции предприятия38. Эта
концессия действовала до 1930 года и была досрочно выкуплена
правительством.
Солидной была польская концессия "Ян Серковский",
производившая керосиновые горелки, лампы и пр.
Концессионер выложил в нее около 1,5 млн. руб. Особой его заслугой
можно считать то, что он внедрил технологию использования
белой жести в производстве этой массовой в то время
продукции вместо остродефицитных цветных металлов.
Производственная программа была ему определена в 750 тыс.
горелок, хотя оборудование позволяло увеличить ее до 2 млн.
шт. в год39.
Весьма полезной оказалась австрийская концессия "Жесть-
Вестен" по производству эмалированной посуды.
Другими концессиями в обрабатывающей
промышленности были: швейцарская "Газоаккумулятор" по производству
приборов калильного освещения; литовская "Гр. Борунский"
1
103

(огнетушители); германская обувная концессия "Шток и К0";
финляндская "Альфтан" и латвийская "Шульман" по
производству лент к пишущим машинкам; германская "Лео
Дрезден" (гигиенические и косметические изделия); английское
табачное предприятие "Лопато"; германская "Бергер и Вирт",
производившая типографские краски, олифы; австрийская
"Б. Альтман и К0 " (трикотажные изделия) и др.
Действовало в СССР и несколько сельскохозяйственных
концессий. Первой из них стала концессия немецкого
промышленника Ф. Круппа "Маныч" в Сальских степях. Площадь
выделенных Круппу под развитие зернового хозяйства земель
составляла 25 тыс. десятин, срок действия договора - 36 лет.
В первый же год работы концессионер вложил в инвентарь
(17 тракторов, 5 автомобилей и т.д.), ремонт старых и
постройку новых производственных помещений 593,9 тыс. руб.40 По
ряду объективных причин, а также вследствие ошибок
концессионера "Маныч" оказался невыгодным для обеих
сторон предприятием и в начале 30-х годов был ликвидирован.
Договор на создание второй концессии - "Друзаг" - был
подписан летом 1924 года с Германским обществом
семеноводов на срок 31 год. Общая площадь переданных "Друзагу"
угодий составляла 19,4 тыс. десятин, находившихся на
Северном Кавказе, а также 77 десятин в совхозе "Черемушки"
под Москвой. Концессионеру было передано инвентаря и
прочего имущества на сумму 500 тыс. руб., и еще столько же
он вложил сам в течение первого года деятельности.
Правительство ожидало от "Друзага" снабжения крестьянских
хозяйств хорошими семенами и 20-процентных отчислений от
прибыли в казну41. В процессе деятельности концессия
сталкивалась с большими трудностями, и после многочисленных
тяжб и острых конфликтов с государственными органами
22 декабря 1933 г. было достигнуто соглашение о
прекращении действия концессионного договора и передаче всего
предприятия СССР42.
В сельском хозяйстве действовало еще несколько
мелких концессий помимо указанных. За все время своего
существования концессии в этой области были убыточными
и мало что сумели дать советскому сельскому хозяйству.
Как концессионные рассматривались договоры на
предоставление иностранцам права рыбной ловли или промысла
зверя в пределах 12-мильной зоны. Такие лицензии
выдавались обычно на год или на один сезон на условиях
5-6-процентного отчисления от прибыли концессионеров в пользу
правительства. При этом принималось во внимание и то, что
104

ловить рыбу и бить зверя иностранцы будут и без лицензий.
Заключение же договора помимо прибыли позволяло иметь
на судах концессионеров наблюдателей, следивших за
соблюдением правил природопользования. Для
советско-японских отношений вопрос о рыболовстве традиционно имел
значение, далеко выходящее за рамки сотрудничества по
экономической линии. В 1930 году на Дальнем Востоке
действовали 4 японские рыболовные компании, в пользование
которым было передано 22 завода по обработке рыбы.
Норвежские концессии "Алезундский союз судоходства" и "Винге"
промышляли в Северном Ледовитом океане тюленя, "Вега" -
китов. Рыбу в этом районе ловил "Промысловый союз
рыбопромышленников в Бремене".
3. ТОРГОВЫЕ СМЕШАННЫЕ ОБЩЕСТВА
В 1920 году освобожденная от пут антантовской блокады
советская внешняя торговля возросла по сравнению с 1919
годом в 10 раз, но объем ее составил лишь 1% внешнеторгового
оборота 1913 года43. В значительной мере это объяснялось
общим упадком производительных сил России. Другой
причиной было то, что, несмотря на официальное снятие блокады,
советская внешняя торговля продолжала бойкотироваться
торгово-промышленными кругами Запада в отместку за
национализацию иностранной собственности в России и
аннулирование долгов.
"Золотой бойкот" означал, что солидные европейские
банки отказывались покупать русское золото или принимать
его в качестве депозитов при сделках.
"Кредитный бойкот", то есть отказ от предоставления
подтоварных кредитов, чрезвычайно замедлял
внешнеторговый оборот и вел к сокращению экспорта, так как у
государства не было необходимых наличных средств для заготовки,
обработки, складирования, погрузки-разгрузки и иных
операций с экспортными грузами в значительных объемах.
Страдал и импорт. "Несомненно, - отмечалось, например, в
письме официального представителя СССР в Великобритании
лидеру лейбористской партии Макдональду в 1924 году, -
отсутствие кредитов в Великобритании составляет самое
большое препятствие к развитию русско-британской торговли.
Россия вынуждена платить наличными, которых у нее не
хватает. Вследствие этого она должна сокращать импорт из
Великобритании"4 4.
105

"Фрахтовый бойкот" означал, что европейские
пароходные и другие транспортные компании отказывались
перевозить, грузить, разгружать и оформлять советские грузы, а
страховые компании - страховать их. Понятно, что широкое
развитие советской внешней торговли было в этих условиях
невозможно.
Для того чтобы устранить эти препятствия, в мае 1920
года Л.Б. Красин предложил идею создания смешанных
торговых обществ. Идея состояла в том, чтобы привлечь в эти
общества представителей европейского бизнеса и
использовать их репутацию, деловые связи, знание западного рынка,
кредитные и иные возможности для нейтрализации
парализующего действия всех форм бойкота. Важной целью
создания этих обществ было "разбюрокрачивание" нашей
внешней торговли путем установления прямых связей между
советскими производителями продукции и западными
рынками. "Я надеюсь, - писал В.И. Ленин, - что на основе
"смешанных обществ"... мы всю экономику торговли
переделаем и переделаем как раз так, как нужно для обеспеченного
социалистического строительства"45.
Принципиальное решение по этому вопросу было
принято в декабре 1921 года IX съездом Советов. На его основании
13 марта 1922 г. ЦИК РСФСР принял постановление, в котором
говорилось: "Народный Комиссариат Внешней Торговли
организует с утверждения Совета Труда и Обороны
специальные уставные акционерные предприятия - русские,
иностранные и комбинированные, имеющие целью привлечение
иностранного капитала для заготовки экспортных товаров внутри
страны, сбыта их за границей и для ввоза в страну предметов,
необходимых для восстановления народного хозяйства и
внутреннего товарообмена"46
Одним из непременных условий, выдвигавшихся
правительством при создании смешанных обществ, было
предоставление участвовавшими в них иностранными фирмами
кредитов обществу, а иногда и правительству. Например,
договор о создании "Русско-Германского торгового
акционерного общества" обязывал иностранного участника
предоставить кредит обществу в размере 7,5 млн. руб. золотом и, кроме
того, правительству в размере 5 млн. руб.47 Договор с
австрийской группой о создании смешанного общества РАТАО
предусматривал предоставление австрийской стороной
ежегодного кредита обществу в размере 1 млн. руб. золотом48.
По сути, не чем иным, как кредитованием советской
внешней торговли, был и порядок оплаты уставного капитала
106

обществ. Он неизменно предусматривал номинально
паритетное участие сторон в формировании уставного капитала;
однако если от иностранных компаньонов требовалось
незамедлительное выполнение финансовых обязательств перед
обществами, то единовременный взнос советской стороны
редко превышал 20% ее части этого капитала. Мог действовать и
еще более льготный для советской стороны порядок. Так,
уставный капитал общества РАТАО в размере 300 тыс. руб.
золотом распределялся следующим образом: австрийские
участники оплачивали половину капитала (150 тыс. руб.), а
также выкупали 50% акций, принадлежавших советской
стороне (75 тыс. руб.), и безвозмездно передавали их
правительству; оставшуюся половину своей части капитала
советская сторона оплачивала из причитавшихся на ее долю 50%
прибылей от деятельности общества49. Следовательно,
советское финансовое участие в этих обществах было в
значительной мере или полностью фиктивным, так как
обеспечивалось прибылями на реально вложенный иностранный
капитал.
Несмотря на то что советское участие в капиталах
смешанных торговых обществ формировалось в указанном выше
порядке (в данном случае, возможно, правомернее говорить
о неучастии), во всех правлениях правительству в лице его
хозяйственных органов обеспечивалось большинство: при
паритетном участии сторон в правлениях за советской
стороной сохранялся пост председателя, обладающего правом
решающего голоса. Еще одно преимущество советской
стороны состояло в том, что принадлежавшие ей акции были
привилегированными. Дивиденды по ним подлежали выплате
в первую очередь, причем иногда минимальный размер
дивидендов по правительственным акциям устанавливался в
договорном порядке вне зависимости от результатов
деятельности обществ. Могло также предусматриваться, что в
случае, если рентабельность общества превышает установленную
договорным порядком величину, вся или большая часть
"сверхприбыли" уступается правительству.
Другой формой совместного торгового
предпринимательства были так называемые договоры на финансирование.
Они заключались обычно с крупными фирмами, имевшими
богатый опыт экспорта сырья и разветвленный
коммерческий аппарат. Фирма кредитовала поставку на западные
рынки определенного количества советских экспортных
товаров в течение договорного срока, оказывала помощь
коммерческими советами и специалистами. В договорах указы-
107

вались продажные цены и размер накладных расходов.
Вознаграждение фирмы осуществлялось в форме комиссионных
или отчислений определенного процента от прибыли. Пример
такого рода организации торговли дает англо-советское
акционерное общество "Руссобрит" по продаже советского
зерна в Великобритании. Оно было зарегистрировано 1
ноября 1923 г. Уставный капитал общества определялся в
размере 100 тыс. ф. ст., причем участие советской и английской
сторон в капитале было паритетным. С советской стороны
акционерами "Руссобрита" стали "Экспортхлеб", "Аркос"
и "Центросоюз". Цель создания общества - получение
подтоварного кредита в размере 1 млн. ф. ст. Обществу были
обещаны для реализации 500 тыс. г зерна. Интерес
английской стороны состоял в получении 1,25% комиссионных
за оказываемые услуги. Никаких других расходов по
продаже хлеба советская сторона не несла50.
Скажем здесь же и о такой форме, как "чистая" торговая
концессия. В разные годы их существовало две-три, и они
мало чем на практике отличались от смешанных обществ.
НКВТ фактически руководил их оперативной деятельностью,
а вместо прибыли получал отчисления, платежи и т.д. По
заключительному коммерческому балансу германской
концессии "Дава-Бритополь" на долю концессионера пришлось
около 500 тыс. руб. золотом, тогда как на долю НКВТ - 2 млн.
руб.; всего же от концессии в доход государства по всем
видам платежей поступило 4 млн. руб. Другая крупнейшая
торговая концессия - "Востваг" - после года работы была
в 1925 году реорганизована по договоренности с НКВТ в
смешанное советско-германское торговое общество. В качестве
уставного капитала было решено капитализировать прибыль
общества за 1925 год (около 1,2 млн. руб.)51.
Деятельность торговых смешанных обществ и концессий
развивалась в границах установленных НКВТ и СНК СССР
товарных номенклатур и контингентов. Государство
оговаривало право первого выбора среди завезенных обществами
товаров. В случае заинтересованности оно приобретало
отобранные товары по "справедливым ценам вольного рынка".
В некоторых договорах норма торговой прибыли от
реализации товаров государству ограничивалась, например, 10% в
случае с обществом РАТАО52.
Согласие иностранных участников смешанных обществ
на невыгодную для них схему оплаты основного капитала
и распределения прибыли, на сложную систему получения
экспортно-импортных лицензий и прочие неудобства было
108

их платой за допуск к внешней торговле СССР, операции
по которой обеспечивали (особенно до середины 20-х гг.)
высокую рентабельность капиталовложений. Эта
рентабельность объяснялась значительной разницей цен на внутреннем
и внешнем рынках как на экспортные, так и на импортные
товары. Например, в октябре 1922 года индекс цен на
основные, преимущественно сельскохозяйственные, товары
советского экспорта был (если принять цены 1913 г. за 100) на
внутреннем рынке 103,2, на внешнем - 197,253. Еще более
выгодным был ввоз промышленных товаров в СССР: если цены 20-х
годов на изделия отечественной промышленности по
сравнению с довоенными выросли в 2-4 раза, то зарубежные цены на
аналогичную продукцию (с учетом качества) могли быть даже
несколько ниже. Таким образом, при совершении полного
торгового цикла (экспорт и импорт) цены могли
различаться в 5-7 раз. Следует также учитывать, что это средние цифры,
тогда как на практике смешанные общества стремились иметь
дело с наиболее рентабельными товарами как по импорту,
так и по экспорту.
В 1921/22 году, когда ЦИК принял декрет о смешанных
обществах, был подписан один договор о создании чисто
торгового советско-германского общества по вывозу из России
металлического лома - "Деруметалл". Однако уже в
следующем году заключается около 10 новых договоров, в основном
с германскими, английскими и австрийскими фирмами. С
немецкой и австрийской сторон в обществах принимал участие
главным образом не торговый, а промышленный капитал.
Поскольку рынки западноевропейских стран были для него
практически закрыты ввиду подчиненного положения обоих
государств в Европе после первой мировой войны,
германские и австрийские промышленники стремились наладить
сбыт своей продукции в Советскую Россию, используя для
этого каналы смешанных обществ. В обратном направлении
везли продовольствие и сельскохозяйственное сырье, в
которых обе страны испытывали недостаток. Непростым было
продовольственное положение и в Великобритании, в связи
с чем почти все советско-английские смешанные общества
работали в области вывоза сельскохозяйственной продукции
из СССР, продолжая давнюю традицию торговых отношений
между двумя странами ("и по балтическим волнам за лес и
сало возит к нам"). В советское время кроме сала в Англию
вывозились также хлеб ("Руссобрит" и др.), яйца ("Беккер",
"Унион"), дичь ("Унион") и т.д. Важными статьями экспорта
были также пух-перо и кишки. В 1924-1926 годах датчане
109

("Сибико") предприняли попытку возобновить
дореволюционный опыт сотрудничества с сибирскими кооперативами на
предмет финансирования маслозаготовок.
С коммерской точки зрения деятельность смешанных
обществ была очень успешной, особенно по сравнению с
работой советских торговых представительств за рубежом, где,
по словам Ф.Э. Дзержинского, имели место "неслыханные
злоупотребления и ужасное загнивание"54. "При нехватке
в стране капиталов, особенно валюты, - отмечалось в
докладе Центральной контрольной комиссии, обследовавшей
внешнеторговую деятельность, - оборот их в системе НКВТ
катастрофически медленный (1,2 оборота в год в первой
половине 20-х гг.), тогда как до 1914 года в области внешней
торговли капитал совершал около 5 оборотов в год, а в смешанных
обществах и сейчас на импортных товарах капитал
совершает 5-6 оборотов в год". Отмечалось также, что на 1 апреля
1925 г. советские торговые организации за границей вложили
в иностранные банки на 11,4 млн. руб. больше, чем
получили кредитов. В то же время в смешанных обществах
соотношение собственных средств к заемным у "Русавсторга" было
1:8, "Амторга" - 1:5, "Русгерторга" - 1:10 и т.д.55
На 1 января 1926 г. в общества было вложено более 9 млн.
руб., кроме того, только в 1923/24 - 1924/25 годах они
привлекли в свои операции 38 млн. руб. иностранных кредитов.
Начиная с 1924/25 года торговый баланс обществ становится
активным, и на 1927 год положительное сальдо по их
операциям составило около 28 млн. руб.56 Следует также отметить,
что эти общества давали казне в виде дивиденда и различных
отчислений весьма значительный доход.
Начиная с середины 20-х годов условия работы торговых
смешанных обществ стали быстро ухудшаться. С одной
стороны, разница цен на советскую экспортную продукцию на
внутреннем и внешнем рынках сокращалась, а в середине
1925/26 хозяйственного года уже выявилось превышение
внутренних цен над внешними, сделавшее нерентабельным
экспорт большинства советских товаров. С другой -
ухудшались для смешанных обществ и условия импорта,
который сокращался благодаря рационализации импортных
закупок и, как отмечал Красин, "чрезвычайно жестко
проводимой политике"57.
Хозяйственным органам СССР удалось добиться общего
удешевления продукции советской промышленности, что
сказалось и на размере накидок на цены импортных товаров.
Более того, изменился сам характер импорта в связи с нес-
110

колько возросшими возможностями народного хозяйства
страны удовлетворять внутренний спрос на товары
потребления и принятием курса на индустриализацию. "Предметы
широкого потребления из импорта выпадают, и главное место
занимает импорт производственных товаров...Тем самым
прибыльность от импортных операций, вследствие меньшей
накидки на себестоимость по промввозу, чем на товары
потребительского назначения, значительно снижалась"58, -
отмечалось в одном из отчетов ВСНХ. Это уменьшение
рентабельности выявляется в процентном отношении между
дивидендами и капиталами смешанных обществ, что видно
из таблицы 8.
Таблица 8
Соотношение дивидендов и капиталов смешанных обществ*
Дата
Вся сумма
дивиденда к выдаче
к общим
капиталам обществ
Дивиденд советских
акционеров к
советской части
капитала
Дивиденд
иностранной
группы к ее части
капитала
63,7 122 40
50,4 99 30,5
28,9 27,8 30,7
2,5 2,3 2,6
* Над чертой показано процентное отношение дивиденда к капиталу без
учета убытков некоторых обществ, под чертой — с учетом этих убытков.
Источник: ЦГАОР. -Ф. 8350. - Оп. 1. - Д.7. - Л. 288.
Постепенно стало меняться и отношение к смешанным
торговым обществам. По мере преодоления различных форм
бойкота и становления советского внешнеторгового аппарата
эти общества все чаще рассматривались как конкуренты
государственных организаций и как "возмутители порядка",
установленного в области внешней торговли с помощью
государственной монополии и плана. "В условиях
планового удовлетворения нужд народного хозяйства и строгого
регулирования наших экспортно-импортных операций, -
говорилось в одном из докладов Главконцесскома, - при
нерентабельности нашего экспорта коллизия наших интересов и
инокапитала неизбежна, что влечет постепенную
ликвидацию этих обществ"59. В результате в 1926/27 - 1928/29 годах
\
111

было ликвидировано абсолютное большинство обществ.
Последний случай допуска к внешней торговле вновь
созданного предприятия с участием иностранного капитала
зарегистрирован в 1926/27 году, хотя несколько учрежденных ранее
смешанных обществ продолжали действовать вплоть до
середины 30-х годов.
В начале 1930 года произошел пересмотр всей организации
советской внешней торговли. В аппарате Народного
комиссариата торговли (в его компетенции находилась также
внешняя торговля) были созданы монопольные экспортные и
импортные организации, выступавшие исключительно в роли
посредников в торговле какой-либо группой товаров и не
имевшие никакого отношения к их производству или
заготовке. Пользовавшиеся ранее правом выхода на внешний
рынок производственные и торговые организации и
кооперативы были его лишены и могли действовать только через
аппарат Комиссариата торговли. Таким образом,
воскрешался принцип организации внешней торговли, действовавший
до реформы НКВТ в 1922 году.
Созданная система монопольных организаций не
оставляла места для торговых смешанных обществ, поскольку их
деятельность неизбежно означала нарушение этой
монополии как при импорте, так и при экспорте товаров. 27
декабря 1930 г. ЦИК и СНК СССР приняли постановление,
отменившее постановление от 12 апреля 1923 г., о порядке
допущения иностранных фирм к производству торговых операций
в пределах Союза ССР60. Фактически это означало
прекращение дальнейшего сотрудничества с иностранным капиталом
по линии торговых смешанных обществ.
Смешанные общества по торговле с Востоком
существенно отличались от обществ по торговле с Западом как по целям
деятельности, так и по ее формам, а также по составу
капиталов. Прежде всего акционерные капиталы восточных обществ
были по своему происхождению почти на 80% советскими61.
Это отражало не только бедность Востока капиталами, но и
наступательный характер советской внешней торговли по
восточной границе. В то время как на западном направлении
едва удавалось сдержать напор изделий европейской
промышленности с помощью монополии внешней торговли и тарифов,
рынки восточных стран открывали перед советским
экспортом определенные возможности. Они были связаны,
во-первых, со слабостью местной промышленности и, во-вторых, с
известной оторванностью Афганистана, Монголии, граничащих
с СССР западных районов Китая и северной части Персии от
112

мировых рынков, что обеспечило советским товарам
полумонопольное и монопольное положение.
Вместе с тем указанные преимущества едва ли не
сводились на нет дороговизной советских товаров и чрезвычайно
высокими тарифами на внутрисоюзные перевозки * Выход
был найден в создании смешанных обществ, которые имели
возможность компенсировать малую рентабельность одних
операций за счет увеличения их объема, а убыточность
других покрывать доходами от импорта, реэкспорта и т.д.
Например, наладить сбыт в Иране советского текстиля удалось с
помощью общества "Базизи-Иран-О-Русс", которое
"разбавляло" дорогую советскую продукцию дешевым
реэкспортированным текстилем германского происхождения в
соотношении 70:3062.
Крупнейшее советско-персидское общество "Шарк"
(основной капитал - 400 тыс. туманов, 28% которого оплачено
персидскими купцами) продавало в Иране спички,стекло,
бумагу, сельскохозяйственный инвентарь, резиновые, сели-
катные, металлические и иные изделия советской
промышленности. Важной задачей общества было продвижение этих
товаров на рынки Центрального и Южного Ирана. Неизбежные
при этом убытки общество компенсировало за счет доходов
от реэкспорта в Иран европейских промышленных изделий и
импорта из этой страны высокорентабельных товаров: риса,
сухофруктов, орехов и т.д. В свою очередь, "Шарк" являлся
одним из учредителей некоторых других советско-персидских
обществ, например "Русперссахара" (30% капитала) и "Пер-
сазнефти" (34% капитала) 63. Первое из них в соответствии
с договором действовало в 1924-1926 годах и только в 1925
году продало в этой стране 1,1 млн. пудов сахара 64.
Успешно действовало общество "Персазнефть", в
капиталах которого наряду с "Шарком" участвовали "Азнефть"
(51%) и торгпредство СССР в Иране (15%). В 1924/25 году
общество реализовало в Иране 1,8 млн. пудов керосина, 68 тыс.
пудов бензина, около 100 тыс. пудов мазута и около 5 тыс.
пудов технических масел, что фактически означало насыщение
персидского рынка нефтепродуктами 65.
В 1923/24 году образовалось общество "Руссотюрк" по
торговле с Турцией и некоторыми странами Ближнего Вос-
* Например, доставка мануфактуры из Москвы к персидской
границе обходилась в 1,8-2 раза дороже, чем привоз ее из Манчестера
в южные иранские порты (Торговля СССР с Востоком/Под. ред.
В.Н. Ксандрова и др. - М. - Л.: Промиздат, 1927. - С. 84).
8-1912
113

тока. На рынки этих стран поставлялись нефтепродукты,
лес, цемент и другие промышленные товары, а потери от
убыточных операций покрывались доходами от импорта в
СССР 66. Общество было ликвидировано в 30-х годах.
Смешанные торговые общества доказали свою
способность быть проводниками советского экспорта. В частности,
экспорт в Персию осуществлялся главным образом через
них. Так, в записке Председателю СНК СССР А.И. Рыкову
от 14 февраля 1925 г. нарком Л.Б. Красин, отметив успешный
экспорт в Иран сахара, нефтепродуктов, спичек, текстиля и
других советских товаров, писал: "Это нам удается делать
только благодаря установленным принципам нашей
торговли, а именно планомерной организации торговых обществ
по каждому крупному виду торговли, причем в эти
общества, наряду с Внешторгом, входят не только другие
заинтересованные хозорганы, но и наиболее надежные, влиятельные
и обладающие деловыми связями персидские купцы" 67.
В общем объеме советско-иранской торговли на смешанные
общества приходилось более 50%, тогда как сам
товарооборот между двумя странами составлял половину оборота
советской торговли по всей восточной границе 68.
Наряду с ориентированными на экспорт обществами в
Иране действовали два смешанных общества - "Русперсхло-
пок" и "Русперсшелк", работавшие по линии заготовки и
импорта в СССР соответствующего сырья для нужд
советской текстильной промышленности.
"Русперсхлопок" (акционерный капитал - 1,4 млн. руб.)
был учрежден в середине 1924 года на средства Главхлопко-
ма (51%), торгпредства СССР в Иране (31%) и местных
купцов. Общество занималось скупкой весьма значительной
части иранского хлопка (от 65 до 100% в разные годы) для
нужд легкой промышленности СССР. Деятельность общества
позволила поднять производство хлопка в Иране и
облагородить его сорта путем предъявления требований к
качеству сырья, необходимому для промышленной обработки, а
также распространения семян лучших американских и
туркменских сортов *69. "Товарищество "Перехлопок"...
действительно явилось проводником экономической связи
между СССР и Персией, вызвав большой интерес местного купе-
*В одном 1925 году иранским крестьянам было роздано 54 тыс.
пудов семян хлопчатника американских сортов (Торговля СССР с
Востоком/Под. ред. В.Н. Ксандрова и др. - М. - Л.: Промиздат, 1927. -
С. 72.).
114

чества и населения к хлопку, с одной стороны, и
текстильной промышленности СССР к персидскому волокну - с
другой", - говорилось в докладе торгпреда в Иране Б. Шумяц-
кого в НКВТ от 1924 года. Для поднятия степени обработки
волокна "Русперсхлопок" арендовал в Иране 10
хлопкоочистительных заводов, имел прессы для упаковки хлопка. В
1924/25 году общество заготовило в Иране 53% всего
импортированного в тот период хлопка70.
Общество "Русперсшелк" было создано в 1923 году за счет
равных взносов учредителей - торгпредства СССР и
персидских купцов - в размере 240 тыс. руб. с каждой
стороны. Задача общества состояла в организации снабжения
советских шелкопрядильных заводов необходимым
сырьем и возможного реэкспорта его за границу. Общество
содействовало увеличению производства коконов в Иране
благодаря раздаче иранским крестьянам рассадочного
материала - гренны, а также предоставлению субсидий на
цели восстановления необходимых для шелководства
хозяйственных построек и плантаций тутовых деревьев. В
результате этих мер урожай коконов в 1924 году удалось
увеличить в 10 раз по сравнению с предыдущими годами.
В 1925 году общество заготовило 200 т сухих коконов.
"Русперсшелк" имел в Иране собственную шелкомотальную
фабрику71.
Для кредитования экспортно-импортных операций
смешанных обществ в 1923/24 году в Тегеране был учрежден
смешанный "Русперсбанк", в который НКВТ вложил
2,6 млн. руб. при уставном капитале 5 млн. руб.72
Своеобразное промежуточное положение между
обществами по торговле с Западом и Востоком занимало "Русско-
Германское торговое транзитное товарищество" ("Рустран-
зитъ). Договор о создании "Рустранзита" был подписан 10
апреля 1922 г. и предусматривал транзитную перевозку
товаров из "Европы в Персию и обратно водным путем. Право
транзита через советскую территорию было предоставлено
обществу как исключение из общего правила, запрещающего
такой транзит. Закупка товаров осуществлялась на средства
общества, которому германская сторона обязалась устроить
в случае необходимости кредит в размере 500 тыс. руб.
золотом, или на собственные средства германского участника.
Основной капитал общества определялся в размере 250 тыс.
руб. и оплачивался, как обычно, в льготном для советской
стороны порядке. Кроме того, по требованию правительства
общество предоставляло ему 50% своего тоннажа для внут-
\
115

рисоюзных и внешнеторговых перевозок. "Рустранзиту"
назначался план реализации в Персии товаров советского
производства73. Общество действовало вполне успешно
и просуществовало до начала 30-х годов.
4. ТРАНСПОРТНЫЕ СМЕШАННЫЕ ОБЩЕСТВА
Целью организации обществ этого типа было
налаживание пассажирских и грузовых перевозок между СССР и
зарубежными государствами. Первым и самым крупным из
них стало "Русско-Германское складочное и транспортное
общество" ("Дерутра"), протокол о создании которого был
подписан 13 мая 1921 г. Учредителями общества выступили
торгпредство СССР в Германии, с одной стороны, и "Гам-
бургско-Американское акционерное общество товарного
пароходства" (ГАПАГ) - с другой. Первоначальный основной
капитал составил 100 тыс. марок, внесенных поровну обеими
сторонами. Несколько позже в общество вошла пайщиком
американская компания Гарримана. Поводом к учреждению
"Дерутра" послужила необходимость создания для
обеспечения работы берлинского торгпредства технического
экспедиционного аппарата с опытным персоналом. Кроме того,
первое время деятельность "Дерутра" позволяла
преодолевать фрахтовый, страховой и иные формы бойкота,
которому подвергались товары советского экспорта и импорта.
Деятельность "Дерутра" развивалась главным образом
в области экспортно-складочных работ, заключавшихся в
обработке экспортных и импортных грузов в пределах
Германии и СССР, подыскании нужного тоннажа,
обслуживании компании "Совторгфлот" в качестве агента и
выполнении страховых операций по импорту и частично по экспорту,
а также операций по инкассо. С 1921 года по май 1924 года
"Дерутра" по перевозкам советских импортных и
экспортных грузов обработал 1211 пароходов, или около 2,5 млн. г
грузов, а за первые четыре месяца 1925 года - 192 парохода,
или около 500 тыс. т грузов, и зафрахтовал около 200
пароходов. "Операции производились быстро и удачно благодаря
знанию рынка и доверию в местных деловых кругах", -
говорилось в докладе заместителя наркома внешней торговли
Фрумкина в СТО от 8 июля 1925 г. Л.Б. Красин отмечал, что
уровень постановки работы и доходность "Дерутра" во много
раз выше, чем у "Совторгфлота"74.
Широкий размах операций потребовал в 1925 году
увеличения акционерного капитала общества. Поскольку дого-
116

вориться с иностранными участниками "Дерутра" по ряду
причин не удалось, проблему транспортного обеспечения
возросшего внешнеторгового оборота пришлось решать за
счет организации перевозок собственными силами, а также
с помощью агентских соглашений с рядом норвежских и
британских компаний. Общество было ликвидировано в
1926/27 году.
24 ноября 1921 г. было учреждено смешанное "Русско-
Германское общество воздушных сообщений" ("Дерулюфт"),
которое наделялось правом осуществлять воздушное почто-
во-пассажирское сообщение между Россией и Германией. С
советской стороны пайщиками выступили НКВТ и НКПС, с
германской - компания "Аэро-Ллойд". Парк общества к
1927 году насчитывал 10 самолетов. 12 января 1927 г. был
подписан новый договор о деятельности общества. Он
предусматривал увеличение самолетного парка, с тем чтобы с
1 мая по 31 октября каждого года "Дерулюфт" поддерживал
регулярное, шесть раз в неделю, сообщение в обоих
направлениях между Москвой и Берлином. Общество было
ликвидировано в первой половине 30-х годов.
Для организации воздушного сообщения между Киевом
и Берлином в 1927/28 году аналогичным образом было
учреждено еще одно общество, в которое пайщиками вошли
фирма "Юнкере" и советская организация "Укрвоздухпуть".
Это общество просуществовало до середины 30-х годов.
К смешанным транспортным обществам относился
также "Автоиран", учрежденный торгпредством СССР в
Тегеране в 1924 году для обеспечения советско-иранской
торговли. По составу капитала общество было на 98,5% советским75.
"Автоиран" действовал до 1927/28 года.
Как концессионные рассматривались также соглашения
с рядом зарубежных пароходных компаний на обслуживание
их судов и продажу билетов в СССР, а также провоз
пассажиров из СССР в Европу, Америку, на Ближний Восток и
обратно*.
Итоги работы иностранного капитала в народном
хозяйстве страны в целом были весьма скромными. На 1 октября
1928 г. инвестированный концессионерами капитал составил
около 60 млн. руб.76, из которых Великобритании принадле-
* Ввиду особого характера КВЖД деятельность этого общества
нами не рассматривается.
117

жало 28%, США - 23,5, Германии - 13,5, Швеции - 12,5%.
Остальные 22,5% иностранного концессионного капитала
распределялись между рядом других стран-инвесторов: от
3,3 млн. руб. капитала польского происхождения до 70 тыс.
руб. - итальянского77. Что касается капиталовложений в
промышленность , то к началу 1927/28 года при общем их объеме
7778 млн. руб. на долю концессионеров приходилось 45,3 млн.
руб., или 0,57%. Стоимость ежегодно реализуемой
концессионными предприятиями продукции возросла с 80 млн. руб. в
1926/27 году до 100 млн. руб. в 1928/29 году; в общем же
объеме продукции, реализованной промышленностью СССР, ее
доля составляла лишь около 1%78. Довольно противоречивые
данные о доходах правительства от концессионных
предприятий в 20-е годы все же позволяют судить о их невысоком
уровне - от 6,6 млн. руб. до 17,8 млн. руб. в год.
Вместе с тем в ряде отраслей значение концессий было
очень велико. Так, к концу 1927 года они добывали 40%
марганца, 35 - золота, более 62 - свинца, около 12% меди,
производили 22% одежды и предметов туалета79. Важную роль
в снабжении советской промышленности
шарикоподшипниками и в освоении их производства в СССР сыграла
шведская фирма СКФ.
Что касается торговых смешанных обществ, то
вследствие политики сдерживания и объективных условий
деятельности их доля в общесоюзном внешнеторговом обороте
была скромной - 3-4%, хотя в стоимостном выражении
составила 104 млн. руб. в 1925/26 году и 84 млн. руб. в 1926/27
году. Вместе с тем они занимали лидирующее положение в
экспорте и импорте отдельных товаров. Например, в 1924/25
году эти общества экспортировали 100% цемента, 74 - кишок,
70 - пуха-пера, 55 - каменного угля, 74 - коконов
шелкопряда, 42 - шерсти, 21% яиц от общего экспорта этих
товаров из СССР. Ими же была ввезена бо'льшая часть
сельскохозяйственных машин и некоторых других изделий80.
Таким образом, основная задача, поставленная перед
концессионной политикой, - привлечение заграничных
капиталов - оказалась практически не выполненной. Почему?
Часть ответа на этот вопрос была дана в главе И. Рассмотрим
теперь коммерческие итоги деятельности 60-миллионного
иностранного капитала в СССР.
У этих миллионов была очень разная судьба. В то время
как на 1 октября 1927 г. в горную промышленность было
вложено капиталов почти в 2 раза больше, чем в
обрабатывающую, и в 6 раз больше, чем в торговлю, итоги деятельности
118

Таблица 9
ОборОТ И ПрибмЛЬНОСТЬ КОНЦеССИОННЫХ предприятий
в промышленности и торговле (тыс. руб.)
Предприятия
Оборот за
1926/27 г.
Чистая
прибыль
Чистая прибыль
на долю
концессионера
Обрабатывающей
промышленности 30892 8655 5536
Горной промышленности 34940 379 379
Торговые 10657 770 350
Источник: ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 7. - Л. 291.
предприятий этих отраслей выглядели следующим
образом (см. табл. 9).
Лесные предприятия, тоже очень капиталоемкие, всегда
давали иностранным партнерам убытки, общий размер
которых составил к 1927 году 3278 тыс. руб.
Сельскохозяйственные концессии, в которые на 1 октября 1927 г. иностранцами
было вложено 4395 тыс. руб., также были убыточными,
например в 1926/27 году убытки составили 1376 тыс. руб.81
В то же время концессии в обрабатывающей
промышленности были очень рентабельными. Нерентабельность здесь
была крайне редким явлением и обычно временным,
относящимся лишь к организационному периоду. Средняя их
коммерческая прибыль составила в 1926/27 году 131% на
вложенный капитал, а после отчислений в пользу правительства -
84%. Это - средние результаты рентабельности, по отдельным
же концессиям прибыль (за вычетом всех платежей
правительству) весьма сильно колебалась, достигая у некоторых
из них 120, 150, 170, 300 и даже 420%. За 1926/27 год этими
концессионными предприятиями был совершен оборот по
себестоимости на сумму 15723 тыс. руб., а по продажным
ценам - на 30892 тыс. руб., то есть средняя накидка на
себестоимость составила 97,1% 82.
Как представляется, ответ на вопрос, почему концессии
не прижились на советской почве, состоит в следующем.
Выявилась принципиальная разница интересов: в то время
как государство, выражаясь ленинским языком, стремилось
"заманить" концессионеров в наиболее капиталоемкие от-
119

расли с замедленным оборотом капитала (горную, лесную,
сельскохозяйственную), эти отрасли оказались
непривлекательными для них; и наоборот, туда, куда концессионеры
стремились "всей душой" (производство предметов
народного потребления, торговля), их не очень-то пускали.
Однако если бы мы удовлетворились таким объяснением
и написали резолюцию: "Концессии не прижились из-за
алчности капиталистов - серьезно работать они не хотели, а
сливки снимать им не дали", - то без ответа остался бы другой
вопрос: почему иностранный капитал не хотел (или не мог?)
серьезно потрудиться в СССР? Ведь до революции он не искал
себе легкой жизни в России. Свою версию ответа мы дадим
в следующей главе.

Глава IV
ИНВЕСТИЦИОННЫЙ КЛИМАТ В СССР
В 20-30-Е ГОДЫ
В своей книге "Мой век - двадцатый" А. Хаммер весьма
красочно описывает условия работы концессионеров в СССР.
Например, как за небольшое административное прегрешение
можно было, в полном соответствии с революционной
законностью, угодить под арест. А чего стоит рассказ о "черной"
валютной бирже в Москве, куда приходили не только
спекулянты, но и добропорядочные служащие Госбанка для обмена -
по государственной нужде - валют. У входа в биржу сидела
женщина-контролер с заряженным наганом... И наконец,
апофеоз этих воспоминаний - история о том, как их автор едва не
оказался съеденным сибирскими волками по пути на свою
асбестовую концессию К
Разумеется, не волки отпугивали иностранных
предпринимателей. Были у них и более веские причины опасаться
вкладывать свои капиталы в советскую экономику. Итак, что же
мешало концессионной политике наполниться реальным
содержанием, хотя бы в тех достаточно узких рамках,
которые были ей поставлены политическим руководством страны?
Ответ, думается, будет таков: суровый инвестиционный
климат в СССР, слишком суровый, чтобы здесь смог прижиться
иностранный капитал.
Этот климат складывался под воздействием целого
ряда факторов. Для удобства читателя мы попытаемся
разложить "по полочкам" то, что на деле было сплавом
взаимообусловленных явлений. Наша классификация поэтому
весьма условна, так как каждое из таких явлений было
следствием какого-то другого и причиной третьего. Кроме
того, всю последующую информацию было бы невозможно
правильно оценить вне контекста политических воззрений
советского руководства на концессионную проблему.
Однако работу по соотнесению этой информации с тем, о чем
говорилось в главе И, читателю придется проделать
самостоятельно, чтобы избавить нас от необходимости
повторяться на каждом шагу.
121

1. СОВЕТСКАЯ ЭКОНОМИКА
И КОНЦЕССИОННОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ
С точки зрения внутренних условий фундаментальными
причинами неуспеха политики привлечения
производственного капитала в СССР были, во-первых, тяжелое состояние
советского народного хозяйства и, во-вторых, практическая
невозможность нормального функционирования
капиталистического производства в условиях централизованной
директивно-плановой экономики.
Не входя в подробный сравнительный анализ условий
работы иностранного капитала в СССР и в основных
капиталистических странах, отметим лишь некоторые экономические
характеристики советского народного хозяйства,
затруднявшие концессионную деятельность: низкая производительность
труда, отсутствие сырья и полуфабрикатов необходимого
качества и их дороговизна, большие общие расходы по оплате
рабочей силы, трудности в обеспечении транспортных
перевозок, завышение курса советской валюты, высокий
таможенный тариф и некоторые другие*. Казалось бы, одного этого
"букета" сложностей должно было хватить, чтобы отбить у
иностранных предпринимателей всякую охоту вкладывать
капиталы именно в советскую экономику. Так и случилось с
теми концессиями, которые по замыслу должны были работать
на внешний рынок и конкурировать с предприятиями
"благополучных" стран: концессионеры быстро почувствовали, что
на скудных советских "харчах" эта задача будет им не по
плечу, и ушли из этих концессий (лесных, например).
Иное положение было у тех концессионных предприятий,
которые работали на внутренний советский рынок. Их ожидал
утешительный приз, с лихвой окупавший все трудности и
издержки работы в советских условиях, - полумонопольное и
монопольное положение на этом рынке при неограниченном
спросе и высоких ценах на концессионную продукцию (рынок
соглашался с 97% средней накидки на себестоимость2).
Таким образом, концессионеры, работавшие на внутренний
рынок, сумели найти свое место на нем. Однако они вывозили
из страны прибыль в виде валютных перечислений, и поэтому
их деятельность также ограничивалась, но уже не иностранной
конкуренцией, а валютными ресурсами государства.
* О некоторых из этих характеристик было подробнее сказано в
главе И, на других мы остановимся в последующих разделах этой главы.
122

Но и этим не исчерпывалось сдерживающее влияние
трудностей советской экономики на концессионную деятельность.
Дело в том, что, договорившись о модус вивенди с рынком,
концессии заключили договор с приказчиком, а не с хозяином.
Истинным хозяином всей политической, экономической и
социальной жизни было государство*; у него же могли быть
совершенно отличные от рыночных представления о
народнохозяйственных приоритетах и целесообразности. И те
скромные, постоянно дефицитные ресурсы, которые были в стране,
оно могло распределять отнюдь не так, как подсказывал
рынок.
В советских условиях гораздо больше, чем практические
итоги работы, значило то,что большинство концессий было
мечено позорным клеймом "частник" и тем самым поставлено в
невыгодные условия по сравнению с государственными и
кооперативными предприятиями. В условиях дефицитной
экономики статус частного предприятия означал вероятность
того, что в любой момент коцессиям мог быть закрыт доступ к
сырью, транспорту и т.д. на основании постановлений об
изъятии тех или иных районов для заготовок сырья частными
лицами, о преимущественном праве государственных и
кооперативных предприятий на перевозку грузов (в результате чего
концессионные предприятия, как говорилось в одном
документе Главконцесскома, могли быть отнесены "к совершенно
нереальной очереди"3), о запрещении государственным
предприятиям совершать сделки на дефицитные товары с частными
лицами и т.д. На местах еще и "перевыполняли"
правительственные ограничения на деятельность частных
предпринимателей, да так, что сам глава правительства подчас заступался за
них. "Частного торговца, хотя он и предлагает покупку за
наличные, целый ряд трестов и фабрик не пускает на
порог", - говорил А.И. Рыков, в то время как «я знаю случаи,
когда кооператоры, приезжая в город, требуют
предоставления кредита и получают его в целом ряде фабрик, а в удосто-
* Разумеется, роль государства в экономической жизни на
протяжении 20-х годов не всегда была одинаковой. Как отмечалось в то
время: "В период 1921-1924 годов мы приспособляли деятельность наших
хозяйственных организаций к капиталистическим формам: акционерные
общества, самоокупаемость, коммерческий расчет и т.д., а теперь
(в 1927 г. - А.Д.) тенденция иная - частник должен привыкать к
советским формам организации экономики". С концессионерской точки
зрения это означало, что преимущества начинали исчезать, а трудности
нарастать.
123

верение своей кредитоспособности не представляют ничего,
кроме брошюры тов. Ленина "О кооперации"»4. Легко
себе представить, что для концессионного предприятия,
обязанного в силу договора выполнять определенную
производственную программу, вносить платежи и т.д., означали срывы
поставок сырья или отгрузки потребителям готовой
продукции.
Таким образом, коммерческий успех отнюдь не
гарантировал концессиям выживания. Еще меньше его гарантировал
концессионный договор, который оговаривал лишь часть
условий иностранной предпринимательской деятельности. Другая
часть условий (подчас решающих) рождалась из
нормотворчества центральных и местных органов государственной
власти, что было их суверенным правом, ограничить которое
никакой концессионный договор не мог. Упомянутые нами
правительственные постановления и были отдельными
примерами такого нормотворчества. Еще один пример из этого
ряда: 10 сентября 1926 г. был принят декрет, обязавший
концессионные предприятия приобретать облигации
государственного займа на сумму до 60% их резервного капитала5.
Несколько позже новым декретом они были освобождены от
этого оброка. Характерна, однако, та простота, с которой
государство могло менять условия концессионной деятельности
вообще и любой отдельной концессии в частности, не
притрагиваясь к договору с иностранным предпринимателем.
Между тем договор был единственной охранной грамотой
концессионного капитала, признаваемой в СССР. Как же
тогда можно оценить его положение? На наш взгляд - как
практически бесправного заложника Советского государства. Мы
оговорились: "практически", имея в виду защиту
концессионного капитала дипломатическими представителями страны
его происхождения. Однако, как показала практика,
дипломатическое вмешательство могло лишь продлить, но не спасти
жизнь той или иной концессии.
В конечном счете единственной гарантией существования
концессии в СССР была заинтересованность в ней самого
государства. Как только эта заинтересованность исчезала,
концессия была обречена. Между тем заинтересованность - величина
крайне переменная, зависящая от множества факторов
внутренней и внешней экономической жизни и их взаимодействия,
тогда как сроки действия концессионных договоров были
четко фиксированы: 10, 15, 20, 25, 50 лет. За столь
продолжительное время представления государства о своем
экономическом интересе должны были много раз смениться. Возмож-
124

но, именно здесь и кроется объяснение того факта, что
практически ни одна концессия, кроме краткосрочных, не
просуществовала отведенного ей при рождении срока.
Между тем не следует думать, что при первом же
столкновении государственных интересов с концессионными
иностранному предпринимателю объявлялась тотальная война. Нет,
для этого масса противоречий должна была превысить какую-
то критическую величину. Ведь изначально противоречивым
был сам союз капиталистического предприятия и советского
государства. Первое при заключении этого "брака по расчету"
стремилось к получению максимальных прибылей, второе -
к решению каких-то своих хозяйственных и иных задач.
Концессионный договор и являлся компромиссом между
участвовавшими в нем сторонами.
Уже отсюда видно, что основные условия деятельности
иностранного капитала определялись непривычным для него
внеэкономическим путем, тогда как коммерческую оценку
этой деятельности давал все же рынок - внутренний и уж тем
более внешний. Далеко не всем концессионерам удавалось
одновременно и одинаково хорошо служить "двум господам"
со столь разными вкусами и требованиями - рынку и, в виде
договора, директивно-плановой экономике.
Какие здесь могли возникать противоречия? Например, в
договорах с предприятиями, работавшими на внутренний
рынок, государство могло настаивать на завышенном размере
ввозимого основного капитала открывавшихся концессий,
так как по истечении срока договора этот капитал переходил в
государственную собственность; с другой стороны,
производственная программа концессий, тоже оговариваемая,
могла намеренно занижаться с целью ограждения
государственной промышленности от конкуренции и сокращения валютных
расходов на оплату прибыли концессионеров. В результате
польский концессионер Серковский, например, чья годовая
производственная программа была ограничена 750 тыс.
керосиновых ламп, на имевшемся у него оборудовании мог
увеличить их выпуск до 2 млн. шт. в год6. Подобная
незагруженность мощностей снижала все последующие экономические
показатели, такие как фондоотдача, рентабельность,
себестоимость продукции, и в итоге ее конкурентоспособность как на
внутреннем рынке, так и на внешнем.
Для концессий, работавших на экспорт, государство,
наоборот, стремилось установить максимальную
производственную программу, так как за каждую единицу вывозившейся
продукции оно получало отчисления со стороны иностранного
125

предпринимателя. Между тем емкость мировых рынков и
досягаемость отдельных их секторов для советского экспорта
постоянно менялись. В случае затоваривания какого-либо
рынка обычное капиталистическое предприятие реагировало
бы путем свертывания производства, тогда как
концессионное предприятие не имело на это права. В такое положение в
1928 году попал Гарриман, что в значительной мере и
подорвало его концессию7. Внеэкономическим путем могли
устанавливаться и цены.
Для иностранного капитала, по своему происхождению и
целям деятельности (вывоз прибыли) связанного самым
тесным образом с заграницей, особое значение имел абсолютный
контроль над этими связями со стороны государства в силу
его монополии на внешнюю торговлю и валютные операции.
Этот контроль создавал огромные технические трудности для
деятельности концессионера и ставил его благополучие в
полную зависимость от доброй воли советских органов.
Полярность интересов государства, стремящегося заставить
концессионера ввезти как можно больше средств, а вывезти
как можно меньше, и концессионера, заинтересованного в
обратном эффекте, создавала почву для противоречий и
детальнейшей регламентации концессионного импорта и
экспорта.
Поскольку главной целью концессионной политики было
привлечение заграничных средств, размеры капитала,
привлекаемого по отдельным концессионным соглашениям, не могли
не интересовать государство. Вместе с тем довольно скоро
выявилось стремление концессионеров как можно меньше
"платить" (в форме ввоза основного капитала) за допуск к
операциям в народном хозяйстве СССР. С советской точки
зрения, возможным выходом из этого положения было
указание размера ввозимого основного капитала в концессионном
договоре. Чтобы концессионер не мог уменьшить объем
фактически ввозимого капитала за счет представления завышенных
цен на станки и оборудование, закупку их он должен был
производить через торгпредства СССР или с их согласия. Этот же
порядок применялся и для импорта сырья и оборудования
уже действовавшими предприятиями, так как в данном
случае завышение цен означало несанкционированный
государством вывоз прибылей.
Сам импорт сырья и оборудования допускался лишь в том
случае, если концессионеру удавалось доказать
невозможность их приобретения в СССР. Что касается объема
концессионного импорта, то обоснованные документами и справками
126

предложения концессионера поступали на рассмотрение
советских хозяйственных органов, которые и принимали
окончательное решение с учетом государственного
импортного плана, утверждавшегося на каждый год. Оплата
импорта и перевод за границу прибылей осуществлялись на
основе подаваемых концессионером годовых и в некоторых
случаях месячных и разовых заявок, также
подкрепленных различными документами и расчетами. Эти заявки
рассматривались в соответствующем по принадлежности
концессии наркомате и, кроме того, Наркомфине и НКВТ, которые и
принимали по ним решения.
Заграничные закупки обычно осуществлялись от
имени концессионеров торгпредствами СССР. При
заключении крупных или важных сделок концессионеры имели
право по согласованию с НКВТ посылать на переговоры
своих представителей. В случае привлечения кредита из-за
границы концессионер должен был согласовать все
условия этой сделки (проценты, сроки выплаты и т.д.) с НКФ
СССР.
Очевидно, что такая система не могла не быть
громоздкой, медлительной и запрограммированной на конфликты.
Главное же заключалось в том, что концессионные
предприятия, особенно работавшие на импортном сырье,
попадали в полную зависимость от государства, так как найти
повод для отказа концессионеру в праве совершить ту или
иную сделку не представлялось сложным. Государство на
практике применяло такую тактику в тех случаях, когда
стремилось вынудить концессионеров досрочно
ликвидировать концессии.
Невозможны были и здоровые конкурентные отношения
между концессионными и государственными предприятиями,
поскольку последние были частью единого государственного
треста. "У нас государственная сверхмонополия, все основное
в наших руках"8, - говорил Н.И. Бухарин в 1926 году.
Разумеется, по сравнению с такой сверхмонополией даже "Лена -
Голдфилдс" была ничтожной величиной, не говоря уж о
"Шульмане", "Газоаккумуляторе" и пр. Государство, как
хотело, могло маневрировать ценами, кредитом, сырьевыми и
товарными запасами, тогда как концессионеры были лишь
объектами этих маневров.
В таких условиях в середине 20-х годов у иностранных
предпринимателей возникли определенные проблемы и со
сбытом произведенной ими продукции, так как она реализо-
вывалась на 50-90% через предприятия государственной и
127

кооперативной торговли9. Как только государственная
или кооперативная промышленность приступала к выпуску
аналогичной продукции, объем продаж концессионной
продукции ограничивался различными
административными мерами, включая прямой запрет вышестоящих органов
на ее закупку торгующими организациями. В таком
положении оказались, например, концессии Хаммера
(канцелярские принадлежности), "Лео-Дрезден" (косметические
товары) и "Б.Альтман и К°" (трикотажные изделия)10.
Вопрос о положении германских концессионных предприятий в
хозяйственном обороте пришлось даже рассматривать на
советско-германских переговорах в декабре 1928 года.
Подтверждая взятое на себя в соответствии с договором между
двумя странами от 12 октября 1925 г. обязательство
обеспечить германским концессиям нормальные условия
работы, Советское правительство вынуждено было изъявить
готовность "еще раз обратить внимание надлежащих
хозяйственных органов на то, что они обязаны точно и
благожелательно проводить постановления статьи 17, в
особенности в отношении беспрепятственного сбыта допущенными
в Союз ССР германскими фирмами их товаров
хозяйственным органам Союза ССР, а также в отношении закупки
товаров у последних"11.
Из числа внеэкономических факторов, серьезно
дестабилизировавших положение концессионеров, одним из наиболее
важных они считали свою безоружность перед лицом
профсоюзных, судебных и местных органов, располагавших
богатым арсеналом формально законных средств разорить в
считанные недели любую концессию, тем более при наличии
санкции свыше. К числу таких средств относились забастовки,
объявление "общественного бойкота" фирмам, принятие
судебных решений и постановлений местных органов власти,
делавших невозможной или нерентабельной работу
концессий, и т.д.
Административно-командное насилие над концессиями,
их экономическая и правовая незащищенность и
усугублявшие ситуацию трудности в народном хозяйстве СССР, а
также отсутствие политической воли и были, очевидно,
фундаментальными причинами малой успешности советской
концессионной политики. О других, в известном смысле
производных от указанных, причинах внутреннего порядка
и о международном аспекте этой проблемы мы расскажем
в последующих разделах.
128

Z СУБЪЕКТИВНЫЙ ФАКТОР
Как бы ни менялась общая линия в концессионном
вопросе, в партийных, советских, хозяйственных и профсоюзных
органах разного уровня постоянно сохранялось предубеждение
по отношению к действовавшему в СССР иностранному
капиталу. Условно говоря, существовали два мотива подобного
отношения к концессиям: защита ведомственных интересов и
продолжение "личных" гражданских войн против внутренней
и мировой буржуазии. Ниже мы приведем и прокомментируем
выводы, к которым пришла комиссия Политбюро по
концессиям, относительно причин малой успешности политики
привлечения заграничного капитала12.
1. "Крайне осторожное заключение концессионных
договоров в связи с боязнью, что концессионные предприятия
могут представить опасную конкуренцию предприятиям нашей
возрождающейся промышленности". Наверное, в ряде случаев
это осторожничание могло быть проявлением истинно
государственного мышления. Однако по этой причине, как
отмечалось в материалах комиссии Политбюро, отвергалось
2/з заявок на концессии13. Здесь уже нетрудно усмотреть
существование бойкотистских настроений. На
"предрассудок", "который имеется в верхах ВСНХ против концессий и
нефтяных и земледельческих и других", указывал еще
В.И. Ленин в январе 1922 года14. Быстрые темпы
восстановления, как мы уже говорили, усиливали шапкозакидательские
представления о внутренних возможностях. Поэтому когда
правительство дало в августе 1925 года Госплану задание
разработать общий план возможных концессионных объектов с
учетом перспектив развития народного хозяйства на
ближайшие несколько лет, из 16 промышленных секций Госплана
10 заявили, что в подчиненных им отраслях нет и не
предвидится возможностей для создания концессий, а 4 другие
поставили весьма узкие рамки для участия иностранного
капитала. Только 2 секции (электротехническая и шелковая)
отнеслись к перспективе концессионирования благожелательно.
В этой связи руководящий работник ВСНХ С.Д. Шейн,
участвовавший в составлении плана, констатировал, что "в процессе
работы выявилась тенденция Секций и Трестов как можно
меньше отдавать предприятий в концессию"15. Нечего и
говорить, насколько безответственным был такой подход в
преддверье индустриализации страны.
В качестве конкретного примера можно взять
карандашную концессию Хаммера, о выгодности которой для государ-
9- 1912
129

ства уже говорилось. "Эта сделка, - вспоминает бывший
концессионер, - была заключена (в 1925 г. - А.Д.), несмотря
на серьезную оппозицию государственной организации,
ответственной за производство карандашей... Она организовала в
печати кампанию против "иностранных капиталистов,
старающихся прикарманить русское добро". Если данная
концессия состоялась (причем договор был подписан в рекордно
короткие для СССР сроки - три с половиной месяца), то,
конечно, в первую очередь ввиду особого отношения к Хаммеру в
советских руководящих сферах. А.В. Луначарский даже счел
необходимым утешить расстроенного газетными нападками
концессионера16. Далеко не все претенденты на концессии
могли рассчитывать на столь внимательное к себе отношение
советских политических верхов.
2. "Включение в концессионные договоры требований,
несоразмерных с возможностями концессионных предприятий".
Вместо комментария сошлемся на мнение Берлинской
концессионной комиссии, высказанное в ее докладе о состоянии
концессионной работы на 1 апреля 1924 г. Комиссия отмечала,
что с советской стороны перед иностранными капиталистами
ставились "тяжелые требования в смысле инвестирования
капиталов, предоставления кредитов, выполнения
определенной программы,значительного отчисления прибылей и т.д."17.
3. "Недоверчивое, придирчивое, иногда враждебное
отношение местных органов к концессионным предприятиям". Это
отношение вполне проявилось уже при выдвижении В.И.
Лениным первого крупного концессионного проекта
относительно бакинских и грозненских нефтепромыслов. Ленину
потребовалось затратить немало усилий, чтобы сломить открытую
оппозицию этому проекту со стороны "местных патриотов".
Один из адресатов ленинских писем, посвященных этому
вопросу, - председатель "Азнефти" А.П. Серебровский
свидетельствует, что "в то время были в партийной среде, в частности в
Азербайджане, предубеждения и опасения насчет
концессий"18. Аналогичную реакцию в Грузии вызвал договор с Гар-
риманом. "Заключенная нами концессия с компанией Гарри-
мана, - заявил на съезде профсоюзов Грузии в 1925 году
Председатель СНК ГССР Ш. Элиава, - вызвала много разговоров и
отчасти недоумений... Многим не ясны значение и смысл ее.
Многие, даже из членов партии, не совсем ясно представляют
необходимость концессии вообще"19.
Недоброжелательное отношение к концессиям на местах
сказывалось и на условиях их практической деятельности. В
справке, составленной в 1927 году Главконцесскомом, о при-
130

чинах конфликтов с концессионерами в этой связи
говорилось: "Из случаев возникновения конфликтов по вине
советских органов, помимо мелких придирок и ущемления со
стороны местных властей, в частности суда, следует указать на
иногда совершенно недопустимое отношение хозяйственных
органов к передаче концессионерам предоставляемого в их
пользование по договору имущества. Так, например, при
передаче заводов и приисков "Лене - Голдфилдс" часть
имущества, подлежащего передаче, была нарочно вывезена, часть
построек не передана, инвентарные книги от концессионера
скрыты. То же имело место при передаче имения "Якунчико-
во" А/О "Друзаг"... Очень тяжелый конфликт возник с
"Леной" также по вине административных органов, которые
своевременно не обеспечили ленские прииски необходимой
охраной, лежавшей на правительстве, и не приняли других
мер по борьбе с бандитизмом, вследствие чего последний
угрожающе развился. Концессионер бомбардировал ГКК своими
протестами и угрожает взысканием очень значительных
убытков (800 000 руб.)... Много жалоб поступает от концессионеров
на волокиту и придирчивость в наших учреждениях, в
особенности при выдаче концессионерам лицензий и валюты в
случаях, предусмотренных договорами, при получении виз,
вывозе деловых документов за границу и пр."20.
Чтобы как-то защитить концессионеров от произвола
местных властей и ведомств, в августе 1925 года в ГКК была
образована постоянная Комиссия по наблюдению за выполнением
концессионных договоров. В задачу комиссии входило
наблюдение за тем, как выполняются договоры не только и, может
быть, не столько концессионерами, сколько государственными
органами, а также устранение препятствий, мешающих работе
иностранных предпринимателей. При создании комиссии
также имелось в виду упорядочить досаждавшую
концессионерам практику инспектирования их предприятий. Во время
обсуждения вопроса о комиссии в ГКК отмечалось, что
"сейчас в концессионной практике наблюдается невязка (так в
тексте. - А.Д.) в смысле множественности наблюдающих и
контролирующих органов и задача Главконцесскома внести
максимальный порядок в это дело". Имея в виду эту задачу, в
инструкции для работы Комиссии по наблюдению было
записано, что право обследования концессий на месте
принадлежит комиссии и что наблюдающие наркоматы, в
ведении которых находились концессии, могли проводить такие
обследования столько с ее согласия21. Поскольку задача
непосредственного наблюдения за концессиями сохранялась
131

за соответствующими наркоматами, Комиссии по наблюдению
практически отводилась роль государственного арбитра для
решения споров, возникающих между концессионерами, с
одной стороны, и отраслевыми наркоматами и местными
властями - с другой. Говоря иначе, в задачу комиссии входило
представлять законные интересы концессий во внутренней
экономике и системе органов власти. Именно так эта задача
понималась в Главконцесскоме.
Судя по дате приведенной справки о причинах конфликтов
с концессионерами (1927 г.), полностью выполнить свою задачу
Комиссии по наблюдению не удалось. Об этом же
свидетельствуют записи дипломатических бесед. Так, в отношении
упомянутого в справке "Друзага" германский посол в Москве Дирк-
сен жаловался уже в 1930 году, что "частые придирки на
местах продолжаются", а его собеседник заместитель наркома
иностранных дел М.М. Литвинов вынужден был допустить
возможность "неприязненного отношения местных властей к
концессии", и это несмотря на то, что несколько раньше
правительство дало специальную директиву не чинить "Друзагу"
ненужных препятствий и создать нормальные условия работы22.
В 1932 году японцы жаловались, что их нефтяная
концессия на Сахалине "не в состоянии работать благодаря чинимым
препятствиям", что от всех сахалинских концессионеров
местные власти вдруг потребовали "какой-то "стандартизации" в
отношении помещений.., причем эти требования по
"стандартизации" местные власти предъявляют не только к вновь
строящимся зданиям, но и в отношении уже построенных
зданий, требуя в отношении последних перестройки согласно
новым правилам"23. Очевидно, эти конфликты были
бесконечными, так как уже в 1938 году НКИД сообщал советскому
полпреду в Японии М.М. Славуцкому, что "нашим органам на
Сахалине были даны указания о необходимости более
выдержанного отношения к японским концессиям"24. Такого рода
свидетельств очень много.
Представляется, наконец, что из частных вопросов в
довольно-таки крупную проблему превращались случаи
предвзятого отношения к советским гражданам, занятым
на руководящей работе в концессионных предприятиях,
со стороны органов госбезопасности и профсоюзов. Во
всяком случае, в письме П.А. Богданову от 5 ноября 1921 г.
Л.Б. Красин сообщает о неблагоприятном впечатлении,
произведенном в германских деловых кругах арестами
некоторых ведущих советских специалистов в области техники
и производства "без особых на то оснований", и просит Бог-
132

данова установить "хоть какой-нибудь контроль в этом
деле"25.
Пришлось этими вопросами заниматься и Г.В. Чичерину.
Например, в письмах, направленных в апреле 1924 года в Глав-
концесском и (в копиях) некоторым членам Политбюро, он
сообщает о том, что неоправданный арест одного из
советских специалистов, занимавшего руководящий пост в
концессии "Мологолес", создал вокруг концессий "настоящую
пустоту", так как напуганные этим арестом специалисты из
числа советских граждан боятся идти на работу к
концессионерам. Это создает для последних значительные трудности,
поскольку лишает их помощи квалифицированных
консультантов, хорошо знающих местные условия. Кроме того, наем
советских служащих являлся договорным обязательством
концессионеров. "Все это особенно несвоевременно сейчас,
когда предстояли новые инвестирования германского
капитала в СССР... Как будто нарочно, именно в этот момент из
Москвы так основательно припугнули немцев, что они вряд ли
пойдут вообще на какие-либо сделки по этой линии, даже на
самые невинные... Если бы наша политика заключалась в том,
чтобы на словах признавать возможность концессий, а на деле
делать таковые совершенно невозможными, выпуская вперед
с этой целью ГПУ и судебные органы, все вышеозначенные
обстоятельства были бы вполне целесообразными. Но мне
неизвестно, чтобы наша политика являлась таковой"26.
Эта проблема потеряла было свою остроту в 1925-1927
годах, однако приобрела угрожающие размеры после так
называемого "шахтинского дела" об экономическом
вредительстве, по которому проходило несколько германских
технических специалистов. В 1930 году были арестованы и осуждены
почти все руководящие работники концессии "Лена - Голд-
филдс", которым было предъявлено обвинение в шпионаже и
экономической контрреволюции. "Как выяснилось на суде, -
писал журнал "История СССР" в 1959 году, - за ширмой
концессии творила свои черные дела вредительская
контрреволюционная организация"27. Обвинения в шпионаже и
вредительстве выдвигались и против многих других
концессионеров.
Трудности с подбором управленческих кадров для
концессий создавались и вследствие практики профсоюзов. "В
последнее время, - говорилось в подготовленном Главконцес-
скомом в 1927 году обзоре основных причин конфликтов с
концессионерами, - особенно остро встал вопрос о членстве в
профсоюзах т.н. административного персонала. Наиболее ква-
133

лифицированные сотрудники, занимающие посты с
административными функциями, а потому и лишенные права состоять
членами профсоюзов, нередко отказываются работать у
концессионеров, так как исключение из профсоюза считают
равносильным "волчьему паспорту". Это явление вызывает
большое беспокойство у ряда концессионеров ("Лены",
"Газоаккумулятора", "Мологолеса" и др.)"28.
4. "Большие накладные расходы на заработную плату и
включение в отдельных случаях в колдоговоры других
несколько преувеличенных требований". Если по сравнению с
производительностью труда рабочая сила в СССР итак была
дорогой, то концессионерам она обходилась еще дороже. Это
положение вполне соответствовало линии центральных
органов профсоюзов в отношении концессионеров: к ним
следовало "предъявлять более повышенные требования в
сравнении с теми, которые предъявляются к госпредприятиям". В
результате зарплата рабочих у концессионеров, по данным
профсоюзного работника Н.П. Богданова, писавшего в те годы
по этой теме, была на 15-20%, а в ряде отраслей на 25-30%
выше, чем на государственных предприятиях. При этом
Богданов считал такую разницу недостаточной29. По данным
французского исследователя Хванг Жена, эта разница составляла
40-60%3°. Кроме того, у концессионеров были намного выше
отчисления в фонд социального страхования, причем если
госпромышленность всегда имела по этим отчислениям
задолженность, то концессионеры обязаны были вносить платежи
точно в срок. По требованию рабочих в коллективные
договоры включались также обязательства концессионеров
строить жилье, столовые, прачечные, диспансеры,
профессиональные училища, детские сады* и т.д. Если учесть, что
большинство концессий успели поработать всего несколько лет и
находились еще в инвестиционном цикле, многие из этих
требований профсоюзов в резолюции комиссии Политбюро были
слишком мягко названы "несколько преувеличенными".
Подчас эти требования ставили под вопрос саму возможность
выживания концессии. В конце 1926 года ВЦСПС вынужден был
дать директиву местным профсоюзным органам не
предъявлять к концессионерам требований, которые могли привести к
ликвидации предприятия31. Однако вряд ли эта директива
* Например, при карандашной концессии А. Хаммера был построен
детский сад, который теперь называется "детский сад и ясли № 647
Московского завода по производству писчебумажных принадлежностей".
134

сумела кардинальным образом исправить положение дел на
местах. В своей книге, вышедшей в 1928 году, Богданов
признает: "Ненормальные отношения профсоюзов и их работников
к концессионерам - есть"32.
5. "Слишком большая длительность концессионных
переговоров... В случаях недоверчивого и недоброжелательного
отношения той или иной инстанции к заключению
соответствующего концессионного договора такая инстанция имеет
полную возможность до чрезвычайности затягивать окончание
переговоров". Действительно, концессионные переговоры
обычно длились очень долго, в некоторых случаях годами.
Значительная часть этого времени уходила на
межведомственное согласование позиций советской стороны на
переговорах. По полгода и более требовалось для утверждения
подписанных документов правительством страны. В особо
невыгодном положении оказывались мелкие и средние
предприниматели. "Для такого концессионера, - писал в 1925 году журнал
"Большевик", - само пребывание в СССР в течение долгих
месяцев, вынужденное бездействие является уже чрезвычайно
обременительным"33. Если учесть, что большая часть
концессионеров принадлежала к этой гильдии предпринимателей, то
включение данного пункта в перечень важнейших причин
неуспеха советской концессионной политики следует считать
вполне оправданным. (Можно еще отметить, что даже сегодня,
в век телетайпов, телефаксов, компьютерной связи и т.д.,
многие западные предприниматели считают чрезмерную
длительность переговоров с советской стороной очень серьезной
помехой для установления деловых отношений.)
3. ВАЛЮТНЫЙ ОГРАНИЧИТЕЛЬ
У окна, "прорубленного" в Европу концессиями, сразу же
обнаружился серьезный ограничитель, который так и не
позволил растворить это окно хотя бы на ту ширину, на которую
было согласно советское политическое руководство. Таким
ограничителем была слабая национальная валюта - червонец.
Подробно освещать биографию этого "чуда", сотворенного
наркомфином Сокольниковым при помощи старых
специалистов в области финансов, в данной работе нет возможности.
И все же несколько слов сказать об этом придется, так как
наше утверждение может показаться странным читателям,
знающим о червонце в основном по историко-экономической
публицистике последнего времени, в которой он предстает
135

как колосс, как финансовая твердыня. "...Уже в 1925 г., -
читаем мы в одной из таких статей, - после проведения
денежной реформы наш червонец стоял на лондонской бирже выше
фунта стерлингов, что вызвало недоумение и тревогу
заносчивых англичан"34. 65 лет спустя, не будучи "заносчивым
англичанином", автор данной работы также недоумевает по
этому поводу. В свою очередь, читатель, возможно,
недоумевает на наше недоумение: мол, разве червонец не был твердой
конвертируемой валютой? Чтобы развеять это недоумение,
лучше всего обратиться к фактам.
А они таковы. Свой "первородный грех"червонец
совершил еще при появлении на свет. Как и всякая твердая
валюта времен золотого стандарта, червонец существовал
одновременно в трех измерениях: золотое содержание,
покупательная способность на внутреннем рынке и, как результат
взаимодействия этих двух параметров, соотношение с
другими валютами. Когда родилось сокольниковское дитя -
червонец, оно "весило" золотом столько же, сколько николаевская
золотая десятка, которая до революции менялась на фунт
стерлингов. Основываясь только на этом доказательстве
благородства своего происхождения, советский червонец
попытался заявить о себе как о ровне по интервалютному чину
фунту стерлингов, но как самозванец был изгнан из
"благородного семейства" твердых европейских валют. Дело в том,
что в плане покупательной способности червонец не шел ни в
какое сравнение с английской валютой.
На Западе после войны цены на многие промышленные
товары остались на уровне довоенных или даже снизились,
тогда как в России они выросли в 2-4 раза. Первое время
червонец спасала дешевизна советской сельскохозяйственной
продукции; однако, как уже отмечалось в предыдущей главе, к
середине 20-х годов и здесь положение изменилось коренным
образом. Так что было от чего недоумевать жителям
Британии, когда им предлагали менять полновесный фунт
стерлингов на изможденный экономическими неурядицами червонец.
Ф.Э. Дзержинский признавал, что "если сравнить
покупательную способность червонца у нас на рынке и иностранной
валюты на заграничном рынке, то окажется, что на ту валюту,
на которую наши экспортеры продают свои заготовки, они
могли бы за границей купить гораздо большее количество
изделий, товаров, чем на те червонцы, которые они получают в
обмен на валюту... Червонцы, обмененные на валюту в
Госбанке, дают им (советским импортерам. - А.Д.) возможность
купить гораздо больше, чем на эти червонцы можно купить у
136

нас". Насколько больше? Почти в два раза. В 1925 году по
покупательной способности николаевский золотой рубль
равнялся^ 1,8 рубля Сокольникова35. Несмотря на все больший
разрыв в ценах внутренного и внешнего рынков, курс
червонца оставался неизменным - и становился все более
нереальным. Очевидно, об этом-то курсе - 9,4 рубля за фунт
стерлингов - и говорит наш публицист. В действительности же, по
сообщению в Лондон британского дипломатического агента
Петерса, вольный валютный рынок в СССР давал в июне
1926 года за фунт стерлингов 14-15 червонных рублей36.
Это о курсе. Теперь о котировке червонца за границей, то
есть о признании его мировым валютным рынком в качестве
надежного средства расчетов. Наш публицист пишет о том, что
червонец "стоял на лондонской бирже" в 1925 году. А в
докладе советского экономиста профессора Шретера, с которым он
выступил в том же 1925 году на одном ответственном
совещании, говорилось об отсутствии котировки червонца за
границей37. Правда, профессора Шретера, в свою очередь,
опровергает Сергей Есенин, который совершал валютные операции с
персидским менялой и даже оставил нам точное указание
курса: "за полтумана по рублю".
Как же было на самом деле? Официально червонец
впервые был включен в котировку на Рижской бирже 10 апреля
1924 г. Ревельская (Таллиннская) биржа начала котировать его
с 7 мая того же года, Римская - с 1 апреля 1925 г. Кроме того,
червонец котировался в Китае, Монголии и Иране38.
Что касается Лондонской биржи, то она советскую валюту
не котировала. Поскольку, однако, английским деловым
людям (концессионерам и импортерам советской продукции)
временами были нужны червонцы для совершения сделок с
советскими организациями, то во второй половине 1923 года
Госбанк СССР заключил с британским "Ллойде бэнком"
соглашение о продаже и покупке червонца по золотому паритету,
вне зависимости от реальной покупательной способности
рубля. (Довоенный золотой паритет - 1 руб. = 0,7438 г золота.) По
данным советского торгпредства в Лондоне, фирмы покупали
червонцы на срок, то есть только для совершения конкретных
сделок. В течение второй половины 1923 года на Лондонском
рынке было продано около 3 млн. червонцев39.
На 1 января 1924 г. Госбанк имел корреспондентские
связи со 100 зарубежными банками, с которыми была достигнута
договоренность о покупке червонцев по курсу Московской
биржи с некоторой скидкой. Однако ни эти корреспондентские
соглашения, в том числе с крупнейшим корреспондентом -
Ю- 1912
137

"Ллойде бзиком" - ни неофициальная котировка червонца
некоторыми заграничными банками, ни официальная
котировка его на нескольких периферийных биржах не означали, что
мировой валютный рынок, в частности важнейшая
Лондонская биржа, признал червонец в качестве надежного средства
накопления и расчетов по всем видам платежей. Здесь наш
червонец не котировался, и поэтому все расчеты с
концессионерами приходилось вести в иностранной валюте. В 1926 году
червонец перестал размениваться на золото и валюту на
частном валютном рынке, а в 1928 году был введен запрет на
вывоз червонцев из СССР. С тех пор он превратился в
закрытую национальную валюту и уже нигде не котировался.
Эта ситуация создавала массу сложностей при пересечении
капиталом советской границы в обоих направлениях. При
ввозе капитала в СССР иностранные предприниматели теряли
значительные суммы на операциях по обмену иностранной
валюты на червонцы из-за завышенного курса рубля. В
результате этих потерь капиталовложения в советскую экономику
становились "дорогими", а произведенная на концессионных
предприятиях продукция - еще менее конкурентоспособной
на мировых рынках. Поэтому завышенная котировка червонца
больнее всего ударила именно по крупнейшим концессиям,
работавшим на внешний рынок, особенно лесным. Так, в
резолюции комиссии Политбюро, перечислявшей причины
"сравнительно незначительных успехов нашей
концессионной политики", предлагалось указать и такую: "Высокая
валютная котировка червонного рубля, что сыграло решающую
роль в убыточности лесоэкспорта концессионеров в период
денежной реформы"40.
Скажем здесь же, что лесные общества особо пострадали от
внезапного повышения в начале 1924 года курса червонца по
отношению к фунту стерлингов сразу на 18%. Это изменение
курса, отмечалось в письме представителя ВСНХ в Лондоне
Н.Н. Вашкова народному комиссару внешней торговли
Красину от 27 марта 1924 г., внесло в инвестиционные, кредитные и
иные расчеты смешанных лесных обществ "радикальное
расстройство"4 х.
Как и многие другие концессионные предприятия,
смешанные лесные общества страдали и от политики сжатия
эмиссии червонного рубля, проводившейся для поддержания его
курса. "Мало того, - писали Вашкову директора "Русанглоле-
са" 25 марта 1924 г., - в настоящее время даже по низкому
курсу (фунта стерлингов. - А.Д.) нельзя достать червонцев в
количестве, достаточном для оплаты текущих работ, попенной
138

платы, налогов и др., так что конторы нашего общества
совершенно вопреки своему желанию могут оказаться
неисправными. Смешанные общества... могут оказаться при условиях,
подобных вышеизложенному (так в тексте. - А.Д.)} в
совершенно безвыходном положении..."42.
Еще больше сложностей и противоречий возникало при
вывозе концессионерами капитала из страны в качестве
перевода за границу своих прибылей или оплаты импортного сырья
и оборудования. Сложный порядок осуществления подобных
операций, о котором мы уже говорили, был предназначен для
контроля не только за движением капитала вообще через
советскую границу, но и за движением валюты в особенности.
Конечной целью этого порядка было втиснуть валютные
расходы по концессиям в заранее утвержденный правительством
государственный план валютных поступлений и отчислений.
Однако и этот план, и так всегда узкий, если при его
исполнении вдруг возникало напряжение в результате недополучения
доходов или появления незапланированных расходных
статей, не гарантировал концессионерам стабильности: их
валютные расходы в этом случае урезались в первую очередь43.
Таким образом, в целом существовала практика
подгонки валютных расходов по концессиям (закупка сырья и
оборудования и вывоз прибылей) к валютным возможностям
государства. Эти скромные возможности и были тем
ограничителем концессионной деятельности в СССР, о котором мы
говорили в начале раздела.
Этот ограничитель был бы снят, если бы концессии
покрывали свои валютные расходы доходами от реализации
продукции на внешних рынках. Однако, как отмечалось в резолюции
комиссии Политбюро, "общие условия работы концессионных
предприятий в СССР и, в частности, условия
производительности труда и общих расходов на рабочую силу приводят к
тому, что в настоящее время (в 1925 г. - А.Д.), как правило, на
мировой рынок (на экспорт) могут работать лишь такие
концессионные предприятия, которые вывозят сырье и
полуфабрикаты"44. Понятно, что ввиду неконкурентоспособности
продукции, производимой в СССР концессиями обрабатывающей
промышленности, они могли вывозить прибыли только в
форме валютных перечислений. В результате этого масштабы
их работы (а также работы всех других концессий,
реализующих товары и услуги на внутрисоюзном рынке) в СССР
ограничивались узкими рамками советского валютного плана.
Неконкурентоспособность советских товаров,
предопределившая нерентабельность нашего экспорта, стала, кроме того,
1 139

одной из основных причин ликвидации смешанных
экспортно-импортных торговых обществ. Таким образом, возможная
сфера широкого применения иностранного капитала
ограничивалась всего двумя отраслями народного хозяйства страны -
горнодобывающей и лесной. Однако в условиях
депрессивного состояния мировых рынков сырья, начиная с середины
20-х годов, и эта возможность была скорее гипотетической,
нежели реальной.
4. КРЕДИТОВАНИЕ
В середине 20-х годов концессионеры столкнулись с
новыми трудностями, на сей раз в такой для них чувствительной
области, как пользование кредитом в СССР. 8 декабря 1925 г. в
своем письме в ГКК правление Торгово-Промышленного банка
поставило вопрос о порядке кредитования в советских
банках концессий и смешанных обществ с участием
иностранного капитала45.
Следует сказать, что иностранные предприниматели
активно пользовались советским кредитом. В середине 20-х годов
увеличилось и число концессионных предприятий, что в
итоге привело к стремительному росту их задолженности
советским банкам. Так, если на 1 октября 1924 г. она составила
3,8 млн. руб., то через год достигла уже 11,3 млн. руб.46
Эта не столь уж значительная в масштабах государства
сумма задолженности стала в обстановке развернутой тогда
борьбы за повсеместную и максимальную экономию средств в
интересах восстановления сигналом к принятию мер,
ограничивающих для концессий возможности кредитования в СССР.
7 сентября 1926 г. СНК СССР вынес постановление, в котором
кредитование концессионеров советскими банками
признавалось по общему правилу нецелесообразным. В отдельных
случаях из этого правила могли делаться исключения, например,
если концессионер компенсировал советскому банку
получаемый кредит в форме обеспечения этому банку заграничных
кредитов. "Считать, - говорилось, однако, в
постановлении, - что условием кредитования концессионного
предприятия даже и при наличии достаточной компенсации должно
являться выполнение им принятых на себя перед
Правительством СССР обязательств, в особенности относительно
инвестиции иностранного капитала, что должно быть удостоверено
Главконцесскомом". Кредитование концессионеров
сосредоточивалось в Госбанке, а смешанных торговых обществ - во
140

Внешторгбанке. Решения об открытии кредита
концессионерам принимались в виде постановлений правлений этих
банков, причем Внешторгбанк обязывался предварительно
согласовывать вопрос о кредитовании концессионера с Народным
комиссариатом финансов47.
Следует сказать, что до того времени в концессионных
договорах фиксировались лишь обязательства иностранных
предпринимателей затратить на ремонт и оборудование
предприятий определенные средства, обеспечив выполнение
установленной в договоре производственной программы и
доведя предприятие до соответствующей мощности. Вопрос же о
национальном происхождении капитала оставался открытым.
Таким образом, теоретически существовала возможность
покрывать многие инвестиционные потребности целиком за
счет привлечения нэпманского и даже государственного
капитала. Это в особенности касалось оборотных средств
концессионера, а также средств, затрачиваемых им на ремонт старых
и постройку новых зданий, приобретение советского
оборудования и инвентаря, то есть расходуемых внутри СССР.
Положение, при котором иностранные предприниматели имели бы
возможность подменять внешние источники финансирования
советскими, было неприемлемым. Возможность вывоза из
страны прибыли от оборота советского же по происхождению
капитала (нэпманского и тем более государственного)
вообще лишала смысла всю концессионную политику: вместо
привлечения средств из-за границы получился бы их отток,
причем в валютной форме.
Одновременно с принятием постановления от 7 сентября
была предпринята попытка установить для вновь
заключаемых концессий принцип абсолютного самофинансирования
извне. В этих целях еще одним постановлением, принятым в
тот же день, ГКК поручалось "доложить СНК, как должны
быть изменены заключаемые концессионные договоры,
чтобы обеспечить в большей степени реальное привлечение
иностранного капитала в деле расширения нашей
промышленности"48.
Во исполнение этого поручения Главконцесскомом был
разработан новый параграф типового договора на концессию
(§ 9). По условиям этого параграфа концессионер обязывался
ввести из-за границы весь капитал, "потребный для
осуществления настоящего договора, на общую сумму не менее...
рублей". Ввоз капитала в форме машин и оборудования
фиксировался на таможне, а в виде валютных перечислений -
Государственным банком СССР, за которым закреплялось
I
141

монопольное право на осуществление подобного рода
операций. Помимо прямого ввоза капитала единственно законным
источником финансирования концессий признавалась
капитализация прибыли от их оборота внутри СССР. § 9 типового
договора был включен в число тех важнейших пунктов,
нарушение которых могло стать достаточным поводом для
расторжения договора49.
Очевидны были мотивы, заставившие государство
установить столь жесткий порядок кредитования концессионеров.
Как несколькими годами позже, но имея в виду эту проблему,
остроумно заметит А.И. Рыков, концессионная политика была
предназначена для импорта капиталов, а не капиталистов50.
Не менее очевидно, однако, и то, что подобные условия
работы в глазах иностранных промышленников выглядели
непривычными и непривлекательными, тем более что речь шла
об одной из основных сторон предпринимательской
деятельности - финансовой.
Самым щекотливым аспектом возникшей проблемы было
кредитование концессионных предприятий советскими
банками в форме учета (т.е. принятия и оплаты) векселей,
которыми расплачивались с концессионерами за их продукцию
государственные и кооперативные организации. И хотя
фактически такой учет означал в конечном счете кредитование
советских покупателей, а не концессионеров, постановление
от 7 сентября запрещало и эти операции.
Закрытие кредита, в том числе даже в форме учета
скапливавшихся покупательских векселей государственных и
кооперативных предприятий, вызвало протест
концессионеров, указывавших на ненормальность такого положения. Так,
23 декабря 1926 г. в ГКК состоялись переговоры по этому
поводу с директором-распорядителем общества "Лена - Голд-
филдс" А.П. Малоземовым. Он заявил, что во время
переговоров о заключении договора обществу были обещаны
нормальные в финансовом отношении условия деятельности, то
есть что оно будет иметь возможность пользоваться
нормальным кредитом по всем своим операциям. "Работа
предприятий в течение первого года показала, что Общество лишено
возможности нормально кредитоваться в существующих в
СССР банках, будучи в то же время, в силу экономического
положения СССР, вынуждено оказывать кредит
государственной промышленности в лице государственных трестов,
являющихся преимущественным, а на некоторые товары
исключительным покупателем... Концессионер вынуждается к
кредитованию государственной промышленности из концессионных
142

средств, что никогда не входило в его намерения и никоим
образом не может быть признано правильным с коммерческой
точки зрения и с точки зрения назначения концессионного
капитала". Достаточно резкий тон этого письма можно понять,
если учесть, что к январю 1927 года, то есть менее чем за
четыре месяца действия постановления от 7 сентября, в портфеле
общества "Лена - Голдфилдс" скопилось покупательских
векселей на сумму 1100 тыс. руб.51
Концессионер Серковский, которого советская сторона
считала солидным и добросовестным партнером, так описьшал
изменение финансовых условий своей деятельности в СССР в
письме в Главконцесском от 6 января 1927 г. Первоначально
Внешторгбанк открыл фирме кредит в размере свыше 100 тыс.
руб. для учета векселей, которыми государственные и
кооперативные организации СССР, бывшие монопольными
покупателями продукции концессионера, расплачивались за нее.
Кроме того, Внешторгбанк предложил "Яну Серковскому"
десятикратный кредит против суммы приобретенных
концессионером акций банка. Серковский принял предложение и купил
акций на 20 тыс. руб. Весной 1926 года десятикратный кредит
был уменьшен до трехкратного, то есть до 60 тыс. руб., а после
принятия постановления СНК СССР от 7 сентября - до 20 тыс.
руб., что означало фактическое прекращение кредита, так как
концессионер кредитовался из своих же средств. "Госбанк, со
своей стороны, предложил нам кредит (только для учета
покупательских векселей. - А.Д.) на основах компенсации, т.е.
предложил учесть наши векселя за границей с его (банка. -
А.Д.) гарантией, внести сумму, полученную от этой операции,
валютой ему и потом на эту сумму получить здесь кредит под
векселя наших покупателей - госорганов и кооперации".
Несмотря на то что с большим трудом фирма выполнила это
условие, Госбанк в дальнейшем отказался от предложенной им же
сделки. "Понятно, - писал Серковский, - все это совершенно
не дает нам возможности работать"52.
Решение от 7 сентября имело серьезные последствия не
только для концессионеров, но и для советской
концессионной политики, так как создавало крайне непривлекательный
образ СССР как места вложения капиталов. Подрывалась вера
иностранных предпринимателей в способность
концессионного договора защитить их интересы, так как отказ в
кредитовании был воспринят многими из них как нарушение
договорных прав.
Вскоре стало ясно, что решение о закрытии кредита
концессионерам ущемит и некоторые экономические интересы

государства. Отказ от учета векселей государственных и
кооперативных организаций ориентировал концессионеров на
реализацию их продукции через частную торговлю и на
кредитование под 48 и даже 52% годовых на рынке частных
капиталов, что обещало нэпманскому капиталу значительные
доходы и укрепление позиций в экономике за счет государства,
кооперации и населения. Суммируя последствия
постановления от 7 сентября, заместитель председателя ГКК А.А. Иоффе
отмечал в письме в Наркомфин и Народный комиссариат
внутренней и внешней торговли (январь 1927 г.): "Таким образом,
создавшееся в связи с закрытием кредитов целому ряду
концессионеров положение угрожает: а) подрывом нашей
концессионной политики; б) нарушением нормальных коммерческих
отношений между концессионными предприятиями, с одной
стороны, госорганами и кооперацией - с другой; в) переходом
концессионеров от продаж госорганам и кооперации к
поискам частного покупателя; г) громадными переплатами
частным кредитным обществам по учету векселей за счет
понижения доходов правительства от концессий или за счет накидок
на продукцию концессионного предприятия, покупаемую в
большинстве (так в тексте. - А.Д.) госорганами и
кооперацией"53.
Позиция ГКК по данному вопросу была поддержана
Народным комиссариатом внешней и внутренней торговли,
который уже 6 ноября 1926 г., то есть через два месяца после
принятия решения о порядке кредитования концессионеров,
вошел в СНК СССР с предложением о его отмене. В этом
предложении, в частности, указывалось, что "изъятие же
смешанных торговых обществ из сферы деятельности Внешторгбанка
или даже частичное ограничение в этом направлении не
только нарушает интересы Банка, но и разрушает целостность всей
его работы и подрывает его престиж, а, следовательно, и
кредитные возможности на внешнем рынке"54.
Явно ненормальная ситуация, сложившаяся в области
финансовых взаимоотношений концессий и советских
предприятий, заставила правительство вновь вернуться к
рассмотрению этого вопроса. 17 мая 1927 г. в отмену своего
постановления от 7 сентября предыдущего года СНК СССР принял новое
постановление о кредитовании банками Союза ССР
концессионных предприятий. В нем указывалось, что по общему
правилу все расходы по организации и эксплуатации концессий
должны покрываться переводом иностранными
концессионерами средств из-за рубежа и из доходов от оборота внутри
СССР. Кредитование концессионеров советскими банками в
144

виде учета покупательских векселей государственных и
кооперативных организаций возобновлялось при условии
предоставления концессионерами компенсации в форме
обеспечения кредитов банку за границей или кредита
государственным и кооперативным организациям либо в иных
формах.
Новое постановление не меняло сколько-нибудь
существенно положение, при котором кредит в собственном смысле
слова был закрыт для концессионеров. Учет покупательских
векселей государственных и кооперативных организаций,
предъявлявшихся концессионерами, в конечном счете был,
как уже отмечалось, скорее кредитованием первых, а не
последних. Для многих концессионеров было также крайне
затруднительно выполнить условие о компенсации за такой
усеченный кредит в форме ли иностранного займа советскому
банку (особенно если иметь в виду недоверие и враждебность
иностранных финансистов к СССР после декретов об
аннулировании долгов и национализации собственности) или в форме
кредитования самим концессионером советских организаций,
так как промышленный капитал не обладает обычно
необходимыми свободными средствами в подобных масштабах.
Поэтому хотя новое постановление СНК и приоткрыло для
концессий выход из финансового тупика, однако сложившаяся в
стране ситуация в сфере кредита вряд ли могла
способствовать росту привлекательности капиталовложений в советскую
экономику.
Возможно, одним из путей решения противоречия,
объективно существовавшего в вопросе о кредитовании между
государством и концессионерами, было бы допущение
иностранного банковского капитала к операциям в СССР. В этом
случае концессионеры могли бы кредитоваться в действующих на
советской территории филиалах иностранных банков.
Вопрос о привлечении иностранных финансовых
организаций к работе в СССР был поставлен Наркомфином перед
правительством страны еще в июле 1925 года. В записке Нар-
комфина на имя Председателя СНК А.И. Рыкова от 28 июля
отмечалось, что укрепление валютно-финансового положения
СССР позволяет приступить к рассмотрению данного вопроса.
"Работа иностранного банка... - говорилось в записке, - не
может более представляться опасной для наших финансов,
нашего денежного обращения и кредита. Вместе с тем она
может принести советскому хозяйству пользу, усиливая наши
связи с международным денежным рынком и расширяя наши
возможности в смысле привлечения иностранных средств"55.
145

Предложение это реализовано не было*, хотя его
осуществление могло бы придать значительный импульс именно
концессионной политике.
5. МЕЯЩУНАРОДНЫЙ АСПЕКТ
Наряду с внутренними факторами в истории
концессионного дела в СССР большую роль сыграли факторы внешние.
Поскольку они в общем хорошо известны, ограничимся
указанием на наиболее важные.
С политической точки зрения первое время
доминировала проблема непризнания Советского государства
капиталистическим миром. В меморандуме советской делегации на
Генуэзской конференции говорилось, например, что
иностранные деловые круги воздерживаются от инвестиций в
советскую экономику, "потому что формальные права Советского
Правительства все еще являются в глазах иностранных
правительств спорными и на этой почве возможны новые
конфликты, которые ставили бы под угрозу риска вложенный в России
иностранный капитал"56. В письме официального
представителя СССР в Великобритании лидеру лейбористской партии
Макдональду от 16 января 1924 г. указывалось, что
"некоторые концессии были подписаны Российским Правительством,
но впоследствии их осуществление было приостановлено
британской договаривающейся стороной, потому что последняя
не смогла найти необходимый капитал в связи с общей
политической обстановкой. Рассматривая список
русско-английских концессий, можно заметить, что большинство их не могло
быть завершено по политическим причинам - из-за
отсутствия признания". В интервью, данном газете "Известия" 20
января 1924 г., нарком внешней торговли Л.Б. Красин заявил:
"Реализация таких соглашений, где речь идет о взаимных
обязательствах между Советским правительством и
французскими группами, без надлежащей юридической базы, когда
отсутствует взаимное признание французского и Советского
правительств и возможность защиты во Франции советских
интересов, является почти немыслимой"57.
Добиваясь признания, Советское правительство, со своей
стороны, довольно активно использовало тактику
концессионного бойкота для оказания нажима на правительства за-
* Возможно, по причине последовавшего вскоре ослабления
червонца.
146

падных стран. Однако использование вопроса о концессиях в
интересах внешней политики СССР для самой концессионной
практики подчас оборачивалось потерями. Так случалось
всякий раз, когда "высшие интересы" государства становились
препятствием для заключения отдельных соглашений или
развития экономических отношений с целыми странами. В
письме заместителя наркоминдела М.М. Литвинова
советскому полпреду в Германии Н.Н. Крестинскому от 15 января
1923 г. рекомендовалось воздерживаться от заключения
соглашений с датскими фирмами "до тех пор, пока не состоится
соглашение между правительствами. Просим Вас следить за
тем, чтобы бойкот Дании ни в коем случае не нарушался"58. В
письме Г.В. Чичерина в Главконцесском от 21 августа 1923 г.
"О формах экономической борьбы против Швеции" ввиду ее
враждебности по отношению к СССР рекомендовалось старых
договоров не рвать, но и новых не заключать59. В
значительной мере жертвой политических обстоятельств стал и
крупнейший договор с Л. Уркартом. Сообщая в ноябре 1921 года
Председателю ВСНХ П.А. Богданову о ходе переговоров с
Уркартом, ведший их Л.Б. Красин утверждал, что "сейчас в этом
деле на 90% чистой политики..."60. Пленум ЦК РКП(б), на
котором рассматривался подписанный Л.Б. Красиным и Л.
Уркартом предварительный концессионный договор, записал в
своем постановлении от 5 октября 1922 г.: "Договор с
Уркартом отклонить. Мотивом отклонения, между прочим, служит
неустойчивость торгового договора с Англией, который может
быть отменен Англией односторонним актом и в любой
момент. Основным же мотивом является недопустимость для
Советской России подписать исключительную по объему и
значению концессию ввиду враждебной политики Англии в
данный момент в жизненном для России вопросе о
Дарданеллах"61. С января 1924 года началось свертывание
экономических отношений с Францией, которой хотели таким образом
"намекнуть" на желание Советской власти быть признанной
Парижем. "Это отнюдь не означает, - говорил в одном из
своих выступлений того времени Г.В. Чичерин, - что мы
стремимся к бойкоту Франции или к ослаблению связи с ней.
Наоборот, это есть опять-таки экономический фактор, который
должен иметь своей целью ускорение... политического
соглашения с Францией"62.
Неурегулированность отношений с Англией и Францией
сказывалась и на советско-германском сотрудничестве.
Подписание в 1922 году Рапалльского договора содействовало
возрастанию объема инвестиций германского капитала в со-
I
1 147

ветское народное хозяйство. Однако подчиненное положение
Германии в Европе заставляло ее в течение известного срока
оглядываться на страны-победительницы, учитывать
англофранцузское давление в пользу ограничения экономических
отношений с Советским государством. Так, когда весной
1923 года возникла угроза разрыва советско-английских
торгово-экономических отношений, советский торгпред в
Берлине Б. Стомоняков сообщал в НКВТ, что германские
промышленные круги повели дело к замораживанию связей с
Советским правительством. В качестве примера он привел отказ
международного лампового концерна "Осрам-Филипс-Джене-
рал электрик" от почти согласованного договора о концессии.
В телеграмме высказывалось суждение, что "разрыв с
Англией оттолкнет нас в экономическом отношении на пару лет
назад также и в Германии. Германские капиталисты не посмеют
идти самостоятельно в Россию, если Англия и Франция будут
требовать от них противного"63. Подтверждением этого
может служить история проекта Средне-Азиатского банка.
Договор о его создании был подписан одновременно с договором
об учреждении смешанного общества "Дерутра". В задачу
банка входило кредитование советско-германской торговли в
странах Среднего Востока. Каждая из сторон должна была
вложить в его акционерный капитал по 1,5 млн. руб.; сверх
того германская группа предоставляла банку кредит на 6 млн.
зол. руб. Проект не осуществился: Германия, всячески
затягивавшая выплаты военных репараций Англии и Франции
ссылками на нехватку средств, не рискнула демонстративно
отправить 7,5 млн. руб. в обратном - восточном -
направлении64.
Установление дипломатических отношений между СССР и
странами Запада в 1924-1925 годах, а также заключение ряда
экономических соглашений создали определенную
договорно-правовую базу экономического сотрудничества СССР с
европейскими государствами. Вместе с тем как политические,
так и экономические отношения между ними на всем
протяжении 20-х годов оставались весьма неустойчивыми
(достаточно вспомнить "письмо Коминтерна", разрыв
советско-английских отношений в 1927 г., кампанию против
принудительного труда в СССР и советского демпинга 1929-
1930 гг. и т.д.).
Отсутствие политической стабильности не могло не
сказаться на привлекательности СССР как места вложения
капиталов. "Основная причина падения числа концессионных
предложений, - говорилось, например, в отчете правительства за
148

1927/28 год, - лежит в сложном международном положении,
характеризующемся в первую очередь попытками
английского правительства добиться финансово-экономической блокады
СССР"65. В аналогичном документе за 1928/29 год отмечалось:
"На развитие советского концессионного дела не могли не
оказать своего влияния факторы, кроющиеся в общем
состоянии международного положения СССР... Продолжающиеся
попытки финансово-экономической блокады со стороны
некоторых капиталистических государств не могли не оказывать
тормозящего влияния на степень интереса к концессионной
работе в СССР со стороны иностранных деловых кругов"66.
Кроме того, конкретные концессионные переговоры подчас
срывались непосредственно усилиями западных правительств.
"В нескольких случаях, когда нам удавалось достигнуть тех
или иных соглашений с французскими группами
относительно различных концессий, - заявил, например, в интервью
корреспонденту "Известий" Л.Б. Красин, - обычно соглашения не
получали осуществления, и, по достоверным сведениям,
причину этого приходится отнести к определенному, хотя и
неофициальному, давлению со стороны французского
правительства"67.
Неурегулированность вопроса о национализированной
иностранной собственности в России стала еще одним
серьезным препятствием для привлечения иностранного капитала в
СССР. Тактика "концессионного бойкота" была
сформулирована в резолюции Нерусской комиссии Гаагской конференции,
принятой 20 июля 1922 г. В резолюции говорилось:
"Конференция обращает внимание всех представленных здесь
правительств на желательность, чтобы все правительства не
поддерживали своих подданных в их попытках приобрести в
России имущество, ранее принадлежавшее иностранным
подданным и конфискованное после 1 ноября 1917 г..."68.
Это обязательство выполнялось довольно строго и
заметно сузило возможности советской концессионной политики. В
докладной записке торгпреда СССР в Берлине Б. Стомонякова
от 9 февраля 1923 г. указывалось: "В отношении вне
германских фирм - как и прежде, главным препятствием является
вопрос о бывших собственниках"69. За выполнением
резолюции Гаагской конференции внимательно следили объединения
бывших владельцев собственности в России, которые были
созданы во всех основных странах-инвесторах. Задачу по
защите национализированной собственности сограждан от
передачи ее в концессию иностранцам брали на себя также
правительства западных стран и их дипломатические представители
149

в Москве. Например, когда с американской группой "Фарку-
хар" был подписан договор, нарушивший, по мнению Парижа,
французские права на промышленную собственность в
Макеевке, Франция заявила протест правительству США и
предприняла несколько демаршей перед Советским правительством70.
Первое время благодаря Рапалльскому договору от
противоречий по вопросу о национализации были избавлены советско-
германские отношения. Однако в середине 20-х годов и с
Германией возник очень тяжелый спор по поводу судьбы
германских концессий в Грузии, допущенных туда еще
правительством грузинских меньшевиков.
Другой сильнейший удар по концессионной политике
нанесла нерешенность проблемы аннулированных после
революции долгов. Конечно, Троцкий мог веселить XII партсъезд,
заявляя, что "мы все долги в Октябре отдали"71. Крупнейшие
финансовые учреждения Запада - обиженные Россией бывшие
ее кредиторы - так не считали. По поводу этой ситуации
парижская белоэмигрантская пресса каламбурила: "Долг
платежом красен, но Красин платить не согласен"72. В отместку
западные банки заявили о своем несогласии финансировать
концессионные предприятия в СССР. Можно сказать, что
нанесенный банками удар вышиб дух из концессионной политики,
смысл которой как раз и состоял в привлечении капиталов.
"Малокровные" в финансовом отношении концессии еще
могли справиться с легкой работой, но когда брались за тяжелую,
особенно в трудных условиях советского хозяйства, то
надрывались, как надорвался, например, "Мологолес"*.
По большей части не способствовала успеху советской
концессионной политики и та мировая хозяйственная
конъюнктура, на фоне которой она осуществлялась. Без учета
Соединенных Штатов, не имевших особой нужды в российском
рынке и незнакомых с ним, финансовое положение других
потенциальных инвесторов в советскую экономику было, по
крайней мере до середины 20-х годов, довольно
затруднительным. Европейский рынок свободных капиталов
дополнительно сужался необходимостью выплат по американским займам,
а также задачами послевоенной реконструкции народного хо-
Соглашение об удовлетворении взаимных претензий с
Великобританией состоялось во время визита Э.А. Шеварднадзе в эту страну в
июле 1986 года. По мнению агентства Рейтер, "это соглашение должно
открыть путь СССР для получения займов на лондонском финансовом
рынке. До сих пор Банк Англии... препятствовал английским банкам
участвовать в финансовых сделках с СССР".
150

зяиства стран Европы. На это обстоятельство указывалось в
меморандуме английских банкиров, опубликованном в
апреле 1924 года в связи с переговорами (оказавшимися
безрезультатными) о восстановлении кредита Советской России в
Великобритании. "Нынешние условия в Англии и во всем мире
заставляют ограничивать приток капитала и кредита для
СССР", - говорилось в документе. Отмечалось, что из 97 млн.
ф.ст. свободных средств в 1923 году около 80 млн. ф.ст. шло
на оказание кредита только колониям и заморским владениям
Великобритании7 3.
Сказанное тем более относилось к Германии - наиболее
вероятному инвестору в народное хозяйство СССР как в силу
исторических причин, так и ввиду установившихся между
двумя странами "особых отношений". В беседе, состоявшейся
в НКИД летом 1923 года, эксперт МИД Германии Шлезингер
сообщил, что германская промышленность "сейчас настолько
ослаблена, что серьезная работа по восстановлению хозяйства
России... не под силу отдельным промышленникам".
Инвестиционные возможности Германии еще больше ограничивались
расстройством ее финансов. На это обстоятельство специально
указывалось в письме советского торгпреда в Германии
Центральному Комитету РКП(б) от 9 февраля 1923 г. В нем
отмечалось, что "заключению договоров с германскими
фирмами мешает катастрофическое падение германской марки,
которое затрудняет чрезвычайно всякие расчеты искателей
концессий". Репарационные платежи обескровливали германскую
экономику, создавая недостаток капитала в самой Германии и
тем самым значительно удорожая кредит (до 30% к весне
1924 г.). В этих условиях в течение 1923-1924 годов
наблюдалось "значительное сужение нашей концессионной работы в
Германии"74.
Ощутимый урон концессионной политике нанесла
обозначившаяся уже в 1925 году тенденция к снижению мировых
цен и спроса на продукцию основных концессионных
предприятий в СССР - лесных, горнодобывающих и
золотопромышленных. Эта тенденция развивалась вплоть до конца 20-х
годов и не могла не усилиться в период мирового
экономического кризиса. Потеря рынков, на которых концессионеры
получали валютную выручку, и общее расстройство мирового
капиталистического хозяйства в годы "великой депрессии"
подвели черту с международно-экономической точки зрения
под развитием концессионного дела в СССР.

ПОСЛЕСЛОВИЕ
Будь наше исследование беспристрастной исторической
хроникой, на этом месте можно было бы ставить точку.
Однако во введении мы обозначили связь данной работы с
практическими задачами в области привлечения иностранных
инвестиций. Это обязывает нас ответить по крайней мере на три
принципиальной важности вопроса.
Во-первых, не может ли приглашенный капитал оказаться
золотой цепью, на которую нас посадят страны-доноры?
Поскольку этот вопрос подробно разбирается в главе I,
ограничимся кратким ответом. По нашему мнению, для такой
великой державы, как наша, добровольные частные инвестиции не
могут создать реальной угрозы. Напротив, способствуя
развитию производительных сил страны, эти инвестиции
содействовали бы излечению нашего хозяйства от становящихся уже
хроническими недугов, имя которым - экономическое
отставание от высокоразвитых стран, технологическая и
продовольственная зависимость, дороговизна, низкое качество
продукции и дефицит. Если бы, привлекая иностранные
инвестиции, удалось решить хотя бы в какой-то мере часть этих
проблем, то, понятно, оздоровление советской экономики
означало бы укрепление позиций нашей страны в мире.
Другой вопрос: не будут ли иностранцы "грабить" нас?
Представляется, что при правильной постановке дела и эти
опасения окажутся совершенно напрасными. Хотя бы уже
потому, что мы - суверенная и могучая держава - сами будем
устанавливать условия допуска иностранного капитала к
операциям в СССР. Следует также иметь в виду, что целый
ряд стран далеко обогнал нас с точки зрения создания трудо-
и ресурсосберегающих технологий и производств. Если бы они
были перенесены на нашу почву, не могли бы ли мы тогда
расплачиваться с иностранными предпринимателями в
значительной мере за счет экономии трудовых и материальных
ресурсов? Таков же будет эффект и от повышения качества
продукции: ее потребуется меньше, так как она будет дольше и
152

лучше служить. Наконец, промышленное развитие на новой
технологической базе поможет улучшить экологическую
ситуацию в стране, оздоровление которой уже сегодня требует
от нас значительных расходов.
Следует сказать и о том, что наилучшие условия для
"грабежа" нашей страны существуют уже теперь в области
внешней торговли, через которую пока что поддерживается нагла
связь с мировой экономикой. Дело в том, что сырьевой на 80-
85$ характер нашего экспорта и промышленный характер
импорта заставляют страну нести колоссальные издержки из-за
неэквивалентного обмена промышленных товаров на
сырьевые, который индустриальный Запад навязывает политически
и экономически слабым развивающимся странам. Оказавшись
на мировом рынке в их компании, мы вынуждены терпеть эту
дискриминацию. Поэтому поощряемое иностранными
инвестициями ускорение экономического и технологического
прогресса и последующее облагораживание структуры
советского экспорта означали бы огромное сбережение народного
богатства, в особенности невосполнимых ресурсов.
Наконец, последний вопрос состоит в том, не находится ли
экономическая целесообразность, заключающаяся в участии в
мировом хозяйственном обороте, в непримиримом
противоречии с нашим социалистическим выбором. Ведь мировое
хозяйство остается преимущественно капиталистическим, и те
капиталы, которые мы хотели бы привлечь, вряд ли будут
переходить по прибытии к нам в социалистическую веру.
Если бы мы признали неразрешимость этого противоречия,
то тем самым подписали бы социализму смертный приговор.
Текст его гласил бы: "Социализм тождествен экономической
неэффективности". Ибо, повторимся, вне полнокровного
участия в мировой хозяйственной жизни построить эффективно
действующую национальную экономическую модель сегодня
невозможно.
Таким образом, речь идет о поисках формулы мирного
существования и взаимного сотрудничества двух
экономических систем. Тем более что с каждым годом наш мир
становится все более взаимозависимым, в том числе, разумеется, и
экономически. Интеграционные тенденции в сфере экономики
пробиваются даже через толщу наслоений
военно-политической и идеологической вражды. Не о том ли свидетельствуют
отношения, установленные между СЭВ и отдельными
социалистическими странами, с одной стороны, и ЕЭС - с другой?
Нелепость, противоестественность идеи превратить
советское народное хозяйство в этакого робинзона, уединившегося
U - 1912
153

на острове под названием "СССР", прекрасно видел В.И.
Ленин. Вот почему, как только закончились военные испытания
1918-1920 годов, им сразу же был поставлен вопрос о широкой
и долгосрочной реинтеграции советской экономики в
экономику мировую. Он нашел и решение дилеммы "социализм или
экономическая эффективность", которая казалась
неразрешимой коммунистическим пуританам. Ленинское решение
заключалось в создании в нашей стране смешанной экономики с
государственным, государственно-капиталистическим,
частным и кооперативным секторами. Это снимало проблему
несовместимости советского и мирового хозяйств. Получалось: и
социализм, и экономическая эффективность. В конечном счете
ленинский план состоял в том, чтобы заставить "лошадиные
силы" капитализма двигать вперед дело социалистического
строительства.
И сегодня, как показывает практика, капитализм далеко
еще не выработал своего ресурса и кое в чем даже сохраняет
преимущество. Из этого бесспорного факта следуют два также
бесспорных вывода. Во-первых, в обозримом будущем
советская экономика может быть эффективной, только будучи
смешанной. Во-вторых, советская экономика может быть
эффективной, только будучи органической частью мировой
экономики.
Определенные шаги к преодолению раскола мира на два
экономических лагеря делаются и с другой стороны.
Поскольку социализму удается доказать свое преимущество с
точки зрения решения тех или иных социальных и
экономических задач, "под воздействием нового общественного
строя, - отметил в своем выступлении на XVIII съезде
Итальянской компартии секретарь ЦК КПСС А.Н. Яковлев, -
элементы социалистичности все более заметно входят и в
жизнь западной части Европы"1. Этот процесс не
ограничивается одной Западной Европой. США, например,
опередили другие капиталистические страны в том, что касается
внедрения новой формы собственности, когда рабочие
выкупают компании, в которых они заняты, и становятся их
коллективным владельцем. В настоящее время в США в
11 тыс. таких компаний занято 10 млн. человек, или 9%
используемой совокупной рабочей силы страны2. Известно
также, сколь широко в несоциалистическом мире развилось
кооперативное движение. В Соединенных Штатах
кооперативов более 40 тыс. и представляют они 60 млн. рабочих
и фермеров, 30 из них входят в список 500 крупнейших
американских компаний3.
154

Выступая на 2-м съезде плановых органов СССР,
состоявшемся в 1927 году, один из главных экономических
"оракулов" тогдашнего режима - академик С.Г. Струмилин
обрисовал будущее отношений между советским народным
хозяйством и хозяйством мировым языком гражданской войны.
"Призыв к большему разделению труда в международном
масштабе, - уверял Струмилин, - как будто несколько
преждевременен... В полной мере разрешить поставленную
проблему о международном разделении труда можно лишь двумя
путями: или ускорением международной революции, или
капитуляцией перед капиталистическим окружением. Для нас
приемлем только первый путь .
Для нас неприемлем ни один из предложенных Струмили-
ным путей, в том числе и первый из них - хотя бы уже по
причине своей нереальности. Как представляется, происходящие
в мире изменения указьшают на возможность куда более
плодотворного третьего пути - пути сотрудничества.
Собственно говоря, сегодня разумной альтернативы ему просто не
существует.

ПРИМЕЧАНИЯ
Предисловие
1 Горбачев М.С. Выступление в Организации Объединенных Наций
7 декабря 1988 года. - М.: Политиздат, 1988. - С. 5.
2 Политическая экономия. Учебник для высших учебных
заведений. - М.: Политиздат, 1988. - С. 241.
3 Известия, - 1989. - 18 марта.
Глава I
1 Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 20. - С. 174.
2 См. Витте CJO. Конспект лекций о государственном и народном
хозяйстве. - С.-Петербург, 1912. - С. 137-139.
3 Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. - Т. 34. - С. 290; Ленин ВД. Поли,
собр. соч. - Т. 27. - С. 304.
4 Струмилин С.Г. Очерки советской экономики. - Изд. 2-е. - М. - Л.:
Государственное издательство, 1930. - С. 175.
5 Ляндау Л.Г. Иностранный капитал в дореволюционной России и в
СССР. - М. - Л.: Государственное издательство, 1925. - С. 6.
6 Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. - Т. 22. - С. 450.
7 Витте CJ0. Указ. соч. - С. 35.
8 Дякин В.С. Германские капиталы в России. - Л.: Наука, 1971. -
С. 24.
9 Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 3. - С. 60.
10 Там же.-С. 554.
1 * Борзунов В.Ф. История создания Транссибирской
железнодорожной магистрали XIX - начала XX вв.: Автореф. дис. д-ра ист.
наук.-М., 1972.-С. 39.
12 См. Несетин ЮЛ. Развитие российского капитализма вширь в
начале XX века (к теории вопроса)/Институт истории СССР. - М.,
1971. - С. 4-5.
13 Пасвольскии Л., Моультон Г. Русские долги и восстановление
России. - М.: Финансовое издательство, 1925. - С. 89-90.
14 Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. - Т. 19. - С. 401.
ls Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 27. - С. 349, 360.
16 Витте ОЮ. Указ. соч. - С. 324-325.
17 Милютин ЕЛ. Россия и Германия. - С.-Петербург, 1894. - С. 9.
18 Там же.
19 Ляндау Л.Г. Указ. соч. - С. 6.
20 Царизм и развитие капитализма в России (Сборник статей)/Институт
истории СССР. - М., 1984. - С. 6.
156

21 Милютин И.А. Указ. соч. - С. 7.
22 Там же.-С. IV.
23 Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. - Т. 25. - Ч. I. - С. 281.
24 Эвентов ЛЛ. Иностранные капиталы в русской промышленности. -
М. - Л.: Государственное социально-экономическое издательство,
1931. - С. 12.
25 Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 3. - С. 489.
26 Эвентов ЛЛ. Указ. соч. - С. 15.
27 Разумов О Л. Иностранный капитал в горной промышленности
Сибири в период империализма: Автореф. дис.... канд. ист. наук. - Томск,
1986. - С. 8.
28 См. Алияров С.С. Нефтяные монополии в Азербайджане в период
первой мировой войны/АГУ. - Баку, 1974. - С. 96-97.
29 См. Наниташвили Н.Л. Германский капитал в Закавказье.
Деятельность фирмы "Сименс и Гальске" (1860-1917)/Тбилисский
университет. - Тбилиси, 1982. - С. 4.
30 Центральный государственный архив народного хозяйства СССР. -
Ф. 3429. - Оп. 6. - Д. 87. - Л. 193 об., 194 (далее: ЦГАНХ СССР).
31 Там же, - Л. 195.
32 Эвентов ЛЛ. Указ. соч. - С. 21-22.
33 Туган-Барановский М. Русская фабрика в прошлом и настоящем. -
Изд. 7-е. - М.: Государственное социально-экономическое
издательство, 1938. - T.I. - С. 301, 273-274.
34 Ленин В Л. Поли. собр. соч. - Т. 3. - С. 488-489.
35 ЦГАНХ СССР. - Ф. 3429. - Оп. 6. - Д. 87. - Л. 192.
36 ЗивВ.С. Иностранные капиталы в русских акционерных
предприятиях. - Вып. I. - Петроград, 1915. - С. 10.
37 Там же--С. 18.
за Наниташвили Н.Л. Указ. соч. - С. 33,115-118.
39 Там же. - С. 153, 213, 215, 240.
40 Там же.-С. 265, 267.
41 Зив В.С. Указ. соч. - С. 66, 59.
42 Ленин ВЛ. Поли. собр. соч. - Т. 3. - С. 491.
43 Наниташвили Н.Л.Указ. соч. - С. 132,145.
44 Алияров С.С. Указ. соч. - С. 38.
45 Самедов А.-Б. Вывоз и проблема транспортировки бакинской нефти в
период капитализма: Автореф. дис. канд. ист. наук. - Баку,
1980. - С. 16.
46 Туган-Барановский М. Указ. соч. - С. 299-300.
47 См. Ленин ВЛ. Поли. собр. соч. - Т. 21. - С. 367.
48 Разумов ОЛ. Указ. соч. - С. 12-13,16-17.
49 Там же.-С. 18.
50 Морозов Б Л. К истории развития капитализма на русском Дальнем
Востоке (1861-1904): Автореф. дис. канд. ист. наук. - Горький,
1973. - С. 29, 27, 30.
51 Витте СJO. Указ. соч. - С. 208-209.
52 Бовыкин В.И. Индустриальное развитие России до 1917 г. - М.: Наука,
1970. - С. 9.

53 Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 25. - С. 33.
54 Олегина ИЛ. Индустриализация СССР в английской и американской
историографии/ЛГУ. - Л., 1971. - С. 81.
55 Эвентов Л Л. Указ. соч. - С. 19, 21.
56 Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 24. - С. 5.
57 Бовыкин В.И. Указ. соч. - С. 10.
58 Зив B.C. Указ. соч. - С. 58.
5 9 Галахов В.В. Торгово-промышленное предпринимательство
российской буржуазии в конце XIX в.: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. -
М., 1985. - С. 17.
60 Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. - Т. 22. - С. 408.
61 См. Ленин ВД. Поли. собр. соч. - Т. 27. - С. 363.
62 Витте CJO. Указ. соч. - С. 142.
63 Зив В.С. Указ. соч. - С. 36-37.
64 Алияров С.С. Указ. соч. - С. 19.
65 Пасвольскии Л., Моультон Г. Указ. соч. - С. 98, 70.
66 Витте CJO. Указ. соч. - С. 141.
67 Эвентов Л.Я. Указ. соч. - С. 41.
68 Там же.-С. 14.
69 Там же.-С. 38-39.
7 ° Наниташвили Н.Л. Указ. соч. - С. 235.
71 Витте CJ0. Указ. соч. - С. 140-141.
72 Там же.-С. 141-142.
73 Там же.
7 4 Наниташвили Н.Л. Указ. соч. - С. 333.
75 Милютин И.А. Указ. соч. - С. 9-11.
76 Эвентов Л.Я. Указ. соч. - С. 19.
77 См. Погребинский А.П. Государственные финансы царской России в
эпоху империализма. - М.: Финансы, 1968. - С. 157-159.
ГлаваП
1 Правда. - 1925. - 30 июля.
2 Шишкин В.А. В.И. Ленин и внешнеэкономическая политика
Советского государства (1917-1923 гг.). - Л.: Наука, 1977. - С. 303.
3 Ленинский сборник XXXVII. - С. 254.
4 См. Шишкин В.А. В.И. Ленин и внешнеэкономическая политика
советского государства (1917-1923 гг.). - С. 304, 308.
5 Шшпкин В.А. В борьбе с блокадой. О становлении советской внешней
торговли. - М.: Политиздат, 1979. - С. 22.
6 См. Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 37. - С. 473, 620.
7 Таль Б. Пути строительства социализма в СССР. - М. - Л.:
Государственное издательство, 1928. - С. 85.
См. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференции и
пленумов ЦК. - М.: Политиздат, 1953. - Ч. I. - С. 478-480, 487-488 (далее:
КПСС в резолюциях...).
158

9 Ленинский сборник XXIV. - С. 37-38.
I ° Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 42. - С. 157; Т. 43. - С. 173.
II ЦГАНХ СССР. - Ф. 413. - Оп. 17. - Д. 33. - Л. 27.
12 Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 54. - С. 190, 3; Т. 44. - С. 190; Т. 43. -
С. 199; Т. 52. - С. 115; Т. 54. - С. 139-140, 254.
13 См. Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 45. - С. 292.
14 Новый мир. - 1989. - № 2. - С. 222.
15 Бухарин НЛ. Экономика переходного периода. - М., 1920. - С. 58.
16 См. Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 40. - С. 62.
17 Сталин ИЛ. Соч. - Т. 5. - С. 20.
18 См. Правда. - 1921. - 26 июня; Ленинский сборник XX. - С. 147.
19 Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 45. - С. 405.
20 Контрольные цифры народного хозяйства СССР на 1928/29 год. -
М.: Плановое хозяйство, 1929. - С. 199.
21 Ленин ВЛ. Поли. собр. соч. - Т. 45. - С. 401.
22 Ленин В Л. Поли. собр. сеч. - Т. 45. - С. 267-268.
23 Там же.-С. 374.
24 Ленин В Л. Поли. собр. соч. - Т. 42. - С. 78.
25 Ленин ВЛ. Поли. собр. соч. - Т. 43. - С. 161, 206-207, 223.
26 Ленин ВЛ. Поли. собр. соч. - Т. 42. - С. 70-71.
27 Документы внешней политики СССР.-М.: Политиздат. - Т. III.-
С. 338-339 (далее: ДВП СССР).
28 Штейн Б.Е. Генуэзская конференция. - М.: Государственное
издательство, 1922. - С. 40, 73, 75.
29 См. Ленин В Л. Поли. собр. соч. - Т. 42. - С. 44, 56, 60-62, 66, 68-69, 76,
95-96, 99-100, 104,106-107.
30 Ленин В Л. Поли. собр. соч. - Т. 39. - С. 197.
31 Ленин ВЛ. Поли. собр. соч. - Т. 52. - С. 102.
32 См. Ленин ВЛ. Поли. собр. соч. - Т. 43. - С. 165.
33 ДВП СССР. - Т. IV. - С. 187-196, 465-471.
34 Ленин В Л. Поли. собр. соч. - Т. 45. -С. 90, 92.
35 Одиннадцатый съезд РКП(б). Стенографический отчет.-М., 1922.-
С. 66-67.
36 Там же.-С. 67, 69.
37 Там же.-С. 301.
38 Там же.-С. 277.
39 Там же.-С. 87.
40 КПСС в резолюциях... - Ч. I. - С. 615.
41 ЦГАНХ СССР. - Ф. 3429. - Оп. 6. - Д. 87. - Л. 149-150.
42 Штейн Б.Е. Указ. соч. - С. 78-79.
43ХаммерА. Мой век - двадцатый. Пути и встречи.-М.: Прогресс,
1988. - С. 71.
44 Дзержинский Ф.Э. Промышленность СССР-основа
социалистического строительства. - М. - Л.: Центральное управление печати ВСНХ
СССР 1925. — С. 4.
45 Двенадцатый съезд РКП(б). - М., 1923. - С. 15-18.
46 Двенадцатый съезд РКП(б). -С. 100, 112, 117, 139, 162-163, 257, 265-
266,308. |
' 159

47 Тринадцатый съезд РКП(б). - М., 1963. - С. 107-108.
48 КПСС в резолюциях... - Ч. I. - С. 701, 816.
49 Правда. -1926. -14 дек.
50 Правда. - 1926. - 10 июля.
51 Рыков А.И. Хозяйственное положение страны и задачи партии. -
2-е изд. - М. - Л.: Государственное издательство, 1927. - С. 9, 53, 12,
15, 25-26, 17; его же. Итоги пленума ЦК ВКП(б). - М. - Л.:
Государственное издательство, 1926. - С. 14-16.
52 Дзержинский Ф.Э. Основные вопросы хозяйственного строительства
СССР. - М. - Л.: Государственное издательство, 1928. - С. 46-51, 74-
75, 90-91, 125-126, 207; его же. Промышленность СССР - основа
социалистического строительства. - М. - Л.: Центральное управление
печати ВСНХ СССР, 1925. - С. 28, 32-33.
53 Дзержинский Ф.Э. Промышленность СССР-основа
социалистического строительства. - С. 4; его же. Основные вопросы хозяйственного
строительства СССР. - С. 5.
54 Рыков А.И. Хозяйственное положение страны и задачи партии. -
С. 127.
55 См. Сталин ИЗ. Соч. - Т. 8. - С. 11-75.
56 Бухарин Н.И. Партия и оппозиционный блок. -Л.: Прибой, 1926. -
С. 39.
57 Правда. - 1925. - 28 июня.
58 БухаринНЛ. Партия и оппозиционный блок. -С. 65-66; КПСС в
резолюциях... - Ч. И. - С. 163.
5 9 Центральный государственный архив Октябрьской революции. -
Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 3265. - Л. 437 (далее: ЦГАОР).
60 ЦГАНХ СССР. - Ф. 3429. - Оп. 6. - Д. 367. - Л. 6.
61 British Documents on Foreign Affairs: Reports and Papers from the
Foreign Office Confidential Print/General editors K. Bourn and D.C. Watt. -
Part II. - Series A. - Vol. 8. - P. 149.
62 См. Правда. - 1925. - 8 сент.
63 Известия. - 1926. - 14 дек.
6 4 Рыков А.И. Хозяйственное положение страны и задачи партии. -
С. 18.
65 КПСС в резолюциях... - Ч. II. - С. 175.
66 Рыков А.И. Хозяйственное положение СССР. -М. - Л.:
Государственное издательство, 1928. - С. 6.
67 Дзержинский Ф.Э. Основные вопросы хозяйственного строительства
СССР. - С. 80.
68 Правда. - 1927. - 13 янв.
69 Правда. - 1927. - 3 марта.
70 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 325. - Л. 64.
7 х Коммунист. - 1987. - № 18. - С. 83.
72 Там же.-С. 85.
73 Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 3. - С. 248.
7 4 Пасвольский Л., Моультон Г. Указ. соч. - С. 86.
75 Правда. - 1989. - 22 дек.
160

76 Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 3. - С. 288, 291, 295.
77 Погребинский АЛ. Указ. соч. - С. 84.
78 Там же.-С. 27.
79 Пасвольский Л., Моультон Г. Указ. соч. - С. 90.
80 Милютин И-А. Указ. соч. - С. 19.
81 Правда. - 1988. - 16 сент.
82 Правда. - 1988. - 28 окт.
83 Там же.
84 Там же.
85 Правда. - 1988. - 16 сент.
86 Правда. - 1988. - 21 окт.
87 Политическое образование. - 1988. - № 15. - С. 30-31.
88 Коммунист. - 1987. - № 18. - С. 87.
89 КПСС в резолюциях... - Ч. И. - С. 175.
90 Правда.-1988.-28 окт.
91 Витте СJ0. Указ. соч. - С. 463.
Глава Ш
1 ЦГАНХ СССР. - Ф. 3429. - Оп. 6. - Д. 87. - Л. 221.
2 Там же.-Д. 142. -Л. 250.
3 Дзержинский Ф.Э. Основные вопросы хозяйственного строительства
СССР. - С. 98.
4 Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 43. - С. 249.
5 Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 44. - С. 49.
6 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 7. - Л. 290.
7 ДВП СССР. - Т. IV. - С. 775.
8 Подсчитано по: ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 4. - Д. 236. - Л. 8-9.
9 Бутковскин В.П. Иностранные концессии в народном хозяйстве
СССР. - М. - Л.: Государственное издательство, 1928. - С. 32.
10 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 3265. - Л. 313.
11 Бюллетень 2 Всероссийского совещания уполномоченных НКВТ. -
1924. - № 2. - С. 6.
12 Шишкин ВЛ. "Полоса признаний" и внешнеэкономическая политика
СССР (1924-1928). - Л.: Наука, 1983.-С. 256; ЦГАОР.-Ф. 8350.-
Оп. 4.-Д. 42,43.
13 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 7. - Л. 292.
14 ЦГАНХ СССР. - Ф. 3429. - Оп. 16. - Д. 76. - Л. 30-54.
15 ЦГАНХ СССР. - Ф. 413. - Оп. 11. - Д. 74. - Л. 27-28.
16 Экспорт, импорт и концессии Союза ССР/Под ред. А. Трояновского и
др. - Двигатель, 1926. - С. 581-584.
17 Международная жизнь. - 1989. - № 3. - С. 92.
18 Экспорт, импорт и концессии Союза ССР. - С. 584-585.
19 Бутковский В.П. Указ. соч. - С. 73.
20 Новая и новейшая история. - 1964. - № 6. - С. 85.
2 * Экспорт, импорт и концессии Союза ССР. - С. 586; История СССР. -
1959. - № 4. - С. 47.
I
161

22 См. Ленин ВЛ. Поли. собр. соч. - Т. 54. - С. 621.
23 Санников ЛЛ. Разработка В.И. Лениным советской концессионной
политики и деятельность коммунистической партии по ее
осуществлению (на примере лесных концессий на Европейском Севере СССР). -
Архангельск, 1983. - С. 13.
24 Там же. —С. 11.
2 s ЦГАНХ СССР. - Ф. 3429. - Оп. 6. - Д. 215. - Л. 242.
26 ДВП СССР. - Т. VIII. - С. 314.
27 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 2. - Л. 289 (об.).
28 Бутковскии ВЛ. Указ. соч. - С. 61.
29 Лацис МЛ. Сельскохозяйственные концессии. - М. - Л.:
Государственное издательство, 1926. - С. 47.
30 Дзержинский Ф.Э. Основные вопросы хозяйственного строительства
СССР. — С. 27.
31 ЦГАНХ СССР. - Ф. 3429. - Оп. 6. - Д. 142. - Л. 249 (об.).
32 Бутковскии ВЛ. Указ. соч. - С. 61.
33 История СССР. - 1959. - № 4. - С. 47.
34 Шишкин ВЛ. "Полоса признаний" и внешнеэкономическая политика
СССР. — С. 259.
зз Там же; ЦГАНХ СССР. - Ф. 3429. - Оп. 6. - Д. 142. - Л. 250.
36 Новая и новейшая история. - 1964. - № 6. - С. 85.
37 ЦГАНХ СССР. - Ф. 3429. - Оп. 6. - Д. 142. - Л. 249 (об.),
за Хаммер А. Указ. соч. - С. 110-111.
3 9 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 2. - Д. 142. - Л. 106 (об.), 107.
40 Лацис МЛ. Указ. соч. - С. 24.
«* Там же. - С. 28-29.
42 двп СССР. - Т. ХШ. - С. 786.
43 Шишкин В.А. В борьбе с блокадой. О становлении советской внешней
торговли. - С. 75.
44 ДВП СССР. - Т. VII. - С. 30.
45 Ленин В Л. Поли. собр. соч. - Т. 54. - С. 213.
46 ДВП СССР. - Т. V. - С. 149.
47 Там же.-С. 623.
48 ДВП СССР. - Т. VI. - С. 576.
49 Там же.-С. 575.
so ЦГАНХ СССР. - Ф. 413. - Оп. 11. - Д. 62. - Л. 70-71.
si Там же. -Д. 23. - Л. 133-133 (об.); Д. 47. - Л. 12-13; Д. 163. - Л. 6.
52 ДВП СССР. - Т. VI. - С. 579.
53 Красин ЛЛ. Внешняя торговля СССР.-М.: РИО НКВТ, 1924.-
С.ЗЗ.
54 Дзержинский Ф.Э. Основные вопросы хозяйственного строительства
СССР. - С. 28-29.
55 ЦГАНХ СССР. - Ф. 413. - Оп. 11. - Д. 48. - Л. 64-66 (об.).
56 Бутковскии ВЛ. Указ. соч. - С. 55.
5 7 Красин ЛЛ. Указ. соч. - С. 8.
5 8 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 7. - Л. 287.
59 Там же.-Д. 7.-Л. 289.
60 Там же.-Д. 12. -Л. 14.
162

6 * Торговля СССР с Востоком/Под ред. В.Н. Ксандрова и др. - М. - Л.:
Промиздат, 1927. - С. 16.
62 ЦГАНХ СССР. - Ф. 413. - Оп. 11. - Д. 38. - Л. 124-125,138 (об.), 139.
63 Торговля СССР с Востоком. - С. 15.
64 ЦГАНХ СССР. - Ф. 413. - Оп. 11. - Д. 38. - Л. 12.
65 Торговля СССР с Востоком. - С. 75.
66 ЦГАНХ СССР. - Ф. 413. - Оп. 11. - Д. 38. - Л. 142 (об.).
67 Там же, - Д. 24. - Л. 5.
68 Торговля СССР с Востоком. - С. 15.
69 Там же, - С. 42, 79.
70 ЦГАНХ СССР. - Ф. 413. - Оп. 11. - Д. 38. - Л. 115, 132; Торговля СССР
с Востоком. - С. 72.
71 Торговля СССР с Востоком. - С. 15; ЦГАНХ СССР. - Ф. 413. - Оп. И. -
Д. 38. -Л. 117, 128-129, 131.
72 ЦГАНХ СССР. - Ф. 413. - Оп. 11. - Д. 21. - Л. 117.
73 Там же,-Д. 47. -Л. 9-10.
74 Там же- - Д. 23. - Л. 151,152-154; Д. 47. - Л. 19.
75 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 7. - Л. 285.
76 СССР. Год работы правительства (Материалы к отчету за 1928/29
бюджетный год). - М., 1930. - С. 319.
77 История СССР. - 1959. - № 4. - С. 42.
78 СССР. Год работы правительства (Материалы к отчету за 1926/27
бюджетный год). - М., 1928. - С. 398-399; СССР. Год работы
правительства (Материалы к отчету за 1928/29 бюджетный год). - С. 319.
79 Шишкин BJL 'Полоса признаний" и внешнеэкономическая политика
СССР. - С. 264, 266.
80 ЦГАОР.-Ф. 8350.-Оп. 1.-Д. 7.-Л. 287; Бутковский ВЛ. Указ.
соч. - С. 55-56.
81 Бутковский ВЛ. Указ. соч. - С. 62; ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 7. -
Л. 290, 293.
82 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 7. - Л. 291.
Глава IV
1 См. Хаммер А. Указ. соч. - С. 100.
2 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 7. - Л. 291.
3 Там же, - Оп. 4. - Д. 9. - Л. 3.
4 Рыков АЛ. Наше хозяйственное положение и его ближайшие
перспективы. - М.: Центральное управление печати и промышленной
пропаганды, 1925. - С. 19.
5 Hwang Jen. Le regime des concessions en Russie Sovietique. - P., 1929. -
P. 47.
6 ЦГАОР. - Ф. 8350. - On. 2. - Д. 142. - Л. 106 (об.) - 107.
7 ДВП СССР. - Т. XI. - С. 178; Hwang Jen. Op. cit. - P. 89, 97.
8 Бухарин Н.И. Партия и оппозиционный блок. - С. 32.
9 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 7. - Л. 293.
10 ЦГАОР. - Ф. Щ0. - Оп. 2. - Д. 2. - Л. 80-81.
163

1 х ДВП СССР. - Т. VIIL - С. 588; Т. XL - С. 624.
12 ЦГАНХ СССР. - Ф. 3429. - Оп. 6. - Д. 215. - Л. 241-242.
\3 Там же, - Л. 260.
14 Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 54. - С. 136.
15 ЦГАНХ СССР. - Ф. 3429. - Оп. 6. - Д. 367. - Л. 1-3, 5.
16 Хаммер А. Указ. соч. - С. 103,111.
17 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 3265. - Л. 310-311.
18 Джибладзе Д.Н. Концессионные предприятия в Закавказье в 1926-
1929 гг. - Тбилиси: Сабчота Сакартвело, 1973. - С. 14.
19 Там же,-С. 33.
20 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 4. - Д. 9. - Л. 2.
21 Там же. - Оп. 1. - Д. 24. - Л. 55-56, И, 123.
22 ДВП СССР. - Т. XIIL - С. 112-113.
23 Там же. - Т. XV. - С. 149, 459.
24 Там же.-Т. XXL-C. 175.
25 ЦГАНХ СССР. - Ф. 3429. - Оп. 6. - Д. 52. - Л. 19.
26 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 3265. - Л. 295-296, 301-302.
27 История СССР. - 1959. - № 4. - С. 44.
28 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 4. - Д. 9. - Л. 3.
29 Богданов H.IL Профсоюзы и концессионные предприятия. - М. - Л.:
Государственное издательство, 1928. - С. 33.
30 Hwang Jen. Op. cit. - P. 93.
31 Труд.-1926.-3 дек.
32 Богданов Н.П. Указ. соч. - С. 42.
33 Большевик. - 1925. - № 8. - С. 59.
34 Новый мир. - 1988. - № 5. - С. 172.
35 Дзержинский Ф.Э. Основные вопросы хозяйственного строительства
СССР. - С. 27,195.
36 British Documents on Foreign Affairs: Reports and Papers from the Foreign
Office Confidential Print. - P. 3.
37 ЦГАНХ СССР. - Ф. 413. - On. 11. - Д. 129. - Л. 10.
38 АйзенбергИ. Вопросы валютного курса рубля.-М.: Госфиниздат,
1958. - С. 31.
39 Там же.-С. 30-31.
40 ЦГАНХ СССР. - Ф. 3429. - Оп. 6. - Д. 215. - Л. 234.
4 * ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 3265. - Л. 263.
42 Там же.
43 См. ЦГАОР. -Ф. 8350. -Оп. 2. -Д. 11. -Л. 59-60; Оп. 1. -Д. 20. -
Л. 184.
44 ЦГАНХ СССР. - Ф. 3429. - Оп. 6. - Д. 215. - Л. 241.
45 См. ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 17. - Л. 2-3.
46 Там же.-Л. 14.
47 Там же.-Л. 47.
48 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 4. - Д. 8. - Л. 5.
49 ЦГАОР. -Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 26. - Л. 221-222.
Рыков АЛ. На подъеме. - М. - Л.: Государственное издательство,
1929. - С. 15.
164

51 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 17. - Л. 98.
52 Там же. -Л. 99.
53 Там же.-Л. 95 (об.).
54 Там же.-Л. 90.
55 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 23. - Л. 9.
56 ДВП СССР. - Т. V. - С. 235.
57 ДВП СССР. - Т. VII. - С. 31-32, 37.
58 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 3265. - Л. 3-4.
59 Там же.-Л. 52.
60 ЦГАНХ СССР. - Ф. 3429. - Оп. 6. - Д. 52. - Л. 18.
6 * Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 45. - С. 554.
62 ДВП СССР. - Т. VII. - С. 607.
63 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 3265. - Л. 32, 36.
64 ЦГАНХ СССР. - Ф. 413. - Оп. И. - Д. 91. - Л. 10-11.
65 СССР. Год работы правительства (Материалы к отчету за 1927/28
бюджетный год). - С. 348.
66 СССР. Год работы правительства (Материалы к отчету за 1928/29
бюджетный год). - С. 317-318.
67 ДВП СССР. - Т. VII. - С. 37.
68 ДВП СССР. - Т. V. - С. 752.
69 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 3265. - Л. 203 (об.).
70 ДВП СССР. - Т. XI. - С. 127, 149.
71 Двенадцатый съезд РКП(б). - С. 229.
72 Шишкин BJL В борьбе с блокадой. О становлении советской внешней
торговли. - С. 65.
73 ДВП СССР. - Т. VII. - С. 219-220.
74 ЦГАОР. - Ф. 8350. - Оп. 1. - Д. 3265. - Л. 40 (об.), 203 (об.), 312.
Послесловие
1 Известил - 1989. - 21 марта.
2 Там же.
3 Международная жизнь. - 1989. - № 3. - С. 69.
4 Струмилин С.Г. Указ. соч. - С. 509.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ 3
ГЛАВА I. Новая индустриальная страна Россия 8
1. Иностранный капитал на транспорте и в
банках 10
2. Иностранный капитал в промышленности ... 15
3. Первая индустриализация: итоги и выводы.. 29
ГЛАВА П. Есть ли место иностранному капиталу в СССР? 42
1. От идеи к Декрету о концессиях 42
2. В.И. Ленин о концессиях 47
3. От X съезда до Генуи 55
4. "Наш паровоз, вперед лети" 61
5. Воскрешение Великой Дилеммы 64
6. Изоляционизм побеждает 70
7. Первая и вторая индустриализации:
некоторые сравнения 74
ГЛАВА III. Иностранный капитал в СССР (1921-1946 гг.) ... 84
1. Организация концессионного дела и формы
иностранных капиталовложений 84
2. Концессии и производственные смешанные
общества 89
3. Торговые смешанные общества 105
4. Транспортные смешанные общества 116
ГЛАВА IV. Инвестиционный климат в СССР в 20-30-е годы 121
1. Советская экономика и концессионное
предприятие 122
2. Субъективный фактор 129
3. Валютный ограничитель 135
4. Кредитование 140
5. Международный аспект 146
ПОСЛЕСЛОВИЕ 152
ПРИМЕЧАНИЯ
156

Монография
Александр Герасимович Донгаров
ИНОСТРАННЫЙ КАПИТАЛ В РОССИИ И СССР
Редактор Н.П. Болдырева
Оформление художника В.В. Сурикова
Художественный редактор С.С. Водчиц
Технический редактор Е.Б. Николаева
Корректор А.В. Федина
ИБ № 1533
Сдано в набор 17.08.89. Подписано в печать 29.11.89. А 12769.
Формат 84ХЮ81/за. Бумага типографская № 2. Гарнитура "Пресс-Роман".
Печать офсет. Усл. печ. л. 8,82. Усл. кр.-отт. 9,04. Уч.-изд. л. 9,96,
Тираж 14000 экз. Зак. № 1912. Цена 85 коп. Изд. № 4-э/89.
Издательство "Международные отношения"
107078, Москва, Садовая-Спасская, 20
Отпечатано с готового оригинал-макета
издательства "Международные отношения"
в Московской типографии № 8 Госкомпечати СССР
I 101898, Москва, Центр, Хохловский пер., 7

Донгаров А. Г.
Д 67 Иностранный капитал в России и СССР. - М.:
Междунар. отношения, 1990. - 168с.
ISBN 5-7133-0277-Х
Исследуется ранее практически не освещавшийся в советской
литературе вопрос об участии иностранного капитала в экономической
жизни нашей страны. Совершается экскурс в историю России,
показывается деятельность иностранного капитала в дореволюционный период,
обобщается и анализируется отечественный опыт в
послереволюционное время. Широко использованы оригинальные, в том числе
архивные, материалы, прежде недоступные широкому читателю.
Книга представляет большой интерес еще потому, что
перестройка внешнеэкономической деятельности нашей страны требует
внимательного изучения позитивного отечественного опыта, в особенности
периода нэпа.
Для научных работников, экономистов-международников,
читателей, интересующихся внешнеэкономическими связями СССР.
0605010300-008
003(01) -90