МИХАИЛ РЖЕВИН
омутня
10 ноп.
МОСКОВСКИЙ РАБОЧИЙ
197 1
МОСКОВСКИЙ РАБОЧИЙ 1971

МИХАИЛ РЖЕВИН
ОМУТНЯ
НОВЕЛЛЫ
р2
Р48
В сборнике новелл
«Омутня» рассказывает-
ся о рыболовах и охот-
никах. Автор раскрывает
живые характеры людей,
увлеченных рыбалкой и
охотой и любящих при-
роду Подмосковья.
7-3-2
Тропинка, усыпанная шумливым осенним листом,
круто скользнула в сторону, огибая сосняк, и неожидан-
но вышла на луг. Под ногами задрожала мочажина, за-
пахло болотом. Некрутой изволок, песчаная залысина
холма, и рядом оказалась Волга, знаменитый Иваньков-
ский плес.
Сентябрьское солнце клонилось к закату, к непод-
вижному лесу, раскинувшемуся за Волгой. Тишина. Про-
стор. Тишина до звона в ушах. Все, с чем ты шел сюда,
все заботы, что привязывали твои мысли к городу, к ра-
боте, что волновали тебя в той жизни,— все осталось
где-то далеко-далеко... Извечная красота природы овла-
дела всеми чувствами.
Здесь было бы совсем глухо и одиноко. В этот пред-
закатный час и бесконечный водный простор, и гори-
зонт, освещенный заходящим солнцем, чем-то напоми-
нали край света, каким мы его воображали в детстве по
сказкам. Но берег обжит. Сбегают к воде с холма че-
тыре потемневшие от времени избенки. Они и состав-
5
ляют деревню Омутню. Омутня, омут. Это слово всегда
взволнует любителя рыбной ловли.
Когда-то здесь вообще не было воды, а стоял высоко-
ствольный бор. Перед тем как хлынуть сюда волнам Мо-
сковского моря, лес вырубили. Рубили его наспех, остав-
ляя пни, кустарник и бурелом. Вода затопила остатки
леса, врезалась в сушу по низинам урочищ, образовав
причудливой формы заливы.
И вот уже многие годы манят эти места любителей
рыбной ловли. Едут сюда кто на одно короткое воскре-
сенье, а кто и на полный отпуск. Не все удачливы, но
все довольно охотно рассказывают о богатой рыбалке
в затопленных лесах, приукрашивая «по-рыбацки» свои
подвиги. Эти рыбацкие истории, рассказы и беседы ус-
лышать не составляет труда — надо только зайти в избу,
стоящую одиноко у самой воды.
Спустились сумерки. В окнах избы вспыхнуло жел-
тое пламя керосиновой лампы, а по стеклам задвигались
человеческие тени» Я запаздывал. Видимо, уже были в
сборе мои давние знакомые.
РЫБАЦКОЕ СЧАСТЬЕ
Перед высоким деревянным крыльцом у нижнего по-
рожка — резиновый коврик и железный скребок. Я счи-
стил с подошв влажную землю, вытер голенища тряп-
кой и прошел в сени, У простенка стоят рядком несколь-
ко пар резиновых сапог. Здесь давно установился поря-
док: в сапогах в горницу не входить. Я стягивал тяже-
лые резиновые сапоги и прислушивался, надеясь по
голосам угадать, кто сегодня приехал на рыбалку. Но за
дверью в горнице было тихо, очень тихо, хотя только
сейчас я видел в окне тени.
«Что они там приумолкли? — подумал я.— Или сели
за стол к ужину? Но тут бы и пойти разговорам...»
Я беззвучно открыл дверь и остановился на пороге
в некотором замешательстве.
Горница полна народу. Раздвинут на полную длину
обеденный стол, но никакой снеди на нем не видно. Все
давние и довольно постоянные посетители рыбацкого дс-
6
мика сидели вокруг стола. Сидели молча, словно на ка-
ком-то мрачном судилище. Ближе к красному углу избы,
на председательском месте, — невысокий, щупленький
старичок, присугорбленный немалыми годами. Это из-
вестный московский спиннингист Иван Михайлович
Власов, обычно шумливый и подвижный человек. Сей-
час он свел на переносье свои лохматые брови, спрятал
под ними светлые и обычно веселые глаза. Я мог бы по-
нять и объяснить его председательскую роль в этом об-
ществе. Он был старейшим и по возрасту и по опыту.
Но не шла же здесь речь об обмене опытом в любитель-
ской рыбалке, и не было следов рыбацкого ужина.
По правую руку от Власова сидел полковник Алек-
сандр Карпович Завитухин. Он всегда ходил в штатском,
но угадать в нем военного человека было нетрудно.
Александр Карпович и в обычной обстановке всегда
был человеком молчаливым и сдержанным, улыбку у
него могла вызвать только тонкая шутка, которую можно
было бы оценить за остроумие, за изящество. В столь
мрачную минуту тем более нельзя было бы ожидать
улыбки у него на лице. Но он не прятал глаза, подобно
Власову, он пристально, не отводя взгляда, смотрел на
рыбака, сидевшего за столом напротив Власова, у даль-
него угла, на другом конце стола. Если здесь действи-
тельно шел суд, то по всем признакам этот человек был
подсудимым. В Омутне я его видел не впервые. Весной и
поздней осенью он не пропускал ни одного воскресенья,
вплоть до ледостава, и часто вызывал восхищение, гра-
ничащее с завистью, своими удачными уловами. Он в
этом смысле приобрел здесь даже известность. И если
Власов, человек в рыбацком деле знаменитый, не мог ни
разу его «обловить», то можно объяснить нашу некото-
рую почтительность к этому человеку. Мы все страдали
общей слабостью — любили похвастать своими снастя-
ми, собираясь к выходу на Волгу. Скнятин — такова была
фамилия удачливого рыбачка — скромничал и снасти
свои не показывал. А то, что нам удалось подсмотреть,
не представляло никакого интереса. Он ловил, как мне ка-
залось, всегда довольно грубыми и примитивными дон-
ками-закидушками. Крючки подходящи у него были для
леща и для хищной рыбы. Обычно он отплывал очень
7
далеко и оставался на воде на ночь. И даже в те дни,
когда никто из нас не приносил рыбы, он являлся с пол-
ным садком.
Вот и сейчас его садок полон. А на столе, на листе
плотной бумаги лежали судак и лещ.
Судака и леща я увидел из-за голов, чуть привстав на
цыпочки, и, конечно, одновременно оглядел всех собрав-
шихся. Нерадостным было настроение не только у
Власова и Завитухина. Все сидели как в воду опу-
щенные.
Едва слышно постукивал по столу пальцами Нил
Павлович Красин, инженер, страстный автомобилист.
Его тонкое, облитое загаром лицо было сумрачно. И он
так же, как и Власов, прятал под бровями свои глаза.
Один только Николай Николаевич Ершов, человек за-
диристый и страстный спорщик, улыбался с нескрыва-
емой иронией. Сразу и невозможно было разгадать — к
чему относится его ироническая насмешка? К чему или
к кому? То ли он подсмеивался над только что высказан-
ным тезисом о рыбной ловле, то ли он недобро усме-
хался над самим собой? Сидели рядом с ним еще два
рыбака, которых я раньше здесь не видел.
Я сделал несколько шагов к столу. Власов посмотрел
на меня, едва кивнул и молча указал рукой на свобод-
ный стул. Я поздоровался с товарищами, не видя основа-
ний скрывать, что у меня не потерян дар речи, и сел за
стол, всем своим видом подчеркивая, что удивлен и жду
разъяснений.
Ершов откликнулся первым. Он подвинул ко мне рез-
ким движением бумагу с двумя рыбинами и спросил, хо-
лодно улыбаясь:
— Каков судачок-то! А? Доставались тебе такие?
Я взял судака за жабры и прикинул на руке его вес.
Килограммов на пять тянул этот экземпляр. От пола он
доставал мне до пояса. В его пасть легко проходил ку-
лак, а рука у меня не из маленьких.
Я пожал в ответ плечами — что, дескать, спрашивать?
И так видно, что судак отменный.
Ершов указал глазами на Скнятина и сказал:
— А вот он и автор! Поздравь с уловом! Мы его уже
поздравили...
8
Ой, что-то не чувствовалось, чтобы здесь до моего
прихода обменивались дружескими поздравлениями.
А под такой улов с устатку очень даже кстати было бы
увидеть на столе пустую бутылку и пустые стаканы. Я ре-
шил не торопиться с поздравлениями, а осторожно по-
ложил рыбу на стол и заглянул в ее пасть, отыскивая
следы от крючка или от блесны.
— Не трудись! — остановил меня Ершов.— До тебя
искали...
Картина понемногу начала проясняться. Я оглянулся
на Скнятина, он криво усмехнулся.
Я пытался вспомнить, кто таков этот Скнятин, какова
его профессия? И не мог вспомнить, ибо никогда этого
и не знал.
Власов постучал, ладонью по столу, останавливая наш
разговор с Ершовым, и заключил, видимо, до меня уже
обсуждавшееся предложение:
— Дело судебное... Об этом никто не спорит. По-
моему, и гражданин Скнятин не может представить ос-
новательных возражений. Не так ли, дорогой наш ры-
бачок?
— Во-первых, я для вас не дорогой, во-вторых, я не
ваш...— довольно бойко начал Скнятин, но Власов не
дал ему закончить.
— Иносказательно! Иносказательно, гражданин
Скнятин! Не дорогой вы нам, и не рыбачок вы, а рыбо-
хват! Неприятное словцо, но очень точное... Несчастный
вы человек!
— Хорошенькое несчастье! — все с той же ирониче-
ской усмешкой поправил Ершов старика.— Отхватил
дядя судака в аршин и вдруг сделался несчастным.
— Не вдруг! Не вдруг! — оживился Власов.— Вот
если бы он этого судака одолел на удочку или подсек бы
его на блесну и выволок из воды... А такого выволочь
из воды даже спиннингом — дело хитрое, искусства тре-
бует! Мастерства! Бросишь на быстринку блесну, дай ей
утонуть, на дне затаиться, а потом мягким рывком под-
брось ее со дна. Но не быстро! Упаси бог торопиться,
иначе блесна поднимется с глубины, а поверху судак
не берет. Дай блесне раза два дно клюнуть... Концами
пальцев почувствуешь, как она цапнет крючком песок
9
или травку донную. Если судак в твоем забросе вышел
на кормежку,— схватит! Только ленивый не схватит!
А уж ежели схватит, сразу оживет в твоих руках и уди-
лище и леска. Каждый удар на нерве, каждый рывок —
прощание с добычей! Несчастный человек Скнятин! Ез-
дит, ездит на рыбалку, а ни разу такого и не пережил...
В сеть поймал.— Власов горестно и с презрением
улыбнулся. — Лежачих не бьют... Таков, что ли, порядок?
— Если лежачие не кусаются! — добавил Завитухин.
Власов встал и, обойдя стол, остановился возле Скня-
тина.
— Я считал бы,— начал он,— инцидент исчерпан-
ным, если бы Скнятин сейчас же поехал, снял свою сеть
и на наших глазах порезал бы ее на клочки. Для этой
цели я мог бы даже одолжить ему этот острый нож.
Власов выложил на стол самодельное лезвие, выто-
ченное из полотна ножовки.
Скнятин чему-то загадочно усмехнулся.
Власов спросил:
— Кто за это решение, товарищи? Как смотрит на
него наше высокое собрание?
— Мы не слышим Скнятина, согласен ли он на такую
жертву? — откликнулся Ершов.
На этот раз Скнятин улыбнулся не только мрачно, но
и с неожиданной уверенностью. Правда, голос выдавал
его внутреннее волнение — он слегка дрожал.
— Согласен! — начал он тихим голосом, но сейчас
же, как будто бы закипая, возвысил голос: — Согласен
с вами! Сам, своими руками разрезал бы любую сеть!
Но нет у меня сети... Я терпеливо снес ваши поклепы,
но несчастным себя не считаю. Это у вас несчастье: зат
висть при полном неумении ловить рыбу.
— Ого! — воскликнул Красин.— Доброе семя упало
на камень.
— Документы на стол! — воскликнул Власов.
Скнятин усмехнулся и развел руками:
— Побойтесь бога, Иван Михайлович! Кто же это на
рыбалку, да на большую воду берет с собой докумен-
ты, а?
Вот и получилась осечка. Люди за столом собрались
душевные и мягкие, не было ни у кого нужной привычки
10
к неделикатному обращению с браконьерами. А может
быть, и действительно не было ни у кого уверенности,
что Скнятин браконьер. Я помалкивал. А что можно
сказать? Историю эту я застал где-то у самого ее
конца. С чего она началась, я узнал, когда уже все кон-
чилось.
А началось все с того, что под вечер явился на базу
Скнятин. Он ловил рыбу с пятницы, и уже одна рыбачья
ночь была у него позади. Пришел он с вечерней Волги
раскрасневшимся, бодренько потирая озябшие руки.
И конечно, к нему вопрос тех, кто еще только собрался
на воду:
— Ну как? Не мешает сегодня ветерок?
— Тому, кто умеет, ничто не мешает! — ответил с
нескрываемым чувством превосходства Скнятин и ука-
зал рукой на дверь в сени. Власов, как самый горячий
и нетерпеливый из собравшихся, вышел в сени и внес
в горницу плетеный садок. Улов не отличался чем-то
особенным от обычных уловов Скнятина, но огромный
с потемневшей спиной судак не мог не взволновать лю-
бителей. Судака извлекли, и Власов, прихватив его за
жабры, спросил, приглушая укор самолюбия:
— На что поймал?
— На донки ловлю... На плотичку схватил. На самой
утренней зорьке, едва только рассвет забрезжил...
— Крепкая же у тебя леса на донках...— заметил как
бы между прочим Власов.— Показал бы твою чудесную
снасть.
Кому из спиннингистов, особенно тем, кто ловит на
подмосковных водоемах, не известны блесны под назва-
нием «власовские»? Эти блесны сделаны по образцам,
предложенным Иваном Михайловичем. Есть у него его
особенной конструкции и кольца для спиннинга, и ка-
тушки, переделанные из заводских. Кто, как не он, знает,
какой поставить крючок и на какую рыбу?..
Скнятин не очень охотно развязал тесемки на своем
рюкзаке.
— Сразу и не вспомнишь, на какую донку сел судак.
Клев был жаркий, только таскать успевал...
И все же он вынул из рюкзака деревянный челночок
с намотанной на него нехитрой донкой. Донка как донка.
11
Леска на полмиллиметра, тяжелая свинцовая пирамида
на конце для устойчивости донки на сильном течении и
два поводка с крючками. Законов здесь не бывает. Ло-
гика человеческой задумки частенько разрушается ры-
бьим капризом. Но размер крючков был очень подозри-
тельным, маловаты они были для такой туши. Зацепить-
ся в пасти рыбины такой крючок мог, но сильный удар
хвостом — и жало крючка разогнулось бы или прореза-
лась бы пасть рыбы. Но об этом Власов и не затевал спо-
ра. Он только, опять же как бы мимоходом, заметил:
— А вы говорите — крючки нужны особой закалки!
Вот крючок! Под пятисотграммового окушка, а вытя-
нул судака почти на полпуда...
Власов кротко взглянул на Скнятина и вдруг добавил:
— Непорядок у тебя в крючках, батенька мой! Слов-
но бы ты этими удочками и не ловил. Ржавые крюч-
ки-то...
— Они оттого и ржавые, что очень много на них ло-
вил! — отпарировал Скнятин, еще не очень осознавая,
какой петлей его охватывает старик.
Власов махнул рукой и бросил на стол челнок с
донкой.
— Хватит врать, Скнятин! Постояла бы донка в воде,
да побилась бы на крючке рыба, ржа сошла бы с крюч-
ка... Не на эту снасть вы поймали судака! Поищите в
рюкзаке, может быть, найдете?
— Я же сразу сказал, что мог и спутать.
Но Власов, уже как бы и не слушая Скнятина, взял
в руки судака. Поднес его к свету и заглянул в пасть.
Провел рукой по зубам, раздвинул пасть во всю ширину,
высматривая каждый миллиметр неба и нижней губы,
затем провел рукой по спине рыбы. Вдруг его пальцы
остановились. Остановились, едва отступив по спине
от головы. Власов перевернул несколько раз судака в
руках и протянул его Ершову. Ершов недоуменно взгля-
нул на Власова, но старик одним движением пояснил
свою догадку. Он опоясал судака пальцем по чуть при-
метной черте, по которой слезла у него чешуя, швырнул
судака на стол и опустил руку в садок. Вынул оттуда
леща, осмотрел несколько плотвичек, прошелся пальцами
по гладким спинам язей и щук.
12
— Сеть! — произнес он свое заключение едва слыш-
но, но гневно.— Рыба эта поймана в сеть, а не на крючок!
Скнятин — браконьер!
Мне очень трудно было представить себе, как при-
нял это обвинение Скнятин. И навряд ли дело здесь сво-
дилось только к его совести.
Если совесть молчала на протяжении двух-трех лет,
пока он морочил нам голову своими удачными уловами,
вступая в соревнование против наших спиннингов сетью,
то не время ей было заговорить и в ту минуту, когда его
схватили за руку, но еще не поймали с поличным.
Власов вызвал заведующего Домом рыбака, егеря
Володю, и высказал ему свое предположение, что Скня-
тин ловит сетью и оставил сеть на месте своего обычного
лова. Володя тут же выехал на большую воду на мотор-
ной лодке, прицепив к корме трос с якорьком, которым
вылавливал обычно сети браконьеров. Скнятин засоби-
рался домой, изобразив из себя оскорбленного, но его
остановили. Я вошел в избу, когда все поджидали возвра-
щения Володи, который должен был бы привезти либо
доказательства виновности Скнятина, либо... Опровер-
жение обвинения? Нет! Никакое опровержение уже не
помогло бы Скнятину. За столом собрались рыбаки до-
статочно опытные, чтобы определить, чем была поймана
рыба. Но пока Володя не вернулся, у Скнятина остава-
лась возможность для снисходительной улыбочки.
Потребовав документы у Скнятина и объявив, что
его действия переходят границы суда совести, Власов
отступать уже не мог. А Володя задерживался. Скнятин
встал и неторопливо начал увязывать свой рюкзак. Его
никто не останавливал. Излишняя интеллигентская мяг-
кость? Деликатность? Власов мог расценить это и как
некоторое недоверие к нему.
Он оглянулся на собравшихся в поисках поддержки.
Но никто не торопился удержать Скнятина, и, конечно,
я это видел, совсем не из-за деликатности. Слишком глу-
боко оскорбил сердца любителей этот рыбохват. Су-
дить его за ловлю сетями, возможно, и не хотели, слиш-
ком это могло быть жестоко, а взывать к совести этого
человека считали делом безнадежным. И он, вероятно,
ушел бы. Он уже упрятал судака и леща в садок и на-
13
правился к двери, когда с воды донесся стук лодочного
мотора. Власов встрепенулся. Он встал у двери. Скня-
тину, чтобы выйти, пришлось бы силой подвинуть ста-
рика. На это он не решился. Ничего другого ему не оста-
валось, как дожидаться Володю.
Ершов встал и подошел к окну. Отдернул ситцевую
занавеску и, загородив ладонями глаза от света, уставился
в темное окно.
Мотор сбросил обороты, а затем и совсем заглох под
самым крыльцом.
Все потихоньку, один за другим встали из-за стола
и окружили полукольцом Скнятина и Власова. На
крыльце послышались тяжелые шаги подкованных
сапог.
Чего мы все ждали? А точнее — на что мы надеялись?
Мне самому очень не хотелось, чтобы Володя нашел
сеть. И, хотя я не видел надежды на ошибку Власова,
все же хотелось бы ошибки. Столкновение с человече-
ской подлостью не сулило радости.
Володины шаги уже раздаются в сенцах. Вот сейчас
Володя скинет сапоги и войдет в горницу. Но он, ви-
димо, торопился и нарушил наше обычное правило.
Дверь распахнулась, и он бросил с порога тяжелый и
мокрый свиток. Громыхнули по полу свинцовые грузила,
потекла ручейками грязная водица из-под зеленого кап-
рона. Это была сеть. В ней даже сквозь спутанные ячеи
виднелась рыба завтрашнего рекордного скнятинского
улова.
И у Володи не было радости от его находки. Он огля-
дел нас своими темными глазами и отошел в сторону, как
бы отстраняясь и передавая рассуждения по этому делу
в руки общественности.
Скнятин вскинул на спину рюкзак, взял в руки садок
и перешагнул через сеть. Но Власов не отошел от двери.
Он раскинул руки и загородил выход.
— Я все-таки не склонен к всепрощению! — восклик-
нул он.— Рыбу травят, ее глушат, ловят сетями...
А мы ищем спорта в этом занятии. Спорта! Только спе-
кулянту безразлично деяние Скнятина. Мне не без-
различно! Я требую, чтобы Скнятин предъявил нам свои
документы!
14
— А разве на этой сети есть метка, что она моя? —
тихо спросил Скнятин.
— Если бы была такая метка,— вмешался Володя,—
я вызвал бы милицию. Здесь дело совести. И пока вы,
Скнятин, не предъявите документы, вы отсюда не
уйдете!
Володя подошел к двери, как бы на подмогу Власову.
Сопротивление становилось не только ненужным и
бессмысленным, но даже и смешным. Скнятин поставил
к ноге садок с рыбой и запустил руку в боковой карман
своей гимнастерки.
— Какой же вам дать документ? — спросил он и ог-
лянулся настороженно на Завитухина.
Завитухин не принял его вопросительного взгляда.
Он не хотел примешивать к этому делу свое служебное
положение. Возможно, что Скнятин по-своему истолко-
вал его молчание и кажущееся неучастие. Скнятин вы-
нул руку: на ладони красная книжечка с тиснеными зо-
лотыми буквами. Он показал надпись на книжечке Во-
лоде из своей руки. Но Володя был парень не из стесни-
тельных. Он снял с ладони удостоверение Скнятина и
развернул его. Скнятин протянул за удостоверением
руку, но опоздал, Володя передал красную книжечку
Завитухину.
— Посмотрите...— сказал он.— Вам к таким книж-
кам не привыкать. А я что-то не очень понимаю, что
там написано.
Завитухин поднес удостоверение поближе к свету.
У Скнятина опять пролегла на губах снисходительная
и недобрая усмешка. Завитухин, ничего не сказав, пере-
дал удостоверение Ершову. У Ершова, лишь только он
бросил взгляд на удостоверение, брови поползли вверх.
Он тут же передал книжицу Красину. Помрачнел и Кра-
син. Дошла и до меня очередь заглянуть в это таинствен-
ное удостоверение. Подтверждаю. Было над чем заду-
маться моим товарищам. Не соответствовало общест-
венное положение Скнятина его поступку. Не только
не соответствовало, но входило с ним в разительное про-
тиворечие, дралось с ним, кричало протестом. Но сеть
лежала неопровержимым доказательством этой неле-
пости.
15
Я передал удостоверение Власову. Он уже догадался,
что происходит с нами. Бегло взглянул он на текст, и
удостоверение вернулось к Володе.
— Большой начальник по Москве наш рыбохват...—
заметил старик, обращаясь к Володе.— Не боязно тебе?
— Мне? — спросил удивленно Володя.— Мне в
Москве квартиру у Скнятина не выпрашивать, а ему
сюда больше не ездить. Под суд я его отдать не могу, не
пойман на месте, а рыбку придется ему на этот раз оста-
вить... И попрощаемся!
Молодец Володя. Точное нашел решение. И слова
точные. Уходил Скнятин, опустив низко голову, без
своей снисходительной улыбочки. Уходил, не очень на-
деясь, что документ защитит его.
А старик взял со стола свой самодельный нож и в
сердцах иссек на куски зеленое полотно сети.
«КАРАСЬ!» — «АСЬ?» — «ВЫЛАЗЬ!»
Рассказывать о рыбаках — дело щекотливое, о рыба-
ках, конечно, условных. О любителях, а не о профес-
сионалах. Они, как малые дети, сами сочинят сказку,
сами в нее и поверят, да еще и обижаются, что другие
не верят. Сказка-то сказкой! Давно известно: поймает
рыбку с палец, доедет до дома — она вырастет длиной
в локоть. А вот игрушки любят рыбаки поди куда боль-
ше, чем дети. И игрушки редкие, за которыми приходит-
ся подолгу охотиться в комиссионных магазинах, выме-
нивать у других рыбаков на разные редкости, выпраши-
вать у приятелей, бывающих в заграничных командиров-
ках. Это рыбацкие снасти. Мне сдается, что некоторые
рыбаки для того и выезжают в воскресенье на рыбалку,
да обязательно в Дом рыбака, чтобы похвастаться свои-
ми снастями, поиграть в изящные игрушки, вызвать удив-
ление редкой коллекцией рыболовных крючков, лесок,
нарядных блесен или поразить воображение какого-ни-
будь местного рыбака удилищем длиной чуть ли в поло-
вину реки и легким, как гусиное перо.
Еще не улеглись наши страсти, разбуженные Скня-
тиным, а уже начали рыбаки собираться на завтрашнюю
16
зорьку. У Красина снасти были почти все самодельные.
Это уже высший шик. Не простенькие самоделки из
куста орешника. Нет, у него удилища были им самим
клеены из бамбука, а под спиннинг он подобрал из за-
водских отходов гибкую и упругую сталь. Можно было
не сомневаться: попадись Красину щука пуда на два,
стальное удилище не сломалось бы.
Александр Карпович был завзятым удильщиком. Его
длинные китайские удилища составлялись из пяти или
даже шести колен и годились для дальней закидки с бе-
рега, через камыш и прибрежную осоку. Длинное чут-
кое удилище требовало и особой лески. Приходилось
охотиться за нейлоном, к тому же и самого малого сече-
ния. Ноль и одна десятая — это все равно что паутина.
Продажных поплавков под такую леску не встречалось,
и Александр Карпович мастерил их из гусиных перьев.
В пасмурный день ловил белым поплавком, в солнеч-
ный подвешивал поплавки с концами, подкрашенными
в голубое или под цвет кувшинки. Для того чтобы за-
вязать крохотный крючок, такой леской, требовалось
особое искусство.
А вот у Ершова снасть — и смотреть не на что. На
фанерные рогульки намотаны капроновые лески, круг-
лый свинец для груза и блесна. Блесны самые немудре-
ные — ложечкой. Он постоянен в своей привычке
ловить только с лодки на «дорожку», но все же, когда ло-
жатся на стол любопытные удочки и прочие снасти ред-
костного исполнения, он молча любуется ими, а то и
возьмет в руку забавную блесну и погладит ее:
— Хороша! Сам на нее сел бы, да вот рыба... Рыба,
она капризна...
— Капризна...— соглашался Александр Карпович,—
Ей не всегда нейлоном угодишь. Иной раз конский во-
лос куда уловистее...
— А ну, расскажи! — подбодрил Ершов.— Сочини
что-нибудь, чтобы нельзя было поверить...
Александр Карпович рассердился. Ему хотелось быль
рассказать, а тут заранее насмешки. Замолчал. Но нена-
долго.
— Снасть! Я ли не любитель самой тонкой лески да
крючка-невидимки? А однажды пришлось мне ловить не
17
на крючки, а на швейные булавки. И ловилось. Да
еще как!
— Недаром говорят,— опять подбодрил его Ершов,—
русская рыба не любит заграничной снасти...
— Не любит, потому что на нее ловится... Но все
же!
И Александр Карпович, отложив коробочку с крюч-
ками, встал из-за стола.
— Было это лет эдак с десяток тому назад...
— И рыбы тогда было больше, и реки глубже,— под-
хватил Красин с иронией.
— Я не об этом... Могло это быть десять лет назад,
может случиться и этим годом. Ждал я тогда что-то
очень уж нетерпеливо весны. Зима была вьюжная, мороз-
ная, рыба не ловилась. Нигде и никак. Как с перволе-
дья кончила брать, так и до марта. Что только не приду-
мывали! И на дальние озера выбирались, почти до
самого Валдая. Один мой друг привез из Швеции светя-
щихся червей из пластмассы. Не брало, и точка! Мы уже
в январе и ездить перестали. Ну а последний лед, сами
знаете, из Москвы застать трудно. Почти и невозможно.
В одно воскресенье выедешь, глянь, еще рано, северный
ветерок да мороз, рыба спит. А на следующее воскре-
сенье — поздно, пошла вода с оврагов да с полей, из леса
бьют ручьи, лед под водой. Оставалась надежда на май
месяц. В конце апреля пришлось уехать в командировку,
приехал в Москву в конце лета. Очередную субботу —
заветный день — на календаре пометил, не дожидаясь
утра, листки срывал каждый вечер — все казалось, ближе
заветный денек, когда сговорился я с товарищами ехать
рыбачить сюда, на Волгу. Все было хорошо. А в субботу
в тринадцать ноль-ноль пригласило меня в кабинет на-
чальство: задание до утра! Плакала моя рыбалка! По-
звонил я своим приятелям, посочувствовали они мне, но
планов своих не переменили.
— А ты ближе к делу! — перебил его Ершов.— О ры-
балке, а не о товарищах...
— В том-то и соль, что очень уж мне тогда обидно
стало... Пришел с работы в воскресенье в шестом часу
утра. Лег спать с полным крушением надежд. Встал в
два часа дня. Куда, спрашивается, ехать? Пока доберешь-
18
ся на поезде, вечерняя зорька кончится. В субботу, когда
жаловался приятелям, один мне посоветовал. Не огор-
чайся, говорит, под Бронницами есть старица. Так себе
водоемчик, невидный, но ежели с умом взяться, карась
там берет. И ехать недолго — всего час на автобусе.
Поглядел я на свои удочки и думаю: ну куда я с ними?
На смех поднимут в автобусе: «Все — домой, а он — на
рыбалку!» Решил съездить на старицу для разведки.
В таких случаях, конечно, самое лучшее разведка боем.
Прихватил я в карман моток лески, несколько крючков
и десяток дробинок. Ну, а для поплавка на лугу найдет-
ся гусиное перышко. И удочку срубить из лозняка на
один раз — дело нехитрое. Приехал. Подсказал мне
приятель, где сойти с автобуса. Есть там одно местечко,
под крутой горой. А вот где старица, объяснить не мог.
Да и как объяснишь? Какие могут быть приметы на лугу?
Он мне сказал, что там обычно стога с сеном стоят.
Походил я по лугу, старицы не нашел. Ближе к реке,
смотрю, шалаш стоит. Вдоль реки там поливные огоро-
ды, капусту выращивают. В шалаше не иначе как сто-
рож. А что такое луговой сторож? Ценный человек,
самый дорогой человек в нашем деле. А если еще и ры-
болов, то клад это, а не человек. Река, старица, бочаги...
Ну, как здесь не быть рыболовом? Полный день и ночь
на воле, гляди по сторонам, чтобы чужой на огороды
не наведывался, — вот и вся работа. Ей-богу, если бы не
жена с ее приверженностью к городской жизни, как вы-
шел бы на пенсию, устроился бы век коротать бакенщи-
ком или луговым сторожем. Вот когда наудился бы! Зорь-
ки выбирал бы для рыбалки только тихие, без ветра, без
волны на реке. Или в грибной дождичек! Ловил кто в
грибной дождик? И вообще, как угадать грибной
дождик?
— Ну это, батенька мой,— воскликнул Власов,— это
только по опыту! Инструкций таких никто не выпускал!
— Вот именно! — подхватил Александр Карпович.—
Грибной дождь — это прежде всего теплый дождь. Но
это не все! Он должен быть тихим-тихим. Если в лесу
застанет, он шепчется, а не шумит... С листвой шепчет-
ся. Так же и на воду ложится. Бесшумно сеется и рыбу
не пугает.
19
— Хорошо бы! — согласился Ершов.— Вкусную ты
нарисовал картинку! Только вот странно... Все мечтают
о таком житье, да никого из Москвы не пошлешь! Вот и
мотаемся на воскресные зорьки в самую неподходящую
погоду!
— В это воскресенье погодка выдалась на славу,—
продолжал рассказчик.— Тихо, тепло и ясно. Я прошел
бороздами вдоль капусты к шалашу и заглянул в него.
На топчане травка постелена, на травке шинель неопре-
деленного цвета. На шинели спит старик. Настоящий де-
ревенский дед, прямо с картинки. Борода лопатой квер-
ху, густые седые усы. Пригляделся — снастей рыбачьих
в шалаше нет. Но не может того быть, чтобы такой дед
рыбу не удил! Будить я его не стал. Дневной сон пре-
рвать — испортить человеку настроение. Да и до зорь-
ки еще время оставалось.
Скинул я возле шалаша рюкзак и устроился на траве.
Расстелил газету и начал готовить закуску на двоих.
Конечно, не в закуске вся хитрость состояла, хотя и
было кое-что припасено заранее перед намечавшимся
субботним выездом на Волгу. Главное было, конечно,
в старке. На нее я и рассчитывал для начала душевного
знакомства. Вскрыл я консервы, огурчиком украсил ба-
ночку с кильками. Рыбу копченую разложил и колбаску.
Осталось только бутылку откупорить.
Поискал я глазами в траве, куда бы это выбросить
ненужные бумажки,— и вдруг увидел! Самое главное
увидел: поблескивало на стебёльках пырея множество
маленьких и радостных зеркалок — рыбья чешуя. Я но-
жиком аккуратно собрал горстку и разложил ее на ладо-
ни. Чешуя свежая. Рыба чистилась не ранее как утром.
И крупная. Подумал я прежде всего на леща, понюхал —
тиной попахивает. Карась. Самый настоящий карась,
серебристый, отборный. Ну, леща еще купить можно,
река рядом, но карась рыба непродажная, его самолично
любители добывают. И снастей не видно у старика, а
все-таки он рыбак. Ну, думаю, ладно! Потихоньку да
полегоньку разведаем, что здесь за места. А прутик для
удилища срубить я уже подсмотрел где. Лозняка много
по берегу. Выбил я пробку из бутылки, поставил возле
бутылки пластмассовый стаканчик. Можно и наливать.
20
Осетровую спинку на хлеб раскладывал — старик
не проснулся. Колбасу резал — не шевельнулся, а как
наклонил бутылку горлышком над стаканчиком, поднял-
ся, как молодой. Я услышал шорох в шалаше, оглянулся.
Старик сидит на топчане, бороду оглаживает и как будто
бы принюхивается. Встретились мы с ним глазами, он
улыбнулся и густым басом молвил:
— Добрый сон! Или, может быть, я и не во сне?
В яви. Откуда бы такому добру появиться вдруг!
Ну, думаю, клюнул! Теперь поведет, а там и подсеч-
ка. Вот и говорю ему:
— Ходил, ходил я по лугам, гляжу — шалаш, в ша-
лаше дед старинный... Одному и рюмка не в рюмку, вот
мне и попутчик!
— В такую дорогу мы завсегда с радостью!
Выпили мы с дедом по рюмочке, повеселел он, а по-
том поглядел на меня с хитринкой: я, дескать, тебя пре-
восходно понимаю, но пока сам не скажешь, наталкивать
не буду. Выпили еще по одной. Старик полез в шалаш
и из-под хвороста достал настоящий граненый стакан.
— Душа не радуется...— сказал он, указывая паль-
цем на мой стаканчик.— Перевод добра!
Выпил из своего стакана, крякнул и спросил:
— За какой же ты нуждой? У нас тут парков и садов
нету, место для гулянья неспособное... Если бы за ры-
бой, опять же без удочек! Из Москвы завсегда с удочка-
ми бамбуковыми приезжают.
— Приезжают? — спросил я довольно равнодушно.—
Где же тут ловить?
— Да ить рази ловить? Выпить, погулять... Ловить
мы ловим. К зорьке подойдут ко мне рыбу покупать.
— Это интересно!
— Тебе рыбка не нужна?
— Я рыбу не покупаю. Все удовольствие — самому
поймать.
Старик усмехнулся:
— Оно конечно! Но ведь ее, рыбу-то, взять надо.
А взять — время опять же... Вот тут Гаврила Иваныч
первый советчик!
— Присоветуй, Гаврила Иваныч! — попросил я.—
Вот удочек я не взял. Леска есть, крючки тоже на месте...
21
Старик Вдруг приподнялся и уставился куда-то по-
верх моей головы. Я оглянулся. Лугом, ныряя в канавы,
объезжая сырые места, пробиралась голубая «Волга».
— Рыбачки московские едут! — определил старик.—
Каждое воскресенье ездят. А чего, спрашивается, ездят?
В самый лучший день поймали десяток карасей, и вся не-
долга! Разве так карасей ловят?!
У меня, понятно, сердце замерло. Вот оно, началось!
Уже не только подсек, но и вываживаю свою добычу. Не
знаю, как у вас, а за собой замечаю: всегда больше верю
другому рыбаку, чем себе. Пришли, скажем, на лед.
Я пробил лунку и сейчас же смотрю, а где еще буравят
лунки? И все кажется, что именно там, где пробил сосед,
и мне надо пробивать. Вот и изготовился я услышать от
этого старика какие-то необыкновенные секреты.
— Хороший ты человек, — продолжал старик.— На
ноги не наступаешь. Другой прилетит — и то ему пода-
вай, и это. Я и сам с усами! Шумит! А я страсть не люб-
лю шумливых. А рыбачков мы обловим, ты только меня
слушай. Я еще с устатку подремлю, да и ты поспи. Как
солнышко покажет седьмой час, так и пойдем.
Испугался я. Ну, думаю, рано я победу отпраздновал.
Охмелел мой рыбак, прихваливается, как все, теперь
заснет, а мне можно и домой ехать. Какая рыбалка под
самый закат? Только удочки кинешь, тут же и стемнеет.
— Ложись, — позвал меня старик, а сам ухмы-
ляется: — Не сумлевайся! Без меня тебе все равно делать
нечего, а я свой срок знаю...
Я робко ему о червях напомнил. Он рукой махнул.
— Кто же это, мил человек, на сегодняшнего червя
ловит, а? Червь должен быть тугой и чистый. Особо если
это выползок. Я червя собираю в банку из-под компоту.
Банка стеклянная — от железа-то червь дуреет и вянет.
В банку сыплю красного песку. Только не речного, а
красного, на глинах который бывает. В песке червь очи-
стится, песку нажрется. Хрусткий станет и крепкий. Он
у меня, как на крючок его насажу, стойку делает... Рыба
она тоже выбирает кусок послаже. А ей мотыля суют.
Обрыдло ей с мотыля-то!
Гаврила Иванович вдруг засмеялся и покачал бо-
родой.
22
— Еще того чище удумали! Какой-то рыбак раз на
химического мотыля ловил. Из тюбика выдавит красную
козявку и на крючок. Разве так ловят?.. Да ты сосни ча-
сок. Я чуткий... Разбужу.
Ну уж спать-то, думаю, меня старик не уговорит.
Старик лег на свой топчан, накинул на голову ши-
нельку — от мошкары. Я и остатков от нашей закуски
не успел прибрать, как засвистело в шалаше, захоркало
по-вальдшнепиному, и растеклись рулады довольно басо-
витого храпа.
Солнышко к закату приклонилось. Голубая машина
остановилась в стороне, на ровном месте, — там, навер-
ное, и старица, догадался я. Вышли из машины рыбаки,
взвились над их головами удилища, а затем все они ис-
чезли, как сквозь землю провалились — к воде спусти-
лись. Я вокруг шалаша обошел, поискал дедов тайничок,
где у него черви должны быть спрятаны, но не нашел. Де-
лать нечего, доверился — терпи до конца. Прилег у ша-
лаша и не заметил, как задремал. Будто бы только глаза
сомкнул, а тут и побудка. Дед меня в плечо толкает и
укоризненно приговаривает:
— А боялся, я просплю... Не тронь тебя, ты до утра
тут бы и ловил...
Я вскинул на руку рюкзак, но дед остановил
меня.
— Не отягощайся! Рыба любит, когда к ней легко
подходят...
— У меня же там крючки и лески...
Старик махнул рукой:
— Здесь рыба на чужие не берет...
Старик оказался легким на ногу, по лугу пошел рез-
во. Только теперь я и увидел притоптанную тропочку.
Едва заметная, она простегивала густотравье и вела пря-
миком к старице. Вышли мы к камышам совсем не там,
где московские рыбаки сидели. Местечко не завидное.
Ой, не завидное! Опять меня сомнение гложет. Рыбаки
сидят на обрывистом бережку. Значит, там глубоко.
И травы под берегом у них нет, просторно для заброса.
А здесь что? Камыши и илистое дно. Все его видно на не-
сколько шагов вперед. К тому же загромоздила берег
ржавая и разломанная косилка.
23
Старик спустился к воде и из густой травы выхватил
два удилища. Два длинных ореховых прутика. А леска!
Такой допотопности я никогда раньше не видел. Леска
сплетена из конского волоса, да не из белого — и черный
и серенький попадается. Чуть ли не в восемь волос. На
коленах лески грубые узлы, а вместо крючков ржавые
булавки. За головки привязаны. Изогнуты, абы как... Из-
под косилки дед извлек какой-то зеленый куль из лопу-
хов. Вот когда он развернул лопухи, только в ту минуту я
и почувствовал, что действительно напал на рыбака. В ло-
пухи была завернута стеклянная банка с червями.
Старик молча указал мне глазами на косилку. Я уви-
дел, что косилка была так поставлена, что сиденье воз-
ницы высилось над водой. Стараясь не шуметь, я пере-
брался по ржавой раме к железному сиденью и принял
из рук старика удочки.
Он поднял руку и дал мне знак, что пора начинать.
Размотал я лески, насадил на булавки червей и забросил
удочки.
Два поплавка (пробки от бутылок, пронизанные спич-
ками!) легли на воду, чуть отступя от камыша, на за-
крайке чистой воды.
Солнышко светит со спины, глаз не режет. На воде
тихо. Сижу, посмеиваюсь: ну как на такой крючок рыба
возьмет, да еще карась, сытый и подозрительный? Сижу
минуту, сижу две. Поглядел на часы — двадцать пять ми-
нут седьмого. Какая же тут рыбалка? И перебросить
нет охоты. Посмотрел второй раз на часы. Половина
седьмого. Только я поднял глаза, гляжу — поплавок пра-
вой удочки чуть колыхнулся. Поглядел на левый попла-
вок — та же история. Плавал он свободно, распущенно, а
тут словно бы замер на потяге. Левый нырнул под воду.
Я левой рукой удочку вверх, леска напружинилась, чув-
ствую, забилось на крючке. Увесисто забилось. Тут же и
правый нырнул. Я правой рукой ухватил вторую удочку.
И там бьется. Вывожу сразу на двух удочках. Караси.
Вытащил кое-как, сделал кукан из веревки, насадил ры-
бу, опустил в воду. Караси заметные. Грамм по двести
каждый. Забрасываю опять обе удочки. Не успел забро-
сить — опять караси. И все ровные, словно промеренные
каким-нибудь болотным инспектором по качеству.
24
Работка пошла горячая, успевай только червей ме-
нять. Я уже и на кукан перестал их сажать, бросаю по-
дальше на берег.
Когда клев жадный, рыбак времени не замечает.
Помню, что солнце еще не село и даже примеркать не
начало. В глазах от работы двумя удочками двоится. И
вдруг замерли поплавки. Сделал еще по забросу — опять
все спокойно.
— Вставай, рыбак! — раздался сзади голос старика.—
Шабаш...
— Да вот только что клевало...—запротестовал я.
— Клевало, да перестало. Слазь!
Смотал я удочки и на берег, а старик рыбу в траве
собирает.
— Солнце еще не село, рано... — пытаюсь я объяс-
нить.
Старик посмеивается.
— А я думал, ты настоящий рыбак... Я ить рыбку-то
здесь прикармливаю... От половины седьмого до семи.
Червячков секу и бросаю. Она знает срок кормежки,
теперь гулять отошла. Да и тебе довольно. Улов в самый
раз.
Тут только я и увидел, сколько я нашвырял карасей.
Почти на каждую минуту по карасю.
— Насаживать надо было поворотливее...— заметил
с сожалением дед. — Уступил я тебе место, а я попровор-
нее настегал бы их... У меня по зову! Я удочку брошу и
тут же тихонько позываю: «Карась!» Он лопоухий, слы-
шит далеко. Сейчас же и ответит: «Ась?» Я его хвать
крючком и приказываю: «Вылазь!» С крючка сбросил,
и тут же заброс, и опять позываю...
Гаврила Иванович аккуратно смотал удочки и спря-
тал их в траву, банку с червями, обернув лопухом, поло-
жил под косилку.
Разминая на берегу ноги, я посмотрел в сторону мос-
ковских рыбаков. Там тоже закончили рыбалку, сидели
на бережку вокруг белой скатерки.
— Они поймали? — спросил я старика.
— Они-то? Они давно поймали. На серебряный крю-
чок серебряную головку! — ответил очень серьезно Гав-
рила Иванович.— Они в рыбной ловле-то ничего не
25
смыслят, попусту время тратят. Думают, если снасть у
них первосортная, так и рыба сама в руки пойдет. Ты
вот, к примеру, испытал мою снасть, — никудышная она,
всякий об этом скажет. Запомни, однако: не снасть, а
рыбацкая смекалка всему голова.
ТЕЩА В ДОМ...
Рыбацкие рассказы, если в охотку, до утра не пере-
скажешь. Власов цодал команду:
— Спать! Спать! Зорька ждет ранняя...
Он первым и в кровать улегся. Накрылся одеялом с
головой и отвернулся к стене. Коли один лег, то и дру-
гим не с руки шуметь. Пригас разговор. Александр Кар-
пович беззвучно сложил свои снасти, кто-то подвернул
фитиль в керосиновой лампе. Все утихло. В открытое
окно доносился лишь мерный шорох воды о берег, о пес-
чаный плес, о камыши. И вот в этой тишине мы услы-
шали далекие и торопливые шаги, затем донеслось по-
звякивание каких-то железок. Все подумали, что торо-
пится на базу запоздавший рыбак. Местного поезда в та-
кой час не было. Однако он мог приехать на поезде
дальнего следования.
Интересно, кто же это к нам жалует? Человек шел
уверенно, стало быть, дорога ему знакома. Может быть,
кто-нибудь из старых членов нашего товарищества? Так
и оказалось. Дверь открылась, и вошел Илья Костюрин.
Давненько нам не доводилось здесь с ним встречаться,
с самой последней зимней рыбалки, да к тому же еще с
тех времен, когда выходишь на лед не столько рыбу ло-
вить, сколько лед сверлить,—на всякий случай, не нач-
нется ли вдруг клев и в глухую январскую пору. На мар-
товский лед Костюрин не приезжал, не видели его здесь
и летом. Это был очень терпеливый и искусный рыбо-
лов. Он любил спокойную и изящную рыбалку. Обяза-
тельно с берега, на маленький крючок и только на при-
манку. Ловил он ершей, окуньков и пескарей. Никакой
другой рыбы не признавал. Ему уже было под сорок. Мы
добродушно посмеивались и над его привычкой к малой
рыбешке, и над его затянувшейся холостяцкой жизнью.
26
— Была бы жена, она тебя заставила бы вкусы пере-
менить! Судачка потребовала бы к столу. Щуку на фар-
шировку!
— Ни одна уважающая себя женщина не станет чис-
тить твою мелюзгу...
Почему Илья Костюрин не женился, мы в этот воп-
рос не углублялись. Парень он был из себя видный, даже
красивый. И работа у него не из последних. Читал курс
истории.в одном из московских институтов. Почти про-
фессор. Правда, росточком он был маловат, однако здесь
можно было вспомнить пословицу: «Мал золотник, да
дорог». Не карликом же он выглядел! Чуть пониже сред-
него роста. Карие живые глаза и каштановые волосы.
Разве вот только был он излишне скромен и деликатен.
Такой не сразу подойдет к своей избраннице. Наверное,
не раз кто-нибудь его опережал.
Да, давно не посещал нашу избушку Илья. И вдруг
явился. Не выдержала, видно, душа. Но вот странно... не
было у него в руках заветного фанерного чемоданчика с
крючками и лесками, нет в руках и чехлов с удилищами.
Охотничья сумка, за плечом в кожаном чехле ружье, на
поясе патронташ. Удивил! И даже не столько ружьем.
Сменил удочки на ружье? С кем не бывает. К тому же и
стоят эти увлечения где-то совсем рядом. Но откуда эта-
кий сразу форс в деле, ему явно мало знакомом? Ружье
в хромовом чехле красной кожи. Патронташ из оленьей
шкуры. Охотничья сумка... Это черт знает что такое! Не
предмет для похода в лес или на большую воду, а архи-
тектурное сооружение, да еще с излишествами. Опять
же из красного и мягкого хрома. Но почему же такого
яркого? Яркое пятно этой сумки годится только распу-
гивать лесных обитателей.
По праву давнего знакомства мы достаточно добро-
душно посмеялись над Костюриным, учинив чуть ли не
допрос, что означает устроенный им маскарад.
Костюрин не оробел от насмешек. Он расчехлил
ружье и выложил на стол стволы и ложе. Ружье было не
из плохих. Английской работы, и к тому же заказное.
Наш Ершов был не только рыбаком, но и охотником.
Он отнял от стволов цевье и прочитал фирменные
надписи. Брови у него удивленно поползли вверх.
27
— Хорошее начало! — воскликнул он. — Ты начал,
Илья, охоту с того, чем кончают... Откуда у тебя такое
ружье? Неужели купил? На это ушел бы твой годовой
заработок. Может быть, потому и на рыбалку не ездил?
Деньги экономил?
Костюрин ушел от ответа на вопрос.
— Ничего, говоришь? — переспросил он Ершова. И
сам тут же пояснил: — Ружье редкостное. Из коллекции
Геринга... Трофейное.
Шумно вздохнул на кровати Власов и откинул одеяло.
Пошарил под подушкой, надел очки и спустил на пол
ноги.
— Костюрин? — спросил он. — Здравствуй, Илья! Это
ты, что ли, обзавелся ружьем из коллекции Геринга?
— Так говорят... — ответил Костюрин.
— У меня тоже есть коллекция на ружья! — сказал
Власов и подошел, не надевая сапог, в одних носках к
столу.
— То есть как это коллекция на ружья? Коллекция
ружей! Вас никто никогда с ружьем не видел.
Власов ничего на это не ответил, взял в руки стволы
и ложе. Прикинул их на вес.
— Собери, Илья, свою пушку... Нечасто приходится
видеть такие редкости.
— Анекдотическая редкость! — отозвался Ершов.
— Почему анекдотическая? — уже с обидой в голосе
спросил Костюрин.
— А ты не знаешь? Каждый охотник обязан знать.
Дело было утром, на рассвете. Зайцы за ночь подкорми-
лись, собрались поиграть на поляне. А самый старый заяц,
вот как среди нас Власов, патриарх зайчиный, приказы-
вает молодым: «Играться играйтесь, но и по сторонам
поглядывать надо». Играют и поглядывают. На деревне
двери скрипнули. Шаги. Самый младший заяц побежал
на разведку. Возвращается от околицы и кричит: «Спа-
сайтесь, братцы! Охотники идут!»
Главный заяц подзывает к себе молодого и спраши-
вает, какие идут охотники, откуда они взялись, что у них
за ружья?
«Гибель наша идет! — кричит зайчишка.— Ружья у
всех заграничные, блестят стволами, как крылья у воро-
28
нов. На замках ружейные автоматы, сами охотники все
в коже, хрустят, на ногах меховые сапоги. А сумки ка-
кие! В каждую по три зайца войдет!»
Усмехнулся старик. Ушами пренебрежительно повел.
«Играйтесь! То охотники для нас нестрашные...»
Играются зайцы. Охотники мимо прошли, в лесу
скрылись. А на поляне прыгают зайчишки, гоняются друг
за другом, передними лапами друг друга охаживают.
Потом зайчишка опять на разведку пошел. На этот раз
он не торопился с докладом. Вышли из деревни три охот-
ника. На одном шапка с одним ухом, на ногах валенки в
галошах, за плечами ружье на веревке вместо ремня. И
ружье — что палка. Один ствол. Курок резинкой под-
вязан — видно, пружина ослабла.
Двое других — ничуть не страшнее. Один в резино-
вых сапогах, другой в подшитых валенках, у одного во-
обще нет ружья, а у другого двустволка, приклепанная
к ложе железными скобами. Зайчишка неторопливо при-
шел к своим и громко посмеялся над охотниками. Его
сейчас позвал к себе старший. Спрашивает:
«Значит, веревочками ружья подвязаны?»
«Веревочками... А курки — резинкой».
«Один совсем без ружья?»
«Без ружья...»
«Тикайте, братцы! — приказал старший. — Это и есть
самые охотники!»
Мы вежливо рассмеялись. Не нов был анекдот, но
Илья, видно, слышал его впервые.
— Так-то вот! — закончил Ершов.— А ты своей пуш-
ки и собрать не умеешь.
И действительно, пока Ершов рассказывал свою бай-
ку, Костюрин безуспешно старался собрать ружье. Не
сходились стволы с ложей. Ершов взял стволы и ложу,
соединил их, сделал едва уловимое движение, и меха-
низм, щелкнув, сошелся.
— Как же ты стрелять будешь? — спросил он Костю-
рина.
— Как-нибудь... — ответил Костюрин,— Всегда что-
нибудь начинают в первый раз...
— Это тебе не жениться в первый раз! Там не уме-
ешь сам, так подскажут, а здесь!
29
Власов взял ружье, опять прикинул его вес на руке и
головой покачал:
— Еще одно в мою коллекцию.
— Да что же это за коллекция? — спросил Ершов.
Власов загадочно усмехнулся.
— Пусть-ка сначала наш охотник расскажет, откуда
у него это ружье.
Костюрин густо покраснел:
— Это не мое ружье... Было не мое... Мне его пода-
рили.
— Ого! — отозвался Ершов.—Хорош подарок! Кто
это так расщедрился? Была бы у тебя теща, еще поверил
бы! Теща может такой подарок отвалить.
— Теща и подарила! — возвестил Костюрин.
— Ну, милый, взялся ты нас сегодня удивлять. Я это
про тещу так, для красного словца сморозил. Да какая
же теща зятю такой подарок сделает? Королевский по-
дарок!
Власов остановил Ершова:
— Это каков зять! Костюрину не жалко, такого зятя
днем с огнем не сыщешь. Не пьет, даже на рыбалке, не
курит, скромница, оклад приличный. Можно такому зя-
тю подарок сделать! А давно женился? Мы заждались
этого события.
— Завтра свадьба!
— Вот это герой! — воскликнул Ершов.— И свадьбы
еще не сыграл, а подарок получил. Да от свадьбы еще и
на охоту уехал. Я тебе, Илья, советую подумать. Пода-
рок-то прими, а со свадьбой не торопись. Скажи — на
охоте задержался...
Костюрин принял шутку:
— Это кому как. Я с подарком повременил бы, а со
свадьбой поторопился бы. Не по-моему вышло! Теща у
меня женщина с мужским характером. Я, говорит, не
признаю мужчин без мужских признаков.
— Внучат не надо нянчить...
— Я не об этом! — остановил нас Костюрин.—
«Мужчина, — говорит моя теща,— должен курить, уметь
выпить и обязательно быть охотником! В этом есть что-
то романтическое, это признак мужества!» У нее муж
знаменитый охотник. Подарила мне ружье и говорит:
30
«Чтобы и отец тебя полюбил, как я полюбила, езжай на
охоту. Убей шесть уток, чтобы к обеду дичь была. Вот
тогда и он согласится с выбором дочки». А тестя я етце
не видел. Он сейчас в командировке. Завтра приедет.
— Шесть уток! — воскликнул Ершов и присвист-
нул.— Это, я тебе скажу, заказ!
— Теща вручила мне это ружье и сказала, что из это-
го ружья можно и больше убить. Ружье, по ее словам,
самому Герингу принадлежало, а он всю Европу огра-
бил, плохих ружей у себя не держал.
— Ружье хорошее! — сказал Власов. — Но только это
сто двадцать первое ружье Геринга.
— Как это понять? — удивился Костюрин.
— Езжу я частенько на охотничьи базы, куда только
рыбалка не заводила меня! Хвастунишек навидался. Если
ружье трофейное, то обязательно из коллекции Геринга.
Вот я и начал счет вести. Твое сто двадцать первое...
Улыбнулся и Костюрин.
— Это все смешно, — вставил наконец слово и Алек-
сандр Карпович.— А человеку задание дано. Как он его
выполнит? Я человек военный, к заданиям верховного
командования привык относиться серьезно... Как же ты
думаешь шесть уток подстрелить?
— Как? Как-нибудь! — ответил Костюрин.— Возьму
лодку. Поеду в камыши... Летают они...
— За одну зорьку больше трех нельзя... — заметил не-
заметно вошедший в комнату Володя.
— А ты снисхождение сделай! — сдерживая усмешку,
попросил Ершов. — Человек впервые женится, впервые
на охоту вышел. Нельзя же его ограничивать...
Володя поинтересовался у Костюрина, сколько у него
патронов. Оказалось, двести штук.
— Это многовато! — сказал Володя.— Ограничим в
патронах. Израсходовать разрешаю двенадцать штук.
Сколько убьешь двенадцатью выстрелами, столько и
бери...
Володя ушел. Ершов сокрушенно покачал головой:
— Условия тяжелые... Ну, какое будет у нас общее
решение? Рыбак рыбака в беде не оставит?
— Помочь надо...—согласился Власов.—Да вот как
помочь?
31
— А вы думаете, я сказочку вам зря рассказывал? —
напомнил Ершов,— Не зря. Ты вот нам, Александр Кар-
пович, про старика Гаврилу поведал. А здесь есть моло-
дой парень, тракторист из местного совхоза. Большой
любитель охоты Алеша Немятов. Самое верное тебе,
Костюрин, ночь не поспать, а сходить в соседнюю де-
ревню и позвать Немятова. Отдашь ему все двести пат-
ронов, он на твою нужду расстреляет по уговору двенад-
цать. Думаю, что будет все благополучно.
...Еще было темно, когда мы все вышли к заливу вы-
брать лодки. Кто потянулся на большую воду, кто к бе-
регам, где затоплен лес. Костюрин пришел с Алешей Не-
мятовым, парнишкой лет девятнадцати.
Девятнадцать лет для деревенских условий возраст
вполне самостоятельный, но Алеша Немятов выглядел
много моложе своих лет. Ростом он был еще ниже, чем
Костюрин. Из-за малого роста его не призвали на армей-
скую службу. Володя выказал очень резкое недоволь-
ство, увидев Немятова возле пристани. Он довольно
грубо спросил его, по какой причине тот оказался на
базе. Костюрин объяснил, что берет Алешу Немятова
проводником. Володя недоверчиво покачал головой и
попросил Костюрина показать патронташ и охотничью
сумку. Убедился, что Костюрин взял только двенадцать
патронов. Алеша между тем потянулся к ружью и береж-
но взял его в руки.
— Доброе ружье! — шепнул ему на ухо Ершов. — Ты
бери все на себя, особо Илье Ивановичу не доверяйся.
Алеша положил ружье в лодку под скамейку и пока-
чал головой.
— Ни к чему такое ружье... На нем даже антапок
нет. За что ремень цеплять?
— Этого, парень, и не требуется! — охотно пояснил
Ершов.— Ружье это дорогое. Человек, который там, за
границей, может купить такое ружье, содержит лакеев,
чтобы за ним его в руках носили...
Сел в лодку и Костюрин. Алеша оттолкнулся от бе-
рега шестом и, перехватив весла, потащил лодку к камы-
шам.
Мы рыбачили в разных концах залива. С острова, об-
тянутого густым камышом, до нас доносились выстрелы.
32
Ружье действительно оказалось хорошим. Звук от выст-
рела был глухим и резким. Стреляли солидно и редко.
Ни одного дуплета. Для начинающих дело просто неве-
роятное. Или этот Костюрин имеет железные нервы?
Очень нам было всем любопытно, с какой он приедет
добычей.
Солнце долго боролось с утренним туманом и нако-
нец, над лесом, сдернуло его остатки с залива. Засвер-
кала спокойная в безветрии вода, засинел на горизонте
лес. В восьмом часу утра от острова отделилась лодка —
это возвращались охотники. Они поплыли намеренно
мимо наших рыбацких мест, словно двигались сквозь
строй своих болельщиков, желая поразить наше вообра-
жение. На веслах сидел Костюрин. Несмотря на то что
он был «береговик», с лодки не ловил, грести все же умел.
Он греб мерными и неторопливыми взмахами, беззвучно
опуская весла, чтобы не пугать нам рыбу. Алеша сидел с
ружьем в руках на корме. У его ног лежали утки. Связка
уток на длинной бечевке. Я успел разглядеть сизые го-
ловы селезней. Утка была крупная, материковая, как на-
зывал ее Алеша, а в более широком обиходе — кряковая.
Никому из нас было невдомек сосчитать количество вы-
стрелов. Действительно ли их было двенадцать? Но
больше и не должно было быть. Порядочность Ильи
Ивановича Костюрина не могла быть поставлена под
сомнение. Он не мог взять патронов больше того коли-
чества, которое было определено ему Володей.
Рыбалка этим торжественным проездом была сор-
вана. Все мы потихоньку потянулись к пристани. Володя
уже поджидал всю флотилию на берегу. Костюрин так
подгадал, что съехались к мосточкам все вместе. Он при-
вязал лодку и потянул за бечеву. Володя даже попятился.
Мы считали: одна, две, три... Уток оказалось двенадцать
штук.
Володя заложил за спину руки и поджал губы. В гла-
зах у него отразилась явная обида.
Костюрин положил всю связку к его ногам.
— Решайте! — сказал он.— На каждого по три шту-
ки: нас четыре охотника.— Он обернулся к нам: — На-
деюсь, что мои товарищи уступят мне свою норму по от-
стрелу уток?
33
— Я разрешил израсходовать только двенадцать пат-
ронов! — холодно ответил Володя. — От вас я не ожидал...
— Израсходовано десять... Возьмите сдачу!
Костюрин протянул Володе два патрона.
Володя отрицательно покачал головой.
— Не может быть...
— А ты считал бы выстрелы! — крикнул из лодки
Алеша.
— Кто же стрелял, Илья Иванович? Вы или Алеша?
Тяжелый вопрос для самолюбия охотника. Костюрин
нахмурился, но чуть заметная, хотя и всячески скрывае-
мая улыбка шевельнула уголки его губ:
— Ружье мое... А охотники говорят: «Ружье, собаку
и жену никому нельзя доверять!»
Усмехнулся и Володя:
— Жену еще, пожалуй, можно, а вот ружье и собаку
я не доверил бы... Кто стрелял?
— Он стрелял! — Костюрин указал кивком головы на
Алешу.
— Ружье больно хорошее, не удержался! — опять
крикнул Алеша.
— Ты не удержишься, знаю! Однако я не могу от-
дать вам уток. Придется штрафовать охотника...
— Дело не злостное! — вступился Ершов.— К тому
же по заданию тещи... Теща в дом, все вверх дном! Илья
Иванович никогда в нарушителях не числился... А
стрельба-то была какая!
— Какая стрельба! — с сердцем воскликнул Володя.—
Я Алешу знаю. Он одним патроном норовит дюжину
положить и здесь расщедрился не ра свои... Однако ре-
шайте, если всем миром на себя брать, ради свадьбы пой-
ду навстречу...
Ну, как же тут не поддержать товарища? Когда Во-
лодя смилостивился, Ершов при всех спросил Костюрина:
— Дома что скажешь? Сколько гостей за стол сядет?
— Двенадцать...
— Каждому по утке? Ни на одну меньше, ни на одну
больше? Моя рекомендация! Можешь сказать, что по за-
казу бил! Каждому в тарелку.
колдовство
«Не любо — не слушай, а врать не мешай». Напи-
сал я эти слова и задумался. Мудрая поговорка! Особен-
но применительна она к удильщику. Ведь давно никто не
верит самым правдивым рыбацким рассказам. Да и как
поверить? Просидел весь день на облюбованном местеч-
ке, испробовал хитрости и все заветные приемы. Забра-
сывал и на червя, и на мотыля, и на муху, и на кашу,
сдобренную конопляным маслом — ни единой поклевки.
И вдруг встречаешься со своим приятелем. Ловил он на
твоем месте днем позже и рассказывает взахлеб, какой
удачной была рыбалка. И щуку-то он на кружки поймал,
и окуней натаскал целое ведро. Почему же у тебя не бы-
ло ни одной поклевки? Нет, что-то здесь не то! Без кол-
довства тут не обошлось...
Да! Собрались мы однажды с друзьями на рыбалку.
С понедельника начали уговариваться о поездке. Собра-
лось нас четверо. Такую компанию организовать — дело
совсем не простое. Один в одну сторону тянет, другой —
в другую. Наконец в пятницу все утряслось. А в субботу
утром, когда перед уходом на работу я уложил свои ры-
35
бацкие принадлежности в рюкзак, жена преподнесла мне
сюрприз. Оказалось, что за сборами забыл я о самом
главном.
Надо прямо сказать, что моя жена — женщина герои-
ческая. Никогда не чинит препятствий поездкам на
рыбалку. Иной раз даже поможет собраться. Ни одной
мелочи не забудет и, конечно, провиантом на все воскре-
сенье снабдит. А тут вдруг прочитал я у нее в глазах без-
молвное и решительное осуждение. Лихорадочно пере-
брал в уме все свои прегрешения за неделю... Ничего
серьезного! А может быть, я забыл исполнить какую-ни-
будь ее просьбу? Нет, не было этого! И вдруг вспомнил.
Ведь завтра у нее день рождения!
Что делать? Признаться, что забыл? Такая обида не
прощается. И потом, зачем неправду говорить? Вспом-
нил же! Хоть и в последнюю минуту, а вспомнил. От-
казаться от рыбалки? Вы думаете, это так просто? Тот,
кто с удочкой дела не имел, — не поймет меня. Каза-
лось бы, самое простое решение в иных случаях оказы-
вается самым немыслимым. Если бы я еще не выступал
в роли организатора, не вызвался быть проводником!
Короче говоря, и так скверно, и этак худо...
Все-таки нашел выход. Подмигнул своей Надюше за-
говорщицки и понес... Хотел, дескать, сделать сюрприз,
к торжественному ужину свежей рыбки поймать, так
как гости, дескать, званы именно на уху и заливное из
судака...
Слушает она меня, а я и не знаю, верит моим сло-
вам или не верит. Скорее всего, не верит — догадалась,
что выпала у меня из памяти такая знаменательная дата,
но заявить, что не верит, оснований нет. И обижаться-
то, в общем, не на что, если уже и гости приглашены.
Поинтересовалась, конечно, каких это я гостей успел
позвать. Деваться некуда, пришлось еще грех на душу
брать. Сказал, что пригласил на день ее рождения своих
товарищей по рыбалке и их жен. Значит, будут восемь
человек, стол надо готовить серьезный. На том и рас-
стались до воскресенья.
Вышел я из дома, как после тяжелой работы, отды-
шаться не могу, пот со лба вытираю. А хлопот еще по-
лон рот!
36
Прежде всего надо купить подарок. Но это самое
легкое. Забегу до начала работы в магазин и куплю.
А вот как быть с приглашениями? У каждой семьи свои
планы на воскресный вечер. И самое трудное — это су-
даки!
Время у меня еще оставалось, побежал я в ГУМ, на-
шел подарок. Иду к выходу — с левой руки гастроном.
Чудо! Продают мороженых судаков. Ровненькие, как
из одной стаи. Самый что ни есть рыбацкий судак — по
килограмму и чуть поменьше. Занял я очередь, погля-
дываю на часы и подсчитываю. За столом будет восемь
человек. Каждому подать по жареному судачку! На
ушицу одного, на заливное два. Одиннадцать штук надо
брать. Но поверит ли жена, что я поймал одиннадцать
судаков? С таким уловом возвращаться мне еще не до-
водилось. Однако поверит или не поверит — это потом.
Надо брать.
Обеспечил я себя полным уловом и со спокойной ду-
шой отправился на работу.
Не успел расположиться за рабочим столом, зазво-
нил телефон.
— Ну как, едем? — раздалось в трубке.
Три раза звонил телефон и задавался все тот же воп-
рос. Договоренность осталась неизменной. Кстати, всем
трем я передал приглашение на воскресный вечер. Сра-
зу двух зайцев убил: перед женой оправдался и нашел
предлог поторопиться с рыбалки в Москву.
Надежды всегда велики, когда мелькают мимо мо-
сковские окраины й когда подъезжаешь к месту. Только
бы забросить удочку с наживой. Вот коснется поплавок
поверхности воды и сейчас же нырнет...
Отловили мы вечернюю субботнюю зорьку — три
плотвички на четверых.
Воскресное утро выдалось тихое. Травинка не ше-
лохнется. Все замерло. И поплавки замерли. Друзья мои
поднялись с места с легким сердцем: не получилась ры-
балка, зато ожидало их угощение в моем доме. А мне
не давали покоя судаки. Выпотрошил я их, вырвал жаб-
ры, набил крапивой, завернул в лопухи и положил в хо-
37
лодок. В дороге нет-нет, а принюхивался к ним. Вроде
еще не «тронулись»... Договориться с друзьями, что это
все мой улов, труда не составило — какой рыбак не по-
радеет другу! Даже подробности рассказа разработали,
каким образом все судаки попались на мою блесну.
Явился я домой торжествующий. Пока друзья по-
ехали переодеваться, у меня было время выяснить от-
ношения с женой. Застал я ее на кухне. Аппетитно
пахло от кастрюль. Ну я, конечно, прежде всего вручил
подарок, поцеловал жену в щечку и выложил судаков.
Поспешил и помощь свою предложить — почистить
рыбу. Но жена, действительно героическая женщина,
от помощи отказалась. Отдохни, говорит, поспи... Скоро
гости придут, ну что за интерес им будет с невыспав-
шимся хозяином разговаривать? И выпроводила меня с
кухни.
Собрались гости. И уха, и заливное, и жареная ры-
ба — все удалось на славу. Я все присматривался к жа-
реным судакам. Ничуть не «тронулась» рыба. Сохранил
все-таки. За столом были и рассказы и тосты соответст-
венные. Жены моих друзей только ахали, а моя цвела,
когда расхваливали мои рыбацкие таланты. И я не удер-
жался. Рассказал в красках, как бьется на блесне судак.
Хороший рассказ получился, убедительный.
Всему приходит конец. Разошлись и гости. Мы с же-
ной пошли на кухню мыть посуду. Ну я, конечно, ста-
рался. Самую трудную работенку на себя брал. Не ос-
тавляло меня чувство вины, что запамятовал о ее дне
рождения, но и гордился тем, как ловко вышел из поло-
жения. Помыл посуду, а жена и просит: «Отнеси, — го-
ворит,—пожалуйста, помойное ведро на помойку,
нельзя его в мусоропровод опрокидывать».
Я пожал плечами: что за притча? Какие-такие у нас
особенные помои собрались? А ведро крышкой накрыто.
Нагнулся я и приоткрыл крышку. Приоткрыл, тут же и
закрыл, и разгибаться не хочется, а еще пуще не хочется
оглядываться. Не решаюсь глазами с женой встретиться.
Все одиннадцать судаков в ведре лежат и попахивают.
Мои. Сам потрошил, запомнил.
А откуда же тогда судаки на столе? И почему их
тоже было одиннадцать? Колдовство!

ЧЕМУ ВЕРИТЬ?
О рыбацком вранье если взяться писать, то и бу-
маги не хватит. Рыбацкая выдумка неистощима, а по-
тому не лучше ли было бы признать все рыбацкое вра-
нье правдой, а рыбацкую правду, как большую редкость,
враньем? Сразу бы как-то легко сделалось. Отпала бы
опасность быть обманутым, перестали бы скрести беспо-
койство и рыбацкая зависть.
Очень странно устроен рыбак. Сам придумывает,
врет, и знает, что без выдумки, без вранья ни одной ры-
бацкой истории не рассказал, а вот другим — верит. Ой
ли! Так уж и верит? Не сомневайтесь! Верит... А для до-
казательства отошлю я вас к подлинной, действительно
подлинной, без всякого вранья истории.
Был у меня дружок — да и сейчас дружба у нас не
поломалась — московский любитель-рыболов Ефимша.
Ефим Петрович Скачков. Ефимшей его звали мы, ры-
баки, и то между собой. На рыбалке. В обиходе это был
39
вполне солидный гражданин, и это прозвище в Москве
никак к нему не приставало.
Ефим Петрович часто появлялся в президиумах раз-
личных московских совещаний. Черные и густые брови
были всегда прихмурены, лоб и складки на лбу имели
строгий и осудительный вид, но в голубых глазах, если
приглядеться к ним повнимательней, играла добродуш-
ная лукавинка. Никакой в них строгости.
Рыбную ловлю он любил больше всего на свете. Если
хоть одну неделю не приходилось ему выезжать на ры-
балку, он весь как-то сникал и чувствовал себя пре-
скверно.
Азартным рыбачком был Ефимша. Говоря языком
автомобилистов, заводился с пол-оборота.
Ему ли слушать нас, «безлошадных»? Он единствен-
ный из нашей компании имел в своем распоряжении ма-
шину. Но откликалось его беспокойное рыбацкое сердце
на самые авантюристические предложения.
Ехать на Смоленщину или на Валдайские озера — все
равно куда, лишь бы ехать в края незнакомые, а потому
заманчивые.
И мастером он был в рыбацком деле. Знал, когда и
какую насадку выбрать, как привадить рыбу, и снасть
подходящую имел, не фасонистую, однако удобную. По-
говоришь с ним в Москве — профессор по ужению
рыбы, а на рыбалке глупел и все свои знания и навыки
под сомнение ставил.
Азарт — опасная болезнь для удильщика. Надо ведь
как себя вести? Сел на место и сиди. Рыба сама знает,
куда ей прийти, где расположиться на кормежку.
А азартный да нетерпеливый не столько на свой попла-
вок смотрит, сколько на поплавок соседа: не клюнет ли
где рядом? Чужому счастью доверия всегда больше.
Ефимша наш на месте не сидел. А на подледном лове
руки до крови сбивал — лунки долбил. Только продол-
бит, не успеет обсидеться, глядит, невдалеке кто-то вы-
тащил окуня. Он — туда и рядом с удачливым удильщи-
ком новую лунку делает.
Так случилось, что собрались мы с ним на рыбалку
вдвоем. Это редко бывало, обычно в его машину всегда
полно рыбаков набивалось.
40
Вдвоем так вдвоем. Повез я его на Волгу. Приглядел
я там одно местечко. Хотелось попробовать, не берут
ли там окуньки. Уж очень подходящая для этого заводь.
Надо было переправиться на другой берег Волги,
проплыть камышами и войти в тихую, но глубокую за-
водь. В заводи острова из куги, а дно песчаное. В такой
куге окуню самая стоянка. И мелочишка по песку рез-
вится, есть за чем хищнику охотиться.
Приехали мы к вечеру. Хотя не улеглась еще летняя
заря, для вечерней рыбалки было уже поздно.
Ефимша пошел навозных червей копать. Я собрался
ограничиться ловлей на мотыля, поэтому решил прогу-
ляться по берегу, а может быть, если «вода позовет», и
искупаться.
Невдалеке от нашей палатки в кустарнике время от
времени кто-то взмахивал ореховым удилищем. Значит,
это кто-нибудь из местных зорьку провожает.
Я подошел поинтересоваться, как клюет, что нас
ждет завтра.
Удил мальчишка лет двенадцати. Он стоял по колено
в воде и забрасывал на быстринку. Проводил поплавок,
покуда хватало лески, и вновь перебрасывал. Поверх ру-
башки опояской висела веревка, на конце веревки, в
воде, солидно натянулся кукан.
Брал окунь. Некрупный. Не больше чем в ладонь, но
ровненький и жадный. Насаживая очередную добычу,
рыбачок не удержался, чтобы не похвастаться, и выта-
щил весь кукан целиком. Снизочка оказалась у него кра-
сивой. Такой улов любому из нас, московских любите-
лей, на весь сезон славу принес бы. Тут уже без обмана.
Никто и не усомнился бы, что на удочку пойманы, да
еще с умением. Летом на такую стайку напасть — эго
надо быть хитрым рыбаком.
Я спустился к воде и сел на бережку. Свои удочки
разбирать все равно было некогда, оставалось посмот-
реть на чужую работу.
Видимо, я очень выразительно вздыхал на берегу —
мальчишка нет-нет да и оглядывался на меня.
«Купить у него разве улов? — раздумывал я.—Мо-
жно было бы, конечно, столковаться, да дело это без-
нравственное — втягивать мальчишку в денежные рас-
41
четы. Но рыбу забрать надо, обязательно надо. Что бу-
дет завтра — никто не знает. А вдруг северный ветер,
или жара с утра, а может быть, счастье просто-напросто
отвернется? А здесь готовый улов, будет чем над Ефим-
шей позабавиться».
У каждого своя нужда, у каждого своя недостача. Пе-
редо мной похвастались рыбой, ну а я, как бы между
прочим, достал из кармана заветную коробочку с крюч-
ками. И коробочка сама по себе вещь занятная. Из проз-
рачного пластикового материала, с множеством отделе-
ний под каждый номер крючка. Не надо шарить по от-
делениям вслепую, сразу видно, где что лежит. Ну и
крючки...
За долгую рыбацкую биографию собрал я все луч-
шее, чем знаменита эта отрасль искусства.
Смотрю, мой рыбачок к берегу подвигается и гла-
зом косит уже не на поплавок, а на коробочку. Дога-
дался, шельмец, зачем я достал прельстительную коро-
бочку.
Всякий торг, а тем более мена требуют хладнокро-
вия и выдержки. Кто дольше сохранит к товару безраз-
личие, тот и выгадает.
Рыбу поймать не велика премудрость, каждому мо-
жет посчастливиться, а вот крючки собрать в таком ас-
сортименте, как у меня, задача, прямо скажем, не вся-
кому по плечу.
Не выдержал паренек, вышел на берег и начал мед-
ленно сматывать леску.
Солнце село, но еще сверкала вполнеба заря. Попла-
вок был еще отчетливо виден на воде — рано бы свер-
тываться. Обмен, однако, требовал жертв.
Все так же неторопливо мальчишка вынул из воды
кукан.
— Сегодня ловилось! — сказал он вслух, конечно,
для меня, но ко мне не обращаясь.
Надо было поддержать разговор.
— И часто так ловится?
— Куда там часто! Редкий день... Здесь рыба сытая.
Ей крючок надо в рот сунуть, тогда схватит. И крючок
нужен маленький, тонкий, совсем невидный. Как пау-
тинка.
42
Мальчишка показал на пальцах, какой нужен крю-
чок, и опять покосился на мою коробочку.
Я поманил его к себе. Указал на отделение с мел-
кими крючками.
— Такой крючок?
Мальчишка вздохнул и повыше подмотал на руке ку-
кан.
Остальное труда не составило. Поменялись. Рыба-
чок отдал мне свой улов, я поделился с ним крюч-
ками.
К палатке я вернулся затемно. Окуней пустил в
плетеный садок и спрятал их в осоке, чтобы потерпели
до утра.
Утром мы отплыли на двух лодках, едва развидне-
лось. Поднялся предрассветный ветерок. Он дул нам в
спину, не разгоняя волны, но заметно облегчая греблю.
Приплыли в облюбованную мной заводь. Чтобы не
мешать напарнику, я встал на некотором расстоянии
от него и задвинул лодку в кугу. Ефимша бросил якорь
на чистой воде. Поплавки мы успели забросить до вос-
хода солнца.
В омуток ветер не доставал, вода — как зеркало. Ти-
хая вода. Даже подозрительно тихая, ни всплеска.
Пока не взошло солнце, и меня азарт держал в нап-
ряжении. Должна же быть какая-нибудь рыба в этом
омутке, не окунь, так хотя бы ершик? Прошел час.
У меня ни одной поклевки.
Мне сквозь кугу видно — Ефимша уже в третий раз
разбрасывает свою подкормку. Бросит горсть конопля-
ного семени, вода сразу взбурлит, и опять все спокойно.
Видимо, только мальки обитают в этом омутке. А
может быть, окунь давно уже насытился этими маль-
ками?
Делать нечего. Окуньки были у меня завернуты в ло-
пухи и лежали на дне лодки. Вынул я несколько и пу-
стил в садок. Садок прицепил по борту лодки и спустил
в воду. Не беда, что уже успели заснуть. Во время дви-
жения лодки не усмотришь, живые они или дохлые.
Стронулся с места, поплыл. Тихонько говорю, но так,
чтобы Ефимша услышал:
— Мелочь все берет. Поищу покрупнее...
43
— Берет?! — воскликнул Ефимша.— Где берет?
У меня ни разу и не дернуло.
Я пожал плечами и приподнял над водой садок.
— Это где же? Там у тебя? В куге?
— Ну, а где же, Ефим? Вместе ловили.
Ефимша, ни слова не говоря, поднял якорек и по-
вел лодку на место, откуда я только что выплыл.
«Началось,—отметил я про себя.—Погоняю я тебя
теперь! И всегда транспорт мне будет обеспечен!»
Я опять подыскал местечко поглуше, за поворотом
куги, чтобы Ефимше был виден только конец моей удоч-
ки, чтобы по забросам считал мой улов.
Побаловался я на новом месте. Мертвая зыбь. Клева
не было.
Начал я помахивать удочкой так, словно бы на крюч-
ке у меня рыба, а я с ней борюсь, не даю с крючка со-
рваться, вываживаю. После каждого такого выхвата
подсаживаю в садок окунька из своего запаса.
Слышу всплеск весел. Плывет Ефимша. Надо ему
уступить место: все же он гость, я его привез в эти за-
влекательные края.
Поменялись мы еще раз местами. Я отплыл на ста-
рую стоянку. Та же история.
Когда мои запасы иссякли, я предложил:
— Может быть, на сегодня хватит, Ефим?
— Мудрое решение! Шабаш! Как улов?
Я уже заранее подобрал слова и выражения для раз-
говора с Ефимшей после того, как он увидит мой
«улов». Думал ошарашить его окуньками.
Ефим подплыл к моей лодке и искренне стал восхи-
щаться окуньками. Он буквально засыпал меня вопро-
сами: «На что ловил?», «Когда же ты успел наловить?»,
«Почему только окуньки?».
Я был уверен в своем превосходстве и начал:
— Надо уметь ловить, Ефим...
Скосив глаза на лодку Ефимши, я обомлел: в лодке
лежали подлещики, плотва, окуньки. И все экземпляры
были покрупнее, чем у меня...
Вот тут и задумаешься, чему в рыбацких рассказах
верить? Вранье ли принимать за правду или правду за
вранье? Как лучше?
СКАЗ О РЫБАКЕ, СТАРОЙ
ЩУКЕ И РЖАВОМ ТРОЙНИКЕ
(Может, так и было)
Больше всего на свете я люблю рыбу. Жареную, вы-
варенную в юшке, пареную, в заливном, вяленую...
Всякую, словом, люблю рыбу. А еще больше я любил
ловить рыбу. Именно любил. Сейчас сказать, что люблю
ловить рыбу,—не могу. Не ловлю и о рыбалке забыл.
А давно ли?..
С мальчишеских времен я пристрастился к удочке.
Таскал у матери из шкатулки булавки и катушки с нит-
ками. Оторву нитку, на нитку надену кусочек пробки
от бутылки и крючок, гнутый из булавки, — и на речку...
А как на пенсию вышел, так рыбалка меня как хрониче-
ская болезнь прихватила. Если день без рыбалки — про-
пащий для меня день.
Летом на воде я по полному дню выдерживал.
Перед тем как выйти на пенсию, мы с женой купили
избенку на краю деревни, поближе к воде. А вода — это
большое круглое озеро, Чигра-озеро.
Избенка старая, одним углом в землю ушла. Крыша
на покосившийся угол надвинулась, как козырек мод-
45
ной кепки. Зимой не натопишься, и с пола и изо всех
углов несет. А летом чем не житье. Тем более в избе
только ночи короткие коротал.
Уходил я из дому, когда только-только начинала
редеть тьма, только-только проступали одетые ро-
систым туманом очертания леса и крыши соседних
домов.
Обрывистый берег и прополосканный добела озер-
ный песок, на песке нос моей плоскодонки. Небольшая
лодчонка в пару весел. Если волна — вдвоем на ней
плыть нельзя, одному едва выбраться. Незавидная лодка.
А мне завидной и не нужно. Примыкал я ее жиденькой
цепочкой к тележному колесу и спал спокойно.
Еще не обозначалась на востоке светлая полоска
зари, а я уже успевал раскинуть удочки.
Всяко бывало. Рыбалка — это все равно что игра в
рулетку. В иной день поймаешь двух-трех ершиков. Тут
тебе и тишина, и безветрие, и солнце, а нет клева. А то
в ветреную погоду, когда клева и не ждешь, вдруг нач-
нется самая забава. Рулетка... Да и понятно — как тут
разберешься? Вода темна. Не видно с берега либо с лод-
ки, где стоит рыба, где ее тропы, пути переходов, где
ее кормовые места. Под водой разведать бы все это хо-
зяйство, тогда, может, рыбалка и перестала бы быть иг-
рой наудачу. А тут как ни стараешься, все прахом.
И крючок подбираешь мелкий, и леску почти невиди-
мую — сам бы клюнул, а клева нет и нет.
Бывали, конечно, и удачи, но все-таки удочка не
очень верная снасть. Сеть! Сеть — она всегда утешит.
Не надо разгадывать: погода или непогода, и в дождь
и в ветер она сработает. И в холодной воде, перед тем
как закрайкам встать, нейлоновой сетью, семидесяткой,
скажем, хорошо можно взять! Однажды был у нас такой
случай — никак мы не могли сеть вытянуть. Лодка кре-
нилась и черпала бортом, сеть пружинила, но со дна не
трогалась. Случилось бы такое на реке, может быть, и
подумали бы, что песком грузы замыло. Но на озере те-
чения нет. А раз нет течения, то и зацепа не может
быть.
Нырять не хочется — вода ледяная. И до берега да-
леко, ничем не подцепишь. Пришлось взять лодку с мо-
46
тором, на моторе и поволокли, веслами помогая. Под-
вели к берегу. В четыре пары рук вытягивали...
Всплыла сеть над темной водой, и засеребрилась
вода, забурлила. Бьется в сети рыба, сверкает своими
бочищами. Два центнера рыбы. Лещ... Меряный, ни од-
ного меньше чем в две ладони. Как шла ночью стая, так
и завалилась. На всю зиму себя вяленым лещом обеспе-
чили.
Не могу я сказать о себе, чтобы был я жадным. Нет
этого в моем характере. А с рыбалкой осатанел. Сколько
ни поймаю, сколько сетью или неводом ни выволоку,—
все мало. Так бы всю рыбу, что в озере, себе и приспо-
собил! Торопился, словно последний год на свете жил.
Жадность на рыбалке — коварная штука.
Рыбалка требует прежде всего терпения. А у меня и
терпения никогда не хватало. Раскинул удочки — не
клюет, так я сразу на другое место. Нырнул бы, чтобы
подглядеть, где стоит рыба, где она в стаи сбилась, что-
бы черпать ее ведрами и мешками таскать домой. Не
притомился бы мешок с рыбой тащить в самую крутую
гору. И достиг своего... Не верите? Не верите и не надо!
Может быть, и еще с кем-нибудь такая же история, как
со мной, приключится, тогда у меня будет свидетель.
А пока я все же расскажу, как дело было.
Июньской зорькой выплыл я на большую воду. На
Чигре большой водой зовется середина озера. Самая
большая ширина его. Там затоплен лес, а в таких ме-
стах всегда рыба хорошо ловится. Чтобы ловить навер-
няка да побольше, поставил я длинную сеть.
Июнь — плохое время для рыбалки. Клюет всякая
мелочь, крупняк не берет. И жарко, и томно, и корма
много. Щука, как говорят, зубы меняет. Не знаю, верно
это или нет, но слух такой есть, что беззубая она в
июне, по крепким местам прячется и тощает. Зубы у
нее крепнут к осени, вот тогда-то она и начинает жадно
хватать.
Раскинул я сеть и поглядываю, не видать ли где рыб-
надзора, прислушиваюсь, не слыхать ли стука мотора
рыбнадзоровского катера.
Один конец сети у меня веревкой к корме привязан.
Вдруг лодку качнуло. На гладкой воде качнуло. Еще
47
рывок, другой, и лодку стремительно потянуло в сто-
рону, будто кто ее на буксир подхватил. Корма развер-
нулась и взяла направление на Ожерелье. Так назы-
вался глубокий залив с заболоченными непроходимыми
берегами.
Я ухватился за конец сети. Но тут же отдернул руку.
Меня тряхнуло, как будто я коснулся провода с высо-
ким напряжением.
Доводилось мне слышать от старых рыбаков: когда
крупный сом заваливается в сеть, то он может уволочь
лодку на много километров, а то и перевернуть.
Не сом ли поволок лодку? Никаких других причин я
не видел. На озере не было «вертячек», стояла в нем
вода спокойно. К тому же кто-то упорно тянул лодку в
одном, словно бы заданном направлении, в горловину
Ожерелья.
Ох, это мне Ожерелье! Опасное и мрачное место.
Стоят там по берегу мертвые сосны-великаны, давно они
высохли и загнили, и нет урагана, чтобы их повалить, а
пройти человеку туда ни зимой, ни летом не удавалось.
Просовы и окна в болотах и ключи подземные не дают
лечь ледяной кромке. Те, кто пробовал там на удочку
ловить, никогда не могли похвастать удачей. И мелюзга
не клевала. Но рыба там водилась. Щуки водились. Если
утка уведет туда выводок, не жди, хозяин, уток, все там
и останутся. Щуки их переловят. Гусь попадет — и его
под воду утащат. Весной там виден щучий бой изда-
лека. Не дай бог там лодку перевернет, тогда уж не вы-
плывешь...
Нет, в Ожерелье на таком буксире ни к чему мне
было заходить. Прыгнуть в воду, дождаться, пока умо-
рится подводный буксировщик? Но как же это без
борьбы такую рыбину упускать? За всю свою долгую
рыбацкую жизнь я такого экземпляра не то что не ло-
вил, но даже и не видывал.
С берега смотрят за моим путешествием рыбачки-лю-
бители, диву даются. Весла на месте, человек держится
за борта лодки, а его несет, как на быстроходном моторе
«Вихрь». Некоторые шутники мне даже ручкой помахи-
вали: плыви, дескать, привет! Крикнуть бы им: «По-
могите! Рыба меня волочет!» Да ведь засмеют, подлецы!
48
Не поверят, если рыбу упущу, а к тому и дело идет, что-
бы упустить. Ну как ее из воды выхватишь, как остано-
вишь ее бег под водой?
Затащило меня все же в Ожерелье, в полное безлю-
дье и глухую дикость природы. Лодка остановилась.
Я тихонько за веревку хвать! На себя ее потянул. Тя-
жело, ощутим груз в сети, а все же тянется. Ну, думаю,
рыбешку подхватил! На десяток рыбацких жизней слу-
чай. Пожалел, что топора у меня нет. Как я это чудище
буду в лодку втаскивать? По потягу груз чувствуется
пуда на два, а то чуть и побольше. Двумя руками тяну,
бортом воду черпаю.
Тяну и на воду поглядываю. Вот оно, чудо подвод-
ное! Тянется вместе с сетью темное, замшелое зеленое
бревно. Как свая, что под мосты ставят. А ведь это не
бревно, это щучья спина! Старой-престарой щуки-вели-
кана, озерной щуки. Мох на спине — это от древности,
и налипли у нее на чешую и ракушки и камешки. Как
панцирь спина. От такой и дробь отскочит, если стре-
лять.
А узнал я, что это не бревно, а щука, по пасти рас-
крытой с зубами длиной в финку и по глазам. Смотрит
она на меня злыми темными глазами и будто сказать хо-
чет: «Поймал ты меня, человечек, но я еще совсем не
твоя, мы еще с тобой поборемся, кто кого возьмет —
ты меня на сушу или я тебя в воду!»
Подтянул я ее к борту и не знаю, что делать. Рукой
такую не ухватишь, страшно к ней руку протянуть —
сожмет пасть, по локоть отхватит.
Вынул из уключины весло. Наметился по голове ее
ударить. Выжидаю удобную минуту. Не к спеху. Умо-
рилась она, знать, лодку мою таскавши. Завязал я сеть
потуже на корме, чтобы ей ходу не было, одно весло для
удара свободным держу, другим начал осторожно к бе-
регу выгребаться. Ближе, ближе... Ну, думаю, на бере-
гу-то я тебя обработаю...
А щука вдруг разинула пасть и глухим голосом гово-
рит мне:
— Отпусти меня, рыбачок, на свободу, обруби свои
нейлоновые путанки, отплачу я тебе, чем могу... А могу-
то я много, потому что я есть царица этого озера!
49
•— Брось, старуха! — говорю я ей в ответ.— Слышал
я сказку о рыбаке и рыбке. Пушкин наш, поэт, про то
сказку написал, все дети ее наизусть знают... Ни во что
это я не верю. Все это ерунда, и быть такого не может!
На сковородку ты, конечно, не годишься, но перед ры-
бачками будет мне чем похвастаться. Нет, не пущу я
тебя, старуха!
Покачала головой щука, ничего мне больше не ска-
зала. Только вдруг шевельнула хвостом и по днищу лод-
ки ударила.
Доски моей плоскодонки развалились, а меня потя-
нуло в глубину, веревка потянула, которую я для вер-
ности намотал себе на руку.
Всяк, кто на воде вырос да рыбалкой сызмальства
увлекался, плавать умеет. Руку я быстро из веревки осво-
бодил и взмахнул руками, чтобы вынырнуть. Подбро-
сило меня к самой поверхности, но сколько ни бился,
никак тонкую пленочку воды, что отделяла меня от воз-
духа, пробить не мог. Чувствую, что уже и воздуха в
легких не хватает, а я толкаюсь головой, как в стеклян-
ную стену, и все тут!
И слышу я как будто глухой нутряной смех. В ушах
отдается голос щуки:
— Не старайся, рыбачок. Стал ты теперь жителем
водяным, а не земным. Не пробьешься на воздух...
И дыши теперь свободно под водой, как мы, рыбы, ды-
шим... Зла тебе здесь никто не сделает, если сам на зло
не пойдешь!
Проговорила эту речь и исчезла в водяной тьме.
Побился, побился я у самой поверхности воды и, от-
чаявшись, опустился на дно. Надо разобраться, куда я
попал и что мне теперь делать.
Я никогда не был на дне глубокого озера. А вы
были? С аквалангом? Это пустяки. Если вы откроете
глаза в воде, ничего дальше двух-трех метров не уви-
дите. А мне все вокруг видно, все до малейшего ка-
мешка. И сквозь воду вижу все, что на берегу и в воз-
духе. Немного с переломом в изображении, словно не
реальный мир, а мир теней через тонкое матовое стекло.
И облака вижу, как они бегут по небу, и солнце.
И могу смотреть на солнце, глаза не слепит.
50
Ну, какое же все-таки дно у глубокого озера, сказоч-
ный мир подземного царства?
Слыхал я, что в озере самая большая глубина в Оже-
релье. И конечно, добавлялась обычная в таких случаях
легенда — при каждом большом озере эта легенда бы-
тует. И про Чигру все ту же легенду рассказывают. По-
мните? Стояла в глухом лесу церковь. Пришли на нашу
землю враги из далеких монгольских степей. Три дня
и три ночи штурмовали они, ломились на стены церкви,
и когда защитникам стало невмоготу, взмолились они
православному богу, чтобы сделал он их не видимы-
ми врагу. И исчезла с языческих глаз церковь, как
сквозь землю провалилась, а в том месте, где она
стояла, образовалось прозрачное и глубокое, бездонное
озеро.
Передо мной все эти легенды и чудеса разом рас-
крылись, словно бы кто нарочно старался меня пора-
зить.
Именно в Ожерелье на дне и стояла эта церковь.
Давненько, наверное, она сюда опустилась. Купола
ее, когда-то блиставшие золотом, потемнели и покры-
лись ракушками. Окна затянул зеленый мох. Двери от-
крыты. А вокруг застыла в вечном покое дубовая роща.
Неживая дубовая роща. Мореный, стальной крепости
дуб.
Нет на деревьях и на их ветвях листьев, и все же они
одеты в зелень. Тонкие водоросли вьются и текут по вет-
вям и сучьям. Как расчесанные косы русалок. Не отсюда
ли пошли россказни о русалочьих волосах, о русалочьих
щекотках насмерть?
По стволам умостились зеленые водяные губки, как
живые грибы...
Причудливый и мертвый лес...
Я проплыл над лесом и спустился на церковную па-
перть.
Даже и здесь, в воде, холодком потянуло от зияющего
провала дверей. Но чего же и кого в воде бояться? Пере-
ступил я порог.
По винтовой каменной лестнице (железо не дожило
бы до сих пор) поднялся на колокольню. Мне здесь
даже понравилось. Светло, и все же крыша над головой.
51
На колокольне я и решил обосноваться. И под водой
нужно какое-то жилье. Как бы вот только закрыться со
всех сторон, чтобы, когда засну, не вышло бы какого-
нибудь беспокойства. Из чего сделать стены? И как
их в воде делать? Не рыть же мне, как роют налимы,
нору!
Догадался!
Прыгнул с колокольни и поплыл на Пустошь. Так
называлась мель на озере, кормежное, по нашим пред-
ставлениям, место. Туда со всех деревень озерных сплы-
вались рыбаки и ставили сети. Я же под водой, разо-
бравшись, убедился, что на Пустоши меньше всего
рыбы. Ну да ладно, не о рыбалке сейчас речь.
Я довольно быстро нашел несколько сетей. Бились в
ячеях заскочившие туда по глупости лещишки и крас-
ноперки. Даже окунек один трепыхался в отчаянии и
страхе. Я посрезал ножиком (нашелся все же в кар-
мане) грузы и забрал сети. Прекрасные получатся
стены.
Колокольню обтянул со всех сторон в два ряда — ни
рыбешка, ни рак не проскочит. А пиявки, как я заметил,
меня сызмальства не трогали...
Устроился, словом...
Однако, пока устраивался, время шло... И к тому же
передвижения под водой отнимали энергию. Под ло-
жечкой начинало посасывать. Как же быть? Под водой
костра не разожжешь и уху не сваришь. Сырую рыбу
есть я на берегу, в той жизни, не привык. Однако мало
ли к чему я привык в той жизни! Отвыкать надо.
Выплыл я на светлую и чистую воду. Дно здесь было
песчаным, в песке высились круглые отшлифованные
валуны. Смотрю, стоит косяк судаков. На дне стоит, в
самой глубине. Приходилось мне промерять в этом ме-
сте озеро. Тридцать метров в глубину намерил. Я ти-
хонько подплыл. Рыба не пошевелилась. За своего они,
что ли, меня приняли или на такой глубине рыба во-
обще ничего не боится, не знаю. Я протянул руку к
крайнему судаку. Он лениво шевельнул плавниками, но
отплыть не успел. Я схватил его под жабры. Только то-
гда он забился. А стая как стояла на месте, так и не тро-
нулась.
52
Придавил я судака, содрал с него чешую и нарезал
ножиком на мелкие ломтики, чтобы легче глотать было.
Отведал сырой рыбы. И тут же все выплюнул. Нет, не
получается. Бросил я остатки... За ломтиками кинулась
мелкая рыбешка, окуньки и щурята.
Чем больше думал я, как мне устроиться с едой, тем
больше есть хотелось.
Поплыл я по озеру на промысел. Поближе к деревне.
Знал я, что в Ворониху, деревушку неподалеку от Оже-
релья, приехали московские рыбаки. На рыбалку выез-
жают они на лодке, выезжают на целый день. В лодку
кладут съестные припасы. Колбасу, хлеб, консервы.
Все это мне сейчас сгодилось бы. Забрать у них про-
виант — задача не сложная, а скорее забавная.
А вот и обе лодки, недалеко одна от другой. На дно
камни на веревках опущены, чтобы ветерком не сно-
сило. Веером вокруг лодок удочки раскинуты. Здесь и
донки с живцами, и поплавковые удочки с самой разно-
образной приманкой. А вокруг ни одной рыбешки. Ни-
кто из подводных обитателей не заинтересовался таким
угощением. Ждут рыбаки жданку и удачу.
Сначала я решил подшутить над ними. Обобрал все
донки и пескариков пустил на волю. Подплыл к самой
главной поплавковой удочке, к той, что держал в руках
рыбак. Осторожно подергал за леску и погрузил попла-
вок в воду. Рыбак выхватил удочку. Выхватил, конечно,
пустую. Даже приманка на крючке не тронута.
Смотрю — на крючок он посадил червя поживее.
Красного навозного червя. Помалкивает, перед товари-
щем не похвастался. Я опять за леску подергал. Рыбак
аж через борт перевесился. Отпускает, отпускает леску,
чтобы дать поглубже захватить. Не погружая поплавка,
я леску в сторону поволок, растянул ее на полную дли-
ну, а затем потопил поплавок. Крючок оборвал, а леску
на палец намотал. Удилище в дугу выгнулось, когда ры-
бак дернул его вверх.
Рыбак сейчас же отпустил леску и кричит товарищу:
— Подгребай скорее... Подсачком, подсачком?
Я тут такого черта зацепил — вытащить не могу! — А я
выбрал минутку, пока его товарищ с груза снимался, и
рванул леску. Удачный момент. Ослабли пальцы у ры-
53
бака, я и выхватил у него удочку. Припрятал удилище
на дне, а сам прислушиваюсь, как рождается легенда о
рыбине на два пуда, которая вырвала из рук удочку. Са-
мое теперь время еще больше их там удивить. Подплыл
я под лодку и рванул на себя веревку, которой был при-
вязан камень. Лодка качнулась, я еще рванул, и плоско-
доночка черпнула воды.
Наверху примолкли, никакое объяснение им в го-
лову не приходило, примолкли и насторожились. Я рва-
нул веревку еще раз. Рванул, и в сторону...
Лодка перевернулась.
Как я и рассчитывал, рыбак тут же вынырнул, а рюк-
зак с провиантом пошел ко дну.
Забавно было видеть, как заспешили лихие рыбачки
к берегу.
На берегу шум превеликий. Полдеревни собрали,
рассказывая, что напал на них сом в несколько пудов,
чуть было рыбака не утащил. А рыбак-то и про сома
ведет рассказ, и видел-то он его и чуть было не заар-
канил.
А я между тем исследовал рюкзак. Дня на три можно
было считать себя обеспеченным. Даже поллитровка
нашлась. Но что с ней делать в подводном царстве? Шу-
тить так шутить до конца!
Пока на берегу шли россказни о соме и о прочих
рыбацких подвигах, я подплыл поближе и выбросил на
прибрежный песок бутылку с водкой.
Что поднялось!
Как это так — из тихой воды да вдруг выскочила бу-
тылка с водкой? Ни волны, ни ветра, а бутылка выско-
чила...
Решено было тут же отпробовать — водка в бутылке
или вода. Отпробовали, еще больше повеселели...
А я забрался в свое жилье на колокольне, подзапра-
вился и лег спать.
Долго ли, коротко ли сказка сказывается, для меня
жизнь под водой пошла размеренным ходом. Заботило
меня только одно — как добывать себе прокорм. Еще
раза два я совершил нападения на рыбаков, и лодки с
озера как ветром сдуло. Боялись рыбачки выплывать на
лодках. Но это затишье было перед бурей. Не знал я,
54
что готовилась тем временем облава на подводное «чу-
дище».
Привезли на озеро двухсотметровый невод, погру-
зили его на моторный баркас и вышли «на охоту» во
главе с инспектором рыбнадзора.
Почему-то решили, что Пустошь — это мое излюб-
ленное место для прогулок. Забросили невод на Пу-
стоши. Один его конец тянет баркас с подвесным ве-
сельным мотором, другой заводит рыбнадзоровский ка-
тер.
Меня им не поймать, а вот косяк лещей, случайно
проходивший мимо, охвачен неводом, и деваться ему
некуда. Ишь рыбачки, как ловко они устроились! «Чер-
та» ловят, а гребут леща. Такая меня на них досада
взяла, решил им ловлю поломать.
В мотню леща уже набилось изрядно. Оставалось
только одно — обрезать веревки. Я сзади подплыл к не-
воду. Шел он внатяжку, нож легко взял нижнюю и верх-
нюю веревки.
На этот раз ни суеты, ни шума на берегу не случи-
лось. Инспектор рыбнадзора осмотрел невод и покачал
головой.
Там, на берегу, я был знаком с этим деловым и мол-
чаливым человеком. Был он невысок ростом, худенький
и злой. Злой на нас, на тех, кто ловил сетями.
Я близко подплыл к берегу и слышал, как он сказал:
— Завтра я распоряжусь... Ни одна лодка не должна
выходить на воду... В озере не все благополучно!
А я считал, что в озере как раз наступали благопо-
лучные времена.
Рыбаки на большее, чем забрасывать удочки с бе-
рега, не решались. Несколько самых злостных поста-
вили сети, думая пройти незамеченными в строгом ре-
жиме. Я сети снял.
К этому времени я вдруг подружился с обитателями
подводного мира.
Приглянулся мне жирный, с атласной чешуей лещ.
По старой жадности на рыбу я ухватил было его за
жабры. Конечно, я его тут же и отпустил бы, делать мне
с ним нечего. Но я увидел конец лески, торчащий у него
изо рта.
55
— Ну что, старичок! — посочувствовал я ему. — Под-
секло тебя рыбацкое счастье! Мы, брат, умельцы и жи-
вое и мертвое портить.
Раздвинул я пальцами рот лещу. Крючок зацепил его
неглубоко, можно было вынуть, не попортив губы. Я ос-
торожно надавил, и ржавый крючок вышел из мяса.
А леща отпустил...
Добрая слава на печке лежит, худая по дорожке бе-
жит. Кому не известна эта пословица? В какой-то сте-
пени она отмечает одну из черточек несовершенства
человеческого общества. А вот в подводном обществе
добрая слава не залежалась. Потекли к моему жилью, к
моей колоколенке, рыбки, рыбы и рыбины со всего
озера. Сколько же мы натеряли в губах, в небе крючков,
крючечков и тройников! Очень они портили жизнь ры-
бам. Так заделался я местным участковым хирургом.
Старым земским врачом, но врачом, к сожалению, на об-
щественных началах.
Благодарные пациенты пытались меня подкармли-
вать... Но все, что шло им в корм, мне было непригодно.
Лодки на озере не появлялись, разжиться едой станови-
лось все труднее. И если бы не браконьеры, то совсем
худо стало бы, пришлось бы перейти на сырое мясо.
Завалились на озеро городские браконьеры. Ничего-
то они не знали, приехали потихоньку не только от
рыбнадзора, но и от окрестных жителей. Я за ними не
углядел бы... Помог мой приятель лещ, которому я вы-
нул из губы крючок. Подплыл он ко мне и коснулся
своими ухватистыми губами. Что это, я думаю, он ко
мне? Или ласкается? Не похоже. Поторкался, потор-
кался мне в ноги и за руку начал ртом прихватывать,
словно зовет меня куда-то. Я поплыл за ним. Старик
обрадовался и, играючи, понесся в глухой край озера,
далекий от деревень.
Такой же залив, как и Ожерелье. Только помельче,
и красота в том заливе неземная. Стоят тихие сосны на
песчаном обрыве, глядятся в озерную зеркальную гладь,
а от них в стороны разбежались березки. Чистая там
вода, песок на дне...
Браконьеры сумели пробиться туда и расставили
сети. К сетям и привел меня старый лещ. Поняли озер-
56
ные обитатели, что я сила, что я могу сделать то, что
они не могут.
Сети богатые. Квалифицированные приехали жу-
лики... Жулики? А давно ли я сам ставил нейлоновые
сети? Как меняются у человека взгляды!
Две надувные лодки спустили на воду. Для отвода
глаз сидят с удочками. А возле машин сложены палатки.
И возле палаток туго набитые рюкзаки. Чем они на-
биты, я по одному их виду догадался. Как раз тем, что
мне сейчас крайне надобно. Как же взять эти рюкзаки?
Разработка этой операции долгих раздумий не потребо-
вала. С надувной лодки один из рыбаков перепоясывал
озеро спиннинговыми забросами. Кидал шумно, хлестал
воду. Блесну выбрал на самую крупную щуку. И леска
в один миллиметр, пудовый груз вытянет. Подобрался
я к очередному забросу и ухватил леску. И только ры-
бак наметился катушку обратно закручивать, я рванул
на себя всю эту снасть и вырвал спиннинг у рыбака.
Даже поиграться ему не дал.
Теперь надо было спешить. Меня даже мало интере-
совало, о чем расшумелись рыбаки, переживая такой не-
обыкновенный случай. Они все собрались на берегу,
куда подплыла лодка. И пока рассуждали, какая это
рыба выхватила спиннинг из рук их товарища, я под-
плыл к палаткам и метнул на берег спиннинг. Попал с
первого заброса. Подсек крючком плотный материал
рюкзака и тихо уволок его в воду. Рядом и второй ле-
жал, но его я захватить не успел — рыбаки зачем-то ки-
нулись к палаткам. Я прислушался, о чем они толкуют.
Оказывается, решили они выловить «рыбину», что спин-
нинг утащила, взрывом.
Опасное положение. Этак они меня оглушат. Смот-
ря, правда, чем будут действовать. Если толовой шаш-
кой, то я никак им не смогу помешать. Если какой са-
моделкой, то можно будет и предотвратить взрыв. Лод-
ки порезать? Но они могут бросить взрывчатку с берега.
Не хотелось покидать поле боя... К тому же много к
этой минуте собралось здесь рыб любопытных. Рыба
вообще любопытна по природе. Я считаю, только по-
этому она и попадается что в сеть, что на удочку. Не от
голода и не от жадности. Знает же ведь, что червяк си-
57
дит на крючке, а хочется поиграть с ним, снять его из
озорства. Вот и подсекают любопытных.
Вынесли рыбаки газовые баллончики, что употреб-
ляются для туристской плитки. Ах вот оно что! Я до-
гадался, какой способ они избрали для осуществления
своего замысла.
Ну, с этим можно справиться.
Неплохо было бы выкинуть эти баллончики изводы
и бросить их под палатки. Но так ведь и человека мо-
жно убить! Я решил ограничиться только предотвраще-
нием взрыва.
Надувная лодка отчалила от берега. Метрах в два-
дцати от куги, которая поднималась местами, указывая
на мелководье, баллончики были спущены на поплав-
ках в воду. Два баллончика, два шнура пеньковых. Длин-
ные шнуры — это они оставили себе время вернуться к
берегу.
И вот по воде побежали две огненные змейки.
Пока лодка отгребалась от взрыва, я подплыл под
баллончики и утопил их.
На берегу не заметили этого маневра. В ожидании
взрыва то ли отвернулись, то ли рябь на воде мешала
им разглядеть, что огоньки погасли. Ждали-пождали,
когда грянут два взрыва,—не дождались. Надо бы про-
верить, а боятся. Вдруг огонек еще теплится.
А я между тем занялся их сетями. Рыбу, что случайно
в сети завалилась, высвободил, сети свернул и остался
ждать лодку.
На берегу, видимо, убедились, что взрывов не будет,
и решили снять сети. От берега отчалили две лодки.
Я решил проучить пока лишь одного, но проучить так,
чтобы и другим было неповадно грабительством зани-
маться.
Выждал я минутку и ножом прорезал лодку. Когда
вышел из лодки воздух, рыбачок оказался в воде. Он
выругался и поплыл, в чем был, к берегу. Я его за ноги
и вниз. Ткнул несколько раз в камни носом, а потом,
чтобы он не захлебнулся, за шиворот выволок к
мели.
Вышел он из воды синьмя-синий, воду отхаркивает
и даже не ругается.
58
Его подхватили под руки дружки и спасатели и при-
нялись было откачивать. Но он оттолкнул их и сел на
берегу. Сел и обхватил голову руками. К нему пристают
с расспросами, что там с ним под водой приключилось,
а он не отвечает, только головой поматывает.
А когда уж очень к нему пристали, указал рукой на
воду и предложил:
— А ну, кто самый любопытный? Сплавай! А я по-
гляжу, как тебя черт о камни натолкает!
— Черт? — усомнился кто-то из его товарищей.—
Спьяну тебе и черт привиделся. Сети снимай! Сети де-
нег стоят!
На этот раз в лодку прихватили ружье, поплыли в
одной лодке вдвоем. Я им и вторую лодку порезал. Надо
было видеть, как рванули они к берегу! Но их я трогать
не стал. Шутки эти очень мало на шутки похожи, ра-
зорвется еще у какого храбреца сердце...
Наскучили мне они, прихватил я сети и рюкзак и
поплыл в свое жилище. С надеждой развязал у себя на
колоколенке рюкзак и ахнул: одни бутылки с пивом.
Еды какой-либо ни грамма.
Пригорюнился я, затосковал. Что делать?
Вдруг зашевелилась вода над подводным лесом. Вол-
ной мне в лицо ударило, в глазах потемнело. Поглядел
я и ахнул. Остановилась возле моей колоколенки зна-
комая мне старая щука. Плавниками чуть шевелит, а
вода из-под плавников волнами расходится. Встала она
чуть боком ко мне, смотрит на меня своим зеленым гла-
зом и вроде как улыбается. Что за чертовщина? Разве
рыба может улыбаться? А она и говорит своим глухим
голосом:
— Ну, как, рыбачок? Весело на рыбьем-то положе-
нии? Поубавилось у тебя жадности... Говорят, что даже
своим войну объявил?
— Отпусти ты меня, царица подводная, на сушу! —
взмолился я без дальних слов и специальных отступле-
ний...— Виноват! Никогда больше удочки в руки не возь-
му и сетей ставить не буду!
— А как я тебя молила — забыл?
— Что старое вспоминать! Глуп и жаден был!
— Ну вот что! Не отпустила бы я тебя отсюда... Да
59
мне твоя подмога нужна. Когда я была помоложе да по-
глупее, погналась я за серебристой рыбкой... А рыбка-
то оказалась не рыбкой, а блесной с тройником. Обре-
зала я зубами поводок, а тройник остался у меня в гор-
ле. До сих пор сидит, хотя прошло с тех пор ровно сто
лет... Отцепи ты этот крючок, а уж я тебя из воды вы-
зволю.
Подплыла она ко мне и пасть открыла. Пасть! Го-
лову сунешь, по плечи уйдешь. Не щука, а крокодил
озерный.
Делать, однако, нечего. И так плохо, и так скверно.
Запустил я ей в пасть руку по самое плечо. Зубы тор-
чат прямо возле моего горла. Шарю терпеливо, а сам
на зубы поглядываю. Нашел. Старинный тройник.
Якорьком трехгранным расходятся в стороны три зубца.
Теперь таких и не делают. Осторожно работал, чтобы
не очень чувствительно было царице подводной. Так бы
вот у нас врачи зубные работали. Вынул тройник. Он
уже гноем оброс и ржавчиной. Вынул руку и от щуки
откачнулся. Щука вильнула хвостом, замутила воду, и
меня, как пробку, наверх выбросило.
Плавать я теперь хорошо научился. Быстро выплыл
из Ожерелья и скорее на берег. Обсушился, простирнул
одежонку, чтобы илом не пахла, и домой побежал. Там
теперь небось волнение! Жена, наверное, решила, что
я утонул. Правда, меня все время смущало, что не ис-
кали меня в утопленниках... Но все же! Как свою от-
лучку жене объяснишь? Все по правде расскажешь —
нипочем ведь не поверит. Еще и обвинит, что где-ни-
будь кралю себе нашел и с ней прохлаждался.
Прихожу домой. Жены нет. Но, видно, недалеко от
дома отошла — дверь незаперта. Может, что на огороде
делает? Я ее звать не стал, сразу сунулся в печку. На
загнетке стоял чугунок щей. Наверное, на два дня варила.
Я их деревянной ложкой в один дух похлебал. Полка-
равая хлеба убрал. Чугунок каши умял. Когда кашу до-
едал, жена вошла. Поглядела на меня, будто бы ничего и
не случилось, словно мы только утром с ней расстались.
Я на нее исподлобья поглядываю, а сам кашу ем, никак
не могу оторваться. Ну, думаю, теперь объяснений на
неделю, а пока суд да дело, надо на неделю наедаться.
60
Она глядит на меня и головой качает:
— И совсем ты с этой рыбалкой с ума спятил! Смот-
ри, какой на тебя едун напал! Утром тарелку щей съел
и сейчас никак не остановишься!
Я такой напраслины не выдержал.
— Как это так утром?! Тебе, верно, приснилось,
мать... Когда утро-то было?
— Сейчас полдень... Сам считай, когда утро было...
Поперхнулся я кашей и за благо счел в дальнейшие
объяснения не пускаться...
СОДЕРЖАНИЕ
ОМУТНЯ ............................ 5
Рыбацкое счастье................ 6
«Карась!» — «Ась?» — «Вылазь!». 16
Теща в дом..................... 26
КОЛДОВСТВО........................ 35
ЧЕМУ ВЕРИТЬ?...................... 39
СКАЗ О РЫБАКЕ, СТАРОЙ ЩУКЕ И РЖА-
ВОМ ТРОЙНИКЕ................... 45
Р ж евин Михаил Михайлович
ОМУТНЯ — Новеллы
М. «Московский рабочий», 1971
64 с.	Р2
Редактор Л. Сурова
Художник Н. Кутилов
Художественный редактор Н. Игнатьев
Технический редактор М. Похлебкина
Издательство «Московский рабочий»,
Москва, ул. Куйбышева, 21.
ЛИ 1041. Подписано к печати 4/II-1971 г. Формат бумаги
84 X 1О8’/з2. Бум. л. 1,0. Печ. л. 3,36. Уч.-изд. л. 2,99.
Тираж 65 000. Тем. план 1970 г. № 230. Цена 10 коп. Зак. 3968.
Ордена Ленина типография «Красный пролетарий»,
Москва, Краснопролетарская, 16
К ЧИТАТЕЛЯМ
Издательство просит отзывы и пожелания
об этой книге присылать по адресу:
Москва, К-12, ул. Куйбышева, 21,
издательство «Московский рабочий».