ХАНС ШОЙФЛЕР ВИЛЬГЕЛЬМ ТИКЕ


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
МАРШ на БЕРЛИН
Падение Берлина
ВИЛЬГЕЛЬМ ТИКЕ
Эксмо^
Москва
2005


УДК 94(4) ББК 63.3(4) Ш 78
HANS SCHAUFLER / WILHELM TIEKE
DAS ENDE ZWISCHEN WEICHSEL UND ELBE 1944/45
© by Motorbuch Verlag, Postfach 103743, 70032 Stuttgart.
Ein Untemehmen der Paul Pietsch-Verlage GmbH & Co. All rights reserved.
Перевод с немецкого и научное редактирование Михаил Крысин
Шойфлер X., Тике В.
Ш 78 Марш на Берлин 1944—1945. — М.: Изд-во Эксмо, 2005. — 608 с.: ил.
ISBN 5-699-13028-4
Это издание фактически объединяет две книги водной обложке. Первая представляет собой воспоминания Ханса Шойфлера, непосредственного участника последних боев 1945 года, бывшего начальника связи 35-го танкового полка, затем — 4-й танковой дивизии. Это живое повествование о пережитом, наполненное личными впечатлениями и оценками. Именно этим объясняется то, что автор далеко не всегда объективен, — это тоже отражение взглядов того круга людей, той эпохи, той истории.
С не меньшим правом можно назвать историческим документом и вторую книгу историка и ветерана Второй мировой войны Вильгельма Тике. Однако это уже не воспоминания, а скорее летопись. Автор детально, буквально по дням прослеживает все события на Восточном фронте, точнее — на участке группы армий «Висла», оборонявшей Берлин. Приводимые им рассказы непосредственных участников последних боев за Берлин скрашивают сухое лаконичное повествование, внося в него собственные переживания, заставляя порой как будто переноситься на места описываемых ими боев.
Все эти и другие воспоминания бывших солдат вермахта так или иначе уже стали историей, а любой исторический документ всегда субъективен. Но в этом и состоит их ценность для историков и широкого круга читателей.
Руководитель проекта Андрей Ефремов Художник Максим Горбатов
УДК 94(4) ББК 63.3(4)
ISBN 5-699-13028-4
© Перевод с немецкого. М. Крысин, 2005 © ООО «Издательство «Эксмо», 2005


КОГДА ЛЮДИ ЗАБЫВАЮТ О ВОЙНЕ...
Жестокость, боль, унижения, смерть... Это неизбежные составляющие любой войны. Не бывает войны милосердной, не бывает войны без жертв, и среди них обязательно есть мирные люди. Вина за это всегда лежит на том, кто развязал войну.
Тема Второй мировой войны вызывает неизменный интерес в нашей стране. Воспоминания Ханса Шойфлера и исследование Вильгельма Тике представляют безусловный интерес для российского читателя как исторические документы, показывающие взгляд с немецкой стороны на последние бои 1945 года. Однако следует помнить о том, что, как и любой исторический документ, обе книги многое оставляют «за кадром».
Взглянуть с немецкой стороны на нашу Великую Отечественную войну, которая для солдат вермахта была всего лишь «Восточным походом», нам — советским, ныне российским гражданам — чрезвычайно сложно. Все равно как примерить на себя «антикварный» мундир солдата вермахта или войск СС... Самое сложное при этом — не забыть о том, кто ты есть на самом деле, на чьей стороне сражались твои отцы, деды, прадеды, благодаря кому ты живешь на этой земле... Не забыть о том, что люди в этой форме когда-то вторглись в нашу страну под командованием своих генералов, многие из которых не раз упоминаются в этой книге. Не забыть, как по приказам рейхскомиссаров и фюреров СС и полиции немецкие солдаты и их «русские товарищи» в форме полицаев, переделанной из мундиров СС, жгли наши деревни и убивали наших соотечественников. Как по приказам имперского уполномоченного по мобилизации рабочей силы Фрица Заукеля угоняли наш народ в самое настоящее рабство — работать на каменоломнях, германских военных заводах, батрачить на немецких фермеров. Многих «умерщвляли работой» или просто умерщвляли в нацистских концлагерях. Один из таких лагерей, Штутхоф, расположенный в дельте Вислы, мог бы оказаться в центре повествования танкиста Ханса Шойфлера, однако автор вспоминает о нем лишь в связи с гибелью его узников от бомб британской авиации...
События, описываемые в этой книге, происходили в те дни, когда недолгая и зловещая история Третьего рейха близилась к бесславному концу. В новогод-. нюю ночь с 31 декабря 1944 г. на 1 января 1945 г. германские войска начали контрнаступление в Эльзасе. Эта операция имела целью вернуть инициативу на Западе после провала наступления в Арденнах и задержать их продвижение к Рейну. Армии западных союзников оказались в трудном положении, и Черчилль обратился к Сталину с просьбой ускорить начало советского широкомасштабного наступления на Висле.
К этому времени вооруженные силы Германии насчитывали в своем составе около 10 миллионов человек и располагали 12 тысячами танков и САУ, 40 тысячами орудий и 8 тысячами самолетов. На Восточном фронте в начале января 1945 года находилось 180 дивизий вермахта, на Западном — 69, на


6
Ханс Шойфлер
Юго-Западном (в Италии) — 24; еще 16 дивизий стояли в оккупированных Дании и Норвегии и 10 — в самой Германии1.
Чтобы облегчить положение союзников в Арденнах и Эльзасе, Красная Армия по приказу Ставки Верховного командования начала наступление 12 января, на 8 дней раньше, чем было запланировано вначале. Три советских фронта — 1-й Украинский (Конев), 1-й Белорусский (Жуков) и 2-й Белорусский (Рокоссовский) — перешли в наступление. Так почти одновременно, с разницей в один день, начались Висло-Одерская и Восточно-Прусская операции. К вечеру 15 января немецкая оборона была прорвана. 17 января была освобождена Варшава. 23 января войска 1-го Украинского фронта вышли к Одеру в районе Бреслау (Вроцлава).
Наиболее слабым был центральный участок Восточного фронта, и здесь советское командование нанесло еще один удар в Венгрии. Руководство вермахта знало это слабое место. Еще в эти январские дни 1945 года начальник штаба сухопутных войск Германии генерал Хайнц Гудериан настаивал на эвакуации из Курляндии 30 дивизий группы армий «Север» (с 25 января 1945 г. — «Курляндия»). Это позволило бы, с одной стороны, найти подкрепления для Восточного фронта, а с другой — избежать проблем с эвакуацией этих войск в будущем. (Нехватка горючего для самолетов, кораблей и техники уже тогда составляла одну из главных проблем для немецкого военного руководства.) Но Гитлер был категорически против этого, считая, что Курляндская группировка сковывает значительные силы противника, которые в случае ее эвакуации будут брошены на Берлин.
Еще Наполеон в своих мемуарах, написанных на острове Святой Елены, предостерегал от того, к чему приводит полководца нежелание считаться с обстоятельствами и склонность к самообману. Против немецких армий — 2-й (группы армий «А», с 25.01.1945 — «Центр»), 4-й танковой и 9-й (группы армий «Центр», с 25.01.1945 — «Север») — советское командование выставило силы, превосходившие их более чем в пять раз. Соотношение сил в воздухе было еще хуже для немцев — примерно один к семнадцати.
Все это заставило Гитлера наконец вернуться к реальности и согласиться с планом переброски на Восточный фронт 32 дивизий (15 дивизий — с Западного фронта, 10 — из Курляндии, 4 — с Юго-Западного фронта и 3 — из Норвегии). Еще 4 дивизии дополнительно сформировало Главное оперативное управление СС, одну — главное командование ВМФ (ОКМ) и восемь выделил штаб резервной армии.
На Западном фронте осталось всего 54 дивизии, в результате чего соотношение сил изменилось в пользу западных союзников. О немецком контрнаступлении на Западе пришлось забыть. На Восточный фронт отправлялось почти все горючее и большая часть вооружения, техники и боеприпасов прямо с заводов. Но горючего все равно не хватало.
Вплоть до своих последних дней Гитлер продолжал обманывать себя, своих солдат и свой народ. Новые дивизии, формировавшиеся из курсантов военных училищ, резервистов, тыловиков, стариков и мальчишек, теперь вместо номеров получали более громкие названия — в честь героев немецкой истории («Шарнхорст» или «Клаузевиц») или более поздних «героев» национал-социалистского движения («Шлагетер»). Из подземелий имперской канцелярии на поверхность земли посылались неосуществимые приказы для дивизий, группировок и целых армий, которые с самого начала существовали только на бумаге
1 Forster G., Lakowski R. (Hrsg.). 1945. Das Jahr der endgiiltigen Niederlage der fas- chistischen Wehrmacht. Dokumente ausgewahlt und eingeleitet von G.Forster und R.Lakowski. — Berlin: Militarverlag der DDR (VEB), 1985. S. 29, 32.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
7
(как «армейская группа Штайнера») или уже прекратили свое существование, потеряв большую часть солдат и офицеров (как 9-я армия Буссе).
Последние надежды на спасение Третьего рейха Гитлер и его окружение связывали с неизбежным, по их мнению, противостоянием между Советским Союзом и западными державами. Как-то на одном из совещаний 27 января 1945 года Гитлер внезапно спросил: «Неужели вы думаете, что англичане искренне восхищены русскими?»
«Я приказал подбросить им сообщение, — заявил Гитлер. — Из него они узнают, что русские выставили армию из 200 тысяч немецких пленных под командованием немецких офицеров, совершенно зараженных коммунизмом, и что эта армия войдет в Германию. Это окажет на них такое действие, словно их проткнут булавкой»1.
Подобные попытки посеять недоверие между союзниками по антигитлеровской коалиции продолжались до самой капитуляции. Сохранилось несколько десятков проектов МИДа, СС и НСДАП о послевоенном «мирном урегулировании», авторы которых призывали пожертвовать частью национал-социалистских принципов ради спасения рейха и заключения союза с западными державами. В числе авторов — министр иностранных дел Риббентроп, брига- денфюрер СС Франке-Грикш (начальник I кадрового управления РСХА), группенфюрер СС Отто Олендорф, рейхсляйтер Мартин Борман и другие. В одном провокационном документе под названием «Приложение 4 к Генеральному плану 1945»2 предлагалось даже заключить сепаратный мир с Советским Союзом и создать федерацию Германии и России, чтобы затем повернуть объединенные армии на Запад, против Англии и Америки. Но все эти усилия не увенчались успехом. Раскол между союзниками действительно произошел, но лишь через год после того, как Третий рейх перестал существовать.
Зато насчет «армии из немецких военнопленных» Гитлер оказался почти провидцем... В марте 1945 года на Восточном фронте стали все чаще появляться агитаторы из так называемой «армии Зейдлица». Так командование вермахта называло немецких солдат и офицеров, которые, находясь в советском плену, образовали «Союз немецких офицеров» во главе с генералом фон Зейдли- цем и присоединились к Национальному комитету «Свободная Германия». Они с риском для жизни проникали в расположение немецких войск и агитировали солдат вермахта, чтобы те сложили оружие и прекратили бессмысленное сопротивление. В нашей стране, как и в бывшей ГДР, в свое время об этом писали не так уж мало. Из книги Вильгельма Тике становится особенно ясно, насколько масштабной была деятельность этих антифашистов из «армии Зейдлица». И если бы не ярая антисоветская пропаганда, доводившая немцев до истерического страха (они даже убивали своих тяжелораненых солдат, чтобы не оставлять их в советском плену), в последний месяц войны удалось бы избежать многих жертв, в том числе и среди немецкого гражданского населения.
Когда же в апреле 1945 года советские войска приступили к Берлинской операции, последняя надежда на ссору между союзниками по антигитлеровской коалиции или на то, что англичане и американцы, вопреки Ялтинским договоренностям, решат первыми занять Берлин, развеялась как дым. Теперь каждый надеялся успеть вовремя сбежать на Запад, за демаркационную линию, проходившую по реке Эльба, чтобы сдаться в плен американцам или англичанам, но только не русским. Распространявшиеся пропагандой Геббельса слухи о жестокости русских по отношению к пленным, суровая русская зима, Си¬
1 Цит. по: Мельников Д., Черная JI. Преступник № 1. Нацистский режим и его фюрер. — М.: Издательство АПН, 1981. С. 399—400.
2 Сам «Генеральный план 1945» не сохранился.


8
Ханс Шойфлер
бирь — все это заставляло целые немецкие армии бежать на Запад, наплевав на все приказы Гитлера «оборонять Берлин до последнего»... И почему только те же самые солдаты вермахта не боялись «русской зимы», начиная «Восточный поход» 22 июня 1945 года?
Последние бои в устье Вислы в конце апреля — начале мая 1945 года, которые в наших глазах представляются как бессмысленное сопротивление, обер-лейтенант 35-го танкового полка Ханс Шойфлер называет «величайшей в истории человечества миссией». Почему? Потому что они, «солдаты последнего часа», последние солдаты вермахта на этом клочке Балтийского побережья, пытались ценой своей жизни выиграть время для эвакуации двух миллионов немецких беженцев «с Востока» — из Восточной и Западной Пруссии, «генерал-губернаторства» (то есть Польши) и Прибалтики. Что ж, миссия действительно благородная, хотя назвать ее «величайшей в истории человечества» трудно даже с натяжкой. Видимо, понимая эту натяжку, автор не скупится на эпитеты о жестокостях и зверствах Красной Армии. В доказательство своей правоты он лишь приводит слух о резне в деревне Неммерсдорф и цитирует советскую листовку, якобы написанную Ильей Эренбургом с санкции Сталина, призывающую бойцов Красной Армии «убивать, убивать, убивать» всех немцев без пощады. Вот, дескать, что ждало бедных немецких людей, женщин, детей, стариков...
Читать об этом поначалу непривычно, даже страшно... Могло ли случиться такое, чтобы наши солдаты-освободители стали вести себя на манер тех же гитлеровских карателей?
Обратимся к той самой листовке, текст которой якобы написал Илья Оренбург с санкции Сталина... Пропаганда Третьего рейха вообще люто ненавидела Оренбурга: мало того, что коммунист и конкурент-пропагандист из стана врага, да к тому же еще и еврей. По крайней мере, не менее известному в нашей стране Константину Симонову, чьи статьи печатались в той же газете «Красная Звезда», от геббельсовской пропаганды доставалось куда меньше. Оренбург считался в Третьем рейхе чуть ли не символом «жидовского большевизма»... Статьи, написанные им в годы войны, действительно жесткие, возможно, даже жестче, чем у Симонова. И среди них действительно есть статья под названием «Убей!». Приводим ее полностью:
«Вот отрывки из трех писем, найденных на убитых немцах.
Управляющий Рейнгардт пишет лейтенанту Отто фон Шираку:
«Французов от нас забрали на завод. Я выбрал шесть русских из Минского округа. Они гораздо выносливей французов. Только один из них умер, остальные продолжали работать в поле и на ферме. Содержание их ничего не стоит, и мы не должны страдать от того, что эти звери, дети которых, может быть, убивают наших солдат, едят немецкий хлеб. Вчера я подверг легкой экзекуции двух русских бестий, которые тайком пожрали снятое молоко, предназначавшееся для свиных маток...»
Матеас Димлих пишет своему брату ефрейтору Генриху Димлиху:
«В Лейдене имеется лагерь для русских, там можно их видеть. Оружия они не боятся, но мы с ними разговариваем хорошей плетью...»
Некто Отто Эссман пишет лейтенанту Гельмуту Вейганду:
«У нас здесь есть пленные русские. Эти типы пожирают дождевых червей на площадке аэродрома, они кидаются на помойное ведро. Я видел, как они ели сорную траву. И подумать, что это — люди...»
Рабовладельцы, они хотят превратить наш народ в рабов. Они вывозят русских к себе, издеваются, доводят их голодом до безумия, до того, что, умирая, люди едят траву, червей, а поганый немец с тухлой сигарой в зубах философствует: «Разве это люди?..»


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
9
Мы знаем все. Мы помним все. Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятье. Отныне слово «немец» разряжает ружье. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал. Если ты думаешь, что за тебя немца убьёт твой сосед, ты не понял угрозы. Если ты не убьешь немца, немец убьет тебя. Он возьмет твоих и будет мучить их в своей окаянной Германии. Если ты не можешь убить немца пулей, убей немца штыком. Если на твоем участке затишье, если ты ждешь боя, убей немца до боя. Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного немца, убей другого — нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай верст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! — это просит старуха-мать. Убей немца! — это молит тебя дитя. Убей немца! — это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!»1
Вот только датирована эта статья не весной 1945 года, когда советские войска уже вошли в немецкие деревни, где оставались лишь беззащитные женщины, дети и старики, а июлем 1942 года, когда нацисты стояли на нашей земле и расправлялись с нашими мирными жителями.
Но стоп. Давайте на минуту скинем с себя музейный мундир обер-лейте- нанта вермахта и взглянем на все это с другой стороны. Вспомним, что творили представители «цивилизованной» гитлеровской Германии в черных кителях с черепами в петлицах на территории Советского Союза. Вот несколько фактов, остальные можно прочитать в документах Нюрнбергского процесса, на котором судили главных нацистских военных преступников.
Многие знают о сожженной дотла деревне Хатынь в Белоруссии. Там теперь мемориальный памятник, туда приезжают экскурсии. Но сколько еще их — сожженных, растоптанных гитлеровцами и... забытых? Не счесть! Только в одном Кировском районе Смоленской области были сожжены вместе с женщинами: поселок Засецкий — конец октября 1941 г.; деревня Дмитровка — 20 января 1942 г.; деревня Липовка — 22 января 1942 г.; деревня Орловка — 22 января 1942 г.; деревня Михалево — 31 января 1942 г. А в деревне Ковыльня фашисты забросали два глубоких колодца живыми детьми и глумились над женщинами — матерями детей. Сравните даты. И прочтите начало статьи Эрен- бурга.
Бесконечно жаль немецких детей и женщин — но это лишь малая доля тех страданий, которые принес человечеству фашизм, тот фашизм, на стороне которого воевали X. Шойфлер и В. Тике — авторы этой книги. Это лишь та, сжатая гитлеровцами, пружина, которая, распрямившись, ударила по ним самим, по их теперь уже беззащитным старикам, женщинам и детям.
Видимо, те зверства, которые фашисты творили на территории СССР, не оставляли им надежды на милосердие победителей, потому они и стремились запугать население Германии «большевистскими ордами». Фашистами была создана целая система по уничтожению людей — «лагеря смерти», газовые камеры, крематории и просто расстрелы, виселицы, костры... Как сказала бывшая узница концлагеря, созданного нацистами в Смоленской области, никогда, ни в какие времена, никто на нашей прекрасной планете Земля не вправе забыть слова бывшего коменданта лагеря Освенцим оберштурмфюрера СС Хёсса. Когда ему задали вопрос: «Правда ли, что эсэсовские палачи бросали живых детей в пылающие печи крематория?», он заявил: «Те, кто был пригоден для работы, отправлялись в лагерь. Остальные немедленно посылались на уста¬
1 Опубликовано в газете «Красная Звезда» от 24 июля 1942 г. (№ 173 [5236].)


10
Ханс Шойфлер
новки для уничтожения. Дети младшего возраста уничтожались без исключения, так как вследствие своего возраста не могли быть использованы на работе...»1
Это была политика Третьего рейха...
А между тем в 1945 году, когда солдаты Красной Армии уже шли по дорогам Германии, Илья Эренбург призывал совершенно к другому — не к мести, а к милосердию. Вот еще одна его статья, о которой, очевидно, не знал Ханс Шойфель и которая так и озаглавлена «27 апреля 1945 года»:
«...Мы никогда не были расистами. Руководитель нашего государства сказал миру: не за то бьют волка, что он сер, а за то, что овцу съел. Победители, мы не говорим о масти волка. Но об овцах мы говорим и будем говорить: это длиннее, чем жизнь, это — горе каждого из нас.
Я еще раз хочу напомнить, что никогда и не думал о низкой мести. В самые страшные дни, когда враг топтал нашу землю, я знал, что не опустится наш боец до расправы. «Мы не мечтаем о мести. Ведь никогда советские люди не уподобятся фашистам, не станут пытать детей или мучить раненых. Мы ищем другого: только справедливость способна смягчить нашу боль. Мы хотим уничтожить фашистов: этого требует справедливость...»
Когда я писал эти строки, немцы были в Ржеве. Я повторю это и теперь, когда мы в Берлине... Издавна говорят, что победители великодушны. Если можно в чем-то упрекнуть наш народ, то только не в недостатке великодушия. Мы не воюем с безоружными, не мстим неповинным. Но мы помним обо всем, и не остыла и не остынет наша ненависть к палачам Майданека, к вешателям и поджигателям. Скорее отрублю свою руку, чем напишу о прощении злодеев, которые закапывали в землю живых людей, и я знаю, что так думают, так чувствуют все граждане нашей Родины, все честные люди мира»2.
Это было напечатано в той же газете «Красная Звезда» в 1945 году. Таким образом, не исключено, что листовка на русском языке со статьей Ильи Эрен- бурга трехгодичной давности была отпечатана по заказу отдела пропаганды вермахта, составлявшего воззвания для Власова и вербовавшего пленных красноармейцев в так называемые «восточные батальоны». А призывы советского руководства к бойцам Красной Армии «убивайте, убивайте, убивайте!» были не более чем фальшивкой гитлеровской пропаганды. Всего три года, три тяжелых военных года, за которые наши советские войска сумели освободить свою родину и даже оккупированные гитлеровцами соседние страны, — и смысл статьи оказался искажен до наоборот.
Правда, это не значит, что все бойцы Красной Армии вели себя корректно с местным населением. Слишком много ненависти накопилось, слишком много зла причинили нам гитлеровские оккупанты. И вполне возможно, что резня в Неммерсдорфе действительно была фактом, а не слухом.
Чтобы окончательно выяснить правду, накануне 60-летия победы в Великой Отечественной войне мне пришлось лично побеседовать с некоторыми из наших ветеранов, участвовавшими в этих последних боях, и задать щекотливый вопрос: а как относились наши к мирному населению Германии?
Один из участников Берлинской операции, командовавший в те дни минометной батареей, кавалер ордена Красного Знамени, трех орденов Отечественной войны I и II степени и трех орденов Красной Звезды, рассказал, что если в Польше их встречали с распростертыми объятиями, то в Германии было неско¬
1 Цит. по: Мельников Д., Черная JI. Империя смерти. Аппарат насилия в нацистской Германии 1939—1945. — М.: Политиздат, 1987. С. 286.
2 Цит. по: Константин Симонов, Илья Эренбург. В одной газете / 2-е изд. — М.: Издательство АПН, 1984. С. 308—309.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
11
лько иначе. В некоторых домах встречали, принимали на постой. В других — открывали неохотно, а то и вовсе делали вид, что никого нет дома. Только занавеска чуть колыхнется на окне, и — тишина внутри. Порой случались и срывы: «Так, значит, никого нет дома? Так вот вам!» И — очередь из автомата по запертым дверям... После того, что творили гитлеровские оккупанты в наших деревнях, остается только удивляться, что подобных инцидентов или даже других «Неммерсдорфов» было так мало...
Вместо этого, как признает другой автор, историк Вильгельм Тике, тоже участвовавший в боях Второй мировой войны с германской стороны, советские солдаты угощали сигаретами пленных немцев в Берлине 2 мая 1945 года. Лечили их в своих госпиталях. Кормили — кстати, сытнее, чем в британской оккупационной зоне, хотя, в отличие от англичан, и не давали пленным такой свободы передвижения... Ополченцев из фольксштурма, пацанов из «Гитлерю- генда» и всех, кто был признан непригодным к воинской службе вследствие ранений, после выздоровления отпускали по домам...
Политика Советского Союза, в отличие от политики Третьего рейха, направленной на уничтожение населения на захваченных территориях (это доказано огромным количеством документов, об этом говорят материалы Нюрнбергского процесса), напротив, не предполагала расправу с мирным населением, хотя отдельные жестокие эпизоды войны в отношении жителей захваченных территорий неизбежны. Но и командование, и политическое руководство Красной Армии всячески старались не допустить в рядах бойцов вспышек ярости. Объясняли, что простые немцы не виноваты в преступлениях нацизма. Что они и так уже слишком запуганы рассказами геббельсовского радио о том, что сделает с ними Красная Армия, если вступит в Германию.
Впрочем, сам Ханс Шойфлер в конце концов замечает: «К чести советских войск следует сказать, что подавляющая часть их была настроена и вела себя гораздо человечнее, чем предписывал этот страшный приказ (то есть призыв «Убей немца!»)». После этой фальшивки не удивительно, что подлинные листовки, в которых маршал Рокоссовский призывал немецких солдат сдаваться в плен, воспринимались как коварный обман. «Какими же дураками, должно быть, считали нас советские пропагандисты? — восклицает Шойфлер. — Лишь немногие из нашей дивизии вняли этим призывам и сложили оружие, бросив в беде женщин, детей и своих сослуживцев». А в этом-то, очевидно, и состояла цель пропагандистов вермахта...
И действительно, над прифронтовыми районами немцы сбрасывали листовки тоннами. По словам очевидцев — участников Великой Отечественной войны и ее последних боев, они как снег покрывали землю, так что кругом было белым-бело от них... Эти листовки летали в воздухе даже во время штурма Берлина советскими войсками. Не белела ли среди них и статья Ильи Эрен- бурга, извлеченная на свет нацистскими пропагандистами спустя три года после ее написания?
Геббельсовская пропаганда запугивала не только немцев, но и пленных англичан, французов, поляков. (Американцы, вступившие в войну сравнительно недавно, не успели особенно пострадать от этой пропаганды.) Так, Ханс Шойфлер рассказывает о 32 британских офицерах, освобожденных из офицерского лагеря военнопленных советскими войсками. Увидев, что русские отправляют их куда-то на восток, перепугались: а не в Сибирь ли? И решили бежать, а потом пошли на предательство, изъявив желание даже воевать на стороне врага! В советские времена это назвали бы типичным проявлением «классовой ненависти». Может, и здесь есть доля правды, но добавим, однако, что отдел пропаганды вермахта перед этим несколько месяцев «кормил» британских пленных рассказами о «зверствах русских», особенно в последние месяцы войны. Из та¬


12
Ханс Шойфлер
ких перебежчиков был даже сформирован «Британский добровольческий легион войск СС», насчитывавший около 1500 человек. Его возглавил молодой британский авантюрист Джон Эмери, сын первого лорда Адмиралтейства и министра по делам Индии и Бирмы JT. Эмери, бежавший в Германию. Англичане не церемонились со своим «островным Власовым». Эмери-младшего повесили без лишних слов, даже невзирая на влиятельного папашу1. И, в отличие от нас, в Англии до сих пор никто и не думает оправдывать его как «борца с тиранией Виндзоров», как у нас Власова. Повесили — значит, было за что!
Что же касается беженцев с «восточных территорий», то руководство Третьего рейха заботилось о них не из человеколюбия. 22 февраля 1945 года был издан указ о тотальном учете всех военнообязанных мужчин из эвакуированных и пострадавших от воздушных налетов районов за подписями шефа ОКВ фельдмаршала Кейтеля, начальника партийной канцелярии Бормана, министра пропаганды рейха Геббельса и генерального уполномоченного по использованию рабочей силы Заукеля2. Те, кто не мог воевать на фронте, — а это касалось прежде всего женщин, детей и стариков, — должны были служить своего рода «живым щитом» для немецких войск, а может быть, даже и подстегивать «солдат последнего часа», как тот же обер-лейтенант Ханс Шойфлер, к бессмысленному сопротивлению. Сохранились и другие немецкие документы. Среди них — приказ «О фанатизации борьбы», составленный генерал-фельдмаршалом Рундштедтом (в то время — командующим Западным фронтом) на основе циркулярного письма Гитлера от 21 сентября 1944 года. Вот что говорилось в нем:
«Фюрер приказал: поскольку борьба на многих участках перекинулась на немецкую территорию и немецкие города и деревни оказались в зоне боевых действий, необходимо фанатизировать ведение нами боев... Я прошу гаулейтеров воздействовать на население в подходящей форме, чтобы оно осознало необходимость этой борьбы и ее последствия, которые коснутся каждого. Ожесточенность боев может вынудить к тому, чтобы не только пожертвовать личной собственностью, но и уничтожить ее из военных соображений или потерять в борьбе. В этой суровой борьбе за существование немецкого народа не должны щадиться даже памятники искусства и прочие культурные ценности. Ее следует вести до конца...»3
В случае проявления «пораженческих настроений» не только любому солдату вермахта или войск СС, но и мирным жителям грозил приговор «летучего полевого суда»4. В другом приказе говорилось, что «в тех домах, где будет вывешен белый флаг, все лица мужского пола подлежат расстрелу»5. В последние дни войны фашисты расстреливали и вешали своих солдат, заподозренных в пораженческих настроениях, даже без видимости суда. Таким образом, мирные жители становились заложниками преступной политики Третьего рейха.
1 Butler R. The Black Angels. A History of the Waffen-SS. — New York, 1979. P. 150.
2 1945. Das Jahr der endgultigen Niederlage der faschistischen Wehrmacht. S. 165 (Dok.68).
3 Из приказа о «фанатизации борьбы». Приложение к циркулярному письму 255/44 от 21.9.1944 // «Совершенно секретно! Только для командования!» // Сборник документов. — М.: Наука, 1967. — С. 553—554.
4 См. «Постановление о применении «летучих полевых судов» в отношении также и гражданского населения» от 25 февраля 1945 года: 1945. Das Jahr der endgu- ltigen Niederlage der faschistischen Wehrmacht. S. 58.
5 Dokumente zur deutschen Geschichte, 1942—1945 / Hrsg. von O. Groehler, W. Bleyer, u.a. — Berlin: Deutscher Verlag der Wissenschaften (VEB), 1977. S. 110 (Dok.78).


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
13
Нелишним будет заметить, что в сентябре 1944 года, за неделю до написания этого приказа, советские войска освободили один из пригородов Варшавы — Прагу. До границы Германии, существовавшей до 1938 года, оставалось еще несколько сотен километров. Но руководители Третьего рейха считали Польшу «немецкой территорией». Западные районы Польши — Варталанд, Силезия, Поморье, Данциг — были аннексированы и вошли в состав Германии, остальные — образовали так называемое «генерал-губернаторство». Просто «генерал-губернаторство», без названия, так как само слово «Польша» в Третьем рейхе не употреблялось. Такого географического понятия больше не было, как не было бы и России, успей гитлеровские войска захватить Москву и дойти до Урала... Кстати, само понятие «восточные территории» включало в себя прежде всего оккупированные нацистами Польшу («генерал-губернаторство»), Прибалтику («рейхскомиссариат Остланд»), Чехию («протекторат Богемии и Моравии»), западные районы Украины («округ Галиция») и Белоруссии («округ Белосток»). Все эти территории подлежали «колонизации», то есть заселению гражданами рейха «германской национальности». Разработкой этих планов «колонизации» занималось Главное имперское управление СС по делам расы и поселений (RuSHA) совместно с «Восточным министерством» Розенберга, руководством НСДАП и СС и другими министерствами рейха.
Правда, уже осенью 1942 года гитлеровские разработчики оккупационной политики начали понимать, что увязшая в боях на Востоке Германия не в силах сразу же осуществить планы колонизации восточных земель, а сами эти лозунги лишь еще больше провоцируют местное население к сопротивлению. Высокопоставленный чиновник «Восточного министерства» Отто Бройтигам в своем меморандуме от 25 октября 1942 года категорически предостерег против открытых разговоров о предстоящей германизации восточных территорий и заселении их немецкими колонистами. При этом сам Бройтигам (благо, его меморандум был сугубо конфиденциальным) признавал, что Германия действительно стремится к «приобретению колониальных земель с целью организации поселений и экономической эксплуатации»1. Вслед за ним призыв временно воздержаться от подобных лозунгов повторил Геббельс. В своей директиве от 15 февраля 1943 года, направленной всем рейхслейтерам, гаулейтерам и руководителям областных отделов пропаганды, он заявил о недопустимости любых заявлений о будущей колонизации восточных территорий, основании немецких поселений, выселении местных жителей и т.п., так как подобные высказывания «только предоставили бы советской пропаганде удобный повод для утверждения, что Германия ставит народы Востока на одну ступень с неграми»2. Впрочем, новые пропагандистские установки были необходимы только потому, что к 1943 году Германия начала испытывать острую необходимость в дополнительных людских ресурсах для фронта и для военной промышленности.
Именно так в устье Вислы рядом с немецкими беженцами оказались «высокомерные господа из Ревеля и Риги в тяжелых меховых шубах», русские добровольцы из армии Власова, бежавшие от гнева своих соотечественников, и тому подобные отбросы, предавшие свои народы и сотрудничавшие с гитлеровскими оккупантами.
1 Нюрнбергский процесс над главными немецко-фашистскими военными преступниками. Сборник материалов в 3 томах. Том 2. — М.: Юридическая литература, 1965. С. 230-231.
2 Анатомия агрессии. Новые документы о военных целях фашистского германского империализма во Второй мировой войне. / Пер. с нем. — М.: Прогресс, 1975. С. 249-250 (Док. 37).


14
Ханс Шойфлер
Немецкие беженцы, как и солдаты вермахта, стали заложниками преступной политики Третьего рейха. Почему советские подлодки и авиация, «прохлопав» столько кораблей с беженцами, покидавших Данцигскую бухту, вдруг решили обрушить свои торпеды и бомбы на теплоход «Гойя», на котором вместе с солдатами почему-то оказались и беженцы? И случилось это, надо заметить, только после начала эвакуации основной части немецких войск из устья Вислы... Военные транспорты не плавают под белым флагом, а гражданские — не везут на борту солдат... Впрочем, гитлеровские «подводные пираты» Дёница, уничтожившие гораздо больше гражданских кораблей, не считались с такими мелочами.
Заложниками политики Третьего рейха становились не только беженцы. В апреле 1945 года, когда советские войска уже начали штурм Берлина, в концлагере Заксенхаузен (расположенном в 30 километрах к северу от Берлина) начался набор заключенных для зачисления в 36-ю дивизию войск СС «Дирле- вангер». Сначала в эсэсовскую форму одели цыган, потом — немецких политзаключенных. (Большинство немецких уголовников вступило добровольцами в войска СС еще летом и осенью 1944 года, за это им «скостили» еще не отбытый срок заключения.) Цыган сразу же куда-то вывезли, немцев — погнали на обычные работы прямо в униформе СС1. Ставка делалась на то, что недавний заключенный, одетый в униформу СС, автоматически становится солдатом, а в случае пленения — военнопленным со всеми вытекающими отсюда последствиями. К тому же в Германии в это время упорно курсировал слух, что союзники по антигитлеровской коалиции объявили всех членов СС военными преступниками и будут расстреливать их на месте. В руководстве СС, видимо, прекрасно понимали, что толку от таких новоиспеченных солдат будет мало, но как «живой щит» и они могут сгодиться...
Любопытно, что в дельте Вислы, где разворачивались события, о которых рассказывает Ханс Шойфлер, находился один из крупнейших нацистских концлагерей — Штутхоф. И пока «солдаты последнего часа» пытались выиграть время для эвакуации толп беженцев, эсэсовцы спешно уничтожали следы своих преступлений в Штутхофе, включая и самих узников.
Концлагерь Штутхоф был создан в сентябре 1939 года. Его первыми узниками стали так называемые «гражданские заключенные» — 6 тысяч поляков из Поморья. Позднее в лагерь стали доставлять евреев, французов, немцев, бельгийцев и узников других национальностей. За все время существования лагеря через него прошли 120 тысяч заключенных из 19 стран Европы. Из них 85 тысяч нашли там свою смерть. Набор средств для уничтожения людей был «классическим»: «умерщвление с помощью работы», бесчеловечные медицинские эксперименты, целенаправленное уничтожение в газовых камерах и т.п. «Фабрика смерти» в Штутхофе, организованная с чисто немецкой педантичностью, производила мыло из человеческого жира, в производство шли также волосы, кости; целые склады были набиты одеждой и личными вещами узников. 25 января 1945 года, в связи с приближением советских войск, гитлеровцы начали эвакуацию лагеря и его филиалов на Запад. 15 тысяч заключенных погибли в ходе пешего перехода, остальные были освобождены по дороге частями Красной Армии в марте 1945 года.
В последние дни апреля 1945 года немцы погрузили последних 7 или 8 тысяч заключенных на лайнер «Кап Аркона» и небольшой пароход «Тильбек» и
1 Sachsenhausen. Dokumente, Aussagen, Forschungsergebnisse und Erlebnisberichte iiber das ehemalige KZ Sachsenhausen. Hrsg. von der Zentralleitung des Komitees der Antifaschisten und Widerstandskampfer der DDR. — Berlin: Deutscher Verlag der Wis- senschaften (VEB), 1974. S. 152.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
15
вывезли в Германию. Они встали на якорь под белым флагом в Нёйштадтской бухте, рядом с другим бывшим лайнером «Дойчланд», переоборудованным в плавучий госпиталь для немецких солдат. Здесь они стали жертвой британской авиации. Все три корабля были подожжены фугасными бомбами и затонули.
История гибели последних узников Штутхофа не только трагическая, но и почти детективная. Англичане обвиняли немцев, что это они убили узников, находившихся на борту. Немцы винили английских летчиков, якобы знавших, что на борту находятся заключенные. Но бросается в глаза следующее: на огромном плавучем госпитале «Дойчланд», на котором плыли только немцы, к моменту налета уже не было ни одной живой души. На «Кап Арконе» — 6 или 7 тысяч заключенных. На «Тильбеке» — одна тысяча. О немецкой команде или других пассажирах не упоминается ни словом... Заключенные были заперты на нижней палубе, спаслись лишь те, кому удалось разбить иллюминаторы и броситься в море. Возникает вопрос: не были ли эти несчастные просто брошены в Нёйштадтской бухте, в надежде, что авиация союзников рано или поздно пустит их ко дну, не имея возможности разобраться, что это за суда и кто находится на борту? Во всяком случае, бывшим хозяевам Штутхофа не было никакого резона заботиться о спасении своих жертв. Нельзя исключать также, что немецкие охранники сами подорвали или затопили брошенные корабли — такие случаи были в конце войны. А после всего того, что творили эсэсовцы в концлагерях, аналогичных Штутхофу, подобное предположение кажется вполне вероятным.
Как случилось, что цивилизованная страна, родина Шиллера, Гёте, Гейне, создавшая огромное культурное наследие, в 1933 году, отвергнув собственное прошлое, стала на путь фашизма и принялась создавать чудовищную государственную машину уничтожения — Третий рейх, солдатом которого автор имел «честь» быть? О каком праве на милосердие можно говорить после этого? Разве это можно когда-нибудь забыть? В числе бесчисленных жертв войны — 800 тысяч советских детей, погибших ужасной смертью в концлагерях. Не зря гитлеровцы в страхе так спешили бежать на Запад — в Германию вступили отцы и братья этих несчастных. Возможно, воюя с другой стороны, авторы этой книги X. Шойфлер и В. Тике не были в курсе всех подробностей политики уничтожения.
Справедливости ради надо сказать: при всех нападках на Советы, оба автора так и не смогли привести примеров жестокого обращения с пленными.
То, что у всех немецких пленных в обязательном порядке отбирали часы (а также бинокли, компасы и ценные вещи), скорее всего, было не просто «правом победителей» на грабеж, а вполне оправданной мерой. Такая практика существовала не только у русских, но и у англичан и американцев. Ведь часы можно было использовать для сборки бомбы с часовым механизмом, оптику — для организации пожара, компасы — для побега, а ценности — для подкупа охраны.
Плохо кормили? Так у нас после войны детей нечем было кормить. А пленных, надо признать, в России кормили не бог весть как, но вдоволь. Это не пресловутые шесть галет в день, которые давали своим пленным англичане. Сибирские холода? Мы живем в северной стране с суровым климатом, так что нет ничего удивительного в том, что лагеря для военнопленных располагались не в курортной зоне Черноморского побережья. И потом, разве не в Сибирь предполагалось выселить все русское, белорусское, украинское и частично прибалтийское население СССР, после того как более теплые европейские районы будут заселены немецкими колонистами?
Но, так или иначе, все эти и другие воспоминания бывших солдат, воевавших на стороне фашистской Германии, уже стали историей. А ведь любой ис¬


16
Ханс Шойфлер
торический документ — будь то сочинения древнеримских историков, древние летописи Киевской Руси, хроники о завоевании Америки конкистадорами, отчет вице-короля Индии правительству Ее Величества в Лондоне или донесение коменданта Освенцима — когда-то был частью политики и поэтому всегда субъективен. За каждым из них стоит вполне реальный человек, стремящийся что-то показать, что-то скрыть — в зависимости от того, кому был адресован в свое время этот документ. Ценность документа, свидетельства истории, источника, состоит именно в его предвзятости, субъективности. Только так последующие поколения историков или даже людей, далеких от истории, но интересующихся прошлым, могут восстановить и оживить картину прошлого — со всеми его противоречиями, со всей его предвзятостью, нелогичностью. Возможность отбросить идеологию, лозунги, субъективные оценки, предварительно ознакомившись с ними и сравнив их, — в этом преимущество нашего поколения, живущего через полвека после окончания Второй мировой войны.
Сейчас, несмотря на огромное количество литературы о Третьем рейхе, о преступлениях нацистов пишут все меньше, однако на фоне этой книги, посвященной страданиям немецкого народа, их преступления не должны забываться. Германия, о страданиях которой так искренне и с такой болью пишет автор, начала самую кровопролитную войну в истории человечества. Человечество осудило палачей, но нельзя, чтобы уроки истории были забыты. Как сказал известный ученый Луи Пастер еще в позапрошлом веке: «Когда люди забывают о войне, она приходит вновь».
М.Ю. КРЫСИН, кандидат исторических наук


ХАНС ШОЙФЛЕР
Разгром Вермахта между Одером и Вислой


ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
Это не роман, не выдуманная история, это — жестокий рассказ очевидца о пережитом, написанный без прикрас, но и без ненависти. Здесь каждое имя, каждое географическое название, каждая деталь — подлинные. Все описываемые события действительно имели место в начале 1945 года, а рассказ о них ведется от первого лица — от лица очевидца.
Уже много сказано и написано о бегстве двух миллионов человек из Восточной и Западной Пруссии, но едва ли кто-то упоминал о тех, кто ценою своей жизни и свободы выполнил эту величайшую в истории человечества миссию, сделав возможным спасение этих людей, о Солдатах последнего часа.
Эта книга написана для того, чтобы заставить читателя задуматься об этих событиях.
ХАНС ШОЙФЛЕР


ПРЕДИСЛОВИЕ ГЕНЕРАЛА ТАНКОВЫХ ВОЙСК В ОТСТАВКЕ ГЕНРИХА ЭБЕРБАХА
Солдаты последнего часа сражались под Данцигом ради спасения целой армии беззащитных людей — женщин, детей, раненых, чьи судьбы зависели от них. Они делали это, даже зная, что война давно проиграна.
Против них была сосредоточена невероятная огневая мощь Красной Армии. Вознаграждением за эту самоотверженность для них были не ордена и не чины, но смерть или советский плен.
Никто не хотел умирать, тем более когда конец войны был уже близок. Однако эти люди снова и снова рисковали своей жизнью ради своих беззащитных соотечественников — из любви к ближнему, из чувства порядочности, из чувства долга перед родиной, переживавшей тяжелое испытание.
Даже путь в советский плен тех, кто выжил, но не был сломлен духовно, кто самоотверженно и достойно сражался до горького конца, был воодушевляющим примером солдатской выдержки.
За всем этим стояла вера в то, что эта борьба и ее тяготы ради спасения беззащитных людей не означают гибели целого народа, но являются лишь преодолением злого рока.
Когда-нибудь вырастет молодежь, которая задумается над этими событиями и благодаря этому поймет свой главный долг. Пусть же данная книга поможет ей в этом.
Она написана солдатом-фронтовиком, принимавшим участие в этой войне с самого начала и до конца, еще в дни первой русской зимы награжденным за отвагу и самоотверженность Железным Крестом I класса.
ГЕНРИХ Э ВЕРБАХ
С 1.9.1938 по 1.7.1941-го командир 35-го танкового полка, со 2.7.1941 по 5.1.1942-го командир 5-й танковой бригады, с 6.1.1942 по 20.11.1942-го командир 4-й танковой дивизии.


ПРЕДИСЛОВИЕ ПОЛКОВНИКА В ОТСТАВКЕ ЭРНСТА В. ХОФФМАНА
Книга «ТАНКИ НА ВИСЛЕ. Солдаты последнего часа» не просто написана о действительных событиях, более того, она есть сама ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ! Уже с первых страниц она читается на одном дыхании.
Все пережитые ужасы: грохот разрывов советских снарядов, ужасные последствия вражеских артобстрелов, ковровые бомбардировки объединенной вражеской авиации, ряды разрушенных домов Данцига и неописуемые страдания несчастных беженцев — все это заново переживаешь при чтении этой книги.
Эта книга предназначена прежде всего для подрастающего поколения, причем не только юношей, но и девушек. Именно для них особенно важно знать о судьбе своих родителей, отцов и матерей. Это было бы ценным вкладом в лучшее понимание между поколениями, так как эта книга как нельзя более выразительно и подробно рассказывает о событиях прошлого. Искренне поздравляю автора с удавшейся работой!
ЭРНСТ В. ХОФФМАН, ПОЛКОВНИК В ОТСТАВКЕ,
бывший командир 12-го панцергренадерского полка,
после гибели генерала Бетцеля — командир 4-й танковой дивизии.


ОТ КУРЛЯНДИИ ДО ДАНЦИГА
Это было в Латвии 9 января 1945 года. Крупномасштабное рождественское наступление Советов, которое позднее окрестили «третьей битвой за Курляндию», близилось к завершению. Я был начальником связи 35-го танкового полка в звании лейтенанта. В этот день, к нашему великому удивлению, мы получили приказ из штаба корпуса о переводе нашей 4-й танковой дивизии с Дзукстского участка фронта в район Фрауэнбурга (Салдуса) для отдыха и пополнения.
Этот относительно короткий путь мы, согласно приказу, должны были проделать по железной дороге, что было весьма рискованно, но иначе было нельзя — настолько критическим было положение с горючим. К тому же необходимо было разбить позиции ПВО в районе перевалочной станции Биксти, расположенной вблизи линии фронта, так как Советы имели подавляющее превосходство в воздухе. Но, несмотря на это, все прошло очень быстро и без происшествий. Уже ранним утром 10 января первый состав прибыл во Фрауэнбург. Когда же 16 января переброска дивизии была полностью завершена, нам было приказано подготовиться к выступлению.
17 января из штаба группы армий «Север» был получен новый немногословный приказ: «4-й танковой дивизии немедленно прибыть на вокзал Фрауэнбурга для отправки в Либау (Лиепаю). Задействовать морской транспорт. 4-я танковая дивизия должна быть выведена из зоны действий группы армий «Север», оставив все транспортные средства и тяжелое вооружение».
И хотя мы были счастливы оставить позади Курляндский котел, эта спешка нас озадачила. Конечной целью марша был назван Грауденц (Грудзёндз) в Западной Пруссии. Из очередной сводки вермахта можно было заключить, что 12 января Красная Армия начала на Висле и Нареве широкомасштабное наступление на Германский рейх, которого давно уже ждали. По-видимому, положение было «неприятным», как осторожно выразились некоторые.
В то время как мы со смешанными чувствами готовились выступить к новому театру военных действий, на ум невольно приходили последние военные события в Курляндии.
10 августа 1944 года нас сняли с центрального участка фронта восточнее Варшавы и в спешном темпе поездом перебросили в Латвию. Там нам было поручено восстановить прорванный южнее Риги наземный путь сообщения с Эстонией, чтобы обеспечить эвакуацию отрезанных там частей группы армий «Север».


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
23
Карта 1. Курляндия
После этого последовали тяжелые наступательные бои при Аутце (Ауце) и Доблене (Добеле), пока 6 сентября восточнее Туккума (Тукумса) нам не удалось присоединиться к остальным частям группы армий «Север» и вместе с ней отступить в Латвию.
Однако 8 октября части 1-го Прибалтийского фронта Красной Армии осуществили прорыв от Мемеля (Клайпеды) до Балтийского моря, тем самым во второй раз перерезав наши наземные коммуникации. Так возник «Курляндский плацдарм», сообщение и снабжение которого осуществлялось только по морю.
В Литву вступили три советских армии, чтобы смять отрезанные в Курляндии немецкие части ударом с юга. Целью советского наступления была Либава, крупный транспортный центр на Балтийском побережье, где находился стратегически важный незамерзающий порт и основная база снабжения немецких войск в Курляндии.


24
Ханс Шойфлер
Уже 16 октября командование группы армий «Север» рассмотрело детальные планы прорыва немецких войск в Восточную Пруссию и предприняло соответствующие приготовления. 24 октября первые немецкие части двинулись на юг, прорвав русские передовые позиции и противотанковый вал. Но операцию, начавшуюся столь успешно, пришлось прервать в самом разгаре, так как утром 27 октября началось первое крупное оборонительное сражение в Курляндии.
Из двух тысяч орудий советские войска открыли шквальный огонь по немецким позициям между Туккумом и Либавой, то есть вдоль всей 200-километровой линии фронта, который продолжался несколько часов подряд.
Четыре недели латвийская земля содрогалась от взрывов этой великой битвы. Дым и пламя застилали укрепления на Балтийском побережье. Однако план Советов потерпел неудачу из-за больших потерь и храброго сопротивления немецких войск.
3 ноября ставка верховного командования вермахта доложила:
«В районе восточнее Либавы нашими войсками, проявившими образцовую стойкость, была отражена советская попытка прорыва, при этом подбито 62 танка. ...В общей сложности в Курляндии в октябре месяце противник потерял 1144 танка».
Советы были вынуждены отказаться от своих первоначальных планов. Над изрытой взрывами гранат и бомб землей, затопленной дождями и жидкой грязью, воцарилась давящая тишина. Потери были тяжелыми с обеих сторон. Наши войска были не менее утомлены и измотаны боями.
И тут 25 ноября советские дивизии снова перешли в наступление, задействовав немыслимое количество техники, на этот раз — против немецких позиций между Преекульном (Приекуле) и Вентой. Эти оборонительные бои продолжались до 7 декабря. Но и здесь советский прорыв не удался. В анналы военной истории это сражение вошло как 2-я Курляндская битва.
В середине декабря ударили морозы. Топи и грязь, вывороченные наружу в ходе 2-й Курляндской битвы, закостенели за одну ночь. Не только проторенные дороги, но даже луга и пашни стали вполне проходимыми для танков. Небо стало по-зимнему ясным. Советские штурмовики и бомбардировщики продолжали поливать из пушек и осыпать бомбами немецкие полевые укрепления, расположения частей, коммуникации и артиллерийские позиции. Особенно часто мишенью этих бомбардировок служили порты Либава и Виндава (Вентспилс).
21 декабря советская артиллерия обрушила огненный шквал из 170 тысяч мин и снарядов всех калибров на 35-километровый участок фронта вокруг Фрауэнбурга. Обстрел продолжался три часа. Над немецкими позициями то и дело вырастали фонтаны земли и пыли. К тому времени, когда в 9.00 первая волна из 20 стрелковых дивизий Красной Армии накатилась на нашу линию обороны, казалось, что там уже было уничтожено все живое.
«Только тот, кто прошел через это испытание на прочность, может понять всю беспримерность проявленной тогда солдатской выдержки», — писал генерал фон Заукен1 в официальной истории 4-й танковой дивизии.
1 Дитрих фон Заукен, генерал танковых войск, командующий немецкой 2-й армией. — Прим. ред.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
25
На этот раз Советы ставили своей целью расколоть группу армий «Север». Прорыв они планировали осуществить по обе стороны от линии Фрауэнбург—J1 ибава.
Эта 3-я Курляндская битва закончилась 4 января, не принеся каких-либо ощутимых успехов Красной Армии. Однако немецким войскам пришлось заплатить за это слишком большую цену своей кровью, — и это при обороне нескольких квадратных километров чужой земли, в то время как на их родине, в Германии, западные союзники захватывали один город за другим. Мало-помалу среди солдат распространялось глубокое уныние.
Именно поэтому большинство из нас испытало почти облегчение, как будто сбросив с себя напряжение, когда стало известно, что мы едем в Ли- баву, а оттуда — «домой в рейх», чтобы принять участие в последней битве на немецкой земле.
Уже 19 января первые части нашей 4-й танковой дивизии, в числе которых были и экипажи машин 35-го танкового полка, погрузились на транспортный корабль «Пруссия». Командир нашего полка, полковник Крис- терн, с небольшим штабом и радиостанцией отбыл чуть раньше, на быстроходном корабле Кригсмарине1, чтобы заранее разведать место для будущего расположения и полигона под Грауденцем и доложить, сколько и какого вооружения и танков оставлено там для нас. Мы поддерживали постоянную связь с ним даже после погрузки на транспортный корабль.
В самом начале нашего плавания нас заметил советский самолет-разведчик, и у всех нас было очень нехорошее чувство. Но, слава богу, небо было затянуто низкими тучами, так что нашим зенитчикам пришлось вмешиваться лишь время от времени, и с момента отплытия только несколько бомб упало в воду невдалеке от корабля.
Скоро к нам присоединились суда сопровождения Кригсмарине, и хорошо охраняемый караван вышел в зимнее Балтийское море. «Пруссию» слегка покачивало на волнах, и вот уже некоторые из наших танкистов слегли с морской болезнью. Но нам ничего не оставалось, кроме как подчиниться обстоятельствам. Все надстройки были сняты. Тяжелую верхнюю палубу поддерживали только несколько толстых стальных тросов: почти каждый, кто выходил прогуляться на палубу, хоть раз споткнулся через них. Однако особого желания выходить не было. Большинство были рады возможности прилечь в теплой и душной атмосфере трюма. В переполненных внутренних помещениях невыносимо воняло нефтью и еще непонятно чем. На память пришло старое выражение времен боев в России: «Еще никто не задохнулся, но уже многие замерзли!»
Минные тральщики затарахтели вперед в поисках фарватера, время от времени останавливаясь, чтобы подождать остальной конвой. Другие суда сопровождения нервно кружились вокруг нас, то подавая сигнал предупреждения о подводных лодках, то сбрасывая глубинные бомбы, то приказывая идти зигзагообразным курсом. Несколько раз подавался сигнал воздушной тревоги. При раздаче спасательных жилетов выяснилось, что эту вещь получил только каждый третий. При распределении надувных спасательных шлюпок картина оказалась еще более мрачной. На корабле оказа¬
1 Кригсмарине (нем.: Kriegsmarine) — военно-морской флот Германии. — Прим. ред.


26
Ханс Шойфлер
лось в три раза больше людей, чем предписывалось правилами. Мы каждую минуту ждали какого-нибудь серьезного происшествия.
Правда, график эвакуации благоразумно был составлен так, чтобы большая часть каравана проследовала мимо занятой советскими войсками прибрежной полосы у Мемеля в ночное время суток. Но нам, танкистам, этот непривычный способ передвижения через штормящее, кишащее минами и советскими подлодками Балтийское море, да еще и на перегруженном вонючем судне, был абсолютно не по вкусу. Несколько раз нас почтили своим посещением советские самолеты-торпедоносцы. Стоило бы корабельным зенитчикам ошибиться, промазать, и —- спокойной ночи! От случая к случаю нами интересовались и высоколетящие бомбардировщики, которые, впрочем, обычно сразу же поворачивали, как только вокруг них начинали рваться снаряды зениток.
Наконец в утренние часы 21 января мы вошли в Данцигскую бухту. Наше терпение подверглось еще одному жестокому испытанию, поскольку нас заставили еще долго прождать здесь, на воде, пока мы смогли выгрузиться на сушу.
Как говорится, «то, чего долго ждешь, обычно того стоит!». И действительно, оно того стоило. Нас разместили на шикарном балтийском курорте Цоппот (Сопот) в номерах отеля люкс, где нам очень понравилось. Кажется, этот дом на море назывался «Савой». Прошла уже целая вечность с тех пор, как мы в последний раз спали на матрасе под пуховым одеялом. Здесь мы смогли на несколько дней забыть о войне, почувствовать себя отдыхающими на курорте, гулять по ухоженному пляжу, ходить в кино и пользоваться всеми благами жизни. Нашим девизом стало: «Товарищи, наслаждайтесь войной, мир будет страшен!»
Тем временем отдельные слухи, которые просачивались с фронта, передававшиеся шепотом из уст в уста печальные вести и официальные сводки вермахта — все это складывалось в довольно мрачную мозаику.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
27
Январь 1945 г., Западная Пруссия: Хронология событий
12 января —
Войска 1-го Белорусского фронта под командованием маршала Жукова начали наступление с нескольких плацдармов южнее Варшавы в направлении Познани и Померании.
13 января —
Войска 3-го Белорусского фронта начали наступление в Восточной Пруссии в направлении Кёнигсберга.
14 января —
Войска 2-го Белорусского фронта под командованием маршала Рокоссовского покинули свои исходные позиции в треугольнике Нарев — Буг и атаковали немецкую 2-ю армию в Западной Пруссии, наступая в направлении устья р. Висла.
20 января —
Солдаты Красной Армии пересекли границу Германского рейха в районе г. Хоэнзальца (Иновроцлав).
23 января —
Советские танки вступили в г. Эльбинг (Эльблонг).
25 января —
В портах Пиллау, Данцига и Гдингена (Гдыни) суда Кригсмарине и торгового флота начали эвакуацию беженцев.
27 января —
Крупные советские части достигли г. Толкемит на побережье залива Фришес-Хафф и перерезали наземные пути сообщения с Восточной Пруссией. Части Красной Армии форсировали Вислу в районе Меве (Гниева), в 60 километрах к югу от Данцига.
30 января —
В 22.00 советская подводная лодка потопила вблизи Хелы немецкий корабль «Вильгельм Густлов» водоизмещением 25 848 тонн. Из 5000 человек, находившихся на борту, спастись удалось только 937, остальные 4000 утонули в ледяной воде.


СИТУАЦИЯ НА ВИСЛЕ: СЕРЕДИНА ЯНВАРЯ 1945 г.
С началом холодов, 12 января, двести боеспособных дивизий Красной Армии развернули долго готовившееся широкомасштабное наступление против Германского рейха на участке протяженностью в 600 километров. Они оттеснили, а отчасти просто смяли противостоявшие им 70 измотанных немецких дивизий и прорвали фронт на нескольких особенно важных участках.
Гигантские ресурсы Советского Союза позволяли ему бросить всю свою мощь на этот основной фронт и сконцентрировать свои силы на наиболее важных направлениях.
Германский вермахт мог противостоять им на Востоке только одной рукой, другой пытаясь в то же время сдерживать неистовый натиск западных союзников. Помимо этого, немецкие дивизии все еще стояли в Норвегии и на Балканах. К тому же, несмотря на создавшееся положение, Гитлер оттянул наиболее сильные танковые части в Венгрию.
Огромный промышленный потенциал могущественного противника, целиком ориентированный на военное производство, работал на полную мощность, в то время как немецкие предприятия были разбомблены, а транспортные коммуникации и вся инфраструктура находились в зоне действий вражеской авиации. Положение с сырьем было просто катастрофическим. Лозунг «тотальной войны» и призывы сражаться «впятером против дюжины» многим стояли уже поперек горла. Вопли геббельсовской пропаганды об окончательной победе и сказки о чудо-оружии были еще одной наглой ложью. Нас давно уже было пять против дюжины! — так думали многие.
Поэтому не было ничего удивительного в том, что доверие армейских командиров к политической верхушке и всего сражающегося фронта к верховному командованию вермахта было сильно подорвано. Сейчас речь шла лишь о том, чтобы спасти невинных жертв этой теперь уже бессмысленной войны от возмездия со стороны Красной Армии, взбудораженной призывами одержимых местью советских демагогов.
12 января 1-й Белорусский фронт (понятие «фронт» примерно соответствовало немецкому термину «группа армий») после интенсивной артиллерийской подготовки перешел в наступление со своих плацдармов на Висле южнее Варшавы в направлении Хоэнзальца (Иновроцлав) — Гнезен (Гнез- но) — Позен (Познань). В ходе первого же натиска Советы разорвали здесь фронт немецкой обороны на участке шириной в 150 километров.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
29
Данциг и Западная Пруссия
БАЛТИЙСКОЕ МОРЕ_
Данцигская бухта
ПутцигВ^ЁЬ, Т7 Пиллау^
Лауэнбург
ИИтольп
^Хела
ГГ отенхафен ЛгАдперхорст
5КаЕг#унзЦИГА^М=
Делльгинен |фишхаузен к|нигс|
г Крёйцбург клигепвайль/ С
11^
Цинтен
Бютов
V
d Полльнов \Руммельсбу
I °ЛД! *
nr* Л'Ш#! о
"А Хайдемюль ЛБальденбург р
О
Шлохау
у)1
Турмберг ~
Беренту*
^шене,, «
7»
_
I жМельзак
ЭткбингГ* ^ЮЛЬХауЗеН С
фВормтт
Б^рлитц"
гСенигсбрух\ о
лу/ТиГвНХОф Х-' ^ 1У1П^.
о ^ ^ЭдыбингГ о#
к Х нейтайх JF A
Hoeamj0У Г^оПр
^ * / О
ариенб\рг^р Либштадт
Кристбург» Морунген L
►Штум ^ ° «
te»e 4ii
О Пр. Холланд
) Гх^типмт
фЗаальфельд
Алленигтайн
I
I найдем-.
Ландек ж .
/./
яяров^ ^ Вандсбург
^ФлатоЕ^ © Нкроне
Мротчен V
>ВИС^еК Накель Бромберг
“ р"Р—ТИ и II

Залочин Нетцвальде J
Кольмар Р ^ Маргонин °Эксин
Будзин\э ^ ^ С Hemt{e\ & к
рникау I Жнин у /пг a^°vC
I Вель»°^ж * 1 >^Хоэнзальца
рэитикоДОРштае!?—^ Л Крушвитц
^ \>ШОК^дко ТР°гов<^Х' “ Гнезен\т>^!~
Гарнзее I
„Граудснц >
уНеймарк
[^Лаутенбург
^UlTpaoGvpi
Шварибрх-х .
° V°P>
Ляйпе
О
Хоэнштайн О
о X
Лобау % гнльгенб\рг
•«Р а
5 Найдснб\рг (
J
°Р ^
Цуромин 4
'Л •
\\rnj* ШирПШ
°
Рациац
С о
Плок
13 января 350 тяжелых батарей и «сталинских органов»1 3-го Белорусского фронта открыли огонь на северном участке фронта и начали наступление силами семи армий в составе 54 стрелковых дивизий, 2 танковых корпусов и 9 отдельных танковых частей в районе между мазурскими болотами и Куршским заливом в направлении Восточной Пруссии. Очевидной целью удара являлся Кёнигсберг.
На следующий день, в воскресенье 14 января, советские войска перешли в наступление силами 2-го Белорусского фронта в центре северного участка — из треугольника, образованного реками Нарев и Буг, в направлении устья Вислы. Здесь были сосредоточены силы шести армий в составе
1 «Сталинским органом» немцы прозвали реактивные ракетные установки «Катюша». — Прим. ред.


Положение на Висле к 26 января 1945 г.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
31
54 стрелковых дивизий, 6 танковых корпусов, 1 кавалерийского корпуса и 9 отдельных танковых частей. Немецкие войска отчаянно оборонялись, но они не могли долго сдерживать натиск этих превосходящих сил.
Когда на смену осенней слякоти пришли зимние холода, противник смог сполна использовать свое подавляющее преимущество в военно-воздушных силах. Эскадрильи бомбардировщиков и штурмовиков, как советского, так и американского производства, предпринимали регулярные опустошительные бомбардировки распадающихся немецких фронтов и путей снабжения и отступления, расходуя огромное количество боеприпасов.
Те, кто противостоял первому натиску Красной Армии, были смяты и расстреляны артиллерийским огнем рвущихся вперед красных танковых армад, которые несли смятение и беспорядок далеко в глубь немецких фронтов и раскалывали их на отдельные участки. Из отступающих частей и обозов формировались временные соединения, но они были уже не способны закрыть собой образовавшиеся бреши, и даже отчаянные отвага и самопожертвование не могли сдержать стремительно наступающего противника.
Фронт распадался на отдельные очаги сопротивления. Все попытки восстановить единую линию обороны рушились раз за разом. Советские танки в сопровождении пехоты, прорывавшиеся в глубокий тыл, препятствовали этому.
Многократное численное превосходство Красной Армии и ее огромная огневая мощь, неограниченная возможность маневра на замерзшем грунте, наряду с отсутствием резервов, порождали среди немецких войск чувство растерянности и глубокой подавленности. На отдельных участках отступление перерастало в беспорядочное бегство.
Благодаря усилиям властей и партийных организаций, действовавших по указаниям гауляйтеров, гражданское население в тылу рассыпающегося немецкого фронта находилось в неведении относительно создавшегося отчаянного положения. Эти люди не подозревали о той великой опасности, которая им грозила. Они по-прежнему чувствовали себя в безопасности за пресловутым «Восточным валом». Поэтому, когда 23 января около 17.00 армада советских танков внезапно ворвалась в город Эльбинг (Эльблонг), тыловые службы и партийные учреждения оказались парализованными шоком. Вскоре после этого еще более крупные силы Советов вышли к заливу Фришес-Хафф и перерезали последний наземный путь сообщения с Восточной Пруссией.


В БОЙ ВСТУПАЕТ ТЯЖЕЛОЕ ОРУЖИЕ
Для нас, танкистов без танков, наслаждавшихся обманчивым покоем в Сопоте, было как удар обухом по голове, когда командир нашего полка получил радиограмму: «Советские танки прорвались на войсковой учебный полигон танковой группы. Тяжелое вооружение, бронетранспортеры и танки имеются в неограниченном количестве. Экипажам срочно выступить!»
Положение выглядело угрожающим. Советские войска стояли уже у Толкемита на побережье залива Фришес-Хафф и под Мариенбургом (Мальборком), в 50 километрах к югу от Данцига. Города Грауденц, Торн (Торунь) и Данциг были объявлены крепостями. Разумеется, мы не хотели, чтобы регистрационные команды рассовали нас по временным соединениям и бросили в бой в непривычном пешем строю. Так что мы рванули в свою танковую группу!
Солдаты 4-го танкового разведывательного батальона и 79-го танкового батальона связи были первыми, кто 23 января двинулся на юг, поскольку они захватили с собой из Курляндии боевые машины и передвижные радиостанции. За ними последовали панцергренадеры из 12-го и 33-го полков и саперы из 79-го танкового саперного батальона. В промежутке между ними двинулись и солдаты нашего 35-го танкового полка, .к которым присоединились 103-й танковый артиллерийский полк, 49-й истребительно-противотанковый батальон и 290-й армейский зенитно-артиллерийский дивизион.
На большегрузных прицепах, тягачах, грузовиках — как организованных тыловыми службами, так и просто угнанных — мы спешили на юг, двигаясь вдоль Вислы днем и ночью, через снег и грязь, без отдыха и без остановок, минуя бесконечные колонны беженцев, которые тянулись на север по всем шоссе и дорогам.
Повсюду обсуждали резню, случившуюся в селе Неммерсдорф 20 октября 1944 года. Там советские солдаты жестоко и беспощадно-убили всех оставшихся жителей. Эти люди на дорогах подозревали, что в Восточной Пруссии, возможно, произошло еще много расправ, подобных неммерс- дорфской, но о кровопролитии, устроенном разъяренными красноармейцами в этом одном селе, стало известно лишь потому, что вскоре оно было отбито назад частями германского вермахта, и, если позволят обстоятельства, следы злодеяний Красной Армии сможет осмотреть международная комиссия Красного Креста.
Разумеется, ни одна армия на свете не может быть полностью застрахована от того, что отдельные неустойчивые лица в ее рядах в крайних обсто¬


Немецкая линия обороны (27 января 1945 г.)
2-1084


34
Ханс Шойфлер
ятельствах военного времени не дадут волю своим криминальным наклонностям, сорвав зло на слабых и беззащитных. Однако то, что произошло в Неммерсдорфе и, наверное, в других местах, было не произволом отдельных лиц, а хладнокровно спланированным массовым убийством, к которому с ведома Сталина призывал советских солдат Илья Оренбург1. Именно поэтому люди были вынуждены покидать свои дома и подворья в Западной Пруссии и второпях бежать на свою исконную родину.
Раньше мы никогда не видели немецких беженцев. Сердце обливалось кровью у нас в груди, когда мы видели колонны детей, которых вели смелые молодые девушки — монахини и сестры милосердия из Красного Креста, потом — повозки с больными и престарелыми, за ними — женщин, опять женщин и снова женщин, затем — раненых и снова раненых, нищету и убожество! И все они как бы просили нас молча, одними полными упрека глазами, во имя всего святого защитить их от Советов, не бросать их на произвол судьбы.
Порой на пути у нас вставали измотанные, разуверившиеся немецкие солдаты, которые сжимали кулаки и кричали: «Безумцы! Вы затягиваете войну!»
И тогда даже мы начинали сомневаться, правильно ли мы делаем, пытаясь в этом безвыходном положении еще раз преградить путь Советам. По дороге нам то и дело встречались кучки немецких солдат, которые из последних сил пытались рыть укрепления у дороги. Затем мы снова увидели колонны беженцев — детей, женщин, стариков, раненых с просящими, умоляющими о помощи глазами, и они словно обязывали нас решиться и пойти на этот риск ради них.
Деревни дальше на юге казались словно вымершими. В них не осталось ни единого жителя. Никто не хотел попасть в руки Советов. Все надеялись найти защиту у немецких войск.
Только мы, недавно прибывшие из Курляндии, пока еще ничего не подозревая, пытались плыть против этого мощного течения, с трудом пробиваясь сквозь поток спасающихся людей. Нашим желанием и нашей обязанностью было защитить их и обеспечить им путь к отступлению и к спасению.
Особенно нас поразил вид брошенных домов и квартир. Ни в одной комнате мы не видели беспорядка. В домах все оставалось так, как если бы обитатели покинули их ненадолго, просто отправившись в город за покупками.
Еще дальше на юге призрачный полумрак зимней ночи все чаще освещался заревом от горящих деревень, облака дыма заслоняли собой снежное небо. С востока, с того берега Вислы, доносились далекие орудийные залпы.
Там и тут, без цели и без руководства бродили отдельные немецкие солдаты, на лицах которых читались страх и неопределенность. Они были рады присоединиться к нам, даже если мы, как им казалось, ехали не в том
1 В данном случае автор бездоказательно изображает единичный случай как некую целенаправленную политику, направленную против немецкого гражданского населения. — Прим. ред.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
35
направлении. Но и потом нам вновь и вновь встречались наши товарищи — израненные, хромающие, в почерневших от крови бинтах.
Мы успели добраться до арсенала оружия и техники на войсковом полигоне нашей группы под Грауденцем раньше советских войск. За всем этим парком боевых машин и тяжелого вооружения, который раньше, пожалуй, обеспечивал смысл существования целому штату военно-административных советников, технических инспекторов и казначеев, сейчас следили и «заведовали» один штабс-фельдфебель и несколько древних обер-еф- рейторов. Но «высшее начальство» из высокооплачиваемых служащих уже давно сделало отсюда ноги. Это объяснялось тем, что связь между фронтовыми частями и тыловыми подразделениями со времен нашего великого отступления из России была сильно нарушена. В то время, когда на фронте наших частей с каждым годом становилось все меньше и меньше, тыловые штабы, партийные инстанции, зондерфюреры и всевозможные «советы по затягиванию войны», сидя в своих городах, всякий раз трубили отступление, когда слышали звуки боя. Со временем это все больше ожесточало фронтовиков. Именно поэтому они не любили этих из ПДФ — «подальше от фронта», — пытавшихся казаться такими ужасно незаменимыми.
Без особых церемоний мы завладели оружием и машинами, в которых так нуждались. Пожилые солдаты с нашего благословения и письменного одобрения с чистым сердцем искали спасения, радуясь возможности достойно покончить со своим последним вкладом в эту войну.
Неудача за неудачей преследовали нас. Ни в одном танке не было нормальной радиосвязи. Отсутствовали батареи и электрические преобразователи. В конце концов они обнаружились в бомбоубежищах, где их использовали для освещения, и поэтому они были совершенно непригодны. В баках не было ни капли горючего. Обер-ефрейтор, охранявший склад, торжественно заверил нас, что оно понадобилось для того, чтобы вывезти из опасной зоны «эскадру» тыловых чиновников. Не раз и не два нам приходилось отправляться на поиски бензина, чтобы заставить машины двинуться с места.
Троекратное «ура!» нашему гауптману Бруно Шальмату, начальнику танковой мастерской! В самый последний момент на ремонтно-эвакуационном танке он привез нам достаточно топлива, с помощью которого мы смогли проехать 30 километров. Как солдаты умудрялись доставать все необходимое, для меня до сих пор остается загадкой.
Несколько часов спустя после нашего прибытия в группу на поле загрохотали моторы, каждый в 300 лошадиных сил, хотя и без радиосвязи. Только две машины ротных командиров удалось оснастить всеми приборами. Танкам не пришлось ехать далеко. Советские «Т-34» сделали нам одолжение. Будучи уверенными в своей победе, они опрометчиво подошли прямо под стволы наших орудий. Их ждал холодный душ. В первом же бою 14 танков «Т-34» осталось гореть посреди поля.
Это придало нам мужества, чтобы вступить в безнадежный и неравный бой с Красной Армией. Однако мы все же вынудили чересчур беззаботно наступающие советские войска к осторожности. Это давало колоннам беженцев запас времени, чтобы отойти подальше от района боев. Каждый день они продвигались на север еще на десять-двенадцать километров, и каждый день флот эвакуировал несколько тысяч из них.


36
Ханс Шойфлер
Против сверхтяжелых советских танков «Иосиф Сталин»1 наши могли бросить в бой только танки с 75-миллиметровыми орудиями L48. Мощную броню «ИС-2» удавалось пробить «только по большим праздникам». Гауптману Кестнеру, командиру нашего 1-го батальона, было поручено как можно быстрее доставить наши «Пантеры» из Курляндии в Данциг.
Мы, конечно, и не думали каким-либо образом повернуть вспять колесо истории; даже дураку было ясно, что война проиграна. Мы просто надеялись задержать неукротимое продвижение дивизий Красной Армии, чтобы дать беженцам шанс добраться до портов на Балтийском море — Гдингена и Данцига — раньше русских, дать возможность Кригсмарине выиграть время, чтобы доставить этих несчастных через Балтийское море в безопасное место. Но наши ограниченные действия были лишь осиными укусами для мощи Красной Армии.
В то время как между Диршау (Тчев) и Бромбергом (Быдгощь) шли бои, положение на юге, от Торна до Шнайдемюля (Пила), оставалось неясным.
Поэтому в середине января 31-я пехотная дивизия была переброшена в Торн в качестве подкрепления для оборонявшейся здесь 73-й пехотной дивизии, а наша 4-я танковая и 32-я пехотная дивизии были доставлены из Курляндии. Но постепенно подтягивавшиеся небольшими кучками войска не могли удержать фронт, а, как метко замечали некоторые, служили лишь «наблюдательной завесой», чтобы при приближении противника поднять по тревоге наши силы обороны. Этот тактический рецепт позволял хотя бы замедлить продвижение советских войск, по крайней мере, на нашем участке.
Подразделения 4-й танковой дивизии, прибывавшие из Данцига, которые предполагалось собрать на войсковом учебном полигоне нашей группы для освежеция и оснащения новыми танками, сразу по мере прибытия отправлялись на передовую, так как вокруг все пылало ярким пламенем. Они наблюдали, следили и сражались на 25-километровом участке от Шветца (Свеца) до Цемпельбурга.
С 23 января части 4-го танкового разведывательного батальона обороняли район по обе стороны от Кульма (Хелмно) до Накеля (Накло). Они прикрывали весь наш северный фланг вдоль русского прорыва, направленного в сторону Шнайдемюля.
24 января 2-й батальон 33-го панцергренадерского полка был поднят по тревоге и отправлен в Бромберг в подчинение местного военного коменданта.
Понимая всю важность нашей задачи, 25 января начальство выделило нам 8-колесные бронемашины с дизельными двигателями «Татра»., оснащенные 75-миллиметровыми пушками2. Это было для нас двойным приоб¬
1 «Сверхтяжелый», по словам немцев, танк «Иосиф Сталин» («ИС-2») в действительности весил всего 46 тонн, в то время как немецкий «средний» танк «Pz.V» «Пантера» весил 45,5 тонны, а «тяжелые» «Pz.VI» «Тигр» и «Королевский тигр» — 57 и 69,4 тонны соответственно. — Прим. ред.
2 Очевидно, имеются в виду 8-колесные бронемашины SdKfz.234, выпускавшиеся с 1940 года. Эта машина была оснащена 20-мм или 50-мм пушкой и использовалась в качестве бронированной разведывательно-дозорной машины вплоть до последних дней войны. — Прим. ред.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
37
ретением, так как в дизельном топливе недостатка не было. Разбавляя дизельное топливо чистым спиртом, его пытались использовать и для моторов, работающих на бензине, но результат был невелик.
Помимо этого, наш батальон получил новые быстроходные бронетранспортеры, из которых часть была вооружена 75-миллиметровыми укороченными пушками, часть — 20-миллиметровыми скорострельными пушками, а часть — минометами. Кроме того, батальон вывез с собой из Курляндии легкие танки «Лухс»1. Это были быстроходные и надежные полностью гусеничные разведывательные машины, также вооруженные 20-миллиметровыми пушками. Такой огневой мощи не было еще ни у одного танкового разведывательного батальона. Хотя, разумеется, была и небольшая загвоздка. У нас почти не было горючего и оставалось очень мало боеприпасов для 20-миллиметровых и 75-миллиметровых орудий.
26 января подразделениям 12-го панцергренадерского полка и нашего 4-го разведывательного батальона пришлось вести бои против русских десантников в 7 километрах к западу от Кульма.
27 января советские войска захватили Накель и Бромберг. За Мариен- бург развернулись жестокие бои; в районе Меве (Гниева), в 60 километрах к югу от Данцига, советские войска форсировали Вислу. 2-й батальон 33-го панцергренадерского полка, отправленный в Бромберг, после падения города сумел пробиться назад, к своим. 79-й танковый саперный батальон еще несколько дней оборонял полоску суши у Цемпельбурга.
Постепенно командование вновь овладело ситуацией в Западной Пруссии.
Снежные сугробы и недостаток горючего тормозили дальнейшее продвижение танковых отрядов. Так, 19 января 14 недавно полученных противотанковых самоходных орудий типа «StuG.IV» так и не приняли участия в бою из-за крайней нехватки всего необходимого. Им так и пришлось остаться на вокзале, где их выгрузили незадолго до того.
Для борьбы со сверхтяжелыми советскими танками «Иосиф Сталин» 30 января 4-я танковая дивизия получила новые танки «Тигр». Однако атака провалилась, опять же из-за острой нехватки горючего. Не хватало также боеприпасов для танков «Лухс» и бронетранспортеров.
1 февраля противник осуществил глубокий прорыв на участке 337-й фольксгренадерской дивизии под Шветцем. Глубокий фланг немецкой 2-й армии оказался под угрозой. Недавно присланные 14 противотанковых самоходных орудий «Jagdpanzer IV», ожидавшие своего часа под Карлсхор- стом из-за нехватки горючего, оказались как нельзя кстати. По приказу штаба корпуса они были брошены в бой против прорвавшегося врага вместе с бронетанковой группой.
1 Легкий разведывательный танк «Luchs» (нем.: «Рысь») был одной из модификаций легкого танка Pz.ll образца 1935 года. — Прим. ред.


38
Ханс Шойфлер
Борьба за выигрыш времени
Февраль 1945 г.: Хронология событий
1 февраля
— Части Красной Армии вышли к Одеру в районе Кюст- рина.
2 февраля
— Крепость Торн (Торунь) пала. Гарнизону в составе 73-й и 31-й пехотных дивизий удалось прорваться и выйти к немецким позициям.
5 февраля
— Куршская коса занята советскими войсками.
10 февраля
— В 00 часов 50 минут ночи немецкое госпитальное судно «Генерал Штёйбен» с 1467 тяжелоранеными, 1213 легкоранеными и 900 беженцами, а также врачами, медсестрами и экипажем корабля на борту было потоплено советской подводной лодкой. Спаслось только 630 человек.
10 февраля
— Пал город Эльбинг (Эльблонг).
13 февраля
— Пал город Шветц (Свец).
15 февраля
— Советские войска заняли Тухель и Шнайдемюль (Пила).
18 февраля
— Оставлен город Конитц (Хойнице).
24 февраля
— Советские войска заняли город Позен (Познань).
28 февраля
— Пал город Шлохау в Западной Померании.


ГОНКА НА ВРЕМЯ
От Шветца до Тухеля
Хотя старый принцип военной стратегии гласит «Лучшая оборона — это наступление», однако пессимисты и особенно дальновидные люди к этому времени воспринимали его не иначе как безумие или надменную заносчивость. Как раз тогда, 1—2 февраля, все имеющиеся силы 4-й танковой дивизии, ведомые лично командиром дивизии генералом Ветцелем, были брошены в атаку на юго-восток против советских войск, прорвавшихся западнее Шветца (Свеца) в сторону Ощи на стыке участков 251-й пехотной и 337-й фольксгренадерской дивизий. Все эти силы состояли всего лишь из двух неполных танковых рот с несколькими литрами бензина в баках и недостаточным количеством боеприпасов.
Военный корреспондент Роберт Пёнсген, сопровождавший наступающие части, так писал об этом:
«2 февраля 1945 года. Была туманная ночь. Я находился на командном пункте гауптмана Кюсперта, командира 35-го танкового полка. В сторону кладбища Блондмин была выслана разведгруппа. Разведчики обнаружили советскую штурмовую группу, которая их не заметила. Бойцы 12-го панцергренадерского полка со всеми предосторожностями пробились назад и предупредили наши посты. Мы попрятались в укрытия. Вокруг не было слышно ни звука. И все же советские солдаты подкрались незаметно. Внезапно слева от нас затрещали выстрелы. Были отчетливо слышны глухие очереди тяжелых русских пулеметов. Рявкнуло противотанковое орудие, загрохотали минометы. Беспорядочная перестрелка продолжалась минут пять, затем снова наступила мертвая тишина. На командный пункт, запыхавшись, вбежал связной и доложил: «Вражеская штурмовая группа получила отпор, одного взяли в плен». Тщательно связав раненого красноармейца, мы привели его к гауптману Кюсперту. Он был голоден, ему дали хлеба, сигарету и стакан водки. Он приободрился и стал чуть разговорчивее, но мы все равно не понимали его речь. Пришлось отправить его на полковой командный пункт с машиной, доставившей нам горячий кофе.
Приковыляла пара раненых солдат из 12-го панцергренадерского полка. Последним шел совсем молодой парень, опиравшийся на палку. Войдя в освещенное помещение, он тяжело упал на солому и, стиснув зубы, показал на свои брюки, пропитанные кровью. В правом бедре, у пахового сгиба, зияла дыра, куда свободно можно было просунуть кулак — сюда рикошетом угодила пуля. Он потерял много крови, но пытался держаться стойко. Пока другие перевязывали его, я держал его голову и пытался отвлечь ободряющими словами. Ему не было еще и 18 лет, и этот бой был для него первым.


40
Ханс Шойфлер
«Я даже и не думал, что все произойдет так быстро, — повторял он. — Я ведь даже еще почти не видел войны!» Это было для него больно и обидно. Бедный парень! Он все спрашивал меня, насколько серьезна его рана, и непременно хотел взглянуть на нее. Мы постарались отвлечь его, так как глубокая дыра в теле выглядела ужасно. Ему этого нельзя было видеть — мы бы его не удержали.
Когда его перевязали, он пожаловался на боль в левой ноге. Мы осмотрели его и обнаружили на левой стороне живота вторую глубокую рану, которая, правда, выглядела не слишком опасной для жизни. Был вырван лишь небольшой клочок мяса. При всем этом парню чертовски повезло, о чем мы и сказали ему, заодно попросив передать привет на родину. Сам он был из Ингольштадта.
Потом я ненадолго заснул, присев на кучу какого-то хлама и положив голову на горшок с вяленым мясом, которое испортилось и страшно воняло. Я так устал, что пропустил даже возвращение гауптмана Кюсперта и проснулся только тогда, когда все уже были на улице. Было туманно. Через полчаса должна была начаться атака.
Я доложил о себе гауптману Кюсперту, сказав, что я военный корреспондент, и попросил его, чтобы он разрешил мне ехать с ним на его старом командирском танке «Pz.IV» с неподвижной башней и бутафорской пушкой. У меня было настолько неприятное ощущение, что при всем желании я не мог даже есть. Медленно двигаясь через сады, танки вышли на исходную позицию. В 8 часов наши боевые машины, еще ночью занявшие позицию у железнодорожного полотна на опушке леса, двинулись с места и по заснеженным полям с бешеной скоростью устремились к Блондмину. Из деревни открыли заградительный огонь. Укрывшись в кустах, мы наблюдали за всем этим в бинокль.
Гауптман Кюсперт, присев на край башни, по рации отдал приказ открыть ответный огонь, так как по вспышкам нам было хорошо видно позиции вражеских противотанковых орудий. Наши танки вели бешеный огонь по деревне, так что в некоторых местах вспыхнули пожары. В поле появлялось все больше черных точек. Это были следы от разрывов советских снарядов, которые то и дело окропляли снег черной сажей.
Пороховой дым ложился на поля и пашни как густой туман, сквозь который мы с трудом различали вспышки от выстрелов вражеских орудий. Мотопехота тонкими цепями следовала за танками. Здесь и там можно было видеть, как один-другой солдат, сделав несколько скачков, снова бросались в снег. Некоторые так и остались лежать на снегу.
Когда левый фланг достиг деревни, гауптман Кюсперт приказал правому флангу начать атаку. Танки выкатились из своих укрытий, за ними двинулись панцергренадеры.
Я втайне надеялся, что гауптман останется здесь, на своем командирском танке, где мы были надежно скрыты между домами. Но он не относился к разряду так называемых «дистанционных командиров». Наш танк, за башней которого я сидел, с ревом двинулся к переднему ряду кустов. Позади нас была небольшая церквушка. И тут по нам открыли огонь. По звуку выстрела противотанковой пушки нельзя было ясно определить, стреляли ли по нам или по другой цели. На дома за нашей спиной посыпались мины из тяжелых минометов, так что только кирпичи полетели в разные стороны, а над всей деревней заклубилась рыжеватая пыль.


Положение под Шветцем. Боевая группа Торн, 5 февраля 1945 г.
227-я пд + ч.4-й тд + 4.337-й фгд
Бислау
Эбензее
\
9е + Блрндмин
Оше
'| 1251-я пд! Белино
'-//У
' ^лиенхо*с21ЕН1
п ч.бг «Торн» 1
Хазенмюль
\ ШВЕТЦ^ ШёнауЛ /


42
Ханс Шойфлер
Один из наших танков, ехавший в 500 метрах от нас, получил в борт прямое попадание. Раздался оглушительный грохот. Я сидел за башней, прижавшись к ней, как клоп. Гауптман Кюсперт, который до пояса высунулся из башни, моментально исчез. Из люка торчала только его рука. На какой-то миг вокруг стало совершенно темно. Сверху как град сыпались снежные глыбы и комья земли. По броне застучали осколки. Один из них пробил мою перчатку в миллиметре от указательного пальца. 122-милли- метровый снаряд разорвался всего в полуметре от правого ведущего колеса нашего танка.
Мы повернули назад и остановились возле церкви. Снова пронзительный свист, удар, грохот. Снаряд угодил в церковь в 10 метрах от нас. Меня всего засыпало обломками красного кирпича. В башне танка стоял только адъютант. Гауптман Кюсперт был ранен. В тот, прошлый раз он успел вовремя нырнуть в люк, но вот рука оставалась снаружи, и в нее попало несколько осколков.
Наши танки снова двинулись вперед. На левом фланге уже шли ожесточенные уличные бои. Советские солдаты стреляли изо всех домов. Правый фланг, прорываясь сквозь яростный огонь, также все ближе и ближе подходил к деревне. Крыши домов пылали, над окрестностями тянулись клубы черного дыма.
Наш командирский танк следовал за другими танками. Мы стремительно неслись к кладбищу, которое было все изрыто воронками от снарядов. Однако ни одна могила не была повреждена танковыми гусеницами. Это было тем более поразительно, что все вокруг было изрыто ими.
Огонь артиллерии внезапно начал ослабевать. Советскую батарею на околице деревни заставили замолчать. Только отдельные орудия еще продолжали вести огонь. Управление огнем, по-видимому, также нарушилось, так как снаряды ложились беспорядочно тут и там.
Мы остановились на окраине Блондмина. Первые наши танки уже появились по ту сторону деревни. Уже можно было невооруженным глазом различить брошенную советскую технику — полевые и противотанковые орудия.
Мы проехали совсем рядом от этого места. Наши танки хорошо постарались. Земля вокруг была изрыта воронками, деревья расщеплены. На снегу лежало множество убитых, а орудия были разворочены нашими выстрелами. Недалеко от бывшей огневой позиции стояло несколько автомашин, подвозивших боеприпасы, — сплошь американские «студебеккеры».
Звуки боя в деревне стихли. Мы проехали еще немного вперед, пока не увидели озеро Эбензее. С той стороны в нас летели крупнокалиберные снаряды — это стреляли советские сверхтяжелые танки «Иосиф Сталин». Броню нашего танка «Pz.IV» они пробивали запросто.
Красноармейцы пытались бежать. Но так как дороги были глубоко занесены снегом, грузовики и орудия застревали в нем. Тогда они пешком и на санях устремились через поле. На снегу они были всего лишь черными точками.
Три наших танка, все еще стоявших на дороге у лесного домика, двинулись в атаку через лес. К 11 часам утра мы с трех сторон атаковали и захватили стратегически важный перекресток в 20 километрах к северу от Шветца. С того места, где мы стояли, нельзя было наблюдать всю картину боя. Поэтому мы вернулись назад, мимо кладбища, в деревню.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
43
Панцергренадеры уже вытащили из снега некоторые из русско-американских грузовиков, а из остальных машин слили бесценный для нас бензин. Тем временем мы въехали в центр деревни. Там обнаружилось множество трофеев, отличных вещей, которые русские были вынуждены бросить. Больше всего было захваченных у нас же немецких маркитантских припасов. Там были овощные и рыбные консервы, тушенка, сигареты — все, чего душа пожелает. В домах на столах мы обнаружили вареную курятину, так как «товарищи» забили всю мелкую деревенскую живность себе на обед, не ожидая, что немцы вернутся и заставят их все это бросить.
На улицах горели костры. Мы сидели перед дымящимися котелками и набивали животы. Даже запах от куч дерьма, которые русские оставили во всех углах, не портил нам аппетита.
После «трапезы» мы направились к главной дороге, а потом в бешеном темпе погнали через лес в сторону перекрестка. Вскоре нам встретились передовые машины. Слева горели два хутора. Там снова обосновались русские, встретившие наши танки ожесточенным огнем. Мы увидели остовы двух «Т-34» и одной самоходки, которые еще дымились.
Гауптман Кюсперт, выслушав командиров, приказал начать новую атаку. Слева на штурм двинулась группа танков, в то время как остальные машины ждали на опушке леса, наблюдая за ходом боя и при необходимости поддерживая их огнем. Танки двигались не торопясь, как на учениях, попеременно то стреляя, то приближаясь к противнику. Миновав дорогу на Эбензее, они развернулись широкой дугой и повернули направо, к горящим хуторам. Мы видели, как сидевшие на броне панцергренадеры спешились и бросились обыскивать дома, пока танки, давя изгороди на своем пути, медленно продвигались дальше.
Миновав перекресток, мы обогнали остальные танки и проследовали вдоль полоски леса. На ночь было выставлено охранение».
Наша атака позволила нам захватить значительную территорию, но прежде всего заставила русских, которые до сих пор безбоязненно наступали, призадуматься. Однако сражение было еще не закончено. Когда наш командир полка, полковник Кристерн, вернулся с совещания в штабе дивизии, он обрисовал нам обстановку: Советы развернули крупное наступление западнее Вислы в северном направлении, задействовав пехоту и танки, чтобы оттеснить линию фронта и отрезать немецкие дивизии, сражающиеся восточнее Вислы под Грауденцем.
Город Торн, окруженный советскими войсками две недели назад и объявленный «городом-крепостью», находился уже в 40 километрах от передовой линии фронта. Его пришлось оставить. Но отважный гарнизон города, в основном — солдаты 31-й и 73-й пехотных дивизий, не сдался Советам, а предпочел прорываться сквозь кольцо окружения к своим. Образовав несколько островков сопротивления, они медленно пробивались к немецкой линии фронта на Висле, однако к этому времени им грозила большая опасность. Действовать нужно было быстро и решительно.
Именно поэтому уже на следующий день нашей дивизии было приказано начать наступление на восток в направлении Юлиенхофа, чтобы отвлечь русских, деблокировать 542-ю фольксгренадерскую дивизию и обеспечить ей выход из окружения.
На рассвете 3 февраля передовая бронированная группа 4-й танковой дивизии, для которой целый армейский корпус был вынужден передать все


44
Ханс Шойфлер
горючее, выступила из Блондмина на восток. Поставленной цели можно было достичь, только подавив противотанковую оборону противника, но бронетанковая группа была вынуждена с наступлением темноты отступить от Юлиенбурга снова к Эбензее, так как советские танковые соединения, оснащенные танками «Иосиф Сталин», внезапно вышли им в тыл.
4 февраля в распоряжение дивизии были переданы дополнительные подкрепления — 664-й танковый батальон. С его помощью дивизия смогла снова продвинуться на восток и удерживала захваченную территорию в течение 5 и 6 февраля.
7 февраля боевой группе «Торн» по радиосвязи было приказано идти к Шёнау, расположенному в 3 километрах к югу от Шветца, чтобы воспользоваться нашей атакой и пробиться к немецкой передовой линии.
8 февраля на левом фланге к своим сумели пробиться 80 солдат из бывшего гарнизона Торна. Советы оказывали мощное сопротивление, пустив в ход минометы, реактивные установки и штурмовую авиацию.
10 февраля участок фронта нашей 4-й танковой дивизии, растянувшийся на 40 километров от Оше до Цемпельбурга, был атакован двумя советскими стрелковыми дивизиями при поддержке 50 танков. Советские штурмовики обстреливали каждое скопление войск и сильно подрывали тыловые коммуникации. Особенно сильным атакам подвергался Тухельский вокзал, от которого зависело снабжение войск. Наконец в ночь на 11 февраля остатки гарнизона Торна смогли пробиться к своим. Наши войска просто не смогли бы продержаться дольше под натиском Советов.
«То, что отважному небольшому отряду удалось пробиться к передовым немецким позициям, заслуживает самой высокой оценки. Этот успех стал возможным благодаря четкой согласованности действий и твердому стремлению любой ценой избежать плена», — отметил тогда генерал фон Заукен, будущий командующий 2-й армией, о действиях 73-й и 31-й пехотных дивизий.
12 февраля материальное положение фронтовых частей резко улучшилось. Все роты 1-го батальона 12-го панцергренадерского полка были оснащены бронетранспортерами, так же как и полковой штаб и взвод связи.
Наш 35-й танковый полк наконец-то получил танки «Panzer IV» и противотанковые самоходные орудия «Jagdpanzer IV», которые уже давно были выделены для него на бумаге, а 103-й танковый артиллерийский полк — недостающие орудия.
Однако положение с личным составом оставалось катастрофическим. Дивизия получила пополнение в количестве 400 человек, но и потери были огромными. Так, например, на 11 февраля 1-й батальон 33-го танкового полка насчитывал всего 12 человек, да и те были полностью измотаны. И эти 12 человек должны были оборонять участок фронта длиной в \2километров. По этой причине поддерживать постоянную линию фронта было невозможно. Планировавшееся еще в начале февраля соединение с 32-й пехотной дивизией, тоже переброшенной из Курляндии и действовавшей западнее нашего 4-го батальона, не удалось.
Намерения Советов были понятны. День и ночь их бомбардировщики и штурмовики наносили удары по вокзалам Тухеля и Конитца (Хойнице), почти полностью парализовав все железнодорожное сообщение. Нашей 4-й танковой дивизии было приказано остановить прорыв советских войск к Тухелю, так как из-за нехватки горючего войска полностью зависели от


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
45
поставок по железной дороге. Советы, разумеется, тоже прекрасно знали об этом.
Сражение за Тухель продолжалось с переменным успехом. Из-за недостатка людей линия обороны держалась лишь на отдельных опорных пунктах. Советские танки снова и снова прорывались между этими опорными пунктами, грозя выйти оборонявшимся в тыл. Радиограмма 4-го танкового разведывательного батальона, отправленная вечером 12 февраля, свидетельствовала о создавшемся отчаянном положении, но одновременно и о твердой решимости сдерживать врага до последнего. «Отступаем к Осваль- дену, — говорилось в ней. — Отставшие подразделения заняли круговую оборону».
Недавно переброшенная через Данциг 389-я пехотная дивизия должна была закрыть брешь между 32-й пехотной и 4-й танковой дивизиями. Фронт трещал по швам там и здесь. Новая радиограмма придала сил: «7-я танковая дивизия уже в пути!»
Перевозки через Тухельский вокзал, игравший ключевую роль в снабжении фронта, должны были прекратиться 13 февраля, так как он находился в зоне действий советской штурмовой авиации и к тому же постоянно подвергался обстрелам вражеской артиллерии, минометов и реактивных установок залпового огня. Вокзал уже не мог служить для доставки припасов и вывоза раненых. Решительная контратака, которую развернула 32-я пехотная дивизия к западу от нас, несколько облегчила положение, особенно в районе южнее Конитца. Однако советские войска продолжали свое наступление и 14, и 15 февраля. Наши ряды редели день ото дня. Особенно ощущалось превосходство врага в технике. Чтобы избежать городских боев, которые привели бы к невосполнимым потерям, в ночь на 15 февраля Тухель был оставлен без боя.
С 10 по 14 февраля 4-й танковой дивизией в районе Тухелер Хайде (Бори Тухольски) было уничтожено 99 вражеских танков, 12 самоходных орудий и 41 противотанковое орудие.
Но, что гораздо более важно, натиск Красной Армии на север значительно замедлился. Прорыв был остановлен, что позволило выиграть время для вывоза беженцев в портовые города Балтийского моря и их эвакуации в Шлезвиг-Гольштейн. К сожалению, среди них также были большие потери из-за налетов советских штурмовиков и бомбардировщиков.
От Тухеля до Прёйсиш-Штаргарда
Собственно говоря, мы должны были получить возможность отремонтировать нашу технику. Но 20 февраля Советы начали наступление восточнее Хайдероде на участке 251-й пехотной дивизии, причем положение там сложилось настолько серьезное, что он «полностью затрещал», как выразились в штабе корпуса.
Боевая группа гауптмана Кельша со всей ее огневой мощью была брошена против прорвавшихся советских войск, чтобы залатать образовавшиеся бреши во фронте. Она подоспела как раз в тот момент, когда те уже было собирались захватить мосты у Кальтшпринга. Советские войска были отброшены, понеся тяжелые потери, а мосты — взорваны. Но теперь мы могли отразить любые новые вражеские атаки.


46
Ханс Шойфлер
В ходе дальнейших контратак 21 февраля удалось вновь восстановить нарушенную связь с 73-й пехотной дивизией и отвести 251-ю пехотную дивизию на новые оборонительные рубежи.
Вместе с нашими танками в контратаке приняла участие боевая группа Хоффмана, подошедшая со стороны Шварцвассера и брошенная дальше на юго-запад к Прёйсенфиру. Новая атака со стороны Каршена на юг, предпринятая во второй половине того же дня силами 2-го батальона 35-го танкового полка, 4-го танкового разведывательного батальона и 1-го батальона 12-го панцергренадерского полка под руководством полковника Хоффмана, позволила вновь овладеть Гутенвиртом и Шёндорфом западнее Хайдероде. Все бреши в линии фронта были устранены.
22 февраля 4-й танковый разведывательный батальон был вынужден вновь устранять прорыв на участке 251-й пехотной дивизии. Приказом штаба корпуса одна танковая рота была придана 73-й пехотной дивизии. Вопреки мнению командира роты, ее танки были брошены в бой в лесном районе севернее Хабихтсдорфа, причем даже без сопровождения пехоты, что сделало их действия полностью бесполезными. Провал всей контратаки не заставил себя ждать. Четыре танка «Pz.1V» были подбиты, еще не успев даже вступить в бой.
23 февраля бронированная группа Хоффмана была брошена на помощь 227-й пехотной дивизии, которую советские войска сильно теснили под Мюльхайде. К сожалению, никто не сделал выводов из прошлого печального опыта, что танки эффективнее всего использовать целыми группами. Приказ об атаке только лишний раз подтверждал это:
«Два танка «Pz.IV» со взводом гренадеров бросить на правый фланг. Три танка «Pz.IV» и одно штурмовое орудие — на высоту 147 для удара по колонии Лонг. Два танка «Pz.1V» направить для охраны железнодорожной линии южнее Альт-Прёйсенфира».
В результате к вечеру 23 февраля от всей бронированной группы Хоффмана осталось всего 8 боеспособных танков.
«Не жевать, а вгрызаться!» («Nicht kleckern, sondern klotzen!») — таков был девиз генерал-полковника Гудериана, о котором каждый раз забывали, несмотря на весь прошлый опыт.
В то время танк был высокотехничной боевой машиной, обладавшей, однако, очень чувствительными к поломкам приборами и оборудованием, которые требовали постоянной заботы. Даже небольшое повреждение в бою могло привести к полному выходу из строя и потере дорогостоящего танка. Недостаток технических навыков, отсутствие знаний об особенностях боевого использования танка и пределах его возможностей, помноженные на узколобость мышления, иногда даже откровенно грубое обращение с машиной, — все это вело к поломкам и людским потерям, и при откомандировании в немеханизированные части всю вину за это неизменно сваливали на танкистов. Поэтому каждый командир танка содрогался при мысли, что его прикомандируют к пехоте.
Наш 35-й танковый полк с 1 февраля действовал на самых опасных участках обороны, не имея возможности ни позаботиться о машине, ни отремонтировать ее. В противном случае многих поломок можно было бы избежать. Неудивительно, что число полностью боеспособных танков за это время сильно уменьшилось. К тому же ко всем уже упомянутым проблемам добавлялась еще постоянная нехватка горючего.


Положение между Хайдероде и Прёйсиш-Штаргардом, 21 февраля 1945 г.
Шёнек
немецкая передовая линия


48
Ханс Шойфлер
Но, несмотря на это, мы и дальше должны были быть всегда наготове, чтобы прийти на помощь там, где это потребуется, например — на участке 73-й дивизии, понесшей тяжелые потери под Торном, почти уничтоженной 251-й или сильно потрепанной 227-й пехотных дивизий. Из-за этих постоянных «пожарных вызовов» — под мокрым снегом, по раскисшим дорогам — наши силы очень скоро таяли.
25 февраля впервые вступили в бой недавно присланные «Пантеры» и «Ягд-Пантеры» 1-го батальона. Ожесточенные оборонительные бои перенеслись в район вокруг Прёйсиш-Штаргарда и южнее Берента.
Герман Бикс, обер-фельдфебель и командир взвода 1-го батальона 35-го танкового полка, сохранил описание этого боя, как и многих других боев:
«Мы были сильно недовольны, когда вместо обещанных и привычных нам танков «Pz.V» «Пантера» получили всего лишь «Ягд-Пантеры»1, которые в неразберихе последних дней'так и не попали по назначению в какой-нибудь самоходно-артиллерийский батальон.
Но в конце концов нам пришлось ознакомиться с этими машинами получше. Они не имели вращающейся башни, поэтому наводить пушку на цель приходилось грубо, поворачивая всю машину, а сидеть приходилось почти снаружи. Однако, с другой стороны, этот колосс из низкокачественной стали имел превосходную 88-миллиметровую пушку с огромной пробивной силой, поистине сказочной дальностью и точностью стрельбы. Так что, познакомившись со всеми преимуществами «Ягд-Пантер», мы очень быстро привыкли к ним. А скоро нам представилась возможность испытать их в деле.
Это было в конце февраля 1945 года. Южнее Прёйсиш-Штаргарда с тремя «Ягд-Пантерами» я должен был прикрывать отступление гренадеров к новому тыловому рубежу обороны. На фоне темного неба выделялись только Земляные насыпи, покрытые свежим снегом, — это были брошенные немецкие позиции. Я со своей самоходкой стоял на окраине небольшого местечка, спрятавшись за навозной кучей так, чтобы можно было обозревать окрестности. Плоская башня нашей машины только чуть-чуть торчала из-за нее.
Позади меня стояла самоходка обер-фельдфебеля Дема и еще одна «Ягд-Пантера». У обеих почти не было боеприпасов. А без снарядов они были для меня только лишним грузом. Я приказал им отойти немного назад.
Когда медленно рассеялся туман, прямо перед нами, на холме, мы явственно увидели два советских танка, которые неторопливо приближались к нам. Когда они приблизились на расстояние около 1200 метров, мы смогли различить, что это были не «Т-34», не «КВ-1», а танки американского образца. По опыту я знал, что подбить их с этого расстояния не составит тру¬
1 «Ягд-Пантера» (нем.: Jagd-Panther, что можно буквально перевести как «пан- тера-охотник») была одним из первых целенаправленно разработанных противотанковых самоходных орудий (в отличие от остальных «истребителей танков», как «Хетцер» и др., являвшихся поспешными переделками). Оно было разработано в октябре 1943 года на шасси танка «Pz.V» «Пантера», откуда и его название, якобы данное новой машине самим Гитлером. — Прим. ред.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
49
да. Нам удалось поджечь оба, и больше уже «иваны» не пытались сунуться сюда.
Деревню охраняла группа танкистов, оставшихся без своих машин. Так что я мог не ждать никаких неожиданностей ни справа, ни слева. Это было очень кстати, так как обзор из танка очень узкий и обычно не видишь, что творится вокруг — нельзя же иметь глаза со всех сторон.
Примерно через полчаса после этой дуэли я снова услышал шум танковых дизелей где-то справа и спереди, на расстоянии километра, и скоро увидел два советских танка, которые хотели обойти деревню с тыла. Моя 88-миллиметровая пушка с такого расстояния била настолько точно, что промаха быть не могло. Вскоре оба танка были объяты пламенем.
Становилось ясно, что противник пытается нащупать слабое место для прорыва. Поэтому приходилось наблюдать за всем участком фронта, тем более что я был один на всем этом участке. Обе других «Ягд-Пантеры» были по моему распоряжению отведены в тыл, так как у них практически не было боеприпасов. Мой наводчик доложил, что у нас осталось еще 5 фугасных и 20 бронебойных снарядов.
Где-то неподалеку должен был находиться лейтенант Тауторус, мой ротный командир, со своими «Пантерами». Я доложил по радио о своем местонахождении и о нехватке боеприпасов и в ответ получил приказ продержаться как можно дольше, насколько хватит сил, так как на пехоту рассчитывать не приходится.
Тем временем, чтобы не остаться не у дел, должна была подойти пехота ближнего сопровождения. Тем более что я уже не мог наблюдать, что происходит справа и слева от меня. И как раз в это время Советы сумели приблизиться к нам тремя цепями так, что никто этого не заметил.
По мере того как я смог различить переднюю цепь, мне стало также ясно, что они преспокойно установили напротив два противотанковых орудия. Они хотят взять меня за горло? Ну что ж, я приказал зарядить пушку фугасным снарядом, дал указание наводчику и — бах! В воздух полетели куски дерева и тряпок! Эти ребята нас попросту надули — выставили на позиции макеты орудий, чтобы спровоцировать нас открыть огонь. Хитро задумано! И мы, как последние болваны, попались на эту хитрость. Ну уж во второй раз я не поведусь на подобную шутку. Я пожалел о бесцельно израсходованном снаряде.
Я тихо, как мышь, отвел свой танк чуть-чуть назад, чтобы нас нельзя было заметить спереди. Только высунув голову из башни, мне удалось выглянуть из-за укрытия.
Я не мог поверить своим глазам: прямо к нам направлялась длинная танковая колонна, причем головной танк был уже в 1200 метрах от нас, а вплотную за танками следовали машины снабжения.
Еще до того я успел заметить в окрестностях несколько надежных точек, где можно было закрепиться на достаточном расстоянии от противника. Так что я мог пойти на такой риск и выстрелить по переднему танку бронебойным снарядом, когда он приблизится метров на 800.
Не знаю почему, но мой наводчик умудрился послать первый снаряд не в танк противника, а в огромное дерево, росшее на обочине дороги. Ствол разлетелся в щепки, и могучая крона обрушилась на головной танк. Тот дернулся, так как ветки дерева внезапно закрыли ему обзор, и в следующий


50
Ханс Шойфлер
момент нырнул в глубокую придорожную канаву, где и остался стоять неподвижно.
Следующий танк шел вплотную вслед за первым. Он сразу же остановился, но меня не заметил. Вся колонна повернула свои башни направо и принялась обстреливать темневшие вдали пехотные позиции, к тому времени давно брошенные.
Тут-то и настал наш черед. Это было легко, так как башни всех танков были обращены к нам боковой стороной. Теперь оставалось только тщательно прицелиться, так как снарядов было мало. Даже если останется хоть один вражеский танк, нам придется туго.
Поэтому сначала я приказал стрелять по танку в середине колонны, который загорелся после первого же выстрела. Следующим был танк, замыкавший колонну. Ба-бах! И вот он тоже горит. Затем мы принялись методично расстреливать всю колонну, один танк за другим, благо все они представляли собой легкую мишень.
За десять минут мы расстреляли колонну из 11 советских танков. Уцелевшие в панике попытались развернуться, но только застряли в придорожной канаве, где их окутали пламя и густой дым от горевших на дороге танков.
Я приказал открыть огонь по грузовикам. Но тут наводчик доложил, что у нас осталось всего два снаряда. Все пулеметные ленты также были расстреляны без остатка. Настала пора скрыться с поля боя, так как даже самый лучший*танк без боеприпасов становится бесполезной железкой.
Мы медленно откатились назад. Почва была рыхлой, почти как болото. Развернуться здесь было невозможно. Мы могли только осторожно отходить назад метр за метром, чтобы держать в поле зрения русских, которые постепенно приходили в себя.
Мотор самоходки громко ревел от напряжения. Еще несколько метров, и мы выехали на твердую почву. Однако каждый раз, когда водитель жал на газ, гусеницы начинали буксовать. И тут вдруг я вздрогнул от ужаса: на расстоянии каких-то 300 метров от нас на окраине деревни стоял советский танк. Ему удалось проскочить незаметно для нас между домами, где наверняка не должно было быть немецких танков.
Как и должно было случиться, он заметил нас. Застыв от неожиданности, не в силах ничего поделать, я смотрел, как он медленно поворачивает башню в нашу сторону. Мы же, к сожалению, не могли сделать то же самое на своей самоходке, так как наша башня не могла вращаться.
Потом советский танк замер на месте. Любой мог безошибочно определить, что сейчас последует выстрел. «Нет! — заорал я почти инстинктивно и тут же крикнул экипажу: — Жми назад и влево! Стой! На месте направо!». Но наши гусеницы завязли в глубокой грязи и с трудом слушались управления. Я занервничал, и мое беспокойство передалось экипажу. Заряжающий, первым почуявший опасность, напомнил: «Осталось только два бронебойных снаряда!» Сердце мое застучало. Меня это даже несколько удивило. Только водитель сразу понял, что произошло, так как он в точности выполнил мои команды и вывел танк на огневую позицию.
Против своей воли я должен был признать, что мы уже ничего не можем поделать, так как эта груда металла в луже грязи почти не слушалась управления. А пушка советского танка уже была наведена прямо на нас. Но


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
51
что это, правда, или мне показалось? Она, пожалуй, нацелена чуть выше, чем надо!
По моему телу прошла дрожь. Внезапно мы получили неожиданное преимущество. Я следил за каждым движением русского, не упуская ни одной мелочи. И тут противник совершил роковую ошибку. Водитель, чтобы не терять времени, решил подвести машину ближе, так как его задняя часть слишком осела назад. В результате этого маневра его задняя часть еще больше опустилась вниз, так как грунт под ними был таким же топким, как и под нами.
За несколько секунд до того я готов был сдаться. «Ну, Герман, можешь помолиться. Сейчас с нами все будет кончено!» Но теперь я вдруг увидел шанс для нас. Только спокойно! — приказал я себе. Медленно я развернул машину. Теперь и мы были готовы к стрельбе. Пушка была направлена как раз в сторону советского танка. Наводчик тщательно прицелился. Наш противник увязал в грязи, задняя часть все глубже уходила вниз. Мне было хорошо видно, как он всеми хитростями пытался опустить пушку ниже, но тщетно.
Вдруг я увидел, как открылся люк, и из него показались две поднятые руки. Что это? Очередная уловка или экипаж хочет сдаться? Мы привыкли ко всему. Но нет, я не должен рисковать! Мы выпустили наш предпоследний снаряд прямо в гусеницу танка, так, на всякий случай. Экипаж выскочил — один, второй, третий, четвертый. Все в порядке: «карашо»!
Последний снаряд был послан прямо в советский танк, и он тут же вспыхнул. Это уже 16-й за сегодняшний день.
После этого мы откатились назад. На четвертом году войны танк без боеприпасов гроша ломаного не стоит.
Да, на войне просто необходима удача. А еще необходимо смотреть во все глаза, а также — хорошо иметь свою «Ягд-Пантеру» и, конечно же, хороший экипаж!»
Вместо постскриптума: обер-фельдфебель Герман Бикс стал 23-м солдатом 35-го танкового полка, награжденным Рыцарским Крестом Железного Креста 22 марта 1945 года за то, что во время Восточного похода подбил 75 вражеских танков.


52
Ханс Шойфлер
Март 1945 г., Западная Пруссия: Хронология событий
3 марта —
Части Красной Армии достигли устья Одера у Штеттина.
5 марта —
Советские войска вышли к померанскому побережью Балтийского моря. Тем самым немецкая 2-я армия была отрезана в Западной Пруссии, и с этого времени ее снабжение возможно было только по морю.
Пала крепость Грауденц и г. Меве, являвшийся краеугольным камнем обороны на Висле.
8 марта —
Советские войска захватили гг. Штольп (Слупск) и Штольпмюнде.
9 марта —
Эвакуирован г. Мариенбург (Мальборк), окруженный советскими войсками с 25 января.
10 марта —
Германский военно-морской флот впервые бросил в бой в Данцигской бухте корабли «Принц Ойген», «Силезия» и «Лейпциг».
12 марта —
Город Картхауз (Картуза) эвакуирован.
Пал г. Диршау (Тчев) на Висле.
Генерал фон Заукен принял командование немецкой 2-й армией.
13 марта —
Советские войска вышли к побережью Данцигской бухты у Путцига (Пуцк) и перерезали наземные коммуникации с портом Хела.
Советские войска захватили г. Шёнвальде.
Из Данцига и Гдингена в спешном порядке отправляются транспорты с беженцами.
2-й Белорусский фронт в составе пяти армий под командованием маршала Рокоссовского начал наступление на Данциг и Гдинген.


ОТСТУПЛЕНИЕ К ДАНЦИГУ
4 марта в течение каких-то нескольких часов 4-й танковой дивизии было неожиданно приказано покинуть район севернее Хайдероде и отправиться в Бютов (Бытув), расположенный в 50 километрах, чтобы «восстановить положение» на участке 32-й пехотной дивизии.
Уже 5 марта 35-му танковому полку пришлось ввязаться в тяжелые оборонительные бои под Гросс-Тухеном, в 12 километрах к югу от Бютова, потому что оборонявшая этот участок пехота «уже едва ли могла удержать его». Таков был приказ штаба корпуса. В ходе этих боев мы уничтожили 12 советских танков и одно самоходное орудие. Но тем временем отход наметился и на участках двух соседних дивизий, стоявших к западу от нас. Фронт рушился.
В этой критической ситуации в 11.30 вечера 5 марта в 4-й танковой дивизии был получен приказ штаба армии: «Сформировать бронированную боевую группу для переброски по железной дороге в Дамерков, в 6 километрах западнее Бютова. Командование ею поручается полковнику Крис- терну!»
В ситуации на фронте наметились драматические изменения. В это время мы еще не подозревали, что передовые отряды Красной Армии 5 марта уже вышли к померанскому побережью Балтийского моря близ Кёслина, а наша 2-я армия оказалась отрезанной от родины, так что ее снабжение теперь можно было осуществлять только по морю.
6 марта в 6 часов утра боевая группа Кристерна была готова к погрузке в эшелон на станции Бютов. В нее вошел бронированный 1-й батальон 12-го панцергренадерского полка и еще боеспособные танки 35-го танкового полка. Из всей бронетехники предполагалось оставить только штурмовые орудия «Jagdpanzer IV».
Весь колесный транспорт, согласно приказу штаба корпуса, необходимо было сосредоточить в районе Букова — Зирке — Мирхау. Но это не вполне удалось.
«4-й танковой дивизии предстоит дальняя передислокация, — гласил приказ штаба корпуса. — На подвоз необходимого для этого горючего для всех машин рассчитывать не приходится. Новый пункт назначения — район Нёйштадта (Новоград) в Западной Пруссии».
Далее говорилось, что небольшое количество горючего для жизненно важного транспорта тыла — полевых кухонь, санитарных машин — будет доставлено на станцию Бютов во второй половине дня 6 марта. Но мы боялись, как бы эти расплывчатые Прогнозы не оказались со временем и вовсе мрачными.


54
Шел снег, когда к 9 часам утра транспортный эшелон отправился со станции Бютов. Видимость становилась все хуже и хуже. Это было даже к лучшему, так как снежная пелена скрывала нас от советских штурмовиков и бомбардировщиков. Однако мы испытывали смешанные чувства из-за этой неопределенности, и будущее казалось нам молочно-непроницаемым. О последних передвижениях противника не было известно ничего. Воздушной разведки больше не существовало, как не существовало и фронтовой разведки, так как горючего не хватало ни для авиации, ни для бронетехники. Даже показания пленных мало чем могли помочь.
Поэтому нам было приказано держать оружие наготове, так как, возможно, нам придется вступить в бой сразу же после выгрузки. Все рации были настроены на прием новых приказов и сообщений, но самим нам было строго приказано соблюдать тишину в эфире, то есть не передавать никаких радиограмм, чтобы не выдать наших передвижений и места назначения, так как советские станции подслушивания и радиоперехвата не дремали. Дымовые приборы танков были также наготове, чтобы в случае опасности немедленно установить дымовую завесу.
Товарный эшелон медленно двигался на север, иногда замедляя скорость почти до минимума. Станции, через которые мы проезжали, были пусты, не было даже железнодорожного персонала. По обеим сторонам от путей не было заметно ни малейших признаков жизни. Наш эшелон призрачным силуэтом скользил сквозь снежную дымку. Локомотивы были прицеплены в середине состава. Каждый танк стоял на открытой платформе, наблюдая за окрестностями, чтобы в случае надобности сразу вступить в бой. Сходни для разгрузки лежали рядом в товарных вагонах, чтобы быть всегда под рукой. За все годы войны нам еще никогда не приходилось передислоцироваться на новый участок фронта с такими мерами предосторожности.
В баках оставалось горючего примерно на 30 километров пути, снарядов также было немного. Короче говоря, положение было дерьмовое, настроение — еще хуже. Никто еще не знал в точности, что происходит. Мы не догадывались, что уже ввязались в состязание с советскими дивизиями за то, кто быстрее выйдет к Балтийскому морю.
Ближе к вечеру из штаба корпуса была получена радиограмма, которая только подлила масла в огонь. «Противник прорвался на участке 23-го армейского корпуса, — сообщалось в ней. — Он движется к Данцигу. Бронированной группе 4-й танковой дивизии приготовиться к бою!»
С наступлением темноты наш эшелон остановился в ложбине, где железнодорожные пути уходили чуть вниз и были скрыты за насыпью. Наутро 7 марта, уже подъезжая к станции Дамерков, расположенной в 25 километрах к юго-западу от Лауэнбурга (Лемборк), мы получили новую радиограмму: «Дамерков занят противником!»
Полковник Кристерн тут же приказал остановить состав, пока нас не успели заметить со станции. Вдали слышались звуки перестрелки. Но ведь была и еще одна станция Дамерков, которая находилась на той же ветке железной дороги между Бютовом и Гросс-Тухеном, которая еще днем раньше была у всех на слуху. Мы могли только гадать, о каком именно Да- меркове идет речь, так как мы даже не могли запросить уточнений по рации — нужно было соблюдать радиомолчание.


Путь прорыва отрезанной танковой группы к немецким позициям в Колленорте, 8—13 марта 1945 г.
Ф
L» > I t 1 t I I i-.l
13-е марта
13-е марта
НЁЙШТАДТ
11-e
Ден:. немерзе
>
Шёнвальде
• Лензитц
13-е
"^Колленорт _
\ ® Донасберг
Квассендорф
Шёнвг
^ |
^*1 1- :рзе^
ЯЛг-
ЛебенауШтайнкруг г Вильгель-^ ^ Кёлльн
т
МСФеЛЬД *МО-е
Зеефельд КАРТХАУЗ *Кобельсдорф
•<rs >
f 8.е —Боркау 11 -е —Зеерезен
9'9^г^Келпин
Адлерсхорст ЦОППОТ
Олива Лангфур
Цуккау
Условные обозначения: — — — ♦ Путь немецких танков Советские передовые отряды
Немецкие позиции


56
Ханс Шойфлер
Полковнику не оставалось ничего другого, кроме как самому отправиться на разведку на своей бронемашине, оснащенной рацией, вместе с несколькими связистами. Для этого пришлось буквально сбросить из вагона эту «огненную колесницу», так как мы не могли пойти на риск, ни продолжив свой путь на поезде, ни выгрузив танки, для которых было слишком мало горючего. Кристерн временно передал командование броневой группой своему адъютанту, гауптману Петрелли.
Наша командирская машина по полю добралась до асфальтированного шоссе, ведущего к Дамеркову. Сначала мы ехали со всеми предосторожностями, но затем несколько осмелели. Вот уже пройдено два километра — и ничего, ни противника, ни наших войск на всем пути. До сих пор мне редко приходилось видеть настолько вымершую местность — ни звука, ни выстрела. От этой призрачно пустынной местности мне скоро стало как-то неуютно.
«Так не может быть! — высказал я наконец свои сомнения. — Разумеется, немецких войск здесь уже не может быть, но нам должны были бы встретиться хотя бы обозы или машины тыловых служб!» Полковник Кристерн, продолжая смело вести машину вперед — пожалуй, даже слишком смело, на мой взгляд, — только небрежно повел головой.
Мы ехали все дальше и дальше, только еще быстрее, но всюду видели все ту же картину. Вдруг мне показалось, что я вижу вдоль дороги свежие, хорошо замаскированные снегом земляные насыпи, а среди них — кусты, которые абсолютно не вязались с окружающим зимним пейзажем.
— Герр полковник, взгляните в бинокль туда! — крикнул я.
— Вы что, уже наложили в штаны, Шойфлер? — ответил он.
Я, конечно, за годы войны успел привыкнуть ко всяким грубостям, но такого не мог вытерпеть даже от своего командира. Поэтому мой ответ прозвучал несколько громче и резче, чем я хотел:
— Нет, черт возьми. Просто я сыт по горло этим еще с прошлого раза!
Как-то однажды из-за подобной выходки полковника нас всех чуть не
прихлопнули. Обер-вахмистр Вегенер погиб тогда совершенно ни за что, а я сам получил осколок в подбородок и лопнувшую барабанную перепонку, которые до сих пор напоминали мне об этом.
Полковник Кристерн, этот суровый вояка, который привык сам водить в бой свой 35-й танковый полк, при этом иногда позволяя мне сказать пару слов, на этот раз взглянул на меня чуть ли не с испугом.
Но у меня уже не было времени, чтобы извиниться за свою резкость, так как в этот момент я заметил среди заколыхавшихся кустов характерные советские каски. Вот одна, вот еще, и еще! А вон и огромный ствол тяжелого противотанкового орудия, который нацелен прямо на нас!
— Мы в самой гуще русских! — закричал я прямо в ухо смутившемуся полковнику.
Тот, будучи неисправимым оптимистом, все еще сомневался. Поэтому я толкнул водителя в поясницу и крикнул:
— Слева гравийный карьер! Полный газ, и ныряй туда!
— Да кто здесь вообще командует? — заорал было на меня полковник, но слова застряли у него в горле, так как в этот миг над нашими головами просвистел первый противотанковый снаряд. Водитель до упора надавил на рычаг газа и помчал — вернее даже, полетел над заснеженным полем, а


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
57
потом резко затормозил, когда мы скрылись за гравийным откосом. В это же мгновение над нами разразился целый ураган огня.
Полковник, ненавидевший подобные поспешные импровизации, несколько секунд оцепенело смотрел на меня. Наконец его массивное лицо вновь ожило. Движением подбородка он подозвал меня к рации: «Шойфлер, сообщите им!»
Я натянул наушники и повернул переключатель на «передачу», пока экипаж машины во главе с командиром пытался снять со станка пулемет, доставал автоматы и ручные гранаты и занимал оборону. Но, едва добравшись до верхнего края карьера, они со всех ног ринулись назад. Каждому из нас четверых было ясно, что от этих ближайших минут зависела его жизнь, которая, честно сказать, не стоила в тот момент ломаного гроша.
— Альпийская роза, Альпийская роза, Альпийская роза! Срочно выйдите на связь!
Наконец в наушниках что-то засвистело и заквакало. Раздался голос радиста:
— Альпийская роза слушает. Что случилось?
Они тоже слышали звуки пальбы.
— Мы недалеко от Дамеркова окружены русскими, срочно требуется помощь. Немедленно сюда со всеми танками!
— Это Альпийская роза, вас понял. Где именно вы находитесь? Три танка уже движутся к вам. Оставайтесь на этой частоте.
— Мы в гравийном карьере справа от шоссе, в одном километре от города, под сильным обстрелом. Двигайтесь вдоль асфальтированного шоссе. Жмите что есть мочи! Мы подадим сигнал красной ракетой.
Наверху уже рвались ручные гранаты, советские пулеметы трещали уже совсем близко. Некоторые гранаты взрывались в самом карьере, и их осколки звонко стучали по бронированным стенкам нашей машины.
— Альпийская роза, где вы? Я запускаю вторую красную ракету, видите ли вы ее?
Тут в эфире раздался дьявольский ликующий смех:
— Альпийская роза, вы уже прочли свою молитву? Сейчас черти явятся по вашу душу!
Этот чертов русский радист с саксонским акцентом, которого мы прозвали «Иван-саксонец», преследовал нас своими шуточками в радиоэфире от самого Шветца. Но нет, живыми они нас не возьмут, подумал я.
Я крикнул полковнику:
— Три танка уже идут к нам на помощь. Они должны быть уже здесь!
Тот только небрежно махнул рукой в ответ и снова принялся палить из
своего автомата. Он снова чувствовал себя в своей стихии.
Мне показалось, что сквозь грохот выстрелов я слышу шум моторов.
— Альпийская роза, стреляйте что есть мочи, чтобы эти братки хоть на секунду забыли о нас!
Со стороны шоссе донеслись взрывы фугасных снарядов. Наш экипаж, ободренный, возобновил огонь с новой силой, в то время как выстрелы русских становились все глуше, явно удаляясь от нас.
Я бросил трубку рации и вскарабкался на склон карьера. Боже мой, что за зрелище! Наши три танка на бешеной скорости с ревом промчались по заснеженному полю, стреляя из всех стволов. Не встречая препятствий на


58
Ханс Шойфлер
своем пути, они обрушились на позицию противотанковых орудий и смели их, так что только клочки полетели.
Советские войска бежали прочь всей толпой. Они слишком поздно заметили приближение наших танков, и поэтому едва ли успели сделать хоть один прицельный выстрел.
Я снова бросился к рации. Из трубки все еще доносился издевательский голос «Ивана-саксонца»:
— Ну что, с вами уже покончено? Черти уже забрали вас в пекло?
На протяжении уже пяти недель я каждый раз сдерживал себя, чтобы не ответить этому парню, чтобы не выдать себя и не показать, что мы его слышим. Но на этот раз мне стоило большого труда удержаться, чтобы не выкрикнуть ему в ответ в трубку: «Хрена вы получили!»
Оба радиста и водитель, с трудом переводя дыхание, подбежали к колымаге и заняли свои места. Только тут я смог осознать наше чудесное спасение. После того как ты уже стоял одной ногой над пропастью, трудно удержаться от какой-то злобной радости.
Полковник неторопливо подошел ко мне, улыбнулся несколько смущенно, обозвал меня «баварским боровом» и ткнул кулаком в грудь — у него это считалось дружеским жестом.
По рации мы связались со штабом 4-й танковой дивизии, чтобы доложить о нашем положении и местонахождении, так как радиомолчание все равно уже было нарушено и в штабе должны были узнать о том, что русские уже в Дамеркове.
В ответ мы получили «срочную радиограмму»: «Новое положение. Советские танки наступают на Картхауз. Немедленно подготовиться к выступлению. Срочно пробиваться к Картхаузу!»
Наши три танка, которые тем временем уже вышли к восточным окраинам Дамеркова и успешно продвигались дальше, были срочно отозваны назад по рации. Гауптман Петрелли, который был в курсе всех радиосообщений, доложил, что эшелон разгружен и все танки готовы выступить на Картхауз (Картузу).
Но Картхауз лежал в 50 километрах к востоку от нас, прямо на подступах к Данцигу. Это, должно быть, какая-то ошибка!
После короткого совещания командиров броневая группа Кристерна двинулась на восток по асфальтированной дороге Штольп (Слупск) — Данциг. Вначале на шоссе не было ни души, но вскоре нам стали попадаться заблудившиеся подводы с беженцами. Чем дальше мы продвигались на восток, тем оживленнее становилась дорога. Внезапно мы оказались посреди целой толпы. Царил совершенный хаос. Одни стремились добраться от Картхауза к Штольпу, другие по той же дороге направлялись в обратную сторону. На перекрестках теснились колонны беженцев, двигавшихся на север, другие, наоборот, стремились на юг. По таким дорогам трудно пробиться даже на гусеничном транспорте. Как будто вся Западная Пруссия собралась в дорогу!
Одному танковому разведывательному подразделению на трех машинах было приказано оставаться на развилке дорог у Зирке для охраны беженцев, распутать этот клубок людей, разведать дорогу на север и направить колонны беженцев в этом направлении. В результате танкам не оставалось


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
59
иного выхода, кроме как срезать путь через поля, хотя это увеличивало расход горючего.
Но командиру полка и это казалось слишком медленным, тем более что под Картхаузом разворачивалась настоящая катастрофа. Поэтому полковник на своей бронемашине, прихватив с собой взвод бронетранспортеров из 4-го танкового разведывательного батальона, отправился вперед.
Прибыв в Картхауз, он явился к местному коменданту. Тот — пожилой полковник резерва — беспомощно взирал на этот хаос, от которого у него уже начали сдавать нервы и с которым он ничего не мог поделать. Поэтому во второй половине дня 7 марта командование корпуса назначило комендантом города полковника Кристерна. Это означало, что и я со своим полковым взводом связи теперь автоматически должен был взять на себя задачи по обеспечению радио- и телеграфной связи гарнизона города.
В качестве первоочередной меры на южных и юго-восточных окраинах города было выставлено охранение из машин 4-го танкового разведывательного батальона. В городе была полная неразбериха. Все въезды и выезды из города были запружены колоннами беженцев и обозными машинами и подводами. В результате отсутствия ясной информации о положении на фронте люди бросались то в одну сторону, то в другую. Вдобавок огромное количество машин с пустыми баками загромождало дороги. Из-за этого из города уже нельзя было двинуться ни вперед, ни назад. Необходимы были срочные меры.
Полковник Кристерн послал всех свободных от других обязанностей офицеров и унтер-офицеров регулировать движение на дорогах. На всех перекрестках, выездах из города и в других важных пунктах были установлены посты телефонной связи, причем на это потребовалось не так уж много кабеля, так как местная телефонная сеть еще работала. На каждом из таких постов было выставлено несколько солдат.
Были разведаны обходные проселочные дороги для гужевого транспорта, так что часть колонн была направлена по ним. Между тем гонка, конечной целью которой были Данциг и Гдинген, вступала в свою решающую фазу.
За одной мрачной новостью следовали другие. Экипажи танков докладывали, что они застряли без топлива у Моосвальде, в 15 километрах западнее Картхауза. Остальные подразделения 4-й танковой дивизии с трудом продвигались от Бютова вперед вместе с колоннами беженцев. Передовые части докладывали, что находятся в Зирке, то есть примерно в 25 километрах к западу от Картхауза. Подвезти горючее было едва ли возможно, так как дороги были переполнены колоннами людей, двигавшимися в противоположном направлении.
Тем временем наступающие части Красной Армии уже давно оставили немецкие войска у себя за спиной и к вечеру 7 марта стояли перед Зеерезе- ном, находившимся в 5 километрах к юго-востоку от Картхауза. Наша танковая ремонтная мастерская только незадолго до того успела перебраться оттуда в Цоппот.
Все требовали подвезти горючее. Какая польза от танков, если они неподвижно стоят без дела где-то на проселочной дороге! На наше счастье, владелец гражданской автозаправки в Картхаузе предоставил в наше распоряжение свой припрятанный «неприкосновенный запас» и помог сори¬


60
Ханс Шойфлер
ентироваться на местности. На двух бронетранспортерах нам удалось доставить 4 бочки бензина для наших танков, застрявших в Моосвальде. Конечно, этого было мало: бензин испарялся, как капля воды на горячем камне. Но мы надеялись, что этого хватит, чтобы доехать до Картхауза.
В первой половине дня 8 марта в город вошли первые танки. Их немедленно отправили в Зеерезен, где буквально на последних каплях бензина они все же сумели отбить село у русских. Но те в это время захватили Бор- кау, другое село, расположенное в 6 километрах к востоку от Картхауза. Взвод 4-го танкового разведывательного батальона одним махом занял Цуккау, расположенный всего в 20 километрах от Данцига. Положение становилось еще более запутанным, чем когда-либо прежде.
Между Зеерезеном и Боркау в линии обороны образовалась брешь, через которую танковые и стрелковые советские части 8 и 9 марта беспрепятственно прорвались на север. Они заняли Кобельсдорф и Зеефельд и блокировали главные магистрали на Данциг, Цоппот и Гдинген.
Нам нечем было остановить их, поэтому нам оставалось только беспомощно наблюдать за этим. Части нашей 4-й танковой дивизии и соседних пехотных дивизий застряли в пути все из-за той же нехватки горючего. Все — от водителей танков и заряжающих до лейтенантов и фельдфебелей с Рыцарскими Крестами — бегали по окрестностям с пустыми канистрами, выпрашивая у обозников хотя бы литр бензина, чтобы можно было по крайней мере вывести танки на огневые позиции. Было обидно буквально до слез.
На улицах Картхауза и окрестных дорогах 9 марта царила все та же неразбериха. Запуганные беженцы почти не реагировали на наши вопросы. Все жители Западной Пруссии из районов Тухеля, Конитца, Берента стремились поскорее перебраться в Данциг и не хотели верить, что это больше невозможно, а предложенный им обходной путь через Шёнвальде просто игнорировали. Беженцы из Восточной Пруссии, которые были в пути уже шесть недель и только в Картхаузе смогли передохнуть, настойчиво рвались в Померанию, поскольку им даже во сне не могло привидеться, что эта дорога тоже может быть перерезана Красной Армией. Наконец беднейшие из этих несчастных, те, кто уже столкнулся с советскими войсками по пути в Померанию, теперь после всех пережитых ужасов бездумно, почти механически двигались на восток, невзирая на то, что говорили им другие.
Местные власти и партийные инстанции, которые могли бы и должны были руководить всем этим, всякий раз первыми спасались бегством. Поэтому потоки беженцев — без руководства, без ясной цели и без плана — скапливались в Картхаузе, который являлся главным транспортным узлом на подступах к Данцигу, и мешали тем самым передвижениям войск.
Их подгоняли советские штурмовики. Матери занемевшими руками все еще прижимали к себе своих умерших в дороге детей. На подводах среди наспех собранных пожитков лежали изуродованные тела погибших, а рядом — умирающие, больные и раненые. По их лицам можно было прочитать, что им пришлось пережить в пути. Они проделали долгий путь сквозь снежные бури и ледяной ветер, сквозь льды залива Фришес-Хафф, трескавшиеся под залпами советской артиллерии. Многие, очень многие погибли от бомб и снарядов. В их глазах сквозил ужас, порой даже безумие.
А советская авиация продолжала сбрасывать для солдат Красной Армии


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
61
миллионы листовок, некоторые из которых попадали и к нам. «Солдаты Красной Армии, — говорилось в них, — убивайте немцев! Убивайте всех немцев! Убивайте! Убивайте! Убивайте!» Этот призыв, брошенный Ильей Эренбургом, был санкционирован самим Сталиным1.
Так как многие из нас провели целых три года в боях в России, в каждой роте было некоторое количество русских добровольцев, которые могли без труда перевести нам эти слова: «Убивайте! Убивайте!»
К тому же уже несколько недель нас всеми возможными способами снабжали «пропусками» за линию фронта. «Немецкие солдаты! — говорилось в них. — Прекратите сопротивление! Сдавайтесь Красной Армии! Мы гарантируем вам хорошее обращение и немедленное возвращение домой после окончания войны. Если вы будете продолжать сопротивление, вы уже никогда не увидите своей родины!» И так далее в том же духе.
Какими же дураками, должно быть, считали нас советские пропагандисты? Лишь немногие из нашей дивизии вняли этим призывам и сложили оружие, бросив в беде женщин, детей и своих сослуживцев. Позднее им пришлось горько пожалеть об этом, так как это не избавило их от долгих лет в советских лагерях военнопленных.
То, что эту войну мы проиграли, было ясно даже последнему глупцу. Нас уже не ждало ничего хорошего — ни воинских наград, ни орденов, ни новых званий, ни внеочередных отпусков, — только отмороженная задница, как говорили у нас в солдатской среде. Это была безжалостная борьба за спасение жизни, как своей собственной, так и сотен тысяч многих других, которые еще верили нам и надеялись найти спасение от советских танков в Данциге или Гдингене, где их ждали корабли, готовые переправить их на запад, к свободе.
«Убивай! Убивай! Убивай!» — с этим призывом к убийству в кармане солдаты Красной Армии, опьяненные победой, рвались к Данцигу.
К чести советских войск, следует, правда, сказать, что подавляющая часть их была настроена и вела себя гораздо человечнее, чем предписывал этот страшный приказ.
Наконец, утром 9 марта район к северу и к востоку от Картхауза был очищен от всевозможных подвод и обозов. Только на юге и на западе все еще стояли колонны грузовиков, которые всякий раз становились мишенью для советской авиации. Штаб корпуса все продолжал взывать к нам по рации: «Всем частям 4-й танковой дивизии срочно собраться в Картхаузе, в крайнем случае — пешим порядком!» Предполагалось прорваться к Данцигу по магистрали через Цуккау.
Боевая группа под командованием майора Тёльке, состоявшая из танков 25-го танкового полка 7-й танковой дивизии, одного взвода 4-го танкового разведбатальона и частей 73-й пехотной дивизии, в 6 часов утра двумя клиньями начала наступление из Картхауза на восток. Но советские войска здесь имели уже слишком явное преимущество. Немецкое наступление не произвело на них впечатления. Из Зеефельда они двинулись дальше на север и северо-восток в направлении Кёльна и Квассендорфа.
Их план был ясен. Картхауз интересовал их лишь как второстепенная
1 См. «Предисловие редакции». — Прим. ред.


62
Ханс Шойфлер
цель; они хотели блокировать и задержать нас здесь. Главной же целью наступления были Данциг и порты Данцигской бухты.
Хотя время поджимало, сбор частей 4-й танковой дивизии в Картхаузе сильно задерживался. После провала наступления нам было приказано отходить по дороге Картхауз — Кобельсдорф — Вильгельмсфельд — Лебе- нау — Шёнвальде — Штайнкруг — Колленорт. Согласно приказу штаба 2-й армии, мы должны были занять промежуточную позицию на высотах западнее Колленорта, в 20 километрах к юго-западу от Гдингена, и удержать их любой ценой.
В штабе 4-й танковой армии считали, что даже если удастся разблокировать дорогу через Цуккау, основную массу автомашин все равно пришлось бы бросить в Картхаузе, так как у них не было бензина для нового перехода. Об этом было доложено и в штаб корпуса. Командование корпуса в ответ прислало приказ: «Сохранить только боевую технику. Все остальные машины взорвать!» Это, конечно же, должно было произвести мрачное впечатление.
Уже утром 9 марта советские войска захватили крупное село Келпин, расположенное в шести километрах к югу от Картхауза. Наша атака с целью закрыть брешь между Боркау и Зеерезеном началась только ближе к вечеру, так как в Картхаузе к тому времени пока еще находились лишь немногие части 4-й танковой дивизии. Но после того, как стало известно о новом положении на фронте и об изменениях в маршруте отступления, она была отменена. Части Красной Армии, не встречая препятствий на своем пути, продвигались на север, к Данцигу.
Ситуация становилась с каждым часом все более угрожающей, а всевозможные слухи делали ее еще безнадежнее. Из уст в уста разносились вести, что «иваны» уже давно в Данциге. В довершение всего, в ночь на 10 марта советские пропагандисты обратились через громкоговорители, установленные на близлежащих высотах, с воззванием к солдатам вермахта: «Немецкие солдаты! Вы окружены. У вас не осталось боеприпасов и горючего. Сдавайтесь Красной Армии! Мы гарантируем вам...» Ну и так далее. Старая песня. Мы больше не могли слышать все это. А при нашем нынешнем отчаянном положении это просто сидело у нас в печенках. Сначала мы пытались бороться с малодушием и отчаянием, которые постепенно распространялись в наших рядах. Но Советы все продолжали соблазнять «пропусками» и непрерывно изводили нас своими громкоговорителями.
Мы ждали, что вот-вот нам подвезут горючее, и надеялись на чудо, прежде чем Ловушка окончательно захлопнется. Всем боевым машинам, еще стоявшим на отрезке дороги западнее Картхауза, пришлось свернуть на новый, более короткий маршрут. Во исполнение приказа штаба корпуса все остальные, не боевые машины были сброшены в канавы и выведены из строя. Перед этим из них слили буквально каждый литр горючего. Причем в некоторых совершенно ненужных машинах вдруг обнаружились полные канистры с бензином, припрятанные «на всякий случай». На дорогах практически царило «кулачное право». Лентяи и недотепы оставались ни с чем. Танкистам и гренадерам пришлось пожертвовать всеми машинами сопровождения, буквально последним, что у них оставалось, чтобы раздобыть еще хотя бы пару литров горючего.
10 марта в 5 часов утра части, передвигавшиеся на колесном транспор¬


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
63
те, доложили, что они находятся уже на участке дороги между Лебенау и Штайнкругом. Танки же все еще стояли между Кобельсдорфом и Лебенау с пустыми баками.
Полковник Кристерн, все еще исполнявший обязанности коменданта Картхауза, вместе с небольшим штабом остался в городе, в котором, после всей этой суматохи, теперь царила непривычная тишина. Улицы были пусты, словно вымерли. За ночь картина резко изменилась. На всех выходах из города стояли только немногочисленные немецкие посты, поддерживавшие связь со штабом по радио. Несколько попыток советских войск провести разведку были отбиты. То и дело раздавались артиллерийские залпы, сменявшиеся налетами советских штурмовиков. Но в остальном казалось, что и враги, и друзья забыли о нас и списали Картхауз со счетов.
Командный пункт дивизии тем временем переехал в Лензитц, в 15 километрах к западу от Гдингена, и наконец смог связаться с нами по радио.
В 17.15 гауптман Ланге, с которым мы поддерживали радиосвязь только эпизодически, сообщил, что передовые части его 2-го батальона нашего 35-го танкового полка находятся в Шёнвальде и что еще один отряд из 21 танка стоит в районе Гросс-Деннемёрзе между Лебенау и Шёнвальде, не имея горючего для продолжения пути.
Штаб дивизии без комментариев радировал нам: «Противник в Кёльне». Кёльн расположен на полпути между Картхаузом и Цоппотом. Полковник Кристерн отреагировал на это сообщение в своей обычной манере: «На здоровье!»
Наступило 11 марта. В Картхаузе было все по-прежнему! Гауптман Ланге, командир 2-го батальона, как раз собирался отправиться на своей командирской бронемашине для рекогносцировки на соседнюю безлесную возвышенность, когда сообщил нам по У KB-передатчику: «Местонахождение танков не изменилось. Горючего найти не удалось. Ведем бой с советскими танками в Шёнвальде».
Затем снова поступила скупая радиограмма 4-й танковой дивизии: «Вражеские танки в Донасберге!» Донасберг расположен примерно в 6 километрах позади запланированной промежуточной позиции у Колленорта. На этот раз полковник даже забыл сказать свое обычное «На здоровье!». А в это время все танки двух танковых дивизий 2-й армии застряли далеко от фронта где-то в лесах между Картхаузом и Шёнвальде из-за отсутствия горючего. Положение не обещало ничего хорошего.
Некоторое прояснение внесла радиограмма штаба 4-й танковой дивизии коменданту Картхауза и танковой группе Тёльке (которая снова перешла в подчинение дивизии): «Распределить только что найденное в Шёнвальде горючее так, чтобы его хватило, чтобы вывести на новый рубеж обороны прежде всего танки, бронетранспортеры и тяжелое вооружение 4-й танковой дивизии и 25-го танкового полка».
Все это, конечно, было прекрасно. Но Шёнвальде расположен в 25 километрах к северу от нас. Танки 1-го батальона все еще стоят в Картхаузе и Кобельсдорфе, а бронемашины группы Тёльке — на дороге к Вильгельмс- фельду.
Пока мы сидели, гадали и спорили, со стороны леса вдруг показались два тягача с большегрузными прицепами из автопарка нашей танково-ремонтной мастерской. Они были полностью загружены канистрами с бензи¬


64
Ханс Шойфлер
ном. Это было просто чудом, что им удалось найти нас и не столкнуться с советскими войсками.
Танки были заправлены и двинулись в дорогу. Это было делом одного часа. В 5 часов вечера их командиры доложили, что они уже находятся к югу от Шёнвальде.
В 7 часов того же вечера поступило новое печальное известие. 5-я рота 33-го панцергренадерского полка, которая успела добраться только до Jle- бенау, была внезапно атакована превосходящими силами противника и практически рассеяна. Она потеряла всю технику и все тяжелое оружие и понесла большие потери в личном составе.
Почти в тот же час 1-й батальон того же полка, прикрывавший западные подступы к Нёйштадту, был окружен вражескими танками и почти полностью уничтожен.
Полковник Кристерн получил приказ штаба корпуса оставить Картха- уз. В ночь на 12 марта все посты 35-го танкового полка были сняты и покинули город. Мы заняли круговую оборону в Кобельсдорфе.
Еще в 20.09 вечера 11 марта нами была получена радиограмма из штаба 4-й танковой дивизии: «Горючее подвозится в Шёнвальде. Там гауптман Ланге. Задача: после заправки машин всем частям прорываться к Колле- норту. Там стоят наши!»
Это было хорошо, с одной стороны, и чертовски плохо — с другой.
12 марта в 5.25 утра проклятый бензин был наконец доставлен на командный пункт дивизии в Лензитц, в 6 километрах к востоку от Шёнвальде.
Между тем гауптман Ланге в Шёнвальде со своими танками 2-го батальона отбивался от наседавших со всех сторон советских танков. Он удерживал село до подхода тягачей с горючим. Солдаты 2-го батальона отражали ожесточенный натиск советских войск до тех пор, пока не были заправлены последние машины и пока последние танки не прошли через Шёнвальде. Это продолжалось до полудня 13 марта.
Полковник Кристерн со своей небольшой танковой группой присоединился к последним танкам батальона у Вильгельмсфельда; мы встретились с ним в Шёнвальде еще до полудня.
В 12.20 дня 13 марта мы пересекли немецкий передовой край обороны вместе с последним разведотделением 4-го танкового разведывательного батальона. В то же самое время крупные танковые отряды советских войск атаковали немецкие позиции с северо-запада.
Этот прорыв немецкой бронетехники из совершенно безнадежной ситуации был одним из примеров солдатского товарищества. Никто не считал свои действия проявлением отваги, так как каждый был уверен, что делает то, что должен был сделать. Именно такие случаи в прошлом так связывали бойцов между собой — помочь другу не ожидая ничего взамен, ни наград, ни поощрений.
Прежде всего следует отметить решительные действия 4-го танкового разведывательного батальона, сдерживавшего натиск советских войск под Цуккау, отвагу и выдержку солдат 73-й пехотной дивизии на высотах у До- насберга и Квассендорфа и героизм 2-го батальона 33-го панцергренадерского полка, отражавшего все вражеские атаки на своем участке. Но особенного упоминания заслуживают самоотверженные действия бойцов 2-го


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
65
батальона 35-го танкового полка под командованием гауптмана Ланге, без которых вообще ничего не получилось бы.
У них хватило мужества, чтобы противостоять превосходящим силам противника, отвлечь на себя внимание советских танков и удержать дорогу, по которой были вывезены тягачи с горючим и последние танки.
Не следует забывать и о мужестве водителей тягачей, которые без особых потерь сумели доставить драгоценное горючее для бронетехники, застрявшей далеко на юге, и тем самым спасти столько наших танков. Двое других тем временем на своих тягачах с прицепами доставили горючее к немецким передовым позициям.
Мы с полковником Кристерном разместились на широкой, но почему-то брошенной позиции ПВО Адлерсхорст под Цоппотом и тут же уснули от усталости, проспав там всю ночь в одном из массивных бункеров.
И только много позже мы узнали, какого труда стоило нашему командиру полка добиться для нас этого долгожданного отдыха, так как начальство сначала хотело немедленно бросить нас в бой в Оливу, один из пригородов Данцига. Дивизии Красной Армии уже стояли перед воротами Данцига.
3-1084


66
Ханс Шойфлер
Данциг^ 13—31 марта 1945 года: Хронология событий
13—15 марта —
Создание линии обороны на высотах к западу от Данцига и Гдингена.
20 марта —
Советские войска после трехчасовой артподготовки перешли в наступление между Цуккау и Рамкау.
23 марта —
Советские войска заняли Цоппот. Таким образом, Данцигский плацдарм был расколот на три части. Дивизии 2-го Белорусского фронта под командованием маршала Рокоссовского после массированной огневой подготовки начали решающее наступление на Данциг.
24 марта —
Маршал Рокоссовский призвал солдат немецкой 2-й армии прекратить сопротивление.
25 марта —
Так как призыв Рокоссовского не возымел своего действия, началась бомбардировка старой части Данцига.
Последнее немецкое транспортное судно «Убена» забрало последних беженцев в данцигском порту Нёйфарвассер.
26 марта —
После тяжелых боев был оставлен пригород Данцига Олива.
27 марта —
Сдан без боя Лангфур.
Командир 4-й танковой дивизии, генерал Бетцель, погиб в бою у Оливских ворот в Данциге.
По приказу штаба армии были открыты шлюзы Вис- линской дамбы, а сама дамба взорвана немецкими саперами. В результате Эльбинская низменность в интересах обороны Данцига была затоплена до самого побережья Фришес-Хафф.
28 марта —
Западная часть города Данциг оставлена и занята советскими войсками.
Рубеж обороны вдоль реки Моттлау приказано защищать до тех пор, пока войска и беженцы не отступят к лесу на дюнах у Хёйбуде.
29 марта —
Последние бои за Данциг. Немецкие войска отступают за Вислу.
30 марта —
Данциг сдан. Немецкие арьергардные части покинули город в ночь на 30 марта.
31 марта —
Командование немецкой 2-й армии приказало уничтожить всю технику. Но командование 4-й танковой дивизии выступило против этого и настояло на своем. Таким образом, до последнего часа войны дивизия по праву сохранила свое название «танковой».


ДАНЦИГ 1945
От Оливы до Хёйбуде (13 — 30 марта)
Танковые дивизии 2-го Белорусского фронта под командованием маршала Рокоссовского в середине марта пересекли Померанию в западном направлении и еще 3 марта вышли к устью Одера у Штеттина.
С юга, юго-запада и запада командование 2-го Белорусского фронта силами 5 армий развернуло решающее наступление на Данциг, где уже шла эвакуация. Через Балтийское море на запад непрерывно отправлялись транспорты с беженцами. В портах Данцига и Гдингена толпилось огромное количество людей, которых гнала вперед надежда выбраться из этого ада на каком-нибудь судне. Едва ли кто-то хотел остаться в городе, который уже штурмовали войска беспощадного противника, подгонявшего своих солдат призывами «Убивайте! Убивайте! Убивайте!». Разумеется, что желающих добровольно сдаться или оставить женщин и детей на милость такой армии не было.
Назначенный 12 марта командующим немецкой 2-й армии генерал танковых войск Дитрих фон Заукен, уроженец Восточной Пруссии, бывший командир 4-й танковой дивизии, пытался сдержать неудержимый натиск Красной Армии силами своих обескровленных дивизий, пока все беженцы не будут эвакуированы.
На широкой дуге вокруг Данцига и Гдингена противнику со всей силой отчаяния противостояли остатки 4-й полицейской дивизии СС, 7-й танковой, 215-й, 32-й, 227-й и 73-й пехотных, 4-й танковой, 389-й и 252-й пехотных, 12-й авиаполевой, 542-й фольксгренадерской, 337-й, 35-й, 83-й и 23-й пехотных дивизий. Между Вислой и Данцигской бухтой еще продолжали сопротивление части 7-й пехотной дивизии.
С моря наземные войска по мере своих сил поддерживали огнем тяжелый крейсер «Принц Ойген», старый линкор «Силезия» и легкий крейсер «Лейпциг», но и у них ощущалась нехватка боеприпасов. Снаряды тяжелых корабельных орудий с гулом пролетали над Данцигом и с удивительной точностью поражали плотные ряды штурмующих город советских войск, принося обороняющимся временную передышку.
14 марта боевая бронегруппа 4-й танковой дивизии под командованием полковника Кристерна предприняла атаку в районе Глуккау, в 6 километрах от данцигского пригорода Олива, чтобы устранить брешь в обороне между Пемпау и Цуккау. Мы должны были выйти с востока туда же, куда мы пять дней назад так и не смогли пробиться с запада.
Перед этой атакой 15 марта была проведена очередная огневая подготовка. Здесь нам помогли корабельные орудия, так как у нашего 103-го танкового артиллерийского полка боеприпасы были на исходе. К полковнику Кристерну был специально направлен офицер Кригсмарине, который


68
Ханс Шойфлер
должен был корректировать огонь корабельных орудий. В Данцигской бухте угрожающе вырисовывались силуэты наших кораблей. Со стороны бухты нас должна была поддержать огнем также хорошо оборудованная береговая батарея, по крайней мере там, где будут доставать ее орудия, поскольку они были направлены в сторону моря. В наше распоряжение поступила и одна зенитная батарея, входившая в состав пояса противовоздушной обороны Данцига.
Но положение внезапно изменилось. Советские войска атаковали участок нашего 12-го панцергренадерского полка силами от двух до трех стрелковых дивизий. В ходе ожесточенного боя нам все же удалось удержать вышеназванные огневые позиции. Лейтенант граф Мольтке на своем танке подбил под Пемпау 6 советских танков. Стояла ясная погода, и Советы могли использовать свою штурмовую авиацию почти непрерывно, тогда как нам было нечего им противопоставить. Германские военно-воздушные силы к этому времени почти перестали существовать, а зенитная артиллерия была задействована в наземных боях, к тому же ей было запрещено расходовать драгоценные боеприпасы на борьбу с вражеской авиацией.
Части Красной Армии, напротив, имели в достатке боеприпасов и могли не экономить каждый снаряд. Они выгружали их почти на наших глазах на станции Цуккау, так как отлично знали, что мы не можем им помешать. Русские спецподразделения за считаные дни вывели из строя всю железнодорожную сеть вокруг Данцига.
Советские войска волна за волной накатывались на позиции наших панцергренадеров. Однако прорваться к Данцигу им пока не удавалось. Поэтому они перенесли центр тяжести своего наступления на север, на участки соседних дивизий.
Такова была ситуация к 15 марта, когда обер-лейтенант Герлах из 35-го танкового полка получил от полковника Кристерна задание выступить во главе своей роты еще оставшихся на ходу «Пантер» в район Рамкау — Нёйе-Вельт, чтобы предотвратить намеченную советским командованием танковую атаку на участке действовавшей там 389-й пехотной дивизии.
Роберт Пенсген, служивший в те дни военным корреспондентом при штабе 4-й танковой дивизии, так описывает эту историю:
«Незадолго до выступления одну «Пантеру» пришлось откомандировать в распоряжение другой боевой группы полка, на участке которой были замечены советские тяжелые танки типа «Иосиф Сталин». В пути еще две «Пантеры» вышли из строя из-за того, что бензин, которым они были заправлены, был слишком сильно разбавлен водой. Таким образом, когда обер-лейтенант Герлах незадолго до наступления темноты достиг заданного района, в его распоряжении оставалось всего две «Пантеры». Был получен приказ поддержать ночную атаку фузилерного батальона против деревни Нёйе-Вельт, а после уничтожения советских танков, о которых сообщалось ранее, обеспечить оборону полоски земли до побережья бухты.
К 8 часам вечера фузилеры пошли в атаку. Было уже совершенно темно. Противник встретил их интенсивным огнем. Можно было ясно расслышать залпы нескольких противотанковых орудий.
Между тем стало известно, что в деревне Нёйе-Вельт находится не меньше 24 вражеских танков, в том числе 8 машин типа «Иосиф Сталин». И против таких превосходящих сил противника, ожидавших его в засаде, Герлах мог выставить только две своих «Пантеры»! Поэтому он постарался всеми способами избежать встречи с ними, которая, несмотря на все муже-


Линия фронта к 15 марта 1945 г.
WXe ла
J=
,.»*ж Мехлинген пд1
/* Гя ’ ^ Оксхёфт
1 215-я пд f *
Ч. [ДМ ГДИНГЕН Лензитц 4..gg_
квассендорф « ДАНЦИГСКАЯ БУХТА
А С ft. IГ росс-Катц
Л 73-я пд| \'г
- J 1 Л.ЦОППОТ
# Олива
\ ft
Рамкау г1—я тд1лангфур Брёзен
389-я пд!
: 1252-Я пд| ДАНЦИГ :-'Цуккау
***** *t 112-я апд [
Рейнфельд !
4
•
Майстеосвальде: L 542~я фгд_| р-т» .
• % Г337-Я пд I 1-Л "Д1
Условные обозначения:
Передний край немецкой обороны


70
Ханс Шойфлер
ство, вероятнее всего должна была закончиться в пользу Советов. Но штурм деревни был неизбежен, чего бы это ни стоило; этого требовала создавшаяся ситуация.
«Пишите завещания, товарищи!» — это было единственное, что мог сказать Герлах своим танкистам. И это не было простым пессимизмом или нерешительностью. На счету Герлаха было уже около 150 танковых атак. Но предстоящий бой представлялся ему заданием для смертников. Разумеется, экипажи обеих «Пантер» тоже были не новичками, а опытными солдатами, прошедшими огонь, воду и медные трубы, готовыми исполнить свой воинский долг до конца, каким бы страшным он ни был.
Когда фузилеры 389-й пехотной дивизии подошли к деревне, им удалось с помощью панцерфаустов подбить один танк и одно противотанковое орудие. Но на подступах противник встретил их таким шквальным огнем, что они были вынуждены отступить. Как нарочно, именно в этот момент танк обер-лейтенанта Герлаха вышел из строя из-за технической поломки. За последние дни танкам пришлось преодолевать множество трудностей, а заботиться об их ремонте было просто некогда. Герлах был вынужден отослать свою «Пантеру» с экипажем назад, чтобы не потерять людей и машину окончательно и насовсем. Он пересел в последнюю оставшуюся «Пантеру», взяв с собой опытного радиста, унтер-офицера Купфе- ра, так как там сидел за рацией еще неопытный солдат. Теперь все места в танке занимали «стреляные воробьи»: наводчик — унтер-офицер Ланг, заряжающий — старший стрелок1 Хайнрих и водитель — обер-ефрейтор Бауэр.
В полном одиночестве «Пантера» устремилась к деревне вдоль железнодорожной линии. Водитель следил, чтобы мотор работал совсем тихо, чтобы не выдать себя шумом.
Старая лиса Герлах слишком хорошо знал, что ему предстоит сначала выбрать надежную позицию, прежде чем вступать в этот неравный бой. От глаз противника он был скрыт снегозащитным забором. Он расположил свой танк на железнодорожных путях слева от стоявшего там товарного вагона, так чтобы с рассветом силуэт танка не выделялся на фоне утреннего неба.
Их отделяло от деревни всего около 400 метров, когда «Пантера» вдруг увязла в рыхлом грунте. Понадобилось все мастерство водителя, чтобы вытащить ее. Однако пока они выбирались оттуда, противник услышал шум мотора и начал стрелять вслепую в том направлении, откуда он доносился, не видя при этом самого танка.
Наводчик Ланг выстрелил, целясь по вспышке огня, вырвавшейся из ствола вражеского орудия. Первым же выстрелом ему удалось подбить советскую самоходку, которая сразу же вспыхнула вместе с амбаром, за которым она пряталась. Пламя осветило окрестности, и в его свете экипаж заметил еще три советских танка на окраине деревни.
Так как огонь противника становился все более интенсивным и прицельным, Герлах отвел свою «Пантеру» назад, чтобы оттуда можно было наблюдать через стереотрубу за всей деревней. Между домами стояли тесной кучкой вражеские танки. Тем временем противник начал обстреливать
1 Старший стрелок (нем.: Oberschutze) — воинское звание в германской армии выше рядового, но ниже ефрейтора, примерно эквивалентное «рядовому 1-го класса» в армии США. — Прим. ред.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
71
окрестности из артиллерии и минометов, благо этим ребятам не нужно было беречь боеприпасы.
К полудню 16 марта к Герлаху наконец подошло подкрепление к лице второй «Пантеры» под командованием обер-фельдфебеля Пальма, известного «истребителя танков». В течение второй половины дня он умудрился поджечь еще два вражеских танка, в том числе один «Иосиф Сталин». Герлаху удалось подбить еще один танк «Сталин» и тяжелое самоходное орудие. Было подбито также несколько противотанковых орудий.
Так прошли остаток дня и ночь на 17 марта. Советские войска больше не рисковали выходить из укрытий. Только на рассвете они попытались предпринять атаку крупными силами пехоты. Герлах на своем танке тут же двинулся к месту боя.
Пока он разбирался с появлявшимися время от времени вражескими танками, его радист унтер-офицер вел пулеметный огонь по советской пехоте.
Обе немецких «Пантеры» за время боя не только отразили атаку советской пехоты, но и благодаря удачно выбранной позиции подбили 5 танков «Иосиф Сталин», а также еще один тяжелый танк, три самоходных орудия и одно тяжелое противотанковое орудие. В течение следующего дня, 18 марта, Герлах со своими двумя «Пантерами» действовал все на том же участке 389-й пехотной дивизии. Экипаж занял благоприятную позицию на вершине холма, откуда в ходе напряженной танковой дуэли ему удалось уничтожить еще один танк «Сталин», две самоходки и два противотанковых орудия, а также поджечь еще два вражеских танка.
О том, насколько тяжело физически выдержать в течение суток подобный бой не на жизнь, а на смерть, лучше всего говорило то, что обер-лей- тенант Герлах заснул мертвым сном сразу же после разговора с командным пунктом пехотного полка.
Итог этих трех дней боев: подбит 21 тяжелый и сверхтяжелый вражеский танк, причем без каких-либо потерь с нашей стороны.
Они победили не только благодаря умелому руководству и слаженной работе опытных экипажей, но в первую очередь благодаря железной воле этих десяти человек в стальных корпусах машин, которые пытались выиграть время для спасения женщин, детей и своих раненых товарищей, как это ни банально звучит сегодня для ушей некоторых современников».
Основная масса 4-й танковой дивизии все еще вела тяжелые оборонительные бои между Рамкау и Цуккау, примерно в 16 километрах к западу от Данцига. Наши танки оказывали действенную поддержку гренадерам. В 9 часов утра 16 марта советские войска снова начали наступление силами двух стрелковых дивизий при поддержке танков. Лейтенант граф Мольтке со своей небольшой танковой группой до 5 часов вечера сдерживал их атаки, подбив при этом 9 советских танков. Еще три танка были уничтожены из панцерфаустов, в том числе два из них подбил обер-ефрейтор Шёбель из 5-й роты 12-го панцергренадерского полка.
Обе стороны несли тяжелые потери. Потери среди панцергренадеров численно компенсировались за счет неисчерпаемых «резервов» Данцига, в том числе из числа солдат полевой жандармерии и т.п.
При этом в Данциге еще существовало бесчисленное множество различных административных инстанций, которые давно уже ни за что не отвечали. Был все еще влачивший бесполезное существование полк снабжения, хотя все пути снабжения Данцига были уже перерезаны. Была куча


72
Ханс Шойфлер
всяких штабов, в распоряжении которых дарно уже не было войск. Короче говоря, Данциг был переполнен солдатами тыловых служб, которым уже нечего было делать. Теперь они служили источником пополнения потерь среди фронтовых частей. Панцергренадеры каждый день получали новую партию необученных бойцов, которые сменяли погибших.
«Еще прежде, чем человека успевали внести в списки, он погибал или пропадал без вести, — говорили об этом в армейских частях. — Опытный обер-ефрейтор с двумя или тремя солдатами раньше удерживал целый участок фронта, который теперь обороняют человек двадцать-тридцать этих резервистов, необученных солдат без фронтового опыта».
Однажды 12-му панцергренадерскому полку была придана танкоистребительная рота: 14 ребят из данцигского «Гитлерюгенда», каждому из которых было примерно по 15 лет, на велосипедах и с панцерфаустами. Мальчишки вели себя очень мужественно, сознавая важность своей задачи. На их еще детских лицах отражалась необычная серьезность. Гренадеры позаботились о них, ненавязчиво отобрали панцерфаусты и позволили им вволю отоспаться на позициях. Затем они отослали мальчишек обратно домой.
Наш 103-й танковый артиллерийский полк вел огонь по скоплениям вражеских войск на вокзале Цуккау и в самом городе, хотя боеприпасов оставалось крайне мало. 290-му дивизиону ПВО сухопутных войск было разрешено вести огонь по низколетящим штурмовикам противника, и в результате зенитчикам удалось сбить 75 вражеских самолетов.
Хотя 16 марта был сдан городок Рамкау, передовая линия обороны в основном еще держалась.
Эвакуация беженцев и раненых по морю из Гдингена и Данцига шла полным ходом, несмотря на то что корабельные причалы подвергались беспрестанным атакам советских штурмовиков и бомбардировщиков.
17 марта Верховное командование вермахта (ОКВ) объявило, что командир 4-й танковой дивизии генерал Клеменс Бетцель награжден Дубовыми листьями к Рыцарскому Кресту. В приказе по дивизии генерал поблагодарил своих солдат за их беспримерную смелость, без которой он не был бы удостоен этой высокой награды.
Типичный для этих суматошных дней пример: начальник оперативного отдела корпуса получил 18 марта выговор, так как командир корпуса был недоволен тем, что 389-я пехотная дивизия успешно сдерживала противника с 30 танками, а 4-я танковая дивизия была не в состоянии захватить высоту 164,9. И это в то время, когда основные силы 33-го панцергренадер- ского полка и части 35-го танкового полка были откомандированы в распоряжение 252-й пехотной дивизии, а «Пантеры» того же 35-го танкового полка отражали вражеские атаки на участке 389-й пехотной дивизии.
Генерал Бетцель в ответ лаконично доложил: «Панцергренадерские батальоны и основные силы дивизии задействованы на участках соседних дивизий. В дивизии осталось только два боеспособных танка. Дивизионная артиллерия, насколько позволяет положение с боеприпасами, тоже в основном действует на участках соседей. Не имея войск, захватить высоту 164,9 невозможно».
В ночь на 19 марта переполненный беженцами Данциг подвергся разрушительной бомбардировке, в которой принимало участие от 300 до 400 «летающих крепостей» американского производства. Мы были вынуждены беспомощно взирать на этот страшный танец смерти с наших позиций на


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
73
холмах к западу от города, так как в районе передовой не упало ни одной бомбы. Бомбардировщики прилетели с запада и, закончив свое дело, улетели на восток. В ночь на 20 марта они появились снова, на этот раз с востока, практически беспрепятственно сбросили на город весь свой груз бомб и скрылись на западе. Убогая противовоздушная оборона города не могла особенно помешать им.
Советские самолеты кружили в небе каждый день. Штурмовики с красными звездами на крыльях обстреливая из бортовых пушек и пулеметов каждую автомашину на улицах города, а передовую линию обороны каждый раз забрасывали снарядами. Жители Данцига почти не покидали своих подвалов, выбираясь из них лишь на несколько минут.
20 марта советские войска начали новое массированное наступление. Ему предшествовала многочасовая артподготовка, в ходе которой обстрелу подвергся район между Бастенхагеном и Леезеном. Затем в бой были брошены недавно подошедшие свежие силы: 3 стрелковых дивизии при.поддержке 30 танков. И все это на участке фронта одной немецкой дивизии. На следующий день, 21 марта, наступление возобновилось с еще большей яростью. Советам было давно известно о том, что у нас не хватает боеприпасов, и поэтому они открыто провоцировали нас, подвозя припасы для своих войск почти на самую передовую.
Экономия боеприпасов и горючего в немецких войсках лишь отчасти объяснялась их нехваткой. Очевидно, тыловые службы, ведавшие их распределением, получили указание растянуть оставшиеся запасы как можно дольше, поскольку было до конца неизвестно, стоит ли надеяться на новые поставки из разбомбленных районов Центральной Германии. Кроме того, при подавляющем господстве советской авиации в воздухе каждый рейс на передовую с грузом взрывчатки превращался в «самоубийственную миссию». Даже строгий контроль всех передвижений транспорта, который в этой ситуации был неизбежен, в действительности только затруднял подвоз боеприпасов и горючего войскам на передовой.
Хотя войска противника время от времени осуществляли небольшие прорывы линии фронта, тем не менее, благодаря героизму наших войск противнику все еще не удавалось достичь своей главной цели — прорвать оборону Данцига.
Одной из наших задач было удержать дивизии Красной Армии как можно дальше от побережья Балтийского моря, чтобы караваны судов с беженцами на борту и места скопления людей возле пристаней не оказались в поле действия советской фронтовой артиллерии и систем залпового огня.
Отчаянные оборонительные бои на высотах западнее Данцига против все новых атак превосходящего нас по силам противника, который в избытке имел тяжелое оружие, танки и боеприпасы, все же истощали его людские и материальные ресурсы, но за это мы платили ценой нашей крови. Некоторые роты на передовой были настолько обескровлены, что насчитывали всего по 10—20 человек. Панцергренадерские батальоны, как правило, не.превышали штатной численности одной роты. Даже резервисты, регулярно мобилизуемые в Данциге в рамках операции «Heldenklau», не могли восполнить огромных людских потерь.
С другой стороны, всех солдат обоза, оружейно-ремонтных мастерских, тыловых и штабных частей нашей дивизии в случае опасности команды полевой жандармерии тут же передавали различным пехотным частям или объединяли в сводные отряды. Солдаты-фронтовики даже часто негодова¬


74
Ханс Шойфлер
ли по этому поводу, так как в тыловых частях служили в основном уже пожилые люди, которые не заслуживали подобной участи.
103-й танковый артиллерийский полк, оставшись без орудий, был преобразован в «артиллерийскую роту», которая была придана 12-му панцерг- ренадерскому полку и действовала в пешем строю. Но они, по крайней мере, остались в составе своей родной дивизии, среди сослуживцев и под командованием знакомых им офицеров и унтер-офицеров.
Танковые экипажи, также оставшиеся без своих боевых машин, образовали танкоистребительную роту в составе своего же 35-го танкового полка. Их вооружили пулеметами, автоматами, пистолетами и панцерфаустами. Командовал этой ротой лейтенант Клаус Шиллер, потерявший руку из-за ранения, но тем не менее добившийся, чтобы его вновь вернули на фронт.
21 марта советские войска возобновили атаки на всем западном участке обороны Данцига. Им удалось прорваться к побережью Данцигской бухты севернее Цоппота, знаменитого курорта на побережье Балтийского моря. Корабли Кригсмарине как могли помогали немецким сухопутным войскам огнем своих орудий, но они не смогли помешать советским войскам 23 марта захватить Цоппот. Таким образом, Данцигский плацдарм был расколот на три части: полуостров Хела, морские порты Гдинген (Готенхафен, Гдыня) и Оксхёфт (Оксивска Кепа) и, наконец, самый большой плацдарм, включавший в себя порты Данцига, низовья Вислы и косу Фрише-Нерунг.
Советские войска захватили также и высоты западнее Оливы, откуда можно было свободно простреливать весь Данциг, расположенный в низине. Они немедленно воспользовались этим преимуществом и разместили там свои артиллерийские позиции, чтобы нанести окончательный смертельный удар по Данцигу.
И он не заставил себя долго ждать. Выражение «ураганный огонь» с этого времени утратило свое значение, потому что уже 23 марта на предместья Данцига обрушился совершенно невиданный до сих пор шквал огня. Это был сплошной оглушительный вой, взрывы снарядов, бомб, ракет, мин, которые гремели непрерывно на протяжении нескольких часов. Вся телефонная связь надолго вышла из строя, а на командном пункте нашего полка не осталось ни одной действующей рации, поэтому в течение нескольких часов мы ничего не знали о положении на других участках фронта. Хорошо еще, что поблизости оказался один танк с УКВ-передатчиком.
После этой ужасающей огневой подготовки, в 11.20 утра, советские дивизии начали решающее наступление, центр тяжести которого пришелся на Бурграбен, расположенный примерно в 10 километрах к западу от Данцига.
Сильно потрепанный 2-й батальон 33-го панцергренадерского полка, уменьшившийся за последние дни до численности роты, вместе с обескровленными остатками 79-го танкового саперного батальона, частями 103-го танкового артиллерийского полка и 290-го дивизиона ПВО сухопутных войск были в спешном порядке переброшены в Маттерн.
2-й батальон 12-го панцергренадерского полка, тоже насчитывавший не больше роты, обе самоходных батареи 103-го танкового артиллерийского полка, его же «артиллерийская рота» и танкоистребительная рота нашего 35-го танкового полка были посланы в Ненкау. Им было приказано остановить советское наступление и основать новый рубеж обороны на линии холмов от Маттерна до Кляйн-Келпина и Ненкау.
Клаус Шиллер, однорукий лейтенант, командовавший танкоистребите-


Зона боевых действий к востоку от Данцига


76
Ханс Шойфлер
льной ротой 35-го танкового полка, оставил письменные воспоминания об этом сражении:
«Это был конец марта 1945 года. Никто не знал наверняка, какой это был день недели и какое число. В огненной печи Данцига мы практически утратили чувство времени и даже интерес к нему. Внезапно смолкли слухи об эвакуации морем на родину. Вместо этого началась раздача панцерфа- устов, пулеметов, автоматов и ручных гранат. Судя по всему, было не похоже на то, что экипажи подбитых танков собираются снабдить новыми машинами.
Мы резались в карты, писали письма, которые, возможно, так никогда и не доберутся до родины, чтобы пробить стену неизвестности. Мы воспринимали этот короткий отдых как необходимость, когда можно временно отключить все военные инстинкты, и одновременно как последнюю подготовку к чему-то страшному и неизбежному, что ждало нас в ближайшем будущем.
Издалека еще доносились звуки сражения на передовой. Мы давно уже привыкли к вою сирен, к пальбе зенитных орудий, к падающим бомбам и ко всей этой однообразной и жуткой музыке войны, которая предвещала уничтожение всего Данцига.
Что творилось в душе этих людей, знавших войну с самых первых дней и наверняка чувствовавших, что Данциг станет для них гигантской мышеловкой? Приказ штаба полка, как резкий окрик, заставил нас снова напрячься: «Из остатков экипажей подбитых танков сформировать танкоистребительную роту. Ее задача будет заключаться в уничтожении танков в ближнем бою под прикрытием пехоты, чтобы помешать дальнейшему продвижению противника. Занять позиции до 15.00. Установить связь с пехотными частями».
Взводы и отделения формировались так, чтобы старые сослуживцы продолжали и дальше служить вместе. Несмотря на все, мы пели те же песни, что и всегда, сейчас это было очень кстати.
Незадолго до наступления темноты мы подыскали себе готовые пехотные окопы справа и слева от дороги на Данциг. Впереди нас лежала деревня Ненкау, а перед ней был холм. Рота была разделена на два взвода, которыми командовали опытные унтер-офицеры. Проведя последний военный совет, мы разделились. Слова «До свидания!» и «Счастливо!» приобрели в этот день особое звучание. Прощальные рукопожатия длились секундой дольше обычного.
Из прежнего опыта мы все знали, что можем полностью положиться друг на друга в экстремальной ситуации, даже когда в городе уже несколько недель раздавались слова «Спасайся, кто может!».
В темноте мы заметили несколько теней, двигавшихся поодиночке и группами в сторону Данцига. На все наши вопросы они отвечали: «Иваны» наступают!» Чтобы внести хоть какую-то ясность, мы с одним товарищем двинулись через грязь к группе домов, темневших вдали. Грязь была настолько топкой, что наши теплые валенки иногда не поспевали за нами. Добравшись до домов, мы встретили там отряд пехотинцев, с которыми мы установили связь еще днем. Вместо того чтобы лежать за пулеметами, они уютно устроились, покуривая свои трубки. Таким образом, заключили мы, все должно быть не так уж плохо. Они принадлежали к пехотной части, которая занимала позицию на холме перед деревней.
Мы еще раз объяснили им в деталях, где находится наша позиция, и


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
77
обещали не бросить их в беде в случае танковой атаки. Успокоенные, мы направились назад к нашим окопам. Деревня уже находилась под сильным артиллерийским и минометным обстрелом.
Ближе к полуночи послышались выкрики русских. Они раздавались все ближе. Во время короткой паузы среди пальбы мы явственно услышали, как они подгоняют своих коней криками «Давай!». Затем раздались хорошо знакомые нам шум мощных двигателей и лязг танковых гусениц. Судя по звукам, это должны были быть танки «Т-34», которые двигались прямо на нас. Затем гусеницы звонко лязгнули на деревенской дороге. Должно быть, первый танк как раз показался среди домов.
Небо осветили вспышки взрывов и орудийных выстрелов, в некоторых местах вспыхнули пожары. Группами по двое мы бросились на звук танковых моторов и укрылись в тени домов и деревьев. Теперь надо было действовать поодиночке, только это могло гарантировать нам успех. Наше пулеметное отделение обещало прикрыть нас огнем, если вслед за танками появится советская пехота.
В этот момент танковые гусеницы лязгнули где-то совсем рядом. Мы ясно различили силуэт танка «Т-34» на обочине дороги. Его пушка в поисках цели угрожающе повернулась в нашем направлении, а затем дальше в сторону. Но этот стальной колосс не представлял для нас особой опасности. Опасность представляла пехота. Но, как мы ни вглядывались, мы не заметили ни одного советского пехотинца. Ну, раз так, начнем!
Мы осторожно подобрались поближе к стальному монстру. Пятьдесят метров, сорок, тридцать... Теперь можно стрелять. Силуэт вражеской машины четко высветился на фоне ночного неба.
Огненный шлейф от выстрела панцерфауста разорвал темноту — всего на какие-то пару секунд, в течение которых сердце замерло от напряжения. Яркая вспышка, и взрыв — прямое попадание!
Раздались крики, резко распахнулась крышка люка, из которого начали выскакивать люди, и вот их испуганные лица тут же скрылись в темноте. Мы не стреляли по ним. Танк запылал, потом внутри него начали взрываться боеприпасы.
По-видимому, наш импровизированный прием произвел впечатление на советских солдат. Они тут же прекратили ночную атаку. Но тут заговорили вражеские минометы и пушки. Только на какой-то миг вдруг наступила непривычная тишина.
В предрассветном полумраке мы заметили причину внезапно наступившей тишины. Обессиленные и сильно поредевшие подразделения нашей пехоты покидали свою позицию на холме перед деревней, даже не известив нас о своем отступлении. Это было, конечно, некрасиво с их стороны, но кто мог упрекнуть за это полумертвых от усталости пехотинцев?
Что же теперь делать нам? Если мы тоже покинем этот клочок земли, то наш первый взвод и подразделение баварских пехотинцев будут отрезаны. Занять брошенную позицию на холме перед деревней? Но для наших танкистов в черных мундирах, не имевших ни опыта ближнего боя, ни навыков окапывания, это было бы рискованным предприятием.
За эти недели нам многое пришлось увидеть: колонны беженцев, оставляющих свои дома целыми семьями, дрожащих женщин, плачущих детей. Обессилевших людей подгонял страх перед советскими танками. На всем пути вдоль морского побережья их безжалостно догоняли снаряды, если они продвигались вперед недостаточно быстро. Должны ли мы нести от¬


78
Ханс Шойфлер
ветственность перед несчастными жертвами войны, которые надеялись на нас и которых мы разочаровали? Мысль о них подсказывала единственно возможное решение.
Мы остались одни под шквальным огнем советской артиллерии. Уже убили двоих наших. Затем мы заняли оставленные позиции на пригорке. Нам удавалось удерживать этот передовой бастион еще некоторое время, но советские все-таки были сильнее. Вскоре мы окончательно убедились в том, что ни справа, ни слева немецких войск больше не было. Около полудня, во время короткой передышки, мы оторвались от противника и собрались у выезда из деревни. Мы были озабочены судьбой нашего 1-го взвода, с которым с самого утра не было связи.
Только много позже мы узнали, что, несмотря на нашу контратаку, он был окружен советскими войсками и почти полностью уничтожен. Только немногим посчастливилось уцелеть и добраться до своих.
Напиравшим со всех сторон советским войскам удалось оттеснить нас в «чертову яму» под Данцигом. Все, кто еще был жив и не хотел без боя сдаваться Советам, лежали за баррикадами, руинами стен, бордюрами и могильными плитами. Из подвалов и бункеров до нас доносились крики измотанных и обессиленных людей: «Бросьте же наконец оружие!» Они не угрожали нам, это был лишь вопль отчаяния.
Среди солдат были и такие, кто надеялся спастись, переодевшись в гражданскую одежду. Даже у наших бойцов не всегда выдерживали нервы. Так, один связной-мотоциклист просто незаметно исчез. Другой солдат упорно просил меня перевести его в другой батальон, вдали от передовой, так как дома у него остались жена и ребенок. Я не смог устоять перед его просьбой и написал рапорт о наших прежних заслугах командиру 1-го батальона. Эта бумага стала его «пропуском», так как без официального задания он попал бы в руки полевой жандармерии и предстал бы перед военным трибуналом.
Нельзя судить опрометчиво. Каждый из нас в то время усиленно пытался найти ответ на вопрос: продолжать борьбу или сдаться? Должны ли мы прислушаться к доносившимся из подвалов крикам тех, кто пал духом, и сдаться, или лучше все-таки продолжить борьбу и помочь десяткам тысяч других, собравшимся в ожидании эвакуации на побережье?
Мы не хотели, чтобы нам потом было стыдно перед нашими павшими товарищами. Поэтому мы продолжали борьбу за Данциг, даже когда оказались полностью предоставленными самим себе.
В последние дни уличных боев мы успешно овладели тактикой уничтожения танков. По чердакам, которые были связаны между собой из соображений противовоздушной обороны, можно было скрытно приблизиться к советским танковым колоннам. Одного автоматчика обычно ставили у слухового окна. Мы же с панцерфаустами целились по танкам из чердачных люков. Это оружие оказывало ужасающее действие на советские «Т-34», которые буквально взлетали на воздух. Тем самым мы создавали беспорядок в рядах противника, а сами незаметно скрывались и выбирали новую цель. Таким образом, советские солдаты были вынуждены продвигаться вперед по улицам только с оглядкой. Каждый час, каждый день одержанной победы был необыкновенно важен для спасения беженцев. Недостатка в панцерфаустах у нас не было — они буквально валялись на улицах, но вот положение с продовольствием, к несчастью, было гораздо хуже.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
79
Во время одного боя за уличным заграждением мы потеряли многих наших товарищей убитыми и ранеными. Стоя над их могилой, мы дали обещание всегда помнить о них. Мы просили Господа послать утешение их семьям и дать силы нам для этой беспощадной борьбы. Но мы чувствовали, как сомнения в наших душах и ад вокруг нас постепенно грозили заглушить эту просьбу.
Только когда старая часть Данцига была объята огнем и с грохотом начали рушиться мосты, мы стали постепенно отходить через приток Вислы в Хёйбуде, один из пригородов Данцига. В первый и последний раз в своей жизни я видел, как горят и рушатся мосты, как ярко вспыхнул всемирно известный Крантор. Глубокая подавленность охватила меня. И все же каждая спасенная человеческая жизнь была в тысячу раз дороже всех этих, вместе взятых, исторических построек. Глядя на окружающий меня ужас, я вел запутанный спор с самим собой. Внезапно чей-то горький смех испугал меня. Споткнувшись на месте, я вдруг осознал, что это был мой собственный смех, а вокруг не было никого.
В Хёйбуде я снова встретил своих товарищей, которые выжили в этом данцигском аду. Меня охватила безграничная радость. Какая великая вещь — боевое товарищество!»
Несмотря на то что эвакуация Данцига началась уже 20 марта, испуганные жители многострадального города не отваживались выходить на улицы, которые подвергались непрекращающимся налетам штурмовой авиации. Страх перед будущим и неопределенность положения сковывали их решимость. Повсюду ходили слухи о печальной участи кораблей «Вильгельм Густлофф» и «Генерал Штёйбен», и это заставило многих беженцев, ожидавших очередного транспорта в гавани Нёйфарвассера, вернуться в бомбоубежища города. Но снаряды падали все ближе и ближе, а атаки советских штурмовиков становились все чаще. Основная часть беженцев искала укрытия в поросших лесом дюнах под Хёйбуде и Кракау, так как из Нёйфэра только небольшие суденышки регулярно совершали челночные рейсы до Хелы.
Если до сих пор эскадрильи ночных бомбардировщиков американского производства во время своих рейдов с запада на восток и с востока на запад бомбили в основном внутренние районы города, то в ночь на 23 марта массированной бомбардировке подверглись Хёйбуде, Кракау и Нёйфэр. Там находились тысячи женщин и детей. К тому же в этом районе не было противовоздушной обороны...
24 марта советские самолеты открыли свои бомбовые люки над центром Данцига. Снаряды авиационных пушек со страшным шипением вырывались из-под крыльев самолетов «Ил-2». Начавшиеся повсюду пожары — результат бомбардировки — грозили перерасти в один огромный пожар. Несмотря на все усилия, его невозможно было потушить, так как той ночью в городе были повреждены система водоснабжения и электросеть.
На улицах и мостах горело асфальтовое покрытие, клубы дыма застилали небо. Люди, прятавшиеся в подвалах, задыхались, многие погибали в убежищах. Беспрерывно раздавался зловещий вой сирен. Но у нас не было самолетов-истребителей. Наши зенитные орудия едва ли могли сделать хоть один залп. Тем не менее несколько самолетов удалось сбить пулеметными очередями. В умирающем городе на Висле и Моттлау начиналось настоящее светопреставление...
В то время как общий хаос достиг своего апогея, снова налетели бом¬


80
Ханс Шойфлер
бардировщики. Однако теперь они сбрасывали листовки. Миллионы бумажных листков кружились по дымящемуся небу. Маршал Рокоссовский надеялся нас разжалобить. Из лучших побуждений следует привести дословный текст листовки:
«ОБРАЩЕНИЕ МАРШАЛА РОКОССОВСКОГО К ГАРНИЗОНАМ ДАНЦИГА И ГДИНГЕНА!
Вчера, 23 марта, мои войска взяли Цоппот и раскололи окруженную группировку на две части. Гарнизоны Данцига и Гдингена теперь отрезаны друг от друга. Наша артиллерия обстреливает гавани под Данцигом и Гдингеном и подступы к ним. Железное кольцо моих войск постепенно сужается.
В этих условиях ваше сопротивление бессмысленно и приведет только к вашей гибели и к гибели сотен тысяч женщин, детей, стариков.
Я настоятельно требую:
1. Немедленно прекратить сопротивление, всем боевым группам, ротам, батальонам и полкам выйти с белыми флагами и сдаться.
2. Всем, кто сдастся, я гарантирую жизнь и сохраню все личные вещи. Все офицеры и солдаты, не сложившие оружие, будут уничтожены.
Полная ответственность за жертвы среди гражданского населения лежит на вас.
24 марта 1945 г.
Главнокомандующий войсками 2-го Белорусского фронта Маршал Советского Союза РОКОССОВСКИЙ».
Призыв был составлен умело, но лишь немногие поверили обещаниям советского маршала. Несомненно, борьба за Данциг с военной точки зрения была бесперспективной. И если бы нам противостоял честный противник, ее прекращение было бы вполне оправданным, но только не перед лицом врага, который гнал своих солдат в бой призывами к убийствам, изнасилованиям и грабежам.
Некоторые, утратив силу и веру, сдавались в плен Красной Армии. Впоследствии, проведя несколько лет в советских лагерях военнопленных, у них было достаточно времени, чтобы задуматься над своим поступком.
«Сохранение личных вещей», «хорошее обращение» и «немедленное возвращение на родину после войны», как громко вещал советский пропагандистский динамик в течение последних недель, — все это оказалось коварным враньем.
Таким образом, этот призыв советского маршала не произвел впечатления. Немецкие бойцы не хотели и не могли допустить, чтобы гражданское население было брошено на произвол судьбы и обречено на резню, как в Неммерсдорфе.
На следующий день, 25 марта, в Вербное воскресенье, маршал Рокоссовский ответил на отказ немецких солдат разрушительным авианалетом на старую часть Данцига. При этом были разрушены почти все архитектурные памятники города. В том числе повреждения получила старинная церковь Богоматери (Мариенкирхе). Везде бушевало гигантское море огня. Непрерывный артиллерийский обстрел вынуждал людей прятаться в подвалах, где многие из них задохнулись от дыма.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
81
В данцигском порту Нёйфарвассер, несмотря на артобстрел, бросил якорь корабль «Убена» (Ubena) водоизмещением в 9555 тонн, который принял на борт последние группы беженцев, расположившихся поблизости от порта в ожидании эвакуации. Вскоре после отплытия «Убены» взлетели на воздух два немецких судна с боеприпасами — «Билле» (Bille) и «Ве- зер» (Weser).
Мы лежали на самой передовой в стрелковом окопе на крутом холме, который назывался тоже Циганкенберг, как и пригород Данцига под нами, который сейчас содрогался от непрерывных разрывов снарядов и авиабомб. В этот день погибли новый адъютант командира полка гауптман Кале и невозмутимо веселый уроженец Восточной Пруссии гауптман Шальмат, начальник танковой ремонтной мастерской.
Лейтенант граф Рюдигер фон Мольтке — это было его полное родовое имя, которое в 35-м танковом полку знали немногие, так как для одних он был «господин лейтенант» или «господин начальник», а друзья называли его просто «Мольх»1, — стоял со своей танковой группой менее чем в ста метрах от нас, не позволяя советским войскам приблизиться ни на шаг.
Из штаба дивизии между тем пришел приказ расформировать наш 35-й танковый полк, а все еще оставшиеся на ходу боевые машины передать 1-му батальону. Командовать им, как и до сих пор, должен был гауптман Кестнер. Освободившихся бойцов было решено направить на пополнение 12-го панцергренадерского полка как простых пехотинцев. Для опытных танкистов это было жестоким ударом. Единственным утешением стало то, что они остались вместе и по-прежнему входили в состав 4-й танковой дивизии.
Наш бывший полковой командир, полковник Кристерн, должен был взять на себя командование 7-й танковой дивизией, которая сражалась на отрезанном от нас плацдарме под Гдингеном. Генерал Маус был тяжело ранен, и ему пришлось покинуть свою дивизию. Полковник сердечно простился со своим ближайшим окружением. Мне он предоставил выбор: поехать с ним в Гдинген в качестве его офицера-ординарца или перейти в 1-й батальон офицером-связистом. Сначала я не мог определиться, но потом все-таки решил остаться со своими товарищами в Данциге.
«Но вам придется еще немного сопровождать меня», — сказал он. В этом я не мог отказать моему полковому командиру, с которым нас связывало так много перенесенных тяжелых переживаний, с которым у нас порой бывали разногласия, но мы понимали друг друга без слов, хотя, честно говоря, меня не особенно радовало ехать через весь Данциг в Нёйфэр под градом советских снарядов.
В последний раз взобрался командир в свою «огненную колесницу». Рация оставалась выключенной. Это было что-то новое. С кем мы могли теперь поддерживать радиосвязь? Ведь 35-му танковому полку оставалось существовать не более часа.
Улицы были завалены грудами обломков. Вокруг все горело. Город был почти безлюден. Перед нами в клубах дыма виднелся фасад полуразрушенной церкви. Полковник выразил желание остановиться здесь. Он вышел и попросил водителя и меня сопровождать его.
Мы шагнули в полумрак святой обители, которая многое вытерпела во
1 По-немецки «Мольх» (Molch) означает «саламандра». — Прим. ред.


82
Ханс Шойфлер
время войны и сохранилась, несмотря на разрушения. Полковник оглядел все вокруг. Вдруг на его лице, которое до сих пор было омрачено следами борьбы, промелькнула улыбка. Он дал знак мне сесть на скамью, а сам вместе с водителем поднялся вверх по крутой лестнице на хоры.
Я сидел на неудобной, почерневшей от времени церковной скамье и слышал доносившийся снаружи шум сражения. Внезапно я испугался. Сквозь звуки боя проник в мои уши совсем иной звук. Заглушая музыку смерти, звучал орган, и скоро я совершенно забыл о том, что вокруг шла война. Особое, неповторимое чувство переполнило меня. В мрачной темной церкви увидел я в тот момент свет.
Конечно, я знал, что полковник был очень предан музыке и умел играть на нескольких инструментах. Однако я впервые слышал его игру на органе, — и играл он великолепно. Ранее дирижировавший грохотом сражения, теперь он управлял звуками музыки, которые напомнили мне мирные, безоблачные дни. Все бедствия утонули во мне: война и разрушения, смерть и жестокость. Печаль и отчаяние. Великолепное ясное звучание мелодии снова заставило меня поверить в светлое будущее.
Однако возможно ли, чтобы проклятая война снова дала нам будущее? Сможем ли мы когда-нибудь пережить время, которое не смогло убить нас, и выжить? Это были вопросы, на которые не было ответа.
Даже сейчас я не могу осознать, как долго я слушал и мечтал, как меня тряс за плечо полковник, возвращая к действительности. Его лицо как будто просветлело.
Без слов мы взобрались в бронетранспортер. Скоро я снова услышал грохот битвы. Мы подъехали к разрушенной пустой гавани Нёйфэра. Полковник попрощался с нами, потом резко развернулся и сел в ожидающий его катер. Он даже не оглянулся на прощанье, а я забыл по-военному приставить руку к козырьку. Он мечтательно и задумчиво смотрел вперед и, по-видимому, уже был полностью поглощен мыслями о своем новом задании.
Звуки органа еще долго звучали во мне, перекрывая звуки войны. Только этим жила моя душа в течение всего обратного пути через разрушенный город. Я вспоминал их и в Циганкенберге, в разгар битвы за Данциг.
Затем снова следовали удар за ударом. Последние наши танки сражались между Шидлитцем и Эмаусом, прикрывая юг, в то время как советские войска подходили все ближе к Ненкау. 1-й батальон под командованием гауптмана Кестнера переехал на бывший командный пункт полка в Циганкенберг, а мы лежали в окопах чуть дальше на крутом восточном склоне. Оттуда открывался превосходный круговой обзор Данцига, расположенного как раз у подножия холмов. Наша позиция постоянно подвергалась обстрелам. Ядовито-желтое облако дыма просачивалось сквозь руины, быстро окрашиваясь в темные тона. В узких каньонах городских улиц время от времени ярко вспыхивали языки пламени, пока скоро все улицы не превратились в сплошное море огня.
25 марта советские войска достигли цепочки высот к западу от Данцига. Низменность, на которой широко раскинулся город, лежала перед ними, как на ладони. Сверху они могли видеть каждый маневр наших войск и тут же открывали огонь.
Все новые эскадрильи советских бомбардировщиков сбрасывали на нас свои бомбы. Штурмовики с нервирующим воем постоянно кружили прямо над нашими головами, из-под их крыльев с шипеньем вырывались ракеты.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
83
После первого захода они снова возвращались и обстреливали из бортового оружия наши позиции, откуда по ним открывали ответный огонь из стрелкового оружия.
От Бонзака и Нёйфэра были пущены саперные паромы, которые регулярно совершали челночные рейсы туда и обратно, доставляя отставших беженцев в Хелу. Скопившиеся на Висле толпы людей, подвергавшиеся постоянным налетам советской авиации, становились все меньше. Часть из них, вероятно, направилась в направлении Шивенхорста. Во всяком случае, мы предполагали это, глядя, как последние гражданские покидают эту преисподнюю под Данцигом.
Телефонную связь уже с трудом можно было восстановить. Поэтому передача донесений и приказаний на передовые командные пункты дивизий осуществлялась в основном с помощью УКВ-раций, установленных на некоторых танках, так как все небронированные радиоавтомобили были уничтожены или вышли из строя.
Под Данцигом действовали 389-я и 252-я пехотные и 12-я авиаполевая дивизии, которые теперь из-за своей малочисленности назывались «боевыми группами» и добровольно перешли в подчинение 4-й танковой дивизии, так как радиосвязь со штабами корпуса и армии также постоянно прерывалась.
26 марта после жестоких боев был оставлен курорт Олива. Через день, в ночь на 27 марта, была сдана без боя часть Лангфура, так как эвакуация беженцев из Данцига со всеми его пригородами была почти завершена. Набившие оскомину подробности больше никем уже не записывались. Все пережитое уже давно перевалило за грань восприятия. Выдержать это мог лишь тот, кто умел полностью отключиться от того, что происходило вокруг.
Командир 4-й танковой дивизии генерал Бетцель, руководивший вечером 27 марта созданием нового заградительного рубежа на подступах к Оливе, был тяжело ранен во время советского обстрела его позиции из реактивных установок залпового огня и умер здесь же на месте. Из-за тяжелого ранения также вынужден был покинуть свою войсковую часть майор Кнохе, командир 33-го панцергренадерского полка.
Командира нашей дивизии генерала Бетцеля любили и ценили все. Несмотря на то что его смерть официально умалчивалась, это горькое известие подобно лесному пожару стремительно распространилось от роты к роте и стало новым тяжким ударом для наших отважных солдат.
Приказом штаба 2-й армии командование 4-й танковой дивизией было передано многоопытному командиру 12-го панцергренадерского полка полковнику Хоффману. Это был типичный фронтовой офицер-«сорвиго- лова», можно сказать, «танкист первого часа». Он служил в танковых войсках с 1935 года, а с 1938 года перешел в 4-ю танковую дивизию, буквально с первого дня ее создания.
Он прошел прямой путь от командира 1-й роты до командира 12-го панцергренадерского полка, без интриг и выкрутасов. Вторым в дивизии он стал кавалером Рыцарского Креста, а за героизм, проявленный при прорыве окружения под Ковелем, получил также Дубовые листья к нему. Так что наша 4-я танковая дивизия перешла в надежные руки.
Полковник Хоффман не просто принял командование дивизией в самый тяжелый момент. На него была возложена почти невыполнимая зада¬


84
Ханс Шойфлер
ча: вывести дивизию из нынешнего катастрофического положения и нести на себе бремя ее командира в течение всех последних дней войны.
В ночь на 28 марта немецкие войска отошли на восток за реку Моттлау. Западная часть города была сдана. Когда солдаты приготовились к отступлению, вслед за ними последовали и многие жители Данцига — те, кто до сих пор не решался расстаться со своим домашним очагом и собственностью. Это создавало дополнительные проблемы.
Представьте себе зловещую картину: отступление из мертвого сгоревшего города. Вместе с отступающими войсками везли останки погибшего генерала Бетцеля. Его тело находилось в головном танке, который был покрыт имперским военным флагом.
Обер-лейтенант Отто Александр фон Мюллер, ординарец штаба 4-й танковой дивизии, так описал свои впечатления от жутких событий при отступлении из Данцига:
Погибший генерал!
Последней колыбелью Стал Тебе танк,
Окровавленный мундир Обернул Тебя саваном,
Твой последний погребальный приют Дрожит от стонов и вопля Смертельно раненного города.
Ты сам бесстрашно бросился Вворота своей гибели!
Нас разгромили...
Но наша борьба Ярким светом озарила Твой последний путь!
Погибший генерал!
Твой последний взор
Видел судороги бушующего хаоса:
Танковые гусеницы Рушили родной наш город,
Оставляя дымящиеся шрамы
Вбледном прахе
Добела раскаленных руин...
Содрогнулись даже мертвые...
Танк шел в атаку,
Возлагая надежды На Твой военный талант.
Видя свое поражение,
Ты молчал и боролся!
Только ревел мотор
Под горьким бременем поражения...
Погибший генерал!
Из проигранных боев и сражений Мы славим Тебя!
29 марта бои шли уже в восточной части Данцига. В ночь на 30 марта должны были оторваться от противника последние арьергарды.
В этот день, ближе к вечеру, по внутренней рации, установленной на бронетранспортере, я получил приказ отправиться на новый командный пункт батальона на том берегу Вислы. Как было сказано в приказе, адъютант, обер-лейтенант Григат, уже должен был находиться там.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
85
Машина, лязгая гусеницами, с трудом пробиралась через преграждавшие путь груды развалин. Путь от Хёйбуде, как помнится мне, составлял около трех километров. В свое время я обозначил на карте этот кратчайший путь к мосту через Вислу подробно, со всеми деталями, поскольку раньше его можно было пройти быстро и без проблем. Теперь же он пролегал через руины под шквальным огнем противника. Разрушения были настолько сильными, что продвигаться вперед стоило большого труда, да и ориентироваться в такой неразберихе было невозможно. То тут, то там нам попадались группы солдат с безумными, перепуганными лицами.
После долгого и опасного пути мимо остатков стен, искореженных бетонных блоков, рухнувших фасадов домов, под огнем вражеской авиации, артиллерии и «сталинских органов», мы наконец обогнали бесконечную автоколонну и прибыли на место.
Нас сразу же окружили вниманием и заботой, которых, впрочем, заслуживал каждый храбрый солдат на войне. Но, несмотря на это, оставаться здесь было неуютно. Откуда-то постоянно била противотанковая пушка, ее залпы раздавались аккуратно через равные промежутки времени. Кругом горели всевозможные автомашины. Взрывались и разлетались осколками в стороны боеприпасы. Однако это уже никого не беспокоило. Только меня это заставило задуматься, поэтому я в пару прыжков достиг головы колонны. Конечно, это было рискованно и очень трудно, но, в конце концов, жизнь того стоила.
Уже с первого взгляда мне стало ясно, что почти все автомашины, стоявшие перед нами, были пусты. Люди уходили пешком, бросая машины и груз на дороге, к великому негодованию тех, кто шел следом.
Затем я убедился, что до моста через Вислу оставалось примерно 300 метров. Но второй взгляд, брошенный в сторону моста, заставил меня осознать, что эти 300 метров представляют собой страшный путь: вдоль всей дороги стояли разбитые грузовики, лежали обгоревшие, изувеченные трупы людей и лошадей, через каждый метр зияли воронки от бомб. Кругом — смерть, пепелище, разруха. Среди дымящихся грузовиков за рулем отдельных автомобилей еще сидели самые терпеливые водители. Застыв от ужаса, вперив безумный взгляд в кузов впереди стоящей автомашины, они все еще ждали, когда тот, стоящий впереди, наконец двинется с места. Но в переднем автомобиле за баранкой сидел труп.
Я содрогнулся от этого зрелища. Только бы быстрее выбраться прочь отсюда! По грудам обломков мы забрались в свой полугусеничный вездеход и двинулись дальше — садами и задними дворами — и наконец добрались до моста как раз в тот момент, когда эскадрилья советских бомбардировщиков делала очередной заход над целью. Что делать?
Нас могли'подбить отовсюду, но мы были совершенно безучастны ко всем подстерегавшим нас опасностям. Главное, что мост был еще цел! Ни один человек не мог предсказать, как долго он еще мог простоять, этот единственный сохранившийся мост через Вислу. Итак, мы покатились дальше, так как, на наше счастье, в тот момент он был на удивление пуст.
Мы то и дело проваливались в воронки от снарядов, с грохотом перебирались через обломки бетона. Справа и слева шипели бомбы, и от их разрывов нашу бронемашину бросало то в одну, то в другую сторону. Вот бомба с оглушительным грохотом рванула в русле реки. Осколки звонко застучали по броне, к небу взлетел целый фонтан воды, а затем обрушился на нас. Происходящее можно было сравнить с нисхождением в ад. Я ринулся


86
Ханс Шойфлер
вперед и с возрастающим ужасом увидел в смотровую щель, как мост под ударами бомб треснул и наклонился набок, закачался, но удержался.
Все, кто был еще жив, пытались спрятаться хоть в каком-то укрытии, распластавшись на земле и уткнувшись носом прямо в грязь. Мы же, в полном одиночестве, с грохотом подпрыгивая на ухабах, пробирались на нашей бронемашине дальше и лишь со страхом взглядывали вверх, где низко кружили вражеские бомбардировщики. Только когда гусеницы заскрежетали по твердой почве, мы вздохнули свободнее.
На этом берегу, насколько хватало глаз, тоже тянулись ряды горящих автомашин, чернели трупы лошадей, разбитая военная техника, руины домов. Только тела убитых и раненых здесь уже успели убрать.
Мы с грохотом катились по разбитой дороге, и с каждым толчком концентрация внимания водителя снижалась. Кончилось тем, что машина соскользнула с дороги, едва не врезавшись в дерево, и какое-то время мы были вынуждены толкать ее впереди себя, чтобы она не опрокинулась набок. Наконец мы выбрались на свободное пространство по эту сторону моста. Да благословит Господь наш бронированный вездеход!
Только здесь мы узнали — и эта весть нас очень огорчила, — что мост в Хёйбуде был частично разрушен в результате прямого попадания бомбы и его перекрыли. Работавшие на нем саперы и стоявшие рядом в оцеплении полевые жандармы спрятались в укрытии, когда мы без предупреждения подъехали к Висле.
Вдруг налетела новая группа бомбардировщиков и принялась обстреливать нас из бортового оружия. Сбросить свой запас бомб они успели где-то в другом месте, может быть, в лесу, в котором было полно беженцев.
Но где же можно было создать линию обороны после эвакуации Данцига? Женщины, дети, старики, лошади и телеги были повсюду. И кое-где уже виднелись свежие могилы тех, кто погиб во время последних воздушных налетов.
При такой чудовищной концентрации людей на тесном пространстве советские бомбардировщики просто не могли промахнуться. Некоторые беженцы уже извлекли урок из этого, или же им просто не хватило места в поросших редким лесом дюнах, и поэтому перебирались в другое место. Окрестные поля были сплошь перерыты окопами и траншеями.
Мы, как нам было приказано, собрались позади мощной дамбы, служившей нам защитой и укрытием, к югу от Данцига. Мало-помалу подползали наши немногие еще способные к передвижению танки. Теперь рацию можно было выключить. Всю ночь на 30 марта мы проспали, как медведи в берлоге. Утром нас разбудил очередной артобстрел. Мы проснулись лишь тогда, когда нас уже с головой засыпало грязью. Поэтому мы выкопали штольню в широкой дамбе, где нам оставалось только на время вверить свои жизни на милость Господа Бога.
Впереди нас у самой воды стояли пехотинцы из охранения. Мы же составляли вторую линию обороны — резерв для контратаки.
Повсюду фронт проходил по воде. Поначалу это немного успокаивало. 27 марта немецкие саперы по приказу командования взорвали дамбу и открыли водоотводную канаву. Все пространство между Эльбингом и заливом Фришес-Хафф было затоплено и'сделалось непроходимым.
Правда, это решение имело и свои недостатки: скопившиеся в дюнах по ту сторону Вислы автомашины оказались зажатыми там. Поэтому армия приказала уничтожить все без исключения находящиеся там автомашины.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
87
Правда, для 4-й танковой дивизии ее машины, брошенные на этом «острове», были все равно бесполезны. Но мы были категорически против уничтожения боевой техники, и генерал Заукен был вынужден согласиться с этим. После долгих разъяснений он в конце концов разрешил 4-й танковой дивизии, как одной из своих старых испытанных частей, сохранить свои разведывательные бронемашины, бронетранспортеры, самоходные установки и танки, а также принадлежащие ей ремонтные мастерские. Таким образом, наша Четвертая сумела до последних часов сохранить свое имя «танковой дивизии».
Апрель 1945 г., устье Вислы: Хронология событий
4 апреля
Эвакуирован Оксхёфт, прилегающий вплотную к Гдингену с севера. На следующий день, 5 апреля, ровно в 6 часов утра, последние немецкие солдаты покинули Оксхёфтский лесопитомник.
5 апреля
Линия фронта отодвинута за один из рукавов Вислы к Нёйфэру.
10 апреля
Пал город Кёнигсберг.
16 апреля
Транспортное судно «Гойя» было потоплено советской подводной лодкой вблизи Риксхёфта.
23 апреля
Попытка советского командования высадить десант у Нёйтифа. Атака была отбита поднятыми по тревоге подразделениями 4-го разведывательного танкового батальона.
24 апреля
Бронированная группа под командованием майора фон Хайдена переброшена в район Кальберг—Лип.
26 апреля
Вплоть до начала мая от Кальберга до Штеегена велись тяжелые оборонительные бои.


ДАНЦИГ В ОСАДЕ
До 30 марта нам удавалось удерживать линию реки Моттлау от Оры до Нёйфарвассера, чтобы обеспечить путь к отступлению для оставшихся беженцев и немецких войск к единственному еще сохранившемуся мосту через Вислу у Хёйбуде в район лесистых дюн под Кракау и Хойбуде. Несмотря на сильное вражеское воздействие, мы смогли избежать хаоса.
Паромное сообщение между Нёйфарвассером и Хелой, которое все это время осуществлялось полным ходом, пришлось прекратить. После того как наступавшие от Глетткау и Брёзена советские войска захватили другой берег, порт оказался в зоне обстрела. При этом некоторые беженцы еще ждали, чтобы их переправили дальше, в Нёйфэр, так как там теперь располагались военно-морские корабли и передвижные паромы саперов.
Невообразимая толпа, которая еще 30 марта осаждала гавань, в течение ночи сильно уменьшилась. Вероятно, люди по приказу командования были отправлены дальше. Многие из них, прошедшие испытание на стойкость, уже знали: где есть танки, там недалеко должен быть и «русский иван». Мы же тем временем спали как убитые и поэтому ничего не видели. Только горячий суп с мясом на завтрак вновь вернул нас к жизни и придал энергии.
В первые дни апреля было относительно спокойно, хотя весь плоский как доска район между Вислой и Балтийским морем отлично просматривался с данцигских холмов и простреливался советской артиллерией. Солдаты Красной Армии с шумом вошли в Данциг и бурно праздновали свою победу — водка лилась рекой, играла музыка. Звуки их веселого празднества доносились до нас до самого утра. Их пропагандистский динамик непрерывно вещал с той стороны бухты: «Солдаты 2-й немецкой армии! Сейчас вы сидите в западне, в лагере военнопленных с самообслуживанием...» Вслед за этими словами играл марш Радецкого, в такт которому красноармейцы палили в воздух из стрелкового оружия. Иногда сразу вслед за этим раздавалось объявление: «Скоро мы начнем трансляцию органного концерта. За органом Иосиф Сталин». Залпы многоствольных ракетных установок — «сталинских органов» — нас уже не удивляли. Потом мы прослушивали уже набившее оскомину обращение Рокоссовского о возвращении на родину после войны, о хорошем обращении и сохранении личной собственности. Вслед за этим нам угрожали тотальным уничтожением, если мы не поверим их словам. Правда, появилось еще одно новшество: для нас день и ночь крутили пластинку Марики Рёкк, бесконечно транслируя по своему гигантскому громкоговорителю ее песню «Ночью человек не хочет быть одинок...». Очевидно, они разжились этими записями уже в Данциге, где в январе этого года шел фильм «Женщина моей мечты», в котором впервые исполнялась эта песня.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
89
Устье Вислы восточнее Данцига
В порту, на волнорезе, прямо напротив нас, красовались флаги Советского Союза и Национального комитета «Свободная Германия». Это было печально. Но слухи обо всех зверствах и кровавых оргиях, жертвами которых стали те, кто остался в Данциге, приводили многих на грань отчаяния.
Бывший советский политрук, майор Лев Копелев, многие годы воспитывавшийся в духе германофобии, в то время служил в войсках 2-го Белорусского фронта маршала Рокоссовского и был «старшим инструктором по работе с войсками и населением противника». Как раз в эти дни, 5 апреля 1945 года, его арестовали недалеко отсюда по обвинению в «недостаточной бдительности и буржуазно-гуманных взглядах в форме сострадания к немцам». Впоследствии Копелев издал книгу «Предостережение на все времена», в которой на 16-й странице описал варварские события, происходившие в Восточной и Западной Пруссии:


90
Ханс Шойфлер
«Что произошло в Восточной Пруссии? Было ли подобное одичание наших людей действительно необходимым и неизбежным? Насилие и раз- бой? Желали мы этого? Почему мы взялись за Польшу, Восточную Пруссию, Померанию и Силезию? Ленин уже в свое время отвергал Версальский договор, ну а это было даже хуже, чем Версаль. В газетах и по радио мы призывали к священной мести. Но что это были за мстители и кому они мстили? Почему наши солдаты оказались обыкновенными бандитами, которые толпами насиловали женщин и девочек в снегу на обочинах дорог, переулках? Почему убивали безоружных, разрушали, громили, жгли все то, что они не могли с собой утащить? Все это делалось бессмысленно, из чистого вандализма. Как это стало возможным?
Неужели так воспитывали их мы — политработники, журналисты, писатели — Эренбург, Симонов и сотни тысяч других усердных, честолюбивых и даже талантливых агитаторов, учителей, воспитателей? И все мы искренне проповедовали «священную месть». Мы учили их ненавидеть, убеждали их, что немец уже потому плохой, что он немец; мы прославляли смерть в лирике, прозе и изобразительном искусстве: «Папа, убей немца!». Это было время, когда я себя почти стыдился, когда у меня не было «личного счета» убитых мною немцев».
Еще много другого пишет бывший политрук Лев Копелев. Сейчас он живет на Западе; но перед этим ему пришлось долгие годы провести в советском исправительном лагере за то, что он проявлял сочувствие к немецким женщинам и детям, которых убивали и мучили только ради развлечения по призыву Ильи Эренбурга и его товарищей по партии. Над этим стоит задуматься.
Александр Солженицын, будущий лауреат Нобелевской премии, в 1945 году был капитаном Красной Армии. В свое время он воевал на Куршской косе, но в феврале 1945 года за гражданские убеждения был арестован. В книге «Архипелаг ГУЛАГ» на 31-й странице в 1-й части он рассказывает: «...Да! После трех недель войны на территории Германии мы уже точно знали: если существуют немецкие девушки — каждый может совершить над ними насилие, а потом с полным правом пристрелить, и это будет расцениваться как военный поступок; даже если это были польки или наши угнанные русские девушки — забава, и больше ничего! Та, о ком идет здесь речь, была «походно-полевой женой» начальника контрразведки...»
В первых числах апреля мы были блокированы на своего рода островке между дельтой Вислы и Балтийским морем. Этот «водный фронт» был вначале сравнительно спокойным и лишь иногда подвергался обстрелам советской артиллерии и ракетных установок. 4 апреля наши танки внезапно были подняты по тревоге. На восточном берегу под Нёйфарвассером появились советские войска. Стоявшего там зенитно-артиллерийского дивизиона к тому времени уже не было. Трудно сказать, то ли он был захвачен врасплох и смят советскими войсками, то ли успел в полном составе отступить из этого района. Нашим танкам удалось отбросить солдат Красной Армии назад, на западный берег. Но в скором времени они появились далеко южнее, высадившись на «остров Хёйбуде», как мы называли этот кусочек земли.
В результате 5 апреля немецкие войска повсюду были вынуждены отступить к второму рукаву Вислы у Нёйфэра и Бонзака. Паромное сообщение с Хелой оттуда прекратилось и затем возобновилось уже из Шивенхор- ста.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
91
После того как 28 марта город и порт Гдинген после ожесточенной борьбы были заняты советскими войсками, транспорт с беженцами приходилось отправлять в Хелу из северных окрестностей Оксхёфта. 7-я танковая дивизия, которой теперь командовал наш бывший командир полка, полковник Кристерн, вела отчаянную борьбу за выигрыш времени. Нам помогала корабельная артиллерия с судов Кригсмарине. Немецкие войска образовали своего рода защитный вал вокруг толпы женщин и детей. Для размещения беженцев использовались все свободные помещения кораблей, чтобы как можно быстрее переправить людей в Хелу.
Когда 4 апреля все беженцы были вывезены, генерал фон Заукен, командующий 2-й немецкой армией, вопреки строгому распоряжению фюрера направил в эфир пароль «Вальпургиева ночь». Эти слова означали приказ к эвакуации Оксхёфтского лесопитомника. И это же означало, что продолжение борьбы теперь стало бессмысленным. 5 апреля, в 6 часов утра, от берега отчалили последние баржи. После обеда из ставки верховного командования вермахта пришел приказ об эвакуации Оксхёфта. Как всегда с опозданием, дело уже было сделано.
На специальных паромах саперы переправили наши танки на восточный берег рукава Вислы, так как советские войска уже наступали нам на пятки. Наш младший врач, остававшийся невозмутимым в самых трудных ситуациях, взял в руки гармонь, уселся на последнем танке и заиграл песню «Остров, который был рожден из снов...», которая в то время доносилась из всех солдатских радиопередатчиков. При этом он ловко переиначил ее слова, так что вместо «Остров, который был рожден из снов...» получилось «Остров, с которого мы бежали со всех ног...»1.
Едва успев пересечь второй рукав Вислы, мы сели на мель и были вынуждены высадиться на песчаном острове, так как устье реки простиралось в ширину примерно на 60 километров от Нёйфарвассера до Эльбинга. Этот кусочек земли на воде между Шивенхорстом и Нёйфэром, между Вислой и Балтийским морем мы назвали «Комариным островом».
Дальше в сторону суши, вне досягаемости советской артиллерии, толпилась почти необозримая масса людей, которые были заняты бурной деятельностью. Разноязычный говор людей из всех стран невольно напомнил нам историю о постройке Вавилонской башни. И действительно, события, которые разворачивались в это время между двумя водоемами, очень напоминали эту библейскую притчу. Все кругом было разрыто, затоптано с прямо-таки пугающей быстротой. Здесь были представлены почти все народы Европы.
Сначала мне повстречались 32 пленных английских офицера, которые перебежали к нам около четырех недель назад из района Хайдероде. В соответствии с военными обычаями, они пришли к нам с белыми флагами и парламентерами. По их словам, в Шлоссберге солдаты Красной Армии освободили их из немецкого плена, а точнее, немецкая охрана просто бросила их. Но затем их отправили на восток с неизвестной целью. Им это показалось подозрительным, поэтому при первой удобной возможности они сбежали и под прикрытием тумана и ночной темноты добрались до немецких позиций. В утонченной английской манере эти офицеры вежливо и
1 По-немецки получалась игра слов: вместо «Eine Insel aus Traumen gebo- ren...» — «Eine Insel im Laufschritt verloren...». — Прим. ред.


92
Ханс Шойфлер
подчеркнуто корректно попросили, чтобы мы приняли их и позволили им остаться. Англичане клялись, что в крайнем случае они даже готовы воевать на немецкой стороне1.
Это предложение прямо-таки приободрило и вывело нас из того удрученного состояния духа, в котором мы пребывали в то время. Мы их, разумеется, приняли и честно поделились с ними сигаретами и продовольственными пайками.
Но положение в то время было настолько запутанным, что английские офицеры были вынуждены еще три недели провести на полковом командном пункте, прежде чем их отправили назад. В то время мы прекрасно понимали друг друга и успели сдружиться. Теперь эти офицеры, как и другие сотни тысяч, ждали посадки на корабль, который эвакуирует их на Запад.
Потом мне бросилось в глаза, что почти во всех крестьянских семьях из Восточной и Западной Пруссии были французские военнопленные, которые окружали всяческой заботой «свою семью» и следили за тем, чтобы не отстать от них в такой неразберихе. Французские пленные были почти единственными мужчинами в этих колоннах беженцев, если не считать изнуренных стариков. Французы особенно внимательно ухаживали за детьми, которые, в свою очередь, вешались на «своих Жанов». Этого нельзя было не заметить. Некоторые из этих французов только лет через пять смогли вновь воссоединиться со своими новыми немецкими «семьями».
Несколько в стороне от «простого народа» расположились высокомерные господа из Ревеля и Риги в тяжелых меховых шубах, которые благополучно устроились со своими тяжелыми ящиками и дорожными чемоданами. Они то и дело ссорились со своими бывшими батраками, которые, учитывая изменившуюся социальную структуру, не очень-то повиновались им.
Робко столпившись в низине у реки, сидела группа полек, которые, по всей видимости, тоже желали отправиться с нами на Запад. Очевидно, эти женщины боялись гнева своих соотечественников, теперь оказавшихся среди победителей. Во всяком случае, они были молчаливы и немногословны, говорили только между собой и очень тихо.
Повсюду спорили русские добровольцы, бывшие солдаты Красной Армии, которые до сих пор сражались на нашей стороне. Но, видя быстро надвигающийся исход, они оживленно обсуждали, куда им теперь податься. Для них эта ситуация была особенно трагичной.
1 Этот случай был типичным примером давнего недоверия союзников к Советскому Союзу и Красной Армии, тем более что в последние месяцы войны даже официальная геббельсовская пропаганда все более открыто представляла советских солдат «восточными варварами», убивающими всех без разбора,^ западных союзников — чуть ли не потенциальными союзниками рейха. Объяснения этого поступка английских офицеров могут быть различными — от нацистской пропаганды, которой англичан кормили в немецком лагере военнопленных, до «классовой ненависти». В связи с этим следует напомнить, что в годы войны около 1500 англичан по разным причинам перешло на сторону гитлеровской Германии, образовав так называемый «Британский^добровольческий легион войск СС», которым командовал гауптштурмфюрер СС Йоханнес Роггенфельд из 5-й дивизии СС «Викинг». Политическим лидером «Британского легиона» стал молодой британский аристократ Джон Эмери, сын первого лорда Адмиралтейства и министра по делам Индии и Бирмы. Но это не спасло его от наказания. В ноябре 1945 года он был приговорен к смертной казни и повешен в тюрьме Уондсуорт. — Прим. ред.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
93
Сотни тысяч солдат и штатских из Западной и Восточной Пруссии, литовцы, эстонцы и латыши, померанцы, поляки, англичане и французы — все они питались из наших полевых кухонь, из конфискованных котелков и даже из вмурованных в бетон ванн. Благодаря нашей на удивление хорошей организации даже в этом незавидном положении все они были сыты.
В дополнение ко всему возле полевых кухонь и пунктов питания бродили и армейские лошади пехотинцев, и старые клячи, тащившие подводы с беженцами, которые так или иначе оставались с людьми. Мы вынуждены были съесть их всех до последней, от ушей до хвоста. Прокормить всю эту массу людей, скопившихся в низине Вислы, было непростым делом. Вторым же большим достижением, о котором, собственно, наши «сухопутные крысы» упоминают лишь между прочим, стала постоянная и неутомимая помощь со стороны немецкого военно-морского и торгового флота. Люди в синей униформе, на всевозможных судах и суденышках, паромах и катерах вывозили собравшихся на злополучном «острове» — сначала в Хелу, служившую главным портом после потери Данцига и Гдингена, где их принимали на борт уже более крупные транспортные корабли. С каждым днем леса и дюны в дельте Вислы постепенно пустели. При этом не было ничего похожего на панику. После лихорадочных недель под Данцигом все шло на удивление спокойно.
Эту короткую передышку нам удалось использовать, чтобы еще раз провести перегруппировку войск и снова пополнить обескровленные пан- цергренадерские роты. Большинство штабов и служб тыла были расформированы или, по крайней мере, сокращены до минимума, а их персонал пополнил ряды боевых частей. Борьба шла не на жизнь, а на смерть. Управленцы, писари, ремонтники больше не требовались — требовались солдаты. Больше не существовало ни тыла, ни передовой. Фронт был повсюду.
Наш 1-й батальон 35-го танкового полка снова имел в своем распоряжении более 20 готовых к бою танков. До этого экипажи подбитых танков самоотверженно сражались в боях за Данциг в пешем строю, с автоматами и панцерфаустами в руках. При этом они понесли ощутимые потери. Теперь же те, кто был не ранен, были распределены по панцергренадерским ротам вместе с бывшими водителями, писарями, ремонтниками и штабным персоналом. Для многих «штабистов» это стало почти смертным приговором, так как они не имели никакого боевого опыта. Им оставалось только одно утешение — как можно скорее получить «выстрел на родину»1, пока еще не слишком поздно, то есть пока транспорты еще эвакуировали раненых по морю в Центральную Германию.
Некоторые отправлялись на прием к какому-нибудь великодушному военврачу, чтобы тот нашел у них «скрытую болезнь». Иногда санитары из жалости вешали на шею какому-нибудь дряхлому обер-ефрейтору соответ¬
1 На жаргоне немецких солдат выражение «получить «выстрел на родину» (нем.: «Heimatschu» означало получить ранение, дающее право на отпуск или эвакуацию в Германию. Часто это меткое выражение применялось и в отношении «самострелов», то есть тех, кто сам организовывал себе легкое ранение — для этого обычно стреляли себе в руку или в ногу сквозь толстый слой материи (чтобы по пороховым ожогам врачи не могли определить, что выстрел сделан в упор). Некоторые специально подставляли эти же части тела под огонь противника, хотя последнее могло обернуться более серьезным ранением. — Прим. ред.


94
Ханс Шойфлер
ствующий пропуск, выдававшийся всем раненым, и снабжали необходимыми инструкциями, как следует вести себя, чтобы «закосить». Все прекрасно знали, что выйти живым отсюда можно лишь с правильно оформленными документами. Полевая жандармерия была неумолима, проверяя их на каждом посту. Порою случалось, что храброго солдата, который вопреки всем предостережениям поддавался панике и пытался бежать на свой страх и риск, ловили и вешали на первом попавшемся дереве с табличкой на груди: «Приговорен к смерти за дезертирство!»
Вскоре — уже в очередной раз — распространился слух о том, что «в середине марта 200 наиболее отличившихся танкистов отправят по морю в Шлезвиг-Гольштейн, где они получат новые танки, а потом...». Но что будет «потом», большинство уже не слушало. «Лишь бы только подальше отсюда! — думали многие. — Прочь из этого ада!.. Вон из проклятой мышеловки, покуда она не захлопнулась!..»
Тут уж началась настоящая борьба за благосклонность фортуны, и прежде всего — за благосклонность своих товарищей и начальников. Кому повезет покинуть эту «чертову яму»? Кто будет этим баловнем судьбы? По каким критериям будут отбираться эти «наиболее отличившиеся»?
То, на что надеялся каждый и во что уже никто не верил, стало реальным той ночью: 200 бойцов 35-го танкового полка из самых опытных и заслуженных танковых экипажей в скором времени получат все необходимые документы и отправятся в Хелу. Об этом лаконично и сухо было сказано в приказе по дивизии. Возглавить эту группу было поручено гауптману Кюсперту, командиру недавно расформированного 2-го батальона.
После долгого совещания пришли к мудрому решению: отправить домой через Балтийское море прежде всего тех, кто был последним сыном в семье, или был женат, или сам уже являлся отцом семейства. Конечно, не обошлось без споров, недовольства и обид, ведь в списке должно было быть всего 200 человек. Ставка в этой лотерее была слишком велика. Но в конце концов решение было одобрено всеми и поэтому могло считаться более или менее справедливым.
Счастливцы, которым повезло вырваться из этой команды смертников, получив необходимые документы с печатями и подписями, отправились домой. Небольшими кучками и целыми отрядами, пешком и на добытых где-то велосипедах они устремились к месту погрузки. Это напоминало гонку к побережью. Эти спасенные боялись пропустить, возможно, последний поезд к свободе и к жизни.


БОЕВАЯ ГРУППА КЮСПЕРТА
«Aquis Submersus» — «Сгинувшие под водой»... Так «поэт грозных морей», Теодор Шторм, назвал одну из своих новелл. В ней рассказывается о жестокой судьбе одного молодого человека, который после многих лет страданий утонул в море как раз в тот момент, когда в его жизни наконец забрезжило счастье.
Полные великих надежд, ожиданий и планов, 16 апреля 1945 года двести наших боевых товарищей из 35-го танкового полка вместе с шестью тысячами других людей поднялись на борт транспортного судна «Гойя» (Goya), которое вскоре должно было унести их от этого «бесконечного фронта» навстречу жизни.
В своих походных ранцах они уносили наши письма с последними приветами и пожеланиями близким, оставшимся в Германии. Мы же провожали их с тяжелым сердцем и почти без надежд на будущее, словно чувствуя сжимающиеся объятия смерти.
Стоявшие на борту уже протянули руки навстречу отечеству и вновь обретенной жизни. Но судьба нанесла свой безжалостный удар неожиданно. Шесть тысяч людей — шесть тысяч еще непрожитых жизней — «Aquis Submersus» — сгинули под водой!..
Потопление «Гойи»
Теплоход «Гойя» был современным быстроходным грузовым судном с двумя винтовыми двигателями водоизмещением 5230 тонн, построенным в 1942 году. Совершенно необычная камуфлированная окраска делала его почти незаметным.
День 16 апреля 1945 года начался для экипажа неудачно. В начале того страшного утра внезапно налетели советские бомбардировщики. Орудия противовоздушной обороны судна яростно отстреливались, но, несмотря на это, во время четвертого захода бомбардировщикам все-таки удалось поразить «Гойю». Теплоход получил прямое попадание в носовую часть. Авиабомба пробила палубу, ранив нескольких матросов из орудийного расчета. Капитан Плюннеке также получил осколочное ранение.
Но, несмотря на пробоину в верхней палубе, судно оставалось на плаву. В 9 часов утра оно приняло на борт еще одну партию беженцев, раненых и солдат для отправки в Хелу. Целый день вокруг «Гойи» сновали паромы и шлюпки. Но и советская авиация тоже не дремала, сея панику среди экипажа корабля, его пассажиров и тех, кто только готовился взойти на борт. Среди них уже были ощутимые потери.


96
Ханс Шойфлер
До 19.00 шло оглашение судовых списков, но они оказались не полными, поскольку на теплоход постоянно пробирались новые люди. Всего на борту значилось 6100 человек, среди них 1800 солдат. Но эти цифры довольно условны, так как реально на «Гойе» находилось минимум 7000 человек.
С наступлением .темноты — это было около 20.00 по летнему времени — корабль вышел в море. За ним выстроились другие суда, готовые к отплытию на запад. В состав конвоя вошли еще два маленьких теплохода — «Кроненфельс» (Kronenfels) и «Эгир» (Aegir). В качестве охраны их сопровождали два минных тральщика — «М-256» и «М-328». Теплоход «Гойя» следовал чуть севернее остальных.
Когда конвой вышел в открытое море, напряжение у людей на борту спало, страх перед налетами советской авиации постепенно исчез. Но ему на смену пришел страх перед подводными лодками и минами. Судно было перегружено и переполнено. Даже переходы и лестницы были заполнены людьми. Воздух был тяжелым, и пройти на палубу можно было с трудом, да и то не всегда. Корабли конвоя плыли со скоростью около 9 морских миль в час, чтобы менее быстроходные теплоходы поспевали за ними.
Около 22.30 наблюдатель сообщил о силуэте неизвестного корабля по правому борту. «М-328» выпустил несколько осветительных ракет, после чего тень исчезла. Срочно поступила команда: «Надеть спасательные жилеты!» Однако на корабле их было в наличии только 1500 штук.
В 22.30 «Кроненфельс» замедлил ход и остановился на короткое время из-за поломки в машинном отделении. Другие суда конвоя легли в дрейф и стали ждать. Команда «Кроненфельса» лихорадочно пыталась устранить поломку подручными средствами, и в конце концов их усилия увенчались успехом. Корабли охраны все это время кружили рядом с неисправным судном. К 23.30 конвой, находившийся на широте Риксхёфта у основания косы Путцигер-Нерунг, двинулся дальше.
Ни один человек не подозревал в тот момент, что советская подводная лодка «Л-3» под командованием капитан-лейтенанта В.К. Коновалова уже долгое время следовала за ними по пятам...
В 23.45 «Гойя» содрогнулся от двух могучих взрывов. Теплоход сильно качнуло, рывком бросило вперед, а потом корма резко осела вниз. В тот же момент погасло освещение. Из темноты раздалась команда: «Спасайтесь, кто может!» Было слышно, как через пробоину внутрь корабля с шумом устремился поток воды. Люди метались по палубе, некоторые прыгали за борт.
На борту вспыхнула неописуемая паника. Несколько сотен человек были тяжело ранены. Из трюмов и с нижней палубы люди пытались добраться до трапов, чтобы оказаться наверху. Многие, прежде всего дети, были сбиты с ног и смяты напиравшей сзади толпой. Судно все больше кренилось назад, корма уже частично была залита водой. Прежде чем были готовы спасательные шлюпки, «Гойя» разломился на две части и очень быстро начал погружаться на дно.чВ одно мгновение люди, стоявшие на палубе, оказались по пояс в воде. Однако прежде, чем мачты накренились, многие сами бросились в воду и поплыли от корабля, спасая свою жизнь.
Столб пламени высотой с дом вырвался из смертельно раненного «Гойи». Вслед за этим в трюме тонущего корабля прогремел взрыв. Затем все произошло с невероятной быстротой. За считаные минуты обе половины теплохода скрылись под водой.


Генерал танковых войск Генрих Эбербах, с 1.9.1938 по 1.7.1941 — командир 35-го танкового полка, с 2.7.1941 по 5.1.1942 — командир 5-й танковой бригады, с 6.1.1942 по 20.11.1942 — командир 4-й танковой дивизии.


19 января 1945 года. Погрузка немецких войск на транспортный корабль «Пруссия» в Лиепае. Автомашины, артиллерию и бронетехнику пришлось оставить в Курляндии, вывезена была только специальная техника и автомашины-радиостанции.
Конвой немецких судов готовится отплыть из Курляндии.
«По счастью, в этот день стояла пасмурная погода, поэтому советские бомбардировщики не очень тревожили нас, — пишет Ханс Шойфлер. — О том, как холодно было в этот день, свидетельствует хотя бы то, что в море плавали льдины».
I


Конвой охраняли сторожевые и охранные суда.
Путь из Курляндии в Западную Пруссию.
Немецкая подводная лодка возвращается с очередного боевого задания.


Конвой отплывает на юг. Спасательные шлюпки на всякий случай лежат прямо на палубе.
Необычная картина: танкисты в открытом море примеряют спасательные жилеты. Слева направо: обер-лейтенант Петерс, лейтенант Финтельман, гауптман Праст.


Торн (ныне г. Торунь), вид на город с западного берега Вислы, которая достигает в этом месте 750 метров в ширину. В Средние века этот город называли «Королевой Вислы». Здесь 19 февраля 1473 года родился Николай Коперник. На фото можно видеть церковь Йоханнискирхе, предмостные ворота и ратушу. Город Торн был сдан 2 февраля 1945 года. Гарнизон города, оборонявшийся до последнего, успел пробиться к своим в последний момент.
По местам,
где разворачивалась
битва на Висле.
Бромберг (ныне г. Быдгощь) расположен недалеко от места впадения реки Брае (Брда) в Вислу. На фото изображена приходская церковь со ступенчатым фронтоном — одна из городских достопримечательностей.
Первый штурм города, предпринятый Красной Армией 27 января 1945 года, окончился неудачей.


♦
Кульм (Хелмно) был основан рыцарями Тевтонского ордена на восточном берегу Вислы у места впадения в нее реки Фриббе (Вда). На фото, сделанном с высоты птичьего полета, можно видеть главную площадь (Рингплатц), ратушу и церковь Мариенкирхе. Именно в районе Кульма войска Красной Армии 1 февраля 1945 года вышли к Висле.
Грауденц (Грудзёндз) был основан в начале XIII века на восточном берегу Вислы. Справа на фото видно церковь Николайкирхе, впереди нее расположены старые Вислинские склады, а слева от замковой башни — старая разрушенная резиденция комтура Тевтонского ордена. Грауденц был взят советскими войсками 5 марта 1945 года.


Меве (Гниев) лежит на западном берегу Вислы у места впадения в нее реки Ферзе. На фото изображен массивный орденский замок, построенный в 1282 году. «Мы испытали настоящий шок, когда узнали, что части Красной Армии 27 января 1945 года форсировали Вислу вблизи Меве, расположенного всего в 60 километрах от Данцига», — пишет Ханс Шойфлер. Но сам город был взят советскими войсками только 5 марта.
Мариенбург (Мальборк) некогда являлся духовным и мирским центром Тевтонского ордена. Его строительство было начато в 1272 году. С 25 января 1945 года город был окружен советскими войсками и к 6 марта взят после ожесточенных боев.


Балтийское побережье в районе Адлерсхорста между Гдингеном (Гдыней) и Цоппотом (Сопотом). Здесь собрались немецкие танки, 13 марта 1945 года попавшие в окружение под Картхаузом.
Олива — один из пригородов Данцига (Гданьска), известный климатический курорт. На фото изображена церковь бывшего цистерцианского монастыря, основанного в 1224 году.


Конец января 1945 года.
«Мы спешили на юг, двигаясь вдоль Вислы днем и ночью, через снег и грязь, без отдыха и без остановок, минуя бесконечные колонны беженцев, которые тянулись на север по всем шоссе и дорогам, — пишет Ханс Шойфлер. — ...Раньше мы никогда не видели немецких беженцев. Сердце обливалось кровью у нас в груди, когда мы видели колонны детей, которых вели смелые молодые девушки — монахини и сестры милосердия из Красного Креста, потом — повозки с больными и престарелыми, за ними — женщин, опять женщин и снова женщин, затем — раненых и снова раненых, нищету и убожество!»
2 февраля 1945 года.
Немецкий танк «Pz.IV», провалившийся в болото во время атаки под Блондмином.


Эвакуация подбитого танка с помощью трех тягачей. В конце концов машину удалось вывезти только после того, как ее опрокинули на бок.
Танк «Pz.IV», которым командовал танковый ас Мольх. Так прозвали сослуживцы лейтенанта графа Рюдигера фон Мольтке, который за два месяца подбил 35 советских танков.
На фото: лейтенант фон Мольтке (справа) и обер-лейтенант Клемм (слева).
24 февраля 1945 года из Курляндии наконец были доставлены 27 танков «Pz.V» «Пантера», из которых 23 были «официально» переданы 35-му танковому полку. Им предстояло вступить в бой на южных подступах к Прёйсиш- Штаргарду
(Старогард-Гданьски).


Теперь 1-й батальон 35-го танкового полка, как и в Курляндии, был опять оснащен танками «Пантера». С такими пушками нечего было бояться даже сверхтяжелых советских танков «Иосиф Сталин».
Танк «Pz.V» «Пантера» весил 44,8 тонны.
Его вооружение составляли 3 пулемета и 75-мм пушка 40 L 70. Двигатель мощностью в 700 л. с. позволял развивать скорость до 46 км/ч. Толщина лобовой брони была 100 мм, а боковой — 45 мм.
Танки «Пантера» редко выходили из строя по сравнению с другими танками. Ремонтно-техническая служба в 35-м танковом полку была хорошо организована и имела большой опыт. На этом фото изображен один из ремонтников на гусеничном мотоцикле, который должен привести в порядок «заболевшую Пантеру».
W*.


-
- ъ - ' ^:4b*4*fc • '■
Подбитый
советский танк «Т-34»/85. На фотографии отчетливо видна пробоина в башне.
Подбитый сверхтяжелый советский танк «Иосиф Сталин».
Эти танки были оснащены огромной пушкой калибра 122 мм, которая своей толщиной напоминала ствол дерева. В результате прямого попадания сдето- нировали находившиеся внутри боеприпасы. Сила взрыва была настолько велика, что у танка снесло башню, которая перевернулась в воздухе и упала на прежнее место.
Командирская радиофицированная «Пантера» 1-го батальона 35-го танкового полка, увенчанная целым лесом антенн.
На этой машине была установлена бутафорская пушка из легкого металла.
В люке — командир 1-го батальона гауптман Кестнер.


Колонна беженцев из Картхауза (Картузы). Гражданское население было вынуждено спешно покидать свои дома. Партийные инстанции не проинформировали их вовремя обо всей серьезности положения. Поэтому вермахт оказывал им посильную помощь там, где это еще было возможно.
Начало марта 1945 года.
В начале марта 1945 года части Красной Армии неудержимым потоком ворвались в балтийские гавани на побережье Данцигской бухты. Снаряды тяжелых орудий рвались уже на восточных окраинах Данцига. Драматическое сражение за Данциг было в самом разгаре.


Советское командование бросило в сражение на Висле три воздушных фронта. Целью советских штурмовиков становились обычно скопления техники и колонны беженцев.
Потоки беженцев захлестнули Картхауз с трех сторон. Советские штурмовики постоянно кружили над скоплениями автомашин, обстреливая их из всех видов оружия. Среди войск, как и среди беженцев, было много жертв.


Оба «мужчины» с тревогой смотрят на небо, охраняя безопасность «женщин». «Будет ли авианалет?» — как будто говорят их жесты.
Колонны беженцев — женщины, дети, и среди них солдаты, которые помогают им.


Лица этих беженцев красноречивее любых слов.
Все дороги безнадежно перегружены войсковыми обозами.
По обочинам дорог, на север, к Данцигу и Гдингену, движутся толпы беженцев.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
97
Немногие оставшиеся на поверхности пассажиры «Гойи» на какое-то время различили появившийся на поверхности воды мрачный силуэт подводной лодки. На месте катастрофы плавали обломки корабля, трупы, раздавались крики о помощи и проклятия. Вода в это время года была еще ледяной, поэтому, оказавшись в воде, человек быстро замерзал и лишался сил. Большинство людей были легко одеты, так как на судне царила страшная духота.
В темноте раздавались душераздирающие крики о помощи. Тонущие хватались за все подряд, и одни тянули на дно других. Тут и там вспыхивали желтые огоньки на надувных лодках, загоравшиеся автоматически при соприкосновении с водой. В их мерцающем свете эти зловещие события выглядели еще ужасней.
Солдаты звали фронтовых товарищей, которые пытались собраться на спасательных плотах. Некоторые плоты переворачивались от чрезмерной перегрузки. Шла ожесточенная борьба за жизнь. При этом плот можно было сравнить со спасительной соломинкой, за которую хватались, чтобы остаться в живых. Те, кто уже успел взобраться на плот, пинками и ударами кулаков отшвыривали остальных, пытавших потеснить или столкнуть их в пучину. Здесь господствовало жестокое, первобытное право сильного. Более слабые беззвучно уходили под воду. С каждой минутой людей на поверхности воды становилось все меньше и меньше. Вскоре цепляться за плоты уже было некому. Крики из воды становились все слабее и слабее, затем — короткое бульканье, всплеск, и еще один человек исчезал под водой навсегда...
Двумя часами позже корабль сопровождения «М-328» подобрал на месте катастрофы еще оставшихся в живых. Спасенные почти окоченели и страдали от переохлаждения; их сразу же закутали в теплые одеяла и оказали медицинскую помощь. Сотню из них удалось возвратить к жизни. Все спасенные позднее были переправлены на «Кроненфельс», который доставил их вместе с остальными пассажирами в Копенгаген. Другой корабль сопровождения спас еще 83 потерпевших кораблекрушение.
Только эти 183 человека остались в живых; среди них было семь наших сослуживцев из 35-го танкового полка. Остальные шесть тысяч вместе со злополучным теплоходом навсегда остались погребенными в морской пучине...
...Несколько сотен людей были убиты на месте в результате двух торпедных попаданий: их разорвало на куски огромным давлением. Тысячи других приняли не менее ужасную смерть, захлебнувшись, когда через пробоину на палубу обрушилась огромная масса воды. Всего за 20 минут маленький плавучий городок прекратил свое существование. Некоторые из этих несчастных так и не успели осознать, что же произошло. Пассажиры и команда «Гойи» остались в страшном списке жертв войны как «пропавшие без вести».
Весть о крушении «Гойи» не достигла фронта у Вислы. Мы ошибочно воображали себе, что наши боевые товарищи в безопасности. Лишь значительно позже мы узнали о великой катастрофе судна на море.
Йохен Ханнеман был одним из семи спасенных солдат нашего 35-го танкового полка. Его личные переживания подтверждают описанные выше события:
«16 апреля 1945 г. в 20.00 теплоход «Гойя» с 6488 беженцами, ранеными
5-1084


98
Ханс Шойфлер
и солдатами отправился в Хелу. Конвой сопровождали два минных тральщика.
Бойцы нашего 35-го танкового полка разместились в средней части корабля на нижней палубе. Повсюду — в проходах, кабинах и грузовых трюмах — стояли, сидели, лежали женщины, дети, солдаты и раненые. Теснота была такая, что с трудом можно было пошевелиться. Было очень жарко и душно. Я все пытался выбраться на верхнюю палубу, чтобы хоть немного вдохнуть свежего воздуха. Это, вероятно, и спасло мне жизнь.
Спокойное море сверкало серебром в звездной ночи. Снаружи было довольно холодно. Ближе к полуночи я снова находился на палубе и вдруг почувствовал два глухих удара. Корабль подбросило вверх. Исполинские водяные столбы взмыли в черное небо и обрушились на палубу. Внезапно погас свет. Внутри «Гойи» началась ужасная паника. Каждый пытался пробиться к выходу. На лестницах нижней палубы разыгралось незабываемое зрелище: началась борьба не на жизнь, а на смерть. Пожалуй, никто так никогда и не узнает о том, что происходило внутри судна. Должно быть, это было ужасно. Из огромных пробоин, образовавшихся в результате попадания торпед, с шумом ринулась вода. Корабль разломился на две части и стал стремительно погружаться. Слышен был только жуткий гул огромной массы воды.
Когда стало невозможно оставаться дальше на корабле, я прыгнул через леерное ограждение в ледяные воды Балтийского моря. Гигантская волна подхватила меня. Вдруг передо мной вынырнул и подскочил вверх спасательный плот, который, по всей видимости, снесло волной с утонувшего «Гойи»! Удача улыбнулась мне, и я смог удержаться на этом плотике. Вскоре за плот цеплялась уже целая куча людей.
Около двух часов мы боролись с волнами в ледяной воде. Все мы были уже в полном изнеможении, когда наконец появился корабль Кригсмарине и подобрал нас. Я насчитал всего 172 человека, которым удалось спастись. Более шести тысяч других вместе с теплоходом «Гойя» ушли в морскую пучину, хотя еще несколько часов назад эти несчастные верили, что все опасности уже позади...
...Во второй половине дня нас переправили с военного корабля на транспортное судно «Кроненфельс», которое доставило всех в Копенгаген. Из 200 бойцов группы Кюсперта остались в живых только 7 боевых товарищей. Не считая меня самого, это были обер-фельдфебель Курт Мозер, унтер-офицер Венер, унтер-офицер Гросс, ефрейтор Юнг, обер-ефрейтор Фейт и ефрейтор Буркхардт».


ОЖИДАНИЕ В НИЗОВЬЯХ ВИСЛЫ
«Вислинский ров 1840» в результате проведенной в прошлом веке регулировки превратился в основное устье Вислы и низвел вырывающийся на запад и впадающий в море у Нёйфарвассера рукав Вислы до ранга старицы — или «Мертвой Вислы». Его широкий медлительный поток впадает в Балтийское море между Шивенхорстом и Ни келье вальде. Вплоть до самого впадения в Балтику его окаймляют огромные дюны.
Река здесь слишком широка для моста. Его заменяет широкий паром, способный одновременно перевезти на тот берег целую роту солдат. Он курсирует между обоими населенными пунктами — то есть Шивенхорстом и Ни келье вальде. Паромщики — неустрашимые люди, обслуживающие это важное средство передвижения, еще сегодня пользуются большим почетом. В последние дни войны они регулярно переправляли паромы через Вислу, туда и обратно, даже во время авианалетов и артиллерийских обстрелов. Даже мы, бывалые фронтовики, по возможности сторонились этих мест у реки, где были паромные переправы, так как они всегда привлекали к себе особое внимание советских штурмовиков и артиллерии. Но эти смельчаки за стеклом кабины парома, невзирая ни на что, продолжали переправлять людей через реку. Даже когда все уже близилось к концу, они в последний раз доставили переполненные солдатами паромы через Балтийское море аж до самого Киля. А посему — шапки долой перед бесстрашными паромщиками из Шивенхорста! Они заслужили этот почет.
На обоих берегах, справа и слева от переправы, саперы соорудили мостки, чтобы беженцам и раненым было удобнее спускаться к воде. Отсюда паромы Кригсмарине и десантные катера саперов переправляли их через Данцигскую бухту в Хелу. Там на рейде их уже ждали большие транспортные суда. Они не могли войти в небольшие гавани Хелы, так как те располагались на материковой стороне, и, следовательно, с тыла им могли угрожать советские войска. Было еще около ста тысяч человек, которые все еще ожидали эвакуации, но каждый день через косу Фрише-Нерунг прибывали новые. Их распределяли на тысячи и размещали в укрытиях среди редких сосновых лесов по обоим берегам устья Вислы. Несмотря на все предосторожности, они тоже то и дело несли потери в результате налетов советской авиации. В небе непрерывно кружили бомбардировщики и штурмовики, и только в ночные часы их сменяли медленно летящие ночные бомбардировщики-бипланы, прозванные солдатами «Летающими йодлерами», «Ночными совами», «Наташами», «Туманными воронами» и т.п. Их атаки были всегда пугающе точными, благо белевшая в темноте песчаная коса Фрише-Нерунг сама по себе представляла собой прекрасный ориентир.


100
Ханс Шойфлер
Примерно в пяти или десяти километрах от берега в Балтийском море все еще стояли три наших военных корабля — «Принц Ойген», «Лейпциг», «Силезия». Впрочем, они скорее служили декорацией, чем могли оказать реальную помощь, так как, по всей видимости, у них уже почти не оставалось боеприпасов. По этой причине корабли больше не вмешивались в наземные бои. Но и они постоянно становились мишенью для советской авиации. Правда, корабельные зенитки били настолько точно, что советским летчикам так и не удалось поразить ни один из них. Хотя высотные бомбардировщики, штурмовики и торпедоносцы по очереди пытались их достать, но в результате только потеряли множество самолетов. В конце концов, видимо, советские летчики решили больше не обращать внимания на корабли, так как они, в принципе, не очень беспокоили их.
Однако само присутствие этих кораблей служило нам своего рода моральной поддержкой. По крайней мере, мы не чувствовали себя совершенно брошенными. Эта декорация все же производила какое-то впечатление, и не только на нас, но и на советские войска. Мы продолжали верить, что находимся под защитой их корабельных орудий, а советские солдаты, в свою очередь, сторонились их, не зная, что на самом деле в бункерах кораблей был на счету каждый снаряд.
Дивизии маршала Василевского, 10 апреля овладевшие Кёнигсбергом, 14 апреля неукротимой волной захлестнули Земландский полуостров. Лишь на подступах к косе Фрише-Нерунг у Пиллау (Балтийск) их продвижение было остановлено. В эти же дни командование остатками 4-й танковой дивизии взял на себя лично генерал фон Заукен.
20 апреля нашей 4-й танковой дивизии было поручено сформировать новую бронированную боевую группу. В ее состав вошла вся оставшаяся бронетехника 12-го панцергренадерского полка, 2-го батальона 103-го танкового артиллерийского полка и нашего 35-го танкового полка. Командование ею принял майор фон Хайден, а сама боевая группа была непосредственно подчинена штабу 2-й армии.
Тем временем гренадеры и артиллеристы нашей дивизии действовали на западном берегу Вислинского рва. Сначала предполагалось переправить их через широкий поток на восточный берег, где находилась основная часть войск, но это требовало слишком много времени, так как все мосты к тому времени уже были разрушены, а обе паромные переправы — у Ши- венхорста и Шёнбаумервайде — постоянно подвергались атакам советской авиации.
23 апреля был поднят по тревоге 4-й танковый разведывательный батальон. Несмотря на разъезженные дороги и интенсивное неконтролируемое движение колонн беженцев навстречу, с другого конца косы у Пиллау, им все же удалось появиться в назначенном месте как раз вовремя, когда советское командование предприняло высадку десанта на косе с моря. Собрав в кулак все бронемашины и бронетранспортеры, они с большими потерями сбросили советский десант назад в море.
24 апреля бронированная боевая группа собралась среди дюн восточнее Вислинского рва. Оттуда она была спешно переброшена на косу Фри- ше-Нерунг, в район Кальберга, Липа и Прёббенау, так как там ожидалась еще одна высадка советского десанта. Какое счастье, что у нас еще оставалась бронетехника!
Коса Фрише-Нерунг, на которой мы были вынуждены действовать в качестве оперативного резерва армии, представляет собой 65-километро-


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
101
вую полоску дюн между Балтийским морем и бухтой Фришес-Хафф шириной около 800 метров возвышающуюся над уровнем Балтийского моря всего на 5—10 метров.
В течение трех месяцев, с января по март 1945 года, эта полоска суши служила путем к отступлению для тысяч беженцев из Восточной Пруссии. Теперь по ней отступали на юго-запад к устью Вислы остатки немецкой 4-й армии. В результате совершенно неприспособленная для этого дорога вдоль песчаной косы была разъезжена до неузнаваемости, а песчаные дюны были испещрены окопами, так что в конце концов вся Фрише-Не- рунг стала напоминать какой-то лунный пейзаж.
Многочисленные оборонительные позиции были предусмотрительно построены еще несколько лет назад «Организацией Тодта». Они пересекали косу поперек от залива Фришес-Хафф до Балтийского моря. Но, к сожалению, все эти позиции были нацелены на запад. Как и оборона Данцига...
Май 1945 г., коса Фрише-Нерунг: Хронология событий
1 мая
— Сдан населенный пункт Нармельн, расположенный на косе Фрише-Нерунг.
2 мая
— Советские войска заняли Берлин.
3 мая
— Британские ВВС потопили в Любекской и Кильской бухтах 23 немецких торговых судна и вывели из строя еще восемь.
5 мая
— Все оставшиеся транспортные корабли переброшены в Хелу и в Курляндию для эвакуации сражающихся там войск.
Советские войска захватили Прёббенау.
С 8.00 утра вступило в силу соглашение о перемирии с западными союзниками.
7 мая
— Все беженцы из Хелы и устья Вислы вывезены. Началась эвакуация войск.
Советские войска заняли Фогельзанг.
8 мая
— Объявлено о прекращении огня на востоке: оно вступает в силу на всех фронтах с 00 часов 01 минуты 9 мая 1945 года.
10 мая
— 100 000 немецких солдат в организованном порядке сдаются в плен советским войскам. Последние из них вернутся на родину только десять лет спустя, в 1955 году.


ВРАТА АДА
Отступление с косы Фрише-Нерунг
Арьергардные бои на косе Фрише-Нерунг продолжались недолго, так как советские войска, превосходившие нас в технике и имевшие достаточно боеприпасов, скоро вышли к Нёйкругу. Бронированная группа 4-й танковой дивизии принимала самое активное участие в этих кровопролитных боях.
Лично для меня этот «смертельный танец» начался внезапно. Штаб 1-го батальона 35-го танкового полка переехал в одиноко стоящий лесной домик в густом сосновом бору близ Фёглерса, где мы весьма уютно устроились. Посыльный из обоза на гусеничном мотоцикле1 привез нам горячий кофе и — что самое главное — долгожданную почту, которая все это время пылилась где-то. Для меня это была целая пачка рождественских писем от моей молодой жены, которые были отправлены в Курляндию, но уже не застали меня там. В посылку было вложено даже рождественское печенье, уже частично раскрошившееся в пыль, сухой кекс, который, несмотря на долгое путешествие через море, был еще вполне съедобен, и пара теплых наколенников ручной вязки.
В то время как я радовался всем этим посылкам и предавался счастливым воспоминаниям, хотя и знал, что это, может быть, моя последняя посылка с родины, со стороны бухты раздались отдаленные артиллерийские залпы. Это было что-то новое, так как до сих пор с той стороны все было спокойно. За годы войны слух и все остальные чувства настолько обостряются, что начинаешь мгновенно различать, когда стреляют по тебе, а когда нет. А эти выстрелы явно предназначались нам. Хотя нас и защищали кирпичные стены дома, все же мы предпочли побыстрее смыться и спрятаться в укрытие, вырытое здесь еще до нас, как и все остальные укрепления.
И действительно! Все четыре снаряда были предназначены именно нам и с поразительной точностью разорвались в непосредственной близости от нас. Один из них угодил прямо в охотничий домик, который разнесло на куски. Их разбросало настолько далеко, что некоторые даже долетели до бухты. Даже мышь не могла бы уцелеть там, внутри. Мой пакет с рождест-
1 Имеется в виду «гусеничный мотоцикл» (нем.: Kettenkrad) SdKfz-2, фактически — гибрид мотоцикла и вездехода. Он выпускался с 1941 по 1944 год и представлял собой легкий полугусеничный бронетранспортер (для 3 человек), изначально предназначавшийся для воздушно-десантных войск. Однако поскольку немецкие воздушно-десантные войска после высадки на Крите в основном использовались как обычная пехота, то и «гусеничный мотоцикл» SdKfz-2 стал использоваться чаще всего как легкий вездеход: им оснащались разведывательные, танкоистребительные, штабные и обозные части. — Прим. ред.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
103
Коса Фрише-Нерунг от Нёйтифа до Штеегена
ДАНЦИГСКАЯ БУХТА
Нармельн
ПИЛЛАУ^ Нёйтиф
1ёфенхакен
"ФРИШЕС ХАФФ
* & &
> Jr Г ЛиП
&&& _
ФРИШЁС
[фф
Фёглерс^Йёйкруг^/ Розенберг
(айлигенбайль
БРАУН-
'Г ^ ®СБЕРГ
нвинкёльс^г чг^
1рё00ернау _r/t
~ —Г Фрауэнбург
Луизенталь
Толкемит
Тигенхоф
ЭЛЬБИНГ
венскими подарками, который так и остался стоять на столе, постигла та же участь. Лишь чудом мне удалось подобрать под обломками стен один из наколенников, которые связала для меня жена. Не знаю почему, но я взял его с собой и пронес через все последующие передряги. Я и сегодня еще храню его как память об этих событиях 1945 года на косе Фрише-Нерунг.
Мы уже думали, что тот ад, который нам пришлось пережить в Данциге, больше не повторится. Но оказалось, что мы ошиблись.
Эти самые последние дни пагубной войны, не описанные в фронтовых донесениях, были тяжелее всего, потому что мучительная неизвестность и глухое отчаяние разъедали наши сердца, а безжалостная борьба за жизнь высасывала последние силы.
Почти безоружные солдаты в изношенной форме, с потухшими глазами


104
Ханс Шойфлер
на серых лицах, в которых отражался ужас, и днем и ночью спешили на запад по ухабистым бревенчатым настилам вдоль косы Фрише-Нерунг. Это были оставшиеся в живых солдаты немецкой 4-й армии, разгромленной в Восточной Пруссии, — с Земландского полуострова, из Кёнигсберга, которым где-то как-то самыми невероятными путями удалось избежать плена или смерти на берегах бухты Фришес-Хафф.
Прибывали все новые и новые раненые в почерневших от крови бинтах. Но они так торопились, что ни один не хотел остановиться для перевязки, у них не было времени даже передохнуть, сделать глоток воды из армейской фляжки, перекусить куском хлеба и выкурить сигарету. Какой же ужас они, должно быть, пережили!
Назад, назад! Чтобы не терять времени, чтобы поскорее оказаться подальше от этого шквала из стали и свинца, подальше от фронта! Это было их единственным желанием. Они еще не‘знали, что и здесь был сплошной фронт, без начала и без конца.
Эту узкую 800-метровую полоску земли почти непрерывно обстреливала советская легкая артиллерия, которую наши солдаты окрестили «Ratsch- bumm», так как звук разрыва ее снарядов раздавался обычно прежде самого выстрела. Десятки реактивных установок залпового огня, прозванных «сталинскими органами», сотни минометов всех калибров обстреливали косу Фрише-Нерунг с самого близкого расстояния, а нам просто нечего было им противопоставить. Над бухтой с ревом пролетали тяжелые снаряды одновременно как минимум 180 орудий калибром от 122 миллиметров и больше. Со стороны моря по нам с короткими интервалами вели огонь советские канонерки. Нам отравляли жизнь бесчисленные танки и самоходки — «Т-34», «Иосиф Сталин» и американские «Шерманы», усиленные дополнительной лобовой броней и поэтому прозванные «таранами». И только кучка противотанковых орудий, скрытых вдоль косы Фрише-Нерунг, вела огонь по вражеским танкам на побережье.
Наш танковый батальон 29 апреля был скрытно выдвинут вперед для прикрытия 4-го танкового разведбатальона, увязшего в боях в районе Фёглерса. В ходе кровопролитных оборонительных боев, от одного рубежа к другому, мы постепенно отступили к Кальбергу, который был сдан 3 мая. Тут уж в бой пришлось вступить нашему 12-му панцергренадерскому полку.
Хотя советские войска 5 мая должны были занять Прёббенау, все же дивизиям Красной Армии так и не удавалось смять немецкую оборону. В ночь на 6 мая в одном из ближних боев мы потеряли бывший командирский танк «Пантера», на котором прежде ездил наш командир полка. Ему не удалось отбиться от врага со своей жестяной бутафорской пушкой. Так как все его вооружение состояло из одной командирской рации, нам самим пришлось поджечь его. Поэтому разведбатальон дивизии предоставил нам свой оборудованный рацией бронетранспортер.
К 7 мая от 1-го батальона 35-го танкового полка нас имелось всего 80 человек с двенадцатью совершенно раздолбанными танками, к которым оставалось лишь немного горючего и несколько снарядов. Все эти жалкие остатки были сконцентрированы под Боденвинкелем, у самого основания косы Фрише-Нерунг. Теперь мы действовали в составе 7-й баварской пехотной дивизии, которая до этого времени отражала все советские атаки на «водном фронте».
Позиции здесь были хорошо оборудованы. Через каждые четыре-пять


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
105
километров косу от Балтийского моря до бухты Фришес-Хафф пересекали траншеи. Две или три из этих позиций были оборудованы заблаговременно. Советы обрушили на эти траншеи всю свою огневую мощь и буквально сровняли их с землей, оставив от них лишь просеки в лесу. Страшнее всего были «корчеватели деревьев» («Baumkrepierer»). Так мы прозвали снаряды с особо чувствительным взрывателем, который детонировал при малейшем соприкосновении с ветвями деревьев. Их осколки, разлетавшиеся веером вниз, делали смертельно опасным любое передвижение по земле, так как укрыться от них можно было лишь в траншеях или за броней танков. И даже каждая вылазка, чтобы подобрать тяжелораненых, оборачивалась всякий раз новыми жертвами. Горе тому, кто был ранен на участке другого подразделения!
Майское небо было темно-синего цвета! Погода держалась просто до жути прекрасная. Раздолье для советских бомбардировщиков, которые день и ночь мелькали за кронами деревьев. Советские штурмовики появлялись буквально с первыми лучами рассвета и до самой темноты почти беспрестанно кружили над вершинами сосен, едва не задевая их крыльями, и непрерывно обстреливали и бомбили наши позиции. Из-под их крыльев с шипением вырывались снаряды, которые сеяли смерть на наших позициях, на батареях, везде, где еще оставалось что-то живое. Они взрывали желтый песок дюн и крушили кроны деревьев из своих авиационных пушек и пулеметов. Вслед за первой дюжиной штурмовиков тут же прилетала другая. Наша зенитная артиллерия молчала, а об истребителях вообще не было и речи.
Остатки немецкой 2-й армии, практически без какого бы то ни было прикрытия, забытые богом и проклятые всем миром, вели отчаянную и беспримерную борьбу. Все мы знали, что это уже не битва за «родину» или за победу в какой-то битве. Мы продолжали удерживать косу Фрише-Нерунг лишь потому, что за нашими спинами в устье Вислы у Шивенхорста все еще находились десятки тысяч женщин и детей, ждавших очередного транспорта, который доставит их хотя бы до Хелы, где они будут в относительной безопасности. В эти последние дни морские транспортные суда эвакуировали примерно по 30 тысяч человек в день. И только вечером 6 мая последние беженцы были наконец эвакуированы. Однако фронт все еще должен был держаться не на жизнь, а на смерть.
Вслед за тем последовал новый налет американских бомбардировщиков. В небе послышался звонкий гул моторов бомбардировщиков «Бостон» — «привет из Америки», как мы их называли. Вот и они — двадцать, сорок, шестьдесят машин, — но и это не все, поскольку гул еще продолжается. Мгновенный грохот, и — мгновенный ужас. Земля содрогнулась — всего на какие-то секунды, но они кажутся вечностью. Над лесом поднялись огромные клубы пыли, заслоняя собой солнце. И через несколько минут раздаются крики тяжелораненых, искалеченных, погребенных заживо и умирающих: «Санитар! Санитар!»
Почти животные призывы о помощи переходят в невнятное клокотание и предсмертный хрип. Хотел бы я, чтобы эти звуки вечно звучали в ушах тех, кто стоит у рычагов власти! Тогда наверняка на нашей земле не было бы больше войн.
Было бы чистейшим безумием надеяться выдержать это, не имея никаких возможностей для обороны. Но мы знали, что должны продержаться, и приказы тут не требовались.


106
Ханс Шойфлер
Прошел слух, что нас, бронированную группу, то есть последних танкистов, должны вскоре погрузить на борт военного корабля и эвакуировать отсюда. Предполагалось, что это будет в ночь на 10 мая. Таким образом, оставалось еще три дня. Три дня! Это же семьдесят два бесконечных часа! Но, с другой стороны, что значили какие-то семьдесят два часа по сравнению с почти четырьмя годами войны на востоке.
Советские войска предприняли третью, четвертую, пятую атаку. Они были уверены, что огненный вал их артиллерии должен был смести все живое на наших позициях. Но из траншей, которые для многих стали могилами, по ним вновь и вновь открывали шквальный огонь.
После того как передний рубеж обороны был окончательно обескровлен, фронт отодвигался ко второй, уже занятой линии, так как огненный ливень просто не позволял подвозить подкрепления и боеприпасы на передовую. Но фронт как таковой держался. Советским войскам так нигде и не удалось прорвать его.
Наши танки делали все возможное и невозможное. Через десять дней, ровно к назначенному часу, они вновь были готовы к бою. И это при том, что песчаная, поросшая лесом коса Фрише-Нерунг была мало приспособлена для танковых атак. Но, несмотря на это, мы всякий раз прибывали вовремя, чтобы в решающий момент поддержать нашу пехоту хотя бы морально. И порой именно на ней держалась вся оборона.
7 мая около 3 часов дня все незадействованные солдаты нашего 35-го танкового полка были вывезены из Никельсвальде в Хелу. Им пришлось провести 30 часов в ожидании парома в устье Вислы. Таким образом, на косе осталось только 8 танковых экипажей, небольшая группа ремонтников и отделение связистов. Три танка были полностью готовы к бою. Еще пять машин, неспособных передвигаться своим ходом, оттащили на указанную позицию с помощью тягачей, где, по примеру русских, они были вкопаны в землю по самую башню. Им отводилась роль «огневых точек», которые 10 мая будут удерживать наш небольшой плацдарм.
До нас постоянно доходили сообщения иностранных радиостанций, из которых мы узнавали о последних событиях на нашем участке и в Германии. Благодаря им мы узнали, что с 3 мая ведутся переговоры о перемирии с западными союзниками и что на всем Западном фронте с 8 часов утра 5 мая вступает в силу соглашение о прекращении огня. Мы были уверены, что уж теперь-то все имеющиеся суда будут посланы на восток, чтобы увезти на родину нас, всеми брошенных солдат, тем более что 6 мая все беженцы уже были вывезены на восток. За все время с 1 по 5 мая отсюда едва ли отчалил хоть один транспорт. Еще 28 апреля вице-адмирал Тиле, командующий германскими ВМС в Балтийском море, прибыл в Хелу, чтобы обсудить создавшуюся ситуацию с полковником Шёпфером, отвечавшим в штабе 2-й армии за эвакуацию беженцев. Между тем в последние дни на полуострове в гавани Хелы собралось уже 200 тысяч человек, и каждую ночь к ним прибавлялись еще 30 тысяч, переправленных из устья Вислы, благо паромы выполняли свою работу изо всех сил. 3 мая вице-адмирал Тиле отправил в штаб германских военно-морских сил1 радиограмму следующего содержания:
1 Штаб германских ВМС в Третьем рейхе официально именовался «Управлением военными действиями на море» (нем.: Seekriegsleitung, сокр. SKL). Под этим же названием он фигурирует и в тексте. — Прим. ред.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
107
«Вследствие почти полного прекращения транспортного сообщения с востоком в порту Хелы скопилось более 200 ООО человек. Прошу срочно выделить суда для их эвакуации. 2 и 3 мая на запад отплыл только один пароход. Настоятельно требуется помощь».
Однако мы еще не знали о том, что 2 и 3 мая английские бомбардировщики совершили несколько налетов на Кильскую и Любекскую бухты, где стояло на якоре несколько немецких торговых судов. В результате бомбардировки 23 из них были потоплены, а еще 8 получили тяжелые повреждения; в их числе были и стоявшие в Нёйштедтской бухте под белым флагом океанские лайнеры «Кап Аркона» («Сар Агкопа») и «Дёйчланд» («Deutschland»), а также менее крупный теплоход «Тильбек» («Thielbeck»). И это случилось в то самое время, когда переговоры о прекращении военных действий уже близились к официальному завершению! Многие беженцы, уже считавшие себя в безопасности после всех перенесенных тягот, погибли на этих судах. Мы узнали все подробности этого только много позже, уже после нашего бегства с косы Фрише-Нерунг, когда мы провели два месяца в Зирксдорфе. Нам было тяжело понять эти действия англичан.
5 мая штаб германских ВМС приказал срочно отправить все имеющиеся корабли на восток для эвакуации отрезанных немецких войск из Курляндии, Хелы и из устья Вислы. В результате с 5 по 7 мая из Курляндии было вывезено на запад 23 700, а из Хелы — 63 000 человек.
7 мая примерно в 11 часов вечера одна из иностранных радиостанций объявила, что Германия безоговорочно капитулировала на всех фронтах. Мы, разумеется, не поверили этому, так как для нас, последних оставшихся здесь солдат, это означало, что наградой за наше упорство будет советский плен. Конечно, все последние недели нам и так приходилось жить с этой мыслью. Но теперь, когда эта страшная перспектива могла стать реальностью, внутри все холодело.
Впрочем, небольшая надежда у нас еще оставалась. В штабе дивизии пока еще ничего не знали о капитуляции на Востоке. Мы, последние 50 человек — все, что осталось от 35-го танкового полка, заранее строили планы, обсуждали тот или другой из них, теснее сплачивались между собой и принимали решения на случай, если...
Мы даже выслали по одному офицеру связи с рацией на один из кораблей Кригсмарине и на паром. Мы пока еще не хотели сдаваться.


РАЗГРОМ НА ВИСЛЕ
8 мая над Балтийским морем встало кроваво-красное солнце, словно показывая, ясно и недвусмысленно, что приговор нам, последним солдатам на косе Фрише-Нерунг, уже вынесен. Все военные корабли, стоявшие напротив устья Вислы, отчалили и ушли под покровом ночи. Они были нашей последней надеждой.
Над нами занимался прекрасный майский день. Но в душе у нас царило отчаяние. Легкий восточный ветер покачивал верхушки сосен, но тот же самый ветер нес запах и пожаров и пороха, крови, смерти, трупов и разложения. Мы как никогда ощущали себя брошенными и преданными — даже нашими врагами, так как они почти прекратили стрелять по нам. На фронте воцарилось необычное спокойствие. Коса Фрише-Нерунг, прибрежные отмели устья Вислы — все опустело за эту ночь.
Последний рубеж обороны — небольшой плацдарм, на котором были стянуты и закопаны в качестве огневых точек наши танки, — удерживать дальше не было смысла. Танки пришлось взорвать. Остались лишь три последних боеспособных танка. Высвободившиеся экипажи, вместе с ремонтниками и отделением связистов, должны были эвакуировать морем. Снова блеснул луч надежды. Кто-то еще собирается выслать за нами корабль!
Я еще раз проверил все рации, так как отвечавший за это оберфункмай- стер Шмидт погиб несколько дней назад. В лесу повсюду слышались взрывы. Тягачи, орудия, всевозможная бронетехника — все это уничтожалось в соответствии с приказом. Удручающее зрелище. Однако каждый хотел, так сказать, убрать со стола за собой, чтобы со спокойной совестью убраться отсюда, так как у каждого еще теплилась некоторая надежда.
В два часа дня наш батальонный адъютант, обер-лейтенант Григат, передал мне распоряжение штаба с пятью экипажами танков и остальным личным составом — всего 28 человек — немедленно выступить к устью Вислы, где уже находился наш бронетранспортер с рацией, обеспечивавший связь с паромами. Что-то явно витало в воздухе — то, что должно было произойти.
Однако то, что я узнал, прибыв к устью Вислы, враз лишило меня мужества. Оказалось, что паромы, которые должны были доставить нас в Хелу, уже отчалили. Назад они уже не вернутся, так как сейчас они направляются в Киль. Правда, посередине реки еще плавало несколько суденышек. Но и на пляже к тому времени собралось несколько тысяч солдат.
В 5 часов вечера радио еще раз подтвердило недавний слух: в полночь вступит в силу соглашение о прекращении огня, а точнее — договор о безоговорочной капитуляции. И хотя никто не высказал эту мысль вслух, на всех лицах читалось: «Ловушка захлопнулась! С мечтами о возвращении домой покончено...»


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
109
Несмотря на все это, и, возможно, в последний раз в истории германского народа, сказалась знаменитая немецкая дисциплина, прусские выучка и порядок, и прежде всего — солдатское чувство товарищества, воспитанное за шесть тяжелых лет войны.
Хотя каждый в бесконечной очереди ожидавших эвакуации прекрасно знал, что надеяться на появление еще одного корабля почти бесполезно, а те два судна, которые стояли на якоре в фарватере Вислы, не смогут принять на борт всех, не было ни суеты, ни паники. Нескольких солдат из обоза, пытавшихся тайком пробраться в передние ряды, без лишних слов вытолкнули и заставили соблюдать дисциплину.
Один из двух кораблей пристал к нашему, восточному берегу Вислы. На него погрузились уцелевшие бойцы нашего 4-го танкового разведывательного батальона. Мне без особого труда удалось пристроить туда же 28 моих танкистов. У меня был четкий приказ сопровождать их. Но на берегу еще оставался радиофицированный бронетранспортер с экипажем из четырех человек, присланный нам из танкового батальона связи. Рации все еще работали на прием, пытаясь установить связь с группой Григата, последним подразделением 35-го танкового полка, остававшимся в дельте Вислы.
Командир танкового разведывательного батальона майор фон Гаупп несколько ра^ звал меня подняться наконец на корабль. Но четыре радиста, находившиеся в моем непосредственном подчинении, еще продолжали свою работу, и я не мог их бросить. Я еще некоторое время стоял на бе¬


110
Ханс Шойфлер
регу в нерешительности, а затем пошел назад, к радистам. Мне было стыдно, что я мог допустить такую мысль — бросить их здесь на произвол судьбы.
Водитель БТРа, обер-ефрейтор Экштайн, возившийся с пулеметом, чуть не со слезами на глазах встретил меня словами: «Герр обер-лейтенант, я не знаю, что бы я сделал, если бы вы бросили нас здесь. Я бы не вынес такого разочарования еще и от вас».
В 6 часов 20 минут вечера последний переполненный корабль покинул устье Вислы. Солдаты гроздьями висели на поручнях, держась за все, что могло служить опорой. Они махали нам руками. Мы провожали оба судна с тяжелым сердцем, но одновременно и с каким-то облегчением. Второй корабль принял на борт солдат с другого берега Вислы. Ну что же, теперь добро пожаловать на родину!
В этот момент в наушниках внезапно раздался какой-то свист. Кто-то вышел с нами на связь. Мы быстро расшифровали радиограмму: «Машины и оборудование уничтожить. Вы свободны от данной вами воинской присяги. Теперь прорывайтесь на свой страх и риск. До полуночи — соблюдайте радиомолчание. Конец». Мы подтвердили получение. Щелчок, и в эфире наступила тишина. Эти скупые слова подействовали на нас как удар молота. Если бы только эта радиограмма пришла на пару часов раньше!
Толпа ожидавших эвакуации давно уже разошлась, каждый готовился принять ту участь, которая ему уготована свыше. А мы со своим бронетранспортером все еще стояли в нерешительности на берегу Вислы и глядели на пустынный фарватер, где уже не появится, наверное, ни одно бревно.
Но мы не сдавались. Около семи часов вечера, слоняясь по берегу, один из нас неожиданно набрел на брошенную кем-то надувную лодку. Мы немедленно связались с арьергардом разведбатальона, находившимся на самом мысу. Они как раз готовили к отплытию в Хелу два инженерных десантных катера. Снова блеснул луч надежды. Ребята пообещали взять на буксир надувную шлюпку с нами.
Около 8 часов вечера к берегу причалила довольно-таки респектабельная моторная лодка. Нас охватила новая надежда. Я вежливо и скромно спросил у «хозяев», можем ли мы — я и четверо моих людей — присоединиться к ним. Одного взгляда было достаточно, чтобы заметить, что в лодке еще оставалось достаточно места. Но «хозяева» были настроены явно недружелюбно и даже не соизволили ответить на мой вопрос. Они снова отчалили, а мы, как дураки, остались стоять на берегу. Но, в конце концов, лучше оставаться среди своих.
Уже смеркалось, когда со стороны реки снова послышался шум мотора. На палубе катера стоял майор. Он подозвал меня к себе и, смущенно понизив голос, спросил, умею ли я ориентироваться в море и смогу ли провести катер через Балтику. Я был сухопутным жителем до мозга костей и не имел ни малейшего представления о мореплавании. Но я не мог сказать этого человеку, которого, можно сказать, само небо послало нам в последний момент. Поэтому я собрал в кулак все свое мужество и бесстрашно соврал ему прямо в лицо: «Так точно, герр майор, сумею!» И, чтобы подкрепить свои слова, я показал ему свой русский походный компас, который носил на запястье. Да, компас имел вполне «мореходный» вид...
И прежде чем эта добрая душа поняла, что произошло, все четверо моих радистов погрузились на борт, и катер отчалил от берега. Все пятеро,


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
111
мы только сейчас поняли, что это был перст судьбы, протянутый нам в последний момент, и тут же ухватились за него, пока она окончательно не отвернулась от нас.
Было 9 часов 45 минут вечера, когда мы миновали устье Вислы и взяли курс в сторону Хелы. Уже почти стемнело. В небе появились первые «ночные совы» и начали сбрасывать осветительные ракеты, а иногда и бомбы.
Наш катер, который звался «Цандер», собственно, был рассчитан всего на пятерых пассажиров, однако в него набилось 15 человек. Но кто мог помешать этому? Главное, что мы плыли! На море была легкая качка. Наш крохотный катерок, всего около 6 метров длиной, перепрыгивал с волны на волну как разрезвившийся жеребенок. У некоторых началась морская болезнь.
Коса Фрише-Нерунг становилась все меньше и скоро исчезла вдали. Но сосновые кроны, синеватые в лунном свете, еще какое-то время мелькали над горизонтом. Песчаные отмели дельты Вислы выдавались далеко в Балтийское море, напоминая раскрытую пасть гигантского крокодила. Пока мы не вышли в открытое море, у меня все еще оставалось какое-то тревожное чувство, как будто эта пасть исполинской рептилии может вот-вот захлопнуться, и мы навсегда останемся здесь, в дельте Вислы.
Вдалеке вспыхивали взрывы бомб и снарядов — некоторые позади нас, в устье Вислы, но в основном впереди, где должен был находиться полуостров Хела. Прожектора указывали путь «ночным машинам» (это была другая разновидность «ночных сов»). Над водой висели осветительные ракеты.
В 11 часов 10 минут вечера мы несколько раз садились на мель. Впереди уходила в море узкая, едва различимая полоска земли. Мы подозревали, что она может быть больше, чем кажется. Должно быть, это была коса Пут- цигер-Нерунг. Собственно, как раз здесь мы хотели пересесть на какое-нибудь транспортное судно. Но берег казался настолько тихим и неуютным, что мы предпочли лучше обойти Хелу по широкой дуге и подойти к порту с другой стороны. Мы продолжали плыть дальше и дальше.
Начинался новый день. Наступило 9 мая 1945 года, часы показывали 1 час 30 минут. Позади нас лежали гавань Хелы, перемирие и капитуляция. Впереди, насколько хватал глаз, простиралось Балтийское море. Впереди было неизвестное будущее, полное всяческих опасностей, но одновременно и полное надежд. Наш катер был слишком маленьким и явно не был приспособлен для плавания в открытом море. И, несмотря на это, мы готовы были рискнуть, так как это был наш единственный шанс избежать советского плена. Но небеса, кажется, вошли в наше положение, и мы надеялись на их помощь.
Мы единодушно решили рискнуть и предпринять бегство через Балтийское море...


БЕГСТВО ЧЕРЕЗ БАЛТИКУ
Для большинства из нас, сухопутных крыс, это бы/ю первым большим морским путешествием. Но мы готовы были пойти на риск. Мы взяли курс на северо-запад, вверившись чистой интуиции и лишь немного полагаясь на мой походный компас, стрелке которого, впрочем, с трудом можно было верить, так как на борту было слишком много железа. Карты у нас, конечно же, не было — да и откуда ей, собственно, взяться?
Сначала мы намеревались взять курс на датский остров Борнхольм, а затем, может быть, порт Киля. Если бы умели управлять катером... Но ни один из нашей «корабельной команды» никогда не имел дела ни с водой, ни с моторными катерами. Правда, несмотря на это, никто и не возражал против этого плавания, которое, честно говоря, могло обернуться для нас смертельной авантюрой.
В 4 часа утра мы повернули на запад. Начинало рассветать. Поверхность Балтики была зеркально гладкой. К нам приблизился другой катер. В течение нескольких минут мы стояли в нерешительности, что нам предпринять, но тут заметили на палубе немецких солдат. Наша радость несколько поутихла, когда мы смогли различить, что это был тот самый катер, который вчера вечером отказался взять нас на борт. Поэтому мы терпели их присутствие только из инстинкта самосохранения, хотя в душе и проклинали их. В случае чего, один катер мог оказать помощь другому.
В 5.30 утра мы заметили второй катер, который неподвижно покачивался на волнах. Люди на борту начали махать нам руками. Мы не верили своим глазам: среди них были полковник Хоффман, бывший командир 4-й танковой дивизии, и гауптман Иллигнер, командир нашего 79-го танкового батальона связи. Рядом с ним стояли обер-лейтенант военно-морского флота и совсем юный матрос. У них сломался мотор. Что ж, проблема навигации решилась сама собой! Теперь с нами были настоящие моряки.
Четверо потерпевших кораблекрушение поднялись на «Зееадлер» — так назывался катер наших «недругов», которые вчера так грубо отказали нам в помощи, а теперь набивались нам в друзья. Теперь мы окончательно убедились, что на их катере было достаточно места.
Около 10 часов утра мы увидели позади клубы дыма. Затем на горизонте показался большой караван судов, державших курс на запад. Мы были уверены, что это последние транспорты из Курляндии или из Хелы, и решили присоединиться к ним.
Но так как примерно через полчаса на «Зееадлере» вышло из строя сцепление, нам пришлось остановиться. Оказалось, что сломался коленвал. Поэтому нам пришлось взять их катер на буксир, раз уж мы решили присоединиться к каравану. Теперь «Цандер» выжимал только половину


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
113
своей скорости. При такой скорости мы рассчитывали добраться до Киля примерно за три дня, и это еще при условии, что не будет других неожиданностей. Наш мотор в 65 лошадиных сил работал хотя и тяжело, но исправно. Мы медленно тащились примерно в километре к югу от каравана и надеялись не отстать от него.
Около часа дня над Балтийским морем внезапно сгустились темные тучи. Разразился жуткий шторм. «Цандер» бросало из стороны в сторону, а «Зееадлер» на своем тросе рывками продвигался вслед за ним. Мы быстро научились маневрировать. Но, к сожалению, курс опять изменился на северо-запад, так что нам пришлось идти против волн, и мы с трудом поспевали.
Караван все дальше удалялся от нас. Мы никак не могли успеть за ним, хотя нам очень хотелось переправить весь экипаж «Зееадлера» на какой-нибудь большой корабль и без проблем продолжить свой путь на запад вместе с конвоем.
Но в том-то и было наше везенье, что мы не присоединились к этому конвою. Потому что никаких караванов из Курляндии не было. Это были корабли советского Краснознаменного Балтийского флота, направлявшиеся из Ленинграда на запад, чтобы взять под свой контроль все гавани Балтийского моря. Человеку должна сопутствовать удача, особенно в беде! Но обо всем этом мы узнали много позже.
Шторм все продолжал бушевать. Около 6 часов вечера мы снова повернули на север, чтобы не перевернуться. В этот вечер рано смеркалось. Серые тучи висели так низко, что, казалось, почти касались гребней волн. Мы чувствовали себя все более неуютно. И нам предстояло еще пережить жуткую ночь. Волны метровой высоты подбрасывали «Цандер», как скорлупку. А мы не имели не малейшего опыта в борьбе с ними. Катером управлял отчаянный танкист-сорвиголова, но, несмотря на свою смелость, он не был моряком. Было видно невооруженным глазом, что прежде он никогда в жизни даже не сидел в рубке катера. С минуты на минуту мы ждали, что наша скорлупка опрокинется. А надувная лодка, наша последняя надежда, была давно уже сорвана волнами.
Сзади, как пудовая гиря на ногах, висел «Зееадлер». И каждый очередной вал бросал его назад, так что «Цандер» сотрясался до самого киля. У нас не было даже визуальной связи с буксируемым катером, поскольку кругом было темно, хоть глаз выколи. Лишь случайно мы вдруг обнаружили, что на нашем отважном суденышке есть мощный прожектор. Конечно, свет прожектора не мог полностью рассеять тьму, окружавшую нас. Но когда его свет прорезал тьму вокруг, это в какой-то мере успокоило натянутые нервы.
«Цандер» едва продвигался вперед, а ночь, казалось, будет длиться вечно. Словно чтобы подбодрить нас, сквозь разорванные штормом облака иногда на короткий момент вспыхивала звездочка. Бодрствующий разум фиксировал каждую мелочь. С самого начала нашего плавания из устья Вислы я постоянно стоял рядом с «рулевым», помогая ему, насколько возможно, и сверяя курс с наручным компасом и с направлением волн.
Рассвет нового дня, 10 мая, наступил в 5.30 утра. Но шторм не стихал. Мы оба по-прежнему были у штурвала. Все остальные попрятались, что, впрочем, и к лучшему.


114
Ханс Шойфлер
Возможно, упрекал я себя, мое обещание провести катер через Балтийское море было легкомыслием. Уже несколько часов, как все наши попутчики страдали от морской болезни, то едва не выплевывая душу из тела, то падая без сил на палубу. Шторм снова и снова пытался столкнуть наше суденышко с избранного курса. Нам уже и так пришлось повернуть на северо-восток. С таким грузом на буксире, какой представлял собой «Зееад- лер», было слишком рискованно менять курс. Мы даже не смогли бы развернуться. Но, следуя нынешним курсом, мы никак не могли добраться ни до Борнхольма, ни тем более до Киля.
Нам невероятно повезло, что мы проскочили мимо датских островов в Балтийском море, так как еще 9 мая в 14.30 на них высадились советские войска. Те немецкие солдаты и беженцы, которые имели несчастье высадиться там, были отправлены в лагеря на Востоке.
В восемь часов утра шторм нанес коварный удар и вырвал трос, на котором держался «Зееадлер», вместе с палубной доской. Во внутренние помещения катера хлынула вода. Несмотря нд буйство стихии, мы попытались залатать дыру, однако это заняло несколько часов. Мы буквально харкали желчью, но все же упрямо продолжали бороться за жизнь, чтобы не сгинуть здесь, вдали от родных и близких, одни среди бушующих волн.
В конце концов нам удалось кое-как залатать пробоину. Трос, к которому был привязан «Зееадлер», мы привязали ко второму крюку. Осторожно мы продолжали путь, но вот курс наш вызывал все больше опасений. Мы лихорадочно пытались исправить его. Когда начался этот дурацкий шторм, мы находились где-то на широте Штольпа. Нам не оставалось ничего другого, кроме как пересечь Балтику, чтобы высадиться на первой попавшейся земле. Затем мы могли бы попытаться вновь взять курс на запад в виду шведского побережья к восточным берегам Дании. Только бы подальше от Советов!
«Цандер» выжимал из себя чуть более пяти километров в час. Пожалуй, это было даже хорошо. По крайней мере, при такой скорости мы не могли отклониться далеко на восток. И тут шторм снова стал стихать. Но где мы находились, и где лежала ближайшая земля?
«Рулевой» чуть не падал от усталости и то и дело засыпал, стоя за штурвалом. Но мы не хотели, а точнее, не могли ничего изменить в нашем положении. Так прошел весь второй день посреди бескрайней водной пустыни. Мы не встретили еще ни одного корабля. И, опять же, где мы могли находиться сейчас? Эта бурлящая бездна воды вызывала отвращение.
В 7 часов 15 минут вечера спустилась непроглядная тьма; наступила третья наша ночь в море. И хотя небо вскоре чуть-чуть просветлело, буря продолжалась с прежней силой. Все было так же, как и прошлой ночью. Мы были еле живы от усталости. Хотя на катере было полно провианта, никто не мог впихнуть в себя ни кусочка пищи. Мотор расходовал слишком много горючего. Щедро отмеренный запас бензина, которого, как мы думали, должно было хватить, подходил к концу. И что потом? Время тянулось мучительно медленно.
В восемь утра трос, к которому был привязан «Зееадлер», снова вырвало вместе с крюком и со второй доской с палубы «Цандера». В пробоину устремилась вода. Безумие стихии достигло своего апогея. Конечно, для более крупного судна этот шторм, возможно, показался бы просто силь¬


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
115
ным ветром, но нас бросало, как скорлупку, на волнах, достигавших нескольких метров в высоту.
Мы уже не могли тащить за собой «Зееадлер». Последний крюк полетел к чертям. Однако мы постарались сделать все, чтобы помочь нашим товарищам в их отчаянном положении. Прошло два часа, пока мы смогли приблизиться к неподвижному катеру. Наконец мы увидели его. Он, как утка, вынырнул перед нами на гребне волны, затем исчез в зеленой бурлящей массе воды и снова пробкой взлетел вверх. Нас тоже подбросило вверх — мотор взвыл, винт «Цандера» бесполезно вращался в воздухе. И в этот момент его лопасти внезапно дернулись и затихли. На винт намотался стальной буксировочный трос. Неужели это конец?
Теперь оба катера, обездвиженные и беспомощные, оказались во власти бушующей стихии. Положение казалось безвыходным. Большинство людей на борту, уже и так потерявших всякую надежду, вовсе пали духом. Но мы еще не сдались, а вместо этого решили попытаться освободить винт. Один немолодой обер-ефрейтор вызвался, несмотря на шторм, «выковырнуть» запутавшийся в лопастях трос. Обвязавшись веревкой для страховки, он спрыгнул в воду, а все остальные помогали ему, следя за тем, чтобы нас не бросило на пляшущий на волнах «Зееадлер». Несмотря на все зловещие предсказания пессимистов, нам все-таки удалось освободить винт.
Мы затаили дыхание, напряженно прислушиваясь к доносившимся сквозь шторм звукам и надеясь на чудо. И чудо случилось. Мотор заработал, винт крутился так же, как и прежде, катер вновь двигался и слушался руля.
Но тем временем «Зееадлер» опять отогнало в сторону. Всем было ясно, что дальнейшие попытки взять его на буксир бесполезны. Тем более что «Зееадлер», по сравнению с нашим «Цандером», был вместительной морской посудиной, где могли удобно разместиться от 25 до 30 человек. И этот катер, где было всего три человека на борту, бросил нас, как глупых юнцов, оставив стоять на косе Фрише-Нерунг. А мы-то, дураки, еще два дня тащили этих подонков на буксире через бушующее Балтийское море. Наш катер и так был полон до краев. Люди лежали и сидели на корточках так, что яблоку негде было упасть. На какое-то время, в порыве праведного гнева, мы даже думали бросить «Зееадлер» на произвол судьбы. Не мог же этот шторм продолжаться вечно, и рано или поздно их подобрало бы другое судно. Тем более что мы, по всей видимости, находились невдалеке от берегов Швеции.
Но, с другой стороны, там же были и наши сослуживцы — полковник Хоффман и гауптман Иллигнер, а также два моряка, которые были не виноваты в том, что те парни на «Зееадлере» оказались такими эгоистами.
Поэтому все мы, не сговариваясь, принялись выбрасывать за борт свои пожитки, мешки с грязным бельем, шинели и прочее, чтобы* облегчить «Цандер». Все корабельные приспособления, которые не были необходимы в плавании, были также сняты и брошены в воду, чтобы освободить место для семи потерпевших крушение. Пришлось выкинуть даже те уже ставшие родными вещи, которые прошли с нами всю войну от первых дней до отступления из России. Мы оставили только наиболее необходимое.
Теперь предстояла самая опасная часть предприятия. Мы должны были приблизиться к «Зееадлеру». Казалось почти чудом, насколько легко «Цандер» маневрировал теперь, избавившись от своего «прицепа». Однако это


116
Ханс Шойфлер
длилось недолго, а точнее — пока все семеро пассажиров «Зееадлера» не перебрались на надувной шлюпке на борт «Цандера».
Затем мы переправили на свой катер горючее и питьевую воду. Тут уж понадобились все свободные руки, пришлось даже забыть о морской болезни. Это было крайне тяжело, остановить и удерживать катер на расстоянии. У нас не было опыта в такого рода маневрах, хотя за последние дни нам пришлось научиться многому. Несколько раз «Цандер» грозил опрокинуться или разбиться о борт «Зееадлера». Прошло несколько часов, прежде чем на борт нашего суденышка смогли подняться еще семь человек.
Упитанный штабной казначей из первоначальной команды «Зееадлера» — один из наших «недругов», бросивших нас в устье Вислы, тащил с собой два огромных, набитых до отказа рюкзака, хотя отлично видел, как мы прямо на его глазах выбрасывали свои последние вещи, чтобы освободить место для его жирной задницы. Затем он распаковал один из рюкзаков и стал извлекать из него такие деликатесы, которых мы, простые фронтовики, даже не видели за все годы войны. А этот гад с аппетитом уплетал их в одиночку, даже не предложив никому из нас. При этом он явно воспринимал свое беспардонное поведение не как эгоизм, а как нечто само собой разумеющееся. Наглость — второе счастье! Да здравствует фронтовое братство! Хотя это чувство ему, видимо, было не знакомо.
С обоими моряками нам тоже не слишком повезло. Обер-лейтенант флота в гордом темно-синем военно-морском кителе, по его собственным словам, за десять лет избороздил всю Балтику вдоль и поперек. Однако, едва поднявшись на «Цандер», он первым делом заблевал нам штурвал и всю приборную доску. Затем он принялся во все горло ругать «этот плавучий свинарник», напился до совершенно скотского состояния и после этого уже совершенно ни на что не годился.
Мы были только рады, когда он наконец пошел проспаться, передав штурвал второму «моряку», 17-летнему корабельному юнге, не имевшему никаких мореходных навыков. Мы же, «сухопутные крысы», вновь оказались предоставлены самим себе. Однако надо отметить, что, вопреки ожиданиям, наш юнга держался молодцом в течение всего плавания.
Было ровно 13.30 по германскому времени, когда на горизонте показалась земля. Все бросились к маленькому люку, выискивая тонкую серую полоску, означавшую для нас спасение после двух страшных ночей и трех не менее страшных дней посреди волн и морской бездны. В первый момент нам было безразлично, что это за земля. Твердая земля под ногами — это было главным для нас в этот миг. Затем мы заметили темную полосу у горизонта справа и слева. В душе мы надеялись, что это шведское побережье, и одновременно боялись, как бы оно не оказалось на самом деле побережьем Курляндии.
Вдалеке блеснула вспышка маяка. Поразмыслив и призвав на помощь наши позабытые школьные познания, мы пришли к выводу, что находимся где-то между островом Эланд и побережьем Швеции. Позже этот вывод подтвердился. Мы направили катер в сторону маяка, находившегося слева от нас, то есть точно на север. В непосредственной близости от земли море было спокойнее. Хотя, пожалуй, мы уже не слишком обращали на это внимание. Все наши мысли были устремлены к земле, открывавшейся перед нами.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
117
Мы заметили буй. Даже обойдя три раза вокруг него, мы так и не смогли разглядеть на нем никакой надписи, по которой можно было бы догадаться, что за страна перед нами. Поэтому мы осторожно направили катер к маяку. Прямо под водой всюду виднелись отшлифованные до блеска скалы, поэтому нам приходилось быть чертовски осторожными. Мы приблизились к маяку со стороны земли, заметив стоявшего рядом моряка в униформе с серебряными галунами. Приятно было наконец-то увидеть человека на твердой земле. Он дал нам знак, которого мы не поняли. Он что-то крикнул нам, когда мы подошли достаточно близко, но его речь мы тоже не понимали. Правда, мы с облегчением поняли, что язык, на котором он обращался к нам, явно не русский. Все вздохнули с облегчением.
Тут со стороны материка, из ближайшей бухты, появился моторный катер и стал быстро приближаться к нам. На палубе можно было видеть нескольких человек в синей форме. По виду они тоже явно не походили на русских. Мы попытались объясниться с ними, но это не получилось. Насколько мы могли предполагать, расположенный впереди на побережье бухты город был Кальмар.
Катер береговой полиции попытался направить нас к берегу. Но четверо людей на его борту выглядели не слишком дружелюбно. Двое мужчин постарше, на лицах которых явственно читалось служебное рвение, нам особенно не понравились. От них, по-видимому, нечего было ждать ни помощи, ни понимания. Нам было трудно решить, что делать в таком случае. И в этот момент молодой швед, стоявший на корме катера, незаметно подал нам знак: уходите отсюда!
Первое ликование при виде земли прошло. Теперь, вблизи берега, к нам снова вернулись силы и надежда. Мы вновь обрели мужество взглянуть правде в глаза.
Перед нами лежала мирная страна, но это была не Германия. Здесь мы были еще дальше от своей родины, чем когда покидали косу Фрише-Нерунг. Вероятно, в Швеции нас могли интернировать, о чем нам пытался сказать за спиной у стариков молодой полицейский, подняв над головой скрещенные руки. Совершенно очевидно, что наш катер был бы конфискован, а с ним мы бы лишились и последней возможности бегства. Возможно, потом нас бы выдали Советам. От этой мысли перехватывало дыхание, так как это означало: снова назад в открытое море, но одновременно и навстречу родине.
Впервые после отплытия мы не могли прийти к единодушному решению. Но тут молодой швед еще раз сделал нам знак, ясный и недвусмысленный. Мы резко развернули руль и, запустив мотор на полный ход, снова поплыли назад, в Балтийское море. Шведская лодка помедлила, но потом все же отказалась от преследования.
Мы поступили мудро, последовав немому совету молодого полицейского, потому что, как стало известно позже, все без исключения немецкие солдаты, высадившиеся в Швеции, были интернированы и в конце ноября 1945 года переданы в советские лагеря для военнопленных.
Мы по-прежнему оставались в пределах видимости с материка. Вид побережья оказывал благотворное действие. Мы чувствовали себя спасенными. Шторм постепенно утих. Мы не раскаивались в своем решении.
Пихтовые леса и сочные зеленые луга приветливо улыбались нам навстречу с поросших лесом мысов, выдававшихся далеко в море. Я испыты¬


118
Ханс Шойфлер
вал почти непреодолимое желание причалить у одинокого острова и ступить ногами на твердую землю. Даже полковник Хоффман, который находился рядом со мной с того самого момента, как перебрался к нам с «Зееадлера», тешил себя этой мыслью. Однако мы так и не нашли подходящего места для высадки. Вода и земля казались вымершими. Нигде ни одного человека, ни одного животного, ни одного судна. Ветер слабел. Мелководье тянулось до самого берега. Прямо под поверхностью воды виднелись выбеленные морем скалы, словно разбросанные вдоль побережья гигантской рукой.
Мы плыли сначала на юг, потом на юго-восток, на какое-то время даже повернули на юго-запад. Это был как раз тот курс, который был нам нужен, и от этого наши сердца забились с удвоенной силой. У одного из людей с «Зееадлера» нашлась карта Европы, вырванная из школьного атласа. Все Балтийское море на ней было не намного больше детского кулачка, однако эта карта оказалась для нас очень полезной. «При нужде черт муху сожрет», как гласит народная поговорка1.
Между тем наступил вечер. Волнение на море ослабевало. Мы двигались теперь курсом на юго-запад. Все были в прекрасном расположении духа, каждый был полон надежд. Меня полковник отослал выспаться. Но уснуть мне так и не удалось, я был слишком возбужден.
Полночь. Начался новый день, 12 мая. Теперь наше морское путешествие уже можно было назвать вполне терпимым. Мы должны были находиться где-то на широте Карлскруны2. Вдалеке можно было видеть, как лучи маяка вычерчивают круг на воде. Мой компас показывал, что теперь мы шли западным курсом.
В четыре часа утра начало постепенно светать. Правда, это с учетом того, что мои часы показывали «германское летнее время». Перед нами расстилался великолепный морской пейзаж: зеркальная гладь Балтики в лучах рассвета. На севере сквозь легкие облака вырисовывалось шведское побережье. Ночью мы как раз пересекли широту Истадской бухты. А вон те беленные известью домики, прилепившиеся на крутом берегу, как ласточкины гнезда, видимо, город Треллеборг. Был по-настоящему мирный майский день, о каком мы давно мечтали.
Около 8 часов утра со стороны моря появился какой-то катер. Человек на борту принялся подавать нам сигналы — флажками, потом фонарем, но мы все равно не понимали их. Сначала мы решили, что это советский катер, который пытается выманить нас за пределы трехмильной прибрежной зоны, и поэтому предпочли подойти поближе к побфежью. Правда, люди на катере были настроены мирно. Но мы все же благоразумно продолжали плыть к берегу. Неизвестный катер по-прежнему сохранял дистанцию, но на борту были явно озабочены нашим маневром.
И тут мы вдруг услышали, что же нам кричали. Это стало полнейшей неожиданностью: все шведское побережье было заминировано! А мы-то, ничего не подозревая, уже несколько часов плыли через это минное поле! Я не знаю, как нам удалось проскочить сквозь него. Может быть, это было невероятное везение, или наш «Цандер» просто имел слишком незначительную осадку, чтобы взлететь на воздух на одной из мин.
1 Русский эквивалент этой поговорки — «На безрыбье и рак рыба». — Прим.
ред.
2 Город в Швеции на побережье Балтийского моря. — Прим. ред.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
119
Около 9 часов утра мы покинули шведские территориальные воды, пересекли Зунд и, ориентируясь по нашей карте Европы, направились к датскому острову Мён.
В шесть часов вечера впереди появились высокие меловые скалы. Мыс ужасом смотрели на незнакомое побережье. Если верить карте, это мог быть только остров Рюген1. Некоторое время мы плыли вдоль берега, надеясь найти хоть какой-то ориентир, так как ни в коем случае не хотели высаживаться на Рюгене. Штабной казначей клялся всеми клятвами, что земля перед нами — именно остров Рюген. Он утверждал, что в точности знает все это побережье, так как провел здесь свое свадебное путешествие.
После всех пережитых злоключений, из которых нам только чудом посчастливилось выбраться, мы не хотели угодить в плен к советским войскам. Это мы могли бы сделать и на косе Фрише-Нерунг. Но у нас оставалось уже не так много горючего, чтобы искать обходные пути. К тому же после некоторых размышлений и расчетов над нашей сухопутной картой мы решили, что это может быть и датский остров Мён. Почему на Мёне не может быть таких же меловых скал, как на Рюгене? Но некоторые считали, что меловые скалы есть только на Рюгене.
Так что же делать? Если это остров Мён, то мы можем пройти к югу от него. Если же это все-таки Рюген, то нам самое время свалить отсюда на северо-запад, пока советские посты не засекли и не схватили.
Мы увидели, как на острове приземлилось несколько самолетов, и нам это совсем не понравилось. Тем более что даже наш обер-лейтенант флота, который к тому времени уже проспался, протрезвел и оправился от морской болезни, не смог дать нам каких-либо разъяснений по этому вопросу. Поэтому мы отошли на безопасное расстояние и повернули на северо-запад.
Вокруг появлялись все новые острова и целые группы островов. На некоторых стояли маяки, вокруг плавали бакены. Скоро стало ясно, что мы безнадежно заблудились.
Тут перед нами возник рыболовецкий катер. Мы просигналили ему. Но на катере проигнорировали наши сигналы. Он повернул в другом направлении, дав нам понять, что не хочет иметь с нами дела. На нас была черная форма танкистов, и, видимо, он принял нас черт знает за кого. Мы заметили, что он шел под датским флагом. Так что он не представлял для нкс опасности.
А между тем горючее подходило к концу, даже то, которое мы забрали с «Зееадлера». Это долгое блуждание нам страшно надоело. Мы должны были во что бы то ни стало узнать, где же мы находимся, поэтому погнались за одиноким рыбацким катером. В конце концов пришвартовались к нему и спрыгнули на палубу. Его хозяин был на борту один. Он был очень зол и упрямо делал вид, что не понимает нас. После долгих уговоров и множества сигарет он наконец соизволил сказать нам, что мы находимся у входа в гавань Копенгагена. Таким образом, остров с меловыми скалами был действительно Мён! Сообразительный штабной казначей тут же исчез из поля зрения, а взгляд флотского обер-лейтенанта снова стал пьяным и бессмысленным. И мы потратили наше последнее горючее, чтобы вернуть¬
1 Немецкий остров Рюген был занят советскими войсками в первые дни мая 1945 года. — Прим. ред.


120
Ханс Шойфлер
ся туда, откуда пришли! Лишь с большим трудом мы вновь обрели чувство душевного равновесия.
С наступлением сумерек мы заглушили мотор, так как теперь, насколько можно судить, нам угрожала единственная опасность — что перед самой целью у нас кончится горючее. Поэтому мы хотели распорядиться им с максимальной пользой. Все уснули сном праведников. Волны тихо плескались за бортом, сквозь бледную пелену облаков пробивался призрачный свет луны. На катере царила мертвая тишина. В 3.30 утра меня разбудил шум мотора. Было уже 13 мая. За штурвалом стоял полковник Хоффман. Двинулись дальше тем же путем, что и пришли вчера.
В 6 часов утра, к нашему удовлетворению, впереди вновь показались меловые скалы. Мы прошли южнее острова Мён. Мы уже не могли видеть этот великолепный курорт. В 9 часов на горизонте показался остров Фаль- стер. Мы взяли курс на юг. Впереди за серым туманом должны были лежать немецкие города Варнемюнде и Росток. Но там же наверняка должны были быть и советские войска. Поэтому нам нужно было по-прежнему соблюдать осторожность.
В 12 часов мы миновали южную оконечность острова Фальстер. Спокойное море, чудесный солнечный свет и — нас охватило блаженное чувство — надежда. Мы продолжали следовать дальше курсом на запад вдоль южного морского побережья острова Лолланн. Около трех часов дня мы покинули датские территориальные воды и повернули на юго-запад в направлении немецкого острова Фемарн. Вскоре нам встретился немецкий парусник, плывший под белым флагом. От экипажа мы узнали много нового о нынешней ситуации в оккупированной Германии.
Немного позже мы перешли на борт немецкого судна береговой охраны, которое было покинуто командой и сонно качалось на волнах. Мы обнаружили там суповую лапшу, мясные консервы и приготовили себе на найденной там же спиртовке вкуснейшую горячую еду. У всех было великолепное настроение. Только несколько километров отделяло нас от Германии. Всех вдохновляла одна-единственная мысль: предстоящее свидание с родиной. Некоторые из нас уже два года не были дома.
Надвигался грозовой шквал. Волнение на море заметно усилилось. Но что меняло это теперь! Мы с ликующим сердцем двигались на родину, навстречу миру после жестокой войны, продолжавшейся почти шесть лет.
Это было 13 мая. Часы показывали точно 16.48 летнего немецкого времени, когда мы увидели вдали остров Фемарн. Наконец Германия — немецкая земля, до которой еще не добрались советские войска. Ощущение неописуемого счастья охватило каждого из нас. Глаза заблестели. Все столпились на одном борту, так что наш катер грозил опрокинуться. Но кому сейчас было до этого дело? Германия, наша родина, лежала перед нами! Сгоревшие самолеты, искореженная арматура, взорванные железобетонные глыбы... Примерно таковы были детали первого впечатления от Германии, и на побережье — беззаботные, стирающие свое обмундирование матросы и солдаты. Мы двигались вплотную вдоль западного побережья и не могли наглядеться на эту представшую перед нами мирную картину. Наше воодушевление (восторг) было так велико, что мы уже подумывали сойти на землю прямо на Фемарне. Но, однако, мы вовремя вспомнили о наших планах, которые строили долгими тоскливыми ночами. Ведь мы собирались добраться до материка, раздобыть там себе велосипеды и граж¬


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
121
данскую одежду и попытаться как-нибудь пробиться к нашим далеким родным местам. Мы ничего так сильно не хотели, как быстрее попасть домой. Поэтому остров был не слишком подходящим местом для высадки. Так что мы взяли курс в глубь Кильской бухты. Мы прекрасно знали, что наше терпение на исходе, и поэтому не собирались долго искать, а хотели высадиться в первом попавшемся месте. Вдалеке, над высокими кронами деревьев у воды, виднелся тонкий шпиль церкви. Мы увидели людей на берегу и направили катер в их сторону. Больше всего нам хотелось сейчас прыгнуть в воду и преодолеть этот последний участок вплавь, так велико было наше нетерпение.
В то время как «Цандер» стремительно приближался к земле, я еще раз непроизвольно в мыслях вспоминал весь наш путь: пять дней, пять ночей, а потом еще две незабываемых жутких ночи и два серых безысходных дня, где-то между Западной Пруссией и Швецией. Кругом вода. Ничего, кроме бурлящей, алчущей наших жизней воды, поглотившей уже так много народу. Затем — Швеция, первый проблеск надежды, потом — Дания. Сначала мучительная неопределенность, и снова крушение надежд. И наконец — Германия: свобода, мир, будущее и жизнь!
Мы неосторожно подошли к самому берегу. Это вернуло меня от грез к действительности. Какой-то рыбак, видимо, прочитавший нетерпение на наших лицах, вдруг быстро повел свою лодку нам навстречу. С помощью багра он помог нам перебраться на его лодку. Я спрыгнул в его лодку и первым делом обнял его. За несколько метров до берега мы спрыгнули в воду, чтобы дойти до берега вброд по мелководью.
Было ровно 18.16, когда я встал ногами на твердую почву. Я все-таки выполнил свое обещание доставить это судно со всеми 22 пассажирами через Балтику в Германию. Мое сердце ликовало, мне хотелось одновременно и смеяться, и плакать. Ни выстрелов, ни окопов, ни вывороченных взрывами деревьев. Мир!
Охваченный переполнявшей меня радостью, я в первые минуты просто не хотел понять, почему люди на берегу не радуются, не смеются вместе с нами, почему они бросают на нас вопросительные взгляды, а на их лицах застыл испуг? И тут внезапно я вернулся к действительности. Мы, солдаты, были в их глазах лишь выброшенными на берег обломками проигранной войны, сыновьями других родителей, не их родственниками, которых они ждали с тревогой в сердце.
Мы молча разделились на несколько кучек, без лишних слов пожали друг другу руки, пожелали удачи и скорого возвращения домой. Только мои четверо радистов дожидались меня в рыбацком доме.
Под тем предлогом, что мне нужно узнать название поселка, я выскользнул из дома, так как после пережитого напряжения из глаз у меня хлынули слезы. Я хотел несколько минут побыть один.
Теперь, когда все позади, мне невольно лез в голову вопрос: за что мы, собственно, воевали? Ради чего нам пришлось перенести все это? Ради чего погибло столько замечательных молодых людей? Зачем? Зачем? Зачем? В чем смысл всего этого?
Мир рушился, как карточный домик. Или, может быть, этот мир, в который нас учили верить, был всего лишь обманом? В голове моей теснилось еще множество подобных вопросов. Я не знал на них ответа.


ПОСЛЕ «НУЛЕВОГО ЧАСА»
В английском плену
Эта рыбацкая деревня близ Фемарна, куда благосклонная судьба забросила нас после нашего пятидневного перехода через Балтику на родину, называлась Хайлигенхафен. Когда я через какое-то время пришел в себя и начал осознавать происходящее, я почувствовал себя в полном одиночестве. Свой пистолет я выбросил в воды Балтийского моря. Передо мной лежал ухоженный парк, посреди которого виднелась похожая на замок вилла. Это была резиденция бургомистра, назначенного оккупационными властями.
Как мне настоятельно советовали, первым делом я должен был явиться туда.
Я почти автоматически делал шаг за шагом. Без каких-либо размышлений, без планов на будущее, брел я через парк, который, казалось, не был затронут войной.
Потом я в нерешительности остановился перед тяжелой дубовой дверью. Я был впущен и оказался в пустом зале.
Через какое-то время появился человек неопределенного возраста, который невыразительным голосом дворецкого сообщил мне, что два английских офицера только что забрали полковника Хоффмана и гауптмана д-ра Иллингера. И что староста местной общины — он же хозяин этого дома — советует мне срочно изволить явиться к английским властям. Одним словом, я не был желанным гостем в этом феодальном доме на море, где мне не захотели дать ни глотка воды, ни минуты передышки.
Я все понял — и с тяжелым сердцем отправился в плен к победителям, которые, несомненно, были уведомлены хозяином дома и скромно ожидали меня у садовых ворот.
Оба унтер-офицера подчеркнуто почтительно приветствовали и без слов окружили меня с двух сторон, избавив, таким образом, от обычных унизительных процедур типа «Руки вверх!» и обыска.
Меня отвели, а точнее, препроводили к ближайшему посту у парковой стены. Двое солдат английской военной полиции, чьи служебные манеры внушали страх, с примкнутыми штыками и подбородным ремнем под подбородком, взяли меня под свою опеку. Прошло довольно много времени, после чего меня погрузили в джип. Два совсем юных английских солдата уселись на переднем сиденье. Солдат, сидевший рядом с водителем, держал в поднятой правой руке пистолет на изготовку. Это наводило страх. Мы ехали по немецкой земле, которая, однако, мне казалась чужой и недружелюбной.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
123
Над фасадами домов были вывешены английские, американские, французские и советские флаги. На одном из сараев на краю палаточного лагеря британской армии большими буквами было написано: «Deutsche Manner — deutsche Treue, deutsche Frauen — deutsche Saue!»1 Было больно читать это. Я даже не хотел знать, кто написал эти отвратительные слова. Но что они значили на самом деле, я в то время еще не догадывался.
Порой мне казалось, что от села к селу советских флагов стан9вилось все больше. Внезапно мне пришла в голову страшная мысль: «Неужели эти изверги хотят выдать меня Советам?» Впереди меня сидели ничего не подозревающие юнцы в английской военной форме, направив пистолет вертикально в небо совсем близко от меня. Насколько я помнил, согласно Женевской конвенции, военнопленные имеют право воспользоваться любой возможностью для побега. При этом, даже если они будут схвачены, им не должно грозить за это никакое наказание. Итак, мне нужно было только быстрым движением выхватить пистолет из рук одного из юнцов. После этого я мог бы без особого риска держать обоих под прицелом. Я бы, пожалуй, сделал это, если бы был уверен наверняка, что мы едем в расположение советских войск, и если бы мне не было жаль этих юнцов в военной форме. Но никогда нельзя с уверенностью предполагать, чем закончится то или иное событие.
Хорошо, что я не осуществил свой замысел, потому что меня должны были доставить в Плен, где находилась штаб-квартира Монтгомери, в здешнюю новую тюрьму. Там для меня уже была подготовлена отдельная камера. По обе стороны от двери стояли, прислонившись, два вооруженных английских солдата с автоматами на взводе, направленными прямо на меня.
Хочу подчеркнуть, что мои охранники, хотя вели себя тактично и вежливо, упорно держались от меня на расстоянии в четыре шага. Этого их начальник требовал категорически, всячески вдалбливая им в голову, что в ближнем бою им будет не по плечу справиться с немецким фронтовым офицером, даже разоруженным. Большое спасибо за такое высокое уважение!
Кто еще, кроме меня, находился в тот момент в тюрьме, я не в состоянии был сказать. К сожалению, мне не разрешалось ни сесть на кровать, ни полежать, хотя я валился с ног от усталости. Только теперь начала сказываться вся накопившаяся усталость последней недели. Так как у них, по-видимому, не было инструкции на тот случай, если я усну стоя, оба дружелюбных англичанина пытались оживленным разговором не дать мне заснуть. Они обстоятельно и пространно рассказывали мне, как их король сегодня обратился с речью к войскам, как он благодарил своих храбрых солдат за великую победу.
Очевидно, я, на их взгляд, реагировал на их слова как-то слабо или неправильно, так как один из моих телохранителей ушел прочь, даже специально отправился за газетой, чтобы показать мне статью и подтвердить все рассказанное. При этом он оставил свой заряженный автомат, прислонив к решетке моей камеры. Второй часовой тоже жаждал сделать мне одолжение. Он спросил меня, не хочу ли я закурить. Я хотел, но он оказался неку¬
1 Дословно это можно перевести так: «Немецкие мужчины — немецкая верность, немецкие женщины — немецкие свиноматки!» Прим. ред.


124
Ханс Шойфлер
рящим. Поэтому он пошел за сигаретами, оставив свое оружие рядом с автоматом своего товарища под моим надежным присмотром. Я легко мог завладеть этим оружием и намекнул об этом моим охранникам, когда они вернулись. В ответ мне уверенно разъяснили: «Немецкий офицер никогда не злоупотребит доверием! Это знает каждый англичанин!»
Мне принесли английскую армейскую газету, сигареты и спички — все с дистанции четырех шагов, так, как предписывает английский военный устав.
Около 2 часов ночи неопределенность стала наконец рассеиваться. Меня со всеми мерами предосторожности привели на допрос в абсолютно темное помещение. Как я определил по гулкому эху, оно должно было быть очень просторным. Что же за чудовище видели во мне англичане?
Меня не торопясь подвели к определенному месту. Затем мне в лицо ударил свет двух ярких прожекторов. Голос из темноты потребовал назвать мое имя, звание и военную часть. Против этого нечего было возразить. Я вежливо ответил на все вопросы, но добавил, что сообщаю им только то, что должен был сказать, и что дальнейшие показания дам только тогда, когда узнаю, с кем я разговариваю и кто скрывается за прожекторами. В темноте недолго посовещались, затем в зале зажегся свет, а слепящие прожектора погасли. Английский офицер, проводивший допрос, представился: «Гауптман Фрейзер». (Его воинское звание я называю по-немецки.)
Мне было абсолютно нечего скрывать. Война окончилась. Мне не было известно никаких военных тайн, которые теперь дозволялось знать далеко не каждому. Но меня и не спрашивали об этом. Только наше авантюрное бегство из-под носа у советских войск, стоявших в Данциге, через Балтику вдоль берегов Швеции и Дании в Шлезвиг-Гольштейн показалось этим господам очень и очень сомнительным. Они немедленно захотели снова узнать от меня все подробности. Они снова и снова переспрашивали одно и то же, хотя и другими словами.
К моему удивлению, они уже знали об этом довольно много. Видимо, еще до меня они успели допросить остальных моих попутчиков с «Цандера». Других объяснений не было. Мне стало лучше; я понял, что не одинок в этой тюрьме.
Наконец я простился с англичанами. Мы подчеркнуто учтиво пожали друг другу руки. Постовой, несмотря на поздний час, молодцевато приветствовал меня. Господин Фрейзер, превосходно говоривший по-немецки, извинился, что он не может предложить мне ничего другого, кроме тюремной камеры, чтобы провести остаток ночи. Как наглядное свидетельство того, что против меня не выдвигалось никаких обвинений, дверь камеры оставалась незапертой. Более того, оба моих телохранителя находились в моем полном распоряжении, как пояснил он мне в изысканной английской манере.
Несмотря на то что я был в тюрьме, война была проиграна, а будущее представлялось совершенно неопределенным, я спал сном праведника под благосклонным надзором моей бездействующей охраны.
Около 6 часов утра меня мягко разбудили. Один из «моих солдат» предложил побрить меня. Я чувствовал себя не совсем удобно, но почему бы и нет? Ведь бритвы у меня больше не было. Она давно уже покоилась в Балтийском море. Я позволил побрить себя в первый и единственный раз в


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
125
моей жизни, и получилось неплохо. Денщики английских офицеров имели богатый опыт обращения с бритвой. После этого я смог умыться, принять душ и наконец смыть с себя всю грязь последних недель. Между тем «мои солдаты» вычистили мою изрядно потрепанную униформу и натерли до блеска мои ботинки. Взглянув в зеркало, я не узнал себя. Но зачем все это? Позже мне объяснили. «Нас» ожидали к завтраку в английском офицерском казино. Там уже находились полковник Хоффман и гауптман Иллиг- нер. Так что мои догадки во время допроса оказались верными.
Овсяная каша и свежее молоко, яйца со шпиком, черный чай и настоящий зерновой кофе, белый хлеб, масло и мармелад, сосиски и ветчина! После шести лет лишений мы чувствовали себя так, как будто оказались в сказочной стране с молочными реками и кисельными берегами. Мы ели много и с большим наслаждением. Я лично никак не мог удержаться при виде всех этих деликатесов. А этого делать не следовало... Вытянув шею, как цапля, я блевал без остановки, и это продолжалось несколько часов.
После того как нас представили тому и другому из присутствующих, осмотрели со всех сторон и вволю подивились нашему авантюрному побегу, нам сказали, что мы свободны и можем идти куда хотим. Но куда можно идти в тюрьме с толстыми стенами и дюжиной охранников в каждом углу и в каждом коридоре?
Полковник Хоффман, долго беседовавший с одним высокопоставленным английским офицером, добился, чтобы в наше полное распоряжение выделили служебный автомобиль. В последнюю минуту нам сказали, что мы считаемся не «военнопленными», а «интернированными», и поэтому можем беспрепятственно передвигаться по всей зоне для интернированных Шлезвиг-Гольштейна. Это было, безусловно, хорошее начало.
У полковника Хоффмана обнаружился здесь один дальний родственник, который должен был жить в Зикерсдорфе, в районе Тиммендорфского пляжа. Мы решили отправиться туда. К нашему великому удивлению, все посты английской военной полиции пропускали нас без возражений.
Каждый раз постовые брали винтовки на караул и щелкали каблуками, когда мы проезжали мимо. Награды за храбрость много значили для англичан, даже когда они украшали грудь их противника. А на груди у полковника Хоффмана красовались Дубовые листья к Рыцарскому Кресту Железного Креста.
Проживавшая в Зикерсдорфе тетя нашего полковника была еще жива. Она жила в просторной вилле, выходившей окнами на Балтийское море. Но ее дом уже был битком набит беженцами с Востока. Для полковника удалось освободить только маленькую комнатушку. Остальных же, включая гауптмана Иллигнера, меня и присоединившегося к нам позже обер-лейтенанта Грайнера, разместили в летнем домике, выглядевшем весьма романтично, который принадлежал раньше одному адвокату из Любека. Мы представляли себе плен совершенно иначе и поэтому были вначале весьма довольны. Но каково тем временем приходилось нашим товарищам в советском плену?
Нам разрешалось свободно передвигаться по всей огромной зоне для интернированных, которая протянулась от Балтийского моря до Эльбы и от Траве до Кильского канала. Полковник Хоффман немедленно воспользовался этим, чтобы собрать вместе уцелевших солдат своей 4-й танковой


126
Ханс Шойфлер
дивизии, благо англичане предоставили ему персональный автомобиль. Первых из наших танкистов ему удалось встретить в Херингсдорфе. Тут кучка, там целая группа, затем — целая рота. Все они, кто как, самыми разными путями сумели пробиться сюда от устья Вислы через Балтику.
Во время одной из таких ознакомительных поездок нам встретилось несколько бывших заключенных концентрационного лагеря Штутхоф, которым месяцем раньше мы позволили бежать из устья Вислы на Запад. Они рассказали нам о тех зверствах, о которых нам вторично довелось услышать лишь много-много позже. Некоторым приведенный мною рассказ может показаться дешевым оправданием, однако он целиком и полностью основан на фактах.
Эти дважды спасенные добровольно рассказали нам, что их в числе других 7 или 8 тысяч заключенных концлагеря погрузили на корабли «Кап Аркона» (Cap Arkona) и «Тильбек» (Thielbeck). Они встали на якорь под белым флагом в Нёйштадтской бухте, рядом с лайнером «Дёйчланд».
2 мая в небе над ними появились английские бомбардировщики, однако они не стали атаковать их. Чтобы дать им знать о себе, заключенные выложили своими телами на верхней палубе буквы «KZ»1.
На следующий день, 3 мая, около 12 часов дня английские бомбардировщики появились снова. На этот раз они стали бомбить бухту. Огромный лайнер «Кап Аркона» водоизмещением 27 571 тонна, на который обрушились фугасные и зажигательные бомбы, получил сильные повреждения. Огонь быстро охватил обе верхних палубы. Началась неописуемая паника, так как все трапы, ведущие наверх, были объяты пламенем, а спасательные лодки и катера уничтожены. Лишь немногим удалось протиснуться сквозь узкие иллюминаторы и вплавь добраться до земли вблизи Нёйштадта или Пельцерхакена. Из 6 или 7 тысяч заключенных, находившихся на борту, в живых осталось только около двухсот. Лайнер «Кап Аркона» запылал, как огромный факел. Некоторое время спустя он перевернулся и затонул килем вверх на мелководье у самого берега.
Около половины третьего того же дня английские бомбардировщики атаковали другой теплоход, «Тильбек». Один из снарядов угодил в самую середину корабля ниже ватерлинии. Теплоход затонул за 15 минут. Из 2 тысяч заключенных, находившихся на его борту, спастись удалось только единицам.
Одновременно с лайнером «Кап Аркона» атаке подвергся и «Дёйчланд», имевший водоизмещение в 21 046 тонн. Он был переоборудован в плавучий госпиталь и только что выгрузил в Нёйштадте около 70 тысяч2 солдат и беженцев с Востока. На корабле не было никакого вооружения, он был абсолютно беззащитен. К тому времени на нем оставалось только 80 человек команды и медицинского персонала. Им с трудом удалось потушить три возгорания. Когда английские бомбардировщики налетели снова, от корабля как раз отчалил последний спасательный катер. Все члены команды, врачи и санитары успели как раз добраться до ближайшего берега у Зикерсдорфа, когда их лайнер подвергся новой бомбовой атаке и запы¬
1 Аббревиатура «KZ» в документах Третьего рейха означала «Konzentrationsla- ger» (нем.: «концентрационный лагерь»). — Прим. ред.
2 Так в тексте. — Прим. ред.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
127
лал. Пять часов спустя бывший океанский лайнер компании ХАПАГ перевернулся и затонул.
Выжившие заключенные концлагеря выразили готовность письменно подтвердить все это англичанам. В качестве доказательства они показали остовы двух огромных океанских лайнеров, хорошо видимые с земли. Только теплоход «Тильбек», водоизмещением всего 2815 тонн, был полностью скрыт под водой.
Даже мы, поначалу не хотевшие верить всему этому, скоро убедились в страшной действительности. Прилив еще несколько дней выбрасывал на берег десятки распухших от воды трупов в полосатых концлагерных робах. Смрад от разлагающихся тел разносился на километры вокруг.
Один английский полковник с полным основанием бушевал по этому поводу. Он обвинял нас в том, что эти люди, чьи тела выбрасывали на берег балтийские волны, были убиты немцами. Англичанин потребовал, чтобы нас заставили собрать и похоронить эти трупы. Из-за этого у них произошла ожесточенная перепалка с полковником Хоффманом, который прямо и без обиняков заявил ему, кто убил этих несчастнейших из несчастных.
Выжившие очевидцы этой катастрофы продолжали стоять на своем. Жители прибрежных районов подтвердили их слова и дополнили их новыми свидетельствами. Однако до сих пор почему-то никто не задумывался о том, чтобы рассказать миру, и прежде всего самим немцам, почему англичане потопили эти три судна, стоявшие на якоре под белым флагом, когда их командование уже вело переговоры о прекращении огня.
Из Гамбурга прибыли эксперты. Они собрали, зарегистрировали и похоронили последние жертвы этой войны. Мы могли больше не смотреть на это, благо нас послали в село Буйендорф, расположенное в нескольких километрах от побережья. Там предполагалось собрать и вновь распределить по ротам уцелевших солдат 4-й танковой дивизии, которые успели добраться до Шлезвиг-Гольштейна. Приходилось заботиться о пропитании солдат, так как англичане выделяли в день на каждого человека по шесть галет плюс одна банка консервированной солонины на 14 человек. На каждого доставалось по чайной ложке. В окрестностях Буйендорфа было съедено уже все дочиста. Там уже нечего было взять. Кругом были беженцы, беженцы изо всех частей Европы. Кроме того, были еще бывшие иностранные рабочие, которых англичане снабжали продовольствием в первую очередь, так как иначе они начинали грабить и промышлять разбоем. Население Шлезвиг-Гольштейна фактически увеличилось в четыре раза. Опасность грабежей возрастала день ото дня. Что еще делать людям, которым от голода больше не остается другого выхода?
Поэтому мы сформировали своего рода «дубиночную гвардию». У каждого коровника или свинарника, а также у отдельных крестьянских подворий и складов продовольствия была выставлена охрана — по два немецких солдата с самодельными грабовыми дубинками. В село вернулись безопасность и порядок. Крестьяне, которые сначала не жаждали видеть нас в своих домах и воспринимали лишь как лишних едоков, теперь были рады нам и порой угощали пшеничной кашей или даже давали несколько картофелин. Все это составляло важную часть общественного питания. К тому же, на наше счастье, повсюду уже начинали зеленеть поля. Солдаты поротно отправлялись собирать листья одуванчиков, щавель и подорожник, которые потом добавляли в пшеничную кашу. Эту пищу могли есть без отрыж¬


128
Ханс Шойфлер
ки только те, кто пережил все лишения во время войны в России. По крайней мере, эта смесь вполне питательна и богата витаминами, утешали мы себя.
Мы изо всех сил наслаждались новой мирной жизнью. Наша радость не знала границ, когда нас наконец-то освободили и распустили по домам. Но тогда до этого счастливого момента оставалось еще много дней, а нам предстояло еще многое пережить. Наше терпение подверглось тяжелому испытанию. Мы с растущей тревогой думали о наших товарищах, которые остались на Висле и которым не удалось избегнуть советского плена.
Перемирие на Хельском полуострове
Полуостров Хела за несколько недель превратился в один большой военный лагерь. Прибрежные дюны кишели, как растревоженный муравейник. К 28 апреля на этой узкой полоске земли, отделявшей Данцигскую бухту от Балтийского моря, скопилось 200 тысяч человек. И каждую ночь катера и паромы доставляли сюда из устья Вислы еше по 30 тысяч беженцев и солдат.
После того как 5 мая 1945 года в 8 часов утра вступило в силу соглашение о прекращении огня на Западе, все пригодные для плавания по морю суда, скопившиеся на западном побережье Балтики, были отправлены в Хелу и в Курляндию, чтобы вывезти еще остававшихся там людей. Сам гросс-адмирал Дёниц в связи с этим приказал: «Использовать все возможности!»
Как уже говорилось выше, 2 и 3 мая британские военно-воздушные силы в ходе массированного налета на бухты Шлезвиг-Гольштейна потопили 23 стоявших на якоре немецких торговых корабля и вывели из строя еще восемь. В результате 5 мая на Восток смогли выступить только 14 транспортных кораблей в сопровождении 7 эсминцев и 5 миноносцев Кригсмарине. 5 и 6 мая эта флотилия прибыла в Хелу. Вечером 6 мая все беженцы из Данцига, которые еще оставались в Хеле, были погружены на суда и вывезены на Запад. После этого встал вопрос о том, как эвакуировать как можно больше солдат, чтобы спасти их от советского плена.
В течение апреля месяца из Хелы на запад было переправлено 355 624 человека. Только за один день 6 мая с Хельского полуострова на запад было эвакуировано 43 025 беженцев, раненых и солдат. Это было рекордное число за все те дни, пока продолжалась эвакуация.
8 мая под непрекращающимися налетами советской авиации и огнем артиллерии эсминцы и миноносцы снова прибыли в Хелу и забрали еще 20 тысяч человек, в основном солдат. В течение этого же дня все военные и торговые суда оставили гавань Хелы и взяли курс на запад, чтобы уже никогда сюда не вернуться.
По условиям перемирия, после 24 часов 8 мая ни одно судно не имело права покидать свою гавань, а суда, находившиеся в тот момент в море, должны были направиться к ближайшему порту.
Моряки действительно сделали все, чтобы переправить людей на Запад. По достоверным сведениям, за последние 115 дней, то есть с начала советского наступления, с Востока было эвакуировано 1 977 000 немецких солдат и беженцев. Только условия безоговорочной капитуляции не позволили спасти всех. Так, из Хелы не успели эвакуировать 60 тысяч человек, из


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
129
устья Вислы — 40 тысяч и из Курляндии — 200 тысяч немецких солдат. Все они оказались в советском плену.
Командующий немецкой 2-й армией, генерал танковых войск фон Зау- кен только 8 мая узнал из радиограммы, что с 24 часов 8 мая или, точнее, с 00 часов 01 минуты 9 мая вступает в силу перемирие на Востоке.
В гавани происходила давка вокруг последних судов. Все оставшиеся корабли были набиты битком. Паромы, катера и прочие суденышки, которые раньше курсировали между Хелой и устьем Вислы, вывозя последних беженцев и солдат из Шивенхорста и Ни келье вальде, тоже готовились пуститься в плавание через Балтику на запад вслед за большими судами.
Когда наконец в порту не осталось уже ни одного корабля, а от пристани готовился отчалить последний катер, среди брошенных в гавани и среди песчаных дюн солдат началась паника. Каждый еще надеялся вырваться из этой мышеловки. В конце концов солдаты прорвали оцепление.
Когда известие об этом дошло до командного пункта 2-й армии, генерал фон Заукен сразу же сам отправился в гавань. Стоя в своем «кюбельва- гене», он попытался успокоить эту многотысячную толпу отчаявшихся людей. «Мы должны смириться с этим, — кричал он. — Кораблей больше нет, и ни один уже не придет. Если нам суждено отправиться в русский плен, мы должны сделать это со всем самообладанием и с сознанием того, что выполнили свой долг до конца».
И солдаты поняли его. Они спокойно и беспрекословно вернулись к своим лагерям, разбитым среди дюн.
Утром 10 мая войска, оставшиеся в дельте Вислы, организованным маршем проследовали с косы Путцигер-Нерунг в сторону Померании. Их командующий, генерал танковых войск Дитрих фон Заукен, принимал этот последний парад. Верховное командование вермахта прислало специальный самолет, на котором генерал должен был вылететь в Шлезвиг-Гольштейн. Но тот приказал погрузить в самолет раненых, а сам остался, так как считал своим долгом разделить все тяготы плена со своими солдатами. Его примеру последовали еще 11 генералов. Впоследствии только четверо из них вернулись назад на родину, последний — лишь в 1955 году.
Генерал фон Заукен, бегло говоривший по-русски, при личной встрече с советским командующим сумел договориться, чтобы пленным немецким солдатам разрешили захватить с собой грузовики обоза, нагруженные продовольствием. Он знал, что по пути к конечному лагерю военнопленных им не будут выдавать другого продовольствия. Таким образом генералу удалось многих спасти от голодной смерти во время долгой дороги на Восток.
Последняя сводка вермахта, 9 мая 1945 года
Информация из штаб-квартиры гросс-адмирала Дёница.
Верховное командование вермахта сообщило:
«Еще вчера германские дивизии в Восточной Пруссии храбро обороняли устье Вислы и западную часть косы Фрише-Нерунг; в ходе этих боев особенно отличилась 7-я дивизия. Командующий, генерал танковых войск фон Заукен, в знак признания героизма его солдат был награжден Бриллиантами и Мечами к Рыцарскому Кресту Железного Креста.
6-1084


130
Ханс Шойфлер
...После полуночи на всех фронтах смолкли выстрелы. По приказу гросс-адмирала вооруженные силы Германии прекратили борьбу, которая стала бессмысленной. Завершилась героическая борьба, которая длилась почти шесть лет. Она принесла нам не только великие победы, но и тяжелые поражения. Германский вермахт с честью принял свое поражение перед лицом превосходящих сил противника. Германский солдат, верный воинской присяге, выполнил свой памятный долг перед народом. Родина до последнего момента поддерживала его всеми силами, несмотря на тяжкие жертвы. Исключительные в своем роде усилия фронта и тыла еще найдут окончательное признание в оценках историков. Достижения и жертвы германских солдат на воде, на суше и в воздухе не могут не быть признаны даже нашими противниками. Поэтому каждый солдат может с гордостью сложить оружие и в тяжелейший час нашей истории храбро и уверенно вернуться к труду на благо нашего народа.
В этот тяжелый час солдаты вермахта вспоминают своих павших товарищей. Память о них обязывает нас к безоговорочным верности, повиновению и дисциплине перед лицом нашей истекающей кровью родины».


ДОРОГА В СОВЕТСКИЙ ПЛЕН
Манфред Назе, бывший в то время обер-лейтенантом и командиром 1-й роты 12-го панцергренадерского полка 4-й танковой дивизии, был одним из тех, кто был вынужден остаться на косе Фрише-Нерунг и после прекращения огня 9 мая 1945 года сдаться в плен советским войскам. Вот его рассказ о пережитом:
«Было 7 мая 1945 года, когда роты нашего 12-го панцергренадерского полка прибыли к месту погрузки в устье Вислы у Ни келье вальде. Мы надеялись, что этой ночью нас погрузят на корабль и вывезут отсюда, но наш отъезд все откладывался. Паромы с другими подразделениями на борту отчалили. Ночь с 7 на 8 мая мы провели среди дюн неподалеку от балтийского побережья.
Наступило 8 мая. Среди безоблачного неба ярко светило солнце. Как раз такая погода была крайне нежелательна, так как тут же налетели советские штурмовики. Снаряды рвались в кронах деревьев, пулеметные очереди то и дело взбивали песок на дюнах. Было бы очень обидно умереть в последний день войны. Тут мы впервые услышали о капитуляции. Поначалу в это не хотелось верить, так как мы надеялись, что нас сначала эвакуируют отсюда.
Вечером из устья Вислы отплыли еще несколько переполненных транспортов. Затем подошла пара-тройка более мелких суденышек. И — все, тишина. Вот уже прошло запланированное время погрузки нашего полка. Но кораблей больше не было. Водная гладь вокруг была пуста, ни малейшего движения. Мы начали подозревать самое худшее. После телефонного разговора стало окончательно ясно: наше положение безнадежно.
Когда в 11 часов вечера майор фон Хайден, командир нашего полка, вскрыл запечатанный конверт, мы смогли окончательно убедиться в том, какая участь нас ожидает. Для большинства из нас это означало советский плен или бессмысленную гибель.
Некоторым благодаря невиданной удаче и еще большему мужеству удалось в последний момент выскользнуть из этой ловушки. На севере простиралось Балтийское море, на юге — занятая противником земля, где осталось в основном польское население. Шансы выбраться отсюда — что на север, что на юг — были невелики.
Несколько солдат в черных куртках танкистов — последние уцелевшие из 35-го танкового полка — во главе с обер-лейтенантом Григатом решили попытать счастья и, отпросившись у командира боевой группы, пустились навстречу неизвестности. Мы же в подавленном настроении вернулись назад в лесок, в котором провели предыдущую, полную радостных надежд ночь. Путь нам освещали осветительные ракеты. Советы явно не доверяли нам и следили, как бы кто не попытался бежать через Балтийское море.


132
Ханс Шойфлер
Этой ночью многие, подперев кулаком подбородок, размышляли над тем, что нас ждет. Некоторые старые бойцы в мыслях возвращались назад, вновь переживали долгий поход через Буг, Днепр, Припять, Десну и Оку к Москве, а затем отступление, которое привело их сюда, в устье Вислы. Вдоль всего этого пути остались стоять кресты над могилами погибших товарищей. Не лучше ли было остаться лежать там, чем оказаться здесь?
Тишина безысходности и спокойствие отчаяния царили этой ночью. Только шум моторов ночных бомбардировщиков иногда нарушал эту тишину. Один следил за другим, чтобы никто не сделал какой-нибудь необдуманной глупости. У каждого оставались еще какие-то дела, которые надо было привести в порядок, чтобы подготовиться к предстоящему долгому пути, пути в неизвестность.
Утром 9 мая мы увидели первых советских солдат. Это были офицеры с переводчиками, которые приказали нам двигаться к Эльбингу. Нас уверяли, что мы скоро вернемся на родину. «Скоро домой!» — повторяли они по-русски.
В полдень, хорошо подготовившись к дальней дороге, 12-й панцергре- надерский полк в полном составе с обозами и продовольствием двинулся к Эльбингу. Никакой охраны вокруг пока что не было видно. Мы миновали заграждение, где сдали еще остававшееся оружие, и двинулись в сторону села Фишербабке. Здесь нам пришлось сделать крюк, так как большинство мостов в этой местности было разрушено. Первую ночь в плену мы провели в помещичьей усадьбе.
Весь следующий день, 10 мая, мы продолжали путь. Теперь нам приходилось быть начеку, опасаясь нападений жаждущих добычи советских солдат. Но наша внутренняя и внешняя сплоченность не давала им возможности поживиться, облегчив наши ранцы.
Только 11 мая мы наконец подошли к Эльбингу и с песней вступили в город. Он производил зловещее впечатление. Мужчин на улицах не было видно, даже стариков. Беззащитные женщины и девушки выскакивали нам навстречу из сгоревших домов и, плача, рассказывали нам о своих злоключениях. Они потеряли все — дом, имущество, своих мужей и свою женскую честь.
Советские войска несколько раз пытались отнять у нас немногие оставшиеся повозки с нашими скромными пожитками. Только благодаря самым энергичным мерам нам пока удавалось помешать этому.
Сборный пункт для военнопленных расположился на стадионе. Здесь нас впервые подвергли обыску. Мы должны были сдать и сложить в кучу все фотоаппараты, походные компасы и бинокли. После этого все прибывавшие колонны пленных были разбиты на группы ровно по тысяче человек.
В тот же день мы продолжили путь дальше, в сторону Браунсберга. Наше выступление из Эльбинга превратилось в волнующую демонстрацию. Наша бодрая песня и чеканный шаг гулким эхом раздавались среди разрушенных домов. Женщины и девушки, в слезах, бросали нам букетики первых весенних цветов. В последний раз за свою историю наш 12-й пан- цергренадерский полк прошел по улицам города как единое подразделение. Это помогло нам на время забыть о нашем безнадежном положении, так как впереди и сзади маршировали наши боевые товарищи, которые вместе с нами чеканили шаг и пели ту же песню. Как одиноко.было бы без них!


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
133
Снова и снова нам досаждали солдаты советских тыловых частей, которые тоже хотели урвать часть от нашей поклажи. Чаще всего в качестве сувениров требовали часы, сапоги, ордена и награды. Наши самоходчики даже попросили меня взять их в середину колонны, так как их черная униформа, как у танкистов, вызывала особый интерес1.
После двухдневного марша мы достигли Браунсберга в Восточной Пруссии, который теперь служил пересыльным пунктом для колонн военнопленных. Но и здесь не было ни одной неповрежденной железнодорожной ветки, чтобы отправить нас «домой», как нам обещали вначале.
Когда наша колонна остановилась перед воротами казармы бывшего 21-го пехотного полка, всем офицерам было приказано выйти вперед. Поспешные рукопожатия, пожелания удачи... Сквозь колючую проволоку, окружавшую казарменный двор, мы еще раз крикнули «До свиданья!» оставшимся снаружи солдатам, и в эти минуты я еще раз почувствовал, как крепко спаяли нас — офицеров, унтер-офицеров и солдат 4-й танковой дивизии — эти тяжелые военные годы. Возможно, мы никогда и не поняли бы этого так ясно, как сейчас, если бы нас не разлучили по распоряжению советского начальства.
Еще несколько дней мы провели в разных лагерях. Затем нам предстоял путь через просторы Советского Союза. Начиналась новая глава в нашей жизни, полная горьких разочарований, несбывшихся надежд и унижений, где нас ждали слишком дорого оплаченный жизненный опыт или даже смерть. Это был советский плен».
Отто Александр фон Мюллер, в то время обер-лейтенант и ординарец в штабе 4-й танковой дивизии, так выразил свои переживания в стихах:
10 МАЯ 1945 ГОДА
Мы не думали о таком конце —
Дальше не было Ничего.
Мы остались в живых,
Мы продолжали жить.
Повергнутые в прах,
Безмолвные И беспомощные,
Опрокинутые в пустоту.
Впереди лежала дорога В город, некогда бывший немецким,
А теперь зияющий Обезображенным нутром.
Высокомерие победителей
1 Танкисты вермахта, а также экипажи самоходных орудий, саперы и связисты танковых войск носили черную униформу — короткие куртки с черепами в петлицах (эмблемой танковых войск). Из-за этого их часто принимали за эсэсовцев, поскольку черная форма и черепа ошибочно ассоциировались именно с войсками СС. Панцергренадеры (мотострелки) вермахта носили униформу цвета фельдграу, хотя и «танкового покроя», поэтому не так выделялись из общей массы пленных пехотинцев. — Прим. ред.


Повергало нас На самое дно.
Отупевшие, шатающиеся,
Мы вступали в этот город.
...И находили среди обломков Умирающие, но гордые сердца: Немецкие женщины, Обезображенные плетью Безмерного произвола,
Который пережило их чрево,
И все-таки в глубочайшей скорби
Пока еще
Полные любви
К нам, растерянным,
Вышвырнутым
В эту бессмысленную жизнь.
Извергнутые войной,
Без слов сострадания, Вынужденные жестоко Обнажать свое бессилие,
Мы не могли утешить друг друга. Мы обменялись взглядами:
Они не жаловались.
От их взглядов Как искры
Взметнулись пламенем.
Это было
Как умоляющий крик.
Даже руины еще Излучали ужас.
А мы плелись С песней из города.
Они, прощая нас,
Смотрели нам вслед Из подвалов
Выплаканными до дна глазами.
И лишь дрожание наших губ Выдавало лживую бодрость песни. Мы покидали город Вопреки нашей воле,
Там оставались наши женщины И их истязатели.
Обнаженным сердцем Учились мы в Данциге Противостоять страху и мучениям.


ЗАКЛЮЧЕНИЕ В ШВЕЦИИ
Эриху Штайнбаху, который в то время был обер-ефрейтором 6-й роты нашего 35-го танкового полка, посчастливилось вечером 8 мая покинуть Хельский полуостров с последним караваном судов на Запад. Но по трагической случайности направлявшееся в Шлезвиг-Гольштейн немецкое военное судно, на борту которого находилось вместе с ним 40 солдат, было вынуждено зайти в шведский порт. О том, как шведские власти интернировали их и затем вопреки международному праву и обычаям ведения войны выдали Советам, рассказывает Эрих Штайнбах:
«После того как наш 35-й танковый полк из-за нехватки танков был расформирован в Данциге в конце марта 1945 года, а все боеспособные машины были переданы 1-му батальону полка, все остальные экипажи были вынуждены действовать в пешем строю. Меня вместе с другими 30 солдатами 6-й роты направили для недолгого обучения стрельбе из пулемета и панцерфауста в 84-й полевой резервный батальон, после чего мы вошли в состав 3-й роты 4-го разведывательного танкового батальона1.
После нескольких кровопролитных боев на косе Фрише-Нерунг и обороны устья Вислы 7 мая нас неожиданно в полном составе решили переправить на инженерном пароме в Хелу. Там 8 мая мы погрузились на транспортный корабль. Вместе с двумя сослуживцами из 6-й роты на лодке мы переправились на один из кораблей Кригсмарине. Это был охотник за подводными лодками. Около 6 часов вечера того же дня этот последний конвой в составе 60 судов и суденышек отплыл из Хелы на Запад.
К тому моменту, когда 9 мая наш корабль миновал датский остров Борнхольм, мы считали себя в полной безопасности. Но как же мы ошибались! Во второй половине дня нас неожиданно атаковали около 30 советских бомбардировщиков «Ил-2». Так советские войска соблюдали перемирие2. И хотя полученные повреждения были незначительными, этот авианалет создал нам некоторые трудности. Нашему противолодочному катеру было приказано взять на буксир вышедший из строя инженерный паром. В море сделать это было не так просто. Конвой давно уже скрылся из виду, когда мы наконец подцепили тросом злополучный паром. Очень медленно, с тяжелым грузом на буксире, мы в полном одиночестве потащились через бушующие волны. К тому времени начало сильно штормить. В желудке поя¬
1 В составе той же 4-й танковой дивизии. — Прим. ред.
2 По условиям подписанной 8 мая безоговорочной капитуляции, после 00 часов 01 минуты 9 мая 1945 года ни одно судно не имело права выходить из портов Германии, а если оно уже находилось в море, то должно было вернуться в ближайший германский порт. — Прим. ред.


136
Ханс Шойфлер
вилось неприятное чувство. Скоро все на борту уже страдали от морской болезни.
Около половины одиннадцатого вечера наш корабль содрогнулся от мощного удара. Сначала мы подумали, что какая-нибудь советская подлодка на прощание всадила в нас торпеду. Но это было не так. Оказалось, что тяжелый буксировочный трос из стальной проволоки намотался на винт. Наше судно замерло без движения посреди бушующего Балтийского моря. Определив наше местоположение, мы выяснили, что находимся вблизи южного побережья Швеции. Ветер дул с юго-запада, поэтому мы решили лечь в дрейф, чтобы течение само отнесло нас к берегу.
Вскоре нас остановил шведский эсминец. Шведы пообещали помочь нам, как только рассветет. Около 7.30 утра эсминец появился вновь и на буксире доставил наш корабль вместе с висевшим у нас на хвосте инженерным паромом в гавань Истада.
Там уже приняли все надлежащие меры для нашего приема. Весь район, примыкавший к гавани, был окружен колючей проволокой и оцеплен солдатами шведской армии, так как мы прибыли сюда не одни. В гавани Истада нашли убежище еще 20 немецких судов.
Только когда шведский офицер твердо пообещал нам, что нас ни при каких условиях не выдадут Советам, мы решили сойти на берег. Пусть лучше нас интернируют здесь, в Швеции, чем попасть в плен к англичанам в Дании или в Шлезвиг-Гольштейне. Впоследствии нам пришлось горько пожалеть об этом решении.
14 мая нас вместе с другими 210 немецкими солдатами на грузовиках отвезли в Мальмё, где нас ждал железнодорожный состав для отправки в Уддеваллу. Там нас опять загрузили в десять грузовиков и доставили в лагерь для интернированных лиц в Бакамо, расположенный недалеко от норвежской границы.
Здесь было 25 солдат из нашей 4-й танковой дивизии, в том числе 14 человек — из 2-го батальона 35-го танкового полка и 11 человек — из 4-го танкового разведывательного батальона.
Лагерь для интернированных лиц в Бакамо находился на западном берегу озера Венерн, в очень красивом месте. Кругом были скалы и лес, а неподалеку было небольшое озерцо, где можно было купаться. Раньше здесь находился учебный лагерь шведской армии. На территории лагеря стояло три барака, в каждом из которых могло разместиться 350 человек. Там же находились хозяйственный барак, столовая и массивное каменное здание, в котором разместили 120 немецких офицеров. В общей сложности в лагере находилось около 1200 человек. Бакамо был крупнейшим лагерем для интернированных лиц в Швеции. Он был окружен тремя рядами колючей проволоки, каждое ограждение было 2,5 метра высотой, а промежутки между ними составляли около 3 метров. На каждом углу по периметру лагеря стояли сторожевые башни. Казармы и административные здания, в которых располагались охранявшие лагерь шведские солдаты, лежали за оградой.
Сразу же по прибытии мы прошли регистрацию, после чего нас распределили по баракам. Нам выдали постельное белье и чистую одежду, а затем ознакомили с распорядком дня. Каждый вечер в 17.00 мы должны были являться на перекличку, а с 22.00 наступал отбой.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
137
Здесь были солдаты всех родов войск: подводники и летчики-истребители, пехотинцы и танкисты, солдаты СС и полицейских полков. По словам «старожилов», в лагере им жилось довольно неплохо. Мы рассчитывали, что находиться здесь нам придется не более нескольких недель, так как война уже закончилась. Кормили нас просто отлично. Мы получали тот же рацион, который полагался солдатам шведской армии, так что очень скоро сумели восстановить свои силы.
Так в полном безделье прошли 5 недель. В середине июня нам наконец разрешили отправить письма домой через английскую полевую почту в Норвегии. Примерно в то же время шведский комендант лагеря объявил нам, что время отдыха закончилось и что с этого момента нам придется работать по 5—6 часов в день. Мы должны были расширить находящийся неподалеку от лагеря полевой аэродром.
Нам предстояла непростая работа, так как почва была каменистой, но мы были даже рады этой перемене. За работой время ожидания проходило быстрее. Единственное, что раздражало нас, это то, что нас охраняли как особо опасных преступников. Мы никак не могли взять в толк, почему? Никто и так не собирался бежать. Разве мы не добровольно решили остаться здесь, в Швеции?
Шведский комендант лагеря ежедневно верхом на лошади приезжал посмотреть, как движется работа. Но ему не на что было пожаловаться.
В лагере было специально отведенное место для купания. Некоторым морякам удалось даже установить связь с окружающим миром, и каждый раз они приносили нам самые свежие новости. Кроме того, в лагере был буфет, где можно было купить спиртные напитки, сигареты, газеты и туалетные принадлежности. Каждые десять дней мы получали жалованье, как в шведской армии, размер которого зависел от воинского звания. Например, штабс-ефрейторы и обер-ефрейторы получали по 14 шведских крон. Некурящие могли даже что-то откладывать из этих денег. Сигареты в то время в Швеции стоили очень дорого. В свободное время мы занимались спортом — футболом, плаваньем и бегом. Проводились даже специальные курсы иностранных языков. Во всяком случае, лагерное начальство заботилось о нашем досуге и образовании.
Поскольку, помимо шведских, у нас была возможность покупать также и английские газеты, то скоро мы узнали о чудовищных преступлениях, совершенных нацистами во имя немецкого народа. Только теперь мы поняли, почему и нас считали преступниками: мы тоже были немцами.
Мы прочитали также, что правительство рейха ушло в отставку и что Германия разделена на четыре оккупационные зоны. Но если больше нет никакого немецкого правительства, то кто теперь должен позаботиться о нас? Все надежды на скорое возвращение домой постепенно умирали.
Но, несмотря ни на что, мы продолжали всерьез готовиться к дороге домой. Мы откладывали деньги, запасались одеждой — носками, нижним бельем, рубашками, пуловерами, ботинками, так как в английских газетах писали, что в послевоенной Германии всего этого нет.
В конце сентября мы закончили работу по расширению аэродрома. А вскоре, в середине октября, поползли слухи, что ведутся переговоры о нашем освобождении. В то же самое время мы прочитали в шведских газетах, что Советы добиваются от шведского правительства выдачи бежавших в Швецию 30 тысяч латышей и эстонцев, которые юридически являются со¬


138
Ханс Шойфлер
ветскими гражданами. Рядом более мелким шрифтом было напечатано, что в Швеции в лагерях для интернированных лиц содержатся также 2600 немецких солдат.
В начале ноября участились слухи о том, что правительство Швеции предложило выдать Советам интернированных немецких солдат вместо 30 тысяч латышей и эстонцев. Нам стало ясно, что нечто подобное действительно готовится, особенно после того, как 10 ноября нам запретили покупать шведские газеты. Почта также задерживалась на несколько дней.
Наступило 15 ноября. Лагерь был охвачен тревожным оживлением, каждый был озабочен тем, что ждет его в ближайшем будущем. К тому времени стало известно, что советское правительство согласилось с предложением шведов. Растущее возмущение вырвалось наружу. Многие не явились на ежедневную перекличку. Все устремились в центр лагеря, добиваясь встречи с комендантом лагеря. Шведский полковник был вынужден даже поднять по тревоге все караулы, опасаясь бунта. Но усилиями наших офицеров, призывавших к благоразумию, в лагере, несмотря ни на что, царили дисциплина и порядок. Их слово еще что-то значило для бывших солдат.
Немецкий комендант лагеря был уполномочен явиться для переговоров в сопровождении 5 офицеров к шведскому руководству лагеря, чтобы разобраться со слухами о нашей выдаче.
Через 20 минут немецкие офицеры вернулись обратно с хорошей новостью. Шведский полковник дал им свое честное слово, что ничего не знает о выдаче нас Советам. Однако этот лицемер и ненавистник немцев лгал нам. К тому времени он знал уже все подробности — вплоть до конкретного дня и часа нашей выдачи. Правда, мы, солдаты, еще сомневались, но офицеры считали, что честному слову полковника можно верить.
Уже на следующий день в лагере был введен запрет на любую информацию извне. Мы с двумя товарищами по 6-й роте начали разрабатывать план, как нам бежать отсюда и добраться до Норвегии. И мы трое были не единственными, кто строил подобные планы. Мы выбрали наиболее подходящее место для нашего предприятия возле одной из внешних наблюдательных вышек. Мы даже собирались, если понадобится, силой снять шведских охранников. После всех опасностей и тягот, перенесенных нами за время войны, нам вовсе не хотелось сдаться Советам просто так, не оставив после себя никакого следа, как дешевый товар.
И вот наступил день 18 ноября 1945 года. В лагере царило обманчивое спокойствие, но за колючей проволокой кипела бурная деятельность. Мы могли наблюдать, как посты были усилены. Новоприбывшие военные были вооружены тяжелым оружием и даже боевыми машинами пехоты. Теперь даже самым доверчивым и оптимистам стало ясно, что шведский комендант лагеря бессовестно обманул нас.
20 ноября один из наших сослуживцев, вернувшийся из госпиталя в Гётеборге, принес нам зловещую новость, что наша выдача назначена на 30 ноября. Один из шведских часовых по секрету подтвердил нам эту дату. В лагере вспыхнул бунт протеста. Мы бросились к лагерным воротам с плакатами «Лучше смерть, чем рабство!».
Повсюду солдаты совещались между собой. Поначалу мнения сильно расходились. Но в конце концов мы решили объявить в ближайшие дни
8-дневную голодовку. Об этом было сразу же доложено шведскому коменданту, который вскоре появился у ворот лагеря с охраной. Он равнодушно


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
139
отнесся к нашему сообщению об этой последней из легальных мер протеста безоружных людей и, не сказав ни слова, исчез.
Старая лагерная охрана, с которой мы уже успели сдружиться, ночью была снята и заменена новыми часовыми. Правда, их офицеры обнадежили нас, что в случае возможной выдачи нас Советам они и пальцем не пошевельнут. В качестве опознавательного знака нашего сговора они носили белые повязки на рукаве, пока их не сменили другие солдаты.
Тем временем лагерь постепенно превращался в вооруженную до зубов крепость, окруженную несколькими рядами колючей проволоки. То место за лагерем вблизи озера, которое мы избрали на случай прорыва, теперь охраняли еще и сторожевые собаки, поднимавшие лай, как только кто-нибудь приближался к ограде. Так что о прорыве больше нечего было и думать.
На другой день никто не явился к приему пиши. Еда была приготовлена как обычно. Через какое-то время ее стали выбрасывать без комментариев. Питьем мы успели основательно запастись в лагерном буфете.
Еще день спустя немецкое руководство лагеря известило нас о том, что направило телеграмму с протестом шведскому правительству, в которой говорилось, что оно нарушает нормы международного права, выдавая нас Советам. Телеграммы аналогичного содержания были направлены папе римскому, в штаб-квартиру Международного Красного Креста в Женеве, американскому генералу Паттону, а также британскому и шведскому правительствам. Наше прошение было повсюду принято доброжелательно. Но все это могло достичь цели лишь в том случае, если бы шведский комендант лагеря принял участие в этой затее и дал ход этим телеграммам.
Пока еще у нас теплилась надежда, так как положение становилось все сложнее и для него самого. Шведская печать в большинстве своем выступала против нашей выдачи.
Одновременно мы приняли решение ночью выставить своих часовых, чтобы нас не застали врасплох. Мы взяли под охрану и территорию кухни, чтобы все строго соблюдали объявленную голодовку.
Кроме ограждения из колючей проволоки, вокруг лагеря была разбита огромная санитарная палатка, в которой уже ждали наготове военные врачи и санитары. Это явно говорило о том, что нашу голодовку воспринимают всерьез. Через пять дней появились первые потери. Мы с нетерпением ждали ответа на наши телеграммы. Но ничего по-прежнему не происходило. Мы подозревали, что шведы так и не передали их указанным адресатам.
Тем временем нас еще раз заставили пройти регистрацию. Каждый должен был сообщить, на каком театре военных действий он воевал, от Запада до Востока. Нам сказали, что солдат, у которых могут возникнуть проблемы с Советами, в частности чинов СС и полиции, выдавать не будут.
На восьмой день нашей голодовки дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Ни ответа, ни хоть какой-то реакции на наши телеграммы. Всех охватила апатия, у некоторых начинали сдавать нервы. Их забрали из лагеря и вывезли куда-то.
Во второй половине дня 29 ноября появилась шведская полиция. Все они были в синей униформе, и каждый ростом под два метра. Не иначе как специальная команда, чтобы забрать нас отсюда! Несмотря на всю усталость, нервное напряжение было настолько сильным, что ночь на 30 ноября мы провели почти без сна. Все продолжали прикидывать, как быть и что еще можно сделать в нашем положении. Мы, трое сослуживцев из 6-й


140
Ханс Шойфлер
роты, так и не смогли прийти к единому решению. Один в качестве спасительного выхода предлагал членовредительство. Я какое-то время колебался, но в конце концов пришел к выводу, что уж лучше позволить себя выдать, но сохранить здоровье. Нам пришлось слишком многое пережить за годы этой войны, так что теперь уж лучше встретить свою участь достойно. То, что нам придется провести в советском плену несколько лет, никто в то время еще не предполагал.
30 ноября в 5 часов утра по шведскому времени, как и обещали нам, в лагерь вошли шведские военные. Впереди шли 200 полицейских в синей униформе. Солдаты окружили каждый барак по отдельности и отделили нас друг от друга и от наших офицеров. Теперь любые совместные действия были невозможны. Здоровенные парни в синей полицейской форме образовали внутреннее кольцо вокруг нас. Вырваться из него не было никакой возможности.
Кругом раздавались шум и брань. Многие из наших сослуживцев специально разбивали ноги о каменные глыбы или отсекали себе пальцы на руках и ногах. Всех охватило что-то вроде массовой истерии. Мой старый друг из 6-й роты отсек себе два пальца на правой ноге. Некоторые вскрывали себе вены. Другие наносили себе колотые раны. Это было ужасно. Шведские санитары без лишних слов оттаскивали всех тех, кто наносил себе увечья, в санитарные палатки или сразу же везли в Уддеваллу в госпиталь. Таким образом мы были разлучены со многими сослуживцами из нашей 6-й роты.
Затем верзилы в синей форме вошли в казармы. Каждого из нас выводили под руки двое таких здоровяков-полицейских. Третий шел следом, неся личные вещи. Кто не хотел идти добровольно, тот получал резиновой дубинкой по черепу, после чего его силой выволакивали наружу.
Вдоль центральной дороги лагеря уже выстроились автобусы, стекла которых были закрыты деревянными щитами. Поистине они все продумали заранее и не боялись расходов. Когда один автобус был полон, он сразу же отъезжал прочь, разумеется, со всеми мерами предосторожности. На вокзале г. Уддевалла уже ждал наготове специальный эшелон. Все станции были почти герметично перекрыты и опутаны колючей проволокой. В каждом купе размещалось по четыре немецких солдата с двумя шведскими охранниками. На каждой платформе стояли еще по три шведских солдата с пулеметом.
В поезде нас с избытком обеспечили едой и питьем. Мы больше не отказывались от еды, так как теперь продолжать нашу голодовку было бесполезно. Шведские сестры Красного Креста очень жалели нас, но чем это могло нам помочь? К полудню все транспортабельные заключенные, включая офицеров, были доставлены на поезд. К двум часам дня эшелон отправился с вокзала Уддеваллы в сторону Гётеборга.
Главный вокзал Гётеборга напоминал военный лагерь. Видимо, власти опасались эксцессов со стороны шведского населения, так как у многих из нас были друзья в Гётеборге. Даже служащие шведских железных дорог угрожали забастовкой.
На максимальной скорости мы миновали Гётеборг, Хельсингборг и Мальмё. Конечной целью был Треллеборг. Все станции были оцеплены, на перронах было полно военных. Гражданским лицам было приказано покинуть вокзалы на пути нашего следования. По-видимому, для транспортировки «страшных немцев» была задействована не одна дивизия.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
141
В Швеции было в общей сложности три лагеря для интернированных лиц: в Бакамо содержалось 1200 человек, в Реннефельде — 800 и еще в одном лагере — 600 человек. В лагере Реннефельд находились солдаты 11-й латышской дивизии СС1. Там, должно быть, дела обстояли еще хуже. Некоторые вешались, другие застрелились. Всего в шведских лагерях для интернированных находилось 2600 немецких солдат. Из них 2100 были доставлены в Треллеборг, остальные 500 человек остались лежать в госпиталях и больницах.
К 7 часам вечера нас выгрузили на главном вокзале Треллеборга, который также был оцеплен военными. Перрон и прилегающая к нему площадь были освещены прожекторами. Здесь нас впервые встречала шведская военная полиция. Они вывели нас из поезда. С собой нам разрешалось взять только личные вещи, а все чемоданы были погружены отдельно.
В зале ожидания вокзала у противоположной стены нас ждала комиссия из 12 шведских офицеров. Каждый из нас должен был назвать свое имя и воинскую часть. Они решали нашу судьбу. После опроса одни выходили из зала налево, другие — направо. Налево означало отправку в Данию в английский плен. Те, кого направляли направо, подлежали выдаче Советам. Налево вышли около 500 человек. Это были прежде всего моряки, летчики, эсэсовцы и полицейские. Их ждал белый шведский пароход для отправки в Данию. Скопившихся справа погрузили на огромный оливково-зеленый военный транспорт с надписью «Кубань» на борту.
С верхней палубы нам спустили трап. На каждой второй ступеньке до самого верха стояли шведские военные полицейские. Пока мы поднимались на борт «Кубани», за нами следили, как будто за бандой особо опасных преступников.
Но когда мы поднялись на палубу, то там сидело всего несколько советских солдат — четыре поста по два человека. Они встретили нас, лениво вскинув автоматы, и приказали спускаться на нижнюю палубу. Там нас впервые обыскали. Ножи, часы и ценные вещи были изъяты. Затем нам указали наши места на судне. Погрузка продолжалась всю ночь, пока на корабль не поднялись все 1600 человек.
Следующим утром шведы привезли для нас одежду — шведскую военную форму, шинели и шубы, а также недельный запас продовольствия. Мы были последними немецкими солдатами, отправлявшимися в советский плен. Охрана, состоявшая всего из дюжины красноармейцев, вела себя с нами вполне корректно. Матросы на корабле рассказали нам, что «Кубань» направляется в гавань Пиллау, где мы два или три месяца будем заниматься расчисткой Кёнигсберга. Затем нас будто бы отпустят домой. В таком свете наше будущее представлялось нам не таким уж мрачным.
1 декабря, около 6 часов вечера, «Кубань» отплыла из порта Треллен- борга. Еще какое-то время нас сопровождал конвой из двух шведских эсминцев. Сколько внимания для 1600 безоружных немецких солдат!
1 Автор явно путает, так как 11-й латышской дивизии СС не существовало. В 1943—1944 гг. немецкие оккупационные власти сформировали в оккупированной Латвии две дивизии «Латышского легиона СС» — 15-ю (латышскую N° 1) и 19-ю (латышскую N° 2). 15-я с января по май 1945 г. действовала в Пруссии и Померании, а к концу войны ее предполагалось расформировать. Один батальон этой дивизии участвовал в обороне Берлина. 19-я дивизия с января 1945 г. находилась в Курляндии вплоть до капитуляции в мае 1945 года. — Прим. ред.


142
Ханс Шойфлер
По нашим расчетам, мы должны были добраться до Пиллау самое позднее утром 3 декабря. Но, время от времени поднимаясь на палубу, чтобы подышать воздухом, мы скоро заметили, что корабль идет не на юго-восток, а на северо-восток. Нас снова обманули.
На четвертый день пути корабль замедлил ход. Мы приблизились к побережью. Но к какому? Этого мы пока не знали.
В 4 часа вечера нас снова вывели на палубу. Порт, в который мы вошли, показался мне страшно знакомым. Это был порт Либау (Лиепая) в Латвии. Отсюда в январе этого же года нас эвакуировали в Данциг. Я бегом спустился вниз и сообщил своим товарищам эту новость, в которую никто сначала не хотел верить.
Ночь мы провели на корабле. На следующий день нас перевели в специально подготовленный лагерь на территории порта. Началась разгрузка «Кубани»: выгрузили недельный запас одежды и продовольствия, которые нам дали в Швеции, наши чемоданы и личные вещи. Однако, за исключением некоторых мелочей, мы так и не увидели больше всех этих вещей.
Комендант Лиепайского лагеря, русский старший лейтенант родом из Москвы, в совершенстве говоривший по-немецки, разрешил нам отдохнуть в первый день, так как ему уже было известно о том, какая суматоха предшествовала нашей высылке из Швеции. Он ознакомил нас с лагерными правилами, с распорядком дня и прочими подробностями. Перекличка проводилась ежедневно утром и вечером. Каждый день перед столовой вывешивалось меню. В лагере строго следили за тем, чтобы каждый получал то, что ему положено.
Прошло несколько дней, и вот наступило наше первое Рождество в плену. В Лиепайском лагере находились все те же 1600 человек, которые были вывезены из Швеции. Ходили слухи, что Советы не знают, что с нами делать, и что в скором времени нас освободят. Это как-то согревало душу.
Во второй половине февраля мы смогли наблюдать через дощатый забор, как бывший немецкий крейсер «Нюрнберг» с немецкой командой на борту под командованием английских офицеров был передан Советам. Немецкие моряки были все еще в полной форме, при орденах и знаках различия. Нам оставалось только дивиться всему этому.
Через 14 дней корабль был передан советскому экипажу, и мы так и не успели установить связь с немецкими моряками. Английские флотские офицеры вместе с бывшей немецкой командой судна отплыли назад, в Германию, на небольшом посыльном судне. Как мы завидовали им, еще не подозревая о том, что ждет нас самих.
В начале марта это наконец случилось. Нас отделили друг от друга. Каждый день из нашего лагеря забирали по 100 человек и отправляли в другие лагеря на территории Латвии. Список был составлен в соответствии с русским алфавитом, в котором буква «Ш», с которой начиналась моя фамилия в русской транскрипции, стояла в самом конце. Так что я был одним из последних, кто покинул Лиепайский лагерь. Вместе с 50 другими «шведами», как называли нас советские, поскольку мы носили шведскую униформу, меня переправили в лагерь под Ригой.
Там нас отправили на строительство фосфатного завода. Нам клятвенно обещали, что после окончания строительства мы сможем вернуться домой. Но это была очередная ложь. Когда завод был построен, нас перевели в лагерь на новую стройку, в Донбассе. И только через четыре года нас


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
143
освободили оттуда. Я вернулся домой как раз незадолго до Рождества 1949 года. Это был самый лучший рождественский подарок в моей жизни.
К этому остается добавить, что все немецкие солдаты, которые остались в госпиталях Швеции из-за болезней или членовредительства, через четыре месяца все равно были переданы Советам.
Эти «вновь прибывшие» рассказали нам, что некоторые шведские офицеры из нашей охраны в знак протеста сдали свои офицерские патенты и добровольно подали в отставку из шведской армии. Они заслуживают благодарности, хотя и запоздалой, за свою солидарность с нами, как и все те, кто оказывал нам моральную поддержку в Швеции.


И НАД ГРЯЗОВЦОМ СВЕТЯТ ЗВЕЗДЫ
Рассказ бывшего военнопленного Германа Хосса о Рождестве в советском лагере военнопленных
Далеко на севере европейской России, среди бескрайних березовых лесов, лежит город Вологда. В старой верующей России ее называли «городом ста церквей в стране белых лесов». Сегодня эти великолепные храмы в большинстве своем превращены в склады или конюшни. Только позолоченные кресты блестели еще на старых, окрашенных в зеленый цвет куполах и светились издали на фоне этой северной природы.
Недалеко от этого некогда святого города расположена деревня Грязо- вец, что на хорошем немецком языке звучит как «Drecknest»1. Из поколения в поколение передавалась легенда о том, что однажды во время одного из своих путешествий здесь останавливалась императрица Екатерина. Но, едва'выйдя из кареты, она провалилась в жидкую грязь по самые щиколотки. Полная гнева, она отныне и во все времена приказала называть это место «Drecknest», а по-русски — Грязовец.
В старые времена благочестивые монахи основали здесь, в самой глуши среди лесов и болот, монастырь. Рассказывали, что вода протекающего здесь монастырского ручья обладала целительными свойствами при различных заболеваниях. Божьи люди основали здесь также что-то вроде водного курорта, который пользовался доброй славой по всей России. Кроме того, здесь добывали «русский ладан». Монахи собирали и сушили листья обычного прямого бальзамического тополя, который редко встречается в других областях. Они горели очень медленно и при этом источали такой запах, что это напоминало настоящий восточный фимиам.
От прежних монастырских строений и купален к 1945 году оставались только жалкие развалины. Великолепная монастырская церковь была взорвана после революции в 1918 году. Крестьяне растащили кирпичи и использовали их для строительства своих печей, а то, что осталось, во время войны советское начальство приказало окружить стальной проволокой, разместив здесь лагерь для военнопленных. Со времен Сталинграда сюда отправляли пленных немецких солдат, которые влачили здесь жалкое существование. Многие из них умерли от измождения и были похоронены на лагерном кладбище, где от их могил не осталось и следа.
Однако в 1945 году война закончилась. Однажды майским утром советские охранники за оградой встретили нас возгласами по-русски: «Война капут, скоро домой!» — «Война закончилась, скоро домой!»
1 С немецкого языка это слово переводится как «грязная дыра», «захолустье». — Прим. ред.


Разгром Вермахта между Одером и Вислой
145
Но, несмотря на это, в лагерь постоянно прибывали новые заключенные, а возвращения домой так и не предвиделось. Все больше говорилось о работе, о нормах выработки и о возмещении убытков. Так прошло короткое лето, наступила зима. Зима, которая в этой стране означала голод, нужду и смерть для людей, которые не пользовались особыми благами и поэтому не получали особого довольствия. Это повсеместное русское правило относилось прежде всего к последним в социальной шкале этого государства, а именно к нам, военнопленным. Вместо перлового супа, которым нас кормили летом, теперь мы изо дня в день получали суп из зелени или свеклы. Картофельная каша, представлявшая собой пюре из мерзлого картофеля, имела тухлый и сладковатый вкус. Да и того выдавалось не более двух-трех ложек.
Пронизывающий холод и ледяной северный ветер беспрепятственно вгрызался в наши тела сквозь потертые пальто и дырявые валенки. Тесно прижавшись друг к другу, мы сидели в темных, сырых бараках, покидая их только в случае крайней необходимости. Однако зима все же имела и преимущества. Короткий день и частые свирепые снежные бури делали невозможной работу на воздухе, поэтому мы имели больше времени для сна и размышлений. В дни полярного лета с почти 24-часовым световым днем мы работали почти без отдыха.
Темноту бараков освещали лишь примитивные самодельные масляные светильники, и, несмотря на предстоящее Рождество, мы клевали носом. В лагере к всеобщему празднику готовились заранее. Несколько рождественских елок тайком или с молчаливого позволения охраны удалось пронести с собой в лагерь после работы. Повара, нарушая все распоряжения, сумели припасти кое-что из нашего скудного рациона для праздничного обеда. Вокальные и музыкальные группы подготовили праздничную программу. Художник старательно изобразил на листе бумаги программу праздника.
Может быть, наш русский комендант лагеря полковник Сирма тоже сохранил в своей памяти приятные воспоминания о Рождестве, потому что в других лагерях такие праздники рассматривались как насмешка над коммунизмом и поэтому подавлялись с помощью всевозможных придирок.
Однако в лагерном лазарете, который непосредственно подчинялся советской администрации, подготовка к проведению христианского праздника была связана с трудностями. Правда, немецкому лагерному управлению удалось получить у русского коменданта разрешение на празднование Рождества в лазарете. Но были и те, кто смотрел на такие праздники весьма неодобрительно. Особенно враждебно была настроена одна из русских врачей лазарета, выросшая и воспитанная в духе коммунизма. Она рассматривала людей только как материю и объект для выполнения плана, забывая при этом о гуманности.
Она выжила из лазарета уже многих тяжелобольных только потому, что у этих несчастных не было положенной высокой температуры. В Советском Союзе было принято определять, болен человек или здоров, только по наличию высокой температуры. Профессия врача была так же к лицу этой даме, как и яркая помада на ее чувственных губах.
Так что в нашей больничной палате едва ли ощущалось какое-то праздничное рождественское настроение до самого сочельника. Правда, наши дорогие товарищи все же принесли нам небольшую елочку, вечнозеленую верхушку которой украшали сложенная из бумаги звезда, выкрашенная раствором йода, и бумажные ленты. Мы даже не стали гасить свет, чтобы


146
Ханс Шойфлер
он напоминал нам о домашнем очаге. Мы были очень горды нашим деревцем и пребывали в радостном волнении, но еще больше нас беспокоило, что произойдет, когда придет докторша. И она пришла.
Она не спросила, как обычно, как температура, аппетит, стул. С загадочным взглядом она направилась прямо к рождественскому дереву. Мы, больные, устремили на нее свои взгляды, следя за ней с умоляющей, почти с гипнотической силой. В тишине больничной палаты чувствовалось почти осязаемое напряжение, как будто происходила борьба между двумя невидимыми силами. Глаза русской блестели презрением, и она уже занесла ногу, чтобы одним пинком опрокинуть елку. Однако наши взгляды заставили ее оглянуться, и эти глаза словно лишили ее силы. Что-то передернулось в ее лице, она язвительно скривила накрашенные губы и — вылетела из комнаты. Как будто тяжкий груз упал у нас с души.
Ни один из наших больных товарищей в этот день не был изгнан из лазарета, а наша рождественская елка уверенно стояла посреди палаты, и теперь мы по праву считали ее своей. Нас вдруг охватило рождественское настроение, которое стало еще задушевнее, когда мы этим светлым вечером 1945-го отправили домой первые открытки Красного Креста, чтобы сообщить нашим родным, что мы еще живы. Вооружившись самозатачивающимися карандашами и чернилами из разведенной марганцовки, мы с радостным волнением нацарапали несколько разрешенных слов домой.
Позже, вечером, мы наконец смогли без помех отпраздновать Рождество. В лагерь пришел пастор с двумя скрипачами, объявивший нам о рождении Господа. Тонкие голоса двух скрипок разносились в убогом помещении, заставляя забыть о нашей суровой действительности. Увлекшись, мы едва заметили, как в нашей палате снова появился белый докторский халат. Но на этот раз это была не врачиха с ярко накрашенными губами, а жена директора расположенной по соседству льнопрядильной фабрики. Мы называли ее «льняной тетенькой». Она была прекрасным человеком с добрым человеческим сердцем и в меру своих ограниченных возможностей уже помогла некоторым больным. Она была уже немолода и выросла еще в старой религиозной России.
Эта женщина стояла среди нас так тихо, что мы почти не замечали ее. Она смотрела на убого украшенную елку и на пастора, который читал нам рождественские строки из Евангелия, сначала с любопытством, а потом с просветленной улыбкой. И хотя она очень плохо понимала по-немецки, по ее глазам было видно, что это заставило ее вспомнить свое собственное детство, и эти воспоминания полностью захватили ее. Когда же мы надтреснутыми голосами запели «Stille Nacht, heilige Nacht», она закрыла глаза руками, и сквозь пальцы закапали слезы.
Всхлипывая, она вздрогнула, а потом расцеловала нас — чужих, ненавидимых всеми, жалких военнопленных в пижамах и подштанниках, — как это было принято в старой России. Мы были очень тронуты этим. Нам показалось, что это было настоящее рождественское чудо в этой, такой чужой для нас, стране.
Когда песня стихла, «льняная тетушка» немного смущенно вышла из палаты, но глаза у нее сияли. И ближайшие несколько часов мы даже забыли про холод, пробиравшийся внутрь через щели в стенах, нищету и невыразимое чувство заброшенности. Все наши мысли и чувства сквозь заиндевевшие окна были направлены на Запад, где находилась наша родина.
Никогда еще звезды не светили над Грязовцом так ясно и так ослепительно, как этим рождественским вечером 1945 года.


ПОСЛЕСЛОВИЕ
Содержание этой книги основано не только на личных переживаниях и заметках автора, но и на рассказах других очевидцев, в том числе:
— генерала танковых войск в отставке Генриха Эбербаха, который побудил меня к ее написанию и оказывал неустанную помощь в ее подготовке;
— «Истории 4-й танковой дивизии» (Часть II), написанной генералом танковых войск в отставке Дитрихом фон Заукеном;
— сводках и картах Верховного командования вермахта, которые были любезно предоставлены в мое распоряжение Федеральным архивом / Военным архивом во Фрайбурге.
Кроме того, в книге были использованы записи и воспоминания бывших солдат и офицеров 4-й танковой дивизии:
— Роберта Пёнсгена, являвшегося в то время военным корреспондентом 4-й танковой дивизии;
— Германа Бикса, бывшего лейтенанта, обер-фельдфебеля, командира взвода и танка в составе 35-го танкового полка;
— д-ра Клауса Шиллера, бывшего лейтенанта и командира роты в 35-м танковом полку;
— Отто Александра фон Мюллера, бывшего обер-лейтенанта штаба 4-й танковой дивизии;
— Йохена Ханнемана, бывшего обер-фельдфебеля 6-й роты 35-го танкового полка;
— Манфреда Назе, бывшего обер-лейтенанта и командира 1-й роты 12-го панцергренадерского полка;
— Эриха Штайнбаха, бывшего обер-ефрейтора 6-й роты 35-го танкового полка;
— Германа Хосса, бывшего обер-лейтенанта и начальника связи в штабе 5-й танковой бригады.
Фотографии к этой книге предоставлены д-ром Вильфредом Григатом, Конрадом Кюфнером, профессором Фрицем Тильманом, Союзом уроженцев Данцига, издательством «Максимилиан» в Херфорде и издательским объединением Кёлера, Товариществом ветеранов 35-го танкового полка и Союзом традиций 12-го панцергренадерского полка. Писатель Фольфганг Пауль предоставил в мое распоряжение большую карту положения в районе Данцига от 6 мая 1945 года. Эскиз карты «Данциг—Хела, с 1 марта 1945 года до капитуляции» был воспроизведен из книги Диккерта и Гроссмана «Борьба за Восточную Пруссию», совместно изданной издательствами Грэ- фе и Унцерта в Мюнхене и «Моторбух-Ферлаг» в Штутгарте.
Я выражаю свою благодарность всем тем, кто помог мне в создании этой книги.


ЛИТЕРАТУРА
Fritz Brustal-Navel: Unternehmen Rettung, 1970 Herford.
Kurt Dieckert, General Gromann: Der Kampf urn Ostpreuen, 1968 Miinchen.
Ernst Fredmann: Sie kamen uber das Meer, 1971 Koln.
Heinz Guderian, Generaloberst: Erinnerungen eines Soldaten, 10. Auflage, 1977 Ne- ckargemiind.
Werner Haupt: Kurland, 1960 Bad Nauheim.
Egbert Kieser: Danziger Bucht 1941, 1978 Esslingen.
Lew Kopelew: Aufbewahren fur alle Zeit, 1976 Hamburg.
Wolfgang Paul: Der Endkampf um Deutschland 1945, 1976 Esslingen.
Dietrich v. Saucken, General der Panzertruppen a. D.: Geschichte der 4. Panzer-Division — Teil //, 1968 Munchen.
Oskar Schaub: Panzergrenadier-Regiment 12, Bergisch Gladbach.
Hans Schaufler: So lebten und so starben sie — Das Buch vom Panzer-Regiment 35, 1968 Bamberg.
Hans Schaufler: Der Wegwar weit, 1973 Neckargemiind.
Hans Schaufler: Westpreuen-Jahrbuch 1976 — Die Tragodie an der Weichsel, 1976 Munster.


ВИЛЬГЕЛЬМ ТИКЕ
Падение Берлина


ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
О последних боях за Берлин написано много книг, и практически все они посвящены событиям, разворачивавшимся вокруг Адольфа Гитлера и имперской канцелярии. Но едва ли хоть одной из этих работ удалось пробиться через джунгли хронологии боев на фронте, поскольку это крайне сложно. Тем не менее я предпринял такую попытку. Особенно помогли мне в этом документы группы армий «Висла» и входивших в нее армий, недавно переданные Соединенными Штатами Америки Федеральному архиву — Военному архиву во Фрайбурге, которые были использованы мной при подготовке этого труда. Благодаря им стало возможным проследить ход боевых действий день за днем и включить в повествование рассказы самих бывших фронтовиков. Мемуары и заметки отдельных командиров частей и соединений с обеих сторон — как опубликованные, так и неопубликованные — позволили дополнить картину. Правда, эта работа, основанная на записях, которые далеко не всегда правильны, не претендует на абсолютную точность. Как показывает опыт, даже официальные журналы боевых действий порой служили средством манипуляции, особенно в последние месяцы войны, когда в них шла речь о «попытках контрнаступления, оказавшихся безуспешными из-за ожесточенного сопротивления противника», а в действительности никакого контрнаступления даже не предпринималось.
Записи группы армий «Висла» заканчиваются 28 апреля. После этой даты некий неизвестный штабной офицер еще пару дней продолжал от руки вносить в журнал новые заметки. Таким образом, события, происходившие до 28 апреля 1945 года, описываются преимущественно на основе записей и рассказов непосредственных очевидцев, хотя все они более или менее субъективны. Особенно это касается последних дней боев в Берлине, о которых сохранились довольно противоречивые свидетельства. Да и кто будет думать о дате, смотреть на часы, замечать названия улиц, когда речь идет о спасении собственной жизни?
В этой многолетней, но сравнительно небольшой работе я попытался изобразить картину, которая была бы как можно ближе к истине. Это стало возможным только благодаря рассказам многочисленных очевидцев, от простых солдат до генералов. Им я выражаю свою сердечную благодарность!
Особую благодарность я хочу также выразить Федеральному архиву — Военному архиву во Фрайбурге и Библиотеке современной истории в Штутгарте.
Надеюсь, эта книга сможет помочь в освещении событий более поздней истории и напомнить о гибели и страданиях тысяч несчастных людей — гражданских, беженцев, солдат, чтобы извлечь уроки из этого и любой ценой не допустить новых войн в будущем.
ГУМ МЕРС БАХ. ЛЕТО 1980 г.


о.Воллин
Анклам
>Нёйбранденбург
33-я див. СС
JL 2_я idfl
ч бухта
чшв»зр|||
бг Ледебура^—
s
уа
549-я фгд 1 32-й ак
281-я пд
• 3-я та
Пазевальк 27-я и 28-я див. СС , ШТЕТТИН 610-я дон,
р 65-я армия 'Ш 2-й Белорусский фронт
70-я армия
Науэн
• Нёйштрелитц Пгт]
LaSJ9 Одерский корпус [ Пренцлау ,
бг Велльмана/ гр. арм. «Висла»
ч 27-я див. СС 547-я фгд ///Ш
23-я див. СС /| [Ш _ ///= 49-я армия
3-й тк СС Шведт •f_*7==
46-й тк |-ядмп 11-я див. СС /гУ^==~ 61-я армия
18-я пгд ОдербергЧШ
*—* ^^я'ед (^- 1-я армия (прльск.)
Эбере вальде
•уж — ' —— _/-/l JTU
Врицен 1-й Белорусский фронт
101-й ак 309-я nnNgfy;- = 2-я гта
25-я пгд «Берлин»
56-й тк 9-я пар. див.
тд «Мюнхеберг» 20-Я ПГД^
11-й тк СС
ПОТС
Г »Кюстри1&.
5-я уа 8-я га
303-я пд пгд «Курмарк» “^Тпд* 1 ФюрСТеНВШ1ЬДе 712-я пд
1-я гта
EF 69-я армия
? Франкфурт
Цоссен • окв и окх
286-я пд 33-я армия
* 9-я армия =
Сааров 32-я див. СС |/=
5-й гк СС
391-я од\
600-я пд (ЮА)
*4в% 35-я див. СС
5-й ак ГУбен
4-я тд
Котбус • ф. арм. «Центр»
Украинский фронт 3-я гта 13-я армия 4-я гта


ПРЕДЫСТОРИЯ
На рубеже 1944—1945 гг. из-за начала немецкого наступления в Арденнах англо-американцы оказались в крайне трудном положении и, чтобы его облегчить, были вынуждены просить Советы начать новое наступление на Востоке.
Советы, которые как раз готовили новое крупное наступление, но еще не определились с окончательной датой его начала, пришли на помощь англо-американцам (впоследствии они не упускали случая напомнить об этом союзникам).
В начале января 1945 года немецкая группа армий «Центр» удерживала участок фронта протяженностью в 570 километров от Мемеля на юг до впадения Нарева в Буг. Южнее 500-километровый участок фронта вплоть до восточной границы словацких Рудных гор обороняла группа армий «А».
12—13 января 1945 года русские начали крупномасштабное наступление силами пяти фронтов (групп армий) с нескольких плацдармов на Висле и Нареве. Целью была Германия и ее столица — город Берлин.
Первый удар был нанесен силами 1-го Украинского фронта (под командованием Конева) с Баранувско-Сандомирского плацдарма на Висле против группы армий «А» (под командованием Гарпе). Входившая в ее состав 4-я танковая армия (под командованием Грезера) была разгромлена. 19 января русские достигли Кракова и двинулись дальше в направлении Бреслау (Вроцлава).
В то время как 2-й и 3-й Белорусские фронты (под командованием Рокоссовского и Черняховского) развернули наступление в Восточной и Западной Пруссии, чтобы уничтожить развернутые там 3-ю танковую, 4-ю и большую часть 2-й армий немцев, 1-й Белорусский фронт маршала Жукова с плацдарма южнее Варшавы начал главный удар на запад, чтобы как можно быстрее создать Одерский плацдарм в районе Франкфурта и Кюстрина (Костшина) как базу для дальнейшего наступления на Берлин.
В составе 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов насчитывалось по 2 200 ООО солдат, что отвечало отведенной им роли главной ударной силы. Соотношение сил русских и немцев в пехоте было примерно одиннадцать к одному, в танках — семь к одному, в артиллерии — двадцать к одному.
1-й Белорусский фронт разгромил немецкую 9-ю армию одним махом, и поэтому в районе Варта — Нетце его части встретили только разрозненные очаги сопротивления. Немецкие «укрепрайоны» Торн (Торунь), Грау- денц (Грудзёндз), Позен (Познань), Бромберг (Быдгощь) и Шнайдемюль (Пила) пали один за другим. На многих дорожных указателях на пути следования советских войск между Вислой и Одером было выведено кирилли¬


154
Вильгельм Тике
цей «Вперед на Берлин!». Берлин был главной целью, но перед Берлином лежал еще один труднопреодолимый водный барьер — Одер.
Остатки группы армий «Центр» отступали на запад. Между Восточной Померанией и Силезией больше не существовало никакой четкой линии фронта. Чтобы заткнуть образовавшиеся бреши, 21 января 1945 г. Гитлер приказал сформировать новую группу армий под названием «Висла».
Перед новой группой армий (под командованием Гиммлера) была поставлена задача восстановить связь между немецкими армиями в Восточной Пруссии и в Верхней Силезии, собрать их для контрнаступления и вновь создать единый немецкий фронт на реке, имя которой носила новая группа армий. Когда же это оказалось невозможным, группе армий была дана другая задача — собрать под своим началом все разрозненные немецкие отряды на участке между Вислой и Одером и с помощью имеющихся частей и штабов восстановить оборону вдоль старой границы рейха, по линии Померания — Варта — Одер.
Военные округа Померания, Берлин — Бранденбург, Силезия и Саксония, оказавшиеся в непосредственной близости от линии фронта, были вынуждены отправить на фронт все имеющиеся части резерва, включая и фольксштурм1. 24 января специальный поезд доставил в Дёйч-Кроне штаб группы армий «Висла» и ее командующего Гиммлера. Но не успели они из¬
1 Фольксштурм (нем.: Volkssturm) начал формироваться осенью 1944 года из призывников от 16 до 60 лет, то есть еще не достигших или уже перешагнувших призывной возраст. По демагогическим соображениям понятие «ландштурм» («земельное ополчение», существовавшее в 1813—1814 гг. в период войны за независимость германских княжеств от Наполеона) было отвергнуто; вместо него было предложено название «фольксштурм» (букв.: «народное ополчение»). Фактически фольксштурм представлял собой военный резерв 4-го эшелона, так как возрастные рамки для призывников были расширены по сравнению с прежним ландштурмом (призыву в ландштурм подлежали мужчины старше 45 лет). Указ о создании фольксштурма был издан 25 сентября 1944 года. Части фольксштурма (батальоны) формировались по территориальному принципу и носили имена тех городов или провинций, где производился набор, например «Штутгарт», «Кёнигсберг», «Крепость Бреслау» и т.д. 1-й призыв фольксштурма (проводившийся с 27 сентября по 12 октября 1944 г.), который держался в тайне, составили граждане Германии 1924—1884 г.р. 2-й призыв (с 12 октября 1944 г.) — лица 1924—1884 г.р., не попавшие в 1-й призыв из-за того, что работали в военной промышленности и других стратегически важных областях. 3-й призыв составили молодые люди 1928—1925 г.р. (с февраля 1945 года также 1929 г.р.), непригодные к действительной воинской службе, которым в то время было от 16 до 19 лет. В ходе 4-го призыва в ополчение были призваны все остальные невоеннообязанные. Значительную часть призывников составили служащие «Общих отрядов СС», СА, НСДАП, «Гитлерюгенда» и прочих дочерних организаций национал-социалистской партии (все они продолжали носить униформу своих организаций). Кроме того, с февраля 1945 года во вспомогательные службы фольксштурма начали призывать женщин и девушек от 18 лет. Официально руководителем фольксштурма являлся рейхсфюрер СС Гиммлер как «командующий Резервной армией» (Ersatzheer); организационными и политическими вопросами занимались партийные инстанции НСДАП во главе с рейхсляйтером Мартином Борманом. Всего, по неполным данным, было сформировано от 700 до 900 батальонов фольксштурма. Из них, в частности, 90 батальонов (80—90 тысяч человек) действовали в Восточной Пруссии; еще 26 боевых, 10 строительных и 2 резервных батальона (15 тысяч человек) действовали в Бреслау. Все ополчение делилось на два эшелона: батальоны 1-го эшелона могли нести службу на передовой, в то время как батальоны 2-го эшелона являлись территориальными подразделениями и несли тыловую службу. — Прим. ред.


Падение Берлина
155
дать свой первый приказ, как русские уже оказались рядом, и штабу Гиммлера пришлось снова бежать на запад.
Танковые и стрелковые части Жукова неудержимо катились на запад. 2 февраля 1945 г. командование сухопутных войск, возглавляемое генерал-полковником Гудерианом и непосредственно руководившее боевыми действиями на востоке, направило в штаб группы армий «Висла» следующее распоряжение:
«Задача группы армий состоит в том, чтобы парализовать продвижение противника к Берлину на Одере, по обе стороны Варты, и всеми имеющимися силами восстановить сплошную линию фронта вдоль Одера до Шведта...
С настоящего момента в подчинение группы армий передаются находящиеся в стадии формирования дивизии «Дёберитц», «Курмарк» и «30 января». Ввиду создавшегося положения эти дивизии обязаны по требованию группы армий немедленно направлять на Одерский участок фронта только что сформированные смешанные боевые группы. Формирование дивизий будет завершено на фронте...»
31 января 1945 г. передовые отряды маршала Жукова вышли к Одеру севернее Кюстрина. С подходом остальных частей 1-го Белорусского фронта в последующие дни им удалось создать еще несколько плацдармов на Одере по обе стороны от Кюстрина и к северу от Фюрстенберга (комендантом города был Фогельзанг). Немецкая 9-я армия вместе с остатками других частей и подошедщими подкреплениями попыталась закрепиться на Одере. Но на ее северном фланге зияла брешь длиной в 100 километров, которую должна была прикрывать 2-я армия, двигавшаяся из Западной Пруссии. Чтобы залатать'эту брешь, из Курляндии по морю был переброшен и сконцентрирован в районе Штаргард (Старогард-Щециньски) — Ре- етц 3-й (германский) танковый корпус СС (под командованием Штайнера). На основе штаба корпуса было сформировано командование 11-й танковой армии СС.
Находившаяся на стадии формирования 11-я танковая армия СС должна была закрыть брешь в линии фронта в Восточной Померании и по прибытии подкреплений нанести удар в южном направлении по сильно растянутому северному флангу Жукова, чтобы затем выйти в тыл стоявшим на Одере у Франкфурта и Кюстрина частям 1-го Белорусского фронта.
Жукову стало известно о том, что готовится на его северном фланге, и он бросил в этот район новую армию, в то время как передовые части его фронта организовали оборону на Одере.
Между тем на Западном фронте немецкое наступление в Арденнах потерпело неудачу. Собранные с таким трудом немецкие резервы были исчерпаны. Гудериан настойчиво требовал перебросить высвободившуюся на западе 6-ю танковую армию СС (под командованием Дитриха) на восток, чтобы как-то исправить критическое положение. Однако Гитлер отправил 6-ю танковую армию СС в Венгрию. Он считал, что решающая битва должна разыграться в Венгрии, а не на Одере, у ворот Берлина.
Подготовленное в большой спешке, импровизированное немецкое наступление в Восточной Померании (операция «Зонненвенде»1) началось 16 февраля 1945 года, но уже 21 февраля было свернуто. Смелая мечта о на¬
1 Нем.-австр.: «солнцестояние». — Прим. ред.


156
Вильгельм Тике
ступлении в Восточной Померании и Силезии с целью охвата и последующего уничтожения сил русских на Одере на поверку оказалась утопией.
В результате контрудара русских пала Восточная Пруссия. В начале марта был расколот немецкий фронт в Восточной Померании. Немецкая
2-я армия вела свои последние бои в устье Вислы. Левый фланг группы армий «Висла» был оттеснен к нижнему течению Одера. В ночь на 20 марта 1945 г. 3-й танковый корпус СС (под командованием Унрайна) оставил плацдарм у Альтдамма (Дабие). Штеттин (Щецин) оказался в зоне досягаемости русской артиллерии. Теперь реки Одер и Нейсе составляли последний оборонительный рубеж Германии на востоке. Больше от Великого Германского рейха почти ничего не осталось.
За оборону Одерского участка фронта от Шведта до Грюнберга в Силезии с начала февраля 1945 г. отвечала 9-я армия, которой командовал генерал пехоты Теодор Буссе. В ее подчинении действовали: в районе Шведта — Одерский корпус (им командовал генерал-лейтенант Хагеман, позднее — группенфюрер СС фон дем Бах-Зелевский); в районе Кюстрина — 101-й армейский корпус (сформированный на базе 3-го военного округа под командованием генерала Берлина); в районе Франкфурта — 5-й горнострелковый корпус СС (под командованием обергруппенфюрера СС Крюгера); в районе Кроссена — 40-й танковый корпус (под командованием генерала фон Кнобельсдорфа). Чтобы удержать Одерский фронт, штабам этих соединений были переданы все Имеющиеся войска, включая части резерва и батальоны фольксштурма. Так, например, 3-й военный округ (Берлин — Бранденбург) направил на Одер 303-ю учебную дивизию «Дёберитц» и 309-ю учебную дивизию «Берлин» (последняя была первоначально сформирована как охранный полк), а также сформировал из частей резерва и войсковых училищ три танковые дивизии: «Ютербог», «Мюнхеберг» и «Курмарк».
В эти напряженные февральские дни на Одерском фронте действовало еще множество небольших и совсем крохотных отрядов. Обычно командование ими брали на себя младшие офицеры, не дожидаясь приказов сверху. Героями этих первых часов стали оставшиеся безымянными лейтенанты, обер-лейтенанты и гауптманы со своими отрядами.
Создание русскими 4 февраля 1945 г. плацдарма у Гёритца и последовавший сразу вслед за тем захват Райтвайнер-Назе и деревни Райтвайн впоследствии вошли в анналы военной истории. Здесь, на западном берегу Одера, маршал Жуков основал свой передовой наблюдательный пункт. Сегодня об этих последних боях за Германию и за Берлин напоминает мемориал, созданный на этом месте после войны.
После боев у Райтвайна и Кюстрина, которые шли с переменным успехом, с 12 марта 1945 г. в боевых действиях наступила пауза. С помощью подошедших новых немецких резервов Гитлер надеялся нанести с франкфуртского плацдарма удар в спину русским, осадившим Кюстрин. Однако по настоянию генерал-полковника Хайнрици, который с 21 марта принял у Гиммлера командование группой армий «Висла», осуществление этого плана было отложено. Вместо него была предпринята попытка прорвать окружение крепости Кюстрин силами недавно прибывшего 39-го танкового корпуса (под командованием Декера). Начавшееся 24 марта наступление провалилось, как и последующее, под Горгастом. В качестве ответного хода русские сумели объединить несколько своих плацдармов.


Падение Берлина
157
Когда 30 марта русские вошли в старую часть города Кюстрина, Гитлер приказал по предложению штаба группы армий «Висла» отложить все запланированные наступательные операции и бросить все силы на отражение крупномасштабного советского наступления, ожидавшегося в ближайшие дни.
В мемуарах советского маршала Жукова и его бывшего командующего армией Чуйкова задается вопрос: почему 1-й Белорусский фронт не развил наступление на Берлин в начале февраля 1945 г., сразу же после выхода к Одеру, когда река еще была скована льдом? Чуйков полагает, что Берлин бы неминуемо пал, так как в то время он был практически открыт. Жуков же, напротив, утверждает, что он видел серьезную опасность для северного фланга 1-го Белорусского фронта со стороны Восточной Померании и решил не рисковать сначала покончить с восточнопомеранской немецкой группировкой. Но после этого его ударные отряды были полностью истощены стремительным 500-километровым маршем. Необходимо было сначала дождаться подхода остальных сил и подвоза припасов, разбить полевые аэродромы и подтянуть тяжелую артиллерию, чтобы начинать новое наступление на Берлин.


КОМАНДУЮЩИЙ И ЕГО ШТАБ
По общему мнению историков, рейхсфюрер СС и командующий немецкой резервной армией Генрих Гиммлер, назначенный Гитлером на пост командующего новой группой армий «Висла», не справился с командованием таким крупным фронтовым соединением. 20 марта 1945 года генерал-полковнику Гудериану удалось в конце концов добиться отставки Гиммлера. На его место был назначен бывший командующий 1-й танковой армией генерал-полковник Готтхард Хайнрици.
Хайнрици, человек небольшого роста, с серебристо-серыми волосами, родился в 1885 году в Восточной Пруссии в семье пастора, позднее осваивал понятия солдатской чести в прусском военном училище и благодаря своим способностям и опыту дослужился до командующего армией. Он никогда не отличался высокомерием, хотя работал в министерстве рейхсвера еще с тех лет, когда создавалась новая немецкая армия. Генерал танковых войск Хассо фон Мантейфель, который служил под началом многих известных военачальников и поэтому мог оценить их, так писал о генерале Хайнрици в письме автору от 21 октября 1976 года:
«Генерал-полковник Хайнрици как человек и как солдат пользовался исключительным авторитетом в войсках. Что особенно выделяло его, так это то, что он обычно сначала выслушивал своих командиров, все взвешивал и лишь потом принимал решение — в отличие от других командующих, как, например, Шёрнер, который вообще не выносил иного мнения, кроме своего собственного. Если же Хайнрици принимал решение, то настойчиво требовал его исполнения. Он всегда стремился лично быть в гуще происходящих событий, чтобы в любой момент помочь словом и делом. Он не щадил себя, но всегда старался быть на передовой со своими войсками. Он понимал заботы и нужды своих солдат и умел трезво рассудить, что будет под силу осуществить его войскам, а что нет. Его приказы всегда были ясными, решительными и учитывали технические детали. Хайнрици был руководителем с твердым характером и незаурядным военачальником. Поскольку он всегда откровенно отстаивал свою точку зрения даже перед Гитлером, ОКБ или ОКХ, у него часто возникали разногласия с ними. Из-за его глубокой религиозности — а он принадлежал к местной общине города Херрнхут и постоянно вел ее бухгалтерию — Гитлер не особенно благоволил ему. Только благодаря особым военным способностям Хайнрици было поручено руководить тяжелыми оборонительными боями в 1942—1943 гг. В общении с подчиненными Хайнрици, в противоположность другим, вел себя всегда корректно. В самые критические моменты он показал себя человеком трезвого ума и заслужил самое высокое уважение».


Падение Берлина
159
Штаб-квартира группы армий «Висла» находилась в барачном лагере под Биркенхайном, южнее Пренцлау в Укермарке. Пост квартирмейстера занимал полковник Генштаба Руккер. Все нити оперативного руководства держал в своих руках начальник штаба генерал-лейтенант Кинцель. Должность первого офицера штаба1 занимал полковник Генштаба Айсман, его помощником был подполковник Генштаба Харнак. Адъютантом являлся полковник Дикман, начальником артиллерии — полковник Клинке, начальником инженерных войск — генерал-лейтенант Динтер, начальником связи — генерал-лейтенант Мельтцер. Передача всех сообщений осуществлялась в основном через еще действовавшую в то время почтовую сеть.
За оборону района Свинемюнде (Свиноуйсьце)2 отвечал бывший начальник штаба артиллерии (Harko 313) 3-й танковой армии генерал-лейтенант Анзат, командный пункт которого располагался в Мисдрое. Ему приходилось тесно сотрудничать с морским комендантом Свинемюнде, капи- таном-цур-зее3 Риве; командный пункт последнего находился в Альбекке. Оборонительный район Свинемюнде непосредственно входил в зону ответственности группы армий.
В составе группы армий «Висла» действовало две армии. На севере стояла 3-я танковая армия под командованием генерала танковых войск Хассо фон Мантейфеля. Родившийся в 1897 году фон Мантейфель принимал участие еще в Первой мировой войне в качестве младшего офицера. В начале Второй мировой войны он был командиром полка, затем командовал 7-й танковой дивизией и панцергренадерской4 дивизией «Великая Германия». Много лет спустя в одном из номеров издаваемого товариществом ветеранов танкового корпуса «Великая Германия» журнала «Alte Kameraden», от января 1977 года, о фон Мантейфеле говорилось следующее: «Под его выдающимся руководством дивизия выдержала тяжелые бои в Румынии под Таргулом и Яссами, затем — прорыв в Мемельской области под Вилковиш- кеном (Вилкавишкис) и другие сражения». После этого фон Мантейфель командовал корпусом и 5-й танковой.армией, которая участвовала в Арденнском наступлении зимой 1944—1945 гг. и сумела прорваться вперед дальше других. 11 марта 1945 г. фон Мантейфель принял от генерала Рауса командование 3-й танковой армией. Во многом генерал фон Мантейфель напоминает своего непосредственного начальника, генерал-полковника Хайнрици. Оба успешно работали вместе, а позднее вели своих солдат, чтобы сдаться в плен англичанам и американцам.
Штаб-квартира 3-й танковой армии находилась в Роллвитце, к югу от Пазевалька. Начальником штаба был полковник Генштаба Мюллер-Гил-
1 Должность первого офицера штаба (нем.: erster Generalstabsoffizier) или 1а, как она обозначалась в документах, соответствовала должности начальника оперативного отдела в Красной Армии. — Прим. ред.
2 Немецкое название города — Свинемюнде (нем.: Swinemiinde) — является буквальным переводом польского названия г. Свиноуйсьце — крупного морского порта на острове Узедом (в настоящее время западная часть острова является территорией Германии, восточная — Польши). — Прим. ред.
3 Капитан-цур-зее — звание, соответствующее званию полковника в сухопутных войсках или капитана 1-го ранга в ВМФ СССР и России. — Прим. ред.
4 Немецкие моторизованные батальоны, полки и дивизии стали называться «панцергренадерскими» (буквально: танково-гренадерскими) с 1943 года. Фактически панцергренадеры представляли собой не что иное, как мотопехоту. — Прим. ред.


160
Вильгельм Тике
лебрандт, начальником оперативного отдела — подполковник Генштаба Людендорф, начальником штаба артиллерии армии (Harko 313) — генерал-майор Фрёйлих (с 1 апреля 1945 г.).
9-й армией, стоявшей на южном фланге группы армий, командовал генерал пехоты Теодор Буссе. Он являлся офицером старой немецкой генш- табовской школы ив 1941 году был первым офицером штаба, а затем — начальником штаба у фельдмаршала фон Манштейна. Имена обоих неразрывно связаны с завоеванием Крыма и умелым руководством группой армий «Дон» (позднее — «Юг»). Впоследствии Буссе командовал армейским корпусом, а с 21 января 1945 г. — 9-й армией, которую он фактически вновь создал из разрозненных частей и которая в критические дни 1945 года удерживала Одерский участок фронта. Буссе был человеком крупного телосложения, немногословным и резким, но под этой жесткой оболочкой он скрывал свое по-отечески трепетное отношение к солдатам, особенно к пехоте, из которой он сам вышел и с которой чувствовал себя связанным постоянно. Ему и его армии бог войны уготовил самые тяжелые часы в этих последних боях за Германию.
Штаб-квартира армии много раз переносилась из одного места в другое, и к началу апреля 1945 г. находилась в Бад-Саарове на берегу озера Шармютцельзее. Начальником штаба 9-й армии был генерал-майор Хёльц, обер-квартирмейстером — подполковник Генштаба Шванебек, начальником оперативного отдела — полковник Генштаба Хёфер, начальником артиллерии армий (Harko 307) — генерал-лейтенант Виссмат, которого с 10 апреля 1945 г. сменил полковник Шреплер.
Во второй половине апреля 1945 года из-за сложившегося положения на фронте в составе группы армий возникла еще одна боевая единица — армейская группа Штайнера, задача которой состояла в том, чтобы закрыть образовавшуюся широкую брешь на южном фланге 3-й танковой армии. Ее командир, генерал войск СС Феликс Штайнер, родился в 1896 году в Эбенроде в Восточной Пруссии, в качестве младшего офицера участвовал в Первой мировой войне, а затем продолжил службу в одном из восточно-прусских пехотных полков в сокращенной до 100 тысяч человек армии Веймарской Германии. В 1935 году Штайнер перешел в созданные тогда же «оперативные части СС»1 и с началом Второй мировой войны стал командиром одного из полков. В 1941 году Штайнер сформировал дивизию СС «Викинг», набранную из добровольцев из шести европейских стран, которая проявила себя во время Восточного похода. В 1943 году он же сформировал 3-й (германский) танковый корпус СС, успешно сражавшийся под Ленинградом, в Эстонии, Курляндии и в Восточной Померании. Штайнер стал подлинным командиром и отцом своих добровольцев из различных стран Европы. В Восточной Померании на основе бывшего штаба корпуса и отдельных частей ему удалось сформировать 11-ю танковую армию, и когда в марте 1945 года ее штаб был переброшен в Гартц, он потребовал вернуть под его начало остальных своих добровольцев из 3-го танкового корпуса СС. Пока части новой армии находились на отдыхе и
1 «Оперативные части СС» (нем.: SS-Verfugungstruppe) были первыми подразделениями (три полка или штандарта) в составе СС, организованными, обученными и оснащенными по образцу регулярной армии; фактически они стали прообразом войск СС. — Прим. ред.


Падение Берлина
161
пополнении, штаб-квартира Штайнера разместилась в Штайнхёфеле, в 15 километрах от Ангермюнде.
Города Штеттин, Кюстрин и Франкфурт-на-Одере по приказу Гитлера были провозглашены крепостями, хотя для этого так и не было создано никаких условий. Комендантом крепости Штеттин являлся генерал-майор Брюль, комендантом Кюстрина — генерал-лейтенант войск СС Рейн- ефарт, комендантом Франкфурта-на-Одере — генерал-майор Билер. Эти крепости непосредственно подчинялись командованию группы армий «Висла», однако прежде всего они были вынуждены тесно сотрудничать с командирами армий и корпусов.
7-1084


ОДЕРСКИЙ ФРОНТ В СВЕТЕ ПРОЖЕКТОРОВ
В эти критические февральские дни 1945 года генералу пехоты Буссе удалось сделать невозможное: при совершенно недостаточных людских и материальных ресурсах не только удержать Одерский фронт, но и продолжать формирование одной новой армии за другой. Героями этих дней становились небольшие и совсем маленькие отряды под командованием младших офицеров. Многие из них по несколько раз передавались под начало вновь сформированных штабов. В качестве примера можно привести историю создания 101-го армейского корпуса.
С июля 1944 года генерал артиллерии Берлин по званию и по должности находился в подчинении начальника Генштаба ОКХ Гудериана. Но в конце января 1945 года генерал Берлин неожиданно получил приказ фюрера: перебросить все имеющиеся тыловые зенитно-артиллерийские подразделения на Одерский фронт в качестве фронтовой артиллерии. 30 января из своей штаб-квартиры в Вюнсдорфе генерал Берлин прибыл на командный пункт 9-й армии в Гольцове и доложил генералу Буссе о положении. Из спешно переброшенных на Одер частей резерва предстояло сформировать новый Восточный фронт. Однако единственной боеспособной частью здесь являлась 25-я панцергренадерская дивизия, которая хоть немного скрашивала собой критическое положение. В итоге командующий группой армий «Висла» Гиммлер объявил Берлину, что он освобожден от первоначально данного ему поручения и назначен командиром нового армейского корпуса, который еще только предстоит сформировать. Для этого ему предписывалось отправиться в штаб военного округа Эберсвальде и там ждать дальнейших указаний. Тотчас же по прибытии Берлин узнал, что штаб Одерского корпуса, позднее переименованного в 101-й армейский корпус, должен быть сформирован во Врицене. Туда 2 февраля прибыли новый начальник штаба полковник Генштаба Данке, начальник оперативного отдела майор Генштаба Ветце и другие офицеры (в основном — для квартирмейстерского отдела). В качестве штаб-квартиры корпуса генерал Берлин выбрал замок Харнекоп, в котором некогда жил граф Хезелер. Квартирмейстерский отдел разместился в замке Прётцель. 3 февраля в 8 часов утра только что сформированный штаб принял на себя командование участком фронта между Хоэнзаатеном и Кюстрином.
В подчинение 101-го корпуса были переданы 25-я панцергренадерская дивизия, дивизия «Дёберитц» (позднее переименованная в 303-ю пехотную дивизию), 606-я пехотная дивизия (фактически — смешанное соединение


Падение Берлина
163
из различных частей резерва1 и ландесшютцен2), а также дивизия «Великий Берлин», начавшая формироваться с 8 февраля на основе караульного полка «Великая Германия» и позднее переименованная в 309-ю пехотную дивизию.
Вот что пишет по этому поводу сам генерал Берлин в письме автору от 26 июня 1977 года:
«Из-за повсеместной нехватки людей и оружия многие училища сухопутных войск и Люфтваффе были расформированы, а их личный состав отправлен на фронт. Так, например, в распоряжение корпуса был передан 1235-й фаненюнкерский полк, хотя его подготовка и оснащение были явно недостаточными для переброски на фронт. Мне пришлось отвести этому полку роль корпусного резерва и доукомплектовать его офицерами и унтер-офицерами из других дивизий, имевшими боевой опыт, чтобы они довели до конца его обучение. Когда наконец полк стал более или менее боеспособной частью, я перебросил его под Франкфурт-на-Одере, чтобы с его помощью поправить создавшееся там положение. После этого я больше не видел моего резерва, созданного с таким трудом.
Но еще хуже дело обстояло с пополнением из расформированных летных школ. Это пополнение представляло собой превосходный человеческий материал, однако все они были совершенно непригодны для наземных боевых действий. Из этих отрядов я собирался создать еще один, хороший, спаянный резерв. Но этому помешал Геринг, который хотел после войны создать за счет них новые летные школы и запретил использовать их восточнее старого русла Одера или смешивать с солдатами сухопутных войск без его личного приказа. Такой приказ так и не поступил. Поэтому эти несчастные ребята, вооруженные устаревшими французскими винтовками с пятью патронами на человека, без полевых кухонь, были вынуждены строить укрепления и лагеря за Старым Одером. Все мои попытки помочь в этом вопросе разбивались о «соображения престижа».
1 Резерв (нем.: Ersatzreserve), согласно указу Гитлера о всеобщей воинской обязанности, составляли призывники до 35 лет (военный резерв 1-го эшелона). Резерв 1-го разряда составляли полностью годные призывники, резерв 2-го разряда — ограниченно годные к воинской службе. Сразу же после начала мобилизации
1939 года в каждом военном округе было сформировано по 2 дивизии резерва, а в
1940 году к ним добавилось еще 9 дивизий, из которых 4 были вскоре расформированы. Резервисты обычно составляли полевые резервные батальоны в военных округах, занимавшиеся подготовкой пополнения, а дивизии резерва в основном несли охрану оккупированных территорий. С июня 1944 по февраль 1945 гг. все дивизии резерва были преобразованы в обычные пехотные дивизии. — Прим. ред.
2 Батальоны ландесшютцен (нем.: Landesschutzen-Battaillonen, букв.: «батальоны земельных стрелков»), согласно указу Гитлера от 21 мая 1935 года составляли военный резерв 2-го (ландвер) и 3-го эшелона (ландштурм) и должны были формироваться из военнообязанных мужчин от 35 до 45 лет (ландштурм) или старше 45 лет (ландвер). К ландверу 1-го разряда относились призывники, имеющие воинскую подготовку, ко 2-му разряду — не имеющие таковой. Зимой 1940—1941 гг. из призывников ландвера и частично ландштурма было сформировано несколько сотен «батальонов ландесшютцен», которые в основном несли гарнизонную службу в Германии и в оккупированных странах. Остальные призывники ландштурма должны были составить так называемые «батальоны ландштурма», но последние так и не были созданы, поскольку с 25 сентября 1944 года весь контингент призыв- ников-ландштурмистов (старше 45 лет) был передан в фольксштурм. — Прим. ред.


164
Вильгельм Тике
* * *
Генерал-полковник Хайнрици и его командующие армиями единодушны с другими военачальниками в том, что Берлин и саму Германию следовало защищать именно здесь, на Одере. Они видели, что война за Германию будет неминуемо проиграна, если хотя бы в последнюю минуту не удастся заключить перемирие с англо-американцами. На перемирие с Западом надеялись многие, соответствующие слухи и призывы уже давно муссировались как на Одерском фронте, так и в Берлине, причем с позволения «отца мысли» — Гитлера. Правда, в присутствии фюрера попытки договориться с западными державами с целью политического урегулирования не обсуждались. Сегодня, конечно, историкам хорошо известно, что подобные попытки не имели никаких шансов на успех, так как англичане, американцы и русские были едины в своем решении принудить Германию к безоговорочной капитуляции. По словам генерала войск СС Штайнера, он лично просил Гиммлера начать переговоры с западными державами через своих посредников в Швеции. С подобными же предложениями к Гиммлеру обращался и начальник внешней разведки СД Шелленберг.
По мнению Штайнера, удержать фронт на Одере было целесообразно еще по одной причине, а именно чтобы позволить западным противникам оккупировать центральные районы Германии и Берлин.
По этим самым причинам Штайнер прилагал все силы, чтобы усилить Одерский фронт. Он вел переговоры с Герингом и Дёницем о переброске на фронт дополнительных контингентов из числа солдат ВВС и ВМФ. Офицеры его штаба, облеченные специальными полномочиями командующего резервной армией, курсировали по всей Германии, чтобы добыть для Одерского фронта хоть какие-то незадействованные или избыточные штабы, службы и подразделения.
Штайнер считал, что все эти мероприятия будут иметь смысл только в том случае, если одновременно будет предпринята попытка начать переговоры с западными державами; в этом его поддерживал и его адъютант, штандартенфюрер д-р Ридвег, родственник бывшего военного министра фон Бломберга. С его помощью Штайнер послал нескольких офицеров своего штаба в Бад-Висзее, где жил фельдмаршал фон Бломберг, чтобы уговорить его поехать к своей невестке в Люнебург, где к тому времени находилась штаб-квартира английского фельдмаршала Монтгомери, и склонить того поторопиться с захватом Берлина, прежде чем город займут русские. Одним из эмиссаров в этом деле выступил гауптштурмфюрер Зидон. Со слов последнего, в разговоре фон Бломбергу даже было предложено возглавить новое немецкое военное правительство. Но Бломберг отказался и заявил, что он все еще чувствует себя связанным присягой и не будет предпринимать ничего в этом роде без одобрения Гитлера1.
* * *
Когда 22 марта 1945 года генерал-полковник Хайнрици принял командование группой армий «Висла», Гиммлер намекнул ему, что нужно только время, чтобы вступить в переговоры с западными державами, и что он уже предпринял некоторые шаги для этого.
1 См.: Steiner, Felix. Die Armee der Geachteten, Gottingen, 1963, S. 224.


Падение Берлина
165
Как фронтовой командир, Хайнрици был слишком мало сведущ в большой политике и поэтому с облегчением заключил со слов Гиммлера, что на Западе грядут решающие события1.
В связи с этим оборона на Одере приобретала для Хайнрици еще один смысл, и он надеялся, что англичане и американцы продолжат свое наступление и будут в Берлине еще до того, как начнется русское наступление. Ведь он точно знал, что его Одерский фронт в случае крупномасштабного русского наступления сможет продержаться не более пяти-шести дней.'
Бессонными ночами Хайнрици еще раз перебирал в уме все возможности, которые могли выпасть его группе армий. Уже тогда он пришел к окончательному решению, что в случае прорыва русских между Франкфур- том-на-Одере и Кюстрином отведет обе свои армии через Мекленбург к Берлину, чтобы попытаться создать новый фронт на юге. Он не хотел, чтобы Берлин стал жертвой осады и всех несчастий великой войны.
* * *
Чтобы поднять моральное состояние немецких войск, Одерский участок фронта один за другим посетили гросс-адмирал Дёниц, рейхсмаршал Геринг, рейхсфюрер СС Гиммлер и командующие другими армиями и группами армий.
3 марта 1945 года на Одерский фронт приехал Гитлер — это было его последнее посещение фронта. К удивлению своей свиты, он приказал своему водителю Кемпке отвезти его в Харнекоп, в штаб 101-го армейского корпуса.
В старом замке Хезелер он принял доклад генерала Берлина о положении его корпуса, занимавшего позиции на северном фланге 9-й армии. Гитлер показным оптимизмом пытался заглушить тот пессимизм, который явно звучал в донесениях с фронта. Но те, кто стоял близко к нему, не могли не заметить, что Гитлер выглядит сломленным человеком, этого не могло скрыть даже его ораторское искусство. Он сгорбился, с трудом волочил ноги, одна рука постоянно тряслась.
После короткого разговора с командующим группы армий и командиром 9-й армии генералом Буссе Гитлер выразил желание посетить также дивизионные командные пункты 101-го армейского корпуса.
На командном пункте 303-й пехотной дивизии ее командир, генерал Хюбнер, доложил Гитлеру о работе специальных учебных курсов, организованных им, чтобы воспитать своих солдат вплоть до последнего гренадера в национал-социалистском духе. Это заинтересовало фюрера гораздо больше, чем положение на фронте.
Оттуда Гитлер направился на командный пункт 309-й пехотной дивизии, где выслушал доклад полковника Фойгтсбергера. После этого он вернулся в Берлин, в свой бункер под рейхсканцелярией.
Личный водитель Гитлера, штурмбанфюрер СС Эрих Кемпка, называвший Гитлера не иначе как своим «шефом», так пишет об этой поездке на фронт:
1 См.: Thorwald, Jurgen. Das Ende an der Elbe, Klagenfurt 1950, S. 24—26, 59.


166
Вильгельм Тике
«Там, где нас узнавали, люди толпились вокруг машины. Личное присутствие Адольфа Гитлера придало им новую надежду в той ситуации, которую даже мы сами считали безвыходной. На обратной дороге Гитлер сидел возле меня, погрузившись в размышления. Его лицо осеняла глубокая задумчивость. Он не говорил ни слова. После этой поездки Гитлер уже больше не садился в машину»1.
В Брюсове, между Штеттином и Пренцлау, с тех пор как был эвакуирован Альтдаммский плацдарм, стоял 103-й учебно-полевой полк СС под командованием оберштурмбанфюрера Ланга, предназначавшийся в качестве резерва для 3-го (германского) танкового корпуса СС. Случайно среди офицеров этого полка оказались два лейтенанта из офицерского училища сухопутных войск в Познани, которым каким-то чудом удалось пробиться через захваченную русскими территорию к своим в районе Штаргарда. Они были временно зачислены в полк «Норге»2 панцергренадерской дивизии СС «Нордланд». Вероятность добраться до своего приписного военного округа Арнсберг была практически равна нулю, так как подобных «путешественников», как правило, задерживали и зачисляли в формировавшиеся временные воинские части. Поэтому обоим лейтенантам предложили остаться в дивизии «Нордланд». Те поначалу колебались, стоит ли принимать это предложение, так как имели предубеждение против войск СС, но оно очень скоро развеялось. Боевой дух и братство войск СС, которые они могли наблюдать со стороны в первые дни, а также невозможность «путешествия» на запад в конце концов привели их к решению остаться в дивизии. Оба были зачислены в 103-й учебно-полевой полк в звании унтерштурм- фюреров (лейтенантов): один стал батальонным адъютантом, второй — вестовым офицером полка. Этот последний, унтерштурмфюрер Клостерман, впоследствии написал своему другу Хеккеру о том, как они добирались до 103-го учебно-полевого полка, и о своих впечатлениях. (Хеккер с одобрения самого Клостермана предоставил это красочное повествование в распоряжение автора.)
В середине марта 1945 года Клостерман был переведен в качестве командира взвода в недавно сформированную учебную роту младшего командного состава полка (ею командовал гауптштурмфюрер Томалла). Здесь он и познакомился с унтерштурмфюрером Хеккером, который также был командиром взвода в той же роте. Клостерман так пишет о Хеккере:
«Хеккер — старый солдат войск СС, в войсках он с 1936 года. Польша, Франция, Россия — во всех этих походах он участвовал с первого дня в качестве пехотинца. Так он прошел все звания. В Курляндии он стал офицером и там же был впервые серьезно ранен. У него богатый опыт, а его военно-технические знания безукоризненны. При всем этом он, хотя ему уже
1 См.: Kempka, Erich. Die letzten Tage mit Adolf Hitler, РгЯ. Oldendorf 1976, S. 68. Правда, Кемпка в своих воспоминаниях путает дату: согласно записям генерала Берлина, визит Гитлера на фронт имел место 3 марта 1945 г. — Прим. автора.
2 Все полки 11-й добровольческой панцергренадерской дивизии СС «Нордланд» были сформированы немцами из добровольцев «родственной германской крови», то есть из стран Северной Европы — датчан, норвежцев, голландцев, фламандцев, шведов, финнов, эстонцев и др., и носили соответствующие названия — например, «Норге» («Норвегия») и «Данмарк» («Дания»). — Прим. ред.


Падение Берлина
167
тридцать лет, свободен от какой бы то ни было солдатчины. Он — один из тех настоящих людей, которые, будучи солдатами по призванию, по своему характеру и по своим способностям умеют придать этому ремеслу своеобразный смысл.
Незадолго до Пасхи полк был переведен в Грамзов, село примерно в 30 километрах от Брюсова, расположенное между Рандовским карьером и автотрассой.
В эти дни с нами произошло удивительное превращение, и унтерштур- мфюрер Гербиг, национал-социалистский руководящий офицер1, в своих наставлениях всячески старается подкрепить эту перемену на уровне мировоззрения.
Ясное понимание того, что здесь, на Одере, должен быть поставлен последний заслон перед советскими армиями, сужает наш взгляд на военное положение до самого существенного: как помешать русским завоевать центральные районы Германии? Что будет с Европой и с нашим образом жизни, если Советы перейдут через Одер и захватят Берлин, — это ясно каждому из нас, если мы не сможем как-то найти общие интересы между нами и западными державами. Коренной перелом в политике западных союзников, которого мы ожидаем, при ближайшем рассмотрении кажется нам далеко не первым проявлением необходимого реализма в мировой истории. Однако никто не рассказывает нам о том, как пропаганда сумела убедить общественное мнение всего мира, что Германия является разрушителем мира и культур и что после ее уничтожения будет открыт путь к миру и прогрессу во всем мире.
Мы знаем только, что Красная Армия стоит на том берегу Одера и горит желанием добраться до Берлина и Эльбы и что ради того, чтобы помешать этому, хороши любые средства».
В течение первой недели апреля учебный полк Ланга посетил генерал войск СС Феликс Штайнер. Он вполне открыто говорил о том, что политики оплошали и что теперь солдатам придется обходиться своими силами. Вместе с тем он намекнул на переговоры, которые ведутся с западными державами, чтобы повернуть оружие против русских. Как мы знаем, Штайнер действительно предпринимал усилия в этом направлении, но они не увенчались успехом. Все противники Германии были едины в своем стремлении принудить ее к безоговорочной капитуляции. Германия уже была заранее поделена между русскими и западными противниками.
1 Институт «национал-социалистских руководящих офицеров» (нем.: National- sozialistische Fuhrungs-Offiziere, сокр.: NSFO) был введен во всех родах войск германской армии приказом Гитлера от 22 декабря 1943 года. «Национал-социалистские руководящие офицеры» набирались в основном из числа функционеров НСДАП, в 1944 году насчитывалось 47 332 таких офицера среднего звена и 1 076 — высшего звена. В организационном плане они находились в подчинении ОКВ, где был создан специальный штаб (Nationalsozialistische Fiihrung / Wehrmacht, сокр.: NSF/W), в идеологическом — особому штабу в составе партийной канцелярии НСДАП. В их обязанности входило политическое воспитание солдат и повышение политической активности офицеров; таким образом, они выполняли те же функции, что и политруки в Красной Армии (иногда сами немцы так и называли их — «политическими руководителями»). — Прим. ред.


168
Вильгельм Тике
* * *
Еще один рассказ, в котором речь идет о формировании 3-й дивизии морской пехоты на острове Воллин, оставил нам ефрейтор Фолльмер из 267-й пехотной дивизии — той самой, в которой в качестве командира полка служил будущий командир 1-й дивизии морской пехоты Блеквен. После тяжелого ранения Фолльмер был переведен в одну из частей резерва, а затем вместе с одной из вновь сформированных боевых групп оказался в Восточной Померании. Участвуя в тяжелых оборонительных боях в составе корпусной группы фон Теттау, Фолльмер прошел путь от плацдарма Дифенов до острова Воллин. Здесь были собраны остатки его части — 234-го артиллерийского резервного полка, который должен был войти в состав 3-й дивизии морской пехоты. Большинство частей морской пехоты формировалось из частей резерва ВМФ и персонала военно-морских училищ. В основном это были молодые бойцы, лишь недавно призванные на военную службу.
Свой первый бой эта молодая дивизия под командованием опытных командиров приняла на небольшом островке Гристов в Штеттинской бухте, изгнав оттуда русские войска. Оттуда передовые корректировщики огня стали направлять огонь артиллерии по скоплениям врага у Каммина.
Тем временем 3-я дивизия морской пехоты заняла позиции на восточном берегу острова Воллин и на острове Гристов, одновременно продолжая подготовку новобранцев. Снабжение оружием, боеприпасами и другим оборудованием было явно недостаточным, и, как и везде, всех этих вещей постоянно не хватало. Германская военная промышленность уже не могла покрывать эти огромные расходы.
По соседству на острове Узедом дислоцировалась 402-я учебная дивизия. Здесь существовали те же проблемы, что и в 3-й дивизии морской пехоты. 402-я учебная дивизия была сформирована из учебных и резервных частей военного округа Померания; снабжались они из рук вон плохо. Чтобы молодые солдаты могли хотя бы обеспечивать себя картофелем, командирам приходилось проводить занятия по боевой подготовке ночью, а впоследствии эта практика была продолжена и на материке.
* * *
О создании танкоистребительных команд1 автору рассказал ефрейтор Кописке. Вновь созданные танкоистребительные команды, как правило, состояли из нескольких групп по 5—10 человек, вооруженных панцерфа- устами и передвигавшихся на велосипедах. Более крупные группы обычно использовались против вражеских танков только после предварительной моторизованной разведки. Таким образом, за многообещающим названием скрывалась откровенная импровизация, чтобы хоть как-то компенсиро¬
1 Мобильные танкоистребительные команды самокатчиков, вооруженные пан- церфаустами, были созданы в конце января 1945 года (сохранилась докладная записка тогдашнего начальника Генштаба сухопутных войск Германии Гудериана от 24 января 1945 г. для доклада Гитлеру по этому вопросу). Каждая из них должна была состоять из 1 офицера, 1 унтер-офицера и 8 добровольцев из нижних чинов. Предполагалось сформировать 300 танкоистребительных команд для группы армий «Центр» (в составе отрядов «А», «Б» и отряда СД по 100 команд в каждом) и 300 команд для группы армий «Висла». — Прим. ред.


Падение Берлина
169
вать нехватку танков и противотанковых орудий. Вот что писал об этом г-н Кописке автору в своем письме от 3 октября 1976 года:
«Изложение этого рассказа потребовало времени. Но все равно я с удовольствием потратил его, надеясь, что в Вашей работе найдется место для упоминания о «танкоистребительной команде Клозе». Я делаю это ради напоминания о моих погибших товарищах и нашего подразделения, которое стало их судьбой, ради памяти о подразделении, о котором не осталось даже мемориального камня».
Эта история была типичной для всех танкоистребительных команд, где нехватка тяжелых противотанковых орудий восполнялась за счет вспомогательных средств и презрения к смерти. Кроме того, она интересна еще и тем, что в нем идет речь о боях за Штеттин — тот самый город, объявленный крепостью. Ефрейтор Кописке, после тяжелого ранения признанный непригодным к военной службе, в январе 1945 года тем не менее записался добровольцем в свою Штеттинскую резервную часть для участия в боевых действиях. Он был зачислен в танкоистребительную команду Клозе. Этим подразделением, насчитывавшим всего 154 человека, командовал лейтенант Клозе. Оно подчинялось непосредственно коменданту крепости Штеттин и даже получило собственный номер полевой почты.
«Мы размещались в бывших пехотных казармах на Линзингштрассе, в самом центре города, — пишет Кописке, — и там обучались методам уничтожения танков с близкого расстояния и пользованию панцерфаустом и панцершреком. Кадровый состав состоял из «старых вояк» из сухопутных войск. Нижние чины почти все были из числа рекрутов Штеттинской резервной части и войск СС. Это была сплоченная кучка, где все взаимно сдерживали друг друга и за счет этого успешно действовали между собой.
Когда русские вплотную подошли к Альтдамму, город уже был пуст. Все, что не годилось для строительства укреплений, было вывезено. На всех выходах из города стояли посты полевой жандармерии; они помогали разместить всех гражданских по автомашинам, где еще оставалось место. Люди спокойно несли свой жребий, паники не было.
С тех пор как русские обосновались на Гросс-Регнице, одном из притоков Одера, Штеттин считался прифронтовой зоной. С Подеюхских высот русские могли видеть весь город. Этим воспользовались корректировщики артиллерийского огня, и на нашу казарму несколько раз падали осколки 17,2-миллиметровых снарядов, оставляя в крыше широкие дыры.
Поскольку нашу казарму все равно должно было занять другое подразделение, мы переехали со всем скарбом в казармы 5-го стрелкового полка на западной окраине Штеттина. Здесь уже находилось много народу, последние резервы Германии: полицейские, вооруженные тяжелым пехотным оружием, люди в униформе партии и противовоздушной обороны с легким стрелковым оружием и средствами ближнего боя. В гаражах размещался обоз какого-то венгерского подразделения. Боевого духа уже не оставалось, зато были целые тюки табака, которым этот боевой дух и подкрепляли.
Прямо позади казарм рабочие бригады копали противотанковые рвы, которые тянулись от учебного плаца между казармами и деревней Креков через чистое поле в направлении Штеттин-Шёйне. Эти противотанковые рвы составляли западный участок обороны и тыл крепости. Еще дальше на запад, в Браунсфельде, на перекрестках и развилках дорог были вкопаны в землю тяжелые противотанковые орудия. У развилки шоссе на Креков и


170
Вильгельм Тике
Вамлитц располагался небольшой бетонированный бункер с таким противотанковым орудием. Русским танкам не удалось бы беспрепятственно подойти к городу с тыла.
Обучение новобранцев продолжалось на Крековском плацу — большом полигоне, принадлежавшем гарнизону города. В качестве мишени для учебной стрельбы из панцерфауста и панцершрека нам служил уже сильно потрепанный танк «Т-34».
Однажды комендант крепости имел случай лично ознакомиться с уровнем нашей подготовки. Явно довольный, он дал нам понять, что мы являемся его «домашним войском». В последующие дни солдат нашего подразделения часто привлекали для выполнения особых задач, в том числе для несения дозоров.
Во время одного из таких заданий мне пришлось впервые за долгое время вновь пройти через центр города. Как здесь все изменилось! Парадная площадь — сердце города и гордость штеттинцев — была сплошь усыпана кусками черепицы с крыш и осколками стекла. Почти все улицы были разворочены. Траншеи тянулись от самой Парадной площади до Королевских ворот мимо Дома концертов и далее через парки и скверы. На все это безучастно взирал бронзовый памятник кайзеру Вильгельму верхом на коне. С ним соседствовало «Кафе Вилли», знакомое любому солдату, служившему в Штеттине, но уже без стекол и лишенное прежнего блеска. Дальше вдоль Одера среди шеренг разрушенных в ходе английских бомбардировок домов тянулась разветвленная система позиций, еще не занятая войсками, так как главная линия боев все еще проходила вдоль Гросс-Регница. На мосту через Одер уже заложены заряды, чтобы в случае необходимости подорвать его.
На улицах не видно ни души. Эта пустота угнетает меня, так как я помню эти места, когда еще в них пульсировала жизнь. В центре вообще некому и незачем появляться: за этим следят полевая жандармерия — и Иван, который время от времени забрасывает нас минами.
В большом здании зернового склада, оставшемся от портовых построек, сидит наш корректировщик артиллерийского огня: через его стереотрубу мы как-то осматривали местность перед очередным заданием. Даже в гавани пусто. Даже полицейский катер не нарушает тишины и спокойствия водной глади».
$ * *
После эвакуации Альтдаммского плацдарма оборону по обеим сторонам Штеттина взяла на себя померанская 281-я пехотная дивизия под командованием генерал-лейтенанта Ортнера.
Позиции между железнодорожной линией Штеттин — Альтдамм и местом впадения речки Парниц в Гросс-Регниц занял 368-й гренадерский полк. С севера к ней примыкали позиции 322-го гренадерского полка в районе Фрайхафена и на островке Фогельшутц; на пришвартованных к берегу лодках и вытащенном на сушу авианосце «Граф Цеппелин» в южной части Даммской бухты было выставлено боевое охранение. Позднее сюда же был переброшен и 281-й фузилерный батальон. Дивизионная артиллерия расположилась на западной стороне гавани, а корректировщики огня засели наверху силосной башни и других высоких строений. 281-му артил¬


Падение Берлина
171
лерийскому полку были приданы также два зенитно-артиллерийских полка и один фольксартиллерийский корпус1.
В последние дни марта 1945 года на позициях и в казармах 281-й пехотной дивизии, находившихся на виду у русских, несмотря ни на что, царило оживление. Солдаты приводили в порядок обмундирование, оружие и снаряжение. В подвалах и некоторых отдельно стоящих домах еще были электрический свет и вода из водопровода. Междугородная телефонная сеть тоже оставалась пока неповрежденной. Некоторые солдаты звонили по телефону родственникам, проживавшим в Пазевальке, Штральзунде и Грай- фсвальде. Некоторых счастливчиков, живших в самом Штеттине, на позициях и в казармах посещали их жены, и командиры закрывали на это глаза.
В некоторых отношениях здесь все перевернулось с ног на голову: вместо того чтобы везти припасы вперед, обозные колонны ночами загружаются из портовых складов и затем отправляются назад. На одном из складов громоздились горы прессованного лошадиного корма, а с маргариновой фабрики снабженцы тащили огромное количество маргарина, растительного масла и сахара.
К началу апреля 1945 года было сформировано столько крепостных батальонов, что они смогли наконец сменить 281-ю пехотную дивизию. Дивизия была отведена к западу от Штеттина в качестве резерва 32-го армейского корпуса и вновь принялась за подготовку пополнения, переданного в основном из военно-морского флота. Здесь же было доведено до конца обучение третьего полка дивизии — 281-го гренадерского. Тогда же в распоряжение дивизии были переданы стрелковое оружие, материальная часть и 18 тяжелых полевых гаубиц — для 4-го дивизиона 218-го артиллерийского полка, и «хетцеры» — для танкоистребительного дивизиона.
В середине апреля солдаты 281-й пехотной дивизии получили новую униформу со складов датской армии, которая отличалась от немецкой по покрою и цвету. Знаки различия званий и награды на нее каждый нашивал сам.
* * *
Согласно требованию ОКХ, тыловые учреждения должны были высвободить все имеющиеся людские ресурсы для Одерского фронта. Из этого персонала различных служб войск СС, сразу же после согласования с отвечавшими за резервы и вооружение генералами войск СС Бергером и Ют- тнером, был сформирован оперативный батальон. Позже этому примеру последовали Люфтваффе и Кригсмарине.
1 Формирование 12 так называемых «фольксартиллерийских корпусов» (нем.: Volks-Artillerie-Korps, что в переводе буквально означает «корпусов народной артиллерии») началось осенью 1944 года. Попытки сформировать артиллерийские бригады и дивизии предпринимались и прежде с целью концентрации огневой мощи, но все они были недолговечны. Новые 12 фольксартиллерийских корпусов фактически представляли собой те же артиллерийские бригады, но использовались исключительно для решения тактических задач. То, что в их названии фигурировало слово «фолькс» («народный»), не означало их принадлежности к фолькс- штурму («народному ополчению»), а играло чисто пропагандистскую роль (как и в названии «фольксгренадерских дивизий»), приставка «фолькс-», то есть «народный» была введена для отдельных особо отличившихся частей распоряжением Гитлера от 26 января 1945 года. — Прим. ред.


172
Вильгельм Тике
Командиром нового батальона СС был назначен штурмбанфюрер Вернер Редер, опытный солдат, фронтовик, недавно вернувшийся с Западного театра военных действий. Вот что рассказал он сам о формировании, обучении и оснащении этого батальона:
«Солдаты и младшие командиры, происходившие из самых разных областей Германии, были собраны в Ораниенбурге. Оттуда транспорт доставил их к устью реки Ангер, где и я присоединился к батальону.
Это была разношерстная толпа людей, собранных отовсюду, последний призыв, выздоравливающие и наполовину калеки, освобожденные от военной службы, и кабинетные служащие, привыкшие к сидячей работе в тыловых учреждениях. Настроение было подавленное. Впрочем, этому способствовали вооружение и экипировка, которую мы получили: винтовки из самых разных стран Европы и всего несколько автоматов.
Когда 23 марта 1945 г. я обрисовал это положение командующему резервом войск СС Бергеру, он заверил меня, что в ближайшее время нам предоставят дополнительную партию оружия и артиллерийский дивизион, но мы их так и не видели.
В конце марта батальон сменил части фольксштурма на Одере и под Фридрихсталем южнее Гартца. Солдаты сразу же занялись приведением в порядок недостроенных позиций. На фронте все было спокойно. Широкие притоки Одера и протянувшиеся между ними луга хорошо просматривались и создавали надежную естественную защиту».
Панцергренадерская дивизия СС «Недерланд» в Восточной Померании, понеся тяжелые потери, стояла на переформировании в районе Пас- сау (между Шведтом и Пренцлау). 49-й панцергренадерский полк СС, состоявший из двух батальонов, был преобразован в один батальон под командованием штурмбанфюрера Петерсена. Бывший командир 1-го батальона штурмбанфюрер Унгер был переведен в штаб полка для особых распоряжений. Батальон Петерсена, в который влились остатки 1-го батальона и 100 молодых новобранцев, был переименован во 2-й батальон «Де Рюйтер».
Его «брат» 48-й полк «Генерал Зейффард» в первый раз был разбит в Эстонии. После переформирования в военном округе Шлофау новый 48-й полк, вдалеке от своей дивизии, попал в район Шнайдемюля в самый разгар боев между Вислой и Одером, где снова был разбит. Только остатки полка сумели отступить из Теттау вместе с корпусной группой назад, за Одер. Здесь, на западном берегу Одера, 48-й полк был переформирован в третий раз. В его новый состав были зачислены немногие уцелевшие «старики» и личный состав нескольких резервных частей вбйск СС; командиром был назначен оберштурмбанфюрер Шайбе.
Остатки 14-й (зенитно-артиллерийской) роты 48-го панцергренадерского полка вошли в состав 303-й (503-й) корпусной зенитно-артиллерийской батареи. Личный состав и материальная часть батареи в основном были унаследованы от ПВО штаб-квартиры 3-го танкового корпуса СС.
Из-за недостатка войск, чтобы залатать все бреши в Одерском фронте в районе Гартца, дивизия «Недерланд» была вынуждена контролировать целый участок фронта. Причем практически единственной боеспособной частью в составе дивизии был батальон Петерсена, поскольку остальные находились еще на стадии обучения.
2-й батальон 49-го полка занял позиции к югу от батальона Редера, который вошел в состав 49-го полка в качестве 1-го батальона. За счет этого


Падение Берлина
173
49-й панцергренадерский полк СС «Де Рюйтер» со штаб-квартирой в Би- зендальсхофе был снова укомплектован, а затем передан в подчинение 547-й фольксгренадерской дивизии.
«Мой 2-й батальон 49-го полка, — пишет штурмбанфюрер Петерсен, — в конце марта сменил части фольксштурма в районе Гартова, напротив Фиддихова. Его боевая задача состояла в том, чтобы наблюдать за противником и в корне пресекать все попытки перебраться через Одер. Сделать это можно было благодаря дамбам, которые на мелководье выступали из воды. Для русских они представляли единственную возможность приблизиться к нашим позициям на большой Одерской дамбе.
Справа позади нас, в районе Фиррадена, находилась позиция артиллерийского дивизиона Хофера из нашей дивизии. Непосредственно позади на высоком берегу было установлено несколько батарей тяжелых зенитных орудий ПВО из сил самообороны, не имевших никакого опыта наземных боев1. Несмотря на большую концентрацию артиллерии и достаточное количество боеприпасов, огневая поддержка пехоты со стороны зенитчиков в эти и последующие дни была практически нулевой. Позднее практически все орудия и боеприпасы попали в руки русских, так как, чтобы их вывезти, не хватало машин и тягловой силы.
Настроение большинства моих людей было хорошим, несмотря на мрачные перспективы. «Старики», закаленные во многих боях, позволили себе расслабиться и предавались повседневным заботам. Они по-товарищески заботились о «новичках», а те смотрели на «стариков» в ожидании своего боевого крещения. Все надеялись на скорый перелом к лучшему в этой войне, хотя никто не мог сказать, когда он наступит. «Лозунги», облетев войска, падали на благодатную почву надежды.
При этом все прилагали усилия, чтобы улучшить свое положение и исправно выполнять повседневные обязанности. На том берегу стояли русские, а с нашей стороны, чуть позади, между позициями ПВО, тарахтели трактора, обрабатывавшие поля. Из-за нехватки машин и топлива пришлось организовать упряжные команды. Взамен моего автомобиля я получил коня и теперь объезжал верхом поля, находившиеся в зоне ответственности моего батальона.
Однажды старшина моего батальона попросил меня выступить свидетелем на бракосочетании. Каково же было мое недоумение: в такой ситуации еще и жениться? Тут он рассказал мне свою историю: его девушка, оставшаяся круглой сиротой, работала в ротной кухне. Он вывез ее с собой на корабле из Курляндии, переодев солдатом. В Померании он узнал, что ее родители погибли в Германии во время бомбежки. Так они и нашли друг друга. Мы устроили скромную военную свадьбу и по-настоящему погуляли.
В этом беспросветном положении многие жены приезжали к своим мужьям на фронт. Телефонная сеть рейха пока еще худо-бедно действовала. На западе наступали американцы и англичане, поэтому многие солдатские жены оказались между двух огней. Что же им оставалось, кроме как искать защиты и поддержки у своих мужей.
1 В ходе последних боев на Висле и Одере весной 1945 года немецким войскам часто приходилось использовать зенитные орудия для борьбы против танков. — Прим. ред:


174
Вильгельм Тике
Последний акт этой великой трагедии начался с понижением уровня воды в Одере. В низовьях реки обнажились первые островки, которые тут же были заняты русскими, добиравшимися до них ночами вплавь в ледяной воде. Русские стали появляться на всех переправах, но мы были бдительны и не давали им передышки. Однажды утром русский танк появился на одной из дамб. Однако мы не потеряли хладнокровия. На нашем участке мы так И не позволили русским перебраться на западный берег».
Тем временем на участке Шведт— Гартц разведкой позиций русских батарей занималась 103-я (503-я) наблюдательная батарея СС под командованием оберштурмфюрера Вагнера.
* * *
11-я панцергренадерская дивизия СС «Нордланд» была фактически сформирована заново в западных окрестностях Шведта. Командный пункт дивизии находился в Альт-Кюнкендорфе. Командный пункт артиллерийского полка находился в Добберцине, танкового полка — в Альбрехтсхёе, 23-го полка — в Липе, 24-го полка — в Хоэнландине.
Пополнение прибывало каждый день — резервисты из ВМФ и Люфтваффе, а также из расформированных тыловых штабов и резервных частей войск СС. Несмотря на мучительные мысли и мрачные перспективы, все подразделения дивизии продолжали боевую подготовку. Основательно поредевший 2-й батальон 24-го полка «Данмарк»1, которым командовал датчанин Пер Соренсен, был сформирован заново — всего по 80 человек в каждой роте. Около сотни человек, все — опытные фронтовики, пополнили роты 2-го батальона 24-го полка, так как танков для них не нашлось вообще. Подобное же положение сложилось и в 3-м батальоне 24-го полка (под командованием штурмбанфюрера Тернедде) и во всех батальонах 23-го полка «Норге». Первые батальоны обоих полков, только недавно вновь сформированные в Восточной Померании, были переданы в дивизию «Викинг», где и встретили окончание войны, так как дивизия «Нордланд» в то время еще находилась в Курляндии.
7 апреля дивизия «Нордланд» получила приказ занять отсечные и артиллерийские огневые позиции к западу от Шведта. Командный пункт дивизии расположился в Альт-Кюнкендорфе. Роты сменяли друг друга каждые 72 часа.
Приказ гласил: в течение дня вести себя на позициях незаметно и тихо, ночью — заняться строительством позиций и отрядить команды для разведки и налаживания связи с действующими на Одере частями.
Всего в нескольких километрах к югу от Беркхольца на одной из господствующих высот находится Карлсхоф. Внизу, в долине, протекает Одер, там же расположен и городок Шведт. Если глядеть с высоты, все это представляло живописную картину. Ничто не напоминало о войне, не слышно было ни единого выстрела. Здесь, на горе Карлсберг, находилась центральная позиция 2-го батальона 24-го полка. Отсюда позиции батальона тянулись на север и на юг через цепь холмов. На берегу одного из крохотных озер находилась позиция 7-й роты, которой командовал обершарфюрер Пёш. В нескольких сотнях метров к западу, возле озера Пагельзее, солдаты только что сформированного штурмового взвода под командованием ун-
1 Данмарк (дат.) — Дания. — Прим. ред.


Падение Берлина
175
тершарфюрера Штайндора сооружали батальонный командный пункт. Теплое апрельское солнце, маленькое голубое озеро, окруженное лесами и лугами, заставляли людей забыть о войне. Именно тогда штурмбанфюрер Ютотц принял командование полком «Данмарк».
Для остальных частей 3-го (германского) танкового корпуса СС эти первые апрельские дни начинались так же, как и для полка «Данмарк». 1 апреля генерал-лейтенант Унрайн, командовавший корпусом в Восточной Померании, вновь передал командование генералу войск СС Феликсу Штайнеру. Сам Унрайн был назначен командиром в то время находившейся еще в стадии формирования дивизии «Клаузевиц», которую вместе с дивизией «Шлагетер» предполагалось перебросить в район Фаллингсбостеля под начало 39-го танкового корпуса (которым командовал Деккель).
Небольшую группу британских добровольцев, которых первоначально собирались включить в состав артиллерийского дивизиона «Нордланд», пришлось вернуть в штаб 3-го танкового корпуса СС и в конце концов зачислить в санитарную службу.
Наконец 16 апреля 1945 года дивизия «Нордланд» получила приказ полностью занять отведенные ей позиции. Начиналась последняя битва.
* * 9|С
Панцергренадерский полк СС «Фальке», состоявший поначалу только из стрелковых рот, был сформирован из отдельных отрядов 1-го учебно-резервного панцергренадерского Шпреенхагенского батальона в начале 1945 года. В начале апреля 1945 г. к стрелковым добавились также роты, оснащенные тяжелым вооружением — пулеметами и 80-миллиметровыми гранатометами. Сначала задача полка состояла в том, чтобы обеспечивать охрану штаба Главного оперативного управления СС, а затем он был передан в распоряжение командования 9-й армии. Полк «Фальке» состоял из трех батальонов; его командиром являлся оберштурмбанфюрер Розенбаум. Позже он был придан для участия в боевых действиях 32-й дивизии СС «30 января».
О том, как проходила подготовка молодых новобранцев в Шпреенха- генском отряде, рассказал в своем дневнике уроженец Берлина Муз, который записался добровольцем в дивизию СС «Лейбштандарте Адольф Гитлер» и был зачислен на воинскую службу в 17 лет:
«Прощание с матерью в Эркнере, конечной станции берлинской городской железной дороги. На пригородном поезде до Фангшлёйзе. Здесь собралось уже много молодых людей, получивших приказ о призыве в Шпре- енхаген.
Затем — долгий пеший переход через зимний лес и пойму Шпрее до барачного лагеря, окруженного бранденбургскими соснами.
При зачислении в часть все идет по заведенному порядку: получение обмундирования, потом — марш по лесам и полям со всеми пожитками, упакованными за спиной. Когда уже начало темнеть, слышим команду «Стой!». Вокруг — зимний пейзаж, везде и всюду ни одного дома. Растерянные, озадаченные лица призывников.
Вместо казарм или бараков располагаемся в жалких землянках, это — наше жилье. Один взвод постоянно в землянке. Справа и слева от входа — по 15 человек в два ряда, итого — шестьдесят. Двухъярусные нары застелены только соломой. Большие бумажные мешки служат вместо подушек. В


176
Вильгельм Тике
таких мешках в Берлине хоронят погибших при авианалетах. Утренняя поверка проходит по командам, так как все просто не могут одновременно уместиться в проходе.
Следующим холодным январским утром из разношерстной толпы гражданских, учащихся школ Напола1, фюреров «Гитлерюгенда» и РАД2, мы превратились в солдат, одетых в одинаковую форму цвета фельдграу. Воду берем из обледеневшего насоса. Нужду справляем в «сортире». Это — «фронтовое воспитание», однако в действительности просто должно как-то оправдать нехватку казарм и бараков, разрушенных бомбардировками. Условия были почти первобытными. Те, кто здесь уже давно, тоже выглядят как дикари. Они говорят, что такие понятия, как парикмахерская, мытье и смена белья, для них неизвестны. Иногда сходишь в баню, потом — опять натягивай свою грязную одежду. Так как снабжение очень плохое и скудное, картофель мы едим с кожурой. Между условиями жизни в этом лагере и на фронте действительно нет никаких различий.
Молодые призывники, почти все — курсанты (кандидаты на офицерское звание), знают все, что им полагается. Больше нет никакого «ура-патриотизма» и никакого фанатизма. Многие из ребят уже лишились своей исконной родины. Обучение проходит под лозунгом: «Тяжело в ученье, легко в бою!»
Для нас, воспитанных в лагерях подготовки допризывников и «Гитлерюгенда» по немецким правилам, особенно в новинку то, что здесь отчасти используются русские методы обучения. Так, вместо громких команд используются знаки, свистки или подражание голосам птиц.
В феврале наш батальон должен прийти на смену 1-му танковому корпусу СС, занимавшему Гранский плацдарм в Венгрии. Но после нескольких дней бессмысленного ожидания нашу отправку в Венгрию отменили, и мы продолжили обучение.
В конце февраля наша рота стала называться 12-й ротой полка «Фальке», перейдя под командование унтерштурмфюрера Блонда. Мы получили пятнистое камуфлированное обмундирование войск СС. Наши задачи были также расширены. К постоянным дневным и ночным тренировкам и караулам, в которые мы якобы ходили, добавились также работы по сооружению противотанковых заграждений на улицах и настоящая караульная
1 Система школ Напола, или «национал-социалистских образовательных учреждений» (нем.: Napola, сокр. от Nationalsozialistische Erziehungsansthalten), была создана в 1936 г. с целью подготовки руководителей НСДАП и ее дочерних организаций среднего и высшего ранга. Она включала в себя 3 бывших орденских замка — в Крёссинзее (Померания), Зонтхофене (Алльгой) и Фогельзанге (Эйфель), а также высшую школу НСДАП в Химзее (Бавария). Первую группу национал-социалистских фюреров предполагалось подготовить к 1954 году. — Прим. ред.
2 РАД (нем.: RAD, сокр. от Reichsarbeitsdienst) — Имперская служба трудовой повинности. Эта полувоенная организация осуществляла призыв молодежи из рейха и некоторых оккупированных территорий для несения обязательной трудовой повинности, одновременно готовя их к службе в армии или в войсках СС, а также занималась идеологической обработкой молодежи в духе идей национал-социализма и преданности рейху. Обычно призывники РАД, разбитые на взводы и роты на военный манер, использовались на сельскохозяйственных и других работах, но в последние месяцы войны их стали все чаще задействовать для строительства укреплений и тому подобных оборонительных работ. Руководителем РАД был «имперский фюрер труда» (Reichsarbeitsfuhrer) Константин Хирль. — Прим. ред.


Падение Берлина
177
служба. Когда в Берлине объявлялась воздушная тревога, мы спускались в дежурку, чтобы быть готовыми на случай выброски вражеского десанта. Спать приходилось очень мало, а из-за плохого снабжения мы были вконец истощены.
Несмотря на это, мы продолжали нести свою службу. Иногда случались и забавные вещи, над которыми мы потом подолгу смеялись. Например, однажды, когда мы проходили мимо угольных копей вдоль Шпрее, каждый из нас подобрал и спрятал в кармане шинели по брикету угля. Вернувшись в лагерь, мы насчитали в общей сложности 60 брикетов и благодаря им несколько дней обогревали свой бункер.
С приходом весны к нам снова вернулась жажда жизни. Теперь мы наконец-то могли основательно вымыться в близлежащих озерах, образовавшихся на месте котлованов. И наконец наша одежда впервые была сухой.
Занятия по политической подготовке, которые вел наш «национал-социалистский руководящий офицер», наводили тоску. Все эти темы были знакомы нам еще с тех пор, когда мы учились в школе и состояли в «Гитле- рюгенде». Поэтому большинство просто засыпали на этих занятиях.
Как-то раз перед всем батальоном была проведена показательная казнь 17-летнего дезертира. Это произвело на нас удручающее впечатление.
Наказанием за незначительные проступки обычно служил знаменитый «звездный марш». Это означало ночной марш-бросок с ранцем за спиной, ■полным кирпичей, от одного поста до другого, причем каждый такой пробег строго фиксировался в батальонных документах. А поскольку желающих смухлевать было много, то каждый кирпич был снабжен служебной печатью.
В начале апреля меня в последний раз навестила мать. Она рассказала, что по дороге от станции до лагеря ей особенно бросилось в глаза то, что вдоль казарм исчезли все украшения — лозунги, эмблемы, руны и даже зеленые насаждения. Из этого я мог заключить, что русское наступление может начаться уже скоро.
Пока я провожал мать до половины дороги, с востока доносились отдаленные залпы артиллерии, а с запада ветер доносил запах гари от пожаров и обрывки лживых бумаг о нашей судьбе. На востоке лежал Одер, на западе — Берлин.
Тучи на небе сгущаются. Но, несмотря на все мрачные предзнаменования, мы, молодые, готовы сражаться. Атмосфера накалена до предела. Мы ждем последнего сигнала тревоги».
* * *
32-я добровольческая гренадерская дивизия СС «30 января» занимала участок фронта к югу от Франкфурта-на-Одере. Она была сформирована в трудные дни февраля 1945 года из кадрового состава и молодых новобранцев бывшего учебного полигона СС «Курмарк», бывших солдат гарнизонов СС вЛиберозе, Грунове, Губене, Нойцелле и курсантов унтер-офицерской школы СС в Лауэнбурге, после чего ее в полном составе бросили на фронт. В начале апреля 1945 г. дивизия состояла из 86-го, 87-го и 88-го добровольческих гренадерских полков СС (каждый по два батальона) и 32-го артиллерийского полка СС.
Нехватка тяжелого вооружения и материалов особенно ощущалась в


178
Вильгельм Тике
32-м артиллерийском полку СС. Три его дивизиона имели в своем составе всего по две батареи. Согласно штатному расписанию, каждая батарея должна была состоять из 6 орудий, однако в некоторых батареях их было всего три. Присланный в качестве пополнения отряд зенитчиков Люфтваффе был совершенно не подготовлен к ведению наземных боев и поэтому практически не принимался в расчет. К тому же все батареи испытывали постоянный недостаток боеприпасов.
5-й горный корпус СС, уходя из Италии, вывез с собой несколько итальянских самоходных орудий и танков, которые были переданы 505-й танковой роте СС. По прибытии на Одерский фронт эта рота постепенно распадалась, по мере того как итальянская бронетехника выходила из строя из-за отсутствия запчастей.
* * *
В зоне действий 5-го горного корпуса СС за противотанковую оборону отвечал 561-й истребительно-противотанковый батальон СС (особого назначения). Он был образован на основе бывшей 15-й истребительно-противотанковой роты СС из состава 15-й (или 1-й латышской) дивизии войск СС. Зимой 1944—1945 гг. эта рота была переброшена на учебный полигон «Богемия и Моравия», где ее командиром стал оберштурмфюрер Лобмай- ер, а затем, в марте 1945 г., ее перебросили в Западную Пруссию, где она вошла в состав 15-й (латышской) дивизии войск СС. Однако она успела дойти только до Кюстрина, где была пополнена за счет транспортных частей, которым некуда было идти дальше Кюстрина, до численности дивизиона. После этого дивизион принял первый бой под Франкфуртом-на-Оде- ре. В середине февраля он успешно сражался в районе Губена, а затем был отведен в зону действий 5-го горного корпуса, где 561-й истребительно-противотанковый батальон СС разместился в бараках на восточной окраине Мюльрозе.
«Спустя более месяца после первых боев, — пишет Лобмайер, — мы наконец-то получили время и возможность, чтобы привести в порядок оружие и материальную часть. Обменявшись опытом, в том числе и о тактике врага на немецкой территории, мы решили реорганизовать и соответственно перевооружить дивизион. Одновременно проводили разведку местности и дорог, налаживали связь со всеми находившимися рядом подразделениями. В разговорах с начальниками оперативных отделов дивизий обсуждали возможные способы взаимодействия в случае вражеского наступления. 20 марта 1945 г., согласно приказу Главного оперативного управления СС, наш дивизион получил мобильные резервы для обороны столицы рейха. Вскоре после этого нас перевели в лагерь в лесах южнее Мюльрозе. Казармой нам служили постоянные земляные бункера. В конце марта дивизион получил приказ о готовности к выступлению. По всем признакам, готовился штурм. Очевидно, до начала великой решающей битвы оставалось совсем немного времени».
Тем временем при аналогичных обстоятельствах на Одерском фронте было сформировано еще одно подобное подразделение, фактически — близнец дивизиона Лобмайера, 560-й истребительно-противотанковый батальон СС (особого назначения), который сражался в районе западнее Кюстрина.


Падение Берлина
179
Не * *
33-я гренадерская дивизия войск СС «Шарлемань» (1-я французская) была разгромлена в Восточной Померании несколькими днями ранее, и лишь ее остатки смогли пробиться к Теттау через Кольберг и Дивенов, чтобы присоединиться там к корпусной группе бригадефюрера д-ра Крукен- берга на западном берегу Одера.
17 марта 1945 г. остатки дивизии «Шарлемань» через Анклам вышли в район восточнее Нёйштрелитца, где дивизию предполагалось сформировать заново. Командный пункт дивизии в эти дни находился в Карпине.
Для пополнения дивизии в марте сюда предполагалось перебросить все имеющиеся резервы с учебного полигона «Вильдфлекен», однако из-за прорыва американцев в Центральной Германии они так и не дошли до места назначения. Из-за нехватки людских резервов переформировать дивизию «Шарлемань» не удалось. Остатки различных подразделений дивизии были объединены в один сводный полк — гренадерский полк войск СС «Шарлемань», штаб которого расположился в Граммертине. Некоторые подразделения не смогли присоединиться к дивизии, как, например, дивизионное военное училище в Георгенхофе, тяжеловооруженный батальон в Гольденбауме, 57-й батальон (остатки 57-го полка) в Фюрстензее, 58-й батальон в Волькуле, строительный батальон в Древине и автоколонна и ремонтный обоз в Цинове. Многим из этих французов было суждено принять свой последний бой в сражении за Берлин.


БОЛЬШАЯ ПОЛИТИКА
На Ялтинской конференции в феврале 1945 года союзники разработали основные принципы, как вести переговоры с Германией о безоговорочной капитуляции. В общих чертах содержание этого плана было таково:
— упразднение германского Генерального штаба и демилитаризация страны;
— уничтожение германской военной промышленности и вывоз промышленного оборудования в качестве контрибуции;
— запрет всех организаций и отделений национал-социалистской партии;
— наказание военных преступников;
— отделение Австрии и других областей от Германии;
— расчленение Германии на оккупационные зоны, которые будут управляться соответствующими оккупационными властями;
— раздел Берлина на три (позднее четыре) оккупационных сектора, которые будут управляться союзным контрольным советом как высшим органом оккупационной власти в Германии.
Сталин, Рузвельт и Черчилль в Ялте договорились между собой по всем основным вопросам, касавшимся Германии, однако у каждого были и свои скрытые соображения насчет будущего Европы. Становилось все более заметным, что Советский Союз собирается распространить как можно дальше сферу своего влияния в Западной Европе. Черчилль хотел любыми путями помешать этому, однако очень скоро он был вынужден расстаться с некоторыми своими планами, в частности относительно Польши и Чехословакии. Также можно было заметить, что Советский Союз не намерен выпускать из рук захваченные им области на Балканах. Перед лицом усиления этой грозной мощи Черчилль, не встретив особой поддержки у Рузвельта и сознавая свое бессилие, был вынужден признать: «Мы закололи не ту свинью!»
В начале марта 1945 года англо-американцы вышли к Рейну по всему фронту. 7 марта 1-я американская армия захватила плацдарм у Ремагена на восточном берегу Рейна. На Востоке тем временем фронт на Одере и Нейсе еще держался. Англо-американские эскадрильи бомбардировщиков превращали немецкие города в руины и пепел; налетам авиации по-прежнему подвергались дороги и мосты. Снабжение войск становилось все более невозможным.
В первой половине марта последние немецкие резервы были брошены в последнее наступление у озера Балатон в Венгрии. Это наступление, закончившееся крахом, не привело ни к перегруппировке русских, ни к об¬


Падение Берлина
181
легчению положения на Одерском участке фронта. Наоборот, Советы захватили почти всю Венгрию и восточные районы Австрии, включая Вену.
Немецкое командование Италии начало переговоры о сепаратном перемирии с посланцами западных союзников в Швейцарии.
Во второй половине марта американские армии со своих плацдармов на Рейне нанесли удар в самое сердце Германии. 1 апреля основные силы группы армий генерал-фельдмаршала Моделя были окружены в Рурской области («Рурский котел»). Сам Модель застрелился в лесу под Кетвигом.
В то время как американские и французские войска вторглись в Южную Германию, еще три американских, одна британская и одна канадская армии продолжали наступление в Центральной и Северной Германии.
Между военно-политическим руководством США и Великобритании возникли серьезные противоречия по поводу дальнейших целей союзной коалиции. Британцы Черчилль и Монтгомери настаивали на том, чтобы первыми войти в Берлин; Эйзенхауэр колебался, а Рузвельт, оглядываясь на русских, возражал против этого.
Уже во время Арнемской операции (под кодовым названием «Market Garden»1) честолюбивый английский фельдмаршал Монтгомери рассматривал Берлин как свою конечную цель. Теперь, когда англо-американские войска вышли к Эльбе, эти планы были снова подхвачены Черчиллем, который, так же как и Монтгомери, надеялся, что англо-американцы захватят Берлин первыми, чтобы ограничить русскую сферу влияния восточным берегом Одера.
В этом стремительном наступлении англо-американцев к Эльбе русские увидели серьезную опасность для своих планов взятия Берлина. Сталин, до которого доходили отдельные слухи, становился все более недоверчивым по отношению к западным союзникам. Это недоверие достигло своего пика, когда 28 марта Сталин получил телеграмму от Эйзенхауэра, в которой тот сообщал Ставке о своих планах, приводя такие детали, о которых раньше никогда не говорилось. Сталин принял это за дезинформацию с целью выиграть время и 29 марта направил Эйзенхауэру следующую телеграмму:
«Я получил Вашу телеграмму от 28 марта. Ваш план расколоть силы немцев путем соединения советских войск с войсками западных союзников полностью соответствует моим собственным представлениям...
Соединение обоих фронтов должно осуществиться в районе Эрфурт — Лейпциг — Дрезден, вторая встреча может произойти в районе Вена — Линц — Регенсбург. Советские войска направят свой главный удар в этих направлениях. Берлин потерял свое прежнее стратегическое значение. Поэтому советское командование использует в наступлении на Берлин только части второго эшелона. Дата основного советского наступления, по-видимому, придется на вторую половину мая»2.
С помощью этой ответной телеграммы Сталин рассчитывал обмануть Эйзенхауэра, чтобы выиграть время и отвлечь от своих истинных планов в отношении Берлина.
30 марта Сталин вызвал к себе в Москву командующих 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами, чтобы обсудить детали предстоящего
1 Market Garden (англ.) — букв.: «огород». — Прим. ред.
2Gosztony, Peter. Der Kampf um Berlin 1945, Dusseldorf 1970, S. 122.


182
Вильгельм Тике
наступления на Берлин. Ни о «середине мая», ни о войсках «второго эшелона» не было и речи.
Тем временем Эйзенхауэр действительно хотел перенести направление своего главного удара на юг и наступать на Лейпциг и Дрезден, так как, согласно Ялтинским соглашениям, Берлин и Бранденбург должны были достаться русским. 31 марта между Эйзенхауэром и Монтгомери произошел телефонный разговор следующего содержания.
«Вы, очевидно, заметили, — говорил Эйзенхауэр, — что я практически не упоминаю Берлин. Это место для меня — всего лишь географическое понятие, и оно меня ни в коей мере не интересует. Моя цель состоит в том, чтобы уничтожить войска противника и сломить его сопротивление».
В своих мемуарах Монтгомери добавляет: «Да ради бога, продолжать это дело было все равно бесполезно. Между нами и так уже было столько противоречий по ключевым вопросам, и к тому же для этого было уже слишком поздно».
В связи с этим 1 апреля 1945 г. Черчилль пишет американскому президенту Рузвельту:
«...Русские армии на юге, судя по всему, наверняка войдут в Вену и захватят всю Австрию. Если мы преднамеренно оставим им и Берлин, хотя он и будет в пределах нашей досягаемости, то эти два события могут усилить их убежденность, которая уже очевидна, в том, что все сделали они. Поэтому мое мнение таково, что с политической точки зрения мы должны вклиниться в Восточную Германию настолько глубоко, насколько это возможно, и, разумеется, захватить Берлин, если он окажется в зоне досягаемости»1.
Черчилль и Монтгомери были озабочены тем, чтобы убедить американцев в необходимости повернуть на Берлин. 7 апреля 1945 года генерал Эйзенхауэр заявил в Объединенном штабе союзных сил: «Если после взятия Лейпцига окажется, что можно без больших потерь продвинуться на Берлин, я хочу это сделать. Я первый согласен с тем, что война ведется в интересах достижения политических целей, и если объединенный штаб решит, что усилия союзников по захвату Берлина перевешивают на этом театре чисто военные соображения, я с радостью исправлю свои планы и свое мышление так, чтобы осуществить такую операцию»2.
На такое развитие событий надеялись многие немецкие солдаты. Это придавало еще один смысл обороне Одерского фронта. У многих это желание порождало даже мысль о том, чтобы вместе с британцами и американцами выступить в поход против русских. Но даже если англо-американцы и русские расходились в своих политических целях, они были едины в том, чтобы принудить германские вооруженные силы к безоговорочной капитуляции и не допускать никакого взаимодействия с ними.
Командующий американской 12-й группой армий генерал Брэдли и его штаб, нацелив свои силы в направлении главного удара, не выказывали никакого интереса к Берлину. Офицер по связям с общественностью из
1 Черчилль У. Вторая мировая война. Книга 3. Тома 5—6. — М.: Военное издательство, 1991. С. 579. (Цитата не совсем буквально совпадает с русским изданием, но вполне точно передает общий смысл. Автор приводит эту цитату по немецкому переводному изданию: Churchill, Winston. Der Zweite Weltkrieg. Bern 1954, Bd.6, S. 144. — Прим. ред.)
2 Жуков Т.К. Воспоминания и размышления. М., 1971. С. 594.


Падение Берлина
183
штаба группы армий вспоминает по этому поводу: «На нашей армейской карте зоны были уже распределены. За два месяца до окончания войны мы получили специальную карту». «Если бы оккупационные зоны еще не были определены, — добавляет сам генерал Брэдли, — я бы согласился с наступлением (на Берлин) по политическим соображениям. Но в данном случае я не видел смысла в том, чтобы жертвовать людьми в боях за какой-то город, который мы все равно должны передать русским»1.
Эйзенхауэр в своих мемуарах объясняет окончательный отказ от наступления на Берлин трудностями с организацией снабжения и с переправой через Эльбу. Вместо этого он выступал за то, чтобы прорваться к Эльбе по обе стороны Лейпцига и тем самым расколоть Германию надвое, а затем по отдельности захватить Северную Германию и Баварию. Он хотел любой ценой помешать немцам создать «Альпийскую крепость», так как это могло привести к затяжной позиционной войне.
Черчилль еще раз попытался переубедить генерала Эйзенхауэра:
«Если придерживаться плана перехода через Рейн, то я предпочел бы, чтобы именно американская 9-я армия вместе с 21-й группой армий (Монтгомери) вышла к Эльбе и дальше к Берлину. Это не противоречило бы Вашему крупномасштабному наступлению на центральном участке, который Вы сейчас начали с полным правом сразу же после блестящих действий Ваших армий на юге Рурской области»2.
Трезво взглянув на вещи, можно констатировать, что война за Германию была окончательно проиграна. Но Гитлер все еще мечтал о последней победоносной битве у ворот Берлина. Смерть американского президента Рузвельта 12 апреля 1945 г. дала ему лишний повод надеяться на раскол коалиции между западными союзниками и русскими.
Советский маршал Жуков пишет: «Из многочисленных послевоенных бесед с американскими и английскими генералами... выяснилось, что вопрос о захвате Берлина союзными войсками был окончательно снят лишь тогда, когда на Одере и Нейсе мощный удар артиллерии, минометов, авиации и дружная атака танков и пехоты советских войск потрясли до основания оборону немецких войск»3.
29 марта 1945 г. маршал Жуков прибыл в Москву, чтобы обсудить со Сталиным окончательный план Берлинской операции. Сталин тогда сказал Жукову:
«Немецкий фронт на Западе окончательно рухнул, и, видимо, гитлеровцы не хотят принимать мер, чтобы остановить продвижение союзных войск. Между тем на всех важнейших направлениях против нас они усиливают свои группировки. Вот карта, смотрите последние данные о немецких войсках.
Раскурив трубку, верховный продолжал:
— Думаю, что драка предстоит серьезная...»4
Как же прав оказался Сталин! Пока еще немецкий государственный и военный аппарат, хотя и с трудом, но функционировал. Пока еще большинство немецких солдат считали себя обязанными хранить верность присяге. Пока еще они надеялись на чудо. Повсюду витали лозунги о новых
1 Gosztony, а.а.О. S. 577.
2Gosztony, а.а.О. S. 577.
3 Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. С. 595.
4 Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. С. 597.


184
Вильгельм Тике
инициативах, новом секретном оружии, и это поддерживало последнюю искру надежды, несмотря на всю безнадежность положения. Немецким солдатам предстояло еще раз собрать все силы, чтобы сдержать русских на Одере и не пустить их дальше на Запад.
В немецкой группе армий «Висла», занимавшей оборону вдоль нижнего течения Одера, 21 марта 1945 г. произошла очередная смена командующих. На место неспособного Гиммлера был назначен генерал-полковник Гот- тхард Хайнрици, являвшийся действительно незаурядным военачальником.
В письме военному историку Госцони, говоря о положении группы армий «Висла», генерал-полковник Хайнрици сообщает, что 22 марта 1945 г. он прибыл в ставку ОКХ в Майбахе под Цоссеном, где встретился с Гуде- рианом и выслушал его указания. Гудериан пожаловался на непонимание фюрера по многим военным вопросам и привел несколько примеров, например: «Как там еще Курляндия?» Наиболее спорным вопросом в то время было запланированное наступление с франкфуртского плацдарма силами пяти дивизий, которое Гудериан считал бессмысленным. Гудериан хотел взять с собой на очередное совещание в ставке фюрера и Хайнрици, однако тот отказался под тем предлогом, что он, дескать, еще слишком мало знает о положении группы армий.
Оттуда Хайнрици немедленно выехал в штаб группы армий «Висла».
«Я приехал в штаб-квартиру группы армий, которая находилась под Пренцлау, в 100 километрах к северо-востоку от Берлина, — пишет он. — Уже почти смеркалось, когда я явился на командный пункт Гиммлера, размещавшийся в своеобразном деревянном бунгало. Гиммлер вежливо поприветствовал меня... Следующие три четверти часа Гиммлер сбивчиво рассказывал о положении вещей, но тут зазвонил телефон. Несколько секунд он молча слушал, а затем передал трубку мне. На том конце аппарата был генерал Буссе.
— Русские прорвались и перерезали сообщение с Кюстрином, — доложил он.
Я вопросительно посмотрел на рейхсфюрера СС, но он только пожал плечами и сказал:
— Вы же новый командующий группой армий. Отдавайте соответствующие приказы!
Но я ведь еще ничего не знал о положении армий.
— Что вы предлагаете? — спросил я генерала Буссе.
— Нужно контратаковать и восстановить фронт под КюстринОм!
— Хорошо, как только я смогу, я приеду к вам, готовьте наступление!
После того как я положил трубку, Гиммлер произнес:
— Мне нужно сказать вам еще нечто личное.
Он предложил мне присесть на софу, сел рядом и, заговорщически понизив голос, рассказал о своих попытках установить контакт с Западом. «Через одну нейтральную страну», — нервно пояснил он и поклялся, что тут нет никакой измены»1.
Далее генерал-полковник Хайнрици пишет о своих первых впечатлениях во время посещения подчиненных ему частей:
«Я нашел здесь корпуса, которые не были корпусами, и дивизии, которые не были дивизиями. За немногими исключениями, это были наспех
1 Gosztony, а.а.О. S. 96.


Падение Берлина
185
сколоченные отряды, часть которых в феврале во время неразберихи сумела бежать за Одер вместе с потоком гражданских беженцев, а часть была только недавно сформирована в большой спешке. Здесь было только несколько фронтовых дивизий, имевших боевой опыт... Рядом с ротами фо- льксштурма стояли подразделения таможенной стражи, сводные батальоны, латышские эсэсовцы и власовские части.
Во многих частях ощущалась острая нехватка командного состава. Командирами среднего и низшего звена являлись офицеры и унтер-офицеры, многие из которых до сих пор переживали войну только в тылу за письменным столом. Кроме того, было много солдат Люфтваффе и Кригсмари- не, которые совсем не имели опыта ведения наземных боевых действий.
Если части, находившиеся в подчинении группы армий, представляли собой такую пеструю картину, то с вооружением и боеприпасами дело обстояло примерно так же... Повсюду ощущалась нехватка тяжелого пехотного вооружения, а в отрядах фольксштурма не хватало даже винтовок. Положение с боеприпасами, и особенно с горючим, было плохо...»
В связи с этим Хайнрици тут же направил жалобу, что тыловые части, Люфтваффе, Кригсмарине и войска СС, как, впрочем и некоторые гау (провинции), которым подчинялись отряды фольксштурма, экономят людей и припасы для своих собственных целей, тем самым ослабляя боеспособность группы армий1.
Таково было общее положение группы армий «Висла»; что же касается деталей, то о них пойдет речь ниже.
1 Gosztony, а.а.О. S. 98—99.


СОСТАВ ГРУППЫ АРМИЙ «ВИСЛА»
Штаб-квартира группы армий «Висла» располагалась в барачном лагере под Биркенхайном, в Укермарке, южнее Преццлау. Командующему группой армий генерал-полковнику Хайнрици помогали начальник штаба генерал-лейтенант.Кинцель, начальник оперативного отдела полковник Генштаба Айсман и другие штабные офицеры отдельных родов войск и тыловых служб.
В подчинении группы армий «Висла» находились 3-я танковая и 9-я армии, а также оборонительный район Свинемюнде, который подчинялся в разное время то 3-й танковой армии, то непосредственно группе армий.
Группа армий «Висла» занимала Одерский участок фронта от места впадения реки в Балтийское море до слияния рек Одер и Нейсе.
3-й танковой армией, входившей в состав группы армий, командовал генерал танковых войск Хассо фон Мантейфель. Начальником штаба был полковник Генштаба Мюллер-Гиллебрандт, начальником оперативного отдела — подполковник Генштаба Лудендорф. Командный пункт находился в Ролльвице, южнее Пазевалька. Зона действий армии простиралась от восточного берега острова Воллин вдоль Щецинской бухты и Одера до Го- генцоллернканала у Гогензаатена.
К началу апреля 1945 года части 3-й танковой армии располагались следующим образом (с севера на юг).
Оборонительный район Свинемюнде (генерал-лейтенант Анзат) с командным пунктом в г. Мисдрой; его штаб был вынужден сотрудничать с ВМФ и военно-морским комендантом Свинемюнде (этот пост занимал капи- тан-цур-зее Риве, командный пункт которого располагался в Альбеке). В подчинении района находились:
— 3-я дивизия морской пехоты (полковник фон Вицлебен) на восточном берегу о. Воллин, командный пункт в Мисдрое;
— 402-я дивизия особого назначения (генерал Витткопф) с командным пунктом в Меллентине; она являлась учебной дивизией для подготовки частей резерва военного округа Померания;
— Военно-морская комендатура Свинемюнде (капитан-цур-зее Риве) с командным пунктом в Альбеке.
32-й армейский корпус (генерал-лейтенант Шак) с командным пунктом в Польхаке; в составе следующих подразделений:
— группа Ледебура, отвечавшая за оборону Щецинской бухты от Нёйварпа до Цигенорта, с командным пунктом в Митцельбурге;


Падение Берлина
187
— 549-я фольксгренадерская дивизия (генерал-майор Янк) с командным пунктом в Фалькенвальде, оборонявшая участок от Цигенорта до северных предместий Штеттина;
— 281-я пехотная дивизия (генерал-лейтенант Ортнер, с 21 апреля — полковник Шмид) с командным пунктом в Западном Штеттине, занимавшая позиции к югу и к северу от города;
— крепость Штеттин (генерал-майор Брюль).
Одерский корпус (группенфюрер СС фон дем Бах-Зелевский, позднее — генерал Хёрнляйн) с командным пунктом в Шмёлльне, в составе следующих подразделений:
— 610-я дивизия особого назначения (полковник Зоммер, позднее — полковник Фулльриде) с командным пунктом в Помеллене; несла оборону участка вдоль автотрассы к югу от Штеттина;
— группа Велльмана (полковник Велльман из штаба танковой дивизии «Гольштейн») с командным пунктом в Шёнфельде; обороняла участок от Паргова на севере до Гартца на юге.
46-й танковый корпус (генерал Гарайс) с командным пунктом в Гёрлсдорфе, в составе следующих подразделений:
— 547-я фольксгренадерская дивизия (генерал-майор Фронхёфер) с командным пунктом в Хайнерсдорфе обороняла участок вокруг г. Шведт;
— 1-я дивизия морской пехоты (генерал-майор Блеквенн) с командным пунктом в Бёлькендорфе, несла оборону участка от Гривена до Гогензаа- тена;
— 406-й фольксартиллерийский корпус (полковник Бартельс) действовал в районе Шведта на участке 547-й фольксгренадерской дивизии.
Кроме того, в тыловой зоне 3-й танковой армии находилось еще несколько дивизий на отдыхе и доукомплектовании и в качестве резерва, в том числе:
— берлинско-бранденбургская 163-я пехотная дивизия, разгромленная в Восточной Померании вместе с корпусной группой фон Тегтау во время прорыва у Дивенова; в начале апреля она была направлена в распоряжение 9-й армии;
— дивизии СС «Лангемарки «Валлония»2, также разгромленные в Восточной Померании, а теперь размещавшиеся в районах Россова, Лёкница и Брюсова;
— учебное танковое подразделение «Остзее» (полковник Шмидт, позднее — полковник Герхард), размещавшееся в районе Пенкуна вдоль шоссе, позади позиций группы,Велльмана;
1 27-я добровольческая пехотная (позднее — панцергренадерская) дивизия войск СС «Лангемарк» (фламандская Nq 1) была сформирована из жителей Фландрии (одна из провинций Бельгии), говорящих на нидерландском языке, на базе добровольческой штурмовой бригады СС «Лангемарк» (созданной в июле 1943 г.) в составе 67-го и 68-го полков СС; с января 1945 года действовала на Западном фронте, а с марта 1945 года переброшена на Восточный фронт. — Прим. ред.
2 28-я добровольческая пехотная (позднее — панцергренадерская) дивизия войск СС «Валлония» была сформирована в ноябре 1944 года из франкоязычных жителей Бельгии (валлонов) на базе 55-й штурмовой бригады «Валлония» (известной также как «Валлонский легион СС»). Состояла из 69-го и 70-го полков СС. Командиром дивизии являлся штандартенфюрер СС Леон Дегрелль. — Прим. ред.


188
Вильгельм Тике
— 3-й (германский) танковый корпус СС (генерал-лейтенант Унрайн, позднее — генерал войск СС Штайнер) с командным пунктом в Штайнхёфеле в составе двух дивизий — дивизии СС «Недерланд»' (под командованием Вагнера) в районе Пассова, между Шведтом и Пренцлау, и дивизии СС «Нордланд»2 (под командованием Циглера) в районе Агнгер- мюнде;
— 18-я панцергренадерская дивизия (полковник Раух) в районе Йоахим- сталя;
— части 2-го зенитно-артиллерийского корпуса (генерал Одебрехт) в составе 27-й зенитно-артиллерийской дивизии и зенитно-артиллерийской группы Герхарда в районе автотрассы южнее Штеттина.
9-й армией командовал генерал пехоты Теодор фон Буссе. Начальником штаба являлся генерал-майор Хёльц, начальником оперативного отдела — полковник Генштаба Хёфер. Штаб-квартира много раз переносилась с одного места на другое и в начале апреля 1945 г. находилась в Бад-Сааро- ве на озере Шармютцельзее.
Участок фронта 9-й армии тянулся от Гогензаатена (находившегося уже в зоне действий 3-й танковой армии) до Велльмица, расположенного у слияния рек Одер и Нейсе. К югу от этого места начиналась зона действий группы армий «Центр» (под командованием Шёрнера) и ее 4-й танковой армии (под командованием Грезера).
В начале апреля 1945 г. в подчинении 9-й армии находились следующие части:
101-й армейский корпус (генерал Берлин) с командным пунктом в Хар- некопе в составе:
— 5-й егерской дивизии (генерал Зикст) с командным пунктом в Бад-Фрайенвальде, оборонявшей участок фронта от Гогензаатена до Лит- цегёрике;
— 606-й дивизии особого назначения (генерал-майор Росскопф) с командным пунктом в Альтгауле, участок от Литцегёрике до Ортвига;
— 309-й дивизии «Великий Берлин» (генерал-майор Фойгтсбергер) с командным пунктом в Харденберге (позднее — в Кваппендорфе), участок от Ортвига до северо-западных окрестностей Цехина.
1 23-я добровольческая моторизованная (панцергренадерская) дивизия СС «Недерланд» была сформирована в июне 1943 года на базе «Добровольческого легиона СС «Нидерланды» (созданного в июле 1941 года); в январе 1942 г. действовала на Восточном фронте в районе озера Ильмень, где понесла тяжелые потери (до 20% личного состава). С ноября 1943 года действовала на Южном участке Восточного фронта, с января 1944 года — на Восточном фронте. — Прим. ред.
2 11-я добровольческая моторизованная (панцергренадерская) дивизия СС «Нордланд» была сформирована в июле 1943 года в составе 23-го панцергренадерского полка «Норге», 24-го панцергренадерского полка «Данмарк», 11-го танкового полка «Герман фон Зальца» и 11-го танкового артиллерийского полка. С сентября 1943 года действовала на Южном участке Восточного фронта, с ноября 1943 года — на Восточном фронте. Эта дивизия представляла собой эксперимент гитлеровцев по созданию воинского соединения, укомплектованного солдатами и командирами из иностранных добровольцев «германской национальности». К концу войны в дивизии служили или числились на нестроевых должностях датчане, голландцы, норвежцы, эстонцы, финны, шведы, французы, швейцарцы и даже англичане. — Прим. ред.


Падение Берлина
189
11-й танковый корпус СС (генерал войск СС Кляйнхайстеркамп) с командным пунктом в Хайнерсдорфе в составе:
— 9-й парашютно-десантной дивизии (генерал Бройер, позднее — полковник Херрман) с командным пунктом в Платкове, действовавшей по обеим сторонам от Цехина);
— 10-й панцергренадерской дивизии (генерал-майор Шольце) с командным пунктом в Лангзове, действовавшей по обеим сторонам Лангзова;
— 303-й дивизии «Дёберитц» (генерал Хюбнер, позднее — полковник Шёйнеман) с командным пунктом на вокзале Фредерсдорф, действовавшей по обе стороны Заксендорфа;
— 169-й пехотной дивизии (генерал-лейтенант Радций) с командным пунктом в Литцене, действовавшей к северу от Лебуса;
— 712-й пехотной дивизии (генерал-майор фон Зигрот) с командным пунктом в Альтцешдорфе, действовавшей в районе Лебуса.
Крепость Франкфурт-на-Одере (генерал-майор Билер).
5-й горно-стрелковый корпус СС (генерал войск СС Йекельн) с командным пунктом в Мюльрозе в составе:
— 286-й пехотной дивизии (генерал Регенер, позднее — генерал-майор фон Роде) с командным пунктом в Кайзермюле, действовавшей на участке Лоссов—Брисков;
— 32-й дивизии СС «30 января» (штандартенфюрер СС Кемпин) с командным пунктом в Рисене, занимавшей участок от Визенау до северных окрестностей Фюрстенберга;
— 391-й (охранной) дивизии (генерал-лейтенант Зикениус) с командным пунктом в Бремсдорфе, действовавшей на участке от Фюрстенберга до Велльница.
Артиллерия 9-й армии (General der Artillerie z.b.V. 4) — генерал-лейтенант Виссмат, позднее — генерал-лейтенант Крузе; начальник штаба артиллерии армии (Harko 307) — полковник Шреплер:
— 408-й фольксартиллерийский корпус (Адамс) — севернее Зеелова;
— 404-й фольксартиллерийский корпус (Фогт) — южнее Зеелова;
— 2-й зенитно-артиллерийский корпус, координировавший свои действия с 23-й зенитно-артиллерийской дивизией.
Кроме того, в тыловой зоне 9-й армии находились следующие части (на освежении и доукомплектовании и в качестве резерва):
— 25-я панцергренадерская дивизия (генерал-майор Бурмейстер) в районе севернее Букова;
— танковая дивизия «Мюнхеберг» (генерал-майор Муммерт) — в районе Мюнхеберга;
— панцергренадерская дивизия «Курмарк» (генерал-майор Лангкайт), включая 502-й тяжелый танковый батальон СС (под командованием Хар- трампфа), — в районе Петерсхаген — Зиверсдорф;
— 600-я дивизия (1-я русская дивизия армии Власова) (генерал Буня- ченко) — в районе Фридланда юго-восточнее Беескова.
Фронт группы армий «Висла» в зоне действий 3-й танковой армии примыкал к Щецинской бухте и к западному берегу Одера; Позиции 9-й армии находились в северной и в средней части Одера, позади 15-километровой Одерской низменности, и проходили вдоль гряды холмов по обе стороны


190
Вильгельм Тике
от Зеелова (там располагалась «позиция Харденберг»), а южнее Франкфур- та-на-Одере снова спускались к самому берегу Одера.
Примерно в 20 километрах позади передовых позиций группы армий «Висла» находились промежуточные позиции — «Вотан» на севере, в зоне действий 3-й танковой армии, и «Лесная» на юге, в зоне действий 9-й армии1.
Когда в конце марта 1945 года генерал-полковник Хайнрици наконец добился от Гитлера отмены всех наступательных планов на франкфуртском плацдарме и под Кюстрином, группа армий смогла сосредоточиться исключительно на вопросах обороны и вновь усиленно взялась за строительство новых позиций. Именно тогда был подписан приказ от 31 марта 1945 г. под грифом «Секретно. Только для командования», направленный командирам частей:
«...РАСПОРЯЖЕНИЯ ПО ПЕРЕГРУППИРОВКЕ ОБОРОНЫ
1. Враг готовит весеннее наступление в зоне действий группы армий, с началом которого основная тяжесть боев, по-видимому, примерно в начале апреля ляжет на район Франкфурт — Шведт. Подхода новых сил противника, скованных в настоящий момент в районе боев под Данцигом и Кёнигсбергом, следует ожидать приблизительно после 7 апреля. До начала весеннего наступления враг будет продолжать свои попытки расширить существующие плацдармы и создать новые на всем протяжении фронта группы армий.
2. Группе армий «Висла» ввиду отмены всех наступательных планов провести перегруппировку с целью перехода к обороне.
<...>
6. Еще раз особо указываю на необходимость подготовиться к занятию переднего края обороны.
7. Те немногие дни, которые еще остаются у нас на оборонительные мероприятия до начала вражеского наступления, следует использовать прежде всего для сооружения новых позиций. Все, что не будет построено в эти дни, будет бесполезно. Особой проверке следует подвергнуть расширение тыловых позиций между передним краем обороны и позицией «Вотан», заградительных зон и подготовке к подрыву мостов в тыловых районах. Нигде не должно быть ни одного солдата, не задействованного в боевых действиях, который бы не работал на строительстве укреплений.
<...>
(ПОДПИСЬ) ХАЙНРИЦИ»
Дислоцировавшийся южнее Штеттина Одерский корпус возник из крайней нужды и имел очень ограниченную боевую ценность. Его 610-я дивизия особого назначения, действовавшая на северном участке, состояла из частей 1-й полицейской егерской бригады, набранной преимущественно из венгров и румын, которые в большинстве своем даже не знали немецкого языка, и из некоторых небольших немецких частей. В донесении командования 3-й танковой армии в штаб группы армий от 14 марта по этому поводу говорилось: «Одерский корпус является исключительно слабым соединением; он практически небоеспособен. Не хватает опытных пе¬
1 Соответственно «Wotan-Stellung» и «Wald-Stellung». — Прим. ред.


Падение Берлина
191
хотинцев, штабов и командиров. Отсутствует какая бы то ни было артиллерия».
Подобная же картина наблюдалась и в 600-й дивизии, занимавшей южный участок фронта группы армий. 600-й (1-й русской власовокой) дивизией командовал русский генерал Буняченко1. Она была сформирована в начале 1945 года на учебном войсковом плацдарме «Курмарк» (северо-восточнее Франкфурта-на-Одере), а затем брошена в бой под Густебизе на Одере. В ночь с 12 на 13 марта 1945 года дивизия предприняла безуспешную атаку русского плацдарма Эрленхоф под Фюрстенбергом. После этого русский командир дивизии воспротивился любым новым попыткам бросить его людей в бой. Тогда дивизию перебросили на юг, в группу армий «Центр» под командованием Шёрнера, где ей было поручено строить тыловые позиции под Котбусом позади 275-й пехотной дивизии (из состава 5-го армейского корпуса). Когда же наконец началось русское решающее наступление, дивизия предпочла отступить еще дальше, чтобы соединиться с другими власовскими частями, находившимися в Чехословакии. В ответ на все распоряжения немецкого командования командир дивизии заявлял, что он получает приказы только от генерала Власова.
Другие части 9-й армии представляли собой аналогичное зрелище. Старые, зарекомендовавшие себя в боях дивизии были наспех оснащены и доукомплектованы, а новые соединения хотя и находились под командованием опытных командиров-фронтовиков, состояли в основном из частей фольксштурма и временных формирований, имевших незначительную боевую ценность.
Особую проблему для командования группы армий составляло тяжелое вооружение, и в первую очередь артиллерия. Боеприпасов было в обрез. В зоне действий 3-й танковой армии вся артиллерия состояла в основном из тяжелых противовоздушных орудий, которые были сняты с позиций ПВО в немецких городах и переброшены на Одер (часто их устанавливали на бетонном цоколе). Под Шведтом вся оборона держалась исключительно на тяжелых и сверхтяжелых минометах 406-го фольксартиллерийского корпуса.
На участке 9-й армии, где предположительно должны были развернуться наиболее ожесточенные бои, положение было немногим лучше. К северу от Зеелова занимал позиции 408-й фольксартиллерийский корпус, а к югу — 404-й фольксартиллерийский корпус. В Федеральном архиве ФРГ сохранилась официальная запись о количестве орудий в зоне действий 9-й армии, согласно которой 101-й армейский корпус имел в среднем 6,2 ору¬
1 Буняченко, Сергей Кузьмич (1902—1946), полковник, бывший командир 51-й бригады РККА, которая действовала на Закавказском фронте. Из-за несвоевременного взрыва моста на участке Моздок — Червленное был приговорен трибуналом к 10-летнему тюремному заключению, но 15 декабря 1942 года предпочел сдаться в плен румынским войскам. В июне 1943 года вступил в Русскую освободительную армию Власова (РОА), 10 ноября 1944 г. стал командиром 1-й дивизии «вооруженных сил Комитета освобождения народов России» (ВС КОНР), сформированной на основе бывшей 29-й гренадерской дивизии войск СС Каминского (русской № 1). В списках вермахта она значилась как «600-я инонациональная (русская) пехотная дивизия». Буняченко руководил дивизией на Одерском фронте и в Чехословакии. В мае 1945 года попал в плен к американским войскам, но был передан советским представителям и вместе с другими руководителями РОА предстал перед военным трибуналом. Казнен по приговору Военной Коллегии Верховного Суда СССР 1 августа 1946 года. — Прим. ред.


192
Вильгельм Тике
дия на один километр линии фронта, 11-й танковый корпус СС — 10 орудий, а 5-й горно-стрелковый корпус СС — 2,8 орудия. Зенитные батареи 2-го зенитно-артиллерийского корпуса, как уже упоминалось выше, использовались как собственно для противовоздушной обороньГ, так и для наземных боев.
Что касается танков, то по состоянию на 7 апреля 1945 года группа армий «Висла» насчитывала в общей сложности 828 машин, из которых только 719 были пригодны для участия в боевых действиях.
Своего рода «крышу» над группой армий «Висла» образовывала 4-я авиационная дивизия, имевшая в своем распоряжении около 300 самолетов. Но ее действия были крайне затруднены из-за постоянной нехватки горючего и направлены в основном против русских плацдармов на западном берегу Одера и скоплений войск.


БЕРЛИНСКИЙ ОБОРОНИТЕЛЬНЫЙ РАЙОН
После провала Арденнского наступления Гитлер перенес свою ставку из Цигенберга (Гессен) в Берлин и перебрался в рейхсканцелярию. Еще в 1944 году в саду рейхсканцелярии были сооружены обширные подземные укрытия из бетона, в числе которых был и бункер фюрера.
Верховное командование вермахта (ОКВ) и командования трех родов войск находились либо в Берлине, либо в его пригородах и в каком-то смысле жили самостоятельной жизнью, соперничая друг с другом или с партийными инстанциями, которым Гитлер предоставил значительную власть. Комиссаром по обороне Берлина Гитлер назначил имперского министра пропаганды Йозефа Геббельса.
Берлин — столица Германии и центр всей власти — уже к началу 1945 года сильно пострадал от бомбардировок авиации союзников. Несмотря на многочисленные воздушные тревоги, авианалеты и бессонные ночи, оборонные предприятия работали день и ночь. В какой-то степени пока удавалось снабжать и население.
Молодой берлинец Юрген Муз рассказывает об этих днях в письме автору:
«Берлин, Рождество 1944 года! Из-за постоянных дневных и ночных налетов бомбардировочных эскадрилий англосаксов большая часть города разгромлена. Однако каждый выполняет свой долг на своем месте, до которого и добраться-то стоит большого труда. Даже девушки и подростки, если их не эвакуировали вместе с учащейся молодежью, работают день и ночь. Многие 14—16-летние подростки служат хелферами1 у орудий ПВО. Другие помогают эвакуировать людей из горящих и разбомбленных зданий и обеспечивать их всем необходимым во временных убежищах».
Выход русских к Одеру создал непосредственную угрозу для Берлина. В одну ночь этот город привлек к себе внимание армейских штабов и партийных инстанций. Целью следующего крупного наступления — и они
1 С лета 1944 года в рейхе и на оккупированных территориях была объявлена мобилизация молодежи допризывного возраста (14—17 лет) для вспомогательной службы в вермахте (включая ВВС и ВМС) и в войсках СС в качестве «хелферов» (нем.: Heifer, что означает буквально «помощник»). Первоначально юноши и девушки зачислялись в качестве «хелферов ВВС» или «хелферов ПВО» (нем.: Luft- waffe-Helfer, Flak-Helfer), но позднее появились также «хелферы ВМФ» (Mari- ne-Helfer) и «хелферы СС» (SS-Helfer). «Хелферы» не являлись единой организацией, но находились под общим контролем «Гитлерюгенда», Люфтваффе и СС. В ноябре 1944 г. все хелферы ПВО и ВВС были переданы под контроль СС, а с 4 декабря 1944 г. всех «хелферов ВВС и ПВО» стали называть «Юными СС» или «Воспитанниками СС» (нем.: SS-Zoglinge), чтобы окончательно закрепить их статус как организации под патронажем СС. — Прим. ред.
0-1084


194
Вильгельм Тике
знали это — должен был стать Берлин, так как тот, кто владеет столицей, владеет и всей страной. К этому же стремился и Гитлер, когда в 1941 году его войска наступали на Москву. Берлин, не имевший никаких оборонительных сооружений, в спешке начал готовиться к обороне.
Д-р Геббельс, назначенный комиссаром по обороне Берлина, отвечал за мобилизацию всех людских ресурсов для строительства укреплений и за проведение призыва в фольксштурм совместно с военными властями города. В его же ведении находился и контроль за снабжением Берлина всеми необходимыми припасами.
1 февраля 1945 года Берлин вместе с пригородами был провозглашен отдельным оборонительным районом. Первым командующим Берлинского оборонительного района был назначен генерал пехоты Йоахим фон Корцфляйш, которого, впрочем, уже через день сменил на этом посту генерал-лейтенант Риттер фон Хауеншильд. Его штаб-квартира разместилась на Гогенцоллерндамм, в одном из помещений III военного округа (Берлин — Бранденбург), так как одновременно он являлся и заместителем командующего военным округом, преобразованным в те же дни в 3-й армейский корпус. Приказом ОКВ командующему Берлинским оборонительным районом вменялось в обязанность сооружение стрелковых окопов, полевых позиций, противотанковых рвов и заграждений. Газета «Фёлькишер Беобахтер»1, которая взялась за моральную подготовку населения к предстоящим событиям, писала: «...Красная Армия сломает себе зубы о Берлин...»
Но тем временем генерал-лейтенант фон Хауеншильд слег с тяжелым приступом сердечной астмы и был доставлен в лазарет, расположенный в бомбоубежище при зоопарке.
Поэтому 6 марта 1945 г. новым командующим Берлинским оборонительным районом был назначен генерал-лейтенант Рейман. Он был опытным офицером-фронтовиком, в свое время умело руководившим действиями восточно-прусской 11-й пехотной дивизии в Эстонии.
Рейман вместе со своим водителем, унтер-офицером Шотте, приехал в Берлин 7 марта из Дрездена, где занимал должность заместителя Дрезденского военного округа. По пути он осмотрел укрепления вокруг города, но не обнаружил ничего, кроме нескольких неоконченных заграждений на дорогах. Оказалось, что «крепость Берлин» — как, впрочем, и многие другие города, объявленные «крепостями», — существовала только на бумаге. Вот что пишет сам Рейман в своих мемуарах, озаглавленных «Я должен был защищать Берлин»:
«Я поехал прямиком в рейхсканцелярию. Ее фасад, выходящий на Фос- сштрассе, все еще хорошо сохранился. На внешней лестнице стояли два поста войск СС. Впервые в своей жизни я входил в здание, где находилась резиденция Гитлера. Один унтер-офицер провел меня к генералу Бургдор- фу, начальнику кадрового управления вермахта, кабинет которого размещался в одном из подвальных помещений рейхсканцелярии.
Генерал Бургдорф объявил мне о моем назначении и сказал, что одновременно я буду исполнять обязанности и военного коменданта Берлина, и
1 Газета «Volkischer Beobachter» (букв.: «Народный наблюдатель») являлась официальным печатным органом национал-социалистской партии. — Прим. ред.


Падение Берлина
195
заместителя командующего 3-м армейским корпусом. Я возразил против такого совмещения обязанностей, заявив, что в качестве военного коменданта я буду обязан сохранить все лучшие и наиболее боеспособные части для обороны Берлина, а в качестве заместителя командующего резервным корпусом (бывшим военным округом) мне придется отправить самые подготовленные подразделения на фронт.
Не вникая в мои доводы, Бургдорф направился к адъютантам, чтобы узнать, когда я могу явиться с докладом к фюреру. В ожидании я присел на письменный стол, заваленный множеством бумаг. При этом мне бросился в глаза лежавший поверх них приказ за подписью Гитлера о формировании 10 дивизий «Гитлерюгенда» из призывников 1928 и 1929 годов рождения. Я был в ужасе, поскольку считал, что эти юноши — наполовину дети — еще не были готовы к тяготам войны ни физически, ни морально.
Тем временем вернулся Бургдорф и приказал мне следовать за ним. Но прежде мне пришлось отстегнуть и оставить в кабинете поясной ремень с пистолетом, так как после покушения 20 июля 1944 года никто не имел права являться на доклад к Гитлеру с оружием.
По длинным коридорам и подземным переходам мы миновали несколько помещений рейхсканцелярии, затем поднялись наверх и пересекли двор. Минут через 15 мы оказались в вестибюле бункера фюрера.
Открылась железная дверь. Передо мной стоял Адольф Гитлер. Но это был уже не тот человек, которого я видел в последний раз в 1939 году, когда он приезжал инспектировать «Западный вал». Ссутулившись и глядя на меня снизу вверх, он принял мой рапорт, а затем сказал, чтобы я подошел ближе.
Помещение, где мы находились, было небольшим, примерно пять на пять метров. Вся меблировка состояла из письменного стола, мягкой скамьи, нескольких стульев и большого стола, заваленного генштабовскими картами. Кроме Гитлера в комнате находились еще два молодых офицера СС. Его физическая немощь была особенно заметна, когда он с трудом усаживался на свой стул. После этого он правой рукой схватился за запястье трясущейся левой руки и так держал ее.
Гитлер говорил тихо, так, что приходилось внимательно вслушиваться в каждое слово. То, что он говорил, казалось мне совершенно ясным, даже не было впечатления, что я говорю с человеком, не владеющим своими духовными силами. Разговор продолжался десять минут, после чего Гитлер встал, протянул мне руку и заверил, что он мне полностью доверяет.
На обратном пути к рабочему кабинету Бургдорфа я миновал помещение, где собрались высшие чины вермахта и войск СС — Кейтель, Гудериан и другие; по-видимому, там должно было начаться совещание (такие совещания проходили у Гитлера два раза в день, причем обеденное обычно переносилось на вторую половину дня, а вечернее — на ночные часы). Я забрал свой ремень с кобурой из кабинета Бургдорфа и вместе с Шотте поехал в штаб корпуса на Гогенцоллерндамм. Этот район не так пострадал от бомбардировок, как центральная часть города.
Я явился к начальнику штаба, генерал-майору Фрибе, который должен был доложить мне обо всех мероприятиях по обороне Берлина, однако Фрибе заявил, что он занимается только делами заместителя корпуса, а все вопросы обороны Берлина находились в ведении генерал-лейтенанта фон Хауэншильда и начальника его оперативного отдела, майора Генштаба Шпротте. Я приказал вызвать Шпротте. Тот доложил мне, что для обороны


196
Вильгельм Тике
Берлина имеется в распоряжении около 125 ООО человек, в том числе 60 ООО резервистов фольксштурма и 30 ООО военнослужащих с батарей ПВО в самом Берлине и его окрестностях, а также солдаты караульного полка, частей резерва и отдельных специальных подразделений, включая штабной персонал, чинов полиции и «Гитлерюгенд». И это были силы, с которыми я должен был защищать Берлин»1.
Генерал-лейтенант Рейман приводит в своих воспоминаниях множество деталей, которые не могут быть отражены в деталях в рамках этой книги.
Части фольксштурма набирались из мужчин 50—60 лет. Большинство из них носили гражданскую одежду с белой нарукавной повязкой, некоторые носили униформу различных партийных организаций. Только две трети из них были вооружены. Оружие было в основном из трофейных запасов из арсеналов всех европейских стран. Снабжение боеприпасами было плохим. Многие ополченцы были измотаны ночными бомбардировками и бытовыми проблемами. Формированием и разбитием на отряды занимались функционеры партии (НСДАП), тактической подготовкой занималось военное руководство. Из-за того, что ротные и батальонные командиры фольксштурма набирались из партийных функционеров, часто доходило до курьезов, когда старые ветераны Первой мировой войны оказывались под началом командиров, которые вообще никогда не были солдатами.
В гарнизоне Берлина не было ни одного саперного подразделения, поэтому саперные работы проводили горные инженеры-взрывники.
Передача сообщений осуществлялась в основном через почтовую сеть. Только в военных штабах и бункерах противовоздушной обороны имелось несколько радиопередатчиков.
Резервисты полиции продолжали нести свою службу в районный участках и управлениях, занимаясь поддержанием спокойствия и порядка. В случае тревоги их должны были свести в полицейские батальоны и бросить в бой.
1-я зенитно-артиллерийская дивизия под командованием генерал-майора Зюдова в случае обороны города также должна была принять участие в наземных боях. Многие зенитные батареи ПВО к тому времени уже были выведены со своих позиций и отправлены на Одерский фронт. Это, конечно же, ослабило противовоздушную оборону столицы рейха. Чтобы обучить персонал зенитных батарей Люфтваффе стрельбе по наземным целям, на озере Мюггельзее проводились учебные стрельбы по стоявшим на якоре судам.
Единственным подразделением, имевшим высокую боеспособность, являлся танкоистребительный батальон (Panzer-Zerstorer-Abteilung) из трех моторизованных рот, вооруженных «панцершреками».
9 марта 1945 года генерал-лейтенант Хельмут Рейман издал «Основной приказ о подготовке к обороне столицы рейха». В нем предусматривались практически все возможные варианты развития событий, которые осуществились шесть недель спустя. В пункте 1 (Противник) говорилось:
«В случае вражеского наступления на столицу рейха можно ожидать следующих вариантов его развития:
1 Reymann, Hellmuth. Ich sollte Berlin verteidigen. Maschinenmanuskript, Bunde- sarchiv Freiburg.


Падение Берлина
197
а) Внезапный удар (налет) прорвавшихся вражеских частей (танковых клиньев) при поддержке пехоты на броне или без нее, или в сопровождении пехоты на других транспортных средствах.
б) Планомерное систематическое продвижение танков и стрелковых частей на широком фронте, предположительно при непосредственной поддержке крупных соединений ВВС («терроризирующие атаки»).
в) Двусторонний охватывающий маневр и окружение столицы рейха.
г) Одновременная атака вражеских воздушно-десантных сил (высадка парашютистов и грузовых планеров).
Наступления согласно вариантам а), б), в) и г) можно ожидать как днем, так и ночью».
Следующие пункты касались постановки задач, вопросов тактики и подчинения; они сводились к тому, чтобы оборонять Берлин до последнего.
За Одерским фронтом, на подступах к Берлину, оформилась еще одна передовая линия обороны — позиции «Вотан» и «Лесная» (Wotan- und Wal- dstellungen). Она проходила через Эберсвальде, Буков, Мюнхеберг, Фюр- стенвальде и Шармютцельзее. Позади нее находилась заградительная — от Эберсвальде через Штраусбергские озера, Рюдерсдорф и Меркиш-Бух- хольц.
Внешняя заградительная линия, ядро которой составляло несколько расширенных опорных пунктов, проходила вдоль оборонительных бастионов в восточных пригородах Берлина. В такие опорные пункты были превращены Вернёйхен, Мюнхехофе, Миттенвальде, Кёнигс-Вустерхаузен, Кляйн-Киниц, Шёнефельд, Гросс-Цитен, Штансдорф, Гроссбеерен, Лих- тенвальде, Древиц, Имперский стадион, крепость Шпандау, лес Ханеберг, Раделанд, Биркенвердер, Вельтен, Штольпе, Тегель и Бернау.
В одном из пунктов того же приказа, посвященном тактике, говорилось:
«а) Внешняя заградительная линия:
Заградительные гарнизоны (заградительные и охранные отряды) внешнего заградительного кольца (отмечено синим цветом) должны не допустить внезапного прорыва врагом заградительной линии танковыми и мобильными подразделениями...
Остров Потсдам удерживать как крепость...
б) Внешняя заградительная зона:
Для обороны внешней заградительной зоны задействовать в основном собственные силы...»
Передний край обороны Берлина проходил приблизительно по внешней границе города. Генерал-лейтенант Рейман в своих мемуарах наметил ее так:
«Вдоль Тельтов-канала до его слияния с Шпрее в районе Грюнау, оттуда через Мюггельберге, поперек озера Мюггельзее, через городской Берлинский лес восточнее Кёпеника, по восточным предместьям Мальсдорфа, Гогеншёнхаузена, северным предместьям Нидершёнхаузена, Раёникендор- фа, по восточному берегу Хафеля до Ванзее. Далее на запад позиция должна проходить до линии Шпандау — Штаакен — Зеебург — Гросс-Глини- ке — восточный край Гросс-Глиникского озера — Закровское озеро — За- кров, вплоть до аэродрома Гатов включительно».
В приказе на этот счет говорилось:
«в) Внутренняя оборонительная зона:


198
Вильгельм Тике
Бои за внутреннюю оборонительную зону должны вестись по тем же принципам, как и за внешнюю заградительную зону.
Следует удерживать передний край обороны по линии городской железной дороги (Берлинская круговая дорога. Внутреннее кольцо обороны)...»
Оборона Берлина была разбита на восемь участков обороны (они обозначались латинскими буквами от А до Н), при этом участки А, В и С были нацелены на восток. Для каждого участка обороны был создан свой командный пункт. Все было тщательно продумано и изложено на бумаге. Но будет ли этот план действовать в наихудшем из предусмотренных случаев?
10 марта у мемориала «Унтер ден Линден» в последний раз отмечался День памяти героев, на котором присутствовали рейхсмаршал Геринг, представители от войсковых частей, военные и гражданские должностные лица.
18 марта начальником штаба Берлинского оборонительного района был назначен полковник Генштаба Ханс Рефьор. 20 марта он в первый раз явился с докладом к генерал-лейтенанту Рейману о том, какими частями и штабным персоналом располагает III военный округ. В организации Берлинского оборонительного района наметился некоторый прогресс. Все подразделения, имевшиеся в его распоряжении на конец марта 1945 года, Рефьор впоследствии перечислил в своих мемуарах, названных им «Берлинский дневник»1:
— 1-я зенитно-артиллерийская дивизия (генерал-майор Зюдов), в задачи которой входила противовоздушная оборона столицы рейха, которая в случае обороны должна была перейти в подчинение Берлинского оборонительного района;
— караульный полк «Великая Германия» — два батальона, 9 рот;
— один батальон резервистов (Landesschiitzen-Battaillon);
— один полицейский батальон;
— одна танковая рота, обслуживавшая поврежденные танки, врытые в землю в местах предполагаемых направлений главного удара;
— одна экспериментальная противотанковая рота инспекции танковых войск на машинах «Фольксваген» и колесных танках «Т-I», вооружение которых состояло из шести или менее «панцершреков»;
— один строительно-саперный батальон (в составе двух рот) со специальным аппаратом для подъема остатков сбитых самолетов;
— один саперный батальон (в составе двух рот), сформированный из офицеров, унтер-офицеров и солдат, отставших от своих частей и оставленных в Берлине;
— 20 батальонов фольксштурма 1-го призыва, уже приступивших к несению службы (днем они несли службу, ночью возвращались по домам);
— 20 батальонов фольксштурма 2-го призыва, которые предполагалось сформировать в случае блокады;
— 8 войсковых батарей, укомплектованных кадровыми военнослужащими и обслугой из «Гитлерюгенда»; почти все они дислоцировались на восточной окраине города, некоторые — на позиции в Дёберице.
19 марта Гитлер издал приказ об уничтожении всех объектов транспорта, связи, промышленности и снабжения, которые могли попасть в руки
1 Refior, Hans. Berliner Tagebuch. Maschinenmanuskript.


Падение Берлина
199
противника1. На практике это означало разрушение важнейших основ жизни населения Берлина и всей Германии. Министр Шпеер выступил против этого приказа, а наиболее дальновидные военные командиры его просто проигнорировали. «Пришло время, когда Гитлер стал видеть последний смысл войны в гибели немецкого народа, так как он оказался более слабым в этой смертельной борьбе», — писал Вальтер Варлимонт2.
20 марта 1945 года по Лондонскому радио (Би-Би-Си) была передана записанная в Америке речь немецкого писателя Томаса Манна, в которой он обрушился на немецкое военное руководство и дал понять, что не допускает никаких переговоров с ним. При этом он недвусмысленно намекнул и на попытки без ведома Гитлера начать переговоры, чтобы объединиться с Западом и общими силами ударить против русских.
Министр финансов граф Шверин фон Крозигк 22 марта писал Геббельсу по этому поводу:
«Предписанная «незаметная» передислокация высших руководящих органов рейха тем не менее очень даже заметна... «Крысы покидают тонущий корабль»... Нельзя установить контакты, посылая для этого второстепенных посланников министерства иностранных дел через второстепенных посредников. Кроме папы римского, которого я уже упомянул однажды, в Европе есть еще два человека, которые благодаря своему положению и своим взглядам могут играть роль посредников. Это Буркхардт (швейцарский дипломат, до войны он был комиссаром Лиги Наций в Данциге) в Швейцарии и Салазар (португальский лидер) в Португалии. К ним следовало бы послать людей соответствующего уровня и влияния в международных кругах... Однако мы не можем больше терять времени»3.
Каждый понедельник в резиденций Геббельса, на вилле неподалеку от Бранденбургских ворот, сравнительно мало пострадавшей от авианалетов, собирался так называемый «Большой военный совет» под председательством самого Геббельса, на котором неизменно присутствовали генерал-лейтенант Рейман, обер-бургомистр Штеег, заместитель гауляйтера Шах, высший фюрер СС и полиции Хирземайер и представители Люфтваффе, Имперской службы трудовой повинности и берлинской промышленности. Об одном из таких совещаний «Большого военного совета» рассказывает генерал-лейтенант Рейман:
«Я спросил Геббельса, что будет с населением Берлина в случае осады, так как это противоречило моим понятиям — бросать в опасности женщин и детей. Геббельс ответил, что нельзя даже думать об эвакуации, так как для перевозки такого количества людей нет ни транспорта, ни места, чтобы их разместить. Я предложил эвакуировать своими средствами по крайней мере женщин с детьми младше 10 лет. По данным обер-бургомистра, речь шла примерно о 120 тысячах человек. Но и это предложение было отклонено. Тогда я спросил Геббельса о том, как они собираются обеспечивать грудных детей молоком, на что он возразил, что, дескать, в городе есть за¬
1 Этот приказ от 19 марта 1945 года, известный также как «Нероновский приказ» (нем.: Nero-Befehl), вызвал широкое (хотя и не всегда открытое) противодействие как в войсках, так и среди гражданских ведомств, а особенно — среди немецких промышленников. — Прим. ред.
2Warlimont, Walter. 1m Hauptquartier der Wehrmacht, Frankfurt-am-Main 1962. S. 543.
3Scheel, Klaus. Die Befreiung Berlins 1945, Berlin 1975.


200
Вильгельм Тике
пас консервированного молока, которого хватит на три месяца, а к тому времени в город пригонят скот из пригородных имений. Где размещать этот скот и чем его кормить, так и осталось неясным. Я поднял этот вопрос на совещании у Гитлера, но тот ответил мне смущенно: «Чего вы, детей такого возраста нет в Берлине!» Это еще раз показало мне, как мало знал Гитлер о действительных условиях жизни берлинцев.
В конце концов мне удалось добиться от Геббельса, чтобы в берлинских газетах было напечатано короткое объявление, в котором всем невоеннообязанным гражданским лицам разрешалось покинуть город. Этой возможностью воспользовались около 70 тысяч человек.
Для меня также оставалось совершенно непонятным, как будет осуществляться снабжение оружием и боеприпасами во время осады. В Берлине осталось много предприятий военной промышленности, но они зависели от подвоза сырья из других областей рейха и могли рассчитывать только на небольшие складские запасы. Геббельс ответил мне: «Оружие и боеприпасы сейчас все отправляются на Одерский фронт. Если Берлин будет окружен, вы получите оружие из текущей партии продукции!» Восемь дней спустя Геббельс еще раз вернулся к этой теме: «Если сегодня начнутся бои за Берлин, — заверил он, — у вас будут в распоряжении около 100 танков, 80 орудий, несколько тысяч пулеметов и минометов и надлежащее количество боеприпасов к ним».
Я направил письменную просьбу. В ответ мне сообщили, что 25 танков уже готовы и еще 75 находятся в производстве. С остальным вооружением картина была аналогичная.
Во время одного из последних совещаний Геббельс поинтересовался у меня, где я собираюсь разместить свой командный пункт, если начнутся бои за Берлин. Я ответил: «Сначала я намерен оставаться на Гогенцоллерн- дамм. Если меня выбьют оттуда, я перенесу мой командный пункт в бункер штаба резервной армии на Бендлерштрассе». Но Геббельс возразил: «Я переезжаю в бункер при Зоологическом саде. Давайте и вы туда!» Я ответил: «Я не могу. Ведь тогда может случиться, что все политическое и военное руководство будет уничтожено одним ударом. К тому же бункер при Зоосаде, рассчитанный на 15 тысяч человек, и так переполнен, и военное руководство там уже вряд ли сможет разместиться!» Правда, все эти доводы, высказанные мною Геббельсу, служили лишь отговоркой. Главной причиной Моего отказа было то, что я не испытывал ни малейшего желания жить в одном бункере с Геббельсом, поскольку тогда он бы постоянно вмешивался в мои дела.
Несколько дней спустя меня вызвали для доклада о ситуации к Гитлеру. При этом вновь обсуждался вопрос о том, где разместится мой командный пункт в случае блокады. Я был вынужден высказать те же соображения, что и у Геббельса. Из замечаний Гитлера я понял, что он уже говорил на эту тему с Геббельсом. Гитлер поддержал мою точку зрения и сказал: «Тут вы правы. Если в последний момент я уеду из Берлина, то вы можете занять рейхсканцелярию!» В начале апреля 1945 года Гитлер еще надеялся в последний момент перед окружением покинуть Берлин. Приготовления к переезду ставки фюрера в Южную Германию уже шли.
Между тем, после того как я отказался перебраться в бункер при Зоосаде вместе с Геббельсом, его отношение ко мне заметно изменилось. Это и стало впоследствии истинной причиной моей отставки и перевода на другое место».


Падение Берлина
201
Чтобы в случае блокады можно было сажать самолеты на улицах центральной части города, генерал-лейтенант Рейман приказал оборудовать с этой целью центральную магистраль Берлина, Прахтштрассе, пересекающую город с запада на восток. Соответствующий приказ Гитлера был подписан 23 марта. Но когда начались работы — демонтаж бронзовых фонарей, памятников, вырубка деревьев, вмешался министр военной промышленности Шпеер, который стал возражать против этого, так как, дескать, ему потом придется восстанавливать Берлин после войны. Дальше — больше: между Шпеером и Рейманом возникли споры по поводу подготовки к подрыву мостов, что имело большое значение в случае обороны города. Генерал-лейтенант Рейман писал по этому поводу:
«Уже при моем предшественнике все мосты в Берлине и пригородах, имеющие военное значение, были подготовлены к подрыву. Но мне пришлось снова заниматься этим вопросом, поскольку мне было известно о том, что случилось у Ремагена из-за того, что мосты не были взорваны в надлежащее время. Всем комендантам берлинских мостов были даны четкие указания, что мосты следует взорвать только в самом крайнем случае. Однажды по этому поводу меня вызвали к Шпееру.
Посреди скудно меблированной комнаты на столе был разложен план Берлина. Шпеер указал мне на мосты, которые он не хотел бы взрывать. В их числе оказались 10 или 12 особенно важных мостов, как, например, мост в Нёйбабельсберге и Хафельские мосты в Шпандау. Я возразил против этого, так как от этих мостов зависела оборона города. Шпеер же, как и в случае с магистралью Восток — Запад, ссылался на полученный им приказ Гитлера о восстановлении и снабжении Берлина после окончания войны. В конце концов он добился согласия Гитлера убрать заложенные взрывные устройства с этих мостов».
23 марта 1945 года началось наступление англо-американских войск через Рейн. Германский Западный фронт начал рушиться. Войска западных союзников неудержимо рвались в Северную и Центральную Германию. На востоке русские изготовились к штурму сердца Германии.
25 марта Гитлер приказал бросить все еще остававшиеся в тылу силы на Одерский фронт.
26 марта, после очередного спора с Гитлером, начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Хайнц Гудериан был отправлен в отставку; на его место был назначен генерал Ханс Кребс. В окружении Гитлера напряжение и нервозность росли час от часу.
31 марта группа армий «Б» (во главе с фельдмаршалом Моделем) была окружена в Рурской области, и с этого момента ее дни были сочтены.
2 апреля рейхсфюрер СС Гиммлер без ведома Гитлера начал в Любеке переговоры со шведским графом Бернадотом о заключении сепаратного мира с западными державами.
4 апреля части Красной Армии заняли всю Венгрию. Начались бои за Вену. В Восточной Померании и под Данцигом были подавлены последние очаги сопротивления немцев. 9 апреля капитулировал Кёнигсберг. Благодаря этому 2-й Белорусский фронт Рокоссовского смог высвободить свои силы и нацелить их в направлении Одера.
10 апреля во время боев на реке Эмс в руки немцев попал один из экземпляров плана «операции Эклипс». Вскоре его содержание стало известно германскому высшему руководству. На прилагавшейся к плану карте Германия, включая и Берлин, была поделена на оккупационные зоны. Чтобы не допустить массового бегства с территорий, которые должны


202
Вильгельм Тике
были войти в русскую оккупационную зону, генерал-полковник Йодль, начальник организационного отдела ОКВ, категорически запретил распространение любой информации о содержании плана «Эклипс». Сразу после этого началась эвакуация «посвященных» в «западные зоны». Помимо всего прочего, план «Эклипс» предусматривал отделение членов войск СС, имевших звание от шарфюрера и выше, от остальных военнопленных и их интернирование в особых лагерях (автоматический арест).
Между тем жители Берлина продолжали трудиться на работах по укреплению города, хотя для этого и не хватало транспортных средств, чтобы доставлять людей на укрепработы. По словам Реймана, здесь работало одновременно около 70 тысяч человек.
«К середине апреля, — пишет Рейман, — нам удалось разбить сквозные линии окопов и противотанковый ров там, где можно было ожидать танковой атаки. Проволочные заграждения из-за недостатка проволоки устанавливались только там, где позицию пересекала какая-нибудь улица. Были трудности с расширением так называемой «дорожно-кольцевой позиции» (Ringbahnstellung), которая в основном проходила через развалины домов и оставляла лишь незначительный простор для стрельбы. Немногие оставшиеся на складах мины предполагалось установить при приближении врага на пути его продвижения. Вначале для расширения укреплений имелось несколько экскаваторов, но они скоро вышли из строя из-за отсутствия запчастей или горючего».
С началом «переселения остготов и вестготов» (то есть переброски всех боеспособных частей на Восточный или Западный фронты) генерал-лейтенант Рейман лишился части своих войск. С самого начала он скептически смотрел на свои функции как командующего Берлинским оборонительным районом.
«...Я не был в восторге от моей задачи, — пишет он. — Но в истории было много таких примеров... Я думал о Вене, которая успешно оборонялась от натиска турок... Я воспринимал свою задачу по-солдатски...»
Деятельности Реймана с самого начала мешали его разногласия с Геббельсом и с подчиненными ему партийными инстанциями. Мешало и то, что все вопросы обороны непосредственно зависели от самого Гитлера, от которого редко можно было получить четкие приказы. «Только когда я являлся на доклад к Гитлеру, я получал действительную помощь, — пишет Рейман. — Поэтому мне приходилось обращаться к генералу Кребсу за решением вопросов подчиненности и полномочий».
Эту сумятицу вокруг вопросов полномочий разных командиров и начальников описывает в своем «Берлинском дневнике» и начальник штаба Берлинского оборонительного района полковник Генштаба Рефьор:
«На все наши обращения от ОКХ поступал ответ: «Мы занимаемся только делами на Восточном фронте. Обратитесь в ОКВ!»
В ОКВ отвечали: «Берлин готовится к обороне с Востока. Вы должны быть подчинены ОКХ!»
Наконец в начале апреля 1945 года было решено подчинить Берлинский оборонительный район группе армий «Висла». Оттуда Рефьор получил ответ по телефону через начальника штаба, генерал-лейтенанта Кин- целя: «У группы армий и так хватает забот, чтобы еще заниматься вашими. Пусть эти сумасшедшие в Берлине сами варятся в собственном соку! Вы подчиняетесь 9-й армии!»
Рефьор связался по телефону с начальником штаба 9-й армии, полковником Генштаба Хёльцем, и получил такой ответ: «9-я армия стоит и дей¬


Падение Берлина
203
ствует на Одере! Если будет нужно, мы там и погибнем. Мы не можем ничего выкроить для Берлина!»
Никто не хотел ничего сделать для Берлина, так как все были уверены в бессмысленности обороны города в случае прорыва обороны на Одере. «Берлин будем защищать на Одере!» Это считалось единственно возможным решением.
В ставке фюрера были озабочены другими проблемами. Обсуждали, что делать, если западные противники выйдут к Эльбе и германские войска окажутся расколотыми надвое, были даже назначены командующие для Северной и Южной частей Германии.
Рейман и его штаб остались в одиночестве. К счастью, положение на Восточном фронте было им хорошо известно. Начальник оперативного отдела Берлинского оборонительного района майор Генштаба д-р Виндт- хорст работал в постоянном взаимодействии с начальником разведывательного отдела 9-й армии; каждое утро в штабе Реймана на Гогенцоллерн- дамм лежали самые последние сводки о противнике.
О настроениях, преобладавших в те дни среди жителей Берлина, свидетельствует донесение № 25 «Отдела пропаганды вермахта ОКВ» и сводки «Управления пропаганды Берлинского округа НСДАП» с 30 марта по 7 апреля 1945 г. Вот что говорилось в них:
«Ключевой темой всех разговоров и бесед в целом является тема катастрофического положения на фронтах. Повсюду положение характеризуется как безвыходное. Стремительное продвижение англо-американцев, налеты вражеской авиации, предстоящее наступление на Востоке, предположения, что у нас больше нет шансов развернуть контрнаступление на Востоке и что у нас нет нового оружия или средств ведения войны, которые мы могли бы бросить в бой, и решающей предпосылкой для подобных суждений служит сокращение военного производства. Даже люди, чья вера в победу известна, сейчас теряют всякую надежду. Широко обсуждаются возможные сроки, когда может закончиться война...
Германские пресса и пропаганда сталкиваются со все возрастающим недоверием. Слишком много лозунгов не оправдали себя...
Специальное распределение хлеба вызывает крайнее возмущение... Недовольство царит среди жителей предместий, которые не получают спец- пайков, и для которых даже не предусмотрено специальное распределение хлеба.
Прекращение газоснабжения вызвало сильные волнения... когда целые жилые кварталы или улицы вынуждены обходиться газовыми горелками...
Домохозяйки повсюду бранятся из-за отсутствия распределения моющих средств, так как им давно уже не выдавали мыльного порошка...
Большое недовольство царит по поводу городского транспорта. Можно только посочувствовать тем работающим товарищам, которые могут добраться до своих рабочих мест только с одной или с несколькими пересадками. Им приходится ждать и снова ждать... На транспорте особенно заметно, что берлинцы становятся все более нервными и раздраженными... •
При внешне невозмутимом поведении настроение берлинцев упало почти до нуля. Это не в характере берлинцев — полностью сдаваться из-за какого-то отчаяния, но в основном люди не видят больше выхода. Отсюда часто следуют мысли, что дальнейшая борьба — это бесполезное продолжение кровопролития. При этом становится заметна усталость от войны. Люди опасаются новых воздушных налетов и грозящего наступления Советов. Так как люди больше не видят надежды на изменение к лучшему, то и


204
Вильгельм Тике
их воля к борьбе невелика, и они задаются вопросом: зачем это все? Люди ожидают будущего с фатализмом, идущим от черного юмора, за которым некоторые прячут внутреннее отчаяние. Эвакуация женщин из Берлина больше не имеет никакого смысла. Куда еще деваться? Теперь везде небезопасно. И это судьба! Люди вновь й вновь задаются вопросом, каким образом руководство намерено обосновать свои надежды на счастливый исход. Люди не верят, что союзники рассорятся после крушения Германии. Если кто-то и высказывает какую-то надежду, то только на то, что англо-американцы войдут в Берлин раньше Советов. Конечно, берлинец и дальше, как прежде, будет держаться как настоящий мужчина, однако общее мнение таково, что война проиграна, если только в самом деле не произойдет какого-нибудь чуда»1.
Рано утром 12 апреля 1945 года на основании приказа под кодовым названием «Туснельда» началась эвакуация правительственных учреждений рейха. В Берлине должны был остаться только рейхсминистры, статс-секретари и узкие оперативные штабы. Все правительственные служащие, желающие взять в руки оружие, могли присоединиться к армии. Эвакуация осуществлялась на двух специальных поездах, пунктом назначения был городок Гармиш-Партенкирхен. Воспользовавшись этим, Берлин покинули еще многие партийные фюреры и чиновники, не принадлежавшие к этим правительственным учреждениям, несмотря на приказ Геббельса, что «ни один военнообязанный мужчина не покинет город!». Пропуска для многих из них были подписаны генерал-лейтенантом Рейманом, который видел в них только лишний балласт для обороны города. По свидетельству Реймана, число покинувших город составляло около 2000 человек.
В тот же день многие городские коменданты получили приказ об обороне германских городов, предписывавший им защищать каждый город до последнего. Этот приказ, содержавший только общие фразы, был подписан начальником ОКВ, генерал-фельдмаршалом Кейтелем, Гиммлером и Борманом.
Тем временем 12 апреля 1945 г. умер президент США Франклин Д. Рузвельт. Его смерть вновь возродила надежды многих немцев на разрыв коалиции западных держав с Россией. Гитлеру сообщил эту новость журналист Лоренц, представлявший Германское бюро новостей, во время перерыва в разгар очередного ночного совещания 13 апреля. Гитлер громко хохотал и все время повторял: «Я знал это...» Когда совещание продолжилось, он поделился этим известием со всеми присутствующими. Многие вновь загорелись надеждой. Некоторые увидели в этом историческую параллель. Когда-то смерть русской царицы Елизаветы, связанной союзом с Австрией, спасла Фридриха Второго (Великого) от разгрома в Силезий и повлияла на исход Семилетней войны. «Вы увидите, под Берлином русские потерпят свое самое крупное поражение!» — заявил Гитлер слушателям.
Когда наутро, 13 апреля, русские взяли Вену, в столице рейха был запущен в ход новый лозунг: «Берлин останется немецким, а Вена снова будет немецкой!» Однако это были не более чем громкие фразы, которые должны были поднять волю немцев к сопротивлению. В тот же день американские войска вышли к Эльбе у Магдебурга и у Виттенберге. Борьба за Германию и за Берлин вступила в свою последнюю фазу.
1 Nationalarchiv der USA Alexandria, Т. 77, Roll 1037, Aufnahme-Nr.6509356ff. Agedruckt bei: Scheel, a.a.O. S. 57—58.


ГЕНЕРАЛ ВЕНК ФОРМИРУЕТ 12-ю АРМИЮ
Уже при разработке плана совместной операции наземных и военно-воздушных сил союзников под кодовым названием «Market Garden» под Нимвегеном и Арнхаймом в сентябре 1944 года британский фельдмаршал Монтгомери предложил в качестве конечной цели наступления Берлин. Его поддержал и премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, который считал, что русским надо оставить как можно меньше германской территории.
23 марта 1945 г. фельдмаршал Монтгомери направил повседневный приказ своим войскам, в котором, в частности, говорилось: «Теперь вперед, через Рейн! Там нас ожидает хорошая охота...»
Чуть позже западные союзники форсировали Рейн и начали решающее наступление к сердцу Германии. В середине апреля в Рурском котле была разгромлена группа армий «Б» генерал-фельдмаршала Моделя, а 21 апреля сам Модель покончил жизнь самоубийством.
В то время как на левом фланге западных союзников англо-канадская 21-я группа армий под командованием Монтгомери западнее Рурской области повернула на север, чтобы выйти в район Гамбурга и Любека, американская 12-я группа армий генерала Брэдли в составе 9-й, 1-й и 3-й армий (под командованием Симпсона, Ходжеса и Паттона соответственно) после захвата Кассельского района продолжила оттуда широкоэшелонированное наступление на Эльбском участке между Виттенберге и Лейпцигом, чтобы соединиться там с силами русских.
Чтобы помешать этому натиску, ОКВ приказало перебросить в район Гарца три спешно сформированных армейских корпуса, подчинив их недавно выведенному из Померании штабу 11-й армии (под командованием Штайнера, а теперь — генерала Лухта). 8 апреля Гарц был объявлен «крепостью», которая должна была оказать энергичное сопротивление американской 3-й армии, вынудить ее обойти этот горный район и двинуться к Магдебургу. 12 апреля частям американской 9-й армии удалось захватить два небольших плацдарма на восточном берегу Эльбы южнее Магдебурга. Именно тогда в поле зрения германского и американского командования попал городок Барби.
Гитлер собирался в центральных районах Германии из последних оставшихся призывников сформировать новую армию, которая придет на помощь группе армий «Б» на Рейне.
Предыстория этого плана была такова. 1 апреля генерал-лейтенант Мартин Унрайн, командовавший 3-м (германским) танковым корпусом СС в Восточной Померании, передал командование генералу войск СС Штайнеру и был назначен командиром создававшейся тогда танковой ди-


206
Вильгельм Тике
визии «Клаузевиц». Дивизия формировалась в районе Лауэнбурга в низовьях Эльбы из частей Путлосской танковой школы и резервных бригад «Великая Германия» и «Фельдхеррнхалле»1.
В то же время в районе Юльцена из отдельных частей упомянутых резервных бригад формировалась панцергренадерская дивизия «Шлагетер».
Обе новые дивизии были подчинены штабу недавно вернувшегося с Восточного фронта 34-го корпуса под командованием генерала Декера.
6 апреля 1945 г. командующим новой, 12-й, армии был назначен генерал танковых войск Вальтер Венк, к тому времени едва успевший поправиться после ранения. 7 апреля Венк прибыл в Берлин и предстал перед Гитлером, который поручил ему с 12-й армией — как только она будет готова к бою — прорываться на запад, чтобы восстановить связь с группой армий Моделя в Руре и вновь собрать отступающие на юг войска генерал-фельдмаршала Кессельринга. Но этот план рухнул под давлением стремительно развивавшихся событий.
Армия Венка в составе 8 дивизий, получивших звучные названия из германской истории, формировалась из остатков персонала войсковых училищ, курсантов офицерских и курсов руководящего состава и рядовых членов Имперской службы трудовой повинности (РАД) и 17-летних призывников самого младшего призывного возраста. Формирование штабов и их оснащение средствами связи сталкивались с огромными трудностями. В частях не хватало тяжелого вооружения. В распоряжении армии оказалось лишь очень небольшое число танковых и противотанковых подразделений войсковых училищ. Свою штаб-квартиру генерал Венк перенес в бывшее саперное училище в Дессау-Росслау. Начальником штаба новой армии стал полковник Генштаба Гюнтер Райххельм, начальником оперативного отдела — подполковник Генштаба барон фон Гумбольдт.
7 апреля в Дёбериц прибыл генерал-лейтенант Франкевиц с 67 унтер-офицерами и солдатами разгромленной под Данцигом 215-й пехотной дивизии. К ним присоединился майор фон Гревениц в качестве оперативного офицера новой пехотной дивизии «Теодор Кёрнер», только что начавшей создаваться из резервных частей и войсковых училищ в Дёберитце. К 12 апреля первый усиленный полк новой дивизии уже был сформирован.
При аналогичных обстоятельствах в Дёберитце и в Ютерборге была создана пехотная дивизия «Фридрих Людвиг Ян». Ее командиром стал полковник Веллер, начальником оперативного отдела — подполковник Прето- риус, начальником материально-технического отдела — майор д-р фон Рандов (первоначально командовавший полком).
В Гарце из военнослужащих 3-го военного округа (Берлин — Бранденбург) была сформирована пехотная дивизия «Потсдам» под командованием генерал-майора Берга.
В районе Дессау под руководством генерал-майора Гётца была образована пехотная дивизия «Шарнхорст».
В районе Виттенберга генерал-лейтенант Энгель из военнослужащих 2-го военного округа (Померания) сформировал пехотную дивизию «Ульрих фон Гуттен».
1 Почти каждая немецкая дивизия имела резервную бригаду (депо) для подготовки новых контингентов новобранцев; эти резервные бригады носили номера или названия своих «материнских» дивизий. — Прим. ред.


Данциг и Хела (1 марта — 9 мая 1945 г.)


208
Вильгельм Тике
В качестве танкового подразделения 12-й армии в районе Вюнсдор- фа — Цоссена был сформирован 3-й истребительно-противотанковый батальон в составе двух противотанковых рот, роты разведывательно-дозорных бронемашин и роты бронетранспортеров.
20 апреля из курсантов самоходно-артиллерийского училища в Бурге, начальником которого являлся майор Альфред Мюллер, была сформирована боевая группа «Бург», которая позднее также присоединилась к 12-й армии и была переименована в дивизию «Фердинанд фон Шилль».
Формирование дивизии «Фридрих Людвиг Ян» сильно запаздывало; русские войска атаковали район Ютерборга, где оно проходило, еще до завершения этого процесса, и рассеяли дивизию.
Одновременно с наступлением русских к Эльбе американские войска натолкнулись на ожесточенное сопротивление в районе Цербста, где им противостояли самоходки из боевой группы «Бург». Ее командир, майор Мюллер, собрал под своим началом все отступавшие разрозненные немецкие части, благодаря чему боевая группа за несколько дней достигла размеров дивизии.
Когда американцы 12 апреля вышли к Эльбе у Магдебурга, генерал Венк разослал командирам дивизий приказ срочно завершить формирование и быть готовыми к бою. К тому времени 12-я армия занимала участок фронта на Эльбе между Хафельбергом и Ризой вплоть до нижнего течения реки Мульде в районе Гриммы, в котором, впрочем, было множество брешей. Ее фронт был обращен на запад, против американцев. Второй эшелон обороны составляли войска военного коменданта Магдебурга (генерал Ре- генер), Галле и Лейпцига (полковник Понсет). В районе Юльцена к 12-й армии должен был присоединиться только еще формировавшийся 34-й танковый корпус с дивизиями «Клаузевиц» и «Шлагетер».
Генерал Венк и его штаб подозревали, что американцы будут наступать на Берлин вдоль автотрассы Ганновер—Магдебург—Бранденбург. Конечно, все немецкие солдаты надеялись, что лучше оказаться во власти американцев, чем русских. Но под давлением руководства США, поскольку сферы интересов уже были распределены в Ялте, американские военные были вынуждены остановить операцию, и Эйзенхауэр объявил своим командирам, что «Берлин больше не является важной оперативной целью».
16 апреля 34-й танковый корпус в составе дивизий «Клаузевиц» и «Шлагетер» выступил из района Юльцена в направлении Гарца. Они достигли района Фаллерслебена, где напоролись на части британской 21-й группы армий Монтгомери, а точнее — ее правого крыла, и были разгромлены. Командующий 34-м корпусом, генерал Декер, покончил жизнь самоубийством. Генерал-лейтенант Унрайн вместе с большинством своих солдат из дивизии «Клаузевиц» попал в плен. Генералу Хёйну удалось спасти часть своей дивизии «Шлагетер», отведя их за Эльбу.
В последующие дни дивизии «Клаузевиц» и «Шлагетер» были пополнены новыми солдатами и вместе с остатками 84-й пехотной дивизии влились в состав 3-й танковой армии.
34-й танковый корпус был переформирован и заново пополнен в районе юго-восточнее Виттенберга, между Эльбой и Хафелем. Его новым командующим был назначен генерал-лейтенант Арндт. 26 апреля корпус наконец был передан в подчинение 12-й армии, так как раньше это было невозможно.


Падение Берлина
209
Тем временем группа армий «Б» в Рурском котле сложила оружие. Таким образом, выполнение первоначальной задачи, поставленной перед 12-й армией, оказалось бессмысленным.
В течение 12—16 апреля правое крыло американской 9-й армии вышло к Эльбе между Хафельбергом и Бургом. В соответствии с Ялтинскими соглашениями американские войска остались на западном берегу. Немецкие войска (3-я учебная самоходно-артиллерийская бригада под командованием майора Фэрста) продолжали удерживать только один плацдарм на западном берегу Эльбы, к северо-западу от Бурга, который был оставлен после неудачной атаки 34-го танкового корпуса.
13 апреля завязались бои вокруг Магдебурга. Немецкое командование было вынуждено и здесь отвести свой фронт на восточный берег Эльбы.
Два небольших плацдарма, захваченных американцами к югу от Магдебурга, 14 апреля подверглись контратаке частей Бургского самоходно-артиллерийского училища и дивизии «Шарнхорст». Один плацдарм, удерживавшийся частями 2-й танковой дивизии США, пришлось эвакуировать, но второй, в районе городка Барби, который обороняли солдаты 83-й пехотной дивизии США, выстоял, несмотря на все немецкие атаки.
Между тем американцы продвинулись к Галле и Лейпцигу. Дивизия «Ульрих фон Гуттен» (под командованием генерал-лейтенанта Энгеля) в течение трех дней удерживала плацдарм к западу от автотрассы Дессау—Лейпциг, а затем отступила к реке Мульде, где продолжала удерживать еще два крохотных плацдарма на западном берегу.
Американцы решили усилить свой плацдарм под Барби. Именно отсюда, как опасался генерал Венк, могло начаться наступление американской 9-й армии на Берлин. Как было сказано в вечернем докладе командующего
12-й армии ОКВ от 15 апреля 1945 г., армия видела «свою единственную задачу в обороне фронта Эльба—Мульде, а также, насколько это возможно, в устранении [вражеских] плацдармов на Эльбе».
Когда днем позже Красная Армия начала крупномасштабное наступление на Берлин, вся ситуация кардинально изменилась, как и положение
12-й армии, в которой тогда еще не хватало даже корпусных штабов.
Участок от Бурга до Дессау 16 апреля возглавил генерал Кёлер со своим импровизированным штабом. И только 21 апреля он получил в свое подчинение бывший штаб 10-го корпуса, передислоцированный с востока.
Командование участком на реке Мульде от Дессау до Гриммы, вместе с находившимися там войсками, принял на себя штаб 48-го танкового корпуса во главе с генералом танковых войск бароном фон Эдельштайном, ранее входившего в состав 4-й танковой армии группы армий «Центр».
Оборону менее открытою участка вдоль Эльбы от Хафельберга до Бурга первоначально возглавил генерал-лейтенант Хольсте с импровизированным оперативным штабом, а с 21 апреля — штаб 41-го танкового корпуса, также недавно переброшенного с востока.
39-й танковый корпус, который первоначально планировалось передать в распоряжение 12-й армии, 16 апреля после поражения у Фаллерсле- бена был передан вместе с остатками своих частей в подчинение командующего германскими войсками на Севере (со штабом в Гамбурге) и только 26 апреля вновь вернулся в распоряжение 12-й армии.
После того как Галле и Лейпциг пали под ударами американцев, их войска продолжили наступление на восток. 19 апреля они натолкнулись на ожесточенное сопротивление дивизии «Ульрих фон Гуттен». Этот бой сто¬


210
Вильгельм Тике
ил американцам 30 танков. Затем «гуттеновцы» отступили к плацдармам Биттерфельд и Йессник на реке Мульде.
В тот же день, 19 апреля, угрозе атаки — теперь уже со стороны русских — подверглось южное крыло 12-й армии, которое предприняло попытку вырваться с плацдарма Форет и пробиться в центральные районы Германии. 48-й танковый корпус получил приказ из штаба 12-й армии — помимо своего западного фронта создать новый фронт на востоке на линии Шварцер-Эльстер. Для руководства им в 48-й танковый корпус из 4-й танковой армии (группы армий «Центр») прибыл генерал-лейтенант Шее- рер с небольшим штабом.
Однако американцы 20 апреля остались стоять вдоль Мульде, в результате чего 12-я армия получила небольшую передышку на этом участке.
20 апреля в Дессау-Росслау для доклада генералу Венку прибыл командир боевой группы «Бург» майор Альфред Мюллер. Здесь он узнал о присвоении ему звания подполковника, причем Венк тогда же направил ходатайство о производстве Мюллера в полковники. Боевая группа «Бург» отныне переименовывалась в дивизию «Фердинанд фон Шилль»; ядро ее составила самоходно-артиллерийская бригада «Шилль» под командованием майора Небеля, еще не раз отличившаяся в ходе последующих боев. Венк подчинил дивизию «Фердинанд фон Шилль» 10-му армейскому корпусу, который в тот же день был снят с западного участка фронта 12-й армии и переброшен на восточный участок в район Бельцига.
21 апреля 48-й корпус был вынужден отражать многочисленные атаки американцев в низовьях Мульде и под Дессау.
В это время дивизия «Фердинанд фон Шилль» прибыла в район Бельцига, где присоединилась к действовавшим здесь частям дивизии «Кёр- нер». Остальные части дивизии «Кернер» находились в районе к югу от Трёйенбритцена.
Так же медленно шло и создание фронта 12-й армии против стремительно наступавших войск противника на востоке.
В ночь на 22 апреля русские танки уже катились по улицам Трёйенбритцена в сторону Виттенберга. Немецким самоходным орудиям удалось расстрелять двенадцать танков «Т-34». Русские приостановили наступление. Но угроза для переброски 10-го армейского корпуса с запада на восточный участок фронта все еще оставалась.
Началась переброска 48-го танкового корпуса с Мульде на Эльбу. Он избежал угрозы оказаться отрезанным от 12-й армии в результате русского наступления на Виттенберг и в ускоренном темпе продолжил свой марш. Командование корпуса приказало свернуть западный фронт с юга и отвести его один участок за участком через Виттенберг и Косвиг назад за Эльбу. Подразделениям корпуса пришлось пешим ходом преодолеть путь в 120 километров. В ночь с 24 на 25 апреля 48-й корпус должен был прибыть к новому месту назначения севернее Косвига.
22 апреля восточнее Виттенберга к русским подошли свежие подкрепления, однако их танковые клинья остались на месте. Ни американцы, ни русские не желали лишнего кровопролития в самом конце войны. Поэтому части 10-го армейского корпуса и дивизии «Шилль» смогли беспрепятственно миновать позиции русских у Виттенберга.
Теперь 12-я армия стояла между двух огней, но скоро стало ясно, что американцы не собираются двигаться дальше со своего плацдарма близ Барби. 12-я армия начала постепенно перебрасывать остальные свои силы


Падение Берлина
211
с запада на восток. У многих немецких солдат появилось ощущение, что Эльба станет их «рекой судьбы», которой суждено разделить Германию на две части — восточную и западную, да и весь мир — на два враждебных друг другу блока.
Утром 23 апреля 1945 г. американский передатчик к востоку от Лейпцига открытым текстом послал в эфир радиограмму:
«Американские войска подошли. Вниманию русских войск! Это голос американских союзников, которые ждут вас у Миттвайды!»
В 8.30 утра в эфир полетела ответная радиограмма русских: «Браво, американцы!»
Между американскими и русскими войсками была установлена прямая радиосвязь.
Незадолго до того, вскоре после полуночи 23 апреля, генерал Венк, находившийся на командном пункте 10-го армейского корпуса, получил телефонное сообщение, что к нему едет генерал-фельдмаршал Кейтель. Венк разбудил своего начальника штаба, полковника Рейххельма; у обоих было плохое предчувствие. Они даже собирались завязать долгие переговоры с русскими, чтобы тем временем как можно больше немецких солдат и гражданских успели перейти к западным противникам.
В это время со стороны лесничества «Альте Хёлле», расположенного в 25 километрах к северо-востоку от Цербста, к командному пункту 12-й армии подъехала машина. Это прибыл начальник верховного командования вермахта, генерал-фельдмаршал Кейтель. Последовало короткое совещание. Венк доложил о событиях дня.
Выслушав доклад, Кейтель передал Венку приказ: 12-й армии незамедлительно выступить из района Бельциг — Трёйенбритцен на северо-восток и, соединившись с 9-й армией Буссе, наступать в сторону Берлина, чтобы добиться решающего перелома в этом сражении за столицу рейха. Венк отлично понимал, что этот план является утопией, так как из радиограмм он знал о плачевном положении 9-й армии и Берлина. Тем не менее он не стал отказываться, а лишь выдвинул несколько упреков. В спасении 9-й армии и ее отводе за Эльбу он видел всего лишь очередную неблагодарную задачу.


ПЕРЕД ШТУРМОМ
7 и 8 марта 1945 года Ставка Верховного Главнокомандования и Генеральный штаб Красной Армии отдали распоряжения о начале широкомасштабной подготовки к Берлинской операции. 29 марта маршал Жуков, командующий 1-м Белорусским фронтом, прибыл в Москву с детальным планом наступления. Он доложил Сталину о ходе подготовительных мероприятий. Затем Сталин вызвал начальника Генерального штаба генерала Антонова, чтобы тот отчитался о состоянии 2-го и 3-го Белорусских фронтов, которые еще продолжали вести бои в Восточной Померании и Восточной Пруссии. На 1 апреля в Москву был вызван маршал Конев, командующий 1-м Украинским фронтом, стоявшим на реке Нейсе, чтобы представить главкому свой оперативный план. Жуков был вынужден согласовать у генерала Антонова свой план с общим оперативным планом.
«31 марта, — пишет Жуков, — в Генштаб прибыл командующий 1-м Украинским фронтом маршал И.С. Конев, который тут же включился в рассмотрение общего плана Берлинской операции, а затем доложил и проект плана наступления войск 1-го Украинского фронта.
Насколько память мне не изменяет, все мы были тогда единодушны во всех принципиальных вопросах.
1 апреля 1945 года в Ставке Верховного Главнокомандования был заслушан доклад А.И. Антонова об общем плане Берлинской операции, затем — мой доклад о плане наступления войск 1-го Белорусского фронта и доклад И.С. Конева о плане наступления войск 1-го Украинского фронта.
Верховный Главнокомандующий не согласился со всей разграничительной линией между 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами, обозначенной на карте Генштаба. Он заштриховал границу от Нейсе до Потсдама и прочертил линию только до Люббена (60 километров юго-восточнее Берлина).
Тут же он указал маршалу И.С. Коневу:
— В случае упорного сопротивления противника на восточных подступах к Берлину и возможной задержки наступления 1-го Белорусского фронта 1-му Украинскому фронту быть готовым нанести удар танковыми армиями с юга на Берлин.
Наступление было решено начать 16 апреля, не дожидаясь действий
2-го Белорусского фронта, который, по всем уточненным расчетам, мог начать наступление с Одера не ранее 20 апреля»1.
1 Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. С. 599.


Падение Берлина
213
Сталин настраивал обоих командующих друг против друга, провоцируя на соревнование за то, кто первым захватит Берлин, так как мысль о взятии вражеской столицы привлекала любого военачальника.
Направления были намечены: теперь бесконечный поток солдат Красной Армии, вооружения, боеприпасов и снаряжения катился с востока в сторону Одера.
Немецкие командиры и солдаты видели, что их ожидает. Битве оружия предшествовала пропагандистская битва: с обеих сторон тщательно скрытые громкоговорители пытались воздействовать на солдат и сравнивали битву за Москву с предстоящей битвой за Берлин. Тогда немецкие войска стояли под Москвой, однако им так и не удалось взять советскую столицу. Теперь, три с половиной года спустя, советские войска стояли на Одере и готовились к штурму Берлина.
Германия была истощена. Тогда как время работало на союзников, которые подвозили материалы и разворачивали технику для решающего сражения, военные заводы и жилые кварталы Германии ежедневно подвергались налетам англо-американских армад бомбардировщиков.
Но, несмотря на это крайне тяжелое положение, немецкие солдаты продолжали сражаться. Бесчисленные битвы требовали редкого хладнокровия; в то время как в распоряжении у союзников были неисчерпаемые людские и материальные ресурсы, немецкие резервы были ограниченны. Провозглашенная Геббельсом «тотальная война» заставила немецкий народ напрячь последние силы и вовлечь в войну даже стариков и детей: в фольксштурм набирали призывников 1928—1929 годов рождения. Так Германия вступила в последний раунд этой войны.
Главный удар 1-го Белорусского фронта Жукова должен был прийтись на участок от Шведта до Франкфурта-на-Одере, особенно на Кюстрин- ский плацдарм.
В середине апреля 1945 года под началом Жукова находились 9 пехотных армий, 2 танковые армии и 2 воздушные армии на своих исходных позициях. По его собственным данным, сюда входили 68 дивизий, 3155 танков и самоходных орудий и 42 ООО пушек и минометов. Было подвезено 7 миллионов 147 тысяч снарядов. Через Польшу все продолжали прибывать новые транспорты, причем совокупная длина составов составляла около 1200 километров; в связи с этим местные железнодорожные колеи были переоборудованы под принятую в России ширину колес.
Между Шведтом и Франкфуртом-на-Одере к началу Берлинской операции было построено 23 понтонных моста плюс 25 паромных переправ. На Кюстринском плацдарме каждую ночь велись земляные работы, прибывали новые войска и обозы. «На участке главного удара войск фронта, — вспоминает Жуков, — артиллерийская плотность создавалась до 270 орудий калибром от 76 миллиметров и выше на один километр фронта прорыва».
Этой огромной мощи .Жукова противостояла одна 9-я армия генерала Буссе с ее 12 дивизиями на передовой и еще 3 дивизиями в резерве, насчитывавшая в общей сложности 235 тысяч человек.
Данные о численности войск и вооружений конца войны вызывают сомнения, так Как с немецкой стороны в это время просто невозможно было выяснить точные цифры. Поэтому приведем русские данные, чтобы хотя бы примерно показать соотношение сил:


214
Вильгельм Тике
Солдаты
Орудия и минометы Танки и САУ Боевые самолеты
1-й и 2-й
Белорусские фронты и 1-й Украинский фронт 2 500 ООО 41 600
6 250
7 500
Группы армий «Висла» и «Центр»
1 000 000
10 400 1 500 3 300
Соотношение
сил
2,5:1
4:1
4,1:1
2,3:1
«Главной заботой армии, — пишет в своих воспоминаниях командующий 9-й армией генерал пехоты Теодор Буссе, — было помешать сооружению мостов и подготовке русских к наступлению там, где это было возможно. Военно-воздушные силы были слишком слабы и к тому же не могли действовать в полную силу из-за нехватки топлива. 4-я авиационная дивизия докладывала, что ее ресурсы позволяют ей либо вести ограниченные действия против подготовки противником решающего наступления, либо, в случае начала наступления, в течение двух-трех дней вести полноценные оборонительные бои. Для выполнения обеих этих задач горючего было недостаточно. Скрепя сердце армейское командование решило поберечь военно-воздушные силы для последней из этих двух задач. В результате огонь по вражеским мостовым конструкциям могли вести только дальнобойные батареи артиллерии. К сожалению, боеприпасов для них тоже не хватало... Под Лебусом какое-то время удавалось эффективно использовать брошенные во Франкфурте плавучие мины, пока русские не обезопасили свои мостовые конструкции с помощью проволочных заграждений...
К 10 апреля вражеские приготовления к штурму, казалось, были завершены. Для артиллерийской подготовки русские задействовали невиданную до сих пор огневую мощь. Батареи стояли орудие к орудию: прекрасная цель для массированного авиаудара, если бы это было возможно, как и для артиллерийского огня, если бы у нас еще оставалось достаточно пушек и особенно боеприпасов! Штурм мог начаться со дня на день»1.
Так как командование группы армий «Висла» направляло всю помощь в первую очередь 9-й армии, то 3-й танковой армии приходилось импровизировать, довольствуясь собственными силами. Так, и без того мало боеспособному Одерскому корпусу (под командованием фон дем Баха-Зелев- ского), занимавшему позицию южнее Штеттина, приходилось без конца перестраивать и совершенствовать свои силы и организационную структуру. Участок, за оборону которого отвечал Одерский корпус, был сравнительно небольшим, после того как оборону участка к югу от Гартца до Гогензаатена с 6 часов утра 4 апреля взял на себя эвакуированный из Данцига 46-й танковый корпус (командующий — генерал пехоты Мартин Гарайс, начальник штаба — полковник Генштаба Густедт, начальник оперативного отдела — майор Генштаба Рисс, начальник отдела личного состава — подполковник Реклебен). Штаб-квартира 46-го корпуса размещалась в родовом княжеском замке Линар в Гёрлсдорфе, к северо-западу от Ангерм- юнде.
Во второй половине дня 4 апреля в штаб-квартиру 46-го танкового корпуса прибыл командующий 3-й танковой армии генерал танковых войск Хассо фон Мантейфель, чтобы обсудить с генералом Гарайсом и его шта¬
1 Busse, Theodor. Die letzte Schlacht der 9. Armee. //Wehrwissenschaftliche Rundschau, 5. Jahrgang 1955, Heft 4—6. S. 160—162.


Падение Берлина
215
бом вопросы обороны. Как пишет в своем дневнике генерал Гарайс1, оба генерала пришли к единому мнению по всем основным темам. Оба считали, что, если Одерский фронт будет прорван, удерживать его дальше будет невозможно. Поэтому единственно возможной целью в данных обстоятельствах было увести к англо-американцам на запад как можно больше немецких солдат и гражданских.
Вечером того же дня генералу Гарайсу пришлось, по его же собственным словам, «пережить» визит «одного фюрера СС, который производил очень хорошее впечатление — бригадефюрера СС Циглера, командира панцергренадерской дивизии СС «Нордланд». «Я обсудил с ним возможные действия его дивизии», — пишет Гарайс.
5 апреля Гарайс в сопровождении своего офицера-ординарца, лейтенанта фон Трёйенфельса, отправился инспектировать 1-ю дивизию морской пехоты, действовавшую на правом фланге корпуса.
6 апреля у него состоялось совещание в штабе 46-го танкового корпуса с начальником связи группы армий генерал-лейтенантом Мельцером, начальником артиллерии полковником Клинке и начальником штаба группы армий генерал-лейтенантом Кинцелем.
Еще накануне, 5 апреля, воздушная разведка сообщила о передвижениях крупных моторизованных соединений противника от Штольпа на юго-запад и по шоссе Реетц—Штаргард в районе Штеттина. К тому же к востоку от Штеттина было замечено передвижение крупного моторизованного отряда артиллерии противника. Это двигались с востока войска 2-го Белорусского фронта маршала Рокоссовского, готовившие наступление против 3-й танковой армии.
На совещании в Берлине, в бункере рейхсканцелярии, 6 апреля 1945 г. командующий группой армий «Висла» генерал-полковник Хайнрици предложил Гитлеру отменить статус «крепости» для Франкфурта, чтобы перебросить часть войск оттуда в распоряжение 9-й армии, в предполагаемый район главного удара. Гитлер отклонил предложение, сославшись на то, что эти войска сковывают в районе Франкфурта значительные силы противника, которые в случае эвакуации всего плацдарма и его включения в общую.линию обороны по берегу реки были бы брошены против Берлина. В ходе этого совещания стало ясно, что Гитлер ожидал главного удара русских не в направлении Берлина, а на участке реки Нейсе в направлении Дрездена и Центральной Германии.
Действительно, генерал Эйзенхауэр в телеграмме Сталину от 28 марта писал как раз о том, что его главный удар будет направлен в сторону Эрфурта, Лейпцига и Дрездена, где должна произойти встреча войск союзников. При этом Эйзенхауэр руководствовался мыслью о том, чтобы расколоть немецкие войска и не допустить отступления их большей части в так называемую «Альпийскую крепость», о которой много говорилось в немецком руководстве. Там учитывали возможность подобного раскола, и именно это послужило причиной для назначения генерал-фельдмаршала Кессе- льринга командующим вооруженными силами Германии на Юге, а генерал-фельдмаршала Буша — на Севере.
1 Gareis, Martin. Personliches Tagebuch, Maschinenmanuskript, Bundesarchiv Freiburg.


216
Вильгельм Тике
Исходя из предположения, что русские нанесут свой главный удар в районе Эльбы между Дрезденом и Лейпцигом, Гитлер приказал в конце марта перебросить 10-ю панцергренадерскую дивизию СС «Фрундсберг» и 25-ю танковую дивизию в распоряжение групп армий «Центр» и «Юг».
Перед лицом надвигающейся грозы на Одере и своего безнадежного положения по сравнению с превосходящими силами противника многие немецкие солдаты стали задаваться вопросом о смысле всех этих последних боев.
«Командованию было ясно, — пишет генерал Буссе, — что, несмотря на благие помыслы каждого, сил [9-й] армии могло хватить только на какое-то ограниченное время. Поэтому мы стремились узнать о замыслах высшего руководства, как оно намерено покончить с этим отчаянным положением. Но Гитлер хранил молчание, а из высказываний Геббельса, полученных с большим трудом 13 марта, командование армии могло заключить, что ведутся дипломатические переговоры. Таким образом, армия шла в бой под девизом: «Если нам в спину ударят американские или английские танки, пока мы сдерживаем натиск русских, наш солдатский долг перед народом, совестью и историей будет исполнен!» Именно этот дух позволил армии добиться того успеха, которым навсегда останется сражение на Одере»1.
А вот еще несколько записей, выдержанных в подобном же духе.
Из дневника генерала Гарайса, запись, датированная воскресеньем, 8 апреля 1945 года:
«Беседовал с «национал-социалистским руководящим офицером» (слово длинное, как караван!), прикомандированным к штабу 46-го корпуса. Я дал ему полезный совет о том, что надо говорить, а что — нет. Никаких разглагольствований, никаких пропагандистских речей! Только честный и открытый призыв во всем выполнять свой долг».
Из дневного донесения группы армий «Висла» главному командованию сухопутных войск (ОКХ) от 6 апреля 1945 года:
«На участке 46-го танкового корпуса последние части 406-го фольксар- тиллерийского корпуса и 5-й батальон учебно-резервного артиллерийского полка СС прибыли в район Вольтерсдорфа.
На участке Одерского корпуса: прибыли 3-й батальон 8-го полицейского егерского полка СС и 9-й учебно-резервный панцергренадерский батальон СС (последний — выделен командованием 9-й армии).
Командный пункт 15-й гренадерской дивизии войск СС (1-й латышской) разместился в Лихене».
Из вечернего донесения группы армий «Висла» от 7 апреля 1945 года:
«169-я пехотная дивизия: первый эшелон прибыл в распоряжение 9-й армии.
На участке 5-го горного корпуса СС в 17.50 поставлена дымовая завеса в районе к югу от моста Одерского передового оборонительного укрепления для маскировки транспортов через Одер. На трассе Дроссен—Цибин- ген 120 грузовиков и 80 повозок проследовали в обоих направлениях».
Из дневного донесения группы армий «Висла» от 8 апреля 1945 года:
«Противник выдвигает новые силы, переброшенные из Восточной
1 Busse, а.а.О. S. 157.


Падение Берлина
217
Пруссии, на всем участке обороны группы армий «Висла». Крупномасштабное русское наступление, по всей видимости, начнется 15 апреля».
Это предсказание оказалось довольно точным. Подтягивание новых войск тем временем продолжалось на всем фронте группы армий «Висла».
Из дневника генерала Гарайса от 8 апреля 1945 года:
«У нас русские уже не так далеко. Мне удалось посетить участок Фронхёфера (547-й фольксгренадерской дивизии) в самую лучшую весеннюю погоду. По пути переговорил с командиром дивизии СС «Нордланд», которая окапывалась в тыловой зоне. Я приехал в Шведт и поднялся на верхушку колокольни. Оттуда открывается отличный вид далеко на восток, через Одерскую низину. Шведт пока еще полон жителей; в случае вражеского наступления это может обернуться кровопролитием. Я добился от группы армий, чтобы административные службы распорядились эвакуировать Шведт и Фирраден...
10 апреля, 7.30. Ездил вниз к Одеру, на участок Штольпе. Туман закрывает обзор. Пользуясь случаем, посетил военного коменданта Эберсвальде генерал-майора Брюля, моего бывшего командира артиллерийского полка в 98-й пехотной дивизии, которой я командовал в Крыму».
12 апреля 1945 года умер президент США Рузвельт. С немецкой стороны вокруг этой смерти тут же появилось множество спекуляций, которые впоследствии так и не оправдались.
Из дневного донесения группы армий «Висла» верховному командованию сухопутных войск (ОКХ) от 12 апреля 1945 г.:
«На участке 11-го танкового корпуса СС противник предпринял безуспешную попытку разминировать минное поле к юго-западу от Лебуса.
Вражеские артиллерийские позиции в районе Лебуса — Райтвайна были атакованы 200 нашими самолетами, хорошее поражение целей».
В тот же день командование группы армий «Висла» направило своим армиям приказ о членах «движения Зейдлица»1:
1 Вальтер фон Зейдлиц-Курцбах (1888—1976), генерал артиллерии, был командиром 51-го армейского корпуса в составе 6-й армии Ф. Паулюса — 30 января 1943 г. попал в плен вместе с немецкой Сталинградской группировкой. Находясь в лагере военнопленных в Лунево, 12 сентября 1943 г. фон Зейдлиц и еще 93 немецких офицера (в том числе генерал-лейтенант Э.А. фон Даниэльс, генерал-майор д-р О. Корфес и генерал-майор М. Латтман, тоже попавшие в плен под Сталинградом) образовали антифашистский «Союз немецких офицеров». Союз выступил с «Воззванием к немецким генералам и офицерам, к народу и вермахту» и призвал к свержению гитлеровского режима. Одновременно он заявил о своей поддержке программы Национального комитета «Свободная Германия» и о желании сотрудничать с этой организацией. До весны 1945 г. к «Союзу немецких офицеров» присоединилось около 4 тысяч бывших генералов и офицеров вермахта. Многие из них приняли участие в агитационной работе Комитета — выступали в передачах радиостанции «Свободная Германия», обращались с воззваниями к немецким солдатам, а в начале 1945 года агитаторы Союза немецких офицеров и Комитета «Свободная Германия» (некоторые — в форме вермахта или Красной Армии без знаков различия) появились на фронте, чтобы через громкоговорители и листовки разъяснить солдатам вермахта свои истинные цели и убедить их в бессмысленности дальнейшего сопротивления. Сам Вальтер фон Зейдлиц-Курцбах, избранный председателем Союза, 26 апреля 1944 г. был заочно приговорен военным трибуналом Дрездена к смерти как изменник, а члены его семьи подверглись репрессиям. В 1955 году фон Зейдлиц вернулся в Германию, вновь воссоединился с семьей и жил в ГДР. — Прим. ред.


218
Вильгельм Тике
«Секретно. Командование группы армий, 12.4.1945 Основание: приказ R 30/44, секретно, только для командования,
от 6.2.1945.
Становится все больше признаков того, что враг усиленно прибегает к услугам предателей Зейдлица, чтобы ввести в заблуждение наши войска.
Войска должны проявлять повышенную бдительность и недоверие к любым незнакомым солдатам, будь то нижние чины, офицеры или генералы. В случае невозможности сразу же выяснить личность, их следует незамедлительно помещать под временный арест. Вражеских солдат в немецкой униформе или говорящих по-немецки следует беспощадно расстреливать. Офицеров по возможности следует брать в плен и, согласно приказу, непосредственно передавать тыловым инстанциям группы армий».
Командование группы армий «Висла» Начальник штаба (подпись) Кинцель, генерал-лейтенант Оперативный отдел, Nr.5505/45, секретно».
Действительно, налицо были все признаки, что «движение Зейдлица» в ходе наступления на Одере должно было сыграть принципиально новую роль.
12 апреля 1945 года командование 9-й армии издало приказ о переводе 32-й дивизии СС «30 января» с 18 апреля в резерв армии. Все подразделения дивизии должны были быть расформированы, поэшелонно выведены с фронта и переброшены в тыловую зону 11-го танкового корпуса СС в качестве резерва. Выбор пал именно на эту дивизию, усиленную полком СС «Фальке», потому что ее позиции были хорошо оборудованы и состояли из трех линий обороны. Но до полного расформирования 32-й дивизии СС дело не дошло, так как события 16 апреля помешали этому.
Из дневника генерала Гарайса от 13 апреля 1945 г.:
«Сводка вермахта сообщает, на удивление сухо и как-то автоматически, что пали Магдебург и Виттенберг. Англичане стоят перед Гамбургом.
В 16.00 часов меня посетил генерал фон Мантейфель. Мы говорили о положении, о руководстве, перспективах и о том, что может случиться в случае негативного развития событий... Мы осудили злонамеренную клевету на генерала Лаша в Восточной Пруссии, который просто не мог защищаться дальше, поскольку из-за этой клеветы весь германский генералитет оказывался в двусмысленном положении. Все же подавляющее большинство наших генералов выполнили свой долг, и будущие поколения историков смогут доказать это.
Рано утром 14 апреля ездил в расположение 210-й бригады штурмовых орудий1 (в районе Шведта, командир — майор Ланжель, позднее — гауптман Бок), чтобы проинспектировать ее боеготовность. Затем посетил две наблюдательные позиции под Блуменхагеном и Хайнерсдорфом.
На командном пункте Фронхёфера (547-я фольксгренадерская дивизия) я захватил с собой одного фенриха2 из военного училища в Торне (То- руни), который, пробиваясь к своим, ночью переплыл Одер. Юноша пере¬
1 Штурмовыми орудиями в вооруженных силах Германии назывались самоходные орудия (САУ). — Прим. ред.
2Фенрих — младшее офицерское звание в вооруженных силах Германии, примерно соответствующее званию младшего лейтенанта в Советской Армии. — Прим. ред.


Падение Берлина
219
жил много приключений. Он исхудал, зарос бородой и крайне устал, однако держался живо и уверенно. Он рассказал, что русские мучают немецкое мирное население и что они вывозят к себе все машины, скот и домашнее имущество.
После обеда было совещание с генерал-полковником Хайнрици на командном пункте Блеквена (1-я дивизия морской пехоты) о сложившемся положении и о дальнейшем руководстве боевыми действиями. Присутствовали обергруппенфюрер фон дем Бах-Зелевский, генерал-лейтенант фон Хиппель, полковник Риттер (начальник противовоздушной обороны), генерал-майор Блеквен и я. Совещание проходило под впечатлением от начавшегося русского наступления южнее Бад-Фрайенвальде и под Зеело- вом. Когда мы уже собирались расходиться, прибыл рейхсмаршал Геринг с большой свитой. Он завязал бессодержательный, удручающий разговор. Геринг заявил, что он установил на въезде в Каринхалле (его охотничий замок в Шорфхайде) два танка «Пантера» — две боевых машины, которые были бы гораздо нужнее здесь. Лицо генерал-полковника Хайнрици, отмеченное печатью тяжелых забот, по сравнению с сытым, самодовольным лицом Геринга казалось словно отлитым из бронзы».
Из донесений группы армий «Висла» верховному командованию сухопутных войск (ОКХ):
«12 апреля 1945 г. полк СС «Солар» передан в подчинение 3-го (германского) танкового корпуса СС. (Полк «Солар» стоял на плацдарме Цеден (Мешковице). Здесь еще 2 апреля 1945 г. отличились гауптштурмфюрер Фукер и его люди; в ходе нескольких контратак им удалось устранить русские прорывы, после чего плацдарм был эвакуирован).
13 апреля 1945 г.: на участке 610-й дивизии особого назначения 256 венгров были заменены немецкими солдатами.
Дивизионная группа Фойгта (обороняющая Арнсвальд (Хощно)) переименована в дивизионную группу Ледебура».
Из официальных записей начальника оперативного отдела группы армий «Висла» (хранящихся в Федеральном архиве Германии):
«В соответствии с пожеланиями рейхсфюрера СС в подчинение 3-го (германского) корпуса СС переданы следующие части: добровольческая бригада СС «Валлония», добровольческая бригада СС «Шарлемань» и румынский полк СС. (Последний был сформирован в конце 1944 года на войсковом учебном полигоне Дёллерсхайм и в марте 1945 г. брошен на Одерский фронт, где со своими двумя батальонами занимал позицию к югу от Штеттина. Предполагалось сформировать целую румынскую дивизию СС, но из-за общей военной ситуации она так и не была создана). При этом тактическое подчинение добровольческой бригады СС «Валлония» командованию корпуса невозможно, так как она составляет оперативный резерв в районе Штеттина».
В эти же дни в район Букова из Восточной Пруссии прибыл 1-й транспорт командования 56-го танкового корпуса. Командующий корпуса был тут же награжден Дубовыми листьями к Рыцарскому Кресту. Им являлся не кто иной, как генерал Вейдлинг, впоследствии руководивший обороной Берлина.
Развертывание войск 1-го Белорусского фронта на участке немецкой 9-й армии к тому времени практически закончилось. На участке 3-й танковой армии оно еще шло полным ходом. В донесении группы армий «Висла» в ставку ОКХ от 8 апреля 1945 г. говорилось, что русское наступление,


220
Вильгельм Тике
по-видимому, начнется 15 апреля. Правда, позже это предположение было дополнено в том смысле, что 1-й Белорусский фронт будет якобы готов к наступлению только 23 апреля. Из-за этого в немецких штабах возникли разные мнения по поводу предполагаемой даты советского наступления. Некоторые считали, что наступление 1-го Белорусского фронта может начаться в течение считаных часов, а чуть позже к нему присоединится и 2-й Белорусский фронт. Другие полагали, что Жуков будет ждать развертывания сил Рокоссовского, чтобы ударить одновременно. Но когда русские 14 апреля начали предварительное наступление по обе стороны от Кюстрина, стало ясно, что 3-й танковой армии осталось совсем немного времени перед решающим наступлением.


ПОДГОТОВКА НАСТУПЛЕНИЯ
Офицер штаба при командире артиллерии 8-го и 25-го стрелковых корпусов 1-го Белорусского фронта А.П. Назаров в своих воспоминаниях так описывает положение, сложившееся к 13 апреля 1945 года на плацдарме Лебус:
«Вражеская авиация бомбардировала наши позиции на Одере, однако толпы людей и техники с нашей стороны продолжали катиться к Лебусу и через Лебус сплошной упругой лавиной... Город жил, и наши войска проходили через его руины к передовой линии фронта. Он был похож на бьющееся сердце, по своим артериям толкающее вперед поток людей и техники. Город был набит машинами и всеми возможными видами «снабжения», которые громоздились во всех сохранившихся зданиях. Уже тогда никому не удавалось перерезать эту артерию! Никто не мог остановить эту лавину!»1
Как верно это сказано: «Никто не мог остановить эту лавину!»
«Я получил указание, — пишет дальше Назаров, — оставить наблюдательный пункт на франкфуртском направлении и перебраться на западную окраину Лебуса. Определенно, это и было будущее направление... Мы готовили расчеты, по итогам которых каждая стрелковая дивизия могла рассчитывать на 140 тысяч орудийных снарядов и мин за 30 минут. Это уже для Берлина».
Офицер германского Генерального штаба Хайм пишет:
«11 апреля Гитлер ожидал, что наступление начнется 12 или 13 апреля, так как, по его мнению, появление американцев на Эльбе у Магдебурга должно было подстегнуть русских. Поэтому войска были приведены в повышенную боевую готовность. Однако Жуков начал только 14 апреля с получасовой артподготовки между Франкфуртом и Гюстенбизе. Командование группы армий «Висла» верно предполагало, что речь шла всего лишь о наступлении ограниченными силами с целью захвата Зееловских высот»2.
Из дневного донесения группы армий «Висла» верховному командованию сухопутных сил от 14 апреля 1945 г.:
«Сегодня в утренние часы враг развернул против фронта 9-й армии давно ожидавшееся предварительное наступление.
К полудню боевые действия напоминали простое прощупывание всего участка обороны.
1 Scheel, а.а.О. S. 66.
2 Heim, Ferdinant. Heeresgruppe Weichsel. Maschinenmanuskript, Bundesarchiv Koblenz.


222
Вильгельм Тике
Однако во второй половине дня наступление, развернутое силами 5 дивизий и 200 танков, показало, что в эпицентре боевых действий ведется планомерное наступление, направленное на расширение Кюстринского плацдарма, сначала с целью захватить высоты по обеим сторонам от Зеело- ва, а затем — с целью использовать преимущества местности для переброски более крупных частей и перейти к крупномасштабному наступлению.
Если в первой половине дня вражеские атаки были в целом отбиты, а отдельные прорывы обороны в нескольких местах — устранены, то во второй половине дня противнику удалось при поддержке 65 танков осуществить крупный прорыв передовой линии фронта на участке 20-й панцергренадерской дивизии, захватить Гольцов и продолжить наступление на юго-запад.
В ходе ожесточенных боев, согласно неполным пока еще донесениям, удалось подбить 98 танков. ,
Восстановить передовую линию фронта от юго-восточной окраины За- ксендорфа и на 2,5 километра к юго-востоку от Лечина поручено танковой дивизии «Мюнхеберг», сменившей 20-ю панцергренадерскую дивизию.
Вражеская артиллерия поддержала наступление в районе направления главного удара у Хатенова — Геншмара силами примерно 40 батарей; на флангах артподготовка и поддержка наступающих войск осуществлялись в основном из минометов. Огонь противника в основном был сосредоточен на подавлении переднего края обороны.
Воздушная разведка показала, что, по сравнению с последними данными, на участке 11-го танкового корпуса СС появилось еще около 700 орудий, а на участке 101-го армейского корпуса — еще 400 орудий, основная масса которых сосредоточена на позициях на западном берегу.
Также замечена переброска через Одер новых крупных соединений, особенно в районе Гёрица.
В ближайшее время следует ожидать продолжения наступления теми же силами, а возможно — и начала крупного наступления.
На участках фронта 3-й танковой армии и оборонительного района Свинемюнде пока нет никаких значительных боевых действий».
Как же разворачивались боевые действия на разных участках фронта? Обратимся к деталям.
В штабе 5-го горного корпуса СС (под командованием Йекельна), в Мюльрозе, уже ранним утром 14 апреля были получены первые сообщения о сильном огне вражеской артиллерии на участках, которые занимали 32-я дивизия СС «30 января» и 286-я пехотная дивизия. Вскоре после этого донесения начали поступать одно за другим со стремительной скоростью: было отмечено шесть вражеских атак, каждый раз — силами примерно одного батальона при поддержке 10 танков, отрядов огнеметчиков и авиации. Так, в дополнительном донесении начальника артиллерии корпуса, приложенном к дневному донесению группы армий, говорилось: «Незадолго перед наступлением и уже в ходе него над артиллерийскими позициями на участке 286-й пехотной дивизии появилось множество вражеских штурмовиков, которые попытались засечь наши батареи во время ведения огня, а затем в момент стрельбы атаковали зенитно-артиллерийские позиции».
Наступление русской пехоты развивалось с плацдарма Аурит и имело своей целью расширить плацдарм и создать базу для крупномасштабного наступления 33-й армии генерал-полковника Цветаева.
Дивизия СС «30 января» под командованием штандартенфюрера СС


Падение Берлина 223

Кемпина удерживала участок от северных окраин Фюрстенвальде (Айзен- хюттенштадта) до северной части Визенау, к которому примыкал участок 286-й пехотной дивизии.
32-я дивизия СС «30 января» состояла из 86-го, 87-го и 88-го добровольческих полков СС (под командованием оберштурмбанфюреров Эккера, Фосса и Беккера соответственно), каждый из которых включал в себя по два батальона, 32-го артиллерийского полка СС (под командованием обер- штурмбанфюрера Лоренца) в составе трех дивизионов по две батареи и дивизионных частей. Позиции дивизии были хорошо оборудованы — три частично готовых линии обороны. Лежавшие перед ними луга хорошо просматривались, за исключением некоторых поросших кустарником участков у Визенау. Только у Фогельзанга и под Вассерверком имелись небольшие перелески.
В то время как на южном участке Фогельзанг—Цильтендорф все атаки противника были отбиты далеко впереди передовой линии фронта, то на участке 87-го полка у Визенау русским удалось прорвать главную линию обороны, хотя к ночи их удалось отсечь и вытеснить назад. При этом было уничтожено одно русское самоходное орудие.
Атаки на участке 286-й пехотной дивизии, особенно на ее южном фланге, также были отбиты.
Как сообщал в своем донесении начальник артиллерии 5-го горного корпуса СС 14 апреля, в ходе этого боя было израсходовано 1860 легких мин (400% расчетной нормы), 232 тяжелые мины (97% расчетной нормы) и 355 дымовых мин. Эти данные вызвали сомнения у эксперта, бывшего военнослужащего артиллерийского полка СС Хорста Вильке. «Сообщение начальника артиллерии 5-го горного корпуса СС (Arko 505) о расходе боеприпасов артиллерии на 14 апреля 1945 года, — сообщал он в своем письме автору от 3 мая 1977 г., — вызывает сомнения, так как передовые наблюдатели 32-го артиллерийского полка СС на подступах к Визенау могли не один раз вызвать заградительный огонь, так как настильный огонь противника, согласно приказу, был не настолько сильным. Командиры блефовали, чтобы сэкономить побольше снарядов. Начальник корпусной артиллерии бригаденфюрер Конрад и его начальник штаба гауптштурмфюрер Перль — оба были старыми стреляными лисами в таких делах». Таким образом, вполне возможно, что в вышеприведенном донесении упоминались намного более высокие цифры расхода боеприпасов, и, по всей видимости, это был не единичный случай.
Линию укреплений вокруг Франкфурта-на-Одере, разбитую в 2—3 километрах к востоку от города, безуспешно штурмовали части 69-й армии.
Полуторачасовой ураганный огонь обрушился на передовые позиции
11-го танкового корпуса СС в первые утренние часы 14 апреля. В штаб корпуса в Хайнерсдорфе одно за другим полетели донесения. Генерал войск СС Кляйнхайстеркамп и офицеры его штаба терялись в догадках: что это, предварительное или решающее наступление? Они подняли по тревоге находившуюся в резерве в районе Зиверсдорфа панцергренадерскую дивизию «Курмарк» и 503-й тяжелый танковый батальон СС.
На участке Лебус—Райтвайн части 69-й армии генерал-полковника Колпакчи атаковали по всему участку фронта 712-ю пехотную дивизию (генерал-майор фон Зигрот), стоявшую у Лебуса. Если не считать незначительного прорыва к западу от Элизенберга, который позже был ликвидиро¬


224
Вильгельм Тике
ван, дивизия сдержала все атаки врага и подбила 8 русских танков. Потери противника составили около 500 человек.
Стоявшая чуть дальше к северу 169-я пехотная дивизия (генерал-лейтенант Радций) также отразила несколько вражеских атак, поддержанных танками, вдоль железнодорожной линии Райтвайн—Подельцуг.
На участке 303-й дивизии «Дёберитц» (полковник Шёйнеман), который располагался в низине, противник предпринял наступление после интенсивной артиллерийской подготовки силами трех стрелковых дивизий и одной танковой бригады. На левом фланге дивизии им удалось захватить поместье Хатенов.
Направление главного удара пришлось на левый фланг 303-й дивизии. Здесь русские при поддержке танков продвинулись до поместья Заксен- дорф. Чтобы остановить этот прорыв, в бой были брошены части 920-й самоходно-артиллерийской бригады, которым удалось оттеснить русских. В дневном донесении, датированном следующим днем, говорилось:
«920-я учебная самоходно-артиллерийская бригада во главе с ее командиром, майором Каппом, в ходе оборонительных боев в районе Кюстрина 14 апреля уничтожила 36 вражеских танков, 2 тяжелых противотанковых орудия и 1 противовоздушное орудие, а также повредила еще 3 вражеских танка; собственные потери бригады составили всего одну машину».
Деревню Альт-Тухебанд, где находились передовые посты 303-й пехотной дивизии «Дёбериц», ввиду решительного натиска противника было решено оставить.
Стоявшая в районе Гольцова 20-я панцергренадерская дивизия (генерал-майор Шольце) оказалась в центре событий этого дня. Ее участок фронта непрерывно подвергался атакам нескольких стрелковых дивизий и двух танковых бригад, особенно вдоль трассы Кюстрин—Зеелов и вдоль расположенной чуть севернее железнодорожной ветки. Помимо собственной противотанковой артиллерии в помощь ей была брошена 920-я самоходно-артиллерийская бригада майора Каппа. К полудню противнику все еще не удалось добиться здесь какого-нибудь успеха. Однако и ряды солдат панцергренадерских батальонов дивизии сильно поредели.
Во второй половине дня, после нового полуторачасового ураганного обстрела, русские снова перешли в наступление на участке 20-й панцергре- надерской дивизии. Стрелковые батальоны Красной Армии при поддержке 65 танков начали прорыв на узком участке передовой линии обороны между железнодорожной линией и автотрассой и вышли к южным окраинам Гольцова. Затем они повернули на север, чтобы окружить Гольцов.
Другой удар противник нанес севернее Гольцова. Вместе с наступлением в районе Геншмарского озера он заставил пошатнуться всю линию обороны к северу от Гольцова. 90-й панцергренадерский полк, стоявший на левом фланге 20-й панцергренадерской дивизии, оказал ожесточенное сопротивление. Один батальон был окружен и почти полностью уничтожен. Затем клинья наступающих русских войск начали смыкаться за Гольцовом. Но пока под Гольцовом русских удалось остановить, пожертвовав несколькими танками и самоходными орудиями, смешанный отряд противника сумел прорваться из района Гольцова на северо-запад, где русским противостояла 9-я парашютная дивизия. Этот прорыв произошел впереди главной линии обороны, западнее Фридрихсауэ.
9-я парашютная дивизия (под командованием генерала Бройера), состоявшая из трех парашютных полков — 25-го, 26-го и 27-го, удерживала


Падение Берлина
225
участок по обеим сторонам от Цехина. К 16 часам вражеская артиллерия обрушила на позиции парашютистов новый шквал огня. Затем показались около 80 русских танков в сопровождении пехоты. Для парашютного батальона, состоявшего в основном из резервистов и недавно отобранных солдат Люфтваффе и включавшего в себя лишь небольшое количество опытных солдат, отразить эту атаку было непосильной задачей. Вскоре к востоку от Цехина образовался опасный прорыв, а к наступлению темноты Цехин был захвачен противником в результате широкого охватывающего маневра. Тем самым оборона на большей части участка фронта 9-й парашютной дивизии была сломлена. Чуть дальше к западу, около Фридрих- сауэ, главная линия обороны также была прорвана.
Командование 11-го танкового корпуса СС докладывало об уничтожении 81 танка, еще 6 были выведены из строя. Начальник артиллерии корпуса сообщал, что расход боеприпасов составил 3000 легких мин (372% расходной нормы), 2845 тяжелых мин (583% расходной нормы) и 385 дымовых мин.
На участке 101-го армейского корпуса (под командованием генерала Берлина) в этот прекрасный весенний день тоже было напряженно. Им противостояли войска 5-й ударной армии генерал-полковника Берзарина. Именно с этого участка Одера, южнее Гогенцоллерн-канала, должно было развертываться наступление с целью охвата Берлина с севера.
309-я дивизия «Великий Берлин» (под командованием генерал-майора Фойгтбергера) обороняла участок к юго-западу от Киница. На ее левом фланге противник предпринял несколько атак силами одного-двух батальонов.
Дислоцировавшаяся чуть к северу 606-я дивизия до обеда успешно отражала все вражеские атаки. Но во второй половине дня позиции этой бранденбургской учебной дивизии еще раз подверглись жестокому артиллерийскому обстрелу. Затем вновь двинулись в атаку русские стрелковые батальоны, на этот раз при поддержке танков. Под Гисхофом им удалось прорвать главную линию обороны, а оттуда продвинуться к Нёй-Варницу. К северу от этого места две стрелковые роты при поддержке 10 танков вошли в северную часть Карлсбизе. К западу от Гюстенбизе была отражена другая атака, предпринятая силами до одного батальона. Силы противника в этом районе составляли примерно два полка и около 40 танков. Чуть дальше самой крайней точки этих прорывов была создана вторая линия обороны.
Расход артиллерийских боеприпасов 101-го артиллерийского корпуса составил 1100 легких мин (231% расходной нормы), 450 тяжелых мин (239% расходной нормы) и 500 дымовых мин. Командование 101-го армейского корпуса доложило об уничтожении 5 русских танков.
В целом артиллерийская поддержка немецкой 9-й армии, включая согласованность и управление огнем, была вполне достаточной. Предварительные огневые планы и координация огня всех видов тяжелого оружия оправдали себя, но трудности с боеприпасами уже в первый день оказались тяжелым испытанием.
Наши военные летчики также внесли свой вклад в ходе оборонительных боев 9-й армии. Они поднимали свои машины с аэродромов Финов, Вернёйхен, Штраусберг, Эггерсдорф, Фюрстенвальде, Шёнефельд и Ора- ниенбург.
Танковая дивизия «Мюнхеберг», до этого времени находившаяся в ре-
9-1084


226
Вильгельм Тике
зерве армии, была передана в подчинение 11-го танкового корпуса СС и сменила понесшую тяжелые потери 20-ю панцергренадерскую дивизию, которая занимала позиции на переднем крае обороны по обеим сторонам от Зеелова (так называемая «позиция Харденберг»).
Последние артиллерийские части 169-й пехотной дивизии прибыли поездом.
Тем временем командование 3-й танковой армии докладывало в штаб группы армий «Висла»:
«Никаких значительных боевых действий. Перед южным участком фронта замечены крупные передвижения живой силы и транспорта. Противник перебрасывает артиллерию в район Шведта. На юго-востоке от Штеттина по обе стороны от автотрассы также замечены активные передвижения. Прибывают пехотные части на моторизованном транспорте. К юго-востоку от Гартца и к северо-востоку от Грайфенхагена наблюдалось приземление около 60 самолетов противника. В оборонительном районе Свинемюнде без изменений, никаких боевых действий не велось».
В целях упрощения руководства командование 9-й армии предусматривало перебросить из Восточной Пруссии в район Зеелова штаб 56-го танкового корпуса. Он должен был взять на себя командование танковой дивизией «Мюнхеберг», 20-й панцергренадерской дивизией и 9-й парашютной дивизией. Один из полков панцергренадерской дивизии «Курмарк» предполагалось перебросить в район Либбенихен — Гарциг в качестве оперативного резерва.
Маршал Жуков пишет: «За два дня до начала нашего наступления была проведена разведка по всему фронту. 32 разведывательных отряда силой до стрелкового батальона в течение двух суток 14 и 15 апреля боем уточняли огневую систему обороны противника, его группировки, определяли сильные и наиболее уязвимые места оборонительной полосы. Эта силовая разведка имела и другую цель. Нам было выгодно заставить немцев подтянуть на передний край побольше живой силы и техники, чтобы при артподготовке наступления 16 апреля накрыть их огнем всей артиллерии фронта. Разведка 14 и 15 апреля сопровождалась мощным артиллерийским огнем, в котором участвовали крупные калибры орудий. Противник принял эту разведку за начало нашего наступления»1.
Однако Жуков ошибался в своем последнем утверждении. Как свидетельствуют многие немецкие документы, немецкое командование рассматривало эти атаки именно как предварительное наступление с целью захвата Зееловских высот и создания плацдарма для наступления танковых соединений русских.
В качестве одного из примеров можно привести выдержку из дневного донесения группы армий «Висла» в ставку ОКХ:
«В зоне действий 3-й танковой армии штаб танковой дивизии «Силезия» (созданной на основе группы Велльмана) принял командование над участком фронта группы Клоссека. Группе Велльмана также придан полк Келлера (бывший 1-й сводный полк Люфтваффе).
Группе армий «Висла» переданы в подчинение военные округа II и III (за исключением подразделений, дислоцирующихся южнее тактической
1 Жуков Т.К. Воспоминания и размышления. С. 610.


Падение Берлина
227
разграничительной линии, то есть в зоне действий группы армий «Центр») и «Берлинский оборонительный район».
15 апреля стояла сухая весенняя погода, однако действиям авиации мешала переменная облачность.
В дневном донесении группы армий «Висла» от 15 апреля 1945 года говорилось:
«В зоне действий 9-й армии противник предпринимал сегодня только отдельные атаки и разведывательные рейды на тех же участках, что и вчера, но меньшими силами. Только против 9-й парашютной дивизии и (309-й) дивизии «Берлин» предпринимались более сильные атаки при поддержке танков, которые были отражены в ходе контратак, если не считать потери Цехина.
Общее впечатление от боевых действий сегодняшнего дня заставляет предполагать, что противнику помешали ответные действия нашей артиллерии, и поэтому дело так и не дошло до продолжения вчерашнего предварительного наступления или запланированного широкомасштабного наступления.
В поведении противника не было отмечено никаких признаков, которые позволили бы с уверенностью назвать точную дату начала широкомасштабного наступления. Можно было констатировать лишь то, что противник закончил приготовления к широкомасштабному наступлению на участке немецкой 9-й армии и может начать его в любой момент.
В зоне действий 3-й танковой армии противник провел несколько разведывательных рейдов силами до одной роты по обеим сторонам от Ни- ппервизе и к северу от Ретцовсфельде и смог закрепиться на западном берегу Одера.
Интенсивная переброска противником новых подкреплений на грузовиках к самому переднему краю на всем протяжении фронта между Цеде- ном и Штеттином проводилась даже невзирая на то, что мы знали об этом. В связи с сегодняшними боевыми действиями это позволяло заключить, что противник спешно осуществляет развертывание сил 2-го Белорусского фронта для предстоящего широкомасштабного наступления против 9-й армии.
На участке оборонительного района Свинемюнде каких-либо боевых действий, за исключением интенсивной артиллерийской перестрелки, не велось. Более крупные передвижения войск противника с севера на юг не позволяют с уверенностью сказать, идет ли речь об отводе войск в район Штеттина или о создании ударной группировки непосредственно на участке фронта оборонительного района.
В Берлинском оборонительном районе, так же как и в военных округах II и 111, никаких особенных происшествий».
В зоне действий 5-го горного корпуса СС части 32-й дивизии СС отражали атаки, предпринимавшиеся противником под Визенау силами до одной роты. К северу от Визенау в результате контратаки удалось отбить небольшой участок траншеи, который был занят противником накануне ночью.
В зоне действий 11-го танкового корпуса СС предпринимались отдельные атаки силами до одного батальона против постов боевого охранения 712-й пехотной дивизии под Элизенбергом и на трассе Лебус—Шёнфлисс, которые были отбиты.
169-й пехотной дивизии также пришлось отражать отдельные вылазки


228
Вильгельм Тике
противника на северо-востоке и на севере от Подельцига, ликвидируя прорывы линии фронта. Из-за упорного сопротивления противника не удалось отбить назад только усадьбу, расположенную в 500 метрах к югу от хутора Подельциг.
На правом фланге 303-й пехотной дивизии «Дёбериц» наши посты боевого охранения были вытеснены из Зеелаке.
К 15.30 руководство обороной Зееловского участка принял на себя 56-й танковый корпус с подошедшей минувшей ночью танковой дивизией «Мюнхеберг». Командовал 56-м танковым корпусом генерал Вейдлинг, опытный военачальник, недавно награжденный Дубовыми листьями к Рыцарскому Кресту. Его начальником штаба был полковник Генштаба фон Дуфвинг, начальником оперативного отдела — майор Генштаба Кнаббе. Командный пункт корпуса разместился в селе Вальдзиверсдорф, севернее Мюнхеберга. В его подчинение также перешли 9-я парашютная и 20-я панцергренадерская дивизии.
После боев с переменным успехом на трассе Кюстрин—Зеелов посты боевого охранения танковой дивизии «Мюнхеберг» отступили к новой главной линии обороны перед Зееловом.
На участке 9-й парашютной дивизии не было больше ни одного прорыва, но и контратака с целью отбить Цехин закончилась неудачей.
В зоне действий 101-го армейского корпуса сильным артиллерийским огнем среди ночи были разрушены позиции 309-й пехотной дивизии «Великий Берлин». Русские забросали ее защитников дымовыми минами, закрыв им видимость. Под прикрытием дымовой завесы две дивизии из состава 5-й ударной армии (генерал-полковника Берзарина) двинулись на штурм немецких укреплений, расположенных к северо-востоку от Лечина и к западу от Киница. Через образовавшиеся бреши западнее Фрайгута и в районе Йегерсграбена устремилась вражеская полковая группа при поддержке танков. Ей удалось прорваться к усадьбе в 500 метрах к востоку от огневого рубежа под Лечином. Еще одна полковая группа, подошедшая одновременно со стороны Рейфельда, была вынуждена залечь под огнем немецкой артиллерии. Вражеские силы, прорвавшиеся западнее Киница, — около двух батальонов при поддержке шести танков — были отсечены. Захваченная противником в середине дня сахарная фабрика в Фоссберге вечером также была отбита.
606-я пехотная дивизия (под командованием генерал-майора Россбер- га) тем временем была занята прочесыванием южной части Ортвига, одновременно сдерживая дальнейшее продвижение врага на северо-запад, к Нёй-Барниму. Под Карлсвизе было отражено несколько вражеских атак, предпринятых силами до одного батальона.
Наконец, 5-я егерская дивизия (под командованием генерала Зикста), стоявшая на северном фланге 101-го армейского корпуса, где уже начиналась зона действий 3-й танковой армии, сорвала переправу двух вражеских полков у Цекерека, уничтожив при этом 9 лодок.
Действия наземных сил русских активно поддерживала авиация — штурмовики и истребители.
На всех участках передовой, где шли ожесточенные бои, немецкая артиллерия эффективным массированным огнем сумела рассеять позиции резерва русских.
Все это время германская авиация предпринимала бомбардировки мос¬


Падение Берлина
229
тов через Одер и скоплений живой силы противника; ей также удалось уничтожить три вражеских танка.
В дневном донесении 9-й армии отмечалось, что на участке 5-го горного корпуса СС был уничтожен один танк, 56-го танкового корпуса — 15 танков и 101-го армейского корпуса — 4 танка.
В дневном донесении группы армий «Висла», которое заканчивалось упоминанием о действиях войск 3-й танковой армии и Берлинского оборонительного района, говорилось: «Дивизионная группа штандартенфюрера Мюллера (боеспособные части 27-й добровольческой гренадерской дивизии СС «Лангемарк», 28-й добровольческой гренадерской дивизии СС «Валлония» и 6-го истребительно-противотанкового батальона (16 противотанковых самоходных орудий Jagdpanzer 38), сведенные вместе под началом командира дивизии «Лангемарк») находилась в качестве оперативного резерва в районе Дамицов — Помеллен — Хоэнхольц». Здесь же стояла в полной боевой готовности 210-я самоходно-артиллерийская бригада.
«15 апреля, как и следовало ожидать на основе знакомства с наступательной тактикой русских, — записал в своем дневнике генерал Буссе, — новых атак больше не предпринималось. Противник пополнял потери, подтягивал новые дивизии и готовился к последнему штурму. Поэтому с одобрения командования группы армий главная линия обороны на участке
11-го танкового корпуса СС была принята только ночью, пока из-за новых потерь территории она не стала передним краем».


16 АПРЕЛЯ 1945 ГОДА: НАЧАЛО БЕРЛИНСКОЙ ОПЕРАЦИИ
В первую неделю апреля штабы 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов получили из Ставки приказ о начале Берлинской операции. Задачи были распределены следующим образом:
1-й Белорусский фронт (Жуков):
Взломать немецкий фронт в районе западнее Кюстрина путем фронтального наступления и расширения прорыва.
Группировки: 5 стрелковых армий (47-я армия, 3-я и 5-я ударные армии, 8-я гвардейская армия и 69-я армия), 2 танковые армии (1-я и 2-я гвардейские танковые армии).
На первом этапе операции следует захватить Зееловские высоты. В ходе дальнейшего продвижения 3-я ударная армия на 8-й день операции должна достичь района к западу от Берлина, а 47-я армия на 11-й день операции — выйти к Эльбе.
Танковые армии должны наступать одна за другой, пока не будет занято достаточное пространство для маневра, а именно: 1-я гвардейская танковая армия — в полосе наступления 8-й гвардейской армии, 2-я гвардейская танковая армия — в полосе наступления 5-й ударной армии. 2-я гвардейская танковая армия на 2-й день операции должна выйти в район к северо-востоку от Берлина, а 1-я гвардейская танковая армия — в район к юго-востоку от Берлина. Далее обе должны продолжить наступление на Берлин в одинаковом направлении. Стрелковые армии должны использовать успех танковых армий и на 6-й день операции овладеть Берлином.
К северу от Кюстрина следует нанести второстепенный удар силами 1-й польской армии в направлении Эберсвальде — Зандау-на-Эльбе, а южнее Франкфурта — другой второстепенный удар через Фюрстенвальде — Бранденбург силами 33-й армии.
1-й Украинский фронт (Конев):
Нанести сокрушительный удар по немецкой группировке южнее Берлина и на 10-й — 12-й- день операции выйти в район Беелиц — Виттенберг, после чего нанести второстепенный удар вдоль Эльбы в направлении Дрездена.
Группировки на участке главного удара в районе Трибеля: 5 ударных и 2 танковые армии. Направление удара: Шпремберг — Бельциг. Резерв (2-я волна) должен расширить прорыв во всех направлениях.
Чтобы не допустить контрудара немцев с юга, 2-я польская армия вместе с частями 52-й армии должна нанести отвлекающий удар из района Кольфурта в направлении Баутцен — Дрезден.


Падение Берлина
231
Соединение 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов должно произойти 15 апреля на направлении Гросс-Гастрозе — Люббен. Разграничительную линию между ними Сталин намеренно не стал проводить дальше, чтобы в зависимости от обстоятельств войска Конева также могли принять участие во взятии Берлина.
В ночь на 16 апреля, в 22.34, Берлин проснулся от очередной, 378-й по счету, воздушной тревоги. Около 200 самолетов Королевских военно-воздушных сил тремя волнами прошли над столицей рейха и сбросили на нее весь свой запас бомб. Ночное небо окрасилось в красный цвет от пламени пожаров, отсвет которых можно было видеть даже на расстоянии 60 километров, где проходил Одерский фронт. На фоне тускло освещенного ночного неба русские могли хорошо видеть свою цель — Берлин, столицу рейха.
На русских плацдармах на Одере шли последние приготовления к Берлинской операции. Штурмовые батальоны занимали свои исходные позиции. Подтягивались танки. На огневых позициях готовили мины и снаряды. Везде было лихорадочное оживление в ожидании «часа X». «В целом проведенная работа по подготовке Берлинской операции, — вспоминает маршал Жуков, — была невиданной по своему размаху и напряжению. На сравнительно узком участке 1-го Белорусского фронта за короткое время было сосредоточено 83 стрелковые дивизии, 1156 танков и самоходных орудий, 14 628 орудий и минометов и 1531 установка реактивной артиллерии1. Мы были уверены в том, что с этими средствами и силами наши войска разгромят противника в самый короткий срок»2.
На участке главного удара было сосредоточено по 270 орудий и минометов калибра 76 миллиметров на один километр линии фронта. Это был внушительный артиллерийский кулак.
В последние часы перед штурмом все русское командование было на ногах, чтобы еще раз проверить боеготовность своих соединений.
Маршал Г.К. Жуков вместе с членом Военного совета К.Ф. Телегиным отправился на наблюдательный пункт 8-й гвардейской армии, расположенный на Райтвайнер Назе (Райтвайнском Носу). Там уже собрались командующий 8-й гвардейской армии генерал армии Чуйков и многие другие офицеры штаба.
«Часовые стрелки как никогда медленно двигались по кругу, — вспоминает Жуков. — Чтобы заполнить как-то оставшиеся минуты, все мы решили выпить по стакану горячего крепкого чаю, который тут же, в землянке, приготовила девушка... Пили чай молча, каждый был занят своими мыслями. Ровно за три минуты до начала артподготовки все мы вышли из землянки и заняли свои места на наблюдательном пункте, который с особым
'Автор цитирует переводное издание «Воспоминаний и размышлений» Г.К. Жукова, изданное на немецком языке в Швейцарии, в котором много неточностей. Эта цитата из воспоминаний Жукова также была искажена: в частности, немецкий автор упоминает 3155 танков и 42 ООО орудий и минометов, хотя и не упоминает при этом о 1531 установке реактивной артиллерии (См.: Schukow, Georgi: «Erinnerungen und Gedanken», Stuttgart 1969, S. 586). В результате количество советской артиллерии оказалось завышенным в несколько раз! Для русского перевода книги В. Тике мы использовали цитаты из русскоязычного издания книги Жукова и заменили неверные цифры на те, которые упоминает сам Жуков. — Прим. ред.
2 Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. С. 607—608.


232
Вильгельм Тике
старанием был подготовлен начальником инженерных войск армии. Отсюда днем просматривалась вся приодерская местность. Сейчас здесь стоял предутренний туман. Я взглянул на часы: было ровно пять утра».
В пять часов утра по московскому времени, или в три часа утра по германскому времени, русские артиллеристы расчехлили жерла орудий.
«И сейчас же от выстрелов многих тысяч орудий, минометов и наших легендарных «катюш» ярко озарилась вся местность, а вслед за этим раздался потрясающей силы грохот выстрелов и разрывов снарядов, мин и авиационных бомб. В воздухе нарастал несмолкаемый гул бомбардировщиков. Со стороны противника в первые секунды протрещало несколько пулеметных очередей, а затем все стихло. Казалось, на стороне врага не осталось живого существа. После 30-минутного мощного артиллерийского обстрела, в течение которого противник не сделал ни одного выстрела, что свидетельствовало о его полной подавленности и расстройстве системы обороны, было решено начать общую атаку»1.
Жуков ошибся, предполагая, что обороняющиеся разбиты и подавлены. На заре немецкие войска получили указания из штабов группы армий «Висла» и 9-й армии оставить первую линию обороны, чтобы избежать лишних жертв. Там, где это еще не было сделано, передний край обороны отодвинулся на запад.
В 3.25 утра (по германскому времени) в районе главного удара от Кюстрина до Райтвайна разом зажглись 143 прожектора ПВО. «Более 100 миллиардов свечей освещали поле боя, — пишет Жуков, — ослепляя противника и выхватывая из темноты объекты атаки для наших танков и пехоты. Это была картина огромной впечатляющей силы, и, пожалуй, за всю свою жизнь я не помню подобного ощущения»2.
Однако «секретное оружие» Жукова не произвело того действия, на которое он рассчитывал, так как первая линия немецких окопов к тому времени уже была покинута. Как критически замечает по этому поводу генерал армии Чуйков, «свет прожекторов натыкался на плотную завесу из пыли и дыма. Они пробивали ее только на расстоянии от 150 до 200 метров»3.
502-й тяжелый танковый батальон СС (под командованием штурмбан- фюрера Хартрапфа) с 3 апреля стоял в районе Дидерсдорф — Литцен в качестве резерва 11-го танкового корпуса СС. Он подчинялся штабу панцергренадерской дивизии «Курмарк», которая также находилась в резерве в районе Зиверсдорфа (западнее Лебуса). Гауптшарфюрер Эрнст Штренг, командир танка «Тигр» из состава 2-й роты 502-го тяжелого танкового батальона СС, оставил воспоминания об этом бое, содержащие не только сухие общие факты, но и личные переживания.
«Наступление Красной Армии на Одере, которого немецкие войска ожидали уже несколько недель, — пишет он, — началось, и вместе с ним началась последняя решающая битва за Берлин и за Германию. Это выглядело так, словно поднялся занавес над последним актом ужасной драмы, когда шквал огня немыслимой силы и мощи прорезал рассветную дымку этого утра.
1 Жуков Т.К. Воспоминания и размышления. С. 612—613.
2 Жуков Т.К. Воспоминания и размышления. С. 613.
3 Gosztony, а.а.О. S. 170.


Боевые действия на южном фланге 9-й армии, 16 — 23 апреля 1945 г.


234
Вильгельм Тике
По времени это была еще почти ночь. Однако восточный край неба, насколько хватало глаз, был объят заревом. Холмы, тянущиеся от низины в излучине Одера напротив Лебуса и Райтвайна до Зеелова... как будто пылали огнем! Впереди и позади нас обрушился смертоносный стальной ливень. Тяжелая артиллерия била с того берега Одера. В небе над руинами домов промелькнуло двадцать или тридцать крылатых теней, сбросив несколько гроздьев тяжелых фосфорных и фугасных бомб на каждый клочок леса и на укрытые среди улиц и за складками местности немецкие артиллерийские и зенитные батареи.
Наша артиллерия не оставила этот вызов без ответа. Над низиной Одера поднялись клубы густого черно-сизого дыма и, проплыв над холмами, где находилась «позиция Харденберг», потянулись на запад.
От самых передовых одиночных стрелковых окопов до последней линии траншей каждый из нас замер за пулеметом или стереотрубой, на наблюдательном посту, перед радиопередатчиком или штабной картой в ожидании решающего часа. Подтягивались резервы к своим исходным позициям и оборонительным районам. Все радиопередатчики — от командного пункта какого-нибудь передового пехотного батальона и вплоть до самой ставки командования сухопутных войск в Цоссене — работали практически непрерывно, принимая и отправляя все новые радиограммы.
В этот момент в бой вступили эскадрильи немецких истребителей и бомбардировщиков. Воздух содрогался от гула моторов и пропеллеров. Стрелка часов добралась до семи, потом — до восьми часов.
Прошло уже около получаса, как до нас начали доноситься звуки стрельбы из стрелкового оружия, сквозь которые время от времени прорывалось тяжелое стаккато пулеметов. И эти звуки, казалось, становились все ближе и ближе».
Когда на том берегу Одера вспыхнули прожектора, советские штурмовые части ринулись в наступление:
— против немецкого 101-го армейского корпуса (генерал Берлин) наступала русская 47-я армия (генерал-лейтенант Перхорович);
— чуть дальше на юг, на участке к северу от трассы Кюстрин—Зеелов, против немецкого 56-го танкового корпуса (генерал Вейдлинг), стоявшего по обеим сторонам от Зеелова, наступали 3-я и 5-я ударные армии (генерал-полковник Кузнецов и генерал-полковник Берзарин);
— от трассы на Зеелов и со стороны русского плацдарма у Лебуса против 11-го танкового корпуса СС наступала русская 8-я гвардейская армия (генерал Чуйков) и 69-я армия (генерал-полковник Колпакчи);
— под Франкфуртом-на-Одере и к югу от него — против так называемой «крепости Франкфурт» (генерал-майор Билер) и 5-го горного корпуса СС (генерал войск СС Йекельн) — наступала русская 33-я армия (генерал-полковник Цветаев).
Штурмовым частям необходимо было преодолеть артиллерийский огневой рубеж. Начальник артиллерии 1-го Белорусского фронта генерал-полковник Казаков, пишет: «Артиллерийская поддержка наступающих пехоты и танков началась, как предусматривалось в плане координации действий родов войск, с огневого вала и затем перешла в массированный обстрел. Особенно упорные очаги сопротивления подавлялись массированным огнем тяжелой артиллерии трех — пяти бригад. Уже в первый день


Падение Берлина
235
нашей артиллерией было поражено около 2000 целей, в том числе система траншей и многие укрепленные позиции»1.
Мины и снаряды дальнобойной русской артиллерии поразили несколько немецких штабов, складов и прочих военных сооружений. На окраине Фюрстенвальде был уничтожен эшелон с боеприпасами; по свидетельствам очевидцев с немецкой стороны, 17 вагонов со снарядами для полевых пехотных гаубиц, ровно 7000 мин, взлетели на воздух. Согласно донесению начальника артиллерии корпуса, 16 апреля под вражеский огонь попала
8-я рота 100-й железнодорожной батареи, стоявшая между Зееловом и Мюнхебергом, — три 280-миллиметровых орудия.
В утреннем донесении группы армий «Висла» верховному командованию сухопутных сил от 16 апреля 1945 года говорилось:
«С 3.50 утра противник вел ураганный огонь на северном участке фронта 5-го горного корпуса СС вплоть до южных окраин Франкфурта, а также на всем участке 11-го танкового корпуса СС, 56-го танкового корпуса и 101-го армейского корпуса до южных окраин Альт-Рюдница... Продолжавшийся два с половиной часа ураганный огонь представлял собой артподготовку к широкомасштабному наступлению невиданного до сих пор размаха».
В дневном донесении от того же дня приводились следующие подробности:
«На участке фронта 9-й армии противник начал давно ожидавшееся решительное широкомасштабное наступление. Наступление было поддержано ураганным артиллерийским огнем, который продолжался два с половиной часа, из 2500 орудий и 1600 минометов, выпустивших по нашим позициям ровно 450 тысяч снарядов и мин, а также истребительной и штурмовой авиацией, совершившей около 2000 вылетов, и примерно 450 танками.
Благодаря глубокоэшелонированным артиллерийским позициям позади главной линии обороны эффективность вражеского огня не соответствовала высокому расходу боеприпасов».
Как пишет генерал Чуйков, первая заминка произошла уже после того, как пехота вступила в бой и форсировала канал. Танки и бронемашины с трудом могли маневрировать здесь. Немецкая артиллерия открыла ответный огонь.
На главном участке обороны у Зеелова огнем артиллерии руководил генерал-лейтенант Крузе, начальник артиллерии 9-й армии (General z.b.V. 4). В его подчинении находились 406-й фольксартиллерийский корпус (полковник Бартельс) в районе Врицена и 408-й фольксартиллерийский корпус (полковник Фогт), занимавший позиции по обеим сторонам от Зеелова, а также артиллерийские полки дивизий, входивших в состав армии. Тщательность, с которой составлялись артиллерийские планы, теперь приносила свои плоды. Залпы немецких тяжелых орудий попадали в самую гущу наступающих русских войск, вызывая замешательство. «Противник был явно поражен мощью нашей артиллерии», — писал начальник штаба артиллерии в дневном донесении группы армий «Висла» от 16 апреля.
Постепенно ударные силы русских, благодаря своему подавляющему численному превосходству, сумели закрепиться на занятой территории и в
1 Scheel, а.а.О. S. 71.


236
Вильгельм Тике
нескольких местах отбросить обороняющиеся немецкие войска. Это был во всех отношениях жаркий день: во-первых, потому что погода была солнечной и безветренной, а во-вторых, потому что разворачивавшиеся в этот день бои были еще более жаркими. Весна вступила в свои права!
На командном пункте в Бад-Саарове за событиями внимательно наблюдали командующий 9-й армии генерал Буссе и его начальник штаба полковник Генштаба Хёльц. Не менее оживленно было и на командном пункте 11-го танкового корпуса СС в Хайнерсдорфе. Звонили телефоны, стучали радиопередатчики: русские идут! Генерал войск СС Матиас Кляй- нхайстеркамп, его начальник штаба полковник Генштаба Герберг Гизе, начальник оперативного отдела майор Генштаба Томас и адъютант (На) обер- штурмбанфюрер Штадельбауэр в крайнем напряжении следили за поступающими сообщениями. На командных пунктах 56-го танкового корпуса в Вальдзиверсдорфе и 101-го армейского корпуса в Харнекоп-Хазельберге царила такая же атмосфера. Вскоре с первыми донесениями стали проясняться отдельные детали успешного наступления русских. Первые бреши на участке фронта 9-й армии образовались южнее Франкфурта, по обе стороны от Зеелова и восточнее Врицена.
В зоне действий 5-го горного корпуса СС наиболее яростные бои снова разгорелись на участке 32-й дивизии СС «30 января». Накануне ночью противник прорвался северо-западнее Визенау, но прорыв удалось устранить. В течение последующих нескольких дней городок Визенау еще 21 раз переходил из рук в руки. 87-й гренадерский полк СС под командованием обер- штурмбанфюрера Фолльмера всякий раз восстанавливал прежнюю передовую линию обороны. В этом ему помогала 1-я рота 86-го гренадерского полка СС под командованием гауптштурмфюрера Хелльвига; в решающий момент рота из 60 человек сумела в рукопашном бою отбить назад линию окопов.
16 апреля под Визенау вновь разворачивались ожесточенные бои, но 87-й полк СС и дислоцировавшийся к северу от него 88-й гренадерский полк СС (под командованием штурмбанфюрера Беккера) сумели отстоять свои позиции. Во время русского наступления они прикрывали с фланга контратаку немцев, предпринятую чуть севернее в оперативных целях.
Критическое положение наметилось на участке 286-й пехотной дивизии, которой командовал генерал-майор фон Роде, к югу от Франкфурта. Здесь русская 33-я армия генерала Цветаева силами 95-й и 339-й стрелковых дивизий захватила значительную территорию и сумела продвинуться далеко на запад. По-видимому, их целью было выйти к автотрассе у Мар- кендорфа. На командном пункте 286-й пехотной дивизии в Кайзермюле едва успевали получать все новые мрачные новости. Штурмовые группы русских вступили в лесной массив к северо-востоку от Маркендорфа до самой железнодорожной линии между Маркендорфом и Франкфуртом, к обеду достигли района западнее 87-й имперской автотрассы и к 17 часам несколькими клиньями вышли к автотрассе Берлин—Франкфурт у Лихтен- берга.
Немецкое командование прекрасно понимало важность этой автотрассы еще во время составления предварительных планов обороны Берлина, именно поэтому вторая линия обороны была предусмотрительно разбита вдоль 87-й имперской трассы. Вот свидетельство гауптштурмфюрера Крауса, командира 32-го истребительно-противотанкового батальона СС, одного из тех, кто оборонял ее в те дни:


Падение Берлина
237
«12 апреля я получил приказ сформировать боевую группу на основе штаба 32-го истребительно-противотанкового батальона СС, двух рот нашего батальона, фузилерной роты на велосипедах, одной роты крепостного полка Франкфурта, саперного взвода войск СС (в составе одного унтерш- турмфюрера и 30 солдат). Мы должны были занять 2-ю линию обороны между Маркендорфом и Хоэнвальде. Остальные роты нашего дивизиона и вспомогательные пехотные части должны были оставаться в районе Фоге- льзанг — Визенау в распоряжении 32-й дивизии СС. Рота снабжения и материально-технического обеспечения была оставлена в районе восточнее Мюльрозе.
Моя новая боевая группа — «боевая группа Крауса», сокращенно «БГК» — получила задачу удержать 2-ю линию обороны в районе 87-й трассы и перекрестка Маркендорф. Обе пехотные роты я поставил на участок от Хоэнвальде до Маркендорфа. На этой линии или позади нее заняли позиции роты самоходных орудий моего бывшего батальона. Командный пункт «группы» разместился в Маркендорфском замке. Там же, наготове, находился в качестве резерва и саперный взвод. Такова была предыстория.
Утром 16 апреля мой участок подвергся обстрелу русской артиллерии. Под интенсивный огонь попал и Маркендорф. Во время артобстрела нас бомбардировали и обстреливали из пушек русские самолеты.
Ближе к обеду к нашим окопам, которые занимала пехота, приблизилась группа людей в немецкой униформе с криками: «Не стреляйте, товарищи!» Это были люди Зейдлица. Многие, в основном необстрелянные пожилые резервисты, оказались в замешательстве, и прежде чем они поняли, что произошло, люди Зейдлица уже появились на некоторых позициях переднего края и открыли огонь по нашим самоходкам и противотанковым орудиям. С трудом собрав все имеющиеся силы, нам удалось отбить передовые позиции, ликвидируя прорывы один за другим. Когда на штурм пошла вторая волна — русский стрелковый полк, их расстреляли из самоходок и противотанковых орудий еще на подходе к переднему краю».
Начальник оружейно-технической службы 32-го противотанкового дивизиона СС оберштурмфюрер Берман вел свой дневник в эти дни. Он продолжает повествование Крауса:
«16 апреля 1945 г.: Мне пришлось отправить в пехотный взвод сопровождения двух своих подмастерьев-оружейников (Waffenmeistegehilfen), в том числе штурммана Шперлиха. Начальником оружейной мастерской стал роттенфюрер Хорн, а моим помощником водителя — штурмман Гар- ке. Я получил радиограмму, в которой мне было приказано немедленно прибыть на командный пункт «боевой группы». Вместе с унтершарфюре- ром Шефером и штурмманом Гарке еду через Мюльрозе в Хоэнвальде, где нахожу гауптштурмфюрера Крауса. Все орудия в действии. Наш дивизионный врач, унтерштурмфюрер Штраус, с трудом сумел ускользнуть от прорвавшихся русских на санитарной машине. Ночь на 17 апреля он и мои ребята провели в Хоэнвальде в каком-то подвале».
К северу от Маркендорфа, на участке 286-й пехотной дивизии, предотвратить прорыв не удалось. Так в один день Маркендорф на время стал основным районом боевых действий. Чтобы восстановить нарушенные коммуникации между крепостью Франкфурт и 5-м горным корпусом СС, генерал Буссе приказал 5-му горному корпусу СС занять также участок фронта к югу от крепости Франкфурт близ Лоссова. Первые меры для этого были приняты уже во второй половине дня 16 апреля. Против русских


238
Вильгельм Тике
штурмовых колонн были срочно брошены резервы 286-й пехотной дивизии и 32-й дивизии СС.
Мобильный оперативный резерв 5-го горного корпуса СС составлял 561-й истребительно-противотанковый батальон особого назначения. В случае крупномасштабного наступления русских его предполагалось мгновенно перебросить на тот участок фронта, которому будет угрожать наибольшая опасность. Батальон состоял из трех рот, оснащенных штурмовыми орудиями и самоходными противотанковыми орудиями «Хетцер»1, роты материально-технического обеспечения, взвода разведки и пехотного взвода сопровождения. Он составлял всю огневую мощь 5-го горного корпуса СС. Пункт управления находился на командном пункте 5-го корпуса СС в здании клиники, расположенной на западной окраине Мюльрозе.
Вспоминает командир батальона, гауптштурмфюрер Лобмайер:
«Штурм, которого давно ждали, начался на рассвете 16 апреля. Я принял все меры, чтобы батальон смог выступить при первых же признаках крупномасштабного наступления. Боевые подразделения выехали на заранее намеченные исходные позиции, подразделения тыла — в заранее разбитый лагерь к западу от Мюльрозской клиники.
При первых же звуках артиллерийской канонады бронетанковые подразделения заняли исходные позиции, а именно:
Группа 1 (1-я рота под командованием оберштурмфюрера Хаукельта) двумя маршевыми группами двинулась в направлении Мюльрозе — Мар- кендорф до конца автотрассы, юго-западнее Франкфурта. Правофланговая маршевая группа проследовала через Мюльрозе, Мальхов и Лоссов. Уже в районе Мальхова ее командир доложил о первом соприкосновении с врагом. После этого левофланговая группа, направлявшаяся к Маркендорфу, получила приказ свернуть к Гюльдендорфу.
Противник, вклинившийся между Гюльдендорфом и Лоссовом, — а это были какие-то монголы — с двух сторон был встречен огнем моей первой танковой группы. Но положение оставалось неопределенным до тех пор, пока к нам на помощь не подоспели части полка СС «Фальке». После этого перевес оказался на нашей стороне. К вечеру большая часть русских, прорвавшихся северо-западнее Лоссова, была окружена и расстреляна прямой наводкой.
Группа 2 (2-я рота под командованием унтерштурмфюрера Даймлинга) наступала через Мюльрозе, Шлаубехаммер и Линдов, чтобы помочь 86-му гренадерскому полку СС в обороне района Брисков — Финкенхерд.
Группа 3 (3-я рота под командованием унтерштурмфюрера Сокола) двинулась через Мюльрозе, Чернсдорф, Риссен и Шёнфлисс в район Фюрстенберга, чтобы поддержать 391-ю пехотную дивизию».
Но уничтожение одного из наступающих клиньев русских в районе северо-западнее Лоссова не устранило опасность прорыва. Собственно, ни¬
1 «Хетцер» (нем.: Hetzer, букв.: «зачинщик», «затравщик», «загонщик») — противотанковое самоходное орудие (истребитель танков), выпускавшееся нацистской Германией с 1943 года на шасси чешского легкого танка PzKpfw 38 (t), так и не поступившего на вооружение чешской армии, но зато широко производившегося Германией и ее союзниками в 1939—1942 гг. Небольшие маневренные «хетце- ры» оказались довольно эффективным оружием в борьбе с танками противника. До мая 1944 года, когда большинство заводов по их производству были разбомблены, было выпущено 1577 таких машин. — Прим. ред.


Падение Берлина
239
какой четкой линии фронта с немецкой стороны здесь больше не существовало. В ночь на 17 апреля русские бросили в бой свежие силы, чтобы выйти к автотрассе. Бронетанковой группе Лобмайера потребовалась поддержка пехоты. Для этого в район южнее Маркендорфа были стянуты 3-й батальон полка СС «Фальке» и 32-й полевой резервный батальон СС. Однако, как выяснилось впоследствии, этих сил было недостаточно, чтобы закрыть брешь в обороне, образовавшуюся к югу от Франкфурта. Превосходящие силы русских неудержимо двигались на запад.
«Из-за отдельных прорывов противника сразу в нескольких местах, — как вспоминает гауптштурмфюрер Лобмайер, — единая немецкая линия обороны вскоре перестала существовать. Позднее оказалось также, что наши слишком слабые и немобильные оперативные резервы просто не в состоянии залатать эти бреши и ликвидировать прорывы».
На Франкфуртском плацдарме 16 апреля было относительно спокойно после того, как накануне ночью началось решающее наступление. Русские знали, что «крепость» Франкфурт не упадет им в руки так просто, без особых потерь, как спелое яблоко.
Позиции 712-й пехотной дивизии под Лебусом накануне ночью подверглись нескольким менее мощным атакам, которые удалось отразить. Но теперь, с началом широкомасштабного наступления русских, участок автотрассы между Лебусом и Шёнфлиссом стал ареной самых ожесточенных боев. В конце концов 712-я пехотная дивизия уже больше не могла удерживать Шёнфлисс и отступила. Чтобы отбить Шёнфлисс, на помощь ей подоспели части панцергренадерской дивизии «Курмарк» и 502-го тяжелого танкового батальона СС, которые до этого момента находились в резерве. К 9 часам утра 2-я рота 502-го танкового батальона СС покинула свои исходные позиции между Дидерсдорфом и Литценом. К 13.00 рота «Тигров», миновав Дольгелин, вышла к Альт-Цешдорфу. Командир отправился на командный пункт 712-й пехотной дивизии к генерал-майору фон Зигроту, чтобы ознакомиться с обстановкой. Рота должна была дождаться подхода батальона фанен-юнкерского полка из состава дивизии «Курмарк» и вместе с ним попытаться выбить противника из Шёнфлисса.
К 14.30 «Тигры», которыми командовал гауптштурмфюрер Нёй, в сопровождении солдат фанен-юнкерского полка двинулись на штурм. Тяжелые бронированные машины приблизились к цели по оврагу и в сопровождении пехоты ворвались в Шёнфлисс. Русские, преследуемые «Тиграми» и фанен-юнкерами, были вынуждены бежать. Но примыкавший к селу луг затруднял движение танков. Тем временем русские успели прочно закрепиться на бывшей передовой линии немецкой обороны. «Тигры» продолжали преследование. Завязался бой. Штурмовать приходилось каждый окоп, один за другим. К вечеру цель контратаки была достигнута: немецкие войска вышли к плотине восточнее Шёнфлисса и восстановили бывшую передовую линию обороны.
169-я пехотная дивизия (ею командовал генерал-лейтенант Радций) сдерживала натиск превосходящих сил противника, наступавших при поддержке 40—50 танков. Правда, южнее Мальнова противнику удалось прорвать переднюю линию обороны, но в ходе немецкой контратаки у Шёнфлисса прорыв был ликвидирован.
Критическое положение сложилось на участке фронта, который занимала 303-я пехотная дивизия «Дёберитц». Крупные силы русских, включавшие пехоту и артиллерию, прорвали передний край и захватили значи¬


240
Вильгельм Тике
тельную территорию вдоль трассы Заксендорф—Дольгелин. Полковник Шёйнеман, командовавший этой дивизией, которая была сформирована из резервных и учебных частей пехотного училища и учебного войскового полигона в Дёберитце, был вынужден бросить в бой все свои резервы и запросить подкреплений у 11-го танкового корпуса СС. Дивизионный командный пункт, размещавшийся в Дольгелине на вокзале, пришлось в спешке эвакуировать, когда на привокзальную площадь ворвались 40 русских танков. Сам полковник Щёйнеман был тяжело ранен. Чтобы устранить этот глубокий прорыв, когда русские вышли к железнодорожной ветке Зеелов—Франкфурт, в бой пришлось бросить разведывательный батальон и другие части дивизии «Курмарк». Эта железнодорожная ветка стала той линией, которой пытались достичь все немецкие контратаки 16 апреля. Кроме подразделений дивизии «Курмарк», в контратаке участвовала и 1-я рота 502-го тяжелого танкового батальона СС. Она получила приказ о вступлении в бой вскоре после выступления 2-й роты и со своими «Тиграми» сразу же двинулась в исходный район Дидерсдорф — Литцен. Командир роты гауптштурмфюрер Калле и командир одного из взводов оберш- турмфюрер Клуст так рассказывают об этом бое:
«К 10.30 утра шесть «Тигров» 1-й роты вышли к Дольгелину и заняли позицию на восточной окраине деревни. Отсюда мы могли хорошо видеть Кюстрин. Мы отчетливо видели огромную массу русских, продвигавшихся на запад. Неподалеку от холма, где мы находились, проходила трасса Зр- ксендорф—Дольгелин, от которой нас отделял противотанковый ров. Впереди рва двигалось около 20 русских боевых машин, но им так и не удалось преодолеть это препятствие. Мы не могли открыть по ним огонь, так как пушки наших «Тигров» невозможно было опустить так низко.
Перед нами стояло 11 русских танков, и в течение короткого времени все они были подбиты нашими «Тиграми». Но при этом мы совсем не обращали внимания на овраг. Именно оттуда русские открыли по нам стрельбу, подбив два «Тигра», но, несмотря на повреждения гусениц и башни, оба остались в строю. Затем мы открыли огонь по позициям и колоннам войск противника, которые двигались к Зееловским высотам. Нескольких фугасных снарядов хватило, чтобы смести вражескую пехоту вместе с машинами, так что русские так и не смогли добраться до Зееловских высот. Ночью мы отошли назад, на ровную местность к западу от Дольгелина. Как обычно, почти без прикрытия пехоты.
На рассвете 17 апреля на штурм двинулись новые русские пехотные колонны при поддержке «сталинских органов». Наша выгодная позиция сполна оправдала себя. С помощью взвода 20-миллиметровых зенитных орудий, который открыл по русским огонь прямой наводкой, наши «Тигры» отбили все атаки».
Между тем не менее кризисная ситуация еще раз возникла 16 апреля в районе трассы Заксендорф—Дольгелин. Но в результате контратаки положение удалось исправить и, более того, даже снова пробиться к железнодорожной линии Зеелов — Кюстрин.
В зоне действий 56-го танкового корпуса разворачивались самые напряженные бои в районе 1-й имперской трассы и к северу от нее. Генерал Вейдлинг, оперативный штаб которого прибыл сюда из Восточной Пруссии всего лишь два дня назад, на рассвете приказал заменить сильно потрепанную 20-ю панцергренадерскую дивизию (под командованием Шольце) танковой дивизией «Мюнхеберг» (под командованием Муммерта). Однако


Боевые действия под Зееловым, 16 — 22 апреля 1945 г.


242
Вильгельм Тике
какое-то время солдаты обеих дивизий были вынуждены стоять бок о бок, сдерживая русское наступление. Здесь же сражались солдаты 920-й учебной самоходно-артиллерийской бригады майора Каппа. Но противник имел значительное превосходство в живой силе и технике, и к вечеру немецким войскам пришлось отступить к восточной окраине Зеелова.
Не менее напряженные бои бушевали на соседнем участке фронта, который занимала 9-я парашютная дивизия (под командованием Бройера). Было уничтожено около 30 русских танков, но это не могло остановить русский паровой каток.
Вот показались и северные окраины Зеелова. В своих мемуарах русские военачальники Жуков и Чуйков пишут, что они никак не рассчитывали встретить такое сильное сопротивление немцев на подступах к Зеелову и в районе 1-й имперской трассы.
К 13.00 советские штурмовые группы все еще не добились ожидаемого решающего успеха, хотя численное и материальное превосходство было на их стороне. Целью первого дня наступления были Зееловские высоты. К 14 часам командующий 8-й гвардейской армии генерал Чуйков отдал своим войскам приказ после нового 20-минутного артобстрела атаковать и захватить Зеелов, Фридерсдорф и Дольгелин. Чуйков был сбит с толку, когда увидел брошенные немецкие окопы, и решил, что это засада. Из-за этого он потерял драгоценное время, которое теперь надо было восполнить, чтобы успеть достичь конечной цели первого дня наступления. Согласно плану операции, 8-й гвардейской армии необходимо было захватить Зееловские высоты собственными силами, и лишь после этого в дело должны были вступить танковые армии.
На командном пункте Чуйкова на Райтвайнер Назе собрались маршал Жуков и члены штаба 1-го Белорусского фронта. Все следили за ходом сражения. К 14 часам раздался телефонный звонок из Москвы. Звонил Сталин, он просил пригласить к аппарату Жукова. Главнокомандующий был недоволен слишком медленным развитием наступления и приказывал немедленно бросить в бой всю 1-ю гвардейскую танковую армию генерал-полковника Катукова. Она должна была опередить 8-ю гвардейскую армию и взять Зееловские высоты. Сталин сообщил Жукову, что войскам
1-го Украинского фронта удалось с первого захода прорвать немецкую оборону у Форета, и теперь они стремительно продвигаются на запад. Это напоминание о соперничестве между фронтами заставило Жукова занервничать и поторопиться, поскольку он хотел остаться в истории как покоритель Берлина, этого требовало его честолюбие.
Чуйков считал ошибкой бросать в бой 1-ю гвардейскую танковую армию именно в этот момент. В своих воспоминаниях он рассказывает, что из-за переброски 1-й гвардейской танковой армии немногочисленные имеющиеся дороги оказались перегруженными настолько, что скоро по ним стало вообще невозможно добраться до передовой. В первую очередь это коснулось артиллерийских батарей, которые не смогли вовремя перебраться на новые позиции.
Во второй половине дня 16 апреля на правом фланге 8-й гвардейской армии наметился первый успех. 47-я стрелковая дивизия (под командованием генерал-майора Шугаева) захватила отдельные высоты к северу от дороги Кюстрин—Зеелов. Но Чуйков не оценил этого успеха, «так как здесь дивизии не противостояли ни танки, ни бронетехника». Дивизия продол-


Боевые действия под Вриценом, 16 — 20 апреля 1945 г.


244
Вильгельм Тике
жила наступление, выйдя к трассе Врицен—Зеелов южнее Гузова, создав тем самым угрозу Зеелову с севера. Непосредственно с фронта к Зеелову приблизилась еще одна дивизия из состава 4-го гвардейского стрелкового корпуса — 57-я стрелковая. Ей удалось прорваться к Зееловскому вокзалу, где ожесточенные бои продолжались до наступления темноты.
28-й и 29-й стрелковые корпуса, наступавшие южнее 4-го стрелкового корпуса, также повернули на Зеелов, однако им не удалось прорвать линию обороны. Немецкие войска продолжали удерживать Зеелов и Зееловские высоты.
Одновременно 5-я ударная армия генерала Берзарина, наступавшая севернее 8-й гвардейской армии, столкнулась с не менее отчаянным сопротивлением и только в нескольких местах смогла пробиться к старому руслу Одера. На участке немецкой 9-й парашютной дивизии было подбито 30 русских танков. Не последнюю роль в этом сыграли зенитные орудия, перенацеленные для ведения наземных боев. Тем не менее вражеские войска продолжали пробиваться вперед из района Лечина и к вечеру уже стояли у восточных окраин Кинвердера на участке фронта, оборонявшемся 309-й пехотной дивизией «Берлин».
На участке 606-й пехотной дивизии (из 101-го армейского корпуса) разворачивались тяжелые бои за Левин, причем старая часть города (Альт-Ле- вин) дважды вновь переходила в руки немцев. Здесь сражались части 18-й панцергренадерской дивизии и 1-го караульного полка СС (Кашулла), которые поддерживал огнем 1-й дивизион 25-го артиллерийского полка, а во время второй контратаки участвовал также 4-й охранный (полицейский) батальон СС (бывший батальон «Фюрстенберг-на-Одере»).. Несмотря на их упорное сопротивление, к вечеру противнику удалось продвинуться до линии Альт-Треббин — Тёрингсвердер — Борегар. В ходе этих боев было подбито 28 русских танков. Чуть дальше к северу одной полковой группе русских при поддержке 30 танков удалось через Нёй-Литцегёрике прорваться к линии Карлсхоф — Фердинандсхоф. Для Врицена создалась угроза с трех сторон. В районе Альт-Литцегёрике была предотвращена попытка форсировать Одер.
Когда наметился прорыв русских через Альт-Левин и Нёй-Левин (Старый и Новый Левин), по тревоге была поднята дислоцировавшаяся северо-западнее Врицена «боевая группа «Тысяча и одна ночь».
Командиром «Тысячи и одной ночи» был кавалер Рыцарского Креста майор Бланбуа. Он начинал службу в 5-м пехотном полку в Штеттине и был одним из наиболее блестящих батальонных командиров 12-й танковой дивизии. После ранения он участвовал в формировании группы армий «Висла», а впоследствии был прикомандирован к ее штабу в качестве адъютанта. Здесь ему было поручено сформировать боевую группу «Тысяча и одна ночь», которая должна была стать своего рода спецназом группы армий. Для многих офицеров и унтер-офицеров Бланбуа добился перевода сюда из своего бывшего резервного батальона в Штеттине.
«Тысяча и одна ночь» включала в себя 560-й истребительно-противотанковый батальон особого назначения, носивший кодовое имя «Зулейка»; его командиром был штурмбанфюрер Вёст, затем — гауптштурмфюрер Марковц. Батальон включал в себя штаб, три роты самоходных противотанковых орудий (по 14 «Хетцеров» в каждой), четыре роты штурмовых орудий (в том числе и несколько легких бронированных ремонтно-эвакуа¬


Падение Берлина
245
ционных машин) и роту материально-технического обеспечения. Кроме того, в боевую группу входил разведывательный танковый батальон «Шпеер» из военизированной строительной «Организации Тодта»1, носивший кодовое имя «Гарем» и состоявший из одной роты стрелков-самокатчиков (в основном — на гусеничных мотоциклах) и моторизованного взвода (последний был оснащен разведывательными бронемашинами, счетверенными пулеметами, самоходными установками и 75-миллиметровыми противотанковыми орудиями). До последнего времени в боевую группу входил также маршевый полк «Султан», набранный из самых отличившихся солдат всех танковых дивизий вермахта, который первоначально должен был нести охрану баз «Фау-I» во Франции. Однако вскоре после начала боев на Кюстринском плацдарме полк был переброшен на запад, в группу армий Моделя. Вместо него в состав боевой группы вошла одна рота 600-го парашютного батальона СС — в качестве пехотной роты сопровождения.
Теперь боевая группа «Тысяча и одна ночь» была переброшена под Врицен. Части 560-го истребительно-противотанкового батальона особого назначения заняли исходные позиции к северу и к востоку от Врицена. К вечеру 16 апреля разведывательные машины батальона предприняли первую разведку боем на дороге Врицен—Тёрингсвердер-Альт-Левин. Ун- тершарфюреру Тисо было приказано провести рекогносцировку местности севернее Врицена на случай возможного боя.
Вскоре разведгруппы сообщили о прорыве двадцати вражеских танков, и тут же всем частям 560-го истребительно-противотанкового батальона был отдан приказ: «Выступить навстречу и дать бой!»
По пути у многих все более складывалось впечатление, что исход боя был отдан на откуп одним лишь «хетцерам». Новый участок обороны был оставлен немецкими войсками еще несколько дней назад. В течение ночи русские войска несколько раз предпринимали атаки; некоторые вражеские танки были подбиты «хетцерами» почти в упор. Несмотря на численное превосходство, наши «хетцеры» при поддержке членов РАД удерживали эту позицию до следующего вечера.
В то время как на участках 309-й и 606-й пехотных дивизий уже в первый день наступления сложилась катастрофическая ситуация, дислоцировавшейся чуть севернее 5-й егерской дивизии под командованием Зикста удалось удержать свои позиции. Находившаяся в ее тылу 111-я (II) учебная самоходно-артиллерийская бригада (командир — гауптман Шмидт) была между тем переброшена в район к северу от Врицена и приняла непосредственное участие в боях.
5-я егерская дивизия была старой, испытанной и богатой традициями частью из уроженцев Южной Германии; на ее эмблеме был изображен
1 «Организация Тодта» — полувоенная мобильная строительная организация, занимавшаяся возведением военных объектов и т.п., существовала в 1938—1945 гг. и фактически являлась одной из дочерних организаций НСДАП. Названа по имени Фрица Тодта, который с 1940 по 1942 гг. был министром вооружения и боеприпасов. После гибели Тодта в автокатастрофе в 1942 году ее возглавил его преемник на посту министра вооружений и военного производства Альберт Шпеер. Мобилизация в «Организацию Тодта» проводилась в принудительном порядке, ее члены носили коричневую униформу наподобие униформы РАД или НСДАП. В 1945 году из членов РАД и «Организации Тодта» было сформировано несколько пехотных дивизий для 12-й армии Венка. — Прим. ред.


246
Вильгельм Тике
Ульмский кафедральный собор. Она недавно была выведена из Восточной Померании и доукомплектована близ западного побережья Щецинской бухты. 1 апреля ее перебросили в район Бад-Фрайенвальде, чтобы сменить необстрелянные части Люфтваффе, полиции и фольксштурма, занимавшие участок Одерского фронта от Хоэнзаатена до Литцегёрике. Незадолго дб начала русского наступления дивизия получила пополнение из числа опытных солдат-фронтовиков, которое первоначально предназначалось для 28-й егерской дивизии. Но 28-я егерская дивизия застряла под Данцигом и к тому времени оказалась полностью отрезанной от рейха.
В течение первой половины апреля 5-я егерская дивизия неоднократно отражала попытки противника переправиться на другой берег Одера. Однако 16 апреля русские попытались форсировать Одер на ее участке силами сразу трех своих дивизий. Действовавшей на правом фланге полковой группе Шпаррера поначалу удавалось сдерживать их в районе моста, где раньше был таможенный пост. Но вечером того же дня противник захватил небольшой плацдарм у Цекерика, откуда русские могли осуществить прорыв на соседнем участке, обороняемом 606-й пехотной дивизией.
Между тем 56-й егерский полк (под командованием полковника Хай- длена), действовавший на левом фланге 5-й егерской дивизии, отразил несколько попыток противника пересечь Одер у Нёй-Глитцена и Хоэнвутце- на. К северу от Хоэнвутцена противнику также удалось создать небольшой плацдарм на западном берегу Одера. Как было сказано в дневном донесении группы армий «Висла» в ставку ОКХ, 5-й егерской дивизии в этом бою удалось уничтожить 41 лодку.
Группа Шпаррера была вынуждена оградить свой южный фланг от возможного прорыва на участке 606-й пехотной дивизии и поддержать контратаку соседей огнем с фланга. Небольшой плацдарм севернее Хоэнвутцена попал под перекрестный обстрел егерей 56-го полка.
Наступление 2-го Белорусского фронта против немецкой 3-й танковой армии продолжалось. Небольшие атаки и попытки форсировать Одер получали отпор, но все солдаты 3-й танковой армии чувствовали, что очень скоро русские нанесут внезапный удар именно на этом участке.
Для 235 тысяч солдат немецкой 9-й армии закончился первый день этой решающей битвы. Пехотинцы, танкисты, саперы и артиллеристы храбро сражались. Экипажи самолетов 1-й авиационной дивизии оказывали им маскимально возможную поддержку с воздуха. Между Вриценом и Франкфуртом-на-Одере разверзлись врата ада. Потери, как в людях, так и в технике, были высоки с обеих сторон. Как докладывал штаб группы армий в ставку ОКХ, вдоль Одера было замечено около 150 подбитых вражеских танков. О наших потерях данных просто не было.
И Жуков, и Чуйков в своих воспоминаниях достаточно самокритично признают, что недооценили немецкую оборону, в результате чего цели первого дня наступления не были достигнуты.
«С учетом неравенства сил, — пишет бывший командующий 9-й армией генерал Буссе, — 16 апреля было большим оборонительным успехом... Но беспокойство вызывало состояние наших войск на участке предполагаемого главного удара... Восполнить потери в людях и технике было уже невозможно... Люфтваффе (около 300 машин) оказывали действенную поддержку сухопутным войскам, однако они не могли помешать русским и


Падение Берлина
247
дальше господствовать в воздухе. Запасов горючего оставалось максимум еше на два дня боев, примерно таких же тяжелых, как этот»1.
С наступлением темноты бои стали стихать. Однако на командных пунктах кипела бурная деятельность. Только теперь перегруженные оперативной работой штабы могли наконец отправить донесения о событиях прошедшего дня вышестоящим инстанциям.
В 18 часов начальник штаба 9-й армии полковник Хёльц созвонился с начальником оперативного отдела группы армий «Висла» полковником Айсманом. В качестве направлений главного удара противника в их разговоре фигурировали участки к югу от Франкфурта, восточнее Врицена и высоты к югу от Зеелова. Участки, где противник бросил в бой танковые группы до 100 танков, примерно совпадали: высоты у Мальнова (40—50 танков), район Заксендорфа, район Нёй-Лангзова и район к востоку от Врицена (40—50 танков).
Согласно штабным подсчетам, русские сделали за этот день около 2 тысяч самолетовылетов. Немецкие войска были заметно потрепаны, уже явно чувствовался упадок сил. Были задействованы уже все местные резервы.
Чуть позже полковник Айсман связался по телефону с командующим
2-го авиационного корпуса генералом Фибигом. Разговор вращался в основном вокруг использования штурмовиков. Оба считали, что из-за нехватки горючего штурмовики следует использовать только тогда, когда противник двинет в бой массированные танковые клинья. Затем трубку взял генерал-полковник Хайнрици. На вопросы командующего генерал Люфтваффе ответил, что сегодняшней ночью он намерен приказать своим летчикам уничтожить два моста через Одер. Завтра же, во второй половине дня, намечено нанести одновременный удар по всем мостам с использованием экипажей смертников. (Что касается этих летчиков-камикадзе, то автору так и не удалось найти хоть какую-то дополнительную информацию о них).
Ставка ОКХ была перегружена отчаянными требованиями прислать новые резервы. В 19.10 командование группы армий «Висла» направило свой оперативный резерв — 18-ю панцергренадерскую дивизию — в распоряжение 9-й армии. 18-я панцергренадерская дивизия, которой командовал полковник Раух, покинула Иоахимсталь, в зоне действий 3-й танковой армии, и перебазировалась в район Мюнхеберг — Буков, поближе к месту основных боевых действий. Чуть позже командование смогло высвободить также 25-ю панцергренадерскую дивизию под командованием генерал-майора Бурмейстера, которая была переброшена из района юго-западнее Врицена на северо-восток, чтобы помешать вражескому прорыву на участке 606-й пехотной дивизии и защитить Врицен.
3-я танковая армия докладывала об отдельных вылазках разведгрупп русских на разных участках Одера. Главный удар русских ожидался южнее Штеттина, вблизи моста, через который проходила автотрасса. Для усиления этого участка срочно подтягивались резервы. В дневном донесении 3-й танковой армии от 16 апреля 1945 года говорилось:
«Дивизионная группа Мюллера (боевая группа в составе подразделений 27-й добровольческой гренадерской дивизии СС «Лангемарк», 28-й добровольческой гренадерской дивизии СС «Валлония» и 6-го истребитель-
1 Busse, a.a.O. S. 163.


248
Вильгельм Тике
но-противотанкового батальона) переброшена в район Хоэнхольц — По- меллен — Дамицов и подчинена командованию Одерского корпуса. Командный пункт дивизионной группы Мюллера разместился в Пенкуне.
3-й штурмовой батальон танковой армии (Кольберг) передан в подчинение командования 32-го армейского корпуса.
18-я панцергренадерская дивизия в 23.00 выступила к новому месту дислокации в зоне действий 9-й армии.
Последние подразделения 815-го дивизиона тяжелой артиллерии сухопутных войск прибыли к месту назначения».
Как и на всех командных пунктах, этим вечером 16 апреля на командном пункте 56-го танкового корпуса в Вальдзиверсдорфе царила суета. Начальника артиллерии корпуса (Arko 125) полковника Зимона сменил полковник Вёлерман. Вот что пишет в своих воспоминаниях сам Вёлерман о прибытии на командный пункт корпуса:
«К 19.15 я прибыл из ставки ОКХ в Вальдзиверсдорф и некоторое время спустя предстал перед генералом Вейдлингом, который был как всегда оживлен и не скрывал радости по поводу моего назначения. Он занимал комнаты на первом этаже одного сельского дома, окна которого сильно пострадали от бомбардировок.
Он зажег свечу, так как электрическое освещение было отключено. В то время, пока я расправлялся с предложенным мне ужином, мы сначала обменивались воспоминаниями и новостями, а потом перешли к разговору о ситуации на фронте в целом и о нашем положении в частности. Из его вопросов и ответов я узнал много нового. Мне пришлось с огорчением констатировать, что этот «только солдат» и смельчак, «военная кость», как его называли в 3-й танковой дивизии за жесткую оболочку и доброе сердце, — даже этот человек, облеченный особым доверием Гитлера и по его приказу вылетевший сюда, чтобы принять командование 56-м танковым корпусом, имевшим особую важность для обороны Берлина, — потерял веру в свое высшее руководство и выполнял приказы о сопротивлении лишь инстинктивно, в силу старой солдатской школы и верности воинской присяге.
В разгар нашей беседы внезапно начался воздушный налет на Мюнхеберг и прилегающие деревни. Несколько раз свечи гасли, и нам приходилось спускаться в подвал.
Во время одной из передышек между авианалетами я заглянул к начальнику штаба корпуса, подполковнику Генштаба фон Дуфвингу (с 20 апреля он был произведен в полковники), жившему в соседнем доме, где также разместился и начальник оперативного отдела майор Генштаба Кнаббе. Здесь мне удалось узнать больше о положении дел на участке нашего корпуса. Затем я вернулся к генералу Вейдлингу.
Хотя Вейдлинг предложил мне остаться у него до утра, я решил немедленно приступить к своим новым обязанностям начальника артиллерии корпуса. Мой штаб находился на передовом командном пункте корпуса в лесном домике, примерно в 10 километрах отсюда.
Командующий корпусом предоставил в мое распоряжение свой автомобиль с водителем. Мы выехали на улицу, не зажигая фар. Она сильно пострадала от бомбежек. Мне пришлось почти лечь на крыло автомобиля, чтобы указывать дорогу водителю и не проехать дальше, чем надо. По дороге мы видели зарево пожаров над вокзалом Мюнхеберга и Институтом Кайзера Вильгельма.
К полуночи водитель сообщил, что мы находимся уже где-то поблизо¬


Падение Берлина
249
сти от лесной сторожки. И в тот же момент мы влетели в какую-то яму и глубоко увязли в ней.
Тут мы услышали поблизости голоса. Я пошел туда, откуда они доносились, и скоро набрел на пехотинцев из взвода охранения. С их помощью я в скором времени добрался до сторожки, которая была набита солдатами, и наконец принял дела начальника корпусной артиллерии».
В своих мемуарах Вёлерман вспоминает о катастрофическом положении с транспортом и горючим. Только у командующего корпусом был личный автомобиль, которым пользовались все штабные офицеры с письменного разрешения штаба корпуса. Бензин выдавали буквально по литру. Так что Вёлерману пришлось загодя просить разрешения взять машину на следующий день, чтобы посетить с инспекцией артиллерийские части корпуса.
Зато у русских горючего и техники было в избытке, как можно заключить из различных русских источников. Сталин распорядился хорошо обеспечить Берлинскую операцию. Теперь он требовал от своих командующих фронтами ощутимых успехов в их наступлении. Когда 16 апреля Верховный разговаривал по телефону с Жуковым, о снабжении войск даже не упоминалось. Сталин был недоволен, что войска Жукова еще не взяли Зее- ловские высоты. На его вопрос Жуков ответил:
«Завтра, 17 апреля, к исходу дня оборона на зееловском рубеже будет прорвана. Считаю, что чем больше противник будет бросать своих войск навстречу нашим войскам здесь, тем быстрее мы возьмем затем Берлин, так как войска противника легче разбить в открытом поле, чем в городе [Берлине]»1.
Сталин еще раз заметил, что 1-й Украинский фронт Конева без особого труда прорвал немецкий фронт под Форетом и его войска беспрепятственно движутся на запад. Он, Сталин, намерен отдать распоряжение Коневу повернуть обе его танковые армии на Берлин, а Рокоссовскому приказать поторопиться с форсированием нижнего течения Одера и нанести удар с целью окружения Берлина е севера.
Сталин играл на честолюбии обоих командующих главными фронтами, чтобы ускорить ход Берлинской операции. Особую роль в этом играла мысль о том, что западные союзники могут в последний момент все же повернуть на Берлин.
1 Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. С. 615.


17 АПРЕЛЯ: НА ПЕРЕДОВОЙ
Погодные условия: утренний туман, ясно, дороги в проезжем состоянии.
17 апреля, 19.05. Из радиопереговоров между полковником Генштаба Айсманом из штаба группы армий «Висла» и майором Шварцем из оперативного отдела ОКХ:
«Боевые действия на участке 9-й армии достигли своей кульминации. В бой вступили части обеих гвардейских танковых армий (1-й и 2-й) и все семь пехотных армий. Части 9-й армии храбро сражаются...»
Эта скупая фраза означала, что 17 апреля 1945 года бои между русскими и немецкими войсками вступили в решающую фазу.
Чтобы овладеть Зееловскими высотами, маршал Жуков ввел в бой 1-ю гвардейскую танковую армию Катукова. Одновременно в бой была брошена 2-я гвардейская танковая армия Богданова, чтобы обеспечить свободу продвижения на запад у Врицена.
Генералу Хайнрици и его штабу пришлось пересмотреть все возможности дальнейшей обороны, но перспективы все равно были мрачными. Хайнрици, который накануне вместе со своим узким оперативным штабом прибыл на передовой командный пункт в Даммюле, западнее Штраусбер- га, уже ранним утром 17 апреля получил новые донесения. Все они опять сводились к одному: «ураганный артиллерийский огонь, ожесточенные атаки пехоты и танков...» Здесь не помог бы даже приказ Гитлера держаться насмерть, полученный накануне и успевший дойти лишь до некоторых частей, да и то только на следующий день. В этом приказе Гитлера говорилось:
«В последний раз еврейско-большевистский смертельный враг бросил в наступление все свои силы. Он хочет раздробить Германию и истребить немецкий народ... Мы предвидели этот удар и с января этого года делали все, чтобы создать крепкий фронт... на этот раз большевиков постигнет давняя судьба Азии: им придется истечь кровью перед столицей Германского Рейха... Тот, кто в этот момент не исполнит свой долг, будет считаться предателем нашего народа... Если в эти ближайшие дни и недели каждый солдат на Восточном фронте выполнит свой долг, то последний натиск Азии будет сокрушен, точно так же, как в конце концов потерпит крах и прорыв наших врагов на западе».
В этом приказе сражаться до последнего шла речь и о новых резервах, и о мощной артиллерии, однако каждому немецкому солдату было слишком хорошо известно, что на это нечего рассчитывать. Даже воззвания к чести не оказывали особого воздействия перед лицом того безнадежного положения, которое складывалось на всех фронтах. Все эти воззвания больше не находили отклика у немецких солдат на передовой.


Падение Берлина
251
В очередном дневном донесении группы армий в ставку ОКХ говорилось, что «после ураганного артиллерийского огня на всех участках противник вновь перешел в наступление на всем фронте 9-й армии...» Эта сухая фраза предваряла скорую гибель группы армий, столицы Германии и самого Германского рейха.
К началу нового дня 17 апреля ситуация на различных участках фронта была такова.
В зоне действий 5-го горного корпуса СС, на участке 32-й дивизии СС, в ночь на 17 апреля русским штурмовым частям удалось форсировать канал Одер-Шпрее по деревянному мосту близ Раутенкранца, так как там еще не было ни одной немецкой позиции. Почти одновременно из района Риссе- на к немцам подошло подкрепление, чтобы у канала Одер — Шпрее преградить путь русским войскам, прорвавшимся в район Маркендорфа. В числе этих подкреплений были подразделения 32-го фузилерного батальона СС и 32-го полевого резервного батальона СС. 1-я рота 32-го полевого резервного батальона СС под командованием унтерштурмфюрера Дёйшле неожиданно атаковала русских на мосту у Раутенкранца. Завязалось небольшое сражение. Рота прочно закрепилась на дорогах возле Раутенкранца. Русские были вынуждены отступить на восточный берег, оставив на деревянном мосту лишь слабое охранение, и засели в лесничестве севернее канала. Рота 32-го полевого резервного батальона СС ворвалась на мост и захватила в плен русских пехотинцев из охранения. Затем, под обстрелом пехоты противника, саперная группа 86-го полка СС взорвала мост. Правда, несмотря на это, позднее русским все же удалось навести переправу над остатками моста.
Утром из района Визенау русские получили свежие подкрепления для наступления на запад, но подразделениям 32-й дивизии СС удалось сдержать их, натиск.
Тем временем крупные силы русских продолжали наступать на запад севернее Брискова и Гюльдендорфа, где им накануне удалось прорвать фронт на участке 186-й пехотной дивизии. Затем часть их повернула на юг, в сторону лесного массива Лоссов — Мальхов, чтобы окружить с севера части 32-й дивизии СС и опрокинуть немецкие позиции перед русскими плацдармами у Аурита и Фогельзанга.
Южнее Гюльдендорфа русские при поддержке 30 танков, как и накануне, продолжили наступление на запад и вышли к железнодорожной линии Мюльрозе—Франкфурт севернее Маркендорфа. Им в одиночку противостояла 1-я рота 561-го истребительно-противотанкового батальона под командованием оберштурмфюрера Хаукельта. Самоходки Хаукельта снова и снова отстреливались от наступающих русских, но его отряд был слишком слаб, чтобы удержать оборону. А 2-я танковая группа из батальона гауптштурмфюрера Лобмайера в это время находилась под Визенау, прикрывая части 32-й дивизии СС.
Оружейным мастером 561-го истребительно-противотанкового батальона СС являлся обершарфюрер Эрнст Альбер, старый танкист, награжденный Железным Крестом 1-й степени. В этой должности он проявил большое рвение и готовность к работе. Сформированная и возглавляемая им команда «летучих» механиков помогала там, где было возможно, ремонтируя и возвращая в строй подбитые танки, иногда буквально на глазах у противника. Со времен недавних боев под Губеном ни одна машина, ни


252
Вильгельм Тике
один танк и ни одна рация еще не оставались в ремонте больше двух дней. Альбер постоянно носился с новыми идеями: например, он предложил своему полувзводу ремонтников (I-Staffel) переоборудовать захваченный под Губеном танк «Т-34» и использовать его как танковый тягач. Башня была демонтирована, а вместо нее установлена 20-миллиметровая скорострельная строенная пушка, с помощью которой можно было вести круговой огонь. С этим «чудо-оружием» Альбер был направлен в 1-ю танковую группу Хаукельта и принял участие в оборонительных боях. Они прикрывали подразделения 286-й пехотной дивизии и совсем юных гренадеров из полка СС «Фальке». Часто появление одной только этой «пукалки» вызывало панику в рядах противника. Таким образом, с помощью импровизации Альбера и боевой машины самого Хаукельта, которым пришлось действовать практически независимо друг от друга, удавалось довольно долго сдерживать очередную атаку русских. На другой день в ходе последующих боев к 1-й танковой группе 561-го истребительно-противотанкового батальона Лобмайера присоединились также 2-я и 3-я танковые группы.
Между тем бои за Маркендорф становились все более напряженными. В бой вступали все новые силы русских, в то время как силы боевой группы Крауса все более таяли... Атака. Прорыв. Контратака. Оборона...
В этот день начальник оружейно-технической службы (Technischer Fiihrer Wafifen, TFW) 32-го истребительно-противотанкового батальона СС (что было то же самое, что и боевая группа Крауса) оберштурмфюрер Берман записал в своем дневнике: «Ранним утром мы вместе с Шефером на нашем «Фольксвагене», в дыму, едем в Маркендорф. Маркендорф пылает, по нему ведется интенсивный артиллерийский огонь. Однако нашей 1-й роты, которую я должен был бы встретить, здесь нет. Вместе с нашим радистом, Хоортером, мы едем в расположение роты материально-технического обеспечения в Миксдорф. Я вместе с моим оружейно-техническим персоналом, кстати, тоже принадлежу к этой роте».
17 апреля на немногих участках 5-го горного корпуса СС, подвергшихся атакам противника, проводится перегруппировка сил вокруг направлений основного удара. Это относилось и к 32-й дивизии СС. В то время как половина подразделений дивизии удерживала старые позиции на Одер- ском фронте, остальные были брошены в район прорыва между 5-м горным корпусом СС и 11-м танковым корпусом СС. 1-й батарее 32-го артиллерийского полка СС под командованием штурмбанфюрера Эрнста, занимавшей позицию вблизи Политца — Шёнфлисса и отвечавшей за оборону участка Фюрстенберг — Фогельзанг, кроме того, была поручена оборона района Линдов — Раутенкранц. Позиции 2-й и 4-й батарей 32-го артиллерийского полка СС вблизи Линдова и Хоэнвальде уже являлись передним краем.
1-я батарея 32-го артиллерийского полка СС пока также оставалась на старых позициях и по мере надобности направляла свои орудия то в одном, то в другом направлении. В связи с этим, кроме уже имеющегося наблюдательного поста, пришлось разбить еще два передовых поста для наблюдения за другими направлениями.
«Я был передовым наблюдателем 1-й батареи. Так как в моем распоряжении был БТР, я рассчитывал на особенно мобильный передовой пост дивизиона Эрнста.
17 апреля весь персонал покинул наблюдательный пост, так как я полу¬


Падение Берлина
253
чил приказ явиться на командный пункт дивизиона к штурмбанфюреру Эрнсту.
Эрнст направил меня в Риссен. Там я должен был привести в порядок 1237-й фанен-юнкерский полк. Майор Гресслер и его адъютант, лейтенант Дитрих, ввели меня в курс дел, которые были довольно-таки запутанными. На командном пункте «бродил как призрак» некий гауптштурмфюрер, командир венгерской части СС, который никак не мог собрать своих людей. (По словам г-на Хорста Вильке, речь шла о венгерском строительном батальоне, состоявшем из двух рот, который занимался строительством второй линии обороны. Так, например, в районе Фогельзанга практически всю вторую линию обороны сооружали венгры под контролем немцев).
По возвращении я представил доклад штурмбанфюреру Эрнсту и получил новый приказ — 18 апреля не позднее 5 часов явиться к гауптману Гилле, командиру 1-го батальона 1237-го фанен-юнкерского полка, который сменил 32-й полевой резервный батальон СС в районе канала Одер — Шпрее. Командный пункт Гилле находился на южной насыпи канала, прямо на Раутенкранцском мосту. Там как раз планировалась контратака, я должен был поддержать ее огнем. Я выехал уже ночью, как раз вовремя, чтобы успеть явиться к гауптману Гилле в назначенный срок. Со мной были водитель БТР, штурмман Клукхольм, и радист, штурмман Цент».
В район возле Раутенкранцского моста были стянуты и другие резервы.
«В ночь с 17 на 18 апреля 1945 года, — рассказывает дальше гренадер Муз из 12-й роты полка СС «Фальке», — мы погрузились в грузовики, где нам пришлось стоять вплотную друг к другу. Уже забрезжил рассвет, когда мы миновали несколько типичных бранденбургских городков и деревень, которые казались покинутыми и как будто вымершими. Вот рядом с дорогой промелькнул указатель: «Мюльрозе». Никто не приказывал нам петь, однако мы пели, так как от этого нам становилось легче. Мелодия была грустной, в тон нашему тогдашнему душевному настрою и состоянию.
Когда мы подъезжали, на востоке ночного неба мелькнула зарница — там был фронт. Мы, совсем молодые гренадеры, понимали, что нам предстоит последняя великая битва.
В предрассветных сумерках мы добрались до места назначения. Я успел прочитать указатель у дороги — «Лихтенберг», — и в следующий момент машина затормозила. Нам было приказано спешиться и построиться. Затем прозвучала команда «не в ногу, марш!», и мы через село двинулись на восток».
В утреннем донесении группы армий «Висла» в ставку ОКХ говорилось:
«Контратака наших войск, предпринятая с целью восстановления целостности фронта на южной границе укрепрайона Франкфурт, потерпела неудачу из-за упорного сопротивления противника, многочисленных вражеских контратак силами до одного батальона и явной недостаточности наших сил».
Именно здесь наметился прорыв линии фронта войсками советской 33-й армии.
Однако наиболее кровопролитные бои разворачивались между Франкфуртом и Финов-каналом. 8-я гвардейская армия Чуйкова и 1-я гвардейская танковая армия Катукова внезапным ударом прорвали немецкую линию обороны под Зееловом. На командный пункт 11-го танкового корпуса СС в Хайнерсдорфе одно за другим поступали отчаянные донесения. Но командующий корпусом обергруппенфюрер СС Кляйнхайстеркамп, его


254
Вильгельм Тике
начальник штаба полковник Гизе, начальник оперативного отдела майор Томас и адъютант оберштурмбанфюрер Штадельбауэр крепко держали в своих руках все нити управления. Штаб корпуса продолжал отдавать четкие приказы, но произошедшие' в течение дня события перевернули все. Уже в первый день боев Кляйнхайстеркамп был вынужден бросить в бой у Либбенихена, Дольгелина и Шёнфлисса большую часть своих резервов, включая панцергренадерскую дивизию «Курмарк» и 502-й тяжелый танковый батальон СС.
Под Шёнфлиссом оборонялась 712-я пехотная дивизия, которой командовал генерал-майор фон Зигрот, при поддержке «Тигров» 2-й роты 502-го танкового батальона СС. Ей удалось отбить несколько вражеских атак, при этом подбив 25 русских танков. Отдельные небольшие прорывы пока удавалось устранять в ходе контратак.
169-я пехотная дивизия, которой командовал генерал-лейтенант Рад- ций, поначалу удерживала высоты у Малльнова, но во второй половине дня была вынуждена оставить этот бастион, так как противник атаковал Малльнов с севера силами до одного полка при поддержке 60 танков. Немецкий гарнизон был уничтожен, а село занято русскими.
На левом фланге 11-го танкового корпуса СС оборону высот сначала держала 303-я пехотная дивизия «Дёберитц» при поддержке подразделений панцергренадерской дивизии «Курмарк» и 502-го танкового батальона СС.
1-я рота 502-го танкового батальона СС под командованием гауптштурмфюрера Каллса фактически составляла хребет обороны. Накануне днем шесть «Тигров» из ее состава уничтожили на трассе Хаксендорф—Дольгелин несколько советских танков. Ночью «Тигры» перебрались на новую позицию западнее Дольгелина. О том, что происходило там, рассказывает командир одного из взводов, оберштурмфюрер Клуст:
«На рассвете 17 апреля огромная людская масса вновь двинулась в атаку при поддержке «сталинских органов». Наша выгодная позиция оправдала себя. В результате образцовой стрельбы 20-миллиметровых зенитных пушек нашего взвода, когда русские попали прямо под наш огонь, нам при поддержке «Тигров» удалось отбить все их атаки. Весь день мы вели перестрелку с русскими в районе Дольгелин — Либбенихен и нанесли им ощутимые потери. Среди наших тоже были жертвы: погиб унтерштурмфюрер Шаубингер. В течение дня русские атаковали наши боевые машины все с большей яростью. Когда после обеда возникла опасность окружения с севера, мы постепенно отступили на запад».
Чуть севернее 2-й батальон панцергренадерского полка дивизии «Курмарк» вместе с остатками 303-й пехотной дивизии «Дёберитц» удерживал район к северу от Дольгелина. Когда на севере вдоль дороги Кюстрин—Зеелов создалась опасность обхода с фланга, батальону пришлось развернуть фронт на север и отражать вражеские атаки еще и с этого направления.
Из дневного донесения группы армий «Висла» в ставку ОКХ:
«На левом фланге 11-го танкового корпуса СС наши позиции на высотах подверглись в первой половине дня сильным атакам противника. К полудню превосходящим силам противника удалось после 45-минутного ураганного огня прорвать наши позиции на широком фронте. В ходе боев, которые велись с переменным успехом, противник вступил в Либбенихен. Силами панцергренадерской дивизии «Курмарк» удалось задержать войска противника, наступавшие из Дольгелина и Фридрихсдорфа на юго-восток,


Падение Берлина
255
и оттеснить их к центру села Дольгелин и к западным окраинам Фридрихе - дорфа».
Основной удар противника пришелся на район дороги Кюстрин—Зеелов. Здесь вела тяжелые бои 20-я панцергренадерская дивизия при поддержке танковой дивизии «Мюнхеберг». Рядом, на 1-й имперской трассе, сражались танкисты из 920-й учебной самоходно-артиллерийской бригады под командованием майора Каппа, к которой позже присоединилась подоспевшая из Крампница 245-я самоходно-артиллерийская бригада под командованием гауптмана Яшке. Здесь же принял свой первый бой 1-й дивизион 24-го зенитно-артиллерийского полка.
В утреннем донесении группы армий «Висла» в ставку ОКХ говорилось: «В зоне действий 56-го танкового корпуса после интенсивной артподготовки противник начал наступление в направлении высот между 1-й имперской трассой и Вербигом. После тяжелых боев противник оттеснил наши войска назад и вошел в восточные районы Зеелова. В ходе контратаки противник был вновь отброшен. Бои за высоты в 600 метрах восточнее Зеелова еще продолжаются».
В ходе этих боев особенно храбро сражалась батарея зенитных орудий, которая три дня спустя была удостоена упоминания в очередном дневном донесении группы армий:
«1-я батарея 24-го зенитно-артиллерийского полка под командованием гауптмана Клотмана особо отличилась 17 апреля, оказавшись в самом центре боев на участке 9-й армии в районе Зеелова. Противостоя превосходящим силам противника, батарея стойко удерживала свою позицию и уничтожила 8 вражеских танков. Благодаря смелости ее персонала эта батарея составила костяк сопротивления и создала предпосылки для устранения брешей в линии фронта.
19 апреля эта же батарея отличилась вторично; будучи окруженной противником, она продолжала крепко удерживать свою позицию и с помощью «панцерфаустов» уничтожила 10 наступающих вражеских танков».
В утреннем донесении группы армий в ставку ОКХ была упомянута также 9-я парашютная дивизия.
«Позиции 9-й парашютной дивизии, — говорилось в донесении, — были прорваны и одновременно обойдены с фланга крупными танковыми подразделениями противника; в результате она понесла тяжелые потери и была вынуждена отойти к старому руслу Одера и здесь организовать новый оборонительный рубеж. Отдельным окруженным подразделениям дивизии в течение ночи удалось пробиться назад к своим».
На участке 9-й парашютной дивизии немецкое сопротивление все более слабело. Молодые, необстрелянные парашютисты были недостаточно подготовлены для боев на передовой. Костяк обороны здесь также составляла зенитная артиллерия, из которой состоял дивизионный артиллерийский полк. «3-й дивизион 9-го парашютного артиллерийского полка, — как вспоминал обер-ефрейтор Отто Фольмар, — был сформирован в восточных пригородах Берлина из персонала штеттинской противовоздушной обороны. К орудиям с помощью проволоки были прикреплены продольные брусья, но каждый раз при регулировке орудия нам приходилось отвязывать их и убирать на лафет».
«15 апреля 1945 года, — рассказывает дальше Фольмар, — наш орудийный расчет занимал позицию на одной из проселочных дорог под Бушдор- фом. 16 апреля мы попали под интенсивный артиллерийский огонь и к ве¬


256
Вильгельм Тике
черу отступили на позицию в районе Платкова, где 17 апреля нам пришлось участвовать в тяжелых боях. К вечеру мы снова поменяли позицию и перебрались в район Хермерсдорфа».
В то же время, 17 апреля, 2-й дивизион 27-го парашютного артиллерийского полка (ранее называвшийся 53-м парашютным противотанковым дивизионом) отчаянно оборонялся в районе Гузова. Вскоре превосходящие силы противника заняли Гузов. После прибытия подкреплений 4-й гвардейский корпус русских перегруппировался, чтобы развить успех. Одна сильная группа двинулась на северо-запад, прорвала оборону вдоль старого русла Одера и захватила Платков. Другая группа к 15 часам повернула на юго-запад, чтобы выйти к Зеелову с тыла.
Ближе к вечеру первая русская боевая группа продолжила наступление от Платкова на юго-запад в направлении Вулкова, в то время как другая двинулась в направлении Нёйхарденберга. На участке 9-й парашютной дивизии наметился глубокий прорыв.
Подобное же положение сложилось в зоне действий 101-го армейского корпуса. Здесь противник теснил части 606-й пехотной дивизии, которая и так уже была сильно потрепана накануне.
Ранним утром русские войска — пехота, кавалерия, танки — возобновили наступление через брешь у Треббина и Тёрингсвердера, созданную еще накануне днем, и южнее Врицена оттеснили остатки 606-й пехотной дивизии за старое русло Одера. Под Близдорфом и Кунерсдорфом русским удалось захватить также несколько плацдармов на западном берегу старого русла Одера. Немецкое командование бросило в бой под Кунерсдорфом
2-й батальон 119-го панцергренадерского полка (из состава 18-й панцергренадерской дивизии). Нёй-Треббин удерживал 125-й разведывательный танковый батальон, который сражался, пока не был полностью уничтожен.
Под Вриценом и в районе старого русла Одера действовала и боевая группа «Тысяча и одна ночь» под командованием Бланбуа. Ядро обороны составили роты 560-го истребительно-противотанкового батальона СС, которым приходилось действовать отдельно друг от друга.
Батальон вступил в бой у старицы Одера к юго-востоку от Врицена. Русские при поддержке танков несколько раз пытались прорвать его оборону.
Обершарфюрер Краус получил приказ командира роты, оберштурмфю- рера Тисо, вывести свои «хетцеры» на набережную Одера и отрезать прорвавшуюся группу русских. При этом его машина встала: вышел из строя мотор. Краус был вынужден пересесть на машину командира взвода, который как раз перед этим был ранен, и двинулся дальше. Но едва самоходка оказалась в самой гуще русской пехоты, как она вдруг тоже заглохла из-за повреждения маслопровода. В нескольких сотнях метров от него на набережной стоял «хетцер» унтершарфюрера Людвига, также отстреливаясь от русской пехоты. С автоматом в руках Краус начал пробиваться к машине Людвига, чтобы вместе с ним обеспечить прикрытие и эвакуацию своего экипажа. Тем временем экипажи двух подбитых «хетцеров» во главе с ун- тершарфюрером Ленглахнером отбивались от врага с помощью автоматов, пулеметов и ручных гранат.
Унтершарфюрер Людвиг, отстреливаясь, подъехал на своем «хетцере» к неподвижной машине Крауса, и они вместе открыли огонь по противнику из пулеметов и пушек, чтобы на помощь его танковой колонне не подошли подкрепления. В итоге колонна была отрезана.


Падение Берлина
257
Русская артиллерия продолжала без остановки обстреливать немецкую линию обороны и ближний тыл. Командир 1-й роты, оберштурмфюрер Лирк, был ранен. Командование ротой взял на себя унтерштурмфюрер Обстмайер. При попытке подогнать бронированную ремонтно-эвакуационную машину к подбитым «хетцерам» Крауса, Людвига и Ленглахнера Обстмайер получил уже второе ранение за этот день. Обершарфюрер Цит- терман оттащил назад подбитую самоходку унтершарфюрера Эттинга, но тут на пути появились русские танки, которые открыли огонь по тягачу. Посыльный, штурмман Шустер, получил тяжелое ранение в голову. Но русские танки не успели сомкнуть свое кольцо, и раненых Обстмайера и Шустера все же успели на мотоцикле доставить на командный пункт батальона. Чуть позже, несмотря на сильный артиллерийский огонь, их доставили санитарной машиной на главный медицинский пункт. Благодаря своевременно оказанной помощи тяжело раненного Шустера, которому осколком гранаты практически снесло черепную крышку, все же удалось спасти. Тем временем водитель умелым маневром сумел вовремя вывести свой тягач из-под огня вражеского танка. В течение вечера и ночи все застрявшие и подбитые самоходки были вывезены с поля боя и отремонтированы. Командование 1-й ротой 560-го истребительно-противотанкового батальона СС вновь принял на себя оберштурмфюрер Тисо.
Ночью батальону противотанковых самоходных орудий удалось частично уничтожить, частично захватить в плен еще одну танковую колонну русских. Но не обошлось без потерь и среди немцев. Впоследствии один оберштурмфюрер рассказывал, что его пехотная рота была почти полностью уничтожена в этом бою.
В другом месте вечером в расположение 1-й роты 560-го истребительно-противотанкового батальона СС явился подполковник, которому доставляли много хлопот русские танки и противотанковые орудия, Он просил, чтобы наша рота нейтрализовала их. В ответ гауптшарфюрер Николаи, специалист по таким делам, сказал: «Ну что же, дайте мне десяток пехотинцев, и я сделаю это!»
Подполковник не смог привести своих людей, так как те немногие, кто еще оставался в его распоряжении, не могли покинуть позиции. Но, несмотря на это, Николаи решил довести дело до конца. Он обсудил возможность такой атаки со своим вторым командиром орудия.
Когда уже стемнело, самоходки двинулись вперед с интервалом в 200 метров. Мы предусмотрительно подкрались к вражеским танкам вплотную. Когда мы приблизились к врагу достаточно близко, Николаи подал сигнал второму «хетцеру» своим карманным фонариком. Тот, второй «хетцер», который должен был служить чем-то вроде приманки, открыл огонь. Русские танки открыли ответный огонь, не заметив, что «хетцер» Николаи был уже совсем рядом. В этот момент позади, чуть сбоку от русских танков, грянули выстрелы. Экипаж Николаи работал, как часы. Снаряд за снарядом летели в сторону вражеских танков, и потом наступила тишина.
Тем временем на соседнем участке прорвалось около 20 танков «Т-34». Снова и снова после интенсивной артподготовки на немецкие позиции обрушивались волны русской пехоты, пока последнее сопротивление не было сломлено.
В наступившей темноте остатки 1-й роты 560-го противотанкового батальона СС, до сих пор державшиеся до последнего пехотинца, оставив
10-1084


258
Вильгельм Тике
одно 88-мм зенитное орудие и несколько разведывательных бронемашин, отступили на новую линию обороны.
Через брешь, образовавшуюся на участке 606-й пехотной дивизии, с юга противник атаковал и 5-ю егерскую дивизию. Южнее Альтмедевитца и Альт-Реетца, а также западнее Нёй-Литцегёрике все еще держались полковая группа Шпаррера и части 75-го егерского полка, отражая атаки противника, силы которого насчитывали от девяти батальонов до одного полка.
Атака 56-го егерского полка под командованием полковника Хайдлена против русского плацдарма у Хоэнвутцена закончилась неудачей.
Врицен составлял самый северный край линии обороны 9-й армии. Здесь маршал Жуков бросил в бой 2-ю гвардейскую танковую армию, которая должна была замкнуть кольцо окружения вокруг Берлина с севера.
С юга, как стало ясно в течение дня, окружение должны были завершить войска маршала Конева. Сталин был недоволен слишком медленным ходом Берлинской операции в полосе наступления 1-го Белорусского фронта. Он сделал выговор Жукову и по телефону приказал Коневу бросить на Берлин его танковые армии. Конев тотчас же направил своим войскам приказ:
3-й гвардейской танковой армии: в ночь с 17 на 18 апреля 1945 года форсировать Шпрее и в ускоренном темпе наступать в направлении Вечау — Гольсен — Барут — Тельтов. В ночь с 20 на 21 апреля войти в южные районы Берлина.
4-й гвардейской танковой армии: в ночь с 17 на 18 апреля 1945 года форсировать Шпрее севернее Шпремберга и непрерывно наступать в направлении Дребкау — Калау — Даме — Лукенвальде. К вечеру 20 апреля 1945 г. занять район Беелитц — Трёйенбритцен — Лукенвальде. В ночь на 21 апреля занять Потсдам и западную часть Берлина. 5-й механизированный корпус должен обеспечить ударный клин в районе Трёйенбритцена в южном направлении.
Таким образом, к югу от Берлина должно было произойти двойное окружение столицы рейха.
Одновременно с действиями сухопутных войск в воздухе разворачивалось сражение между военно-воздушными силами обеих сторон. С немецкой стороны в нем участвовало около 300 самолетов 1-й авиационной дивизии.
Гитлер с неодобрением воспринял план группы армий «Висла» отбросить противника от Зееловских высот силами 18-й и 25-й панцергренадер- ских дивизий, однако все же приказал бросить в бой обе дивизии: 25-ю панцергренадерскую дивизию — под Вриценом, а 18-ю панцергренадерскую дивизию — под Зееловом. Тем самым были рассредоточены последние резервы. Из-за разбитых дорог и превосходства русских в воздухе обе дивизии вышли в заданные точки с большим опозданием. Здесь они немедленно вступили в бой с наступающими войсками противника.
С санкции командования группы армий генерал Буссе затребовал новые резервы, чтобы предотвратить катастрофу у Зеелова и Врицена. Накануне ему так и не удалось получить в свое распоряжение резервы группы армий, стоявшие в тылу 3-й танковой армии, — панцергренадерские дивизии СС «Нордланд» и «Недерланд», так как Гитлер запретил бросать их в бой. Однако после повторной просьбы 17 апреля эти дивизии все же были переданы в качестве подкреплений 9-й армии.


Падение Берлина
259
Командование 9-й армии с особенным беспокойством наблюдало за развитием событий на своем южном фланге.
«Вечером 17 апреля, — вспоминает генерал Буссе, — возникла опасность глубокого прорыва противника на нашем южном фланге, который грозил вскоре выйти нам в тыл. Командование 9-й армии еще раз попыталось при поддержке штаба группы армий добиться санкции ОКХ, чтобы ввиду создавшегося положения и при условии сохранения связи с 3-й танковой армией ей было позволено отступить, так как иначе нам грозил разрыв всего фронта. Но вместо этого командование 9-й армии получило только категорический приказ Гитлера держать фронт до последнего и путем контрнаступления восстановить положение на главном участке»1.
В своем дневном донесении в ставку ОКХ от 17 апреля 1945 г. командование группы армий отмечало:
«Панцергренадерскую дивизию СС «Недерланд» придать 5-му горному корпусу СС (перебросить в район Мюльрозе). Панцергренадерскую дивизию СС «Нордланд» придать 11-му танковому корпусу СС (перебросить в район Прётцеля).
По состоянию на 24 часа первые части дивизий «Недерланд» и «Нордланд» выступили к месту назначения».
Первым отрядом дивизии «Нордланд», выступившим на юг в ночь на 18 апреля, был разведывательный батальон, самый мобильный в дивизии и всегда готовый к бою. Достоверной информации о положении на фронте не было. Говорили, он должен был провести контратаку где-то в районе Зеелова, то есть в месте главного удара русских, и отбросить Советы от Берлина. На рассвете несколько рот оказались уже в районе Хермерсдор- фа, где попали под шквальный огонь русской артиллерии и были вынуждены спешно отступить. Здесь разведывательный батальон дивизии «Нордланд», еще не успев толком вступить в бой, понес первые потери.
В телеграмме группы армий, отправленной 18 апреля в 2 часа 15 минут в штаб 3-го танкового корпуса, говорилось:
«В связи с положением, создавшимся на участке фронта 9-й армии, командование 3-го танкового корпуса должно немедленно перебросить своим ходом панцергренадерские дивизии СС «Нордланд» и «Недерланд» в район Зеелова («Нордланд») и на юго-запад от Франкфурта («Недерланд»)».
Некоторое время спустя ротмистр Смолка из штаба 3-го танкового корпуса по телефону сообщил дежурному офицеру группы армий лейтенанту Беку:
«Дивизия «Нордланд» выступила по двум дорогам. По восточной дороге движутся 23-й полк и артиллерийские части (Нидерфинов — Херне- коп — Прётцель — Мюнхеберг); по западной — 24-й полк, 11-й танковый полк и 11-й зенитный дивизион (Эберсвальде — Хекельберг — Тифензее — Гильсдорф — Штраусберг).
Дивизия «Недерланд»: первые части заправились горючим; примерно в 2.30 ночи продолжили марш (48-й полк, артиллерийские части без одного дивизиона и противотанковый батальон с шестью самоходными орудиями».
Дивизия «Нордланд», части которой занимали 2-ю и 3-ю линии оборо¬
1 Busse, а.а.О. S. 164.
10*


260
Вильгельм Тике
ны на Одере, сосредоточилась в исходном районе и подготовилась к маршу. Первым выступил только недавно созданный 11-й танковый полк. (Командир полка, оберштурмбанфюрер Кауш, некоторое время назад должен был получить должность командира полка в другой танковой дивизии СС. Чтобы удержать Кауша на старом месте, генерал войск СС Штайнер был вынужден обратиться в Оперативное управление СС с просьбой разрешить ему сформировать собственный полк СС и назначить его командиром Кауша. После этого 11-й танковый батальон СС «Герман фон Зальца» был сформирован заново на базе 1-го батальона этого полка (под командованием штурмбанфюрера СС Гратволя) и остатков 503-го тяжелого танкового батальона СС (под командованием штурмбанфюрера Хертцига), большая часть которого была уничтожена под Данцигом и который составил
2-й батальон 11-го танкового полка СС).
Переброска обеих дивизий происходила при крайней нехватке горючего. Поскольку выделенное горючее было наспех перекачано из танкеров, блокированных в Щецинской бухте, оно было недостаточно хорошо очищено и сильно разбавлено водой. В результате оказалось невозможным обеспечить беспрепятственное движение, и водителям приходилось то и дело останавливаться, чтобы разобрать и почистить карбюратор. Положение усугубляли пробки на дорогах и разрушенные мосты. В таких условиях передислокация частей по плану и в срок была невозможна: они продвигались рывками и наконец поодиночке добирались до конечного пункта назначения.
Когда танковый полк дивизии «Нордланд» побатальонно выступил из исходного района юго-западнее Ангермюнде, оберштурмбанфюрер Кауш, несмотря ни на что, был горд своей новой частью. Рота за ротой двигались на юг, за ними следовали обозы, всего около 200 автомашин. Кауш был вместе со своей небольшой оперативной группой на разведывательно-дозорных бронемашинах, среди которых был всего один старый танк «Пантера» из «нулевой серии», получивший свое первое боевое крещение еще во время боев в Ораниенбаумском котле.
Оба панцергренадерских полка дивизии «Нордланд», даже после того, как они были заново сформированы, имели в своем составе всего по два батальона.
23-й полк «Норге», занимавший стрелковые окопы с самого края правого фланга 3-й танковой армии, которые он сам же строил и возле которых проходило обучение новобранцев полка, прибыл в район Липе, где должен был разместиться полковой командный пункт. Из-за нехватки транспортных средств первым по восточной дороге выступил 3-й батальон полка.
24-й полк «Данмарк», подразделения которого также занимали пехотные окопы, собрался в районе Хоэнландина. В приказе по полку, в частности, говорилось:
«Передислокацию следует провести немедленно, используя моторизованный транспорт, в следующем порядке:
— штаб полка и штабная рота;
— 13-я и 14-я роты;
— штаб 2-го батальона и 8-я рота;
— весь 3-й батальон.
Стрелковым ротам 2-го батальона 24-го полка следует выступить к но¬


Падение Берлина
261
вому месту назначения сразу же после сбора всех остальных подразделений полка, используя автомашины 3-го батальона 24-го полка.
15-й роте и полевой резервной роте — следовать за полком пешим маршем.
Для обеспечения моторизованного марша необходимо соблюдать глубину авиационного походного порядка (Fliegermarschtiefe)».
15-я рота представляла собой недавно сформированный мотоциклетный отряд. Полевая резервная рота должна была собирать и направлять в другие подразделения все людские резервы.
Что касается дивизии «Недерланд», то 49-й полк «Де Рюйтер» занимал позиции под Гартцем на Одере, позади него стоял артиллерийский дивизион Хофера. Оба отряда оставались на позициях из-за нехватки транспортных средств. Штаб дивизии и дивизионные части (саперный батальон), подразделения артиллерийского полка и еще не до конца сформированный 48-й полк «Генерал Зейффарт» выступили из исходного района Брист — Пассов — Шёнов и, миновав Эберсвальде и Штраусберг, достигли конечного пункта. Фактически дивизия «Недерланд» состояла всего из одной усиленной полковой группы, как отмечалось в одном из более поздних донесений. 48-й полк включал в себя только один батальон (под командованием гауптштурмфюрера Трёгера) в составе двух усиленных рот Раёшютца и Бендера, а также полковые подразделения. Командиром полка являлся оберштурмбанфюрер Шайбе. Саперный батальон «Недерланд» позднее был передан в непосредственное подчинение полка.
По известным причинам переброска дивизии проходила крайне, медленно и разрозненно. К тому времени из-за положения на фронте 9-й армии, которое менялось каждый час, назначенные первоначально пункты прибытия были изменены: дивизия «Нордланд» должна была прибыть в расположение 56-го танкового корпуса, а дивизия «Недерланд» — в расположение 11-го танкового корпуса СС.
Чтобы усилить оборону 1-й имперской трассы в районе Буков — Мюнхеберг, в ночь на 18 апреля в район Букова на берлинских автобусах из Берлина было доставлено несколько маршевых батальонов, которые перешли в подчинение 56-го танкового корпуса.
На фронт продолжали прибывать и другие части.
«В тылу, под началом штаба 541-й охранной дивизии, были сформированы две танкоистребительные бригады, «Дорн» и «Пират», — вспоминает генерал Буссе. — Они должны были уничтожать танки,, прорвавшиеся за заградительную линию в районе Хайнерсдорф — Мюнхеберг — Нёйхарден- берг. Одна танкойстребительная бригада стояла в заградительной зоне в большом лесном массиве к западу от вышеназванной линии.
Нескольких «гитлерюгендовцев», призванных в армию против их воли и не имевших военной подготовки, командование армии включило в состав саперных подразделений, уже имевших боевой опыт, и отправило в лесную заградительную зону далеко за передним краем, тем самым спасая от приказа Гитлера, в соответствии с которым их надлежало непосредственно бросить в бой»1.
Однако в последнем случае генерал Буссе ошибается. «Гитлерюгендов-
1 Busse, а.а.О. S. 162.


262
Вильгельм Тике
цы» храбро сражались против русских танков. Позже им на помощь подошла дивизия «Нордланд», которая сменила их и доложила об их действиях.
Между тем на позиции 3-й танковой армии неудержимо наступали войска 2-го Белорусского фронта. Как следовало из утреннего донесения группы армий:
«На участке Одерского корпуса близ Будденброка и на имперской автотрассе наблюдаются крупные передвижения войск, ведутся интенсивный заградительный огонь, усиленная разведка с воздуха и отдельные воздушные бомбардировки.
Восточнее автомобильного моста, как можно заключить по слухам, противник готовит наведение мостов».
Позже в дневном (вечернем) донесении говорилось:
«В зоне действий 3-й танковой армии на участке 46-го танкового корпуса при устранении отдельных прорывов были предотвращены попытки противника форсировать реку южнее и севернее Ниппервизе и северо-западнее Нидеркренига. У Ниппервизе нашим постам боевого охранения удалось отразить несколько вражеских атак.
Западнее Грайфенхагена и на автотрассе противник также предпринял несколько атак, но был отброшен за Одер нашими постами боевого охранения.
Попытки более слабых сил противника форсировать Восточный Одер западнее Клутца были успешно предотвращены нашей артиллерией».
В подчинение 46-го танкового корпуса были переданы полк СС «Со- лар» и 4-й танковый разведывательный батальон СС, которые прежде были подчинены 32-му армейскому корпусу.
Зенитная артиллерия (2-й зенитно-артиллерийский корпус) докладывала о 22 сбитых самолетах и 8 уничтоженных танках в течение ночи с 16 на 17 апреля в зоне действий 9-й армии. Командование группы армий «Висла» докладывало в ставку ОКХ об уничтожении 721 вражеского танка с начала битвы за Берлин. О потерях немецких войск в донесениях не упоминалось.
На западе Германии тем временем англо-американцы вышли к Эльбе. Группа армий Моделя, окруженная в Рурском котле, капитулировала и развалилась. Сам генерал-фельдмаршал Модель покончил жизнь самоубийством. Крах Германского рейха уже приближался гигантскими шагами.


18 АПРЕЛЯ: ПЛОТИНА РУХНУЛА
Подобно снежной лавине, русские войска врывались в каждую брешь немецкого фронта на Одере. Собственно говоря, именно 18 апреля следует считать началом битвы за Берлин и последней битвы за Германию. Немногие уцелевшие немецкие войска, сражавшиеся с мужеством отчаяния и еще способные одерживать отдельные победы местного значения, оказались повергнутыми в хаос, который разверзся перед ними. Сталин торопил свои войска вперед, в последнюю битву за Германию до последнего солдата; его беспрестанно беспокоила мысль о том, что западные союзники еще могут захватить Берлин, Бранденбург и Мекленбург. Он играл на соперничестве между двумя командующими фронтами, Жуковым и Коневым, чтобы еще более ускорить этот натиск. В этот день 1-й Украинский фронт Конева достиг Гёрлица, Вайсвассера, Баутцена и Шпремберга, а две его танковые армии с юга вплотную приблизились к Берлину.
Американские войска вступили в Магдебург, Галле и Лейпциг.
Историк Фердинанд Хайм в своем исследовании, посвященном группе армий «Висла», пишет:
«В конце концов командование группы армий было вынуждено перебросить на помощь 9-й армии резервы из 3-й танковой армии, которая до этого времени не подвергалась атакам. Но еще до того, как они успели подойти, фронт 9-й армии 18 апреля развалился под ударами противника между Мюнхебергом и Вриценом. Тем самым исход битвы на Одере был предрешен».
Тем временем на разных участках фронта в этот день разворачивались следующие события.
5-й армейский корпус, входивший в группу армий «Центр» (а точнее — ее 4-ю танковую армию), уже 16 апреля был отрезан от остальных частей
4-й танковой армии и оттеснен на север к Шпреевальду. В состав 5-го армейского корпуса генерала Вегера входили 35-я и 36-я дивизии СС и 342-я пехотная дивизия. После этого 5-й армейский корпус вместе с подтянутой к Шпрембергу 10-й танковой дивизией СС «Фрундсберг», пытавшейся создать заградительную линию обороны от Шпремберга до Котбуса, попытался восстановить разорванную линию фронта. Им это не удалось. Части дивизии «Фрундсберг», в числе которых был и 10-й танковый разведывательный батальон СС штурмбанфюрера Бринкмана, были вынуждены отступить к Котбусу.
Чувствуя постоянную опасность окружения с юга, 5-й армейский корпус провел своего рода рокировку с русскими на западе. Одни части сменяли другие. Об этом свидетельствует гренадер Ляйдхойзль, попавший на фронт из унтер-офицерской школы во Фрайбурге в Саксонии, личный со¬


264
Вильгельм Тике
став которой вместе с подразделениями Потсдамского военного училища вошел в состав 1244-го фольксгренадерского полка. Позднее часть личного состава этого полка образовала 1087-й гренадерский полк. Только что сформированный 1087-й полк был брошен в бой под Трибелем, южнее Форета, и тогда же, 16 апреля, оказался в самом водовороте русского прорыва. Полк, состоявший преимущественно из призывников 1926—1927 г.р., был не готов к тяготам настоящей войны. Ляйдхойзль в своем рассказе описывает тот страх перед русскими, который охватил молодых еще солдат после первого же шквального обстрела русской артиллерии.
13-я рота 1087-го гренадерского полка уже 16 апреля потеряла все свои тяжелые минометы и в течение какого-то времени действовала в пешем строю под Дёберном, а затем отошла на Фридрихсхайнскую позицию (вблизи Котбуса). Там командиру роты обер-лейтенанту Хедике удалось снова собрать разбежавшихся было бойцов своей роты. Ротный командный пункт разместился 18 апреля в охотничьем домике под Фридрихсхайном.
«С двумя товарищами, — рассказывает Ляйдхойзль, — мы отвезли мины во Фридрихсхайн. Внезапно в село ворвались русские танки. Пока меня не было, из домов стали выскакивать солдаты Люфтваффе с тяжелым вооружением. Русские танки подошли совершенно неожиданно. Но их танковые клещи еще не успели захлопнуться. Мы успели добраться до ротного командного пункта и продолжали отступать вместе со всей ротой. Мы шли через лес к Хорнову, где должны были занять новую позицию. Ни справа, ни слева от нас других наших войск как будто и не было. Следующей ночью один из наших солдат подбил русский танк».
5-му армейскому корпусу пришлось выдержать еще одно сражение на южном фланге группы армий «Висла». Опасность окружения становилась день ото дня все более реальной.
Тем временем 5-й горный корпус СС изо всех сил сопротивлялся натиску русских южнее Франкфурта.
Под Раутенкранцем, где русские 17 апреля форсировали канал и отбросили 1-ю роту 32-го полевого резервного батальона СС (под командованием унтерштурмфюрера Дёйшле) к Раутенкранцскому лесничеству, положение все еще оставалось неопределенным. Никто не знал, успели ли уже русские переправиться на западный берег канала Одер—Шпрее или нет. Чтобы вновь превратить канал в передовую линию обороны, 1237-й фа- нен-юнкерский полк (из состава 286-й пехотной дивизии), сменивший накануне 32-й полевой резервный батальон СС, получил приказ закрепиться вблизи моста у Раутенкранца и выдвинуться к каналу Одер—Шпрее. Ун- терштурмфюреру Харнишу, передовому наблюдателю 1-го дивизиона 32-го артиллерийского полка СС, было поручено поддержать пехоту на подступах к каналу огнем артиллерии и доложить о результатах гауптману Хилле, командиру 1-го батальона 1237-го фанен-юнкерского полка. К 5 часам утра Харниш на своей бронированной разведывательно-дозорной машине подъехал к мосту у Раутенкранца. Но тут майор Гесслер, командир 1237-го полка, по радио отозвал его назад и передал новый приказ: немедленно отправиться в расположение боевой группы Френкена. Боевая группа Френ- кена, подчиненная 1237-му полку, состояла из подразделений 32-го саперного батальона СС, 32-го полевого резервного батальона СС и 32-го истребительно-противотанкового батальона СС. Полевой резервный батальон только недавно получил новый личный состав из числа бывших солдат Люфтваффе и Кригсмарине, которые даже не успели сменить свою старую


Падение Берлина
265
униформу. Командовал боевой группой гауптштурмфюрер Френкен, одновременно являвшийся командиром 32-го саперного полка СС.
«Я получил указания от гауптштурмфюрера СС Френкена, — пишет Харниш. — Справа наступал батальон Хилле; то, что происходило слева от меня, было скрыто от глаз. Подошли еще два самоходных орудия».
Рано утром русские должны были переправиться через канал Одер—Шпрее западнее Раутенкранца. В дневном донесении командования группы армий в ставку ОКХ говорилось, в частности, о том, что они уже вступили в Монастырский лес.
«В 10 часов, — вспоминает далее Харниш, — русские начали наступление со своих позиций в лесу. Разглядеть местность и происходящее вокруг было невозможно. У меня не было связи с моим дивизионом, хотя я знал, что его две батареи — по шесть легких гаубиц в каждой — были готовы открыть огонь. Связаться с ними по телефону также не получилось, так как провода были повреждены гусеницами «хетцеров».
Когда штурмовые роты приблизились к каналу, с противоположного, более высокого берега они были встречены интенсивным заградительным огнем русских и вынуждены залечь. Головные машины обеих вражеских колонн замерли в 100 метрах от канала. Под прикрытием сильного огня артиллерии свежие русские части переправились через канал.
В полдень у меня состоялось совещание с гауптштурмфюрером Френ- кеном и гауптманом Хилле. К 15 часам должен был начаться новый штурм. Гауптман Хилле передал мне отделение связистов с рацией «Дора», чтобы я мог поддерживать связь с батареями.
Ближе к 15 часам противник предпринял внезапную контратаку, перед которой не было сделано ни одного артиллерийского залпа. Роты батальона Френкена, каждая примерно по 100 человек, понесли тяжелые потери и за какие-то двадцать минут были отброшены на 500 метров назад. Держа в руках взрыватели двойного действия, я оказался прямо на линии огня.
Я отослал назад отделение связи. Отступая короткими перебежками, я столкнулся с батальонным адъютантом, оберштурмфюрером. Мы еще продолжали прикрывать отступление наших в какой-то просеке, когда слева позади нас раздался клич русских «Урраа!», — и нам также пришлось отходить.
У небольшого водотока на опушке леса была спещно организована новая линия обороны. Здесь я снова наткнулся на свою бронемашину с рацией и тут же передал батареям приказ открыть огонь. Залп пришелся по опушке леса, занятой русскими, и больше оттуда по нам уже не стреляли.
Русские замкнули кольцо окружения. Повсюду слышались звуки перестрелки. Я отправил свою бронемашину на 500 метров назад, поручив экипажу дожидаться там новых приказов.
Гауптштурмфюрер Френкен попытался предпринять еще одну контратаку при поддержке двух штурмовых орудий, но она оказалась безуспешной. Русские окружали нас спереди и с левого фланга. Их снайперы вели по нам прицельный огонь.
Меня ранило осколком от разрывного снаряда в левое плечо. Товарищи помогли мне перевязать рану. Я доложил о ранении гауптштурмфюреру Френкену и пополз назад.
К тому времени русские уже успели просочиться в котловину сзади и левее нас. Оттуда меня встретили автоматным огнем, но мне удалось благо¬


266
Вильгельм Тике
получно миновать этот участок леса, и вскоре меня встретили наши товарищи, занимавшие отсечную позицию в двух километрах позади нас.
Моя бронемашина дожидалась меня далеко позади. Водитель Клукхон, узнав, что я ранен, поехал вперед, чтобы разыскать меня. При этом машина попала под обстрел, была подбита и загорелась. Спастись удалось только штурмману Центу. Он сопроводил меня на главный медицинский пункт, где мне ампутировали руку. Оттуда через Берлин и Деммин мне удалось попасть в лазарет в Эйтине».
Что же происходило тем временем в зоне прорыва южнее Франкфурта-на-Одере?
12-я рота 1-го учебно-резервного панцергренадерского батальона СС под командованием унтерштурмфюрера Блонда была переброшена на восток в качестве боевого охранения военного лагеря Шпреенхаген, где по пути то и дело сталкивалась с отступавшими из района Линдова частями и обозами. Блонд провел рекогносцировку к северу от канала Одер—Шпрее и дальше на восток и восточнее Шлаубенхаммера наткнулся на командный пост 2-го батальона 88-го гренадерского полка СС. Собственно, от батальона осталось немного. Блонд подтянул сюда всю свою роту, взяв под свое командование остатки батальона, и двинулся в район к северо-западу от Раутенкранца. Русские войска, прочно обосновавшиеся на бывшей третьей линии немецкой обороны, вновь были брошены в бой, но их атаки удалось отразить.
И все же глубокий прорыв русских позволил им выйти к Маркендорфу. О боях, разворачивавшихся под Маркендорфом, рассказывает гауптштурм- фюрер Краус, командир одноименной боевой группы:
«В ходе боев с переменным успехом нам на протяжении двух дней удавалось удерживать передний край восточнее Маркендорфа. Затем бои начались непосредственно в самом Маркендорфе, в особенности вокруг замка и перекрестка дорог. В конце концов нам пришлось занять круговую оборону вокруг Маркендорфского замка (помещичьей усадьбы). Трижды мы отбивали замок назад у русских, но в четвертый раз нам это не удалось. Русские подтягивали все новые резервы. Радиосвязь с моим головным орудием, находившимся южнее Маркендорфа, была потеряна. Мы также ничего не знали и о наших соседях, не знали даже, где сейчас проходит передний край обороны.
На третий день, к 9 часам вечера, я вместе с остатками защитников — всего нас было девять человек — начал пробиваться через вражеское окружение. Нам удалось выйти к нашему головному орудию и там узнать о положении на передовой. Здесь нас ждал только что полученный по рации приказ: «Боевой группе Крауса отойти на линию «Ц» и занять новые позиции!» Как я узнал, боевая группа была спешно сколочена за три дня боев. От пехотных рот там уже почти ничего не оставалось.
Я перенес свой командный пункт в Хоэнвальде и установил связь с оперативными резервами, которые должны были занять линию «Ц». Нас постигло глубокое разочарование: линия «Ц» существовала только на бумаге.
В небольшом лесном массиве мне встретился штандартенфюрер СС (Свинтек?), который собрал вокруг себя полторы роты солдат самых разных родов войск. Вместе с ними и остатками моей боевой группы мы заняли местность, которая, судя по карте, должна была быть линией «Ц». Мы


Падение Берлина
267
оба, я и штандартенфюрер, считали, что этими силами нам не удастся удержать линию обороны».
«Я вместе со своим техническим персоналом выехал из Миксдорфа в Хоэнвальде, где находилась боевая группа Крауса, — вспоминает оберштурмфюрер Берман. — Над Маркендорфом нависли тяжелые клубы дыма. Ночью на 19 апреля мы попытались восстановить радиосвязь с 1-й ротой 32-го истребительно-противотанкового батальона СС, которая должна была понести огромные потери в орудиях. Наконец нам удалось выйти на связь, и гауптштурмфюрер Краус приказал мне немедленно ехать через Лихтенбергскую овчарню в расположение 1-й роты».
В районе прорыва между Маркендорфом и конечной станцией автодороги среди прочих частей находился и полк СС «Фальке» в составе двух батальонов. Гренадер Муз в своем дневнике, начатом еще 17 апреля, рассказывает о том, что происходило на этом участке:
«Утром 18 апреля мы выгрузились из машин в Лихтенберге. Нам сказали, что наш полк должен отбросить русских на восток. Пройдя некоторое расстояние пешком, мы остановились у поросшего лесом косогора, где должны были ждать новых приказов. Вскоре приказ был получен. Нам раздали оружие, выдали рацию, после чего мы повзводно выступили вперед.
В лесу нам пришлось подниматься в гору в боевом порядке. На вершине горной гряды мы наткнулись на пустую, хотя и хорошо оборудованную артиллерийскую позицию с бункерами. Мы заняли оборону на опушке леса и стали наблюдать.
Впереди слева направо тянулась обсаженная деревьями дорога, которая, очевидно, вела в какое-нибудь село. Должно быть, это был Маркен- дорф, который, как считали, был занят нашими войсками. Среди парней царило напряжение: «Кто увидит первого русского?»
И тут на дороге к Маркендорфу действительно показались двое русских с пулеметами на велосипедах. Какое-то движение было замечено и среди деревьев впереди нас.
По-видимому, русские обнаружили нас. Когда мы подняли головы, над нами засвистели пули. Один из наших товарищей, Рат, был ранен пулей в щеку.
Некоторое время спустя командир нашего батальона, гауптштурмфюрер Польстерман, вместе с офицером-зенитчиком пошли вперед. С орудийной позиции, представлявшей собой вал из срубленных стволов деревьев вперемешку с землей, они осмотрели местность вокруг.
Чуть позже наши стрелковые роты вышли из леса и атаковали противника. Мы с пулеметами остались на опушке леса.
Завязалась ружейная перестрелка, иногда русские пускали в ход тяжелое оружие. Нам было приказано открыть огонь по замеченным снайперам противника, которые обстреливали наши передовые роты. Время от времени мы поливали свинцом из тяжелых пулеметов оставшийся далеко позади край леса. «Хорошо, задайте им!» — кричали нам спереди. Затем на нашу позицию обрушился шквал огня из тяжелых минометов, но, к счастью, не нанес особого вреда. Однако мы уже не могли ясно видеть то, что происходило впереди нас, в длинной, едва обозримой долине.
К 17 часам нам было приказано сменить позицию. Мы вышли из леса. Впереди, на востоке, полого спускалось вниз засеянное поле, на котором лежали тела наших раненых и убитых товарищей из стрелковых рот. Мы


268
Вильгельм Тике
тоже попали под обстрел из стрелкового оружия и были вынуждены продвигаться вперед перебежками.
Поле боя осталось за нашей ротой. Карл-Хайнц и я по очереди перебегали вперед. Я видел яркую вспышку возле опоры высоковольтной линии. Должно быть, это был «ратчбумм»1. Невдалеке от лесной опушки, занятой русскими, находился небольшой клочок леса, где сгрудились наши ребята. Здесь же был и командир роты, унтерштурмфюрер Шенк, с двумя связными. Они жестами и криками подозвали нас к себе.
Я опустился на землю возле груды камней, и, как только попытался снова поднять голову, по мне открыли огонь. Из нашей пулеметной группы добежать до клочка леса смогли только унтершарфюрер Бартман, Хелльман из Унны, двое стрелков и я. Хелльман сказал мне, что Карл- Хайнц Беннштайн погиб, а стрелок 1-го класса Люк из Кюстрин-Китца, получив пулю в живот и конвульсивно дергая ногами, остался лежать на опушке леса. Надо было продолжать атаку, но с парой раздолбаев, которым удалось добежать сюда, это представлялось бессмысленным.
Подъехал немецкий танк. После этого мы почувствовали себя уже не такими одинокими и покинутыми. Парой снарядов он разнес русский «ратчбумм» в металлолом. К вечеру танк уехал.
Мы снова остались одни перед окопавшимися русскими. Вдруг далеко от нас раздался сильный взрыв. Унтершарфюрер Бартман крикнул: «Это «сталинский орган», все в укрытие! Его навел на нас этот дерьмовый танк». В следующий момент перед нами вырос лес взрывов. Но нам и на этот раз удалось выйти сухими из воды.
Командир нашей роты, который все еще находился на старой позиции, с помощью ранцевой рации попытался выйти на связь с остальными. Но тут появился связной с приказом отступать.
Только когда уже стемнело, мы смогли наконец отойти назад и подобрать своих раненых и убитых. Наше боевое крещение было жестоким, и у нас по-прежнему сохранялось ощущение, что наша рота, как и наш батальон, были бессмысленно принесены в жертву.
Вернувшись на исходную позицию (это была огневая позиция 2-й батареи 32-го артиллерийского полка СС), мы занялись сооружением линии обороны, так как на следующее утро надо было ждать новой атаки русских».
У пересечения автодороги с 87-й имперской трассой противник предпринял несколько яростных атак. В ходе одной из них штаб полка СС «Фальке», а также штаб 1-го батальона и сам батальон были смяты и раздавлены превосходящими силами противника.
Здесь и в районе Розенгартена среди прочих частей сражался 561-й истребительно-противотанковый батальон СС.
В дневном донесении группы армий «Висла» в ставку ОКХ о боях, происходивших на этом участке, говорилось:
«286-я пехотная дивизия отразила несколько атак противника, развернутых с востока в направлении Хоэнвальде — Маркендорф, при незначительных потерях территории. С целью ликвидации вражеского прорыва се¬
1 Немецкие солдаты окрестили словом «Ratschbumm» советскую легкую артиллерию, так как звук разрыва от ее снарядов раздавался обычно прежде самого выстрела. Само слово не имеет никакого смысла и является чистым звукоподражанием. — Прим. ред.


Падение Берлина
269
вернее Маркендорфа в настоящее время наши войска (3-й батальон полка «Фальке») проводят контратаку.
Атаки противника при поддержке танков с юга* против крепости Франкфурт остановлены у развилки автодороги юго-западнее Франкфурта. Прорывы местного значения к востоку от железной дороги и в Гюльден- дорфе ликвидированы».
В общем отчете о положении на фронте говорилось: «Так как у нас нет в распоряжении резервов на случай угрозы прорыва южнее крепости Франкфурт, необходимо в приказном порядке эвакуировать Одерский плацдарм (восточнее Франкфурта), оставив боевое охранение, чтобы высвободить дополнительные силы».
Вскоре немецкие войска, находившиеся во Франкфурте, стали отступать на западный берег Одера, а затем взорвали за собой мосты.
Еще хуже дело обстояло 18 апреля в районе Зеелова и Врицена.
В то время как 712-я пехотная дивизия, действовавшая на южном фланге 11-го танкового корпуса СС, продолжала удерживать район Шёнфлисса с железнодорожным вокзалом, еще более крупные силы русских ворвались в восточные районы Нидерйезара, который обороняла 169-я пехотная дивизия, а затем продолжили наступление на юго-запад. Между Нидерйезаром и Карцигом был спешно создан заградительный фронт.
На левом фланге 11-го танкового корпуса СС сил одной лишь 303-й пехотной дивизии «Дёберитц» было явно недостаточно для обороны этого участка фронта. Главная линия обороны была уже во многих местах прорвана. Деревню Дольгелин, неоднократно подвергавшуюся штурму с трех сторон, до наступления вечера оборонял 2-й батальон панцергренадерского полка «Курмарк» под командованием гауптмана Везе, еще с 16 апреля приданный 303-й пехотной дивизии. Войска противника, прорвавшиеся из Фридерсдорфа на юго-запад, продолжали наступать через лес севернее Литцена. Благодаря обходному маневру им удалось занять Нёйентемпель на севере. Вечером окруженный в Дольгелине батальон Везе взорвал все транспортные средства и стал пробиваться на юг вдоль железнодорожной ветки Дольгелин—Либбенихен. В Либбенихене они захватили с собой раненых из одного медицинского пункта и доставили их в Карциг, откуда батальон Везе отправился на новую заградительную позицию 169-й пехотной дивизии.
1-й дивизион артиллерийского полка «Курмарк» еще накануне стоял под Литценом, поддерживая огнем 2-й батальон панцергренадерского полка «Курмарк», который оборонял Дольгелин. Батареи 1-го дивизиона встретили огнем прямой наводкой русские танки, появившиеся у Литцена и Нёйентемпеля, и заставили их повернуть назад. Однако вскоре дивизион был вынужден отступить и уже следующей ночью занял новую огневую позицию возле деревни Хазенфельде.
Значительной поддержкой для мобильной обороны войск 11-го танкового корпуса СС, сражавшихся на северном фланге, служили «Тигры» 502-го тяжелого танкового батальона СС. Однако по 1-й имперской трассе, вдоль всего северного фланга корпуса, русские танковые и моторизованные части беспрепятственно продвигались на запад.
За весь день 18 апреля танки и штурмовые орудия панцергренадерской дивизии «Курмарк» при поддержке саперов несколько раз предпринимали атаки в северном направлении, чтобы восстановить линию обороны на


270
Вильгельм Тике
фланге вокруг Нёйентемпеля и далее к западу. Но все эти контратаки оканчивались неудачей. Русские танковые клинья и ударные отряды беспрепятственно рвались к Мюнхебергу. Только подошедшая с северо-запада 18-я панцергренадерская дивизия смогла наконец остановить передовые клинья русских у Ворлина и Требница.
В течение дня 11-й танковый корпус СС был вынужден, удерживая позиции на правом фланге у Франкфурта, одновременно оттягивать свой левый фланг к северным окраинам Хайнерсдорфа и Марксдорфа, так как сражавшийся возле 1-й имперской трассы 56-й танковый корпус был оттеснен противником почти до самого Мюнхеберга.
В распоряжении 56-го танкового корпуса, который сдерживал натиск русских вдоль 1-й имперской трассы, оставались лишь остатки 20-й пан- цергренадерской дивизии, танковой дивизии «Мюнхеберг» и недавно прибывшей 18-й панцергренадерской дивизии. Во второй половине дня их сопротивление стало слабеть. Отдельные еще державшиеся островки обороны были смяты или прекратили сопротивление. В течение дня в руки противника попали Дидерсдорф, Нёйентемпель, Гёрлсдорф и Ворин.
В 12.30 состоялся телефонный разговор между командующим группой армий «Висла» генерал-полковником Хайнрици и командиром 2-го авиационного корпуса генералом Фибигом. Хайнрици указал на то, что под Зе- еловом сосредоточено огромное количество вражеских танков, и просил Фибига о поддержке с воздуха. Фибиг обещал использовать для борьбы с танками все имеющиеся силы. Дюфтваффе сделали все, что могли, но из-за ощутимой нехватки горючего в воздушных атаках против наступающих русских войск смогли принять участие лишь немногие авиационные части. В воздухе немецким самолетам приходилось отбиваться от многочисленных истребителей. Вечером командование 2-го авиационного корпуса доложило о 52 подбитых машинах противника; 43 танка были уничтожены и 19 предположительно считались подбитыми.
Сопротивление сражавшейся далеко к северу 9-й парашютной дивизии в течение этого дня было практически сломлено, вплоть до самых мелких подразделений. В руках противника оказались деревни Вулков, Хермерс- дорф и Мюнхехофе.
Командир 9-й парашютной дивизии генерал Бройер в своих донесениях командованию корпуса и армии неоднократно подчеркивал, что его солдаты не имеют достаточной подготовки и боевого опыта. Но в вышестоящих штабах многие подозревали, что Бройер просто оказался не в состоянии руководить действиями своей дивизии в наземном бою. В черновике телеграмм в штабе группы армий «Висла» сохранилась запись от 18 апреля, время 16.20:
«Командир 9-й парашютной дивизии отстранен от должности. Его высказывания сегодня утром не встретили понимания. Из резервистов Люфтваффе и учебных частей в тылу 9-й парашютной дивизии организована заградительная линия».
Позже эта телеграмма упоминалась в телефонном разговоре, состоявшемся между рейхсмаршалом Герингом, главнокомандующим военно-воздушными силами, и начальником оперативного отдела группы армий полковником Генштаба Айсманом:
«В результате проверки, проведенной по делу о 9-й парашютной дивизии, выяснилось следующее: командир дивизии генерал Бройер не заявлял, что его дивизия покинула поле боя. Он только доложил, что его части на-


Падение Берлина
271
холятся в полном беспорядке и после последних ожесточенных боев уже не дерутся так же стойко, как прежде. После этого он задал глупый вопрос, нельзя ли в течение 24 часов вывести его дивизию из боя.
Я (Геринг) отстранил его от должности и назначил на его место подполковника Хермана. Это превосходный командир. Кроме того, я приказал направить его дивизии подкрепление, несколько маршевых резервных подразделений».
Тем временем в район действий 9-й парашютной дивизии прибыла 18-я панцергренадерская дивизия. Ее командный пункт разместился в лесничестве западнее Хермерсдорфа. Здесь же находился в то время и начальник артиллерии 56-го танкового корпуса полковник Вёлерман.
«После непродолжительного ночного затишья, — продолжает повествование Вёлерман, — в среду, 18 апреля, мы проснулись в лесном домике от звуков винтовочных залпов и пулеметных очередей. Из этого можно было заключить, что передовой край теперь находился совсем близко. За какие-то несколько часов ход сражения изменился в худшую для нас сторону. Полковник Раух, командир 18-й панцергренадерской дивизии, был вынужден искать новое место для командного пункта, чтобы оттуда можно было осуществлять руководство, не подвергаясь опасности обстрела из стрелкового и тяжелого оружия. В 9 часов утра штаб Рауха и мой покинули лесной домик. Я еще какое-то время оставался на позиции тяжелого дивизиона полевых орудий, поблизости от охотничьего домика, которая должна была прикрывать отступающую пехоту. К счастью, когда закончились все снаряды, опытный командир дивизиона, молодой австрийский гауптман, имя которого у меня, к сожалению, вылетело из памяти, приказал отвести назад почти все орудия».
Дальше Вёлерман поднимает ставшую актуальной в последнее время тему, как батареи, а то и целые артиллерийские дивизионы, стояли до последнего, играя роль тарана, чтобы обеспечить отход обескровленной пехоты.
«Этот способ ведения боя, который применяли уже в конце Первой мировой войны, — продолжает далее Вёлерман, — был снова введен фельдмаршалом Моделем в ходе боев на Востоке, особенно в 1944 году. Поэтому и в этой критической ситуации я получил подобный приказ от Вейдлинга, который долгое время был командиром корпуса в подчинении Моделя. Этот факт делает безосновательными все утверждения, будто Вейдлинг специально пожертвовал артиллерией, чтобы сделать невозможной дальнейшую оборону Берлина. Мое многолетнее знакомство с Вейдлингом и знание его характера полностью исключают версию о «бессмысленном принесении в жертву».
Примерно к 11 часам мы перебрались на новый командный пункт, расположившийся в клубном доме на озере в Мюнхехофе. Но уже к 4 часам вечера нас выгнали из него наступающие русские танки.
Положение было совершенно неопределенным, но и причин бежать отсюда сломя голову тоже не было. Я попытался остановить бегущих солдат, по-видимому, из 9-й парашютной дивизии, но мне это не очень-то удалось, даже после того, как я вытащил пистолет. Одной из батарей, которая уже взяла свои орудия на передок, я категорически приказал вернуться на свою позицию и открыть огонь по наступающим танкам. На развилке дороги я встретил командира 9-й парашютной дивизии, который был совершенно подавлен и тщетно пытался остановить своих отступающих солдат.


272
Вильгельм Тике
Я на какое-то время пришел ему на помощь, и нам удалось остановить поток, навести среди них порядок и создать новую линию обороны. Вечером я услышал, что этот командир дивизии свалился с нервным срывом и был отстранен от должности.
Вблизи перекрестка дорог стояла батарея 88-миллиметровых зенитных орудий, которую я посетил. Ее командир производил хорошее впечатление. Он уже перенацелил свою батарею для стрельбы по танкам прямой наводкой. Когда два часа спустя я проезжал мимо, батарея уже успела отразить одну массированную танковую атаку, правда, заплатив за это дорогой ценой: в бою погибли многие артиллеристы и среди них сам командир батареи.
Поскольку положение 9-й парашютной дивизии на левом фланге корпуса по-прежнему внушало опасения, я решил явиться к 18.30 с докладом к генералу Вейдлингу, чей командный пункт расположился в Вальдзиверс- дорфе, находившемся уже недалеко от переднего края».
Когда Вёлерман прибыл на командный пункт 56-го танкового корпуса, к Вейдлингу как раз прибыл сам имперский министр иностранных дел фон Риббентроп, надеявшийся узнать что-то новое о положении на фронте. Вейдлинг приказал Вёлерману доложить о положении на передовой без прикрас, что тот и сделал. Риббентроп задал несколько второстепенных вопросов и к концу доклада выглядел совершенно подавленным. Тот факт, что ничего не было сказано о попытках немцев завязать контакты с западными союзниками и с графом Бернадотом, свидетельствовал о том, что Риббентроп ничего не знал об этом.
Далее Вёлерман в своих воспоминаниях сообщает, что сразу за Риббентропом на командный пункт прибыл имперский фюрер молодежи Аксман, который доложил Вейдлингу о готовности отрядов «Гитлерюгенда» сражаться на Восточном фронте. Вейдлинг произнес крайне эмоциональную речь, заверив имперского фюрера молодежи, что не будет использовать 15—16-летних мальчишек на передовой. Аксман, который сам был опытным офицером и потерял руку на фронте, в ответ обещал отменить свой приказ.
«Но особенно трагичным оставалось то, — пишет полковник Вёлерман, — что вскоре после этого, когда наши войска с боями отступали к Штраусбергу, танкоистребительные команды «Гитлерюгенда» уже повсюду патрулировали местность и даже, не имея достаточной подготовки, под началом неопытных командиров были глупо брошены в бой в лесах под Буковом, чтобы погибнуть или попасть в плен. Я нисколько не сомневаюсь в том, что Аксман издал соответствующий приказ об отмене их отправки на фронт. Но, по-видимому, либо он не был получен своевременно, либо восторженная молодежь просто не стала выполнять этот непонятный для нее приказ».
В своих воспоминаниях Вёлерман упоминает также о проблемах со связью, которая была совершенно негодной, так как в войсках не хватало не только специалистов радиодела, но и самих радиопередатчиков и даже телефонного кабеля. Новый командный пункт 56-го танкового корпуса, по его словам, представлял собой скорее передовой пункт командования, так как передний край обороны проходил теперь непосредственно перед Валь- дзиверсдорфом.
Далее Вёлерман говорит о подошедших резервах. Командование 56-го танкового корпуса еще надеялось в какой-то степени восстановить поло¬


Падение Берлина
273
жение на передовой с подходом дивизии СС «Нордланд». Но фронт рушился не только под Мюнхебергом и Буковом, он рушился также под Ври- ценом и на северном фланге 11-го танкового корпуса СС (здесь надеялись на подход дивизии СС «Недерланд»). Неустойчивое положение на участке
9-й армии заставило командование изменить свои планы относительно использования обеих дивизий СС, «Нордланд» и «Недерланд», как свидетельствуют телеграммы из штабов армии и группы армий. Так, в одной из них говорилось:
«Время 11.15: принципиальные соображения об использовании дивизии «Недерланд», если возможно, не южнее Франкфурта, а в районе Врицена.
Дивизия «Нордланд» все еще находится севернее Штраусберга, нет бензина.
Время 12.15: 9-я армия направляет дивизию «Недерланд» в район главного удара противника Зеелов — Врицен, сознательно рискуя положением южнее Франкфурта. Проблемы с горючим при переброске дивизий «Нордланд» и «Недерланд»».
Все немецкие части, находившиеся в районе главного удара, возлагали особые надежды на две новые дивизии. Однако обе они — только недавно понесшие большие потери в Померании и наспех пополненные резервистами — не могли оправдать этих завышенных ожиданий. Дивизия «Нордланд» имела в своем составе только 50 боевых машин, три пехотных батальона, один саперный батальон и остатки зенитно-артиллерийского дивизиона. От дивизии «Недерланд» оставался только штаб, пара дивизионных подразделений с 6 штурмовыми орудиями и неподготовленный 48-й полк «Генерал Зейффард».
Первым из подразделений дивизии «Нордланд» к новому району боевых действий ночью вышел танковый разведывательный батальон штурм- банфюрера Заальбаха. Солдаты знали только то, что они должны предпринять контратаку, чтобы отбросить русских назад, за Одер. Кто мог представлять себе в такой критический момент общее положение на фронте? Когда среди ночи их срочно отправили на юг, на шкале частот радиопередатчиков они могли уже слышать приказы командиров советских танков. К утру бронетранспортеры батальона вышли к какому-то селу (возможно, это был Вулков), чтобы там ждать дальнейших приказаний, но тут же попали под смертельный залп советской артиллерии. Вместо приказа о наступлении последовал приказ отступить назад.
На следующий день в районе Букова оберштурмбанфюрер Кауш повстречал небольшой оперативный штаб танкового полка дивизии «Нордланд». Он обсудил положение с офицерами 9-й парашютной дивизии, и те попросили его ввести свои танки в длинную лощину, чтобы обеспечить прикрытие пехоте. Но опытный танкист Кауш отказался и предпочел со своими танками, которые все продолжали подтягиваться, скрытно разместиться за грядой холмов западнее от Райхенберга, в 6 километрах к северу от Букова. Как показали дальнейшие события, это решение оказалось совершенно правильным.
Подтянувшийся тем временем по западной дороге 24-й полк «Данмарк» разместил свой командный пункт в Хекельберге, в 10 километрах к югу от Эберсвальде, куда затем стали подтягиваться остальные роты.
3-й батальон полка «Данмарк» под командованием штурмбанфюрера Тернеддеса вышел в район западнее Хермерсдорфа во второй половине дня


274
Вильгельм Тике
и разбил на опушке леса заградительную позицию. Отдельные подразделения батальона Тернеддес послал в Хермерсдорф, где им пришлось помогать солдатам 9-й парашютной дивизии и батарее 88-миллиметровых зенитных орудий отбиваться от наступающих русских танков и пехоты. Когда к вечеру у артиллеристоЪ-зенитчиков закончились боеприпасы, Хермерсдорф был оставлен.
Тем временем первая рота 23-го полка «Норге» разбила отсечную позицию в лесном массиве у Букова. Командный пункт полка расположился в Буковском замке. Роты были распределены между несколькими лесными участками, порой не имея связи между собой. Несколько раз им пришлось выматываться со своих позиций; каждый раз, как только они снова занимали оборону, с фланга или с тыла гремели пушечные залпы русских танков. Скоро уже никто не знал даже приблизительно, где проходит фронт. Бранденбургские леса не позволяли оглядеться по сторонам.
Между тем танки Кауша стояли в засаде в полной боеготовности. Из района Рингенвальде прямо на них выкатилось около 70 русских танков. Расчет оправдался. Внезапно загрохотали пушки немецких танков, и в момент около 50 русских боевых машин были охвачены пламенем.
Призывы о поддержке танками не остались без внимания. Чтобы иметь возможность действовать в нескольких местах поочередно, оберштурмбан- фюрер Кауш образовал из машин своего полка своего рода танковую ударную группу по примеру русских. Один или два «Тигра» из батальона Хер- цига и три или четыре штурмовых орудия из батальона Гратволя составили ядро в сопровождении пехотных рот или взводов. В ходе мобильных боев даже такими небольшими боевыми группами им удавалось сдерживать русских, а иногда и наносить контрудары. Однако для обороны требовалось не менее сотни подобных маленьких таранов, а их было менее тридцати. Этого было явно недостаточно для сокрушающего вала, который мог бы сдержать натиск русских.
На войне ход сражения часто решает случай. Случай, помноженный на личную отвагу, нередко определял исход боя, а его участники порой удостаивались высших военных наград. Однако чаще всего о таких случаях просто не сохранилось официальных записей. Об одном из таких случаев и пойдет речь ниже.
Один танк «Пантера» из состава танкового полка дивизии «Нордланд» застрял на перекрестке у Прётцеля из-за поломки двигателя. В то время как остальные танки продолжали двигаться к Букову, экипаж вышедшей из строя машины безуспешно пытался завести мотор. Эта «Пантера» была одной из старых машин, которая участвовала еще в сражениях под Нарвой и в Ораниенбаумском котле и успела получить немало шрамов. Командир полка Кауш рассказал автору, какого труда стоило привести в порядок эти первые «Пантеры» из «нулевой серии», переданные в распоряжение 11-го танкового батальона «Герман фон Зальца». Моторы на этих ранних машинах были слишком слабыми. Понадобилось изрядно поломать голову и поездить по разным служебным инстанциям, чтобы получить новые, более мощные двигатели. Именно поэтому эти старые богатыри пользовались такой любовью танкистов. Одна из таких «Пантер» стала стальным тараном здесь, на перекрестке дорог у Прётцеля, хотя имена ее отважного экипажа, бросившего свои жизни на чашу весов войны, так и остались неизвестными, а их подвиг не был зафиксирован ни в одном из официальных документов. А было все так. Когда экипаж «Пантеры» был занят ремонтом ма¬


Падение Берлина
275
шины, перед ними появился русский танковый клин, сумевший прорвать фронт 309-й пехотной дивизии у Бацлова. Танкисты побросали инструменты и забрались в машину. Снаряд в стволе. Изготовившись к стрельбе, они хладнокровно дождались, пока русские приблизятся, а затем открыли огонь. Наводка, огонь! Наводка, огонь! За считанные минуты восемь из двадцати русских танков были объяты пламенем или неподвижно застыли с перебитыми гусеницами. В этом бою старая «Пантера» получила свои последние раны, и, как только закончились последние снаряды, экипаж взорвал ее. Но и русские в этот день так и не смогли продвинуться дальше этого места. Не удалось им прорваться и дальше на юг, к Райхенбергу, где другие танки дивизии «Нордланд» подбили еще 50 русских танков.
18 апреля кризис на участке 101-го армейского корпуса достиг своей наивысшей точки. Фронт 309-й дивизии «Берлин», стоявшей на правом фланге корпуса рядом с 9-й парашютной дивизией и примыкавшей к ней с севера 606-й дивизией, занимавших «позицию Харденберг», был прорван.
309-я пехотная дивизия, которой командовал генерал-майор Фогтбер- гер, подверглась атаке крупных танковых соединений при поддержке пехоты и была вынуждена оставить Рингенвальде, Батцлов и Райхенберг. Правда, как уже говорилось выше, дальнейшее продвижение русских все же было остановлено в этот день танками дивизии «Нордланд».
На участке 606-й пехотной дивизии «позиция Харденберг» была прорвана у Блисдорфа, после чего русские заняли расположенную в 5 километрах западнее деревню Шульцендорф. Оборонявший ее 3-й охранный батальон СС был вынужден оставить свою позицию.
Врицен пока еще держался, немецкие войска оставили его только следующей ночью. Стоявший севернее Врицена на Старом Одере у Альтгауля
1-й караульный батальон СС (под командованием Шпета) ночью отошел под ударами русских на запад.
Южнее Врицена на манер волнореза среди бушующих волн стояла 1-я рота 560-го истребительно-противотанкового батальона СС. В течение всей ночи они отстреливались от вражеской пехоты пулеметным огнем и разрывными снарядами. К вечеру отряд снабжения под огнем доставил им боеприпасы, топливо и продовольствие. Когда вечером русские танки приблизились на 150 метров, положение стало крайне опасным, так как немецкие самоходные противотанковые орудия стояли прямо перед своим же противотанковым рвом, который отрезал им путь к отступлению. Наконец обершарфюреру Графу со своим «хетцером» удалось несколько «выровнять» края рва, что позволило в последнюю минуту обеспечить отход для других машин. Буквально с последним снарядом в стволе все «хетцеры» — причем одна машина была полна ранеными — успели проскочить ров. В этот момент подоспел гауптштурмфюрер Марковц. Он приказал роте прекратить бой и отойти, чтобы затем попытаться удержать продвижение русских южнее. В этом бою был тяжело ранен оберштурмфюрер Тисо. За три дня рота потеряла трех ротных командиров. Легкораненые обычно оставались в роте или возвращались из лазарета обратно уже через несколько дней.
В районе между Альт-Вриценом и Альтреетцом противник оттеснил к старому руслу Одера южный фланг 5-й егерской дивизии, хотя на севере ее части еще продолжали удерживать свои позиции.
На участке 3-й танковой армии пока было спокойно, но Ставка верховного командования Красной Армии 18 апреля уже отдала приказ 2-му Бе¬


276
Вильгельм Тике
лорусскому фронту, чтобы его части 22 апреля форсировали Одер в нескольких местах и развернули на северо-востоке вспомогательное наступление на Берлин.
В штабе 3-й танковой армии уже было известно, что противник нанесет свой главный удар вдоль автотрассы южнее Штеттина. Здесь, а также по обеим сторонам от Ниппервизе, к северу от Фиддихова, западнее Будденб- роха и под Грайфенхагеном, враг прощупывал немецкую оборону, предпринимая отдельные, менее крупные, атаки. Наши посты передового охранения между Восточным и Западным Одером были вынуждены отойти на основную линию обороны.
После переброски 18-й панцергренадерской дивизии и дивизий СС «Нордланд» и «Недерланд», командованию 3-й армии вместе со штабом группы армий пришлось изыскивать новые резервы. Было решено пополнить стоявшую в Папенвассере, на южном берегу Щецинской бухты, 549-ю фольксгренадерскую дивизию за счет сводных полков Кригсмарине и придать ей в качестве артиллерии один зенитный дивизион. В телеграмме, отправленной из штаба 3-й танковой армии 18 апреля в 16.45, говорилось:
«Для сводных полков военно-морского флота недостаточно командного состава. До 21/22 апреля 549-я фольксгренадерская дивизия не может быть введена в бой».
В другой телеграмме, отправленной из штаба 32-го армейского корпуса, было сказано:
«Вывести 549-ю фольксгренадерскую дивизию надо срочно».
18 апреля командование 3-й танковой армии доложило в штаб группы армий об использовании легкой зенитной артиллерии. На участке Одер- ского корпуса действовало 48 орудий, а на участке 46-го танкового корпуса — 40 орудий. Согласно приказу, легкие зенитные орудия были распределены так: на участке 1-й дивизии морской пехоты — 30, на участке 547-й фольксгренадерской дивизии — 20, на участке 610-й дивизии особого назначения и группы Велльмана — в общей сложности 18.
Первоначально в списках частей группы армий «Висла» фигурировала
4-я полицейская панцергренадерская дивизия СС. Так, в черновике одной из телеграмм говорилось: «Обергруппенфюрером Штайнером формируются 7-й и 8-й панцергренадерские полки СС. Готовность 20 апреля 1945 г. Для этого используются части 4-й полицейской панцергренадерской дивизии СС».
4-я полицейская панцергренадерская дивизия СС в последний раз действовала в районе Данцига под командованием штандартенфюрера Харце- ра в составе 4-го танкового корпуса (генерала фон Кесселя), вместе с 7-й танковой дивизией, где понесла тяжелые потери. Остаткам обеих дивизий удалось переправиться по морю с полуострова Хела в Свинемюнде. Оттуда
4-я полицейская дивизия СС была переброшена в район Грамцова. 17 апреля ее командир, штандартенфюрер Харцер, прибыл на командный пункт генерала Штайнера, который сказал ему, что остатки 4-й полицейской дивизии СС войдут в состав дивизии СС «Недерланд», а он, Харцер, примет командование дивизией «Недерланд». Но Харцер был категорически против, и в итоге настоял на том, чтобы дивизия «Недерланд» влилась в состав
4-й полицейской дивизии СС, а не наоборот. При этом он ссылался на докладную записку организационного отдела ОКХ от 12 апреля 1945 года, в которой говорилось:


Падение Берлина
277
«Эвакуированный с Хелы штаб 4-й полицейской панцергренадерской дивизии СС имеет исключительный руководящий опыт. Поэтому предлагается не включать 4-ю полицейскую панцергренадерскую дивизию СС в состав дивизии «Недерланд», как это предусматривалось ранее, а, наоборот, сохранить 4-ю полицейскую панцергренадерскую дивизию СС и включить в нее дивизию «Недерланд». С целью сохранения традиций дивизии «Недерланд» и по политическим причинам можно было бы сохранить в рамках 4-й полицейской панцергренадерской дивизии СС один полк с названием «Недерланд».
Адъютант нач. Генштаба сухопут. войск / Нач. опер, группы
Орг. отдел Опер, отдела / нач. / 1а».
Однако эти планы и соображения так и не были реализованы из-за событий на фронте 9-й армии. В то время как 49-й полк СС (под командованием Ломана) продолжал действовать под Гартцем в составе 547-й фолькс- гренадерской дивизии, так как его нечем было заменить, остальные части дивизии СС «Недерланд» под командованием генерал-майора войск СС Вагнера и его штаба перешли под начало 11-го танкового корпуса СС, который вел тяжелые бои северо-западнее Франкфурта-на-Одере.
Оберштурмбанфюрер Радтке, который до сих пор являлся начальником оперативного отдела в штабе 4-й полицейской дивизии, был переведен на аналогичную должность в штабе 3-го танкового корпуса СС, так как прежний начальник оперативного отдела штаба корпуса, штандартенфюрер фон Бокельберг, получил особе поручение. Генерал Штайнер, командовавший
11-й танковой армией СС в Восточной Померании, по-прежнему оставался центральной фигурой в процессе формирования новых частей войск СС западнее Одера.
«Штаб 11-й армии, — как пишет в своих мемуарах сам Штайнер, — должен был передислоцироваться в Гарц без командующего. Там ему надлежало собрать немногие еще сохранившиеся боевые группы из остатков фронтовых частей для наступления в сторону Касселя. Все задание было чистой иллюзией. Мои настойчивые попытки побудить к действию, как и дипломатические усилия, скоро надоели всем. Мне предложили перейти в группу армий «Юг» в качестве командующего тыловым районом. Но я отказался и потребовал вернуть мне руководство моими добровольцами»1.
21 апреля часть штаба 3-го танкового корпуса СС была передана для создания «армейской группы Штайнера».
Тем временем на западной границе II военного округа, у Люхова, где к этому времени несли караул только несколько слабых подразделений, были замечено приближение первых американских войск.
В Берлине между тем все сильнее ощущалось ожидание чего-то вроде конца света. В своем рапорте Берлинскому отделению СД от 17 апреля некий Вильмерсдорф, один из служащих СД, писал:
«Преобладает чувство, что война проиграна. Соответственно боевой дух все более падает. Немногих еще оставшихся оптимистов называют сумасшедшими, но тем не менее создается впечатление, что даже пессимисты готовы хвататься за любую соломинку...
1 Steiner F. Die Freiwilligen, а.а.О. S. 323.


278
Вильгельм Тике
«Чем ближе фронт, тем больше народ озабочен тем, насколько возможно спасти население Берлина от голода. Вследствие этого большинство пытается запастись какими-нибудь продуктами...
Бегство отдельных лиц из Берлина сильно уменьшилось, очевидно, из-за отсутствия четкой цели. С этой целью все возможные службы и руководители заботятся о том, чтобы как можно быстрее оказаться в безопасности...
Партийные инстанции переезжают в основном в Баварию, а высшие чины — в Ландсхут и Берхтесгаден. В этом последнем должен будет укрыться и фюрер со своими доверенными лицами, если все пойдет наихудшим образом. Министерство труда временно переехало в Айзенах, затем вернулось назад, а сейчас перебралось в Баварию. Многие имперские инстанции, например Имперская служба металлургии и Имперское министерство иностранных дел, отправили многих своих служащих в отпуск или просто позволили уйти в отставку»1.
Последними оптимистами оставались только сам Гитлер, Геббельс и другие политические и военные руководители из числа постоянных обитателей и гостей рейхсканцелярии. Они продолжали обманывать сами себя, жонглируя дивизиями, армейскими корпусами и армиями, которых больше не было.
Весенний день 18 апреля 1945 года шел к концу, но немецким солдатам на передовой это было все равно. Однако те, кто еще не был вовлечен в этот вихрь событий, были рады новому теплому весеннему дню.
«Наступившая неправдоподобно теплая весенняя погода, — писал в своем дневнике генерал Гарайс, — заставила слишком рано распуститься цветы и побеги. Повсюду виднелись цветущие вишни в легком белом наряде, их примеру последовали сливы. На кустах сирени и каштанах распустились молодые почки. Только бы эти цветы не побило морозом! Своим неудержимым ростом природа как будто демонстрировала протест против бессмысленного уничтожения и человекоубийства.
Прекрасный весенний день перешел в такой же ясный вечер. Из зарослей кустов и деревьев доносилось птичье пение. В пруду среди лужаек отражались розовато-белые облака, озаренные закатными отсветами. Над Гёрлсдорфским парком опустилась мирная тишина».
В штабе 46-го танкового корпуса в Гёрлсдорфском замке еще не было заметно особого оживления, но всего два дня спустя мирное стрекотание раций было нарушено громкими возгласами телефонистов и суетой связных и ординарцев.
1 Scheel, а.а.О. S. 76.


19 АПРЕЛЯ: РЕШАЮЩИЙ ДЕНЬ
Погода: облачно, ветрено, прохладно, состояние дорог и улиц — без изменений.
Генерал-полковник Хайнрици на машине возвращался со своего передового командного пункта Даммюле в штаб-квартиру группы армий «Висла» в Пренцлау. После трех дней ожесточенных боев он уже точно знал, что плотина прорвана и что 9-ю армию следует срочно отводить с Одерского фронта. Особые опасения внушали бои южнее Берлина.
К 6 часам утра охрана ставки ОКХ — эскадрон примерно в 250 человек под командованием обер-лейтенанта Кренкеля — был переброшен из Цос- сена в Лукау, против танковых клиньев Конева. Кроме того, ОКХотправи- ло из Фюрстенвальде два автомобильных взвода на «фольксвагенах», один взвод тяжелых танков, один разведывательный танковый взвод> и один взвод тяжелых противотанковых орудий, а также 12 танков разных типов с войскового полигона Куммерсдорф и 6 тяжелых противотанковых орудий (танковая рота «Дрезден»), которые образовали «боевую группу Мольтке». Но этой боевой группе было не под силу сдержать натиск русских танков на южных подступах к Берлину. Буквально через день обер-лейтенант Кренкель был отозван назад, так как от его эскадрона осталось всего 20 человек. Около 400 танков беспрепятственно прорвались мимо его заградительной позиции к Цоссену, где находилась ставка ОКХ.
В районе Котбуса русским пока еще противостояли войска 5-го армейского корпуса генерала Вегера, однако к тому времени корпус уже окончательно потерял связь со штабом группы армий «Центр», которому был подчинен. Подтянутая сюда 10-я танковая дивизия СС «Фрундсберг» уже не могла своими силами закрыть брешь, образовавшуюся в линии фронта между Котбусом и Шпрембергом. Остатки дивизии (разведывательный батальон и подразделения 21-го полка) были переданы в подчинение группы армий «Висла».
Вот что рассказал о боях под Котбусом рядовой Ляйдхойзль из 12-й роты 1087-го пехотного полка, оборонявшегося под Хорновом:
«С началом дня мы выступили на север и вышли к Шпрее у Бразинхе- на. Налет вражеской авиации заставил нас спрятаться в укрытие. Рядом с нами лежали солдаты войск СС, которые после долгих препирательств наконец пропустили нас на тот берег реки. Там по дороге нам встретился передовой наблюдательный пост на БРДМ с радиостанцией, корректировавший огонь артиллерии, огневая позиция которой находилась дальше, у Гросс-Эснига.
Собралось семь человек из нашей роты, в том числе лейтенант Трюм- мель. Нам было приказано присоединиться к формировавшейся впереди


280
Вильгельм Тике
Гросс-Эснига боевой группе, которая должна была развернуть контратаку. Лейтенант Трюммель приказал нам с одним ефрейтором идти дальше и попытаться собрать отбившихся солдат нашей роты под Гросс-Эснигом.
К Гросс-Эснигу тем временем подтянулись машины танковой дивизии СС «Фрундсберг». Их часть занимала позицию на берегу реки.
Вечером солдаты СС выступили в путь. Мы двинулись с ними. Конечным пунктом был Заксендорф, где мы разместились на ночь. Но примерно в 22 часа мы были подняты по тревоге. По лесам и проселочным дорогам мы выехали дальше на север. К утру мы добрались до какой-то деревни в лесах Шпрее, в исконной лужицкой области1, где оставались в обозе до 22 апреля».
Тем временем командование 5-го горного корпуса СС сообщало утром 19 апреля в штаб 9-й армии:
«На участке 391-й пехотной дивизии и 32-й дивизии СС (до Цильтен- дорфа включительно) по-прежнему обстановка спокойная. Вражеский прорыв южнее Визенау устранен. Войска противника, которым удалось прорваться с плацдарма Раутенкранц на юг, остановлены и отсечены севернее Риссена. Продолжаются действия по устранению прорыва».
«На участке 5-го горного корпуса СС севернее Риссена, — сообщалось позднее в вечернем донесении, — вражеский плацдарм устранен в ходе контрнаступления, несмотря на упорное сопротивление, восстановлена старая передовая линия обороны.
Артиллерия корпуса разбила укрепленные вражеские позиции восточнее Маркендорфа».
Вражескому наступлению с Раутен кранце кого плацдарма противостояли батальон Хилле (1237тй полк) и батальон Френкена (32-й саперный батальон СС).
В зоне прорыва между Маркендорфом и Лихтенбергом оборону держали части 32-й дивизии СС «30 января», 286-й пехотной дивизии, полка СС «Фальке» и 561-го истребительно-противотанкового батальона СС. Здесь же сражался фузилерный батальон 32-й дивизии СС под командованием гауптштурмфюрера Клинга.
О действиях 32-го истребительно-противотанкового батальона СС рассказывает в своем дневнике оберштурмфюрер Берман:
«Телеграмма от 19 апреля 1945 г., 3.00: оберштурмфюреру Берману немедленно прибыть в расположение 1-й роты в Лихтенбергской овчарне.
Рота располагалась в лесном массиве восточнее Лихтенберга. До обеда мне с моими солдатами пришлось устранять поломки орудий. 1-я и 2-я роты были вооружены самоходными орудиями Sturmgeschutz 111, которые с 1944 года оснащались броневыми щитами из литой стали, а также пулеметом MG-42 наверху, что служило для защиты экипажа.
Вечером я вернулся на командный пункт батальона в Хоэнвальде, а затем отправился в Микхдорф, где стояла рота снабжения. Там я узнал от оберштурмфюрера Хёрля (командира роты), что наш бывший командир оберштурмбанфюрер Нёйенфельд и бывший командир штабной роты, оберштурмфюрер Шнур находятся в лазарете в Бескове.
Местное население пребывало в состоянии сильного страха перед рус¬
1 Лужицкие сорбы, лужичане, венды — славянское этническое меньшинство в Восточной Германии; язык лужицких сорбов относится к западнославянской группе и близок к польскому и чешскому языкам. — Прим. ред.


Падение Берлина
скими. Мы попытались успокоить их, одновременно узнав, чтс^ «иваны» стоят всего в 8 километрах от Миксдорфа. В этот день я был награжден Крестом за военные заслуги I класса».
Начавшийся отвод с передовой 32-й дивизии СС и ее переброска на участок 11-го танкового корпуса СС, где приходилось особенно тяжело, проходили крайне медленно из-за нехватки транспорта. Командир дивизии, штандартенфюрер Кемпин, уже находился в дороге в штаб 11-го танкового корпуса СС. Начавшийся отвод дивизии должен был продолжаться несмотря на критическое положение, сложившееся в районе Маркендорфа — Лихтенберга, так как русские прорвали линию фронта у Зеелова и Мюнхеберга, а командование корпуса было вынуждено перебросить крупные силы на линию Фюрстенвальде—Шпрее, чтобы прикрыть свой северный фланг.
Первыми к новому месту назначения выступили командир 86-го полка СС штурмбанфюрер Эккер со своим штабом и с одним батальоном своего полка и батальоном 87-го полка СС, а также батальон связи и истребительно-противотанковый батальон. За ними последовали командиры батальона связи и артиллерийского полка.
«Добраться до командного пункта 11-го танкового корпуса СС я уже не мог, — вспоминает бывший командир дивизии, штандартенфюрер Кемпин. — Все дороги были запружены. Невозможно было перебросить даже одну роту. Только спустя 24 часа моему радисту удалось установить связь со штабом корпуса. Оттуда м'ы получили приказ вместе со всеми силами перекрыть район Фюрстенвальде вдоль Шпрее до Мюггельзее. Чуть позже пришла новая радиограмма: «Командный пункт 11-го танкового корпуса СС переносится, на связь с вами выйдут позже».
Я приказал Эккеру взять его людей и двигаться в район южнее Фюрстенвальде. Штурмбанфюреру Фоссу было поручено поддерживать связь со мной на случай, если понадобится подтянуть и бросить в бой остальные части дивизии. В качестве предположительного места назначения был назван район западнее Фюрстенвальде. Всех этих частей моей дивизии я больше не видел».
Отвод остальных частей 32-й дивизии СС, которые все еще находились на старых позициях, завершить так и не удалось из-за последовавших вскоре событий. В результате дивизия оказалась разорванной надвое и скоро была втянута в гибельный водоворот последних боев.
Бои под Франкфуртом-на-Одере носили уже сугубо местное значение и не могли ничего изменить. Как отмечалось в дневном донесении группы армий «Висла»: «На правом фланге участка фронта 9-й армии по обе стороны от Франкфурта удалось вновь добиться полного успеха в обороне и в ходе контратаки восстановить старую передовую линию обороны». Главный стратегический маневр Советов был направлен на районы, расположенные далеко к северу.
«Тяжелые оборонительные бои, которые ведет 9-я армия, со вчерашнего дня стали приобретать критический характер на обоих направлениях главного удара противника — под Мюнхебергом и Вриценом. Сражение вступило в решающую стадию...»
712-я и 169-я пехотные дивизии еще продолжали вести бои на «линии Харденберг» и, непосредственной близости от нее. В ходе одной из контратак удалось отбить назад Шёнфлисс. Под Нидерёзаром и Малишем удалось отразить сильные атаки противника, поддержанные танками. Продвкже-


282
Вильгельм Тике
ние войск противника, прорвавшихся от Дольгелина на юго-запад, удалось остановить, бросив в бой все имеющиеся резервы.
Русские войска неудержимой волной катились на запад вдоль 1-й имперской автотрассы между Зееловом и Мюнхебергом. 56-й танковый корпус продолжал сопротивление без надежды на победу. Небольшие боевые группы и некоторые уцелевшие части сражались, несмотря на всю безнадежность положения, снова и снова бросаясь в атаку. Западнее Зеелова особенно отличилась батарея под командованием гауптмана Клотмана из состава 24-го зенитно-артиллерийского дивизиона, уже успевшая проявить себя 17 апреля. В донесении от 21 апреля по этому поводу говорилось: «Окруженная врагом батарея стойко держала свою позицию и с помощью панцерфаустов уничтожила 10 из наступавших вражеских танков».
Положение на 1-й имперской автотрассе все более грозило 11-му танковому корпусу СС окружением с севера. Боевая группа дивизии СС «Недерланд», состоявшая из штаба дивизии и 48-го полка СС под командованием Шайбе, прошлой ночью вышла в район Марксдорфа. Ее задача состояла в том, чтобы восстановить связь между 56-м танковым корпусом и
11-м танковым корпусом СС. Но это оказалось ей не под силу. Уже в 9 часов начальник штаба 9-й армии полковник Хёльц телеграфировал начальнику оперативного отдела группы армий «Висла» полковнику Айсману: «Подразделения дивизии «Недерланд» ведут бой юго-западнее Марксдорфа. От этого места до Элизенхофа (2 км восточнее Мюнхеберга) брешь. Элизенхоф занят противником».
Дивизия «Недерланд» наступала на север. Батальон Трёгера из состава 48-го полка СС в ходе стремительной атаки оттеснил русских от Марксдорфа и отбил брошенные немецкие зенитные орудия, которые были пущены в ход против русских танков. Затем батальон выдвинулся к высотам севернее Марксдорфа, где был вынужден залечь под огнем противника. Ему так и не удалось выйти к 1-й имперской трассе. Когда противник вновь перешел в контратаку, части дивизии «Недерланд» были вынуждены отступить к югу.
Русские танковые и моторизованные части, не встречая сопротивления на своем пути, устремились по имперской трассе на запад. Один из отрядов, собравшись в лесу юго-восточнее Мюнхеберга, около 5 часов вечера выступил вперед и вместе с другими передовыми вышел в район севернее Темпельбург — Буххольц. Согласно донесению группы армий «Висла», оборонявшимся удалось при поддержке артиллерии, авиации и истребительно-противотанковых команд уничтожить 60 вражеских танков.
Этот бросок на юг был нацелен непосредственно на Фюрстенвальде, с тем чтобы выйти в тыл 9-й армии, стоявшей на Одере с немногими еще оставшимися в ее распоряжении частями. Штандартенфюрер Кемпин получил приказ генерала войск СС Кляйнхайстеркампа собрать все имеющиеся подразделения 32-й дивизии СС и занять заградительную позицию между Фюрстенвальде и Мюггельзее. Подразделениям дивизии «Курмарк», стоявшим между Марксдорфом и Дольгелином, было приказано занять промежуточную позицию между Беркенбрюком и Керсдорфом с фронтом на север и восток и там ждать подхода новых частей СС с севера. Дивизия «Курмарк» организованно отступила через Штайнхёфель — Беркенбрюк к озеру Дем-Зее.
Командный пункт 56-го танкового корпуса размещался в это время в колонии Херренхорст, в 3 километрах к югу от Штраусберга. Уже ранним


Падение Берлина
283
утром там было получено донесение танковой дивизии «Мюнхеберг», в котором говорилось, что русские стягивают крупные танковые и пехотные соединения к Элизенхофу для наступления на Мюнхеберг. Наступление на Мюнхеберг началось вскоре после этого, и одновременно с ним русские начали атаку против северного фланга 11-го танкового корпуса СС.
Ранним утром начальник артиллерии 56-го танкового корпуса полковник Вёлерман прибыл на командный пункт танковой дивизии «Мюнхеберг», находившийся на одном из хуторов под Мюнхебергом, чтобы встретиться с командиром дивизии генерал-майором Муммертом. Они обсудили предстоящее наступление, после чего Вёлерман отправился к командиру артиллерийского полка дивизии. Командный пункт последнего располагался в одном из подвалов напротив Института имени Кайзера Вильгельма. По дороге к артиллерийским позициям автомашина Вёлермана попала под авианалет 50 русских бомбардировщиков, но никто из пассажиров не пострадал. Этот авианалет русских был подготовкой к наступлению на Мюнхеберг. Наконец к 12 часам Вёлерман вернулся на командный пункт 56-го танкового корпуса и доложил о результатах поездки генералу Вей- длингу.
Главнейшей из забот оставалось положение с боеприпасами. «Артиллерия корпуса испытывала крайнюю нехватку боеприпасов, — вспоминает в своих мемуарах Вёлерман, — поэтому моя задача состояла в том, чтобы достать их любыми путями. По моим данным, ни в Нёйштрелиц, ни в Гросс-Беерен боеприпасы не могли быть подвезены. Оба этих населенных пункта находились на расстоянии от 100 до 200 километров. Невероятная ситуация, хотя вроде бы следовало сделать все возможное для успешного исхода этих последних боев. Поскольку Гросс-Беерен находился значительно ближе, чем Нёйштрелиц, а, как мне было известно, бои постепенно перемещались с севера на юг, я приказал послать колонну с боеприпасами в Гросс-Беерен. Я и не догадывался, что к тому времени там уже были русские».
Ценой огромных усилий артиллерии танковой дивизии «Мюнхеберг» удалось отразить несколько яростных атак противника на Мюнхеберг. Но к 6 часам вечера русские войска все же ворвались в северо-восточные районы города и в последующие часы захватили весь город.
К северу от города, в районе Оберсдорфа, оборонялись части 18-й панцергренадерской дивизии. Им пришлось с боями отступить к Дамсдорфу. Севернее стояли части 9-й парашютной дивизии.
К 9 часам начальник штаба 9-й армии передал начальнику оперативного отдела группы армий «Висла» сводку о положении на передовой. В ней говорилось, что оставшиеся части 11-й дивизии СС «Нордланд», прибывшие на передовую прошедшей ночью, уже вступили в бой между Притцха- геном и Райхеновом. Здесь они завязли в боях. Притцхаген и Райхенберг (расположенный в 4 километрах к северо-востоку от него) были оставлены. Наши войска закрепились в Гальгенберге (в одном километре к западу от Райхенберга).
В утреннем донесении командования 9-й армии в штаб группы армий «Висла» сообщалось, что части дивизии СС «Нордланд» ночью заняли заградительную позицию, которая проходила от Гросс-Клобиш-Зее у Мюн- хехофе через Альте-Мюле, восточный берег Торнов-Зее и далее на запад к северному берегу Шармютцель-Зее, восточным окраинам Боллерсдорфа и


284
Вильгельм Тике
Грунова до Прётцеля. Восточнее этой линии концентрировались войска русских.
В ходе прошлой ночи и в утренние часы 19 апреля дивизия СС «Нордланд» спешно провела перегруппировку и заняла позиции на самом опасном участке от Притцхагена до Прётцеля. Полк «Норге» был сосредоточен в районе шоссе на Притцхаген. 3-й батальон полка «Данмарк» остался стоять намного южнее, в Буковском лесу. Еще дальше к югу от него занимала оборону 18-я панцергренадерская дивизия.
В 8 часов утра начальник штаба 9-й армии сообщал начальнику оперативного отдела группы армий «Висла»: «От Врицена в направлении Штра- усберга движется вражеская моторизованная колонна, голова колонны — у Херцхорна. Конца ее не видно».
На севере, как и на юге, противник, подобно многоголовой гидре, продолжал расширять зоны прорыва на участках 101-го армейского корпуса и на северном фланге 56-го танкового корпуса, где находилась дивизия СС «Нордланд». План Вейдлинга, заключавшийся в том, чтобы силами дивизии «Нордланд» и 18-й панцергренадерской дивизии ликвидировать бреши в обороне и восстановить связь с соседним корпусом, оказался неосуществимым.
Как говорилось в уже упомянутом донесении, голова вражеской моторизованной колонны танков и пехоты к 8 часам утра находилась уже возле хутора Херцхорн, лежащего в 5 километрах от Прётцеля, на левом фланге дивизии СС «Нордланд». Под Прётцелем действовал 11-й саперный бата^ льон СС под командованием штурмбанфюрера Фосса. Здесь же находилось несколько отделений 11-го зенитно-артиллерийского дивизиона СС (им командовал штурмбанфюрер СС Курц). Рядом, в засаде, стояло несколько танков 11-го танкового полка СС.
Впрочем, танки и самоходные орудия 11-го танкового полка СС «Герман фон Зальца» замерли в ожидании вражеской атаки не только здесь. На другом участке фронта дивизии «Нордланд» они должны были поддержать атаку гренадеров. Командир танкового полка оберштурмбанфюрер Кауш — опытный танковый командир, недавно награжденный Дубовыми листьями к Рыцарскому Кресту, — успешно применил здесь тактику мобильных танковых групп. Неуклюжие атаки крупных танковых армад остались далеко в прошлом. Из наступательного оружия танки превратились в оружие поддержки пехоты.
На южном фланге дивизии «Нордланд» сражался 11-й танковый разведывательный батальон СС под командованием штурмбанфюрера Заальба- ха. Его несколько рот были брошены на помощь 9-й парашютной дивизии.
Две роты из этого разведывательного батальона дивизии «Нордланд» и одно 75-миллиметровое противотанковое орудие заняли позицию на шо^се севернее Мюнхеберга. Машины отъехали подальше на запад. 3-я рота окопалась в небольшом лесном массиве. Во время рытья окопов кто-то вдруг крикнул: «Русские!» и указал на лежащий напротив лес. Лопаты полетели в сторону. Солдаты бросились бегом через поле, прямо к позициям 3-й роты. Затем они смогли явственно рассмотреть характерные каски немецких парашютистов. Как выяснилось, во время вражеской атаки они попали под шквальный огонь и были вынуждены покинуть свои окопы. Солдаты 3-й роты 11-го разведывательного батальона СС поделили оставшиеся боеприпасы с семьюдесятью парашютистами из 9-й дивизии, перешли в контратаку и отбросили русских назад.


Падение Берлина
285
Несколько часов спустя 3-я рота, усиленная двумя 75-мм противотанковыми орудиями, переданными ей 5-й ротой, снова заняла позицию на опушке леса. Командир роты оберштурмфюрер Швартц находился у противотанкового орудия, прикрывавшего северный фланг. В тот момент, когда он чуть-чуть отошел в сторону, прямо на позиции разорвалась мина, и весь расчет Орудия был убит. Затем разверзлись врата ада. Русские при поддержке танков перешли в наступление. Рота отступила назад.
Швартц и его ординарец были ранены, и их пришлось оставить в чаще леса. Водитель оберштурмфюрера Швартца ждал его в открытой командирской машине у западной опушки леса. Он напрасно вглядывался во все проходящие мимо машины с ранеными, но оберштурмфюрера в них не было. Тогда он рванул на своем «Хорхе» прямо в лес, в обход наступающих русских, и нашел их обоих в чаще. Они были рады наконец выбраться из леса. Дальше водитель погнал машину на запад в направлении Берлина. Все лазареты были переполнены. Водителю пришлось везти обоих раненых в Кетцен на Хафеле, где им в конце концов оказали медицинскую помощь.
В другом лесном массиве восточнее Букова стояли 3-й батальон 24-го полка СС «Данмарк» и несколько боевых групп из членов «Гитлерюгенда». Вокруг повсюду горел лес. Никто уже не знал, где проходит линия фронта.
По обе стороны от Притцхагена стояли части 23-го полка СС «Норге». Справа — 3-й батальон, слева — 2-й. В первые послеобеденные часы русские танки и пехота предприняли несколько атак вдоль шоссе со стороны Райхенберга. Притцхаген пришлось оставить. Полк отошел на промежуточную позицию у восточной опушки Притцхагенского леса. Завязались затяжные бои.
«Вскоре подошли русские танки, — вспоминает штурмман Беккер из
12-й роты полка «Норге», — но они были вынуждены остановиться перед опушкой вне досягаемости «панцерфаустов». Другого противотанкового оружия у нас не было. За танками подтянулась русская пехота. Затем танки «Т-34» принялись что есть силы стрелять по опушке леса, и осколки заставили нас покинуть позицию. Перебежками, отстреливаясь на ходу, мы вышли к шоссе Притцхаген—Боллерсдорф. Шоссе проходило через лес. В придорожных канавах залегла русская пехота, прикрывавшая наступающие танки. У Боллерсдорфа мы обнаружили укрепленную линию (позиция Вотан), где и закрепились.
Русские неторопливо приближались. Мы открыли огонь. Еще через какое-то время к нашей позиции двинулись два танка «Т-34». Тут подоспела наша самоходка и открыла по ним огонь, но в итоге была подбита. В это время с грохотом подъехал «Королевский тигр», которому удалось подбить оба русских танка и спасти положение. В этом бою я был ранен, и меня отправили в госпиталь в Берлин, а оттуда, 22 апреля, через Науэн в западные районы Германии».
Немецкая позиция у Боллерсдорфа держалась весь день. Но вечером русским удалось прорваться севернее Боллерсдорфа.
На северном фланге дивизии СС «Нордланд», западнее Райхенова, Ударная танковая группа 11-го танкового полка СС, подразделения зенитно-артиллерийского дивизиона и саперы сошлись в бою с русскими танками и пехотой. После полудня русские сломили их сопротивление и уже более крупными силами продолжили наступление из района Херцхорн — Райхенов на запад и юго-запад. С наступлением ночи немецкие войска отошли к Штраусбергу.


286
Вильгельм Тике
На участке 101-го армейского корпуса натиску русских тщетно пытались противостоять остатки 309-й и 606-й пехотных дивизий.
Утром 19 апреля русские заняли Врицен. 560-й истребительно-противотанковый батальон СС продолжал оказывать сопротивление у Кунерс- дорфа, Вевайса, Людерсдорфа, Бисдорфа и Хазельберга.
1-й роте батальона было приказано задержать русских между Вриценом и Хазельбергом. Русским танкам упорно противостояла одна батарея штурмовых орудий вермахта. Но те обошли ее с юга и продолжили наступление. Тогда навстречу им были брошены четыре противотанковых самоходных орудия из состава 1-й роты 560-го истребительно-противотанкового батальона СС.
Выйдя к месту назначения, они обнаружили там вместо линии укреплений только брошенные окопы. Не имея точных данных о положении, «хет- церы» укрылись в засаде в зарослях кустарника.
Ждать пришлось недолго. Скоро перед ними появились первые русские танки с пехотой на броне. «Ну, граф, пришел наш час! — крикнул гаупт- шарфюрер Николаи, командир взвода, своему командиру орудия. — Будь внимателен, они могут подойти только через лощину!»
Наводчик Больтц громко считал: «Шестнадцать, семнадцать... Девятнадцать русских танков».
«Кончай считать, — крикнул ему Николаи, — пора стрелять!»
И орудия загрохотали, насколько позволяли их стальные глотки. За короткое время четыре вражеских танка были объяты пламенем. Танковая дуэль продолжалась до тех пор, пока 9 русских танков не были выведены из строя. После этого остальные развернулись и уехали. В дело вмешалась русская артиллерия. Среди наших было несколько раненых и убитых. В санитарную машину прямой наводкой попал снаряд.
Здесь, западнее и юго-западнее Врицена, штурмовым орудиям и «хет- церам» вермахта и войск СС удалось поначалу на какое-то время сдержать продвижение русских танков на запад.
Недавно прорвавшиеся юго-западнее Врицена войска 2-й гвардейской танковой армии (генерала Богданова) частично повернули на Штраусберг. К вечеру их передовые части вышли к Прётцелю, Штернебеку и Франкен- фельде.
Об ожесточенности боев, разворачивавшихся в районе Врицена, наглядно свидетельствует список потерь командного состава 560-го истребительно-противотанкового батальона СС:
— командир 1-й роты, оберштурмфюрер Лирк й все командиры взводов — ранены (17—19.04);
— командир 2-й роты оберштурмфюрер Диттман, погиб (18.04);
— командир 2-й роты унтерштурмфюрер Ляйер, погиб (19.04);
— командир 3-й роты оберштурмфюрер Шпренгер, погиб;
— командир 4-й роты гауптштурмфюрер Ляйс, погиб (19.04).
На южном участке фронта 5-й егерской дивизии, под Альтранфтом, русские перешли через Старый Одер и теперь угрожали Бад-Фрайенвальде с юга. На северном участке дивизии им удалось прорваться с плацдарма Альт-Глицен вплотную к Нёйенхагену. К тому времени командный пункт 101-го армейского корпуса находился в Тухене, в 10 километрах к югу от Эберсвальде. Основной клин русских западнее Врицена сдерживали части 25-й панцергренадерской дивизии. На юге оборону принял на себя 560-й истребительно-противотанковый батальон СС.


Падение Берлина
287
«В ходе боев 19 апреля в линии фронта армии появились новые трещины, — пишет генерал Буссе в своих воспоминаниях. — ...Никакой надежды залатать эти бреши больше не было. Непрерывные стычки штаба армии с командованием группы армий и попытки добиться разрешения отступить продолжались, но без какого-либо успеха... В результате штаб армии решил отвести 56-й танковый корпус в направлении Шпрее западнее Фюр- стенвальде — восточнее Эркнера... Планировалось усилить участок Шпрее от восточных окраин Фюрстенвальде до Эркнера силами левого фланга
11-го танкового корпуса СС и 56-го танкового корпуса, чтобы затем, имея защиту с фланга, отвести Одерский фронт к южным окраинам Берлина»1.
Благодаря этому маневру Буссе хотел обеспечить возможность для отступления войскам, все еще находившимся в районе Франкфурта и к югу от него. Но Гитлер перечеркнул этот план и приказал ввести 56-й танковый корпус в Берлин для обороны города. Буссе и командование группы армий, а также сам комендант города генерал-лейтенант Рейман были категорически против. Они прилагали все усилия для того, чтобы избавить население Берлина от ужасов городских боев.
Командование 9-й армии нуждалось в подкреплениях. Поэтому в районе Штраусберга и Фюрстенвальде были брошены в бой пять батальонов фольксштурма «Берлин». Рейман в разговорах с начальством уже не скрывал, что считает невозможной дальнейшую оборону Берлина. Это привело к его отставке с поста коменданта города несколько дней спустя.
Помимо этого, командование 9-й армии получило три недоукомплектованных маршевых батальона 15-й гренадерской дивизии войск СС (латышской) из Нёйруппина, сразу же направленных в район западнее Мюн- хеберга, и одну маршевую роту 1-го батальона 6-го авиационного полка, которая была направлена в район Штраусберга.
Зенитная артиллерия 9-й армии, по данным на 19 апреля 1945 года, докладывала о 13 сбитых вражеских самолетах и 46 танках. Потери зенитной артиллерии в целом составили двенадцать 20-миллиметровых орудий, одно 37-миллиметровое орудие, восемь 88-миллиметровых и восемь 105-милли- метровых орудий.
На участке 3-й танковой армии были налицо признаки того, что войска
2-го Белорусского фронта также готовятся к новому наступлению. На южном фланге положение становилось все более критическим. Вот что пишет об этом генерал Гарайс, командир 46-го танкового корпуса, в своем дневнике:
«7.30: поездка в расположение 1-й дивизии морской пехоты. С командиром дивизии Блеквеном решили, что необходимо занять лес западнее Хоэнзаатена. Русские подошли от Нидервутцена так близко к Нёйенхаге- ну, что это угрожает Одерскому фронту. Так 1-й дивизии морской пехоты пришлось помимо восточного фронта открыть еще и 6-километровый южный фронт для прикрытия южного фланга».
Еще одна дивизия из состава 46-го танкового корпуса, 547-я фольксг- ренадерская, успешно подавила попытку форсировать Одер у Фридрихста- ля. По обеим сторонам от перекрестка Ниппервизе—Шведт все посты передового охранения пришлось отвести к главной линии обороны.
На участке фронта, который занимал Одерский корпус, войска против¬
1 Busse, а.а.О., S. 165.


288
Вильгельм Тике
ника продолжали просачиваться в прорванную у Гартца брешь к дороге западнее Грайфенхагена и по обеим сторонам от автотрассы. Передовые посты, выставленные на дороге, проходящей по восточной дамбе Западного Одера, были потеряны. Здесь же наметилось направление главного удара.
На участке 32-го армейского корпуса продолжались попытки форсировать Гросс-Регниц. К вечеру русским удалось создать небольшой плацдарм на западном берегу. Посты боевого охранения на островке Шмалервердер посередине реки были мгновенно сметены превосходящими силами противника. Южную часть острова удалось удержать только благодаря подошедшим подкреплениям.
О событиях этого дня и положении на фронте, которое постоянно менялось из-за стремительного продвижения русских на запад, создававшего серьезную угрозу южному флангу 3-й танковой армии, свидетельствуют скупые строки штабных телеграмм и телефонограмм:
«19.4.1945, 01.00: Штабы 4-й полицейской дивизии СС и 8-го панцергренадерского полка СС следует перевести в Эберсвальде. 7-ю танковую дивизию оставить.
01.15: Боевую группу 4-й полицейской дивизии СС вооружить имеющимся в наличии оружием.
12.35: Бригада «Харцер» восточнее Эберсвальде будет готова завтра вечером.
17.35: Под началом 3-го (германского) танкового корпуса СС (командный пункт в Темплине) силами нескольких заградительных рот и двух саперных батальонов сухопутных войск сооружается заградительная линия на южном фланге 3-й танковой армии от Либенвальде до Одерберга (включительно). (Дополнение, согласно донесению группы армий: заградительную линию должны занять следующие части: штаб 16-го саперного полка, 630-й саперный батальон, две парковые крепостные роты, 115-й танковый разведывательный батальон [майора Вольфа])».
Когда советские танковые клинья к вечеру приблизились к 158-й имперской автомагистрали у Штайнбека и создалась угроза для мостов через канал у Бад-Фрайенвальде и Эберсвальде, из штаба группы армий была послана следующая телеграмма:
«18.35: маршрут 7-го панцергренадерского полка СС («Солар») Нидер- финов — Хеккельберг. Командиру (оберштурмбанфюрер Прагер) прибыть в штаб 101-го армейского корпуса в Тухене».
Из дневного донесения группы армий «Висла» в ставку ОКХ очевидно, что «бригада Харцер» (кадровое подразделение 4-й полицейской дивизии СС) была придана 101-му армейскому корпусу, в то время как 7-й панцерг- ренадерский полк СС («Солар») уже выступил.
4-я полицейская дивизия СС уже была не так давно разбита под Данцигом. Остатки дивизии были вывезены морем в район Свинемюнде. Оттуда они были переброшены в район Грамцова, где получили пополнение в лице 103-й учебной бригады СС (под командованием оберштурмбанфюре- ра Ланга). Остальные части дивизии были поездом доставлены из Свинемюнде в район Эберсвальде, где их также спешно доукомплектовали. В качестве пополнения был использован личный состав 103-й (503-й) учебной бригады (полка) СС и 600-го парашютного батальона СС (Милиуса), входившего в состав полка СС «Солар» (это кодовое название использовалось во время Арденнской операции). Позже к ним добавились также некото-


Щшг-.
Вид на «Зеленый мост» через реку Моттлау.
Данциг до войны.
Церковь Мариенкирхе, увенчанная 76-метровой башней.
Крантор, символ города, построенный в 1443 году.
Переулок Фрауэнгассе, по обеим сторонам которого тянутся ряды характерных домов со сводчатыми фронтонами. Вдали можно видеть замыкающую его церковь Мариенкирхе.


Переулок Фрауэнгассе, вид на обсерваторию. Остались одни руины.
Данциг
после 30 марта 1945 года.
Вид на Мариенкирхе.


Данциг. Здание государственного театра.
Данциг. «Большая мельница».


Данциг. Угол «Рыбного рынка» и старого городского рва. Вдали — церковь Св. Иоанна.
Данциг. Церковь Бригиттенкирхе, вид со стороны переулка Тишлергассе.


—лк
Тяжелый крейсер «Принц Ойген» (изображенный на фото) вместе с линкором «Силезия» и легким крейсером «Лейпциг» поддерживал огнем с моря немецкие войска, оборонявшие Данциг.
Теплоход «Гойя» имел довольно странную маскировочную окраску.
Это современное судно водоизмещением в 5230 тонн было построено только в 1942 году. 16 апреля 1945 года «Гойя» с 7 тысячами человек на борту был потоплен советской подлодкой на широте Риксхёфта вблизи Хелы.
Спастись удалось только 183 пассажирам. Печальный рекорд: это стало величайшей морской катастрофой всех времен.


Вислинские паромы, курсировавшие между Шивенхорстом и Никкельсвальде у самого устья Вислы, снискали всеобщие почет и признание.
Шапки долой перед бесстрашными паромщиками, которые, сидя в своей стеклянной кабине, днем и ночью смело вели свой паром через широкий поток, несмотря на артобстрелы и авианалеты.


Между Шивенхорстом и Никкельсвальде Висла достигала почти километра в ширину.
Советские штурмовики на бреющем полете беспрестанно обстреливали вислинские паромы из всех видов оружия.
Вечером 8 мая 1945 года, на исходе последнего дня войны, эти паромы, переполненные солдатами, отплыли из устья Вислы и доставили своих пассажиров через Балтийское море аж до самого Киля. Паромщики из Шивенхорста вполне заслужили медаль за эту спасательную операцию.


27 марта 1945 года по приказу командования 2-й армии немецкие саперы открыли шлюзы на вислинских дамбах и взорвали плотину, чтобы затопить Эльбингскую низменность до самой бухты Фришес-Хафф. Оборона этого «водного фронта» была поручена 4-й танковой дивизии.
Лейтенант Ханс Шойфлер, автор этой книги, в то время — начальник службы связи 35-го танкового полка. Сопот, конец января 1945 года.


Генерал танковых войск Дитрих фон Заукен, командующий 2-й армией. В борьбе за выигрыш времени, которая велась в течение апреля — мая 1945 года, ему удалось успеть переправить из дельты Вислы через Балтику всех беженцев и раненых. Однако поскольку он так и не смог эвакуировать всех своих солдат, то счел своим долгом остаться на Хельском полуострове, чтобы разделить с ними все тяготы советского плена. Он был освобожден и вернулся на родину только 10 лет спустя.


Генерал-лейтенант Клеменс Бетцель, с мая 1944 года являвшийся командиром 4-й танковой дивизии, погиб в сражении за Данциг у Оливских ворот 27 марта 1945 года.
Полковник Эрнст В. Хоффман, командир 12-го панцергренадерского полка, принял командование 4-й танковой дивизией после гибели генерала Бетцеля.
Полковник Ханс Кристерн, командир 35-го танкового полка, после ранения генерала Мауса принял командование 7-й танковой дивизией, стоявшей в Гдингене.


Скульптор профессор Фриц Тильман выразил свои мысли о войне в камне. Сам он так описывает символический смысл своих барельефов: «Война закончилась. Среди могил солдат ищет дорогу домой, на родину. Это похоже на воскресение из мертвых. Он возвращается из плена, с самого дна человеческого бытия. Теперь ему предстоит попытаться найти свое место в новой жизни». И в конце этого тяжкого пути он задает вопрос: почему?
Но он так и остается без ответа.
^mL
•Л
»Tv
На другом барельефе изображена женщина с ребенком. «Пока отцы сражаются на фронте, — поясняет профессор Тильман, — пламя ночных бомбардировок гонит матерей с детьми по дорогам несчастий, заставляя покидать свою родину». И снова встают вопросы: почему? Где здесь смысл? (Мотивы с барельефов мемориала в Байенфурте воспроизведены с любезного одобрения профессора Фрица Тильмана.)


Этот памятный обелиск был установлен пережившими эту войну солдатами 35-го танкового полка в честь своих павших товарищей перед бывшими полковыми казармами в Бамберге. Теперь в них расквартирован американский 35-й танковый батальон, входящий в состав американской 4-й танковой дивизии.
Ветераны бывшего 12-го панцергренадерского полка, который некогда был расквартирован в Майнингене, чтут полковые традиции. Этот мемориал посвящен памяти их павших товарищей.


Несмотря на дождь или жару, ветераны 35-го танкового полка вот уже два года регулярно собираются у памятного обелиска, чтобы почтить память погибших, в том числе и тех, кто похоронен далеко отсюда.
Фриц Рудольф Шультц, служивший во время войны командиром одного из батальонов 35-го танкового полка, а в 1970-е гг. бывший уполномоченным германского бундестага по военным вопросам, возлагает венок у обелиска погибшим однополчанам. Внизу справа: Фриц Рудольф Шультц в 1944 году.


Солдаты американского 35-го танкового батальона отдают воинские почести погибшим и пропавшим без вести солдатам противника у мемориала павшим бойцам немецкого 35-го танкового полка.
Вольфганг Пауль пишет: «49 танковых дивизий старой армии превратились в камень, в обелиск на Люнебургской пустоши в Роще памяти танковых войск, врытый в землю, в которой осталось лежать так много убитых. Здесь опускается на землю прошлое, оно имеет свой вес, и под его тяжестью обелиск все глубже уходит в землю, ставшую последним приютом павших».


Памятный обелиск павшим солдатам 4-й танковой дивизии.
Мемориал танковых войск в роше на Люнебургской пустоши.


Германский танк «Pz.IV», являвшийся основным танком германской армии с 1943 года и вплоть до конца войны.
Этот танк, установленный на территории танкового училища в Мунстере, имеет интересную историю. Он был захвачен англичанами во время Африканской кампании.
В декабре 1960 года командир британской 5-й танковой дивизии генерал-майор Джолли передал его генералу боевых частей ФРГ генерал-майору Мунцелю, после чего танк был установлен в Мунстере.


Падение Берлина
289
рые подразделения Люфтваффе; например, зенитно-артиллерийский полк «Геринг» предоставил свою артиллерию.
4-й танковый разведывательный батальон СС в свое время так и не добрался до Данцига и воевал в Восточной Померании. Затем в течение дня он удерживал плацдарм на восточном берегу Одера, пока его не эвакуировали наконец на западный берег реки. После этого батальон под командованием гауптштурмфюрера Юргенса действовал западнее Одера в составе дивизионной группы Фойгта на участке 32-го армейского корпуса (под командованием Шака). Теперь, когда главного удара противника ожидали на участке фронта 3-й танковой армии к югу от Штеттина, 19 апреля 4-й танковый разведывательный батальон СС был придан 46-му танковому корпусу и переброшен в район Вольтерсдорфа, на стыке участков 46-го танкового и Одерского корпусов.
Оборонительный район Свинемюнде к северу от Штеттина, который до сих пор непосредственно подчинялся группе армий, с 19 апреля перешел под начало 3-й танковой армии.
Стоявшую на островах Узедом и Воллин 3-ю дивизию морской пехоты, которую сменила 420-я учебная дивизия, сразу же перебросили в район Эберсвальде. Здесь 3-я дивизия морской пехоты должна была прикрывать растянутый южный фланг 3-й танковой армии в составе еще только формировавшейся в то время армейской группы Штайнера.
549-я фольксгренадерская дивизия, стоявшая у Папенвассера севернее Штеттина, была подчинена 46-му танковому корпусу. 1098-й фольксгрена- дерский полк был переброшен в район Казеков — Вольтерсдорф, где уже находился в качестве оперативного резерва 4-й танковый разведывательный батальон СС.
«Вечером, — записал в этот день в своем дневнике генерал Гарайс, — по радио передавали речь Геббельса: «Верить в счастливую звезду, следовать за фюрером в тяжелую минуту, верить в Бога...» Никогда раньше слово «Бог» не звучало так часто в его устах. Геббельс нарисовал прекрасную картину мира после скорого окончания войны. Если бы слова могли сражаться и побеждать, то его слова имели бы.лучшие шансы на успех».
Близился к концу последний акт этой великой драмы, и над сценой уже трепетал занавес, готовясь опуститься.
12-1084


20 АПРЕЛЯ: НА ПОРОГЕ КРАХА
Погода: без изменений, прекрасный весенний день.
«20 апреля, на пятый день операции, — пишет в своих воспоминаниях маршал Жуков, — дальнобойная артиллерия 79-го стрелкового корпуса 3-й ударной армии, которой командовал генерал-полковник В.И. Кузнецов, открыла огонь по Берлину. Начался исторический штурм столицы фашистской Германии»1.
В бункерах и подвалах рейхсканцелярии в Берлине царила суета. По случаю 56-го дня рождения Гитлера поздравить его явились Геринг, Борман, Геббельс, Кейтель, фон Риббентроп и другие. Однако настроение было подавленное, ничего похожего на прежние «лучезарные дни рождения фюрера».
Еще утром Гитлер приказал разделить все еще остававшиеся под властью немцев территории на Северный район, во главе которого был поставлен гросс-адмирал Дёниц, и Южный район во главе с генерал-фельдмаршалом Кессельрингом. Эти двое должны были сосредоточить в своих руках всю военную и гражданскую власть в названных районах. В связи с этим ОКВ и ОКХ образовали новые штабы2.
После обеда Гитлер в сопровождении рейхсюгендфюрера (имперского фюрера молодежи) Аксмана вручил Железные Кресты группе «гитлерюген- довцев» в саду рейхсканцелярии.
Во время вечернего совещания Гитлер сообщил о своем решении остаться в Берлине, сравнив его с Москвой в 1941 году. Он рассчитывал на противоречия внутри альянса союзников и заявил собравшимся, что он приказал генералу Венку двигаться к Берлину со своей 12-й армией.
1 Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. С. 618.
2 10 апреля 1945 года Гитлер издал приказ, согласно которому в случае разрыва сообщения между Северной и Южной Германией в той части страны, где фюрер находиться не сможет, будет действовать свой главнокомандующий. Руководство обороной южной части страны должен был принять на себя фельдмаршал авиации Кессельринг, а северной — гросс-адмирал Дёниц. 20 апреля Гитлер официально передал верховное командование в Северной Германии Дёницу, так как в это время еще допускал возможность бегства из Берлина в так называемый «Альпийский редут» на Юге Германии. Приказом фюрера от 25 апреля была соответственно реорганизована командно-штабная структура вермахта: для руководства группами армий «Юг» и «Центр»-, Юго-Западным и Западным фронтами в Южной Германии был создан оперативный штаб «В» во главе с генерал-лейтенантом Винтером. Руководство Северо-Западным фронтом, 12-й армией, группой армий «Висла» и немецкими войсками в Восточной Пруссии, Курляндии, Дании и Норвегии должно было осуществлять непосредственно ОКВ, отвечавшее за оборону Северной Германии. — Прим. ред.


Падение Берлина
291
12-я армия была сформирована из последних резервов Германии в районе Дессау — Виттенберга. Ее фронт был нацелен против приближавшихся к столице войск западных противников.
Между тем положение на подступах к Берлину стремительно ухудшалось, приближаясь к катастрофическому. В 10.50 генерал Буссе по телефону доложил начальнику штаба группы армий «Висла» генерал-лейтенанту Кинцелю о положении 9-й армии. Буссе был особенно обеспокоен опасностью окружения южного фланга своей армии, где находилась и оперативная группа штаба армии. В отправленной им телефонограмме говорилось: «О 4-й танковой армии (из группы армий «Центр») известно только, что 25 вражеских танков вышли к перекрестку шоссе западнее Люббена и повернули оттуда на северо-запад. 9-я армия сейчас нуждается в четких указаниях, должна ли она удерживать единый фронт восточнее Берлина или восстанавливать его. Это возможно только при условии отвода всех передовых фронтовых частей от Франкфурта. Если не предпринять этого маневра, то 11-й танковый корпус уже завтра будет окружен. За этим последует окружение 56-го танкового корпуса и, наконец, 101-го армейского корпуса. 5-я егерская дивизия будет оттеснена на север».
С этим недвусмысленным прогнозом были согласны и Хайнрици, и Кинцель, но только не Гитлер, который хотел оставить 9-ю армию на Одере и ликвидировать крупные бреши во фронте путем контрнаступления.
В другом телефонном разговоре начальник штаба группы армий «Висла» сообщал начальнику штаба 9-й армии полковнику Хёльцу, что группа армий «Центр» потеряла связь с 5-м армейским корпусом, образовывавшим ее левый фланг, и поэтому 9-й армии придется взять его под свое командование (что и произошло чуть позднее).
К полудню передовые отряды 3-й гвардейской армии стояли уже у Ба- рута. Оттуда они повернули на север, в направлении Цоссена. Военный городок в лесу под Цоссеном (Майбах-1 и Майбах-11), где находились ставки ОКВ и ОКХ, пришлось срочно эвакуировать и перевести в казармы Потсдам- Крампниц и в зенитно-артиллерийскую школу в Ванзее.
Через корйдор на южном фланге 9-й армии продолжали отходить уцелевшие части 5-го армейского корпуса, которые прикрывали южный фронт под Котбусом и в Шпреевальде от прорвавшихся русских войск. Об атакующей обороне уже не могло быть и речи. Войска ограничивались в основном наблюдением за маневрами противника. Как сообщалось в дневном донесении группы армий «Висла», «к югу отсюда у Барута замечены крупные вражеские колонны, движущиеся на север к Берлинскому оборонительному району из района Котбуса. Сообщается о 300 танках и 500 автомашинах. Еще одна танковая колонна движется из района Люббенау на северо-запад».
Поначалу в донесениях группы армий не было никаких точных данных. Говорилось только, что «из-за стремительного развития событий руководство в настоящий момент не может повсеместно контролировать ход и место боевых действий». Командование 9-й армии докладывало лишь, что «ход боев изложен лишь на основе телефонных сводок начальника оперативного отдела. Более подробные донесения будут представлены сразу же по их получении». Однако эти «более подробные донесения» так и не были получены ни тогда, ни позже. Поэтому восстановить ход событий этого дня на участке фронта 9-й армии можно только по отдельным телеграммам, радиограммам и телефонным переговорам.
12*


292
Вильгельм Тике
На участке 5-го горного корпуса СС никаких существенных изменений не произошло. К северо-востоку от Фюрстенберга была отражена атака ударной группы противника; к юго-западу от Визенау также была отражена вражеская атака силами одного батальона при поддержке танков. Под Маркендорфом и севернее русские также предприняли атаку силами одного батальона при поддержке самоходных орудий.
В донесении начальника артиллерии 9-й армии (Harko 307) говорилось, что «на участке 5-го горного корпуса СС юго-западнее Франкфурта имели место сильные вражеские атаки, поддержанные ураганным артиллерийским огнем. Благодаря успешным действиям наших минометных батарей и концентрации огневой мощи всех имеющихся орудий противник понес тяжелые потери. Небольшие прорывы устранены».
Командир 561-го истребительно-противотанкового батальона СС гауп- тштурмфюрер Лобмайер 20 апреля 1945 года записал в своем дневнике: «Батальон собрался почти в полном составе в районе Лихтенберг — Ри- бен — Пилльграм. В течение дня к нам присоединялись все новые отставшие солдаты и целые подразделения. Несмотря отсутствие снабжения сверху, благодаря предусмотрительно предпринятым мерам батальону удалось запастись горючим, боеприпасами и продовольствием».
О боях под Лихтенбергом рассказывает гренадер СС Муз из 12-й роты полка СС «Фальке»:
«На рассвете русские внезапно перешли в атаку без предварительной подготовки и тяжелого вооружения. Мы отстреливались что есть сил. Потом вдруг раздалась команда: «В контратаку!» Мы ринулись вперед и погнали русских, которые уже успели вплотную подойти к нашей позиции, после чего вернулись назад на исходную позицию. Некоторое время спустя русские принялись обстреливать нас из тяжелого оружия. Затем последовала вторая атака, и они отбросили нас с нашей позиции. Отчасти это произошло потому, что им удалось обойти нас с фланга. Наши, не исключая и меня, бросились из леса и задыхаясь помчались через поле в гору, преследуемые русскими пулями. На следующем холме залегли наши товарищи из бывшей учебной роты, составлявшие вторую линию обороны. Мы без сил попадали в окопы и только здесь почувствовали себя в безопасности.
Только сейчас до меня дошло: сегодня же 20 апреля, «фюрерский» день рождения. Кто-то упомянул о смерти Рузвельта и провел параллель с эпохой Фридриха Великого, когда умерла русская императрица Екатерина и военная удача вновь повернулась лицом к Пруссии. Мы надеялись на раскол альянса между русскими и Западом и на примирение с западными державами. Но, как будто чтобы разрушить наши надежды, откуда-то с запада появился четырехмоторный бомбардировщик, и когда на нас посыпались бомбы, эти надежды окончательно лопнули как мыльный пузырь. Вслед за ними взорвалось и зенитное орудие, так ни разу и не попавшее в цель.
Мы остались одни. Командиры заново пытались построить роты. Но тут подошли русские с танками. Завязалась драка за пару «панцерфаустов». Не успели мы даже приблизиться к ним с нашими «панцерфаустами», как русские танки начали расстреливать нашу позицию с близкого расстояния. Но, к нашему удивлению, вскоре танки повернули назад. На противоположном холме окопалась русская пехота.
Русские стреляли по нам из тяжелого оружия. Я был легко ранен одной из мин, поэтому отполз в сторону и скрылся в «лисьей норе», вырытой рядом с окопом.


Падение Берлина
293
Вдруг рядом со мной раздались крики. Появился командир нашего 2-го взвода, некий обер-юнкер, и потребовал, чтобы все солдаты полка «Фальке» шли в контратаку. Ну, началось!
Нашей целью был небольшой лесок между линиями, до которого мы добрались очень скоро. В ходе следующего броска мы оказались прямо на позиции русских. Но тут руководивший атакой обер-юнкер вдруг захрипел, как утопающий. Пуля угодила ему в рот.
Кто-то крикнул: «Назад на исходную позицию!» Мы еще с одним товарищем на плащ-палатке оттащили назад обер-юнкера.
С наступлением темноты перед нашей позицией началось какое-то движение. Мы начали стрелять кто во что горазд. Когда пальба стихла, появились ребята из отделения разведки и сообщили нам ужасную вещь, что мы обстреляли своих же солдат, которые пытались пробиться к нам в темноте. Тела погибших товарищей были вынесены с поля и похоронены».
Рассказ гренадера Муза в какой-то степени затрагивает все тяжелые моменты. Он жалуется на то, что младшие командиры часто бросали совсем молодых, необстрелянных солдат одних, что старые опытные фронтовики предпочитали действовать отдельно, воспринимая молодых только как лишний груз. Он рассказывает о распаде воинской дисциплины, описывает ту бессердечность, с которой бросали раненых и умирающих. Но вместе с тем он говорит и о тех командирах, подразделениях и отдельных солдатах, которые рисковали и жертвовали собой ради спасения своих товарищей.
Но сдача Лихтенберга уже оставила свой след. Рота материально-технического обеспечения 32-го истребительно-противотанкового батальона СС была вынуждена в ночь на 21 апреля переехать в Бад-Сааров, расположив командный пункт в Альт-Гольме.
В то время как 5-й армейский корпус и 5-й горный корпус СС в этот день отделались сравнительно легко, командование 11-го танкового корпуса СС изо всех последних сил пыталось избежать окружения с севера. Уже в утреннем донесении 9-й армии в штаб группы армий говорилось: «Оборонительный фронт усиленного полка «Недерланд» на северном фланге 11-го танкового корпуса СС был прорван в результате стремительной ночной атаки противника при поддержке 30—40 танков. Литценское лесничество захвачено противником. Вражеские прорывы у Марксдорфа, бои с применением нашей артиллерии. На Буххольц наступают 80 вражеских танков. Через Эггерсдорф в направлении Хоппегартена движутся 40 вражеских танков».
В этом донесении штаба армии впервые упоминается об усиленной полковой группе «Недерланд», что полностью соответствовало истине.
«Телеграмма KR-молния1 20 апреля 1945 Командованию 9-й армии
Для немедленной передачи добровольческим панцергренадерским дивизиям СС «Нордланд» и «Недерланд».
Вам предстоит решающая битва на Востоке. Вы не должны ни уступать, ни отступать. Необходимо стоять до последнего человека, чтобы не дать
1 Гриф «KR» означал высшую степень секретности. — Прим. ред.


294
Вильгельм Тике
атаковать себя. Судьба Европы в ваших руках. Вспомните о погибших товарищах и о миллионах германских женщин и детей. Я жду беспощадной борьбы и беспрекословного выполнения своего долга.
Гиммлер».
Знали ли солдаты дивизий «Недерланд» и «Нордланд», ведущие тяжелые оборонительные бои, об этом призыве, который в тогдашних условиях был не более чем красивой фразой? Это по меньшей lUepe спорно.
Командный пункт 9-й армии находился в это время в Хубертусхёэ, южнее Шторкова. В 10.50 утра генерал Буссе передал начальнику штаба группы армий следующую сводку: «На участке 11-го танкового корпуса СС положение неясное. У Темпельбурга и Шёнфельде они, кажется, попали в плен. В лес Хоппегартен (юго-западнее Мюнхеберга), по всей видимости, ворвались вражеские танки. Повсюду ведется борьба с танками».
Это была всего лишь первая половина дня. В дневном донесении группы армий, которое было получено ставкой ОКХ вечером, говорилось: «Продвигаясь из района Мюнхеберг — Марксдорф на юго-запад, противник прорвал нашу линию обороны, вышел к лесу Хангельсберг (северо-западнее Фюрстенвальде), атаковал Фюрстенвальде с севера и попытался форсировать Шпрее западнее города».
В донесении начальника артиллерии 9-й армии к этому было добавлено следующее: «На участке 11-го танкового корпуса СС и 56-го танкового корпуса велась эффективная борьба на путях наступления, в местах скопления и прорывов противника за счет концентрации огневой мощи до одного полка. О потерях нашей артиллерии пока данных нет. 408-й фоль- ксартиллерийский корпус пока еще полностью сохранил боеспособность и занимает новую огневую позицию в районе южнее Фюрстенвальде. О 404-м фольксартиллерийском корпусе, который был оттеснен на северо-запад, пока никаких сведений. Так же никаких сведений от начальника артиллерии группы армий (General der Artillerie z.b.V. 4). Новый командный пункт начальника штаба артиллерии 9-й армии (Harko 307) находится в районе Шторкова». «Атаки противника в районах главных ударов под Фюрстенвальде, Мюнхебергом и Вернёйхеном, — сообщалось далее в донесении о действиях вражеской артиллерии, — были подготовлены мобильными моторизованными подразделениями артиллерии в ходе получасового ураганного обстрела».
Линия обороны на северном фланге южной группы 9-й армии отодвинулась к Шпрее по обе стороны от Фюрстенвальде. Жуков бросил части
1-й гвардейской танковой армии, а также 3-й и 69-й армий, чтобы окружить 9-ю армию с севера. А поскольку с юга ее окружали войска 1-го Украинского фронта, она неминуемо должна была оказаться в «котле», если верховное командование не разрешит ей немедленно отступить на запад. Но именно этому Гитлер упорно противился.
56-й танковый корпус 20 апреля был вынужден сражаться уже с открытыми с обеих сторон флангами. Все попытки восстановить связь с соседними корпусами не увенчались успехом. Между тем на открытом южном фланге крупные русские соединения уже приближались по 1-й имперской автомагистрали к столице рейха. Шоссе пока еще обороняли части танковой дивизии «Мюнхеберг», 18-й панцергренадерской дивизии и остатки
20-й панцергренадерской дивизии. Вечером русские уже стояли в районе Рюдерсдорфа — Херцфельде.


Падение Берлина
295
В утренней сводке 9-й армии, направленной начальнику штаба группы армий Кинцелю, генерал Буссе констатировал: «На участке 56-го танкового корпуса прорвавшиеся через линию Буков — Прётцель танковые силы заняли села Хазенхольц, Рульсдорф и Клостердорф. Против них брошены части 18-й панцергренадерской дивизии. Корпус имеет четкий приказ удержать положение».
Ответ, как вспоминает полковник Вёлерман в своих мемуарах, был таким:
«20 апреля Вейдлинг (командир 56-го танкового корпуса), бросив в наступление 18-ю панцергренадерскую дивизию и дивизию СС «Нордланд», еще раз попытался сдержать и, по возможности, оттеснить назад советские бронетанковые соединения, прорвавшиеся у Букова со стороны лесов Бранденбургской Швейцарии. Эта попытка оказалась безуспешной из-за сильного превосходства противника в огневой мощи. Чтобы наблюдать за ходом наступления, я перебрался на командный пункт полковника фон унд цу Гильзы, командира артиллерийского полка 18-й панцергренадерской дивизии, а оттуда поехал дальше вперед».
24-й панцергренадерский полк СС «Данмарк» (из дивизии СС «Нордланд») в ночь на 20 апреля вышел к деревне Рульсдорф. Уже в первые утренние часы русские сомкнули свои ряды и при поддержке 20 танков «Иосиф Сталин» двинулись на Хоэнштайн. Чтобы по крайней мере сохранить единый фронт, полк «Данмарк» был вынужден отойти к Штраусбергу, чтобы там занять оборону.
В это же время 23-й панцергренадерский полк СС «Норге», танки Кау- ша, саперы и другие подразделения из дивизии «Нордланд» сражались севернее Букова против значительно превосходившего их по численности противника. После затяжных боев им пришлось оставить села Прётцель, Боллерсдорф и Клостердорф.
Чтобы остановить неумолимое продвижение противника, дивизия «Нордланд» была вынуждена занять круговую оборону на аэродроме Штраусберга, находившемся к востоку от города. Укрепления были оборудованы лишь частично; они непосредственно защищали аэродром. Подошедший первым 24-й полк «Данмарк» разместился в южной части этой позиции, прибывший-позднее 23-й полк «Норге» занял северную часть.
Русские стягивали все новые силы. Их артиллерия вела обстрел круговой позиции немцев, и он становился все более интенсивным. Окопавшийся севернее Штраусберга у дороги Прётцель 11-й саперный батальон СС отступил к восточной окраине Гильсдорфа. Штурмбанфюрер Соренсен, батальонный командир, оставшийся без своего батальона, встретился со своим коллегой, штурмбанфюрером Фоссом, командовавшим саперным батальоном. Оба пришли к выводу, что теперь уже бессмысленно надеяться на то, что 2-й батальон 24-го полка «Данмарк», который должен был подъехать на машинах 3-го батальона, сможет добраться до Гильсдорфа. Соренсену не оставалось ничего, кроме как передать свою 8-ю роту 24-го полка в подчинение саперного батальона и со штабом выехать на север, на поиски своего батальона. Однако они не успели уехать далеко. В следующей же деревне оказалось, что танковые клещи русских замкнулись. В деревнях звонили колокола: «Русские идут!» На севере они уже далеко обошли дивизию «Нордланд». Штабная группа Соренсена была вынуждена вернуться в Ги- льсдорф.
Между тем вокруг Штраусберга гремели ожесточенные бои. Советская


296
Вильгельм Тике
пехота и танки пытались прорваться, прокладывая себе дорогу через парки и садовые участки. Командный пункт дивизии «Нордланд» разместился в подвале одного большого здания возле аэродрома. В двухстах метрах от него, у восточного края Штраусбергского аэродрома, на старой позиции ПВО расположился командный пункт полка «Данмарк». Дивизия «Нордланд» еще держалась, но Советы бросали против них все новые и новые силы. Среди немецких позиций все чаще рвались мины самых разных калибров.
Главный удар противника при поддержке танков был направлен на командный пункт полка «Данмарк». Командир полка оберштурмбанфюрер Клотц и командир 3-го батальона, штурмбанфюрер Тернедде, решили присоединиться к своим солдатам, которые занимали позицию в нескольких сотнях метров восточнее. Вместе с отделением связистов они попытались по низине подъехать вперед на штабной машине. Но как только машина выехала из низины, в нее угодил снаряд. Оберштурмфюрер Клотц практически не подавал признаков жизни, штурмбанфюрер Тернедде был ранен в голову и лежал без сознания. Унтерштурмфюреру Грефу, полковому адъютанту (01), оторвало левую ногу от бедра. Трое радистов, которые сидели сзади, погибли. Только водитель был даже не ранен. Несмотря на рвавшиеся вокруг мины, он подтащил своего полкового командира, Тернедде и Грефа к машине, мотор которой еще работал. Одной рукой затыкая пробитый бак, другой держась за руль, он погнал машину к командному пункту дивизии. Здесь ему помогли выгрузить убитого оберштурмбанфюрера Клотца. Тернедде и Греф были отправлены в лазарет в Альт-Ландсберг. Позже оттуда Тернедде с обозом был перевезен в Мальсдорф, отказавшись от отправки в тыловой госпиталь.
Тем временем Гильсдорф был сдан. Саперы при поддержке двух самоходных орудий дивизии «Нордланд» еще продолжали обороняться в небольшом лесном массиве западнее Гильсдорфа. Соренсен присоединился к Фоссу, который стоял возле самоходного орудия и указывал артиллеристам цели.
Штурмбанфюреру Соренсену передали радиограмму из штаба дивизии, в которой говорилось: «Оберштурмбанфюрер Клотц погиб, штурмбанфюрер Тернедде ранен. Штурмбанфюреру Соренсену взять на себя командование полком «Данмарк» и явиться за указаниями на командный пункт дивизии».
Передав свою роту саперному батальону, штурмбанфюрер Соренсен со своим штабом отправился в штаб дивизии. По пути им встретился обоз, возвращавшийся из Зееберга. Часть взвода связи присоединилась к ним. В штабе дивизии Соренсена проинструктировал штурмбанфюрер Бергфельд. Адъютанту, оберштурмфюреру Расмуссену, было поручено ехать на север и разыскать 2-й батальон 24-го полка «Данмарк».
В тот момент, когда Соренсен к 10 часам утра прибыл на командный пункт дивизии на Штраусбергском аэродроме, тело погибшего оберштурмбанфюрера Клотца как раз грузили в «Фольксваген». Новый командир полка еще раз простился со своим предшественником. Клотц был похоронен в небольшой часовне. Бурные события этого дня помешали его солдатам самим выкопать ему могилу.
Генерал-майор войск СС Циглер объяснил новому командиру полка «Данмарк» положение дел. Затем Соренсен отправился на командный пункт полка. К тому времени командование 3-м батальоном полка при¬


Падение Берлина
297
шлось взять на себя храброму молодому офицеру, унтерштурмфюреру Дир- ксену.
На участке полка «Данмарк» вылазки вражеской пехоты несколько поутихли, но артиллерия по-прежнему продолжала интенсивный обстрел позиций, казарм и аэродрома. Во второй половине дня бои возобновились; враг пытался прорваться к взлетно-посадочной полосе. Наша артиллерия подбила три танка «Т-34», в то время как 16-я рота и штурмовой взвод полка ликвидировали прорывы. Самолеты, стоявшие на взлетно-посадочной полосе, пришлось взорвать. Но к вечеру враг снова прорвался к аэродрому с двух сторон. Был дан приказ об отступлении. Сразу же по получении закодированной команды всем полкам дивизии надлежало оставить свои позиции и отойти к Альт-Ландсбергу. Полк «Данмарк» должен был занять новую позицию близ Буххольца. Но все пошло не так, как было запланировано.
К 7 часам вечера русские двинулись в атаку. Части Люфтваффе, стоявшие севернее позиций «Данмарка», не выдержали и отступили. Северный фланг оказался полностью открытым. Некоторое время спустя враг вышел на асфальтовое шоссе, ведущее к Штраусбергу. В результате все подразделения дивизии «Нордланд» были вынуждены также оставить свои позиции раньше, чем было запланировано. Отступление проходило спешно, но это не было паническим бегством. Машины миновали взлетно-посадочную полосу и вскоре по бездорожью достигли главного шоссе на Штраусберг.
23-й полк «Норге» вышел к Альт-Ландсбергу ночью, но 24-й полк «Данмарк» там так и не появился. Все дороги на запад были запружены отступающими частями и беженцами. Иногда казалось, что вот-вот начнется паника, но командирам все же с трудом удавалось поддерживать порядок среди своих людей, в основном — необстрелянных новобранцев. Заградительный огонь советских минометов и «сталинских органов» уже накрывал юго-восточные окраины города, но пока еще не достиг шоссе. На улицах Штраусберга образовались огромные пробки, всюду рвались бомбы.
Подразделения полка «Данмарк» сконцентрировались западнее Штраусберга, на южном берегу Штраусбергского озера. Связь со штабом дивизии была потеряна, но задача и так была ясна: полк «Данмарк» должен занять Буххольц.
Не зная точно, не занят ли еще Буххольц войсками противника, штурмбанфюрер Соренсен выслал вперед отделение разведки. Несколько рот с танками и самоходными орудиями прикрывали их.
В то время как в штабе полка «Данмарк» ждали результатов разведки, полк «Норге» достиг Альт-Ландсберга и изготовился к обороне. Соренсен отвел по лесным дорогам остальные части полка «Данмарк» на юго-запад, где они опять замерли в ожидании.
Вперед снова была выслана разведка. Еще одна разведгруппа была предусмотрительно отправлена на запад. В ночь на 21 апреля штурмбанфюрер Соренсен с остатками полка «Данмарк» вышел через Эггерсдорф к автодорожному кольцу западнее Фредерсдорфа.
Тем временем 20 апреля передовой отряд русских танков вышел на окраину Берлина. У Мальсдорфа он был уничтожен одной из заградительных групп генерал-майора Беренфенгера. Застрявший в Мальсдорфе обоз полка «Данмарк» также принял участие в этом бою, подбив из «панцерфа- устов» два русских танка. Раненый штурмбанфюрер Тернедде, находив¬


298
Вильгельм Тике
шийся в этом обозе, повел его к Штрандшлоссу на берегу Мюггельзее, а затем, когда и там появились русские танки, — к Груневальду.
На командном пункте полка «Норге» 6 Альт-Ландсберге ночью 20—21 апреля еще никто не знал о том, насколько далеко продвинулись советские войска за это время. Чтобы получить самые последние данные о передвижениях противника, вперед было выслано несколько разведгрупп.
Одно моторизованное отделение разведки направилось к Эггерсдорфу. В кузове одного из грузовиков «Фольксваген» сидел обершарфюрер Цюль- ке с автоматом наизготовку. Ветровое стекло было опущено. Машина медленно двигалась мимо темных домов. Впрочем, то там, то здесь сквозь затемненные окна пробивались слабые лучи света. Время от времени разведчики останавливались, чтобы осмотреться, прислушаться. Вдруг впереди какое-то движение. После нескольких томительных минут солдаты различили в темноте женщину с коляской. Цюльке спросил ее: «Куда вы направляетесь среди ночи?» Она ответила нерешительно: «Мы сами ничего не знаем. Говорят, что русские прорвались, что мы отрезаны от Берлина. А это правда, что русские насилуют всех женщин?» Обершарфюрер напрасно искал подходящие слова, чтобы как-то успокоить женщину. Он не хотел говорить ей правду. Ему самому слишком много пришлось повидать во время контрнаступления в Восточной Померании. «Идите в Берлин, — посоветовал он ей, — и попытайтесь затеряться в большом городе. Может, все будет не так плохо!»
Еще через два километра, при свете догоравшего пожара, разведчики снова заметили движение в тени домов. Они оставили свой «Фольксваген» и бросились вперед. Взревел мотор, заскрежетали танковые гусеницы. Сверкнул луч карманного фонарика. Затем ветер явственно донес до них обрывки слов по-русски: «Иди, иди, быстро!» Теперь все стало ясно. Разведчики бросились назад, к машине.
Пер Соренсен, отправившийся утром 20 апреля из Гильсдорфа на север, чтобы собрать стрелковые роты 2-го батальона полка «Данмарк», успел добраться только до Хиршфельде. Там он наткнулся на русских, которые как раз собирались атаковать Вернёйхен. Соренсен немедленно вернулся назад, в штаб полка «Данмарк».
Подобным же образом дела обстояли и у полувзвода материально-технического обеспечения (МТО) (I-Staffel) 2-го дивизиона артиллерийского полка «Недерланд». Об этом рассказывает гауптшарфюрер Освальд:
«Мы успели уйти уже далеко на юг с дивизией «Недерланд», когда заметили отсутствие полувзвода МТО. Поскольку их так и не смогли найти в ближайших окрестностях, мне не оставалось ничего другого, кроме как вернуться назад по тому же маршруту. По счастью, мне удалось их найти в одной помещичьей усадьбе. Оказалось, что во время моего отсутствия никто не известил их о том, что дивизия выступает на юг. Так как, как мне сказали, русские перерезали пути сообщения со штабом дивизии, я повел полувзвод МТО на северо-запад, чтобы вновь соединиться с остальными частями дивизии выше Берлина в районе Фюрстенвальде».
Но ни Соренсен, ни Освальд так и не смогли пробиться на север, так как части 2-й гвардейской танковой армии и 3-й ударной армии наступали из района Врицена к северо-восточному пересечению автодороги от Вернёйхена с Берлинским кольцом. Оборонявшие этот участок 309-я и 606-я пехотные дивизии 101-го армейского корпуса были рассеяны и разбиты. Чтобы залатать брешь, образовавшуюся между участками 101-го ар¬


Падение Берлина
299
мейского и 56-го танкового корпусов, в бой в районе Вернёйхена был брошен последний активный резерв Берлинской комендатуры — караульный полк «Великая Германия» под командованием майора Лендорфа. Одним из его батальонов, усиленным некоторыми боеспособными обозными подразделениями, командовал недавно оправившийся от ранения гауптман Кертц. Вот что он рассказывает о боях под Вернёйхеном:
«Около 7 часов утра русские предприняли решительную танковую атаку против нашей позиции. Мои солдаты и приданные им подразделения РАД сопротивлялись. В резерве у нас имелось одно зенитно-артиллерийское подразделение, которое со своими 88-миллиметровыми орудиями уничтожило десять вражеских танков. Затем наступило затишье. Когда же днем у нас наметился обход с фланга, а потери в бою и в результате огня вражеской артиллерии стали стремительно расти, ночью мы отошли к Блумбергу».
Попытка атаковать противника на северном направлении силами караульного полка «Великая Германия» и одновременно закрыть силами 7-го панцергренадерского полка СС «Солар» брешь на южном направлении у Вернёйхена не увенчались успехом, так как противник подтянул крупные силы из района Темпельфельде.
560-й истребительно-противотанковый батальон (боевая группа «Тысяча и одна ночь»), сражавшийся в районе Хазельберг — Штайнбек и получивший только несколько часов передышки в лесах под Мельховом, чтобы провести перегруппировку и пополнить запасы топлива и боеприпасов, вскоре был снова поднят по тревоге.
101-й армейский корпус был Оттеснен к Финов-каналу. 25-я панцергренадерская дивизия обеспечивала глубокое прикрытие южного фланга корпуса, в то время как 5-я егерская дивизия оставила свои позиции под Бад-Фрайенвальде и медленно отступала на север. В сущности, 25-я пан^ цергренадерская и 5-я егерская дивизии, 7-й панцергренадерский полк СС «Солар», 11-я учебная бригада штурмовых орудий и 560-й истребительно-противотанковый батальон СС образовали к 20 апреля своего рода плацдарм между Эберсвальде и Нидерфиновом. 101-й армейский корпус по мере отступления на север перешел в подчинение 3-й танковой армии. Командование корпусом принял генерал-лейтенант Зикст, который немедленно передал 5-ю егерскую дивизию генерал-лейтенанту Блауроку. 101-му армейскому корпусу была передана 184-я бригада штурмовых орудий.
Во второй половине дня 20 апреля полувзвод МТО 2-го дивизиона артиллерийского полка «Недерланд» проследовал через Бернау. Там царило тревожное оживление. Только что закончился воздушный налет. На подступах к городу стояли русские танки. Командир полувзвода МТО гаупт- шарфюрер Освальд со своим подразделением присоединился к группе материально-технического обеспечения дивизии «Нордланд», находившейся под командованием унтерштурмфюрера. Обе группы следовали одной дорогой, отступая к Берлину. Гауптшарфюрер Освальд, как человек, знакомый с этой местностью, руководил разведывательными рейдами. Дивизия «Недерланд» к тому времени находилась под Фюрстенвальде, поэтому никакой возможности присоединиться к ней больше не было. В конце концов обе группы материально-технического обеспечения дивизий «Нордланд» и «Недерланд» проследовали через Науэн на запад.
Еще 19 апреля Берлинский оборонительный район был передан в подчинение группы армий «Висла». Когда события дня показали, что русских


300
Вильгельм Тике
уже не остановить, 20 апреля генерал-полковник Хайнрици приказал, что-' бы все боеспособные части Берлина были переброшены на передовую линию обороны к востоку от города. Это, по его мнению, означало, что в Берлине больше нет войск, и оборонять его невозможно. Аналогичной точки зрения придерживался и генерал Буссе. Он надеялся подтянуть 56-й танковый корпус, сражавшийся на подступах к городу, к 11-му танковому корпусу СС, чтобы затем вместе с 9-й армией, стоявшей южнее Берлина, отступить на запад. Но Гитлер решил остаться в Берлине и приказал ввести части 56-го танкового корпуса в город.
20 апреля 1945 года 2-й Белорусский фронт Рокоссовского также перешел в наступление в низовьях Одера. Как говорилось в одной из сводок Одерского корпуса, направленной в штаб 3-й танковой армии, «в 4 километрах от Грайфенхагена три роты перешли в наступление, продвигаясь к Одеру. С 5.30 утра ураганный огонь на всем участке фронта корпуса».
Эту сводку дополняло дневное донесение группы армий «Висла» в ставку ОКХ, в котором говорилось:
«Сегодняшние бои и попытки противника форсировать реку на участке фронта 3-й танковой армип позволяют предположить начало ожидавшегося крупного наступления. После полуторачасового ураганного огня противник под прикрытием дымовой завесы перешел в наступление между Шведтом и Штеттином».
На участке 46-го танкового корпуса атаки противника у перекрестка Ниппервизе и у Шведта были отражены. «Батареи одного из зенитно-артиллерийских полков, — говорилось в донесении начальника зенитной артиллерии корпуса, — отразили атаки двух вражеских стрелковых дивизий в районе Шведт — Фридрихсталь и их попытки форсировать реку и закрепиться на западном берегу».
«К 5.30 утра, — записал генерал Гарайс в своем дневнике, — участок автодороги Штеттин — Шведт подвергся сильному артиллерийскому обстрелу, а затем началось ожидаемое крупное наступление при поддержке плавающих танков. Главным направлением удара противника стал участок Фронхёфера (547-й фольксгренадерской дивизии) севернее Фиддихофа и Ниппервизе. Вражеские авиация и артиллерия мало участвуют в этом. У меня создается впечатление, что русские на нашем участке были еще не готовы начать наступление и были вынуждены ждать приказа свыше.
После полуторачасового обстрела интенсивность огня значительно ослабла, а вскоре и вовсе снизилась до привычной нам.
В 8 часов я выехал в дивизию Фронхёфера. Скоро звуки боя стали громче. От Шёнермарка можно было видеть огромные клубы дыма над Шведтом и Фирраденом. С интервалом в 30 минут налетали вражеские штурмовики, осыпавшие дороги и деревни бомбами и свинцом из пушек и пулеметов. Несколько раз мне приходилось прятаться за деревьями.
Фронхёфер уже ждал меня в лесу под Шведтом. Он доложил, что на участке фронта его дивизии действуют 4 вражеских дивизии из состава 49-й армии и еще 5 дивизий должны прибыть в ближайшее время. Если бы только у нашей артиллерии было больше снарядов! К тому времени, когда около 11 часов я поехал дальше, противнику не удалось больше предпринять ни одного прорыва на участке 547-й фольксгренадерской дивизии, несмотря на упорные попытки. Вечером, как доложил мне Фронхёфер, все обстояло по-прежнему.
Но, несмотря на успешную оборону участка фронта, мы были крайне


Падение Берлина
301
озабочены тем, что на юге русские стояли уже в 20 километрах позади позиций 1-й дивизии морской пехоты, нашего правого фланга».
Русским армиям — 49-й, действовавшей под Шведтом под командованием генерал-полковника Гришина, и 70-й, под командованием генерал-полковника Попова, действовавшей под Гартцем, в этот день так и не удалось закрепиться на западном берегу Одера и создать плацдарм для решающего наступления. Только у таможенного поста Мешерин, напротив Грайфенхагена, образовался небольшой плацдарм, который удалось блокировать силами боевой группы Клоссека так, чтобы русские не смогли его расширить. При этом обеим армиям были приданы значительные силы поддержки, так как эти армии должны были прикрывать наступление на Берлин севернее Финов-канала.
Наступавшей южнее Альтдамма 65-й армии Батова, усиленной частями
1-го гвардейского танкового корпуса, повезло больше. После интенсивной артподготовки и при поддержке с воздуха ударные части генерал-полковника Батова форсировали Одер по автомобильному мосту южнее Штеттина и вклинились в оборону Одерского корпуса. В течение всего дня вокруг этого плацдарма шли ожесточенные бои, пока оттуда не развернулось крупномасштабное наступление 2-го Белорусского фронта. Бои за этот плацдарм заслуживают отдельного описания.
20 апреля 3-й (германский) танковый корпус СС отвечал за оборону заградительного фронта вдоль Гогенцоллерн-канала от Фридрихсталя (севернее Ораниенбурга) до западных окраин Одерберга. Командный пункт корпуса был размещен в Гроссфетере, севернее Гросс-Дёлльна, в Шорф- хайде. Вскоре корпус должен был получить подкрепление из Свинемюнде в лице 3-й дивизии морской пехоты; один полк к тому времени уже выступил.
В очередном дневном донесении группы армий «Висла» в ставку ОКХ отмечалось также, что в течение 19 и 20 апреля зенитной артиллерией группы армий было уничтожено 23 вражеских самолета и 93 танка, потери при этом составили восемь 20-миллиметровых и одно 88-миллиметровое орудие.
Штаб 2-го армейского корпуса (бывшего Померанского 2-го военного округа) сообщал с западного фронта:
«Враг (западный противник) стоит на Эльбе у Винзена, Геестхахта и западнее Лауэнбурга. Замечены подкрепления и попытки пересечь реку у Ар- тленбурга и во всех населенных пунктах южнее и юго-западнее Блекеде. Оба моста у Дёмитца уничтожены авиацией. 19 апреля попадались отдельные отставшие отряды полка «Фельдхеррнхалле». По словам солдат, полк действует в составе танковой группы «Клаузевиц» под командованием обергруппенфюрера СС Каммлера в лесу Гёрде». (16 апреля из района Юльцена в направлении Гарца выступил 39-й танковый корпус под командованием генерала Деккера в составе недавно сформированных дивизий «Клаузевиц» и «Шлагетер», чтобы присоединиться к армии Венка. 39-й танковый корпус был разбит англичанами в районе Фаллерслебена, остатки спаслись, переправившись через Эльбу).


21 АПРЕЛЯ: НАЧАЛО БИТВЫ ЗА БЕРЛИН
Погода: в первой половине дня — дождь, видимость на дорогах плохая, проселочные дороги стали непроходимы.
В этот день командование группы армий «Висла» доложило в ставку ОКХ:
«Подтягивая крупные силы с севера и взаимодействуя с войсками, наступающими из района Лукау — Люббен на север и северо-запад, в районе западнее Фюрстенвальде противник готовит окружение основных сил 9-й армии».
За этой фразой из лаконичного дневного донесения группы армий от 21 апреля 1945 года стояли ожесточенные бои, которые вела 9-я армия, тщетно пытаясь удержать Франкфурт и позиции к югу от него вдоль Одера.
Чтобы прикрыть южный фланг, который становился все более растянутым из-за стремительного продвижения 1-го Украинского фронта к Берлину, части 5-го армейского корпуса должны были спешно соорудить охранительную линию вдоль южной опушки Шпреевальда. Как следует из телеграммы, полученной штабом 9-й армии 21 апреля в 10.45 утра, для обороны участка фронта Котбус — Люббен была выделена 35-я полицейская дивизия СС, к которой позже должен был присоединиться 105-й разведывательный батальон СС под командованием гауптштурмфюрера Ти (из состава 5-го горного корпуса СС). Планировалось, что к ним также присоединится 32-я дивизия СС, чтобы восстановить связь с дивизией «Ян», которая была сформирована в районе Трёйенбритцена и должна была занимать линию обороны Ютерборг — Тёпнитц. Однако все эти планы так и не были реализованы. Еще в течение этого дня Котбус и Люббен перешли в руки противника. Стремительно менявшаяся обстановка на фронте рушила все планы. В итоге часть подразделений 32-й дивизии СС осталась на Одерском фронте, часть присоединилась к 11-му танковому корпусу СС, а остальные были оттеснены в район между Фюрстенвальде и Мюггельзее.
Вот что пишет о переброске 32-й дивизии СС на северо-запад оберштурмфюрер Берман, начальник службы материально-технического обеспечения из 32-го истребительно-противотанкового дивизиона СС, в своем дневнике:
«21 апреля 1945 года. К утру вышли к новому месту назначения в Бад-Саарове. Командный пункт дивизиона разместился в Альт-Гольме.
Вместе с Герке отправился на «Фольксвагене» на новый командный пункт. Там встретился с унтерштурмфюрерами Графом и Шмидтом. Граф просил меня разведать дорогу на Шторков. Через три часа я вернулся. Де¬


Падение Берлина
303
лать нечего, дорога очень плохая и к тому же запружена солдатами всех возможных родов войск, которые даже не знают, что впереди и что сзади.
Радиограмма из боевой группы Крауса: Берману срочно прибыть в штаб боевой группы во Фридрихсдорф.
Снова еду с Герке через Бад-Сааров и Шторков во Фридрихсдорф. Но боевой группы Крауса там уже нет. На командном пункте 86-го полка СС в Танненгрюне узнаю, что боевая группа перебралась в Вернсдорф. По пути туда в Нидер-Леме случайно встречаю нашего командира, гауптштурмфюрера Крауса. Вместе с ним еду на командный пункт боевой группы в Вернсдорф».
21-я танковая дивизия, отколовшаяся от группы армий «Центр», была переброшена из-под Котбуса в район Меркиш-Буххольца, где ее предполагалось бросить в бой под Кёнигс-Вустерхаузеном против наступавших с северо-востока войск 2-го Белорусского фронта. 10-й танковый разведывательный батальон дивизии «Фрундсберг» отправился вслед за ней к автодороге Котбус—Берлин, по которой русские перебрасывали на северо-запад все новые войска. В ночь на 21 апреля батальон достиг Меркиш-Буххольца и на следующий день занял охранительную позицию южнее Кёнигс-Вус- терхаузена.
3-я и 4-я гвардейские танковые армии 1-го Украинского фронта Конева неудержимо рвались к Берлину. Срочно брошенная им навстречу дивизия «Ян» своим правым флангом должна была прикрывать Ютерборг. Но к вечеру город пришлось оставить. В руках немцев оставались только старые казармы местного войскового учебного полигона. В центре и на левом фланге русские вышли к Вольтерсдорфу (в 3 километрах севернее Лукенва- льде) и к Меллензее (в 3 километрах к югу от Цоссена). Полк Эртеля был оттеснен на север и зажат между 96-й имперской автотрассой и Котбус- ским шоссе, а к вечеру отошел на линию Вюнсдорф — Тёпхин. В качестве подкрепления полк получил из Берлина только два батальона фольксштурма.
5-й горный корпус СС был занят отражением вражеских атак силами до одного батальона при поддержке танков на участке фронта под Шлаубен- хаммером. Хоэнвальде и Пристерберг, атакованные вражеской пехотой при поддержке 21 танка, были оставлены. В районе Лихтенберга все еще держались части 32-й дивизии СС, 286-й пехотной дивизии, полка СС «Фальке» и 561-го истребительно-противотанкового батальона СС, отражавшие атаки русской пехоты, поддерживаемые примерно 30 танками. Но в течение дня Лихтенберг также перешел в руки противника. Продвижение советских войск удалось остановить только в лесу западнее Лихтенберга.
О боях под Лихтенбергом рассказывает панцергренадер Муз из полка СС «Фальке»:
«Ночь прошла, и с началом нового дня полил сильный дождь. С той стороны, где находились русские, постоянно доносился шум танковых двигателей. Вскоре пожаловали и они сами.
Мне было приказано доставить одного раненого унтерштурмфюрера на главный перевязочный пункт в Лихтенберге. Лихтенберг находился в долине, как раз позади нас.
С тележкой, в которой лежал тяжелораненый, я начал спускаться вниз. Он постоянно стонал от боли. Конечно, это бесчеловечно, но что делать? Другого пути, чтобы доставить его туда, не было,
Лихтенберг сильно пострадал. Повсюду зияли воронки от мин и снаря¬


304
Вильгельм Тике
дов. Воздух был пропитан дымом пожарищ. Вблизи пруда лежали два трупа, вокруг была разбросана посуда. Когда раздался очередной залп тяжелого миномета, я поспешил укрыться в ближайшем подвале.
На улице лязгнули гусеницы танка. Свой или чужой? Когда все стихло, я вместе с раненым выбрался наружу и продолжил путь. Наконец на пути попался указатель: «Перевязочный пункт».
Но оказалось, что перевязочный пункт уже эвакуирован. Уже несколько дней здесь лежали только трупы убитых солдат. Тут я обнаружил, что мой тяжелораненый мертв, и оставил его там же.
Внезапно я увидел, как в Лихтенберг вошли русские танки и пехота. Теперь уже не оставалось другого выхода, кроме как бежать — на запад. Когда Лихтенберг остался позади, я увидел другую колонну русских танков и пехоты, которая двигалась параллельно мне.
Вдруг передо мной появились трое моих однополчан из 12-й роты полка «Фальке» — взводный, обер-юнкер Вентцель, командир моей группы унтершарфюрер Бартман и какой-то роттенфюрер. Они сообщили мне, что командир полка, оберштурмбанфюрер Розенбуш застрелился, когда перед его командным пунктом появились русские танки.
Мы попали под перекрестный огонь русских танков, однако нам все же удалось прорваться мимо них и выйти к своим».
Крепость Франкфурт докладывала тем временем, что ее гарнизону удалось отбить атаку противника, предпринятую силами одного батальона, в юго-восточной части Гюльдендорфа. Но к югу отсюда русским удалось прорваться, и они стремительно расширяли этот прорыв.
Севернее Франкфурта русские постепенно теснили остатки 712-й и 169-й пехотных дивизий к юго-западу. Ожесточенные бои шли в окрестностях Треплина. Одновременно наметилась угроза окружения Франкфурта.
Части 303-й дивизии «Дёберитц» и боевой группы «Недерланд» после массированной атаки русских, поддержанной 60 танками, были вынуждены оставить села Фалькенхаген и Аренсдорф. Бок о бок с ними сражался и 502-й тяжелый танковый батальон СС. «Из-за тяжелых потерь дивизия «Дёберитц», — как отмечалось в очередном дневном донесении группы армий «Висла», — теперь представляет собой не более чем каркас дивизии».
Слева от них, вдоль автотрассы Хайнерсдорф — Штайнхёфель, части панцергренадерской дивизии «Курмарк» одну за другой отражали атаки пехоты противника, поддерживаемые танками. Но и ей пришлось в течение этого дня отступить на юг. К вечеру было оставлено село Буххольц. Весь участок фронта до виноградников на северных окраинах Фюрстенвальде откатился назад. Дивизия «Курмарк» докладывала о 27 подбитых вражеских танках.
11-й танковый корпус СС, продолжавший отчаянно цепляться своим правым крылом за крепость Франкфурт, также был отеснен на линию Фюрстенвальде. Сквозь опустевший участок фронта на реке Шпрее — от Фюрстенвальде до Мюггельзее — тут же ринулись части 8-й гвардейской армии Чуйкова при поддержке танков 1-й гвардейской танковой армии. Вместо того чтобы оставить Франкфурт и позиции на Одере к югу от него, что позволило бы высвободить войска й укрепцть растянутые фланги 9-й армии, Гитлер по-прежнему требовал во что бы то ни стало удержать линию обороны на Одере. Переброшенная из-под Люббена 21-я танковая дивизия (под командованием генерал-майора Маркса) была слишком слаба. В ее составе оставались лишь немногие части: 1-я и 5-я роты и ремонт-


Падение Берлина
305
но-техническая рота 22-го танкового полка, два батальона 125-го панцергренадерского полка, одна рота 192-го панцергренадерского полка, штаб и два дивизиона 155-го танкового артиллерийского полка и 305-й зенитно-артиллерийский дивизион сухопутных войск. Тем не менее дивизии было приказано прикрывать слишком растянутый и оголенный фланг корпуса у Кёниге-Вустерхаузена. Западнее Фюрстенберга удалось очистить южный берег Шпрее от высадившихся там немногочисленных вражеских отрядов. Но под Хангельсбергом русские успешно расширяли захваченный плацдарм, продвинувшись до речного залива Фёрстерай. Еще до конца дня им удалось захватить еще один крупный плацдарм на южном берегу Шпрее у Хартмансдорфа, а затем в течение ночи перебросить туда дополнительные силы.
32-я дивизия СС «30 января», часть подразделений которой все еще стояла на Одере, а другая часть должна была отступить с войсками 11-го танкового корпуса СС, получила несколько противоречивых приказов. Согласно дневному донесению группы армий «Висла», дивизию предполагалось бросить в бой на южном фланге у Меркиш-Буххольца, однако командование решило, что гораздо большая опасность угрожает участку вдоль Шпрее у Фюрстенберга. В итоге командир дивизии штандартенфюрер Кемпин получил из штаба корпуса радиограмму, приказывавшую ему занять оборону на участке фронта вдоль Шпрее от Фюрстенвальде до Мюгге- льзее. Переброску дивизии удалось завершить лишь частично. Некоторые подразделения застряли на дорогах в потоке подвод и беженцев. В конце концов Кемпину удалось разместить свои батальоны на линии между озерами Вольцингер-зее и Зельховер-зее. Сюда же из Берлина было переброшено дополнительно три батальона фолькештурма.
В 14.55 в штабе группы армий «Висла» была получена радиограмма из ставки ОКХ, содержавшая приказ 9-й армии:
«Положение под Шпрембергом улажено силами группы армий «Центр». 9-й армии следует усилить заградительную линию от Кёнигс-Вус- терхаузена до Котбуса. Северный фланг отвести к линии Фюрстенберг — Мюлльрозе — Фюрстенвальде, чтобы срочно высвободить дополнительные силы и закрыть бреши в линии фронта юго-восточнее Гросс-Мюггельзее».
Эти переброски войск могли бы сыграть решающую роль, если бы Гитлер одновременно разрешил оставить Франкфурт. Но план Гитлера, заключавшийся в том, чтобы восстановить сообщение с Саксонией и Бранденбургом силами группы армий «Центр» и 9-й армии, был чистой воды утопией.
Карта боевых действий в ставке фюрера была испещрена флажками и пометками. Каждый флажок означал дивизию, хотя некоторых из них давно уже не существовало. Каждый новый флажок изображал вновь сформированную часть, хотя многие из них также существовали только на бумаге. Так, например, командующему Берлинским оборонительным районом генерал-лейтенанту Рейману было одновременно поручено руководить обороной южных пригородов столицы. Новое соединение называлось «армейское соединение «Шпрее». «Армейское соединение «Шпрее», как и «армейское соединение Штайнера», в официальных документах, в ставке фюрера и даже в штабах самих военачальников часто именовалось «армейской группой». Но это был не более чем самообман. О формировании таких- крупных соединений вообще не могло быть речи. В соответствии с принятыми в военной среде обозначениями, «армейская группа» (Аг-


306
Вильгельм Тике
mee-Gruppe) должна была состоять не менее чем из двух армий, в то время как «армейское соединение» (Armee-Abteilung) — из двух и более армейских корпусов. Армейское соединение «Шпрее» было сформировано из частей, которые только находились в стадии формирования, а многие были уничтожены русскими танками еще до его завершения (как, например, дивизия «Ян»). Из остатков 85-й пехотной дивизии была сформирована дивизия «Потсдам», которая также должна была войти в состав нового армейского содеинения.
Тем временем 56-й танковый корпус остался практически в одиночестве и продолжал сражаться с полностью открытыми флангами. «56-й танковый корпус, — говорилось в дневном донесении группы армий «Висла» от 21 апреля, — оттеснен к внешней линии обороны (Берлина), правый фланг — у восточного берега Гросс-Мюггельзее, левый — западнее Даль- витца и Хоппегартена». «Из-за отказа всех средств связи от 56-го танкового корпуса нет никаких донесений, — сообщалось в телефонном рапорте 9-й армии в штаб группы армий. — Противник вышел к Эркнеру, Рюдерсдор- фу, Мюнхехофе и ипподрому Хоппегартена».
В этот же день штаб Берлинского оборонительного района направил в штаб группы армий «Висла» свою Первую сводку о боевых действиях в пригородах Берлина, в которой говорилось:
«На востоке (Берлина), несмотря на ожесточенное сопротивление, противник занял Экрнер. Вражеские колонны вышли к восточному берегу Мюггельзее. Севернее автодороги Мюнхен—Берлин, сосредоточив войска у Альт-Ландсберга, Блумберга и южнее Бернау, противник перешел в атаку при сильной поддержке танков и авиации. Батальоны фольксштурма, брошенные на защиту внешней заградительной линии, встретились со слабыми остатками войск, оборонявших передовую линию. Ближе к вечеру замечены согласованные между собой атаки противника на участках «А» и «В». Эвакуации гражданского населения мешали заградительный огонь тяжелой артиллерии и действия штурмовой авиации. Противник несколькими танковыми клиньями прорвал северный участок заградительной зоны, выйдя к 109-й имперской автотрассе (Пренцлау— Берлин). Подбито 48 танков.
На участок «А» переброшен 1-й танкоистребительный батальон. На участок 4 послан территориальный батальон полиции, это — последний резерв корпуса.
Штаб участка «С» (командный пункт) переведен из Кёпеника в Ни- дершёнвайде, штаб участка «G» — из Виттенау в Райникендорф».
Теперь обратимся к подробностям этих боев.
Танковая дивизия «Мюнхеберг» и остатки 20-й и 18-й панцергренадер- ских дивизий, ведя сдерживающие бои, отступали к 1-й имперской трассе и к вечеру находились на линии Рюдерсдорф — Петерсхаген.
11-я панцергренадерская дивизия СС «Нордланд» была вынуждена с боем сдать один за другим Альт-Ландсберг, Зееберг на кольцевом шоссе и Хоппегартен.
Под Петерсхагеном и Фредерсдорфом еще держались последние боеспособные подразделения 11-го танкового полка СС «Герман фон Зальца». «Королевские тигры» и самоходные орудия расстреливали русские танки из засады. Прикрывая отход немецких войск, деревню Фредерсдорф удерживали разведывательно-саперный взвод под командованием обершарфю- рера Штёкле и два штурмовых орудия. Саперный взвод Штёкле, входив¬


Падение Берлина
307
ший в состав одного из танковых полков, имел четыре бронетранспортера и был прекрасным мобильным подразделением, составляя арьергард отступающих немецких войск.
Полк «Норге» в течение этого дня был вынужден оставить Альт-Ланд- сберг и с боями отступить к кольцевой автодороге.
Полк «Данмарк» (из состава 11-й панцергренадерской дивизии СС «Нордланд», так же, как и полк «Норге») после своих ночных блужданий по дорогам вышел к кольцевой автодороге южнее Нёйенхагена. Во второй половине дня 16-я рота и штурмовой взвод полка были подняты по тревоге, чтобы отразить атаку русских северо-восточнее Нёйенхагена. Они заняли позицию у шоссе и железной дороги на Альт-Ландсберг. Первая атака пехоты была отбита. Но за ней последовала вторая, на этот раз при поддержке четырех танков «Т-34». В бой вступили два самоходных орудия дивизии «Нордланд», которым удалось подбить два «Т-34». С наступлением темноты создалась угроза обхода с севера, и остатки дивизии «Нордланд» отступили к Мальсдорфу одновременно с отходом остальных частей 56-го танкового корпуса.
Рассказывает полковник Вёлерман, начальник артиллерии 56-го танкового корпуса:
«Наш штаб артиллерии провел ночь в Элизенхофе, что к северу от Пе- терсхагена, и утром 21 апреля присоединился к штабу 56-го танкового корпуса. Корпусной штаб был передислофирован в Шёнайхе.
Получив от начальника оперативного отдела сводку последних событий, я во второй половине дня отправился с инспекцией на артиллерийские позиции, чтобы осмотреть немногие еще боеспособные батареи. Когда к полудню я вернулся в Петерсхаген, село уже обстреливала русская артиллерия. К 16 часам, когда я вновь был вынужден уехать, обстрел еще более усилился. По пути в Шёнайхе мы попали в дымовую завесу, поставленную русскими. Затаив дыхание, мы ринулись сквозь нее.
В Шёнайхе было огромное скопление автомашин. От Вейдлинга и его штаба не было ничего нового. Мы поехали к станции Рансдорф. Движение по пригородной железной дороге к тому времени было прекращено. Поговаривали, что русские уже заняли Эркнер.
В 18 часов я явился к командиру корпуса, которого как раз встретил в Шёнайхе, чтобы обсудить последние события и получить указания.
Итог совещания был таков: корпус должен немедленно выйти на линию Кёпеник — Бисдорф, чтобы затем соединиться с 9-й армией в районе Кёниге-Вустерхаузена».
Затем Вёлерман описывает свою поездку в Бисдорф через Кёпеник. Ему и его штабу было поручено обеспечить транспорт. Ночью бесконечный поток машин пересек мосты через Шпрее в Кёпенике и Обершёневай- де и проследовал на юго-запад.
План генерала Вейдлинга состоял в том, чтобы не вводить 56-й танковый корпус в Берлин, а вместо этого соединиться с северным крылом 9-й армии в соответствии с распоряжением ее штаба.
На северо-востоке русские тем временем вступили во внешние районы Берлина. Отставшие от 56-го танкового корпуса подразделения 9-й парашютной дивизии и остатки 101-го армейского корпуса уже едва сопротивлялись. Только караульный полк «Великая Германия» вместе с остатками 606-й пехотной дивизии еще обороняли кольцевую автодорогу южнее Бер- нау. К 7 часам подразделения 207-й стрелковой дивизии под командовани¬


308
Вильгельм Тике
ем полковника Асафова (из состава 3-й ударной армии) при поддержке танков вышли к кольцевой автодороге вблизи Биркхольца. После короткого боя пали Цеперник, Бух и Шванебек, к 13 часам та же судьба постигла Каров и Линденберг. Караульный полк «Великая Германия» был разгромлен. Командир одного из его батальонов, майор Кертц, был ранен и попал в плен.
Вот что рассказывается об этом в одном из русских источников:
«В это же время (в районе Карова) батарея артиллерийского полка (207-й стрелковой дивизии) под командованием лейтенанта Спивакова выпустила залп по Штеттинскому вокзалу (Северный вокзал). Честь сделать первый залп выпала сержанту Плюту и его расчету — наводчику Дедовичу и артиллеристам Остапчуку и Заболотному. Это орудие имело заводской номер 7241. На снарядах была сделана надпись: «Подарок Гитлеру от артиллеристов 780-го артиллерийского полка». ...Перед нами лежало широкое незастроенное пространство. За ним в тумане вырисовывались контуры многоэтажных домов и промышленных зданий: Берлин»1.
То, что первый залп по Берлину выпустил именно сержант Плют, еще не доказано, так как Жуков в своих мемуарах пишет, что первый залп по Берлину был сделан еще 20 апреля. Историк Гостони в своей книге, напротив, утверждает, что центр Берлина впервые подвергся обстрелу батареи тяжелой артиллерии с огневой позиции в Цоссене, и что это повергло Гитлера и его окружение в шок.
21 апреля в 11 часов утра Геббельс провел свое последнее совещание в качестве комиссара по обороне Берлина. Разразившись потоком обвинений в адрес старых офицеров, он закончил совещание угрозой всему немецкому народу: «...Если мы уйдем, земной шар содрогнется».
На северо-востоке Берлина русские теснили остатки 101-го армейского корпуса к северу, в сторону плацдарма Эберсвальде. По тревоге была поднята боевая группа под командованием Бланбуа «Тысяча и одна ночь», спокойно стоявшая в лесу под Мельховом. 560-й истребительно-противотанковый батальон СС, носивший кодовое имя «Зулейка», был брошен в бой в районе Бизенталя против прорвавшихся на север отрядов противника. Эпицентром боев стало шоссе, проходящее к западу от Бизенталя. Решающее сражение между немецкими «хетцерами» и русскими танками произошло вблизи Ланке. После короткой перестрелки с близкого расстояния, обнаружив, что ополченцы фольксштурма в это время успели перегородить близлежащие улицы, русские танки снова повернули на юг. К вечеру на помощь батальону подошел смешанный отряд из солдат Люфтваффе и Кригсмарине, которые, впрочем, не имели никакого опыта наземных боев. В ночь на 22 апреля командование приказало вывести войска из района Бизенталя. Под проливным дождем они отступили на север, чтобы занять новые позиции южнее Финовфурта.
Советские части 47-й и 2-й гвардейской танковой армий, двигавшиеся на запад со стороны Бернау, к вечеру вышли к 109-й имперской трассе. Возникла прямая угроза Ораниенбургу. Замысел русских был очевиден. Он состоял в том, чтобы занять Ораниенбург, форсировать реку Хафель и замкнуть кольцо вокруг Берлина западнее Шпандау. В битву за Берлин была брошена недавно созданная армейская группа Штайнера. В 00 часов 20 ми¬
1 Scheel, а.а.О. S. 83.


Падение Берлина
309
нут была отправлена радиограмма: «Участок фронта Ораниенбург — Шпандау завтра будет занят (армейской группой Штайнера)». Чуть позже, в другой радиограмме говорилось: «Местный укрепленный пункт Ораниенбург переходит в подчинение 3-й танковой армии (до того он входил в зону ответственности 9-й армии)».
В 13.55 из штаба группы армий через штаб 3-й танковой армии была отправлена радиограмма: «3-му (германскому) танковому корпусу СС передислоцироваться в район Ораниенбурга. Там установить связь с 56-м танковым и 101-м армейским корпусами и доложить, когда он сможет сменить эти корпуса».
Но сменить 56-й танковый корпус теперь было уже невозможно, потому что, как говорилось выше, в течение дня он все дальше отходил к южным окраинам Берлина.
В 14.55 Гитлер послал еще одну радиограмму, в которой приказывал армейской группе Штайнера предпринять контрнаступление и восстановить линию фронта от трассы на Штеттин до Берлинской кольцевой автодороги. Этот приказ, как и многие другие, слишком запоздал. К этому времени части 56-го танкового корпуса уже давно оставили район Вернёйхена — Петерсхагена.
К вечеру в штабе армейской группы Штайнера был получен по телеграфу новый приказ от командования группы армий «Висла»: занять участок вдоль Финов-канала от Ораниенбурга до Шпандау. (О подробностях этих боев идет речь в следующей главе).
Командование 3-й танковой армии между тем собиралось снять с фронта 1-ю дивизию морской пехоты, занимавшую сравнительно спокойный участок на южном фланге армии, и перебросить ее на более опасный участок южнее Штеттина. Вместо нее на южный фланг предполагалось поставить 2-ю резервную парашютную бригаду. Командир бригады генерал Бройер, еще пять дней назад командовавший 9-й парашютной дивизией, был вызван в штаб 46-го танкового корпуса. Рассказывает командир корпуса, генерал Гарайс:
«Генерал парашютных войск Бройер, командир 2-й резервной парашютной бригады «Герман Геринг», прибыл ко мне к 12 часам. Мы обсудили с ним обстановку, после чего он заметил, что, по-видимому, мы уже не получим больше никаких приказов, мы сражаемся только ради того, чтобы сражаться. Он больше не видел в этом никакой цели. Он производил впечатление человека, полностью павшего духом, без надежды, без веры, окончательно смирившегося со своей судьбой».
Бои за плацдарм южнее Штеттина заслуживают отдельного рассказа; достаточно сказать, что этот день 21 апреля не принес решающего успеха ни одной из сторон.
В заключение стоит процитировать строчки из донесения 2-го военного округа о положении дел на западе от германской столицы:
«В 3 километрах к юго-востоку от Геестхахта противник вышел на берег Эльбы. Наш небольшой плацдарм у Артленбурга пал. Вражеская артиллерия обстреливает северный берег Эльбы в районе Шнакенбека. Продолжаются бои за Блекеде. Люхов и селения к северо-западу от Зальцведеля свободны от врага. Люхов подвергается артиллерийскому обстрелу. Прорыв вражеской танковой колонны в сторону Горлебена, в 12 километрах к юго-востоку от Дёмитца».


ОКРУЖЕНИЕ 9-й АРМИИ И РЕОРГАНИЗАЦИЯ 12-й АРМИИ
И снова фраза из дневного донесения 9-й армии от 21 апреля, уже процитированная в начале предыдущей главы:
«Благодаря подтягиванию крупных сил с севера и при взаимодействии с войсками, наступающими из района Лукау — Люббен на север и северо-запад, в районе западнее Фюрстенвальде противник готовит окружение основных сил 9-й армии».
Эти скупые строки официального донесения предвещали конец 9-й армии. Вопреки многократным требованиям штабов 9-й армии и группы армий «Висла» Гитлер отказался отвести южный фланг армии с Одера на запад. В результате, в то время как большие клещи вокруг Берлина грозили вот-вот сомкнуться, другие клещи поменьше уже сомкнулись вокруг трех корпусов 9-й армии.
Вкратце бои 21 апреля вокруг южного фланга 9-й армии развивались следующим образом.
Неистовый натиск 1-го Украинского фронта вдоль автотрассы Котбус—Кёниге-Вустерхаузен наметился уже утром 21 апреля. Командование 9-й армии еще пыталось как-то прикрыть свой слишком растянутый и оголенный южный фланг, бросив туда части 35-й полицейской дивизии СС, к которым должны были вскоре присоединиться 32-я дивизия СС и 105-й разведывательный батальон СС (резерв 5-го горного корпуса СС). Отколовшаяся от группы армий «Центр» 21-я танковая дивизия и 10-й танковый разведывательный батальон СС «Фрундсберг» (остальные подразделения дивизии «Фрундсберг» были заперты в котле под Шпрембергом), теснимые войсками 3-й гвардейской танковой армии русских, отступали на северо-запад. Произошла своего рода рокировка. Немецкое командование надеялось создать там единый рубеж обороны, стянув туда вышеназванные части и формировавшуюся в районе Ютерборга дивизию «Фридрих Людвиг Ян» (первоначально предназначавшуюся для 12-й армии). Но стремительное наступление русских, имевших численное превосходство, сорвало этот план. Дивизия «Ян» была застигнута врасплох в том районе, где проходило ее формирование, и разгромлена. Только отдельным отрядам удалось бежать на северо-запад и присоединиться к немецким войскам, оборонявшим Потсдам.
Подобную же картину можно было наблюдать и на северном фланге 9-й армии. 101-й армейский корпус был разгромлен, лишь немногие сохранившие боеспособность части продолжали удерживать плацдарм Эберсва- льде. 56-й танковый корпус пока оказывал сопротивление на подступах к Берлину, но уже потерял всякую связь с другими корпусами. В многочисленные бреши устремились ударные отряды советских войск. Прорвав¬


Падение Берлина
311
шись на стыке 56-го танкового корпуса и 11-го танкового корпуса СС, они вышли к Шпрее между Фюрстенвальде и Мюггельзее и 21 апреля закрепились на противоположном берегу реки возле Хартмансдорфа.
32-я дивизия СС, которая должна была присоединиться к 11-му танковому корпусу СС и укрепить южный фронт 9-й армии, в результате оказалась разорванной на две части. Тем подразделениям дивизии, которые успели завершить маневр, было поручено занять позиции в районе Шпре- енхагена и Вернсдорфа и прикрывать северный фланг 11-го танкового корпуса СС, становившийся с каждым часом все более растянутым.
Такова была общая картина. Тем временем на южном фланге 9-й армии, где находился в то время и сам ее командующий, сложилось отчаянное положение.
Еще 19 апреля дивизия «Фридрих Людвиг Ян», находившаяся на формировании под Ютерборгом, была передана в распоряжение военного коменданта Берлинского оборонительного района генерал-лейтенанта Реймана. Перед ней была поставлена задача остановить продвижение русских к Берлину с юга. Но это оказалось ей не под силу. Когда русские вышли непосредственно к Берлинской кольцевой автодороге с юга, Рейману было приказано взять на себя командование «армейским соединением «Шпрее». В состав этого соединения должны были войти остатки дивизии «Ян» (примерно полтора полка), танковый отряд Вюнсдорфа (6 учебных танков), войска комендатуры Цоссена (около одного батальона, набранного из писарей и водителей, и три танкоистребительных бригады на велосипедах, сформированных в основном из членов «Гитлерюгенда»), а также несколько небольших временных воинских подразделений. Само название «армейское соединение «Шпрее» было чистейшим самообманом, так как за ним не стояло практически ничего. Танковые колонны 3-й гвардейской танковой армии и сопровождавшие их войска 28-й армии уже вечером 22 апреля достигли линии Гросс-Махнов — Зитен — Беелитц. Им противостояло только несколько подразделений фольксштурма и смешанных рот резервистов.
С выходом русских к Потсдаму комендантом Потсдама был назначен полковник Луке, инвалид-резервист, с протезом вместо одной руки и стеклянным глазом. Для обороны города в его распоряжении было лишь несколько подразделений фольксштурма, полиции и «Гитлерюгенда», один батальон фольксштурма из Померании, охрана и персонал аэродрома и лазарета Люфтваффе в Вердере, а также персонал 243-й самоходно-артиллерийской бригады под командованием гауптмана Рюбига, которая находилась на формировании там же, в Потсдаме.
Остатки 2-й и 3-й рот 243-й самоходно-артиллерийской бригады1 под командованием обер-лейтенанта Герлитца в пешем строю несли оборону Тельтов-канала между Бабельсбергом и Новавесом, пока их не сменили подразделения дивизии «Ян». Последних набралось всего около батальона. После этого 243-я бригада наконец-то получила несколько самоходных орудий и позднее действовала в составе 12-й армии.
Далее обратимся к официальным документам.
1 Все упомянутые в тексте самоходно-артиллерийские, истребительно-противотанковые и танкоистребительные бригады по численности были примерно эквивалентны батальонам. — Прим. ред.


312
Вильгельм Тике
Из дневного донесения группы армий «Висла» от 22 апреля 1945 года (о действиях 9-й армии):
«В зоне действий 9-й армии положение все более обостряется. Противник превосходящими силами пехоты и танков начал атаку на трех участках с целью расколоть крайне растянутый фронт армии.
После тяжелых 24-часовых боев с переменным успехом был оставлен город Котбус. Противник усилил натцск против нашего заградительного фронта в двух километрах к северу от Котбуса. При этом ему снова удалось осуществить несколько прорывов.
Южнее Франкфурта противнику также удалось, наступая с востока, прорвать наш фронт. Сданы Биген и Якобсдорф.
На северном фронте, на участках сильно ослабленных дивизий «Дёберитц», «Курмарк» и «Недерланд», противник предпринял несколько атак и сумел выйти к автотрассе.
Ведение боевых действий 9-й армией сильно осложняется из-за нехватки боеприпасов и горючего, подвоз которых невозможно осуществить в полном объеме».
Из дневного донесения ставки ОКХ от того же дня (общее содержание).
22 апреля, воскресенье, небо затянуто облаками, местами дождь.
В этот день 5-й армейский корпус занимал участок вдоль реки Нейсе от Губена до ее впадения в Одер. Поскольку противник до сих пор не предпринимал атак на участке корпуса, некоторые части были сняты с фронта, чтобы прикрыть оголенный южный фланг 9-й армии между Котбусом и Люббеном. Части 35-й полицейской дивизии СС были заменены смешанными воинскими подразделениями сухопутных войск, так как войска 1-го Украинского фронта внезапно перешли в наступление и сумели создать плацдарм у Гросс-Бреезена (в 10 километрах от Губена) на противоположном берегу реки Нейсе, представляющий определенную опасность. Один полк 35-й полицейской дивизии СС уже выступил на запад, но остальные не смогли последовать за ним из-за изменения обстановки под Гросс-Бре- езеном.
35-я полицейская дивизия СС начала формироваться только в начале 1945 года из подразделений полиции порядка (единственным активным подразделением в ее составе был 500-й штурмовой батальон СС), а также двух полков пехоты, одного артиллерийского полка и дивизионных подразделений. Но фактически ее формирование так и не было завершено. Особенно чувствовалась нехватка тяжелого вооружения и автомашин. Командиром дивизии являлся штандартенфюрер Рюдигер Пипкорн, бывший офицер Генштаба, перешедший в войска СС из вермахта. 35-я полицейская дивизия СС была брошена в бой в неблагоприятный момент и оказалась втянутой в водоворот событий, приведший к гибели всей 9-й армии.
На участке 5-го горного корпуса СС в районе Цильтендорфа было отражено несколько атак противника, предпринятых силами от батальона до полка.
Севернее, на участке 286-й пехотной дивизии, превосходящие силы противника развернули атаку в северо-западном направлении в сторону Бигена и вышли к автотрассе Франкфурт—Берлин. Таким образом, Франкфурт оказался в окружении.
561-й истребительно-противотанковый батальон СС, находившийся в районе Биген — Пилльграм, развернул контратаку в направлении Розен- гартена. Ему удалось разорвать кольцо русских войск и создать коридор к


Падение Берлина
313
Франкфурту. Противник предпринял атаку с севера в районе Петерсха- ген — Треплин и захватил их; сражавшиеся здесь остатки 712-й и 169-й пехотных дивизий были разгромлены.
Подразделения 502-го тяжелого танкового батальона СС и панцергренадерской дивизии «Курмарк» противостояли наступающим с севера русским войскам в районе Хазенфельде—Аренсдорф. Перед ними стояла задача отстоять автодорогу Франкфурт—Берлин.
Из дневного донесения группы армий «Висла» (от того же дня):
«В эпицентре сегодняшних боев на участке 11-го танкового корпуса СС противник превосходящими силами перешел в наступление на всем участке фронта от Фалькенхагена до Фюрстенвальде. Восточнее Фюрстенвальде фронт был прорван во многих местах. Под Беркенбрюком нашим войскам пока еще удается удерживать плацдарм между Альт-Мадлитцем и Беркенбрюком».
33-я советская армия рвалась на запад сквозь леса южнее автодороги Франкфурт—Берлин. Контроль над ситуацией ускользал у немцев из рук. Повсюду на дорогах были советские войска, двигавшиеся на запад.
32-й истребительно-противотанковый батальон СС, сражавшийся между Маркендорфом и Бигеном, чей командный пункт в то время находился в Альт-Гольме, в соответствии с полученным приказом оставил район боевых действий, чтобы прикрыть оголенный северный фланг 11-го танкового корпуса СС. В районе Альт-Гольм — Кечендорф были собраны части отступавшей с севера панцергренадерской дивизии «Курмарк», которые должны были составить резерв. Танки и разведывательные бронемашины сразу же направлялись на север, в сторону леса, чтобы помешать просачиванию туда русских. В Колпинском лесу тут и там происходили стычки.
Немецкий фронт западнее Франкфурта рушился. О том, как это было, рассказывает гренадер Муз из полка СС «Фальке», находившийся в то время в районе Лихтенберга:
«В ночь на 22 апреля остатки нашей 12-й роты собрались в Бризене. Здесь мы могли передохнуть. Когда наступило утро, по деревне неожиданно пронеслась весть: «Русские идут!» Улицы тут же опустели. Я побежал вместе с другими на запад. Мы миновали артиллерийскую позицию. Артиллеристы отчаянно ругались: они не могли вести огонь, так как к 150-миллиметровым орудиям им по ошибке прислали 105-миллиметро- вые снаряды. Через два часа, проходя мимо другой батареи, где стояли 105-миллиметровые орудия, мы услышали, что им прислали 150-милли- метровые снаряды. Что это — случайность или злой умысел?
На запад, в обход главных дорог, тянулся поток армейских колонн и подвод с беженцами. Мы присоединились к ним и продолжили свой путь через бранденбургские поля и сосновые леса. Останавливаясь в лесничествах, мы подъедали там все, что было съестного, чтобы не оставлять ничего русским. Мы пытались убедить людей присоединиться к нам, но они не хотели. Так мы и бежали дальше на запад в поисках нашего полкового обоза, но тот был неуловим, как призрак, и больше мы его так и не видели».
Веркмайстер из 561-го истребительно-противотанкового батальона СС обершарфюрер Альбер в эти дни был занят поиском и ремонтом поврежденной бронетехники. Подразделения его батальона все еще продолжали удерживать автодорогу Франкфурт—Берлин возле Пилльграма, чтобы обеспечить последний путь для отступления франкфуртского гарнизона. Неожиданно Альбер заметил у опушки леса, расположенного в трех километрах от дороги, нескольких солдат в серой униформе. Приняв их за сво¬


314
Вильгельм Тике
их, он свернул с дороги и направил свой открытый джип к ним. Прозрение было жестоким: это оказались солдаты из армии Зейдлица, которые открыли по нему огонь из винтовок и забросали ручными гранатами. Альбер резко развернул машину и погнал зигзагами вдоль опушки леса. Но, когда он уже считал себя вне опасности, разорвавшаяся рядом граната опрокинула автомобиль. Альбер, раненный в руку и в голову, был выброшен из машины и с трудом добрался к своим.
В Фюрстенвальде шли кровопролитные уличные бои. Части дивизий «Курмарк» и «Недерланд» и отряды фольксштурма, поддерживаемые орудийным огнем 1-го дивизиона артиллерийского полка «Курмарк», были вынуждены в конце концов оставить северные районы города и вновь занять оборону на южном берегу Шпрее.
После того как 8-я гвардейская армия Чуйкова 21 апреля при поддержке танков 1-й гвардейской танковой армии подтянула свой южный фланг прямо к берегам Шпрее восточнее Мюггельзее, 22 апреля советские войска в нескольких местах форсировали реку и начали постепенно сжимать кольцо вокруг 9-й армии.
Перед лицом этой угрозы, чтобы не допустить окружения всей армии, в бой была брошена 32-я дивизия СС. Ее командир, штандартенфюрер Кем- пин, получил приказ 11-го танкового корпуса СС создать заслон вдоль Шпрее от Фюрстенвальде до Мюггельзее. Однако в распоряжении Кемпи- на в тот момент находились только штаб 86-го полка и несколько отрядов численностью не более батальона. Остальные подразделения дивизии под командованием оберштурмбанфюрера Фосса находились на старых позициях под Цильтендорфом, и сменить их было некому. Когда началась спешная переброска дивизии, в Данненрайх успели переехать только штаб 86-го полка во главе с оберштурмбанфюрером Эккером и один из батальонов полка. Этому отряду было приказано выдвинуться на север вдоль Берлинской кольцевой дороги и выставить линию охранения близ Нёй-Цит- тау.
Между тем 32-й истребительно-противотанковый батальон СС (боевая группа) Крауса достиг Вернсдорфа. Но прежде чем остальные части 32-й дивизии СС успели выйти в заданный район, русские в нескольких местах форсировали Шпрее и устремились на юг. Кемпин приказал своим людям, кто еще оставался в живых, занять оборону на канале Одер — Шпрее (чуть южнее Шпрее).
К полудню 22 апреля русские стояли под Вернсдорфом. Дорога Вернс- дорф — Нидерлеме простреливалась из минометов. Рассказывает унтерш- турмфюрер Берман, начальник оружейно-технической службы 32-го истребительно-противотанкового батальона СС:
«Советское командование хотело перекрыть дорогу на Нидерлеме. В Вернсдорфе стоял один батальон 86-го полка под командованием штурм- банфюрера Бостмана и 1-я и 3-я роты нашего батальона. 1-й ротой командовал оберштурмфюрер Брауэр, обязанности командира 3-й роты временно исполнял унтерштурмфюрер Штахон.
Я должен был отремонтировать одно из орудий прикрытия, застрявшее на трассе на Нидерлеме. Дорога простреливалась из минометов. Пехота отступала. Я послал своих людей занять оборону, приказав им: «Чтоб ни один русский не подошел к трассе на Нидерлеме!»
Одна атака русских была остановлена примерно в сотне метров от дороги.
Я отправился на батальонный командный пункт, чтобы обсудить с Бо-


Падение Берлина
315
стманом создавшееся положение. Там царило подавленное настроение, никто даже не захотел разговаривать со мной. Я вернулся к своим людям.
Тем временем русские все-таки прорвались к восточным окраинам Вернсдорфа параллельно дороге. Но у нашего единственного пулемета вышел из строя эжектор гильз, и никаких запчастей к нему не было.
Я решил сам разведать обстановку. С одного пригорка я заметил, что русские начали окапываться. Несколько выстрелов из моей винтовки с оптическим прицелом заставили их прервать свою работу.
Наши предприняли контратаку. Мы оттеснили русских назад, пока те медлили, видимо, ожидая подхода подкреплений. Два самоходных орудия помогли нам закрепиться на новой позиции».
Советские войска подошли к Вернсдорфу со стороны Нёй-Циттау, обошли его с востока и, не встретив сопротивления, приблизились к дороге Вернсдорф—Нидерлеме.
«Командный пункт боевой группы Крауса (32-го истребительно-противотанкового батальона СС), — вспоминает далее Берман, — переехал в Нидерлеме. Я отослал всех людей, машины и оружие туда же.
Батальон Бостмана еще продолжал защищать Вернсдорф. Командный пункт батальона размещался в подвале одного из домов, но это не спасло его от прямого попадания двух 152-миллиметровых снарядов. Сам Бостман и многие из его штаба были тяжело ранены.
Я побежал вызвать одну из БРДМ 3-й роты, чтобы вывезти раненых, и тут, в каких-то 300 метрах от батальонного командного пункта, на мосту через канал заметил две русских тяжелых самоходки. Они вели огонь по всему, что двигалось в Вернсдорфе. Когда я добрался до командного пункта, в него угодил еще один снаряд. Меня тяжело ранило: осколки попали в колено, в руку и в голову. Однако я оставался в сознании. Вместе с другими ранеными нам удалось загрузиться в БРДМ и выехать. Хотя русские все же сумели выйти к дороге Вернсдорф—Нидерлеме, мы успели проскочить мимо них, и на перевязочном пункте в Нидерлеме нам оказали первую помощь.
Водитель нашей БРДМ еще трижды возвращался в Вернсдорф и доставлял оттуда все новых раненых, пока его в конце концов не подбили.
Оберштурмфюрер Хёрль приказал доставить меня в расположение роты материально-технического снабжения нашего батальона, которая вместе с остатками 1-й и 2-й роты укрылась в лесу возле Гребендорфа».
Рассказ Бермана продолжает сам командир 32-го истребительно-противотанкового батальона СС гауптштурмфюрер Краус:
«Когда я прибыл на новый командный пункт в Нидерлеме, туда же как раз перебрался и штаб нашей дивизии во главе с штандартенфюрером Кем- пином. Никто не мог объяснить мне, каково наше положение, так как все пребывали в постоянном движении, и повсюду царила сумятица. В течение дня к нам присоединились остальные защитники Вернсдорфа. Моя 3-я истребительно-противотанковая рота была полностью уничтожена. Когда же русские подошли вплотную к Нидерлеме, мы перебазировались в направлении Кёниге-Вустерхаузена.
В Кёниге-Вустерхаузене повсюду были вывешены белые флаги. Не было видно ни одного немецкого солдата. Мы.наткнулись на роту «Гитле- рюгенда», плохо вооруженную, под командованием старого полковника — ветерана Первой мировой войны. Я сказал ему: «Отошлите этих мальчишек побыстрее домой, теперь все это уже бессмысленно!» Он так и сделал.
На вокзале Кёниге-Вустерхаузена стоял эшелон с ранеными. Он уже


316
Вильгельм Тике
несколько раз подвергался налетам русских штурмовиков. Персонал лазарета разбежался. Беспомощные раненые были брошены на произвол судьбы. Некоторые пытались самостоятельно уйти куда-нибудь, оставляя на земле длинные кровавые следы. Мы ничем не могли помочь им, так как в это время были слишком заняты боем с прорвавшейся группой танков «Т-34», которые палили по всему, что двигалось. Гражданских, пытавшихся помочь раненым, они тоже расстреливали.
Так, с боями, мы отступили к Приросу, где я вновь встретил остатки
1-й и 2-й рот моего батальона».
Вернсдорф был лишь одним из звеньев в цепи событий, разворачивавшихся вокруг обороны Берлина. Подобных эпизодов было еще множество.
Уже в утренние часы 22 апреля русские войска по понтонному мосту переправились через Шпрее и беспрепятственно достигли Рансдорфа. Затем они заняли Мюггельхайм и Венденшлосс. Скоро войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов должны были соединиться.
О том, что происходило тем временем в районе Хартмансдорфа и Фюрстенвальде, рассказывает гренадер СС Муз, уроженец Бризена. Он был призван в 1945 году в резервный батальон дивизии СС «Лейбштандарте Адольф Гитлер», дислоцировавшийся в Шпреенхагене, и поэтому хорошо знал эту местность. По всей видимости, район Шпреенхаген — Хартманс- дорф защищали последние призывники, прибывшие сюда к концу войны. Сам Муз добрался сюда с целой армией подобных ему солдат, отбившихся от своих частей.
«Мы повернули к Шпреенхагену, так как надеялись наткнуться там на свою бывшую часть. Но указатели со знакомыми названиями исчезли. Мы шли до тех пор, пока не услышали где-то на севере звуки боя. Уже с большей осторожностью мы двинулись дальше и тут увидели комичную картину — толпа пацанов в полевых куртках войск СС и в коротких шортах или лыжных штанах. Среди них было несколько офицеров и младших командиров войск СС. Оказалось, что их недавно призвали в войска СС и отправили в Шпреенхаген. Они еще не успели получить полное обмундирование, когда сюда нагрянули русские.
Мы, то есть те, кто уцелел от полка «Фальке», будучи для них «стариками», были с благодарностью приняты в отряд. Нам предстояло защищать канал Одер—Шпрее, северный берег которого был занят русскими. Там же, на северном берегу, должны были находиться и другие новобранцы и солдаты, отбившиеся от стоявших в Шпреенхагене резервных частей, участвовавшие в неудачной атаке со стороны Хартмансдорфского плацдарма. Мы должны были выждать какое-то время, чтобы не перестрелять своих.
Итак, мы лежали на берегу канала уже несколько часов. Я задремал, а когда проснулся, обнаружил, что мы остались вчетвером; нас бросили здесь одних.
Командиром у нас был один унтершарфюрер. Мы двинулись на юг и через несколько километров вышли на оживленную дорогу, где присоединились к тем, кто шел и ехал в направлении Вольцига.
На восточной окраине Вольцига возле нас затормозил открытый «Фольксваген», из которого высунулся какой-то оберштурмбанфюрер в камуфляжной форме и спросил, из какой мы части. Когда он услышал, что мы из полка «Фальке», он заговорил с нами уже более непринужденно. Оказалось, что его брат тоже служит в полку «Фальке». Он представился нам как оберштурмбанфюрер Юнгханс и сказал, что командует полком иностранцев. Он предложил нам присоединиться к нему, причем как «имперские


Падение Берлина
317
немцы» мы могли бы составить своего рода «гвардию». Так мы снова обрели свою солдатскую родину и встретили командира, которому удалось с первого взгляда завоевать наше доверие. Он взял нас с собой в Вольциг, где мы присоединились к остальным подразделениям его части и где о нас впервые проявили заботу».
Тем временем 22 апреля северный фронт южной группировки 9-й армии уже был не в силах держать оборону ни вдоль Шпрее, ни вдоль канала Одер—Шпрее. Необходимо было отойти на новый оборонительный рубеж к автотрассе Франкфурт—Берлин.
«В ночь на 23 апреля, — вспоминает далее гренадер Муз, — мы спустились в какой-то лесок неподалеку от Гут-Скаби. Наша задача состояла в том, чтобы пропустить русских мимо себя, а затем ударить им в тыл. Саперы были заняты сооружением блиндажей. Теперь моей частью стал батальон венгров, которых я, впрочем, с трудом мог отличить от русских. Я был назначен вестовым и послан вдоль шоссе на восток, чтобы передать приказ об отступлении на сборный пункт, где собирались отставшие солдаты. Когда мне встретилась толпа солдат, я был просто счастлив, так как на этом моя ночная прогулка в одиночестве наконец-то закончилась. К тому же оказалось, что и наше особое задание пропустить наступающих русских мимо себя к тому времени тоже утратило силу. Поэтому, дойдя до Хилль- вердена, мы повернули назад, на юг».
Из-за развала северного фронта южной группировки 9-й армии встал вопрос о срочной эвакуации гарнизона крепости Франкфурт.
«В последнюю минуту, — вспоминает генерал Буссе, — командующий группой армий «Висла» после долгих споров смог добиться от Гитлера разрешения оставить Франкфурт. Связь с отважным гарнизоном города должны были обеспечить части правого фланга 11-го танкового корпуса СС, даже ценой самопожертвования. Таким образом, командование армии готовилось сдержать свое обещание не бросить в беде гарнизон Франкфурта...»1
В ночь на 23 апреля защитники Франкфурта выступили вдоль шоссе на запад; в районе Бризена их встретили наши войска. В их числе был и полк «Гитлерюгенда» «Франкфурт-на-Одере» (им командовал кавалер Рыцарского Креста, банфюрер Крисген), в рядах которого служили и девушки из БДМ2 в качестве «хелферов». Этот «молодежный полк» храбро сражался во время обороны Франкфурта-на-Одере и впоследствии, после соединения с 9-й армией, действовал на самых опасных участках. На следующий день, 23 апреля, в военной сводке русских было сказано, что центр Франкфурта был взят «в ходе штурма».
Когда генерал Буссе говорил о необходимости обеспечить эвакуацию гарнизона города «ценой самопожертвования», он не преувеличивал. Примером могут служить бои под Аренсдорфом. Эту деревню защищали 22 апреля части дивизии «Недерланд» и 712-й пехотной дивизии при поддержке «Тигров» 502-го тяжелого танкового батальона СС. Они держали оборону до самой поздней ночи, пока гарнизон Франкфурта не покинул город. По¬
1 Busse, Theodor. Die letzte Schlacht der 9.Armee. S. 166.
2 БДМ — «Союз немецких девушек» (нем.: Bund Deutscher Madel, BDM), одна из молодежных «дочерних» организаций национал-социалистской партии. Эта организация входила в состав «Гитлерюгенда» и объединяла в своих рядах девушек с 14 до 18 лет. — Прим. ред.


318
Вильгельм Тике
добные примеры самопожертвования были и во время обороны Петерсха- гена и Треплина.
В 3 часа утра 23 апреля «Тигры» с последними пехотинцами на борту прорвали замкнувшееся вокруг Аренсдорфа кольцо и двинулись на юго-запад. У Фалькенберга был создан новый рубеж обороны.
Катастрофическая ситуация на фронте, сложившаяся к 22 апреля, и отказ почти всех средств связи усугубляли положение 9-й армии. Чтобы сохранить контроль над ситуацией, грозившей окружением, командование армии приказало 5-му армейскому корпусу отвести свои части к Кляйн-Лёйтену, занять новые позиции от северных окраин Люббена до Хальбе и блокировать все лесные переправы через Шпрее. Начался отвод линии фронта на Одере и Нейсе. Высвободившиеся войска перебрасывались на запад. Штаб 9-й армии еще 20 апреля переехал в здание вокзала Шварцмютцельзее, расположенного на южном берегу одноименного озера.
«22 апреля кольцо вокруг трех корпусов 9-й армии замкнулось, — пишет генерал Буссе, — когда противник перекрыл все проселочные дороги через Шпреевальд на юге, железную дорогу Люббен—Хальбе на юго-западе и озерные перешейки между Тёпитцем и Кёниге-Вустерхаузеном на западе. Тотчас же войска 1-го Белорусского фронта перерезали и последний путь на запад, проходящий через Эркнер и южнее него.
5-й армейский корпус получил приказ, оставив небольшие силы на рубеже Нейсе и перекрыв переправы через Шпрее в лесном массиве Шпреевальд, создать новый оборонительный рубеж от северных окраин Люббена до Хальбе. 21-ю танковую дивизию корпуса, перешедшую в непосредственное подчинение армии, предполагалось перебросить на запад, к цепочке озер между Тёпитцем и Кёнигс-Вустерхаузеном, для охраны перешейков между озерами. Правда, там дивизия пробыла недолго и вскоре была отведена к цепочке озер Тёпитц — Прирос...
Когда был получен приказ ОКХ о выходе из окружения, все необходимые приготовления, а именно отвод войск с Восточного фронта, уже шли полным ходом. Если бы эти меры были приняты после получения официального приказа, было бы уже поздно».
56-й танковый корпус, предоставленный самому себе, 22 апреля вел бои в восточных предместьях Берлина. В ночь на 23 апреля его части переправились через Шпрее между Мюггельзее и Трептовом. В это же самое время первые подразделения 21-й танковой дивизии вышли в район Кёниге-Вустерхаузена. Еще немного, и 56-й танковый корпус Вейдлинга мог бы соединиться с силами 9-й армии. Если бы обе группировки смогли объединиться и совместными силами прорваться на запад, к югу от Берлина, это было бы наиболее удачным выходом. Но Гитлер приказал войскам Вейдлинга остаться в Берлине и тем самым обрек на гибель и 56-й танковый корпус, и 9-ю армию.
Наступило 23 апреля. Согласно штабным сводкам, этот день был таким же облачным, как и предыдущий, местами шел дождь, но дороги были более или менее проходимыми.
«На северном фронте 9-й армии, — говорилось в дневном донесении группы армий «Висла» в ставку ОКХ, — противник предпринял ряд интенсивных атак и попытался расколоть его, бросив в бой крупные танковые силы, бомбардировочную и штурмовую авиацию. К северу от Мюлльрозе и к югу от Бигена противник осуществил несколько глубоких прорывов; западнее Фюрстенвальде ему удалось переправиться через Шпрее.
Гарнизон Франкфурта после ожесточенных боев прорвался на запад.


«Хальбский котел», 21— 28 апреля 1945 г.


320
Вильгельм Тике
Противник развернул наступление из района Рангсдорфа на север в направлении Дипензее и на северо-восток через Вальтерсдорф. В результате этого маневра 9-я армия оказалась отрезанной».
Утром 23 апреля северное крыло боевой группы 21-й танковой дивизии достигло Карлсхофа у пересечения Котбусского шоссе с Берлинской кольцевой автодорогой. К югу, через Рагов до Миттенвальде, тянулась линия укреплений. Несколько небольших атак были успешно отражены, после чего передовые отряды русских отступили и, не встречая сопротивления на своем пути, повернули мимо позиций 21-й танковой дивизии на север. Во второй половине дня 23 апреля штаб 21-й танковой дивизии доложил, что от Ротберга в направлении Дипензее — Шёнефельд движется русская колонна из 14 танков, а из района Далевитца в направлении Вальтерсдорф — Шмёквитц выступили крупные силы пехоты.
В течение ночи с 23 на 24 апреля 21-й танковой дивизии пришлось отразить под Миттенвальде еще несколько вражеских атак, предпринятых силами до двух рот без поддержки танков. Небольшой отряд противника пересек шоссе Рагов — Дёйч-Вустерхаузен.
Сильно потрепанный 10-й танковый разведывательный батальон СС предусмотрительно занял позицию у шоссе на Мотцен (южнее Кёнигс-Ву- стерхаузена), между двумя озерами.
5-й армейский корпус, на который с 22 апреля была возложена задача по прикрытию растянутого южного фланга 9-й армии, доложил, что отряды боевого охранения выставлены в Лёптене, Тёпитце и Хальбе. Этот район подвергался особой опасности вражеского удара со стороны Барута (сам Барут был захвачен врагом 21 апреля). Район Люббена и местность, прилегающую к нему с севера, оборонял отведенный сюда с фронта полк 35-й полицейской дивизии СС. К югу от него стоял учебный саперный батальон. Противник, прорвавшийся к западному вокзалу Люббена, был отброшен назад в ходе контратаки. В районе Бург — Котбус стояли части 342-й пехотной дивизии. Бург был оставлен во второй половине дня. Соседний, менее опасный участок фронта, продолжали удерживать части 36-й дивизии СС (Дирлевангера)1 и 214-й пехотной дивизии.
1 Д ирлеван гер, Оскар Пауль (1895 г.р.), д-р общественно-политических наук, член НСДАП с 1932 года. В 1934 году был приговорен к двум годам тюрьмы за изнасилование. Чтобы «реабилитировать» себя, в 1937 году отправился добровольцем в Испанию, где воевал в легионе «Кондор». В 1940 году вступил в войска СС, а в 1941 году, после нападения Германии на Советский Союз, обратился к Гитлеру с предложением создать особую часть СС из бывших уголовников для проведения карательных операций на оккупированных территориях. В результате в том же году был сформирован «особый батальон СС Дирлевангера», который в
1943 году был преобразован в полк, в 1944 году — в штурмовую бригаду, а в конце
1944 года — в 36-ю гренадерскую дивизию войск СС «Дирлевангер», в которой служили также русские, белорусские и украинские «полицаи», «фольксдойче» и немецкие уголовники. (Осенью 1944 года прошла широкомасштабная акция по вербовке немецких уголовников прямо из концлагерей в дивизию Дирлевангера.) На счету дивизии Дирлевангера участие в карательных операциях «Хорнунг», «Котбус», «Герман», уничтожение многих деревень на территории БССР и РСФСР (в т.ч. Хатыни), подавление Варшавского восстания 1944 года и многие другие преступления. За действия на территории Белоруссии и России Дирлевангер был награжден Золотым Германским Крестом (декабрь 1943 г.), а за подавление Варшавского восстания — Рыцарским Крестом Железного Креста (ноябрь 1944 г.). — Прим. ред.


Падение Берлина
321
В этот день, 23 апреля 1945 года, молодой гренадер Ляйдхойзль из 1244-го фольксгренадерского полка 342-й пехотной дивизии записал в своем дневнике:
«Наша рота охраняет район Феров — Зилов. Заметны крупные передвижения наших войск на север. Возле поселка Бург какая-то танковая часть строится в боевой порядок, очевидно, готовясь к контрнаступлению. Русская артиллерия спалила несколько домов в садовом поселке».
В связи с предстоящим отступлением с Одера и Нейсе, 5-й армейский корпус больше не предпринимал попыток ликвидировать вражеский плацдарм Гросс-Бреезен на Одере, созданный накануне. Теперь это было бессмысленно.
5-й горный корпус СС, отвечавший за восточный участок фронта 9-й армии, доложйл о предотвращении вражеского прорыва под Цильтендор- фом. Западнее Визенау была отражена атака противника, предпринятая силами одного батальона. К юго-востоку от Мюлльрозе было предотвращено несколько попыток противника форсировать канал Одер—Шпрее. Но прорвавшимся из района Дубров — Биген вражеским войскам при поддержке танков удалось отбросить части корпуса на запад и к каналу Одер-Шпрее.
23 апреля, как и накануне, остатки 561-го истребительно-противотанкового батальона СС обороняли шоссе Франкфурт—Берлин. Они стояли как скала среди зарева пожаров. Дороги на Биген, Бризен и Керсдорф необходимо было удержать во что бы то ни стало, чтобы обеспечить пути к отступлению для уцелевших подразделений 286-й пехотной дивизии, полка СС «Фальке» и крепостного гарнизона Франкфурта.
11-й танковый корпус СС докладывал о том, что весь гарнизон Франкфурта выведен, а вооружение и боеприпасы, которые нельзя было забрать с собой — уничтожены.
Уцелевшие части 712-й пехотной дивизии продолжали отступление: после вывода гарнизонных частей Франкфурта, был оставлен Треплин бои продолжались в районе Петерсхагена.
169-я пехотная дивизия удерживала рубеж между передовыми оборонительными укреплениями Альт-Мадлитца и самим городом. Но нескольким отрядам противника численностью примерно по одному полку удалось прорваться через Вильмерсдорфскую дорогу.
Боевая группа дивизии «Недерланд» продолжала оказывать сопротивление в районе Фалькенберга, сдерживая яростные атаки противника, поддерживаемые танками.
В районе Беркенбрюк — Фюрстенвальде сражались части дивизии «Курмарк»; остальные подразделения дивизии пытались остановить просачивание мелких отрядов противника в лесах между Кечендорфом и Альт-Гольмом.
Бои под Фюрстенвальде шли к своему завершению; линия фронта переместилась на южный берег Шпрее.
Вокруг Шпреенхагена русские прорвались сквозь леса на юг. Немцам так и не удалось организовать новый рубеж сопротивления ни на канале Одер—Шпрее, ни вдоль автотрассы западнее Фюрстенвальде.
Согласно очередному дневному донесению группы армий, войсками
11-го танкового корпуса СС за время боев 20—22 апреля было уничтожено 112 вражеских танков.
Тем временем развал южной группировки 9-й армии к 23 апреля кос-
13-1084


322
Вильгельм Тике
нулся уже многих частей. В конце концов настоятельные требования штаба армии и группы армий «Висла» о выводе всех войск с Одерского фронта возымели действие. Гитлер решил объединить силы 9-й армии (точнее, ее остатки) и стоявшей на Эльбе 12-й армии и двинуть их на Берлин с юга. Армейская группа Штайнера должна была двигаться к Берлину с севера. Однако это был rfcero лишь план, а в действительности все преимущества были на стороне противника.
В 13 часов 23 апреля командование 9-й армии направило в штаб группы армий «Висла» телеграмму с подтверждением, что приказ об отводе войск с Одера и Нейсе получен, и доложило о предпринятых в связи с этим мерах:
«1. Вывод войск с Восточного и Северо-Восточного фронта на рубеж Бург — Бутцен — Швилох-зее — Шпрее в течение ночи 23/24 апреля.
2. 5-й армейский корпус принимает на себя руководство действиями на всем южном участке правого крыла (Кёниге-Вустерхаузен) до Бурга включительно.
5-й горный корпус СС — на восточном участке от Бурга до Керсдорф- ского шлюза (в 2 километрах к западу от Бризена).
3. Высвободившиеся силы: 342-я пехотная дивизия, усиленная боевая группа 35-й полицейской дивизии СС (до сих пор действовавшая севернее Губена), одна боевая группа крепостного гарнизона Франкфурта (примерно два полка) — уже приданы 11-му танковому корпусу СС. Артиллерии нет.
4. Для создания ударной группировки в соответствии с новым планом предусматривается соединение с 12-й армией следующих частей: боевой группы 21-й танковой дивизии, 342-й пехотной дивизии, подразделений 35-й полицейской дивизии СС, бронированной группы на основе разведывательного батальона СС 5-го горного корпуса (105-го разведывательного батальона СС гауптштурмфюрера Фуккера). Начало не позднее 25 апреля».
Эта телеграмма фактически была лишь отчетом о ходе вынужденного отступления 9-й армии. Отвод 5-го горного корпуса СС и 5-го армейского корпуса к новому месту назначения не вызвал особых проблем, так как из-за многочисленных водных преград Шпреевальда можно было не опасаться немедленного вторжения противника в оставленный ими район. Иначе обстояло дело на участке 11-го танкового корпуса СС, который должен был удерживать северный фронт армии до тех пор, пока не будут выведены остальные части с восточного и южного фронтов. На участке, занимаемом
11-м танковым корпусом СС, местность благоприятствовала продвижению советских войск. И на этом трудности не заканчивались. Для прикрытия слишком растянутого северного фланга штаб 11-го танкового корпуса СС приказал штандартенфюреру Кемпину перебросить части его 32-й дивизии СС «30 января» на новый рубеж обороны вдоль цепочки озер от Вольцига до Шторкова.
* * *
В это время 12-я армия генерала танковых войск Вальтера Венка еще стояла на Эльбе, противостоя с одной стороны американским войскам под Виттенбергом, с другой — русским под Цаной. Командный пункт Венка 22 апреля располагался в Медевитцском приюте, находившемся в 22 километрах к северо-востоку от Цербста. Около 2 часов ночи 23 апреля на командный пункт прибыл сам начальник ОКВ генерал-фельдмаршал Кейтель,


Падение Берлина
323
чтобы передать Венку приказ повернуть со всеми силами 12-й армии на Берлин.
«Мы должны освободить фюрера!» — заявил с порога Кейтель. Начав свою речь с таких слов, он изложил Венку и его начальнику штаба полковнику Генштаба Райххельму план Гитлера. Начиналась битва за Берлин.
Венк поначалу высказался за наступление, но очень скоро ему стало ясно, что этот план не имеет под собой никакой реальной основы. Он знал, что с Кейтелем трудно обсуждать подобные вещи, а его собственные мысли вертелись исключительно вокруг того, как вызволить из кризиса 9-ю армию, с которой он поддерживал постоянный контакт по рации, и обеспечить ей путь к отступлению на запад, к западным противникам.
Той же ночью в штаб 12-й армии стали поступать первые приказы о перегруппировке. То, что налеты американской авиации на позиции 12-й армии стали менее интенсивными, позволило провести все мероприятия без проблем. Сначала в район Цаны был переброшен один полк дивизии «Ульрих фон Гуттен» (под командованием генерал-лейтенанта Энгеля), стоявшей на Эльбе под Косвигом; он должен был усилить уже выставленное там боевое охранение. Остальные части дивизии охраняли автотрассу южнее Нимегка, по которой должны были проследовать части 12-й армии.
20-й армейский корпус генерала кавалерии Кёлера должен был возглавить ударную группировку, командный пункт которой разместился в лесничестве «Альте Хёлле», в 10 километрах к западу от Бельцига.
Отныне 12-я армия и армейская группа Штайнера стали последней надеждой защитников Берлина.
Вечером 23 апреля в штабах 9-й и 12-й армий была получена телеграмма, носившая гриф «KR» (высшая степень секретности), из ставки ОКХ, точнее — из оперативного отдела (сухопутные войска) штаба оперативного руководства вермахта.
«1. Русские танковые соединения форсировали Хафель между Орани- енбургом и Шпандау. К полудню 23.4. их передовые части вышли к южной оконечности Кремменского леса, вступили в Бётцов и Шёнвальде. Другие части форсировали Нидер-Нёйендорфский канал в южном направлении и вышли к Далльгову. Мост под Хеннигсдорфом способен выдержать примерно 60 тонн. На северном, восточном и южном фронтах Берлина противник предпринял крупные атаки и прорвал внешнюю оборонительную зону у Райникендорфа, Вайссензее, Лихтенберга, Фридрихсфельде, Мюг- гельзее, Ланквитца и Кляйн-Махнова. Южнее Швиловзее несколько более мелких группировок противника вышли с юго-востока к Кляйстову.
2. Первоочередная задача 12-й армии состоит в том, чтобы силами 41-го танкового корпуса (генерала Хольсте) атаковать противника между Шпандау и Ораниенбургом и отбросить его за реку Хафель...
3. В подчинении 12-й армии здесь находятся следующие части:
a) 2-й танковый полк (две танковые роты), до настоящего времени составлявший резерв ОКВ. В 19.30 на основании приказа штаба оперативного руководства ОКВ батальон выступил из Гросс-Глинике (севернее Потсдама) в направлении Далльгова (Дёберитц), чтобы атаковать противника и отбросить его на север;
b) 25-я панцергренадерская дивизия, которая в настоящее время действует на левом фланге 3-го корпуса СС в окрестностях Эберсвальде. Командованию 3-го корпуса СС приказано срочно вывести дивизию в район Лёвенберга.
13-


324
Вильгельм Тике
Генерал-инспектор танковых войск направил на помощь дивизии в район Альт-Руппина маршевый батальон, первоначально предназначавшийся для 20-й панцергренадерской дивизии.
4. 41-му танковому корпусу (генерала Хольсте) для осуществления данной задачи срочно придать в качестве подкреплений в районе Науэн — Фербеллин — Ратенов следующие соединения:
a) 39-й танковый корпус;
b) основные силы 199-й пехотной дивизии, для двух полков которой начальник транспортной службы вермахта должен немедленно подготовить новое место сосредоточения;
c) 7-ю танковую дивизию, включая одну полковую группу, которая должна подойти позже.
5. Новая разграничительная линия между зонами действий 12-й армии и группы армий «Висла» (3-й корпус СС): Варнемюнде («Висла») — Гюстров («Висла») — Виттшток (12-я армия) — Альтруппин (12-я армия) — Лёвен- берг (12-я армия) — Бернау («Висла»). Все части, действующие южнее этой разграничительной линии, остаются в подчинении 3-го корпуса СС до завершения наступательной операции 12-й армии.
6. 9-л армия с настоящего момента переходит в непосредственное подчинение штаба оперативного руководства ОКВ. Передача донесений и приказов будет осуществляться, как и раньше, через оперативную группу Генерального штаба сухопутных войск. Задача армии состоит в том, чтобы удержать как можно большую территорию между двумя автотрассами Франкфурт — Берлин и Котбус—Берлин и поддержать начатое 12-й армией наступление от Трёйенбритцена на северо-восток, развернув свое наступление против восточного фланга советских войск, угрожающих южному фронту Берлина.
По поручению подписал: Йодль Заверил:
Мейер-Детеринг, полковник Генштаба».
Эта телеграмма не только содержала новые указания для 12-й и 9-й армий, но и в общих чертах изображала положение, складывавшееся на тот момент вокруг Берлина. Из нее следует, что 12-я армия одновременно должна была взять под свой контроль танковый корпус генерала Хольсте, стоявший под Науэном, и перебросить в район к западу от Ратенова 39-й танковый корпус (генерал-лейтенанта Арндта), до сих пор стоявший под Виттенберге. Штаб 39-го корпуса руководил наступлением дивизий «Клаузевиц» (генерал-лейтенант Унрайн) и «Шлагетер» (генерал-лейтенант Хёйн) из района Юльцена в сторону Гарца в соответствии с первоначальной задачей 12-й армии — развернуть наступление из Гарца на юго-запад, чтобы закрыть бреши в Западном фронте. Обе дивизии были разгромлены в районе Фаллерслебена; только некоторым уцелевшим частям удалось бежать через Эльбу на северо-восток.
Задача 9-й армии заключалась в том, чтобы «удержать как можно большую территорию между двумя автотрассами Франкфурт—Берлин и Котбус—Берлин» в качестве исходной позиции для совместного наступления
12-й и 9-й армий после их соединения. Но этот план так и остался на бумаге. После фактического распада 9-й армии сражение за Берлин теряло вся¬


Падение Берлина
325
кий смысл. Однако теперь командование 9-й армии больше не было ограничено ни бессмысленным приказом держаться до последнего, ни указаниями сверху, которые можно было толковать и так и этак.
* * *
В течение следующего дня, 24 апреля, 10-й танковый разведывательный батальон СС и 21-я танковая дивизия продолжали оборонять узкий перешеек между озерами у Кёниге-Вустерхаузена. Тем временем 56-й танковый корпус Вейдлинга был вынужден оставить район Буков — Рудов — Бонсдорф и в соответствии с приказом Гитлера отступить во внутренние районы Берлина. Фактически это поставило крест на плане объединения с 9-й армией, хотя войска разделяла какая-то пара километров. Оставленная территория была сразу же занята советскими войсками. В 6 часов утра 24 апреля в районе аэродрома Шёнефельд передовые части 1-го Белорусского фронта соединились с авангардом 1-го Украинского фронта. После этого 28-й гвардейский стрелковый корпус 8-й гвардейской армии Чуйкова и 71-я механизированная бригада 3-й танковой армии Рыбалко повернули на север и вышли к Тельтов-каналу. Честолюбивый командующий 1-м Белорусским фронтом маршал Жуков был недоволен тем, что в последних боях за Берлин примут участие и войска 1-го Украинского фронта Конева.
Командование группы армий «Висла» тем временем сообщало в утреннем донесении в ставку ОКХ от 24 апреля:
«Мероприятия по отводу частей 5-го армейского корпуса и 5-го горного корпуса СС идут по плану. Новых донесений пока не поступало. [См. приложение 5.]
На участке 11-го танкового корпуса СС наблюдается временное снижение активности противника. Наши передвижения идут по плану. Еще не закончены».
«В ходе трудного крупномасштабного отступления 9-й армии, — сообщал позднее штаб группы армий «Висла» в своем дневном донесении, — противник предпринял ряд сковывающих атак с востока и с севера, что значительно затруднило задачу по высвобождению сил для наступления на западе.
Глубокие вражеские прорывы западнее Фюрстенвальде и отход 56-го танкового корпуса к Тельтов-каналу сделали положение 9-й армии еще более критическим. Особенные трудности возникают со снабжением горючим, противотанковыми и стрелковыми боеприпасами. Корпусная группа Реймана с ее слабым охранением [дивизия «Ян»] была отброшена к озерному перешейку у Потсдама...
Подробности:
Части 9-й армии были атакованы превосходящими силами противника, наступавшими из района плацдарма западнее Фюрстенвальде в западном направлении. Оставлены Гёлльмитц, лесничество Лангендамм и Рауэн. Вражеские силы, прорвавшиеся на юг, остановлены на северных окраинах Колпина. Новых донесений пока не поступало».
Таково было положение 9-й армии согласно официальным источникам. Обратимся теперь к записям и свидетельствам непосредственных участников этих событий, чтобы в деталях восстановить ход боев и отступления.


326
Вильгельм Тике
В этот прохладный и облачный весенний день русские бомбардировщики не давали покоя отступающим немецким колоннам. 16-я воздушная армия Руденко (1-й Белорусский фронт) и 2-я воздушная армия Красов- ского (1-й Украинский фронт) имели неограниченное господство в воздухе. Немецких самолетов больше не было видно в небе; последние запасы горючего закончились еще 20 апреля.
Рядовой Ляйдхойзль из 1244-го фолькс-гренадерского полка 342-й пехотной дивизии, отступавший вместе со своим полком из-под Котбуса на северо-запад, 24 апреля записал в своем дневнике:
«Справа и слева от дороги движутся колонны. На дороге теснятся машины с солдатами и беженцами. Внезапно появились русские самолеты и начали сбрасывать бомбы. Возникает неразбериха; есть убитые и раненые. Мое подразделение, которое только накануне собралось в полном составе, снова рассыпалось. Я иду дальше, рядом — незнакомые мне солдаты, беженцы. У многих солдат больше нет с собой оружия, зато полные карманы продуктов, однако никто не поделится ни куском. Я же продолжаю ташить свою винтовку с сотней патронов, но есть мне нечего».
Части 5-го армейского корпуса и отдельные отбившиеся солдаты отступали на северо-запад. Это были остатки 342-й пехотной дивизии, разгромленной во время вчерашнего боя в лесу, подразделения 36-й дивизии СС, сформированной из штрафной бригады Дирлевангера, подразделения 214-й пехотной дивизии, сражавшейся под Губеном.
Подобную картину можно было наблюдать и в 5-м горном корпусе СС. 391-я пехотная дивизия отступала из района Фюрстенвальде; полковая группа Фосса из 32-й дивизии СС — из района Цильтендорфа — Визенау; 286-я пехотная дивизия оставила позиции на канале Одер—Шпрее и под Мюлльрозе. Все эти части направлялись к Беескову, где должен был проходить новый рубеж вдоль Шпрее.
Самым напряженным участком для 9-й армии снова стал район Фюрстенвальде. Утром 24 апреля, около 3 часов, по большому мосту в 12 километрах от Фюрстенвальде проследовали последние подразделения крепостного гарнизона Франкфурта и 712-й пехотной дивизии. Сразу же после этого мост был взорван. По пути к отступавшим на юго-запад колоннам присоединились уцелевшие подразделения 169-й пехотной дивизии и дивизии СС «Недерланд». Костяк этого арьергарда составили «Тигры» 502-го тяжелого танкового батальона СС. Достигнув Фюрстенвальдских высот, они повернули на юг.
Отход этих вышеназванных частей прикрывала панцергренадерская дивизия «Курмарк», удерживавшая район Кечендорф — Альт-Гольм. Огневые позиции дивизионной артиллерии находились в Нёй-Гольме.
Русские тоже рвались на юг со стороны плацдарма на берегу Шпрее западнее Фюрстенвальде. Гёлльмитц, лесничество Лангендамм (в 7 километрах к западу от Фюрстенвальде) и Рауэн были захвачены противником. Из Колпина, лежащего в 4 километрах к западу от Бад-Саарова, в штаб дивизии «Курмарк» только что поступило сообщение, что этот город тоже занят вражескими войсками.
В это время дивизия «Курмарк» получила приказ удерживать в своих руках дороги вдоль Шармютцель-зее, по которым немецкие войска собирались отступать дальше на юг. В ночь на 25 апреля все части дивизии были переброшены к озеру Шармютцель-зее в район Шторкова.
В районе Гребендорфа были собраны остатки 32-го истребительно-про¬


Падение Берлина
327
тивотанкового батальона СС; они вместе с другими частями 32-й дивизии СС должны были защищать озерный перешеек у Гребендорфа.
В ответ на отчаянные просьбы штаба 9-й армии доставить им боеприпасы и горючее 4-й авиационной дивизии было приказано организовать снабжение армии с воздуха. Эскадрилья дальнего действия, вылетевшая с авиабазы в Тутове, должна была вылететь в район Мюнхехофе, где предполагалось сбросить груз. Однако донесения 9-й армии и группы армий «Висла» никак не подтверждают того, что снабжение с воздуха действительно было налажено. Сохранился лишь рапорт офицера связи ВВС при штабе 9-й армии на имя начальника штаба, в котором он сообщал, ссылаясь на радиопереговоры со штабами группы армий «Висла» и 4-й авиационной дивизии, что первая машина с грузом для 9-й армии вылетела в назначенный район в 21.45 вместо оговоренного времени — 24.00. Сделав несколько кругов над заданным районом, летчик не увидел сигнальных огней и вернулся на базу. Сигнальные огни, разумеется, были зажжены только к 12 часам ночи. В свое оправдание командование 4-й авиационной дивизии сослалось на то, что первая машина должна была привести сигнальные огни в порядок, после чего к 12 часам должны были прилететь остальные машины.
* * *
24 апреля, оставив небольшие отряды охранения против западных противников, 12-я армия начала запланированное наступление на восток. В штабе армии по-прежнему опасались, что американцы могут двинуться на Берлин с плацдарма Барби. Однако затишье на Эльбском фронте свидетельствовало о том, что американцы не собираются продолжать наступление. Эльба служила демаркационной линией, и в немецких штабах это вполне понимали.
В соответствии с новым планом наступления, чтобы упростить координацию действий и управление войсками, «группа Реймана» (в составе дивизий «Потсдам» и «Ян») была подчинена 12-й армии. Рейман издал приказ любой ценой удержать «остров» Потсдам как ключевой пункт для наступления 12-й армии. Соответствующие приказы за подписью генерал-лейтенанта Реймана и его начальника оперативного отдела полковника Генштаба Хермани были разосланы во все части.
Между тем 20-й армейский корпус вывел свои войска на исходные позиции. Пока дивизия «Гуттен» прикрывала переброску других частей к Косвигу, дивизия «Кернер» достигла Бельцига, направила разведгруппы на северо-восток, восток и юго-восток и установила связь с северным крылом дивизии «Гуттен» северо-западнее Виттенберга. Дивизия «Шилль», стоявшая под Цизаром, завершила формирование и вышла в район западнее Нимегка.
Севернее Виттенберга дивизия «Гуттен» отразила несколько вражеских атак. Егерский батальон дивизии «Кёрнер» при поддержке 243-й самоходно-артиллерийской бригады гауптмана Рюбига на какое-то время сумел даже отбить назад Трёйенбритцен. В этом бою было подбито несколько русских танков, но вскоре маршал Конев усилил натиск своего южного крыла, охватывавшего Берлин. Днем позже, 25 апреля, кольцо окружения вокруг Берлина сомкнулось западнее Потсдама, и в тот же день в Торгау на Эльбе произошла встреча русских и американцев.


328
Вильгельм Тике
25 апреля положение на восточном фронте 12-й армии обострилось. Русские свежими силами атаковали прикрытие 20-го армейского корпуса. Как и днем раньше, дивизия «Гуттен» отстояла свои позиции. Постам боевого охранения дивизии «Кёрнер» приходилось все тяжелее в боях восточнее Нимегка. Дивизия «Шарнхорст», оставив небольшое охранение, отступила от американского плацдарма у Барби и перешла на новые позиции северо-восточнее Бельцига.
Командование 12-й армии было вынуждено согласовывать все свои передвижения с положением окруженной 9-й армии и с все более угрожающими действиями противника. Что касается действий 41-го танкового корпуса Хольсте, то о них подробнее пойдет речь в главе, посвященной армейской группе Штайнера.
* * *
Из дневного донесения группы армий «Висла» верховному командованию сухопутных войск (ОКХ) от 25 апреля 1945 года:
«О ходе боевых действий, ведущихся окруженной 9-й армией, подробной информации пока не поступало.
Армия не готовится к возможному отражению попытки прорыва противника на Запад на линии Меркиш-Буххольц — Люббен, чтобы обеспечить соединение с передовыми отрядами 12-й армии в районе Лукен- вальде».
Из воспоминаний генерала Буссе, командующего 9-й армии:
«Преодолеть расстояние в 60 километров по прямой линии, чтобы соединиться с 12-й армией, к тому же через позиции северного крыла 1-го Украинского фронта, возможно было только в том случае, если бы этот бросок был осуществлен с предельной скоростью, чтобы противник не успел предпринять ответных мер. Для этого войскам пришлось бы идти день и ночь. К тому же для этого желательно было ослабить действия русской авиации и танков. Широкий лесной массив, тянущийся от Хальбе через Куммерсдорф к северным окраинам Лукенвальде, представлял единственную возможность для этого. Тем более что 12-я армия получила разочаровывающее известие о том, что ей придется наступать не на восток, а на северо-вРсток в направлении Беелитца. О броске навстречу больше не было и речи. Напротив, высшее руководство снова и снова приказывало, чтобы по завершении этого броска армия немедленно атаковала с тыла войска противника на южных окраинах Берлина. Штаб армии оставлял эти приказы без внимания и без ответа. Последовать им можно было бы только в том случае, если бы командование твердо хотело осуществить свое намерение бросить все оставшиеся в его распоряжении силы против русских. Таким образом, я пришел к решению вырваться из кольца окружения под Хальбе и прорываться через лесные массивы южнее Беелитца.
Первая попытка... выскользнуть из смыкающегося кольца и отходить на запад не удалась. Хотя танковая группа вышла к бреши у Хальбе, вопреки приказу она не стала ждать подхода пехоты, а занялась собственным спасением. Русские тут же снова заняли брешь, прежде чем пехота успела последовать за авангардом»1.
В своем рассказе генерал Буссе не назвал ни имен людей, ни конкрет¬
1 Busse, Theodor. Die letzte Schlacht der 9. Armee. S. 167.


Падение Берлина
329
ных воинских частей, которые «занялись собственным спасением», так как уже не помнил их, однако речь могла идти только о подразделениях 21-й танковой дивизии, которая находилась в районе Кёниге-Вустерхаузен — Миттенвальде и ночью ушла на юг, чтобы затем вновь появиться 25 апреля. (См. приложение 5.)
Согласно плану 9-й армии, снятые с южного фронта части 5-го армейского корпуса (южный фронт был относительно защищен от вражеского удара водотоками Шпреевальда) и танковая группа 21-й танковой дивизии должны были закрыть брешь у Хальбе от Одерина до Тёпитца, а затем пропустить через этот коридор части 11-го танкового корпуса СС и 5-го горного корпуса СС, составлявшего арьергард восточного фронта. Группа прорыва была срочно брошена к западному краю «котла». Это заняло всего несколько часов.
25 апреля, около 8 часов вечера, части 35-й полицейской дивизии СС, составлявшие южную группу прорыва 5-го армейского корпуса, перешли в наступление из района Шлепцига в направлении Барута. Но они не успели уйти далеко. Маршал Конев предполагал такой ход и поэтому заблаговременно усилил с флангов свой ударный клин, наступавший на Берлин (3-ю гвардейскую танковую армию генерал-полковника Гродова). На флангах, вдоль автотрассы Котбус—Берлин, были выставлены посты боевого охранения, особенно между Штааковом и Тёпитцем. Авангард южной группы прорыва, столкнувшись с русскими, раскололся на несколько мелких группировок, некоторым из которых удалось пробиться к шоссе у Штаакова. Среди них были и подразделения 10-й дивизии СС «Фрундсберг», которым не удалось присоединиться к своей дивизии южнее Котбуса, в результате чего они были оттеснены в зону действий 9-й армии.
Воинские части, которые должны были составить северную группу прорыва, с трудом смогли оторваться от противника. Это удалось только после нескольких арьергардных боев у Цернсдорфа (в 10 километрах к югу от Кёниге-Вустерхаузена), Гребендорфа, Петца, Гросс-Кёриса и Кляйн- Кёриса, которые продолжались в течение всего дня 25 апреля. В ночь на 26 апреля северная группа прорыва наконец начала наступление на запад. Очевидно, это как раз и были подразделения 21-й танковой дивизии. В дневном донесении от 26 апреля сообщалось только, что северный авангард 9-й армии пересек шоссе Барут—Цоссен в западном направлении. О
21-й танковой дивизии больше не упоминалось ни единым словом, как будто она вообще исчезла с лица земли.
Некоторые дополнительные сведения о попытке прорыва 9-й армии содержатся в записях радиограмм 9-й армии и группы армий «Висла».
Радиограмма командования 9-й армии в штаб группы армий «Висла» от 25 апреля 1945 года:
«Время 21.45. Угроза удара с фланга для внутреннего крыла 11-го танкового корпуса СС и 5-го армейского корпуса в результате сильных атак противника южнее Цернсдорфа.
Продолжающиеся атаки против Меркиш-Буххольца затягивают начало нашего наступления.
Прорыв противника у Беескова устранить не удалось; вражеский прорыв у Радикендорфа расширен до Беескова — Нёйендорфа — Гросс-Ритца.
Наступление превосходящих сил противника на всем фронте 11-го танкового корпуса СС.


330
Вильгельм Тике
В результате продолжающихся ударов авиации противника во всей зоне действий армии имеются крупные потери в личном составе и технике и затруднения с переброской войск».
В 22 часа новая радиограмма:
«Наступление 5-го армейского корпуса в направлении Барута; южная группа выступила из района Шлепцига в 20.00.
Под Тёпитцем и Меркиш-Буххольцем — в настоящее время сильные атаки противника. Северная группа к 24.00 с боями отходит из района Тёпитц — Меркиш-Буххольц.
Южной группе удалось добиться частичного успеха южнее Краусника. Сооружаются два моста через Шпрее.
Первое впечатление: враг постоянно наращивает силы. На другом фронте армии между Швилов-зее — Кёниге-Вустерхаузеном на участках у Беескова и севернее, у Нёй-Гольма, Шторкова, Цернсдорфа идут тяжелые оборонительные бои».
Запланированный прорыв с самого начала разбился о глубокоэшелони- рованную оборону русских вдоль автотрассы между Тёпитцем и лесничеством Штааков. Немецкие ударные отряды рассыпались и устремились вслед за остальными отступающими с востока частями, что только ускорило распад 9-й армии и обороны Берлина в целом. В течение дня 25 апреля внутри «котла» еще продолжались ожесточенные бои. Но Хальбе, находившийся как раз в зоне планировавшегося прорыва, был вновь занят русскими.
Главной заботой 5-го горного корпуса СС был русский плацдарм на берегу Шпрее вблизи Беескова. Значительная часть его войск так и не дошла до заданного рубежа обороны. Кроме того, существовала опасность, что русские используют Беесковский плацдарм для прорыва к Шармютцельзее и ударят в тыл отступающим на юго-запад частям 11-го танкового корпуса СС. Среди этих частей были 712-я и 169-я пехотные дивизии и дивизия СС «Недерланд», причем командный пункт дивизии «Недерланд» до последнего момента оставался в Бад-Саарове.
561-й истребительно-противотанковый батальон СС, прикрывавший отступление немецких войск на шоссе Франкфурт—Берлин и снова перешедший в подчинение 5-го горного корпуса СС, достиг Беескова как раз вовремя и обошел стороной русский плацдарм, который к тому времени успел расшириться до Нёйендорфа и Гросс-Ритца. Батальон, пополненный за счет солдат, отставших от своих частей, и преобразованный в «боевую группу Лобмейера» (по имени своего командира), не щадя себя прикрывал отступление 5-го горного корпуса СС — точнее, уцелевших подразделений 286-й и 391-й пехотных дивизий и полковой группы Фосса 32-й дивизии СС.
Восточный фланг отступающего 11-го танкового корпуса СС прикрывали части панцергренадерской дивизии «Курмарк», все еще стоявшей под Альт-Гольмом. Это позволило бойцам 502-го тяжелого танкового батальона СС и остаткам дивизии СС «Недерланд», 712-й и 169-й пехотных дивизий беспрепятственно проследовать через Бад-Сааров и Шторков в район Вольцигского озера. После того, как все эти части покинули южные окрестности Фюрстенвальде, арьергард в лице дивизии «Курмарк» также оставил Альт-Гольм и отступил к Шторкову. Там был организован новый рубеж обороны. Артиллерия дивизии «Курмарк» разместилась на новых позициях юго-восточнее Шторкова. Посты передовых наблюдателей были размещены в самом Шторкове.


Падение Берлина
331
О действиях боевой группы Юнгханса рассказывает гренадер СС Муз:
«Возле Хелльвердена прозвучала команда «Отступаем!». Мы оставили нашу позицию в лесу у Гут-Скаби и отступили к автотрассе, ведущей на юг. Затем сменили несколько промежуточных позиций в разных деревнях, которые были эвакуированы. Повсюду стояли брошенные обозные автомашины. В небе постоянно кружили русские самолеты. Мы, как охрана штаба полка, смотрели во все стороны, а часто и вверх тоже.
Поступил новый приказ, согласно которому мы должны были отойти на несколько километров назад. Мы уже знали о подразделениях, брошенных в беде их же командирами. У нас такого не было. Оберштурмбанфюрер Юнгханс лично объезжал все подразделения своего полка, сидя на заднем сиденье мотоцикла без коляски, чтобы собрать их вместе.
Нам было приказано стоять и ждать следующего приказа. Звуки боя слышались все ближе. Мы сидели как на иголках. В голову лезли мысли: а что, если Юнгханса подстрелили вместе с его мотоциклом?
Мы все продолжали ждать. Но никто так и не появился. Теперь в любой момент перед нами могли появиться либо наш командир, либо «иваны». Моторы наших трех машин были включены, когда наконец мы завидели мотоцикл командира. Тот торопливо махнул рукой: давайте за мной!
Мы запрыгнули на машины, кто на крыло, кто на подножку, и началась сумасшедшая гонка. Русские были уже рядом, а кое-кто даже опередил нас. Началась пальба. Я лежал на крыле автомобиля, и, чтобы освободить руки для стрельбы, мне пришлось пристегнуться ремнем. Русские сочли за лучшее спрятаться в укрытие. Мы пронеслись мимо, не встречая на дороге ни одной машины, ни одного человека. После этого отчаянного маневра мы достигли нашего сборного пункта.
И такие гусарские выходки сходили нам с рук много раз. Я чувствовал себя рожденным для такой компании. Один помогал другому; это были настоящие товарищеские отношения в самом подлинном смысле этого слова. А командир просто покорил наши сердца; его спокойствие и безмятежность передавались и нам.
Русские штурмовики причиняли нам много хлопот. Тут и там падали бомбы, осколки то и дело попадали в штабную машину с рацией, которая, как ни странно, еще работала. Одному роттенфюреру из штаба полка «Фальке» осколком оторвало каблук, но, к счастью, его самого не задело.
Вновь и вновь мы ввязывались в затяжные бои, цепляясь за любой удобный клочок местности, и все же медленно и неудержимо отступали. К тому же до нас дошел слух, что Берлин окружен».
Под Цернсдорфом и к югу от него несколько временных воинских частей и подразделений 32-й дивизии СС пытались сдерживать наступающие силы противника. Среди них был и 32-й истребительно-противотанковый батальон СС под началом Крауса. Близ Мотцена, а затем под Гросс-Кёри- сом и Кляйн-Кёрисом упорно сопротивлялись подразделения 10-го танкового разведывательного батальона под командованием штурмбанфюрера Бринкмана.
26 апреля развал 9-й армии принял катастрофический размах. Лишь немногим командирам еще удавалось сохранить дисциплину среди своих солдат, и именно на их плечи легла вся тяжесть последних боев.
«Даже из короткого разговора о положении окруженной 9-й армии можно было со всей очевидностью заключить, — пишет историк Ферди-


332
Вильгельм Тике
нант Хайм, — что она почти полностью утратила свою свободу действий. Натиск врага, особенно с севера, возрастающая нехватка всех предметов снабжения, беспрестанные налеты авиации на зажатые в кольце войска, смешивавшиеся с тысячами беженцев — все это усугубляло ситуацию день ото дня»1.
Подобные же впечатления записал в своем карманном ежедневнике гренадер Ляйдхойзль из 342-й пехотной дивизии 5-го армейского корпуса:
«26.4.1945 г. Постоянная гонка и тяготы последних дней становятся все более заметны. Люди теряют чувство времени и места. Чтобы избежать атак русских самолетов, идти приходится только ночью. Мы направляемся в Виттмансдорф, примерно в 20 километрах к юго-западу от Шторкова. Наша цель — Меркиш-Буххольц. После одного из налетов авиации дальнего действия нас собралось пятеро. В Виттмансдорфе находится продовольственный склад. Заведовавший всем военный чиновник разрешил нам взять по буханке хлеба и по пачке табака, если мы будем нести охрану склада. Мы стали охранять склад, но этого чиновника больше не видели. Вдруг появился какой-то офицер с фронта и объявил, что склад конфискуется его частью. Мы набили полные карманы и снова присоединились к общему потоку».
Район Шторкова обороняли немногие оставшиеся подразделения 502-го танкового батальона СС и панцергренадерской дивизии «Курмарк». Боевая группа Юнгханса защищала перешеек между Шторковом и Воль- цигским озером, а части 32-й дивизии СС под командованием штандартенфюрера Кемпина — перешеек у Гребендорфа.
О боях за Шторков, происходивших 26 апреля, рассказывает унтерш- турмфюрер Кунке, командир взвода 2-й роты 502-го танкового батальона СС:
«По приказу начальства я должен был оставить у Шторкова два врытых в землю поврежденных «Тигра». Экипажи пересели на мой «Тигр», и мы покатились прочь. Улицы Шторкова были призрачно пусты; лишь отдельные солдаты мелькали то тут, то там. Хотя утреннее весеннее солнце уже светило вовсю, скоро нам бросилось в глаза, что мы остались здесь одни. Новым местом сбора был Меркиш-Буххольц. Наш батальон «Тигров», а точнее сказать, то, что от него осталось, уже продвинулся далеко вперед в направлении Прироса. Мы были одни — один «Тигр» и три экипажа. И где сейчас русские?
«Сколько еще бензина у нас в баке?» — крикнул я в открытый люк. «Пока достаточно, оберштурмфюрер!» — донеслось снизу.
Разумеется, ведь мы опустошили баки двух брошенных «Тигров», чтобы заполнить свой. Ускоренным темпом мы бросились догонять наш батальон. Роль ближнего прикрытия взяли на себя танкисты двух подбитых «Тигров», сидевшие на броне. Только позже мы узнали, что лесок у нас за спиной, который мы только что миновали, был уже занят русскими. Мы успели проскочить».
Боевая группа Юнгханса блокировала дорогу между Вольцигским озером и Шторковом. Здесь еще оставались кое-где островки сопротивления, своего рода «тараны», сдерживавшие натиск советских войск. Об одном из
1 Heim F., а.а.О. S. 65.


Падение Берлина
333
таких опасных моментов рассказывает гренадер Муз из взвода охраны оперативного штаба Юнгханса:
«Солдаты штаба целыми днями без передышки были на ногах. Теперь они были на исходе своих сил, и когда наконец укрылись в подвале одной усадьбы, их одолел сон. В конце концов ведь на улице были выставлены посты, которые должны предупредить их о приближении врага.
Я был в карауле. Беспокойство не давало мне стоять на месте. Я углубился в поперечное крыло обширного дома и вышел на застекленную веранду. То, что я увидел во дворе, заставило меня застыть на месте от ужаса — там стоял танк «Т-34», а его экипаж неподалеку справлял нужду.
Я бросился назад, чтобы предупредить товарищей. Но, едва приоткрыв заднюю дверь, я увидел приближающуюся цепь русских солдат.
В мгновение ока я вскинул к плечу штурмовую винтовку и выпустил в их сторону весь магазин. Русские были удивлены не меньше, чем я сам минуту назад. Не знаю, попал ли я в кого-нибудь, но они тут же бросились в укрытие.
Я тотчас же ринулся в подвал и заорал: «Здесь русские!» В спешке все бросились через сад, перепрыгивая грядки со спаржей, к пролому в ограде усадьбы. У меня было жуткое чувство, что вот сейчас наводчик танка наводит на меня свой оптический прицел. Но вслед нам так и не прозвучало ни одного выстрела, и мы благополучно перебрались через забор.
Мы бегом неслись через лес, где вскоре нам повстречались наши же посты. Вскоре русские начали простреливать опушку леса. Среди нас было несколько раненых и убитых. Затем открыли огонь русские танки. Взрывом снаряда одному из наших оторвало руку по локоть».
Из-за перебоев со связью в течение всего дня 26 апреля от 9-й армии в штаб группы армий «Висла» не поступало никаких донесений. Только в дневном донесении группы армий в ставку ОКВ от 27 апреля наконец вновь появились упоминания о 9-й армии. Поступили запоздавшие сообщения о событиях прошедшего дня:
«Против окруженных частей 9-й армии враг бросил крупные силы с востока и с севера при поддержке танков и штурмовой авиации. Почти полное прекращение снабжения по воздуху настолько обострило положение отважно сражающейся армии, что успешное выполнение поставленной задачи окажется под вопросом, если нам не удастся доставить припасы этой ночью. Правофланговая ударная группа 5-го армейского корпуса, брошенная на прорыв окружения с запада, по последним данным, достигла Мюкендорфа. Левофланговая ударная группа вышла к лесному массиву северо-восточнее Барута. Чтобы помешать прорыву 9-й армии на запад, противник провел здесь несколько интенсивных контратак. Ему удалось расколоть левую ударную группу с юга у лесничества Массов и возле автотрассы, а также пробиться к Тёпитцу к северу от правой ударной группы. Командующий 9-й армией генерал Буссе докладывает: «9-я армия, само собой, будет держаться и сражаться до последнего»... Частями 9-й армии (включая подчиненные ей подразделения сухопутных войск и ПВО) с 19 по 24 апреля было уничтожено 815 вражеских танков».
К 27 апреля катастрофическое положение 9-й армии достигло своего пика. Как следовало из вышеприведенного донесения группы армий, русские захватили Тёпитц и последняя лазейка к западу от Хальбе снова закрылась, прежде чем двигавшиеся непрерывным маршем основные силы


334
Вильгельм Тике
9-й армии успели достичь ее. К тому времени русские вновь закрепились и в самом Хальбе.
Гренадер Ляйдхойзль 27 апреля 1945 года записал в своем дневнике:
«К западу от Виттмансдорфа мне случайно встретился шестнадцатилетний парнишка, вместе с которым я участвовал в моем первом бою в Силезии. Он служил в качестве фольксштурмиста в одном саперном подразделении, которое стояло в лесу восточнее Меркиш-Буххольца. По моей просьбе их командир принял меня в свое подразделение. Так я снова нашел друга и новую солдатскую родину. Ближе к вечеру обстрел тяжелой русской артиллерии заставил нас сменить место дислокации. Курсировали слухи, что мы будем прорываться».
Части панцергренадерской дивизии «Курмарк» 27 апреля стояли у Зел- ховского озера. Под Зелховом снова развернулись тяжелые бои, в ходе которых русские были отброшены на север. Остатки дивизии «Курмарк» к вечеру собрались в лесу южнее Зелховского озера. Здесь обозы и машины пришлось снова «убрать»: все, что не было необходимо для боя, уничтожалось. Горючее из брошенных автомашин было перелито, чтобы заправить танки. Обозные машины были уничтожены. Остатки дивизии «Курмарк» отступили через лес и достигли окрестностей лесничества Хаммер. Там царило сумасшедшее столпотворение. Само лесничество было занято небольшими силами противника, которого вскоре удалось выбить оттуда. Но в лесу уже повсюду были русские.
У южной оконечности Зелховского озера, неподалеку от кирпичного завода Штреганц, еще свежий батальон под командованием Мантибе (1-й батальон 86-го полка «Шилль») из 32-й дивизии СС с одним только холодным оружием и лопатами напал на русских и прогнал их из леса. В бою приняли участие и уцелевшие солдаты 32-го артиллерийского полка СС. Освобожденные ими французские пленные встретили солдат из батальона Мантибе аплодисментами и объятиями.
К западу от Вольцигского озера, в теснине у Гребендорфа, стояли остальные части 32-й дивизии СС, в том числе остатки боевой группы Крауса (32-го истребительно-противотанкового батальона СС). Унтерштурмфю- рер Берман, который в то время еще лежал раненый в расположении роты материально-технического обеспечения в Гребендорфском лесу, рассказывает:
«Повсюду все были заняты выкачиванием и перераспределением бензина. Все автомашины, которые нам были уже не нужны в бою и при прорыве, были сожжены.
Теперь я уже никак не мог попасть в тыл, так как мы оказались в «котле». У меня сильно болели голова и нога. 27 апреля под Хелльверденом русским удалось неожиданно подойти к нам на 500 метров. Ребята уложили меня в автомобиль «Опель-Олимпия» и погнали куда-то через лес. Никто уже не знал, куда именно. Мы проехали через Гребендорф, где к нам присоединилась рота материально-технического обеспечения батальона, и в конце концов собрались на какой-то лесной дороге. Здесь мы встретили уцелевших из наших 1-й и 2-й рот.
Мои товарищи — оберштурмфюрер Хёрль и унтерштурмфюреры Шмидт и Штахон, а также новые начальники тыла и оружейно-технической службы — постоянно заботились обо мне. Вскоре появился и наш командир, гауптштурмфюрер Краус, который вручил мне Железный Крест 1-й степени.


Падение Берлина
335
Русские самолеты «Ил-2» снова и снова атаковали нас с неба. Особенно досталось перекрестку дорог; нашу полевую кухню дважды прошило осколками.
Какой-то мальчик приблизительно двенадцати лет бегал вокруг с ведром воды и поил солдат. Одна щека у него была изуродована осколком и сильно кровоточила, однако это не мешало ему выполнять свою самаритянскую миссию.
Вскоре мы отступили дальше. Были выставлены посты охранения. Пока мы ждали новых приказов, через лес к югу Прироса между позициями вермахта и войск СС катились подводы с беженцами.
К 11 часам вечера мы тоже выступили. Моросил дождь. Как длинная змея цвета фельграу, огромная идущая и едущая масса людей и животных, машин и бронетехники потянулась по лесной дороге к Хермсдорфу».
Леса вокруг Хермсдорфа уже кишмя кишели русскими. Только что прибывший сюда батальон Мантибе из 32-й дивизии СС закрепился под Гросс-Шлёйзе и отражал одну за другой атаки русских.
В самом Хермсдорфе еще лежало множество раненых под надзором врачей и медперсонала. Русские все ближе подходили к Хермсдорфу с трех сторон, и, наконец, с наступлением ночи их отряды ворвались в село.
Другой «горячей точкой», где разворачивались наиболее ожесточенные бои 27 апреля, был Меркиш-Буххольц. Через это село проходили дороги на Хальбе и Кёнигс-Вустерхаузен. К тому же через это игольное ушко должны были проследовать части 5-го горного корпуса СС и 5-го армейского корпуса. Село несколько раз переходило из рук в руки. Немецкие ударные группы снова и снова прорывали заслон у Меркиш-Буххольца, но всякий раз русские останавливали их. Так случилось и на этот раз, когда русские перебросили сюда дополнительные силы.
Сохранивший свою боеспособность 561-й истребительно-противотанковый батальон СС (боевая группа Лобмайера) достиг Буххольца во второй половине дня. О том, что произошло дальше, рассказывает сам Лобмайер:
«Двигаясь из района Беескова, мы вышли к реке Даме у Меркиш-Буххольца. Русские танки и пехота стояли уже у западного берега реки и простреливали оттуда все село и мосты (один большой и два маленьких). С востока еще подходили и подъезжали немецкие колонны. В конце концов все пути на запад через Даме и ее небольшой приток были блокированы.
Вечером я еще раз тщательно разведал переправы, и у меня сложился план. Для меня было ясно одно: мое подразделение должно переправиться через реку, и оно переправится обязательно.
В ночь на 28 апреля я с несколькими бронемашинами очистил улицы Меркиш-Буххольца, в то время как наскоро сколоченный ударный отряд батальона при поддержке штурмовых орудий и противотанковых самоходных орудий выдвинулся к переправе. Мост, по которому проходила дорога на Хальбе, был слишком хлипким и обрушился. Тогда мы попробовали проехать по дороге на Кёнигс-Вустерхаузен, где был бетонный мост.
Мой ударный отряд при поддержке бронетехники и минометов отбил бетонный мост и сумел обеспечить переправу. При этом были подбиты три танка типа «Иосиф Сталин». Когда наконец западный берег Даме был свободен, лавина людей вброд и вплавь устремилась через реку на запад. Машины же, миновав бетонный мост, поворачивали на север, так как русло реки не оставляло других вариантов. Вскоре в лесу у лесничества Хаммер мы повстречались с нашими войсками».


336
Вильгельм Тике
После того как первая попытка 5-го армейского корпуса прорвать кольцо окружения к юго-западу от Меркиш-Буххольца, между Одерином и Штааковом, потерпела неудачу (прорваться вдоль автотрассы удалось только некоторым), части 5-го армейского корпуса с южного участка фронта устремились в леса южнее Меркиш-Буххольца.
Здесь, к югу от Меркиш-Буххольца, солдатам 500-го штурмового батальона СС (из 35-й полицейской дивизии СС) удалось прорвать заслон из русских танков и противотанковых орудий, устремившись на русских вниз с господствующего холма в отчаянном порыве. Потери были высоки. Некоторые кучки сражающихся еще продолжали сопротивляться, пока не пробились к южным окрестностям Барута или не попали в плен к русским.
Здесь же, южнее Меркиш-Буххольца, был уничтожен штаб 35-й полицейской дивизии СС; командир дивизии, штандартенфюрер Пипкорн, пропал без вести.
К утру 28 апреля остатки 9-й армии оказались зажатыми на узком пространстве между Кляйн-Кёрисом, Хермсдорфом, Меркиш-Буххольцем и Хальбе. Для них отныне оставалось два выхода: прорываться навстречу 12-й армии или сдаться в плен.


РОКОВОЕ РЕШЕНИЕ ГИТЛЕРА
Погода 21 апреля 1945 года: в первой половине дня — дождь; видимость плохая; проселочные дороги размыты дождем.
В то время как битва на Одере все ближе подступала к Берлину, командующий Берлинским оборонительным районом генерал-лейтенант Рейман 18 апреля потребовал отвести 9-ю армию на промежуточные позиции к востоку от города. Одновременно Рейман бросил свои активные резервы, караульный полк «Великая Германия», противотанковый дивизион и 10 батальонов фольксштурма на оборону южных подступов к Берлину.
Поздним вечером 18 апреля Рейман созвал совещание в штабном бомбоубежище 3-го корпуса на Гогенцоллерндамм, на котором присутствовали заместитель гауляйтера Берлина Шах, обербургомистр Штеег и представитель министерства дорог и почт. Рейман объявил им, что теперь, после отправки на фронт последних активных резервов, Берлин защищать некому. Это было мнение всех армейских и войсковых командиров.
Днем позже в распоряжение Берлинского оборонительного района была передана еще не до конца сформированная дивизия «Фридрих Людвиг Ян». Силами этой дивизии предполагалось помешать продвижению русских к Берлину с юга. 22 апреля на основе дивизии «Ян» и других наскоро сколоченных частей было образовано «армейское соединение «Шпрее», забота о котором также ложилась на плечи Реймана.
В первой половине дня 22 апреля в штабе генерал-лейтенанта Реймана раздался телефонный звонок. Его вызывал к себе Геббельс. С собой Рейману было приказано захватить запечатанный конверт, который был вручен ему одновременно с назначением на пост коменданта Берлинского оборонительного района. Когда Рейман прибыл на виллу Геббельса у Бранденбургских ворот, ему пришлось ждать. Геббельс находился на первом этаже перед микрофоном радио и как раз в этот момент обращался к берлинцам с речью. Буквально на втором абзаце речь была прервана взрывом тяжелого снаряда, разорвавшегося неподалеку от виллы. От удара взрывной волны вылетели оконные стекла. Геббельс, прикрыв рукой микрофон, спокойно продолжал выступление. Смысл его речи сводился к тому, что русские должны быть сокрушены под Берлином. Одна за другой звучали громкие фразы и призывы стоять до последнего, хотя в действительности они не были ничем подкреплены. Затем Рейман по знаку Геббельса распечатал принесенное с собой письмо и зачитал перед микрофоном содержавшиеся в нем указания, касавшиеся военных вопросов, и призывы к населению сохранять спокойствие и порядок, чтобы не мешать военным.
Возвращаясь на свой командный пункт на Гогенцоллерндамм, Рейман попал под огонь русской тяжелой артиллерии, которая обстреливала центр


338
Вильгельм Тике
города. На командном пункте он узнал от своего начальника штаба полковника Рефьора, что из имперской канцелярии только что поступил приказ о назначении Реймана еще и командиром армейской группы «Шпрее». Рейман понимал, что совмещать обе эти функции — коменданта города и командира армейской группы — он не сможет. Но поскольку каких-либо более ясных указаний из рейхсканцелярии не поступало, он решил пока остаться в Берлине.
Никто не сообщил Рейману, что по требованию Геббельса на его место коменданта города уже был назначен полковник Кэтер, спешно произведенный в генерал-майоры. Только на следующее утро Рейман получил от генерала Кребса приказ отправиться в Потсдам и возглавить армейскую группу «Шпрее».
Вечером 22 апреля Гитлер узнал, что его приказ о наступлении на Берлин с севера не выполнен, наступление еще даже не началось. Это известие повергло его в глубокое уныние. Армейская группа генерала Штайнера была только что сформирована. К тому же и само название «армейская группа» на самом деле было самообманом, так как по своей численности она была примерно эквивалентна дивизии. Однако этот самообман породил в бункере Гитлера множество несбыточных надежд.
Но как раз в этот момент в бункере появился доктор Геббельс, который сумел быстро вернуть Гитлеру оптимистическое настроение. Гитлер оживился и объявил о своем окончательном решении остаться в Берлине. Под это настроение Геббельс добился санкции на отставку Реймана с поста коменданта города, а заодно обвинил командующих группой армий «Висла» и 9-й армией в том, что они ничего не делают для спасения Берлина. Берлинский оборонительный район, который с 19 апреля находился в подчинении 9-й армии и группы армий «Висла», вечером 22 апреля был изъят из ведения военных и непосредственно подчинен Гитлеру и Геббельсу. Той же ночью Геббельс выступил с новыми призывами стоять до последнего, которые берлинцы увидели наутро в листовках и на стенах домов.
Тем временем 22 апреля разгорелось сражение за внешние округа Берлина. Русские достигли Ораниенбурга и Хеннингсдорфа на Хафеле. Район Нидершёнхаузена защищали подразделения фольксштурма и «Гитлерюгенда», в Панкове и Вайсензее сражались последние уцелевшие части 101-го армейского корпуса и караульный батальон «Великая Германия» майора Лендорфа. К вечеру последние части были оттеснены к кольцевой железной дороге у Гезундбруннена и Пренцлауского проспекта. В Марца- не, Хоэншёнхаузене и северных кварталах Лихтенберга русским противостояли остатки 9-й парашютной дивизии, полицейский батальон и боевая группа Беренфенгера.
56-й танковый корпус 22 апреля стоял в самом эпицентре боев по обеим сторонам 1-й имперской трассы. Накануне ночью командный пункт корпуса переехал из Шёнайхе в Бисдорф-Зюйд, расположившись в подвале дома для престарелых. Той же ночью генерал-майор Фойгтсбергер передал генералу Вейдлингу из штаба 9-й армии известие, что Гитлер якобы приказал расстрелять его за то, что он, Вейдлинг, отвел свой корпус на юго-запад и перенес свой командный пункт еще дальше в тыл, на этот раз — в Дёбе- ритц. Однако в действительности, как стало ясно позже, произошло совершенно обратное.
Вся солдатская жизнь Вейдлинга была проникнута такими понятиями, как верность, исполнительность и чувство долга. Его военная карьера на¬


Падение Берлина
339
чалась в 1911 году. В 1912 году он получил звание лейтенанта. В 1916 году, будучи уже обер-лейтенантом, он командовал дирижаблем LZ 97, который трижды сбрасывал бомбы на Лондон. В 1918 году он перешел в артиллерию и впоследствии нес службу в Альтенграбове, Миндене, Ютерборге, Халь- берштадте и Кёнигсберге в составе 100-тысячного рейхсвера веймарской Германии. Он дослужился до командира 75-го бронированного артиллерийского полка в Нёйруппине, входившего в состав 3-й Берлинской танковой дивизии. К началу войны он был командиром 56-го артиллерийского полка, затем командовал 86-й пехотной дивизией, а позднее командовал 41-м танковым корпусом вплоть до его разгрома в Восточной Пруссии. На этом посту он был удостоен Дубовых листьев с мечами к Рыцарскому Кре- cty. Когда бои в Восточной Пруссии уже близились к концу, Вейдлинг был вызван приказом Гитлера на Одерский фронт, чтобы принять командование 56-м танковым корпусом.
Вейдлинг был возмущен новостью, которую сообщил ему Фойгтсбер- гер, и назначил на завтра совещание своего штаба. Он поручил начальнику оперативного отдела связаться по телефону со ставкой ОКХ и командующим Берлинским оборонительным районом, чтобы выяснить, что же происходит. Но от коменданта Берлинского оборонительного района ничего вразумительного услышать не удалось, а со ставкой ОКХ связи не было.
Назначенное Вейдлингом совещание началось утром 22 апреля на его командном пункте, в подвале дома для престарелых в Бисхофе. Вот что пишет об этом один из его участников, начальник артиллерии 56-го танкового корпуса полковник Вёлерман:
«На совещании присутствовали все командиры корпуса, которые могли прибыть, от командиров полков и выше. Генерал Вейдлинг сообщил им о создавшемся положении. С одной стороны, командующий 9-й армии угрожает ему расстрелом, если он немедленно не присоединится к 9-й армии. С другой стороны, Гитлер грозит ему тем же, если он со своим корпусом немедленно не войдет в Берлин. Нам всем без исключения было ясно, что втянуть танковый корпус в развалины Берлина... означало бы бессмысленную и неминуемую смерть. Командующий корпусом решился на немедленный переход Шпрее, чтобы у Кёниге-Вустерхаузена попытаться присоединиться к 9-й армии. Это отвечало... той цели, которую мы постоянно имели в виду, — вместе с другими корпусами 9-й армии обойти Берлин с юга. Все присутствующие одобрили этот план».
В ходе последовавшей вслед за тем «инвентаризации» выяснилось, что 18-я панцергренадерская дивизия, танковая дивизия «Мюнхеберг» и панцергренадерская дивизия СС «Нордланд» сравнительно мало пострадали в ходе последних боев. Так, дивизия «Мюнхеберг» располагала 20 готовыми к бою танками, а в дивизии «Нордланд» их было даже на две машины больше. Правда, от 9-й парашютной и 20-й панцергренадерской дивизий остались только жалкие остатки. Основная масса 9-й парашютной дивизии была оттеснена к Вайсензее, где комендант сектора «А» Беренфенгер использовал ее для обороны своего сектора Берлина. Командир 408-го фоль- ксартиллерийского корпуса полковник Адам доложил о полной боеготовности своих четырех легких, двух тяжелых и одного минометного дивизионов. До сих пор потери корпуса ограничивались всего парой пушек, хотя боеприпасов было крайне мало.
Итог совещания на командном пункте 56-го танкового корпуса в Бис-


.340
Вильгельм Тике
дорфе был таков: в течение 22 апреля и следующей ночи корпус должен пересечь Шпрее и соединиться с 9-й армией в районе Кёниге-Вустерхаузена.
Именно с этим намерением корпус в течение всего дня 22 апреля вел затяжные оборонительные бои в юго-восточных пригородах Берлина. За день все излишние автомашины и части тыла были отправлены в Обер-Шёневайде. За передвижения корпуса отвечал полковник Вёлерман. Его задача состояла в том, чтобы переправить на тот берег реки по двум мостам четыре дивизии.
Первой на тот берег переправилась дивизия «Мюнхеберг». Она сразу же заняла позицию на правом фланге корпуса, чтобы помешать русским форсировать реку южнее Кёпеника.
Дивизия «Нордланд» уже ранним утром 22 апреля заняла позицию вблизи 1-й имперской трассы, сдерживая яростные атаки противника. У Хоппегартена русские прорвали оборону между участками полков «Норге» и «Данмарк». Прорыв удалось устранить, бросив в бой полковой резерв полка «Данмарк» и одно штурмовое орудие. К полудню завязались бои за Мальсдорф. В час дня дивизия «Нордланд» получила из Бисхофа приказ отходить, так как ей угрожало окружение с севера. Русские наступали за ней по пятам. Во второй половине дня Бисдорф уже находился под сильным артиллерийским огнем противника. Авиация бомбила и обстреливала его с воздуха. Несколько рекогносцировок, предпринятых штабными офицерами, со всей ясностью показали, что Советы уже вступили в Лихтенберг и угрожают зайти дивизии в тыл. Дивизия «Нордланд» была отведена к Карлсхорсту (полк «Норге» составлял левое крыло, полк «Данмарк» — правое). Разведывательный батальон прикрывал северный фланг у Фрид- рихефельде. Остатки зенитно-артиллерийского дивизиона перебрались в Адлерсхоф, чтобы отразить удар противника из-под Грюнау; здесь прорвавшиеся южнее Мюггельзее к Венденшлоссу передовые части 8-й гвардейской армии пытались форсировать реку Даме.
18-я панцергренадерская дивизия, дивизия «Мюнхеберг» и остатки 20-й панцергренадерской дивизии сражались в Дальвитце, Шёнайхе и Фихтенау. В течение дня 22 апреля им пришлось отступить сначала к Гросс-Мюггельзее, а затем дальше на запад, после чего они наконец снова закрепились в Обер-Шёневайде и Кёпенике. 18-я панцергренадерская дивизия отошла на промежуточную позицию в Нидер-Шёнвайде. Дивизия «Нордланд» в течение вечера и ночи удерживала район вокруг Руммель- сберга и Бисдорф-Зюйд.
В течение ночи с 22 на 23 апреля, когда переправа частей 56-го танкового корпуса через Шпрее шла полным ходом, русские обрушились на южный фланг дивизии «Нордланд» и вышли к ипподрому в Карлсхорсте. Для корпуса, двигавшегося на юго-запад, это представляло чрезвычайную опасность.
Командование полковым резервом полка «Данмарк» вечером 22 апреля взял на себя майор из штаба 56-го танкового корпуса. К подразделениям полка — а точнее, остаткам 16-й роты, — присоединилась рота «Гитлерю- генда». Образовавшуюся боевую группу возглавил датчанин унтерштурм- фюрер Кристенсен.
Боевая группа Кристенсена изготовилась к бою у западной оконечности Карлсхорстского ипподрома. Из-за пожаров ночью было светло, как днем. Майор приказал Кристенсену начать контратаку. Ближайшей целью


Оборона Берлина и действия 56-го танкового корпуса


342
Вильгельм Тике
было выйти к противоположному концу ипподрома. Шансы на успех были невелики, так как впереди лежало простреливаемое со всех сторон пространство, за которым окопались русские.
К 11 часам вечера немецкая артиллерия провела короткую артподготовку. Кристенсен и другие датские командиры спорили, стоит ли вообще начинать атаку в таких условиях. Но тут вперед выскочил Кристенсен с двумя шпагами, которые он подобрал пару дней назад на брошенном складе Люфтваффе в Штраусберге, и закричал: «Вперед, ребята, вперед!» С криками «Ура!» боевая группа Кристенсена бросилась через весь ипподром. Русские мигом исчезли, бросив оружие, амуницию и машины. Боевая группа Кристенсена расположилась на брошенной русскими позиции.
Ночью 22—23 апреля генерал Вейдлинг перенес свой командный пункт в Рудов. Следующим утром радистам после долгого перерыва наконец удалось восстановить телефонную связь с 9-й армией. Начальник штаба 9-й армии генерал-майор Хёльц передал Вейдлингу новые распоряжения:
«56-му танковому корпусу приказывается прикрывать северный фланг 9-й армии. С этой целью корпус должен с боем отойти на линию Кёнигс-Вустерхаузен — Кляйн-Кинитц и у Кляйн-Кинитца установить связь с правым флангом 21-й танковой дивизии. 21-я танковая дивизия, фронт которой обращен на запад и юго-запад, стоит южнее Кляйн-Кинит- ца (примерно в 12 километрах к западу от Кёнигс-Вустерхаузена)».
«У нас у всех камень с сердца упал, — вспоминал сам генерал Вейдлинг. — Мысль о том, что придется сражаться на руинах Берлина, угнетала нас. Тотчас же были отданы распоряжения о перегруппировке подразделений. Сам я отправился на командный пункт дивизии «Мюнхеберг», с которой у нас прекратилась телефонная связь. Дивизия «Мюнхеберг» вела тяжелые бои с русскими, переправившимися через Шпрее южнее Кёпе- ника».
Корпус Вейдлинга уже два часа как вел непрерывные бои под Карлс- хорстом, Уленхорстом, Обер-Шёневайде, Кёпеником и Шмёквитцем против войск 1-го Белорусского фронта (8-й гвардейской армии и частей 1-й гвардейской танковой армии), а также под Глазовом — против войск 1-го Украинского фронта, наступавших на Берлин с юга. 21-я танковая дивизия, которая по мере необходимости прикрывала тыл 9-й армии, в течение дня была отведена на линию Карлсхоф — Рагов — Миттенвальде. В дневном донесении группы армий «Висла» в ОКХ говорилось: «Во второй половине дня (23 апреля) замечено продвижение 14 вражеских танков от Рот- берга к Дипензее. В сторону Вальтерсдорф — Шмёквитц движутся крупные силы пехоты».
Шмёквитц, Грюнау и Адлерсхоф входили в зону действий танковой дивизии «Мюнхеберг». Где-то здесь, как планировалось, войска Жукова и Конева должны были встретиться и замкнуть кольцо окружения вокруг 9-й армии.
Утром 23 апреля русские снова атаковали Карлсхорстский ипподром. Дважды они шли на штурм, но были вынуждены отступить. После сильного артобстрела они двинулись на третий штурм, на этот раз при поддержке танков. К 8 часам утра Карлсхорст пал. Для переброски 56-го танкового корпуса поближе к 9-й армии это имело непосредственное значение.
Дивизия «Нордланд» вместе с остальными частями корпуса двигалась на юго-запад. Она составляла арьергард и должна была как можно дольше


Падение Берлина
343
удерживать мосты через Шпрее между Трептов-парком и Адлерсхофом, пока все части 56-го танкового корпуса не переправятся на ту сторону. Остатки полка «Норге», несколько подразделений разведывательного батальона и танкового полка отступили с боями через Фридрихсфельде и Рум- мельсбург и в Штралау по мосту переправились на другой берег. Полк «Данмарк» вечером еще продолжал удерживать небольшой плацдарм в Ба- умшуленвеге. Дважды они отбивали атаки русских. После этого на оборонявшихся обрушился шквал огня из минометов, танковых пушек и противотанковых орудий. Затем вперед двинулись танки «Т-34» в сопровождении пехоты. Командир полка Соренсен отдал приказ: «Отступать через мост!» Едва последние солдаты отступили на противоположный берег, как все три моста были взорваны. Теперь «Данмарк» снова окопался на западном берегу реки в Нидер-Шёневайде.
Полк «Данмарк» тщетно пытался установить контакт с соседями слева и справа. Остатки полка «Норге» стояли намного севернее и точно так же не имели никакой связи с оборонительным рубежом вдоль Шпрее. Брешь в обороне между двумя полками дивизии «Нордланд» в Трептовском парке должен был закрыть саперный батальон из той же дивизии. Однако советские войска еще до его подхода успели форсировать Шпрее на штурмовых лодках и закрепиться в Трептовском парке. Дальше, на северо-западе, уже висели русские аэростаты, корректировавшие огонь артиллерии.
Первым отрядом русских, переправившимся через Шпрее и вступившим в Берлин, был 1050-й стрелковый полк под командованием подполковника Гумерова. Он закрепился в Плэнтервальде (южная часть Трептов- ского парка) еще до того, как полки дивизии «Нордланд» заняли западный берег Шпрее. Командующий советской 5-й ударной армией генерал Берзарин со своего наблюдательного пункта в Лихтенберге увидел, что 9-му стрелковому корпусу его армии посчастливилось ворваться в самое сердце Берлина. Он срочно бросил вперед через Лихтенберг и Фридрихсфельде
26-й и 32-й стрелковые корпуса, чтобы сразу же закрепить успех 1050-го стрелкового полка. Со своего наблюдательного пункта Берзарину были хорошо видны все разветвления Шпрее. Воздух дрожал и сотрясался от грохота снарядов и воя мин; многие разрывались прямо над поверхностью воды, поднимая фонтаны брызг, вспыхивавшие всеми цветами радуги. Когда во второй половине дня бои переместились вплотную к реке, Берзарин приказал командиру 248-й стрелковой дивизии Рослому, переправиться со своими бойцами на противоположный берег и усилить плацдарм в Плэнтервальде. Одновременно саперным подразделениям 5-й ударной армии было приказано начать наведение понтонных мостов через реку.
Следующей ночью из штаба 1-го Белорусского фронта поступил новый приказ 5-й ударной армии — начать прямое наступление на восток в сторону Силезского (Восточного) вокзала. Это означало, что 5-я ударная армия Должна была переправиться на северный берег Шпрее. Тем временем плацдарм в Плэнтервальде значительно облегчил задачу 8-й гвардейской армии Чуйкова, которая форсировала Шпрее у Шёневайде, Кёпеника и Венденшлосса. После того как передовые отряды 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов следующим утром, 24 апреля, встретились на аэродроме Шёнефельд, 8-я гвардейская армия и части 1-й гвардейской танковой армии продолжили наступление к западу от Шпрее в самое сердце Берлина.


344
Вильгельм Тике
На севере Берлина 3-я ударная армия 23 апреля заняла Панков. 2-я гвардейская танковая армия предприняла широкий охватывающий маневр в направлении Тегеля, чтобы там соединиться с наступающей с юга 3-й гвардейской танковой армией и замкнуть внутреннее кольцо вокруг германской столицы. Внешнее кольцо окружения образовали 9-й гвардейский танковый корпус и 8-й кавалерийский корпус, наступавшие на запад и юго-запад с захваченного накануне Хафельского плацдарма южнее Ораниенбурга. В районе Беелитца и Гросс-Беерена эти войска встретились с танковыми и моторизованными отрядами 1-го Украинского фронта, вышедшими к Ферху, Древитцу, Гютерсфельде и Кляйн-Махнову.
Утром 23 апреля генерал-лейтенант Рейман по телефону получил от генерала Кребса приказ немедленно ехать в Потсдам и взять на себя командование армейской группой «Шпрее». Тем самым Рейман был фактически освобожден от обязанностей коменданта Берлина. Со своего командного пункта на Гогенцоллерндамм Рейман отправился в Потсдам, где узнал, что армейская группа «Шпрее» состоит всего из одной дивизии «Фридрих Людвиг Ян», еще находящейся в стадии формирования, плюс только что сформированный танковый полк с 6 учебными танками и несколько мелких подразделений, уцелевших от разгрома под Шпрембергом.
Рейман отправился в Саармунд, чтобы оттуда через Нудов попасть в Аренсдорф. Между этими вышеназванными селами ему по дороге встретились некоторые разрозненные части армейской группы «Шпрее», которым было приказано собраться в Потсдаме. Среди них еще в образцовом порядке двигалась конная батарея. Рейман приказал обер-лейтенанту, командовавшему батареей, разбить огневую позицию к югу от Нудова, а заодно также взять на себя ответственность за оборону всего участка от Аренсдор- фа до Нудова до прибытия более старшего по званию командира. Именно сюда направлялась советская 3-я гвардейская танковая армия, чтобы замкнуть внутреннее кольцо окружения вокруг Берлина.
«От Аренсдорфа, — вспоминает генерал-лейтенант Рейман, — я поехал дальше на Зитен. Там я наткнулся на штаб одного подразделения СС. Пока я вникал в ситуацию, с южной окраины Зитена донеслись звуки оживленной перестрелки, в которую вскоре начали вплетаться выстрелы из танков и противотанковых пушек. Я приказал командиру эсэсовцев удерживать Зитен насколько можно долго, а затем отступить и присоединиться к нашим войскам под Нудовом и Аренсдорфом.
Затем я направился в Аренсдорф и Гросс-Беерен. Здесь мне встретился полк, командир которого — полковник, кавалер Рыцарского креста — доложил, что прошлой ночью его полк еще стоял под Лукау на формировании. Когда пришли русские, он получил приказ идти в Берлин.
Я приказал командиру поднять полк по тревоге и двигаться на юг до тех пор, пока они не встретят противника. Вскоре я получил донесение, что полк столкнулся с танковой колонной врага уже к югу от Гросс-Беерена и завязал бой.
Тем временем через Тельтов и Целендорф я вернулся на свой командный пункт на Гогенцоллерндамм, откуда сразу же позвонил генералу Кребсу и поделился с ним впечатлениями об армейской группе «Шпрее». Кребс сообщил мне, что командование Берлинским оборонительным районом принял полковник Кэтер, а я должен принять командование армейской группой «Шпрее».


Падение Берлина
345
Утром 24 апреля я передал все служебные дела коменданта Берлина полковнику Кэтеру, который между тем был произведен в генерал-майоры.
Из Берлина я выехал вечером по Авусу1, который был заполнен автомашинами всех марок. Однако 24 апреля он оставался единственной относительно свободной дорогой, по которой можно было выехать из Берлина. 5-ю имперскую трассу русские перерезали у Науэна в этот же день.
В Потсдаме я приказал собрать все разрозненные части армейской группы «Шпрее», к которым присоединились и последние подразделения потсдамских учебно-резервных батальонов. С этими войсками, разместив их в основном вдоль рек и озер, я оборонял Потсдам до 2 мая 1945 года».
Вернемся теперь к 56-му танковому корпусу Вейдлинга.
К 4 часам вечера 23 апреля генерал Вейдлинг вернулся на свой командный пункт в пригороде Берлина Рудове. Он был уверен, что движение его корпуса навстречу 9-й армии продолжается и что их соединение произойдет в ближайшее время. Но тем временем об этом маневре узнал Гитлер и срочно вызвал Вейдлинга в имперскую канцелярию. Прибыв туда около 6 часов вечера, Вейдлинг встретил там своего начальника оперативного отдела майора Генштаба Кнаббе и гауптмана Герхардта из штаба начальника артиллерии корпуса.
«Генералы Кребс и Бургдорф (начальник отдела кадров ОКХ) приняли меня очень прохладно и сдержанно, — вспоминает Вейдлинг. — Я сразу же спросил, что, собственно, происходит и почему меня должны расстрелять. События прошедшего дня наглядно свидетельствовали, что мой командный пункт часто находился всего в одном-двух километрах от передовой и что его передислокация в Дёберитц была бы величайшей глупостью. Оба генерала были вынуждены признать, что это, очевидно, какая-то ошибка. После этого они стали вести себя значительно любезнее и сказали, что я должен незамедлительно объяснить все это фюреру.
О положении корпуса я мог доложить генералу Кребсу только то, что приказ штаба 9-й* армии отходить с боями в район Кёниге-Вустерхаузена выполняется и что отступление началось каких-то четыре часа назад (то есть в ночь с 23 на 24 апреля). Попутно я добавил, что перед тем, как оставить командный пункт корпуса, я получил донесение, в которбм говорилось, что русские танки были замечены недалеко от корпусного командного пункта. Это могло значительно осложнить отступление обеих дивизий северного фланга.
Генерал Кребс возразил, что приказ 9-й армии следует немедленно изменить. Единственной задачей 56-го танкового корпуса может быть только оборона Берлина. Сразу же после этого оба генерала направились для доклада фюреру.
Я поручил моему начальнику оперативного отдела передать эти изменения к приказу начальнику штаба корпуса. После телефонного разговора начальник оперативного отдела сообщил мне, что в штабе корпуса получили телеграмму, в которой говорилось, будто я отстранен от должности, а новым командующим назначен генерал Бурмайстер (командир 25-й панцергренадерской дивизии)».
Генерал Вейдлинг был невероятно возмущен этой отставкой, которая, как это было уже со многими генералами, основывалась лишь на вымысле
1 Бывшая гоночная трасса в Берлине (нем. Avus, сокр. от: Automobil-Ver- kehrs-und-Ubungs-StraBe). — Прим. ред.


346
Вильгельм Тике
и клевете, без какого-либо серьезного расследования обстоятельств дела. Когда вернулись Кребс и Бургдорф, он встретил их с каменным лицом и дал волю своему негодованию. Те принялись успокаивать его и сказали, что решение о его отставке недействительно и что он должен сейчас же явиться к Гитлеру.
Далее Вейдлинг описывает свою встречу с Гитлером и то впечатление, которое она произвела на него. Он рассказал фюреру о положении и задачах 56-го танкового корпуса. Тут к беседе присоединился Кребс и пообещал Гитлеру немедленно отменить юго-восточный маневр корпуса и бросить его на оборону столицы рейха. Гитлер одобрил это решение и изложил им оперативный план по снятию блокады Берлина. Этот план, предусматривавший наступление армейской группы Штайнера с севера и 12-й армии — с юга, не имел никаких надежд на успех.
Вейдлингу вместе с его 56-м танковым корпусом была поручена оборона восточного и юго-восточного секторов Берлина. О его собственной судьбе больше не упоминалось ни единым словом.
«Из адъютантского бункера, — вспоминает Вейдлинг, — я вызвал к себе начальника штаба корпуса и в общих чертах ознакомил его с новой задачей. По счастью, полковник фон Дуфвинг уже успел проинформировать все дивизии об изменении первоначальной задачи корпуса и вызвал всех дивизионных офицеров связи на командный пункт корпуса. Таким образом, все приготовления к тому, чтобы развернуть корпус на 180 градусов были сделаны.
Тем временем вернулся генерал Кребс. На плане Берлина он в деталях показал мне, в чем состоят мои новые задачи. Берлин был разделен на 9 секторов обороны, из которых мой корпус должен был взять на себя сектора А, В, С, D и Е. На мой вопрос, кому я буду подчиняться, Кребс ответил: «Непосредственно фюреру!»
Прихватив с собой моего начальника оперативного отдела майора Кнаббе и необходимые для действий корпуса приказы, я выбрал в качестве нового командного пункта корпуса административное здание на аэродроме Темпельхоф. Я хотел ознакомиться с вверенными мне секторами обороны и поэтому, вместо того чтобы отправиться на старый командный пункт в Рудов, отправился сразу к комендантам секторов».
Приказ повернуть назад был для солдат 56-го танкового корпуса как разорвавшаяся бомба, однако он был послушно выполнен. 20-я панцергренадерская дивизия передислоцировалась в Груневальд и Целендорф на правый фланг корпуса; 11-я панцергренадерская дивизия СС «Нордланд» — на участок Трептов — Шёневайде — Нёйкёльн; танковая дивизия «Мюнхеберг» — в Западный Лихтенберг, а остатки 9-й парашютной дивизии — во Фридрихсхайн. 18-я панцергренадерская дивизия в качестве резерва осталась в полной боевой готовности в районе аэродрома Темпельхоф.
Однако большая часть военных и политических событий дня разворачивалась под землей, в бункере рейхсканцелярии, где кипела лихорадочная деятельность. Геринг прислал из Южной Германии просьбу подтвердить его полномочия как преемника Гитлера, за что был обвинен в измене и смещен со всех постов. Командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Шёрнер в телеграмме предлагал Гитлеру перебраться к нему в Чехословакию, но тот отклонил его предложение. Был издан новый «фюрер- ский приказ», в соответствии с которым следовало «все силы обороны, имевшиеся в распоряжении, бросить против большевизма». В. первую очередь это касалось 12-й армии, которая стояла под Дессау, обратив свой


Падение Берлина
347
фронт против американцев, а теперь должна была «развернуться» в обратную сторону. Приказ генералу Венку лично передал шеф ОКВ фельдмаршал Кейтель.
«Служба новостей 2» (Nachrichtendienst 2) германского радио передала в этот день следующее сообщение:
«Служба новостей 2» Берлин, 23.4.1945
С места боев под Берлином 22 часа
В бой вступает Эльбская армия
Наступающая со стороны Эльбы немецкая армия отвоевала Трёйенб- ритцен и достигла Беелитца. Советы, напиравшие на Лихтерфельде и Лан- квитц, еще не успев оправиться от этого, отвели назад свои передовые клинья, так и не вступив в бой.
Тяжелые бои в северных районах Берлина... Особенно ожесточенно сопротивляются Фридрихсхайн, районы вокруг Гезундбреннена и Силезского вокзала.
Только для информации, не для обнародования
Отозванная с Западного фронта по приказу фюрера для борьбы с большевизмом Эльбская армия без всяких препятствий со стороны американцев покинула свои прежние позиции. Это сообщение вызвало сенсацию в зарубежной прессе в эти вечерние часы».
В донесении начальника штаба артиллерии группы армий «Висла», приложенном к очередному дневному донесению в ставку ОКХ от 23 апреля 1945 года о боях вокруг Берлинского оборонительного района, сообщалось также следующее:
«Замеченная в районе замковой площади Панкова вражеская батарея была подавлена. Разведка с целью поиска других вражеских батарей не проводилась.
Скопления войск противника на Ландсбергском и Франкфуртском проспектах и на одноименных вокзалах обнаружены и уничтожены согласованными залпами артиллерии. Разгромлены исходные районы подразделений противника численностью до одного полка в Райникендорфе на мосту Райникенбрюке.
Огнем артиллерии пресечены попытки форсировать Шпрее под Кёпе- ником.
Просьба доставить 10 минометов, для них имеется 29 ООО мин.
Командир 408-го фольксартиллерийского корпуса докладывает начальнику артиллерии Берлина (Arko Berlin), что корпус занял позиции в районе Нёйкёльн — Трептов».
Изданный 22 апреля «фюрерский приказ» гласил: «Каждый, кто призывает к действиям, ослабляющим нашу силу к сопротивлению, или просто одобряет их, является изменником! Его следует немедленно расстрелять или повесить!»
Этот приказ буквально сразу же нашел свои первые жертвы, которых казнили по приговорам летучих полевых судов. Начиналась одна из наиболее мрачных глав в борьбе за столицу рейха. Крушение режима породило волну, которая извращает по своему усмотрению понятие «трусость» и карает смертью.
Фельдмаршал Кейтель, отправившийся этой ночью в расположение 12-й армии, чтобы передать приказ фюрера о наступлении на Берлин, ранним утром 24 апреля уже не смог вернуться в Берлин, так как все магистрали были перекрыты русскими. Он был вынужден направиться в Рейнсберг,


348
Вильгельм Тике
где уже собралась большая часть аппарата ОКВ, незадолго до того объединенного с ОКХ.
Гиммлер в это время, без ведома Гитлера, вел в Любеке переговоры с шведским графом Бернадотом о заключении сепаратного мирного договора с западными державами.
После встречи с Гитлером и с окружавшими его генералами и политиками 23 апреля Вейдлинг провел всю ночь в переездах от одного сектора обороны к другому. То, что он увидел, поразило его. Впоследствии, в советском плену, Вейдлинг так описывал силы оборонявшихся:
«Я думаю, что фольксштурм, полицейские участки, пожарная охрана и подразделения ПВО, не считая солдат тыловой службы, насчитывали ровно 90 ООО человек. Кроме того, были батальоны фольксштурма 2-го призыва, которые присоединялись к оборонявшимся войскам по мере того, как все больше заводов оказывалось в зоне боевых действий. 56-й танковый корпус достиг Берлина, а точнее, вернулся в Берлин, имея 13—15 тысяч человек. Точные данные о численности защитников Берлина получить невозможно, поскольку я так и не получил данных о составе отдельных подчиненных мне частей»1.
В 5 часов утра 24 апреля Вейдлинг переехал на новый командный пункт
56-го танкового корпуса в здании «Люфтганзы» в аэропорту Темпельхоф, где его встретил оперативный офицер, также недавно перебравшийся сюда со своим отделом, и ознакомил с ситуацией. Только после этого Вейдлинг наконец погрузился в глубокий сон. Около 9 часов утра его разбудил начальник штаба полковник фон Дуфвинг и доложил, что все контрприказы о возвращении корпуса выполнены без помех. Только дивизия «Мюнхеберг» оказалась втянутой в ночной танковый бой под Рудовом и поэтому еще не успела полностью передислоцироваться на Пренцлауский участок обороны между Бергом и Лихтенбергом (сектора «А» и «В»).
Как выяснилось позже, танковой дивизии «Мюнхеберг» все же удалось прорваться в Берлин, но от ее прежней численности осталось не более трети. Остальные две трети дивизии были рассеяны между Айхвальде, Валь- терсдорфом и Глазовом. Неоднократные приказы повернуть назад уже не могли дойти до отдельных группировок; теперь они вынуждены были искать соединения с 9-й армией. По всей видимости, многие попали в плен, так как стремительный удар противника пришелся как раз в центр прежнего оборонительного рубежа, занимаемого дивизией «Мюнхеберг»: 24 апреля около 6 утра войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов достигли аэродрома Шёнефельд, недалеко от Бонсдорфа. Это означало, что кольцо окружения вокруг 9-й армии замкнулось. Кольцо вокруг Берлина сомкнулось днем позже, у Кетцина, между Потсдамом и Бранденбургом.
Около 10 часов утра генерал Вейдлинг посетил сектор «А», за оборону которого отвечал Беренфенгер (25 апреля 1945 г. Беренфенгер был произведен в генерал-майоры, перепрыгнув звание полковника), оттуда к 11 часам его вызвали к генералу Кребсу.
Кребс объявил Вейдлингу, что вчера он произвел на Гитлера благоприятное впечатление, и поэтому тот назначил его новым комендантом Берлинского оборонительного района. Он должен был незамедлительно ехать на Гогенцоллерндамм и приступить к своим новым обязанностям. В ходе
1 Scheel, а.а.О. S. 11.


Падение Берлина
349
разговора Вейдлинг еще раз дал волю своему негодованию и заявил, что оборона Берлина безнадежна. Он также пожаловался на попытки вмешательства в военные дела Геббельса и партийных инстанций.
Так генерал Вейдлинг стал четвертым по счету комендантом Берлина после Хауэншильда, Реймана и Кэтера.
Принимая дела своего предшественника на Гогенцоллерндамм, Вейдлинг прекрасно понимал, что этот бывший штаб 3-го военного округа следует реорганизовать и заново укомплектовать тыловым персоналом, гражданскими служащими и вспомогательным женским персоналом вермахта. Он также рассчитывал перенести новый командный пункт либо в бункер Зоопарка, либо в правительственный блок на Бендлерштрассе и доукомплектовать его штабным персоналом 56-го танкового корпуса. Он также счел особенно необходимым установить радио- и телеграфную связь со штабами всех секторов Берлина.
В то время как генерал Вейдлинг 24 апреля был занят реорганизацией оборонительной системы Берлина, на всех участках обороны продолжали бушевать бои.
Еще когда 56-й танковый корпус двигался навстречу 9-й армии, а затем, ночью 24 апреля, был вынужден повернуть назад, на Берлин, в районе Бритц, Букова и Рудова еще стояли полные обозы, которые поначалу были отведены по мостам через Шпрее к Шёневайде и Кёпенику. Новый приказ внес неразбериху среди этих частей, когда ночью и утром 24 апреля с юга перед Рудовом показались русские танки. Части танковой дивизии «Мюнхеберг» вступили с ними в бой, позднее к ним присоединились части дивизии СС «Нордланд» — разведывательный батальон и танковый полк. Занявший позицию у Бритца артиллерийский полк СС «Нордланд» поддержал их огнем. Это позволило наконец вывести обозы из опасной зоны. В то время как танковая дивизия «Мюнхеберг» отошла на новый участок на востоке Берлина, танки, бронемашины и батареи дивизии «Нордланд» отступили по Рудовскому проспекту и Бритцской набережной к Нёйкёльну. Панцергренадерские полки «Норге» и «Данмарк» еще продолжали занимать позиции вдоль Шпрее между Штралау и Кёпеником.
В районе Рудова проходила граница между зонами действий 3-й гвардейской армии 1-го Украинского фронта и 8-й гвардейской армии (28-й гвардейский стрелковый корпус) 1-го Белорусского фронта. 8-я гвардейская армия Чуйкова преследовала 56-й танковый корпус, некоторые ее части уже переправились через реку Даме под Кёпеником, Грюнау и Шмёквитцем. Теперь эти части поворачивали на север.
Дивизия «Нордланд», которая своим правым флангом (полк «Данмарк») до последнего прикрывала отход 56-го танкового корпуса на юг по мостам через Шпрее к Обер-Шёневайде, теперь, согласно новому приказу, также должна была повернуть на север.
Офицеры и солдаты были возмущены новым приказом. Командир полка «Данмарк» датчанин штурмбанфюрер Соренсен был озабочен потерей связи с полком «Норге». Между тем русские захватили плацдарм в Плэн- тервальде на этом берегу реки Шпрее. Чтобы получить хоть какие-то разъяснения, Соренсен на рассвете 24 апреля отправился на командный пункт дивизии «Нордланд», который, по последним данным, теперь должен был находиться в Нёйкёльне. Соренсен нашел командный пункт в большом здании на Назенхайде. Он изложил своему командиру, генерал-майору войск СС Йоахиму Циглеру, свои мысли относительно русского плацдарма


350
Вильгельм Тике
в Плэнтервальде. Циглер пообещал прислать ему на помощь саперный батальон дивизии для устранения русского плацдарма. О положении вокруг Берлина в целом Циглер мог сказать лишь немногое. Из-за противоречивых приказов, которые обрушились на него в последние часы, он уже сам не понимал, что происходит, и потерял связь с другими частями. В таком же положении оказались и другие дивизии 56-го танкового корпуса. Совещание Циглер закончил словами: «В остальном — действуйте по обстоятельствам и по своему усмотрению».
Когда уже достаточно рассвело, Соренсен поехал назад, на свой полковой командный пункт, располагавшийся в здании пивного завода.
С наступлением дня советские войска предприняли новую атаку из Плэнтервальда на север, к центру города. Саперный батальон «Нордланд» вступил в бой в районе Трептова против русских войск, пытавшихся прорваться в сторону Нёйкёльна и Зонненаллее (Солнечного бульвара). Находившийся в районе Штралау полк «Норге» параллельно русским отступил к Нёйкёльну.
Направление главного удара русских утром 24 апреля приходилось на Кляйн-Махнов и Ланквитц. Здесь, у Тельтов-канала, первые русские танки появились еще 22 апреля. Здесь в течение почти двух дней русских сдерживала рота фольксштурма под командованием обер-лейтенанта резерва фон Рёйсса при поддержке двух 88-миллиметровых орудий Берлинской ПВО, не давая им переправиться через Тельтов-канал. Те подтянули дополнительные силы. В первые утренние часы 24 апреля на помощь к слабому и недостаточно вооруженному отряду обер-лейтенанта фон Рёйсса подошли части 20-й панцергренадерской дивизии. Практически сразу же после этого русские начали решающую атаку.
О форсировании Тельтов-канала утром 24 апреля командующий 1-м Украинским фронтом маршал Конев пишет примерно следующее (здесь приводится общее содержание):
«Мы достигли Тельтова к концу артиллерийской подготовки. К моменту, когда мы въехали в Тельтов, войска уже заняли исходные позиции: танки, мотопехота и артиллерия (из состава 3-й гвардейской танковой армии). Когда я прибыл на командный пункт 3-й гвардейской танковой армии в высоком здании в Тельтове, наши войска были уже готовы форсировать Тельтов-канал.
Я направился на крышу дома, где уже находился командующий 3-й гвардейской танковой армией генерал-полковник Рыбалко, наблюдавший и руководивший оттуда начавшейся переправой через канал.
На наших глазах 6-й гвардейский танковый корпус беспрепятственно переправился через Тельтов-канал возле Кляйн-Махнова. Однако справа, у Ланквитца, уже переправившиеся силы 9-го механизированного корпуса были в результате контратаки отброшены назад, на южный берег. (Примечание автора: по-видимому, их контратаковали части танковой дивизии «Мюнхеберг».) Переправу через канал поддерживали артиллерия (600 стволов на один километр линии фронта) и авиация.
Перед нами лежал готовый к обороне, большой осажденный город. От любого разумного правительства при таком положении вещей следовало бы ждать капитуляции, так как только таким путем они могли бы сохранить то, что еще осталось от Берлина, и спасти жизни мирных жителей... Мы должны настроиться на сражение.


Падение Берлина
351
Когда я смотрел на Берлин, я думал о том, что окончание боев за этот город означает и окончание войны... Хотя мы хотели избежать потерь, однако, чтобы закончить ее как можно быстрее, мы не должны были колебаться и отступать перед жертвами, прежде всего — в технике, особенно в танках»1.
Между тем на участке дивизии «Нордланд» творилось нечто ужасное. Уцелевшие подразделения полка «Данмарк» в течение дня были вынуждены оставить Адлерсхоф, Йоханнисталь и Нидершёневайде и отступить на северный берег бокового канала Шпрее в Баумшуленвег. Благодаря множеству небольших мостов этот рубеж был мало пригоден для обороны и уже через час был также оставлен.
Полк «Данмарк» занял новый рубеж обороны, образовавший широкую дугу вокруг станции берлинской надземки Кёльнише Хайде (Кёльнская пустошь). Из-за отсутствия новостей о боях в Трептовском парке и о фронтальном наступлении русских вдоль железнодорожной ветки от Грюнау положение полка становилось все более критическим. На станции надземки Баумшуленвег уже засели русские снайперы.
В результате оставления Тельтов-канала и реорганизации системы обороны Берлина (о которой идет речь ниже) новым рубежом обороны должна была стать кольцевая железная дорога. Ближе к вечеру 24 апреля полк «Данмарк» получил приказ оставить позицию у станции Кёльнише Хайде и занять новую — у станции Нёйкёльн. Один из датчан так описывает этот отход:
«На улице выстроились грузовики, готовые к погрузке людей. Пер Соренсен лично руководил выступлением. Распоряжаясь отправкой грузовиков, отъезжавших один за другим с большим интервалом, он остановился у первой машины, на которой было укреплено знамя «Даннеброг». Водитель привез это знамя с собой. Это было особенное знамя со своей историей. Оно было пожаловано только что сформированному «Добровольческому корпусу «Данмарк»2 в июле 1941 года во время прощального парада в Ривангене. Тогда Пер Соренсен, в то время еще носивший униформу обер-лейтенанта датской армии, увидел это знамя впервые. Затем оно долгое время пылилось в каком-то грузовике полкового обоза. И вот теперь, когда путь датских добровольцев близился к концу, водитель вновь извлек и водрузил его на свою машину как символ безоговорочной преданности, обреченной погибнуть в этой грандиозной трагедии. В тот момент, когда Соренсен, погрузившись в свои мысли, собирался продолжить путь, вдруг
1 Цит. по: Scheel, а.а.О. S. 111.
2 Добровольческий корпус «Данмарк» (нем.: Freikorps Danmark) был сформирован немцами в сентябре 1941 года при поддержке правительства оккупированной Дании из датских добровольцев, изъявивших желание сражаться против Советского Союза на стороне гитлеровской Германии. Первоначально он назывался «Корпус Шальбург» и организационно входил в состав «Общих отрядов СС». Но в мае 1942 года «Добровольческий корпус «Данмарк», насчитывавший около 1 ООО человек, вошел в состав войск СС и был отправлен на Восточный фронт, где сражался в районе Демянска вместе с немецкой дивизией СС «Мертвая голова». Потеряв более 70% своего личного состава, в августе 1942 года корпус вернулся в Данию. В декабре 1942 — январе 1943 гг. корпус снова действовал на Восточном фронте в районе Великих Лук. В январе 1943-го он вернулся в Данию, а в мае того же года был расформирован. Весь личный состав был передан для формирования полка «Данмарк» в составе 11-й дивизии СС «Нордланд». — Прим. ред.


352
Вильгельм Тике
раздался негромкий хлопок. Пер Соренсен упал на асфальт. Двое солдат тут же подбежали к нему, оттащили к ближайшей подворотне и замерли в растерянности: Пер Соренсен, их командир, был мёртв. Из небольшой раны на шее стекала тонкая струйка крови».
Джип-амфибия 13-й роты переправил тело командира на дивизионный командный пункт в Хазенхайде. Командование полком «Данмарк» взял на себя командир 14-й роты оберштурмфюрер Петерсен.
Давний спутник датчанина Соренсена, помощник водителя унтершар- фюрер Шоллес, немец по национальности, доставил погибшего в обоз.
Тем временем у 3-го дивизиона 11-го артиллерийского полка СС «Нордланд» 24 апреля закончились последние снаряды. Дивизион, последняя огневая позиция которого находилась в Бритце, теперь направился через Нёйкёльн к аэропорту Темпельхоф, сделав остановку в загородном поселке. Затем прозвучал приказ: «У машин и орудий остаться только водителям! Личному составу батарей собраться перед главным входом на Темпельхоф- ский аэродром!»
Когда батареи собрались, командир дивизиона штурмбанфюрер Почка обратился к ним с короткой речью. Затем, разделившись на группы и взводы, солдаты разобрали оружие. Им предстояло принять бой в пешем строю. Подобные картины часто можно было видеть в осажденном Берлине: без боеприпасов и без горючего артиллеристы, танкисты, летчики в конце концов превращались в обычных пехотинцев. 3-й дивизион 11-го артиллерийского полка СС занял место сильно поредевшего полка «Норге» на Солнечном проспекте близ канала. Ни машин, ни своих орудий артиллеристы больше не видели.
Командир полка «Норге» оберштурмбанфюрер Кёрбель выбыл из строя из-за ранения. Командир дивизии приказал уже не раз отличившемуся штурмбанфюреру Тернедде собрать остатки обоих полков, «Норге» и «Данмарк», и принять командование над ними. Полковой адъютант из полка «Данмарк», гауптштурмфюрер Люрс, был тяжело ранен, но вместо отправки в лазарет предпочел покончить с собой в радиобашне.
О действиях и численности артиллерии в этот кризисный момент вспоминает бывший начальник артиллерии 56-го танкового корпуса полковник Вёлерман:
«Во второй половине дня 24 апреля я вышел на связь с начальником артиллерии Берлинского оборонительного района подполковником Плато- вом, находившимся в то время в командной башне ПВО. Одновременно я провел рекогносцировку огневых позиций, что было довольно сложно сделать среди дымящихся руин Берлина, и осмотрел некоторые из них, уже разместившие свои позиции в Берлинском оборонительном районе. Численность артиллерии в городе, включая ПВО, составляла примерно четыре полка; однако в их распоряжении было только 8—10 тягачей. В это число входила артиллерия четырех дивизий 56-го танкового корпуса и 408-й фольксартиллерийский корпус; все они уже понесли тяжелые потери, и почти все не имели боеприпасов. Если бы я, как урожденный берлинец, не знал мой родной город внутри и снаружи, мне бы не удалось разместить все батареи в кратчайшие сроки. Даже практически не глядя на карту, я знал, где находятся наиболее подходящие для этого места. Для орудий с настильной траекторией, которых было подавляющее большинство, лучше всего подходили Тиргартен и некоторые большие площади, как, например, Лютцов-


Падение Берлина
353
платц, Бель-Альянс-Платц, Лустгартен, Александерплатц и другие, а также районы, где проходили железнодорожные пути вблизи Потсдамского и Ан- хальтского вокзалов в центре города. Поэтому минометные позиции разместились на Бель-Альянс-Платц, Лютцовплатц и Штайнплатц, а тяжелые орудия с настильной траекторией — вблизи вышеназванных вокзалов. Ближе к вечеру я проинспектировал еще одну батарею 150-миллиметровых орудий в Ботаническом саду, находящемся совсем неподалеку от моей берлинской квартиры».
На восточных и северных окраинах Берлина 24 апреля фронт проходил через Фридрихсхайн, Пренцлауер Берг, Панков, Райникендорф и Тегель. В общих чертах, передовой край обороны проходил здесь вдоль берлинской кольцевой железной дороги. Западнее реки Хафель русские с севера продвинулись до Шпандау.
Вейдлинг, целыми днями разъезжавший по городу, инспектируя различные участки линии обороны, был вынужден констатировать просто пугающую нехватку всего необходимого. Его жажда деятельности, несмотря на всю безысходность положения, объяснялась надеждой на удачный исход операции по переброске к Берлину 12-й армии Венка и армейской группы Штайнера, на которой настаивал Гитлер.
«Мне было ясно, — пишет Вейдлинг об общей ситуации в осажденном Берлине в своих воспоминаниях, — что существующая организация обороны, то есть деления Берлина на девять секторов, в далекой перспективе невыгодна, так как сектора не имели спаянных и полностью укомплектованных штабов, их штабы имели импровизированный характер. Прежде чем я пришел к окончательному выводу, мне пришлось потратить следующий день, 25 апреля, чтобы в деталях ознакомиться с положением»1.
Начало реорганизации, на которой настаивал Вейдлинг, положили несколько совещаний, которые прошли ночью на 25 апреля.
24 апреля по 5-й имперской трассе Берлин—Гамбург из Берлина успели выехать многочисленные обозы и тыловые части, в числе которых был и полувзвод МТО 2-го дивизиона артиллерийского полка СС «Недерланд», оттесненный к Берлину некоторое время назад, и подразделения батальона связи дивизии СС «Нордланд». Магистраль постоянно подвергалась налетам русских самолетов. К вечеру того же дня русские стояли уже перед Науэном.
* * *
О возникновении и действиях «боевой группы Монке» сохранился рассказ унтерштурмфюрера Трибеля. В январе 1945 года Трибель вместе с боевой группой Беккера, сформированной из курсантов Административно-командной школы СС в Арольсене, прибыл в расположение 32-й дивизии СС. 16 марта 1945 г. он был ранен на Одерском фронте. Затем последовали главный перевязочный пункт в Мюлльрозе, лазарет в Беескове и короткий отдых в Шторкове. Когда 16 апреля началось решающее наступление русских, Трибель со своими товарищами, гауптшарфюрером Кноп- фом и обершарфюрером Вакесом, отправился в Берлин, чтобы доло¬
1 Weidling, a.a.O. S. 48.
14-1084


354
Вильгельм Тике
жить о себе высшему начальству в Главное административно-хозяйственное управление СС1. Там как раз 21 и 22 апрел, формировался боевой батальон из чиновников этого ведомства, командиром которого был назначен гауптштурмфюрер Мругалла.
23 апреля Трибелю было приказано ехать в Лихтерфельде, где находились казармы СС, чтобы получить оружие для батальона Мругаллы. В Лихтерфельде как раз формировался другой батальон, который вместе с батальоном Мругаллы должен был образовать полк СС Анхальта (по имени командира, штандартенфюрера Анхальта). Этот второй полк был сформирован на основе резервного батальона и караульных подразделений дивизии СС «Лейбштандарте Адольф Гитлер». Оба полка (каждый по два батальона) образовали «боевую группу Монке», названную по имени ее командира, бригадефюрера СС и генерал-майора войск СС Вильгельма Монке. Сам Монке был тяжело ранен во Франции и с тех пор нес службу в тылу в резервных частях СС. Когда разгорелось сражение за Берлин, боевая группа Монке заняла позиции вокруг имперской канцелярии (внутреннее кольцо, сектор «Z»).
«Задачей боевой группы Монке, — рассказывает Трибель, бывший в то время ординарцем штандартенфюрера Анхальта, — была оборона внутреннего кольца. Это означало, что наши позиции будут сосредоточены в рамках неправильного круга с радиусом чуть больше или меньше тысячи метров, что обеспечивало надежную оборону. Разделительная линия между двумя полками проходила по Фридрихштрассе, при этом полк Анхальта занимал западный участок. Штандартенфюрер Анхальт распорядился, чтобы 1-й батальон (Мругаллы) разместился справа от вокзала Фридрихштрассе и далее на запад вдоль Шпрее, образуя изогнутую на юго-запад дугу вокруг здания рейхстага, до перекрестка Зигес-аллее (проспекта Победы) с Моль- ткештрассе. Слева разместился 2-й батальон, его позиция образовывала дугу от Мольткештрассе через Тиргартен, южнее Потсдамской площади и здания министерства воздушного транспорта до Фридрихштрассе. Командный пункт полка Анхальта утром 24 апреля расположился в подвале виллы д-ра Геббельса на Парижской площади, неподалеку от Бранденбургских ворот. Теперь здесь же постоянно находились гауптшарфюрер Кнопф, назначенный начальником отдела сбора донесений, и обершарфюрер Ва- кес — в качестве военного писаря.
После того как все постепенно заняли свои позиции, вечером 24 апреля мы получили приказ вывести батальон Мругаллы из внутреннего кольца и разместить его в полной боевой готовности на Франкфуртском проспекте в качестве передового резерва, поскольку именно там враг концентрировал свои основные силы. Бывший участок 1-го батальона внутри кольца должен был занять 2-й батальон. Гауптштурмфюрер Мругалла еще ночью осмотрел новые позиции к востоку от Силезского вокзала, чтобы наутро перевести туда своих людей.
Из-за переброски 1-го батальона линия обороны стала еще более жидкой. Так, к примеру, широкую дугу вокруг Тиргартена должна была заши-
1 Административно-командная школа СС в Арольсене (SS-Verwaltungsfuhrersc- hule Arolsen) находилась в непосредственном подчинении Главного административно-хозяйственного управления СС (SS-Wirtschafts- und Verwaltungshauptamt, сокр.: WVHA), одного из 12 главных управлений СС, и готовила будущих чиновников СС для этого ведомства. — Прим. ред.


Падение Берлина
355
щать всего одна рота; стрелковые окопы находились на расстоянии 50 метров друг от друга. Возле моста через Шпрее гарнизон был несколько больше. На полковом командном пункте остался всего один взвод гренадеров в качестве резерва. Так полк Анхальта вступил в сражение за Берлин».
* * *
Около 4 часов утра 24 апреля в штаб-квартире 33-й дивизии СС «Шар- лемань» один за другим раздались два телефонных звонка, предопределивших судьбу всей дивизии. Первый звонок был из Управления кадров войск СС, находившегося в Фюрстенберге, второй — из Пренцлау, из штаба группы армий «Висла». Содержание обоих телефонных разговоров сводилось к следующему: ОКВ приказывает командиру дивизии генерал-майору войск СС д-ру Крукенбергу со всеми еще боеспособными отрядами незамедлительно направляться в Берлин.
В дневном донесении группы армий «Висла» в ставку ОКХ от 24 апреля 1945 года по этому поводу сообщалось:
«...4) Из тылового района армии в сторону Берлина выступили курсанты Путлосской унтер-офицерской школы сухопутных войск со штабом и один батальон 33-й гренадерской дивизии войск СС «Шарлемань»...»
33-я добровольческая дивизия СС «Шарлемань» была разгромлена в ходе мартовских боев в Восточной Померании. Только часть дивизии под командованием д-ра Крукенберга смогла переправиться через Одер и пробиться на запад. Остатки дивизии были собраны в районе Нёйштрелитца, чтобы сформировать дивизию заново.
Доктор права Крукенберг, умевший отлично говорить и писать по-французски, после разгрома в Померании, стремительного кризиса всей военной машины Германии и освобождения Франции войсками генерала де Голля и западных союзников стал все больше сомневаться в готовности его французов-добровольцев продолжать войну. При каждом удобном случае он открыто говорил им о кризисе, в котором оказалась Германия, и предлагал им самим выбирать: либо сложить оружие, чтобы их перевели на строительство укреплений, либо с оружием в руках продолжать борьбу с большевизмом. В этом его поддерживал дивизионный капеллан, монсеньер граф Майоль де Люпе. Оба убеждали солдат, что от них не требуется стать франкоговорящими национал-социалистами, а всего лишь быть хорошими французами, для которых их старая добрая «закатная страна» еще что-то значит. По словам Крукенберга, примерно 60%, включая и офицеров, предпочли перейти на строительство укреплений1.
Под руководством французского гауптштурмфюрера Фене на основе
57-го батальона и одной роты 58-го батальона (бывших полков) был образован боевой батальон 33-й дивизии СС «Шарлемань». Из курсантов дивизионной военной школы была сформирована еще одна рота под командованием оберштурмфюрера Вебера, которая выполняла функции личной гвардии командира дивизии. Так как в дивизии оставалась всего лишь пара грузовиков, а приказ предписывал добраться до Берлина «используя все транспортные средства», то остальные недостающие грузовики были поза¬
1 Dr.jur. Gustav Krukenberg. Kampftage in Berlin. 24.4. — 2.5.1945. S. 4. (Рукопись, хранящаяся в Федеральном архиве / Военном архиве во Фрайбурге.)
14*


356
Вильгельм Тике
имствованы у Люфтваффе. Теперь в распоряжении дивизии было целых 12 грузовиков и несколько легковых автомашин.
В первой половине дня 24 апреля подразделения дивизии «Шарле- мань», приготовившиеся для отправки в Берлин, собрались у южного выезда из Нёйштрелитца. Машины были забиты до отказа, и колонна тронулась.
Однако скоро обнаружилось, что попасть в Берлин с севера не удастся, так как русские уже блокировали все дороги. Колонна была вынуждена сделать большой крюк на запад и, миновав Лёвенберг и Фербеллин, у Фри- зака вышла к 5-й имперской трассе. По ней колонна проследовала на восток через Науэн до Вустермарка. Дорога была запружена сплошным потоком беженцев и армейских подразделений, которые двигались на запад.
Восточная часть Вустермарка уже находилась под огнем русской артиллерии. Генерал-майор Крукенберг, хорошо знавший эту местность, повел колонну на юг по дороге на Потсдам, чтобы у Фалькенреде переправиться через канал имени Адольфа фон Ханке и продолжить путь на восток, к Берлину. Но под Фалькенреде они заметили русскую пехоту, двигавшуюся на юг. Увидев автоколонну, красноармейцы бросились в кусты и заняли позицию на удалении винтовочного выстрела. Очевидно, это был всего лишь один из передовых разведывательных отрядов. Колонна продолжила свой путь. Вслед им не раздалось ни одного выстрела.
Здесь, между Фалькенреде и Кетцином, сошлись передовые отряды
1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, замкнув внешнее кольцо окружения вокруг Берлина. И как раз здесь д-р Крукенберг сумел провести своих французов из дивизии «Шарлемань» в осажденный Берлин по последней, еще не занятой дороге.
* * *
Одни туда, другие обратно! Что для одного было злым роком, то для другого — счастьем. Унтершарфюрер Швайнхаммер из 11-го батальона связи СС «Нордланд» считал, что ему очень повезло: Ему удалось выбраться из Берлина и добраться до той самой местности, через которую несколько часов спустя проследовали французы из дивизии «Шарлемань», направлявшиеся в Берлин.
«Ночью на 24 апреля в Берлине наш командир, гауптштурмфюрер Шник, поручил мне вместе с унтершарфюрером Крафтом и нашим батальонным врачом, унтерштурмфюрером д-ром Лилиенталем, найти наш обоз, застрявший где-то в районе Шпандау, и доставить продовольствие, медикаменты, перевязочные средства и средства связи. Наш грузовик вел рот- тенфюрер Валкановер. В Берлине было уже светло. На Пихельсдорфском мосту мы узнали, что впереди дорога на запад уже занята противником и что наш обоз выехал в сторону Науэна. По дороге через Гросс-Глинике и Марквардт мы достигли Кетцина и хотели оттуда повернуть на север, чтобы перехватить наш обоз где-то в районе Науэна или Фризака.
Утром 24 апреля мы прибыли в Кетцин. Небольшой городок был полон солдат всех родов войск, которые стремились на запад.
Внезапно по городу с быстротой молнии пронеслась новость, что русские переправились через Хафель юго-восточнее Кетцина и заняли плацдарм на этом берегу.
Офицеры в спешке пытались сколотить оперативные группы, чтобы


Падение Берлина
357
ликвидировать плацдарм русских. Мы оставили Валкановера и нашего врача, уже немолодого господина, в грузовике, а сами присоединились к одной из групп, которая состояла из одного штурмового орудия, двух солдат из дивизии «Великая Германия», трех солдат сухопутных войск из других частей, двух парней из «Гитлерюгенда» и четверых фольксштурмовцев из Кетцина. Наше вооружение состояло из двух автоматов и карабинов. Но пока мы советовались с командиром самоходки, как нам лучше атаковать русских, все остальные солдаты успели удрать из Кетцина на запад. В конце концов мы выступили в полном одиночестве.
Добравшись до привилегированного квартала с виллами, неподалеку от берега Хафеля мы неожиданно наткнулись на небольшой отряд русских пехотинцев, которые уже успели окопаться. Мы, то есть штурмовое орудие и пара солдат4, с воплем атаковали русских, которые тут же бежали. При этом мы, по-прежнему под прикрытием самоходки, свернули на примыкающую улицу, которая вела вниз к Хафелю. И тут взрывом мины нас опрокинуло на землю. Затем в бой вмешалось противотанковое орудие русских: его снаряды дважды угодили в нашу самоходку. Фольксштурмовцу осколок попал в голову, он был убит на месте. Солдат из дивизии «Великая Германия» был тяжело ранен в правый бок. Унтершарфюрер Крафт и я получили более легкие ранения. Мы погрузили убитых и тяжелораненых на самоходку, которая еще могла ехать, и, отстреливаясь, поехали назад к центру города. Русские вскоре опомнились и бросились за нами.
Кетцин к тому времени уже опустел, все наши покинули его. Наш грузовик с Валкановером и д-ром Лилиенталем тоже исчез. Пока штурмовое орудие расстреливало последние снаряды, медсестра на перевязочном пункте Германского Красного Креста перевязала раненых. Когда русские ворвались в город, Крафт и я покинули Кетцин и направились в сторону Ра- тенова. Мы уговаривали сестру из Красного Креста бежать с нами, но она осталась с тяжелоранеными.
По дороге нам то и дело попадались группы немецких солдат, окончательно утративших волю к сопротивлению. Германские вооруженные силы разваливались на глазах. Время от времени нам приходилось делать крюк и искать «потайные тропы», так как русские уже блокировали все дороги. После одного из таких ночных блужданий, под Йериховом, мы наткнулись на автоцистерну из обоза нашей дивизии. Она подобрала нас с Крафтом, и с ней мы присоединились к остальному обозу, который находился уже в Киритце».
* * *
Спустя несколько часов после боя под Кетцином колонна дивизии «Шарлемань» вышла к Фалькенреде, далеко на северо-востоке оттуда, и Достигла канала. Солдаты с переднего грузовика спрыгнули на землю, чтобы убрать заграждения на дороге перед мостом через канал. В этот момент мост взлетел на воздух. Несколько фольксштурмовцев привели в действие Дистанционное управление, приняв французов за русских. Правда, все обошлось благополучно, только один француз был тяжело ранен в ногу.
О продолжении пути нечего было и думать. Генерал-майор д-р Крукен- берг приказал всем спешиться. Люди приготовились к пешему маршу, и Когда отдельные отставшие машины так и не появились (в пути были по¬


358
Вильгельм Тике
ломки, к тому же не хватало бензина), Крукенберг приказал выступить. Машины вернулись назад в Нёйштрелитц.
К 4 часам вечера солдаты дивизии «Шарлемань», тяжело нагруженные оружием и боеприпасами, прошли мимо замка Марквардт. Трое парней из «Гитлерюгенда» на велосипедах сообщили им, что дорога до Фарланда свободна. Миновав Фарланд, Гросс-Глинике и Пихельсбергский мост через Хафель, они вступили в столицу рейха — тем же путем, по которому недавно проехал грузовик батальона связи дивизии «Нордланд», только в обратном направлении. Лишь к 10 часам вечера, после утомительного 20-километрового марша, солдаты дивизии «Шарлемань» смогли наконец отдохнуть на Имперском стадионе. Продовольствием французам удалось разжиться на одном из складов Люфтваффе. В домах на Хеерштрассе еще действовали некоторые службы вермахта. Но даже они немного могли сообщить о положении за пределами Берлина.
После полуночи генерал-майор Крукенберг со своим адъютантом, га- уптштурмфюрером Пахуром, отправился в рейхсканцелярию, чтобы доложить о своем прибытии, как было приказано. Ему пришлось прождать четыре часа, и только в 4 часа утра 25 апреля генералы Кребс и Бургдорф наконец приняли его и ввели в курс дел. Кребс приказал, чтобы Крукенберг незамедлительно явился к генералу Вейдлингу. Ординарцу Крукенберга, унтерштурмфюреру Патцеку, было поручено взять автомашины дивизии «Нордланд» и доставить батальон Фене и роту Вебера со стадиона к рейхсканцелярии.
О численности французов из 33-й добровольческой дивизии СС «Шарлемань», прибывших в Берлин, нет никакой официальной информации. Данные различных источников сильно разнятся между собой. Не все машины, выехавшие из Нёйштрелитца, проделали свой путь до конца: некоторые сломались в дороге, у других раньше времени закончился бензин. На основе сравнения всех источников можно предположить, что добравшаяся до Берлина боевая группа «Шарлемань» состояла из четырех рот по 60—80 человек батальона Фене, примерно такой же по численности роты Вебера и штаба, всего примерно 350 солдат.
* * *
25 апреля произошла встреча американцев и русских на Эльбе вблизи Торгау.
Под Кетцином, к северо-западу от Потсдама, кольцо окружения вокруг Берлина замкнулось; войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов встретились в том самом месте, где несколько часов назад успели проскочить боевая группа «Шарлемань» — в Берлин, а унтершарфюрер Швай-
нхаммер — из Берлина.
* * *
В ночь на 25 апреля генерал Вейдлинг приказал реорганизовать систему оборонительных секторов Берлина. Части 56-го танкового корпуса и гарнизона города были распределены между 9 секторами:
сектора «А» и «В» (восточные районы Берлина) защищала танковая дивизия «Мюнхеберг» (генерал-майор Муммерт);


Падение Берлина
359
сектор «С» (Нёйкёльн) — дивизия СС «Нордланд» (генерал-майор войск СС Циглер);
сектор «D» (Темпельхоф и Штеглитц) — части 56-го танкового корпуса и стационарные подразделения (генерал-майор Шредер, затем — начальник артиллерии 56-го танкового корпуса полковник Вёлерман);
сектор «Е» (юго-восточные районы Берлина и Груневальд) — 20-я панцергренадерская дивизия (генерал-майор Шольце);
сектор «F» (Шпандау и Шарлоттенбург) — подразделения «Гитлерюгенда» и фольксштурма и смешанные отряды (подполковник Эдер);
сектора «G» и «Н» (северные районы Берлина) — смешанные отряды и остатки 9-й парашютной дивизии (полковник Херрман);
сектор «Z» (центр города) — боевая группа Монке и подразделения Люфтваффе, сформированные из сотрудников Имперского министерства воздушного транспорта (подполковник Зайферт).
Спустя несколько часов после приказа Вейдлинга о реорганизации секторов обороны вмешался д-р Геббельс. Он настоял на том, чтобы передать сектора «А» и «В» под начало подполковника Беренфенгера, который до сих пор успешно оборонял эти районы силами «Гитлерюгенда», фольксштурма и сводных армейских отрядов. Но поскольку генерал-майор Мум- мерт не мог быть подчиненным подполковника Беренфенгера, последнего срочно пришлось также произвести в генерал-майоры.
Генерал-майор Муммерт в конце концов возглавил оборону сектора «D», куда перевели и остатки дивизии «Мюнхеберг». Полковнику Вёлерма- ну и бывшему начальнику артиллерии Берлинского оборонительного района подполковнику Платову было поручено руководить действиями артиллерии в городе.
Тогда же произошло еще одно событие: генерал-майор войск СС Циглер был отстранен от командования 11-й добровольческой панцергренадерской дивизией СС «Нордланд» и помещен под арест в здании имперской канцелярии. Командование дивизией принял генерал-майор войск СС д-р Крукенберг, прибывший в Берлин всего 12 часов назад.


ДЕЛО ЦИГЛЕРА
В этом месте следует сделать отступление и критически рассмотреть те отчасти противоречивые обвинения, которые выдвигались в адрес генерал-майора войск СС Циглера и привели к его отстранению от командования дивизией СС «Нордланд».
Йоахим Циглер до войны служил в 5-м Нёйруппинском танковом полку 3-й танковой дивизии. В той же дивизии в это время служил и Вейдлинг в качестве командира артиллерийского полка. Начало войны в 1939 году Циглер встретил в звании гауптмана. После Западной кампании он был командирован для обучения в Генштаб и впоследствии продолжил службу в качестве штабного офицера. Зимой 1942—1943 гг. он служил в штабе 3-го Бранденбургского танкового корпуса, отступавшего с Восточного Кавказа через Ростов, под командованием генерал-лейтенанта войск СС Феликса Штайнера. Именно в это время Штайнер впервые познакомился с Циглером и оценил его как способного генштабиста. В связи с формированием 3-го (германского) танкового корпуса СС Штайнер уговорил Циглера перейти в войска СС и занять должность начальника штаба корпуса. Летом 1943 года Циглер вместе со Штайнером занялся формированием частей для нового корпуса, а затем, в качестве начальника штаба, прошел с ним через все сражения на северном участке Восточного фронта. Штайнер и Циглер хорошо ладили между собой. Когда же в июле 1944 года погиб командир дивизии СС «Нордланд» Фриц фон Шольц, на его место был назначен Циглер, который руководил дивизией осмотрительно и благоразумно.
Нет никаких сомнений в том, что Циглер был чрезвычайно одаренным военачальником и хорошим солдатом, обладавшим к тому же хорошими человеческими качествами; это подтверждается многими свидетельствами. Утверждения, будто он был озабочен только своей карьерой, являются откровенной ложью.
Штайнер и Циглер как по своим взглядам, так и по своим солдатским и человеческим качествам были очень близки друг другу. Циглер был увлечен идеей Штайнера создать смешанное войсковое соединение из европейцев, в основе которого должна была лежать забота о простом солдате, независимо от того, к какой европейской нации он принадлежит.
Когда дивизии «Нордланд» и «Недерланд» 18 апреля 1945 года были брошены в битву за Берлин и переданы в подчинение других корпусов, Штайнер наказал обоим командирам дивизий, чтобы они ни за что не позволяли втянуть себя со своими людьми в Берлин, так как Берлин станет для них ловушкой. Штайнер предвидел близкий конец рейха и возлагал последние надежды на приближение западных союзников. Он считал, что если начнется оборона Берлина, то защищать его должны исключительно


Падение Берлина
361
немцы. Горькая чаша поражения должна обойти его европейских добровольцев, не один год верно сражавшихся на немецкой стороне. Это было связано и с дальнейшим воплощением европейской идеи, которая когда-нибудь однажды должна была воплотиться в жизнь.
То, что Циглер по совету Штайнера не хотел вводить свою дивизию в Берлин, было ясно каждому. После вывода дивизии «Нордланд» из состава 3-го танкового корпуса СС Штайнер и Циглер продолжали поддерживать связь при каждом удобном случае, как правило, через радиостанцию 46-го танкового корпуса, которая располагалась недалеко от штаб-квартиры Штайнера в Штайнхёфеле. Рассказавший это полковник Вёлерман в свою очередь узнал об этом в плену от начальника оперативного отдела дивизии «Нордланд».
Пока дивизия «Нордланд» в составе 56-го танкового корпуса сражалась на восточных подступах к Берлину, по-видимому, Циглер и Вейдлинг были едины в своем стремлении отвести части корпуса на север от Берлина. Однако это противоречило указаниям Гитлера, который приказал в ночь на 21 апреля 1945 года 3-му танковому корпусу СС (теперь — армейской группе Штайнера) начать наступление из района к западу от Эберсвальде на юг, чтобы восстановить связь с 56-м танковым корпусом, в то время сражавшимся под Штраусбергом. Когда этот маневр сорвался из-за крупномасштабного наступления русских из района Врицена на запад, а 3-я танковая армия к северу от Берлина, основные силы которой все еще стояли на Одере, оказалась на грани катастрофы из-за угрозы с южного фланга и с тыла, штаб 3-го танкового корпуса СС 21 апреля в 9.45 утра затребовал по рации, чтобы группа армий «Висла» вернула в его подчинение дивизии «Нордланд» и «Недерланд». Командование группы армий «Висла» в ответ радировало, что «это невозможно, так как обе дивизии в бою».
После того как русские ворвались в Ораниенбург, от Штайнера потребовали предпринять новое наступление на юг, которое должно было развернуться вечером 22 апреля из района Вензикендорфа через Вандлитц к автотрассе у Бернау, чтобы там соединиться с северным крылом 56-го танкового корпуса. Но и это наступление также не состоялось из-за нехватки войск и неблагоприятного развития событий в течение дня.
Русский плацдарм под Ораниенбургом к 23 апреля стал кошмарным сном для всего немецкого командования, так как именно отсюда намечалось окружение германской столицы. Генерал Штайнер воспользовался этой ситуацией, чтобы снова потребовать вывода из города дивизии «Нордланд» для устранения Ораниенбургского плацдарма. В то время перегруппировка и передислокация дивизии были еще возможны. В телеграмме 3-й танковой армии в штаб группы армий «Висла» от 23 апреля 1945 года (12.15 дня) говорилось: «3-й танковый корпус СС настаивает на подчинении дивизии «Нордланд» и 25-й панцергренадерской дивизии (на Эберсваль- дском плацдарме) 9-й армии, чтобы использовать их под Хеннингсдорфом и тем самым не допустить прорыва оттуда к Шпандау».
В дневнике радиограмм группы армий «Висла» ответа на эту телеграмму так и не удалось обнаружить. Однако если взглянуть на фактическое положение вещей, то ответ становится очевиден. К тому времени дивизия «Нордланд» уже находилась в Берлине. Гитлер намеревался защищать Берлин. И это обстоятельство решало все.
Неоднократная переброска 56-го танкового корпуса с одного участка


362
Вильгельм Тике
на другой и переподчинение его разным инстанциям к ночи на 25 апреля внесли полную путаницу в действия 56-го танкового корпуса. Управление дивизиями было затруднено. Часто штабы дивизий теряли контроль над своими участками. В таких обстоятельствах, помноженных на новые требования к ведению боя, между Циглером и командующим корпуса Вейдлин- гом возникли трения. Если поначалу намерения Вейдлинга совпадали с намерениями Циглера остаться в стороне от городских боев в Берлине, то теперь, когда корпус вступил в Берлин, Циглер со своей дивизией всячески хотел покинуть Берлин, тогда как Вейдлинг был вынужден исполнять приказ Гитлера об обороне столицы. Все указывало на то, что Циглер не случайно отправил в западные районы Берлина крупные боевые и тыловые части, и прежде всего батальон связи, а с явным намерением ослабить боеспособность дивизии.
«Дивизия СС «Нордланд», — как пишет сам Вейдлинг о причинах отстранения Циглера, — вела тяжелые оборонительные бои. Войска противника переправились через Шпрее (Плэнтервальдский плацдарм) и прорвали один из флангов дивизии с севера. Я был вынужден снова изложить бригадефюреру СС Циглеру свое мнение. В оправдание всех своих неудач Циглер приводил все возможные разумные доводы. Когда он сослался на крайнюю нехватку оружия и потерю почти всех офицеров и унтер-офицеров, я потребовал, чтобы он вернул своих людей, которых он незадолго до того отправил в западные районы Берлина, и со всей решимостью послал их на передовую линию. Мое убеждение, что Циглер использовал любые средства, чтобы как можно скорее выбраться из Берлина, еще более укрепилось. После этой беседы (утром 25 апреля) я пришел к выводу о необходимости отстранения Циглера с поста командира дивизии, что и было немедленно сделано. На место Циглера был назначен бригадефюрер СС Крукенберг»1.
Циглер был помещен под домашний арест в здании имперской канцелярии. Рассмотрение его дела так и не состоялось из-за бурных событий, разворачивавшихся в эти дни. Циглер погиб во время прорыва из имперской канцелярии 2 мая 1945 года.
1 Weidling, а.а.О. S. 51.


25 АПРЕЛЯ: РУССКОЕ НАСТУПЛЕНИЕ К ЦЕНТРУ БЕРЛИНА
В то время когда Вейдлинг занимался реорганизацией обороны Берлина, русские предприняли решающее наступление к центру города. По словам Чуйкова, этому предшествовал невиданный артиллерийский обстрел и две бомбардировки с воздуха, в которых приняли участие 1486 самолетов советской 16-й воздушной армии. Немецкая авиация могла оказать им только спорадическое сопротивление.
На юго-западе Берлина 20-я панцергренадерская дивизия была вынуждена бросить свою танковую боевую группу на прорыв к Потсдаму, так как этот участок непосредственно примыкал к аэродрому Гатов, лежащему на западном берегу Хафеля.
20-я панцергренадерская дивизия была сильно ослаблена еще во время боев на Зееловских высотах, а после последовавших затем боев на подступах к Берлину в столицу вступили лишь остатки дивизии. Командир дивизии генерал-майор Георг Шольце, выдающийся офицер с безупречной репутацией, прежде командовал одной из лучших частей германской армии — Учебным панцергренадерским полком. Этот полк сражался на Востоке, а затем входил в состав Учебной танковой дивизии генерала Бай- ерлейна на Западном фронте. Имя этой Учебной танковой дивизии было овеяно славой в германском вермахте.
Теперь генерал-майору Шольце довелось во главе 20-й панцергренадерской дивизии участвовать в последних боях за Берлин. Ее линия обороны была слишком растянутой и держалась лишь на отдельных укрепленных пунктах. В первые же дни русского наступления к центру города дивизия оказалась втянутой в тяжелые бои и была рассеяна. Некоторые подразделения участвовали в боях в Потсдаме. Дороги, ведущие из Потсдама в Берлин, особенно Авус, должны были оборонять другие части 56-го танкового корпуса. В Тиргартене сконцентрировались последние «Королевские тигры» 503-го тяжелого танкового батальона СС (11-й танковый полк «Нордланд»); они должны были обеспечивать огневую поддержку всех остальных частей. «Королевский тигр» унтершарфюрера Бендера из
1-й роты 503-го батальона должен был занять позицию возле вокзала Хеер- штрассе. Другой «Королевский тигр» занял позицию у вокзала Весткрёйц, нацелив орудие в сторону шоссе Авус. Днем позже танк Бендера был переброшен к станции берлинской надземки Халензее, чтобы прикрыть подступы к ней с юга и юго-востока.
Чтобы закрыть брешь, образовавшуюся в результате разгрома 20-й панцергренадерской дивизии, из боевых групп «Гитлерюгенда» «Пихель- сдорф», «Имперский стадион» и «Хеерштрассе» была сколочена бригада «Гитлерюгенда» «Рейхсюгендфюрер Аксман». Эти боевые группы, которые


364
Вильгельм Тике
до сих пор выполняли охранные функции, уже 25 апреля были брошены в бой. Им удалось отразить прорыв передовых отрядов русских к вокзалу Хеерштрассе. Позже среди них особенно отличилась боевая группа «Гит- лерюгенда» «Пихельсдорф» под командованием обергебитсфюрера д-ра Шлюндера, которая обороняла мосты через Хафель у Пихельсдорфа и удерживала их до последнего.
В юго-западном секторе Берлина ночью с 25 на 26 апреля в бой вступила 18-я панцергренадерская дивизия, которая до этого момента стояла в резерве.
За оборону аэродрома Гатов отвечал генерал-майор авиации Мюллер. Аэродром еще в течение двух дней обороняли батальон фольксштурма под командованием майора в отставке Коморовского и курсанты Люфтваффе. Их поддерживали огнем 128-миллиметровые орудия ПВО, установленные над бункером Зоопарка, пока последние фольксштурмовцы не полегли под натиском русских танков.
В Штеглитце и Темпельхофе (сектор «D») еще сопротивлялись остатки танковой дивизии «Мюнхеберг». Они были переброшены сюда из-под Букова и Мариендорфа и сначала должны были защищать сектора «А» и «В», которые позже были переданы под начало Беренфенгера. Командный пункт дивизии еще утром 25 апреля находился в подвале большого административного здания на Александерплатц. Однако здесь между командиром дивизии генерал-майором Муммертом, блестящим офицером, награжденным Мечами к Рыцарскому Кресту, и подполковником (теперь генерал-майором) Беренфенгером возник спор о том, кто кому должен подчиняться. Согласно прежнему делению Берлина на сектора, за оборону восточных районов города отвечал Беренфенгер. В результате, чтобы прекратить этот спор, 25 апреля в 4 часа вечера дивизия «Мюнхеберг» была переведена в сектор «D».
В дивизии «Мюнхеберг» оставалось всего около 10 боеспособных танков. Уже на рассвете русские развернули наступление от.Ланквитца и Мариендорфа вдоль пригородной железной дороги и Мариендорфской набережной в направлении Темпельхофа. Особенно кровопролитные бои разгорелись вокруг фабрики Саротти.
В секторе «С» (Нёйкёльн) атака русских со стороны Трептовского парка поставила дивизию СС «Нордланд» в опасное положение. Остатки полка «Норге», пехотно-артиллерийская боевая группа Почки и подразделения разведывательного батальона еще продолжали сопротивление в районе кольцевого шоссе, Зоннен-аллее (Солнечного проспекта) и Ландвер-канала. Тут и там в линии обороны появлялись бреши. На участке полка «Данмарк», в районе Херманштрассе и станции надземки Нёйкёльн, дела обстояли не лучше.
С раннего утра командир дивизии генерал-майор войск СС Циглер объезжал все участки, которые обороняла его дивизия. Как и все последние дни, он обходился своим «Фольксвагеном». Машину вел гауптшарфю- рер Иммер, уроженец Берлина, знавший город вдоль и поперек и определявший, куда дальше ехать, по звукам сражения. На заднем сиденье находились унтершарфюрер Фрике и командир взвода из штабной роты дивизии унтершарфюрер Бургкарт; оба держали наготове свои штурмовые винтовки. Повсюду можно было видеть признаки разложения дисциплины. Бойцы вермахта, фольксштурма и «Гитлерюгенда» и гражданские бежали к центру города.


Падение Берлина
365
Последние танки танкового полка «Нордланд», собранные сначала в районе Букова — Бритца в связи с приказом 56-го танкового корпуса наступать на юг, а затем новым приказом переброшенные в центр города на Бритцскую набережную, Рудовер-штрассе и Буш круг-аллее, вместе с бронемашинами разведывательного батальона дивизии продолжали отчаянное сопротивление. И тем не менее выглядело это так, словно уже наступил конец.
Когда Циглер ближе к обеду вернулся на свой командный пункт в Ха- зенхайде, он узнал о том, что приказом штаба корпуса он отстранен от командования дивизией, а на его место назначен генерал-майор войск СС Крукенберг. Сдав все дела, Циглеру надлежало немедленно явиться в имперскую канцелярию.
«Генерал-майор Циглер ждал этой отставки, — вспоминает д-р Крукенберг. — Он сказал мне, что я также пробуду на этом посту не более 24 часов. Оборона Берлина — это непосильная задача... На мой вопрос, какие силы действуют сейчас на передовой, он назвал цифру, которая меня ужаснула, — 70 человек! Остальные войска, по его мнению, были слишком измотаны. Конечно, они снова соберутся с силами. Но оба его гренадерских полка, если не считать их штабов, представляли собой всего лишь два ослабленных батальона. Связи с подразделениями фольксштурма или с соседними формированиями больше не было.
В среду 25 апреля 1945 года генерал-майор Циглер передал командование дивизией мне»1.
«Все мы еще находились под впечатлением от попадания бомбы в здание нашего дивизионного командного пункта, — рассказывает далее унтершарфюрер Бургкарт. — Штурмбанфюреры Фольмер и Заальбах, а также некоторые другие чины дивизионного штаба собрались в саду, когда к ним вышел Циглер и заявил, что он отстранен от командования дивизией и должен немедленно явиться в рейхсканцелярию. Бургкарту он приказал собрать его вещи и отнести их в «Фольксваген». Затем он на прощание пожал всем руки и вместе со своим адъютантом, штурмбанфюрером Бергфе- льдом, сел в машину. После этого он поднес руку к козырьку и произнес: «До свидания, господа!»
Приняв дела, новый командир дивизии д-р Крукенберг пешком отправился осматривать линию обороны и встретиться с командирами участков. На Херманштрассе и возле станции надземки Нёйкёльн натиск русских сдерживали остатки полка «Данмарк» и подразделения танкового полка и разведывательного батальона дивизии. К востоку от Цёйкёльна сражались остатки полка «Норге», оставшиеся без своих орудий артиллеристы и отдельные машины танкового полка и разведывательного батальона.
Между тем французский батальон Фене и рота Вебера из дивизии «Шарлемань» на грузовиках, позаимствованных у дивизии «Нордланд», выехали из Пихельсдорфа и прибыли в казармы Гнейзенау, находившиеся к северу от аэропорта Темпельхоф.
В это же самое время д-р Крукенберг посетил своих соседей слева — подразделение фольксштурма, командный пункт которого располагался на первом этаже большого здания на углу Хермансплатц и Котбусской набе¬
1 Dr. Krukenberg, а.а.О. S. 14.


366
Вильгельм Тике
режной. Командир фольксштурмовцев, крайсляйтер НСДАП1, обрисовал Крукенбергу ситуацию: с соседями слева, другим подразделением фольксштурма, засевшим около Гёрлитцского вокзала, они поддерживали связь по уличному телефону-автомату, с соседями справа связи не было. Переезд всех военных и партийных руководящих инстанций привел к тому, что каждый теперь был вынужден действовать сам по себе. Увлекшись обсуждением этой проблемы, Крукенберг и командир фольксштурмовцев вдруг заметили в окне на противоположной стороне Херманштрассе два русских танка, которые открыли огонь из пушек и пулеметов. Крукенберг, отдав соответствующие инструкции командиру фольксштурма, поспешил на свой дивизионный командный пункт.
На Хермансплатц тут же был отправлен танкоистребительный взвод «Шарлемань», который в течение вечера и следующей ночи 25—26 апреля подбил 14 русских танков.
Остальные подразделения «Шарлемань» заняли близлежащие автострады, ведущие к центру города, по ходу дела направляя отбившихся от своих частей солдат на сборные пункты.
Так как дивизионный командный пункт был разрушен прямым попаданием авиабомбы, а телефонные провода порваны, новый командный пункт было решено разместить в казармах Гнейзенау. Здесь уже находились два полностью укомплектованных и отдохнувших полицейских батальона, у которых помимо обычного стрелкового оружия было и тяжелое пехотное вооружение. Поскольку казармы находились в ведении полиции, здесь была надежная телефонная связь.
Д-р Крукенберг позвонил генералу Вейдлингу, командный пункт которого тем временем также переехал в здание бывшего Военного министерства в правительственном квартале на Бендлерштрассе. Описав ему положение в своем секторе, Крукенберг добился, чтобы ему выделили время на реорганизацию немногих уцелевших подразделений дивизии «Нордланд». Место сбора было назначено в районе Жандармского рынка. В качестве нового командного пункта дивизии был выбран подвал Оперного зала.
Тем временем батальон Фене, танковая боевая группа Кауша и два полицейских батальона продолжали сопротивление в секторе «С».
У Силезского вокзала оборону держал батальон СС Мругаллы. Здесь натиск советских частей 5-й ударной армии Берзарина был особенно сильным. Батальон отчаянно сопротивлялся. Командир батальона, гауптштурмфюрер Мругалла, был ранен, но остался в строю.
В районах Фридрихсхайне и Пренцлауер-Берг не менее отчаянное сопротивление русским оказывали разношерстные части генерал-майора Бе- ренфенгера.
1 Подразделениями фольксштурма, как правило, командовали местные партийные функционеры национал-социалистской партии (НСДАП) или ее дочерних организаций. Иерархия НСДАП предполагала целую систему партийных званий, в зависимости от уровня: рейхсляйтер (член высшего руководства партии, которых было от 15 до 21 в разные годы), гауляйтер (руководитель парторганизации области или гау), крайсляйтер (руководитель округа), ортсгруппенляйтер (руководитель местной партийной группы в сельском районе), блокляйтер (руководитель парторганизации городского района или квартала), целленляйтер (руководитель низовой партийной ячейки). Похожая система существовала и в «Гитлерюгенде». — Прим. ред.


Падение Берлина
367
На севере Берлина русским удалось продвинуться далеко вглубь к центру города. Вечером 25 апреля резервы полка «Данмарк» и 14-й роты, собравшиеся вместе с обозными частями в Тиргартене, были подняты по тревоге и срочно переброшены в Юнгфернхайде, где передовые отряды русских пытались прощупать местность. Отбросив их, датчане вернулись назад, а на их место заступили подразделения фольксштурма.
В ночь на 26 апреля генерал Вейдлинг прибыл в имперскую канцелярию для доклада на ежедневном совещании военных и партийных чинов у Гитлера. Доклад был выдержан в пессимистичном духе. Между слов его явно читалась безнадежность всех попыток обороны Берлина. Во всяком случае, даже доклад Кребса об общем положении на разных фронтах выглядел гораздо оптимистичнее. Огромные надежды возлагались на Венка и Штайнера. Некоторые еще рассчитывали и на помощь Буссе, хотя в действительности его армия уже была окружена и обречена на уничтожение. Гитлер еще раз объявил о своем решении остаться в Берлине. Когда Вейдлинг уже вернулся на свой командный пункт на Бендлерштрассе, ему неожиданно позвонил Кребс и ошарашил его последними донесениями об армии Венка. Он также сообщил, что гросс-адмирал Дёниц собирается самолетами отправить в Берлин своих лучших людей — кадровый состав из нескольких школ подводников.
В связи с этим новыми обстоятельствами — и новыми надеждами — было само собой разумеющимся, что Вейдлинг приказал начать новую контратаку, чтобы отбросить части противника, прорвавшиеся к аэропорту Темпельхоф и Нёйкёльну. Теперь аэропорт Темпельхоф приобретал особо важное значение еще и как аэродром, куда будут прибывать новые подкрепления.
Ночью на 26 апреля генерал-майор Муммерт собрал остатки дивизии «Мюнхеберг» у северо-западного края аэродрома Темпельхоф. В Хазенхай- де оберштурмбанфюрер Кауш стянул последние танки дивизии «Нордланд» и батальон Фене из дивизии «Шарлемань».
Когда занялась заря нового дня, последние 10—12 танков дивизии «Мюнхеберг» и отдельные панцергренадерские подразделения (о ротах речи уже не было) двинулись в атаку. Некоторые танки вернулись прямо из Тиргартена; им пришлось тащить за собой орудия, тягачи для которых отсутствовали. Наступление разворачивалось вдоль Темпельхофской и Ма- риендорфской набережных. Немцы не успели далеко продвинуться, так как сразу же попали под шквальный огонь русской артиллерии. Одна танковая рота, в которой оставалось всего четыре танка, наступая, отклонилась в сторону. Остальные продолжали двигаться вперед, в сторону Улль- штайнхауза. Повсюду пылали дома. И тут в атаку пошли русские танки. Последние танки дивизии «Мюнхеберг» застыли на месте, одни из-за технических поломок, другие были подбиты русскими «Т-34». Оборонявшая Тельтов-канал и фабрику Саротти пехота — курсанты Лихтерфельдского училища фейерверкеров сухопутных войск, персонал «Почтовой стражи» (Postschutz), остатки подразделений фольксштурма и «Гитлерюгенда» — были вынуждены спешно отступить. Утром 26 апреля русские танки с юга въехали на аэродром Темпельхоф.
В то же самое время в Нёйкёльне батальон Фене при поддержке танков дивизии «Нордланд» начал наступление на Херманштрассе и нынешней Карл-Маркс-штрассе. Конечной целью было выйти к кольцевой автодоро¬


368
Вильгельм Тике
ге. О взаимодействии между танками оберштурмбанфюрера Кауша и французами вспоминает сам гауптштурмфюрер Фене:
«Еще перед рассветом наши роты собрались на Хермансплатц и Хазен- хайде, где нас уже ждали танки. На углу улицы появился «Королевский тигр», за ним показался другой танк, «Пантера», и штурмовое орудие. Наши гренадеры несли охрану улицы с обеих сторон и ожидали сигнала к началу атаки.
Атака началась ближе к 6 часам утра. Наши гренадеры выстроились в боевой порядок и двинулись вдоль улиц на юг и юго-восток в сопровождении танков, которые должны были поддерживать их огнем. Мы занимали дом за домом, продвигаясь вперед среди голых стен и развалин. Около Нёйкёльнской ратуши резервный взвод батальона Фене неожиданно попал под шквальный артиллерийский огонь; 15 французов погибли»1.
К 7 часам утра, когда наступающие продвинулись уже достаточно далеко на юг, был получен приказ вернуться назад на исходные позиции. Французы ничего не понимали: как назад, когда только наметился хоть какой-то успех?
Они не могли знать о том, что наступление дивизии «Мюнхеберг» провалилось и оборона на других участках сломлена. В этой ситуации германское руководство собиралось перенести передовую линию оборону к системе каналов внутренней части города.
«Этим утром 26 апреля, — пишет Фене, — оборона Берлина начала трещать по всем швам. «Подобная же история, как под Хайнрихсвальде два месяца назад!» — с горечью сказал Валлен. Там мы тоже были вынуждены отступить после успешного штурма, потому что тем временем фронт вокруг и позади нас развалился. «И что же нам теперь делать?» — спросил он меня. «Разумеется, мы останемся здесь! Сейчас мы должны только смотреть за тем, чтобы нас не окружили!»
Нёйкёльнская ратуша стала центром обороны. В помощь нам был прислан отряд «Гитлерюгенда». Красноармейцы несли тяжелые потери. На обеих главных улицах, тянущихся на юг, осталось около 30 танков и противотанковых орудий, подбитых нашими танками.
Под шквальным огнем туда и сюда сновали батальонные связные; от них зависело сообщение между отдельными ротами. 20-летний Милле выполнял самые опасные рейды с донесениями. Сколько раз мы думали, что уже не увидим его этим утром. Но он всегда возвращался и неизменно докладывал: «Приказ доставлен!» Милле был убит во второй половине дня около ратуши, я же был ранен в ногу. Несколько ребят перенесли меня в подвал ратуши и перевязали. Это был самый неблагоприятный момент, какой только можно было придумать: в критической ситуации командир выбыл из строя.
Русские пытались захватить ратушу. Когда мне доложили, что они подошли к нам с тыла на расстояние в какие-то 100 метров, я был вынужден подняться и, опираясь на связного, поковылять на улицу, чтобы отдать необходимые распоряжения. Но тут они при поддержке танков предприняли лобовую атаку. Два танка нам удалось подбить из «панцерфаустов». Оста¬
1 Fenet. Die Letzte Runde. Franzosen kampfen um Berlin. (Рукописный перевод с французского), 1952.


Падение Берлина
369
льные, прикрывая друг друга, двигались дальше. В последний момент из-за перекрестка выехал «Королевский тигр» и подбил еще один «Т-34».
В течение второй половины дня положение наших людей вокруг Нёйкёльнской ратуши становилось все более критическим. Связи с соседними участками больше не было. Если же нам еще удавалось удерживать нашу позицию, то только благодаря непоколебимой стойкости бойцов батальона. В ближнем бою особенно отличился 19-летний Роже; товарищи называли его «черным дьяволом». Маленький фламандец Кап со своим пулеметом держал под прицелом всю улицу, препятствуя продвижению русских. Ближе к вечеру его заменил поддерживавший меня Финк, а того в свою очередь сменил один «гитлерюгендовец».
С нами осталось несколько танков и штурмовых орудий, у которых еще были топливо и боеприпасы. Остальные уехали. Связи со штабом дивизии не было. Я был намерен оставаться со своими людьми до тех пор, пока не поступят новые приказы.
К 7 часам вечера мне доложили, что русские находятся на Хермансп- латц примерно в 900 метрах позади нас. Таким образом, у нас в тылу оставалась свободной всего одна улица. Я собрал своих людей и ребят из «Гитлерюгенда» и приказал срочно отходить к Хермансплатц. Там мы снова изготовились к обороне. Благодаря штурмовым орудиям нам удалось подбить еще несколько танков «Т-34», пытавшихся приблизиться к площади.
К полуночи 27 апреля мы получили приказ отступить и собраться в районе Анхальтского вокзала. Проведя разведку местности, Валлен отвел людей в погребок Томас-келлер. По пути мы встретили 1-ю роту Лабурдет- та; они составляли резерв нашего участка и по мере необходимости прикрывали собой бреши в обороне. Последние слова, которыми мы обменялись с Лабурдеттом, звучали как предчувствие смерти. На ночь я остался на командном пункте полка «Данмарк» вместе с Дуром, моим ординарцем, чтобы утром попытаться дойти до дивизионного командного пункта»1.
18-я панцергренадерская дивизия 26 апреля вела бои в Шмаргендорфе и Шёнеберге. Гогенцоллерндамм все больше и больше подвергалась обстрелам русской тяжелой артиллерии. Дивизия «Мюнхеберг» сражалась на Йорк-штрассе; отдельные ее подразделения заняли оборону за Ландвер-каналом.
Генерал Вейдлинг весь день провел на ногах, инспектируя один сектор за другим. Больше всего его угнетали ставшие особенно заметными в этот день признаки разложения армии. Поздним вечером он прямо заявил об этом по телефону генералу Кребсу, сообщив также о прорывах русских под Шпандау, в районе Западного порта, в Груневальде и Целендорфе, в Тем- пельхофе, Нёйкёльне, Фридрихсхайне и в Юнгфернхайде. Кребс снова успокоил Вейдлинга, заверив его, что не позднее завтрашнего дня начнется наступление армии Венка, которая прорвет блокаду Берлина.
Подразделения, оставшиеся от дивизии «Нордланд», тем временем собирались в районе Анхальтского вокзала, Котбусской площади и Жандармского рынка. По словам д-ра Крукенберга, полки «Норге» и «Данмарк» вновь достигли численности 600—700 человек. Образовалось множество мелких группировок и боевых групп, называвшихся по именам командовавших ими офицеров и унтер-офицеров. Так возникла группа унтершар-
1 Fenet. Die Letzte Runde.


370
Вильгельм Тике
фюрера Бургкарта из 30 бойцов, объединявшая в своих рядах солдат всех родов войск вермахта и «гитлерюгендовцев», а в качестве связных к ней присоединились две девушки из берлинской организации БДМ.
Из тыловых частей дивизии «Нордланд» была сформирована рота численностью около 100 человек, пополненная за счет легкораненых и отбившихся от своих частей солдат. Командиром этой боевой группы был назначен унтерштурмфюрер Бахман, командир отделения связи 2-го батальона. Во второй половине дня 26 апреля боевая группа Бахмана заняла полукру- говую оборону у Галльских ворот и перегородила Халлешен-платц (Галльскую площадь) с запада на восток. По правую руку от нее разместился батальон дивизии «Шарлемань». По левую руку, на некотором удалении, оборону занимал полк «Норге». Такова была линия обороны внутреннего кольца Берлина — сектора «Z».
Поскольку с руководством в секторе «Z» сразу возникли трудности, то генерал-майор Монке был вынужден поручить оборону западного участка подполковнику Зайферту, командный пункт которого находился в здании Министерства воздушного транспорта, а оборону восточного участка — генерал-майору д-ру Крукенбергу, чья штаб-квартира размещалась в здании Оперы на Унтер-ден-Линден. Разделительной линией служила улица Вильгельмштрассе. Это позволило значительно уплотнить позиции боевой группы Монке.
Дивизия «Нордланд» занимала оборону вблизи набережной Шпрее от станции Янновитцбрюке вдоль улиц Неандерштрассе и Принценштрассе на юго-запад до Ландвер-канала. Оттуда новая передовая линия обороны тянулась на запад вдоль Ландвер-канала и Бель-Альянс-платц. Позднее восточный фронт дивизии был отодвинут назад до Линденштрассе. Части дивизии «Нордланд» обороняли и Анхальтский вокзал. Тыловые части были отведены в Тиргартен. Здесь разместилось последнее тяжелое вооружение дивизии — артиллерия и пехотные орудия; тут же стояли в резерве последние танки танкового полка «Нордланд», не считая отдельных машин, действовавших на разных участках. Командир полка, оберштурмбан- фюрер Кауш, разместил свой командный пункт в подвале итальянского посольства на Тиргартенштрассе. В качестве нового командного пункта дивизии «Нордланд» была выбрана станция метро «Центр».
Шли последние приготовления к сражению за внутреннее кольцо обороны. Сил для этого оставалось не так уж много. Не хватало всего, особенно оружия и боеприпасов. Битва за центр Берлина начиналась с дурных предзнаменований.


ШТЕТТИНСКИЙ ПЛАЦДАРМ
Уже 5 апреля 1945 года командование группы армий «Висла» было вынуждено признать, что 2-й Белорусский фронт маршала Рокоссовского, развязав себе руки к концу марта, собирается развернуть наступление из района Данцига в направлении Штеттина.
20 апреля Рокоссовский приказал начать наступление. Время поджимало, поэтому развертывание его армий и приготовления к наступлению были несколько поверхностными. Сталин торопил с началом наступления, чтобы облегчить задачу 1-му Белорусскому фронту, стоявшему уже перед самым Берлином, обезопасить его от опасности удара с северного фланга и захватить всю Восточную Померанию и Мекленбург. Задачи 2-го Белорусского фронта состояли в том, чтобы, во-первых, разбить немецкую 3-ю танковую армию, а во-вторых, обеспечить прикрытие северного фланга в ходе осуществления Берлинской операции.
В тот же самый день, пока 46-й танковый корпус, стоявший на правом фланге 3-й танковой армии под Шведтом и Ниппервизе, отражал попытки советских 49-й и 70-й армий форсировать Одер, 65-й армии русских удалось создать плацдарм на западном берегу возле автомобильного моста южнее Штеттина.
После интенсивной артподготовки (в зоне прорыва на каждый километр фронта приходилось 238 стволов) и при поддержке с воздуха утром 20 апреля 1945 года ударные части 65-й армии генерал-полковника Батова под прикрытием утреннего тумана на 638 лодках форсировали Одер возле автомобильного моста и атаковали позиции немецкой 610-й дивизии. Весь этот участок фронта южнее Штеттина оборонял Одерский корпус, которым командовал обергруппенфюрер СС и генерал полиции Бах-Зелев- ский.
За участок фронта по обеим сторонам от автотрассы, непосредственно подвергшийся атаке, с 10 апреля отвечал энергичный полковник Фульри- де, прежде руководивший обороной Кольберга. Находившаяся в зоне главного удара 1-я полицейская бригада, укомплектованная фольксдойче1, венграми, словаками и другими иностранцами, оказалась плохо вооруженной и совершенно не подготовленной к боям на фронте. Кроме нее, в подчинении Фульриде находилось лишь несколько небольших немецких подразде¬
1 «Фольксдойче» называли этнических немцев, проживавших за пределами Германии в других странах Европы. Из них формировались многие части полиции и войск СС на оккупированных территориях. — Прим. ред.


372
Вильгельм Тике
лений. Артиллерия состояла из 37-, 88- и 105-миллиметровых зенитных орудий с незначительным количеством боеприпасов1.
Советский генерал-полковник Батов так описывает первый натиск русских:
«Командир батальона 238-го полка доложил по рации о первом успехе: ворвались в первую линию окопов. Удалось взять в плен одного офицера и четырех солдат»2.
Батов приказал доставить пленных к себе. На допросе они показали, что сильный артиллерийский огонь и опустившийся над низиной туман делали оборону невозможной. Когда же внезапно на их позициях появились русские солдаты, они были слишком ошеломлены и неспособны защищаться.
Когда солнце пробилось сквозь дымку, видимость стала лучше. Немецкая оборона наконец заявила о себе. Батареи 2-го зенитно-артиллерийского корпуса открыли огонь. Согласно донесению в штаб 3-й танковой армии, вблизи моста им удалось потопить 80 лодок, в каждой из которых было от 4 до 7 человек.
Но помешать русским они не могли. К 8.30 утра 37-я гвардейская дивизия уже прочно удерживала в своих руках все немецкие позиции по обе стороны от моста. Плацдарм был около 3 километров шириной и охватывал в том числе высоту 65 возле Нидерцадена. Вслед за авангардом на противоположный берег переправились четыре полка 18-го стрелкового корпуса генерала Чувакова. По свидетельству Батова, 37-я гвардейская дивизия выбила части 8-го полицейского полка СС из Вильгельмсхоэ и двинулась в направлении Кольбитцова.
В 11.15 утра Батов доложил командующему 2-м Белорусским фронтом маршалу Рокоссовскому: «Два корпуса в составе пяти дивизий переправились через Одер».
Вступившая в бой 15-я Сивашская дивизия прорвалась к Шиллерсдор- фу и захватила Нёй-Розов. Здесь она встретила упорное сопротивление и» была вынуждена перейти к обороне. Особенно напряженные бои разворачивались вокруг Унтер-Шёнингена и Шиллерсдорфа.
Историк Муравский так описывает первые бои на западном берегу Одера:
«В результате возобновившегося наступления (с плацдарма возле автотрассы), поддержанного шквальным огнем артиллерии, все немецкие войска, за исключением только недавно подтянутого батальона «Кольберг» (3-й штурмовой батальон танковой армии «Кольберг», выделенный из состава 32-го армейского корпуса) й одного резервного батальона СС, были совершенно обессилены и отступили. Когда резервный батальон СС, оказавший отчаянное сопротивление, был почти полностью уничтожен, его командир застрелился. Батальон «Кольберг» отдал сам себе приказ к отступлению. Батареи были рассеяны. Новая линия обороны была организована на опушке леса близ Помеллена»3.
1 Murawski Е. Die Eroberung Pommerns durch die Rote Armee, Boppard 1969. S. 306.
2Gosztony, a.a.O. S. 208.
3 Murawski, a.a.O-., S. 306.


Русский плацдарм на Нижнем Одере и оборона «линии Вотан»
ПАЗЕВАЛЬК
Лёкнитц Бергхольц •
ч. 28-й див. СС
Брюсов# ч Волльшов
Багемюль < уто «Остзее»
Баттин
ч. 27-й див. СС
Г^-п,рнизона
Штеттимя
ч.'281-И пд ) ^ •* Л
+ 610-я дои J фр. "■*. ^ 549.я фгд f _
,/ v Помеллен «I Хоэн-Цаден */, •“
«Краков 610-ядон
_ А Надрензее
^<^^25л7о*лень_^^28Т™пд vWC ' 1*
Шиллерсдо^(
Шёнингенв*^
Шторков #
^ ^ / гтидер-ЦЕ
.. _ ^^ГВильгельмсхёэ"5^
Кольбитцов | #
аЛ1Л
Розов I
#Зоммерсдорф N^1 уг -г*» ЮНЦ К. • Тантов #1
>0^ *\‘\ III» ■ 1 fir Пгпи ninnn J
Гвартин V:\ ШёнФельд 4 \ V ^ Т Yj
■: Геезов^х/ g/Л
Дамитцов ,
• Штаффельде
'"25 4,полденЬ\
Грайфенхаген
Пб»трпг\аген


374
Вильгельм Тике
Сразу же после того, как поступили первые сообщения о переправе противника на западный берег, командование Одерского корпуса бросило в бой стоявшие наготове резервы. Но очень скоро стало ясно, что имеющихся сил совершенно недостаточно, к тому же неопытное командование корпуса не может руководить ими. В конечном счете это привело к отставке генерала полиции фон дем Баха-Зелевского.
Штаб дивизионной группы генерала Мюллера, расположившийся в Пенкуне, получил приказ немедленно выступить из района Шторкова, где проходили 2-я и 3-я линии обороны, с несколькими сводными отрядами
27-й и 28-й дивизий СС и 6-м истребительно-противотанковым батальоном на восток, к югу от автотрассы. Батальон Демульдера из 27-й дивизии СС «Лангемарк», батальон Деррикса из 28-й дивизии СС «Валлония» и 7 штурмовых орудий под командованием штурмбанфюрера Хеллебёйта около двух часов дня атаковали южный фланг русского плацдарма между По- мелленом и Нёй-Розовом.
Батальон Демульдера выбил врага из Кольбитцова. Однако когда создалась угроза удара русских с тыла, со стороны Нёй-Розова, наступавший вдоль автотрассы батальон Деррикса был отведен к Нёй-Розову. Генерал-полковник Батов вспоминал позднее, что особенно ожесточенные бои разворачивались как раз здесь, на участке 47-го полка 15-й Сивашской дивизии под Нёй-Розовом, на 2-й автотрассе Штеттин—Гартц. Всего же с немецкой стороны против плацдарма 65-й армии было предпринято 20 контратак.
Немецкое контрнаступление на Кольбитцов было поддержано подошедшими частями 210-й самоходно-артиллерийской бригады, которая стояла в полной готовности на участке 247-й фольксгренадерской дивизии. 210-я самоходно-артиллерийская бригада, всего пару дней назад переименованная в «210-ю учебную штурмовую артиллерийскую бригаду», выдержала под Кольбитцовом тяжелейшее испытание. Командир бригады, гауптман Бок, был тяжело ранен в шею в самом начале боя. Командование принял обер-лейтенант Шмайнг-Энгбердинг, но вскоре он был убит в ходе авианалета. В этом запутанном положении командование был вынужден взять на себя бригадный адъютант обер-лейтенант Альтхоф. Еще через несколько дней командовать 210-й учебной штурмовой артиллерийской бригадой было поручено обер-лейтенанту Рандцио.
Когда к вечеру 20 апреля бои под Нёй-Розовом стали затихать, батальон Деррикса — с 3-й ротой в авангарде — двинулся в контратаку и сумел отбросить русских до самого Одера, к деревне Шиллерсдорф. Всю ночь в деревне шли кровопролитные бои. Обе стороны несли тяжелые потери.
Одновременно к боевой группе Мюллера подошли подкрепления из-под Штеттина — части 281-й пехотной дивизии. Их переброску сильно задержали налеты вражеской авиации и огонь артиллерии. Только к вечеру из района Кольбитцова на северо-восток удалось начать атаку силами двух батальонов 322-го гренадерского полка. 368-й гренадерский полк, наступавший от Шмеллентина в направлении сел Хоэн-Цаден и Нидер-Цаден, и 2-й батальон 322-го гренадерского полка прикрывали правый фланг.
2-й батальон 322-го гренадерского полка под командованием гауптмана Крамера при поддержке трех самоходных орудий почти сумел выйти к Одеру в районе Курова. 368-й гренадерский полк под командованием майора д-ра Фоккеса (сменившего майора Лангхельда) отбил назад Хоэн-Цаден, от берега Одера его отделяла только цепочка холмов. Но ночью связь с ты¬


Падение Берлина
375
лом была потеряна. Поддержки со стороны артиллерии и самоходных орудий больше не было. Благодаря этому русские получили передышку. Через Одер переправлялись новые войска и техника. На следующий день бои возобновились с новой силой.
281-я пехотная дивизия в полном составе, 1-й истребительно-противотанковый батальон и 210-я учебная штурмовая артиллерийская бригада были переданы в подчинение Одерского корпуса. Ночью и днем 21 апреля Одерский корпус сверх того получил новые подкрепления от 46-го танкового корпуса — истребительно-противотанковый батальон «F» (Фридрих), одну роту 4-го танкового разведывательного батальона СС, штаб 787-го артиллерийского полка вместе с 985-м тяжелым артиллерийским дивизионом сухопутных войск и 2-й батареей 37-го полка.
Командование 32-го армейского корпуса заменило последние части 549-й фольксгренадерской дивизии севернее Штеттина 2-м и 3-м сводными морскими полками во главе с бывшим штабом 389-й дивизии. 1098-й гренадерский полк (549-й фольксгренадерской дивизии) уже ночью на 20 апреля был переброшен на помощь 281-й пехотной дивизии.
Теперь против советского плацдарма у моста с севера от Кольбитцова действовала 281-я пехотная дивизия, а с юга — 610-я дивизия особого назначения.
Штаб 3-й танковой армии так докладывал о боях за этот плацдарм в дневном донесении от 21 апреля 1945 года:
«Вследствие отступления 1-й полицейской бригады враг закрепился восточнее и севернее Паргова и при поддержке артиллерии и штурмовой авиации расширил плацдарм по обе стороны от автотрассы в направлении Кольбитцова, Хоэнцадена и Курова. На западном берегу замечены подразделения 7 вражеских стрелковых дивизий и 20—30 танков, на автомобильном мосту через Одер — еще 50 танков. Обнажив немногие опасные участки фронта, все имеющиеся силы были брошены против вражеского плацдарма на линии от шлюза «Черная кошка» — через юго-восточную окраину Кольбитцова — Вильгельмсхоэ до юго-восточной окраины Курова».
Генерал-полковник Батов в своих мемуарах отмечает, что только в течение 21 апреля на плацдарм была обрушена 21 контратака.
В официальной истории 281-й пехотной дивизии о боях на северном фланге плацдарма 21 апреля говорится:
«В течение ночи противник перебросил через реку подкрепления. Утром он двинул в атаку танки. На участке 2-го батальона 322-го гренадерского полка (гауптмана Крамера) три самоходных орудия подбили несколько танков «Т-34», так что в конце концов те вынуждены были отступить.
2-й батальон 322-го полка получил приказ отойти на новый рубеж обороны, но смог оторваться от противника только после полудня. Севернее автотрассы русские прорвались ко 2-му имперскому шоссе. С юга от шоссе передовая линия обороны проходила восточнее Кольбитцова»1.
В этот день полковник Шмид, бывший командир учебного танкового отряда «Остзее», принял командование 281-й пехотной дивизией. Прежний командир, генерал-лейтенант Ортнер, был переведен в командный резерв группы армий «Висла».
1 Geschichte der 207. und 281. Infanterie-Division mt ihren Zwischengliederungen 1939 bis 1945, o.J. S. 244.


376
Вильгельм Тике
Южнее автодороги фламандцы и валлоны из боевой группы Хеллебёйта (дивизионная группа Мюллера) атаковали и вновь захватили Шёнинген. Наступление на Шиллерсдорф после первоначального успеха так и застопорилось из-за интенсивного огня вражеской артиллерии. В батальоне Деррикса (дивизия «Валлония») оставалось всего 130 человек, а в 3-й роте батальона, которой командовал унтерштурмфюрер Гиллис, — всего 40 человек. Еще 20 апреля, перед началом наступления, батальон Деррикса насчитывал 600 человек.
Батальон Эмса (дивизия «Лангемарк»), наступавший южнее Кольбитцова в северо-восточном направлении на Вильгельмсхоэ и Нидерцаден, с огромными потерями достиг Вильгельмсхоэ, но затем под натиском превосходящих сил противника был вынужден отступить на исходные позиции.
Наступление фламандцев и валлонов из дивизионной группы Мюллера поддерживали батареи тяжелых зенитных орудий, а также — из района Тантова — батареи артиллерийского полка дивизии СС «Лангемарк» (ею командовал Арентофф).
Бои, развернувшиеся 21 апреля за плацдарм у Штеттинской автотрассы, не принесли ощутимого успеха ни той, ни другой стороне. Оба противника продолжали гонку на время, пытаясь перебросить в район плацдарма как можно больше подкреплений.
Командование 3-й танковой армии планировало перебросить на этот опасный участок фронта 1-ю дивизию морской пехоты.
Маршал Рокоссовский принял меры, чтобы благодаря созданному 65-й армией плацдарму стянуть к Штеттину части застрявшей под Гартцем 70-й армии и 2-й ударной армии. Эти передвижения прошли без затруднений. Германские военно-воздушные силы совершали свои последние вылеты над Берлином, им было не до Штеттина. Артиллерия же была вынуждена экономить боеприпасы. Войска 2-го Белорусского фронта Рокоссовского поддерживала с воздуха 4-я воздушная армия генерал-лейтенанта Вершинина; она обеспечивала надежную «крышу» над всем районом военной операции, подавляя немецкие батареи и прочие цели, особенно в районе плацдарма. Уже недалек был тот момент, когда русский плацдарм разбухнет по всем направлениям, и тогда немецкой 3-й танковой армии останется только отступить на запад.
В ночь на 22 апреля генерал Батов также перебросил крупные силы своего 1-го гвардейского танкового корпуса к плацдарму в районе автотрассы — 92 танка и 62 самоходных орудия, которые составили костяк ударной группировки.
С немецкой стороны к плацдарму была подтянута 549-я фольксгрена- дерская дивизия из 32-го армейского корпуса Шака, которая заняла участок от Курова до южных окраин Штеттина. Части 281-й пехотной дивизии были переброшены из-под Курова в район автотрассы, так как теперь оборона этого участка была возложена на нее.
Ожесточенные бои в низовьях Одера возобновились уже утром 22 апреля. Действиям русской авиации мешали дождь и сильная облачность.
В зоне действий 46-го танкового корпуса частям 1-й дивизии морской пехоты удалось несколько упрочить свои передовые позиции на южном фланге, в южной части Одерберга. Под Фридрихсталем 547-я фольксгрена- дерская дивизия вместе с подчиненным ей 49-м панцергренадерским полком СС (из дивизии «Недерланд») успешно отражала все вражеские атаки.


Падение Берлина
377
Но самые напряженные бои снова разворачивались на участке Одерского корпуса. В ночь на 22 апреля к северу от Гартца 70-я армия перебросила значительные силы на небольшой плацдарм у Мешерина. В лесной массив под Югендхерберге вторгся отряд из 150 красноармейцев и вытеснил оттуда слабые немецкие посты охранения. Оттуда русские направились к перекрестку дорог в 3 километрах к востоку от Тантова, и вечером того же дня их свежие силы оттеснили немецкую пехоту из северных окрестностей Гартца к лесу у Штаффельде. Сражавшаяся здесь боевая группа полковника Велльмана, состоявшая из уцелевших подразделений танковой дивизии «Гольштейн» и группы Шеллонга из 27-й дивизии СС «Ланге- марк», понесла тяжелые потери и была частично рассеяна.
На участке 281-й пехотной дивизии по обеим сторонам от автотрассы противник предпринял несколько атак силами от батальона до полка при поддержке бронетехники, потеряв при этом 12 танков. Но и немецкие войска были оттеснены к восточным окраинам Кольбитцова. В некоторых местах Советам удалось выйти ко 2-му имперскому шоссе и проходящей за ним железнодорожной линии Штеттин—Ангермюнде.
549-я фольксгренадерская дивизия отражала атаки сил противника от 14 рот до одного батальона, поддержанных танками, под Куровом и Хоэн- цаденом. При этом было подбито 14 русских танков. В ходе боев Хоэнца- ден пришлось оставить.
Батов в своих мемуарах упоминает, что немцы предприняли в ответ 15 контратак, каждая силами от 100 до 300 человек при поддержке 40 единиц бронетехники.
Окрестности Штеттина обстреливала крупнокалиберная вражеская артиллерия. На остальных участках фронта 3-й танковой армии никаких заметных боевых действий не велось.
В дневном донесении от 22 апреля 1945 года командование группы армий «Висла» докладывало в ставку ОКХ:
«Противник продолжает атаки против фронта 3-й танковой армии при поддержке артиллерии и штурмовой авиации... Во второй половине дня превосходящим силам противника удалось расширить существующий плацдарм шириной в 20 км и глубиной в 2—3 км на север от Гартца до южных окраин Штеттина. Армия ожидает начала решающего прорыва противника на запад в течение завтрашнего дня».
На южном фланге вдоль Финов-Гогенцоллерн-канала, который становился все более растянутым, 46-й танковый корпус, составлявший южное крыло 3-й танковой армии, должен был наконец сменить стоявшую под Нидерфиновом 2-ю резервную парашютную бригаду (ее командный пункт находился в Хорине).
Эберсвальде, снова и снова подвергавшийся атакам русской авиации, был весь объят огнем. Город, насчитывавший около 40 тысяч жителей, был срочно эвакуирован. Беженцы стремились на север, чтобы укрыться среди лесов и деревень в окрестностях Хорина. Южнее Эберсвальде еще держался небольшой плацдарм, который обороняли 5-я егерская и 25-я панцергренадерская дивизии. Его предполагалось использовать как исходную позицию для планировавшегося немецкого контрнаступления на юго-запад.
Когда вечером 22 апреля командир 46-го танкового корпуса Гарайс, проведя весь день в поездках на разные участки фронта, вернулся на свой командный пункт в замке Гёрлсдорф, там его ждал новый приказ из штаба
3-й танковой армии. В нем говорилось:


378
Вильгельм Тике
«1-ю дивизию морской пехоты заменить 2-й резервной парашютной бригадой «Герман Геринг» и перебросить на опасный участок фронта на север, западнее Гартца, чтобы не допустить прорыва русских».
Всю ночь в замке Гёрлсдорф царила лихорадочная деятельность. Рассылались новые приказы. Ординарцы сновали туда и сюда. Проходили совещания. Генералу Гарайсу было непросто расстаться с этой дивизией морской пехоты, сформированной генерал-майором Блеквеном и переученной для действий на суше, но положение не оставляло иного выхода, так как все резервы были исчерпаны. Блеквен также воспротивился этой переброске и даже обратился к самому гросс-адмиралу Дёницу, но и это не помогло. 1 -я дивизия морской пехоты должна была срочно выделить один полк и саперный батальон. В ночь на 23 апреля их на грузовиках доставили в район Казекова, где на следующий день они присоединились к боевой группе Велльмана и нашли свою смерть.
23 апреля 1945 года небо было затянуто тучами. Временами шел дождь, хотя дороги все еще оставались проходимыми. Но даже погода не принесла желанной передышки. Русские штурмовики и бомбардировщики снова и снова атаковали немецкие очаги сопротивления — каждую огневую позицию, каждое передвижение войск. Русская пехота и танки продолжали наступление на запад с захваченных плацдармов; другие продолжали штурмовать позиции 101-го армейского корпуса с Эберсвальдского плацдарма.
Под Фридрихсталем 547-я фольксгренадерская дивизия упорно отражала атаки противника численностью до одного батальона.
«Утром (23 апреля), — пишет генерал Гарайс, — я предпринял поездку на командный пункт полка, находившегося в центре самых ожесточенных боев под Фридрихсталем. Чем ближе я подъезжал к фронту, тем чаще мне приходилось прятаться под деревьями от вражеских штурмовиков. На севере, со стороны Гартца, слышались звуки сражения. Едва я вошел в бункер командира полка майора Люкена, раздался телефонный звонок от оперативного офицера 547-й фольксгренадерской дивизии майора Вермана, который передал мне сообщение от моего начальника штаба полковника Гуштедта: «Командование 46-го танкового корпуса должно принять руководство обороной участка от Гартца до Штеттина и поменяться местами с Одерским корпусом».
Я как можно скорее поспешил назад в Гёрлсдорф, где меня уже ждал мой начальник штаба полковник Генштаба Гуштедт, сообщивший мне подробности приказа о нашей переброске на другой участок фронта. В течение второй половины дня мы оба должны были перебраться на новый командный пункт и уже вечером принять командование новым участком. Все это казалось очень срочным».
Последние слова — о срочности — следовало бы подчеркнуть жирной чертой. Одерский корпус под командованием Баха-Зелевского был не приспособлен для фронтовых боев ни по своей подготовке, ни по уровню компетентности своего штаба. Даже вмешательство генерала Хёрнляйна в руководство корпусом не улучшило положения. Корпус просто не имел опытного и хорошо спаянного оперативного штаба. Генерал фон дем Бах-Зелевский, сделавший свою карьеру в полиции, явно не справлялся с проблемами управления тылом и очень мало смыслил в руководстве боевыми действиями. Однако в отчаянной ситуации ему все же пришлось бросить в бой разношерстные полицейские части, сколоченные из венг'ров, хорватов, украинцев и словаков. Собственно, в таких же чрезвычайных об¬


Падение Берлина
379
стоятельствах формировалось и командование Одерского корпуса. И теперь, когда весь участок фронта Одерского корпуса трещал по швам, необходимость в опытном командире и спаянном штабе стала как нельзя более очевидной.
«Вплотную к автотрассе, в Радевитце (в 3 километрах к востоку от Шмёлльна), — пишет генерал Гарайс, — в здании, напоминающем замок, я нашел штаб корпуса.
В ходе первого же совещания мне стало ясно, что положение на участке корпуса действительно скверное. Русский плацдарм значительно расширился. Оказалось, что командование Одерского корпуса не может даже предоставить точных данных об организации, численности, имеющемся вооружении и боеприпасах. Положение было и правда крайне запутанным.
Я был рад встретить здесь моего знакомого генерала Хёрнляйна, который должен был снова принять командование своим бывшим военным округом Гюстров. Хотя ввиду общего положения это звучало невероятно».
Как же разворачивались тем временем бои под Штеттином 23 апреля 1945 года?
Близ Мешерина и в районе автотрассы русские перебрасывали через Одер все новые войска. К югу от автомобильного моста была налажена понтонная переправа, и по нему нескончаемый поток красноармейцев, танков и машин переливался на западный берег реки, не встречая сопротивления с немецкой стороны. Вечером здесь собрался весь 1-й гвардейский танковый корпус.
Под Мешерином наступающую лавину русских еще продолжали сдерживать остатки боевой группы Велльмана. К вечеру советские войска достигли линии Хоэнрайнкендорф — Тантов — Паргов. Между Парговом и Шёнингеном немецкого фронта больше не существовало.
На участке 281-й пехотной диг.изии весь день велись ожесточенные бои за Кольбитцов. В небе полностью господствовала штурмовая авиация противника. В этот день в ходе боев с переменным успехом дивизии удалось удержать Кольбитцов. Командный пункт 368-го гренадерского полка пришлось перенести в Нёй-Барнимслов (между Помелленом и Барнимсло- вом).
В районе Хоэнцадена 549-я фольксгренадерская дивизия отразила девять атак противника, предпринимавшихся силами от роты до батальона. Немецкая артиллерия пыталась помешать вражеским приготовлениям в районе Хоэнцадена и Курова, причем активное участие в этом принимала и гарнизонная артиллерия Штеттина. Во второй половине дня 15 русских танков в сопровождении пехоты ворвались в Притцлов, но вечером их удалось выбить оттуда в ходе успешной контратаки.
О боях на участке южнее Штеттина рассказывает обер-ефрейтор Кописке из танкоистребительной команды Клозе:
«Вечером 22 апреля наша танкоистребительная команда расположилась на сахарном заводе Штеттин-Шёйне. Две группы тут же отправились в район боев. Вернувшись на следующий день, они доложили, что им удалось подбить один танк из «офенрора»1. Теперь настал черед остальных команд отправиться на передовую, чтобы в случае необходимости быть
1 Реактивный противотанковый гранатомет «Офенрор» (нем.: «Ofenrohr»), что переводится как «печная труба»), был разработан немцами в 1943 году на базе трофейного американского реактивного гранатомета «базука». — Прим. ред.


380
Вильгельм Тике
там, где есть опасность прорыва танков. Туда же вскоре отправилась и вся наша танкоистребительная команда.
Открытая местность между Гюстровом и Куровом была изрезана траншеями. Здесь был заданный район, в который мы вышли утром 23 апреля.
Вскоре после этого начали стрелять танки, которых мы не могли видеть из-за ограды. Судя по звуку выстрела, это были танки «Сталин». Передовые отряды русских проводили разведку боем. Их атака была отбита. В этот же день русские танки вторглись намного дальше на юг».
По словам генерала Батова, к югу от Штеттина немцы предприняли 8 контратак силами от роты до батальона при поддержке от 2 до 4 танков.
На остальных участках фронта 3-й танковой армии никаких значительных боевых действий не велось. Командование армии доложило об уничтожении 12 русских танков в районе главного удара, в том числе два были подбиты из «панцерфаустов».
Батареи 2-го зенитно-артиллерийского корпуса уничтожили в районе Берлина и на Одерском фронте 19 русских танков и 9 самолетов.
Об общих итогах этих боев докладывалось в дневном донесении группы армий «Висла» в ставку ОКХ от 23 апреля 1945 года:
«На фронте 3-й танковой армии противник при сильной концентрации огневой мощи и при поддержке штурмовой авиации продолжил попытки расширить плацдарм.
В течение прошедших дней благодаря умелому руководству, стойкости и отваге солдат нам удалось в ходе контратак и контрударов отразить натиск противника, однако сегодня ослабленные последними днями боев войска не смогли помешать прорыву противника и расширению вражеского плацдарма.
Поскольку в нашем распоряжении не осталось больше местных резервов для отражения грозящего прорыва, командование армии сняло с правого фланга 1-ю дивизию морской пехоты и перебросило в район западнее Гартца, чтобы с ее помощью контратаковать и расколоть вражеский плацдарм».
О переброске 1-й дивизии морской пехоты в районе Гартца, упомянутом в донесении, подробнее рассказывает в своих записях ее командир, генерал-майор Блеквен:
«23.4.1945 г. Дивизия переводится на другой участок. Ее постепенно сменяют части 2-й парашютной резервной бригады. Энтузиазма не было, как не было его и у командования. Поэтому переброска новых частей сильно задерживалась. Так же задерживалась и транспортировка частей нашей дивизии. Первый транспорт покинул Ангермюнде с опозданием на 12 часов. Вместо обещанной колонны из 40 грузовиков прибыли только 4 машины. Транспорты подвергались атакам вражеской авиации, особенно при погрузке и выгрузке. С 24 апреля движение автоколонн днем стало невозможным. Дивизию пришлось перевозить несколькими челночными рейсами — поездом и небольшой автоколонной. Остальным частям командование группы армий приказало выступить в заданный район пешим маршем. Но для непривычных к подобным марш-броскам моряков это заняло много времени, к тому же они были сильно утомлены, так как им пришлось нести на себе всю амуницию, вооружение и боеприпасы. В результате части дивизии оказались оторванными друг от друга, и позже их так никогда и не удалось собрать вместе. Они шли и шли, но каждый раз заданный район оказывался занят русскими еще до них».


Падение Берлина
381
Лишь однажды в безнадежном положении Одерского корпуса и 46-го танкового корпуса появился проблеск надежды.
«Войска, слишком занятые в последние дни собственными проблемами, — говорится в официальной истории 281-й пехотной дивизии, — были внезапно удивлены новым приказом, который предписывалось довести «до каждого солдата». В нем говорилось, что германские войска на Западном фронте прекратили огонь и по соглашению с западными противниками повернули оружие против общего врага — большевизма. Это известие означало избавление от тяжкого груза. В последний момент, казалось, судьба Германии повернулась к лучшему. Однако чувство облегчения было недолгим. Уже вскоре пришел приказ с опровержением, в котором говорилось, что предыдущее известие было ложным и безответственным, и что борьба по-прежнему продолжается на всех фронтах. Неудивительно, что на смену воодушевлению пришло отчаяние, и воля к сопротивлению была парализована»1.
Рассказ о последующих боях продолжает командир корпуса, оказавшегося в зоне главного удара русских, генерал Мартин Гарайс, принявший командование этим участком только за день до того. Его командный пункт находился в Радевитце, к востоку от Шмёлльна.
«24 апреля 1945 года. В 5 часов утра, когда мы приготовились к переезду на новый командный пункт корпуса в Шванеберг, западнее Рандовского карьера, было пасмурно и холодно.
На въезде в Шванеберг толпились солдаты и офицеры из «рекогносцировочного штаба» и подразделений «Организации Тодта» (ОТ). Стояли грузовики, до отказа набитые разными бесполезными предметами роскоши. Мой приезд внес струю свежего ветра в эту лавочку, и очень скоро всех этих людей как будто сдуло из села.
В 9.30 вечера Шванеберг подвергся налету вражеской штурмовой авиации, и мы были вынуждены спрятаться в подвале дома. Падали бомбы, стучали пулеметы. Рядом с нашим домом целый хлев выгорел дотла. Склад боеприпасов для пехоты взлетел на воздух. Две наши радиостанции вышли из строя. Связь приходилось поддерживать только по переносной рации. Время от времени удавалось воспользоваться телефонной связью. Связисты были уже в пути, чтобы починить поврежденные линии. Эти связисты были поистине бравые ребята! Порой только благодаря им мы получали донесения от трех дивизий корпуса, чьи полки еще были в пути на железнодорожной линии Штеттин—Казеков. Но под Петерсхагеном, поместьем семьи Кикебушей, на запад прорвалось 50 русских танков. Нам нечего было противопоставить им. Некоторые надежды отразить эту танковую атаку еще возлагались на зенитную артиллерию на передовой».
На Эберсвальдском плацдарме 101-й армейский корпус продолжал отражать все атаки противника, поддержанные танками, но к вечеру русские развернули новое решительное наступление и достигли пригородов Эберсвальде. На правом участке Одерского корпуса (прежде его занимал 46-й танковый корпус) было отражено четыре атаки русских. Восточнее Фрид- рихсталя противник стягивал силы, которые должны были присоединиться к предстоящему наступлению. Это наступление началось на следующий
1 Geschichte der 207. und 281. Infanterie-Division mt ihren Zwischengliederungen 1939 bis 1945, o.J. S. 245.


382
Вильгельм Тике
день и позволило русским значительно расширить свой небольшой плацдарм.
На правом фланге 46-го танкового корпуса, севернее Гартца, противник прорвался до Хоэнзельхова. Силам 547-й фольксгренадерской дивизии удалось остановить его только на подступах к Пиннову. Другая атака, предпринятая из района Хоэнрайнкендорфа, позволила русским выйти к северным окрестностям Петерсхагена. Под Тантовом продолжала сопротивление боевая группа Велльмана, которую поддерживали огнем самоходки 210-й учебной самоходно-артиллерийской бригады обер-лейтенанта Ранд- цио. Здесь русским не удалось продвинуться далеко, однако у них было достаточно пространства, чтобы обойти немецкие позиции и в конечном счете, вынудить их сдаться.
В течение дня в Казеков прибыл железнодорожный эшелон с двумя неполными батальонами 1-й дивизии морской пехоты и приданной им истребительно-противотанковой ротой. Выгрузка проходила в обстановке постоянных воздушных налетов. Моряки были сразу же переброшены на новый рубеж обороны, создававшийся вдоль Казекова. Однако на поддержку тяжелой техники и самоходных орудий рассчитывать не приходилось, а управление войсками сильно затрудняла нехватка средств связи. Остальные транспорты с солдатами 1-й дивизии морской пехоты задержались в пути из-за налетов русской авиации и смогли прибыть только с наступлением темноты. Все подразделения, прибывавшие в Казеков в течение ночи 24—25 апреля, немедленно отправлялись на заранее намеченные позиции. Однако в темноте, в незнакомой местности, многие сбились с дороги, что еще более запутало положение. Основная часть дивизии направлялась в район восточнее Шмёлльна, чтобы там создать плацдарм возле автотрассы за Рандовским карьером.
Генерал Батов в своих мемуарах пишет, что немцы предприняли в этот день девять контратак в районе вокруг автотрассы.
В дневном донесении группы армий «Висла» в ОКХ от 24 апреля 1945 года говорилось:
«В результате продолжающегося наступления противника, при интенсивной поддержке артиллерии и штурмовой авиации, положение ведущей ожесточенные бои 3-й танковой армии стало критическим. Противнику удалось осуществить прорыв западнее Гартца. В ходе боев на всем фронте обороны плацдарма, продолжавшихся в течение всего дня, боевая группа Велльмана была разгромлена. Несмотря на умелые действия командования 46-го танкового корпуса, ему не удалось остановить прорыв противника. Большая часть резервов уже брошена в бой в последние дни...
Атаки противника поддерживаются интенсивным артиллерийским и минометным огнем и истребительно-бомбардировочной и штурмовой авиацией. По этой причине подтягивание наших резервов и переброска 1-й дивизии морской пехоты совершенно исключены.
Глубокий прорыв противника северо-западнее Петерсхагена больше невозможно устранить имеющимися силами. Есть опасность, что 25 апреля противник продолжит прорыв.
Продолжающиеся вражеские атаки в районе Кольбитцов — При- тцлов — Гюстров отражены при поддержке артиллерии.
Части 549-й фольксгренадерской дивизии, четырежды вторгавшиеся в Притцлов, были вновь отброшены назад превосходящими силами противника.


Падение Берлина
383
По автотрассе противник продолжает подтягивать подкрепления, в том числе тяжелую артиллерию, установки залпового огня и танки.
Наши военно-воздушные силы эффективно поддерживали оборонительные бои с воздуха и подбили 36 вражеских самолетов.
Переброска войск: 9 из 17 транспортов с частями 1-й дивизии морской пехоты уже отправлены».
Сражавшиеся севернее автотрассы 281-я пехотная и 549-я фольксгренадерская дивизии в ходе переменных боев еще продолжали удерживать рубеж обороны от западных окраин Кольбитцова до Шмеллена, Притцлова и южных окраин Штеттина, но было неизвестно, сколько еще они сумеют продержаться. Южнее крупные силы противника рвались на запад, однако часть из них повернула на север, чтобы блокировать крепость Штеттин с тыла. Артиллерия обеих дивизий пока еще не несла потерь и поэтому могла оказать поддержку крепостной артиллерии Штеттина, насчитывавшей 63 орудия (в основном — трофейных).
К 7 часам вечера телефонная связь между 46-м танковым корпусом в Шванеберге и штабом 3-й танковой армии в Пазевальке была наконец восстановлена. Генерал Гарайс передал генералу фон Мантёйфелю сводку последних событий, ничего не приукрашая и не преуменьшая. Вместе с этим Гарайс предложил ночью перейти на новый, более удаленный рубеж обороны, что по крайней мере замедлит прорыв и позволит нашей артиллерии выиграть время, чтобы занять новые позиции западнее Рандовского карьера. Оба генерала сошлись на том, что длительное сопротивление необходимо организовать только там, где местность позволяет это. В этом смысле наиболее удобным местом был Рандовский карьер. Мантёйфель согласился с предложением Гарайса снова отвести войска 25 апреля на новый промежуточный рубеж впереди Рандовского карьера.
Соответствующие приказы были переданы в штаб 46-го танкового корпуса устно через офицеров связи. Ночь была ясной. Офицеры связи и посыльные скрылись в темноте. На небе светила полная луна. В Шванеберге многие дома горели. К полуночи в районе Шмёлльна — Шванеберга четыре русских тяжелых орудия открыли заградительный огонь. Это свидетельствовало о том, что русская артиллерия уже подтянулась за войсками.
За ночь все части 46-го танкового корпуса отошли на новый рубеж обороны. Первыми покинули район Фридрихсталя подразделения 547-й фольксгренадерской дивизии. Они заняли линию обороны Казеков — Вартин — Шмёлльнский плацдарм — Воллин — Краков — Каров до самых окраин Штеттина. Этот маневр сделал оборону Штеттина еще более безнадежной.
Под Эберсвальде русские в нескольких местах форсировали Финов-ка- нал. Фридрихсталь, на левом фланге Одерского корпуса, после ряда, атак противника был захвачен им. Русские войска, продвигавшиеся на юго-запад, вступили в Шведтский лес. 547-й фольксгренадерской дивизии удалось остановить их прорыв.
Казеков удерживали отдельные уцелевшие подразделения группы Велльмана и части 1-й дивизии морской пехоты; на их участке противник предпринял семь атак, поддержанных танками.
Далее к северо-западу в ходе тяжелых боев с переменным успехом был оставлен Вартин. Из этого района русский танковый клин прорвался к южной части Шмёлльнского плацдарма и к Рандовскому карьеру южнее автотрассы.
Шмёлльнский плацдарм обороняли остатки группы Велльмана, 2-й


384
Вильгельм Тике
полк морской пехоты (под командованием подполковника Маншатца), зенитные части и остатки 210-й учебной самоходно-артиллерийской бригады — всего около 800 человек, 30 зенитных орудий и 14 противотанковых самоходных орудий.
Уже в первые утренние часы 25 апреля русские бросили на штурм Шмёлльнского плацдарма пехоту и танки. Командир зенитной артиллерии полковник Герхард был ранен. Расстреляв все боеприпасы, зенитчики бросили часть орудий и отступили на запад. Противотанковые самоходные орудия и моряки одного из батальонов 2-го полка морской пехоты весь день удерживали узкий плацдарм возле автомобильного моста и дороги на Грюнц. Ночью они отступили к западному краю карьера и заняли новую позицию перед Шмёлльном.
Вот что докладывало о боях на Шмёлльнском плацдарме командование группы армий «Висла» в ставку ОКХ 25 апреля:
«Собранные на этом участке в приказном порядке отряды не имеют более ни боевого духа, ни воли к сопротивлению, которые до сих пор были главной предпосылкой успешной обороны. Усиление налетов вражеской авиации еще более повлияло на мораль солдат и почти полностью исключило подвоз новых частей и техники к району боев».
В разделе, где говорилось о переброске новых частей, было упомянуто, что «184-я самоходно-артиллерийская бригада должна вскоре прибыть по железной дороге из расположения 101-го армейского корпуса в район Па- зевалька».
Против 281-й пехотной и 610-й дивизий, занимавших промежуточный рубеж обороны в районе Баттинсталь — Краков, во второй половине дня противник развернул несколько атак. В ходе одной из них немцы были вынуждены сдать Баттинсталь. На участке 549-й фольксгренадерской дивизии, стоявшей в районе Ладентина, в это же время противник также осуществил прорыв в направлении Глазова. Из пригородов Штеттина противнику удалось захватить Барнимслов и Каров.
* Генерал-полковник Батов, командующий 65-й армии, намеревался с ходу преодолеть немецкую линию обороны «Вотан» вдоль Рандовского карьера, одновременно перерезав тыловые коммуникации Штеттина. С этой целью он стянул в район Недрензее крупные силы и танковые резервы и двинул их на северо-запад. Главной целью был Пазевальк. После полудня из зоны прорыва у Баттинсталя началось непосредственное наступление на Рандовский рубеж обороны. В ночь на 26 апреля две роты сумели создать небольшой плацдарм на противоположной стороне Рандовского карьера, а затем закрепились на его западном краю южнее Багемюля. Против этого плацдарма были брошены довольно слабые силы учебного танкового отряда «Остзее», а из района Брюсова — также части формировавшейся там
28-й дивизии СС «Валлония» (под командованием Леона Дегреля). Вначале это помогло предотвратить расширение плацдарма. Однако Батов направил туда новые силы, а вскоре с помощью подручных средств через карьер удалось переправить и танки.
Тем временем 70-я армия генерал-полковника Попова вместе с частями 1-го гвардейского танкового корпуса штурмом взяла немецкий плацдарм восточнее Шмёлльна, а затем силами двух рот создала еще один небольшой плацдарм на западном краю Рандовского карьера южнее Воллина. Тем самым обе армии создали все условия для прорыва через Рандовский карьер («позицию Вотан»).


Падение Берлина
385
Массированные налеты русской авиации на Штеттин, Пазевальк и Пренцлау стали предвестниками скорого падения города.
В ночь на 26 апреля 1945 года все части 3-й танковой армии отошли к «линии Вотан», хотя к тому времени та уже была в двух местах прорвана. Одерский корпус вместе с частями 2-й резервной парашютной бригады и 547-й фольксгренадерской дивизии занял эту позицию без помех; только 49-й панцергренадерский полк СС, временно приданный 547-й фольксгренадерской дивизии, был отведен назад через Грамцов. Труднее пришлось 46-му танковому корпусу, находившемуся в районе главного удара противника. Выйдя к заданному рубежу обороны, его части обнаружили, что он уже частично занят противником. В результате 610-я и 281-я дивизии были вынуждены сделать крюк через Лёкнитц, чтобы занять указанные позиции у Баттина и Волльшова. 1-я дивизия морской пехоты заняла участок от Лютцлова до Шмёлльна.
32-й армейский корпус под командованием Шака занял оборону на побережье бухты вплоть до западных предместий Рандова. В утреннем донесении 3-й танковой армии от 26 апреля сообщалось, что «передвижения 32-го армейского корпуса, согласно имеющимся донесениям, проходят по плану».
Штеттин предполагалось сдать. Все части гарнизона города были включены в состав 32-го армейского корпуса. О последних часах перед сдачей Штеттина рассказывает обер-ефрейтор Кописке из танкоистребительной команды Клозе, которая дислоцировалась в это время на южной окраине Штеттина:
«После полудня 25 апреля в городе, у нас за спиной, раздались мощные взрывы. Наша артиллерия палила как никогда прежде. Снаряды с воем проносились у нас над головами. Мы предполагали, что русские начали новое большое наступление. Однако ничего не было видно. Я поинтересовался у передового наблюдателя, который занимал позицию на насыпи стрельбища, что вообще происходит. От него я узнал, что был дан приказ расстрелять все или почти все оставшиеся боеприпасы. Старые фронтовики смогли быстро разобраться в этом.
К вечеру пришло подтверждение: в 23.30 снимаемся! Все, что нельзя было взять с собой, подлежало уничтожению. Штеттин был оставлен.
В указанное время мы вернулись к сахарному заводу. С одной стороны, мы были рады, что избежали неминуемого окружения, с другой стороны, нам было ясно, что с оставлением Одерского фронта исчезла последняя надежда на то, что западные державы успеют продвинуться до Одера.
Устроенная нами канонада заставила русских занервничать, их артиллерия тут же принялась обстреливать Штеттин. Многие дома загорелись.
На месте сбора все «панцерфаусты», оружие и боеприпасы были погружены на ручную тележку. Так для нас начался долгий ночной марш. Конечной целью был Лёкнитц. Позади, на фоне кроваво-красного неба, оставался Штеттин.
Дороги были переполнены всевозможным автотранспортом. Внезапно над нами возник «ночной ворон» («Rollbahnkraehe») — русский ночной бомбардировщик устаревшего типа, — и на дороге возникла паника. Все бросились в придорожную канаву.
С неба попадали бомбы. Одна попала прямо в ручную тележку, и все «панцерфаусты» взорвались.
Двенадцать наших товарищей мы наспех похоронили на соседнем поле.
15*1084


386
Вильгельм Тике
Самому младшему из них, по имени Вольф, сыну учителя из Восточной Пруссии, было 14 лет. Он вместе со своим другом присоединился к нашей команде в Штеттине. Сначала мы не хотели принимать их, но они все же добились того, чтобы стать солдатами. В утренние часы 26 апреля мы наконец добрались до Лёкнитца».
Отступление из Штеттина описывается и в официальной истории 281-й пехотной дивизии:
«Из-за страшной загруженности дорог через Лёкнитц и объездных путей многие подразделения прибыли на новые позиции только с наступлением дня. Но от новой позиции (носившей громкое название «позиция Вотан») не было и следа. Местность была слегка холмистой и практически лишенной растительности, за которой можно было бы укрыться. Пока пехота наспех рыла окопы среди небольших холмов к западу от Рандовского карьера, на той стороне, в поросших лесом низинах Рандова, зашевелились русские. Оттуда донесся лязг танковых гусениц»1.
25 апреля командный пункт 46-го танкового корпуса был перенесен из Шванеберга в Шёнфельд и разместился в родовом поместье графа фон Берга, в 10 километрах от Пазевалька. Утром 26 апреля туда поступили донесения уже о пяти русских плацдармах по эту сторону Рандова. Генерал Гарайс тотчас же выехал из Шёнфельда на передовую.
«Я направлялся в расположение 281-й пехотной дивизии (которой командовал полковник Шмидт) и учебного танкового отряда «Остзее», — вспоминает Гарайс. — Вражеская авиация бомбила деревни, шоссе и дороги. Повсюду были колонны беженцев. Время от времени нам приходилось искать укрытие.
От полковника Шмидта я узнал мрачную новость, что русские на южном фланге у Багемюля уже соорудили две переправы и собираются по ним перебрасывать танки на западный берег. Наши возможности, особенно ввиду подавляющего превосходства противника в воздухе, были незначительны. Вначале, правда, мы еще надеялись помешать расширению Багемю- льского плацдарма.
На обратной дороге я встретился с генералом фон Мантёйфелем. Пока наши автомобили стояли в укрытии, мы оба присели на меже и в течение четверти часа делились своими мыслями. Мы были полностью согласны по всем вопросам, а на часах уже было без пяти двенадцать».
Утром части 549-й фольксгренадерской дивизии еще какое-то время удерживали промежуточную позицию между Грамбовом и Лёкнитцем, но вскоре натиск противника усилился, и ее пришлось оставить. В Лёкнитц ворвались 15 русских танков в сопровождении пехоты. Но в результате контратаки они скоро были вновь выбиты оттуда. При этом было подбито 18 русских танков.
«После утомительного марша из Штеттина, — вспоминает обер-ефрей- тор Кописке, — танкоистребительная команда Клозе собралась под Лёкнитцем. «Иваны» появились после полудня. К вечеру наша команда вместе с какой-то маршевой частью изготовилась вдоль железнодорожной линии Муна контратаковать вокзал Лёкнитца.
Противник был сильнее. Лейтенант Клозе и часть команды попали в
1 Geschichte der 207. und 281. Infanterie-Division mt ihren Zwischengliederungen 1939 bis 1945, o.J. S. 245.


Падение Берлина
387
плен во время боя за вокзал. Наша команда прекратила свое существование.
Командира нет. Воодушевление прошло. Товарищи рассеялись. В непроглядном лесу справа и слева — крики и звуки боя. С наступлением темноты жалкие остатки команды снова вышли к шоссе и присоединились к колоннам, двигавшимся на запад. Мы вдвоем с одним товарищем продолжили отступление к Пазевальку.
Перед городом мы проскользнули в какой-то сарай, чтобы наконец выспаться. Но суматоха вокруг вновь подняла нас на ноги. Верные присяге, мы явились на один из сборных пунктов, откуда нас направили дальше в Штрасбург».
Между тем 281-я пехотная дивизия и части 28-й дивизии СС продолжали сопротивление вокруг Менкина. Здесь натиск русских был не таким сильным.
Русский плацдарм под Багемюлем расширялся во все стороны. «Личный состав учебного танкового отряда «Остзее», вооруженный только в приказном порядке, храбро сражался, — говорилось в дневном донесении штаба армии, — но он не смог остановить натиск все возрастающих сил русских на Брюсов и в юго-западном направлении».
В районе к северу от Шмёлльна сопротивлялись уцелевшие подразделения боевой группы Мюллера (из частей 27-й дивизии СС). Дальше на запад, в Баумгартене, штаб 27-й дивизии СС во главе с Шеллонгом пытался собрать разрозненные части дивизии и вновь организовать оборону. К моменту начала русского наступления на Одере 27-я и 28-я дивизии СС находились здесь на переформировании, однако их пришлось бросить на фронт, где они храбро сражались, но были снова разбиты и рассеяны.
Шмёлльнский участок фронта обороняла 1-я дивизия морской пехоты. В самом Шмёлльне, атакованном с юга и с севера, уже несколько часов держал оборону 2-й полк морской пехоты под командованием подполковника Маншатца. С помощью «панцерфаустов» и связок ручных гранат им удалось подбить 11 русских танков, но еще до вечера последние очаги сопротивления были подавлены.
К северу и к югу от Шмёлльна, под Шванебергом и Воллином, сопротивление солдат морской пехоты было сломлено еще раньше. Две атакующие волны русских — одна с Багемюльского плацдарма, другая — из района Шванеберга — сошлись у Валльмова. В «котел» попали два немецких батальона, однако ночью им посчастливилось вырваться из окружения и пробиться на запад.
Наступление русской 70-й армии с плацдарма южнее Воллина отбросило оборонявшиеся части 1-й дивизии морской пехоты к селу Лютцлов, расположенному в 3 километрах к югу.
После того как оборона Шмёлльна была сломлена, основные силы 70-й армии и 1-го гвардейского танкового корпуса устремились вдоль 320-го имперского шоссе на запад. На командном пункте 1-й дивизии морской пехоты, находившемся в Айкштедте, пришлось собрать весь штабной личный состав. Вместе с разношерстными частями, успевшими бежать из Шмёлльна, они заняли оборону на восточной окраине города. На подступах к городу им удалось подбить 9 русских танков. Дождавшись подкреплений, русские снова попытались атаковать одновременно с фронта и с фланга, бросив вперед пехоту и танки. Удерживать Айкштедт дольше было невозможно. Штаб 1-й дивизии морской пехоты покинул город послед¬


388
Вильгельм Тике
ним, двинувшись в сторону Пренцлау, причем самым последним шел командир дивизии генерал-майор Блеквен.
Генерал Гарайс в своих записках от 26 апреля 1945 года изображает реалистическую картину боев этого дня, показывая, что чувствовал в эти моменты немецкий солдат, физически и душевно:
«К полудню положение на участке корпуса достигло самого кризисного момента. От 30 до 40 вражеских танков в сопровождении пехоты миновали Шмёлльн и Айкштедт и прорвались к Дрензе и Грюнову. Продолжались налеты штурмовой авиации. Наступление русских на Пренцлау не остановить.
Наш командный пункт в поместье Шёнфельд дважды подвергался атакам штурмовиков. Крыша развалилась. Между этими двумя налетами мне позвонил начальник штаба группы армий генерал-майор фон Трота. Корпус должен начать контрнаступление и устранить прорывы на «линии Вотан», сообщил он. Но чем? Какими вообще представлениями живут они там, в штабе группы армий? Наши бойцы уже полностью измотаны нехваткой офицеров и унтер-офицеров, оружия и боеприпасов, противотанковых орудий, танков, поддержки с воздуха и теплой одежды, а также самим сознанием того, что противник намного превосходит нас по численности и вооружению. Никто уже не верит в удачный исход этой войны».
Чтобы устранить угрозу прорыва к Пренцлау, 101-й армейский корпус перебросил из района севернее Эберсвальде к Пренцлау подкрепления — 7-й панцергренадерский полк СС («Солар»), объединенный вместе с полевым резервным батальоном из состава 4-й полицейской дивизии СС. Он занял промежуточную позицию на восточных подступах к городу. 7-й панцергренадерский полк СС под началом оберштурмбанфюрера Прагера остановил у Грюнова (в 6 км к востоку от Пренцлау) атаку русского танкового клина из 30 танков в сопровождении пехоты. Русские подтянули свежие силы. Завязались яростные бои, обе стороны несли большие потери. Солдаты полка полицейской дивизии СС и включенных в его состав 600-го парашютного батальона СС и 103-го (503-го) учебного полка СС сражались как черти, пока в конце концов от полка Прагера не осталось лишь несколько десятков человек. Потери были очень высокими. Прагер приказал своим людям отступать к Пренцлау. Те, кто уцелел от славного 7-го панцергренадерского полка СС, впоследствии действовали в составе 46-го танкового, а затем 27-го армейского корпуса, вместе с которым отступили на запад. Им предстояла еще не одна схватка с противником.
«К 5 часам вечера перед Пренцлау появилось 10 русских танков, — продолжает далее генерал Гарайс. — Отступление через озерный перешеек на запад было уже практически невозможно. Остальные русские танки от Айкштедта повернули на север и на юг. Среди наших уже явно бросались в глаза признаки развала дисциплины, и противостоять этому больше не было никакой возможности.
На закате командный пункт было решено перенести. Через Дамеров, Ниден, Шёнвердер, Гюстров и Шёнермарк мы ехали в замок Арендзее. По пути нам пришлось обогнать несколько колонн беженцев. Пренцлау был в огне. Уже в дороге я узнал, что русские — пехота и около 50 танков — ночью атаковали Пренцлау. К половине одиннадцатого вечера мы разместили новый командный пункт в замке Арендзее».
Город Пренцлау был обречен. Наступавшая с севера 65-я армия Батова еще ночью вышла к Пазевальку. Последние опорные пункты, на которых


Падение Берлина
389
еше держался фронт 3-й танковой армии, вот-вот грозили рухнуть. Командованию армии не оставалось ничего иного, кроме как приказать своим корпусам отступить за озеро Юкер.
В ходе переброски на новый рубеж обороны вдоль Юкера 27-й дивизии СС «Лангемарк» пришлось бросить в бой еще не обученные подразделения, лишь недавно сформированные из молодых фламандцев. Двум ротам батальона Краббе было поручено защищать перешеек между озерами Верхний и Нижний Юкер, чтобы помешать окружению Пренцлау с юга. Командный пункт самого Краббе расположился в селе Потцлов.
Другой батальон дивизии «Лангемарк» — молодежный батальон под командованием гауптштурмфюрера Штанге — оборонял аэродром Пренцлау. Но юные фламандцы, впервые принимавшие участие в настоящем бою, не могли в одиночку предотвратить гибель Пренцлау. Дисциплины больше не было. Немецкие солдаты группами и в одиночку бежали на запад. Большой склад продовольствия был в последнюю минуту брошен на разграбление. К массовому бегству на запад присоединились и пленные западные союзники из лагеря военнопленных в Пренцлау. 27 апреля неподготовленная и разрозненная дивизия «Лангемарк» окончательно перестала существовать как единое целое. Руководство частями и подразделениями было больше невозможно. Каждое подразделение было озабочено собственным спасением. Пешком, на повозках, запряженных лошадьми или ослами, на мотоциклах с колясками — солдаты бежали на запад.
В очередном дневном донесении группы армий «Висла» в ставку ОКХ от 27 апреля 1945 года говорилось:
«Чтобы предотвратить прорыв, наметившийся накануне восточнее Пренцлау, 3-я танковая армия была вынуждена в ночь с 26 на 27 апреля отойти на линию озера Юкер. Противник преследовал наши войска по пятам и утром снова изготовился к наступлению, главным направлением которого должен был стать Пренцлау. Благодаря концентрации крупных сил пехоты и бронетехники и при подавляющем господстве в воздухе противнику удалось прорвать фронт и, разгромив войска 46-го танкового корпуса, продолжить наступление на запад и северо-запад, одновременно оставив прикрытие на юго-западе».
В полдень 27 апреля бои в Пренцлау стихли. Части 1-го гвардейского танкового корпуса и 70-й армии продолжили наступление на запад и к вечеру вышли в район Фюрстенхагена, расположенного непосредственно на перешейке между озерами восточнее Фельдберга.
Ночью наступление советских войск было на какое-то время вновь остановлено батальоном фон Краббе между озерами Верхний и Нижний Юкер. Две роты фламандцев отчаянно сражались, так как им было приказано: «Держаться до последнего человека!» Когда закончились боеприпасы и возникла угроза окружения батальона противником, прорвавшимся на юг со стороны Пренцлау, командир батальона — датчанин, штурмбанфюрер фон Краббе — приказал отступить. Одно из подразделений батальона было позже окружено русскими у Штернхагена и уничтожено. Но остаткам батальона еще предстояло принять участие в обороне Хинденбурга, Бенца и Бойтценбурга.
На северо-западе от Пренцлау, между Шёнвердером и Банделовом, оборонялись остатки 28-й дивизии СС «Валлония». Под Хольцендорфом на шоссе Пренцлау—Вольдек вела бои 281-я пехотная дивизия (на ее участке удалось уничтожить 8 русских танков). К северу от нее подразделения


390
Вильгельм Тике
дивизии «Валлония» обороняли село Ягов. Еще один очаг сопротивления 281-й дивизии еще держался в Вольфсхагене. 218-й гренадерский полк был разбит и обращен в бегство. Только с наступлением темноты последние уцелевшие роты 281-й пехотной дивизии и дивизии СС «Валлония» сумели отойти через Вольдек к Нёйбранденбургу.
«В Штрасбурге, — вспоминает обер-ефрейтор Кописке, — уже не было никакого сборного пункта. А там, где нет сборных пунктов, самое время исчезнуть и присоединиться к общему потоку.
На улицах снова все больше машин с беженцами. Часть пути мы проделали на армейском грузовике, который нас подобрал. Но потом движение застопорилось. Движению мешали противотанковые заграждения.
Так мы достигли Вольдека. Там мы явились на сборный пункт, так как это лучше, чем попасть в лапы «цепных собак» (полевой жандармерии)1. Меня вместе с несколькими другими солдатами, отставшими от своих частей, отправили оборонять противотанковые укрепления на восточной окраине Вольдека. Наши солдатские книжки отобрали на сборном пункте.
Вольдек постоянно подвергался налетам вражеской штурмовой авиации. Кругом падали бомбы, все дребезжало и разлеталось осколками. Местных жителей не было видно. Единственными, кого можно было встретить между стенами домов, были отставшие солдаты. Один из них, так же как и я, оказался из танкоистребительной команды Клозе. Но даже радость от этой встречи не могла заставить его защищать остатки отечества.
К вечеру 27 апреля на холме впереди нашей позиции появилось дуло противотанкового орудия — это была первая тяжелая техника, которую я встретил за время отступления.
Ночь прошла спокойно. «Иваны» лишь изредка постреливали. Утром 28 апреля нас сменили. Сборный пункт перебазировался. Наши солдатские книжки, слава богу, остались. С этого момента мы решили считать себя в увольнении и продолжили свой путь на запад».
Против 32-го армейского корпуса, отведенного к Юкеру севернее Пазе- валька, противник в полдень 27 апреля провел разведку боем силами пехоты и танков. При этом ему удалось занять село Беллинг, находящееся в 3 километрах к северу от Пазевалька. Тогда же 32-й корпус продолжил отступление.
На Дивеновском участке фронта в ночь на 27 апреля противник высадился на острове Гристов и захватил его. Той же ночью была предпринята бомбардировка Свинемюнде. Порт Свинемюнде должен был держаться до последнего, так как через него осуществлялось снабжение всей Курляндской группировки. На острове Воллин оборону несла 402-я учебная дивизия и подразделения Кригсмарине, находившиеся в подчинении коменданта Свинемюнде.
«Все развивалось стремительно, — записал в своем дневнике генерал Гарайс. — Рубежи обороны больше не выдерживали постоянных атак вражеской пехоты и танков и воздушных налетов. К 13 часам наметилось наступление от Пренцлау дальше на запад. Вскоре танковые клинья уже стояли под Голльмитцом и Шёнемарком, под Шаповом и Хольцендорфом.
1 На солдатском жаргоне чинов полевой жандармерии называли «цепными собаками» из-за отличительных нагрудных блях, которые те носили на шее на металлической цепочке. — Прим. ред.


Падение Берлина
391
К вечеру русские танки в сопровождении пехоты прорвутся к озерным перешейкам Карвитц, Фельденберг, Лихтенберг и Фюрстенвердер. Лишь отдельные разрозненные части попытаются сдержать их. Начался распад соединений и частей на маленькие и еще более мелкие группировки, действующие на свой страх и риск».
«Все развивалось стремительно!» — этими словами генерал Гарайс характеризовал распад и гибель 46-го танкового корпуса и всей 3-й танковой армии. К этим словам остается только добавить: «...навстречу своей гибели».
Берлину также оставались считаные дни. Попытки 12-й армии и армейской группы Штайнера прорвать блокаду не увенчались успехом. Русские пересекли Хафель и двинулись далее на запад, угрожая растянутому южному флангу 3-й танковой армии. Единственным выходом, обещавшим более достойный конец, чем русский плен, было всеобщее отступление на запад, к англо-американцам.


ГРУППИРОВКА ШТАЙНЕРА
Предыстория создания армейского соединения Штайнера такова.
В ходе боев в Восточной Померании части 3-го (германского) танкового корпуса СС понесли тяжелые потери и в конце марта — начале апреля 1945 года были отправлены для отдыха в район к западу от Шведта, чтобы восстановить силы для предстоящих последних боев.
В период боев в Восточной Померании корпусом командовал генерал-лейтенант Унрайн. Он был его командиром до 1 апреля, после чего ему было поручено формирование дивизии «Клаузевиц». Костяк корпуса составляли дивизии СС «Нордланд» и «Недерланд», к которым временно добавились также дивизии СС «Лангемарк» и «Валлония». Командный пункт располагался в Штайнхёфеле, в 35 километрах к западу от Шведта. После Унрайна командиром корпуса был вновь назначен генерал войск СС Феликс Штайнер.
Бывший создателем корпуса и его первым командиром вплоть до боев в Курляндии, Штайнер из-за прорыва русских на Висле и наступления на Кюстрин на Одере был вынужден принять командование недавно сформированной 11-й танковой армией в Восточной Померании и создать новый фронт на северном фланге наступающих войск Жукова.
После того как линия фронта отодвинулась за Одер, штаб 11-й танковой армии — уже без генерала Штайнера — был переброшен в Гарц на Западный фронт.
Штайнер вновь вернулся к своим европейским добровольцам, которыми он командовал не первый год. Он предпочел встретить последний раунд войны, будучи опять их командиром.
После начала массированного наступления советских войск на Берлин 18 апреля 1945 года дивизии СС «Нордланд» и «Недерланд» были приданы 56-му танковому корпусу Вейдлинга и 11-му танковому корпусу СС Кляй- нхайстеркампа и брошены в самую гущу боев. Таким образом, 3-й (германский) танковый корпус СС лишился своих обеих кадровых дивизий. Как уже было упомянуто выше, Штайнер не терял надежды добиться вывода из Берлина своих старых дивизий и передачи их снова под его командование. Но все его попытки оказались бесплодными.
Когда 18 апреля северное крыло 1-го Белорусского фронта охватило Берлин с севера, отрезав стоявший в Эберсвальде 101-й армейский корпус от 56-го танкового корпуса в Букове, Гитлер приказал срочно передать в подчинение 3-го танкового корпуса СС остатки 7-го танкового корпуса, недавно переброшенные из Хелы в Свинемюнде. С этими силами Штайнер должен был начать контрнаступление и восстановить связь между 101-м и 56-м корпусами.


3-й тк СС (ас Штайнера)
Положение на востоке и севере Берлина,
20—25 апреля 1945 г.


394
Вильгельм Тике
О переформировании 3-го танкового корпуса СС речь шла в предыдущих главах, посвященных событиям до 22 апреля. Добавим к этому лишь некоторые детали.
17 апреля 1945 года в подчинение 46-го танкового корпуса генерала Га- райса, оборонявшего участок Одерского фронта вокруг Шведта, были переданы полк СС «Солар» и 4-й танковый разведывательный полк СС (последний до этого момента нес охрану бухты севернее Штеттина в составе 32-го армейского корпуса).
Полк СС «Солар» был сформирован штурмбанфюрером Скорцени накануне Арденнского наступления из «истребительных отрядов СС» (SS-Jagd-Verbande), в числе которых был и 600-й парашютный батальон СС. Во время Арденнского наступления полк должен был принять участие в запланированной Скорцени операции под кодовым названием «Грифон» (ее целью был захват в плен Эйзенхауэра).
После провала Арденнского наступления спецподразделения Скорцени были переправлены в район Нёйштрелитца. Оттуда их перебросили на плацдарм Шведт — Цеден, когда русские 31 января 1945 года вышли к Одеру. Штаб самого Скорцени расположился в Шведте, а передовой командный пункт — на территории самого плацдарма. Оба — передовой командный пункт и оперативный штаб Скорцени — получили кодовое название «Солар». В подчинении штаба «Солар» находились все подразделения СС на плацдарме, общая численность которых в какое-то время даже превышала штатную численность полка.
В дневном донесении группы армий «Висла» от 2 апреля 1945 года содержится одно из первых упоминаний о действиях этого соединения. «Особо отличился гауптштурмфюрер Фуккер из полка СС «Солар», — говорилось в донесении, — который во главе небольшого отряда солдат сумел остановить атаку прорвавшегося противника».
Во время боев на Шведте ком плацдарме полк СС «Солар» понес тяжелые потери и после оставления плацдарма был переброшен в район Фрай- енвальде.
Продолжая рассказ о создании армейского соединения Штайнера, можно процитировать строки из некоторых радио- и телефонограмм группы армий «Висла». Вот отрывки из телефонограмм от 19 апреля 1945 г.:
«Время 1.00: Штаб 4-й полицейской дивизии СС и 7-го панцергренадерского полка СС в первоочередном порядке перебросить в Эберсвальде, чтобы сменить 7-ю танковую дивизию.
Время 01.15: Боевую группу 4-й полицейской дивизии СС в первоочередном порядке снабдить оставшимся оружием.
Время 12.35: Бригада Харцера, восточнее Эберсвальде, будет готова завтра к вечеру».
Когда 19 апреля в результате прорыва русских на запад севернее Берлина создалась угроза для чрезмерно растянутого южного фланга 3-й танковой армии, командование 3-го танкового корпуса СС получило приказ:
«Время 17.35: Командованию 3-го (германского) танкового корпуса силами нескольких заградительных рот и двух саперных батальонов сухопутных войск приказывается организовать заградительный рубеж на южном крыле 3-й танковой армии от Либенвальде до Одерберга включительно».
Переформирование 4-й полицейской дивизии СС проходило в крайней спешке, пополнение набиралось из всех возможных войсковых частей. Так, 7-й панцергренадерский полк СС (под командованием оберштурм-


Падение Берлина
395
банфюрера Прагера) был пополнен за счет подразделений 103-й (503-й) полевой учебно-резервной бригады (полка) СС, стоявших в Грамцове и Брюсове. (Перед этим часть личного состава бригады была передана для пополнения дивизий СС «Нордланд» и «Недерланд»). В этой резервной части 3-го танкового корпуса СС числилось много иностранцев, в том числе румыны, из которых позднее, согласно донесениям, был сформирован 103-й (румынский) танкоистребительный полк.
Из телеграмм и донесений можно заключить, что 7-й панцергренадер- ский полк СС — объединенный с полком СС «Солар» — стал первым боеспособным полком 4-й полицейской дивизии СС. В рамках запланированного наступления из района Эберсвальде на юг, целью которого было восстановить сообщение между 101-м армейским и 56-м танковым корпусами, первым в район боевых действий выступил 7-й панцергренадерский полк СС («Солар»). За ним последовал 4-й полевой резервный батальон СС, к тому времени также завершивший подготовку. В телефонограмме от 19 апреля 1945 г. по этому поводу говорилось:
«Время 18.35: Маршрут полка СС «Солар»: Нидерфинов — Хекельберг. Командиру явиться в штаб 101-го армейского корпуса в Тухене».
А вот отрывок из дневного донесений группы армий «Висла» в ставку ОКХ от того же дня:
«Бригада Харцера (кадровая часть 4-й полицейской дивизии СС) перебрасывается из района Вернёйхена в подчинение 101-го армейского корпуса, 7-й панцергренадерский полк («Солар») уже выступил».
Сравнение маршрута 7-го панцергренадерского полка СС («Солар») с записями д-ра Пихлера, служившего в то время в 4-м полевом резервном батальоне СС, подтверждает тот факт, что к 19 апреля полк уже был переброшен в район к югу от Эберсвальде. Но из-за стремительно развивавшихся событий этого дня все пошло не так, как планировалось вначале. 101-й армейский корпус (в составе 25-й панцергренадерской и 5-й егерской дивизий) был оттеснен на север, образовав обширный плацдарм вокруг Эберсвальде. Сюда же были вынуждены вернуться 7-й панцергренадерский полк СС, 184-я учебная самоходно-артиллерийская бригада и 560-й истребительно-противотанковый батальон СС. Эберсвальдский плацдарм должен был служить базой для наступления на юг, целью которого по-прежнему оставалось восстановить сообщение с 56-м танковым корпусом.
К 20 апреля командный пункт 3-го танкового корпуса СС находился в Гроссфетере (Шорфхайде).
В ночь на 21 апреля генерал войск СС Штайнер получил приказ начать наступление из района Эберсвальде силами 3-го танкового корпуса СС с целью восстановить сообщение с 56-м танковым корпусом, ведущим бои между Штраусбергом и Вернёйхеном. Штайнер воспользовался этим как поводом, чтобы вновь потребовать в свое распоряжение дивизию СС «Нордланд». В ответ на эту просьбу в штабе группы армий «Висла» ответили, что это «невозможно, так как она в бою», в составе 56-го танкового корпуса.
О стремительном развитии событий 21 апреля как нельзя лучше свидетельствуют противоречивые приказы, датированные этим днем.
Так, 21 апреля в 13.45 командование 3-го танкового корпуса СС получило телеграмму из штаба группы армий с приказом немедленно выступить в район Ораниенбурга, восстановить сообщение между 101-м армей¬


396
Вильгельм Тике
ским и 56-м танковым корпусами и доложить, «когда оно сможет принять техническо-административное руководство обоими корпусами». Однако в течение дня стало очевидно, что русские слишком сильны и также наступают к Ораниенбургу и что контрнаступление в южном направлении не принесет успеха, тем более что 56-й танковый корпус также отступает все дальше на юго-запад, пытаясь соединиться с 9-й армией.
В 14.55 того же дня, вместо того чтобы наступать на Ораниенбург и прикрывать южный фланг 3-й танковой армии в районе Гогенцол- лерн-Финов-канала, Гитлер направил Штайнеру телеграмму с приказом наступать на юг:
«Первоочередной задачей армейского соединения Штайнера (это название упоминается впервые) является наступление с севера силами 4-й полицейской дивизии СС, 5-й егерской и 25-й панцергренадерской дивизий, которые можно высвободить, заменив частями 3-й дивизии морской пехоты, с целью восстановить сообщение с 56-м танковым корпусом, стоящим под Вернёйхеном и юго-восточнее него, и удерживать его любой ценой.
Всем воинским частям запрещается отступать на запад. Офицеры, которые не следуют безоговорочно этому указанию, должны быть заключены под стражу и немедленно расстреляны. Вы лично отвечаете передо мной Вашей головой за выполнение этого приказа.
От успешного выполнения Вашей задачи зависит судьба столицы Германского Рейха.
Адольф Гитлер»1.
Требование Гитлера не соответствовало военной обстановке. Район Вернёйхена и Петерсхагена к тому времени был уже оставлен войсками 56-го танкового корпуса. Когда стало ясно, что наступление Штайнера невозможно, в 16.45 того же дня командование группы армий «Висла» направило ему новую радиограмму:
«56-й танковый корпус находится в Петерсхагене. Он останется там и будет оборонять восточный участок».
После того как наступление на юг с Эберсвальдского плацдарма стало невозможным, а русские 21 апреля прорвались к Ораниенбургу, Гитлер снова потребовал, чтобы Штайнер начал наступление, на этот раз на запад. Соответствующий приказ группы армий «Висла» был получен в штабе Штайнера 21 апреля:
«...
1. 3-й танковый корпус, преобразованный в группу Штайнера, с этого момента принимает на себя оборону участка Шпандау (включительно) — Ораниенбург — Финовфурт (включительно).
Командный пункт разместить в Либенвальде. Немедленно выслать туда подготовительную команду. Группа остается в подчинении 3-й танковой армии.
Разграничительная линия между 9-й армией (Берлинский оборонительный район) ... проходит через Шпандау (включительно...
2. Задача:
а) 	Создать заградительный рубеж на линии Шпандау — Ораниенбург, чтобы не допустить дальнейшего продвижения противника за эту линию.
1 Dr.Klietman. Die Waffen-SS — eine Dokumentation, Osnabriick 1965. S. 56.


Падение Берлина
397
b) Развернуть наступление из района Церпеншлёйзе силами ударной группировки, которую следует сформировать незамедлительно, чтобы нанести противнику глубокий фланговый удар, отрезать и уничтожить его передовые отряды и своими мобильными действиями нанести максимальный урон вражеским танковым группам. Наступление следует начать как можно раньше.
3. Для этого с данного момента передать в подчинение группы:
a) штаб танкоистребительной дивизии «Висла» и морскую танкоистребительную бригаду в районе Либенвальде;
b) действующие на участке Ораниенбург — Финовфурт заградительные отряды и учебные подразделения 3-й танковой армии;
c) группу Мюллера в составе:
— танкоистребительной бригады «Крампнитц»;
— 968-й заградительный саперный батальон;
— 116-й крепостной пулеметный батальон.
Переброска в Шпандау под контролем ОКХ. Командир — подполковник Генштаба Мюллер. Мюллеру доложить о своем прибытии военному коменданту Шпандау.
d) 3-я дивизия морской пехоты — перебрасывается в Цеденик (с острова Воллин).
e) 4-й дивизион фольксартиллерийского корпуса (двенадцать 210-мм пятиствольных реактивных минометов) — подтягивается 3-м танковым корпусом из Дёберитца.
4. Командованию 3-й танковой армии надлежит как можно скорее доложить о дальнейших мерах по перегруппировке войск и организации наступления».
В то время как 101-й армейский корпус под командованием генерал-лейтенанта Зикста силами 5-й егерской, 25-й панцергренадерской дивизий и других частей удерживал плацдарм под Эберсвальде, армейское соединение Штайнера в спешке создавало заградительный рубеж вдоль Го- генцоллерн-Финов-канала от Ораниенбурга до Шпандау. В Цеденик прибыл первый транспорт с частями 3-й дивизии морской пехоты (штаб и
2-й батальон 9-го полка). Из района Нёйштрелитца выступили части 15-й гренадерской дивизии войск СС (латышской), которые также должны были присоединиться к армейскому соединению Штайнера.
Сам генерал Штайнер пишет, что наступление его разношерстных войск на Берлин имело своей целью прорвать кольцо окружения вокруг города. Однако прибывавших войск не хватало даже для обороны Финов-ка- нала и верховий Хафеля. «Несмотря на это, — констатировал Штайнер, — теперешний начальник Генштаба сухопутных войск генерал пехоты Кребс требовал начать наступление, и в этом его поддерживали все без исключения командные инстанции»1.
Помимо забот о прикрытии южного фланга 3-й танковой армии, основные силы которой все еще стояли на Одере, появилась еще и другая проблема. Русские переправились через Хафель в районе Ораниенбург — Шпандау и продолжили наступление на запад, окружив с тыла Берлин и
3-ю танковую армию, чтобы как можно скорее выйти к Эльбе и заранее установленной линии вдоль Штёр-канала в Западном Мекленбурге.
1 Steiner, Felix. Die Armee der Geachteten, Gottingen 1963. S. 227—228.


398
Вильгельм Тике
Главное оперативное управление СС, группа «Север» (опорный пункт II, Писков), сформировало два слабых батальона под командованием штурмбанфюрера Брауна и оберштурмбанфюрера Радке из подразделений Люфтваффе и Кригсмарине и на автобусах перебросило их в район Орани- енбурга, откуда они уже на следующий день были выбиты русскими.
22 апреля армейское соединение Штайнера заняло указанную охранительную линию. Ни одна часть пока еще не двинулась с места для наступления из района Церпеншлёйзе на юг. Новые атаки русских в районе Ора- ниенбурга и ответные действия группировки Штайнера помешали началу наступления на юг. Вопреки приказу Штайнер отложил его. Соответствующие донесения «наверх» так и не были отправлены.
«Вражеские передовые отряды, — сообщалось в очередном дневном донесении группы армий «Висла» от 22 апреля, — стоят севернее Шпандау в Хеннингсдорфе, Хоэн-Нёйендорфе и Биркенвердере и продолжают развивать наступление на юг и юго-запад, предположительно намереваясь отрезать столицу рейха с запада.
Прорвавшиеся на северо-запад войска противника вторглись в южные районы Ораниенбурга...
От группировки Штайнера никаких донесений.
Попытки противника провести разведку боем восточнее Ораниенбурга отражены.
Мосты у Зандхаузена и Заксенхаузена взорваны...
Группировке Штайнера придана учебная дивизия Люфтваффе (очевидно, речь идет о бригаде Ширмера).
Группировке Штайнера приказано взять на себя оборону правого фланга 3-й танковой армии (заградительные и учебные части), включая Шпандау и Финовфурт, исключая Ораниенбург».
О боях на Эберсвальдском плацдарме сообщалось:
«На участке 101-го армейского корпуса было отражено 6 атак противника против Шпехтсхаузена, предпринимавшихся силами до одного батальона. В результате очередной атаки силами одной дивизии противнику удалось захватить Шпехтсхаузен и оттеснить наше охранение до железнодорожной линии.
Отражено несколько вражеских атак, поддержанных танками, на южном фронте Эберсвальдского плацдарма».
На Эберсвальдском плацдарме сражались части 5-й егерской и 25-й панцергренадерской дивизий, 7-го панцергренадерского полка СС «Солар», 4-го полевого резервного батальона СС, 184-й самоходно-артиллерийской бригады и 560-го истребительно-противотанкового батальона СС. Плацдарм еще держался, однако из-за переноса главного направления удара русских на запад он все более терял свое значение как база для немецкого контрнаступления на юг.
Когда во второй половине дня 22 апреля генералы Йодль и Кребс явились в бункер рейхсканцелярии для очередного доклада о положении на передовой, Гитлер неожиданно прервал Кребса вопросом:
«А где Штайнер с его армией?»
Генералы принялись оправдываться, дескать, Штайнер не может за несколько часов сколотить боеспособную группировку из наскоро собранных разношерстных частей. Но Гитлера все эти объяснения не устраивали.
И вот в 17.15 из рейхсканцелярии в штаб группы армий «Висла» была отправлена следующая телеграмма:


Падение Берлина
399
«3-му танковому корпусу СС категорически приказывается выступить непосредственно сегодня. Фюрер (Гитлер) ждет, что наступление начнется еще сегодня. Генерал Кребс лично свяжется со Штайнером позднее».
В 22.25 того же дня штаб группы армий телеграфировал Штайнеру: «K.R.
Телеграмма 22.4.1945
Секретно. Только для командования
Обергруппенфюреру СС Штайнеру
Штаб 3-го танкового (германского) корпуса СС
Для ознакомления: штабу 3-й танковой армии
Приказанное мною 21.4.1945 глубокое фланговое наступление против рвущихся на запад вражеских войск следует начать сегодня вечером, не дожидаясь подхода остальных частей ударной группировки. Главной целью наступления является район от Вензикендорфа до Вандлитца и автотрассы к востоку от него.
Я надеюсь, что Вы приложите для успеха этого наступления всю Вашу энергию и решимость. О времени выступления доложите мне.
Верно Командующий группы армий «Висла»
(подпись) Айсман (подпись) Хайнрици полковник Генштаба генерал-полковник Оперативный отдел / Nr.6013/45 Секретно, только для командования».
Поздно вечером 22 апреля между Кребсом и Штайнером состоялся телефонный разговор, о котором заранее упоминалось в телеграмме из рейхсканцелярии от 22.04, 17.15.
«В ходе драматического и столь же зловещего разговора о еще существующем дистанционном руководстве, — вспоминал позже Штайнер, — Кребс сообщил командиру армейской группы о том, что теперь должна начаться решающая битва за Берлин, которой Гитлер будет руководить лично. 12-я армия под командованием генерала Венка повернет от Эльбы на Берлин с юго-запада. 9-й армии под командованием генерала Буссе приказано двигаться к Берлину с востока и оттуда прорвать окружение.
«А Вы, — продолжил он, — будете пробиваться к Шпандау, чтобы прорвать кольцо вокруг Берлина с севера».
На это я ответил ему: «Мне ситуация представляется совершенно иной. У Венка осталось всего несколько дивизий, причем из них ни одной полностью боеспособной. Буссе, насколько я знаю, окружен, и ему будет трудно вырваться из кольца. Даже если это ему удастся, то все равно спасутся только остатки его группировки. У меня же в настоящее время есть только три дивизии. Наступление неосуществимо и бессмысленно».
В этот момент разговор прервался»1.
Штайнер в этот день хорошо осознавал, что все попытки избежать боев в самом Берлине и провозгласить его открытым городом будут в корне пресечены Гитлером и Геббельсом. Даже предложение Шёрнера перебраться в Богемию Гитлер отклонил, заявив, что окончательно решил остаться в Берлине и, если будет нужно, там же и погибнуть.
Штайнер, который еще задолго до русского наступления намекал в бе¬
1 Steiner, Felix. Die Armee der Geachteten, Gottingen 1963. S. 228.


400
Вильгельм Тике
седах с Гиммлером, Дёницем, Герингом и Хайнрици, что закончить эту войну, проигранную в военном отношении, можно только путем политических переговоров с англо-американцами, одновременно продолжая войну против русских, лично предпринял несколько таких попыток.
Гауптштурмфюрер Фриц Зидон (де ла Фонтен), служивший адъютантом при штабе 11-го танкового полка СС, в конце марта 1945 года получил от Штайнера через его адъютанта, штандартенфюрера д-ра Франца Ридве- га, особое задание. Он должен был доставить два запечатанных письма — одно для фрау фон Аренберг в замок Нордкирхен (к северу от Люнена в Вестфалии), другое — для генерал-фельдмаршала в отставке фон Бломбер- га в Бад-Висзее. Зидон и его водитель получили лучшие пропуска и огромный запас горючего. В замок Нордкирхен им удалось попасть незадолго до того, как туда прибыл какой-то высокий британский штаб. Затем Зидон направился в Бад-Висзее, однако фон Бломберг не принял его. В обоих письмах говорилось о капитуляции перед западными державами и о создании военного правительства во главе с фон Бломбергом, чтобы продолжить бои на востоке. Посредником должен был выступить британский фельдмаршал Монтгомери, с которым фон Бломберг был хорошо знаком до войны1.
Штайнер также тешил себя надеждой послать в Берлин специальный отряд, чтобы арестовать Гитлера. Вот что рассказывает об этом командир
4-й полицейской дивизии СС штандартенфюрер Харцер:
«23 апреля 1945 года на мой командный пункт прибыл командир корпуса генерал Штайнер. Он спросил, найдется ли у меня хороший, надежный полк во главе с решительным и энергичным командиром. Замысел состоял в том, чтобы послать этот полк в Берлин и арестовать фюрера, чтобы положить конец бессмысленным боям — по крайней мере против западных держав! Я предложил для этого задания 7-й панцергренадерский полк СС под командованием кавалера Рыцарского креста Прагера. Но осуществлению этого задания помешало наступление русских к Науэну»2.
Уступив настоятельным требованиям, раздававшимся из ОКХ и рейхсканцелярии, вечером 22 апреля 1945 три дивизии армейского соединения Штайнера все же начали наступление на юг.
Батальон Томаллы из состава 103-го (503-го) полевого учебного полка СС 20 апреля был переброшен на грузовиках из района Грамцова в Вербел- лин, откуда после короткой остановки продолжил путь через Шорфхайде в Хаммер. Там батальон был пополнен четырьмя новыми ротами и придан
3-й дивизии морской пехоты (под командованием генерал-майора фон Витцлебена). Командование новой ротой, которая представляла собой штрафную роту СС, насчитывавшую 80 человек — в основном бывших младших командиров, — принял утерштурмфюрер Клостерман.
В ходе наступления Штайнера на Берлин батальон Томаллы вечером 22 апреля получил приказ предпринять атаку в направлении Церпен- шлёйзе. Батальон занял плацдарм на противоположном берегу Гогенцол- лерн-канала возле колонии Кинитц и изготовился к наступлению на юг.
Наступление началось 23 апреля в 5 часов утра. Батальон Томаллы составлял авангард ударной группировки 3-й дивизии морской пехоты. Впереди шли роты Хеккера и Клостермана. Рота Хеккера наступала справа от
1 См.: Steiner, Felix. Die Armee der Geachteten, Gottingen 1963. S. 225.
2 Husemann F. Die guten Glaubens waren, Osnabriick 1973, Bd.II. S. 550—551.


Падение Берлина
401
дороги Церпеншлёйзе—Клостерфельде, а рота Клостермана — слева. До самого Клостерфельде тянулась стена леса. Никаких сведений о противнике не было.
Батальон Томаллы в боевом порядке прошел без остановок несколько километров. Вдруг впереди роты Хеккера зарокотал пулемет, и скоро обе роты оказались под сильным минометным огнем. Солдаты залегли. Уже были первые потери. Противника не было видно. Оба ротных командира погнали своих солдат вперед, чтобы вывести их из зоны обстрела. Примерно через 400 метров, перед широкой лесной просекой, огонь русских противотанковых орудий заставил их снова залечь. Миновать просеку было невозможно.
Унтерштурмфюрер Клостерман послал связного в штаб батальона. Вражеский огонь не ослабевал. Ююстерман собрал взводных командиров на совет в небольшой плоской лощине. Все согласились, что лучше подождать новых указаний из штаба батальона. Прошло еще полчаса, а связной все не возвращался.
Внезапно по обеим передовым ротам начали стрелять с тыла. В воздухе засвистели пули. У одного из взводных из роты Клостермана пулей сорвало каблук, и тот, ругаясь, поджал ногу. Сначала солдаты думали, что они попали под огонь своих же, еще необстрелянных моряков, но вскоре выяснилось, что это были русские.
Около роты красноармейцев сумели вклиниться между передовыми ротами и следовавшим за ними батальоном Томаллы. В этой ситуации, оказавшись под огнем как спереди, так и сзади, оба ротных командира, Клостерман и Хеккер, решили, что единственный выход — это пробиваться назад, в расположение своего батальона.
С криками «Ура!» они устремились назад через лес. Повсюду раздавался треск пулеметных и автоматных очередей, доносились отдельные винтовочные выстрелы. Прорваться мимо передового отряда русских удалось с первой попытки. Противотанковые орудия и их расчеты забросали ручными гранатами. Повсюду лежали тела убитых красноармейцев. Те из русских, кому посчастливилось остаться в живых, тотчас же скрылись.
Потеряв шесть человек убитыми и еще больше ранеными, роты Хеккера и Клостермана прорвались через лес в расположение батальона.
Атака была остановлена. Батальон Томаллы получил один день передышки. На следующий день, 24 апреля, он был на грузовиках переброшен через Цеденик в Тешендорф.
Из-за стремительного развития событий в районе Ораниенбурга 23 апреля наступление на юг пришлось приостановить. О причинах этого решения в утреннем донесении 3-й танковой армии в штаб группы армий «Висла» сообщалось следующее:
«Группировкой Штайнера предпринимались контрмеры к югу от Ораниенбурга против вражеского плацдарма, образованного накануне западнее железнодорожной линии.
В ходе нескольких атак, предпринимавшихся силами до одного батальона при поддержке танков, противнику удалось оттеснить наши слабые посты охранения в Целендорфе, Клостерфельде к Гогенцоллерн-каналу (при этом наш плацдарм в районе Церпеншлёйзе — колония Кинитц больше не существует). Железнодорожный и автомобильный мосты южнее Либенва- льде (под Крёйцбрухом) взорваны».


402
Вильгельм Тике
В этом донесении речь идет как раз о том районе (Вензикендорф, Ванд- литц и автотрасса у Бернау), где сражался батальон Томаллы и который являлся целью наступления, как требовал штаб группы армий.
В первых же строках донесения говорилось о небольшом русском плацдарме южнее Ораниенбурга, который был значительно расширен в последующие часы и стал основным опорным пунктом для наступления через верхнее течение Хафеля.
21 апреля командование группы армий «Висла» направило в штаб 3-й танковой армии телеграмму, в которой приказывалось сделать участок Фи- новфурт — Ораниенбург — Шпандау зоной ответственности 3-го (германского) танкового корпуса СС (теперь называвшегося группировкой Штайнера). В Федеральном архиве во Фрайбурге сохранился документ, который содержит исчерпывающую информацию о составе и боевой ценности группировки Штайнера:
«Оперативный отдел 23 апреля 1945 г.
Боевое расписание 3-го (германского) танкового корпуса СС
Состояние на 23 апреля 1945 г., 12.00
a) Комендант внешнего кольца обороны Берлина
Участок «F» — командир 62-го крепостного полка
Командир: подполковник Лёлинг; командный пункт — Авиамоторный завод, Берлин-Шпандау, Нёйхаузер-штрассе.
Войска:
— батальон Нидермайера (47/62/225)1;
— 203-й батальон (12/67/469);
— 23-й саперный батальон (10/100/540);
— батальон Пакебуша (фольксштурм) (8/41/184);
— батальон Шмиловского (3/22/109);
— батальон переводчиков (2/80).
b) Боевая группа Харцера:
Командир: штандартенфюрер Харцер; командный пункт Шванте (10 км в западу от Ораниенбурга).
Войска:
— боевая группа гауптмана Хербера, командный пункт в Айхштедте (в 12 км к юго-западу от Ораниенбурга);
аа) боевая группа Вентцеля:
— 968-й саперный заградительный батальон (без одной роты) (230 чел.);
— 1 усиленная рота 116-го крепостного пулеметного батальона (усилена 3 средними минометами) (130 чел.);
— 1 танкоистребительная рота (10 отделений).
bb) боевая группа Брига [? — первую букву трудно разобрать]:
— 116-й крепостной пулеметный батальон (без одной роты и части
4-й роты) (380 чел.);
— 1 рота 968-го саперного заградительного батальона (100 чел.);
— 1 танкоистребительная рота (10 отделений).
Боевая группа 9-го полка морской пехоты (из 3-й дивизии морской пехоты); командный пункт — Ораниенбург; состав — 9-й полк морской пехо¬
1 Первая цифра обозначает количество офицеров в подразделении, вторая — количество унтер-офицеров, третья — солдат. — Прим. ред.


Падение Берлина
403
ты в составе 2 батальонов, сводный батальон СС «Ораниенбург», 2 сводные роты Люфтваффе, 1 сводная морская рота.
Артиллерийская боевая группа Харцера — 2-й дивизион 14-го зенитно-артиллерийского полка, 1 зенитная батарея зенитно-артиллерийского полка «Рейхсфюрер СС».
Резервы для контрудара или действующие позади передовой линии фронта:
— 8-й панцергренадерский полк СС (1 истребительно-противотанковый батальон из состава панцергренадерской дивизии «Висла», 1 танкоистребительная рота из состава 103-го танкоистребительного полка (румынского));
— 23-й истребительно-противотанковый батальон (из дивизии «Недерланд» (только личный состав без орудий), 1 пешая танкоистребительная рота, 1 зенитно-артиллерийская рота, оснащенная 37-мм орудиями, на 50% моторизованная).
Одна самоходно-артиллерийская зенитная батарея 37-мм орудий из состава 6-го штурмового зенитно-артиллерийского полка.
c) Боевая группа Ширмера:
Командир: подполковник Ширмер; командный пункт — имение Фрай- енхаген (в 10 км к северу от Ораниенбурга).
Войска:
— оперативный батальон 5-го учебного полка Люфтваффе (300 чел.);
— 74-й маршевый батальон Люфтваффе (1000 чел.);
— оперативный батальон 3-го учебного полка Люфтваффе (300 чел.);
— оперативный батальон 1-го, 2-го и 4-го учебных полков Люфтваффе (численность неизвестна).
d) Боевая группа Крезина:
Командир: начальник артиллерии 3-го танкового корпуса СС (Arko 138) полковник Крезин; оперативный штаб и командный пункт — в Шёнебеке, Гросс-Шёнебек (5 км к северу от Церпеншлёйзе).
Войска:
— высшая парашютная школа (2 батальона по 500 чел.);
— 2-й батальон 6-го полка Люфтваффе;
— школа переподготовки офицерского и унтер-офицерского состава «Герман Геринг».
Артиллерийская боевая группа Крезина:
— 6-й штурмовой зенитно-артиллерийский полк (2 тяжелых батареи, 1 самоходная батарея 37-мм орудий).
e) Ударная группа фон Вольфа:
Войска:
— 115-й (моторизованный) разведывательный батальон (майор фон Вольф);
— 630-й саперный батальон сухопутных войск (без одной роты);
— штаб 103-й полевой резервной бригады СС;
— 1 батальон 103-й полевой резервной бригады СС;
— 1 истребительно-противотанковый батальон из состава панцергренадерской дивизии «Висла» (подчинен только формально);
— 1 смешанный зенитно-артиллерийский дивизион (1 тяжелая, 1 легкая батареи).
(подпись) Кульбе, гауптман».
Эти части были усилены на следующий день. Войска концентрировались в районе Ораниенбурга. Туда была стянута 4-я полицейская панцергренадерская дивизия СС, почти полностью укомплектованная по штатам


404
Вильгельм Тике
военного времени. 7-й панцергренадерский полк СС Прагера находился на Эберсвальдском плацдарме и впоследствии так и не смог больше присоединиться к остальным частям дивизии. 8-й панцергренадерский полк СС оберштурмбанфюрера Таппе был пополнен резервистами Люфтваффе и Кригсмарине. Караульный батальон авиационной дивизии «Герман Геринг», который до этого времени дислоцировался в Шорфхайде (в Карин- халле), также был переброшен на передовую и вместе с 4-м танковым батальоном СС (давно уже оставшимся без танков) вошел в состав 4-го фузи- лерного полка СС. В качестве инженерных частей 4-й полицейской дивизии СС был придан саперный батальон сухопутных войск. Дивизионная артиллерия состояла из 6-го штурмового зенитно-артиллерийского полка Люфтваффе1.
О том, насколько обострилась ситуация в районе Ораниенбурга 23 апреля 1945 г., свидетельствуют телеграммы 3-й танковой армии в штаб группы армий «Висла». Этим воспользовался Штайнер, чтобы вновь потребовать назад кадровую дивизию своего 3-го танкового корпуса СС — дивизию «Нордланд» — и с ее помощью восстановить положение.
«Время 12.15: 3-й танковый корпус СС просит передать ему из подчинения 9-й армии дивизию СС «Нордланд» и 25-ю панцергренадерскую дивизию, чтобы использовать их под Хеннингедорфом и оттуда воспрепятствовать вражескому прорыву к Шпандау.
Время 15.30: 3-й танковый корпус СС обращает внимание на опасное развитие ситуации в течение завтрашнего дня. 3-ю дивизию морской пехоты как можно скорее следует перебросить на участок корпуса.
7-й панцергренадерский полк СС «Солар» и самоходно-артиллерийская бригада (184-я) будут высвобождены в результате сдачи Эберсваль- дского плацдарма. 25-я панцергренадерская дивизия также должна быть выведена сюда».
Эберсвальдский плацдарм (участок 101-го армейского корпуса), подвергшийся решительной атаке русских, был постепенно оставлен. Вывод войск осуществлялся в непосредственной связи с продвижением русских также на участках 46-го танкового и Одерского корпусов (3-й танковой армии) с востока на запад.
23 апреля, согласно сохранившимся в Федеральном военном архиве во Фрайбурге документам, в распоряжение 3-го танкового корпуса СС прибыли новые части:
«1-я школа младших командиров войск СС (500 чел., вооруженных личным оружием)... переброшена железнодорожным транспортом из Ни- бурга (Дания) в Цеденик...
3-му танковому корпусу СС также переданы маршевые части 25-й (венгерской) гренадерской дивизии войск СС:
— в распоряжение командования корпуса — 100 офицеров, унтер-офицеров и нижних чинов;
— в распоряжение 11-й добровольческой панцергренадерской дивизии СС — 500 офицеров, унтер-офицеров и нижних чинов;
— в распоряжение 23-й добровольческой панцергренадерской дивизии СС — 500 офицеров, унтер-офицеров и нижних чинов».
Однако венгры так и не были зачислены в состав 11-й и 23-й дивизий СС. Добравшись до окрестностей Грюнеберга (в 8 км к западу от Либенва-
1 Husemann F. Die guten Glaubens waren, Osnabrack 1973, Bd.II. S. 551.


Падение Берлина
405
льде), где их разместили, они образовали несколько строительных батальонов.
В очередном дневном донесении группы армий «Висла», отправленном в ставку Верховного командования сухопутных войск (ОКХ) вечером 23 апреля, довольно точно отражены бурные события, разворачивавшиеся в верховьях Хафеля.
«Противник продолжил атаки против нашей заградительной линии Шпандау — Ораниенбург — Фридрихсталь, еще не готовой и слишком слабой, силами 9-го гвардейского танкового и 8-го кавалерийского корпусов.
По обе стороны Ораниенбурга противнику удалось в нескольких местах форсировать Хафель. Ораниенбург и Фельтен заняты противником.
Развернув наступление с плацдарма южнее Ораниенбурга, противник захватил значительную территорию, чтобы окружить столицу рейха с запада.
Этим силам противостоят войска противника, широким фронтом выдвинувшиеся из района Беелитц — Гросс-Беерен на линию Ферх — Дре- витц-Гютерфельде — Кляйн-Махнов.
Одновременно из района Ораниенбурга противник развернул наступление на северо-запад, захватил Гермендорф и расположенный севернее Ка- лен-Берг.
Удар в этом направлении и стягивание в этот район крупных сил позволяют предположить, что противник, помимо окружения Берлина с запада, одновременно готовится к наступлению на северо-запад, в глубь Мекленбурга, намереваясь выйти в тыл 3-й танковой армии.
Группировка Штайнера (3-й танковый корпус СС): После интенсивной артиллерийской подготовки противник захватил небольшой плацдарм у Нидер-Нёйендорфа, Хеннингсдорфа и западнее Биркенвердера. Врагу удалось ворваться в Фельтен. Из Ораниенбурга, оставленного нами после тяжелых боев, противник продолжил наступление на запад, захватил Гермендорф и вышел двумя клиньями к Шванте. На северо-западе вражеские войска вошли в Кремменский лес. К северо-востоку от Ораниенбурга противник захватил Кален-Берг и Фридрихсталь. На 15 лодках врагу удалось форсировать Гогенцоллерн-канал юго-западнее Либенвальде и реку Хафель. Попытки переправиться на противоположный берег южнее Либенвальде были отражены.
Наши атаки в южном направлении южнее Либенвальде встретили упорное сопротивление противника, были отражены две контратаки. Активное движение транспорта с юга в этот район позволяет предположить, что планируется новое наступление».
Становилось ясно, что, помимо окружения Берлина, русские планируют также развернуть наступление на запад широким фронтом с Ораниен- бургского плацдарма. Чтобы помешать этому, туда был переброшен из района Бранденбурга один из корпусов 12-й армии под командованием генерал-лейтенанта Хольсте. В телеграмме ОКХ, которая была получена в штабе группы армий «Висла» в 17 часов 35 минут 23 апреля, в связи с этим говорилось:
«Для ведения боев на западном берегу Хафеля в Науэн переброшен 41-й танковый корпус.
Наступление армейской группы Штайнера (южнее Либенвальде) следует немедленно остановить и вывести войска с Эберсвальде ко го плацдарма (еще в дневном донесении от 22 апреля констатировалось, что противник


406
Вильгельм Тике
предпринял здесь несколько безуспешных атак силами от роты до батальона). Линию фронта отвести за Финов-канал».
В западной части Эберсвальдского плацдарма продолжал сопротивление 560-й истребительно-противотанковый батальон СС. Только в ночь на 24 апреля батальон был отведен к Финовфурту и там занял новую позицию на автотрассе южнее Финов-канала.
О передвижениях группировки Штайнера в течение этого дня в дневном донесении группы армий «Висла» сообщалось:
«25-я панцергренадерская дивизия, 7-й панцергренадерский полк СС («Солар») и 3-я дивизия морской пехоты (последние части покинули остров Воллин) перебрасываются в район северо-западнее Ораниенбурга в распоряжение группировки Штайнера».
Из дальнейших донесений не ясно, удалось ли 7-му панцергренадер- скому полку СС «Солар» прибыть в указанный район. По всей видимости, в течение 24 и 25 апреля он все еще оставался к северу от Эберсвальде, а 26 апреля перебрался в Пренцлау, чтобы там принять участие в обороне «линии Вотан» (Рандовского карьера) в составе 46-го танкового корпуса. На подступах к Пренцлау полк отражал атаку русских танковых клиньев и понес большие потери.
Между тем в 10 часов вечера 22 апреля радиостанция «Служба новостей — 2» (Nachrichtendienst 2) передала в эфир, что Эльбская армия Венка вступила в бой за Берлин и уже достигла Трёйенбритцена и Беелитца. Советские танковые части, устремившиеся к Лихтерфельде и Ланквитцу, были вынуждены отступить. Это сообщение возбудило новые надежды, но они не имели под собой ничего.
На самом деле все обстояло совсем наоборот.
Ночью на 24 апреля в штабах 9-й и 12-й армий была получена телеграмма с грифом «ОКВ / Штаб оперативного руководства вермахта / оперативный отдел (сухопутных войск)», в которой сообщалось о крупном прорыве русских:
«Вражеские войска переправились на южный берег Нидер-Нёйендорф- ского канала и движутся к Далльгову (на 5-й имперской автотрассе). Под Хеннингсдорфом предположительно сооружен 60-тонный мост».
В телеграмме, адресованной командующему 12-й армией, содержался также следующий приказ:
«...атаковать противника между Шпандау и Ораниенбургом всеми имеющимися силами 41-го танкового корпуса (Хольсте) и отбросить его за Хафель. Имеющимся на данный момент частям немедленно задержать наступление вражеских танковых клиньев».
Новая разграничительная линия между участками 12-й армии и группы армий «Висла» (точнее, ее 3-го танкового корпуса СС), согласно телеграмме, проходила от устья Варны через Гюстров, Виттшток, Альтруппин и Лёвенберг до Бернау. Все части 3-го танкового корпуса СС, действовавшие южнее этой линии, должны были временно перейти в подчинение 12-й армии до окончания наступления.
Но события на фронте снова опережали все эти планы. Русские со всех сторон все ближе подступали к Берлину.
24 апреля русские войска с севера через Шпандауский лес и Фаль- кен-зее вышли к Далльгову и Дёберитцу и блокировали 5-ю имперскую автотрассу. Таким образом была перерезана последняя крупная магистраль,


Падение Берлина
407
связывавшая Берлин с остальными районами; покинуть Берлин теперь можно было только объездными путями.
В дневном донесении группы армий «Висла» в ставку ОКХ от 24 апреля говорилось:
«3-й танковый корпус СС, действующий глубоко на фланге 3-й танковой армии, в ходе боев был отброшен на северный берег Руппинского канала. Потеряна связь с действовавшими на западном берегу Хафель-зее заградительными отрядами (боевая группа гауптмана Хербера). В районе Ораниенбурга собралась ударная группа».
В этом донесении речь идет о 25-й панцергренадерской дивизии и 3-й дивизии морской пехоты, только что выведенных с Эберсвальдского плацдарма, — 11 из 21 эшелона к тому времени уже прибыли в район Ораниенбурга.
3-й дивизией морской пехоты командовал генерал-майор фон Витцле- бен. Она была набрана из курсантов военно-морских училищ, персонала тыловых служб и недавно призванных новобранцев. 7-й, 8-й и 9-й полки морской пехоты, как и 3-й морской артиллерийский полк (под командованием полковника Хайльмана), были сформированы в районе Свинемюнде.
О том, в какой спешке проходило формирование этой дивизии, рассказывает один из ее бывших солдат, профессор Мюллер:
«Мой путь в морскую пехоту начался 1 апреля 1945 года (это было пасхальное воскресенье), в 5 часов вечера. Эшелон доставил меня вместе с другими призывниками из Киля в Варен на Мюритцзее, где формировался 3-й резервный морской батальон. 19 апреля нас перевели в Свинемюнде, а
20-го — в казармы морского арсенала в Вердере. 21 апреля началось наше обучение стрельбе из пулемета. В полдень мы вместе с несколькими товарищами отправились в расположение одной стрелковой роты, где нас ждал обед в известковой печи. Но по дороге нам пришлось вернуться, а 22 апреля в Свинемюнде нас погрузили в железнодорожный состав. 23 апреля наш эшелон прибыл в Лёвенберг. Мы выгрузились и отправились в Грюнберг, где нас разместили. В Грюнберге мы пробыли до 29 апреля. Наши командиры, начиная с унтер-офицеров, в основном были из 163-й берлинско-бранденбургской пехотной дивизии, разбитой в Восточной Померании».
По словам обер-ефрейтора Фолльмера из 3-го морского артиллерийского полка, его полк состоял из двух артиллерийских дивизионов 234-го артиллерийского полка, разгромленного в Восточной Померании. Вместе с остальными частями 3-й дивизии морской пехоты в район северо-западнее Ораниенбурга был переброшен только 1-й дивизион, тогда как 2-й и некоторые другие недоукомплектованные части 3-го морского артиллерийского полка остались на острове Воллин, действуя в составе 402-й учебной дивизии.
«На северо-западе от Шпандау и к западу от Ораниенбурга, — сообщалось в дневном донесении группы армий «Висла» от 24 апреля, — противник продолжает натиск на запад.
Вражеские танковые клинья продвинулись до района Науэн — Кёни- гсхорст — Линум.
Наш плацдарм южнее Фербеллина. Рин блокирован нашими войсками до северных окрестностей Креммена, который был оставлен после тяжелых боев.
Юго-восточнее Либенвальде противник предпринял попытку перепра¬


408
Вильгельм Тике
виться через Гогенцоллерн-канал силами примерно одного батальона. Ведется контратака.
Попытки противника переправиться в район Церпеншлёйзе отражены.
На участке 101-го армейского корпуса по обеим сторонам от Эберсвальде отражено несколько атак противника, предпринятых силами до одной роты, при этом подбито 4 танка. После интенсивной огневой подготовки с использованием штурмовой авиации противник начал наступление на Эберсвальде широким фронтом. После тяжелых боев враг занял часть города. Отдельные укрепленные пункты продолжают ожесточенное сопротивление».
5-я егерская дивизия (под командованием Блаурока) составляла арьергард немецких войск, сражавшихся на Эберсвальдском плацдарме. О боях, которые она вела в эти дни, повествует в своем дневнике дивизионный адъютант гауптман Курц:
«24/25 апреля 1945 г.: сильные вражеские атаки на участке 75-го егерского полка. Противнику удалось ворваться на южные окраины Эберсвальде. После тяжелых уличных боев город был очищен»1.
Затем 5-я егерская дивизия перешла на новый рубеж обороны на северном берегу Гогенцоллерн-канала. Дивизионный командный пункт еще с 21 апреля находился в Нёйенхютте у дороги на Хорин.
Чтобы оставить путь к отступлению нашим войскам, автомобильный мост через канал у Финовфурта, как и накануне, продолжал удерживать 560-й истребительно-противотанковый батальон СС, отражавший одну вражескую атаку за другой. В течение последней ночи в результате контратаки ему удалось отбить назад брошенные машины и орудия какой-то артиллерийской части сухопутных войск. Ночью на 25 апреля батальон отступил за Финов-канал и занял новую позицию по обе стороны от Финовфурта.
Но основные бои разворачивались вокруг Ораниенбурга.
Утром 24 апреля 4-я полицейская дивизия СС, стоявшая северо-западнее Ораниенбурга, получила приказ передвинуть свой правый фланг до Шпандау. Однако это было уже невозможно из-за сдачи Ораниенбурга (23 апреля) и вследствие дальнейшего продвижения русских на запад до линии Науэна, который они полностью оккупировали. Действовавшие к северу от Шпандау истребительно-противотанковые и танкоистребительные части, подчиненные 4-й полицейской дивизии СС, были вынуждены отступить на юг или погибнуть в районе Шёнвальде—Нидер-Нёйендорф—Шпандау. В самом Шпандау и возле Шпандауского моста через Хафель еще продолжали вести бой несколько сводных подразделений и отрядов «Гитлерюгенда».
Из района Ораниенбурга русские развивали наступление на запад. Германдорф и Креммен уже были захвачены. Подразделения 8-го панцергренадерского полка СС (из 4-й полицейской дивизии СС) попытались атаковать их с фланга, со стороны Швантского леса. Командование 4-й полицейской дивизии СС было вынуждено бросить все рывшие в его распоряжении части, чтобы раздвинуть свой фронт до Руппинского канала. Только
2-й батальон 8-го панцергренадерского полка СС под командованием га- уптштурмфюрера Шмалькухе продолжал удерживать небольшой плацдарм
1 Reinicke. Die 5.Jagerdivision 1939—1945, Bad Nauheim 1962. S. 358.


Падение Берлина
409
на южном берегу Руппинского канала, северо-западнее Ораниенбурга, который в официальных сводках вырос до размеров воображаемого «Орани- енбургского плацдарма». Командование 4-й полицейской дивизии СС бросило на прорыв к Руппинскому каналу два полка, на правом фланге — 4-й фузилерный полк (под командованием Утгенанта), на левом — 8-й панцер- гренадерский полк СС (под командованием Таппе). Слева, у Кубрюке, к ним примыкали части 3-й дивизии морской пехоты. На правом фланге 4-й полицейской дивизии СС держали мобильную оборону остатки 12-го танкового разведывательного батальона, только недавно переброшенного по морю в Свинемюнде из Курляндии и возглавляемого молодым неопытным ротмистром.
Тот самый мифический «Ораниенбургский плацдарм», в действительности представлявший клочок земли севернее Гермендорфа, который удерживали бойцы 2-го батальона 8-го панцергренадерского полка СС, в подземном бункере Гитлера считали последней надеждой. Именно отсюда Штайнер должен был еще раз попытаться прорваться на юг и восстановить сообщение с районом Шпандау и 12-й армией. Части 25-й панцергренадерской дивизии, подтянутые из-под Эберсвальде, миновав Нассенхайде (где находился командный пункт дивизии), первыми вышли к плацдарму, чтобы на следующий день развернуть с него наступление на юг.
В дневном донесении от 24 апреля отмечалось, что три из 13 эшелонов с остатками 7-й танковой дивизии уже выехали из Свинемюнде, чтобы присоединиться к армейской группе Штайнера.
В двух других донесениях говорилось, что в настоящее время в Нёйруп- пине находится 5 маршевых батальонов Кригсмарине — 2200 человек под командованием фрегаттен-капитана Прёйсса, присланных в рамках «акции «Берлин» и приданных 3-й танковой армии. Вооружить их должно было командование 3-й танковой армии — «за счет того оружия, которое можно забрать у пожилых солдат и батальонов фольксштурма».
Кроме того, было приказано «чтобы 2-й военный округ срочно перебросил в Лёвенберг в распоряжение 3-й танковой армии Фаненюнкерскую школу в Шверине (бывшую Метцскую фаненюнкерскую школу) и учебный пехотный батальон, сформированный из курсантов учебных курсов батальонных командиров в Гюстрове».
Наступило 25 апреля. Светило весеннее солнце, небо было лишь чуть-чуть затянуто облаками. Утром части 25-й панцергренадерской дивизии под командованием генерал-майора Бурмайстера начали с «Ораниен- бургского плацдарма» долгожданное наступление на юг, в направлении Шпандау. Наступавшим удалось продвинуться вперед до железнодорожной линии, подойдя вплотную к северным окраинам Гермендорфа. Но следующая цель наступления, деревня Гермендорф, так и осталась в руках противника, который отражал все атаки. Тем временем южнее Гермендорфа все новые и новые силы противника продолжали беспрепятственно двигаться на запад. Только южнее Фербеллина маневренным эскадронам 115-го танкового разведывательного батальона под командованием майора фон Вольфа, которому были приданы и остатки 12-го танкового разведба- тальона, удалось остановить их и вынудить к обороне. Захваченные русскими накануне деревни Линум и Кёнигсхорст в течение дня еще несколько раз переходили из рук в руки. Однако направление главного удара русских было южнее; крупные силы 1-го Белорусского фронта (47-я и 2-я гвардейская танковая армии) рвались от Науэна к Кетцину в низовьях Ха¬


410
Вильгельм Тике
феля, где они должны были соединиться с войсками 1-го Украинского фронта (4-й гвардейской танковой армией) и тем самым завершить окружение Берлина.
Генерал-полковник Хайнрици, командующий группой армий «Висла», с утра 25 апреля как обычно объезжал свои войска. К полудню он прибыл на командный пункт 25-й панцергренадерской дивизии в Нассенхайде. Здесь его встретили генералы Штайнер и Иодль. Разговор все время вертелся вокруг приказа ОКХ о контрнаступлении Штайнера в направлении Шпандау, на чем настаивал Гитлер. Штайнеру было приказано продолжить контрнаступление 25-й панцергренадерской дивизии, которой пришлось залечь на подступах к Гермендорфу. Штайнер и Бурмайстер возражали, говоря, что в дивизии осталось всего три ударных батальона. Рассчитывать на 3-ю дивизию морской пехоты пока что было бессмысленно, так как ее основные силы еще находились в пути. Йодль переоценивал боеспособность армейской группы Штайнера, а тот пытался переубедить его. Разгорелся резкий спор. Штайнер сказал, что у него нет достаточного количества войск, чтобы развернуть контрнаступление на Шпандау, а есть только «жалкая разношерстная толпа солдат» и ни малейших надежд на успех. В спор вмешался Хайнрици и потребовал: «Штайнер, вы должны наступать — во имя вашего фюрера!» В ответ Штайнер не выдержал и взорвался. «Это ведь и ваш фюрер тоже!» — воскликнул он1. Когда Йодль и Хайнрици наконец ушли, они твердо знали, что Штайнер не предпримет никаких серьезных попыток наступления. Более того, и генерал-майор Бурмайстер был согласен в этом вопросе со Штайнером.
Между тем противник удвоил свой натиск на Герменсдорфский плацдарм, бросив против него войска советской 61-й армии и польской 1-й армии. В утреннем донесении из штаба группы армий «Висла» от 26 апреля, в дополнение к дневному донесению от 25 апреля, говорилось:
«Наступление 15-й панцергренадерской дивизии было остановлено севернее Гермендорфа из-за многочисленных атак противника со всех сторон. Вечером (25 апреля) наши ударные отряды были оттеснены к опушке леса в 1 километре к северо-западу от Гермендорфа».
Это донесение служило красноречивым примером того, как группировка Штайнера вместе с командованием 25-й дивизии противились этой бессмысленной акции. Читая между строк, можно было понять, что это означало оставление Гермендорфского плацдарма.
В районе Финов-канала, к югу от Либенвальде, где наступала 61-я армия генерал-полковника Белова, как и в районе Эберсвальде, противник усиливал свой натиск.
«В районе Эберсвальде, — говорилось в донесении от 25 апреля, — в первой половине дня противник предпринимал многочисленные разведывательные вылазки, которые во второй половине дня переросли в сильные бои севернее Финов-канала. По обе стороны от автотрассы у Финовфурта наши посты боевого охранения были оттеснены превосходящими силами противника к Гогенцоллерн-каналу. Северо-восточнее Эберсвальде противник прорвался к Гогенцоллерн-каналу. Продолжаются ожесточенные бои».
В официальной истории 5-й егерской дивизии сообщается, что «после
1 Husemann F. Die guten Glaubens waren, Osnabrack 1973, Bd. II. S. 558.


Падение Берлина
411
тяжелых уличных боев город Эберсвальде был оставлен» последними частями 75-го егерского полка (им командовал подполковник Либман).
Северо-восточнее Эберсвальде наступающие войска противника встретили бойцы неопытной и недостаточно боеспособной 2-й учебно-резервной парашютной бригады.
В связи с наступлением войск 2-го Белорусского фронта (49-й армии) севернее Шведта против немецкой «линии «Вотан» вдоль Рандовского карьера русские резко активизировали свои действия, в том числе под Эберсвальде и на восточном фронте 3-й танковой армии. Советские 70-я и 65-я армии 25 апреля вышли к «линии «Вотан» у Рандовского карьера между Шмёлльном и Брюсовом. В 46-м танковом корпусе генерала Гарайса, оказавшемся на участке главного удара русских, разложение дисциплины становилось все более заметным. Чтобы остановить этот процесс, генерал-полковник Хайнрици 25 апреля направил генералу парашютных войск Конраду телеграмму следующего содержания:
«Я обращаюсь к Вам с просьбой откомандировать в распоряжение генерала войск порядка вермахта Гразе одного старшего офицера (генерала или полковника) и 20 офицеров Люфтваффе (энергичных) для общего поддержания порядка позади находящихся на передовой войск Люфтваффе, сейчас находящихся в полном беспорядке. Это необходимо сделать срочно».
26 апреля противник усилил натиск на участке 101-го армейского корпуса юго-западнее Эберсвальдской плотины и в километре от Рагёзского шлюза, оттеснив части 5-й егерской дивизии и 2-й учебно-резервной парашютной бригады к северу. Правда, оборона на Гогенцоллерн-канале была вновь восстановлена.
Небольшой русский плацдарм у Нёйхолланда, захваченный в ночь на 26 апреля, был смят в ходе немецкой контратаки. При этом, помимо убитых, было захвачено 50 пленных.
У Церпеншлёйзе все действия противника свидетельствовали о подготовке новой атаки через Финов-канал.
В ночь на 26 апреля и следующим утром русские заняли новый небольшой плацдарм севернее Заксенхаузена на противоположном берегу Верхнего Хафеля. Их войска вторглись и в сам Заксенхаузен. Части еще не успевшей закончить переброску 3-й дивизии морской пехоты попытались устранить плацдарм, но им это не удалось. Этот новый плацдарм представлял большую опасность для южного фланга и тылов 3-й танковой армии. Необходимо было покончить с ним любой ценой.
На Гермендорфском плацдарме весь день 26 апреля также шли ожесточенные бои. По-видимому, части 25-й панцергренадерской дивизии так и не начали наступление на юг. Представляя реальные события в завуалированном виде, или просто в свое оправдание этого отступления, трезвые генштабовские умы сообщали в ставку ОКХ в очередном дневном донесении группы армий «Висла» от 26 апреля:
«Продолжающееся наступление 25-й панцергренадерской дивизии с целью расширения нашего плацдарма севернее Гермендорфа не дало результатов. Вражеские контратаки с юго-запада, юга и юго-востока, предпринимавшиеся силами до одного батальона при поддержке танков, частично отражены. Вечером после сильной огневой подготовки противник возобновил контрнаступление».
26 апреля ставки ОКВ и ОКХ переехали в лесной лагерь под Фюрстен-


412
Вильгельм Тике
бергом. Только теперь, в самом конце войны, осуществилась давняя мечта генерал-полковника Йодля об объединении всего военного руководства, ОКВ и ОКХ. До сих пор ОКХ отвечало в основном за Восточный театр военных действий, а ОКВ — за все остальные.
Гитлер снова требовал, чтобы группировки Штайнера и Венка немедленно развернули отвлекающие наступления, а 9-я армия наступала на Берлин. Однако к тому времени русские уже все больше оттесняли 9-ю армию в район Хальбе.
Из-за этого приказа Гитлера Кейтель и Йодль были вынуждены выехать на передовую, чтобы поторопить командующих с началом всех этих наступлений, однако на фронте их личности больше «не котировались». Прежде чем пришел новый приказ Кейтеля, Штайнер вместе с Бурмайсте- ром ночью с 26 на 27 апреля вывели войска с Гермендорфского плацдарма. «Когда некоторое время спустя Кейтель лично появился в штабе Штайнера и узнал о нынешнем положении, он стал настаивать хотя бы на том, чтобы Ораниенбургский (точнее, Гермендорфский) плацдарм по-прежнему упоминался в сводках с фронта, чтобы не отнимать у фюрера последнюю надежду»1.
Еще через некоторое время на командном пункте 3-го танкового корпуса СС в Гранзее появился Йодль. Генерал Штайнер и его начальник штаба штандартенфюрер фон Бок унд Полах в тот момент отсутствовали. Йодль сообщил начальнику оперативного отдела корпуса штурмбанфюре- ру Вернеру, что 12-я армия Венка уже вышла к Потсдаму и Науэну. Но Вёрнер знал эти детали гораздо лучше него, так как маневренные разведывательные отряды 115-го танкового разведбатальона постоянно держали под контролем оголенный район севернее Науэна — между правым флангом 3-го танкового корпуса 3-й танковой армии и наступающим левым флангом 41-го танкового корпуса 12-й армии, где вообще не было войск. Поэтому Вёрнер поправил Йодля, уточнив, что 41-й танковый корпус генерала Хольсте находится всего лишь в районе Хафельландских болот к западу от Науэна.
В связи с требованием командования начать наступление группировки Штайнера, согласно дневному донесению группы армий от 26 апреля, ударным отрядам 3-го танкового корпуса СС была придана «7-я танковая дивизия в районе Нёйруппин — Лёвенберг». Однако после эвакуации из Данцига по морю от 7-й танковой дивизии, так же как и от 4-й полицейской дивизии СС, оставались только отдельные части.
Если верить дневному донесению группы армий «Висла» от 27 апреля, в районе Гермендорфского плацдарма в этот день все еще шли ожесточенные бои. 25-я панцергренадерская дивизия якобы все еще отражала атаки противника силами до одной дивизии. Однако в разделе, где говорилось о перебросках войск, говорилось, что 25-я панцергренадерская и 7-я танковая дивизии к тому времени уже находились в районе Нёйштрелитца, чтобы сдержать развернутое русскими в этот день наступление сквозь «линию «Вотан» в сторону Пренцлау и Мекленбурга на линии Нёйбранденбург — Нёйштрелитц. Полковник Фулльриде со штабом своей уже разгромленной 610-й дивизии особого назначения был назначен военным комендантом Нёйбранденбурга.
1 Husemann F. Die guten Glaubens waren, Osnabriick 1973, Bd.II. S. 560.


Падение Берлина
413
Генерал Штайнер прибегал ко всем возможным отговоркам, чтобы помешать наступлению с Ораниенбургского (Гермендорфского) плацдарма на Шпандау. Об этом красноречиво свидетельствует сохранившаяся официальная запись телефонного разговора, состоявшегося 27 апреля между генералом Хайнрици и начальником оперативного отдела группы армий «Висла» полковником Генштаба Айсманом. Вначале начальник оперативного отдела сообщил своему командующему Хайнрици, который в это время находился на командном пункте 3-го танкового корпуса СС в Гранзее, о ходе наступления 12-й армии. И вот что было затем:
«Командующий: Штайнер хочет с 7-й танковой дивизией наступать через ... (слово непонятно, возможно, Креммен или Фербеллин), так как он не покидает Ораниенбургского плацдарма. Это верно. Штайнер ждет приказа о наступлении, это следует сначала выяснить с Йодлем.
Начальник оперативного отдела: Есть неподтвержденное донесение, что вражеские танки уже в Ботценбурге и на ... дороге к Пренцлау (слово непонятно, возможно, имеются в виду 109-я имперская трасса или дорога Церпеншлёйзе—Берлин). Сейчас это донесение проверяется»1.
27 апреля 1945 года русские действительно прорвались к Пренцлау, а уже следующей ночью миновали Пренцлау и продолжили наступление на запад. Весь восточный фронт 3-й танковой армии трещал по швам. Командование армии было вынуждено формально прекратить атаки на Ораниен- бургском (Гермендорфском) плацдарме, чтобы высвободить 25-ю панцергренадерскую и 7-ю танковую дивизии и хоть как-то сдержать развал восточного фронта, а затем попытаться более или менее организованным порядком отступить на запад, к западным противникам. Остатки дивизии «Шлагетер» под командованием генерал-лейтенанта Хёйна, разгромленной в ходе наступления 39-го танкового корпуса под Фаллерслебеном, отступили за Эльбу, где объединились с остатками 84-й пехотной дивизии и в районе Гранзее — Лёвенберг присоединились к 3-й танковой армии.
Но, кроме этого, другой проблемой для 3-го танкового корпуса СС был русский плацдарм на берегу Хафеля у Заксенхаузена. Прорыв русских с этого плацдарма неизбежно подверг бы опасности предстоящее отступление корпуса и всего южного крыла 3-й танковой армии. Русские вторично вторглись в юго-восточные районы Заксенхаузена. Удалось лишь несколько потеснить созданный прошедшей ночью русский плацдарм под Бернёве.
Для атаки против русского плацдарма на Хафеле у Заксенхаузена на помощь 3-й дивизии морской пехоты был брошен батальон СС Томаллы. Накануне вечером батальон, расположившийся на ночевку в деревне Тешен- дорф, был поднят по тревоге и через Нассенхайде переброшен вплотную к русскому плацдарму. Перед батальоном была поставлена задача: выбить русских, засевших в небольшом лесном массиве, и оттеснить их за Хафель.
После короткой огневой подготовки с применением минометов и зенитных орудий, на рассвете 27 апреля, батальон Томаллы пошел в атаку. Рота Клостермана одним махом прорвалась сквозь лес до самой низины Хафеля, затянутой дымом, однако здесь огонь противотанковых орудий заставил их остановиться и вернуться к опушке леса.
Тем временем рота Хеккера натолкнулась на русских в лесу возле лес¬
1 Федеральный архив ФРГ, фонд группы армий «Висла


414
Вильгельм Тике
ного домика и встретила ожесточенное сопротивление. Завязался рукопашный бой. В ход пошли штыки и саперные лопатки. Русские обороняли буквально каждый окоп и там же погибали. Некоторое время спустя рота Хеккера присоединилась к роте Клостермана.
После полудня русские открыли сильный огонь из минометов и противотанковых орудий, вынудив обе роты занять новый рубеж обороны посреди леса. Русские противотанковые орудия и минометы били очень точно, а немцам нечем было ответить им. Снаряды и мины закончились. Наконец ночью на 28 апреля батальон Томаллы сменили части 3-й дивизии морской пехоты.
Вот что сообщалось в дневном донесении группы армий «Висла» о боях на этом участке:
«Ефрейтор Герберг Хайнцлер из штаба 2-го батальона 8-го полка морской пехоты в течение одной только второй половины дня снайперской стрельбой уничтожил 27 солдат противника (подтвержденных) и еще 14 — неподтвержденных».
Связисты были наиболее осведомленными людьми. Они имели возможность следить за обстановкой благодаря радиопереговорам и телеграмма. Вот любопытный рассказ одного из них, штурммана Мюллера из 4-й роты 103-го (503-го) танкового батальона связи СС, который являлся батальоном связи 3-го танкового корпуса СС:
«В вечерних сумерках 27 апреля наше отделение связи во главе с унтер- шарфюрером Брудером, захватив 100-ваттный передатчик, разместилось на одной из высот близ Гранзее. Мы должны были обеспечивать связь с 46-м танковым корпусом генерала Гарайса и с дивизиями «Нордланд» и «Недерланд». (Это еще раз подтверждает то, что генерал Штайнер по-прежнему проявлял заботу о своих бывших дивизиях.) Дивизия «Нордланд» вела бои в Берлине, дивизия «Недерланд» — к югу от Берлина. С дивизией «Нордланд» и с 46-м танковым корпусом под Пренцлау нам удалось установить связь, а с дивизией «Недерланд» — нет.
Из радиограмм дивизии «Нордланд» можно было понять, что ее части ведут тяжелейшие бои и несут большие потери в людях и технике. Боеприпасов к тяжелому вооружению больше не оставалось. Следующая ночь прошла относительно спокойно. С наступлением темноты русские, как правило, прекращали атаки и возобновляли их только утром».
В дневном донесении группы армий «Висла» от 27 апреля 1945 года впервые появляется 21-я армия, командный пункт которой разместился в 3 километрах к юго-востоку от Нёй-Круга (севернее Виттштока). Ею командовал генерал фон Типпельскирх. Штаб 21-й армии был сформирован на основе остатков штаба бывшей 4-й армии, эвакуированной по морю из Восточной Пруссии. 21-я армия должна была принять на себя руководство 3-м танковым корпусом СС и еще одним корпусом. Появление на сцене 21-й армии фактически означало конец армейской группы Штайнера, которую даже сам Штайнер характеризовал как «жалкую разношерстную толпу солдат», а историк Фердинант Хайм — как «армейскую группу», бывшую таковой только на бумаге»1.
«Гитлер, который не мог больше терять времени, — пишет Хайм, — тоже торопил. Постепенно утратив доверие к Штайнеру, 27 апреля он при¬
1 Heim F., а.а.О. S. 58.


Падение Берлина
415
казал подчинить его ударную группировку 41-му танковому корпусу Хольсте, который должен был продолжить «наступление широким фронтом». В действительности же корпус Хольсте сам был вынужден занять оборону вокруг Фербеллина»1.
Как-то в одном из телефонных разговоров Кейтеля с рейхсканцелярией от него потребовали срочно бросить войска на помощь Берлину и самому Гитлеру. Кейтель обещал, что заставит Венка и Буссе поторопиться. В этот самый день у Кейтеля произошел резкий спор с Хайнрици и Мантейфелем по поводу начавшегося отвода 3-й танковой армии. Взгляды Кейтеля уже не соответствовали реальной обстановке, и Типпельскирх отозвался о нем так:
«Кейтель и Йодль были настолько проникнуты гитлеровским духом и настолько усвоили себе его упреки в предательстве и трусости, из-за которых, по его мнению, только и не начиналось наступление с целью деблокады Берлина, что тоже видели кругом вместо фактической обстановки лишь злонамеренность, если не предательство»2.
В предательстве обвиняли и Штайнера. Но ему, как и всем армейским командирам, приходилось жить реальностью, а не иллюзиями, и действовать в соответствии с этой реальностью.
«В Берлине меня предали анафеме, — писал Штайнер. — Сменить меня должен был генерал-лейтенант Хольсте. Однако мы оба были согласны в том, чтобы оставить все на своих местах. Сейчас речь могла идти лишь о том, чтобы помешать окружению немецких войск в Мекленбурге с юга и отвести их на запад, чтобы спасти от грозящей опасности советского плена»3.
«Достигнув определенного воинского звания, — оправдывал свои действия Штайнер, — военачальник не может больше прятаться за приказами вышестоящих инстанций. С этого момента он сам несет груз ответственности за успех или неудачу военной операции и за жизнь и смерть своих солдат...
Так закончилась эта последняя битва (за Берлин), подобно призраку, порожденному исключительно фантазией ставки фюрера. Каждый из трех участвовавших в ней военачальников (Буссе, Венк и Штайнер) должен был на свой страх и риск решать свои проблемы»4.
Необходимость остановить прорыв русских у Пренцлау, чтобы позволить частям 3-й танковой армии в полном боевом порядке отступить на запад, и неудержимый натиск русских на этом участке — все это привело к тому, что приказ о наступлении группировки Штайнера в конце концов был отменен. В связи с этим в дневнике боевых действий ОКВ за 27 апреля, 16.00, была сделана следующая запись:
«Положение настолько тяжело, что не остается никакого другого выхода, кроме как прекратить наступление группировки Штайнера».
Приказом от 27 апреля 1945 года 12-й армии была придана 1-я танкоистребительная бригада «Гитлерюгенд», которая до этого момента находилась в тылу армейского соединения Штайнера. Этой бригадой командовал
1 Heim F., a.a.O. S. 62.
2 Типпельскирх К. История Второй мировой войны. Санкт-Петербург: Полигон, 1994. Том 2: 1943-1945. С. 257.
3 Steiner F. Die Freiwilligen. S. 328.
4 Steiner F. Die Armee der Geachteten, a.a.O. S. 229.


416
Вильгельм Тике
обербанфюрер «Гитлерюгенда» Керн. Начальник оперативного отдела был прикомандирован из вермахта. Остальные командиры, бывшие фюреры «Гитлерюгенда», прикомандированные к этой бригаде из различных частей сухопутных войск и Люфтваффе, продолжали носить свою армейскую униформу (для бывших летчиков — без петлиц), хотя и с новыми, гитлерюген- довскими знаками различия.
Бригада «Гитлерюгенд» заняла позиции по обе стороны от Лёвенберга вблизи 96-й имперской автотрассы; командный пункт разместился в Фи- литце. 28 апреля она была придана 41-му танковому корпусу и была брошена в бой под Фризаком на Хафельландских болотах1.
В то время как центр 3-й танковой армии 27 апреля уже вовсю отходил на запад, по пятам преследуемый войсками 2-го Белорусского фронта Рокоссовского, стоявший севернее Эберсвальде 101-й армейский корпус был вынужден также постепенно отводить назад свой левый фланг (2-ю учебно-резервную парашютную бригаду). Одновременно отступила за линию Ангермюнде и 547-я фольксгренадерская дивизия Одерского корпуса, позиции которого примыкали к участку 101-го корпуса с севера. Вслед за 2-й учебно-резервной парашютной бригадой в движение пришла и 5-я егерская дивизия, стоявшая севернее Эберсвальде вдоль Гогенцоллерн-канала. Основные силы дивизии отступили через Йоахимсталь. Легкие горные орудия 5-го артиллерийского полка из-за отсутствия боеприпасов к ним были брошены и зарыты в лесу. Все южное крыло 3-й танковой армии, весь южный фронт постепенно поворачивались с востока на запад.
560-й истребительно-противотанковый батальон СС, стоявший под Финовфуртом, также начал отходить на запад. Согласно дневному донесению группы армий «Висла» от 27 апреля 1945 года, «в подчинение Одерского корпуса был передан истребительно-противотанковый отряд «Тысяча и одна ночь», находящийся в районе Темплина».
28 апреля, после очередного спора с фельдмаршалом Кейтелем по поводу эвакуации Свинемюнде, генерал-полковник Хайнрици был снят с поста командующего группой армий «Висла». Командование должен был принять генерал-полковник Штудент, но для этого его пришлось вызвать с другого фронта. До прибытия Штудента командовать группой армий должен был генерал фон Мантейфель, однако тот отказался, сославшись на то, что в этой трудной ситуации он не может бросить свои обязанности командующего 3-й танковой армии. В конце концов, после нескольких настойчивых напоминаний о долге перед родиной, Кейтель поручил командование группой армий генералу фон Типпельскирху. Последнему не оставалось ничего другого, кроме как продолжить то, что делал его предшественник. Теперь ход событий диктовали русские.
В тот же день, 28 апреля, в 20 часов 48 минут штаб группы армий «Висла» получил телеграмму Кейтеля из ставки ОКВ в Фюрстенберге, в которой речь снова шла о контрнаступлении под Нёйбранденбургом:
«Задача группы армий «Висла» состоит в том, чтобы, удерживая южный и восточный фронты (3-й танковой армии), атаковать и разгромить противника, прорвавшегося в районе Нёйбранденбурга. Для этого объединить под единым командованием 25-ю панцергренадерскую дивизию, 7-ю танковую дивизию и дивизию «Шлагетер».
1 Рукопись Ханса Фойгта о действиях отрядов «Гитлерюгенда» на фронте.


Падение Берлина
417
21-я армия будет действовать на правом фланге группы армий. Кроме
3-го танкового корпуса СС, в ее подчинение следует передать еще один из тех корпусов, которые сейчас действуют на фронте»1.
Между тем штабы продолжали разрабатывать планы отступления на запад. На оперативной карте группы армий «Висла» от 28 апреля в качестве оперативного штаба в районе к югу от Лихена вместо Одерского корпуса показан 27-й армейский корпус. Не был ли это тот самый второй корпус, переданный в подчинение 21-й армии, который упоминал Кейтель? Штаб 27-го армейского корпуса был переброшен морем из Восточной Пруссии. Его командиром был генерал Хёрнляйн, чье имя не раз упоминалось в этой связи.
В то время как восточный фронт 3-й танковой армии отходил на запад,
3-й танковый корпус СС, прикрывавший ее южный фланг, отражал непрестанные фланговые атаки русских.
Утром 28 апреля уже упомянутое отделение связи Брудера из состава 103-го батальона связи 3-го танкового корпуса СС, находясь в Гранзее, снова вышло на связь. Штурмман Мюллер продолжает свой рассказ:
«На рассвете радиопередатчик заработал снова. Русские атаковали с разных сторон. Вслед за танками шли кавалерия и моторизованная пехота.
К вечеру русские стали наседать на наш второй эшелон обороны, который между тем вновь вышел на связь с запасного командного пункта 3-го танкового корпуса СС. Из радиограмм мы могли составить себе полную картину нашего нынешнего положения. Мы прервали передачу и успели своевременно предупредить товарищей из второго эшелона, которые в последнюю минуту успели отступить, избежав благодаря этому русского плена».
Другим поводом для беспокойства был и оставался уже упоминавшийся русский плацдарм на берегу Хафеля у Заксенхаузена.
Здесь оборону держал батальон СС под командованием Томаллы, который ночью 27—28 апреля сменили части 3-й дивизии морской пехоты.
К полудню 28 апреля батальон Томаллы был вновь брошен на передовую, бои возобновились с новой силой. Еще одна попытка овладеть всем лесным массивом снова потерпела неудачу. Один взвод 3-й роты батальона Томаллы был почти полностью уничтожен огнем русских.
После этого батальон снова попытался в ходе ночной атаки выбить русских из леса, но и эта атака захлебнулась под минометным огнем русских. Батальону даже ни разу не удалось продвинуться дальше исходной позиции.
На заре 29 апреля был получен приказ отступать. Батальон Томаллы форсированным маршем вернулся в Тешендорф. Вечером он уже присоединился к потоку других армейских частей и беженцев, катившемуся на запад.
Теперь следующим пунктом назначения была Эльба.
1 Heim F., a.a.O. S. 22.
16-1084


КОНТРНАСТУПЛЕНИЕ 12-й АРМИИ И ПРОРЫВ 9-й АРМИИ ИЗ «ХАЛЬБСКОГО КОТЛА»
Надежды Гитлера добиться перелома в битве за Берлин, бросив на прорыв блокады объединенные силы 12-й и изрядно потрепанной 9-й армий, оказались чистой утопией. Как, впрочем, утопией оказался и план подтянуть на помощь 9-й и 12-й армиям окруженную под Шпрембергом немецкую группировку, состоявшую из 10-й танковой дивизии СС «Фрундсберг» (Хармель), дивизии личной охраны фюрера (Ремер) и 344-й пехотной дивизии (Йолассе), так как все эти дивизии к тому времени были разбиты, и лишь отдельным частям удалось пробиться на юго-запад в район Гроссен- хайна и переправиться через Эльбу. Такой же утопией оказалось наступление армейской группы Штайнера на Берлин с северо-запада. А что касается Венка и его штаба, то они видели в приказе о наступлении на Берлин лишь задачу по спасению 9-й армии.
Уже 27 апреля русские усилили свой натиск против 12-й армии, и особенно против заградительного рубежа, который удерживала дивизия «Ульрих фон Гуттен», северо-западнее Виттенберга. К северу от него передовые отряды русских вышли к шоссе у Нимегка. Развернутая для наступления 12-я армия избежала опасности попасть под удар русских на марше. Однако от плана удержать Ютербог в качестве ключевого пункта для совместного наступления 9-й и 12-й армий пришлось отказаться, так как в этом районе противник уже сосредоточил крупные силы. Новый ключевой пункт для наступления пришлось искать намного севернее.
Полковник Генштаба Райххельм, начальник штаба 12-й армии, пишет в своих воспоминаниях, хранящихся в Федеральном архиве под заголовком «Последний призыв», что в штабе 12-й армии рассматривали две альтернативы:
1. Наступление силами 20-го армейского корпуса из района Бельцига в направлении Потсдама, так как там противник сможет оказать лишь незначительное сопротивление, к тому же это дает возможность соединиться с частями 9-й армии в районе Трёйенбритцен — Беелитц.
2. Наступление из района Фербеллин — Науэн силами 41-го танкового корпуса в тесном взаимодействии с южным крылом 3-й танковой армии. Правда, эта возможность заметно уменьшается по мере концентрации крупных сил противника в этом районе, и необходимая перегруппировка немецких войск будет запоздалой мерой.
27 апреля ОКВ одобрило первое из этих двух предложений. Таким образом, не подлежало сомнению, что теперь сообщение 12-й армии с 3-й танковой армией, как и с 41-м танковым корпусом Хольсте, будет разорвано. Чтобы прикрывать район Ратенова — Бранденбурга в ходе наступления 12-й армии, был выделен штаб 39-го танкового корпуса во главе с Арнд-


Контрнаступление 12-й армии и прорыв 9-й армии, 28 апреля — 2 мая 1945 г.
16*


420
Вильгельм Тике
том, который должен был стать временным оперативным штабом боевой группы Конецкого, а в качестве подкрепления ему было выделено несколько смешанных отрядов.
К 27 апреля русским удалось прорвать заградительный рубеж 20-го армейского корпуса между Виттенбергом и Нимегком и занять Виттенберг. Кроме того, русские блокировали участок шоссе на Берлин юго-западнее Нимегка.
В течение дня 27 апреля и ночи на 28 апреля 20-й армейский корпус 12-й армии выстроился в боевой порядок. 48-й танковый корпус сменил дивизии «Гуттен» и «Шарнхорст» между Козвигом и Нимегком и отвел от реки Мульде последние посты боевого охранения.
В ходе ночного марш-броска в обход на запад (так как русские контролировали участок автотрассы) дивизии «Гуттен» и «Шарнхорст» были переброшены на север. Дивизия «Шарнхорст» заняла исходные позиции к северо-востоку от Бельцига, слева от дивизии «Кёрнер», изготовившись к наступлению. Еще левее дивизии «Шарнхорст» вышла на исходные позиции дивизия «Гуттен». Южнее Бельцига были сосредоточены части дивизии «Шилль», которая прикрывала северо-западный фланг. Дивизии 20-го армейского корпуса предпринимали последние приготовления перед наступлением 12-й армии на Потсдам, которое было приказано начать 29 апреля.
* * *
Тем временем 28 апреля части 9-й армии сосредоточились в лесном районе Лёптен — Хермсдорф — Меркиш-Буххольц и Хальбе.
Хермсдорф, ранее захваченный русскими, был отбит назад в результате атаки батальона Матибе из 32-й дивизии СС. На какое-то время здесь расположился штаб командира 11-го танкового корпуса СС генерала Кляй- нхайстеркампа. Штандартенфюрер Кемпин, командир 32-й дивизии СС, запросил у Кляйнхайстеркампа указаний, как ему действовать дальше, но никто не мог ответить на этот вопрос. Положение, как обычно, оставалось таким же неясным. Между тем уже ходили слухи, что 9-я армия на грани окружения.
«Штаб нашей дивизии находился в Хермсдорфе, — вспоминает оберш- турмбанфюрер Берман из 32-го истребительно-противотанкового батальона СС (32-й дивизии СС). — Какой-то генерал, размахивая пистолетом, попытался регулировать движение транспорта через село. Только так и удалось остановить панику й несколько упорядочить движение машин. Нам тоже был указан новый пункт для сбора».
Остатки дивизии сосредоточились в указанном районе вокруг лесничества Хаммер. Здесь же находился штаб 9-й армии.
В Хермсдорфе осталось около 2000 раненых под присмотром последних двух оставшихся военных врачей и санитаров из 32-й дивизии СС. Решение оставить раненых далось нелегко, но мы не могли взять их с собой.
Северо-восточнее Хальбе изготовились к прорыву остатки 32-й дивизии СС во главе с штандартенфюрером Кемпином и его штабом. При выходе на исходные позиции произошел небольшой бой с войсками Зейдли- ца, в ходе которого был убит дивизионный ординарец (02), унтерштурм- фюрер Янсен.
«Незадолго до полудня 28 апреля, — рассказывает оберштурмфюрер Берман, — мы вышли в указанный район примерно в 3 километрах к севе-


Падение Берлина
ро-западу от Хермсдорфа. Унтершарфюрер Альтхауз со своим танковым тягачом, вооруженным спаренными пулеметами, составлял боевое охранение. В это время со стороны леса, лежавшего к северо-востоку от нашей позиции, нас атаковали русские. Пока Альтхауз вместе с еще остававшимися в строю другими бойцами батальона отражали атаку, товарищи закинули меня (раненного) в кузов «Фольксвагена» и погнали машину в глубь леса. Большинство грузовиков были выведены из строя в ходе атаки, так что их пришлось бросить. Подразделение реактивных минометов1 вело непрерывную стрельбу, несколько облегчая наше положение.
Мы получили новый приказ собраться у лесничества Хаммер. «Фольксваген» уже уехал, но страх перед русскими быстро поднял меня на ноги, и я поковылял прочь вместе с остальными.
Оберштурмфюрер Хольц подобрал меня и доставил в штаб армии, также расположившийся в лесничестве Хаммер. От Хольца я услышал, что мой друг, унтерштурмфюрер Вайкзельбаум, должен быть где-то поблизости.
Низко нависшие облака не помогали нам укрыться от русских самолетов: отдельные даже не нацеленные бомбы все равно находили свои жертвы в этом переполненном котле. По оценкам штаба этот котел имел площадь примерно 3 на 5 километров. В нем находилось около 30 тысяч солдат и 10—15 тысяч гражданских — мужчин, женщин и детей. Я слышал, что наш войсковой врач д-р Штраус и унтерштурмфюреры Шмидт и Гарф нашли свою смерть в этом котле под Хермсдорфом».
Об отступлении в район Хальбе рассказывает гауптшарфюрер Ангерш- тайн, радист дивизии СС «Недерланд»:
«Между Шторковом и Хальбе проехать было уже нельзя. Посреди просеки к северо-востоку от Хальбе скопилось множество автомашин. Их пришлось сжечь. Теперь каждый должен был пробиваться дальше пешком, неся с собой только личное оружие».
В одной из таких лесных просек, рассказывал гауптштурмфюрер Краус, командир 32-го истребительно-противотанкового батальона СС, застряли остатки его роты материально-технического обеспечения. Краус приказал распределить продовольствие среди солдат, а машины уничтожить, так как дальше они не могли проехать.
В 2 часа дня 28 апреля все командиры корпусов и дивизий, кто смог, прибыли в штаб 9-й армии, расположившийся в лесничестве Хаммер. Генерал Буссе и его начальник штаба Хёльц обрисовали им положение 9-й армии. После подробного обсуждения было принято решение в 6 часов ве¬
1 Реактивные минометы «Nebelwerfer» (букв.: «дымовой миномет»), фактически представлявшие собой реактивную систему залпового огня, начали разрабатываться Германией еще с 1929 года, поскольку Версальский договор запрещал Германии производить тяжелую артиллерию, но не реактивные установки. В годы войны на вооружении вермахта стояло несколько моделей реактивных минометов «Nebelwerfer» — 150-мм 6-ствольные (обр. 1941 г.), 210-мм 5-ствольные (обр. 1942 г.), 300-мм 6-ствольные (обр. 1942 г.) и 150-мм 10-ствольные противотанковые на полугусеничном БТР «Maultier» («Мул») (обр. 1942 г.). Название «Nebelwerfer» иногда переводят с немецкого языка как «химический миномет», видимо, по аналогии с химическими войсками (нем. Nebeltruppen), на вооружении которых преимущественно стояли эти минометы, хотя они могли стрелять не только дымовыми минами для установки дымовой завесы, но также фугасными и осколочными минами. — Прим. ред.


422
Вильгельм Тике
чера начать прорыв на запад через Хальбе в сторону Беелитца, где стояли части 12-й армии.
Так как с оперативными штабами 5-го горного корпуса СС и 5-го армейского корпуса связаться не удалось, обеспечить бреши для прорыва окружения было приказано 11-му танковому корпусу СС.
Командир 11-го танкового корпуса СС генерал Кляйнхайстеркамп вызвал в лесничество Хаммер всех высших офицеров, кто смог явиться, — вплоть до батальонных командиров, чтобы отдать последние распоряжения. Все были согласны с тем, что создание коридоров для прорыва остальных частей следует поручить панцергренадерской дивизии «Курмарк» и 502-му тяжелому танковому батальону СС. И первым крепким орешком, который им предстоит расколоть, будет поселок Хальбе. Он должен был стать тем игольным ушком, через которое пройдут все остальные части.
Хальбе, небольшое брнаденбургское село, приютившееся среди обширных сосновых лесов у самой автотрассы Котбус—Берлин, за последние дни уже много раз переходило из рук в руки. В настоящий момент его защищали крупные силы противника, прикрывавшие правый фланг наступающей на Берлин советской 3-й гвардейской танковой армии. Части прикрытия передовой группировки русских, которая должна была охватить Берлин с юга, располагались в основном на востоке вдоль шоссе. Все маневры 9-й армии, казалось бы, ясно продемонстрировали русским, что она едва ли рискнет пойти на прорыв на участке Одерин — Хальбе — Тёйпитц.
Отдавая последние приказания перед прорывом, генерал Кляйнхайстеркамп возлагал все свои надежды на последние «Пантеры» и боеспособные части панцергренадерской дивизии «Курмарк» генерал-майора Ланг- кайта и на 502-й тяжелый танковый батальон СС штурмбанфюрера Харт- рампфа.
Для прорыва брешей в кольце окружения были сформированы две ударные группировки.
Северная ударная группировка включала в себя уцелевшие подразделения танкового батальона «Курмарк» и другие части дивизии, прежде всего для прикрытия с севера. К северной ударной группировке должны были также присоединиться остатки 10-го разведывательного танкового батальона «Фрундсберг», оборонявшие озерные перешейки у Кёриса.
Южная ударная группировка (под командованием Хартрампфа) состояла из танков «Тигр» 502-го танкового батальона СС, а также приданной ему минометной батареи, роты бронетранспортеров дивизии «Курмарк» и остатков фаненюнкерской роты — в качестве сопровождения танков и бронетехники.
Вслед за южной группировкой в прорыв должны были устремиться штаб дивизии «Курмарк» с оставшимися частями, штаб 11-го танкового корпуса СС, штаб 9-й армии, отдельные отставшие части 5-го горного корпуса и остатки 32-го истребительно-противотанкового батальона СС под командованием начальника инженерно-саперных войск корпуса штурмбанфюрера Мая.
Артиллерийскому полку «Курмарк» и всем остальным артиллерийским частям сразу после начала прорыва было приказано открыть огонь по селению Хальбе, а после того, как все боеприпасы будут израсходованы, взорвать орудия и присоединиться к той или иной ударной группировке.
В прорыве должны были участвовать только те машины, которые были- непосредственно необходимы для перевозки горючего и боеприпасов, а


Падение Берлина
423
также санитарные и штабные машины. Весь остальной транспорт, после того как из баков было слито горючее, был уничтожен.
По окончании совещания генерал Кляйнхайстеркамп, прощаясь с штурмбанфюрером Хартрампфом, сказал ему: «Теперь мы вверяем свою судьбу вам и вашим «Тиграм»!»
Командиры присоединились к своим частям. Несмотря на новые надежды, везде чувствовалась подавленность. Начальник оперативного отдела 11-го танкового корпуса СС майор Томас, не видя другого выхода, пустил себе пулю в лоб. Здесь же, в лесу, возле лесничества Хаммер, штандартенфюрер Кемпин в последний раз видел командира 5-го горного корпуса СС генерала Йекельна. Тот находился в крайней стадии нервного возбуждения и сказал, что теперь все кончено. Кемпин возразил, что прорыв навстречу 12-й армии все же может быть шансом на спасение. Йекельн ничего не сказал, и больше его никто не видел1.
В распоряжении 502-го тяжелого танкового батальона СС Хартрапмфа имелось всего лишь 14 «Тигров». Поэтому он передал свой командирский танк одному из тех экипажей, кто остался без танков, и пересел в командирский бронетранспортер. Перед боем штурмбанфюрер Хартрампф созвал своих офицеров и приказал им построить машины в боевой порядок:
— авангард, который составила 2-я рота; за ней следовала рота бронетранспортеров из дивизии «Курмарк» и разведывательный и саперный взводы батальона;
— 1-я рота, к которой присоединился сам командир батальона с офице- ром-связистом и минометной батареей;
— арьергард, состоявший из всех остальных подразделений батальона, в котором находились счетверенная зенитная установка на самоходном лафете, грузовики и санитарные машины с батальонным врачом.
1 Фридрих Йекельн родился в 1895 году в городе Хорнберге, в Шварцвальде. В годы Первой мировой войны служил в кайзеровской армии, а после капитуляции — в одном из «фрейкоров», занимавшихся подавлением революционных выступлений. В 1929 году вступил в НСДАП; к 1936 году дослужился до звания груп- пенфюрера СС (генерал-лейтенанта). С 28 июня 1938 по 11 июля 1940 г. являлся «высшим фюрером СС и полиции» в XI военном округе, объединявшем земли Ганновер, Брауншвейг и Анхальт, Липпе и Шаумбург-Липпе и провинцию Саксония. С 12 июля 1940 по 29 июня 1941 г. занимал пост «высшего фюрера СС и полиции» в VI военном округе, в который входили земли Вестфалия, Ганновер, Рейнская провинция, Липпе и Шаумбург-Липпе. С июня 1941 г. и до 31 октября 1941 г. являлся высшим фюрером СС и полиции в рейхскомиссариате «Украина», но попросил перевести его в Прибалтику из-за плохих взаимоотношений с рейхскомиссаром Украины Эрихом Кохом. До января 1945 года Йекельн являлся «высшим фюрером СС и полиции в Остланде» (то есть в Прибалтике), но в начале января вернулся в рейх и 4 января 1945 г. был прикомандирован к группе армий «Верхний Рейн», командующим которой был сам Генрих Гиммлер. Так и не приняв участия в боевых действиях, группа армий «Верхний Рейн» была расформирована, а ее штаб преобразован в штаб группы армий «Висла» на Восточном фронте (опять же во главе с Гиммлером). Здесь Йекельн возглавил «Боевую группу «Йекельн» из частей СС, полиции и вермахта (ее не следует путать с двумя другими «боевыми группами «Йекельн», проводившими антипартизанские операции на территории Прибалтики). После войны Йекельн предстал перед судом — сначала в качестве свидетеля на процессе над главными немецко-фашистскими военными преступниками в Нюрнберге, а затем и в качестве подсудимого. 3 февраля 1946 года за совершенные им преступления в оккупированной Прибалтике Йекельн был приговорен советским военным трибуналом к смертной казни и 4 февраля повешен на территории бывшего Рижского еврейского гетто. — Прим. ред.


424
Вильгельм Тике
Командиры рот, взводов и танков теперь говорили между собой только о предстоящем прорыве. Впереди всего авангарда должен был наступать взвод унтерштурмфюрера Кунке из 2-й роты 520-го танкового батальона СС. Экипажи танков получили последние запасы продовольствия.
К 6 часам вечера артиллерия открыла огонь по селу Хальбе. Когда боеприпасы закончились, артиллеристы, согласно приказу, взорвали свои орудия.
Но начало прорыва задержалось на полчаса, до 18.30, так как командование не успело распределить по подразделениям солдат, оставшихся без своих командиров. После этого взревели моторы «Тигров», и танковая колонна двинулась по просеке в направлении Хальбе. На броне сидела пехота сопровождения. Тем временем по другой лесной просеке к Хальбе двинулись машины танкового батальона «Курмарк», составлявшие северное крыло.
Предоставим же слово самим солдатам, которые были участниками этого прорыва. При этом, правда, следует уточнить, что каждый из рассказчиков, находившихся в это время в разных местах, передает лишь свои личные впечатления. Каждый из рассказов — это штрих к большой общей картине, развернувшейся в лесах под Хальбе.
Оберштурмфюрер Берман из 32-го ^истребительно-противотанкового батальона СС: «К вечеру был получен приказ о начале прорыва. Остатки 32-го истребительно-противотанкового батальона СС должны были составлять арьергард. Поскольку наши самоходные орудия могли стрелять только вперед, нам пришлось отогнать их на шесть километров назад».
Рядовой Таг из 2-й роты батальона бронетранспортеров дивизии «Курмарк»: «Нам приходилось удерживать целую лесную просеку, которой со всех сторон угрожали просочившиеся русские. К вечеру мы получили приказ погрузиться в бронетранспортеры и выступить. В нашей роте еще оставалось шесть или больше БТРов и несколько грузовиков, и все они были битком забиты солдатами. Через несколько сотен метров слева по нам начали стрелять из стрелкового оружия и противотанковых пушек. Подошедшие танки подавили вражеские огневые позиции, и мы двинулись дальше».
Оберштурмфюрер Берман: «Унтерштурмфюрер Хольц, который подсадил меня в свой «Фольксваген», налетел в лесу на пенек. Машина была разбита, дальше пришлось идти пешком. Я нашел себе палку покрепче и с ее помощью поковылял вдоль опушки вместе с другими солдатами в сторону Хальбе».
Рядовой Таг: «С началом сумерек наша колонна свернула на дорогу, которая вела к Хальбе. По нам снова открыли огонь из противотанковых орудий с близкого расстояния. Мы спешились и бросились в атаку. Я сунул гранату в ствол брошенного русского противотанкового орудия и выдернул чеку. Чтобы избежать новых сюрпризов, мы сошли с дороги и продолжили путь двумя колоннами, слева и справа от просеки. Машины следовали за нами на некотором удалении».
Русские позиции в самом лесу и на прогалинах вблизи Хальбе удалось подавить сравнительно легко, однако с наступлением темноты возросла опасность неожиданных столкновений и темп марш-броска замедлился.
На восточных окраинах Хальбе танковые колонны попали под обстрел, произошла первая серьезная заминка. Штурмбанфюрер Хартрампф, энер¬


Падение Берлина
425
гичный начальник, приказал командиру сопровождавшей его минометной батареи забросать минами русских, засевших в самом Хальбе, и особенно на лесопильном заводе. Хартрампф доложил о задержке в штаб 11-го танкового корпуса СС и панцергренадерской дивизии «Курмарк». Минометная батарея быстро подавила сопротивление русских.
После этого Хартрампф приказал командиру передового взвода унтер- штурмфюреру Кунке, двигаясь дальше, прорваться через Хальбе.
«Тигры» взвода Кунке выехали на прямую дорогу, обсаженную старыми деревьями, вдоль которой за палисадниками скрывались первые дома Хальбе. К тому времени было уже почти 8 часов вечера. Затем Кунке увидел противотанковое заграждение, которое почему-то было отодвинуто в сторону. Выстрел, сделанный по заграждению, не внес ясности. Кунке на своем «Тигре» двинулся дальше и остановился в 80 метрах перед заграждением. Он открыл люк башни, чтобы осмотреться и, в случае необходимости, подать знак экипажам остальных танков.
В это время Хартрампфу доложили, что на окраине Хальбе все еще находится командный пункт одной полицейской части. Хартрампф со своим офицером-связистом, оберштурмфюрером Шерцем, отправился туда. Полицейские офицеры сказали ему, что в Хальбе нет войск противника. Хартрампф направился дальше, чтобы узнать, почему задерживается танковая колонна. Но по дороге сопровождавший его связной из штаба полиции куда-то исчез, и только теперь Хартрампф догадался, что от имени мнимого полицейского штаба с ним связались люди из «армии Зейдлица», которые пытались заманить их в ловушку.
В этот момент перед немецкой танковой колонной, остановившейся у противотанкового заграждения, разверзлись врата ада. На «Тигры» посыпались фосфорные и фугасные снаряды. Командир взвода Кунке понял, что в Хальбе русские устроили им ловушку. Все окружающие дома были разрушены и горели. Оборона русских, костяк которой составляли противотанковые орудия, была чрезвычайно прочной, поэтому Кунке побоялся проезжать заграждение, чтобы не получить противотанковый снаряд в борт.
«Образовалась заминка, — вспоминает оберштурмфюрер Берман. — Все разом закричали: «Пехоту вперед!»
Когда я поковылял дальше, мне встретилась колонна подвод, среди которых затесалась одна наша самоходка. Командир самоходного орудия был ранен и просил меня взять на себя командование.
Чтобы пробиться вперед, мы должны были оставить колонну и съехать с дороги в лес. Деревья здесь были не слишком крупные, так что мы смогли проложить себе дорогу. Вскоре мы выехали на просеку и прокатили к Хальбе. Там словно разверзлись врата ада.
Мы приблизились к Хальбе. В селе было полно танков, грузовиков, лошадиных упряжек, солдат и гражданских. Три четверти села занимали русские. Постоянно взрывались снаряды. Везде лежали убитые и раненые. Вдруг кто-то крикнул: «Справа идут русские!» Мы отъехали на боковую улочку и, подпустив их поближе, отбросили русских парой фугасных снарядов. Затем мы вернулись назад, к главной улице».
Тем временем сзади все продолжали напирать немецкие солдаты, торопившиеся ворваться в Хальбе и прорвать русские заграждения по обе стороны от Хальбе.
Около 8 часов вечера командир 11-го танкового корпуса СС генерал


426
Вильгельм Тике
Кляйнхайстеркамп оставил арьергард во главе с штурмбанфюрером Маем и направился к передовым частям. Вместе с ним в его командном бронетранспортере находились начальник штаба полковник Гризе, его адъютант (01) гауптштурмфюрер Хартман и несколько младших штабных офицеров. БТР попал под обстрел русских. После этого никто больше не видел ни Кляйнхайстеркампа, ни Гизе. Только гауптштурмфюрер Хартман попал в плен к русским, откуда ему вскоре удалось бежать.
11-я рота панцергренадерского полка «Курмарк» под командованием лейтенанта Далингера еще держалась. Они вошли в Хальбе одновременно с танковой колонной. Для них прорыв в сторону Хальбе проходил так: когда колонна танков остановилась на подступах к селу у противотанкового заграждения, противник внезапно открыл шквальный огонь со всех сторон, в том числе из противотанковых орудий, полевых пушек и минометов. Началась паника. Когда стемнело, Далингер с другими двинулись в атаку, пробираясь домами вдоль главной улицы. Церковь, где находился главный очаг вражеского сопротивления, была расстреляна из минометов.
Тем временем унтерштурмфюрер Кунке со своими «Тиграми» все еще стоял перед противотанковым заграждением и не видел никакой возможности объехать его на своем 72-тонном танке. Он решил разыскать командира батальона, чтобы объяснить ему положение и попросить новых указаний. Кунке спрыгнул с башни танка, но, едва коснувшись земли, обнаружил, что весь светится. Прыгая, он задел о борт танка, заляпанный фосфором. А русские все продолжали забрасывать «Тигр» фосфорными снарядами. В конце концов Кунке удалось добежать до головного танка 2-й роты. Здесь были гауптшурмфюрер Ней и командир батальона Хартрампф. Выслушав Кунке, Хартрампф решил, что лучше попытаться обойти Хальбе с остальными танками под прикрытием передовых «Тигров».
Кунке вернулся к своему «Тигру» и сообщил новый приказ экипажу. Из открытого люка он подал команду остальным начать обходный маневр. Взревели танковые моторы, лязгнули гусеницы. Разворачиваться пришлось под сильнейшим огнем русских противотанковых орудий и танка, укрывшегося по ту сторону заграждения. Водитель направил «Тигр» налево, чтобы объехать деревья. Наводчик, следуя за этим маневром, продолжал держать противника под прицелом. Объезжая деревья, танк застрял, наткнувшись на огромный пень, повернувшись к противнику раскаленными выхлопными трубами. Следующий же снаряд русских угодил в заднюю часть танка, и через несколько секунд «Тигр» запылал. Кунке приказал: «Всем покинуть машину!» Экипаж выпрыгнул на землю. Нет худа без добра: горящий «Тигр» отвлек на себя внимание русских, в то время как другие танки передового взвода повернули в сторону. Кунке пересел на БТР унтерштурмфюрера Юстуса, командира разведывательного взвода.
Командиром второго «Тигра» был гауптшарфюрер Штренг. Вспоминая об этом бое в Хальбе, он рассказывает:
«Фосфорные снаряды взрывались фонтанами белых брызг. Мы получили прямое попадание, и за несколько секунд наш «Тигр» превратился в пылающий факел. Пока Отт кричал по бортовой радиостанции «Танк горит!», мы бросились через люки наружу, кувырком падая на асфальт. И только выпрыгнув из танка, мы обернулись и увидели, что это был всего лишь фосфорный снаряд. Мы бросились назад и вновь забрались в машину. Водитель Отт вновь завел мотор. Наши радиопереговоры то и дело прерывались общими словами. Передатчик Кунке не отвечал. Командир приказал


Падение Берлина
427
нам срочно отходить к поперечной улице. Мы дали задний ход, а по пути узнали, что передовой танк Кунке был подбит.
Хальбе остался позади нас. Теперь дорога вела направо в глубь леса, где ждали несколько тысяч солдат. Мы ехали какое-то время на юг, а затем снова повернули на запад. В течение этой ужасной ночи был подбит также «Тигр» Харландера. Сам Харландер погиб, экипаж сумел вовремя покинуть машину. По более поздним прикидкам, в окрестностях Хальбе тогда нашли свою смерть от 4 до 5 тысяч человек».
Пока «Тигры» передового взвода предпринимали обходный маневр, и позже, когда штурмбанфюрер Хартрампф двинул вслед за ними остальные подразделения своего 502-го танкового батальона СС, в Хальбе вступали все новые части 9-й армии. Благодаря энергии командиров, воинские части еще сохраняли какую-то дисциплину, но, как заметил штурмбанфюрер Май, «основная масса солдат была истощена физически и не хотела больше сражаться». Отдельным командирам, благодаря собственным отваге и мужеству, еще как-то удавалось увлечь за собой своих солдат и тех, кто отбился от своей части. Район от противотанкового заграждения до церкви стал замочной скважиной от ворот Хальбе. И некоторым особенно решительным подразделениям удалось прорваться сквозь нее в ближнем бою под фланговым огнем противника.
По этому узкому коридору, ведя уличные бои под фланговым огнем, удалось пробиться и роте Далингера из панцергренадерского полка «Курмарк». На выходе из села они были встречены сильным вражеским огнем из небольшого лесного массива, лежащего к северу от Хальбе. Несколько отделений бросились в атаку и расчистили дорогу. В лесу у развилки дорог западнее Хальбе лейтенант Далингер собрал остатки своей роты. Теперь в ней было всего 40 человек, а во время боев на Одерском фронте было 160.
Через Хальбе сумели пробиться и некоторые другие части дивизии «Курмарк», которые должны были прикрывать северный фланг прорыва. Этой же дорогой проследовал оберштурмфюрер Берман из 32-го истребительно-противотанкового батальона СС со своим единственным штурмовым орудием. Следовавших за ними пехотинцев вели две девушки-связистки, которые, как могли, подбадривали солдат. Здесь же сражалась боевая группа из солдат штабной роты охраны 11-го танкового корпуса СС и оставшихся штабных чинов во главе с оберштурмфюрером Ребером.
* * *
Многие ударные группы попытались обойти Хальбе, пока авангард еще стоял на въезде в село. Одной из этих групп командовал гауптштурмфюрер Краус, командир 32-го истребительно-противотанкового батальона СС. В лесу северо-восточнее Хальбе они уничтожили последние автомашины. Краус со своим ординарцем ван Хогеном отправился на рекогносцировку. Оставшиеся бойцьг батальона во главе с оберштурмфюрером Шнуром должны были последовать за ними через двадцать минут. Примерно в это же время немецкая танковая колонна приблизилась к Хальбе.
«Ван Хоген и я достигли лесного массива, — рассказывает Краус, — в котором сгрудились немецкие солдаты и гражданские. Впереди лежал вокзальный перрон Хальбе, занятый русскими. Оттуда русские обстреливали наш лесок из пулеметов и минометов. Повсюду слышались крики раненых и умирающих. Нужно было срочно что-то предпринять. Пока ван Хоген


428
Вильгельм Тике
отправился за нашими людьми, я нашел нескольких офицеров и унтер-офицеров. Объяснив им положение, я сказал, что принимаю командование, и, как только мои люди будут здесь, мы попробуем прорваться. Кто хочет, может присоединиться к нам.
Но мы напрасно ждали ван Хогена с остатками роты материально-технического обеспечения. Вместо него с той стороны донеслись звуки боя. Теперь, казалось, прорыв 9-й армии шел полным ходом. Мы не могли больше ждать, и с криком «Вперед, гренадеры, вперед!» я бросился к красному кирпичному зданию, стоявшему неподалеку от железнодорожных путей. За мной устремились около 300 человек — солдаты и гражданские, в числе последних были также женщины и дети. Наши устрашающие вопли и пальба, видимо, заставили русских подумать, что наступил конец света, так что те бегом покинули здание вокзала. Мы ворвались на перрон и, миновав его, добежали до противоположного участка леса. Те, кто погиб или был ранен во время этого прорыва, так и остались лежать там же».
* * *
Уцелевшие подразделения дивизии СС «Недерланд», из которых в строю осталось всего около 300 солдат, тоже прорывались в районе Хальбе. Генерал-майор войск СС Вагнер разделил остатки дивизии на три боевые группы. Первую группу возглавил гауптштурмфюрер Трёгер (командир
1-го батальона 48-го полка), вторую — унтерштурмфюрер Райшютц и третью — унтерштурмфюрер Бендер. Дивизионный штаб вошел в состав группы Райшютца, а к передовой группе присоединился командир 48-го полка оберштурмбанфюрер Шайбе. После прорыва через Хальбе остатки дивизии «Недерланд» сумели пробиться к лесничеству Массов, первому сборному пункту 9-й армии.
* * *
Вернемся теперь к 502-му тяжелому танковому батальону СС.
Рассказывает оберштурмфюрер Клуст, который наступал со своим «Тигром» в двухстах метрах позади основной танковой колонны:
«Между 8 и 9 часами вечера мы ворвались в Хальбе. В селе царила полная суматоха — машины, пехота, гражданские. Русские снаряды разрывались буквально в гуще людей. Нам с нашими тяжелыми танками здесь проехать не удалось. В этом хаосе ко мне подошел штурмбанфюрер Хартрампф и сказал: «Клуст, передовой взвод крепко завяз там, впереди. Нам придется обойти Хальбе слева. Возглавьте колонну и поезжайте вперед, чтобы здесь стало посвободнее, а мы последуем за вами!»
Я указал своему водителю, Берту Финку, наш новый маршрут. Мы отъехали от Хальбе примерно на 400 метров на юг, а затем снова повернули на запад. Из лесных зарослей в каких-то ста метрах от нас раздался залп противотанковых орудий, один снаряд попал в наш танк, но не нанес особого вреда. Мой наводчик Фердинанд Лассер, коренной баварец, которого ничто не могло вывести из себя, тут же прицелился и выстрелил, раньше, чем я успел указать ему цель. Было уже довольно темно для того, чтобы вести прицельный огонь, но Лассер с пяти снарядов заставил вражеский танк замолчать. Мы покатили дальше, а когда достигли леса, свернули налево, в сторону Массовского лесничества».


Падение Берлина
429
Штурмбанфюрер Хартрампф снова восстановил порядок среди своих «Тигров». Вражеское сопротивление было быстро подавлено. Теперь вплотную за «Тиграми» следовали пехотинцы, которые только и думали о том, как бы поскорее выбраться из этого дьявольского котла. Хартрампф на своем командирском БТРе все время был там, где возникали пробки, не давая своим танкам застрять в них. Только по рации из штаба корпуса — чаще, чем ему хотелось бы, — раздавался вопрос: «Где сейчас голова колонны?»
«Мы двигались по лесной дороге на запад, — продолжает рассказ Клуст, чей танк шел в голове колонны. — Рядом с нашим танком бежало множество солдат, некоторые пытались запрыгнуть на броню. Несколько человек уже сидело на машине сверху, закрывая радиатор, так что двигатель с^гал перегреваться. Мой приказ слезть с танка и следовать рядом, под его прикрытием, не возымел особого эффекта.
Через пару сотен метров я приказал остановиться. Видимость была почти нулевая. У меня была только совершенно непригодная карта, так как на ней не были обозначены ни проселочные дороги, ни даже некоторые населенные пункты. Тем временем к нам присоединилось еще несколько машин, в их числе и еще один «Тигр».
«Без всякого приказа сверху, — рассказывает дальше Берман, — к западу от Хальбе сформировалась новая колонна в составе двух «Королевских тигров», трех «Пантер», двух «Хетцеров», нескольких БТРов, самоходной 200-мм зенитно-артиллерийской установки и нескольких автомашин самых разных марок. Плюс — пехотинцы, хотя большинство из них не имели с собой никакого оружия».
«После короткого совещания, — снова продолжает рассказ Клуст, — мы продолжили путь. Внезапно мы заметили впереди русский бивак. Горело несколько костров. Очевидно, здесь расположилась на ночь колонна снабжения. И мы, и они были одинаково удивлены. Мы проследовали мимо них. В тот момент, когда я как раз хотел двинуться дальше, на борт моего танка запрыгнул какой-то обер-лейтенант и заорал, что я еду не в ту сторону. Я сказал ему, что колонну веду я, и без лишних слов захлопнул крышку люка.
Итак, мы продолжали путь. Лес вокруг был разворочен взрывами. В темноте отличить друга от врага можно было только с самого ближнего расстояния. Через несколько сот метров я снова приказал остановиться, чтобы подобрать остальных».
Рассказ Клуста и Бермана снова продолжает рядовой Таг из 2-й роты батальона бронетранспортеров «Курмарк»:
«Спереди донеслось: «Дорога на один километр вперед свободна, едем дальше!» Мы подтянулись поближе и остановились в овраге шириной около 8—10 метров, чтобы на всякий случай укрыться от огня артиллерии и минометов».
Тем временем гауптштурмфюрер Краус, возглавивший штурм кирпичного здания близ вокзала Хальбе, пишет:
«Мы добежали до оврага, который был около двух метров в глубину и двести метров в длину. Лес без остановки обстреливался русскими пушками и минометами. Повсюду лежали раненые и убитые, военные рядом с гражданскими. Здесь моя группа рассеялась; по одиночке и небольшими кучками — все стремились на запад. Вся солидарность ту же распалась. Эта


430
Вильгельм Тике
масса людей уже не поддавалась какому бы то ни было контролю. Дисциплина была забыта».
Далее вспоминает командир 32-й дивизии СС штандартенфюрер Кемпин:
«Я мог восстановить контроль над ситуацией только благодаря моим голосовым связкам и моему штабу в составе начальника оперативного отдела Ленца, начальника разведотдела профессора Ваккера, адъютантов (01) Денера и Брауна. Остатки 9-й армии в основном представляли собой толпу задерганных и лишенных всякого руководства солдат. Многие офицеры и унтер-офицеры срывали с себя знаки отличия. Солдаты как стадо баранов бежали вслед за «вожаком», который едва ли мог взять на себя обязанности командира роты или мог вывести их из окружения. Никакого упорядоченного руководства больше не существовало, повсюду царил полнейший хаос».
Подобную же картину рисует в своих воспоминаниях и гренадер СС Муз:
«Воинских частей как таковых больше не наблюдалось. Офицеры срывали с себя погоны, меняя их на рюкзак и посох, чтобы им не пришлось больше ни за что отвечать. Только мы, молодые, которых позже назовут фанатиками, продолжали тащиться с оружием и боеприпасами, взламывали заграждения, сносили преграды, чтобы поток безоружных солдат мог перекатиться через них и устремиться дальше. Сплоченные в подразделения и, наоборот, освободившиеся от них пехотинцы бросались нам на шею и плакали от счастья. Как много небольших «котлов», как много отставших от своих частей и окруженных групп солдат было в этой огромной неразберихе, никто и никогда не узнает. Снова и снова нам говорили: Войска СС — вперед! И мы шли вперед, в атаку, и прорывали кольцо окружения».
Несомненно, все эти рассказы очевидцев о распаде дисциплины были характерны для основной массы 9-й армии. Однако еще оставалось небольшое количество частей и подразделений во главе с решительными офицерами и унтер-офицерами, которые сохранили руководство и дисциплину и продолжали прорыв на запад, прокладывая дорогу для остальной массы. Одной из таких групп руководил штурмбанфюрер Хартрампф с остатками своего 502-г тяжелого танкового батальона СС, к которой присоединились отдельные подразделения дивизии «Курмарк», 32-го истребительно-противотанкового батальона СС и 561-го истребительно-противотанкового батальона СС Лобмайера.
Рассказ об их дальнейшем пути ночью с 28 на 29 апреля 1945 года продолжает оберштурмфюрер Берман:
«Пехота испуганно теснилась вокруг танков. Я гнал их прочь, так как они должны были обеспечивать ближнее охранение для всей колонны по краям лесной дороги.
Когда наконец рассвело и наступило 29 апреля, мы со всеми предосторожностями продолжили свой путь. Вскоре мы увидели противотанковое заграждение, а за ним — два танка «Т-34». «Тигр», следовавший сразу вслед за нашим, тотчас же открыл по ним огонь. Я крикнул вниз наводчику: «Прицел на два часа — цель справа!» Совместными силами мы расстреляли противотанковое орудие и оба танка за заграждением.
Настроение улучшилось. На шоссе западнее Хальбе мы наткнулись на другое противотанковое заграждение, которое расстреляли тем же способом. Когда окончательно рассвело, в небе появились русские штурмовики.


Падение Берлина
431
Наша самоходная зенитная установка отстреливалась изо всех стволов, так что прицельного бомбометания у них не получилось».
Гренадер Таг: «Когда рассвело, наши БТРы еще стояли в овраге. Мы с товарищем по фамилии Шмидт отправились дальше пешком».
Передовая колонна 502-го тяжелого танкового батальона СС на заре 29 апреля достигла шоссе Котбус—Берлин и здесь попала под обстрел. Один или два русских танка, притаившись в засаде, открыли огонь по немцам, как только первая машина приблизилась к шоссе. Хартрампф и на этот раз был на месте и сразу же приказал принять надлежащие меры. Один из «Тигров» в сопровождении ударного отряда пехоты подкрался к русскому танку и вывел его из строя. После этого танковая колонна пересекла шоссе и остановилась в лесу на противоположной стороне, чтобы подождать подхода остальных частей. Хотя с русскими танками на шоссе было покончено, однако другие танки и противотанковые орудия продолжали обстреливать шоссе с более дальнего расстояния, как только видели очередную немецкую машину. В это время через шоссе успела проскочить машина с командующим 9-й армии генералом Буссе и его начальником разведотдела майором бароном фон Зеебахом. Они благополучно добрались до лесничества Массов. Там им встретился ординарец генерал-майора Лангкайта и сообщил, что бронетранспортер командира дивизии «Курмарк» был подбит. Лангкайту удалось выбраться из машины, но он побежал в обратном направлении. Только после войны выяснилось, что генерал Лангкайт все же остался жив.
Части панцергренадерской дивизии «Курмарк», составлявшие северную ударную группу и прикрывавшие прорыв с севера, с боями сумели пробиться севернее Хальбе, возле которого уже полегли целые воинские части, а потом пересекли шоссе и продолжили путь вдоль автотрассы Хальбе—Тёпитц. Здесь им встретились подразделения 10-го разведывательного танкового батальона «Фрундсберг», стоявшего под Кёрисом. Уже двинувшись на прорыв, замыкавшая батальонную колонну 3-я рота неожиданно была отрезана русскими, устроившими засаду среди леса. Все солдаты 3-й роты попали в плен и только спустя несколько лет немногим выжившим удалось вернуться на родину.
В направлении Тёпитца прорывалась и небольшая кучка солдат во главе с унтерштурмфюрером Поршем. В основном это были уцелевшие солдаты танкоистребительной роты «Дора-11» и несколько прибившихся к ним солдат и офицеров из других частей. «Дора-11» действовала под Марксдор- фом и Нёй-Циттау, уничтожив в ближнем бою много вражеских танков, а во время прорыва находилась в самых опасных местах. В лесу между Хальбе и Тёпитцем группа Порша была окружена советским батальоном и почти полностью истреблена. Лишь немногим, включая самого унтерштурм- фюрера Порша, удалось выжить в этом бою, чтобы провести потом несколько лет в русском плену.
Вскоре после прорыва в этот же район вышел арьергард 11-го танкового корпуса СС под командованием штурмбанфюрера Мая. Этой группировке повезло, она успела пробиться на запад намного севернее основной группы прорыва. Только возле Мертенсмюле они вновь присоединились к основной группе.
Тем временем утром 29 апреля к месту сбора у лесничества Массов стали стягиваться нескончаемые потоки солдат и гражданских. Снова собирались вместе отделения, взводы и роты. Только тут стали заметны масштабы


432
Вильгельм Тике
потерь, которые унесла эта кровавая ночь под Хальбе. Многие недосчитались своих товарищей, однополчан и просто попутчиков. В числе пропавших без вести были начальник штаба 9-й армии генерал-майор Хёльц и командир 11-го танкового корпуса СС Кляйнхайстеркамп, а также начальник штаба корпуса полковник Гизе и начальник оружейно-технической службы корпуса Барнеков (5-й батальон).
Место сбора частей 9-й армии у Массовского лесничества хорошо охранялось. Генерал Буссе советовался с командирами, как лучше поступить дальше. Штурмбанфюрер Хартрампф предложил избрать в качестве следующего сборного пункта лесничество Вундер, расположенное западнее шоссе Барут—Цоссен.
Оберштурмфюрер Берман, командовавший теперь одним-единствен- ным штурмовым орудием, так рассказывает об этом сборе уцелевших частей 9-й армии у Массовского лесничества:
«Когда мы стояли в охранении возле лесничества Массов, к нам подъехал генерал Буссе на своем бронетранспортере. На мой вопрос, как далеко еще до армии Венка, он сказал, что, по его расчетам, осталось что-то около 60 километров. Наших запасов горючего на шестьдесят километров явно не хватило бы. В таком же положении была и остальная бронетехника. Он ответил, что при необходимости мы добудем бензин силой, так как танки еще понадобятся 9-й армии в качестве ударной силы».
Другой участник этих событий, командир «Тигра» Штренг, так описывает сбор войск у лесничества Массов:
«Обершарфюрера Родингера, тяжело раненного во время боя в Хальбе, его водитель Штинцель вытащил на землю и уложил позади нашего танка. Мы не могли положить его внутрь танка. Он лежал на одеяле со спутанными волосами и с побледневшим лицом. В его спине зияла ужасная дыра с почерневшими краями. Он чувствовал приближение смерти и сказал: «Передайте привет моей жене и малышу, я сам уже не успею. И возьмите меня с собой, не оставляйте здесь».
И тут объявили приказ о выступлении. «Тигры» и штурмовые орудия двинулись к опушке и вниз, в сторону открытого поля. В промежутках между бронетехникой теснились тягачи, мобильные радиостанции, самоходные установки и зенитные орудия. А мы лихорадочно искали, на чем нам везти Родингера. Вдруг почти в хвосте колонны показался санитарный бронетранспортер. После наших упорных просьб врач все же согласился взять Родингера, хотя его машина и так была переполнена ранеными».
Как и предвидел штурмбанфюрер Хартрампф, следующий прорыв застопорился уже после полудня 29 апреля перед заградительной линией русских на трассе Цоссен—Барут. Хартрампф, хорошо знавший эту местность со времен своей службы в танковых частях в Вюнсдорфе, приказал оберш- турмфюреру Улану с его взводом «Тигров» свернуть направо и найти место, откуда можно было бы прикрывать шоссе с севера. Три «Тигра» под командованием Улана поползли вдоль железнодорожной ветки на север и к 6 часам вечера заняли позицию в указанном месте.
Положившись на это охранение, поток частей 9-й армии вновь продолжил свой путь. Когда первый «Тигр» обершарфюрера Потта пересек 96-ю имперскую трассу между Вюнсдорфом и Барутом, по нему был открыт огонь справа. Это было неприятным сюрпризом. Что же там делает взвод Улана, который должен прикрывать переезд через опасный участок шоссе? На следующий день Улан со своим взводом вернулся и доложил Хартрамп-


Падение Берлина
433
фу, что, когда он вышел в указанное место, какой-то полковник Генштаба приказал ему сменить точку. Сначала он попытался возражать, но полковник пригрозил ему военно-полевым судом. Это была одна из акций людей Зейдлица. Подобных акций было множество.
Между тем главная ударная группа вышла к железнодорожной насыпи и проходящей вплотную рядом с ней автотрассе Цоссен—Барут. Здесь на пути 9-й армии стояли крупные силы противника. Русские танки и противотанковые орудия простреливали автотрассу с флангов — с севера и с юга. Но немцам было необходимо прорваться именно здесь.
Хартрампф снова выехал вперед (его БТР уже пришлось бросить) и принялся раздавать указания. Колонна «Тигров» разделилась, повернув на север и юг, и атаковала русские танки и противотанковые орудия. В это время остальные машины смогли пересечь железнодорожные пути и шоссе и скрыться в противоположном лесу, чтобы собраться у лесничества Вун- дер. Хартрампф собрал воедино остатки своего батальона, но в других отрядах с таким трудом восстановленный порядок вновь начал разваливаться. В этот момент был убит командир 48-го полка дивизии «Недерланд» оберштурмбанфюрер Шайбе. Каждый надеялся пробиться на свой собственный страх и риск или в составе небольшой кучки отбившихся солдат. Те, кто таким образом пытался прорваться на юг, к Баруту, были обнаружены, окружены и попали в плен к русским, если только не погибли в бою. Здесь, на шоссе Барут — Цоссен, русская 3-я гвардейская танковая армия установила самый сильный заслон. Тут же вовсю действовали «войска Зейдлица», внося путаницу в действия отдельных прорывающихся групп.
«Командование над нами принял один офицер сухопутных войск, — вспоминает гренадер Муз. — Он пытался внести хоть какой-то порядок в эту толпу. Мы последовали за ним. Через какое-то время — неожиданная остановка. Офицер обратился к нам с речью... Я насторожился: «Война окончена, по домам, больше никакого кровопролития...» Когда я различил на заднем плане плохо замаскированные русские машины и танки, мне стало наконец ясно, что происходит. Мы попали в ловушку, устроенную людьми Зейдлица. Пока продолжались эти бесконечные разговоры, я предпочел тихонько исчезнуть в подлеске с парой других ребят. Чем проблема и разрешилась!»
Оберштурмфюрер Берман: «Мы еще продолжали стоять на шоссе Цоссен — Барут. Ситуация была неопределенной. Пехота уже обогнала нас. Мы тоже двинулись на юг вслед за пехотинцами. Уже через несколько сотен метров мы обнаружили, что попали в ловушку, которую расставили нам люди Зейдлица. Впереди нас ждала позиция противотанковых орудий, несколько танков «Т-34» и полно снайперов среди деревьев. Мы повернули назад».
То, что в действительности происходило в танковой колонне, описывает оберштурмфюрер Клуст:
«Мы ехали к лесничеству Вундер. Пара выстрелов из моего «Тигра» по кучке танков «Т-34» показала, что русские танки брошены. У Вундерского лесничества мы снова остановились. Со всех сторон к нам подтягивались немецкие солдаты, и скоро между ними завязались горячие споры».
Панцергренадер Таг: «У Вундерского лесничества снова собралась большая куча народу, в том числе «Тигры» войск СС, солдаты Люфтваффе и части панцергренадерского полка «Курмарк», в том числе и остатки 11-й роты под командованием лейтенанта Далингера. В разгар спора среди офи¬


434
Вильгельм Тике
церов появился неизвестный полковник (как выяснилось позднее, человек из «армии Зейдлица») и стал убеждать присутствующих следовать за ним, так как он якобы знал верный путь. Снова разгорелся спор. Снова взял слово «полковник» из «армии Зейдлица». Но тут кто-то задал ему несколько провокационных вопросов. Потом раздались выстрелы. Полковник упал замертво. Похожий случай произошел и в другом месте, где были разоблачены и убиты унтер-офицер и фельдфебель из «армии Зейдлица». Теперь мы стали лучше присматриваться к униформе: новенькое и чистое обмундирование обычно выдавало людей Зейдлица».
В Вундерском лесничестве пришлось опустошить баки еще нескольких автомобилей, чтобы дозаправить танки, которые должны были составить ударный отряд 9-й армии. Брошенные машины были уничтожены.
Рассказывает оберштурмфюрер Клуст: «Так как скопление людей было немалым, а над нами кружили русские самолеты, нетрудно было догадаться, что скоро с неба посыплются бомбы. Не дожидаясь приказа, я двинул свой «Тигр» вперед, за нами последовала и основная масса пехотинцев».
«Около Вундерского лесничества, — пишет оберштурмфюрер Берман из 32-го истребительно-противотанкового батальона СС, — нам удалось собрать около 80 человек из нашего батальона. В их числе было семеро опытных водителей штурмовых орудий. Командование принял на себя Хёрль. Там же мы встретили и унтерштурмфюрера Штахона с его бронетранспортером, в который погрузили наших раненых под надзором обер- шарфюреров Эвердинга и Валя. Я пересел на самоходку оберштурмфюрера Хёрля в качестве заряжающего. Радиопередатчики бортовой связи на нашей машине вышли из строя. Поэтому рассчитывать на полное понимание в бою уже не приходилось.
Примерно в половине восьмого вечера мы выступили. Незадолго до наступления темноты русские бомбардировщики налетели еще раз, но, к счастью, нас они не задели».
Оберштурмфюрер Клуст: «Поток солдат повернул к Куммерсдорфу. Нам было стыдно видеть, что гражданские тащат на себе больше оружия, чем военные. Проходя через широкий луг, мы снова попали под огонь со стороны ближайшего леса. Три наших «Тигра» и пара самоходок в ответ подбили один «Т-34» и противотанковое орудие. Солдаты, и среди них гражданские, широкой цепью бросились к лесу. Русские предпочли скрыться».
Через тот же самый луг наступали остатки дивизии СС «Недерланд». Унтерштурмфюрер Бендер в этом бою был тяжело ранен и так и остался лежать посреди поля. Позднее его подобрала одна пожилая пара, которая, собрав последние пожитки в ручную тележку, отправилась вслед за прорывающимися войсками. Они перевязали его и перенесли на опушку леса в надежде, что там его скорее найдут проходящие мимо немецкие солдаты. Вечером Бендера обнаружили шестеро отставших солдат войск СС и погрузили на свой грузовик. При переезде через железнодорожную ветку Цоссен—Куммерсдорф машина была подбита снарядом, выпущенным из русского противотанкового орудия. Тяжелораненый Бендер дополз до заболоченного участка луга и остался лежать там среди других раненых и убитых. 2 мая его обнаружила поисковая группа русских и перевезла в Ферн-Нёйендорф. Там, в зале местного трактира, лежало еще около сотни тяжелораненых немецких солдат, за которыми ухаживали сестры Германского Красного Креста. Затем Бендера переправили в лазарет для военно¬


Падение Берлина
435
пленных в Шперенберге, потом — в лагерь военнопленных в Треббине, во Франкфурт-на-Одере, и, наконец, в Россию, где он провел в плену 9 лет.
Но вернемся снова к боям под Хорствальде.
«Мы прошли через деревню Хорствальде, — рассказывает оберштурмфюрер Берман. — После широкой заболоченной долины наконец начался подъем вверх. И вдруг мы остановились. Как нарочно, как раз перед деревянным завалом у головного самоходного противотанкового орудия закончился бензин. В этот момент кто-то крикнул: «Иван наступает!» Тем временем уже смеркалось. И никто уже не мог понять, где и кто здесь «иван»? Пальба раздавалась повсюду. Мы с нашей самоходной гаубицей оттащили злосчастную самоходку подальше от завала, слили из ее баков последние капли горючего, а потом взорвали ее».
В ночь с 29 на 30 апреля колонна достигла артиллерийского полигона Куммерсдорф. Военный городок и сама деревня были взяты штурмом.
«Когда снова наступил день, — вспоминает Берман, — мы были уже на Куммерсдорфском вокзале. Стояла пара подбитых русских противотанковых орудий. Здания вокзала, депо и склада горючего горели. Мы прорвались через вокзал, невзирая на потери. Убитые оставались лежать на земле. Миновав вокзальные строения, мы увидели пару наших ребят, которые катили бочку с бензином. Горючее разделили между всеми пятью нашими боевыми машинами, которые еще оставались в строю. Один командир, потерявший свое штурмовое орудие, пересел на брошенный русский танк «Т-34», украсив его знаменем со свастикой в качестве опознавательного знака. Он же и возглавил колонну».
30 апреля последние «Тигры» 502-го тяжелого танкового батальона СС миновали восточное стрельбище Куммерсдорфского полигона, а затем обогнули его с запада и остановились в лесу севернее Шёневайде.
По второму стрельбищу проходила временная узкоколейка. Раненых уложили на найденную там же вагонетку и с помощью танка отогнали ее к концу стрельбища. В лесу был сделан привал и выставлено охранение. Вернувшись, разведгруппа доложила, что на шоссе Треббин—Лукенвальде стоят русские танки и противотанковые орудия. Всех тяжелораненых и тех, кто не мог идти самостоятельно, пришлось оставить под надзором врачей и санитаров.
В районе Куммерсдорфа несколько прорывающихся группировок оказались втянутыми в тяжелые бои. Рассказывает гауптштурмфюрер Лобмай- ер, командир одноименной боевой группы:
«Мы с боем пересекли Куммерсдорфский полигон и там были вынуждены иметь дело с целым подразделением «войск Зейдлица», которые снова и снова требовали, чтобы мы сдались. С боями мы продолжили наш путь на запад. Из-за нехватки горючего и боеприпасов мы были вынуждены то и дело взрывать брошенные танки и другие машины».
Оберштурмфюрер Берман: «Обогнув по широкой дуге Куммерсдорфский полигон, мы проскользнули в лес, так как при свете дня было невозможно продолжать путь из-за постоянной опасности с воздуха. Наконец мы получили небольшую передышку, но есть больше было нечего.
Этот отдых продолжался недолго, так как скоро русские самолеты обнаружили нас. Посыпались бомбы, затрещали авиационные пушки и пулеметы. Мы двинулись дальше, постоянно отыскивая место, где можно было бы укрыться от вражеской авиации. На броню танков погрузили только раненых, все остальные были вынуждены идти пешком. Я лежал в задней ча¬


436
Вильгельм Тике
сти самоходки рядом с обершарфюрером Эвердингом, который был ранен в бедро, и от усталости скоро уснул».
За Куммерсдорфским полигоном, в городском лесопарке Треббина была предпринята попытка снова собрать силы 9-й армии для последнего прорыва. Это заняло весь день 30 апреля. К основной группировке присоединился арьергард 11-го танкового корпуса СС, который возле Хальбе был оттеснен на север и все это время двигался лесами параллельно с основной группировкой. Правда, в подчинении штурмбанфюрера Мая к тому времени осталось слишком мало людей.
* * *
Что же тем временем делала 12-я армия Венка?
На нее, армию Венка, возлагались все надежды 9-й армии и защитников Берлина. «Армия Венка» была у всех на устах. Она представлялась неким спасительным островком среди бушующего шторма. Но, как часто бывает в подобных ситуациях, эти надежды были взвинчены слишком высоко, в то время как реальность была совершенно иной. В действительности армия Венка представляла собой последний резерв Германии, которому не хватало ни подготовки, ни кадровых командиров, ни техники.
К 28 апреля 20-й армейский корпус 12-й армии изготовился к наступлению на Берлин. О подготовке к наступлению в одной из его частей — дивизии «Ульрих фон Гуттен» — пишет в своих мемуарах генерал-лейтенант Энгель:
«Несмотря на предшествующие оборонительные бои и ночную перегруппировку, последние из моих подразделений, снятых с Эльбы, все-таки успели вовремя достичь нового места назначения в районе Бельцига. Разведывательные бронемашины и бронетранспортеры моего истребительно-противотанкового батальона провели широкую разведку и выставили посты охранения на севере и на востоке, так как на автотрассе Лейпциг—Берлин были замечены крупные силы противника.
Приказ о начале наступления звучал так: наступать клином из района Бельцига в направлении Берлина, то есть передовой отряд следует на Берлин, тогда как часть войск прикрывает его наступательными действиями с востока.
Было неуютно сознавать, что в каких-то 10 километрах справа стоит невесть сколько русских войск, однако у нас не было времени проводить глубокую разведку, а воздушной разведки как таковой больше не существовало.
Так как я считал опасным выступать без разведки и охранения, то еще ночью 27—28 апреля выслал вперед к автотрассе Бельциг— Брюк значительные силы в качестве охранения. На восток также было отправлено несколько отрядов бронетранспортеров, разведывательно-дозорных машин и противотанковых орудий».
С командного пункта 20-го армейского корпуса, расположившегося в Хагельберге, в 5 километрах к западу от Бельцига, рассылались последние приказы о начале наступления.
Наступление 20-го армейского корпуса под командованием генерал-лейтенанта Кёлера началось утром 28 апреля 1945 года. Призывники самых младших возрастов, какие еще были в Германии, под руководством старых, опытных и много раз раненных фронтовиков устремились в атаку


Падение Берлина
437
против фланговых постов охранения русских, прикрывавших южное крыло окружения Берлина. Их униформа и оружие были взяты со старых арсеналов и складов. Часто можно было видеть совершенно фантастическую смесь голубовато-серого обмундирования Люфтваффе, армейского фельд- грау и форменных цветов РАД (Имперской службы трудовой повинности).
Левый фланг наступавшей на северо-восток дивизии «Гуттен» прикрывала самоходно-артиллерийская бригада дивизии «Шилль» под командованием майора Небеля. Самоходки стремительно преодолели низину между Дитмансдорфом и Каммером. Затем бригада повернула на север. Произошла первая дуэль с русскими танками и бронемашинами. Расположившиеся на привал русские части были захвачены врасплох и обратились в бегство. Момент смятения был удачно использован, чтобы прорваться дальше. В одной из деревень (возможно, это было село Каммер) близ Ленинского леса (Lehniner Forst) стоял крупный вражеский гарнизон. Мы оставили его далеко слева, чтобы затем атаковать с фланга. Экипажи самоходных орудий работали как часы: остановка, прицел, выстрел — и дальше вперед. За ними следовал фузилерный батальон «Шилль», который подавлял последние оставшиеся очаги сопротивления.
Подразделения дивизии «Гуттен» штурмом взяли несколько деревень к югу от Брюка, при этом подобрав заранее высланные вперед посты охранения. Генерал-лейтенант Энгель призвал своих командиров воспользоваться замешательством противника и развить наступление в направлении Брюка.
«В предобеденные часы 28 апреля, — вспоминает генерал Энгель, — противник был отброшен нашим стремительным наступлением при поддержке нескольких штурмовых орудий. Подбитая вражеская бронетехника укрепила нашу уверенность, что мы напали на моторизованные отряды флангового прикрытия 1-го Украинского фронта. После полудня, чем ближе мы подходили к Ленинскому лесу, тем сильнее было сопротивление противника. На пути попадались противотанковые орудия и целые батареи. С востока в бой вмешалась русская артиллерия. Начинался обычный в течение дня кризис, то есть тот момент, когда противник втягивает в бой новые, непредвиденные резервы, и в наступлении происходит заминка. Теперь я стоял перед дилеммой, то ли приостановить наступление, чтобы возобновить его позже, подтянув бронетехнику, то ли бросить все силы и средства ради его продолжения. В конце концов я решился на последний вариант.
Обоим наступающим полкам был дан приказ подтянуть вперед к ударному отряду по одной батарее артиллерии, по возможности не с укрепленных, а просто замаскированных позиций, для отражения местных контратак русских».
Гаубицы, тяжелые полевые орудия и средние самоходные зенитные установки были выведены вперед. Затем они устроили целый фейерверк трассирующими и осколочными снарядами, чтобы припугнуть русских. По опыту боев на востоке было известно, что русские очень не любят подобных зрелищ. В результате наступления были заняты городок Брюк и дорожная сеть к северо-востоку от него, включая лесничество Хакенхаузен, а также село Фрайенталь в Ленинском лесу.
«В ранние послеполуденные часы 28 апреля, — пишет генерал-лейтенант Энгель, — удалось преодолеть вторую линию сопротивления на южной опушке Ленинского леса. Русские отхлынули в глубь леса. Грохот ору¬


438
Вильгельм Тике
дий и звуки боя справа от нас свидетельствовали о том, что на участке соседней дивизии также идет сражение. Это подстегнуло моих командиров, чтобы поторопиться с выходом к намеченной цели. Дивизия «Гуттен» вновь двинулась в атаку и ворвалась в Ленинский лес.
Как обычно бывает в первый день наступления, молодые части дрались особенно храбро. Их успехи, что к концу войны случалось нечасто, вполне можно было сравнить с победами наших кадровых дивизий в первые годы войны.
Пленные русские солдаты и офицеры, среди которых был и один командир части, показали, что дивизия «Гуттен» со своими двумя полками рассеяла целых две русских стрелковых дивизии. Обе имели приказ наступать в сторону Бранденбурга, чтобы усилить кольцо окружения вокруг Берлина».
Справа от дивизии «Гуттен» наступал полк Малова (названный так в честь своего первого командира, погибшего в боях на плацдарме Барби) дивизии «Шарнхорст». Ему удалось захватить Нёйендорф и оттуда прорваться к Ленинскому лесу. Действовавший по правую руку от него второй полк дивизии «Шарнхорст» (Лангмайера?) пробивался через Боркхайде в сторону Беелитца, прикрывая наступление с востока. Условная разделительная линия между зонами действий дивизий «Гуттен» и «Шарнхорст» проходила по железнодорожной ветке Бельциг—Потсдам. Части дивизии «Шарнхорст» поддерживали огнем штурмовые орудия 1170-й самоходно-артиллерийской бригады.
Дивизия «Теодор Кёрнер», которой еще накануне пришлось отбивать крупную атаку противника с востока, 28 апреля снова отражала вражеские атаки, а затем перешла в наступление по обе стороны от Нимегка. Так как здесь у русских стояли очень крупные силы, дивизии «Кёрнер» не удалось продвинуться далеко.
Русские не ожидали наступления 12-й армии, которое застало их врасплох, и стали срочно укреплять свой южный фланг. Уже ночью 28—29 апреля они предприняли несколько вылазок на линии, где остановились части 20-го армейского корпуса 12-й армии. Благодаря этому русское командование смогло получить хотя бы приблизительное представление о ситуации и принять ответные меры.
29 апреля 12-я армия продолжила наступление в том же направлении. Дивизия «Шилль» под командованием полковника Мюллера, поддерживаемая отрядом самоходных орудий майора Небеля, двинулась через Ленинский лес и вскоре вышла к автотрассе по обе стороны от Ленина, где к вечеру было выставлено охранение.
Дивизия «Гуттен» наступала широким фронтом через Ленинский лес в северном направлении.
«Пехотные полки, — пишет генерал-лейтенант Энгель, — скоро оказались втянутыми в тяжелые лесные бои. Местами русские оказывали особенно ожесточенное сопротивление, бросаясь в рукопашный бой с холодным оружием. Русские танки, охранявшие лесные просеки, уничтожались из «панцерфаустов». Приданные постам флангового охранения радиостанции сообщали в штаб дивизии обо всех передвижениях противника на флангах и об успехах соседей. К полудню 29 апреля мы отбили еще шесть деревень».
Правое крыло дивизии «Гуттен» и левофланговый полк дивизии «Шарнхорст» внезапно ворвались в Беелитцкую лечебницу. Один лейтенант из


Падение Берлина
439
полка Малова (дивизии «Шарнхорст») бросился к телефонному коммутатору — благо русские солдаты уже бежали из здания — и перерезал провода, тянувшиеся к вышестоящим русским штабам. Раненые, медсестры и врачи бурно приветствовали пехотинцев на бронетранспортерах. Еще некоторое время спустя уже вся Беелитцская лечебница была в руках немцев, и около 3 тысяч раненых немецких солдат и весь медицинский персонал были освобождены.
Генерал Венк приказал немедленно выслать в Беелитц все имеющиеся грузовики и санитарные фургоны, чтобы эвакуировать тяжелораненых. Те раненые, кто мог передвигаться самостоятельно, отправились на юго-запад пешим порядком. Благодаря посредничеству представителя международного Красного Креста американцы согласились принять раненых на своем плацдарме Цербст — Барби.
Между тем правофланговый полк и остальные части дивизии «Шарнхорст» вели бои за город Беелитц, который много раз переходил из рук в руки. К востоку от автотрассы, между Беелитцем и Трёйенбритценом, сопротивление противника было не настолько сильным. Здесь против русских постов охранения действовали сравнительно слабые силы дивизии «Шарнхорст» и левое крыло дивизии «Кернер», прорвавшиеся до 2-й имперской трассы к линии Беелитц — Трёйенбритцен и далее на восток. Но дивизии «Кёрнер», наступавшей по обе стороны от шоссе Нимегк — Трёйенбритцен, почти не удалось продвинуться на восток, отражая постоянные контратаки. В последующие часы и дни в сторону Беелитца и Трёйенбритцена были брошены два русских корпуса. Дивизии «Шарнхорст» и «Кёрнер» должны были собрать в кулак все свои силы, чтобы удержать эти два стратегически важных для 9-й армии населенных пункта.
После освобождения Беелитцской лечебницы наступление дивизии «Гуттен» возобновилось. В окрестных лесах было захвачено врасплох несколько русских тыловых подразделений и мастерских и даже артиллерийских позиций. Следующей целью наступления дивизии «Гуттен» была развилка автодороги к югу от Ферха. Чем ближе подходили наступающие к этой цели, тем сильнее становилось сопротивление противника. Вскоре передовые отряды дивизии заметили у развилки несколько русских танков «Иосиф Сталин», которые уже поджидали здесь немцев. Короткое совещание — и вот приказы и распоряжения отданы. Вперед было решено двинуть штурмовые орудия 243-й самоходно-артиллерийской бригады.
«Я приказал особенно опытным экипажам самоходок атаковать эти танки, — рассказывает об этом бое к югу от Ферха генерал-лейтенант Энгель. — Как и у любой техники, у танков «Сталин» были свои слабые места. Они тяжелые и сравнительно неповоротливые. Поэтому после каждого выстрела для перезарядки они должны немного опускать свою крупнокалиберную пушку вниз. Это занимает много времени, и это — самый удобный момент, когда можно поразить этого колосса. Здесь-то мы и использовали наши маневренные самоходки. Скрываясь в зарослях деревьев и кустарника, они подкрались к танкам «Сталин» на близкое расстояние, а затем выехали из укрытия для стрельбы. Опытные стрелки самоходных орудий старались, чтобы снаряд попал между башней и шасси, после чего башню обычно заклинивало. Затем — еще пара снарядов по гусеницам, и русские экипажи начинали выпрыгивать из люков. Таким образом у развилки близ Ферха мы подбили шесть танков «Сталин», не потеряв ни одной машины».


440
Вильгельм Тике
К вечеру 29 апреля дивизии «Шилль» и «Гуттен» достигли линии Бли- зендорф — Ферх.
Но, как отмечали в штабе 12-й армии в Притцербе, наступление 20-го армейского корпуса уже во второй половине дня застопорилось из-за нарастающего сопротивления противника. Тогда генерал Венк приказал радировать генерал-лейтенанту Рейману, командовавшему гарнизоном осажденного Потсдама: «20-й армейский корпус стоит у Ферха. Всеми силами Вашего армейского соединения пробивайтесь навстречу 12-й армии».
Первые группы прорыва из Потсдама сумели пробиться к передовым позициям 20-го армейского корпуса в ночь на 30 апреля близ озера Шви- лов-зее. Отдельные боевые группы дивизии «Ян», стоявшей в районе Капута, через Потсдамский лес прорвались к восточному берегу Швилов-зее, а затем на лодках переправились на западный берег. Остальные подразделения дивизии «Ян» и начальник материально-технической части штаба дивизии майор фон Рандов переправились по Баумгартенскому мосту у Гель- това и вышли к передовым позициям 12-й армии чуть к югу от него. Всего из Потсдама выбрались таким образом около 15 тысяч человек.
29 апреля бои шли в Бранденбурге, где к русским подошли сильные подкрепления с севера и с северо-востока.
Накануне, 28 апреля, пал Цербст, а 29 апреля войска 19-го корпуса 9-й армии США продвинулись на восток до автотрассы у Козвига и расширили свой плацдарм на северном берегу Эльбы. Однако надежды многих немцев на то, что американцы в последний момент отсюда двинутся на Берлин, не оправдались. Несколько часов спустя русские и американские войска встретились в районе Виттенберга.
Генерал Венк разрешил 48-му танковому корпусу, составлявшему южное крыло армии, начать поэтапный отход на север, если американцы все же начнут наступление, но те этого так и не сделали.
30 апреля части дивизии «Шилль» вышли на западный берег Швилов-зее у Петцова, чтобы встретить подразделения Потсдамского гарнизона. Основная масса армейского соединения Реймана, чтобы присоединиться к 12-й армии, переправилась через Хафель у Альт-Гельтова. Сам генерал-лейтенант Рейман с последними боеспособными частями прикрывал отход Потсдамского гарнизона.
«30 апреля, — вспоминает сам Рейман, — я находился в моем новом штабе в Новом дворце в Потсдаме. Оттуда мне удалось еще раз связаться по телефону с генералом Кребсом, оставшимся в имперской канцелярии. Произошел следующий разговор.
Кребс: Где русские?
Я ответил: Они только что сообщили по рации, что взяли Замок Сан- Суси. Русская пехота ведет бои против наших войск в парке Сан-Суси.
— И где же находитесь Вы?
— В Новом дворце!
— Хорошо!
Я спросил о положении в Берлине, на что Кребс ответил:
— Русские находятся на Потсдамер-платц...
На этом телефонная связь прервалась».
Последние войска генерал-лейтенанта Реймана вырвались из окружения в ночь на 1 мая. Самоходки майора Небеля и пехотинцы дивизии «Шилль» еще раз обменялись выстрелами с русскими танками, напиравшими с правого фланга. Генерал-лейтенант Рейман и полковник Мюллер


Падение Берлина 441
пожали друг другу руки; благодарность, которая стоит гораздо больше, чем тысячи слов. Еще боеспособные войска Реймана взяли на себя функции охранения сильно растянутого фронта дивизии «Шилль».
В это время дивизии «Кёрнер» и «Шарнхорст» отражали все более сильные атаки противника под Трёйенбритценом и Беелитцем. Костяк дивизии «Шарнхорст» составляла приданная ей 1170-я самоходно-артиллерийская бригада, численность которой сократилась до нескольких штурмовых орудий. Положение становилось все более критическим. Вставал вопрос, выдержит ли фронт до подхода частей 9-й армии в таких обстоятельствах. А тем временем 9-я армия получила радиограмму из штаба 12-й армии с просьбой поспешить в район между Беелитцем и Трёйенбритценом, где их ждет армия Венка.
На развилке автодороги южнее Ферха дивизия «Гуттен» изо всех сил пыталсь сдержать усиливавшийся с каждым часом натиск противника.
В этот день, 30 апреля, стало окончательно ясно: наступление на Берлин застопорилось; 20-й армейский корпус был вынужден перейти к обороне и с трудом удерживает нынешнюю линию фронта. А в 20 километрах отсюда, на востоке, остатки 9-й армии собирались в городском лесопарке Треббина для последнего прорыва.
В этот день, под влиянием донесений с мест боев, Гитлер наконец осознал, что наступление 12-й армии не снимет блокады Берлина, даже если ей удастся восстановить сообщение с 9-й армией. Остатки 9-й армии более не боеспособны. Все надежды на освобождение Берлина армией Венка лопнули как мыльный пузырь. Только Венк все еще прилагал последние усилия для того, чтобы продержаться как можно дольше, пока 9-я армия не вырвется из окружения.
* * *
Тем временем остатки 9-й армии собирались в лесах к западу от Кум- мерсдорфского полигона для последнего прорыва.
«Руководить авангардом прорыва, — пишет генерал Буссе, — было снова поручено 5-му армейскому корпусу, так как с 11-м танковым корпусом СС связь была потеряна. Перед наступлением темноты был необходим отдых, чтобы войска собрались с силами и изготовились к последнему броску. В ходе постоянных радиопереговоров с 12-й армией на вопрос, где лучше прорвать вражеский фронт, штаб 9-й армии ответил, что лучше всего это сделать в районе южнее Беелитца (до Виттбритцена)»1.
Чтобы сохранить на ходу и в боеспособном состоянии последние «Тигры», пришлось еще раз опустошить баки других машин. Оберштурмфюрер Клуст заявил, что он получил на это письменное разрешение от самого генерала Буссе. С грехом пополам Клусту удалось набрать горючего, чтобы заправить свой «Тигр» для последнего броска.
К вечеру 30 апреля остатки 9-й армии снова двинулись в путь. Одна маршевая группа — в том числе и части разведбатальона дивизии «Курмарк» — повернула на север, охраняя фланг, а потом, перед 101-й имперской автотрассой южнее Визенхагена, свернула опять на запад. Несколько раз ее обгоняли русские танки, обстреливали из противотанковых орудий и
1 Busse, a.a.O. S. 168.


442
Вильгельм Тике
минометов, но всякий раз самоходным зенитным установкам удавалось расчистить путь. Вскоре после наступления темноты группа вышла в район Мертенсмюле.
Основная группа, в которую вошли «Королевские тигры» 502-го тяжелого танкового батальона СС и штурмовые орудия 920-й учебной штурмовой артиллерийской бригады (под Зееловом она прибилась к 11-му танковому корпусу СС), а также бронетехника боевой группы Лобмайера и 32-го истребительно-противотанкового батальона СС, пересекла 101-ю имперскую трассу и проходящую сразу же за ней железнодорожную линию Лу- кенвальде—Треббин в районе Треббинского лесопарка, а затем вышла в район Либетца.
Было очевидно, что русские ждали появления прорывающихся частей 9-й армии на этой транспортной магистрали, тем более что им было хорошо известно, где находилась основная группировка. Рассказывает командир «Тигра» оберштурмфюрер Клуст:
«Мы находились на дороге Лукенвальде—Треббин. Я отправляюсь вперед, чтобы разведать местность, и обнаруживаю, что справа и слева от прямой, как стрела, дороги уже притаились в укрытиях вражеские танки и противотанковые орудия.
Коротко отдаю приказ экипажу. Отойти назад мы могли только медленно, так как росшие кругом деревья не позволяли развить большую скорость.
Мы едем назад, осторожно, как по горячим углям. Русским оставалось только подождать, пока мы приблизимся и подставим им свой борт. И куда мне, спрашивается, повернуть башню — направо или налево?
Через дорогу устремляется пехота. Взрывы, пальба. Русские открывают по ней огонь. Теперь — вперед, пока они не успели перезарядить орудия для следующего залпа. Благодаря умению нашего водителя Финка, нам удалось стремительно проскочить через дорогу и скрыться в спасительной гуще леса.
Дальше едем по лесной дороге. Настроение заметно улучшилось. Танк набирает скорость. Мы приближаемся к железнодорожной линии Лукенвальде—Тельтов. Здесь лес кончается. Напротив — ручей и широкая низина с заболоченным лугом.
Снова проводим разведку. Вроде ничего подозрительного не видно, но нас не покидает чувство, что русские и здесь ждут нас.
Подъезжаем. Внезапно рядом грохнул пушечный выстрел, и в наш «Тигр» попадает снаряд. Правда, от взрыва машину только тряхнуло, видимо, выстрел был сделан с большого расстояния и снаряд потерял свою убойную силу.
Я пытаюсь разглядеть в бинокль, где же прячутся русские, но в этот момент Лассер, наш наводчик, хлопает меня по ноге. Я спускаюсь в башню, чтобы узнать, что ему нужно, и в этот миг прямо в башню нашего «Тигра» попадает второй снаряд. От взрыва разлетаются стекла бинокля. Громыхнула в ответ наша пушка. Оказалось, что Лассер, не дожидаясь моих указаний, уже заметил русских и нацелил орудие. За короткое время ему удается подбить четыре из них. После такой дуэли мне оставалось только благодарно похлопать по плечу нашего наводчика».
Следом за танковой колонной в прорыв устремились основные силы. Среди них находился и раненый оберштурмфюрер Берман из 32-го истребительно-противотанкового батальона СС. Он продолжает рассказ:


Падение Берлина
443
«К тому времени, когда начало темнеть, мы находились перед дорогой Лукенвальде — Треббин (101-я имперская автотрасса). Во время остановки я выбрался из самоходки и отошел в лес, «в кусты»: незадолго до того я перекусил репой, чтобы перебить голод, и теперь меня одолел понос. Когда я покончил с этим делом и поковылял назад, оказалось, что остальные уже уехали. Мне пришлось присоединиться к потоку солдат и гражданских, двигавшемуся на запад. Но вскоре эта колонна попала под огонь двух хорошо замаскированных русских противотанковых орудий. Пользуясь короткими паузами, пока русские расчеты перезаряжали свои орудия, кучки людей перебегали через дорогу. Однако для меня перебраться через дорогу было непростым делом, я едва ли успел бы добежать до леса.
Когда я огляделся вокруг, то обнаружил спрятанный за кустами БТР. Его экипаж из пяти человек, посоветовашись и вооружившись ручными гранатами и пулеметом, решил попытаться уничтожить оба русских противотанковых орудия. Через какое-то время я услышал звуки короткой перестрелки и взрывы ручных гранат, но вскоре русские орудия возобновили стрельбу как ни в чем не бывало.
Для меня перебраться через дорогу было практически безнадежным делом. У меня еще оставался пистолет, и я хотел было с его помощью покончить со всем этим, когда передо мной, как ангел-спаситель, появился рот- тенфюрер Фаренкамп, повар из нашей роты материально-технического обеспечения. С этого момента и дальше он помогал мне.
Перед самой дорогой мы укрылись в кустах, чтобы получше осмотреться. Рядом лежали еще несколько молодых ребят из моего батальона. Их присутствие несколько успокоило и придало сил, чтобы продолжить путь. Здесь же нам попался один офицер зенитно-артилерийских частей, который спросил, почему мы не идем дальше. Ответом ему послужил очередной выстрел русского орудия.
Снаряд противотанкового орудия еще не успел разорваться, как двое наших ребят подхватили меня и поволокли вперед. Еще одна кучка людей быстро перебежала через дорогу и скрылась в лесу напротив.
Через какие-то сто метров мы пересекли разветвлявшиеся в этом месте железнодорожные пути. Здесь мы подобрали еще одного раненого и взяли его с собой. Рядом стоял подбитый «Королевский тигр».
Мы снова углубились в лес по проселочной дороге. Сзади нас догнала колонна танков. Танки были до отказа забиты каким-то добром, а управляли ими офицеры в чинах. На просьбу прихватить с собой раненых они только покачали головой, не захотев подобрать даже тех раненых, которые лежали у опушки леса и уже не могли идти дальше.
Затем нам встретились наши самоходки (противотанковые самоходные орудия). Они были вынуждены объезжать болотистый луг (около Либет- ца?), чтобы перебраться по деревянному мосту и добраться до спасительного леса. Среди них было два самоходных противотанковых орудия и одна 105-миллиметровая самоходная гаубица.
Мы вышли к Мертенсмюле, когда уже начинало темнеть. Деревню обстреливала русская артиллерия. С северо-востока по ней вели огонь также противотанковые орудия. С наступлением темноты мы двинулись дальше.
В лесу мы встретили нашего батальонного командира, гауптштурмфю- рера Крауса. Он послал нас в лесничество Мертенсмюле, где должен был находиться командный пункт дивизии. Но что там было сейчас?!
Уже в полной темноте мы вышли к .лесничеству, где нас встретил


444
Вильгельм Тике
командир дивизии штандартенфюрер Кемпин. Там еще оставались часовые и начальник разведывательного отдела штаба дивизии. Мы слышали, что очередная группа как раз готовилась к прорыву. Кемпин торопил, чтобы успеть прорваться еще в течение ночи. Хёрль и я простились с Кемпи- ном и оставили ему наши домашние адреса.
Снаружи загрохотали взрывы. Часовые доложили, что это люди Зей- длица взорвали наши последние машины. Действительно ли это были люди Зейдлица, теперь никто не узнает. Так или иначе, но у большинства машин перед этим было слито все горючее.
Один из наших ребят притащил откуда-то 40 литров бензина, и мы залили его в бак нашей самоходки. После недолгого совещания было решено ехать вперед, насколько хватит горючего. После полуночи мы начали прорыв».
Остатки дивизии СС «Недерланд» после боя под Хальбе остались практически без техники и были вынуждены действовать в пешем строю, помогая прорывать все новые бреши. Под Мертенсмюле оставалось еще около 100 человек, среди которых были сам командир дивизии Вагнер и гауптштурмфюрер Трёгер, командир 1-го батальона 48-го панцергренадерского полка СС «Генерал Зейффард». На нескольких оставшихся машинах везли раненых, но у Мертенсмюле из-за отсутствия горючего пришлось бросить их. Каждый знал, что предстоит последний, самый трудный этап. Около 40—50 тяжелораненых, которых снабдили всем необходимым, пришлось оставить в здании школы Мертенсмюле. Вечером остатки дивизии «Недерланд» выступили из лесничества Мертенсмюле, образовав ударную группу, которая изготовилась к последнему броску.
«Во время ночной артиллерийской канонады, — вспоминает гренадер СС Муз, — мне в голову угодил осколок. Оглушенный, я машинально ощупал свою стальную каску, в которой оказалась дыра. Я сбросил ее. Ощупал голову. Ничего. Только когда рассвело, в запасном носке, который я засунул в каску, я обнаружил осколок. Это было редкое везение!
Среди серой толпы солдатских шинелей я вдруг заметил знакомое лицо. Это был Хорст Дамешке из моей бывшей роты. Мы отделились от колонны и присели возле дороги. В то время, пока мы разговаривали, вдруг налетела русская авиация и принялась обстреливать лесную дорогу. Цепочка пулеметных выстрелов безжалостной фрезой резала дорогу, приближаясь к нам. Мы хотели бежать, но она приближалась слишком быстро. Меня ранило в левое бедро. Хорст перевязал меня. Теперь я мог только с трудом ковылять вперед.
На дороге появилась упряжка обоза Люфтваффе. С помощью пистолета пришлось объяснить кучеру, что такое солдатское товарищество. Я был первым раненым, который занял место в повозке. За мной устремились другие, и в мгновение ока повозка была полна.
Хорст Дамешке погиб при следующем авианалете. Мне пришлось бросить моего товарища в пути, мертвого».
Наступила полночь. На календаре было 1 мая. Колонны 9-й армии стояли в лесном массиве между лесничеством Мертенсмюле и деревушкой Беркенбрюк. Все спорили о том, как и когда начнется новый прорыв. Но споры тут же прекратились, когда колонна танков просто двинулась вперед, и пехота автоматически последовала за ней.
В Беркенбрюке противник оказал незначительное сопротивление, но


Падение Берлина
445
оно было быстро сломлено. Затем, стремительным маршем, колонна проследовала по дороге на запад.
К половине четвертого утра немецкая колонна прорвалась через Хен- никендорф; заградительный рубеж, где стояли противотанковые орудия противника, был смят с помощью «Тигров».
Об этом бое у Хенникендорфа рассказывает оберштурмфюрер Берман:
«Около 4 часов утра мы догнали передовой отряд колонны. Повсюду в лесу лежали раненые и едва живые от усталости солдаты. На подходе к Хенникендорфу мы должны были миновать небольшой холм, который обороняли русские противотанковые орудия. Пара гранат, и вражеские пушки замолчали. Русские мигом испарились. Мы проехали через Хенни- кендорф, где горело несколько домов. Через несколько сот метров мы наткнулись на уличное заграждение у Перечного ручья (Pfeffer-Fliess). Карл Хёрль с самоходной гаубицей занял позицию слева на опушке леса. Отсюда перед нами открывался отличный обзор. Впереди — по обеим берегам ручья — простирался заболоченный луг, а в полутора километрах за ним — холм с несколькими домами и Добрикауской мельницей. Между ними прятались русские танки и противотанковые орудия, а справа от мельницы мы даже заметили один «сталинский орган».
Недалеко от нас, в голове колонны, нашелся один «Королевский тигр» и 8-колесная бронемашина 10-го танкового разведывательного батальона СС. Около 15 человек из нашего батальона двинулись вперед, через луг, к мельнице Добрикау. Первый шаг был сделан. Вслед за ними через Перечный ручей в сторону Добрикау устремился поток солдат и гражданских — не меньше тысячи человек.
С мельничного холма у Добрикау русские открыли огонь изо всех стволов. Наша бронетехника — самоходная гаубица, «Королевский тигр» и бронемашина — вела ответный огонь. Когда возле мельницы раздался взрыв — взлетела на воздух русская ракетная установка вместе с боеприпасами — вражеский огонь стал стихать. Русские танки откатились назад».
Под Хенникендорфом погиб командир разведбатальона панцергренадерской дивизии «Курмарк» майор Отто-Кристер фон Альбедилль. Он был убит в тот момент, когда бросился на помощь своему раненому адъютанту, лейтенанту Вибе. Майор фон Альбедилль был родом из Гут-Клессина под Лебусом. Он был смелым, опытным и всеми любимым командиром. Его товарищи выкопали для него могилу у обочины дороги.
1 мая моторизованный бросок последних машин 561-го истребительно-противотанкового батальона СС подошел к концу. «Со слезами на глазах, — вспоминал его командир Лобмайер, — экипажи уничтожали последние самоходки и ракетные установки. Мы продолжили марш так же, как начинали его, пехотинцами. Бредущие кучки людей направлялись на запад, где должна была быть армия Венка».
Гауптшарфюрер Штренг проделал путь от Хенникендорфа до Добрикау на своем «Тигре». В своей книге воспоминаний Штренг так описывал эти драматические часы:
«Наш «Тигр» движется по дороге Хенникендорф — Добрикау. На пол- пути справа, со стороны леса, по нам открывают артиллерийский огонь. Неужели и там противотанковые орудия? Точно рассмотреть нам так и не удалось. Вдруг наш «Тигр» вздрогнул от мощного взрыва; броневые щитки, прикрывавшие гусеницы, с лязгом полетели на асфальт.
Наша пушка с грохотом выстрелила в сторону леса. Нас отделяло от


446
Вильгельм Тике
него примерно 300 или 400 метров. Оттуда сверкнула вспышка взрыва, в стороны разлетелись стволы и ветви деревьев.
Внезапно кабину танка озарила вспышка от нового попадания. Снаряд с неимоверной силой ударил в правый борт и отрикошетил вверх. Снова раздался жуткий грохот. Мы вцепились руками кто за что мог и стиснули зубы. «Попадание в правую стенку башни! Водитель, налево! Дай полный газ, марш, марш!» — кричал я по бортовому радио. Наш танк, чуть не встав на дыбы, рванул с места налево, по рыхлому полю, к маленькому озерцу. В это время другим танкам удалось подбить русское противотанковое орудие, и поток людей устремился дальше.
Горючее у нас подходило к концу. Правда, нам все же удалось где-то раздобыть бензину, чтобы продолжить путь. В тот момент, когда мы уже садились в машину, впереди слева из-за озерца грохнул выстрел. Стоявший где-то там русский танк, который мы не видели, попал нам в борт. Я был ранен в правое плечо и в правое бедро. Меня втащили в танк, управление которым взял на себя Лэбе. Передовые отряды армии Венка должны были находиться всего в нескольких километрах от нас, однако здесь, в районе Виттбритцен — Рибен—Цаухвитц, русские заслоны казались непробиваемыми».
Колонна войск 9-й армии миновала Добрикау и двинулась к Рибену; в их числе были и уцелевшие подразделения 2-го батальона панцергренадерского полка «Курмарк». Русские бомбардировщики и штурмовики атаковали колонну снова и снова. Было много убитых и раненых. Фальк, главный врач 2-го батальона полка «Курмарк», погиб южнее Рибена, до последнего момента выполняя свой долг.
Рибен был взят штурмом. Но отряды прорывающихся встречали на своем пути все новые и новые заслоны русских. Некончаемый поток солдат и гражданских, которые — в отличие от машин и бронетехники — не были привязаны к дорогам, свернул на запад между Цаухвитцем и Рибе- ном. На этом участке «войска Зейдлица» действовали особенно активно, заманивая целые отряды ничего не подозревающих солдат в плен к русским.
Последние танки изготовились к бою на дороге Рибен—Шёне- фельд—Беелитц. Они смели несколько противотанковых заслонов на дороге и вновь сомкнули свои ряды.
«Под Шёнефельдом, — вспоминает оберштурмфюрер Берман, — мы увидели около десятка танков «Т-34». Примерно в 400 метрах перед Шёне- фельде остановился «Королевский тигр». Он открыл огонь по противотанковому заграждению на дороге в сторону Беелитца и по русскому танку, продолжая стрелять, пока не вышли все снаряды. Здесь, по дороге на Беелитц, нам так и не удалось пробиться, поэтому мы повернули налево и рванули через поле по какой-то проселочной дороге. Несмотря на вражеский огонь, нам удалось добраться до поросшего лесом холма, на котором стояла радиомачта (примерно в 400 метрах к югу от Шёнефельда). Там мы остановились, чтобы сориентироваться».
О своих впечатлениях от этого боя, разгоревшегося между Рибеном и Шёнефельде, вспоминает гауптшарфюрер Штренг:
«Теплое весеннее солнце озарило землю. Было около десяти часов утра. Все начиналось по новой. С близлежащего спаржевого поля к нам тянулись раненые, все старались вновь покрепче вцепиться в броню нашего «Королевского тигра». Мы быстро устремились вперед, догонять других.


Падение Берлина
447
Если бы только мы могли лучше понимать друг друга в этом адском грохоте внутри танка! Каждый приказ приходилось выкрикивать по нескольку раз.
Вскоре танк снова остановился. Впереди, рядом с дорогой, стояло противотанковое орудие, которое нам удалось уничтожить фугасным снарядом. Но впереди, слева, стоял еще русский танк. «Подавай противотанковый!» — закричал я. Башня «Тигра» медленно повернулась налево. Выстрел. Попадание! Обзор тут же закрыли клубы дыма.
Внезапно со стороны правого борта донесся металлический лязг, за которым последовало продолжительное шипение. Вокруг разлился ослепительно белый туман. На секунду наступила мертвая тишина. Нам следовало бы заметить раньше этот вражеский танк справа от нас. Глаза зажмурились сами собой, руки стиснули голову, как будто это инстинктивное движение могло защитить. Густой белый дым заполнил всю кабину нашего танка, от волны обжигающего жара перехватило дыхание.
Танк горел. Ужас и паралич, как наваждение, овладели сознанием. Захлебывающийся крик. Каждый пытается найти спасительный выход наружу, на свежий воздух. Языки пламени обжигают беззащитную кожу, грудь, лицо.
Головы и тела ударяются друг о друга. Руки цепляются за раскаленную крышку спасительного люка. Легкие того и гляди разорвутся. Кровь бешено стучит в горле и в черепной коробке. Перед глазами — пурпурная чернота, иногда разрываемая зеленоватыми вспышками.
Непослушными руками я хватаюсь за люк, барахтаюсь, натыкаясь на пушку и приборы, и в крышку люка ударяются сразу две головы. Инстинктивно я отталкиваю Лэбе вниз и вперед головой и всем корпусом выскакиваю наверх. Зацепляюсь за крючок своей кожаной курткой и срываю ее; в последний раз замечаю, как блеснул серебром Железный Крест, прежде чем куртка летит вниз, в горящее чрево танка.
Вниз головой падаю с башни танка, с трехметровой высоты, отталкиваясь руками от брони. Еще в момент падения успеваю заметить свои руки и то, что с указательного пальца левой руки почти слезла вся кожа, одним рывком срываю ее остатки и чувствую только что-то кровоточащее.
За мной из танка выпрыгивает горящая как факел фигура радиста. Мимо меня проносятся Хартингер, Ней и Эльс. Кто же остался внутри? В следующий момент за нашей спиной раздается взрыв, 18-тонная башня отделяется от танка и отлетает в сторону. Все. Это конец! Я все еще, как во сне, бреду в сторону своих, туда, где спасение».
«Мы приблизились к Шёнефельде, — продолжает рассказ оберштурмфюрер Клуст, командир другого «Тигра», который в тот момент еще продолжал бой. — Двигатель нашего «Тигра» начинал глохнуть. Скоро горючее должно кончиться, и машину придется оставить. Раздобыть его, пожалуй, нигде не удастся. Но тут от местных жителей мы узнаем, что около радиостанции к югу от Шёнефельда еще должно храниться несколько бочек бензина. На последних каплях горючего мы едем туда.
Там, как нам и сказали, мы находим двухсотлитровую бочку бензина и переливаем ее содержимое в наш бак. Когда мы включаем мотор, водитель, Берт Финк, вдруг высказывает сомнение, а подойдет ли это горючее. Мотор действительно работает с трудом и то и дело глохнет. Нам удается заставить «Тигр» двигаться только благодаря умению водителя. Для этого


448
Вильгельм Тике
пришлось открыть заднюю крышку двигателя, а одному из экипажа приходилось постоянно давить на рычаг.
Сборный пункт 12-й армии должен был находиться уже недалеко. Тысячи солдат и гражданских прямо через поля устремлялись на запад. Но наш «Тигр» долго не протянет.
Мы получили новые указания, но уже никакими «указаниями» нельзя было заставить работать наш мотор, который только издавал булькающие звуки. Нам было приказано закопать «Тигр» и, так сказать, поработать артиллерией с одним стволом, прикрывая последний прорыв 9-й армии. Но, оценив обстановку, я принял другое решение: мы выведем наш «Королевский тигр» из строя и пешком отправимся на запад. С грустью мы оставляли нашего стального богатыря, который прошел с нами через столько сражений. Вскоре после этого, во время авианалета на шоссе южнее Беелитца, погиб мой радист Хаймлих».
«Ровно 40 тысяч солдат и несколько тысяч беженцев, — пишет генерал Буссе, — в полном изнеможении устремились навстречу спасительным позициям 12-й армии. Последняя получила из штаба группы армий приказ присоединить еще сохранившие боеспособность части к своим войскам, а всех остальных распустить. 9-я армия перестала существовать!»1
В каком состоянии остатки 9-й армии вышли навстречу армии Венка, рассказывает один из очевидцев, гауптшарфюрер Ангерштайн, мастер-радист из дивизии «Недерланд»:
«Южнее Беелитца мы — а нас оставалось несколько тысяч — наткнулись на деревню (Эльсхольц?), занятую русскими. Несколько отрядов самых отважных из нас окружили ее и взяли штурмом. На улицы высыпали женщины, старики и дети. Они рассказали, что им пришлось пережить, пока здесь были русские. В соседней деревушке, или даже поблизости, нас должны были встретить первые солдаты армии Венка. Здесь я потерял сознание.
Товарищи уложили меня на повозку. Когда я пришел в себя, то был уже в Боркхайде, где солдаты армии Венка собирали последнее оружие у вернувшихся из окружения.
В Боркхайде меня разместили на открытой платформе товарного поезда и выгрузили только в Линдау, севернее Цербста, где я был помещен в лазарет. Когда приблизились русские, главный врач сказал нам, что не может гарантировать нашу безопасность, поэтому мы с другими ранеными решили продолжить путь на запад. На наше счастье, нас взяли в плен американцы и доставили в Барби».
Тем временем, из лесу южнее Шёневальда, где стояла радиомачта, к позициям 12-й армии пытался пробиться раненый оберштурмфюрер Берман из 32-го истребительно-противотанкового батальона СС.
«Немецкая передовая линия не могла быть далеко, — вспоминал Берман. — По мере продвижения дальше я скоро перестал чувствовать мою раненую ногу.
Пара наших ребят помогли мне перебраться через дорогу (Беелитц—Трёйенбритцен), которая простреливалась русскими. Параллельно ей проходила железнодорожная линия, а за ней начинался немецкий передний край. Это было 1 мая, 13 часов 30 минут. Вот и всё!
1 Busse, а.а.О. S. 168.


Падение Берлина
449
На железнодорожном полотне лежал немецкий парнишка лет шестнадцати с русским пулеметом. Я спросил его, один ли он здесь. Он сказал: нет, в 150 метрах отсюда лежит еще один с пулеметом».
Севернее Эльсхольца Берману удалось выйти на один из сборных пунктов 12-й армии, а затем через лес и луг к Шёпе. Однако и здесь его злоключения не окончились. Русские — авиация и артиллерия — простреливали зону прорыва с фланга из района Беелитца, который им вновь удалось захватить.
«Лес и особенно опушка леса находились под беспрестанным огнем русской артиллерии. Мы спешим дальше, через лежащий перед нами луг; мы должны были прорваться!
Снова налетели русские штурмовики. На широком лугу им было видно нас, как на ладони — сотни немецких солдат, которые спешили на запад. Когда на высоте примерно 800 метров появились русские бомбардировщики, штурмовики улетели. Бомбардировщики успешно «снесли свои яйца», но мне повезло. Вскоре мы были уже по ту сторону луга.
Товарищи уложили меня на повозку. Огонь русской артиллерии постепенно стихал за спиной, по мере того как мы удалялись от линии фронта.
На следующий день меня поместили в лазарет в Бурге под Магдебургом. Доктор хотел ампутировать мне ногу. Услышав, как загремели хирургические инструменты, я предпочел смыться. Товарищи из моего батальона помогли мне дойти до расположения американских войск на Эльбе».
«Подразделения моего 32-го истребительно-противотанкового батальона СС, — рассказывает гауптштурмфюрер Краус, бывший командир Бермана, — все продолжали собираться южнее Беелитца для последнего прорыва. Среди них оказалось два самоходных орудия и один БТР из противотанковой роты. Во время остановки к нам присоединился генерал Буссе со своим штабом. Мы продолжили путь и скоро достигли передовых позиций
12-й армии. По дороге к нам также присоединились командир роты материально-технического обеспечения батальона и несколько моих людей. Оба самоходных орудия были подбиты.
Что же представлял собой сборный пункт 12-й армии?
Примерно через километр нам встретились трое немецких солдат, в основном — вспомогательный персонал зенитной артиллерии или члены РАД. В деревне, расположенной за сборным пунктом, мы сделали привал. Название деревни вылетело у меня из головы (Шёпе или Биркхольц?). Когда генерал Буссе в последний раз видел проходящие перед ним остатки своей армии, в его Глазах стояли слезы. Это была разбитая армия, без оружия, большинство солдат были ранены. Колонны продолжали двигаться в направлении Эльбы.
5 мая севернее Магдебурга мы сдались в плен американцам».
Между Эльсхольцем и Виттбритценом тем временем подразделения
2-го батальона панцергренадерского полка «Курмарк» приступили к последней атаке. Они вышли к широкой автотрассе (Беелитц—Трёйенбрит- цен). Прозвучала команда «Стой!». Немецкие стальные каски, коричневая униформа. У многих на носу блестят очки. Это был отряд Имперской службы трудовой повинности (РАД), встречавший товарищей из 9-й армии восточнее Зальцбрунна. Многочисленные группы солдат рвались сюда из последних сил. Среди них были и остатки 920-й учебной штурмовой артиллерийской бригады под командованием майора Каппа.
«Наконец-то мы в Западной Германии, — вспоминал гренадер Ляй-
17-1084


450
Вильгельм Тике
дхойзль. — Дальше поездом до Бельцига и на грузовике через Цизар на Гентин. 6 мая 1945 года на лодке мы переправились через Эльбу, чтобы сдаться в плен американцам».
А вот как описывает конец эпопеи 9-й армии совсем еще молодой гренадер СС Муз из полка «Фальке»:
«Мы пробились. После убийственных переходов и сражений, где у нас было только два выхода — прорваться или погибнуть, я вместе с несколькими другими незнакомыми мне пехотинцами, подгоняемыми налетами русской авиации, все-таки доковылял до позиций армии Венка. Наши молодые товарищи из вермахта встретили нас и направили дальше.
Я мечтал о лазарете и отпуске для поправки здоровья. Бред какой-то, когда речь шла о том, чтобы выжить и успеть добраться до своих в последнюю минуту. 30 апреля я был снова ранен. 5 мая русские запихнули меня в свой лазарет в Бурге. Но я смылся и перебрался через Эльбу к «ами»1. Они не выдали нас и не отослали обратно. Хотя многих наших товарищей, которым удалось перебраться через Эльбу южнее автомобильного моста у Хо- эварта, они отсылали назад».
Остатки панцергренадерской дивизии «Курмарк» собрались в Боркхай- дё. Передышка была недолгой. Слух о том, что русские уже близко, мигом прогнал усталость. Пешком и на машинах они двигались к Бельцигу. 4 мая они проследовали через Гентин. 5 мая на сборном пункте в Йерихове собрались те, кто остался от дивизии.
Затем моторизованные части дивизии «Курмарк» продолжили путь до Ратенова. Там они услышали, что дивизия «Великая Германия» — их кадровая часть — собирается в Шлезвиг-Гольштейне, и отправились в Хафе- льберг.
Обершарфюрер Альбер, оружейный мастер из 561-го истребительно-противотанкового батальона СС, был ранен и попал в плен к русским еще во время прорыва под Лукенвальде. Он оказался одним из огромной армии немецких солдат, которые на свой страх и риск пытались найти дорогу на запад. Так как русские не особенно следили за ранеными, через два дня русского плена Альбер сбежал в Ютерборге. После пяти суток дневных и ночных переходов, он добрался до Тангермюнде и там сдался в плен американцам. Его борьба за выживаниё закончилась удачно.
Между Эльсхольцем и Беелитцем к спасительным позициям 12-й армии пробились также остатки 10-го танкового разведывательного батальона СС под командованием штурмбанфюрера Бринкмана. Вплоть до ночи с 1 на 2 мая сборный пункт батальона действовал в лесничестве Нёйендорф, собирая отставших солдат. От батальона осталось не так уж много. Но так делали все командиры, которым удалось пробиться, чтобы затем любым способом вывезти остатки своих частей дальше на запад, в товарных вагонах и на открытых платформах, на повозках и пешком.
До 3 мая 1945 года армия Венка еще держала свои сборные пункты в Беелитце. Многие прорвавшиеся отряды, миновав их, продолжили путь к Эльбе; среди них были и уцелевшие подразделения 23-й панцергренадерской дивизии СС «Недерланд» во главе с дивизионным командиром, генерал-майором войск СС Юргеном Вагнером, остатки 32-й добровольческой гренадерской дивизии СС «30 января», 35-й и 36-й полицейских дивизий
1 «Ами» — на жаргоне «американцы». — Прим. ред.


Падение Берлина
451
СС, 286-й, 391-й, 214-й и 342-й пехотных дивизий и, наконец, остатки франкфуртского гарнизона, 169-й, 712-й и 303-й пехотных дивизий и панцергренадерской дивизии «Курмарк», которые даже, несмотря на свое короткое существование, успели снискать себе воинскую славу.
Последний марш 9-й армии завершился. Путь, по которому прошли прорывавшиеся на запад части, был пропитан потом и кровью бесчисленного количества солдат и гражданских. Многие из них обрели вечный покой на солдатском кладбище под Хальбе как «неизвестные солдаты». Немало их товарищей и попутчиков было похоронено в лесах между Хальбе и Беелитцем или остались лежать непогребенными вдоль всего этого пути. Многие из этих могил сейчас уже невозможно отыскать: бранденбургские пески и мох скрыли кровавые следы этой эпопеи. Леса, сгоревшие и развороченные взрывами, были засажены заново, и теперь рядом со старыми деревьями, пережившими этот огненный шторм, качаются на ветру молодые деревья.
Точное количество потерь, которые понесла 9-я армия, восстановить практически невозможно. Число тех, кому удалось пробиться на запад, колеблется от 30 до 40 тысяч солдат и нескольких тысяч гражданских.
Мытарства многих раненых солдат не закончились с окончанием этого прорыва. Лазареты в Цизаре, Бурге и Гентине были переполнены. Не хватало перевязочных материалов, медикаментов, продовольствия. Ко всему этому добавлялось постоянное беспокойство из-за приближения русских войск. Многих страх гнал дальше, на запад. Из последних сил они пытались добраться до Эльбы, так как надеялись в плену у американцев найти лучшую участь.


ПОСЛЕДНИЕ БОИ ЗА БЕРЛИН
26 апреля известная летчица Ханна Райч, приземлив свой самолет «Фи- зелер-Шторх» прямо на магистрали «Восток — Запад», которая была указана ей как единственно пригодная посадочная полоса, доставила в столицу рейха нового главнокомандующего Люфтваффе, фельдмаршала фон Грей- ма. В момент приземления шасси самолета угодило в воронку от снаряда и разлетелось вдребезги.
Незадолго до того Геринг, бывший главнокомандующий Люфтваффе, попал в немилость у фюрера и был помещен под арест в своем имении в Южной Германии. 28 апреля Гитлер поручил фон Грейму срочно вылететь на север Германии и предать военному трибуналу еще одного изменника — Гиммлера, который вступил в контакт с западными державами (при посредничестве шведского графа Бернадота). В тот же день другой пилот, умудрившийся посадить и затем снова поднять в воздух свой учебный самолет «Арадо» на той же магистрали «Восток — Запад», вывез Ханну Райч и фон Грейма из Берлина в Рехлин.
В ночь на 27 апреля на аэродроме в Гатове приземлилось несколько самолетов с солдатами Кригсмарине, набранными из училищ и резервных частей; оттуда они были брошены в бой в центре города. Генерал Вейдлинг в своих воспоминаниях говорит, что их было около батальона. Генерал-майор д-р Крукенберг утверждает, что в Гатов была доставлена всего одна рота, которая была размещена в саду Министерства иностранных дел в ожидании дальнейших приказов. Комендант центрального участка обороны Берлина генерал-майор войск СС Монке приказал передать этих моряков в подчинение дивизии СС «Нордланд». Это был последний случай приземления на аэродроме Гатов. Аэродром, который обороняли курсанты Люфтваффе и батальон фольксштурмистов Коморовского под общим командованием генерал-майора ВВС Мюллера, 27 апреля был захвачен советскими войсками.
26 апреля центральный участок обороны был разделен на западный и восточный сектора. Западным участком командовал подполковник Зей- ферт, командный пункт которого разместился в здании Министерства воздушного транспорта рейха. За оборону восточного участка отвечал генерал-майор войск СС д-р Крукенберг, чей командный пункт находился в здании Государственной оперы. Разграничительная линия между ними была проведена по улице Вильгельмштрассе.
Западный сектор обороняли только незначительные силы — все, что оставалось от полка СС Анхальта и персонала Люфтваффе, набранного из сотрудников Министерства воздушного транспорта. Правда, впереди


Центр Берлина


454
Вильгельм Тике
них — в Вильгёльмсдорфе и Шёнеберге — стояла танковая дивизия «Мюнхеберг».
Восточный сектор уже был непосредственно втянут в боевые действия. Отрезок от Дёнхоффплатц, Командантенштрассе и Александриненштрассе до Ландвер-канала, включая Галльские ворота и Бель-Альянс-платц, обороняла дивизия СС «Нордланд». Северный фланг удерживал полк СС «Норге» под командованием Кёрбеля, южный — полк СС «Данмарк» под командованием Тернедде. Анхальтский вокзал сначала защищали подразделения 11-го танкового разведбатальона СС и батальона Фене из дивизии СС «Шарлемань».
Д-р Крукенберг приказал полкам «Норге и «Данмарк» оставить на указанных им позициях по 200 человек, а остальные две трети личного состава вооружить и подготовить к бою.
В 7 часов вечера командиры полков доложили Крукенбергу, что командный бункер, пулеметные и противотанковые позиции, которые он указал им на карте, в действительности не существуют и что кроме их собственных людей на обоих участках больше нет никаких боевых групп. Этот случай стал еще одним подтверждением того, что вся система обороны Берлина существовала только на бумаге.
Последняя артиллерия (в основном тяжелые полевые орудия) и последние танки дивизии «Нордланд» стояли в Тиргартене, за исключением отдельных машин и орудий, которые были установлены в других стратегически важных районах города. По словам д-ра Крукенберга, на 26 апреля из бронетехники оставалось всего 8 боеспособных танков и самоходных орудий.
К вечеру 26 апреля защитники Берлина в северных районах города были оттеснены к кольцевой железной дороге. Оплотом обороны на севере стала башня ПВО Гумбольдтхайн. На востоке передний край проходил по Пренцлаускому проспекту мимо Фридрихсхайнской башни ПВО и Фрид- рихсхайна, отступая затем к Александерплатц, Берлинскому Замку, Шпит- тельмаркту и Бель-Альянс-платц, а затем через Шмаргендорф и Груне- вальд до Хафеля, включая Пихельсдорфские мосты.
«27 апреля в 5 часов утра, — пишет генерал Вейдлинг, — русские начали интенсивную артиллерийскую и авиационную подготовку к штурму по обе стороны от Гогенцоллерндамм. Сильному обстрелу подвергся командный пункт Берлинского оборонительного района (находившийся в конце Гогенцоллерндамм в здании бывшего штаба 3-го военного округа)... Потсдамская площадь и Лейпцигер-штрассе также находились под артиллерийским огнем. Кирпичная и каменная пыль поднималась в воздух густыми клубами. Машина, на которой я направлялся к генералу Беренфенгеру, могла лишь медленно ползти вперед. Повсюду рвались снаряды... Вблизи Берлинского Замка нам пришлось бросить машину и дальше идти пешком ... до Александерплатц... Чтобы укрыться от огня русских минометов, от Александерплатц до станции метро нам пришлось продвигаться короткими перебежками...
От станции «Е» мы по туннелю метро вышли к станции Шиллингшт- рассе, где располагался командный пункт генерала Беренфенгера.
Беренфенгер доложил о сильных атаках русских вблизи Франкфур- тер-штрассе... На его участке было уничтожено значительное количество вражеских танков. Но он настоятельно просил прислать подкрепление и боеприпасы. Я не мог ничего обещать ему...
На обратном пути к моему новому командному пункту (который тем временем переехал в правительственный квартал на Бендлерштрассе) я по¬


Падение Берлина
455
сетил лазарет, который уже был переполнен. Врачи не успевали позаботиться обо всех раненых. Почти везде не было воды и света».
27 апреля началось «концентрическое» наступление русских к центру столицы рейха. На юге усилили свой натиск 28-я армия и 3-я и 4-я гвардейские танковые армии 1-го Украинского фронта Конева. На других участках сжимали кольцо окружения войска 1-го Белорусского фронта Жукова: на юго-востоке — 8-я гвардейская армия Чуйкова, на востоке — 5-я ударная армия генерал-полковника Берзарина и 1-я гвардейская танковая армия Катукова. С севера 3-я ударная армия и 2-я гвардейская танковая армия в результате широкого обходного маневра вторглись в западные районы города. На улицах красноармейцы наступали под прикрытием танков. Повсюду гремели выстрелы, огнеметы с шипением выбрасывали свои огненные струи. Передний край немецкой обороны был прорван в нескольких местах. Во внутренние районы города устремились потоки ополченцев фольксштурма, войсковые штабы, персонал дислоцировавшихся в Берлине тыловых служб. Лишь немногие части еще были в состоянии оказать сопротивление Советам.
На севере Берлина вели бои оставшиеся подразделения 9-й парашютной дивизии полковника Хермана и караульный батальон Лендорфа из дивизии «Великая Германия». На востоке обороной руководил генерал-майор Беренфенгер, его силы составляли подразделения фольксштурма, «Гит- лерюгенда» и батальон СС Мругаллы. Здесь нашел свою смерть штандартенфюрер СС Анхальт, отправившийся на поиски батальона Мругаллы, который входил в состав его полка, хотя и был передан Беренфенгеру. На юго-востоке, от Шпиттельмаркта до Бель-Альянс-платц, оборону держали остатки 11-й добровольческой панцергренадерской дивизии СС «Нордланд» под командованием д-ра Крукенберга. В Вильмерсдорфе стояли остатки танковой дивизии «Мюнхеберг» под командованием генерала Муммерта, а в Груневальде — 18-я панцергренадерская дивизия под командованием генерала Рауха. Важнейшие мосты через Хафель у Пихель- сдорфа удерживали подразделения «Гитлерюгенда» под командованием обергебитсфюрера д-ра Шлюндера.
Части 20-й панцергренадерской дивизии стояли в южных районах Гру- невальда и в Ванзее. Их задача заключалась в том, чтобы удержать мосты через Тельтов-канал на случай наступления на Берлин 12-й армии Венка. В течение дня дивизия отступила к Ванзее и была частично окружена; ее командир, генерал-майор Шольце, находившийся на грани нервного срыва, не выдержал и застрелился. За несколько недель до того он потерял жену и детей, которые погибли во время воздушного налета на Потсдам. 20-я панцергренадерская дивизия вошла в состав группировки Реймана в Потсдаме, так как пробиться к командному пункту Вейдлинга было уже невозможно.
18-я панцергренадерская дивизия вела бои по обеим сторонам от шоссе Авус, под Круммен-Ланке, в некоторых районах Груневальда и Шмарген- дорфа, в Халензее и возле станции Весткрёйц. Наступление на юг, которое приказано было начать, бросив в бой последние танки и 15 БТРов, очень скоро захлебнулось под огнем русских, перешедших в контратаку. Так немецкое наступление обернулось отступлением к Курфюрстендамм. У станции Халензее стабилизировать новый рубеж обороны помог единственный «Тигр» под командованием унтершарфюрера Бендера из 503-го тяжелого танкового батальона СС. Возле станции Хеерштрассе оборону удерживал другой «Тигр» этого же батальона, который вел огонь вдоль шоссе Авус.


456
Вильгельм Тике
Связь с отрядами, оборонявшими мосты у Пихельсдорфа, поддерживалась только в районе Айхкампа и Имперского стадиона. От дивизионной артиллерии практически не было пользы. Из-за нехватки боеприпасов непосредственное участие в этих боях принимали только отдельные орудия.
Танковая дивизия «Мюнхеберг» в течение дня отступила к Шёнебергу и к вечеру уже стояла вдоль Ландвер-канала, растянувшись от Тиргартена до Бель-Альянс-платц. Командный пункт дивизии разместился на станции метро Мёкернбрюке у Анхальтского вокзала. Станция метро напоминала военный лагерь. Солдаты и гражданские — женщины, старики, дети — лежали по углам или сидели на складных стульях и прислушивались к доносившимся сверху звукам сражения. Перекрытия метро сотрясались от разрывов бомб и снарядов, осыпая находящихся внизу бетонной и известковой пылью. В переходах и шахтах стояли клубы дыма и пыли. От станции к станции медленно двигался поезд метро, служивший в качестве лазарета. Внезапно по шахтам вниз начала поступать вода. Должно быть, где-то в районе Ландвер-канала, под которым проходила ветка метро, не выдержали водонепроницаемые переборки. Началась паника. Вода медленно спадала1.
Позднее, уже после войны, по поводу этого случая в метро было много споров. Некоторые авторы утверждали, что переборки были взорваны специально, чтобы помешать продвижению русских по линиям метро (кое-кто был даже более категоричен, заявляя, будто это было сделано, чтобы покончить с женщинами и детьми). Другие объясняли частичное затопление метро тем, что в переборки и перекрытия попало несколько артиллерийских снарядов, что гораздо более похоже на правду.
Между тем подразделения дивизии СС «Нордланд» занимали позиции в восточном секторе — от Бель-Альянс-платц до Шпиттельмаркта. Передовые посты были высланы к Ландвер-каналу. Одна треть солдат полков «Данмарк» и «Норге» расположилась на позициях. Другая треть оставалась в резерве вблизи командных пунктов обоих полков. Наконец последняя треть составляла дивизионный резерв; их разместили в подвалах домов на Лейпцигер-штрассе. В это время на Лейпцигер-штрассе все еще было относительно спокойно и даже еще можно было проехать на машине. Здесь стояли танки из танкового полка «Нордланд» и танкоистребительные отряды дивизии «Шарлемань», а также саперный батальон «Нордланд» — на экстренный случай.
Как уже было отмечено выше, оба полка, «Норге» и «Данмарк», к тому времени снова насчитывали в своем составе по 600 человек. Однако пополнять их пришлось за счет всех остальных подразделений дивизии — артиллерии, обоза и «прибившихся» солдат. Подразделения теперь назывались только по именам их командиров.
Район Анхальтского вокзала 27 апреля вначале обороняли только бойцы разведбатальона «Нордланд» под командованием штурмбанфюрера Заальбаха. Их поддерживали огнем два полевых орудия 8-й роты полка «Данмарк».
Боевую группу Бахмана, сколоченную из солдат обоза и легкораненых из полка «Данмарк», возглавлял бывший начальник отделения связи 2-го батальона полка «Данмарк» унтерштурмфюрер Бахман. Она занимали позиции вокруг Галльской площади (Hallescher Platz), перегораживая ее с се¬
1 Thorwald J. Das Ende an der Elbe, Klagenfurt 1950. S. 172.


Падение Берлина
457
вера. Здесь уже к утру 27 апреля положение было критическим. В результате сильного артиллерийского огня боевая группа понесла первые потери. На асфальтированной мостовой осколки снарядов разлетались далеко в стороны. К 12 часам дня советские войска занялись подавлением последних очагов сопротивления в районе Ландвер-канала. Мосты, расположенные восточнее Галльских ворот, пришлось взорвать.
Площадь Бель-Альянс-платц являлась ключом к улицам Вильгельмшт- рассе и Фридрихштрассе, которые вели прямо к имперской канцелярии. Неудивительно, что советские войска сосредоточили свои усилия прежде всего на этой площади и прилегающих улицах. Они хотели, если это будет возможно, захватить Гитлера живым.
Пока команда подрывников готовила к взрыву мосты у Галльских ворот, боевая группа Бахмана была отведена к Бель-Альянс-платц. Когда русские подошли вплотную к мосту через Ландвер-канал у Галльской площади, взрывное устройство было приведено в действие. Однако взрыв не разрушил мост полностью; конечно, бронетехника уже не могла пройти по нему, но для пехоты он не составлял преграды. Все попытки уничтожить остатки моста оказались безуспешными из-за шквального огня русской пехоты.
Тем временем на помощь боевой группе подошел унтерштурмфюрер Дирксен с резервами полка «Данмарк», которые взяли на себя оборону Бель-Альянс-платц. В бой была брошена даже 13-я рота полка «Данмарк». К оставшимся полевым орудиям больше не было боеприпасов, поэтому они остались с обозом в Тиргартене.
Русские танки и пехота открыли ураганный огонь по защитникам Бель-Альянс-платц. К половине третьего по частично уцелевшему мосту русские все же переправили один танк, который поддержал атаку пехоты вдоль Ландвер-канала. Унтерштурмфюрер Дирксен с несколькими своими людьми предпринял контратаку. Им удалось подбить вражеский танк. Русская пехота засела в жилых кварталах с немецкой стороны Ландвер-канала. По крайней мере это дало временную передышку. Затем — с того берега снова начали стрелять, полетели снаряды. Русские ударные группы сосредоточили все усилия на отряде Дирксена. Отряд был рассеян, а те, кто уцелел, отступили к Фридрихштрассе.
Отрезок метро в районе Фридрихштрассе был в нескольких местах пробит насквозь воронками от бомб. К вечеру здесь завязалась настоящая дуэль с применением автоматов и ручных гранат: немцы внизу, русские сверху. Боевая группа Дирксена осталась в 200 метрах к югу от Кохштрассе. Военным комендантом Фридрихштрассе был назначен оберштурмфюрер Кристенсен. Его командный пункт разместился на станции метро Кохштрассе.
Их соседями справа были подразделения разведбатальона «Нордланд» и танковой дивизии «Мюнхеберг». Они не могли долго удерживать Анхаль- тский вокзал и с боем отступили к северу, где присоединились к западному сектору Зейферта. Командный пункт дивизии «Мюнхеберг» был перенесен на 1-й этаж станции метро Потсдамской площади. Сама площадь к тому времени представляла собой груду развалин. Генерал-майор Муммерт требовал самым решительным образом задействовать летучие полевые суды, которые уже вовсю вешали на столбах действительных и мнимых изменников во многих районах города.
Это было одной из мрачных глав обороны Берлина. Они проводили свои казни даже без приговора военно-полевого трибунала. Летучие поле¬


458
Вильгельм Тике
вые суды, по видимому, были созданы по распоряжению комиссара по обороне Берлина д-ра Геббельса. Их сформировали на скорую руку, в основном — из молодых служащих берлинской полиции, СС, гестапо и партии.
Тем временем, 27 апреля командный пункт дивизии СС «Нордланд» переместился на станцию метро «Центральная». Штабным помещением служил вагон подземки с выбитыми стеклами. Здесь не было ни света, ни телефона. Прямо перед тем как штаб дивизии перебрался сюда, в перекрытие станции угодил артиллерийский снаряд. Ранеными занялся военный врач д-р Циммерман из дивизии «Шарлемань», прибывший в Берлин вместе с Крукенбергом. Из-за этого прямого попадания командный и перевязочный пункты пришлось разместить этажом ниже под землей, в брошенных вагонах подземки.
Все это время дивизия «Нордланд» добывала пропитание с продовольственных складов Жандармского рынка. Панцерфаусты были доставлены из имперской канцелярии. Раненых размещали в подвале отеля «Адлон» на Паризер-платц (Парижской площади), а позднее стали доставлять в подвалы рейхсканцелярии.
Штурмман Венгхауз был вторым писарем в оперативном отделе штаба дивизии «Нордланд». Он сообщил автору множество деталей об этих последних боях дивизии.
Венгхауз и обершарфюрер Илльнер, первый писарь оперативного отдела, вечером 27 апреля были посланы в рейхсканцелярию, чтобы поддерживать связь между штабом дивизии и комендантом канцелярии Монке. Им было отведено постоянное место на первом подвальном этаже имперской канцелярии, в прихожей, за которой располагались хозяйственные помещения. Обершарфюрер Илльнер, уроженец Берлина, выполнял роль своего рода «диспетчера», а Венгхауз был посыльным. Он получал приказы и донесения от Илльнера, доставлял их куда нужно, после чего возвращался назад. С этой беготней ему некогда было сидеть на командном пункте дивизии. Венгхаузу приходилось курсировать между различными командными пунктами и штабами, которые располагались в зданиях Министерств воздушного транспорта, иностранных дел и пропаганды, а также в непосредственной близости от рейхсканцелярии. В результате очень скоро он уже знал весь район вокруг имперской канцелярии, как свои пять пальцев.
По мере усиления артиллерийского огня Венгхаузу приходилось спускаться все глубже под землю, в туннели метро и канализационные шахты. В зависимости от пункта назначения он пользовался либо двумя выходами из рейхсканцелярии, либо люком, который вел из подвальных помещений на Фоссштрассе. Перебежав через Фоссштрассе, он спускался в канализационный люк на противоположной стороне, откуда через воронку от снаряда можно было попасть в метро. Другой путь вел от заднего двора рейхсканцелярии мимо караульных помещений на Вильгельмштрассе и дальше на север к улице Унтер-ден-Лйнден. Но из-за артиллерийского и минометного огня, к которому позже прибавились русские снайперы, передвигаться по улицам становилось все опаснее. Поэтому те участки пути, которые можно было миновать только по земле, приходилось преодолевать короткими перебежками — «марш, марш» и «в укрытие».
В подвале рейхсканцелярии Илльнер и Венгхауз повстречали своего бывшего командира дивизии Циглера и его адъютанта Бергфельда. После того как на его место был назначен д-р Крукенберг, Циглера держали «под домашним арестом», хотя Монке довольно широко толковал это понятие.


Падение Берлина
459
За Циглера вступился и оберштурмбанфюрер Кауш, командир танкового полка «Нордланд». Циглер, который пользовался репутацией способного и любимого солдатами дивизионного командира, даже после своего отстранения с этого поста оставался «номером 1» в дивизии «Нордланд». Штурмбанфюрер Бергфельд, какое-то время остававшийся со своим командиром, вскоре был назначен командовать одной из разношерстных боевых групп.
Когда 27 апреля начались бои за центр города, уцелевшие солдаты батальона Фене дивизии «Шарлемань» были сосредоточены в районе станции метро «Центральная». Некоторым из них пришлось пробиваться из Нёйкёльна и от Анхальтского вокзала. Некоторых командир западного сектора подполковник Зейферт так и не отпустил со своего участка. Д-р Крукенберг наградил наиболее отличившихся солдат Железными Крестами.
Как уже упоминалось выше, все боевые группы и отряды дивизии «Нордланд» после реорганизации назывались по именам своих командиров. Так, одну из них, названную «боевой группой Хольцбоога», возглавил командир батареи зенитно-артиллерийского дивизиона СС «Нордланд» гауптштурмфюрер Рольф Хольцбоог, который теперь был вынужден вести своих солдат в бой как простых пехотинцев.
В районе Шпиттельмаркта действовал отряд из 30 человек под командованием унтершарфюрера Бургкарта из штаба дивизии. В него входили представители почти всех родов войск. Роль связных выполняли две девушки из БДМ, которые хорошо знали город. Шпиттельмаркт служил ключом к Лейпцигер-штрассе, которая вела к правительственному кварталу с востока. Отряд Бургкарта входил в состав боевой группы полка «Норге», которой командовал один гауптштурмфюрер-связист (Бургкарт забыл его имя). Здесь, на рынке Шпиттельмаркт, солдаты полка «Норге» на руинах домов целый день обороняли свою позицию от беспрестанных атак противника, превосходившего их по силам. Русские снова и снова пытались прорваться от Валлыитрассе к Лейпцигер-штрассе. Перевязочный пункт этого сектора располагался в подвале Дрезденер Банка.
27 апреля в бункере имперской канцелярии состоялось три совещания. На всех трех речь шла о группировках Штайнера и Венка. Присутствующие жонглировали соединениями, которых больше не существовало, как, например, 9-й армии генерала Буссе, которая должна была помочь Венку прорвать кольцо окружения вокруг Берлина. Но Венк в то время еще даже не приступал к этой задаче; ему нужно было сначала выйти на исходные позиции и закрепиться там.
Генерал Кребс, начальник Генштаба сухопутных войск, доложил Гитлеру, что русские ворвались в город с юга и продвинулись по Бюловштрассе до угла Лютцовштрассе. На мосту у Галльских ворот предположительно подбиты два русских танка. Три наши роты окружены на Морицплатц. На Янновитцком мосту — все без изменений. Противник продолжает продвигаться к Александерплатц. На северо-востоке передний край также остается без изменений. Глубокий вражеский прорыв у станции Гумбольдтхайн, но башни ПВО пока держатся. На Западном вокзале идут бои с переменным успехом. Севернее станции Витцлебен стоят русские танки, против них развернута контратака. Мосты у Пихельсдорфа и Штёссензее в наших руках. Атаку русских с севера в районе ипподрома Рулебен удалось отразить.
Действия русских, продолжал генерал Кребс, подтвердили их намерение замкнуть внешнее широкое кольцо вокруг Берлина у Кетцина. Теперь противник усилит свой натиск в районе Шпандау, чтобы замкнуть также


460
Вильгельм Тике
внутреннее кольцо окружения. После этого они попытаются развить наступление в сторону Александерплатц, Потсдамской площади и вокзала Шарлоттенбург, чтобы блокировать центр города.
В этот момент адъютант фюрера от Люфтваффе полковник Белов вновь поднял вопрос о снабжении по воздуху (предполагалось задействовать для этого самолеты Не-111 и Ju-87, когда Венку удастся отбить аэродром Гатов). Генерал авиации Коллер, начальник Генштаба ОКЛ1, тем временем отмечал в своей записной книжке, как обстояли дела на самом деле. А именно, как записал он, еще утром 27 апреля транспортные самолеты с солдатами войск СС были вынуждены вернуться на аэродром Рехлин, так как не смогли приземлиться в Берлине.
Но присутствующие вновь углубились в мечты, лишенные каких бы то ни было реальных оснований2.
Объединенная штаб-квартира ОКВ и ОКХ в Фюрстенберге (земля Мекленбург) была завалена радиограммами и телефонограммами с требованиями поторопить Штайнера и Венка с наступлением на Берлин. В конце концов Гитлер потерял доверие к Штайнеру и приказал заменить его генерал-лейтенантом Хольсте (командиром 41-го танкового корпуса). По ходу дела 12-я армия была подчинена группе армий «Висла», а выведенная из Восточной Пруссии 4-я армия переименована в 21-ю армию и брошена на участок между 12-й и 3-й танковой армиями. 9-ю армию никто уже не принимал в расчет.
Что же касается наступления группировки Штайнера с Гермендорфского (Ораниенбургского) плацдарма на Шпандау, то Штайнер был вынужден прекратить наступление (которое он, впрочем, и не собирался продолжать) и пожертвовать 7-й танковой дивизией и дивизией «Шлагетер», которые направлялись к нему, отправив их в Нёйштрелитц и Нёйбранден- бург, так как русские предприняли решающий прорыв под Пренцлау на участке 3-й танковой армии.
Последнее совещание в рейхсканцелярии 27 апреля неожиданно обратило оптимизм последних двух совещаний в самый мрачный пессимизм. Монке доложил, что шесть вражеских танков прорвались к Вильгельмсп- латц, и только там танкоистребительной команде удалось уничтожить их. В связи с этим он приказал установить одну легкую 105-миллиметровую полевую гаубицу на Жандармском рынке, нацелив ее на Бель-Альянс-платц, еще одну — на Парижской площади, а третью — на Лейпцигер-штрассе, нацелив их соответственно на Унтер-ден-Линден и Шпиттельмаркт.
Этим было все сказано. Оказалось, что имперская канцелярия находится в непосредственной опасности. В оперативных планах русских все стратегические объекты Берлина были пронумерованы; так, например, рейхстаг стоял под номером 105, рейхсканцелярия — под номером 106, а министерство иностранных дел — под номером 108.
В ходе ночного совещания генерал Вейдлинг подчеркнул, что на складах оставленного недавно Западного порта были последние запасы продовольствия и других припасов, прозрачно намекнув, что дальнейшая борьба представляется бессмысленной. Он указал также на то, что во временных лазаретах в центре города находится около 9 тысяч раненых, к которым
1 ОКЛ (нем.: Oberkommando der Luftwaffe, сокр. OKL) — главное командование военно-воздушных сил (Люфтваффе). — Прим. ред.
2 Общее содержание совещания приводится по книге: Scheel, a.a.O. S. 128.


Падение Берлина
461
ежедневно прибавляется еще полторы тысячи. Вейдлинг подбросил мысль о прорыве, и она подействовала. Гитлер попросил оставить его наедине с генералом Кребсом и д-ром Геббельсом, выпроводив в прихожую Бормана, Хевеля и д-ра Наумана, к которым позже присоединился и генерал Кребс. Кребс обещал Гитлеру доложить об этом позже и поручил Вейдлингу разработать план прорыва.
Вечером 27 апреля потерпела фиаско попытка посадить шесть самолетов «Физелер-Шторх» на магистрали «Восток — Запад». Несколькими часами позже была предпринята новая попытка посадить там же двенадцать «Юнкерсов-52», но и она закончилась неудачей, так как магистраль была слишком изрыта воронками от снарядов.
Прорыв вражеских танков к Вильгельмштрассе вселил страх в души обороняющихся. Танкоистребительной команде дивизии «Шарлемань» удалось еще раз отразить подобную атаку. При этом француз Воло подбил из панцерфауста свой шестой танк за время обороны Берлина. Для защиты от новых танковых атак танкоистребительные отряды дивизии «Шарлемань» были выдвинуты вперед к Хедеманштрассе, где в ночь на 28 апреля боевой группе Крестенсена (из полка «Данмарк») удалось стабилизировать фронт.
Суббота, 28 апреля 1945 года. Танкоистребительные подразделения дивизии «Шарлемань» под командованием оберштурмфюрера Вебера и ун- терштурмфюрера Валленродта пробились через руины к Бель-Аль- янс-платц, где русские опять готовили танковую атаку в северном направлении.
Из предутреннего сумрака показался первый русский танк. Унтершар- фюрер Воло прицелился из панцерфауста и выстрелил. Грохот, пламя. Глухой разрыв, и сразу вслед за ним другой, еще более мощный. Русский танк был подбит, с треском сдетонировали боеприпасы внутри. Над головой пролетели куски стали и железа. Вся площадь Бель-Альянс-платц пришла в движение. Повсюду заскрежетали танковые гусеницы. Французы со своими панцерфаустами уничтожили еще несколько танков.
Русская артиллерия немедленно обрушила свой огонь на северный край Бель-Альянс-платц. Под ее прикрытием русские танки попытались оттащить своих смертельно раненных собратьев из зоны огня. Французы снова вскинули свои панцерфаусты. Завязался ближний бой с русской пехотой, сопровождавшей танки. Ожесточенные сражения велись за каждый дом, каждый этаж. Французам с трудом удалось удержать въезд на Вильгельмштрассе.
На рынке Шпиттельмаркт, который обороняли солдаты полка «Норге», была подобная же картина. Три русских танка с Валльштрассе ворвались на Лейпцигер-штрассе, но уже в самом начале улицы были подбиты из панцерфаустов, загородив дорогу остальным. Солдаты полка «Норге» продолжали удерживать Шпиттельмаркт, восточный путь к имперской канцелярии.
Согласно русским источникам, 28 апреля ожесточенные бои велись у Галльских ворот, в районе Шпиттельмаркт, Александерплатц и Пренцлау- ер Берг. Отдельные кварталы берлинских пригородов Моабит, Шарлоттен- бург, Рулебен, Фриденау и Шёнеберг были заняты русскими. Новая разграничительная линия между зонами действий 1-го Белорусского фронта на севере и 1-го Украинского фронта на юге прошла через Мариендорф — станцию надземки Темпельхоф — площадь Виктории-Луизы — станции надземки Савиньиплатц, Шарлоттенбург, Весткрёйц и станцию метро «Ру-


462
Вильгельм Тике
лебен». Войска 1-го Украинского фронта, уже успевшие пересечь эту линию, были отведены назад. Тем самым Сталин четко разграничил зоны ответственности двух соперничающих командующих фронтами, явно отдавая предпочтение Жукову, на долю которого достались центральные районы города, включая и рейхсканцелярию. Как обычно, на границе этих зон все атаки оказались парализованными, чем оборонявшиеся не преминули воспользоваться.
Маршал Жуков поручил командиру стоявшего в Моабите 79-го стрелкового корпуса генерал-майору Перевёрткину (из состава 3-й ударной армии) историческую миссию:
«Форсировать Шпрее, захватить здание рейхстага и поднять над ним знамя победы»1.
В первой половине дня 28 апреля генерал Вейдлинг со своим начальником штаба полковником фон Дуфвингом был занят разработкой плана прорыва гарнизона осажденного Берлина. Прорыв на запад предполагалось осуществить вдоль Хеерштрассе по мостам через Хафель у Пихель- сдорфа, которые все еще находились в наших руках. Ударную группу должны были составить 40 танков и самоходных орудий. Прорыв планировалось осуществить тремя группами. В середине будет находиться группа, в которой будут Гитлер и его свита. Вейдлинг и Дуфвинг считали, что прорыв удастся. Иногда звонил генерал Кребс, чтобы справиться о том, как идут дела с планом прорыва.
К 10 часам Вейдлинг снова явился в бункер Гитлера для участия в совещании. Он взял с собой все только самые негативные документы и донесения о состоянии вооружения, численности войск, ситуации со снабжением войск и населения Берлина, а также письмо профессора д-ра Зауэрбруха в котором тот описывал катастрофическое положение больных и раненых в берлинской клинике Шарите. Все эти аспекты Вейдлинг озвучил в своем докладе, чтобы убедить Гитлера в бессмысленности дальнейших боев за Берлин. Затем Вейдлинг представил фюреру план прорыва и показал его на карте.
Но, прежде чем Гитлер и генерал Кребс высказали свое мнение об этом плане, вмешался Геббельс, который обругал генерала Вейдлинга грязными словами и высмеял его план. Вейдлинг ответил, тоже в довольно резком тоне. Генерал Кребс, оценив план с военной точки зрения, счел его вполне возможным и высказал свое мнение Гитлеру.
Гитлер долго размышлял и в конце концов пришел к справедливому выводу, что, даже если этот план удастся, они попадут всего лишь из одного «котла» в другой и что конец так или иначе неизбежен. Очевидно, на его решение повлияли новости британского агентства «Рейтер», которое как раз в это время объявило о том, что его друг Муссолини был повешен партизанами в Италии, и что западные державы отклонили предложение Гиммлера и по-прежнему настаивают на безоговорочной капитуляции.
Уже несколько дней в узком кругу приближенных Гитлера перешептывались о предстоящей свадьбе Гитлера с Евой Браун, его давней спутницей. В ночь с 28 на 29 апреля 1945 года состоялась церемония бракосочетания Гитлера и Евы Браун. Той же ночью Гитлер продиктовал своей секретарше, фрау Юнге, два своих завещания, одно — сугубо личное, другое — политическое.
1 Scheel, a.a.O. S. 132.


Падение Берлина
463
Русская артиллерия тем временем продолжала яростно обстреливать окрестности имперской канцелярии. Уже 28 апреля генерал-полковник Берзарин был назначен комендантом Берлина. В тот же день он подписал свой первый приказ, который был вывешен в тех районах города, которые уже были заняты русскими. В нем приказывалось восстановить порядок, наладить снабжение и восстановить работу предприятий, но преобладали все-таки запреты, в частности вводился комендантский час в ночное время суток.
Воскресенье, 29 апреля 1945 года.
На рассвете Гитлер, Борман и Геббельс закончили обсуждать состав нового правительства рейха. Д-р Геббельс должен был стать рейхсканцлером, а гросс-адмирал Дёниц — рейхспрезидентом. Гитлер требовал, чтобы Геббельс вместе со своей семьей незамедлительно покинул Берлин, но тот колебался, так как комиссар обороны Берлина не может бросить вверенный ему город в трудный час.
Еще до наступления рассвета копии личного и политического завещаний Гитлера были переданы майору Йоханмайеру (адъютанту Гитлера от сухопутных войск), штандартенфюреру СС Цандеру (подручному Бормана) и Хайнцу Лоренцу из Министерства пропаганды. Им было поручено доставить по одной копии гросс-адмиралу Дёницу в Плён и фельдмаршалу Шёрнеру в Мюнхен. Известно, что им удалось добраться до Павлиньего острова (Pfaueninsel) в Ванзее, но дальше их след терялся.
29 апреля офицер связи Гиммлера при ставке фюрера, генерал войск СС Фегеляйн был расстрелян в саду Министерства иностранных дел по приказу Гитлера, когда тот узнал, что Фегеляйн и Гиммлер пытались добиться сепаратного мира с западными державами. Фегеляйн был схвачен, когда, переодевшись в гражданскую одежду, попытался покинуть Берлин1.
Но вернемся к событиям, происходившим в этот день, 29 апреля 1945 года, на передовой.
Многие солдаты просто не помнили о том, что этот день — воскресенье, для них существовала только, дата — 29 апреля. Ощущение времени было практически полностью потеряно. Они знали лишь то, что перед ними — превосходящий их по силам противник и что они окружены. Их последней надеждой была армия Венка. На командном пункте дивизии «Нордланд», которая находилась на станции метро «Центральная», генерал Крукенберг в этот день вручал Рыцарский Крест французу Воло, уничтожившему за эти дни восемь вражеских танков. Многие другие солдаты ди¬
1 Герман Фегеляйн (1907—1945), бывший командир 1-й кавалерийской бригады СС, прославившейся военными преступлениями на Украине, генерал-инспектор кавалерии и транспорта войск СС (май — декабрь 1942 г.), группенфюрер СС и генерал-лейтенант войск СС (1945 г.), был женат на младшей сестре Евы Браун, Гретель. 26 апреля Фегеляйн тайно перебрался из рейхсканцелярии на частную квартиру в Шарлоттенбург. Гитлер заметил его исчезновение на следующий вечер. В тот же день Фегеляйн позвонил по городскому телефону Еве Браун и сообщил, что собирается бежать в Мюнхен, предложив ей сделать то же самое. Та отказалась и сообщила об этом Гитлеру (по другой версии, разговор был «засечен» службой прослушивания), и через несколько минут на квартиру Фегеляйна нагрянули гестаповцы. Фегеляйн был лишен всех чинов и должностей и помещен под арест. После того как 28 апреля стало известно о переговорах Гиммлера с графом Бернадо- том, Фегеляйна допросили о планах рейхсфюрера СС, а затем расстреляли. — Прим. ред.


464
Вильгельм Тике
визий «Нордланд» и «Шарлемань» — в том числе командир 503-го тяжелого танкового батальона СС штурмбанфюрер Херциг — также получили Рыцарские Кресты из рук генерал-майора СС Монке или, от его имени, из рук его начальника штаба гауптштурмфюрера Клингемайера. Награды теперь раздавались с невиданной щедростью.
Первая половина дня прошла относительно спокойно — войска занимали новые рубежи, проводили перегруппировку. Но в полдень началось «концентрическое» наступление частей 8-й гвардейской, 1-й и 2-й гвардейских танковых и 3-й и 5-й ударных армий 1-го Белорусского фронта к центру Берлина. Русская авиация постоянно бомбила магистраль «Восток — Запад», чтобы не допустить бегства германского военно-политического руководства из Берлина. На внутренние районы города обрушился не виданный до сих пор шквал артиллерийского огня. В Груневальде и Шарлоттенбурге русским противостояли части 18-й панцергренадерской дивизии под командованием Рауха. Отряды «Гитлерюгенда» ценой неимоверных усилий продолжали удерживать мосты через Хафель у Пихе- льсдорфа. Один из ударных клиньев русских подступил с севера к станции Витцлебен, которую обороняли ополченцы фольксштурма. Батареи артиллерийского полка 18-й дивизии, стоявшие в районе Литцензее, расстреливали последние снаряды. «Тигры» дивизии «Нордланд» стояли на станциях надземки Весткрёйц и Халензее, прикрывая гренадеров. Командир «Тигра», оборонявшего станцию Халензее, унтершарфюрер Бендер, получил ранение и передал командование унтершарфюреру Семику. Другой «Тигр», стоявший у станции Весткрёйц, держал под обстрелом с юга шоссе Авус. Передовой край обороны проходил теперь по улице Курфюрстендамм. Остальные «Тигры» блокировали выходящие на нее улицы с юга. Командный пункт 18-й панцергренадерской дивизии разместился в противовоздушном убежище в Зоосаде.
В Тиргартене, на Клейстштрассе и Потсдамской площади сражались остатки танковой дивизии «Мюнхеберг». Генерал-майор Муммерт перенес свой командный пункт на станцию метро «Ноллендорфплатц». Связь с дивизией «Нордланд» была потеряна.
Вокруг командного пункта Вейдлинга в правительственном квартале на Бендлерштрассе теперь постоянно рвались снаряды. Улицы были завалены битым кирпичом и обломками стен. Вейдлинг даже не мог больше воспользоваться своим автомобилем. Последние телефонные провода были оборваны, так что все приказы приходилось передавать через вестовых и ординарцев.
В западных районах города разворачивались оборонительные бои вокруг башни ПВО Зоосада.
Анхальтский вокзал уже был занят русскими. Неподалеку оттуда, на Хедеманштрассе, держали оборону французы из батальона Фене. На углу Фридрихштрассе оборонялись уцелевшие бойцы полка «Данмарк». В течение дня здесь почти постоянно шли кровопролитные бои.
Гауптштурмфюрер Фене, командир французского батальона дивизии «Шарлемань», который незадолго до того был ранен, решил в этот трудный час остаться со своими солдатами. Поддерживаемый Финклером и Дуро он отправился на передний край. От командного пункта дивизии «Нордланд» им удалось без проблем добраться по туннелю подземки до станции метро «Кохштрассе», но затем им пришлось подняться на поверхность. Небо было затянуто дымом, пороховой гарью и цементной пылью. Короткими


Падение Берлина
465
перебежками они перебирались через развалины домов, карабкались через проломы в стенах и рухнувшие перекрытия и, наконец, по приставной лестнице спустились во двор, расположенный ниже уровня земли, и скрылись в одном из домов. Здесь их встретил оберштурмфюрер Вебер, начальник дивизионной унтер-офицерской школы «Шарлемань», который теперь вместе с французами оборонял Хедеманштрассе. Вебер подвел Фене к оконному проему и дал знак посмотреть на улицу. Отсюда открывался вид на Вильгельмштрассе до самой Бель-Альянс-платц. Всего в нескольких метрах от оконного проема стоял русский танк «Т-34». Из пробоины в его борту вырывались языки пламени. Это было делом рук Вебера, который только что подбил этот танк из панцерфауста. Затем Фене и Вебер обсудили возможности дальнейшей обороны улицы. Хотя они были полностью предоставлены самим себе, не было и речи о том, чтобы отступить.
В другом доме Фене нашел своих бывших связных и с ними унтерштур- мфюрера Валленродта. Этот бастион тоже выдержал все атаки. Связные доложили о своих гусарских рейдах. Здесь же Фене узнал о пополнении: в помощь французским истребителям танков был придан отряд пожилых немецких полицейских (по всей видимости, из персонала гестапо, штаб которого находился неподалеку, на Принц-Альбрехт-штрассе).
Русские танки рвались от Бель-Альянс-платц в сторону улиц Сааршт- рассе, Вильгельмштрассе и Фридрихштрассе. Французы со своими панцер- фаустами снова и снова пытались сдержать их натиск. Но тут в бой вмешалась русская артиллерия, заухали тяжелые и сверхтяжелые минометы. К счастью для французов, на узких улицах Берлина русские танки были довольно неповоротливы. Вебер настойчиво объяснял своим людям: сначала стрелять по первому танку, затем — по замыкающему, а уж потом — по центру колонны. Рецепт оказался удачным. В ответ красноармейцы применили огнеметы, но момент для решающей атаки уже был упущен. Кому же хочется умирать, когда дело близится к победе?
На Фридрихштрассе — от угла Хедеманштрассе до Унтер-ден-Линден, а такжё у поворотов на улицы Маркграфенштрассе и Принц-Альбрехт-штрассе, оборону держали несколько отрядов полка «Данмарк».
Сражение за Берлин становилось все более ожесточенным. Бои шли за каждый дом. Во второй половине дня немцы были вынуждены оставить Хедеманштрассе, оборонять которую стало невозможно. Новый рубеж обороны проходил по Путткамерштрассе.
Многочисленные воронки от снарядов делали Фридрихштрассе более или менее недоступной для танков. Поэтому здесь русские бросили в бой штурмовые группы. Одной из штурмовых групп удалось пробиться к Кох- штрассе, и унтерштурмфюрер Бахман приказал своим людям из 13-й роты полка «Данмарк» перейти в контратаку. В этом бою Бахман был ранен. Отряд унтершарфюрера Шоллеса продолжал держать оборону в здании страховой компании «Герольд» на западной стороне Фридрихштрассе (угол Путткамерштрассе). На другой стороне Фридрихштрассе закрепился передовой отряд 14-й роты полка «Данмарк» во главе с обершарфюрером Нулльмайером. В ходе завязавшегося вскоре ближнего боя Нулльмайер тоже был ранен.
С обеих сторон активно действовали снайперы. Над аркой здания компании «Герольд» было поднято знамя со свастикой. Это разозлило русских, они открыли яростный огонь по зданию и тем самым выдали свое местонахождение. Немцы, в свою очередь, начали стрелять по ним.


466
Вильгельм Тике
Один танк «Т-34» несколько раз въезжал с Вильгельмштрассе на Пут- ткамерштрассе. Остановившись перед немецкими позициями, он делал несколько выстрелов и тут же отъезжал назад. Эта игра продолжалась до тех пор, пока французы в конце концов не перехитрили и не подбили его. Дальше к северо-востоку, где-то среди руин Линденштрассе, продолжали сопротивление остатки зенитно-артиллерийского дивизиона «Нордланд» под командованием гауптштурмфюрера Хольцбоога. Последние орудия и тягачи дивизиона были оставлены и взорваны после боев под Штраусбергом и в Нёйкёльне, так как к ним не было больше ни боеприпасов, ни горючего. От дивизиона осталось всего 63 человека, которые были вынуждены теперь, на Линденштрассе, сражаться как простые пехотинцы.
В районе Шпиттельмаркта вели бои остатки полка «Норге». После ранения командира полка оберштурмфюрера Кёрбеля командование тем, что осталось от двух панцергренадерских полков дивизии «Нордланд», взял на себя штурмбанфюрер Тернедде. Его командный пункт к этому моменту находился в бывшем здании Имперского банка.
Полк «Норге» действовал несколькими небольшими отрядами. Одним из них командовал унтершарфюрер Бургкарт из штаба дивизии, другим — обершарфюрер Цюльке из штаба полка «Норге».
29 апреля в районе Шпиттельмаркта было жарко. Напомним, что Шпиттельмаркт являлся ключом к Лейпцигер-штрассе, за которой начинался правительственный квартал.
Сначала советские войска попытались, как и на Бель-Альянс-платц, захватить рыночную площадь при поддержке танков. В начале Лейпцигер-штрассе показались три танка «Иосиф Сталин», но оборонявшимся удалось подбить их, тем самым перегородив въезд на улицу. Поэтому для остальных танков Шпиттельмаркт оказался практически недоступен. Со стороны реки Шпрее непреодолимым препятствием для русских служил разрушенный мост Гертрауденбрюке. Попытки противника подойти со стороны улиц Валльштрассе и Зейдельштрассе были своевременно замечены и пресечены.
«После безуспешных штурмов, — рассказывает обершарфюрер Цюльке, — русские подобрались по туннелю метро и, преодолев завалы на Зейдельштрассе, вышли к Шпиттельмаркту. Но мы были начеку и вовремя отразили эту атаку. Они ответили новым шквалом артиллерийского и минометного огня. Развалины домов содрогались. С грохотом рушились стены, взлетали в воздух балки и опоры. Потом огонь прекратился.
Послышался лязг и скрежет — приближались русские танки. Наши люди засели с панцерфаустами на первом этаже Вайничке-хауза, на углу Валльштрассе.
Русские танки принялись стрелять во всех направлениях. Два из них, въехавшие на Валльштрассе, были подбиты, загородив собой путь к Шпиттельмаркту. Когда остальные танки повернули назад, из панцерфауста был подбит еще один из них. Затем наступила тишина. Выждав еще полчаса, Цюльке собрал свой отряд в здании возле Гетрауденбрюке. Шпэер остался наблюдать за площадью Шпиттельмаркт.
Под аркой входа в метро, как будто вынырнув из-под земли, показалась русская каска, повернулась направо, потом налево. «Тихо! Дайте им подойти, — приказал Цюльке. — Огонь открывать только по моему приказу!»
Вслед за тем из метро к Шпиттельмаркту, пригнувшись, выскользнули восемь русских солдат. Немцы открыли огонь из своих штурмовых винто¬


Падение Берлина
467
вок. Из восьми русских только один успел скрыться назад в метро. Вскоре через головы русских на Шпиттельмаркт снова обрушился свинцовый дождь».
Отряд Бургкарта тем временем оборонял Ляйневебер-хауз. Здесь русским также не удалось прорваться.
Когда положение в районе Шпиттельмаркта, Гертрауденбрюке, Лей- пцигер-штрассе и Валльштрассе стало критическим и туда стали просачиваться русские штурмовые группы, в контратаку пришлось бросить последние танки дивизии «Нордланд» в сопровождении местных резервов пехоты.
На Лейпцигер-штрассе и Вильгельмштрассе, на Французской улице (Franzosische Strasse) и Унтер-ден-Линден в бой двинулись последние танки, самоходки и бронетранспортеры разведбатальона дивизии, которые должны были поддержать пехоту. В самых опасных местах появлялись самоходные зенитные установки, вооруженные счетверенными пулеметами, из штабной роты танкового полка «Нордланд». Этим зенитным взводом командовал гауптшарфюрер Шрамм, а штабной ротой — оберштурмфюрер Флек.
Танки дивизии «Нордланд» заняли исходные позиции в восточной части Тиргартена, откуда их распределили по различным «горячим» участкам. Два «Тигра» из шести, которые были несколько дней назад введены в Берлин, стояли в полной готовности у бывшего Имперского банка, где находился участок полка «Норге». 29 апреля, когда русские двинулись на штурм внутренних районов города, «Королевские тигры» командиров Турка и Дирса несколько раз принимали участие в боях на площади Шпиттельмаркт и на Оберваллыитрассе. Русские неоднократно пытались перейти здесь Шпрее по замковым мостам. При этом унтершарфюрер Дирс и обершарфюрер Турк подбили несколько русских танков на том берегу Шпрее. Вечером Дирс со своим «Тигром» вернулся в Тиргартен. Турк, машина которого почти полностью потеряла маневренность, остался у бывшего здания Имперского банка. Остальные «Тигры» из батальона Херцига помогали частям 18-й панцергренадерской дивизии удерживать южный участок обороны возле станций Весткрёйц и Халензее и на Курфюрстендамм. Последние островки сопротивления здесь еще удерживали в своих руках, среди прочих, «Тигры» унтерштурмфюрера Шэфера и обершарфюрера Кёрне- ра. Командный пункт самого командира 503-го танкового батальона СС Херцига в то время находился на Церингер-штрассе, неподалеку от Фер- беллинер-платц.
Командный пункт танкового полка СС «Нордланд», которым командовал Кауш, помещался в подвале одного из домов рядом со шведским посольством, на Тиргартенштрассе, а позднее был перенесен в одно из зданий рядом с итальянским посольством. В Тиргартене оставались последние подразделения штабной роты и роты материально-технического обеспечения танкового полка, а также обозы полков «Норге», «Данмарк» и артиллерийского полка.
29 апреля линия обороны Берлина повсюду начала рушиться. Последние людские ресурсы — унтер-офицеры тыловых служб и солдаты обоза — были сведены в танкоистребительную боевую группу под началом командира штабной роты танкового полка «Нордланд», которая ждала своего


468
Вильгельм Тике
часа в южной части Тиргартена. Отделение обершарфюрера Киппа, в состав которого входил и унтершарфюрер Мэлер, вело бои на Кантштрассе.
Подступы к Александерплатц обороняли люди генерал-майора Берен- фенгера. На северо-востоке еще держались обе башни ПВО Фридрихсхайн и Гумбольдтхайн, отражая все атаки.
На набережной Шпрее, по обе стороны от рейхстага, сражались остатки 9-й парашютной дивизии под командованием полковника Хермана. Командный пункт дивизии находился в подвале театра на Шиффбауэр- дамм. В основном силы дивизии состояли из зенитчиков, на вооружении которых еще оставались легкие и тяжелые орудия. На Кёнигсплатц (Королевской площади) неподалеку от рейхстага стояли тяжелые батареи Радло- фа и Рихтера и легкая батарея подполковника Франца. 28 апреля русские попытались выйти к рейхстагу через Моабит по мосту Мольтке и закрепиться на противоположном берегу Шпрее. Но эта атака была отбита, а мост Мольтке взорван.
150-я стрелковая дивизия генерал-майора Шатилова, входившая в состав стоявшего в Моабите 79-го стрелкового корпуса генерала Перевёртки- на 3-й ударной армии Кузнецова, получила приказ форсировать Шпрее и начать штурм рейхстага.
В утренние часы 29 апреля батальон Неустроева из состава 756-го стрелкового полка (полковника Зинченко) сумел переправиться через Шпрее по обломкам моста Мольтке и закрепиться на южном берегу. Впереди перед ними стояло огромное здание одного из корпусов Министерства внутренних дел, которое русские прозвали «домом Гиммлера». Здесь они встретили ожесточенное сопротивление немцев, и только вечером им удалось полностью захватить его. Тем самым были созданы условия для начала штурма рейхстага.
Русские и немецкие источники по-разному описывают штурм «дома Гиммлера» и рейхстага. Русские утверждают, что оборона их была поручена частям СС, пытаясь тем самым подчеркнуть ожесточенность боев и собственные успехи. Подобные утверждения не новы и встречаются с обеих сторон. Так, Эрих Куби в своей книге «Русские в Берлине в 1945 году» пишет, что рейхстаг обороняли подразделения саперного батальона СС «Нордланд» под командованием оберштурмфюрера Бабика и унтерштурмфюрера Ундермана1. Однако в ходе бесед автора с оставшимися в живых солдатами батальона выяснилось, что в батальоне вообще не было офицеров с фамилиями «Бабик» и «Ундерман». К тому же остатки их батальона действовали на участке дивизии «Нордланд» от Бель-Альянс-платц до Шпиттельмаркта. Правда, нельзя исключить возможность, что офицеры Бабик и Ундерман все же действительно существовали.
Многолетние исследования, проведенные автором, показали, что 23 апреля, когда русские вышли к окраинам Берлина, специально для обороны Потсдамской площади, рейхстага и рейхсканцелярии из персонала служб и тыловых штабов СС в Берлине был сформирован полк СС Анхаль- та. Позднее для обороны рейхстага и окрестностей были переброшены части 9-й парашютной дивизии. К ним присоединились также солдаты морского батальона, который был высажен с самолетов на аэродроме Гатов 27 апреля. Из всего этого можно заключить, что рейхстаг защищали подразделения различных родов войск.
1 Kuby, Erich. Die Russen in Berlin 1945, Miinchen 1965. S. 76.


Падение Берлина
469
В полдень 29 апреля Гитлер обратился к генерал-майору Монке с вот просом:
— Где русские?
— На севере — поблизости от Вайдендаммского моста, — ответил Монке. — На востоке — в Лустгартене. На юге — на Потсдамской площади и около Министерства воздушного транспорта. На западе — в Тиргартене, в 300—400 метрах от рейхсканцелярии».
— Как долго вы еще сможете продержаться?
— Максимум 20—24 часа.
Ответы Монке повергли Гитлера в уныние. Но тем временем борьба за центр города продолжалась.
На западе Берлина 18-я панцергренадерская дивизия удерживала позиции у Весткрёйца и Курфюрстендамм.
Танковая дивизия «Мюнхеберг» потеряла связь с соседями. С юга русские прорвались к Ландвер-каналу. Вот что пишет об этом генерал-полковник Чуйков, командующий 8-й гвардейской армии 1-го Белорусского фронта:
«В ночь на 30 апреля 1945 года младший сержант Николай Масалов, знаменосец 220-го стрелкового полка 79-й гвардейской дивизии, доставил полковое знамя к Ландвер-каналу. Его сопровождали двое помощников. Шел седьмой день штурма Берлина. Штурмовые батальоны 8-й гвардейской армии, наступавшей с юго-востока прорвались уже к окраинам Тир- гартена...
Путь к центру Тиргартена с юга проходил вдоль глубокого канала с отвесными бетонированными стенами. Все мосты и подъездные пути к нему были заминированы и находились под постоянным пулеметным обстрелом. Преодолеть это тяжелое и опасное препятствие можно было только в результате внезапного и сплоченного штурма. От Ландвер-канала к Фосс- штрассе и к имперской канцелярии, в подземельях которой прятался Гитлер, оставалось не больше 400 метров! Именно поэтому гвардейцы несли с собой знамя... Под этим знаменем гвардейцы прошли путь от Волги до Берлина, под этим знаменем они теперь готовились к этому трудному прыжку...»1
Знамена в Красной Армии играли большую роль как символ, как традиция и как стимул к воинским подвигам. В боях за Берлин знамена отдельных советских частей были специально приготовлены, чтобы водрузить их над зданиями, имевшими особую важность.
Улицу Путткамер-штрассе во второй половине дня 29 апреля обороняли солдаты французского батальона из дивизии «Шарлемань». Попытки русских танков прорваться на Саарштрассе и Вильгельмштрассе всякий раз заканчивались неудачей.
В районе станции метро «Кохштрассе» действовала боевая группа полка «Данмарк» под началом оберштурмфюрера Кристенсена, которая несколько раз отбрасывала русских от Фридрихштрассе. В здании компании «Герольд» по-прежнему держал оборону отряд Шоллеса. Район Шпиттельмаркта оборонял полк «Норге».
Когда наступил вечер, русские начали готовить новый штурм.
С последними лучами солнца русские танки въехали на Валльштрассе и
1 Scheel, а.а.О., S. 145.


470
Вильгельм Тике
Зейдельштрассе и с большой дистанции, оставаясь недоступными для пан- церфаустов, начали обстреливать Ляйневебер-хауз, где засел отряд Бург- карта. Скоро фасад здания превратился в сплошное месиво из стальной арматуры с висящими на ней кусками бетона. Чтобы не оказаться погребенными под развалинами, отряд оставил здание и перебрался в угловой дом на Лейпцигер-штрассе. Отряд Цюльке, окопавшийся ранее в районе Герт- рауденбрюке, также был вынужден отступить и занять позицию на подступах к Нидервалльштрассе.
«Дневной свет затмевали темно-красные отблески пожара, — вспоминает обершарфюрер Цюльке. — Руины и остатки разрушенных стен производили призрачное впечатление в отсветах огня. Отряд укрылся в одном из подвалов. Едва солдаты собрались немного передохнуть, как под сводами послышалось шипение огненной струи огнемета. Мы бегом покинули подвал и попытались найти другой, подступы к которому охранялись бы. В это время старшина штабной роты «Норге» обершарфюрер Даннер принес горячую еду и сухой паек. Ему пришлось пробираться к нам от Нидервалльштрассе.
Ближе к полуночи, когда Даннер ушел, вдруг раздался адский шум. Посуда и сигареты полетели на пол. Руки потянулись к оружию. Все устремились наружу. Советские солдаты перебрались через улицу и уже карабкались по лестницам выгоревшего изнутри дома* Завязался ближний бой, в ход пошли ручные гранаты, пистолеты и автоматы. Отличить, кто друг, а кто враг, было невозможно. Мы спрыгнули в двустороннее укрытие и скрылись на Курштрассе. Позже подошли резервы и в ходе контратаки вновь отбросили советских назад.
Обороняющиеся и штурмующие опять стояли поч™ вплотную друг против друга. Русские были отчетливо видны в свете пожара. Прозвучал приказ: «Боевая группа «Норге», отойти к Курштрассе!» Мы оторвались от противника и по руинам добрались до нового рубежа обороны. Пока часть наших оставалась снаружи, следя за передвижениями противника, остальные скрылись в Подвале.
Я прижался к стене у одного из проломов. Неожиданно через другой пролом в стене внутрь запрыгнул русский, здоровенный парень. Он оказался прямо между нами. Один из наших, не потеряв хладнокровия, тут же скосил его из автомата. Русский упал прямо на нас и остался лежать. Отчаянный парень — ведь он пытался расправиться с нами! Мы обыскали его карманы и нашли несколько часов. Судя по знакам различия, он был в звании старшего лейтенанта».
В течение второй половины дня 29 апреля не менее яростные бои велись и на участке, за оборону которого отвечал генерал-майор Беренфенгер. Согласно русским источникам, 5-я ударная армия генерала Берзарина, продвигаясь вперед, к трем часам дня силами четырех полков захватила в ожесточенном бою здание городского управления полиции на Александер- платц. Артиллерия стреляла по его защитникам прямой наводкой. Вечером младший лейтенант Громов из 1-го батальона 1008-го стрелкового полка поднял красное знамя на крыше ратуши. Позже Громов получил звание Героя Советского Союза.
По мере того как положение защитников Берлина становилось все более безвыходным, из бункера имперской канцелярии все настойчивее звучали призывы к Венку и Штайнеру. Связь с окружающим миром поддерживалась с помощью единственного уцелевшего радиофургона из автомо¬


Падение Берлина
471
бильного парка фюрера, которым заведовал Кемпка. Но 29 апреля радиоконтакт неоднократно прерывался на несколько часов.
Во второй половине дня трем штабным офицерам рейхсканцелярии было приказано пробиться через окружение в штаб армии Венка и заставить его поторопиться. Этими тремя офицерами были Фрайтаг-Лорингхо- фен, Больдт и Вайс; позднее к ним присоединился также полковник фон Белов. Всем им удалось прорваться к Хафелю, а в последующие дни оттуда добраться до Эльбы и переправиться на западный берег (всем, кроме Вайса). Никто из них так и не явился к Венку.
Около 6 часов вечера штурмбанфюрер Кемпка, 13 лет прослуживший личным водителем Гитлера, в последний раз был вызван к фюреру. Гитлер выглядел спокойным и сосредоточенным, однако Кемпка подозревал, что он уже словно отгородился от земной жизни.
В 10 часов вечера Гитлер провел последнее совещание. Оно как нельзя более ясно показало всю безнадежность дальнейшей борьбы. Гитлер приказал Кребсу отправить радиограмму в ставку ОКВ с запросом, где сейчас находятся передовые отряды Штайнера и Венка. Вскоре после полуночи из Доббина в Мекленбурге пришел ответ от Кейтеля и Йодля, в котором говорилось, что:
1) передовые отряды Венка застряли южнее Швилов-зее;
2) по этой причине 12-я армия не может продолжать наступление на Берлин;
3) основные силы 9-й армии окружены;
4) корпус Хольсте был вынужден перейти к обороне.
Такова была жестокая реальность. Ни газета «Панцербер»1, ни высокопарные, тщательно отретушированные сводки командования не могли долго скрывать правду об истинном положении вещей. Генерал Вейдлинг еще раз попытался убедить Гитлера прорываться из Берлина. Но тот уже отгородился от жизни.
30 апреля радиостанция в Северной Германии передала сводку ОКВ, в которой описывались бурные события, происходившие в этот день в Берлине:
«Героическое сражение за центр столицы рейха продолжается с неослабевающей силой. В ходе ожесточенных уличных боев части всех родов войск вермахта, Гитлерюгенда и фольксштурма удерживают центр города. Это блестящий пример героизма германского солдата.
Продвижение противника, прорвавшегося вдоль Потсдамер-штрассе к Анхальтскому вокзалу и Шёнебергу, было остановлено отважными защитниками Берлина. Авиационные отряды, рискуя собой, доставляют новые боеприпасы гарнизону города.
На юге от Берлина наши дивизии, готовые прорвать окружение столицы рейха, противостоят большевистским войскам, которые несут тяжелые потери.
Между Берлином и Балтийским морем наши войска сомкнули фронт на линии Креммен — Нёйштрелитц — Нёйбранденбург — Анклам».
В то время как Германский рейх доживал последние дни, группа немецких коммунистов во главе с Вальтером Ульбрихтом уже прибыла из
1 Газета «Панцербер» («Бронированный медведь») выпускалась в после анис Дни войны для солдат, оборонявших Бор inn. пегу ;чрн' ->■
Шие воззвания Гитлера и \ ебГ>


472
Вильгельм Тике
Москвы в Берлин, чтобы взяться за управление страной и ее восстановление.
30 апреля русские еще раз бросили в бой все силы. Следующий день был всемирным праздником рабочего класса; в честь этого праздника, а заодно и для собственной славы русские военачальники приложили все силы для того, чтобы уже на следующий день доложить Сталину о победе. Вечером Жуков спросил Чуйкова (командующего 8-й гвардейской армией), сможет ли он 1 мая доложить Сталину о взятии Берлина. Чуйков сомневался, указывая на растущее сопротивление немцев.
В связи с недавним перераспределением зон действий между советскими фронтами в Западном Берлине и активизацией действий 1-го Украинского фронта против армии Венка натиск русских в районе Шарлоттенбур- га, который обороняла 18-я панцергренадерская дивизия, стал значительно слабее.
Зато на участке танковой дивизии «Мюнхеберг» все обстояло иначе. Здесь усилили наступление части 8-й гвардейской армии Чуйкова при поддержке танков 1-й гвардейской танковой армии. Тяжелые бои шли возле Церкви памяти Кайзера Вильгельма и Будапештской улицы. Очаг сопротивления на углу Нюрнбергер-штрассе не позволял русским приблизиться к мосту Корнелиусбрюке. Не менее жестокие бои разворачивались на Лют- цов-платц и вокруг мостов, расположенных к северу от нее. Командир танкового полка СС «Нордланд», стоявшего в Тиргартене, бросил в бой последние «Тигры» и четырехствольные зенитно-артиллерийские самоходные установки. При подъезде к Ландвер-каналу выстрелом советского танка «Иосиф Сталин» с противоположного берега был подбит «Тигр» ун- терштурмфюрера Муза (один из трех немецких танков). Экипаж не успел покинуть машину, когда взорвались находившиеся внутри боеприпасы. Затем прямым попаданием была подбита самоходная зенитная установка обершарфюрера Гуттмана. Сам Гуттман был ранен и доставлен своими солдатами в лазарет. Остальным экипажам повезло больше.
Обороняющихся поддерживали огнем стоявшие в Тиргартене пушки и полевые орудия, размещенные прямо в воронках от снарядов, и башня ПВО в Зоосаде. В ход шли последние снаряды.
Утром 30 апреля обершарфюрер Турк, командир «Королевского тигра» из 503-го тяжелого танкового батальона СС, стоявшего у здания Имперского банка, получил приказ немедленно отправиться на Потсдамскую площадь. Накануне Турк вместе с другим «Тигром», которым командовал Дирс, участвовал в обороне мостов через Шпрее у Замкового острова (Schlossinsel). В том бою его танк был выведен из строя, но за ночь экипажу удалось более или менее отремонтировать его. Исключительно благодаря искусству водителя «Тигр» Турка с трудом дополз до Потсдамской площади, где накануне держал оборону танк унтершарфюрера Дирса. Улица Са- арштрассе была сплошь загорожена подбитыми русскими танками. Другие все еще пытались прорваться к Потсдамской площади с юга. Экипажу танка, которым командовал Турк, было приказано не допустить их на площадь. Получив многочисленные повреждения, «Королевский тигр» Турка в этот день 30 апреля все же отстоял Потсдамскую площадь.
После того как русским удалось создать небольшой плацдарм на северном берегу Ландвер-канала, войска Чуйкова продолжали бои за Тиргартен и понемногу продвигались от Анхальтского вокзала к имперской канцелярии.


Падение Берлина
473
Солдаты дивизии «Шарлемань» и полицейские под командованием фене и Вебера вели бои на Саарландштрассе и Путткамерштрассе. Несколько раз танки «Т-34» из-за угла Вильгельмштрассе появлялись на Путткамерштрассе и обстреливали их позиции, находясь вне досягаемости для панцерфаустов. Французы окрестили этот бастион на углу двух улиц «Ви- льгельм-Путткамер-штрассе».
Здание компании «Герольд» оборонял отряд Шоллеса. Как и многие другие отряды и боевые группы, он представлял собой довольно разношерстное подразделение. В него входили солдаты полка «Данмарк», моряки, фольксштурмовцы и даже один член РАД. Не менее пестрым был и национальный состав — немцы, датчане и латыши.
Советские ударные группы не теряли времени даром, просачиваясь повсюду. Около 4 часов вечера, пробравшись подвалами домов по Путткамерштрассе, они захватили подъездную арку соседнего с «Герольдом» здания.
«Если мы не хотим погибнуть, — рассказывал после войны Шоллес, — мы должны отбить назад этот подъезд. Сначала забросали подъезд ручными гранатами. Затем предприняли контратаку, которая, правда, захлебнулась, так как русские открыли сильный заградительный огонь с заднего двора. Начали готовиться ко второй контратаке, которая должна была начаться с наступлением темноты. Для этого мы сделали пролом в стене. Мы собирались атаковать через правое крыло здания «Герольда» и задний двор.
Когда стемнело, русские попытались развить свой успех и ворвались в здание «Герольда». Вспыхнул бой, который вскоре распался на отдельные очаги. К полуночи русские попытались установить пулемет в проеме подъездных ворот. Но так как ночь освещалась заревом пожаров, мы заметили это, начали стрелять и быстро выбили их с новой позиции.
Сквозь брешь в стене впереди ударной группы я вбежал в длинную подворотню. Я открыл огонь из своей штурмовой винтовки. Русские бросились наутек. Мы — за ними. Наши моряки из группы прикрытия забрасывали ворота гранатами, пока ударная группа не подошла к ним вплотную. Я вбежал в ворота, уверенный, что внутри уже нет ни одного русского. Остальные немного отстали. Я был уже у самого выхода на Путткамерштрассе, бросил вперед ручную гранату и хотел выскочить на улицу, когда услышал выстрелы за спиной. Все произошло в какие-то секунды. В подворотне запели рикошетные пули. Моя левая нога вдруг отяжелела, из нее хлестала кровь. Я снова бросился в ворота прямо мимо русских, но через тридцать метров рухнул на землю. Ко мне подбежали трое наших и уволокли меня назад в подвал. Как такое могло случиться? Хотя я пробыл в подворотне довольно долго, от меня как-то ускользнул тот факт, что там были еще и боковые ходы.
Четверо солдат из 2-го батальона полка «Данмарк» ночью перенесли меня через развалины на станцию метро «Кохштрассе». Лестница была забита солдатами и гражданскими. Что случилось? Все говорили об отступлении. Но куда? Подошел Кристенсен. Я доложил ему о том, что произошло на Путткамерштрассе. Он сказал мне, что Гитлер, кажется, мертв. Потом он приколол мне на грудь Железный Крест I степени и сделал соответствующую запись в солдатской книжке. После этого он вышел, чтобы присоединиться к своей боевой группе.
Санитар перевязал меня. Четверо моряков на носилках перенесли меня на станцию метро «Центральная». Здесь тоже царила теснота. Ни коман¬


474
Вильгельм Тике
дного пункта дивизии «Нордланд», ни перевязочного пункта найти не удалось (они находились этажом ниже). Моряки поставили носилки на пол. Медсестра из Германского Красного Креста дала мне болеутоляющую таблетку и бутылку красного вина. Я поспешно выпил его и заснул».
В районе боев вокруг Шпиттельмаркта складывалась похожая ситуация. Русские не успели продвинуться далеко. По словам д-ра Крукенберга, 30 апреля он приказал заменить гренадеров на передовых позициях свежими резервами. С панцерфаустами наготове они ждали на передовой. Четыре наших танка из-за полученных повреждений не могли двинуться с места, но их пушки и пулеметы остались целы, поэтому они обеспечивали прикрытие. Остальные вечером отступили на новые позиции, на случай новых внезапных вылазок.
Крукенберг пытался добыть для солдат особое довольствие, чтобы хоть как-то поднять настроение войск. К его удивлению, к полуночи 1 мая бои и артиллерийский огонь заметно стихли, в том числе и на участке напротив здания Министерства воздушного транспорта.
Эта непривычная тишина наступила потому, что как раз в это время на участке Зейферта перед русскими появились немецкие парламентеры. Но Крукенберг узнал об этом только наутро 1 мая.
Последний мобильный резерв дивизии «Нордланд» составляли несколько БТРов из состава разведбатальона, которые сравнительно легко маневрировали среди руин и обломков на разрушенных улицах. Бронетранспортер унтершарфюрера Березняка из состава 3-й роты, которой командовал швед Перссон, был придан коменданту имперской канцелярии в качестве вестовой машины. Кроме того, в подчинение Монке был передан один из последних танков, «Тигр» под номером 314, сохранивший в целости гусеницы и пушку, которым командовал унтершарфюрер Дирс. Несколько дней назад «Тигр» Дирса был подбит в боях под Штраусбергом и перевезен в Берлин для ремонта. К тому времени, когда начались бои за Берлин, ремонт как раз был завершен, и танк вернулся в строй. Собственно, именно этим и объяснялось то, что танк Дирса остался одной из последних боеспособных машин в Берлине.
На востоке Берлина в течение 30 апреля продолжался штурм двух башен ПВО во Фридрихсхайне и Гумбольдтхайне. Генерал-майор Беренфен- гер перенес свой командный пункт в подвал одного из домов на Шиффбау- эрдамм. Здесь русским тоже удалось достаточно близко подойти к Александерплатц. Части советской 416-й стрелковой дивизии захватили Берлинский Замок и другие строения на Замковом острове.
На командный пункт 9-й парашютной дивизии в подвале театра на Шиффбауэрдамм поступали донесения одно мрачнее другого. Командир дивизии полковник Херман и начальник оперативного отдела, майор Генштаба Энгель были бессильны что-либо сделать. Силы дивизии были окончательно исчерпаны. По радио они связались с башней ПВО Гумболь- дтхайн и узнали, что русские уже захватили весь прилегающий к ней район. На соседнем участке слева русские готовились к штурму рейхстага. Около 10 часов утра появился врач из клиники Шарите и попросил направить всем подразделениям радиограмму открытым текстом, в которой территория клиники Шарите объявлялась бы зоной вне боевых действий. Профессор д-р Зауэрбрух официально обещал русским, что ни одному немецкому солдату также не будет позволено входить на территорию клиники.


Падение Берлина
475
Утром 30 апреля части 150-й стрелковой дивизии овладели так называемым «домом Гиммлера» на Кёнигсплатц. В четырехстах метрах от него находилась следующая цель — Германский Рейхстаг.
Начать штурм рейхстага готовились три батальона. В 10 часов утра артиллерия и минометы начали огневую подготовку к штурму. Руины рейхстага издалека напоминали крепость; многие окна и двери были специально заложены кирпичом.
Штурм начался в 10 часов 30 минут. Свинцовый дождь вынудил наступающих залечь. Загрохотали 20-мм и 37-мм орудия зенитной батареи подполковника Франца. К ней присоединились батареи Радлоффа и Рихтера. Но русские снова и снова поднимались в атаку, пядь за пядью отвоевывая территорию вокруг рейхстага. На помощь защитникам рейхстага был послан тот самый «Королевский тигр» с бортовым номером 314, который до этого времени оборонял Потсдамскую площадь и успел подбить еще несколько танков, наступавших со стороны Анхальтского вокзала (вдоль Са- арландштрассе).
Унтершарфюрер Дирс повел свой танк к Парижской площади, однако оказалось, что там нет обзора для стрельбы. Тогда Дирс перегнал танк к Опере Кроля. Здесь, позади земляного бункера, он нашел удобную позицию. Из-за земляных противовоздушных укрытий торчала только башня танка.
Между тем на противоположном берегу Шпрее показалось около дюжины русских танков, которые должны были обеспечивать поддержку пехоты при штурме рейхстага. «Королевский тигр» Дирса вступил в бой с ними, но расстояние было слишком велико, чтобы вывести из строя хотя бы один из них. Дирсу удалось лишь удержать их на некотором удалении от рейхстага, чтобы они не могли эффективно поддерживать штурмующих своим огнем.
После нескольких попыток 1-му батальону 756-го стрелкового полка под командованием капитана Неустроева удалось ворваться в здание рейхстага. При этом особенно отличилась рота Сьянова. После боев за каждое помещение и каждый этаж знаменосцы Егоров и Кантария водрузили красное знамя сначала на одном из пилонов первого этажа, так как им не удалось добраться до самого купола рейхстага. Тем не менее командир полка доложил о взятии рейхстага. Историк Эрих Куби в своей книге пишет, что это произошло в 12 часов 25 минут, а историк из ГДР Клаус Шеель указывает время 14 часов 30 минут. О том, как проходил штурм Рейхстага, сохранился рассказ полковника Зинченко, командира 756-го стрелкового полка:
«Мои солдаты сражались за каждую комнату. Но к 8 часам вечера не было достигнуто никакого успеха, да и положение оставалось для меня не ясным. Справа и слева по нам велся сильный фланговый огонь, связь между командным пунктом и солдатами внутри рейхстага прервалась. Поэтому я решил сам приблизиться к рейхстагу...
Для меня существовал только один приказ: Знамя должно быть установлено над рейхстагом. Тридцать минут спустя во главе оперативной группы полка я направился к рейхстагу. Я бежал так быстро, насколько возможно. Вокруг меня свистели пули. Наконец мы достигли нашей цели. Но я все еще не знал, чем закончился бой...
На первом этаже я разместил командный пункт, а затем установил связь с командиром дивизии. Я доложил ему, что нахожусь в рейхстаге.


476
Вильгельм Тике
Снова встал вопрос о знамени. Оно находилось уже внутри рейхстага. Я заверил командира дивизии, что я немедленно приму меры, чтобы водрузить знамя над куполом рейхстага.
Я приказал роте Сьянова расчистить дорогу к куполу. Остальным подразделениям было приказано ликвидировать последние очаги сопротивления. В 20 часов 50 минут время пришло. Над рейхстагом развевалось знамя победы.
После доклада генералу Шатилову я вышел на улицу, чтобы видеть красное знамя. Меня охватило чувство гордости. Наконец это было сделано. Это была окончательная победа над фашизмом»1.
Остается добавить, что, согласно советской военно-исторической литературе, в штурме рейхстага участвовали 380-й, 674-й и 756-й полки из состава 150-й стрелковой дивизии. Кроме командиров, принимавших участие в штурме рейхстага, высшие награды получили также сержанты Канта- рия и Егоров, водрузившие знамя. Снимок водружения знамени, который обошел весь мир, был сделан позже (не соответствует время суток, вместо ночи там день), на что первым указал еще историк Куби2.
В секторе «F» (Моабит и Зименсштадт), обороной которого руководил подполковник Эдер, действовали части 1-й польской армии (Сталин специально выделил ее для участия в штурме Берлина), которые переправились через Шпрее и продвинулись до Технического института в Шарлот- тенбурге. 2-я гвардейская танковая армия из-за водной преграды (реки Шпрее) могла оказать полякам лишь незначительную поддержку.
Вернемся теперь к событиям, которые происходили в это время в рейхсканцелярии и в высшем военном руководстве Германии.
После того как Гитлер отклонил предложение Вейдлинга прорываться из Берлина, генерал Вейдлинг 30 апреля в 10 часов утра созвал всех командиров участков на свой командный пункт в Бендлерблоке3. К тому времени Бендлерблок, недалеко от которого проходил Ландвер-канал, уже находился непосредственно в зоне боевых действий. Присутствовали все командиры, за исключением Беренфенгера, который, как выяснилось позднее, не получил радиограммы Вейдлинга. Монке и подчиненные ему командиры секторов, Зейферт и Крукенберг, также отсутствовали, так как их участок был подчинен непосредственно Гитлеру. В ходе совещания все командиры поддержали предложение Вейдлинга прорываться небольшими группами. Осуществление этого плана было предоставлено на усмотрение командиров. Срок: 30 апреля 1945 года. Прорыв предполагалось осуществить через Шарлоттенбург в направлении Науэна. Командиры участков получили свободу действий при условии, что будут прорываться вместе. Полковник Херман (9-я парашютная дивизия) получил соответствующие указания и для генерал-майора Беренфенгера, так как его командный пункт находился неподалеку от командного пункта 9-й парашютной дивизии. Около 13 часов совещание закончилось.
Примерно в 13 часов 45 минут в штаб Вейдлинга прибыл курьер из им¬
1 Fjodor Matweewitsch, wo bleibt die rote Fahne? // Volksarmee, Nr. 23 / 1965. Цит. no: Scheel, a.a.O. S. 147.
2 Kuby, a.a.O. S. 81.
3 «Бендлер-блоком» называли квартал на улице Бендлерштрассе (соединяющей Тиргартенштрассе и Лютцов-штрассе), где до 1945 года находились штаб-квартиры ОКВ и ОКХ. — Прим. ред.


Падение Берлина
477
перской канцелярии — радио и телефонная связь к тому времени не работали — и оставил генералу Вейдлингу письмо от Гитлера. Его содержание было следующим:
«Командующему Берлинским оборонительным районом генералу артиллерии Вейдлингу.
В случае нехватки боеприпасов или продовольствия для защитников столицы рейха я даю свое согласие на прорыв. Его следует осуществить небольшими группами, по возможности при взаимодействии с еще сражающимися войсками. Там, где произойдет прорыв, борьбу следует продолжать в лесах.
(Подпись) Адольф Гитлер».
Еще два часа спустя, в 15 часов 30 минут, Гитлер и Ева, урожденная Браун, ставшая его женой несколько часов назад, покончили жизнь самоубийством. Кемпка, Гюнше1 и Линге2 под сильным артиллерийским огнем вынесли оба трупа из бункера,.сложил и недалеко от входа, облили бензином и подожгли.
Последний приказ Гитлера, разрешающий защитникам Берлина прорваться из города, получил и генерал-майор Монке.
После смерти Гитлера Геббельс, Борман, Кребс и Бургдорф обсудили создавшееся положение. Геббельс и Кребс выдвинули план заключить перемирие с русскими, если им предложат совместные действия Германии с Советским Союзом. Геббельс, назначенный по завещанию Гитлера новым главой правительства, сначала хотел лишь выиграть время за счет этого, но по мере осознания всей безвыходности ситуации смирился. Таким образом, Борман и генерал Кребс фактически взяли бразды правления в свои руки.
В 18 часов 07 минут Борман отправил гросс-адмиралу Дёницу во Флен- сбург-Мюрвик радиограмму, в которой говорилось:
«Вместо бывшего рейхсмаршала Геринга фюрер назначает своим преемником Вас, герр гросс-адмирал. Письменное подтверждение полномочий уже выслано. Вам надлежит немедленно предпринять все необходимые меры, которые диктует сложившаяся обстановка».
И ни слова о том, что Гитлер мертв. Дёниц узнал об этом из другой радиограммы только в 14 часов 46 минут 1 мая 1945 года. Посланный к нему офицер с копией завещания Гитлера во Фленсбург так и не прибыл.
Тем временем на всех участках обороны началась подготовка к прорыву, назначенному на 22 часа.
Около 6 часов вечера на командный пункт Вейдлинга на Бендлершт- рассе прибыл посыльный из рейхсканцелярии, передавший Вейдлингу следующий приказ:
«Генералу Вейдлингу срочно явиться в имперскую канцелярию для доклада к генералу Кребсу. Все намеченные на 30 апреля мероприятия (прорыв) надлежит немедленно приостановить».
Вейдлинг и его начальник оперативного отдела майор фон Дуфвинг, еще не знавшие о смерти Гитлера, решили, что фюрер изменил свое решение. Захватив с собой карту с последними пометками, чтобы убедить Гитлера в бессмысленности дальнейшей обороны Берлина, Вейдлинг отпра¬
1 Г ю н ш е, Отто, штурмбанфюрер СС, адъютант Гитлера от СС. — Прим. ред.
2J1 инге, Хайнц, гауптштурмфюрер СС, личный камердинер Гитлера. — Прим. ред.


478
Вильгельм Тике
вился в рейхсканцелярию. Его сопровождали два офицера из его штаба. Путь лежал через руины домов и развороченные взрывами улицы. Им то и дело встречались немецкие солдаты, продолжавшие сопротивление. Основательно запыхавшись, они добрались до имперской канцелярии, где их уже ждали. Кребс отвел Вейдлинга в комнату Гитлера. Там его дожидались Геббельс и Борман.
Кребс рассказал о смерти Гитлера. Однако Вейдлингу было приказано пока молчать об этом, чтобы не посеять панику в войсках. Маршал Жуков уже был проинформирован по радио о смерти Гитлера. Полковнику Зей- ферту было приказано установить контакт с командующим русскими войсками на его участке и оговорить место, где Кребс сможет пересечь передовую линию, чтобы начать переговоры с советским командованием. Целью переговоров должно было стать заключение перемирия на то время, пока не будет сформировано новое правительство рейха. Только тогда можно будет вести речь о капитуляции.
Геббельс должен был стать рейхсканцлером, Борман — министром иностранных дел1, д-р Зейсс-Инкварт — министром внутренних дел, а фельдмаршал Шёрнер — военным министром.
Вейдлинг, все еще находившийся под впечатлением от услышанного, заметил, что русское командование не пойдет на это, так как победа Красной Армии и так уже предопределена. Он был единственным, кто назвал вещи своими именами: русские не согласятся на перемирие, а только на капитуляцию. Геббельс, с самого начала враждовавший с Вейдлингом, резко возразил ему и потребовал немедленно остановить подготовку к прорыву и начать переговоры, как он сам представлял их себе.
Солдаты, сражавшиеся на руинах Берлина, в конце концов просто перестали понимать, что к чему: сначала им приказали готовиться к прорыву, а теперь все отменялось!
В 20 часов 30 минут генерал-майор Беренфенгер прибыл на командный пункт 9-й парашютной дивизии в подвале театра на Шиффбауэрдамм и потребовал, чтобы офицер связи из штаба дивизии, лейтенант Кох, немедленно соединил его по телефону с рейхсканцелярией. Ему ответил Геббельс. О смерти Гитлера он не обмолвился ни словом. Беренфенгер спросил, почему был отменен приказ о прорыве, добавив, что он не сможет удержать своих людей на позициях. Геббельс сказал, что это нельзя объяснить в двух словах. Он заклинал Беренфенгера, чтобы тот любой ценой удержал свой участок обороны. Фюрер щедро вознаградит его за это. Сейчас грядут события исторического значения. Беренфенгер понял, что все расспросы бесполезны, и пообещал, что удержит свой участок.
Тем временем в рейхсканцелярию прибыл полковник фон Дуфвинг, который должен был сопровождать генерала Кребса, отправлявшегося к русским.
Подполковник Зейферт, руководивший обороной западного сектора правительственного квартала Берлина, связался по радио с русскими и договорился о месте, где немецкие парламентеры смогут пересечь передовую. Но, когда Зейферт попытался миновать свой собственный рубеж обороны,
1 Согласно политическому завещанию Гитлера предполагалось, что Борман станет министром по делам партии, а пост министра иностранных дел займет бывший министр финансов рейха, граф Шверин фон Крозигк. — Прим. ред.


Падение Берлина
479
его солдаты остановили его. Слово «измена» в те дни было у всех на устах. Там, где Зейферт пытался пересечь передовую, стояли латыши из 15-го фу- зилерного батальона 15-й дивизии СС1. Их перебросили в Берлин в последний момент, поручив им оборону западного сектора правительственного квартала. Успокоить войрка удалось лишь с большим трудом.
В ночь на 1 мая, между двумя и тремя часами ночи, на передовой у Потсдамского моста появился солдат с белым флагом. За ним следовали генерал Кребс, полковник фон Дуфвинг и латышский оберштурмфюрер Нейландс в качестве переводчика. За мостом их уже ждали русские. Их доставили на батальонный командный пункт 102-го гвардейского стрелкового полка 35-й гвардейской стрелковой дивизии. Об их прибытии сразу же было доложено по телефону в штаб 4-го стрелкового корпуса Глазунова (из состава 8-й гвардейской армии). Оттуда пришло распоряжение незамедлительно пропустить парламентеров.
Командный пункт 8-й гвардейской армии находился в одном из жилых домов на кольце Шуленбург в пригороде Берлина Темпельхоф. Немецких парламентеров принял командующий 8-й гвардейской армией генерал-полковник Чуйков. Кребс доложил ему о цели своего визита. Чуйков позвонил командующему фронтом маршалу Жукову. Тот направил на командный пункт Чуйкова своего заместителя, генерала армии Соколовского, и сообщил по телефону Сталину. Сталин приказал: «Передайте Соколовскому, никаких переговоров, кроме безоговорочной капитуляции, ни с Кребсом, ни с другими гитлеровцами не вести»2.
Кребс остался ждать ответа. Полковнику фон Дуфвингу было разрешено вернуться, чтобы доложить Геббельсу об условиях русских и установить прямую телефонную связь с имперской канцелярией. Правда, последнее так и не было сделано: сопровождавший Дуфвинга русский офицер был убит залпом с немецкой стороны. Только к 12 часам дня фон Дуфвинг возвратился в Темпельхоф и доложил, что Геббельс хочет переговорить с генералом Кребсом, прежде чем принимать какое-либо решение.
Услышав то, что переводил Чуйкову его переводчик, Кребс вмешался, желая вникнуть в то, что говорилось. Он неплохо понимал по-русски, так как несколько лет служил помощником германского военного атташе в Москве генерала Кёстринга.
Около 5 часов вечера Соколовский доложил маршалу Жукову: «Что-то хитрят они. Кребс заявляет, что он не уполномочен решать вопрос безоговорочной капитуляции. Этот вопрос, по его словам, может решить только новое правительство Германии во главе с Дёницем. Кребс добивается перемирия якобы для того, чтобы собрать в Берлине правительство Дёница. Ду¬
1 Официально она называлась «15-й гренадерской дивизией войск СС (латышской)» (15.Waffen-Grenadier-Division der SS, lettische Nr. 1). Между «дивизиями СС» (Divisionen der SS) и «дивизиями войск СС» (Divisionen der Waffen-SS) существовала большая разница, так как первые формировались из «чистокровных немцев», а вторые — из представителей различных «негерманских», в том числе и совершенно «неарийских», национальностей. (Примером могут служить 33-я (французская) гренадерская дивизия войск СС «Шарлемань», один батальон которой участвовал в обороне Берлина, или 29-я (русская) и 30-я (белорусская) гренадерские дивизии войск СС, в начале 1945 года преобразованные в 1-ю и 2-ю дивизии Русской освободительной армии Власова (РОА)). — Прим. ред.
2 Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. С. 632.


480
Вильгельм Тике
маю, нам следует послать их к чертовой бабушке, если они сейчас же не согласятся на безоговорочную капитуляцию»1.
Таким образом, выход оставался один: безоговорочная капитуляция! Когда к 10 часам вечера безоговорочная капитуляция так и не была принята, боевые действия возобновились.
Немецких парламентеров доставили назад: к 2 часам дня 1 мая они снова были в рейхсканцелярии.
Позднейшее свидетельство Вейдлинга, согласно которому переход линии фронта происходил на участке дивизии «Нордланд», не соответствует действительности. На самом деле парламентеры пересекли передовую в западном секторе обороны правительственного квартала, что впоследствии подтвердил сам командир сектора подполковник Зейферт, получивший от Кребса задание пропустить их, о чем другие — д-р Крукенберг и Монке — узнали лишь позднее.
В связи с переговорами в первой половине дня 1 мая боевые действия в основном были прекращены. Так как немецкая сторона не дала ответа, в 10 часов 40 минут вечера, по словам Жукова, русские снова открыли ураганный огонь по центральной части города, которая еще находилась в руках немцев. Советские бомбардировщики на бреющем полете принялись бомбить башню ПВО в Зоосаде. Артиллерия, минометы и «сталинские органы» вновь обрушили на головы обороняющихся шквал снарядов, мин и ракет.
Части 18-й панцергренадерской дивизии, «Гитлерюгенда» и фольксштурма продолжали удерживать в своих руках Имперский стадион, Весткрёйц и Халензее. В районе станции Халензее гауптшарфюрер Шольте на своем «Королевском тигре» из 1-й роты 503-го танкового батальона СС (танкового полка «Нордланд») подбил пять русских танков. Накануне, 30 апреля, этот же «Тигр» подбил здесь один русский танк (при этом его командир, унтершарфюрер Семик, был ранен). Таким образом, этот «Тигр» уже имел на своем счету 28 подбитых русских танков (за период с февраля по май 1945 года)2.
Генерал-майор Раух еще раньше приказал удерживать мосты через Хафель, которые были необходимы на случай прорыва на запад, но к 1 мая из них оставался пригодным лишь один пешеходный мост (возле железнодорожного моста) в Шпандау. Военный автомобильный мост был взорван. К северу от него, в ратуше Шпандау, находились позиции русских. Цитадель Шпандау и башня Юлиустурм к тому времени уже были окружены.
1 мая части 18-й панцергренадерской дивизии, включая и остатки артиллерии, начали прорыв по Шпандаускому мосту. Некоторым машинам, несмотря на сильный артобстрел, удалось прорваться на запад. К вечеру перед мостом образовалась длинная автомобильная пробка, которая к ночи стала еще длиннее.
Танковая дивизия «Мюнхеберг» была оттеснена русскими к Зоосаду. Командный пункт дивизии разместился в «Аквариуме». Бои шли на Буда- пестер-штрассе, у станции «Зоосад», вокруг Имперской кассы и небольшого здания Государственного театра. «Тигр» унтерштурмфюрера Шэфера из 1-й роты 503-го танкового батальона СС (танкового полка «Нордланд») обеспечивал огневую поддержку, подбив в этом бою несколько русских
1 Жуков Т.К. Воспоминания и размышления. С. 632.
2 Сообщение стрелка танка Тиби (рукопись в собственности автора).


Гитлер во время своего посещения Восточного фронта в марте 1945 года.
Будущий преемник Гитлера гросс-адмирал Дёниц на командном пункте 1-й дивизии морской пехоты
Командующий группой армий «Висла» генерал-полковник Готтхард Хайнрици.


Генерал Хассо фон Мантейфель, командующий
3-й танковой армией.
Генерал Теодор Буссе, командующий 9-й армией.
Генерал Вальтер Венк, командующий 12-й армией.
Генерал
Феликс
Штайнер,
командующий
«армейским
соединением
Штайнера».
Генерал артиллерии Хельмут Вейдлинг, последний командующий Берлинским
оборонительным районом.


Крепость
Кюстрин,
апрель 1945 г.
Счетверенное
зенитное
орудие
на Одере.
Огневая
позиция
немецкой
артиллерии
на Одерском
фронте.


Офицеры 1-й роты 560-го истребительно- противотанкового батальона СС особого назначения обсуждают итоги прошедшего боя.
Самоходная противотанковая установка «Хетцер», которая в последние годы войны составляла хребет пехоты и обеспечивала ей огневую поддержку.


Райтвайнские высоты. Отсюда маршал Жуков и его командующий армией Чуйков начали наступление на Берлин.
«Райтвайнский нос» (Райтвайнер Назе), 1979 год.


Маршал Жуков, командующий 1-м Белорусским фронтом.
Генерал армии Чуйков, командующий
8-й гвардейской армией.
Генерал армии Берзарин, командующий 5-й ударной армией и первый советский комендант Берлина.


Позиции советской артиллерии на подступах к Берлину.
Пленные немецкие солдаты в окрестностях Берлина.


Немецкое легкое зенитное орудие, приспособленное для борьбы с танками в ходе оборонительных боев под Берлином.


Эвакуация раненых и гражданского населения с Анхальтского вокзала незадолго до вступления советских войск в Берлин.
Последние бои за Берлин. Поврежденный немецкий танк устанавливается на одной из улиц Берлина в качестве неподвижной огневой точки.


Следы недавних боев у одного из мостов через Шпрее в Берлине.
Берлин в апреле 1945 года, Ландвер-канал и Галльские ворота.
$


2 мая 1945 года. Раненые немецкие солдаты, эвакуированные из отеля «Адлон» на Парижскую площадь из-за пожара (как считали, пожар возник в винном подвале отеля из-за того, что русские шумно праздновали взятие Берлина).
Здание рейхстага, которое было взято штурмом советскими солдатами 30 апреля 1945 года (снимок сделан в мае 1945 года).


Бронетранспортер дивизии СС «Нордланд», брошенный на Шоссе-штрассе во время прорыва из Берлина 2 мая 1945 года.
Последние защитники Берлина сдаются в плен.


Немецкие солдаты переходят Эльбу по мосту у Тангермюнде, чтобы сдаться в плен американцам.


Лесничество Хаммер. Здесь состоялось последнее совещание командиров частей
9-й армии перед прорывом из «Хальбского котла». С тех пор оно служит символом и напоминанием для каждого солдата.


Солдатское кладбище в лесу под Хальбе. Здесь похоронены тысячи солдат, погибших во время боев в «Хальбе ком котле» и при попытке прорыва.
На монументе, возведенном в их память, выбиты слова: «Мертвые призывают живых жить в мире».
Одна из многих братских могил, где похоронены неизвестные немецкие солдаты.


Берлин: район Вайдендаммского моста и Гумбольдтхайн. Прорыв 2 мая 1945 г.
19*1084


482
Вильгельм Тике
танков. Остальные части дивизии «Мюнхеберг» окопались вокруг противовоздушного убежища Зоосада (Зоо-Бункера). Против них выехало 10 или 15 русских танков. Орудия ПВО, установленные вокруг бункера, не давали русским приблизиться. Последние пять танков дивизии составили своего рода мобильную группу, которую бросали туда, где возникала угроза прорыва. Церковь памяти Кайзера Вильгельма и ее окрестности находились в руках русских. Командир дивизии, саксонский помещик генерал-майор Муммерт, в третий раз за время боев в Берлине был ранен, но даже с перевязанной рукой предпочел остаться на передовой во главе своих солдат.
В западном секторе центра Берлина, обороной которого руководил подполковник Зейферт, русским противостояли латыши из 15-й дивизии СС, немецкие полицейские, французы из дивизии «Шарлемань» и солдаты из полка СС Анхальта (после гибели штандартенфюрера Анхальта командование им принял штурмбанфюрер Валь). Русские прорвались к Потсдамскому вокзалу, откуда они могли простреливать Потсдамскую площадь. Французы из дивизии «Шарлемань» были вытеснены с Путткамерштрассе и заняли новую позицию на Принц-Альбрехт-штрассе перед зданием Министерства воздушного транспорта. Некоторые из французов в этот день подбили из панцерфаустов свой пятый или шестой танк, а оберштурмфюрер Вебер довел свой счёт подбитых танков до тринадцати.
В обороне Потсдамской площади участвовал «Королевский тигр» обер- шарфюрера Турка. В течение ночи обороняющиеся слышали со стороны Саарландштрассе непрестанный лязг гусениц. Русские оттаскивали свои подбитые танки и выводили на передовую новые. 1 мая в районе Хелльвер- дена танк Турка получил сильные повреждения. Сверхдлинная пушка «Тигра» сделала ответный выстрел. В этот момент второй снаряд русских разнес правую гусеницу «Тигра», повредив также один из стальных катков и превратив его в неподвижную мишень. Посоветовавшись с экипажем, Турк решил вернуться в Тиргартен за помощью. На свое счастье, ему удалось найти унтершарфюрера Пиллера с танковым тягачом. Они отправились на Потсдамскую площадь, где взяли обездвиженный «Тигр» на буксир и оттащили его в район рейхсканцелярии. После экстренного ремонта, который занял три часа, танк Турка, хотя и с трудом, вновь смог сам двинуться с места. Правда, управлять можно было только левой гусеницей. Но даже в таком состоянии танк смог вернуться на Потсдамскую площадь и занять позицию между дзотом и входом в метро. Спустя какое-то время экипаж узнал, что их спаситель Пиллер был тяжело ранен и вместе со своим танковым тягачом попал в плен.
Возле станции надземки Кохштрассе русским противостояли солдаты полка «Данмарк». Въезд на Лейпцигер-штрассе со стороны Шпиттельмар- кта, как и накануне, блокировали солдаты полка «Норге».
На участке Беренфенгера фронт рушился. Части 5-й ударной армии прорвались к станции «Биржа» и оттуда обстреливали Вайдендаммский мост. Обе башни ПВО, Фридрихсхайн и Гумбольдтхайн, продолжали сопротивление. Поэтому русские предпочли просто обойти их, не желая нести бессмысленные потери буквально перед концом войны. В районе Пре- нцлауер-Берг по-прежнему держала оборону боевая группа караульного полка «Великая Германия» под командованием майора Лендорфа.
Часть подразделений 9-й парашютной дивизии стояла на Рейнхардшт- рассе, остальные — на Парижской площади и в северной части Тиргартена, которую обороняли также солдаты полка СС Анхальта. Русские вступили в


Падение Берлина
483
Тиргартен с севера и в некоторых местах вышли к магистрали «Восток — Запад». В это время здесь как раз находился «Королевский тигр» унтершар- фюрера Дирса с бортовым номером 314, который попеременно поддерживал огнем защитников рейхсканцелярии и северного Тиргартена. Заняв удобную позицию возле Оперы Кроля, он с дальнего расстояния подбил несколько русских танков. По данным автора, к 1 мая в Берлине из более или менее боеспособной бронетехники оставалось три «Королевских тигра» и еще шесть танков и штурмовых орудий из состава 11-го танкового разведывательного батальона СС «Нордланд» (командир — штурмбанфюрер Заальбах). Некоторые из них не могли передвигаться самостоятельно, хотя их вооружение оставалось в полном порядке, поэтому их врыли в землю в качестве неподвижных огневых точек на нескольких наиболее важных участках.
После того как парламентеры в два часа дня вернулись из Темпельхофа, в бункере Гитлера состоялось новое совещание. Геббельс, Борман, генералы Кребс и Вейдлинг обсудили предложенные русскими условия. Геббельса и Бормана они не устраивали, но, когда Кребс и Вейдлинг еще раз подчеркнули, что продолжение борьбы бессмысленно, те подавленно замолчали.
Геббельс все еще пытался противиться неизбежному и послал к русским еще одного парламентера от себя лично, чтобы объявить предложения Кребса утратившими силу, и объявил о возобновлении боевых действий, но это как-то потонуло в череде других событий.
Генералы Кребс и Бургдорф (шеф-адъютант Гитлера и начальник кадрового управления вермахта) предпочли застрелиться.
В 15 часов 15 минут 1 мая из рейхсканцелярии Дёницу была отправлена еще одна радиограмма:
«Вчера, в 15.30, фюрер умер. Согласно завещанию от 29 апреля Вы назначаетесь президентом рейха... Время и форма сообщения для прессы и обращения к войскам — на Ваше усмотрение...»
Генерал Вейдлинг и его начальник штаба полковник фон Дуфвинг провели в имперской канцелярии почти всю вторую половину дня, чтобы быть в распоряжении Кребса и Геббельса. Вокруг царило подавленное настроение. Кребс и фон Дуфвинг во время своей поездки в Темпельхоф могли лично убедиться в том, что русские стянули в Берлин огромное количество танков и артиллерии. Во время обратной дороги им намеренно не стали завязывать глаза, как полагается парламентерам. Кребс предоставил Вей- длингу свободу действий для подписания капитуляции.
В семь часов вечера Вейдлинг попрощался с Кребсом, Бургдорфом и Геббельсом. Он напрасно пытался разыскать бригадефюрера Монке, чтобы, по его собственным словам, «узнать о его дальнейших планах». «Мне так и не удалось его найти», — констатировал он1.
Примерно в то же время Кребс и Бургдорф оба застрелились в своих комнатах в бункере имперской канцелярии. Геббельс и его жена Магда, чтобы расстаться с жизнью, вышли в сад рейхсканцелярии, перед этим отравив шестерых своих детей. До сих пор неизвестно, как именно они ушли из жизни — с помощью яда, пистолета или того и другого (как Гит¬
1 Weidling, Der Kampf umBerlin. S. 173.


484
Вильгельм Тике
лер), или им помог кто-то третий1. Когда все было кончено, адъютант Геббельса Швегерман облил их трупы бензином и поджег.
В подвалах и подземных переходах рейхсканцелярии и бункера Гитлера толпилось множество народу. Заявление Бормана, что прорыв остается последним шансом, разнеслось по подземельям подобно пожару и вызвало панику. Все, кто мог бежать, изъявили готовность присоединиться к прорыву. Тех раненых солдат, кто остался в подземном лазарете рейхсканцелярии под присмотром санитаров и медсестер во главе с профессорами Вернером Хаазе (хирургом) и Эрнстом-Гюнтером Шенком (терапевтом), впереди ждали лишь неизвестность и плен.
В семь часов вечера генерал-майор Монке созвал «важное командное совещание». Генерал-майор д-р Крукенберг явился точно в назначенное время. Еще в прихожей командного пункта Монке, в одном из подвалов рейхсканцелярии, Крукенберг встретил бывшего командира дивизии «Нордланд» генерал-майора Циглера. От него он узнал, что Гитлер и Геббельс со всей своей семьей мертвы. На Крукенберга это известие подействовало как удар молнии, он совершенно не был готов к этому. Циглер, находившийся под арестом в бункере рейхсканцелярии еще с 25 апреля, рассказал также, что наступление Венка провалилось и все надежды на переговоры с западными союзниками лопнули.
В 20 часов 45 минут наконец появился Монке. Его сопровождали шеф Гитлерюгенда Аксман и несколько офицеров СС.
Монке обрисовал собравшимся офицерам драматические события последних 36 часов. После этого он обратился с вопросом к д-ру Крукенбер- гу, как старшему по званию из присутствующих офицеров, намерен ли он продолжать оборону центра города? Крукенберг ответил отрицательно. Тогда Монке заявил, что считает по-прежнему в силе приказ генерала Вей- длинга о прорыве из Берлина небольшими группами. О положении на других участках обороны Монке не мог сказать ничего, так как связь была непостоянной, а события развивались слишком быстро. Он предложил прорываться по Вайдендаммскому мосту на северо-запад — в сторону Ораниенбурга и Нёйруппина.
Это последнее командное совещание Монке вызвало у многих чувство подавленности. У некоторых же, напротив, слова Монке пробудили решимость во что бы то ни стало вырваться из Берлина. Циглер заявил Крукен- бергу, что он будет прорываться из города вместе со своей бывшей дивизией. Год спустя после этого Монке скажет: «Мы договорились с генералом Вейдлингом, что капитуляция должна вступить в силу не позднее утра 2 мая, чтобы для осуществления нашего мероприятия — а прорыв был назначен на 23 часа — мы имели в своем распоряжении целую ночь. Вейдлинг выполнил это соглашение»2.
В то время как Монке сколачивал в подвалах рейхсканцелярии группы для прорыва, которые должны были начать покидать здание в 23 часа с интервалом в 20—30 минут, направляясь от рейхсканцелярии в сторону станции «Фридрихштрассе», Крукенберг собрал на своем командном пункте на
1 По свидетельству Елены Ржевской, которая служила военным переводчиком в штабе 3-й ударной армии и лично присутствовала при опознании трупов и опросе свидетелей, Геббельс и его жена покончили с собой с помощью цианистого калия. — Прим. ред.
2 O’Donnell, Bahnsen. Die Katakombe, Stuttgart 1975. S. 256.


Падение Берлина
485
станции метро «Центральная» командиров боевых групп. Он пересказал им все то, что услышал от Монке. Всем боевым группам дивизии «Нордланд» было приказано в 23 часа сняться со своих позиций, оставив небольшое прикрытие, и небольшими группами с интервалом в 20 минут начать отход. Сбор боевых групп был назначен на станции метро «Фридрихштрассе». Сам Крукенберг должен был ждать их на Альбрехтштрассе, чтобы разведать ситуацию и оттуда повести отдельные группы дальше.
Правда, в плане Крукенберга было одно противоречие: большинство командиров боевых групп едва успели узнать его в лицо, а то и не знали вовсе, так как он командовал дивизией всего 6 дней. Поэтому им предстояло действовать на свой страх и риск.
* * *
В ночь с 1 на 2 мая 1945 года начался последний акт грандиозной драмы обороны Берлина. Многие историки впоследствии пытались проследить события последних часов обороны Берлина и пути отдельных прорывавшихся из города групп. Многолетние исследования с привлечением всех доступных источников позволили автору прийти к выводу, что это просто невозможно. Участники этих событий в своих описаниях представляют их только со своей ограниченной точки зрения. Но лишь немногие из этих людей были хорошо информированы о положении в целом.
Следует отметить, что в эти часы в Берлине царил абсолютный хаос. Многие отряды были полностью предоставлены самим себе и либо вовсе не получали приказов сверху, так как вестовые просто не могли пробиться к ним, либо получали их с запозданием в несколько часов, в течение которых ситуация успевала кардинально измениться. Однако были и такие офицеры и командиры, которые в этот трудный час сознавали всю ответственность за судьбы своих солдат и на свой страх и риск вели их на прорыв. При каждой отчаянной попытке прорыва, сталкиваясь с новыми препятствиями со стороны противника, отряды распадались на еще более мелкие группы, что, в свою очередь, позволило им почти беспрепятственно выбраться из Берлина.
А что же русские? Они сражались — и праздновали 1 мая. Разумеется, в последние часы перед победой никто не хотел умирать. В некоторых районах Берлина противники сами, неосознанно, без предварительной договоренности прекращали огонь, что на военном языке зовется перемирием. И только благодаря этому обстоятельству многим немецким отрядам удалось беспрепятственно вырваться из Берлина.
* * *
Следовавшие буквально один за другим и часто противоречившие друг другу приказы этих последних двух дней, а также почти полный выход из строя телефонных линий и радиосвязи, — все это сводило на нет возможности генерала Вейдлинга как командующего обороной Берлина. Часто вестовые или ординарцы, посланные к тому или иному командиру участка, не могли добраться до цели или погибали в пути. В такой ситуации нет ничего удивительного в том, что остатки дивизий все более сплачивались вокруг своих командиров и делали то, что считали нужным.
Когда генерал Вейдлинг и полковник фон Дуфвинг вечером 1 мая вернулись из рейхсканцелярии на свой командный пункт в Бендлер-блоке,


486
Вильгельм Тике
они еще раз обсудили со своим штабом сложившуюся ситуацию и пришли к выводу: необходимо прекратить кровопролитие и подписать капитуляцию! Но Вейдлинг хотел сначала выслушать мнение других командиров и именно поэтому пригласил их к себе.
После того как командир 1-й зенитно-артиллерийской дивизии и комендант башни ПВО Зоосада генерал-майор фон Зюдов 1 мая бесследно исчез, его обязанности принял на себя полковник Вёлерман, начальник артиллерии Берлинского оборонительного района. В 8.30 вечера ему позвонили из штаба Вейдлинга (после длительного перерыва связь вновь восстановилась) и вызвали на командный пункт для совещания. Проделав довольно долгий путь по развалинам берлинских улиц, Вёлерман наконец явился к Вейдлингу на Бендлерштрассе.
Последнее совещание состоялось в 10 часов вечера. В кабинете Вейдлинга собралось около ста офицеров, унтер-офицеров и солдат. Генерал изложил им события последних суток и сказал, что он намерен подписать капитуляцию. В заключение он предоставил каждому право самостоятельно сделать свой выбор. Полковники фон Дуфвинг и Рефьор ознакомили всех с планом предстоящей капитуляции. После этого все разошлись, глубоко взволнованные.
Ни Вейдлинг, ни Вёлерман в своих воспоминаниях не указывают точно, кто из командиров участков присутствовал на этом последнем совещании. По всей видимости, никто. В мемуарах Ханса Рефьора упоминаются лишь отставные генералы Вейташ и Шмидт-Данкварт, которые в последние дни присоединились к штабу Вейдлинга. Из этого можно предположить, что командиры участков не получали последних приказов и распоряжений командующего и волей-неволей были вынуждены действовать на свой страх и риск.
«Ночью 2 мая, в 1 час 50 минут, — пишет маршал Жуков, — радиостанция штаба берлинской обороны передала и несколько раз повторила на немецком и русском языках: «Высылаем своих парламентеров на мост Бис- маркштрассе1. Прекращаем военные действия»2.
Это радиопередатчик башни ПВО Зоосада вышел на связь с ближайшим русским штабом с предложением возобновить переговоры. Вёлерман поручил выступить в качестве парламентера подполковнику Якоби.
Тем временем полковник фон Дуфвинг со множеством приключений добрался до командного пункта русской гвардейской дивизии, занимавшей район Шёнеберг3, и передал русскому полковнику предложение Вейдлинга о капитуляции. Из запросов высших штабов русских можно было понять, что они согласны, чтобы генерал Вейдлинг прибыл для подписания капитуляции. 2 мая, в 5 часов утра, генерал Вейдлинг в сопровождении генералов Вейташа и Шмидт-Данкварта прибыл к условленному месту. По импровизированному подвесному мосту, перекинутому между сохранившимися опорами старого моста, они переправились через Ландвер-канал. Из штаба русской дивизии их доставили в штаб-квартиру Чуйкова в Темпельхоф.
1 Здесь Жуков ошибается. На самом деле упоминалась Потсдамская площадь, а не Бисмаркштрассе. — Прим. автора.
2Жуков Т.К. Воспоминания и размышления. С. 633.
3 Маршал Советского Союза Г.К. Жуков пишет в своих воспоминаниях, что это была 47-я гвардейская стрелковая дивизия. — Прим. ред.


Падение Берлина
487
* * *
Вечером 1 мая оберштурмфюрер Биркендаль-Хансен, командир 8-й роты полка «Данмарк», заболевший желтухой, пробирался к командному пункту дивизии «Нордланд», чтобы заодно узнать там последние новости. Ходили слухи о смерти Гитлера и о предстоящем прорыве. Но датчанину Биркендаль-Хансену так и не удалось узнать никаких подробностей. Каждый отсылал его то туда, то сюда, и в конце концов он был вынужден вернуться в Тиргартен, где стоял обоз полка «Данмарк». Здесь он встретил немецкого майора, который рассказал ему о плане прорыва и даже показал предполагаемое направление на карте. Биркендаль-Хансен собрал своих людей из обоза. Взяв с собой только личное оружие и самые необходимые вещи, они присоединились к немецкому майору. Но у бункера Зоосада произошла перестрелка. Некоторые потерялись или направились в другую сторону. Они пересекли Шарлоттенбург и с наступлением утра были уже в Шпандау.
* * *
Обершарфюрер Турк со своим наполовину «парализованным» танком вечером 1 мая все еще находился на Потсдамской площади. Экипаж танка был встревожен непривычной тишиной. Радиосвязи со штабом батальона давно уже не было. Турк направился к станции метро «Потсдамская площадь», чтобы разузнать последние новости. Станция подземки была переполнена гражданскими. От одного из немногих солдат экипаж узнал, что Гитлер мертв, что ночью будет предпринята попытка прорыва по Вайден- даммскому мосту и что поблизости стоит несколько подразделений фольксштурма, «Гитлерюгенда» и саперов. Турк предложил саперам сбиться в группу вокруг его танка, а фольксштурмистам и гитлерюгендовцам посоветовал разойтись по домам. Заодно Турк узнал от саперов, что неподалеку от рейхсканцелярии стоят два слегка поврежденных БТРа. Они отправились туда, и им удалось завести один из них. С наступлением ночи они двинулись в направлении Вайдендаммского моста. Но они не успели уйти далеко. Бронетранспортер влетел в воронку от снаряда и безнадежно застрял там. Саперам пришлось бросить машину. По туннелю метро добрались до станции «Фридрихштрассе», где присоединились к другой группе прорывающихся.
* * *
Уцелевшие солдаты штабной и 3-й рот батальона Гратволя из состава танкового полка СС «Нордланд» избрали для прорыва путь через Шпандау. Несколько дней назад штурмбанфюрер Гратволь отправился искать свою ремонтную роту в районе Дёберитца, но тут кольцо окружения вокруг Берлина замкнулось, и он так и не смог вернуться назад. До этого дня остатки штабной и 3-й рот несли охрану южной части Тиргартена. Ремонтные отделения помогали им чинить подбитые танки. К тому времени командир батальона оберштурмбанфюрер Кауш был ранен и отправлен в лазарет, находившийся в подвале имперской канцелярии. А после того, как ранили и командира роты МТО оберштурмфюрера Флека, командование был вынужден взять на себя военный врач, гауптштурмфюрер д-р Лотце. Сейчас уже трудно сказать, насколько прорыв был скоординирован со штабом


488
Вильгельм Тике
другого батальона танкового полка «Нордланд», стоявшего в западной части Тиргартена, и с командиром 503-го танкового батальона СС, штурмбан- фюрером Херцигом. Предположительно, предложение прорываться в сторону Шпандау обсуждалось с генерал-тмайором Муммертом, командиром танковой дивизии «Мюнхеберг», и с генерал-майором Раухом, командиром 18-й панцергренадерской дивизии, которые обороняли район Имперского стадиона и Весткрёйца.
С наступлением темноты последние танки и машины танковой дивизии «Мюнхеберг» двинулись в сторону Шпандау. Фронт в Тиргартене и Шар- лоттенбурге распался. Танки, машины и пешие группы солдат по магистральному шоссе «Восток — Запад» и Шпандауской набережной двигались на запад.
Гауптштурмфюрер Лотце вел остатки батальона Гратволя. Его водитель, роттенфюрер Ленер, на своем грузовике старательно объезжал препятствия. За ним ехали танк Pz-IV (его командиром был обершарфюрер Прондка) из 3-й роты и две самоходные четырехствольные зенитные установки под командованием гауптшарфюрера Шрамма. Замыкали колонну солдаты артиллерийского полка СС «Нордланд», бросившие свои орудия в Тиргартене, перед тем выведя их из строя. В этой же группе находились обершарфюрер Кипп из штаба танкового полка «Нордланд» и норвежец унтерштурмфюрер Селнес.
По пути к ним присоединились штаб 503-го тяжелого танкового батальона СС во главе с штурмбанфюрером Херцигом и военным врачом, гауп- тштурмфюрером д-ром Каппелем, а затем два «Королевских тигра» под началом унтерштурмфюрера Шэфера и гаупшарфюрера Шольте, до этого вечера оборонявшие станцию Халензее.
Остатки 18-й панцергренадерской дивизии и боевой группы Маррека из членов «Гитлерюгенда» также последовали за ними. Когда на востоке занялась заря нового дня, 2 мая, этот бесконечный поток машин достиг Шарлоттенбургского моста в Шпандау. Но здесь на их пути встало препятствие. Русские создали здесь сильный заградительный рубеж, их пехота, танки и артиллерия полностью контролировали все подступы к мосту.
Маршал Жуков в своей книге «Воспоминания и размышления» упоминает о попытке прорыва около 20 немецких танков. Правда, он пишет, что это было 1 мая, вскоре после наступления темноты. Очевидно, речь идет именно об этой попытке прорыва. Жуков приказал тогда принять все меры, чтобы остановить их продвижение, так как подозревал, что в этой колонне может находиться кто-то из высшего военно-политического руководства рейха. Так попытка прорыва к Шпандау вылилась в один из наиболее крупных и кровопролитных боев.
* * *
Ровно в 23 часа 1 мая генерал-майор Монке со своей группой прорыва пустился в путь. В эту группу входило около 20 человек, в том числе штурмбанфюрер Гюнше, гауптштурмфюрер Клингемайер, врач д-р Шенк, вице-адмирал Фосс, посланник Хевель, секретарши фюрера Юнге и Кристиан, повариха Манцали и секретарша Бормана Крюгер. Пробираясь среди руин и по туннелям метро, им удалось добраться до станции «Фридрихштрассе». Оттуда по переулку Шлютерштег они вышли к руинам Шиф- фбауэрдамм и дальше, в район Штеттинского вокзала.


Падение Берлина
489
До сих пор не ясно, действительно ли группа Монке первой покинула имперскую канцелярию. Известно лишь, что нервозность и паника, царившие в подземельях рейхсканцелярии, заставили многих выступить, не дожидаясь назначенного срока. Интервалы между выходами групп также не соблюдались, они покидали рейхсканцелярию буквально одна за другой.
Рассказывает писарь из штаба дивизии «Нордланд» штурмман Венг- хауз:
«К вечеру 1 мая я получил приказ моего командира, генерал-майора войск СС Циглера, немедленно явиться к нему для дальнейших распоряжений. В последние дни я был прикомандирован к штабу Монке в качестве связного и поэтому, по мнению Циглера, лучше всех знал окрестности. Я должен был вывести из имперской канцелярии на север небольшую группу людей. Из них я знал лично только старшего писаря оперативного отдела дивизии «Нордланд» обершарфюрера Илльнера.
Чтобы наше исчезновение из подвалов имперской канцелярии не было замечено (так как Циглер формально все еще находился под арестом), мы не воспользовались известными мне входами и выходами. Вместо этого Циглер провел нас на этаж ниже, снова по подземным переходам, вверх по лестнице, потом снова по подземным переходам и, наконец, в комнату, где находился телефонный коммутатор. Через эту комнату, мимо телефонисток, которые продолжали свою работу, мы прошли к широкому проему в противоположной стене. Мы столкнули в проем стол и стул, а затем выкарабкались наружу сами».
Далее Венгхауз подробно описывает их путь на север. Когда группа добралась до угла улиц Вильгельмштрассе и Фоссштрассе, он уже сам мог точно сориентироваться.
В сотне метров от этого места находился один из входов на станцию метро «Потсдамская площадь», откуда они колонной по двое двинулись к станции надземки «Унтер-ден-Линден». Путь был долгим. Через пробоины от бомб в туннель порой просачивались отблески пожаров. На станции «Фридрихштрассе» они поднялись на поверхность. Там все было относительно спокойно. Циглер пошел вперед на разведку, а потом, вернувшись, повел нас за собой.
Они спустились к Шлютерштегу, который пересекал Шпрее к западу от Вайдендаммского моста. Железный мостик был всего около метра шириной и использовался только железнодорожным персоналом.
«Справа от нас находилась станция, — продолжает свой рассказ Венгхауз, — можно было даже явственно различить очертания Вайдендаммского моста. Слева открывался отличный вид на реку Шпрее, которая светлой лентой выделялась на фоне темноты. Вокруг ночь озарялась огнем пожаров. Пройдя по мостку и перешагнув через колючую проволоку, мы по железной лесенке поднялись наверх, к набережной Шиффбауэрдамм. Там мы были уже около полуночи»1.
Выбравшись на набережную, группа Циглера скрылась среди руин на северном берегу Шпрее. Дальше предстоял более трудный путь на север — через развалины, подвалы, задние дворы и сады. По дороге им встретилось лишь несколько человек, которые, так же как они, избрали для бегства северное направление.
1 Машинописная рукопись В. Венгхауза о прорыве из Берлина. Копия в собственности автора.


490
Вильгельм Тике
Подобный же путь проделали и другие группы беглецов из рейхсканцелярии, в том числе группа д-ра Крукенберга, который решил начать свой путь со станции метро «Центральная».
Остатки полка СС Анхальта, которым теперь командовал штурмбанфюрер Валь, собрались в подвале виллы Геббельса на Парижской площади. Около 11 часов вечера они, разбившись на небольшие группы, стали пробиваться из Берлина. В одной из последних групп находились ординарец унтерштурмфюрер Трибель, гауптшарфюрер Кнопф и обершарфюрер Ва- кес. По воспоминаниям, оставленным самим Трибелем, группа добралась до шахты входа в туннель надземки1. Пройдя метров триста на запад, они на всякий случай выпустили пару пулеметных очередей в глубь туннеля. Но все было спокойно. По одной из шахт они поднялись на поверхность и направились по рельсам в сторону станции «Фридрихштрассе». Туннель надземки здесь был полон солдат и гражданских, которые хотели покинуть Берлин. То тут, то там мерцали огоньки карманных фонариков, кто-то кого-то окликал по имени, желая удостовериться, что группа в сборе. Но туннель от станции «Фридрихштрассе» был забран решеткой. Пришлось вернуться на станцию. В это время в окрестностях станции все еще было относительно спокойно. Из дневника Трибеля непонятно, каким образом группе удалось перебраться через Шпрее. Упоминается лишь, что у них случилось две небольших перестрелки вблизи клиники Шарите и на вокзальном перроне (возможно, это был Штеттинский вокзал). На рассвете 2 мая группа добралась до Гумбольдтхайна. Продолжив свой путь на север, они неожиданно попали под обстрел и потеряли друг друга. Дальше каждый выбирался на свой страх и риск.
* * *
Кто может описать душевное состояние раненых, которые были вынуждены остаться в городе? Они испытывали страх, жуткий страх перед тем, что с ними будет. Слухи о жестокостях русских в отношении раненых, медсестер, санитаров и врачей только подогревали этот страх. Именно этот неприкрытый страх гнал вперед тех раненых, кто еще мог хоть как-то ковылять или ползти. Их следы теряются в подвалах и убежищах. Безнадежных раненых врачи пытались избавить от физических и душевных мучений, но шприцев и сывороток не хватало. Чтобы унять самую невыносимую боль, обычно хватало морфия.
Эти страхи постепенно прошли, когда стали известны случаи, что русские обходятся с ранеными вполне корректно и человечно. Это заставило многих понять: русские тоже люди! Отдельные злоупотребления и эксцессы состояли лишь в чрезмерном употреблении спирта.
Унтершарфюрер Шоллес из полка «Данмарк» был ранен в ночь на 1 мая во время боя в здании фирмы «Герольд». Оттуда его срочно доставили в госпиталь на станции метро «Центральная», где о нем позаботились сестры Красного Креста. Чтобы унять боль, ему дали бутылку красного вина, которое он выпил почти одним глотком. После этого он заснул от переутомления.
1 Берлинская надземная железная дорога (S-Bahn) в некоторых местах проходит под поверхностью земли. — Прим. ред.


Падение Берлина
491
«Я не знал, как долго я спал, — рассказывал годы спустя Шоллес, — но когда я проснулся, в ушах у меня снова звучало это жуткое слово: «Уходим!» Никто не знал, что произошло. Все куда-то бежали, хотя отступать было некуда. Сзади, впереди, справа, слева и даже, наверное, наверху, на улице, — везде были русские. Все бежали на север.
Я же беспомощно лежал на носилках и просил, умолял, чтобы меня взяли с собой. Мимо пробежали двое наших вестовых-мотоциклистов из полка «Данмарк». Они не хотели бросать меня в беде, позвали двух других ребят и потащили меня к выходу. По дороге они нашли какую-то вагонетку, уложили меня на нее и покатили по рельсам метро. На станции «Французская улица» они опустили меня на землю. Опять остановка. Я уже не чувствовал боли и скоро снова уснул».
* * *
В 10 часов вечера 1 мая командир дивизии СС «Нордланд» на своем командном пункте на станции метро «Центральная» отдал последние распоряжения. В 11 часов всем было приказано оставить позиции и собраться на станции «Фридрихштрассе» для прорыва. В 12 часов ночи за ними должны были последовать остальные отряды, прикрывавшие отступление. Командиры участков разошлись, чтобы в свою очередь передать указания командира своим подчиненным.
Карабкаясь через руины, вестовые помчались к Шпиттельмаркту, Цим- мерштрассе и Кохштрассе, один за другим скрываясь в подвалах, битком набитых солдатами и гражданскими.
В одном из подвалов в районе Шпиттельмаркта вестобой зачитывал имена солдат полка «Норге». Вызванные должны были пойти с ним, как они думали, для участия в прорыве, хотя это оказалось заблуждением. Остальные не должны были знать о том, что готовится прорыв. Они покинули подвал, и ночь поглотила их.
Обороной площади Шпиттельмаркт в течение последних двух дней руководил штурмбанфюрер Бергфельд, адъютант бывшего командира дивизии, генерал-майора войск СС Циглера. 25 апреля он явился в рейхсканцелярию вместе с Циглером. После того как его командир был помещен под арест, Бергфельд выполнял различные поручения при штабе Монке, например, занимался разведкой местности для планировавшегося контрнаступления в районе Анхальтского вокзала. В последние дни из-за нехватки командиров Бергфельду пришлось возглавить боевую группу, состоявшую в основном из солдат полка «Норге». Штурмбанфюреру Тернедде было поручено руководить всем восточным сектором дивизии «Нордланд». Теперь, следуя инструкциям Крукенберга, Тернедде обеспечивал отрыв от противника. Около 11 часов вечера Тернедде со своим БТРом, который прислал ему специально для прорыва штурмбанфюрер Заальбах из разведбатальона, напротив здания Имперского банка следил за отходом войск.
Сбор отрядов для прорыва проходил в подвалах Имперского банка между Нидерваллыитрассе и Курштрассе. Там уже было полно солдат и гражданских, которые смотрели на вновь прибывающих без особого энтузиазма. Большинство выглядели грязными, оборванными, лица покрыты сажей, под опаленными бровями призрачно поблескивали глаза. Одну за другой смолили сигареты. Магазины наполнены, карманы набиты ручны¬


492
Вильгельм Тике
ми гранатами. Наконец, снова разбившись на мелкие группы, они двинулись к выходу.
Путь лежал через горы щебня и битого кирпича, мимо сгоревших остовов машин, мимо трупов солдат и гражданских. Из темноты тут и там, как пальцы призраков, торчали куски искореженной арматуры. На Ун- тер-ден-Линден и на других улицах повсюду валялись брошенные машины и мебель из квартир. Догорали руины домов. Приглушенные крики, слова команд. Гуськом отряд проследовал к зданию Государственной оперы «Ун- тер-ден-Линден». Здесь — последний привал. Сейчас они представляли собой просто толпу солдат всех родов войск, но какие-то признаки воинской дисциплины еще сохранялись. Здесь же солдаты дивизии «Нордланд» впервые услышали о смерти Гитлера. (По словам д-ра Крукенберга, о смерти фюрера и о прорыве было решено не сообщать до 10 часов вечера, чтобы избежать паники.)
Штурмбанфюреры Тернедде и Бергфельд находились в здании Имперского банка. Бергфельд запрыгнул на БТР Тернедде. Решив, что все отряды уже прошли, они тоже двинулись к сборному пункту на станции «Фридрихштрассе», где Бергфельд принялся искать свою группу.
...Тем временем отряд унтершарфюрера Бургкарта, еще ничего не подозревая, занимал позицию на Дёнхоффплатц. Вестовой, сообщивший им ужасную весть об отступлении, смог добраться до них только поздним вечером. Он передал им, что сам только слышал о предстоящем прорыве. Отряд спешно оставил позицию, причем по пути несколько человек сразу же исчезли, и больше их никто не видел. В скором времени с Бургкартом осталось только пять солдат из разных частей и две девушки из БДМ, выполнявшие роль связных.
Девушки, хорошо знавшие местность, повели отряд в направлении Фридрихштрассе. Унтер-ден-Линден им пришлось обходить, так как там уже были русские, которые поспешили занять оставленные позиции. Попав под артобстрел, отряд рассыпался, и когда Бургкарт наконец добрался до станции, с ним оставались всего трое солдат и одна девушка.
...Обершарфюрер Гауль спрыгнул со своего танка (из разведвзвода танкового полка «Нордланд»), вкопанного в землю на углу Хелененштрассе и Доротеенштрассе на манер маленькой крепости. Вместе с остальными членами экипажа, включая водителя унтершарфюрера Эверта и радиста, Гауль направился к сборному пункту.
К тому времени в подземный переход к станции «Фридрихштрассе» уже было не протолкнуться.
...«Королевский тигр» унтершарфюрера Дирса, до последнего отбивавшийся от русских танков возле Оперы Кроля, вечером отступил к станции метро «Унтер-ден-Линден», где командиру передали приказ о прорыве. Дирс повел свой танк к месту сбора. Там уже собрались три или четыре танка и самоходки из танкового полка «Нордланд». Позже подъехали еще восемь бронетранспортеров из разведывательного батальона дивизии. Прошло еще какое-то время, пока танки смогли проехать сквозь толпу людей. «Королевский тигр» Дирса первым пересек Вайдендаммский мост и остановился в стороне, чтобы в случае необходимости прикрыть двигавшуюся следом колонну бронетехники. Затем по мосту прошли остальные танки, самоходки и бронетранспортеры. За ними сразу же устремилась людская масса.


Падение Берлина
493
Штурмбанфюреры Тернедде и Бергфельд пытались поддерживать хоть какой-то порядок среди людей, чтобы организовать их для прорыва. Рейхе- югендфюрер1 предлагал Тернедде взять отряд «Гитлерюгенда» в качестве авангарда прорыва, но он отказался и предложил лучше отпустить мальчишек по домам. Раненого командира танкового полка «Нордланд» оберш- турмбанфюрера Кауша погрузили на один из БТРов под надзором военного врача д-ра Бартака.
Прорыв должен был начаться ровно в полночь. Люди рвались вперед. Танковые заграждения, установленные на мосту перед началом обороны Берлина, теперь мешали своим же танкам. Отчаянный вояка унтершарфюрер Дирс, уроженец Аммерланда, предложил снести заграждение на своем «Королевском тигре». Для этого ему необходим разбег, так как заграждение из прочного кирпича. Все это заняло некоторое время, так как задние танки должны были расчистить место для разбега, а толпа людей мешала им отъехать назад.
До сих пор со стороны русских все было тихо. Но вдруг впереди справа, где-то на Цигельштрассе или Йоханнисштрассе, зарево пожаров выхватило из темноты призрачную сцену. Русские ждали их! Немцы не знали, что части 5-й ударной армии и 3-й гвардейской танковой бригады (11-го корпуса) уже заняли станцию «Биржа», Ораниенбургер-штрассе, Цигельштрассе и Йоханнисштрассе. Передовые наблюдатели артиллерии нацелили батареи на Вайдендаммский мост и его окрестности. Минометы также были подготовлены к бою и наведены на цели. Но русские в этот день праздновали 1 мая, и именно поэтому район вокруг Вайдендаммского моста так и не подвергся обстрелу.
Незадолго до часа ночи 2 мая (точное время неизвестно) «Королевский тигр» Дирса с бортовым номером 314, высоко подняв пушку и разогнавшись, на скорости врезался в каменное противотанковое заграждение. Вслед за ним сразу устремилась толпа людей.
За «Тигром» последовала колонна остальной бронетехники. Толпа солдат, которая ждала в переходе к станции «Фридрихштрассе», пришла в движение. Со стороны русских — опять никакой реакции.
«Королевский тигр» Дирса набрал ход в полной уверенности, что первое дело сделано. Внезапно выше по Цигельштрассе, впереди и чуть правее от них, грохнул выстрел. Стальной колосс вздрогнул от попадания снаряда. Правый броневой щиток отвалился, вслед за ним полетели решетка радиатора, буксировочный трос, шанцевый инструмент и несколько солдат, сидевших на броне. Но «Тигр», не останавливаясь, промчался вперед — прямо к огромной воронке. Командир танка и наводчик кричали изо всех сил, и только перед самой воронкой водитель заметил ее. Резко повернув танк влево, он снес несколько пожарных гидрантов и уличных фонарей, но все же успел объехать ее. Танк благополучно вырулил на середину улицы и снова набрал скорость.
Эта бешеная гонка закончилась у нового противотанкового заграждения. Унтершарфюрер Дирс высунулся из люка, чтобы осмотреться. Вокруг все было как будто спокойно. Вдруг по левую руку от него мелькнула голова человека. Дирс выхватил пистолет, но быстро понял, что это немецкий
1 То есть шеф «Гитлерюгенда» Аксман. — Прим. ред.


494
Вильгельм Тике
офицер. Он оказался водителем, прежде возившим многих высокопоставленных лиц из окружения Гитлера и к тому же хорошо знавшим город. Он предположил, что русские их «накрыли» где-то справа за Вайдендаммским мостом, а увидев танк, сразу же вскарабкался на него. Теперь у Дирса был свой лоцман. «Тигр» откатился немного назад, повернул направо и углубился в лабиринт маленьких улочек. Где-то между двумя и тремя часами ночи он остановился у колонки, где женщины набирали воду. От них Дирс узнал, что недавно к северу отсюда прошла немецкая колонна.
* * *
В то время, когда «Королевский тигр» Дирса еще только мчался к Вай- дендаммскому мосту, русские на Йоханнисштрассе и Цигельштрассе тоже не дремали. Они открыли по колонне огонь из всех стволов. Дирсу просто повезло, что его машина успела проскочить первой. Следовавшая прямо за ним самоходка была подбита. Остальные танки и БТРы оказались в ловушке. Пехота вела огонь из домов по правой стороне улицы. Среди домов там же мелькали вспышки выстрелов орудий, танков и минометов, хотя их самих не было видно. Начался хаос. Бронетранспортер штурмбанфюрера Тернедде получил снаряд буквально «в задницу». Другой бронетранспортер, в котором находился раненый оберштурмбанфюрер Кауш, оказался погребенным под рухнувшей стеной дома. Сам Кауш был снова ранен и потерял сознание. Д-р Бартак помог перенести Кауша во временный лазарет в гостинице «Адлон» и там сразу же был вынужден прооперировать его подручными средствами.
Стоны раненых тонули в шуме перестрелки. Повсюду рвались гранаты, лежали убитые. (В этой же самой колонне из Берлина пытались вырваться Борман и некоторые другие бывшие обитатели рейхсканцелярии.) Уцелевшие повернули назад. Некоторые побежали вдоль Шиффбауэрдамм. Другие бросились направо, чтобы укрыться в «мертвой зоне». Обершарфюрер Гауль и еще двое солдат из экипажа его танка (их «Тигр» остался стоять на углу Хелененштрассе и Доротеенштрассе) сумели через руины добраться до подвала клиники д-ра Бергмана на Цигельштрассе. Вскоре они обнаружили, что все окрестности уже кишат русскими, и решили затаиться.
На Фридрихштрассе, по всей видимости, пробиться не удалось никому. Оставшиеся спорили, как быть дальше. В переходе и на самой станции еще оставалось полно народу. Казалось, что их стало даже больше. Они ждали, но только чего?
Штурмбанфюрер Тернедде попытался собрать своих людей — по крайней мере тех, кто находился рядом и кого он знал в лицо. Он объявил им, что теперь каждый должен пробиваться из города самостоятельно, на свой страх и риск.
* * *
Как уже говорилось выше, восстановить весь ход событий, разворачивавшихся после этой первой попытки прорыва в промежуток времени между часом и двумя часами ночи от станции «Фридрихштрассе» до Гумболь- дтхайна, практически невозможно. Те, кому посчастливилось выжить этой ночью, по-разному указывали время и место драмы. Да и кто станет запоминать названия улиц и смотреть на часы, когда речь идет о выживании? В


Падение Берлина
495
рассказах очевидцев события этой ночи распадаются на мелкие кусочки, в зависимости от того, где и когда находился в этот момент рассказчик. Но из этих кусочков иногда складывается довольно интересная мозаика. Другое дело, насколько получившаяся в итоге картина соответствует действительным событиям?
Все говорит о том, что «Королевский тигр» Дирса пробил противотанковое заграждение на Вайдендаммском мосту и ехал на большой скорости, пока не остановился перед следующим заграждением. Возможно, это было заграждение на Шоссештрассе, но сам Дирс не знал этого. Он точно помнил лишь то, что, когда он наткнулся на новое заграждение, позади него уже не было ни одной машины. То, что происходило потом, по воспоминаниям Дирса, уже было непосредственно связано с более крупными историческими событиями.
Нельзя исключать того, что несколько машин (танк Pz IV, самоходное орудие или самоходная зенитная установка) все же успели пробиться и последовать за «Тигром» Дирса на значительном расстоянии. Русские захватили станцию «Биржа» 1 мая. Оттуда до улиц Цигелыитрассе и Йоханнис- штрассе, как и до угла Ораниенбургерштрассе и Фридрихштрассе, всего пара сотен метров. По-видимому, это был главный участок, где русские попытались задержать прорывавшихся.
Второй по значимости участок простирался вдоль Шоссештрассе от казарм Майкэфер до кольцевой автодороги, где расположена станция Вед- динг. Моабит русские заняли еще несколько дней назад, так же как и кольцевую дорогу, двинувшись оттуда на восток и на юг. Они не успели захватить только районы Гезундбруннен, Гумбольдтхайн и Фридрихсхайн, так как башня ПВО в Гумбольдтхайне со своими пушками все еще контролировала все окрестности.
Вернемся же теперь снова к рассказам самих очевидцев этих событий...
* * *
Унтершарфюрер Березняк из 3-й роты 11-го танкового разведывательного батальона СС «Нордланд», как уже было сказано выше, с 28 апреля вместе со своим бронетранспортером был прикомандирован к штабу Монке. Машина Березняка и два других БТРа использовались для доставки приказов и донесений и для поддержания постоянной связи между разными секторами и участками.
Когда начался прорыв, Березняк на своем БТРе направился сразу же к Вайдендаммскому мосту. Но ехавшая впереди самоходка была подбита и загорелась. По обеим сторонам улицы лежали развалины, и объехать пылающую машину не было никакой возможности. В это время началась перестрелка. Русская артиллерия обстреливала район моста. Везде царила неразбериха.
Машина Березняка была оснащена 47-миллиметровой зенитной пушкой, которую он подобрал во Фрайхайде под Массовом. Из нее экипаж БТРа «чихнул» пару раз по оконным проемам на правой стороне Фридрихштрассе, откуда стреляли русские. Непрошеные попутчики, облепившие БТР, сразу спрыгнули или попрятались. Стоило мелькнуть новой вспышке на правой стороне улицы, как экипаж открывал по ней огонь. Здесь, у Вайдендаммского моста, БТР расстрелял почти весь свой боезапас — 500 снарядов. Ствол зенитки раскалился от стрельбы.


496
Вильгельм Тике
Возле станции «Фридрихштрассе», и особенно в подземном переходе, толпилось множество народу. Нужно было двигаться дальше, но подбитое самоходное орудие все еще пылало, загораживая дорогу. Березняк расстрелял целый магазин пушки в надежде ускорить неизбежный конец самоходки, спровоцировав взрыв боеприпасов внутри нее. Никакого толку. Самоходка горела еще долго.
* * *
...Тем временем несколько групп, прорывавшихся из имперской канцелярии, включая и группу генерал-майора Крукенберга, миновали клинику Шарите и вышли к Инвалиденштрассе. По дороге к группе Крукенберга присоединились некоторые солдаты дивизии «Шарлемань», в том числе оберштурмфюрер Вебер.
* * *
Между двумя и тремя часами ночи 2 мая самоходка, подбитая на подступах к Вайдендаммскому мосту, наконец выгорела дотла. Перестрелка к тому времени также поутихла, только периодически раздавались отдельные выстрелы. Унтершарфюрер Березняк, задремавший от переутомления, был разбужен своим водителем, штурмманом Сцекерихом. Быстро поняв, что к чему, Березняк спросил водителя:
— Как думаешь, Ханс, проедем?
— Со мной ты проедешь хоть к черту! — ответил Сцекерих.
Эти несколько реплик как нельзя лучше выразили то взаимное доверие, существовавшее между командиром и водителем, которые умели понять друг друга даже в самом отчаянном положении. Это было настоящее солдатское товарищество в лучшем смысле этого слова. Березняк, медлительный и неуклюжий румынский немец, только ответил:
— Тогда поехали, Ханс!
Бронетранспортер двинулся с места, и за ним следом поползли остальные машины. По словам Березняка, там было от 10 до 15 машин, в том числе еще два БТРа — из 1-й и из 5-й рот их батальона.
То, что происходило около 3 часов ночи от Фридрихштрассе до казарм Майкэфер, представляет собой еще одну мозаичную картину из обрывков воспоминаний очевидцев. Колонна машин на полной скорости мчалась по Фридрихштрассе,на север. Вдруг откуда-то справа по ним начали стрелять. Передовые машины успели проскочить и благополучно свернули на Ора- ниенбургер-штрассе. Несколько машин были подбиты, загородив дорогу остальным, которым пришлось остановиться.
Бронетранспортер унтершарфюрера Шпринта из шведского взвода 3-й роты разведбатальона «Нордланд», оснащенный минометом, получил прямое попадание прямо в капот. БТР по инерции прокатился еще несколько метров вперед, пока мотор не замолк. Радиатор дымился. Рядом с ним затормозил бронетранспортер Березняка. Шпринт не хотел бросать машину и попросил товарищей по роте взять ее на буксир. Березняк мигом подогнал свой БТР к машине Шпринта спереди и подцепил ее тросом. Это случилось где-то на Фридрихштрассе между поворотами на Ораниенбур- герштрассе и Инвалиденштрассе.


Падение Берлина
497
* * *
...Штурмман Венгхауз тем временем вместе с группой Циглера обходными путями без происшествий добрался до района Музея естественных наук на Инвалиденштрассе. Вот что рассказал он о событиях на Шоссешт- рассе.
Группа Циглера выбралась на Шоссештрассе, которая вела на север. Здесь, в районе Майкэферских казарм, она наткнулась на противотанковое заграждение, но с левого края в нем удалось обнаружить лазейку. Отряд быстро проскочил мимо заграждения и продолжил путь.
Внезапно из домов с правой стороны улицы по ним был открыт сильный винтовочный и пулеметный огонь. Венгхауз, Циглер и другие бросились к правой стороне, чтобы укрыться в «мертвой зоне». Затем короткими перебежками бросились вверх по улице от одного подъезда к другому и остановились только в 100 метрах от главных ворот Майкэферских казарм. Все попытки приблизиться к пулеметным гнездам с правой стороны улицы не увенчались успехом. Противникам оставалось только забрасывать друг друга ручными гранатами. Было около половины третьего ночи. Вдруг послышался лязг гусениц. Со стороны Майкэферских казарм появилась самоходка и заняла позицию на Шоссештрассе. (По словам Венгхауза, это была самоходная зенитная установка, вооруженная счетверенными пушками.) После первых же нескольких залпов зенитки на улице на какие-то несколько минут воцарилась тишина. Отряд Циглера, часть которого уже разбежалась, попытался проскочить дальше по улице, но при первом же движении противник вновь открыл огонь. Вдобавок в бой вступили русские минометы.
Тут кто-то крикнул: «Улица свободна для наших танков!»
Самоходка, которая вела огонь уже на протяжении 15 минут, отъехала назад. Вместо нее на улицу выкатился танк. Его пушка была обращена в сторону верхних рядов окон, откуда велся обстрел улицы.
Вдруг прогремел взрыв, и всю заднюю часть танка охватило пламя. Венгхауз заметил, что экипаж все-таки успел покинуть машину. Потерь среди солдат, окружавших танк, также, по всей видимости, не было. Из обрывков фраз, доносившихся до него, Венгхауз понял, что по танку стреляли из панцерфауста сзади, со стороны противотанкового заграждения. Причем это сделали свои же, не разобравшись в обстановке и приняв их за противника. Сзади крепился запасной бак с бензином, именно он и взорвался. Ярко вспыхнув в последний раз, пламя погасло.
* * *
Неизвестно, были ли как-то связаны события, о которых рассказал Венгхауз, с первым и вторым прорывами по Вайдендаммскому мосту. Во всяком случае, это вполне вероятно.
В ходе второго прорыва унтерштурмфюреру Шварку на своем БТРе из состава 5-й роты разведбатальона «Нордланд», вооруженном 75-мм укороченной пушкой, удалось вырваться на Шоссештрассе. По его собственным словам, он поранил лодыжку, перебираясь через противотанковое заграждение, пока его БТР объезжал его. Внезапно он услышал звуки перестрелки. Шварк заскочил в один из подъездов, его люди последовали за ним. На лестничной клетке с верхней площадки по ним начали стрелять. Все бро¬


498
Вильгельм Тике
сились в угол, но это не спасло. Шварк был единственным, кто остался в живых под горой трупов. В числе погибших был и его старшина, гауптшар- фюрер Фин.
* * *
О перестрелках в районе Шоссештрассе и Штеттинского вокзала, несколько раз внезапно вспыхивавших и так же внезапно прекращавшихся, рассказали многие очевидцы. Именно там многие отряды, до сих пор пробивавшиеся вместе, распались и потеряли друг друга из виду.
Генерал-майор Крукенберг в своих воспоминаниях пишет, что пальба на Шоссештрассе заставила его группу еще дальше отклониться на восток в надежде проскользнуть через Гезундбрунне в Панков, а оттуда — в Витте - нау.
Через развалины его группа вышла к Брунненштрассе, где попала под минометный обстрел и распалась.
Примерно тем же путем направились и несколько групп, пробивавшихся из рейхсканцелярии, в числе которых была и группа Циглера.
* * *
Штурмбанфюрер Бергфельд после первой неудачной попытки прорыва вдоль Шиффбауэрдамм побежал на запад. (Примерно в этом же направлении успела свернуть одна из самоходок в сопровождении толпы людей.) Здесь, в районе Альбрехтштрассе, Бергфельд столкнулся с группой Циглера — своего бывшего командира, у которого служил адъютантом, пока Циглер не был помещен под арест. Не долго думая, Бергфельд присоединился к группе.
Во время боя на Брунненштрассе группы Монке, Циглера, Крукенберга и несколько других были вынуждены разделиться. Прорывающиеся пересекли Брунненштрассе возле Штеттинского вокзала.
«Циглер и я, — вспоминает Бергфельд, — отделились от группы и задними дворами по Брунненштрассе стали пробираться на север. Уже начинало светать. У входа в один из подвалов мы увидели старика, который наблюдал за происходящим на улице. Поскольку мы не знали точно, в какую сторону идти и где находится противник, то решили обратиться к нему и уточнить дорогу. Мы договорились через 15 минут встретиться у того же входа в подвал, а потом выбрать наилучший путь.
Когда в назначенное время я вернулся, то увидел у входа в подвал тяжело раненного Циглера. Говорить он уже не мог. Я позвал двух стариков из подвала (который был полон женщин, детей и пожилых людей) и попросил помочь мне позаботиться о Циглере. Но после короткого осмотра стало ясно, что он уже мертв. Я объяснил им, кем был этот человек, и оставил им его документы, попросив, чтобы при случае они передали их властям. Я же продолжил путь на север».
Монке, Крукенберг и Вебер из дивизии «Шарлемань» тоже утверждали, что были свидетелями смерти Циглера. Это вполне возможно, так как тем утром многие из солдат пытались прорываться через задние дворы Брунненштрассе. Все они в один голос утверждали, что Циглер погиб от взрыва гранаты. Крукенберг даже запомнил, что это было в районе Лортцингшт- рассе. Там они нарвались на русских, разместивших свои минометные позиции вдоль кольцевой дороги. Д-р Крукенберг, его адъютант Пахур и не¬


Падение Берлина
499
сколько других их попутчиков после короткой перестрелки снова отступили на юг. Отсюда большинство прорывающихся сумело добраться до Гумбольдтхайна.
Примерно в это же самое время возле башни ПВО в Гумбольдтхайне собрался другой отряд прорывающихся во главе с Беренфенгером. Очевидно, в этом районе (или по крайней мере в ближайших окрестностях башни) войск противника еще не было.
* * *
...В четвертом часу ночи 2 мая БТР унтершарфюрера Березняка, за которым на буксире двигалась машина унтершарфюрера Шпринта, снова мчался по Фридрихштрассе. Обе машины были опять полны солдат.
Один из берлинцев предложил им свои услуги в качестве проводника; он знал еще один путь на север, который, как предполагалось, еще не был занят русскими. Но на Шоссештрассе они наткнулись на противотанковое заграждение, так что здесь им проехать не удалось.
Тогда они свернули на Соседнюю улицу, проходившую перпендикулярно ей (предположительно Эльзессерштрассе или Тикштрассе), чтобы попасть на Брунненштрассе. Южнее Штеттинского вокзала, у перекрестка, БТР Шпринта отцепился. Шпринт хотел снова взять его на буксир.
Но, стоп! В этот же миг (а к тому времени уже почти рассвело) Березняк заметил на некотором расстоянии русский танк, который уже нацеливал на них свою пушку.
Затем грянул выстрел. Снаряд пробил насквозь верхнюю часть боковой брони. Амуниция и униформа четверых солдат тут же вспыхнули. Березняку осколок попал в поясницу.
БТР, превратившийся в пылающий факел, вдруг тронулся с места. Водитель Сцекерих, сжавшись в кабине, как одержимый погнал машину прочь. Березняк успел заметить, что машина, покачиваясь, начала забирать влево, как будто не слушалась руля, а затем встала. Березняк поднялся с земли, и в этот момент его взяли в плен двое русских. Но тут поблизости показалась немецкая самоходка. Русские оставили его и поспешили заскочить в ближайший подъезд. Березняк бросился бежать и, несмотря на ранение, пробежал около одного километра на север (очевидно, по Брунненштрассе). Тут он неожиданно встретил своего водителя, которому чудом удалось выжить. Сцекерих был весь обожжен. Они увидели немецкую колонну, которая, как им сказали, тоже готовилась к прорыву. Она направлялась в Гумбольдтхайн.
Березняк, которому осколок пробил легкое, истекал кровью и держался на пределе своих сил. Он с трудом дошел до какой-то станции метро («Вольташтрассе» или «Гезундбруннен») и там упал, потеряв сознание.
Когда он пришел в себя, то обнаружил, что лежит в лазарете в здании школы. Когда ему стало лучше, его перевели в русский лагерь военнопленных. Там, в одном из лагерей, он встретил старшину своей 3-й роты развед- батальона «Нордланд» обершарфюрера Худелича, который пробивался из Берлина вместе с ним.
Унтершарфюрер Шпринт, бросив свой БТР на перекрестке, сумел-таки вырваться из Берлина и уйти на запад. Он написал родителям Березняка, что их сын погиб в своем БТРе. На его родине в Румынии его заочно отпели как покойника, однако спустя несколько лет Березняк вернулся живой и здоровый.


500
Вильгельм Тике
* * *
...Остатки караульного полка «Великая Германия» ночью 2 мая собрались вблизи Фридрихсхайна. У станции кольцевой железной дороги Шёнхаузер-аллее им удалось прорваться через позиции русских, хотя и с тяжелыми потерями. В район Ораниенбурга вышли всего пять танков и 68 человек. Здесь у них кончилось горючее, и машины пришлось взорвать. Прорыв на запад было решено продолжить небольшими группами1.
...Генерал-майор Беренфенгер между тем собрал остатки войск своего оборонительного участка в окрестностях башни ПВО в Гумбольдтхайне. К ним присоединилось несколько групп солдат, которым удалось прорваться сюда со станции Фридрихштрассе» и из рейхсканцелярии. В числе первых был унтершарфюрер Дирс со своим «Королевским тигром». По его собственным словам, он добрался до «Гумбольдтхайна примерно между двумя и тремя часами ночи. Дирсу с его танком было поручено вести колонну. Но в дороге его танк вышел из строя: была повреждена гусеница. Экипаж попытался устранить поломку.
...Штурмман Венгхауз с двумя товарищами из штаба дивизии «Нордланд» достиг Гумбольдтхайна ближе к утру. Здесь уже собралось множество солдат, большинство из них все еще с оружием. Было также несколько танков и грузовиков. После долгого ожидания, он услышал, что командиры решили выступать. Все желающие могли присоединиться к формируемой группе прорыва.
Фактически генерал-майор Беренфенгер провел солдатское собрание по всем правилам, где и было принято это решение.
Слова Венгхауза подтвердил и Дирс. Беренфенгер приказал Дирсу подорвать его танк, так как его так и не удалось отремонтировать. Дирс и Венгхауз, независимо один от другого, одинаково указали время прорыва — 10 часов утра 2 мая.
...Унтершарфюрер Дирс рвался вперед. Он подошел к головной машине колонны, чтобы узнать, как обстоят дела. Колонна, направлявшаяся на север, остановилась у станции Гезундбруннен. Ей было необходимо пересечь перпендикулярную улицу (Борнходьмерштрассе?), которую русские простреливали справа. Дирс заговорил с водителем первой машины, «Опель- Блиц». Тот опасался ехать дальше. Дирс пытался убедить его, говоря, что первая машина чаще всего успевает проскочить, и даже просил пустить его за руль, но водитель не хотел выпускать баранки из рук. Только когда сбежались другие солдаты и тоже начали уговаривать водителя, тот все же решился.
Дирс побежал назад, чтобы собрать свой экипаж. Когда они уже почти поравнялись с головной машиной, та наконец тронулась с места. Дирс позвал своих людей, чтобы они забролись в кузов первой машины, и сам схватился за левый борт кузова.
На большой скорости колонна приблизилась к опасному перекрестку. Едва первая машина миновала его, как сзади раздался взрыв. Но они были уже за пределами досягаемости для русских.
Еще через 500 метров Дирс увидел брошенный танк. Экипаж пересел на него и так добрался до Панкова. Там они встретили боевую группу с пятью
1 Spaeter, Helmuth. Geschichte der Panzerkorps «Grossdeutschland», Selbstverlag, Duisburg-Ruhrort 1958. S. 748—750.


Падение Берлина
501
самоходными орудиями, которая успела проскочить раньше них. Дирс и его экипаж присоединились к ней.
Боевая группа (видимо, из подразделений караульного полка «Великая Германия») вышла в район Ораниенбурга и там разделилась. Через несколько дней Дирс добрался до Хафельберга. Но при попытке пересечь Эльбу он был взят в плен красноармейцами и отправлен в Россию. Проведя несколько лет в плену, в различных лагерях, он вернулся на родину.
...Штурмман Венгхауз занял место в последней машине колонны. Когда колонна была буквально расстреляна на перекрестке, он спрыгнул на землю и предпочел скрыться. Позже он каким-то образом добрался до Патценхофской пивоварни на Принценштрассе в берлинском районе Вед- динг.
Последний прорыв убедил солдат, собравшихся в Гумбольдтхайне, что все дальнейшие попытки прорваться крупными отрядами заранее обречены. Многие предпочли сразу же исчезнуть, другие остались ждать плена.
* * *
...Вернемся теперь к станции «Фридрихштрассе». Время — между 2 и 4 часами ночи 2 мая. Шеф «Гитлерюгенда» Аксман и его адъютант Вельтцин еще затемно успели, минуя Веддинг, добраться до Лертерского вокзала, чтобы оттуда продолжить путь на запад. Там же, неподалеку от Лертерского вокзала, при обстреле погиб рейхсляйтер Борман, а личный пилот Гитлера Бауэр1 попал в плен. Эриху Кемпке, шоферу Гитлера, удалось с помощью одной югославской работницы выбраться из Берлина. 30 мая он вышел к Виттенберге, вплавь перебрался через Эльбу, а потом направился в Берх- тесгаден, где его арестовали американцы.
* * *
Штурмбанфюрер Тернедде, его адъютант унтерштурмфюрер Кригер и лейтенант военно-морского флота Фишер (исполнявший обязанности ординарца) после провала первой попытки прорыва со станции «Фридрихштрассе», направились на запад вдоль Шпрее. По канатам, оставшимся ,от взорванного моста (очевидно, это был мост к улице Нёйе-Вильгельмштрассе), они переправились на другой берег. Затем через развалины домов они двинулись на север. Иногда им попадались по дороге немецкие солдаты, от которых Тернедде узнавал некоторые новости. Когда занялся день, группа предпочла спрятаться. Они заползли в какую-то разрушенную открытую щелевую траншею неподалеку от клиники Шарите. Когда русские обыскивали этот район, их так и не обнаружили. Они провели в этом убежище три дня без еды и воды, не смея даже пошевельнуться. Когда опасность миновала, они снова двинулись на север.
Где-то в районе Веддинга они неожиданно наткнулись ночью на русский патруль. Все трое были в полной униформе и еще не знали о капитуляции. Русские не заботились о безопасности. Кто-то открыл стрельбу из автомата по патрулю. Тернедде поторопил своих спутников быстрее бежать отсюда. Скоро по всему району была поднята тревога. Повсюду раздава¬
1 Бауэр, оберфюрер СС, личный пилот Гитлера. — Прим. ред.


502
Вильгельм Тике
лись команды на русском языке, ревели моторы, но Тернедде и двум его спутникам удалось уйти и спрятаться в одном из подвалов в районе Хелль- верден. Местные жители принесли им еду и питье. Только тут они узнали о капитуляции и наконец сняли униформу.
Фишер отделился от них, решив пробиваться самостоятельно. Что же касается Тернедде и Кригера, то в районе Фербеллина они вновь напоролись на русский патруль. Последовал допрос и жуткие минуты ожидания, что будет дальше. Тернедде и Кригер сказали, что они датчане, и их пропустили. Позже по дороге они встретили бывшего командира 16-й роты полка «Данмарк» (по прозвищу Пи-Вальде) и нескольких датчан, которые пробирались из Берлина на запад через Шпандау и Дёберитц. Они продолжили путь вместе и у Грабова перешли демаркационную линию (опять же как иностранцы). Их подобрал и доставил в Люнебург американский грузовик. Там они разделились, и дальше каждый продолжил путь на родину самостоятельно.
* * *
...На рассвете 2 мая штурмбанфюрер Заальбах собрал на сгоревшей дотла станции надземки Фридрихштрассе 4 офицеров и 33 унтер-офицеров и солдат своего 11-го танкового разведывательного батальона СС «Нордланд». Заальбах объявил им, что прорыв крупного отряда провалился, и предложил им выбираться из Берлина кто как сможет. Освободив солдат от присяги, он поблагодарил их за верность и Ьамоотверженность и пожал каждому руку на прощание. Напоследок Заальбах посоветовал им все же объединиться в небольшие группы и двинуться на запад через Тиргартен. Так группа разделилась.
Унтерштурмфюрер Андерсен, датчанин, решил пробиваться на запад вместе с четырьмя товарищами. Они надеялись выйти к Груневальду...
* * *
После неудачной попытки прорыва на Вайдендаммском мосту среди солдат, ожидавших своей очереди на станции «Фридрихштрассе» пронесся призыв: «Все пробиваемся к Зоосаду и собираемся там!»
Унтершарфюрер Бургкарт с двумя своими сослуживцами направился к лестнице, которая вела вниз к одноименной станции метро. Но в тот момент, когда они миновали первые несколько ступеней, позади грянул минометный залп. В свете вспышки взрыва Бургкарт заметил своего бывшего командира, квартирмейстера Фолльмера из дивизии «Нордланд». Тот еще успел крикнуть ему: «Бургкарт, все кончено!» Затем они потеряли друг друга из виду. (Фолльмер оказался в числе пропавших без вести.)
На станции метро внизу было темно, но чувствовалось, что здесь тоже собралась толпа людей. Кто-то крикнул: «Все за мной, я выведу вас наружу!» Людская масса пришла в движение. Бургкарт схватился за ремень бежавшего впереди человека. Когда они остановились, чтобы осмотреться, Бургкарт мигом заснул от переутомления.


ГЕНЕРАЛ ВЕЙДЛИНГ ПОДПИСЫВАЕТ КАПИТУЛЯЦИЮ
Около полуночи с 1 на 2 мая последние еще действующие передатчики в Бендлер-блоке пять раз подряд передали в эфир обращение «Всем, кто меня слышит!»:
«На связи 56-й танковый корпус! На связи 56-й танковый корпус! Мы просим прекратить огонь!
В 00 часов 50 минут по берлинскому времени мы высылаем парламентера на Потсдамский мост. Сигнал: красная ракета и белый флаг! Мы просим ответить! Мы ждем!»
Русские подтвердили получение радиограммы. Немецких радиостанций, которые могли бы принять этот ответ, уже не было.
В назначенное время полковник фон Дуфвинг в третий раз пересек Потсдамский мост и был доставлен в штаб 8-й гвардейской армии в Тем- пельхофе. Генерал-полковник Чуйков, уполномоченный маршалом Жуковым вести переговоры о капитуляции, уже ждал его.
Чуйков держался строго. «Безоговорочная капитуляция — да или нет?» — спросил он. «Да!» — ответил полковник фон Дуфвинг.
Заработали радиопередатчики. Один за другим следовали телефонные звонки.
Около 4 часов 30 минут один немецкий и двое русских парламентеров встретились у Бендлер-блока, чтобы как можно быстрее доставить Вей- длинга в штаб 8-й гвардейской армии.
В 5 часов утра победитель и побежденный уже стояли друг перед другом. По-военному поприветствовав друг друга, они сели. Генерал-полковник Чуйков говорил. Переводчик'переводил его слова. Генерал Вейдлинг, командующий Берлинским оборонительным районом, устало отвечал ему. Начальник штаба 8-й гвардейской армии генерал Белявский положил перед Вейдлингом два листа бумаги с текстом капитуляции Берлина — по-русски и по-немецки. Вейдлинг пробежал их глазами, дрожащей рукой взял ручку и подписал их. Слово «безоговорочная» давило как тяжкий груз.
После этого генералу Вейдлингу предложили отдать последний приказ своим войскам с требованием прекратить сопротивление. Формулировка далась ему нелегко. Он долго искал подходящие слова. Наконец 2 мая 1945 года, около 14 часов, на улицах Берлина появились русские грузовики, оборудованные громкоговорителями. Они передали по радио текст капитуляции:
«30 апреля 1945 года фюрер покончил с собой и, таким образом, оставил нас, присягавших ему на верность, одних. По приказу фюрера мы, германские войска, должны были еще драться за Берлин, несмотря на то что


504
Вильгельм Тике
иссякли боевые запасы и несмотря на общую обстановку, которая делает бессмысленным наше дальнейшее сопротивление. Каждый час продолжения боевых действий продлевает страдания гражданского населения Берлина и наших раненых. По согласованию с верховным командованием советских войск я приказываю вам немедленно прекратить сопротивление.
Подпись: Вейдлинг (генерал артиллерии, бывший командующий зоной обороны Берлина)»1.
В то же самое время ведущий радио д-р Ханс Фриче установил контакт с русскими и договорился, что солдатам и населению Берлина будет объявлено о прекращений боевых действий по громкоговорителям и по немецкому радио.
Ближе к вечеру 2 мая генерал Вейдлинг вместе с другими пленными немецкими генералами и старшими офицерами проехал по улицам Берлина, чтобы еще раз своими глазами увидеть весь масштаб разрушений. Затем началась целая череда страданий и унижений. 6 мая генерал Вейдлинг был еще раз доставлен в Берлин из офицерского лагеря военнопленных в Штраусберге, чтобы еще раз подписать текст капитуляции. На этот раз вокруг щелкали объективы, жужжали кинокамеры. В русских кинохрониках эти кадры фигурировали как «оригинальные». Они хотели показать, как выглядит побежденный. Если не Гитлер, то хотя бы Вейдлинг...
9 мая из Штраусберга, где находилась штаб-квартира Жукова, выехала машина «Дуглас». Она должна была доставить Вейдлинга и других высших немецких офицеров в Москву.
* * *
Вернувшись с последнего совещания у генерала Вейдлинга, полковник Вёлерман созвал к себе всех офицеров, которые находились в этот момент в бункере Зоосада, и сообщил им о решении Вейдлинга капитулировать. Подполковник Фрике, начальник связи, получил приказ установить связь с соответствующими русскими командирами. Парламентером был назначен подполковник Якоби.
2 мая около 3 часов 30 минут перед входом в бункер Зоосада появился русский парламентер. Полковник Вёлерман заявил, что готов к капитуляции, но он и его люди не успеют выйти к 5 часам. Он сослался на то, что в бункере находится множество раненых и гражданских, и потребовал, чтобы с ними обходились в соответствии с принятыми международно-правовыми нормами.
Ровно в 5 часов гарнизон бункера Зоосада вышел на улицу и в соответствии с последним приказом Вейдлинга колонной по трое направился к Бендлер-блоку.
Над Тиргартеном тянулись клубы дыма. Когда колонна Вёлермана хотела повернуть с магистрали «Восток — Запад» на восток, русский парламентер остановил ее и заставил повернуть на запад. Вдоль магистрали «Восток-Запад» уже стояли русские танки, приготовившись к параду. Русские танкисты устремились к немецкой колонне, которая к тому времени
1 Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. С. 634; Scheel, a.a.O..S. 166. Автор ссылается на книгу Г.К. Жукова, но в действительности в ней приведен только сокращенный вариант этого текста. — Прим. ред.


Падение Берлина
505
выросла до 2 тысяч человек, и с криками «Война капут! Война закончилась!» стали протягивать передним немецким солдатам сигареты.
У Технического института колонна свернула на боковую улицу, идущую на север. Сбор был назначен у одной большой виллы.
Полковник Вёлерман был доставлен к генерал-полковнику Богданову, танки которого окружали столицу рейха с севера. На вилле царило веселье по поводу окончания войны. Богданов по-дружески принял Вёлермана и его офицеров. К полуночи всё немецкие офицеры на бронемашине были перевезены в офицерский лагерь военнопленных в восточной части Берлина.
* * *
Незадолго до рассвета 2 мая на Принц-Альбрехт-штрассе у здания гестапо оставались еще около 30 французов из дивизии «Шарлемань». Среди них находились гауптштурмфюрер Фене и унтерштурмфюрер Валленродт. Приказ д-ра Крукенберга об отходе до них так и не дошел.
Наступившая тишина действовала на нервы. Разведгруппы обследовали окрестности и доложили, что немецкие позиции пусты. Только в здании Министерства воздушного транспорта еще оставалось много солдат Люфтваффе. Фене повел своих людей туда. Когда рассвело, появились русские и немецкие солдаты с белыми флагами. Какой-то майор Люфтваффе сказал Фене: «Капитуляция вступила в силу, война закончена, больше стрелять не будут!»
Фене посоветовался со своими солдатами. Французы решили попробовать прорваться в сторону Потсдама. По вентиляционной шахте они спустились в туннель метро. Сначала они было направились к центру города, потом повернули назад. Один раз Фене даже пришлось снова подняться по вентиляционной шахте, чтобы выяснить, где они находятся. То, что он увидел наверху, ужаснуло его. Кругом было полно русских солдат и танков.
По туннелю метро они пошли дальше к Потсдамской площади. Там они встретили другую группу солдат войск СС, но потом снова разделились. Фене вел своих людей на юг. У Потсдамского вокзала туннель закончился, дальше рельсы выходили на поверхность. Фене приказал своим солдатам спрятаться под аркой моста и ждать следующей ночи. Они нашли убежище среди ящиков и ивовых корзин.
Красноармейцы, осматривавшие местность, нашли их. Это был конец. Их доставили в сборный лагерь. Правда, ни одного из французов не приняли за члена СС и не расстреляли.
* * *
Оберштурмфюрер Нейландс с последними латышами из фузилерного батальона 15-й (латышской) дивизии СС утром 2 мая находился в здании Министерства воздушного транспорта, когда ему стало известно о ночной попытке прорыва. Про латышей все забыли. Тогда они попытались самостоятельно пробиться на север через руины домов и задние дворы. Они вышли к какой-то площади, где уже собрались в ожидании пленения немецкие солдаты. Но латыши слишком много пережили за время русской окку¬


506
Вильгельм Тике
пации их родины и поэтому были не намерены добровольно сдаваться в плен1. Те, кто остался от батальона, решили разделиться и уходить по одиночке. Некоторым, переодевшись в гражданскую одежду, удалось проскользнуть на запад.
* * *
Утром 2 мая русские уже праздновали победу, хотя кое-где еще не смолкали выстрелы.
«Стрелки часов показывали шесть, — вспоминал унтерштурмфюрер Андерсен, — когда я с моим небольшим отрядом покинул станцию Фридрихштрассе в Хелльвердере (именно там шутрмбанфюрер Заальбах простился со своими солдатами из разведбатальона «Нордланд»). Мы проскользнули мимо здания рейхстага и незамеченными пробрались в Тиргартен, где нам то и дело попадались небольшие группы солдат. В Тиргартене уже было полно русских солдат и танков, и скоро мы были втянуты в перестрелку.
Пока мы вели эту нашу «частную войну», группа постепенно распалась. Но позже к нам присоединились другие. Я встретил моего друга унтерштурмфюрера Дирксена из Ютландии, с которым было еще нескольких сослуживцев из полка «Данмарк» и одна девушка из РАД. Так как продолжать путь днем было невозможно, мы залезли в полузасыпанный подвал, чтобы дождаться следующей ночи. Сквозь трещины в стенах мы могли наблюдать за тем, что происходило вокруг. Звуки боя в Тиргартене в конце концов совсем стихли. (По русским данным, около полудня рота 79-й гвардейской дивизии обнаружила там «последний опорный пункт СС».) Тем временем некоторые предпочли покинуть подвал, другие, наоборот, присоединились к нам, как штурмбанфюрер Гётше. В конечном счете нас осталось только трое офицеров войск СС, один офицер Люфтваффе и одна девушка из РАД.
Около двух часов дня на улице у входа в подвал появились первые русские. Через 15 минут они снова появились в сопровождении каких-то гражданских, которые, вероятно, нас и выдали. (В обращении, зачитанном по громкоговорителям, населению под страхом наказания запрещалось укрывать у себя солдат, а обо всех скрывающихся приказывалось немедленно докладывать первому же русскому офицеру. — Прим. автора.) Русские оцепили наш подвал. Русский младший лейтенант обратился к нам на немецком, потребовав выйти наружу, так как война закончилась. Поскольку мы никак не отреагировали на его слова, он пригрозил применить огнеметы.
Мы вышли и сложили оружие. Русские вели себя корректно и доставили нас на батальонный командный пункт, где нас допросили, а затем переправили в лагерь в Восточном Берлине. Туда нас доставили ближе к вечеру.
1 Разумеется, истинные причины «исчезновения» латышских легионеров были иными. Во-первых, в Советском Союзе они были бы осуждены как изменники. Во-вторых, некоторым из них, особенно тем, кто ранее служил в латышских полицейских батальонах, грозило еще более суровое наказание за военные преступления в родной Латвии и в соседних советских республиках. — Прим. ред.


Падение Берлина
507
В лагере снова начались допросы, а затем предстоял долгий путь через русский плен. А девушка из РАД через несколько лет после войны стала женой Дирксена»1.
* * *
Утро 2 мая раненый унтершарфюрер Шоллес встретил на станции метро «Французская улица».
«Когда я проснулся, — вспоминает он, — то все еще лежал на той же каталке. О.ба связных из полка «Данмарк», которые несли меня, куда-то исчезли. Я снова увидел знакомую картину: тесная толпа людей, не знающих, что их ждет. Внезапно из толпы раздался громкий голос:
«Люди! Впереди, позади и над нами стоят русские. Русский комиссар требует, чтобы мы сдались. Товарищи, хотим ли мы сдаться?»
Раздались возгласы «да» и «нет». Все начали спорить. Договорились. Ан нет, снова передумали. Какой-то офицер призвал всех офицеров выйти вперед для переговоров с комиссаром. Но тут решение пришло само собой:
«Товарищи! Берлин уже лежит во вражеском тылу. Комендант города Вейдлинг подписал капитуляцию. Даже последние очаги сопротивления сдались. На всех улицах стоят русские танки. Попытки прорваться обречены. Все солдаты сухопутных войск, Люфтваффе, войск СС, фольксштурма складывают оружие и считаются военнопленными. Женщины, дети и гражданские лица могут разойтись по домам. Раненые будут доставлены в лазарет. Не делайте глупостей!»
Я принял это известие с равнодушным спокойствием. Все медленно двинулись к выходу из метро на Французскую улицу. Мою каталку кто-то тоже подтолкнул к выходу. Рядом со мной лежал еще один тяжелораненый. Некоторые снова ожили. Все карабкались наверх. Никто уже не думал о раненых. В итоге наши носилки так и остались стоять нй полпути.
Когда все вышли, через некоторое время появились русские и стали осматривать все вокруг, светя карманными фонариками. Один русский отвез мою каталку к выходу, попутно осматривая лежавшие рядом труцы. Постепенно на наших двух носилках собралась целая куча пистолетов, часов, колец и всевозможных вещей. Русский был словоохотлив: «Война капут, Гитлер капут. Ты — лазарет, потом — домой!» — повторил он в очередной раз. Подкатив нас к приставной лестнице, он сгреб собранные вещи и скрылся, предоставив нас нашей участи.
Хотя моя нога очень болела, я все же мог еще двигаться. С трудом я спустился с каталки, на всех четырех конечностях дополз до стремянки и, превозмогая боль, выбрался наверх. Моя голова показалась над поверхностью земли в нескольких метрах от станции «Унтер ден Линден». Наверху везде были русские. Немецкие солдаты уже маршировали прочь.
Холод и сырость пронизывали до костей. Я почувствовал, что замерз, и без сил опустился на остатки стены. На Фридрихштрассе и Ун- тер-ден-Линден было оживленное движение. Стрельбы больше не слышалось. Никто даже не подумал позаботиться обо мне, пока два легкораненых из дивизии «Шарлемань» не перенесли меня в отель «Адлон», над которым развевался флаг Красного Креста»2.
1 Рассказ Андерсена о Берлине 1945 г. Рукопись в собственности автора.
2 Рассказ Шоллеса. Копия рукописи в собственности автора.


508
Вильгельм Тике
* * *
Подобную же картину можно было наблюдать и на станции метро «Ораниенбургские ворота». Именно здесь предпочли выбраться на поверхность унтершарфюрер Бургкарт и многие другие. Солдаты бросали на землю оружие, после чего их, как скот, сгоняли в кучу. Ранеными занимались русские санитарки. Чуть дальше, на ближайшем заднем дворе, у пленных отбирали часы и другие ценности. Затем пешим маршем они направлялись на Александерплатц и на Франкфуртский проспект в Бисдорфе. Там их размещали в казармах бывшей базы ПВО. Через два дня их доставили в большой сборный лагерь в Рюдерсдорфе. В лагере Рюдерсдорф унтершарфюрер Бургкарт встретил еще нескольких унтер-офицеров из штаба дивизии «Нордланд», среди которых был министр почты унтершарфюрер Голли и несколько человек из полевой жандармерии, как гауптштурмфюреры Ти- буртиус и Кайль. Только через восемь дней их наконец всех переписали по именам и внесли в опись все оставшиеся личные вещи. Потом были осмотр, расставание с товарищами. Потом Бургкарта перевели в лагерь во Франкфурте-на-Одере, оттуда — в Познань. Затем были разные лагеря на бескрайних просторах Советского Союза.
* * *
В первой половине дня 2 мая раненые обершарфюреры Браден и Куч из 9-й роты полка «Норге», прятавшиеся в районе станции Фридрихштрассе, были обнаружены русской поисковой командой.
Браден был ранен в бедро в первые дни штурма Берлина, с тех пор его нога была в гипсе. Эвакуировать его на запад уже не успели, поэтому ему пришлось остаться в Берлине. Браден предпочел остаться со своим подразделением. Куч, кавалер Золотого Германского Креста, был ранен буквально в последние часы. Осколок пробил ему легкое.
Оба, Браден и Куч, с трудом могли держаться на ногах, однако им пришлось маршировать с колонной военнопленных через весь Берлин, пока в сборном лагере их не отделили от других и не поместили в госпиталь под надзор врачей. Но уже несколько дней спустя их отправили в Познань, а оттуда распределили по лагерям в Советском Союзе. После более чем десятилетнего пребывания в плену они оба снова вернулись на родину.
* * *
Временный лазарет, организованный в гостинице «Адлон», был переполнен. Врачи, санитары и медсестры пытались хоть как-то уменьшить страдания раненых, несмотря на нехватку лекарств и прочих медикаментов.
В подвалах отеля «Адлон» еще раз проявились взаимовыручка и чувство товарищества в истинном смысле этого слова, хотя наряду с ними из глубин человеческой души всплыли и эгоизм, и отчаяние.
Обер-ефрейтор Фолльмер из артиллерийского полка 9-й парашютной дивизии рассказал, что 2 мая, около 10 часов утра, в «Адлон» пришел какой-то русский офицер высокого ранга в сопровождении вооруженных красноармейцев и объявил раненым, что Берлин капитулировал и что война окончена. Некоторые закричали «Ура!». Но большинство впало в глубокую депрессию.


Падение Берлина
509
Между тем в вестибюле отеля русские солдаты начали собирать часы и другие предметы, имеющие ценность. Это неписаное правило всех победителей.
После полудня в подвале отеля возник пожар. Из-за чьей-то пьяной неосторожности загорелась солома, которой были переложены пустые винные бутылки. Вскоре клубы удушливого дыма стали проникать во все помещения отеля. Раненые, кто как мог, потянулись на улицу. Тех, кто не мог идти, перенесли на Парижскую площадь и там оставили. Русские не обратили внимания на это, они праздновали победу.
Позднее раненых перенесли во временный лазарет в подвале имперской канцелярии. Там царила страшная теснота. Во всех помещениях, во всех коридорах лежали раненые, некоторые даже в два ряда — на полу и на столах. Умерших сразу уносили. В одном из помещений непрерывно оперировали раненых.
В туалетах вода стояла по щиколотку. В некоторых комнатах из-под одеял мерцали лучи фонариков. Одно из помещений было превращено в склад обмундирования и обуви. Униформу никто не тронул, а вот обувь в скором времени исчезла. В угол были небрежно брошены Железные Кресты и другие военные награды, а также пачки продовольственных карточек. Кому они теперь были нужны?
Кормили раненых хорошо. Русские не тронули обильных запасов рейхсканцелярии. Все это пошло в пользу раненых. Перед входами были выставлены русские посты.
«Транспортабельных» раненых выпроваживали ежедневно. Среди них был и оберштурмбанфюрер Кауш, которого перевели сначала в лазарет в Херцберге, а через несколько дней — во Франкфурт-на-Одере.
Обер-ефрейтор Фолльмер 10 мая был вместе с остальными ранеными переведен в бывшую клинику в J1 ихтенберг. Оттуда через пять дней на примитивном санитарном поезде его переправили во Франкфурт-на-Одере. На всем протяжении пути на перронах можно было видеть кучи трофеев, подготовленных для отправки в Россию.
Во Франкфурте-на-Одере у раненых отобрали кители и брюки, а вместо них выдали подштанники. В них далеко не убежишь.
16 мая медицинская комиссия, осмотрев Фолльмера, признала его непригодным к воинской службе и выписала. Ему разрешили вернуться домой.
Что же касается Кауша, то, едва поправившись, он предпринял две попытки к бегству, но обе окончились неудачей. Для него предстоял долгий путь по лагерям военнопленных. После 11 лет плена он вернулся на родину.
* * *
...Рассказ штабного писаря Венгхауза оборвался на том, что он укрылся в Патценхоферской пивоварне в Веддинге.
«Тем временем наступил полдень 2 мая, — продолжает Венгхауз. — Во дворе пивоварни я встретил нашего начальника материально-технической части штаба (дивизии «Нордланд»), штурмбанфюрера Тибуртиуса. Он провел меня в подвал здания пивоварни. Подвал был уже полон людей, которые ждали пленения. Тибуртиус сказал: «Можешь вырубиться и покемарить здесь!»


510
Вильгельм Тике
Через несколько часов меня разбудили. Оглядевшись, я увидел вокруг знакомые лица из штаба дивизии — унтершарфюрер Додт, роттенфюрер Мандль и двое роттенфюреров из материально-технической части штаба, чьих имен я не знал.
Около половины пятого появился Тибуртиус вместе с нашим начальником оперативного отдела оберштурмбанфюрером Винчеком. Я услышал обрывок их разговора: «...Теперь это слишком далеко от нас, — сказал Винчек. — Русские скоро будут здесь!» Мне он посоветовал по примеру остальных переодеться в гражданскую одежду. Мы собирались выбраться из Берлина в северо-западном направлении.
В подвале я переоделся в найденную там же гражданскую одежду. Тибуртиус, Додт и оба других роттенфюрера из материально-технической части, переодевшись, вышли. Мандль и я попытались уговорить Винчека, чтобы он тоже сменил свое камуфлированное обмундирование на гражданскую одежду и пошел с нами. Но Винчек отказался и сказал, что хочет остаться, чтобы разделить судьбу военнопленного с теми, кто не сумел вырваться из города. Поскольку во дворе пивоварни собралось около тысячи солдат в ожидании русского парламентера, Мандль и я предпочли покинуть подвал через запасной выход. Вскоре после 5 часов вечера мы уже были на Травемюндер-штрассе и там нырнули в развалины домов».
Венгхаузу удалось благополучно выбраться из Берлина. Те, кто остался во дворе пивоварни, смирились со своей участью. Вечером, когда в здании пивоварни появились парламентер, русский офицер в чинах в сопровождении красноармейцев, оберштурмфюрер Штер и посланник Хевель из МИДа застрелились.
Во дворе солдат построили в колонну и отправили в лагерь военнопленных. Среди этих солдат находились генерал-майор войск СС Монке, бывший командир особого оборонительного участка «Z», а также несколько других групп, пытавшихся ночью прорваться из рейхсканцелярии. Генерал-майор Беренфенгер исчез без следа. По всей видимости, он застрелился.
* * *
Когда бои за Берлин окончательно стихли, на руинах домов вновь стали появляться отдельные немецкие солдаты в форме или уже в гражданском, которые еще надеялись выбраться из города. Но их кругом подстерегали преследователи. Некоторым повезло, некоторые были пойманы и оказались в русском плену.
Генерал-майору войск СС д-ру Крукенбергу удалось исчезнуть в берлинском пригороде Далем. 14 мая 1945 года он добровольно явился в русскую комендатуру Берлин-Штеглиц, где назвал свое имя и звание, так как желал разделить тяготы плена со своими солдатами. Он был сразу отправлен в лагерь военнопленных. Через 11 лет он смог вернуться из России на родину.
* * *
2 мая 1945 года сражение за Берлин было окончено. Вечером того же дня Сталин обратился с приказом к частям Красной Армии. Он отметил заслуги командующих 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами.


Падение Берлина
511
«...К 21 часу нашими войсками было взято в плен в Берлине более 70 ООО немецких солдат и офицеров...
Сегодня, 2 мая, в 23 часа 30 минут, столица нашей Родины Москва от имени Родины героических войск... салютует 24 артиллерийскими залпами из 324 орудий — в честь этого исторического события, взятия Берлина...»1
1 Kempka Е. Die letzten Tage mit Adolf Hitler, Pr.Oldendorf: Schiitz-Verlag, 1976. S. 295.


ПРОРЫВ В ШПАНДАУ
Вечером 30 апреля гауптбанфюрер Барч, прибывший в имперскую канцелярию по распоряжению шефа «Гитлерюгенда» Аксмана, получил от него следующее поручение: пробиться к обергебитсфюреру доктору Шлюндеру, руководившему обороной мостов через Хафель у Пихельсдор- фа, и передать ему приказ, чтобы его боевая группа «Гитлерюгенда» удерживала мосты через Хафель еще в течение 24 часов. По этим мостам обитатели рейхсканцелярии собирались прорываться на запад.
После тяжелого марша, то и дело прячась от артиллерийского и минометного обстрела, Барч добрался до штаба боевой группы и передал приказ Аксмана. Д-р Шлюндер заявил, что его боевая группа подвергается мощным атакам противника и продержаться 24 часа никак не сможет. Фактически отряды «Гитлерюгенда» почти непрерывно подвергались атакам и обстрелам. Мальчишки сражались как черти, не желая отступить ни на шаг. Как долго еще это могло продолжаться? Но, видимо, бог войны решил вмешаться в ход событий и избавить д-ра Шлюндера от этой тяжкой обязанности. 1 мая, около 6 часов вечера, случайный русский снаряд попал прямо в заряд взрывчатки, подготовленный заранее на случай подрыва моста, и мост взлетел на воздух. Теперь уже ни о каком прорыве на запад не могло быть и речи. В ту же ночь д-р Шлюндер отвел свои отряды от Пи- хельсдорфских мостов вдоль реки на север — к следующему мосту, где им встретились другие немецкие части, как раз готовившиеся к прорыву.
В те ночные часы, когда генерал Вейдлинг совещался в своем штабе в Бендлер-блоке с командирами, которых удалось собрать, и принимал решение о капитуляции, а Барч направлялся в штаб боевой группы Шлюндера, остатки танковой дивизии «Мюнхеберг», 18-й панцергренадерской дивизии и дивизии СС «Нордланд» готовились в Тиргартене к прорыву на запад. Командир дивизии «Мюнхеберг», генерал-майор Муммерт, благодаря разведке выяснил, что из Берлина пока еще можно прорваться через Шпандау.
Остатки 18-й панцергренадерской дивизии уже 1 мая перешли Хафель и достигли Шпандау, но русские тут же захлопнули эту лазейку. В результате положение выглядело так: военный мост у Пихельсдорфа взорван, мост Шуленбург в Шпандау-Вильгельмштадте, а также автомобильный и железнодорожный мосты возле Шпандауского вокзала — заняты русскими. Мост у Главного вокзала также был занят русскими после того, как капитулировала цитадель Шпандау, до тех пор сковывавшая значительные силы противника. Для прорыва мог пригодиться только один мост — Шуленбург, средний из трех мостов, ведущих из центра Берлина в Шпандау.


Падение Берлина
513
Ранним утром 2 мая была предпринята первая попытка прорваться через мост. В прорыве приняли участие сам д-р Шлюндер и две боевые группы — из Пихельсдорфа и с Хеерштрассе, которые несколько дней назад были объединены в так называемую «дивизию «Шпандау» под командованием полковника Маррека.
Длинная колонна самых разнообразных машин выстроилась перед мостом утром 2 мая. Русская пехота, и прежде всего артиллерия и минометы, продолжали держать мост под своим контролем. Как только рассвело, над мостами появились русские штурмовики. Они принялись бомбить и обстреливать скопления немецких войск на восточном берегу. Однако очередь немецких машин перед мостом становилась все длиннее. Тысячи пуль и снарядов обрушились на мост и прилегающие к нему районы.
Генерал-майор Муммерт собрал новую ударную группу, которая должна была проложить дорогу основной массе. В нее вошли машины и солдаты 18-й панцергренадерской дивизии, танковой дивизии «Мюнхеберг», дивизии СС «Нордланд» и дивизии «Шпандау».
К мосту приблизились два последних «Королевских тигра» из 503-го тяжелого танкового батальона СС (танкового полка «Нордланд») под командованием Липперта и Шэфера (последний был 29 апреля 1945 г. награжден Рыцарским Крестом). Они должны были обеспечивать огневую поддержку ударной группы. Как только их длинные пушки показались над набережной, огонь русских тут же начал стихать.
Четыре танка и самоходных орудия образовали авангард ударной группы. В их числе были танк «Pz.V»1, которым командовал обершарфюрер Прондка, и две самоходных зенитных установки, вооруженных счетверенными пушками, под командованием гауптшарфюрера Шрамма из танкового полка «Нордланд».
Около 8 часов утра 2 мая они двинулись в атаку. Под прикрытием огня двух «Королевских тигров» авангард въехал на мост. Затем, заняв позицию на противоположном берегу, танк и самоходки открыли огонь по замеченным целям. Русские откатились от моста назад. Следом за ними подъехал один «Королевский тигр» и тоже занял позицию на западном берегу Хафеля.
Пока «Королевские тигры» прикрывали движение по мосту, авангард бронетехники вступил в Шпандау. За ним следовала пехота. Первая задача состояла в том, чтобы пробиться через Западный Шпандау в Штаакен. Это был мучительный марш от перекрестка к перекрестку.
Между тем колонна машин перед мостом также пришла в движение. С каждым новым выстрелом «Тигров» через мост проскакивала группа машин в сопровождении солдат и гражданских.
Вахмистр Пентцин из артиллерийского полка 18-й панцергренадерской дивизии рассказывал впоследствии об этом сражении на мосту примерно следующее:
Один «Тигр» обеспечивал прикрытие огнем. По мосту поодиночке и небольшими группами проскакивали автомашины. Русская артиллерия то и дело обрушивала свои залпы на мост и скопление машин перед ним. На крышах на том берегу засели русские снайперы. Самолеты на бреющем полете обстреливали мост из бортовых пушек и пулеметов. Всюду стояли го¬
1 Танк «Pz.V» (Panzer V) «Пантера». — Прим. ред.
20-1084


514
Вильгельм Тике
рящие автомашины. Нескончаемая очередь машин замерла перед мостом. Десятки тысяч людей с трепетом ждали момента, чтобы перебежать через мост или погибнуть. Вот посреди моста с оглушительным грохотом взорвался грузовик с боеприпасами. Позади него я насчитал еще семь горящих грузовиков и один танк. Целый день мы стояли и ждали, метр за метром продвигаясь к мосту. Целый день мы с ужасом думали о предстоящем смертельном броске через мост. Мы ждали с раннего утра и до вечера, битых двенадцать часов. Наконец мы у самого моста. На крыше нашего забитого до отказа «Опеля» лежит парень из «Гитлерюгенда» с пулеметом. На правом переднем крыле сидит обер-ефрейтор Адлер с автоматом на взводе. Когда раздается очередной выстрел «Тигра», мы бросаемся вперед, гоним прямо по лежащим на дороге трупам и благополучно добираемся до противоположного берега. Но наш водитель настолько измотан, что на том берегу почти сразу врезается в угол дома. Оглушенные и окровавленные, мы спрыгиваем с разбитой машины, хватаем оружие и вливаемся в поток других прорывающихся1.
Сражение в Шпандау длилось долго. Особенно долго колонна задерживается у ратуши, откуда русские ведут огонь. «Королевский тигр» унтерш- турмфюрера Шэфера выезжает вперед. Пара снарядов по оконным проемам, и огонь русских смолкает.
Поток машин, бегущих солдат и гражданских сворачивает к Брунсбют- телердамм. Минуя Западный Шпандау, он движется в сторону Штаакена.
На железнодорожных путях у Штаакена — еще один блок-пост русских. При приближении немцев они внезапно открывают огонь из минометов. Немецкие танки и самоходки с их настильной траекторией огня не могут ничего поделать с минометными позициями русских, укрывшимися за железнодорожной насыпью. Поток прорывающихся ищет обходной путь, разделяется, откатывается на юг, но в конце концов достигает Штаакена. Возле аэродрома, прямо за поселком, прорыв наталкивается на новую позицию русских.
Появились русские парламентеры, которые начинают переговоры. Они сообщили, что Берлин капитулировал и боевые действия следует немедленно прекратить. Продолжать прорыв бессмысленно. Но никакого решения так и не было принято; многие не хотят сдаваться и все еще надеются пробиться в район Бранденбурга, где их должна ждать армия Венка.
После сильной перестрелки возле железнодорожных путей у Штаакена унтерштурмфюрер Шэфер направил свой танк на юг. За ним повернул и другой танк из дивизии «Нордланд». На Зеебургер-штрассе им попался танк из дивизии «Мюнхеберг», которым командовал какой-то гауптман. Офицеры, посоветовавшись, решили переместиться на Хеерштрассе и продолжить прорыв. Гауптман, берлинец, знакомый с этим районом, вызвался показать дорогу.
Не доезжая нескольких сотен метров до Хеерштрассе, они едва не натолкнулись на русские танки и пехоту. Главное препятствие представлял собой русский танк «Иосиф Сталин», стоявший прямо на Хеерштрассе. Унтерштурмфюрер Шэфер на своем «Королевском тигре» выехал вперед, чтобы покончить со своим русским соперником.
Шэфер, наводивший пушку на русский танк, не видел, что происходи¬
1 Pentzien, Arno. Das Ende in Berlin. // Soldaten im Einsatz. Hamburg: Jahr-Verlag, 1977.


Падение Берлина
515
ло тем временем на левом фланге. А там стояла брошенная немецкая зенитная батарея. Никто не заметил, как несколько русских солдат подбежали к одному из 88-мм орудий, зарядили его и стали наводить на немецкий «Тигр».
«Королевский тигр» Шэфера получил прямое попадание прямо в основание пушки с расстояния в 120 метров. Двое членов экипажа так и сгорели в танке. Остальные трое, получив тяжелые ранения и ожоги, успели покинуть машину и с трудом добрались до лазарета на Зеебургер-штрассе. Унтерштурмфюрер Шэфер был страшно обожжен. В лазарете он впал в глубокую кому. Но ему удалось выжить. Только через несколько лет, когда раны затянулись, к нему вернулась память.
В течение ночи на 3 мая в Штаакен стягивались все новые и новые группы немецких солдат и гражданских. Среди них было 20 артиллеристов из 18-й панцергренадерской дивизии. Все готовились к новому броску — к аэродрому Штаакена. Одну зенитную установку, «Королевский тигр» оберштурмфюрера Липперта и еще один танк из-за нехватки горючего пришлось взорвать.
В 6 часов утра 3 мая собравшиеся в Штаакене снова пошли на прорыв. Их прикрывала огнем легкая полевая гаубица 18-й панцергренадерской дивизии; командиром орудия был унтер-офицер Билер, наводчиком — вахмистр Пентцин, заряжающим — обер-ефрейтор Адлер. Билер дает команду «Огонь!». Выстрел. Пустая гильза снаряда падает на землю, Адлер тут же заряжает новый снаряд. «Огонь!» Выстрел. И все по новой...
Между тем последние танки, грузовики и бронемашины рванули через поля, за ними — несколько тысяч солдат и гражданских. Большими отрядами и кучками по несколько человек людской поток устремился на запад.
Им удалось прорваться, но за их спиной на полях Штаакена остались лежать тысячи убитых и раненых. Многие так и не решились прорываться и остались в Штаакене ждать пленения. Вечером 3 мая для них все закончилось.
Русские преследовали группы прорывающихся немцев с особым рвением, так как подозревали, что среди них пытаются бежать из Берлина руководители рейха. С неба их почти непрерывно атаковали русские штурмовики.
На войсковом полигоне в Дёберитце русские захватили одну из высот, где разместили противотанковые орудия, танки и пехоту. Когда немецкая колонна приблизилась, с высоты по ним открыли убийственный огонь. Последние бронемашины, грузовики, танки, санитарная машина с ранеными были расстреляны из пушек и запылали. Большие потери были и среди гражданских, примкнувших к прорывающимся солдатам. Колонна распалась на небольшие группы, которые попытались самостоятельно пробиваться на запад. Но многим не удалось уйти далеко, и скоро они были взяты в плен.
Одной из небольших групп во главе с датчанином Биркендаль-Хансе- ном удалось выйти к Нёйенскому лесопарку. Оттуда ночами они добрались до Варнемюнде, а затем на небольшом катере вышли в Балтийское море и доплыли до берегов Дании. Другая, более крупная группа во главе с самим генерал-майором Муммертом, в которую входили штурмбанфюрер Херциг (командир 503-го танкового батальона СС), военный врач, гауптштурмфюрер д-р Каппель, норвежец Селнес и немцы Кипп, Вичас, Ленер и Шрамм,
20*


516
Вильгельм Тике
3 мая пробилась в район Кетцина на Хафеле. Там вечером того же дня группа была окружена и обстреляна русскими. Только немногим удалось остаться в живых и ночью выскользнуть из окружения; некоторые из них все-таки добрались до армии Венка, другие были пойманы и отправлены в лагеря военнопленных. В числе последних оказались унтерштурмфюрер Селнес и обершарфюреры Кипп и Вичас. Доктор Каппель пропал без вести. Гауптшарфюрер Шрамм с одним сослуживцем сумел миновать русские посты. 6 мая, уже вблизи Эльбы, русские обнаружили их, когда прочесывали лес. Им пришлось провести несколько лет в России.
Точная численность тех, кто прорывался в Шпандау, Штаакен и Дёбе- ритц, до сих пор остается неизвестной. Отдельные участники этих событий называют цифру десять тысяч человек и больше.


ЭВАКУАЦИЯ ОБОРОНИТЕЛЬНОГО РАЙОНА СВИНЕМЮНДЕ И ОСТРОВА РЮГЕН
Об обороне островов Узедом и Воллин, находившихся в ведении Оборонительного района Свинемюнде во главе с генералом Анзатом, между генерал-фельдмаршалом Кейтелем и генерал-полковником Хайнрици с 25 по 29 апреля велись постоянные споры, которые в конечном счете привели к реорганизации всей группы армий «Висла». Хайнрици хотел оставить острова в связи с общим отступлением группы армий. Но Кейтель и, разумеется, главнокомандующий Кригсмарине гросс-адмирал Дёниц были категорически против. Дёниц хотел сохранить Свинемюнде как главную базу военно-морского флота, имевшую решающее значение для снабжения Курляндской группировки. В спор вмешался Гитлер, который приказал удерживать острова, так как они защищали важную военно-морскую базу Свинемюнде с моря.
Когда же Одерский фронт рухнул и группа армий «Висла» начала отступление на запад, шеф ОКВ генерал-фельдмаршал Кейтель все же был вынужден отдать приказ главнокомандующему флотом и штабу группы армий «Висла» об эвакуации всего оборонительного района Свинемюнде (Военный дневник ОКВ / Запад, 30 апреля 1945 г., 16 часов 30 минут). Острова Воллин и Узедом к тому времени уже были отрезаны от суши и взяты в клещи: с востока — войсками 19-й армии (остров Воллин), с запада — войсками 2-й ударной армии (остров Узедом).
Оборона острова Воллин держалась в основном на 402-й учебной дивизии (Виттке), состоявшей из молодых неопытных новобранцев. Остров Узедом обороняли несколько морских, резервных и сводных батальонов. Вся артиллерия включала в себя несколько батарей трофейных орудий, к которым не всегда были боеприпасы, а также 8-ю артиллерийскую флотилию (моторные паромы с пушками на борту) и другие плавучие части Кригсмарине. Главный удар противника, разумеется, пришелся на коммуникации, связывающие оба острова с материком.
Как только был получен приказ об эвакуации, командир оборонительного района Свинемюнде генерал Анзат и военно-морской комендант Свинемюнде капитан цур зее1 Риве обсудили между собой этот вопрос. Через некоторое время Анзат сообщил по радио в штаб 3-й танковой армии группы армий «Висла», что эвакуация по морю займет несколько дней — последние войска будут вывезены только 5 мая. Ведь необходимо было перевезти 25 тысяч солдат сухопутных войск и Люфтваффе, 16 тысяч
1 Звание в ВМФ Германии, соответствующее званию полковника в сухопутных войсках (или званию капитана 1-го ранга в ВМФ России). — Прим. ред.


518
Вильгельм Тике
моряков и беженцев из числа местного населения, не считая оружия, боеприпасов, техники и продовольствия.
Эвакуация началась в ночь на 1 мая и с этого времени продолжалась почти непрерывно. До 4 мая 1945 года 5 пароходов, 4 эсминца, 2 торпедных катера и множество более мелких судов успели перевезти на запад ровно 35 тысяч человек.
Наступление русских на Дивеновском участке фронта (остров Гристов был захвачен русскими еще в ночь на 27 апреля) и весть о капитуляции немецкой группировки в Италии заставили генерала Анзата поторопиться с эвакуацией, чтобы к моменту подписания полной и безоговорочной капитуляции успеть перевезти на Запад как можно больше людей. Посовещавшись с представителями военно-морского флота, он решил ускорить окончание эвакуации еще на один день, так как начальник транспорта согласился выделить для этого до 4 мая дополнительный тоннаж.
Наземным войскам, и прежде всего 42-й учебной дивизии, были направлены детальные приказы об отступлении и эвакуации. На некоторых участках им приходилось отступать почти до самого побережья, где происходила погрузка войск на суда.
402-я учебная дивизия оставила свои позиции на восточном берегу острова Воллин и поэтапно, оставляя боевое охранение, отступила к позиции Мисдрой — узкому перешейку земли почти в самом центре острова. Здесь оборону держали два батальона из полка фон Эртцена. Один батальон отступил к отсечной позиции у Приттера, еще одна рота была оставлена в Леббине, который образовывал небольшой плацдарм у южного края позиции Мисдрой, прикрывая южный фланг.
Одновременно сводные морские батальоны постепенно оставили остров Узедом и отступили к прибрежной полосе Банзин-Свинемюнде.
В ночь на 4 мая произошло несколько воздушных налетов на Свинемюнде и Мисдрой, которые, впрочем, не помешали отступлению. В течение дня 4 мая налеты вражеской авиации, бомбившей колонны отступающих войск и места погрузки, стали более интенсивными. Корабли Кригс- марине и батареи ПВО в гавани и на рейде Свинемюнде сбили несколько самолетов. Немецкий вспомогательный крейсер «Орион» затонул в результате прямого попадания авиабомбы; находившиеся на его борту солдаты были подобраны другими кораблями.
Несколько небольших авианалетов на позицию Мисдрой и более крупных — на Леббинский плацдарм были отражены еще на подлете зенитной артиллерией стоявшего на рейде немецкого линкора «Силезия».
4 мая последние части 402-й учебной дивизии ждали погрузки в лесном массиве у Хафехорста, на северном побережье западной части острова Воллин. Погрузкой руководило несколько особо энергичных офицеров сухопутных войск и флота, которые прилагали все усилия, чтобы не допустить паники. Паромы и небольшие суда доставляли их к борту транспортных судов, стоявших чуть дальше на рейде в Балтийском море.
Артиллерия уже успела израсходовать все боеприпасы. Поэтому 2-му дивизиону 3-го морского артиллерийского полка, который после переброски остальных частей 3-й дивизии морской пехоты для группировки Штайнера остался на острове, был дан приказ к отступлению./Например, вот что говорилось в приказе об отступлении для 5-й батареи этого полка, которой командовал лейтенант Баслер:


Падение Берлина
519
«2-й дивизион 3-го морского артиллерийского полка
Командный пункт дивизиона, 4 мая 1945 г.
Приказ об отступлении с плацдарма Свинемюнде — Мисдрой.
Основная масса пехоты отступает в 16.00 часов. На правом фланге участка остается половина батальона, на левом — два взвода.
Дивизиону поручается прикрывать и охранять отступление. Для этого на правом участке наблюдательной позиции остается 4-я батарея с рацией, а на левом участке позиции «В» — 5-я батарея с рацией. Отвод всей наблюдательной позиции назначен на 17.00 часов вместе с арьергардом.
6-я батарея занимает наблюдательную позицию с радиосвязью на плацдарме Либезееле. Эта наблюдательная позиция также будет отведена только вместе с пехотой в 18.15 часов.
Огневая позиция 5-й батареи должна сохранять боеготовность до 17 часов, огневые позиции 4-й и 5-й батареи — до 18 часов.
О тактике расхода боеприпасов уже говорилось. Сохранить возможность для ведения залпового огня до конца. Перед эвакуацией орудия надлежит уничтожить, прицельные устройства — спрятать.
После уничтожения орудий батареям в организованном порядке прибыть к месту погрузки в 2,5 километра к северу от Хафенхорста и явиться для погрузки на суда.
Рации надлежит взять с собой, 5-ваттные передатчики — уничтожить. Командный пункт дивизиона до 16 часов остается на старом месте, в том числе и во время переброски частей к месту погрузки.
Телефонная связь будет действовать до 16 часов.
(подпись) Хайльман
полковник, командир полка».
Наземная артиллерия и пушки линкора «Силезия» расстреливали последние боеприпасы. После того как все было израсходовано, орудия были взорваны, а «Силезия» — затоплена.
На острове Узедом, так же как и на Воллине, эвакуация была проведена в несколько этапов. Арьергард отступающих войск на Узедоме составлял морской батальон под командованием корветтен-капитана1 князя цу Ша- умбург-Липпе. К 7 часам вечера с плацдарма Свинемюнде-Мисдрой были выведены последние посты боевого охранения. Кратчайшим путем они направились к месту погрузки.
4 мая 1945 года, с наступлением темноты, последние части были погружены на корабли. Под охраной эсминцев 38 и 39, торпедного катера 33 и быстроходных катеров 60 и 127, которыми командовал «фюрер эсминцев» вице-адмирал Крайш, транспортный конвой покинул рейд Свинемюнде и взял курс в сторону Копенгагена.
Отвечавший за погрузку корветтен-капитан Корпйюн с острова наблюдал за эвакуацией войск до последнего солдата. Около 21.30 часа на своем быстроходном катере он подобрал личный состав зенитной батареи Ка- минке, которая сбилась с пути и подавала мерцающий световой сигнал. В 23 часа катер Корпйюна сделал последний круг в виду здания управления морского судоходства Свинемюнде и взял курс в открытое море.
О том, как проходили погрузка и «морская прогулка» немецких солдат,
1 Звание, соответствующее званию майора в сухопутных войсках (или капитана 3-го ранга в ВМФ России). — Прим. ред.


520
Вильгельм Тике
рассказывает обер-ефрейтор Фолльмер из 5-й батареи 3-го морского артиллерийского полка:
«На огневой позиции возле Хафенхорста мы расстреляли последние боеприпасы. Передки орудий и зарядные ящики были разбиты топорами на мелкие кусочки. С этого момента мы считались «уволенными с воинской службы» и на радостях галопом поскакали прочь, к месту погрузки. По плавучему мосту из пустых бочек из-под бензина мы переправились на катер. Погрузка вечером 4 мая проходила относительно спокойно, без инцидентов, хотя многим из нас не терпелось. Мы вверили свои судьбы нашим товарищам из Кригсмарине, полагаясь на их опыт в подобных ситуациях.
Вместе с нами на пароме плыл гауптман Брунс, кавалер Рыцарского Креста, с которым я учился в артиллерийской школе в Гросс-Борне. Теперь он командовал сводным батальоном. Также на пароме было много гражданских.
Мы без приключений добрались до Копенгагена. На берег нас не пускали, поэтому мы целыми днями валялись без дела. Велись переговоры, и конца им не было видно. Ходили слухи, что нас собираются выдать русским. Тем временем вступили в силу прекращение огня и безоговорочная капитуляция. Но для нас война нервов еще не окончилась. Это тревожное ожидание тянулось дни и ночи.
Наконец чудесным солнечным днем мы снова вышли в море и взяли курс на родину. Боеприпасы, панцерфаусты и оружие были выброшены за борт. Теперь наша морская прогулка была мирной.
Во Фленсбурге нас приняли англичане. Последнее личное оружие было сложено в кучу. Затем нас отправили в лагерь военнопленных Брунсбют- тель-Коог.
* * *
30 апреля 1945 года комендант Грайфсвальда без боя сдал город командиру советской 90-й стрелковой дивизии генерал-майору Лященко. Это позволило повернуть части 65-й армии генерала Батова на Деммин и Грим- мен. Охрана побережья от устья Одера до Дарсса была поручена 2-й ударной армии.
После быстрого взятия Грайфсвальда командующий 2-м Белорусским фронтом маршал Рокоссовский поручил 90-й стрелковой дивизии наступать до самого Штральзунда, занять город и переправу, чтобы обеспечить последующий захват острова Рюген.
Для обороны Штральзунда сил было явно недостаточно. Подразделения «Гитлерюгенда», военно-морского флота и войск СС блокировали только основные автострады, ведущие к городу, да и то лишь недавно. Комендант Штральзунда генерал-майор Брёйзинг во второй половине дня 30 апреля получил из штаба группы армий «Висла» через штаб 3-й танковой армии практически полную свободу действий. В заключение в радиограмме говорилось: «В случае, если натиск противника будет слишком силен, советуем отступить на остров Рюген».
В ночь на 1 мая войска, оборонявшие Штральзунд, были выведены. Остров Дёнхольм, связывающий Рюгенскую дамбу с Рюгенским мостом, был занят подразделениями 1-го кадрового корабельного батальона (l.Schiffsstamm-Abteilung). Все суда были переброшены с материка на ост¬


Падение Берлина
521
ров Рюген или взорваны. 1 мая около 8 часов утра передовые русские части вступили в гавань Штральзунда и начали обстреливать позиции 1-го кадрового корабельного батальона на островах Денхёльм и Рюген из противотанковых орудий и минометов.
Немецкими войсками на острове Рюген командовал руководитель обороны Арнсвальде генерал-майор Фойгт, поддерживавший тесную связь с командованием Кригсмарине.
После падения Штральзунда командир 90-й стрелковой дивизии генерал-майор Лященко передал Фойгту письменное требование о капитуляции. Срок ультиматума истекал в 10 часов утра 3 мая. Фойгт отделался обещаниями и приказал как можно быстрее эвакуировать войска с острова Рюген. Решающим для Фойгта стало то, что части 3-й танковой армии к тому времени уже в основном отошли на запад за демаркационную линию Висмар — Людвигслуст, и, таким образом, оборона Рюгена становилась бессмысленной.
Немецкие войска на Рюгене поездом были переброшены назад, в За- снитц, где их вновь погрузили на корабли. В 2 часа ночи 5 мая из Заснитца отплыл первый транспорт, а в 5 часов утра — последний. Конвоем, состоявшим из самых разнообразных судов, командовал капитан цур зее д-р Йек. На борту этих кораблей находилось 4 500 солдат и гражданских.
Комендант порта Заснитца капитан-лейтенант Штрайтенфельд на борту быстроходного грузового судна «Викинг» тем временем ждал прибытия 400 учащихся Напола. Наконец, после тяжелого ночного марш-броска, в 7.15 часа они прибыли на борт «Викинга». Корабль отчалил и в скором времени догнал конвой с последними солдатами. Последним гавань Заснитца покинул Штрайтенфельд на своем катере рыбнадзора.
Конвой добрался до Копенгагена, а затем, после долгих переговоров, выгрузил солдат в британской оккупационной зоне Северной Германии, где они сдались в плен англичанам.
6 мая 1945 года, около 7 часов утра, капитан цур зее Цолленкопф с командой капитан-лейтенанта резерва Беербаума, взяв на борт нескольких небольших катеров всех желающих из числа гражданского населения, отчалил с острова Хиддензее у западного берега о. Рюген. Так эвакуация Рюгена закончилась.
5 мая 1945 года остров Рюген был занят частями советского 108-го стрелкового корпуса.


КОНЕЦ ГРУППЫ АРМИЙ «ВИСЛА»
Уже в самом начале Берлинской операции штаб 2-го Белорусского фронта получил из Ставки главного командования приказ после начала наступления форсировать Одер, сломить оборону Штеттина и в течение 12—15 дней выйти на линию Росток — Виттенберге. Выполнение этих задач предусматривало охват немецкой 3-й танковой армии с юга, оттеснение ее к Балтийскому морю, окружение и разгром в Мекленбурге и Померании.
Чтобы сломить немецкую оборону Штеттина, войска 2-го Белорусского фронта Рокоссовского 25 апреля прорвали «рубеж «Вотан» вдоль Рандов- ского карьера, а днем позже — расположенный позади него Юкерский рубеж. Таким образом, оперативный прорыв был успешно осуществлен. Немецкий 46-й танковый корпус генерала Гарайса, сильно поредевший и утомленный последними боями, находился в районе главного удара. 2-й Белорусский фронт начал свое победоносное шествие на запад через Переднюю Померанию. Его войска наступали в четырех главных направлениях:
1) 2-я ударная армия генерала Федюнинского наступала на Анклам и Штральзунд, включая острова Воллин и Узедом;
2) 65-я армия генерал-полковника Батова — севернее Мекленбургских озер на Росток;
3) 70-я армия генерал-полковника Попова — через Фельдберг — Нёйштрелитц — Варен на Шверин;
4) 49-я армия генерал-полковника Гришина — через Темплин — Ли- хен — Виттшток — Притцвальк на Виттенберге, Ленцен и Людвигслуст.
Каждой из армий в качестве поддержки был придан один танковый или мотомеханизированный корпус. Поддержку с воздуха обеспечивала 4-я воздушная армия генерал-лейтенанта Вершинина.
Во второй половине дня 27 апреля командующий 3-й танковой армией генерал фон Мантёйфель связался по телефону с начальником штаба группы армий «Висла» генерал-майором фон Трота. В дневнике боевых действий группы армий «Висла» сохранилась запись этого разговора:
«Такие соединения, как «Лангемарк«, «Валлония», 1-я дивизия морской пехоты и все зенитные дивизионы, полностью развалились, виноваты они или нет в том, что бросили оружие. Такой картины, как сегодня, я не видел с 1918 года. От дивизии «Лангемарк» и 1-й дивизии морской пехоты остались только храбрые командиры и кучка солдат, которые еще повиновались им. Так что управлять ими можно лишь настолько, насколько это вообще возможно при такой плохой связи... Связь с большинством частей в течение дня вообще прекратилась. Так что я приказал занять Фельберг-


Положение группы армий «Висла»
к 28 апреля 1945 г.
• Штафенхаген
Фридланд
• Мальхов
• г
НЁЙБРАНДЕНБУРГ
ГР-арм- ^гЧЗ-ята
«Висла» X# • ЧА
ёр* • т
. ” Пенцлин [Федеров
Кратцефгрг
^ v?
- Юкермюнд|
" бг Ледебура/
/
! ак Фердинандсхоф
бгБрюяя\ХайнрИХСВалЬДе
Фюнфайхен
Зб-й тк
./tan - -г V
549-я фгдЁ
I. ^
Штрасбу рг
281-я пд}>.
• Вольдегк
28-я див. СС/*
•Бланкензее jt фюрстенвердер
-./Карпин уто «Остзев»^.'
/ • 1-Я ДМП ? Фельдберг
•НЁЙШТРЕЛИТЦ /
VT 27-я ДИВ. CCJP Карвитц Т®. J •> /
• Виттшток св.мор.б-н
Пренцлау
547-я Фгд.4их;н
)дерский корпус)
• Темплин
\ .\ фКиритц ^ х \
НЁЙ-РУППИН* А 12-я армия \ Д
41-й тк ФербеллиНф
2* *# Рингенвальде
-я рез.пар.бр. \
cCs PC *, ТсГ
\ р-й ак5-яед/Йоа;
„ \*Шлуфт /
бг «1001 ночь»
у-^-й тк
ч*Гранзее \
1-й учебный4"ди-^ ‘ ИОННЫМ полк _ х 7
- ф Либенвальде
З-я дмп -< 4-я пол.У.абр. Ширмера\
.Фризак Г*. XJ • Ораниенбург
-й- 115-Й трб) Креммен ГеРменД°РФ
бг Хаке^^пбр. «Герма-.Геринг»^
• Ратенов бг Конецког&
[оахимсталь
Ринов
.£
* • Зенцке
* Науэн | БЕРЛИН 1
0 5 10
20
30км.


524
Вильгельм Тике
ский рубеж. На фельбергскую позицию перебросить 281-ю пехотную дивизию — около двух полков по 180 человек, 25-ю панцергренадерскую дивизию в составе одного батальона и разведбатальона — до раннего утра (28 апреля) в район Ролленхагена (северо-восточнее Нёйштрелитца), и один батальон плюс 20 танков 7-й танковой дивизии — в район Фюрстензее (югО-восточнее Нёйштрелитца).
Меня сильно беспокоят признаки разложения дисциплины... Части ПВО западнее Нёйбранденбурга рассеялись по всему глобусу. На ПВО можно больше не рассчитывать. Двое или трое офицеров, которые боролись с подобного рода вещами, теперь бесполезны. Я считаю нужным, чтобы обо всех случаях разложения дисциплины докладывали также тем штабам, которые еще подчиняются генерал-полковнику (Хайнрици). Я представлю генерал-полковнику Йодлю один пункт, на который ему придется обратить внимание, если он хочет удержать людей. Ему понадобились бы месяцы, годы, чтобы обдумать всю ту чушь, которую он еще планирует сделать. То, что здесь творится, это уже больше не народное руководство. По словам военных, должно быть политическое руководство...»
В дневном донесении группы армий «Висла» в ставку ОКХ от 27 апреля 1945 года говорилось:
«1. На 12-й день решающей битвы в северогерманских областях обескровленные этой жестокой борьбой армии группы армий «Висла» ведут тяжелые оборонительные бои.
Чтобы остановить наметившийся накануне прорыв восточнее Пренцлау, 3-я танковая армия была вынуждена в ночь с 26 на 27 апреля отступить на Юкерский рубеж. Противник вплотную преследовал отступающие части и утром вновь предпринял прорыв в районе Пренцлау. Бросив в бой крупные силы пехоты и бронетехники, при подавляющем превосходстве в воздухе, противнику удалось прорвать фронт и, разгромив войска 46-го танкового корпуса, продолжить прорыв в западном и северо-западном направлениях, оставив на юго-западе части прикрытия.
Кризис усугубляют также случаи разложения дисциплины среди различных соединений. Они приобрели такой размах, что бороться с ними, несмотря на самые жесткие меры, можно только в отдельных местах. Даже непоколебимый настрой наших офицеров оказывает только ограниченное действие.
Чтобы помешать прорыву противника в Мекленбург и тем самым предотвратить угрозу раскола армии, необходимо бросить против прорвавшихся сил врага 25-ю панцергренадерскую и 7-ю танковую дивизии...
Детали:
9-я армия: Из-за прекращения радиосвязи с 16.30 до 1.30 часов никаких сведений нет.
3-я танковая армия: На правом фланге отражена атака противника против 25-й панцергренадерской дивизии (юго-западнее Ораниенбурга) силами до одной дивизии. Развернуто контрнаступление с целью устранения нового прорыва противника в юго-восточной части села Заксенхаузен. Также представляется возможным потеснить силы противника, прорвавшиеся накануне севернее Бернёве.
На участке фронта 101-го армейского корпуса и Одерского корпуса никаких значительных боевых действий не велось.
На правеем фланге 1-й дивизии морской пехоты противнику Силами до одного полка удалось прорвать наши посты охранения между Верхним


Падение Берлина
525
Юкерским озером и Нижним Юкерским озером. Силы противника, вступившие ночью в Пренцлау, утром силами 1-го гвардейского танкового корпуса при поддержке пехоты прорвали нашу оборону и глубоко вклинились в тыловые районы. Наступающие на юго-запад войска противника утром вышли к Гинденбургу и Беенцу и захватили Бойтценбург. Прорываясь на запад, танковые клинья противника достигли района в 5 километрах к востоку от Фельдберга. Северо-западнее Пренцлау 281-я пехотная дивизия отражает сильные вражеские атаки по обе стороны от автотрассы Пренцлау — Вольдегк северо-западнее Хольцендорфа, при этом подбито 8 вражеских танков. На участке фронта 32-го армейского корпуса, отведенного к общей линии фронта от озера Юкер до Пазевалька, Йегербрюка и Рита, противник в полдень предпринял разведку боем силами пехоты и танков. Вражеский прорыв местного значения в районе Веллинга. На Дивеновском участке фронта противник, высадившийся ночью на острове Гризенов, захватил остров. Ночной налет бомбардировщиков на Свинемюнде.
2. Согласно карте 1:300 ООО.
3. В подчинение Одерского корпуса переданы: истребительно-противотанковый отряд «Тысяча и одна ночь», район Темплина.
4. 25-я панцергренадерская дивизия, 7-я танковая дивизия, один полк танкового корпуса «Великая Германия» — район Нёйштрелитца, еще один полк из корпуса «Великая Германия» (учебно-резервный) — район Нёйбранденбурга. Штаб 610-й дивизии особого назначения (полковник Фулльриде) исполняет обязанности военной комендатуры Нёйбранденбурга.
Перебрасываются: дивизия «Шлагетер» — район Гранзее — Лёвенберг.
5. Командование 21-й армии: в 2,5 километра юго-восточнее Нёй-Круга (севернее Виттштока).
9. В первой половине дня погода была ясной, солнечной, после полудня — облачно. Состояние дорог — без изменений.
От командования группы армий «Висла»
начальник штаба
оперативный отдел № 6776/45 секретно
Заверил в черновике подписал Айсман,
Отто, гауптман полковник Генштаба».
В районе Фельдберга еще оказывали сопротивление остатки 7-го панцергренадерского полка «Солар» под командованием оберштурмбанфюре- ра Прагера и 4-й полевой резервный батальон СС (4-й полицейской дивизии СС). Их новый рубеж обороны находился под Нёйштрелитцем.
В донесении группы армий говорилось о том, что истребительно-противотанковый отряд «Тысяча и одна ночь» (ядро которого составлял 560-й истребительно-противотанковый батальон СС) был передан в подчинение Одерского корпуса и был переброшен из-под Финовфурта в район Темплина.
По дорогам, забитым колоннами солдат и беженцев, в ночь на 27 апреля батальон выступил к новому месту назначения. По дороге ему неоднократно приходилось пробиваться через занятые противником перекрестки дорог. Несколько раз он шел параллельно наступающим вражеским колоннам, что обнаруживалось лишь намного позже. Утром 27 апреля батальон вышел в район восточнее Темплина и блокировал перешеек между озерами


526
Вильгельм Тике
восточнее Темплина, через который проходят автотрассы на Пренцлау и Йоахимсталь и проселочные дороги, ведущие к Темплину с юго-востока.
Той же ночью 560-й истребительно-противотанковый батальон СС (26 апреля остатки его четырех рот были сведены в две роты) по приказу командира боевой группы «Тысяча и одна ночь» майора Бланбуа занял позицию под Аренсдорфом (восточнее Темплина). Еще одна самоходно-артиллерийская батарея (рота), подтянутая туда, через некоторое время была снова отведена в тыл. Поскольку «хетцерам» приходилось действовать без поддержки пехоты, две самоходки были высланы вперед на разведку. Вскоре к ним присоединился 49-й панцергренадерский полк СС. Других подкреплений не было.
Тем временем «хетцеры» подготовили под Аренсдорфом засаду. Когда на рассвете две самоходки были отправлены назад, в Темплин, для срочного ремонта, буквально следом за ними в город незамеченными проскочили несколько русских танков «Т-34».
Приближение противника было замечено только в последнюю минуту; наводчик подбил два танка "Т-34» с расстояния всего 80—50 метров. В тот же миг командир батальона гауптштурмфюрер Марковц, выехавший на своем танке на дорогу с боковой улицы, чуть не столкнулся с русским «Т-34». К тому времени уже рассвело. Сопровождавшая танки русская пехота, засевшая в окрестных домах и садах, была быстро выбита оттуда. Остальные вражеские танки отступили.
Все атаки русских в течение первой половины дня были успешно отражены. Когда к полудню они изготовились к новой атаке, «хетцеры» было приказано отвести назад, в район между Аренсдорфом и Темплином. Новая позиция лежала между небольшим лесом и лощиной. Здесь они атаковали с фланга русскую колонну из танков «Иосиф Сталин» и «Т-34» в сопровождении пехоты и мотопехоты. Пять танков и два грузовика были подбиты. При этом один из «хетцеров» был подбит. Когда убитые и раненые появились и с немецкой стороны, отряд отступил с боем, оттащив назад также подбитую машину. Отряд «хетцеров» сдерживал натиск русских на 12 часов дольше, чем предполагалось вначале.
По возвращении в батальон отремонтированные «хетцеры» были брошены в бой на окраине Темплина, чтобы прикрыть отход двух пехотных батальонов. Однако вместо этого им пришлось в течение 8 часов сдерживать атаки русских танков, пехоты и кавалерии. К полуночи Темплин был оставлен. Все немецкие части собрались на дороге к Лихену. Но так как они уже были частично заперты русскими в этом районе, то было решено пробиваться в направлении Лихен — Фюрстенберг под прикрытием конвоя «хетцеров» навстречу основным немецким силам.
Пока 12-я армия наступала на север к Потсдаму, чтобы если не прорвать кольцо окружения вокруг Берлина, то хотя бы облегчить 9-й армии прорыв на запад, восточный фронт 3-й танковой армии также начал отход на запад. Разложение дисциплины, о котором фон Мантёйфель упоминал в разговоре с начальником штаба группы армий «Висла», действительно было. Однако сравнение его с событиями 1918 года, когда немецкая Западная армия отступала из Франции, несколько хромает. Тогда еще не было таких танковых армад, как та, которую бросил в бой Рокоссовский, почти не встречая на своем пути противотанковой обороны. Тогда линия фронта была значительно плотнее, а сообщение между отдельными войсковыми частями поддерживалось постоянно, чего нельзя было сказать о нынешней


Падение Берлина
527
ситуации. Очевидно, фон Мантёйфель говорил о том, как расшевелить нижестоящие штабы, невзирая на распоряжения Гитлера, Кейтеля и Йодля. Разумеется, при этом приходилось лично руководить отдельными частями, хотя разложение дисциплины уже успело в большей или меньшей степени затронуть все воинские части. Генерал Гарайс, командир 46-го танкового корпуса, оказавшегося в центре боев, 27 апреля так описывал состояние дел в своем корпусе:
«События развиваются стремительно. Очаги сопротивления под Пренцлау и Зеехаузеном не смогут дольше выстоять под постоянными атаками танков и авиации. Я отправился к командиру тылового района армии, чтобы оттуда переговорить со штабом армии...
Фельберг переполнен беженцами. На дорогах бесконечные потоки машин. Через десять минут после того, как я с трудом выбрался из города, русская авиация обрушила новую партию бомб на дороги, колонны машин и дома Фельберга.
В 3 часа дня я добрался до Люттенхагена. К счастью, небо затянуло тучами, весеннее солнце скрылось. Гул самолетов стал глуше.
Вечером объединенные силы корпуса уже стояли на линии озер Гросс-Макзее — Крюзелинзее — Карвитцерзее — Брайт-Лутцинзее — Дам- мзее до селения Вольфсхаген. Дивизии, если можно так называть эти остатки воинских частей, снова понесли тяжелые потери. Особенно пострадали 1-я дивизия морской пехоты и учебный танковый отряд «Остзее». Те уцелевшие подразделения, которые еще оставались от дивизий, уже не смогли бы выдержать нового вражеского натиска.
Нищета, в которой находились беженцы, была просто ужасающей. Под Бойтценбургом, как рассказал мне генерал Блеквен, русские танки открыли огонь по колонне беженцев. Куски человеческих тел — женщин и детей — взлетали в воздух и потом опять падали на машины и подводы. Жуткое зрелище!
Незадолго до наступления темноты я разместил свой штаб в небольшом лесном поместье, чтобы не позволить русской авиации парализовать мой аппарат связи. Начальника штаба корпуса Густедта, слегшего с плевритом, мне пришлось отослать в лазарет в Варнемюнде».
281-я пехотная дивизия вела бои под Вольфсхагеном против наступающих к Вольдегку русских войск. 218-й гренадерский полк, лишь недавно сформированный в Штеттине и действовавший на южном фланге дивизии, был полностью разгромлен. 1-й дивизион 281-го артиллерийского полка под командованием майора Кареса в течение шести часов сдерживал натиск противника, чтобы позволить остальным частям дивизии отступить через Вольдегк к Нёйбранденбургу.
Еще южнее, под Нёйштрелитцем, готовился штурм. Штаб 33-й дивизии СС «Шарлемань» переехал из Карпина в Цинов. После того как наиболее боеспособные подразделения во главе с генерал-майором Крукенбергом ушли в Берлин, командование оставшимися частями дивизии «Шарлемань» взял на себя штандартенфюрер Циммерман, а затем — штурмбанфюрер войск СС Буде-Гёзи. В районе Нёйштрелитца к этому времени оставались один строительный батальон гауптштурмфюрера Руа и один боевой батальон гауптштурмфюрера Крёпша из состава дивизии «Шарлемань». Строительный батальон вскоре был переброшен на северо-запад на строительство новой линии обороны между Вареном и Мальхином.
К северу от 46-го танкового корпуса стоял 32-й армейский корпус под


528
Вильгельм Тике
командованием Шака, еще сохранивший относительную дисциплину и боеспособность. В связи с отступлением всего фронта на участке 32-го корпуса появилось множество «отставших»: на южном крыле корпуса не успели отступить остатки 549-й фольксгренадерской дивизии, к северу от нее — части крепостного гарнизона Штеттина, под командованием генерал-майора Брюля и командира крепостной бригады полковника Воллера, переданные корпусу после оставления Штеттина в ночь на 26 апреля. Вдоль побережья залива стояла недавно образованная боевая группа Леде- бура, которая по мере отступления все больше удалялась от побережья, так что скоро ее северное крыло «повисло в воздухе».
В самой Щецинской бухте действовала «боевая группа «Эльф» (Haf- fkampfgruppe Elf) в составе флотилии малых судов «Нёйварп», 4-й роты 771-го десантного саперного батальона и батальона десантных катеров особого назначения.
По поводу судьбы оборонительного района Свинемюнде между командованием группы армий «Висла» и вышестоящими штабами шли оживленные споры. Последние, вопреки возражениям Хайнрици, настаивали на обороне Свинемюнде — даже если наземный фронт будет вынужден отойти далеко на запад. На обороне Свинемюнде настаивал и главнокомандующий Кригсмарине гросс-адмирал Дёниц, ссылаясь на то, что порт Свинемюнде имеет особое значение для снабжения Курляндской группировки.
Командиром оборонительного района Свинемюнде являлся генерал-лейтенант Анзат. Его командный пункт находился на морском курорте Базин. Обороной Свинемюнде с моря руководил капитан цур зее Риве. До конца апреля оборонительный район Свинемюнде находился в непосредственном подчинении группы армий «Висла», но в ходе реорганизации группы армий 19 апреля был передан в подчинение 3-й танковой армии.
После передачи 3-й дивизии морской пехоты группировке Штайнера оборона острова Воллин с востока была поручена 402-й учебной дивизии генерала Виттке в составе двух полков — под командованием полковника фон Эртцена и графа цу Эйленбурга. Остров Гристов был эвакуирован после того, как в ночь на 27 апреля на его побережье высадился русский десант. Артиллерия состояла из 2-го дивизиона 3-го морского артиллерийского полка, оставленного на острове Воллин после переброски 3-й дивизии морской пехоты, а также 2-го учебного артиллерийского полка из Шверина.
Остров Узедом и коммуникации, связывавшие его с материком, обороняли в основном сводные морские батальоны. С приближением линии фронта мосты между островом и сушей были взорваны. Огневую поддержку наземным войскам оказывали крейсер «Лютцов» и старый линкор «Силезия», который после аварии в Грайфсвальдской бухте был переведен в гавань Свинемюнде и там сел на мель, так что только часть его орудий оставалась боеспособной. Хотя 30 апреля командование группы армий «Висла» разрешило начать эвакуацию Свинемюндского оборонительного района, оборона островов Воллин и Узедом продолжалась еще до 4/5 мая, пока корабли вывозили с островов части сухопутных войск и Кригсмарине и беженцев.
«28 апреля, — пишет генерал Гарайс, — в течение дня велись тяжелые бои. Напротив моего участка (46-го танкового корпуса) стояли два русских танковых корпуса. Русские прорвались между Фельдбергом и Фюрстенвер- дером, нацеливаясь на Нёйбранденбург. Комендант Фельдберга застрелил¬


Падение Берлина
529
ся, так как половина его гарнизона разбежалась. От 1-й дивизии морской пехоты и учебного танкового отряда «Остзее» осталось примерно по 300 человек.
281-я пехотная дивизия на северном фланге корпуса была расчленена, пытаясь отойти к Нёйбранденбургу. В брешь между озерами восточнее Нёйштрелитца предполагалось бросить 7-ю танковую и 25-ю панцергренадерскую дивизии. Возможно, это позволит удерживать этот рубеж еще в течение 24 часов».
Остатки 28-й дивизии СС «Валлония» и 281-й пехотной дивизии отходили на запад по автотрассе Вольдегк—Нёйбранденбург. Русские больше не преследовали их, очевидно, из-за трудностей с подвозом припасов.
Утомленные и выдохшиеся, немецкие солдаты отступали на запад. Это был долгий безмолвный марш. С наступлением темноты 281-я пехотная дивизия достигла Нёйбранденбурга. Город, еще несколько часов назад полный людей и подвод, был совершенно пуст. Внезапно завыли сирены воздушной тревоги. Этот вой продолжался около часа. Вслед за тем заухали русские минометы, которые принялись обстреливать город с большого расстояния.
Нёйбранденбург расположен у северного края озера Толлензе-зее. На высотах к востоку от города находились позиции солдат резервного полка танкового корпуса «Великая Германия». Ночью этих молодых, неопытных солдат сменили ветераны из 281-й пехотной дивизии. 386-й гренадерский полк разместился на востоке и юго-востоке, а 322-й гренадерский полк — на северо-востоке от Нёйбранденбурга.
«В какой-то момент возникла путаница, — рассказывается в официальной истории 281-й пехотной дивизии. — Как это часто случалось в последние дни войны, был получен новый приказ. Еще позавчера говорилось, что главная и единственная задача теперь — организованный отход к Эльбе. Но в ночь на 19 апреля пришел совершенно противоположный по смыслу приказ — оборонять Нёйбранденбургский участок «до последней капли крови». Однако, когда ночью 368-й гренадерский полк занял позиции на подступах к Нёйбранденбургу, оказалось, что имеющихся сил явно недостаточно для обороны города. Одновременно с отходом остатков 368-го полка в штаб 46-го танкового корпуса было отправлено соответствующее донесение. Так как полное и повсеместное прекращение боевых действий теперь было вопросом всего нескольких дней, 368-й гренадерский полк был формально расформирован, а его солдаты распущены по домам. Но в действительности все части дивизии сохраняли единство до самого момента сдачи в плен»1.
Этот самый приказ, полученный 281-й пехотной дивизией ночью на 29 апреля, был одним из «творений» генерал-фельдмаршала Кейтеля, который незадолго до полуночи вдруг вознамерился дать несколько «решающих битв» противнику — силами дивизий, большинство из которых давно уже не существовали. Положение под Нёйбранденбургом действительно необходимо было стабилизировать, но не как исходный пункт для «решающего наступления», а чтобы обеспечить отступление немецких войск на запад и избежать при этом хаоса. С этой точки зрения становится вполне понятным, почему командование 46-го танкового корпуса с нетерпением
1 Geschichte der 207. und 281. Inf. Div. mit ihren Zwischengliederungen 1939 bis 1945, Kiel o. J. S. 247.


530
Вильгельм Тике
ждало прибытия 7-й танковой и 25-й панцергренадерской дивизий, которые должны были прикрывать отступление корпуса. Если за что и стоило еще сражаться, так только за выигрыш времени, чтобы основная масса войск успела отойти на запад и сдаться в плен англо-американцам. И немецкие солдаты продолжали идти и идти, чтобы избежать русского плена.
Преследовавшие их русские войска находились в тех же условиях. Они тоже торопились, борясь за выигрыш времени. Они шли и шли, наступая немцам на пятки и стараясь, по возможности, опередить их. Маршал Рокоссовский, несмотря на все трудности с подвозом, приказал своим танковым клиньям ускорить темп преследования до 50 километров в день. Стрелковые дивизии должны были проходить ежедневно по 30 километров вдень. Моторизованные колонны, где могли, подвозили их. Части мотопехоты следовали сразу вслед за танками.
«28 апреля, около 7 часов вечера, когда я выехал из Нёйбранденбур- га, — пишет генерал Гарайс, — русские танки уже обстреливали город. В городе еще стояли колонны беженцев. Это были переживания и картины, которых нельзя забыть.
В 9 часов 30 минут вечера мне случайно встретился автомобиль генерал-полковника Хайнрици. Я сел к нему в кабину. Он был потрясен увиденным. Я доложил ему о положении моего 46-го танкового корпуса и о планах на следующий день. В Пренцлине мы расстались; я должен был срочно отправляться на мой командный пункт в Кляйн-Вархов. Чуть позже до меня дошли тревожные известия о продвижении русских танков к Нёйбранденбургу».
Командный пункт группы армий «Висла» 28 апреля находился в Феде- рове, на северо-восточном берегу Мюритц-зее. Здесь между генерал-полковником Хайнрици и фельдмаршалом Кейтелем вновь произошел спор по поводу отхода и оставления Свинемюнде, в результате которого Хайнрици был снят с поста командующего группой армий. На его место был назначен генерал-полковник Штудент, которого до его прибытия заменял генерал фон Типпельскирх. Однако Хайнрици оставался в штабе группы армий «Висла» до самого конца.
Вместе с потоком отступавших через Штрасбург и Вольдегк частей в Нёйбранденбург прибыли и части гарнизона крепости Штеттин. Среди них находился обер-ефрейтор Кописке.
«В Нёйбранденбурге, — вспоминает он, — все было запружено людьми, лошадьми и машинами, как в день ярмарки. Был вечер, время ужина, в небе не было ни одного штурмовика.
Мы явились на сборный пункт, где нас включили в состав одной из сводных рот. Взвод, к которому мы были приписаны, разместился на ночь в одном из домов. Следующим утром (29 апреля) он должен был занять позицию на одной из близлежащих высот. Говорили, что Нёйбранденбург надо удержать любой ценой.
На нижнем этаже дома было шумно и полно народу. Уснуть было невозможно, поэтому мы с несколькими товарищами перебрались на чердак и там расположились на ночь.
Я спал мертвым сном. Когда утром я проснулся, то обнаружил, что остался один. Дом был пуст. Пока я раздумывал, что делать, где-то на улице загрохотали противотанковые орудия. Все стало ясно.
На главной улице еще можно было встретить отдельных отставших сол¬


Падение Берлина
531
дат. Одинокий и всеми покинутый, я тем не менее скорым шагом направился по трассе Нёйбранденбург—Мальхин на запад. Один водитель грузовика согласился подвезти меня.
Скоро мы догнали марширующие колонны солдат. На дороге снова теснились пехотинцы, подводы. Внезапно в небе появились русские самолеты. Началась паника. Кругом были орущие люди, перевернутые повозки, трупы людей и лошадей. Но железные коршуны в небе не знали пощады.
В одну небольшую деревушку прямо передо мной угодила бомба. Стена дома обвалилась. Люди устремились туда, а потом — нагрузившись всевозможной поклажей — назад на улицу. Случайно мы наткнулись на брошенный склад продовольствия, где хранились мешки с рисом, сахаром, натуральным кофе, консервы, сигареты. Многое из этого было просто растоптано орущей, беснующейся толпой.
Тут появился какой-то лейтенант. Оглядевшись вокруг и сообразив, что происходит, он приказал мне и еще одному солдату охранять склад. Всех выгнали наружу. Предполагая, что он и должен быть законным владельцем, мы больше не пропускали на склад никого. Приказ есть приказ!
Через некоторое время подъехало несколько больших грузовиков, перевозивших на буксире десантные катера. Я был слегка озадачен. Потом я все же понял, что к чему. Все, что еще можно было вывезти, было погружено на грузовики — в том числе и мы, часовые. Тут я узнал, что это колонна подразделения десантных катеров, а командует ею тот хитрый лейтенант, который поставил нас караулить склад. Я не разозлился на то, что нас обманули, так как теперь я все-таки ехал на запад».
Чтобы хоть как-то овладеть положением под Нёйбранденбургом, пришлось бросить в бой 25-ю панцергренадерскую дивизию, прибытия которой так ждали в 46-м танковом корпусе. Она была выведена с плацдарма северо-западнее Ораниенбурга только в ночь на 28 апреля и по дороге к новому месту назначения сильно пострадала от авианалетов. Командование корпуса также рассчитывало на 7-ю танковую дивизию, остатки которой были эвакуированы морем из-под Данцига и не успели даже отдохнуть. Дивизия «Шлагетер» под командованием генерал-лейтенанта Хёйна, подчиненная 3-му танковому корпусу СС и переброшенная в район Гранзее — Лёвенберг, была снова передана в подчинение 46-го танкового корпуса. Силами этих дивизий фельдмаршал Кейтель надеялся предотвратить разгром под Нёйбранденбургом и Нёйштрелитцем и дать врагу решающее сражение. Командование же 46-го танкового корпуса надеялось с помощью этих дивизий выиграть время, чтобы обеспечить отход своих обескровленных и измотанных частей на запад.
Кроме Нёйбрнаденбурга, еще одним опорным пунктом был Нёйштре- литц, где также сложилась напряженная ситуация. Все находившиеся здесь части были брошены на оборону города. Штаб 33-й дивизии СС «Шарлемань» перебазировался из Цинова в Нёйштрелитц раньше остальных подразделений дивизии. В распоряжении штаба был только один танк и один грузовик. 30 солдат штабных подразделений были пешим маршем отправлены в Варен, где стоял саперный батальон Руа. Французский боевой батальон гауптштурмфюрера Крёпша занимал позицию южнее Альт-Штрелит- ца, так как возле Бергфельда и Гольденбаума были замечены русские танки, а 7-я танковая дивизия еще не подошла. Вечером 28 апреля батальон Крёпша вступил в бой с противником.


532
Вильгельм Тике
Подтянувшиеся позднее части 7-й танковой дивизии также отправились на восток и заняли отсечные позиции восточнее Нёйштрелитца, чтобы встретить отступающие через Фельдберг остатки 27-й и 28-й дивизий СС и другие части 46-го танкового корпуса и обеспечить их отход от Нёйштрелитца к Варену.
Склад боеприпасов в Фюрстензее (южнее Нёйштрелитца) был взорван. Из Нёйштрелитца выступили на запад последние санитарные части 3-го танкового корпуса СС.
32-й армейский корпус, стоявший севернее 46-го танкового корпуса на линии Штрасбург — Хайнрихсвальде — Фердинандсхоф — Юкермюнде, 28 апреля оставался на том же месте. Но когда положение в районе Нёйбран- денбурга осложнилось, его пришлось в течение дня отвести на линию Фридланда. При этом он окончательно отступил от побережья, поэтому северное крыло корпуса пришлось отвести на запад, чтобы избежать обхода с северо-восточного фланга. Это открыло русским путь на Анклам, Грайфс- вальд и остров Рюген, а Свинемюндский оборонительный район оказался в полном окружении.
28 апреля на оперативной карте группы армий «Висла» в районе Темплина впервые появляется 27-й армейский корпус во главе с генералом Хёрнляйном. Ранее штаб этого корпуса входил в состав 2-й армии, но был выведен из Восточной Пруссии. Начальником штаба корпуса был полковник Генштаба Виллемер, начальником оперативного отдела — майор Генштаба Мюллер, начальником материально-технической части — подполковник Тибе. Таким образом, импровизированный штаб Одерского корпуса перестал существовать, а его войска унаследовал 27-й армейский корпус. Бывший командир Одерского корпуса, генерал полиции фон дем Бах-Зелевский, был неспособен командовать армейским соединением. По словам оберштурмфюрера Вебера из дивизионной школы 33-й дивизии СС «Шарлемань», с 24 апреля Бах-Зелевский практически ничего не делал, сидя в поместье Оллендорф под Нёйштрелитцем.
В подчинение 27-го армейского корпуса вернулась 547-я фольксгренадерская дивизия. Арьергард составлял слабо моторизованный 49-й панцергренадерский полк СС Ломана1. Также в подчинение корпуса перешел артиллерийский полк СС Хофера. Обе эти части, входившие в состав дивизии СС «Недерланд», когда дивизия была переброшена на другой участок, были оставлены на Одерском фронте. О том, как обстояли дела в то время в 547-й фольксгренадерской дивизии, автору рассказал в письме сам оберштурмбанфюрер Ломан:
«Средств связи не хватало. Я передал штабу 547-й фольксгренадерской дивизии, которой я был подчинен, свою радиофицированную командирскую машину и радистов, так как в штабе дивизии рации не было вообще. Правда, у командира дивизии генерал-майора Фронхёфера был свой открытый автомобиль, но его штаб начиная с начальника оперативного отдела был вынужден обходиться мотоциклами. Кто-то может подумать: как вообще с такими средствами можно было командовать дивизией? В моем полку было пять офицеров связи, прикомандированных к другим воинским частям, чтобы мы могли координировать с ними свои действия и
1 В конце марта 1945 г. 49-й панцергренадерский полк СС «Де Рюйтер» (из состава 23-й дивизии СС «Недерланд») был временно придан 547-й фольксгренадерской дивизии. — Прим. ред.


Падение Берлина
533
быть в курсе дел. В дивизии таких офицеров связи было еще больше, в основном — в тыловой зоне, где они отлавливали беглых или отставших солдат, собирали их в отряды и по мере необходимости снова бросали в бой. Этот период войны был самым мрачным для меня из всех остальных».
В составе 27-го армейского корпуса также действовали 560-й истребительно-противотанковый батальон СС («Тысяча и одна ночь»). После затяжной обороны Темплина подразделения батальона отошли к Химмель- порту и создали там новый рубеж обороны. Обершарфюрер Циттерман и унтершарфюреры Бланк и Вистрелла подбили здесь 6 русских танков.
Юго-восточный участок фронта по-прежнему занимал 101-й армейский корпус Зикста, в состав которого входили 606-я дивизия, оборонявшая южный участок вдоль Гогенцоллерн-канала западнее Эберсвальде, и 5-я егерская дивизия, оборонявшая восточный участок в районе Вербел- лин-зее. Однако и этот корпус после 28 апреля оказался вовлеченным в общее отступление 3-й танковой армии.
В районе Гогенцоллерн-канала, Руппинского канала и у Рина все еще сражался 3-й танковый корпус СС. Он оставил свои позиции только тогда, когда начал отступление соседний, северный корпус.
29 апреля 2-я ударная армия захватила Анклам и продвинулась до Грай- фсвальда. 65-я армия к вечеру подошла вплотную к Деммину и оттеснила остатки 32-го армейского корпуса в сторону Гюстрова.
Но в центре событий этого дня опять был 46-й танковый корпус. В это день генерал Гарайс записал в своем дневнике:
«29 апреля 1945 года. В 5 часов утра полковник Шмид, командир 281-й пехотной дивизии: противник в Нёйбранденбурге. Военный комендант исчез, гарнизон разбежался. Остатки его (281-й) дивизии занимают цепочку холмов к западу от города. Боевой ценности они больше не имеют. 25-я панцергренадерская дивизия получила приказ срочно принять на себя оборону Нёйбранденбурге кого участка. Я послал майора Мюллера и майора Кайзера в Нёйбранденбург, чтобы прояснить ситуацию. Небольшие боевые группы с 6 штурмовыми орудиями под командованием гауптмана Хар- тунга также посланы в Нёйбранденбург в качестве подкрепления. В 25-й панцергренадерской дивизии, должно быть, не осталось больше ни одного танка».
Так представляли себе ситуацию на командном пункте 46-го танкового корпуса в Кляйн-Вархове к 5 часам утра 29 апреля.
281-я пехотная дивизия на рассвете этого дня еще находилась в Нёйбранденбурге, когда русские танковые клинья ворвались в город. Немецкая контратака была снова отбита. Только 281-му артиллерийскому полку еще как-то удавалось влиять на ситуацию.
У южного берега Толлензе-зее, под Узаделем и Рёдлином, сквозь слабую линию обороны 7-й танковой дивизии прорвалось около 30 русских танков. Когда они повернули к Толензе-зее и атаковали Нёйбранденбург с юга, дальнейшая оборона города стала бессмысленной. 281-я пехотная дивизия оставила город и отступила на запад, к Вайтину, где создала новый рубеж обороны. И здесь артиллерия тоже стала последним резервом обороны. 4-й дивизион 281-го артиллерийского полка под командованием гауптмана Фойгтлендера вел непрерывный огонь по русским танкам, чтобы тем временем пехота успела покинуть город. Несмотря на угрозу окружения с юга, все орудия артиллерийского дивизиона были вывезены под охраной 322-го гренадерского полка. В ходе этого боя пропал без вести командир


534
Вильгельм Тике
дивизии полковник Шмид. Теперь 281-й пехотной дивизией командовали одновременно трое — подполковники Оттов (командир 281-го артиллерийского полка) и Штрелов (командир 322-го гренадерского полка) и майор д-р Лютйен, начальник оперативного отдела штаба дивизии.
«В 9 часов — посещение генерала фон Мантёйфеля, чуть позже — генерал-майора Бурмайстера, — записал в своем дневнике генерал Гарайс. — У меня сложилось впечатление, что 25-й панцергренадерской дивизии следует «поддать пару», так как, по словам Бурмайстера, ее передовой полк еще даже не выступил. Я приказал Бурмайстеру принять на себя командование всеми войсками в районе западнее Нёйбранденбурга. До полудня там еще можно сдержать прорыв, но на южном берегу Толлензе-зее, возле Узаделя и Рёдлина, оборона рушится. Рассеявшиеся остатки 7-й танковой дивизии (без единого танка) отступают на запад.
В 4 часа вечера танковые клинья 70-й армии стояли под Нёйштрелит- цем. Падению города помешать уже нельзя».
29 апреля майору Бланбуа, командиру боевой группы «Тысяча и одна ночь», было поручено взять на себя командование в Нёйштрелитце (согласно приказу штаба корпуса, который Бланбуа получил из рук начальника оперативного отдела 547-й фольксгренадерской дивизии). Ему был подчинен военный комендант Нёйштрелитца с гарнизоном и все части 547-й фольксгренадерской дивизии, которые удастся перехватить и вернуть на фронт. Майору Бланбуа было поручено создать заградительную линию от северного берега Воблитц-зее до восточных окраин Лихтенберга и северо-восточной оконечности Узеринского озера (Узеринер-зее). Согласно приказу оборона самого города Нёйштрелитц не планировалась.
В боях вокруг Нёйштрелитца принял участие и боевой батальон 33-й дивизии СС «Шарлемань», который, впрочем, скоро был вынужден отойти в сторону Варена в рамках общего отступления.
«Остатки нашего штаба еще находились в Нёйштрелитце, — писал один из офицеров штаба дивизии в своем дневнике1, — когда к городу подошли русские. Продовольственное управление раздало все оставшиеся запасы солдатам и населению. Мы выехали из города по последней не занятой противником автотрассе, которая проходила между озерами на юго-запад. Русские самолеты на бреющем полете то и дело обстреливали дорогу. В Ве- зенберге — короткая остановка. Атака 25 русских истребителей и средних бомбардировщиков, длившаяся 45 минут. Много потерь, в том числе среди гражданского населения. Наш врач, д-р Мете, помогал, кому мог. Мы должны следовать в сторону Варена. То есть — на северо-запад по проселочным дорогам. В одном лесу мы наткнулись на остатки трех боевых рот из батальона гауптштурмфюрера Крёпша, которые сумели оторваться от противника без особых потерь. Рота Сарайе уничтожила три вражеских танка. Договорились встретиться в Варене. Ехали всю ночь. Лунный свет и вражеские самолеты над головой. Я заснул от переутомления. По-видимому, мы (штаб) ехали через Миров — Фипперов — Рёбель — Варен».
«Оборона линии Кратценбург — Пенцлин, которую удерживают части 7-й танковой и 25-й панцергренадерской дивизий, — писал генерал Гарайс, — кажется мне безнадежной. Только озерный перешеек между
1 Рассказ неизвестного французского добровольца. Рукопись в собственности автора.


Падение Берлина
535
Кёльпин-зее и Мальхинским озером (Мальхинер-зее), по-моему, еще можно будет удерживать какое-то время. Сообщения с соседними корпусами — Шака (32-м) на севере и Хёрнляйна (27-м) на юге — больше нет».
В 9 часов вечера командный пункт 46-го танкового корпуса переехал из Кляйн-Вархова в обширное поместье севернее Варена.
27-й армейский корпус тем временем также продолжал отступление. Необходимо было как можно быстрее эвакуировать военный лазарет в здании унтер-офицерской школы в Хоэнлихене, которым заведовал медперсонал 3-го танкового корпуса СС во главе с оберштурмбанфюрером д-ром медицины Лодерхозе, заслуженным военврачом, кавалером Золотого Германского Креста. В конце концов д-ру Лодерхозе удалось перевезти весь медперсонал и всех раненых в Шверин, где они сдались англо-американцам.
Лихен был занят русскими. 27-й армейский корпус отступил к новому рубежу обороны вдоль верхнего Хафеля, по обе стороны от Фюрстенберга.
101-й армейский корпус также отступил из района Йоахимсталя.
Части 3-го танкового корпуса СС вечером 29 апреля тоже пришли в движение и оставили позиции у Либенвальде и Ораниенбурга.
Как уже говорилось выше, прошлой ночью генерал-полковник Хайнрици был снят с должности командующего группой армий после телефонного разговора с Кейтелем. Причиной послужил их спор вечером 28 апреля на дороге между Нёйбранденбургом и Нёйштрелитцем по поводу удержания фронта под этими двумя городами и контрнаступления на Берлин с Ораниенбургского плацдарма, на чем продолжало настаивать ОКВ. Кейтель обвинил Хайнрици в нерешительности и пригрозил отправить его под военный трибунал за неисполнение приказа. Хайнрици, как опытный фронтовик, все же поступил так, как считал нужным сам и как считали его подчиненные, и проигнорировал приказ Кейтеля. Вслед за тем последовал телефонный разговор между ними, в ходе которого Кейтель снова обвинил Хайнрици в том, что он опять не выполнил приказа. Телефонная линия между командным пунктом группы армий «Висла» в Федерове под Вареном и ставкой ОКВ в Доббине раскалилась. Когда Хайнрици сказал, что хочет эвакуировать окруженный Свинемюндский оборонительный район, Кейтель не выдержал и заявил ему, что он уволен. На этом и закончился их телефонный разговор.
Той же ночью командующим группой армий «Висла» вместо Хайнрици был назначен генерал-полковник Курт Штудент. Но так как в то время он находился далеко от места боев, то руководство группой армий был вынужден взять на себя генерал фон Типпельскирх. По сути же это ничего не изменило. Командовать уже было практически нечем. Все корпуса 3-й танковой армии были оторваны друг от друга и под натиском противника отступали на запад, уже не слушая никаких бессмысленных приказов.
Только в бункере Гитлера и в Ставке Верховного командования вермахта (ОКВ) еще жонглировали армиями и корпусами, которых давно уже не было и которым уже никто не мог ничего приказать. Из записей телефонных разговоров группы армий «Висла» видно, что планы и замыслы верховного руководства больше не отвечали реальному положению дел. Часто приказы из Берлина представляли собой не более чем подтверждение того, что и без них уже было сделано раньше.
Вот, например, запись телефонного разговора, который состоялся 29 апреля в 19 часов 35 минут между генералом Детлефсеном (новым началь¬


536
Вильгельм Тике
ником штаба группы армий «Висла») и генерал-майором фон Трота (его предшественником на этом посту):
«21-й армии (ее оперативный штаб только что переброшен в район севернее Виттштока), кроме 3-го танкового корпуса СС, будет придан еще один корпус (101-й армейский?). В случае вражеского наступления против южного участка фронта группа армий вынуждена будет отвести правое крыло 3-й танковой армии к Эльбе. В ОКВ этого намерения, кажется, не разделяют. Из-за выхода из строя телефонной связи дальнейшее уточнение этого вопроса невозможно».
Первоначально в этой связи упоминалась возможность отхода к Эльбе в район Хафельберга — Виттенберге. Это произошло несколько дней спустя. 12-я армия заняла плацдарм вокруг Тангермюнде, чтобы позволить своим частям и остаткам 9-й армии отойти за Эльбу, к американцам.
В 20 часов 28 минут состоялся еще один телефонный разговор Кейтеля с новым начальником штаба группы армий «Висла» генерал-майором Дет- лефсеном, который передал его содержание начальнику оперативного отдела, когда оно давно устарело:
«Задача группы армий «Висла» — атаковать всеми силами и разгромить противника, прорвавшегося в сторону Нёйбранденбурга, при этом продолжая удерживать южный и восточный участки фронта.
Для этого задействовать 25-ю панцергренадерскую, 7-ю танковую дивизии и дивизию «Шлагетер» под единым руководством. На основании лично данного мною распоряжения и приказа начальника штаба оперативного руководства вермахта я жду отчета до 21 часа, когда и где будет начато контрнаступление силами 25-й панцергренадерской, 7-й танковой дивизий и дивизии «Шлагетер»
(подпись) Кейтель, фельдмаршал».
Этот телефонный разговор по своему содержанию практически повторяет отданный накануне по телефону приказ Кейтеля о наступлении под Нёйбранденбургом. Когда в штабе группы армий «Висла» получили письменное подтверждение приказа, все намеченные им для контрнаступления части уже были вовлечены в общий отход к Эльбе. Только 3-я танковая армия еще пыталась создать новый оборонительный рубеж на озерном перешейке западнее Варена.
В 11 часов вечера генерал-полковник Йодль, начальник штаба оперативного руководства вермахта (взявшего на себя функции ОКХ), получил радиограмму Гитлера, состоявшую почти из одних вопросов:
1) Где передовые части Венка?
2) Когда они продолжат наступление?
3) Где 9-я армия?
4) Куда прорывается 9-я армия?
5) Где передовые части Хольсте (41-го танкового корпуса)?
Ответ, отправленный сразу же после полуночи с 29 на 30 апреля 1945 года, поверг Гитлера в глубокое уныние:
1) Передовые части Венка застряли у Швилов-зее.
2) Из-за этого 12-я армия не может продолжить наступление на Берлин.
3) Основные силы 9-й армии окружены.
4) Корпус Хольсте вынужден перейти к обороне.
После этого Гитлер подписал свое политическое завещание, согласно которому в случае его смерти преемником фюрера назначался гросс-адми¬


Падение Берлина
537
рал Дёниц. Радиограмма Йодля лишила Гитлера последней надежды. Несколько часов спустя он вместе со своей женой Евой Браун покончил жизнь самоубийством.
* * *
1 мая гросс-адмирал Дёниц узнал о смерти Гитлера по радио. В качестве нового главы государства он в своей штаб-квартире в Плёне оказался перед лицом необходимости сформировать новое «правительство рейха». Все сходились в том, что война должна быть закончена. Но перед этим следовало вывести как можно больше немецких солдат и граждан на запад, чтобы они не попали в советскую зону действий. В силу этих соображений Дёниц предоставил группе армий «Висла» и другим группировкам и командирам свободу капитулировать перед западными союзниками. Он уполномочил генерал-адмирала фон Фридебурга установить связь с британским фельдмаршалом Монтгомери, командующим 21-й группой армий союзников, чтобы договориться о частичной капитуляции немецких войск в Северной Германии. Пока фон Фридебург направлялся к Монтгомери в Лю- небургер-хайде, Дёниц со своей свитой выехал на север и основал свою штаб-квартиру в военно-морском училище Фленсбург-Мюрвик.
Вечером 29 апреля генерал фон Типпельскирх, исполнявший обязанности командующего группой армий «Висла» до прибытия генерал-полковника Курта Штудента, перенес свою ставку в Гюстров. 30 апреля из-за приближения русских он был вынужден вновь перенести свою ставку в Шёнвальде под Шверином. Связь с армиями, входившими в состав группы армий «Висла», была потеряна. Фон Типпельскирх мог составить себе только общую картину из донесений своих ординарцев. Войска отступали на запад, не дожидаясь указаний из штаба группы армий.
В связи с новым наступлением 21-й группы армий Монтгомери к последним еще не занятым прибрежным районам Киль — Любек и в сторону Шлезвиг-Гольштейна во второй половине дня 30 апреля 1945 года британская и американская авиация, которую не видели уже давно, нанесла бомбовые удары по району отступления группы армий «Висла». 1 мая группа армий Монтгомери, почти не встречая сопротивления на своем пути, вторглась в северные районы Германии. В этой ситуации Типпельскирху пришлось действовать стремительно. Он отправился навстречу войскам союзников, чтобы прозондировать возможность переговоров с целью заключения сепаратного перемирия с английским и американским командованием. Когда во второй половине дня 1 мая генерал фон Типпельскирх вернулся в свою штаб-квартиру в Шёнхаузене, как раз прибыл генерал-полковник Штудент, чтобы принять командование группой армий, которой, впрочем, уже не существовало. Генерал фон Типпельскирх выехал в Пархим, в штаб 21-й армии, командовать которой ему было поручено. Сам штаб новой армии прибыл на фронт только 29 апреля, когда отступление группы армий на запад уже шло полным ходом. В результате штаб армии практически никак не мог повлиять на подчиненные ему отступающие войска. Только начальник штаба 21-й армии полковник Генштаба фон Фарнбюлер еще как-то пытался установить связь с наступавшими американскими войсками и выслал им навстречу своего начальника разведывательного отдела.


538
Вильгельм Тике
Тем временем наступление западных союзников развивалось так.
Американский 18-й корпус генерала Риджуэя после ликвидации «Рурского котла» форсированным маршем был переброшен к Нижней Эльбе и продолжил наступление на правом фланге британско-канадской 21-й группы армий. Корпус пересек Эльбу между Дархау и Блекеде.
В ходе нового наступления Монтгомери на север к Балтийскому морю, к Дёмитцу и Людвигслусту выдвинулась 82-я американская воздушно-десантная дивизия под командованием генерала Гейвина, которая была высажена с самолетов в сентябре 1944 года в районе голландского Нимвегена. 7-я американская танковая дивизия генерала Хэзбрука достигла линии Людвигслуст — Шверин, а 8-я американская пехотная дивизия генерала Мура — района Шверина и к северу от него.
Британский 8-й корпус генерала Баркера наступал на север к Балтийскому морю. 15-я британская пехотная дивизия генерала Барбера заняла район вокруг Ратценбургского озера (Ратценбургер-зее) и к востоку от него. 6-я британская воздушно-десантная дивизия генерала Болса и части 11-й британской танковой дивизии генерала Робертса вышли к Висмару.
Группа армий Монтгомери не встречала на своем пути сколько-нибудь значительного сопротивления. 2 мая она без боя заняла Дёмитц, Людвигслуст, Шверин, Висмар и Любек. Таким образом, западные союзники вышли к демаркационной линии, проходившей от Висмара до Дёмитца, на несколько часов раньше русских. Между ними стояли немецкие части группы армий «Висла» и 3-й танковой армии.
Тем временем начальник разведотдела немецкой 21-й армии, высланный для установления связи с американцами, 2 мая в районе Людвигслуста наткнулся на американский танковый авангард. Его доставили к командиру 82-й воздушно-десантной дивизии США генералу Гейвину, которому он передал просьбу пропустить через демаркационную линию на запад раненых и беженцев. Гейвин отказался, напомнив о союзнических обязательствах перед русскими. Немецкий офицер попытался завести речь о сепаратной капитуляции частей 21-й армии, но американец ответил ему, что сепаратная капитуляция невозможна, так как части 21-й армии сражались против русских и, согласно договоренности между союзниками, должны сдаться в плен русским.
Когда же парламентер стал объяснять американскому генералу, почему немецкие солдаты не хотят сдаваться в плен русским, тот прервал переговоры. Очевидно, Гейвин получил новые указания от Монтгомери, после чего объявил немецкому парламентеру, что при определенных обстоятельствах немецкие солдаты могут сдаться в плен американцам. Но для переговоров об этом требовалось личное присутствие командующего немецкой 21-й армией. С этим ответом начальник разведотдела вернулся в штаб немецкой 21-й армии в Пархим.
3 мая передовые танковые отряды американцев появились перед штаб-квартирой группы армий «Висла». Штаб разбежался во всех направлениях. Генерал-полковник Штудент и его начальник штаба полковник Детлефсен направились в Пархим, где находился штаб 21-й армии, чтобы сохранить хотя бы видимость руководства.
В тот же день в штаб-квартире англо-канадской 21-й группы армий в Люнебургер-Хайде состоялась встреча генерал-адмирала фон Фридебурга с британским фельдмаршалом Монтгомери. Фридебург просил о капитуляции всех немецких войск в Северной Германии, включая части 21-й и 3-й


Падение Берлина
539
танковых армий. Монтгомери настаивал на безоговорочной капитуляции всех немецких сухопутных, военно-морских и военно-воздушных сил в Северной Германии, в Нидерландах, на Фризских островах и в Дании. Что касается капитуляции 21-й и 3-й танковой армий, то он заявил Фридебургу примерно то же, что передал генерал Гейвин несколько часов назад парламентеру 21-й армии, что означало русский плен. Однако в словах Монтгомери была одна спасительная лазейка. Он говорил о «сдаче армий как единых воинских соединений», а ни 3-я танковая, ни 21-я армия в действительности «едиными воинским соединениями» уже не являлись.
Корректное поведение Фридебурга и скрытая предупредительность Монтгомери вызвали недоверие русских, которое дошло и до премьер-министра Уинстона Черчилля. 4 мая 1945 года генерал-адмирал фон Фриде- бург подписал текст капитуляции, представленный ему Монтгомери.
3 мая командующий 21-й армией генерал фон Типпельскирх выехал в Людвигслуст. В Тронном зале замка великого герцога он встретился с командиром американской 82-й воздушно-десантной дивизии, чтобы договориться о сдаче остатков своей армии в плен к американцам. Типпель- скирху все-таки удалось обнаружить потайные двери в словах американцев, которыми он и воспользовался. В результате и генерал Гейвин не нарушил своих обязанностей, и Типпельскирх достиг своей цели: остатки 21-й армии и группы армий «Висла» сдались в плен американцам.
7 мая 1945 года, в Зчаса 30 минут утра, генерал-адмирал фон Фридебург и генерал-полковник Йодль в присутствии генерала Эйзенхауэра и других высокопоставленных западных военных подписали в Реймсе полную капитуляцию германских вооруженных сил. Несколько дней спустя в берлинском пригороде Карлсхорст состоялось подписание капитуляции с представителями русского командования.
* * *
Вернемся теперь к тем событиям, которые разворачивались на фронте в Померании и Мекленбурге.
30 апреля 1945 года полковник Петерсхаген, комендант Грайфсвальда, без боя сдал этот старинный университетский город войскам советской 2-й ударной армии Федюнинского. Эта армия контролировала все балтийское побережье от устья Одера до Дарсса. Вечером советские войска подошли к городу Штральзунд. На рейде Штральзунда, чтобы блокировать вход в порт с моря, был затоплен немецкий учебный парусный корабль «Горх Фок». Комендант Штральзунда капитан цур зее Цолленкопф ограничился обороной подходов к острову Рюген. Все плавсредства, которые могли попасть в руки врага, были переведены на остров Рюген или взорваны.
32-й армейский корпус 30 апреля стоял в районе Деммина, его северное крыло постепенно отходило на запад. К северу от него войск уже не было, и поэтому советская 65-я армия Батова могла беспрепятственно развивать свое наступление вдоль побережья. Целью был Росток. В течение дня русские заняли Деммин и Трибзеес.
О боях, которые происходили на участке фронта 46-го танкового корпуса, рассказывает генерал Гарайс:
«30 апреля 1945 г.: Серое небо и холодный воздух не позволяют назвать это утро ясным. В течение ночи никаких новостей не было. Ведь войска отступали — лишь бы только это отступление не переросло в бегство! На уча¬


540
Вильгельм Тике
стке 281-й пехотной дивизии отход прошел удачно, так как дивизия занимала промежуточную позицию на Остпеене под Демцином и благодаря этому смогла обеспечить выигрыш во времени для основной массы отступающих. На участке 7-й танковой дивизии отступление столкнулось с рядом трудностей. Уже в начале дня наметились два опасных пункта: от Пен- цлина до Варена и от Нёйбранденбурга до Мальхина. В обоих местах русские атаковали силами 30—40 танков при поддержке мотопехоты. Получилось что-то вроде гонки на скорость между танками и грузовиками, с одной стороны, и техникой и пехотой — с другой. Тут уже никто не может ничего изменить. Мы лишь следим за тем, чтобы как можно больше наших войск успело отступить к англо-американцам.
Я отправился на передовую, где войска еще оказывали последнее сопротивление противнику между Кёльпином и Мальхинским озером (Маль- хинер-зее). Надо было подумать о том, как усилить этот участок. Выдержит ли он еще 24 часа? Скорее нет, так как на участке соседнего корпуса уже наметился охват с фланга — из района Виттштока — Мейенбурга и на севере, за Деммином. Как долго еще войска смогут выдерживать это невиданное напряжение — сражаться и отступать сутками напролет? И это при том, что с каждыми сутками людей, машин и вооружения становится все меньше».
В районе Варена остатки 28-й дивизии СС «Валлония» в последний раз заняли оборонительную позицию. Здесь, в селе Носсентинер-Хютте, расположенном в 10 километрах к северу от Мальхова, встретились командиры 27-й и 28-й дивизий СС — Мюллер и Дегрелль1, чтобы обсудить положение и свои дальнейшие действия. Уже несколько дней, как они не получали ни приказов, ни распоряжений начальства. Ни связи, ни вестовых, ничего.
Анонимный французский офицер из штаба 33-й дивизии СС «Шарлемань» в этот день записал в своем дневнике:
«В полдень мы прибыли в Варен, где местная комендатура как раз готовилась к отъезду. Наш штаб переехал в Носсентинер-Хютте. Там уже расположился штаб 28-й дивизии СС с радиостанцией на колесах и кучка служащих РАД».
27-й армейский корпус (бывший Одерский корпус) оставил район Ве- зенберг — Фюрстенберг. Части советской 49-й армии Гришина тут же продвинулись на запад южнее Мекленбургской озерной равнины (где расположены Шверинское, Плауэрское и Мюритцское озера). На юге, севернее
!Дегрелль, Леон — основатель и фюрер католическо-фашистского «Рекси- стского движения» в Бельгии, фанатичный приверженец Гитлера еще с 1930-х гг. В 1940 году, когда немецкие войска вошли в Бельгию, «рексисты» во главе с Де- греллем поддержали их, став «пятой колонной» нацистов в Бельгии. В начале 1941 года Дегреллль принимал самое активное участие в формировании первой дивизии войск СС из иностранцев — дивизии «Викинг», в которой под началом немецких офицеров служили фламандцы, голландцы, датчане и норвежцы. Позднее стал командиром «Валлонского легиона СС», сформированного из франкоговорящего населения Бельгии — валлонов, который с самых первых дней принимал участие в нацистской агрессии против Советского Союза. Леон Дегрелль дослужился до звания оберфюрера СС, командовал 28-й гренадерской дивизией войск СС «Валлония». После разгрома Германии Дегрелль бежал в Норвегию, а оттуда, угнав военный самолет Люфтваффе, — в Испанию, где проживал под именем Леон Хосе де Рамирес Рейна. — Прим. ред.


Отступление группы армий «Висла» к демаркационной линии, 30 апреля — 2 мая 1945 г.
РОСТОК
• Гадебуш
ШВЕРИН
Зюльсторф*
Юлитц#
Дорф Мекленбург •Варин
Штернберг®
фБютцов
32-й ак "Ч^тров 1 ./2.5.
бг Ледебура
бг Брюля (гарнизон Штеттин
549-я фгд
•Краков
J[ •Плате
Домзюльа
46-й тк
Гольденштедт®
Любц® /
у. дипзюлои
«Рандун
iwiuMviimiv,AiV j\
Фридрихсмоор®( ь ® Пархим
4- Хагенов 'и>т
*ч'
25-я пгд 281-я пд 7-я тд 1-я дмп бг Велльмана
• Гольдберг Каров®
^Доббин фНоссентинер-Хютте
: схггатки ; 27-й, 28-й, сЗЗ-й див. СС
• Мальхин
25-я пгд\
281-я Пд?Демцин
30.4.
ЛЮДВИГСЛУСТ*
Плаув
27-йак
(Одерский корпус)
Элдена
•Грабов
„ 121-я армия
•Гросс-Варнов w • Дадов 101-И ЭК
•Мелле*/арГарДТ
Федеров
Рёбель®
Рехлин
547-Я фгд ®Майенбург бг «1001 ночь» \
49-й п-к СС \ 547-я фгд
1 ./2.5. «1001 ночь»
49-й п-к СС * Миров
Везенбер]
I Виттшток
\
ф ДЁМИТЦ • Карштедт
Эльденбург ® Манкмус
'•^Ленцен
"*Ч>Уанц
[ Booti?
Амер. Плацдарм
ВИТТЕНБЕРГЕ.
Шерлеберг
•Кляйнов
•Шильде 3-Й ТК СС
ф Притцвальк
уабр. Ширмера 4-я пол. див. СС
3-я дмп, 5-я ед'
^Борк
ф ®Грубе #Крамс
• Бад-Вильснак Киритцф ®Глёвен л yi Нитцов
1Штольпе
30.4^ 'А.Ь. Рейнсберг^
5-я ед
3-я дмп
Альт-Руппин | Нёй-Руппин j
Вербен *\Д
да® Хафельберг
9-я армия (амер.) завдау*
} ^^•РинО]
•Вустерхаузен • Нёйиггадт/ Доссе
Фербеллин
0 5 10 15 20км.
(12-я арми
Ратенов


542
Вильгельм Тике
Рина, советская 61-я армия продолжала развивать наступление через Фер- беллин, Нёйштадт-Доссе на Хафельберг. За ней следовали части 1-й польской армии, которые вскоре достигли Зандау на Эльбе на южном фланге 61-й армии. Части 1-й польской армии участвовали и в штурме Берлина. Сталин специально предоставил им возможность принять участие в последних решающих боях.
Остатки 547-й фольксгренадерской дивизии Фронхёфера отходили через Везенберг, Миров и Рёбель. Среди них был и 49-й панцергренадерский полк СС «Де Рюйтер».
30 апреля боевая группа «Тысяча и одна ночь» вышла из района Фюр- стенберга и достигла Мирова. Русские танки следовали за ней по пятам, так что здесь между ними произошел бой. Части 49-го панцергренадерского полка СС, 560-го истребительно-противотанкового батальона СС и рота солдат Люфтваффе, находившиеся на значительном удалении друг от друга, были вынуждены занять оборону севернее Мирова.
В течение ночи с 30 апреля на 1 мая отступление продолжалось. Войска, державшие оборону севернее Мирова, должны были отступить через Миров на запад. Но они еще не знали, что часть города уже находится в руках русских. Правда, вестовым на мотоциклах и обозным грузовикам несколько раз удавалось проскочить незамеченными мимо русских колонн. Один раз между русскими и немецкими танками произошла дуэль на близкой дистанции.
Когда утром 1 мая последние немецкие противотанковые самоходные орудия стали покидать город и двинулись в сторону Брюке, по ним внезапно открыли огонь сзади. Гауптшарфюрер Букемайер сразу же развернул свой «хетцер» и с 300 метров подбил русский танк. В ходе дальнейшего отступления «хетцеры» должны были миновать перекресток. Там они увидели русский танк, частично скрытый за разбитым автомобилем. Русская пехота сопровождения тут же открыла огонь, но унтершарфюрер Ленглахнер опередил их, уничтожив танк с расстояния в 60 метров. Когда сразу же вслед за этим на перекрестке появилось еще несколько русских танков, перед экипажем «хетцера» остался один выход: «Отступаем!»
По ходу наводчик пытался вести ответный огонь по русским, но безуспешно. На следующей улице их встретил огонь противотанковых орудий. Они постарались побыстрее проскочить его. Когда «хетцеры» достигли Мировского моста, оказалось, что он взорван. Одна из самоходок была подбита, другая получила сильные повреждения, так что ее пришлось взорвать. Оба экипажа бросились в воду и попытались спастись вплавь, но русские открыли по ним огонь с берега. Некоторые погибли, другие попали в плен, откуда им, впрочем, удалось бежать всего через несколько дней, чтобы сдаться американцам.
Пока 27-й армейский корпус стоял по обеим сторонам от Мирова, 101-й армейский корпус Зикста оставил район Цеденика. Одновременно маневренные русские отряды тут же устремились в район Фюрстенберга с целью охвата южного крыла 3-й танковой армии с севера. Штаб 5-й егерской дивизии в районе Рейнсберга дважды чудом избежал пленения. Угроза северному флангу 101-го армейского корпуса, который практически висел в воздухе, в течение нескольких последних часов и дней создала множество трудностей. Русские несколько раз пытались отсечь южное крыло
3-й танковой армии южнее Мекленбургских озер, стараясь обойти его с севера.


Падение Берлина
543
29 апреля штаб 3-го танкового корпуса СС перебрался из Гранзее в Ки- ритц. Вместе с ним переехало и отделение связи под командованием унтершарфюрера Брудера из 4-й роты 103-го (503-го) танкового батальона связи СС со своим 100-ваттным радиопередатчиком. Здесь, в Киритце, собрались также остатки 11-го танкового батальона связи СС «Нордланд», за исключением тех, кто остался в Берлине. 30 апреля к ним присоединились другие части связи и штабные подразделения батальона. В это время обязанности командующего 3-м танковым корпусом СС временно исполнял полковник Генштаба Фетт из ОКХ.
30 апреля 3-й танковый корпус СС двинулся на запад. Он был последним из корпусов и составлял арьергард отступающей группы армий «Висла». Миновав Альт-Руппин и Нёй-Руппин, батальон СС Томаллы, действовавший в его составе, добрался до местечка Шторбек и там остановился на привал. Части 3-й дивизии морской пехоты еще вели бои в районе Линдо- ва. Учебная бригада Люфтваффе под командованием Ширмера и 4-я полицейская панцергренадерская дивизия СС с боями медленно отходили к цепочке озер близ Руппина. У Беелитца и Потсдама 12-я армия Венка еще удерживала коридор для отхода частей 9-й армии и гарнизона Потсдама. Ее части сдерживали противника вдоль линии от Хафеля до Бранденбурга, проходившей через Ратенов до Ринова. Генерал Венк давно уже махнул рукой на прорыв окружения Берлина и старался только сохранить коридор для отступления последних частей 9-й армии.
В тот же день, 30 апреля, когда штаб 46-го танкового корпуса как раз переезжал на новое место, его командира, генерала Гарайса, ждала неожиданная встреча.
«В поисках новой штаб-квартиры в местечке Доббин, — вспоминает Гарайс, — я обнаружил ставку ОКВ и штаб оперативного руководства вермахта. Впервые за пять лет войны я увидел перед собой воочию эти высшие командные инстанции. Фельдмаршал Кейтель и генерал-полковник Йодль «правили» всем из помещичьей усадьбы. Мне не удалось проскользнуть мимо них незамеченным. Какой-то офицер Генштаба вызвал меня к Йодлю. Разговор с ним вылился в ожесточенную перепалку по поводу боеспособности и боеготовности войск. Я говорил ему, что войска находятся на пределе своих сил, но Йодль все еще витал в облаках своих планов и представлений, совершенно оторванных от действительности. В душе мне было жаль его. Он выглядел уставшим и угрюмым. Когда наш разговор достиг наивысшего накала, я заметил генерал-фельдмаршала Кейтеля, который в этот момент вошел в зал, поприветствовал нас в дверях, спросил, о чем спор, а затем так же безмолвно вышел.
Еще до наступления темноты русские танки и мотопехота ворвались в Варен, открыв себе прямую дорогу на Мальхин и Тетеров. А мы сидели еще 24 часа — я, полковник Генштаба Никлаус, заместитель Густедта (бывшего начальника штаба), Реклебен, Мюллер, Кайзер и Рис. Мы спорили до хрипоты, хотя всем уже и так было ясно: мы стоим перед самым крахом».
1 мая подул ледяной северо-западный ветер. Для зеленеющей и растущей природы это был шок. Для марширующих по дорогам солдат это было долгожданным облегчением. Им было не до природы. Все их мысли и стремления были направлены на запад, где стояли англо-американские войска.
Остатки 32-го армейского корпуса повернули на Гюстров, а затем двинулись в сторону Шверина и Висмара.


544
Вильгельм Тике
«Летописец» дивизии «Шарлемань» пишет:
«Утром 1 мая наш штаб остался один в Носсентинер-Хютте. Штабы 27-й и 28-й дивизий СС уже уехали. Мы слышали стрельбу из автоматического оружия где-то на расстоянии 3 километров от нас. Докладывали, что советские танки уже вступили в Мальхов. Мы тоже двинулись на запад. Над почти пустыми дорогами постоянно мелькали самолеты. Вместо красных звезд на крыльях у них были белые звезды, это были американцы. Немецкие истребители-бомбардировщики летели на восток, а потом, отбомбившись, через 15 минут возвращались назад. Где-то опустела еще одна авиабаза. После короткого привала в какой-то деревне восточнее Шверин- ского озера в начале ночи мы продолжили путь и скоро въехали в другую деревню под Бад-Кляйненом».
В первоц половине дня 1 мая командир 46-го танкового корпуса провел совещание на своем командном пункте в Доббине, на юго-восточном берегу Краковского озера. Присутствовали командующий 3-й танковой армией генерал фон Мантёйфель, командир 7-й танковой дивизии полковник Кристерн и 25-й панцергренадерской дивизии генерал-майор Бурмайстер. Остатки дивизии Кристерна сражались под Ябелем западнее Варена, а дивизия Бурмайстера отступала на запад к Мальхинскому озеру. Посередине между ними находились остатки 281-й пехотной дивизии.
«Против южного фланга под Ябелем противник бросил в бой танки, — пишет генерал Гарайс. — Положение армии отчаянное, но мы знаем, чего мы хотим. Все возрастающий натиск на северный и южный фланги корпуса и положение наших соседей вынудил нас с наступлением темноты отступить к перешейкам между Плауским, Альт-Шверинским и Краковским озерами. Мы не могли жертвовать немногими еще сохранившими боеспособность частями».
«Следующий шаг вел к Краковскому озеру, — сообщает официальная история 281-й пехотной дивизии. — Все главные дороги были безнадежно заполнены колоннами беженцев. Поток людей и машин безостановочно двигался на запад. Из-за одних только этих пробок на дорогах посылать вестовых было бесполезно. Частям 281-й пехотной дивизии оставалось надеяться только на себя»1.
Во второй половине дня 1 мая штаб 46-го танкового корпуса переехал в помещичью усадьбу фон Бранденштайнов под Гольдбергом. Офицеры штаба и хозяева поместья засиделись за общими разговорами до поздней ночи. Около 10 часов вечера из передачи Гамбургскогой радиостанции они узнали о смерти Гитлера.
Южнее Мюритц-зее 27-й армейский корпус Хёрнляйна также направлялся на запад. Командир приданного 547-й фольксгренадерской дивизии 49-го панцергренадерского полка СС оберштурмбанфюрер Ломан так описывает этот день:
«Шли затяжные арьергардные бои, главной целью которых было пропустить на запад как можно больше колонн. Колонны беженцев затрудняли переброску войск на новые оборонительные позиции. В ходе обороны озерных перешейков вдоль трассы Везенберг—Миров—Рёбель, которая была мне поручена, одна недавно выделенная мне истребительно-противо¬
1 Geschichte der 207. und 281. Inf. Div. mit ihren Zwischengliederungen 1939 bis 1945, Kiel o.J. S. 248.


Падение Берлина
545
танковая рота самоходных орудий так и не успела вовремя выйти в указанный район из-за пробок на дорогах. Мы выкручивались с помощью оставшихся трех тяжелых полевых орудий, которым удавалось держать на расстоянии наступавших русских. Поскольку наша часть была частично моторизована, отступить нам удалось беспрепятственно».
Прорвавшиеся между Фюрстенбергом и Рейнсбергом русские войска находились уже позади передовой линии обороны 3-го танкового корпуса СС, угрожая окружением его северному крылу. 5-я егерская дивизия, отступившая через Цеденик и Гранзее к новой позиции южнее Рейнсберга, была вынуждена повернуть на юго-запад и через Нёй-Руппин проследовала в район восточнее Киритца.
Части 3-й дивизии морской пехоты в течение ночи вышли к Альт-Руп- пину. «Летописец» дивизии, стрелок Мюллер, пишет:
«Ранним утром 1 мая русские танки атаковали Альт-Руппин. Наша рота, отдыхавшая после марш-броска от самого Линдова, поспешно выступила снова в путь. Главная дорога из Альт-Руппин была загромождена техникой как раз отъезжавшего артиллерийского дивизиона войск СС. Но мы ухитрились проскочить и добрались до лесного массива на северо-западе от Нёй-Руппина. Дальше путь лежал через Франкендорф до небольшого селения Пфальцхайм, где в полдень мы сделали привал. Чуть позже был получен новый приказ: нас отправляли к цепочке Киритцских озер. Через Зексцейнайхен мы направились к Штольпе, где на опушке леса разбили новую оборонительную позицию».
Альт-Руппин и Нёй-Руппин обороняли немногочисленные силы местного «Гитлерюгенда» (из 24-го банна1), а также танкоистребительный батальон «Гитлерюгенда» «Мекленбург» и 1/91 батальон РАД. Передовые отряды противника начали прощупывать оборону обоих сел уже вечером 30 апреля, но эти вылазки были отбиты. Позже гитлерюгендовцев сменили части 3-й дивизии морской пехоты. Утром 1 мая русские атаковали широким фронтом, одновременно обойдя немецкие позиции через Рейнсберг и Виттшток. Поэтому Альт-Руппин и Нёй-Руппин были взяты практически без боя.
В результате, как вспоминает командир 4-й полицейской дивизии СС штандартенфюрер Харцер, ситуация в корне изменилась:
«Восточнее Киритца должны были занять оборону 5-я егерская дивизия и 3-я дивизия морской пехоты, в то время как более маневренные 4-я полицейская дивизия СС и бригада Люфтваффе Ширмера должны были выйти в район в 15 километрах к северо-западу от Киритца. Оба последних соединения, отступая на северо-запад, в районе чуть к западу от Виттштока были атакованы с севера отрядом русских танков. Из-за этого моей дивизии и бригаде Ширмера не удалось выполнить свою задачу. Кроме того, еще один отряд русских танков также атаковал 4-ю полицейскую дивизию СС с севера, из района Притцвалька, где у нее был назначен сбор».
Об угрозе северному крылу 3-го танкового корпуса СС со стороны Виттштока и Притцвалька рассказывает также штурмман Мюллер из отделения связи Брудера 103-го танкового батальона связи СС:
1 «Банн» {нем.: Вапп) составлял в «Гитлерюгенде» отряд, примерно эквивалентный батальону. — Прим. ред.
21-1084


546
Вильгельм Тике
«На рассвете 1 мая наш 2-й полувзвод (Staffel) отправился из Киритца в район Притцвалька, где должен был разместиться новый командный пункт. На старом месте, в здании киритцкой крахмальной фабрики, расположенном у дороги на Притцвальк, оставались только отделение связистов Гнизера и наше. Кроме нашего штаба, имевшего позывной «Stern vorwarts», мы поддерживали связь со 2-м полувзводом на нашей ротной волне. Около 10 часов утра 2-й полувзвод так и не вышел на связь. Что произошло? В 11 часов колонна автомашин вернулась. Оказалось, они были внезапно атакованы русскими и смогли спасти только машины. Антенны так и остались стоять. Людских потерь не было.
К полудню прозвучал сигнал тревоги: танки! Но танков не видно и не слышно. В 4 часа вечера мы все еще стояли на окраине Киритца.
Вскоре после четырех часов пришел приказ командира роты гауптш- турмфюрера Штокмайера: все машины, которые не используются, отослать в сторону Виттенберге! Обоз и незадействованные 1-й и 2-й полувзводы связи уехали. Отделения Гнизера, Хенце и Брудера под командованием обершарфюрера Эльбе остались».
Батальон СС Томаллы 1 мая маршировал от Шторбека в сторону киритцкой цепи озер. Дороги были забиты колоннами грузовиков и толпами беженцев. Пытаясь быстрее обогнать их, батальон сошел с дороги, чтобы срезать путь через лес. Между Катербовом и Регелином они наткнулись на батарею брошенных, но совершенно новых гаубиц. Еще через некоторое время на пути попалась наспех разбитая автомашина Люфтваффе.
В Регелине обер-ефрейтор Феттин, водитель из 13-й роты 310-го гренадерского полка, который после разгрома 163-й пехотной дивизии в Восточной Померании присоединился к 8-му полку 3-й дивизии морской пехоты на острове Воллин, получил от своего старшины особое задание. Когда Феттин с двумя товарищами исчезли из виду, рота продолжила свой марш. Феттину, как уроженцу Пригнитца, хорошо знавшему эту местность, было поручено добраться до Киритца раньше других и разведать положение там. После того как они вернулись к вечеру, рота продолжила путь дальше.
Феттин со своим старшиной и раньше обсуждали различные возможности, как переправиться через Эльбу. В качестве отправного пункта Феттин предложил остановиться на ферме его родителей в Гёрике. Феттин с товарищами пробрались в Гёрике не по шоссе Берлин—Гамбург, а по проселочным дорогам через Гранцов. В ночь на 2 мая мы встретили всех троих в Гёрике. Родные Феттина были удивлены и одновременно рады, так как уже несколько месяцев не получали писем от него. Через несколько часов собралась вся рота. На ферме Феттинов мы сделали привал, а заодно накормили и напоили лошадей.
Блокировать перешейки между озерами в районе Вустерхаузена, Киритца и Херцшпрунга было особенно важно, чтобы обеспечить отход немецких войск на запад, так как русские уже наступали им на пятки. Цепочка озер была последним естественным препятствием на их пути перед Эльбой, которое можно было удерживать сравнительно небольшими силами. К тому же здесь проходила 3-я имперская автотрасса.
Вечером 1 мая батальон СС Томаллы достиг местечка Зексцейнайхен, находящегося в нескольких километрах от Штольпе и цепи озер. Батальону было приказано блокировать дорогу, ведущую из Трамнитца через Штольпе в Киритц.


Падение Берлина
547
Гауптштурмфюрер Томалла разместил роты Клостермана и Хеккера восточнее Зексцейнайхена по обеим сторонам от дороги. Остальные подразделения батальона вошли в Зексцейнайхен. Роты Клостермана и Хеккера должны были поднять тревогу при приближении противника, после чего батальон должен был занять заградительную позицию у озерного перешейка близ Штольпе.
В это же самое время три взвода связистов из 103-го (503-го) танкового батальона связи СС находились на северо-западной окраине Киритца.
«Наступила ночь, и на нас снова обрушилась лавина работы. Обершарфюрер Эльбе сидел с нами в машине, в нашем фургоне «Опель-Блиц», с телефонной трубкой и поддерживал связь с унтерштурмфюрером Мюллером, нашим офицером связи в штабе корпуса, который все еще находился в здании крахмальной фабрики в Киритце. Ближе к полуночи Мюллер сообщил нам по телефону, что Гитлер умер и что вся власть перешла к Дёницу. Некоторое время спустя последние автомашины штаба корпуса покинули Ки- ритц, а за ними последовали боевые части. Для нас же приказа об отступлении пока не было.
Около часу ночи (2 мая) вернулся Роминский из нашего отделения, который присматривал за беженцами, и сказал, что дороги уже опустели. Это был знак, что теперь скоро должны появиться русские.
Наконец, в два часа ночи мы получили приказ об отступлении. Мы быстро убрали антенну, сложили вещи. Беженцы, которых мы везли с собой от самого Гранзее, снова загрузились в машины.
Мы тронулись, но уже у следующей развилки оказалось, что никто не знает, куда ехать дальше. Мы устроили «военный совет», и тут вдруг появился какой-то обер-лейтенант инженерных войск на «Фольксвагене», как и мы, догонявший свою часть. Он взял нас под свою «опеку». Мы выехали из Киритца в сторону Перлеберга. Дорога — а это было шоссе Берлин — Гамбург — уже частично должна была находиться в руках русских, однако нам удалось проскочить без приключений».
В это время роты Хеккера и Клостермана стояли под Зексцейнайхеном. Около полуночи они вдруг услышали позади звуки сильной перестрелки. Очевидно, обе роты охранения были окружены врагом. Они попытались пробиться назад, к Зексцейнайхену, и присоединиться к остальному батальону. Высланный назад отряд не смог прорваться к городку. Таким образом, оба командира, Хеккер и Клостерман, были вынуждены действовать дальше по своему усмотрению. Ускоренным маршем обе роты направились к Зексцейнайхену. Но в Штольпе уже стояли вражеские посты. Роты оказались отрезанными от батальона. Им оставалось только отступать к Банти- ковскому озеру (Бантиковерзее). Занималась заря нового дня (2 мая), и времени оставалось не так уж много. Хеккер и Клостерман надеялись раздобыть где-нибудь лодки и переправить на них своих солдат. Они направились в деревушку Карнцов. Проселочная дорога почти заросла, в окнах домов были вывешены белые полотна. Наконец им удалось разыскать сельского старосту, который заявил им, что большинство лодок стоит на противоположном берегу озера.
Чтобы не терять времени, Хеккер и Клостерман сами поплыли на тот берег, чтобы пригнать лодки. Когда они вернулись и, обливаясь потом, выбрались на берег, обе роты исчезли. Их ждали только голландец роттенфю- рер Лаурман и штурмман Церпеник. Они сказали, что все остальные ушли вперед, не дожидаясь своих командиров.
21*


548
Вильгельм Тике
В Киритце, на противоположном берегу озера, тоже полным ходом уже шли бои. На окраине города стоял танк «Т-34» и обстреливал Киритц. Хек- кер, Клостерман, Лаурман и Церпеник постарались побыстрее обогнуть Киритц и по полям выйти к автотрассе на Хафельберг у Бреддина, уже переполненной солдатами и беженцами. Церпеник, который был родом из деревни Нитцов под Хафельсбергом и поэтому хорошо знал эти места, взял на себя роль проводника. Чем ближе они подходили к Эльбе, тем заметнее были симптомы полного разгрома. Ни командиров, ни штабов уже не было. Солдаты поодиночке и группами стремились добраться до Хафель- берга. Патрули полевой жандармерии были бессильны. Каждый действовал по принципу: «Спасайся, кто может!»
В деревнях люди выходили на дороги и приветствовали проходящих мимо солдат. Некоторых, кто был родом из этих мест, встречала родня. Иногда, как ни странно, это походило на встречу армии-победительницы.
В Хафельбергском лесу находился штаб командира участка. Но даже здесь царила полная неразбериха, и никто уже был не в состоянии навести порядок среди бегущих войск.
В нескольких километрах к северу, на 5-й имперской автотрассе, можно было наблюдать ту же картину. Рассказывает штурмман Мюллер из батальона связи 3-го танкового корпуса СС:
«Медленно занималась утренняя заря 2 мая. Внезапно улицу наводнили машины, подводы и колонны беженцев. Многие солдаты и гражданские бежали вдоль дороги. В некоторых местах полевая жандармерия пыталась регулировать движение, но никто больше не обращал на них внимания. Перед Перлебеном мы свернули с главной дороги и вышли к местечку Трубе. Машины нашей роты стояли во дворе поместья».
Остатки 503-й корпусной зенитной батареи 3-го танкового корпуса СС в ночь на 2 мая вступили в деревню Краме (в 3 километрах к северо-востоку от Кунова). В деревне было полно отставших солдат. Незадолго до общего прорыва, утром 2 мая, Краме был внезапно атакован русскими, которые обошли немецкие войска со стороны Виттштока и Притцвалька. Многим солдатам еще удалось бежать, но многие погибли. Большинство попало в плен, в том числе и «хронист» 503-й корпусной зенитной батареи СС унтершарфюрер Крюгер.
Среди тех, кому посчастливилось прорваться тем утром 2 мая, были солдаты 13-й роты 310-го гренадерского полка (к тому времени он был переименован в 8-й полк 3-й дивизии морской пехоты), которые отдыхали на крестьянском подворье семьи Феттин в деревне Гёрике. Сам обер-ефрей- тор Фридхельм Феттин в это время отправился к своей девушке в соседнюю деревню Шёнхаген. Старшина не возражал, чтобы он взял ее с собой за Эльбу. В доме его возлюбленной были несказанно рады неожиданному возвращению «блудного зятя». Феттин рассказал своей невесте о плане бегства. Та упаковала самые необходимые вещи и переоделась в армейскую рабочую куртку.
Около 9 часов утра 2 мая, попрощавшись с родителями невесты, они на велосипедах отправились из Шёнхаузена назад, в Гёрике. Все улицы через деревню с утра были снова запружены потоками машин, солдат и беженцев, двигавшихся в сторону Фелина, Глёвена и Хафельберга. Феттин со своей невестой успели проскользнуть в деревню, чтобы попрощаться с родителями.


Падение Берлина
549
Хорошо зная местность, они выбрали вместо старой военной дороги проселочную дорогу через Хафельбергский лес, которая вела через деревни Цихтов и Бенделин к Хафелю. Уже подходя к Хафельбергу, они узнали, что на подступах к городу идут бои, и решили свернуть на дорогу к деревне Топпель, которая тоже вела к реке Хафель, проходя в 3 километрах от Ха- фельберга. В низине Хафеля, близ Топпеля, стояло множество брошенных армейских машин и пушек. В поле бродили распряженные кони из артиллерийских упряжек и обозов. Везде валялись брошенное оружие и амуниция. Здесь, у Топпеля, и выше по течению, у Нитцова, через реку переправились остатки 3-й дивизии морской пехоты. Паром курсировал через Хафель почти непрерывно. Феттин и его невеста бросили велосипеды и тоже погрузились на паром. Следующий рейс через реку оставшиеся солдаты проделали уже на американском пароме. Затем американцы отправили их всех в лагерь военнопленных Кальбе.
На западном берегу Эльбы Феттин и его невеста встретились с остальными солдатами 13-й роты. Все были рады, что им удалось победить в этом беге наперегонки с русскими. Уже недалеко от Кальбе Феттину пришлось расстаться со своей невестой, которая остановилась у одного крестьянина.
Одним из последних этим утром 2 мая через Хафель успел переправиться рядовой Мюллер из той же 3-й дивизии морской пехоты, который добрался до Киритца от самого Штольпе.
«Как только рассвело, — пишет Мюллер, — мы (а нас осталось меньше роты под командованием фельдфебеля) попытались проскользнуть мимо русской пехоты и под пулеметным огнем достигли какой-то деревни (Де- мертин или Гумтов?). Там было уже полно немецких солдат и машин. Вся эта беспорядочная толпа рвалась на запад. Здесь я отстал от своей роты.
До дороги на Хафельберг я добрался через Кляйн-Леппин и Глёвен вместе с остальными отставшими, очевидно, одними из последних. Около половины четвертого дня мы были в Хафельберге. Нас направили на сборный пункт для отставших солдат в местном соборе, где мы, устав как собаки, повалились на траву.
Вскоре нам разрешили идти дальше, через мост. В Мюленхольце, неподалеку от Хафельберга, стояли американцы. Но они отказались принять нас в качестве военнопленных. На грузовике доставили через Фишбек в Йерихов и разместили там (это было уже 3 мая)».
2 мая сообщение между 3-й танковой армией и 12-й армией было полностью перерезано. Стоявший на северном фланге 12-й армии 41-й танковый корпус Хольсте распался. К Хафельбергу и Зандау вплотную приблизились русские и польские войска. 12-я армия образовала широкий плацдарм восточнее Тангермюнде, где нашли прибежище также остатки 9-й армии, отступавшие от Потсдама. Вечером 2 мая северное крыло 12-й армии (39-й танковый корпус Арндта) отступило от Хафельберга к линии Вулькау — Парей.
В районе Киритц — Перлеберг — Хафельберг 2 мая разыгралась величайшая драма за всю историю 3-й танковой армии — паническое бегство немецких солдат от наступающих русских войск. Вот строки из официальной истории 5-й егерской дивизии, посвященные этим событиям:
«Среда, 2 мая. Противник проник непосредственно за линию фронта в районе Штольпе. Не дожидаясь дальнейших приказов, егерские полки и другие части дивизии отступили через Бад-Виснак на запад, пока русские


550
Вильгельм Тике
прорывались к Хафельбергу и от Киритца к Перлебергу. Некоторым частям (батальон связи и разведбатальон) удалось переправиться через Эльбу при помощи американских войск. Генерал-лейтенант Блаурок приказал остальным частям прорываться к Виттенберге. В течение второй половины дня дивизионный штаб фактически распался. Между тем американцы, которые все еще раздумывали на южном берегу Эльбы, ожидая подхода русских, наконец создали небольшой плацдарм возле Ленцена и позволили немецким войскам, предварительно разоружив их, переправиться через Эльбу. В ночь на 3 мая 1945 года большая часть дивизии сдалась в плен американцам»1.
Под Виттенберге также сдались в плен американцам остатки 1-й и 2-й батарей 111-й (2-й) учебной бригады штурмовых орудий под командованием гауптмана Шмидта, которые сумели с боями прорваться от Бад-Фрай- енвальде через Эберсвальде и Нёй-Руппин. Отставшие солдаты 3-й батареи во главе с гауптвахмистром Ленценом переправились через Эльбу значительно западнее, у Горлебена. Штаб бригады во главе с гауптманом Вагнером, собрав последние штурмовые орудия, образовал так называемую «боевую группу Вагнера», которая дала еще один бой русским у Перлеберга.
«Утром 2 мая, — рассказывал впоследствии командир 4-й полицейской дивизии СС штандартенфюрер Харцер, — штаб дивизии находился в Кляйнове, в 4 километрах к востоку от Перлеберга. 4-й артиллерийский полк СС, вооруженный лишь стрелковым оружием (в нем осталось лишь несколько пушек), получил приказ удерживать Перлеберг как можно дольше, пока остатки 3-го танкового корпуса СС не отступят все на северо-запад. Новый командный пункт предполагалось разместить в Шиве, но уже к полудню этот район был занят подошедшими с северо-востока отрядами русской кавалерии. Часть дивизии еще утром успела уйти по 5-й имперской трассе через Грабов на Людвигслуст. Остальные были вынуждены отступать вдоль Эльбы к Ланцу и Ленцену, так как прочие пути к отступлению были блокированы. На южном берегу стояли американские войска, но мост через Эльбу у Виттенберге был взорван.
4-й фузилерный полк СС перегородил дорогу на Лёкнитц возле Ланца. Во второй половине дня штаб дивизии находился в Элденбурге, это был последний командный пункт. Западнее Эльбы уже стояли американские войска. Они приблизились к Лёкнитцкому мосту у Ленцена, где создали плацдарм вдоль железнодорожной ветки специально для приема желающих сдаться в плен немецких солдат. Сооруженный американскими войсками близ Воотца понтонный мост был уже демонтирован, так как по соглашению русскими со 2 мая западные союзники не должны были принять ни одного немецкого солдата с Восточного фронта. Тем не менее немецкие войска продолжали переправляться через Эльбу — как на подручных плавсредствах, так и с помощью американцев.
В Эльденбурге меня нашел командир 5-й егерской дивизии генерал-лейтенант Блаурок. Он хотел знать, что мы теперь собираемся делать. Я сказал ему, что мне приказано в случае чрезвычайных обстоятельств любыми способами переправить дивизию на запад. Я был уверен, эти обстоятельства уже наступили, и принимал соответствующие действия.
1 Reinicke, Adolf. Die 5. Jaegerdivision 1939—1945, Bad Nauheim 1962. S. 359.


Падение Берлина
551
Вскоре после этого разговора на дивизионном командном пункте собрались почти все командиры и часть офицеров дивизии, чтобы получить дальнейшие указания.
От нашего начальника оперативного отдела штурмбанфюрера Кляйне мы узнали, что передовые части русских уже вышли к Эльбе. Он сам попытался пробраться к Грабову, но там уже всюду были русские, так что ему пришлось вернуться назад».
Последнее совещание Харцера со своим штабом проходило в одном из залов замка Эльденбург. Штурмбанфюрер Утгенант, командир танкового батальона, говоря от имени всех присутствующих командиров, попросил командира дивизии принять последнее решение относительно дальнейшей судьбы солдат и офицеров дивизии.
Штандартенфюрер Харцер поблагодарил их за оказанное доверие и готовность сражаться до последнего часа. Он заявил, что теперь его последний долг состоит в том, чтобы спасти солдат дивизии от русского плена и переправить их на запад. «В том, что мы сегодня вынуждены выбирать, сдаться ли в плен к американцам или исчезнуть, нет нашей вины; виноваты не фронтовики, а неправильная политика. Мой последний приказ будет таким: возвращайтесь к своим солдатам и ведите их сдаваться американцам. Я освобождаю солдат и офицеров дивизии от их обязанностей и предоставляю каждому свободу действовать по своему усмотрению. Пусть каждому из вас удастся устроить свою жизнь, вновь увидеть родину и своих любимых!»1
Не все части 4-й полицейской дивизии СС получили последний приказ командира — собраться в районе Ленцена. Некоторые подразделения утром 2 мая из района Кляйнов — Перлеберг направились по 5-й имперской трассе в сторону Грабова и Людвигслуста. Возле Карштедта они наткнулись на русских, к тому времени уже блокировавших этот участок дороги. Немецкие войска, среди них была и основная часть 8-го панцергренадерского полка СС, попытались с боем прорваться к американцам вблизи сел Дергентин и Меллен. Многие села приходилось брать штурмом. Наградой за смелость были свобода и сдача в плен к западным союзникам. К остаткам 8-го панцергренадерского полка присоединилось около 600 отставших солдат вермахта. Офицеры полицейской дивизии СС возглавляли ударные группы, некоторые сами садились за пулеметы. Штурмбанфюрер Вёрнер командовал арьергардом, огневую мощь которого составляли несколько легких и два тяжелых зенитных орудия Люфтваффе. В ночь на 3 мая обер- штурмбанфюрер Таппе распустил свою боевую группу из остатков 8-го полка в лесу восточнее Элдены (15 км к юго-западу от Людвигслуста). Солдаты небольшими группами переправились через Эльбу и сдались в плен или попытались на свой страх и риск добраться до родных мест.
Части 4-го батальона связи СС и 2-го батальона 8-го панцергренадерского полка СС (под командованием Шмалькухе) сумели прорваться непосредственно к Людвигслусту. Вместе с ними прорывались и остатки боевой группы СС Брауна.
1 Husemann F., a.a.O. S. 576.


552
Вильгельм Тике
* * *
7-й панцергренадерский полк СС, пополненный в середине апреля 1945 года за счет личного состава 4-го полевого резервного батальона СС, частей 103-го (503-го) полевого учебного полка СС и остатков 600-го парашютного батальона СС («Солар») и действовавший в составе 4-й полицейской панцергренадерской дивизии СС на Эберсвальдском плацдарме, затем под Пренцлау, Фельдбергом и Нёйштрелитцем, пробивался к американцам через Миров и Пархим и сдался в плен в районе Хагенова. Командир полка, оберштурмбанфюрер Прагер, еще 29 апреля пропал без вести. Остатки полка принял под свое командование штурмбанфюрер Ми- лиус, бывший офицер 600-го парашютного полка СС.
* * *
Американский 18-й корпус генерала Риджуэя был спешно переброшен на Эльбу из Рурской области и занял позиции на правом фланге британско-канадской 21-й группы армий фельдмаршала Монтгомери. Корпус переправился через Эльбу между Дархау и Блекеде. 82-я воздушно-десантная дивизия США под командованием Гейвина выдвинулась на восток и 2 мая заняла позиции на Эльбе близ Дёмитца. Американская 7-я танковая дивизия Хэзбрука приблизилась к Людвигслусту и 2 мая заняла город без боя. Другая американская пехотная дивизия, Мура, тем временем вышла к Шверину и захватила его. Британский 8-й корпус генерала Баркера во взаимодействии с ними развил наступление на север и вышел к Балтийскому морю. Британская 15-я пехотная дивизия Барбера заняла район вокруг Ратценбургского озера и к востоку от него. Британская 6-я воздушно-десантная дивизия Болза и части 11-й танковой дивизии Робертса продвинулись до Висмара и 2 мая заняли город, в то время как остальные части той же 11-й дивизии вступили в Любек.
Войска западных союзников достигли демаркационной линии Вис- мар — Дёмитц в тот же день, 2 мая 1945 года, опередив русских на несколько часов. Чуть позже англо-американцев и чуть раньше русских к этой же линии вышли и уцелевшие части 3-й танковой армии группы армий «Висла».
* * *
О последних драматических часах, когда немецкие войска пытались прорваться к американцам, рассказывает штурмман Мюллер из 4-й роты 103-го (503-го) танкового батальона связи СС. В первой половине дня 2 мая его рота покинула Киритц и собралась в поместье Грубе, в 12 километрах к юго-востоку от Перлеберга.
«Рота ждала нового приказа, — пишет Мюллер. — Говорили, что командиры находятся на совещании у командира корпуса. Половина роты собралась вокруг начальника штаба гауптштурмфюрера Штокмайера. Из лесу между Грубе и Клетцке уже доносились пулеметные и винтовочные выстрелы.
В половине второго наше отделение связи получило новый приказ. Ро- минский сообщил беженцам, сопровождавшим нас от самого Гранзее, что


Падение Берлина
553
мы не можем взять их с собой, так как, по всей видимости, будет жестокая схватка. Мы собрались на деревенской площади для последних приготовлений к прорыву. Раздавали панцерфаусты и ручные гранаты, проверяли стрелковое оружие. Когда мы выехали, то оставшиеся на деревенской площади беженцы провожали нас со слезами на глазах, махали нам руками.
Вскоре мы приблизились к другому поместью (Гросс-Верцин?). Перед усадьбой развевался вымпел командира корпуса (в это время его обязанности исполнял полковник Генштаба Фетт). Во всей усадьбе царило оживление.
Мы, отделение связи Брудера, должны были установить связь с армией и с нашей ротой. Но штаб армии (3-й танковой или 21-й армии?) не отвечал. А у нас лежали важные радиограммы. Там что нам пришлось сжечь все донесения и коды. Волны и позывные мы держали в голове.
В 3 часа дня со стороны 5-й имперской трассы донесся шум танковых двигателей. Русские опередили нас. Все машины выстроились в колонну, на каждой сидели солдаты с пулеметами и панцерфаустами. От нашей роты к нам присоединилось также авиационное отделение связи роттенфюрера Юнге. Воспользоваться главной дорогой на Перлеберг мы больше не могли. Прорвавшиеся со стороны Притцвалька вражеские войска блокировали ее в нескольких местах.
Мы поехали напрямик, через леса и пашни. В лесу стояла взорванная легкая зенитная пушка. Ствол еще дымился. Никого из орудийного расчета не было видно. Едем дальше. Вышедшие из строя машины приходилось взрывать. Я продолжал вызывать по рации нашу роту, но она все не отвечала. Наконец я услышал голос унтершарфюрера Крайслера: у них произошла поломка мотора, так как им, как и в других подразделениях связи, приходилось заправлять машины смесью бензина с картофельным спиртом. Я попытался ответить ему, но он меня не слышал, так как мы оставили только одну антенну на крыше, да и батареи уже начинали садиться.
Южнее Перлеберга мы пересекли шоссе на Виттенберге. Здесь на машину запрыгнули штурмман Рамменцвайг и несколько других наших товарищей. С трудом переводя дыхание, они рассказали, что наш полувзвод в Перлеберге наткнулся на русские танки. Чтобы избежать встречи с ними, им пришлось свернуть к Грабову. При этом несколько машин из их колонны были подбиты, а остальные не могли продолжать путь, так что экипажам пришлось взорвать их. Только несколько машин успели проскочить к Виттенберге.
Мы сделали остановку в Шильде, небольшом селе, расположенном в 5 километрах на запад-юго-запад от Перлеберга. К нам присоединилось несколько офицеров из штаба корпуса. Я снова попытался установить связь со штабом армии и с нашей ротой, снова и снова посылая в эфир наш позывной «bav de bru». Наконец штаб роты отозвался и открытым текстом запросил наше местоположение. Мы послали закодированное сообщение о том, где мы находимся, и спросили, есть ли связь с соседями впереди, позади и по сторонам. Около 7 часов вечера они ответили: «Связи нет. В Перлеберге полувзвод связи разбежался. Грабов и Людвигслуст в руках американцев. Части вермахта и войск СС организованным порядком отходят в сторону Людвигслуста к американцам. Штокмайер».
Вечером нам встретились еще несколько человек из нашей роты, кото¬


554
Вильгельм Тике
рые собирались ехать в Ленцен на последней оставшейся машине. Наше отделение во главе с обершарфюрером Эльбе осталось.
Офицеров тем временем вызвали к начальнику оперативного отдела. Всех солдат, проходивших через Шильде, зачисляли в боевые группы. Около 11 вечера появилась полевая кухня нашей 1-й роты; они привезли наш последний ужин — гороховый суп со шкварками. Все лишние вещи и бумаги были сожжены, включая и непроявленные пленки с солдатскими фотографиями.
К нам сумел пробиться также унтерштурмфюрер Штайнер из 1-й роты на своем командирском автомобиле. С ним были водитель и радистка; мы предложили ей переодеться в гражданское платье и остаться у местных крестьян, но она отказалась и решила прорываться вместе с нами. Нам пришлось отдать свои винтовки для вооружения боевой группы, так как, согласно расхожему мнению, связистам оружие не нужно. Наша боевая группа включала в себя две упряжки с легкими полевыми гаубицами, два 88-мм зенитных орудия, а также две 37-мм и одну 20-мм самоходные зенитные установки. Правда, боеприпасов оставалось в обрез.
В 3 часа утра 3 мая мы выступили. На топкой лесной дороге многие машины вышли из строя. Их пришлось оттащить в сторону, чтобы расчистить дорогу остальным. По пути мы подобрали роттенфюрера Юнге и его отделение, так как они были вынуждены взорвать свою машину, в которой кончился бензин.
Около 5 часов утра боевая группа вышла из леса и направилась к шоссе. Передовой отряд вступил в перестрелку с врагом, но после короткой заминки продолжил движение. Справа на опушке леса стояла брошенная русская телега, нагруженная кожей. Когда мы вырвались из леса, справа по нам выпустили пулеметную очередь. Там, метрах в трехстах, мы заметили несколько русских грузовиков.
Стрельба стала сильнее. Мы были зажаты в середине колонны, без малейшего прикрытия. Оставалось только выскочить из машины и броситься к лесу слева от нас. Оттуда мы видели, как наш «Опель-Блиц», всегда верно служивший нам и никогда не подводивший в трудную минуту, разнесло взрывом снаряда.
Боевая группа выстроилась в цепь и двинулась вперед. Все боевые действия сосредоточились вокруг расположенной впереди нас деревушки (Дергентин), которая была занята русскими. На окраине мы заметили два танка «Т-34». Одна из наших пушек выстрелила по ним, и они быстро скрылись. Мы повернули направо и бросились в атаку.
Войти в деревню Дергентин удалось только после штурма. Противотанковые заграждения были убраны. После короткого боя деревня была наша. Русские бежали. Несколько наших ударных отрядов разместились на окраине деревни и стали ждать подхода остальных машин.
Через Дергентин мы двинулись дальше, к деревне Лааслих. Густые посадки по обеим сторонам шоссе служили хорошим укрытием. Слева в поле стояло русское противотанковое орудие. Шестеро наших товарищей бросились к нему. Орудийный расчет разбежался. У поворота на Небелин я повстречал еще одного сослуживца из моей роты, Харольда, который тащил панцерфауст и винтовку. Панцерфауст он передал мне, так как своего оружия у меня не осталось, а сам присоединился к боевой группе. Три¬


Падение Берлина
555
дцать человек, включая и меня, должны были атаковать следующую деревню.
Следующая деревня, Небелин, была не занята русскими. В окнах были вывешены белые флаги. Жители были удивлены, не ожидая прихода немецких солдат. На деревенской площади собрались югославские военнопленные, которые взволнованно спрашивали нас, что им теперь делать. Мы посоветовали им сохранять спокойствие и вернуться к своим хозяевам.
Третья деревня, Манкмус, тоже была свободна. На деревенской площади стояла толпа французских военнопленных, которые тоже не знали, что им дальше делать.
От Манкмуса мы направились по шоссе к Боберову. На дороге валялось брошенное оружие, боеприпасы и амуниция. Я вооружился винтовкой и набил карманы патронами.
Район Боберова и Меллена был занят русскими, подошедшими по дороге Карштедт — Ленцен.
Возле Боберова мы по мостику перебрались через ручей. Русские открыли по нам огонь. Появились два танка «Т-34». Один датский унтерштурмфюрер попытался подобраться к танкам с панцерфаустом, однако расстояние было слишком велико.
Нам пришлось обойти Боберов стороной. Затем мы попытались выйти к автотрассе Меллен — Прётлин — Грабов. У Меллена нас снова обстреляли, мы отступили в лес между Мелленом и Боберовом.
Между тем погода испортилась. Пошел ливень, наша одежда вмиг промокла до нитки.
Вдруг позади нас, вероятно, со стороны Боберова, появились русские. Боевая группа распалась. Небольшими кучками и по отдельности — каждый надеялся пробиться на северо-запад. Я, как и многие другие, побежал на север, мимо Меллена, и добрался до леса, лежавшего к югу от Прётлина.
В лесу я встретил довольно большой отряд с несколькими автомашинами, нагруженными ранеными. Мы выставили широкую цепь сторожевых постов.
Внезапно позади показались русские танки. Все бросились к автомашинам. Я вскочил на подножку, но скоро спрыгнул, так как никто в действительности не знал, куда надо ехать. Уж в одиночку я скорее смогу проскользнуть.
В песчаном карьере собрался отряд из 27 солдат. Среди них были трое солдат войск СС, в том числе один унтершарфюрер из штаба 4-й полицейской дивизии СС, один роттенфюрер из 103-й штабной роты охраны корпуса и я сам. Кроме солдат сухопутных войск, здесь было также несколько стариков из мюнхенской роты фольксштурма. Из оружия у нас было всего два пистолета и две винтовки. С таким вооружением было бесполезно вступать в бой.
Мы устроили военный совет. Я был единственным, кто знал хоть что-то о происходящем вокруг. В конце концов мы решили пробиваться в направлении север-северо-запад и сдаться в плен американцам в районе Людвиг- слуста. В районе Прётлина наше охранение заметило отряды русской кавалерии.
В 11 часов ночи (с 3 на 4 мая) мы снова двинулись в путь, ориентируясь по компасу. Нас вел один фельдфебель. Сначала все шло хорошо, но, как только мы пересекли трассу Грабов — Ленцен, резкая вспышка автомоби¬


556
Вильгельм Тике
льных фар заставила нас спрятаться в стороне от дороги. Переждав, мы продолжили путь. Голода никто не чувствовал, но все страдали от жажды. В конце концов мы напились затхлой воды из какой-то лужи.
Уже занималась заря, и нам пришлось поторопиться, чтобы до рассвета успеть найти какое-нибудь укромное место, где можно было бы переждать до следующего вечера. Мы по-прежнему двигались на север-северо-запад. Добравшись до какого-то лесочка, мы собирались идти дальше, сколько будет возможно. Вновь появилась надежда выйти к американцам еще этой ночью.
Около 6 часов утра мы находились неподалеку от деревушки Дадов. Она была ярко освещена. Было самое время позаботиться об укрытии. Мы снова углубились в лес.
Взошедшее тем временем солнце высушило наши промокшие шмотки. Мы старались не шуметь и ждали ночи, но эти несколько часов ожидания были подобны вечности.
Только теперь мы заметили, что находимся чуть ли не в самом центре русского лагеря. С одной стороны находился склад боеприпасов, с другой — склад горючего, с третьей — артиллерийская позиция.
Около половины четвертого со стороны деревни показался русский на велосипеде. Он остановился и что-то сказал часовым, охранявшим склад горючего. Те немедленно подняли тревогу и начали палить в воздух. Несколько красноармейцев вместе с постовыми бросились в заросли кустарника, где прятались мы. Наш фельдфебель крикнул, что нам лучше поднять руки вверх. Вот и все! Унтершарфюрер из полицейской дивизии СС застрелился. Другой, пожилой уже солдат, упал, прошитый пулями русских. Мы увидели, что окружены. Красноармейцы смеялись и все повторяли по-немецки: «Война капут, нах хаузе!»1 и по-русски «Скоро домой!». В течение следующих пяти лет я столько раз слышал эти слова «скоро домой», что успел возненавидеть их до смерти».
Судьба штурммана Мюллера немногим отличалась от судьбы других солдат из штаба 3-го танкового корпуса СС и 8-го панцергренадерского полка 4-й полицейской дивизии СС. Многих из них, пробивавшихся на запад поодиночке и небольшими группами, ждала та же участь. Самое же трагическое заключалось в том, что группу, в которой был Мюллер, отделяло от спасительной демаркационной линии у Элдены каких-то четыре километра. Некоторым повезло, и они успели пересечь ее.
* * *
Последние остатки 111-й учебной бригады штурмовых орудий под командованием гауптмана Вагнера сумели прорваться вдоль 5-й имперской автотрассы до Грабова. Внезапно путь им перекрыли несколько русских танков. Отряд был окружен. Гауптман Вагнер начал переговоры с русским командиром, чтобы выиграть время и, возможно, найти хоть какой-то выход. Но тем временем русские подтянули к дороге несколько противотанковых орудий. Когда гауптман Вагнер на своей самоходке въехал в лесок, указанный в качестве места сдачи в плен, по нему выстрелили
1 Искажен, нем.: Войне конец, домой!


Падение Берлина
557
из противотанкового орудия. Командирская самоходка, а вслед за ней и другие, были подбиты за несколько минут. Почти все члены экипажей нашли здесь свою смерть. Только немногие остались в живых и попали в плен к русским, и еще меньше вернулось из плена домой.
* * *
2 мая 1945 года большая часть села Пригнитц была занята советскими частями 61-й и 68-й армий. А тем временем к северо-востоку от села 46-й танковый корпус еще сражался против наступающей советской 70-й армии. Последние рубежи обороны проходили через озерные перешейки у Плау, Краков-ам-Зее и Гольдберга.
Уже утром 2 мая русские танки прорвались через позицию немецкой 7-й танковой дивизии на перешейке у Карова и, не встречая препятствий на своем пути, ворвались в Каров. Стоявшие севернее части 281-й пехотной и 25-й панцергренадерской дивизий были вынуждены отступить, чтобы избежать обхода с фланга и окружения.
Остатки 32-го армейского корпуса между тем в спешном порядке отступили к Висмару и Шверину.
В штаб-квартире 46-го танкового корпуса, находившейся южнее Гольдберга, к полудню 2 мая прошло совещание, на котором отдавались последние распоряжения частям.
«Всем частям, — пишет генерал Гарайс, — 25-й панцергренадерской, 7-й танковой и 281-й пехотной дивизиям, дивизии «Шлагетер» и боевым группам Велльмана, Фулльриде и Блеквена (последняя представляла собой остатки 1-й дивизии морской пехоты) было еще раз приказано в течение 48 часов выйти в район к югу от Шверина. Затем я со своим штабом направился туда же. В Киритце мне стало известно, что 3-я танковая армия не осталась в Плате, как было предусмотрено, а двинулась на запад от заданного участка. Американцы уже стояли в Шверине и Людвигслусте и даже продвинулись до восточного края карьера. Полковник Людендорф посоветовал мне, чтобы я со своим штабом также направился на запад от низины. Последовав его совету, я нашел на карте лесничество Пульверхоф близ Юлитца и там решил разместить новый командный пункт.
Лесничество располагалось между Шверином и Людвигслустом. Когда мы прибыли туда, я тут же вновь отправился дальше, к генералу фон Мантёйфелю, командующему 3-й танковой армией, чтобы получить от него дальнейшие указания.
В сопровождении лейтенанта фон Баломбини мы на открытом «Фольксвагене» направились через лес к западу от Юлитца и в назначенное время прибыли в Зюльсторф. Мантёйфель должен был находиться в Холь- тхузене. В центре Зюльсторфа, если верить карте, мы должны были повернуть на восток. В пятидесяти метрах перед поворотом мы увидели толпу людей, которых мы сначала приняли за служащих РАД. Я приказал остановиться, чтобы свериться с картой, и тут услышал крики: «Стоп, стоп!» Водитель, молодой унтер-офицер, хотел было надавить на газ и побыстрее слинять отсюда, но тут я увидел наставленное на нас оружие и, выхватив у него руль, закричал: «Стой!».
Мы были окружены американскими солдатами — как белыми, так и чернокожими. Они потребовали, чтобы мы сдали им наше оружие. Так как


558
Вильгельм Тике
они попытались также взять наши часы, я вскочил в машину и принялся звать «офицера». Скоро через толпу к нам протиснулся офицер. Я потребовал провести меня к командиру полка. Рядом я заметил группу немецких офицеров, среди которых был и полковник Велльман. Очевидно, они попались так же, как и мы.
В сопровождении эскорта из двух джипов мы поехали на полковой командный пункт. Там какой-то офицер спросил меня, кто я и чего я хочу. Я выдвинул свое требование: доставить меня в штаб дивизии.
Мы направились в Шверин (там стояла американская 8-я пехотная дивизия генерала Мура). Дорога между Хагеновом и Шверином была заполнена беженцами и колоннами американских солдат; мимо пронесся грузовик, полный солдат и орущих женщин. Мне стало стыдно, и, чтобы отвлечься, я начал думать о моих солдатах на фронте, которые все еще шли где-то, по пятам преследуемые русскими.
В штабе американской дивизии в Шверине состоялся короткий допрос. Я потребовал доставить меня в штаб корпуса (18-го корпуса США), которым, как я слышал, командовал генерал Риджуэй. Я хотел отвести свой корпус на запад, чтобы он в полном составе сдался американцам, но для этого мне требовалось 48 часов свободы действий. Переводчик довел мое требование до командира.
В 11 часов мы отправились в Хагенов в штаб американского корпуса, куда нас доставили уже к полуночи. Нам пришлось ждать в течение часа, пока нас вызовут.
Нас пропустили к начальнику штаба, который любезно предложил нам еду, напитки и сигареты и внимательно выслушал мою просьбу позволить моему корпусу сдаться в плен американцам. Он согласился выполнить это пожелание.
Затем нам пришлось снова вернуться в штаб дивизии в Шверин. Там я получил сопровождающего в лице одного американского офицера, который отправился вместе со мной на мой командный пункт в лесничество Пульверхоф.
На южной окраине Шверина уже был разбит сборный лагерь для военнопленных. Вокруг лагерного костра толпилось около тысячи немецких солдат. На трассе скопилось множество немецких автомашин, пытавшихся пробиться на запад. Мы медленно протискивались вперед. По дороге к нам подсел Мюллер-Гиллебранд (начальник штаба 3-й танковой армии), прибывший в штаб американского корпуса с той же миссией, что и я. Штаб 3-й танковой армии находился в Буххольце, южнее Шверина. Наконец, к 4 часам утра мы достигли Пульверхофа.
Я был на ногах уже почти двое суток и только теперь мог уснуть. Проснулся я в 10 часов утра. К этому времени командиры дивизий — Бурмай- стер, Блеквен Хёйн и полковник Клинке —- уже собрались. Они доложили, что американцы продвинулись на восток до карьера и начали пропускать наши войска. Нас всех волновал вопрос, как американцы намерены поступить с нами — отправить дальше на запад или выдать русским. Чтобы внести ясность, я еще до обеда связался по телефону со штабом американского корпуса в Хагенове.
Вечером 3 мая 1945 года мы снова собрались в лесничестве — Никлаус, Блеквен, Рис, фон Кайзер, Мюллер-Коперникус, главный штабной врач


Падение Берлина
559
Мюллер, начальник связи — тоже Мюллер, Реклебен, Клинке и его адъютант. Мы сидели долго, обсуждая наше будущее».
Остатки немецких войск стремились добраться до демаркационной линии, установленной русскими и их западными союзниками еще задолго до того. Она тянулась от Висмара на север до Балтийского моря и на юг — через Шверинское озеро, Штёрканал до его впадения в Эльде-канал, вдоль водной магистрали Эльде — Мюритц до Дёмитца и дальше вдоль Эльбы на юго-восток.
* Э|с *
Обер-ефрейтор Кописке, сражавшийся под Штеттином в составе танкоистребительной команды Клозе, а затем прибившийся к одному из сводных отрядов 32-го армейского корпуса, отступавшего из района Гюстрова, продолжает свой рассказ:
«Я знал, что мои мать и сестры сейчас в Ростоке. Дорога на Росток ответвлялась от главной трассы как раз поблизости от того места, где мы остановились на привал. Что делать? Несколько часов я размышлял над этим. В конце концов я решил оставить подобравшую меня десантно-катерную часть и направиться в Росток.
Вся дорога была в моем распоряжении — в небе я не заметил ни одного штурмовика. То тут, то там дорогу пересекали отряды сухопутных войск. Деревни, через которые я проходил, не эвакуировались. «Куда нам идти отсюда?» — спрашивали жители, собравшись перед своими домами. Некоторые говорили, что ведь русские тоже люди.
Вечером я повстречал отряд немецких солдат, которые, узнав о том, куда я иду, сочли меня сумасшедшим. Якобы русские давно уже в Ростоке и блокируют все дороги к нему, и если я не попытаюсь в течение ночи пробиться на запад, то попаду прямо к ним в руки. В итоге они все-таки убедили меня присоединиться к ним, и мы шли всю ночь без остановки.
Утром 2 мая мы вышли к дороге на Висмар, по которой уже тянулись на запад бесконечные колонны и обозы. В небе — по-прежнему чисто, ни одного штурмовика. Когда наконец впереди показались башни Висмара, ноги уже отказывались идти дальше.
Внезапно спереди, со стороны города, донесся лязг гусениц. Это были танки. Что произошло? Машины стали сворачивать с шоссе, некоторые помчались прямо через поле на запад. Мы вслед за ними поспешили свернуть с дороги налево. На дороге, с которой мы только что ушли, со стороны Висмара появились танки. Русские или англичане? Я так и не узнал этого.
Мы вышли к деревне Мекленбург. Наконец откуда-то спереди донеслась весть: в деревне англичане! Я сделал то же, что и другие — избавился от оружия. Мой автомат, мой верный спутник, вместе с патронными подсумками нашел свою «могилу» под кустом у дороги, где ее полностью скрывала трава. Затем я преспокойно уплел мой неприкосновенный запас, так как никто не сможет отнять то, что уже в желудке. После этого я направился к деревне.
Там я увидел первых «томми» — трех ребят с легким ручным пулеметом, видимо, пулеметное отделение. Они лениво развалились на копне сена и даже не проявили интереса ко мне. Пулемет стоял на земле. Повею-


560
Вильгельм Тике
ду толпы народа шли на запад, некоторые даже на повозках, но англичанам это явно было до лампочки. Один на губной гармошке наигрывал песенку «Лили-Марлен». Это был только передовой отряд. Либо они просто больше не брали нас в расчет, либо у них было какое-то свое, особое представление о ведении войны.
Чуть дальше, на железнодорожном переезде перед самой деревней, нас встретил «пост по сбору оружия и часов». Я думал, что мне это снится: цивилизованные, благополучные англичане отбирают часы у заросших грязью немецких солдат! Оттуда нас отправили на школьный двор в центре деревни. Там уже собралось немало немецких солдат. Охранявшие нас англичане катали между зубов жевательную резинку — что было для нас в новинку — и хвалились друг перед другом своими трофеями, высоко вскидывая руки, унизанные наручными часами.
На ночь нас отвели в какой-то амбар, а наутро, когда к нам присоединилось несколько новых партий пленных, длинная колонна немецких солдат потянулась к английскому лагерю военнопленных Гадебуш».
* * *
Среди нескольких групп, которым удалось перебраться на запад через демаркационную линию, был и полувзвод МТО (I-Staffel) 2-го батальона артиллерийского полка «Недерланд» во главе с гауптшарфюрером Освальдом. У них остался всего один грузовик и один мотоцикл, все остальные машины пришлось взорвать из-за отсутствия горючего. Освальд на мотоцикле в сопровождении еще одного сослуживца ехал впереди, разведывая дорогу, чтобы беспрепятственно вывести остальных на запад.
«Тем временем, — вспоминает Освальд, — мы оказались между двумя фронтами, и пространства для маневра оставалось все меньше. Несмотря на слухи, которые передавали местные жители, в ходе своих вылазок я убедился, что западные союзники не намерены переходить демаркационную линию.
3 мая наша судьба наконец решилась. Русские оттеснили наш арьергард к Шверинскому озеру. Я вместе со своими сослуживцами направился в Бад-Кляйнен, и там мы сдались в плен англичанам. Таков был конец еще одного маленького винтика в механизме, который назывался когда-то дивизией «Недерланд».
* * *
Между тем остатки 27-й, 28-й и 33-й дивизий СС вышли к демаркационной линии между Висмаром и Бад-Кляйненом.
Командир 27-й дивизии СС «Лангемарк» штандартенфюрер Мюллер собрал свой штаб, чтобы дать последние указания офицерам. Каждому было предоставлено право действовать по своему усмотрению или сдаться в плен англо-американцам. Все бумаги и штабные документы дивизии были сожжены. Оберштурмфюрер Франсуа из 6-го батальона выписал всем желающим документы иностранных рабочих, которые подтверждали, что его предъявитель якобы приехал из Фландрии на работы в Германию. Но большинство солдат дивизии «Лангемарк» предпочли остаться со своими частями и подразделениями и отправиться в плен.


Падение Берлина
561
* * *
Штандартенфюрер Дегрелль, командир 28-й дивизии СС «Валлония», повел остатки двух боевых батальонов своей дивизии к Любеку. В Берлине он тоже предусмотрительно запасся удостоверениями иностранных рабочих, которые были розданы всем ротным командирам — на всякий случай. И теперь такой случай представился. Ни Дегрелль, ни его коллега из 27-й дивизии штандартенфюрер Мюллер давно уже не получали приказов и распоряжений от вышестоящих штабов. Но вдруг по небольшому радиопередатчику на батарейках Дегреллю удалось поймать сводку последних событий, и общая картина поражения стала очевидной.
Дегрелль направился в Любек, чтобы встретиться там с Гиммлером и узнать от него, что будет с фламандцами и валлонами. Гиммлера он так и не нашел, но зато получил указание собрать всех фламандцев и валлонов в районе Маленте-Зегеберг и там ждать новый распоряжений. «Новых распоряжений» так и не поступило. Оставалось два выхода: сдаться в плен или исчезнуть. Дегрелль предпочел последнее: через территорию Дании он перебрался в Норвегию, а оттуда на самолете бежал в Испанию.
* * *
Штаб 33-й дивизии СС «Шарлемань» утром 2 мая находился в деревушке Бад-Кляйнен. Уже под Хелльверденом английские и американские самолеты на бреющем полете стали расстреливать все, что двигалось по земле. Штурмбанфюрер войск СС Буде-Гёзи застыл в замешательстве. Наконец он решил послать одного немецкого обершарфюрера на поиски автоколонны, так как все горючее закончилось.
Вскоре обершарфюрер вернулся назад и доложил, что в деревне Бо- битц, расположенной в трех километрах отсюда, стоят английские танки. Дорога на запад, к сборному пункту в Маленте-Зегеберг, по которой несколько часов назад проследовал Дегрелль с остатками своей дивизии, была блокирована. Других путей к отступлению не было.
Пятьдесят немцев и французов оказались в трудной ситуации. Командир Буде-Гёзи предоставил немцам право выбора — присоединиться к какой-нибудь немецкой части или скрыться, и те исчезли в лесу. Французам он посоветовал переодеться в гражданскую одежду и добраться до родных мест под видом военнопленных или иностранных рабочих. Большинство французов последовало его совету. В плен сдались только несколько человек: штурмбанфюрер Буде-Гёзи, оберштурмфюрер Мете (военный врач), оберштурмфюрер Бенету (начальник управления личного состава), унтер- штурмфюрер Радиси (адъютант), гауптшарфюрер Сержан, роттенфюреры Миньоль и Сула и денщик штурмбанфюрера Буде-Гёзи.
Вдоль ветки железной дороги Бад-Кляйнен—Гревесмюлен они направились к станции Бобитц, где их арестовали англичане. Буде-Гёзи был сразу же доставлен к английскому генералу и представился ему как командир французской добровольческой дивизии «Шарлемань». Он пояснил, что дивизия «Шарлемань» воевала только против русских, а не против западных союзников.
На это генерал ответил ему:
— Ну что же, хорошо! Раз вы воевали против русских, вот я и передам вас и вашего адъютанта русским. Они как раз стоят в Висмаре!


562
Вильгельм Тике
Буде-Гёзи и Радиси были вверены попечению экипажа танка, который должен был доставить их в Висмар. Но отъезд задерживался на несколько часов, так как дороги были переполнены. Воспользовавшись этим, оба француза с наступлением темноты выбрались из машины и сбежали.
В британском лагере военнопленных Гадебуш они снова встретили остальных французов. Оттуда вместе с другими бывшими солдатами войск СС их перевели в лагерь № 357 для военнопленных эсэсовцев в Фаллингс- бостеле.
$ * *
Южнее Шверинского озера демаркационную линию перешли остатки 46-го танкового корпуса.
«3 мая, — говорится в истории 281-й пехотной дивизии, — подразделения достигли района Шверина. Американцы и русские стояли здесь на расстоянии примерно 15 километров друг от друга. Переход на американскую сторону линии прошел практически беспрепятственно. Подразделения 281-й пехотной дивизии, в основном сохранившие боевой порядок, на три недели разместились в районе Шверина как военнопленные американцев, пока их не перевели в Восточный Гольштейн»1.
* * *
Остатки 210-й самоходно-артиллерийской бригады проследовали через Нёйштрелитц, Варен, Гольдберг и Кривитц к Хагенову, где на Хагенов- ском аэродроме были помещены в лагерь военнопленных.
* * *
11-й полевой госпиталь СС «Нордланд» почти вплоть до самого отступления стоял под Фюрстенбергом (южнее Нёйштрелитца). Сюда санитарные машины доставляли раненых со всего фронта. С началом отступления госпиталь был вынужден передать всех раненых в местные лазареты или везти их с собой на запад.
2 мая моторизованный госпиталь, в распоряжении которого оставалось еще несколько машин, переехал в район к югу от Шверина. Здесь главный врач штурмбанфюрер д-р Скриба передал его американцам.
Последних раненых унтершарфюрер Засс по поручению своего непосредственного старшины гауптшарфюрера Курта Шютце доставил на американский сборный пункт для раненых. Санитарный фургон унтершарфю- рера Засса, который вел роттенфюрер Лёпприх, был отпущен назад, в лагерь военнопленных под открытым небом. С разрешения американской комендатуры лагеря они перевозили еще оставшихся раненых в Бойтцен- бург-на-Эльбе. Лагерь под открытым небом под Шверином просуществовал еще три недели, после чего военнопленные войск СС были отделены от других заключенных и переведены в Нёйенгамме под Гамбургом. Но санитарная машина Засса осталась в том же лагере под Шверином.
1 Geschichte der 207. und 281. Inf. Div. mit ihren Zwischengliederungen 1939 bis 1945, Kiel o.J. S. 248.


Падение Берлина
563
* * *
Штандартенфюрер доктор медицины Лодерхозе во время боев в Померании был начальником армейского госпиталя 11-й танковой армии, а после эвакуации войск из Восточной Померании перенес свой госпиталь в Хоэнлихене.
Когда в середине апреля 1945 года русские прорвали оборону на Одере и началось последнее отступление немецких войск, д-р Лодерхозе снова сумел переправить своих раненых на запад. Он перевез весь медперсонал и всех до последнего раненых в Шверин, где они сдались в плен американцам.
В Шверине д-ру Лодерхозе пришлось расстаться со своими подопечными, так как его перевели в Зандбостель, где он сначала работал врачом в офицерском лагере военнопленных, а затем главным врачом всего комплекса лагерей II.C.I.C. в Зандбостеле. Сам д-р Лодерхозе так вспоминал об этом времени: «Эту последнюю свою работу я считаю сегодня особенно успешной, так как мне удалось при помощи моих старых коллег из числа врачей и при значительном содействии английских офицеров поддерживать в лагере хоть сколько-нибудь приемлемое гигиеническое состояние и медицинское обслуживание».
* * *
В районе Пархима собрались остатки 560-го истребительно-противотанкового батальона СС особого назначения. Командир, штурмбанфюрер Марковц, собрал офицеров, отдал последние распоряжения и по поручению командира боевой группы «Тысяча и одна ночь» подполковника Блан- буа объявил о роспуске батальона.
Боевая группа «Тысяча и одна ночь», сформированная как отряд особого назначения, включала в себя группы «Зулейка» (560-й истребительно-противотанковый батальон СС особого назначения), «Гарем» (танковый разведбатальон «Шпеер») и «Султан» (2-й маршевый полк, в начале апреля 1945 г. переданный другому соединению). Все эти части храбро сражались в боях на Кюстринском плацдарме, а затем под Вриценом, Эберсвальде, Темплином и Мировом.
* * *
Во второй половине дня 3 мая 1945 года остатки 103-й (503-й) наблюдательной батареи СС под командованием оберштурмфюрера СС Вагнера и 49-го панцергренадерского полка СС «Де Рюйтер» (из состава дивизии СС «Недерланд»), которые с начала всеобщего отступления были подчинены 547-й фольксгренадерской дивизии генерал-майора Фронхёфера, достигли городка Пархим. 49-й полк под командованием оберштурмбанфюрера Ломана, по мере возможности поддерживая связь с командирами батальонов — Редером и Петерсеном, медленно продвигался на запад на последних машинах полка, которые доставляли по очереди одно подразделение за другим. Он выполнял функции арьергарда корпуса Хёрнляйна на нескольких особо важных автодорогах, озерных перешейках и в селах, сдерживая натиск русских и позволяя остальным как можно дальше уйти на запад. Ломан и его батальонные командиры Редер и Петерсен со своими солдатами буквально спасли многих немецких солдат от тягот русского плена.


564
Вильгельм Тике
Когда полк достиг Пархима, русские уже следовали по пятам за немецкими колоннами по автотрассе Плау—Любе. Многие немецкие колонны, направлявшиеся на запад, еще находились в районе Пархима. 49-й полк СС получил из штаба 27-го армейского корпуса последний приказ: создать рубеж обороны перед Пархимом, чтобы остановить продвижение русских, пока все немецкие части не пересекут демаркационную линию.
«Мой батальон и остатки полка «Де Рюйтер», — вспоминал командир 2-го батальона штурмбанфюрер Петерсен, — должны были еще раз прикрывать отступление, в то время как высшие штабы уже давно перебрались к западным союзникам за демаркационную линию. В последний раз солдаты копали окопы на восточной окраине Пархима. Два штурмовых орудия, находившихся в подчинении полка, выдвинулись вперед и, по общепринятому правилу, расположились рядом со стрелковыми окопами. Чуть дальше позади были установлены три полковых полевых орудия. Все было готово к «теплому» приему русских.
Вскоре появились и они — в предчувствии легкой победы — восемь, девять, двенадцать русских танков, которые проследовали справа налево по низине у мельницы. Солдаты схватились за оружие. Все соблюдали дисциплину — без приказа не стрелять. Передовой «Т-34» остановился у разрушенного моста около мельницы. Остальные 11 танков, ничего не подозревая, выстроились за ним. В этот момент прозвучала команда: «Левое орудие по переднему, правое орудие — по последнему танку, огонь!»
С первым же выстрелом как будто разверзлись врата ада. Штурмовые орудия расстреливали колонну танков; все их попытки выбраться из низины или спуститься ниже были безуспешны — склоны были слишком крутые. Наступил полный хаос.
Тем временем со стороны Пархима вдруг появились две бронемашины с белыми звездами на бортах. Они были высланы вперед с огневой позиции полевых орудий в качестве наблюдателей.
Солдаты в окопах зашептались: «ами» здесь, они помогут нам в бою против русских.
Обе бронемашины остановились на дороге. Открылись люки. Из них на шоссе выпрыгнули два офицера американской 7-й танковой дивизии и направили свои бинокли в сторону разворачивавшегося неподалеку сражения.
Это продолжалось какие-то секунды, хотя нам они казались вечностью. Затем оба американца опустили бинокли и подняли руки в военном приветствии. Оно было адресовано нам, и многие из нас ответили на него.
Однако командиры самоходок не видели ничего из этого и продолжали вести огонь, как будто выполняя свой последний долг; их имен я так и не узнал.
Далеко позади обе оливково-зеленых бронемашины с большими белыми звездами на боку, взревев моторами, повернули назад, к Пархиму. Начальник разведки американской 7-й танковой дивизии мог доложить, как далеко еще русские находятся от демаркационной линии».
Вечером 3 мая на командный пункт 49-го полка СС прибыл генерал Хёрнляйн. Он выразил оберштурмбанфюреру Ломану свою благодарность за то, как героически его полк прикрывал отход остальных частей корпуса. Хёрнляйн выглядел подавленным, как, впрочем, и все остальные, так как будущее было довольно неопределенным. Он подарил наградные часы одному из ординарцев полка и уехал.


Падение Берлина
565
Ночью все подразделения 49-го полка СС собрались, чтобы на следующее утро сдаться в плен американцам.
Но утром 4 мая оказалось, что прямой путь от Пархима до Людвигслу- ста блокирован русскими. Оберштурмбанфюрер Ломан повел полк по дороге от Пархима через Кривитц на Шверин, но и тут оказалось, что в Кри- витце стоят русские войска. Пришлось свернуть в стороны Домзюля, чтобы затем направиться через Радун по дороге через болото Фридрихсмоор к американцам.
Оберштурмбанфюрер Ломан поехал вперед на разведку и в Гольденш- тедте завязал переговоры с американцами по поводу капитуляции всего своего полка. Сначала казалось, что американцы не хотят понять намеков Ломана, так как его полк только накануне вел бой с русскими, а следовательно, им следует сдаться в плен русским. Тогда Ломан, указав на свои две самоходки, попросил американского парламентера разрешить ему дать американцам короткий бой, чтобы создать предлог для сдачи в плен именно им, а не русским. После долгих переговоров по телефону с вышестоящими американскими штабами парламентер наконец пообещал, что все солдаты полка «Де Рюйтер» будут считаться военнопленными американцев.
Тем временем полк успел пешком и на последних машинах перебраться через болото. Среди заросших бородами солдат в изношенной униформе было много беженцев, в том числе и женщин в рваной одежде и вылинявших платках. Перед ними была долгожданная демаркационная линия, за которой все их беды должны закончиться. Они были измучены долгим маршем.
«Было солнечное утро, — вспоминает штурмбанфюрер Петерсен, — когда мы миновали болото. Нас больше не преследовал ни один танк. Хотя люди все еще тащили на себе оружие и амуницию — эти орудия войны, но этот марш через болотные топи сильно отличался от вчерашнего. Того страха уже не было. Мы как будто парили между войной и миром, который после долгих лет боев и близости смерти почти не ощущался и который трудно было представить, особенно для последних солдат 49-го полка «Де Рюйтер», еще только вчера сражавшегося не на жизнь, а на смерть».
«Полк собрался перед Гольденштедтом, — пишет оберштурмбанфюрер Ломан. — Солдаты погрузились на последние оставшиеся грузовики, надеясь, что они поедут домой. На ближайшем приемном пункте нас ждали американцы. Я остановился на своем джипе-амфибии рядом с американским офицером и принял последний парад моего полка; солдаты, хотя и были грязными и небритыми, держались безупречно.
Через несколько километров нас остановили, отобрали машины и выстроили в колонну. Нам было приказано разместиться в открытом поле, где предполагалось разбить лагерь военнопленных. С возвращением домой ничего не получилось. Теперь мы были военнопленными, хотя и пользовались довольно большой свободой. Лагерь не имел ни ограды, ни, вначале, даже охраны. Я разрешил моим офицерам на свой страх и риск попробовать добраться до дома; это дошло и до солдат, и многие воспользовались для этого первым же удобным случаем. Но я хотел в любом случае оставаться со своими людьми, чтобы быть с ними и в плену и по возможности помогать им во всем, что мне удавалось по крайней мере в первое время плена».


566
Вильгельм Тике
* * *
Этот марш на запад напоминал «танец на острие ножа» или «хождение между красным и белым», то есть между красными звездами русских и белыми звездами американцев. Этим путем пришлось пройти и солдатам
11-го танкового батальона связи СС «Нордланд».
Один из участников этих событий, унтершарфюрер Швайнхаммер, должен был проникнуть в Берлин с особым поручением от командира батальона, но 25 апреля у Кетцина и Хафеля сомкнулось кольцо окружения вокруг Берлина, поэтому он уже не смог доставить важные донесения в Берлин и 27 апреля присоединился к своему батальону, стоявшему к Киритце. Здесь он получил новое задание.
«Бензина оставалось мало, — пишет сам Швайнхаммер. — Мы должны были где-то достать горючее, неважно, где и как. Унтершарфюреры Халь- бих, Крафт и я, а также роттенфюрер Рёпке, 28 апреля отправились в путь на одном из грузовиков. Хальбих, который перешел к нам под Нарвой из авиаполевой дивизии, знал несколько аэродромов неподалеку, где когда-то стояла их часть и где мы надеялись раздобыть бензин.
Через Притцвальк, Каров и Тетеров мы направились в Даргун. На авиабазе Даргун 28 апреля все еще шло заведенным порядком. Несмотря на все ухищрения и уговоры, бензина нам так и не дали.
Хальбих знал еще один аэродром в Тутове, восточнее Деммина. Едем в Тутов!
Мост через Пеене у Деммина был уже подготовлен к взрыву. Мы спросили у офицера, командовавшего саперами на мосту, можем ли мы проехать в Тутов. Да, это можно, ответил он, тем более что там брошены в бой новые немецкие силы. Мы сделали короткую остановку в Деммине и ранним утром выехали в Тутов.
Деревни, через которые мы проезжали, как будто вымерли. Ни огонька в окнах, только кое-где еще лаяли собаки. Когда уже совсем рассвело, мы миновали деревню Круков, такую же вымершую, как и остальные. Хальбих велел нам ехать дальше, добавив: «Ну, теперь уже недалеко!»
Перед самым въездом на авиабазу дорога делала резкий поворот налево, и когда мы миновали его, то в лучах рассветного солнца вдруг увидели перед собой танки с сидевшими на них пехотинцами. У нас еще звучали в ушах слова офицера саперов, поэтому мы думали, что это наши, и медленно продолжали ехать навстречу. Но вдруг с расстояния в 200 метров по нам было сделано несколько выстрелов. Теперь сомнений не было. Мы, как зайцы, соскочили с грузовика и помчались в сторону, каждый спасая свою жизнь, преследуемые пулями русских.
Где-то через полчаса нам удалось оторваться от наших преследователей. Мы выбрались к какому-то лесочку, где могли немного перевести дыхание. Нас оставалось трое — унтершарфюрер Крафт, роттенфюрер Рёпке и я. Унтершарфюрер Хальбих, который вел машину, побежал налево, в противоположную от нас сторону, и при этом был ранен.
Весь день мы провели в густом подлеске под Кетцином. Никто не беспокоил нас. С запада все еще доносились звуки сражения, и нам тоже надлежало быть там, где фронт.
В ночь на 19 апреля мы решили продолжить путь. Сориентировавшись по Полярной звезде в созвездии Большой Медведицы, мы направились на юго-запад — через поля и луга, по кустам и камням. Мы вышли к автотрассе Анклам — Деммин, по которой без конца двигались русские войска.


Падение Берлина
567
Даже после долгого ожидания нам так и не представилось возможности перебраться через нее.
Весь день мы снова прятались в стоге сена и наблюдали за дорогой. Недалеко позади трассы протекала река Толлензе. Чтобы пробиться к Демми- ну, нам необходимо было как-то пересечь ее.
Следующей ночью мы устремились к трассе. Наконец на какое-то время поток русских машин прекратился. Мы быстро перебрались через дорогу и спустились к реке.
Река оказалась шире и глубже, чем мы предполагали. Рёпке не умел плавать, но нашими уговорами и с нашей помощью нам все-таки удалось затащить его в воду и переправить на тот берег. После этого мы двинулись на юго-запад и с наступлением утра снова спрятались в стоге сена.
Нас уже основательно мучил голод. На третью ночь нашего полного злоключений бегства в Мальхине в одной брошенной и разграбленной усадьбе нам удалось найти немного съестного и даже цивильную одежду. Мы бросили нашу униформу и переоделись в гражданское.
Так продолжалось несколько дней: ночью мы шли, днем — где-нибудь прятались. Ощущение времени был потеряно. Вскоре мы обнаружили, что проселочные дороги патрулируют какие-то люди в штатском с белыми и красными повязками на рукаве. Нам удалось выяснить, что белые повязки носили иностранцы, а красные — немецкие борцы сопротивления, сотрудничавшие с русскими. Мы тоже сделали себе красные повязки и продолжили свой путь средь бела дня.
Однако местные узнавали в нас немецких солдат и помогали, кто чем мог. Они давали нам еду и питье и адреса тех, кто может помочь нам в следующей деревне. В основном мы шли проселочными дорогами, через Роте- моор на Мальхинском озере и Каров к Пархиму. Тем временем, как мы слышали, война на нашем участке фронта закончилась.
За Блифендорфом нам пришлось преодолеть Эльде-канал и русские посты, но все же мы с помощью хитрости добрались до Гросс-Лааша и перед Людвигслустом встретили первый американский пост. Благодаря знанию английского языка мы узнали от одного разговорчивого «ами», что всех солдат войск СС должны расстрелять.
Но мы все же сдались в плен, так как у нас все равно больше не было никаких документов, подтверждавших нашу службу в 11-й дивизии СС, с которой мы прошли от самой Эстонии. 8 мая 1945 года нас поместили в большой лагерь военнопленных под Деллином на Эльбе. Оттуда нас перевели в этапный лагерь для отпущенных военнопленных в Лютьенбурге».
Трудный путь всех этих маленьких отрядов был типичным для многих. Одним удалось пробиться на запад, другим — нет. Что касается рассказа Швайнхаммера, то здесь, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Единственным темным пятном осталась судьба унтершарфюрера Хальбиха, который оторвался от группы возле аэродрома Тутов. О нем так ничего и не удалось узнать.


ОТСТУПЛЕНИЕ 12-й АРМИИ К ЭЛЬБЕ
Когда армия Венка повернула на Берлин, почти все немецкие войска были отведены с Эльбского фронта. Об этом сообщается, в частности, в официальной истории американской 102-й пехотной дивизии. Эта дивизия стояла на западном берегу Эльбы, занимая участок от Хафельберга до южных окрестностей Тангермюнде, а ее патрули были высланы вперед, чтобы установить контакт с частями Красной Армии.
«Рота С 407-го пехотного полка, — говорилось в истории 102-й дивизии, — которой было поручено патрулировать окрестности, выступила вечером 28 апреля. Без особых трудностей она продвинулась на несколько миль в глубь вражеской территории, пока не наткнулась на заграждение на дороге в окрестностях Гентина. Здесь рота попала под сильный автоматный и минометный обстрел, потеряв 3 человека убитыми и 14 ранеными. При попытке отступить оказалось, что огонь по ним вели несколько сотен человек при поддержке трех танков. Им не оставалось другого выбора, кроме как сдаться. Немцы были в смятении, некоторые из них заявляли, что не хотели воевать против американцев. Они помогли перенести 14 раненых к берегу реки (Эльбы) и эвакуировать их к нашим позициям. Рота продолжила марш на север в сторону Шверина, который был освобожден четырьмя днями позже частями американской 82-й воздушно-десантной дивизии...
На долю взводов I и R 407-го пехотного полка выпало меньше приключений. Они переправились через реку у Тангермюнде и выслали патрули к Вусту, где был взят в плен весь гарнизон численностью в 75 человек. Затем они проникли в лесной массив на северо-западе, где должен был находиться штаб немецкой дивизии. Эта злополучная часть хотела сдаться в плен только в полном составе — а это 5000 человек, а также чтобы американцы заняли весь этот район. Из-за невозможных требований переговоры окончились ничем, и взвод вернулся назад с первыми пленными. Фактически немцы хотели только одного: сдаться нам в плен, причем чтобы их приняли уже на этом берегу Эльбы.
Один из типичных примеров этого произошел, когда девять человек роты G 406-го пехотного полка патрулировали восточный берег реки, направляясь к Хафельбергу, и всего через два часа вернулись назад со 165 пленными»1.
1 Geschichte der 102. US-Inf. Div. 1945. S. 112.


Действия 12-й армии под Берлином и отступление к Эльбе, 1—7 мая 1945 г.
Вербен
406-й пп (амер.)
Нитцов
.Топпель
Хафельберг
;чер 2.
41-й тк
Зандау»ГЧейГ-
ВулькйУ}^
405-Й ПП (амер.) 1Камерн
_ Молькенберг, \ .5
102-я пд (амер.) |ч*Клитц
" Хоэнгёрен
ШТЕНДАЛЬ* „
407-й пп (aMep.J^v^Sk^^ — 1 • атенов
Шёнхауэен.'Г',КеР^Р*
Тангермюнд^ 4?V .-ДИВ.^"
Йерихов • «Шарнхорсг*
_ ^Фербеллин
в Фризак
^НАУЭН
Ферхланд
Ж£н®
®У«Гупен»
- - Марнхорст» f
див./; 7 ^КПритцербе
1илл!ь» j Г/
Плауэн
Гентин депш / #
ХаФеЛЪ
БРАНДЕНБУРГ,
’Цербен"’" "у ^ГР^сЧустервита
Финский карьер /f див_ «ШИЛЛЬ» ,
Рздслйив. «Гуттен*4)!-
: Реймана
•ПОТСДАМ
^Цизар
М.
•Гольцов
20-й ак
Г
I МАГДЕБУРГ
У Альтенграбов Гёрцке
a**6a „ .
83-я пд (амер.)
ю
4&-Й тк
•Лобург •Линдау
%Цербст
. 9-я армия
к19-й корпус) (амер.),
Рослау# ^
30км.
/У
^ <5 /#Беелитц
в Трёйенбритцен
т Ютербог
Дана •
^ положение к 1.5.45 -•—»
ЛА л А немецкий передний край к 2.5.45 ______ 6.5.1945
-а. -а. 3.5.1945 _и..а_« ■ 7.5.1945
ь ВИТТЕНБЕРГ
немецкий передний край к 4 и 5.5.45


570
Вильгельм Тике
Под немецкой боевой группой, упомянутой в начале этого рассказа, которая встретилась американцам под Гентином, очевидно, подразумеваются последние подразделения самоходно-артиллерийской школы Бург.
Дивизию, о которой говорится во второй части рассказа, так и не удалось идентифицировать. Согласно карте группы армий «Висла» от 28 апреля 1945 года, в указанном районе стояли боевая группа Хаке (севернее Ра- тенова) и боевая группа Конецкого (южнее Ратенова).
Но пока фронт на Эльбе был почти полностью открыт, войска 12-й армии вели бои против русских под Беелитцем и Трёйенбритценом...
* * 9|С
Ранним утром 1 мая 1945 года между Трёйенбритценом и Беелитцем первые солдаты 9-й армии были наконец встречены своими освободителями, бойцами 12-й армии. Смертельная хватка русских, окруживших 9-ю армию, была прорвана, однако и от самой армии генерала Буссе уцелели лишь жалкие остатки. Армии больше не существовало как единого целого.
12-я армия позаботилась о том, чтобы переправить измученных товарищей и беженцев на грузовиках и по железной дороге на запад.
20-й армейский корпус генерала Кёлера и входившие в его состав дивизии «Гуттен», «Шарнхорст» и «Кёрнер» в течение 48 часов удерживали посты приема прорывающихся солдат 9-й армии между южной оконечностью Швилов-зее и Трёйенбритценом, но натиск русских становился все сильнее, и было неизвестно, как долго еще они смогут продержаться.
Вечером 1 мая 1945 года гросс-адмирал Дёниц из своей штаб-квартиры в Плёне обратился по радио к немецким солдатам и к немецкому народу. Он объявил о смерти Гитлера и о своем назначении преемником фюрера. «Моя задача состоит в том, — сказал он, — чтобы спасти немецких людей от уничтожения надвигающимися большевистскими ордами. Только ради этой цели военное командование продолжает действовать. Если британцы и американцы будут препятствовать осуществлению этой цели, то мы продолжим борьбу и против них».
В своем обращении ко всем солдатам германских вооруженных сил Дёниц заявил: «Я требую дисциплины и повиновения! Только беспрекословное выполнение моих приказов может предотвратить хаос и крах».
Генерал Венк и офицеры его штаба, слушавшие речь Дёница на командном пункте 12-й армии в Хоэнбеллине, понимали, что эти слова прежде всего относятся к ним. Их главная задача состояла теперь в том, чтобы как можно больше немецких людей вывести на запад.
В это самое время поступили тревожные донесения из штаба корпуса, в которых сообщалось, что противник резко усилил свой натиск.
Особенно опасное положение сложилось на участке 41-го танкового корпуса Хольсте, стоявшего на левом фланге 12-й армии, как раз на стыке с 3-м танковым корпусом СС (3-ей танковой армии). Разграничительная линия между зонами действий 12-й и 3-й танковой армий проходила через Креммен.
Вечером 1 мая и в ночь на 2 мая новые тревожные донесения посылались одно за другим на командный пункт 41-го танкового корпуса, находившийся в Клессене, в 7 километрах западнее Фризака. Из района Нау- эн — Фризак русские начали новое наступление на запад в рамках широкомасштабного наступления против 3-й танковой армии. Слишком слабые


Падение Берлина
571
силы боевой группы Хаке, стоявшие в районе Фризака и включавшие в себя истребительно-противотанковую бригаду «Герман Геринг» и 115-й танковый разведывательный батальон, не могли выдержать натиска врага. В ходе общего отступления 3-й танковой армии все эти войска были вынуждены с боями отступить на запад. В ночь на 2 мая наметился отрыв 41-го танкового корпуса от 12-й армии. Новой целью русского наступления стал район Ратенова. Сначала на востоке, а затем на юге от Ратенова сражались остатки дивизии «Ян» под командованием полковника Целлера, а позднее к ней присоединилась подтянутая туда 243-я бригада самоходных орудий под командованием гауптмана Рубига.
Несмотря на такой поворот событий, генерал Венк был полон решимости удерживать силами 20-го армейского корпуса линию Швилов-зее — Трёйенбритцен до 2 мая, чтобы принять все уцелевшие части 9-й армии, а затем отвести их вместе со своей армией к Эльбе.
Под прикрытием частей 20-го армейского корпуса обескровленные и измотанные остатки 9-й армии отступали на запад, чтобы добраться до Эльбы и сдаться в плен американцам. Еще сохранившиеся в полном составе штабы частей 9-й армии пытались собрать своих солдат и организованным порядком отвести их к американцам. Этими же заботами был занят и штаб 10-го танкового разведбатальона СС «Фрундсберг» во главе со штур- мбанфюрером Бринкманом. 1 мая Бринкман перенес свой командный пункт, одновременно являвшийся местом сбора отставших солдат, в лесничество Нёйендорф, в 15 километрах к юго-западу от Беелитца. Позже, 2 и 3 мая, командный пункт находился в Гентине.
Наступление русской 61-й армии и 1-й польской армии из района Фер- беллин — Науэн на Хафельберг и Зандау рассеяло части 41-го танкового корпуса и раскололо 3-ю танковую и 12-ю армии. 41-й танковый корпус генерал-лейтенанта Хольсте, на который Гитлер возлагал особые надежды по прорыву окружения Берлина с запада, к тому времени включал в себя не так уж много боеспособных частей (в том числе 115-й танковый разведба- тальон). Основную массу составляли сводные подразделения сухопутных войск и Люфтваффе (боевая группа Хаке, истребительно-противотанковая бригада «Герман Геринг», которая, очевидно, представляла собой не что иное, как отряд ракет «Фау» полковника фон Гаудеккера. Под Фризаком действовали батальоны фольксштурма и 1-я танкоистребительная бригада «Гитлерюгенд», которые 30 апреля были переброшены через Штюденитц на участок Хафельберг — Шоллене, западнее реки Хафель. Командный пункт корпуса находился в г. Шёнхаузер-Дамм.
Когда 2 мая наметилось расширение русского наступления, генерал Венк приказал генерал-лейтенанту Арндту, командиру 39-го танкового корпуса, еще только формировавшегося в это время, прикрывать обнажившийся северный фланг 12-й армии и остановить продвижение русских из района Хафельберга вдоль Эльбы на юг, в тыл 12-й армии. Но для этой задачи в подчинении 39-го танкового корпуса было слишком мало войск.
Краеугольным камнем обороны снова стал Хафельберг. Через город тянулись бесчисленные колонны солдат и беженцев, что значительно затрудняло оборону. Да и кто хотел рисковать своей жизнью в последний момент, когда спасительная Эльба была так близко?
Северные и восточные окраины Хафельберга обороняли сводные отряды сухопутных войск и Люфтваффе, а также 4-й батальон 1-й танкоистребительной бригады «Гитлерюгенд» под командованием штаммфюрера


572
Вильгельм Тике
Цоха. Между тем под Топелем переправились через Хафель остатки 3-й дивизии морской пехоты и, вероятно, авиационной бригады Ширмера.
Ближе к вечеру с востока в Хафельберг ворвался казачий эскадрон при поддержке трех русских танков. В городе началась паника. Улицы были заполнены колоннами беженцев и солдат. Местное население пряталось по подвалам.
В то время как войска противника почти без боя заняли северные районы города, сломив сопротивление сводных отрядов вермахта, батальон «Гитлерюгенда» под командованием Цоха продолжал в одиночку оборонять свой участок на севере Хафельберга. Со своего командного пункта Цох и гауптгефольгшафтсфюрер Фойгт, офицер связи бригады «Гитлерю- генд», видели, как отступали их соседи слева. Командир одной из отступавших бронемашин подтвердил, что преждевременная сдача позиций на правом фланге привела к прорыву русских в Хафельберг. (По всей видимости, на участке прорыва как раз находился отряд Люфтваффе полковника фон Гаудеккера). Вслед за тем и батальон Цоха был отведен в Хафельберг на узкий плацдарм за городским рвом.
Тем временем один полк из состава дивизии «Гуттен» был переброшен из района Ферха в район сосредоточения основных сил 12-й армии. По распоряжению генерал-лейтенанта Энгеля посты флангового охранения (на бронемашинах) уже на марше вступили в соприкосновение с противником — очевидно, с частями 1-й польской армии, которая к полудню 2 мая захватила Ринов и продолжила наступление в сторону Зандау.
На помощь батальону «Гитлерюгенда» под командованием Цоха вскоре подошел батальон «Гитлерюгенда» «Кёнигсберг». Они продолжали оборонять плацдарм на берегу Хафеля к югу от Хафельберга. Но в ночь на 3 мая и плацдарм, и сам город были эвакуированы. На смену батальонам «Гитлерюгенда» пришли части вермахта1.
Утром 3 мая линия Вулькау — Камерн — Молькенберг стала новым рубежом обороны. Действовавшие под Хафельбергом части панцергренадерской дивизии «Курмарк» и полк дивизии «Гуттен» были заменены другими частями; полк вернулся в дивизию «Гуттен», части дивизии «Курмарк» были переброшены в Йерихов, где находился сборный пункт дивизии.
Значительно южнее русские 2 мая оттеснили боевую группу Конецкого (состоявшую из батальонов фольксштурма и резервных подразделений дивизии «Гнейзенау») из состава 41-го танкового корпуса в район Ратенов — Бранденбург.
Наступающие из района Бранденбурга русские части натолкнулись на сопротивление дивизии «Фердинанд фон Шилль» (под командованием Мюллера), особенно ее отряда штурмовых орудий под командованием Не- беля. В течение второй половины дня дивизия поэтапно отступила в сторону Гентина.
Восточный и Южный фронты 12-й армии также пришли в движение. 48-й танковый корпус, оборонявший южный участок фронта, без какого-либо давления со стороны американцев отступил на линию Нимегк — Альтенграбов — Бург. Вечером 2 мая и в ночь на 3 мая дивизии 20-го армейского корпуса «Шарнхорст» и «Кёрнер» отошли с восточного участка фронта, а дивизия «Гуттен» прикрывала их отход.
1 Horst Voigt. Manuscript uber den Einsatz der 1. Pz. Vern. Brg. «HJ».


Падение Берлина
573
20-й армейский корпус несколькими крупными партиями был переброшен на запад. Из-за нехватки мин, взрывчатых веществ и саперных частей даже не выставлялись заграждения и препятствия, которые могли бы задержать русских. Однако русские все равно опасались и поэтому продвигались довольно медленно.
Генерал-лейтенант Энгель, опытный фронтовик, участвовавший в боях на Восточном фронте, со своей дивизией «Гуттен» составлял арьергард. Его план предусматривал в ходе трех ночных переходов выйти на заданные позиции на плацдарме Тангермюнде. Сильное прикрытие с мобильными самоходными орудиями было оставлено на старых позициях до прихода русских. На следующее утро подошедшие русские войска внезапно попали под сильный артиллерийский огонь и были вынуждены провести перегруппировку сил для нового наступления. Это позволило немецким войскам выиграть время. После этого арьергард также отступил. Охранение на флангах обеспечивали бронемашины и самоходные орудия дивизии.
Пока арьергардный полк дивизии «Гуттен» утром 3 мая сдерживал русских на развилке автотрассы и севернее Беелитца, другой полк дивизии занял позиции для приема отступающих войск по обе стороны от Рэделя. Лесной район между Беелитцем и Гольцовом предоставлял благоприятные условия для отступления. На приемные пункты южнее Плауэр-зее генерал-лейтенант Энгель вечером 3 мая послал один из полков 39-го танкового корпуса, действовавший под Хафельбергом и Вулькау. Сюда же был переброшен второй полк дивизии «Гуттен» после оставления рубежа от развилки автотрассы до Беелитца. Третий полк сдерживал противника по обе стороны от Рэделя.
Другие дивизии 20-го армейского корпуса отступили к линии севернее Гентина. Одновременно 3 мая 48-й танковый корпус занял на юге рубеж Цербен — Финский карьер — Гросс-Вустервитц.
Утром 3 мая стало ясно, что, несмотря на продолжающиеся арьергардные бои, которые вел 20-й армейский корпус, все отступление 12-й армии к плацдарму Тангермюнде находится под угрозой. Генерал Венк решил, что пришло время начать переговоры с американцами о капитуляции и о сдаче всей 12-й и остатков 9-й армий в плен к американцам.
Утром командир 48-го танкового корпуса генерал танковых войск барон фон Эдельсхайм, чей командный пункт находился в Мильтцеле (южнее Гентина), получил по телефону приказ немедленно прибыть в штаб
12-й армии в Кляйн-Вулков. Командование 48-м танковым корпусом временно принял генерал-лейтенант Хагеман.
В Кляйн-Вулкове фон Эдельсхайм получил особое поручение. Некоторое время спустя вместе с подполковником Зайделем, личным представиг- телем штаба Венка, майором Кандушем, начальником разведотдела 20-го армейского корпуса в качестве переводчика, и обер-ефрейтором Кимом в качестве водителя фон Эдельсхайм выехал в Тангермюнде, чтобы начать переговоры с американским командованием. Генерал фон Эдельсхайм имел особые полномочия и официальный текст предложения о капитуляции.
Пока автомобиль с немецкими парламентерами подъезжал к переправе через Эльбу у Тангермюнде, около полудня 3 мая в Зандау на Эльбе состоялась встреча передовых отрядов русских и американцев, с последующими торжествами и братанием. Вот как описывается это в официальной истории американской 102-й пехотной дивизии:


574
Вильгельм Тике
«Русские появились 3 мая. Солдатам из «Озаркской дивизии»1, к которой принадлежал и наш 2-й батальон 405-го пехотного полка, выпала честь приветствовать первые войска наших союзников в Зандау. Это была обстрелянная и опытная, но веселая часть 1185-го стрелкового полка 156-й русской дивизии. Произошло много знаменательных событий — обмен добрыми пожеланиями и даже оружием и знаками отличия. Какими чужими и незнакомыми мы казались друг другу вначале и как объединила нас наша общая цель — быстрее добиться победы и мира для каждого»2.
Официальная история 102-й пехотной дивизии США написана под непосредственным впечатлением от недавних боев и отпечатана в немецкой типографии уже поздним летом 1945 года, поэтому в ней превалирует исключительно идеализированное «черно-белое» изображение действительности. Но уже несколько месяцев спустя отношения между русскими и англо-американцами сильно охладели, и все стало представляться в несколько ином свете.
...Между тем около полудня 3 мая обер-ефрейтор Ким направил свой автомобиль-амфибию с парламентерами 12-й армии к Эльбе южнее разрушенного Тангермюндского моста. Над машиной развевался белый флаг. Американцы заметили его с другого берега Эльбы. Когда амфибия достигла западного берега, ее окружили американцы. Их встречал капитан армии США, ответивший воинским салютом на приветствие немецких парламентеров. Майор Кандуш перевел на английский просьбу немецких парламентеров. Их доставили к американскому командиру батальона подполковнику Фреснеру. Фреснер, как настоящий солдат, вел себя корректно и по-рыцарски. Он позвонил в штаб 102-й пехотной дивизии США, которой командовал генерал Кэтинг, и получил распоряжение привезти немцев в Гарделеген, куда они прибыли к 5 часам вечера. Там им сообщили, что решение по их просьбе о капитуляции им сообщат завтра утром. С этой целью немецким парламентерам надлежало в 8 часов утра 4 мая явиться в ратушу города Штендаль.
Подполковник Генштаба Зайдель еще 3 мая отправился назад, чтобы сообщить о ходе переговоров генералу Венку.
Утром 4 мая немцы и американцы собрались в ратуше Штендаля. Немецкую делегацию возглавлял генерал барон фон Эдельсхайм, американскую — начальник штаба 9-й армии США генерал Мур. Генерал фон Эдельсхайм еще раз изложил немецкое предложение о капитуляции. Последовали попутные вопросы, замечания. Затем американцы объявили свой ответ. Генерал барон фон Эдельсхайм так описывает выдвинутые американцами условия в своих мемуарах, посвященных истории 48-го танкового корпуса:
1. 	В просьбе 12-й армии о сооружении моста через Эльбу или восстановлении старого разрушенного моста у Тангермюнде, чтобы облегчить переправу немецких войск и машин через Эльбу, было отказано. В результате было решено, что по разрушенному мосту у Тангермюнде солдаты могут перейти пешим порядком, а что касается машин, то они могут переправиться через Эльбу у Шёнхаузена, Тангермюнде и Ферхланда.
1 102-я пехотная дивизия армии США неофициально называлась также «Озаркской дивизией» по имени плато Озарк на территории штатов Миссури и Арканзас, откуда преимущественно набирались ее солдаты. — Прим. ред.
2Geschichte der 102. US-Inf. Div. 1945.


Падение Берлина
575
2. Прием раненых вместе с медперсоналом и средствами ухода и лечения. Переход через Эльбу для любых гражданских лиц запрещен.
3. Просьба о помощи — материально или людьми — в переправе через Эльбу по поврежденному мосту у Тангермюнде была отклонена американцами на том основании, что американская зона ответственности начинается на западном берегу Эльбы, поэтому немецкое предложение противоречит союзническим обязательствам американцев перед русскими.
В ответ на все просьбы немцев пропустить через Эльбу и гражданское население генерал Мур ответил категорическим «Нет!». Многочисленных беженцев, которые уже несколько недель находились в пути, чтобы бежать от наступающих русских войск, это повергло в отчаяние.
Подполковник Зайдель вторично отправился на командный пункт 12-й армии в Кляйн-Вулков, чтобы сообщить генералу Венку об условиях капитуляции. В вопросе о беженцах он был согласен со своим начальником штаба полковником Райххельмом, который прелагал переправить их через Эльбу тайно, под прикрытием ночи и тумана.
Пока в Штендале обсуждались условия капитуляции, немногие боеспособные части 12-й армии еще сдерживали натиск наступающих русских войск. Плацдарм вокруг Тангермюнде становился все уже и, соответственно, все теснее для немецких войск. Части 12-й армии были реорганизованы и вновь сосредоточены под жестким руководством. Фронт проходил с севера на юг: дивизии «Кёрнер», «Гуттен», «Шарнхорст», «Шилль» и остатки 48-го танкового корпуса.
Арьергард 20-го армейского корпуса по-прежнему составляла дивизия «Ульрих фон Гуттен».
«Два моих полка, — рассказывал бывший командир дивизии, покойный генерал-лейтенант Энгель, — утром 4 мая разместились на заданной позиции южнее Плауе. В это же время третьему полку, стоявшему восточнее, удалось оторваться от противника. Русские ничего не заметили. У нас создалось впечатление, что они проводят перегруппировку, так как продолжающийся бой, особенно на южном фланге, обошелся им большими потерями. Воспользовавшись лесной местностью между Ленином и Гросс-Вустеритцем, под прикрытием сильного огня артиллерии полка прикрытия, нам удалось без проблем оторваться от противника. Оставленное охранение отражало отдельные атаки русских, которые, впрочем, были уже слабее, чем накануне. Затем арьергард погрузился в автомашины всех видов и разношерстными колоннами отступил. Мы сыграли на привычках русских вести бой, которые успели хорошо изучить во время боев на Востоке; не вступив в соприкосновение с врагом по всему фронту, русские обычно ведут себя осторожно, с подозрением и опаской, избегая засад и всяких неожиданностей. В этом случае их недоверие еще более подогревалось плохой видимостью в условиях леса.
Так в течение дня 4 мая мой полк прикрытия сумел без потерь отойти к указанному участку на плацдарме Тангермюнде, где утром 5 мая снова изготовился к обороне»1.
С отводом войск на плацдарм Тангермюнде в 12-й армии создалось принципиально новое положение: 39-му танковому корпусу, который до сих пор составлял северный фланг, теперь было поручено обеспечивать пе¬
1 Машинописная рукопись генерал-лейтенанта Энгеля о действиях 12-й армии.


576
Вильгельм Тике
реправу через Эльбу у Тангермюнде. 20-й армейский корпус занял северный участок плацдарма. Генерал Рейман и его штаб (бывшая боевая группа «Шпрее-Потсдам») отвечали за оборону переправы у Шёнхаузена, а 48-й танковый корпус — за переправу у Ферхланда.
Под прикрытием дивизий 20-го армейского корпуса уцелевшие подразделения 9-й армии приготовились к переправе через Эльбу. Подразделения войск СС, в том числе остатки 10-го танкового разведбатальона СС «Фрун- дсберг» штурмбанфюрера Бринкмана, собрались в Редекине. Известие о скорой сдаче плацдарма Тангермюнде еще раз подняло на ноги даже некоторых раненых, лежавших в лазаретах Гентина, как это было прежде, в Бурге. Все, кто мог, присоединялись к отступающим войскам. Никто не хотел сдаваться русским. Многим покинуть госпиталь помогли сослуживцы, взяв их с собой, — еще один пример солдатского братства.
В течение дня 4 мая немецкие саперы соорудили переправу через Эльбу, подготовили надувные лодки и паромы. Были переправлены на тот берег первые раненые вместе с медперсоналом. Как и было условлено, раненых переправляли первыми.
Среди множества беженцев, расположившихся в полях и на земляной дамбе на восточном берегу Эльбы, подобно лесному пожару разнесся слух, что им придется остаться на этом берегу. Это повергло многих в отчаяние и хаос. Некоторые принялись строить плоты из бочек и частей брошенных повозок, чтобы перебраться через реку ночью. Остальные стали переодеваться в солдатскую униформу. В истории американской 102-й пехотной дивизии это описано так:
«Немецкие солдаты, гражданские и перемещенные лица всех национальностей (пленные и иностранные рабочие), охваченные общим чувством ужаса, ждали приближения советских войск, сгрудившись на берегу и упрашивая западных солдат взять их на тот берег, группами и поодиночке бросались в реку или пытались переправиться на чем можно. Казалось, что они ждут перевозчика на берегу сказочной реки Стикс, однако на самом деле ждать им было некого. Они хватались за все, что могло послужить плавсредством, используя импровизированные плоты, автомобильные покрышки, доски и лохани. Их были сотни, тысячи».
Там же приводится рассказ военного корреспондента агентства «Ассо- шиэйтед пресс» Уэса Галлахера, в котором говорилось:
«4 мая: Вермахт, бывший некогда гордостью Германии, находит безвестную смерть на берегах Эльбы...
Элита Германии переправляется через Эльбу на плотах. Солдаты пытаются переправиться через реку вплавь, бросая на берегу свои форменные мундиры с наградами... Только за 24 часа на участке 29-й дивизии капитулировали десятки тысяч немецких солдат. Сто тысяч человек хотят сдаться в плен 82-й воздушно-десантной дивизии, стоящей на противоположном берегу. Три тысячи уже сдались одному из полков 102-й пехотной дивизии. Подобные же картины можно наблюдать и на сто метров ниже и выше по течению. Это скопление людей создает большие проблемы для американского командования. Штаб американской 9-й армии не желает этого, но, несмотря на это, они продолжают идти, и русские опасаются, что американцы возьмут врага под свою защиту...»
Это рассказ непосредственного очевидца этих событий. Его пером направляли ненависть и чувство превосходства победителя. Но не пройдет и


Падение Берлина
577
десяти лет, как немцы, и особенно немецкие солдаты, снова понадобятся, когда начнут создаваться непреодолимые преграды между Востоком и Западом, и военное присутствие станет единственной гарантией «мира».
В тот же день 4 мая 1945 года генерал-лейтенант Энгель впервые встретился с американскими солдатами на плацдарме Тангермюнде.
«Уже 3 мая начавшееся бегство приостановилось; раненые и больные были брошены без медицинской помощи. Я хотел сам следить за порядком и убедился, что русская артиллерия уже обстреливает отдельные участки восточного берега Эльбы. Однако наши саперы непрерывно работали над сооружением переправы. Я спросил одного американского командира, почему он не переправится со своей бронетехникой, стоявшей на противоположном берегу, и не двинется на Берлин. Я мог бы расчистить им, а точнее, пробить с боем, короткий путь до Потсдама. Сознавая свое бессилие, он с сожалением посмотрел на меня и сказал: «Sorry, sorry General, it’s forbidden!»1 Я думаю, что чем дальше, тем больше этот короткий эпизод давал повод для размышлений и что по прошествии этих неспокойных времен я получил бы на свой вопрос намного более исчерпывающий ответ».
Последние слова Энгеля, написанные им уже в 1950-е гг., к тому времени давно уже были подтверждены самой историей. Посередине Европы, через Германию, прошла разграничительная линия между Востоком и Западом, а Берлин стал единственным форпостом Запада за ней.
5 мая плацдарм Тангермюнде продолжал отражать атаки русских; им так и не удалось нигде прорвать его оборону.
Под защитой 20-го армейского корпуса ранним утром началась широкомасштабная переправа раненых и безоружных солдат через Эльбу. Генерал Венк дал саперам устное указание использовать все возможности, чтобы переправить на тот берег также и беженцев. Иногда американцы закрывали глаза на это, но все же многие беженцы, которые были опознаны как гражданские лица, были высланы назад.
Переправой руководили соответствующие штабы. Войска поэтапно отступали к реке. 5 мая остатки частей СС 9-й армии, собравшиеся под Реде- кином, отступили к Фишбеку и приготовились к переправе.
В ночь на 6 мая плацдарм сильно уменьшился в размерах. Дивизии 20-го армейского корпуса отошли на новый рубеж от Хоэнгёрена до Ферх- ланда, вдоль по течению ручьев, образовывавших дугу на расстоянии примерно 10 километров от Тангермюндского моста через Эльбу. Теперь плацдарм имел всего 20 километров в ширину и 10 километров в глубину.
В результате отхода немецких войск полевая артиллерия русских перебралась вперед на новые позиции и начала обстреливать непосредственно сами переправы. Когда снаряды русских стали ложиться на западный берег Эльбы, командующий 9-й армией США приказал отвести американские дивизии от Эльбы, чтобы не попасть под русский огонь. Немцы тут же заметили это, и через поток тотчас же устремились десантные катера и паромы, тесно набитые солдатами и гражданскими. Так русские невольно помогли многим беженцам переправиться в западную зону.
Под Фишбеком скопилось множество автомашин, пушек и бронетехники. Все ждали, пока будет готова временная переправа. 6 мая импровизированный мост, ширина которого составляла всего два метра, был готов.
1 «Извините, извините, генерал, но это запрещено!» (англ.). — Прим. ред.
22*1084


578
Вильгельм Тике
Саперы-понтонеры с честью выполнили свой последний долг в этой войне. Через поток потянулась бесконечная цепочка немцев. Машины пришлось бросить, часть из них уничтожив при этом. Даже на западном берегу немецкие солдаты хранили строй и порядок. Генерал фон Эдельсхайм и его небольшой штаб отвечали за бесперебойную транспортировку солдат с западного берега Эльбу во временные лагеря военнопленных.
Утром 6 мая штабы дивизий 20-го армейского корпуса перебрались на новые командные пункты — теперь уже на самом берегу Эльбы. Штаб дивизии «Теодор Кёрнер» разместился в Шёнхаузене, бывшей резиденции Бисмарка. Командир дивизии генерал-лейтенант Франкенвитц, как и другие дивизионные командиры, отправил своего начальника разведотдела с передовой командой через Эльбу, чтобы подготовить на том берегу места для приема подразделений дивизии.
Первые батальоны передовых дивизий 20-го армейского корпуса в ходе отступления отошли практически к месту переправы, как, например, 2-й батальон полка Малова дивизии «Шарнхорст».
Один из опорных пунктов немецкой обороны находился на 188-й имперской автотрассе Ратенов—Тангермюнде. Под Вустом русским удалось прорвать оборону. Поэтому 2-й батальон полка Малова, уже стоявший в Фишбеке, пришлось снова отправить в Вуст.
Вуст являлся фамильным владением аристократического рода фон Кат- те. Здесь в 1704 году родился Ханс Герман фон Катте, ставший позднее лейтенантом гвардии и доверенным лицом кронпринца Фридриха, будущего короля Фридриха Великого. За участие в организации побега кронпринца он был обезглавлен в 1730 году в крепости Кюстрин по приказу короля Фридриха Вильгельма I на глазах у самого Фридриха.
За эту деревушку между Тангермюнде и Ратеновом 2-й батальон полка Малова сражался со всей яростью. Особенно тяжелые бои развернулись вокруг бывшего лагеря службы трудовой повинности в Вусте. Многие советские танки горели, подбитые из панцерфаустов. С обеих сторон было много убитых и раненых. Советские войска так и не смогли продвинуться вперед. В ночь на 7 мая остатки батальона отступили вдоль русла ручья и заняли новый рубеж обороны западнее Вуста.
Вплоть до вечера 6 мая они еще сохраняли связь с плацдармом Тангермюнде, но боеприпасы заканчивались. Генерал Венк приказал комендантам переправ поторопиться с перевозкой войск на тот берег и закончить все к утру 7 мая, чтобы затем через Эльбу могли переправиться прикрывавшие отступление боевые группы. 20-му армейскому и 48-му танковому корпусам было приказано поэтапно отступать на плацдарм к местам переправы, чтобы 7 мая взвод за взводом перевезти через Эльбу все свои боевые группы.
6 мая на переправах царило оживление. Командиры снова и снова задавались вопросом, успеют ли все солдаты вермахта переправиться через реку к назначенному сроку. 6 мая, среди прочих, удалось переправить на западный берег по временным мосткам у Тангермюнде остатки 10-го танкового разведбатальона СС, дивизии «Недерланд» и 32-й дивизии СС. Штандартенфюрер Кемпин, командир 32-й дивизии СС, переправил 148 человек — все, что удалось собрать от его дивизии, после чего освободил всех от воинской присяги и сложил с себя полномочия командира дивизии. К 10 часам вечера Кемпин со своим штабом последним переправился через Эльбу. Там американские военнослужащие из 102-й пехотной диви¬


Падение Берлина
579
зии переправили всех немецких военнопленных в сборный лагерь Тангермюнде. Напротив моста образовалась целая груда сданного оружия.
Здесь же, у Тангермюнде, 6 мая переправились через реку остатки панцергренадерской дивизии «Курмарк». У восточного края моста, возле заправочной станции, одиноко стоял немецкий генерал (Никкель?), встречая воинским приветствием проходивших мимо солдат. Некоторые слушали его слова:
«Я командовал многими частями, но редко мне приходилось встречать столь храбрых солдат, как солдаты дивизии «Курмарк» и дивизии СС «Недерланд». Тому, что мы здесь, мы должны быть благодарны только им. Я благодарю вас за вашу службу и вашу отвагу!»
«Затем все направились к сборному пункту Тангермюнде, — рассказывает майор Генштаба Шпэтер в своих воспоминаниях, посвященных истории дивизии «Курмарк». — Местные жители стояли вдоль улиц и предлагали солдатам продукты. Те в ответ передавали им письма родным, написанные тут же, положив лист бумаги на спину впереди стоящего человека. Большинство из них были очень короткими, только чтобы сообщить родным, что человек еще жив»1.
Когда наступило утро 7 мая 1945 года, советские войска обрушились на стоявший западнее Вуста 2-й батальон полка Малова. Обер-лейтенант Денк вместе со своей ротой лежал на насыпи вдоль 188-й имперской трассы, которая являлась ключом к Тангермюндскому мосту через Эльбу. Приказ по полку гласил: «Продержаться до полудня!»
Пулеметный взвод Денка расстреливал ленту за лентой. Это отбило у русских желание продолжать атаку.
Чуть дальше к северу один из батальонов дивизии «Ульрих фон Гуттен», вооруженный стрелковым оружием и панцерфаустами, отражал одну за другой атаки русских танков «Т-34». Советские войска, едва прорвавшись, были отброшены назад. Русские танки горели. Здесь атака русских также захлебнулась.
К 9 часам 15 минутам утра официально вступило в силу соглашение о прекращении огня между американской 9-й армией и немецкой 12-й армией.
Но в это время под Вустом все еще шли бои. Хотя приказ гласил «продержаться до полудня», но уже к 10 часам утра дальнейшая оборона стала невозможна. Остатки батальона — всего около 40 человек — под командованием обер-лейтенанта Денка и лейтенанта Хеннинга отступили к Фиш- беку. К полудню под Фишбеком их осталось уже 30, но они продолжали сражаться.
Между тем с самого утра 7 мая боевые группы взвод за взводом начали переправляться через Эльбу. В прибрежной лощине перед Тангермюнд- ским мостом генерал-лейтенант Энгель простился с последними солдатами своей дивизии «Ульрих фон Гуттен».
Неподалеку генерал-майор Гётц напутствовал солдат своей дивизии «Шарнхорст». Дальше к северу, возле переправы Шёнхаузен, генерал-лейтенант Франкевитц принимал последний парад своей дивизии «Теодор Кёрнер», которая затем на паромах и лодках отплыла к противоположному
1 Spaeter, Helmuth. Studie iiber die Pz.Gren.Div. «Kurmark» zur Geschichte des Panzerkorps Grossdeuthscland. (Рукопись.)


580
Вильгельм Тике
берегу. Среди них были и остатки 243-й самоходно-артиллерийской бригады.
Фишбек, служивший ключом к Тангермюндской переправе, в это время еще удерживали солдаты обер-лейтенанта Денка. Их небольшая группа получила подкрепление в лице самоходки «хетцер», которой командовал молодцеватый обер-лейтенант.
К вечеру группа Денка уже держала оборону на земляной дамбе западнее Фишбека. Рядом сражались служащие РАД под командованием обер-лейтенанта, кавалера Рыцарского Креста, и части 3-й учебной самоходно-артиллерийской бригады майора д-ра Фэрста. Настал последний час. А через реку все еще сновали немецкие лодки с солдатами и гражданскими, немецкие солдаты и беженцы перебирались на тот берег, к американцам, по временным мосткам вдоль разрушенного железнодорожного моста.
Когда опустились вечерние сумерки, группа Денка еще удерживала дамбу. Внезапно на северном фланге появились русские самоходные орудия в сопровождении пехоты и перекрыли группе Денка путь к Эльбе. Денк собирался принять бой, но тут появился русский парламентер и обещал группе свободный проход, если она прекратит огонь. Денк согласился. Но, когда группа двинулась к реке, их окружили и взяли в плен. Солдаты из отряда Денка в буквальном смысле до последней минуты рисковали собой, чтобы обеспечить беспрепятственный отход своих товарищей.
На небольшом плацдарме возле Ферхланда вечером того же дня через Эльбу переправились последние подразделения дивизии «Фердинанд фон Шилль» и 48-го танкового корпуса. Последним в лодку сел генерал Венк, командующий 12-й армией, его начальник штаба полковник Генштаба Райххельм, начальник оперативного отдела подполковник Генштаба барон фон Гумбольдт, два ординарца и другие члены штаба армии. Когда лодка отчалила от берега, русские пехотинцы как раз поднялись на Эльбскую земляную дамбу и открыли огонь по движущейся лодке. Три человека были ранены, один спрыгнул в воду и с простреленной рукой сумел добраться до спасительного берега вплавь. Наконец лодка причалила к западному берегу. Примерно для 100 тысяч немецких солдат 9-й и 12-й армий и десятков тысяч беженцев долгий и полный лишений путь за Эльбу закончился.
Генерал танковых войск барон фон Эдельсхайм в своих воспоминаниях о 48-м танковом корпусе и о переговорах с американцами так описывает эти последние часы:
«Под Ферхландом многие немецкие солдаты, которые были взяты в плен уже на западном берегу Эльбы, были высланы назад, на восточный берег, к русским. Моя попытка отменить этот шаг, непосредственно обратившись к американцам, была резко отклонена. Правда, мой доклад об этом начальнику штаба американской 9-й армии был выслушан, но было уже слишком поздно, чтобы принимать какие-то меры».
«7 мая в полдень, — пишет фон Эдельсхайм о последнем дне переправы, — оборонительный фронт немецкой 12-й армии был прорван в результате русских атак под Йериховом и Шёнхаузеном. Еще держались небольшие плацдармы в Ферхланде, вокруг Фишбека и севернее Шёнхаузена. Вечером 7 мая 1945 года переправа основных сил 12-й армии на запад закончилась, они сдались в плен».
Когда генерал-фельдмаршал Кейтель отдавал приказы о деблокировании Берлина и о последнем штурме, уже тогда генерал танковых войск


Падение Берлина
581
Венк считал своей главной задачей спасение 9-й армии и многочисленных беженцев, если первая задача — по спасению Берлина — окажется невыполнимой.
Молодые солдаты 12-й армии храбро сражались, обеспечивая бесчисленному множеству других солдат и беженцев возможность уйти к западным противникам.
Но оставался и горький привкус. Многие солдаты-самоходчики дивизии «Шилль», бойцы 1170-й и 3-й учебной самоходно-артиллерийских бригад, набранные из самоходно-артиллерийских училищ Бург и Альтенг- рабов, в колоннах военнопленных были доставлены в сборный лагерь на аэродроме Штендаля. На следующий день, 8 мая, первые из них были выданы Советам, о чем с горечью замечал генерал фон Эдельсхайм. В Альтг- рабове некоторым из них, включая бывшего командира самоходно-артиллерийской группы дивизии «Шилль» майора Небеля, удалось бежать. Но большинство из этих смелых солдат были вывезены в центральные районы России, где были вынуждены несколько лет работать в качестве пленных, прежде чем вернуться домой. В их числе было 5 офицеров и 60 нижних чинов 243-й самоходно-артиллерийской бригады.
* * *
Непосредственный участник переговоров с американцами о капитуляции генерал фон Эдельсхайм, говоря о количестве немецких войск, сдавшихся в плен американцам, приводит в своих заметках следующие цифры:
20—25 тысяч человек из состава 9-й армии и корпусной группы Реймана («Потсдам») и 90—100 тысяч человек из состава 12-й армии. О числе беженцев и гражданского населения данных не сохранилось.
Еще около 100—120 тысяч солдат 3-й танковой армии и армейской группы Штайнера сумели пересечь демаркационную линию в районе Вис- мара — Дёмитца, сдавшись в плен американцам и англичанам. Tax группа армий «Висла» прекратила свое существование.
* * *
Через двадцать лет после окончания войны в различных военно-исторических изданиях России появились более подробные цифры о потерях советских войск.
Так, 1-й и 2-й Белорусские фронты и 1-й Украинский фронт с 16 апреля по 8 мая 1945 года потеряли 304 887 человек погибшими, ранеными и пропавшими без вести. Наибольших жертв стоили прорывы немецкой обороны на Одере и Нейсе и штурм Берлина.
С 21 апреля по 2 мая 1945 года по Берлину было выпущено 1 800 000 единиц артиллерийских снарядов и мин. Всего за время штурма Берлина русские израсходовали 36 000 тонн снарядов.
Потери всех трех фронтов в технике составили 2 156 танков и самоходных орудий, 1 220 орудий и тяжелых минометов, 527 самолетов.
Потери немецких войск в живой силе и технике установить в точности так и не удалось.


ОГЛЯДЫВАЯСЬ НАЗАД
Оглядываясь назад, обратимся теперь к судьбам отдельных действующих лиц этих событий.
Командир 561-го истребительно-противотанкового батальона СС Якоб Лобмайер вступил в войну в 1939 году еще молодым солдатом, так как, подобно своим старшим товарищам, считал это своим долгом, когда над его родной Германией начали сгущаться тучи. Для него, как и для множества других немцев, извилистые лабиринты германской политики, тесно встроенной в политику мировую, были не видны. Ошибку допустили не немцы, а политики того времени. Последние, в духе Клаузевица, считали войну «продолжением политики силовыми методами». В конце своего военного пути гауптштурмфюрер Лобмайер был вынужден признать:
«Мы вырвались из Хальбского котла. В ночь на 7 мая 1945 года я провел несколько часов на одном бранденбургском крестьянском дворе в довольно-таки неприятной компании. Моим собеседником был русский комиссар, однако я не слишком дорожил его гостеприимством и не терял надежды сбежать. Мгновенно оценив положение и свои возможности, я прыгнул в окно и бросился бегом через кусты крыжовника и смородины. Это, безусловно, спасло меня от худшего, чем даже будущие горькие переживания и злоключения. Я снова присоединился к остаткам моей маршевой группы.
Ранним утром 9 мая 1945 года мы вышли к Эльбе у Козвига и перебрались через реку вплавь. К нашему изумлению, русские уже продвинулись до реки Мульде. Местные жители рассказали нам, что по Мульде проходит демаркационная линия и что американцы стоят на западном берегу реки. В ночь на 10 мая с изрядно поредевшей кучкой товарищей переплыл Мульде прямо на глазах русских постов возле Биттерфельда. Незадолго до того мы узнали, что 8 мая 1945 года была подписана безоговорочная капитуляция германского вермахта.
Формально, на этом мои обязанности, обусловленные данной воинской присягой, заканчивались. Ни приказов, ни требований дисциплины больше не существовало. Все, что было обусловлено внутренней готовностью, любовью к этой стране, воинским долгом и приказом, теперь также не существовало. Для нас, солдат, мир перевернулся. В зависимости от того, кто и куда направлялся дальше, образовалось несколько групп, надеявшихся добраться до своих родных мест.
Ночью местные жители помогли нам переодеться в одежду попроще. Каждый из нас рвался домой, и мы, «унесенные ветром», пустились в путь, следуя зову души и избегая оживленных дорог.
Болезнь — тендовагинит — заставила меня прервать путь и на несколько дней уложила в постель. Чужой дом, чужая кровать, хотя приютившие


Падение Берлина
583
меня доброжелательные и любезные люди скрашивали эти неудобства. Часы покоя сменялись часами беспокойства и тяжких размышлений.
Солдатская жизнь, так же как и воинский долг, когда приходилось постоянно рисковать своими жизнью и здоровьем, любовь, ожидание, разочарования, могилы близких друзей, — все это осталось позади. А теперь были только мысли, мысли и снова мысли.
Когда я снова смог более или менее двигаться, то тайно покинул чужой дом и продолжил свой путь на родину. В течение нескольких последующих дней мои попутчики сменялись почти ежедневно. По проселочным дорогам и тихим лесным тропам во все стороны света двигалась целая «армия призраков» с рюкзаками и посохами. Они были похожи на выходцев с того света, черных вестников скорби с косой и топором.
Мой путь лежал через Хальбе, Веймар, Эрланген, Пегнитц и Бургхаузен в Штайр в Остмарке, которая ныне снова называлась Австрией1. Однако радость моей семьи по поводу моего возвращения была вскоре омрачена. Невозможность найти легальную работу и пропитание, находясь на нелегальном положении, заставила меня сдаться в руки моих врагов. 24 июня 1945 года я сдался в руки американских оккупантов в Штайре».
* * *
Второй рассказ о судьбе двух командиров штрафных рот, унтерштурм- фюреров Клостермана и Хеккера, мы продолжим со 2 мая, то есть с того момента, когда обе их роты пропали под Штольпе и Клостерман и Хеккер вместе с двумя вестовыми, Лаурманом и Церпеником, добрались до Ни- тцова.
В этот день русские дивизии смели последние немецкие очаги сопротивления на озерных перешейках у Киритца и Вустерхаузена и вышли к Хафельбергу, расколов группы армий «Висла» на две части. Южное крыло группы армий отступило вдоль 5-й имперской автотрассы в сторону Перлеберга — Грабова, остальные части — в направлении Хафельберга. На паромных переправах у Нитцова, Топпеля и Мюленхольца под Хафельбергом царило столпотворение. Все жаждали перебраться на другой берег, к американцам.
Перед Клостерманом, Хеккером, Лаурманом и Церпеником впереди лежала нетронутая пойма реки. На шоссе, проселочных дорогах и среди лугов стояло множество брошенных автомашин, орудий, кругом валялись оружие и амуниция, как безмолвные свидетели крушения армии и всего «тысячелетнего рейха», который просуществовал всего 12 лет. Эта груда техники и оружия служила последним напоминанием о рассыпающемся на глазах германском вермахте, перед которым еще несколько лет назад дрожал весь мир. Среди всего этого хаоса и нагромождения техники еще мелькали отряды и кучки солдат и гражданских, которые спешно избавлялись от своего оружия и направлялись вниз к реке. Сгрудившись на берегу Хафеля, они ждали следующего парома, которые без конца сновали взад и вперед от одного берега к другому, туда — переполненные людьми, обрат¬
1 После аншлюса в 1938 году Австрия (нем.: Osterreich, что можно перевести как «Восточная империя») стала называться нацистами «Остмарк» (нем.: Ostmark), что означает буквально «Восточная марка» или «Восточная пограничная область». — Прим. ред.


584
Вильгельм Тике
но — с одним лишь паромщиком на борту. На противоположном берегу Хафеля начинался короткий промежуток пути до Эльбы, которой суждено было стать «рекой судьбы» для Германии. На западном берегу Эльбы уже не одну неделю стояли американцы и принимали немецких пленных. Это было последним актом их крестового похода против «германского варварства». Они были охвачены упоением от своей победы и сполна давали почувствовать это побежденным.
В доме Церпеника в Нитцове были безмерно рады его возвращению. Сын вернулся в родительский дом, который ему пришлось покинуть два года назад, и в эти минуты это значило гораздо больше, чем крушение рейха.
Затем молодой Церпеник доставил троих своих спутников к берегу Эльбы и спустил на воду лодку, которую он пригнал откуда-то для своих друзей.
Ночь на 3 мая 1945 года Клостерман, Хеккер и Лаурман провели в зарослях на западном берегу Эльбы, прислушиваясь к звукам сверху, на насыпи дамбы, где стояли американцы. Их солдатский путь окончился, и теперь их мысли были заняты поиском новых путей.
Хеккер, старый солдат, поступил на службу добровольцем в 1936 году, во время великого опьянения первыми успехами рейха, так как хотел возродить величие своего народа и своей страны. Он прошел войну с начала до конца, был участником всех «молниеносных походов» рейха и разделил их славу. Затем наступило постепенное отрезвление, он понял, что представляет собой Советский Союз и как велика Россия. Он дослужился от простого солдата до офицера, но был свободен от всякого «солдафонства».
Клостерман был значительно моложе; он надел серую солдатскую форму сразу после окончания средней школы и был рад наконец принять участие в настоящих боевых действиях. Благодаря своему школьному образованию он был вскоре направлен в военное училище сухопутных войск в Познани, там пережил крушение немецкого фронта на Висле. Клостерману и его другу, Обервегеру, удалось спастись бегством, хотя идти пришлось через обширную чужую территорию. Через несколько недель в Восточной Померании они набрели на позиции дивизии «Нордланд» и, после некоторых колебаний, присоединились к ней, так как вернуться в свой военный округ Арнсберг больше не представлялось возможным, поскольку кругом творились «героические дела», и поэтому подобных им «путешественников» хватали на дорогах и бессмысленно бросали в жертву в составе каких-нибудь сводных отрядов. В новом подразделении Клостерман скоро обзавелся и новыми товарищами, которые были не хуже его старых сослуживцев. Через какое-то время он стал командиром роты. Там же служил и голландец Лаурман, завербовавшийся у себя на родине добровольцем для участия в «крестовом походе против большевизма». Он поддался лозунгам о единой Европе под германским руководством и научился верить в это, как может верить только молодежь. Только в самом конце войны он, облаченный в немецкую военную форму, увидел, как тают его мечты и надежды, словно лед на реке. Он не осознавал никакой вины за собой, однако подозревал, какая ненависть и какие преследования ждут его у себя на родине.
Они проделали долгий и трудный путь, полный лишений и жертв, однако то, что случилось когда-то, уже было не в счет. Воля к жизни подавляла все мысли о прошлом, обращая их к будущему. От постоянного напря¬


Падение Берлина
585
жения они чувствовали себя полностью разбитыми и истощенными на этой узкой полоске ничейной земли между Востоком и Западом и проснулись только тогда, когда утром их вдруг разбудила пулеметная очередь американцев. Но теперь они были на удивление спокойны и собранны, пара часов сна оказала исцеляющее действие.
Над Эльбой поднялось солнце, но они уже едва воспринимали это. Они поднялись на насыпь, где их ждали американцы.
На другой стороне широкой поймы появились казаки и стали окапываться. Хеккер и его товарищи не видели красных звезд на их меховых папахах, только белые звезды на бортах автомашин американцев...
Тем временем на восточном берегу реки, в доме Церпеника, радость от возвращения сына была недолгой. Через несколько дней русские забрали его, и он провел несколько долгих лет в русском плену, прежде чем снова вернуться домой.


ПРИЛОЖЕНИЯ
Приложение 1
Командующие и начальники штаба группы армий «Висла»
Командующие:
Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер Генерал-полковник Гбттхард Хайнрици Генерал пехоты Курт фон Типпельскирх
Генерал-полковник ВВС Курт Штудент
Начальники штаба:
Группенфюрер СС и генерал-лейтенант войск СС Хайнц Ламмердинг Генерал-лейтенант Кинцель
Генерал-лейтенант Кинцель Генерал-майор фон Трота Генерал-майор Детлефсен
21 января — 20 марта 1945 21 марта — 28 апреля 1945 28 апреля — 1 мая 1945 (временно исполнял обязанности) 1 мая 1945
до 20 марта 1945
3 марта — 20 марта 1945 (временно исполнял обязанности) 21 марта — 21 апреля 1945 22—29 апреля 1945 30 апреля — 3 мая 1945
Штаб группы армий «Висла» (на 5 мая 1945 г.)
Командующий
Начальник штаба
Первый офицер штаба (начальник оперативного отдела)
Начальник материально-технической части
Штабной офицер службы разведки
Обер-квартирмейстер
Начальник инженерной части
Начальник транспортной части
Начальник отдела связи
Начальник артиллерии
Главный ветеринар группы армий
Генерал-полковник Штудент Генерал-лейтенант Детлефсен Полковник Генштаба Айсман
Подполковник Генштаба Харнак
Полковник Генштаба фон Харлинг
Полковник Генштаба фон Рюккер
Генерал-лейтенант Динтер
Полковник Генштаба Хамбергер
Генерал-лейтенант Мельтцер
Полковник Клинке
Г енерал-штабс-ветеринар д-р Ратсман


Падение Берлина
587
Состав 9-й армии (на 17 марта 1945 г.)
(Источник: Bundesarchiv-Militararchiv Freiburg. Heeresgruppe Weichsel. KTB und Anlagen) 5-й горнострелковый корпус СС 18 769 чел.
391-я охранная дивизия
3 618 чел.
32-я дивизия СС
2 846 чел.
Дивизия «Регенер»
3 266 чел.
(позднее 286-я пехотная дивизия)
Крепость Франкфурт-на-Одере
9 039 чел.
11-й танковый корпус СС 21 398 чел.
Танковая дивизия «Мюнхеберг»
2 867 чел.
Крепость Кюстрин
2 787 чел.
712-я пехотная дивизия
3 699 чел.
Панцергренадерская дивизия «Курмарк»
2 375 чел.
303-я дивизия «Дёберитц»
3 474 чел.
25-я панцергренадерская дивизия
5 196 чел.
101-й армейский корпус 10 349 чел.
309-я дивизия «Берлин» 5 889 чел.
606-я дивизия особого назначения 4 460 чел.
Всего: 50 516 чел.
Состав подразделений группы армий «Висла» (на 6 апреля 1945 г.)
(Источник: Bundesarchiv-Militararchiv Freiburg. Heeresgruppe Weichsel. KTB und Anlage). Примечание автора. После 6 апреля 1945 г. состав и зоны действий каждого подразделения могли измениться вследствие прибытия новых частей.
2-й зенитно-артиллерийский корпус
11-й тяжелый зенитно-артиллерийский дивизион (в районе Шёнфлиса)
1-я рота 26-го дивизиона (в районе Дольгелина)
1-я рота 611-го (моторизованного) дивизиона (в районе Шведта)
Смешанный 229-й зенитно-артиллерийский дивизион
309-я дивизия «Берлин»
1129-я истребительно-противотанковая рота (из состава панцергренадерской дивизии «Курмарк»)
Четыре батальона фольксштурма Фанен-юнкерский полк «Потсдам»
403-й фольксартиллерийский корпус
606-я дивизия особого назначения
Полк маскировки «А» (Schatten-Regiment А)
Полк «Сатор» (батальоны «Белков», «Горни», «Шпандау»)
Полк «Роде» (батальон «Потсдам» и батальон 67-го пехотного полка)


588
Вильгельм Тике
Боевая группа «Клоссек»
Один венгерский батальон 1604-й гренадерский полк Батальон фольксштурма (батальон «Зеезен» ?)
Батальон курсантов «Одер»
2-й батальон 1-го панцергренадерского учебно-полевого полка СС
Одерский корпус
1-й парашютный учебный полевой полк
9-я полицейская егерская бригада 284-я самоходно-артиллерийская бригада
610-я дивизия особого назначения
1-й батальон 50-го полицейского полка СС
1-й батальон 8-го полицейского полка СС (Венгрия)
2-й батальон 8-го полицейского полка СС
10-я рота 8-го полицейского полка СС Батальон фольксштурма «Гамбург»
Батальон фольксштурма
Две роты строительного батальона
547-я фольксгренадерская дивизия
Панцергренадерский полк «Одер»
1-й полк СС (Румыния)
Истребительно-противотанковая дивизия «Висла»
(Источник: Bundesarchiv-Militararchiv Freiburg. Aus Aufstellungsbefehl der Heeresgruppe Weich- sel vom 10.4.1945)
Истребительно-противотанковая бригада «Д» (район Хандельсберг — Эггерс- дорф — Буххольц)
Истребительно-противотанковая бригада «Пират»
(район Прётцель — Штернебек — Райхенберг — Грунов)
Также в подчинении истребительно-противотанковой дивизии «Висла» числились: Истребительно-противотанковая бригада «Р» (русская)
(район Альт-Ландсберг — Вернёйхен)
Истребительно-противотанковая бригада «Ф» (район Пренцлау) Истребительно-противотанковая бригада «М» (район Нойштрелиц)


Падение Берлина
589
Приложение 2
Командование группы армий «Висла» Штаб-квартира, 8.4.45
Обер-квартирмейстер / V (Pz) Вг.В. № 70/45, секретно, только для командования
В 6 экземплярах Экземпляр 2: Id
Состояние парка танков и самоходных орудий на 8. 4.1945
Часть Тип Танки, самоходные артиллерийские
орудия (САУ)СА, противотанковые самоходные орудия (прт. САУ)
9-я армия
a
b
с
d
Панцергрен. див. «Курмарк»
Истребит.-противотанк. б-н
САУ
Stug.Ill
12
—
—
—
«Курмарк»
танки
«Pz.IV»
2
1
—
—
танки
«Pz.V»
1
1
—
—
танки
«Pz.Vl»
—
—
—
—
прт. САУ
«Jagd»Pz.38»
15
1
1
—
1-я рота 26-го танк, б-на
«Бранденбург»
танки
«Pz.V»
28
1
—
—
Танк. див. «Мюнхеберг»
1-я рота 29-го танк, б-на
танки
«Pz.HI»
1
—
—
—
танки
«Pz.IV»
1
—
2
—
танки
«Pz.IV»
1
—
—
—
танки
«Pz.V»
18
3
—
1
танки
«Pz.VI»
8
—
5
—
прт. САУ
Jagd»Pz.lV»
1
—
—
—
20-я панцергрен. див.
8-й танк, б-н
танки
«Pz.1V»
15
—
1
—
ЗСУ
«Pz.(Flak)IV»
3
—
—
—
танки
«Pz.IV» (L)A»
16
—
—
—
25-я панцергрен. див
5-й танк, б-н
танки
«Pz.IV»
1
—
—
—
ЗСУ
«Pz.(Flak)lV»
2
—
—
—
танки
«Pz.IV» (L)A
6
—
3
—
танки
«Pz.V»
28
3
3
—
25-й истребит.-противотанк. б-н
САУ
Stug.Ill
30
—
—
—
танки
«Pz.IV» (L)A
12
—
—
—
прт. САУ
Stug.IV
—
1
—
—
5-я егерская див.
1005-я истребит.-противотанк. рота
танки
«Pz.IV» (L)A
10
—
—
—
САУ
Stug.Ill
1
—
1
—
502-й истребит.-противотанк. б-н СС
танки
«Pz.VI»
27
2
1
—
Истребит.-противотанк.
САУ
Stug.Ill
8
2
2
—
б-н «Берлин»
Истребит.-противотанк.
САУ
Stug.Ill
17
—
1
—
б-н «Дёберитц»
танки
«Pz.IV» (L)
7
—
2
—
Грен. див. СС «30 января»
32-й истребит.-противотанк. б-н СС
САУ
Stug.Ill
20
—
2
—
самоходные
гаубицы
Stug.42
8
—
1
—


590
Вильгельм Тике
Часть Тип Танки, самоходные артиллерийские
орудия (САУ)СА, противотанковые самоходные орудия (прт. САУ)
303-й развед. танк, б-н
САУ
Stug.Ill
2
6
—
—
391-я охранная див.
танки
«Pz.Hl»
2
—
—
—
танки
«Pz.IV»
—
—
1
—
169-я пех. див.
1230-я истребит.-противотанк. рота
прт. САУ
«Jagd»Pz.38»
10
—
—
—
111-я учебная самоходно-артилл.
САУ
Stug.Ill
33
—
—
—
бригада
самоходные
StuH.42
9
—
—
—
гаубицы
танки
«Pz.IV» (L)A
5
1
—
—
1129-я истр.-противотанк. рота
прт. САУ
«Jagd»Pz.38»
10
—
2
—
2-й истребит.-противотанк. б-н
прт. САУ
«Jagd»Pz.38»
24
—
1
—
15-я истребит.-противотанк. рота
танки
«Pz.IV»
1
—
—
—
прт. САУ
«Jagd»Pz.38»
15
1
—
—
560-й истребит.-противотанк. б-н СС
САУ
Stug.Ill
6
—
2
—
(боевая группа «Тысяча и одна ночь»)
прт. САУ
«Jagd»Pz.38»
37
1
6
—
9-я парашютная див.
Истребит.-противотанк. б-н
САУ
Stug.Ill
—
-
1
-
прт. САУ
«Jagd»Pz.38»
8



600-я пех. див. (русс.)
прт. САУ
«Jagd»Pz.38»
8
—
2
—
танки
«Т-34»
_
9
_
_
105-й самоходно-артил.б-н СС
САУ (итал.)
L 6
10
1
—
—
105-я танк, рота СС
САУ (итал.)
L 6
—
—
1
—
средние тан¬
M 13/40
10
—
5
—
ки (итал.)
Всего в 9-й армии
489
34
46
1
В том числе:
боеспособных
= 489 = 86%
требующих небольшого ремонта
= 34 = 6%
требующих длительного ремонта
= 46 = 8%
итого:
569
На подходе
= 1
3-я танковая армия
1-й истребит.-противотанк. б-н
САУ
Stug.Ill
4
—
—
—
САУ
Stug.IV
11
—
1
—
прт. САУ
«Jagd»Pz.38»
5
—
—
—
281-й истребит.-противотанк. б-н
прт. САУ
«Jagd»Pz.38»
10
—
—
—
18-я панцергрен. див.
Танковый б-н «Силезия»
танки
«Pz.IV»
25
—
1
2
танки
L/70A
7
1
—
—
Истребит.-противотанк. б-н «Силезия»
прт. САУ
«Jagd»Pz.38»
19
—
4
—
Учеб. танк, б-н «Остзее»
танки
«Pz.V»
2
—
—
—


Падение Берлина
591
Часть
Тип
Танки, самоходные артиллерийские орудия (САУ)СА, противотанковые самоходные орудия (прт. САУ)
прт. САУ «Jagd»Pz.IV»
2 - - -
Добр. див. СС «Нордланд»
11-й танк, б-н СС
503-й танк, б-н СС
184-я самоходно-артилл. бригада
Добр. див. СС «Недерланд»
23-й истребит.-противотанк. б-н СС
6-й истребит.-противотанк. б-н 210-я самоходно-артилл. бригада
Крепость Штеттин
САУ
танки
танки
ЗСУ
САУ
самоходные
гаубицы
САУ
самоходные гаубицы танки прт. САУ САУ
самоходные
гаубицы
танки
танки
танки
Stug.HI «Pz.IV» (L)V «Pz.VI» «Pz.(Flak)IV» S tug. Ill StuH.42
Stug.III
StuH.42
«Pz.III
«Jagd»Pz.38»
Stug.III
StuH.42
«Pz.IV» (L)V
«Pz.IV»
«Т-34»
24
10
10
7
23
8
2 - -
1 - -
15 -
12 - 13 -
11 -
Всего в 3-й танковой армии
220
20
В том числе: боеспособных:
требующих небольшого ремонта требующих длительного ремонта Итого
На подходе
= 220 = <
= 4 = 2%
= 20 = 8 /о 244 = 4
Оборонительный район Свинемюнде
163-я пех. див.
1234-я истребит.-противотанк. рота
прт. САУ «Jagd»Pz.38»
10 - -
Итого
в 9-й армии в 3-й танковой армии в оборонительном районе Свинемюнде:
489
220
10
34
4
46 1
20 4
Всего в составе группы армий «Висла» 719
38
66 5
В том числе: боеспособных
требующих небольшого ремонта требующих длительного ремонта Итого На подходе
= 719 = 87% = 38 = 5%
= 66 = 8% 823
= 5
Примечание: а) боеспособные машины; Ь) машины, требующие небольшого ремонта; с) машины, требующие длительного ремонта; d) машины, находящиеся на подходе.


592
Вильгельм Тике
Приложение 3
Командующий Штаб-кв. армии, 3.5.1945.3.5.1945.
12-й армии
Генерал танковых войск барон империи фон Эдельсхайм уполномочен мной выступить в качестве официального парламентера армии в районе Тангермюнде, чтобы установить связь с американцами.
Войскам следует оказывать всяческую поддержку генералу барону империи фон Эдельсхайму и по возвращении немедленно обеспечить его скорейшую доставку в штаб армии. В свите генерала находятся подполковник Генштаба Зайдель,
майор Кандуч, Венк
обер-ефрейтор Ким. Генерал танковых войск
* * *
Командующий Штаб-кв., 3 мая 1945 г
германскими войсками, стоящими на Эльбе и Хафеле
Я направляю генерала танковых войск барона империи фон Эдельсхай- ма в качестве официального парламентера моей армии, чтобы вступить в переговоры с командованием находящейся напротив нее американской армии. Я вместе с моей армией намерен продолжать борьбу против большевизма до последнего патрона.
Находящиеся в зоне действий армии раненые не могут получить медицинской помощи, так как у нас закончились медикаменты.
Многочисленное гражданское население, пострадавшее от притеснений большевистского врага, бежало от русских и находится сейчас здесь, в особенности в районе восточнее Магдебурга, сбившись на тесном клочке земли, и не может перебраться через Эльбу.
Многих солдат, которые больше не имеют оружия, я собираюсь освободить от воинской службы, чтобы сконцентрировать силы моей армии и как можно дольше противостоять большевистскому врагу.
Через генерала танковых войск барона империи фон Эдельсхайма я передаю американскому командованию следующие просьбы:
1. Передать раненых.
2. Переправить на западный берег Эльбы гражданское население, особенно женщин и детей.
3. Переправить на западный берег Эльбы солдат без оружия.
4. По окончании последних боев армии, которые будут продолжаться до последнего патрона, передать организованные части и отважных солдат в распоряжение командования американской армии.
Венк
Генерал танковых войск


Падение Берлина
593
Приложение 4
Численность советских войск в боях за Берлин1
2-й Белорус- 1-й Белорус- 1-й Украин- Общая
ский фронт ский фронт ский фронт численность
Человек
314 000
768 000
511 000
1 593 700
Танков
644
1795
1388
3827
Самоходных артиллерийских орудий
307
1360
667
2334
Противотанковых орудий
770
2306
1444
4520
Полевых орудий (калибром от 76-мм и больше)
3172
7442
5040
15 654
Минометов (калибром от 82-мм и больше)
2770
7186
5225
15 181
Залповых ракетных установок
807
1531
917
3255
Зенитных орудий
801
1665
945
3411 **
Автомашин
21 846
44 332
29 205
95 383
Самолетов (готовых к бою), в том числе:
1360
3188
2148
6696
— истребителей
602
1567
1106
3275
— штурмовиков
449
731
529
1709
— бомбардировщиков
283
762
422
1467 **’
— разведывательных
26
128
91
245
самолетов
Примечания:
* В таблице приводятся численность и вооружение тех частей, которые непосредственно принимали участие в Берлинской операции, не считая резервы армий и фронтов и солдат тыловой службы. В общей же сложности 1-й и 2-й Белорусские фронты и 1-й Украинский фронт насчитывали 2,5 миллиона человек, 6250 танков и самоходных орудий, 41 600 пушек и минометов, а также 7500 боевых самолетов.
** Не считая орудий 4-го, 5-го и 10-го корпусов тыловой противовоздушной обороны, которые охраняли военные объекты в тылу.
*** Не считая 800 бомбардировщиков дальнего радиуса действия 18-й воздушной армии, действовавших в полосе 1-го Белорусского фронта.
1 По материалам советских публикаций в «Военно-историческом журнале» за 1965 год


594
Вильгельм Тике
Приложение 5
Система воинских званий в сухопутных войсках вермахта и войсках СС
Ефрейтор
Штурмман СС
Обер-ефрейтор
Роттенфюрер СС
Унтер-офицер
Унтершарфюрер СС
Фельдфебель
Обершарфюрер СС
Обер-фельдфебель
Гауптшарфюрер СС
Лейтенант
Унтерштурмфюрер СС
Обер-лейтенант
Оберштурмфюрер СС
Гауптман
Гауптштурмфюрер СС
Майор
Штурмбанфюрер СС
Подполковник
Оберштурмбанфюрер СС
Полковник
Штандартенфюрер СС
—
Оберфюрер СС
Генерал-майор
Бригаденфюрер СС и генерал-майор войск СС
Г енерал-лейтенант
Группенфюрер СС и генерал-лейтенант войск СС
Генерал
Обергруппенфюрер СС и генерал войск СС
Генерал-полковник
Оберстгруппенфюрер СС и генерал-полковник войск СС
Приложение 6
Прорыв 21-й танковой дивизии из «котла» под Хальбе
На момент написания данной книги у автора не было точных сведений о прорыве 21-й танковой дивизии (генерал-лейтенанта Маркса) из «котла» под Хальбе. Только опубликованная в 1991 году книга бывшего командира 125-го панцергренадерского полка полковника в отставке фон Лука «Пленник моего времени — вместе с Роммелем» внесла ясность в эту историю.
21-я танковая дивизия действовала в составе 4-й танковой армии (группа армий «Центр») и с началом советского наступления на Берлин вместе с частями 5-го армейского корпуса была оттеснена на север, в зону действий 9-й армии. В ночь с 21 на 22 апреля 1945 года она действовала у пересечения шоссе возле Шёнефельда, на северо-западном участке «котла». Когда наметилось окружение 9-й армии, подразделения 21-й танковой дивизии, стоявшие в районе Гросс-Кёрис — Тёпитц и передовые части, стоявшие под Шёнефельдом, прорвались к позициям 56-го танкового корпуса и двинулись на Берлин. Основная масса дивизии была уничтожена в этом вышеназванном районе. Генерал-лейтенант Маркс и некоторые из его командиров попали в плен к русским.
Полковник фон Лук с остатками своего 125-го панцергренадерского полка составляли арьергард и вышли к Хальбе в ночь с 24 на 25 апреля. Здесь через ординарца из штаба 9-й армии он получил приказ продвигаться дальше к Лукенвальде. Утром 25 апреля боевая группа фон Лука выступила


Падение Берлина
595
из района Хальбе — Меркиш-Буххольц и быстро двинулась к Хальбе, который в то время еще не был захвачен войсками противника. Только возле автодороги и к западу от нее они встретили все более возрастающее сопротивление со стороны противника. Под Барутом оно стало настолько сильным, что из-за нехватки боеприпасов и горючего прорыв к Лукенвальде оказался невозможен. К утру 26 апреля боевая группа фон Лука была окружена; она слишком долго цеплялась за Барут. После этого фон Лук приказал прекратить сопротивление, распределить остатки боеприпасов и горючего между еще целыми танками и машинами и разрешил своим солдатам небольшими группами прорываться к 12-й армии. Сам фон Лук и его адъютант, гауптман Либескинд, отправились назад, чтобы явиться в штаб 9-й армии и в случае необходимости быть проводниками на запад. Однако они попали в плен, так и не успев добраться до расположения 9-й армии под Хальбе.
По мнению фон Лука, приказ командования 9-й армии о прорыве был отдан слишком рано, так как основная масса частей армии находилась еще примерно в 30 километрах восточнее и северо-восточнее Хальбе, увязнув в боях, и не могла осуществить этот прорыв с такой скоростью. За этот промежуток времени русские захватили Хальбе.
Южная группа прорыва (ее ядро составляли танки и подразделения 35-й полицейской дивизии СС) выступила 25 апреля около 8 часов вечера из района Шлепцига в сторону Барута и Лукенвальде. Ее авангард миновал Краусник и Штааков и вышел в район восточнее Барута. Здесь передовые отряды южной и северной групп прорыва встретились. Командирами групп были фон Лук и Пипкорн, два бывших товарища еще со времен службы в рейхсвере, в 1-м пехотном полку в Веймаре. Каждый из них не подозревал ни о самом существовании, ни о задачах другой группы прорыва. Они решили попытаться прорваться к Баруту совместными силами. Пипкорн выехал на опушку леса (предположительно вблизи от Барутского вокзала), чтобы осмотреться. В этот момент его танк «Пантера» был подбит русским танком «Иосиф Сталин». Весь экипаж машины погиб. Там же, под Барутом, нашли свою гибель передовые части обеих групп прорыва.


ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
Официальные источники
Bundesarchiv-Militararchiv Freiburg (Федеральный архив / Военный архив во Фрайбурге):
Kriegstagebuch der Heeresgruppe Weichsel vom 15.3.—31.3. 1945, Sig. Nr.: RH 19 XV/8.
Kriegstagebuch der Heeresgruppe Weichsel vom 1.4.— 19.4. 1945, Sig. Nr.: RH 19 XV/9.
Anlagen zum KTB der HGr. Weichsel vom 14.—28.4. 1945 (Tagesmeldungen der HGr. Weichsel an das OKH und andere Unterlagen), Sig. Nr.: RH 19 XV/10.
Прочие фонды
Heeresgruppe Mitte (April 1945), Sig. Nr.: H 1/652.
Luftflottenkommando 6. Anlagen zum KTB vom 21.3.—31.3. 1945, Sig. Nr.: III/Lund III/L 110/8.
AOK 12: Sig. Nr.: 3 (E) und 4 (E) (Berichte Reichhelm und v. Edelsheim). Verschie- dene Unterlagen der 9. Armee und der 3. Panzerarmee (Tagesmeldungen, Befeh- le, Telefon- und Funkkladden).
Исторический отдел
V. SS-Korps, Berlin 1945. Ms H P-136.
XI. SS-Korps, Berlin 1945. Ms H P-136.
SS-Korps Oder, Berlin 1945. Ms H P-136.
Privatarchiv Schneider: Verschiedene Unterlagen.
Privatarchiv Vopersal: Verschiedene Unterlagen.
Опубликованные источники
«Alte Kameraden»: Monatszeitschrift der soldat. Traditionsverbande, Karlsruhe, Heft 1/1977.
Bahnsen/O’Donnell: «Die Katakombe», Stuttgart 1975.
Boldt, Gerhard: «Die letzten Tage der Reichskanzlei», Hamburg 1947.
Busse, Theodor: «Die letzte Schlacht der 9. Armee» in Wehrwissenschaftliche Rundschau, Heft 4/1955, Darmstadt.
Carell, Paul: «Schlacht um Berlin» in Zeitschrift «Kristall», Nr. 9/1965, Hamburg.
Cerff, Karl: «Die Waffen-SS im Wehrmachtsbericht», Osnabruck 1971.
Degrelle, Leon: «Die verlorene Legion», Pr. Oldendorf 1972.
ETNIKA V. Z.W.: «Viamingen aan het Oostfront», Teil 2, Antweфen o. J.
«Geschichte der 207. und 281. Inf. Div. mit ihren Zwischengliederungen 1939 bis
1945», Kiel o. Jahresangabe.


Падение Берлина
597
Gosztony, Peter: «Der Kampf um Berlin 1945», Dusseldorf 1970.
Guderian, Heinz: «Erinnerungen eines Soldaten», Heidelberg 1951.
Haupt, Werner: «Berlin 1945», Rastatt 1963.
Haupt, Werner: «Das Ende im Westen 1945», Dorheim 1972.
Haupt, Werner: «Heeresgruppe Mitte», Dorheim 1968.
Husemann, Friedrich: «Die guten Glaubens waren», Band II, Osnabrtick 1973. Kempka, Erich: «Die letzten Tage mit Adolf Hitler», Pr. Oldendorf 1976.
Klietmann, K.-G.: «Die Waffen-SS — eine Dokumentation», Osnabruck 1965. Kmiecik, Edward: «Berliner Viktoria — Polnische Soldaten am Brandenburger Тог», 1972.
Kuby, Erich: «Die Russen in Berlin 1945», Miinchen 1965.
Kurowski, Franz: «Armee Wenck», Neckargemund 1967.
Mabire, Jean: «Berlin im Todeskampf 1945», Pr. Oldendorf 1977.
Murawski, Erich: «Die Eroberung Pommerns durch die Rote Armee», Boppard 1969. Paul, Wolfgang: «Der Endkampf um Deutschland 1945», Esslingen 1976. Public-Relations-Office 102. US-Inf. Div.: «To the officers and men of the 102. Inf.
Div.», herausgegeben im September 1945, Vilshofen, Germany.
Reinicke, Adolf: «Die 5. Jagerdivision 1939—1945», Bad Nauheim 1962.
Ryan, Cornelius: «Der letzte Kampf», Miinchen 1966.
Schenck, Ernst-Giinther: «Ich sah Berlin sterben», Herford 1970.
Scheel, Klaus: «Die Befreiung Berlins», Berlin 1975.
Schramm, Percy Ernst; «Kriegstagebuch des Oberkommandos der Wehrmacht», Band IV, Frankfurt 1965.
Schukow, Georgi: «Erinnerungen und Gedanken», Stuttgart 1969.
Spaeter, Helmuth: «Geschichte des Panzerkorps Grodeutschland»; Duisburg-Ruhrort 1958.
Steiner, Felix: «Die Freiwilligen», Gottingen 1958.
Steiner, Felix: «Die Armee der Geachteten», Gottingen 1963.
Telpuschowski, Boris S.: «Die sowjetische Geschichte des groGen Vaterlandischen Krieges», Frankfurt 1961.
Thorwald, Jurgen: «Das Ende an der Elbe», Klagenfurt 1950.
Tieke, Wilhelm: «Tragodie um die Treue», Osnabriick 1968.
Tieke, Wilhelm: «Im Feuersturm letzter Kriegsjahre», Osnabruck 1975.
Tippelskirch, Kurt von: «Geschichte des 2. Weltkrieges», Bonn 1951.
Tornau, G./Kurowski, F.: «Sturmartillerie Fels in der Brandung», Herford 1965. Triebel, Helmut: «Ordonnanz-Offizier in den letzten Tagen des Krieges»; in der Zeit- schrift «Der Freiwillige», Heft 1/1979, Osnabruck.
Tschuikow, Wassilij: «Das Ende des Dritten Reiches», Miinchen 1966.
Venghaus, Wolfgang: «Berlin — 1. und 2. Mai 1945»; in der Zeitschrift «Der Freiwillige», Heft 7—9/1978, Osnabruck.
Warlimont, Walter: «Im Hauptquartier der deutschen Wehrmacht», Frankfurt/M. 1964.
Young, Peter: «Der groGe Atlas zum II. Weltkrieg», Miinchen 1975.
Zentner, Christian: «Soldat und Waffe — Der II. Weltkrieg» (Serie), Heft 10, Hamburg o. J.
Неопубликованные рукописи
Andresen, H. J.: «Einsatz der SS-Pz.Aufkl.Abt. 1 l/«Nordland» an der Oder und in Berlin»; Maschinenmanuskript.
Barmann, Karl: Personliches Kriegstagebuch und Ms.


598
Вильгельм Тике
Bereznyak, Franz: Berichte iiber den Einsatz der З./SS-Pz.Aufkl.Abt. 11 an der Oder und in Berlin; handschriftl. Ms. und besprochene Kassette.
Bleckwenn, Wilhelm, Gen.Maj. a.D.: Tagebuchaufzeichnungen uber den Einsatz der 1. Mar. Inf. Div.; Ms.
Burgkart, Roman: Berichte von den Endkampfen der Div. «Nordland» an der Oder und in Berlin; Ms. und Kassette.
Edelsheim, Freiherr von, Gen. a.D.: Berichte uber den Einsatz des XXXXVIII. Pz.Korps an der Elbe und iiber die Kapitulationsverhandlungen mit den Amerika- nem; Ms., Bundesarchiv-Militararchiv Freiburg.
Engel, Gerhard, Gen.Ltn. a.D.: «Erfolgreicher Kampf in verzweifelter Lage»; Rede- manuskript uber den Kampf der 12. Armee; Ms., Bundesarchiv-Militararchiv Freiburg.
Fenet: «Die letzte Runde — Franzosen kampfen um Berlin»; Ms.
Gareis, Martin, Gen. a. D.: Tagebuchaufzeichnungen uber den Einsatz des XXXXVI. Pz.Korps bis Kriegsende; Ms.
Heim, Ferdinant: «Heeresgruppe Weichsel»; Ms., B.A. Freiburg.
Klostermann, Heinz: Bericht iiber den Einsatz des Btl. Thomalla; Ms.
Kopiske, Egon: Bericht uber das Pz.Jagd-Kommando Klose; Ms.
Krukenbcrg, Dr. jur. Gustav: «Kampftage in Berlin — 24.4.—2.5. 1945»; Ms., Bundesarchiv-Militararchiv Freiburg.
Leidhausl, Fritz: Bericht uber den Einsatz der Volks-Gren.Rgtr. 1244 und 1087 an der Oderfront; Ms.
Lobmeyer, Jakob: Bericht uber den Einsatz der SS-Jagd-Pz.Abt. 561; Ms.
Muhs, Jurgen: Bericht iiber den Einsatz des SS-Ers.Btl. 1 an der Oderfront; Ms.
Muller, Kurt: Bericht uber die letzten Einsatze der SS-Nachr.Abt. 103/503; Ms.
Obstmeier, Julius: Bericht uber die letzten Einsatze der SS-Jagd-Pz.Abt. 560 und der KGr. «1001 Nach»; Ms.
Oswald, Alfred; Der Weg einer I-Staffel der Div. «Nederland» von der Oder bis
Schwerin; Ms.
Refior, Hans: «Mein Berliner Tagebuch»; Ms., B.A. Freiburg.
Reichhelm, Gunther: «Das letzte Aufgebot»; Ms. uber die 12. Armee, Bundesarchiv-Militararchiv Freiburg.
Reymann, Hellmuth: «Ich sollte Berlin verteidigen»; Ms., B.A. Freiburg.
Sass, Matthaus: Aufzeichnungen uber die San. Abt. der Div. «Nordland»; Ms.
Scholles, H. P.: Bericht uber den Einsatz des SS-Pz. Gren. Rgt. 24/«Danmark» in Berlin und persdnliche Erlebnisse; Ms.
Spaeter, Helmuth: Studie iiber die Pz.Gren.Div. «Kurmark» zur Geschichte des Pan- zerkorps Grodeutschland; Ms.
Stockle, Max: Handschriftliche Aufzeichnungen iiber den Einsatz des SS-Pz.Rgt. «Nordland» in Brandenburg und Berlin.
Streng, Ernst: «Die Schlacht um Berlin — Oderfront 1945»; Ms. uber den Einsatz der schweren SS-Pz.Abt. 502.
Tichy, Lothar: Tagebuchaufzeichnungen uber den Einsatz der schweren SS-Pz.Abt. 503 an der Oderfront und in Berlin; Ms.
Voigt, Horst: Berichte uber den Einsatz von HJ-Einheiten beim Endkampf 1945; Maschinenmanuskripte,
Willemer, Wilhelm, Oberst a.D.: «The German Defense of Berlin 1945»; Ms. P-136, Bundesarchiv-Militararchiv Freiburg.
Wohlermann, Hans Oscar, Oberst a.D.: «Notizen uber den letzten Einsatz ostwarts und in Berlin im April/Mai 1945»; Ms. B.A. Freiburg.


НАИМЕНОВАНИЯ ВОИНСКИХ ПОДРАЗДЕЛЕНИЙ НА КАРТАХ
ак — армейский корпус амер. — американский апд — авиаполевая дивизия ас — армейское соединение бг — боевая группа б (б-н) — батальон бр. — бригада в-л — вокзал
га — гвардейская армия (совет.)
гк — горный корпус
гр. арм. — группа армий
гта — гвардейская танковая армия (совет.)
див. — дивизия
дмп — дивизия морской пехоты дон — дивизия особого назначения ед — егерская дивизия еп — егерский полк
ипб — истребительно-противотанковый батальон
караул. — караульный
мор. — морской
наб. — набережная
о-в — остров
од — охранная дивизия
пар. — парашютный
пгд — панцергренадерская дивизия
пг — полковая группа
пд — пехотная дивизия
п (п-к) — полк
пп — пехотный полк
пл. — платц (площадь)
пол. — полицейский
польск. — польский
пос-во — посольство
рез. — резервный
РОА — Русская освободительная армия (Власова) сабр. — самоходно-артиллерийская бригада сб — саперный батальон св. б-н — сводный батальон


600
Вильгельм Тике
совет. — советский
ст. — станция
ст. м. — станция метро
тб — танковый батальон
тд — танковая дивизия
тибр. — танкоистребительная бригада
тк — танковый корпус
трб — танковый разведывательный батальон
ттб — тяжелый танковый батальон
уа — ударная армия (совет.)
уабр. — учебная авиационная бригада
уд — учебная дивизия
усабр. — учебная самоходно-артиллерийская бригада
усб — учебный саперный батальон
уто — учебный танковый отряд
фгд — фольксгренадерская дивизия
ч. 	— части, частично
штр. — штрассе (улица)
Чтобы сохранить достоверность и колорит немецких географических названий (особенно названий улиц, площадей, районов Берлина), на картах большинство из них приведены в немецком звучании, без перевода. Поэтому перевод некоторых элементов немецких географических названий приводится ниже. Например: -штрассе (улица), -платц (площадь), -аллее (проспект), -дамм (набережная), -зее (озеро), -хафф (залив, бухта), -хайн (роща), - хайде (поляна, пустошь), -фельд (поле), -дорф (деревня), -бург (крепость), -берг (скала), гросс- (большой), кляйн- (малый), нидер- (нижний), обер- (верхний), ней- (новый), альт- (старый) и т.д.


СОДЕРЖАНИЕ
Когда люди забывают о войне 5
Ханс Шойфлер РАЗГРОМ ВЕРМАХТА МЕЖДУ ОДЕРОМ И ВИСЛОЙ
Солдаты последнего часа
Предисловие автора 19
Предисловие генерала танковых войск в отставке Генриха Эбербаха 20
Предисловие полковника в отставке Эрнста В. Хоффмана 21
От Курляндии до Данцига 22
Ситуация на Висле: середина января 1945 г 28
В бой вступает тяжелое оружие 32
Гонка на время 39
Отступление к Данцигу 53
Данциг 1945 67
Данциг в осаде 88
Боевая группа Кюсперта 95
Ожидание в низовьях Вислы 99
Врата ада 102
Разгром на Висле 108
Бегство через Балтику 112
После «нулевого часа» 122
Дорога в советский плен 131
Заключение в Швеции 135
И над Грязовцом светят звезды 144
Послесловие 147
Литература 148


602
Вильгельм Тике ПАДЕНИЕ БЕРЛИНА
Разгром между Вислой и Эльбой
Предисловие автора 151
Предыстория
Начало русского наступления на Висле — Неравное соотношение сил —
Операция «Зонненвенде» — Новый фронт на Одере 153
Командующий и его штаб
Гиммлер и Хайнрици — Армии Мантейфеля, Буссе и Штайнера —
Оперативные штабы и командные пункты 158
Одерский фронт в свете прожекторов
Кто удерживал фронт — Генерал Берлин формирует новый армейский корпус — «Берлин будем защищать на Одере!» — Острова в Щецинской бухте — Формирование новых частей и перегруппировка 162
Большая политика
Ялта — Американцы на Рейне — Итальянский фронт — Рурский «котел» —
Кто будет брать Берлин ? — Блеф Сталина 180
Состав группы армий «Висла»
Армии, корпуса и дивизии — Резервы — Реорганизация обороны 186
Берлинский оборонительный район
Противотанковые рвы и заграждения — Рейман у Гитлера — Оборона недостаточными силами — Фольксштурм — Магистраль «Восток — Запад» — Кто кому подчинен? 193
Генерал Венк формирует 12-ю армию
Последний призыв — Дивизии с громкими именами — Фронт на западе —
Разгром 39-го танкового корпуса под Фаллерслебеном —
Под двойным натиском 205
Перед штурмом
Жукову Конев и Сталин — Берлинская операция — Наступление невиданного размаха — Дневник генерала Гарайса — Правда о положении на фронте 212
Подготовка наступления
Зееловские высоты — Бои под Гатеновом, Геншмаром, Гольцовом и Цехином — В игру вступает 56-й танковый корпус —
Передовая линия обороны 221
16 апреля 1945 года: Начало Берлинской операции
Задачи русских фронтов — 270 стволов артиллерии на километр фронта — Райтвайнер-Назе — Первые трещины в обороне — Врицен —
«Оперативные резервы — вперед!» 230
17 апреля: На передовой
Истребители танков Лобмайера — Маркендорф — 169-я пехотная
дивизия — На трассе Кюстрин—Зеелов — Контрнаступление дивизии
«Курмарк» — Зенитная батарея Клотмана — 9-я парашютная дивизия 250


603
18 апреля: Плотина рухнула
Раскол 5-го армейского корпуса — Бои под Раутенкранцем —
Прорыв под Зееловом — Северный фланг 11-го танкового корпуса открыт — Гаубицы вместо тарана — Две бреши в «линии Харденберг» 263
19 апреля: Решающий день
Крепость Франкфурт-на-Одере — Русские рвутся на запад —
Дивизия «Недерланд» затыкает брешь — Дивизия «Мюнхеберг»
обороняет Мюнхеберг — Прорыв в районе Врицена — «Бригада Харцера» 279
20 апреля: На пороге краха
«С чего начинался исторический штурм Берлина» — Катастрофа под Котбусом — «Положение 11-го танкового корпуса С С неопределенное» —
56-й танковый корпус — Дивизия «Нордланд» обороняет Штраусберг —
Конец 309-й и 606-й дивизий — 101-й армейский корпус отходит на север .... 290
21 апреля: Начало битвы за Берлин
Окружение южного крыла 9-й армии — Лихтенберг — 56-й танковый корпус возвращается в Берлин — Начало боев за Берлин 302
Окружение 9-й армии и реорганизация 12-й армии
Положение обостряется — Коридор во Франкфурт-на-Одере —
Крушение Северного фронта — Отступление за Одер — Кейтель и Венк —
9-я армия окружена — Бои за лесничество Хаммер — Прорыв или плен 310
Роковое решение Гитлера
Геббельс и Рейман — Оборона внешних пригородов — Через Шпрее —
24 апреля в Шёнефельде — 56-й танковый корпус входит в Берлин —
«В бой вступает Эльбская армия...» — Кольцо замкнулось у Кетцина vC 337
Дело Циглера
Отставка Циглера и ее причины 360
25 апреля: Русское наступление к центру Берлина
«Шквальный артиллерийский огонь!» — Дивизия «Шарлемань»
идет в Берлин — Фронт рушится — Назад, в центр города! 363
Штеттинский плацдарм
Наступление Рокоссовского — Бои на Штеттинской автотрассе —
Резервы в бой! — Контрнаступление — Рокировка корпусов —
Русский плацдарм расширяется — Прорыв — Новый рубеж обороны у Рандовского карьера — Эвакуация Штеттина — «События развиваются , стремительно...» .... 371
Группировка Штайнера
Наступать на юг! — Эберсвальдский плацдарм —
Контрнаступление Штайнера — Гермендорфский плацдарм —
Отступление — Отставка Хайнрици 392
Контрнаступление 12-й армии и прорыв 9-й армии из «Хальбского котла»
Беелитц — Последнее совещание в лесничестве Хаммер — Прорыв под Хальбе —
По трупам — Лесничество Массов — Между Цоссеном и Барутом —
Лесничество Вундер — Куммерсдорфское стрельбище — Наступление 20-го армейского корпуса — Беелитцская клиника — Последний бросок 418


604
Последние бои за Берлин
Наступление русских к центру Берлина — На площади Бель-Альянс-платц —
Во славу связных — В имперской канцелярии — План прорыва — «Сколько
вы сможете продержаться ?» — Смерть Гитлера — Бегство из Берлина 452
Генерал Вейдлинг подписывает капитуляцию
На командном пункте Чуйкова — Фриче обращается к берлинцам —
Сдача «Зоо-бункера» — «Война капут!» 503
Прорыв в Шпандау
Пихельсдорфские мосты — Снова по трупам — Прорыв к Штаакену —
Конец под Дёберитцем — Бегство на Запад 512
Эвакуация оборонительного района Свинемюнде и острова Рюген
35 тысяч человек за четыре дня — Отход — Эвакуация — Вывод войск с острова Рюген 517
Конец группы армий «Висла»
«Я не видел такого, как сегодня, с 1918 года!» — Прорыв русских —
Нёйбранденбург и Нёйштрелитц — Оборона у Темплина —
Демаркационная линия — Переговоры о капитуляции с Монтгомери —
«Немногиеу еще сопротивляющиеся части...» — Спасайся, кто может! 522
Отступление 12-й армии к Эльбе
Американцы на Эльбе — Расчленение 3-й танковой армии —
Плацдармы у Тангермюнде — Ключевой пункт: Хафельберг —
39-й танковый корпус — Венк посылает парламентеров к американцам —
Отход — Конец 7 мая 1945 года 568
Оглядываясь назад 582
ПРИЛОЖЕНИЯ
Приложение 1. Командование и состав группы армий «Висла» 586
— Командующие и начальники штаба группы армий «Висла» 586
— Состав 9-й армии (на 17 марта 1945 г.) 587
— Состав подразделений группы армий «Висла» (на 6 апреля 1945 г.); 587
Приложение 2. Состояние парка танков и самоходных орудий
группы армий «Висла» на 8 апреля 1945 589
Приложение 3. Переговоры командования 12-й армии
с командованием западных союзников 3 мая 1945 года (документы) 592
Приложение 4. Численность советских войск в боях за Берлин 593
Приложение 5. Система воинских званий в сухопутных войсках вермахта
и войсках СС 594
Приложение 6. Прорыв 21-й танковой дивизии из «котла» под Хальбе 594
Источники и литература 596
Наименование воинских подразделений на картах 599


Ханс Шойфлер Вильгельм Тике
МАРШ НА БЕРЛИН 1944-1945
Ответственный редактор М. Яновская Художественный редактор С. Силин Технический редактор Н. Носова Компьютерная верстка Е. Мельникова Корректор Н. Митрофанова
ООО «Издательство «Эксмо»
127299, Москва, ул. Клары Цеткин, д. 18/5. Тел.: 411-68-86, 956-39-21. Home раде: www.eksmo.ru E-mail: info9eksmo.ru
Оптовая торговля книгами «Эксмо» и товарами «Эксмо-канц»:
ООО «ТД «Эксмо». 142700, Московская обл., Ленинский р-н, г. Видное, Белокаменное ш., д. 1. Тел./факс: (095) 378-84-74, 378-82-61, 745-89-16, многоканальный тел. 411 -50-74.
E-mail: reception9eksmo-sale.ru
Мелкооптовая торговля книгами «Эксмо» и товарами «Эксмо-канц»:
117192, Москва, Мичуринский пр-т, д. 12/1. Тел./факс: (095)411-50-76. 127254, Москва, ул. Добролюбова, д. 2. Тел.: (095) 745-89-15, 780-58-34. www.eksmo-kanc.ru e-mail: kanc9eksmo-sale.ru
Полный ассортимент продукции издательства «Эксмо» в Москве в сети магазинов «Новый книжный»:
Центральный магазин — Москва, Сухаревская пл., 12 (м. «Сухаревская»,ТЦ «Садовая галерея»). Тел. 937-85-81.
Москва, ул. Ярцевская, 25 (м. «Молодежная», ТЦ «Трамплин»), Тел. 710-72-32. Москва, ул. Декабристов, 12 (м. «Отрадное», ТЦ «Золотой Вавилон»). Тел. 745-85-94. Москва, ул. Профсоюзная, 61 (м. «Калужская», ТЦ «Калужский»). Тел. 727-43-16. Информация о других магазинах «Новый книжный» потел. 780-58-81.
В Санкт-Петербурге в сети магазинов «Буквоед»:
«Книжный супермаркет» на Загородном, д. 35. Тел. (812) 312-67-34 и «Магазин на Невском», д. 13. Тел. (812) 310-22-44.
Полный ассортимент книг издательства «Эксмо»:
В Санкт-Петербурге: ООО СЗКО, пр-т Обуховской Обороны, д. 84Е.
Тел. отдела реализации (812) 265-44-80/81/82/83.
В Нижнем Новгороде: ООО ТД «Эксмо НН», ул. Маршала Воронова, д. 3.
Тел.(8312)72-36-70.
В Казани: ООО «НКП Казань», ул. Фрезерная, д. 5. Тел. (8432) 70-40-45/46.
В Киеве: ООО ДЦ «Эксмо-Украина», ул. Луговая, д. 9.
Тел./факс (044) 537-35-52; e-mail: sale9eksmo.com.ua Во Львове: Торговое Представительство ООО ДЦ «Эксмо-Украина», ул. Бузкова, д. 2 Тел./факс (032) 245-00-19, тел. (032) 245-01 -71; e-mail: office9eksmo.lviv.ua
Подписано в печать 26.10.2005.
Формат 70x100 Vi6- Гарнитура «Таймс».
Печать офсетная. Бумага тип. Уел. печ. л. 49,02 + вкл.
Тираж 5 100 экз. Заказ 1084
Отпечатано в ОАО «Можайский полиграфический комбинат».
143200, г. Можайск, ул. Мира, 93.