А КРУЧЕНЫХ
ЛИКИ ЕСЕНИНА

А. КРУЧЕНЫХ
ЛИКИ ЕСЕНИНА
ОТ ХЕРУВИМА
ДО ХУЛИГАНА
ЕСЕНИН В ЖИЗНИ И ПОРТРЕТАХ
ПРОДУКЦИЯ No Ш
ПОГТРЕТЫ РИСОВАНЫ
В. КУЛАГИНОЙ
ИЗДАНИЕ АВТОРА
МОСКВА
1926

Типография Изд*ва „Мотор" Мо савтоклуба ПСТР СССР.
Главлит Л» 59590.
Тираж 5.000 .

Лики Есенина.
От херувима д о хулигана.
(Есенин в жизни и портретах).
Исследователю творч е ств а поэта вс егда пр иходится пр и­
нимать во внимание его биографию, потому что всегда суще­
ствует между творчеством и живнью вза имозависимо сть. Ино гда
она слаба, едва заметна. Иногда, наоборот, она сраву бро­
сается в глаза и является чрезвычайно важной, определяю­
щей. Именно так было у Есенина. Так тесно была связана
его лич на я судьба с судьбой поэтической, что невозможно
рассматр ива ть одно без другого. Линии его жи зни и его по ­
эзии были пара лле льны и только в смерти они пере секл ись,
как всякие па ра ллельные линии пер есе ка ютс я в бесконечности.
В задач и наш ей рабо ты вх одит у стано вление и исследо вание
связи Есенина—человека и Есенина—поэта. Когда Есенин
только что покинул деревню и в пер вые по яв ил ся в крупных
городах (это вр ем я пр ибл изительно со впадает со временем
начала его поэтического творчества)— он принео с собою
наивную идиллию дер евни, но дерев ни не р еал ьной, а идеал и­
зированной, пр икр аш енной поэтическим воображением. Эти
идиллические настроения долго звучали в его стихах. Уже
после нескольких лет пр ебы ва ния в городе, именно, в 1918 г.,
он еще жил, к а к поэт, о бразами воображаемой деревенской
обольстительности. Это яр ко проявилось, напр им ер, в неболь­
шой книжке его стихо в «Сельский часослов» *):
*) Изд. М ос ковс кой трудовой ар тел и художников олова. М ос ква ,
2-й год 1-го века (т.-е, 1918 г.).
3

Земля моя влатая!
Осенний све тлый храм!
. .. Вижу вас, влачные нивы,
С стадом буланых коней.
С дудкой пастуш еской в ив а х
Бродит апостол Андрей. . .
. . . Древняя тень Маврикии
Родс твенна наш им холмам,
Дождиком в нивы зл атые
Нас посетил Авраам.
...
Свят и мире н твой дар *)
Синь и песня в речах...
...
Все мы—яблони и вишни
Голубого сада .
Все мы—гроздья винограда
Золотого лета .
Т а к — нежным и пре льстит ельным— пр едстоял мир фанта ­
зии поэта. И та же нежная, херувимски-женственная наив ­
ность, которая звучит в этих стихах, проявлялась в ту пору
и во внутреннем мире и даж е во вне шнем облике Е сенина.
Перед нами его портрет, рисованный в 1916 году. С пор­
т р е т а смотрит совсем юношеское, несколько женственное,
лицо. Овал его удлинен и мягок. Угол челюсти почти не ва-
м етен. Н а лоб нависа ют м ягкие кудрявые волосы. И даже
военный защ итный костюм, в котором изображен Е сенин, не
делает его мужественным и грубым. Пор тре т сде лан цв ет­
ными карандашами. Благодаря этому, он много теряет в
воспроизведении: та к, например, неж но-красные губы на
снимке к аж у тс я просто на краш енными, слишком темными.
(Портрет см. в «Гибели Есенина», 2-ое и 3-е иэд. Для на­
стоящ ей книги сделан с него рису нок тушью). Существуют
еще более ранние портреты Есенина. Нам известна его фо­
тографическая карточка, относящаяся к 1914 году. Там еще
*) „Тв ой" — мужика, крестьянина, мистически возвеличенного в во­
ображении поэта.
4

&

более выразител ьно в се то, что мы отметили в пор трете
1916 года. Продолговатое лицо, о тр очески-нежное, ка ж е тс я
почти девичьим. Последнее, впрочем, может о б'я с нять ся , во-
первых, своеобразной полуженской прич еской и, в о-вторых,
слащавой ретушью фотографа. Именно потому, что р етуш и­
рованная фотография не з ас лу ж ива ет полного дов ерия, мы и
не сочли нужным ее воспр оизводить.
Но вернемся к стихам. Подобно тому, как обраэ Есенина
(по двум описанным портре там) поразите льно противополо­
жен образу пр едс та ви тел я со временности— мужественного и
з ака ленного революцией,— и
о5равы его тогдаш них стихо в
безнадежно дал еки и от современности вообще и от револю­
ции, в частности. Выше мы привели ряд цитат из «Сель­
ского Часослова». Да и одно название книжки уже доста­
точно кра сноречив о, В книж ке есть кое-где слабые упомина­
ния о «Железном слове— Республика» , но н а фоне м истиче­
ских, цер ковных, поповских мотивов, эти упоминания звуч а т
крайне неубедительно. Из стихо в совершенно ясно видно, что
до «Республики» Е с енину гора здо меньше дела , чем до «апо­
стола Андрея», «Авраама», «Светлого храма», «Мати пре­
чистойдевы»ит.д.ит.п.
И невольно приходит в голову: не нос ят ли в себе эти
образы (несм отря н а неодно кратные по вторения слов: неж­
ный, злато й, светл ый) зачатков темного смятения, которое
одолевало Е с е ни н а в последние годы его живни? По в сей
вероятности, это именно т ак. Уж очень в се эти розовые све ты
и голубые платы далеки от ж изни, т а к дал еки, что пр и столк­
новении поэта с жизнью, они несомненно должны были р а з ­
биться— стать острыми и печ альным и осколка ми. Т а к и с т а­
лось впоследствии с настро ениями Е с е н ин а — и, может быть,
с ним самим. Г е ни а льн а я интуиция Вел ем ира Хлебников а
подсказ ала ему ещ е в 1921 г. следующую подпись под одним
18 портретов Есенина:
Полетевший
Из Рязанских полей
в Питер
ангелочек
делается типом Ломброзо
7

и говор ит о себе
«я хулиган» *).
Вот верное слово— «ангелочек», вербный херувим. «Не от
м ир а сего» были стихи Е се ни на пер иода «Сельского часо­
сло ва». И это же «не от м ира сего» зв учит двумя годами
позже (в 1920 г.) в сборнике Е се нина «Голубень»;
.. .Молитвой поим дол...
...
«О, дево
Мар ия...
ноют небеса:
«На нивы златые
Пролей волос а»...
...
О, боже, боже,
Ты ль
Качаешь землю в снах?
...
С златной тучки глядит Са ваоф...
...
Когда зве нят родные степи
Молитвословным ковылем...
...
Вострубят божьи клики
Огнем и бурей труб...
Но тот, кто мыслил девой,
Взойдет в корабль звезды.
Просто странно , что подобные строки писал ись и печ а­
т алис ь в 1920 году, когда подавляющ ее большинство насе­
ле ния России мыслило не «Девой», но революцией и когда
земля не «качалась в снах», а гудела и вздрагивала от зал­
пов гражданской войны. Е се нин в ст их а х «Голубени» беско­
нечно да лек от окруж ающего. Но гибельность его «неземной»
позиции уже с каз ы ва ет ся в этом сборнике. Здесь виервые
(ещ е с лабо) нач инают эвуч ать те мотивы без надеж ности и
обреченности, кото рые в последние годы жизни поэта выпрут,
станут краеугольным камнем его тв орчества .
...
Но и тебе из синей шири
Пугливо кажет темнота
*) См. «Записная книжка Ведемира Хлебникова». Над. Всероссий
свою Союза Поэтов. Москва, 1925 г.
8

И кандал ы твоей Сибири
И горб уральского хр ебта .
...
Но и я кого-нибудь зарежу
Под осенний свис т...
И меня но ветряному свею
По тому ль песку
Поведут с веревкою на шее
Полюбить тоску
И хотя
...
Богородица
Накинув синий плат.
У облачной околицы
Скликает в рай тел ят.
(Преображение).
—но
на земле животные отмеч ены знаком гибельной обре­
ченности (дальше говорится о корове):
Скоро на гречневом свее
С той же сыновней судьбой
Свяжут ей петлю на шее
И поведут на убой.
И борьбы с этой всемирной обреченностью у Е сенина
нет. Ему думается, что борьба бесполезна и он отказывается
от нее, сознавая, что:
И не избегну ть бури,
Не миновать утра т.
Во всех этих строках , особенно в предчувствии, что „и
он кого-нибудь зарежет под осенний свист" и т. и.— на ме ­
чаетс я то настро ение самоосуждения и горечи, которое йотом
определится в стро ка х:
...
Я такой же, ка к вы пропащ ий...
...
Но и сам я разбойник и хам
И по крови стенной конокрад,
и особенно в бесчисленном повторении о себе слова „хули­
ган". И так, мы видим, что уже в «Голубени» - «ангелочек»
иногда готов сказать о себе «я хулиган».
И, если к 1920 году как-то повернулось поэтическое на ­
строение Есенина, то и личная жи8нь его пошла но новому
,Лики Есенина*4.
9

направлению. В это вре мя Е с ен ин уже хорошо поз накомился
с буйным и путаным бытом московских поэтических кафе,
воспринял мрачный раз гул богемы, задыхающ ейся в воздухе
революции. П ор тр ет Е се нина , относ ящийся к этому времени,
ч рез выч айно по каз ател ен. Он совершенно не похож на пор­
треты 1 9 И —16 годов. Женственная мягкость овала лица
ис че зл а совершенно. Крепко сжатые челюсти выдаются острым
углом. Губы сомкнуты с выраже нием у пр ям ства и горечи.
Глаза запали. Волосы падают на лоб по не по-прежнему;
это уже не м ягкие кудри; они жестки и непокорны. И общее
выра же ние л иц а — уже не выраж ение наивной радостности и
удивленоости. Но морщинкам- у гл аз, по намечающ ейся скорб­
ной складочке в угол ках губ, можно пр едс каз а ть всю буду­
щую горечь и мра чнос ть нас тро ения поэта.
К 19 20— 21 годам Ес ении стал на определенный путь,
с которого он уже не сходил до ко нца дней своих. В жизни
это был путь сумятицы и разгула, в поэзии это был путь,
конечпым пунктом которого яв ил ас ь «Москва К аб ац ка я» —
о поэтизирование кабацко го пр о пада и неизбежности само­
убийства.
Отдаленным отзвуком преж них настроений еще звучат
в „Москве Кабацкой " некоторые строки. Е щ е чем-то прель­
стителен образ мир а в следующих, например, строках:
Будь же ты навек благословенно,
Что пришло процвест ь и умереть,
Но из других стихов периода „Москвы Кабацкой" ясно
что момент „процветания".сл аб и бледен по сравнению с
неизбежным стремлением «умереть». (Недаром это слово по­
следним— и поэтому особенно остро за пом инающим ся— оказы ­
вается в книжке «Москва Кабацкая»)...
—
Друг мой, друг мой, прозревшие вежды
Закр ывает одна лишь смерть.
Вместе с ясными радостными настроениями исчезли из
стихов Е с ен ина идиллические образы воображаемой па ­
стушеской и хороводной деревни. Е се нин в «Москве Кабац­
кой» почти в каждом стихотворе нии упо минает о городе—
упоминает с прокл ятиям и, пр авда , по забыть о нем уже не
может. Деревепскне про стор ы остал ись для него только не-
Ю

достижимым идеалом. Во звр ащ ение на родину — ни в жизни,
ни в стихах ему не удалось. Город засосал его. И если бы
это был советский город труда и стр оительств а — Е се нин не
погиб бы. Но он нашел в Москве только «Москву Кабацку ю»,
он попал в гибельную среду, сво ео бразной мучительной
любовью полюбил ее, и о на его за т ян у л а и уничтожила:
А когда ночыо св етит месяц,
Когда светит... Чорт знает как!—
Я иду, головою свесясь,
Переулком в знакомый к аба к.
Шум п гам в этом логове жутком,
Но всю ночь напро лет, до вар и,
Я читаю стихи проституткам
И с бандитами жарю спирт...
И резу льтат всего этого:
Я такой же, к а к вы, пропащий.
Иногда Есенин пытался перестать быть «пропащим»,
спастись от пьяного р аз гу л а, но это ему не удавалось, он воз­
вращался в атмосферу кабака и застревал там еще прочнее.
В воспоминаниях о Ес енине Воронский т а к о писыва ет одну
из встреч с поэтом в этот период (см. «Красная Новь»,
& 2 1926 г.):
...
«появился Есенин. Он пришел, окруженный в а т а­
гой молодых поэтов и случайно пр ист ав ш их к нему
людей. Он был пьян и первое, что от него услыхали,
была ругань последними, отборными словами. Он з ад и­
рал, буянил, через несколько минут с кем-то подрался,
крича л, что он— лучший в России поэт, что все осталь­
ные-бездарности и тупицы, что ему нет цены. Он был
несносен и трудно становилось терпеть, что он делал и
говорил»...
И дальше в воспоминаниях Воронского есть строчки
совершенно прим ечательные: при появлении Е се нина .
--
...
«Сразу обнарулсилось много пья ных, к а к будто
Есенин принес и гам и угар».
Здесь чрезвычайно верно подмечено, что есенинские н а ­
строения периода „Москвы К аб ацк ой " гибельны не только
для него самого. Е се нин не только в случайную писательскую
11

компанию, где его встретил ВорОнскиЙ, но и в лит ературу
„принес и гам и угар“ . Есенизм заразителен. И недаром
после смерти Е с ен ина в д ес ят ках и сотнях* стихотворений,
пос вященных его памяти, сквозь естественную скорбь о без­
временной и бессмысленной гибели поэта, пр орыв аются нотки
во схищ ения тем образом жизни и тем способом смерти, кото­
рые избрал себе Е сенин.
Слово Е сенину.
...
Есть ужас бездорожья
И в нем... конец коню,
И я тебя, Сережа,
Ни капли4не виню.
...
Цветет, кипит отчизна.
Но ты не можешь петь.
А кроме права жизни
Есть право умереть.
Иосиф Уткин.
(„Молодая Гвардия" J6 1, 1926 г.).
Оказывается, что л укавый херув им сумел внушить даже
комсомольцам соблазнительную свою философию насч ет «миров
ин ы х ". Это объясняется тем, что Е се нин и в самый смутный
и разгульный период не потер ял для многих привле кател ь­
ности—и как поэт, и как мятущаяся человеческая личность.
Возможно, что эта пр ивле кательн ос ть ка ж ущ аяся, но это уже
другой вопрос. Во всяком случае, о на на многих действовал а.
И в то же время в стихах и жизни Есенина в последние
годы было что-то невероятно - грустное и с тр аш ное . Эту
двойстве нность отметил в своих во спом инаниях Воронский.
Вот как он описывает внешность Е сенина в этот период:
...
„весь внеш ний вид Есенина производил необычай­
ное и неприв ычное впе ча тл ение. И то гда же отметилось:
правильное, с мягким овалом, простое и тих ое его лицо
освещалось спокойными, но твердыми голубыми глазами,
а волосы невольно заставляли вспоминать о нашем поле,
о соломе и ржи. Но они были завиты, а на щеках
слишком открыто был наложен, к ак я потом убедился,
обильный слой белил, веки же припу хл и, бирюза глаз
12

С. Есенин
(пер иода „Москвы Кабацкой “)

была вамутнена и о пр а в а их сомнительна. О брав
сраву раздвоился: сквозь фато ватую внеш ность
городского уличного повесы, ф ла нера , проступал пр о­
стой, задумчивый, склонный к печ али и грусти, хорошо
внакомый облик русского ч ел ове ка средней наш ей по­
лосы. И гл авное: один облик подчеркивал несх ож ес ть
и неправоподобие своего со че та ния с другими, словно
кто-то насильстве нно и м ех анич ески соединил их, не ­
понятно зачем и к чему. Таким Есенин и остался для
меня до ко нца дней своих, не только по вне шности,
но и в остальном **).
Да, таким, — двойственным, — остался Есенин до конца
дней своих. Он погиб оттого, что взяла верх вторая натура
„городского уличного повесы и фланера", „скандалиста" и
„хулигана", по выражению самого Есенина. Но и первая
его натура носила в себе зачатки гибели. Напрасно Есенин
полагал, что его пр ош едш ая юность была чем-то здоровым.
Она была может-быть для него пр ивлекательной — и только.
Нездоровая церковно-мистическая закваска первого периода
есенинской поэзии, была са м а по себе гибельна. Идилличе­
ские образы вымышленной деревни и поповщины не могли
вывести его поэзию па настоящую плодотворную дорогу. Н е
удивительно, что, попав из деревни в город, Е се нин з ас тр ял
в самом дурном его уголке. Предыдущее его творчество не
носило в себе ничего тако го, что дало бы поэту возможность
в городе со прикоснуться с подлинной, новой действ итель­
ностью и дать ее отображение в своих стихах. И поэзия и
лич ная жизнь Е с ен ина ко нчилась в Москве Кабацкой. Е сл и
мы всмотримся в один из последних портретов Е с ен ин а *),
мы увидим, что лицо его под ко нец жизни носит н а с ебе
отпеч аток близости полного р а с пада . Это помятое, скорбно
усмехающееся лицо челов ека, говорившего:
Я такой же, как вы, пропащий.
Незавитые волосы в бес пор ядке мечутс я по лбу, на висли
на гл аз а. Около губ пролегли глубокие складки. И
—
самое
*) А. Воропский.
—
«Памяти Есенина» (из воспоминаний) «Крас­
ная Новь». 1926 г. Книга вторая.
*) Воспроизведен на обложке пашей книги «Есенин и Москва К аб ац
кая». Здесь же дается рисунок с фотографии.

разительное — пр ипух ли веки и сощурились, сузились гла за.
Невольно вспоминаются безнаде жно-скорбные строчки:
Я на всю эту ржавую мреть
Буду щурить глава и суживать.
Действительно,- этот портр ет Е с е н и на — изображение чело­
ве к а , которому окружающий мир стал «ржавой мретью», моро­
ком, и который
чтобы вдруг не увидеть ху ж ев а
старательно прячет от него свои глаза.
Но Е сенину не удалась попытка «не увидеть хуж ева».
Под ко нец жизни, он, в добавление ко всем своим ужасам и
скорбям, увидел худшее, что может увидеть человек— бредо­
вой, безумный образ обличите ля и ху л ит ел я— чорного чело­
в ек а. Поэм а «Ч орв ый человек» — по сл едняя большая вещь
Есенина. После такого смертельного отчаяния, сознания
своего банкр о тств а во в сех обл ас тях литера турной и личной
жизни, которые проявились в этой поэме — Есе нину, ничего,
кроме смерти,, не оставал ось. «Чорный человек» подводит
итоги жизни Есенина. И в самых последних стихах Есенина
нет уже ника ки х попыток свернуть с гибельной дороги.
В этой жизни у мира ть не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
Т ак он окончательно осудил жизнь и окончательно принял
небытие. Слабые попытки ста ть здоровым советским поэтом
после р яд а неудач , уже не возобновлялись.
Правда, он слабо сознавал:
Что в той стр ан е, где вл а сть Советов,
Не пишут старым яэыком ,
но он сознавал также и то, что задачи новой поэзии—не по нем
...
та к неумело
Шептал бумаге карандаш.
Действительно, Е с енин, бредовые стихи которого о „Чор-
ном чел о век е“ иногда пр оизв одят по настоящ ему сильное
впечатление—в «советских» стихах беспомощно топтался на
истрепанных и надоевших путях и образах— общих местах.
И, вероятно, не могло быть иначе: вся его литературная
и личная жизнь (теснейшим образом связанные одна с дру­
гой) подготовили его к неизбежной р аз в яз ке.
16

Горестный путь—от херувима до хулигана—прошел Есе­
нин. Этот путь мы стремились о хв атить в нас тоящ ей наш ей
работе. Выводи, к которым мы пришли, вполне подтвержда­
ются и пр екра сно иллюстрируются собранием стихов Е с е ­
нина *); от первой страницы большого тома к последней—
прол егает тяжкий путь поэта.
В начале книги помещены молодые, радостные по н а ­
строению, деревенские и церковные по темам,- стихи. Здесь
мы читаем:
...
Калики...
Поклонялись пречистому спасу.
(1910 г.).
...
Счастлив, кто в радости убогой,
Живя без друга и врага,
Пройдет проселочной дорогой,
Молясь на копны и стога.
(Прибл изител ьно 1914 г.) .
Пусть «убогая» радость, но все же р адость, о в ея нна я
молитвенным покоем:
Хаты—в ризах образа.
(1914 г.).
Этот молитвенный покой глубоко несозвучен современности,
да и в 1914 году он был неж изнен и, пожалуй, ненужен. Но
самому поэту он к а з а л с я прельстительным, и в наст рое нии
Есенина было нечто светлое.
Но это светлое настр оение быстро сту ш ев ыв ае тся и под
конец исч еза ет совершенно. К середине книги все яр ч е и
*) С. Есенин. Собрание стихотворений, т. I, Гиэ, 1926 т,
19

ярче начинают прорываться в стихах темные, грустные жотм,
котор ые, ближе к концу, пр евращ а ютс я в сплошной вопль
о тч а я ни я и безнадеж но сти. Мы позволим себе процитировать
полностью д в а стихо твор ения, ч резвычайно по казательн ые в
атом отношении.
Здесь уже нет речи о счастья, тишине и молитве. Стихи
го во рят о глубоком душевном надрыве, о бессмысленном
пьяном буйстве и ругани (написаны в 1922— 23 г.):
Пой же, пой! Н а пр оклятой гитаре
Пальцы пл яшут твои в полукруг.
Захлебнуться бы в этом угаре,
Мой последний, единственный друг.
Если прежде друг был не нужен («счастлив, кто... живя
без друга »), потому что и без друга жизнь была какой-то
ценностью, то т е п ер ь— этот «последний, единственный друг»—
пос ледняя соломинка, 8а которую х в а т а е т с я утопающий. То,
что поэт со зна ет с ебя утопающ им, гибнущим, — яр ко выра­
жено в следующих с трока х:
Не гляди на ее запястья,
И с плечей ее льющийся шолк.
Я искал в этой женщине счастья,
А нечаянно гибель нашел.
(Здесь и дальше курсив наш).
Я не внал, что любовь—зар as а,
Я не знал, что любовь—чума,
Подо шл а и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.
Сумасшествие, вараза, чума, гибель—вот как рисуется
любовь Есенину теперь. А ведь в более ранних стихах он
мечтал о том, что любовь «явится ему, как спасенье». В тот
период и любимая ж енщ ина пр едста в ля ла сь его сознанию
нежной и тр огател ьной. Т епер ь она ст ал а темным призраком,
символом без образной и бессмысл енной ж изни, «кабацкого
пр опада» *):
*) Выражение А. Воренского.
20

Пой, мой друг. Навевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рань.
Пусть целуе т она другова
Молодая, красивая дрянь.
Интересно отметить, что образ любимой же нщины у Е се ­
нина в с егда соотв етственен, подобен тому образу самого
поэта, который он рисуе т в своих с тих а х. Сам был светлым
и кротким— и о на была такой же. Сам стал «хулиганом»— и
она с тал а «дрянью». И именно потому, что самого се бя би­
чевать— мучительно, и ее он н а минуту щадит:
Ах, постой. Я ее не ругаю.
Ах, постой. Я ее не кляну.
Но пощ ада продолжае тся не более одного мгновения. В
следующих с тр оках поэт в те мнейшие низины ниэводит и
свой образ и образ возлюбленной:
Дай тебе про с ебя я сыграю
Под басовую эту струну.
Льется дней моих розовый купол
В сердце снов золотых сума.
Много девуш ек я пер ещупал ,
Много женщин в угл ах прижимал.
Да! Есть горькая правда эемли,
Подсмотрел я ребяч еским оком:
Лижут в очередь кобели
Истекающую .... соком.
«Розовый купол» и «золотые сны» не спа сли от черного
провала. Ж изнь по катилась вниз и поэт чувствует, что »ТО
уже непоправимо:
Т ак чего ж мне ее ревнов ать,
Так чего ж мне болеть такому."
Наша жизнь— простыня да кровать.
Наша жизнь—поцелуй да в омут.
«В омут»... Невольно приходит н а мысль, что поэт пр ед­
чувствовал свою гибель. Но ведь надо же куда-нибудь де­
21

ваТься от нестерпимого со знания близкой гибели. Й вот—
о тча янный, истерический, последний разгул:
Пой же, пой! В роковом размахе
Этих рук р око ва я беда.
Только знаешь, пошли их на ...
Не умру я , мой друг, никогда.
Увере нный в том, что смерть близка, что она надв игае тся
и вот-вот задавит—он старался внушить самому себе и сво­
ему «последнему другу» мысль о собственном бессмертии. Но
«роковая беда» все-таки неотступно шла з а ним по пятам и
в конце-концов на ст игл а его...
Вот еще одно стихотворение того жз пер иода, что и пер­
вое. В некотор ых его стро ка х надрыв чу вствуется еще
острее:
Сыпь, гар мо ника . Ску ка... Ску ка...
Гар мо нис т пал ьцы льет волной.
Пей со мной, паршивая сука,
Пей со мной.
Излюбили тебя, измызгали—
Невтер пеж .
Что ж ты смотришь та к синими брызгами?
Иль в морду хошь?
« Нев тер пеж » ... — не куда де ва ться от смертельного отчаяния,
кроме к ак в пьяный у гар : «Пей со мной». Но и в попойке
не легче, и гор ька я до сада бере т, и спу тница— не мила:
В огород бы тебя на чучело
Пугать ворон.
До печенок меня вамучила
Со всех сторон.
Сыпь, гармоника, сыпь, моя частая.
Пей, выдра, пей.
Мне бы лучше вон ту, сисястую,—
Она глупей.
«Чем хуже, тем лучше». «Она глупей»,— ладно, пусть: ни
в чем нет опасения, может быть оно найдется в «глупой»,
22

животной, мясистой любви. Но и любовь оказывается спа­
сеньем не была и не будет:
Я средь женщин тебя не первую...
Не мало вас,
Но с такой вот, как ты, со стервою
Лишь в первый раз.
И чем дальше, тем острее надрыв:
Чем больнее, тем ввонче,
То здесь, то там.
Я с собой не покончу,
Иди к чертям.
«Не покончу»,— р аз в е это обещ ание успо каивает? На обо­
рот: так горько ска за но оно, что во спр иним ае тся в обратном
смысле. Над тем, что в таких выражениях обещает остаться
жить,— непременно ма ячит револ ьв ер или в ер евка.
К вашей своре собачьей
Пор а простыть.
Могильным холодом тяне т от этого последнего «прос тыть».
И все таки жалко жизни, мучительно х о че тся в се темное бро­
сить, во всем «пропащем» раскаяться:
Дор огая, я плачу,
Прости... Прости...
Но ^прости» звуч ит, ка к «пр ощай» , ка к последнее слово
перед смертью...
Оба цитиров анные нами с тих отворения произ водят не ­
обычайное впечатление. Б них мрачный пафос кабацкого
о тчаяния достигает последнего преде ла. Эти, самые жуткие
стихотворения, я в ляю тся в то же вр емя и одними из лучших
у Есенина. Вообще, в последний период его тв ор чес тва, ему
лучше удавались строки о мрачном р азру ш ении (вроде в ыш е ­
приведенных) нежели строки о светлом стро ительств е
(«Стансы» и проч.). Это вполне понятно: поэт всегда лучш е
воего пишет о том, что созвучно его внутренней жизни. А
внутренняя жизнь Е с е ни н а в последние годы было только
23

дорогой к смерти. Й не даром вел книга заканчивается при­
нятием этой смерти:
...
Цветы мне говорят— прощай,
Головками склоняясь ниже,
Что я навеки не увижу
Е е лицо и отчий край.
Любимая, ну, что ж! ну, что ж!
Я видел их и видел землю,
И эту гробовую дрожь
К ак ласку новую приемлю.
Когда гибель неизбежна, остается ее принять. Так решил
Есенин. Т ак, соо тв етственно своему решению, он сам р аспо­
ложил стих и в кн иге *), которой ему уже не суждено было
увидеть на печ атанной.
Более подробно и с большим количеством примеров мы
говорим о 1-м томе „Собрания стихотворе ний" в готовящ ейся
к печати нашей работе: „Новый Есенин \
\
• ) Есенин сам подготавливая стихи к втому изданию. Поэтому р ас ­
положение их зависело от вохи автора.
24

Цена .25 иоп.
Книги П. Кручены*
1925—6 г. г.
126. Л. Крученых. — «Леф-агиткн Маяковского,
Асеева, Третьякова». М. 1925 г.
127. Его же.—«Заумный язык у Сейфуллиной, Вс.
Иванова, Леонова, Бабеля, Ар. Веселого».
М. 1925 г.
128. Его же.— «Записная книжка Велемира Хлеб­
никова». М. 1925 г.
129. Его же.— «Язык Ленина». М. 1925 г.
130. Его же.—«Фонетика театра». 2-е изд. М. 1925 г.
131. Его же.—«Против попов и отшельников». М.
1925 г.
132. Его же. — Ванька-Каин и Сонька Маникюр-
щи ца.
133. Его же.— Календарь.
134. Его же. —Драма Есенина.
134а. Его же.— Гибель Есенина.
135. Его же.— Есенин и Москва Кабацкая.
136. Его же. —Чорная тайна Есенина.

и
Sarny Werber Publishers P.O .Box 31380 Jerusalem 91313.
Серия ’’Библиографическая редкость". Факсимильное
издание. Книга отпе чатана в количестве 500 экземпляров.
ISBN 965-374 -002 -4

v>