Author: Литаврин Г.Г. Каждан А.П.
Tags: прикладные отрасли медицины история история византии
ISBN: 5-89329-083-7
Year: 1998
Text
‘1 Tf
* ^4$t -ftJ
%Щ№ф№$т*$ъ ™л
тжШ№Ьщ fart sg|
±&АщяШт&****яМ Ш Ж«а
*£й>й *
* vVWsW*
шшш
СЕРИЯ
ВИЗАНТИЙСКАЯ
БИБЛИОТЕКА
ИССЛЕДОВАНИЯ
А. П. КАЖДАН,
Г. Г. ЛИТАВРИН
ОЧЕРКИ ИСТОРИИ
ВИЗАНТИИ
И ЮЖНЫХ СЛАВЯН
1
СЕРИЯ
у
ВИЗАНТИЙСКАЯ
БИБЛИОТЕКА
ИССЛЕДОВАНИЯ
Ф
Издательство
«АЛЕТЕЙЯ»
Санкт-Петербург
а 1998 1
уу
~ ~<ггт
1
А. П. КАЖДАН
Г. Г. ЛИТАВРИН
ОЧЕРКИ
ИСТОРИИ ВИЗАНТИИ
И ЮЖНЫХ СЛАВЯН
Издание второе, исправленное
Издательство
«АЛЕТЕЙЯ»
Санкт-Петербург
1998
ББК 58
Л 97
Редколлегия серии «Византийская библиотека»:
Г. Г. Литаврин (председатель), О. Л. Абышко (со-председа-
тель), И. А. Савкин (со председатель), С. С. Аверинцев,
М. В. Бибикову С. П. Карпову Г. Л. Курбатов, Г. Е. Лебедевау
Я. Н. Любарский, И. П. Медведеву Д. Д. Оболенский,
Г. М. Прохоров, А. А. Чекалова, И. if. Шевченко
«Очерки истории Византии и южных славян» были напи¬
саны по заказу Государственного Учебно-педагогического из¬
дательства Министерства просвещения РСФСР в 1958 г. как
учебное пособие для расширения и углубления знаний по сред¬
невековой истории Балканского полуострова и Малой Азии.
Вплоть до отъезда А. П. Каждана в США в 1978 г. книга
числилась в списке учебной литературы, официально реко¬
мендованной студентам исторического факультета МГУ.
«Очерки», однако, не содержат систематического и всесто¬
роннего изложения византийской и южнославянской исто¬
рии: отдельные эпизоды опущены, другие, наоборот, описаны
чрезвычайно подробно; в одних случаях те или иные факты
лишь упомянуты, в других — приведены подробные выдерж¬
ки из источников. Такой подбор материала объясняется стрем¬
лением авторов дать читателю живые и увлекательные
сведения: именно с этой целью в книге приведена характери¬
стика географической среды, описание быта деревни и горо¬
да, подробный рассказ о таких значительных событиях, как
народное восстание в Солуни и падение Константинополя.
Многие из затронутых в книге вопросов продолжаются по
сей день оставаться спорными. Авторы, однако, не считали
возможным осложнять изложение характеристикой историо¬
графии вопроса и полемикой со сторонниками иных точек
зрения.
Главы 1-10, 17 и 20 написаны А. П. Кажданом,
главы 11-16, 18, 19, 21 и 22 — Г. Г. Литавриным.
Для самого широкого круга читателей.
ISBN 5-89329-083-7
9*78 5 89 3 290837
Издательство «Алетейя» (г. СПб)
Г. Г. Литаврин — 1998 г.
1998
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ
Данная книга была написана 40 лет назад двумя авторами. К не¬
счастью, это краткое предисловие к ее новому изданию я вынужден
писать один: Александр Петрович Каждан скоропостижно скончался
29 мая 1997 г. в Дамбартон Оуксе (США), где он проработал в течение
почти двух последних десятилетий.
Мы были тогда оба относительно молоды, и в прямом смысле и в
научном (главное было впереди). Также относительно мы были тогда
и более смелыми, чем впоследствии, без всяких колебаний согласившись
на предложение Государственного Учебно-педагогического издательства
Министерства просвещения РСФСР срочно написать очерки по истории
Византии и южных славян. Согласие обусловливалось не только сме¬
лостью молодых академических сотрудников, но и сознанием редкой
удачи. История Византии по-прежнему оставалась тогда почти изгнан¬
ной из учебных планов средней школы (ей отводилось едва два-три
урока в курсе истории средних веков) и была сведена к минимуму в
программах исторических факультетов институтов и университетов.
Трудно теперь припомнить, кому из руководящих деятелей издательства
пришла в голову идея заказать и опубликовать книгу по столь «неак¬
туальной» тематике. Видимо, то было знамение времени — одно из
счастливых проявлений наступившей после XX съезда КПСС «оттепели»
и духовной атмосфере советского общества.
Надо было спешить, чтобы воспользоваться случаем для пропаганды
отрасли исторического знания, которую мы избрали в качестве своей
профессии и которую, начиная с революции 1917 г., мало жаловали
правящие партийные и правительственные круги. Надо было спешить,
чтобы кто-нибудь (могущественный) не успел передумать, и мы на¬
писали книгу буквально за два-три месяца (часто сидя вместе за одной
пишущей машинкой на квартире А. П. Каждана на Малой Бронной в
дни, свободные от посещения Института истории АН СССР). Понимая
нею опасность такой спешки, мы утешали себя мыслью о том, что
книга — не научная монография, а всего лишь популярные очерки,
6
Вместо предисловия.
призванные служить учебным пособием для учителей истории в средней
школе. Насколько, однако, нам вскоре после выхода книги стало из¬
вестно, она была хорошо принята не только школьными учителями,
но и преподавателями исторических факультетов высших учебных
заведений. Вплоть до отъезда А. П. Каждана в США (т. е. до 1978 г.)
она числилась в списке учебной литературы, официально рекомендо¬
ванной студентам Истфака МГУ.
Перечитав старый текст, я убедился в том, что главы, написанные
А. П. Кажданом, не нанесут посмертно (естественно, на мой взгляд)
заметного ущерба высокому научному авторитету автора. Сохраняя
текст нетронутым, я позволил себе исправить в нем лишь замеченные
опечатки, явные обмолвки, стилистические небрежности и некоторые
(ныне не употребляемые) технические термины. Замечу, однако, что
в последующем автор пересмотрел свои заключения (отраженные в
данной книге) по ряду важных вопросов. Среди наиболее крупных
проблем назову, например, такую, как проблема государственного при¬
крепления в X в. крестьян-налогоплательщиков казны к земле: считая
по-прежнему таких крестьян поземельно зависимыми от государства
как верховного собственника всей земли в империи, А. П. Каждан
оставил мысль об их крепостном статусе. Давно уже не разделял
А. П. Каждан и высказанного им в «Очерках» взгляда о появлении в
поздней Византии предкапиталистической, предпринимательской арен¬
ды. Более осторожной стала с 80-х гг. и позиция автора в вопросе о
сплошной (исключая три-четыре крупнейших города) аграризации го¬
родской жизни в империи в VI—VIII вв. (в ходе так называемого
«аграрного переворота»), как и в вопросе о якобы полном отказе
византийского правительства в IX—X вв. от принципов позднеримской
фискальной системы.
Что же касается моих глав, то я либо сократил, либо исправил те
пассажи, которые я воспринимаю теперь как не совсем точные. Впрочем,
и таких случаев в моих 10 главах не более пяти-шести.
В книге не была предусмотрена библиография. Не приводится мною
она и здесь, в новом издании. Для более глубоко интересующихся
историей Византии и южных славян можно указать на такие обобща¬
ющие работы, содержащие достаточно обширную библиографию, как
академическая «Культура Византии» (в трех томах, вышедших в свет
последовательно в 1985, 1989 и 1991 гг.) и трехтомный академический
труд по истории этнического самосознания славянских народов в VI—
XV вв. (изданный поочередно в 1982, 1989 и 1995 гг.).
18.Х.1997
Г. Г. Литаврин
Глава 1
ВОСТОЧНАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ
И «ВАРВАРЫ» В IV—V вв.
В середине IV в., как и за несколько столетий до этого, Европа
была по-прежнему разделена на две обширные области: к западу от
Рейна и к югу от Дуная лежали владения Римской империи, а остальные
земли были населены кельтскими, германскими и славянскими наро¬
дами, которых римляне по-прежнему называли «варварами».
На первый взгляд могло показаться, что прежними оставались
различия в образе жизни римлян и «варваров»: римские города были
украшены зданиями, возведенными из мрамора, и связаны великолеп¬
ными мощеными дорогами, — «варвары» обитали в рубленых избах и
полуземлянках, где очаги нередко топились по-черному, а в окна была
вставлена слюда; в римских скрипториях умелые рабы переписывали
сотни рукописей на папирусе и на коже, украшая их затейливыми
миниатюрами, — «варвары» почти сплошь были неграмотны и вряд ли
многие из них слышали о Гомере и Еврипиде; в римских городах
пестрая толпа собиралась в театре, чтобы послушать популярного ри¬
тора: надушенный, облаченный в легкие полотняные ткани, надев на
голову венок, он вызывал восторг зрителей забавной игрой слов и
полупонятными намеками на события городской жизни, — жители се¬
верных селений, лежа на соломе, ели мясо руками, запивали крепким
хлебным вином и развлекались игрою в кости, проигрывая подчас не
только волов и овчинный тулуп, но и собственную свободу.
Варварский мир во II—IV вв. Но при всем бросающемся в глаза
различии быта в середине IV в. и «варвары» уже не были теми, каких
знали римляне времен Цезаря и Тацита, и в Римской империи про¬
изошли существенные перемены.
Развитие земледелия и ремесла у северных соседей Римской империи
зашло далеко вперед за три первых столетия нашей эры: повсеместно
распространилось хлебопашество, и обильные урожаи позволяли «вар¬
варам» продавать хлеб римским купцам. Торговые связи становились
все более интенсивными, способствуя развитию хозяйства германских
8
А. 77. Каждан, Г. Г. Литаврин
и славянских племен. Достаточно сказать, что только в Скандинавии
археологи обнаружили тысячу римских сосудов I—II вв. и восемь тысяч
римских монет; из Римской империи проникали на север и постепенно
входили в быт серебряные изделия, стеклянная посуда, ножницы, замки
и ключи. Со своей стороны «варвары», кроме хлеба, продавали римлянам
лошадей, мясо, соль, янтарь и меха.
В новых условиях созревали элементы классового общества: пле¬
менные вожди и родовые старейшины, которые были одновременно и
воинами и купцами, становились обладателями множества скота, рабов
и денег. Они хотели иметь римские ткани, римскую посуду, римские
пилочки для ногтей. Римское влияние ускоряло подспудный процесс
имущественной дифференциации и содействовало формированию част¬
ной собственности.
А вместе с тем медленно и постепенно шел процесс политической
консолидации: сперва возникали рыхлые и нестойкие союзы племен,
руководимые влиятельными вождями и родовой знатью; затем — по
мере обострения внутренних противоречий — все отчетливее стали вы¬
зревать предпосылки для образования ранних государств. Стала более
богатой и духовная культура: у древних германцев зародилась руни¬
ческая письменность, сложившаяся, по-видимому, под влиянием ла¬
тинского письма.
Экономически более развитые, политически более сплоченные, чем
прежде, северные соседи Рима не хотели быть поставщиками рабов
для римских латифундий; все активнее сопротивляясь римлянам, они
время от времени сами переходили в наступление, прорываясь через
мощную линию оборонительных сооружений на римской границе, —
то с суши, то с моря нападали они на римские города. Правда, в первой
половине IV в. римские войска еще были сильнее «варваров» и нередко
наносили им поражения; особенно крупной была победа, одержанная
20 апреля 332 г., когда римская армия, перейдя Дунай, разгромила
отряды готов и принудила их стать федератами, т. е. нести за небольшие
субсидии службу по охране границ империи. И все же, хотя римляне
одержали верх, хотя множество северных («скифских», как тогда го¬
ворили) рабов было продано римским вельможам, положение на се¬
верной границе становилось все более опасным. И дело не только в
том, что крепла экономическая и военная мощь «варваров», — ив
самой Римской империи протекали такие внутренние процессы, которые
неминуемо приводили к ее ослаблению.
Экономическое развитие Римской империи в IV в. Эти процессы
были внутренними, подспудными, на первый взгляд незаметными.
Почти все области империи — за исключением, пожалуй, Египта, —
переживали в IV в. подъем сельского хозяйства: все шире распростра¬
нялись такие культуры, как виноград и оливка, требовавшие интен¬
сивного труда: в Северной Африке, например, оливковые насаждения
постепенно оттесняли на задний план возделывание пшеницы; вино¬
Глава 1. Восточная Римская империя и «варвары» в IV— V вв.
9
градарство процветало не только в Паннонии и Мезии, но и в долине
Мозеля и в Южной Британии. Само производство зерна также интен¬
сифицировалось: постепенно входили в быт — преимущественно в Гал¬
лии и придунайских провинциях — колесный плуг, запряженная быком
жатка, примитивная «молотилка» и, что особенно важно, мельница,
приводимая в движение водой. Высокого искусства достигали поздне¬
римские ремесленники: во многих городах существовали обширные
мастерские, где изготовляли оружие, шелковые ткани, стеклянную
посуду, папирус; умелые строители воздвигали из камня дворцы, го¬
родские стены и христианские храмы. В 347 г., например, в сирийском
юроде Селевкии была отстроена новая гавань: для этого пришлось
срыть высокий холм, чтобы корабли могли подходить к самому городу.
Императорские монетные дворы чеканили в это время полновесную
золотую монету — солиды, которые служили платежным средством
далеко за пределами империи.
Анонимный географ, живший в середине IV столетия, так описывает
Сирию: «Производством полотна занимаются Скифополь, Лаодикия,
Ьибл, Тир и Бейрут, которые снабжают им весь мир и процветают во
нсяком изобилии. Подобно этому Сарепта, Кесария, Неаполь, а также
Лидда всему миру поставляют ткани, окрашенные настоящим пурпуром.
Нее названные города славны и изобильны хлебом, вином, оливковым
маслом и другими плодами земли. Ты найдешь в Палестине, в месте,
имя которому Иерихон, финиковую пальму, называемую именем Ни¬
колая (имеется в виду Николай Дамасский, подаривший Августу фи¬
ники.— А К.), а также дамасскую пальму; эти края изобилуют и
другими пальмами, меньшими по размеру, фисташковыми деревьями
и всевозможными сортами яблонь».
Богатства господствующего класса по-прежнему создавались в зна¬
чительной мере рабами. Конечно, в нашем распоряжении нет стати¬
стических данных, относящихся к IV в., но нельзя не видеть, что
юридические источники и нарративные памятники 1 этого времени
юворят о рабах не менее часто, нежели документы, возникшие в
условиях классической Греции. В IV—V вв. антиохийские богачи под¬
час были обладателями тысячи рабов; рабы в Сирии составляли на¬
столько важную часть имущества богатых людей, что здесь в IV в.
сложилась поговорка: «Кто отпускает своих рабов на свободу — разо¬
ряется, теряет свои владения».
Чтобы оценить значение рабского труда в Сирии IV в., мы можем
обратиться к сочинениям оратора и политического деятеля, родившегося
и Антиохии и связавшего свою судьбу с этим городом, — Ливания.
И его речах мы постоянно слышим о рабах, которые наряду с домами,
1 Нарративные памятники — источники повествовательного харак¬
тера, как, например, сочинения историков.
10
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
поместьями, кораблями и конями составляют основное имущество бо¬
гача. Одну из своих речей, озаглавленную «О рабстве», Ливаний на¬
чинает так: «Эти два слова: раб и свободный — везде на устах: в домах,
на рынках, в полях, на равнинах, в горах, даже на кораблях и челноках».
По его словам, двух-трех рабов могли иметь даже антиохийские бедняки.
О продаже рабов, о клеймении рабов, о бегстве измученных рабов
говорит Ливаний в этой речи — о всех тех чертах рабства, которые
были присущи ему в IV, как и в I в.
Конечно, не всюду в Римской империи рабство было так развито,
как в Италии или в Сирии; на окраинах огромной страны, в горных
областях ее, где было мало городов, где нередко господствовало полу¬
кочевое скотоводство, число рабов в IV в. оставалось незначительным.
Конечно, было бы очень важно узнать, где больше был развит
рабский труд: в западной или в восточной половине империи. К сожа¬
лению, ученые еще не располагают данными, чтобы ответить на этот
вопрос. Мы можем только предполагать, что на Востоке было сравни¬
тельно немного больших рабовладельческих вилл, что здесь рабы были
заняты преимущественно в городах или в пригородных усадьбах: они
обслуживали непосредственные нужды своих господ, будучи поварами,
носильщиками, ткачами, сапожниками; они вращали жернова на мель¬
ницах; они трудились в императорских красильнях или маслодельных
мастерских.
Значительную часть населения восточных провинций (видимо, чис¬
ленно преобладавшую) составляли жители деревень. Селения Фракии,
Малой Азии, Сирии и Египта нередко представляли собой общины,
имевшие своих должностных лиц и свои неразделенные угодья, состав¬
лявшие общинный фонд. Земля, на которой жила такая община, счи¬
талась собственностью государства, города или храма — и соответст¬
венно государство, город или храм присваивали себе львиную долю
прибавочного продукта земледельцев.
Восточноримские земледельцы — по большей части общинники —
назывались обычно греческим термином «георги», который латинские
юристы того времени переводили словом «колоны». Однако между
восточными георгами и западными колонами было существенное раз¬
личие: на Западе колоны — арендаторы земли — никогда не образовы¬
вали общин; их наделы составляли своего рода периферию рабовла¬
дельческого поместья, и потому они привлекались, хотя и в незначи¬
тельных масштабах, к выполнению отработочных и натуральных
повинностей, которые были очень мало известны на Востоке. В то же
время западные колоны — во всяком случае до середины IV в. — могли
свободно покидать свои наделы, коль скоро за ними не числились
недоимки по арендной плате; в отличие от этого восточные георги,
подобно царским земледельцам эллинистической эпохи, были прикреп¬
лены к своим общинам, к своему «месту рождения», как тогда говорили:
уже в надписях II и III вв. уход георга с земли всегда именуется
Глава I. Восточная Римская империя и «варвары» в IV— V вв.
11
бегством. Этот обычай в IV в. получил силу закона: начиная с 332 г.
был издан ряд указов, запрещавших восточным «колонам» (т. е. геор-
гам) уходить со своих земель и угрожавших, что беглецы будут в
оковах водворены на прежнее место. Разумеется, нельзя думать, что
закон 332 г. и последующие законы о «колонах» как-то принципиально
изменили положение георгов: так называемое закрепощение колонов
на Востоке было не нововведением IV столетия, а остатком эллини¬
стических форм общественных отношений — подобно тому как восточ¬
норимская община восходила к эллинистическим, если не к доэлли-
нистическим общественным отношениям.
Развитие производительных сил приводило к тому, что обе эти
общественные организации — рабовладельческая вилла и эллинисти¬
ческая община — превращались в оковы, препятствующие дальнейшему
прогрессу. Дело в том, что появление новых видов орудий, рост раз¬
деления труда и интенсификация производства создавали предпосылки
для экономических успехов мелкого самостоятельного производителя:
если на предыдущем этапе простая кооперация — будь то в системе
рабовладельческой виллы, будь то в рамках эллинистической общины —
оказывалась экономически более прогрессивной, нежели труд изоли¬
рованных земледельцев или ремесленников, то уже в первые века н. э.
можно было наблюдать обратное явление: интенсификация труда до¬
стигла настолько высокой ступени, а бесправие раба (и в несколько
меньшей степени — прикованного к земле георга) настолько препят¬
ствовало созданию заинтересованности непосредственного производи¬
теля в собственной трудовой деятельности, что отныне только свободный
груд мог быть экономической формой, способной обеспечить хозяйст-
менный прогресс. С первых веков н. э. в Римской империи дает себя
знать тенденция к укреплению мелкого свободного производства: она
выражается в переводе рабов на пекулий, в массовом отпуске на волю,
и укреплении прав колонов-арендаторов на арендуемые участки, ко¬
торые (во всяком случае, в Африке) превращаются в наследственное
владение; в соответствии с этой тенденцией в Египте IV в. исчезает
понятие государственной собственности на землю общин — иными сло¬
вами, наделы превращаются в собственность самих земледельцев. Эта
тенденция получает отражение в идейной жизни империи: физический
груд, который в условиях расцвета рабовладельческого общества был
предметом презрения, рассматривается теперь по-иному — появляются
басни, где трутни осмеиваются за леность, а в надгробных надписях
|юдственники покойных прославляют их за трудолюбие и мастерство.
Однако эта основная экономическая тенденция эпохи — тенденция
к укреплению мелкого самостоятельного хозяйства — встречает самое
решительное сопротивление со стороны господствующего класса рабо¬
владельческого общества. Римские юристы не только стоят за сохра¬
нение незыблемости рабовладельческих отношений, но и стремятся
максимально сблизить колона с рабом: колоны и георги объявляются
12
А. П. Каждан, ГГ. Литаврин
неполноправными лицами, им запрещается заключать браки со «сво¬
бодными» женщинами и нести государственные должности, их права
на землю категорически отрицаются. Идеологи господствующего класса
(и, в частности, уже известный нам Ливаний) ищут аргументы в защиту
рабовладения, стараются доказать, что оно не противоречит человече¬
ским представлениям о справедливости: «Ведь господин, — лицемерно
рассуждает Ливаний, — еще более раб, чем его собственный раб, — он
раб судьбы и болезней, забот и общественного долга. Рабу и земля
приносит плоды без трудов, и одежда и обувь для него прядется и
шьется, пока он бездействует, и в брак рабы вступают, ни о чем заранее
не позаботясь, ибо забота — дело господина, а рабу потребна только
мужская сила. У хворающего раба одно на уме — его недуг, а о ле¬
карствах, врачах, наговорах позаботится другой. И умирающему рабу
не надо думать о погребении: у него есть, кто его схоронит, — тот, кто
кажется хозяином, а на самом деле раб».
И если мелкое производство оказывалось в новых условиях един¬
ственной экономически выгодной формой хозяйства, то государство
обрушивало на него бесчисленную массу повинностей, способных по¬
глотить не только прибавочный, но и часть необходимого труда зем¬
ледельца; тут были и денежные платежи разного рода, и необходимость
привозить зерно в города, и повинности по обслуживанию войск и
чиновников, и эпиболб — обязанность платить налоги за землю соседей,
опустевшие из-за смерти или бегства хозяев. Естественно, что земле¬
дельцы отказывались платить налоги, предпочитая нередко бегство в
пустыню или в болота бесплодному труду на своей земле; по словам
историка IV в. Аммиана Марцеллина, египтяне даже гордились руб¬
цами, оставленными на их спинах бичами сборщиков податей, — упор¬
ство в неуплате недоимок было своего рода добродетелью бедняков.
В разных областях империи раздавались в то время жалобы, что не¬
возможно, мол, взыскать налоги с той или иной деревни без помощи
войск. Нужно было все больше и больше войск и чиновников, чтобы
собирать налоги, и, в свою очередь, все больше налогов, чтобы содержать
эти войска и чиновников.
Так противоречие между экономически прогрессивным мелким про¬
изводством и косным рабовладельческим правом создавало порочный
круг, и это могло привести либо к полному сокрушению рабовладель¬
ческого государства, либо — временно — к созданию диктатуры — та¬
кой формы государственной власти, весь мощный аппарат которой был
бы направлен на подавление народного недовольства и сопротивления.
Позднеримский город. Основной ячейкой рабовладельческого об¬
щества в Римской империи был город: муниципий, как его называли
на Западе, или полис, если пользоваться греческим термином, распро¬
страненным в восточных областях. Полис, или муниципий, был по
существу общиной, гражданами которой являлись владельцы клеров —
земельных наделов на городской территории: в период расцвета полиса
Глава 1. Восточная Римская империя и «варвары» в IV— V вв.
13
они осуществляли управление городскими делами и способствовали
своим искусством или своими денежными средствами его благосостоя¬
нию и славе. Строительство общественных зданий, организация рис¬
таний на городском ипподроме, устройство пышных и веселых празд¬
неств — все это было делом городской верхушки, так называемых
куриалов, которые охотно воздвигали надписи с перечислением своих
заслуг перед городом. С другой стороны, городской плебс, получавший
подачки от куриалов, должен был составлять материальную силу для
господства над рабами и обитавшими на городской территории восточ¬
ных полисов георгами.
Тесная связь города с окружающим его аграрным районом, служа¬
щим источником существования горожан, составляла характерную чер¬
ту античного полиса, и Ливаний, один из антиохийских куриалов,
очень отчетливо охарактеризовал эту связь. «Ведь поля — это опора
городов, — писал он. — И иной выразился бы, что города стоят на
деревнях, и эти последние — для городов основание, из них поступает
пшеница, ячмень, виноградные кисти, вино, масло, пища людям, пища
прочим живым тварям. Если бы не было ни быков, ни плуга, ни семян,
ни растений, ни стад скота — городов просто-напросто не было бы.
И те, которые появились, связаны с судьбою деревень: и хорошее и
дурное состояние городов зависит от этих последних».
Многочисленные письма, сохранившиеся от писателя и политиче¬
ского деятеля рубежа IV и V вв. Синесия, знакомят нас с образом
жизни богатого куриала из Пентаполя (Кирены): бблыпую часть вре¬
мени он проводил в своем поместье, отдаваясь охоте и садоводству.
«Мои пальцы привыкли более к лопате, нежели к перу», — писал он,
немного кокетничая. Его окружали соседи, которые ничего не знали,
кроме полевых работ и ухода за скотом: они не могли поверить, что
море доставляет пропитание людям, и хотя они слышали о существо¬
вании императора, не в силах были вспомнить его имя.
Куриалы были собственниками городской земли, которую возделы¬
вали рабы, георги и безземельные арендаторы; они были вместе с тем
хранителями традиций рабовладельческого полиса — «рабами своих
предков», как удачно назвал их один оратор IV в. Они по старой
традиции должны были выполнять литургии: взыскивать государствен¬
ные налоги, подвозить хлеб для города, строить дороги и мосты, под¬
держивать зимой огонь в общественных печах, содержать бани, нани¬
мать для празднеств атлетов и вожаков дрессированных медведей. Они
привыкли к широкому образу жизни: покупали дорогих коней в Аравии,
облачались в шелковые ткани, любили не спеша путешествовать и
жить на модных курортах. Все это требовало денег, а рабовладельческое
поместье оказывалось в новых условиях все менее и менее рентабель¬
ным. Немудрено, что писатели IV в. постоянно жалуются на трудные
обстоятельства, на то, что куриалы «проедают» и проигрывают свои
состояния, что число куриалов сокращается.
14
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
К кому же переходило богатство городских землевладельцев? Ча¬
стично это были наиболее удачливые из самих куриалов, которые
скупали или арендовали земли своих соседей. В той же Антиохии в
середине IV в. небольшая группа богачей арендовала запустевшие кле¬
ры собственных сограждан. Но чаще крупные землевладельцы приоб¬
ретали поместья за пределами округи собственного полиса, в разных
частях страны. Известный писатель и политический деятель IV в.
Симмах имел не менее 15 вилл близ Рима и в Южной Италии, а кроме
того, поместья в Самнии, Сицилии, Мавритании. При этом Симмах
не принадлежал к числу самых богатых землевладельцев Римской
империи: были люди, земли которых лежали в Африке, Сицилии,
Испании, Галлии, и тысячи рабов возделывали эти земли.
Естественно, что такие богачи менее всего были заинтересованы в
сохранении своих связей с полисом; они располагали достаточно мощной
поместной администрацией, чтобы не нуждаться в полисе: у них были
свои тюрьмы, свои вооруженные отряды. Их экономические интересы
сосредоточивались в различных частях империи, и они не могли быть
гражданами одного полиса. Крупные поместья IV в. — а они сущест¬
вовали преимущественно на Западе — становились экзимированными,
т. е. независимыми от городских властей: владельцы таких латифундий
не должны были выполнять литургий и самостоятельно, а не через
город, платили причитающиеся с их земель налоги.
На Востоке таких экзимированных поместий было сравнительно
мало: здесь куриалы встретили другого противника — может быть,
менее величественного, но зато более цепкого и пронырливого. Об этих
людях постоянно с желчью и ненавистью говорит Ливаний: «Из каких
же средств полагаешь ты, государь, люди, оставившие свою родину и
бежавшие от скудости отцовского дома, люди, явившиеся к нам в
поношенной обуви, а иные и вовсе босиком, торгуют пшеницей, строят
дома, имеют дела с менялами, ссужают деньги, всюду поминают о
процентах, оставляют детям большие наследства?». Один из таких
людей — бывший торговец рыбой Гелиодор — приобрел дом, рабов,
табуны коней, стада быков, обширные владения в Македонии, Этолии,
Акарнании. Эти люди, столь успешно оттеснявшие куриалов на задний
план, были императорскими чиновниками и военачальниками; по сво¬
ему происхождению они могли быть земледельцами, ремесленниками,
вольноотпущенниками, «варварами». Они выдвигались, используя бла¬
госклонность императора и его вельмож, обогащались за счет взяток,
судебных процессов, хищений из казны. Это была новая знать, по-сво¬
ему способная и энергичная и совершенно чуждая полисных традиций.
Более того, она по самой своей природе должна была выступать против
полисного партикуляризма, ибо остатки автономии полисов мешали
распространению императорского самодержавия, которое было источ¬
ником их власти и обогащения; кроме того, полисная форма собствен¬
ности, юридически еще сохранявшаяся, мешала чужакам, негражданам
Глава 1. Восточная Римская империя и «варвары» в IV—V вв.
15
приобретать клеры на городской территории. Поэтому новые богачи
сплошь да радом оказывались лишь арендаторами, но не собственниками
городской земли.
Социальные противоречия в Римской империи. Таким образом, в
Римской империи IV в. мы можем проследить две группы противоречий.
Прежде всего здесь все более обострялось противоречие между обез¬
доленными «низами» (рабами, георгами, безземельными арендаторами)
и господствующим классом; в соответствии с объективной экономиче¬
ской тенденцией к формированию мелкого самостоятельного производ¬
ства эти труженики стремились к упрочению своих — пусть самых
минимальных — прав на условия своего труда; наоборот, рабовладель¬
ческое государство и право закрепляло за господином полную собст¬
венность на раба, а георга и безземельного арендатора римские юри¬
сты — вразрез с основной экономической тенденцией эпохи — пыта¬
лись трактовать как раба или пол у раба.
Это противоречие находило свое выражение в отказе платить налоги,
в покушениях на податных сборщиков, в бегстве рабов и земледельцев,
в создании вооруженных отрядов, нападавших на рабовладельческие
виллы. Сопротивление трудящихся масс перерастало нередко в восста¬
ния, которые вспыхивали в IV в. в Северной Африке, Фракии, Сирии,
Малой Азии и многих других областях. Эти народные движения уже
с конца IV в. начинают сливаться с «варварскими» вторжениями. Опас¬
ность казалась настолько значительной, что один из наиболее прозор¬
ливых идеологов класса рабовладельцев — киренский куриал Сине-
сий — рисовал императору возможность нового восстания Спартака и
требовал удаления от двора и из войска всех «варваров» — потенци¬
альных союзников непокорных рабов.
Другое противоречие было противоречием между куриалами, го¬
родскими землевладельцами старого типа, и новой, чиновной и слу¬
жилой знатью. Это противоречие не было по существу антагонистиче¬
ским: обе группы боролись за увеличение своей доли прибавочного
продукта, выжимаемого из народных масс. Чиновная и служилая знать
стремилась разорить городскую аристократию, отнимая или сманивая
в свои владения земледельцев, обрабатывавших поля куриалов, налагая
на города непосильные подати, возбуждая против куриалов тяжелые
судебные процессы. Неудивительно, что в маленьких городках куриалы
не выдерживали борьбы: полностью разоренные, они бросали свои дома
и уходили в горы или леса; тогда правительство объявило о прикреп¬
лении куриалов к их городам: отныне они, подобно георгам, не имели
права покинуть место, где родились, а их дети не могли быть никем,
кроме как куриалами. Более того, назначение куриалом теперь ока¬
зывается своего рода наказанием: арестованного преступника просто
приписывают к тому или иному городу в качестве куриала с тем, чтобы
дотла разорить его.
16
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
В больших городах, однако же, куриалы оказываются более силь¬
ными: им удается иногда повести за собой широкие массы городского
плебса. К этой последней категории принадлежали прежде всего нищие
в прямом смысле этого слова: в одном только Константинополе в конце
IV в. было около 50 тысяч нищих. «Везде, — говорит церковный пи¬
сатель Григорий Нисский, — можно увидеть протянутую руку проси¬
теля, его дом — воздух под открытым небом». Сюда относились также
поденщики, ремесленники и мелкие торговцы, которые едва-едва сво¬
дили концы с концами.
Столкновения между новой знатью и городской беднотой вспыхи¬
вали особенно часто на ипподроме, где собирались горожане, чтобы
смотреть бег колесниц, выступления актеров, плясунов, дрессированных
медведей. Огромные средства тратились на содержание коней для ри¬
станий, целые караваны привозили в большой город клетки с дикими
зверями. Но ипподром был не только местом развлечения: здесь им¬
ператорские чиновники оглашали распоряжения властей, и здесь на¬
родные массы выражали криком и свистом свое отношение к этим
рескриптам. Народное недовольство, искусно подогреваемое вождями
куриалов, нередко перерастало в открытое столкновение: неугодного
правителя могли тут же на ипподроме закидать камнями. Многие
писатели IV в. вспоминают о случаях, когда народное возмущение на
ипподроме завершалось казнью правителя города. Недаром специальные
декреты (надпись, содержащая такой декрет, была найдена во время
раскопок в Эфесе) запрещали горожанам носить оружие.
В конце IV в. городские волнения следовали одно за другим. В 387 г.
крупное восстание вспыхнуло в Антиохии. Возмущенные известием о
новых налогах, народные массы двинулись к дворцу правителя Сирии
Цельса и пытались ворваться во дворец; статуи императора были сбро¬
шены с пьедесталов и разбиты; дома богачей подожжены. Лишь с большим
трудом Цельсу удалось подавить восстание. В 388 г. происходили волне¬
ния в Константинополе, в 389 г. — в Александрии. В 390 г. командир
готов-наемников, расквартированных в Солу ни, распорядился арестовать
популярного в городе возничего за его насмешки над германцами; в ответ
народные массы восстали и предали казни готского вождя. По приказу
императора была устроена жестокая расправа над солунянами: несколько
тысяч горожан было перебито на ипподроме.
Начало готских вторжений. Таким образом, внутренняя обста¬
новка в империи была чрезвычайно напряженной. Вместе с тем с конца
IV в. резко ухудшилось внешнеполитическое положение. Во второй
половине IV в. на владения готов, живших в это время в Причерно¬
морских степях, напали пришедшие из Заволжья племена гуннов.
Писавший в конце IV в. историк Аммиан Марцеллин подробно рас¬
сказывает о быте гуннов; впрочем, к подлинным фактам он примешивает
легенды. По его словам, гунны не знали земледелия. «У них никто не
Глава 1. Восточная Римская империя и «варвары» в IV—У вв.
17
занимается хлебопашеством и никогда не касается сохи». Охота и
коневодство давали им все необходимое: Аммиан Марцеллин писал,
что гунны пили конское молоко и ели сырую конину, которую пред¬
варительно держали под седлом, чтобы мясо сопрело; они будто бы
одевались в одежды, сшитые из шкурок лесных мышей; они не знали
жилищ: женщины жили в кибитках, а мужчины проводили всю свою
жизнь верхом на своих низкорослых лошадках.
Кочевники-гунны были воинственным народом. Вооруженные ме¬
тательными копьями и мечами, они вместе с тем умело пользовались
крепко свитыми арканами: набросив петлю на противника, сваливали
его с коня и брали в плен.
В начале 70-х гг. IV в. готы были разбиты гуннами; часть готов
признала над собой власть гуннов, а часть отступила на Запад и просила
у императора Валента разрешения перейти Дунай и поселиться на
территории Римской империи. Весной 376 г. множество готов с домаш¬
ним скарбом, с женами и детьми перешло на территорию провинции
Мезии и заполнило всю страну — «точно пепел после извержения
Этны», по словам современника.
Императорские чиновники, жадные и корыстолюбивые, вопреки
своим обещаниям не доставили готам продовольствия. Вскоре в готском
лагере начался голод, так что «варвары» были вынуждены продавать
в рабство своих детей. Корыстолюбие римских властей усиливало не¬
нависть готов к Римской империи, вылившуюся в конце концов в
вооруженное выступление: готы стали нападать на города, и тогда к
ним примкнули рабы (в значительной части — их соплеменники), ко¬
лоны, горнорабочие из фракийских рудников.
Решающая битва между восставшими и войсками императора Ва¬
лента произошла 9 августа 378 г. у города Адрианополя; римская армия
была разбита наголову, сам император погиб в битве. Поражение было
настолько тяжелым, что Аммиан Марцеллин называл битву при Ад¬
рианополе новыми Каннами: готские отряды угрожали теперь Констан¬
тинополю. Лишь после упорной борьбы и длительных переговоров
новому римскому императору удалось заключить мир с готами; согласно
мирному договору земли по Дунаю (кроме Добруджи) оставались за
«варварами».
Уже и раньше значительные отряды северных «варваров», преиму¬
щественно германцев, поступали на службу к римским императорам:
они должны были в первую очередь охранять границы. После расселения
готов в придунайских провинциях они заняли главенствующее место
в римской армии: при этом готские дружины федератов продолжали
подчиняться своим вождям, наделенным римскими титулами, и сохра¬
няли значительную самостоятельность.
События 376—378 гг. были первым этапом в наступлении «варваров»
на империю; при этом сразу же стало ясно, что рабы, колоны (георги),
горнорабочие выступят союзниками «варваров». В то же время куриалы
1Зак. 3585
18
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
и часть городской бедноты враждебно относились к готам. Куриалы
выступали против готского засилья в армии: Синесий выдвинул проект
создания армии из ремесленников, торговцев и земледельцев, которые
должны были заменить готов-наемников: «Скорее, чем дозволять ски¬
фам (так Синесий именует германцев. — А. К.) носить оружие, должно
потребовать от нашего земледелия людей, которые им занимаются и
которые готовы его защищать. Исторгнем поэтому философа из школы,
ремесленника — из мастерской, торговца — из лавки; призовем эту
чернь, шумящую и праздную, проводящую досуг в театрах, пока есть
еще возможность действовать, — если она не хочет в скором времени
перейти от смеха к плачу; пока еще нет никакого препятствия для
создания собственной армии из римлян».
Городские круги, которые оказали сопротивление готам во время
событий 376—378 гг., и дальше оставались настроенными против гер¬
манцев; известное уже нам возмущение в Солуни в 390 г. было вызвано
именно недовольством горожан действиями размещенного в городе
готского гарнизона. Еще более грозным оказалось столкновение в Кон¬
стантинополе в ночь с 11 на 12 июля 400 г. Враждебное отношение
населения к готам было настолько откровенным, что вождь готов Гайна
решил вывести свои отряды из города. Синесий рисует живую картинку
последовавших событий: готы действовали втайне; неожиданно какая-то
нищенка заметила, что они увозят свой скарб, и, бросив миску, куда
собирала милостыню, стала осыпать готов проклятиями; на шум сбе¬
жался народ, горожане заперли городские ворота и принялись избивать
«варваров»; храм, в котором искали спасения готы, был подожжен, и
около 7 тыс. человек погибло.
Другие готские отряды, находившиеся на территории империи,
также были перебиты; еще до этого в Памфилии (Малая Азия) римский
офицер Валентин собрал ополчение из свободных земледельцев (пре¬
имущественно граждан маленького города Сельге) и нанес серьезное
поражение попавшему в засаду готскому войску; готы, потеряв большое
число воинов, должны были оставить Памфилцю. Затем были разбиты
основные силы готов, находившиеся во Фракии; оставшиеся отряды
были вынуждены либо уйти за Дунай, либо вторгнуться в западную
половину империи.
Разделение империи. По существу, уже в середине IV в. Римская
империя разделилась на Западную и Восточную, но вплоть до начала
V в. обе эти части — хотя и имели обычно своих особых императоров —
продолжали считаться единым целым. Однако различие обеих частей
в экономическом и политическом отношениях становилось все более
отчетливым. Это различие состояло прежде всего в том, что на Западе
сформировался мощный слой владельцев обширных латифундий, воз¬
делываемых трудом рабов и колонов: в Галлии, Италии, Африке этим
магнатам принадлежали огромные пространства земли. Французские
археологи вскрыли обширные комплексы строений, составлявших рим¬
Глава 1. Восточная Римская империя и «варвары» в IV—V вв.
19
скую виллу IV—V вв.: по их расчетам, такие владения могли прости¬
раться на тысячу гектаров. Стихи, написанные римским поэтом V в.
Сидонием Аполлинарием, рисуют быт такого поместья, где «проворные
рабы» обрабатывали землю, а господин заботился об охоте, празднествах
и изящных поэмах. Таких крупных владений не было на Востоке.
Западная знать добилась не только экономического, но и полити¬
ческого верховенства, каким не располагали на Востоке ни куриалы,
все более нищавшие, ни военно-служилая знать, представители которой
находились в зависимости от милости или гнева императора. Полити¬
ческая независимость западной аристократии отчетливо проявилась в
создании так называемого «Суда пяти мужей» — учреждения, подобного
которому не было на Востоке. Этот «Суд пяти мужей», состоявший из
аристократов (сенаторов), был единственной судебной инстанцией,
имевшей право разбирать дело по обвинению сенатора; на Востоке
подобные дела могли разбираться обычным порядком.
Кроме того, на Западе было меньше городов, и сословие куриалов,
по-своему заинтересованное в сохранении единства страны, оказалось
здесь слабее, чем на Востоке; наконец, слой свободных зажиточных
земледельцев, подобных тем, кто поддерживал Валентина в Памфилии,
был здесь невелик: свободное мелкое землевладение сохранялось в
Западной империи, преимущественно в областях по Рейну и Дунаю,
тогда как в остальных частях страны свободные земледельцы разоря¬
лись, все чаще попадали в кабалу к магнатам и местами почти совер¬
шенно исчезли.
Все это объясняет, почему на Западе были более сильными тен¬
денции к политической децентрализации и почему сопротивление «вар¬
варам» оказалось более слабым, нежели на Востоке, несмотря на то,
что именно Восток подвергся первому натиску готов.
С 395 г. императором Востока был Аркадий, правивший в Констан¬
тинополе, а во главе Западной империи стоял его брат Гонорий, ре¬
зиденцией которого была Равенна, хорошо защищенная болотами и
искусственными рвами от нашествия врагов. Когда Гонорий стал им¬
ператором, ему было всего 10 лет; фактически управление было со¬
средоточено в руках Стилихона, опытного полководца; вандал по про¬
исхождению, он, пожалуй, яснее многих римских сенаторов понимал
необходимость сохранения единства и целостности империи. И дейст¬
вительно, на первых порах Стилихону удалось сохранить единство
Римской империи: по словам историка Орозия, хотя в империи было
два императора и две резиденции, она оставалась единой. Стилихон,
в частности, оказал энергичную поддержку константинопольскому пра¬
вительству во время борьбы против готов. Однако все попытки Сти¬
лихона сохранить единство империи были напрасны: западная аристо¬
кратия, с которой он заигрывал, косо смотрела на полководца-вандала,
особенно потому, что он пытался увеличить налоги на военные нужды.
Лишь ценою колоссального напряжения сил (были отозваны легионы
20
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
из Британии и частично из Галлии) Стилихон сумел отразить новые
нашествия германцев: сперва под командованием Алариха, затем во
главе с Радагайсом. У стен Флоренции отряды Радагайса были окружены
и взяты в плен; многие из пленников были проданы в рабство.
Но успехи Стилихона вызвали опасения как в Константинополе,
так и среди сенаторской знати Италии. В 407 г. константинопольское
правительство торжественно провозгласило победителя полчищ Рада¬
гайса врагом государства, вскоре после этого и в Равенне Стилихон
был объявлен изменником, а затем Гонорий, обязанный ему своим
престолом, приказал его казнить. Трагическую гибель этого талантли¬
вого полководца и прозорливого политического деятеля нельзя считать
только результатом близоруких или корыстных интриг: Стилихон за¬
щищал старые порядки, политическую организацию, которая проти¬
воречила экономическим и социальным условиям: Западная империя
в отличие от Восточной не имела тех сил, которые могли бы достаточно
стойко защищать ее единство.
Развязка наступила скоро. Уже в 410 г. готы под командованием
Алариха разграбили Рим — «вечный город», как называли его в то
время. На территории Западной империи стали одно за другим возникать
варварские королевства: вестготов (западных готов), вандалов, бургун-
дов, франков. К 476 г. власть западного императора была лишь жалкой
тенью, лишенной реального значения; занимавший престол мальчик
по странной иронии судьбы соединил в себе два самых громких имени
в римской истории: имя основателя Рима и имя основателя империи;
этого мальчика, последнего римского императора, звали Ромул-А]вгу-
стул. В 476 г. он был низложен в результате бунта его собственных
дружинников, которые отправили его на виллу в Кампании. Еще 10
лет спустя франкские воины присоединили к своим владениям послед¬
ний обломок Западной Римской империи, еще сохранявшийся на берегах
Луары. Западная Римская империя перестала существовать.
Глава 2
ПОПЫТКИ РЕСТАВРАЦИИ
РИМСКОЙ ИМПЕРИИ
И КЛАССОВАЯ БОРЬБА В VI в.
Общественный переворот на Западе. В V в. Западная Римская
империя пала. Она пала в результате внутреннего кризиса, ослабившего
ее экономически и заставившего, в конечном итоге, народные массы
западных провинций предпочесть римской «свободе» зависимость от
варварских королей. Иногда эти варварские короли называли себя
наместниками восточноримского императора, на своих монетах чека¬
нили его имя и изображение, публиковали не законы, но приказы, ибо
закон мог быть издан только императором, а приказы — высшими
чиновниками империи. Но все эти действия были лишь данью традиции,
наивной попыткой победителей утвердить себя в качестве наследников
Рима; на деле западные провинции находились уже вне сферы власти
константинопольского императора. Более того, общественное развитие
их пошло теперь иным путем: крупной рабовладельческой собственности
был нанесен сокрушительный удар, и почти повсеместно распростра¬
нилась свободная община (в меньшей степени — в Италии и Южной
Галлии, где рабовладельческая аристократия сумела удержать свои
позиции, а новая знать довольно скоро приобрела обширные угодья и
вступила в союз со старой аристократией); положение рабов, которые
еще сохранялись здесь, постепенно менялось: они переставали быть
хозяйственно неправомочными лицами, и приближалось время, когда
их станут рассматривать не как вещь, но как личность, облагая госу¬
дарственными повинностями и привлекая к военной службе. Основной
фигурой нового общества оказывался свободный крестьянин-общинник,
полноправный собственник своего надела и своей доли в лесу и на
общинном выгоне, участник судебной сходки и ополчения. Правда,
ему недолго было суждено играть эту роль — ему предстояло превра¬
титься, сблизившись по положению с бывшим рабом, в феодальноза¬
висимого крестьянина, основного создателя материальных ценностей в
течение примерно тысячелетнего периода европейского средневековья.
22
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
В этих условиях, когда произошел слом рабовладельческой системы,
когда «варвары» заняли западную половину империи, а с севера и
востока двигались все новые и новые племена (лангобарды, протобол¬
гары, авары и пр.), только концентрация всех сил рабовладельческого
государства могла на некоторое время задержать крушение Восточной
Римской империи. И эта концентрация сил действительно имела место:
после крайней растерянности, отступления, пассивности, которая харак¬
теризует политику константинопольского правительства на протяжении
V столетия, рабовладельческая реакция предпринимает последнюю по¬
пытку не только укрепить свои позиции, но и перейти в наступление.
Уже в первой половине VI в. константинопольские правители пред¬
принимают попытки реставрации Римской империи.
Рабовладельческая реакция на Востоке. В этой своей политике
они опирались на мощный и разветвленный государственный аппарат,
существовавший в значительной степени за счет жестокой эксплуатации
«георгов», и на часть городского плебса, подкармливаемую рабовла¬
дельческим государством; их поддерживал на Востоке довольно широкий
слой мелких и средних рабовладельцев, которые еще в IV в. нередко
по собственной инициативе создавали отряды для борьбы против готов
и которые продолжали в VI в. видеть в «варварах» лишь потенциальных
рабов.
Люди, которые осуществляли в VI в. политику реставрации Римской
империи, не принадлежали к старинной рабовладельческой аристокра¬
тии; это может показаться странным на первый взгляд, но именно тот
класс, который всем своим бытием был связан с рабовладельческой им¬
перией, оставался довольно безразличным к политике реставрации и даже
фрондировал, играя роль оппозиции константинопольскому правитель¬
ству. Представители сенаторской землевладельческой знати не хотели
ничего видеть, кроме своих поместий, и аристократические поэты воспе¬
вали вино, женщин и дуновение ветерка в то время, когда рушилась
Римская империя. Такова была слепота гибнущего, обреченного класса.
Наиболее энергичную роль в осуществлении политики реставрации
сыграли в VI в. люди, которые вышли из «низов» общества; они, достигнув
высоких чинов, проникли в состав господствующего класса и стали дея¬
тельными защитниками рабовладельческих порядков и римских тради¬
ций. Среди этих людей первое место принадлежит Юстиниану.
По своему происхождению Юстиниан был крестьянином-иллирий-
цем из верхней Македонии; его дядя Юстин, такой же крестьянин,
как и он, женатый к тому же на бывшей рабыне и до конца жизни
остававшийся неграмотным, сделал блестящую карьеру: начав военную
службу простым солдатом, Юстин дослужился до высокого поста на¬
чальника императорской гвардии, а в 518 г. армия на константино¬
польском ипподроме провозгласила его императором. Юстиниан, при¬
ближенный ко двору и получивший блестящее по тем временам обра¬
Глава 2. Попытки реставрации Римской империи и классовая борьба в VI в.
23
зование, сделался фактическим руководителем политической жизни
страны, а после смерти своего бездетного дяди занял престол (527—565).
Историк Прокопий, современник Юстиниана, в книге «Тайная ис¬
тория» подробно рисует наружность и внутренний облик константино¬
польского императора. При этом надо иметь в виду, что сам Прокопий
принадлежал к той части восточноримской аристократии, которая не¬
навидела Юстиниана; его «Тайная история» — это отнюдь не объек¬
тивное, спокойное повествование о событиях, совершавшихся на глазах
Прокопия, но своего рода гневный памфлет, где Юстиниан и его близкие
выступают виновниками всех бед, постигших империю в VI в. Несмотря
на преувеличения, допущенные Прокопием, его «Тайная история» ос¬
тается очень важным памятником, известия которого служат любопыт¬
ным коррективом к славословию в адрес Юстиниана, какое мы находим
в официальных исторических сочинениях того времени, написанных,
кстати сказать, тем же Прокопием.
По словам Прокопия, Юстиниан был человеком среднего роста, пол¬
ным, круглолицым и румяным; простой в обращении, он не любил при¬
дворной торжественности и не требовал соблюдения этикета. Он мало ел
и мало спал, проводя дни и ночи за письменным столом, сидя за которым,
он хотел руководить делами своей обширной империи. Ночами он нередко
бродил по пустынным залам дворца, обдумывая законы и богословские
проблемы. Юстиниан хотел все делать сам, и хотя толпа секретарей
окружала его, он любил своей рукой писать письма провинциальным
чиновникам.
Поразительная трудоспособность Юстиниана удивляла константино¬
польских аристократов, предпочитавших отдавать свой досуг охоте, пир¬
шествам и зрелищам ипподрома. Прокопий подхватывает и, смакуя, пе¬
редает слухи, что Юстиниан якобы был сыном демона, что он будто бы,
«внезапно вскочив с императорского трона, начинал ходить по всему
дворцу... и вдруг у него пропадала голова, а тело продолжало совершать...
долгие прогулки взад и вперед».
Юстиниан был быстр в своих решениях: без долгого расследования,
едва выслушав обвинителя, он выносил судебный приговор. «Он без
всякого колебания подписывал бумаги, содержавшие приказ о разруше¬
нии местечек, сожжении больших городов, обращении в рабство племен,
хотя бы они ни в чем не были виноваты».
Он никогда не выказывал гнева, но мог «тихим и ровным голосом
приказать избить десятки тысяч ни в чем неповинных людей», если
считал, что этого требует благо государства. Он умел лицемерить и
лгать, а в нужную минуту легко проливал слезы.
Сдержанный, коварный, жестокий, неутомимый в своих бумажных
делах, не знавший своей страны и исходивший при решении полити¬
ческих задач из априорных, в кабинете придуманных целей — таким
24
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
был этот человек, который почти полстолетия стоял во главе Восточной
Римской империи.
Его жена Феодора, подобно Юстиниану, не могла похвастаться знат¬
ностью происхождения. Она была дочерью служителя при константино¬
польском ипподроме и прожила нелегкую жизнь; ей пришлось быть акт¬
рисой, проституткой, прядильщицей. Феодора была небольшого роста и
на редкость хороша собой; к тому же она умела держать себя и отличалась
умом и решительностью. Став императрицей, она участвовала в делах,
принимала посольства и писала письма политическим деятелям за ру¬
бежом.
Страсть к богатству и пышной роскоши двигала ее интересами. Не
довольствуясь теми земельными владениями, которые полагались ей
как императрице, Феодора получила в подарок от своего супруга имения
в Каппадокии, Пафлагонии и Вифинии. Немало людей было брошено
в тюрьму по приказу Феодоры только потому, что она завидовала их
богатству.
Юстиниана и Феодору окружало большое число энергичных и дель¬
ных чиновников. Во главе финансового ведомства Юстиниан поставил
Иоанна Каппадокийца, который начал свою карьеру мелким чиновником.
Этот человек едва умел читать, но зато обладал удивительной энергией
и искусством находить новые источники доходов как для казны, так и для
самого себя. Крайне неразборчивый в средствах, он, например, завел
специальные темницы, куда бросал людей, чтобы получить от них выкуп.
Вместе с тем он был самостоятелен в своих суждениях и не боялся проте¬
стовать против внешнеполитических авантюр, даже если они исходили
от самого императора.
Близким помощником Юстиниана был талантливый юрист Трибо-
ниан, происходивший из маленького городка Сида в Памфилии. Он
получил прекрасное образование, был великолепным знатоком римского
права, но корыстолюбие сделало Трибониана ненавистным для широких
кругов населения империи.
В окружении Юстиниана мы встретим не толькб одаренных адми¬
нистраторов, но и способных полководцев. Подобно императору, ил¬
лирийским крестьянином, женатым на танцовщице, был Велисарий,
служивший в гвардии и отличившийся в пограничных столкновениях
с персами. Он получил затем чин магистра солдат (главнокомандую¬
щего) и в течение ряда лет возглавлял наиболее ответственные экспе¬
диции восточноримских войск. Умелым полководцем при Юстиниане
показал себя также и евнух Нарсес.
Существом политики Юстиниана была концентрация всех сил ра¬
бовладельческого государства в условиях, когда старый общественный
строй оказался на краю гибели. Государство нуждалось в огромной
армии для поддержания спокойствия как на границах, так и внутри
страны; в средствах для подкупа варварских вождей, найма германских
Глава 2. Попытки реставрации Римской империи и классовая борьба в VI в.
25
дружин и уплаты контрибуций то тому, то другому племени; в содер¬
жании пышного двора и обширной армии чиновничества. Короче говоря,
финансовая проблема оказывалась одной из наиболее животрепещущих
задач. Поэтому Иоанну Каппадокийцу, назначенному в 531 г. префек¬
том претория и руководившему финансовым ведомством, необходимо
было провести ряд мер, направленных на увеличение доходов и умень¬
шение расходов казны. В частности, он был инициатором такого не¬
популярного мероприятия, как введение обязанности земледельцев пе¬
ревозить государственную почту и доставлять сельскохозяйственные
продукты в Константинополь и другие крупные города. Вместе с тем
Иоанн Каппадокиец стремился переложить часть бремени на плечи
сенаторской аристократии; по его совету была проведена конфискация
имущества отдельных представителей высшей знати империи.
Законодательство Юстиниана. В деле консолидации империи по¬
четное место отводилось праву. В 528 г., уже в самом начале правления
Юстиниана, была создана комиссия юристов, среди которых особенно
выделялся Трибониан; задачей этой комиссии был пересмотр старых юри¬
дических памятников и создание единого правового свода, обязательного
для всей страны. Уже в 529 г. появился первый вариант кодекса Юстини¬
ана, переработанный в 534 г. Этот кодекс включал в себя постановления
римских императоров, разделенные на 12 книг в зависимости от их со¬
держания. Кроме того, другая комиссия под руководством Трибониана
составила сборник, получивший название «Дигесты» и содержавший мно¬
гочисленные фрагменты из сочинений римских юристов, расположенные
по их тематике в 50 книгах. Наконец, Трибониану было поручено соста¬
вить «Институции», т. е. краткий официальный курс гражданского права;
этой книге предстояло свести, говоря словами Юстиниана, «все мутные
источники древнего права в одно прозрачное озеро». «Дигесты» и «Инс¬
титуции» появились в 533 г. Все эти сборники были написаны на латин¬
ском языке.
Работа по пересмотру права была проведена в короткий срок; это
была очень трудоемкая работа — достаточно сказать, что при подготовке
«Дигест» членам комиссии Трибониана пришлось изучить примерно
2000 книг (или три миллиона строк). Эта работа чрезвычайно пока¬
зательна для того времени, когда она создавалась: кодификационная
деятельность комиссии Трибониана была совершенно лишена живой,
творческой мысли. Речь шла не о создании новых правовых норм,
отвечающих новым потребностям, а о подборе у старых юристов и в
старых законах таких положений, которые могли быть использованы
при сложившихся обстоятельствах. Идеалы комиссии Трибониана ле¬
жали в прошлом — и тем самым задача, выполняемая ей, была консер¬
вативной, а не созидательной.
Оценивая значение «Кодекса» и «Дигест», мы говорим обычно о
том, что они донесли до нас традиции римского права, его тонкие и
26
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
четкие определения, мастерски отражающие юридические взаимоотно¬
шения в обществе товаропроизводителей, — традиции, которые впо¬
следствии были использованы молодой буржуазией в борьбе против
феодализма и феодальной идеологии. Это бесспорный факт. Но нельзя
забывать о том, что в разработке этого права нет никакой заслуги
Трибониана и его коллег, что они явились лишь переписчиками старых
норм, лишь антикварами своего рода, что они, более того, обрекли на
уничтожение и забвение книги замечательных римских юристов, на
костях которых было возведено пухлое здание «Дигест».
«Кодекс», «Дигесты» и «Институции» изобилуют звонкими фразами
о свободе, справедливости, равноправии, которые будто бы являются
принципами, определяющими правовое положение граждан империи.
Однако присматриваясь внимательнее к правовым нормам Юстиниа-
нова законодательства, мы не найдем там ни свободы, ни справедли¬
вости, ни равноправия.
Юстинианово законодательство сохранило прежде всего основной
принцип римского права, согласно которому все люди разделялись на
свободных и рабов. Раб по-прежнему рассматривался как вещь, нахо¬
дящаяся в полной собственности господина, и последнему предостав¬
лялось право не только продавать, но и карать своих рабов. Господин
не нес ответственности, если раб умирал во время «отеческих наказа¬
ний», — и только изуверские пытки осуждались в этих законах. Раб
не считался правоспособным: он не мог приобретать имущества, не мог
по своей инициативе выступать на суде и должен был давать показания
под пытками. Короче говоря, законодательство Юстиниана оставляло
незыблемыми основные принципы рабовладельческого права. И это
неудивительно, ибо оно, как мы видели, было устремлено в прошлое.
Большое внимание в «Кодексе» было уделено положению «георгов»,
которые здесь именуются латинскими терминами «колоны» или «ад-
скриптиции» (приписные). Полностью игнорируя экономическую тен¬
денцию эпохи к укреплению самостоятельности мелкого хозяйства,
юристы Юстиниана всячески старались сблизить «георгов» с рабами.
В постановлении самого Юстиниана, включенном в «Кодекс», прямо
было сформулировано: «В чем же состоит разница между положением
рабов и адскриптициев, когда и те и другие находятся во власти
господина, который может раба с его пекулием выгнать, а адскриптиция
прогнать с господской земли?»
Таким образом, в то время, как на Западе — в Испании, Африке,
Галлии — все решительнее осуществлялось превращение раба в фео¬
дальнозависимого крестьянина, а в самой Восточной империи эконо¬
мическая тенденция приводила к укреплению самостоятельности как
отпущенных на пекулий рабов, так и «георгов», — Юстинианово право
сохраняло и закрепляло рабовладельческие порядки.
Другая тенденция, пронизывающая Юстинианово законодательст¬
во, — это охрана авторитета императорской власти. Именно здесь был
Глава 2. Попытки реставрации Римской империи и классовая борьба в VI в. 27
сформулирован принцип, что основным источником права является
воля монарха: «Что угодно императору, это и есть закон».
Последующие постановления Юстиниана, вышедшие после 534 г.,
носят название «Новеллы», т. е. новые законы. Они написаны в своем
большинстве на греческом языке и стоят ближе к действительности,
чем более ранние сборники. В них, кстати сказать, мы встречаем уже
совершенно иную характеристику положения «георгов»: в одной из
новелл, например, идет речь о фракийских «георгах», которые являются
собственниками земли, быков и даже рабов, но вынуждены продавать
их, чтобы уплатить долги.
Изданные им законодательные памятники Юстиниан считал венцом
юриспруденции. Дальнейшее самостоятельное юридическое творчество
запрещалось; положения «Кодекса» и «Дигест» были возведены в догму,
причем не разрешалось даже обращаться к первоисточникам (сочи¬
нениям римских юристов) с целью проверки или лучшего понимания
отдельных положений Юстинианова права. Отныне правоведы могли
лишь толковать или просто запоминать собранный комиссиями Три-
бониана материал, переводить его на греческий язык, составлять на
его базе краткие пересказы и комментарии. Ни один юрист не имел
права выйти за рамки официально утвержденных правовых книг. Так
кодификация Юстиниана, компилятивная по своему характеру, к тому
же ставила предел для творческого развития юридической мысли.
Была еще одна причина, способствовавшая упадку римской юрис¬
пруденции: в VI в. исход судебных дел отнюдь не определялся искус¬
ством, с которым адвокат излагал аргументы в пользу своего под¬
защитного, — в это время связи, умение проникнуть к вельможе, во¬
время данная взятка стоили куда больше, чем тщательно продуманная
и хорошо сказанная адвокатская речь. «Суды были пусты, а приемные
полны», — жалуется Прокопий.
Борьба с инакомыслящими. Одной из важнейших задач, которую
ставило перед собой правительство Юстиниана, было подавление со¬
противления народных масс. Предшествующие столетия были временем
ожесточенной идеологической борьбы, принимавшей по большей части
религиозные формы: в Римской империи (и в частности в ее восточной
половине) кипели ожесточенные споры между язычниками («эллина¬
ми», как их называли), иудеями, христианами; распространилось ма¬
нихейство, выдвигавшее демократические требования и осуждавшее
господствующие в стране порядки; христианская церковь, едва только
успев возникнуть, распалась на множество враждующих течений, ко¬
торые не могли договориться между собой по основным богословским
вопросам. Многообразные социальные противоречия, этническая рознь,
соперничество отдельных центров империи — все это внешне прини¬
мало форму религиозных дискуссий, где связь между реальными ин¬
тересами и способом их выражения оказывалась донельзя туманной и
завуалированной. В Константинополе и Александрии, в Антиохии и
28
А. Я. Каждан, Г. Г. Литаврин
Кесарии Каппадокийской ремесленники, члены курий, пришедшие из
деревень земледельцы до хрипоты спорили о природе Христа, о том,
когда и каким образом слились в нем божественное начало спустив¬
шегося с небес Разума (по-гречески «логос») и смертная человеческая
плоть. Одни — несториане — готовы были видеть в Христе человека,
на которого снизошел божественный Разум, пребывавший в нем неко¬
торое время и оставивший его тело еще до крестных страданий, и
потому назвали Марию не богородицей, а человекородицей; другие —
монофизиты — наоборот, считали, что Христос обладает лишь одной —
божественной — природой и тем самым, как упрекали их противники,
разрывали связь между Христом и человечеством, отвергая по существу
веру в то, что воскресение Христа является залогом воскрешения людей.
Правительство Юстиниана, стремясь к консолидации империи, при¬
давало огромное значение единообразию образа мыслей подданных и
пыталось искоренить и язычество и ереси. В 527 г. был издан указ
против еретиков (в это понятие включались также язычники, манихеи
и иудеи): все они в течение трехмесячного срока должны были принять
православие, т. е. тот вариант христианства, который был объявлен
истинным на Халкидонском церковном соборе 451 г. Все еретические
храмы подлежали закрытию, все еретики удалялись с государственной
службы и ограничивались в своих гражданских правах.
На следующий год в Константинополе прокатилась волна пресле¬
дований язычников: многие из них предстали перед судом, их имущество
было конфисковано. Затем, в 529 г., была закрыта высшая школа в
Афинах, которая оставалась последним центром, где изучали античную
философию, по преимуществу идеалистическую; теперь преподаватели
Афинской школы были вынуждены искать приюта в Персии.
Суровые религиозные гонения прокатились также и по Палестине:
было запрещено читать Ветхий Завет на древнееврейском языке, мно¬
жество синагог было разрушено. Вместе с тем лица, сохранившие
иудейское вероисповедание, ограничивались в гражданских правах.
Трудной проблемой, которая стояла перед правительством Юсти¬
ниана, было отношение к городской бедноте. Хотя городской плебс
являлся той силой, которая могла поддержать рабовладельческое го¬
сударство, однако его позиция оказывалась двойственной, и нередко
нехватка продуктов или произвол городских властей порождали воз¬
мущение, начинавшееся с протеста на ипподроме и перераставшее в
восстание. В V в. в крупных городах империи сложились своеобразные
организации — «цирковые партии»; их прямой функцией было устрой¬
ство зрелищ на ипподромах, но вместе с тем они были особого рода
политическими клубами, отражавшими настроения различных слоев
городского населения. Наиболее влиятельными были цирковые партии
«голубых» и «зеленых», получившие эти названия от цветов, которыми
они убирали колесницы во время ристаний.
Глава 2. Попытки реставрации Римской империи и классовая борьба в VI в.
29
Правительство Юстиниана стремилось, натравливая «голубых» на
«зеленых», отвлечь цирковые партии от активной политической борьбы
и направить их энергию по пути мелких конфликтов, грабежей и
убийств противников. При этом Юстиниан поддерживал «голубых», и
в то же время распространялись слухи, что Феодора тайно сочувствует
«зеленым».
Восстания народных масс. Таким образом, уже к концу 20-х и
особенно к началу 30-х гг. в Восточной Римской империи создалась крайне
напряженная политическая обстановка: тяжкий податный гнет, продаж¬
ность — сверху донизу — государственного аппарата, произвол судов,
расправы над инакомыслящими — все это не могло не вызвать сопротив¬
ления трудящихся масс.
В 529 г. вспыхнуло восстание в Палестине, центром которого стал
город Неаполь. Своим царем восставшие провозгласили Юлиана, ко¬
торый до этого был «разбойником», иначе говоря, одним из тех смель¬
чаков, которые пытались в одиночку бороться с могущественной госу¬
дарственной машиной Восточной Римской империи. Восстание внешне
было направлено против православной церкви и как бы явилось ответом
на религиозные гонения, но по существу оно было выражением народ¬
ного недовольства.
Юстиниану пришлось двинуть против восставших большие силы;
кроме регулярных войск, он привлек также отряды арабских федератов.
В 530 г. восставшие потерпели поражение, Юлиан был убит в сражении,
а около 20 тысяч человек арабские вожди продали на рабских рынках
в Персии.
Едва только восстание в Палестине было подавлено, как вспыхнуло
еще более грозное движение в самой столице империи — восстание
Ника, получившее такое название от клича восставших «Побеждай!»
(по-гречески «ника!»).
Восстание Ника вспыхнуло в Константинополе в январе 532 г.
Недовольство финансовой политикой и продажностью государственного
аппарата заставило объединиться «голубых» и «зеленых», которые по¬
требовали смещения крайне непопулярных в народе Трибониана и
Иоанна Каппадокийца; их обвиняли в корыстолюбии, разврате, ограб¬
лении граждан. Народные массы разнесли тюрьму и освободили содер¬
жавшихся в ней заключенных.
Юстиниан, напуганный силой народного гнева, пошел на уступки,
сместив Трибониана и Иоанна и заменив их угодными цирковым
партиям людьми. Однако эти уступки не привели к прекращению
движения. Константинопольская знать решила использовать народное
возмущение с тем, чтобы низложить Юстиниана. Начались пожары:
горела Меса, главная улица Константинополя; дворец был осажден,
там не хватало пищи и воды, а дворцовая гвардия отказывалась вы¬
ступать против народа. Велисарий с отрядом наемников-готов пытался
30
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
разогнать восставших, но потерпел неудачу. Толпа, в которой были и
женщины, забросала готов камнями и черепицей.
18 января Юстиниан явился на ипподром, где собрались восставшие;
он призывал всех разойтись, признавая себя виновником всех бед и
обещая полную амнистию. Народ встретил его криком: «Ты лжешь,
осел, ты даешь ложную клятву!». Константинопольская аристократия,
используя боевые настроения народа, тут же на ипподроме провела
выборы нового правителя: одному из аристократов — Ипатию, племян¬
нику предшественника Юстина, возложили на голову золотую цепь,
объявив его римским императором. Вокруг него собрались многочис¬
ленные сенаторы, которые требовали начать атаку дворца.
Однако Ипатий действовал нерешительно и не использовал благо¬
приятный момент, когда Юстиниан уже готов был бежать из столицы.
Промедление восставших позволило правительству собраться с силами,
причем особенную энергию проявила Феодора, заявившая, по словам
Прокопия, что «царская власть — прекрасный саван», и советовавшая
напасть на восставших. Тем временем евнух Нарсес сумел сговориться
с вождями «голубых» и, передав значительные суммы, отвлечь их от
участия в восстании; затем наемные войска Велисария ворвались на
ипподром и обратили народ в бегство. По словам Прокопия, в этот
день было перебито 30 тысяч человек.
Победа была полной. Ипатия и одного его родственника, которых
считали возможными претендентами на императорский престол, пре¬
дали казни, а тела их бросили в море. Имущество 18 сенаторов было
конфисковано, их самих отправили в ссылку. Партии цирка, последняя
отдушина для выражения народного недовольства, потерпев разгром,
надолго уходят с исторической сцены: в течение многих лет источники
совершенно не упоминают о них.
Разгром народных движений в столице и провинции открывал
дорогу для триумфального шествия реакции. Трибониан и Иоанн Кап-
падокиец были возвращены на свои посты, податной гнет и коррупция
все более возрастали, гонения на инакомыслящих продолжались, со¬
провождаемые казнями, пытками, конфискацией имущества и сожже¬
нием еретических книг. Одновременно с этим подавление оппозиции
внутри империи позволило Юстиниану приступить к реставрации ра¬
бовладельческих порядков на Западе. В 536 г. он объявил в 30-й новелле
о своем стремлении восстановить Римскую империю, но приступил к
осуществлению этой задачи еще раньше — сразу же после подавления
восстания Ника.
Реставрация империи. В 533 г. Юстиниан отправил небольшое
войско для покорения Северной Африки, где в V в. сложилось Вандаль¬
ское королевство. Эту экспедицию восторженно приветствовало право¬
славное духовенство, считавшее вандалов еретиками. Во главе войска
был поставлен Велисарий, которому удалось довольно быстро одержать
победу, несмотря на численное превосходство вандалов. Это объясняется
Глава 2. Попытки реставрации Римской империи и классовая борьба в VI в.
31
тем, что Вандальское королевство было ослаблено смутами (как раз в
это время Триполитанкя и Сардиния были охвачены восстанием), а
православное духовенство и жители римских городов радостно встречали
Велисария; к тому же сказались превосходные боевые качества дис¬
циплинированного профессионального войска. В марте 534 г. Велисарий
отпраздновал триумф.
Завоеватели стремились к восстановлению старых рабовладельче¬
ских порядков в Северной Африке. Военачальники и солдаты Велисария,
по свидетельству Прокопия, занимались охотой за рабами, отправляли
их целыми партиями на продажу в Карфаген. Особым постановлением
збмли, занятые вандалами, возвращались прежним собственникам: го¬
сударственной казне, православной церкви, крупным магнатам. Были
приняты меры к розыску беглых рабов и колонов и к возвращению их
на прежние места. Восстанавливались старые налоги, отмененные в
свое время вандалами. Прокопий пишет, что Юстиниан после завое¬
вания Северной Африки «тотчас же послал земельных оценщиков и
стал устанавливать невыносимые налоги, которых прежде не было».
Таким образом, завоевание принесло широким слоям населения Се¬
верной Африки — если не говорить о городских и особенно торговых
кругах, заинтересованных в тесных связях с Восточной империей, —
лишь ухудшение их положения. Поэтому уже с 534 г. в Северной
Африке начинаются восстания. Сперва восстали туземные племена
маврусиев, разбитые войсками Юстиниана, потом волнение охватило
саму армию. В 536 г. началось восстание под руководством Стотзы.
Причины этого восстания чрезвычайно показательны. Солдаты,
завоевавшие Северную Африку, стремились осесть здесь, превратив¬
шись в мелких землевладельцев; они женились на вдовах и дочерях
погибших вандалов и претендовали на получение принадлежавших тем
наделов. Однако константинопольское правительство не склонно было
содействовать укреплению мелкого землевладения и рассматривало эти
земли как собственность казны. Так в событиях в Северной Африке
нашло свое выражение основное экономическое противоречие эпохи:
противоречие между крепнущей мелкой свободной и рабовладельческой
формой собственности.
К восставшим солдатам примкнули также рабы, бежавшие из плена
вандалы, колоны, маврусии. Восстание охватило обширную территорию
(Бизацена, Нумидия, Авразия) и продолжалось до 548 г. Стотза, про¬
явивший себя прекрасным руководителем, героически сражался с вра¬
гами; после того, как он пал в бою, восставшие еще некоторое время
продолжали борьбу. Правительство Юстиниана должно было пойти на
ряд уступок и, в частности, признать свободу колонов, бежавших из
поместий во время господства вандалов.
Сразу же после завоевания Северной Африки Юстиниан присту¬
пает к покорению Италии, где в конце V в. образовалось Остготское
королевство. В 535 г. отряды Велисария высадились в Сицилии, в
32
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
то время как другое войско вторглось в Далмацию. Первое время
Велисарий имел успех, используя преимущество своих конных луч¬
ников перед конными копейщиками остготов, беззащитными, покуда
они не вступят в тесное соприкосновение с противником. В 536 г.
Велисарий вступил в Рим, а в мае 540 г. он взял после продолжи¬
тельной осады Равенну, столицу остготов. Однако готы не прекратили
сопротивления.
В 541 г. королем остготов стал Тотила, который использовал
недовольство населения Италии, вызванное вымогательством прислан¬
ных из Константинополя чиновников и грабежами войск Велисария;
Тотила старался привлечь на свою сторону италийских земледельцев
и даже рабов. «Земледельцам по всей Италии, — свидетельствует
Прокопий, — Тотила не сделал ничего дурного; он разрешил им
всегда без страха возделывать землю, где они это делали обычно,
внося ему те подати, которые прежде они уплачивали казне или
землевладельцам». В одной из речей Тотилы, переданной Прокопием,
король остготов заявил, что никогда не выдаст врагу «рабов, пере¬
шедших на нашу сторону». Примкнули к готам и многие солдаты,
которые в Италии, как и в Северной Африке, имели достаточно
причин для недовольства.
В то же время армия Восточной империи разлагалась. «Начальники
в укрепленных пунктах пировали со своими возлюбленными, а солдаты,
позабыв о дисциплине, предавались всяческим безобразиям» (Проко¬
пий). Все это позволило готам перейти в наступление. В 543 г. Тотила
взял Неаполь, через несколько лет пал Рим. Велисарий, который не
сумел организовать отпор, был отозван; практически почти вся Италия
находилась в руках готов, лишь в нескольких городах удержались
римские гарнизоны.
В 552 г. в Италию было направлено новое войско, которое насчи¬
тывало 25—30 тысяч человек; во главе этого войска стоял евнух Нарсес.
Ценой крайнего напряжения сил правительству Юстиниана удалось
одержать победу; Тотила пал в битве, его преемники после упорной
борьбы прекратили сопротивление. К 555 г. Италия была в общем и
целом покорена, хотя к северу от реки По столкновения продолжались
еще несколько лет.
Уже в 554 г. была издана Прагматическая санкция, которая оформ¬
ляла торжество рабовладельческой реакции в Италии. Все движимое
и недвижимое имущество крупных земельных собственников, потерян¬
ное ими во время освободительной войны под руководством Тотилы,
возвращалось прежним владельцам. Особо подчеркивается в Прагма¬
тической санкции, что прежним господам должны были быть возвра¬
щены рабы и колоны.
Вместе с тем Юстиниан гарантировал и политические права ита¬
лийской знати, установив, что правителей провинций в Италии должны
избирать местные магнаты и епископы.
Глава 2. Попытки реставрации Римской империи и классовая борьба в VI в.
33
Помимо Северной Африки и Италии, войска Юстиниана в середине
VI в., воспользовавшись междоусобной борьбой претендентов на вестгот¬
ский престол, завоевали юго-восточную Испанию. Таким образом, к се¬
редине VI в. значительная часть провинций прежней Западной империи
вновь оказалась под властью константинопольского императора. Каза¬
лось, что реакция торжествует.
Результаты политики Юстиниана. Каковы же были результаты
политики Юстиниана?
На первый взгляд может показаться, что империя переживала полосу
экономического подъема. Египет после долгого хозяйственного запусте¬
ния вновь сделался житницей страны; усовершенствована была ороси¬
тельная система, и это позволило засеять новые земли, до того пустовав¬
шие. Улучшилось качество производимой стали, а на папирусах этого
времени впервые стали появляться химические формулы. Монета оста¬
валась устойчивой, и золотые солиды с изображением императора цени¬
лись на Западе, в Галлии, и на Востоке, на острове Тапробана (Цейлон).
Торговые пути связывали Константинополь с Северным Причерно¬
морьем, Йеменом и Абиссинией. Важным успехом была акклиматизация
шелкопряда, вывезенного двумя монахами в конце правления Юсти¬
ниана, по-видимому, из Согдианы, где уже свыше ста лет был известен
китайский секрет производства драгоценного шелка.
И все же этот внешний блеск и оживленное строительство, и
пышность дворцовых приемов не должны заслонить перед нашим взором
того факта, что экспансия Юстиниана и величие империи были куплены
чересчур дорогой ценой.
Прежде всего правительство Юстиниана, стремясь восстановить
Римскую империю и ввязавшись в тяжелые войны на Западе, было не
в состоянии уделить должного внимания положению на персидской
границе. В 540 г. персы, перейдя границу, осадили Антиохию и, не¬
смотря на мужественное сопротивление граждан, в первую очередь
юношей из цирковых партий, взяли этот город. Затем персы вторглись
в Коммагену, где опять-таки они встретились с упорным сопротивле¬
нием граждан Эдессы; даже женщины и дети защищали город. В 545 г.
был заключен мир, по которому персы получали контрибуцию в размере
2 тысяч фунтов золота. Однако мир был недолгим. Теперь война
вспыхнула из-за Лазики: персы проложили через леса и болота Колхиды
дороги для конницы и боевых слонов и стремились удержать Лазику
в своих руках. Только в 562 г. Юстиниану удалось заключить мир на
50 лет, причем империя взяла на себя обязательство выплачивать
дань.
Война с Персией не только требовала больших средств, но и пре¬
пятствовала торговле на Востоке, равно как и нормальной деятельности
шелкоткацких мастерских Бейрута и Тира, не получавших достаточного
количества сырья.
3 Зак. 3585
34
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
Далее, политика Юстиниана приводила к обнищанию широких
слоев населения империи. Не только войны и разорительные контри¬
буции требовали огромных денежных средств; строительство укрепле¬
ний, церквей, дворцов также обременяло государственную казну. По¬
требность в налогах непрерывно возрастала: правительство вводило
новые, до тех пор неизвестные, поборы. Прокопий, в частности, говорит
об установлении синоны и диаграфе; первая представляла собой при¬
нудительную поставку хлеба для войска (пропорционально размерам
поземельного налога), вторая была «прибавкой» к сумме налога, на¬
лагаемой на город, которая распределялась между гражданами пропор¬
ционально уплачиваемой каждым из них подати. Государство стреми¬
лось извлечь доход из продажи должностей, хотя и запрещало время
от времени такую продажу. Были введены монополии на торговлю
теми или иными товарами: эти монополии передавались отдельным
вельможам за крупные суммы. По словам Прокопия, «Юстиниан ус¬
тановил много так называемых монополий» и тем самым незаметным
образом «продал благосостояние своих подданных людям, которые сочли
вполне достойным для себя извлекать отсюда выгоду. Получив взамен
этого надлежащую оплату, сам император устранялся от этого дела, а
тем, кто внес деньги, предоставлял устраивать его по своей воле». Так,
например, монополия на торговлю хлебом в Александрии принадлежала
префекту Гефесту.
Продажа должностей и монополий приводила к еще большему
разорению земледельцев и рядовых горожан, ибо в конечном итоге
вельможи взыскивали именно с них свои затраты — к тому же с лихвой.
К этому нужно добавить, что взяточничество процветало по-прежнему,
несмотря на попытки Юстиниана в ряде новелл потребовать, чтобы
чиновники сохраняли «чистые руки» при вынесении своих решений.
Все эти старые и новые поборы не возмещали колоссальных расходов
империи; государственное казначейство должно было искать пути к
сокращению трат. Юстиниану пришлось резко уменьшить размеры
войска (с 600 до 150 тысяч), да и то жалованье солдатам выплачивалось
неаккуратно; значительно пришлось сократить также раздачи городской
бедноте, менее пышными сделались представления на ипподроме, уба¬
вились средства на освещение улиц, на благоустройство городов. Им¬
перия стояла перед лицом финансовой катастрофы. В 552 г. император
был вынужден аннулировать недоимки.
А Юстиниан тем временем лихорадочно издавал указы, рассчитывая
потоком бесконечных новелл разрешить военные, финансовые, соци¬
альные проблемы империи. Бесчисленные административные меропри¬
ятия должны были создать еще более мощную государственную машину.
Юстиниан проводит укрупнение некоторых провинций, в ряде случаев
осуществляя соединение военной и гражданской власти в руках одного
чиновника. Так, проконсул Каппадокии получил военные, админист¬
ративные и финансовые функции.
Глава 2. Попытки реставрации Римской империи и классовая борьба в VI в.
35
Но эта огромная армия чиновников функционировала очень скверно.
Вельможи заботились не о делах, а об аудиенции у Юстиниана и Феодоры;
они часами ждали приема у императрицы, просиживая в тесном и душном
помещении. Наконец наступал долгожданный момент, их вводили в па¬
латы, они совершали земной поклон (проскинесис) и уходили, поцеловав
подошву башмачков Феодоры. Вельможи жили в страхе, ожидая в любой
момент доноса (ибо толпы шпионов окружали императрицу), а за этим
должна была последовать ссылка, темница, конфискация имущества.
Один сенатор был брошен в темное подземелье, где его привязали за шею
короткой веревкой, так что он даже не мог распрямиться. Проведя там
четыре месяца, он сошел с ума.
Прокопий очень ярко описывает, как Велисарий, отозванный из Ита¬
лии и впавший в немилость, был всеми оставлен и в одиночестве проводил
дни у себя дома, на ложе, трусливо ожидая развязки. У этого человека,
который в бою привык смотреть в лицо смерти, не явилось ни одной
мужественной мысли. «От трепета его покрывал холодный пот, у него
мешались мысли».
Таким образом, параллельно с ухудшением положения народных
масс возрастал императорский деспотизм; бедствия подданных, наряду
с коррупцией государственного аппарата, были свидетельством разло¬
жения рабовладельческой империи, которая доживала при всем внеш¬
нем блеске последние десятилетия.
Глава 3
ПАДЕНИЕ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ
В ВОСТОЧНОЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ И
РАССЕЛЕНИЕ ЮЖНЫХ СЛАВЯН
НА БАЛКАНСКОМ ПОЛУОСТРОВЕ
(конец VI—VII вв.)
Внешнеполитические неудачи империи в конце VI—VII вв.
Режим, созданный Юстинианом, был откровенной диктатурой рабо¬
владельческого класса, сопровождавшейся террором, подавлением по¬
следних следов демократического движения и крайним обнищанием
страны. Но и эта диктатура, несмотря на отдельные успехи во внешней
политике, была уже не в состоянии обеспечить устойчивость рабовла¬
дельческих порядков в Средиземноморье. Со второй половины VI в.
начинается распад Восточной Римской империи.
Благодаря специфике сохранившихся до нашего времени источни¬
ков, всего отчетливее предстает перед нами картина внешнеполитиче¬
ских неудач. Уже в 568 г., три года спустя после смерти Юстиниана,
лангобарды вторглись в Италию и вытеснили оттуда восточноримские
войска: лишь Рим, Равенна и области Южной Италии продолжали
признавать власть константинопольского императора. Балканский полу¬
остров империя также уже не могла удержать в своих руках: славяне,
протоболгары, авары совершали набеги до самых стен Константинополя,
проникали на Пелопоннес и на острова. На Востоке персы опрокинули
отряды восточно-римских войск, вторглись в Армению, Сирию, Малую
Азию; в 626 г. персы, славяне и авары осадили Константинополь.
Правда, войскам императора Ираклия (610—641) удалось отразить
натиск персов, но уже в 634 г. началось стремительное наступление
арабов, и в течение недолгого срока империя потеряла Египет, Пале¬
стину, Сирию. Вскоре арабы закрепились на островах Эгейского моря
и в 655 г. нанесли императорскому флоту сокрушительное поражение
у Ликийского побережья.
Глава 3. Падение рабовладельческой системы в Восточной Римской империи..
37
В то время как славяне, персы, а затем арабы продвигались вглубь
территории Восточной Римской империи, сама она переживала очень
существенные внутренние перемены, теснейшим образом связанные и
в значительной мере обусловившие эти внешнеполитические неудачи.
К сожалению, эти перемены обычно ускользали от внимания средне¬
вековых хронистов, и поэтому мы лишь с большим трудом можем
проследить за ними. До самого последнего времени мы даже были
лишены возможности ставить вопрос о судьбе восточноримских полисов,
этого оплота рабовладельческой системы, ибо нарративные источники
(хроники и жития святых) содержали совершенно ничтожные сведения
для истории городов. Положение дел несколько изменилось в последнее
время благодаря раскопкам, которые дали ученым значительный ну¬
мизматический и археологический материал, освещающий в первую
очередь перемены в характере городских поселений.
Судьбы позднеримского полиса. Теперь мы знаем, что в IV—VI вв.
Восточная Римская империя была покрыта множеством городов, боль¬
ших и малых, живших интенсивной хозяйственной жизнью. Относя¬
щиеся к этому времени надписи из небольшого малоазийского города
Корика свидетельствуют о наличии в нем самых разнообразных ремес-
ленников-профессионалов: горшечников, медников, золотых дел мас¬
теров, ножевщиков, слесарей, сапожников, валяльщиков, ткачей, порт¬
ных, камнетесов и многих других; в Корике жили также виноторговцы,
менялы-продавцы благовонных мазей, кондитеры, колбасники, содер¬
жатели харчевен и т. п. Некоторые из этих ремесленников и торговцев
объединялись в коллегии, а иные были предпринимателями, эксплуа¬
тировавшими труд других лиц. Корик, конечно, нельзя считать иск¬
лючением: подобную картину мы могли бы найти повсеместно. Позд¬
неримские города были многолюдными поселениями, важными цент¬
рами ремесла и торговли.
Но если мы мысленно перенесемся через полтораста лет и обратимся
к данным VIII в., то перед нами встанет совершенно иная картина: многие
восточноримские города к началу VIII в. перестали существовать, товар¬
ное производство замерло почти повсеместно, некогда столь оживленная
торговля сократилась. Находки монет служат отчетливым показателем
совершившихся в это время перемен. Во время раскопок на афинской
агоре было обнаружено 1127 монет, выпущенных за 80 с небольшим лет,
от 602 до 685 г., а всего лишь 109 монет, чеканных на протяжении почти
двух столетий — в 685—867 гг.; раскопки в Коринфе дали 256 монет,
датируемых 578—668 гг., и только 37 монет — 668—829 гг. О таких же
переменах свидетельствуют находки в Пергаме, Приене, Сардах и других
городах: чеканка монеты с конца VII в. резко сократилась.
Археологический материал подтверждает те выводы, к которым
приводят нас нумизматические данные. В конце VI—VII вв. почти
полностью прекратилось городское строительство, многие городские
38
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
районы и целые поселения запустели. В ремесленном районе Афин
(между Ареопагом и Пниксом) дома были заброшены, водопроводная
система пришла в упадок, и вся долина, некогда покрытая многочис¬
ленными жилищами гончаров и других ремесленников, теперь превра¬
тилась в болото. В Пергаме резко сократившееся население скучилось
в южной части старого города, около крепостных башен, на верхних
террасах вблизи от античного гимнасия; термы античного гимнасия
перестали служить теперь общественными банями и были превращены
в большой резервуар для воды. Короче говоря, значительная часть
городов империи к началу VIII в. либо перестала существовать, либо
же превратилась в сельские поселки, аграризировалась, за исключением
самых крупных, таких, как Константинополь, Солунь, Эфес, но и их
экономическая мощь уменьшилась.
Изменилось в это время не только экономическое положение и
значение восточноримских городов, изменилось также и отношение
горожан к империи: если в IV—VI вв. горожане составляли наиболее
преданный рабовладельческому государству слой населения и ревностно
участвовали в обороне своих городов от готов и персов, то правление
Юстиниана показало им все самые черные стороны рабовладельческой
диктатуры. Горожане убедились, что Восточная Римская империя может
существовать лишь за счет предельного напряжения сил страны, за
счет самого жестокого ограбления и унижения народных масс. Рабо¬
владельческое государство взимало бесчисленные налоги, преследовало
оппозиционные выступления цирковых партий, разоряло своими мо¬
нополиями городских ремесленников и торговцев, и вместе с тем оно
было бессильно теперь не только обеспечить более или менее постоянный
приток рабов, но и даже защитить государственные границы от натиска
северных и восточных соседей. Естественно, что в этих условиях го¬
рожане постепенно начинали со все большим безразличием относиться
к военным неудачам империи и во многих случаях даже активно
содействовали ее врагам. Когда арабы вторглись в Сирию и Палестину,
только население Иерусалима, подстрекаемое православным духовен¬
ством, оказало им некоторое сопротивление — сирийские города, и в
том числе Антиохия, сдались арабам без борьбы. То же самое произошло
и в Египте: когда летом 646 г. арабские войска вошли в Александрию,
горожане во главе с патриархом Вениамином приветствовали их, явс¬
твенно показав, что предпочитают господство арабов власти констан¬
тинопольского императора.
Экономическое ослабление городов и нарастание среди горожан
безразличия к судьбам своего государства приводило в конечном итоге
к прекращению политической самодеятельности городского населения.
Цирковые партии, которые было возродились после смерти Юстиниана
и играли некоторое время — по крайней мере в Константинополе —
довольно значительную роль, постепенно исчезают с политического
горизонта. Хронисты, рассказывая о волнениях, которые имели место
Глава 3. Падение рабовладельческой системы в Восточной Римской империи..
39
н столице в 613 г., еще упоминают о «голубых» и «зеленых», а затем
забывают о них на долгое время и вспоминают лишь еще раз, расска¬
зывая, как в 695 г. «голубые» свергли императора Юстиниана II.
С VIII в. цирковые партии перестали быть политическими организа¬
циями городского населения: мы встречаем их лишь в мало почетной
роли статистов на торжественных придворных церемониях.
Восточноримские города, как мы знаем, были в IV—VI вв. опорой
рабовладельческой системы; их экономический и политический упадок
явился отражением краха рабовладельческих порядков. Военные не¬
удачи империи со своей стороны способствовали захирению городов:
многие города были разрушены арабами, протоболгарами, славянами,
а арабский флот на Средиземном море препятствовал нормальному
и едению морской торговли. Однако было бы неверно в войнах и набегах
соседей видеть конечную причину упадка городской жизни: ведь хорошо
известно, что города, сожженные и разрушенные, обычно быстро воз¬
рождаются, если только в обществе налицо потребность в их сущест¬
вовании. Средневековый Милан был стерт с лица земли по приказу
Фридриха Барбароссы, место, где он стоял, было вспахано, и соль как
символ бесплодия брошена в борозды, проведенные плугом. А через
несколько лет город вновь вырос на прежнем месте, и миланские
трожане продолжали войну с Фридрихом. Такие примеры можно было
бы приводить без конца. Если же не возродились к жизни восточно¬
римские города, которые, подобно Корику, были разрушены арабами,
то это значит, что исчезла потребность в поселениях такого типа — в
полисах как центрах товарного производства и вместе с тем образующих
клеточках рабовладельческого общества.
Обострение классовой борьбы. Крах рабовладельческой системы
сопровождался в конце VI и VII вв. ожесточенной классовой борьбой,
односторонне и неполно освещенной в сохранившихся источниках. Уже
при Юстиниане на севере Балканского полуострова действовали мно¬
гочисленные отряды latrones («разбойников»), или, как их называли в
этих местах, скамаров. Это были городские низы, свободные земле¬
дельцы, георги, рабы, которые уходили в леса, создавали вооруженные
отряды и нападали на поместья рабовладельцев. Постановления Юс¬
тиниана предписывали войскам вести беспощадную борьбу против
latrones, а поместья постепенно превращались в неприступные замки.
После смерти Юстиниана действия фракийских скамаров стали еще
более решительными: они создавали независимые поселения и вели
войны с империей и аварами.
Грозные восстания прокатились в конце VI в. и по Египту. В области
Ахмим восстали черные рабы (эфиопы), с которыми соединились «раз¬
бойники», т. е. возмущенная свободная беднота; во главе восставших
встал некто Азария. В боях с правительственными войсками восставшие
рабы и «разбойники» потерпели поражение и были вынуждены отсту¬
пить на высокую и крутую гору, где мужественно отражали атаки
40
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
врагов; они не сдались и не пропустили противника, но все погибли
от голода и холода.
Другое восстание в Египте возглавили люди из селения Айкелах:
Исаак и его родственники, собравшие вокруг себя вооруженные отряды.
Ворвавшись в город Бусир, они подожгли его и уничтожили в нем обще¬
ственную баню; они захватили суда, доставлявшие зерно в Александрию,
и требовали, чтобы наместник провинции выдал им подати, предназна¬
ченные для отправки в Константинополь. На своих кораблях люди Исаака
достигли Кипра и разграбили имущество кипрских богачей. С огромным
трудом правительство сумело расколоть ряды восставших и подавило
восстание; вожди были захвачены в плен; в течение некоторого времени
их с позором возили на верблюде, а затем предали смертной казни; Айке¬
лах был сожжен, и террор царил по всему Египту.
Недовольство проявлялось также в сепаратистском движении, ох¬
ватившем широкие круги населения провинций: особенно острым это
недовольство было на Востоке, среди сирийцев и коптов, имевших свои
языки и свою письменность, охотно поддерживавших монофизитство
и иные религиозные движения, направленные против константинополь¬
ской церкви. Но и на Западе провинции готовы были отпасть: в
646—647 гг. восстание охватило Северную Африку, в 649—652 гг.
Южная Италия не признавала власти Константинополя. Хотя прави¬
тельству императора Константа II Бородатого (641—668) удалось вос¬
становить свое господство и в Южной Италии, и в Северной Африке,
однако лишь на недолгое время.
Грозную опасность представляли солдатские мятежи. В 602 г. вспых¬
нул мятеж войск, воевавших против славян: ближайшим поводом для
солдатского возмущения послужил приказ перезимовать на северном бе¬
регу Дуная, во вражеской стране, но причину его следует искать в общем
недовольстве, охватившем широкие массы. Солдаты подняли на щит цен¬
туриона Фоку, по своему происхождению наполовину «варвара», и про¬
возгласили его императором; войско двинулось на Константинополь и
овладело им при активной поддержке горожан (в первую очередь, «зеле¬
ных») . Победа Фоки сопровождалась массовыми казнями константино-
польких вельмож и конфискациями их имущества. Фоке удалось удер¬
жать власть до 610 г., когда в Константинополь прибыл флот, присланный
аристократами из Северной Африки и Египта; Фока был предан казни, а
его статуя на ипподроме сброшена с пьедестала и уничтожена.
Экономический упадок городов, тяжелое внешнеполитическое по¬
ложение страны, ожесточенная социальная борьба — все это заставляло
преемников Юстиниана сдавать одну позицию за другой; централизо¬
ванное рабовладельческое государство все более отчетливо выказывало
свою слабость.
Ослабление государственного аппарата. Рубеж VI и VII вв. был
временем децентрализации государственного управления. Это прояви¬
Глава 3. Падение рабовладельческой системы в Восточной Римской империи...
41
лось прежде всего в укреплении власти местных должностных лиц: в
конце VI в. на окраинах империи появились экзархаты (Равеннский
и Карфагенский), а в VII в. в Малой Азии были созданы первые фемы.
Экзархаты и фемы представляли собой крупные территориальные еди¬
ницы, вся власть в которых была сосредоточена в руках одного лица
(экзарха или стратига фемы), происходившего обычно из местной
аристократии. Правда, на первых порах наряду с фемами продолжали
существовать старые провинции, и проконсул провинции ведал граж¬
данской администрацией под надзором стратига.
Вместе с тем в это время изменяется и характер податного ведомства:
если при Юстиниане все финансовое управление было сосредоточено
в руках одного чиновника — префекта претория, то теперь сформиро¬
вался ряд независимых финансовых учреждений, руководимых лого¬
фетами. С ослаблением централизации пошатнулось и старое пред¬
ставление о божественности императора: впервые после Феодосия I,
умершего в 395 г., константинопольские императоры Маврикий (582—
602), а затем Ираклий стали лично руководить войсками. Маврикий,
пренебрегая идеей единства православной империи, даже предлагал
разделить ее между сыновьями. Вместе с развалом централизованной
империи пал авторитет Константинополя: император Констант II Бо¬
родатый предлагал перенести столицу империи на запад и почти все
свое царствование провел в путешествиях по Балканскому полуострову
и Сицилии.
Податной гнет был ослаблен. При Маврикии, если верить поздним
известиям, налоговое бремя было сокращено на одну треть; система
монополий, явно не оправдавшая себя, перестала существовать уже
при ближайших преемниках Юстиниана; по-видимому, в самом конце
VII в. был отменен поземельно-подушный налог, введенный реформами
Диоклетиана и Константина и являвшийся основной формой обложения
в Поздней Римской империи; в то же время или несколько ранее
исчезла система эпиболе — принудительное взимание налога с соседей
за участки, брошенные их владельцами.
Вместе с ослаблением податного гнета исчезла прикрепленность
сельского населения к земле: старый принцип, состоявший в том, что
георги были прикованы к своей общине, уже не соблюдался столь
строго; сохранились египетские папирусы, разрешающие колонам сво¬
боду перехода на условии, что они в новом месте будут вносить подати.
Освободившиеся от своих городских собственников, а нередко и от
казны, георги становились свободными земледельцами; поселения таких
свободных земледельцев возникали часто заново, в первую очередь на
окраинах империи, на запустевших землях, разоренных набегами ара¬
бов и других соседей. При этом, разумеется, в поселениях этого рода
оказывалось немало беглых рабов — государство теперь не имело сил
и средств, чтобы водворить их на старое место, тем более, что их
прежние господа нередко были вынуждены покинуть свои владения, а
42
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
то и вовсе погибли. Интенсивный процесс образования свободных сель¬
ских поселений на территории Восточной Римской империи еще более
ускорялся благодаря тому, что соседние племена теперь легко проникали
на ее земли и оседали на них; среди этих племен особенно важную
историческую роль сыграли славяне.
Общественный строй древних славян. О материальной культуре и
общественном строе древних славян мы знаем очень немного; источ¬
ники, которые рассказывают нам о древних славянах, крайне скудны.
Первые бесспорные упоминания о славянах принадлежат латинским и
греческим писателям I—II вв. н. э.: Плинию, Тациту, Птолемею. Эти
авторы называют славян венедами и сообщают, что жили славяне за
Вислой, между Балтийским морем (Венедский залив) и Карпатами,
однако мы напрасно бы стали искать у латинских и греческих писателей
I—II вв. подробное описание быта славянских племен: слишком далеки
были венеды от греко-римского мира, слишком мало знали о них
ученые географы и историки. Скудные сообщения нарративных источ¬
ников мы могли бы пополнить археологическим данными: на террито¬
рии, которую в то время занимали славяне, сохранились своеобразные
памятники, получившие в исторической литературе наименование куль¬
туры «полей погребения» или «полей погребальных урн». Это довольно
неудачное и совершенно условное название возникло потому, что люди,
создавшие культуру полей погребения, как правило, сжигали своих
мертвецов и хоронили их прах в глиняных сосудах. Памятники культуры
полей погребения появляются незадолго до нашей эры; они встречаются
на обширной территории от верховьев Северного Донца до Западной
Чехии. Мы не можем утверждать, что все памятники полей погребения
созданы славянскими племенами: несомненно, некоторая часть людей,
похороненных в этих могильниках, принадлежала к кельтам или иным
европейским племенам. Но во всяком случае к числу создателей куль¬
туры полей погребения относились также и древние славяне.
Поля погребений были оставлены оседлыми земледельческими пле¬
менами, достигшими к тому времени довольно значительного развития
хозяйства: помимо пашенного земледелия, они занимались скотовод¬
ством и, судя по находкам костей, разводили овец, свиней, коров,
лошадей и коз. Археология свидетельствует и о высоком уровне ремесла;
хотя часть глиняной посуды изготовлялась вручную, славянам были
известны уже и гончарный круг, и гончарная печь; следовательно,
производство гончарной посуды находилось — по крайней мере частич¬
но — в руках специалистов-ремесленников. Другие мастера ковали же¬
лезные орудия: ножи и сошники для плугов. Высокого совершенства
достигло производство эмалей и костерезное ремесло.
Чрезвычайно разнообразными были типы жилищ, которые возво¬
дили создатели полей погребения. Одни поселения состояли из землянок
или полуземлянок, в центре которых был сложен открытый очаг, в
других местах люди устраивали полуземлянки с глиняными печами и
Глава 3. Падение рабовладельческой системы в Восточной Римской империи...
43
двускатной крышей, в третьих — строили настоящие срубные избы с
глинобитным полом.
У людей, создавших культуру полей погребения, еще сохранялся,
по-видимому, родовой строй: об этом свидетельствуют в первую очередь
однородность и бедность погребений. Однако хозяйственные успехи
были уже настолько велики, что общество оказалось в состоянии про¬
изводить прибавочный продукт; последний мог быть присвоен племен¬
ным вождем или родовым старейшиной. Тем самым была подготовлена
экономическая основа для распада первобытно-общинного строя. Тор¬
говые связи между Приднепровьем и Римом, засвидетельствованные
обильными кладами римских монет в области распространения полей
погребения, ускоряли разложение родового строя. Археологические па¬
мятники позволяют догадываться о появлении имущественной диффе¬
ренциации. Во время раскопок изредка встречаются могилы, содержа¬
щие импортные римские предметы из бронзы и серебра; так, в центре
Черняховского могильника (Киевская область) были найдены две мо¬
гилы, выделявшиеся своими размерами; стены этих могил были обло¬
жены деревянными плашками, укрепленными при помощи вертикально
вкопанных столбов. Хотя обе могилы были ограблены еще в древности,
остатки импортной стеклянной посуды свидетельствовали о богатстве
их инвентаря. Такие могилы принадлежали, несомненно, родовой знати,
занимавшей привилегированное положение в обществе.
Восточноримские писатели о славянах. Археологический мате¬
риал по самой своей природе способен осветить лишь некоторые стороны
истории хозяйства и быта. Более подробные сведения о древних славянах
мы обнаружим в сочинениях восточноримских писателей. Среди них
первым упоминает славян анонимный автор, живший на рубеже IV—
V вв. и известный под именем псевдоКесария. Его сочинение посвящено
богословским вопросам, и естественно, псевдоКесарий лишь мимоходом
упоминает славян, но он уже в отличие от авторов I—II вв. помещает
славян на Дунае. Более подробно рассказывают о славянах писатели
VI—VII вв., современники славянского вторжения на территорию Во¬
сточной Римской империи; среди них надо назвать историков, писавших
на греческом языке: известного уже нам Прокопия Кесарийского, а
также более поздних авторов — Менандра Протиктора и Феофилакта
Симокатту. Очень важные сведения о славянах найдем мы у сирийского
историка Иоанна Эфесского, а также в трактате по военному делу,
который приписывается некоторыми учеными императору Маврикию,
но часто обозначается условным названием «Стратегикона» псевдо-
Маврикия. Наконец, немногочисленные, но существенные сведения о
славянах сохранил готский историк Иордан, писавший на латинском
языке.
Известия этих писателей о славянах проникнуты определенной
тенденцией, обусловленной как мировоззрением каждого автора, так
и традициями античной литературы, определявшими приемы описания
44
А. Я. Каждан, Г. Г. Литаврин
жизни «варваров». Отношение писателей VI—VII вв. к славянам было
в соответствии с этим двояким. В некоторых произведениях мы встре¬
чаем презрительную характеристику славян, которых авторы третируют
как неполноценных людей, стараются доказать их культурную бедность,
пользуясь всевозможными анекдотами о примитивности славянских
жилищ, способе добывания пищи и т. п. Восточноримские историки
нередко рисовали славян «звероподобными племенами» (Прокопий),
живущими в лесах и на болотах, представляя их жадными грабителями.
Таким был сомнительный путь, при помощи которого идеологи рабо¬
владельческою класса рассчитывали возвеличить «римский» образ жиз¬
ни и прославить отживающую рабовладельческую империю.
Другие писатели, оппозиционно настроенные к правительству Во¬
сточной Римской империи, иначе решали этот вопрос: они противопо¬
ставляли свободный быт славян испорченному и деспотическому госу¬
дарству. Они подчеркивали миролюбие славян (это особенно ярко
проявилось в сохранившейся у Феофилакта Симокатты легенде о трех
славянских гуслярах, которые безоружными явились с далекого севера
к берегам Дуная), указывали на отсутствие у них царской власти, на
их демократизм, справедливость и гостеприимство.
Обе эти тенденции (иногда причудливо переплетающиеся у одного
и того же автора) при всей их внутренней противоположности приводили
в конечном счете к одному результату: византийские авторы — и те,
которые идеализировали славянские порядки, и те, которые относились
к славянам с пренебрежением, — в одинаковой мере тенденциозно
старались подчеркнуть наличие коренной разницы между Восточной
Римской империей и славянским миром. Достаточно сказать, что эти
авторы подробно и охотно повествуют о лесах и болотах, где якобы
только и жили славяне, и лишь мимоходом, случайно упоминают о
полях, возделанных славянами: ведь возделывание полей вряд ли могло
удивить их читателей.
Писатели VI—VII вв. говорят обычно о двух славянских народах:
склавинах и антах, близких между собой и по языку, и по образу
жизни. «Эти племена, склавины и анты, — рассказывает Прокопий, —
не управляются одним человеком, но с древних времен живут в наро¬
доправстве, и поэтому соплеменники и счастье и несчастье делят со¬
обща». Однако этот первобытный уклад, о котором говорит Прокопий,
в его время подвергся далеко зашедшему разложению: уже сложилась
социальная дифференциация, уже оформились прочные племенные
союзы. Восточноримские авторы знают о существовании рабства у сла¬
вян. Менандр Протиктор, разумеется, преувеличивая, говорит о «ми¬
риадах» римских подданных, которые находились в конце VI в. в неволе
у славян. Более подробно рассказывает о положении рабов у славян
псевдоМаврикий: по его словам, рабство у славян носило сравнительно
примитивный характер — после определенного срока раба отпускали
Глава 3. Падение рабовладельческой системы в Восточной Римской империи...
45
иа волю. Мы могли бы сказать, что рабство у славян в VI—VII вв.
было еще патриархальным.
Писатели VI—VII вв. засвидетельствовали и возникновение знати:
они знают славянское слово «вождь» и упоминают старейшин, стоявших
мо главе многолюдных родов и пользовавшихся чрезвычайно большим
авторитетом у своего народа. Войны, которые вели в это время анты и
склавины, ускоряли процесс обособления знати: в руках отдельных пле¬
менных вождей скапливались значительные богатства, награбленные в
Восточной Римской империи. Достаточно указать хотя бы на клад, най¬
денный в 1912 г. у села Малая Перещепина Полтавской области: он со¬
держал огромное количество драгоценных предметов, в том числе более
20 килограммов одних только золотых изделий.
Наконец, религия славян, насколько мы можем судить по известию
Прокопия, была характерна именно для той стадии общественного
развития, когда родовая демократия уступает место княжеской власти;
эта последняя своеобразно преломляется в религиозных представлениях
народа, создающего легенды о могущественном боге, господствующем
над всем мирозданием. По рассказу Прокопия, славяне «считают, что
один из богов, а именно — творец молний, является единственным
владыкой всего, и ему они приносят в жертву быков и совершают в
его честь другие священные обряды». Это представление о могущест¬
венном боге-громовержце (Перуне) могло возникнуть только на срав¬
нительно высокой стадии общественного развития.
Таким образом, когда славяне вступили в соприкосновение с Восточ¬
ной Римской империей, у них еще не сложилось классовое общество, а
эксплуатация военнопленных-рабов носила патриархальный характер.
Но вместе с тем родовой строй был уже подточен развитием ремесленного
производства и торговли, появлением рабов и выделением знати. Война,
которую прежде вели преимущественно для того, чтобы отомстить за
нападение соседей, стала в ту пору промыслом, грабеж обогащал знать,
содействовал увеличению ее богатства и власти. Таковы были причины,
которые побудили славян перейти Дунай и вторгнуться на территорию
Восточной Римской империи.
Вторжения славян. Набеги славян начались, как свидетельствует
Прокопий, в начале VI в. Славяне несколько раз переходили Дунай
и доходили до стен Константинополя. В середине VI в. оборонительные
рубежи империи были отодвинуты к Фермопилам и в восточную Фра¬
кию — северная Греция и Македония оказались по существу открытыми
для славянских вторжений. Еще более энергичным становится проник¬
новение славян после смерти Юстиниана, когда его преемники оказались
бессильными справиться с внутренними и внешнеполитическими за¬
труднениями. Первое вторжение славян в собственно Грецию относится
к 578 г., когда, по известию Менандра, славяне числом в 100 тыс.
человек, перейдя Дунай, опустошили не только Фракию, Эпир и Фес¬
46
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
салию, но и Элладу. В 581 г. славяне, как сообщает Иоанн Эфесский,
вновь нападают на империю и осаждают ее столицу. Иоанн находился
в это время в Константинополе и, будучи очевидцем, сумел нарисовать
яркую картину вторжения. Славяне, говорит Иоанн Эфесский, «стре¬
мительно прошли всю Элладу, области Сол у ни и всей Фракии и по¬
корили многие города и крепости. Они опустошили и сожгли их, взяли
пленных и стали господами на земле. Они осели на ней господами,
как на своей, без страха... У самой внешней стены (перед Константи¬
нополем) они захватили и все царские табуны, много тысяч (голов) и
другую разную (добычу). Вот и до сего дня, т. е. до 895 г. (селевкидской
эры, иначе — до 583—584 гг. н. э.) они остаются, живут и спокойно
пребывают в странах ромеев — люди, которые не смели (раньше) по¬
казываться из дремучих лесов».
Рассказ Иоанна Эфесского чрезвычайно важен для историка, ибо
он свидетельствует, что славяне во второй половине VI в. не только
вторгались на территорию империи, не только грабили и опустошали
захваченные области, но и начали уже оседать «господами» на землях,
принадлежащих ромеям, как тогда называли себя жители Восточной
Римской империи.
Не только Константинополь, но и Солунь, один из крупнейших
городов империи, подвергся в то время нападению славян и действо¬
вавших вместе с ними аваров. Анонимный автор, переживший осаду
Солуни, так описывает славянское войско, стоявшее у городских стен:
«И тут-то увидели на большом расстоянии это неисчислимое множество
людей; они протянулись от восточного края городских укреплений,
примыкающего к морю, до западного конца стен, — словно смертонос¬
ным венцом они охватили город. Нельзя было разглядеть ни единого
клочка земли, который бы ни был попран варварами. Вместо земли,
деревьев или травы виднелись лишь головы противников, собранные в
одном месте и тесно прижатые друг к другу и угрожавшие нам завтра
неизбежной смертью».
Уже в конце VI в. славяне заняли важные пункты на Адриатическом
побережье; недаром напуганный успехами славянских племен папа
Григорий I писал в 600 г., что славяне угрожают теперь вторжением
в Италию. В начале VII в. славяне заняли Салону, административный
центр Далмации. Тем временем другие славянские племена проникли
в Фессалию, Аттику, на остров Эвбею и даже на Пелопоннес. Они
предпринимали также попытки высадиться на Крите и других
островах.
Кульминационным моментом славяно-аварского наступления на
Восточную Римскую империю был поход 626 г. на Константинополь,
когда славяне и авары действовали в союзе с персами. К стенам ро-
мейской столицы было придвинуто множество осадных машин; славя¬
но-аварская пехота осадила город с суши, тогда как бесчисленное
количество славянских ладей-однодеревок, пришедших с Дуная, на¬
Глава 3. Падение рабовладельческой системы в Восточной Римской империи... 47
полнило залив Золотой Рог. Однако ромеи обладали превосходством
на море, и это решило исход осады: славянский флот потерпел пора¬
жение, а вслед за тем были разбиты и их сухопутные войска.
Известия нарративных источников о вторжении славян на Балкан¬
ский полуостров подтверждаются археологическими данными, и прежде
всего многочисленными находками бронзовых изделий славянского про¬
изводства на территории Греции. Особенно интересны находки в городе
Новый Анхиал, в Фессалии, на берегу залива Воло: при раскопках
одной из раннехристианских базилик здесь был обнаружен огромный
скелет мужчины, похороненного с различными вещами, в том числе с
характерными славянскими украшениями, — по-видимому, эта могила
принадлежала славянскому князю; обнаруженный в ней инвентарь
позволяет датировать ее серединой VII в.
Более спорными являются находки у Коринфской стены, где были
раскопаны погребения воинов с железными наконечниками копий и
бронзовыми поясными пряжками; эти погребения также датируются
VII в., и одно время их считали славяно-аварскими, так как пряжки
подобного типа часто встречаются в областях, заселенных в то время
славянами и аварами; впрочем, такие пряжки изготовлялись и в ви¬
зантийских мастерских, поэтому вопрос об этнической принадлежности
воинов из погребений у Коринфской стены не может считаться окон¬
чательно решенным.
Топонимический 1 материал также свидетельствует о проникнове¬
нии и длительном пребывании славян в Греции и, в частности, на
Пелопоннесе: мы можем насчитать на Пелопоннесе несколько сотен
названий местностей, восходящих к славянским корням и, следова¬
тельно, обязанных своим происхождением славянам.
Итак, в конце VI и начале VII в. Балканский полуостров был занят
и заселен славянами. Западные писатели VII—VIII вв. рассматривали
Грецию как страну, принадлежащую славянам. Так, историк VII в.
Исидор Севильский сообщал, что в начале правления императора Ирак¬
лия славяне отняли у «римлян» Грецию. А другой западный писатель,
составивший в VIII в. описание «подвигов» благочестивого епископа
Виллибальда, прямо помещал пелопоннесский город Монемвасию в
«Славянской земле». Только отдельные города, расположенные на по¬
бережье, подобно Солуни или Коринфу, смогли сохранить политиче¬
скую независимость от славянских князей; при этом Солунь подверглась
упорной осаде и даже разнесся слух, что город попал в руки славян;
Коринф же действительно был взят, но императору Константу II уда¬
лось отвоевать его. Еще в начале IX в. славяне, продолжая наступление,
пытались овладеть пелопоннесским городом Патры.
1 Топономика — вспомогательная историческая дисциплина, изучающая
названия местности.
48
A. П. Каждан, Л Г. Литаврин
В Малую Азию славяне проникли в гораздо меньшем числе, и эта
область не стала «славянской землей», хотя в Вифинии и некоторых
других провинциях империи были расселены тысячи славянских посе¬
ленцев, обрабатывавших землю и служивших в императорских войсках.
Значение славянских вторжений. Восточная Римская империя ис¬
пытала за время своего существования немало вторжений самых различ¬
ных народов, но ни одно из этих вторжений не имело такого значения,
как славянское. Другие народы приходили и уходили, и лишь скромные
осколки промелькнувших племен оставались на ромейской земле; славя¬
не же осели на Балканском полуострове, образовав здесь свои первые
государственные объединения. Вместе с тем они составили важный этни¬
ческий слой населения ряда областей Восточной Римской империи и
оказали существенное влияние на ее социально-экономическое развитие.
Когда мы говорим о влиянии, оказанном славянами на развитие
империи, то нам следует иметь в виду два аспекта. Прежде всего,
расселение славян на территории империи непосредственно способст¬
вовало увеличению числа свободных земледельцев-общинников, т. е.
той прогрессивной тенденции, которая, как мы уже видели, проявилась
в IV—VI вв., но смогла реализоваться лишь в VII столетии в результате
революционной борьбы народных масс. Процессу формирования класса
крестьян-общинников, обусловленному внутренними причинами, спо¬
собствовало расселение свободных славянских поселенцев на территории
империи.
Во-вторых, славянское вторжение расшатывало и разрушало рабо¬
владельческую государственную машину Восточной Римской империи.
Поскольку славяне VI—начала VII вв. еще не знали классового обще¬
ства и иных форм эксплуатации, кроме патриархального рабства, сла¬
вянское вторжение привело к облегчению положения трудящихся масс
и прежде всего к смягчению тяжелого податного гнета. По словам
Иоанна Эфесского, авары и славяне говорили земледельцам провинции
Мезия: «Выходите, сейте и жните, мы возьмем с вас только половину
подати». В то же время в ходе славянского завоевания было разгромлено
значительное число поместий, как императорских, так и частновла¬
дельческих, были взяты и разрушены многие полисы — главный оплот
рабовладельческой системы.
Иначе говоря, прогрессивность славянского завоевания состояла в
том, что оно содействовало разрушению рабовладельческой системы
хозяйства, изжившей себя к этому времени; оно содействовало победе
прогрессивных экономических тенденций, подспудно вызревавших в
недрах рабовладельческой формации в предшествующие столетия, —
тенденций к созданию мелкого самостоятельного производства. Ос¬
новной фигурой в хозяйственной жизни империи в конце VII—VIII вв.
становится свободный общинник, тогда как многие старые города,
важнейшие центры рабовладельческой экономики, лежали в развали¬
Глава 3. Падение рабовладельческой системы в Восточной Римской империи...
49
нах. Тем самым был расчищен путь для формирования новых фео¬
дальных отношений, которые стали развиваться как в молодых сла¬
вянских княжествах, возникших в разных частях Балканского полу¬
острова, так и в уцелевших областях прежней Восточной Римской
империи. Славяне омолодили ее точно так же, как это сделали германцы
в отношении Западной Римской империи, они омолодили ее, содействуя
становлению здесь новых, более прогрессивных общественных отноше¬
ний.
Образование первых южнославянских княжеств. Уже в VI в., когда
славянские племена начали вторгаться в земли Восточной Римской
империи, родовой строй у них был подточен имущественной и соци¬
альной дифференциацией. Войны с ромеями и особенно захват обшир¬
ных территорий на Балканском полуострове ускоряли этот процесс,
начавшийся еще задолго до вторжений. Все более отчетливо вырисо¬
вывался слой вождей и старейшин, получавших львиную долю добычи
и дань покоренных народов; имена многих из этих вождей сохранили
нам современные историки и прежде всего Феофилакт Симокатта. Все
эти Мусокии, Пирогасты, Радагасты, о которых они упоминают, обла¬
дали большими богатствами (по-видимому, рабами, скотом и золотом)
и пользовались среди своих современников авторитетом, опиравшимся
на их богатство и на их вооруженные дружины. Но чем влиятельнее
и богаче они становились, тем более резким делался разрыв между
ними и рядовыми свободными.
Рано или поздно должен был наступить такой момент, когда про¬
тиворечия между рядовыми славянскими общинниками и родовой ари¬
стократией станут непримиримыми, когда старые органы родовой де¬
мократии будут не в состоянии урегулировать рознь, перераставшую
из отдельных столкновений, определяемых случайными причинами, в
социальную вражду. Этот внутренний процесс социального расслоения,
приводящий к непримиримости противоречий внутри славянского об¬
щества, и явился важнейшей причиной возникновения новой формы
политической организации у славян — государства. Государство как
раз и было признанием того, что общество расколото внутренними
противоречиями, что органы родового строя, призванные примирять
споры сородичей, теперь должны отмереть или коренным образом из¬
мениться.
Наряду с основной причиной (распадом общества на антагонисти¬
ческие классы) действовали и другие факторы, способствовавшие об¬
разованию государства у южных славян, живших на правом берегу
Дуная и на Балканах. Прежде всего славяне, поселяясь на землях,
прежде принадлежавших Восточной Римской империи, оказывались
господами жившего здесь греческого, фракийского, иллирийского на¬
селения; они облагали местных жителей данью — пусть, как мы видели,
меньшей, нежели взыскивали податные сборщики римского рабовла¬
дельческого государства, но все же данью; они присваивали себе им-
4 За к. 3585
50
А. Я. Каждая, Г. Г. Литаврин
ператорские владения, огромные табуны скота. Несложный аппарат
органов родовой демократии не был приспособлен ни для взимания
дани, ни для управления императорскими поместьями, само по себе
господство над завоеванными территориями было плохо совместимо с
органами родового строя.
Наконец, внешнеполитическая опасность ускоряла процесс терри¬
ториального сплочения славян и формирования у них государства.
В VII в. опасность надвигалась на южных славян с двух сторон: с
северо-запада и с юго-востока. На северо-западе, по среднему течению
Дуная и по Тиссе, образовался в это время Аварский каганат, угро¬
жавший независимости южнославянских племен: авары подчинили
своей власти словен и хорватов, расселившихся к востоку от Адриа¬
тического моря, и готовились к наступлению на другие славянские
племена. На юго-востоке Восточная Римская империя, хотя и ослаб¬
ленная к этому времени, предпринимала попытки отнять у славян
занятые ими земли: император Констант II Бородатый совершил поход
в Южную Македонию и подчинил империи часть живших там славян.
Угроза аварского и восточноримского завоевания, постоянно нависавшая
над славянами в VII в., способствовала их консолидации и формиро¬
ванию новых органов политической власти.
Конкретные пути образования первых южнославянских государств
известны нам очень плохо: источники, освещающие историю Балкан
этого времени, крайне скудны; авторы раннего средневековья ограни¬
чиваются обычно лишь тем, что называют имена отдельных племен
или их вождей, но не понимают связи между теми или иными событиями.
Нельзя, конечно, и требовать от средневекового хрониста, чтобы он
мог уловить такой важный, но трудно заметный момент, как превра¬
щение рыхлого племенного союза в раннефеодальное государство. Боль¬
шего мы могли бы ждать от раннеславянского обычного права но, к
сожалению, первые памятники обычного права южных славян дошли
до нас во фрагментах и к тому же в записи более позднего времени.
Естественно, в подобных условиях наше представление об этом сложном
процессе носит весьма неполный характер и в ряде случаев мы должны
ограничиваться лишь более или менее правдоподобными гипотезами.
Греческие хронисты неоднократно упоминают о племенных союзах
славян, существовавших на Балканах в начале VII в. По-видимому, в
20-е гг. этого столетия сложился племенной союз, куда входили дре¬
говичи, велейезиты, ваюниты и некоторые другие расселившиеся по¬
близости от Солуни племена. В дальнейшем это племенное объедине¬
ние, по-видимому, превратилось в территориальное княжество или
даже в ряд княжеств: во всяком случае, греческий хронист IX в. Феофан
упоминает некоего Акамира, который был в конце VIII в. князем
славян Вельзитии, т. е. страны велейезитов, находившейся в Южной
Фессалии. Несколько позднее был создан союз ринхинов, сагудатов и
стримонцев; историки сохранили нам имя вождя этого племенного
Глава 3. Падение рабовладельческой системы в Восточной Римской империи...
51
союза — Пребинда. На территории римской провинции Мезия возник
в VII в. племенной союз, который был известен греческим писателям
под именем «Семи славянских племен».
Греческие и арабские писатели говорят о стране славян как о
«Склавиниях», которые образовались в это же время к северу от Солуни:
это были настоящие княжества, сохранявшие независимость вплоть до
начала IX в. Наконец, весьма вероятно, что и на Пелопоннесе, где,
как мы знаем, западные писатели VIII в. помещали «Славянскую зем¬
лю», шел процесс формирования территориальных княжеств.
Все эти факты, разумеется, очень скудны, но даже из них мы
можем сделать существенный вывод: уже в первой половине VII в.
славяне переживали процесс политической консолидации — старые
формы политической организации, порожденные родовым строем, от¬
жили и должны были уступить место новой форме — государству.
Процесс формирования первых южнославянских государств, обуслов¬
ленный начавшимся классообразованием и протекавший стихийно в
разных частях Македонии и Мезии, был осложнен новым фактором —
вторжением протоболгар на Балканский полуостров, придавшим ран¬
неславянскому государству своеобразную форму.
Вторжение протоболгар. Протоболгары — это условный термин,
принятый в современной исторической литературе; современники на¬
зывали этот народ болгарами. Протоболгары по языку принадлежали
к тюркской группе племен; в тот момент, когда источники впервые
упоминают о них (334 г.), они обитали в бассейне Дона и Кубани; это
были степняки-скотоводы, разделявшиеся на ряд племен. В V в. пра¬
вители Восточной Римской империи несколько раз обращались за по¬
мощью к протоболгарам, стремясь использовать их в борьбе против
остготов. Вслед за тем протоболгары сами стали нападать на балканские
области империи, нередко вступая при этом в союзные отношения со
славянскими племенами.
В конце VI в. в Северном Причерноморье образовалось обширное
племенное объединение протоболгар, получившее у греческих хронистов
наименование «Великой Болгарии»; во главе этого союза племен стоял
вождь Куврат. Мы знаем о нем немногое: он правил в первой половине
VII в. и поддерживал восточноримского императора Ираклия в его
борьбе против персов. Протоболгарское племенное объединение при
всем своем внешнем блеске оказалось внутренне слабым и непрочным;
его естественный распад был к тому же ускорен натиском хазар; часть
протоболгар попала под власть хазар, другая откочевала на север и
осела на Каме и Средней Волге, наконец, третья группа во главе с
вождем по имени Аспарух продвигалась на запад и заняла так назы¬
ваемый «Угол», в южной части Бессарабии. Это произошло в 70-е гг.
VII в.
При скудости наших известий об истории Балкан в VII в. мы,
конечно, не можем надеяться определить количество протоболгар, при¬
52
А. П. Кажданt Г. Г. Литаврин.
шедших с Аспарухом, и должны довольствоваться весьма неопределен¬
ным сообщением, что они явились сюда вместе с женами и детьми.
Осев в Южной Бессарабии, протоболгары стали совершать набеги
на окрестные земли, в том числе и на владения Восточной Римской
империи. Это было трудное для империи время, когда ей едва удавалось
отстоять свое существование, когда арабы осаждали саму столицу им¬
перии Константинополь. Император Константин IV, отразив нападение
арабов, попытался разгромить и протоболгар: с этой целью была под¬
готовлена грандиозная экспедиция морских и сухопутных сил империи,
отправленная в Южную Бессарабию. Поход окончился полной неудачей:
протоболгары не приняли открытого боя, укрывшись в укрепленном
лагере среди болот; позднее же, когда болезни и утомление ослабили
ромейские войска, а отъезд императора еще более способствовал упадку
дисциплины, протоболгары напали на противника и разгромили его.
После первой победы они двинулись на юг, дошли до Одесса (нынешняя
Варна) и заняли территорию, принадлежавшую «Семи славянским
племенам». Эти успехи протоболгар были закреплены мирным догово¬
ром 681 г., по которому Восточная Римская империя уступила прото¬
болгарам завоеванные ими территории и приняла на себя обязательство
платить им дань.
Договор 681 г. означал по сути дела признание того факта, что на
Балканском полуострове появилось новое государство — Болгария, об¬
ладающее определенной территорией и признанное в системе между¬
народных отношений того времени. Границы Болгарии простирались
до Черного моря на востоке, шли западнее реки Искыр, на юге они
проходили по Старой Планине, на севере — по всей вероятности, по
Дунаю. Основную массу населения Болгарии составляли славянские
племена, входившие прежде в состав «Семи племен».
Протоболгары не были единственными создателями первого юж¬
нославянского государства, носителями идеи государственности, будто
бы вообще чуждой славянству, как это когда-то утверждалось в исто¬
риографии и как вплоть до последнего времени утверждают некоторые
ученые на Западе. Формирование государства у славян, как мы показали
выше, было внутренним процессом, обусловленным расколом общества
на враждующие классы, когда органы родовой демократии оказались
уже не в состоянии примирить обострившиеся противоречия. Сла¬
вянские княжества, подобные Склавинии или Семи племенам, обра¬
зовались на севере Балкан еще до вторжения сюда протоболгар. На¬
оборот, протоболгары, отстававшие от славян по уровню экономического
развития, сами поддались воздействию более передовой культуры, пе¬
решли со временем от кочевого скотоводства к земледелию и были, в
конечном счете, ассимилированы численно превосходившими их сла¬
вянами. Приход протоболгар ускорил, однако, процесс консолидации
государства, в котором протоболгарская знать более столетия играла
главную политическую роль, но население Болгарского государства при
Глава 3. Падение рабовладельческой системы в Восточной Римской империи...
53
всей сложности его этнического состава было с самого начала по
преимуществу славянским.
Таким образом, в VI—VII вв. на Балканах и в Малой Азии произошли
коренные перемены. В результате революционных движений народных
масс Восточной Римской империи, объединившихся с варварскими, пре¬
имущественно славянскими, племенами была разрушена рабовладельче¬
ская система производства. В областях, некогда входивших в состав ра¬
бовладельческой империи, стали формироваться славянские княжества.
Бок о бок с ними, правда, еще продолжала существовать Константино¬
польская империя, однако ее социальная структура стала качественно
иной: как и в славянских княжествах, в ней формировались феодальные
общественные отношения.
Глава 4
ФИЗИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ
И АДМИНИСТРАТИВНАЯ КАРТА
ВИЗАНТИИ В VIII в.
Границы Византии в VIII в. Византийцы на протяжении всего
средневековья именовали себя ромеями (римлянами), а свое государ¬
ство — империей ромеев. В соответствии с этим западные соседи на¬
зывали эту страну Романия, а восточные — Рум. Термин, которым мы
теперь пользуемся — Византия, Византийская империя — по существу
условный; он обязан своим происхождением старому имени столицы
государства ромеев Константинополя: до переноса сюда столицы этот
город назывался Визйнтием.
Поскольку термин «Византия» является условным, очень трудно
решить, с какого момента мы можем им пользоваться, оставив старый
термин Восточная Римская империя. Некоторые зарубежные историки
даже предлагали считать, что государство это оставалось Восточной
Римской империей вплоть до завоевания Константинополя турками,
т. е. до 1453 г. Тем самым они как бы подчеркивали, что никаких
существенных изменений в общественном и политическом строе им¬
перии не произошло, что средневековое государство было лишь видо¬
измененным античным государством.
Другие исследователи начинали историю Византии с основания
Константинополя в 330 г. или даже с Никейского собора 325 г., ут¬
вердившего победу православной церкви над еретиками-арианами: одни
поступали так, видя в основании Константинополя или в Никейском
соборе факты всемирно исторического значения; другие же примыкали
к этой точке зрения, полагая, что феодальные отношения уже востор¬
жествовали в Средиземноморье к началу IV в. и что Константинополь¬
ская империя с самого начала своего существования была феодальным
государством.
Мы же, прилагая термин «Византия» к империи, начиная с VII в.,
наоборот стараемся подчеркнуть, что изменения, происходившие в это
время, имели качественный характер и что Византия средневековья
Глава 4. Физико-географическая и административная карта Византии в VIII в. 55
коренным образом отличалась от позднеантичной Римской империи,
хотя сами жители Константинополя называли и ту и другую империей
ромеев. Разумеется, такое употребление термина тоже условно, но оно,
на наш взгляд, тем хорошо, что оттеняет исторические перемены,
связанные с переходом от рабовладельческой эпохи к феодальной.
IV—VII столетия были переходным периодом, временем распада рабо¬
владельческой системы и формирования мелкокрестьянского хозяйст¬
ва — основной хозяйственной ячейки будущего феодального общества.
С конца VII в. мы вступаем в новую историческую полосу: эпоху
раннего феодализма, когда из зародышей, из неразвитых элементов
феодального строя формируются феодальные отношения.
К этому моменту территория империи значительно сократилась.
Сирия и Египет, а к началу VIII в. и Африка, отошли арабам; ланго¬
барды отняли значительную часть Италии; другие области Апеннин¬
ского полуострова, формально остававшиеся под рукой византийского
императора, практически также добились независимости: здесь фор¬
мировались — медленно и постепенно — такие средневековые государ¬
ства, как Папская область и Венецианская республика. Уже с середины
VIII в. вмешательство константинопольского правительства во внут¬
ренние дела этих государств было сведено до минимума, хотя венеци¬
анские дожи еще продолжали носить звонкие титулы византийских
чиновников. По существу Византия сохраняла лишь Сицилию и неко¬
торые области Южной Италии.
Не меньшими, чем в Италии, были внешнеполитические неудачи
империи на Балканах. Придунайские области были потеряны целиком.
Во Фракии, Македонии, Фессалии, на Пелопоннесе славяне осели
плотными массами, образовав ряд независимых княжеств. Византий¬
ский писатель X в. Константин Багрянородный прямо говорил, что
Эллада «ославянилась и стала варварской», и ему вторил его совре¬
менник, поэт Иоанн Геометр: «Не варварскую страну я увидел, но
Элладу, — сокрушался он. — Она стала варварской и по языку, и по
облику». Византия удерживала здесь лишь прибрежную полосу и ряд
опорных пунктов, потерявших прежнее экономическое значение го¬
родов. Но и эти города находились в постоянной опасности.
Восточная граница империи до первой половины VIII в. по существу
была открыта: арабские войска постоянно совершали набеги, осаждая
и сжигая малоазийские города и доходя даже до стен Константинополя.
Однако с середины VIII в. арабы уже не предпринимали попыток
оккупировать малоазийские области Византийской империи и ограни¬
чивались лишь грабежами и набегами. В результате постоянных воен¬
ных столкновений на востоке империи, в районе гор Тавра и на
северо-восток от них, по правобережью Галиса, возникла своего рода
«ничья зона», где поселения лежали в руинах, сожженные и разру¬
шенные византийцами и арабами.
56
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.
Таким образом, территория империи к началу VIII в. значительно
сократилась: она перестала быть единой и единственной, универсальной
средиземноморской державой, как это было во времена Юстиниана. В ре¬
зультате всех этих территориальных потерь первостепенное значение
приобрели малоазийские провинции — единственная, по сути дела, зна¬
чительная территория, признававшая власть византийского императора.
Малоазийский полуостров по своим природным условиям — страна
резких контрастов: мы встретим здесь горные цепи и приморские
долины, образованные наносами рек, области с мягким средиземно-
морским климатом и вечнозеленой растительностью и полынные степи,
выгорающие летом. Поэтому, характеризуя природные условия Малой
Азии, всего естественнее было бы разделить эту страну на несколько
географических районов.
Внутренние области Малой Азии. Внутренние области Малой Азии
(античные Каппадокия, Галатия, Ликаония и Фригия) представляют
собой высокое плоскогорье, отделенное от побережья рядом хребтов.
Центральная часгь плато покрыта степями, и одинокие тополя и дикие
грушевые деревья еще более подчеркивают пустынность местности, где
обитают лишь змеи и ящерицы, да шакалы, трусливо сопровождающие
караваны. Зимой здесь температура нередко падает до —20°, а летом
от жары выгорает степная трава.
В средней части горного плато лежит обширное озеро Туз, настолько
богатое солью, что она временами образует прочную корку, по которой
можно переправляться даже на лошади. В древности считали, что вода
этого озера обладает очищающими свойствами, и действительно, доста¬
точно ненадолго окунуться в его воду, чтобы кожа получила ощущение
удивительной чистоты и бархатистости. Озеро Туз еще в XVII в. снабжало
все окрестные области солью.
Пресной воды здесь мало: озера — либо соленые, либо заболоченные;
горные реки (из них наиболее значительные Галис и Сангарий) в своем
верховье летом — лишь узкие струйки воды, бегущие посреди простор¬
ного ложа из гальки и камней, принесенных ими в дождливую пору,
когда они становятся бурными и мутными потоками. Пригодную для
питья воду приходится добывать из глубоких колодцев.
По окраинам центрального плато, у горных склонов, ландшафт ме¬
няется: здесь в средние века тянулись обширные лесные массивы, теперь
уже по большей части вырубленные; плодородные красные почвы по¬
лучают сравнительно обильную влагу: ее приносят ручьи, сбегающие по
горным склонам, и обильные дожди, выпадающие тут в апреле и мае.
Именно у горных склонов и в глубоких речных долинах возникали цве¬
тущие оазисы: население находило здесь не только воду, но и защиту от
резких холодных ветров.
Центральное плато служило в средние века основным центром
византийского скотоводства: именно отсюда, из области за Сангарием,
Глава 4. Физико-географическая и административная карта Византии в VIII в. 57
пригоняли в Константинополь стада скота. Здесь разводили преиму¬
щественно овец и коз: обширные стада их паслись под охраной пастухов,
вооруженных луками, бесконечные отары овец можно было встретить
на дорогах Каппадокии и Галатии. В северо-западных частях плато
население занималось также и коневодством.
Важнейшими оазисами центрального плато были районы Икония
(на юго-западе) и Кесарии (на юго-востоке, у подножия массива Эр-
джияс). В районе Икония много озер и влажных лугов на засоленной
почве, служащих превосходными летними пастбищами, камышовые
заросли доставляют населению материал для покрытия крыш и изго¬
товления циновок. В средние века здесь росли сосновые и дубовые
леса. Население занималось садоводством на орошаемых землях, воз¬
делывало пшеницу и ячмень. Через Иконий проходила важнейшая
караванная дорога, связывавшая Константинополь с Тарсом и другими
владениями арабов.
Еще более плодороден оазис у подножия Эрджияса: по горному
склону тянутся виноградники и фруктовые сады, располагающиеся
обычно у ручьев; среди них, а то и выше них лежат хлебные поля,
не нуждающиеся в искусственном орошении.
В районе Кесарии сохранилось большое количество остатков ви¬
зантийских строений X—XI вв., возведенных из туфа: церквей, жилых
помещений и кладовых. Селения в ту пору поднимались поразительно
высоко в горы — туда, где теперь можно встретить лишь шатры пас¬
тухов. В горных лесах население, по-видимому, практиковало подсеч¬
ное земледелие.
Преобладание скотоводства, сохранение отсталых форм земледелия,
стремление воздвигать свои каменные домики как можно выше в горах
объясняется в известной мере и той политической обстановкой, которая
сложилась в восточной части центрального плато, начиная с VII в.: в
условиях постоянных войн и набегов, превративших обширные земли
в «ничью территорию», вряд ли можно было возлагать прочные надежды
на развитие интенсивных культур: наоборот, скот, который легко было
угнать в горы, представлял собой единственный вид имущества, спо¬
собный как-то обеспечить существование каппадокийского или галат-
ского крестьянина, вынужденного постоянно считаться с угрозой напа¬
дения арабов или появления своих, византийских — но все-таки очень
опасных для местного населения — войск.
Прибрежные области Малой Азии. Северное побережье тянулось
узкой полосой между морем и горами. Лишь кое-где (например, в устье
Галиса) горы расходились, образуя небольшие долины, удобные для
возделывания плодовых деревьев: яблони, груши, вишни и иногда даже
оливкового дерева.
Североанатолийские горы, отделяющие Причерноморское побе¬
режье от центрального плато, труднопроходимы: лесистые склоны и
узкие ущелья разделяют страну на изолированные области, мало свя¬
58
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
занные между собой. Зимой здесь бывают обильные снегопады, и
мощный снеговой покров лежит от конца ноября до конца апреля.
Узкие тропики ведут через высокие перевалы: например, дорога от
Трапезунда до Арце, куда сходились на ярмарку армянские и сирийские
купцы, пересекала три перевала, один из которых проходил на высоте
свыше 2000 м. Лошади малопригодны для таких троп: клади здесь
переносят носильщики или везут на мулах.
Северные склоны гор сплошь покрыты лесами или кустарниками;
среди кустарников особенно част орешник: выше зоны кустарников
идет полоса елового леса, сменяющаяся субальпийской зоной с высо¬
котравными лугами. Горы перерезаны речными ущельями, поросшими
сосной и кустарниками; кое-где эти ущелья глубоко врезаются в цент¬
ральное плато.
Природные условия не благоприятствовали здесь развитию море¬
плавания: на море дули сильные северные ветры, подолгу мешавшие
кораблям выходить из гавани; береговая линия — малоизрезанная, а
в западной части побережья отвесные горы подходили к самому
морю. Тем не менее здесь возникло несколько византийских городов,
которые вели торговлю со странами северного и восточного Причер¬
номорья.
Совершенно иной характер имела береговая линия Эгейского по¬
бережья, изрезанная множеством заливов и бухточек, где издревле
возникали торговые города. Северо-западная окраина малоазийского
полуострова, лежавшая по берегу Проливов и Мраморного моря, свя¬
зывавших Черное море с Эгейским, по своим очертаниям была словно
переходным районом: далекая от монотонности Черноморского побе¬
режья, она не обладала, впрочем, разнообразием очертаний, присущим
береговой линии Эгейского моря. Пролив Геллеспонт тянется вдоль
однообразных серо-желтых берегов, где лишь изредка виднеются сосны
и редкие виноградники; побережье Мраморного моря гораздо более
живописно: защищенное от северных ветров, оно покрыто разнообразной
растительностью — платанами, кипарисами, кедрами; в восточной ча¬
сти Мраморного моря лежат Принцевы острова, поросшие сосновыми
рощами. С Черным Мраморное море соединяет Босфор; его берега
рассечены бухтами (среди них особенно значительная — Золотой Рог,
который может служить естественной гаванью для крупных судов) и
покрыты вечнозелеными растениями и вереском, который осенью рас¬
кидывает по холмам свой лиловый плащ.
Приморские долины вдоль Эгейского побережья невелики и скоро
переходят в горы, окаймляющие с запада Центральное плоскогорье.
В северной части этой горной цепи возвышается стена вифинского
Олимпа (нынешний Улу-даг). Сквозь горную цепь пробиваются мно¬
гочисленные горные реки: Ермон, начинающийся в ущельях Фригии
и разливающийся в низовьях по обширной заболоченной равнине Ме¬
андр, и некоторые другие. Летом Ермон мелеет, превращаясь в своих
Глава 4. Физико-географическая и административная карта Византии в VIII в. 59
верховьях в тонкую струйку воды, неприятной на вкус, но весной он
широко разливается, причиняя вред полям.
Климат приморских долин Эгейского побережья — средиземномор¬
ский; дожди выпадают по преимуществу в ноябре-январе, а летом
месяцами можно не дождаться ни капли. Но и зимних дождей доста¬
точно, чтобы приморские долины покрылись пышной вечнозеленой
растительностью: кустарниковым дубом с блестящей темно-зеленой
листвой, благородным лавром, жасмином. Знойный, сухой воздух в
летнюю пору напоен ароматом множества ярких цветов.
Отступая на восток, долины переходят в холмы и горы, покрытые
орешником, дубовыми и сосновыми лесами. Еще дальше к востоку, на
горном плато, мы встретим травяные и кустарниковые степи, среди
которых там и сям возвышаются сосны или можжевельник. Здесь, на
горных склонах, выпадают обильные осадки (грозовые дожди в летнее
время, снега — зимой) и берут начало многочисленные горные потоки.
Поэтому летние пастбища, расположенные к югу от вифинского Олим¬
па, превосходны, а у горных склонов и в речных долинах можно
разбивать сады и засевать хлебные поля.
Западная часть Малой Азии (включая и западные окраины пло¬
скогорья) была наиболее плодородной областью империи ромеев. Здесь,
по словам Константина Багрянородного, выращивался ячмень и пше¬
ница, а также лен. На побережье, где плодородные земли чередовались
с заболоченными равнинами, злаки высевали в долинах, тогда как
сады разбивали на горных склонах, чтобы использовать сбегающие с
гор ручьи. Обилие зимних осадков особенно благоприятствовало раз¬
ведению таких растений, которые были в состоянии добывать влагу
летом из запасов грунтовых вод: поэтому ландшафт местности опре¬
деляло оливковое дерево с его серебристо-серыми листьями (оно почти
совершенно не встречалось в центральных районах страны), а также
смоковница и виноградная лоза; византийцы охотно сажали в своих
виноградниках плодовые деревья. Район Никеи (древняя Вифиния)
особенно отличался пышностью растительности, так как снега с север¬
ных склонов Олимпа обеспечивали долину водой во время летней
засухи. Эта область славилась в древности и в средние века своим
оливковым маслом, она стала также важнейшим районом разведения
тутового дерева и культуры шелкопряда; вместе с тем Вифиния была
одним из основных центров византийского коневодства.
На побережье Эгейского моря животноводство играло меньшую
роль, нежели в Каппадокии и Галатии, но мы знаем, что крестьяне в
окрестностях Смирны и Эфеса иной раз уходили со своими овцами и
козами на горные пастбища и возвращались затем к началу полевых
работ. Обилие дубовых рощ способствовало разведению свиней в этом
районе.
В южной части Малой Азии мы могли бы выделить несколько
своеобразных географических районов, отличающихся своими природ¬
60
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
ными условиями. Прибрежные долины на юге значительно более мно¬
гочисленны и обширны, нежели на Черноморском побережье; горные
хребты, менее широкие, нежели североанатолийские горы, представляли
собой более высокий барьер и резко отделяли приморскую область от
центрального плато. Наиболее обширная долина расположена в районе
Атталии, где в песчаном побережье море образовало множество кро¬
шечных гаваней. Население побережья, отрезанное от внутренних об¬
ластей, было тесно связано с морем: именно эта область поставляла
наилучших моряков для византийского флота.
Жаркий климат Средиземноморского побережья позволял расти даже
финиковой пальме, а на плодородных наносных землях поля пшеницы
чередовались с садами и огородами. Однако население этой области не
было особенно многочисленным: летняя жара и лихорадка, поднимавша¬
яся от заболоченных низин, обилие комаров и мух заставляли жителей
уходить в летнее время в горы; к тому же южное побережье Малой Азии
было плохо защищено от морских набегов арабов.
Восточная часть Средиземноморского побережья Малой Азии (гор¬
ная область Тавра) не принадлежала византийцам: здесь сложился
Тарсийский эмират. К северо-западу от Атталии лежала Ликийская
горная страна, разделенная известняковыми хребтами на изолирован¬
ные долины. Горы здесь поросли труднопроходимыми лесами: сосной,
дубом и даже ливанским кедром — огромным деревом до 40 м высоты
и до 11 м в обхвате. К востоку от Ликии, на территории античной
Писидии, лежит несколько крупных озер, пресноводных, но часто
заболоченных. Здесь много бессточных впадин, орошаемых ручьями и
арыками; на днищах этих впадин возделывают виноград. Дальше к
северу страна постепенно переходит в центральное плато.
Острова и Греция. Острова Эгейского моря в это время потеряли
почти всякое хозяйственное значение: они лежали беззащитными перед
набегами арабских кораблей, и поэтому население предпочитало по¬
кидать их, ища на материке более надежного убежища. Заброшенные
жителями, они поросли лесами и изобиловали оленями и дикими
козами, поэтому Парос и некоторые другие острова постоянно манили
византийских охотников. Еще в XI в. большой остров Патмос оставался
почти совершенно пустынным.
Балканский полуостров был горной страной, разделенной на обособ¬
ленные области, изолированные друг от друга. Горы Греции поросли
вечнозелеными кустарниками и лесами. Византийские хронисты расска¬
зывают, например, что пастухи Пелопоннеса выгоняли скот в леса; лес,
видимо, подступал к стенам Сол у ни, и олени подходили к самому городу
и паслись бок о бок со стадами коров. Много лесов было во Фракии, и даже
вблизи Константинополя можно было в IX в. охотиться на оленей.
Эгейское побережье Балканского полуострова, чрезвычайно изре¬
занное, образовывало множество бухт и полуостровов. Один из них —
Глава 4. Физико-географическая и административная карта Византии в VIII в. 61
Афонский мыс — играл очень важную роль в византийской истории:
здесь, на первоначально пустынных землях, возник крупнейший центр
византийского монашества. Было построено множество монастырей,
разбиты сады и огороды, и Афонский мыс постепенно покрылся целой
сетью водных источников, рощами, плодовыми деревьями.
Этническая карта Византии VIII в. Во времена Юстиниана I уни¬
версальная Средиземноморская империя была населена различными
народами, говорившими на разных языках и обладавшими собственными
культурными и политическими традициями, которые не могли быть
уничтожены нивелирующим воздействием Римской империи; более
того, по мере кризиса империи тенденция к независимости становилась
все более сильной в Египте и Сирии, в Африке и Италии. Когда
Восточная Римская империя рухнула и из ее обломков выросла Ви¬
зантийская империя, обладавшая несравнимо меньшей территорией,
разноплеменность населения стала значительно меньшей.
Основную массу византийского населения составляли греки и эл¬
линизированное население Малой Азии. Если в VI в. латинский язык,
чуждый большинству населения восточных областей, продолжал оста¬
ваться официальным языком администрации и армии, то с начала
VII в. император Ираклий положил конец этому языковому дуализму:
греческий язык сделался государственным языком империи. Однако
процесс эллинизации коренного населения Малой Азии был еще далеко
не завершен: еще в VI в. во многих районах Малой Азии плохо говорили
по-гречески, — весьма вероятно, что местные языки сохранились здесь
и позднее. В Каппадокии жило племя исавров, считавшихся превос¬
ходными воинами. Еще в X в. жители Писидии и Ликаонии сохраняли
этническую обособленность и даже образовывали отдельные военные
отряды. Однако племенная разношерстность византийского населения
образовалась не за счет остатков старых народностей, давно уже под¬
вергавшихся эллинизации, но преимущественно в результате того пе¬
реселения народов IV—VII вв., которое значительно изменило этни¬
ческую структуру всего Средиземноморья.
В итальянских владениях империи состав населения был чрезвы¬
чайно пестрым: здесь наряду со старым италийским населением и
потомками древних колонистов — выходцев из Греции, живших в рай¬
оне Неаполя, расселялись готы, лангобарды, переселенцы с Балканского
полуострова, армяне: еще в грамотах X в. постоянно встречаются наряду
с лангобардскими именами (Родельгард, сын Амельгарда) греческие
(Феофилакт, Калоиоанн) и армянские (Крикор, Мелий). Колонисты
из Византии заселили по преимуществу район Отранто; они постепенно
ассимилировались местным населением, и только греческая знать Юж¬
ной Италии и Сицилии поддерживала постоянные связи с Константи¬
нополем, направляя своих сыновей на императорскую службу.
Славяне не только образовали свои княжества на Балканском по¬
луострове, но и проникали на территорию, остававшуюся под властью
62
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
византийского императора. Фракия была в значительной степени сла¬
вянизирована: славяне занимали здесь целые области и говорили на
своем языке. В одном житийном памятнике, составленном не ранее
X в., рассказывается о фракийской деревне, которая на местном наречии
называлась Черница: следовательно, славянский язык был здесь мест¬
ным наречием. И позднее во Фракии постоянно встречались поселения,
носившие славянские названия: Черника, Новоселы, Сагудаи и пр.
Анализ имен, встречающихся в византийских грамотах XIV в., пока¬
зывает, что еще в это время в Македонии существовали деревни,
целиком населенные славянами.
Славяне, поселившиеся вокруг Сол у ни, скоро вступили в тесные
сношения с византийцами: они торговали с солунянами и выставляли
в византийскую армию отряды лучников. Не случайно жители Солуни
в IX в. свободно говорили по-славянски.
Славяне проникали и в Малую Азию. Еще в VII в. в Вифинии
существовали славянские поселения, обязанные поставлять воинов для
византийского войска. В начале 60-х гг. VIII в. из Болгарии пересе¬
лилось в Византию около 200 тысяч славян, которые были переправлены
в Малую Азию: византийские писатели X в. неоднократно упоминают,
что славянские племена, жившие к югу от Пропонтиды, посылали в
византийское войско несколько сотен воинов, находившихся под ко¬
мандованием собственных старшин.
Расселение славян в качестве воинов-колонистов в Малой Азии
укрепляло свободное крестьянство и крестьянскую общину: на запу¬
щенных землях, где прежде были рабовладельческие хозяйства или
трудились зависимые георги, теперь расселялись свободные земледельцы
и воины.
Если славяне проникали главным образом в балканские владения
Византии и в западные области Малой Азии, то в восточных провинциях
империи широко распространились поселения армян. Здесь они во
многих местах составили основное население, из них набирались лучшие
военные соединения. Особенно значительным было армянское население
в Халдии и соседних областях. Отдельные колонии армян возникали
и на западе: большая армянская колония Платанион (на юго-западе
Малой Азии) выставляла 500 воинов; немало армян было расселено
также во Фракии; мы уже говорили о том, что армяне проникали и в
Италию.
Ливанское племя мардаитов также дало Византийской империи
значительное число колонистов: они расселились там при императоре
Юстиниане II. Сперва они жили в окрестностях Атталии, позднее
мардаиты проникают также на Пелопоннес и некоторые другие области
Балкан. Они выставляли особые военные соединения, главным образом
в составе византийского флота, и до начала X в. подчинялись особому
должностному лицу — катепану мардаитов. Еще в X в. они выставляли
свыше 5 тысяч воинов.
Глава 4. Физико-географическая и административная карта Византии в VIII в. 63
Кроме мардаитов, с Востока на территорию Византии переселялись
персы, «мавры» и арабы. Персы до середины IX в. составляли особое
подразделение в византийском войске, насчитывавшее, если верить
византийским хронистам, до 30 тысяч человек. Община «мавров» су¬
ществовала около Милета; мы почти ничего о ней не знаем, кроме
того, что «мавры» враждовали с местным населением. Арабы, пересе¬
лившиеся из Тарса, жили в Каппадокии.
В северо-западной части Малой Азии сохранились потомки готов,
смешавшиеся с местным населением и получившие имя готогреков;
область, которую они занимали, называлась еще в IX в. Готогреция.
Переселение этих народов, как и переселение славян, способствовало
развитию тех прогрессивных тенденций, которые давно уже вызревали
в недрах империи: укреплению мелкой свободной собственности, рас¬
пространению крестьянского (по преимуществу общинного) землевла¬
дения.
Другие народы, жившие в Византии, не составляли таких компактных
поселений. Евреи селились среди ромейского населения Солу ни, Спарты,
Коринфа и некоторых других народов Греции; сохранилось довольно
большое количество документов, относящихся к еврейской колонии в
маленьком городке Маставра на реке Меандре, датируемых началом XI в.
Из этих документов можно видеть, что еврейское население Маставры
подверглось значительной эллинизации и многие евреи носили здесь гре¬
ческие имена. В византийских городах можно было также встретить ла¬
тинских (итальянских) купцов, сирийских торговцев, грузин, число ко¬
торых особенно возрастает в XI в. Грузины в это время играли важную
роль в византийской администрации и армии; ими был основан Ивирский
(Грузинский) монастырь на Афоне.
Наконец, впоследствии, по мере того как Византийская империя
расширяла свои владения на Балканском полуострове, под ее властью
оказались потомки старого романского населения Далмации, остатки
фракийцев, влахи, албанцы и так называемые вардариоты — по-види¬
мому венгры, расселившиеся вдоль реки Вардар.
Многие из этих племен и народов, поселившихся на территории
Византийской империи, довольно долго сохраняли административную
и языковую самостоятельность. На Пелопоннесе еще в XIII в. можно
было встретить славянские племена, жившие в горных районах и
сохранявшие независимость от империи: они признавали себя обязан¬
ными лишь нести военную службу, но не выполняли никаких иных
повинностей. Степень эллинизации этих народов была различной:
мы можем говорить лишь об остатках племенных традиций у исавров
или ликаонцев, но лангобарды, славяне, армяне были (по крайней
мере вплоть до X в.) сравнительно слабо затронуты эллинским вли¬
янием. Нередко эти племена и народности управлялись своими вож¬
дями и старшинами или особыми должностными лицами (как катепан
64
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.
мардаитов), хотя византийское правительство и стремилось подчинить
их органам своей администрации.
Административное деление Византии в VIII в. Старое деление на
диоцезы и провинции, сложившееся в результате реформ Диоклетиана и
существовавшее в империи Юстиниана, пало вместе с рабовладельческой
империей, вместе со старой системой муниципального устройства. Мы
видели, как уже в VII в. в Малой Азии были созданы — по образцу эк¬
зархатов в Равенне и Карфагене — крупные военно-административные
области, возглавляемые стратигами и получившие названия фем. В VII в.
и в последующих столетиях по всей Малой Азии были расселены значи¬
тельные массы военных колонистов (славян, армян, мардаитов и пр.),
образовавших ядро новой византийской армии: они были распределены
по фемам и поставлены под командование стратигов фем. Вместе с тем
стратиги сосредоточили в своих руках также и гражданскую власть, что
привело к отмиранию старого провинциального управления. В VIII сто¬
летии фемы становятся основными административными единицами Ви¬
зантийской империи.
Первыми фемами, сложившимися в Малой Азии, были Армениак,
Анатолик, Опсикий и Карависианы (морская фема). Эти фемы охваты¬
вали обширные территории, и их стратиги обладали огромной властью:
в начале VIII в. судьбы константинопольского престола решались в фемах
Опсикий и Анатолик, и между их стратигами не раз вспыхивали войны
за обладание троном и Константинополем. Императоры VIII в., стремясь
к централизации государства, стали дробить эти фемы: сперва Анатолик,
затем Опсикий были разделены. В конце концов было образовано большое
число новых фем, в том числе и на Балканах. В X в. известно не менее 40
фем — впрочем, некоторые из них явились эфемерными образованиями,
исчезавшими сразу же после своего возникновения. Ряд новых фем, иног¬
да очень незначительных, появился в XI в., тогда как многие старые были
совершенно забыты.
Одной из наиболее крупных фем был Армениак, расположенный на
востоке империи, к югу от побережья Черного моря: эта фема сложилась
в VII в., согласно традиции, сохраненной у Константина Багрянородного,
еще при императоре Ираклии. Позднее, видимо, в IX в., образовались две
соседние фемы: Пафлагония, на запад от Армениака, и Харсиан, к югу
от него. В X в. Харсиан играл важную роль, являясь опорным пунктом
византийцев в их экспансии на Восток. Наконец, западнее Пафлагонии
лежала фема Вукеляриев, в состав которой входил город Анкира.
Западную часть полуострова Малая Азия занимали три крупнейшие
фемы: Анатолик, Опсикий и Фракисийская фема. Анатолик считался
важнейшей фемой, и его стратиг занимал первое место среди всех
стратигов. Главным центром Анатолика был Аморий. По словам Кон¬
стантина Багрянородного, эту фему населяло пять народностей: фри¬
Глава 4. Физико-географическая и административная карта Византии в VIII в. 65
гийцы, ликаонцы, исавры, памфилы и писидийцы. Опсикий был рас¬
положен к северо-западу от Анатолика, его центром являлся город
Никея. Именно в феме Опсикий были расселены славянские племена.
Фракисийская фема (выделенная из состава Анатолика) простиралась
от Анатолика до побережья Эгейского моря, которое (во всяком случае,
частично) входило в состав этой фемы. Войска Фракисийской фемы
были по преимуществу кавалерийскими.
На месте старой морской фемы Карависианов сложился в VIII—X вв.
ряд фем, из которых наиболее значительная называлась фемой Ки-
вирреотов с центром в Атталии; среди населения фемы Кивирреотов
важное место принадлежало мардаитам.
Западные фемы, расположенные на Балканах и в Италии, возникли
несколько позднее, по мере наступления византийцев против славян и в
борьбе с арабами за Южную Италию. Здесь фемы были более дробными
уже с самого момента их основания: на территории собственно Греции,
например, возникли фемы Эллада, Никополь и Пелопоннес; к северу от
них в начале XI в., помимо Македонии и Фракии, существовало большое
число карликовых фем: Стримон, Волерон, Филлиппополь, Солунь. Есте¬
ственно, что стратиги западных фем имели меньший политический вес,
нежели стратиги Анатолика или Армениака.
Наконец, в середине IX в. образовалась фема Херсон, иначе име¬
новавшаяся Климаты, которая была расположена на южном побережье
Крымского полуострова, где византийцы пытались в это время утвердить
свою власть.
Византийские фемы не совпадали с этническими единицами и пред¬
ставляли собой чисто военно-административное учреждение, служившее
на первых порах целям обороны империи, а впоследствии ее наступлению
на Западе и на Востоке. Этот административный характер фем определял
их непрочность и постоянную изменчивость их границ: фемы непрерывно
перекраивались, их то объединяли, то дробили.
Таким образом, Восточная Римская империя не погибла в результате
социальных и этнических движений VI—VII вв. — значительно сокра¬
тившись в размерах, она, однако, сохранила свое ядро — Малую Азию.
И все же социальные перемены, которые она пережила, превратили ее по
существу в новое, средневековое государство — Византию.
5Зак. 3585
Глава 5
ВИЗАНТИЙСКАЯ ОБЩИНА В ЭПОХУ
ГЕНЕЗИСА ФЕОДАЛИЗМА (VIII—X вв.)
Сельское поселение. Если основной ячейкой античного общества
был полис — торгово-ремесленный центр и вместе с тем поселение
рабовладельцев, господствующих над окрестной округой, — то к началу
VIII в. большинство восточноримских полисов лежало в развалинах:
средневековье в Византии, как и на Западе, исходило прежде всего из
деревни. Что же представляла собой византийская деревня в период,
наступивший вслед за распадом рабовладельческой системы, в период,
который мы могли бы назвать эпохой генезиса феодализма?
Важнейшим источником, знакомящим нас с жизнью византийской
деревни, является «Земледельческий закон» — сборник правовых норм,
на формулировках которого сказалось влияние как Юстинианова за¬
конодательства, так и Библии. В самом тексте «Земледельческого за¬
кона» нет указаний ни на время, ни на место его составления; некоторые
ученые датировали этот памятник правлением императора Льва III
(717—741) и считали его официальным законом, изданным по распо¬
ряжению этого императора. Однако это предложение не может быть
строго доказано: более осторожно было бы отнести составление «Зем¬
ледельческого закона» к VIII в. и считать его, подобно «Салической
правде», записью обычного права.
По-видимому, «Земледельческий закон» не имел всеобщего значе¬
ния, но представлял собой, как всякое обычное право, запись локальных
норм, однако вопрос о месте его составления еще труднее решить, чем
вопрос о его дате. Вряд ли «Земледельческий закон» мог появиться на
Балканах или в Южной Италии, как это иногда предполагают. Мы не
можем также искать место его происхождения ни в садоводческих
районах на побережье Эгейского моря, ни в плодородных равнинах
Вифинии: «Земледельческий закон» не упоминает ни лошадей, ни
оливковых деревьев. Значительная роль животноводства, широкое при¬
менение архаичных способов хозяйствования (выжигание леса) хорошо
бы увязывались с восточными областями Малой Азии, например с
Глава 5. Византийская община в эпоху генезиса феодализма (VIII—X вв.)
67
Каппадокией, но разумеется, основания эти слишком шатки, чтобы
видеть в подобном предположении нечто большее, нежели одну из
многих возможных гипотез.
Важнее для нас подчеркнуть другое: даже если мы признаем локальное
происхождение «Земледельческого закона», это не значит, что обще¬
ственные отношения, в нем отраженные, были характерны только для
одного какого-то района Византийской империи. Если каждый район имел
свои специфические особенности развития, то все же падение рабовла¬
дельческой системы повлекло за собой повсюду в общем и целом сходные
последствия; другие источники VIII—X вв. также подкрепляют данные,
полученные на основании анализа «Земледельческого закона». Среди
этих источников мы назовем два: «Трактат об обложении» и памятники
византийской агиографии.
«Трактат об обложении» был составлен в X в., вскоре после смерти
императора Льва VI (886—912), упомянутого в нем. Он представлял собой
руководство для сборщиков податей и характеризовал порядки, сложив¬
шиеся в византийской деревне, под углом зрения фискального ведомства.
Агиография — это специфический жанр средневековой литературы: опи¬
сание жизни святых, популярных героев, в которых народ видел своих
покровителей и заступников перед Богом. Если официальные историки,
вроде известного уже нам Феофана, рассказывали преимущественно о
войнах и дворцовых интригах, о приемах иностранных послов и смещении
патриархов, то авторы житий (агиографы) сплошь да рядом передавали,
казалось бы, второстепенные бытовые подробности, ускользавшие от над¬
менного внимания официальных хронистов: они рассказывали о пахарях
и виноградарях, о выпасе скота, о налетах саранчи.
Из «Трактата об обложении» мы знаем, что в Византии существовали
сельские поселения двух типов: деревни и хутора. Поселения в Малой
Азии обычно представляли собой большие деревни, — наоборот, на
Балканах (во всяком случае, в последующее время) очень часто встре¬
чались маленькие поселения, и сами их названия (например, Моно-
спити — «Однодомовка») очень хорошо выражали их характер.
Окраину византийской деревни составляли неподеленные земли,
часто поросшие лесом и служившие пастбищем, которое иногда при¬
надлежало двум-трем соседним поселениям. Крестьянское владение,
находившееся в руках одной семьи, носило наименование «стась». Такая
стась включала в себя различные виды угодий, нередко разбросанные
в разных концах деревни: виноградники, сады, поля, а то даже луг
или водный источник. Центром крестьянского владения была одно¬
этажная усадьба, крытая соломой или черепицей; пол в ней был
земляной и лишь иногда — глинобитный или вымощенный досками.
Во дворе, окруженном забором, находился обычно колодец.
Техника сельского хозяйства. Античные традиции сельскохозяйст¬
венной техники господствовали в византийском земледелии: это про¬
68
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
явилось и в характере культур, и в приемах обработки почвы. Садо¬
водство, виноградарство, разведение оливок были известны в различных
областях империи; особенно славились своим виноградом и оливками
окрестности Никеи.
Сельскохозяйственные культуры были в Византии довольно разно¬
образны: из злаков византийцы возделывали по преимуществу пшеницу
и ячмень — впрочем, ячменный хлеб считался второсортным. Важное
место в хозяйственной жизни отводилось разным сортам бобовых: го¬
роху, фасоли, чечевице. От скотоводческих племен, населявших при¬
черноморские степи, византийцы заимствовали просо. Лен, произра¬
ставший главным образом во Фракисийской феме, служил для изго¬
товления одежды и корабельных парусов. К этому надо прибавить еще
различные сорта овощей (капусту, морковь, огурцы и пр.), плодов и
ягод: фиги, грушевые деревья, яблони, орехи, каштаны, миндаль, слива,
черешня постоянно упоминаются в самых разнообразных источниках.
В жарком климате Малой Азии одним из важных условий получения
хороших урожаев было искусственное орошение: орошались не только
сады, но и нередко поля. Оросительную систему нужно было постоянно
поддерживать в исправности — иначе вода могла залить засеянное поле.
Стремясь сберечь драгоценную влагу, византийские земледельцы стро¬
или специальные водоемы и цистерны. В одном из житий рассказыва¬
ется о строительстве больших водоемов на Афонском мысе: вода из
нескольких цистерн собиралась в водохранилище, а вытекая из него,
она образовывала искусственную реку, даже приводившую в движение
мельницу.
Чтобы получить лучшие урожаи, византийцы применяли удобрение:
скот выгоняли пастись на поля и в виноградники после уборки урожая,
а в более позднее время стали устраивать специальные ограды для
скота, где скапливался необходимый для полей навоз.
Византийские крестьяне пахали легким, бесколесным деревянным
плугом, состоявшим из подошвы, рукоятки и сильно изогнутого дышла;
в этот плуг запрягали пару волов; когда пахарь возвращался с поля,
он переворачивал плуг и клал его на спины волов. Подобный плуг, не
имевший отвалов, не поднимал пластов земли, но лишь проводил
борозду: при пахоте, чтобы разрыхлить землю, приходилось проходить
с плугом несколько раз — сперва вдоль, а затем поперек поля. Метал¬
лический сошник мог одеваться и сниматься. Огрехи на поле, а также
землю в саду и винограднике взрыхляли двузубой мотыгой и лопатой.
При плуге такой конструкции, когда пахарь был вынужден пере¬
пахивать землю по нескольку раз вдоль и поперек, пахотное поле
должно было разделяться не на длинные коны, как это имело место в
средневековых общинах Центральной Европы, а на небольшие участки,
так называемые хорафии. Хорафий, упоминаемый уже в «Земледель¬
ческом законе», представлял собой надел пахотного поля, обрабатыва¬
емый индивидуально и окруженный рвом или забором. О таких оградах,
Глава J. Византийская община в эпоху генезиса феодализма (VIII—X вв.)
69
отделяющих два соседних полевых участка, источники упоминают
очень часто: в одной грамоте, датируемой концом X в., рассказывается
о тяжбе между соседями, один из которых проделал лаз в стене,
разделявшей два смежных участка. Впрочем, такие ограды существо¬
вали не повсеместно: в «Земледельческом законе» упоминаются также
наделы, отделенные от других лишь межой, которую легко можно было
запахать.
Как бы то ни было, византийская деревня не знала системы открытых
полей: каждый земледелец трудился со своей семьей на обособленном,
нередко окруженном стеной участке; в таких условиях полевые наделы
очень часто граничили с виноградниками и садами.
Посев приходился ка позднюю осень, обычно на октябрь или но¬
ябрь — на время, когда улетают журавли, как говорили сами визан¬
тийские крестьяне; впрочем, некоторые сорта хлеба высевались в фев¬
рале. При посеве крестьяне старались соблюдать традиционные маги¬
ческие запреты, корни которых уходили еще в первобытность: например,
ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы зерно соприкоснулось
с рогами пашущего вола — иначе, верили византийские крестьяне,
хлеб уродился бы жестким и несъедобным.
Урожаи убирали обычно в июле; крестьяне жали серпами, захва¬
тывая левой рукой колосья. Чтобы защитить руку, они надевали спе¬
циальный нарукавник, сделанный нередко из кожи. Сжатый хлеб,
связанный в снопы, на телегах отвозили на гумно, устроенное на
высоком месте, открытом для ветров.
Своеобразные приемы молотьбы в Византии восходили к старинным
традициям Средиземноморья и отличались от распространенных в это
время на Западе. В деревянные сани запрягали быка или осла и про¬
гоняли его по гумну: под тяжестью саней, на которых стоял крестьянин,
колосья вымолачивались. Затем зерно провеивали, подбрасывая на
ветру лопатами, и ссыпали в большие глиняные пифосы или в вырытые
в земле ямы.
Мельницы были самые разнообразные: одни приводились в действие
руками, другие — силой животных, в третьих жернова вращала вода.
Водяные мельницы лишь редко могли работать круглый год: маленькие
речки обычно пересыхали летом, поэтому поставленные на них мель¬
ницы назывались «зимними». Ветряная мельница появилась в Византии
сравнительно поздно — по-видимому, не ранее XIV в.
Для выпечки хлеба в городах и в монастырских хозяйствах имелись
специальные печи, сложенные из глины, но крестьяне — нередко вплоть
до XIV в. — продолжали печь хлеб в золе очага.
Разнообразны были породы скота в византийских деревнях, особенно
часто упоминаются овцы, козы и свиньи; свиней деревенские мальчишки
выгоняли на день в дубовые рощи. Много было также коров, в пищу
шло молоко и изготовленный из него сыр, мясо же нечасто встречалось
в крестьянском рационе. Рабочим скотом служили волы, ослы и мулы,
70
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
на них пахали и молотили, их заставляли вращать мельничные жернова,
запрягали в телеги. Система упряжки была в то время еще примитивной:
упряжь надевали непосредственно на шею животного, поэтому вол мог
тащить лишь сравнительно небольшую тяжесть, легкий плуг или легкую
повозку. К тому же на горных тропках далеко не везде удавалось
пройти даже небольшой повозке. Все это заставляло византийцев ши¬
роко пользоваться вьюками при перевозках: на ослика или мула грузили
глиняные сосуды с зерном или оливковым маслом и гнали его на
ярмарку.
Лошади были дороги и редки, они использовались почти исключи¬
тельно для военных целей.
Византийцы пасли свой скот на пастбищах и в лесах; об этом постоянно
говорит «Земледельческий закон», предусматривающий, например, слу¬
чай, когда крестьянин рубит лес и дерево внезапно падает на чужую
скотину. Нередко коровы паслись в лесу без пастуха, под охраной больших
собак, которых неоднократно упоминает «Земледельческий закон»; чтобы
скот не затерялся, коровам навешивали на шею колокольчик. Если жи¬
тийные памятники часто рассказывают о перегонах скота с летних паст¬
бищ на зимние, то они не упоминают о столовом содержании скота:
по-видимому, оно было очень редким.
Кроме скота, византийские крестьяне разводили птицу, главным
образом гусей; им было известно также и пчеловодство. Наконец,
важным подспорьем в крестьянской жизни служила рыбная ловля,
особенно богаты рыбой были реки и озера в районе Солуни. Византийцы
не ограничивались тем, что ловили рыбу сетями и вершами в естест¬
венных водоемах: они устраивали также рыбные садки-виварии, нередко
упоминаемые в памятниках, относящихся к Малой Азии.
Наше описание крестьянских занятий было бы неполным, если бы
мы не упомянули о всякого рода сельских ремеслах: крестьяне сами
изготовляли глиняную посуду, ткани из льна и овечьей шерсти, плели
корзины, плотничали. Они не только обслуживали несложные потреб¬
ности крестьянского хозяйства, но и нередко создавали продукты,
предназначенные для продажи на ярмарках.
Соседская община. Византийские сельские поселения VIII—X вв.
были соседскими общинами. Общине принадлежали леса, пастбища и
пустоши, окружавшие деревню; по словам «Трактата об обложении»,
крестьянин, нуждаясь в земле, мог перенести свое жилище «в долю
всей деревни», т. е. на общинную землю. Каждый крестьянин мог
свободно пользоваться общинным лесом: выгонять туда скот и рубить
дрова. За пользование общим пастбищем крестьяне должны были пла¬
тить пошлину пропорционально количеству скота, который они выго¬
няли пастись; собранную сумму они разделяли между всей деревней
с тем, чтобы общинники, не выгонявшие скот на пастбища, «могли, —
Глава 5. Византийская община в эпоху генезиса феодализма ( VIII—X вв.)
71
говоря словами византийского юриста XI в., — извлекать выгоду из
обладания им».
Другие земли (хорафии, сады, виноградники) были разделены между
крестьянами и в хозяйственном отношении обособлены, они считались
частью крестьянской стаси и могли быть проданы. Мы не знаем, су¬
ществовало ли в византийской общине VII в. право отчуждения земли —
о купле-продаже земли ничего не говорит «Земледельческий закон».
Во всяком случае в памятниках IX—X вв. о продаже крестьянских
земель речь идет как об обыденном явлении. Но и эти земли, нахо¬
дившиеся в индивидуальном владении и считавшиеся отчуждаемыми,
не являлись полной собственностью их владельцев: права крестьян
были в значительной степени ограничены как наличием в Византии
большой семьи, так и сильно развитым правом на «чужую» землю.
Большая семья (по-гречески «сингения») засвидетельствована в ряду
византийских источников этого времени, в некоторых случаях члены
большой семьи могли жить вместе и вести общее хозяйство. В одном
житии IX в. рассказывается о богатом пафлагонском крестьянине Фи¬
ларете, семья которого состояла примерно из 30 человек: кроме самого
Филарета и его жены, в его доме жили и вели общее хозяйство его
сын Иоанн с женой и семью детьми, овдовевшая дочь Филарета и
четверо ее детей и, наконец, его другая дочь с мужем и шестеро их
детей. Иные из внуков Филарета были в то время уже взрослыми.
О совместном владении родственников, о братьях, живущих вместе и
ведущих общее хозяйство, наконец, о разделе семейной собственности
постоянно упоминают, несмотря на свою немногочисленность, сохра¬
нившиеся до нашего времени документы X в. В соответствии с этим
византийское законодательство сохраняло архаичный принцип равного
раздела имущества между сыновьями покойного; закон императора
Льва VI рассматривает такой принцип раздела как присущий самой
природе, тогда как иная форма наследования открывает, по словам
законодателя, путь для несправедливости отца по отношению к сыну,
а последнего вынуждает ко лжи и обману.
Учитывая силу родственных связей, византийские императоры ис¬
пользовали их при построении воинских соединений; во всяком случае,
в восточных фемах, где войско формировалось из армян и ромеев,
стратегам предписывалось создавать воинские соединения «по родству».
Другое ограничение права частной собственности, проступавшее в
существовании так называемых прав на «чужую» землю, отчетливо
выражено в нормах «Земледельческого закона». Византийское обычное
право устанавливало несравнимо меньшее наказание за нарушение
права собственности, нежели, например, «Салическая правда»: если
«Салическая правда» за запашку чужого поля карает высоким штрафом,
то византийский крестьянин, вспахавший и засеявший чужое поле,
лишь терял свой труд и зерно. Даже если он при этом вырубил бы
деревья на чужом участке, он не подвергался уголовному наказанию
72
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.
и только лишался взращенного урожая. Более того, «Земледельческий
закон» не только не знал уголовной ответственности за нарушение
границ чужого владения, но даже разрешал прямое использование
чужой земли: византийский крестьянин имел право войти в сад и
виноградник односельчанина и есть выращенные там плоды — наказа¬
нию подлежали лишь те, кто пытался унести с собой виноград или
фрукты.
Еще и в X в. крестьяне во многих случаях могли пользоваться
пастбищами и лесами, перешедшими в индивидуальную собственность
другого: соседи сохраняли право рубить дрова на этой земле, пасти
там скот, собирать каштаны.
В «Земледельческом законе» отражена была и другая форма про¬
явления права на «чужую» собственность: византийский крестьянин
мог быть собственником дерева, которое росло на земле, принадлежав¬
шей другому.
Важнейшим проявлением прав на «чужую» собственность являлась
так называемая протимисис, т. е. предпочтение — право преимуществен¬
ной покупки земли соседа. Византийский крестьянин не имел права про¬
дать свою землю кому ему вздумается: члены его сингении, соседи и,
наконец, все односельчане являлись субъектами права протимисис, т. е.
имели первоочередное право купить его надел, чтобы не допустить чужака
в общину. И только в том случае, если все субъекты права протимисис
отказывались от продаваемой земли, ее мог приобрести посторонний. Иск
о нарушении права протимисис мог быть вчинен в течение 10 лет: иначе
говоря, если сосед не дал официального отказа от своих претензий на
продаваемое поле, он мог в течение 10 лет объявить сделку недействи¬
тельной и добиться ее расторжения.
В византийской деревне не существовало периодических переделов
земли, что было обусловлено спецификой сельскохозяйственной тех¬
ники, а именно: значительной ролью виноградарства и садоводства,
существованием карликовых хорафиев, обнесенных заборами, и отсут¬
ствием системы открытых полей. Однако, несмотря на отсутствие пе¬
риодических переделов, мы не могли бы объявить византийскую деревню
поселением частных собственников в полном смысле слова: экономи¬
ческие связи между общинниками были настолько тесными, что каждый
из них рассматривал себя как соучастника права собственности своего
соседа.
Экономическое единство деревни обусловливало и ее администра¬
тивное единство. Общинники, например, могли не разрешить чужакам
поселиться на принадлежащей общине территории. Община имела своих
должностных лиц (старейшин), деревенских сторожей, мирских пас¬
тухов. Сходка всей общины решала тяжбы между крестьянами, особенно
если споры касались вопросов земельной собственности. В таких слу¬
чаях созывалось все село и деревенские старики, взяв в руки большой
Глава 5. Византийская община в эпоху генезиса феодализма ( VIII—X вв.)
73
деревянный крест, обходили спорное поле, по памяти указывая его
границы.
Византийская деревня имела свои доходы. Они складывались из
судебных пошлин и штрафов за потравы, за нарушение чужих владений
и т. п., из взносов за пользование общинными пастбищами, наконец,
из всякого рода дополнительных взносов: община могла быть, к примеру,
собственником церкви, которую посещали многочисленные богомольцы;
из их даяний собирался известный фонд, который общинники делили
между собой.
Единство общины проявлялось также в обязанности крестьян по¬
могать друг другу при отправлении военной службы или при уплате
налогов.
Естественно, что община постоянно выступала как единый коллек¬
тив с общими интересами: жития рассказывают, как вся деревня сообща
нанимает мастеров, чтобы воздвигнуть мост через речку или сообща
строит водоем. Солидарными оказывались крестьяне и при общих бед¬
ствиях, и при общих празднествах: всем селением они преследовали
разбойников или выходили отбиваться от хищных зверей, угрожавших
скоту, всем селением убивали на праздник быка и делили его мясо
между общинниками.
Устойчивость византийской общины. Итак, славяно-византийская
община оказывается в целом более сплоченной, нежели германская
община на Западе. Это обстоятельство нуждается в объяснении, и
объяснено оно может быть двояко. Прежде всего народы, вторгшиеся
в Восточную Римскую империю, могли обладать более стойкими, более
прочными общинными связями, нежели готы, франки или бургунды,
но, к сожалению, нам недостаточно знакомы общественные отношения
славян (а также и армян) в пору их расселения в Византии. Далее,
на востоке империи римское владычество, хотя и длившееся столетиями,
не уничтожило и не могло уничтожить старых доэллинистических форм
общинной собственности. Славянское вторжение влекло за собой воз¬
рождение общины, укрепление общинных связей, и со своей стороны
местные — фракийские и малоазийские — общинные порядки оказы¬
вали существенное воздействие на структуру землевладения у славян
и армян.
Следовательно, византийское влияние не может быть сведено только
к расшатыванию общинных связей и оформлению рождающейся частной
собственности, — традиционные, восходящие к доэллинистическим вре¬
менам общественные отношения содействовали консервации общинных
порядков у вторгшихся в Византию племен и народов. Это обстоятель¬
ство определяло относительную прочность соседской общины в Визан¬
тии.
Основную массу населения византийской деревни VIII в. составляли
свободные крестьяне. «Земледельческий закон» рассматривает их как
полноправных владельцев своих участков, имеющих право обменять
74
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
надел или отдать его в аренду. В отличие от позднеримских георгов
крестьяне «Земледельческого закона» обладали свободой перехода: они
могли уйти из деревни, и если при этом продолжали платить подати,
никто не имел права занять их надел. Впрочем, если крестьянин
покинул свою общину и перестал платить налоги, его сосед мог занять
пустующую землю, засеять ее и собрать урожай — конечно, при ус¬
ловии, что уплатит причитающиеся с этого надела подати; старый
хозяин, вернувшись, не имел бы в таком случае оснований требовать
возмещения своих убытков. Следовательно, «Земледельческий закон»
предполагает, что крестьянам разрешено свободно покинуть свою де¬
ревню и затем вернуться назад.
Стратиоты. Среди массы свободного византийского крестьянства
несколько выделялись стратиоты — воины, составлявшие основное ядро
фемных ополчений. В обычное время они крестьянствовали на своих
наделах, но по первому приказу должны были отправляться в поход
или на военный смотр со своим конем и оружием — несение военной
службы было их правом и вместе с тем обязанностью, за отправление
которой они освобождались от части налогов. Некоторые стратиоты
(особенно в феме Кивирреотов) несли военную службу в качестве
корабельного экипажа. Стратиотские наделы были неотчуждаемы и,
по-видимому, по своим размерам превосходили обычные земельные
владения крестьян, которые платили налоги и участвовали в походах
лишь в качестве пехотинцев. Кроме земельных наделов, стратиоты
получали выдачи деньгами и натурой для того, чтобы они — по словам
анонимного писателя X в. — «могли вести безбедное существование и
приобретать хороших коней и различное вооружение».
Коренная перестройка военного дела (замена стратиотским ополче¬
нием наемного профессионального войска, по большей части состоявшего
из иноземцев-федератов) стала возможной лишь в результате того аграр¬
ного переворота, который империя пережила в VII—VIII вв., когда в
результате острой социальной борьбы и вторжений соседних народов
образовался широкий слой свободных крестьян-общинников. Отныне они
давали государству и материальные средства в форме налогов, и воору¬
женную силу. Если Восточная Римская империя искала поддержку у
плебейских масс рабовладельческих полисов, то Византийская империя
VIII в. могла использовать в своих интересах гораздо более широкие и
устойчивые слои нового крестьянства.
Образование стратиотского войска позволило византийскому пра¬
вительству коренным образом изменить характер внешней политики:
если императоры второй половины VII в. были вынуждены обороняться
от натиска арабов и болгар под самыми стенами Константинополя, то
при Льве III и его преемнике Константине V (741—775) Византия
становится одним из наиболее могущественных государств Восточного
Средиземноморья.
Глава 5. Византийская община в эпоху генезиса феодализма (VIII—X вв.)
75
Военные успехи Византии в VIII в. Лев III был по происхождению
крестьянином из Северной Сирии, переселившимся вместе с родителями
во Фракию. Во время смут при Юстиниане II он был приближен к
императору и показал себя способным полководцем и дипломатом.
Вскоре после смерти Юстиниана он стал стратигом Анатолика и, сле¬
довательно, оказался во главе наиболее значительных военных сил
империи. В 717 г., опираясь на войска Анатолика и Армениака, Лев
вторгся на территорию Опсикия, стратиг которого поддерживал царст¬
вовавшего в то время Феодосия III. Война восточных фем против
Опсикия закончилась поражением Феодосия, который был пострижен
в монахи. Его победителя, Льва, провозгласили византийским импе¬
ратором.
Это было трудное время для Византийской империи. Арабские
войска продвинулись далеко на Запад, заняв и разрушив Пергам; после
этого они переправились на европейский берег Пропонтиды и осадили
Константинополь; тем временем к византийской столице был двинут
большой арабский флот. Однако осада 717—718 гг. закончилась победой
византийцев. Действия арабского флота были парализованы железной
цепью, перегородившей вход в Золотой Рог, а «греческий огонь» наносил
серьезный ущерб кораблям арабов. Попытка внезапного штурма была
отражена византийскими войсками. Болгарский хан Тервель, пришед¬
ший на помощь осажденному Константинополю, теснил арабов во
Фракии. Вдобавок ко всему этому наступила морозная зима, а за ней —
голод и болезни, и в августе 718 г. осада была снята и арабские корабли
отошли от Константинополя.
Правда, и после этого арабы еще некоторое время продолжали
наступление: каждый год они вторгались в Малую Азию, они даже
осаждали Никею. Однако сгратиотское ополчение Льва III в битве при
Акроине (во Фригии) в 740 г. нанесло арабам сокрушительное пора¬
жение. Битва при Акроине явилась, по существу, поворотным моментом
в истории арабо-византийской борьбы, и хотя в дальнейшем арабские
набеги в Малую Азию время от времени повторялись, арабы уже не
пытались подчинить себе империю и ни разу не осмеливались вновь
осадить Константинополь.
Более того, при сыне Льва Константине V византийские войска
сами переходят в наступление против своих соседей. Нервный до ис¬
теричности, физически слабый Константин был, несмотря на взрывы
неоправданной жестокости, одаренным политиком и полководцем. Он
совершил успешный поход в Северную Сирию и Армению, в то время
как стратиг Кивирреотов нанес поражение арабскому флоту неподалеку
от Александрии; теперь уже византийские войска действовали на тер¬
ритории халифата, а византийский флот вторгался в арабские воды.
Упорную борьбу вел Константин против Болгарии: он расселил во
Фракии большое число сирийцев и армян, строил пограничные крепости,
а затем перешел к активным военным действиям, совершив не менее
76
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
9 походов вглубь болгарской территории. Особенно успешным был
поход 763 г., когда византийский флот высадил большие кавалерийские
отряды в устье Дуная, а навстречу им с юга двинулись войска под
командованием самого Константина. Соединившиеся части в упорной
битве, продолжавшейся от зари до зари, нанесли поражение болгарам,
и император вернулся в Константинополь с большой добычей и плен¬
ными.
Правда, наряду с успехами на Балканах и в Малой Азии Византия
познала в это время и горечь поражений. Лангобарды взяли Равенну,
покончив с остатками византийского владычества в Северной и Средней
Италии; папство начинало вести себя все более и более независимо, ища
поддержки против лангобардов не в Константинополе, а у франкских
королей. Заморские владения Византии готовы были отпасть от нее. И все-
таки мы могли бы сказать, что в VIII в. войско нового типа — крестьянское
ополчение — обеспечивало успешные действия византийских армий, бо¬
лее того — самое сохранение Византии. Иными словами, мы могли бы
сказать, что Византия как политическое целое смогла сохранить себя
только благодаря тем коренным преобразованиям ее общественного строя,
которые совершились на протяжении VII в. и привели, в частности, к
созданию стратиотского войска. Эти преобразования заключались, если
рисовать схематичную картину, в замене системы поместий, основанных
на эксплуатации рабов и прикрепленных к земле георгов, массой свобод¬
ных общин. Разумеется, рабовладельческий уклад не исчез в это время
бесследно, и рабство ни в коей мере не было отменено, однако удельный
вес крупного землевладения и несвободного труда сделался теперь незна¬
чительным. Основными фигурами в византийской деревне VIII в. стали
свободный крестьянин и стратиот, собственники земли и члены соседской
общины.
Расслоение сельской общины. Мы уже говорили, что характерной
чертой византийской сельской общины VIII—X вв. являлось отсутствие
полной кристаллизации аллодиальной собственности, сохранение значи¬
тельных прав на «чужую» землю, что способствовало сплочению общин¬
ников, упрочению единства византийской деревни. Но разумеется, не¬
смотря на это, византийская община ни в коей мере не являлась коллек¬
тивом равных в имущественном отношении лиц: сила византийской
общины подрывалась изнутри процессами внутреннего расслоения, мо¬
жет быть, более медленными, нежели на Западе, но столь же неумоли¬
мыми.
Уже «Земледельческий закон» свидетельствует о существовании
различных градаций среди сельского населения Византии. На самой
низшей ступени социальной лестницы стояли рабы. «Земледельческий
закон» пять раз упоминает рабов и всякий раз в связи со скотоводством:
дважды он прямо говорит о рабах-пастухах, а в остальных случаях —
о наказании рабов за кражу скотины. По-видимому, в крестьянских
Глава 5. Византийская община в эпоху генезиса феодализма ( VIII—X вв.) 77
хозяйствах времени «Земледельческого закона» рабский труд приме¬
нялся если не исключительно, то главным образом в скотоводстве.
Рабство не только само по себе было признаком социального не¬
равенства, но и способствовало дальнейшему его росту, поскольку
человек, обладавший рабами, мог использовать их для приобретения
новых богатств и для насильственных действий в отношении своих
односельчан. Именно богатые общинники были собственниками рабов.
Среди полноправных свободных мы можем выделить прежде всего
богатых и бедных крестьян: уже «Земледельческий закон» упоминает
крестьян-апоров (неимущих), которые не имеют возможности возделать
собственное поле и отдают его в аренду. Византийская агиография
нередко рисует картину крестьянской нищеты: в житиях мы встречаем
рассказы о поселянине, который имел всего только одно грушевое
дерево, или о безземельном крестьянине, у которого была лишь одна
голова скота; в одном житии идет речь о вифинском земледельце,
обремененном многочисленным семейством, который безнадежно ко¬
выряет скудную землю, в другом прямо говорится, что жизнь бедной
вдовы была хуже смерти. Такие крестьяне-бедняки в IX и особенно в
X в. очень часто продавали свои наделы более богатым соседям.
Разоряющаяся беднота подчас превращалась в мистиев, сельских
батраков. Уже «Земледельческий закон» упоминает мистия, которого
община нанимает в качестве мирского пастуха; в других случаях мистий
мог служить подносчиком воды для поливания сада. Мистии обычно
были чужаками, покидавшими свою общину и поселявшимися в чужих
деревнях, но эти чужаки — во всяком случае в VIII—X вв. — остава¬
лись свободными людьми.
Бедность византийской деревни была настолько значительной, что
земледельцы иной раз были вынуждены продавать своих детей в рабство.
В одном житии рассказывается о мальчике-сироте, который зарабаты¬
вал свое пропитание, выгоняя на пастбище крестьянский скот. Неожи¬
данно его затребовал брат, но крестьяне решили не отдавать ему
пастушонка, опасаясь, как бы тот не продал младшего брата «за золото».
Ростовщичество, порождаемое бедностью, в свою очередь ускоряло
процесс разорения крестьянства: византийские ростовщики сурово взы¬
скивали со своих должников — они даже разрывали могилы под пред¬
логом взимания долга, опасаясь, как бы наследники бедняка не спрятали
там последние ценности.
Таковы были факторы, способствовавшие разорению византийских
крестьян; поэтому, несмотря на ряд ограничений (действие права про¬
тимисис, запрещение кредитору приобретать крестьянский надел за
долги), земля постепенно переходила в руки наиболее зажиточных
членов сельской общины. «Трактат об обложении» рассказывает, что
некоторые члены общины, обладавшие большим количеством скота и
рабами, были недовольны деревенскими порядками и предпочитали
покидать свою родную деревню, переселяясь на хутора. Следовательно,
78
Л. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
в самой общине вырастали богатые хозяева, которым уже становилось
тесно в пределах общины с ее ограничениями и которые выделялись
из общины, превращаясь в мелких вотчинников. Мелкие вотчинники —
особенно в X в. — энергично осваивали новые земли: разбивали ви¬
ноградники, строили водяные мельницы — в том числе и на наделах,
захваченных у крестьян. На их землях трудились рабы и мистии, а
некоторую часть земли они отдавали в аренду под условием уплаты
морты, т. е. десятины (десятого снопа).
Таким образом, как только появилась возможность отчуждения
земли — пусть даже в пределах общины, — сразу же создались пред¬
посылки для перераспределения земельного фонда в среде общинников,
а затем и выделения из самой общины мелких вотчинников, предста¬
вителей новой социальной категории, отрицающей по существу преж¬
нюю систему общинных отношений. В недрах византийской общины
зарождались феодальные отношения.
Различные источники рисуют нам совсем не идиллическую картину
взаимоотношений, сложившихся в византийской деревне к X в.: посто¬
янные тяжбы из-за земли, сознательное нанесение имущественного
ущерба, тяжкие бесчестия, покушения на жизнь. В одном житии XI в.
нарисована картинка, свидетельствующая о распаде прежней солидарно¬
сти византийской деревни; там идет речь о девочке, отец которой без вести
пропал на войне, а мать умерла; после смерти матери соседи, разграбив
все имущество, выгнали девочку вместе с ее маленькими братьями из
дому.
Стихийные бедствия, вызванные в конечном итоге низким уровнем
производительных сил и бедностью византийской деревни, в свою оче¬
редь способствовали разорению крестьян. То разливались реки, затопляя
поля, то земля превращалась в бесплодный солончак, то мороз сковывал
землю и губил урожай, то наступала засуха, когда пересыхали ручьи
и реки, блекли и сохли цветы, скот страдал от жажды. Иногда сильные
майские ветры губили урожай, а то и саранча поедала его. Сколько
раз византийским общинам приходилось выходить на поля и совершать
крестный ход, тщетно умоляя святых даровать дождь или защиту от
саранчи!
За неурожаем неминуемо следовал голод, когда крестьяне питались
дикими кореньями, напрасно вымаливая на дорогах горсточку зерна.
Особенные бедствия принесли крестьянам голодные годы, последовав¬
шие за неурожаем 928 г.: «великий голод» продолжался несколько лет,
и смертность была настолько велика, что, по словам хрониста, живые
не успевали хоронить мертвецов. Источники следующего столетия ри¬
суют нам страшную картину непрерывных крестьянских бедствий: в
1026 г. была страшная засуха, в 1028 г., наоборот, начались непре¬
рывные ливни, которые шли всю зиму, погибло много животных, а
плоды, сбитые на землю, сгнили; в 1032 г. Армениак, Пафлагония и
Глава 5. Византийская община в эпоху генезиса феодализма ( VIII—X вв.)
79
некоторые соседние области были охвачены голодом, к тому же сопро¬
вождавшимся моровой язвой, и толпы людей, теряя надежду, переселя¬
лись на новые места. С i032 по 1034 г. несметные тучи саранчи опусто¬
шили поля во Фракисийской феме, и жители этой области бежали от
голода во Фракию. Едва исчезла саранча, как в том же 1034 г. выпал
сильный град, побивший виноградники и особенно фруктовые деревья.
В 1037 г. засуха продолжалась шесть месяцев, а затем шел сильный
град, разбивавший даже черепичные крыши; голод охватил балканские
фемы империи; новая засуха посетила Византию в 1040 г. Таким
образом, каждый второй год приносил с собой бедствия, иногда распро¬
странявшиеся по всей Византии, иногда затрагивавшие отдельные ее
области.
И все же процесс распада сельской общины и формирования мелкой
вотчины до некоторой степени сдерживался в Византии благодаря
существовавшей здесь сплоченности крестьянства. Поскольку аллоди¬
альная собственность кристаллизовалась сравнительно медленно и была
опутана множеством всяческих ограничений, рост мелкой вотчины был
на первых порах затруднен. Рождающийся и еще слабый класс визан¬
тийских феодалов встретил чрезвычайно стойкое сопротивление об¬
щинников; не будучи в состоянии порознь закабалить общину и пре¬
вратить свободных крестьян в лично зависимых и крепостных, визан¬
тийские феодалы стремились иным путем закабалить крестьянство —
при помощи централизованной ренты.
Римская налоговая система рухнула в VII в.; вместе с ней прекратил
существование и институт эпибол6. На протяжении VIII в., когда визан¬
тийское свободное крестьянство переживало период расцвета, налоговое
бремя не возрастало, наоборот, еще в конце VIII в. был отменен ряд
пошлин и поборов: по словам современника, в то время перестали взимать
пошлины с торговцев, моряков и ремесленников; рыболов больше не
должен был отдавать каждую третью рыбу, охотник не должен был вно¬
сить определенную долю в казну, и стратиоты получили облегчение.
Централизованный натиск на крестьянство. Однако уже с начала
IX в. положение изменяется: господствующий класс Византийской импе¬
рии приступает к централизованному натиску на крестьянство. При им¬
ператоре Никифоре I (802—811) были увеличены размеры налогов и
введены различные до того не существовавшие пошлины. Вместе с тем
Никифор попытался установить систему аллиленгия, в общих чертах
соответствовавшего старой эпиболё: на соседей возлагалась ответствен¬
ность за уплату налогов, кроме того, они должны были приобретать ору¬
жие для обедневших стратиотов.
Никифор продолжает наступление на Балканском полуострове.
В 805 г., когда пелопоннесские славяне осадили один из византийских
опорных пунктов — Патры, войска Никифора нанесли им поражение
и подчинили славянские общины империи. На славян, живущих в
80
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
окрестностях Патр, была возложена обязанность принимать и кормить
всех проезжающих стратигов, царских чиновников и иноземных послов.
Для этого славянам было приказано иметь своих поваров и иных лиц,
необходимых для приготовления трапезы, а также людей, прислужи¬
вающих за столом.
Однако и внутренняя и внешняя политика Никифора оказалась
неудачной: его постановления вызвали массовое недовольство и были
после его смерти отменены, а сам он потерпел поражение от болгар и
погиб во время бегства.
Народные движения IX в. Централизованное наступление на кресть¬
янство порождало его упорное сопротивление. ВIX в. народные движения
принимают широкий, если так можно выразиться, общеимперский раз¬
мах, когда в движение вовлекаются различные провинции империи. В на¬
чале 20-х гг. IX в. Византия была потрясена восстанием под руководством
Фомы Славянина, которое современники называли «гражданской вой¬
ной» и «возмущением всей вселенной». Тогда, по словам хрониста, меж¬
доусобная война «подобно открывшимся Нильским порогам, затопила
землю, но не водой, а кровью».
Фома был по происхождению славянином из Малой Азии и долгое
время служил в императорских войсках. Социальная природа движения
отчетливо проступает в словах современников: хронисты говорили, что
«раб поднялся против своего господина и стратиот против своего коман¬
дира». В первую очередь восстание было направлено против податного
гнета: Фома, выступавший как защитник бедноты, повсеместно аресто¬
вывал податных сборщиков. Однако к движению народных масс присо¬
единились разнородные и чуждые интересам народа элементы: монаше¬
ство, недовольное политикой правящих кругов Константинополя, знать
восточных фем, стремившаяся к политической самостоятельности. Арабы
поддержали восстание Фомы, полагая, что оно ослабляет Византию; по
приказу халифа антиохийский патриарх возложил на Фому император¬
скую корону.
В 821 г. Фома приступил к осаде Константинополя; фема Кивирреотов
была на стороне восставших, и это позволило Фоме собрать большой флот.
Его корабли мешали подвозить припасы в осажденную столицу. Однако
император Михаил II опирался на войска крупнейших фем Опсикия и
Армениака; его союзником выступили также болгары. К тому же в лагере
восставших не было единства, что обусловливалось как разнородным
составом участников движения, так и неясностью социальных задач,
которые ставили перед собой крестьяне. Все это заставило Фому после
долгой и бесплодной осады отойти от Константинополя, ряды его сторон¬
ников постепенно редели; в октябре 823 г. он был взят в плен и после
долгих пыток казнен.
На середину IX в. приходится подъем павликианского движения.
Павликианство, которое первоначально было религиозно-мистическим
Глава 5. Византийская община в эпоху генезиса феодализма ( VIII—X вв.)
81
учением, распространенным в восточных фемах империи и осуждавшим
неравенство и эксплуатацию, становится теперь идеологией вооружен¬
ного восстания. Павликиане под руководством Карвеаса и его преемника
Хрисохира создали на восточных границах империи независимую рес¬
публику с центром в Тефрике. Они вели успешные военные действия
против константинопольского правительства: войска Хрисохира заняли
Эфес, даже население Фракии оказывало поддержку павликианам.
Движение павликиан было подавлено с огромным трудом лишь в 872 г.
войсками императора Василия I (867—886).
Закабаление крестьянства. Василий родился в крестьянской семье;
его родители были потомками армян, переселенных во Фракию. Юношей
Василий ушел в Константинополь и поступил на службу в один из знатных
домов. Колоссальная физическая сила и искусство укрощать лошадей
сделали его заметным человеком в столице, где сам император Михаил III
был поклонником борцов и возничих. Василий был приближен ко двору,
и Михаил даже милостиво соизволил выдать за него свою бывшую налож¬
ницу.
Но Василия уже не удовлетворяла роль видного вельможи и супруга
императорской наложницы; он стремился занять первое место в государ¬
стве и добился этого, совершив дворцовый переворот, стоивший жизни
Михаилу.
Выходец из крестьянской среды, Василий был, однако, энергичным
слугой господствующего класса. Это выразилось не только в разгроме
павликианского движения, но и в ряде мероприятий, подготовивших но¬
вое наступление на крестьянство. Прежде всего правительство Василия
предприняло попытку возобновить ответственность соседей за уплату
налогов с опустевших участков (что стремился сделать еще Никифор I) —
правда, Василий решил в конце концов отказаться от этого мероприятия;
оно было осуществлено лишь в начале X в.
Затем правительство Василия приступило к рецепции римского права,
нормы которого охраняли частную собственность, рабовладельческие по¬
рядки и колонат; эти нормы могли быть использованы для санкциониро¬
вания процесса разорения и закабаления общинников. Подготовка нового
сборника законов, начатая при Василии I, была завершена при его пре¬
емнике Льве VI, издавшем под названием «Василики» (Царские книги)
сборник норм римского права, почерпнутых из греческих переводов и
пересказов Юстинианова свода, выполненных еще во второй половине
VI в. Как бы архаична ни была терминология «Василик», как бы ни
казались далекими от действительности IX в. отдельные их постановле¬
ния, издание этого сборника законов должно было способствовать наступ¬
лению на крестьянство и, рассматривая вопрос шире, процессу феодали¬
зации.
Таким образом, IX столетие было временем массовых народных
движений в Византии. Их программа, подчас затемненная религиоз-
6 Зак. 3585
82
А. Я. Каждан, Г. Г. Литаврин
ными идеями, по существу была обращена против податного гнета,
против бесчинств податных сборщиков, которые становятся с этого
времени наиболее ненавистной фигурой для византийского крестьянина,
против крепнущих феодальных порядков. Но народные движения были
разгромлены; византийскому правительству после неудачных попыток
при Никифоре I и Василии I удалось в конечном итоге ввести алли-
ленгий, мы не знаем точно когда, но, во всяком случае, не позднее
первой четверти X в.
Одновременно с этим было покончено и со свободой крестьянского
перехода: и крестьянам и стратиотам было запрещено уходить из их
общин, устанавливались высокие штрафы для тех, кто осмелился бы
принять беглого крестьянина или стратиота. В одном из житий X в.
рассказывается о десяти стратиотах-моряках, которые скрывались на
опустевшем острове; они были арестованы по приказу наместника фемы
и обвинены в уклонении от «общей повинности».
Памятники X в. рисуют нам византийское крестьянство разделенным
на различные категории, обязанные строго определенными повинно¬
стями: стратиоты шли на военную службу, крестьяне-георги должны
были платить денежную ренту (канон), поставлять хлеб, фураж и скот,
нести барщины (рубить лес, строить укрепления, дороги, мосты, ко¬
рабли); особая категория крестьян носила название экскуссатов; они
были освобождены от основных налогов, но зато должны были выполнять
специальные повинности: одни экскуссаты обслуживали государствен¬
ную почту и со своими лошадьми и повозками сопровождали импера¬
торских чиновников, другие снабжали продуктами императорский стол.
Так, на экскуссатов из деревни Тември в феме Опсикий была возложена
обязанность поставлять рыбу для трапез императора.
Помимо всех этих налогов, тяжелым бременем для крестьян был
постой, т. е. обязанность принимать и кормить чиновников и войска,
проходившие через их деревню; кроме того, крестьяне должны были
платить специальные поборы землемерам, устанавливавшим размеры их
владений и их повинностей, сборщикам налогов, принимавшим от них
подати, и другим разнообразным чиновникам, кормившимся за счет кре¬
стьянства.
Усиление податного гнета и закабаление крестьянства ускоряло его
разорение. Памятники X в. постоянно говорят о разорении стратиотов.
Мы слышим о стратиотах, которые разорялись дотла, об обедневших
стратиотах, которые лишь с помощью соседей могли приобрести коня,
оружие и обмундирование, о стратиоте, коня у которого отнял стратиг:
все хозяйство этого воина пришло в упадок и, умирая, он оставил
детей нищими. Литературные памятники X—XI вв. постоянно пори¬
цают жестокость сборщиков податей, которые бросали в тюрьму недо¬
имщиков, произвольно увеличивали налоги, разоряли крестьян; они
даже привязывали недоимщиков вместе с голодными собаками, чтобы
Глава5. Византийская община в эпоху генезиса феодализма (VIII—X вв.)
83
заставить их уплатить налог. Автор одного трактата X в., посвященного
военному искусству, с гневом говорит о «людишках, собирающих по¬
дати», которые не приносят никакой пользы обществу, но зато умеют
создавать для себя целые пуды золота из крови бедняков.
Перемена, которая произошла в положении крестьян в VIII—X вв.,
была весьма существенной: из свободных людей на общинной земле они
превратились теперь в «государственных париков», зависимых людей
государства; их земля считалась государственной собственностью, они не
имели права уходить из своих деревень, в случае бегства крестьянина
община в соответствии с принципом солидарной ответственности (алли-
ленгий) принимала на себя обязанность платить подати, лежавшие на его
участке. Следовательно, в ходе централизованного наступления господ¬
ствующего класса византийские свободные крестьяне были превращены
в зависимых людей, с той только особенностью, что их сувереном было
само государство и что рента, которую они уплачивали, была централи¬
зованной рентой.
Специфической особенностью генезиса византийского феодализма
явилось то обстоятельство, что разгром общины феодалами совершился
здесь сравнительно поздно. Аллодиальная собственность складывалась
медленно, а сила сопротивления византийской общины оказалась на¬
столько значительной, что ей удалось на первом этапе сохранить себя как
учреждение: сохранить общие земли, административные права и приви¬
легии. Если вотчинники были слишком слабы, чтобы подчинить себе
общину, то община, наоборот, оказалась достаточно сплоченной и силь¬
ной, чтобы отстоять свое бытие. Вот почему основная масса византийских
крестьян была на первых порах обращена не в лично зависимых людей,
а в государственных париков.
Глава 6
РАЗВИТИЕ ФЕОДАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ
В ВИЗАНТИИ В X—XII вв.
Элементы рабовладельческих порядков. Крупное землевладение, ос¬
нованное на эксплуатации рабов, хотя и значительно ослабленное в ре¬
зультате аграрного переворота VII в., не совсем исчезло в Византии. Воз¬
можно, что кое-где сохранились старые рабовладельческие хозяйства или
они возникали вновь; они могли быть собственностью крупных импера¬
торских чиновников или влиятельной местной знати. ВIX в. на Пелопон¬
несе обширные владения принадлежали некоей Даниэлис, правившей на
своих землях подобно независимой царице; число ее рабов, если верить
византийским хронистам, было весьма значительным. Однажды, когда
Даниэлис отправилась в Константинополь, ей пришла в голову причуда
приказать, чтобы триста молодых и сильных рабов, сменяя друг друга,
несли ее всю дорогу на роскошно убранном ложе. По ее завещанию было
отпущено на волю 3000 рабов. Константинопольские вельможи X в. об¬
ладали сотнями рабов, с которыми обращались чрезвычайно жестоко.
В одном житии этого времени мы находим рассказ о господине, «который
обрекал своих рабов на голод и жажду, подвергал бичеванию и не давал
одежды, выпуская в зимние дни без хитонов и обуви».
Византийское законодательство конца IX в. восприняло нормы рим¬
ского рабовладельческого права. «У всех народов, — говорится в „Васи-
ликах“, — господа имеют право распоряжаться жизнью и смертью ра¬
бов. Все, что рабы приобретают, принадлежит господам». «Василики»
предоставляют господину полную возможность для самой жестокой
расправы с рабами. «Если господин, — читаем мы в них, — наказывал
своего раба плетьми или палками или надел на него кандалы, чтобы
сохранить (т. е. воспрепятствовать бегству), и от этого раб умер, то
господин не несет ответственности». Только в том случае, когда удава¬
лось доказать, что господин жестоко мучил раба перед смертью (пытал
огнем, колол кинжалом, забрасывал камнями, подвешивал на дыбу,
травил ядом и т. п.), его можно было привлечь к суду.
Глава 6. Развитие феодальных отношений в Византии в X—XIJ вв.
85
Император Лев VI, сын и преемник Василия I, человек хорошо обра¬
зованный и по-своему добрый, охотно проливавший слезы в церкви, издал
тем не менее ряд законов, ухудшавших и без того тяжелое положение
рабов. Он, например, отменил постановление императора Юстиниана I,
разрешавшее рабу вопреки воле господина становиться монахом или свя¬
щенником: по словам Льва VI, постановление Юстиниана служило для
многих рабов предлогом, чтобы убегать от господ. Отыне господин мог
вернуть беглого раба из монастыря или церкви, не считаясь с тем, сколько
лет протекло со времени бегства.
Источники рабства были весьма разнообразными. Значительное чис¬
ло рабов византийцы покупали у иностранных купцов. Особенно крупную
роль в работорговле на Средиземном море играли венецианцы, которые
иногда пригоняли — несмотря на официальное запрещение римских пап
и венецианских дожей — целые толпы рабов; продавали рабов также
венгерские, болгарские и русские купцы. Важным источником рабства
была война; нередко византийские вельможи посылали специальных лю¬
дей в действующую армию, чтобы покупать рабов по более дешевой цене.
Наконец, известное число рабов составляли лица, осужденные за пре¬
ступление, дети, проданные в рабство, или бедняки, «добровольно» отка¬
завшиеся от своей свободы перед угрозой голодной смерти.
В условиях ранневизантийского феодализма, когда сельская община
оставалась сплоченной и процесс роста мелкой вотчины шел крайне мед¬
ленно, крупная собственность византийских вельмож приобрела рабовла¬
дельческий оттенок: в домашнем хозяйстве, в ремесле и даже на полях
они пытались использовать по-старому труд купленных или взятых в плен
людей. Однако рабский уклад не играл в византийской экономике веду¬
щей роли: основная масса прибавочного продукта непосредственных про¬
изводителей взыскивалась с них в X в. в форме централизованной фео¬
дальной ренты. Значение рабского уклада состояло главным образом в
том, что он содействовал накоплению мощи крупных земельных собст¬
венников прежде, чем они приступили к решительному натиску на сель¬
скую общину.
С XI в. мы замечаем резкий упадок рабского уклада. Источники
этого времени ничего не говорят о применении труда рабов; наоборот,
первая сохранившаяся до нашего времени византийская опись, дати¬
руемая 1073 г., печально констатирует, что все рабы в этой вотчине
умерли. Другой памятник XI в. — завещание богатого каппадокийского
землевладельца Воилы — свидетельствует о массовом отпуске рабов на
волю. Церковный писатель, живший в XII столетии, Евстафий Солун-
ский призывал предоставить рабам права на их пекулий, а законом
1095 г. рабам было разрешено иметь освященную церковью семью и
облегчено ведение исков об освобождении. Если памятники XII и
последующих столетий упоминают об использовании рабов, то лишь
86
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
в качестве домашних слуг или в некоторых специфических отраслях
деятельности — например, в качестве гребцов на морских кораблях.
Развитие вотчинной эксплуатации крестьянства в X—XI вв. поло¬
жило конец тем элементам рабовладельческой эксплуатации, которые
существовали в византийском обществе и даже, казалось, достигли
некоторого процветания в IX—X вв.
Рост феодальной вотчины. Какими же путями складывалась эта вот¬
чинная форма эксплуатации сельского населения? Мы могли бы наметить
три основных пути формирования византийской вотчины. С конца IX в.
в Византии начинается массовый сгон крестьян с земли. С одной стороны,
налоговая политика Византийского государства подорвала силу сопротив¬
ления византийской общины: разоренные и закабаленные крестьяне были
не в состоянии сопротивляться натиску крупных собственников — дина-
тов, или архонтов, как их называют источники того времени. С другой
стороны, сами динаты, опираясь на значительные материальные богатст¬
ва, на своих рабов и мистиев, представляли теперь более значительную
силу, нежели в VIII столетии, когда крупная феодальная собственность
едва только начинала складываться. Поэтому теперь динаты смогли го¬
раздо более энергично проникать в деревню, скупая и просто присваивая
крестьянские земли — тем более, что правительство Льва VI пошло им
навстречу, ограничив действие права протимисис.
Уже у писателей IX в. мы встречаем рассказы о насилиях динатов.
Крупный политический деятель и ученый второй половины IX в., кон¬
стантинопольский патриарх Фотий рассказывает в одном из писем, как
к нему явился некий бедняк весь в слезах: его «хитонишко» был изодран,
а на лице виднелись следы побоев. Он стал жаловаться Фотию, что был
избит, потому что пытался отстоять свою «землицу» от людей видного
вельможи Дамиана. Несмотря на вмешательство Фотия, Дамиан долгое
время удерживал землю, противозаконно отнятую у этого бедняка, и мы
не знаем, вернул ли он ее вообще.
Особенно усилился натиск динатов после голода 928 г., когда кре¬
стьяне — лишь бы сохранить жизнь — отдавали свои земли за бесценок.
Целые деревни переходили под власть архонтов, становясь их вотчи¬
нами — проастиями, как тогда говорили. На этих землях динаты наряду
с рабами стали использовать «поселенцев» (на языке того времени
париков или проскафименов), т. е. крестьян, потерявших свою землю
и оседавших теперь в качестве зависимых лиц на господской земле.
Среди этих париков и проскафименов было немало беглых стратиотов,
экскуссатов или государственных крестьян, надеявшихся на частновла¬
дельческой земле найти защиту от податных сборщиков. Но, по-види¬
мому, парики рекрутировались преимущественно из числа младших
сыновей стратиотов и крестьян, которые не получали земли и потому
не вносились в государственные податные списки и, следовательно,
пользовались свободой передвижения.
Глава 6. Развитие феодальных отношений в Византии в Х—Х11 вв. 87
Осев на чужой земле, парик приобретал на нее известные владельче¬
ские права: господину не разрешалось сгонять с земли парика, прожив¬
шего на ней свыше 30 лет. За пользование землей парик должен был
платить ренту. К сожалению, наши источники крайне скупы в известиях
о рентных отношениях X—XII вв.: мы знаем только, что крестьяне дол¬
жны были отбывать барщинные повинности, которые назывались ангарии
(первоначально этим термином обозначалась повинность по обслужива¬
нию государственной почты, но затем он был распространен на все виды
барщины, в том числе и на пахоту), уплачивали ренту натурой (хлебом,
овощами, воском и т. д.) и вносили денежную ренту, — однако мы не в
состоянии определить ни соотношение этих рент между собой, ни их
размеры.
Частновладельческие парики X—XI вв. в отличие от государствен¬
ных крестьян, записанных в податные списки, обладали свободой пе¬
рехода, хотя уже в XI в. византийские феодалы предпринимали попытки
воспрепятствовать осуществлению этого права. В этом отношении очень
интересна просьба, с которой обратился писатель и ученый XI в. Михаил
Пселл к своему племяннику, занимавшему какой-то административный
пост. Пселл советует племяннику услуживать динатам, а именно прийти
на помощь некоему Патрикию, сыну Иканатиссы, парики которого
вздумали переселиться на другое место: надо сделать так, чтобы вос¬
препятствовать этому переселению. Письмо Пселла имеет двоякий
интерес: будучи с одной стороны свидетельством наличия свободы
перехода частновладельческих париков XI в., оно в то же время рисует
тенденции динатов — их стремление превратить париков в крепостных,
лишенных возможности покинуть поместье.
Но далеко не всегда зависимое население феодальных поместий
образовывалось из числа безземельных и беглых крестьян, оседавших
во владениях крупных собственников. Еще более часто под властью
дината оказывался крестьянин вместе со своим наделом: задавленный
трудными условиями существования, он был вынужден передать фео¬
далу верховные права на свою землю, но сам оставался на ней в
качестве зависимого человека — по существу, того же парика. Иногда
такие отношения складывались на первых порах как временные (до
выплаты условленной суммы), но постепенно они перерастали в по¬
стоянные. Крестьянин должен был вносить феодальную ренту, часть
которой феодал выплачивал в казну в качестве налогов.
Эти два пути феодализации, только что рассмотренные нами, не
отличаются в принципе от тех основных путей, по которым шло
развитие феодализма на Западе; однако в Византии огромную роль
играл еще один путь, определенный тем, что на первых порах эксплу¬
атация византийского крестьянства осуществлялась в форме центра¬
лизованной феодальной ренты. По мере того как феодальное поместье
в Византии укреплялось, динаты не могли более удовлетворяться тем,
88
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
что подчиняли своей власти элементы, выброшенные за пределы об¬
щины: разорившихся крестьян, беглых или отсутствующих в податных
списках. Византийские феодалы добиваются того, чтобы государство
передавало им определенную долю централизованной ренты или, иначе
говоря, право на взимание в свою пользу централизованной ренты с
тех или иных владений. В таком случае государство как бы передает
в частные руки свои прерогативы.
Передача централизованной ренты отдельным феодалам могла осу¬
ществляться в разнообразных формах. Прежде всего, иной раз динат
получал в свое распоряжение канон целой деревни. В таком случае де¬
ревня сохраняла свою целостность и противостояла феодалу как сплочен¬
ная община, над которой он осуществлял лишь право патроната. При этом
у нас есть известия (относящиеся, правда, только к балканским областям
XI—XII вв.) о том, что некоторые деревни обладали правом менять своих
патронов, отказываясь от одного и признавая власть другого.
Прония, арифмос, харистикий. Иные формы пожалования цент¬
рализованной ренты оказывались для крестьянской общины более опас¬
ными. Это были арифмос и прония. Арифмос представлял собой по¬
жалование феодалу всей суммы ренты с определенного количества
крестьян. Это число крестьян должно было оставаться неизменным,
так что после смерти кого-нибудь из них сын занимал место покойного.
Время от времени государство осуществляло контроль, проверяя, не
увеличилось ли число крестьян — лишние должны были вписываться
в казенные податные списки и становились государственными кресть¬
янами.
Казалось бы, арифмос не отличался принципиально от патроната
над целой общиной, однако на самом деле это было не так: пожалование
определенной группы крестьян под арифмос разрывало общинные связи,
под властью феодала оказывалась в этом случае не целостная, спло¬
ченная единица — община, а изолированная группа земледельцев, не
связанная традициями и административным единством. Естественно,
что сопротивление крестьян дальнейшему натиску феодала при такой
системе пожалования централизованной ренты не могло оказываться
столь сплоченным, как при патронате: арифмос открывал бблыпие
возможности для наступления феодалов на крестьянство.
Прония по своему характеру немногим отличалась от арифмоса.
Она представляла собой пожалование динату денежных платежей (го¬
сударственных налогов): не обязательно канона, но также и торговых
пошлин, поборов за рыбную ловлю и т. п. По словам Анны Комнин,
писательницы XII в., императоры раздавали своим приближенным
«пронии на землю и на море», т. е. право на взимание самых разно¬
образных налогов. Но наиболее распространенным видом пронии было
пожалование феодалу права на присвоение строго определенной доли
канона той или иной деревни: если арифмос регламентировал количество
Глава 6. Развитие феодальных отношений в Византии в X—XII вв.
89
пожалованных крестьян, то при пронии устанавливался размер пожа¬
лованной ренты.
Арифмос был распространен в X—XII вв., а позднее, по-видимому,
не встречался; прония стала применяться, скорее всего, с XI в. (во
всяком случае, под этим термином), но зато сохранилась и даже
приобрела особое значение в последние три века существования Ви¬
зантии. При этом в характере пронии мы можем проследить сущест¬
венную эволюцию: первоначально прония, как и аримфос, представляла
собой лишь право на определенную долю централизованной ренты;
прониар выступал по отношению к «людям пронии», или «парикам
пронии», как их стали со временем называть, в качестве сборщика
податей, с той только разницей, что он присваивал эти подати в свою
пользу. На первых порах взаимоотношения прониара с крестьянами
были регламентированы размером пожалованных ему налогов, зафик¬
сированных в специальных писцовых книгах. Однако со временем
прониары добивались расширения своих прав: они получали возмож¬
ность делать насаждения и строить мельницы в своих владениях,
привлекать «людей пронии» к дополнительным повинностям и судить
их. Из права на строго ограниченную долю ренты прония превращается
по существу в обычную феодальную вотчину.
Таким образом, система арифмоса и пронии хотя и способствовала
росту феодальной собственности, однако придавала византийской вотчи¬
не XI—XII вв. несколько своеобразную окраску: византийский феодал
этого времени, получая право на определенную долю ренты, оставался
под контролем государственного аппарата; хотя парики и считались его
зависимыми людьми, однако он не мог произвольно повышать налоги
«париков пронии»: во всяком случае, парики могли апеллировать — хотя
и без особых успехов — к центральной администрации, чего было лишено
по самой своей природе большинство западных крепостных.
Развитию феодальной собственности способствовал также харисти-
кий. Харистикием византийцы называли пожалование (обычно на срок
жизни) монастыря светскому или духовному феодалу (митрополиту
или епископу). Харистикарий считался патроном монастыря и должен
был проявлять о нем заботу; в одном из писем Михаил Пселл испра¬
шивал для себя права на монастырь Мунтаниев, обещая снабдить этот
монастырь стадами волов и овец. На деле же, конечно, харистикарий
использовал свое право для увеличения размеров своего имущества и
поступающей к нему феодальной ренты. Харистикий давал византий¬
ским вельможам возможность значительно расширять свои владения —
особенно если учесть, что многие из них пользовались харистикием
по отношению к нескольким монастырям. Так, тот же самый Пселл,
помимо монастыря Мунтаниев (недалеко от Кизика), имел на правах
харистикия монастыри на малоазийском Олимпе, в феме Опсикий и
в феме Эллада.
90
Л. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
Многие из монастырей, попадавших под власть харистикариев,
были основаны крестьянами или сельскими общинами. Это были не¬
большие обители, где жило иногда два-три крестьянина, по-прежнему
остававшихся земледельцами и пастухами. Они рассчитывали, став
монахами, сохранить экономическую независимость, и именно с этой
целью отказывались от семьи и принимали монашескую схиму. Но
император или патриарх передавали монастырек какому-нибудь вель¬
може или епископу — ив результате этого крестьянствующие монахи
оказывались в конце концов зависимыми людьми.
Развитие арифмоса, пронии и харистикия в XI—XII вв. было при¬
знаком укрепления системы феодальных отношений, хотя феодальное
поместье в Византии отличалось своеобразными чертами и прежде
всего своей связанностью с государственным аппаратом. Экзимирован-
ность феодального поместья оставалась в это время крайне незначи¬
тельной. И все же она развивалась. Это развитие шло по двум линиям:
по фискальной и судебно-административной.
Формирование податного и судебного иммунитета. Крупное по¬
местье, как церковно-монастырское, так и светское, уже с самого своего
возникновения стремится приобрести податную независимость; упоми¬
нание податных привилегий мы встречаем, например, в «Трактате об
обложении». От конца X в. и особенно от XI столетия сохранилось
некоторое количество императорских грамот, жалующих монастырям
экскуссию, т. е. освобождение от взимания разнообразных видов по¬
винностей с монастырских владений. Следовательно, повинности мо¬
настырских крестьян, прежде присваивавшиеся государством, после
пожалования экскуссии поступали самому феодалу. Однако экскуссия
XI—XII вв. еще не давала полной фискальной экзимированности: ос¬
вобождая монастыри и светских феодалов от тех или иных налогов,
запрещая чиновникам вторгаться во владения экскуссата (теперь этот
термин приобретает новое значение: вместо крестьянина, выполняю¬
щего специальные повинности, он обозначает феодала, пользующегося
податной привилегией), византийское правительство в то же время
сохраняло за собой право проверки податных привилегий, как это
прямо оговорено в императорском указе 1158 г.: «Но когда по повелению
моей царственности будут составляться описи монастырской недвижи¬
мости и париков, тогда только монастырь сможет подвергаться обсле¬
дованию чиновников и лишаться незаконных владений в соответствии
с показаниями переписчика (фискального чиновника)».
Следовательно, византийская экскуссия X—XII вв. не создавала
административной самостоятельности поместья; тем более не создавала
она средств внеэкономического принуждения, при помощи которых
феодал мог бы осуществлять свою власть над непосредственными про¬
изводителями, и прежде всего — судебных прав. Ее социальный смысл
был иным: в условиях господства централизованной ренты, когда вся
земля была обложена тяжелыми податями и в качестве тягловой счи¬
Глава 6. Развитие феодальных отношений в Византии в X—XIJ вв.
91
талась собственностью государства, привилегии, полученные в резуль¬
тате экскуссии, составляли исключение в системе всеобщего фискаль¬
ного гнета и тем самым содействовали оформлению феодальной «сво¬
бодной» собственности — в противовес крестьянской, зависимой, тяг¬
ловой.
Административно-судебные права феодала развивались первона¬
чально параллельно с экскуссией и не были с ней связаны. Могуще¬
ственные византийские вельможи имели свой маленький двор, который
состоял из должностных лиц, носивших титулы, напоминавшие титу-
латуру константинопольских придворных; у них были свои вооруженные
отряды, составленные из родни, слуг и рабов. Уже в X—XI вв. выра¬
батывались элементы феодальной юрисдикции: юристы XI в., например,
признавали за господином право судить мистия, кроме тех тяжб, где
господин сам выступал заинтересованным лицом. В одном из житий
конца X в. были отчетливо сформулированы принципы вотчинной юрис¬
дикции: «Господин является учителем всякой добродетели и наставни¬
ком тех, кто находится под его властью, независимо от того, рабы они
или свободные».
Но и в этом отношении иммунитетные права ограничивались дей¬
ствиями государства: императорский суд принимал апелляцию на ре¬
шения всех архонтских судов, и, следовательно, вотчинная юрисдикция
оставалась еще неразвитой, ограниченной.
Формирование войска феодального типа. Укрепление феодальных
отношений должно было отразиться на военной организации Визан¬
тийской империи. Старое стратиотское ополчение было, по существу,
детищем аграрного переворота VII в. и могло существовать до тех пор,
покуда существовало свободное крестьянство. Удар, нанесенный кресть¬
янству в IX в., не мог не затронуть и византийского войска.
Уже с начала IX в. многим византийским стратиотам оказалось не
по средствам приобретать коня и все необходимое вооружение: с этого
времени нередко одного воина выставляли две-три семьи, в складчину
покупавшие оружие и обмундирование для него. В войске IX столетия
были многочисленные отряды бедняков, вооруженных лишь пращами
и дубинами — единственным, что они могли приобрести за свой счет.
Эти плохо вооруженные и плохо дисциплинированные отряды не могли
оказать сопротивления натиску врагов: в IX в. и особенно в начале X
столетия византийская армия переживает одно поражение за другим.
К началу X в. византийцы были вовсе вытеснены арабами из Сицилии
и с огромным трудом сдерживали их натиск в Южной Италии; арабский
флот по существу господствовал в Эгейском море: один из крупнейших
городов империи Солунь был взят арабами в 904 г., почти не оказав
серьезного сопротивления. Позиции на Балканском полуострове, не¬
сколько укрепившиеся к концу VIII в., теперь снова были ослаблены:
болгары разбили византийскую армию в сражении при Ахелое в 917 г.
92
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.
и грозили занять всю Северную Грецию. Несколько раньше русские
воины под предводительством киевского князя Олега подошли на од¬
нодеревках к стенам Константинополя и осаждали византийскую сто¬
лицу.
Все эти внешнеполитические неудачи были отражением того процесса
разорения и закабаления крестьянства, который бурно протекал на про¬
тяжении IX и начала X в.: византийская армия могла быть воссоздана
лишь на какой-то новой социальной основе. Ядром армии X в. становятся
мелкие вотчинники и наиболее зажиточные стратиотские семьи. Процесс
отделения стратиотской верхушки был юридически закреплен законом
императора Никифора II Фоки (963—969), выходца из каппадокийской
феодальной знати. В этом законе Никифор установил гораздо более вы¬
сокий минимум размеров стратиотского надела — втрое превышавший
прежний. Стратиотский надел оценивался теперь в 12 фунтов золота —
тем самым стратиотами могли быть только мелкие вотчинники, и, следо¬
вательно, стратиоты были резко отделены от крестьянской массы, к ко¬
торой они принадлежали до тех пор.
Изменение социальной структуры византийского войска должно
было отразиться и на его характере. Прежде всего, численность войск
несколько сокращается: если военные трактаты конца IX в. считали
нормальной численностью византийского войска 30—40 тысяч человек,
то столетие спустя они определяли ее уже в 20 тысяч. Далее, основным
ядром византийского войска с середины X в. становится отряд тяже¬
ловооруженных всадников — так называемых катафрактов. По словам
«Стратегикона», приписанного императору Никифору Фоке и возник¬
шего, во всяком случае, в близких к нему кругах, катафракты были
одеты в прочный панцирь, их руки закрывались кожаными перчатками
и «наручами» с металлическими бляхами. Поверх панциря катафракты
надевали плащ, голову защищали шлемом, а ноги — поножами. Лошади
катафрактов были покрыты специальным покровом из войлока. Перед
собой катафракт держал большой щит из воловьей кожи. Число таких
катафрактов, по сведениям «Стратегикона», составляло 400—500 че¬
ловек в двадцатитысячной армии. Пехота, не имевшая тяжелого воору¬
жения и облаченная в простые кафтаны, не являлась в X в. важной
боевой силой: ее основные задачи состояли в том, чтобы строить лагерь
и прикрывать катафрактов и прочие кавалерийские части в случае
отступления.
Другим нововведением X в. было создание тактики ночного боя и
широкое применение всевозможных военных хитростей. Если полко¬
водцы IX в. решительно выступали против ночных нападений на врага
и утверждали, что сражаться принято лишь ясным днем, то Никифор
Фока и его брат Лев охотно совершали тайные набеги на противника
и практиковали ночной приступ вражеских укреплений. По словам
Льва Фоки, война решается не силой натиска, не численностью войск,
Глава 6. Развитие феодальных отношений в Византии в X—XII вв.
93
но хитростью полководца. Он учил своих стратиотов использовать
преимущества местности и при помощи внезапного нападения одержи¬
вать победу над численно превосходящим противником. В окружении
Никифора Фоки был составлен специальный трактат «О военных хит¬
ростях», который рекомендовал перед началом военных действий за¬
сылать к арабам шпионов с письмами и подарками, чтобы тем самым
разведать замыслы врагов, количество кавалерии и пехоты и пр.
Уменьшение численности боевых соединений, создание тактики
ночного боя и системы шпионажа, наконец, общее повышение интереса
к военному искусству, проявившееся, в частности, в издании большого
количества трактатов по военному делу, — все это свидетельствует о
превращении византийской армии из крестьянского ополчения в про¬
фессиональное войско. Это обстоятельство определило успехи визан¬
тийских полководцев середины и второй половины X в., когда Иоанн
Куркуас, полководец императора Романа Лакапина, и Никифор Фока
одержали ряд важных побед на Востоке, а император Иоанн Цимисхий
(969—976) нанес поражение болгарам и русским; при этом в войне со
Святославом Киевским именно закованные в железо катафракты ре¬
шали исход сражения. К моменту смерти Иоанна Цимисхия под власть
Византии были возвращены различные области, отвоеванные у арабов:
остров Крит, земли по Евфрату, Сирия. На Балканах вся восточная
часть Болгарии временно попала под византийское владычество. По¬
зиции Византии в Южной Италии также были укреплены.
Формирование войска феодального типа завершается в XI—XII вв.,
когда стратиотская верхушка образует замкнутое сословие. По словам
Михаила Пселла, для его современников было бы странным, если бы
в стратиотские списки был внесен человек, отец которого не принад¬
лежал к числу стратигов или стратиотов. Принадлежавшие к страти-
отскому сословию лица с детских лет занимались теперь военными
упражнениями, не интересуясь ничем иным. Именно стратиоты полу¬
чали щедрые раздачи: многочисленных париков, пронии, подарки; они
являлись не крестьянами, а получателями феодальной ренты.
С другой стороны, феодалы XI—XII вв. все чаще шли в бой с собст¬
венной дружиной, составленной из родственников и слуг и насчитывав¬
шей иной раз до тысячи человек.
Наконец, с XI в. византийское правительство начинает широко
практиковать применение отрядов иноземных наемников. Первоначаль¬
но эти наемники составляли замкнутые дружины — по преимуществу
императорские гвардейские части, которые рекрутировались главным
образом из русских, грузинских и — с конца XI в. — англосаксонских
воинов. В XII в. иноземные наемники все чаще получали пронии и
иные пожалования и постепенно вливались в ряды феодального класса
Византийской империи.
Распад старого ополчения и создание феодального войска, обуслов¬
ленное в конечном счете разорением и закабалением крестьянства, в
94
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
свою очередь ухудшали его положение, поскольку военная сила была
теперь передана в руки феодалов, закованных в броню и резко отде¬
ленных от крестьянской части войска — пехоты.
Группировки класса феодалов. В Византии X—XII вв. существовали
две основные формы эксплуатации крестьянства: взимание централизо¬
ванной ренты-налога и вотчинная эксплуатация. В соответствии с этим
в среде византийского господствующего класса — класса феодалов —
сформировались две основные прослойки: столичное чиновничество,
существовавшее в значительной степени за счет определенной доли
централизованной ренты, и провинциальные феодалы, осуществлявшие
эксплуатацию зависимого крестьянства.
Византийские писатели хорошо понимали, что столичная знать живет
за счет богатств, высасываемых из провинций. «Вы, пышные граждане
Константинополя, — восклицал публицист XII в. Михаил Хониат, — не
желаете выглянуть из-за своих стен и ворот, не хотите взглянуть на
древние окружающие вас города, ждущие от вас справедливости; вы по¬
сылаете в них одного за другим податных сборщиков с их зубами звери¬
ными (если говорить словами Моисея), чтобы пожрать последнее. Сами
же вы остаетесь у себя, предаваясь покою и извлекая богатство из законов
и судебной деятельности, города же опустошают негодные фискалы. Да
и чего не хватает вам? Разве плодородные равнины Македонии, Фракии
и Фессалии не производят для вас хлеб, разве не выжимают вам вино
Эвбея, Птелерия, Хиос и Родос; разве фиванские и коринфские пальцы
не ткут вам одежды; разве не вливаются реки всех богатств в столицу,
как в единое море?»
Кроме регулярного жалованья, византийские вельможи получали
от императора щедрые подарки в дни царских праздников: рождения,
бракосочетания, коронации и т. д. Выдачи, получаемые вельможами,
состояли не только из денег, но и из всевозможных продуктов: мяса,
дров и пр. Вельможи имели право на определенные сборы с населения
в свою пользу: судьи получали с тяжущихся вознаграждение для себя
и для своих слуг, сборщики податей взимали с налогоплательщиков в
свою пользу особые повинности, составлявшие около четверти всей
суммы государственного канона. Вельможи пользовались правом постоя
и должны были во время своих поездок по стране получать от населения
содержание.
Не ограничиваясь жалованьем и установленными законом сборами
с населения, чиновники извлекали колоссальные доходы из своих ад¬
министративных прав: византийские памятники полны рассказов о
взяточничестве, своекорыстии, вымогательствах должностных лиц. Об
одном вельможе XII в. историк Никита Хониат рассказывает, что он
продал на рынке полученные им подарки, состоявшие из съестного.
Случалось, что он трижды приказывал продать какой-нибудь редкий
экземпляр рыбы, присланный ему, и всякий раз люди, нуждавшиеся
Глава 6. Развитие феодальных отношений в Византии в X—X1I вв.
95
в нем, приносили эту рыбу снова. Были вельможи, которые заключали
людей в тюрьму и отпускали оттуда, только получив соответствующий
выкуп; другие, наоборот, выпускали из тюрем воров и заставляли их
делиться воровской добычей; некоторые стратиги принуждали население
своей фемы продавать им съестные продукты, а затем сбывали эти
припасы рабам по гораздо более высокой цене.
Столичная аристократия IX—X вв. не представляла собой замкнутой
родовой знати: процесс ее консолидации еще не был завершен, и ее
ряды нередко пополнялись за счет торгово-ремесленной верхушки,
отличившихся стратиотов, императорских фаворитов из числа слуг и
рабов. Даже на императорский престол проникали в то время люди
незнатного происхождения, как, например, Василий I или Роман Jla-
капин. Впрочем, с середины X в. императорами становились лишь
представители знатных родов: Фоки, Аргиры, Дуки, Мономахи, Ком¬
нины. Провозглашение императором в 1034 г. незнатного Михаила
Пафлагонца вызвало (несмотря на то, что его родственники занимали
видные должности при дворе) возмущение знати, составившей против
нового императора заговор.
О том, что такие головокружительные карьеры не являлись исклю¬
чением, свидетельствует обилие в византийской литературе (особенно
начиная со второй половины X в.) насмешек над подобными выскоч¬
ками. В одной эпиграмме X в. осмеивается вельможа Дисиний, который
в молодости зарабатывал на хлеб тем, что ставил клистиры в больницах.
Поэт XI в. Христофор Митиленский вышучивал священников, вышед¬
ших из народа, которые в новом звании сохраняли обычаи, присущие
их прежнему ремеслу. Вот, например, бывший матрос, который вместо
слов: «Приидите, поклонимся!» — возглашает в церкви: «Плывем, ре¬
бята!» «Вчерашний трактирщик, облачившись в священные ризы, вы¬
носит теперь чашу с причастием, но, словно настоящий трактирщик,
похваливает:
— Это славное винцо!»
Константинопольские вельможи строили роскошные дворцы, окру¬
жали себя пышной свитой, приобретали многочисленных рабов. Им при¬
надлежали земли в окрестностях столицы и в далеких фемах, торговые
корабли, ремесленные мастерские.
Провинциальная знать X и последующих столетий также обладала
обширными богатствами. В конце X в. владения некоторых феодалов
были населены таким количеством людей, что могли выставить три
тысячи воинов, т. е. больше, чем выставляла целая фема. Наиболее
влиятельными аристократическими родами в X столетии были Дуки,
Аргиры, Фоки, Куркуасы, Склиры и Малеины, происходившие по
большей части из Каппадокии и других восточных областей империи.
Генеалогия этих родов не восходит дальше середины IX в. — только с
этого времени в Византии начинает формироваться феодальная ари-
96
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
стокатия, противостоящая еще не консолидировавшейся служилой знати
столицы.
Наследственная аристократия сосредоточивает в своих руках по пре¬
имуществу должности военных командиров и стратигов фем. Доместик
схол (главнокомандующий византийской армии) и стратиги важнейших
фем с конца IX в., как правило, назначались из представителей этих
важнейших родов; роль аристократии в армии особенно отчетливо обри¬
совывается, если проследить судьбу рода Фок. Никифор Фока Старший
был крупнейшим полководцем при Василии I и в начале правления
Льва VI; его сын Лев Фока — главнокомандующим в конце правления
Льва VI; в середине X в. Варда Фока и его сыновья играли руководящую
роль в византийской армии, покуда, наконец, один из сыновей Варды —
Никифор Фока — не сделался императором.
По своим интересам к этой провинцильной знати были близки и
мелкие феодалы — стратиоты, получившие арифмос или пронию, или
богатеющие аллодисты, приобретавшие наделы своих разоренных со¬
седей.
Социальная борьба в X—XI вв. Борьба между двумя группировками
феодального класса, заметная уже в конце IX в., становится особенно
острой в X столетии.
В начале X в., в правление Льва VI, провинциальные динаты
открыто начинают домогаться власти; особенно энергично действовали
в то время малоазийские аристократы Дуки. В 906—907 гг. Андроник
Дука поднял мятеж в Малой Азии, но, не добившись успеха, должен
был искать убежища у арабов; несколько лет спустя его сын Константин
Дука, опираясь на свои войска и на поддержку константинопольского
плебса, был провозглашен императором на ипподроме, однако погиб
при штурме Большого дворца.
Так был отбит первый натиск провинциальной знати, а затем, в
правление Романа Лакапина (920—944), столичная аристократия на
некоторое время вновь укрепила свои позиции. Сам Роман Лакапин
не принадлежал к знати: он происходил из семьи морских стратиотов,
сделал блестящую карьеру и взял в свои руки бразды правления,
оттеснив на задний план законного наследника — сына Льва VI Кон¬
стантина Багрянородного, который был вынужден посвятить свой досуг
литературному творчеству и вошел в историю скорее как писатель,
нежели как политический деятель.
Придя к власти, Роман Лакапин уже в 922 г. (?) издал закон,
который имел целью помешать безграничному расширению динатских
владений. Роман Лакапин писал:
«Существует древний закон, по которому всякий может, не встречая
препятствий со стороны сородичей или общинников, продавать свое
имущество, кому только он захочет. Но существует также другой закон,
по которому нельзя продавать свою собственность кому-либо другому,
Глава 6. Развитие феодальных отношений в Византии в X—X1I вв.
97
помимо жителей собственной общины. Обращая надлежащее внимание
на интересы наших податных людей и вместе с тем на потребности
государственной казны, мы считаем нужным исправить противоречие
и неопределенность прежнего законодательства сим нашим божествен¬
ным повелением. Мы постановляем, что отныне в каждом городе, в
каждой стране или провинции при продаже, отдаче в вечную или во
временную аренду земли, дома, виноградника или какого-нибудь дру¬
гого недвижимого имущества должно иметь место право преимущест¬
венной покупки, предоставляемое нижепоименованным лицам в опре¬
деленном порядке». И далее в законе перечислены те категории род¬
ственников и общинников, которые должны были пользоваться правом
преимущественной покупки, т. е. правом протимисис.
На первый взгляд может показаться, что мероприятие Романа имело
целью защиту крестьянства от натиска феодалов. Однако известия
современных хронистов заставляют нас усомниться в справедливости
такого вывода. Действительно, анонимный продолжатель хроники Фео¬
фана рассказывает, что при императоре Романе «несчастные и почтен¬
ные бедняки» подвергались несправедливым поборам и что после ни¬
зложения Романа его преемник был вынужден облегчить огромное
бремя податей, возложенное на крестьян.
Следовательно, если Роман выступал против динатов и стремился
воспрепятствовать их вторжению в сельские общины, то он делал это не
ради «убогих», не ради крестьян — наоборот, податное бремя в его цар¬
ствование было особенно тяжелым. Аграрная политика Романа обу¬
словливалась не его политической прозорливостью и не заботами об ин¬
тересах государства, но выгодами той прослойки, к которой принадлежал
Роман, столичного чиновничества, жившего за счет централизованной
ренты.
Ухудшение положения крестьянства в царствование Романа усу¬
гублялось голодом, разразившимся после неурожая 928 г. Ряд голодных
лет и последовавшее за этим массовое отчуждение крестьянских земель
явилось, по-видимому, последней причиной возмущения крестьян, ох¬
ватившего около 932—933 гг. фему Опсикий. Во главе этого восстания
встал некто Василий, родом из Македонии, который уже до того за
участие в одном возмущении был присужден к отсечению руки. Но,
оказавшись на свободе, Василий изготовил себе медную руку, к которой
был прикреплен меч огромной величины, и объединив множество «ни¬
щих», как презрительно говорят о них хроники, начал «великое вос¬
стание против государства ромеев». После упорной борьбы восстание
было подавлено, а сам Василий публично сожжен в Константинополе.
Однако правительство Романа не могло не считаться с народным
недовольством: в 934 г., сразу же после подавления восстания, Роман
издал еще один закон, где еще более строго, нежели в указе 922 г.,
стремился воспрепятствовать захватам динатов. Он разрешил, в част-
7 Зак. 3585
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
ности, крестьянам выкупить у динатов в трехлетний срок те земли,
которые они продали динатам во время «великого голода».
Если правление Романа Лакапина было временем торжества сто¬
личной знати, то при его преемниках все более усиливается влияние
провинциальной аристократии. Аристократический род Фок, который
играл огромную роль уже при преемниках Романа Лакапина, в 963 г.
захватил в свои руки императорскую власть. Фоки опирались в этой
борьбе на поддержку знатных родов восточных фем (прежде всего
Куркуасов) и мелких феодалов, составлявших ядро нового войска ката-
фрактов.
Придя к власти, Никифор Фока отверг основные принципы аграрной
политики Романа Лакапина. В законе, изданном в 967 г., он, лицемерно
заявляя о необходимости равно справедливого отношения ко всем слоям
византийского общества, сделал ряд уступок динатам и, в частности,
отменил некоторые из мероприятий Романа. Отныне при продаже динат-
ской земли крестьяне не могли осуществлять право протимисис — эту
землю в первую очередь должны были покупать динаты. Далее, этим
законом был установлен сорокалетний срок давности, по истечении ко¬
торого крестьяне не могли претендовать на проданные динатом земли.
Укрепление позиций феодальной знати стало особенно заметным
в конце X в., когда империя оказалась охваченной бесчисленными
феодальными смутами: малоазийская аристократия выдвигала энергич¬
ных претендентов на императорский престол. С огромным трудом им¬
ператор Василий II сумел подавить эти бунты и расправиться с наиболее
влиятельными феодальными родами: Фоками, Склирами, Малеинами.
Но и он должен был использовать созданную его предшественниками
феодальную армию; опираясь на войско из мелких вотчинников-
катафрактов и наемные отрады, Василий добился крупных военных
успехов: на востоке он разбил арабов и занял рад земель в Месопотамии,
Армении и Иберии; на западе он разгромил и подчинил византийскому
господству Болгарию.
Борьба между двумя прослойками феодальной знати продолжалась
на протяжении всего XI в. Столичное чиновничество стремилось осла¬
бить позиции своих противников, уменьшая расходы на армию и,
наоборот, облагая стратиотов налогами. Это приводило к тому, что
многие стратиоты стали отказываться от службы в армии и становились
правоведами, занимая должности в суде и в финансовом ведомстве.
Ближайшими советниками императоров и вершителями судеб государ¬
ства оказывались в середине XI в. такие сугубо гражданские чиновники,
как философ Михаил Пселл и его друг Константин Лихуд. Столичное
чиновничество искало в этой борьбе поддержку ремесленников и куп¬
цов — особенно в правление Михаила IV (1034—1041) —и недолгое
царствование его преемника Михаила V.
Глава 6. Развитие феодальных отношений в Византии в X—XII вв.
99
Победа провинциальной знати. Однако сила провинциальной знати
отнюдь не была в то время сломлена — наоборот, медленное и посте¬
пенное укрепление вотчинной системы эксплуатации подготавливало
падение столичной знати, опиравшейся на взимание централизованной
ренты. Ненависть к налоговой системе, усугубленная бесчисленными
злоупотреблениями константинопольских вельмож и особенно сдачей
налогов на откуп, вызвала грандиозное восстание в столице: в апреле
1042 г. народные массы ворвались в здание финансового ведомства,
разорвали писцовые книги, разграбили казну; на константинопольских
улицах начались сражения — воины, метая дротики и стреляя из луков,
пытались разогнать толпу. Однако войско не смогло сдержать натиск
масс, которые ворвались во дворец; император Михаил V пытался
бежать, но был схвачен, ослеплен и сослан в монастырь.
Восстание в апреле 1042 г. свидетельствовало о ненависти народных
масс к податной системе империи, но восставшие, плохо организованные
и не имевшие ясной цели, не могли взять власть в свои руки. И после
восстания столичная аристократия сумела удержать господство: новый
император Константин IX Мономах, отдаваясь развлечениям и забавам,
не вмешивался в управление страной и был простой пешкой в ее руках.
Однако восстание показало, что позиции столичной знати не так
прочны, как это можно было думать. Провинциальные феодалы вновь
начинают активную борьбу. Уже в конце 1042 г. вспыхнуло восстание в
византийской армии, возглавленное Георгием Маниаком. Это был круп¬
ный феодал из Анатолика, способный полководец, отличавшийся гигант¬
ским ростом и невероятной силой. Ядром его дружины были русские и
скандинавские наемники; опираясь на это превосходное войско, Маниак
уже в 1032 г. занял Эдессу, а затем был послан, чтобы отвоевать Сицилию;
ему удалось разгромить арабов и занять восточную часть острова, в том
числе Мессину и Сиракузы.
Напуганное успехами Маниака, правительство Константина IX ре¬
шило избавиться от опасного соперника: в августе 1042 г. Маниак был
смещен. Однако он не желал подчиниться и поднял бунт, объявив себя
императором. Это было первое открытое возмущение провинциальной
знати после феодальных смут в конце X в. Маниак быстро переправился
на Балканы и подошел к стенам Солуни; казалось, что победа уже
близка. Однако в сражении Маниак был внезапно поражен стрелой,
упал с коня, и подоспевшие враги отрубили ему голову.
Хотя бунт Маниака и не имел ощутимых последствий, он, однако,
открывает целую серию феодальных мятежей: в 1047 г. Лев Торникий
осаждал, впрочем, безрезультатно, Константинополь, а в 1057 г. вождь
малоазийских феодалов Исаак Комнин занял престол. На этот раз
Комнины недолго оставались у власти: умелые интриги Пселла и
Лихуда, ставшего к этому времени патриархом, принудили Исаака
Комнина уже в 1059 г. отречься от престола и уйти в монастырь, —
100
Л. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
но прошло еще несколько десятилетий, и Комнины, используя пол¬
итический кризис, наступивший в стране, снова пришли к власти и
удерживали ее на протяжении целого столетия (1081 —1185). Династия
Комнинов последовательно проводила политику в интересах провин¬
циальной феодальной знати, щедро оделяя феодалов прониями, ариф-
мосом и экскуссией. «Голод войск он врачевал раздачами париков», —
выразительно определил византийский историк Никита Хониат поли¬
тику одного из наиболее блестящих представителей этой династии.
Усиление вотчинной системы эксплуатации крестьянства вело к обо¬
стрению социальных противоречий между крестьянами и феодалами:
если в IX—X вв. ненависть крестьянина обращалась прежде всего против
податного сборщика, то теперь крестьянин все отчетливее начинал пони¬
мать, что его главным врагом является феодал-вотчинник. Нередко кре¬
стьяне создавали вооруженные отряды для борьбы с феодалами. В одном
житии, относящемся ко времени династии Комнинов, рассказывается о
земледельце, который был избит и выгнан монахом и теперь в отчаянии
готов сжечь монастырские амбары. Автор жития, принадлежащий к гос¬
подствующему классу, также отчетливо видит в этом возмущенном кре¬
стьянине своего классового врага. Он восклицает с откровенным негодо¬
ванием: «Как рассуждает подобный мужик, холоп во всех своих чувствах,
ничем не отличающийся от неразумного скота!»
Вместе с тем классовая борьба в X—XII вв. как бы приобретает
более узкие рамки в сравнении с народными восстаниями IX столетия.
Теперь ведь крестьяне выступают не столько против централизованной
ренты, сколько против своих вотчинников — поэтому стало труднее
найти общий язык между крестьянами соседних деревень. Хотя клас¬
совая ненависть была более осознанной и более острой, сами восстания
носили более изолированный и поэтому менее опасный для господст¬
вующего класса характер.
Итак, в X—XII вв. вотчинная система эксплуатации крестьянства
утвердилась в Византии, однако византийское поместье еще не достигло
той степени экзимированности, при которой оно могло бы просущест¬
вовать без связи с государством. Арифмос и прения давали византийским
феодалам лишь ограниченные права в отношении крестьян, и частно¬
владельческие парики еще сохраняли свободу перехода; судебный им¬
мунитет только еще начинал складываться. Все это свидетельствовало
о незавершенности феодального развития.
Глава 7
ВИЗАНТИЙСКИЙ ГОРОД В IX—XII вв.
Города VIII—IX вв. Социальный переворот VII в. и вторжения
арабов, славян и других народов на территорию Византии привели к
крушению старых римских городов: империя перестала быть конгло¬
мератом рабовладельческих полисов, господствующих над массой под¬
невольных георгов, ибо, с одной стороны, георги добились свободы, а
с другой — полисы были ослаблены. Достаточно обратиться к известиям
арабских писателей, чтобы понять, сколь разительными были совер¬
шившиеся перемены. Географ IX в. ибн Хордадбех, хорошо осведом¬
ленный о византийских делах и подробно описывавший фемы империи,
знает, что в Малой Азии существует лишь пять городов: Эфес, Никея,
Аморий, Анкира и Самала; остальные византийские поселения были
либо крепостями, либо деревнями. Позднее ибн Хордадбеха, на рубеже
IX—X вв., писал Гарун-ибн-Яхъя; это было время, когда, как мы
увидим, в Византии понемногу начинался новый процесс роста городов,
товарного производства, денежного обращения — и тем не менее на
всем пути от порта Атталия до Константинополя Гарун-ибн-Яхъя про¬
ехал лишь через один многолюдный город и через один маленький
городок.
Даже те города, которые уцелели в бурях VII столетия, значительно
сократились в размерах и потеряли прежнее значение. Эфес был одним
из тех немногих византийских городов, который неоднократно упоми¬
нается в западных, византийских и восточных памятниках VIII—IX вв.;
через него проходил путь в «святую землю», в Иерусалим; по этому
пути шли паломники, чтобы поклониться «гробу Господню». Один
путешественник IX в. видел в эфесской гавани «множество кораблей»,
а по сообщению Феофана, здесь устраивалась ежегодная ярмарка, во
время которой собирали до 100 фунтов золота в качестве торговых
пошлин. Впрочем, это не так уж много. Для того чтобы создать реальное
представление об этой цифре, нужно сказать, что доместик схол получал
в X в. 48 фунтов золота в год, а стратиотский участок — по закону
Никифора Фоки — должен был стоить не менее 12 фунтов золота;
102
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
таким образом, приведенная Феофаном сумма свидетельствует скорее
о незначительности торговых оборотов в Эфесе.
Археологические данные, более сухие, но и более достоверные,
рисуют постепенное сокращение размеров города. С VI в. старый Эфес,
расположенный в низине у моря, пустеет; у горожан не хватало теперь
средств, чтобы бороться с заболачиванием гавани; жизнь переносится
подальше от побережья, подальше от морских пиратов, на холм Айясо-
лук, где мы уже не найдем ни мощеных проспектов, ни мраморных
портиков и терм, украшавших город IV—VI вв. Церкви были единст¬
венными каменными зданиями, возвышавшимися теперь между убогими
деревянными домишками.
Среди разрушенных и аграризировавшихся городов империи по
существу лишь Константинополь оставался в VIII—IX вв. действитель¬
но крупным городом, важным центром торговли и ремесла, и вместе
с тем политическим центром, жившим бурной и напряженной жизнью.
Константинополь. Константинополь был основан императором Кон¬
стантином I в 330 г. и затем значительно расширен в первой половине
V в., когда была возведена новая городская стена. С тех пор город по
существу не рос, если не считать кварталов на северном берегу Золотого
Рога, которые стали интенсивно заселяться лишь с XIII в.
Константинополь располагался на треугольном полуострове, омы¬
ваемом Мраморным морем, Босфором и Золотым Рогом, представляв¬
шем собой удобную естественную гавань; город лежал на семи холмах,
и его здания располагались на террасах, а улицы нередко были лест¬
ницами, круто поднимавшимися вверх. По небольшой долине между
VII и IV холмами вилась речка, носившая грозное имя Ликос («Волк»),
но на деле бывшая — если не считать периода февральских дождей —
скромным ручьем, терявшимся около площади Быка.
Население раннесредневекового Константинополя достигало — да¬
же по расчетам наиболее скептических исследователей — 100 тысяч
человек, что было по тем временам весьма значительной цифрой, ибо
крупнейшие города Германии даже в XIV в. вряд ли насчитывали более
чем 25 тысяч жителей. Константинополь был окружен стенами, общая
протяженность которых составляла около 20 км; часть этих стен шла
вдоль побережья, часть же защищала город от нападения с суши. Эти
«сухопутные» стены сохранились до наших дней на всем своем протя¬
жении. Вся оборонительная система на этом участке состояла из трой¬
ного ряда стен (внутренняя, наиболее мощная стена поднималась на
20 м) и рва, который в одних местах заполнялся морской водой,
поступавшей туда самотеком, в других же — дождевой водой, которую
приходилось тщательно собирать. На всем протяжении крепостной
стены возвышалось около четырехсот башен, каждая из которых от¬
личалась собственными архитектурными особенностями и не была по¬
хожа ни на одну другую.
Глава 7. Византийский город в IX—XII вв.
103
Главная улица Константинополя — Меса — начиналась от площади
Августеон, расположенной в восточной части города; с севера на эту
площадь выходила главная церковь столицы — храм Св. Софии, а с
юга — Большой императорский дворец, представлявший собой сложный
комплекс зданий, соединенных галереями и переходами, садами и
террасами. Непосредственно у Большого дворца лежал ипподром.
Августеон был окрашен колоннами, портиками и статуями; в се¬
веро-западной части площади возвышался Милий, своего рода триум¬
фальная арка, которую византийцы считали началом всех дорог им¬
перии. Меса — большая улица, вымощенная каменными плитками и
украшенная портиками, где во время торжеств ремесленники выстав¬
ляли золотые изделия, вывешивали ткани, ковры и цветы, — направ¬
лялась от Милия к площади Константина, оставляя к северу кварталы
мастеров, изготовлявших серебряные и бронзовые художественные из¬
делия. От площади Константина Меса шла мимо лавок булочников на
Артополии и выходила на большую площадь Тавра, украшенную мно¬
жеством статуй; сравнительно недавно была обнаружена при раскопках
мраморная арка, служившая, по-видимому, входом на площадь Тавра.
Миновав площадь Тавра, Меса разделялась надвое. Одна улица
вела на северо-запад и завершалась Харисийскими воротами; от нее
направо уходила большая улица, которая тянулась по долине между
III и IV холмами и выходила к мосту через Золотой Рог. Недалеко от
этого поворота, напротив церкви св. Апостолов, вздымались изваянные
из мрамора львы. К северу от Харисийских ворот лежал район Влахерн,
где был выстроен императорский дворец и множество храмов.
Другой рукав Месы, миновав Амастрианскую площадь, где торговали
скотом и устраивали публичные казни, и площадь Быка, тянулся
параллельно берегу Мраморного моря и заканчивался у Золотых ворот.
Важная артерия отходила от этого рукава Месы направо: она шла мимо
храма св. Мокия и завершалась у ворот Живоносного источника (Пиги).
Широкие улицы, украшенные колоннадами и портиками, шли также
по берегу Мраморного моря и Золотого Рога и от Артополия на север,
где находились торговые ряды — Большой эмвол. Но далеко не весь
Константинополь был так щедро одет в мрамор и наряжен статуями
и колоннами, как эти главные артерии и площади; гораздо более бедной
памятниками была долина Ликоса и вообще вся западная часть визан¬
тийской столицы. Да и между главными улицами повсеместно тянулись
убогие кварталы: помимо парадного Константинополя, «царственного
города», вызывавшего восторги иностранцев, был еще город бедноты:
деревянные дома, иногда многоэтажные, крытые тростником, где жа¬
ровни, наполненные угольями, служили и для приготовления пищи, и
для обогревания в зимние дни; узенькие улочки, изрытые ямами,
тесные даже для одной телеги и темные от нависающих верхних этажей,
почти совершенно заслонявших небо; мастерские кожевников, распро¬
странявшие зловоние, кучи нечистот и толпы бездомных собак, откры¬
104
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
тые ямы на окраинах, куда сбрасывали без погребения трупы казнен¬
ных, — такова другая сторона царственного града. Кое-где город словно
внезапно обрывался, переходя в огороды и виноградники, разбитые
внутри крепостных стен. По ночам улицы почти совсем не освещались,
и в кромешной тьме воры и проститутки умело ускользали от ночной
стражи; лишь изредка можно было встретить пьяную компанию, воз¬
вращающуюся из харчевни, или бедного ремесленника, который с
фонариком в руках пробирался домой по кривым улицам византийской
столицы. Зато днем улицы и площади были полны народа: перед
лавками дремали купцы, опустив голову на колени; мальчишки таскали
на веревке юродивого; верхом на коне проезжал вельможа, окруженный
свитой юношей, одетых в дорогие шелковые наряды. Лишь в полдень
город пустел и бблыпая часть столичных жителей принималась за обед.
Впрочем, немало было и таких, кто проводил всю жизнь на улице,
ночуя на папертях церквей или в крытых галереях, где кроватью
служила соломенная подстилка, а зимними ночами приходилось дро¬
жать от холода.
Пожары и нехватка съестных припасов были постоянным бичом
этого густо населенного города, недаром на столичных рынках рядом
с лавками везде лежали багры и шесты для тушения пожаров. Питьевая
вода поступала по водопроводу и скапливалась в цистернах, но стоило
водопроводу испортиться, как около цистерн начинались настоящие
побоища страдавших от жажды людей. Даже в обычное время на улицах
Константинополя предприимчивые торговцы продавали питьевую воду,
чем был несказанно поражен посол германского императора, посетив¬
ший византийскую столицу в X в.
Чем же объяснить, что Константинополь и в раннее средневековье,
когда городская жизнь замерла, оставался крупным городским центром,
городом с большим населением, со множеством ремесленных мастерских
и лавок? Прежде всего, в силу своего благоприятного положения —
«моста между Азией и Европой», между Средиземноморьем и Причер¬
номорьем — он служил местом обмена товарами западных и восточных
купцов — обмена, который не прекращался ни в VIII, ни в IX вв.,
хотя размах его, несомненно, значительно сократился. В Константи¬
нополе можно было встретить арабского купца в черном плаще и
сандалиях кирпичного цвета, торговавшего шелком-сырцом и шелко¬
выми тканями, благовониями и красителями; болгары везли сюда лен
и мед, венецианцы — рабов и металлические изделия. Несколько поз¬
днее установились и стали оживленными торговые связи с Северным
Причерноморьем. У Константина Багрянородного мы находим подроб¬
ный рассказ о торговых плаваниях русских купцов X в. к Константи¬
нополю. В зимнее время кривичи и другие славянские пламена строили
и оснащали лодки-однодеревки, а как только сходил лед, спускали их
на воду и гнали к Киеву. Здесь эти однодеревки покупали купцы,
которые в июне отправлялись вниз по Днепру. Наибольшая опасность
Глава 7. Византийский город в IX—XII вв.
105
ждала их у днепровских порогов: приходилось выходить из лодок, а
подчас даже выгружать товары и перетаскивать их по берегу, тогда
как лодки они осторожно прогоняли вдоль берега, отталкиваясь шес¬
тами. В этот момент на русских купцов нередко нападали печенеги,
поэтому приходилось выставлять специальную стражу для охраны то¬
варов. Благополучно миновав пороги, русские купцы приставали к
острову, который византийцы называли островом св. Григория, и под
гигантским дубом приносили своим языческим божествам жертвы: жи¬
вых птиц, стрелы, хлеб и мясо.
Из устья Днепра они выплывали в открытое море и, держась
западного берега, достигали в конце концов византийского порта Ме-
семврии, откуда уже было недалеко до Константинополя. В Констан¬
тинополе они останавливались в специально для них отведенном мес¬
те — подворье св. Маманта; византийские власти, согласно специаль¬
ным договорам, должны были обеспечить их питанием, баней и снастями
для обратного пути.
Русские купцы X в. торговали рабами, кожей и воском; в XII в. с
Северного Причерноморья привозили в византийскую столицу икру и
«белые меха».
Кроме того, — и это, пожалуй, не менее важно — Константинополь
был политическим центром империи, куда стекались значительные
массы централизованной ренты, которую император и его вельможи
расходовали на строительство церквей и дворцов, на пышные одежды
и роскошь ювелирных изделий. Эта централизованная рента превра¬
щалась здесь в ремесленные изделия, в ткани и перстни, но превра¬
щалась, конечно, не сама по себе, а в искусных руках константино¬
польских мастеров. Следовательно, Константинополь, будучи местом
пребывания императорского двора и знати, должен был оставаться и
важным ремесленным центром: нужды двора питали значительную
армию столичных ремесленников.
Ремесло в IX—X вв. С конца IX в. мы можем заметить некоторый
подъем византийского ремесла. Для изучения ремесла и торговли начала
X в. важнейшим источником является так называемая «Книга эпар-
ха» — сборник постановлений, регламентирующих деятельность кон¬
стантинопольских ремесленников и торговцев. «Книга эпарха» была
составлена при императоре Льве VI, в 911—912 гг. Кроме того, в
житиях, в сочинениях Константина Багрянородного и в некоторых
других памятниках мы находим дополнительные сведения о византий¬
ском ремесле.
В этих памятниках упоминаются десятки ремесленных профессий,
существовавших в то время: катартарии (мастера, очищавшие шелк),
шелкоткачи, красильщики, портные, дубильщики, кожевники, сапож¬
ники, скорняки, кузнецы, ножовщики, ключники, якорники, золотых
дел мастера, оружейники разных видов, корабельные плотники, сто¬
ляры, лепщики по гипсу, мастера по мрамору, строители, камнерезы,
106
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
гончары, стеклоделы, булочники, свечники, мыловары и многие, многие
другие.
Известные нам профессии византийских ремесленников были рас¬
считаны преимущественно на удовлетворение непосредственных потре¬
бительских нужд; они связаны в основном с производством предметов
роскоши и религиозного культа, оружейным и строительным делом.
Если, например, производство шелковых тканей, ювелирных изделий,
кожаной сбруи, оружия было дифференцировано, если имелось мно¬
жество ремесленников, выполнявших особые функции при корабле¬
строении и возведении зданий, то в раде важнейших профессий про¬
изводство оставалось крайне недифференцированным: не существовало
различия между кузнецом и слесарем, между плотником и столяром,
а византийский портной был, как правило, одновременно и ткачом.
Если имела место известная дифференциация между мастерами, про¬
изводящими различные виды продукции (существовали специалисты
по производству седел, плащей, шерстяных хитонов, ключей, якорей
и т. п.), то в самом производственном процессе разделения труда почти
не было вовсе: мастер выполнял все операции от начала до конца.
Исключение составляли лишь шелковое и кожевенное производство.
Особенно неразвитым и малодифференцированным было производство
самих орудий труда, носивших примитивный характер.
Византийские ремесленники, как и все ремесленники средневе¬
ковья, работали при помощи мелких, карликовых орудий, рассчитан¬
ных на индивидуальное пользование. Наиболее значительными ору¬
диями труда в византийских мастерских были гончарные, стекольные
и кузнечные горны, но и они вполне могли быть обслужены одним-
двумя работниками. Водяная энергия использовалась лишь для приве¬
дения в движение мельниц, да и то в мукомольном деле и в пекарнях,
где нередко применяли вместо воды силу животных или даже человека.
Местом ремесленной деятельности являлся эргастирий, который
служил, как правило, и мастерской и лавкой для продажи товаров.
Детальное представление о византийском эргастирии XI—XII вв. мы
получаем в результате раскопок в Коринфе, вскрывших несколько
усадеб, принадлежавших ремесленникам. Одна из этих усадеб (разме¬
ром 20 х 44 м) принадлежала стеклоделу; она состояла из небольшой
мастерской, где помещался один горн, в котором расправлялась масса
для производства посуды и вместе с тем выдерживались готовые сосуды,
а также из жилых помещений, складов для готовых изделий и сырья
и лавки, выходившей прямо на рынок.
Большинство византийских мастеров работало самостоятельно, ис¬
пользуя иногда труд своих жен. В некоторых отраслях производства
применялся, впрочем, труд работников, свободных и несвободных. Ви¬
зантийский ремесленник, если только он не работал на заказ, обык¬
новенно сам был торговцем, покупавшим сырье и продававшим товар
Глава 7. Византийский город в IX—XII вв.
107
на рынке; константинопольские ткачи полотен, например, должны
были продавать свои товары вразнос.
Товарное производство в Византии носило мелкий характер. Этому
соответствовала и византийская торговля. В «Книге эпарха» упомина¬
ются многочисленные названия константинопольских купцов, но мы
могли бы разделить их на две категории: торговцев тканями и торговцев
продуктами питания. Константинопольские улицы кишели всякого рода
лавочниками, корчмарями, булочниками, мясоторговцами; здесь можно
было видеть рыбака, который сам жарил и продавал пойманную им
рыбу. Константинопольские торговцы были, как правило, владельцами
небольших эргастириев, где они вели мелкую торговлю. Свой товар
они закупали у крестьян или иноземных купцов, прибывавших в
Константинополь, но сами обычно не ездили за этим товаром. Визан¬
тийское правительство, всячески заботясь о снабжении двора и Кон¬
стантинополя заморскими товарами, поощряло приезд в столицу ино¬
странных купцов; вместе с тем оно заботилось об ограничении вывоза
из Константинополя: так, вывоз золота, серебра, шелковых тканей и
рыбы, служившей пищей константинопольскому населению, был за¬
прещен вовсе. Иными словами, константинопольская торговля IX—X вв.
выполняла лишь потребительские задачи: экспорт товаров не являлся
ее задачей. Византийское ремесло не стремилось к «завоеванию рынков».
В соответствии с этим вывозные пошлины в Константинополе в не¬
сколько раз превосходили ввозные.
То же самое можно сказать и о других городах этого времени.
Писатель X в. Иоанн Камениата подробно говорит о торговле Солуни.
«Если земля, — восклицает он, — породит недостаточно плодов, море
доставит солунянам обладание ими». Солунь, по его словам, лежит на
важном торговом пути, и благодаря этому ее жители могут приобретать
всякие хорошие вещи: торговля дает солунянам золото, серебро, дра¬
гоценности, шелковые ткани, но нигде Камениата не говорит специально
об экспорте товаров из Солуни.
Цеховой строй. Константинопольские ремесленники и торговцы
составляли коллегии, или цехи. «Книга эпарха» упоминает 23 констан¬
тинопольских цеха, однако не все ремесленники объединялись в них:
известно, например, что ткачи полотен не имели своего цеха. Вопрос
о происхождении константинопольских средневековых цехов весьма
сложен; во всяком случае, трудно допустить, что они генетически
восходят к позднеримским коллегиям. Коренное различие между теми
и другими состояло в том, что позднеримские коллегии были несво¬
бодными, тогда как константинопольские коллегии представляли собой
привилегированные организации; члены позднеримских коллегий меч¬
тали о том, чтобы освободиться от бремени своей службы — констан¬
тинопольские ремесленники домогались права войти в состав коллегий
и не всегда могли добиться этого права.
108
А. П. Каждан,, Г. Г. Литаврин.
Константинопольским корпорациям были присущи основные черты
средневекового цехового строя: цеховая иерархия и цеховая регламен¬
тация. «Книга эпарха» упоминает учеников, помогавших мастерам-
свечникам, а агиография расширяет наши сведения о положении ре¬
месленных учеников. Мы узнаем, например, о некоем Илье, который
в двенадцатилетнем возрасте был отдан в обучение столяру; он жил
у своего хозяина, не только занимаясь ремеслом, но и прислуживая
за столом, хозяин же выплачивал ему определенную плату. Некоторое
время спустя Илья стал самостоятельным ремесленником, и его прежний
хозяин, опасаясь конкуренции, предложил ему вступить в компанию.
Своеобразие цеховой иерархии в Византии состояло в том, что
здесь не существовало различия между учеником и подмастерьем (ми-
стием): недаром о том же Илье говорится, что он нанялся мистием.
Согласно «Книге эпарха» мастер, нанявший мистия, не мог заключать
с ним договор более чем на месяц вперед и выдавать ему плату более
чем за месяц вперед. Но, получая плату помесячно, мистии на деле
оставались подолгу в одном и том же эргастирии: помимо уже известного
нам Ильи, который прожил у своего хозяина два года, мы можем
сослаться на пример отца византийского полководца середины IX в.
Феофоба: он бежал из халифата в Константинополь и нанялся здесь
мистием к какой-то торговке; прослужив у нее известное время, он в
конце концов женился на своей хозяйке.
Помимо учеников-мистиев, «Книга эпарха» упоминает также рабов.
Рабы-ремесленники занимали в Константинополе двоякое положение.
Одни из них являлись подручными зажиточных мастеров (главным
образом в шелковом производстве), другие же, принадлежавшие кон¬
стантинопольским вельможам, становились самостоятельными владель¬
цами эргастириев, выручка которых шла, разумеется, не рабам, а их
господам.
Цеховая регламентация, отраженная в «Книге эпарха», должна
была оградить ремесленников и торговцев от притязаний вельмож,
заводивших собственные мастерские, а также защищала их от конку¬
ренции стоявших вне цеха мастеров. Так, цеховые правила запрещали
вести торговлю свечами тем ремесленникам, кто не имел своих эрга¬
стириев и, следовательно, не принадлежал к цеху свечников. «Книга
эпарха» регламентировала закупку сырья у приезжих купцов, регули¬
ровала взаимоотношения между двумя цехами, запрещая заниматься
одновременно несколькими профессиями, а также ограничивала внут¬
рицеховую конкуренцию: она определяла место, где должны были
располагаться эргастирии, расстояние между отдельными лавками, раз¬
меры эргастириев, качество товаров, заработную плату мистиев, цену
товаров и т. п. «Книга эпарха» запрещала приобретать сырье в коли¬
честве сверх необходимого, прямо оговаривая, что это запрещение
должно воспрепятствовать спекуляции «злокозненных людей». Нако¬
нец, она регламентировала норму прибыли, устанавливая, например,
Глава 7. Византийский город в IX—XII вв.
109
что булочник должен был с каждой вырученной номисмы 4 кератия
затратить на содержание работников, топку печей и корм лошади,
смоловшей жито, 19 кератиев — на покупку зерна и пр. и только
1 кератий (т. е. 1/2а номисмы) составлял его прибыль.
Константинопольские цехи обладали определенным административ¬
ным устройством. «Книга эпарха» неоднократно упоминает старейшин
цехов, которым следовало наблюдать за производством и торговлей и
разрешать споры между мастерами. Старейшины получали определен¬
ные взносы от членов цеха.
Между константинопольскими цехами не было равенства. Члены
одних цехов — менялы, торговцы шелком и особенно тавулярии (но¬
тариусы) — пользовались значительными привилегиями; принадлеж¬
ность к другим цехам (булочников, свечников) предполагала известное
богатство, ибо содержание булочной и мельницы или свечной мастерской
требовало значительных средств; наконец, были цехи, занимавшие
подчиненное положение, например, катартарии, разматывавшие коко¬
ны и очищавшие шелк-сырец, находились обычно в подчинении у
торговцев шелком.
Цеховой строй в Константинополе IX—X вв. являлся нормальной
формой организации мелкотоварного средневекового производства. Он
в полной мере соответствовал характеру производительных сил того
времени, когда навыки, традиция, искусство мастера составляли гораздо
более существенный «капитал», нежели несложные орудия труда. Его
социальной функцией была защита ремесленников и торговцев Кон¬
стантинополя от притязаний господствующего класса и от конкуренции
нецеховых мастеров. Его существеннейшей экономической задачей была
регламентация рыночной стихии, перед лицом которой оказывался
средневековый мастер, коль скоро он являлся товаропроизводителем.
Цеховая организация в Византии имела некоторые особенности. Ее
отличало, в частности, применение рабского труда — хотя, разумеется,
и не во всех отраслях ремесла. Другой специфической чертой констан¬
тинопольских цехов являлась связь ремесленников и торговцев с двор¬
цовым хозяйством и в соответствии с этим административная подчи¬
ненность императорским чиновникам. Константинопольское ремесло,
как мы видели, в значительной мере обслуживало потребности двора;
при этом именно те отрасли производства (ювелирное, шелковое, стро¬
ительное, оружейное дело), которые обслуживали двор и армию, ока¬
зывались наиболее передовыми в техническом отношении: в них раз¬
деление труда и дифференциация профессий выступали гораздо более
отчетливо, нежели в других отраслях ремесла.
Византийское ремесло и торговля были поставлены под неослабный
контроль ряда чиновников во главе с константинопольским эпархом.
Эпарх регламентировал закупку сырья и сдачу в аренду помещений
под эргастирии, ставил пломбы на изготовленные шелковые ткани и
печати на все весы и гири. Ремесленники ряда цехов должны были
no
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
сдавать готовую продукцию на императорские склады; другие выпол¬
няли особые повинности для императорского двора. За нарушение
регламентации, за уклонение от выполнения государственных повин¬
ностей эпарх сурово карал ремесленников и торговцев: порка, остри-
жение головы, высылка из города постоянно упоминаются в «Книге
эпарха».
Византийское государство не ограничивалось только контролем за
цеховым и нецеховым ремеслом: в его распоряжении находились спе¬
циальные государственные мастерские (оружейные, ткацкие и пр.).
В государственных мастерских работали люди, осужденные за преступ¬
ление, а также свободные мастера, получавшие за свой труд плату.
Как были организованы эти мастерские, наши источники, к сожалению,
не сообщают. Во всяком случае у нас нет оснований сомневаться, что
и здесь производство оставалось мелким, индивидуальным, недиффе¬
ренцированным.
Социальная структура города. Социальный состав населения такого
большого города, каким был Константинополь IX—X вв., поражал своей
пестротой. На низшей ступени общественной лестницы стояли рабы,
составлявшие довольно многочисленную прослойку среди домашних
слуг и ремесленников столицы. Значительной частью городского насе¬
ления была неимущая беднота, ряды которой постоянно пополнялись
за счет приходивших в столицу крестьян; эти люди не имели ни
постоянного жилья, ни постоянного заработка. Из их среды рекрути¬
ровались и мистии, и нецеховые ремесленники, и торговцы, едва справ¬
лявшиеся с нуждой. К ним примыкали мастера из непривилегированных
цехов, например, катартарии. Впрочем, и в составе других цехов, не
занимавших столь приниженного положения, как катартарии, было
немало ремесленников, зарабатывавших меньше, чем собирали нищие.
Вся эта масса рабов, поденщиков, мелких ремесленников и торговцев
составляла беспокойный константинопольский плебс, постоянно тол¬
пившийся на рыночных площадях. Здесь нередко вспыхивали возму¬
щения, вызванные по преимуществу нехваткой продуктов. Хроники
рассказывают, например, что в правление Василия I цены на продукты
стали очень высокими, и вот однажды императора окружила толпа
голодных и мрачных людей, жаловавшихся на непомерный рост хлебных
цен. Напуганный император приказал открыть царские амбары и про¬
давать зерно в 24 раза дешевле, чем оно стоило на черном рынке.
Недовольство не раз вызывала также высокая арендная плата за жилые
помещения. Опасаясь народного возмущения, император Роман Лака-
пин был даже вынужден уплатить квартирную плату за всех задол¬
жавших константинопольских бедняков. Византийским императорам
приходилось заискивать перед константинопольским плебсом, устраи¬
вать хлебные раздачи и торжественные зрелища. Триумфальные въезды
императоров и их выходы из Большого дворца обставлялись с неви¬
данной пышностью, город украшался цветами и пурпурными тканями,
Глава 7. Византийский город в IX—XII вв.
111
сооружались специальные палатки, где выставляли пленных и добычу,
а константинопольская беднота, выстроившаяся по Месе, стояла босая
и одетая в рубище.
Значительно выше на общественной лестнице находились «почтен¬
ные граждане»: члены привилегированных цехов (тавуляриев, булоч¬
ников, торговцев шелком и пр.). Во время городских движений «поч¬
тенные граждане» Константинополя иногда вели за собой плебс, иногда
же отделялись от него и защищали правительство.
Среди городских жителей был немало мелких землевладельцев.
Константинополь окружало целое кольцо земельных угодий — проасти-
ев, производивших хлеб, вино, овощи для огромного города. Частично
это были крупные владения, принадлежавшие столичным вельможам
и монастырям и обрабатываемые трудом рабов и арендаторов, частично
же — небольшие клочки земли, собственность рядовых горожан. Один
из византийских агиографов X в. Григорий рассказывает, что он был
константинопольским «бедняком»; ему принадлежал проастий во Фра¬
кии, где обитал круглый год мистий по имени Александр, сам же
Григорий приезжал туда лишь на время уборки плодов.
Наконец, господствующим слоем константинопольского населения
была столичная знать: высшие чиновники и придворные.
Положение отдельных категорий константинопольского населения
было двойственным и противоречивым. Так, цеховые мастера были
тесно связаны с двором и знатью, которых обслуживали в первую
очередь; они имели возможность проникнуть в состав чиновной знати,
но, с другой стороны, испытывали на себе гнет феодального государства
и феодальной аристократии. Городской плебс принадлежал к экономи¬
чески крайне неустойчивой части византийского населения и в то же
время получал в форме раздач определенную долю централизованной
ренты, выкачиваемой из крестьянства. Вельможная знать Константи¬
нополя, эксплуатировавшая городскую бедноту, нуждалась вместе с
тем в ее поддержке, поскольку столичное чиновничество вело с про¬
винциальной феодальной знатью упорную борьбу за власть и за кре¬
стьянскую ренту.
Все это обусловливало крайнюю подвижность и непрочность по¬
литических группировок в Константинополе IX—X вв. То провинци¬
альная знать привлекала столичный плебс на свою сторону и городская
беднота собиралась на ипподроме, чтобы поддержать претензии Кон¬
стантина Дуки на императорский престол; то, наоборот, столичная
аристократия использовала цеховых ремесленников в собственных ин¬
тересах, направляя их против провинциальной знати.
Как бы то ни было, константинопольское население было постоян¬
ным очагом антиправительственных возмущений. В X в. почти всякий
дворцовый переворот сопровождался выступлением плебса. Однако сто¬
личный плебс, подобно плебсу античных городов, как правило, не имел
перед собой ясной классовой цели и часто поднимался на борьбу,
112
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
побуждаемый жаждой пограбить или ловкой политической агитацией
умелых демагогов. Это обусловливало в конечном итоге поражение
константинопольской демократии, если только она не использовалась
в корыстных интересах какой-либо из правящих клик.
Рост провинциальных городов. В VIII—IX вв. Константинополь
был по существу единственным городом империи, с которым никак
не могли равняться другие города. Недаром византийские авторы и
в это и в более позднее время (по сложившейся традиции) называли
его «царственным градом», общей мастерской и общей гаванью всего
света, вселенским форумом. С конца IX в. империя вступает в период
прогрессивного развития товарного производства и денежного хозяй¬
ства и в соответствии с этим — возрождения старых и формирования
новых городов. Хроники и жития X в. часто упоминают различные
города в Малой Азии и на Балканах: Атталию, Амастриду, Фигелы,
Трапезунд, Арце, Афины, Коринф, Фивы...
Нумизматический и археологический материал дает нам более твер¬
дую опору для суждений, нежели эти разрозненные упоминания. Мы
приведем прежде всего таблицу, составленную на основании находок
монет на афинской агоре и свидетельствующую о возрастании денежного
обращения в этом районе с X столетия. Здесь было найдено монет:
IX в. 56 штук
X в. 146 »
XI в. 1983 »
XII в. 2580 »
Такую же картину рисуют находки в Коринфе, Пергаме, Приене,
Херсоне и в некоторых других местах. Археологический материал
подкрепляет выводы, основанные на нумизматических данных: при
раскопках в Коринфе были обнаружены керамические, стекольные и
кузнечные эргастирии XI—XII вв. В Афинах X—XII вв. шло оживлен¬
ное строительство, выросли новые кварталы (собственно говоря, город
отстраивался заново), появились многочисленные ремесленные мастер¬
ские.
Особенно крупным торгово-ремесленным центром на Балканах была
в это время Солунь. Солунская ярмарка XII в. стала одной из изве¬
стнейших в Европе. По словам современника, на ярмарку стекались
купцы со всех концов мира: «греки из разных областей Эллады, ми-
сийские племена (т. е. болгары), населяющие пространство вплоть до
Истра и пределов Скифии, кампанцы, италийцы, иберы, луситанцы
(португальцы), кельты из-за Альп»; финикияне и египтяне привозили
на кораблях в Солунь ковры, а причерноморские торговцы гнали на
ярмарку вьючных мулов через Константинополь. Во время ярмарки
два длинных ряда палаток тянулись на обширной площади, оставляя
широкий проход для толп народа, и многоголосый шум — ржание ло¬
Глава 7. Византийский город в IX—XII вв.
113
шадей, мычание быков, блеяние овец — наполнял окрестности. Солунь
соперничала теперь с Константинополем, и если в сфере константино¬
польского влияния оставались восточные области северной части Бал¬
канского полуострова, то западные области оказывались вовлеченными
в сферу солунской торговли.
Расцветают в это время и малоазийские города: Никомидия, которая
лежала в развалинах, когда ибн-Хордадбех писал свою книгу; Пергам,
разрушенный в начале VIII в., а в XI ставший вновь одним из важных
центров гончарного и металлического производства; Арце, куда еще в
X в. сходились арабские и армянские купцы.
Рост провинциальных городов, начинающийся с конца IX в. и
особенно заметный в XI—XII вв., должен был подорвать монопольное
положение Константинополя, который прежде выступал как «общая
мастерская». Даже такие отрасли производства, как шелкоткацкое
ремесло, перестают теперь быть специфически константинопольской
монополией. В XI—XII вв. производство драгоценных пурпурных тка¬
ней сосредоточивается в городах Балканского полуострова: в Фивах,
Спарте и некоторых других. Города этого времени уже не только
удовлетворяют потребительские нужды местной аристократии, но и
становятся ремесленным центром своего микрорайона, обслуживая и
экономически сплачивая вокруг себя округу. Так, например, солунская
керамика обнаруживается при раскопках окрестных поселений, в част¬
ности Олинфа.
Помимо крупных городов, растут в это время небольшие местечки,
служившие торговыми портами, возникают ярмарки, создающиеся под¬
час во владениях крупных земельных собственников. Товарное произ¬
водство укрепляется все более.
С X в., если не раньше, мы можем проследить, как начинается
борьба византийских городов за автономию. Хотя император Лев VI
попытался ликвидировать органы самоуправления в городах, эта по¬
пытка осталась безрезультатной: хроники и жития X—XII вв. постоянно
упоминают городских старейшин, игравших кое-где (особенно в Хер¬
соне) важную политическую роль.
Одна картинка, нарисованная историком XII в. Анной Комнин,
показывает нам жизненность городских учреждений. Императорский
полководец конца XI в., посланный в Малую Азию, нуждался в деньгах
для проведения военных операций. Он обратился к жителям небольшого
припонтийского города Амасии и просил их дать эти деньги взаймы.
Для решения этого вопроса были собраны старейшины и наиболее
богатые горожане, которые с негодованием отвергли просьбу и угрожали
бунтом. Здесь перед нами город предстает со своими старейшинами и
советом, который отчетливо сознает городские привилегии и готов
отстаивать их с оружием в руках.
Не менее интересен другой рассказ, который мы находим у Никиты
Хониата и который относится к несколько более позднему времени, к
8 Зак.3585
114
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.
концу XII в. Был в Константинополе один богатый купец (или меняла)
по имени Каломодий — скряга, ютовый умереть на своих мешках. Его
богатство давно уже вызывало зависть чиновников императорской каз¬
ны; в конце концов они решились арестовать Каломодия и конфисковать
его имущество. Однако Каломодий, видимо, пользовался большим ав¬
торитетом среди горожан, и известие о его аресте вызвало настоящий
бунт. «Все лавочники, — писал Никита, — услышав с вечера об аресте
Каломодия и зная настоящую причину, поутру собрались толпой, бро¬
сились в храм божий, окружили патриарха (это был Иоанн Каматир)
и почти грозили разорвать его и выбросить за окно вниз головой, если
он не отправит немедленно послание императору и не возвратит им
при помощи этой духовной свирели Каломодия, как унесенную и
погибшую овцу».
В другой раз арест константинопольского ремесленника, который
был подвернут наказанию палками, вызвал мятеж горожан и прежде
всего его «сотоварищей по ремеслу», как говорит Никита Хониат, т. е.
членов цеха пострадавшего. Толпа ворвалась в тюрьму, принудив на¬
чальника тюрьмы «бежать быстрее зайца» (Никита играет словами,
так как имя этого начальника тюрьмы было Лагос — «заяц»).
В этих народных движениях XII в. константинопольский плебс
выступает не как пешка в руках той или иной феодальной клики, но
со своими собственными интересами, борясь за свои цеховые права, за
неприкосновенность членов цеха.
Естественно, что в XI—XII вв. византийское правительство должно
было считаться с интересами купцов и ремесленной верхушки. Импе¬
раторы XI в. не раз собирали константинопольские цехи, обращаясь к
ним за поддержкой. По-видимому, в интересах купечества в 30-е гг.
XI в. часть государственных податей, вносившихся до того в натуре,
была переведена на деньги по инициативе евнуха Иоанна Орфанотрофа,
бывшего первоначально менялой, а затем ставшего временщиком при
императоре Михаиле IV Пафлагоне. Еще более соответствовала инте¬
ресам купечества отмена берегового права, которая осуществлена была
в 80-е гг. XII в.; тем самым купцы и мореходы получали некоторую
гарантию: запрещено было грабить корабли, выброшенные бурей на
берег.
Однако два обстоятельства сказались неблагоприятно на судьбе
византийских провинциальных городов. Прежде всего, с конца XI в.
Малая Азия становится снова ареной военных действий: начинается
натиск турок-сельджуков, которым удается на некоторое время подойти
к самым стенам Константинополя. Сельджуки были отражены, но все
же значительная часть Малой Азии остается и после отражения сельд¬
жукской атаки за пределами византийской территории. Вторая опас¬
ность на первый взгляд могла оказаться не такой грозной: дело в том,
что XI—XII столетия были временем подъема итальянских городов.
Венецианская и Генуэзская республики устремляются теперь на ви¬
Глава 7. Византийский город в IX—XII вв.
115
зантийские рынки, итальянские купцы добиваются важных привилегий
в византийских портах, приобретают дома и земельные владения в
Константинополе и других городах. Византийское купечество, избало¬
ванное столетними монополиями, не обладало достаточной энергией,
чтобы сопротивляться молодым и хищным купеческим республикам.
Константинопольские купцы привыкли, сидя дома, собирать мед со
всевозможных цветов — эта форма торговли, вполне соответствовавшая
слабому развитию товарного производства в эпоху раннего средневе¬
ковья, уже не отвечала условиям XI—XII столетий: даже византийскому
императору и византийской знати было выгоднее обращаться к вене¬
цианским купцам, чем к малоподвижному купечеству Константинопо¬
ля.
Все это привело к тому, что не только Константинополь потерял
прежнюю торгово-ремесленную монополию, но и другие города империи
не достигли такого расцвета, какой выпал на долю Венеции или Дуб¬
ровника. Шелкоткацкое ремесло было перенесено в новые центры, за
пределы Византии — в Южную Италию и Сицилию.
Однако и тот ограниченный подъем, который византийский город
пережил в XI—XII вв., имел существенные политические последствия:
если прежде монопольное положение Константинополя в значительной
мере укрепляло и консолидировало империю, то теперь, наоборот, рост
провинциальных городов способствовал упрочению экономических свя¬
зей отдельных микрорайонов и тем самым подготавливал феодальную
раздробленность и децентрализацию Византийского государства.
Глава 8
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АППАРАТ И ЦЕРКОВЬ
ВИЗАНТИЙСКОЙ ИМПЕРИИ В IX—XII вв.
Василеве ромеев. По своему политическому строю византийское го¬
сударство было монархией: главой государства считался император, или,
как его называли в Византии (по-видимому, начиная с IX в.), василевс
ромеев. Императорская власть считалась по своему происхождению бо¬
жественной, и в соответствии с этим императора именовали «святым»,
«божественным», «земным солнцем», «богоизбранным» и даже «земным
божеством». Трактовка императорской власти как божественной за¬
креплялась в византийском искусстве: памятники живописи постоянно
изображали сцену возложения короны архангелом на голову императора
или представляли василевса, получающим власть из рук Бога.
Пышный культ и неслыханная роскошь двора соответствовали этой
идее божественной сущности императорской власти. По словам Констан¬
тина Багрянородного, ритуал константинопольского двора и ритм при¬
дворной жизни были отражением гармонии и порядка, созданного твор¬
цом для вселенной. Император носил особую одежду: пурпурные туфли,
многоцветные шелковые облачения, украшенные золотом и жемчугом.
На голову василевса возлагали диадему, на шею — цепь из драгоценных
камней, в руках он держал скипетр.
Приемы в Большом дворце обставлялись необычайно торжественно.
Вот как описывает их один из послов, посетивших Константинополь
в X в.: «Бронзовое, позолоченное дерево стояло перед троном царя,
ветки дерева кишели отлитыми из бронзы и позолоченными птицами,
каждая из которых пела на свой лад. Трон царя был так устроен, что
он мог подниматься на различные уровни. Его охраняли необычайной
величины львы, бронзовые или деревянные — мне точно неизвестно,
но во всяком случае позолоченные. Они били о землю хвостом, рас¬
крывали пасть и, двигая языком, громко ревели. Здесь именно я предстал
пред очи царя. И когда при моем появлении началось рыканье львов
и птицы запели на ветках, я преисполнился страхом и удивлением.
Глава 8. Государственный аппарат и церковь..
117
Приветствовав затем троекратным преклонением царя и подняв голову,
я узрел того, кто перед тем сидел на небольшом расстоянии от пола,
восседающим уже в ином одеянии под самым потолком. И как это
произошло, я не мог себе объяснить...»
Подданные были обязаны воздавать императору «богоравное» почте¬
ние: никто не входил к императору без того, чтобы не отвесить ему земной
поклон; императора встречали славословиями, тексты которых были
строго определены для каждого случая. Выход императора из дворца
превращался в пышное торжество, смотреть которое собирался весь народ.
Император выходил из Большого дворца и направлялся обычно на бого¬
служение в одну из константинопольских церквей пешком или верхом на
лошади. Там он надевал парадные одежды, настолько тяжелые, что вы¬
стоять в них все богослужение было невозможно, поэтому после начала
службы император удалялся в специальную пристройку, чтобы отдохнуть
от тяжести украшений.
Помазание на царство, по византийским представлениям, считалось
таинством, уничтожавшим все грехи, совершенные до коронования, и
даже грех смертоубийства.
Византийская политическая доктрина, поднимая императора до уров¬
ня божества, наделяла его определенными этическими совершенствами.
В одном из законов, изданных Василием I, мы читаем: «Император являет
собой воплощение законности и общее благо для всех подданных. Он
никого не преследует, руководясь враждой, и никого не награждает по
личному расположению, но раздает награды в соответствии с деятельно¬
стью каждого». Закон Никифора Фоки от 967 г. называет императора
справедливым отцом, который в равной мере любит всех своих детей.
Провозглашая всех подданных равными перед лицом императора-боже-
ства, византийская официальная идеология вместе с тем объявляла их
рабами императора, а его самого называла господином: тем самым теория
равенства византийских граждан была иделогическим оправданием рав¬
ного бесправия подданных, приниженных могущественным феодальным
государством, воплощенном в «божественном» василевсе.
Императору принадлежало верховное руководство всеми военными
и гражданскими делами — «власть над всем», как говорили византий¬
ские писатели. Он имел право облагать налогом имущество подданных,
а иногда и конфисковать частновладельческие земли. Император яв¬
лялся верховным толкователем закона и высшим судьей; номинально
он считался верховным военным командиром, и во время похода его
палатка являлась центром и штабом лагеря. Он назначал командный
состав армии и всех высших государственных чиновников и мог смещать
их и переводить на другие посты; он принимал иноземных послов и
направлял посольства к другим государям.
Если теоретически византийский император являлся всемогущим
правителем, обладающим всей полнотой прав и окруженным почти
118
А. П. Каждая, Г. Г. Литаврин
божественным поклонением, то фактически он ни в коей мере не был
единовластным и абсолютным распорядителем судеб своей страны.
Власть византийского императора была в значительной степени огра¬
ниченна.
Ограниченность власти василевса. Ограниченность власти визан¬
тийского императора проявлялась в ряде моментов. Прежде всего, в
Византийской империи не существовало наследственности император¬
ского престола: старший сын императора не рассматривался как естест¬
венный наследник престола, и, наоборот, любой узурпатор, овладевший
престолом, автоматически становился законным государем. Теорети¬
чески это оправдывалось следующим образом: император правил, опи¬
раясь на божественную помощь; коль скоро Бог перестал его поддер¬
живать и нашел другого избранника, права прежнего императора теряли
всякое значение; наоборот, удачливый узурпатор — это слуга Божий,
выразитель божественной воли, достойный почестей и славословий.
Отсутствие твердого порядка престолонаследия до некоторой степени
смягчалось тем обстоятельством, что императоры при жизни провоз¬
глашали соправителей из числа своих сыновей или ближайших родст¬
венников, и это в какой-то мере должно было способствовать оформ¬
лению династических отношений. Однако институт соправителей —
особенно если число их было значительным — сам по себе ограничивал
царскую власть.
По мере укрепления феодальных отношений в византийское государ¬
ственное право все более отчетливо проникал принцип наследственности
императорской власти. Уже потомкам Василия I удалось создать дина¬
стию правителей, получившую название Македонской династии, однако
правление законных государей Македонской династии время от времени
прерывалось царствованием узурпаторов, которые заслоняли потомков
Василия I. Ни Роман Лакапин, ни Никифор Фока, ни Иоанн Цимисхий
не принадлежали к династии Василия. Более прочным становится прин¬
цип легитимности с конца XI в., когда на престоле оказывается династия
Комнинов, державшаяся сто лет. Но еще Никита Хониат, писавший на
рубеже XII—XIII вв., противопоставлял латинян, сохраняющих верность
своим королям до самой их смерти, непостоянным ромеям, которые сразу
же после коронования начинают готовить преемника императору.
Полноправие императора ограничивалось также тем строгим цере¬
мониалом и консерватизмом, который существовал в Константинополе
и который превращал императора в раба традиций. Победоносный
император вступал в Константинополь пешком, а в триумфальной
колеснице въезжала в город икона; земной бог, он должен был тем не
менее накануне праздника Пасхи омыть в храме Св. Софии ноги
двенадцати беднейшим гражданам. Но дело не сводилось только к
формам церемониала, символизировавшим христианское смирение ва¬
силевса: его связывали определенные нормы. Титулы вельмож являлись
Глава 8. Государственный аппарат и церковь...
119
в Византийской империи пожизненными: раз пожалованный титул не
мог быть отнят у его носителя. Византийский император ни в коей
мере не выступал в качестве Юстинианова «одушевленного закона»,
но должен был подчиняться законам и постановлениям церковного
права. Это требование не было чисто теоретическим — попытки нару¬
шить гражданские законы нередко вызывали энергичное противодей¬
ствие со стороны чиновничества и церкви. Император Лев VI в нару¬
шение церковного права вступил в четвертый брак, оправдывая это
отсутствием у него наследника. Этот поступок Льва стал источником
долгих споров и смут, завершившихся в конце концов осуждением
«четвертого брака».
В этом отношении чрезвычайно показательна легенда, передаваемая
Константином Багрянородным. По его словам, император Константин,
основатель византийской столицы и первый василевс-христианин, по¬
лучил от божьего ангела императорский наряд и корону, которые храни¬
лись в храме Св. Софии и служили облачением императоров по большим
праздникам. Это было божественное облачение, подчеркивавшее мисти¬
ческую природу власти василевса. И вместе с тем император не имел права
надевать эти одежды, когда ему вздумается, или вынести их из храма,
или изготовить подобные им: в противном случае его следовало под¬
вергнуть анафеме. Однажды император Лев IV (775—780) нарушил этот
запрет и вопреки воли патриарха облачился в божественные одежды;
возмездие не заставило себя долго ждать — на лбу нечестивого импера¬
тора вскочил карбункул, и вскоре Лев в страшных муках распрощался с
жизнью. С тех пор император при коронации должен был приносить
клятву, что он не станет нарушать порядков, установленных издревле.
В этой легенде все характерно: и представление о мистической связи
между Богом и василевсом, материализующейся в императорской одежде,
божественной по своему происхождению, и вместе с тем скованность
императора нормами церемониала, нарушить которые он был не вправе.
Таким образом, византийская конструкция императорской власти
оказывается противоречивой. С одной стороны, византийское право
представляло императора как наместника Бога, как обладателя всей
полноты власти в стране, как полновластного господина своих рабов-
подданных. С другой стороны, оно ограничивало его отсутствием на¬
следственности престола, подчиняло его законам и строгой традиции
церемониала. Разрешение этого противоречия заключается в следую¬
щем. «Божественным» и полновластным являлся не каждый данный
император, но василевс «вообще» как воплощение самого принципа
императорской власти. Божественным и полновластным император ока¬
зывался лишь постольку, поскольку он представлял собой весь цент¬
рализованный государственный аппарат. В лице василевса как бы пер¬
сонифицировалось многоликое византийское высшее чиновничество,
столичная вельможная знать, поднимаемая тем самым на необычайную
120
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
высоту и отделяемая от народа. В этом факте отчетливо сказывалось,
что византийское самодержавие не являлось самостоятельной силой,
противостоящей вельможам, но лишь средоточием и центром феодаль¬
ного государства. Но если императорская власть была краеугольным
камнем и идеологической санкцией византийского феодального госу¬
дарства, то каждый отдельный император выступал лишь как безличное
орудие божественного провидения, и его индивидуальность не имела
значения.
Чиновничий аппарат. Управление государством осуществлял в Ви¬
зантии обширный чиновничий аппарат. Все византийские чиновники
имели определенные титулы, располагавшиеся по своей значительности
в строго установленной последовательности. Высшие титулы: кесарь,
севаст, куропалат и некоторые другие — встречались редко и жалова¬
лись почти исключительно ближайшим родственникам императора.
Ниже этих экстраординарных титулов шли три титула первого класса,
жалуемые высшей чиновной знати: магистр, патрикий и протоспафарий.
Ниже чинов первого класса стояли титулы спафарокандидатов, спафа-
риев и кандидатов, которыми наделялись рядовые чиновники и офицеры.
Все титулы византийского чиновничества, как уже было выше сказано,
являлись пожизненными и не могли быть никем отняты.
В среде византийского чиновничества было сильно развито местниче¬
ство. На императорских выходах и трапезах вельможи должны были
занимать места в строгом соответствии со старшинством в чинах, причем
нередко между ними возникали споры из-за старшинства: поэтому была
установлена специальная должность атриклина, которому следовало точ¬
но различать значение чинов и рассаживать вельмож за царским столом.
Чины первого класса в своей совокупности составляли синклит.
Число константинопольских синклитиков нам неизвестно: один историк
конца XI в. говорит, что в это время были «мириады» синклитиков,
но это известие слишком неопределенно. Синклитики (по крайней мере
в IX—X вв.) должны были жить в Константинополе или во всяком
случае часто бывать там, если только они не выполняли какой-либо
службы в армии или в провинции.
Синклит играл чрезвычайно большую политическую роль. Из крат¬
ких известий хронистов мы можем узнать, что синклит провозглашал
императоров, принимал участие в назначении высших чиновников,
осуществлял контроль над финансовым ведомством, обладал судебными
правами. Синклитики обсуждали проекты мирных договоров и решали
вопрос о начале военных действий. Продолжатель хроники Феофана
оставил описание одного из заседаний синклита в 961 г., где обсуждался
вопрос об отправке войска на Крит, против арабов. Заседание, проис¬
ходившее в присутствии императора, началось с выступлений ряда
синклитиков, которые высказались против похода. Они напомнили о
предшествующих неудачных экспедициях, стоивших жизни многим
Глава 8. Государственный аппарат и церковь...
121
воинам, требовавших больших затрат; они говорили об опасностях
морского плавания и о мощи арабского флота. С ответом выступил
видный чиновник Иосиф Вринга. Обращаясь к императору, он стал
рисовать картины жестокости арабов, говорил о разрушении церквей,
о гибели граждан империи, об осквернении женской чести, о взятых
в плен жителях приморских фем. В речи, которая, если верить про¬
должателю Феофана, была полна изящной риторики, но совершенно
не содержала конкретных фактов и деловых соображений, он призывал
преодолеть трудности морского похода и славной победой добыть бес¬
смертие.
С конца XI в., когда к власти пришла династия Комнинов, отра¬
жавшая интересы провинциальной феодальной знати, политическое
влияние синклита было значительно ослаблено.
Финансовое ведомство. Административное управление Византий¬
ской империей сосредоточивалось в нескольких ведомствах, обычно
именовавшихся секретами. Важнейшие функции государственного ап¬
парата относились к финансовой, судебной и дипломатической сфере.
Финансовое управление было раздроблено между несколькими секре¬
тами. Один из них — геникон, — руководимый логофетом геникона,
ведал сбором податей. Одни чиновники геникона составляли податные
списки, другие посылались для разыскивания лиц, не внесенных в
податные списки и не платящих в силу этого податей, наконец, третьи
были податными сборщиками, приезжавшими из Константинополя в
фемы для сбора налогов. Эти налоги поступали в другие секреты,
выполнявшие функции казны. Наряду с государственной казной су¬
ществовала казна патримониальная, так называемый императорский
вестиарий, но функции той и другой постоянно смешивались: в госу¬
дарственной казне, например, хранились не только деньги, но и им¬
ператорские одежды, украшенные золотом и драгоценными камнями.
Далее, сама государственная казна состояла из ряда секретов, носивших
различные названия: сакелла, китон, вестиарий, куда стекались как
натуральные, так и денежные поборы. Наконец, некоторые секреты
обладали такими функциями, которые не были непосредственно связаны
с финансовым управлением: сакелла, например, ведала странноприим¬
ными домами, больницами, убежищами для стариков, а также пуб¬
личными увеселениями.
Особая казна находилась в распоряжении логофета солдат, важ¬
нейшей функцией которого была выплата жалованья стратиотам; от¬
дельная казна была и у идика, который ведал государственными мас¬
терскими, строительством, снабжением императорского двора продук¬
тами, подготовкой оружия и кораблей для военных экспедиций.
Обеспечение войска лошадьми было обязанностью особого секрета, во
главе которого стоял логофет стад.
Многообразные финансовые ведомства не составляли стройной си¬
стемы: как мы видим, разграничение их функций было в значительной
122
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.
степени случайным, и различные секреты по необходимости должны
были вмешиваться в деятельность друг друга.
Основные доходы византийского государства складывались из сле¬
дующих статей: государственный канон и различные дополнительные
поборы (денежные и натуральные) с крестьян, доходы от ремесла и
торговли (поборы с мастеров, поборы с ярмарок, пошлины за ввоз,
вывод и проезд и т. п.), судебные пошлины и нотариальные сборы,
военная добыча и дань покоренных областей, конфискация имуществ,
сдача в аренду государственных земель, продажа титулов и должностей.
Средства, полученные византийским государством, расходовались на
содержание большого государственного аппарата и армии, на дипло¬
матические миссии, на раздачи знати, монастырям, церквам и кон¬
стантинопольскому плебсу, на строительство дворцов, церквей и ук¬
реплений, на содержание пышного константинопольского двора.
Суд и право. Судебные функции, как и финансовые, были распре¬
делены между множеством секретов. Высшей судебной инстанцией был
императорский суд, где разбирались важнейшие дела (например, о
заговорах против императора), а также принимались всевозможные
апелляции. Судебными функциями обладали также логофет геникона,
константинопольский эпарх и некоторые другие чиновники. Придвор¬
ные подлежали суду протовестиария, стратиоты-моряки судились перед
друнгарием флота (командующим флотом), а «плавающие по морю»
(по-видимому, купцы) разбирали свои тяжбы у специального судьи —
парафалассита; эпарх рассматривал дела цеховых мастеров, а квестор —
тяжбы, связанные с завещаниями, и земельные тяжбы.
Судопроизводство в Византии было весьма суровым: здесь широко
применялись пытки, и во время допроса обвиняемых избивали свежими
каштановыми прутьями и бичами, связывали ноги и волочили по земле.
Преступников заключали в тюрьму, где было темно и душно, где
приходилось сидеть и есть на полу, мерзнуть и голодать; еще чаще в
качестве меры наказания применялась продажа в рабство, отправка в
рудники или в государственные мастерские, бичевание, членовреди¬
тельство (ослепление, отсечение носа, руки или языка), острижение
головы, ссылка в монастырь и административная высылка. Смертная
казнь осуществлялась через сожжение или мучительным способом,
когда преступника пригвождали к «фурке», деревянному столбу, обре¬
кая на медленную смерть. В некоторых случаях применялась иная
система наказания, когда виновному следовало лишь возместить ущерб:
в случае увечья, например, он должен был заплатить потерпевшему
штраф и принять на свой счет расходы на врача.
Несмотря на рецепцию римского права, византийское судопроиз¬
водство сохранило большое число архаичных приемов расследования
дел. Например, если рассматривалось дело об умерщвлении чужой
собаки, судье следовало выяснить размер палки, которой была убита
собака, и уже в соответствии с этим принимать решение. Человека,
Глава 8. Государственный аппарат и церковь...
123
заподозренного в воровстве, истец должен был привести к судье, который
произносил специальную молитву и давал заподозренному ломоть ос¬
вященного хлеба. Византийцы были убеждены, что вору не удастся
проглотить его. В других случаях на стене рисовали «магический глаз»
и заставляли обвиняемого пристально смотреть на него: если глаза
обвиняемого слезились, его признавали виновным.
Византийские законодатели постоянно подчеркивали «справедли¬
вость» византийского суда и права. Лев VI, например, называл законы
«очами государства»; другие императоры не один раз провозглашали,
что все граждане — и динаты, и убогие — должны быть равными
перед судом. Однако по существу византийское право и суд целиком
стояли на страже интересов господствующего класса. Прежде всего
византийские законы наказывали смертной казнью за попытку воз¬
мущения против правительства. Они полностью подчиняли раба гос¬
подину, ставили раба вне права и в то же время карали его более
тяжелыми наказаниями, нежели свободного. Но и к разным катего¬
риям свободного населения отношение византийского права было
совершенно различным, византийское правительство прилагало иную
шкалу наказаний к динату и к бедняку: там, где динат отделывался
денежным возмещением или высылкой в собственное поместье, бедняк
должен был подвергнуться бичеванию и продаже в рабство. Император
Василий II в законе от 996 г. писал, что при его предшественниках
чиновники, уличенные в убийстве или в составлении заговора, не
карались смертной казнью, ибо чин давал им преимущество перед
остальными гражданами. И хотя Василий II объявил, что отменяет
этот принцип, однако он оставался в действии и в XI в. Когда в
1034 г. византийский наместник подверг антиохийцев каре за участие
в заговоре, простые граждане были осуждены на смертную казнь, а
одиннадцать человек, отличавшихся богатством и знатностью, сохра¬
нили жизнь: после конфискации имущества они в цепях были от¬
правлены в Константинополь.
К тому же широко распространенное в Византии взяточничество
превращало судей, как правило, в послушное орудие динатов и вельмож.
Взяточничество византийских судей облегчалось тем обстоятельством,
что суд был здесь платным, и лица, обращавшиеся в суд, должны были
платить судьям специальные взносы; размеры их были установлены
законом, но на практике легко могли быть превышены. Взятки были
настолько значительными, что иногда, по словам Константина Багря¬
нородного, превышали стоимость объекта тяжбы.
Наряду с гражданским правом в Византии действовало особое цер¬
ковное (каноническое) право, на основании которого выносили свои
решения церковные суды. Сборники церковного права — номоканоны —
имели очень широкое применение.
Логофет дрома. Важную роль в государственном аппарате играло
ведомство, управляемое логофетом дрома. Логофет дрома руководил
124
А. П. Каждая, Г. Г. Литаврин
внешней политикой Византийской империи, приемом иностранных по¬
слов и отправкой дипломатических миссий. Пребывание иноземных
послов в Константинополе было подчинено определенным правилам:
византийцы строго следили, чтобы послы не могли общаться с кем-либо,
кроме специальных чиновников, и не могли ничего видеть, помимо
предназначенного для них; вместе с тем они стремились поразить
послов роскошью Константинополя. Послы не пользовались диплома¬
тической неприкосновенностью и могли быть брошены в тюрьму за
нарушение этикета.
К соседним государям императоры часто посылали посольства для
урегулирования конфликтов или для обмена пленными. Эти послы
везли богатые подарки (золото, драгоценные ткани, ювелирные изде¬
лия), предназначенные не только для монархов, но также для влия¬
тельных советников и их жен. Важным фактором византийской дипло¬
матии было натравливание одних соседей на других: императорская
казна тратила огромные средства для подкупа печенегов, побуждая их
грабить болгарские земли, и для подкупа венгров, которых уговаривали
нападать на печенегов. Византийцы собирали в Константинополе пре¬
тендентов на престолы в соседних государствах: сюда бежал наследник
последнего лангобардского короля, когда Карл Великий уничтожил
королевство лангобардов; здесь не один раз жили претенденты на
болгарский престол.
Логофет дрома руководил также государственной почтой, обслужи¬
вавшей нужды государственного аппарата. С этой целью на дорогах
были устроены специальные станции, где содержались казенные кони,
чтобы, меняя лошадей, чиновники могли быстро скакать в разные
концы империи. Наконец, в ведении логофета дрома находился огнен¬
ный «телеграф», при помощи которого в Константинополь приходили
срочные сигналы, извещавшие о вторжении арабов.
Дворцовые чины. Наряду с гражданскими чиновниками, руково¬
дившими константинопольскими секретами, столичную знать состав¬
ляли также придворные, обслуживавшие императорский двор. Двор¬
цовые чины могут быть разделены на три группы: одни придворные
ведали жизнью самого дворца, его хозяйством и церемониалом; другие
составляли императорскую стражу; третьи были секретарями импера¬
тора. Функции придворных были строго определены: одни из них
выносили царские одежды, другие накидывали плащ на плечи импе¬
ратора, третьи распахивали перед ним двери, четвертые возглашали:
«Повелите!» Среди придворных было большое число евнухов; не лю¬
бивший их Константин Багрянородный говорил, что их столько же,
сколько весной мух в овечьей ограде.
Некоторые из дворцовых чинов оказывали большое влияние на
политическую жизнь страны благодаря своей близости к императору.
Особенно важными были должности препозита и паракимомена. Пре-
позит был евнухом, руководившим дворцовым церемониалом; в то же
Глава 8. Государственный аппарат и церковь...
125
время он являлся членом синклита и активно вмешивался в политику.
Препозитом был, например, уже известный нам Иосиф Вринга. Пара-
кимомен возглавлял стражу императорской спальни и по своей долж¬
ности спал в покоях императора; естественно, что эти обязанности
возлагались на особо доверенное лицо и паракимомен пользовался
огромным влиянием. Василий I, прежде чем он лестью и убийством
расчистил себе путь к престолу, занимал пост паракимомена.
Войско. Византийское войско разделялось на две основные части:
константинопольские военные отряды и расположенные в провинции
так называемые фемы. Константинопольская гвардия состояла из че¬
тырех кавалерийских тагм и двух пехотных подразделений; кроме того,
были особые гвардейские части (носившие названия «бессмертных» и
некоторые другие), которые сопровождали императора во время похода
и в лагере располагались в непосредственной близости от императорской
палатки. Командиры кавалерийских тагм имели обычно титул патрикия
и принадлежали к высшей знати империи.
Фемой называли боевое подразделение, составленное из стратиотов
территориальной фемы, которое возглавлял стратиг. Наиболее значи¬
тельные отряды выставляли Анатолик, Армениак и Фракисийская фема.
Фема обычно разделялась на две турмы, которые, в свою очередь,
распадались на 3—7 более мелких подразделений. Войска отдельных
фем насчитывали в X в. от 700 до 2000 человек.
Доместик схол был первоначально командиром одной из константи¬
нопольских тагм, но с середины IX в. он постепенно превращается в
главнокомандующего, которому подчинялись стратиги фем. Этот пост
занимали представители высшей византийской провинциальной аристо¬
кратии, в X в. преимущественно Фоки и Дуки. В середине X в. права
доместика схол были несколько ограничены: в его подчинении остались
лишь восточные фемы, тогда как над фемами Запада был поставлен
особый командир — доместик Запада; эта должность на первых порах
также оставалась в руках провинциальной аристократии: доместиками
Запада были Фоки, Склиры и представители некоторых других видней¬
ших феодальных фамилий. В XI в. положение изменилось: с победой сто¬
личной знати пост доместиков стали занимать константинопольские вель¬
можи. Однако уже во второй половине этого столетия обе должности
доместиков оказались в руках феодального рода Комнинов — будущих
императоров.
В Византийской империи существовали значительные по тем вре¬
менам морские силы, и византийцы гордились своим «владычеством
на море». Корабли византийского военного флота были различных
типов. Основной тип линейных кораблей представляли дромоны, экипаж
которых насчитывал около 300 человек, большая часть которых была
гребцами; значительно меньшими были хеландии, на борту которых
находилось 100—150 человек. Византийские корабли были вооружены
126
А. П. Каждая, Г. Г. Литаврин
так называемым греческим огнем, представлявшим собой смесь селитры
и нефти, которую византийские моряки направляли из специальных
труб на корабли врага.
В X в. византийский флот был одним из наиболее могущественных
на Средиземном море: император Никифор Фока говорил германскому
послу, что с помощью флота может уничтожить любой прибрежный
город. Но уже с конца X в. морское владычество Византии стало быстро
сходить на нет. Причина была не только в своекорыстии вельмож, не
заботившихся о строительстве кораблей, — развитие морского дела в
итальянских городах отодвинуло византийские морские силы на задний
план. В 1071 г. византийский флот был наголову разгромлен молодыми
морскими силами норманнов.
Византийский военный флот разделялся на две части: императорские
корабли находились под командованием друнгария флота, фемные
эскадры подчинялись стратигам фем. В середине X в. в одной из боль¬
ших экспедиций против арабов участвовало 150 кораблей император¬
ского флота и 76 кораблей из фемных эскадр. В отличие от доместиков
схол, в большинстве своем происходивших из провинциальной знати,
многие друнгарии флота начинали свою карьеру с самых низших
ступеней служебной лестницы.
Провинциальное управление находилось в руках стратигов, которые
были окружены множеством военных и гражданских чинов; стремясь
ограничить власть стратигов, константинопольское правительство ста¬
вило некоторых фемных чиновников вне контроля стратига. Так, пре¬
тор, обладавший высшей судебной властью над гражданским населением
фемы, не только не был подчинен стратигу, но и должен был доносить
о нем императору. В IX—X вв. постепенно права стратигов возрастают,
хотя обычно они не были закреплены законодательно и, более того,
даже противоречили законам. Понемногу начала формироваться в это
время наследственность должности стратига: этот пост очень часто
переходил от отца к сыну, от брата к брату. Вопреки закону, запре¬
щавшему стратигу приобретать земельные владения в своей феме,
стратиги X в. нередко сами были землевладельцами в этой же про¬
винции. Например, каппадокийские феодалы Малеины в течение дол¬
гого времени держали в своих руках пост стратига Каппадокии. Не¬
которые стратиги (особенно в западных фемах) не получали платы из
государственной казны, но должны были собирать в свою пользу оп¬
ределенные подати со своих фем. Все это свидетельствует о постепенной
феодализации должности стратига.
Церковь. Очень важную и вместе с тем очень своеобразную роль
в византийском государстве играла церковь. Основной задачей визан¬
тийской церкви являлось идеологическое воздействие на трудящиеся
массы. Византийская церковь обладала развитой иерархией, во главе
которой стоял константинопольский патриарх. Патриарх считался вто¬
рым лицом после императора и играл колоссальную роль в политической
Глава 8. Государственный аппарат и церковь...
127
жизни страны. Номинально патриарх избирался духовенством, которое
должно было предложить императору трех кандидатов на патриарший
престол. Однако император мог отвергнуть всех предложенных ему
кандидатов и указать на желательность избрания иного лица. Естест¬
венно, что при таких условиях патриархи в ряде случаев оказывались
назначенными императором. Так, при Романе Лакапине патриархом
стал его шестнадцатилетний сын Феофилакт, который больше всего
увлекался конюшней и кормил своих лошадей фисташками и изюмом.
Он и закончил жизнь, упав с лошади, которую пытался объездить.
Формально для низложения патриарха было необходимо его пись¬
менное отречение, однако на деле император мог арестовать патриарха
и силой принудить его к отречению. Патриарх Фотий, например, был
низложен дважды: один раз императором Василием I, который через
несколько лет вернул ему патриарший престол, вторично же — сыном
Василия, Львом VI.
Патриарх мог созывать собор, на котором присутствовали высшие
князья церкви. На соборе рассматривались важнейшие вопросы цер¬
ковной жизни, разбирались жалобы на духовных лиц, контролировалось
их перемещение. Собор проходил под наблюдением императора или
его представителя.
При патриархе существовали специальные секреты, которые управ¬
лялись патриаршими сановниками, бывшими вместе с тем членами
собора. Наиболее важным секретом была патриаршая канцелярия, воз¬
главляемая великим хартофилаком. Отсюда исходила патриаршая пе¬
реписка, здесь разбирались тяжбы между церковными учреждениями.
Большую роль играл также великий эконом, управлявший финансами
константинопольского патриархата.
Константинопольский патриарх и другие князья церкви: антиохий¬
ский патриарх, архиепископы и митрополиты, епископы — составляли
первую ступень церковной иерархии — епископскую, ниже которой
стояли пресвитеры (священники) и диаконы.
Своеобразие имущественного положения византийских епископов
состояло в том, что они не имели — в отличие от западных прелатов —
особого бенефиция, отделенного от доходов церкви. Зато они могли
свободно распоряжаться доходами своего диоцеза. Это порождало все¬
возможные злоупотребления; чтобы их ограничить, была создана спе¬
циальная должность эконома, который держал в своих руках хозяйст¬
венное управление диоцезом и контролировал епископа.
В отличие от Запада в Византии не существовало церковной деся¬
тины. Приношения епископам носили до начала X в. добровольный
характер, и церкви приходилось жить за счет императорской милости,
подачек вельмож и доходов от собственных церковных владений. Не
случайно западным путешественникам казалось, что византийские епи¬
скопы по уши погрязли в хозяйственных заботах, подсчитывая выручку
от продажи шерсти и выгоду от вывезенного на поля навоза. Только
128
А П. Каждан., Г. Г. Литаврин
с середины X в. византийская церковь предпринимает попытки пре¬
вратить добровольные приношения в обязательные. Со второй половины
X в. византийские епископы получали разнообразные регулярные при¬
ношения: плату за рукоположение священников, плату за разрешение
на брак, поминальное и каноникон — ренту, которую платили как
миряне, так и духовные лица; каноникон взимался как в деньгах, так
и натурой: баранами, курами, ячменем, мукой, вином; каждая деревня
должна была уплачивать каноникон пропорционально числу домов.
Монашество. Огромную роль в Византии играло монашество. Труд¬
ные условия жизни, неуверенность в завтрашнем дне заставляли многих
византийцев — от крестьян до вельмож — искать прибежища в мона¬
стырях. Однако пострижение в монахи отнюдь не уничтожало соци¬
ального неравенства: выходцы из знати, сделав вклад, становились
игуменами и оставались по существу феодалами, только облаченными
в рясу, крестьяне же и в монастыре исполняли обязанности младших
монахов и должны были ухаживать за скотом, работать на огороде или
в кузнице. Поэтому общественные противоречия остро проявлялись в
самой монашеской жизни: нередкими были возмущения младших мо¬
нахов против своих игуменов. В одном житии мы встречаем рассказ о
монахе Кириаке, которого агиограф презрительно именует вором и
человеком, пренебрегшим собственным спасением. Его игумен Михаил
Малеин, представитель знатнейшей каппадокийской фамилии, неодно¬
кратно поучал Кириака, но тот не раскаивался, а все более укреплялся
в своих грехах, пока, наконец, не решился даже поднять руку на своего
игумена: ночью он прокрался в келью Михаила, собираясь его зарезать;
разумеется, случившееся вовремя чудо спасло «святого». Эпизод, ко¬
торому агиограф стремился придать черты уголовного преступления,
на самом деле отражает те противоречия, которые должны были су¬
ществовать между представителем крупнейшего феодального рода, ос¬
нователем и настоятелем монастыря Малеином, и рядовым, по-види¬
мому, нищим, монахом, страдавшим от бесконечных попреков и дис¬
циплинарных взысканий феодала в монашеской схиме.
В Византии было большое количество крохотных монастырей и
монастырьков, основанных крестьянами и насчитывавших иногда лишь
двух-трех монахов. Эти крестьянские монастыри не могли долго со¬
хранять независимость в условиях нарастающего процесса феодализа¬
ции: они постепенно попадали либо под власть епископа, либо в за¬
висимость от крупного монастыря, теряли свою самостоятельность и
становились метохами, т. е. монастырскими поместьями. В других слу¬
чаях император или патриарх посылал в такой монастырь харистикария,
т. е. светское лицо, которое приобретало власть над монастырем и
право извлекать из него доходы. Опять-таки и в этом случае монастырь
по существу превращался в феодальное поместье, хотя права харисти¬
кария и ограничивались обычно сроком его жизни и лишь очень редко
передавались по наследству.
Глава 8. Государственный аппарат и церковь...
J29
Кроме небольших монастырей, существовало немало монастырей
крупных, обладавших значительными богатствами и оказывавших су¬
щественное влияние на общественную и политическую жизнь империи.
Среди столичных монастырей особенно большую роль играл в IX—X вв.
Студийский, который в период своего расцвета насчитывал до тысячи
монахов. В распоряжении монастыря находились сады, огороды, мель¬
ницы, приводившиеся в движение скотом или водой, и даже приморская
пристань с собственными судами. Монахи были заняты на полях, где
они пахали и убирали хлеб, в огородах и садах; они выжимали вино
и давили масло, ловили рыбу. Были у Студийского монастыря собст¬
венные ремесленные мастерские.
Столичная знать и в последующие столетия стремилась воздвигать
в Константинополе великолепные монастыри. Император Михаил IV
Пафлагон приказал построить в северном предместье Константинополя
монастырь Косьмы и Дамиана, который был украшен золотом, мозаикой
и живописью; для монахов были разбиты сады, устроены купальни и
бассейны.
Но уже с X в. все большее значение начинают приобретать про¬
винциальные монастыри, особенно на Олимпе (в Малой Азии) и на
Афоне. Если столичные монастыри жили преимущественно за счет
императорских пожалований и даров столичной знати, то провинци¬
альные монастыри приобретали земельные богатства. Акты небольшого
монастыря св. Андрея близ Солуни показывают начальный этап роста
монастырских земельных богатств. Первый из этих актов относится к
897 г. и рассказывает о приобретении монастырем за 61 номисму
владения некоей вдовы Георгии и ее детей. Это владение включало
несколько хорафиев и виноградников, луг и двор с колодцем. В X в.
монахи этого монастыря приобретают различные земельные владения
у светских собственников и у казны. Только в 941 г. они получили
1800 модиев казенной земли на полуострове Кассандра. В середине
X в. монастырь купил землю вместе со стоящей на ней мастерской для
изготовления кирпичей. При этом монахам удалось воспрепятствовать
тому, чтобы соседи осуществили право предпочтительной покупки.
Еще больше сведений сохранилось у нас о росте монастырской
собственности на Афоне в XI—XII вв.
Разделение церквей. До середины XI в. церковь в Византии фор¬
мально оставалась частью вселенской (кафолической) христианской
церкви, однако противоречия между римской и константинопольской
церквами носили весьма острый характер. Эти противоречия были
двоякими. С одной стороны, социальная структура обеих церквей имела
известные особенности: феодальные элементы были более значитель¬
ными в Западной церкви, тогда как в Византии, где феодальная ари¬
стократия по существу не консолидировалась до конца XI в., церковная
организация обладала несколько более «демократической» структурой.
Это проявлялось не только в обилии мелких монастырьков и в обшир-
9Зак. 3585
130
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
ности слоя младших монахов, занятых непосредственно в производст¬
венном процессе, о чем мы уже говорили, но и в признании за визан¬
тийскими священниками права иметь семью, тогда как на Западе
устанавливается принцип целибата, резко противопоставлявший свя¬
щенника мирянину; авторитет епископата, наделенного определенными
бенефициями, был на Западе выше, чем в Византии.
С другой стороны, между обеими церквами возникли политические
противоречия, обусловленные тем, что Рим и Константинополь пре¬
тендовали на расширение сферы своего господства. Уже в конце IX в.
эти противоречия чрезвычайно обострились, поскольку римский папа
и константинопольский патриарх стремились подчинить своей духовной
власти новую церковь, созданную в Болгарии после принятия христи¬
анства. Правда, в то время дело не дошло до окончательного разрыва,
и церковное единство сохранялось еще некоторое время.
В XI в. положение стало еще более напряженным. Римская и
константинопольская церкви сталкивались повсеместно. Папа стремил¬
ся подчинить своей власти епископов Южной Италии, которые с VIII в.
находились под верховенством патриарха Константинополя; он под¬
держивал экспансию Венеции в Истрию и Далмацию, где венецианские
купцы одновременно со своим господством насаждали богослужение на
латинском языке, но византийцы, подчинившие при Василии II Бол¬
гарию, сами претендовали на то, чтобы установить свою власть на
Адриатическом побережье.
Объектом борьбы была также и русская церковь; немецкие еписко¬
пы, действуя частично через Польшу, пытались распространить в Киеве
христианство по западному образцу; в XI в. при папском дворе была
создана легенда, будто русские приняли крещение не от византийцев,
а от западных миссионеров.
Итальянские города, стремившиеся проникнуть на рынки в богатой
Сирии, использовали в своих интересах папство: римский папа обвинял
патриарха Константинополя в том, что он незаконно распоряжается
восточными престолами.
Народные массы Византии были склонны поддержать Восточную
церковь в ее борьбе против папства. Дело в том, что константинополь¬
ские ремесленники и торговцы страдали в это время от все более
усиливавшейся конкуренции «латинян» — венецианцев и генуэзцев,
которые постепенно прибирали к рукам торговлю на Средиземном
море. Ненависть к латинянам приняла своеобразную форму религиозной
розни: на первый план были выдвинуты литургические и догматические
вопросы, и особенно страстно обсуждалось, следует ли употреблять для
причащения квасной хлеб, по византийскому обычаю, или опресноки,
как это делалось на Западе. Уже в начале XI в. имя римского папы
перестали провозглашать во время богослужения в константинополь¬
ских храмах, а окончательный разрыв произошел в 1054 г. В то время
Рим переживал период укрепления папской власти, опиравшейся на
Глава 8. Государственный аппарат и церковь...
131
клюнийское монашество; в Константинополе также усилилось влияние
патриарха, пользовавшегося поддержкой столичной знати. Михаил Ке-
руларий, занимавший в то время патриарший престол, по своему
происхождению принадлежал к высшим кругам столичной знати. Он
был человеком образованным, умным и властным. Скромный и непри¬
тязательный в частной жизни, он окружал себя роскошью во время
публичных церемоний, в храмах и на заседаниях соборов и требовал
от всех безусловного повиновения. Недаром Пселл в своих письмах к
Керуларию упрекал патриарха в том, что он принижает царей и
вмешивается в светские дела.
Соперничество Рима и Константинополя усугублялось, несмотря
на то что политическая обстановка требовала объединения их усилий:
в это время в Южную Италию вторглись норманны, и для противо¬
действия им Византия и папский престол нуждались в объединении
сил. Однако переговоры о союзе против норманнов не имели успеха,
и 16 июля 1054 г. папский посол кардинал Гумберт возложил на престол
храма Св. Софии грамоту с отлучением Керулария от церкви. В ответ
на это 20 июля Константинопольский собор объявил о предании анафеме
римского папы и его послов. С этого момента единая кафолическая
церковь распалась на две: Западную и Восточную (позднее их стали
называть католической и православной).
«Разделение церквей» 1054 г. явилось идеологической подготовкой
наступления западных феодалов на Восток, направленного как против
славянства, так и против Византии. Оно облегчило феодалам Венеции
и Венгрии захват земель славян Адриатики и упрочило их положение
в занятых областях. Оно способствовало проникновению итальянского
купечества и отрядов норманнов во владения Византии.
Глава 9
ВИЗАНТИЙСКАЯ КУЛЬТУРА IX—XII вв.
Центрами античной культуры и образованности были рабовладель¬
ческие полисы, и с падением античного полиса, естественно, должен
был наступить упадок античной культуры. Внешним выражением этого
явилось закрытие школ и библиотек, ослабление интереса к выдаю¬
щимся произведениям прошлого, распространение невежества и суеве¬
рий. Легенда, рассказанная хронистом Феофаном, о том, как император
Лев III сжег в Константинополе библиотеку с двенадцатью учеными,
хотя и не соответствует, скорее всего, действительности, однако выра¬
зительно передает общее отношение к культуре, господствовавшее в
VIII в. Богословие считалось в это время единственной наукой, тогда
как всякое светское знание, по выражению писателя VIII в. Пахомия,
лишь увлекало людей на ложный путь. Образованный для своего вре¬
мени патриарх Никифор, живший в начале IX в., уподоблял светские
знания библейской Агари, прародительнице арабов, а богословие —
возлюбленной богом Сарре.
Школа. Однако с середины IX в. начинается заметное возрождение
образованности. Оно было обусловлено, с одной стороны, оживлением
городской жизни, а с другой — потребностями государственного аппа¬
рата, нуждавшегося в грамотных правоведах и дипломатах. Элемен¬
тарное образование византийские мальчики получали у частных учи¬
телей или в церковно-монастырской школе, куда они поступали семи¬
восьми лет. Здесь они учились читать и писать; основными образцами
для чтения служили Священное Писание и Гомер — и то и другое
выучивали наизусть: если верить Михаилу Пселл у, он еще мальчиком
помнил наизусть всю «Илиаду».
Грамотность была довольно широко распространена в городах, тогда
как сельское население в своей массе оставалось совершенно необра¬
зованным. Один из законов императора Льва VI запретил давать сви¬
детельские показания в городах неграмотным людям, хотя это и раз¬
решалось в других местах, где не было распространено «обучение и
знание». Впрочем, даже среди высшего византийского чиновничества
Глава 9. Византийская культура IX—XII вв.
133
и военных командиров можно было встретить неграмотных. Так, Кон¬
стантин Багрянородный рассказывает о видном вельможе Подароне,
который был настолько неграмотным, что к нему даже пришлось при¬
ставить специального помощника, разбиравшего вместе с ним тяжбы.
Неграмотным был, по-видимому, и константинопольский патриарх Три¬
фон, занимавший этот пост при Романе Лакапине.
Наряду с элементарными школами с середины IX в. создаются первые
высшие учебные заведения. При императоре Михаиле III был основан
Магнаврский университет в Константинополе, где преподавали филосо¬
фию, грамматику, геометрию и астрономию; наиболее видными профес¬
сорами этого университета были солунянин Лев Математик и Фотий.
Фотий был одним из тех раннесредневековых ученых, которые со¬
единяли в себе традиционную приверженность к богословию с глубоким
уважением к знанию и к книге как источнику знания. В одном из писем,
присланных из изгнания, куда он был отправлен императором Васили¬
ем I, Фотий жаловался на отсутствие близких людей, но более всего его
огорчало отсутствие книг. «Почему я лишен книг? — спрашивал Фо¬
тий. — Если я заблуждаюсь, надо дать мне больше книг, чтобы, читая, я
мог убедиться в неправильности моих взглядов».
Богословие, «первую мудрость» того времени, Фотий ставил выше
всех наук и полагал, что апостолы, познавшие божественное Евангелие,
уже в силу одного этого выше античных риторов и философов. И все же
Фотий не ограничивался, подобно патриарху Никифору, только чтением
Священного Писания и сочинений его толкователей, — он внимательно
изучал древних авторов: философов, историков, поэтов. Он собирал и
переписывал древние рукописи и в своих письмах любил щегольнуть
знанием классиков. Он написал специальное сочинение «Библиотека»,
которое представляет собой сводку отзывов о нескольких сотнях прочи¬
танных им книг античных и византийских писателей; иногда эти отзывы
кратки, в других случаях Фотий подробно пересказывает содержание
книги; его суждения иной раз бывают наивными, а в других случаях —
оригинальными и меткими. Как бы то ни было, «Библиотека» Фотия
служит важным свидетельством его образованности и вместе с тем ценным
источником, ибо многие из этих книг утеряны и мы знаем о них только
то, что пересказал Фотий.
Фотий высоко ценил искусство красноречия. Он считал, что речь
не должна быть чрезмерно цветистой и пышной, ни излишне темной,
но самое главное, что, по его мнению, украшает ораторское выступ¬
ление, — это дидактические задачи, стремление воспитать слушателей.
Фотий интересовался не только философией и грамматикой, но и
естественными науками, хотя и занимался ими чисто схоластически,
т. е. опираясь не на опыт, а на книжную традицию. Во всяком случае,
он проявлял интерес к ботанике, агрономии, медицине. Внимание
Фотия к античной традиции дало основание противникам даже обвинять
134
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
его в язычестве: о нем говорили, что во время богослужения он не
читал молитв, а бормотал стихи светских поэтов.
Магнаврская школа находилась под строгим контролем император¬
ской власти: учителя назначались императором и носили обычно вы¬
сокие титулы. Император Константин Багрянородный, будучи сам об¬
разованным человеком, собрал большое количество учителей музыки,
арифметики, астрономии и различных других предметов; в это время
было составлено множество компилятивных сочинений, основывавших¬
ся на античной традиции, в том числе «Геопоники» — книга по сель¬
скому хозяйству. Однако многие из этих работ лишь рабски копировали
античные образцы: сам Константин Багрянородный написал книгу
«О фемах»; в ней он вместо того чтобы обрисовать действительное
положение дел в фемах империи, дал компиляцию сочинений поздне¬
античных географов, сообщая сплошь да рядом устаревшие и леген¬
дарные сведения.
По-видимому, в конце X в. Магнаврская школа пришла в упадок, но
уже в следующем столетии появляется новое высшее учебное заведение
в Константинополе: в 1045 г. был основан университет, состоявший из
двух факультетов — юридического и философского. Во главе юридиче¬
ского факультета был поставлен Иоанн Ксифилин, наделенный титулом
номофилака, «хранителя законов»; философский факультет возглавил
его друг Михаил Пселл, получивший почетный титул ипата (консула)
философов.
Михаил Пселл, видный политический деятель, писатель и ученый,
принадлежал к столичной чиновной знати и был ревностным сторонником
централизованной монархии. Эти его убеждения, приправленные к тому
же неумеренным раболепием, были высказаны в многословных панеги¬
риках в честь императоров. «Кто уподобится тебе, царь, — заявлял Пселл
в одном из посланий, — какой земной бог сравнится с тобой, моим царем
и богом? Разве ты не понимаешь, божественный царь, на какую высоту
поднял тебя Бог? Находясь на столь беспредельный высоте, ты обращаешь
взоры и на нас, стоящих внизу и жалких».
Сочинения Пселла дают нам представления об обстановке в Констан¬
тинопольском университете. Здесь светские знания были очень тесно
соединены с богословием: Пселл истолковывал Гомера и вместе с тем
объяснял псалмы. Большое внимание он уделял ораторскому искусству:
для своих учеников он составил несколько риторических упражнений,
которые должны были, по его мнению, показать силу слова, независящую
от значимости предмета, о котором идет речь. В одном из этих упражне¬
ний («Похвала блохе») Пселл доказывал, что человек, имеющий блох,
лучше не имеющего их, ибо блоха устремляется на того, чья кровь «сладка
и благовонна», и пренебрегает кровью водянистой, соленой или полной
горькой желчи.
Глава 9. Византийская культура IX—XII вв.
135
Нередко жалуется Пселл на нерадивость своих учеников, «не же¬
лающих обременять колен толстыми книгами»: едва покинув стены
школы, они забывают о науке и начинают мечтать о театре, восхи¬
щаются богатыми людьми или заботятся, как бы украсить руки коль¬
цами.
Наука. Среди наук, изучавшихся в Византии, первое место принад¬
лежало философии. Образованные византийцы читали Аристотеля и Пла¬
тона и пытались толковать их, хотя и не внесли чего-либо нового в поста¬
новку и решение философских проблем. Классическую литературу и
греческий язык изучали довольно пристально: не только Гомер и трагики,
но даже Аристофан, лирические поэты VI—VII вв. и Лукиан были здесь
хорошо известны. Византийские писатели составляли обширные словари
и толкования к древним авторам; причем особенно излюбленным было
аллегорическое истолкование Гомера, когда пытались обнаружить тай¬
ный смысл, который будто бы содержала каждая гомеровская строка.
История не была предметом школьного изучения, однако византийцы
гордились своим прошлым и охотно читали исторические сочинения.
В IX в. были написаны две популярные хроники (Феофана и Георгия
Монаха), представлявшие собой краткое и поверхностное описание собы¬
тий, начиная от сотворения мира. Хронисты отражали интересы господ¬
ствующего класса и крайне неприязненно относились к народным движе¬
ниям. Философия истории этих хронистов определялась их богословскими
воззрениями: весь ход истории сводился к проявлению божественной
воли, выражавшейся в деятельности императоров и патриархов. Тем не
менее эти сочинения, являющиеся нашими важнейшими источниками
для истории VIII—IX вв., представляют значительный интерес; хроника
Георгия Монаха была переведена на славянские языки и оказала серьез¬
ное влияние на развитие славянской историографии.
С X в. в византийской историографии можно проследить новые
черты: историки этого времени избирают более узкие сюжеты (обычно
правление одного или нескольких императоров, современниками кото¬
рых они были), повествование приобретает более самостоятельный
характер, отражая личные взгляды, симпатии и антипатии автора.
Наконец, мы встречаем в это время и новый подход к объяснению
исторических событий. Анонимный историк середины X в., известный
под именем Продолжателя Феофана, провозглашал, что его задача
состоит в выяснении причин явлений. «Историческая плоть, — писал
он, — бессодержательна и пуста, если она лишена причинности собы¬
тий». В некоторых случаях он приближался к правильному пониманию
причинности. Так, нападения арабов на Византию Продолжатель Фео¬
фана объяснял бедностью страны, в которой они жили, и ростом на¬
селения. По его словам, их стесняла численность и понуждала нехватка
продуктов. Такая трактовка причин арабской экспансии коренным
образом отличалась от традиционного объяснения византийских хро¬
136
Л. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
нистов и агиографов, видевших в арабах бич Божий, карающий за
грехи.
Одним из интереснейших произведений византийской историографии
были мемуары Михаила Пселла, посвященные событиям конца X и XI вв.
Это не последовательная картина событий, а живые наброски, сделанные
по памяти. Современник и активный участник важнейших событий се¬
редины XI столетия, Пселл был вместе с тем талантливым наблюдателем,
умевшим дать образную характеристику, подметить недостаток и смеш¬
ные стороны людей, которых он знал.
Чтобы дать представление о творческом методе Пселла, приведем
отрывок из его книги — характеристику Иоанна Орфанотрофа, всемогу¬
щего временщика императора Михаила IV: «Меня, который нередко ел и
пил вместе с ним, удивляло, как такой человек — пьяница и шут —
все-таки умудрялся удержать на своих плечах государство ромеев. Даже
будучи пьяным, он мог следить за течением мысли своих собутыльников
и, уличив их, затем призвать к ответу за то, что они делали или говорили:
и вот они стали бояться его пьяного еще больше, чем трезвого. Он пред¬
ставлял собой странное смешение качеств: он долго носил монашескую
схиму, но никогда и не думал соблюдать те нормы поведения, к которым
обязывает монашеский сан; все же он делал вид, что соблюдает предпи¬
санное божественным законом и презирает тех, кто отдает себя мятежу
и разврату. Но он становился врагом всякого, кто избирал честную жизнь,
свободно развивал свои доблести и обогащал ум классическим наследи¬
ем — и он делал все, что мог, чтобы очернить перед каждым предмет его
интересов».
Характеристика Пселла может быть сочтена пристрастной, но нельзя
не видеть, что Иоанн Орфанотроф предстает перед нами как живой
человек, наделенный индивидуальными качествами, в отличие от шаб¬
лонных героев ранних византийских хронистов. Однако хотя Пселл и
талантливый наблюдатель, горизонт его узок — он ничего не видит за
пределами дворца и дворцовых интриг.
В области математики византийцы не дали чего-либо нового, но
они хорошо знали достижения античной математики, читали и пере¬
писывали Евклида. Лев Математик, будучи в Багдаде, поражал широтой
своих знаний ученых при дворе халифа. Астрономические представле¬
ния сформировались первоначально на основании сочинений Косьмы
Индикоплова, купца и путешественника VI в., оставившего очень живое
и яркое описание восточных стран и восточной торговли. Вместе с тем
общие взгляды Косьмы на мироздание были крайне наивными: он
утверждал, что земля — плоская и четырехугольная и над ней, подобно
потолку в комнате, покоится небо; что солнце во много раз меньше
земли и по ночам скрывается за высокой горой на западе; что земля
окружена океаном, за которым лежит страна, где люди жили до потопа.
Глава 9. Византийская культура IX—XII вв.
137
Развитие науки в IX и последующих столетиях заставило передовых
ученых отвергнуть фантастическую конструкцию Косьмы: уже Фотий
высмеивал учение Косьмы о том, что земля и небо являются плоско¬
стями, лежащими друг против друга, и с пренебрежением отзывался
о других «странностях» Косьмы. В духе эллинистической науки Фотий
высказывал мысль о сферичности земли.
Значительными были географические представления византийцев.
Латинский писатель IX в. Эйнгард рассказывает, что Карл Великий
подарил римскому храму св. Петра план Константинополя, вырезанный
на серебряной табличке. Несомненно, этот план был изготовлен ви¬
зантийскими мастерами или по крайней мере являлся подражанием
работе византийских мастеров. По словам Анны Комнин, у императора
Алексея Комнина, ее отца, была карта Адриатического моря. У визан¬
тийских писателей (Константина Багрянородного, Анны Комнин) мы
встречаем довольно точные сведения о течении рек, о направлении
ветров. Однако наряду с этим широко были распространены фантасти¬
ческие легенды о дальних странах. В одном из житий, например,
рассказывается о пустыне Индийской земли, где Ганг смешивает свои
воды с Эритрейским морем (?). Там — логовища слонов и единорогов,
пещеры львов и барсов, норы аспидов и драконов. Там-то, у предгорий
величайших хребтов Аркана и Гиркана, находятся гигантские пифосы,
когда-то вылепленные древними. Многие христиане, покинув мир и
разделив свое имущество между бедняками, поселились в этих пифосах.
Дикие звери, познав добродетель этих людей, сохраняли с ними мир
и жили у них наподобие овец и быков. В этом житии христианская
легенда причудливо переплетается с народными сказаниями о далеких
странах.
Столь же противоречивыми были воззрения византийцев на явления
природы. В Византии господствовали традиционные суждения о зем¬
летрясении, затмении, молнии и т. п. как о божественных знамениях,
и на основе этого выработалась целая система предсказаний. Вместе с
тем передовые умы искали естественного объяснения подобных явлений.
Фотий в IX в. говорил о естественных причинах землетрясений, а
историк Акрополит, писавший в XIII в., понимал естественную причину
затмений.
Медицина живо интересовала византийцев. Что касается истории
медицины, то византийцы не ушли далеко от Гиппократа, но зато они
сделали много для организации здравоохранения. В Константинополе
и других городах империи было немало врачей. Столичные врачи,
по-видимому, составляли особую корпорацию, во главе которой стоял
комит врачей; каждый из столичных врачей имел свой район, где он
практиковал. Подготовка врачей осуществлялась в XII в. в специальной
школе при константинопольской церкви св. Апостолов.
Византийцы строили больницы. Особенно знаменита была основан¬
ная в начале XII в. при константинопольском монастыре Пантократора
138
А. П. Каждая, Г. Г. Литаврин
больница на 50 коек, разделенная на пять отделений, одно из которых
было предназначено для больных женщин; многочисленные врачи,
получавшие жалованье деньгами и хлебом, должны были жить при
больнице — им запрещалось заниматься частной практикой, если толь¬
ко сам император не распорядился бы об этом. При больнице была
открыта школа, где опытный врач должен был обучать детей служащих
этой больницы. Впрочем, как методы лечения, так и управление боль¬
ницами стояли в Византии на очень невысоком уровне: людей, сошедших
с ума, держали в течение нескольких месяцев в оковах, а убедившись
в бесполезности лечения, отпускали на все четыре стороны; кровопу¬
скания и прижигания считались чуть ли не наиболее действенными
средствами лечения; персонал больниц использовал свою службу для
личного обогащения и так ревностно растаскивал больничное добро,
что подчас там не оставалось еды длй больных. В житии преподобного
Сампсона, покровителя византийских врачей, повествуется, как свя¬
тому приходилось подниматься из гроба, чтобы навести порядок в одной
из константинопольских больниц и наказать нерадивых служащих.
Говоря о развитии византийской науки, мы должны отметить не¬
которые ее особенности. Прежде всего, наука была здесь тесно связана
с богословием, все дисциплины были подчинены богословию, все ученые
должны были быть богословами. Далее, византийская наука была схо¬
ластичной наукой, опиравшейся не на опыт, не на наблюдения, а на
книжную традицию: свои доказательства византийские авторы строили
исключительно на высказываниях авторитетов. Писатель VIII в. Иоанн
Дамаскин с гордостью заявлял: «Я не скажу ничего, что исходило бы
от меня самого». Правда, некоторые ученые (например, Фотий) тор¬
жественно провозглашали, что опыт имеет первостепенное значение,
но на деле наука здесь сводилась к пересказу или истолкованию старых
книг. В силу этого византийская наука была не в силах преодолеть
суеверия, и ученые сохраняли веру в магические заговоры. Так, автор
«Геопоник» писал: «Хотите, чтобы плоды не падали с деревьев? На¬
пишите на них какой-нибудь стих из Гомера». Астрология, предсказания
будущего были чрезвычайно популярны, а в демонов и духов верили
даже образованные люди. Наконец, с этой неразвитостью науки была
связана и энциклопедичность знаний византийских ученых, которые
должны были заниматься самыми разнообразными вопросами: фило¬
софией, медициной, богословием, математикой.
Развитию науки и распространению образованности препятствовало
отсутствие публичных библиотек. Константинопольская библиотека,
насчитывавшая 120 ООО книг, была уничтожена в 476 г. и с тех пор
не восстанавливалась; частные и монастырские собрания книг были
очень бедными. Характерным примером может служить библиотека
монастыря на острове Патмос (XI в.): в ней было всего 330 книг, из
которых лишь 15 — светских. Книги были дороги: мы знаем, что в X в.
том Евклида обошелся в 4 номисмы, а цена экземпляра Ветхого Завета
Глава 9. Византийская культура IX—XII вв.
139
составляла 18 номисм. Для сопоставления можно сказать, что осел
стоил 3 номисмы, а ремесленник зарабатывал в день 1—2 кератия
(1 номисма равнялась 24 кератиям).
Идеология господствующего класса. Если образованность визан¬
тийского общества опиралась на античные традиции, то мировоззрение
его, его идеология отличалась специфическими особенностями. Идео¬
логия античного полиса (рабовладельческого по своему характеру)
обращена была прежде всего к полноправному гражданину полиса,
тогда как раб практически игнорировался как античной религией, так
и античным искусством. Отсюда вытекала характерная особенность
эстетического идеала античного искусства: гармоническое развитие
свободной личности; эта идея гармоничности могла получить право на
существование именно потому, что античные мастера искусства прак¬
тически отвлекались от основного социального противоречия своей
эпохи и видели перед собой общество свободных и (номинально) равных
граждан.
В отличие от этого феодальная идеология отнюдь не пренебрегала
тружениками, угнетенными, эксплуатируемыми и постоянно обраща¬
лась к ним. Эта новая черта нового мировоззрения социально обуслов¬
лена: средневековый крестьянин в отличие от раба был наделен неко¬
торыми средствами производства; его нельзя было заставить работать
на феодала, равно как и на феодальное государство, одним только
принуждением — в отличие от раба его нужно было убедить. При такой
идейной нагрузке феодальное мировоззрение вряд ли могло бы нести
крестьянину идею гармонического развития. И действительно, основ¬
ным принципом новой религии и новым эстетическим принципом ста¬
новится дуализм духа и плоти, приводящий в конечном счете к идее
смирения и повиновения. Не человек, гордый своей силой и своим
разумом, но подвижник, отрешившийся от плоти, — таков идеал офи¬
циального искусства средневековья.
Носителем этой официальной идеологии была христианская цер¬
ковь; в соответствии со своей основной идейной установкой церковь
боролась против античного культа гармонически развитой личности,
против уважения к свободному разуму. Свободной мысли церковь
противопоставляла слепой авторитет Священного Писания, творчество
заменяла зубрежкой догматов.
Учение о бесконечной пропасти между земным и духовным миром,
будучи последовательно проведенным, неминуемо должно было бы
проповедовать беспредельно пессимистическое мировоззрение. Как из¬
вестно, дуализм павликиан являлся религиозным выражением критики
земных порядков. Однако церковная идеология, будучи системой офи¬
циального мировоззрения господствующего класса, не могла вылиться
в безоговорочное осуждение существующего миропорядка. Поэтому в
учение о дуализме плотского и духовного были внесены некоторые
коррективы. Прежде всего церковь учила, что земной мир создан Богом
140
А. П. Каждая, Г. Г. Литаврин
и поэтому все в мире является благим, справедливым и человеколю¬
бивым, что даже дикие звери и гады играют благую роль, побуждая
нас бороться с леностью. Сам дьявол находит свое место в этом всеблагом
мировом порядке: так как мы грешны, то нас нужно карать, и эту
роль божественного мстителя играет дьявол, который, правда, стремится
ввести нас во грех, но зато и наказывает за грехи.
Далее, христианская церковь связывала духовный и плотский мир
учением о Логосе, Слове Божием, Христе — Сыне Божием, который
воплотился в человеческом образе и принял на себя крестные страдания
как высший символ терпения и смирения.
Наконец, церковь учением о подвижничестве и культе давала ве¬
рующим иллюзию возможности стряхнуть с себя плотское бремя и
устремиться душой в высшие сферы. При помощи чувственно воспри¬
нимаемых символов (песнопений, икон, фимиама) человек отрывался
от земного мира и переносился в мир сверхчувственный, мир мисти¬
ческий. Монахи с немытыми ногами, спавшие на голой земле и по¬
стившиеся по неделям, столпники, стоявшие годами на столпе, пребы¬
вавшие с птицами небесными среди чистой стихии — воздуха, — все
они были как бы реальными примерами разрыва человека с его плотью,
победы духа над телом.
Византийское духовенство не ограничивалось мистическим учением,
примирявшим дуализм плоти и духа: в своих сочинениях и проповедях
оно прямо призывало народ к непротивлению и покорности, к соци¬
альному миру, к сохранению существующих порядков. Церковь объ¬
являла императора божественным и допускала его — единственного из
мирян — внутрь алтаря, в «святая святых» христианского храма. Цер¬
ковь осуждала попытки сопротивления народных масс и призывала
трудящихся и эксплуатируемых уповать на помощь Бога и святых
угодников. Мучения и страдания трактовались церковью как испытания,
допущенные Богом, чтобы христолюбивое воинство могло проявить
свою ревность к вере. Церковь восхваляла терпение и страдание как
угодный Богу подвиг и тем самым превращала безропотное повиновение
эксплуататорам в идеальную норму поведения. Церковь запугивала
народ Божьим гневом, используя для этого всякий случай землетря¬
сения, недорода, вражеского нашествия. Она учила, что мир греховен
и призывала верующих к очищению. В 904 г. арабский флот напал на
город Солунь; вскоре после этого солунянин Иоанн Камениата, сын
видного священника и сам священник, написал книгу, в которой наивно
и вместе с тем правдиво рассказывал об ужасах падения Солуни и о
бедствиях попавших в плен. Кто же виновен, по мнению Иоанна
Камениаты, в падении города? Константинопольское правительство, не
пославшее вовремя флот для охраны города? Бестолковые командиры,
не позаботившиеся укрепить городские стены? Нет, не в этом ищет
благочестивый писатель причину страшного несчастья — виноваты,
Глава 9. Византийская культура IX—XII вв.
141
оказывается, солуняне, погрязшие в грехах и не обращавшие внимания
на божественные знамения, давно уже грозившие им погибелью.
Но византийская церковь обращалась не только к бедноте и убогим.
Она призывала богатых к смягчению гнета, к лучшему обращению с
рабами, к раздаче милостыни. Тем самым духовенство отстаивало идею
социального мира, а путем благотворительности давала господствую¬
щему классу недорогое оправдание его эксплуататорского существова¬
ния. Эти идейные принципы определили развитие византийской цер¬
ковной литературы и византийского церковного искусства. Социальное
содержание этих принципов всего отчетливее проступало в агиографи¬
ческой литературе. Византийские агиографы подчеркивали, что их
произведения создавались для бедноты и служили чтением для людей
неимущих и необразованных. Сюжеты для житий они черпали в скром¬
ных будничных событиях, повествовали о ремесленниках или нищих,
крестьянах или рабах. Авторы житий не ограничивались простым опи¬
санием «трудов и дней» бедноты — они обычно высказывали сострадание
нищете и даже позволяли себе иной раз критику отдельных сторон
общественной жизни. Безжалостным податным сборщикам и порочным
монахам, ростовщикам и кутилам противопоставляют агиографы «свя¬
того мужа», покровителя и утешителя страждущих. Но это не значит,
что авторы житий были действительно защитниками трудящихся: агио¬
графы отвлекали народные массы рассказами о «святых отцах», за¬
ступниках и покровителях бедноты, отвлекали надеждой на чудесную
помощь этих угодников Божиих. Больным и увечным, обиженным и
оскорбленным, страдающим от засухи и саранчи, — всем агиографы
щедро обещают помощь «святых» и их чудодейственных мощей.
Эстетический идеал. Византийское искусство имело отчетливо вы¬
раженную дидактическую задачу: оно должно было отображать не
случайные, преходящие качества, но вечные, идеальные свойства, при¬
ближающиеся к духовному идеалу, чтобы люди, слушая о них или
смотря на них, сами могли совершенствоваться. Не подвижная, измен¬
чивая, ускользающая плоть с ее прихотливыми желаниями, а неиз¬
менная и святая душа, устремленная к небесам, — таков предмет цер¬
ковного искусства. Поэтому герои житий — не живые люди, а образ¬
цовые шаблоны, как две капли воды похожи друг на друга. С детства
такой святой устремляется к богословию, отвергает земные радости,
смиряет свою плоть постами и, наконец, совершает трафаретные чудеса:
спасает поле от саранчи, исцеляет увечного, просвящает заблудшего.
Точно также и византийская церковная живопись ставила своей
задачей отражение неизменной сущности, основной идеи каждого яв¬
ления. И это неминуемо приводило к традиционализму форм: отвергая
анархию, которую могла бы породить свободная игра мысли, визан¬
тийские живописцы бесконечно повторяли на иконах и фресках тра¬
диционные образы Христа, Богоматери, архангелов и святых. Поскольку
отображение абстрактной идеи составляет основное содержание цер¬
142
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
ковного искусства, оно принимает ирреальный характер: художник
размещал создаваемые им фигуры на условном золотом фоне, как бы
вырывая эти образы из живого трехмерного пространства. Чтобы еще
более подчеркнуть абстрактность изображения, художник лишал фи¬
гуры объема, облачал в одеяния, спадавшие сухими, жесткими склад¬
ками, окружал холмами и растениями, напоминавшими скорее геомет¬
рические фигуры, нежели реальные предметы.
Человек на таком изображении предстает абсолютно успокоенным,
лишенным исканий и стремлений, — он познал Бога и отрешился от
земных страстей и сомнений. Его внутренний мир ясен и устойчив, и
вместе с тем духовное начало преобладает в нем над телесным: высокий
лоб и большие глаза подавляют остальные черты лица, тонкие губы
бесплотны.
Материал, на котором работали византийские мастера, в свою
очередь способствовал условности изображения: мозаика, благодаря
своей пышности ставшая ведущей формой живописи, не благоприят¬
ствовала передаче светотени: в мозаике рисунок должен был быть резко
очерченным, а краски контрастными.
Больших успехов византийцы добились в книжной иллюстрации,
более свободной от церковного влияния и нередко передающей народные
черты подобно так называемой Хлудовской псалтири, хранящейся в
Московском Историческом музее (вторая половина IX в.). Неизвестный
художник щедро заполнял пространство фигурами, захватывая иной
раз почти целый лист рукописи; сами изображенные им фигуры коре¬
насты и грубоваты, их движения резки и выразительны. Выполненные
в реалистической манере миниатюры Хлудовской псалтири свидетель¬
ствуют о наблюдательности и здоровом юморе их автора.
В дальнейшем книжная иллюстрация становится все более изящной
и тонкой, теряя вместе с тем выразительность и силу. Рисунки XI в.,
незначительные по размеру, отнюдь не перегружают текст; фигурки
легки и почти прозрачны, краски мягки и нежны. Миниатюры рассчи¬
таны на изощренный вкус аристократа-ценителя, ищущего в искусстве
не сильных страстей, а тихого успокоения.
В византийскую живопись с X в. все заметнее проникают идеи и
образы, созревшие в кругах византийской феодальной аристократии,
которой был свойственен культ «святого рыцаря»; в этом отношении
очень показательна эволюция образа св. Георгия: первоначально тра¬
диционный «мученик» и страдающий юноша, с X в. он превращается
в воина и победоносца, которого изображают с мечом в руках, или
стоящим опершись на копье, или всадником, поражающим дракона.
Круглая скульптура не получила большого распространения в ви¬
зантийском искусстве: стремление к условной передаче действитель¬
ности заставляло византийского мастера предпочитать двухмерное про¬
странство, заполненное неподвижными людьми в одеждах, спадающих
застывшими складками. Наибольших успехов византийские скульпторы
Глава 9. Византийская культура IX—XII вв.
143
достигли в исполнении барельефов небольшого размера и особенно в
резьбе на слоновой кости: шкатулки для мощей и драгоценных камней,
книжные переплеты, церковные диптихи, на которых записывались
имена покровителей церкви, изготовлялись из слоновой кости и по¬
крывались изящными фигурами людей и животных. В произведениях
X—XI вв. античная строгость композиции и правдивость в передаче
пропорций тела нередко сочетается с динамической выразительностью.
С XII в. искусство резьбы по слоновой кости, как и книжная миниатюра,
переживают упадок.
Архитектура. Византийскую архитектуру мы знаем преимущест¬
венно по памятникам церковного зодчества, так как до нашего времени
сохранились главным образом храмы, если не говорить о крепостных
стенах, каменных водопроводах и цистернах. Возможно, к тому же,
что дворцовая архитектура в известной мере подражала церковной. Во
всяком случае, описанный в византийском эпосе «Дигенис Акрит»
идеальный византийский замок был украшен тремя куполами, а его
главный зал имел крестообразный план.
Типичным для византийского зодчества был крестовокупольный
храм. Строение, в плане представлявшее собой крест, было увенчано
главным куполом, к которому примыкали меньшие купола. Храм со¬
стоял из трех основных частей: притвора, корабля и алтаря. Алтарь
был отделен от корабля алтарной преградой (иконостасом) и представ¬
лял собой «святая святых» церкви, куда могли проходить лишь свя¬
щеннослужители; в алтаре находился престол, на котором священник
совершал магический акт превращения хлеба в «тело Христово». В ко¬
рабле, который иногда был разделен колоннами на три отдельных
помещения, стояла основная масса верующих во время службы; причем
для высокопоставленных лиц было отведено особое место, так назы¬
ваемая солея, несколько возвышавшееся над полом. Притвор, через
который верующие проходили внутрь храма, был обращен на запад.
Знаменитейшей церковью Константинополя был храм Св. Софии
(Божественной мудрости), воздвигнутый по приказанию Юстиниана I
и неоднократно переделывавшийся в последующие столетия. Создате¬
лями собора были два архитектора: Анфимий из Тралл и Исидор из
Милета. Под их руководством работали тысячи строителей, и все это
сооружение обошлось государственной казне — правда, по несколько
преувеличенным данным — в 320 ООО золотых фунтов (1 фунт = 72 но-
мисмам).
Великолепие храма Св. Софии должно было создавать у входящего
в церковь человека иллюзию, будто это здание создано не человеческим
искусством, а волей самого Божества, которое находится поблизости,
и что, следовательно, вступая в храм, человек в состоянии преодолеть
противоречие плоти и духа и чистой душой вознестись к Богу. Поэтому
Анфимий и Исидор постарались создать впечатление беспредельности
пространства: этой цели служило противоречие между грандиозным
144
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
куполом, который через бесчисленные окна наполнялся потоками света,
и легкостью телесных форм здания: колонн, стен и сводов. Колонны,
отделявшие центральный корабль от боковых, были возведены в два
этажа, что позволило избежать громоздкости; внутреннее пространство
стен рассекалось множеством арочных проемов, своды были подобны
парусам, надутым ветром.
Церковное зодчество, развиваясь в последующие столетия, пере¬
живало изменения, особенно заметные в XI—XII вв., когда в архитек¬
туре вырабатываются карликовые пропорции и формы: сами церкви
этого времени значительно меньше, колонны в них превращаются в
тончайшие столбики, наружные стены покрыты многочисленными ни¬
шами, раздроблены гранями. Монументальность, принижавшая чело¬
века во имя духовного воспарения к Божеству, теперь исчезла —
церковь приобрела уютные, мягкие формы, аристократический облик.
Литература. Новые тенденции проявляются и в литературе X—
XII вв. Житийная литература не только все более оттесняется на задний
план, но и сама приобретает новые черты. Уже в житиях X в. агиографы
очень часто с симпатией обращаются к образу воина. Автор «Жития
Василия Нового» рассказывал о полководце Константине Дуке, которого
он наделял сказочными чертами: нет такой силы, которая могла бы
противостоять ему, а когда он несется на ряды сарацинов, из ноздрей
его скакуна летит пламя. При этом иной раз религиозные мотивы в
самих житиях отходят на задний план, и они превращаются в подобие
светской повести, где идет речь о дальних странствиях и приключениях.
Культ воина занимает особенно большое место в феодальном эпосе
«Дигенис Акрит», сложившемся в X в. Эпос рассказывает о борьбе
византийцев с арабами (подобно «Песне о Роланде») и о подвигах
непобедимого героя. Он содержит большое количество сказочных легенд
о чудесной юности Дигениса, сына знатной византийской женщины и
арабского вождя, принявшего христианство. Еще будучи мальчиком,
Дигенис совершал замечательные подвиги: ударом кулака он убил
медведицу, разорвал оленя на части, рассек мечом голову страшной
львице. Выросши, он стал славным воином: опершись на копье, пере¬
скакивал через Евфрат и, как добрый жнец косит траву, расправлялся
с вражеским войском. Эпос повествует и о том, как Дигенис похитил
красавицу, которую ее отец, суровый стратиг Дука, запер в тереме, о
сражении Дигениса с посланными в погоню стражами и братьями
девушки, о свадьбе, которую праздновали три месяца. За Евфратом,
в отвоеванной у арабов стране, выстроил себе Дигенис прекрасный
замок, окруженный невиданными садами, где по дорожкам гуляли
павлины, распустив сверкающие хвосты. Здесь он и умер, еще совсем
молодым, едва достигнув 33 лет.
Хотя несомненно, что отдельные эпизоды эпоса восходят к народным
преданиям, в целом он носит феодальный характер. Его герой —
знатный воин, живущий в роскошном замке; его окружает толпа слуг —
Глава 9. Византийская культура IX—XII вв.
145
охотники, привратники, повара, виночерпии, — с которыми Дигенис
обращается надменно и жестоко: без всякого оттенка осуждения эпос
рассказывает, как Дигенис расправился со своим поваром, одним ударом
выбив ему глаз. Люди из народа выступают в эпосе только как раз-
бойники-апелаты, прячущиеся в укромных местах, в горах. Автор
представляет их трусами и хвастунами, с которыми без особого труда
расправляется юноша Дигенис. В другом месте эпоса рассказывается,
как герой обращает в бегство целый отряд апелатов и побеждает в
единоборстве девушку-воительницу Максиме, которую они призвали
на помощь. Феодальный герой торжествует над «разбойниками» из
народа.
Подчеркивая феодальный характер эпоса, мы должны в то же время
отметить, что его анонимный автор уже сумел в значительной мере
освободиться от церковного мировоззрения. Чисто светское, оптими¬
стическое восприятие мира, стремление насладиться всеми доступными
радостями жизни — охотой, богатством, любовью, — наконец, безраз¬
личие к загробному миру — все это составляет отличительные черты
мировоззрения автора «Дигениса Ажрита».
Византийская литература X—XII вв. нередко сознательно ориен¬
тируется на античные образцы, в том числе и на такого атеистического
автора, как Лукиан, который, по словам благочестивых византийцев,
был растерзан собаками за свое богохульство, но которым тем не менее
зачитывался Фотий. Уже в X в. появился диалог «Патриот», написанный
в подражание Лукиану и осмеивающий константинопольское монаше¬
ство. Слабый в художественном отношении, он интересен как прояв¬
ление известного свободомыслия. С бблыпим талантом было написано
другое подражание Лукиану — диалог «Тимарион», созданный в XII в.,
где автор заставил героя спуститься в ад и встретить там известных
византийских политических деятелей.
Византийская лирика, сложившаяся первоначально как церковная
поэзия, как гимнография, с течением времени все большее внимание
стала уделять светским сюжетам. В X в. Иоанн Геометр восхвалял
победы Никифора Фоки и оплакивал тяжелое положение империи в
малолетство Василия II. Стихи Христофора Митиленского (XI в.) вре¬
менами отличались забавным юмором, хотя присущее византийцам
многословие делало их скучными. Феодор Продром был, пожалуй,
наиболее талантливым среди придворных поэтов XII в. Внимательный
наблюдатель, он умел подметить смешное. В стихотворении «Палач,
или Доктор» он высмеивает, например, неумелого зубного врача. Этот
врач, маленький человечек, безуспешно пытался вырвать больной зуб:
«Он так меня, несчастного, таскал из стороны в сторону, — жалуется
Продром, — что ничтожный карлик показался мне сторуким, стоногим
великаном».
В стихах Продрома резко проявляется его индивидуальность. Он
уже не безликий регистратор событий, подобно агиографам и хронистам
10 Зак. 3585
146
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
VIII—IX вв. — все, что совершается в мире, он воспринимает через
свое «я». Даже победу императорских войск он расценивает субъективно:
О диво дивное! Смотри, уже и Продром гуляет
По странам грозных варваров; пугавшийся, бывало,
Полета мухи и листков дрожащих трепетанья,
Я — ничего не боюсь и персов презираю.
(Перевод Д. Шестакова)
С этим субъективизмом Продрома связана и высокая оценка им
собственного таланта: он смотрит на себя не как на «недостойного
грешника», подобно многим византийским авторам предшествующего
периода, но гордится собой. «Во время речи мой язык не только ничьему
не уступает, но даже дышит огнем, язвительным для противника», —
заявлял Продром.
Но если в творчестве Феодора Продрома мы можем ощутить про¬
буждающийся интерес к стремлениям и желаниям отдельного человека,
то вместе с тем на его творчестве, как и на творчестве Пселла, лежит
печать недостойного раболепия: забывая о чувстве собственного досто¬
инства, Продром нагромождает вычурные эпитеты и комплименты в
адрес императора.
Народная идеология. Идеологии господствующего класса противо¬
стояла в Византии, как и повсеместно в средние века, народная идеология,
отражавшая мировоззрение крестьянства и городской бедноты.
Широко распространенные в городах и деревнях Византийской им¬
перии игры и празднества, имевшие нередко языческий облик, давали
возможность проявить себя народной сметке и ловкости, веселой и
острой шутке, иногда безобидной, иногда нацеленной против богачей
и чиновников. На ипподромах Константинополя и других византийских
городов показывали свое искусство возничии колесниц, борцы, метатели
диска; на площадях можно было видеть канатоходцев и жонглеров,
державших на лбу брус, на котором покоилась доска, служившая
опасной ареной для шутливой борьбы двух мальчиков. Византийский
историк Никита Хониат рассказывает об одном удивительном зрелище,
которое могли видеть в 1162 г. жители Константинополя, собравшиеся
на ипподроме: некий турок поднялся на башню, чтобы показать свое
искусство летать по воздуху. Он был одет в длинный и свободный
хитон белого цвета, перетянутый обручами, отчего образовалось мно¬
жество складок, и рассчитывал, что ветер надует эти складки и понесет
его, точно корабль на парусах. Разумеется, эта попытка закончилась
неудачей, и безвестный «воздухоплаватель» упал на землю, переломав
себе руки и ноги.
Празднества и зрелища, любимые народом, обычно содержали в
себе насмешку над власть имущими. Здесь можно было видеть собаку
громадной величины, которая не только находила спрятанные кольца,
Глава 9. Византийская культура IX—XII вв.
147
но и определяла, кто из окружающей публики содержатель публичного
дома, кто — гордец, а кто — богач; дрессированный медведь усаживался
на скамью, изображая судью, держащего в руках весы правосудия.
Недаром церковь постоянно осуждала вожаков медведей, борясь против
оппозиционных настроений масс.
Особенно шумным народным праздником были календы, или бру-
малии, приходившиеся на конец декабря и начало января. В это время
устраивались шествия ряженых, пляски и веселые попойки. Участники
шествий одевались стратиотами, монахами или зверями и распевали
песни, высмеивая вельмож. Церковь, видевшая в брумалиях языческий
праздник, нарушавший к тому же общественный порядок, осуждала и
запрещала веселый маскарад, но ничего не могла поделать — его справ¬
ляли еще и в XII в.
Народное мировоззрение обнаруживалось не только в оптимисти¬
ческих, веселых празднествах, столь не похожих на торжественные
богослужения христианских храмов, не только в насмешливых песенках
и шутках, живших и умиравших на городских площадях; оно отражалось
в определенной системе взглядов — в еретических движениях, в на¬
родной литературе. Особенно широко распространенной ересью было
павликианство, провозглашавшее непримиримость противоречий ду¬
ховного и плотского и относившее в разряд греховного, плотского и
государство с его податями, чиновниками и армией, и церковь с ее
дорогостоящим культом.
В XI в. еретические идеи начали проникать в философию. В конце
этого столетия был обвинен в ереси, предан суду и заточен в монастырь
один из учеников Пселла — Иоанн Итал. Выходец из Италии, Иоанн
не принадлежал к феодальной знати и не получил последовательного
образования. По словам Анны Комнин, он не вкусил нектара риторики.
Изысканным константинопольским аристократам он казался грубияном,
они смеялись над его нечистым произношением, осуждали неуживчи¬
вость его характера. Иоанн резко выступил против традиций Констан¬
тинопольского университета, уже на первых уроках он заспорил со
своим учителем Пселлом. Его не удовлетворяло стремление Пселла
примирить христианство с античной философией — Иоанн считал, что
в ряде случаев языческой философии надо отдать предпочтение перед
богословием.
Протест народных масс находил свое выражение и в литературе:
при этом если официальная литература создавалась на древнегреческом
языке и писатели с напыщенным пуризмом просили у читателей из¬
винения за то, что вынуждены употреблять варварские имена, то
народная литература пользовалась живым, разговорным языком сред¬
невековья, из которого впоследствии выработался новогреческий язык.
В народной среде широко были распространены апокрифические ска¬
зания, переосмысливавшие традиционные христианские мифы, и со¬
вершенно чуждые христианской идеологии повести, где действующими
148
А. Я. Каждан, Г. Г. Литаврин
лицами оказывались животные и где представители господствующего
класса выступали в самом неприглядном виде. В одной из византийских
басен рассказывается, как Осел, Лиса и Волк отправились путешест¬
вовать на лодке, но началась буря, и неудачливые корабельщики
решили, чтобы утишить стихию, выбросить кого-нибудь за борт. Лиса
сказала: «Будем каяться по номоканону, и кто окажется более виновным
и грязным, того и выбросим в море». Преступления Волка и Лисы,
которые душили кур и ягнят, не были отнесены номоканоном к числу
смертных грехов, но когда Лиса и Волк узнали, что Осел съел капусту
в огороде своего хозяина, они пришли в ужас и определили по номо¬
канону, что Осел заслуживает смертной казни. Впрочем, при помощи
хитрости Осел избавился от беды и благополучно добрался до берега.
Весь этот рассказ пронизан насмешкой над церковью и ее правовыми
нормами, которые санкционировали преступления знати и жестоко
карали бедноту.
Конечно, было бы неправильно полагать, что народная культура
Византии была непреодолимой стеной отделена от культуры господст¬
вующего класса: созданные народом образы проникали и в феодальный
эпос и в изобразительное искусство, украшавшее книги, предназна¬
ченные для феодалов. Однако противоречие между классами визан¬
тийского общества отражалось и в их мировоззрении, и в их культуре.
Глава 10
БОЛГАРИЯ, ВИЗАНТИЯ
И ВЕЛИКОМОРАВСКОЕ КНЯЖЕСТВО В IX в.
Феодализм в Болгарии. Элементы феодальных отношений вызре¬
вали в болгарском обществе уже в VIII в., однако в ту пору на болгарском
феодализме лежала отчетливая печать незавершенности: основная масса
населения состояла из свободных крестьян, а господствующая знать
жила в значительной мере за счет открытого грабежа, дани и рабского
труда. В IX в. феодальные порядки, по-видимому, значительно укре¬
пились в Болгарии.
К сожалению, наши источники по внутренней истории Болгарии
еще более скудны, нежели по истории Византии, и поэтому мы поневоле
должны ограничиваться самыми общими соображениями. Если не счи¬
тать беглых и случайных замечаний в болгарских и византийских
литературных памятниках, мы могли бы отметить три источника,
бросающих некоторый свет на социально-экономическое развитие Бол¬
гарии IX в. Мы остановимся подробнее на этих памятниках, чтобы
показать, на каких скудных данных приходится базироваться историку
раннесредневековой Болгарии.
Первый из этих источников написан на греческом языке. В визан¬
тийском словаре, автором которого считается Свида (X в.), содержится
сообщение о законодательстве болгарского хана Крума (802—814). Как
и в других известиях Свиды, в рассказе о законах Крума много ле¬
гендарного, и некоторые историки даже высказывали сомнения в до¬
стоверности этого рассказа, тем более, что он не подтверждается ни¬
какими другими источниками. Однако такую критику следует признать
чрезмерно далеко идущей: мы видим, что византийский автор рисует
Крума мудрым правителем. Подобная идеализация болгарского хана
и особенно Крума, языческого правителя, воевавшего с византийцами
и осаждавшего Константинополь, вряд ли могла принадлежать визан¬
тийцу —* она была заимствована им из болгарских преданий, и, сле¬
довательно, при всей легендарности отдельных моментов рассказ Свиды
отражает какие-то черты исторической действительности.
150
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
Другой памятник — латинский; он называется «Ответы папы Ни¬
колая на вопросы болгар». Во второй половине IX в. болгарский князь
в связи с намерением принять христианство обратился к римскому
папе Николаю I (858—867) с рядом вопросов. Эти вопросы и соот¬
ветственно ответы папы касались различных сторон быта и верований
болгар, и тем самым они проливают некоторый свет на характер
общественных отношений в Болгарии IX в.
Наконец, последний источник — «Закон судный людем» — является
древнейшим юридическим памятником на славянском языке; возможно,
он был составлен во второй половине IX в. солунянином Мефодием
или кем-то из его учеников. Хотя «Закон судный людем» опирается
на постановления византийского права, он передает византийские нор¬
мы с известными изменениями, и эти изменения, равно как и сама
славянская терминология, знакомят нас с положением болгарского
общества в это время.
Таким образом, мы убеждаемся, что источники, освещающие внут¬
реннюю историю Болгарии IX в., действительно крайне скудны, а
использование их затруднительно, ибо мы не всегда знаем точно время
и место их составления и сам вопрос о степени их достоверности иной
раз является спорным.
IX столетие было временем прогрессирующего распада болгарской
сельской общины. Естественный процесс имущественной дифференци¬
ации, который стал неминуемым, как только в недрах общины сложи¬
лась частная собственность, ускорялся рядом дополнительных обстоя¬
тельств (недородами и другими бедствиями земледельцев, прямыми
насилиями знати) и особенно войнами: в VIII и первой половине
IX столетия Болгария была втянута в ряд войн, в первую очередь с
Византийской империей. В ходе этих войн крестьянство разорялось, а
феодальная знать скапливала обширные богатства: землю, скот, дра¬
гоценности.
Скудные источники IX в. часто упоминают бедняков, нищих. Уже
в законодательстве Крума идет речь о просителях, которым предпи¬
сывается оказывать необходимую помощь. Еще чаще говорят о бедняках
«Ответы» папы Николая: здесь, например, рассказывается, что бедняки
были не в состоянии приобрести вооружение и потому оказались не¬
подготовленными к войне. В памятниках этого времени постоянно упо¬
минается воровство и грабеж, что само по себе является свидетельством
разорения значительной части болгарского общества.
Куда меньше в нашем распоряжении прямых сведений о феодальном
характере эксплуатации, но мы знаем, что уже в конце IX в. Кон¬
стантин, автор одной проповеди, сохранившейся до нашего времени,
убеждал своих слушателей выполнять «властельскую работу», т. е.
феодальные повинности. Другие известия о феодальной зависимости в
Болгарии относятся к X в.
Глава 10. Болгария, Византия и Великоморавское княжество в IX в. 151
Лучше, нежели непосредственное развитие феодальных порядков,
прослеживаются в наших источниках некоторые следствия этого про¬
цесса: исчезновение старых племенных традиций и укрепление фео¬
дального государства. На протяжении VIII—IX вв. завершается процесс
формирования древнеболгарской народности, образовавшейся в резуль¬
тате слияния в единый народ славянских племен, протоболгар, а также
остатков фракийского и греческого населения. Языком болгарского
народа стал славянский, вобравший в себя некоторые элементы сло¬
варного состава и грамматического строя тюркского языка протоболгар;
впрочем, в IX в., когда еще не была выработана славянская письмен¬
ность, официальные надписи болгарских ханов составлялись на грече¬
ском языке.
Укрепление феодального государства было обусловлено потребно¬
стями класса феодалов: только сильное феодальное государство могло
осуществлять наступление на крестьянскую общину и ее закрепощение;
только сильное феодальное государство могло осуществлять активную
внешнюю политику, способствуя расширению владений феодальной
знати, которая не довольствовалась теперь набегами на соседние тер¬
ритории, а стремилась к включению их в орбиту длительной эксплу¬
атации.
Законодательство Крума, насколько можно судить по полулеген¬
дарным известиям Свиды, содействовало укреплению феодальных по¬
рядков, защищало феодальную собственность. В интересах феодального
государства была предпринята попытка ликвидировать старую систему
ордалий и присяги, уходившую своими корнями в обычаи родовой
демократии. Законы Крума требовали, чтобы обвинитель доказал ви¬
новность обвиняемого; в противном случае он подлежал смертной казни
как лжец и клеветник. Законодательство Крума устанавливало также
строгое наказание за кражу и укрывательство краденого. В условиях
развития феодализма это означало содействие укреплению феодальной
собственности, ибо феодалы, присваивавшие себе общинные угодья,
подводили под категорию кражи попытки крестьян продолжать поль¬
зоваться этими угодьями.
Другие известия Свиды носят совершенно легендарный характер:
он сообщает, в частности, что Крум повелел уничтожить все виноград¬
ники, чтобы тем самым искоренить пьянство.
Усиление Болгарского государства. Вместе с тем правление Крума
было периодом больших внешнеполитических успехов болгарской фео¬
дальной знати. На северо-западе с Болгарией граничили авары, которые
господствовали над славянскими племенами Паннонии и были посто¬
янной угрозой для болгар. Однако к концу VIII в. аварский союз был
ослаблен, и Карлу Великому удалось разгромить аваров и занять их
ринг — укрепленный лагерь, где скапливалась добыча, захваченная во
время набегов на соседние страны. Победу Карла Великого использовал
и Крум: болгарские войска вторглись в восточные пределы аварских
152
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
владений и заняли земли до р. Тиссы. Этот успех Крума имел троякое
значение для Болгарии: прежде всего, была присоединена обширная и
богатая страна, где находились, помимо всего прочего, соляные копи;
далее, под властью болгарского хана оказались славянские племена,
обитавшие в бассейне Тиссы, и это обстоятельство способствовало
дальнейшей славянизации Болгарского государства; наконец, болгары
вступили в непосредственный контакт с франками, ибо отныне западным
соседом Болгарии стало Франкское государство: сперва империя Карла
Великого, а после ее распада — Восточнофранкское королевство.
Но Крум не ограничился успехами на Западе. Болгарские феодалы
стремились подчинить своей власти территорию к югу от Старой Пла-
нины, населенную по преимуществу славянами, но находившуюся под
властью Византийской империи; целая система крепостей была воз¬
двигнута византийцами на болгарской границе. Наиболее крупными
из них были Девелт на Черном море, Адрианополь (Одрин), Филип-
пополь (Пловдив) и Сердика (София), расположенные на старинном
торговом пути, который связывал Константинополь с придунайскими
областями. Весной 809 г. Крум внезапно напал на Сердику: крепость
была разрушена, а гарнизон перебит.
Византийским императором был в это время Никифор I, осущест¬
влявший, как мы уже говорили, политику централизации империи и
проводивший успешное наступление на славян Пелопоннеса. Естест¬
венно, что он использовал нападение Крума на Сердику как предлог
для начала войны с Болгарией; византийские войска сразу же вторглись
на болгарскую территорию, но на первых порах ограничились только
демонстрацией — решительные военные действия Никифор смог начать
только два года спустя. Он тщательно подготавливал наступление: в
частности, из Малой Азии на Балканы были переведены значительные
отряды стратиотов. Однако византийская армия в это время уже была
ослаблена. Несмотря на закон Никифора, предписавший соседям по¬
могать экипировке стратиотов, в византийской армии было много плохо
вооруженных и даже босых воинов.
Весной 811 г. византийские войска перешли границу и двинулись
к П л иске. Столица Болгарского государства была взята и разграблена,
дворец Крума сожжен. Никифор раздал своим воинам богатые подарки;
не довольствуясь этим, они жгли дома и поля, убивали волов, овец,
свиней. Крум просил о мире, но Никифор отверг его предложение,
рассчитывая, по-видимому, целиком завоевать Болгарию.
Тогда Крум бежал в горы и стал готовиться к борьбе; он призвал
на помощь также жителей соседней Склавинии. Когда войско Никифора
двинулось в обратный путь, унося из Плиски обильную добычу, болгары
преградили ему дорогу в горной теснине. Византийские хронисты рас¬
сказывают, что Никифор, попав в окружение, понял безвыходность
создавшейся ситуации. «Мы спасемся только, если у нас вырастут
крылья!» — воскликнул он. Часть его воинов погибла на месте, другие
Глава 10. Болгария, Византия и Великоморавское княжество в IX в. 153
пытались бежать, но утонули в болоте или же наткнулись на устроенные
болгарами засеки и были перебиты болгарскими лучниками. Сам Ни¬
кифор пал в этом сражении; из его черепа Крум приказал сделать
окованную серебром чашу и пил из нее, когда пировал со своими
болярами и князьями Склавинии.
Поражение, которое потерпел Никифор, было очень тяжелым уда¬
ром для Византии. Дело не только в том, что было уничтожено войско,
собранное и вооруженное с такими большими трудностями, — после
смерти Никифора в господствующих кругах Константинополя началась
ожесточенная борьба за власть. Крум прекрасно использовал слабость
Византии: в 812 г. он начал наступление вдоль побережья Черного
моря, занял Девелт, разрушил крепость и переселил греческое население
Девелта вглубь Болгарии. После этого он занял Месемврию, где в его
руки попала огромная добыча: золото, серебро и даже «греческий огонь».
Тем временем в Константинополе шли споры, продолжать ли воен¬
ные действия или принять мир на тех тяжелых условиях, которые
предлагал Крум. Особенно резко против заключения мира выступали
монахи большого константинопольского Студийского монастыря во гла¬
ве со своим игуменом Феодором. Им удалось взять верх, и констан¬
тинопольский синклит отверг условия Крума. Летом 813 г. новая ви¬
зантийская армия была выслана навстречу войскам Крума, которые
стояли около Адрианополя. Сражение у Адрианополя произошло
22 июня; оно протекало неудачно: в то время как одна часть визан¬
тийской армии (отряды из Фракии и Македонии) начала бой, Лев,
стратиг Анатолика, повернул свои части и двинул их к Константино¬
полю; победа на поле боя досталась болгарам, но зато Лев сумел
использовать благоприятный момент и захватил императорский престол.
Тем временем Крум подошел к стенам Константинополя. На глазах
у испуганных жителей византийской столицы он совершал языческие
жертвоприношения и принимал поздравления от своих воинов. Однако
Константинополь был по тем временам первоклассной крепостью, ко¬
торая сумела выдержать даже атаку арабов, поэтому Кру му пришлось
отступить. Между тем Адрианополь, осажденный болгарами, сдался
под угрозой голода. Его население, подобно жителям Девелта, было
переселено в северные области Болгарии.
Крум не отказался от своих планов взять Константинополь: он
готовил осадные орудия, увеличивал армию. Его войска вновь подошли
к берегам Босфора. Но внезапно, в самый разгар приготовлений, Крум
умер.
Сразу же после смерти Крума в Болгарии начались внутренние
смуты. По-видимому, часть боляр решила использовать этот момент
для борьбы против централизации; реакция болярства проявилась, в
частности, в избиении христиан, которых в то время было уже довольно
много среди болгарского населения, особенно в тех местах, где рассе¬
лялись пленные греки из Девелта и Адрианополя. На болгарском
154
Л. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
престоле оказались слабые правители, оказывавшиеся игрушкой в руках
знати. Однако болярская реакция затянулась ненадолго: влияние старых
родов было давно уже подорвано, и поэтому им скоро пришлось капи¬
тулировать перед новой феодальной знатью, заинтересованной в ук¬
реплении государственного аппарата.
Дальнейшее усиление Болгарского государства приходится на прав¬
ление Омортага (815—831). О внутренней истории Болгарии этого
времени мы почти ничего не знаем. Можно только отметить, что в
западной части произошло восстание славянских племен: тимочане и
некоторые другие племена, жившие по Дунаю и его притоку р. Тимок,
отъединились от Болгарии; возможно, причиной этого было усиление
феодального гнета. Тимочане сперва подчинились франкам; когда же
хорватский князь Людевит в 819 г. поднял восстание против франков,
тимочане приняли участие в этом восстании. Оно, однако, закончилось
неудачно: Людевит потерпел поражение, а тимочане были вынуждены
снова признать власть франкского императора.
Внешняя политика Омортага отличалась от той политики, которую
проводил Крум, большей четкостью и последовательностью. Правящим
кругам Болгарии стало ясно, что война с Византией, требующая боль¬
шого напряжения сил, не приносит соответствующих успехов. Атака
болгар разбивалась о неприступные стены Константинополя, византий¬
цы после каждого поражения выставляли новые войска, да и сами
победы болгар до некоторой степени были обусловлены счастливым
сочетанием внешних обстоятельств — ив первую очередь противоре¬
чиями в кругах константинопольской знати. К тому же болгарская
аристократия стала понимать, что Византия обладает такими полити¬
ческими и идеологическими традициями, которые могут принести поль¬
зу самим болгарским феодалам: налоговой системой, развитым госу¬
дарственным аппаратом, наконец, христианской церковью. Поэтому
Омортаг отказывается от продолжения войны с Византией. Уже в 815 г.
был заключен мир: граница шла теперь от Девелта, оставшегося в
руках болгар, до Макроливады (между Адрианополем и Филиппополем)
и далее — севернее Балканского хребта. После заключения мирного
договора 815 г. между Болгарией и Византией установились союзные
отношения. Когда в 820 г. в Византии вспыхнуло антифеодальное
восстание под руководством Фомы Славянина, Омортаг послал болгар¬
ские войска для его подавления.
Укрепив свои позиции на юго-востоке, болгарские феодалы значи¬
тельно расширили свои владения на Западе. Несколько раз войска
Омортага переходили через Дунай и вторгались в Паннонию: часть
паннонских славян признала свою зависимость от Болгарии, а немногим
позднее — сразу же после смерти Омортага — в результате переговоров
с франками область Срема была признана болгарской.
Преемники Омортага продолжали завоевательную политику на юго-
западе. Им удалось подчинить своей власти Западную Македонию до
Глава 10. Болгария, Византия и Великоморавское княжество в IX в. 155
Охрида и Прилепа, а также область по среднему течению р. Стримон.
Менее удачно сложились отношения с сербами: попытка подчинить
сербские земли привела к трехлетней войне между сербами и болгарами,
закончившейся безрезультатно.
Укрепление Болгарского государства нашло свое выражение в ожив¬
ленной строительной деятельности, развернувшейся при Омортаге. Пли-
ска, разрушенная в 811 г., была теперь отстроена заново. Раскопки в
Плиске обнаружили остатки дворца Омортага, представлявшего собой
каменное здание, обнесенное мощными оборонительными сооружени¬
ями. Были найдены также остатки других зданий, каменные плиты и
каменные колонны, на которых сохранились греческие надписи, часто
упоминающие имя Омортага. Строительство велось не только в Плиске:
к юго-западу от болгарской столицы, на р. Тиче, по приказу Омортага
был выстроен другой дворец, украшенный колоннами со львами. Впо¬
следствии здесь возник Преслав — вторая столица Болгарского госу¬
дарства.
Образование Великоморавского княжества. Области, лежавшие к
северо-западу от Болгарии, — Паннония и Моравия — были населены
западными славянами, которые до VIII в. жили еще отдельными племе¬
нами, объединявшимися в непрочные племенные союзы, одним из кото¬
рых был возникший в VII в. союз, возглавлявшийся Само. Однако процесс
классообразования, протекавший здесь, как и в других славянских зем¬
лях, привел к образованию племенных княжеств (археологи прослежи¬
вают существование четырех таких княжеств на территории Моравии,
между Дунаем и Дыей), а затем и объединенного славянского государства,
получившего название Великоморавского княжества. Первым великомо¬
равским князем был Моймир (818—846).
При Моймире Великоморавское княжество признавало суверенитет
Восточнофранкского королевства. Мораване должны были платить дань
немцам и были вынуждены принять христианство. В Моравию проникали
священники с Запада и даже из далекой Ирландии; в церковном отноше¬
нии Моравия и Паннония были подчинены немецким епископам (зальц¬
бургскому и пассаускому), которые взимали, помимо обычной церковной
десятины, еще треть доходов духовенства на новообращенных землях.
В 846 г. восточнофранкский король Людовик Немецкий низложил
Моймира и посадил вместо него великоморавским князем его племянника
Ростислава, рассчитывая, что молодой князь, обязанный Людовику своим
возвышением, окажется верным вассалом немецкого короля. Но Людовик
просчитался: изображая из себя на первых порах покорного вассала,
Ростислав в то же время строил крепости и готовил войско для борьбы с
немцами. Вместе с тем он вел дипломатические переговоры, стремясь
найти поддержку против немцев у правителей балканских государств.
Его современник болгарский князь Борис (852—889) продолжал
первоначально политику Омортага в отношении Византии и поддер¬
156
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
живал с ней союзные отношения; с сербами после непродолжительной
войны он заключил длительный мир; наконец, его переговоры с мо-
раванами закончились успешно. Таким образом, к середине 50-х гг.
сложился политический союз Великой Моравии, Болгарии, Сербии и
Византии, направленный против Восточнофранкского королевства.
Участие Ростислава — вассала немецкого короля — в подобном ан-
тинемецком союзе неминуемо должно было привести к обострению
противоречий между немецкими феодалами и Великоморавским кня¬
жеством, и действительно в 855 г. Людовик во главе большого войска
вторгся в Моравию, приказав в то же время баварским отрядам вы¬
ступать против чехов, возможных союзников Ростислава. Мораване
отступили к Велеграду, столице Великоморавского княжества; взять
эту мощную крепость Людовику не удалось. Тогда немцы, терпевшие
лишения в чужой местности, стали отступать. Ростислав преследовал
отходившие отряды, переправился со своими войсками через Дунай,
вторгся на немецкую территорию. Это была настоящая победа мораван,
которые приобрели независимость и перестали платить немцам дань.
После этого Ростиславу удалось значительно расширить территорию
своего княжества: блатненский князь, бывший до тех пор вассалом
немецкого короля, признал теперь свою зависимость от Великой Мо¬
равии; более того, Ростислав начал вмешиваться во внутренние дела
Восточнофранкского королевства: когда сыновья Людовика Немецкого
подняли мятеж против отца, они нашли поддержку в Велеграде.
Естественно, что в этих условиях Людовик стремился найти союз¬
ников, которые могли бы напасть на мораван с тыла. Поэтому он
начинает переговоры с болгарами. Уже в начале IX в. немцам не раз
приходилось вести войны с болгарами: при Омортаге болгары неодно¬
кратно переходили Драву и вторгались в немецкие владения в Пан-
нонии. И при Борисе они были союзниками Ростислава и вели вместе
с ним войну против Восточнофранкского королевства. Однако около
860 г. внешнеполитическое положение Болгарии изменилось: визан¬
тийское правительство Михаила III, руководимое кесарем Вардой и
Фотием, все более решительно становилось на путь активной внешней
политики, и это обстоятельство не могло не беспокоить болгарского
князя. В 860 г. он отправил посольство в Константинополь. И хотя мы
не знаем, как именно проходили переговоры, но, по-видимому, они
оказались неудачными. После этого Борис резко порывает со своей
прежней политикой и устанавливает союзные отношения с Людовиком
Немецким: болгарское войско было отправлено на помощь Людовику
против его взбунтовавшихся сыновей и их союзника — великоморав¬
ского князя Ростислава. Чтобы укрепить союз с Людовиком, Борис дал
обещание принять христианство.
Борьба за крещение Болгарии. Стремление болгарского князя при¬
нять христианство было обусловлено рядом причин. Прежде всего новая
религия была объективно выгодна господствующему классу болгарского
Глава 10. Болгария, Византия и Великоморавское княжество в IX в.
157
государства: еще раньше некоторые болгарские феодалы и болгарские
купцы, привозившие лен и воск в Константинополь, стали оставлять
язычество и поклоняться Иисусу Христу, смуглому Богу с черной узкой
бородкой. Этот смуглолицый бог и его священники учили, что простой
народ должен платить подати и приносить дань; рабам следует тру¬
диться, не зарывая своих талантов в землю, и прислуживать господину,
когда он садится за стол. За это Иисус обещал беднякам и рабам
царствие небесное — блаженство и счастливую жизнь после смерти.
Многим болгарским феодалам и купцам нравилось такое учение Иисуса
Христа: хотя он не умел охранять табуны от волков, как это делал
славянский бог Велес, он мог зато удержать крестьян от нападения на
усадьбы феодалов, от поджогов и краж. К тому же в Константинополе
и Солуни, в Венеции и Риме у Иисуса Христа были большие храмы,
украшенные золотом и драгоценностями, — он был могущественным
Богом.
Принятие христианства было бы выгодно болгарским феодалам еще
и по другой причине: ведь в стране существовало две религии —
протоболгарская с сильно развитым астральным культом, как у боль¬
шинства скотоводческих народов, и славянская, пронизанная поклоне¬
нием земледельческим божествам. И хотя дуализм господствующего
класса был по существу изжит в Болгарии IX в., наличие двух религий
закрепляло его пережитки. Принятие христианства дало бы возможность
ликвидировать последние следы этого дуализма и тем самым содейст¬
вовало бы сплочению господствующего класса и укреплению болгарского
государства.
Наконец, внешнеполитические условия также принуждали болгар¬
ского князя отказаться от языческой религии: болгары все теснее втя¬
гивались в международную жизнь тогдашней Европы, болгарские послы
ездили в Регенсбург, к немецкому королю, и в Константинополь, к
византийскому императору, — однако языческому князю было крайне
трудно добиться равноправия в союзах и соглашениях с христианскими
государями.
Вот почему обещание Бориса креститься не было результатом только
временной и случайной политической ситуации, сложившейся около
860 г., — оно соответствовало интересам феодалов Болгарии. Более
того, крещение Болгарии должно было бы облегчить политическое и
культурное развитие этого государства.
Союз Людовика с болгарским князем был большой угрозой для
Ростислава, владения которого лежали между Восточнофранкским ко¬
ролевством и Болгарией; кроме того, ведя войну с немцами, он не мог
допустить, чтобы на территории Моравии свободно действовало немец¬
кое духовенство, чтобы епископы пассауский и зальцбургский осуще¬
ствляли духовную власть над населением Великой Моравии. Чтобы
решить обе эти задачи, Ростислав в 862 г. отправил посольство в
Константинополь.
158
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
Послы Ростислава должны были добиться прежде всего выступления
византийцев против Болгарии и помешать упрочению болгаро-немецкого
союза; для этого надо было, в частности, помешать Борису принять хри¬
стианство от немецких епископов. Кроме того, послы просили, чтобы в
Моравию был направлен византийский проповедник, а если возможно,
даже епископ. Хотя мораване приняли христианство еще при князе Мой-
мире, языческие верования оставались все же широко распространенны¬
ми; впрочем, основная задача, которую должен был выполнить византий¬
ский проповедник, состояла не в крещении моравских язычников, а в
организации сопротивления немецкому духовенству.
В соответствии с просьбой Ростислава византийское правительство
направило в 863 г. в Моравию духовную миссию, которую возглавляли
опытные дипломаты Константин и Мефодий.
Миссия «солунских братьев». Константин и Мефодий были брать¬
ями; они родились и выросли в Солуни, городе, который был окружен
целой сетью славянских поселений и на улицах которого можно было
слышать славянскую речь. Константин учился в Магнаврской высшей
школе у Льва Математика и Фотия и был одним из образованнейших
людей своего времени; он избрал духовную карьеру и сделался харто-
филаком — начальником канцелярии константинопольского патриарха.
Его старший брат Мефодий был поставлен князем в одном из покорив¬
шихся империи славянских племен.
Оба брата принимали участие в дипломатических миссиях. Констан¬
тин ездил вместе с Фотием (до того, как тот стал патриархом) в качестве
участника посольства в Багдад и поразил арабов своей образованностью.
В «Житии Константина» рассказывается, что арабы спрашивали его: «От¬
куда же ты знаешь все наши науки?» А он рассмеялся в ответ и рассказал
им по своему обыкновению притчу: «Один человек набрал воды в море и
носил ее в кожаном мешке. Гордился он своей водой и показывал чуже¬
странцам. „Смотрите, — говорил, — вот вода, которой нет ни у кого,
кроме меня“. Вот однажды стал он чваниться перед одним поморянином,
только тот сказал ему: „Что ты, одурел что ли? Чванишься вонючим
мешком... У нас такой воды — бездна...“ Вот и вы так делаете, гордясь
своей наукой: ведь эта же наука от нас пошла».
Ездили Константин и Мефодий также и с посольством к хазарам.
Они хорошо знали славянский язык и стремились создать славянскую
письменность. У южных славян не было в это время своего алфавита —
по словам одного болгарского писателя X в., они писали «чертами и
резами». Константин и Мефодий разработали на основе греческого
новый алфавит, который соответствовал славянскому языку, и стали
переводить на славянский язык Евангелие и богослужебные книги.
Таковы были люди, посланные в Моравию. Они сразу же начали
там энергичную деятельность: строили новые церкви, ввели богослу¬
жение на славянском языке, распространяли славянскую письменность.
Глава 10. Болгария, Византия и Великоморавское княжество в IX в. 159
Здесь была создана школа для подготовки из местного населения свя¬
щенников, умеющих читать по-славянски.
Однако деятельность Константина и Мефодия вызвала ожесточенное
сопротивление немецкого духовенства, понимавшего, что переход к
богослужению на славянском языке объективно означал бы усиление
независимости Великоморавского княжества и окончательно подорвал
бы их влияние на местное население. Немецкие священники заявляли,
что есть только три языка, избранных Богом, на которых ему следует
воздавать хвалу: еврейский язык — язык Ветхого Завета, священных
книг древних евреев, принятых также и христианской церковью; гре¬
ческий язык, на котором написан Новый Завет, и, наконец, латинский
язык — язык римского папы. Немецкие священники не знали, что
многие соседи Византийской империи (копты, армяне, сирийцы) давно
уже перевели богослужебные книги на родной язык, что даже в ви¬
зантийских монастырях можно было слышать молитву на грузинском
языке. Для византийского священника перевод богослужебных книг на
славянский язык не казался чем-то удивительным и небывалым. В на¬
смешку над своими невежественными противниками Константин на¬
зывал их «триязычниками».
Миссия Константина и Мефодия была послана с определенными
политическими задачами, но, как мы увидим дальше, эти политические
задачи не были выполнены: Великая Моравия не попала в сферу
византийского влияния. Но миссия Константина и Мефодия выполнила
огромную культурную задачу, содействуя насаждению славянской пись¬
менности.
Однако положение Константина и Мефодия вскоре стало чрезвы¬
чайно затруднительным. В августе 864 г. Людовик Немецкий с большим
войском снова вторгся в Моравию, одновременно в Паннонию вступили
болгарские отряды. Ростислав был осажден, начал переговоры с Лю¬
довиком, выдал заложников и принес клятву верно служить немецкому
королю. Хотя победа немцев была временной и мир, заключенный с
Ростиславом, ненадежным, все же позиции немецкого духовенства
укрепились.
Тем временем изменилось положение и в Болгарии. Византийское
правительство, хотя, по-видимому, со значительным опозданием (мы
не знаем точно, когда это было: в 864 или в 865 г.) послало свои
войска в Болгарию. Война с мораванами, жестокий неурожай и после¬
довавший за ним голод — все это ослабило сопротивление Болгарии.
Борис даже не решился в этих условиях начать военные действия: для
всех неожиданно болгарский князь принял крещение, но не от немцев,
как он собирался ранее, а от византийцев; после крещения он получил
новое имя — Михаил — в честь византийского императора.
Крещение Бориса вызвало волнения в Болгарии. В восстании уча¬
ствовали жрецы, заинтересованные в сохранении старой языческой
религии, старого культа солнца и звезд; примкнули к восстанию и те
160
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
болгарские феодалы, которые хотели заключить тесный союз с Людо¬
виком Немецким и вместе с немцами грабить паннонские земли. Но
восстание не пользовалось поддержкой народных масс: феодальный
бунт был скоро подавлен, а его вожди преданы смертной казни.
Болгария и папство. Принятие христианства Борисом от византий¬
цев вызвало недовольство римского папы Николая, который рассчиты¬
вал, что болгары будут крещены немецкими епископами и признают
власть главы западноевропейской церкви — римского папы. Он гото¬
вился назначать своих приближенных на важные церковные посты в
новообращенной стране. И вместо этого Борис, спутав все карты рим¬
ского папы, принял крещение от константинопольского патриарха —
не римские, а византийские священники наводнили страну, и ее бо¬
гатства служили укреплению греческой церкви.
Но папа не отказался от борьбы за Болгарию, тем более что сам
Борис стремился использовать в своих интересах соперничество Рима
и Константинополя: уже в 866 г. к Николаю прибыло болгарское по¬
сольство. Вместе с дорогими подарками послы привезли длинный список
вопросов, составленный Борисом и его советниками. Недоуменные воп¬
росы мучали болгарского князя после его обращения: может ли хри¬
стианин носить штаны? Дозволяется ли ему иметь несколько жен?
Прилично ли христианину похищать людей и обращать их в рабство?
Но более других интересовал Бориса один вопрос: нельзя ли создать
в Болгарии независимую церковь, во главе которой будет стоять патри¬
арх.
Используя заинтересованность Бориса в освобождении из-под власти
константинопольского патриархата, папа отправил в Болгарию своих
легатов, которые объявили, что совершенное византийцами крещение
не имело силы и болгары должны креститься заново; вместо византий¬
ских священников они рукополагали ставленников римского престола.
Однако папские легаты отнюдь не собирались признать болгарскую
церковь независимой. Тогда Борис снова обратился к константинополь¬
скому патриарху, и в 870 г. болгарская церковь получила права ар¬
хиепископии, хотя и подчиненной константинопольскому патриархату.
Укрепив свои позиции в Болгарии, византийская церковь смогла
вернуться к моравскому вопросу. В это время в Константинополе про¬
изошли серьезные перемены: император Михаил III был убит, и его
сменил Василий I; патриарх Фотий, посылавший Константина и Ме-
фодия в Моравию, был смещен и сослан. Вполне естественно, что в
Константинополе не доверяли Мефодию (Константин умер в 869 г.,
приняв перед смертью монашеское имя Кирилла); когда моравская
церковь была объявлена архиепископией, архиеписком Моравии был
поставлен Агафон; это был опытный дипломат, возглавлявший впос¬
ледствии посольство в Регенсбург.
В Риме должны были извлечь урок из поражения в Болгарии и
понять, что славянские князья стремятся создать самостоятельную
Глава 10. Болгария, Византия и Великоморавское княжество в IX в. 161
церковь: сохранить свое влияние на Моравию папство могло лишь в
том случае, если бы оно признало за моравской церковью элементы
независимости. Вот почему после долгих колебаний папа Адриан II
объявил о создании архиепископии Паннонии и поставил архиепископом
популярного среди славян Мефодия.
Конец миссии «солунских братьев». Однако положение Мефодия
оказалось чрезвычайно трудным: в 870 г. немцы, опираясь на нитран-
ского князя Святополка, вассала великоморавского князя, сумели за¬
хватить Ростислава в плен. Ростислав был обвинен в измене своему
сеньору, ослеплен и заключен в одном из баварских монастырей. Вслед
за тем был созван собор баварских епископов, где присутствовал и
Людовик Немецкий. Этот собор должен был судить Мефодия. Его
обвиняли в том, что он епископ без епископии, что он проповедует на
территории, которая находится в подчинении у зальцбургского и пас-
сауского епископов. Мефодий был осужден и брошен в тюрьму, а затем
отвезен во Фрейзенгенский монастырь.
Однако немецкое господство в Моравии продержалось недолго: про¬
тив немецкого гнета вспыхнуло народное восстание, возглавленное
священником Славомиром, одним из учеников Константина и Мефодия;
даже Святополк принял теперь сторону Славомира. В 872 г. Святополк
одержал блестящую победу над баварскими отрядами и был провоз¬
глашен Великоморавским князем. В 874 г. немцы признали независи¬
мость Великой Моравии, хотя Святополк оставался вассалом немецкого
короля.
До 872 г. папа не имел оснований вмешиваться в судьбу Мефодия.
Низложение Ростислава и подчинение Великой Моравии немцам за¬
крывало путь в Велеград византийскому архиепископу Агафону: мо¬
равские земли оставались в подчинении римского престола. Победа
Святополка в 872 г. коренным образом меняла ситуацию и вновь
создавала угрозу установления тесных связей между Моравией и Ви¬
зантией. Это было тем более опасно, что правительство Василия I
добилось в это время важных внешнеполитических успехов. Поэтому
уже весной 873 г. римский папа Иоанн VIII приступил к поискам
исчезнувшего архиепископа, отсутствия которого до сих пор никто в
Риме не хотел замечать. Через два с половиной года в Риме вспомнили,
что епископы не имели права судить архиепископа, подчиненного
непосредственно папе. Специальный папский легат был послан в Ба¬
варию и должен был доставить паннонского архиепископа в его епархию.
Но деятельность Мефодия не встретила серьезной поддержки со
стороны господствующего класса Моравии, да и сам Святополк, добив¬
шись независимости от немцев, отнюдь не был противником тех фео¬
дальных порядков, которые существовали в Восточнофранкском коро¬
левстве, поэтому он поддерживал немецких священников. Самое бо¬
гослужение на латинском языке, непонятном для народа, должно было,
с точки зрения моравских феодалов, поднять авторитет государства и
11 Зак. 3585
162
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
церкви, внушить к ним почтение. Поэтому в самой княжеской церкви
богослужение велось на латинском языке.
Пока Мефодий был жив, его личный авторитет позволял в какой-то
мере поддерживать славянскую письменность и славянское богослуже¬
ние. Но в 885 г. Мефодий умер. Паннонским архиепископом стал после
него немецкий священник Вихинг, пользовавшийся неограниченным
доверием Святополка. Ученики Мефодия были обвинены в заговоре;
их предали пыткам, их имущество разграбили, некоторых из них
продали в рабство венецианцам, других выслали за пределы страны.
Немецкое духовенство в Моравии торжествовало победу.
Ученики Мефодия нашли приют в Болгарии. Они поселились в
Македонии, в местечке Кутмичевица, где была открыта школа для
обучения славянской письменности. Эта славянская письменность яви¬
лась важным фактором в укреплении самосознания болгарского народа,
в развитии болгарской культуры. В начале X в. болгарская литература
переживает невиданный для средневековья подъем. И этим она была
в значительной мере обязана деятельности Константина и Мефодия и
их учеников.
Если Болгария в начале X в. переживает политический и культурный
расцвет, то судьба Великоморавского княжества сложилась иначе. Оно
было лишено внутреннего единства, и вскоре после смерти Святополка
начался быстрый развал. Страна была разделена между его сыновьями,
и отдельные славянские племена стали выходить из-под власти слабевших
великоморавских князей. В начале X в. венгры разгромили Великоморав¬
ское княжество: оно перестало существовать. Отказ от развития самосто¬
ятельной славянской образованности, подчинение культурной жизни
страны иноземным (латинским и немецким) влияниям было результатом
ошибочной политики моравской знати, в значительной мере ослабившей
единство мораван.
Глава 11
БОЛГАРСКАЯ ДЕРЖАВА ВО ВТОРОЙ
ПОЛОВИНЕ IX—ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ X в.
Социально-экономическое развитие Болгарии. В конце IX в. Бол¬
гарская держава выступила на международной арене как одно из самых
могущественных государств Европы, претендующее на главную роль
среди христианских держав и оспаривающее это право у самой наслед¬
ницы Римской империи — Византии. 30 лет беспрерывной жестокой
борьбы между Болгарией и Византией должны были решить вопрос о
гегемонии в Юго-Восточной Европе. В эту грандиозную борьбу оказа¬
лись вовлеченными многие народы не только Балканского полуострова,
но и других стран Европы и Азии. Болгария надолго приковала к себе
внимание государственных деятелей и дипломатов этой эпохи. Активная
роль Болгарии в международных отношениях конца IX—начала X в.
не была случайностью: она была подготовлена всем ходом предшест¬
вующего социально-экономического развития Болгарии.
Политическое могущество Болгарии того времени было основано
на серьезных успехах, достигнутых в области экономического развития
страны. К середине IX в. сельское хозяйство Болгарии стояло прибли¬
зительно на таком же уровне, на каком оно находилось в странах
Западной Европы, и немногим уступало уровню развития сельского
хозяйства Византии. Болгары возделывали пшеницу, просо, ячмень,
овес, широко распространенные во всех областях страны, однако главное
место принадлежало при этом первым двум злакам. По всей Болгарии
было развито виноградарство и виноделие. Также повсеместным было
садоводство и огородничество, а лен, по свидетельству «Книги эпарха»,
был одной из основных статей болгарского вывоза в Византию. Пере¬
сеченный характер рельефа Болгарии, богатые луга, поймы, горные
пастбища — все это благоприятствовало как разведению крупного ро¬
гатого скота, так и овцеводству и свиноводству. Свиноводство, которым,
как известно, Болгария славилась тысячелетие спустя, достигло высо¬
кого развития уже в этот период.
164
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
Значительно меньше в источниках известий о коневодстве в Бол¬
гарии. В науке даже сложилось мнение, что коневодство в Болгарии
было одной из наиболее отсталых отраслей хозяйства. Но против этого
говорит следующий факт: со времени основания государства в Болгарии,
в котором на первых порах огромную роль играли недавние кочевники —
протоболгары, и до конца существования Первого Болгарского царства
большое место в вооруженных силах Болгарии принадлежало конному
войску.
Издавна и повсеместно болгарское население занималось также
птицеводством, рыболовством, пчеловодством. Медом и воском болгары,
особенно из междуречья Струмы и Вардара, вели оживленную торговлю
на рынках самого Константинополя.
Археологические находки на территории Болгарии свидетельствуют
о том, что орудия, употреблявшиеся болгарами в повседневном земле¬
дельческом труде, и предметы быта широких слоев населения не от¬
личались существенно от орудий и предметов, бывших в употреблении
в самой Византии.
Это, безусловно, является доказательством довольно широкого раз¬
вития ремесел в Болгарии. Действительно, источники свидетельствуют о
том, что процесс отделения ремесла от сельского хозяйства в IX—X вв. в
Болгарии уже завершался. Иоанн Экзарх, болгарский писатель X в., упо¬
минает о строителях кораблей, о медниках, золотых дел мастерах, ткачах,
кожевниках, оружейниках, кузнецах. При этом Экзарх делает весьма
любопытное замечание о том, что «человеческие искусства нуждаются
одно в другом». Иными словами, мы имеем право говорить о значительной
специализации ремесленного производства в Болгарии X в.
Археологические находки говорят о том, что в районах П л иски,
Преслава, Сердики и на среднем течении Струмы какая-то часть
болгарского населения занималась добыванием железа и меди из руд.
Развитие горного дела и металлообработки позволяло болгарским
князьям и феодалам хорошо вооружать армию. Археологи находят мно¬
гочисленные и разнообразные предметы вооружения отечественного, бол¬
гарского производства: секиры, мечи, сабли, боевые палицы, боевые косы,
наконечники копий и стрел. Больших успехов достигли болгарские гон¬
чары. Несколько лет тому назад вблизи Преслава была открыта археоло¬
гами керамическая мастерская начала X в. Найденные при этом сосуды
и керамические плитки, покрытые многоцветной поливой, поражают
высоким совершенством исполнения. Керамика этой мастерской не усту¬
пала по качеству лучшим образцам гончарного искусства Константино¬
поля этого времени.
Соседство с Византией, обладавшей высокоразвитым ремеслом, ши¬
рокие связи с ней и странами арабского востока благотворно влияли
на развитие ремесла в Болгарии. Часть ремесел, таких, например, как
изготовление обуви, льняных тканей и грубых сукон из овечьей шерсти,
Глава 11. Болгарская держава во второй половине IX—первой половине X в.
165
была широко распространена и в сельских районах. Однако все более
ремесленное производство, особенно металлообработка, сосредоточива¬
лось в городах Болгарии.
Хотя городское население Болгарии, как и многих городов других
стран Европы, в течение нескольких столетий продолжало заниматься
земледелием, для большинства ремесленников земледелие уже носило
подсобный характер, все более отодвигаясь на второй план. Развитие
ремесла, совершенствование техники, усложнение производства требо¬
вали всего времени ремесленника, если он хотел стать мастером своего
дела.
Известий о внутренней жизни болгарских городов этого времени со¬
хранилось очень мало. Однако и сохранившихся упоминаний достаточно,
чтобы говорить об их значительном развитии. Такие города, как Пре-
слав — столица Болгарии, Преславец на Дунае, Доростол (Силистрия),
Тырнов, Сердика, Плиска стали крупными центрами ремесленного про¬
изводства и торговли. По сообщению средневековых путешественников,
стена, окружавшая столицу Болгарии — Преслав и пригородные земли,
охватывала пространство, едва ли не равное крупнейшему городу того
времени — Константинополю.
На рыночных площадках важнейших городов Болгарии звучала
разноязычная речь купцов и торговцев, съезжавшихся сюда из разных
стран Европы и Азии.
Согласно сообщению русской летописи, Святослава пленили богат¬
ства Преславца на Дунае и его выгодное торговое положение. Во второй
половине X в. этот город служил местом встречи купцов Чехии, Вен¬
грии, Византии, Киевской Руси. Из Чехии сюда везли серебро, из
Венгрии — коней, из Византии — золото, драгоценные ткани, вино и
фрукты, из Руси — мед, кожи, воск и рабов. Вероятно, Преславец стал
крупным торговым центром уже в конце IX—начале X в. Через Бал¬
канский полуостров, пересекая Болгарию, проходили важнейшие тор¬
говые пути в Византию и на Восток. Один из этих торговых путей
пересекал Болгарию с северо-запада на юго-восток, проходил через
Сердику и заканчивался в Константинополе; другой путь связывал
западные районы Северной Болгарии с ее восточными районами и
проходил вдоль Дуная; третий вел к Константинополю по Черномор¬
скому побережью; четвертый шел от берегов Адриатики через Охрид
к Солуни; с Солунью же было связано тесной постоянной торговлей
население Западной и Юго-Западной Болгарии, особенно население
плодородных долин Струмы (Стримона) и Вардара. В целом Северная
и Восточная Болгария стояли в наиболее оживленных торговых отно¬
шениях с Константинополем, Западная и Юго-Западная — со вторым
крупнейшим центром империи — Солунью. Торговля, которую вели
болгары, особенно внутри страны, была по преимуществу меновой.
Вплоть до XIII в. болгарские цари не чеканили своих денег — монета,
166
A. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
которую с ростом денежного обращения стали здесь применять, была
почти исключительно византийской.
В период, когда феодальная вотчина еще не сложилась окончательно,
когда подавляющее большинство государственных налогов и доходов
землевладельческой знати состояло из натуральных сборов (дани),
княжеская власть и ее ближайшее окружение были весьма заинтере¬
сованы в торговле со странами высокоразвитого ремесла, где можно
было приобрести различные предметы роскоши, драгоценное оружие,
богатые ткани, изысканные яства, художественные изделия и т. п. Для
феодалов Болгарии такой страной была Византия.
Рост экономических богатств Болгарии не означал, однако, роста
благосостояния населения. В IX—X вв. совершается быстрое развитие
феодальных отношений в стране, углубляется дифференциация среди
свободного населения Болгарии, происходит обезземеливание свобод¬
ного крестьянства и растет феодальное землевладение. Нищие и жалкие
болгарские крестьяне, рассказывает Иоанн Экзарх, жившие в убогих
соломенных хижинах, останавливались в удивлении и страхе перед
высокими палатами знати, пораженные их великолепием. Инкрусти¬
рованные драгоценными камнями и металлом дворцы, шитые золотом
одежды, дорогое оружие князей и боляр казались сказочными задав¬
ленному нищетой и тяжелым трудом болгарскому крестьянину.
Свободное крестьянство все более попадало в зависимость от круп¬
ных собственников: боилов, боляр, старейшин, дружинников.
Вместо термина «свободники» в источниках IX—X вв. все чаще появ¬
ляется термин «повинники», говорится о «властельских работах», «рабо¬
тах в пользу владык земных», которые болгары должны были выполнять
для своих «господ», подобно рабам.
Пресвитер Козьма, болгарский писатель X в., говоря о росте ере¬
тического антифеодального движения в стране, видит одну из причин
этого в насилии и угнетении, которому подвергался простой народ со
стороны старейшин, дружинников, князей церкви.
К концу IX—началу X в. благодаря особым милостям царя и
крупных боляр крупным землевладельцем и собственником в Болгарии
стали церковь и монастыри. Едва сто лет прошло со времени принятия
христианства Болгарией, а писатели X в. уже скорбят о падении нравов,
безделии и корыстолюбии праздного, ленивого и алчного духовенства.
По сообщению Козьмы, попы и монахи совершают «прикупы и откупы
многие» и занимаются «стяжанием нив и сел», «упиваются, грабят и
нет им препятствующего в этих злых делах».
Укрепление Болгарского государства. С развитием феодального
способа производства крепло и развивалось феодальное государство.
К середине IX в. класс феодалов Болгарии в этническом отношении
уже представлял собой единое целое: представители древней протобол-
гарской знати окончательно растворились в среде славянской знати.
Глава 11. Болгарская держава во второй половине IX—первой половине X в.
167
Консолидация господствующего класса Болгарии вокруг царского пре¬
стола в период интенсивною развития феодальных отношений способ¬
ствовала росту авторитета и военного могущества царя Болгарии. Уп¬
равление и система администрации страны получает более организо¬
ванный и централизованный характер. Вся Болгария была разделена
на административные области, во главе которых стояли зависимые от
царя и подотчетные ему правители (кметы—комиты), в руках которых
были сосредоточены административные, судебные, фискальные и во¬
енные функции.
Границы Болгарии были защищены системой крепостей с постоянны¬
ми гарнизонами и сторожевыми отрядами.
В вооруженных силах Болгарии на смену ополчению свободных
крестьян постепенно приходят дружины феодалов, которые князь со¬
бирал во время войны.
Скорее всего в конце IX в. была предпринята попытка упорядочения
судебного дела: появляется «Закон судный людем», в котором в зна¬
чительной мере были использованы также нормы византийского права.
Основной целью этой кодификации права было укрепление и защита
феодальной собственности и в особенности прав и привилегий христи¬
анской церкви.
В 893 г. царский престол в Болгарии занял младший сын Бориса —
Симеон (893—927).
Симеон был одним из самых выдающихся правителей Болгарии эпохи
Первого царства. Воспитанный при византийском дворе, блестяще по
тому времени образованный, властолюбивый, энергичный и безгранично
честолюбивый, он обладал незаурядным полководческим талантом, был
искусным дипломатом и крупным политическим деятелем. Он не мог
рассчитывать на престол Болгарии, потому что Борис, уходя в монастырь
в 889 г., назначил своим преемником старшего брата Симеона — Влади¬
мира. Но Владимир процарствовал всего около четырех лет, так как был
свергнут своим отцом, на время оставившим монастырь, ослеплен и бро¬
шен в тюрьму. Гнев отца Владимир вызвал попыткой ликвидировать
христианство в угоду племенной языческой знати. Такая политика вряд
ли могла способствовать росту международного авторитета Болгарии и
упрочению феодальных порядков в стране. Она шла вразрез с интересами
подавляющего большинства феодалов Болгарии, и Владимир жестоко
поплатился за свою авантюристическую попытку вернуть Болгарию к
язычеству.
Получив власть и сознавая возросшую мощь Болгарской державы,
Симеон мечтал не только о безраздельном господстве на Балканском
полуострове, но и о завоевании Константинополя и об императорском
троне державы ромеев.
Приход к власти Симеона совпал с событием, послужившим поводом
к тридцатилетней войне между Болгарией и Византией.
168
А. П. Каждая,, Г. Г. Литаврин
Первая война с Византией. В 894 г. два византийских торговца,
пользовавшихся расположением Стилиана Заутцы — фаворита импе¬
ратора Льва VI, — добились перенесения болгарского рынка из Кон¬
стантинополя в Солунь. Вдали от столицы они рассчитывали бескон¬
трольно наживаться за счет болгарских торговцев.
Уже давно византийские политики надеялись, что с принятием хри¬
стианства болгарами влияние Константинополя будет непрерывно возра¬
стать в этой стране и она окажется в конце концов в полной зависимости
от Византии. Но этого не случилось ни в правлении Бориса-Михаила, ни
при Владимире: болгарские цари продолжали проявлять полную самосто¬
ятельность не только во внешней политике, но и в церковных делах.
Поэтому отношения между обоими государствами становились все более
напряженными; перенесение центра торговли с болгарами в угоду двум
торговцам было бы, разумеется, невозможным, если бы императорский
двор не хотел этим актом подчеркнуть свою враждебность к Болгарии.
Как только известие о перенесении рынка дошло до Преслава,
Симеон отправил в Константинополь энергичный протест, требуя от¬
менить это решение и угрожая войной в случае отказа. Протест Симеона
был оставлен без внимания.
Болгарские войска во главе с Симеоном немедленно вторглись в пре¬
делы империи, не встречая серьезного сопротивления. Разбив византий¬
цев в нескольких стычках, Симеон приказал отрезать носы пленным и
отослать обезображенных таким образом ромеев в Константинополь. На¬
чалась первая война Симеона против Византии, продолжавшаяся до 896 г.
Встревоженный император, не ожидавший столь решительных действий
со стороны болгар, спешно вызвал из Италии лучшего полководца импе¬
рии Никифора Фоку (Старшего), а кроме того, обратился за помощью к
венграм, сознавая невозможность быстро организовать отпор болгарам
своими силами.
Венгры в это время занимали еще территорию между Днепром и
Дунаем по северо-западным берегам Черного моря. Нападение венгров
оказалось полной неожиданностью для Симеона: северо-восточные гра¬
ницы Болгарии были укреплены недостаточно. Через Дунай венгров пе¬
реправил специально высланный для этого к его устью византийский
флот. Болгары успели лишь наспех «запереть» реку, перегородить ее
цепями и канатами, пытаясь воспрепятствовать флоту ромеев, но канаты
и цепи были разрублены, и византийский флот беспрепятственно выпол¬
нил свою задачу.
Конное войско венгров ворвалось в Болгарию, уничтожая все на
своем пути: пылали города и села, вытаптывались посевы, уничтожались
сады; тысячи болгар были захвачены в плен, пытавшихся сопротив¬
ляться беспощадно уничтожали. Венгры дошли до столицы Болгарии
Преслава, покинутого Симеоном, который укрывался в крепостях по
Дунаю, не осмеливаясь дать венграм решительное сражение. Население
Глава 11. Болгарская держава во второй половине IX—первой половине X в.
169
оказалось беззащитным перед нашествием кочевников. Никифор Фока
вторгся в это же время в южные районы Болгарии, подвергая их
опустошению.
Нагруженные добычей и обремененные тысячами пленных, венгры,
наконец, двинулись обратно; лишь теперь следовавшие за ними бол¬
гарские войска добились успеха в нескольких схватках.
Хорошо ознакомившись с приемами византийской дипломатии во
время своего пребывания в Константинополе, Симеон знал, что в случае
его вторжения в пределы империи крупными силами болгары снова
подвергнутся нападению с тыла. Симеон понимал также, что вести
войну на два фронта: с таким сильным врагом, как Византия, и с
полчищами кочевников — было не в его силах. Поэтому он решил
сначала ликвидировать опасность с севера.
Заключив перемирие с Византией и вступив в союз с печенегами,
кочевавшими в причерноморских степях, он выждал, когда значительные
силы венгров ушли походом в Паннонию, и одновременно с печенегами
напал на поселения и кочевья венгров. Жестокой была месть Симеона —
болгары убивали даже детей и женщин; разгром был настолько полным,
что вернувшиеся из похода венгерские воины собрали, как рассказывают
современники, оставшихся в живых и избежавших плена и навсегда по¬
кинули черноморские степи, переселившись на среднее течение Дуная.
Согласно легенде, возникшей вскоре после этих событий, венгерские
воины в первое время после их переселения даже были вынуждены добы¬
вать себе жен в набегах на соседние германские и славянские страны.
Развязав себе руки на севере, Симеон снова устремляется против
Византии, громит ее армию под Адрианополем и останавливается под
стенами Константинополя. Войны с Симеоном уже в этот период по¬
ставили Византию в весьма затруднительное положение. Удачно начатое
в Южной Италии отвоевание некогда принадлежавших Византии земель
было прервано. Воспользовавшись неудачами империи, арабы начали
теснить Византию в Малой Азии, а арабский флот совершал все более
дерзкие экспедиции в Эгейском море.
Поэтому византийский двор был заинтересован в заключении союза
с Симеоном, который, хотя и одержал внушительную победу над ро¬
меями, скоро убедился, что для штурма столицы империи он не рас¬
полагал еще достаточными силами. В 896 г. под Константинополем
был заключен выгодный для Болгарии мир: Византия приняла на себя
обязательство выплачивать значительную ежегодную дань.
Однако мир не был прочным. Симеон рассматривал его лишь как
передышку, необходимую для подготовки нового наступления на им¬
перию; ромеи в свою очередь нередко тревожили население южных
районов Болгарии. Отношения обострялись также и тем, что славянское
население значительных районов Фракии, Родопских гор, Южной Ма¬
кедонии, Эпира и Фессалии, враждебно относившееся к византийским
170
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
властям, нередко поддерживало Симеона. Симеон пользовался этим,
и на границах Византии с Болгарией даже в период мира не прекра¬
щались столкновения.
Вторая война против Византии. В 904 г. флот арабов неожиданно
осадил Солунь и после трехдневной осады в конце июля взял этот круп¬
нейший после Константинополя город империи, подвергнув его страшно¬
му разгрому. Попытки ромеев привлечь к обороне города живущих к
северу от Солуни славян дали незначительные результаты: большинство
славянских архонтов не явилось со своими отрядами, что всего вероятнее
было следствием их переговоров с Симеоном. Действительно, вскоре после
этого события границы Болгарии без какого-либо сопротивления со сто¬
роны Византии оказались отодвинутыми на юг по самую Солунь. Полвека
тому назад в 20 км от Солуни был найден пограничный каменный столб
с высеченными на нем датой — 904 г. и надписью, из которой следует,
что столб был установлен для указания новой границы между Болгарией
и Византией.
Война возобновилась с новой силой после смерти императора
Льва VI. Симеон ждал лишь повода к этому, не переставая лелеять
мечту о превращении Константинополя в столицу огромной Балканской
державы. И повод вскоре представился. Сменивший Льва VI на визан¬
тийском престоле его ничтожный и развратный брат Александр оскорбил
и отослал ни с чем болгарских послов, требовавших очередного взноса
дани. Этот безрассудный поступок правившего всего один год и умершего
в 913 г. Александра дорого обошелся Византии. Планам Симеона бла¬
гоприятствовало и то, что после смерти Александра в регентском совете
при малолетнем императоре Константине VII Багрянородном, сыне
Льва VI, не было единства, а в столице и в провинциях империи
вспыхивали мятежи знати, недовольной новым правительством.
Для достижения своей цели Симеон решил попытаться установить
с константинопольским двором династические связи, рассчитывая, оче¬
видно, что от родства с малолетним Константином недалеко до соим-
ператорства, а от него — до трона единоличного самодержца.
Византия оказалась в трудном положении. Правительство прибегло
к крайним мерам — к налогу на церкви и монастыри по всей империи,
чтобы собрать средства, необходимые для борьбы с болгарами. Во все
епархии империи были направлены с этой целью специальные «царские
люди»; патриарх одновременно разослал письма епископам, призывая
их содействовать сбору налога и предлагая князьям церкви лично
доставить в столицу собранные средства.
В 913 г. Симеон снова стоял под стенами Константинополя, требуя,
чтобы ромеи признали его соправителем императора и согласились на
брак между родственницей Константина и его сыном или (по другим
данным) между его дочерью и самим Константином. Испуганный ре¬
гентский совет пригласил Симеона на переговоры, на которых удов¬
Глава 11. Болгарская держава во второй половине IX—первой половине X в. 171
летворил часть его требований: было решено женить Константина VII
на дочери Симеона. При этом и Симеону был пожалован важный
титул: то ли он был признан соимператором Константина, то ли —
василевсом (царем и самодержцем болгар), то ли получил кесарскую 1
корону (разные источники рассказывают об этом по-разному). Так или
иначе результаты переговоров на время удовлетворили Симеона, и он
прекратил военные действия. Однако война возобновилась уже в сле¬
дующем году, когда в результате дворцового переворота в Константи¬
нополе патриарх Николай Мистик был отстранен от регентства и мысль
о намечавшемся браке была отвергнута новыми правителями Византии.
В сентябре 914 г. Симеон взял Адрианополь, в следующие годы он
жестоко разорил многие области Фракии, районы, прилегающие к
Солуни, и побережье Адриатики близ Диррахия (Драча). Действия
византийских войск против Симеона были неудачны, хотя всякий раз,
когда Симеон уходил с основными силами на юго-восток Македонии,
византийские войска подвергали опустошению пограничные области
Болгарии. В результате переговоров с печенегами, которые занимали
теперь и места прежнего расселения венгров, Константинополю удалось
направить их против недавнего их союзника. Но набеги печенегов
коснулись лишь северной, придунайской Болгарии и не оказали суще¬
ственного воздействия на ход войны, хотя влияние болгарского царя
на левом берегу нижнего Дуная было в результате этого потеряно
окончательно.
Скоро Симеон одержал еще одну крупную победу над греками. 20
августа 917 г. на реке Ахелой, близ Черноморского побережья, недалеко
от города Анхиала, произошла битва между болгарами и армией Ви¬
зантии. Ромеи были наголову разбиты. По свидетельству византийского
автора, множество ромеев полегло в сражении, утонуло в реке и в
море во время бегства, было потоптано конницей и захвачено болгарами
в плен.
Эта победа, лишившая Византию значительной части ее регулярных
войск, сделала Симеона хозяином на Балканском полуострове. В этом
же году, согласно известию жития Луки Элладского, Симеону оказы¬
вается подвластной территория Македонии; его войска прошли Фесса¬
лию и Аттику — до Коринфского перешейка; влияние болгар сохрани¬
лось здесь до смерти Симеона в 927 г.
На востоке границы Болгарии раздвигаются до Месемврии и Ан¬
хиала, на западе — до Адриатического побережья (от Корфу до Дрины).
В сферу влияния Болгарии попала и Сербия.
Гордый своими победами, Симеон объявил себя «царем и самодерж¬
цем болгар и ромеев», а болгарскую церковь — независимым от Кон¬
1 Кесарь — один из высших титулов империи, жалуемый, как правило
предполагаемому наследнику престола.
172
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
стантинополя патриаршеством и надменно отверг предложения визан¬
тийцев о мире. Между тем при константинопольском дворе произошли
события, окончательно лишившие Симеона надежды достигнуть своей
цели путем дипломатии и династических браков. Командующий ви¬
зантийским флотом (друнгарий флота) Роман Лакапин начинает играть
главную роль в правительстве Константина VII; в 919 г. он выдал свою
дочь за императора, а осенью 920 г. стал соимператором. Место, на
которое метил Симеон, оказалось занятым; теперь для осуществления
своих планов Симеон должен был полагаться только на силу оружия.
Симеон требовал устранить Романа Лакапина от управления импе¬
рией и открыть ему ворота столицы для торжественного въезда в нее.
Война продолжалась с новым ожесточением. Византийский двор
раздражало принятие Симеоном титула, который до сих пор никто не
осмеливался оспаривать у императора ромеев. Византийцы, однако,
уже не осмеливались в это время отрицать право Симеона называться
«царем и самодержцем болгар».
Патриарх Николай Мистик, знавший Симеона в период его жизни
в Константинополе, пишет Симеону многочисленные и длинные письма,
полные увещаний, просьб, мольбы о мире и унижения. Но Симеон не
хотел мира. Он вновь опустошает Фракию и доходит осенью 919 г. до
южной оконечности полуострова Галлиполи.
В 920—921 гг. византийское правительство строило планы широких
военных операций против Болгарии, но планы эти не были проведены в
жизнь; усилия византийской дипломатии, потерпевшей неудачу в созда¬
нии союза против болгар из печенегов и сербов, сосредоточились теперь
на том, чтобы вырвать Сербию из-под влияния Болгарии и направить
против Симеона хорватов.
В 923 г. Симеон овладел Адрианополем. Убедившись в невозмож¬
ности взять столицу империи без поддержки флота, Симеон отправил
в Египет тайное посольство к полунезависимому наместнику арабского
халифа с предложением о совместном штурме Константинополя. Со¬
гласие арабов было получено, но на обратном пути послы Симеона и
арабское посольство были перехвачены византийскими кораблями и
увезены в Константинополь. Византийцам удалось купить мир с на¬
местником халифа и разрушить намечавшийся опасный союз. Патриарх
снова умоляет Симеона о мире и согласии на переговоры. В это время
до Симеона дошли слухи о неудаче с посольством к арабам и о том,
что его ставленник в Сербии князь Захария изменил Симеону и вступил
в дружественные отношения с Византией. Поэтому после личного пись¬
ма Романа Лакапина с просьбой о переговорах Симеон, наконец, со¬
гласился встретиться с ненавистным ему правителем империи.
Встреча состоялась в сентябре 924 г. и не дала ожидаемых визан¬
тийцами результатов. Свидание происходило на плоту в западной
оконечности Золотого Рога и было унизительным для византийского
Глава 11. Болгарская держава во второй половине IX—первой половине X в.
173
императора. Некоторое время до встречи Роман Лакапин провел в
жаркой молитве и перед выходом из храма взял с собой как талисман
«священный пояс» Богоматери. Симеон, напротив, вел себя во время
свидания как хозяин положения. Он приехал к месту встречи верхом
в сопровождении пышной свиты уже после того, как пришедший пешком
император без головного убора ожидал его в специально построенной
на плоту беседке.
Симеон не дал никаких определенных обещаний в ответ на про¬
странную речь Романа Лакапина. Не желая связывать себе руки ка¬
ким-либо договором, Симеон, однако, на время прекратил военные
действия против Византии, чтобы снова подчинить себе Сербию и
разрушить союз хорватского князя Томислава с Византией.
Результаты политики Симеона. Первая попытка подчинения Сер¬
бии кончилась, однако, неудачей — войско Симеона было разгромлено.
Понадобился второй поход, в результате которого Сербия была опу¬
стошена и господство Болгарии восстановлено.
Однако это удалось с бблыним трудом и потерями, чем рассчитывал
Симеон: сказались долгие годы войны и опустошений, усталость насе¬
ления; росла и решимость народов многоплеменной державы Симеона
бороться за свою самостоятельность, нарастало антифеодальное дви¬
жение и в самой Болгарии.
Попытка Симеона покорить Хорватию кончилась полным провалом,
войска болгар потерпели крупное поражение, едва ли не самое крупное
за весь период правления Симеона.
Истощенная войной держава Симеона заметно слабела. В Византии
знали, что народ Болгарии недоволен непрерывными войнами Симеона.
Император Роман Лакапин писал Симеону, что в 922—923 гг. около
20 тысяч болгар покинуло пределы Болгарии и переселилось в Византию,
так как, по словам Романа, им «опротивели твои (Симеона) военно¬
любивые устремления и непримиримость». О неисчислимых бедствиях
войны, разорениях, пожарах, пленениях, гибельных для обеих сторон,
писал Симеону еще раньше и патриарх Николай Мистик.
Агрессивная политика болгарских феодалов не могла пользоваться
поддержкой широких масс населения Болгарии, так как велась она
исключительно в интересах знати и несла народу, на плечах которого
лежала вся тяжесть войн, лишь бедствия и разорение.
Симеон между тем по-прежнему продолжал строить честолюбивые
планы. Отношения с Византией снова обострились.
В 926 г. македонские болгары, по всей вероятности, с ведома Симеона,
совершили нападение на окрестности Солуни. С огромным напряжением
сил Симеон готовил новый поход на Константинополь, но в разгар этих
приготовлений скоропостижно скончался 27 мая 927 г.
Со смертью Симеона кончилась эпоха грандиозных войн между
Болгарией и Византией за господство на Балканском полуострове. Спор
174
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
и на этот раз не был решен. Вместе с увеличением международного
авторитета Болгарии, несколько подорванного, правда, неудачами в
последние годы правления Симеона, вместе с расширением границ на
юг и запад Болгарии эти войны принесли истощение экономическим
ресурсам страны и разорили население.
Вступивший на трон Болгарии после смерти Симеона его сын Петр
вынужден был отказаться от продолжения политики отца. Правящий
класс Болгарии склонялся к миру с Византией, и мир был заключен
в этом же 927 г. Византия обязалась при этом продолжать выплату
дани, которую она уплачивала Симеону.
Мир с Византией вскоре сменился союзом: царь Петр женился на
внучке Романа Лакапина и легко подчинялся политическому влиянию,
идущему из Византии. Время его правления — время постепенного ос¬
лабления государства и нарастания противоречий как между господству¬
ющим классом феодалов и угнетенными, так и внутри самого класса
феодалов. Через сорок лет после смерти Симеона западная часть Болгарии
отделилась от восточной. Распад государства облегчил завоевание севе¬
ро-восточных областей страны Византией в начале 70-х гг. X в.
Глава 12
ПАДЕНИЕ БОЛГАРСКОГО ГОСУДАРСТВА
В середине X в. и во второй половине столетия Болгария переживала
период постепенного упадка. Безмерное напряжение сил во время войн,
которые господствующий класс Болгарии вел в правление Симеона,
принесло свои плоды. Массовое разорение свободных общинников ус¬
корило процесс исчезновения мелкой крестьянской собственности. Уси¬
ливалось крупное землевладение, росла власть местных феодалов, упал
авторитет центральной власти.
Богомильство. Правление безвольного и набожного Петра совпало
с широким распространением в стране антифеодального богомильского
движения. Признаки проявления этой ереси наблюдались уже во время
царствования Симеона, однако в тот период она еще не достигла столь
грозных размеров, какие она получила теперь, распространившись по
всей стране.
Как и многие другие ереси периода средневековья, богомильская
ересь была ярко выраженной антифеодальной доктриной угнетенных
масс. В условиях, когда церковь, выражая интересы господствующего
класса феодалов, выступала «в качестве наиболее общего синтеза и
наиболее общей санкции существующего феодального строя», револю¬
ционные учения угнетенных принимали по преимуществу форму бо¬
гословских ересей. Название «богомилы», согласно одним источникам,
приверженцы этой ереси получили от имени ее основателя попа Бо¬
гомила, жившего будто бы в первой половине X в. Согласно другим
источникам, еретики называли себя так, чтобы подчеркнуть, что «милы
(угодны) Богу» не служители официальной церкви, а именно они,
провозвестники «истинной, справедливой веры».
От времени возникновения ереси до нас не дошло ни одного памят¬
ника, написанного самими еретиками, хотя источники нередко говорят
о богомильских книгах. Об учении богомилов известно главным образом
по сочинениям смертных врагов богомилов — представителей право¬
славного духовенства. По счастливой случайности от X в. сохранился
замечательный памятник болгарской литературы, принадлежащий перу
176
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
одного из таких служителей болгарской церкви — пресвитеру Козьме —
и подробно излагающий не только религиозные, но и социальные
воззрения богомилов. Этот памятник — «Слово Козьмы пресвитера про¬
тив еретиков» — должен был служить целям опровержения учения
богомилов во всех его пунктах, поэтому он дает довольно полное —
хотя, разумеется, искаженное — представление об их учении.
Богомилы выступали с резким протестом против существующего
строя. Их пропаганда падала на благоприятную почву: обнищавшее
население, угнетаемое светскими и духовными феодалами, с готовно¬
стью принимало учение богомилов. Суровый аскетизм еретиков, их
бедность и внимание к интересам и нуждам народа привлекали к ним
симпатии угнетенного населения, считавшего их истинными последо¬
вателями Христовых заповедей. Свое учение богомилы распространяли
в первую очередь среди наиболее обездоленных и неимущих, среди
«простых и грубых людей из простонародья», как говорится в «Слове»
Козьмы и как подтверждают византийские источники.
Проповедь богомилов не ограничивалась обличением существующих
порядков — богомилы призывали народ на борьбу против этих порядков.
Козьма сообщает, что богомилы призывали народ не повиноваться
властям, что они хулили богатых, ненавидели царя, ругали старейшин,
укоряли боляр, называли «мерзкими Богу» работающих для царя и
всякому рабу не велели работать на своего господина.
Выражая интересы народных масс, претерпевших бесчисленные
мучения во время войн, богомилы резко выступали также против
агрессивной политики болгарских феодалов, проклиная войны и кро¬
вопролитие.
Чтобы оправдать свои социальные требования, направленные на
ниспровержение эксплуататорского общества, в котором все матери¬
альные блага доставались лишь феодалам и духовенству, богомилы
утверждали, что весь видимый материальный мир с его законами и
порядками не был создан Богом, что он, напротив, является порожде¬
нием дьявола. Они призывали к отказу от всех радостей и удовольствий,
поскольку плоть также является порождением дьявола. Этот наивный
аскетизм еретиков служил мощным агитационным средством — народ¬
ные массы видели, что в отличие от служителей официальной церкви
у богомилов не расходятся слова и дела, скромность и подвижничество
богомилов еще более оттеняли жадность, леность и иные пороки пред¬
ставителей господствующего класса.
Особенно резкими были выступления богомилов против церкви.
Они отрицали Ветхий Завет, всю обрядовую сторону христианской
церкви, не признавали сами храмы и монастыри, торжественные бо¬
гослужения, иконы, а также право служителей церкви на обладание
материальными ценностями, землями и селами крестьян. Они не при¬
знавали церковной иерархии, учения отцов церкви, поклонения святым
и мощам, обличали алчность, праздность, лицемерие и пороки духо¬
Глава 12. Падение Болгарского государства
177
венства. Таким образом, богомилы отвергали христианскую церковь
как феодальное учреждение, как крупного собственника и эксплуата¬
тора.
Движение богомилов грозило серьезными опасностями классу фео¬
далов. Обеспокоенное правительство и церковь усилили гонения на
еретиков. Против богомилов предпринимались жестокие репрессии.
Пресвитер Козьма был вынужден признать, что ни пытки, ни цепи,
ни темницы не могли заставить богомилов отказаться от своего учения.
Этот служитель церкви призывал к уничтожению еретиков. «Пролитая
кровь богомилов, — заявлял он, — не будет поставлена в вину ее про¬
лившему, а падет на головы самих еретиков».
В сочинении Козьмы ярко выступает роль церкви как верного
защитника интересов господствующего класса и надежного орудия уг¬
нетения. Опираясь на авторитет Нового Завета, Козьма призывал народ
не слушать богомилов, «покоряться и повиноваться властям и владыкам»
и вообще «всем, имеющим власть», так как они «поставлены от Бога,
и этим властителям сопротивляющиеся сопротивляются Божьей воле».
Ополчаясь на отдельных представителей духовенства, роняющих своим
дурным поведением авторитет церкви в глазах народа, Козьма в то же
время отрицал за угнетенными всякое право на проявление недовольства
против погрязших в пороках священников, епископов и монахов, каковы
бы они ни были.
Богомильство возникло в Болгарии в результате углубления клас¬
совых противоречий и в течение нескольких веков были знаменем
угнетенных в борьбе против феодальной эксплуатации. Оно широко
распространилось среди родственного славянского населения Сербии,
Боснии, Хорватии, Византии, а также среди угнетенного греческого
населения. Ересь возникла не как национальное, а как классовое
движение эксплуатируемых и находила живой отклик в соседних стра¬
нах, где условия жизни народных масс были близки к условиям жизни
болгарского народа.
Таким образом, после окончания войн с Византией болгарские
феодалы столкнулись с мощным народным движением, угрожавшим
их господству в стране. Ведя беспощадную борьбу с богомилами и
опираясь при этом на аппарат государственной власти, феодалы Бол¬
гарии создавали и укрепляли вместе с тем аппарат насилия в собст¬
венных поместьях. Однако необходимость борьбы с народными движе¬
ниями препятствовала росту центробежных тенденций.
Болгария в середине X в. Многие феодалы продолжали мечтать о
новых завоеваниях, недовольные прекращением войн с Византией и
проводившейся в окружении Петра политикой союза с константино¬
польским двором. Против Петра возникает один за другим несколько
заговоров; византийское правительство, стремясь ослабить и постепенно
подчинить Болгарию, поддерживало мятежи болгарской феодальной
знати. Но эти мятежи ограничивались на первых порах борьбой за
12 Зак. 3585
178
А. Я. Каждан, Г. Г. Литаврин
царский престол и не вели к раздроблению страны на независимые
районы.
Авторитет Болгарии на международной арене был в середине X в.
еще высок. На приемах иноземных послов при константинопольском
дворе болгарским послам отдавали предпочтение перед послами гер¬
манского императора, сажая их на более почетные места. Память о
поражениях, понесенных от болгар во время правления Симеона, была
еще слишком жива, и Византия исправно выплачивала Болгарии еже¬
годную дань. Однако постепенно от политики осторожного выжидания
и сохранения мира с Болгарией Византия все более откровенно пере¬
ходит к политике экспансии, к планам непосредственного подчинения
Болгарии своему господству.
Планам Константинополя способствовали столкновения болгар с сер¬
бами, венграми и печенегами. В 931 г. в Сербии вспыхнуло восстание
против господства Болгарии, в результате которого образовалось незави¬
симое государство.
Ставленник Симеона в Сербии Чеслав, вступив в переговоры с
константинопольским двором и получив оттуда поддержку, неожиданно
отложился от Болгарии и занял враждебную к ней позицию. Византия
всячески поддерживала новое государство, стремясь заполучить в нем
союзника в своей борьбе за Болгарию.
В этот же период заметную роль в Юго-Восточной Европе начинает
играть окрепшее Венгерское государство. В 30-х и 50-х гг. венгры совер¬
шили несколько набегов на Византию, проходя при этом каждый раз через
территорию Болгарии и подвергая ее попутно разорению. Венгры не спра¬
шивали при этом разрешения у правительства Петра, и оно, сознавая
невозможность оказать им отпор, было вынуждено заключить с ними
договор. Венгры могли отныне беспрепятственно проходить через терри¬
торию Болгарии в своих набегах на Византию, обязавшись не чинить
насилий над болгарским населением. Этот договор, однако, не обеспечил
безопасности болгарам во время вторжений венгров и стал в то же время
поводом для Византии вмешиваться в дела Болгарии. Отношения с Ви¬
зантией становились все более напряженными.
Положение Болгарии осложнилось еще более с появлением на се¬
верных границах новой грозной опасности — печенегов. В 944 г. они
впервые перешли Дунай и подвергли Болгарию опустошительному
нашествию. С этих пор в течение полутора столетий их набеги были
настоящим бичом для болгарского населения.
Болгария и Киевская Русь. В этот период быстрого расширения и
усиления достигает Киевская Русь, владения которой все ближе при¬
двигаются к северным берегам Черного моря, рассматриваемым Визан¬
тией в качестве сферы своего политического влияния. В политике
правившего в этот период Киевской Русью Святослава наметилась
определенная тенденция объединить под своей властью в едином го¬
Глава 12. Падение Болгарского государства
179
сударстве все племена восточных славян. Опасаясь за судьбу своих
черноморских колоний и продвижения Святослава к устью Дуная, по
северным берегам нижнего течения которого жило несколько восточ¬
нославянских племен, в Константинополе решили заручиться дружбой
киевского князя. В 966—967 гг. из Херсона в Киев было отправлено
византийское посольство, целью которого было купить ценой золота и
дорогих даров союз Святослава против врагов империи. Однако по¬
сольство не было вполне успешным. Согласившись на предложение
византийцев идти войной против Болгарии, Святослав преследовал при
этом лишь собственные планы. Стремясь ослабить Византию, Болгария
просчиталась в оценке сил Киевской Руси и готовности ее князя служить
интересам Константинополя. Империя достигает к этому времени круп¬
ных успехов. Разгромив арабов в нескольких сражениях, император
Никифор Фока вернул империи о. Кипр, Киликию с Тарсом и Северную
Сирию с Антиохией. Путем усиления налогового гнета было поправлено
и финансовое положение Византии, что позволило значительно уве¬
личить и хорошо вооружить армию.
Окрыленный своими победами, Никифор Фока отказался выпла¬
чивать обычную дань Болгарии и оскорбил болгарских послов, которые
прибыли в Константинополь, когда император справлял свой триумф.
Византия явно готовилась к войне с Болгарией, хотя Петр не принял
никаких мер в ответ на унижение, которому были подвергнуты его
послы. Но внимание Византии и Болгарии было отвлечено в это время
вторжением на Балканы Святослава.
Летом 968 г. войска Святослава переправились через Дунай, тут
же на берегу наголову разгромили высланные против них отряды Петра
и завладели городами и крепостями по Дунаю.
Утверждение на Балканах такого грозного, как оказалось, и сильного
претендента на Болгарию, каким был Святослав, было воспринято в
Византии как первостепенная опасность. Поэтому византийцы немед¬
ленно после прихода Святослава толкнули печенегов к нападению на
Киев, чтобы заставить русского князя уйти обратно.
За время отсутствия Святослава назревавший в Болгарии полити¬
ческий кризис разразился. Царь Петр умер вскоре после первого похода
Святослава, не вынеся, как говорили, известий о разгроме своих войск
русскими. Сразу же после смерти Петра, когда Борис, его сын, бывший
заложником в Константинополе, еще не успел занять престол, в За¬
падной Болгарии вспыхнуло восстание феодальной знати против цен¬
трального правительства. Восстание возглавили 4 брата — «Комитопу-
лы», сыновья кмета (комита) Николы, бывшего правителем одной из
областей Западной Болгарии и имевшего резиденцию, по всей вероят¬
ности, в городе Сердике. Правительство Бориса оказалось в безвыходном
положении: подавление восстания Комитопулов, быстро подчинивших
себе добрую половину государства, требовало огромных усилий и едва
ли вообще было возможно; на Дунае вновь появился Святослав, отра¬
180
А. П. Каждая, Г. Г. Литаврин
зивший от Киева и прогнавший далеко вглубь степей полчища печенегов
и вернувшийся с целью окончательно закрепиться на Балканском по¬
луострове. Было известно также и о приготовлении Византии к воо¬
руженному вмешательству в болгарские дела.
Русско-византийская война. Военные столкновения ромеев с рус¬
скими начались еще в 969 г., когда Святослав без сопротивления взял
столицу Болгарии Преслав и вскоре после этого вторгся в пределы
империи, заняв Филиппополь (Пловдив). Никифор Фока в предвидении
тяжелой борьбы спешно собирал и вооружал войска, укреплял стены
столицы, Золотой Рог был перегорожен тяжелой железной цепью,
которая должна была помешать проходу неприятельских судов.
В разгар этих приготовлений Никифор Фока был убит Иоанном
Цимисхием, ставшим императором (969—976) в результате дворцового
переворота. Новый император оказался в трудном положении: страна
переживала голод, в разных концах империи вспыхивали восстания
угнетенных и мятежи феодальной знати, арабы возобновили наступ¬
ление на недавно отвоеванные у них области, почти у ворот столицы
стояли соединенные войска русских и болгар. Цимисхий попытался
вступить со Святославом в переговоры о мире, предлагая ему покинуть
Болгарию. Святослав хорошо понимал планы Византии относительно
Болгарии: в ответе Цимисхию он предложил византийцам выкупить у
него все подвластные ему в Болгарии города и всех пленных, в противном
же случае — покинуть самим пределы Европы и перебраться в Азию.
Было ясно, что война с русскими неизбежна. Трудности усугубля¬
лись тем, что против ромеев действовали не одни русские, а также и
болгары, с которыми у Святослава сложился своеобразный союз. Царь
Болгарии Борис был оставлен Святославом на троне и, по всей веро¬
ятности, покорно выполнял его волю. В Болгарии не было недостатка
в антивизантийских элементах, которые примкнули к Святославу, едва
только он объявил войну империи. Немало представителей болгарской
знати было вынуждено участвовать в войнах Святослава и против воли:
он жестоко расправлялся с теми, кто не изъявлял покорности или
пытался действовать в интересах Византии.
Весной 970 г. Святослав опустошил Фракию и приближался к
столице. В Константинополе царила паника, множество горожан, не
надеясь на прочность стен, так часто спасавших город от сильнейших
врагов, бежало на ближайшие острова. Сражение произошло около
г. Аркадиополя, в 120—130 км от столицы. Сообщения источников об
исходе сражения крайне противоречивы. По всей вероятности, исход
битвы не был благоприятен для Святослава: он возвратился к берегам
Дуная, где стал готовиться к новому походу.
Сознавая размеры опасности, которой грозило пребывание Святосла¬
ва в Болгарии, и стремясь использовать в своих интересах создавшееся
положение, весной 971 г. Цимисхий стал сам во главе основных сил
империи и вторгся в пределы Болгарии. Первое сражение с русскими
Глава 12. Падение Болгарского государства
181
произошло в Преславе, где находился русский отряд во главе со Свен-
келом, оказавший отчаянное сопротивление превосходящей по числен¬
ности армии императора. Неоднократные попытки ромеев взять штур¬
мом крепость, в которой укрылись русские и какая-то часть болгарских
воинов, сражавшихся вместе с ними, оказались безуспешными. Импе¬
ратор приказал поджечь крепость. Вынужденные выйти на площадь,
русские полегли в неравной борьбе. Лишь небольшой группе во главе
со Свенкелом удалось разорвать вражеское кольцо, чтобы принести
Святославу в Доростол печальную весть.
Вскоре Цимисхий осадил запершихся в Доростоле русских. Началась
героическая оборона города. 20—30 тысяч русских, поддерживаемых
местным болгарским населением, выдержали трехмесячную осаду жес¬
токо голодавшего города превосходящей по численности и по вооружению
армией империи, во главе которой стоял один из лучших полководцев
того времени. Несколько раз русские во главе со Святославом открывали
ворота и выходили на битву с греками, уничтожая их осадные орудия и
нанося им чувствительный урон. Согласно византийским авторам, в од¬
ном из таких сражений ромеи едва не понесли решительное поражение и
благоприятный исход битвы приписали лишь заступничеству высших сил.
По ночам, обыскивая трупы и снимая с них оружие и одежду, византий¬
ские воины с удивлением обнаруживали среди убитых болгарских жен¬
щин, мужественно принимавших участие в битвах в войске Святослава,
в то время как болгарские феодалы один за другим спешили изъявить
покорность Цимисхию и готовили заговор в самом Доростоле.
Несмотря на все усилия Цимисхия, ему не удалось ни штурмом взять
Доростол, ни нанести решительного поражения Святославу под стенами
города. Обессиленные голодом русские, наконец, согласились на перего¬
воры о мире. Святослав встретился с Цимисхием на берегу Дуная. Эта
знаменитая встреча была описана ее очевидцем, византийским писателем
Львом Диаконом.
Цимисхий, рассказывает Лев Диакон, «в позолоченном вооружении
прибыл верхом на коне на высокий берег Дуная, сопровождаемый
многочисленным отрядом всадников в золоченых доспехах. Святослав
же явился, переплыв реку на скифской ладье. Оставаясь у весел, он
греб наравне с другими. Наружность его была такова: роста он был
среднего, не высок, не низок, имел густые брови, голубые глаза, плоский
нос, лицо было выбрито; на верхней губе он носил густые, очень
длинные усы. Голова его была обрита наголо, но с одной ее стороны
свешивалась прядь волос, доказывающая знатность рода. У него была
крепкая шея, широкая грудь, и весь он был довольно хорошо сложен.
Он казался угрюмым и диким. В одном ухе была продета золотая
серьга, украшенная двумя жемчужинами с рубином между ними. Одеж¬
да на нем была белая, ничем не отличавшаяся от платья его спутников,
182
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
кроме чистоты. Сидя на скамье в лодке, он поговорил о чем-то с
императором и затем отплыл».
Несмотря на поражение Святослава и крушение его планов на Бал¬
канах, условия договора, заключенного им с ромеями, были почетными
для русских. Войску Святослава была предоставлена возможность в пол¬
ном порядке, с сохранением оружия и богатой добычи, покинуть пределы
Болгарии; каждый воин к тому же был снабжен византийцами провиан¬
том, необходимым для обратного пути. Святослав обязался не нападать
на крымские колонии империи и не возвращаться в Болгарию, а также
быть союзником Византии, если она подвергнется нападению врагов.
Восстанавливались торговые связи двух стран.
После ухода Святослава Цимисхий сразу же показал свои истинные
намерения относительно Болгарии. Царь Борис был лишен престола и
увезен в Константинополь. Северо-Восточная Болгария вошла в состав
Византии в качестве одной из ее провинций. Но до тех пор, пока
существовало Западное Болгарское царство, завоевания Цимисхия были
непрочными. Византия снова оказалась лицом к лицу с могущественной
Западной Болгарской державой.
Однако обстановка, в которой протекали новые войны на Балканах,
была менее благоприятной для Болгарии, чем 50 лет назад.
Западно-Болгарское царство. Значительно окреп к этому времени
враг Болгарии — Византия, переживавшая в конце X—начале XI в. по¬
лосу подъема и внешнеполитических успехов. Болгария еще не успела
вполне оправиться от гибельных последствий войн Симеона, как на нее
обрушились набеги венгров и печенегов, затем последовали вторжение
Святослава, междоусобная борьба феодалов, нашествие византийских
войск. Не прошло и 6 лет после основания Западного Болгарского царства,
как болгарский народ снова был вовлечен в борьбу, которая носила ха¬
рактер ожесточенной схватки за самое существование Болгарии как са¬
мостоятельного государства.
Особенностью территории, ставшей ядром нового государства, было
значительно более замедленное развитие феодальных отношений срав¬
нительно с Восточной Болгарией. Сохранение свободного крестьянства
в этих по большей части горных районах позволило Самуилу создать
боеспособную армию и в течение 40 лет выдерживать борьбу с одним
из сильнейших государств того времени, каким была Византия.
Через несколько лет после отделения Западной Болгарии во главе
ее вместо четырех братьев оказалось лишь двое: младший — Самуил
и старший — Аарон. Один из братьев (Давид) пал от руки подосланных
убийц (не без участия византийцев), второй (Моисей) погиб под стенами
Серр, осадой которых он руководил.
В 976 г. болгары начали военные действия против Византии в
двух направлениях: к востоку от Солуни и в Фессалии. Осаде
Глава 12. Падение Болгарского государства
183
подверглись Серры и Ларисса. Границы Болгарии снова придвинулись
к Солуни.
Византийское правительство пыталось сначала бороться с болгарами
обычными приемами своей дипломатии: Давид, как уже говорилось,
был убит при участии византийцев, с Аароном же тайно от Самуила
велись переговоры о прекращении военных действий — за это ему была
обещана поддержка в борьбе против брата за единоличное господство
в Болгарии. Стремясь посеять раздоры среди болгар, император приказал
выпустить из плена и сыновей Петра — Бориса и Романа, которые
были посланы в Болгарию. На одном из перевалов Борис, носивший
византийскую одежду, был по ошибке убит болгарским лучником;
Роман был принят Самуилом и объявлен царем как законный пред¬
ставитель правившей династии. Но он не имел никакого влияния на
дела государства, и вся полнота власти по-прежнему сохранялась в
руках Самуила. Надежды греков на междоусобие среди болгар не
оправдались.
Между тем Ларисса была взята, и вся Фессалия оказалась под
властью Самуила. Тогда Василий II прервал тайные переговоры с Ааро¬
ном, вторгся в пределы Болгарии и осадил Сердику. Самуил поспешил
на помощь брату, и во время отступления греков от города в Ихти-
манском горном проходе 17 августа 986 г. византийцы были наголову
разгромлены; сражение превратилось в избиение мечущихся в панике
в узкой теснине ромеев; бросив свою армию, Василий II едва спасся
бегством.
Скоро, в этом же году, Самуил лично убил Аарона как предателя,
пытавшегося тайно продолжать переговоры с Византией. Во главе госу¬
дарства был теперь фактически один правитель, не деливший ни с кем
своей власти.
Вслед за поражением в Ихтиманском проходе в Азии вспыхнул
один из самых опасных для Василия II мятежей феодальной знати; в
далеком Крыму пал Херсон, захваченный Владимиром. Василий II был
вынужден ограничиться лишь оборонительными мероприятиями против
болгар.
В конце 80-х гг. Самуил достиг наибольших успехов. Власть Византии
в Северо-Восточной Болгарии была ликвидирована; вся болгарская тер¬
ритория снова была объединена в едином государстве. В руках Самуила
оказалось и Адриатическое побережье с крупнейшим городом-крепостью
Драчем.
Лишь в 991 г. Василий II возобновил военные действия против
болгар. В одном из походов византийцы захватили в плен номинального
главу Болгарии Романа, но вскоре Самуил разгромил войска правителя
Солуни Григория Таронита, который пал в битве. Его сын Ашот был
взят в плен. Покоренная красотой Ашота, одна из дочерей Самуила
влюбилась в него, и Самуил, уступая мольбам любимой дочери, со¬
184
Л. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
гласился выдать ее замуж за пленного византийца. Принесший присягу
верности новый зять Самуила получил в правление отвоеванный у
греков крупный и хорошо укрепленный город Драч. Это была серьезная
ошибка, заставившая Самуила горько раскаяться впоследствии.
После разгрома солунской армии греков путь на юг Балканского по¬
луострова был открыт. Самул подчинил своей власти Аттику и Беотию.
Его войска проникли даже на Пелопоннес, куда не доходили и воины
Симеона. Обеспокоенный Василий II выслал против Самуила в 996 г.
сильную армию во главе с опытным полководцем Никифором Ураном.
Противники встретились на р. Сперхей. Ни та, ни другая сторона не
решалась первой переправиться через бурную реку и завязать сражение.
Пошел дождь, началась буря, наступила ночь. Утомленные болгары, уве¬
ренные в том, что река и непогода надежно защищают их, мирно заснули
в своем лагере. Этим немедленно и воспользовался Никифор Уран. Пе¬
рейдя реку в кромешной тьме ненастной ночи, он напал на спящий лагерь
болгар. Самуил был ранен в беспорядочном ночном бою. Болгары поспеш¬
но отступили, потеряв в бою и во время бегства многих воинов.
Но это сражение ни в коей мере не решило исхода войны 90-х гг.
Власть Самуила сохранилась не только в Восточной Болгарии и Южной
Македонии, но и в Фессалии. Скоро — после смерти Романа в визан¬
тийском плену — Самуил провозгласил себя царем болгар. Ему удалось
восстановить болгарское верховенство в Сербии: ее князья признали
себя вассалами болгарского царя.
Но скоро успехам Самуила пришел конец. К началу XI в. Византия
окончательно оправилась: войны на Востоке были успешно завершены,
мятежи подавлены, положение властного и энергичного Василия II на
императорском троне упрочилось.
Завоевание Болгарии византийцами. В 1001 г. византийцы при¬
ступили к планомерной борьбе с болгарами. Основные силы империи
были стянуты на Балканы.
Армия империи двигалась тремя колоннами: центральную колонну
вел сам император. Ее путь проходил примерно вдоль западных границ
Северо-Восточной Болгарии, некогда завоеванной Цимисхием и затем
потерянной Византией. Целью этой армии Византии было разрезать
Болгарию на две части, изолировать Северо-Восточную Болгарию и
подчинить ее в первую очередь. Выступив из Пловдива, Василий II
двинулся на Сердику и взял ее. Затем он овладел Верреей, Сервией
и крепостью Водена в жестоком бою и повернул на Видин — важную
крепость на Дунае.
Вторая колонна под руководством Никифора Ксифия вторглась в
Восточную Болгарию, взяла Преслав, Плиску и города по нижнему
течению Дуная.
Третья колонна двинулась в Южную Македонию и начала борьбу
против болгар в Фессалии.
Глава 12. Падение Болгарского государства
185
В ответ на действия византийцев Самуил вторгся во Фракию,
рассчитывая на то, что ромеи остановят наступление. Самуил взял
Адрианополь и подверг его разграблению. Однако это не заставило
Василия II оставить осаду Видина, и только взяв город, император
повернул обратно. Возможно, город и не был бы взят византийцами,
если бы не предательское поведение части болгарской знати, в особен¬
ности высшего духовенства. После завоевания Болгарии Василий II в
специальном постановлении о болгарской церкви одарил епископа Ви¬
дина особыми привилегиями в благодарность за помощь, оказанную
ему духовенством города.
Когда войска Василия II двинулись от Видина обратно на юг,
Самуил пытался преградить им дорогу, но потерпел поражение. Васи¬
лий II взял Скопле — крупнейший город Болгарии, бывший одно время
столицей Западно-Болгарского царства.
В 1005 г. изменивший Самуилу Ашот открыл ромеям ворота Драча
и бежал с женой в Константинополь, где был удостоен высоких наград.
К этому времени территория Болгарии сократилась более чем вдвое.
Не проходило и года, чтобы византийские войска не вторгались на тер¬
риторию Болгарии, подвергая ее каждый раз страшному опустошению.
Борьбу за покорение Болгарии Василий II вел с невиданной даже
по тем временам жестокостью: ромеи не щадили ни пленных, ни мирное
беззащитное население, деревни и города превращались в развалины,
тысячи семей болгар насильно переселялись в Византию.
29 июля 1014 г. у горного прохода через хребет Беласица произошло
решительное сражение болгарских и византийских войск. Болгарские
воины, защищавшие укрепленный проход через горы от безуспешно
атаковавших их ромеев, были обойдены с тыла врагами и подверглись
одновременному нападению с двух сторон.
Армия Самуила понесла тяжелое поражение. Согласно византийским
источникам, Василий II приказал ослепить 14 ООО пленных, оставив на
каждую сотню слепцов одного поводыря с одним глазом. Когда этот бес¬
примерный по жестокости приказ был выполнен, Василий II повелел
отправить пленных к Самуилу. Изуверства Василия II в Болгарии во
время войн с Самуилом принесли ему прозвище «Болгаробойца».
По словам современника, Самуил не вынес ужасного зрелища,
когда перед ним предстали четырнадцать тысяч слепцов с окровавлен¬
ными глазницами. Он умер 6 октября 1014 г. от заболевания сердца.
Однако война все еще не кончалась. Кровопролитная, упорная
борьба продолжалась еще четыре года. Болгарский народ был готов
отстаивать и далее свою независимость в жестокой борьбе с сильным
врагом. Однако предательство болгарских феодалов принимало все
более значительные размеры, особенно после смерти Самуила. Болгар¬
ские правители отдельных областей и городов, крупные феодалы, рас¬
полагавшие собственными военными силами, представители высшего
186
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
духовенства переходили на сторону ромеев. В условиях смертельной
опасности, нависшей над страной, болгарские феодалы затеяли борьбу
вокруг престола Болгарии.
Сын и преемник Самуила Гавриил Радомир был убит в 1015 г. своим
двоюродным братом Иваном-Владиславом, захватившим престол. Через
три года под стенами осажденного болгарами Драча погиб и царь Иван-
Владислав. Феодалы Болгарии решили сложить оружие. С изъявлением
покорности к Василию II прибыл патриарх Болгарии, и вскоре, в начале
1019 г., состоялся торжественный въезд императора в столицу Западного
Болгарского царства — Охрид.
Началась эпоха тяжелого, более чем полуторавекового иноземного
ига.
Глава 13
ЮЖНОСЛАВЯНСКИЕ НАРОДЫ
ПОД ВЛАСТЬЮ ВИЗАНТИИ
Византийское управление Болгарией. Дорого досталась победа над
болгарами и могущественной Византии. Сам император-победитель
писал в одном из своих повелений, что победа была достигнута «кровью,
трудом и потом» ромеев. Еще в течение двухсот лет византийские
писатели вспоминали о трудностях борьбы и подчинения Болгарии,
которая на протяжении нескольких веков «не давала Византии успо¬
коения».
Уже император Василий срыл стены крупнейших болгарских городов
и расставил по крепостям сильные гарнизоны, уже византийские чи¬
новники и выслужившиеся перед императором болгарские феодалы
приступили к управлению завоеванной страной и Василий II справил
пышный триумф в честь великой победы, а в различных районах
Болгарии еще вспыхивали очаги сопротивления.
Ромеи убедились в решимости народа Болгарии продолжать борьбу
с завоевателями. Византия была ослаблена тяжелой войной. Поэтому
политика империи в Болгарии в первые годы после ее завоевания была
гибкой и осторожной. Прибегая во время войны к жестокостям, которые
обрушивались главным образом на мирное население и рядовых воинов
Болгарии, Василий II после подчинения страны изменил свою тактику.
Завоеванное население должно было «убедиться» в том, что в его жизни
будто бы не произошло никаких существенных перемен.
Прежде всего император осыпал милостями и привилегиями круп¬
нейших феодалов Болгарии и духовенство, открыто перешедших на
его сторону в последний период борьбы или с готовностью признавших
его власть после 1018 г. Многие из них, в том числе все члены бывшей
правящей династии Болгарии, получили богатые поместья в различных
концах империи и высокие придворные чины и должности. В болгарской
знати Василий II искал опору своего владычества в Болгарии, и он не
ошибся в расчетах. Большинство крупных феодалов Болгарии верно
188
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
служило новому господину, слившись с господствующим классом им¬
перии и принимая деятельное участие в делах константинопольского
двора. Между верхушкой болгарской и византийской знати устанав¬
ливались отношения родства и классовой солидарности в угнетении
как греческого, так и болгарского населения.
Тем не менее все основные административные и военные должности
в Болгарии были отданы с самого начала представителям византийской
феодальной знати. Болгария была превращена в византийскую про¬
винцию и поделена на ряд административных и военных областей
(фем). Западная Болгария, примерно совпадавшая с державой Самуила
до начала его завоеваний, была превращена в административный район
повышенного ранга — катепанат (впоследствии дукат) во главе с на¬
значаемым императором наместником — катепаном (дукой), в руках
которого была сосредоточена вся полнота административной, военной,
фискальной и судебной власти. Ему были подчинены все чиновники
катепаната Болгарии, начальники отдельных городов и областей. В осо¬
бо серьезных случаях, главным образом во время войн и восстаний,
катепану Болгарии принадлежала главенствующая роль среди намест¬
ников и других фем завоеванной страны. Этими фемами были Пари-
стрион (Подунавие), примерно совпадавший с территорией, которая
некогда была завоевана Цимисхием, и, очевидно, несколько позже
фема Сирмиум на севере Западной Болгарии. Была восстановлена фема
Далмация с центром в городе Драч. Впоследствии количество фем
Болгарии было увеличено. Подчиненные Византии сербские и хорват¬
ские княжества оказались в особом положении: Диоклея, Рашка, Хум-
ская земля, Босния и Хорватия были поставлены в вассальные отно¬
шения к империи.
Крестьянство Болгарии было обязано выплачивать в пользу фиска
натуральный налог пшеницей, просом и вином в том же размере, в
каком он уплачивался при Самуиле. Однако политика осторожного
упрочения в Болгарии византийского государства была очень непро¬
должительной. Скоро она сменилась политикой беспощадного угнетения
населения завоеванной страны.
Развитие феодализма в Болгарии. В период византийского господ¬
ства в Болгарии завершается процесс формирования феодальных про¬
изводственных отношений. Сельские свободные общины, еще довольно
сильные и многочисленные перед византийским завоеванием, особенно
в Западной Болгарии, переживали тяжелое время быстрого разложения
и вовлечения в феодальную зависимость. Число совершенно разорив¬
шихся общинников, некоторые из которых, пользуясь словами совре¬
менника, были «нищи и голы, как речные раки», и не имели ничего,
что «могли бы потерять», быстро росло. Обнищавшие крестьяне поки¬
дали свои деревни и хозяйства, поселяясь в качестве зависимых людей
в поместьях феодалов или выпрашивая милостыню по дорогам. В фе¬
одальную зависимость нередко попадали одновременно целые общины.
Глава 13. Южнославянские народы под властью Византии
189
Захватывая право собственности на общинные земли и угодья,
феодалы стремились разрушить сложившиеся веками общинные поряд¬
ки и отношения солидарности, которые давали членам общины могучее
средство борьбы с сеньорами. Но вместе с тем феодалы и государство
использовали такую черту сельской общины, как круговая порука,
возлагая на всю общину ответственность за поступление феодальных
платежей и налогов и за выполнение повинностей, невзирая на сти¬
хийные бедствия, пожары или разорение по другим причинам, чему
нередко подвергалась часть крестьянских дворов деревни. Так, в случае
пожара феодал заставлял крестьян и кратчайший срок восстановить
хозяйство пострадавшего и по-прежнему требовал с него полного вы¬
полнения всех феодальных повинностей.
Территория общины сокращалась, отдельные поселки и хозяйства
крестьян оказывались отрезанными от общины и обреченными на по¬
глощение окружавшими их владениями феодала. Поставленные в тя¬
желые условия общины за бесценок продавали часть своих земель и
угодий феодалам, которые нередко и прямо захватывали их, добиваясь
угодного им решения у византийских чиновников, а нередко пренебрегая
и этой формальностью.
Быстро росло в Болгарии светское и духовное крупное феодальное
землевладение. В руки византийской знати попало огромное количество
земель в Южной и Юго-Западной Болгарии. В Северо-Восточной и
Северной Болгарии владений, принадлежавших грекам, было гораздо
меньше: завоеватели не рисковали основывать свои поместья за Бал¬
канами, так далеко от границ Византии, в окружении враждебного
населения и в районах, часто подвергавшихся нашествиям кочевников.
Византийское правительство предпочитало раздавать земли в этих об¬
ластях Болгарии знатным лицам невизантийского происхождения, по¬
ступавшим на службу к империи, в том числе членам русских княжеских
семей, бежавшим в Византию, а также кочевникам — печенегам и
половцам. На новых вассалов императора возлагалась обязанность обо¬
ронять границы Византии от внешних врагов.
Особенно широкие масштабы проникновение византийских феода¬
лов в Южную и Юго-Западную Болгарию получило с конца XI в.
Владения греческих и местных феодалов занимали обширные и нередко
сплошные массивы земель и угодий с селами зависимых крестьян,
пахотными полями, виноградниками, садами, лугами, пастбищами,
сенокосами, рыбными ловлями, пристанями, мельницами, рынками,
лесами, озерами и т. п. В поместьях феодалов, кроме господских хором,
было множество различных служб и сельскохозяйственных строений,
а также церкви и монастыри. Отдельные владения находились в сотнях
километров друг от друга. Византийский полководец Григорий Баку-
риани имел богатые поместья близ Пловдива, а также около Охрида,
Серр и Солуни. Поместья феодалов строились в неприступных местах,
окружались крепкими стенами с башнями и представляли собой на¬
190
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
стоящие крепости, способные вынести осаду восставшего населения или
нападения внешнего врага. Военное могущество феодалов все более
возрастало. По сообщению современников, во время вторжения пече¬
негов в Западную Болгарию в 1048 г. болгарский феодал Михаил
оказался в состоянии дать им отпор с помощью собственной дружины.
В имении феодалов усиливался собственный аппарат принуждения и
насилия: отряды воинов, управляющие, экономы, ключники, надзира¬
тели, а также судилища и тюрьмы; феодал уже сам, не прибегая к
центральной власти, творил суд и расправу не только над зависимыми
от него людьми, но и над свободными, жившими в пределах иммуни-
тетной территории. Росла независимость феодалов от центральной вла¬
сти, которая утверждала все новые и новые привилегии феодалов и
раздавала им земли, населенные свободными крестьянами. Не случайно
в конце XII в. в Болгарии появляются настоящие независимые княже¬
ства, правители которых вели самостоятельную внешнюю политику,
имели свою армию и играли значительную роль во время войн на
Балканах.
Особенно быстро росло в Болгарии в этот период церковное и
монастырское землевладение. Плодородные долины Струмы и Вардара
стали в XI—XII вв. настоящей вотчиной афонских монастырей, вла¬
дения которых простирались все далее на север, вглубь Болгарии.
После завоевания Болгарии болгарское патриаршество, основанное
Симеоном, было ликвидировано. Болгарская церковь была объявлена
автокефальной архиепископией с резиденцией архиепископа, назначае¬
мого из Константинополя, в городе Охрид. Завоеватели пытались про¬
водить политику византинизации. Они пренебрегали болгарской пись¬
менностью и культурой, силой насаждали греческий язык в качестве
официального языка администрации и церковной литургии, проявляли
высокомерие и презрение к местным обычаям и традициям, оскорбляли
население и препятствовали распространению славянской грамоты и
литературы. Со времени завоевания Болгарии церковь, бывшая, как и
в других странах того времени, монополистом в области образованности,
стала верным проводником этой антинародной политики. Только первый
архиепископ Болгарии, назначенный еще Василием II, был болгарином;
все остальные в течение всего периода иноземного господства, как и
большинство епископов, были греками, что еще более усиливало не¬
нависть славянского населения к князьям церкви, бывшим злейшими
эксплуататорами. Напротив, священники и низший церковный клир
были преимущественно славянами и часто оказывались в унизительном
положении. Нередко вместе с зависимыми крестьянами они были обя¬
заны выполнять «самые грязные работы» в пользу византийских чи¬
новников и выплачивать своим епископам-грекам различные натураль¬
ные оброки. Один из византийских архиепископов Болгарии конца
XI—начала XII в. Феофилакт оставил обширную переписку с вельмо¬
жами империи, из которой известно о его огромных поместьях, о
Глава 13. Южнославянские народы под властью Византии
191
творимых им насилиях над местным населением, о той лютой ненависти,
которой платили славянские прихожане этому «пастырю Болгарии».
Зависимое крестьянство Болгарии было обязано многочисленными
повинностями и платежами в пользу своих болгарских и византийских
господ. Основными видами ренты, которую несли крестьяне Болгарии
в XI—XII вв., были отработки и натуральные платежи: пшеницей,
просом, ячменем, льном, мясом, птицей, овчинами, маслом, сыром,
воском, вином и другими видами продуктов своего хозяйства.
Феодалы нередко вели между собой настоящую борьбу за зависимых
крестьян, они сманивали и похищали их друг у друга, силой переселяли
в свои владения. Право владения крестьянами все чаще становилось
предметом судебных тяжб. К концу периода византийского господства
зависимость крестьян в некоторых районах Болгарии постепенно при¬
обретала формы настоящего крепостничества: бежавшего из поместья
крестьянина или ремесленника силой водворяли обратно.
Разорение болгарского населения. К тяжелому гнету болгарских
и иноземных феодалов присоединялся фискальный гнет. Византийские
налоги в Болгарии почти непрерывно возрастали. В последние годы
правления Василия II европейские владения Византии пережили страш¬
ную засуху, почти полностью уничтожившую все посевы. Император
был вынужден отменить на три года натуральные налоги, которые
собирались в Болгарии. Но пришедший к власти после смерти Василия II
его брат Константин VIII (1025—1028) приказал взыскать все налоги,
и не только за текущий 1025 г., но и за три прошедших года. Несмотря
на царивший в Болгарии жестокий голод, в 1040 г. налоги были снова
увеличены, причем вместо натуральных крестьяне Болгарии должны
были выплачивать отныне денежный налог. Византийские историки,
сами принадлежавшие к господствующему классу, признавали, что
размеры этого налога были «непомерными». В середине 60-х гг. XI в.
один византийский феодал, имевший поместья среди болгарского и
валашского населения, даже советовал императору прекратить повы¬
шение налогов, так как в противном случае империи угрожает восстание
этих народов.
О степени разорения болгарского населения под византийским гос¬
подством можно судить по одному из постановлений императора Алек¬
сея I Комнина (1081 —1118), в котором сообщается, что болгары даже
продавали «по дешевке» собственных детей в рабство, чтобы уберечь
их от голодной смерти. Нередко и византийские чиновники отбирали
у болгарских крестьян за налоговые недоимки детей и продавали их
в рабство. Архиепископ Феофилакт писал, что население Болгарии
«оголено, разорено и начисто обобрано» налоговыми чиновниками, что
оно разбегается, «скрываясь в лесной чаще» и «прячась от сборщиков
податей». Не случайно то, что поводом ко всем крупным восстаниям
в Болгарии в XI—XII вв., согласно сообщениям современников, был
именно непомерный налоговый гнет. На него как на ближайшую при¬
192
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
чину восстаний указывают византийские авторы при рассказе о собы¬
тиях 1040, 1066, 1072 и 1185 гг. На налоговых чиновников и визан¬
тийских правителей падал в первую очередь гнев народа и во время
восстаний.
Помимо регулярных налогов, византийское правительство нередко
осуществляло и экстраординарные, чрезвычайные сборы, особенно не¬
навистные крестьянству, так как они нарушали весь порядок ведения
крестьянского хозяйства и могли сразу поставить его под угрозу разо¬
рения.
Не менее тяжелые последствия для населения Болгарии имел также
произвол византийской администрации. Византийские чиновники на¬
воднили Болгарию, рассматривая получение должности в этой стране
как верное средство сказочно быстрого личного обогащения за счет
населения. Процветало безудержное взяточничество и произвол. Про¬
стому человеку негде было найти защиту: все чиновные посты были
заняты поддерживавшими друг друга правителями, которые не скрывали
своих корыстолюбивых устремлений. Уверенные в своей безнаказан¬
ности, они открыто заявляли, что заставят заплатить налогоплатель¬
щика столько, сколько им вздумается. Они применяли жульнические
приемы измерения земли и определения ее доходности, беззастенчиво
обманывая при этом неграмотных и забитых крестьян.
Для взимания налогов учитывались все отрасли крестьянского хо¬
зяйства, все хозяйственные постройки — и приносящие доход, и не
приносящие его, — земля, по выражению Феофилакта, измерялась
«блошиными прыжками», пересчитывался чуть ли не каждый лист
дерева, и облагалась налогом едва ли не каждая пойманная рыба.
Крестьяне должны были платить за землю и за постройки на ней, за
виноградники и за фруктовые деревья, за крупный и за мелкий скот,
за мельницы и за рыбные тони, за переезд реки по мосту и за переход
ее вброд.
Один из византийских писателей с удовлетворением заметил, что
с завоеванием Болгарии в империи «вместо прежней нужды... явилось
изобилие». Потери, которые империя несла на Востоке, византийское
правительство стремилось компенсировать за счет усиления налогового
гнета в своих европейских владениях, и в первую очередь за счет
ограбления населения Болгарии.
Порабощенное население страдало от феодальной эксплуатации
болгарских и иноземных феодалов и от непосильного налогового гнета,
а к этому прибавлялись неисчислимые бедствия от почти непрерывных
войн, ареной которых стала Болгария в XI и XII вв. Вторжения пече¬
негов, узов, венгров, норманнов, крестоносцев следовали одно за другим,
а иногда Болгарию одновременно терзали несколько враждующих между.
собой полчищ. Особенно разрушительными оказались последствия по¬
ходов крестоносцев, которые трижды за этот период пересекли терри¬
торию Болгарии. Кроме того, в это время различные районы страны
Глава 13. Южнославянские народы под властью Византии
193
до десяти раз становились местом мятежей византийской феодальной
знати против центрального правительства. Объявляя войну константи¬
нопольскому правительству, мятежники тем не менее сами обирали
местное население, «выжимая из него, — по словам современника, —
не денег, а крови потоки».
Народно-освободительная борьба. Южнославянские народы попали
в тяжелое иноземное рабство, но они не смирились со своей участью,
не прекращали с первых лет византийского господства своей борьбы
за освобождение. Уже в 20-х гг. XI в. положение в Болгарии было
очень напряженным; восстание славянского и греческого населения
г. Навпакта в 1026 г. в ответ на повышение налогов имело отклик и
в Болгарии. В конце 30-х гг. вся Западная и Юго-Западная Болгария
была охвачена брожением, новое повышение налогов было лишь по¬
водом к началу восстания. Оно вспыхнуло в 1040 г. почти одновременно
в двух районах: в области Моравы и Белграда и в округе Драча. На
севере во главе восставших встал Петр Делян, выдававший себя за
внука Самуила. Его призыв свергнуть иноземное иго находил широкий
отклик в народе. Поход Деляна на юг был триумфальным. Византийские
феодалы и чиновники в панике бежали к границам Византии.
Около Драча восстание началось среди болгарских воинов, бывших
на византийской службе. Правитель Драча пытался повести их против
Деляна, но воины восстали и избрали царем Болгарии рядового бол¬
гарина из своей среды по имени Тихомир. Вскоре по приглашению
Деляна Тихомир прибыл к нему со своим войском и был убит: вос¬
ставшие избрали царем Деляна как «законного» наследника из рода
Самуила.
Войска восставших вели активные наступательные действия. Один
отряд их вторгся, почти не встречая сопротивления, в Фессалию и
Беотию и разгромил греков около Фив. Местное население Фессалии,
Беотии и Аттики оказывало восставшим поддержку. Другой отряд взял
сильнейшую крепость Византии на Адриатическом побережье — Драч.
Основные силы восставших двинулись на Солунь. Авангард их едва не
захватил императора Михаила IV (1034—1041), находившегося в это
время в Солуни и бежавшего при вести о приближении восставших.
При этом весь обоз императора с его палаткой, личными вещами и
золотом попал в руки повстанцев. В это время восстала и присоеди¬
нилась к Деляну фема Никополь, среди населения которого было не
меньше ромеев, чем славян.
Но Делян еще не дошел до Солуни, когда в его лагерь в Острбве
из далекой Армении прибыл другой претендент на болгарский престол —
сын последнего болгарского царя Ивана-Владислава Алусиан. Вокруг
него стали группироваться представители славянской знати, недоволь¬
ные антифеодальным характером восстания и не верившие в царское
происхождение Деляна. Первое время, однако, вся полнота власти была
13 Зак. 3585
194
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
сосредоточена в руках Деляна, объявившего Алусиана своим соправи¬
телем.
Делян отправил Алусиана во главе сорокатысячной армии на штурм
Солуни. Тем временем район, охваченный восстанием, продолжал стре¬
мительно расширяться. Без сопротивления отложилась от Византии
Центральная Болгария, восстание охватило районы не только со славян¬
ским, но и со смешанным славянским, валашским, албанским и греческим
населением: Далмацию, Элладу, Никополь, Волерон и Стримон.
Алусиан, осаждавший Солунь, повел дело крайне небрежно и без¬
заботно. Не соблюдавшие никакого порядка и никакой осторожности
рассеявшиеся вокруг города отряды восставших были внезапно атако¬
ваны вышедшим из города сильным византийским войском, в которое
входил отряд норманнских наемников во главе с Гаральдом. Алусиан
бросил на произвол судьбы потерпевшее поражение войско, которое
было ему вверено, и бежал в лагерь в Острове, где немедленно начались
смуты. Роль, сыгранная этим потомком бывших царей Болгарии в
народно-освободительной борьбе болгарского народа, чрезвычайно не¬
приглядна. Прибыв в Остров, он собрал вокруг себя группу болгарских
феодалов и обманом коварно ослепил доверчивого вождя восставших,
а затем бежал к византийцам, купив их расположение и признатель¬
ность своим беспримерным предательством.
Между тем собравший значительные силы император начал на¬
ступление на восставших. По сообщению Михаила Пселла, войска эти
были «отборными»: император «не надеялся на основную массу войска»,
так как греческое угнетенное население сочувствовало восставшим, а
часть его принимала непосредственное участие в восстании.
В лагере Деляна начались раздоры, обострились противоречия;
после измены феодалов во главе с Алусианом народ потерял к ним
доверие. Войско восставших разделилось на ряд самостоятельно дейст¬
вовавших отрядов. Начался спад восстания.
Византийские войска подавляли восстание со страшной жестокостью.
Особенно неистовствовали норманнские наемники, предводитель кото¬
рых получил за свои действия прозвище «разорителя Болгарии». Но
борьба не прекратилась и с разгромом основного войска восставших
близ Острова и пленением Деляна. Войска императора должны были
обойти всю Центральную, Западную и Юго-Западную Болгарию, в
тяжелых боях преодолевая сопротивление народа. При этом ромеи
беспощадно уничтожали пленных.
Сами византийцы оценивали благоприятный для них исход борьбы
как неожиданность, видя главную причину поражения восстания в
измене Алусиана, т. е. в предательстве болгарской феодальной знати.
Недостаточная организованность восставших, пестрый социальный
состав их отрядов, измена знати — все это обусловило неудачу восста¬
ния.
Глава 13. Южнославянские народы под властью Византии
195
Это первое крупное восстание в Болгарии против византийского
ига, несмотря на его неудачу, сыграло важную роль в освободительной
борьбе южных славян. Оно показало непрочность иноземного господ¬
ства, удерживавшегося только силой оружия. Оно вселило в порабо¬
щенное население уверенность в возможности освобождения путем
вооруженной борьбы. Во время восстания против завоевателей совместно
выступили болгары, сербы, албанцы и влахи, поднимавшиеся не раз
и впоследствии на общую борьбу с чужеземными завоевателями. Вос¬
стание способствовало активизации богомильского движения. Наконец,
восстание помогло упрочению независимости сербского государства в
Зете, которое отложилось от Византии в 1035 г., а в 1042 г., разгромив
войска империи, утвердило свое право на независимое существование.
Не прошло и четверти века, как в Северной Греции, населенной
в значительной мере славянами и влахами, вспыхнуло новое восстание
(1066). Оно охватило Лариссу, Триккалы, Фарсал. Восставшие штурмом
взяли одну из крепостей на берегу Эгейского моря и двинулись на
север — к границам Болгарии, чтобы и там зажечь огонь восстания.
Они осадили и взяли крепость Сервию. Но здесь, на пороге Болгарии,
в момент наивысших успехов, когда испуганные византийские прави¬
тели в растерянности ожидали нового взрыва борьбы, в лагере восстав¬
ших произошел раскол. Принужденный восставшими возглавить поход
потомок болгарского феодала ларисский вельможа Никулица Дельфин
вступил в переговоры с императором и, получив щедрые обещания,
сплотил вокруг себя наиболее состоятельных из восставших, прекратил
поход и арестовал предводителей, выдвинутых рядовыми воинами из
своей среды. Это восстание в отличие от других крестьянских восстаний
средневековья не носило царистского характера.
Восстание 1066 г. явилось предвестником новой народно-освободи¬
тельной войны в Болгарии, вспыхнувшей в 1072 г. В восстании 1072 г.
приняли участие широкие слои славянского населения Западной Бол¬
гарии. Восстание было поддержано Михаилом Зетским, князем соседнего
сербского государства. Его сын Константин Бодин, принявший имя
Петра, был объявлен царем Болгарии.
Разгромив войска дуки Болгарии при общей поддержке населения,
восставшие захватили Скопле, Ниш, Охрид, Девол и ряд других городов.
Характерным для этого восстания является то, что значительная часть
болгарской знати, испытавшей классовую ненависть угнетенного кре¬
стьянства в ходе восстания 1040 г., сразу же присоединилась к визан¬
тийцам, укрылась вместе с ними в городе Кастории, на юге Македонии,
и принимала активное участие в боях с восставшими. Часть болгарских
феодалов, примкнувших к восставшим во главе с Георгием Войтехом,
вела себя нерешительно и трусливо в наиболее ответственные моменты
восстания. За обещание личной безопасности Георгий Войтех без боя
сдал византийскому полководцу резиденцию дук Болгарии — крупней¬
ший город Скопле. Часть войск Бодина изменила восставшим и открыто
196
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
перешла к ромеям в один из наиболее решительных моментов. Бодин
был взят в плен, Войтех замучен пытками по дороге в Константинополь.
Отряды карателей вновь рассыпались по Болгарии. Болгария была
снова подвергнута опустошению.
Но сопротивление народа, хотя и лишенного руководства, продолжа¬
лось и после этого. Для окончательного подавления восстания в Болгарию
был отправлен с крупными силами один из лучших полководцев Никифор
Вриенний, которому, по словам византийского писателя, удалось снова
поставить «народ славян под ярмо ромеев».
Особенностью народно-освободительной борьбы болгарского народа в
конце XI—XII вв. является ее все более тесное переплетение с богомиль¬
ским движением и перемещение ее центра в Центральную, а затем в
Северо-Восточную Болгарию.
В последней трети XI в. эта часть Болгарии, особенно территория по
Дунаю, была объектом постоянных вторжений печенегов. Население при-
дунайских городов, состоявшее, по выражению современника, «из всех
языков», было обязано нести пограничную службу императору. Но власть
Византии оставалась здесь в этот период лишь номинальной, ив 1074 г.,
когда после одного из опустошительных набегов кочевников византийское
правительство прекратило выплату жалованья пограничным войскам,
города по Дунаю объявили о своей независимости от Византии. Лишь в
конце XI—начале XII в. византийские власти вновь появились в этом
районе.
В 1078 г. в Сердике начались волнения богомилов, во время
которых был убит епископ города, призывавший народ к повиновению
властям. Волнения перебросились и в города на побережье Черного
моря — в Месемврию и Анхиал, где восставшими руководил болгарин
Добромир.
На миниатюрах, сохранившихся в рукописях того времени, встре¬
чаются изображения болгарских крестьян, расправляющихся с пред¬
ставителями высшего духовенства в Болгарии.
Через несколько лет в Центральной Болгарии вспыхнули новые
восстания богомилов. При этом впервые в истории антифеодальной и
народно-освободительной борьбы в Болгарии богомилы пытались рас¬
пространить восстание на всю Болгарию. Восставшие добились серьез¬
ных успехов, наголову разгромив в предгорьях Балкан византийскую
армию во главе с полководцами Григорием Бакуриани и Враной, которые
пали в битве.
В начале XII в. византийское правительство приняло ряд жестоких
мер против богомилов, учение которых из Болгарии распространялось
среди славянского и греческого населения Фракии и Македонии.
В 1111 г. в Византии в первый и последний раз на ипподроме в
Константинополе было осуществлено публичное сожжение главы бо¬
гомилов Василия; его сторонники и ученики были подвергнуты пыткам
Глава 13. Южнославянские народы под властью Византии
197
в тюрьме, в результате которых «поумирали друг за другом», как пишет
современник событий — византийская царевна Анна Комнин.
Вскоре в ответ на новое вооруженное выступление богомилов по
Центральной и Западной Болгарии прокатилась другая волна прави¬
тельственных репрессий. Было взято под стражу до 10 тысяч еретиков;
их имущество было конфисковано, сами они брошены в тюрьмы, а их
семьи были переселены в новые места.
Освобождение Болгарии. В последние десятилетия XII в. Византия
переживала тяжелое время серьезных внутренних и внешних затруд¬
нений. В 1183—1185 гг. императорский престол занимал Андроник I
Комнин, который пытался изменить внутреннюю политику империи,
понизив налоги из боязни усиления классовой борьбы угнетенных и
обуздав произвол чиновной бюрократии. При этом он пытался опереться
на торгово-ремесленное население городов и на мелких и средних
феодалов западных областей империи, жестокими мерами подавляя
оппозицию крупной малоазийской знати.
В 1185 г. крупной феодальной знати удалось свергнуть Андроника,
подвершегося жестокой казни. К власти пришел Исаак II Ангел (1185—
1195). Однако свержение Андроника сопровождалось волнениями в
разных концах империи. Момент был благоприятен для начала реши¬
тельной борьбы за освобождение Болгарии. И волнения в Болгарии
вылились в 1186 г. в мощное народное восстание.
Восстание началось в Северо-Восточной Болгарии и в горных отрогах
восточных Балкан. Население этих областей в течение последнего столе¬
тия страшно страдало от постоянных набегов кочевников, которые, по
словам современника, уничтожали все во время своих вторжений «хуже,
чем саранча», и от непрерывных военных действий на этой территории.
Византийская власть то ликвидировалась, то устанавливалась здесь снова
силой оружия. Не обеспечив безопасности этой территории от нападений
кочевников, византийские власти продолжали обременять разоренное
население непосильными поборами и постоями войск.
В 1185 г. византийцы заключили мир с венграми, скрепив его
брачным союзом. В связи с этим браком в этом же году в Восточной
Болгарии жестокими мерами был взыскан чрезвычайный налог. Ви¬
зантийские отряды реквизировали у болгарского и валашского населения
крупный рогатый скот, свиней и овец, угоняя их по направлению к
столице, где ничтожный пьяница, сидевший на императорском
престоле, со сказочной роскошью справлял свою свадьбу с венгерской
принцессой.
Этот неожиданный для населения Болгарии побор переполнил чашу
терпения — народ взялся за оружие. Во главе восставших болгар и влахов
встали братья Феодор и Асёнь, местные феодалы средней руки.
Восставшие сразу же избрали наступательную тактику; захватив
Тырнов, который стал их столицей, и ряд других городов, они провоз¬
198
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
гласили царем Болгарии старшего брата Феодора, принявшего имя
Петра. Скоро они перешли Балканы и вторглись во Фракию. Восстание
распространилось на юг от Балкан, охватив Загорье и Северную Фра¬
кию. Восставшие наголову разгромили высланную против них визан¬
тийскую армию во главе с кесарем Андроником Кантакузином. Лагерь
бежавших войск кесаря был захвачен болгарами. В 1186 г. византий¬
ским войскам, предводительствуемым самим императором, удалось от¬
теснить болгар за Балканы и даже нанести им поражение, обойдя их
в предутреннем тумане горными тропами и напав с тыла. Но император
не рискнул идти на север и задержаться в охваченной восстанием
стране. Уничтожив лежащие в кучах скошенные болгарами хлеба в
районах, прилегающих к Балканам с севера, византийские войска ушли
обратно. Петр и Асень, бежавшие после поражения за Дунай, сразу
же вернулись вместе с союзными отрядами половцев и дружиной
русских из Галицкой Руси.
Отряды болгар и половцев снова появились в Северной Фракии.
Стремясь воспрепятствовать распространению восстания и на Западную
Болгарию, император распорядился занять районы около Сердики, а
весной 1187 г. возглавил новый поход в Болгарию. Три месяца Исаак II
простоял под стенами крепости Ловеч, находящейся в 80 км к западу
от Тырнова. Осада была бесплодной. Опасаясь увеличения размаха
восстания, император заключил с болгарами мир и официально признал
независимость Северо-Восточной Болгарии. Византийское господство в
этом районе было свергнуто навсегда.
Мирную передышку Петр и Асень использовали для укрепления сво¬
его господства в стране. Внимание Византии было отвлечено в это время
движением через Балканы крестоносных полчищ Фридриха I Барбарос¬
сы. Частично путь крестоносцев проходил и через западные области но¬
вого Болгарского государства. Места, через которые проходили кресто¬
носцы, были совершенно опустошены. Они грабили население, подвергая
невиданным издевательствам и избиению всех, кто пытался защитить
свой дом и своих близких. Население вело с ними настоящую войну,
отвечая вооруженными нападениями на бесчинства крестоносцев. По
сообщению одного из западных хронистов — участников третьего кресто¬
вого похода, после ухода войск Фридриха болгары выбрасывали из могил
трупы крестоносцев, умерших от болезней или убитых в Болгарии.
Несмотря на это, Петр, Асень и глава Сербского государства Стефан
Неманя пытались заключить с Фридрихом I союз против Византии.
Но скоро Фридрих сумел достигнуть выгодного для себя соглашения с
Исааком II, и договор со славянскими государями не был заключен.
Все же болгары и сербы воспользовались затруднениями Византии и
расширили территории своих государств за счет подвластных империи
земель, населенных славянами.
Глава 13. Южнославянские народы под властью Византии
199
В 1190 г. Византия еще раз предприняла попытку вернуть Болгарию
под свое господство. Против Второго Болгарского царства действовали
одновременно армия во главе с императором и флот. Войска императора
шли вдоль берега моря, параллельно движению флота, задачей которого
было блокировать болгар с севера и атаковать придунайские области
страны. Но византийцам сразу же пришлось убедиться, что им проти¬
востояли теперь не неорганизованные отряды кое-как вооруженных
повстанцев, а регулярная армия молодого окрепшего государства.
После неудачной осады Тырнова войска императора были вынуждены
начать отступление, которое скоро превратилось в беспорядочное бегство.
Теснимые преследовавшими их болгарами византийские войска попали
в засаду в горном проходе через Балканы, ведущем от Тырнова к Борую
(Верии). Заняв выход из ущелья и его склоны, болгары внезапно обру¬
шили на ромеев лавину камней, а затем напали на них со всех сторон.
В дикой панике обезумевшие кони топтали людей, ромеи метались по
ущелью, тщетно ища выхода. Большинство византийцев было перебито
и перерезано «подобно скоту в хлеву», как говорит современник событий
Никита Хониат. Для спасения императора его телохранители, вооружен¬
ные тяжелыми секирами, прорубили ему проход из бойни в сплошной
стене из живых тел его собственных воинов. Еле спасшийся император в
ужасе бежал с горсткой воинов, бросив свою гибнущую армию.
Этот поход был последней серьезной попыткой Византии восстано¬
вить свою власть в Болгарии. Напротив, собственная территория им¬
перии вскоре стала объектом вторжений войск Болгарского государства,
начавшего снова играть роль гегемона на Балканах.
Народ Болгарии в упорной и тяжелой борьбе сбросил иноземное
иго. В результате этой борьбы возникло новое феодальное государство,
власть в котором безраздельно принадлежала болгарским феодалам.
Таков был неизбежный итог социально-экономического и политического
развития Болгарии в исторических условиях того времени. Тем не
менее освобождение болгарским народом своей страны имело огромное
прогрессивное значение — еще на два столетия Болгарии были обес¬
печены условия независимого развития.
Иначе сложилась история Западной и Юго-Западной Болгарии,
ставшей на несколько лет ареной жестоких войн и притязаний со
стороны нескольких государств и княжеств. Уже в 1189 г. Византия
утратила свою власть над Южной Македонией, где возникло незави¬
симое болгарское княжество Хриза, владения которого простирались
одно время на все междуречье Струмы и Вардара, а затем на значи¬
тельную часть Западной Болгарии и даже на Грецию до Пелопоннеса.
Север Западной Болгарии был занят сербами, оспаривавшими у бол¬
гарских царей право на владение этой территорией и всей Македонией.
Однако положение здесь было неустойчивым, и политическая карта
Западной и Юго-Западной Болгарии менялась в конце XII в. несколько
200
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
раз, пока новый царь Второго Болгарского царства, младший брат
Петра и Асеня Калоян (1197—1207) не расширил пределы своего
государства до границ, которые почти совпали с границами Болгарии
при Симеоне.
Глава 14
ПЕРВЫЙ КРЕСТОВЫЙ ПОХОД.
СЛАВЯНЕ И ВИЗАНТИЯ
Византия в XI в. Как мы уже видели, в середине XI в. в Византии
между столичной и провинциальной знатью шла упорная борьба за
императорский престол. Между тем внешнеполитическое положение
империи неожиданно и резко обострилось: и на западных, и на вос¬
точных ее границах появились опасные враги, сильнейший натиск
которых Византии вскоре пришлось пережить и в Азии и в Европе. Во
время междоусобной борьбы за престол между группировками фео¬
дальной знати, когда победа оказывалась на стороне придворной чи¬
новной бюрократии, значительно урезались расходы на армию. Сокра¬
щение ее численности и ухудшение качества вооружения роковым
образом отразились на ходе военных кампаний, которые была вынуж¬
дена вести Византия в это время.
Разорение свободного крестьянства и вовлечение его в феодальную
зависимость уменьшило контингент способных нести налоговые повин¬
ности. Консолидация феодальной собственности в руках крупных зем¬
левладельцев приводила к разорению и мелких феодалов, из которых
в основном состояло византийское «стратиотское» войско. По выраже¬
нию византийского писателя, в последней трети XI столетия «дело
набора стратиотов было вконец расстроено», жалованье воинам выпла¬
чивалось плохо или совсем не выплачивалось. Для многих из стратиотов
военная служба была заменена обязанностью выплачивать налоги. Во
время сбора войск императором Романом Диогеном для похода на
Восток «можно было видеть, по словам современника, прославившиеся
некогда отряды, состоявшими теперь из немногих воинов, да и тех
согбенных нуждой, лишенных оружия и боевых коней». Некогда бле¬
стящая армия империи походила в 80-х гг. скорее на беспорядочные
толпы никогда не державших в руках оружия крестьян.
Между тем территория балканских владений Византии подвергалась
почти ежегодным набегам печенегов, а затем и турок-огузов и половцев.
Хищные полчища рыскали по стране, подвергая ее беспощадному ра¬
202
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
зорению. Их конные орды стремительно налетали на селения, пригороды
и сами города, оставляя после себя лишь пепел, трупы убитых или
затоптанных копытами лошадей, стенания и плач ограбленных и оси¬
ротевших. Осмелевшие кочевники уже не уходили за Дунай после
набега, а рисковали зимовать в пределах ослабленной империи. Их
отряды нередко появлялись под стенами самой «владычицы городов» —
Константинополя.
Пользуясь внутренними и внешними затруднениями Византии, си¬
цилийские норманны начали отвоевывать ее италийские владения.
В 1071 г. пал последний город Византии в Италии — крепость Бари.
Италия была навсегда потеряна для империи.
Но особенно серьезные неудачи терпела Византия на Востоке, где
появился новый грозный враг — турки-сельджуки, полчища которых
двигались из глубин Центральной Азии к границам Византии. Их
натиск оказался неодолимым для империи. В том же году, в каком
пал Бари, войска империи потерпели страшное поражение от турок
при Манцикерте (Маназкерте) в Армении. Сам правитель Византийской
империи, взятый в плен, должен был пасть ниц перед турецким сул¬
таном, который, наступив на его спину, взошел на подножие трона.
После этой битвы, уничтожившей основные военные силы империи,
Малая Азия фема за фемой переходила в руки турок.
Измученные тяжелыми налоговыми поборами, многие города и
деревни в Малой Азии встречали сельджуков как освободителей. На¬
селение прекращало уплату налогов, оказывало вооруженное сопро¬
тивление сборщикам податей, вынужденным иной раз, переодевшись,
тайно бежать из охваченных волнениями восточных районов страны.
Бывали случаи, когда крестьяне и горожане даже хватали византийских
военачальников и выдавали их туркам.
Византийская феодальная знать, не прекратившая раздоров перед
лицом смертельной опасности, вовлекала турок в свои междоусобия, всту¬
пая с ними в союзы и соглашения. Именно в результате такого союза
Никифора Вотаниата с турками, заключенного для борьбы за престол,
они овладели Никеей, отстоящей едва на сто километров от столицы, и
городом Хрисополем на берегу Босфора — против самого Константино¬
поля. Теперь из окон дворцов «христианнейших императоров» на проти¬
воположном берегу можно было видеть турецкие хвостатые стяги. В Ма¬
лой Азии возникло турецкое государство — султанат. Столицей его стала
находящаяся в непосредственной близости от столицы империи Никея, а
сам султанат был многозначительно назван турками Румским (иначе
Иконийским). В 1085 г. пал крупнейший город восточной половины им¬
перии — Антиохия. Отныне в руках Византии и Азии осталось лишь
несколько городов на берегу Эгейского моря.
Норманны не довольствовались более владениями империи в Южной
Италии, их привлекали Балканы и сам Константинополь. Время бла¬
Глава 14. Первый крестовый поход. Славяне и Византия
203
гоприятствовало им: казалось, империя доживала последние дни. Свя¬
щенная папская курия все более откровенно заявляла свои претензии
на подчинение Восточной церкви римскому престолу. В 1080 г. нор¬
манны с согласия папы, обещавшего им даже помощь войсками, при¬
ступили к подготовке своей экспедиции против Византии. Во главе их
встал энергичный герцог Апулии Роберт Гвискар. Летом 1081 г. армия
норманнов, переправившись через Адриатическое море, быстро овладела
Авлоном и осадила Драч.
Политика Алексея I Комнина. В это время в Византии к власти
пришла группировка малоазийской провинциальной знати, представи¬
тель которой Алексей I Комнин занял престол. Силы, которые он смог
собрать против норманнов, были совершенно недостаточны. Сознавая это,
Алексей I полагался более на свою искусную дипломатию, не отказы¬
ваясь, однако, и от военных действий. С сельджуками был заключен мир,
по которому Византия признала их завоевания. Подкупами и обещаниями
выгод были вызваны волнения против норманнов в южно-италийских
городах. Был заключен союз с венецианцами, по которому в обмен на
важные торговые привилегии в Византии они обязались помочь своим
флотом в военных действиях против норманнов. С севера Италии нор¬
маннам угрожали войска германского императора Генриха IV, с которым
Алексей I вступил в переговоры, послав ему богатые дары.
Между тем после неоднократных поражений византийских войск
в октябре 1081 г. Драч сдался норманнам. Не встречая серьезного
сопротивления, они разоряли всю Македонию, захватывая город за
городом. Предводительствуемые сыном Роберта Гвискара Боэмундом
Тарентским войска норманнов достигли района Солуни и хозяйничали
в Фессалии. Для нового набора войск Алексей I решился на крайнюю
меру — частичную реквизицию богатств церкви. Но скоро Роберт Гви¬
скар, встревоженный слухами о движении против него германского
императора, вернулся в Италию. В его отсутствие Алексей I достиг
первых успехов в действиях против Боэмунда. Императору удалось
посеять рознь среди норманнских феодалов, подкупив часть из них и
перетянув на свою сторону. Армия норманнов страдала от недостатка
продовольствия и от болезней. В 1085 г., после смерти Роберта Гви¬
скара, Алексею I, опиравшемуся на помощь венецианского флота, уда¬
лось вытеснить норманнов из Адриатики, а затем вернуть и Драч.
Но и после этого Византия не получила передышки: сельджуки
нарушили мир и одновременно с печенегами в Европе возобновили
военные действия против Византии в Азии. Турецкий эмир, воспитан¬
ный в Византии, образованный и честолюбивый пират Чаха, овладев
Смирной и другими приморскими городами империи в Азии, основал
свое государство, женился на дочери Никейского султана, заручившись
таким образом его поддержкой, и выстроил флот, намереваясь вести
борьбу за саму столицу империи. Овладев островами Хиос и Лесбос,
204
Л. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
в 1090 г. он вступил в переговоры с печенежскими ханами, уславливаясь
с ними об одновременных действиях против Константинополя. По
словам Анны Комнин, границами империи были в это время на Вос¬
токе — Босфор, а на Западе — Адрианополь. Над Константинополем
нависла страшная опасность. Флот империи находился в жалком со¬
стоянии, армия только еще воссоздавалась Алексеем I. Печенеги раз¬
оряли окрестности столицы. Не только штурм, но даже одновременная
ее блокада с суши и с моря грозила падением «владычице городов».
В этот период Алексей I, отчаявшись в возможности одолеть опас¬
ность своими силами, отправил на Запад письмо с просьбой прислать
рыцарское войско, которое поступило бы на службу империи. Призыв
был услышан, но использован он был феодальными сеньорами Запада
и папством совсем не для тех целей, которые преследовал император
Византии. Не помощь Византии была целью феодалов и папства при
подготовке похода на Восток, а его ограбление и завоевание новых
земель. Немало феодалов мечтало и о завоевании самой Византии,
слухи о богатствах которой давно уже привлекали западных рыцарей.
Обстановка в Западной Европе была достаточно благоприятной для
того, чтобы увлечь массы народа идеей похода в сказочно богатые
страны далекого Востока. Среди угнетенного крестьянства происходили
все более грозные волнения, и поход обещал господствующим классам
направить в угодное им русло стремление эксплуатируемых оружием
добыть себе лучшую долю. Большая часть земель была давно поделена
феодалами, враждовавшими друг с другом в борьбе за первенство.
Ватаги обнищавшей рыцарской вольницы грабили по дорогам, и поход
сулил земли и богатства потерявшим надежду достигнуть этого на
родине. Особенно горячо идею похода поддерживала католическая цер¬
ковь, ставшая в значительной мере и организатором первого крестового
похода. Призыв Византии о помощи был получен как нельзя более
кстати. Под прикрытием лозунга помощи христианской империи от
мусульман и освобождения «гроба Господня» папская курия рассчиты¬
вала захватить богатства Восточной церкви и распространить свою
супрематию на весь бассейн Средиземного моря.
Поднявшееся в поход угнетенное крестьянство в надежде обрести
свободу и избавиться от вековой нужды не дождалось рыцарского
ополчения, которое должно было выступить в августе 1096 г., и от¬
правилось в путь ранней весной.
Византия к этому времени сумела избавиться от большей части
тех опасностей, которые угрожали ей в момент обращения за помощью
к Западу. Богатыми дарами Алексею I удалось склонить на свою сторону
половцев, кочевавших за Дунаем, и направить их против печенегов,
обещая за помощь награду и всю добычу, награбленную печенегами в
их набегах на Балканы. 29 апреля 1091 г. близ г. Эноса, у устья реки
Марицы, произошла жестокая битва между печенегами и половцами,
поддержанными византийскими войсками. Печенеги потерпели пора¬
Глава 14. Первый крестовый поход. Славяне и Византия
205
жение; половцы и византийцы напали на огромный лагерь печенегов,
огороженный повозками со скарбом. Началось беспощадное истребление
сдавшихся на милость победителя кочевников. Победители не щадили
ни женщин, ни стариков, ни малых детей. Они хладнокровно избивали
и тысячи пленных печенежских воинов с крепко связанными руками.
Бойню учинили спесивые и образованные ромеи. Даже видавшие виды
грубые половецкие воины не могли вынести зрелища безжалостной
бойни — они в ужасе бежали к Дунаю от места избиения, забыв, по
словам Анны Комнин, о тех наградах и добыче, которую должны были
получить за помощь. Дочь Алексея I Анна Комнин, одна из культур¬
нейших женщин своего времени, с восторгом говорит, прославляя «по¬
двиг» отца, что в один день был полностью уничтожен целый народ.
Начало крестового похода. Эмир Чаха, который должен был прибыть
ко времени битвы на помощь союзникам со своим флотом, запоздал, и
опоздание стало роковым для него самого. Моряки империи успешно
действовали против его флота, а тем временем Алексей I сумел внушить
никейскому султану, что зять злоумышляет против него, и скоро Чаха
был заколот рукой своего тестя. Султанат переживал в это время период
жестоких междоусобий, и Алексей I строил планы постепенного отвоева¬
ния владений империи в Азии. Поэтому появление крестоносцев у границ
империи в 1096 г. было воспринято в Константинополе лишь как новая
серьезная угроза. У Алексея I были вполне справедливые основания не
доверять благочестивым намерениям крестоносцев, движение которых
через области, подвластные империи, было подобно движению завоева¬
телей. Сербское и болгарское население страдало от их грабежей и напа¬
дений не менее, чем от нападений кочевников. Крестоносцы, объявившие
о борьбе с «врагами веры Христовой» как о цели своего предприятия, не
удерживались от жестокостей и по отношению к болгарам, сербам и
ромеям — «еретикам», не подчиняющимся папскому престолу.
Первым в пределы империи вступило крестьянское ополчение. Оно
уже понесло значительные потери еще в Венгрии, где некоторые отряды
в столкновениях с населением и войсками были полностью уничтожены.
Во главе первого ополчения, насчитывавшего до 15 тысяч человек,
стоял разорившийся рыцарь-авантюрист Вальтер, по прозвищу Голяк.
Второе ополчение крестьян, примерно в 14 тысяч человек, вел фана¬
тичный монах Петр Пустынник, пользовавшийся славой прорицателя
и «божьего человека». Затем шли другие отряды, общим числом до
25—30 тысяч человек.
Столкновения крестоносцев с населением Болгарии начались сразу,
едва они вступили на ее территорию, переправившись после схватки
с венграми через Мораву. Безоружные, нищие толпы крестьян-кресто-
носцев, обремененных семьями и повозками с жалким скарбом, видели
в грабежах единственное средство добыть пропитание по дороге. В их
отряды влилось по нескольку сотен разнузданных, хорошо вооруженных
206
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
полурыцарей-полубандитов, которые были организаторами и инициа¬
торами нападений на местное население. Около Белграда отряды Валь¬
тера захватили у жителей рабочий скот и овец, силой отняв их у
пастухов. Возмущенные жители жестоко отомстили крестоносцам, сжег¬
ши живыми несколько воинов, искавших спасения в деревянном стро¬
ении, и разогнали остальных по окрестным лесам.
Далее путь крестоносцев к Константинополю пролегал через Ниш,
Сердику, Пловдив, Адрианополь. Лишь около Ниша поредевшие отряды
Вальтера Голяка сумели получить от византийцев продовольствие. Но
грабежи и столкновения с местным населением не прекращались до
самого Константинополя, так как предоставлявшийся византийскими
чиновниками провиант можно было приобрести лишь за деньги, которых
не было у подавляющего большинства участников этого крестьянского
ополчения.
Примерно через месяц после прохода через Балканы отрядов Голяка,
в июле 1096 г., по этому же пути двинулись полчища Петра Пустын¬
ника. На границе Венгрии и Болгарии у крестоносцев снова произошли
столкновения с местными жителями. Наученное горьким опытом, на¬
селение Белграда и окрестных селений попряталось по лесам и пус¬
тынным местам со всем, что у него было наиболее ценного, а высшее
чиновничество города даже бежало в Ниш, под защиту могучих стен
этой крепости. Обираемые жители Болгарии отвечали избиением кре¬
стоносцев при каждом удобном случае; крестоносцы мстили, подвергая
страшным мучениям захваченных ими в плен. У Ниша крестоносцам,
потерявшим всякое доверие, было предложено дать заложников. Только
под таким условием им было предоставлено продовольствие. Но не
успели крестоносцы отойти от Ниша, как группа немецких рыцарей,
поссорившись на рынке с местными жителями, подожгла дома пред¬
местий города. Разгневанные горожане жестоко потрепали крестоносцев.
Называя их «лжехристианами» и «грабителями», жители Ниша и войска
еще долго провожали их на пути от города, не позволяя грабить
окрестности и, по словам западных хронистов, безжалостно уничтожая
отставших и заблудившихся или захватывая их в плен. Петр Пустынник
даже был вынужден для спасения арьергарда своего воинства и осво¬
бождения пленных вернуться в Ниш, чтобы извиниться за поведение
немецких рыцарей.
Но часть крестоносных грабителей из числа рыцарской вольницы,
которых даже западный хронист называет «людьми бездомными и
разнузданными», не захотела мира. Под стенами Ниша произошла
новая схватка, в которой крестоносцы подверглись избиению. И снова
болгары оружием, «как волки овец», по выражению хрониста, проводили
крестоносцев далеко по пути, ведущему к Сердике. Так что за те
бесчинства, которые творил авангард крестоносных полчищ, в полной
мере расплачивался их арьергард. Долго перед Сердикой Петру Пус¬
тыннику пришлось собирать своих рассеянных по лесам и горам неза¬
Глава 14. Первый крестовый поход. Славяне и Византия
207
дачливых воителей, которых, согласно сообщению хрониста, осталась
едва половина. «А ведь прошли только одну Болгарию!» — с горечью
восклицал он. Никто не выходил навстречу крестоносцам с предложе¬
нием купить продовольствие. Села и городки на их пути стояли,
покинутые жителями. Крестоносцы в бессильной ярости предавали их
сожжению. Пищей большинства стал хлеб на корню или обгоревшее
зерно сожженных скирд снопов. Изголодавшиеся отряды отклонялись
от основного пути в поисках поживы и гибли в схватках с зорко
следившими за ними болгарами.
Наконец, послы императора возвестили Петру около Сердики, что
крестоносцам будет предоставлено продовольствие, если они не станут
задерживаться на пути к Константинополю, прекратят насилия и вы¬
дадут зачинщиков беспорядков у Белграда и Ниша. По словам хрониста,
отчаявшийся Петр был «до слез рад» этим условиям. Около Пловдива
крестоносцы получили продовольствие, и через 7—10 дней, в самом
начале августа, их шумный и беспорядочный лагерь раскинулся под
стенами столицы по соседству с лагерем прибывших сюда около месяца
назад отрядов Вальтера Голяка.
Бесчинства крестоносцев не прекратились и у стен Константинополя.
Богатые, утопающие в садах и виноградниках пригороды столицы
подвергались ежедневным нападениям и разграблению. Сама жизнь в
предместьях города стала небезопасной. Крестоносцы имели теперь
продовольствие, но уже не довольствовались им. Они грабили жителей,
церкви и монастыри. Некоторые снимали даже свинец, которым были
покрыты крыши храмов. Не прошло и недели после прибытия полчищ
Пустынника, как Алексей I распорядился начать переправу буйных
толп на противоположный берег Босфора. Первоначальный план за¬
держать эти беспокойные, но в большинстве своем безоружные отряды
до прихода рыцарских ополчений пришлось отбросить.
Представления этих темных, опьяневших от свободы и отчаявшихся
от лишений людей о своем противнике — «нехристях»-турках были до
крайности наивными. С голыми руками они искали встречи с врагом.
Но крестного знамения и молитвы оказывалось недостаточно для того,
чтобы одолеть воина-сельджука.
Безнадежность предприятия крестьянского ополчения стала совер¬
шенно очевидной очень скоро, и испуганный Петр Пустынник бросил
своих непослушных воинов, вернувшись в Константинополь.
Между тем крестьяне, полные радужных надежд на ждущие их
богатства, двинулись на столицу Румского султаната. Беспорядочные,
оборванные, вооруженные чем попало или совсем безоружные толпы
крестьян, предводительствуемые нищими и разгульными рыцарями,
встретились под Никеей с поджидавшим их в строгих радах сильным
войском сельджуков, не знающих жалости в бою. Началось беспощадное
избиение крестьянского воинства. По словам Анны Комнин, трупы
убитых образовывали целые холмы. Лишь жалкие остатки, едва десятая
208
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
часть из многотысячной толпы крестоносцев, бежали к Босфору и были
поспешно перевезены византийцами на европейский берег.
Поход феодалов. Так бесславно и трагически окончился поход запад¬
ноевропейского крестьянства в заморские страны за лучшей долей. Бе¬
жавшие от феодальной неволи, обманутые папскими эмиссарами, они
нашли гибель на чужбине и погубили свои семьи едва через полгода после
того, как покинули родину.
Осенью к границам империи подходили главные силы крестонос¬
цев — отряды феодальной знати, собравшиеся почти изо всех стран
Западной Европы. В самом конце лета 1096 г. по той же дороге, по
которой месяц-два назад прошло крестьянское ополчение, двинулись
отряды феодалов из Лотарингии во главе с Готфридом Бульонским.
Осенью этого же года через Балканский полуостров прошли полчища
крестоносцев из Южной Италии, предводительствуемые Боэмундом
Тарентским, 15 лет назад вместе с отцом Робертом Гвискаром прини¬
мавшим участие в войне против Византии и разорявшим теперь те же
районы империи, которые он опустошал недавно. Переправившись на
кораблях через Адриатическое море в районе Авлоны, они двинулись
далее на Водену, откуда путь их шел по древней Эгнатиевой дороге
(Драч — Охрид — Водена — Солунь — Селимврия — Константинополь).
Почти в то же время через Далмацию по берегу Адриатического моря
на Драч и от него по Эгнатиевой дороге прошло ополчение феодалов
Южной Франции во главе с Раймундом Тулузским. Третья рыцарская
армия — из Северной и Средней Франции под предводительством брата
французского короля Гуго Вермандуа — в августе отплыла из Бриндизи,
но перевозивший ее флот был разбит бурей у берегов Далмации, и
лишь остатки этого ополчения достигли Константинополя. Позже всех
выступили феодалы Нормандии, возглавляемые братом короля Англии
герцогом Нормандским Робертом, графом Блуа Стефаном и графом
Фландрии Робертом II, к которому несколько лет назад Алексей I
обращался с просьбой прислать конное рыцарское войско в помощь
войскам империи. Путь этого ополчения, лишь весной 1097 г. пере¬
правившегося из Бари к Драчу, проходил также по Эгнатиевой дороге.
Эти феодальные войска рыцарей, хотя и были разобщены, шли в
разное время и разными путями, были гораздо опаснее для империи,
чем уже погибшее ко времени их похода к столице крестьянское
крестоносное ополчение. С самого начала они обнаружили явную враж¬
дебность к империи, и сбор их в Константинополе представлял для
Византии едва ли меньшую угрозу, чем та, которой она подвергалась
6—7 лет назад. Алексею I пришлось пустить в ход все прославленное
искусство византийской дипломатии, использовать все возможности
государственного аппарата и военных сил империи, чтобы не только
избегнуть опасности, но и извлечь некоторые выгоды из предприятия
крестоносцев.
Глава 14. Первый крестовый поход. Славяне и Византия
209
С момента вступления крестоносцев на земли империи расставлен¬
ные на пути их следования отряды византийских войск и конницы
союзных кочевых племен, получившие тайный приказ императора
бдительно следить за продвижением рыцарей и любыми средствами
препятствовать разорению византийской территории, в удобных случаях
подвергали войска крестоносцев внезапным и организованным нападе¬
ниям. Византийским чиновникам, любезно встречавшим и провожав¬
шим крестоносных предводителей, легко было именовать такие инци¬
денты досадными недоразумениями, так как само поведение кресто¬
носцев заслуживало постоянного отпора. Крестоносные грабители, среди
которых уже нередко вслух выражались мечты об овладении богатствами
империи, вполне созвучные тайным надеждам римской курии, должны
были убедиться к моменту, когда они подойдут к столице, что империя
обладает еще достаточными силами, стобы отрезвить горячие головы
особенно воинственных и алчных освободителей «гроба Господня».
В известной мере политика Алексея I была успешной: большинство
крестоносных предводителей, отряды которых были кое-где изрядно
измотаны и потрепаны византийскими войсками, признали себя лен¬
никами империи, обязавшись поставить свои будущие владения в вас¬
сальную зависимость от Константинополя. Это было серьезной дипло¬
матической победой, позволившей впоследствии императору вмеши¬
ваться в междоусобия феодалов-завоевателей, вырывая у них из-под
носа добычу и постепенно возвращая империи значительные районы
Малой Азии, завоеванные турками.
Благодаря этой искусной политике даже наиболее несговорчивые
и враждебные империи предводители рыцарей не осмелились открыто
порвать с ней, и Алексею I удалось выпроводить непрошенных гостей
из столицы без особых с ними столкновений.
Однако по-иному отразилась эта политика на простом населении
империи: болгарах, сербах и ромеях. Теперь уже не безоружные толпы
крестьян, а отряды закованных в железо и опытных в битвах рыцарей
столкнулись с мирным населением Византии. Грабежи безоружных
толп Петра Пустынника и Вальтера Голяка, за которые они жестоко
расплачивались, поблекли перед теми бесчинствами, которые творили
гордые крестоносные сеньоры. Население вело борьбу и с ними, нанося
им нередко чувствительный урон. Но борьба с ними была несравненно
труднее, а расправа крестоносцев-феодалов с мирным населением и с
захваченными в плен жителями — неизмеримо более жестокой. Отвечая
лютой ненавистью на дикие грабежи и зверства крестоносцев, жители
вели с ними настоящую партизанскую войну. В иных случаях, бес¬
сильное оказать им какой-либо отпор и уберечь свое имущество, местное
население уничтожало свой скот и запасы пищи, чтобы они не достались
«благочестивым» разбойникам. Так, например, жители Далмации при
вести о приближении крестоносцев губили свой скот перед тем, как
бежать из мест своего поселения. Захватив некоторых из них в плен,
14 Зак. 3585
210
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
Боэмунд приказал выколоть им глаза, а затем отрубить руки и ноги.
Когда войска Боэмунда подходили к Пелагонии, населенной, по сооб¬
щению Вильгельма Тирского, одними еретиками, т. е. богомилами, в
нее, как в крепость, сбежалось окрестное население. Крестоносцы взяли
Пелагонию, ограбили ее, а затем подожгли вместе с находящимися в
ней. Они безжалостно уничтожали при этом пытавшихся бежать из
охваченного пламенем города.
Алексей I выслал навстречу Боэмунду послов, требуя прекратить
бесчинства и обещая рынки с продовольствием. Когда бблыыая часть
полчищ Боэмунда переправилась через Вардар, византийские воины и
местные жители-болгары напали на ожидавших переправы, мстя за
сожженных в Пелагонии. Племянник Боэмунда Танкред был вынужден
вернуться с двумя тысячами крестоносцев на правый берег, чтобы
спасти подвергнувшихся нападению. При этом несколько византийских
воинов, захваченных Танкредом в плен, по сообщению хрониста, будто
бы признались, что действовали по приказу императора. Тактика пар¬
тизанской борьбы, применяемая войсками империи на пути крестонос¬
цев, приводила рыцарей в исступление, и они срывали свою злобу на
беззащитном населении.
В грабежах и насилиях активное участие принимали и крестоносные
священнослужители, которые, по словам Анны Комнин, отличались от
закованных в железо рыцарей лишь длинной сутаной да тонзурой. Весь
путь крестоносцев от границ империи до Константинополя был отмечен
опустошениями и пожарищами.
Наконец, шатры и палатки крестоносцев усеяли равнины под сте¬
нами Константинополя. Толпы рыцарей бродили по Константинополю,
поражаясь его размерами и красоте зданий и с вожделением рассмат¬
ривая великолепное убранство церквей и дворцов знати. Некоторые
из них пошли ради любопытства в константинопольские бани. Потоки
грязи стекали с «благородных тел» давно не мывшихся западных сень¬
оров. С презрением и опаской глядели на невежественных, грубых и
буйных правителей западных графств и герцогств спесивые, образо¬
ванные и утонченные ромеи. На улицах поминутно вспыхивали ссоры
и драки, крестоносцы оскорбляли служителей православной церкви,
вызывая гнев населения; атмосфера в столице накалялась. Еще не
прибыли последние отряды крестоносцев во главе с Раймундом Тулуз¬
ским, а Алексей I поспешил переправить через Босфор полчища Боэ¬
мунда Тарентского.
Император прилагал все усилия к тому, чтобы сохранить с кресто¬
носцами мирные отноптения. Окрестности столицы и ее богатейшие
пригороды были разорены крестоносцами, которым, кстати, помогли в
этом и императорские чиновники, реквизировавшие продовольствие
для прокормления прожорливой многотысячной толпы «воинства Хри¬
ста». Пышные приемы и церемонии следовали при императорском дворе
одна за другой, предводителям крестоносцев подносились богатые дары.
Глава 14. Первый крестовый поход. Славяне и Византия
211
Впоследствии, после четвертого крестового похода, некоторые визан¬
тийские писатели даже обвиняли византийских императоров в том, что
они, стремясь поразить воображение «западных варваров» и вызвать у
них уважение к трону Ромейской империи, не скрывали от них вели¬
колепия дворцов и богатств казны и тем самым распалили их алчность.
Император поставил целью извлечь выгоды из крестового похода,
заставить крестоносцев отвоевать для империи потерянное ею на Во¬
стоке. Посулами, дарами, лестью, а порой и угрозами он добивался
того, чтобы вожди крестоносных ополчений один за другим принесли
ленную присягу императору. Большинство их принесли ее без особых
усилий со стороны Алексея I, не рассматривая, очевидно, всерьез эту
церемонию, но некоторые были принуждены к ней даже силой. Так,
например, заупрямился Готфрид Бульонский, заявивший, что в походе
он преследует лишь собственные цели. Тогда место расположения его
лагеря было по приказу Алексея I окружено конницей печенегов, на¬
ходившихся на службе у императора. Возмутившиеся крестоносцы
схватились было за оружие, но получили жестокий урок, впервые
столкнувшись с дикой отвагой единоплеменных туркам подвижных и
стремительных воинов, которых поддержали императорские войска.
В бессильной ярости надменный Готфрид должен был принести присягу
по-прежнему бесстрастно любезному императору.
Так, миром или силой добиваясь своей цели, Алексей I спешил
выпроводить за Босфор одну рать до того, как к стенам столицы
подойдет другая. Более всего он опасался, что разрозненные отряды
крестоносцев объединятся в ненависти к империи и развяжут военные
действия против Константинополя. Но планам императора благопри¬
ятствовала рознь среди их предводителей. Феодальные распри и меж¬
доусобия западных сеньоров не были оставлены ими на родине; в
продолжение всего похода не прекращались столкновения между ними,
впоследствии, в Азии, их раздоры нередко перерастали в настоящие
феодальные войны.
Результаты похода. К началу лета 1097 г. крестоносные полчища
одно за другим были переправлены на византийских судах на азиатский
берег Босфора.
Обстановка в Азии была благоприятной для крестоносцев: между
сельджукскими султанами и эмирами не прекращались междоусобия.
Византийские войска на первом этапе похода в Азии не отставали
от крестоносцев и даже принимали участие в совместных военных
действиях. В задачи этих войск входило обеспечивать интересы империи
при новых ненадежных вассалах императора, отвоевывать у ослаблен¬
ных борьбой с крестоносцами сельджуков бывшие владения Византии,
а при случае и перехватывать добычу у западных рыцарей. Так, при
первой же битве крестоносцев под Никеей, когда рыцари, штурмовавшие
столицу Румского султаната, уже предвкушали выгоды от грабежа
богатого города, Алексей I договорился с властями Никеи о сдаче ее
212
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.
византийцам, войска которых тайком от крестоносцев были впущены
в город. Ворота его были заперты снова, и ни один из крестоносцев
не попал в город.
Разгневанные рыцари в дальнейшем уже открыто пренебрегали
своими обещаниями, данными императору в Константинополе. Но и
Алексей I мало верил в них. Он достиг первого и крупного успеха:
Никея, крупный малоазийский город, находящийся в непосредственной
близости от Константинополя и бывший столицей Румского султаната,
был возвращен империи. Пользуясь борьбой сельджуков с западными
рыцарями, византийцы начали постепенно отодвигать границы султа¬
ната на восток и юг от Никеи. Были отвоеваны прежние фемы империи
Опсикий, Вукелярии, значительная часть Армениака и Анатолика и
почти полностью фема Пафлагонии. Граница империи на побережье
Черного моря вновь проходила восточнее Трапезунда, включая почти
всю фему Халдии. Побережье Малой Азии с городами Смирной, Эфесом
и Милетом, а также Сарды и Филадельфия снова стали византийскими.
Отношения Византии с государствами крестоносцев, возникшими
на территориях, некогда принадлежавших империи, становились все
более враждебными. Тщетно Алексей I, не теряя надежд, обещал кре¬
стоносцам помощь продовольствием, оружием и войсками в их даль¬
нейших завоеваниях, если они вернут империи Антиохию. Разгорев¬
шиеся аппетиты западных герцогов, графов и баронов заставили их
начисто забыть о договоре с императором, и все его протесты не имели
последствий. С укреплением международного положения Византии в
период правления Комнинов империя все более властно предъявляла
свои права на эти земли, иногда даже силой пытаясь отнять их. Особенно
раздражало византийских феодалов то, что крупнейший и богатейший
город Востока — Антиохия — оказался в руках давних смертельных
врагов Византии — норманнов.
В 1104 г. крестоносцы понесли крупное поражение от сельджуков
в Северной Сирии, и войска императора, воспользовавшись этим, за¬
хватили в Киликии сильные крепости Таре, Адану и Мопсуестию
(Мамистру), а флот империи взял крепости Лаодикию и Триполи.
Захват этих городов, лишь всего несколько лет назад отвоеванных
крестоносцами у сельджуков, вызвал ярость Боэмунда Тарентского,
бывшего обладателем Антиохии и мечтавшего о расширении своего
княжества за счет Киликии. Но одновременная борьба против Византии
и турок, у которых он недавно побывал в плену, была ему не по силам.
В 1107 г. он вернулся в Италию, оставив в Антиохии Танкреда, и
еще раз попытался отнять у Византии ее европейские владения, как
он уже пытался сделать это четверть века назад вместе со своим отцом
Робертом Гвискаром. Но после временных успехов его постигла жес¬
токая неудача. Византия окрепла к этому времени, войска Боэму нда
терпели поражения, и, не получив ничего на Балканах, он был вы¬
нужден уже в следующем 1108 г. просить мира.
Глава 14. Первый крестовый поход. Славяне и Византия
213
По заключенному с империей договору Боэмунд обязался оказывать
помощь империи своими войсками в Азии, отказался от притязаний
на Киликию и возобновил ленную присягу императору, признав Ан¬
тиохию фьефом империи.
Первый крестовый поход закончился. Почти на полстолетия Ви¬
зантия была избавлена от крестоносных полчищ. Правда, в 1100 г. ей
пришлось еще раз пережить тревожные дни, когда через ее территорию
прошли толпы новых, преимущественно крестьянских ополчений, дви¬
нувшихся на Восток при вести о взятии Иерусалима. Численность их
была не меньшей, чем в походе 1096 г. Но почти все они погибли в
Малой Азии уже в следующем 1101 г. от голода, жажды, эпидемий и
сельджукских сабель. Догорели руины пожарищ, время постепенно
уничтожило следы опустошений, произведенных крестоносцами на Бал¬
канах, но в народе долго еще сохранялась недобрая память о западных
воителях с крестами на спинах. Груды костей крестоносцев еще долго
белели вдоль всего огромного пути, по которому шли их полчища в
Европе и Азии. Десятков тысяч жизней угнетенных крестьян и их
господ-рыцарей стоило это грандиозное предприятие феодалов и пап¬
ства, затеянное с целью ограбления Востока и завоевания новых земель.
Прошло едва сто лет, как большинство завоеваний крестоносцев в
Азии, достигнутых ценой бесчисленных жертв и лишений, было лик¬
видировано. Обогатив небольшую группу феодальных сеньоров, первый
крестовый поход принес лишь бедствия и еще большее разорение
народным массам Западной Европы и Византии.
Едва ли не более всех крестоносных вождей выиграли от похода
господствующие круги Византии, получившие снова возможность экс¬
плуатировать население возвращенных империи в Азии земель.
Глава 15
ВИЗАНТИЯ
И ЧЕТВЕРТЫЙ КРЕСТОВЫЙ ПОХОД
Византия в конце XII в. На первую половину XII в. приходится
новый и, пожалуй, последний период экономического и внешнеполи¬
тического подъема Византийской империи. Провинциальные города
процветали; золотая монета, которую чеканили императоры династии
Комнинов, пользовалась признанием и в Закавказье, и в странах
Западной Европы; печенеги были разбиты наголову, а на востоке войска
императора ромеев снова вступили в Антиохию. Но этот подъем оказался
непродолжительным: уже в правление Мануила I Комнина (1143—
1180), умного дипломата и блестящего рыцаря, грозовые тучи стали
собираться над Константинополем. А четверть века спустя после смерти
Мануила византийская столица, разграбленная и полусожженная, ле¬
жала у ног венецианских купцов и французских баронов.
В чем же заключается причина такого внезапного падения могу¬
щественного государства?
Во-первых, Константинополь в XII в. потерял прежнее положение
первого ремесленного и торгового центра Европы. Выросли новые го¬
рода — свободные итальянские республики; тот строгий государствен¬
ный контроль за константинопольским ремеслом, который в IX—X вв.
способствовал развитию производства, в новых условиях становился
препятствием, ограничивал предприимчивость мастеров. Действитель¬
но, с середины XII в. мы замечаем упадок константинопольского ре¬
месла: по подсчетам археологов, бблыная часть керамики, производимой
в Константинополе в конце XII в., была низкого качества (с добавлением
дресвы в тесто, с неравномерным обжигом); Константинополь потерял
теперь даже свою монополию в ткацком деле — лучшие византийские
ткани изготовлялись в Фивах, а дешевые изделия даже привозились
сюда из Италии.
Экономический упадок Контантинополя тяжело отразился на по¬
ложении населения столицы и чрезвычайно обострил социальную борьбу
в городе. У византийского историка Никиты Хониата мы встретим
Глава 15. Византия и четвертый крестовый поход
215
немало рассказов о том, как ремесленники — он именует их часто
«чернью» или «смутьянами» — поднимали восстания в Константинопо¬
ле, нападали на дома знати, на латинских купцов, на ненавистных
императорских чиновников.
Во-вторых, императорское правительство проводило политику уни¬
версализма, пытаясь вновь воссоздать Римскую империю. В 1141 г. им¬
ператор Иоанн II Комнин писал папе Иннокентию II, развивая широко
распространенную в средневековье концепцию двух мечей. По словам
императора, один из этих мечей — светский — принадлежит ему, тогда
как второй — духовный — он готов уступить папе; тем самым, по его
мнению, они сумеют добиться восстановления единства христианского
мира и восстановят Римскую империю. Однако в XII в., когда уже созда¬
вались первые предпосылки для образования национальных государств,
такая универсалистская политика была уже нереальной, неминуемо об¬
реченной на провал. Несмотря на всю энергию Мануила, его войска
терпели неудачу за неудачей. Попытка отвоевать у норманнов земли в
Южной Италии закончились поражением у Бриндизи в 1156 г., а двадцать
лет спустя сельджуки разгромили византийскую армию у Мириокефала.
Универсалистская политика Комнинов — столь же бесплодная, как
и деятельность их современника Фридриха I Барбароссы, — требовала
огромных средств, и Комнины непрерывно увеличивали размеры на¬
логов. Недаром сразу же после битвы при Мириокефале, когда уце¬
левшие ромеи в панике старались скрыться от турок, какой-то простой
воин бросил в лицо Мануилу обвинение, что император, подобно вам¬
пиру, сосет кровь народа, начисто обирая своих подданных.
Ни в чем так ярко не проступала внутренняя слабость императорской
политики, как в разложении государственного аппарата. Особенно тяж¬
ким положение сделалось в правление Ангелов (1185—1204), когда
казну хищнически и беззастенчиво расхищали придворные сановники.
Должности продавались, откупщики государственных налогов наживали
огромные состояния, армия разваливалась на глазах. Всесильные вре¬
менщики вступали в тайные сделки со сборщиками налогов, закрывая
глаза на их чудовищное вымогательство, но требуя для себя долю в
награбленных деньгах. Афинский митрополит Михаил Хониат, брат
историка Никиты, нарисовал в своих письмах к сановникам столицы
ужасающую картину обнищания населения Аттики. «Посмотри, — пи¬
сал он> — на этих измученных и отчаявшихся от беспросветной нужды
людей: глаза их ввалились, на плечах грубое рубище, которым едва
прикрывается нагота; лица, снедаемые голодом, потемнели!»
Разоренное население азиатских владений империи нередко пред¬
почитало господство сельджуков гнету византийских феодалов. По
словам Никиты Хониата, иногда «целые византийские города пересе¬
лялись к варварам». Жители бежали в леса, болота, на труднодоступные
216
Л. П. Каждая., Г. Г. Литаврин.
острова среди озер; здесь они строили укрепления, чтобы давать отпор
сборщикам государственных налогов.
В-третьих, прогрессивное развитие феодальных общественных от¬
ношений приводило, как мы видели, к укреплению вотчинной адми¬
нистрации и создавало известные предпосылки для формирования фе¬
одальной раздробленности. К тому же после первого крестового похода
византийские феодалы познакомились с западными порядками, и многие
из динатов империи стали сознательно стремиться к тому, чтобы стать
независимыми правителями в своих областях. В пределах империи
стали формироваться своеобразные княжества, подобные владениям
Льва Сгура на Пелопоннесе.
Формированию таких княжеств, безусловно, способствовало эконо¬
мическое ослабление Константинополя и подъем провинциальных го¬
родов, становившихся хозяйственными центрами своей округи.
Тенденции к децентрализации ослабляли и государственный аппа¬
рат и военные силы Византийской империи.
Наконец, все более возрастали на протяжении XII в. привилегии
иностранных купцов (в особенности венецианцев). К тому же их во¬
енный флот оказал византийцам серьезную помощь в войнах с нор¬
маннами, и это обстоятельство также способствовало упрочению их
позиций. Еще в XI в. венецианцам было предоставлено право беспош¬
линной торговли по всем городам империи, в том числе и в Констан¬
тинополе, где им было отдано под поселение и склады несколько
кварталов. Положение венецианских торговцев уже тогда оказалось
более выгодным, нежели самих византийских купцов, выплачивавших
в казну крупные суммы из своих доходов. Постепенно венецианцы
оттеснили местных торговцев на задний план — ббльшая часть при¬
былей от торговли столицы перешла в руки венецианцев и генуэзцев.
Постоянно прибегая к кредиту венецианских банкиров, империя стала
неоплатным должником республики св. Марка, и привилегии венеци¬
анцев росли еще быстрее. Уже целые пристани и причалы в столице
империи перешли в их полную собственность. Постепенно венецианские
торговцы добились полного изъятия из ведения византийской таможен¬
ной администрации и полной экстерриториальности: даже в случаях
тяжбы венецианца с византийцем спор должен был решать венециан¬
ский судья. Поведение «латинян» становилось все более наглым, не¬
которые из них не скрывали своего презрения к ромеям и вели себя,
как нетерпеливые хозяева, недовольные задержкой в выплате долгов
со стороны, на их взгляд, еще довольно состоятельного должника.
Население столицы ненавидело лютой ненавистью этих бесцеремонных
чужеземных торгашей. Правительство пыталось было ограничить при¬
вилегии венецианцев, так как доходы казначейства с расширением их
деятельности резко сократились. Не раз гнев константинопольского
плебса, искусно направляемый из императорского дворца, обрушивался
на головы «латинян», приводя к погромам их домов и складов с товарами.
Глава 15. Византия и четвертый крестовый поход
217
Но венецианцы пустили в Константинополе слишком глубокие корни,
чтобы можно было такими мерами избавиться от их засилья: сбывавшая
иноземцам продукты своих вотчин феодальная знать Византии совсем
не хотела лишаться выгод от этой торговли. Попытки изгнать ино¬
странцев кончались возмещением понесенного ими убытка и предо¬
ставлением новых льгот. Окончательно подрывая основы отечественной
торговли, императоры предоставляли привилегии и другим итальянским
республикам — Пизе и Генуе, смертельным врагам Венеции, пытаясь
противопоставить их венецианским торгашам и с их помощью вытеснить
венецианцев с занятых ими позиций. Но это лишь увеличивало оже¬
сточение венецианцев против «коварных» ромеев, они с яростью за¬
щищали свои «законные привилегии», устраивая настоящие сражения
с пизанцами и генуэзцами на улицах и в гаванях столицы.
Безвольный и разгульный Исаак II был жалкой игрушкой в руках
продажной придворной клики. Истощая население жестокими поборами,
расточая казну на подарки фаворитам, сановникам церкви и на бес¬
смысленное помпезное строительство, он оставил в полном пренебре¬
жении военные силы и флот империи.
Феодалы не прекращали грызни между собой, часть их стремилась
к утверждению полной независимости в районах расположения своих
владений, другие же постоянно искали случая овладеть троном империи.
Войска, посылаемые против внешних врагов, нередко использовались
магнатами-полководцами для борьбы с императором.
Империя вновь переживала сильнейшие внешнеполитические за¬
труднения. Еще в 1183 г. Венгрия захватила Далмацию, укрепившееся
Сербское государство начало вытеснять империю из ее северо-западных
владений, в 1184 г. от Византии отложился о. Кипр, одна из богатейших
ее провинций, оказавшаяся во власти крупного византийского феодала,
объявившего себя независимым правителем. Византия оказалась не в
состоянии вернуть остров, Кипр насегда был потерян империей. Для
того чтобы вернуть остров, необходим был сильный флот, а он был
приведен в негодность и догнивал у заброшенных причалов. Свиде¬
тельством упадка былого морского могущества Византии было безна¬
казанное хозяйничанье пиратов в Эгейском море. Берега Балканского
полуострова подвергались постоянным грабежам. Эгина сделалась на¬
стоящим притоном морских разбойников. Пираты даже взыскивали
налоги с населения, что, разумеется, не принималось в расчет госу¬
дарственными чиновниками, когда они являлись для сбора податей.
Особенно крупные неудачи терпела империя в борьбе с новым
Болгарским государством за земли Фракии. Армия, которая должна
была вытеснить болгар за Балканы, была разгромлена в 1193 г. всего
в 120 км от столицы, у Аркадиополя. Попытки организовать поход за
Балканы неизменно оставались неудачными. Воины, терпевшие пора¬
жения уже в предгорьях Балкан и, по выражению Хониата, «замиравшие
218
А. П. Каждан., Г. Г. Литаврин
при одном шуме болгарского войска», наотрез отказывались от похода
через горы, называя его безумием, сулящим неминуемую гибель.
В 1195 г. вконец дискредитировавшая себя группировка феодалов,
поддерживавшая Исаака II, была отстранена от власти. Исаак II был
ослеплен своим братом Алексеем и взят под стражу вместе с сыном-
наследником Алексеем. Но в правление Алексея III (1195—1203) силы
империи стали иссякать еще быстрее, а внешнеполитическое положение
страны стало еще более зловещим.
В войнах с болгарами правительство Алексея III терпело не меньшие
неудачи, чем правительство Исаака II. Правда, византийцам, всячески
поддерживавшим оппозиционную болгарскую знать, удалось организо¬
вать убийство Асеня, а затем и Петра, но это не принесло ожидаемых
результатов. Походы болгар на Византию были прерваны лишь на
несколько лет. Скоро Византии снова пришлось столкнуться с Болга¬
рией, где царский трон занял младший брат Петра и Асеня — Калоян
(1197—1207), бывший заложником в Константинополе по договору
1187 г., но сумевший бежать оттуда. Быстро подавив сопротивление
знати, Калоян начал свои успешные и губительные для византийцев
военные действия против империи. Болгарское государство снова стало
расширяться, захватывая пограничные области Северной Фракии, За¬
падной и Юго-Западной Македонии. В 1202 г. Калоян отнял у империи
Поморавье и районы Белграда и Браничева. Накануне четвертого кре¬
стового похода царь Болгарии вновь заявил свои права на верховенство
на Балканах, завязав переговоры с папой о получении императорской
короны.
Положение Византии в Азии было также очень непрочным. Только
внутренние усобицы турок спасали владения империи от окончательного
завоевания. Но время от времени то один, то другой турецкий султан
возобновлял наступление на границы империи. Бессильные противо¬
поставить им боеспособные и достаточно многочисленные войска, им¬
ператоры предпочитали откупаться от турок, склоняя их к миру ценой
уплаты значительных сумм денег, что приводило к быстрому истощению
казны и возрастанию налогового гнета.
Таким образом, ослабление империи совпало с появлением на ее
границах сильных внешних врагов, борьба с которыми окончательно
истощила ее силы. Империя гибла, и сразу же появились многочис¬
ленные претенденты на ее наследство. Первенство принадлежало при
этом священной курии св. Петра и венецианским торгашам, сумевшим
использовать в своекорыстных целях грубую силу новых полчищ кре¬
стоносных рыцарей.
К этому времени многочисленные мусульманские государства юж¬
ных районов Передней Азии объединились под властью могущественного
египетского султана Салах-эд-дина (Саладина), начавшего отвоевывать
у крестоносцев один за другим захваченные ими города и земли. Акра,
Бейрут, Сидон, Яффа, Хайфа, Кесария, Аскалон были потеряны кре¬
Глава 15. Византия и четвертый крестовый поход
219
стоносцами в 1187 г. В этом же году после разгрома крестоносцев при
Тивериадском озере пал и Иерусалим. Ответом на «священную войну»
Саладина был третий крестовый поход, который, однако, был почти
безрезультатным. Тем не менее на Западе вынашивались планы нового
похода на Восток.
Поход планировался против Египта — центра державы Саладина,
поэтому мысль об утомительном пути по суше была оставлена. Сборы
крестоносцев начались в 1199 г. Предводителем похода был избран
граф Тибо Шампанский, племянник короля Франции Филиппа II Ав¬
густа.
Горячим сторонником крестового похода и в значительной мере его
организатором стал новый папа, властный, энергичный и безгранично
честолюбивый Иннокентий III (1198—1216), строивший планы созда¬
ния всемирного теократического государства, центром которого должен
был стать Рим. Средством к достижению этой цели и должен был
служить новый крестовый поход. Но в Восточном Средиземноморье
еще существовала православная Ромейская империя, и Иннокентий III
снова затеял переговоры с правительством Алексея III о подчинении
Восточной церкви папской курии. Папа даже пригрозил Византии
«земными карами» в случае отказа. Но как и следовало ожидать, он
получил отпор. Упрямство «схизматиков» грозило расстроить его планы,
и появление новых крестоносных полчищ открывало перед ним новые
возможности в отношениях с Византией.
В 1200 г. крестоносцы вступили в переговоры с венецианцами о
переправе через Средиземное море. Венеция согласилась предоставить
свой флот крестоносцам, но потребовала за это 85 тысяч марок серебром
и половину военной добычи и земель, которые будут завоеваны. За¬
ручившись согласием на эти чрезвычайно выгодные условия, венеци¬
анцы начали в то же время плести сеть интриг, чтобы отвратить поход
от Египта и направить его в угодное им русло. С Египтом они находились
в это время в тесных и весьма прибыльных торговых связях. Венецианцы
продавали в Египет даже оружие, не смущаясь тем, что с помощью
этих мечей и копий воины Саладина отвоевывали у крестоносцев
«святые земли» на Востоке.
Гораздо более враждебно венецианцы были настроены не против
«нехристей»-мусульман, снова овладевших «гробом Господним», а про¬
тив христианской Ромейской империи. Попытки императоров ограни¬
чить их привилегии и потеснить с помощью их смертельных врагов —
пизанцев и генуэзцев — показали венецианцам, что их позиции в
Византии не являются незыблемыми. Но не только желание утвердить
свое положение в империи двигало венецианцами в стремлении на¬
править крестоносцев против Византии. Они были хорошо осведомлены
об истинном положении дел в империи и стремились к полному и
безраздельному господству в торговле Константинополя, расположен¬
ного на пересечении торговых путей Запада и Востока.
220
Л. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
Мечты о богатствах империи давно уже лишили спокойного сна и
многих венценосцев Европы и их буйных и алчных вассалов. Западным
сеньорам было безразлично, кто противостоял им: турки ли «нехристи»,
византийцы ли «схизматики», или такие же, как они сами, «правовер¬
ные» католики — жители Зары. Было бы что грабить, и крестоносцы
готовы были тотчас забыть о «гробе Господнем» и искупительной «жертве
Христовой». Давно уже разные авантюристы и пилигримы твердили,
что Константинополь — отнюдь не та неприступная твердыня, какой
его считают испокон веков. Папские эмиссары ловко разжигали страсти,
поддерживая распространявшуюся басню о том, что во всех неудачах
крестоносцев повинны «вероломные ромеи», продолжавшие преследо¬
вать собственные планы на Востоке и не отдававшие безоговорочно
своих сил в распоряжение крестоносных предводителей и папства.
Особенно большие надежды на владение землями империи питали
германские императоры. Завладев государством сицилийских норманнов,
германский император предъявил свои претензии на территорию Визан¬
тии между Драчем и Солунью как наследник Роберта Гвискара и Боэ-
мунда Тарентского, дважды захватывавших эти земли в течение истек¬
шего столетия. Испуганный Алексей III поспешил задобрить германского
императора крупной суммой денег, выплатить которую оказалось, одна¬
ко, очень трудно. По всей империи был объявлен особый чрезвычайный
побор, названный «алеманнским» («алеманнами» ромеи называли немцев
и французов), но собрать его с разоренного народа не могли даже такие
мастера своего дела, как византийские сборщики податей. Император
решился на поступок, который был тягчайшим святотатством — были
ограблены гробницы византийских императоров, чтобы украшавшими их
ценностями восполнить недостающую по договору сумму. Отношения с
германцами не улучшились и после прихода к власти в Германии в 1197 г.
Филиппа Швабского. Напротив, они стали еще более напряженными.
Особенно опасным было то, что некоторые бывшие византийские земли
уже находились в вассальной зависимости от германской короны: Кипр
уже признал верховенство германского императора. Только феодальные
смуты помешали Филиппу Швабскому пойти войной против Византии,
едва он получил престол. Свержение Исаака II рассматривалось им как
достаточный для этого повод. Дело в том, что в начале 90-х гг. женой
Филиппа стала дочь императора Исаака II Ирина, и переворот Алексея III
наносил тяжкий удар по далеко идущим планам германской короны,
возлагавшей большие надежды на этот династический брак в условиях
постепенного ослабления Византийской империи.
Король Франции и другие крупные феодалы Западной Европы
мечтали поживиться за счет земель на Востоке, а также пограбить
владения Византии и сам Константинополь.
Таким образом, обстановка для Византии как внутри, так и вне
ее, складывалась весьма трагически. Не нужно было прилагать особых
Глава 15. Византия и четвертый крестовый поход
221
усилий, чтобы свернуть крестоносцев с пути к «освобождению» святынь
Востока на путь ограбления святынь христианской империи. Ведь добыча
обещала быть не меньшей, если не большей, а опасность предприятия
гораздо менее значительной: вместо могущественной державы Салади¬
на — ослабевшая и раздираемая внутренними противоречиями импе¬
рия. Пока рядовые крестоносные рыцари стекались в Венецию, их
вожди вместе с дожем Венеции Дандоло разрабатывали с молчаливого
согласия папы планы нападения на Византию. Нужен был лишь повод,
и он не замедлил представиться.
Вскоре после свержения Исаака II Филипп Швабский вступил в
переписку с плохо охраняемыми слепцом-тестем и своим шурином и
стал вести дипломатическую подготовку к вмешательству в дела им¬
перии с целью возвращения престола своим родственникам, «законным»
правителям Византии. В 1201 г. неожиданно умер избранный в пред¬
водители крестового похода граф Тибо Шампанский. Благодаря усилиям
германского императора и короля Франции на место Тибо Шампанского
был избран угодный им родственник Филиппа Швабского маркиз Бо¬
нифаций Монферратский. У него также были «законные» претензии
на наследство империи, так как за его брата в 1179 г. была выдана
дочь Мануила I Мария, получившая в приданое Солунь.
Крестоносцы на службе Венеции. Между тем к лету 1202 г. кре¬
стоносцы сумели уплатить венецианцам лишь 51 тысячу марок. Вене¬
цианцы потребовали в возмещение оставшейся суммы (34 тысячи марок)
завоевать для Венеции город Зару (Задар) на Далматинском побережье,
находившийся в то время под властью Венгрии. Зара — гнездо пиратов
Адриатики — была давно бельмом на глазу для венецианских торговцев.
Взятие города обещало уничтожить эту опасность и упрочить позиции
республики св. Марка в Далмации, северные районы которой она давно
уже оспаривала у Венгрии.
Не смущаясь тем, что король Венгрии сам принял крест, кресто¬
носные вожди согласились на предложение Венеции. Масса крестоносцев
частью послушно пошла за ними, частью была принуждена к этому
венецианцами, поставившими их в безвыходное положение на пустын¬
ном острове Лидо близ Венеции, где голодавшие крестоносцы ожидали
начала похода.
Папа не захотел помешать этому явно не «богоугодному» замыслу,
боясь своим вмешательством сорвать поход. Небольшое зло (взятие
Зары), как думал Иннокентий, могло быть вполне искуплено великим
благом (завоеванием Иерусалима). Его угрожающие послания и отлу¬
чения, предпринятые, кстати, уже после взятия города, были лишь
пустой демагогией, цель которой состояла в том, чтобы спасти авторитет
папства как блюстителя справедливости, и скоро сменились милостивым
прощением и эпитимьей.
Начало разбойничьему походу было положено. Грабительская сущ¬
ность крестоносных предприятий проявилась как нельзя более ярко.
222
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
В октябре 1202 г. Зара была взята штурмом, население города
подверглось нападениям и дикому грабежу. Благочестивые воители
сами передрались на улицах города из-за богатой добычи, предводи¬
телям и священнослужителям крестоносного воинства едва удалось
разнять сцепившихся в ожесточенной схватке венецианцев и западных
рыцарей, не поделивших награбленного добра. Зиму крестоносцы про¬
вели в Заре. В начале 1203 г. к ним прибыли послы Филиппа Швабского
и доверенные лица Алексея, сына Исаака И.
Еще год назад Алексею удалось бежать из Константинополя с
помощью пизанцев, взявших его на корабль, отплывающий в Италию.
Отсутствие его было обнаружено очень скоро, корабль еще не вышел
из гавани. По приказу императора корабль был обыскан, но переодетому
Алексею, скрывшемуся среди «латинян», удалось уехать неопознанным.
Весной 1202 г. он явился на прием к папе. Иннокентий III с восторгом
принял «законного» наследника Византийской империи, стоявшего в
униженной позе смиренного просителя перед престолом римского пер¬
восвященника. Он обещал Алексею отеческую поддержку за обязатель¬
ство охваченного жаждой власти царевича подчинить Восточную цер¬
ковь папскому престолу и принять участие в походе силами империи.
Из Рима Алексей немедленно направился к Филиппу Швабскому,
у которого сразу же возник план использовать крестоносные войска
против Византии под благовидным предлогом свергнуть узурпатора и
вернуть трон Исааку II и его сыну. Послы Филиппа и Алексея расточали
обещания и сулили несметные богатства за поход к Константинополю.
Предложение германского императора было немедленно поддержано
главой крестоносцев Бонифацием Монферратским, постепенно к нему
примкнули и все остальные предводители рыцарских ополчений. Было
условлено, что за возвращение трона Алексею и его отцу Византия
уплатит крестоносцам огромную сумму в 200 тысяч марок серебром,
подчинит Византийскую церковь римскому престолу, даст для похода
в «святые земли» 10 000 воинов, которых перевезет на своих кораблях,
и до конца жизни Алексея будет содержать в «святой земле» 500 конных
рыцарей. Искушение было слишком велико, чтобы от него отказались
не только главные заправилы крестоносного предприятия, имевшие
немало других причин для похода против империи, но и рядовые
рыцари.
Вскоре к крестоносцам, подчинившим попутно «законному» импе¬
ратору Драч, присоединился и сам царевич, подписавший разработан¬
ный без него договор. Легкомысленный сын Исаака II, хвастливый и
развязный, Алексей направо и налево сыпал обещаниями золотых гор,
помимо тех богатств, которые были обусловлены договором, и распалял
алчность и без того корыстолюбивых рыцарей.
Осада Константинополя. В июне 1203 г. корабли крестоносцев
появились у стен Константинополя. Гигантский город раскинулся
перед взорами невежественных рыцарей, сверкая тысячами глав церк¬
Глава 15. Византия и четвертый крестовый поход
223
вей и крышами белокаменных дворцов императоров и знати. Один
из предводителей крестоносцев маршал Шампани Жоффруа Виллар-
дуэн писал, что рыцари едва могли поверить в существование столь
богатого города, и когда они охватили взором всю его громаду, «то
не было человека, который не задрожал бы от страха, потому что
никогда еще не было предпринято никем такое дело с тех пор, как
стоит свет».
Прежде всего крестоносцы захватили Галату, предместье столицы
империи, расположенное на противоположном берегу Золотого Рога,
где стояла могучая башня, к которой была прикреплена массивная
железная цепь, перегораживавшая залив и препятствовавшая входу в
него неприятельских судов. Цепь была разорвана, и корабли рыцарей,
вошедшие в залив, оказались против наименее укрепленных стен Кон¬
стантинополя. Жалкие остатки сгнившего и источенного червями флота
империи были тут же уничтожены.
Однако первый натиск крестоносцев на стены города с суши был
отбит наемниками и пизанцами, предугадывавшими судьбу своих ба¬
рышей от торговли в Константинополе в случае победы крестоносцев,
послушно выполняющих волю венецианцев.
Не надеясь на свои слабые и весьма ненадежные силы, лишенный
флота, а вместе с тем и возможности оборонять столицу со стороны
моря, Алексей III стал думать о бегстве. Во время нового приступа в
середине июля крестоносцы захватили 26 башен городской стены. Чтобы
отогнать защитников города от стен, они подожгли ближайшие квар¬
талы, начался пожар.
Алексей III, захватив остатки государственной казны и император¬
ские драгоценности, бежал с семьей, бросив город на произвол судьбы.
Узнав об этом, население, боясь захвата столицы крестоносными гра¬
бителями и выполняя их требование, восстановило на престоле слепого
Исаака II, объявившего вслед за тем своего сына Алексея соправителем.
Осталось уплатить крестоносцам сумму, обещанную безумным юнцом
за возвращение престола. Казна была пуста. Ценой огромного напря¬
жения (сбора средств из украшений и драгоценностей дворцов, час¬
тичной реквизиции ценного убранства и утвари церквей, конфискации
частных богатств членов императорской фамилии) была внесена лишь
половина обусловленной договором суммы — 100 тысяч марок, бблыпая
часть которой немедленно перешла в карманы венецианцев. Все усилия
нищих императоров собрать вторую половину суммы оказались тщет¬
ными. В народе зрело возмущение против слишком дорого обошедшихся
империи жалких правителей, приведших к столице враждебные кре¬
стоносные полчища.
В августе «латиняне» снова подожгли город во время столкновения
с ромеями, пытавшимися защитить живших в Константинополе му¬
сульман, подвергшихся нападению рыцарей. Такого пожара столица
Ромейской империи не знала более семи веков. По словам западного
224
А. П. Каждая, Г. Г. Литаврин
хрониста, за двое суток в восточной, наиболее древней части города,
сгорело столько домов, сколько их не насчитывалось в то время и в
трех крупнейших городах Франции. Жертвой пламени стали много¬
численные памятники культуры, тысячи ценнейших рукописей, на¬
копленных здесь в течение почти тысячелетнего существования сто¬
лицы. Толпы лишенных крова и имущества жителей шумели на улицах,
как разбушевавшееся море. Все «латиняне», даже союзные византийцам
пизанцы, должны были бежать из города от гнева народа. Ограбление
императорами церквей для передачи их богатств крестоносцам вызывало
возмущение у части духовенства, фанатично призывавшего население
никакой ценой не мириться с «латинянами-папистами». 1 января 1204 г.
население столицы даже предприняло попытку сжечь флот крестонос¬
цев. Обстановка накалялась с каждым днем.
Между тем пропадавший в лагере крестоносцев Алексей IV разъ¬
езжал вместе с их отрядами, рыскавшими в ближайших к столице
районах Фракии, подвергая, по словам Хониата, разорению «свою же
землю», — в знак мести за отца, как он говорил, ибо феодалы и
население этих мест не защитили Исаака II во время переворота 1195 г.,
а потому «заслуживали» наказания. Крестоносцы даже собирали здесь
подати, не церемонясь с Алексеем, который не уплачивал им «законно»
причитающихся денег.
В обстановке анархии, волнений в городе и раздоров при дворе два
восстановленных на престоле императора сумели оттянуть сроки уплаты
недостающей суммы до начала 1204 г., когда они, наконец, вынуждены
были признаться в своей несостоятельности. Возмущенный Дандоло
заявил Алексею, что в его власти снова «бросить в грязь» Ангелов,
вытащенных оттуда с помощью крестоносцев и Венеции. Поведение
крестоносцев стало угрожающим. Близилась развязка. Она была уско¬
рена происшедшими вслед за этим событиями в городе.
Константинополь накануне падения. В конце января 1204 г. в
Константинополе вспыхнуло восстание, жители города провозгласили
императором простого воина Николая Канаву. Испуганные Ангелы
решили просить крестоносцев ввести в город свои войска. Как утопа¬
ющий за соломинку, они хватались за любую возможность удержаться
на престоле, чего бы это ни стоило. Но узнав об этом решении, даже
константинопольская знать возмутилась против императоров. Ввести в
столицу отряды крестоносцев, неоплатными должниками которых стали
императоры, означало бы добровольно отдать город на разграбление,
в ходе которого в первую голову пострадали бы наиболее состоятельные
жители города. Ангелы были свергнуты снова. Императором был избран
придворный сановник, зять Алексея III Алексей Дука, по прозвищу
Мурзуфл («хмурый», «насупленный»). Потрясенный Исаак скоро умер
в тюрьме, а Алексей IV был задушен по приказанию Мурзуфла. Опи¬
раясь на состоятельные слои восставшего населения, Мурзуфл сумел
устранить и Николая Канаву.
Глава 15. Византия и четвертый крестовый поход
225
Новый император понимал бесполезность каких-либо переговоров
с крестоносцами и пытался принять энергичные меры к обороне Кон¬
стантинополя. Ему удалось восстановить порядок в рядах деморализо¬
ванной наемной гвардии, обещав наемникам скорую плату и награду,
приступить к исправлению городских стен и укреплений, начать ор¬
ганизацию городского ополчения. Мурзуфл даже предъявил крестонос¬
цам требование в недельный срок покинуть пределы Византии. Но
время было безнадежно упущено. Слабость сил империи была очевидной
для любого участника похода. Не менее очевидным для состоятельных
слоев населения столицы было то, что взятие юрода грозит им полным
разорением, а может быть, и гибелью. Но собственнический дух, боязнь
пожертвовать часть для спасения целого привели к срыву дела создания
ополчения. Каждый богач думал, что дело обойдется как-нибудь без
того, чтобы он приносил жертвы — ведь могучие стены не рез спасали
столицу! Неимущие слои были равнодушны к судьбе города. Часть
торгово-ремесленного населения, однако, была готова взяться за оружие.
Но его нужно было вооружить и обеспечить продовольствием, средства
же, собираемые для этого путем пожертвований, поступали крайне
плохо. Наемники снова требовали платы, грозя оставить город.
Крестоносцы готовились к штурму Константинополя. То, что ка¬
залось временным отклонением с пути на Восток, стало основной и
окончательной целью крестоносного предприятия. В марте 1204 г. на
специальном заседании вождей был разработан план завоевания Ви¬
зантии и подписан договор о разделе ее еще не подчиненных владений.
Делили не богатства столицы, необходимые для покрытия «расходов»
на путь к Константинополю и возмещения не выплаченных Ангелами
100 тысяч марок, — тщательному дележу подвергались земли и города
империи, даже те, которые она успела утратить не один век назад.
Крестоносные рыцари Запада, большинство которых лишь понаслышке
знало о существовании сказочной Восточной империи, выступали теперь
в роли ее наследников. Стремясь оправдать свои притязания, они
объявили, что византийские императоры, убивающие и увечащие друг
друга, утратили «божественное право» владеть империей.
Крестоносные войска и флот окружили огромный город. В его стенах
веками сохранялись бесчисленные произведения искусства, вывезенные
сюда со всех концов Средиземноморья, сокровища греческой и римской
скульптуры, живописи и письменности. Богатейшие библиотеки цар¬
ских дворцов и образованной знати хранили уникальные рукописи. Но
все это не имело никакой цены в глазах грубых и алчных крестоносных
варваров. Они искали золота. Но и его на беду «владычицы городов»
было много за ее могучими стенами: золото хранилось в подвалах
чиновной и торговой знати, из золота и серебра была отлита посуда,
золотом, серебром и драгоценными камнями были украшены церкви
и дворы, затканы дорогие ткани и ризы, выложены церковные аналои.
Все это обещало стать легкой добычей феодальных сеньоров Запада,
15 Зак. 3585
226
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
окончательно оставивших помыслы и речи об освобождении Иеруса¬
лима.
Разгром Константинополя. Слабых сил защитников города хватило
лишь на то, чтобы отбить первый штурм крестоносцев. 12 апреля со
стороны Золотого Рога последовал второй штурм. Внезапным ударом
была захвачена башня и участок городской стены, по переброшенным
на стены с попарно связанных судов мостикам отрад рыцарей ворвался
в город и открыл ворота основным силам крестоносного воинства.
Никогда не видавшая в своих стенах неприятеля столица империи,
выстоявшая девять веков перед множеством врагов, стала жертвой
безжалостных завоевателей. О ее могучие стены разбились волны вар¬
варских нашествий эпохи переселения народов, войска аваров, персов,
арабов, болгар и русских. И теперь в результате внутренних смут и
разложения она оказалась во власти западных рыцарей. Плотной толпой
ринулись они в город, отбросив слабые силы защитников столицы.
Преследуя бегущих, крестоносцы убивали всех и всякого, кто попадался
им на пути. Город наполнился звоном оружия, дикими криками изби¬
ваемых и насилуемых, грохотом разбиваемых дверей и окон и шумом
пожарища.
Три дня продолжался дикий разгул завоевателей. Из злорадства,
бессмысленной жажды разрушений уничтожались бесценные памятники
искусства: низвергались мраморные статуи дивной работы прославлен¬
ных мастеров древности, разрушались великолепные дворцы и здания,
портики и колоннады. Замечательные изделия искусства рубились и
разрезались на куски, если они были украшены золотом и драгоцен¬
ностями, остальное безжалостно втаптывалось в грязь. Рыцари в ли¬
хорадочной спешке захватывали дома, определяя ценность их внутрен¬
них покоев по внешнему виду, и выставляли у ворот и дверей знаки
своей собственности. Обитатели дома подвергались избиению при ма¬
лейшей попытке сопротивляться или защищать своих жен, дочерей и
сестер от насилия и издевательств. Молодые женщины и девушки
одевались в рубища, спутывали в беспорядке волосы, пачкали свои
лица грязью и сажей, чтобы не привлекать внимания сеньоров, давших
обет подвижничества при вступлении на «стезю Господню». Население
в панике бежало из города.
Стремясь овладеть материальными благами Востока, крестоносцы
заявляли, что в борьбе с «неверными» они пролагают себе дорогу в
Царство Небесное. Но Бог был забыт в момент, когда перед «ратниками
Христа» открылась возможность в несколько дней обеспечить себе рай
на земле. Крестоносцы врывались в церкви, из дорогих рам выбрасывали
под ноги мощи святых, секирами и мечами рубили на куски украшенные
серебром и золотом алтари, амвоны, царские врата; из иконостасов
сыпались иконы дорогого письма, с которых срывались ризы и оклады.
Страшному опустошению подвергся и знаменитый храм Св. Софии,
для украшения которого во все столетия привлекались лучшие мастера
Глава 15. Византия и четвертый крестовый поход
227
империи. Добыча была так велика, что не хватало сил вынести ее из
собора, тогда в него вводили мулов и лошадей. Они бились в страхе
перед блестящими мозаичными полами. Обезумевшие от алчности ры¬
цари в кровь избивали животных, втаскивая их внутрь и навьючивая
добычей.
Не лучше любого рыцаря вели себя в эти дни в Константинополе
и католические прелаты. Предметом их особой охоты была драгоценная
церковная утварь и священные древние реликвии, вокруг которых
слагались ромеями различные легенды. Одно описание украденных в
Константинополе подобного рода вещей, сделанное впоследствии на
основании документов, составило целую книгу. Византийский писатель
Никита Хониат, бывший очевидцем падения Константинополя, оставил
подробное описание бесчинств литинян. По его словам, даже злейшие
враги империи и самих латинян — сарацины (мусульмане) — никогда
не совершали таких злодеяний над христианским населением. Почти
половина города дымилась в развалинах, а другая представляла собой
картину полного опустошения.
Добыча крестоносцев была так велика, что, по собственному их
признанию, они не могли ее сосчитать. Только часть добычи, сложенная
крестоносцами в нескольких церквах, была подвергнута организован¬
ному дележу. При этом, по сообщению Жоффруа Виллардуэна, за
долю крестоносцев, полученную ими при дележе этой добычи, вене¬
цианцы предложили 400 тысяч марок серебром, но предложение было
отклонено как невыгодное. Совершенно не поддается учету то, что
было разграблено крестоносцами в первые три дня, что подвергалось
бессмысленному уничтожению и было вывезено в предметах искусства.
Впрочем, из античных статуй знаменитых скульпторов древности была
спасена лишь четверка коней работы греческого скульптора времени
Александра Македонского — Лисиппа. По приказу дожа Энрико Дан-
доло они были отосланы в Венецию и по сей день стоят под главным
порталом собора Св. Марка.
Ослабленная, дезорганизованная и фактически лишенная военных
сил столица оказалась одинокой перед лицом сильного врага. Провинция
не пришла на помощь Константинополю. Враждовавшие и почти не¬
зависимые от центральной власти феодалы рассматривали оборону
столицы уже как частное дело императора. Ни Алексей III, ни Мурзуфл,
бежавший во время решительного штурма, не смогли собрать ни отряда
в помощь городу, продолжая тем не менее оспаривать друг у друга
пустой звук императорского титула.
Не встало на защиту города и его угнетенное население. Последние
двадцать лет перед падением Константинополя были наполнены оже¬
сточенной классовой борьбой в его стенах. Обездоленным жителям
столицы казалось, что им нечего терять. Не могло быть и речи о
каком-либо единении сил народа с ненавистными феодалами даже
перед лицом внешнего врага. Мало того, даже в то время, когда под
228
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
стенами города стояло угрожавшее ему крестоносное воинство, внутри
городских стен не затихала борьба.
Константинопольская знать в полной мере расплатилась за свое
предательское своекорыстное поведение. Казалось, феодальная сановная
знать и константинопольские торгаши сознательно вели город к гибели.
Пожалев средства, необходимые для обороны города, сорвав организа¬
цию народного ополчения, не прекратив кровавой борьбы вокруг пре¬
стола, они теперь лишились своих богатев, но не вызывали ни состра¬
дания, ни жалости у ими же ограбленного перед этим угнетенного
населения. Никита Хониат рассказывает о том, как печальный кортеж
из членов его семьи и слуг тайком выбрался из города. Окрестное
крестьянское население, видевшее свою столицу, вечный город империи
в пламени пожарищ, с ненавистью встречало и провожало жалкие
толпы знати, спешившей укрыться в своих отдаленных поместьях в
Европе и в Азии. Земледельцы и пастухи дорого продавали продукты
потерявшим власть господам и подвергали их насмешкам и брани,
говоря: «Слава Богу, вот и мы обогатились!» — и имея при этом в
виду, что надменные господа выглядят, наконец, не состоятельнее своих
бывших крестьян.
Четвертый крестовый поход закончился, на развалинах Византий¬
ской империи возникло новое, искусственно созданное государство —
Латинская империя. Папа Иннокентий III, как и после захвата Зары,
снова разразился гневными посланиями в адрес крестоносцев, престу¬
пивших обет отвоевания «святой земли» ради завоевания христианской
империи. Ему действительно было мало одной Византии. Прекращение
похода не входило в его планы. Но и негодование по поводу насилия
над христианами Востока было разыграно лишь для виду: ведь интересы
папства не были забыты; казалось, свершилась давняя заветная мечта —
Восточная церковь была, наконец, подчинена папскому престолу. Скоро
последовало прощение и благословение — папа объявил завоевание
Византии законным актом — «чудом Божьим», его «справедливым су¬
дом», передавшим империю «схизматиков» в надежные руки правовер¬
ных католиков.
Так одно из величайших в истории злодеяний было санкционировано
и оправдано «святейшей» курией св. Петра, открыто поправшей те
самые идеалы, именем которых в течение нескольких веков прикры¬
вались крестоносные предприятия. Четвертый крестовый поход зани¬
мает среди них особое место: в нем наиболее ярко проявились подлинные
причины, двигавшие папством и феодальным рыцарством Запада в
организации ими грандиозных походов на Восток для отвоевания «гроба
Господня».
Глава 16
ЛАТИНСКАЯ ИМПЕРИЯ И ГЕГЕМОНИЯ
БОЛГАРИИ НА БАЛКАНАХ
Распад Византийской империи. Константинополь пал. Уже 16 мая
1204 г. императорская корона была возложена на одного из крестонос¬
ных вождей — на графа Балдуина Фландрского. Патриарший престол
был предоставлен венецианцу Томазо Морозини, которому еще пред¬
стояло прибыть в Константинополь. Формально начало существования
нового государства — Латинской империи — было положено, но на деле
латинским феодалам, уже успевшим получить пышные титулы Адри-
анопольских и Филиппопольских князей, еще предстояло отвоевывать
свои феоды. Иные рыцари подолгу еще оставались в Константинополе
в ожидании своей очереди вступить во владение. Они развлекались
попойками, дебошами и игрой в кости, проигрывали, выигрывали,
меняли, продавали и перекраивали свои будущие владения, зная о них
пока лишь понаслышке.
Впрочем, многие из них так и не смогли получить тех земель,
которые были отведены им по договору, заключенному в марте, еще
под стенами византийской столицы, — на обломках Ромейской империи
образовалось несколько греческих государств, сумевших отразить как
натиск латинян, так и набеги сельджуков.
Наиболее значительными среди обломков Ромейской империи были
три: Никейская империя, занимавшая северо-западную часть Малой
Азии с такими важными центрами, как Никея, Нимфей и Смирна;
Трапезундская империя (на южном побережье Черного моря), осно¬
ванная с помощью грузинских войск внуками Андроника I Алексеем
и Давидом, которые приняли имя «Великих Комнинов»; наконец, Эпир-
ский деспотат (от Коринфского залива до Драча), где правителем стал
один из родственников династии Ангелов — Михаил. Сложилось также
несколько более мелких княжеств. Тем самым окончательно востор¬
жествовали те тенденции к феодальной децентрализации, которые
давали себя знать в Византии еще до падения Константинополя.
230
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
Гораздо более отчетливо система феодальной раздробленности офор¬
милась на тех византийских землях, которые оказались под рукой
константинопольского императора. Непосредственно в домене импера¬
тора находилась лишь одна четверть земель Латинской империи — его
владения лежали по преимуществу во Фракии; остальные земли были
разделены между вассалами императора, среди которых наиболее вли¬
ятельными были республика Венеция и солунский король Бонифаций
Монферратский, бывший предводитель крестоносцев. И у Венеции, и
у солунского короля, и у многих других баронов были свои вассалы:
так, в вассальной зависимости от Бонифация находился афино-фиван¬
ский герцог и ахейский князь.
Львиная доля Латинской империи принадлежала Венеции и ее
вассалам. Она овладела одним из крупнейших фракийских городов
Адрианополем, приморскими портами на Мраморном море (Родосто,
Галлиполи и другие) и на Пелопоннесе (Корон и Модон), многочис¬
ленными островами в Эгейском море, в том числе Лемносом и Андросом.
В самом Константинополе к венецианцам перешли восточные кварталы
(3/8 города!), где лежали главные пристани и причалы, а также пат-
риаршия церковь — Св. София. За бесценок венецианцы купили у
Бонифация Монферратского остров Крит. Наконец, за ними были
признаны права на Эпир — впрочем, его нужно было сперва отвоевать
у греков.
Политический строй Латинской империи. Политическая система,
созданная крестоносцами на завоеванных землях империи, была ти¬
пичной системой феодальных монархий Западной Европы того времени.
Легкость, с какой латиняне создали ее на чуждой им почве, объяснялась
главным образом тем, что феодальные порядки, сложившиеся к этому
времени в балканских землях, были близки к отношениям, которые
существовали на Западе.
Обосновавшись в Византии, западные рыцари лишь приспособились
к тем порядкам, которые сложились здесь до их прихода, несколько
приблизив их к привычным им формам. Была значительно усилена
феодальная зависимость крестьянства, государственный рента-налог
был превращен в обычную феодальную ренту, выплачивавшуюся не¬
посредственно своему господину: феодальная рента и рента-налог сли¬
лись воедино.
Система прямого подчинения прониаров главе государства была
заменена сложной системой вассалитета — соподчинения мелких лен¬
ников крупным, а крупных — крупнейшим, по принципу «вассал моего
вассала — не мой вассал». Были строго определены и зафиксированы
в особых договорах взаимные обязанности вассалов и сюзеренов, чего,
разумеется, никогда не знала Византия. По сообщению другого хрониста
четвертого крестового похода, современника и участника событий Ро¬
берта де Клари, доходность одного рыцарского лена была определена
в 300 анжуйских ливров. В соответствии с весом, значением и знат¬
Глава 16. Латинская империя и гегемония Болгарии на Балканах
231
ностью, а главным образом — количеством вассалов крестоносцы полу¬
чили в Византии от одного до 200 рыцарских феодов каждый. При
определении доходности местности или города основывались по пре¬
имуществу, как сообщают Хониат и Виллардуэн, на сумме тех доходов,
которые получали здесь ранее феодальные владельцы и казна.
Об организации ленной системы западных рыцарей в Византии
рассказывается в «Морейской хронике». Византийские феодалы-прони-
ары, изъявившие покорность завоевателям, были оставлены ими на
своих местах. По словам автора хроники, на общем совете местных
феодалов и завоевателей решался вопрос о том, под условием какой
службы «закрепить за господами их пронии».
Латиняне, захватив земли Византии, нашли здесь пронию, которую
они отождествили со своим феодом, не видя между ними существенной
разницы. Таким образом, «новый порядок», установленный крестоносца¬
ми, был не особенно нов для прониаров Пелопоннеса: обязанность нести
службу императору была лишь заменена обязанностью нести ее впредь в
пользу нового сюзерена — Жоффруа Виллардуэна (племянника цитиро¬
вавшегося нами выше писателя), который в свою очередь был вассалом
короля солунского Бонифация Монферратского, а последний — вассалом
императора Балдуина Фландрского. У западного хрониста были поэтому
основания сказать: «Мы должны удержать всех (прониаров) в их (преж¬
нем) положении, никого не лишая чего-либо в большей мере, чем это
обыкновенно делалось во времена греческих императоров». С гневом и
презрением пишет Никита Хониат о предательстве сановной и землевла¬
дельческой знати, поспешившей своей покорностью завоевать располо¬
жение новых повелителей. Хониат называет их «рабскими душами», «ко¬
торые ради корыстолюбия стали врагами своей родины», изменниками,
«которые для обеспечения своей безопасности поддались завоевателям
вместо того, чтобы оставаться в вечной войне с латинянами». Так посту¬
пили, в частности, феодалы Пелопоннеса.
Архонты, прониары Пелопоннеса, с готовностью согласились нести
службу латинянам, сохраняя в своей власти прежние владения. При
этом было детально определено, с какими силами, на какую службу
и на сколько дней в году является каждый ленник. Рыцарь, владевший
одним феодом, нес военную службу только лично, имевшие четыре
феода выставляли одного рыцаря и двенадцать сержантов, а державшие
более четырех феодов выставляли по конному сержанту или рыцарю
за каждый феод. Ленники были обязаны нести походную службу в
течение четырех месяцев и гарнизонную службу в продолжение такого
же срока. Но в случае крайней необходимости сеньор имел право
призвать вассалов и на остальные четыре месяца. В отличие от порядков
в Византии, четыре месяца в году должны были служить в походе и
епископы, точно так же, как рыцари духовных орденов — госпитальеры
и тамплиеры. «Морейская хроника» перечисляет вписанные в особую
232
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.
«книгу раздела» имена наиболее крупных ленников Виллардуэна (не¬
которые из них имели по 24 феода) и пренебрегает теми, которые
владели только одним феодом: они не были внесены в регистр, «так
как их было слишком много».
На территории Латинской империи были приняты также «Романские
ассизы», весьма близкие к «Иерусалимским ассизам» — сборнику фе¬
одального права, составленному крестоносцами-завоевателями после
первого крестового похода. Согласно этим ассизам власть императора
была ограничена существовавшим при нем советом из крупнейших
сеньоров и венецианского подестй с 6-ю советниками. Совет должен
был давать свое согласие по важнейшим вопросам, в том числе по
вопросам войны и мира. Император, как, впрочем, и другие сюзерены,
не мог без согласия наиболее видных сеньоров подвергнуть наказанию
своего вассала или лишить его лена. Пользуясь защитой и покрови¬
тельством своего сюзерена, вассал был обязан нести в его пользу
военную службу на коне, в полном вооружении, содействовать личным
участием поимке преступника, присутствовать при судебном разбира¬
тельстве и давать показания, отправляться по приказу сюзерена с
оповещаниями и выполнять другие его поручения.
Кроме того, на территории империи продолжали соблюдаться и
византийские законы. Западный хронист Гунтер Пэрисский даже писал,
что с некоторыми изъятиями и изменениями «было позволено оставить
в том виде, как они существовали раньше, законы и права и все прочие
установления, которые издревле существовали как в столице империи,
так и в провинциях».
Вступив во владение своими феодами, рыцари поспешили построить
себе крепкие замки, если им не достались укрепления подобного рода
от прежних хозяев или если центром их владений не становились
окруженный стеной город или крепость. Наиболее знатные из кресто¬
носцев назначали в принадлежащие им владения «своих бальи (судей)
и свою стражу», т. е. гарнизоны. Рыцари помельче судили своих под¬
данных лично и защищали свои поместья сами с приближенными к
ним людьми, пользуясь при этом поддержкой своих сеньоров. Обеспе¬
чение собственной безопасности в завоеванной стране было одной из
наиболее серьезных проблем, с которой пришлось столкнуться кресто¬
носцам, так как население империи с самого начала и до конца их
господства было непримиримо враждебно к иноземным насильникам.
Народная борьба против завоевателей. Трудовой народ Византий¬
ской империи, с безразличием встретивший падение Константинополя,
рассчитывал, по-видимому, что уничтожение власти василевсов при¬
несет ему освобождение от тяжкого податного бремени, от произвола
чиновников, от своекорыстия судей. Однако власть латинских феодалов
не сулила ромеям облегчения. Наоборот, положение народа стало еще
более тяжелым. Хотя завоеватели не раз провозглашали, что ни с кого
не станут требовать бблыпих повинностей, нежели тот выполнял при
Глава 16. Латинская империя и гегемония Болгарии на Балканах 233
византийском императоре, на деле же на крестьян были возложены
новые повинности. Византийских париков в своих владениях завоева¬
тели безоговорочно рассматривали как крепостных. Завоевания сопро¬
вождались опустошениями и грабежами, в грабежи выливались и фе¬
одальные смуты воинственных баронов. Господство венецианцев в Кон¬
стантинополе и на всех важнейших торговых путях империи затрагивало
жизненные интересы греческого купечества: торговля на Босфоре и в
Эгейском море попала теперь в цепкие руки венецианцев. Наконец,
далеко не все византийские феодалы нашли себе место в новой вас¬
сально-ленной системе: многие из них потеряли свои земли, несмотря
на то, что они изъявляли готовность служить латинским сюзеренам.
Никита Хониат повествует о том, как после бегства Алексея III в
Малую Азию окружавшая его военная и сановная знать предложила
свои услуги Бонифацию, который надменно заявил, что ему «невыгодно
иметь ромеев воинами». Подобный же ответ получили они и у Балдуина.
Короче говоря, господство латинян очень скоро стало вызывать недо¬
вольство в самых различных кругах византийского общества. Это не¬
довольство нашло свое идеологическое оформление в борьбе православия
против католичества. Буквально в первые дни после захвата Констан¬
тинополя было объявлено о подчинении Восточной церкви Риму. Однако
осуществить это подчинение на деле оказалось труднее, чем ожидали
крестоносцы и папа. Более того, можно сказать, что папство никогда
не было так далеко от своей цели распространить на территорию
империи католичество, как именно в период господства в Византии
латинян. И население, и подавляющее большинство духовенства, и
низшего, и высшего, наотрез отказывались от католического богослу¬
жения. Патриарх венецианец Томазо Морозини, по мнению папы,
недостаточно энергично приводил ромеев к «праведной вере». В 1213 г.
в Константинополь прибыл другой папский легат — кардинал, испанец
по происхождению, Пелагий Альбинский, который круто изменил так¬
тику. Его основными методами были насилие и репрессии. Непослушных
диктату кардинала бросали в тюрьмы, заковывали в цепи, подвергали
пыткам, а иногда и казнили. Монахов изгоняли из монастырей, а
монастырские владения подвергали конфискации, церкви, священники
которых и прихожане не желали принимать католичество, опечатыва¬
лись. Но это еще более усиливало сопротивление попыткам ненавистных
латинян ввести католичество: многие священники предпочитали слагать
с себя сан, а народ отказывался посещать храмы, в которых богослу¬
жение совершалось по католическому обряду. От пассивного сопротив¬
ления греки уже очень рано стали переходить к активной борьбе. Не
прошло и года латинского владычества в Византии, как во Фракии и
Южной Македонии вспыхнуло народное восстание. Оно началось сти¬
хийно в конце зимы—начале весны 1205 г., когда император Балдуин
с основными силами крестоносцев вел войну в Малой Азии против
Никейской империи. Жители Фракии, греки и болгары, силой овладели
234
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
городками и крепостями, не обладавшими достаточными гарнизонами
латинян, которых подвергали при этом беспощадному избиению. Так
был перебит, например, гарнизон крепости Димотика. Восставшие вы¬
бросили крестоносцев даже из такого крупного города, как Адрианополь.
Захватчики в ужасе бежали под защиту константинопольских стен.
Восстание получило отклик также в Греции и на Пелопоннесе. Хотя
волнения здесь и не вылились в открытую вооруженную борьбу, ис¬
пуганные новые господа и предатели из византийской знати стали, по
словам Хониата, «несколько скромнее в своих планах». Вспыхнуло
восстание и в Солуни, когда Бонифаций находился в Греции. Народ
не питал никакого расположения к своей бывшей императрице, а теперь
королеве Маргарите (она вышла за Бонифация вскоре после взятия
Константинополя), остававшейся в городе. Она должна была искать
спасение в цитадели Солуни, так как народ, по словам современника,
«выгнал ее из города» и начал осаду крепости, в которой она укрылась
с латинским гарнизоном. Во главе восставших встал болгарин из рода
Шишманов, поставленный Калояном еще до прихода латинян прави¬
телем Просека и начальником пограничных болгарских войск. Но
Бонифаций опередил Калояна, поспешив на выручку крестоносцам.
Ему удалось восстановить свою власть в городе. На горожан обрушились
репрессии. Прежде всего в наказание население подверглось грабежу,
которого оно сумело избежать при взятии города Балд у ином, а затем
при первом вступлении в него Бонифация. Многие были лишены иму¬
щества и «голее песта», как говорит Хониат, высланы из города —
такова была участь более состоятельных. Что же касается рядовых
участников восстания, «людей из народной толпы», по выражению того
же историка, принявших участие в событиях, то многие из них были
казнены.
Гегемония Болгарии на Балканах. В то время как Византийская
империя распалась на ряд феодальных владений — латинских и ро-
мейских — ив политическом отношении значительно ослабла, к северу
от ее границ все более укреплялось Болгарское царство, недавно только
освободившееся от византийского ига. Совместная борьба против ви¬
зантийцев содействовала сплочению внутри господствующего класса,
которому к тому же удалось использовать в своих интересах богомиль¬
скую организацию: ведь богомилы активно участвовали в освободи¬
тельной борьбе болгарского народа. Болгарские феодалы учитывали
также, что к началу XIII в. в известной мере изменился и характер
богомильства: внутри этого движения образовались замкнутые и отго¬
родившиеся от народа секты, социальные лозунги сменились у них
проповедью мира, терпения и пассивного ожидания прихода «спасителя»
для суда над людьми.
Царь Болгарии Калоян стремился привлечь на свою сторону рим¬
ского папу, который умел закрывать глаза на союз Калояна с «ерети¬
ками»— богомилами. В ноябре 1204 г. папский легат возложил на
Глава 16. Латинская империя и гегемония Болгарии на Балканах
235
Калояна королевскую корону, а тырновского епископа объявил при¬
масом Болгарии.
Одной из важнейших проблем, стоявших в это время перед Бол¬
гарией, был вопрос о взаимоотношениях с Латинской империей. Калоян
пытался добиться соглашения с крестоносцами, но получил высокомер¬
ный ответ рыцарей, которым вскружили голову первые успехи. По
словам Никиты Хониата, вожди крестоносцев «приказали ему (Кало-
яну) обращаться к ним в грамотах не как царю к друзьям, а как слуге
к господам; в противном случае пусть ждет, что они поднимут против
него оружие, опустошат без труда Мизию (Болгарию), которой он не
имеет права пользоваться, восстав на (своих) господ ромеев, и возвратят
его к прежней участи». Впоследствии крестоносцам пришлось пожалеть
об этом высокомерном и неумном заявлении.
Калоян был хорошо осведомлен о положении в завоеванных крес¬
тоносцами областях империи. Он принимал бежавших от завоевателей
представителей греческой и славянской знати и оказывал им поддержку.
Как пишет Хониат, он отсылал многих из них обратно, поручая при¬
чинять латинянам «зло, какое они могут». Однако Калоян не выступал
открыто против завоевателей империи до тех пор, пока не выяснилось,
что положение крестоносцев весьма непрочно, а местное население
Византии готово к вооруженной борьбе с ними.
В апреле 1205 г., когда восстание было в разгаре, войска Калояна
вторглись в пределы Латинской империи. Византийские авторы прямо
говорят, что Калояна позвало к себе на помощь восставшее население,
в частности жители Адрианополя.
Крестоносное воинство и войска Калояна встретились под Адриа¬
нополем. Цвет рыцарства Европы, закованные в железо ратники с
крестами на плечах и спинах, намеревались проучить «мятежного
подданного» византийских императоров и расширить свои завоевания
далеко на север, до Дуная. Они только что отметили годовщину взятия
Константинополя и мечтали о новых успехах. Битва произошла 15
апреля. Среди войск Калояна были союзные конные отряды половцев.
Калоян приказал им окружить грозно ощетинившуюся тяжеловоору¬
женную конницу крестоносцев, не давая ей развернуться. Легкие,
подвижные всадники, поддержанные болгарскими войсками, нападали
со всех сторон. Кольцо постепенно и неумолимо сжималось. Прижатые
друг к другу неповоротливые рыцари скоро оказались не в состоянии
не только пользоваться оружием и подать помощь своим передним
рядам, но даже обратиться в бегство. Плотная масса закованных в
железо ратников стала жертвой собственной беспомощности.
Полегли знатнейшие титулованные сеньоры Запада, герцоги и гра¬
фы, бароны и виконты. Мечи болгар и сабли половцев, плохо разби¬
равшихся в сложной иерархии звонких титулов западного рыцарства,
косили их подряд. Жалкие остатки рыцарского войска, преследуемые
победителями, неслись, не разбирая дороги и загоняя лошадей, к столице
236
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
империи, боясь даже остановиться для короткого отдыха. В плен к
болгарам попал сам император Балдуин Фландрский, которому было
суждено жестоко поплатиться за свою политическую близорукость.
Битва стала роковой и для 90-летнего слепца, дожа Дандоло. Деятель¬
ный старец захотел присутствовать сам при разгроме болгар — он
любил, чтобы ни один сколько-нибудь важный шаг крестоносных ры¬
царей не обходился без его участия, а здесь еще под угрозу был
поставлен Адрианополь — владение Венеции. Дандоло удалось уйти от
погони. Крепкий старик перенес двухсуточную бешеную скачку на
пути к приморскому городу Родосто. Но еле живым сняли его с седла.
Скоро он умер в Константинополе. Империя латинян почти одновре¬
менно лишилась значительной части своих военных сил, потеряла
номинального правителя государства — императора и своего фактиче¬
ского главу — Энрико Дандоло.
Вслед за тем Калоян начал завоевание других южномакедонских
городов, подвластных латинянам. По словам Хониата, он взял Веррею
«и прочие города, подчиненные маркизу», т. е., по всей вероятности,
большинство других городов Бонифация в Македонии. При новом втор¬
жении Калояна во Фракию восставшее население обратилось к нему
с просьбой прийти и занять Пловдив, который оно готово ему сдать.
По сообщению Жоффруа Виллардуэна, это сделали popelicans (т. е.
«павликиане»), как в западных хрониках обычно называли в это время
и богомилов. Они говорили Калояну: «Государь, иди к Филиппополю
или пошли войско, мы передадим тебе весь город». Получивший в лен
Пловдив герцог Ренье де Три был вынужден уйти из города со всем
своим гарнизоном. Он сжег пригороды города, населенные беднотой,
среди которой было широко распространено богомильство, и заперся в
крепости Станимах, где и просидел в осаде 13 месяцев. Пловдив попал
в руки Калояна.
Между тем латиняне, когда Калоян воевал в Македонии, выслали
во Фракию карательные отряды, которые свирепствовали вовсю. По
словам Никиты Хониата, «латиняне, разозленные восстанием ромеев
против них и тем, что были побеждены скифами (болгарами и полов¬
цами)... истребляли ромеев. Суша была исполнена неизмеримых бед¬
ствий и была более чем гибельной, одногребные же суда латинского
войска, плавая по морю, предавали злым грабежам и разбою всех,
откуда бы кто ни отправлялся (по морю)».
Аркадиополь, взятый латинянами, был после этого, по словам Хо¬
ниата, «населен лишь ветрами». Скоро с карательными целями отпра¬
вился по Фракии и Генрих Фландрский, брат Балдуина, назначенный
регентом после пленения императора. Латинские хроники пытаются
изобразить его как милосердного и гуманного правителя. Сообщения
иного рода мы находим у византийских авторов. Этот одаренный во¬
еначальник и дипломат истреблял, по словам Хониата, жителей Апроса,
«как овец», хотя городок был взят Калояном силой оружия. Узнав о
Глава 16. Латинская империя и гегемония Болгарии на Балканах
237
зверствах Генриха, жители Адрианополя оказали ему сопротивление.
Они заявили, что латиняне оказались «нетвердыми в клятвенных за¬
верениях, зверскими к подчинившимся и немилосердными к захва¬
ченным на войне». Штурмы, предпринятые Генрихом, были отбиты
адрианопольцами. Жившие поблизости болгары и отряды половцев
окружили осаждавших Адрианополь крестоносцев, нанося им чувстви¬
тельные удары и препятствуя подвозу продовольствия. Генрих был
вынужден просить помощи из Константинополя, но остававшиеся там
рыцари не изъявляли желания выходить за пределы городских укрепле¬
ний.
Боясь за судьбу крестоносного государства, папа призывал феодалов
Запада к походу против Болгарии, избрав предлогом терпимое отно¬
шение Калояна к богомилам. Всего несколько лет назад папа благо¬
словил немецких рыцарей на крестовый поход против прибалтийских
славян. Теперь он призывал к такому же походу и против славян
Балканского полуострова. Папство, таким образом, увидело в крестовых
походах удобное средство для осуществления своих планов, намереваясь
посылать вооруженные толпы рыцарей в угодном ему направлении,
совсем не обязательно при этом в «святые места», где дело подвигалось
очень туго. Но на этот раз рыцари не откликнулись на призыв папства,
и Калоян продолжал громить латинян. Прибывшие в Константинополь
несколько сотен рыцарей не могли помешать его успехам. Население
Фракии изъявляло покорность Калояну, а крестоносцы боялись дать
ему серьезное сражение. Внезапно (в конце 1205 или в начале 1206 г.)
Калоян был вынужден спешно вернуться в Болгарию для подавления
мятежа феодалов, который вспыхнул в результате тайных переговоров
феодалов Фракии с болгарскими магнатами, готовыми вступить в союз
с кем угодно, лишь бы добиться ослабления центральной власти. Генрих
изменил тактику. Он поставил целью не допустить более союза болгар
с греческим населением завоеванных латинянами областей империи.
Он стремился теперь всячески привлекать на свою сторону византий¬
скую знать, чтобы опереться на нее. Ему удалось сплотить вокруг себя
значительную группу греческих феодалов. Генрих восстановил господ¬
ство латинян во Фракии и пытался вести военные действия на границах
Болгарии, в предгорьях Балкан.
Но успехи латинян были непродолжительными. После подавления
мятежа Калоян снова вступил во Фракию (в марте 1207 г.). Возму¬
щенный предательством византийской знати, открыто перешедшей на
сторону латинян, Калоян на этот раз обрушился на нее со свирепыми
репрессиями, от которых пострадало и простое греческое население
Фракии. Именно в этот период Калоян получил прозвище «Ромеебойца»,
подобно тому, как 200 лет назад Василий II был прозван «Болгаробой-
цем». Болгары никогда не могли забыть об изуверствах завоевателя
Болгарии, и сам Калоян называл себя теперь мстителем за тех болгар,
с которыми некогда жестоко расправлялся византийский император.
238
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
По словам Хониата, Калоян заявлял, «что не выносит более их (ромеев)
коварство, неверного нрава и постоянно меняющегося образа мыслей».
Димотика и Адрианополь подверглись осаде и призвали на помощь
латинян. Рыцари, во главе которых был поставлен Феодор Врана,
выступили на помощь Адрианополю только под угрозой предания их
анафеме. Крестоносцы совсем утратили свой былой завоевательный
пыл. Они шли, по выражению Хониата, «с настороженными ушами»,
не веря окружающему населению, после восстания которого «думали,
что все их надежды на эти города лопнули».
Калоян по-разному относился к знатным и к рядовым своим про¬
тивникам. Жестоко расправляясь во время похода на Фракию с плен¬
ными предводителями латинян, он приказал остальных рыцарей про¬
водить до границ Венгрии, чтобы они убирались подобру-поздорову
туда, откуда явились.
В это время погиб и третий, наиболее крупный из вождей кресто¬
носцев — глава похода Бонифаций Монферратский. Желая провести
карательную экспедицию против болгар в горах близ Мосинополя,
Бонифаций попал в засаду. Смертельно раненный маркиз был брошен
своими вассалами, искавшими спасения в бегстве. Впрочем, и они не
спаслись. Голова Бонифация была отправлена Калояну.
Некоторое представление о размерах той опасности, которая угрожа¬
ла латинянам от болгар, может дать составленная в это время легенда,
которую передает в «Истории» Никита Хониат. По преданию, в левом
переднем копыте одной из конных медных статуй в Константинополе
была скрыта маленькая фигурка болгарина, связанного и пронзенного
копьем. Фигурка была талисманом, и ее положение в копыте коня должно
было служить залогом безопасности столицы империи от нападений бол¬
гар. Испуганные латиняне, говорит Хониат, разбили статую, достали
фигурку и, «чтобы владеть городом вечно... и чтобы уничтожить всякую
надежду (ромеев) и слухи, разрушили этот талисман», бросив его в огонь.
В борьбе с Болгарией Латинская империя получила смертельный
удар и своим дальнейшим существованием была обязана лишь могучим
стенам «царицы городов» да вражде между греческими государствами.
Внезапная смерть Калояна в октябре 1207 г. (он был убит подо¬
сланным убийцей в лагере болгар, осаждавших Солунь), послужила
сигналом для возобновления феодальных смут в Болгарии. Некоторые
крупные феодалы отпали от болгарского царя, а он был вынужден
признать их независимость и наградить высокими титулами севасто-
кратора или деспота. Болгарское наступление на Балканах прекратилось
более чем на десять лет.
Сын Калояна во время этих смут бежал из Болгарии и нашел
приют при дворе галицкого князя; лишь несколько лет спустя, используя
охватившее страну недовольство своекорыстной политикой феодальных
клик, он вернулся на родину и вступил на престол под именем Ивана
Глава 16. Латинская империя и гегемония Болгарии на Балканах
239
Асеня II (1218—1241). Одаренный политический деятель, он вел борьбу
против сепаратизма болярства с помощью мелких феодалов и бого¬
мильских сект. В отношениях с балканскими странами Иван Асень
вернулся к политике отца, однако обнаружил при этом гораздо ббльшие
дипломатические способности. Он искал опоры среди греческого насе¬
ления: репрессии «Ромеебойцы» были забыты. Современник событий,
византийский писатель Акрополит говорит, что Иван «не запятнал себя
кровью ромеев». Одновременно с этим болгарский царь стремился
поддерживать добрые отношения и с латинскими феодалами, рассчи¬
тывая стать регентом при малолетнем константинопольском императоре
Балдуине II де Куртенэ, которого он собирался женить на своей дочери.
Наиболее опасным противником Ивана Асеня был в то время эпир-
ский правитель Феодор Ангел, захвативший в 1224 г. Солунь, провоз¬
глашенный после этого императором и также претендовавший на гос¬
подство над Константинополем. В 1230 г. в битве при Клокотнице во
Фракии болгары в союзе с латинскими рыцарями положили конец
успехам Солунской империи. Войска Феодора Ангела были разгром¬
лены, сам он был взят в плен и ослеплен. Почти не встречая сопро¬
тивления, отряды Асеня заняли ббльшую часть Фракии и Западную
Македонию. По словам Акрополита, милостивое отношение Асеня к
населению привело к тому, что «все добровольно ему подчинялось,
оказываясь в его власти».
За Клокотницей последовали новые дипломатические и военные
успехи Ивана Асеня. Значительная часть территории Фракии, Эпира
и далматинского побережья вошла теперь в состав Болгарии; Сербия
превратилась по существу в болгарского вассала. Надпись в тырновской
церкви, которая была высечена по приказу Асеня на славянском языке,
гласила, что царь после битвы при Клокотнице «взял все земли от
Адрианополя до Драча, а также албанскую и сербскую. Только города
окрест Царьграда и сам Царьград держали латиняне, но и те подчи¬
нялись руке моего величества, потому что иного царя, кроме меня, не
имели и только благодаря мне они продолжали свое существование».
Болгарское государство снова играло роль гегемона на Балканах.
Но если Константинопольская и Солунская империи к середине
XIII в. перестали быть реальной политической силой, то на западе
Малой Азии вырастала такая держава, с которой Ивану Асеню при¬
ходилось серьезно считаться. Этой державой была Никейская империя.
Усиление Никейской империи. Никейская империя была в эконо¬
мическом отношении наиболее значительной среди государств, возник¬
ших на развалинах Византии. Здесь были цветущие города (Смирна,
Нимфей, Никея и некоторые другие), которые вели торговлю с сельд¬
жуками по суше и с итальянскими купцами морем. Свободное кресть¬
янство, сохранявшееся в горных районах, поставляло прекрасные кон¬
тингенты для императорского войска, а жители побережья были пер¬
воклассными моряками. Никейский император Иоанн Ватац
240
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
(1222—1254) опирался на мелких феодалов и покровительствовал го¬
родам. Ему удалось упрочить финансовое положение империи и создать
боеспособное войско. Росту авторитета империи способствовало и то
обстоятельство, что здесь была воссоздана православная патриархия,
с которой должны были считаться и сербская и болгарская церковь.
В то время как на севере Балканского полуострова крепло Болгарское
царство, Иоанн Ватац начал наступление против латинских владений
в Малой Азии: к 1225 г. в руках латинян оставался лишь небольшой
район в окрестностях Никомидии. Одновременно никейский флот занял
ряд островов в Эгейском море, вслед за тем войска Иоанна Ватаца
появились и во Фракии.
На первых порах Иван Асень склонялся к союзу с Никеей, рас¬
считывая при помощи никейского флота овладеть Константинополем.
Союз Тырнова и Никеи был скреплен обручением дочери Асеня и сына
Иоанна Ватаца. Асень добился также санкции никейского патриарха
на установление болгарского патриаршества в Тырнове — правда, при¬
знававшего верховенство никейского патриарха. В 1235—1236 гг. со¬
юзные войска начали военные действия против Латинской империи.
Районы, прилегающие к столице, и полуостров Галлиполи были быстро
завоеваны, и Константинополь был осажден с суши и с моря. Но силы
флота Никеи были неспособны устоять против быстро пришедшего на
выручку латинянам флота республики св. Марка. Помощь Венеции
отсрочила падение столицы латинян на 28 лет.
Асень явно претендовал на руководящую роль в союзе с Никеей.
Иоанн Ватац был далеко не уверен, что он выиграет более, чем Асень,
от совместных действий с болгарами, и отошел от союза с Болгарией.
Намечавшийся брак был расстроен, и дочь Асеня, жившая уже при
дворе никейского императора, вернулась в Болгарию.
Охлаждение между союзниками было неизбежным, когда речь зашла
о том, кому владеть Константинополем. Любопытно, что, по мнению
папства, главная опасность Константинополю угрожала в это время не
со стороны Никеи, а со стороны Болгарии. Испуганный ростом державы
Асеня, папа отлучил его в 1236 г. от церкви, избрав для этого старый
повод — легальное положение богомилов в Болгарии, и пытался толк¬
нуть против болгар Венгрию.
В этих условиях Асень заключил союз с латинянами и половцами
и вместе с ними приступил к осаде Чурула — основного опорного
пункта, занятого никейскими войсками во Фракии. Однако на этот раз
действия болгар оказались неудачными. Тяжелая эпидемия, охватившая
страну, заставила Асеня прекратить осаду Чурула и искать соглашения
с Иоанном Ватацем. Уже в 1237 г. был заключен мир. Затем — сразу
же после смерти Асеня — Болгария пережила все ужасы нашествия
татар, возвращавшихся в 1242 г. из похода в Чехию и Венгрию. Силы
Болгарии, вынужденной платить дань татарам, были подорваны. Ее
гегемония на Балканах окончилась. Она ослабила двух опаснейших
Глава 16. Латинская империя и гегемония Болгарии на Балканах
241
врагов Никейской империи — Эпирский деспотат (затем Солунскую
империю) и Латинскую империю, спасла саму Никейскую империю,
переживавшую в первое десятилетие после своего основания суровое
время смертельной борьбы с крестоносцами и сельджуками. Никея
более не имела соперников в осуществлении своих планов.
В 1242 г. Иоанн Ватац осадил Солунь. Только слухи о нашествии
татар в Малую Азию, заставившие вернуться никейского императора,
отсрочили падение города. Но Ватац еще не ушел от Солуни, когда
ее правитель решил признать свою зависимость от Никеи и отказался
от титула императора, снова приняв титул деспота. Перед лицом мон¬
гольской опасности Ватац заключил союз со своим недавним врагом —
иконийским султаном. Но, к счастью для Никеи, подчинив своей власти
Трапезундскую империю и Иконийский султанат, татаро-монголы по¬
вернули обратно. Руки Ватаца были снова развязаны. В 1246 г. он
разбил войска болгар и захватил территорию, отнятую некогда у Со-
лунской империи Иваном Асенем II. Земли Фракии до верхнего течения
Марицы и территория Македонии до верховий Вардара перешла под
власть Никеи. В этом же 1246 г. была окончательно присоединена
Солунь. Во власти независимых правителей Эпира оставались лишь
прибрежные районы Адриатики — осколки уничтоженного Эпирского
деспотата. Таким образом, при Ватаце было сделано все необходимое
для возвращения столицы империи. Но ему не удалось осуществить
это самому. В 1254 г. он умер.
В год смерти Иоанна Ватаца была предпринята последняя попытка
положить конец успехам Никеи. Против нее сложился широкий союз
деспотов Эпира, поддерживавшего их Манфреда Сицилийского, Виль¬
гельма Виллардуэна Ахейского и оказывавшего помощь союзникам
сербского короля Уроша II. Но в 1259 г. союзники потерпели сильнейшее
поражение у Пелагонии в Македонии. Четыреста рыцарей Манфреда
погибли в битве, а сам князь Ахеи Вилларду эн был взят в плен и в
качестве выкупа должен был отдать Никее три крепости на Пелопоннесе
(Монемвасию, Мистру и Ираклеон) и крепость Майну в Греции, признав
к тому же свою зависимость от никейского императора. Во власти
деспота осталась лишь небольшая область на побережье Далмации, и
свою независимость он сохранял только благодаря поддержке сицилий¬
ских королей. Сил, способных противостоять Никее на Балканах, более
не было. Правда, ей могли помешать венецианцы, располагавшие мощ¬
ным флотом и понимавшие всю опасность реставрации империи, которая
была разрушена в 1204 г. при их деятельном участии. Но правивший
в это время в Никее узурпатор Михаил VIII Палеолог (1259—1282)
решил опереться в борьбе с Венецией на силы ее конкурента, морской
торговой республики Генуи, заключив с ней в марте 1261 г. союз.
Генуэзцы давали Никее свой военный флот в обмен на те привилегии,
какие принадлежали некогда в Византии венецианцам.
16 Зак. 3585
242
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
Но для взятия Константинополя по счастливой случайности оказался
не нужен даже флот Генуи. 25 июля 1261 г., когда венецианский флот
со значительной частью константинопольского гарнизона отплыл для
осады крепости Дафнусий на одном из островов у южного побережья
Черного моря, полководец Михаила VIII Алексей Стратигопул неожи¬
данным нападением почти без сопротивления захватил столицу. Ла¬
тинская империя, влачившая жалкое существование в течение 57 лет,
бывшая игрушкой в руках венецианцев и сохранявшаяся только бла¬
годаря вражде между окружавшими ее соперниками, была ликвидиро¬
вана. Константинополь был возвращен ромеям, Византийская империя
восстановлена. Но как город, пострадавший от пожаров, разорения и
грабежа, лишь напоминал некогда блестящую столицу империи, так
и сама Византия, потерявшая почти половину своей территории, об¬
ладала только тенью былого могущества. Последние произведения ис¬
кусства, украшавшие Константинополь, были распроданы или разда¬
рены западным государям жалкими императорами латинян, вечно ис¬
кавшими поддержки извне и денег, а порой даже закладывавшими
собственных наследников венецианским банкирам за денежные субси¬
дии. Знаменитый Влахернский императорский дворец, как и многие
другие величественные здания, лежал в развалинах и служил отхожим
местом для прохожих; появились огромные пустыри, поросшие сорня¬
ками; опаленные огнем, ограбленные и полуразрушенные церкви, как
и сама Св. София, представляли картину полного запустения; знаме¬
нитые своей грязью и вонью трущобы «вечного города» стали еще более
мрачными; обнищавшее терроризированное и отчаявшееся население
было равнодушно к политическим переменам.
Михаил VIII Палеолог снова торжественно короновался в Св. Софии;
этот акт должен был символизировать реставрацию империи. Но все
ее усилия достигнуть прежнего могущества оставались бесплодными.
Былое господство на море исчезло бесследно. Ее торговые города,
острова, не только Эгейское, но и сама Пропонтида — Мраморное
море — контролировались флотом итальянских республик, колонии ко¬
торых продолжали существовать во всех концах империи. Латинское
завоевание, невиданное разграбление материальных ресурсов страны
ее временными господами, опустошительные войны, терзавшие страну
в течение полустолетия — все это сыграло гибельную роль в резком
ослаблении сил восстановленной империи. В городах экономическая и
торговая деятельность все более переходила в руки итальянских тор¬
говцев и банкиров, не заинтересованных в развитии экономики визан¬
тийских городов и душивших благодаря своим привилегиям и льготам
местное ремесло и торговлю. Иноземные торговцы готовы были под¬
держивать императорскую власть лишь до той поры, пока она обеспе¬
чивала их привилегии, гибельные для экономики государства. Оттес¬
ненное на второй план местное ремесло и торговля оказались бессиль¬
ными поднять экономику городов восстановленной Византийской
Глава 16. Латинская империя и гегемония Болгарии на Балканах
243
империи и послужить центральной власти опорой для консолидации
сил страны. Именно в этот критический момент истории Византии на
ее границах появился новый могущественный враг — турки-османы, в
борьбе с которыми империя истощила свои последние силы и жертвой
которых она, наконец, пала, как и славянские страны Балканского
полуострова.
Глава 17
ВИЗАНТИЙСКАЯ ДЕРЕВНЯ И ГОРОД
В XIII—XV вв.
Феодальные усобицы. Общественное развитие Византии в XIII—
XV вв. протекало в чрезвычайно неблагоприятной политической обста¬
новке. В 1204 г. пал Константинополь, разграбленный крестоносцами;
империя распалась на множество государств, частично ромейских, час¬
тичнолатинских, постоянно враждовавших между собой. Но и восстанов¬
ление Ромейской империи после того как на рассвете 25 июля 1261 г.
войска никейского императора Михаила VIII Палеолога внезапной атакой
заняли Константинополь, отнюдь не привело к прекращению бесконеч¬
ных кровопролитных столкновений. Восстановленной империи приходи¬
лось постоянно бороться с независимыми греческими государствами в
Фессалии и Эпире, с латинскими княжествами Пелопоннеса и Аттики.
Западные феодалы, владевшие землями на Сицилии и в Южной Италии,
а то и простые авантюристы, государи без государств, вроде Карла Валуа,
вынашивали планы захвата Константинополя и беспрестанно атаковали
византийские владения на Балканском полуострове. Татары, утвердив¬
шиеся в южнорусских степях, в 1264 г. совершили набег на Фракию и так
разграбили эту область, что, по словам византийского историка Никифора
Григоры, там почти невозможно было увидеть ни вола, ни пахаря.
В 1271 г. они, еще раз приглашенные врагом константинопольского им¬
ператора — правителем Фессалии, — вторглись в византийские земли.
Усиление Сербии в правление Стефана Душана (1331—1355) угро¬
жало византийскому владычеству на Балканах. Сербские войска заняли
Серры и продвинулись на юг до Этолии и Акарнании; после упорного
сопротивления им удалось овладеть и Фессалией.
Но особенно опасным противником Византийской империи были
турки-османы, которые постепенно овладели всей Малой Азией. Лишь
отдельные византийские крепости (Никея, Бруса, Сарды) и морские
порты (Смирна, Фокея) уцелели к началу XIV в. С середины XIV в.
турки вторгаются на европейскую территорию Византии: в 1362 г. они
Глава 17. Византийская деревня и город в XIII—XV вв.
245
заняли Адрианополь, куда несколько лет спустя была перенесена ре¬
зиденция турецких султанов. Окрестное население было обращено в
рабство и вывезено в Малую Азию.
Все эти войны (особенно начиная с XIV в.) чрезвычайно тяжело
отражались на положении византийского крестьянства: тысячи людей
были вынуждены бежать из родных деревень, переселяться из Малой
Азии на Балканы; другие жили в постоянном страхе перед угрозой
турецкого набега. Повсюду горели деревни, вытаптывались посевы,
враги угоняли скот. Наемники, из которых состояла теперь византий¬
ская армия (аланы, турки-сельджуки, каталонцы), сами бесчинствовали
и грабили, словно в завоеванной стране, нападали на византийские
города. «Таким образом, можно было видеть, — рассказывает Никифор
Григора, — не только как расхищалось имущество несчастных ромеев,
как подвергались насилию девушки и замужние женщины, как связы¬
вали и обрекали на всяческое истязание стариков и священников
(безжалостные латиняне были находчивы, когда речь шла о пытках), —
можно было видеть, как над головой ромея сверкал обнаженный меч,
грозя ему немедленной смертью, коль скоро он не объявит, где хранятся
его деньги. Ромеям приходилось отдавать все и оставаться ни с чем;
а те, кто не имел, чем откупиться, валялись по дорогам с отсеченными
конечностями (о жалкое зрелище!), выпрашивая у прохожих ломоть
хлеба или несчастный грош, ибо не было у них иных средств к суще¬
ствованию, кроме языка и потоков слез».
В разных концах страны появилось множество разбойников, овла¬
девших крепкими з&мками, откуда они нападали на соседние села.
Никифор Григора рассказывает об одном из таких грабителей, по имени
Икарий, который действовал на Эвбее, наводя такой страх на окрестное
население, что крестьяне не смели без караульных работать на своих
пашнях.
Развитие земледелия. В этих отчаянных условиях трудолюбивое
византийское крестьянство по-прежнему работало на полях и в вино¬
градниках, постепенно совершенствуя свои орудия и способы труда.
Византийские грамоты XIV—-XV вв. рисуют нам будничную и по-своему
героическую жизнь народных масс. Они рассказывают о разбивке новых
виноградников и садов, об устройстве запруд для поливания огорода.
Солунь, например, в конце XIV в. была, по-видимому, дважды взята
турками и только в 1403 г. по договору с султаном Сулейманом воз¬
вращена византийцам; через двадцать лет турецкая угроза снова зависла
над этим городом, и византийское правительство, будучи не в силах
отстоять его, в 1423 г. уступило Солунь венецианцам. А между тем в
грамотах, относящихся к началу XV в., рассказывается, что в окрест¬
ностях Солуни на месте лугов разводили оливковые рощи, проводили
большие мелиоративные работы, что в солунских садах и огородах
росли лимоны, гранаты, тыквы, огурцы, салат и другие разнообразные
овощи и фрукты.
246
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
Особенно значительным был подъем хлебопашества — во всяком слу¬
чае в XIII—XIV вв. Византия становится в то время одним из основных
поставщиков хлеба для Дубровника и итальянских городов. Одной из
важнейших привилегий, которую получили генуэзцы в 1261 г., было
право свободно покупать хлеб во всех городах империи. В XIV в. дубров-
ницкие купцы постоянно вывозили хлеб из «Романии», как они называли
Византию. Хлебная торговля стимулировала развитие хлебопашества:
пахотные поля в вотчинах крупных феодалов достигают в это время
значительных размеров; Меникийскому монастырю, недалеко от города
Серры, принадлежало в начале XIV в. 4 тысячи модиев (1 модий составлял
примерно 0,084 га) пахотных полей, тогда как общий размер монастыр¬
ских виноградников достигал всего лишь 70 модиев. Монастырский хлеб
перемалывали на одиннадцати мельницах.
Мы можем говорить не только о расширении производства хлеба,
но и о внедрении новой техники: именно в XIV—XV вв., в самое
трудное для Византийской империи время, здесь распространяются
ветряные мельницы, постепенно вытеснявшие старые, водяные.
Не только производство хлеба, но и скотоводство и птицеводство
принимают теперь новый характер, все сильнее связываются с рынком.
У крупных феодалов XIII—XIV вв. были обширные стада скота и
птичьи фермы, продукция которых шла на продажу. У могущественного
феодала и претендента на императорский престол, а затем и императора
Иоанна Кантакузина (1347—1354) были огромные стада скота: пере¬
числяя свои потери, он насчитывал 2500 кобылиц, тысячу пар рабочих
волов, 70 000 овец, 50 000 свиней, сотни мулов, ослов и даже верблюдов.
Еще более интересен рассказ об императоре Иоанне Ватаце, который
приказал разводить в большом количестве лошадей, коров, овец и
свиней и продавать сельджукам пшеницу и скот за высокую цену; от
одной только продажи яиц в течение года императорские поместья
выручили столько денег, что Иоанн Ватац смог приобрести для своей
жены венец, украшенный жемчугом и драгоценными камнями; этот
венец получил от самого Иоанна Ватаца название «яичная корона».
Усиление феодальной эксплуатации. В социальном развитии визан¬
тийской деревни XIII—XV вв. мы замечаем двойственные и, на первый
взгляд, противоречащие черты: с одной стороны, это было время роста
крупного землевладения и усиления феодальной эксплуатации, с дру¬
гой — эпоха зарождения новых, предкапиталистических отношений.
Рост крупной земельной собственности становится особенно стре¬
мительным с конца XIII в., при династии Палеологов, отражавшей
интересы провинциальной феодальной знати. Византийские монастыри,
несколько потрепанные в период латинского владычества, теперь ин¬
тенсивно приобретают новые земли. Не только императорские пожа¬
лования и покупка, но прямой обман и насилие были источником
обогащения византийских монахов, которые не брезговали составлением
Глава 17. Византийская деревня и город в XIII—XV вв.
247
поддельных грамот и сутяжничали из-за клочков земли. В патриаршей
грамоте, составленной в 1315 г., рассказывается, как монахи одного
из афонских монастырей во время тяжбы со своими соседями ворвались
в их владения, вырубили оливковые деревья, подожгли строения.
Росло в это время и светское феодальное землевладение. Уже в
XIII в. появилось немало независимых правителей, настоящих владе¬
тельных князьков. Историки сохранили имена некоторых из них: на¬
пример, Савва Асиден был независимым правителем в Сампсоне, не¬
далеко от Милета, а Феодор Манкафа — в Филадельфии. В XIV в.
большое число крупных и мелких полунезависимых владений сущест¬
вовало в Фессалии. Естественно, что обратной стороной роста крупной
феодальной собственности (как светской, так и монастырской) было
значительное сокращение государственных доменов и числа государ¬
ственных париков.
В соответствии с укреплением феодальной собственности все более
отчетливо пробивает себе дорогу новый для Византии принцип — идея
раздела империи на патримониальной основе между сыновьями монар¬
ха. Уже в конце XIII в. императрица Ирина (Иоланда Монферратская)
потребовала от своего мужа Андроника II (1282—1328), сына и пре¬
емника Михаила Палеолога, разделить государство между его много¬
численными сыновьями. Отказ Андроника, приверженного к традици¬
онной политике византийского самодержавия, вызвал резкий конфликт
между супругами. Ирина удалилась в Солунь и стала плести тонкую
сеть интриги, пытаясь привлечь на свою сторону и византийскую знать,
и иноземных правителей.
Позднее феодальная знать подняла открытый мятеж против Анд¬
роника II, противопоставив престарелому императору его внука Анд¬
роника III, который уже в 1325 г. был коронован как соправитель
своего деда. За спиной молодого монарха стояли крупнейшие феодалы
империи, подобные Кантакузину.
Укрепление феодальной собственности в Византии проявлялось не
только в количественном росте поместий монастырей и светских фео¬
далов, но и в увеличении их прав на землю и личность крестьянина.
Если в XI—XII вв. феодалы были по преимуществу собственниками
определенной квоты государственной ренты, взимаемой с переданных
им париков, но теперь они превращаются в собственников (как правило,
наследственных) подлинных феодальных вотчин; в XI—XII вв. феодал
имел в своих руках определенное количество крестьян — теперь ему
принадлежала деревня (или часть деревни) со всеми населяющими ее
крестьянами, независимо от их числа; недаром крестьяне именовались
теперь «прирожденными париками».
Эта перемена не была простым изменением имени, терминологии:
суть дела заключалась в том, что оформлялись новые права, которыми
прежде феодалы не обладали. К XIII—XIV вв. феодалы присваивают
себе права общины и выступают словно от ее имени, в качестве
248
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
субъектов права предпочтения. То самое право, которое в X в. должно
было служить препятствием для роста крупной собственности, теперь
оказывается принадлежащим самим феодалам. На основании этого
феодалы выступают с притязаниями на выморочный крестьянский на¬
дел, т. е. на землю крестьянина, умершего без наследников. Если в
X—XI вв. динаты не имели права наследовать крестьянам, то в XIV в.
выморочный надел монастырского крестьянина переходил его господи¬
ну — монастырю.
С конца XIII в. в византийских документах начинает упоминаться
так называемый авиотикий — право, присвоенное себе феодалами и
несколько напоминающее западноевропейское право «мертвой руки».
Авиотикий давал феодалу возможность захватить часть наследства
бездетного крестьянина: если крестьянин умирал, не имея детей, вдова
получала лишь третью часть его имущества, остальные две трети делили
между собой церковь и господин умершего крестьянина.
Расширяется в это время и власть феодала над личностью кресть¬
янина: все более упрочиваются иммунитетные права монастырей и
светских феодалов. Значительная часть феодальных поместий, светских
и монастырских, была свободна от обложения или, по крайней мере,
могла не платить многие государственные налоги. Уже в XIII в. про-
ниары созывали суд «людей своей пронии», иными словами — вотчин¬
ную курию. Грамота, дарованная трапезундскому монастырю Сумела
(середина XIV в.), свидетельствует, что парики подлежали монастыр¬
скому суду; кроме того, монахам было разрешено собирать из своих
париков вооруженные отряды для борьбы с турками.
Расширение прав феодалов на личность крестьянина приводит в
конечном итоге к установлению в Византии крепостного права. Мы
уже видели, что в XI в. частновладельческие парики могли покидать
землю своих господ, хотя феодальная знать пыталась добиться огра¬
ничения свободы крестьянского перехода. По-видимому, в Никейской
империи еще также не существовало крепостного права: известно, что
монахи Лемвийского монастыря (близ Смирны) обращались к импера¬
тору со специальной просьбой, когда они хотели вернуть назад своих
париков, ушедших в другие деревни. Но на Балканах — возможно, под
влиянием крестоносцев — уже в XIII в. свобода крестьянского перехода
была ликвидирована. Греческие архонты Пелопоннеса в своем договоре
с крестоносцами впервые сформулировали этот принцип в общем виде,
заявив, что крестьяне должны оставаться в тех деревнях, где они живут.
Здесь уже в поместных описях XIII в. встречается утверждение, что
парики должны принадлежать своему господину «до последнего их
дыхания». Другая сторона крепостного права освещена в грамоте, вы¬
данной гражданам Янины в 1319 г., где указывалось, что никто из них
не должен принимать на свою землю чужого парика.
Ухудшение правового положения крестьян было тесно связано с
увеличением феодальной ренты. Отработочная рента в XIV в. была
Глава 17. Византийская деревня и город в XIII—XV вв.
249
небольшой: в одних поместьях она составляла 12 дней в году, в других —
один день в неделю, и, по-видимому, оказывалась менее значительной,
нежели барщины в сербских и болгарских землях. Византийские кре¬
стьяне платили также натуральную ренту — главным образом хлебом
и вином; при этом известно, что на протяжении XIV в. были введены
некоторые новые натуральные налоги, уплачивавшиеся зерном. Хотя
точные расчеты затруднительны, можно сказать, что в платежах ви¬
зантийских крестьян XIV в. преобладала денежная рента. Ее основной
частью было подворное, размеры которого определялись не только
хозяйственными возможностями крестьянского двора (размер надела,
количество скота), но и чисто средневековым фактором — феодальной
традицией, которая по-своему складывалась в различных областях и
даже в различных поместьях. При этом, как правило, крестьяне, вла¬
девшие меньшим участком, уплачивали относительно более высокую
ренту. Размеры подворного не изменялись существенно на протяжении
XI—XIV вв. Однако денежная рента росла в это время, но росла она
за счет всевозможных дополнительных платежей. Одним из таких
дополнительных платежей был зевгаратикий, который в XI в. взимался
в незначительных размерах, а в XIV в. мог достигать 20% всей суммы
денежной ренты. Первоначально, по-видимому, зевгаратикий был де¬
сятиной с зевгарей, т. е. с воловьих упряжек, однако в XIII—XIV вв.
это прежнее значение было забыто, и зевгаратикий взимался независимо
от числа волов.
Византийские акты перечисляют многочисленные другие дополни¬
тельные поборы: «пастбищное», десятину овец и свиней, десятину пчел,
плату за выпас на горных пастбищах и в дубовых рощах, поборы за
рыбную ловлю и охоту. В грамотах, относящихся к Морейскому кня¬
жеству, т. е. к владениям крестоносных завоевателей, упоминаются
разнообразные сборы за пользование господским прессом для выжима¬
ния оливкового масла и господской льномялкой; однако трудно сказать,
существовали ли эти поборы только в латинских государствах или они
были введены также и на территории, принадлежавшей ромеям. Фе¬
одалы взимали судебные пошлины, при этом число их возрастало с
течением времени: так, лишь в XIV в. появляется в грамотах «прелю¬
бодейная деньга»; наконец, в пользу феодалов шли в некоторых случаях
рыночные пошлины.
Классовая борьба в деревне. Наступление феодалов вызывало упор¬
ное сопротивление византийского крестьянства. В актах XIII—XIV вв.
мы встречаем иной раз яркие картины ожесточенной классовой борьбы,
повседневно протекавшей в деревне: то крестьяне уходят «в бега», то
поджигают монастырские здания, то отказываются идти на барщину,
то с оружием в руках отстаивают свои наделы от притязаний феодалов.
Парик Лемвийского монастыря Кутул приобрел как-то небольшой надел
земли и спокойно обрабатывал его в течение шести лет; этот участок
однако же приглянулся соседу Кутула — мелкому феодалу Керамари.
250
А. Я. Каждан, Г. Г. Литаврин
Когда Кутул отказался продать свою землю, Керамари силой занял
участок и начал засевать его. Изгнанный со своей земли Кутул бежал
к расселенным по соседству половцам и уговаривал их захватить уп¬
ряжку волов, принадлежавшую Керамари.
Отдельные случаи разрозненных крестьянских выступлений пере¬
растали подчас в восстание. Византийский историк Пахимер повествует
о крестьянском восстании, которое в 1262 г. вспыхнуло в Вифинии, в
горах по соседству с Никеей. Крестьяне устроили в глухой чаще лагерь
для женщин и детей, укрепленный частоколом и окруженный повоз¬
ками, а сами, засев в теснинах, отстреливались из луков, отражая
наступление императорских войск; в своей простой одежде, не зная
панцирей, они отважно нападали на врагов. Наступавшим приходилось
выжигать лес, преодолевая упорное сопротивление крестьян, которые
решили, по словам Пахимера, либо победить, либо все пасть в сражении.
Вожди восстания объявили Михаила Палеолога незаконным импе¬
ратором и провозгласили своим царем под именем Иоанна какого-то
мальчика. Иначе говоря, можно видеть, что крестьянами двигала на¬
ивная надежда посадить на трон хорошего, «крестьянского» царя: вос¬
стание вифинских крестьян отнюдь не было направлено на ниспровер¬
жение монархических порядков вообще.
Императору Михаилу удалось в конце концов расколоть восставших:
им были обещаны прощение и даже щедрые подарки, если они прекратят
сопротивление. Часть крестьян сложила оружие, другие ушли к туркам,
увозя с собой лже-Иоанна. Немедленно после этого Михаил нарушил
свои обещания и приступил к жестокой расправе.
Развитие предкапиталистических отношений в деревне. Таким
образом, XIII—XV столетия мы могли бы характеризовать как период
наступления феодалов на крестьянство, как период укрепления фео¬
дальной вотчины. Но эта характеристика была бы односторонней, если
бы мы не отметили, что в то же самое время в недрах феодальной
деревни постепенно формировались элементы новых, предкапитали¬
стических отношений. Дело не только в том, что византийская вотчина
все более втягивалась в систему товарного производства — можно было
бы даже сказать в систему средиземноморской торговли, ибо она по¬
ставляла хлеб Дубровнику и итальянским городам. Из скудных известий
византийских источников можно видеть, что сама организация произ¬
водства приобретает в это время новый характер.
Прежде всего статистические данные, почерпнутые из византийских
описей первой половины XIV в., относящихся к Южной Македонии,
свидетельствуют о довольно значительном расслоении византийского
крестьянства: примерно 13% крестьянских дворов вовсе не имело паш¬
ни, тогда как наиболее состоятельные хозяйства (12%) сосредоточили
в своих руках почти 1/3 всей учтенной площади. Более того, те кре¬
стьянские дворы, которым принадлежали бблыыие наделы пашни, рас¬
полагали и бблыпим числом рабочего скота и бблыпими виноградни¬
Глава 17. Византийская деревня и город в XIII—XV вв.
251
ками. Почти все зажиточные крестьянские дворы имели по два вола
и более четырех модиев виноградника — мы не найдем среди них ни
одного, который был бы вовсе лишен виноградника или рабочего скота.
Наоборот, среди крестьян, не имевших собственной пашни, была весьма
обширной прослойка лиц, лишенных вовсе волов или виноградников.
Возникает вопрос, как же существовали эти неимущие крестьяне,
каким путем они зарабатывали себе на жизнь. В какой-то степени
ответ на этот вопрос дает нам грамота, рассказывающая о фессалийском
крестьяне-бедняке по имени Константин Кацидона, который продал
свой виноградник, чтобы купить быка и добывать себе средства к
существованию, возделывая чужую землю. И действительно, мы знаем,
что южномакедонские крестьяне XIV в. уходили со своими волами на
заработки в соседние деревни.
Приглядимся к структуре византийских вотчин. Имеющиеся в на¬
шем распоряжении цифровые данные (правда, весьма скудные) свиде¬
тельствуют, что в византийской вотчине XIV в. размеры домениальных
земель были очень значительными. По расчетам, основанным на мо¬
настырских описях, во владениях Хиландарского монастыря (на Афоне)
в домене было в пять раз больше земли, чем у крестьян, а во владениях
там же расположенного Зографского монастыря — чуть ли не в две¬
надцать раз. Вместе с тем, как мы уже видели, крестьянские барщины
были в это время незначительными. Труда зависимых крестьян было
бы явно недостаточно, чтобы возделать домениальные земли. Следо¬
вательно, обработка господской земли могла производиться тремя спо¬
собами: при помощи труда дворовых, путем сдачи ее в аренду и,
наконец, с помощью наемного труда безземельных и малоземельных
крестьян.
Применение труда дворовых засвидетельствовано в источниках,
однако оно не имело в это время особенно большого значения; в
монастырских хозяйствах, помимо того, применялся труд младших
монахов — диаконитов, которые ловили рыбу, работали в садах и ого¬
родах, ухаживали за скотом; но и труд диаконитов, естественно, не
мог приобрести особенно важного значения. Что же касается двух
других способов обработки домениальной земли, то хотя они и вели
неминуемо к расшатыванию феодальной системы хозяйства, все-таки
сочетались с ней в течение длительного времени. Действительно, мы
знаем немало случаев, когда наемные работники (по-прежнему име¬
новавшиеся мистиями в документах XIV в.) оседали в поместье, ста¬
новились обычными феодально-зависимыми крестьянами, обязанными
уплатой феодальной ренты; бывало и так, что мелкий арендатор пре¬
вращался в зависимого крестьянина, а арендованная им земля — в его
надел. Но вместе с тем мы находим в византийских памятниках и
картину совершенно иных отношений.
Сохранились любопытные документы, датированные 1421 г. Они
рассказывают о тяжбе между Ивирским монастырем на Афоне и семьей
252
А П. Каждан, Г. Г. Литаврин
Аргиропулов. Содержание этой тяжбы сводится к следующему: Ивир-
скому монастырю принадлежал в Солуни сад, который монахи эксплуа¬
тировали первоначально обычным феодальным способом — они взимали
ренту, которая складывалась из денежных платежей, натурального
оброка (овощами и фруктами) и еженедельных праздничных прино¬
шений. Затем монахи сдали этот сад Аргиропулам, которые выступают
в качестве предпринимателей с крупным размахом; Аргиропулы провели
большие мелиоративные работы, для которых привлекли сто наемных
работников, получавших денежную плату и питание: то и другое в
сумме оценивалось в 4 аспра на человека в день (1 аспр = 1/4 номисмы).
Вложив значительные средства в мелиоративные работы, Аргиро¬
пулы стали получать с мелких субарендаторов, которым они сдавали
сад, значительно бблыпую арендную плату: теперь она вдвое превышала
денежную ренту, прежде взимавшуюся Ивирским монастырем. Тогда
монахи решили нарушить договор и с помощью патриаршего суда
добились передачи сада монастырю.
Этот рассказ чрезвычайно характерен: он дает нам возможность
увидеть, как рядом с крупным феодальным собственником появляется
теперь новая фигура — предприниматель, обладающий денежными
средствами, которые он может затратить на мелиорацию арендован¬
ного участка. Эти мелиоративные работы совершаются с помощью
наемных работников, получающих заработную плату поденно. Между
феодальным собственником земли и предпринимателем сразу же
разгораются острые противоречия: феодал заинтересован в том, чтобы
срок аренды был возможно более кратким и чтобы тем самым он
имел возможность присваивать плоды мелиоративных работ; наоборот,
предприниматель стремится к максимальному увеличению срока
арендного договора, чтобы извлечь из своих затрат возможно бблыпую
прибыль.
Развитие арендных отношений засвидетельствовано другим памят¬
ником XV в. — автобиографической повестью греческого поэта Стефана
Сахликиса, родившегося и выросшего на Крите, в семье мелкопоместного
феодала. Сахликис, посмеиваясь над собственными неудачами, расска¬
зывает, что его доходы состояли из арендной платы и взносов за пользо¬
вание мельницами, впрочем, все это уходило на охотничьих собак. Мел¬
копоместный феодал не затруднял себя ведением хозяйства: все свое
поместье он сдавал в аренду — возможно, зажиточным крестьянам.
Так постепенно проникали в экономику византийской деревни
XIV—XV вв. элементы новых, предкапиталистических общественных
отношений.
Поздневизантийский город. Гораздо более сложными оказались
судьбы поздневизантийского города. В византиноведческой литературе
довольно широко распространено представление о полном упадке Кон¬
стантинополя и других византийских городов, начиная с XIII в. При
Глава 17. Византийская деревня и город в XIII—XV вв.
253
этом обращают внимание на разрушение константинопольских строе¬
ний, на катастрофическое обесценивание византийской монеты. Дей¬
ствительно, византийские города после долголетних войн нередко яв¬
ляли взору печальную картину; сама столица, — если пользоваться
словами Григоры, представляла собой не что иное, как равнину раз¬
рушения, наполненную обломками и развалинами, — разметанные зда¬
ния и незначительные остатки на огромном пожарище; константино¬
польские дворцы, по его свидетельству, подчас были заброшены, лежали
в копоти и пыли, а то даже служили отхожим местом. Золотая визан¬
тийская монета (прежде именовавшаяся номисмой, а в XIII—XIV вв. —
перпером) уже при Иоанне Ватаце имела лишь 2/3 номинальной сто¬
имости, на протяжении же XIV в. содержание золота в ней упало чуть
ли не вдвое. Прежде византийская номисма пользовалась уважением
на всех рынках — теперь ее вытесняют (даже в самой империи!) ве¬
нецианские дукаты и другие золотые монеты, чеканенные итальянскими
республиками.
Эти факты справедливы, но было бы поспешно заключать из них,
что экономическая роль византийского города сошла уже в XIII в. на
нет. Никифор Григора, рисуя печальную картину запустения Констан¬
тинополя, сознательно сгущает краски, чтобы тем сильнее подчеркнуть,
сколь велика была заслуга Михаила Палеолога, который «очистил город
и, уничтожив его безобразие, вернул ему по возможности прежнюю
красоту». Что же касается упадка ценности монеты, то это явление
никак нельзя считать специфичным для одной только Византии: в
XIV в. оно отчетливо сказалось во Франции, Германии, Чехии и многих
других государствах средневековой Европы.
В действительности же Константинополь и в это позднее время
продолжал оставаться одним из крупнейших торговых центров Среди¬
земноморья. Его значение даже возросло в известной мере, потому что
итальянские купцы, начиная с XIII в., искали новые пути на Восток
в обход турецких владений. Эти торговые пути тянулись от итальянских
колоний Северного Причерноморья через бескрайние степные просторы
до сказочно богатого Китая, а путь к итальянским колониям (Кафе,
Согдее, Тане) лежал через Босфюр. Даже египетские купцы просили
византийского императора разрешить им один раз в год проходить
через Босфор на одном или двух кораблях, чтобы торговать с Северным
Причерноморьем.
Сохранилась одна книга, которая дает возможность живо увидеть
Константинополь XIV в. и оценить его роль в средиземноморской тор¬
говле. Это — сочинение итальянского купца Бальдуччи Пеголотти
«Практика торговли», написанное между 1310 и 1346 гг. По словам
Пеголотти, Константинополь был переполнен купцами из различных
областей Европы и Азии: не только венецианцы и генуэзцы, давно уже
закрепившиеся в византийской столице, — на его улицах встречались
флорентийцы и пизанцы, провансальцы и каталонцы, торговцы из
254
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
Сирии и Сицилии. Бесчисленны товары, которые перечисляет Пего-
лотти: на рынках Константинополя торговали пшеницей, ячменем,
рисом, бобовыми, фисташками, миндалем, орехами, оливковым маслом,
винами, соленым мясом, рыбой, сахаром, медом, сушеными фруктами
и множеством других продовольственных товаров; здесь можно было
купить лен, шерсть, шелк, хлопок и всевозможные ткани, меха и кожу,
железо, свинец, медь, золото и серебро; мыло, воск, смолу, серу; сюда
привозили и восточные товары: пряности, кораллы, жемчуг.
Город и феодалы. Не только Константинополь, но и другие города
империи (Солунь, Монемвасия, а до их взятия турками и малоазийские
центры Бруса, Никея, Смирна) являлись крупными торговыми и ре¬
месленными центрами. Однако их развитие наталкивалось на очень
серьезное препятствие: византийские города не обладали свободой —
и в экономическом и в политическом отношении они были подчинены
феодальному государству. Византийские феодалы — как светские, так
и духовные — пользовались огромным влиянием в городах; им принад¬
лежали не только сады и поля в городских пригородах, но также и
мастерские, мельницы, пекарни на городской территории. В их руках
находилась и администрация города, поскольку самоуправление визан¬
тийских городов было развито очень слабо.
Интересы горожан и феодального класса Византийской империи
были коренным образом противоположны. Византийские феодалы все
более тесно связывались с итальянскими городами, прежде всего — с
Венецией и Генуей. Итальянским и дубровницким купцам они сбывали
хлеб и другие сельскохозяйственные продукты, производившиеся в их
поместьях; из Венеции, Генуи и Дубровника получали они ткани,
металлические изделия и другие продукты ремесленного производства.
Наоборот, горожане Константинополя и других византийских центров
ненавидели латинских купцов, энергичных и оборотистых, привозив¬
ших издалека шелк и шерсть, свинец и железо. Вопрос об отношении
к итальянским купцам был по существу вопросом о том, сохранятся
ли византийские города как самостоятельные центры или они будут
вынуждены превратиться в колонии иноземцев.
Привилегии иноземных купцов. Четвертый крестовый поход привел
к резкому обострению отношений ромеев к Венеции. Правительство
Никейской империи, ведя борьбу против латинян, написало на своем
знамени принцип автаркии. Было запрещено покупать иноземные пред¬
меты роскоши и, наоборот, предписывалось употреблять то, что про¬
извела Ромейская земля и создали ромейские ремесленники. На вене¬
цианские товары были установлены крайне высокие ввозные пошли¬
ны — в нарушение прежних договоров.
Однако этот протекционизм, осуществлявшийся Иоанном Ватацом
в интересах ромейских городов, продержался недолю. Правительство
Михаила VIII Палеолога, которое, как мы уже сказали, защищало
интересы феодальной аристократии, пошло на союз с генуэзцами.
Глава 17. Византийская деревня и город в XI11—XV вв.
255
В 1261 г. представители Генуи и Византии подписали соглашение в
Нимфее, по которому между этими государствами устанавливался веч¬
ный мир. Генуэзско-византийский союз был обращен против венеци¬
анцев и имел своей целью изгнание венецианцев с берегов Босфора.
Генуя брала на себя обязательство выставить военные корабли, визан¬
тийский император даровал за это генуэзским купцам неоценимые
привилегии. Генуэзцы получали право беспошлинной торговли по всей
территории империи; они создавали свои торговые колонии в Смирне,
Солуни, на островах Эгейского моря и в самом Константинополе; им
разрешалось свободно вывозить хлеб и иное продовольствие; они, на¬
конец, получали право беспошлинной торговли на Черном море, тогда
как их соперникам (и в первую очередь венецианцам) доступ в чер¬
номорские воды был закрыт.
Хотя Константинополь был занят византийскими войсками в резуль¬
тате внезапной атаки, а генуэзский флот не принял никакого участия в
сокрушении Латинской империи, Нимфейский договор оставался в силе
и генуэзские купцы пользовались в Византии всевозможными привиле¬
гиями. Уже в конце XIII в. на северном бергу Золотого Рога возникло
генуэзское поселение (Галата, или Пера); первоначально там были лишь
пристани и склады, но постепенно выросла крепость. «Хвастаясь и изде¬
ваясь изо дня в день над бессилием византийцев, — говорит Никифор
Григора, — генуэзцы воздвигали здания и двухэтажные и трехэтажные;
захватив еще большее место вверх по горе, они строят неприступные
башни, господствующие над высотой, а вместе с тем и стены, и длинные
круговые ограды, заключающие широкое пространство». Насколько зна¬
чительны были доходы генуэзцев, свидетельствуют простые цифры, при¬
водимые Григорой: ежегодный доход генуэзцев от торговых пошлин со¬
ставлял примерно 200 тысяч (золотых монет), тогда как византийцы с
трудом собирали 30 тысяч.
Но этого мало. Правительство Михаила Палеолога очень скоро
пошло на примирение с венецианцами и предоставило им — органи¬
заторам четвертого крестового похода — не меньшие привилегии, чем
купцам лигурийской республики. В 1268 г. был подписан венециано¬
византийский договор, который гарантировал беспошлинную торговлю
венецианцев, их безопасность в территориальных водах империи и
право приобретать дома, хлебопекарни, бани как в Константинополе,
так и в других городах.
Щедрой рукой раздавая привилегии генуэзцам и венецианцам,
правительство феодальной знати неминуемо подрывало экономическое
благосостояние византийских горожан. При несомненной поддержке
аристократии венецианцы и генуэзцы превращались в XIV в. в гос¬
подствующую верхушку Константинополя и других городов. Это была
своекорыстная политика, естественно, встречавшая сопротивление в
среде горожан.
256
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
Борьба против засилия иноземцев. Несмотря на широковещатель¬
ные заявления в договорах, отношения между населением империи и
итальянскими купцами оставались до крайности напряженными. Обе
стороны постоянно засыпали друг друга жалобами на различные при¬
теснения, на нарушение договоров. То венецианцы писали, что от их
купцов требовали унизительной процедуры — доказательства вене¬
цианского происхождения их предков вплоть до деда и прадеда; то,
наоборот, византийское правительство доносило, что венецианские пи¬
раты, действуя из своих баз на Крите, Эвбее и Пелопоннесе, грабят
греческие торговые корабли. Венецианский консул в Солуни жаловался
на местные власти, которые чинят препятствия хлебной торговле,
отнимают закупленный хлеб и передают его генуэзцам.
Но и отношения с генуэзцами были немногим лучше. Долго накап¬
ливаемое раздражение против Галаты, экономически господствовавшей
над Константинополем, вылилось в вооруженное выступление, последо¬
вавшее в начале 1349 г. Население византийской столицы было готово
идти походом на ненавистных генуэзцев: плотники, сапожники, шорни¬
ки, кузнецы, горшечники, землекопы — короче говоря, весь ремеслен¬
ный люд Константинополя, — сели на весла в новых, недавно отстроен¬
ных кораблях. Но эти неопытные толпы, привыкшие скорее к рубке леса
и копанию земли, чем к мореходству, не могли противостоять превосход¬
ному генуэзскому флоту, не знавшему в XIV в. соперников. Нелепые
действия адмирала поставили византийский флот в безвыходное положе¬
ние; неумелые гребцы и воины, охваченные паникой, стали прыгать в
воду и тонули, не достигнув берега. Подойдя к греческим кораблям,
генуэзцы нашли их пустыми и с торжеством потащили к пристаням Га¬
латы.
Позорное сражение 1349 г. показало бессилие константинопольских
горожан, которые должны были отступить перед энергичным натиском
передовых по тем временам в экономическом и военном отношении
итальянских республик.
И хотя византийцы по-прежнему именовали свою столицу «главой
всех городов, центром четырех частей мира», господствовали в Кон¬
стантинополе XIV в. уже не ромеи, а пришельцы, чужаки, жившие
по своим законам, совершавшие богослужение по своему чину.
Противоречия между ромеями и латинянами в конце XIII—XIV вв.
обычно выливались в форму вероисповедной розни: те и другие неод¬
нократно призывали анафему на голову своих противников и именовали
друг друга не иначе как схизматиками. Политическая обстановка не
один раз заставляла поднимать вопрос об объединении усилий Византии
и западных государств — о церковной унии, которая бы облегчила
совместную оборону от турок. Михаил Палеолог и его аристократическое
окружение было склонно к созданию унии, к возможно более тесному
сближению с Западом, но византийские горожане, отданные феодальной
Глава 17. Византийская деревня и город в XIII—XV вв.
257
знатью на поток и разграбление латинянам, униженные и опозоренные,
сохраняли фанатичную ненависть к «еретикам»: в их представлении
сливались католик и итальянский купец, инаковерующий и торговец
ромейским хлебом. Попытка заключения унии всякий раз разбивалась
о яростное сопротивление горожан.
В передовых кругах господствующего класса время от времени
выдвигались проекты, предназначенные спасти ослабленную империю
Палеологов. Один из таких проектов появился в начале XV в.; он был
создан византийским ученым Гемистом Плифоном, который предлагал
оздоровить казну, введя подати в натуре и закрыв монастыри. Вместе
с тем он настаивал на строжайшем проведении протекционистской
политики, на запрещении ввоза итальянских тканей, губившего оте¬
чественное текстильное ремесло. Проект Плифона любопытен как сви¬
детельство экономического ослабления империи. Византия, которая в
X в. безраздельно господствовала в сфере текстильного производства,
теперь довольствовалась привозными тканями, произведенными на
итальянских мануфактурах.
Развитие провинциальных городов там, где оно не было приоста¬
новлено турецким завоеванием, протекало по-разному. В некоторых
городских центрах горожанам удалось добиться известных привилегий.
Так было, например, в Монемвасии, получившей на протяжении XIV в.
несколько жалованных грамот. Уже в императорском постановлении
1332 г. ремесленникам и торговцам Монемвасии были дарованы зна¬
чительные права, в том числе и право беспошлинной торговли в Кон¬
стантинополе и других центрах. В Монемвасии могли беспрепятственно
поселяться выходцы из других мест, в том числе и парики — крепо¬
стные.
Однако в большинстве случаев соотношение сил сложилось не в
пользу горожан. Специфика экономического развития Византии в XIII—
XV вв. состояла в том, что рост товарного производства не способствовал
здесь укреплению городских элементов; наоборот, феодальные силы,
опиравшиеся на поддержку итальянских республик, извлекли из новой
экономики максимальные выгоды. Феодалы восторжествовали в борьбе
с городами и поставили их полностью под свой контроль.
Наиболее острые битвы между феодальными силами и горожанами
развернулись в 40-е гг. XIV в. в Солуни — втором городе империи —
и окружающих ее небольших городках.
17 Зак. 3585
Г л ава 18
ВОССТАНИЕ ЗИЛОТОВ
Обострение классовой борьбы в Византии. XIV столетие было
веком острых классовых битв. В Византии резко обострились социаль¬
ные противоречия и в городе и в деревне. Уже в первые десятилетия
этого века вспышки народного движения озаряли то один, то другой
район империи, пока не слились в 40-х гг. в пламя восстания, охва¬
тившего бблыпую часть территории, еще остававшейся во власти им¬
перии. О жестокой борьбе между имущими и неимущими, о глубоких
противоречиях, раздиравших византийское общество того времени, го¬
ворят самые разные источники: об этом в витиеватом риторичном стиле
пишут историки-аристократы, упоминают сухие деловые документы,
рассказывают сохранившиеся в позднейших записях народные песни
и басни.
В одной из таких басен XIV в. — «Рассказе о четвероногих» —
борьба между бедными и богатыми представлена в виде извечной
вражды между травоядными («чистыми») животными и хищными («не¬
чистыми») зверями. Царь Лев созвал зверей и животных, чтобы на
общем совете заключить договор о мире. Однако на совете обнаружи¬
лось, что между «чистыми» животными, приносящими пользу людям,
и «нечистыми», занимающимися лишь разбоем и насилием, не может
быть мира. Пантера заявила быку:
Скажи, как стал бы жить наш царь и все вельможи,
Когда б тебе подобных они не пожирали?
И Лев повелел:
Чтоб чистая бесхитростная дружба меж зверями,
Которую скрепили мы здесь клятвой полюбовной,
Была б отныне вновь и навсегда забыта;
Чтоб царствовала вечная жестокая вражда,
Чтоб хищники, кому лишь мясо служит пищей,
Вновь пожирали чистых, как это было прежде.
Глава 18. Восстание зилотов
259
Пусть это принесет животным мирным беды,
Но ход вещей таков, таков обычай вечный.
И Лев сам открыл сражение, напав на буйвола и убив его. Однако
«чистые» звери объединились и по сигналу бросились на «нечистых».
В происшедшей битве были убиты царь Лев, пантера, леопард и медведь;
«чистые» одолели хищников, разогнав уцелевших из них по лесам и
горам.
Такова эта любопытная басня, которая была сложена, несомненно,
среди угнетенных, создававших своим трудом все материальные блага,
и выражала надежду в жестокой борьбе избавиться от угнетателей,
силой присваивавших себе плоды народного труда.
Нарастание классовой борьбы, глубина социальных противоречий
между двумя основными классами византийского общества прекрасно
сознавалась и писателями-аристократами. Один из них, Никифор Гри¬
гора, описывая события 40-х годов XIV в., заявлял, что в это время
«можно было видеть, как весь народ ромеев во всех городах и селах
раскололся на две части: на отличающихся богатством и знатностью
и на неимущих».
Восстание в Адрианополе. Начало народного восстания было ус¬
корено развернувшейся в 40-х гг. междоусобной борьбой византийских
феодалов за императорский престол. В 1341 г. умер Андроник III Па¬
леолог, его наследнику Иоанну V было всего 9 лет. На регентство при
малолетнем императоре претендовал фактический глава государства,
крупнейший фракийский феодал, носивший титул великого доместика,
Иоанн Кантакузин. Однако против него выступили патриарх, мать
Иоанна V Анна Савойская и много других влиятельных сановников,
вполне основательно подозревавших Кантакузина в намерениях сесть
на императорский трон. Особенно опасным соперником Кантакузина
был Алексей Апокавк, также метивший на императорский престол.
Воспользовавшись отсутствием Кантакузина в столице, его противники
провозгласили его «врагом отечества», арестовали его сторонников,
разграбили и разрушили его дома в Константинополе. Алексей Апокавк,
получивший титул великого дуки, стал всесильным временщиком. Кан¬
такузин в Димотике — резиденции своих обширных владений — объ¬
явил себя императором и начал открытую вооруженную борьбу против
константинопольского правительства. Крупнейшие магнаты Фракии и
Южной Македонии оказали ему поддержку. Кантакузин разослал по
городам Фракии грамоты, требуя, чтобы его признали соправителем
малолетнего Иоанна V.
Появление послов Кантакузина с грамотами в городах Фракии и
послужило поводом к открытому народному восстанию. Оно началось
в Адрианополе осенью 1341 г. С восторгом встретившая послов Кан¬
такузина феодальная знать города — династы — решила зачитать гра¬
моты народу. «Но народ, — пишет сам Кантакузин об этом в своей
260
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
„Истории", —принял их с возмущением и замышлял переворот; не¬
которые открыто выступали против знати. Разгневанная знать не только
осыпала их бранью, но и велела наказать плетьми». Ночью по домам
простолюдинов ходил некий Вранос со своими двумя помощниками,
Мугдуфом и Франгопулом, призывая народ к восстанию. По словам
Кантакузина, Вранос был «человеком из народа, землекопом, едва
добывающим себе средства к жизни заступом», т. е., по всей вероятности,
обнищавшим крестьянином, нанимавшимся на сельскохозяйственные
работы в имениях феодалов в пригородных проастиях или в окрестностях
города.
Народ тотчас откликнулся на призыв Враноса. Этой же ночью боль¬
шинство знатных было схвачено и заключено в тюрьмы и башни городской
стены; имущество знатных было разграблено, а дома их разрушены. Бед¬
нота Адрианополя шла на борьбу, призывая к верности «законному»
малолетнему императору, против правительства которого выступили не¬
навистные народу феодалы Фракии во главе со своим ставленником Кан-
такузином. Движение приняло ярко выраженный антифеодальный ха¬
рактер. Восставшее против феодального гнета население города и его
окрестностей заявляло, что оно воюет против «кантакузинистов», к ко¬
торым оно относило, по словам Кантакузина, всю знать за редкими иск¬
лючениями. Этот лозунг восставших сыграл, по мнению Кантакузина,
роковую роль. Действительно, лозунг способствовал быстрому распрост¬
ранению восстания, так как в условиях перехода большинства знати на
сторону Кантакузина он давал готовую формулу и «законное» оправдание
для начала вооруженной борьбы против феодальной знати. «Поэтому
восстание, — говорит Кантакузин, — с самого начала сделалось весьма
опасным... повсюду народ голосовал за провозглашение Палеолога госу¬
дарем, а знатные... стояли за Кантакузина». Такова была форма движе¬
ния, начавшегося в Адрианополе, и таков был повод к нему. Причины же
восстания были, разумеется, гораздо более глубокими. Не заботы о судь¬
бах константинопольского престола, а феодальный гнет и бесправие под¬
няли народ на вооруженную борьбу. Стараясь всячески оклеветать вос¬
ставших, изобразить их грабителями, Кантакузин, однако, прав в том,
что к восстанию их «побуждала бедность», а приверженность народа к
Иоанну V была в сущности показной.
В ходе восстания пострадала и торгово-ростовщическая верхушка
городов, среди которой было также немало феодалов. Разоренные го¬
рожане, как и крестьяне, нередко были вынуждены в это время при¬
бегать к займам у ростовщиков, дававших ссуды под высокие проценты.
Ростовщики также были, по словам Кантакузина, обвинены в канта-
кузинизме и подверглись нападению восставших.
Источники, к сожалению, не сообщают, приняло ли в восстании
участие сельское население. Казалось бы, приведенное выше замечание
Никифора Григоры о том, что народ ромеев раскололся на две части
Глава 18. Восстание зилотов
261
не только во всех городах, но и в селах, дает нам право ответить на
этот вопрос положительно. Но сведения эти явно недостаточны. По
всей вероятности, восстание распространилось лишь на ближайшую
сельскую округу города.
Кантакузин и Григора говорят лишь о восстании горожан. «После
восстания в Адрианополе, — пишет Кантакузин, — все города сообща
восстали против знатных... Восстание распространилось по Ромейской
империи, как ужасная болезнь... Народ был готов восставать по ма¬
лейшему поводу и отваживался на самые ужасные действия, так как
ненавидел богатых за их дурное обращение с ним в мирное время и
теперь надеялся, кроме всего прочего, захватить их собственность,
которая была велика... Знатные люди и состоятельные горожане были
полностью разорены; первые — потому что они были благосклонно
расположены к Кантакузину, или потому, что они не брались немед¬
ленно за оружие против него; вторые — ... потому что они не сотруд¬
ничали с мятежниками...»
О ходе восстания во Фракии нам известно крайне мало. Источники
позволяют установить лишь, что наиболее острые формы борьба носила
в Адрианополе; жители же остальных городов ограничивались тем, что
отправляли в оковах схваченных ими представителей местной знати в
Константинополь. Не случайно поэтому, что Кантакузин двинулся из
Димотики прежде всего против Адрианополя. Жители города решили
противопоставить Кантакузину болгар, которых, однако, не доверяя им,
не пустили в город. Болгары напали на окрестности Димотики, в которой
заперлась семья Кантакузина, и опустошили их. Вскоре подоспели вы¬
сланные из Константинополя правительственные войска. Мы не знаем,
как встретило их восставшее население. По словам Кантакузина, с при¬
ходом правительственных войск Фракия была превращена в «скифскую
пустыню». Возможно, не везде население готово было признать и «закон¬
ного» императора.
Солунь. Наиболее широкие масштабы и наиболее острые формы вос¬
стание приняло в Солуни — «втором оке империи», как ее называли
византийские писатели. Солунь была одним из древнейших городов Ма¬
кедонии — ее основание относится к IV в. до н. э. Дважды Солунь пере¬
живала страшное опустошение: в 904 г. она была разорена арабами, а в
1185 г. — сицилийскими норманнами. Но ни в том, ни в другом случае
разгром города не повлек за собой хотя бы кратковременного упадка —
Солунь быстро отстраивалась и приобретала прежнее или еще большее
значение.
Город расположен в глубине Термейского (ныне Салоникского)
залива и обладает прекрасной, защищенной от ветров гаванью. Высокие
могучие стены с многочисленными башнями окружали город со всех
сторон. На углу, образуемом восточной и приморской стенами города,
находилась сильная крепость, защищавшая ближайшие подступы к
262
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
городу с востока и с моря. В северо-восточном углу города был распо¬
ложен акрополь, отделенный от Солуни крепостной стеной. Планировка
Солуни была гораздо более правильной, чем план много раз перестра¬
ивавшегося и постепенно расширявшегося Константинополя. Но и здесь
широкими и прямыми были лишь две центральные улицы города.
Остальные же, особенно на окраинах, были узкими, извилистыми и
грязными. Уже в X столетии, по мнению некоторых ученых, город
насчитывал приблизительно 40 тысяч жителей, что для того времени
было весьма значительной цифрой. Чрезвычайно выгодное географи¬
ческое положение Солуни способствовало раннему превращению города
в крупнейший торговый центр не только на Балканах, но и во всем
Восточном Средиземноморье. Через Солунь проходила построенная еще
римлянами Эгнатиева дорога, связывавшая побережье Адриатики с
Пропонтидой; в Солуни заканчивался имевший не меньшее значение
торговый путь от Белграда через Ниш, Скопле и долину Вардара.
Тесные, никогда не прерывавшиеся торговые связи установились у
солунян с жившим к северу от города славянским населением.
Вокруг Солуни лежали плодороднейшие земли Македонии. Равнина,
простиравшаяся на северо-запад и запад от Солуни, была превращена
близ города в сплошные сады и виноградники, нивы и огороды, а
дальше тянулись плодородные поля, «представлявшие, — по словам
современника, — благоприятную возможность для всяких земледель¬
ческих работ».
Город славился ремеслами — обработкой железа и меди, изготов¬
лением оружия, производством стеклянных изделий, льняных, шерстя¬
ных и шелковых тканей, выделкой кожи и судостроением. На всех
улицах города, а особенно на его окраинах были расположены десятки
самых различных и по масштабам и по специализации мастерских.
Население города было очень пестрым в этническом отношении, и на
улицах Солуни всегда слышалась многоязыкая речь. Кроме греков,
здесь было много славян, армян, евреев, а к середине XIV в. значи¬
тельные районы города были заняты конторами, лавками, факториями,
складами и жилыми домами латинян — преимущественно венецианцев.
Торговое значение Солуни сохранялось и в XIV в., хотя немалая
доля торговых сделок осуществлялась уже не подданными империи, а
иноземными итатьянскими купцами. Вся полнота власти в Солуни
находилась в руках местных феодалов, обладателей огромных поместий
за пределами города. Значительные владения имели феодалы и в самом
городе. Так, монастырям в Солуни принадлежали многочисленные
лавки, мельницы, пекарни, мастерские, склады и причалы с монастыр¬
скими судами и лодками. Установив тесные связи с иноземцами, по¬
зволявшие им вести крупную оптовую торговлю продуктами сельского
хозяйства, покупая у них необходимые им товары ремесленного про¬
изводства, византийские магнаты составили господствующую касту,
которой были чужды интересы не только мелкого ремесленного и
Глава 18. Восстание зилотов
263
торгового люда Солуни, но интересы и торгово-промышленной вер¬
хушки города. Привилегии иноземцев, тяжкий налоговый гнет, мелоч¬
ная регламентация и ограничения — все это тяжело давило на ремесло
города.
С концентрацией богатств в руках крупнейших феодалов происхо¬
дило обнищание широких слоев городского населения. Процветало
ростовщичество, которым широко занимались солунские монастыри.
Разорявшиеся ремесленники пополняли ряды многочисленных бездом¬
ных поденщиков; цехи и корпорации были слабыми, находились под
надзором служилой феодальной знати и не могли защищать своих
членов так, как это делали цехи в городах Запада. Лишь корпорация
солунских моряков обладала большей сплоченностью и организован¬
ностью.
В городе еще сохранялись элементы самоуправления, признавались
некоторые местные нормы обычного права, в особо важных случаях
созывалось даже народное собрание. Но все наиболее ответственные
должностные лица в городе происходили из той же господствующей
феодальной группировки города, во главе которой стоял назначаемый
из Константинополя правитель города — катепан (или дука). Не только
бедняку, но и мелкому торговцу или хозяину мастерской негде было
найти защиту. Насилие, вымогательство, неправый суд, тюрьма за
долги или малейшую провинность были обычным явлением в Солуни.
Социальные противоречия в городе обострились еще более с началом
войны Кантакузина против Палеологов, прервавшей торговые связи
Солуни с Фракией и многими другими районами империи. Восстание
городов Фракии получило большой отклик в Солуни. Уже осенью
1341 г. население города резко высказалось против Кантакузина, так
что правитель города, ставленник и личный друг Кантакузина прото-
стратор1 Синадин был вынужден занять выжидательную позицию,
тщательно скрывая свои симпатии к Кантакузину. В городе активизи¬
ровала свою деятельность партия, члены которой называли себя зило¬
тами, по-гречески «ревнителями». Кантакузин, уже собиравшийся дви¬
нуться к Солуни, должен был на время оставить свои намерения.
Зилоты были политической партией, выступавшей с программой серьез¬
ных социальных реформ и требовавшей полного контроля над церковью
и монастырями со стороны светской власти.
Начало восстания зилотов. В начале 1342 г., когда Кантакузин
появился в Македонии, солунская знать во главе с Синадином пред¬
приняла, наконец, какие-то шаги в сторону сближения с Кантакузином,
что вызвало немедленное восстание в городе. Сам Кантакузин писал
об этом впоследствии: «Считая уже и протостратора в числе сторонников
Кантакузина, зилоты возбуждали народ против знатных. Напав на
1 Протостратор — «главный конюшний», высокий придворный титул.
264
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
знать правильным строем, они изгнали из города около тысячи знатных
граждан во главе с Синадином». Не успевшие бежать феодалы и
сановники были взяты под стражу, имущество знати было конфиско¬
вано. «Когда было покончено с теми, — пишет Кантакузин, — кого
можно было схватить, волнение прекратилось». Господами в городе
стали зилоты, «руководя всеми делами».
Подробности организации власти зилотами остаются, однако, нам
неизвестными. Сами современники, касаясь вопроса об управлении зи¬
лотов, говорят о нем очень неясно — его не с чем было сравнить: это была
невиданная до этого форма правления. «Оно создано, — сообщает Ники¬
фор Григора, — не по образцу какого-нибудь государства. Ведь оно не
является аристократическим, подобным тому, которое Ликург создал для
лакедемонян; ни демократическим, какое создал Клисфен в Афинах,
заменив четыре филы десятью... Не является оно и каким-нибудь подновт
ленным типом, созданным из смешения двух или большего количества
старых, как было у жителей Кипра, или как создал, говорят, в древнем
Риме плебс, восстав против консулов. Оно было до сих пор небывалой
властью черни, которая сложилась сама собой». О том, что это было
господство низов, говорят и другие авторы. Георгий Палама в речи, про¬
изнесенной перед жителями Солуни после подавления восстания, когда
он вступил в город в качестве архиепископа, говорил: «Лучшие граждане
пали, а ремесленники и низшие люди захватили власть».
Тем не менее среди вождей зилотов и на самых ответственных
постах в Солунской зилотской республике находились и представители
знати. При вступлении в должность в республике зилотов получавший
какой-нибудь пост должен был выплачивать особую пошлину; размеры
ее неизвестны, однако очевидно, что занимать должности могли лишь
те, кому были доступны такие расходы. Участие знати в движении
объясняется, очевидно, тем, что в Солуни, как и в других восставших
городах, восстание было поднято под лозунгом защиты прав «законного
императора» против «узурпатора» Кантакузина.
Во главе города стояли два архонта, один из которых был предста¬
вителем центрального правительства, а второй — вождем зилотов. Так,
в 1342—1345 гг. архонтами Солуни были Иоанн Апокавк, сын времен¬
щика при малолетнем Иоанне V Алексея Апокавка, и Михаил Пале¬
олог — вождь зилотов; в 1345—1349 гг. архонтами были протосеваст
Алексей Метохит и брат Михаила Палеолога, также вождь зилотов
Андрей Палеолог. Каждый из них имел право созывать совет, приглашая
на него и второго архонта. Вероятно, иногда собиралось и народное
собрание: перед народным собранием сжигались присланные в город
грамоты Кантакузина, перед народным собранием держал речь после
своего вступления в город и император Кантакузин. Но едва ли оно
функционировало сколько-нибудь регулярно. Полнота власти находи¬
лась в руках зилотов, в руках их вождей. По словам Григоры, «те
Глава 18. Восстание зилотов
265
решения, которые они (вожди) принимали, были для других вместо
светских и церковных законов». О новых законах зилотов источники
говорят не раз, однако не объясняют, в чем они состояли. Во всяком
случае, зилоты провозгласили гражданское равенство жителей города
перед законом и отменили возрастные ограничения при вступлении в
должность — сами вожди зилотов и архонты были, по сведениям со¬
временников, совсем молодыми людьми.
В течение всего времени существования Солунской республики она
была фактически независимой и от Константинополя. Архонты, которые
представляли центральное правительство, были на деле лишены воз¬
можности влиять на ход дел. Не случайно и первый и второй из этих
архонтов оказывались вскоре после их назначения во враждебных
отношениях с зилотами. Как пишет Кантакузин, этим архонтам зилоты
оставили лишь пустой титул высшего должностного лица.
Оба вождя зилотов были, несомненно, знатного происхождения. Они
носили, кстати, фамилию правившей в это время династии (Палеологи).
Состав восставших был пестрым в социальном отношении, и это отрази¬
лось на всем ходе восстания. Несомненно, влияние торгово-ремесленной
верхушки Солуни на правление зилотов было значительным, как влияние
и мелкофеодальных элементов, примыкавших к восстанию на первом его
этапе (1342—1345). Однако программа зилотов свидетельствует о том,
что зилоты выражали интересы ремесленных городских низов и угнетен¬
ного крестьянства. Удовлетворяя требования торгово-ремесленной вер¬
хушки Солуни, зилоты вместе с тем действовали и в интересах народных
масс, на движение которых они опирались.
Программа зилотов. О программе зилотов мы знаем главным об¬
разом из обвинительной речи против них, составленной писателем-
аристократом, жителем Солуни и современником событий — Николаем
Кавасилой. Речь его, правда, опубликована до сих пор лишь в отрывках.
Зилоты конфисковали не только имущество светской феодальной знати,
изгнанной из города или перебитой в сражениях в городе, они отобрали
и у монастырей «поля, дома и землю и, прежде всего, серебро, пшеницу,
ячмень, вино и прочие продукты земли, а кроме того, крестьян и сами
деревни». Конфискация полей и целых деревень у монастырей может
быть истолкована как частичное освобождение крестьян, обязанных
отныне, по всей вероятности, нести лишь некоторые налоги в пользу
республики. Конфискованными землями в какой-то их части были,
вероятно, наделены безземельные крестьяне, а может быть, и неимущие
из городского населения. Кроме того, зилоты облегчили налоговый гнет
и полностью отменили всякую задолженность городской бедноты и
крестьянства ростовщикам.
Кантакузин обвинял зилотов в грабежах и в присвоении богатств
знати. Свидетельства Кавасилы решительно опровергают это. Зилоты
отвечали на выдвигаемые против них обвинения: «Если из этих денег
266
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.
никто ничего не берет себе, если ничего не тратится на личные нужды
ни из имущества клира, ни монастырей, но если при помощи этих
денег восстанавливаются стены, бегут враги, захватываются трофеи и
народ пользуется удивительным спокойствием, — кто осмелится осуж¬
дать и порицать наши действия?». «Мы не увеличили свои богатства, —
говорили зилоты, — не украсили своих домов, но при расходовании
средств всегда имели в виду пользу управляемых».
Конфискованное имущество образовывало общественный фонд, из
которого зилоты черпали средства для помощи неимущим, для город¬
ского строительства и на военные нужды. Для оправдания этих действий
зилоты выдвигали понятие «общественное благо». «Они утверждали, —
пишет Кавасила, — что правители могут отобрать имущество у богатых
и обратить его на общественные нужды, действуя при этом насилием
в интересах общественного блага».
Зилоты поставили под свой контроль церковь и монастыри, опре¬
деляя размеры необходимых для духовенства сумм, и положили предел
росту его богатств, запретив завещать и дарить имущество в пользу
церкви и монастырей. «Что удивительного, — возражали своим врагам
зилоты, — если, беря имущество монастырей, мы его употребляем на
то, чтобы кормить бедных, помогать священникам, украшать церкви?
То, что остается монахам, достаточно для их потребностей. Мы не
противоречим намерениям дарителей: они ведь не имели другой цели,
кроме той, чтобы служить Богу и кормить бедных. Если, кроме того,
с помощью этих средств мы вооружим воинов, которые идут умирать,
защищая наши законы и городские стены, разве это не лучшее употреб¬
ление, чем если бы эти средства были бесполезно истрачены монахами
и священниками, которым на прожитие достаточно немногого и немного
для других потребностей и которые остаются у себя дома под защитой,
не подвергаясь никакой опасности? Защита укреплений и законов есть
самое необходимое, и это — дело воинов. Разве мы совершаем неспра¬
ведливость, если приказываем на эти деньги поправить крышу, поднять
расшатанный дом, охранять поля и собственность, кормить тех, кто
умирает за свободу?» Зилоты сами назначали лиц духовного звания
на должности в церковной иерархии или проводили кандидатов на эти
должности путем выборов. Налоговые привилегии духовенства и мо¬
настырей были ликвидированы.
Таким образом, мероприятия зилотов в области церковной политики
напоминают ту перестройку церкви, которая была проведена позднее
в некоторых странах Западной Европы в соответствии с требованием
«дешевой церкви» со стороны горожан. Эта политика зилотов могла
отвечать требованиям и солунской торгово-ремесленной верхушки. Не¬
сомненно, поддерживали ее и мелкие феодалы, которые сумели пожи¬
виться в ходе восстания за счет монастырей, присвоив часть их земель
в Южной Македонии.
Глава 18. Восстание зилотов
267
Но вместе с тем эта политика была выражением революционных
еретических учений, в частности, богомильства, проповедники которого
никогда со времени возникновения ереси и до падения империи не
переводились на Балканах. Достаточно сопоставить перечисленные вы¬
ше меры зилотов и сообщение Кантакузина о их насмешках над хри¬
стианскими таинствами с требованиями богомилов лишить духовенство
его богатств, отрицанием таинств и пышного богослужения, чтобы
допустить возможность влияния на зилотов антифеодальных ересей.
Вся деятельность зилотов в Солуни в течение их семилетнего гос¬
подства говорит об антифеодальном характере движения. Именно по¬
этому писатели-аристократы, византийские феодалы не жалеют самых
черных красок при изображении этого «правления черни».
Осада Солуни. В 1342 г. вслед за восстанием зилотов в Солуни
стали подниматься на восстание и другие города Македонии. Положение
Кантакузина было, казалось, безнадежным. Даже та знать, которая
бежала к нему из Солуни, оставила Кантакузина, не веря в его победу.
Покинул его и друг, бывший правитель Солуни Синадин. Кантакузин
отправился искать помощи в Сербию, к Стефану Душану, тогда как
его жена, осажденная в Димотике, обратилась за помощью к болгарам.
Стефан Душан согласился помочь Кантакузину, рассчитывая под этим
предлогом присоединить к Сербии Южную Македонию. Попытка союз¬
ников летом 1342 г. взять штурмом Серры кончилась, однако, неудачей.
Сербы оставили Кантакузина. Но в это время к нему прибыло посольство
фессалийских архонтов, фактически независимых от империи, пред¬
ложивших ему свои услуги и признавших его императором. Феодалы
Фессалии были напуганы ростом народного движения в Южной Маке¬
донии — район восстания расширялся в сторону Фессалии: из Солуни
и Верреи восстание перебросилось в прибрежный городок Платамон,
лежащий у самых границ Фессалии. В 1343 г. Кантакузин при под¬
держке феодалов Фессалии и отряда турок-сельджуков, призванного
им на помощь, разбил войско зилотов под Верреей и осадил Солунь.
Войска осаждавших безжалостно разоряли окрестности города, турки
захватывали сотни пленных, чтобы продать их затем в рабство на
рынках Востока.
Запершееся в городе население страдало от недостатка продоволь¬
ствия и воды. Согнанный из окрестностей в стены города скот погибал
от отсутствия кормов, трупы отравляли воздух. Владельцы подгородных
полей и садов с горечью наблюдали свое разорение. Отсутствие единства
среди восставших стало проявляться все заметнее. По словам Григоры,
в городе образовались три группировки. Первую составили собственники
скота и пригородных земель, т. е. знать и состоятельные горожане,
вторую — городская трудовая беднота и третью — бездомный плебс,
деклассированные элементы. Первые, «имевшие большие богатства,
поля и стада, собирались тайно открыть ворота города императору
Кантакузину». Вторые, которых Григора далее прямо называет зило¬
268
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.
тами, решили сопротивляться до конца, третьи же, как говорит Григора,
«не желали подчиняться и собственному управлению» и «легко шли
за теми, кто увлекал их к оружию».
Среди знати составился заговор, во главе которого стоял представи¬
тель знати Палеолог и выходец из средних торговых кругов Гавала. Они
требовали заключения перемирия, рассчитывая, по всей вероятности,
избавиться с помощью императора от господства зилотов. Но зилотам
удалось повести народ за собой, они подняли на ноги весь город. Обви¬
ненные в связях с Кантакузином были перебиты, а Палеолог и Гавала
казнены. Кантакузин говорит в «Истории» сначала о беспочвенности этих
обвинений, но затем замечает, что оставшиеся в живых аристократы
«скоро умерли бы от страха, если бы некоторые люди не подали им
надежды от императора и не призвали бы их к благоразумию», иными
словами — извне был дан совет уцелевшей знати на время оставить бес¬
полезное сопротивление, выжидая более удобного случая и сигнала от
Кантакузина.
Осада города оказалась для Кантакузина безрезультатной; Стефан
Душан занял позицию, открыто враждебную узурпатору, разгневанный
попытками Кантакузина упрочиться в Македонии. Кантакузин ушел из
Солуни во Фракию, где достиг с помощью турок-сельджуков первых
успехов. Вскоре он получил поддержку и от турок-османов, приславших
конные отряды. Вел узурпатор войну с жестокой настойчивостью, не
смущаясь тем, что турки начисто разоряли район военных действий и
уводили в плен тысячи жителей, подданных Кантакузина. Постепенно
Фракия переходит под власть узурпатора. В Константинополе растет
тревога и начинают раздаваться голоса в пользу соглашения с Кантаку¬
зином. Они усилились после гибели временщика Алексея Апокавка. По¬
литические узники — враги Апокавка, — заключенные в темнице под
императорским дворцом, неожиданно набросились на Апокавка, пришед¬
шего к ним, чтобы устроить допрос, и убили его на месте.
Заговор солунекой знати. Успехи Кантакузина снова побудили
солунекую знать и торгово-ростовщическую верхушку, напуганную
радикализмом зилотов, ликвидировать их господство. Главной фигурой
нового заговора в 1345 г. стал архонт Иоанн Апокавк — представитель
центрального правительства, фактически после первого мятежа знати
отстраненный от всякого управления городом. Сплотив вокруг себя
всех недовольных режимом зилотов, он вступил в тайные переговоры
с Кантакузином через его сына, предлагая сдать город на условиях
освобождения населения от податей и предоставления чинов и денежных
пожалований имущей верхушке города. Таким образом, знать и тор¬
гово-промышленные круги города хотели ликвидировать все социальные
преобразования зилотов, но сохранить известную политическую неза¬
висимость от императора и освободить свои доходы от обложения
налогами.
Глава 18. Восстание зилотов
269
Иоанн Апокавк предательски убил вождя зилотов Михаила Палео¬
лога и, опираясь на своих сторонников, сумел схватить многих зилотов
и бросить их в тюрьму, а некоторых изгнал из города. Но новые вожди
зилотов — брат Михаил Андрей Палеолог и Георгий Кокала — сумели
быстро организовать сопротивление, опираясь на корпорацию солунских
моряков.
Моряки завязали сражение с гарнизоном наемников, бывших на сто¬
роне Апокавка и насчитывавших до 800 воинов. Сражение длилось всю
ночь, утром на помощь зилотам пришел народ; брошенные в тюрьмы
зилоты были освобождены, гарнизон прекратил сопротивление, перейдя
на сторону зилотов. Около ста знатных мятежников во главе с Апокавком
укрылись в акрополе. Современник событий так описывает ночь перед
штурмом акрополя: «Апокавк со своим отрядом всю ночь провел в порту,
окруженный моряками и зилотами. Ропот и шум раздавались по всему
городу. Около моря виднелись многочисленные факелы... В течение всей
ночи слышались звуки рогов, поднимавших народ на борьбу против знат¬
ных. Но и эти последние сидели в спокойствии возле крепости, готовые к
борьбе с народом и не терявшие надежды на помощь извне».
Утром зилоты атаковали акрополь и к полудню взяли его. Апокавк,
а за ним и его сторонники были сброшены с высоких стен акрополя на
мечи и копья стоявших внизу зилотов. Одновременно восставшие начали
расправу со всеми аристократами, замешанными в заговоре Апокавка.
Лишь немногие из них спаслись бегством; феодальная знать Солуни была
окончательно разгромлена, а все соглашательские элементы отстранены
от участия в управлении. Вся полнота власти сосредоточилась в руках
зилотов.
Поражение восстания. Однако положение складывалось не в их
пользу. После ухода Кантакузина во Фракию Южная Македония была
занята сербами. Окрестности города были разорены. Торговля города
почти замерла. Жители остро нуждались в самом необходимом. Кан¬
такузин между тем заключил соглашение с правителями Константи¬
нополя и вступил в него в качестве соимператора Иоанна V. В Солуни
росли настроения безнадежности и отчаяния. Город по-прежнему ос¬
тавался одиноким островом, истощившим свои силы в борьбе с сильным
врагом. Начался постепенный отход населения от зилотов. В 1347 г.
они были вынуждены заключить мир с Кантакузином, однако наотрез
отказались впустить в свои стены присланного из Константинополя в
качестве архиепископа Григория Паламу, одного из самых реакционных
идеологов класса феодалов. Но положение зилотов в городе продолжало
ухудшаться. Бешеную агитацию против них вели многочисленные со-
лунские монахи, люто ненавидевшие зилотов за конфискацию мона¬
стырских богатств. Отчаявшееся от голода и лишений население уже
готово было поверить, что всему виной зилоты. Роль Алексея Метохита
постепенно возрастает, хотя вплоть до 1349 г. первенство удерживал
270
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
Андрей Палеолог, который призывал народ продолжать борьбу, своими
руками сжигая приказы императоров перед народным собранием. Од¬
нако в 1349 г. Метохиту удалось добиться изгнания Андрея Палеолога
из города по причинам, которые нам неизвестны. Дома Палеолога и
членов корпорации моряков подверглись разгрому. Городской плебс
снова стал игрушкой в руках имущей верхушки города, сумевшей
натравить деклассированные элементы на зилотов.
Решимость солунцев отстаивать независимость своего города поко¬
лебалась, однако зилоты еще не совсем утратили свое влияние. Они
вели агитацию за сдачу города Стефану Душану, надеясь путем договора
с ним сохранить какую-то часть своих преобразований. Очевидно,
зилотам удалось увлечь какие-то круги этим планом, так как вскоре,
в этом же 1349 г., узнав о намерениях зилотов и боясь потерять город,
оба императора — и Иоанн Кантакузин и Иоанн V Палеолог — прибыли
в Солунь. Кантакузину пришлось защищаться от обвинений зилотов
на народном собрании. Ему трудно было отвечать на многие из этих
обвинений, например, на обвинение в союзе с турками против собст¬
венного народа, и император нашел «выход», обвиняя в ответ зилотов
во всех смертных грехах. Соотношение сил было не в пользу зилотов.
Присутствие императора побудило всех колеблющихся окончательно
порвать с зилотами. Зилоты остались в одиночестве, были взяты под
стражу, брошены в тюрьмы или высланы в Константинополь. По со¬
общению некоторых авторов, аресты зилотов сопровождались нередко
ожесточенными схватками с правительственными войсками и отрядами
знати. Просуществовавшая семь лет республика была ликвидирована.
Причины поражения восстания зилотов заключались прежде всего
в слабости поздневизантийского города, обескровленного чудовищным
фискальным гнетом феодального государства, задавленного политиче¬
ским и экономическим господством феодалов и не имеющего своей не
зависящей от феодальных элементов организации, которая позволяла
бы ему с успехом отстаивать свои интересы. Города, наконец, были
обессилены неравной борьбой против союза, сложившегося между фе¬
одалами и иноземным купечеством, конкуренция которого душила в
зародыше новые формы организации ремесла и торговли. Вместе с тем
и вследствие этого население разных городов еще не пришло к мысли
о единстве своих интересов и не оказывало друг другу взаимной под¬
держки во время восстания.
Впервые в истории Византии социальная борьба приняла столь
яркие формы. Впервые были четко выражены некоторые основные
требования угнетенных, и — мало того — впервые часть этих требова¬
ний была претворена в жизнь. Казалось бы, аграрная программа зилотов
должна была увлечь за ними все крестьянство империи, на деле же
оказалось, что крестьянство приняло наименее активное участие в
восстании. Местный крестьянский партикуляризм, обусловленный ве¬
ковыми традициями жизни обособленных общин, не был преодолен, и
Глава 18. Восстание зилотов
271
восстание в городах не было поддержано одновременным восстанием
в селах. Разоренное византийское крестьянство, терроризированное
войсками императоров-соперников, турок, сербов и болгар, не нашло
в себе сил ни объединиться друг с другом в общей борьбе, ни подать
помощь восставшим городам — Солуни в первую очередь. Вспыхивав¬
шие кое-где в деревне очаги крестьянских волнений быстро гасли,
растаптываемые отрядами враждовавших между собой армий.
Все тактические или даже стратегические ошибки зилотов были
обусловлены указанными выше главными причинами. Эти ошибки:
отсутствие связей с другими городами, тактика обороны, доверие не
только представителям знати, но и средним слоям города, нерешитель¬
ность в отношениях с фактически бессильной властью Константинополя,
слабые связи с крестьянством, недостаточно смелое решение аграрного
вопроса и т. п., но допустить выполнение всех этих условий для вос¬
стания XIV в. в Византии — невозможно; восстание зилотов в условиях
того времени не могло не потерпеть поражения.
С подавлением движения зилотов была ликвидирована попытка,
стихийно предпринятая народными массами, направить развитие им¬
перии по иному пути. Позиции феодализма в городе были упрочены.
Провинциальные феодалы во главе со своим ставленником одержали
победу с помощью турок, которые впервые обошли всю подвластную
империи территорию — от Фессалии до Константинополя и Галлиполи,
где уже через 5 лет они обосновываются навсегда.
Наступила полоса жестокой феодальной реакции, окончательно
подорвавшая силы Византии, оказавшейся перед лицом сначала серб¬
ской, а затем турецкой опасности.
Глава 19
ГЕГЕМОНИЯ СЕРБИИ НА БАЛКАНАХ В XIV в.
Подъем Сербского государства. Сербия в начале XIV в. занимала
северо-западный угол Балканского полуострова. Это по преимуществу
горная страна. Из центра ее, словно из узла, расходится в разные стороны
несколько горных цепей разного геологического строения и формы. С се¬
веро-запада в Сербию вступают южные отроги известкового Динарского
нагорья, переходящие в отроги кристаллического Албанского хребта.
К восточным границам Сербии подступают склоны Балкан, а к югу-вос-
точным — системы Родопскихгор. Узкие вытянутые долины, горные впа¬
дины, обрывы и скалистые изломанные вершины на западе страны и
округлые пологие холмы на востоке и северо-востоке составляют харак¬
терный рельеф этой территории. Густые лиственные и хвойные леса по¬
крывали значительные пространства древней Сербии, особенно ее север.
Даже теперь 20% всей ее территории занято лесами. В низменных местах
и долинах преобладали вечнозеленые кустарники, выше их простирались
дубовые леса, затем буковые и, наконец, хвойные: ель и сосна. Адриати¬
ческое побережье, огороженное с востока и севера горами, обладает го¬
раздо более мягким и теплым средиземноморским климатом, чем мате¬
риковые районы страны. Густые и дикие леса и чащи, крутые горные
перевалы, бурные реки, ущелья и озера — все это чрезвычайно затруд¬
няло, особенно в древности, передвижение по стране. Недаром византий¬
ские писатели, рассказывающие о войнах империи на территории Сербии,
всегда вспоминают о неисчислимых трудностях и опасностях, которые
приходилось преодолевать в переходах по этой стране.
Славянское население Сербии издавна занималось земледелием и
особенно скотоводством, которое играло в XIII—XIV вв. в этих горных
районах значительно бблыную роль, чем во Фракии, Болгарии или
Греции. Наряду с зерновыми культурами (пшеницей, овсом, ячменем,
просом) сербы возделывали фруктовые сады, занимались огородниче¬
ством и льноводством. Виноградарство было распространено в Сербии
повсеместно. Сербы выращивали также коноплю, на которую был
Глава 19. Гегемония Сербии на Балканах в XIV в.
273
большой спрос в морских республиках Адриатики, так как из конопли
изготовлялись корабельные канаты и снасти. В южных районах страны
и на побережье разводили оливки. Население Адриатического побережья
культивировало шелковичного червя и занималось шелкопрядением.
Но, пожалуй, наиболее значительную часть богатств Сербии составляли
крупный рогатый скот, свиньи и овцы, для разведения которых Сербия
обладала чрезвычайно благоприятными природными условиями.
Немало было в Сербии залежей железной руды и руд цветных
металлов. Издавна славились ее серебряные рудники, а в XIV в. здесь
добывали также железо, медь, свинец, золото. Особенно богатые залежи
руд разрабатывались на горе Рудник в Северной Сербии; даже за
пределами Сербии были широко известны рудники близ города Новый
Брод в Центральной Сербии, между Скопле и Нишем.
Первые попытки образования Сербского государства относятся еще
к IX в., но только в XII столетии здесь сложилось устойчивое госу¬
дарственное объединение. Долгое время сербские земли были предметом
раздоров между несколькими государствами Европы: франки, болгары,
венгры и, наконец, папство одновременно или попеременно вели борьбу
с Византией за обладание Сербией; сербские князья должны были
признавать свою зависимость от более сильных соседей, и только в
XII в. Сербия добилась освобождения. В это время она объединяла в
своих границах Хумскую землю (Захлумье), Травунию и Зету. В начале
XIII в., используя благоприятную для него политическую обстановку
на Балканах, где образовавшиеся на развалинах Византии государства
вели междоусобные войны, правитель Сербии возложил на себя коро¬
левскую корону, а вслед за тем была оформлена и церковная незави¬
симость Сербии. Могущество Сербии стало быстро расти в конце XIII—
начале XIV в., когда усилившиеся сербские феодалы стремятся захва¬
тить новые земли и подчинить новых подданных. Границы Сербии
расширяются на восток и на юг, в состав Сербского королевства вклю¬
чаются теперь Браничевская область и верховья рек Вардара и Струмы,
долины которых уходили в Болгарию и Византию.
Наивысший расцвет Сербии совпадает с царствованием Стефана
Душана (1331—1355). Сербия превращается к этому времени в сильную
феодальную монархию и в течение четверти века играет главенству¬
ющую роль на Балканах.
Развитие феодализма в Сербии. Развитие феодальных отношений
в Сербии протекало — по сравнению с Болгарией — более медленным
темпом и отличалось рядом существенных особенностей. Эти особен¬
ности обусловливались и историческими судьбами сербских племен,
вынужденных веками отстаивать свою независимость в борьбе с опас¬
ными соседями, и географическим положением Сербии, сравнительно
удаленной от основных экономических центров Балканского полуост¬
рова, Константинополя и Солуни, и, наконец, горным рельефом страны,
распадавшейся на множество мелких, отрезанных друг от друга обла-
18 Зак. 3585
274
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
стей. Еще в XII в. здесь сохранились сильные пережитки родоплемен¬
ного строя; значительно большей, чем на юге и на востоке, была роль
общины и межобщинных объединений — жуп. Во главе отдельных об¬
ластей стояли местные полуфеодальные, полуродовые князья.
Крепостная зависимость начала оформляться в Сербии уже в конце
XII—начале XIII вв., однако еще в первой половине XIV столетия
большинство крестьян пользовалось правом перехода от одного госпо¬
дина к другому. И только «Законником» Стефана Душана (изданным
в 1349 г. и дополненным в 1354 г.) крестьяне — они именуются там
меропхами — были окончательно прикреплены к земле. Беглых мероп-
хов можно было силой возвращать господину, подвергать жестоким
наказаниям, клеймить каленым железом. Того, кто укрывал беглого
меропха, «Законник» предписывал карать, как изменника. Даже города
Сербии не имели права принимать беглых селян. Меропхи находились
в полной власти своего господина, творившего над ними суд и расправу.
Меропх мог передать свой надел по наследству, но если у него не было
мужских наследников, господин получал право отобрать надел у семьи
меропха и передать другому крестьянину.
Согласно «Законнику», меропхи были обязаны нести барщину в
размере двух дней в неделю. В действительности же барщина была
гораздо более тяжелой, как об этом свидетельствуют сохранившиеся
грамоты, выданные сербским монастырям. Кроме регулярной ежене¬
дельной барщины, меропхи были обязаны выполнять сезонные работы
в виноградниках, на сенокосе, при сборе плодов и т. п. Иной раз
господин выделял крестьянину участок, весь урожай с которого шел в
амбары феодала. Таким образом, отработочные повинности в Сербии
были выше, нежели в Болгарии или в византийских землях в Македонии.
Кроме того, меропхи платили натуральные оброки, несли повинности
и платили налоги государству. В XIV в. в Сербии происходит быстрый
рост домениальной запашки и связанный с этим рост барщины — не
случайно, что именно в это время феодалы приняли решительные меры
к окончательному прикреплению крестьян к земле.
Помимо меропхов были в Сербии и другие категории зависимых
людей. Так называемые сокальники должны были выполнять самые
разнообразные работы на землях феодала и в его усадьбе; отсутствие
каких-либо норм, определяющих размеры повинностей сокальников,
само по себе говорит об их тяжелом и приниженном положении. Кроме
того, в зависимости от феодалов находились ремесленники и скотово-
ды-влахи. Ремесленники обслуживали нужды господского дома и до-
мениального хозяйства, влахи же были обязаны ежегодно отдавать
господину двух овец и ягненка или же одного коня, а также пасти
скот господина и нести извозную повинность. Постепенно термин «влах»
стал терять этническое значение — им стали называть и сербов, если
они занимались преимущественно скотоводством. В особенно тяжелом
положении находились отроки, используемые господином главным об¬
Глава 19. Гегемония Сербии на Балканах в XIV в.
275
разом в качестве слуг и дворовой челяди. Феодальное государство никак
не защищало ни прав, ни самой жизни отроков — господин мог без¬
наказанно убить своего отрока, как раба.
Но и в XIV в. сохранялась в Сербии, по-видимому, незначительная
прослойка свободного сельского населения. Свободные сербские кре¬
стьяне назывались себрами. Феодальное государство признавало граж¬
данские права себров, но защищало их куда менее решительно, нежели
феодалов (властелей). Так, «Законник» устанавливал, что за убийство
властеля себру отрубали обе руки, властель же, убивший себра, отде¬
лывался штрафом. Прослойка свободных крестьян в Сербии быстро
исчезала, термин «себр» в XIV в. постепенно приобрел широкое зна¬
чение (селянин вообще), и себрами даже стали называть меропхов.
Феодалы Сербии делились на властелей и властеличей. Властелями
были крупные, а властелинами наиболее многочисленные средние и
мелкие феодалы. В руках властелей сосредоточивались огромные мас¬
сивы земель и многочисленные стада скота. Не только отдельные села,
но нередко десятки сел, несколько жуп находились во власти одного
властеля. Властеличи были обычно обладателями нескольких сел или
даже одного села. Владения властелей и властеличей назывались баш-
тинами и прениями. Баштиной было наследственное родовое владение,
находившееся в полной собственности господина, прония была условным
пожалованием и мало отличалась от византийской пронии. Баштины
были освобождены от повинностей и налогов в пользу государства,
кроме поземельной подати (сока) и несения военной службы; краль
мог отнять баштину только в случае измены ее собственника. Как
баштинники, так и прониары пограничных земель были обязаны нести
военную службу по охране границ.
Особыми привилегиями пользовались в Сербии церкви и монастыри.
Рост их владений был особенно бурным в царствование Стефана Ду-
шана. Основными богатствами монастырей были села зависимых кре¬
стьян. Некоторые монастыри имели в Сербии до 25—30 сел каждый,
помимо отдельных хуторов, заимок и владений в городах, а сербский
монастырь на Афоне Хиландарь имел в одной Сербии более 50 сел.
После завоевания Македонии Душаном общее количество сел Хилан-
даря на территории от Солуни до Поморавья достигало одно время
360. Дечанский монастырь владел в XIV в. 2097 семьями меропхов,
69 домами сокальников и 266 — влахов, иными словами, монастырь
имел до 10 000 зависимых людей.
Хозяйства монастырей были обширны и разнообразны. В одной из
грамот XIV в. говорится, что монастырю жалуются села «с виноград¬
никами, нивами, сенокосами, пашнями, лесами, ловищами звериными,
с горными пастбищами, мельницами, рыбными ловлями и со всеми
угодьями». Монастыри получали богатые вклады от феодалов и особенно
от сербских королей. Вместе с тем они скупали земли, главным образом
у крестьян. В голодные годы, пользуясь безысходной крестьянской
276
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
нуждой, монастыри приобретали участки за ничтожную цену: в одном
из актов мы читаем, что монастырь купил «в гладно време» у одного
крестьянина его землю за барана и небольшое количество сыра, а у
другого — за 20 мер зерна.
Особенно щедрым к церкви и монастырям был Стефан Душан. Он
передал духовенству более 130 сел вместе с их общинными угодьями.
Духовенство пользовалось широкими привилегиями, оно освобождалось
от всяких повинностей в пользу государства. Церковные люди, гласит
одна из статей «Законника», «пусть не ходят на меропщину (барщину
в пользу казны), ни на сенокос, ни на пашню, ни на виноградники,
ни на какие другие работы, великие и малые... чтобы они работали
только церкви».
Во владениях церкви и монастырей было много вотчинных ремес¬
ленников: кузнецов, златарей, седларей, уздарей, швецов, плотников,
каменщиков, гончаров, ткачей, шапочников. Однако их изделия редко
становились предметами торговли. Основное внимание монастырских
властей было направлено на производство продуктов сельского хозяй¬
ства. В монастырях производилось большое количество вина, и нередко
монахи получали монопольное право торговать вином на ярмарках.
На тучных монастырских пастбищах паслись неисчислимые стада
скота. Часть этого скота принадлежала не монахам, а арендаторам
монастырских пастбищ — светским феодалам или даже крестьянам. За
аренду пастбищ монастыри брали одну голову скота с каждой сотни
голов, пасшихся на монастырской земле.
Монастыри владели также и мельницами, и это также было важной
привилегией: меропхи, не имея своих мельниц, должны были молоть
хлеб на мельнице феодала, внося за это высокую плату. Некоторые
монастыри за помол забирали до половины смолотого зерна.
Не только своему господину (монастырю или светскому феодалу)
был обязан крестьянин многочисленными повинностями: ему приходи¬
лось платить налоги и выполнять различные службы в пользу госу¬
дарства и короля — краля, как его именовали в Сербии.
Все частновладельческие крестьяне, за исключением тех, господа
которых — чаще монастыри — получили специальные жалованные гра¬
моты на этот счет, платили поземельную подать — «сок» — в размере
одного перпера в год. Крестьяне должны были также содержать и
растить часть скота краля, в особенности коней, распределявшихся по
селам и жупам. Кроме того, крестьяне предоставляли продовольствие
и ночлег проезжим служилым людям и сановникам краля, обеспечивали
содержание жупных чиновников, принимали на постой войска, участ¬
вовали в строительстве и ремонте военных укреплений, а также в их
охране, снаряжали воинов, а иногда несли военную службу и участ¬
вовали в походах. Во время путешествия краля население было обязано
предоставлять всей его свите продовольствие, лошадей и средства для
проезда. Половина желудей, собираемых в дубовых рощах по всей
Глава 19. Гегемония Сербии на Балканах в XIV в.
277
стране, принадлежала кралю, владевшему огромными стадами свиней.
Существовал даже особый закон, разрешавший продавать мясо на
сербских рынках только после того, как было распродано принадле¬
жавшее кралю.
Семья краля владела в Сербии огромными землями. Доходы от них
наряду с налогами от населения составляли бблыпую часть тех средств,
которыми распоряжалась центральная власть. В казну шли также тор¬
говые пошлины («царина»).
В пользу государства поступали и штрафы, взимаемые за суд по
«царевым делам», т. е. за убийство, увечье, кражу, разбой, оскорбление,
ересь и прием беглых крепостных. Любопытна эта статья «Законника»,
по которой суд за укрывательство беглого осуществляла центральная
власть, стоявшая на страже интересов феодалов. Царские судьи обла¬
дали при этом огромной властью, и за их оскорбление даже властель
лишался всех своих владений, как за измену, а село, в котором было
нанесено оскорбление, отдавалось на поток и разграбление.
Ремесло и торговля в Сербии. Один французский путешественник,
посетивший Сербию в начале правления Стефана Душана, писал: «Это
государство изобилует хлебом, вином и скотом, богато потоками, ключа¬
ми и реками; в нем есть и леса, и горы, и равнины, и долины; коротко:
все, что есть там, все прекрасно, особенно в стране, прилегающей к морю.
В Сербии пять золотых рудников и столько же серебряных, в которых
непрестанно работают рудокопы; кроме того, есть смешанные золото-се¬
ребряные рудники — в различных местах. Леса также превосходны. Кто
овладеет этой землей, тот приобретет драгоценнейшие сокровища ны¬
нешнего века». И далее этот путешественник призывает венценосцев
Запада завладеть Сербией, так как это якобы нетрудно.
О развитии сербских городов в XIV в. источники сообщают мало.
Сохранившиеся свидетельства говорят об их полуаграрном характере.
Еще в большей степени, чем в Византии и Болгарии, городское ремесло
и торговля находились под контролем феодалов, господствовавших в
городах. Важнейшие ремесла и горное дело находились в руках ино¬
странцев: немцев, дубровчан, венецианцев и генуэзцев. Недаром тер¬
минология горнорудного дела в Сербии того времени была преимуще¬
ственно немецкой. Правда, в качестве подсобных рабочих, выполняю¬
щих наиболее трудные работы при иноземных «рударях», были сербы.
Но собственно сербских рудников в Сербии того времени насчитывались
единицы. Труд на рудниках был невероятно тяжелым. Источники
сообщают о нередкой гибели людей в штольнях, а также и у плавильных
печей.
Города Сербии были слишком слабы, чтобы взять в свои руки
металлургическое производство, а засилье иноземцев в горном деле и
торговле еще более ослабляло их экономику. Крепостные же ремес¬
ленники удовлетворяли лишь личные нужды феодалов и нередко были
278
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.
обязаны выполнять в пользу его и сельскохозяйственные работы. Так,
в одной из грамот 1330 г. говорится: «А сено косить как и меропхам,
так и сокальникам, так и всем мастерам».
Слабость собственного металлургического производства и обработки
металлов вынуждала сербских правителей постоянно обращаться на
Запад, особенно в Венецию или Дубровник, с просьбой о продаже
предметов вооружения. Большие партии оружия закупались Сербией
за границей перед каждой крупной военной кампанией. Право на
свободную закупку оружия Сербией в Венеции и Дубровнике стало
одним из пунктов государственных договоров с этими республиками.
Центральная власть проявляла интерес к развитию лишь серебряных
рудников (в Сербии добывалось серебро в смеси с золотом), продукция
которых шла непосредственно в подвалы государственного казначейства.
В начале XIV в. кралю принадлежало в Сербии 7 серебряных рудников.
Безраздельное господство феодалов в городе, собиравших даровую
мзду с иноземных ремесленников и торговцев, было главным препят¬
ствием развития сербского ремесла. Правители городов, назначаемые
кралем и называемые «владельцами градскими», были крупными фео¬
далами, воеводами, жупанами, чел никами, распоряжавшимися в городе,
как в собственной баштине. Недаром славянские города на Адриати¬
ческом побережье стремились к независимости от Сербии. Судьба
Котора в этом отношении весьма показательна: покуда город, хотя и
находившийся под властью краля, сохранял свою внутреннюю автоно¬
мию, он процветал — когда же власть в нем захватили властели, он
быстро пришел в упадок.
Чрезвычайно выгодным было положение в Сербии иностранных
купцов, имевших право свободной торговли на всей территории страны.
Также свободно иноземные торговцы могли проходить через всю Сербию
для торговли с другими странами Балканского полуострова.
Предметами сербского вывоза были преимущественно продукты
сельского хозяйства: хлеб, соленое мясо, кожа и кожаные изделия,
шерсть, грубые сукна, сыр, воск, мед, меха, лен, конопля, древесный
уголь, смола, строевой лес, а также шелковые коконы, серебро, золото,
медь, свинец и в большом количестве мелкий и крупный рогатый скот.
Иноземные же купцы продавали в Сербии предметы роскоши, соль,
оружие и ткани.
Внутренняя торговля нередко была меновой. Роль денег часто вы¬
полнял скот — кони и волы, в расчете на стоимость которых произво¬
дились торговые сделки. С этой же целью употреблялись также сырое
неочищенное серебро и его слитки. Даже в XIV в., в момент наивысшего
усиления Сербского государства, в ней не чеканилась единая «царская»
монета. Отдельные властели чеканили собственную монету или отда¬
вали свое право на откуп. Это вело к всевозможным злоупотреблениям,
порче монеты, чеканке фальшивых денег. Стефан Душан пытался
навести порядок в монетном деле, устанавливая определенные пункты
Глава 19. Гегемония Сербии на Балканах в XIV в.
279
для чеканки монет и контролируя деятельность ювелиров. Так, в
«Законнике» предусмотрены строжайшие меры против самого пребы¬
вания ювелиров в сельской местности. «Если в каком-либо селе, —
повелевает „Законник", — вне городов и торгов будет обнаружен зо¬
лотых дел мастер, пусть это село будет разграблено, а сам он (мастер)
сожжен».
Однако отсутствие необходимых условий для развития городов об¬
рекало на неудачу эти меры; венецианские дукаты и византийские и
дубровницкие перперы были основным платежным средством там, где
торговля не носила характера натурального обмена. Даже государст¬
венный денежный налог и судебные штрафы взимались в византийских
перперах или в расчете на них.
Центральная власть и феодалы. Отсутствие экономических связей
между разными районами и неразвитость сербского города обусловли¬
вали слабость центральной власти. Лишь временами отдельным серб¬
ским правителям удавалось полностью подчинить своей власти много¬
численные жупы страны. Но даже в царствование Душана наиболее
могущественные из властелей энергично вмешивались в дела централь¬
ного управления, ограничивая власть царя. Они располагали собствен¬
ными военными силами, и от их участия в царских походах зависел
исход военных предприятий. В подчинении у крупных властелей на¬
ходились властеличи и прониаревичи, связанные со своим сюзереном
отношениями личного подданства.
В особо важных случаях царь созывал соборы властелей, властеличей
и духовенства. Решающее значение на этих соборах имела небольшая
группа крупнейших феодалов и сановников. При Душане в эту группу,
называемую по-гречески «синклитом», входили великий воевода —
командующий военными силами страны, коморник — глава казначей¬
ства, патриарх и несколько наиболее именитых и богатых землевла¬
дельцев. С развитием феодальных отношений росло и политическое
значение феодалов, не считаться с мнением собора царь не мог.
Феодалы часто выражали свое недовольство центральной властью,
выдвигая своих претендентов на престол или поддерживая одного члена
царской семьи против другого. Стремясь обеспечить престол за своим
сыном, сербский краль короновал его еще ребенком, выделяя ему
крупный удел, который нередко становился центром интриг против
центрального правительства. Стефан Душан, получивший в удел Зету,
сумел исподволь сплотить вокруг себя значительную часть феодалов,
недовольных пассивной внешней политикой Стефана Уроша — отца
Душана. В конце 20-х—начале 30-х гг. краль Душан начинает при¬
нимать деятельное участие в делах государства. Особенно активной
была его деятельность во время сербско-болгарской войны 1330 г.
Сербско-болгарская война. Серьезный конфликт между этими дву¬
мя славянскими странами-соседями назревал уже давно. Пользуясь
феодальными смутами в Болгарии, еще Милутин отнял у болгар их
280
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
западные земли — обширную Браничевскую область. Оба царя, кроме
того, вмешиваясь в междоусобия в Византии, поддерживали каждый
противную сторону. Болгарский царь был на стороне Андроника Млад¬
шего, а сербский помогал Андронику Старшему. В 1327 г. Михаил
болгарский прогнал свою жену Неду (Анну), сестру Стефана Дечанского
и тетку Душана, и женился на сестре Андроника Младшего. Этот акт
послужил поводом к окончательному разрыву. Обе стороны деятельно
готовились к войне. Стефан Урош (Дечанский) сохранил враждебные
отношения к Андронику Младшему и после его победы. В Византии
опасались усиления Сербии и были рады случаю поссорить правителей
славянских государств, чтобы они взаимно ослабили друг друга. Анд¬
роник Младший всячески подогревал решимость Михаила вернуть бол¬
гарские земли, потерянные его предшественниками, не оказывая в то
время ему существенной помощи.
В 1328 г. сербы закупили оружие в Дубровнике. Подготовка к войне
была поручена Душану. Он собирал войска, вел переговоры с дубров-
чанами о присылке наемного отряда, стремился добиться союза с ва¬
лашским воеводой Влайком. В 1330 г., весной, Стефан Урош запретил
венецианским купцам провоз через Сербию оружия в Болгарию. Этот
акт был использован Михаилом в качестве предлога к началу военных
действий. По сообщению византийского историка Григоры, войска Ми¬
хаила насчитывали до 15 ООО человек. Кроме того, с ним двинулись в
качестве союзников несколько тысяч влахов и татар из областей,
лежащих за Дунаем.
Одновременно к границам Сербии подошли с юга к району Пела¬
гонии войска греков, но на активные действия против сербов Андроник
не решился, так как «имел недостаточное войско против сил краля», —
говорит Григора, а скорее всего — не желая предоставлять и болгарам
решительного перевеса над сербами.
Сербы еще не успели подготовиться к войне, Урош отправил послов
к Михаилу, предлагая ему мир. Но посольство не имело успеха. Сербские
войска стягивались к югу от Ниша, у впадения Топлицы в Южную
Мораву. Но Михаил вторгся в пределы Сербии не в районе Ниша, а
значительно южнее: выступив из Софии, он занял Землин и угрожал
Вельбужду, разоряя и опустошая пограничные сербские земли. Урошу
пришлось быстро двинуться к Вельбужду, не дожидаясь опоздавших
властелей. Но, остановившись под городом, Урош не решился первый
напасть на болгар: еще не все сербские войска были в сборе. Михаил
беспечно полагался на свое явное превосходство в силах. Его войска
рассеялись по окрестным деревням в поисках продовольствия и добычи.
Воспользовавшись дезорганизацией в лагере врагов, сербы неожиданно
напали на болгар 28 июля 1330 г. Непосредственное руководство боем
осуществлял Стефан Душан, поставивший в центре конный наемный
отряд иноземных рыцарей в несколько сотен человек, нанятый с по¬
мощью дубровчан. Болгары не успели ни построиться, ни собраться
Глава 19. Гегемония Сербии на Балканах в XIV в.
281
для отпора. Началось нещадное избиение рассеявшихся по полю не¬
приятелей. Лишь вокруг Михаила еще держалась группа воинов. Но
вот в середину их врубился во главе наемников Стефан Душан, и
болгары обратились в бегство. Конь под Михаилом споткнулся, выле¬
тевший из седла Михаил жестоко разбился, был настигнут сербами и
вскоре умер. Разгром был полный, трупы болгар и их союзников усеяли
поле. Весь лагерь болгар стал добычей победителей. Множество врагов
было взято в плен.
Сразу же с поля битвы часть сербских войск двинулась в поход на
Болгарию. Болгарские боляре, сдавая Стефану Урошу город за городом,
предлагали, чтобы «отселе сербское королевство и царство болгарское
в едином были соединении». Но сербский краль отказался от этого.
Покорность части болгарских боляр еще не означала готовности всей
страны воссоединиться с Сербией. В Болгарию был послан лишь один
сербский отряд, присутствовавший при возведении на престол по тре¬
бованию победителей сестры Уроша Неды (Анны) с ее сыном Стефаном.
Хотя через год ставленники сербов были изгнаны из Болгарии и на
престол вступил племянник Михаила Иван-Александр Шишман (1331—
1371), главная цель сербов, которую они преследовали в ходе войны
с Болгарией была достигнута: союзные отношения болгар и византийцев
сменились враждой, обладание Браничевской областью было оконча¬
тельно закреплено — границы Сербии в этом районе были даже не¬
сколько отодвинуты к востоку, к Сербии отошли города Ниш, Дубница
и ряд других, более мелких; на пути к завоеванию земель Балканского
полуострова Сербия не имела больше соперников, кроме Византии.
Феодальная знать Сербии, ободренная первыми успехами, мечтала
о новых завоеваниях и об усилении своего влияния на политику краля.
С завистью и злобой смотрели сербские вельможи на возрастающую
роль при дворе греков, окружавших царицу Марию Палеолог и все
более забиравших в свои руки бразды правления из рук полуслепого,
религиозного и бездеятельного Уроша.
При дворе Душана в Скодре стали группироваться недовольные,
побуждая его к решительному шагу.
Осенью 1331 г. войска Душана неожиданно окружили столицу,
город оказался в его власти. Бежавший Урош сдался на милость сына
и был отправлен вместе с семьей в заточение в г. Звечан, где вскоре
был задушен по приказанию или во всяком случае с ведома Душана.
Начало походов Стефана Душана. Престол Сербии занял один из
наиболее талантливых и честолюбивых ее правителей. К славе побе¬
дителя болгар прибавилась печальная известность отцеубийцы, озна¬
меновавшего первые шаги на престоле жестокостью, которая часто
проявлялась впоследствии в течение его двадцатичетырехлетнего цар¬
ствования. «Красен он был взором образа и добротою тела», — говорится
о Душане в сербской хронике. Источники согласно говорят об огромном
росте, большой физической силе Душана, о его природном уме, на¬
282
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
стойчивости, храбрости, а также грубости, черствости и жестокости.
Охваченный властью непомерного честолюбия, он воскресил несбыточ¬
ные мечты Симеона болгарского о создании Балканской державы с
центром в Константинополе. Феодальная знать Сербии стремилась
овладеть Южной Македонией, умножить свои владения за счет захватов
в Греции и Фракии, поэтому оказывала всемерную поддержку своему
властолюбивому правителю. Обстоятельства благоприятствовали заво¬
евательным планам феодалов: Болгария не решалась соперничать с
Сербией, от которой она потерпела недавно тяжелое поражение и с
которой сохраняла в продолжение всего правления Душана дружест¬
венные отношения. Византию раздирали феодальные смуты, она из¬
немогала в борьбе с болгарами и турками. Венгрия погрязла в раздорах
со своими соседями на севере и востоке.
Через месяц или два после воцарения Душан предпринимает сёой
первый поход в Македонию. По подсчетам историков, он совершил всего
до тринадцати этих походов. Уже в первые три года Душан, говоря сло¬
вами Григоры, «присвоил себе страну ромеев» вплоть до устья реки Стри-
мона. Солунь и Греция оказались отрезанными от византийской Фра¬
кии.
Многие города, в которых был значительный контингент славянского
населения, без сопротивления переходили под власть Душана. В 1334 г.
по заключенному с Византией миру Душан утвердил за собой почти
все завоеванные территории, кроме некоторых городов и крепостей по
нижнему течению Струмы и Вардара. Уже в то время Душан пользо¬
вался такой славой, что внезапно напавшие на северные районы Сербии
венгры поспешно отступили, едва узнав о движении против них серб¬
ского краля. Скоро Душану удалось подчинить часть Северной Албании,
бывшей в то время независимой. Но когда византийцы с помощью
турок вновь подчинили албанцев и двинулись к Драчу, Душан возоб¬
новил войну с Византией, расширяя свои завоевания в Албании. Сербы
встретили здесь упорное сопротивление. Один из местных князей Ал¬
бании Андрей II Музаки разбил воеводу Душана. Но византийский
император вместо ожидавшейся албанцами помощи ограничился по¬
жалованием Андрею титула деспота Эпира и герба с изображением
двуглавого орла. Сопротивление албанцев, которым ни анжуйцы, вла¬
девшие Драчем, ни византийцы не оказали поддержки, было скоро
сломлено.
Во время народных восстаний в Византии, вспыхнувших вскоре
после смерти Андроника, и новой феодальной усобицы Душан активно
вмешивался в дела империи, пользуясь случаем расширить свои вла¬
дения за счет Византии. В 1342 г. в Сербию прибыл с просьбой о
помощи в борьбе за престол империи Иоанн Кантакузин. Душан со¬
гласился оказать ему поддержку, преследуя при этом лишь собственные
цели. Условия договора были намеренно оставлены обеими сторонами
Глава 19. Гегемония Сербии на Балканах в XIV в.
283
неясными: Душан считал себя вправе за свою помощь занять всю
западную часть империи от Солуни или даже от реки Месты; Канта¬
кузин же пытался изобразить эту помощь как ни к чему не обязыва¬
ющую дружескую поддержку сербского краля. При этом Кантакузин
цеплялся за любую возможность, которая открывалась ему, чтобы
укрепиться в Македонии. Скоро его власть была признана в Фессалии
и начались его первые успехи. Душан поэтому начинает обходиться
более благосклонно с послами из Константинополя, неоднократно про¬
сившими о выдаче Кантакузина в обмен на несколько городов Маке¬
донии. Он поддерживает слабейшего, а слабейшим был в это время
Константинополь. Окончательный разрыв с Кантакузином произошел
после неожиданного захвата Верреи, на которую имел свои виды и
Душан. Летом 1343 г. Душан занял открыто враждебную позицию к
Кантакузину. В свою очередь союзники Кантакузина подвергли жес¬
токому опустошению пограничные сербские владения в Македонии.
Попытки Душана овладеть Солунью и Серрами по-прежнему оставались
безуспешными.
В начале 1344 г., теснимые в Греции латинянами Ахеи и других
княжеств средней Греции, союзники Кантакузина турки-сельджуки,
потеряв весь свой флот, решили вернуться домой по суше, через земли
Македонии и Фракии. Душан хотел преградить им путь, выслав против
них один из лучших отрядов во главе с воеводой Прилупом, который,
встретив турок у селения Стефаниана, близ Серр, напал на них. Пешие
турки бросились в соседние горы, сербы вынуждены были сойти с коней
для их преследования. Турки, видя, что тяжеловооруженные сербские
воины довольно далеко отошли от своих коней, неожиданно повернули
и быстрее своих преследователей добежали до брошенных ими лошадей.
Сербы понесли полное поражение, проход для гурок был открыт.
Завоевания Душана в Византии. Стефан снова прекратил военные
действия, занявшись упрочением своего господства в завоеванных зем¬
лях. Под его властью оказалось пестрое в этническом отношении на¬
селение: не только сербы, но и болгары, и влахи, и греки, и албанцы.
Вскоре Веррея сдалась Душану, как и некоторые другие города, изму¬
ченные осадами. Но особенно Душан стремился захватить Серры. Ов¬
ладеть этим крупнейшим городом Македонии означало бы открыть
выход во Фракию. Осажденный в 1345 г. город оказал Душану отчаянное
сопротивление, но измученные вконец горожане в конце концов от¬
крыли сербам ворота города. Вся Македония от реки Месты, за иск¬
лючением Солуни с ее окрестностями, оказалась в его руках. К этому
же времени было закончено и завоевание Албании. Стефан Душан
объявил себя «царем ромеев и сербов». Торжественный акт венчания
Душана на царство состоялся на соборе в апреле 1346 г. В сношениях
с иноземными правителями он отныне гордо именует себя «господином
всей империи ромеев», «царем и самодержцем Сербии и Романии».
284
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
Стремясь к осуществлению своих планов, Душан решил прежде
всего добиться расположения византийских феодалов завоеванных им
областей. Им были оставлены владения, сохранены привилегии. Гре¬
ческий язык был признан официальным наравне с сербским — сохра¬
нилось много грамот, написанных на греческом языке и подписанных
самим Душаном. При дворе Душана был введен пышный византийский
церемониал, сербские вельможи получили титулы придворных кон¬
стантинопольского двора. Многие важнейшие посты были оставлены
за занимавшими их прежде византийцами. Между сербскими и визан¬
тийскими феодалами устанавливались подчас не только дружественные,
но и родственные отношения. Особенно большое внимание царь Сербии
уделил Афону, осыпая монахов милостями, дарениями, пожалованиями,
привилегиями. Расположение афонского монашества, не устоявшего
перед щедрыми дарами Душана, было куплено: еще до венчания на
царство самого Душана проты св. Горы совместно с греческим и сербским
епископами, болгарским патриархом и архиепископом Охрида рукопо¬
ложили архиепископа Сербии в патриархи.
Однако о завоевании Константинополя, не имея флота, нельзя было
и помышлять, и Душан ищет союзника, который мог бы поддержать
царя Сербии на море. Такого союзника Душан пытался найти в ре¬
спублике св. Марка, но жестоко просчитался. Венеция и Сербия в
течение длительного времени, в том числе и на протяжении почти
всего царствования Стефана Душана, находились не только в мирных,
но даже в дружественных отношениях. Венеция, в зависимости от
которой находились некоторые пограничные с Сербией города Адриа¬
тики и которая стремилась утвердить свою власть в Далмации, необ¬
ходимую ей для безраздельного господства в Адриатическом море, была
заинтересована в дружбе с Сербией. Кроме того, торговля с этой страной
приносила большие барыши венецианским торгашам, через Сербию
пролегали сухопутные торговые пути в Византию и Болгарию. Но
Венеция отнюдь не хотела ввязываться в борьбу за Константинополь
ради царя Сербии: она сама не переставала помышлять о возвращении
былой своей власти в столице империи, и в лице ее Душан мог встретить
скорее не доброжелателя и союзника, а серьезного противника.
Между тем наступление Душана продолжалось. Скоро в его власти
оказались весь Эпир, Этолия, Акарнания, Великая Валахия и, наконец,
Фессалия, где сербы встретили наиболее упорное сопротивление. В вой¬
сках Душана теперь сражались и албанцы, ненависть которых к им¬
перии, накопленную за века угнетения, искусно использовал сербский
царь. В результате военных действий, по сообщению Кантакузина,
«жители Акарнании были доведены до таких бедствий от голода, что,
приходя на побережье, добровольно отдавали себя как легкую добычу
торгующим рабами варварам, предпочитая всю жизнь быть невольни¬
ками на чужбине, чем немедленно погибнуть от голода на родине».
Границы державы Душана в конце 40-х гг. проходили на юге от Алмира
Глава 19. Гегемония Сербии на Балканах в XIV в.
285
(на берегу Эгейского моря) к Коринфскому заливу несколько севернее
Навпакта — иными словами, они включали почти всю Северную и
Среднюю Грецию. Однако дальнейшие попытки Душана расширить
свои владения за счет империи не имели серьезных успехов.
На некоторое время внимание сербского царя было приковано к
северо-западным границам стран. В 1350 г. произошло столкновение
Сербии с Боснией, бан которой находился в дружественных отноше¬
ниях с Венецией. И прежде уже не раз на боснийских границах
происходили вооруженные столкновения. Причиной их была посто¬
янная борьба обоих государств за право обладать Захлумьем. Венеция
обычно стояла на стороне Боснии и старалась оградить ее от нападения
Сербии. Но после окончательного отказа Венеции помочь ему флотом
Душан уже не заискивает перед республикой и отвергает все попытки
помирить его с баном. С 80-тысячным войском Душан вторгся в
Боснию, предавая ее огню и мечу, причем часть феодалов Захлумья
переходит на сторону Душана. Пока основные сербские силы нахо¬
дились на севере, Кантакузин вернул империи Юго-Западную Ма¬
кедонию, часть Фессалии и Албании. Основной силой Кантакузина
были турки; пожары, груды развалин, толпы пленных, трупы убитых
отмечали путь их отрядов. Терроризированные жители не осмелива¬
лись сопротивляться, некоторые воеводы Душана в испуге без боя
сдавали города. Правда, успехи Кантакузина были непродолжительны:
город Сервия дал ему отпор, воевода Душана Прилуп, некогда
разбитый турками при Стефаниане, не пропустил императора во
внутренние районы Фессалии. Турки, обремененные огромной добы¬
чей, скоро ушли от Кантакузина, сев на свои суда. Душан поспешил
на защиту юга страны. Босния была им опустошена, хотя до покорения
ее было далеко; после ухода войск Душана Захлумье ненадолго
оказалось под властью боснийского бана.
Скоро Кантакузин был вытеснен изо всех тех областей, которые
ему всего на несколько месяцев удалось отнять у Душана.
Душан рассчитывал постепенно укрепиться во Фракии, все ближе
подбираясь к столице империи. Но в 1352 г. отряд, посланный им во
Фракию, был почти полностью уничтожен на Марице турками — со¬
юзниками Кантакузина. Турки господствовали во Фракии, и Душану
было ясно, что на пути к Константинополю ему неминуемо придется
столкнуться с их полчищами, а Сербия едва ли была готова к этому.
К тому же северным границам Сербии угрожала новая опасность — к
походу на Сербию готовился с благословения римского папы король
Венгрии Лайош.
Отношения Душана с папством давно уже были натянутыми. Ка¬
толическое духовенство стремилось активно вмешиваться в сербские
дела. С согласия папы в Праге был создан в это время особый като¬
лический монастырь с богослужением на славянском языке. Задачей
этого монастыря была подготовка эмиссаров для пропаганды католи¬
286
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
чества в Сербии. Папа постоянно поддерживал притязания венгерского
короля на земли «схизматиков» — сербов и болгар. С середины 40-х гг.
Душан начал преследование католического духовенства в Сербии: в
«Законнике» католичество было объявлено ересью и предписывалось
вновь совершать «святое крещение» над католиками. Пропаганда ка¬
толичества отныне каралась законом. Этим меры вызвали гнев папы,
пригрозившего «поднять против Душана Европу» и пытавшегося в
первую очередь направить против Сербии венгров.
Однако дело не дошло до серьезных столкновений: при помощи
удачного дипломатического хода Душан сумел избежать опасности. Он
отправил посольство к папе, изъявляя показную готовность обсудить
вопрос о переходе в католичество. Целью этого посольства было не
только устранить венгерскую опасность, но и заручиться поддержкой
папы и Запада в борьбе с турками. В Сербию прибыли папские легаты,
велись переговоры с Душаном, который сначала подавал им всяческие
надежды. Папа, обрадованный перспективой такого внезапного и зна¬
чительного увеличения своей паствы по соседству с империей «схиз¬
матиков», в значительной части к тому же вошедшей в состав Сербии
Душана, способствовал, по-видимому, прекращению движения Лайоша
против Сербии, хотя отношения с Венгрией остались враждебными.
Распад Сербской державы. Но Душан, получив необходимую пе¬
редышку, скоро порвал с папством, с позором выпроводив его легатов.
В 1355 г. он начинает подготовку к походу на Константинополь, но
неожиданно умирает в декабре этого года. Сразу же после смерти
Душана в Сербии начались смуты и усобицы. Слабость огромной,
разноплеменной, но плохо спаянной державы Душана заметно ощу¬
щалась уже в последние годы его царствования. Завоевания в Македонии
и Греции были сделаны в то время, когда сербы не могли встретить
достаточно сильного сопротивления в раздираемой феодальными меж¬
доусобицами Византии. Уже в боях в Албании, Фессалии и Боснии
была поколеблена вера в могущество сербского царя, эта вера еще
более была подорвана при столкновении Душана с более сильными
противниками — турками и венграми.
Страна была разорена и истощена непрерывными войнами. В гра¬
мотах Душана и крупных феодалов в пользу церкви и монастырей
часто в это время при упоминании сел Македонии добавляется, что
«селища» эти «пусты» или «дивы», т. е. «дики» — лишены жителей.
Военные тяготы, усиление феодального гнета, выразившееся в росте
барщины и государственных налогов, в закрепощении и прикреплении
крестьян к земле, вызвали усиление антифеодального движения на¬
родных масс и оживление деятельности богомилов. Это нашло яркое
отражение в «Законнике» Стефана Душана. Богомилов клеймили и
изгоняли из страны, у отказывавшихся креститься отнимали семью и
имущество, даже за высказывание, которое могло быть истолковано
как богомильское, предписывалось бить палками и брать штраф в 12
Глава 19. Гегемония Сербии на Балканах в XIV в.
287
перперов. Крестьянство отвечало на усиление эксплуатации и закре¬
пощение восстаниями, организацией вооруженных отрядов, нападени¬
ями на имения феодалов и бегством. Центральная власть возлагала
ответственность за все эти проявления классовой борьбы крестьянства
на жителей всего села (расправляясь с ними как с соучастниками, если
виновный не был выдан властям), на сельских старшин и на самих
феодалов. Одинаковому наказанию подвергались и еретик и тот, у кого
он укрывался. Если в каком-либо селе обнаруживали, как говорит
«Законник», «вора или разбойника», то село подвергалось разграблению,
«разбойника» вешали вниз головой, а «вора» ослепляли. Нанесение
увечья — отрезание носа и ушей, выжигание ресниц, опаление волос
на голове и бороде, клеймение, ослепление, битье палками и отсечение
рук — все это рассматривалось в «Законнике» Душана как кара для
ослушников воли феодалов.
Волнения охватили, вероятно, не только крепостных, но и свободное
население. Центральная власть, опасаясь восстаний крестьянства, пы¬
талась запретить даже сельские сходы. «Сербы, — заявлялось в „За¬
коннике44,— не могут собираться на сбор. Если кто будет собирать
их — у того отрезать уши и выжечь ресницы». Феодалам Сербии
удалось в это время подавить народное движение, не допустив восстания.
Сербские феодалы отвечали жестокими репрессиями и преследованиями
на любой акт неповиновения или сопротивления крестьянства. Неко¬
торые из них уже не нуждались в поддержке центральной власти и
были бесконтрольными господами в своих баштанах. При преемнике
Стефана Душана Стефане V Уроше (1355—1371) Сербия разваливается
на слабо связанные между собой районы. В первую очередь были
потеряны завоеванные у Византии земли с греческим и албанским
населением, которое ранее удерживалось в повиновении лишь силой
оружия. Вновь отходит к Боснии и Захлумье. В 60-х гг. под властью
Стефана V осталась только часть коренных сербских земель, площадь
которых была значительно меньшей, чем даже накануне завоеваний
Душана. Сербия перестает играть важную роль на Балканах, а через
15 лет после смерти Душана она столкнулась с турецкой агрессией,
отразить которую оказалось свыше ее сил.
Г л ава 20
ДУБРОВНИК В XIII—XIV вв.
Природные условия Далмации. Далмацию называют иногда Фи¬
никией Адриатики. Это узкая полоса земли, зажатая между морем и
Динарскими Альпами, горным хребтом, сложенным из известковых
пород и изобилующим причудливыми гротами. Бурные речки, перере¬
зающие горную цепь, летом мелеют и в низовьях часто застаиваются,
образуя болота. Некогда горы были покрыты сосновыми лесами (дуб¬
равами) — недаром один из далматинских городов получил название
Дубровник, — но позднее эти леса вырубили венецианцы, нуждавшиеся
в древесине для строительства флота. Плодородных земель здесь мало,
и хотя теплый климат позволяет возделывать виноград, оливки и
разнообразные плодовые деревья, население Далмации с трудом могло
обеспечить себя продуктами земледелия и очень рано должно было
искать на море источники своего существования.
Береговая линия Далмации изрезана и образует множество бухт;
десятки островов лежат возле берега, облегчая плавание. Но Адриати¬
ческое море коварно: здесь господствуют сильные ветры, срывающие
паруса с кораблей, выбрасывающие утлые суденышки на скалистые
берега. «В Далмации, — рассказывает Прокопий, — часто дует суровый
и невероятно бурный ветер; когда он налетает, никто не решается
оставаться на улице — все прячутся по домам. Сила его порывов бывает
столь велика, что однажды, подхватив всадника с конем, ветер понес
его по воздуху и, покрутив некоторое время, бросил невесть куда и
убил».
В южной части далматинского побережья, недалеко от Боки Ко¬
торской — глубоко врезающегося в сушу морского залива — лежит го¬
род Дубровник, который византийцы назвали Рау сой, а итальянцы —
Рагузой. Даже в пору своего расцвета средневековый Дубровник был
небольшим поселением: вся территория Дубровницкой республики в
XV в. — от Боки Которской до северной оконечности полуострова Пель-
ешац — простиралась на 72 км; в Дубровнике жило 5—6 тысяч человек,
а все население его владений едва составляло 25 тысяч.
Глава 20. Дубровник в XIII—XIV вв.
289
Однако этому маленькому городу суждено было сыграть весьма
значительную историческую роль: он стал одним из крупнейших торго¬
вых центров Средиземноморья, соперником Венеции, и в его стенах
великолепным цветом распустилась гуманистическая культура.
Дубровник и его соседи. Дубровник был основан на рубеже VII—
VIII вв.; его население составляли первоначально романизированные
далматинцы (согласно легенде, выходцы из разрушенного Эпидавра),
вместе с которыми поселились также славяне. С течением времени
славянский элемент в Дубровнике становился все более значительным,
и к XIV—XV вв. этот город был почти целиком славянизирован. Кроме
далматинцев и славян в этом городе, привлекавшем широтой своих
торговых оборотов, жили итальянцы, испанцы, евреи, а в его округе —
влахи и албанцы. Официальным языком Дубровника оставался латин¬
ский, чему в немалой степени способствовали довольно тесные связи
города с папской курией и итальянскими торговыми республиками.
Однако городские герольды в XIV в. должны были делать свои объяв¬
ления не только по-латыни, но и на «славянском» (видимо, сербском)
языке.
Ранняя история Дубровника известна очень плохо. По-видимому,
в первые века своего существования он был незначительным поселением
рыболовов и мореплавателей, признававших зависимость от славянских
вождей и князей, которые взимали с дубровчан дань. Появление в
IX в. в Адриатике арабского флота, угрожавшего Дубровнику и другим
далматинским городам, заставило дубровчан искать помощи в Кон¬
стантинополе. Это было при императоре Василии I, стремившемся
расширить границы империи и укреплявшем византийские владения
на Балканах. Победы византийского флота над арабами спасли Дуб¬
ровник, однако принудили его признать византийский суверенитет:
вместе с другими городами Адриатического побережья он вошел в
состав византийской фемы Далмации, созданной в IX в.
С XI в. на Адриатике все ббльшую роль приобретают новые по¬
литические силы: сперва Венеция, некогда сама бывшая византийской
колонией, затем — Норманнское государство в Южной Италии. И Ве¬
неция и норманны старались установить свою гегемонию над Дубров¬
ником, гегемонию, куда более опасную, чем политическое верховенство
далекого Константинополя. После острой политической борьбы, про¬
текавшей в конце XII в., события четвертого крестового похода резко
изменили ситуацию в Юго-Восточной Европе в пользу республики св.
Марка: венецианцы стали господами в Константинополе и вслед за
тем — по-видимому, в 1205 г. — Дубровник должен был признать ве¬
нецианское господство.
До нашего времени сохранился договор 1232 г., оформлявший «со¬
юзные» отношения между Венецией и Дубровником. Этот договор по
форме представлял собой одностороннюю просьбу дубровчан, обращен¬
ную к венецианскому дожу: дубровчане просили Венецию принять эти
19 Зак. 3585
290
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.
условия, названные в договоре «полезными»: «Подчинение нашей земли
Венеции, — гласил договор 1232 г., — в высшей степени полезно для
нас самих». На деле же соглашение ставило Дубровник в зависимость
от республики св. Марка и было унизительным для славянского города.
Согласно договору 1232 г. венецианцы получали право назначать
в Дубровник комита (князя) и архиепископа из венецианцев; они
взимали в свою пользу значительную часть пошлин, собираемых в
дубровницкой гавани; флот Дубровника должен был оказывать помощь
венецианцам во время военных действий.
Однако венецианские притязания отнюдь не были осуществлены
во всем том объеме, который предусматривался соглашением 1232 г.
Уже в 1234 г. дубровчане восстали против венецианской гегемонии и
в течение двух лет не принимали князя из Венеции. После заключения
нового соглашения Дубровник продолжал пользоваться весьма значи¬
тельными правами и по существу самостоятельно решал свои дела.
Венецианская гегемония продолжала существовать до 1358 г., когда
войска венгерского короля Лайоша I нанесли сокрушительное пораже¬
ние республике св. Марка и вся Далмация перешла в руки венгров.
Дубровник также признал верховную власть венгерского короля, но
эта власть была номинальной: обязательства дубровчан состояли лишь
в уплате дани (она была установлена в размере 500 венецианских
дукатов в год); кроме того, они должны были посылать боевой корабль,
если Венгрия начинала военные действия. Венгерский протекторат над
Дубровником сохранялся вплоть до 1526 г. — до битвы при Могаче,
знаменовавшей решительную победу турок над венграми. С этого мо¬
мента дубровчане были вынуждены признать турецкую супрематию.
На протяжении XI—XV вв. Дубровник постепенно расширял свои
владения, приобретая — где при помощи денег, где за какие-нибудь
специальные услуги — окрестные области.
Особенно заметным территориальный рост Дубровницкого государ¬
ства становится в XIV—XV вв. Любопытное соглашение было заключено
между сербским королем Стефаном III Урошем и Дубровником в 1323 г.
По этому договору Стефан Урош передал Дубровнику ряд земель и
виноградников, оцененных в 2 тысячи перперов, за что горожане взяли
на себя обязательство поставить сербскому королю различного воору¬
жения на 2 тысячи перперов. Стефан Душан также поддерживал Дуб¬
ровник: в 1333 г. он передал дубровчанам полуостров Пельешац с
местечком Стон, где находились значительные соляные разработки, —
за это дубровчане должны были уплачивать ежегодную ренту в 500
перперов. И позднее Дубровник приобретал земли как от сербских,
так и от венгерских правителей.
Дубровницкое ремесло. Основой дубровницкого хозяйства в XIII—
XV вв. были ремесло, торговля и денежные операции. Ремесло Дуб¬
ровника в XIII и первой половине XIV вв. обслуживало по преимуществу
непосредственные потребности горожан; в многочисленных источниках
Глава 20. Дубровник в XIII—XIV вв.
291
этого времени упоминаются главным образом такие ремесленники,
которые были связаны с городским рынком, с городскими потребностями:
мясники и булочники, портные и сапожники, шапочники и цирюльники,
каменщики и оружейники. В это время, пожалуй, лишь ювелирное
дело да обработка шкур и кожи были профессиями, обслуживавшими
в какой-то мере внешний рынок.
С середины XIV в. мы можем наблюдать значительный прогресс
дубровницкого ремесла. Он выражается прежде всего в дифференциации
ремесел, что облегчало совершенствование мастеров в своем деле; с
середины XIV в. в источниках все чаще упоминаются ремесленники с
узкой специализацией. Прежде единая профессия кузнеца теперь рас¬
палась на несколько отраслей: появились специалисты-ножовщики,
мастера, изготовлявшие обода для бочек, специалисты по литью коло¬
колов и т. п.
Широкий размах приобретает в это время судостроение. Горные
дубравы давали прекрасный строительный материал, а давняя привычка
к морскому делу способствовала упрочению хороших традиций судо¬
строительного дела. Дубровницкие кораблестроители пользовались по¬
всеместным признанием: недаром венгерский король Лайош I уже вско¬
ре после установления протектората над Дубровником заказал в этом
городе три военных корабля. В союзные города дубровчане иной раз
посылали своих плотников и конопатчиков, в то же время запрещая
кораблестроителям по своей воле, без разрешения города, покидать
Дубровник — городские власти строго берегли секреты корабельного
мастерства.
Еще более заметным был прогресс в оружейном деле. Уже в 1363 г.
мастер Пирко изготовлял в Дубровнике пушки. Одновременно началось
производство пороха, и дубровчане даже продавали его своим соседям.
Значительно расширилась в это время обработка сырых материалов,
поступавших из Сербии и Боснии: шкур, кожи и сала. В Дубровнике
жили многочисленные свечники и скорняки, а кожевенная продукция
дубровницких мастеров была совершенной и разнообразной: здесь шили
обувь, делали пояса (иногда украшенные золотом и серебром), кошель¬
ки, перчатки, кожаную сбрую.
Развернувшееся с середины XIV в. строительство благоприятствовало
процветанию профессии каменщиков: в это время богатые горожане по¬
всеместно сносили старые дома и воздвигали новые здания из камня.
Мы можем говорить не только о подъеме и совершенствовании
старых ремесленных профессий, но также и о появлении новых: с
самого конца XIV в. в Дубровнике — в известной мере под влиянием
итальянских городов — началось производство стекла, мыла и, что
особенно важно, сукон.
Ремесленное производство в Дубровнике носило мелкий, типично
средневековый характер вплоть до XV в., когда в ткацком производстве
стали зарождаться элементы мануфактуры.
292
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
Торговля Дубровника. Однако Дубровник был не столько ремес¬
ленным, сколько торговым центром, и это обстоятельство в значитель¬
ной степени определило весь характер общественных отношений в
Дубровницкой республике. Значение Дубровника как торгового города
определялось его своеобразным географическим положением: он был
основным портом, через который могли поступать на внешние рынки
неисчислимые богатства Сербии и Боснии: золото и серебро, свинец и
медь, продукты скотоводства и охоты. Через Дубровник попадали к
сербским и боснийским феодалам оружие, итальянские ткани, пряности
Востока. Дубровник вырос как центр сербской и боснийской торговли,
и дубровчане прекрасно это понимали. Они писали в одном из посланий
венгерскому королю: «Мы не можем жить, когда не торгуем, а торгуем
мы прежде всего с Рашкой (т. е. с Сербией)».
Сохранилась яркая характеристика дубровницкой торговли, нарисо¬
ванная итальянским ученым Филиппо де Диверсисом, который был при¬
глашен в Дубровник на службу и составил около 1440 г. книгу «Описание
Дубровника». По словам Филиппо де Диверсиса, сюда привозили на ло¬
шадях и плотах из внутренних областей Балканского полуострова разно¬
образные припасы: зерно, птицу, мед, масло, рыбу, дичь, сюда пригоняли
громадные гурты скота. В соответствии с такой ролью Дубровника пра¬
вители балканских государств предоставляли дубровницким купцам
торговые привилегии и монополии на разработку горных недр: уже в
1189 г. дубровчане получили право свободной торговли по всей Боснии;
они пользовались привилегиями также в Сербии и Болгарии.
Дубровницкие купцы не ограничивались только сухопутной торгов¬
лей в славянских государствах Балканского полуострова — они вели
активную морскую торговлю с Испанией, Италией, Византией, араб¬
скими и турецкими государствами. Корабли дубровницких купцов были
сравнительно невелики (правда, их средние размеры значительно воз¬
росли в XV в.), но они смело плавали по Средиземному морю от
Барселоны до Александрии.
Важнейшим продуктом морской торговли Дубровника был хлеб. За
хлебом, которого постоянно не хватало в городе, дубровчане плавали в
Византию, Турцию и Южную Италию. Торговали они и солью, которую
частично добывали на полуострове Пельешац, частично же привозили из
Албании и с Ионийских островов. Эту соль покупали в большом количе¬
стве сербы и влахи, приезжавшие в город. Воск дубровчане приобретали
не только во внутренних областях Балканского полуострова, но и в самом
Константинополе, а из Пелопоннеса привозили лен, шелк и хлопок.
На восток из Дубровника везли преимущественно продукты ремес¬
ленного производства — в первую очередь ткани. В XIV в. дубровчане
закупали сукна в Милане, Мантуе, Флоренции и других итальянских
городах, а с начала XV в. развитие производства в самом городе по¬
зволило начать экспорт собственных сукон.
Глава 20. Дубровник в XIII—XIV вв.
293
Чрезвычайно благоприятствовало развитию дубровницкой эконо¬
мики почти монопольное положение города в торговле с мусульман¬
скими странами — Сирией и Египтом. Право дубровчан вести торговлю
с «неверными» было официально закреплено Базельским собором в
1433 г. Они вывозили из Александрии перец и другие специи, баснос¬
ловно дорого ценившиеся на европейских рынках, покупали некоторые
сорта роскошных восточных тканей — в обмен они везли боснийский
свинец, оливковое масло из Южной Италии и кораллы, которые до¬
бывали искусные ловцы близ дубровницких островов Шипани и Лопуда.
Торговля в Дубровнике проходила на городской площади и под¬
вергалась обычным для средневековья ограничениям. Торговцам хле¬
бом, например, было запрещено выбегать из лавок и тащить или
зазывать к себе покупателей; специальное постановление устанавливало
штраф тем лицам, кто попытался бы за городскими воротами или в
каком-нибудь другом месте, кроме площади, покупать сыр у влахов
или сербов. Торговать рыбой могли лишь рыбаки, а перекупщики вина
карались колоссальным штрафом в 500 перперов.
В дни больших церковных праздников (на Пасху или в день св.
Власия — покровителя дубровчан) в городе устраивались ярмарки, на
которые съезжалось множество народу: в это время въезд был открыт
для всех, даже для городских должников.
Через руки дубровницкой знати проходили большие денежные сум¬
мы, и естественно, что дубровчане занимались ссудными операциями:
они снабжали под высокие проценты соседних феодалов и постоянно
нуждавшихся в звонкой монете королей. Вместе с тем во время междо¬
усобий и особенно в период турецкого наступления сербские и боснийские
феодалы привозили в Дубровник на хранение свои родовые ценности.
Сельское хозяйство. В средневековых городах процесс отделения ре¬
месла от сельского хозяйства не был завершен, и жители Дубровника
также продолжали заниматься сельским хозяйством. Многие из них вла¬
дели виноградниками и садами, в которых росли яблони, смоковницы и
другие плодовые деревья; им принадлежали пахотные поля и даже леса
и рощи, где можно было пасти скот, рубить дрова и собирать орехи.
Занимались дубровчане и пчеловодством и, разумеется, рыбной ловлей.
Дубровницкий нобилитет. Господствующую верхушку Дубровника
именовали здесь либо славянским словом «властели», либо же латинским
термином «нобили». Их ни в коей мере нельзя считать потомками
старого романского населения Рагузы: городской патрициат сложился
здесь (скорее всего в XI—XII вв.) из славяно-валашского населения
окрестных областей (Хумской земли, Боснии и Зеты), которое пере¬
селялось в Дубровник и подвергалось там известной романизации.
Дубровницкие нобили — во всяком случае, до конца XIV в. — не яв¬
лялись скупщиками ремесленной продукции, ни тем более организа¬
торами ремесленных мануфактур — их богатства вырастали за счет
294
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.
эксплуатации городских доходных статей (торговых пошлин), которые
они брали на откуп, за счет торговли драгоценными металлами, солью,
скотом, хлебом, за счет ростовщичества и эксплуатации земельных
владений. Патрициат Дубровника — это торговая, денежная и земле¬
владельческая знать.
Земельные владения дубровницких нобилей были невелики. Филиппо
де Диверсис в своем «Описании» прямо свидетельствует, что лишь немно¬
гие из среды нобилитета жили на доходы от своих земель, тогда как
большинство знати занималось крупной торговлей. Из описей мы можем
получить конкретное представление о поместьях властелей Дубровника.
Так, одному из них, Орсацию Будачичу, в середине XIV в. принадлежало
имение, где пахотная земля вместе с виноградниками составляла 90 соль-
дов, т. е. на наши меры приблизительно 5,4 га. На этой земле стояло
6 крестьянских домов. Такое поместье должно было бы стоить в то время
примерно 5 тысяч перперов. Земельные владения других нобилей были
сплошь да рядом и того меньше: государственные описи оценивали неко¬
торые из них в 500—1000 перперов. Если учесть, что дубровницкие вла¬
стели в своей ростовщической деятельности оперировали гораздо боль¬
шими суммами (иной раз в 10 тысяч перперов!), легко можно убедиться
в правоте Филиппо де Диверсиса.
Земельная собственность Дубровника сохраняла еще и в XIV в. неко¬
торые черты общинной. Известная часть земель принадлежала городу и
сдавалась горожанам в аренду на условии уплаты денежной ренты. Впро¬
чем, городские земли время от времени шли в раздел или просто прода¬
вались, когда, например, возникала потребность укрепить старую башню
или мол, а денег в городской казне не было. Общинные традиции (в
пережиточной форме) проявлялись и на частновладельческих землях:
здесь, как и в Византии, действовало право близости, дававшее соседу
преимущество при покупке земли. Некоторые земли являлись семейной
собственностью и находились в совладении родственников. Однако пере¬
житки общинных порядков быстро отмирали в условиях Дубровника с его
развитой торгово-ростовщической деятельностью.
Бблыпая часть земли была сосредоточена в руках нобилей. У нас
нет цифр, которые давали бы полную картину, но некоторое представ¬
ление можно получить из описи 1363 г. Из 72 перечисленных в ней
владений 33 принадлежали нобилям и 6 монастырям — при этом ес¬
тественно, что владения властелей были значительно более крупными,
нежели наделы ремесленников и других рядовых горожан.
Зависимые крестьяне. Организация производства в поместьях дуб¬
ровницкой знати носила феодальный характер: основной массой не¬
посредственных производителей были в них зависимые крестьяне, ко¬
торые назывались здесь, как правило, вилланами или рустиками. Как
и повсеместно в условиях феодального общества, крестьянская зави¬
симость не была единообразной: благодаря обилию документов мы легко
Глава 20. Дубровник в XIII—XIV вв.
295
можем проследить на территории Дубровника градуированность кре¬
стьянской зависимости, так отличающую феодальную общественно¬
экономическую формацию от рабовладельческой, при которой все рабы
находятся — с точки зрения права — в одинаково бесправном положе¬
нии.
Наиболее тяжелым было положение вилланов Стона, которые пе¬
решли под власть Дубровника в 1333 г., когда Стефан Душан подарил
дубровчанам полуостров Пельешац. Вилланы Стона были крепостными:
они не имели права переходить из одной деревни в другую. Они
находились полностью во власти своих господ, которые сами могли
разбирать тяжбы между вилланами. Рента крестьян Стона была чрез¬
вычайно высока: они должны были вносить 3/4 урожая, 3/4 полученной
шерсти, меда и других продуктов и 1/2 приплода свиней. Повинности
вилланов Локрумского монастыря носили иной характер: монастырь
вел домениальное хозяйство и требовал от своих вилланов отбывания
барщины, но размеры крестьянской барщины во владениях локрумских
монахов неизвестны.
В других случаях крестьяне находились в более благоприятном
экономическом и правовом положении: они могли уходить с земли,
передавать ее по наследству своим сыновьям, имели право обладать
оружием и подлежали суду городских чиновников; они платили срав¬
нительно умеренную продуктовую ренту и, кроме того, обязаны были
выполнять государственные повинности, например, в течение двух дней
в году работать, исправляя дороги.
Кроме вилланов и рустиков, на землях дубровницких нобилей
работали батраки, получавшие от своих хозяев денежную плату, а
иногда еще и вино. Батраки нанимались на короткий срок и, по-ви¬
димому, могли иметь собственную землю и орудия производства. Их
рабочий день продолжался от зари до зари, и батрак не имел права в
это время не выйти на работу и обрабатывать собственное поле.
Один эпизод из дубровницкой истории чрезвычайно характерен для
взаимоотношений между батраками и нобилитетом Дубровника. В се¬
редине XIV в. по многим странам Европы прокатилась страшная эпи¬
демия чумы — «черной смерти». В самом начале 1348 г. она затронула
и Дубровник. В течение нескольких месяцев смерть следовала за смер¬
тью, так что некому было и убирать покойников. В сухих протоколах
заседаний городского совета мы встречаем отчаянные сетования на то,
что покойники переполняют кладбища и сам воздух в городе сделался
зловонным. Следствием «черной смерти» было значительное сокращение
численности населения.
В это тяжелое время нехватка рабочих рук позволила батракам
требовать повышения заработной платы, тем более, что цена продуктов
первой необходимости быстро возрастала. В ответ на это был издан
первый в Дубровнике закон, устанавливавший максимум заработной
платы для батраков. В законе от 13 июня 1348 г. было постановлено,
296
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
что ни один из батраков, возделывающих виноградники или иные
земли, не может получать в день более одного гроша и 6 фоллов.1
Никто из патронов не имел права уплачивать батракам ббльшую сумму
под угрозой штрафа в 2 перпера. За законом 13 июня последовал ряд
новых постановлений, принятых в интересах патрициата и препятст¬
вовавших улучшению положения батраков.
Весь облик дубровницкой знати, весь ее быт был пронизан чисто
феодальными черточками. Нобили Дубровника составляли замкнутую
группировку, объединенную и сплоченную перекрещивавшимися брач¬
ными связями. Они строили замки, заводили отряды дружинников и
подчас нападали на владения соседей, захватывая чужие земли. В одной
из дубровницких описей середины XIV в. рассказывается о властеле,
по имени Марк Лукаревич, который явился со своими людьми, конными
и пешими, на участок, принадлежавший Краниславу Бранковичу, вы¬
гнал прежнего хозяина и приказал построить дома для своих крестьян.
Среди дубровницких нобилей XIV в. особенно выделялись знатные
роды Менчетичей, Сорокочевичей, Гундуличей: им принадлежали зна¬
чительные земельные и денежные богатства. Но среди нобилей XIV в.
еще не было таких крупных фигур, как семья Котрулевичей — купцов
и политических деятелей, игравших видную роль в международной
жизни XV в. Уже Яков Котрулевич был крупным купцом: он пересе¬
лился в Неаполь, где вел значительные денежные и торговые операции.
Его сын Бенко поступил на службу к испанскому королю и ездил в
качестве испанского посла в Дубровник и Боснию. В то же время он
оставался дубровницким властелем, и его земли лежали в Конавле,
Жупе и других окружавших Дубровник областях. Обобщая свой боль¬
шой купеческий опыт, Бенко Котрулевич написал на итальянском
языке книгу «О торговле и о совершенном торговце».
Территориальные братства и цехи. Городской знати противостоял
«простой народ» Дубровника, который в свою очередь не являлся
однородной массой. Торговцы, значительная часть мастеров, капитаны
кораблей составляли так называемый «добрый народ», отличавшийся
по своему социальному положению от толпы бедняков. Ниже последних
стояли «поселенцы», не считавшиеся гражданами Дубровника. По сви¬
детельству Филиппо де Диверсиса, в Дубровнике, помимо богатых
купцов, принадлежавших к городскому патрициату, были также средние
и мелкие торговцы; первые из них торговали сыром и мясом, в руках
вторых была торговля яйцами и птицей.
Как повсеместно в средневековых городах, ремесленники Дубров¬
ника имели свои лавки-мастерские, принадлежавшие обычно либо го¬
роду, либо кому-нибудь из нобилей. За пользование мастерской ремес¬
ленники должны были вносить арендную плату. Мастера нередко могли
1 1 грош составлял v12 перпера и равнялся 27—30 фоллам.
Глава 20. Дубровник в XIII—XIV вв.
297
иметь свои виноградники или иные земельные угодья. Особенно часто
в качестве землевладельцев выступают золотых дел мастера. Вместе с
тем ремесленники нередко занимались и торговлей, например торговлей
хлебом.
Основной формой объединения дубровницких горожан XIII—
XIV вв. были не ремесленные цехи, а территориальные братства. Одним
из наиболее ранних братств, устав которого сохранился, было братство
св. Андрея, возникшее, скорее всего, до 1266 г. Членами этого братства
еще в конце XIV в. были представители самых различных профессий:
кожевники, золотых дел мастера, оружейники.
Братства XIII—XIV вв. были осколками древних общин, и взаимо¬
помощь, насколько можно судить по сохранившимся уставам, являлась
их важнейшей задачей. Членами братств могли быть мужчины и жен¬
щины, приезжие и горожане. Братства имели свой денежный фонд,
слагавшийся из определенных взносов, а также надел земли, обраба¬
тываемый сообща. Споры между «братьями» разбирались специальными
должностными лицами: гастальдом и его помощниками. Братства имели
право штрафовать своих сочленов.
То обстоятельство, что в Дубровнике до XIV в. не возникло цеховой
организации ремесла, объясняется скорее всего силой дубровницкого
патрициата, господствовавшего здесь над массой ремесленников. Дей¬
ствительно, регламентация ремесла и торговли находилась в Дубровнике
не в руках братств, которые по самой своей природе не являлись
профессиональными объединениями, — именно городские советы пол¬
ностью контролировали и регламентировали ремесленную деятельность.
Городские власти, в частности, выдавали разрешение заниматься ре¬
меслом. Так, в постановлении 1312 г. указывалось, что любой человек
может печь хлеб на продажу, если только он будет уплачивать городу
определенную сумму. В постановлении 1356 г. разрешалось всякому,
кто захочет изготовлять сальные свечи, внести свое имя в специальный
список — этот список составлялся в городской канцелярии.
Вся деятельность ремесленников находилась под контролем город¬
ских властей. Должностные лица города наблюдали за качеством работы
ювелиров, выдавали лицензии на продажу товара мясникам, устанав¬
ливали цены на мясо, точно определяли размер платы кузнецам,
запрещали мастерам уезжать из города, регламентировали даже технику
производства свечей. Наконец, некоторые категории ремесленников
находились на жалованье города.
Однако в XIV и особенно в XV вв. городские ремесленники вели
борьбу против засилья патрициата: стремясь защитить свои права, они
начали создавать цеховые организации. Золотых дел мастера были
первыми ремесленниками Дубровника, которым удалось добиться из¬
дания указов, охраняющих их корпоративные интересы: в 1327 г. они
приняли постановление, которым регламентировалось качество работы
ювелиров и цена продукции. В 1356 г. в интересах ювелиров было
298
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
вынесено другое постановление, запрещавшее продавать в Дубровнике
серебряные изделия, изготовленные за пределами города. Золотых дел
мастера были наиболее сильной группой ремесленников Дубровника,
и поэтому им удалось раньше других преодолеть сопротивление пат¬
рициата.
На протяжении XIV в. образовалось, по-видимому, еще три цеха:
каменщиков, кузнецов и сапожников. В XV в. появились новые цехи,
возникавшие нередко на базе старых территориальных братств. Так,
уже известное нам братство св. Андрея превратилось к концу XV в. в
профессиональную корпорацию плотников.
Относительно численности дубровницких цехов мы располагаем
лишь цифрами, относящимися к началу XVI в. В это время наиболее
значительным по своим размерам был цех ткачей, объединявший 137
человек; в цехе плотников насчитывалось 82 мастера, тогда как цех
золотых дел мастеров состоял из 43 ремесленников.
Подмастерья. Положение подмастерьев в Дубровнике отличалось
значительным своеобразием. По постановлению городского совета вся¬
кий подмастерье, нанявшийся к кому-нибудь на месяц, на год или на
несколько лет, не имел права уйти от своего патрона до истечения
срока. Если он нарушал это постановление, то присуждался к штрафу
в пять перперов. В том случае, когда патрон и подмастерье заключали
договор на срок более одного года, они должны были составить специ¬
альное соглашение или найти соответствующих свидетелей. Известны
случаи, когда подмастерья подряжались служить в течение шести лет.
В некоторых договорах оговаривалась обязанность патрона обучить
подмастерье ремеслу. В 1324 г. рассматривалась жалоба подмастерья
Влаха, и так как выяснилось, что патрон не обучил Влаха никакому
ремеслу, соглашение между ними было признано недействительным и
Влаха освободили от службы. Никакого различия между подмастерьями
и учениками, судя по этому документу, в Дубровнике XIV в. не
существовало.
Положение подмастерьев и наемных слуг было в Дубровнике чрез¬
вычайно тяжелым. Мало того, что они не имели права покинуть своего
господина и на несколько лет были буквально прикованы к его дому,
но и за малейший проступок подмастерье нес суровое наказание. По
дубровницким законам подмастерью или слуге, который бы осмелился
пустить в дом своего патрона постороннего человека, следовало отрезать
нос. Неудивительно, что подмастерья и домашние слуги нередко убегали
от своих господ. Из такого маленького города, как Дубровник, иногда
в течение года убегало свыше 20 подмастерьев и слуг.
В положении дубровницких подмастерьев проступают, следователь¬
но, такие черты, которые в известной мере соответствуют крепостни¬
ческим отношениям в деревне: здесь подмастерье был по существу
зависимым человеком, лишенным (хотя и временно) свободы перехода.
Это обстоятельство также отражало экономическое преобладание пат¬
Глава 20. Дубровник в XIII—XIV вв.
299
рициата, придававшее феодальный облик даже организации наемного
труда.
Рабы* Наконец, своеобразной чертой социального строя Дубров-
ницкой республики были значительные элементы рабовладельческого
уклада, сохранившиеся еще в XIII—XV вв. В Дубровницком статуте
1272 г. за господами признано право полной собственности на рабов.
Рабы и рабыни, принадлежавшие какому-нибудь неисправному долж¬
нику, передавались — наряду со всяким другим имуществом — креди¬
тору в уплату долга. Рабы и рабыни не могли вступать в брак без
соглашения господ, а дети рабыни от свободного считались рабами и
становились собственностью ее господина. Хозяин мог прогнать своего
раба, и никому не дозволялось в этом случае принять раба к себе;
зато господину была предоставлена возможность в любой момент вер¬
нуть себе свою «собственность».
В Дубровницком статуте 1272 г. регулировалась также торговля
живым товаром на рабском рынке. «Все дубровчане и иностранцы, —
гласил статут, — приобретающие раба или рабыню ростом не ниже
двух локтей, уплачивают князю города 1/ъ перпера или меньше, если
на то будет согласие князя. Если же раб или рабыня будут ростом
меньше двух локтей, то согласно старому обычаю князь ничего не
получает». Торговля рабами продолжалась и в XV в., несмотря на
лицемерные постановления городского совета, объявлявшего ее постыд¬
ным и преступным делом и угрожавшего тюремным заключением тем,
кто будет продавать и покупать рабов и перевозить их на дубровницких
судах.
В 1447—1448 гг. дубровницкие власти разбирали тяжбу между
купцом Николаем из Ансалона и Яньей, по происхождению русским,
которого Николай называл своим рабом, чтб, по словам Яньи, было
ложью. Несмотря на противоречивые показания свидетелей и сомни¬
тельные документы, представленные Николаем, судьи признали Янью
рабом и выдали его представителю купца.
Социальная борьба. Противоречия между городским патрициатом
и рядовыми свободными выливались иногда в открытое возмущение.
Так, в 1400 г. с помощью венгерского короля было подавлено восстание
против дубровницких властей, в котором принимали участие горожане
Дубровника и некоторые боснийские феодалы из пограничных областей.
В 1402—1403 гг. начались волнения на некоторых островах, подвла¬
стных Дубровнику.
Особенно серьезными были восстания в деревнях, окружавших
Дубровник. Присоединение Конавле к Дубровнику было причиной
крестьянского восстания 1419—1425 гг.; народ сопротивлялся дубров-
ницким войскам, нападал на чиновников республики и на торговые
караваны. На протяжении XV столетия многие села Дубровницкой
республики неоднократно поднимались на борьбу, а после поражения
300
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.
участники восстания уходили за пределы Дубровника — в Хумскую
землю.
Политический строй Дубровника. Дубровницкий патрициат, эко¬
номически господствовавший в республике, обладал вместе с тем и
политической властью. Первоначально в Дубровнике немаловажную
роль играл собор, на который сходился весь город «от мала и до велика»,
но с середины XIII и особенно с начала XIV в. аристократические
элементы заметно берут верх в политическом устройстве. Основными
органами власти становятся теперь городские советы (веча), собирав¬
шиеся из представителей нобилей. В заседаниях великого веча прини¬
мали участие все дубровницкие властели, достигшие 18—20 лет, и
общее число его участников могло насчитывать 200 человек. Номи¬
нально именно великому вечу принадлежало право устанавливать за¬
коны и вводить налоги, решать вопрос о жизни и смерти граждан,
объявлять войну и заключать мир, избирать высших должностных лиц
и т. д. В действительности же оно созывалось обычно только для из¬
брания городских чиновников, тогда как реальная власть принадлежала
более узкому собранию — вечу умоленых, в котором наиболее важную
роль играли представители виднейших патрицианских родов Дубров¬
ника. Наконец, малое вече, состоявшее обычно из 6—11 человек,
должно было контролировать деятельность князя: по единодушному
свидетельству историков, дубровницкие князья полностью зависели от
веча.
Комиты (князья) Дубровника в XIII и в первой половине XIV вв.
выбирались из венецианцев, обычно по представлению республики св.
Марка. Когда же в 1358 г. дубровчане освободились от венецианского
господства, они стали выбирать князей из числа местных властелей.
Комит избирался первоначально на один-два года, позднее этот срок
был сокращен еще более (до одного месяца), что свидетельствует о
чисто номинальной роли князя; к тому же иной раз вече изгоняло его,
и город в течение некоторого времени управлялся без князя. Князь
хранил государственную печать и городские ключи, открывал заседания
веча, пользовался некоторыми прерогативами (взимал поборы от рыбной
ловли и скотоводства, получал соль по дешевой цене, бесплатно молол
свое зерно на мельницах и т. п.), но не оказывал существенного влияния
на политическую жизнь.
Кроме князя, в Дубровнике были другие должностные лица, ве¬
давшие казной, соляной регалией, монетным двором и т. п. Судебными
органами были вече и специальные курии для разбора уголовных и
гражданских исков. Изредка собирался в Дубровнике и суд присяжных,
которые избирались тяжущимися сторонами в равном числе из людей
своего же состояния: властели избирали властелей, горожане — горо¬
жан.
Глава 20. Дубровник в XIII—XIV вв.
301
В Дубровницкой республике существовал ряд церковных учрежде¬
ний: архиепископия и несколько католических монастырей, из которых
наиболее крупным являлся монастырь на острове Локрум. Между цер¬
ковными учреждениями и городом постоянно возникали столкновения.
Так, в 1328 г. городской совет обвинил локрумского аббата в недостойном
поведении и в связи с этим запретил арендаторам монастырских земель
платить ренту без специального разрешения города. В 1364 г. аббат Лок¬
румского монастыря обращался в папскую курию с жалобой на городские
власти Дубровника. Город держал церковные учреждения под своим
контролем, назначая специальных прокураторов, которые обязаны были
давать отчет городским советам. Эти прокураторы руководили хозяйст¬
венной деятельностью архиепископии и монастырей, ремонтом принад¬
лежавших церквам домов, строительством цистерн, насаждением вино¬
градников. Церковь, поставленная под контроль города, не могла играть
в Дубровнике особенно большой роли.
Основные доходы Дубровницкой республики составлялись из всевоз¬
можных пошлин: на ввоз вина, на вывоз хлеба, за продажу недвижимости
и различных сельскохозяйственных продуктов (мяса, воска, сыра, сала и
т. п.). Эти пошлины сдавались обычно на откуп нобилям. В XIV в. разме¬
ры одной только откупной суммы на ввоз вина колебались примерно от 2
до 7 тысяч перперов, а сборы за продажу недвижимости приносили городу
доход примерно в 10 тысяч перперов.
Сельская территория Дубровника разделялась на области (жупы),
одни из которых подчинялись дубровницким наместникам, другие же
пользовались известной автономией и управлялись по собственным
статутам.
Дубровник — свободный город. Дубровник был свободным горо¬
дом — общиной или республикой, как его стали называть с XV в. Он
существовал в окружении феодальных монархий, но был достаточно мо¬
гущественным, чтобы отстоять от них свою независимость; Дубровник
сохранил свободу даже в XV в., когда почти весь Балканский полуостров
оказался под властью турок. Недаром в это время сложилась поговорка:
«Заяц, когда его преследуют, спасается в Дубровнике». Турецкая угроза,
нависшая над Балканским полуостровом с XIV в., нередко заставляла
греков, сербов, албанцев искать приют в Дубровнике. Еще в XIV в. среди
дубровницких граждан можно было встретить греков — ювелиров и ху¬
дожников, ловца кораллов с Крита и торговца из Родоса.
После падения Константинополя в Дубровник устремился поток
византийцев, в числе которых было немало видных ученых. В стенах
Дубровника был гостеприимно встречен и сербский царь Юрий Бран-
кович, разбитый турками, и вождь албанцев, героически сопротивляв¬
шийся турецкому наступлению, Скандербег.
Существуя в феодальном окружении, дубровчане должны были
считаться с угрозой внезапного нападения, с ограблением купеческих
302
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.
караванов, с пиратскими действиями вражеских кораблей. На заседа¬
ниях веча умоленых постоянно приходилось слушать донесения об
уводе в плен дубровницких купцов, о захвате скота и товара. Маленькой
республике приходилось вести напряженную борьбу, не брезгая ника¬
кими средствами, чтобы защитить свои владения и отстоять возможность
торговать. Дубровчане то заключали договоры, то нападали на врагов,
захватывая корабли и сжигая хлеб на полях; они держали специальную
стражу для охраны своей территории от «разбойников и пиратов»; они
предпринимали демарши, требуя возвращения захваченных в плен
купцов и возмещения убытков. Так, в 1359 г. дубровницкий совет
обратился к Войславу Войновичу — князю Хумской земли — с требо¬
ванием вернуть скот и хлеб, похищенный у Дубровника; одновременно
были направлены жалобы венгерскому королю, правителям Далмации
и Боснии. Однако Войслав, опираясь на поддержку сербского царя,
начал военные действия против Дубровника. Два года спустя городской
совет принял новое постановление. «Так как Войслав Войнович, —
читаем мы там, — совершил бесконечное число преступлений против
общины Дубровника, мы постановляем, что человек, убивший этого
Войслава Войновича, получит от общины Дубровника 10 тысяч пер¬
перов, приобретет дубровницкое гражданство и каменный дом в Дуб¬
ровнике на вечные времена». Только турецкое наступление заставило
сербов заключить в 1362 г. мир с дубровчанами.
И на море дубровницких моряков ждали большие опасности, ибо в
XIV—XV вв. моря кишели кораблями каталонских, сицилийских, гену¬
эзских и иных пиратов. Борясь с пиратами, дубровчане высылали в море
вооруженные корабли, которые следили за передвижениями пиратских
судов и оповещали об этом купцов. Впрочем, иногда и сами дубровницкие
моряки нападали на византийские корабли и грабили их.
Таким образом, Дубровник в XIII—XV вв. был аристократической
республикой, фактически независимым государством, игравшим, не¬
смотря на свои незначительные размеры, весьма крупную политическую
и экономическую роль не только на Адриатике, но и во всем Восточном
Средиземноморье.
Дубровник был вместе с тем одним из крупнейших центров обра¬
зованности на Балканах: недаром он получил название юго-славянских
Афин. Сюда съезжались ученые византийцы и итальянцы, сюда уст¬
ремлялась способная молодежь, ищущая знаний. Стефан Душан на¬
правлял учиться в Дубровник сербских юношей и девушек. В Дубров¬
нике процветала литература на латинском, итальянском и сербском
языках. Многие дубровницкие историки и богословы, математики и
философы получили общеевропейскую славу, а поэт Илья Чрьевич,
писавший по-латыни, был провозглашен в Риме королем поэтов, когда
ему было от роду всего 18 лет.
Глава 21
БОРЬБА ЮЖНЫХ СЛАВЯН ПРОТИВ
ТУРЕЦКОГО ЗАВОЕВАНИЯ
Турецкая экспансия на Балканах. Славянские народы Балканского
полуострова столкнулись с турками уже в середине XIV столетия, во
время ожесточенной борьбы за престол между византийскими феода¬
лами, в период войн Душана за господство на полуострове. Пригла¬
шаемые в качестве союзников то Кантакузином, то константинополь¬
ским правительством, турки опустошили значительные районы Греции
и Македонии. Турецкие отряды хозяйничали во Фракии, и сам Кан¬
такузин заискивал перед ними, не решаясь вступиться за собственных
подданных перед своими бесцеремонными союзниками. В 1352 г. турки
захватили на полуострове Галлиполи крепость Цимпе. Казалось бы,
это событие должно было встревожить обе враждующие стороны. Но
этого не случилось — феодальная усобица продолжалась. Правда,
Иоанн V пытался действовать совместно с болгарами и сербами, но
целью его была не борьба с турецкой опасностью, а разгром Кантаку¬
зина.
Осенью 1352 г. союзники Кантакузина нанесли поражение грекам
и сербам у города Димотики на Марице, но и после этого ни византийцы,
ни правители славянских государств не осознали размеров угрожавшей
им опасности. В болгарской летописи XV в. рассказывается, что враж¬
довавшая с Кантакузином партия предлагала Душану и болгарскому
царю Иванну-Александру союз против турок, на что они оба будто бы
ответили: «Когда придут к нам турки, тогда мы и будем защищаться
от них».
Между тем положение становилось угрожающим. В марте 1354 г.
турки захватили и сам город Галлиполи после страшного землетрясения,
в результате которого жители Галлиполи и его окрестностей ушли в
соседние районы полуострова. Утверждение турок в Европе, поблизости
от столицы империи, вызвало в Константинополе панику. Все указывали
на Кантакузина как на главного виновника несчастья. Тщетно он
взывал к дружеским чувствам султана и предлагал ему огромный выкуп
304
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
за город — турки остались на полуострове Галлиполи, используя его
в качестве опорного пункта для своих первых завоеваний на Балканах.
Летом этого года венецианский посланник в Константинополе писал
дожу, что в Византии даже раздавались голоса в пользу подчинения
страны Венеции, Душану или королю Венгрии.
Балканские государства в середине XIV в. В ноябре 1354 г. Кан¬
такузин был свергнут и пострижен в монахи. Однако смуты при кон¬
стантинопольском дворе не прекратились: трон у Иоанна V оспаривали
сначала сыновья Кантакузина, укрепившиеся впоследствии на Пело¬
поннесе, а затем и собственные сыновья императора. Междоусобная
борьба сопровождалась столкновениями то с Болгарией, то с сербскими
полунезависимыми и независимыми правителями соседних с Византией
земель. Императоры снова искали помощи у Запада, с Римом велись
переговоры об унии, а в Константинополе кипела ожесточенная борьба
между церковно-политическими партиями — сторонниками и против¬
никами унии с «латинянами».
В Болгарии в это время также не было сил, способных остановить
продвижение турок на Балканы. В стране резко обострились противо¬
речия между феодалами и угнетенными. Феодальные усобицы и войны
с Византией увеличивали бедствия населения. Во время борьбы Кан¬
такузина за императорский трон болгарские цари не раз вмешивались
в дела Византии, надеясь расширить свои владения за помощь «закон¬
ному» императору. Турки под предлогом мести за Кантакузина неод¬
нократно вторгались в Южную Болгарию, подвергая ее жестокому
опустошению. В результате Болгария не только ничего не приобрела
в этих войнах, но вышла из них еще более ослабленной.
Как в Сербии, так и в Болгарии развитие феодальных отношений
привело к раздроблению государства на независимые и слабо связанные
между собой районы. Уже в начале XIV в. от Болгарского государства
отделилась обширная область на северо-востоке — от Дуная до Варны;
правитель этой области принял титул деспота. Старший сын Ивана-
Александра еще при жизни отца получил в удел область Видина — в
противоположном, северо-западном углу Болгарии. Повсеместно, в раз¬
личных частях Болгарии, было немало крупных феодалов, почти не¬
зависимых от центральной власти.
Наиболее сильной из балканских стран, несмотря на начавшийся
после смерти Душана распад государства, все еще оставалась Сербия.
По выражению Кантакузина, в 1356 г. Сербия распалась «на тысячу
кусков». Однако некоторые из них были довольно крупными, и их
правители еще играли большую роль в политической жизни на Балканах
в XIV и XV вв. Центральные области Сербии остались под управлением
сына Душана Стефана V Уроша (1355—1371). Долина течения Вардара
с центром в Скопле составила независимое владение Byкашина. В Эпире
обосновался знаменитый воевода Душана Прилуп, в Фессалии — млад¬
ший сын Душана Симеон (Синиша); в Юго-Восточной Македонии, в
Глава 2i. Борьба южных славян против турецкого завоевания
305
районе городов Серры и Драма, возникло независимое княжество Уг-
леши; между его владениями и государством Вукашина лежала обшир¬
ная область — междуречье Струмы и Вардара, которой правили фео¬
далы из рода Деяновичей. Множество других независимых правителей
выделилось на Адриатическом побережье, на границах с Боснией, в
Браничевской области и в других районах некогда обширной державы
Стефана Душана.
Ожесточенная междоусобная борьба ослабляла силы сербов, она не
затихала и в самый период борьбы с турками; никогда правители всех
сербских земель не объединяли своих сил даже перед лицом грозной
турецкой опасности.
Граничившая на юге с Болгарией и Сербией Венгрия в первое время
жестокой борьбы славянских народов за свою независимость от турок
спешила воспользоваться затруднениями славянских государств, рас¬
ширяя свою территорию за их счет. Когда же опасность приблизилась
к ее границам, венгерские короли стали искать союза с правителями
сербских и болгарских земель. Но было уже поздно. Ослабленные
неравной борьбой в одиночку, они не могли оказать решающего влияния
на последние попытки остановить успехи турок.
Такова в целом была обстановка на полуострове, когда турки начали
на нем свои завоевания. Первые их удары были направлены против
Византии, лежавшей на пути их движения вглубь полуострова. В 1359 г.
их отряды впервые появились под стенами Константинополя. Разорен¬
ная непрерывными в течение нескольких десятилетий войнами Фракия
стала легкой добычей османов. В 1361 г. пал город Димотика, куда
скоро была перенесена из Азии столица турецкого государства, в сле¬
дующем году турки овладели Адрианополем, а еще через год — Плов¬
дивом. Продвигаясь на север вверх по течению реки Марицы, они
вторглись в пределы болгарских земель.
Битва при Черномене. Полуостров Галлиполи был для турок чрез¬
вычайно удобным местом беспрепятственной и спокойной переправы
из Азии. Непрерывным потоком тысячи людей пешком и в повозках
со скарбом двигались вдоль полуострова на юг и обратно. Турки вы¬
селяли греческое и славянское население Фракии из мест их поселения
и переводили его в Азию, откуда переправлялись в Европу для заселения
Фракии полчища подвластных султану народов. Курсировавшие по
проливу суда были переполнены.
Тысячи людей, оторванные от мест своего поселения, должны были
устраивать свою жизнь на новых местах, чтобы исправно платить
налоги новым господам. Турки называли завоеванное население пре¬
зрительной кличкой «райя» (по-турецки «стадо»), рассматривая побеж¬
денных как своих бесправных рабов. Многие из них, наиболее молодые
и сильные, были проданы турецкими воинами перекупщикам рабов,
следовавшим за войсками турок, или на рынках в Азии. Один путе¬
шественник из Западной Европы сообщает о торговле турок пленными:
20 Зак. 3585
306
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
«Ведь они (турецкие воины) набирают столько пленных, что им негде
их держать и стеречь, так что бывают готовы продать их тут же на
месте за любую цену, которая колеблется в зависимости от числа
рабов. Иногда этих последних идет на продажу столько, что человека,
как говорили, отдавали за одну шапку. Купленных рабов торговцы
связывают по 10—12 человек одной цепью и так и гонят на базар».
Особенно широкие масштабы турецкие завоевания получили при
султане Мураде (1362—1389), который начал систематическое наступ¬
ление на земли Балканского полуострова. Около 1365 г. султан перенес
столицу из Димотики в Адрианополь, значительная часть греческого
населения которого была предварительно выселена.
Через четыре года после утверждения турок в Адрианополе Иоанн
V прибыл в Рим, чтобы просить помощи против османов. Он принял
униатство, но от него требовали, чтобы в униатство перешли все его
подданные, а они в своем большинстве отвергали всякую мысль об
унии.
На обратном пути заехавший в Венецию Иоанн V был арестован
венецианскими властями как несостоятельный должник республики св.
Марка. Только помощь брата Иоанна V, Мануила, правившего в Солуни,
который уплатил долги императора, позволила самодержцу Византии
вернуться в 1371 г. в Константинополь. Поездка на Запад еще раз
показала, что расчеты на его помощь несостоятельны. Византия же
была неспособна даже на слабое сопротивление туркам. Было ясно,
что в дальнейших своих завоеваниях на Балканах им придется пре¬
одолевать сопротивление лишь со стороны южнославянских государств
полуострова.
Вторгшиеся в Болгарию турки получали отпор только у разоренного
ими простого населения Болгарии, которое уходило в леса и горы,
устраивало засады и совершало нападения на отдельные отряды турок.
Когда же союз против турок пытались организовать сербские правители
Byкашин и Углеша, византийцы не поддержали их; не присоединился
к ним и царь Болгарии. Тем не менее они решились выступить против
турок одни — на свой страх и риск.
В сентябре 1371 г. соединенная армия сербских правителей Маке¬
донии встретилась с войсками Мурада на Марице близ местечка Чер-
номен, лежащего на правом берегу реки у восточных отрогов Родопских
гор. Силы сербов были довольно значительными, но внезапность на¬
падения турок на сербский лагерь ранним утром 26 сентября решила
исход битвы. Тем не менее сербы оказали туркам сильнейшее сопро¬
тивление. Как говорится в сербской народной песне, сложенной вскоре
после битвы на Марице, воды реки окрасились от потоков крови,
стекавшей с поля сражения. Войска сербов понесли тяжелое поражение,
тысячи воинов пали на поле боя, а остальные попали в плен. В битве
погибли и оба брата, Вукашин и Углеша.
Глава 21. Борьба южных славян против турецкого завоевания
307
После битвы на Марице путь туркам в Македонию, Грецию и
Сербию был открыт. Монах сербского Хиландарского монастыря на
Афоне Исайя, современник этого события, писал о последствиях битвы
при Черномене: «После гибели храброго мужа деспота Углеши изма-
ильтяне рассеялись и разлетелись по всей земле, как птицы по воздуху,
и одних из христиан они закалывали мечом, других отводили в плен,
а остальных скосила безвременная смерть. Те же, кто не умер, погибли
потом от голода, так как наступил голод по всем землям, какого не
было от сотворения света и дай Бог, чтобы не было впредь. И тогда
поистине живые завидовали тем, кто умер раньше их...»
Наступление турок. Турки вторглись в Македонию. Объявивший
себя кралем после смерти на поле битвы отца Марко Кралевич поспешил
признать зависимость своих владений от султана и стал его вассалом.
Умело лавируя между турками и правителями сербских соседних зе¬
мель, Марко Кралевич не принимал более участия в борьбе сербского
народа за свою независимость, предпочитая ценой предательства со¬
хранить свое господство в междуречье Струмы и Вардара.
Видя успехи завоевательных походов турок в Болгарию и Сербию,
отчаявшийся император Константинополя объявил себя вассалом сул¬
тана и весной 1373 г. должен был лично принять участие в завоева¬
тельном походе турок в Малую Азию. Воцарение и свержение с престола
византийских императоров зависело отныне от султана, который дик¬
товал им свою волю. Византия выплачивала туркам дань и должна
была помогать им своими войсками.
В такую же зависимость от султана попал и правитель Солуни
Мануил, ставший впоследствии императором.
Единственной византийской областью, еще сохранявшей независи¬
мость, была отдаленная Морея на Пелопоннесе. Центром Морей был
город Мистра. Правитель Мистры деспот Феодор I подчинил своей
власти весь Пелопоннес, разгромив латинских феодалов Ахейского
княжества.
В 80-х гг. XIV в. турки возобновляют наступление одновременно
на Болгарию и Сербию. В 1385 г. они осадили и взяли Сердику, в
1386 — Ниш. Сербские и болгарские земли оказались почти полностью
изолированными друг от друга. Каждая страна должна была и впредь
вести свою борьбу с полчищами османов в одиночку.
В сербских землях после смерти Уроша в 1371 г. власть перешла
к одному из крупнейших феодалов Лазарю, объявившему себя кралем.
Лазарь заключил союз с правителем Боснии Твртко, который также
был коронован в 1377 г. как краль боснийских земель. С помощью
Твртка Лазарь подчинил своей власти некоторых правителей соседних
сербских земель и добился со стороны других признания своего суве¬
ренитета. Но враждебные отношения сохранились у него с правителем
другого наиболее крупного княжества, выросшего на развалинах дер¬
жавы Душана, — с Марко Кралевичем.
308
Л. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
Османы уже стояли у границ срединных сербских земель, угрожая
им с востока, со стороны Сердики и Ниша, и с юга — из Македонии.
Однако первая попытка вторжения турок во владения Лазаря окончи¬
лась для них неудачей. В 1386 г. турецкая армия Мурада двинулась
от Ниша вверх по реке Топлице, но была встречена войсками Лазаря
и понесла жестокое поражение. Едва пятая часть турецких воинов
избегла гибели.
Двумя годами позже другое турецкое войско, вторгшееся в Боснию,
было разгромлено воеводой краля Твртка под Биличем к северо-востоку
от Дубровника. Впечатление от этих побед было велико. Вассал султана
Иоанн Шишман даже решил объявить о своей независимости от турок.
Лазарь же, ободренный успехом, не закрепил своей победы и отправился
на север отвоевывать у венгров сербскую область Мачву, издавна
бывшую объектом притязаний венгерской короны.
Битва на Косовом поле. Решительная битва с турецкими завоевате¬
лями приближалась. Мурад II, испытавший на себе впервые на Балканах
силу сербского оружия, тщательно готовился к походу, стягивал войска
не только из европейских владений, но и из Малой Азии. Стремясь
обеспечить себе тыл, он подчинил прежде всего Болгарию, Видинское
царство и Добруджу.
Весной 1389 г. Мурад выступил во главе огромной турецкой армии
на завоевание Сербии. Турецкие войска были задержаны в пути до
начала июня необычным в этом году разливом реки Марицы и ее
притоков. К середине июня турки достигли центральной области Сербии
и остановились на юге равнины, по названию Косово поле, составлявшей
некогда ядро державы первых Неманичей. Косово поле — одна из
плодороднейших долин Сербии, издавна бывшая житницей сербского
государства, — стало свидетелем кровавой трагедии сербского народа.
Долина, по которой протекает река Ибар, тянется на 60 км с севера
на юг; рельеф Косова поля слабохолмистый с немногочисленными
мелкими притоками реки Ибара был очень удобен для сражения конных
армий. Вместе с тем местность не представляла никаких выгод какой-
либо из борющихся сторон. Сербы были уверены в своих силах. От¬
казавшись от мысли напасть на турок в горных проходах и лесах, они
решили померяться силами с могущественным врагом в открытом бою.
Сербские феодалы не созвали народного ополчения, выведя на поле
лишь свои феодальные дружины. В сербском эпосе отразилось презрение
сербских воевод и дружинников — юнаков (мблодцев) к простолюди¬
нам, не изучившим ремесла войны. В одной из песен, рассказывающей
о результатах сербской разведки перед боем, Милош Обилич (или
Кобилич), узнав о прекрасном вооружении и многочисленности турец¬
кого войска, уговаривает разведчика не смущать Лазаря печальной
правдой, а сказать ему:
Глава 21. Борьба южных славян против турецкого завоевания
309
У царя Мурада сила войска;
Но мы можем с турками сразиться,
Можем в битве одолеть мы турок.
Неискусно войско турок в битве:
Старики там да мастеровые,
Городские торгаши и ходжи —
Это войско битвы не видало;
И затем взялось лишь за оружье,
Чтобы только хлебом пропитаться...
О численности враждебных армий и о самом ходе битвы сохранились
лишь позднейшие сербские известия. Турецкие свидетельства, авторы
которых ставили своей целью прославить подвиги султана, не заслу¬
живают доверия. Византийские авторы противоречат друг другу и
передают нередко самые невероятные слухи, разнесшиеся после сра¬
жения по Балканам. Сербские народные песни также расцвечены на¬
родной фантазией и не могут служить достоверным источником. Однако
все известия говорят о том, что силы турок значительно превосходили
по численности войска сербов. В той же народной песне сербский
разведчик сообщает:
Много видел я у турок войска;
Если б сербы стали б солью туркам,
Не хватило б на обед той соли.
Если дождь над станом им прольется,
То на землю не падет и капли:
На коней все ляжет да на войско.
Битва произошла 15 июня, в день св. Витта (Видов день). Войска
сошлись при впадении речки Лаб в Ситницу, приток Ибара. В центре
сербского войска стояли отряды краля Лазаря, составлявшие основную
силу враждебной туркам армии. Правым крылом командовал один из
крупнейших сербских феодалов, тесть Лазаря By к Бранкович, которому
принадлежало и само Косово поле и который в народном эпосе предстает
как лютый враг Милоша Обилича и предатель. Левым крылом, состо¬
явшим в основном из войск Боснии, командовал воевода Твртка Влатко
Вукович, разгромивший турок год назад под Билечем.
Против войск Лазаря стояли основные силы турок, возглавляемые
самим султаном Мурадом. Правым крылом турок, стоявшим против
Влатко Вуковича, командовал сын Мурада Баязид, под начальством
которого находились турецкие войска, размещенные в Европе. Левым
крылом, составленным из отрядов, вызванных из Малой Азии, началь¬
ствовал второй сын Мурада Якуб. Войска Якуба стояли против войск
Byка Бранковича.
310
Л. Я. Каждан, Г. Г. Литаврин
Сражение сразу же приняло ожесточенный характер. Ни та, ни
другая сторона не добилась сначала решительного перевеса. Но вот в
лагерь султана пробрался один из мелких сербских феодалов Милош
Обилич. В сербском народном эпосе рассказывается, что незадолго
перед битвой By к Бранкович обвинил Милоша в предательстве, и
Милош поклялся убить в сражении султана турок, чтобы делом доказать
несправедливость позорного подозрения. Умело разыграв роль пере¬
бежчика, изменившего сербам, Милош был приведен в шатер султана
и неожиданно поразил его спрятанным в своем платье кинжалом.
Весть о гибели султана быстро разнеслась среди турок. Воспользо¬
вавшись их замешательством, сербы стали теснить турок, обратив в
бегство левый фланг их войска. Этот временный успех послужил, по
всей вероятности, причиной того, что первые вести об исходе битвы,
полученные в Боснии и на Западе, говорили о разгроме турецкой
армии. Но сын Мурада Баязид сумел быстро восстановить порядок в
турецких рядах. Взяв власть в свои руки, он распорядился убить своего
брата Якуба и лично возглавил основные силы центра турок. В бой
была брошена и султанская гвардия — отборные войска янычаров.
В сербских народных песнях говорится о предательстве, якобы совер¬
шенном By ком Бранковичем, и об отсутствии взаимной выручки между
воеводами и феодалами в ходе сражения.
Действительно, среди сербских войск не было полного единодушия.
Часть сербских правителей южных областей Македонии беспрепятст¬
венно пропускала турок через свои владения, снабжала их даровым
продовольствием и даже принимала участие в битве на стороне турок
в качестве вассалов султана. Другие правители, объединенные под
знаменами Лазаря, еще недавно вели друг с другом междоусобные
войны и едва ли совсем забыли о своей взаимной ненависти. Совре¬
менник событий серб Михаил Константинович, говоря о причинах побед
турок, писал: «И то знайте, что поганые турки так сильны не сами по
себе, а из-за несогласия среди христиан... наша ненависть и междоу¬
собная вражда приносят им победу».
Центр сербского войска был разгромлен. Лазарь и многие сербские
вельможи были захвачены в плен. Согласно позднейшим источникам
они были зарублены вместе с Лазарем и Милошем здесь же, на поле
боя, на глазах у умиравшего от смертельной раны султана Мурада.
Сербы понесли одно из самых тяжелых поражений за все время
своей многовековой истории. Они проявили чудеса героизма и мужества;
десятки тысяч их полегли в неравном бою. Глубокой скорбью и гневом
отозвалась в народе печальная весть о гибели последних сербских
дружин, способных противостоять могучему и безжалостному против¬
нику. Народ слагал песни и легенды о героях Косова поля. Веками в
условиях турецкой неволи народные певцы и сказители пели их своим
соотечественникам на дорогах и в селах, на праздниках и свадьбах,
напоминая народу об эпохе независимости Сербии и призывая к борьбе
Глава 21. Борьба южных славян против турецкого завоевания
311
с иноземцами-поработителями. Народ бережно хранил эти песни, пе¬
редавая их от поколения к поколению. В одной из этих песен поется
о слуге Лазаря Милутине, прискакавшем к царице — жене Лазаря,
чтобы поведать ей о постигнувшем сербов несчастье. Еще до приезда
покрытого ранами Милутина пролетавшие над дворцом вброны говорили
царице:
Слава богу, царица Милица,
Мы сегодня от Косова поля.
Там сошлися сильные два войска,
Рать на рать ударила, сразились.
У обеих их цари погибли.
Кое-что осталося от турок,
А от сербов если и осталось —
Раненые, мертвые остались.
На вопросы царицы Милицы о своих близких, сражавшихся с
турками, Милутин ответил:
Все они на Косове остались.
Где погиб наш славный князь — царь Лазарь,
Много копий там разбито в щепки,
Там разбито сербских и турецких,
И турецких, — только сербских больше.
Там ломали копья свои сербы,
Защищали государя-князя,
Старый Юг убит в начале битвы,
В первой схватке Юговичей восемь,
Восемь братьев — все убиты вместе.
Брат не выдал брата дорогого.
Храбрый Бошко был убит последним:
Он носился с знаменем по полю,
Разгонял один он силу турок,
Будто сокол голубей гоняет.
Где стояло крови по колени,
Там убит был Банович Страхиня;
Был убит наш воевода Милош
У Ситницы, у вода студеной,
Где немало перебил он турок:
Погубил султана он Мурада
И еще двенадцать тысяч турок.
Бог простит грехи его, а вместе
И его родителей: оставил
О себе он память, долго будут
В песнях петь о Милоше, доколе
Будут сербы и Косово поле.
312
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
Действительно, песни о народном герое, пожертвовавшем собствен¬
ной жизнью, чтобы добиться перевеса в битве своему войску, поются
и в современной Сербии.
Первое письменное известие от 27 июня о Косовской битве при¬
надлежит перу русского дьякона Игнатия, сопровождавшего в 1389 г.
московского митрополита Пимена во время его путешествия в Кон¬
стантинополь. «Мурад пошел с войском против сербского князя Лаза¬
ря, — пишет Игнатий, — и, как слышно, оба пали на поле битвы.
Сначала обманом убил Мурада верный слуга Лазаря Милош, тогда
турки выбрали царем Баязида, одержали верх над сербами, Лазаря
захватили живым в плен, а с ним и многих его бояр, одних убили,
других захватили живыми. По приказанию султана Лазарь был усекнут
мечом. Битва происходила на Косовом поле».
Несмотря на полную победу, одержанную турками, Баязид боялся,
что весть о том, какой ценой досталась эта победа, может побудить к
выступлению против него других его врагов. Отправляя в Азию, в
Бруссу, гроб с телом Мурада для захоронения, Баязид послал туда
своим сановникам фирман (султанское распоряжение), в котором писал:
«С надежными людьми отправил я носилки с телом моего отца, чтобы
предать его погребению в Бруссе. Когда прибудет тело, вы его предадите
погребению, никому не сказав о случившемся, напротив, покажите
перед народом знаки победы, чтобы неприятели не могли ничего за¬
метить».
Славянские народы под властью турок. Битвой на Косовом поле
было покончено с независимым существованием Сербии. Сербские
феодалы ценой признания своей зависимости от султана и обязательства
выплачивать дань и служить в войске завоевателя сумели сохранить
свои владения. Признала вассальную зависимость от Баязида (1389—
1402) и жена Лазаря Милица, выдавшая за убийцу мужа свою родную
дочь. Сын Лазаря Стефан, ставший кралем Сербии и правивший вместе
с матерью, «свято хранил, — по словам источника, — данную ему (сул¬
тану) клятву верности и... губил отечество... Милица правила за него
Сербией, а он терял цвет сербского народа, сражаясь с христианами
и неверными в рядах турецкого войска и в пользу Турции».
Сербские вассалы султана принимали участие в его походах даже
в далекой Азии. Не прекратили они своих раздоров и у себя на родине.
Избежавший гибели на Косовом поле Вук Бранкович вел частые войны
с сыном Лазаря, и только в конце XIV в. попал в плен к Стефану и
умер в его темнице. Область Вука Бранковича вместе с Косовым полем,
имевшая большое стратегическое значение для господства над Сербией,
была непосредственно подчинена туркам, оставившим здесь свои войска.
Своими опорными пунктами с сильными турецкими гарнизонами султан
сделал также города Скопле, Звечан и ряд других. Еще в течение
семидесяти лет после битвы на Косовом поле Сербия оставалась на
положении турецкого вассала, пока, наконец, не были ликвидированы
Глава 21. Борьба южных славян против турецкого завоевания
313
последние остатки местного управления и турецкие власти не стали
единственными распорядителями порабощенного сербского народа.
Вернувшись в Адрианополь, Баязид уже на другой год выступил
походом в Малую Азию. Константинопольский император должен был
лично сопровождать султана в походе в качестве его вассала и помогать
Баязиду в завоевании последнего византийского города в Азии, еще
отстаивавшего свою свободу, — Филадельфии. Вскоре после этого по¬
хода, в 1393 г., султан вторгся в зависимую от него Болгарию. Что
послужило поводом к этому вторжению, остается неизвестным. Было
ли это недостаточно исправное выполнение своих обязательств со сто¬
роны Иоанна Шишмана, или решение султана окончательно подчинить
Болгарию своему непосредственному контролю, или не прекращающе¬
еся сопротивление народа завоевателям — можно лишь предполагать.
Впрочем, последнее предположение представляется наиболее вероят¬
ным, так как именно в Болгарии с начала и до конца периода господства
турок не утихала партизанская борьба народных героев — гайдуков,
систематически с помощью населения наносивших туркам удар за
ударом.
Во всяком случае, этот последний завоевательный поход турок в
Болгарию сопровождался такими жестокостями по отношению к бол¬
гарскому населению, которые едва ли могли быть понятными, если бы
оно встречало турок с изъявлениями полной покорности.
Тырнов был взят турками в 1393 г. после осады. Город подвергся
разграблению, а его население — жестоким репрессиям. Часть населе¬
ния была перерезана в церквах и на улицах города, часть выселена
или уведена в рабство. Казнь угрожала даже знаменитому болгарскому
патриарху Евфимию Тырновскому, но была заменена ссылкой во Фра¬
кию, где он и умер.
Покинувший осажденную столицу Иоанн Шишман еще пытался
бороться с турками, но в 1395 г. около местечка Самокова, лежащего
к югу от Софии, его войска были разгромлены, а сам он был захвачен
в плен. Болгария была превращена в турецкую провинцию во главе с
наместником султана.
В этом же году объединенные войска венгров и валашского воеводы
Мирчи Старшего дали туркам сражение при Ровине. При этом на
стороне турок в битве принимали участие сын Лазаря Стефан, сын
Вукашина Марко Кралевич и правивший в восточной Македонии пле¬
мянник Стефана Душана Константин Деянович. Турки и отряды сербов
понесли большие потери. Марко и Константин пали в битве. Однако
Мирча и венгры не добились решительной победы. Исчерпав все свои
силы, валашский воевода признал себя вассалом султана и обязался
выплачивать дань. Добруджа, которая всего несколько лет назад была
подчинена Мирчей, была занята турками, поставившими по городам
и крепостям на Дунае свои гарнизоны. Признал вассальную зависимость
от султана и правитель Видина.
314
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
Испуганный король Венгрии Сигизмунд, владения которого оказа¬
лись пограничными с владениями турок, обратился после битвы при
Ровине к папе с просьбой о помощи в организации нового крестового
похода. Папа оказал Сигизмунду поддержку, и в следующем 1396 г.
к Видину подошла армия крестоносцев из войск венгерского короля,
отрядов рыцарей из Германии, Франции и Венеции, а также из войска
рыцарей духовного ордена иоаннитов во главе с великим магистром.
Под угрозой штурма Видина его правитель примкнул к крестоносцам,
но скоро они были наголову разгромлены на Дунае под Никополем.
Видин — последний район Болгарии, до сих пор еще сохранявший
относительную самостоятельность, был захвачен турками. Одновремен¬
но с завоеванием Болгарии турки заняли Фессалию и часть Средней
Греции, а затем захватили Афины и подвергли опустошению Пело¬
поннес. Сопротивление, еще оказываемое туркам в Сербии и Болгарии,
задерживало их завоевания. Когда же это сопротивление было сломлено,
они стали полными господами на полуострове. Теперь следовало ожи¬
дать удара по Константинополю.
Император Константинополя Мануил II (1391—1425) поспешил
отправиться на Запад с предложением унии и просьбой о помощи.
Казалось, Константинополь доживал свои последние дни. Однако па¬
дение его было отсрочено вторжением в Азию полчищ Тимура, нанесших
османам в 1402 г. страшное поражение под Анкарой и взявших в плен
Баязида.
Но нашествие войск Тимура не привело к падению власти турок
на Балканах. Славянские народы полуострова оставались под турецким
господством в течение почти пяти веков.
Турецкие завоевания сопровождались страшными опустошениями
и разрушением производительных сил. Села и города лежали в разва¬
линах, множество наиболее трудоспособного населения было перебито,
переселено в Азию, продано в рабство или эмигрировало. Население
стран Балканского полуострова значительно сократилось. Господство
турок, стоявших на более низкой ступени хозяйственного и обществен¬
ного развития, постоянный грабеж населения тормозили развитие про¬
изводительных сил славянских народов.
Было приостановлено и развитие балканских городов, значительная
часть населения которых была выселена в села и заменена турецкими
жителями. Некоторые крупные города приобрели облик деревни. Так,
например, был превращен в село разрушенный турками Пловдив. Но
ни тяжелый налоговый и национальный гнет, ни гонения на культуру
и язык болгар и сербов не принесли успеха ассимиляторской политике
турецкого военно-феодального государства. Сербы и болгары сохранили
в чистоте свой язык и свою культуру и не прекращали борьбы с
иноземными завоевателями.
Отряды гайдуков подстерегали турецких правителей и феодалов на
горных перевалах и в лесах, они нередко нападали и на вооруженные
Глава 21. Борьба южных славян против турецкого завоевания
315
отряды турок, на владения самих турецких правителей и предателей —
болгарских и сербских феодалов, которые, перейдя в мусульманство,
стали называться спахиями. Не давали гайдуки покоя туркам в заво¬
еванных ими землях, жестоко мстя им за унижения, гнет и издева¬
тельства над родным народом.
Гайдуки пользовались любовью и поддержкой населения, держав¬
шего с ними постоянную связь. Народные мстители призывали насе¬
ление к вооруженной борьбе против турецкого ига. В одной из гай-
дукских болгарских песен есть такие слова:
Ты забей копье посреди села,
Посреди села, посреди площади,
Да собери верную дружину
И ступай в лес зеленый,
Чтобы турок гнать!
В другой народной песне мать, укачивая сына, просит его вырасти
поскорее и стать гайдуком:
Чтобы свою землю вернуть,
Детей своих вызволить,
Жен своих освободить,
Отцов своих помянуть,
Да за матерей своих отомстить!
Однако стихийная партизанская война народа против турок, хотя
и ослабляла их господство, не привела к освобождению от него народы
Сербии и Болгарии. Это оказалось возможным только в 1878 г. бла¬
годаря помощи России.
Г л ава 22
ПАДЕНИЕ КОНСТАНТИНОПОЛЯ
Константинополь в начале ХУ в. Город Византий — древняя ме-
гарская колония, на месте которой был основан Константинополь, —
дал название обширному могущественному государству. Прошло один¬
надцать веков от основания Константинополя, и государство почти
свелось к городу, а слова «Византия» и «Константинополь» стали си¬
нонимами. По преданию, оракул назвал жителей Халкидона, постро¬
енного на азиатском берегу Босфора, слепцами, не видящими преиму¬
ществ полуострова между Золотым Рогом, Босфором и Мраморным
морем. Теперь же даже слепым было видно, что как ни могущественны
наследники Византии — турки-османы, их господство на Босфоре ос¬
танется непрочным, пока они не господствуют в Константинополе.
Константинополь разрывал их владения на две части, контролировал
пути из западных частей державы османов в ее восточные части,
господствовал над Босфором и Пропонтидой. Поэтому, пока столица
бывшей империи продолжала свое существование, тревога не оставляла
турецких правителей.
Еще в конце XIV в. византийский император Иоанн VII предлагал
французскому королю Карлу VI права на трон империи в обмен на
крепкий замок и 25 тысяч флоринов ежегодного дохода. Но король не
купил Константинополя, у ворот которого стояли турки: казалось, что
дни его сочтены. И только разгром османов Тимуром в 1402 г. отсрочил
падение Константинополя еще на 50 лет.
В 1424 г. положение империи снова стало отчаянным. Император
Мануил II был вынужден отдать султану несколько небольших городов
на берегу Черного моря, дал обязательство регулярно выплачивать
дань — и только тогда султан на время оставил Константинополь в
покое. Но другие осколки империи ромеев, независимые от Констан¬
тинополя, должны были независимо от него вести борьбу за свое
существование. Солунь уже через несколько лет после заключения
договора Мануила II с султаном окончательно перешла в руки турок.
Более успешно действовали морейские деспоты, несмотря на то, что
Глава 22. Падение Константинополя
317
их владения были опустошены турками в 1423 г. Прежде всего они
расширили свои владения за счет Ахейского княжества, основанного
латинянами, а затем даже вышли за пределы Пелопоннеса, оккупировав
Афины и Фивы. Однако успехи эти были непродолжительными. Они
обеспокоили султана, и в 1446 г. турки снова вторглись в Среднюю
Грецию, а затем и в Морею. Их отряды рассыпались по Пелопоннесу,
совершая убийства, творя грабеж и забирая в плен население. 60 ООО
пленных увел султан из Морей, сделав ее правителей своими данниками
и вассалами.
Константинополь между тем доживал свои последние дни. Внешне,
стороннему наблюдателю могло показаться, что жизнь в городе про¬
должала бить ключом. При императорском дворе по-прежнему совер¬
шались торжественные приемы и празднества. Но императоры были
при этом не гордыми повелителями, перед которыми заискивали и
дружбу которых старались снискать иноземные послы, а жалкими
просителями, вымаливающими у представителей западных держав под¬
держку, а у посланников султана — мира и отсрочки в уплате дани.
Драгоценности, покрывавшие одежды и трон императора, были теперь
поддельными — стекло вместо алмазов, медь и позолота вместо золота
и серебра. Жалкие претензии во что бы то ни стало следовать традициям
церемониала оправдывали широко распространенную в это время среди
византийцев поговорку: «Мир погибал, а жена моя все наряжалась».
На рынках столицы еще велась оживленная торговля товарами,
привозимыми сюда из Европы и Азии. Но она находилась целиком в
руках иноземцев, свободных от уплаты торговых пошлин в казну
императора или плативших ничтожно мало. Снабжение Константино¬
поля продуктами оказалось в руках генуэзцев. Господствуя на море,
они перехватили всю торговлю хлебом Константинополя не только с
северным Причерноморьем, но и с прибрежными районами Пропонтиды.
Нищета трудового населения столицы была ужасной. Голод и эпи¬
демии были постоянными гостями в кварталах бедноты. С 1348 по
1431 г. чума 9 раз свирепствовала в Константинополе, сильно сократив
его население. Часть обездоленных была безучастна в своей беспросвет¬
ной нужде к угрозе турецкого завоевания, питая даже смутные надежды
на улучшение своего положения под властью султана. Другая часть
была готова пойти на смерть, чтобы отстоять столицу от «бусурман-
турок». Но и та и другая лютой ненавистью ненавидела латинян —
генуэзцев и венецианцев, решительно отказываясь принять униатство,
даже если бы это обеспечило военную помощь Запада.
Господствующий класс остатков империи был расколот междоусоб¬
ной борьбой. Часть близко стоявших к трону феодалов, сановников и
представителей высшего духовенства поддерживала идею унии, и с
Римом завязывались переговоры, особенно оживленные к моменту,
когда Константинополь оказался перед непосредственной угрозой на¬
падения. Противники унии были особенно многочисленными среди
318
A. 77. Каждан, Г. Г. Литаврин
духовенства; они находили широкую поддержку в народе, указывая
на двусмысленность позиции папства и западных государей, стремив¬
шихся под предлогом помощи захватить безраздельное господство в
Константинополе. Но противники унии не имели реального плана
спасения Константинополя, они более уповали на Бога и фанатически
разжигали в народе веру в чудесное избавление города от «агарян»,
которое Господь «дарует» за «верность» православию.
Среди представителей антилатинской партии постепенно росло и
усиливалось туркофильское течение. До времени затаенное в столице,
оно получило уже широкое распространение среди феодалов во Фракии
и на островах. Выказывая полную покорность туркам и предоставляя
им помощь в борьбе против собственного народа, они сумели сохранить
такой ценой по крайней мере часть своих владений и доходов.
Каждая из группировок господствующего класса стремилась поса¬
дить на престол своего кандидата. Как в столице, так и в Морее
постоянно вспыхивали смуты и междоусобия. Деспоты Морей, то один,
то другой, вовлекали турок в свою борьбу, отдавая население на поток
и разграбление своим союзникам. Один византийский писатель, говоря
о внутреннем положении Константинополя в конце XIV в., писал:
«Трудно найти на свете подобие того хаоса, который царит в столице...
Продолжает свирепствовать старое зло, которое причинило общее разо¬
рение. Я разумею раздоры между императорами из-за призрака власти.
Ради этого они вынуждены служить варвару: это единственный путь,
дающий возможность дышать. Всякий понимает, что кому из двоих
варвар окажет поддержку, тот и возобладает... Константинополь, ли¬
шенный своего гарнизона, лежит обнаженный, словно добыча для того,
кто пожелает ее схватить. И внутри города граждане — и не только
рядовые, но и слывущие из самых влиятельных в императорском двор¬
це — восстают, ссорятся друг с другом и дерутся за высшие должности.
Каждый стремится пожрать все сам, и если это ему не удается, он
грозит переходом к врагу и нападением на свою страну и друзей».
Флорентийская уния. В 1425 г. умер Мануил II. На смертном ложе
он запретил своему сыну и преемнику Иоанну VIII (1425—1448) искать
помощи на Западе. Проведя несколько лет в бесплодных путешествиях
по Европе, Мануил II убедился в вероломстве папства и западных
венценосцев. Только безусловная сдача Константинополя в их руки
еще могла привести к их выступлению против турок.
Иоанн VIII не внял совету отца. В 1437 г. император лично с
группой высших иерархов Восточной церкви отправился на Запад.
Делегация приняла участие в заседаниях Ферраро-Флорентийского
церковного собора 1438 г. Вопрос об объединении церквей был одним
из главных вопросов на соборе. Жаркие споры и дебаты, которые
должны были — по мнению византийцев — решить судьбу Константи¬
нополя, принимали нередко ожесточенный характер. Надежды сменя¬
лись отчаянием, выступления некоторых византийских делегатов были
Глава 22, Падение Константинополя
319
исполнены глубокого драматизма. Раскололась сама византийская де¬
легация, часть иерархов решительно отвергала унию. Император подал
пример, первым перейдя в униатство, и в 1439 г. была объявлена
Флорентийская уния — объединение Восточной и Западной церкви,
подчинение Константинопольского патриаршества престолу св. Петра.
Византийцы уступили в основных вопросах догмы, признали «ис-
хождение святого духа и от отца и от сына» и верховенство папы,
выговорив право сохранить привычный ритуал Восточно-православной
церкви и выбирать патриарха, лишь утверждаемого Римом. Но уния
была мертворожденной с самого своего появления — на соборе было
поставлено условие: привести население к униатству и лишь затем
ожидать реальной помощи Запада. Но как раз это-то условие и было
невыполнимым. И император и патриарх хорошо знали это — население
Византии не принимало унии раньше, не было оснований рассчитывать,
что оно примет ее и теперь. Утратив последние иллюзии, обескура¬
женные и отчаявшиеся, возвращались делегаты в Константинополь,
стыдясь своей бесполезной капитуляции перед папством. Некоторые
из них еще дорогой отреклись от униатства.
Крестовые походы против турок. Проблеск надежды появился снова
в начале 40-х гг. Собирался новый крестовый поход. Его инициаторами
были правители государств, у порога которых появились турецкие
полчища: Венгрия, Польша, Трансильвания, города Адриатического
поморья. Папство обратилось с воззванием к рыцарству Запада, и в
Южной Венгрии летом 1443 г. собралось до 25 ООО воинов. Во главе
ополчения встали король Польши, объединивший в это время в своих
руках и венгерскую корону — Владислав III Ягеллон, знаменитый
трансильванский воевода Янош Гуниади и сербский деспот Георгий
Бранкович, изгнанный турками из своих владений. В октябре ополчение
перешло Дунай, разгромило под Нишем турецкие войска наместника
султана, взяло Сердику и вторглось во Фракию.
Вести о победах крестоносцев были с ликованием встречены в
Константинополе. Но радость была преждевременной. Во Фракии кре¬
стоносцы встретили сильное сопротивление, а наступившая зима при¬
нудила их начать возвращение. Правда, на обратном пути, к югу от
Ниша, они еще раз разгромили в начале 1444 г. турок, и тогда Мурад II
запросил десятилетнего мира, возвращая земли Георгию Бранковичу
и отказываясь от упрочения своей власти в Валахии. Мир был заключен.
Но положение скоро изменилось коренным образом. Быстрый успех во
время отсутствия основных сил султана в Европе вскружил голову
честолюбивому Ягеллону. Венеция обещала ему поддержку на море,
Византия взывала о помощи, папство благословляло на новые «подвиги».
Не закрепив своих успехов, вожди крестоносцев самонадеянно нару¬
шили договор, но к этому времени Мурад II уже подготовил свои
полчища к войне в Европе. В сентябре 1444 г. крестоносцы вторглись
в Болгарию, направившись к морю, куда должен был прибыть обещан¬
320
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
ный венецианцами флот. Силы были на этот раз еще меньше: удов¬
летворенный условиями договора, тесть султана Георгий Бранкович
отказался принять участие в походе. Венецианский флот не пришел
на помощь. В ноябре 1444 г. под Варной крестоносцы встретились с
огромной армией султана и потерпели страшное поражение. На поле
битвы пал и глава ополчения Владислав III Ягеллон. Не смирился с
поражением лишь Янош Гуниади, но и он через четыре года, встре¬
тившись снова с турками в Сербии на Косовом поле, несмотря на
чудеса храбрости своих воинов и крайнее ожесточение битвы, был
разгромлен. Остатки его армии были взяты в плен или рассеяны, а
сам Гуниади должен был ночами, по глухим дорогам пробираться
в Венгрию.
Это были последние попытки со стороны католических стран Европы
помешать успехам турок на Балканах. Отныне Византия окончательно
осталась одна лицом к лицу с могущественным врагом, увеличившим
свои силы грабежом ресурсов завоеванных владений империи и сла¬
вянских стран. Только в Албании, далеко в горах, отрезанный от мира
и также в одиночку продолжал вести героическую борьбу албанский
народ во главе со Скандербегом. В некоторых районах продолжали
борьбу также болгары и сербы.
Подготовка к осаде Константинополя. В 1448 г. умер Иоанн VIII.
Спор между братьями Константином и Дмитрием за право владеть
Константинополем был решен Мурадом II в пользу Константина, ко¬
ронация которого состоялась в 1449 г. Через два года умер и Мурад II.
Султаном стал его сын Мехмед II (1451—1481), прозванный Завоева¬
телем. Борьба за Константинополь вступила в решающую фазу.
По согласным отзывам современников, последний византийский
император Константин XI Палеолог-Драгас был выдающейся лично¬
стью. Он обладал незаурядными полководческими способностями, лич¬
ным обаянием и храбростью. Но все его качества не могли оказать
какого-либо заметного влияния на ход событий, исход которых был
ясен. Все отчаянные усилия нового императора могли отдалить теперь
даже не год и месяц, а лишь день падения столицы.
Мехмед II был молод, талантлив, решителен и жесток. Он был
сыном наложницы и не мог рассчитывать на престол, если бы его
старшие братья не умерли раньше его. Придя к власти, Мехмед II
убил своего восьмимесячного брата. О жестокости Мехмеда II ходили
слухи, заставлявшие трепетать даже его друзей. Рассказывали, что он
отрубил голову своему рабу только для того, чтобы показать судороги
шейных мускулов итальянскому художнику, который писал портрет
султана. По другой легенде, Мехмед II приказал вспороть животы
четырнадцати своим слугам, чтобы узнать, кто из них осмелился съесть
дыню из его сада. Не раз султан лично творил расправу над своими
подданными. Любя бродить переодетым по улицам Адрианополя, он
сам убивал неосторожного, который не мог скрыть, что узнал султана.
Глава 22. Падение Константинополя
321
Мехмед II был вместе с тем способным полководцем, умевшим
обдуманно и с большой настойчивостью добиваться своих целей. Овла¬
дение Константинополем стало его заветной мечтой, едва он вступил
на престол.
Вернувшись ранней весной 1452 г. из похода в Малую Азию, Мехмед
II решил блокировать Константинополь и с моря, как он уже был
блокирован с суши. В северной части Босфора, на азиатском берегу,
еще при Мехмеде I турки выстроили крепость Анатоли-Хиссар. Теперь
против нее на европейском берегу Босфора Мехмед II приступил к
строительству крепости Румели-Хиссар. Послы императора пытались
заявить протест Мехмеду II, но получили в ответ: «От твоего города, —
велел передать султан Константину, — я не отнимаю ничего. За пре¬
делами своего рва твой город не имеет ничего... Если же еще кто явится
ко мне по этому делу, с него будет содрана кожа». Открытая война
была объявлена. Многие представители византийской знати бежали на
Запад, отсылали туда свои семьи и ценности. Петля захлестнулась
вокруг города: горло Босфора было перехвачено, и уже в августе пушки
крепости стали топить корабли, отказывающиеся от их осмотра турец¬
кими чиновниками. В Константинополе снова думали о том, как по¬
лучить помощь с Запада. К 1450 г. положение униатов в столице было
таково, что униатский патриарх предпочел бежать в Рим. Массы на¬
селения слепо шли за новым главой антилатинской партии — монахом
Геннадием Схоларием. Папа был раздражен упорством «схизматиков»
и осенью 1452 г. в ответ на просьбу о помощи прислал кардинала
Исидора, бывшего московского митрополита, прогнанного из Москвы
после того, как он принял унию на Флорентийском соборе. С Исидором
прибыли несколько десятков наемников с острова Хиос, Генуя прислала
два военных генуэзских корабля с 700 воинов, возглавляемых опытным
военачальником Джованни Джустиниани Лонгом, из Венеции вскоре
прибыли также два корабля под командованием Морозини.
Полагая, что Запад готов оказать ему значительную помощь, Кон¬
стантин объявил о возобновлении унии; в декабре в храме Св. Софии
была торжественно совершена униатская церковная служба. Весть об
этом была с возмущением встречена населением; огромная толпа,
предводительствуемая монахами, отправилась в монастырь Пантокра-
тора, к Геннадию Схоларию. Глава православных не вышел к возбуж¬
денному народу, он вывесил на дверях своей кельи ответ на вопрос
пришедших, как быть: «О жалкие ромеи! — писал он. — Зачем вы
сбились с праведного пути: удалились от надежды на Бога и стали
надеяться на силу франков; вместе с городом, в котором скоро все
будет разрушено, отступили вы и от благочестия вашего?.. Милостив
буди мне, Господи! Свидетельствую пред лицом Твоим, что неповинен
я в этом». Так этот фанатичный предводитель антилатинской партии,
предрекая гибель городу, умывал руки, усилив своим заявлением лишь
смуты и раскол среди населения столицы. Народ вслед за монахами
21 Зак. 3585
322
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
объявил оскверненными церкви города, в которых совершалось бого¬
служение по униатскому обряду, в том числе и Св. Софию.
Выражая настроения крайних приверженцев православия, началь¬
ник византийского флота Лука Нотарй бросил крылатую фразу, быстро
облетевшую весь Константинополь. Узнав о восстановлении унии, он
сказал: «Лучше увидеть в городе царствующей турецкую чалму, чем
латинскую тиару». Мало того, что в городе не прекращалось соперни¬
чество между жившими в нем и в Галате, а также прибывшими
защищать его генуэзцами и венецианцами — продолжалась борьба и
между греками и иноземцами; согласия не было и среди самих греков.
Константин XI лихорадочно готовился к осаде города: запасал продо¬
вольствие и оружие, укреплял полуразрушенные местами стены, лил
пушки, торопил деспотов Пелопоннеса с присылкой помощи. Но братья-
деспоты не прекращали раздоров друг с другом; посланный султаном
со значительным войском Турхан-паша постоянно вмешивался в эти
раздоры и сковывал силы морейских греков, так и не оказавших
существенной помощи Константинополю.
Видя приближение развязки, генуэзцы Галаты стали частыми го¬
стями в Адрианополе при султанском дворе. Они торопились заручиться
благосклонностью султана на случай падения Константинополя: под¬
носили Мехмеду II богатые дары, предлагали дружбу и мир, давали
советы и обещания.
Приготовления Мехмеда II были между тем грандиозны. Султан
считался довольно образованным человеком, некоторые познания в
истории он получил и от окружавших его ренегатов-греков. Он знал,
что взятие такой твердыни, как Константинополь, было нелегкой за¬
дачей даже теперь, когда исчезла былая мощь Византии. «И проводя
все те ночи без сна, — писал о нем византийский писатель Дука, — и
беспокоясь, не оставлял он дум о городе, часто беря в руки бумагу и
чернила и чертя план города, показывая сведущим в укреплениях, где
и как поставить боевые машины и укрепления, где провести подкопы
и вход в ров, и лестницы к какой стене поставить, — а попросту сказать:
всякое приготовление обдумывал он ночью, а рано утром по его приказу
все делалось, потому что руководил он находчиво и очень хитро».
Основное внимание Мехмед II уделил созданию осадной артиллерии.
В Адрианополе появился бежавший из Константинополя литейный ма¬
стер венгр Урбан, недовольный нищенской оплатой своих трудов ви¬
зантийским императором. Обласканный султаном, Урбан стал лить
пушки для турок. По особому заданию Мехмеда II он отлил пушку
чудовищной величины, стрелявшую каменными ядрами в 600 кг весом
каждое. Для перевозки ее к стенам Константинополя потребовалось 60
отборных волов и множество народу, занятого выравниванием дороги,
строительством и укреплением мостов и удержанием пушки в равно¬
весии на специально сооруженных для этого катках. Перевозка пушки
Глава 22. Падение Константинополя
323
от Адрианополя до Константинополя заняла, как сообщают современ¬
ники, около двух месяцев.
Начало осады. Весной 1453 г. султан закончил последние приго¬
товления к походу. Вперед была выслана часть войска, которая овладела
последними городами Византии — Месемврией, Анхиалом, Визой и
Селимврией. Турки опустошили окрестности столицы: проастии, заго¬
родные имения, укрепления, башни и даже деревни — все было раз¬
рушено и сожжено; не успевшее бежать под защиту стен города насе¬
ление было взято в плен, перебито или переселено в другие места.
Вокруг обреченного города вместо некогда цветущих садов и виноград¬
ников, загородных вилл с фонтанами и прудами лежала безжизненная
пустыня. Вскоре двинулись к Константинополю и основные силы ос¬
манов. Вместе с войском к столице ромеев переправлялись бесчисленные
стенобитные и метательные машины, пушки и ядра, лестницы и за¬
ступы, порох и продовольствие — все, что было необходимо для осады
громадного города. Кроме многотысячной армии, пешей и конной,
двигались десятки тысяч вспомогательных отрядов и толпы разного
люда, жаждущего добычи и случайной поживы. Масса вьючных жи¬
вотных и повозок с различным оружием и провиантом дополняла
картину. Одновременно к Константинополю подошел многочисленный
турецкий флот, закрывший морские подступы к городу и с севера и с
юга.
Константинополь имел форму огромного треугольника, вершина и
две стороны которого омываются морем. Длина окружающих его стен
равнялась приблизительно 20 км. Стены, омываемые Мраморным морем
и волнами Босфора, были прочными и подступали вплотную к морю.
Было ясно, что не отсюда осажденным угрожает опасность. В продол¬
жение всей осады южная стена не отнимала сил у защитников города.
Наиболее слабо укрепленной была стена, идущая вдоль Золотого Рога,
имевшая и наибольшее количество ворот, так как залив был главной
гаванью города. Залив был перегорожен тяжелой цепью, протянутой
от стен города к крепостной башне Галаты и препятствующей входу
в него неприятельских судов, и северная стена была под охраной
стоявшего в заливе византийского флота. Численность его была крайне
невелика. В разных источниках она определяется по-разному, но ни
один из авторов-современников не насчитывал в нем более двух с
половиной десятков кораблей. Здесь были три генуэзских корабля, на
двух из которых прибыл на помощь городу Джустиниани, три корабля
с острова Крита, три больших венецианских торговых судна, два-три
корабля из Испании и Франции и несколько византийских крупных и
мелких, военных и торговых судов. Несмотря на свою малочисленность,
этот флот представлял в войне с турками серьезную силу, так как его
корабли значительно превосходили по качеству и вооружению суда
турок. Они имели высокие борта, позволяющие стрелкам и пушкарям
укрываться от стрел и ядер врага, и, кроме пушек, имели на вооружении
324
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
знаменитый «греческий огонь». Моряки Константинополя, а также
генуэзцы и венецианцы были гораздо более опытными в искусстве
морского боя и судовождения, чем экипажи турецких кораблей. Каза¬
лось, что цепь, перегораживающая залив, и стоящие за ней суда
надежно защищают северную стену Константинополя. Поэтому защит¬
ники города сосредоточили главные силы на обороне третьей, западной
стены, против которой расположились несметные полчища конных и
пеших войск султана и на которую должен был, несомненно, обрушиться
их основной удар.
Количество защитников города было ничтожно. Население Кон¬
стантинополя ко времени осады значительно сократилось, но и теперь
он насчитывал не менее 50 тысяч жителей. По словам Георгия Сфрандзи,
бывшего личным другом и секретарем Константина XI, незадолго перед
осадой император распорядился, чтобы стратиги и димархи (граждан¬
ские чиновники) составили каждый в своем районе города списки лиц,
«как светских, так и монахов, способных к военной службе, указав
также, какое каждый из них имел оружие для обороны». Когда эти
списки были представлены во дворец, Константин XI приказал Сфран¬
дзи лично произвести подсчет общего числа защитников города и
сохранять эти результаты в глубокой тайне. Итоги подсчета поразили
секретаря и императора, исполнив обоих, как говорит Сфрандзи, «гру¬
стью и великим унынием». Согласно спискам, готовых к защите граждан
было 4973 человека, «кроме иностранцев, которых едва ли насчиты¬
валось 2 тысячи». Боеспособных мужчин город имел, разумеется, на¬
много больше, но они почему-то не могли или не хотели принять
участия в его обороне.
Длина стены, обращенной к суше, была равна примерно 7 км;
следовательно, даже если бы две трети защитников города встали на
ее оборону, на каждого из них пришелся бы участок стены, равный
приблизительно полутора метрам. Но ведь немало воинов находилось
на судах, и сторожевые посты имелись и вдоль других стен города.
Цифра, сообщаемая Сфрандзи, фантастически ничтожна. Может быть,
в списках, которыми он занимался, действительно число воинов не
превышало 5000. Однако в ходе осады какая-то часть городского на¬
селения, как мы увидим, пришла на помощь своим защитникам и
принимала активное участие в боях. Но так или иначе количество
обороняющих город было совершенно недостаточным. Без помощи извне
город был заранее обречен на гибель.
Западная стена была двойной и наиболее укрепленной; перед ней
тянулся глубокий ров, наполненный водой. В северо-западном углу к
стене примыкала крепость — дворец Влахерны, на юго-западе *— кре¬
пость Кикловион (Семибашенный замок). Стена имела более ста бас¬
тионов, особенно мощных вблизи ворот, которых город имел на этой
стороне 7. Главными из них были ворота св. Романа, а к северу от
них — Харисийские (или Адрианопольские) и деревянные (Ксилопор¬
Глава 22. Падение Константинополя
325
та), к югу же от ворот св. Романа — ворота Царские и Золотые, ведущие
в крепость Кикловион. Против Харисийских ворот не было второй,
наружной стены и рва, который был вырыт по приказу Константина
XI только перед самой осадой. Несмотря на свою высоту и толщину,
стены потеряли былую прочность. Местами они настолько обветшали,
что защитники города, боясь разрушить их, не осмеливались ставить
на них пушки крупного калибра.
Гибель Константинополя была одним из крупнейших событий позд¬
него средневековья, и многие авторы на самых разных языках описали
последние дни византийской столицы. Известия и описания эти нередко
весьма противоречивы — и не только в деталях: сама оценка событий
в них различна. Среди всех авторов выделяются два: Сфрандзи и
Нестор Искандер. Сфрандзи пережил всю осаду и был участником и
свидетелем событий в городе от начала осады и до своего пленения.
Нестор Искандер — русский по происхождению, попавший мальчиком
в плен, вероятнее всего, к татарам и перепроданный или отправленный
ими к турецкому султану в его гвардию янычаров. Принужденный
переменить религию, он был воспитан в султанской военной школе и
стал янычаром. Воспитание янычаров осуществлялось в духе смертель¬
ной ненависти к «неверным», т. е. христианам, и беспредельной рабской
преданности своему повелителю. Войска янычаров составляли ядро
турецкого войска, султанскую гвардию, наиболее боеспособную часть
всех турецких военных сил. Но Нестор Искандер вопреки всему этому
мечтал о возвращении на родину, глубоко затаив ненависть к порабо¬
тителям. Участвуя в осаде в янычарских войсках султана, он был
душой с осажденными, радуясь всем их успехам и втайне оплакивая
их неудачи. Будучи очевидцем всего, что происходило вне города, в
стане его врагов, Нестор написал вскоре после падения Константинополя
повесть о его гибели. Произведение Нестора Искандера было написано
на древнерусском языке и в конце XV—начале XVI в. занесено на
Русь. Количество осаждающих Нестор определял в 258 тысяч человек,
что, по всей вероятности, является значительным преувеличением.
Впрочем, такую же цифру называет и Сфрандзи. Другие авторы оп¬
ределяют число турецких воинов в 150—200 тысяч человек. Близкие
к этому данные приводит византийский писатель Дука, который сооб¬
щает, что на одного защитника стен приходилось до 20 осаждающих.
Первый штурм. 2 апреля султан поставил свою палатку на невы¬
соком холме против ворот св. Романа; турки расположили свои войска
и 14 батарей пушек вдоль всей западной стены, сосредоточив основные
силы в центре, близ ставки султана, где была установлена и огромная
пушка Урбана. Одновременно отряды турок окружили с севера Галату,
чтобы заставить генуэзцев соблюдать обещанный ими султану нейт¬
ралитет. Турецкий флот прервал всякое сообщение Константинополя
с внешним миром по морю. Правое крыло турецкого войска составляли
отряды, переправленные из Азии, левое крыло состояло из отрядов
326
Л. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
европейских вассалов султана, хорошо вооруженных и закованных в
латы недавних врагов турок из Сербии, Болгарии и Греции. Позади
ставки султана, окруженной 15-тысячным войском янычаров, распо¬
ложилась конница, прикрывающая тыл осаждающих на случай, если
с Запада Константинополю будет послана помощь, слухи о которой не
переставали ходить до последних дней осады города.
Константин XI еще раз отправил на Запад и на острова воззвания
о помощи в посольство к султану — просить мира любой ценой. Но
султан не хотел никаких переговоров — он решил сделать Константи¬
нополь своей столицей. На рассвете 7 апреля в стане турок раздался
первый пушечный выстрел — битва за город началась.
Главные силы защитников города были стянуты к воротам св.
Романа, на штурм которых турки бросили свои основные силы и на
которые они обрушили огонь большинства своих батарей. Командовал
здесь Джустиниани, которому император доверил и общее руководство
обороной города. Начальство над флотом и оборона северной стены
были поручены Луке Нотаре; между ним и Джустиниани сразу же
возникло соперничество, и Лука Нотара отказался в один из критиче¬
ских моментов на западной стене помочь Джустиниани и передать ему
часть своей артиллерии. Сам Константин почти не покидал бастионов
у ворот св. Романа.
В течение первых дней осады турки ограничивались обстрелом
городских стен из пушек. Их артиллерия значительно превосходила и
по количеству и по качеству артиллерию греков и сыграла в падении
города одну из главных ролей. Правда, первые результаты обстрела
разочаровали султана. Бессистемно посылаемые в стены каменные ядра
раскалывались, они лишь крошили наружный слой стены, не причиняя
ей существенного вреда. Огромная пушка, которой не давали остыть,
вскоре разорвалась, причем пострадал и сам ее творец Урбан, которому
срочно пришлось отлить новую, стрелявшую без помех до конца осады.
Но скоро положение изменилось. Турецкие бомбардиры стали смазывать
жерла пушек маслом после каждого выстрела, а венгерский посол,
прибывший от Яноша Гуниади в лагерь турок, научил их искусному
приему обстрела и разрушения крепостных стен.
В первые дни обстрела осажденные не раз открывали ворота, со¬
вершая нередко удачные вылазки и нанося серьезный урон туркам.
Под стенами города завязывались ожесточенные рукопашные схватки,
но скоро, несмотря на успешный исход этих сражений, император
запретил вылазки. Они вели к потерям, которые никак не оправдывались
результатами. Отныне осажденные стали выходить за пределы стен
только ночью, тайно от турок.
8 апреля турецкие войска начали штурм города. «Откликнувше
свою безбожную молитву», — пишет Нестор, — после сильного обстрела
города из пушек, пищалей, метательных машин и луков, так что
«гражане от бесчисленного стреляния не можаху стоати на стенах»,
Глава 22. Падение Константинополя
327
турки «наподоша на град вкупе со всех стран, кликуще и вопиюще,
овыи со огны различными, овые с лествицами, овые с стенобитными
хитростьми и иными многы козни на взятие града». На головы осаж¬
дающих лили кипяток, кипящую смолу, сыпали камни; в них стреляли
из луков, пищалей и пушек. Причем греки заряжали свои небольшие
пушки пулями в лесной орех величиной, в заряде их было от 5 до 7 —
этим достигалось одновременное поражение одним выстрелом несколь¬
ких врагов. Колокола бесчисленных церквей города звонили непрерыв¬
но, дым от пушечных выстрелов и пыль слепили глаза, в городе
раздавались плач и рыдания, дико вскрикивали раненые и умирающие,
неумолчными боевыми криками сражающиеся подбадривали друг друга,
звенели мечи и сабли, все слилось в сплошной грохот и «не бе слы-
шати, —говорит Нестор, —друг друга, что глаголет». Трупы падали
с обеих сторон, убитыми и ранеными турками скоро наполнились рвы,
груды тел лежали у стен, по которым стекала кровь. Новые отряды
турок бросались на бастионы, поднимаясь по мертвым телам, как по
ступеням. Но скоро отступили, оставив у стен города, по словам Нестора,
до «8 тысяч всех убиенных». Не предпринимая нового штурма, султан
возобновил обстрел города.
Морская победа византийцев. 20 апреля произошло первое морское
сражение. Еще задолго до осады Константин XI отправил на острова
Эгейского моря своих архонтов и стратигов закупить продовольствие.
В апреле 4 генуэзских корабля, нанятые императором, и один корабль
Константина, везший хлеб с Пелопоннеса (по другим данным — из
Сицилии), вынуждены были задержаться у острова Хиоса из-за про¬
тивного северного ветра. Ветер переменился через несколько дней, но
когда корабли подходили к городу, он был подвергнут уже полной
блокаде. 5 судов были встречены несколькими сотнями кораблей и
лодок турецкого флота, начальник которого болгарский феодал — ре¬
негат Балта-оглу решил захватить идущие в Константинополь суда.
Корабли греков и генуэзцев, не сбавляя хода, двигались к городу,
несмотря на тучи стрел, обрушившихся на них. По словам Дуки, стрел
было так много, что они мешали гребцам погружать весла в воду.
Большие и прекрасно вооруженные корабли императора топили суда
турок вместе с людьми, громили скучившийся флот турок из пушек и
метательных машин, жгли его «греческим огнем».
Сражение разыгралось в виду города. С затаенным дыханием жители
Константинополя следили за ходом боя. На берегу в пышном окружении
своей свиты следил за ходом битвы и сам султан Мехмед II, удивление
и досада которого возрастали с минуты на минуту. Рассказывали, что
в один из самых критических моментов, видя бессилие и гибель своих
моряков, в отчаянных усилиях стремившихся на глазах своего пове¬
лителя взять на абордаж греков, Мехмед II в крайнем возбуждении
въехал на коне в море, как будто хотел сам помочь своим кораблям.
Несмотря на страшный урон, который терпели турки, султан заставил
328
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
повторить атаку, но она закончилась еще более плачевно: турецкие
суда тонули и горели вместе со своими экипажами, а все пять кораблей
греков и генуэзцев уже входили в гавань города. По сообщению Сфран¬
дзи, турецкий флот потерял в этом сражении десятки судов и свыше
12 тысяч убитыми.
Борьба на стенах. Одновременно с обстрелом города и первыми
попытками штурма, отбитого защитниками стен, султан приказал рыть
подкоп под Харисийские ворота, намереваясь взорвать их и открыть
проход в город для осаждающих. Но греки узнали о подкопе турок и
под руководством «германца Иоанна, весьма искусного в военных под¬
копах и в изготовлении пороха», стали рыть встречный подкоп, куда
заложили много пороха. Когда между подкопами турок и греков осталось
ничтожное расстояние, греки взорвали порох вместе с находившимися
под землей турками. Еще несколько попыток разрушить стены с по¬
мощью подкопов не дали результатов; скалистый грунт делал работу
страшно трудной, и турки скоро отказались от этого способа разрушения
стен города.
В воротах св. Романа и на других участках стены уже появились
между тем широкие бреши. Чтобы проложить к ним дорогу через ров,
султан бросил толпы людей на работы по его засыпке. Под обстрелом
греков, неся огромные потери, тысячи людей устремились ко рву,
бросая в него камни, связки хвороста, бревна, пустые бочки, мешки с
песком и землей. В тесноте, под градом стрел, ядер и камней, летящих
со стен, обезумевшие от ужаса и ярости люди сталкивали в ров друг
друга, «а идущие позади, — по словам Сфрандзи, — безжалостно бро¬
сали на них сучья и землю, засыпая их всех этим и живыми отправляли
в ад». Ров засыпйли, но едва наступала ночь, как осажденные под
покровом темноты очищали его, и на утро ров приобретал свой обычный
вид.
Султан приказал изготовить огромную осадную башню, имевшую
несколько ярусов. На одних ее этажах были установлены пушки, на
других было помещено множество различных материалов для засыпки
рва, на третьих находились всевозможные осадные орудия, лестницы
и крючья для осады стен. Снаружи башня была покрыта тремя рядами
сырых воловьих шкур, которые должны были предохранить ее от огня,
если бы осажденные попытались ее сжечь. Башня была поставлена на
колеса, и ее пушки дали одновременный залп по воротам св. Романа.
Залп снес до основания бастионы вблизи ворот. Башня тотчас была
придвинута ко рву, и пока одни стреляли из ее пушек, другие засыпали
ров находящимися в ней материалами. Ров был засыпан, башня при¬
двинута, но утомленные турки были отбиты и глубокой ночью пре¬
кратили свои атаки, надеясь, «что рано утром они без большого труда
войдут в город».
И вот ночью, рассказывает Сфрандзи, под руководством Джусти-
ниани, ободряющего своих воинов, и в присутствии императора со
Глава 22. Падение Константинополя
329
многими горожанами, «пришедшими на помощь, совершив великий
труд, рвы очистили, упавшую башню (ворот св. Романа) с неимовер¬
ными усилиями восстановили, а неприятельскую осадную машину...
сожгли. Когда же около третьего пения петухов появились с радостью
неприятели, надеясь... легко войти в город, и когда они увидели, что
их надежды тщетны, они были поражены. Дивился искусству наших
и султан, весьма опечаленный и посрамленный, и, дивясь, говорил:
„Если бы и 37 тысяч пророков сказали мне, что эти нечестивцы, —
т. е. мы, — в одну ночь могут сделать, что они сделали, — я бы не
поверил"».
Потерпев неудачу со штурмом западной стены, султан решил уси¬
лить натиск на северную, наиболее слабую стену. Но для этого нужно
было, чтобы суда турок вошли в Золотой Рог. Попытки порвать цепь
были безуспешными. Охранявший ее императорский флот и суда ге¬
нуэзцев и венецианцев наносили большой урон турецким кораблям,
осмеливавшимся приближаться к цепи. Тогда султан решил перетащить
в залив свои суда волоком по суше. Позади Галаты была выравнена
и устлана досками дорога длиной 8 км, соединявшая берега Босфора
с Золотым Рогом. Генуэзцы Галаты ничем не помешали этим приго¬
товлениям турок. Поведение торговцев Лигурийской республики в те¬
чение всей осады Константинополя вообще было вероломным. С одной
стороны, они боялись падения столицы империи, опасаясь, что останутся
после этого один на один с могущественным врагом и могут быть в
любую минуту раздавлены по малейшему капризу султана, несмотря
на все их с ним договоры. Но еще более они боялись открытого разрыва
с султаном. Поэтому ночью они нередко помогали своим соотечествен¬
никам в Константинополе, а днем — туркам.
Когда помост был готов, он был обильно смазан салом и жиром, и
в ночь на 22 апреля в Золотой Рог было перетащено 80 турецких судов.
Затем от северного берега Галаты в глубь залива был построен плавучий
деревянный настил, на котором были установлены пушки для обстрела
кораблей греков и городских стен. Эти меры султана вызвали уныние
среди осажденных. Приходилось снимать часть и без того слабых сил
с западной стены, чтобы усилить оборону северной. На военном совете
в Константинополе было решено сжечь корабли турок «греческим ог¬
нем». Вызвалось 40 добровольцев — смелых и сильных юношей из
греков и итальянцев. Они должны были ночью на трех легких быст¬
роходных судах подкрасться к флоту турок, поджечь его и деревянный
помост. Но узнавшие об этом генуэзцы Галаты, стараясь снискать
расположение султана, предупредили турок. Смельчаки попали в засаду
и были схвачены, успев поджечь лишь один корабль. Все взятые в
плен были казнены; в ответ император приказал казнить 260 пленных
турок, головы которых были выставлены на стенах на виду осаждавших.
Неудача сильно опечалила греков. Раздоры между генуэзцами и вене¬
цианцами усилились.
330
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
Попытки султана добиться успеха со стороны залива не принесли
большого успеха. Турецкий флот, ведя перестрелку с кораблями осаж¬
денных, так и не осмелился, несмотря на превосходство в численности,
завязать с ними сражение. Пушки, установленные на помосте, почти
не беспокоили защитников стен: ядра на излете лишь царапали стены,
а греческие суда легко уходили из-под обстрела. Скоро пушки с дере¬
вянного настила были сняты и снова установлены против западной
стены города.
Падение Константинополя. В городе между тем росла нужда. Ис¬
тощались запасы продовольствия. Константин XI все еще продолжал
надеяться на помощь Запада. Но, говорит Нестор, «не бысть ниоткуда
помощи», на Пелопоннесе «понеже распря велия», другие же, «не
восхотеша помощи, но глаголаху в себе: не дейте, но да возмут и
турки, а у них возьмем Царьград». Богачи города не захотели пойти
на жертвы. Они зарывали деньги и ценности в землю. Когда император,
как пишет Сфрандзи, распорядился, чтобы не принимавшие участия
в обороне города «выделяли из своих запасов, соразмерно с достатком
каждого, хлеб и все съестное сражающимся и воинам, охраняющим
башни», среди богачей поднялся ропот. Многие из них припрятали
продовольствие, надеясь нажиться на нужде изнемогавшего в неравной
борьбе города. Император решился на частичную реквизицию драго¬
ценной церковной утвари, чтобы перелить ее в монету для выплаты
жалованья наемникам. Духовенство ответило на эту меру бешеной
агитацией против императора и латинян. Оно побуждало темные эле¬
менты к бунтам и мятежам, сеяло в народе семена неверия в благо¬
приятный исход осады, распространяя басни о том, что турки все равно
войдут в город, но будут остановлены у колонны Константина близ
храма Св. Софии посланцем Бога — ангелом с мечом и будут изгнаны
и из Европы и Азии. Росла паника, бродили слухи о всяких видениях
и знамениях. Все это ослабляло энергию сражавшихся, в то время как
наступали решительные дни осады. Силы защитников таяли: воины,
не имеющие возможности хорошо отдохнуть ни днем, ни ночью, сра¬
жаясь бессменно на своих постах, были вконец измучены. Огромны
были потери турок, но и число защищавших стены быстро убывало.
Согласно Нестору, 24 апреля турки «начаша бить град непрестанно»
в одно место и «сбиша стены сверху яко саженей пять...» Ночью греки
заделали пролом, но утром обстрел возобновился и ко вновь образо¬
вавшейся бреши устремились турки. Они штурмовали город «всеми
силами, по земле же и по морю». «Градцкие же люди, — пишет Не¬
стор, — вшед на стенах от мала до велика, но и жены мнози и про-
тивляхуся им и бьяхуся крепце». С наступлением ночи турки отсту¬
пили, «и не бе тою нощи слышати ничто же, разве стонанье и вопль
сеченых людей, но же и еще живы бяху».
Иногда греки оставляли проломы незаделанными. Утром турки,
видя это, думали, что у отчаявшихся защитников города уже не хватает
Глава 22. Падение Константинополя
331
сил на то, чтобы днем вести битву, а ночью восстанавливать разру¬
шенное, и плотной толпой бросались к брешам. Но установленные в
них пушки разом давали залп по вплотную подошедшим отрядам,
производя в них страшные опустошения. Иногда защитники города,
как рассказывает Нестор, зарывали на подступах к стенам сосуды с
порохом, «и яко приступиша множество людей рвы засыпати, абие
гражане зажгоша сосуды... и взгреме земля... и падаху с высоты людии
и древеса: ины в град, а ины в враги».
В середине мая Мехмед II собрал большой совет, на котором было
решено изменить тактику боя. На совете постановили придвинуть к
стенам башни и лестницы одновременно во многих местах, чтобы
разделить «граждан по всем местам на сопротивление, абие приступили
крепко к разрушенному месту». Разрушенных мест было уже много
вдоль стены. Рвы были полузасыпаны, опытных воинов на стенах
осталось немного. Мехмед решился на генеральный штурм и произвел
перегруппировку сил осаждающих. 26 мая начался усиленный обстрел
города из всех турецких пушек. В городе знали о предстоящем штурме
и также готовились к нему. Император объезжал город, в церквах
служились молебны, стены обходили священники, женщины и дети с
иконами, воины исправляли то, что возможно было исправить, горожане
помогали им, к стенам тащили камни, бревна, песок, порох, оружие.
Из лагеря осаждающих также доносился непрерывный глухой гул —
там полным ходом готовились к решительному штурму. Муллы и
дервиши обещали туркам мусульманский рай за смерть во славу про¬
рока, призывали поститься и творить омовения перед боем. Султан
велел объявить о великой награде тому, кто первый взойдет на стены,
о том, что он отдаст имущество и самих жителей во власть победителей,
разрешая три дня свободно грабить город, сохраняя для султана лишь
его строения. В течение всей ночи на 29 мая лагерь турок и их флот
в заливе сверкали морем огней — это турки жгли костры и факелы,
заканчивая свои приготовления и распевая молитвы.
На рассвете 29 мая турецкие батареи дали одновременный залп по
городу и полчища турок на всем протяжении западной стены двинулись
на город, турецкий флот и плоты одновременно направились к северной
стене. Начался генеральный штурм. В передних рядах турецкого войска
шли легковооруженные части, задачей которых было утомить осаж¬
денных. Бой барабанов, звуки боевых труб и крики осаждающих, шум
оружия оглушили защитников стен. Бой запылал, по выражению
Сфрандзи, «как печь». Дважды турки откатывались назад, оставляя
груды убитых в проломах и у основания стен. Кричали умирающие,
обожженные кипятком и смолой, пораженные камнями и стрелами,
звонили колокола, город наполнился криком и плачем женщин и детей,
дым и пыль застилали солнце. На стороне залива бой носил менее
ожесточенный характер, турецкие суда были легко отражены от стен
с помощью кораблей греков и латинян. Но несмотря на потери и
332
А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин
усталость своих воинов, султан бросал к проломам новые и новые
полчища, его янычары, чауши и равдухи бичами, палками и ятаганами
гнали воинов в битву, предавая смерти всех, кто в ужасе поворачивал
назад.
Сам император Константин и Джустиниани принимали участие в
ожесточенных рукопашных схватках, подавая пример своим воинам.
Но вот в один из наиболее критических моментов битвы генуэзец был
ранен и, видя собственную кровь, весь вдруг переменился, как говорит
Сфрандзи, «и если раньше проявлял мужество, то теперь от страха
разинул рот и вообще после этого стал ни к чему не годен». Несмотря
на то что рана была легкой, несмотря на мольбы императора, он
покинул пост, уйдя на свой корабль в заливе и переправившись в
Галату. Уход командующего дезорганизовал обороняющихся, генуэзцы,
а затем и другие латиняне стали покидать стены. Султан же бросил
в это время на штурм резервы, свою гвардию — отборное войско яны¬
чаров. На стенах стали появляться воины в чалмах, их сбрасывали,
рубили, но они снова и снова мелькали среди осажденных все в большем
количестве. Говорили, что часть их прорвалась через оставленную по
небрежности незапертой калитку близ Харисийских ворот. Ряды за¬
щитников дрогнули, еще мгновение — и они в ужасе обратились в
бегство, турки ринулись в город.
Император с небольшой группой окружавших его воинов не ушел
от стен, яростно отбиваясь от наседавших со всех сторон врагов. По¬
следние защитники стен и сам император полегли в неравном бою под
турецкими ятаганами.
Турки спешили, соперничая друг с другом, ограбить павший город.
Толпы их рассыпались по городу. На северной стене еще продолжался
бой, но когда обороняющие город со стороны залива увидели врагов
позади себя, они стали в страхе, давя друг друга, прыгать со стены,
спеша к своим судам, куда уже устремились латиняне и толпы жителей
города. Переполненные корабли быстро отчалили от берега, оставляя
на берегу в ужасе мятущуюся толпу, простиравшую руки к уплывающим
в Галату. Толпы людей в один час наполнили храм Св. Софии. Женщины
и дети, богатые и бедные — все, кто успел, сбежались сюда в поисках
последнего убежища. Но чуда не случилось. Дверь рухнула под ударами
топоров — турки ворвались, перерезав кучку пытавших оказать им
вооруженное сопротивление. «Кто расскажет о плаче и криках детей, —
пишет Дука, — о вопле и слезах матерей, о рыданиях отцов, — кто
расскажет? Тогда рабыню вязали с госпожой, господина — с неволь¬
ником, архимандрита — с привратником, нежных юношей — с девами.,
а если они силой отталкивали от себя, то их избивали». В несколько
часов Св. София была разграблена, а наполнившие ее жители города
превращены в рабов. Врываясь в дома, турки убивали старых и больных,
младенцев бросали на улицы под ноги бегущих, вязали молодых и
сильных и забирали имущество. Три дня и три ночи продолжался
Глава 22. Падение Константинополя
333
грабеж. Десятки тысяч пленных были выведены из Константинополя
и обращены в рабство. Местами население оказывало сопротивление.
«Народ же, — пишет Нестор, — по улицам и по дворам не покоряхуся
туркам, но бьюхуся с ними... вне града сущими и внутри града, и в
день одолеваемы бежаху и скрывахуся в пропастех, а к ночи вылазяху
и побиваху турков, а инии людии, и жены и дети метаху сверху полат
керамиды и плиты и паки зажигаху кровли палатные древяные и
метаху на них с огни, и пакость деяху (туркам.— Г. Л.) велию...»
Через три дня султан объявил «великую милость» — прекращение
убийств, грабежа и пленения — и торжественно въехал в город, посетив
тотчас храм Св. Софии и приказав превратить его в мечеть. Он рас¬
порядился найти труп императора, и тот был найден под грудой мертвых
тел, опознанный по багряным сапожкам с золотыми орлами. Его от¬
рубленная голова была выставлена на колонне на обозрение «райе» —
порабощенному населению города. Константинополь пал. Византия
прекратила свое существование.
Вскоре, едва через 8 лет, была ликвидирована независимость по¬
следних осколков империи: в 1456 г. пали Афины, в 1460 г. — Морея,
в 1461 г. почти без боя сдался могущественный город-крепость Трапе-
зунд.
Пораженная Европа, «попущением» которой пал последний оплот
борьбы против турок на Балканах, узнала, что столицей могущественной
Османской империи стал Стамбул — крупнейший в Европе город, не¬
когда бывший Константинополем.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Византийская империя просуществовала целое тысячелетие, и на
протяжении веков она играла крупнейшую политическую роль в жизни
средневековых государств Европы и Ближнего Востока. К слову кон¬
стантинопольского василевса прислушивались в Багдаде и в Алексан¬
дрии, на лагунах республики св. Марка, в Киеве и Регенсбурге. Но
гораздо бблыпую роль, чем златопечатные грамоты, исходившие из
Большого дворца, сыграли в истории человечества трудолюбивые руки
греческих мастеров: ювелиров, ткачей, костерезов, тех безыменных
тружеников, которые переписывали книги древних авторов, и тех, кто
возводил из камня и кирпича дворцы и церкви; хитроумных механиков,
которые сооружали приводимые в движение водой автоматы, — короче
говоря, всех тех, у кого средневековая Европа почтительно перенимала
мастерство. Ведь еще после падения Константинополя французский
король Людовик XI разыскивал греческих ткачей для своих ману¬
фактур!
Византия внесла крупный вклад в историю культуры человечества.
Но этого мало. Мы должны быть признательны византийцам за то,
что они сумели понять и сохранить до нашего времени замечательные
памятники эллинской цивилизации, такие непохожие, более того —
такие чуждые официальной образованности Ромейской империи. Имен¬
но с помощью византийцев вкусило итальянское Возрождение могучую
прелесть Гомера, именно константинопольские писцы добросовестно
сберегли сочные шутки Аристофана и Лукиана.
Византия была одним из средневековых государств, и как каждое
из них, она обладала своими особенностями, ей одной только свойст¬
венными чертами общественных отношений и культуры. И вместе с
тем Византия — одно из феодальных государств: ее развитие в общем
и целом не отличалось от развития других стран средневековья. Она
начинает свою историю с мучительного процесса разрушения рабовла¬
дельческих порядков и укрепления (в значительной мере — благодаря
вторжению славян) крестьянской общины. Старый рабовладельческий
полис переживал в ту пору глубокий упадок, и в связи с этим значи¬
тельно сократилось товарное производство.
Заключение
335
Второй этап византийской истории — время натиска феодалов на
крестьянскую общину. В силу различных особенностей (тут сыграли
свою роль и прочность славяно-византийской общины и сохранение
традиций римской государственности) этот натиск первоначально при¬
нял централизованный характер: свободные общинники были превра¬
щены в государственных крепостных. Лишь постепенно и сравнительно
медленно складывалась в Византии вотчинная система эксплуатации
феодально-зависимого населения. Одновременно с этим снова стало
крепнуть ремесленное производство, расширялись торговые связи и
появлялись — где на старых развалинах, где в новых местах — сред¬
невековые города.
В XII в. дали себя знать первые симптомы кризиса: укрепление
феодальной вотчины составляло экономическую основу процесса де¬
централизации страны. Рост провинциальных городов, оттеснявших
понемногу Константинополь, еще более способствовал этому. К тому
же и внешнеполитическая обстановка становилась все более угрожа¬
ющей. С Востока на империю надвигались полчища сельджуков, за
которыми вскоре последовали турки-османы. На Западе выросли пат¬
рицианские республики (Венеция и Генуя), постепенно вытеснявшие
византийских ремесленников со средиземноморских рынков, даже в
самом Константинополе. Венецианцы и генуэзцы находили поддержку
у феодалов империи, продававших им хлеб и вино и покупавших у
них ткани и изделия из металла.
Развитие предкапиталистических отношений оказалось в Византии
крайне слабым и затронуло по преимуществу деревню, которая в
XIV—XV вв. все более втягивалась в широкую средиземноморскую
торговлю. Однако разгром народных движений в середине XIV в. зна¬
меновал торжество феодальных сил.
История южных славян в средние века теснейшим образом пере¬
плетается с историей империи ромеев. На территории Восточной Рим¬
ской империи возникли первые государства болгар и сербов, и вся их
ранняя история протекала в постоянной борьбе с Византией, в ходе
которой они неминуемо вступали в хозяйственные и культурные сно¬
шения с ней. Было время, когда сербская и болгарская территории
включались в состав Византийского государства, но бывало и так, что
болгарский или сербский царь вступал победителем в греческие города.
Славяне принимали от империи христианство, они учились у Византии
и ремеслу и письму, и в то же время сами оказывали влияние на
общественный и политический строй Византии.
Их политические судьбы были тесно связанными до самого конца
средневековья, и Византия и южнославянские государства пали перед
полчищами турок, овладевших в середине XV в. почти всем Балканским
полуостровом.
Обо всех этих событиях и рассказывает данная книга.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Глава 1. Восточная Римская империя и «варвары» в IV—V вв 7
Глава 2. Попытки реставрации Римской империи и классовая борьба в 21
VI в
Глава 3. Падение рабовладельческой системы в Восточной Римской импе¬
рии и расселение южных славян на Балканском полуострове
(конец VI—VII вв.) 36
Глава 4. Физико-географическая и административная карта Византии в
VIII в 54
Глава 5. Византийская община в эпоху генезиса феодализма (VIII—X вв.) 66
Глава 6. Развитие феодальных отношений в Византии в X—XII вв. . . 84
Глава 7. Византийский город в IX—XII вв 101
Глава 8. Государственный аппарат и церковь Византийской империи в
IX—XII вв 116
Глава 9. Византийская культура IX—XII вв 132
Глава 10. Болгария, Византия и Великоморавское княжество в IX в. . . 149
Глава 11. Болгарская держава во второй половине IX—первой половине
X в 163
Глава 12. Падение Болгарского государства 175
Глава 13. Южнославянские народы под властью Византии 187
Глава 14. Первый крестовый поход, славяне и Византия 201
Глава 15. Византия и четвертый крестовый поход 214
Глава 16. Латинская империя и гегемония Болгарии на Балканах .... 230
Глава 17. Византийская деревня и город в XIII—XV вв 244
Глава 18. Восстание зилотов 258
Глава 19. Гегемония Сербии на Балканах в XIV в 272
Глава 20. Дубровник в XIII—XIV вв 288
Глава 21. Борьба южных славян против турецкого завоевания 303
Глава 22. Падение Константинополя 316
Заключение 334
Сдано в набор 20. 11. 1997 г. Подписано в печать 30. 03. 1998 г. Бумага офсетная.
Формат 60х8871б. Печать офсетная. Объем 21 а. л. Тираж 2000 экз. Заказ № 3585
Отпечатано с готовых диапозитивов в Санкт-Петербургской типографии «Наука»
РАН: 199034, Санкт-Петербург, 9 линия, д. 12
%Щ№ф№$т*$Ъ *Щ ™J;
тжШ№Ьщ fart sg|
*£й>й *
|Ш