Естествоиспытатели

и атеизм

Научно-атеистическая библиотека

Академия общественных наук при ЦК КПСС

Институт научного атеизма
Издательство «Мысль» · Москва · 1973

Естествоиспытатели

и атеизм
Критика религии выдающимися

естествоиспытателями XIX—XX вв.
Ч. Дарвин

И. М. Сеченов

Д. И. Менделеев

М. Бертло

И. И. Мечников

К. А. Тимирязев

И. П. Павлов

И. В. Мичурин

К. Э. Циолковский

2
Е 86
Главная редакция
учебной литературы ВПШ и АОН
при ЦК КПСС
Редакционная коллегия:
академик П. Н. ФЕДОСЕЕВ,

доктор философских наук X. Н. МОМДЖЯН,

доктор философских наук А. Ф. ОКУЛОВ

(председатель),
доктор философских наук А. Д. СУХОВ,

кандидат исторических наук М. М. ПЕРСИЦ

(ученый секретарь)
Составитель, автор предисловия

и примечаний А. Д. СУХОВ
„ 0158 099
Е	-53-73	я,
004 (01)-73	(© Издательство «Мысль», 1973 г.

Предисловие
История атеизма XIX и XX столетий ознаменовалась

включением в борьбу с религией ряда крупнейших уче¬

ных в области естественных наук. Их атеистические

взгляды явились логическим завершением длительного

развития естественнонаучного материализма и атеизма.
Это направление в естествознании было основатель¬

но проанализировано В. И. Лениным в «Материализме

и эмпириокритицизме». Показав теснейшую, неразрыв¬

ную связь материалистических убеждений естествоиспы¬

тателей с исследованием природы, В. И. Ленин в следу¬

ющих словах охарактеризовал естественнонаучный,

или, как он называл его, естественноисторический, мате¬

риализм: «...стихийное, несознаваемое, неоформленное,

философски-бессознательное убеждение подавляющего

большинства естествоиспытателей в объективной реаль¬

ности внешнего мира, отражаемой нашим сознанием» 1.

В. И. Ленин показал, что, даже не будучи знакомым

с материалистическими учениями, естествоиспытатель

в своей специальной области исследования хотя и не¬

произвольно, но тем не менее, как правило, весьма про¬

чно становится на материалистические позиции.
Естественнонаучный атеизм—это, собственно, одна

из сторон, граней естественнонаучного материализма,

его следствие. Придерживаясь стихийно-материалисти¬

ческих воззрений в своем научном творчестве, естество¬

испытатель обычно обходится здесь без каких бы то ни
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 367.

6
было религиозных мотивов. Более того, воссоздание

подлинной картины мира естествознанием, научный под¬

ход к вопросам, поставленным и «решенным» в «священ¬

ном писании» или творениях религиозных авторитетов,

неизбежно приводят к столкновению естественнонауч¬

ных теорий с религиозными догматами. Естественнона¬

учные открытия приобретают огромный атеистический

потенциал. В ходе борьбы науки и религии последняя

получала от естествознания не менее чувствительные

удары, чем от философского атеизма.
Процесс эволюции естественнонаучного материализ¬

ма и атеизма направлен к тому, чтобы преодолеть про¬

стое противопоставление научных открытий представле¬

ниям религии, дать критику последних. К тому же

естественнонаучный материализм и атеизм не находятся

в строгой изоляции от философии. Постановка в науках

о природе кардинальных проблем, соприкасающихся

с мировоззрением, стимулирует философский поиск

и направляет натуралиста к философии. При этом и сам

естественнонаучный материал, и вся логика научного ис¬

следования предопределяют наиболее верный выбор.

В. И. Ленин отмечал «неразрывную связь стихийного

материализма естественников с философским материа¬

лизмомі...» К Естественнонаучный атеизм также стремит¬

ся преодолеть свои рамки и сомкнуться с философским

атеизмом. Это стремление особенно дает себя знать

в XIX и XX столетиях, когда естествознание оконча¬

тельно переросло эмпирический уровень и совершило

целый ряд великих открытий.
О тяготении естественнонаучного материализма и

атеизма к материалистической философии свидетельст¬

вует и творчество тех ученых, произведения которых

составили эту книгу.
Имена этих великих деятелей естествознания, пере¬
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 367,

7
довых людей своей эпохи, пользуются широкой извест¬

ностью. С их научными открытиями знакомятся еще на

школьной скамье, биографическую справку о любом из

них можно без труда найти в самых общедоступных эн¬

циклопедиях и словарях. Как правило, не представляют

собой библиографической редкости и их сочинения.

Однако те фрагменты в их творчестве, в которых реша¬

ются проблемы атеизма и подвергается критике рели¬

гия, по существу затеряны среди работ специального ха¬

рактера и являются трудно доступными для пропаган¬

дистов атеизма и людей, интересующихся развитием на¬

учного мировоззрения. Задача настоящего издания —

облегчить к ним доступ широкого круга читателей.
При этом надо иметь в виду, что собственно естест¬

веннонаучные работы этих исследователей остались за

пределами настоящего издания, хотя во многих из них

содержатся концепции, противоречащие религии. Такова,

например, работа Ч. Дарвина «Происхождение дидов

путем естественного отбора». В ней нельзя обнаружить

каких-либо прямых нападок на религию, но эта книга,

научно объяснив происхождение и развитие биологи¬

ческих видов, нанесла сокрушительный удар по религи¬

озной «концепции» сотворения мира, и именно к ней

прежде всего относятся слова В. И. Ленина: «...Дарвин

положил конец воззрению на виды животных и расте¬

ний, как на ничем не связанные, случайные, «богом со¬

зданные» и неизменяемые, и впервые поставил биологию

на вполне научную почву, установив изменяемость ви¬

дов и преемственность между ними...» 1 К этой же кате¬

гории произведений относится книга И. М. Сеченова

«Рефлексы головного мозга» и другие естественнонауч¬

ные труды, сыгравшие немалую роль в борьбе науки

против религии. Сборник «Естествоиспытатели и атеизм»

содержит лишь прямые высказывания против религии.
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 1, стр. 139.

8
Некоторые произведения, вошедшие в сборник, нахо¬

дятся на стыке наук и могут быть причислены к истории

философии и атеизма, с одной стороны, и к истории

естествознания — с другой. Таковы «Этюды о природе

человека. Опыт оптимистической философии», «Этюды

оптимизма», «Сорок лет искания рационального миро¬

воззрения» И. И. Мечникова, «Наука и демократия»

К. А. Тимирязева.
Прочная опора на естественнонаучные открытия,

органическое соединение естествознания с критикой ре¬

лигии— типичная черта атеистических материалов дан¬

ного сборника. Это абсолютно исключает оценку их

как «дилетантских». Атеистические выводы дополняют

и продолжают исследование специальных научных

проблем.
Так, Ч. Дарвин обосновывает вывод о несостоятель¬

ности телеологического доказательства бытия божьего,

апеллируя к установленным им закономерностям есте¬

ственного отбора. После его авторитетной экспертизы

догмат о боге, целесообразно устроившем мир, утра¬

тил даже видимость доказательности. А разрабатывая

проблему происхождения человека, Дарвин приходит

к заключению, что религиозные представления — это пе¬

чальные и косвенные последствия высоких умственных

способностей, показывая в то же время, что они — прехо¬

дящее явление, свойственное низкой ступени развития

силы суждения.
Убедительно критикует религиозно-идеалистическое

учение о душе И. М. Сеченов. Опираясь на свою теорию

рефлексов, он демонстрирует несостоятельность доводов

о том, что душа — отличное от тела, самостоятельное,

самодеятельное и свободное начало. Не менее острая

полемика последователя И. М. Сеченова — И. П. Пав¬

лова с «анимистами» базируется на многолетнем изуче¬

нии им высшей нервной деятельности.
И. И. Мечников не просто убеждает в легендарности

9
представлений о бессмертии души, но и выясняет, что

они связаны с неполноценностью существования чело¬

века, не успевшего и не могущего реализовать своих

возможностей и намерений. Преодоление этих мисти¬

ческих идей ученый видит в осуществлении «ортобио¬

за» — полноценного жизненного цикла.
Таким образом, атеистические мысли ученых-естест-

воиспытателей, публикуемые в предлагаемом вниманию

читателя сборнике, не досужие размышления, а компо¬

нент их научной деятельности.
Атеистические выступления естествоиспытателей за¬

трагивают не только религию, но и некоторые другие

аналогичные религии явления, базирующиеся на при¬

знании сверхъестественного и вере в него и так же, как

и религия, противоречащие науке. Среди этих родствен¬

ных религии явлений особое внимание во второй полови¬

не XIX — начале XX в. привлекал спиритизм. Это псев¬

донаучное суеверие пустило корни среди тех слоев насе¬

ления, которых религия полностью удовлетворить не

могла. Значительная заслуга в разоблачении- этого ма¬

скирующегося под науку мистического учения принад¬

лежит Д. И. Менделееву.
По его предложению Физическим обществом при Пе¬

тербургском университете была создана комиссия для

исследования спиритизма. В ее работе Менделеев при¬

нимал деятельное участие: он изучил многочисленные

материалы, связанные со спиритическими явлениями,

вместе с другими членами комиссии детально ознако¬

мился с медиумическими сеансами. Его работа «Мате¬

риалы для суждения о спиритизме» до сих пор пред¬

ставляет собой наиболее обстоятельное исследование,

посвященное критическому анализу медиумических яв¬

лений.
Отдельные неточные суждения, встречающиеся на

страницах сборника и связанные с некритическим вос¬

произведением некоторых положений буржуазного рели-

10
гиоведения, незнанием или недопониманием марксист¬

ского учения о корнях религии и т. д., с лихвой пере¬

крываются разносторонней естественнонаучной критикой

религии, которая подкрепляется позитивным решением

рассматриваемых проблем и нередко сопровождается

философской аргументацией. Конкретные замечания по

тексту содержатся в примечаниях.
Известная динамичность естественнонаучного ма¬

териализма может реализоваться не только в посту¬

пательном движении к философскому материализму

и атеизму, но и в скатывании к идеализму, религии.

В. И. Ленин характеризовал отречение от естественно¬

научного материализма как «во всех отношениях реак¬

ционное явление...»1. Отступления от науки к поповщине

подвергались критике и со стороны естествоиспытате-

лей-атеистов. К. А. Тимирязевым эти отступления оцени¬

вались как «погоня за чудом», «умственный атавизм»,

«аберрации человеческого ума». Иронические и мет¬

кие замечания в адрес «жертв анимизма» направлял

И. П. Павлов. Фактическую беспочвенность каких бы

то ни было спекуляций на именах крупных ученых, от¬

дающих дань антинаучным построениям, показал

Д. И. Менделеев: эти уступки ученых не имеют отноше¬

ния к их основной научной деятельности.
Сознание ученых, в мировоззрении которых имеются

те или иные мистические наслоения, крайне эклектично,

противоречиво и некомпетентно за пределами естество¬

знания. В противоположность этому выход естествоиспы¬

тателей в сферу атеизма не вызывает мировоззрен¬

ческих коллизий и дает такие научные результаты, кото¬

рые не теряют своей значимости и впоследствии.
Взгляды ученых-материалистов отличает вера в

огромные возможности науки, оптимистическая оценка

исхода борьбы между наукой и религией, убежденность
1 р. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 37Q.

11
в том, что ей, а не религии принадлежит будущее. «На¬

ука, так долго находившаяся под запретом,— писал вы¬

дающийся французский химик М. Бертло,— наука, пре¬

следуемая в течение всего средневековья, отвоевала

свою независимость ценою тех услуг, которые она ока¬

зала людям: теперь она может пренебречь этим отрица¬

нием ее прав мистиками». (См. стр. 112 настоящего

сборника.)
Публикуемые материалы важны еще в одном отно¬

шении. Они воочию демонстрируют полную несостоя¬

тельность попыток церковников зачислить в разряд ве¬

рующих таких ученых, как Ч. Дарвин или И. П. Павлов.

Свидетельства, оставленные самими этими учеными, го¬

ворят о том, что религиозность, усвоенная в детстве, не

выдержала жизненных испытаний и при встрече с на¬

укой потерпела поражение, полностью утратив какое бы

то ни было влияние.
Вступив на научное поприще верующим человеком,

Ч. Дарвин под влиянием разрабатывавшейся им са¬

мим теории эволюции очень скоро вошел в конфликт с

религией. Следствием этого было, по его словам, то,

что в его душу понемногу стало закрадываться неверие,

и в конце концов он стал совершенно неверующим. Так

что впоследствии, испытав на себе свирепые нападки

представителей церкви, он с горькой иронией находил

«забавным», что в юности имел намерение сделаться

священником.
Выросший и воспитанный в церковной среде,

И. П. Павлов, казалось бы самой судьбой предназна¬

ченный в священники, под воздействием естественнона¬

учной и материалистической философской литературы

рвет с религией, уходит из семинарии, становится на

путь науки, материализма и атеизма и уже никогда не

сходит с этого пути.
В разрыве этих великих естествоиспытателей с рели¬

гией лишний раз обнаруживается, причем весьма непо¬

І2
средственно и наглядно, та противоположность, которая

существует между религией и наукой.
Рассматривая тенденции развития науки в XX в.,

В. И. Ленин показал, что естествознание вследствие до¬

стигнутого им высокого уровня рождает диалектический

материализм. В поисках научной методологии передо¬

вые силы естествознания обращаются к марксизму.

В этом направлении развивалось, в частности, мировоз¬

зрение таких ученых, как К. А. Тимирязев, И. П. Павлов,

И. В. Мичурин, К. Э. Циолковский. На их идейные по¬

зиции оказала воздействие марксистская литература и,

конечно, такие события всемирно-исторического значе¬

ния, как Октябрьская революция и социалистическое

строительство в нашей стране. Обращение к марксизму

плодотворно отразилось на всем научном творчестве

этих зачинателей советской науки, в том числе и на их

атеизме.
В Советском Союзе и других странах мировой со¬

циалистической системы в научно-атеистическую работу

включились новые поколения естествоиспытателей-мар-

ксистов. Однако и произведения их великих предшест¬

венников— это не исторические реликвии, а эффектив¬

ное средство борьбы за научное мировоззрение.
А. Сухов

Чарлз Дарвин

Воспоминания о развитии

моего ума и характера

[.Автобиография]1
Кембридж, 1828—1831.— После того как я провел два

учебных года в Эдинбурге, мой отец понял или узнал от

моих сестер, что мне вовсе не улыбается мысль стать

врачом, и поэтому предложил мне сделаться священни¬

ком. Возможность моего превращения в праздного лю¬

бителя спорта — а такая моя будущность казалась тог¬

да вероятной — совершенно справедливо приводила его

в страшное негодование. Я попросил дать мне некоторое

время на размышление, потому что на основании тех

немногих сведений и мыслей, которые были у меня на

этот счет, я не мог без колебаний заявить, что верю во

все догматы англиканской церкви; впрочем, в других от¬

ношениях мысль стать сельским священником нравилась

мне. Я старательно прочитал поэтому книгу «Пирсон

о вероучении» [«Pearson on the Creed»] и несколько

других богословских книг, а так как у меня не было в то

время ни малейшего сомнения в точной и буквальной

истинности каждого слова Библии, то я скоро убедил

себя в том, что наше вероучение необходимо считать

полностью приемлемым. Меня совершенно не поражало,

насколько нелогично говорить, что я верю в то, чего я не

могу понять и что фактически [вообще] не поддается

пониманию. Я мог бы с полной правдивостью сказать,

что у меня не было никакого желания оспаривать ту или

иную [религиозную] догму, но никогда я не был таким

дураком, чтобы чувствовать или говорить: «Credo quia

incredibile» 2.
Если вспомнить, как свирепо нападали на меня пред¬

ставители церкви, кажется забавным, что когда-то я и

сам имел намерение стать священником. Мне не при¬

шлось даже заявить когда-либо формальный отказ от

этого намерения и от выполнения желания моего отца:

они умерли естественной смертью, когда я, закончив об¬

разование в Кембридже, принял участие в экспедиции

на «Бигле» в качестве натуралиста. [...]

15
Религиозные взгляды.— В течение этих двух лет3

мне пришлось много размышлять о религии. Во время

плавания на «Бигле» я был вполне ортодоксален; вспо¬

минаю, как некоторые офицеры (хотя и сами они были

людьми ортодоксальными) от души смеялись надо мной,

когда по какому-то вопросу морали я сослался на Биб¬

лию как на непреложный авторитет. Полагаю, что их

рассмешила новизна моей аргументации. Однако в те¬

чение этого периода [т. е. с октября 1836 г. до января

1839 г.] я постепенно пришел к сознанию того, что Вет¬

хий завет с его до очевидности ложной историей мира,

с его вавилонской башней, радугой в качестве знамения

завета и пр. и пр. и с его приписыванием богу чувств

мстительного тирана заслуживает доверия не в большей

мере, чем священные книги индусов или верования ка¬

кого-нибудь дикаря. В то время в моем уме то и дело

возникал один вопрос, от которого я никак не мог отде¬

латься: если бы бог пожелал сейчас ниспослать открове¬

ние индусам, то неужели он допустил бы, чтобы оно

было связано с верой в Вишну, Сиву и пр., подобно

тому как христианство связано с верой в Ветхий завет?

Это представлялось мне совершенно невероятным.
Размышляя далее над тем, что потребовались бы са¬

мые ясные доказательства для того, чтобы заставить

любого нормального человека поверить в чудеса, кото¬

рыми подтверждается христианство; что чем больше мы

познаем твердые законы природы, тем все более неверо¬

ятными становятся для нас чудеса; что в те [отдаленные]

времена люди были невежественны и легковерны до та¬

кой степени, которая почти непонятна для нас; что не¬

возможно доказать, будто Евангелия были составлены

в то самое время, когда происходили описываемые в них

события; что они по-разному излагают многие важные

подробности, слишком важные, как казалось мне, чтобы

отнести эти расхождения на счет обычной неточности

свидетелей, — в ходе этих и подобных им размышлений

(которые я привожу не потому, что они сколько-нибудь

оригинальны и ценны, а потому, что они оказали на ме¬

ня влияние) я постепенно перестал верить в христиан¬

ство как божественное откровение. Известное значение

имел для меня и тот факт, что многие ложные религии

распространились по обширным пространствам земли со

сверхъестественной быстротой. Как бы прекрасна ни

16
была мораль Нового завета, вряд ли можно отрицать,

что ее совершенство зависит отчасти от той интерпрета¬

ции, которую мы ныне вкладываем в его метафоры и

аллегории.
Но я отнюдь не был склонен отказаться от своей

веры; я убежден в этом, ибо хорошо помню, как я все

снова и снова возвращался к фантастическим мечтам об

открытии в Помпеях или где-нибудь в другом месте ста¬

ринной переписки между какими-нибудь выдающимися

римлянами или рукописей, которые самым поразитель¬

ным образом подтвердили бы все, что сказано в Еван¬

гелиях. Но даже и при полной свободе, которую я пре¬

доставил своему воображению, мне становилось все

труднее и труднее придумать такое доказательство, ко¬

торое в состоянии было бы убедить меня. Так понемногу

закрадывалось в мою душу неверие, и в конце концов

я стал совершенно неверующим. Но происходило это на¬

столько медленно, что я не чувствовал никакого огорче¬

ния и никогда с тех пор даже на единую секунду не

усомнился в правильности моего заключения. И в самом

деле, вряд ли я в состоянии понять, каким образом кто

бы то ни было мог бы желать, чтобы христианское уче¬

ние оказалось истинным; ибо если оно таково, то неза¬

мысловатый текст [Евангелия] показывает, по-видимо¬

му, что люди неверующие — а в их число надо было бы

включить моего отца, моего брата и почти всех моих

лучших друзей — понесут вечное наказание.
Отвратительное учение!
Хотя над вопросом о существовании бога как лично¬

сти я стал много размышлять в значительно более позд¬

ний период моей жизни, приведу здесь те неопределенные

заключения, к которым я с неизбежностью пришел. Ста¬

ринное доказательство [существования бога] на основа¬

нии наличия в Природе преднамеренного плана, как оно

изложено у Пейли, доказательство, которое казалось

мне столь убедительным в прежнее время, ныне, после

того как был открыт закон естественного отбора, оказа¬

лось несостоятельным. Мы уже не можем больше утвер¬

ждать, что, например, превосходно устроенный замок

какого-нибудь двустворчатого моллюска должен был

быть создан неким разумным существом, подобно тому

как дверной замок создан человеком. По-видимому,

в изменчивости живых существ и в действии естествен-

17
ного отбора не больше преднамеренного плана, чем

в том направлении, по которому дует ветер. Все в при¬

роде является результатом твердых законов. Впрочем,

я рассмотрел этот вопрос в конце моего сочинения об

«Изменениях домашних животных и [культурных] рас¬

тений», и, насколько мне известно, приведенные там до¬

воды ни разу не встретили каких-либо возражений.
Но если и оставить в стороне те бесчисленные пре¬

восходные приспособления, с которыми мы встречаемся

на каждом шагу, можно все же спросить: как объяснить

благодетельное в целом устройство мира? Правда, неко¬

торые писатели так сильно подавлены огромным коли¬

чеством страдания в мире, что, учитывая все чувствую¬

щие существа, они выражают сомнение в том, чего

в мире больше — страдания или счастья и хорош ли мир

в целом или плох. По моему мнению, счастье, несомнен¬

но, преобладает, хотя доказать это было бы очень труд¬

но. Но если это заключение справедливо, то нужно при¬

знать, что оно находится в полном согласии с теми ре¬

зультатами, которых мы можем ожидать от действия

естественного отбора. Если бы все особи какого-либо ви¬

да постоянно и в иаивысшей степени испытывали стра¬

дания, то они забывали бы о продолжении своего рода;

у нас нет, однако, никаких оснований думать, что это

когда-либо или по крайней мере часто происходило. Бо¬

лее того, некоторые другие соображения заставляют по¬

лагать, что все чувствующие существа организованы

так, что, как правило, они наслаждаются счастьем.
Каждый, кто, подобно мне, убежден, что у всех су¬

ществ органы их телесной и психической жизни [corpo¬

real and mental organs] (за исключением тех органов,

которые ни полезны, ни вредны для их обладателя) раз¬

вились путем естественного отбора, или переживания

наиболее приспособленного (совместно с действием

упражнения или привычки), должен будет признать, что

эти органы сформировались так, что обладатели их мо¬

гут успешно соревноваться с другими существами и бла¬

годаря этому возрастать в числе. К выбору того вида

действий, который наиболее благотворен для вида, жи¬

вотное могут побуждать как страдание, например боль,

голод, жажда и страх, так и удовольствие, например еда

и питье, а также процесс размножения вида и пр., либо

же сочетание того и другого, например отыскивание

18
пищи. Но боль или любое другое страдание, если они

продолжаются долго, вызывают подавленность и пони¬

жают способность к деятельности, хотя они отлично

служат для того, чтобы побудить живое существо обе¬

регаться от какого-либо большого или внезапного зла.

С другой стороны, приятные ощущения могут долго про¬

должаться, не оказывая никакого подавляющего дей¬

ствия; напротив, они вызывают повышенную деятель¬

ность всей системы. Таким образом и произошло, что

большинство или все чувствующие существа так разви¬

лись путем естественного отбора, что приятные ощу¬

щения служат им привычными руководителями. Мы

наблюдаем это в том чувстве удовольствия, которое до¬

ставляет нам напряжение — иногда даже весьма значи¬

тельное — наших телесных и умственных сил, в удо¬

вольствии, которое доставляет нам каждый день еда,

и особенно в том удовольствии, которое проистекает из

нашего общения с другими людьми и из любви к чле¬

нам нашей семьи. Сумма такого рода ставших обычны¬

ми или часто повторяющихся удовольствий доставляет

большинству чувствующих существ — я почти не сомне¬

ваюсь в этом — избыток счастья над страданиями, хотя

многие время от времени испытывают немало стра¬

даний. Эти страдания вполне совместимы с верой

в Естественный Отбор, действие которого несовершенно

и который направлен только к тому, чтобы обеспечить

каждому виду возможно больший успех в борьбе с дру¬

гими видами за жизнь, борьбе, протекающей в исклю¬

чительно сложных и меняющихся условиях.
Никто не оспаривает того факта, что в мире много

страданий. В отношении человека некоторые [мыслите¬

ли] пытались объяснить этот факт, допустив, будто

страдание служит нравственному совершенствованию

человека. Но число людей в мире ничтожно по сравне¬

нию с числом всех других чувствующих существ, а им

часто приходится очень тяжело страдать без какого бы

то ни было отношения к вопросу о нравственном совер¬

шенствовании. Существо столь могущественное и столь

исполненное знания, как бог, который мог создать все¬

ленную, представляется нашему ограниченному уму все¬

могущим и всезнающим, и предположение, что благоже¬

лательность бога не безгранична, отталкивает наше со¬

знание, ибо какое преимущество могли бы представлять

19
страдания миллионов низших животных на протяжении

почти бесконечного времени? Этот весьма старый довод

против существования некой разумной первопричины,

основанный на наличии в мире страдания, кажется мне

очень сильным, между тем как это наличие большого

количества страданий, как уже было только что отмече¬

но, прекрасно согласуется с той точкой зрения, согласно

которой все органические существа развились путем из¬

менения и естественного отбора.
В наши дни наиболее обычный аргумент в пользу

существования разумного бога выводится из наличия

глубокого внутреннего убеждения и чувств, испытывае¬

мых большинством людей. Не приходится, однако, со¬

мневаться в том, что индусы, магометане и другие могли

бы таким же образом и с равной силой согласиться

с существованием единого бога или многих богов или

же — подобно буддистам — с отсутствием какого бы то

ни было бога 4. Существует также много диких племен,

о которых нельзя с какой-либо достоверностью утверж¬

дать, что они обладают верой в то, что мы называем

богом; и действительно, они верят в духов или в приви¬

дения, и, как показали Тэйлор и Герберт Спенсер5,

можно объяснить, каким образом, по всей вероятности,

подобные верования возникли.
В прежнее время чувства, подобные только что упо¬

мянутым (не думаю, впрочем, что религиозное чувство

было когда-либо сильно развито во мне), приводили ме¬

ня к твердому убеждению в существовании бога и в

бессмертии души. В своем «Дневнике» я писал, что «не¬

возможно дать сколько-нибудь точное представление

о тех возвышенных чувствах изумления, восхищения

и благоговения, которые наполняют и возвышают ду¬

шу», когда находишься в самом центре грандиозного

бразильского леса6. Хорошо помню свое убеждение

в том, что в человеке имеется -нечто большее, чем одна

только жизнедеятельность его тела. Но теперь даже са¬

мые величественные пейзажи не могли бы возбудить во

мне подобных убеждений и чувств. Могут справедливо

сказать, что я похож на человека, потерявшего способ¬

ность различать цвета, и что всеобщее убеждение людей

в существовании красного цвета лишает мою нынешнюю

неспособность к восприятию этого цвета какой бы то ни

20
было ценности в качестве доказательства [действитель¬

ного] отсутствия его.
Этот довод был бы веским, если бы все люди всех

рас обладали одним и тем же внутренним убеждением

в существовании единого бога; но мы знаем, что в дей¬

ствительности дело обстоит отнюдь не так. Я не считаю

поэтому, что подобные внутренние убеждения и чувства

имеют какое-либо значение в качестве доказательства

того, что бог действительно существует. То душевное со*

стояние, которое в прежнее время возбуждали во мне

грандиозные пейзажи и которое было внутренне связано

с верой в бога, по существу не отличается от состояния,

которое часто называют чувством возвышенного; и как

бы трудно ни было объяснить происхождение этого чув¬

ства, вряд ли можно ссылаться на него как на доказа¬

тельство существования бога с большим правом, чем на

сильные, хотя и неясные чувства такого же рода, воз¬

буждаемые музыкой.
Что касается бессмертия, то ничто не демонстрирует

мне [с такой ясностью], насколько сильна и почти ин¬

стинктивна вера в него, как рассмотрение точки зрения,

которой придерживается в настоящее время большинст¬

во физиков, а именно что солнце и все планеты со време¬

нем станут слишком холодными для жизни, если только

какое-нибудь большое тело не столкнется с солнцем

и не сообщит ему таким путем новую жизнь. Если

верить, как верю я, что в отдаленном будущем чело¬

век станет гораздо более совершенным существом, чем

в настоящее время, то мысль о том, что он и все другие

чувствующие существа обречены на полное уничтожение

после столь продолжительного медленного прогресса,

становится невыносимой. Тем, кто безоговорочно до¬

пускает бессмертие человеческой души, разрушение на¬

шего мира не покажется столь ужасным.
Другой источник убежденности в существовании бо¬

га, источник, связанный не с чувствами, а с разумом,

производит на меня впечатление гораздо более веского.

Он заключается в крайней трудности или даже невоз¬

можности представить себе эту необъятную и чудесную

вселенную, включая сюда и человека с его способ¬

ностью заглядывать далеко в прошлое и будущее, как

результат слепого случая или необходимости. Размыш¬

ляя таким образом, я чувствую себя вынужденным об¬

21
ратиться к Первопричине, которая обладает интеллек¬

том, в какой-то степени аналогичным разуму человека,

т. е. заслуживаю названия Теиста*. Но в таком случае

возникает сомнение в том, можно ли положиться на чело¬

веческий ум в его попытках строить такого рода обшир¬

ные заключения; на человеческий ум, развившийся, как

я твердо убежден, из того слабого ума, которым облада¬

ют более низко организованные животные? Не имеем ли

мы здесь дела с результатом такой связи между причи¬

ной и следствием, которая поражает нас своим [харак¬

тером] необходимости, но которая, вероятно, зависит

только лишь от унаследованного опыта? Не следует так¬

же упускать из виду возможности постоянного внедре¬

ния веры в бога в умы детей, внедрения, производящего

чрезвычайно сильное и, быть может, наследуемое воз¬

действие на их мозг, не вполне еще развитый, так что

для них было бы также трудно отбросить веру в бога,

как для обезьяны — отбросить ее инстинктивный страх

и отвращение по отношению к змее. Я не могу претендо¬

вать на то, чтобы пролить хотя бы малейший свет на

столь трудные для понимания проблемы. Тайна начала

всех вещей неразрешима для нас, и что касается меня,

то я должен удовольствоваться тем, что остаюсь Аг¬

ностиком.
Человек, не обладающий твердой и никогда не поки¬

дающей его верой в существование личного бога или

в будущую жизнь с ее воздаянием и наградой, может,

насколько я в состоянии судить, избрать в качестве пра¬

вила жизни только одно: следовать тем импульсам

и инстинктам, которые являются наиболее сильными

или кажутся ему наилучшими. В этом роде действует

собака, но она делает это слепо, между тем как человек

может предвидеть и оглядываться назад и сравнивать

различные свои чувства, желания и воспоминания.

И вот, в согласии с суждением всех мудрейших людей,

он обнаруживает, что наивысшее удовлетворение он по¬

лучает, если следует определенным импульсам, а именно

социальным инстинктам. Если он будет действовать на
*	Насколько я в состоянии вспомнить, это умозаключение сильно

владело мною приблизительно в то время, когда я писал «Прои¬

схождение видов», но именно с этого времени его значение для

меня начало, крайне медленно и не без многих колебаний, все

более и более ослабевать.

22
благо других людей, он будет получать одобрение со

стороны своих ближних и приобретать любовь тех, с кем

он живет, а это последнее и есть, несомненно, наивыс¬

шее наслаждение, какое мы можем получить на на¬

шей Земле. Постепенно для него будет становиться не¬

выносимым охотнее повиноваться овоим чувственным

страстям, нежели своим высшим импульсам, которые,

когда они становятся привычными, почти могут быть на¬

званы инстинктивными. По временам его разум может

подсказывать- ему, что он может действовать вразрез

с мнением других людей, чье одобрение он в таком слу¬

чае не заслужит, но он все же будет испытывать полное

удовлетворение от сознания, что он следовал своему

глубочайшему убеждению или совести. Что касается ме¬

ня самого, то я думаю, что поступал правильно, неук¬

лонно занимаясь наукой и посвятив ей всю свою жизнь.

Я не совершил какого-либо серьезного греха и не испы¬

тываю поэтому никаких угрызений совести, но я очень

и очень часто сожалел о том, что не оказал больше не¬

посредственного добра моим ближним. Единственным,

но недостаточным извинением является для меня то об¬

стоятельство, что я много болел, а также моя умствен¬

ная конституция, которая делает для меня крайне за¬

труднительным переход от одного предмета или занятия

к другому. Я могу вообразить себе, что мне доставила

бы высокое удовлетворение возможность уделять благо¬

творительным делам все мое время, а не только часть

его, хотя и это было бы куда лучшей линией поведения.
Нет ничего более замечательного, чем распростране¬

ние религиозного неверия, или рационализма, на протя¬

жении второй половины моей жизни. Перед моей пред¬

свадебной помолвкой мой отец советовал мне тщательно

скрывать мои сомнения [в религии], ибо, говорил он,

ему приходилось видеть, какое исключительное не¬

счастье откровенность этого рода доставляла вступив¬

шим в брак лицам. Дела шли прекрасно до тех пор,

пока жена или муж не заболевали, но тогда некоторые

женщины испытывали тяжелые страдания, так как со¬

мневались в возможности духовного спасения своих му¬

жей и этим в свою очередь причиняли страдания мужь¬

ям. Отец добавлял, что в течение своей долгой жизни он

знал только трех неверующих женщин, а следует по¬

мнить, что он был хорошо знаком с огромным множест¬

23
вом людей и отличался исключительной способностью

завоевывать доверие к себе. Когда я спросил его, кто

были эти три женщины, он, говоря с уважением об

одной из них, своей свояченице Китти Веджвуд, при¬

знался, что у него нет безусловных доказательств, а

только неопределенные предположения, поддерживае¬

мые убеждением в том, что такая глубокая и умная

женщина не могла быть верующей. В настоящее вре¬

мя— при моем небольшом круге знакомых — я знаю

(или знавал раньше) несколько замужних женщин, вера

которых была ненамного сильнее, чем вера их мужей.
Мой отец любил рассказывать о неопровержимом

аргументе, при помощи которого одна старая дама, не¬

кая миссис Барло, подозревавшая отца в неверии, на¬

деялась обратить его: «Доктор! Я знаю, что сахар сла¬

док во рту у меня, и [так же] знаю, что мой Спаситель

существует».
Происхождение человека

и половой отбор7
Вера в бога. — Религия. — Не существует доказа¬

тельств, что человек был изначально одарен облагоражи¬

вающей верой в существование всемогущего бога. На¬

оборот, имеются исчерпывающие доказательства, заим¬

ствованные не у поверхностных путешественников-на-

блюдателей, а у людей, живших долгое время между

дикарями, что многие из существовавших и существую¬

щих до сих пор рас не имеют понятия об одном или

о многих богах и не имеют даже в своем языке слов для

выражения такого понятия. Этот вопрос не имеет, конеч¬

но, ничего общего с великим вопросом, существует ли

вообще творец и управитель вселенной,— вопрос, на ко¬

торый отвечали утвердительно некоторые величайшие из

когда-либо живших умов.
Но если мы под словом «религия» будем понимать

верование в невидимые и духовные силы, то наш вопрос

примет совсем другой оборот, потому что такое верова¬

ние распространено почти у всех менее цивилизован¬

ных рас. Нетрудно понять, как оно могло развиться. Ко¬

гда важнейшие свойства ума, воображение, удивление,

24
любопытство вместе с некоторой долей рассуждающей

способности достигли известной степени развития, в чело¬

веке должно было развиться желание понимать то, что

происходит вокруг него, и разъяснить себе некоторые

вопросы относительно своего собственного существова¬

ния. По замечанию м-ра М’Леннана*8, «человек должен

был придумать какое-нибудь объяснение для проявле¬

ний жизни. Судя по всеобщему распространению, наибо¬

лее простая гипотеза и первая, возникающая в уме че¬

ловека, есть та, посредством которой естественные явле¬

ния объясняются присутствием в животных, растениях,

неодушевленных предметах и силах природы духов, дей¬

ствующих по тем же побуждениям, какие знакомы лю¬

дям из собственного опыта». Вероятно также, как пока¬

зал м-р Тэйлор, что сны были первым толчком к пред¬

ставлениям о духах, потому что дикари не умеют ясно

отличать субъективные впечатления от объективных.

Когда дикарь видит сны, образы, являющиеся его вооб¬

ражению, кажутся ему пришедшими издалека и сто¬

ящими над ним, или «душа спящего идет странствовать

и возвращается к нему с воспоминаниями о том, что она

видела»**. Но пока перечисленные выше свойства ума,
*	M’Lennan. The Worship of Animals and Plants в «Fortnightly

Review», 1 октября 1869 г., стр. 422.
** Tylor. Early History of Mankind, 1865, стр. 6. См. также три

удивительные главы о развитии религии у Lubbock. Origin of

Civilisation, 1870. Подобным же образом м-р Герберт Спенсер

(Spencer) в своем остроумном трактате в «Fortnightly Review»

(1 мая 1870 г., стр. 535) объясняет происхождение первых рели¬

гиозных верований во всем свете тем, что человек был наведен

снами, тенями и другими явлениями на мысль о двойственности

своего существа, о его телесности и духовности. Так как духов¬

ное существо признается живущим и после смерти, притом

считается могучим, то возникают старания умилостивить его

приношениями и обрядами, как равно и мольбами о помощи.

Он показывает далее, что животные или предметы, названия

которых послужили именами или прозвищами предков или

основателей какого-нибудь рода, признавались по истечении

долгого времени действительными основателями рода и о таких

животных и предметах возникало поверье, что они продолжают

жить в форме духов, вследствие чего их стали считать священ¬

ными и поклоняться им как богу. Тем не менее я не могу

удержаться от предположения, что существовала еще более

ранняя и примитивная ступень, когда все, в чем обнаружива¬

лась сила или движение, должно было считаться одаренным

какой-то жизнью и умственными способностями, подобными

нашим собственным.

25
воображение, любопытство, разум и т. д. не были доста¬

точно развиты в человеке, его сны не могли повести

к представлениям о духах, подобно тому как они не ве¬

дут к таким понятиям, например, собаку.
Наклонность дикарей воображать, что предметы

и явления природы одушевлены духовными или живыми

силами, можно, мне кажется, до некоторой степени объ¬

яснить следующим незначительным случаем, которому

я сам был однажды свидетелем. Моя собака, взрослое

и умное животное, лежала на траве в жаркий тихий

день. На небольшом расстоянии от нее легкий ветерок

случайно пошевелил раскрытый зонтик — обстоятельст¬

во, на которое собака не обратила бы, вероятно, ни ма¬

лейшего внимания, если бы кто-либо находился возле.

Как бы то ни было, но всякий раз, как зонтик шевелил¬

ся, собака начинала сердито ворчать и лаять. Вероятно,

она сообразила быстро и подсознательно, что движение

зонтика без всякой видимой причины обличает при¬

сутствие какого-нибудь неизвестного живого существа,

а никто чужой не имел права вступать в ее владения.
Верование в силу духов может легко перейти в веру

в существование одного или нескольких богов. Дикари,

конечно, приписывают духам те же страсти, ту же мсти¬

тельность или элементарное понятие о справедливости

и те же привязанности, которые свойственны им самим.

Жители Огненной Земли находятся в этом отношении

в промежуточном состоянии; когда доктор на корабле

«Бигль» застрелил двух молодых уток для коллекции,

Йорк Минстер объявил самым торжественным образом:

«О! М-р Байно, много дождя, много снега, много вет¬

ра»,— и это должно было служить справедливым нака¬

занием за бесполезную растрату человеческой пищи.

Тот же дикарь рассказывал, что когда его брат убил

«дикого человека», то долгое время свирепствовали бу¬

ри и падало много снега и дождя. Мы, однако, никак не

могли установить, чтобы жители Огненной Земли вери¬

ли в то, что мы называем божеством, или имели какие-

либо религиозные обряды 9, а Джемми Беттон со спра-

ведлнвой гордостью уверял нас, что на его родине нет

чертей. Это уверение тем более замечательно, что у ди¬

карей вера в злых духов гораздо более распространена,

чем вера в добрых.

26
Религиозное чувство чрезвычайно сложное целое, со¬

стоящее из любви, полной покорности высшему и таин¬

ственному повелителю, из надежды на будущее и, может

быть, еще из других элементов. Никакое существо не

могло испытывать такого сложного чувства, пока оно не

поднялось до довольно значительной высоты в умствен¬

ном и нравственном развитии. Мы видим, впрочем, неко¬

торое отдаленное приближение к этому душевному со¬

стоянию в горячей любви собаки к своему хозяину, со¬

единенной с полной покорностью, некоторой боязнью и,

может быть, еще с другими чувствами. Поведение соба¬

ки, возвращающейся к хозяину после долгой разлуки,

и — я могу прибавить — обезьяны при виде любимого

сторожа совершенно иное, чем при встрече со своими

товарищами. В последнем случае радость не так сильна

и чувство равенства выражается в каждом действии.

Проф. Браубах утверждает даже, что собака смотрит на

своего хозяина как на бога*.
Те же высокие умственные способности, которые

впервые побудили человека верить в силу невидимых

духов, затем в фетишизм, политеизм и, наконец, в мо¬

нотеизм, наверняка должны были вести его к различным

странным суевериям и обычаям до тех пор, пока его

сила суждения оставалась на низкой ступени развития.

О некоторых из них страшно вспомнить: таковы, напри¬

мер, приношение людей в жертву кровожадному богу,

испытание невинных посредством яда или огня, колдов¬

ство и т. д. Тем не менее полезно размышлять иногда об

этих суевериях, потому что они показывают, какой глубо¬

кой благодарности заслуживает совершенствование на¬

шего разума, наука и успехи наших знаний. Сэр Лёб-

бок 10 справедливо замечает**: «Мы можем сказать без

преувеличения, что смутный ужас перед неведомым злом

висит подобно черной туче над жизнью дикаря и отрав¬

ляет ему всякую радость». Эти печальные и косвенные
*	Braubach. Religion, Moral etc. der Darwinschen Art-Lehre, 1869,

стр. 53. Говорят (W. Lindsay. «Journal of Mental science», 1871,

стр. 43), что Бэкон и поэт Бернс давно уже придерживались

подобного взгляда.
** У. Lubbock. Prehistoric Times, 2-е изд., стр. 571. В этом тр^де

(стр. 553) находится прекрасное описание многих странных и

причудливых'обычаев у дикарей.

27
последствия наших высших способностей можно срав¬

нить с побочными и случайными ошибками инстинктов

низших животных п.
* * *
[...] На веру в бога часто указывали не только как

на одно из самых сильных, но и как на самое полное из

различий между человеком и низшими животными. Не¬

возможно, однако, как мы уже видели, утверждать, что

эта вера врожденна или инстинктивна у человека. Но

с другой стороны, верование в распространенных повсю¬

ду духовных деятелей является, кажется, всеобщим и,

по-видимому, составляет плод значительного развития

рассуждающих способностей человека и еще большего

развития таких способностей, как воображение, пытли¬

вость и удивление. Я знаю, что многие ссылаются на

наличие этой предполагаемой инстинктивной веры в бо¬

га как на доказательство его существования. Но такое

заключение слишком поспешно; допустив его, нам при¬

шлось бы верить в существование многих жестоких

и злобных духов, обладающих несколько большей

властью, чем человек, потому что верование в них не¬

сравненно больше распространено, чем вера в благоде¬

тельное божество. Понятие о едином и благодетельном

творце не рождается, по-видимому, в уме человека до

тех пор, пока он не достигнет высокого развития под

влиянием долговременной культуры.
Тот, кто верит в постепенное развитие человека из не¬

которой низко организованной формы, естественно, дол¬

жен спросить: как согласуется такое понятие с верой

в бессмертие души? Дикие человеческие расы, как пока¬

зал сэр Дж. Лёббок, не имеют, правда, ясных представ¬

лений подобного рода, но доводы, опирающиеся на пер¬

вобытные верования дикарей, не могут иметь, как мы

видели, никакого или лишь малое значение. Очень не¬

многие люди будут тревожиться невозможностью опре¬

делить, в какой именно период развития особи, начиная

от появления первого следа микроскопического зароды¬

шевого пузырька, человек начинает становиться бес¬

смертным существом; и я не вижу более серьезных при¬

чин тревожиться по поводу того, что и в постепенно вос¬

ходящей органической лестнице этот период не может

быть определен с точностью.

28
Я знаю, что заключения, к которым приводит это со¬

чинение, будут некоторыми сочтены крайне нерелигиоз¬

ными; но тот, кто так заклеймит их, обязан доказать,

почему объяснять начало человека как особого вида

происхождением от какой-нибудь низшей формы при по¬

мощи законов изменения и естественного отбора без-

божнее, нежели объяснять рождение отдельной особи

законами обыкновенного воспроизведения. Рождение

как вида, так и особи одинаково составляет часть того

длинного ряда последовательных явлений, которые наш

ум отказывается признать за результат слепой случай¬

ности. Разум одинаково восстает против подобного за¬

ключения, все равно, верим ли мы или нет в то, что

всякое незначительное изменение в организме, соедине¬

ние каждой пары в браке, распространение каждого се¬

мени и тому подобные явления были все предназначены

для какой-нибудь особой цели. [...]
Письма12
Ч. Ляйелю13

Апрель I860
[...] Должен сказать еще несколько слов о нашем

квазитеологическом споре по поводу естественного отбо¬

ра, и позвольте мне узнать Ваше мнение при встрече

в Лондоне. Полагаете ли Вы, что последовательные из¬

менения величины зоба у голубя-дутыша, которые чело¬

век накоплял ради своей прихоти, должны быть припи¬

саны «творческой и сохраняющей силе Брамы»? Это

приходится признать, поскольку всемогущее и всеведу¬

щее божество должно всем распоряжаться и все знать;

но, говоря по совести, я едва ли могу признать это. Мне

кажется нелепым, что творец вселенной должен забо¬

титься о зобе голубя исключительно для удовлетворения

глупых человеческих причуд. Но если Вы согласны со

мной, признавая такое вмешательство божества неправ¬

доподобным, то я не вижу никаких оснований верить

в такое вмешательство, когда речь идет о странных

29
и удивительных особенностях, естественно отбиравших¬

ся на пользу самих живых существ. Представьте себе

голубя-дутыша в природных условиях, идущего вброд

по воде, а затем плывущего, держась на поверхности

благодаря раздутому зобу, в поисках пищи. Какое вос¬

хищение это вызвало бы — приспособление к законам

гидростатического давления и т. д. и т. д. Хоть убейте

не вижу никакой трудности в естественном отборе, обра¬

зующем самые изысканные структуры, если подобные

структуры могут быть достигнуты путем постепенных

переходов, а я знаю по опыту, как трудно назвать ка¬

кую-либо структуру, относительно которой не были бы

известны по крайней мере некоторые переходы.
Всегда Ваш Ч. Дарвин
Ч. Ляйелю

17 июня I860
Еще одно слово об обожествлении естественного от¬

бора 14: приписывание ему столь большого значения не

исключает еще более общих законов, т. е. тех, которые

управляют всей вселенной. Я говорил, что естественный

отбор для строения органических существ есть то же,

что архитектор-человек для здания. Самое существова¬

ние архитектора-человека указывает на существование

более общих законов; но никто, признавая заслугу архи¬

тектора в возведении здания, не считает необходимым

ссылаться на те законы, в силу которых появился че¬

ловек.
Ни один астроном, показывая зависимость движения

планет от тяготения, не считает нужным сказать, что

закон тяготения был предназначен для того, чтобы пла¬

неты следовали по тем путям, по которым они следуют.

Я не могу поверить, чтобы в строении каждого вида

было хоть на крошку больше вмешательства Творца,

чем в движении планет. Я полагаю, только благодаря

Пэли 15 и К0 это более специальное вмешательство по¬

читается необходимым в отношении живых тел. Но мы

никогда не придем к согласию, так что не утруждайте

себя ответом. [...]

зо
Аза Грею 16

Июль 1860
Еще одно слово о «предначертанных законах» и «не-

предначертанных результатах». Я вижу птицу, которую

я хочу съесть, беру ружье и убиваю ее; я делаю это

преднамеренно. Ни в чем не повинный хороший человек

стоит под деревом, и его убивает ударом молнии. Верите

ли Вы (мне, право, очень хотелось бы это знать), что

бог преднамеренно убил этого человека? Многие или

большинство людей верят в это; я не могу верить и не

верю. Если Вы верите в это, то верите ли Вы, что когда

ласточка схватит комара, то это бог предназначил, что¬

бы эта определенная ласточка схватила этого опреде¬

ленного комара в это определенное мгновение? Я пола¬

гаю, что человек и комар находятся в одинаковом поло¬

жении. Если ни смерть человека, ни смерть комара не

предопределены, я не вижу достаточного основания ве¬

рить, что их первое рождение или возникновение до¬

лжны быть непременно предопределены.
Ч. Ляйелю
2 августа 1861
[...] Есть другой вопрос, о котором я при случае хо¬

тел сказать несколько слов. Я полагаю, Вы считаете

вместе с Аза Греем, что я недостаточно подчеркнул, что

поток изменений направляется высшей силой. За по¬

следнее время мне пришлось немало переписываться по

этому предмету. У Гершеля в его «Физической геогра¬

фии» есть фраза по поводу «Происхождения видов»,

что-то в том смысле, что всегда следует указывать на

высший закон божественного промысла. Однако астро¬

номы не утверждают, что бог управляет движением

каждой кометы или планеты. Взгляд, что каждое изме¬

нение было заранее предопределено провидением, дела¬

ет, как мне кажется, естественный отбор совершенно из¬

лишним и уводит весь вопрос о появлении новых видов

за пределы науки. Но больше всего меня заставляет

возражать против взгляда Аза Грея изучение крайней

изменчивости домашних животных. Тот, кто не предпо¬

31
лагает, что каждое изменение у голубя — накапливая

которые человек вывел трубастого — было вызвано во¬

лей провидения, тот, мне думается, не может логически

доказать, что хвост зеленого дятла возник путем изме¬

нений, предначертанных провидением. Мне кажется, что

изменения в домашних и в природных условиях происхо¬

дят по неизвестным причинам и не имеют цели и в этом

смысле являются случайными и что они становятся

целесообразными лишь тогда, когда их отбирает или че¬

ловек для своего удовольствия, или же естественный

отбор в борьбе за жизнь и при меняющихся условиях.

Я не хочу сказать, что бог не предвидел всего того, что

воспоследует; но тут мы очень близко подходим к такого

же рода злополучной путанице, как [в вопросе] о свободе

воли и предопределенной необходимости. Сомневаюсь,

изложил ли я достаточно ясно то, что думаю; но, ко¬

нечно, представление Аза Грея о том, что пути измене¬

ния направляются подобно тому, как поток воды направ¬

ляется тяготением, по-моему, сводит все на нет. Это

напоминает мне одного испанца, которому я рассказал,

что пытаюсь установить, как образовались Кордильеры,

и который ответил мне, что это бесполезно, потому что

«бог сделал их». Можно сказать, что бог предвидел, как

они будут сделаны. Интересно, сказал ли бы Гершель,

что нужно всегда ссылаться на высший закон провиде¬

ния и провозглашать, что бог установил все известные

изменения поверхности, дабы определенные горы могли

возникнуть. Могу только сказать, что,-судя по таким воз¬

зрениям Аза Грея и Гершеля, они не пошли дальше

контовской теологической стадии науки...
Разумеется, я не прошу отвечать на мои псевдотео-

логические рассуждения, но только чтобы Вы подумали

о моих мыслях, если они Вам понятны. [...]
Аза Грею

17 сентября [1861?]
[...] На Ваш вопрос о том, что могло бы убедить

меня в предначертанности, трудно ответить. Если бы

я увидел ангела, сошедшего на землю учить нас добру,

и, убедившись на основании того, что и другие люди

видят его, что я еще не сошел с ума, я бы поверил

в предначертание. Если бы я мог вполне увериться

32
в том, что жизнь и разум каким-то неведомым путем

суть функции другой невесомой силы, это убедило бы

меня. Если бы человек был создан из меди или железа

и не находился бы ни в каком родстве с любым другим

когда-либо жившим организмом, быть может, я бы убе¬

дился. Но все это детская болтовня.
Недавно я обменялся письмами с Ляйелем, который,

по-видимому, согласен с Вашей идеей о потоке изменчи¬

вости, направляемом или предначертанном. Я спросил

его (и он обещал мне подумать над этим), верит ли он,

что форма моего носа предначертана. Если да, то боль¬

ше сказать мне нечего. Если же нет, то, глядя на резуль¬

таты, которых добились любители, отбиравшие индиви¬

дуальные различия в носовых костях голубя, я считаю

нелогичным предположение, что изменения, сохраняе¬

мые естественным отбором на благо каждого существа,

были предначертаны. [...]
Дж. Д. Гукеру17
8 сентября 1868
Относительно «Pall Mall [Gazette]». Я не согласен,

что статья правильная, я нахожу чудовищным утвержде¬

ние, будто религия не направлена против науки (и на это

немедленно последовал ответ со стороны «Morning

Advertiser»). Однако, когда я говорю, что она непра¬

вильна, я отнюдь не уверен, не было ли бы самым раз¬

умным для людей науки полностью игнорировать всю

область религии. [...]
Дж. Д. Гукеру
16 сентября 1871
[...] Вы не можете себе представить, какие пламен¬

ные письма Майварт 18 писал мне о своем уважении ко

мне с просьбой посетить его и пр. и пр. Однако в

«Q. [uarterly] review» он выказывает величайшее прене¬

брежение и враждебность ко мне и с необычайной лов¬

костью говорит все самое неприятное. Он выставляет

меня самой что ни на есть нахальной, гнусной скотиной.

33
Не могу понять его; полагаю, что в корне этого лежит

проклятое религиозное ханжество. Конечно, он волен

презирать и ненавидеть меня; но зачем было выражать

больше, чем дружеские чувства? Это сильно удручает

меня.
Ч. Ридли
28 ноября 1878
Дорогой сэр,
Я только что перелистал проповедь д-ра Пьюси, на¬

печатанную в «Guardian», но она не показалась мне за¬

служивающей внимания. Так как я никогда не отвечал

на критику, за исключением той, которая исходила от

людей науки, то я не даю своего согласия на опублико¬

вание этого письма; но я ничего не имею против того,

чтобы Вы сказали о посылке мне трех вопросов и о

моем ответе, что д-р Пьюси ошибается, если думает,

будто я писал «Происхождение видов» в какой-либо

связи с теологией. Мне кажется, что это должно быть

ясно всякому, кто взял па себя труд прочитать книгу,

тем более что в первых строках введения я точно указы¬

ваю, каким образом у меня возникла мысль об этом

предмете. Вот ответ на Ваши два других вопроса; но

могу добавить, что много лет назад, когда я собирал

факты для «Происхождения видов», моя вера в то, что

называется персонифицированным богом, была столь же

тверда, как вера самого д-ра Пьюси; что же касается

вечности материи, я никогда не утруждал себя такими

неразрешимыми вопросами. Нападки д-ра Пьюси будут

столь же бессильны задержать хоть на один день веру

в эволюцию, как было бессильно пятьдесят лет назад

сильнейшее противодействие духовенства геологии

и еще более древняя борьба католической церкви про¬

тив Галилея; ибо люди достаточно мудры, чтобы всегда

следовать за учеными, когда те согласны между собой

по какому-нибудь вопросу; а сейчас среди биологов ца¬

рит почти полное единодушие относительно эволюции,

хотя все еще имеются значительные расхождения по во¬

просу о способах, а именно: насколько велико действие

естественного отбора и настолько действие внешних
2 Зак. 618

34
условий, и существует ли некое таинственное врожден¬

ное стремление к совершенствованию. Остаюсь, доро¬

гой сэр,
искренне Ваш Ч. Дарвин
Немецкому студенту

1879
Я очень занят, стар и нездоров и не располагаю вре¬

менем, чтобы подробно ответить на Ваши вопросы—да

на них и нельзя ответить. Наука не имеет никакого от¬

ношения к Христу, за исключением того, что привычка

к научному исследованию делает человека осторожным

в принятии доказательств. Я лично не верю ни в какое

откровение. Что же касается загробной жизни, то каж¬

дый человек должен сам сделать для себя выбор между

противоречивыми неопределенными вероятностями.
Карлу Марксу
13 октября 1880
Дорогой сэр,
Я Вам очень благодарен за Ваше любезное письмо

и приложение к нему. Для опубликования в какой бы то

ни было форме Ваших замечаний на мои книги вовсе не

требуется моего согласия, и было бы смешно с моей

стороны давать такое согласие на дело, для которого

оно не требуется. Я предпочел бы, чтобы отдел или том

[Вашего сочинения] не был посвящен мне (хотя я бла¬

годарю вас за честь, которую Вы хотели мне оказать),

потому что это до известной степени означало бы, что

я одобряю все сочинение, о котором я, однако, ничего не

знаю 19. Будучи решительным сторонником свободы

мысли во всех вопросах, я все-таки думаю (правильно

или неправильно, все равно), что прямые доводы против

христианства и теизма едва ли произведут какое-либо

впечатление на публику и что наибольшую пользу сво¬

боде мысли приносит постепенное просвещение умов,

наступающее в результате прогресса науки. Поэтому

я всегда сознательно избегал писать о религии и огра¬

35
ничил себя областью науки. Впрочем, возможно, что тут

на меня повлияла больше чем следует мысль о той боли,

которую я причинил бы некоторым членам моей семьи,

если бы стал так или иначе поддерживать прямые на¬

падки на религию.
Мне грустно отвечать отказом на Вашу просьбу, но

я стар и очень слаб, и просмотр корректур (как я убе¬

дился в последние дни на опыте) сильно меня утомляет.
Остаюсь преданный Вам Ч. Дарвин

Иван Михайлович Сеченов

Замечания на книгу г. Кавелина

«Задачи психологии»1
[...] Что же за причина, что психологию до сих пор не¬

льзя назвать наукой? Вот как рассуждает об этом пред¬

мете г. Кавелин в своей книге.
Человеческое сознание переполнено такими фактами,

выводы из которых постоянно противоречат себе: чело¬

век сознает себя цельным, единичным и в то же время

отличает в себе два совершенно различных начала —

духовное и телесное; он сознает свою духовную свободу

и рядом с этим видит, какое громадное влияние оказы¬

вают тело и вообще внешние условия на душу; власть

души над телом представляется ему с неудержимой яс¬

ностью, но в то же время он сознает, что последнее дей¬

ствует по непреложным законам, роковым образом

(стр. 14 и 15) 2.
Из этих противоречий, продолжает г. Кавелин, роди¬

лись как желание объяснить их три главнейших формы

философских учений: дуализм, спиритуализм и матери¬

ализм. Последние два силились объяснить все явления

духовного и материального мира из одного общего нача¬

ла— идеалисты из духовного, а материалисты из мате¬

риального (стр. 15). Идеализм, перетолковавший и ис¬

казивший глубокие наблюдения Канта, быстро развился

и быстро угас, договорившись в учении Гегеля до несо¬

образностей и нелепостей, которые открыли наконец

всем глаза на ложность основного начала идеалисти¬

ческих воззрений (стр. 16).
Материализм же, в свою очередь ошибочно истолко¬

вавший гениальные исследования Локка, оказался жи¬

вучей. В настоящее время он старается примкнуть к по¬

ложительному знанию и естественным наукам (стр. 16);

но из критики его основных доводов (стр. 27—35) ока¬

зывается, что дни и этого учения уже сочтены, так как

положительные науки подкопали мало-помалу все осно¬

вания, на которых оно еще кое-как держалось, и не¬

прочный обманчивый союз его с естествознанием только

ускорит его падение.

39
Так как, по словам г. Кавелина, мы живем на разва¬

линах этих противоположных друг другу, но одинаково

фальшивых взглядов (стр. 16), то и понятно, что психо¬

логии, как науки, не существует.
Ниже я постараюсь показать, что к этому разъясне¬

нию дела следует прибавить очень многое, притом край¬

не существенное; теперь же перехожу к описанию

средств, предлагаемых г. Кавелиным для возведения

психологии на степень положительной науки.
И в его научной постройке краеугольным камнем

всего здания являются-те многочисленные факты, со¬

бранные житейской мудростью, которыми, с одной сто¬

роны, для сознания определяются резкие разницы

между материальными и психическими явлениями,

с другой — выясняется тесная связь, существующая

между душой и телом. Фактами этого рода, известными,

впрочем, всякому образованному человеку, переполнена

вся его книга. Но одними такими показаниями голоса

сознания г. Кавелин не довольствуется. Рядом с тем, как

он критикует основные доводы материализма, направ¬

ленные против души, как отличного от тела, самостоя¬

тельного, самодеятельного и свободного начала

(стр. 27—35), душа с сказанными свойствами вытекает

у него, как логический вывод, из несостоятельности отри¬

цающих ее доводов.
[...] Перехожу теперь к критике г. Кавелина, направ¬

ленной против материализма, из которой душа выходит

у него как отличное от тела, самостоятельное, самодея¬

тельное и свободное начало (стр. 17—40). [...]
Детальная критика доводов материализма начинает¬

ся у г. Кавелина (стр. 27) с рассуждений чисто логи¬

ческого свойства, из которых он сам не выводит ничего

решительного, так как к выводам прибавляется то <гмы

думаем», то «разве» или же наперед говорится «о не¬

предубежденном уме».
Второй пункт, напротив, очень важен (стр. 27—8).

Материалисты, по словам г. Кавелина, отвергают само¬

стоятельность и самодеятельность души на основании

того, что психическая жизнь возможна только при це¬

лости мозга и нервов. Контраргумент г. Кавелина за¬

ключается в следующем: растения и животные тоже

вполне зависят от окружающей среды, но имеют же

свою долю самобытности и самодеятельности. Не знаю,

40
что хотел сказать г. Кавелин словом самобытность, но

если это эквивалент самостоятельности, то он, очевидно,

впал в противоречие с собой, утверждая в то же время,

что организмы вполне зависят от окружающей среды.

Что же касается до самодеятельности, το под этим не¬

льзя разуметь ничего иного, кроме способности разви¬

вать из самого себя, независимо от окружающей среды,

какую-нибудь деятельность. Если это так, то г. Кавелин

ошибается — наука строго доказывает в отношении жи¬

вотного, что оно не творит сил, а ведь всякая деятель¬

ность предполагает силу. Единственная кажущаяся не¬

зависимость животного от окружающей среды — это

факт продолжения жизни при голодании; но он обуслов¬

ливается лишь тем, что всякое животное носит в своем

теле избыток вещества, который и расходуется на де¬

ятельность во время голодания.
Эта же ошибочная мысль повторяется у г. Кавелина

и на стр. 31-й по поводу сравнения души с животными

и растениями относительно привхождения в них чуждых

им по природе элементов (почему воздух и минеральные

вещества чужды по природе веществам растения или

растительная и минеральная пища чужда веществам

животного тела, остается при этом загадкой).
Третий аргумент в пользу самодеятельности (вернее,

своеобразности?) души формулирован так: «Будь психи¬

ческие явления в непосредственной зависимости от усло¬

вий и законов внешней природы, представления были

бы фотографическими оттисками впечатлений внешнего

мира». Речь идет, очевидно, о своеобразности той пере¬

работки, которой подвергается сырой материал внешних

впечатлений. На такую общую аргументацию всякий на¬

туралист может ответить примерно следующим образом:

если взять два разных металла, напр, цинк и медь,

и опустить их одним концом в какую-нибудь кислоту,

хоть уксус, а свободные, то есть непогруженные концы

соединить проволокой, то в последней происходят явле¬

ния, не похожие ни на свойства металлов, ни на свойст¬

ва уксуса: если проволоку перерезать, то в месте пере¬

рыва появляется искра; если в место перерыва вставить

тонкую платиновую проволоку, она раскаляется докрас¬

на; если проволокой, соединяющей медь с цинком, обмо¬

тать кусок железа, то он делается магнитом и пр. Отсю¬

да видно, что, говоря вообще, своеобразность результи¬

41
рующих явлений и их отличие от производящих нис¬

колько не указывает еще на различие между теми

и другими по существу. С этой точки зрения уже стано¬

вится излишним останавливаться на приводимых г. Ка¬

велиным созданиях воображения в форме головы меду¬

зы, минотавра и пр., тем более что эти образы представ¬

ляют, говоря словами самого же г. Кавелина, лишь

с маленькой подчеркнутой прибавкой, «небывалые в ми¬

ре сочетания бывалых впечатлений». Вот если бы чело¬

век в состоянии был творить такие сочетания, в которых

был бы по крайней мере хоть один действительно не¬

земной элемент, тогда самостоятельное творчество

души было бы, конечно, доказано.
Сверх этого, смею заверить г. Кавелина, что в книге

Вундта есть указания на то, что между организацией,

напр., глаза и уха, с одной стороны, и некоторыми ка¬

чествами зрительных и слуховых ощущений — с другой,

существует несомненная связь. Я постараюсь с своей

стороны привести впоследствии несколько примеров по¬

добного рода.
Четвертый аргумент (стр. 30) в пользу самодеятель¬

ности души формулирован так: «Разнообразная масса

психических явлений и вытекающих из них внешних

действий человека происходит без всяких непосредст¬

венных внешних влияний и побуждений, под одним

лишь влиянием психических мотивов», — и только.
Такими голословными утверждениями научные исти¬

ны очевидно не доказываются. Что же кроме голоса са¬

мосознания говорит в подобных случаях, что внешнего

толчка не было? А потом нужно ведь еще доказать, что

его не было и по отношению к возникновению психи¬

ческого мотива.
Пятый аргумент трактует о произвольности движе¬

ний, то есть опять о третьем пункте из основных доводов

для отличения в человеке двух начал, поэтому опять от¬

сылаю читателя к концу статьи. Здесь же считаю не¬

обходимым лишь маленькое личное объяснение по поводу

начала пятого аргумента (стр. 31) у г. Кавелина. Он

говорит: «Материализм не отрицает всех этих фактов,

но объясняет их по-своему. То, что мы называем психи¬

ческим процессом, то в его глазах — нервный или голов¬

ной рефлекс, который не предполагает ни особой психи¬

ческой среды, ни участия воли и совершается механи¬

42
чески». Г. Кавелин разумеет здесь, очевидно, меня; но

он впадает в большую ошибку, приписывая мне полное

отождествление психических фактов с рефлексами.

В книге моей, известной под именем «Рефлексов голов¬

ного мозга», действительно выставляется гипотеза

о рефлексообразном (следовательно, машинообразном)

способе происхождения типических форм психиче¬

ских процессов мысли и страсти; но о сущности психи¬

ческих процессов, в смысле объяснения их, например,

устройством нервных центров, нигде нет и помину.

Г. Кавелин введен в ошибку, очевидно, заглавием книги.

Происхождение же этого заглавия следующее: когда

статья была представлена в цензуру, ее истинное имя

было таково: <гПопытка свести способ происхождения

психических явлений на физиологические основы»; но

цензура нашла это заглавие неудобным и потребовала

от меня нового. Долго я придумывал и наконец остано¬

вился на известном всем имени, и не предчувствуя,

сколько недоразумений вызовут эти слова, казавшиеся

мне невинными.
После этого г. Кавелин переходит к ссылке материа¬

листов в их отрицаниях психического начала на то об¬

стоятельство, что психическая сфера животных заключа¬

ет будто бы в себе зачатки всех душевных способностей

человека. По мнению г. Кавелина, у животных сущест¬

вуют зачатки мышления или по крайней мере соображе¬

ния, зачатки речи, стремление к общественности, чувст¬

во и уменье приспособлять внешнюю природу к своим

нуждам и потребностям. Но он говорит, что ни у од¬

ного животного нет и намека на способность изваять

статую, нарисовать картину, начертать план или фа¬

сад, положить звуки на ноты, написать письмо или

книгу.
Если бы подобный вопрос был предложен Дарвину,

занимавшемуся более других вопросами об отношении

животных к человеку, то он, вероятно, попросил бы, во-

первых, г. Кавелина разложить каждую из приведенных

им способностей на составные элементы и затем умень¬

шить каждый из последних в миллионы раз. Кто знает,

может быть, зачатки этих элементарных способностей

и оказались бы налицо. По крайней мере данные

в пользу присутствия эстетического чувства у некоторых

животных есть. Например, в Австралии живет птица

43
плащеносец, которая украшает очень прихотливо места

любовных свиданий; самки соловья и вообще всех пев¬

чих птиц любят пение самцов и пр. С другой стороны,

сам г. Кавелин не отказывает животным в уме, а я по¬

лагаю, что для рисования, черчения и писания едва ли

что нужно с психической стороны, кроме развитого до

человеческой степени ума и эстетического чувства.
Итак, и второй прием, употребленный г. Кавелиным

для установления двух начал в человеке и для квали¬

фикации одного из них, оказался неудавшимся. [...]

Дмитрий Иванович
Менделеев

Материалы для суждения

о спиритизме1
Предисловие
[...] Решившись преследовать цель изучения верхних

слоев атмосферы, я не смущаюсь перед мыслью о том

малообычном способе, к которому прибегаю для получе¬

ния средств, необходимых для такого изучения. Найдут¬

ся, вероятно, осуждающие. Предлагая желающим при¬

нять участие в научном предприятии, я имею в виду тех,

кто умеет и захочет вникнуть в обстановку всего дела;

они увидят, что мною руководит.
Члены комиссии Физического общества, учрежденной

для рассмотрения медиумических явлений, отдали в мое

распоряжение все дела этой комиссии, предоставили мне

их опубликовать, зная, что книга, содержащая эти дела,

будет назначена для цели устройства аэростата. К этим

материалам, помещенным в первом отделе книги, при¬

бавился ряд статей, составляющих второй отдел. Боль¬

шинство их предоставлено в мое распоряжение посто¬

ронними лицами, знавшими цель моего издания. Как ни

далеки кажутся два таких предмета, как спиритизм

и метеорология, однако и между ними существует неко¬

торая связь, правда отдаленная. «Спиритическое учение

есть суеверие», как заключила комиссия, рассмотревшая

медиумические явления, а метеорология борется и еще

долго будет бороться с суевериями, господствующими по

отношению к погоде. В этой борьбе, как и во всякой

другой, нужны материальные средства. Пусть же одно

суеверие послужит хоть чем-нибудь противу дру¬

гого. [...]
Публичное чтение о спиритизме

15 декабря 1875 г.
[...] Вы собрались здесь узнать, что сделала комис¬

сия для рассмотрения спиритических явлений, образо¬

ванная весной этого года при Физическом обществе, со¬

47
стоящем при С.-Петербургском университете. Я буду

иметь честь сообщить вам протоколы заседаний комис¬

сии, но предварительно считаю не излишним сказать не¬

сколько слов о состоянии спиритического вопроса и о

положении этого дела у нас.
В таком новом, выплывшем недавно на свет вопросе,

каков спиритический, нельзя было бы обойти точного

и прямого определения того, какие явления должно счи¬

тать за спиритические, если бы не было сомнения в са¬

мом существовании этого особого класса явлений. Ведь

вы знаете, конечно, что только небольшой кружок уче¬

ных считает доказанным существование спиритических

явлений и что большинство отвергает их самобытность.

Можно, однако, обойти представляющееся неудоб¬

ство.
Если некоторое явление называют атмосферным, то

этим не признают в атмосфере каких-либо новых атмос¬

ферных сил, а хотят только означить место действия.

В таком смысле спиритическими явлениями должно на¬

звать те, которые происходят на сеансах, совершаемых

чаще всего по вечерам, в темноте или полутьме, в при¬

сутствии особых лиц, называемых медиумами; явления

эти имеют, в общих чертах, сходство с так называемыми

фокусами и потому представляют характер загадоч¬

ности, необычайности, невоспроизводимости при обыч¬

ных условиях.
Такое определение да не внушит вам мысли о том,

что я лично считаю все явления спиритические за фоку¬

сы. Нет, я искал и не нашел более точного определения,

привожу то, которое считаю беспристрастным и точным.

Если стол под вашими руками скользит и колеблется

в обыденной обстановке, вы не обращаете на это внима¬

ния, но если вы садитесь за стол, ожидая его скольже¬

ния и колебания, если вместе с вами сидят несколько

других лиц — сеанс сделан, а если стол затем пошеве¬

лился — это может быть или не быть явлением спирити¬

ческим. Явление будет наверное спиритическим, если

с вами сидит лицо, заведомо обладающее медиуми¬

ческими способностями, и если вы сами сознательно не

производите движения, а особенно если при этом сто-

лодвижение будет иметь некоторый осмысленный или

необычайный характер, например если стол одною

своею ножкою будет выстукивать условным образом

48
ответы на заданные вопросы или подниматься на всех

своих четырех ножках.
Вы видите, что дело сводится на необычайность яв¬

лений и на медиумов. Быть может, придет время, что

и многие атмосферные явления кто-либо отнесет к спи¬

ритическим, как пришло время отнести магнитные

к электрическим. Суть дела, по словам спиритов, не

в том, чтобы разобрать столодвижение или тому подоб¬

ные слабые спиритические явления, подобные обыч¬

ным, а в том, чтобы сперва признать, а потом понять,

дать гипотезу и законы таким явлениям, которые нигде

и никогда, иначе как в присутствии медиумов, не совер¬

шаются.
Какие же классы таких явлений? Спириты * считают

четыре таких класса: 1) движение неодушевленных

предметов при прикосновении рук, особенно поднятие

предметов и изменение их веса; 2) движение неодушев¬

ленных предметов без прикосновения рук человеческих

или без постороннего двигателя, особенно же происхо¬

дящее тогда изменение веса предметов и поднятие;

3) явления диалогические (разговорные) и психогра¬

фические, т. е. движения и звуки, имеющие характер

осмысленности, например движение предметов по задан¬

ному направлению, ответы неодушевленных предметов

на вопросы и т. п.; 4-й класс явлений назван медиумо¬

пластическим или материализациею. Сюда относится

образование или появление частей человеческого тела

и полных человеческих фигур Особенное значение спи¬

риты придают этой четвертой группе явлений.
Если бы не подразумевалось того, что вышеисчислен-

ные явления совершаются на сеансах в присутствии ме¬

диумов, то к первому разряду можно было бы отнести

движение часов, которые держатся в руках, ко второ¬

му— движение воздуха или облаков в атмосфере,

к третьему — все роды гадания, а к четвертому — живо¬

пись, скульптуру и явление фигур в фокусе камер-об¬

скур и тому подобных приборов. Но мы имеем свиде¬

тельство весьма большого числа почтенных и полного

доверия заслуживающих лиц, которые сами сперва ду¬

мали так же, как и всякий другой, что спиритические
*	Гг. Аксаков, Бутлеров и Вагнер 2 в заседании комиссии 9 мая

1875 г.

49
явления суть фокусы, а со временем убедились, что на

сеансах с медиумами происходят явления, необъясни¬

мые ни фокусами, ни физическими приборами, ни дру¬

гими способами, известными до сих пор, а потому состав¬

ляющие явления самостоятельные — спиритические. Как

же нам не верить свидетельству некоторых лиц в само¬

стоятельности того, что совершается на сеансах и при

медиумах, если мы не имеем повода им не верить?
Сеансы бывают двух родов: публичные или частные

в присутствии записных медиумов и домашние без при¬

сутствия профессиональных медиумов. Эти последние

действуют наиболее убедительно. Сеансы бывают удач¬

ные и неудачные, но спириты не приметили до сих пор

условий, определяющих эти обстоятельства, хотя

и утверждают положительно, что присутствие лиц, не

верящих в самостоятельность спиритических явлений,

в большей части случаев не препятствует явлениям, что

подтверждают своим прежним опытом. Неудача может

происходить от того, что между присутствующими в до¬

машнем кругу нет медиума. Однако опыты спиритов по¬

казали, что средним числом из восьми лиц, особенно

между дамами, есть большая вероятность встретить

одно лицо, обладающее медиумическими способностями.

Ныне свидетельствуют, «что доходят отголоски и из рус¬

ского общества о проявлении медиумических способ¬

ностей у разных лиц, живущих как здесь, так и в раз¬

ных местностях империи».
Но и в присутствии медиума совершаются не всегда

и не всякие спиритические явления. Все дело в силе

и специальности медиумов. Иногда медиумизм свойст¬

вен членам целого семейства, но в разной мере и силе.

У одних медиумов, и такие чаще всего встречаются,

только движутся предметы при прикосновении рук —

это физические медиумы, у других, сильнейших, и без

него совершаются явления разного рода: так, например

(передаю слова одного спирита), в совершенно темной

комнате, когда двое держат сильного медиума за руки,

один из присутствующих чувствует, что кто-то берет его

за палец и вместе с рукою поднимает вверх и возносит

над головою. У сильнейших медиумов движутся очень

тяжелые предметы, например комоды, для движения ко¬

торых действительно нужна большая сила; у слабейших

медиумов движутся звонки, бубны, гармоники и тому

50
подобные действительно более легкие предметы. Немно¬

гие только из медиумов способны к вызову явлений ма¬

териализации, к демонстрации (вызову) несуществую¬

щих, новых членов человеческого тела, рук, головы, тор¬

са и, наконец, целого осязаемого тела человеческого

с одеждою, волосами и всеми привычными атрибутами

живого человека, к произведению на сеансах цветов

и т. п. Являющиеся в таких случаях люди суть, по уве¬

рению медиумов и спиритов, лица в действительности

не существующие, но некогда жившие на земле.
Обыкновенно при исчисленных, так сказать, высших

спиритических явлениях медиумы впадали в особое со¬

стояние, называемое трансом. Это состояние бессозна¬

тельное и бесчувственное, как сон, сопровождающееся

иногда речами, напоминающими бред, движениями, по¬

добными конвульсиям. В это состояние медиумы прихо¬

дят чаще всего в полутьме или в совершенной темноте;

музыка тихая, но постоянная помогает ему, свет, день —

препятствуют, и тем более, чем медиум слабее, по край¬

ней мере у обычных медиумов, наступлению транса

и связанных с ним спиритических явлений.
Удостоверившиеся в существовании спиритических

явлений составили и держатся одной гипотезы, придав¬

шей всему учению его наименование, а именно полага¬

ют, что причину этих явлений составляют духи, вне лю¬

дей, самобытно существующие и все названные явления

производящие. Это они стучат в столе, это они двигают

им, звонят в колокольчик, гремят бубном, облекаются

в свойственный им человеческий образ или образуют

только части человеческого тела, или приносят цветы.

Уподобляясь людям, духи носят и людские имена. Иным

спиритам такая гипотеза кажется очень наивною, и они

признают, что в медиумических явлениях есть нечто не¬

объяснимое, а от гипотезы воздерживаются, хотя с пол¬

ною солидностью выработанного мнения, и требуют со¬

гласиться с де Морганом: «Физические объяснения лег¬

ки, но до жалости недостаточны, духовная гипотеза хоть

и достаточна, но трудна». Труд, конечно, подразумевает¬

ся не в создании гипотезы, потому что гипотеза гномов,

эльфов, ведьм, домовых и т. п. создана уже давно и так

же связана с гипотезою спиритов, как древняя гипотеза

об атомном составе материи связана с современною ги¬

потезою о строении тел; трудность, конечно, предпола¬

51
гается в доказательствах, т. е. в измерении и объектив¬

ности, но мне неизвестны даже и попытки этого рода по

отношению к гипотезе спиритов.
Нельзя обойти молчанием, что для объяснения мно¬

гих спиритических явлений, а особенно диалогических

явлений, сами спириты признают достаточною особую

гипотезу <гбессознательной церебрации», которой дер¬

жался Фарадей, разбиравший спиритические явления,

и которую удержал и развил особенно Карпентер 3. Од¬

нако она, продолжают спириты, оказывается несостоя¬

тельною *, признав добросовестно, а не на выбор, верны¬

ми подтвержденные известными лицами спиритические

факты. По мнению спиритов, гипотеза Карпентера не

может объяснить поднятия столов на воздух или пере¬

движения предметов без прикосновения, игнорирует чу¬

жие наблюдения и вообще не стесняется в критических

приемах. Не спириты — многие ученые прибегают ино¬

гда для объяснения известных спиритических фактов

к гипотезе механических сотрясений, производимых ру¬

ками; так, Шеффлер** развивает подобную гипотезу

для объяснения движений стола, г. Квитка прилагает

ее и ко многим другим спиритическим явлениям. Иные

даже решаются думать, что все дело в обмане, произво¬

димом медиумами.
Так как спириты вообще заметили, что по отноше¬

нию к медиумизму часто встречается у многих ученых

самомнение, отсутствие объективности или пристраст¬

ность, и так как, по словам упомянутого выше ученого-

спирита де Моргана, «спиритуалисты несомненно стоят

на пути прогресса в физических науках, а противники их

ратуют противу оного», то я, не желая идти противу

прогресса физических наук, воздерживаюсь от суждения

о спиритической гипотезе, думая, что мнение родится

в вас самих, зато я старался как можно ближе держать¬

ся подлинников, составляя все здесь сказанное.
Нельзя мне затем пройти молчанием доводов спири¬

тов в защиту своих мнений и не сопоставить их с мне¬

нием лиц, отвергающих существование особого класса

явлений, называемых медиумическими или спирити¬

ческими.
*	«Русский вестник», 1875, ноябрь, стр. 327, статья г. Бутлерова.
** Imaginäre Arbeit, eine Wirkung d. Centrifugal-und Gyral-

kraft. Von И. Scheffler, 18GG, Leipzig, p. 54: Das Tischrücken.

52
Спиритами не родятся, спиритизму в школе не учат,

до него доходят опытом, наблюдением и умом. Это весь¬

ма важно для суждения о спиритизме, потому что пока¬

зывает смелость мысли, самостоятельность и новость

суждения, расширение области знаний. Кто же не рату¬

ет за них? Когда вы скажете: «Мало ли в новейшем есть

ложного, ни на чем не основанного?», вам ответят, что

явления и даже самые понятия спиритов существовали

во все времена, но только ныне их обособили, дали им

свою область, подготовляют сделать науку, которая свя¬

жет учение о материи с учением о духе, скрепит разроз¬

ненные звенья направлений человеческого знания. Вы

поспешите, может быть, сказать, что нет нужды гово¬

рить о том, что будет, должно остаться пока при совре¬

менном строе веками выработанных понятий, но тогда

вы, вероятно, услышите ответ: «При таком способе дей¬

ствия знание не станет развиваться, передовому не бу¬

дет места».
Когда вы заявите, что место есть, что вы не желаете

стеснять тех, кто верит в спиритизм, а тем паче тех, кто

наблюдает спиритические явления как научные, вы почти

наверное будете обличены в индифферентизме, кос¬

ности и самомнении, потому что «каждый неразъяснен¬

ный факт, который лежит на пути нашего развития, не¬

пременно рано или поздно войдет в область нашего со¬

знания, потому что таковы условия, таков путь разви¬

тия, и другого пути не было и не будет». Согласные

с такими возвышенными мыслями, вы обратитесь к этим

фактам и укажете на малочисленность спиритических

фактов, на их неясность, объясните столоверчение не¬

произвольными движениями, подобными массе извест¬

ных вам других обычных фактов, скажете, что для объ¬

яснения других, по сознанию самих спиритов, достаточ¬

ны гипотезы Фарадея и Карпентера, что часть фактов

сомнительна, что много есть простых обманов, считае¬

мых за спиритические факты, что вы не хотите быть

исследователем явлений, боящихся света, а потому не

видите интереса в изучении спиритизма.
Такая речь совершенно опровергается следующими

соображениями: «К сожалению, хлеб добывать нужно,

и медиумы профессиональные часто помогают себе со¬

знательно, когда дело не идет медиумически, но ведь все

это имеют в виду такие громкие имена, как те, которые

53
заявили себя за спиритизм, ведь это все почти нату¬

ралисты, биологи, химики, астрономы, математики, и

нельзя же предполагать, что они не сомневались. Пришел

конец их сомнениям, и они открыто и прямо пристали

к учению, отвергаемому преобладающею массою уче¬

ных». Далее присовокупляют: «Есть факты, несомненные

во всех категориях спиритических явлений, засвидетель¬

ствованные людьми, заслуживающими полного дове¬

рия. Что же вы о них скажете?»
«Да ничего», — часто отвечают спиритам. Ведь изу¬

чение спиритизма не дало еще пока никакой новой исти¬

ны, состоит только в рассказах, напоминающих святки,

лишено точности, требующейся для научного вывода.

Такое легкое отношение к авторитетам науки, по спра¬

ведливости, заставит напомнить, что Крукс4 и мерил

и взвешивал, исследуя спиритические явления, что подоб¬

ные же приемы применяли и другие ученые, что чистой

науке нет никакого дела ни до того, что выйдет в конце

концов из наблюдаемых фактов, ни до того, на что они

похожи, что спиритическая наука молода и, как все та¬

кие, небогата плодами,— все дело в самой по себе исти¬

не, а польза родится. Спиритизм же характеризуется

тем, что затрагивает стороны жизни, близкие каждому,

его интерес выше интереса многих других классических

и реальных знаний. Основой его служат факты, которые

каждый может легко проверить, стоит сделать несколь¬

ко сеансов в известном кружке лиц, которым доверяете,

и иметь терпение подождать, чтобы видеть существова¬

ние еще не понятого.
Вы возразите: знаю, что еще много есть непонятного,

что вы сидели, сидели и ничего не видели, кроме движе¬

ния стола, в чем не видите ни толку, ни пользы для

какой-либо науки, потому что убедились в толчках, ко¬

торыми незаметно двигается стол, особенно когда уста¬

нешь.
«Но вы не забудьте, что медиумические способности

бывают в разной мере, а потому ваши единичные опыты

ничего в сущности не говорят. Не только, подобно не¬

забвенному Галилею, можно сказать «а все-таки столы

вертятся», но и вместе с моим другом Η. П. Вагнером

должно прибавить, «что свобода исследования, свобода

мысли есть желанный лозунг последних веков».

54
Примешались к этим суждениям упреки, с одной

стороны, в гонении, с другой — в чертовщине, потом

с третьей — в пиетизме, ханжестве, материализме, пози¬

тивизме и т. д.
Где же выход из этого? Что же думать о спиритизме

тем, кто хочет следить за успехами наук? Новых ли ис¬

тин ждать от него, или это старые бредни? Ответить

может только опыт, веденный со вниманием и бесприст¬

растием. Следует определить прежде всего, совершаются

ли в спиритических сеансах в присутствии медиумов яв¬

ления, необъясняемые известными до сих пор силами

природы; для того в опыте кроме неизбежного медиума

должны участвовать лица, верящие и не верящие в спи¬

ритизм, опытные в нем и такие, которые ничего спирити¬

ческого не знают, но об видах явлений природы имеют

точное научное понятие. Первые научат вторых, что де¬

лать. Те и другие должны друг другу доверять. Нельзя

при этом предоставить окончательного суждения спири¬

там, потому что они представляют в таком собрании

сторону ту же, к которой относится медиум, а лучше

пока и никакого суждения о спиритизме не высказы¬

вать, а только записывать, отмечать факты,— обсудить

их может каждый, а для собирания наблюдений необхо¬

димо иметь условием привычку точно наблюдать и ана¬

лизировать факты разнообразные и знакомство с общею

картиною явлений природы. Такие условия представля¬

ются, по моему мнению, в наибольшей мере соединенны¬

ми между физиками. Физику, занимающемуся разработ¬

кою науки, нельзя, как многим другим научным деяте¬

лям, особенно на поле описательного естествознания, су¬

зить область своих занятий потому, что у физики нет

внешнего объекта изучения, как у химика, астронома,

математика, биолога, ему приходится иметь дело попе¬

ременно и с математикою, и с механикою, и с областью

химических, физиологических и вообще биологических

знаний. Физику называют иногда методикою естество¬

знания.
Вот, мм. гг. причина, объясняющая внесение вопроса

о спиритизме в наше Физическое общество, состоящее

с 1872 г. при С.-Петербургском университете и издаю¬

щее вместе с Русским химическим обществом отдельный

журнал, при котором явится отчет о том* что сделали

члены его по отношению к исследованию спиритизма.

55
Поводом к внесению вопроса о спиритизме в Физическое

общество послужило распространение в нашем общест¬

ве занятий спиритизмом. Началось дело в последние го¬

ды с медиума г. Юма, развилось под впечатлением сеан¬

сов прошлой зимы г. Бредифа. Руководителями общест¬

венного мнения явились гг. Аксаков, Бутлеров и Вагнер,

наши апостолы спиритизма. Какие имена! Фамилия пер¬

вого из них напоминает русскому уху семью горячих

и верных искателей истины. Хотя Александр Николае¬

вич Аксаков и работает в иной области, чем дорогие

всем нам другие Аксаковы, но родственная связь видна

в беззаветной вере, в твердой поступи, в бойком пере

и в русской размашности шагов, какие делает Алек¬

сандр Николаевич, пропагандируя спиритическое учение

в России, издавая немецкий журнал «Phisische Studien»,

посвященный спиритизму, и принимая на себя не¬

мало труда при изучении спиритизма. Имена Александ¬

ра Михайловича Бутлерова и Николая Петровича Ваг¬

нера, моих товарищей по науке и роду деятельности,

мне нет надобности освещать вам, я убежден, что вы

хорошо знаете их как передовых деятелей русской на¬

уки, одного — как известного химика и другого — как

биолога. Бутлеров поверил спиритизму при помощи Ак¬

сакова, Вагнер — через Бутлерова. Последователи пре¬

взошли своего руководителя и горячо взялись за его де¬

ло. В наших журналах стали появляться одна за другою

статьи с их подписью. Это обстоятельство не лишено

значения. Не имей Вагнер и Бутлеров авторитетности

как натуралисты, публика не встрепенулась бы, и едва

ли наши крупные журналы взяли бы статьи о спиритиз¬

ме, тем более что печать всюду была против спиритиз¬

ма. И вот на эту борьбу открыто и прямо пошли мои

почтенные товарищи, выступив с своими спиритически¬

ми статьями не в ученых обществах, где было бы насто¬

ящее место оригинальному, новому воззрению на явле¬

ния природы, где место разбора и проверки новых, еще

не известных фактов, где борьба ведется и регулируется

приемами, установившимися в науке. Они перешли эту

дорогу, пошли за А. Н. Аксаковым и прямо на ученых

апеллировали обществу.
Вот причины, заставившие многих задуматься над

спиритизмом, разбирать эту специальность, интересо¬

ваться ею так, как ни одно еще новое открытие до сих

56
пор не интересовало. Много вечеров пошло на спирити¬

ческие сеансы, много остроумия потратилось при разго¬

воре о спиритизме, но вместо пытливости родилось одно

любопытство, да на подходящей почве стали развивать¬

ся семена мистицизма; они почти не проглянули в печа¬

ти, не имели той смелости, какую заявили первые учени¬

ки А. Н. Аксакова, но существование их видно в част¬

ных примерах, вероятно почти всем вам более или менее

известных. А мистицизм — детство мысли, развитие

его — застой, а не прогресс знания, за который так сме¬

ло и прекрасно говорят наши спириты.
Чтобы противодействовать распространению мисти¬

цизма, чтобы удостовериться компетентным образом

в существовании спиритических явлений, чтобы удовлет¬

ворить склонности к пытливости, чтобы снять, наконец,

с ученых упрек индифферентизма, который дает спири¬

там многих адептов, образована была в майском заседа¬

нии сего года при Физическом обществе комиссия, со¬

ставленная только для рассмотрения спиритических, или

медиумических явлений, причем выражена была надеж¬

да, что наши спириты не откажут комиссии в возмож¬

ности видеть, испытать и подвергнуть разоблачению, ес¬

ли обман существует, те явления, которые совершаются

в присутствии медиумов. Можно надеяться этим путем

дойти до истины, и если есть в самом деле что-либо еще

незнаемое между явлениями, считаемыми за спири¬

тические, то будет случай встретиться с ним.
Первые два майских заседания комиссии были учре¬

дительными. Гг. Аксаков, Бутлеров и Вагнер, как и до¬

лжно было ждать, с радостью приняли участие в заня¬

тиях комиссии, разъяснили ей многое, учили членов ее,

что должно делать для успеха сеансов. Мы слушались

этого все время и будем, по возможности, продолжать

делать это, чтобы не было речи о том, что устранены

условия успеха ожидаемых явлений. Мы желаем успеха,

будем терпеливо ждать его; а когда он будет, когда

явится необычайное, будем мало-помалу изменять усло¬

вия опыта, потому что не все же время мы будем дей¬

ствовать под указкой спиритов, мы собрались для того,

чтобы осветить спиритические факты, а не прямо запи¬

сываемся в число спиритов.
Дело было организовано следующим образом: ко¬

миссия постановила первоначально заняться простейши¬

57
ми медиумическими явлениями, более доступными изу¬

чению, считая медиумо-пластические наиболее сложны¬

ми. Ведь в самом деле, не удобно же было бы начать

дело прямо с образования частей тела или целых фигур,

как неудобно ознакомление с химическими соединения¬

ми начать с изучения веществ, образующих тело живот¬

ных или растений.
На свои занятия комиссия назначила время с сен¬

тября 1875 по май 1876 г. и постановила составлять по¬

сле каждого заседания протоколы, в которых подписы¬

ваются свидетели со стороны медиума, число коих пред¬

положено не более трех.
Со своей стороны А. Н. Аксаков обещал позаботить¬

ся о приискании медиумов, столь необходимых для

вызова спиритических явлений. И с каким успехом вы¬

полнил он это! Осенью, в конце октября, А. Н. Акса¬

ков привез из Нью-Кестля двух медиумов, гг. Пет¬

ти, и предложил еще медиума г. Монка, живущего

в Бристоле. Комиссия предложила начать с теми, кто

уже есть, тем более что медиумические способности

гг. Петти Александр Николаевич лично удостоверил

и подтвердил свои слова, цитировав 16 печатных заявле¬

ний о медиумизме Петти, найденные им в спиритической

литературе. С г. Монком предположено начать сеансы

в январе 1876 г.
Сеансов комиссии с медиумами Петти было шесть,

но два первых назначались для ознакомления медиумов

с лицами, принимающими участие в сеансах. Во всех

сеансах со стороны медиумов свидетелями были гг. Ак¬

саков и Бутлеров. Местом сеансов служила моя кварти¬

ра в нижнем этаже здания университета. Одна комната

с двумя большими окнами и нишей была избрана

А. Н. Аксаковым, и в ней была устроена загораживаю¬

щая нишу и идущая с полу доверху шерстяная занавесь

с пространством сзади нее, достаточным для помещения

стула.
В предварительных заседаниях комиссия познакоми¬

лась с гг. Петти. Приехали отец и два его сына. Отец не

медиум, по словам свидетелей. Он бывший кузнец и ка¬

ким-то случаем потерял одну ногу. Медиумы — его два

сына, Вильям и Жозеф. Старшему из них лет 17—19,

младшему лет 12—14. Оба они бодрые на вид, славные

мальчики, особенно младший, в глазах которого виден

58
ум и любознательность. Говорят они на жаргоне, трудно

понимаемом, переводил их речи нам все тот же неуто¬

мимый А. Н. Аксаков.
Специальность медиумов Петти, по словам свидете¬

лей, составляют:
1)	Сеансы в полутемной комнате перед занавеской,

когда колокольчик ставится на полу за занавеской

и медиумы сидят перед занавесью. Спиритическое явле¬

ние, ожидаемое при этом, есть звон колокольчика.
2)	Сеансы младшего медиума около стола при сла¬

бом свете, когда вблизи положена пропускная бумага

(бибула). Ожидаемое спиритическое явление составля¬

ют капли на бумаге.
3)	Сеансы в совершенно темной комнате вокруг сто¬

ла, когда присутствующие держат друг друга за руки,

а на столе поставлена клетка с запертым внутри ее ко¬

локольчиком. Ожидаемое спиритическое явление состав¬

ляет движение всей клетки и отдельно звон колоколь¬

чика.
Другие роды медиумических явлений, сколько из¬

вестно, не совершаются в присутствии Жозефа и Виль¬

яма Петти. Был приготовлен особый стол с манометра¬

ми, могущими показывать меру давления рук на стол,

но попытки за этим столом были неудачны, стол не дви¬

гался, потому, вероятно, что столоверчение не относится

к специальности медиумов Петти.
В сеансах, когда посторонний свет, попадающий от

окон, устранен двойным слоем наколоченного на окно

коленкора, когда свет лампы был убавлен до полутьмы,

а музыкальный ящик заведен и играет, медиумы Петти

легко впадают в транс и тогда ведут разговоры от

имени духов, из которых одного зовут Чико, другого

не помню как. В этом разговоре часто являются

требования содействовать успеху сеанса уменьшением

света, определенным расположением присутствующих

и иногда предначертания условий на будущие сеансы.

Все предписываемое при этом исполнялось членами ко¬

миссии всегда с одинаковой готовностью и пунктуаль¬

ностью.
Вот обстановка четырех сеансов, которых протоколы

я теперь буду иметь честь прочесть вам. Они подписаны

присутствовавшими членами и свидетелями со стороны

медиумов.

59
(Читаны затем протоколы 6, 7, 8 и 9-го заседаний

комиссии, см. первый отдел.)
После заседания 20 ноября комиссия, ожидающая,

согласно желанию Александра Николаевича, еще 36 се¬

ансов с медиумами, имела еще одно, 10-е из своих засе¬

даний, 21 ноября текущего года. В нем комиссия обсуж¬

дала виденное у братьев Петти и пришла к заключе¬

нию... Вместо него я считаю более удобным рассказать

следующий случай, памятный мне со времен моего сту¬

денчества и рассказанный нашим бывшим профессором

ботаники Шиховским. Имена я забыл, но сущность де¬

ла, кажется, ясно помню.
Где-то, кажется в Японии или Китае, путешествовал

некоторый весьма известный ботаник, интересовавшийся

местной флорой; он особенно занимался новыми форма¬

ми растений и был очень рад, когда их находил. Один

из туземцев, знавший страсть ботаника к новым расте¬

ниям, доставил ему из одного трудно достигаемого

места несколько экземпляров совершенно нового расте¬

ния с цветами. Растение это описано и изображено. Оно

представляет формы действительно необычайные, небы¬

валые сочетания частей, можно сказать, совершенно из

ряду вон всех понятий ботаников. Ботаник окрестил его

именем, об нем писал мемуары, только другие останав¬

ливали недолго внимание над его формами — ибо они

были недосягаемою редкостью, уники, да притом никто

из ботаников сам его не видал в живом состоянии. Кто-

то из знатоков дела анализировал описание и рисунок,

нашел, что цвет представляет сочетание таких-то и та¬

ких далеких друг от друга семейств растений, а потом

хорошенько порассмотрели имевшиеся экземпляры, и

оказалось, что цветок склеен весьма искусно из частей,

взятых от разных растений.
Вы ни минуты не станете затрудняться в приискании

слов, характеризующих поступок туземца. Вы, однако,

не бросите камнем в ботаника, которого обманули,

пользуясь его страстью к науке.
А я прибавлю от себя, что не осудил бы ботаника,

если бы он поместил в «Русском вестнике» статью о но¬

вом найденном им растении и о переполохе в ботани¬

ческой систематике, вышедшем из-за нового растения,

но, может быть, восстал бы противу его речей, когда бы

он стал строить на единичных виденных им фактах но-

60
вую систему упреков ученым в ретроградности их поня¬

тий, за то, что они не поспешили переполошиться. Так

восстаю я здесь противу упрека в том, что противники

спиритизма служат представителями тех, которые все¬

гда ратовали противу прогресса, а это написано в статье

моего почтенного друга и товарища А. М. Бутлерова на

стр. 348 «Русского вестника» за ноябрь 1875 г. В горяч¬

ке защиты своих мнений спириты не замечают, что

поступают неосторожно, притесняют людей науки. [...]
Два публичных чтения о спиритизме

24 и 25 апреля 1876 г.
Лет за 20 тому назад в Америке, а затем и в Европе

стало распространяться то спиритическое учение, кото¬

рое в наши дни поддержали многие ученые. Они связа¬

ли и словами и мыслями новое с явлениями древней

индийской магии, перепутали с суевериями и стремятся

сделать из всего учения, выражаясь их словами, «мост

для перехода от знания физических явлений к познанию

психических». Кому же не лестно быть строителем тако¬

го моста! Однако школы, ученые и литераторы, сочувст¬

вуя которым вы собрались здесь, не погнались за кон¬

цессией на этот мост, не приняли учения спиритов, по¬

смотрели на него, как на старые сваи, на которых давно

и безуспешно задумана была подобная постройка, не

ступили на гнилое дерево. Отвергнутое приютилось

в кружках, но недавно выступило смелее, захотело

иметь новых адептов, стало для того клеймить неверя¬

щих, громко утверждало непризнаваемое — и успело по¬

колебать немало умов. Признайте только факты, говори¬

ло оно, эти факты реальны и правдивы, а следствия из

них явятся сами. Да, эти следствия у всех на памяти, их

слышали от нянюшек — и многие вспомнили и соблаз¬

нились. Старые суеверия выплывали. В этой связи дав¬

них суеверий с новым учением — весь секрет интереса

к спиритизму. Разве стали бы столь много писать и го¬

ворить о любом другом ученом разноречии, не стой тут

сзади дух, няня и любезное многим детство народов.

Помирили сказку с наукой — это увлекательно, и спи¬

риты свое сделали — заставили говорить и разбирать их

учение. Их расчет прост, хотя и ошибочен: они надеются

61
найти поддержку в массах, мало знакомых с науками.

Они и помнили и забывали, что эти массы имеют свой

здравый смысл — верный союзник наук и движения, что

они, однако, идут за немногими, что наука не пресле¬

дует, не сожигает, не налагает запрещений, что она не

боится движения вперед, но они упустили из виду, что

для науки безразличен приговор масс и отдельных уче¬

ных, что наука уже не ветреное дитя, что она зрелая

мудрость времен, что против их оружия можно действо¬

вать подобным же* что научное поле им придется взять

с бою... *
Но довольно для уяснения общей картины — обра¬

тимся лучше к подробностям, они отчетливее рисуют по¬

ложение вопроса. Начальное физическое явление спири¬

тизма составляют стуки, раздающиеся при наложении

рук на стол и движении самого стола. Весьма скоро

убедились опытом, что спиритические стуки могут сла¬

гаться условным образом в осмысленную речь; заметили

затем, что разговор стуками (тюпотология) имеет

смысл, какой бы придал речи медиум или то лицо, сидя¬

щее за столом, в присутствии которого стуки происхо¬

дят. Ничего иного в речах спиритических сеансов не

узнали, кроме того, что могли бы услыхать из уст ме¬

диума.
Физическая сторона дела несомненна, т. е. стуки

в спиритических сеансах происходят. Вопрос состоит

в том, что стучит и обо что? Тут не два первичных во¬

проса, а один. Всякий стук есть колебание воздуха, сле¬

довательно, для произведения звука нужно средство

привести воздух в колебательное состояние. Спрашива¬

ется поэтому: что же приводит здесь воздух в коле¬

бание?
На это отвечали весьма различно, и вот шесть глав¬

ных вариаций ответов.
Медики, исследовавшие лиц, в присутствии которых

звуки совершаются, нашли, что некоторые суставы

и связки этих лиц могут производить самостоятельные

звуки. Подобное этому происходит и при разговоре

и при чревовещании — звучит внутренний орган тела.

Здесь, значит, содрогается часть тела медиума. Произ¬
*	Что и в научной битве кроме личной храбрости нужны и запасы

крепости, что время татарских набегов на науку миновало.

62
вольно или невольно издают звуки части тела медиу¬

мов— до этого не касались; да и нет нужды: пусть это

будет непроизвольное движение, никому не было инте¬

реса его исследовать. И все же от стучащего нельзя

ожидать ничего иного, кроме того, что ему известно,

а потому ясна причина того, что лицо это не может ни¬

чего иного высказать в сеансе, кроме того, что им ранее

приобретено или узнано. Это будет тем более так, когда

лицо это производит спиритические стуки преднамерен¬

но и сознательно. Назовем эту гипотезу о природе спи¬

ритических звуков органическою.
Вторая гипотеза состоит в том, что при наложении

рук на стол происходят мускульные напряжения, кото¬

рые выражаются колебательным их состоянием; в это

состояние приходит и стол. Медиум при известном на¬

пряжении воли бессознательно или намеренно накопля¬

ет и суммирует эти мускульные движения в толчок, от¬

вечающий потребному моменту. Здесь опять становится

понятным то обстоятельство, что в речах, слагаемых

спиритическими стуками, не слышно ничего иного, кро¬

ме того, что можно узнать от лица, звуки производяще¬

го. Гипотеза, высказанная здесь, может быть названа

механическою, потому что источник звука, по этой гипо¬

тезе, лежит в колебании стола или вообще предмета, к

которому прикасаются части тела. Звучат стол, пол

и другие предметы, к которым прикасается медиум.
■ Затем следует гипотеза магнетическая, которую

с особым успехом развивает Шевиллар (A. Chevillard)

в своих «Etudes expérimentales sur certains, phénomènes

nerveux et solution rationelle du problème spirite»,

2 edit., 1875. Гипотеза состоит в том, что допускается

нервная невесомая жидкость или нервный ток, подоб¬

ный гальваническому, посылаемый волею и жизнедея¬

тельностью от мозговых центров к органам тела. Нервы

считаются проводниками такого тока. Припомните —

еще Гальвани утверждал нечто подобное на основании

своих классических опытов с лягушкою. Магнитизеры

держатся подобного учения и поныне, хотя со времен

Вольта в науке укрепилось иное мнение об опыте Галь¬

вани. Животно-магнетическая гипотеза Шевиллара при¬

нимает, что вся поверхность тела людей испускает не¬

которую нервную жидкость, находится в некотором на¬

пряжении и, подобно тому как наэлектризованное тело

63
рассеивает электричество, испускает из себя эту неве¬

сомую материю, приводит соприкасающиеся предметы

в особое напряжение — сила преобразуется. Полагают

далее, что нервная жидкость может скопляться и пере¬

ходить скачками, каплями, темными искрами и т. п. по

воле лиц, сумевших управить внутренним распределе¬

нием нервной жидкости в своем организме. Эта жид¬

кость может выливаться в некоторых случаях разом,

и тогда производит спиритический стук, подобно тому

как у электрических скатов или рыб электрическое на¬

пряжение может передаваться электрическим ударом.

Задатки этой гипотезы давние. В сочинениях Лавуазье

есть отчет (1784) об исследованиях над животным маг¬

нетизмом. Там резюмировано учение Месмера, начи¬

нающееся пышною речью: «Всюду есть жидкость, легче

ощущаемая, чем описываемая: Ньютон ее назвал эфир-

ною средою; Декарт — всеобщим двигателем; филосо¬

фы— мировым началом. Свет, звук, запах передаются

при ее помощи...» и пошел в это поле. Много с этими

понятиями бились, много раз доказывали, что фикция

Месмера неприложима к фактам, что воображение —

первый деятель в опытах магнетизеров. И все-таки эти

понятия выплывают. Шевиллар стоит на этом же пути,

хотя его мнение и заключает свои особенности. При’ его

гипотезе, как и при двух предшествующих, совершенно

ясно, почему в речах, слагаемых при помощи спирити¬

ческих стуков, нет иного смысла, чем в речах лиц, си¬

дящих за столом.
Эти три гипотезы, на мой взгляд, не заключают в се¬

бе ничего невозможного, и будь опыты, их утверждаю¬

щие, несомненны, их принял бы каждый натуралист.

Они составляют центр многих других гипотез, объясня¬

ющих естественным образом спиритические стуки. Но

есть две другие, крайние, диаметрально противополож¬

ные гипотезы, назначенные для объяснения стуков

и других медиумических явлений: одна есть гипотеза

спиритов, допускающая духов как причину стуков

и других медиумических движений, а другая есть гипо¬

теза обмана.
Гипотеза спиритов состоит в том, что души умерших

не перестают существовать, хотя и остаются в форме,

лишенной материи. Известные лица с особым развитием

органической природы могут быть посредникамиt <гмедиу-

64
мами», между остальными присутствующими и этими ду¬

хами, повсюду находящимися. В спиритическом сеансе

от присутствия медиума духи становятся деятельными

и производят разного рода физические явления и, меж¬

ду прочим, стуки, ударяя о тот или другой предмет, близ¬

кий к медиуму, и отвечая условным образом на вопро¬

сы, к ним обращенные. Гипотеза эта не объясняет прямо

того, почему в речах духов отражается ум медиума, от¬

чего у интеллектного медиума речь духа иная, чем у не¬

развитого. Чтобы помирить это наблюдение с мыслью

о духах, допускают глубокое влияние медиума на духов:

под влиянием глупого медиума и умный дух тупеет,

а глупый под влиянием интеллектного медиума стано¬

вится гораздо более развитым. Дух ребенка или жителя

другой планеты может говорить только то, что знакомо

или мыслимо медиумам, словом, по гипотезе спиритов,

дух становится рабом медиума. Вот эта-то идея, столь

сходная с идеею гномов и ведьм, чертей и привидений,

и послужила главным поводом к распространению

и обособлению спиритического учения. Говорят, что

в Америке спиритическое учение пошло в ход благодаря

некоторой комбинации с женским вопросом. В пятиде¬

сятых годах там этот вопрос времени был уже в значи¬

тельном развитии. Медиумами же оказались по преиму¬

ществу женщины. Этим обстоятельством воспользова¬

лись. Образовались кружки, у которых основною идеею

было доброе стремление к перемене тягостной во многих

отношениях современной обстановки и к достижению

лучшей при помощи спиритизма. Рассуждали так: жен¬

щина менее сильна, чем мужчина, оттого женщины за¬

рабатывают меньше мужчин, которые, кроме того, изо¬

брели себе в помощь множество механических деятелей,

пользование которыми также требует не только силы, но

и навыка, учения. Истинное равенство наступит только

тогда, когда женщина будет в состоянии доставлять

одинаковое с мужчиною количество работы, и вот

в спиритизме нашлось легкое для того средство. Если

духи в состоянии производить звуки, значит они произ¬

водят механическое движение, работу; оказалось затем,

что они способны вращать столы; так отчего же им не

вращать машины? Спиритизмом стали интересоваться

для того, чтобы получить даровых двигателей. Надея¬

лись, что женский организм доставит этим путем со вре¬

65
менем, когда, изучив дело, овладеют силами духов, зна¬

чительное количество даровой работы, которой можно

воспользоваться для практических целей. Не знаю, на¬

сколько справедлив этот рассказ, но он дышит амери¬

канскою практичностью. Не подлежит, однако же, ника¬

кому сомнению, что в спиритизме многие, не удовлетво¬

ренные современным строем идей, современными прин¬

ципами, видят какой-то исход к лучшему в будущем.

Грубый материализм некоторым, довольно странным,

образом стремятся помирить с нравственными принци¬

пами, с поэтическими грезами. Ошибку расчета Полон¬

ский отлично выставил в своем прелестном стихотворе¬

нии «Старые и новые духи», помещенном в «Неделе»*.
Гипотеза спиритов оказалась удобною для всех тех,

кто не оставил еще уверенности в существовании приви¬

дений, домовых и тому подобных воображаемых интел-

лектных существ; но она недопустима при современном

строе понятий, господствующем с тех пор, как поняли,

что сожигание за колдовство есть одно и то же, что

и преследование религиозных верований. Восстают про¬

тив спиритизма преимущественно потому, что со спири¬

тическими явлениями теснейшим образом связана изло¬

женная гипотеза о духах. Самое учение о стуках и дви¬

жениях, материализации и т. п. получило свое название

вследствие того, что верящие в эти явления неразрывно

связывают признание их реальности с гипотезою о ду¬

хах. Шевиллар, проводящий понятие об изливающейся

нервной жидкости, и тот, хотя допускает ни на чем не

основанное понятие о существовании самостоятельного
*	Нет, эти духи, что стучат,
Или ворочают столами,
Не те, которые грозят

Расстаться с нашими мечтами.
Мир снова жаждет обновленья,
В науке ищет откровенья, —

продолжает Полонский и выводит, что эти духи
Родные дети пустоты,
Тоски, неверья, увяданья,
Они — фантазия без крыл...
В этих стихах, как в своих «Грезах», Полонский кратко и не¬

подражаемо передал мысль, бывшую у многих в голове, коснулся

самой сущности вопроса. Люди науки, сколько слышится, думают

именно так.
3 Зак. 618

66
нервного тока, исходящего из организма, — и тот со

смехом отвергает гипотезу спиритов.
А спириты говорят часто, что современники — гру¬

бые материалисты, особенно естествоиспытатели, не

признают их гипотезу, потому что ее боятся — она ру¬

шит будто бы все. Натуралистам, однако, не чуждо, а,

напротив, вполне свойственно допущение гипотез на

первый взгляд бездоказательных, фантастических, ду¬

ховных, предвзятых; так, например, они признали жизнь

во всем мертвом, движение в каждом твердом теле,

в каждой малейшей частице жидкости, чрезвычайно

быстрые поступательные движения в атоме газа. Для

них оживотворено то, что в общежитии считается непо¬

движным. Им немыслимо ныне представление о малей¬

шей частице материи, находящейся в покое. Со времен

самого Ньютона они не довольствуются даже допущени¬

ем притяжения на расстояниях, ищут для его объясне¬

ния посредствующей среды. Они свободно принимают

и обсуждают самые разнообразные допущения, могущие

осветить понятие о притяжении и отталкивании.

В частичке вещества химик видит, как бы ощущает от¬

дельные части, независимые органы и общую связь

частей; словом, для него это есть целый организм, живу¬

щий, движущийся и вступающий во взаимнодействие.

Все работы химиков этим проникнуты, и они знают,

однако, что не доберутся до того, чтобы выделить и ви¬

деть эту частичку, как выделяют растительную клетку.

И это все отвлечения не менее далекие от обычных явле¬

ний, чем то, по которому воображают существование ду¬

хов. Следовательно, не из-за грубости фантазии, не из-

за прошлого резонерства, которое гласит часто «вынь да

положь — тогда поверю», естествоиспытатели отвергают

гипотезу духов. Одни гипотезы они признают, проверя¬

ют, в их смысле работают, другие резко отвергают. Ги¬

потезу об истечении световой жидкости как о причине

световых явлений отвергли и заменили ее другою, гипо¬

тезою колебаний невесомой, незнаемой, всюду находя¬

щейся жидкости, хотя за первую говорил Ньютон, а за

вторую только менее известный его современник — Юнг.

Та и другая одинаково фантастичны и в этом отноше¬

нии одинаково подобны гипотезе хоть бы спиритов.

А как часто приходится слышать упреки натуралистам

в грубом материализме!

67
Признать ту или другую гипотезу или ее отвергнуть

волен всякий, но не всякий ученый и не каждый раз

говорит, как наука. Наука существует отдельно от уче¬

ных, живет самостоятельно, есть сумма знаний, выраба¬

тываемых всею массою ученых, подобно тому как из¬

вестное политическое устройство страны вырабатывает¬

ся массою лиц, живущих в ней. Авторитетна наука, но

не отдельные ученые. Ученый только тогда может и

должен пользоваться авторитетом, когда он следует за

наукою, подобно тому как в благоустроенном государ¬

стве авторитетом власти пользуется только то лицо, ко¬

торое блюдет законы.
Для объяснения данного явления всегда возможно

составить много гипотез, и признание той или другой из

них тем или иным ученым есть дело личного вкуса; но

в науке укрепляются, т. е. научными гипотезами стано¬

вятся и затем незаметно переходят в жизнь, в школу,

в литературу, только те, которые обставлены целым ря¬

дом исследований, принятых массою ученых, подобно

тому как законом становится то, что приобрело в стране

известную формальную обстановку. Гипотезу о духах

наука отвергает, хотя есть такие ученые, которым она

пришлась по вкусу.
Пусть медиумические стуки раздаются, пусть они ре¬

альны, составляют факт несомненный. От этого спири¬

тическое учение ни на волос не двигается вперед. Спи¬

ритам, утверждающим, что эти звуки производятся ду¬

хами, да, им, а никому другому, должно затем доказать,

что ни органическая, ни механическая, ни магнитная ги¬

потезы непригодны для объяснения причины медиуми¬

ческих звуков, что в них нет ни самообмана, ни обмана,

и затем, что спиритическая гипотеза состоятельна, фак¬

там удовлетворяет — ничему известному не противоре¬

чит, составляет шаг познания вперед. Так должно было

бы идти спиритам, если бы они желали следовать по

пути действительного научного прогресса. А они взяли

путь, каким распространяются суеверия: «Поверь, я го¬

ворю не лживо. Не думай, а признавай — остальное

придет само; истина прекрасна. Не мечтай о себе мно¬

го — ты еще ничего не знаешь». Этот кодекс слышали

люди и прежде, услышат и еще не раз. Он чужд науке.

Она не рвется к тому, чтобы ее признали. К ней идут, ее

ищут — она ни в ком не нуждается. Ее адепты — люди
3*

68
со всеми их свойствами, а она, хоть и их дело, чужда

людских пороков, не гонится за признанием. «Не вери¬

те — ваше это дело, у меня есть свое поле, придет вре¬

мя— узнаете и сами. Затворитесь — я пройду. Мне не

надо ни мучеников, ни апостолов. Только размышляйте,

не живите как растения» — вот что гласит наука.

И этого держится масса ученых. Тут есть еще следы

затворничества. От этого-то и мало популяризации ис¬

тинной науки. Уверен, что дело со временем изменится,

но это будет еще не скоро, многое до того изменится —

раньше, много до той поры должно пропасть суеверий.
Итак, современная наука отвергла гипотезу духов не

потому, что боится ее, не из-за ее бойкости, а от того,

что спириты хоть и ставят ее, но ничем не доказывают,

не связывают с готовым уже запасом знаний, стройность

развития которых такова, что лозунгом наук стало по¬

нятие о единстве сил природы.
Прямо противоположна гипотезе спиритов гипотеза

обмана, по которой причиною спиритических явлений

служит обман, производимый медиумами в сеансах. Са¬

ми спириты помогают распространению этой гипотезы,

потому что окружают медиума мистическою обстанов¬

кой: темнотою, полутьмою, удаляют, когда вздумается,

наблюдателей, в особенности не доверяющих спиритиз¬

му, считают спиритические явления капризными, редки¬

ми, трудноуловимыми, так сказать духовными. Ученый

любит капризные явления, редкости — уники. Он стре¬

мится проникнуть в их тайну и бережно до поры до

времени сам блюдет ее, ревниво закрывает от других,

пока не добьется ее раскрытия *. По гипотезе обмана

объясняли стуки снарядом, спрятанным под платьем ме¬

диума, или движением, нарочно производимым каким-

либо другим образом, например трением рук о прикаса¬

ющиеся предметы или движением стула или стола по

полу и т. п. Это кажется иным очень пошлым, чересчур

обыденным, оттого ненаучным. Надо заметить, однако,

что наука неприхотлива — ничем не брезгует. Снятие

фотографических портретов с духов умерших объясни¬

лось подлогом, производимым фотографом, снимающим
*	Нашим спиритам следовало бы сперва хорошенько разобраться

в медиумических фактах, а не выступать прямо с пропагандою

всего спиритического учения.

69
на одну пластинку двукратные изображения. Звон коло¬

кольчика, появление рук и целых человеческих фигур,

по этой гипотезе, есть дело такой же ловкости, какою

отличаются фокусы и тому подобные магические пред¬

ставления. Существование этой гипотезы основывается

на множестве общеизвестных фактов, когда спирити¬

ческие медиумы были изловлены в обмане. Известны, ве¬

роятно, вам многие процессы, в которых обман медиу¬

мов был изобличен на суде. Гипотеза обмана выводит

из себя спиритов; они говорят: «Да, мы видим, мы сви¬

детельствуем, что обмана нет, мы сами следим за медиу¬

мами, мы также не упускаем из виду возможности об¬

мана; но его нет в тех медиумических явлениях, которые

мы описываем, хотя обман и возможен в сеансах». Про¬

сят обыкновенно указать — да как же делается то-то

и то-то? Требуют на то доказательств. Забывая, что са¬

ми должны доказывать, они становятся обвинителями.

Те же из спиритов, которые действовали на каком-либо

ученом поприще, обыкновенно при этом прибавляют:

«Ведь верите же вы тому, что я открыл то-то и то-то,

хотя сами этого не проверяли; отчего же вы не верите

тому, что я утверждаю на этот раз?» При этом смешива¬

ется признание факта и объяснение, ему придаваемое.

Факт может быть совершенно верен, т. е. стуки могут

быть, стол может качаться и подниматься, и это спирит,

верящий духам, рассказывает совершенно точно; но из

этого, однако, вовсе не следует, чтобы верно было и то

его заключение, что обмана нет, что спирические явле¬

ния составляют научную новость. Утверждают, что об¬

манывает медиум стучащий, ♦ медиум-фотограф или

братья Эдди или Вильямс, а не те ученые, которые опи¬

сывают виденное. Эти только не видят обмана. Требуют

доверия к умозаключению, а выставляется на вид недо¬

верие к свидетельству чувств. В среде ученых есть обы¬

чай вовсе не говорить об обмане — и этот обычай блю¬

дется строго. Ведь наука — поприще свободное, ведь

никто не толкает на него, зачем же обманывать или по¬

дозревать обман в свободном деятеле. Но бывает

и здесь обман. Однако ученые сами были чаще всего

жертвами обмана, и никто этого им в порок не ставит

и ставить не должен. Медиумов между учеными никого

неизвестно. Неужели и на медиумов перенести привиле¬

гию ученых?

70
Допускают гипотезу обмана чаще всего только пото¬

му, что она проста и к обстановке спиритизма совер¬

шенно подходит, не требует натяжек, словом, естест¬

венна.
Спириты приводят два возражения противу гипотезы

обмана. Это — личный опыт и существование медиумов,

которые за сеансы денег не берут. О личных опытах

много писано. Есть показания совершенно достоверные,

но тогда много — что столы двигались да слышны стуки,

а это за спиритизм не говорит, ведь каждый может то

же сделать; другое же подходит под шестую гипотезу,

о которой дальше. Что же касается до вольнопрактикую¬

щих медиумов, то вспомните только лиц, каждому из

вас известных, которые любят лечить, с апломбом спо¬

рят подчас с медиками; есть истинные любители лганья,

есть ведь и такие, которые если чему-нибудь поверили,

так поверят уж нацело, всей натурой, так отчего же не

стать и медиумом? А главное то: разве не лестно быть

посредником между сим и тем миром? Читайте, кроме

того, Диксона — он умеет все это рассказать. В его со¬

чинении «Духовные жены» дело спиритизма и тому по¬

добных суеверий написано в образах. Тут они-то и нуж¬

ны, в них виднее правдивость доказательств, будто бы

отвергающих гипотезу обмана.
Как бы для противовеса двум общим доказательст¬

вам, часто приводимым спиритами противу гипотезы об¬

мана, можно привести для ее подтверждения два общих

соображения. Во-первых, замечательна безвредность

медиумических опытов для испытывающих медиумиче¬

скую силу, для зрителей. Исследование незнаемых сил

природы, а тем паче производимое людьми малосведу¬

щими, весьма часто приводило к неудобствам, несча-

стиям и т. п. Ведь силы природы лишены людской дели¬

катности, осторожности: медикам часто достается тер¬

петь от больных, сколько знаменитых химиков — об од¬

ном глазе, сколько пострадало и сильнее. От громовых

искр, от взрывов при опытах погибло немало жертв на¬

уки. На представлениях фокусников этого не бывает. Не

слышно этого и про медиумические сеансы. А дело здесь,

говорят, идет о духах. Они вдруг оказываются такими

же деликатными, как и живые люди; они как будто бо¬

ятся привлечь суд, публику, полицию. В самом деле, на

медиумических сеансах дело делается прилично, осто¬

71
рожно. Вынут платок, дернут его, возьмут кольцо и воз¬

вратят, материя, говорят, творится—дарят ее, но не

пропадает, не рвется; слышны удары, но не очень гром¬

кие, а когда в сеансе дамы, тогда не гадают о числе

прожитых лет. Да и совершается-то все на сеансах

ожидаемое, редко бывают сюрпризы. Не таковы неве¬

домые силы природы, они не деликатничают с дамой,

действуют нежданно.
Другим общим соображением, подтверждающим

тождество медиумов с фокусниками, служит специаль¬

ность медиумов. Там и тут нужно определенное лицо,

знающее нечто в совершенстве. У иного медиума дело

делается пред занавеской, и из-за нее вылетает коло¬

кольчик; у других этого не выходит, а для убеждения

в правдивости требуется темнота и связывание; третьи

искусились над подбрасыванием столов незаметным об¬

разом; четвертые умеют незаметно брызгать слюнями.

Точь-в-точь, как иные фокусники показывают опыты

с картами и голубями, другие с монетами и шляпами

и т. д. Да не будет это сравнение в обиду господ фокус¬

ников. Они, впрочем, поняли, что спиритические медиу¬

мы— их соперники, могущие с гипотезою о духах отвле¬

кать от истинных, честных фокусников их зрителей,

и потому всюду ведут открытую войну с медиумами, са¬

ми показывают все, что выделывают медиумы. У иных,

например, отлично столы подбрасываются, просто лета¬

ют неведомо как. Но кажется, что фокусники не дошли

еще до всего,— и это их сердит. Очень характерно, что

одна дама, забыл только имя, слышал в Англии, сперва

показывала фокусы, а потом стала медиумом. Спириты

не только ей верят, они даже говорят по этому поводу,

что есть много фокусников, которые все делают медиу¬

мическими силами, только это скрывают, зная всеобщее

предубеждение противу медиумизма.
Для гипотез органической, механической и магнит¬

ной нет точных научных доказательств, есть, однако,

возможность; для гипотезы обмана есть доказательства

юридические, одни, возможно, точные здесь. Для гипо¬

тезы спиритов нет никаких доказательств, мало и для

шестой гипотезы о самообмане, галлюцинации, экстазе

верования, предвзятой идее и тому подобных понятиях.

Согласно ей, иных спиритических явлений нет вовсе,

а они только кажутся тем, кто их ждет. Так, описывая

72
сеанс с Юмом, Суворин5 пишет: «Дамы вообще любят

преувеличивать вещи; холод, чувствуемый на поверхно¬

сти рук, я приписываю чисто воображению, обману

чувств, который в подобных сеансах, по моему мнению,

играет весьма значительную роль. В этом всего легче

было убедиться на моих соседках, из которых одна... по¬

стоянно бралась за лицо свое и говорила, что чувствует

к нему прикосновение чьих-то пальцев». Эта гипотеза

субъективна и при современных приемах науки не может

быть обставлена надлежащими прямыми доказательст¬

вами, потому что по сущности представляет абстракт, а

мы еще не умеем доказывать их объективно *. Скажите

соседке Суворина, что ее никто не трогал. Она с полным

правом будет утверждать противное. Она могла видеть

того самого духа, который трогал ее — другие только

не видали, и вы ее ничем не уверите, что духа не было.

Она, пожалуй, вас же будет еще жалеть, что ваша на¬

тура настолько груба, что духовного видеть не может.
На гипотезу самообмана могут с одинаковым правом

опереться как те, которые признают спиритизм, так и те,

которые его отвергают. Недавно Η. П. Вагнер утверж¬

дал**, что нечто, виденное мною в медиумическом се¬

ансе, было моею галлюцинациею, зависящею будто бы

от предвзятой моей идеи на счет того, что медиуми¬

ческих явлений не существует. Оставаясь на подобном

поле, легко впасть в тот род идей, по которому внешнего

мира не существует, он только представляется нашему

уму. Замечу, однако, что гипотеза самообмана почти не

имеет веса при наблюдении данного явления сразу мно¬

гими наблюдателями, а особенно при наблюдении с по¬

мощью приборов, которые, преобразуя известное явле¬

ние, дают некоторое другое, оставляющее след. Естест¬

воиспытатели стараются всегда обставить свои наблю¬

дения и опыты такими условиями, уменьшающими шанс

самообмана. Я не стану более возвращаться к гипотезе

самообмана. За нее есть авторитеты, но для практики
*	Доклад Лавуазье о месмеризме, приводимый мною в этой

книге, указывает те способы, которыми исследуется самообман.

Доказательства разительны, но при отсутствии знания меха¬

низма действия воображения останутся с тем особым харак¬

тером, который отличает юридически верное от точно извест¬

ного.
** «Голос». 1876, апреля 12, № 101.

73
изложения она неудобна. Одно видоизменение этой ги¬

потезы, однако, может применяться. Предубеждение,

экстаз, и это несомненно, могут помрачать не глаза,

а разум. Это может быть показано с очевидностью. Не¬

мало этому видим примеров в развитии спиритизма и у

нас *.
Итак, есть спиритические явления и шесть родов ги¬

потез, их объясняющих. Хотя спириты тесно связали

свою гипотезу с самым существованием спиритических

фактов, утверждая, что видевшие спиритические явле¬

ния не могут подыскать ничего лучше их объясняющего,

чем гипотеза духов, однако, разбирая спиритизм вооб¬

ще, должно ясно отличать факты от гипотез. Спирити¬

ческая гипотеза может быть совершенно неверною,

а спиритические факты могут быть самостоятельны, не

зависеть ни от обмана,.ни от самообмана, происходить,

например, от нервных токов или согласно гипотезе орга¬

нической или механической. Можно восставать, бороть¬

ся противу гипотезы, но мириться с фактами; но можно

также быть спиритом по духу и не признавать спирити¬

ческих фактов; есть и долго еще будут люди, верящие

в чертей и отвергающие спиритические факты. Отлично

выставлено подобное положение вопроса о спиритизме

г. Достоевским6 в его № 1 «Дневника». Когда же рас¬

сматривается спиритизм — с чьей бы ни было сторо¬

ны,— нельзя обежать связи между фактами и их объяс¬

нением. Допустим, что все эти факты— обман или само¬

обман, должно отвергнуть самые факты как реальные.

Допустим духов, способных принимать материальные

формы, производить стук и другое движение материи

(стола, колокоЛьчика и т. п.),— должно исключить са¬

мообман и обман. Можно притом думать, что одни явле¬

ния действительны, другие кажущиеся, третьи обман¬

ные, четвертые физические, что есть и органические

и т. д. Констатировать факт как медиумический не зна¬

чит просто описать виденное и признать одну из 4
*	Представьте настроенное воображение, подготовку встретить

духа, да, пожалуй, в материальной форме. Мороз идет по коже.

Мысль устремляется на один этот предмет, на это ожидание,

гонит прочь надоедливое сомнение. До спокойного ли тут рас¬

суждения? Все мысли, около этого предмета вращающиеся,

приобретают жесткость — этого не тронь. Люди ловкие поль¬

зуются этим состоянием. [...]

74
первых гипотез, а значит непременно отвергнуть две по¬

следние. Следовательно, рассматривая спиритизм, необ¬

ходимо должно вдаться в поле гипотез, одни отверг¬

нуть, другие признать; иначе нет и рассмотрения.
Предлагая в мае прошлого года в Физическом об¬

ществе учреждение комиссии для рассмотрения, спири¬

тических явлений, я был проникнут этими последними

мыслями. Желание комиссии при учреждении состояло

именно в том, чтобы снять с спиритизма путем исследо¬

вания печать таинственности, выделить, коли найдутся,

между медиумическими явлениями неподложные, такие,

которые достойны дальнейшего исследования ученых

при современном состоянии науки. Первое подробное, со

всеми мотивами, известие об учреждении комиссии дал

в газетах Александр Николаевич Аксаков, напечатав¬

ший целиком мое заявление, сделанное в Физическом

обществе. Двенадцать членов этого общества, образо¬

вавшие комиссию, не были спиритами ни со стороны

фактической, ни со стороны гипотезы, т. е. фактов они

не видели или видели мало, многие из них им казались

подозрительными; в спиритическую же гипотезу никто

не верил. Путь, который был избран комиссиею для до¬

стижения своей цели, состоял в том, что пригласили (на

то было уже предварительное согласие) трех всем из¬

вестных представителей у нас спиритизма, гг. Аксакова,

Бутлерова и Вагнера, показать пред лицом комиссии те

спиритические явления, которые они считают за несом¬

ненные. Они рекомендовали обратиться к медиумам.

А. Н. Аксаков обещал доставить таких лиц. Должно бы¬

ло думать, что в явлениях, которые будут производимы

медиумами пред лицом комиссии, не будет подложных,

не будет и тени возможности для подлога; что спириты

сами позаботятся устранить всякий повод к допущению

гипотезы обмана и самообмана; что они позаботятся об¬

легчить расследование спиритических явлений, освеще¬

ние их со всех сторон, нужное для рассмотрения. Мы

собрались не смотреть, а рассмотреть медиумические

явления, и эту цель свою выразили кратко в названии

комиссии. Различие рассмотрения от простого смотра,

конечно, каждому понятно.
В прошлой публичной лекции, бывшей в декабре
1875	г., я имел честь изложить результаты четырех сеан¬

сов с медиумами Петти, привезенными г. Аксаковым из

75
Нью-Кестля. В их присутствии происходили так называ¬

емые медиумические явления. Напрасно думают многие,

что явлений, называемых медиумическими, совсем не

было; правда, что они неоднократно, противу ожиданий,

не совершались; но были случаи, что они и происходили:

вылетел колокольчик из-за занавески, было слышно

шуршание как бы по бумаге, и медиум прямо говорил,

что это дело духов, какого-то Чико, присутствующего

около медиумов Уильяма и Джозефа; было перемеще¬

ние клетки, звон в ней колокольчика; являлись капли на

бумаге, положенной на стол перед медиумом, утверж¬

давшим, что эти капли произведены не им, что это есть

медиумическое явление, значит, материализация. Явле¬

ния эти, по свидетельству наших спиритов, повторялись

не только у нас, но и у них в домашних сеансах и со¬

ставляют пример медиумических, достойных изучения.

Из всего виденного комиссиею у братьев Петти не ока¬

залось, однако, при рассмотрении ни одного факта, тре¬

бующего для своего объяснения какой-либо из выше¬

приведенных четырех первых гипотез. Представьте себе

положение людей, которым обещают показать нечто но¬

вое, интересное, положим хоть медиумический свет,

а показывают зажженную свечу и говорят: да это-то

и есть то, что мы считаем новым, достойным изучения,

особого внимания. Все до одного так называемые спири¬

тические факты у Петти оказывались притом делом не¬

хитрым, потому что самые простые меры, принятые на

первый раз комиссиею, изобличили природу каждого из

фактов, считаемых за медиумические. Не стану повто¬

рять того, что сообщил в прошлом публичном чтении,

и прямо скажу, что братья Петти оправдали пятую ги¬

потезу и признаны были комиссиею обманщиками.
Поджигателя не видели с факелом в руках, а под¬

жигателем признали. Таков суд современности, приго¬

вор — дело совести.
Но это не должно было бросить тени на остальных

медиумов: остальные могли быть совершенно свободны

от обмана. Медиумов братьев Петти должно было при¬

знать обманщиками, но из этого не следовало, что и все

медиумы таковы, подобно тому как в каждом сословии,

в каждой профессии есть честные люди и обманщики.

Одно только надо было признать сверх пятой гипотезы,

что наши спириты очевидный обман не видят. Они не

76
стремились облегчить дело разъяснения, а требовали се¬

ансов или в совершенной темноте, или в полутьме, тре¬

бовали завода музыкального ящика, звуки которого ме¬

шали уху руководить наблюдателей в темноте; они пря¬

мо выставляли как доказательства действительного

существования спиритических явлений, производимых

братьями Петти, такие как бы научные факты, которые

этого характера вовсе не имеют; так, например, за дока¬

зательство того, что капли, являвшиеся перед одним из

братьев Петти, не образованы слюною этого последнего,

они выставили то обстоятельство, что под микроскопом

в этих каплях не оказалось слюнных телец, как будто

бы слюнные тельца составляют всегдашнюю принад¬

лежность выделений слюнных желез. Мало того, вскоре

после моего декабрьского публичного чтения, в котором

я старался воздержаться от всякого личного суждения,

читал протоколы, они перешли к обвинению всей комис¬

сии в предвзятом предубеждении против медиумизма

и на этом основали затем свой отказ в содействии. Де¬

ло превратилось из научного исследования, могущего

привести к разъяснению, в борьбу убеждений. Не мы

тому виною. Не мы начали дело порицания по газетам

и журналам. Иль было молчать? Того хотели и прямо

говорили: «Ничего не видели, ну и молчите». Не стану

я здесь полемизировать — дело сложно и малосодержа¬

тельно. Перейду к существу дальнейших дел комиссии.

Однако для ясности сделаю некоторое отступление.
Представим себе, что некто явился бы с изобретени¬

ем новой машины и стал бы утверждать про нее, что

никакой затраты не только в денежном, но и в фи¬

зическом смысле она не требует. Взялись бы иные ее ис¬

следовать и не заметили бы тех затрат, стали бы на

сторону изобретателя и подняли бы курс утверждаемо¬

го. Но сколько бы таких лиц ни было, в науку не взошло

бы утверждаемое изобретателем и его последователями,

пока они этого не доказали бы чем-нибудь другим, кро¬

ме своих заверений, пока они не опровергли бы сущест¬

вующего в науке, не объяснили бы причины общего за¬

блуждения. Это потому, что в науке твердо стоит осно¬

ванное на множестве фактов то представление, что

работа не может образоваться иначе, как при затрате

какого-либо другого рода движения, какой-либо другой

работы, в физическом смысле. Но может быть, утверж¬

77
даемое наукой не верно? Ведь есть же прогресс в науке,

есть же эпохи, когда признаются в науке за истину по¬

ложения неверные. Таково ли или нет положение вопро¬

са о сохранении сил — это, наверное, решил бы спор

между последователями изобретателя и теми, которые

держатся обычного, утвердившегося в науке представле¬

ния; первые были бы в одном лагере, вторые — в дру¬

гом. Таков обычный путь научного прогресса. В старину

противники вели бы силлогистический спор, они только

и делали бы, что упрекали бы друг друга в предубеж¬

дении, в предвзятой идее, в нелогичности ее хода, писа¬

ли бы и все бы писали. Вот тогда-то, когда господство¬

вал подобный прием в разборе явлений, тогда-то и жили

твердо ложные учения и суеверия, не подвигалось науч¬

ное знание вперед. Ныне же, вот лет уже 200, дейст¬

вуют иначе; предмет научного спора в науках старают¬

ся обследовать фактически: в истории — по документам,

в филологии — по живым и мертвым языкам, в опытных

пауках — на опыте. При этом главная работа выпадает,

конечно, на долю тех, кто утверждает нечто новое. Они

всеми силами стремятся доказывать утверждаемое на

опыте тем, которые отвергают. Они вызывают, они

рады испытанию — к тому побуждает их сила убежде¬

ния. Проповедники новых идей относятся к недоверию

с признательностью, потому что, если они убеждены

в истине, они тем большую получат славу, когда пока¬

жут справедливость утверждаемого ими на опыте пред

лицом людей, не верящих новому открытию. И вот наши

изобретатели предстают во всеоружии пред лицом лю¬

дей, готовых видеть, но готовых и сомневаться. Изобрета¬

тели вызывали. Они заверяли. Им говорят: покажите.

Согласились, стали показывать и сами видят: выходит

неладно, ничего не показывается, и те, кто взялись смот¬

реть, не видят ничего нового. Представьте же теперь да¬

лее, что изобретатель и все последователи его взяли бы

да и бросили все дело, сказали: не хочу, добирайтесь

сами. Вот это и вышло затем.в комиссии с нашими изо¬

бретателями новой системы научных мостов. Разве Отто

Герике отказался бы от опыта, когда бы кто-либо стал

утверждать, что его два магдебургских полушария, из

которых выкачан воздух, удерживаются между собою не

воздушным движением, а при помощи подлога, хотя бы,

например, склеивания. Он был необычайно рад этому:

78
это предубеждение против возможности действия воз¬

душного давления на полушария было для него чрезвы¬

чайно полезно; он с радостью встретил лиц, которые со¬

мневались, ибо ему легко было доказать их ошибку

и справедливость того, что он не склеивает полушарий,

что не клей и ни другой какой-либо способ скрепления,

а воздушное давление составляет силу, удерживающую

магдебургские полушария друг с другом с такою кре¬

постью, что потребовалось двадцать лошадей для того,

чтобы разорвать два между собой сложенные, необык¬

новенно большие, им нарочно приготовленные полуша¬

рия, из которых был выкачан воздух. Герике сделал

свой опыт на площади — созвал всех смотреть.
Таким понимали мы и положение наших спиритов;

им представлялся случай доказать пред лицом неверя¬

щих не только справедливость спиритических фактов, но

и верность спиритической гипотезы. Мы думали, что

спириты приготовили для нас что-либо разительное, не¬

сомненное, изгоняющее сомнение с очевидностью. Тако¬

вы были в самом деле и первые шаги спиритов в комис¬

сии. Они охотно пошли на дело исследования. Они уже

устранили Петти, медиумов, оказавшихся обманщиками,

доставили затем следующего сильного медиума, обеща¬

ли целый десяток, требовали много, много времени для

наблюдений. Судите сами: вот что заявляет от 2 января
1876	г. Александр Николаевич Аксаков,, извещая комис¬

сию о прибытии нового медиума.
«Велись переговоры с одною частною особою, извест¬

ною в лондонских кружках по своим медиумическим

способностям. Эта особа есть та самая дама, с которою

были произведены опыты Круксом, описанные им в его

статьях и приведенные на стр. 128 брошюры «Спири¬

тизм и наука»: «Эта дама не медиум по профессии, она

согласна, однако же, ради исследования предложить

свои услуги всякому человеку науки, мною (пишет

Крукс) ей представленному». Такой отзыв г-жа Клайер

оправдала, — продолжает Аксаков, — изъявив согласие

приехать сюда, чтобы предложить свои услуги комис¬

сии».
Следовательно, Крукс ей рекомендовал поездку сю¬

да. Далее г. Аксаков пишет:
«Специальность г-жи Клайер составляют сеансы за

столом при свете. Обычные явления при этом: движения

79
стола и других предметов при прикосновении и без при¬

косновения, изменение тяжести предметов, стуки в столе,

полу и других частях комнаты, а через них и весь ряд

диалогических явлений. Медиумизм г-жи Клайер совер¬

шенно подходил, сколько я могу судить (пишет Акса¬

ков) по личному опыту, для испытаний манометрическо¬

го стола. Произведенный с нею Круксом опыт инстру¬

ментального констатирования объективности звуковых

медиумических явлений едва ли не первый удавшийся

в этом роде; имею основание думать, что Комиссия не

упустит настоящий случай, чтобы повторить его».
Итак, дама, г-жа Клайер, явившаяся теперь как ме¬

диум перед комиссиею для показания медиумических

явлений, не есть наемный, профессиональный медиум,

а есть любительница истины, ради ее достижения при¬

бывшая к нам из Англии. Ничего лучшего нельзя было

ожидать. Мы не думали допускать дам — но на этот раз

приняли.. Не могло и быть в мыслях, что здесь будет

подлог; нельзя было и думать, что обстановка сеансов

будет подобна той, какая была у братьев Петти. Надо

было ожидать, как и пишет г. Аксаков, что дело иссле¬

дований с г-жою Клайер пойдет весьма легко и верно,

что приборы могут быть применены как бесстрастные

указатели. Комиссия и занялась приборами. Первое, что

нужно было сделать в этом отношении,— это исследо¬

вать природу тех движений стола, которые происходят

в присутствии медиума. Для этой цели в комиссии

устроено было уже несколько столов, предполагалось

устройство и разных других. Таковы, например, стол ма¬

нометрический и стол с косыми ножками или пирами¬

дальный. Манометрический стол имеет вид обыкновен¬

ного небольшого ломберного стола на 4 прямых ножках;

неподвижная, приделанная к ножкам столешница у не¬

го имеется только по краям в виде двух узких полосок;

между этими полосками кладется подвижная столешни¬

ца, на которую предполагается помещать руки присутст¬

вующих. Между этою подвижною частью столешницы,

покрытою сукном, и столом нет прямого сообщения,

а столешница давит при помощи косых брусков, под

нею прикрепленных, на резиновые трубки, наполненные

жидкостью; так что всякое давление, производимое на

подвижную часть столешницы, передается, прежде чем

столу, жидкости, заключающейся в трубках. От этих ре¬

80
зиновых трубок, принимающих давление, производимое

на столешницу, идут тонкие резиновые же трубки

к стеклянным трубкам или манометрам. Помещенные

в другой комнате или вообще вдали от стола, маномет¬

ры эти указывают меру и направление давления, прила¬

гаемого к столешнице. В стеклянных трубках маномет¬

ров находится та же жидкость, как и в резиновых труб¬

ках. Когда на столешницу давить, резиновые трубки

сдавливаются и жидкость в стеклянных манометрах

поднимается, и, чем больше давление, производимое на

подвижную часть столешницы, тем больше перемещение

жидкости. Резиновые трубки так расположены, что сжи¬

маются и при прямом и при боковом давлении, и притом

в последнем случае сжимаются различные трубки, смот¬

ря по тому, в которую сторону направляется давление.

Если мы станем двигать стол за ножку или за краевую

неподвижную часть столешницы, жидкость не будет нис¬

колько перемещаться, но всякое, даже слабое, давление,

произведенное на подвижную часть столешницы, отра¬

жается в манометрах значительным перемещением жид¬

кости. При помощи этого манометрического стола мож¬

но было производить исследование над давлением рук

присутствующих. Таким образом, положение и движе¬

ние жидкости в манометрах дает меру приложенного

давления и направление бокового давления. Чувстви¬

тельность прибора видна из того, что каждому дыханию

лица, сидящего за столом, отвечает заметное колебание

жидкости.
С этим манометрическим столом можно было ожи¬

дать демонстрации и в пользу и противу спиритизма.

В пользу медиумизма могли служить, конечно, все те

случаи скольжения стола по полу, при которых устране¬

на возможность присутствующим касаться чего-либо дру¬

гого, кроме подвижной части столешницы. Если в этом

условии стол сдвинулся бы с своего места в бок и мано¬

метры не дали бы показания или дали бы противупо-

ложное тому, которое отвечает давлению рук, произво¬

дящему движение стола, должно было бы признать су¬

ществование некоторой другой причины, кроме мускуль¬

ной силы, производящей столодвижение. Только такой

опыт был бы противу допущения особой медиумической

силы, когда бы стол в медиумическом сеансе двинулся

и манометры при этом дали некоторое показание, а за¬

81
тем, если бы произвести такое же показание манометров

искусственным давлением (гирями, пружинами, рука¬

ми) на столешницу, и стол опять бы также двинулся,

как в присутствии медиума. Значит, манометрический

стол давал бесконечное число шансов за спиритизм

и только один шанс против него.
Хотя спириты и утверждают, что из 8 лиц есть один

медиум в большей или меньшей мере, я в своих предва¬

рительных опытах с манометрическим столом перепро¬

бовал 15 лиц, и пи при одном не произошло никакого

движения, отвечающего спиритическим понятиям. Весь¬

ма было бы поучительно, если бы пред лицом комиссии

с манометрическим столом, при надлежащих предосто¬

рожностях, совершилось бы движение, необъяснимое

мускульным давлением. При устройстве манометри¬

ческого стола была еще и та мысль, что должно иссле¬

довать преимущественно столодвижение, как тот род

спиритических опытов, который чаще всего практикует¬

ся, легче всего воспроизводится и который объясняется

помимо спиритических представлений прямым, хотя ино¬

гда и непроизвольным, мускульным движением и дав¬

лением рук на столешницу. Следовательно, манометри¬

ческий стол был устроен для того, чтобы показать, есть

или нет повод объяснять обычное в медиумических сеан¬

сах скольжение стола по полу чем-либо другим, кроме

мускульного действия, сознательного или бессознатель¬

ного— это все равно. Идя понемногу, можно было наде¬

яться дойти до чего-нибудь. Пришлось бы, может быть,

дальше что-либо изменить в конструкции прибора, но на

первый раз можно было и так ждать результатов за или

против.
И вот сели раз в комиссии с г-жею Клайер за мано¬

метрический стол тотчас после того, как простой столик

и скользил, и качался, и подскакивал. Это указывало на

заряд медиумической силы. С нашим столом никаких

движений не было. А потом, сколько раз ни просили

посидеть за манометрическим столом, все получали от¬

каз; нет, станем сидеть за обыкновенным столиком, го¬

ворили нам.
Взяли, наконец, свидетели-спириты стол к себе, гово¬

рят: попробуем дома, тогда сядем. Взяли, а там и отка¬

зались от всяких заседаний, говорят: вы подозреваете

обман, а наш медиум выше подозрений. Мало того.

82
Теперь пишут: манометрический стол у них качается,

о том печатают. Да забывают, что он и не назначен для

исследования качаний, подъемов и тому подобных меди¬

умических явлений. Для этой цели был устроен другой

стол, а именно стол с косыми, расходящимися врознь

ножками. Устроил его профессор Петров. Столешница

его без закраины и прямо переходит в подстольник, на¬

клоненный так, что между ним и столешницею образу¬

ется тупой угол, значит, верх стола подобен дну ящика.

В таком же направлении, как подстолье или обвязка

к столешнице, идут и 4 ножки, так что получается стол

пирамидальный, паукообразной формы. Ножкам придан

такой уклон, что усилие рук, приложенное на столешни¬

цу, как бы оно велико ни было, не может заставить

столешницу ни приподняться, ни наклониться. С обык¬

новенным столом это легко делается. Отсутствие закра¬

ины и наклонная форма подстольника делают, сверх то¬

го, невозможным намеренное или ненамеренное захва¬

тывание этого стола за край, а отдаленное положение

ножек от лиц, сидящих перед столом, не позволяет неза¬

метно подвести ногу сидящего под ножку стола. Такой

стол с косыми ножками был, однако, настолько легок,

что его легко можно было качать рукой, взявшись за

ножку стола; весь вес стола был не больше многих из

тех столов, которые, по описаниям спиритов, приводятся

в движение спиритическими силами в присутствии меди¬

умов, а именно менее 11 кг. Следовательно, если бы

существовала некоторая медиумическая сила, действую¬

щая иным образом, чем мускулы рук и ног медиума, то

этот стол с косыми ножками мог бы качаться и подни¬

маться. Если же столодвижение в медиумических сеан¬

сах есть результат давления рук и мускульных их дви¬

жений, то и медиум не поднимет стола, держа руки на

его поверхности. Однако скольжению этого стола по по¬

лу ничто не препятствовало. В этом отношении он равен

обыкновенному столу. Положивши руки на такой стол,

легко заставить его двигаться по полу.
В три вечера не раз садилась г-жа Клайер за этот

пирамидальный стол, стояла даже за ним. Он двигаться

двигался по полу, но медиумических качаний и подъ¬

емов не выполнял. И надо было записывать в протоколы,

что ползал стол этот по полу. И записано. Там и объяс¬

нений никаких не дано, а вам, конечно, и без них ясно,

83
что движения по полу этого стола медиумической силы

не показывают. Да зачем же записывали? — спросите

вы. Да свидетели видели в этом спиритическую манифе¬

стацию и записи желали. Для них не подлежало сомне¬

нию, что мисс Клайер не двигала стола, что он скользил

действием медиумической силы. Это записать было и по¬

лезно.
В том-то и дело, что стол,— назначенный для изуче¬

ния скольжения,— не скользит, а стол, препятствующий

поднятию, не поднимается. Так и следовало быть

в смысле гипотезы обмана. Когда брали стол, назна¬

ченный для чашки чаю или для подсвечника и кото¬

рый к медиумическим сеансам не подготовлен — тот

и скользит, и качается, и взлетает — все делает. Поду¬

маете вы, может быть, что устройство наших столов, ка¬

чество их устраняло приложимость к ним медиуми¬

ческой силы — ну не проводили они тока медиумическо¬

го, что ли. Нет, это предположение не годится к делу.

Стол манометрический не скользил, а пишут, что качал¬

ся *, стол пирамидальный не качался, а скользил под

руками медиума. Следовательно, медиумическая сила

прилагаться могла.
Что же касается обыкновенного столика, тот не толь¬

ко скользил — это-то у каждого сделается, при доброй

воле или от устатка, — тот и качался, и взлетал. Качания

ничего противу приложения мускульной силы, в пользу

спиритизма не говорят. Столики, подобные употреблен¬

ным в наших сеансах, легко качать и от себя, и к себе,

и набок. Так зачем же брали такие? — спросите, быть

может, вы. Да, помилуйте, мы это-то все время и гово¬

рили и медиуму, и его свидетелям; говорили: садитесь

за приготовленные столы и другие приборы. Нет, гово¬

рят они, необходимо сидеть за простым столом, за при¬

боры рано. Мы ждали. Аксаков и свой столик привез

для этой цели. Столик как столик, на 4 ножках. Качать

его можно. Он и качался, и требовали, чтобы все это

точнехонько было записано в протоколы. И подниматься
*	Я ошибся, сказав так, потому что в газетах («Голос», 29 марта

1876 г., № 89) пишут, что стол скользил. То же г. Аксаков, хоть

и поздновато (прил. № 34), пишет и в комиссию — тогда г-жа

Клайер уже уехала из Петербурга. Мне следовало сказать:

«...пишут, что и скользил и качался только дома у г. Аксакова,

не в комиссии...»

84
на всех ножках вверх — столики поднимались. Это как

же? Да попробуйте вытяните вашу ногу и поставьте на

ее носок одну ножку столика и руки положите на сто¬

лешницу. И у вас тоже будут поднятия стола. Да ведь

ногу-то под ножкой стола видно, ведь так нельзя? —

подумаете. Нет, не будет видно, если кругом сидят, да

еще около ножки юбка, да заставят приблизиться,

а сбоку попросят не смотреть. А зачем вы не смотрели,

зачем не видели? Нет, видели: подлинно своими глаза¬

ми. Н. А. Гезехус видел ножку мисс Клайер под ножкой

столика г. Аксакова. Вот и все опыты с мисс Клайер.
Вам бы, скажете дальше, уж коли на то пошло, на¬

добно было доказать подлинно. Подумайте сами и уви¬

дите, что возможность была, но были и трудности. Пер¬

вое— дама с интересом к науке, для нас же из Англии

и приехала; второе — да ведь и то пишут, что мы взяли

на себя роль следователей, оно хоть и не обидно, а все

же как-то неловко; потом третье — надо было найти

подходящий случай. А тут-то и сказали нам, что мы

пристрастны и подозреваем даму, что ее от нас берут, не

хотят таких исследований спиритизма.
Тем и дело кончилось. Изобретатели моста отказа¬

лись доказывать утверждаемое. Думайте, дескать, как

знаете. Теперь, что бы там ни было, одного спириты ска¬

зать не могут, что их фактов боится наука, что от того-

то никто и не хочет их изучать. Эта часть— покрова

таинственности — навсегда свалилась в Лету *.
После четырех заседаний комиссии, в которых при¬

сутствовала г-жа Клайер, свидетели-спириты сперва

приостановили, а затем и вовсе прекратили свое содей¬

ствие комиссии и удалили медиума. Не стану вступать

здесь в прения со свидетелями по поводу мотивов их

отказов, не буду излагать и тех результатов, которых

достигла комиссия, окончившая свои занятия вскоре по¬

сле отказа свидетелей. Первого я не делаю потому, что

не хочу утруждать вашего внимания всеми теми мелоча¬

ми и силлогистическими построениями, на которых осно¬

вываются отказы свидетелей. Второго же я не делаю по

той причине, что в газете «Голос» вы, вероятно, уже

читали заключительное заявление от комиссии, учреж¬

денной для рассмотрения медиумических явлений; оно
*	На этом месте окончено было первое чтение 24 апреля. [...]

85
появилось в № 85 от 25 марта. Заключительные слова

нашего приговора вы, может быть, и помните: «Спириты-

ческие явления происходят от бессознательных движе¬

ний или от сознательного обмана, а спиритическое уче¬

ние есть суеверие». Все мельчайшие подробности дела,

т. е. протоколы и их приложения, вы узнаете затем из

книги, которая уже печатается и скоро выйдет. Там бу¬

дут и заметки на заявления гг. свидетелей-спиритов, ко¬

торые поместили уже в газетах мотивы своих отказов

и кой-какие другие статьи. Зачем мне нарушать интерес

книги, тем более что выручка с нее пойдет на устройство

аэростата, назначенного для изучения метеорологи¬

ческих явлений верхних слоев атмосферы.
Вместо этого я хочу обратить ваше внимание на то,

как отнеслась наша литература к спиритическому дви¬

жению.
Кажется, не было ни одного органа литературы, ко¬

торый бы не отозвался так или иначе о спиритизме.

В массе взятая, вся литература в совокупности была

против спиритизма; да оно и понятно, потому что между

литературой и наукой по существу нет различия; истине

служат с одинаковым правом и искусство, и наука,

и литература, и суд, и школа, хотя для того средства

и приемы у них различны. Но при этом однообразии

общего направления проявились в литературе и харак¬

терные особенности — я не хочу говорить здесь о тех

немногих, почти единичных, литературных заявлениях,

которые были прямо в пользу спиритизма; мне хочется

только сказать о том оттенке, изменении, которое легко

заметить в суждениях многих литераторов о спиритизме,

изменении, происшедшем в самое последнее время.
Когда явился в Петербург Юм, к нему отнеслись

с одной насмешкой; над спиритическими сеансами шути¬

ли, думали, что это просто забава, и больше ничего.

Тогда еще не знали, что спиритизму сочувствуют у нас

и некоторые ученые. Когда же узнали, что за спиритизм

профессора Бутлеров и затем Вагнер, оттенок мнений

переменился. Имя г. Бутлерова пользуется заслуженною

доброю известностью не только в небольшом кружке

русских ученых, но и среди ученых всего мира, потому

что его труды получили обширную известность вследст¬

вие их отчетливости и ясного, совершенно определен¬

ного и передового направления. В литературе стали

86
появляться тогда отзывы, носящие переходный харак¬

тер, оттенок сомнения, вопросы. Достаточно упомянуть

в этом отношении талантливый фельетон г. Суворина,

или «Незнакомца» в «С.-Петербургских ведомостях» за

1872 г.; он появился и в его «Очерках и картинах», во 2-м

томе. Суворин видит, что многие явления, признавае¬

мые спиритами, происходят от самообмана, он подсмеи¬

вается над спиритами, говорит, что в спиритизме видит

«залог тишины и спокойствия», но ничего определенного

о спиритизме не высказывает, перед ученым мнением

молчит, он следует приглашению и просто-напросто кон¬

статирует факты и никакого о них твердого мнения не

высказывает. Этого-то и желали бы спириты; им хочет¬

ся, чтоб факты были констатированы, а что из этого

вытечет, то подскажет затем няня, то готово у всякого;

не отрицайте только фактов, а остальное придет. Это

увидели в фельетоне Суворина и неоднократно ставили

ему в упрек. Вот он недавно взял издание «Нового вре¬

мени», и как будто бы в ответ на справедливость упрека

в № от 1 марта появилась там статья «Спиритические

подвиги», где констатируются спиритические факты без

всякого к ним дальнейшего объяснения, кроме разве

следующей прибавки редакции: «Мы оставляем за собой

полную свободу мнений о спиритизме, распространение

которого объясняем прежде всего отсутствием в об¬

ществе более живых и серьезных интересов». Это отно¬

сится к 1 марта. Почитайте же теперь в этом же «Новом

времени», в № от 13 апреля, что приведено вслед за

выпиской из статьи г. Вагнера; там сказано: «Мы оста¬

емся (да, так и написано «остаемся») при убеждении,

что исследовать нужно не медиумические явления, а тех,

кому эти явления представляются, и в особенности тех,

кому они кажутся «мировыми вопросами»».
В промежуток времени от 1 марта до 13 апреля яви¬

лось заявление комиссии для рассмотрения медиуми¬

ческих явлений.
Г-н Достоевский в своем талантливом «Дневнике пи¬

сателя», в январском №, посвятил спиритизму несколько

страниц и, подобно тому как г. Суворин в своем первом

фельетоне, проходится на счет спиритизма, только берет

дело поглубже, но все же с оттенком неуверенности.

Так, например, на стр. 29 он пишет: «Умный и достой¬

87
ный всякого постороннего уважения человек стоит, хму¬

рит лоб и долго добивается: «Что же это такое?» Нако¬

нец махает рукой и уж готов отойти, но в публике хохот

пуще и дело расширяется так, что адепт поневоле оста¬

ется из самолюбия».
Г-н Достоевский кладет на спиритизм отпечаток чер¬

товщины; но оттенок сомнения и у него остается. Это

было в феврале. Читайте теперь мартовский номер его

дневника, появившийся к апрелю, где также говорится

о спиритизме. Здесь вы не видите и тени сомнения;

в первых строках написано: «Наш возникающий спири¬

тизм, по-моему, грозит в будущем чрезвычайно опасным

и скверным «обособлением»».
И здесь ясно, что труды комиссии оказали свое влия¬

ние на мнение литератора о спиритизме, хотя г. Досто¬

евский, как и многие другие, не очень сочувствует тру¬

дам комиссии, видит их недостатки и старается их вы¬

ставить. За это ему можно было сказать спасибо, если

бы у него было поменьше «обособлений».
То же самое проявляется у г. Боборыкина7. Прочи¬

тайте его воскресный фельетон от 21 декабря 1875 г.

В нем пишется о нападках отовсюду и из ученого мира

на гг. Вагнера и Бутлерова, указывается на личности,

проявившиеся в отношении к ним, на то, что г. Боборы¬

кин нигде не видит вражды между наукой и спирити¬

ческим учением, что противники медиумического на¬

правления стремятся поскорее заручиться настроением

публики, что это прием не научный. Кстати сказать, он

забыл, должно быть, про то, когда явились статьи Ваг¬

нера и Бутлерова. Словом, у г. Боборыкина проявляется

с ясностью беспристрастие к спиритизму и колкое отно¬

шение к противникам спиритизма. Вы, вероятно, читали

затем, в последнее время, три статьи г. Боборыкина

в той же газете, озаглавленные «Ни взад — ни вперед»,

где ведется рассказ о сеансах с г-жою Клайер, о спири¬

тизме вообще, о его литературе и пр. Теперь уже все

сводится к сомнительности спиритических явлений и к

ненаучности занятий спиритизмом. Переворот в литера¬

турном мнении и здесь очевиден. Но особенно он ясен

в заключительных словах третьей статьи Боборыкина

(30 марта 1876 г., «С.-Петербургские ведомости»). В ней

говорится и о приговоре комиссии. Приводя ее слова

88
«спиритическое учение есть суеверие», Боборыкин вос¬

клицает *: «Мы это и без нее знали!!»
Попала весть о комиссии и за границу благодаря

«Journale de St.-Petersbourg» (30 марта). Там взгля¬

нули уже чересчур благоприятно на возможные плоды

трудов комиссии.
Так, например, хроникер парижской газеты «Le

Temps» (18 апреля 1876 г. и. ст.) сомневается даже

в жизненности спиритизма, думает, что не поправится он

от нанесенного удара. [...] Это сказано чресчур. Что за

дело суеверию до рассмотрения? Кто за него, явно там

или тайно, того не убеждает ничто. Мы думали, состав¬

ляя наш отчет, о тех только, кто шатался, а поднимать

мы не умеем.
А спириты, видно, поняли влияние литературы на

судьбу их вопроса, заботились о том, чтобы у литерато¬

ров составилось личное мнение о спиритизме. Г-н

Лесков8 в «Гражданине» от 29 февраля описывает, что

его, г. Боборыкина и г. Достоевского пригласили к

г. Аксакову для сеанса с г-жою Клайер. Раньше звали

и многих других пишущих. Лесков описывает этот сеанс,

констатируя факты так, как это именно и желательно

спиритам.
После того как комиссия заявила о результатах сво¬

их занятий с медиумами— это она раз только и сдела¬

ла,— нигде еще не встретилось ничего подобного. Конеч¬

но, с 25 марта по сие время прошел только месяц, и ме¬

диум г-жа Клайер уже уехала, констатировать новых

фактов, значит, не приходится, но тем не менее сомне¬

ние можно было бы заявить с большою и полною свобо¬

дою. Писал, правда, г. Вагнер, да что-то это не действу¬

ет. Сомненья в результатах комиссии нет. Пусть осуж¬

дают комиссию, но ей верят. Чрез затворенные двери,

помимо симпатий, истина взяла свое; и не заметили, как

проникла она, как будто бы сами придумали то, что

говорят. Так, спокойно, но верно добывается правда.

И доверие должно было родиться. Всякий поймет, что

12 членов комиссии не имели ровно никакого интереса

ни скрывать медиумических фактов, ни составлять о них

неосновательное мнение. Вот здесь-το и проявляется це¬

лесообразность учреждения комиссии. Внимание к спи¬
*	Два восклицательных знака стоят в статье г. Боборыкина.

89
ритизму обязано участию в нем двух профессоров, двух

ученых, имена которых русская литература знает

и справедливо уважает. Комиссия учредилась для того,

чтобы вместо обаяния имен действовать убеждением,

очевидностью, рассмотрением медиумических явлений.

Если бы в комиссии произошли подлинные медиуми¬

ческие явления, их, конечно, выставили бы на вид*, но

при этом постарались бы провести резкую границу меж¬

ду бездоказательною гипотезою о духах и естественными

явлениями, так или иначе происходящими в присутствии

медиумов. Если бы никакого из медиумических явлений

не произошло в комиссии — и это было бы уже гибелью

спиритизма в научном смысле, потому что в комиссии

были медиумы, приглашенные самими спиритами. Но

факты произошли, констатированы, только стало оче¬

видно, что нет ни одного факта из совершающихся

в присутствии медиумов, требующего допущения новых

незнаемых сил. Своим отказом спириты явно подкрепи¬

ли справедливость наших заключений. Как они там ни

станут поворачивать, дело-то всякий увидит.
Если бы некто стал утверждать, что в некотором об¬

щеизвестном растении находится ну хоть хинин, многие,

может быть, заинтересовались бы этим, ибо это было бы

не лишено своего значения. Попробовали бы они добыть

хинин из названного растения — не получили бы. При¬

гласили бы автора показать действительность присутст¬

вия хинина в этом растении. И представьте себе, что он

согласился бы показать, но при всем старании не мог

бы добыть хинина из растения в присутствии посторон¬

них лиц. Всякий имел бы право сказать, что автор ошиб¬

ся, и он сам должен был бы в том наконец признаться.

Просто в том сосуде, который употреблял автор при сво¬

их первых исследованиях, мог быть хинин, этого он не

замечал, нашел и обрадовался, оповестил. Тогда он
*	И это было бы в интересе науки, потому что она не игнорирует

действительности. Только легкомыслие может ручаться за пол¬

ное понимание и знание; только оно судит сплеча. Некоторые

спириты, подобно некоторым газетным хроникерам, имеют твер¬

дую уверенность — одни в том, что медиумические явления

производятся новою силою, другие, что в них ничего, кроме

вздору, и быть не может. Предлагая учреждение комиссии, я

думал преимущественно о том, чтобы указать тот путь, на ко¬

тором можно найти истину. Спириты и их медиумы помогли

узнанию истины.

90
говорил правду, и теперь должен бы сказать правду. Но,

милостивые государи, если бы он ошибся насчет хинина,

вы ведь не стали бы думать, что он везде ошибался;

можно ошибиться в постановке некоторого вопроса,

в некотором исследовании, и это ничуть не касается дру¬

гих исследований, других постановок вопроса.
Так и в отношении наших ученых-спиритов к медиу¬

мизму, несомненно, видна ошибка суждения, которая,

однако, ничуть не касается до остальной деятельности

их как ученых. Крукс проявил талант, открыв талий,

изобретя радиометр — это тот самый прибор, который

вращается от падения на него лучей теплоты — его вы

теперь повсюду видите в окнах оптических магазинов.

Но Крукс нехорошо экспериментировал в пользу спири¬

тизма; он неудовлетворительно объяснил свой радио¬

метр, полагая, что вращение происходит прямо от дей¬

ствия лучей. Это ему показали. Ведь и у Ньютона были

ошибки.
При учреждении комиссии для рассмотрения медиу¬

мических явлений можно было думать благодаря свиде¬

тельству ученых, что между множеством вздора, расска¬

зываемого спиритами, есть там нечто своеобразное, осо¬

бенное, достойное научного изучения, ну хоть бы нечто

подобное той животно-магнетической жидкости, кото¬

рую допускает Шевиллар, истекающей из пальцев меди¬

ума, когда происходят медиумические стуки. Ныне

я думаю, что ничего такого там нет. Тем не менее не

отрицаю, что есть научный интерес в исследовании спи¬

ритизма, только не для физиков, а для психиатров, кото¬

рые уже стали вникать в то нервное состояние «транса»,

в которое впадают медиумы. И я думаю — они найдут

средства, если займутся делом, отличить притворный

транс от болезненного. Им будут интересны и те непро¬

извольные движения, которые играют огромную роль

в так называемых спиритических сеансах, происходящих

без медиумов, в домашних кружках, где двигаются сто¬

лы, где ножка стола стучит и выстукивает буквы и от¬

веты на предлагаемые вопросы. Найдут, может быть,

иные некоторый научный интерес даже в том подобном

мании отношении, которое проявляется у спиритов при

обсуждении спиритизма. Вы знаете, конечно, что су¬

ществует уже целое учение о невменяемости многих че¬

91
ловеческих действий, совершаемых под влиянием бес¬

сознательных впечатлений, ведущих иногда к действиям

вредным. Невменяемость проповедуют часто, руководясь

добытыми в психиатрии сведениями о мономании. При¬

знаки чего-то подобного часто встречаются у людей на¬

уки. Они замечаются и у спиритов. Приведу один при¬

мер. В сеансах 25 и 27 ноября с г-жою Клайер за не¬

большим квадратным столом, доставленным г. Аксако¬

вым, несколько раз этот столик наклонялся от медиума

в противоположную сторону, когда руки медиума лежа¬

ли плашмя на столе и когда другие лица, сидящие за

столом, движения стола не производили. А. Н. Аксаков

в своих частных заявлениях, поданных в комиссию,

с особенною силою налегает на то обстоятельство, что

комиссия не занесла в протоколы такого рода движений,

замеченных ею, потому что он считает такие движения

«невозможными» при обычных условиях, т. е. полагает,

что нельзя наклонить столика от себя, держа руки на

столешнице ближе ее середины. Но это чрезвычайно

легко делается в действительности; просто, севши за

стол и положив на него руки, всякому можно необычайно

легко наклонить такой столик от себя; это я проделывал

множество раз, и еще недавно, со столиком г. Аксакова.

Вероятно, он сам даже не попробовал этого, и только

вследствие того ему кажется такой факт сколько-нибудь

говорящим в пользу медиумизма г-жи Клайер, а потому

в том обстоятельстве, что во всех протоколах комиссии

о направлении качаний стола не говорится особо, ему

чудится пристрастное действие комиссии. А она записа¬

ла и подъемы все счетом. На качания же столика Акса¬

кова не обратила особого внимания; просто сказано: ка¬

чался — можно ли было думать, что и их сочтут за спи¬

ритическую манифестацию? Отчего же тогда не счесть за

нее ну хоть чиханье? Если б в качаниях столика ви¬

деть присутствие силы спиритов, то мы все — медиумы,

потому что, держа руки на столе, можем качать столик

г. Аксакова во все стороны. Доказать это публично

я готов на таких условиях: сбор — в пользу герцеговин¬

цев 9, и если я не наклоню стол, как г-жа Клайер накло¬

няла в комиссии, то обяжусь ничего не печатать ни за

ни против медиумизма, после того как издам отчеты ко¬

миссии. Если же наклоню, то требую от А. Н. Аксакова,

92
чтоб он затем не печатал, ну хоть два-три года, ничего

ни за ни против* спиритизма.
Чтобы затем уяснить дальнейшее отношение науки

к спиритизму, замечу прежде всего, что различие мне¬

ний о спиритизме не должно и даже не может служить

поводом к научной полемике, подобно тому как нет нуж¬

ды вступать в полемику с д-ром Шепфером по поводу

его лекции, читанной в Берлине и озаглавленной

в русском переводе так: <гОкончательные выводы науки:

земля неподвижна». Д-р Шепфер, конечно, действует во

имя успехов науки. А те, кто не возражает ему, а возра¬

жать могут, молчат по той же причине. Г-ну Шепферу

кажется неудовлетворительным существующее объясне¬

ние опытов Фуко, качаний маятника в воздухе и сжатия

земли у полюсов. Для объяснения последнего он говорит,

что на экваторе теплее, а у полюсов холоднее; он пишет

далее: «...так как солнечный свет чрезвычайно ярок, то

и размеры солнца должны казаться неизменными по ве¬

личине на необычайно далеком расстоянии, и может

быть, что солнце в действительности немногим разве

больше того, как оно представляется нам вдали». Люди

науки привыкли с интересом читать творения, подобные

произведению Шепфера. Подобное занятие составляет

приятное развлечение и даже полезно, особенно для пе¬

дагогов. И в мыслях ни у кого не будет обвинять или

стеснять д-ра Шепфера. Он говорит свое по крайнему

разумению, а остальных пред публикой не клеймит сра¬

зу ретроградами и трусами. Те времена уже прошли,

когда между приемами науки и суеверия не было ника¬

кого различия. Суеверие то бы не стерпело: «молчи»,

сказало бы, «нет логики» и тому подобное. Мой сотова¬

рищ и друг П. Л. Чебышев 10 отлично определяет науч¬

ное значение исследований, говоря, что те из них имеют

важное значение, которые попадут в элементарные кур¬

сы наук, в учебники, в руководства. Доводы Шепфера

против движения земли, по крайней мере теперь, скоро

не попадут в учебники; не попадут туда и понятия спи¬
*	Не могу допустить А. Н. Аксакова, при моем выигрыше, до пе¬

чатания противу спиритизма, ибо полагаю, что его писания за

на многих действовали как наплучшие статьи противу спири¬

тизма.

93
ритов*. Но это не потому, что катехизис наук утвердил¬

ся окончательно и не подлежит никакому дальнейшему

изменению — всякий волен составлять какой угодно

учебник,— а потому, что при составлении руководства

нельзя обойти изложения важнейших доказательств; на¬

до кратко и ясно выставить основные положения, нельзя

только уличать, переливать из пустого в порожнее, не¬

обходимо опереться на что-нибудь прочное. А все незре¬

лое тем и характеризуется, что не подлежит такого рода

изложению. Таков и спиритизм. Многие его адепты чрез¬

вычайно часто заявляют, что они не держатся никаких

гипотез для объяснения спиритических явлений, а тем

более не имеют никаких теорий, объясняющих совокуп¬

ность известного им по отношению к спиритизму. Утвер¬

ждая это, они отстаивают, однако, что есть некоторая

новая сила, управляющая явлениями, называемыми спи¬

ритическими, что явления эти не объясняются известны¬

ми поныне силами. Такое допущение может быть принято

в науке только тогда, когда спиритами строго будет до¬

казана для каждого спиритического явления невозмож¬

ность его объяснения известными до сих пор силами

и средствами; пока этого не сделано, в спиритизме нет

существенного содержания для научного исследования,

наука с полным правом станет не обращать никакого

внимания на спиритизм.
В самом деле, помимо гипотез вся литература спири¬

тизма состоит из описания виденного и ничем не отлича¬

ющегося от любого рассказа, вроде Габорио или Кол¬

линз, нисколько до науки не относящегося, да малой

доли явлений медико-физиологического характера. Для

того чтобы это показать еще раз, я сделаю краткий об¬

зор известным до сих пор спиритическим явлениям. Ска¬

жу, какими они мне представляются ныне.
Первое место между медиумическими явлениями за¬

нимает столодвижение и сходные с ним движения раз¬

личных других предметов, когда к ним прикасаются
*	Так, не попали туда и достойные внимания сообщенные мне

Ф. Ф. Петрушевским писания г. Дриберга. Этот даже премию

назначил тому, кто докажет ему, Дрибергу, что показания баро¬

метра зависят от давления воздуха. Премия осталась невидан¬

ною, никто не мог Дрибергу дать доказательств, достаточно для

него убедительных.

94
рукн медиумов. Спиритами ни разу не было доказано,

что такого рода явления происходят не от толчков воль¬

ных или невольных, сообщаемых ногами и руками, не от

колебаний, происходящих в предметах, до которых каса¬

ются, не от механических напряжений, зарождающихся

в предмете от суммы механических же сил, сообщенных

ему прикасающимися живыми существами. Люди, со¬

вершенно верящие точности описания столодвижений,

многократно показали возможность произведения этих

и им подобных движений при помощи приложения

мускульных сил лиц, сидящих за столом. Фарадей, зна¬

менитый английский физик, а за ним и много других

лиц придумали немало опытов, ясно доказывающих су¬

ществование незаметных для глаза и совершенно бес¬

сознательных сотрясений, результаты которых проявля¬

ются в ясно видимых механических перемещениях.
Приведу один опыт подобного рода. Он удается каж¬

дому и особых приспособлений не требует, легко повто¬

ряется. Возьмите линейку, лучше с острым металли¬

ческим краем, или вместо того прямой нож, приготовьте

затем проволоку, например разогнутую обыкновенную

дамскую шпильку, и один ее конец загните крючком.

Ребро линейки или ножа поверните кверху и наденьте

на него приготовленный крючок, а затем, взяв линейку

за концы в руки, уприте руки в стол так, чтобы линейка

была параллельна столу и на таком расстоянии от него,

чтобы нижний свободный конец нацепленной проволоки

чуть-чуть, но непременно упирался об гладкую поверх¬

ность стола, еще лучше — о стекло или тарелку. Прово¬

лочка будет двигаться сама собою вдоль по линейке,

и, как бы вы ни старались твердо держать линейку,

движение будет; устанете — оно усилится, проволочка

просто пробежит, и все будет идти в одну сторону,

хотя бы ей даже пришлось подниматься для того

немного в гору. Для спиритов это должно быть сла¬

бым медиумическим явлением, для иных последовате¬

лей Шевиллара — истечением магнитной жидкости. Для

вас, если вы вникнете в разбор явления — рассмот¬

рите его, это будет преобразование мелких мускульных

сокращений в заметное механическое движение. Так

и капля долбит камень, так ударом песчинок делают

гравюры, прорезают стекло и камни. В руках, в линейке,

в крючке происходят поднятия и опускания, для глаза

95
не заметные, быстро следующие друг за другом. Глаз не

поспевает увидеть, а проволочка успеет упасть на сторо¬

ну, когда линейка опустится. Вот вершина проволочки

и подвинулась. А когда линейка поднимется на незамет¬

ную для глаза высоту, кончик проволочки подвинется по

тарелке или столу. Это повторяется часто, и вы видите

один результат — проволочка движется по краю линей¬

ки. Опыт этот способен не только занять, но и разру¬

шить страх, находящий на многих при разговоре о спи¬

ритизме. Немало есть людей, которым страшно трогать

спиритизм. Не боятся этого люди науки. Поглядите, как

просто и смело относятся к этим вопросам наши уче¬

ные — представители спиритизма. За это честь им

и слава. Они верны тому лозунгу науки, который гласит:

«Не бойся истины». Я понимаю, что они ее ищут.
Чрезвычайно близко к простому столодвижению сто¬

ит столописание, когда в столешницу стола или в его

ножку вделывается карандаш, а под стол кладется бу¬

мага, на стол — руки, и получаются письмена. Г-н

Квитка, статья которого скоро явится в печати *, рас¬

смотрев возможные движения стола в этих условиях,

приходит к такому заключению, что самые разнообраз¬

ные формы движений могут совершенно невольно сооб¬

щаться столику, и выражает в своей статье затем следу¬

ющее: вот почему ножка стола, к которой прикреплен

карандаш, описывает самые причудливые фигуры; «это

подало повод лицам, занимающимся спиритизмом, ви¬

деть в начертанном нечто написанное, а при сильном

желании и терпении можно в написанном видеть нечто

желаемое, подобно тому как люди, выливающие рас¬

плавленный воск в холодную воду, находят затем леса,

горы и гусаров». У меня есть один номер армянской

газеты «Мамул», присланный г. Азнавуром из Констан¬

тинополя. Там описан сеанс г. Азнавура и приложена

фигура, нарисованная в течение его. Она отлично отве¬

чает представлению г. Квитка о природе карандашных

спиритических манифестаций. Рисовал ее сам г. Азнавур

во время сеанса. По словам духа, беседовавшего с ним,

Ксенофонта Антуана, фигура эта изображает жителя

планеты «мужчин и женщин, движущейся между круга¬

ми Солнца и Меркурия» и называемой г. Азнавуром
*	Она напечатана в этой книге п.

96
планетою «Изоле». Фигура та, на мой взгляд, больше

напоминает обыкновенную утку. [...]
О стуках речь была выше, и здесь я о них упоминаю

только ради угадывания, которое спириты приписывают

столу. Я был в домашнем сеансе у г. Аксакова с мисс

Клайер. Потребовали написать шесть имен и одно из

них па особой бумажке, указывали поочередно на одно

из 6 вписанных имен и при этом раздавался медиуми¬

ческий стук — говорили: стол угадает. У нас не угады¬

вал. Я помнил заметку Гей-Люссака12, который гово¬

рит, что особы, подобные медиумам, видят на лице со¬

стояние, наступающее при указании на записанное имя.

Г-жа Клайер глаз не сводит с записавшего. Иногда, ко¬

нечно, угадывание было, но в нашем сеансе из 7 раз,

когда делалась проба, угадывание удалось только два,

и оба раза не со мною. Попробуйте, и вы столько-то

угадаете, а у иного, может быть, и каждый раз будете

угадывать. И это называют спиритическими опытами,

манифестациею духов! Что же касается до ответа на то,

что стучит у того и другого медиума, то я сознаюсь, что

общего ответа дать не могу. Думаю, однако, что его

и дать нельзя без долгого ряда наблюдений; хоть бы

ими позанялись спириты. Шевиллар тот сам дошел до

того, что стуки у него происходят по воле, и говорит, что

это капли животно-магнетической жидкости. А мне ду¬

мается, не прямо ли это руки его скользят по столу

и тем производят звук. Мне удавалось самому именно

таким образом производить звуки, подобные медиуми¬

ческим стукам. Я это показывал г. Аксакову, и по этому

поводу раз вышло следующее. Петти, старший медиум,

сел на диван, пригласили и меня, говорят, мне постучат,

потребовали положить руку на столик, и медиум поло¬

жил. Стуки раздались. В комнате был г. Аксаков, и он

стал меня серьезно просить не шалить, стуков не делать.

А я и не стучал на сей раз. С тем и ушли из комнаты,

говорят, что все я забавляюсь. А мальчик Петти, по-

русски не понимавший, так, кажется, и не разобрал, от¬

чего это, затем тотчас и прекратили сеанс, устроенный

для моего личного назидания. Если Петти соловью под¬

ражает, отчего же Клайер не подражать ударам по

стеклу?
Далее следует летание стола, т. е. подъем от полу,

при прикасании к нему сидящих за ним. ß объяснении

97
этого явления, по словам спиритов редкого, многие до¬

пускают самообман, зависящий от недостатков органа

зрения и от быстроты возможных движений. Глаз может

замечать только движения, совершающиеся с некоторою

медленностью — летящая пуля невидна. Можно предпо¬

ложить, что подъем стола совершается от сложения ко¬

лебаний, наставших в столе или в полу и производимых

вследствие толчков, делаемых руками присутствующих.

Предполагают далее, что придя в быстрое колебание,

ножки стола то касаются пола, то отпрыгивают от него.

Я сам думал сперва нечто подобное, делал и подходя¬

щие опыты. Бывши затем неоднократно свидетелем под¬

нятий стола, ныне я ничего подобного не полагаю,

а уверен, что в медиумических сеансах стол просто под¬

нимают, подобно тому как поднимают его при переноске

мебели, только делают это незаметно, с ловкостью, при¬

меры которой всякий из нас знает во многих приемах

акробатов и которую я лично признаю в большом разви¬

тии у некоторых виденных мною медиумов. Мне не из¬

вестно ни одного из-случаев, описанных с некоторою

подробностью, где бы нельзя было допустить возмож¬

ности незаметного, может быть исчезающего от глаза по

быстроте, подбрасывания стола медиумом при том ме¬

диумическом явлении, которое называют подъемом сто¬

ла. Вы видели, конечно, некоторых фокусников, так

быстро совершающих свои приемы, что движения их ис¬

чезают от ваших глаз по быстроте, с которою они произ¬

водятся. Можно допустить, что и при подъемах стола

медиумы совершают такого же рода движения. Охотно

допускаю даже, что они делают это непроизвольно,

в особенности впадая в то бессознательное состояние,

которое называется трансом; тогда они делают, сами не

зная что, с некоторою целесообразностью, привычкой

и ловкостью, не производя обмана.
Потом цитируют наблюдения спиритов с приборами,

например над уменьшением веса и над колебанием tie-

репонок, происходящими в присутствии медиума. Чтобы

показать вам, насколько удовлетворительны такого рода

опыты, описанные до сих пор, цитирую один спирити¬

ческий опыт Крукса, произведенный им с г-жою Клайер

и с г. Юмом. Кусок тонкого пергамента плотно натянут

на круглый деревянный обруч; на этот пергамент опира¬

ется короткое плечо легкого рычага, снабженное тонким
4 Зак. 618

98
опускающимся острием; на длинном плече рычага нахо¬

дится острие, упирающееся на стеклянную дощечку,

движущуюся в течение опыта при помощи часового ме¬

ханизма и закопченную. Короткий конец рычага, опи¬

рающийся на перепонку, так уравновешен, что тотчас

передает движения перепонки, и, если они произойдут,

длинный конец рычага опишет на стеклянной пластинке

кривую линию; если же рычаг будет в покое, на стек¬

лянной пластинке получится прямая линия. Снаряд этот

был предварительно испытан Круксом, чтобы убедиться,

что никакое сотрясение подставки и удары в нее не вли¬

яют на результат, черта получается все-таки прямая.

Вошла в комнату г-жа К.— мы знаем теперь из слов

г. Аксакова, что то была мисс Клайер. Она положила

пальцы свои на особую подставку, ей не объясняли дей¬

ствия снаряда. Г-н Крукс положил свои руки на руки

дамы, чтобы открыть сознательные и несознательные

движения с ее стороны. По пергаменту стали тотчас раз¬

даваться легкие удары, похожие как бы на удары о по¬

верхность перепонки песчаных зернышек, длинный ко¬

нец рычага тихонько двигался вниз и вверх; иногда зву¬

ки были так часты, как бы производимые прерыванием

тока, а иногда и редки. На стеклянной пластинке полу¬

чились линии, разнообразно искривленные. Такой же

опыт был повторен г. Круксом с г. Юмом. Юму также

не было объяснено значение прибора, его руку помести¬

ли на расстоянии 10 дюймов от поверхности перепонки,

другую руку в это время держали. Оставшись в этом

положении около полминуты, Юм сказал, что чувствует

какое-то влияние. «Я пустил в ход прибор,— пишет

г. Крукс,— и мы все видели, как длинное плечо рычага

стало двигаться вверх и вниз; движения были тише, чем

в присутствии дамы, и почти вовсе не сопровождались

ударами».
Описание этих опытов г. Крукса страдает недостат¬

ком указания размеров перепонки и тех родов звуковых

колебаний, которые созвучат, как говорят физики, пере¬

понке, т. е. не указывается тех звуков, которые способны

привести перепонку в колебание. Достаточно предста¬

вить себе, что между речами, сказанными при опытах

г. Крукса, например в словах, произнесенных г. Юмом,

содержались звуки, созвучащие перепонке,— перепонка

непременно придет от общеизвестной физической причи-

99
ны в таком случае в колебание, получится на пластинке

кривая линия, и весь опыт станет совершенно понятным

без допущения медиумических сил. Не так обставляются

научные опыты, в которых хотят доказать существова¬

ние новой силы.
Особую важность придают спириты тем медиуми¬

ческим опытам, где являются духи в образе челове¬

ческом. Иных мороз обхватывает при таких рассказах,

потому что нельзя же не верить. Чтоб дать вам пример

такого рода явлений, я прочту протокол спиритического

сеанса нескольких русских, бывших в Лондоне, с из¬

вестным там медиумом г. Вильямсом. Один из присутст¬

вовавших на сеансе, не очень-то верующий в спиритизм,

в номере которого происходил сеанс, вручил мне под¬

линный протокол, но имен присутствующих сообщить не

дозволил. Этот протокол составлен по-русски и подпи¬

сан всеми — между присутствующими были люди, вполне

поверившие спиритизму, и все люди развитые, инжене¬

ры, ученые. Прибавлю еще, что привезен мне протокол

с вопросительным знаком — к замечанию и назиданию.

Тем лучше. Если бы побольше таких документов! Мне

в руки достался один этот.
«Протокол спиритического опыта, произведенного

сего 14 ноября 1874 г. в 8!Д часов вечера в Лондоне

15 Arundell Street, Coventry Street, в гостинице Преви-

тали, в №№ 14 и 15, в присутствии следующих лиц:

гг. медиумов г-жи Олив и г. Вильямс и гг. П., Г. П.1,

Ч., S. и Б.
«Вследствие присутствования гг. П. и Ч. несколько

недель тому назад на одном из публичных спирити¬

ческих сеансов, даваемых в Лондоне г. Вильямсом, яви¬

лась мысль пригласить его устроить спиритический се¬

анс в самой квартире г. П., дабы получить уверенность,

что все явления, вызываемые сим медиумом, происходят

без всяких механических с его стороны пособий и без

каких бы то ни было приготовлений.
«Действительно, г. Вильямс был приглашен в пятни¬

цу, 14 сего ноября, в гостиницу Превитали, в означен¬

ные комнаты, занимаемые г. П., и, по любезному пред¬

ложению г. Г., приглашена была г. Олив.
«В комнате № 15, в которой должно было произ¬

вести опыт, решительно никаких приготовлений не
4*

100
делалось *, кроме того, что завешено окно, а мебель была

несколько переставлена для более удобного заседания

нескольких лиц, а самый стол (деревянный, массивный),

за которым должны были сидеть присутствующие, вне¬

сен из другой комнаты за несколько лишь минут до за¬

седания. При этом положены были на стол: купленный

нарочно утром того же дня небольшой бронзовый коло¬

кольчик, равно взятый на прокат в магазине органчик,

две свернутые из толстой бумаги трубки и свечка. Ком¬

ната в минуту открытия заседания, при запертых на

ключ дверях, имела означенный ниже на плане вид**.

[...]
«Заседание открыто было в 8V4 часов вечера и по

образовании за столом руками присутствующих сплош¬

ной цепи, причем по обе стороны медиумов сидели: г. П.

с правой, а г. Ч. с левой стороны Вильямса; около

г-жи Олив сидели Г. и Б. Свеча была потушена. По про¬

шествии 74 часа послышался некоторый шум в том

углу комнаты, в котором стоял комод, и г. Ч. немед¬

ленно за сим объявил, что комод подвинулся к нему

очень близко, так что он может на него опереться.

Г-н П. заявил, что на него каплет туалетный уксус, кото¬

рый находится в банке на комоде; то же самое заявили

затем постепенно и другие присутствующие. То же повто¬

рилось с одеколоном, которым были обрызганы все при¬

сутствующие поочередно. Г-н П. предложил духу взять

другую неоткупоренную баночку с одеколоном, находя¬

щуюся у него же на комоде, и, откупорив, обрызгать

оным присутствующих. После нескольких секунд молча¬

ния действительно все почувствовали на себе капли оде¬

колона, а по осмотре после заседания баночка с одеко¬

лоном оказалась бережно откупоренною без всяких сле¬

дов на пробке.
«Органчик неоднократно был заводим, несмотря на

то что ни один из присутствующих не принимал в том

никакого участия. Органчик поднимался и летал над
*	Замечу, что это-то и худо, следовало сделать приготовления

противу возможности обмана —следовало позаботиться о две¬

рях, о камине, об окнах, а то в темноте легко в них проник¬

нуть постороннему лицу.
** По этому плану [...] видно, что в комнате был камин, стенной

шкаф и три двери, из которых одна была заграждена комо¬

дом; под окном поставлена железная кровать.

101
головами присутствующих, причем музыка продолжала

играть. По истечении же нескольких секунд органчик

оказался поставленным на прежнее свое место на столе.

Равно носился по комнате на некоторой высоте и брон¬

зовый колокольчик, звонил, и над ним блистал огонек

бледного цвета.
«Г-н Ч. заявил, что комод от него отодвигается

к прежнему месту своему; при этом все слышали глухой

шум. Немедленно после сего послышался шум, происхо¬

дивший от передвигания ящиков в комоде, а затем каж¬

дый из присутствовавших стал заявлять о брошенных

к нему на колени или перед ним на стол разных предме¬

тах, взятых с комода или из ящиков оного, как-то: раз¬

ного платья, белья, перчаток, бумаг и т. д.; равно г. Б.

брошен был с кровати на руки большой толстый его

плед, который до заседания разостлан был им самим на

кровати. Затем г. S. заявил, что из-под него тащат стул,

а г. Ч. объявил, что стул поставлен ему на голову. Непо¬

средственно после высказанного г. П. сожаления, что

г. S. придется все время стоять, последний заявил, что

к нему придвинулась кровать (большая, железная), на

которую он и мог сесть, не разрывая общей цепи. Сверх

того, все присутствовавшие заявили, что неоднократно

чувствовали прикосновение пальцев какой-то руки, рав¬

но прикосновение щеток и бритвенной кисточки к голо¬

вам и лицам. Г-н П. заявил, что на него надета была

шляпа его, которую потом снял кто-то. Г-н Г. заявил,

что какая-то рука приподнимала его, так что он вынуж¬

ден был встать со стула, па котором сидел. Затем слыш¬

ны были два голоса, которые выразили несколько от¬

дельных фраз по-английски и по-французски.
«Во время заседания цепь не была прервана, и все

присутствующие строго следили за тем, чтобы руки со¬

седей были в их руках. Особенное внимание было обра¬

щено на то, чтоб руки приглашенных медиумов ни на

секунду не выходили из рук лиц, сидевших по обе от них

стороны. Дух, называющий себя Джон Кинг, сказал не¬

сколько слов приветствия по-французски, брал руки

присутствующих, и, между прочим, по изъявленной

громко просьбе г. Г. пожать руку г. Б. сей последний

немедленно почувствовал, как 3 пальца неведомой руки

схватили его руку за пальцы же и приподняли ее вместе

102
с рукой соседа его г. S. Все проявления *, как-то: заве¬

дение органчика, передвижение мебели, брызгание ду¬

хами, разброска книг и белья, приписываются медиумами

духу, называющему себя Питер, который несколько ши¬

пящим голосом, вполне отличным от басистого голоса

духа, называемого Джон Кинг, заявил, что он сожалеет,

что он по-французски говорить не может, и, прощаясь

словами «good bye, good bless, you», выразил надежду,

что его проказы не сочтутся неприличными. [...] Г-н S.,

когда почувствовал, что тащат из-под него стул, упирал¬

ся и не отпускал его, а встал по приглашению г. Г.,

когда вновь почувствовал, что стул кто-то отодвигает;

равно замечательно, что когда по окончании заседания

зажгли свечу, то комод оказался сдвинутым с прежнего

своего места и ящики его выдвинутыми».
Протокол подписали все присутствующие, кроме ме¬

диумов, а именно: П., S., Ч., Г., П. і и Б. Впечатление

протокол производит ясное, отчетливое; не верить про¬

сто смешно, дело было ведено серьезно, и одна уже

бледность рассказчиков говорила мне о правде.
Объяснения не прилагается, но оно довольно очевид¬

но для непредубежденного лица: за комодом была

дверь, куда она вела — неизвестно; конечно, не она вела

в № 14-й, на то есть две других двери. По личному рас¬

спросу дверь а" в" [...] вела в № 14. Дверь ав вела

в комнату при номере. Весьма вероятно, судя по поло¬

жению окна, что дверь, бывшая за комодом, вела в со¬

седнюю комнату. Нанять в гостинице Превитали сосед¬

ний номер, когда приглашение к сеансу состоялось, по¬

дыскать ключ, отворить дверь, отодвинуть комод и сде¬

лать все то, что выше описано, мог один или двое, Джон

Кинг и Питер, но живые. Припомните. Слышали, как

сначала отодвигали комод — это они входили и затем

стали выкидывать свои проказы. Припомните, дело бы¬

ло в 872 час. вечера, стора опущена, свеча загашена —

ни зги не видно, и времени довольно для шалостей наря¬

женным духам. Они даже не хотели, уходя, придвинуть

комод к месту и по спиритическому обычаю в комоде

шарили, но все оставили в комнате, обошлись вообще

вежливо. В протоколе не значится — я прочел его весь

с начала до конца,— что было в соседнем номере, поза-
•	Должно быть здесь составителями пропущено слово «неведо¬

мой силы».

103
были осмотреть доверчивые люди. До того ли им было?

Органы чувств — в напряжении, воображение, разум —

в работе, до хладнокровной ли тут подозрительности?

Мне неоднократно рассказывали о сеансах, происходив¬

ших в Лондоне с г. Вильямсом у частных лиц. Все в та¬

ком же роде: одеколон льется, органчик летает, белье

бросается, комод открывается, руки поднимают и т. д.

И всегда такие сеансы происходят в гостинице. Иногда

они не удаются, но ведь уже решили спириты, что эти

явления капризны. Спириты же терпеливы. В 3-й и 4-й

раз они удадутся, а иногда и сразу. Во всяком случае

целая масса протоколов таких, как вышеописанный,

и куча заявлений самых ученейших людей о сеансах,

обставленных так плохо, как вышеуказанный, не могут

ни малейшим образом действовать на убеждение в воз¬

можности появления духа разбойника Джона Кинга.

Проще предположить вместо того человека во плоти, по¬

могающего г. Вильямсу собирать с доверчивых ино¬

странцев фунты стерлингов. Особенно разительно в вы¬

шеприведенном заявлении, как и во всех подобных, что

предосторожности принимались: комнату осмотрели,

стол внесли из другой комнаты, полагать надобно, что

и кровать осмотрели, все время крепко держали медиу¬

мов за руки, и вполне удовольствовались этими мерами

предосторожности. Умные люди занялись духами — тем¬

нота нашла, страшно стало, до здравого ли тут смысла.

Лица, сообщившие мне протокол, сами участвовали в

сеансе и не верят в духов, оттого я так свободно выража¬

юсь здесь перед вами о том, что в их сеансе происходи¬

ло. Я, может быть, и не решился высказывать мою гипо¬

тезу, если бы спиритический протокол явился помимо

меня в печати, да еще за подписью дам или вообще лиц,

торжественно заявляющих, что все ими виденное не есть

дело обмана; ведь мне бы пришлось тогда ведаться,

оправдываться в обвинении, возводимом будто бы мною

на недогадливость лиц, решившихся публично высту¬

пить с своими спиритическими явлениями. А я думаю,

однако, что оправдываться надобно не мне, доказывать

должны спириты, верящие Вильямсу; мне довольно

и того, что я приведенным примером подтвердил ту

гипотезу, что спиритизм помрачает здравый смысл лю¬

дей, сбивает их с толку, лишает догадливости; это я

утверждаю.

104
Это — сеансы в темноте, но подобные явления лю¬

дей, говорят, бывают и при свете, и особенно действуют

на многих спиритические факты, заявляемые фотогра¬

фией. Какого еще освещения? У меня имеются, по обя¬

зательности тех же самых лиц, которые участвовали в

выше описанном сеансе, фотографические портреты ду¬

хов: Джона Кинга, сидящего вместе с Вильямсом, и духа

женского пола Кет, присутствующего около дамы m-ss G.

Я видел много таких фотографий. Вы знаете, конечно,

что в Париже был не так давно процесс, в котором об¬

суждался вопрос этого рода: фотограф признался в об¬

мане. В журнале «Природа», книга 1-я за этот год, при¬

ведено (кажется, из «Gartenlaube») описание д-ра

Штейна, который сам практиковал фотографические

приемы, применяемые спиритами, и получил удовлетво¬

рительные результаты. Барревиль в своей «Фотографи¬

ческой химии» * говорит еще в 1864 г. следующее. Автор

приводит примеры, подтверждающие его предположе¬

ния о том, что свет, действуя на подготовленную

пластинку, разлагает соли серебра, нанесенные на нее,

а именно при этом выделяется из них металлическое се¬

ребро, и, между прочим, пишет: «Наконец,— пишет Бар¬

ревиль,— разве не этот незаметный металлический оса¬

док, остающийся на пластинке при несовершенном спо¬

собе очищения, дает возможность получать по желанию

то, что американские фотографы назвали спиритически¬

ми фотографиями? Это есть изображения невидимых

лиц, появляющихся на пластинке одновременно с порт¬

ретом. Изображения эти, конечно, не появились бы во¬

все после хорошего промывания пластинки азотною кис¬

лотою, уничтожающею все металлические следы, остаю¬

щиеся от изображения, прежде снятого на ту же

пластинку». Заняться бы спиритам опровержением всего

этого, а они только проповедуют: все правда, что там ни

сказали они, тот сделал сию силлогистическую погреш¬

ность, тот неделикатен, а все неверящие — ретрограды.
Наконец, к числу спиритических фактов относятся

появления целых человеческих фигур днем массою, не¬

ведомо откуда. Г. Вагнер описывает в своей статье подо¬

бные явления у братьев Эдди в Америке. Если буду там
*	Barreswille et Davanne. Chimie photografique, 4me edition, 1864,

стр. 105. [...]

105
и получу возможность, посмотрю эти фигуры, а теперь

пока на слово не могу поверить даже корреспонденту

американской газеты, который удостоверяет в подлин¬

ности этого спиритического факта.
Применялся спиритизм и в медицине. По этому пово¬

ду укажу только одно, что важно заметить: наши спири¬

ты заверяли в комиссии, что скипидар препятствует хо¬

ду медиумических явлений.
Но довольно о темных сторонах спиритизма; по¬

звольте мне теперь перейти к изложению тех хороших

сторон, которые нельзя не заметить при знакомстве со

спиритизмом. Они есть, их многие не видят, говорить

о них стоит, и при этом я буду иметь в виду развитие

спиритизма у нас: оно виднее.
Спириты — те откровенные, прямые, которые возбу¬

дили спиритические толки,— искатели, смело и честно

выступившие с возвещением того, что считают новой ис¬

тиной. Выше я упоминал уже об этом. Такие люди, кото¬

рые не боятся предрассудков, смело идут противу об¬

щепринятого— имеют в себе то не стадовое, что необхо¬

димо в жизни людей. Выставляй спириты свое учение

спокойно, не громи они науки, действуй в тех сферах,

где свобода научного исследования обеспечена обычаем,

кто же осмелился бы их осудить? Посмеялись бы, да

втихомолку. В научных летописях известны и не такие

ученые, как спиритические, — их игнорируют, от них от¬

ворачиваются, но об них не читают публичных чтений,

не пишут столько, сколько о спиритизме и спиритах.
Тот мост между явлениями физическими и психи¬

ческими, который видят спириты в медиумических явле¬

ниях, составляет действительно мост желанный, и такой

наука рано или поздно построит. На постройку пойдет

материал физиологии и психологии, терапии и психиат¬

рии, захватят, быть может, и факты спиритизма, мост

этот соединит ученых, не встанет поперек их дороги. Ме¬

дики уже начали исследовать гипнотизм, транс и другие

нервные состояния, в которых выражаются с известным

оттенком особенности нервной деятельности. Ученые не

боятся этих вопросов; их напрасно боятся и многие дру¬

гие лица, недостаточно подготовленные к пониманию об¬

щего движения науки. Разработка вопросов нервной фи¬

зиологии не убьет нравственных начал, она только раз¬

рушит суеверия, существующие в этом отношении, т. е.

106
предвзятые мысли, с давних пор на веру принимаемые.

Для меня не подлежит сомнению, что настанет время,

когда станут обо всем этом говорить так же спокойно,

как говорят ныне о затмениях, о кометах. А сколько

людей и этого боялось; иные боятся еще ныне. Им

страшно говорить об этом предмете, им думается, что он

не подлежит разбору, анализу; они видят дракона там,

где луна. Мне кажется, однако, что ныне еще рановато

говорить о крупных научных завоеваниях в отношении

психической деятельности. Научные открытия и успехи

не происходят вдруг; они накопляются мало-помалу;

нужно много работы для того, чтобы могло появиться

лицо, охватывающее запас накопившихся знаний, умею¬

щее добыть из этого запаса новую крупную идею, закон,

управляющий совокупностью явлений. А над разработ¬

кой психической деятельности со стороны физических

явлений, с нею связанных, работают немного, приступи¬

ли к делу с осторожностью, науке свойственной, без

поспешности, идут шаг за шагом и накопляют необходи¬

мый материал. Не отворачивайтесь от него, но не делай¬

те по недостаточному материалу скорых, быстрых суж¬

дений— вот что скажет всякий, кто дорожит истинными

успехами науки.
В том внимании, которое заслужил спиритизм в об¬

ществе, видна другая чрезвычайно утешительная сторо¬

на этого дела: чистый интерес науки руководит при этом

большинством людей. Так привыкли мы утверждать,

что наш век есть век практический, что весьма полезно

получить лишний раз убеждение в том, что интересы,

совершенно чуждые практических задач, заслуживают

общественное внимание. Честь и слава спиритам, кото¬

рые успели это демонстрировать с несомненною яс¬

ностью. Никто не посмеет сказать теперь, что только

одни личные делишки и грошовые интересы могут при¬

влекать общественное внимание. Хороший урок спири¬

тизм дал и тем, кто упрекает современное общество

в чисто материальных стремлениях *. Нет, здесь речь
*	В апрельском нумере «Дневника» г. Достоевский спрашивает:

шутя или вправду я вижу в спиритизме светлые стороны. От¬

вет: вправду. Позволю затем поставить такой же вопрос г. До¬

стоевскому: шутя или вправду спрашивает он? Если шутя, ну и

пусть шутит, забавляет. А если вправду, то неужели он хочет

107
идет о духах, из-за духов здесь интересуются делом,

и интересуются больше, чем многими другими успехами

науки, где дело идет о материи, о веществе со всеми его

признаками, долженствующими по взгляду многих вол¬

новать умы рьяных материалистов. Этого нет, и вни¬

мание к спиритизму доказало это с несомненностью.

Ведь не тем же интересовались вы, что ученые поспори¬

ли, не госпожою Клайер, а тем, что вопрос идет о духе,

касается души и связи ее с телом, наукою. Таким обра¬

зом, интерес к спиритизму показал то внимание, которое

может быть развито в массах к научным вопросам. Оно

будет, лишь только вопросы касаются обыденных пред¬

метов, всем понятных и всюду встречающихся. Такой

предмет и составляет деятельность психическая, относи¬

тельно которой ныне распространены в массах, преиму¬

щественно противу других предметов, наиболее суевер¬

ные понятия. Суеверия есть уверенность, на знании не

основанная. Наука борется с суевериями, как свет с по¬

темками. Немного осталось предметов, питающих суеве¬

рие в такой же мере, как психическая деятельность

людей.
Мне кажется, что только в погоде и может находить

суеверие столько же пищи, как в понятии о психической

деятельности. Вы знаете, как много примет и разных

суеверных понятий связывается с погодою: когда в та¬

кой-то день утром будет хорошая погода, говорит суеве¬

рие, будет такая-то в течение лета; когда в известную

пятницу пойдет дождь — будет урожай, гром грянет —

это катящаяся по небу колесница... и много подобных

всем известных примет и суеверий живет еще и долго

будет жить среди людей. В них не верят те, кто стал на

путь современного развития наук. Но все же в массах

и помимо этих примет существует по отношению к пого¬

де смутный остаток старых воззрений. Многим еще ка¬

жется, что погода есть результат какой-то случайности,

каких-то неуловимых сплетений, и все чудится, что есть

некоторая внешняя причина, управляющая состоянием
принадлежать к таким, которые видят в Наполеоне или только

гения, или только антихриста? Мне кажутся неполными те

очерки спиритизма, в которых спиритов только корят, спири¬

тизм только бранят, я хотел и останусь спокойным даже при

рассуждении о спиритизме.

108
погоды. Это оттого, что развитие научных знаний по

отношению к погоде еще не велико. И странное дело: то,

что уже стало известным в науке по отношению к этому

предмету, весьма туго распространяется и в школах, и в

литературе, даже между учеными. Много ли лиц обра¬

щали некоторое внимание на ежедневные бюллетени

в газетах о погоде, на тот прогресс, который в послед¬

ний десяток лет произошел в учении об этом предмете?

[...]
Мне было бы желательно направить ваше внимание

на метеорологические вопросы, потому что с ними связа¬

на текущая борьба науки с суевериями. Вопрос о погоде

стал на очередь, придет черед и вопросу о деятельности

психической. Настанет время не только точного предска¬

зания погоды, но и полного ее ведения; мыслима в бу¬

дущем даже борьба с погодой. Для успехов метеороло¬

гии, для победы знания над суеверием ученые не жале¬

ют своих сил; они копят и копят материал, зная, что он

будет применен. Для этой же цели они пускаются

в воздухоплавание; Вельч и Глешер поднимаются из Ан¬

глии по поручению Ассоциации наук, чтобы собрать све¬

дения о метеорологических процессах в верхних слоях

атмосферы, потому что полеты Гей-Люссака, Барраля

и Биксио только дали предчувствовать интерес исследо¬

вания, производимого на аэростатах. Затем опять следо¬

вали французы; они вступили в ученое соревнование

с англичанами; еще недавно вы читали в газетах о ги¬

бели Кроче-Спинелли и Сивеля в их воздушном полете

в верхние слои атмосферы. В этом порыве, не боящемся

случайностей, видна та твердость борьбы, которую зате¬

яла ныне наука с суевериями относительно погоды; она

желает победить их и победит: узнают мало-помалу все

для того, чтобы обладать знанием и им заменить суеве-

рие. [...]
Чуть не забыл, что предстал пред вами говорить не

о погоде, а о спиритизме. Причиною моего увлечения

служат два обстоятельства: во-первых, предмет сам по

себе очень интересен и меня занимает, в особенности те

метеорологические процессы, которые совершаются

в верхних слоях атмосферы, именно там, где лаборато¬

рия погоды. Этот интерес увлек меня. С другой стороны,

я думаю, что из всех суеверий, ныне еще существующих

в большом развитии, суеверия, относящиеся до погоды.

109
доступнее других для окончательного истребления, для

замены их знанием. Спиритизм же питается другими су¬

евериями, относящимися до предметов, хотя доступных

научному изучению, но гораздо более трудных. В погоде

мы имеем дело с предметом вне нас находящимся, пра¬

вда обширным, разнообразным и трудным, но внешним.

Суеверия же, относящиеся к душевной деятельности, пи¬

таются на счет субъективных внутренних отношений; об

них и нельзя поэтому так объективно говорить, как

можно говорить о погоде.
Позволяю в заключение указать на следующее. По

моему мнению, польза от разговора о спиритизме у нас,

наверное, будет, потому что о нем обе стороны пишут

и говорят свободно: увидят соотношение между наукою

и учеными, подумают над приглашением скоро, бойко

строить большие мосты, станут разбирать их проекты,

отличать цель от средств, — словом, иные задумаются.

Если бы заставили молчать, не было бы и этой посиль¬

ной пользы. Дайте высказаться новому. Если в нем есть

противное здравому смыслу, истине — нравственный со¬

юз школы, литературы и науки уже достаточно у нас

силен для того, чтобы этому противодействовать. Не бе¬

да, если новенькое — ложное сперва кой-кого и увлечет.

Это даже хороший знак, что у нас нет китайской стены,

что новому — верному у нас дорога широка и свободна.
А в том, что вы пришли сюда послушать о спиритиз¬

ме, всякий видит одно ваше сочувствие к борцам проти¬

ву суеверий — школе, литературе и науке.

Марселей Бертло

Наука и нравственность1
/
Мы присутствуем в эту минуту при новом наступатель¬

ном движении мистицизма против науки: он полагает

путем ораторского красноречия завоевать себе вновь то

потерянное господство над миром, которое так долго

поддерживал огнем и мечом. Старый спор! Не прекра¬

щавшийся с той поры, когда падшие ангелы «открыли

людям проклятое познание добра и зла и научили их

запрещенным искусствам». Возрождающийся мистицизм

предъявляет вновь свои права на монополию нравствен¬

ности.
Но времена изменились. Наука, так долго находив¬

шаяся под запретом, наука, преследуемая в течение все¬

го средневековья, отвоевала свою независимость ценою

тех услуг, которые она оказала людям: теперь она мо¬

жет пренебречь этим отрицанием ее прав мистиками.

И молодое поколение отказалось идти далее по указке

этих сомнительных руководителей, каковы бы ни были

чары их речей, искренность их верований; она со своей

стороны высказывает убеждения более высокие, более

достоверные и более великодушные. Она очень хорошо

знает, что это мнимое банкротство науки только самооб¬

ман людей, совершенно чуждых истинному духу науки;

она знает, что наука сдержала обещания, данные от ее

имени философами природы, начиная с XVII и XVIII ве¬

ков; одна наука с той поры и даже с начала веков

изменяла материальные и нравственные условия су¬

ществования народов 2.
Изменения, совершившиеся начиная с первых шагоп

цивилизации, получили первый толчок от одной науки,

хотя это их происхождение долго оставалось скрытым

и затемненным примесью чуждых элементов, заимство¬

ванных у воображения. Прошло всего два с половиной

века с той поры, как научный метод освободился от вся¬

кой посторонней подмеси и проявился во всей своей чис¬

тоте; его значение засвидетельствовано в самых разно¬

образных областях постоянно ускоряющей свой ход

промышленной и социальной эволюцией.

из
Конечно, в мире существует и будет, вероятно, су¬

ществовать много достойного порицания, много страда¬

ния, много неправды. Но что возвышает науку в глазах

людей — это именно то, что вместо того, чтобы приво¬

дить их в какое-то оцепенение проповедью их бессилия

и необходимости покоряться судьбе, она их толкает впе¬

ред, побуждает вступить в борьбу с этой злой судьбой

и учит их, какими путями можно уменьшить сумму стра¬

даний, этой неправды, т. е. увеличить и свое собственное

счастье, и счастье своих ближних. Это благое дело она

осуществляет не путем словесных увещеваний или аргу¬

ментов a priori, но силою приемов и правил, действи¬

тельность которых несомненна, потому что они почерп¬

нуты путем изучения причин и условий существования

этих источников наших страданий. Такова цель, кото¬

рую наука всегда преследовала и никогда не остановит¬

ся преследовать, с неустанною преданностью истине

и идеалу, с безграничною любовью к человечеству.

[.·.]
II
Конечно, не мы выступаем вперед с притязаниями

дать окончательную разгадку вселенной; напротив того,

мы заявляем, что с нее нельзя начинать, и очень хорошо

знаем, что из безграничного числа разнообразных явле¬

ний нам удается изучить только ничтожную долю. Мы

знаем всю глубину нашего незнания и соответственно

скромны, но эта скромность не приводит нас к огульно¬

му скептицизму. Еще менее способна она заставить нас

парализовать наши дальнейшие усилия в угоду мисти¬

цизму. Научный метод признан опытом отдаленнейших

веков, как и веков новейших, единственным верным пу¬

тем для приобретения знаний. Не существует двух ис¬

точников истины: одного, идущего из глубины непозна¬

ваемого, и другого, берущего начало из наблюдения

и опыта, внешнего и внутреннего.
Мистик, который задался бы мыслью руководиться

одними представлениями о чудесном в своей жизни

и частной деятельности, вскоре увидел бы себя на краю

погибели: история человечества, а также и умственная

патология свидетельствуют, что народы и отдельные

личности, принимавшие себе в руководство таинственные

114
наития и внушения свыше, оканчивали тем, что де¬

лались жертвами полного, непоправимого расстройства

умственного, нравственного и материального.
Конечно, человек всегда пытался ускользнуть от под¬

чинения строгому детерминизму, подобно тому как

в былое время он пытался налагать свою волю на

высшие силы путем заклинаний или умилостивить же¬

стокий рок бесполезными мольбами. Но не должно

допускать, чтобы эти заблуждения позволяли нам укло¬

няться от нашего строгого мышления и чтобы это нера¬

циональное смешение понятий вредило верности получа¬

емых результатов.
Этот бесповоротный разрыв между научным методом

и областью непознаваемого не всегда существовал; он

явился результатом длинного процесса развития, в те¬

чение которого представления, созданные воображением

и мистицизмом, представления, выработанные логикой,

и представления, добытые эмпирически или путем более

точного опыта, смешивались и переплетались между со¬

бой. [...]
III
Перенесемся в те далекие от нас времена, когда

наша раса начинала мало-помалу освобождаться от по¬

следних следов своей животной оболочки; в известной

мере мы это можем осуществить благодаря открытиям

археологии, проверяемым рассказами путешественни¬

ков, наблюдавших быт дикарей, остановившихся на тех

ступенях эволюции, которые цивилизованные народы

уже миновали в отдаленные, первобытные века. Тща¬

тельное изучение инстинктов и образа жизни животных,

знакомство с законом психологического и физиологи¬

ческого развития личности, в особенности в период дет¬

ства, в связи с историей, бросают яркий свет на зани¬

мающий нас вопрос.
Совокупность этих сведений раскрывает нам, каким

образом человеческие расы, каждая в размерах своего

умственного развития, создавали орудия, оружие, при¬

емы, при помощи которых они одержали свои первые

победы над природой и осуществили свои первые орга¬

низации. [...]

115
Но ум первобытных людей был еще слишком слаб,

чтобы возвыситься до отвлеченных представлений о за¬

конах, управляющих его собственным развитием, как

и явлениями внешнего мира. Он их олицетворил, пре¬

вратил в реальные существа, построенные по его подо¬

бию, т. е. создал духов и богов3. Таково всеобщее

стремление, наблюдаемое путешественниками у дика¬

рей. Да и наши собственные дети всегда готовы превра¬

щать в сверхчеловеческие создания предметы их ра¬

достей и особенно их страхов: образы, видимые в сно¬

видениях, им служат для того образцами. Одним

словом, мы постоянно наблюдаем, что какое-то само¬

произвольное влечение побуждает людей придавать

объективное существование произведениям их собствен¬

ной мысли, превращать их в лица и символы, которым

вслед за тем придается характер чего-то абсолютного,

автономного.
Вот почему при первом возникновении цивилизаций

всякое изобретение, всякая организация приписывались

небесному откровению. Когда возникли храмы Мемфиса

и Вавилона, все знания оказались сосредоточенными во¬

круг алтарей; те же лица, охраняемые их священным

званием, совмещали в себе и науку и религию и сливали

эти два различных порядка идей в одном общем догма¬

тизме. Подобный же порядок вещей возник вновь при

начале средних веков вследствие разрушения античной

культуры варварами.
Отсюда своеобразный характер первобытных наук,

каковы астрология и алхимия, где положительные ре¬

зультаты перемешаны с бреднями магии и где успеш¬

ность экспериментальных приемов подкрепляется при¬

менением особых формул и заклинаний, направленных

к тому, чтобы подчинить себе волю богов и обеспечить

их содействие. Чудо в те времена вменялось в обязан¬

ность божествам, и притом независимо от всякого нрав¬

ственного представления.
Греческие философы первые попытались выделить

истинную науку из этой неопределенной смеси и сооб¬

щить ей рациональный характер, за что их не замедлили

обвинить в безбожии, в безнравственности; это обвине¬

ние не переставало раздаваться в течение двух тысяч

лет и стоило жизни, начиная с Сократа, самым чистым,

самым бескорыстным людям.

116
Впрочем, как ни велика была мощь греческого гения,

οίι не достиг до понимания научного метода в той фор¬

ме, в которой мы его применяем теперь к изучению мира

и человека. Этот метод успел обособиться и отделиться

от чистой логики только в XVII и XVIII веках —эпохе,

когда окончательно сложились наши опытные и наблю¬

дательные науки: физика, астрономия, механика, химия,

физиология, естественная история. Метод этот с тех пор

распространился на исторические и социологические на¬

уки, вытеснив старые системы, бравшие начало из сред¬

невековой теологии. [...]

Илья Ильич Мечников

Этюды о природе человека

Опыт оптимистической философиих
Предисловие к третьему изданию2
Второе издание этих этюдов разошлось как раз в то

время, когда в России произошел несомненный поворот

в сторону серьезного изучения природы и жизни. После

продолжительного периода, когда на науку не было ни¬

какого спроса, многие возвращаются к мысли, что зна¬

ние способно разрешить много важнейших вопросов че¬

ловеческого существования. Рядом с этим нет недостат¬

ка и в попытках умалить значение науки ради торжест¬

ва религиозных и метафизических построений. [...]
Положительное знание — в этом никто не сомневает¬

ся — каждый день дает человечеству новые источники

блага. На наших глазах совершенствуется замена жи¬

вотной силы механическою, и наступает время, когда

люди будут летать по воздуху. Борьба против болезней,

этого величайшего зла природы, 'с каждым годом ста¬

новится действительнее, что выражается в поступатель¬

ном уменьшении смертности в цивилизованных странах

всего мира. Увеличение материального благосостояния

людей тоже в общем наблюдается на протяжении

обоих полушарий.
Но говорят, не в этом дело, а в том, что наши чувст¬

ва и ум суть ненадежные источники познания и легко

могут вести нас к ошибочным заключениям. Наука не

в состоянии даже поручиться в том, что завтра взойдет

солнце и наступит день. А нечего и говорить, что она не

разрешила вопроса о происхождении жизни и не дает

возможности нарисовать законченную картину мира.

При таких условиях, когда столь многое не решено

и когда постоянно приходится прибегать к гипотезам,

вполне оправдывается признание банкротства науки.
Что же в таком случае делать человеку, ведущему

сознательную жизнь и стремящемуся разумно обосно¬

вать свои поступки? Ему предлагают вместо гипотез,

могущих быть проверенными методами положительной

науки, представить себе, что он, как частица мирозда¬

ния, должен чувствовать себя солидарным с ним и на-

119
правлять свою деятельность ради споспешествования

«целям природы», «мировому процессу», которые будто

бы должны привести к царству добра. В восьмой главе

этой книги читатель найдет указание на статью Мейер-

Бенфея о «современной религии», которая указывает че¬

ловечеству стремиться к царству чистой и совершенной

культуры. Другой немецкий автор, известный невропато¬

лог Мёбиус, задаваясь вопросом о цели жизни, видит

утешение в признании, что человек служит для более

высокой задачи даже тогда, когда он сам не знает, как

он это делает. «Если мы,— говорит он,— составляем зве¬

но обширного целесообразного целого, то уже это созна¬

ние способно наполнить нас надеждой» («Annalen der

Naturphilosophie», 1904, стр. 322). Интересно, что автор

писал эти строки, когда уже сознавал себя одержимым

неизлечимой болезнью. Мысли его поэтому тем более

заслуживают серьезного внимания.
Сходная мысль заключается в предположении Гефф-

динга, будто у человека существует какое-то особенное

«космическое чувство», при помощи которого мы можем

ощущать нашу солидарность с мирозданием и познавать

пути, по которым оно руководит нами. Эту гипотезу раз¬

вивает и г. Хвостов («Московский Еженедельник», 1908,

№ 18, 19), не останавливаясь перед тем, что она вносит

с собою «вполне мистический момент». Космическое чув¬

ство у него считается проявлением веры, являющейся

одною из существенных составных частей нашей духов¬

ной природы. В то время, когда присущие всякому нор¬

мальному человеку чувства постоянно вводят нас в за¬

блуждение, одно космическое чувство «не может нас об¬

мануть». Следуя ему, нужно жить, быть деятельным,

любить «своих ближних и весь мир». Таким образом

человек, чувствуя себя соединенным со всем мирозда¬

нием, достигнет истинного счастья.
Пользующийся значительной популярностью совре¬

менный писатель Метерлинк, один из главных поборни¬

ков новейшего мистицизма, проповедует сходные мысли,

которые в сущности сводятся к давно уже выступивше¬

му на сцену пантеизму. В приспособлении цветов к пе¬

рекрестному оплодотворению их посредством насекомых

он видит доказательство существования у них ума, по¬

добного человеческому. Отсюда он заключает, что при¬

рода человеческая, сходная с остальной природой, есть

120
только частица последней и что человек есть существо,

«через которое проходят и через которое всего сильнее

обнаруживаются сильные воли и сильные пожелания

мироздания» («L’intelligence des fleurs», стр. 100). Ме¬

терлинк видит в приспособлении цветов доказатель¬

ство того, что «дух, который оживляет все сущее и ко¬

торый выделяется из него, имеет ту же сущность, как

и дух, оживляющий наше тело. Если он походит на нас

и если мы таким образом похожи на него; если все, что

находится в нем, свойственно также и нам самим; если

он употребляет наши методы; если у него те же привыч¬

ки, что и у нас, те же заботы, те же стремления, то же

пожелание лучшего,— то не разумно ли надеяться на

осуществление всего, на что мы надеемся инстинктивно,

непобедимо, так как почти несомненно, что и он также

надеется? Вероятно ли, когда мы находим рассеянной

в жизни такую сумму разума, чтобы эта жизнь не была

результатом разумной деятельности, т. е. чтобы она не

преследовала идеала счастья, совершенства, победы над

тем, что мы называем злом, победы над смертью, тьмою,

исчезновением, которое, вероятно, не что иное, как

тень его лика или его собственный сон?» (там же,

стр. 107).
Легко убедиться в том, что если современное поло¬

жительное знание еще далеко от совершенства и если

источники нашего познавания способны ввести в за¬

блуждение, то все-таки они неизмеримо способнее руко¬

водить нами, чем неопределенные мистические предчув¬

ствия. В этой книге читатель найдет примеры бед, обус¬

ловленных дисгармоническими инстинктами: аппетитом,

ведущим к поеданию вредной пищи, половым чувством,

ведущим к нецелесообразному его удовлетворению. Но,

несмотря на все недостатки, эти инстинкты привели лю¬

дей к их настоящему положению, когда они частью на¬

учились, частью учатся отражать причиняемое ими зло

и когда люди благодаря этим инстинктам сохранили

свою жизнь и существование человеческого рода. Где

же доказательство чего-либо подобного относительно

благотворного влияния «космического инстинкта» и со¬

знания солидарности с мирозданием и «духом, который

оживляет все сущее»? В природе громадной массы, ве¬

роятно даже вообще всех людей, подобных инстинктов

вовсе не существует. Они составляют плод воображения

121
лиц, почему-либо не удовлетворяющихся положитель¬

ным знанием. Для того чтобы познать выражение миро¬

вого духа в цветах, Метерлинк должен был приписать

разумной деятельности то, что явилось в результате пе¬

реживания особей, обладающих признаками, помогаю¬

щими переносу цветочной пыли посредством насекомых.

По обыкновению он обратил внимание только на лице¬

вую сторону медали и не заметил множества случаев,

где такого приспособления не существует. Во второй

главе этой книги читатель найдет ряд фактов, способ¬

ных уяснить этот вывод. [...]
Можно допустить, что есть люди, которым представ¬

ление о несуществующем космическом инстинкте и о

мистических силах доставляет большее удовлетворение,

чем руководство научными гипотезами в искании исти¬

ны, но этому направлению невозможно предсказать бу¬

дущности. И это тем более, что оно не представляет

собою чего-либо нового, а есть лишь повторение мыслей,

которые имеют длинную историю и которые не могли

завоевать себе достаточного признания. [...'
Глава I
Общий очерк воззрений на человеческую

природу
[...] В то время как теоретики-рационалисты всех

времен искали основ нравственности в человеческой

природе, которую они считали хорошей или даже совер¬

шенной, многие религиозные учения проповедовали со¬

вершенно противоположный взгляд.
Природа человеческая считалась состоящей из двух

враждебных элементов: души и тела. Из них одна душа

достойна внимания, так как тело служит неисчерпаемым

источником всяких зол. Отсюда бичевание и увечья, раз¬

вивавшиеся до поразительных размеров у многих на¬

родов. Примеры индийских факиров, вешающихся на

крючках, дервишей и мусульманских айсауа, вдавлива¬

ющих себе череп ударами булавы, русских скопцов

и многие другие ясно показывают, что далеко не все

основывают свое поведение на совершенстве нашей при¬

роды.

Î22
Будда * вполне определенно высказал свое мнение

о низком свойстве человеческой природы.
После посещения женских покоев он составил себе

«ясное представление о порочности тела, возбуждающей

отвращение и порицание; размышляя о собственном те¬

ле, видя его немощь, вытекающую из склонности к пло¬

ти, постигая идею чистоты, проникая в идею пороч¬

ности, он увидел, что от пяток до головы, до границы

мозга тело рождается из нечистого, выделяя из себя

только нечистое». Размышления эти приводят его

к следующеіму выводу: «Где тот мудрец, который, уви¬

дав все это, не стал бы считать свое собственное тело

себе враждебным?» (стр. 184).
К концу древней эпохи эллинское воззрение на чело¬

веческую природу уступило место совершенно иному

взгляду. [...] Убеждение в нравственной слабости, несо¬

вершенстве человека и вездесущии и всесилии порока

привели Сенеку3 к признанию неразумного и порочного

начала в самой человеческой природе. Начало это ле¬

жит в нашей плоти; она до того ничтожна, что о ней не

стоит и думать. Она составляет только оболочку души,

кратковременное ее вместилище, в котором душа никог¬

да не может найти покоя,— бремя, которое ее давит,

тюрьма, от которой душа стремится освободиться. По

мнению Сенеки, душа должна бороться с телом, достав¬

ляющим ей всевозможные страдания. Сама же она по

существу чиста и неприкосновенна и настолько же выше

тела, насколько божество выше материи. [...]
Еще больший дуализм и связанные с ним пренебре¬

жение телом и возвеличение души характеризуют

христианское воззрение на человеческую природу. В IV

и V веках христианской эры взгляд этот настолько уста¬

новился, что борьба с чувственной стороной нашей при¬

роды была возведена в принцип.
Полнейший аскетизм распространился по всему

христианскому миру. «Борьба с голодом, жаждой, сном,

отречение от всех наслаждений, вызываемых зрительны¬

ми, слуховыми, вкусовыми ощущениями, особенно же

воздержание от половых сношений сделались в глазах

верующих целью человеческого существования. Природе
*«Lalita Vistara», пер. с санскритского Фуко. «Annales du Musée

Guimet», VI, 1884, p. 183.

123
была объявлена война; запрещались все удовольствия,

даже самые невинные, которые считались порочными

в силу убеждения в природной испорченности человека.

Какой полный контраст со спокойным и веселым тоном,

характеризующим греческую философию, не имевшую

понятия о борьбе против существующей будто бы при¬

родной порочности и испорченности человека» *. Это ду¬

алистическое воззрение сделалось столь крайним, что

прозелиты, ревнуя о спасении души, до того пренебре¬

гали своим телом, что в физическом отношении опуска¬

лись почти до степени диких животных. Отшельники по¬

селялись в звериных берлогах, сбрасывали с себя всякую

одежду и бродили нагие под покровом отращенных во¬

лос. «В Месопотамии и части Сирии образовалась секта

под названием пасущихся, которые не имели постоян¬

ных жилищ, не ели ни хлеба, ни овощей, скитались по

горам и питались травой. Чистота тела считалась за¬

грязнением души, и из святых особенным почетом поль¬

зовались те, которые всего менее заботились о чистоте

своей плоти. Афанасий рассказывает с восторгом, что

святой Антоний, отец монашества, никогда в старости не

мыл себе ног» (Лекки, 1. с., И, с. 88).
Подобные воззрения не замедлили до крайности из¬

вратить врожденные инстинкты человека. Семейные

и общественные инстинкты до того понизились, что фа¬

натики-христиане становились более чем равнодушными

к родным и единоплеменникам. Одного святого прослав¬

ляли за то, что он был строг и жесток исключительно

к родственникам.
Рассказывают, что, когда некий верующий просил

аббата Сизеса принять его в свой монастырь, аббат

спросил его, имеет ли он кого-либо близкого. «У меня

есть сын», — отвечал христианин. «Возьми своего сына

и брось его в реку; только тогда можешь ты стать мона¬

хом»,— ответил аббат. Отец тотчас же приступил к вы¬

полнению требования, которое только в самую послед¬

нюю минуту было взято аббатом назад. При поступле¬

нии в монастырь требовалось столь же полное отречение

от отечества (Лекки).
Глубоко и надолго вкоренились подобные идеи. По

мнению отцов шотландской церкви XVII века, «удиви¬
*	Lecky. History of European Morals, изд. 3-є, гл. 4.

124
тельно, что земля выдерживает возмутительное зрелище

человека и что она, как в былые времена, не разверз¬

нется, чтобы поглотить его со всей его порочностью. По¬

тому что, наверное, во всем творении нет ничего столь

чудовищного и извращенного, как человек» *.
Не удивительно, что при подобном мировоззрении

безбрачие и подавление инстинкта размножения стали

обязательными для католического духовенства.
Слова св. Матфея «есть скопцы, которые сделали са¬

ми себя скопцами ради царствия небесного», были объ¬

яснены одними в смысле отречения от брака, другими

же — в буквальном смысле слова. Эти последние при¬

бегали к более или менее полному физическому оскопле¬

нию. Женщинам вырезывали груди, полагая, что этим

устранялось половое чувство. Но евангельское учение

истолковывается таким образом одной только сектой

скопцов, еще довольно распространенной в России. По¬

желание, высказанное св. Павлом, чтобы холостые

и вдовые священники не вступали в брак, вскоре сдела¬

лось обязательным, и начиная с IV века католическая

церковь стала постепенно вводить безбрачие духовенст¬

ва, вошедшее в полную силу в начале XI века (при

Григории VII).
Отрицательный взгляд на человеческую природу

и поныне сохранился в католической церкви. Лев XIII

открыто провозглашает его** в своем послании «О секте

масонов». «Человеческая природа,— говорит он,— из¬

вращена грехопадением, вследствие чего гораздо более

склонна к пороку, чем к добродетели. Поэтому, чтобы

вернуться к добру, совершенно необходимо подавлять

буйные порывы души и подчинять страсти рассудку».

[...]
Глава VII
Попытки религий победить дисгармонии

человеческой природы
Человечество не могло ждать научного выяснения

дисгармоний нашей природы для борьбы с ними. Жела¬

ние жить, сохранить здоровье, удовлетворять инстинк-
*	Бокль. История цивилизации в Англин, французский перевод,

V, стр. 108.
** «De secta massonum». Paris, 1884, p. 9. [...]

125
там и согласовать их с самых ранних ступеней созна¬

тельной жизни заставляло человека придумывать раз¬

личные средства для устранения несовершенств своей

природы.
Мы уже видели, что инстинкт, контролирующий вы¬

бор пищи, даже у животных не в состоянии предохра¬

нить от потребления вредных веществ. С давних пор че¬

ловек должен был убедиться в недостаточности инстинк¬

тов и пуститься в поиски более точных указаний для

различения полезной пищи от способной вызывать забо¬

левание и смерть. Для выработки известных правил ги¬

гиены вся проницательность первобытного человека

должна была направляться на наблюдение за действием

питательных веществ.
Воспроизводительная деятельность со своими много¬

численными несовершенствами точно так же с незапа¬

мятных времен привлекала внимание человека, впа¬

давшего в ошибки при слепом повиновении инстинк¬

там.
Инстинкт жизни и страх смерти лежали в основе по¬

буждений первобытного человека в его искании выхода

из трудного положения, созданного дисгармониями его

природы. Именно в интересах здоровья и жизни прихо¬

дилось отыскивать полезную пищу и регулировать поло¬

вое отправление.
С пробужден-ием разума человек судил о неизвест¬

ном по аналогии с тем, что ему было наиболее знакомо,

т. е. с самим собой. Вот почему он приписывал всем

окружающим его предметам свойства и побуждения,

присущие ему самому. По его мнению, не только все

живые существа обладали волей и умом, но даже

и неодушевленные тела способны были действовать

подобно человеку.
Из этого первобытного понятия и возникло то, что

Тэйлор * назвал анимизмом, «этой основой философии

религий диких рас и цивилизованных народов». Умирая,

человек не вполне исчезает, а только превращается

в новое состояние. Труп живет не так, как мы, но тем не

менее он продолжает-жить — особенным образом, хотя

и сходно с нами. Такое представление отвечало потреб¬

ности сохранения жизни и боязни смерти, т. е. полного
•	«Первобытная культура», русск. пер., 1878.

126
исчезновения. Оно есть не что иное, как вера в бессмер¬

тие, или в будущую жизнь.
Анимизм — понятие весьма распространенное по все¬

му земному шару. Очевидно, что оно служило самым

действительным утешением при сознании неизбежности

смерти вместе с величайшим желанием жить4. «Это

детское желание игнорировать смерть и убедить себя

в том, что мертвые могут продолжать действовать по-

прежнему,— говорит Тэйлор, — естественно привело ди¬

карей к тому, чтобы хоронить своих родных вместе

с оружием, одеждой и украшениями, служившими им

при жизни. По этой же причине до погребения мертвых

снабжали пищей, вкладывали им в рот курево и клали

игрушки в гробы детей и т. д.».
На несколько высшей стадии развития первобытный

человек должен был переработать эту слепую фантазию

в логическое рассуждение. «Когда человек умирает

и душа его улетает из тела, для снабжения ее пищей,

одеждой и оружием надо хоронить эти предметы с тру¬

пом или жечь их» (1. с., стр. 61).
Здесь излишне описывать все проявления анимизма

первобытных дикарей. Более или менее явные следы его

встречаются даже у большинства, если не у всех наибо¬

лее цивилизованных народов. Большое число фактов,

относящихся к этому вопросу, собрано в известных сочи¬

нениях Тэйлора, Леббока *, Вайц-Герланда **. Мы огра¬

ничимся приведением некоторых, наиболее характерных

из них.
Туранские народы северной Азии хоронят вместе со

своими мертвецами разного рода орудия, каковы топо¬

ры, кремни, и пищу (говядину, масло). Они убеждены,

что все эти предметы необходимы покойному в его дол¬

гом путешествии в страну духов.
Тасманиец, спрошенный о том, зачем кладут копья

в могилу, отвечал как само по себе понятное: «Да для

того, чтобы уснувший мог употреблять их в битвах!»
Гренландцы кладут луки и другое оружие в могилы

мужчин и ножи, иголки и разные швейные принадлеж¬

ности в могилы женщин: они убеждены, что предметы

эти будут очень полезны на том свете.
*	«Происхождение цивилизации», русск. пер.
·* «Anthropologie der Naturvölker», 6, 1866—1872.

127
В области Конго существует обычай проделывать от¬

верстие в могиле на месте, соответствующем рту или

голове покойника, и ежемесячно вводить этим путем за¬

пасы твердой пищи и напитков.
Многие народы не довольствуются тем, чтобы класть

возле мертвого одни неодушевленные предметы. Караи¬

бы, думая, что души умерших после смерти переходят

в царство мертвых, убивают рабов на могиле вождей

для того, чтобы они служили им в будущей жизни.

С этой же целью они погребают собак и оружие. Негры

Гвинейского побережья на похоронах знаменитых людей

убивали нескольких женщин и рабов для того, чтобы

они служили им на том свете. В то же время они погре¬

бали их лучшие одежды, позолоченные фетиши, корал¬

лы и жемчуг для того, чтобы мертвый мог наряжаться

во все эти драгоценности.
Тэйлор утверждает, что анимистические понятия об-

щераспространены между «всеми дикарями без исклю¬

чения» (стр. 75).
По Герберту Спенсеру*, если не у всех, то почти

у всех народов, племен, обществ, наций мы находим

многочисленные доказательства существования смутных

или определенных верований в воскресение двойников

умершего. Предположение, что источником такого рас¬

пространенного верования служит видение образа умер¬

ших во сне, вполне основательно. Эти сновидения прини¬

мают за души, остающиеся бессмертными и навещаю¬

щие живых.
У всех цивилизованных народов встречаются обычаи,

происхождение которых должно быть отнесено к дале¬

кому прошлому.
Так, испанцы в день годовщины смерти своих родных

кладут на их могилы хлеб и вино.
Болгары чествуют своих мертвых в вербное воскре¬

сенье. Они обильно едят и пьют и оставляют на могилах

остатки поминок, которые доедаются ночью умершими.
Сэн-фуа ** рассказывает, что в 1389 г. на похоронах

Бертрана Дюгеклэна в Сен-Дени было принесено

в жертву несколько лошадей. Епископ Осерский благо¬
*	Говард Коллинс. Свод философии Герберта Спенсера (фр.

пер., 1891, стр. 370).
** «Essais historiques sur Paris». Oeuvres complètes. Maestricht,

IV, 1778.

128
словил лошадей возложением рук на их головы, после

чего они были убиты.
В 1781 г.* на похоронах генерала Фредерика Кази¬

мира в Трире его лошадь вели за гробом, согласно обы¬

чаям Тевтонского ордена. Когда труп генерала был опу¬

щен в могилу, то лошадь убили и похоронили в той же

могиле.
В настоящее время у цивилизованных народов боль¬

ше не приносят в жертву ни людей, ни даже животных.

Но множество других обычаев, постоянно соблюдаемых

во время похорон, определенно указывают на их ани¬

мистическое происхождение.
Таковы кутья, которую ставят возле покойников

в России, хвойные ветви, разбрасываемые вдоль всего

пути похоронного шествия, венки из бессмертников или

других цветов, играющие такую важную роль в наших

похоронах; последний обычай имеет очень древнее про¬

исхождение. Он существовал у римлян и, по всей веро¬

ятности, символически представляет будущую жизнь

в стране, полной цветов и роскошной растительности.
Вера в загробную жизнь, столь распространенная на

всем земном шаре, очевидно, послужила основой всем

религиям. Мы не можем останавливаться здесь на под¬

робном рассмотрении этого вопроса. Его изучение зна¬

чительно превосходит размеры нашей задачи и требует

гораздо более обширных сведений, чем наши. Достаточ¬

но установить очень важный факт, что у народов, живу¬

щих в различных областях нашей планеты, при самых

разнообразных условиях внешней среды и культуры

имеется убеждение, что смерть не есть настоящий конец

существования, а только переход от настоящей жизни

к будущей. Тем не менее ввиду важности вопроса невоз¬

можно удовлетвориться одним признанием этого факта,

оставляя без рассмотрения некоторые возражения, вы¬

двигаемые против всеобщности веры в загробную

жизнь.
Многие настаивают на том, что в библейском изло¬

жении еврейской религии отсутствует представление

о будущей жизни. Еще недавно Геккель** повторил

столь распространенное мнение, будто в древней, наибо-
*	Цнт. Тэйлора из «Первобытной культуры», гл. XI.
** «Die Welträthsel», Ausgb. 7-е. Bonn, 1901, S. 226.

129
лее чистой еврейской религии не существует «веры

в бессмертие души; ни в Пятикнижии, ни в более ранних

книгах Ветхого завета, написанных до вавилонского

пленения,— нигде не находим мы представления о про¬

должении индивидуальной жизни после смерти».
Эти указания верны только до известной степени.

Правда, что в книгах Моисея нет речи ни о будущей

жизни, ни о рае и аде в обыкновенном смысле этих

слов; но тем не менее древние евреи разделяли со столь¬

кими другими народами известное представление

о переживании после смерти. «Подобно почти всем без

исключения первобытным народам,— говорит Ренан *,—

и иудеи верили в своего рода раздвоение личности,

в существование тени, представляющей бледный и нете¬

лесный облик, который после смерти спускается под

землю и там ведет грустный и мрачный образ жизни в

темных покоях». «Мертвые жили там без сознания, без

представлений, без воспоминаний, в мире без света, по¬

кинутые богом». «Большинство... старалось запастись

хорошим пристанищем, удобным ложем на время своего

пребывания у Рефаимов. Жизнь теней представляли себе

как протекающую в общении с предками, в разгово¬

рах и отдыхе вместе с ними».
Некоторые места Пятикнижия указывают на почита¬

ние предков, тесно связанное с представлением о за¬

гробной жизни. Так, Иаков, видя приближение смерти,

призвал своих сыновей и завещал им похоронить его не

в Египте, а вместе с отцами своими в пещере Ефрона

хеттеанина.
По Шантепи де ла Сосе**, «анимизм, и именно по¬

клонение предкам, у израильтян, как и у большинства

других народов, имеет гораздо большее значение, чем

прежде думали».
Замечательно то, что представление будущей жизни,

еще туманное в дневнееврейской религии, со временем

определялось все более и более. Так, Иезекииль

(VI век до P. X.) рисует следующую картину будущих

событий: «Иегова вдохнет жизнь в разбросанные кости

мертвых» (Шантепи де ла Сосе, I, 300).
*	«Histoire du peuple d’Israël», I, 1887, p. 128, 129.
** «Lehrbuch der Religionsgeschichte». Freiburg, Leipzig, Ausg.
2, I, 1897, S. 253.
б Зак. 618

130
Мысль эта еще яснее развита в тех строках книги

Даниила (И век до P. X.), где он говорит, что «некото¬

рые из спящих в земле проснутся для жизни вечной,

а другие — для позора и вечного бесчестия». Приведя

эти последние слова, Ренан * прибавляет: «Ясно, что

Израиль достиг крайнего предела своего векового

стремления — царствия божьего, синонима будущего

и воскресения. Чуждый понятию о самостоятельной ду¬

ше, переживаюгдей тело, Израиль не мог представлять

себе будущую жизнь иначе, как воскрешая цельного че¬

ловека». Позднее в Талмуде мысль о будущей жизни

развита с большими подробностями. Рай представляет¬

ся местом, наполненным чудными благоуханиями, ад

же — нечистым местом, полным грязи и навоза. По Тал¬

муду, «в загробной жизни нет ни пищи, ни питья. Пра¬

ведные сидят с венками на головах и с восторгом созер¬

цают бога».
В кабалистической философии евреи усвоили учение

переселения душ «Гильгуль» и думали, что душа Адама

перешла в Давида и позднее перейдет в Мессию. «Неко¬

торые людские души превращаются в души животных,

в листья деревьев и даже в камни» **.
Итак, еврейская религия только с большими ограни¬

чениями может служить примером отсутствия представ¬

ления о загробной жизни.
Религии, исповедуемые китайцами, также приводи¬

лись как пример отсутствия представления о бес¬

смертии.
Так, Бюхнер ***5 в своей книге «Сила и материя»,

считавшейся материалистическим кодексом второй по¬

ловины XIX века, утверждает, что «буддизм, эта выдаю¬

щаяся религия, наиболее распространенная и одна из

самых древних, насчитывающая в числе своих последо¬

вателей около 7з всех жителей земного шара, вполне

игнорирует бессмертие души».
Положение это встречается также у Геккеля в его

«Мировых загадках» — книге, служащей сводом мате¬

риалистических теорий конца XIX века. «Вера в бес¬

смертие души,«—говорит этот автор****, — вполне от-
*	«Histoire du peuple d’Israël», VI, 1893, p. 327.
**	Тэйлор. Первобытная культура, II, стр. 92.
*** «Сила и материя», фр. изд. 6-е, 1884, стр. 439.
****	«Die Welträthseb, 1901, S. 226.

131
сутствует в большинстве восточных наиболее развитых

религий. Мы не встречаем ее в буддизме, обнимающем

еще и поныне 30% всего населения земли. Она также

отсутствует в древней народной религии китайцев, а

также и в религии Конфуция, ее заменившей».
Этот вопрос следует рассмотреть глубже. Вполне

установлено, что основание древней религии китайцев

заключается именно в очень сильно развитом поклоне¬

нии предкам. Все важные события семьи происходят «в

присутствии предков». Они — связь между живущими

родными. Как и в других приведенных примерах ани¬

мизма и поклонения предкам, мертвым предлагают ку¬

шанья и окружают их полезными им предметами.
По Ревиллю *, «вообще китайцы допускают принцип

личного бессмертия. Было бы совершенно непонятно,

что могла бы явиться мысль предлагать настоящую

пищу существам, на которых смотрели бы как на исчез¬

нувших или возвратившихся в бессознательное «все»».
Предлагая мертвым пищу, одежду, драгоценности,

китайцы смотрят на загробную жизнь «как на очень ма¬

ло отличающуюся от той, которую ведут они сами на

земле. Мертвые продолжают интересоваться теми же ве¬

щами и людьми, им нравится та же пища».
С развитием идеи загробной жизни изменились так¬

же и обычаи. Вместо того чтобы предлагать мертвым

вещественные предметы, как это еще делается у столь

многих народов, китайцы предлагают им одни симво¬

лы— «бумажные дома, материи, провизию, куклы,

представляющие рабов; но все это — бумажное или со¬

ломенное — сжигают для того, чтобы в нематериальной

форме это дошло до чествуемого таким образом духа»

(Ревилль, 1. с., стр. 191).
Одной из главных причин поклонения предкам слу¬

жит боязнь, чтобы «мертвые, недовольные тем, что их

забывают, не выказали живым своего негодования, по¬

сылая им болезни и разорение» (1. с., стр. 195).
Поклонение мертвым пустило такие глубокие корни

у китайцев, что даже сам Конфуций, несмотря на свое

умственное развитие и свой скептицизм, должен был

заплатить ему обильную дань. «Мудрый Конфуций, —
*	«Histoire des religions», III, La religion chinoise. Paris, 1889,

а также Chantepie de la Saussaye (1. с., t. 1, p. 58),
б*

132
говорит Ревилль, — считал долгом приносить в жертву

своим предкам мясо, которое посылали ему владыки,

чествуя его» (1. с., стр. 185).
Конфуций и его последователи выражались относи¬

тельно будущей жизни с большою сдержанностью

и двусмысленностью, что не мешало им «точно следо¬

вать обычаям и обрядам, предполагавшим полнейшую

веру в будущую жизнь человеческой личности»

(стр. 187).
Если сам Лао Тзе не верил ни в рай, ни в ад и испо¬

ведовал даже очень рационалистические идеи, то после¬

дователи его тем не менее верили в бессмертие души

и даже в конце концов приняли учение о посмертной

награде и наказании по заслугам.
Приверженцы Лао Тзе, таоисты, совершенно исклю¬

чительным образом интересовались вопросом о бес¬

смертии. Прежде всего надо было найти напиток бес¬

смертия, способный продлить до бесконечности земную

жизнь. «Одно из главнейших притязаний таоизма,— го¬

ворит А. Ревилль,— состоит в обладании тайной бес¬

смертия. Правда, что получить ее очень трудно, но еще

труднее ее применить. Однако, следуя известным указа¬

ниям, можно по крайней мере получить патент на долго¬

летие. Только совершенные таоисты достигают той нрав¬

ственной высоты, которая открывает им переход в вы¬

сший мир без болезни и смерти» (1. с., стр. 450).
Так, некоторые учителя таоизма вознеслись живыми

на небо: Шанг Тао-линг «поднялся на высокую горную

вершину и исчез в небе» (id., стр. 444).
Современные таоисты вполне приняли идею бессмер¬

тия души. «Они признают вполне приспособленное

чистилище, к форме которого Лао Тзе пришел расшире¬

нием и распространением на всех людей уже близкой

ему идеи последовательного переселения одной и той же

души через ряд тел. Эти очистительные переходы ведут

к тому бессмертию, которым обладают гении и блажен¬

ные, если такое бессмертие еще не достигнуто святостью

земной жизни» (id., стр. 469).
Долго думали, что таоисты по примеру своего осно¬

вателя не признают ада. Но пришлось изменить это мне¬

ние, тем более что «таоистское духовенство придумало

изображать в своих храмах, посвященных божествам,

покровителям различных городов, мучения, предназна-

133
ценные грешникам десятью судилищами, скрытыми на

дне океана, таящегося в недрах земли» (id., стр. 470).
Итак, множество китайцев — конфуцианцев и тао-

истов верит в загробную жизнь.
Буддистам в особенности приписывают отрицание

бессмертия души. Будда признавал браминское верова¬

ние в переселение душ. Об этом свидетельствуют многие

документы, выдержавшие строгую критику. Относитель¬

но бессмертия души правоверный буддизм высказывается

ясно. Сам Будда избегает окончательного решения этого

вопроса. При таких условиях «души, со страхом взирав¬

шие на небытие и которые не могли отказаться от ожи¬

дания вечного блаженства, должны были по-своему тол¬

ковать молчание Будды и заключать, что им не воспре¬

щена надежда» *.
Вот каким образом старались буддийские учителя

обойти прямую постановку этого трудного вопроса. Ко¬

роль Посемади встретил однажды известную своею муд¬

ростью последовательницу Будды монахиню Хема. Ко¬

роль спросил ее: «Существует ли Совершенный (Будда)

после смерти?» — «Божественный, о великий король, не

дал откровения о существовании Совершенного после

смерти».— «Итак, о почтенная, Совершенный не сущест¬

вует и после смерти?» — «Этого также не открыл Бо¬

жественный, о великий король!» — «Итак, о почтенная,

Совершенный одновременно существует и не существует

после смерти? Итак, о почтенная, Совершенный ни су¬

ществует и ни не существует после смерти?» Oldenberg,

1. с., р. 281).
Вот каким образом Сумирмита, «сын Бога, окружен¬

ный и предшествуемый толпой богов», восхвалял Будду

(Татагата): «Ты врач, искусный в лечении, дарующий

счастие бессмертия»**.
Легко понять, что за отсутствием строго определен¬

ных указаний буддисты не замедлили последовать свое¬

му влечению и признали в принципе загробную жизнь.
Итак, «буддизм вовсе не проповедует, как это легко¬

мысленно утверждают в настоящее время, уничтожение
*	Oldenberg. Le Bouddha, traduite par Foucher. Paris, 1894,

p. 281.
** «Lalita Vistara», 1. c., p. 303.

134
души человека после смерти. Напротив того, он так

убежден в естественном переживании души, что только

по отношению к немногим избранным допускает, как

особое преимущество, возможность нарушить непреры-

вающуюся цепь жизни» (А. Ревилль, 1. с., стр. 575).
Верные основным началам своей древней религии,

китайские буддисты продолжали поклоняться своим

предкам и искать наилучшего пути для достижения бес¬

смертия. Поэтому они не замедлили превратить Нирва¬

ну в рай и распространить в китайском народе идею

о посмертном возмездии. «Буддистские монастыри

в Китае обыкновенно заключают целый ряд маленьких

келий, в которых яркими красками изображены сцены,

наполняющие 18 адов стенаниями и воплями. Потому

что под землей находится восемь адов, в которых жара

невыносима, и десять, в которых холод не менее ужа¬

сен» (А. Ревилль, 1. с., стр. 556).
Рай китайских буддистов Ни-Пан (страна чисто¬

ты) — место, заключающее множество золота, серебра

и драгоценных камней. «Прелестные места для прогулок

омываются хрустальными водами, текущими по золото¬

му песку, покрытому чудными цветами лотоса. Там веч¬

но звучит дивная музыка. Три раза в день падает цве¬

точный дождь. Каждые четыре часа чудные птицы, фа¬

заны и другие, хором воспевают красоты религии и на¬

поминают своим слушателям о Будде, Дарму и Сангу...

Таковы чудеса, ожидающие тех, которые возродятся по¬

сле смерти. Там нет греха и нет ничего дурного»

(ib., стр. 525).
Бесполезно входить в большие подробности, чтобы

доказать ложность мнения, будто треть человечества

следует материалистическому мировоззрению, в котором

нет места для идеи о загробной жизни; наоборот, совер¬

шенно ясно, что значительное большинство людей убеж¬

дено, что смерть не есть полное окончание существова¬

ния, и часто настоящая жизнь представляется только

переходною ступенью к будущей. Но в то время как

многие первобытные народы считают последнюю про¬

стым продолжением земной жизни, народы с более

утонченными идеями представляют себе будущую жизнь

полной наслаждений для праведных и мучений для

грешников.

135
Эта идея будущей жизни, столь распространенная по

всему земному шару, по всей вероятности, легла в осно¬

ву религий 6. Она должна была дать начало представле¬

нию о высших существах, о божествах. Действительно,

многие факты указывают на то, что первичные боги бы¬

ли не что иное, как умершие родичи и предки, живущие

на том свете и управляющие оттуда земными делами.

Злые предки превращаются в злых духов, а добрые вы¬

полняют роль благодетельных и доброжелательных

богов.
Очень многие народы молятся предкам и считают их

более или менее божествами. Кафры приносят жертвы

и молятся своим умершим родным. Они думают, что ду¬

ши умерших посещают свои прежние жилища и сооб¬

разно со своим характером помогают или вредят жи¬

вым. Будучи способными на добро и зло после смерти,

эти умершие родные еще не могут считаться настоящи¬

ми божествами. Но, как говорит Леббок*, не следует

упускать из виду, что «бог дикаря — существо, мало

отличающееся по своей природе от него самого, разве

только несколько могущественнее его». Мы увидим, что

между умершими родными, злодеяний которых боятся

или о милостях которых умоляют, и между различного

рода божествами существует целая гамма промежуточ¬

ных ступеней.
Индейцы Северной Америки умоляют духов своих

предков ниспослать им хорошую погоду или удачную

охоту. Они думают, что если индеец погибает от огня,

то это происходит исключительно потому, что духи

предков наказывают его за небрежное исполнение об¬

рядов и жертвоприношений.
Начесы Луизианы пошли еще дальше: они строят

храмы в память о своих мертвых (Тэйлор, 1. с., II,

стр. 182). В Полинезии, в Танне «души умерших пред¬

ков почитаются как боги; старые вожди после смерти ста¬

новятся божествами, управляющими жатвой и сбором

плодов. Туземцы молятся им и приносят им в жертву

первые плоды» (id., стр. 182).
Островитяне Малайского архипелага молят духов

своих предков о счастии и помощи в бедствиях.
*	«Origine de la civilisation», фр. пер., p. 261.

136
Почитание мертвых очень развито в Африке. Зулусы

совершают свои победы при помощи «аматонгов», или

духов предков. «Даже малые дети и старухи, не играю¬

щие никакой роли при жизни, после смерти становятся

могущественными духами. Дети становятся добрыми ду¬

хами; старухи — творящими одно зло. Но особенным по¬

читанием семьи пользуется ее умерший глава» (id.,

стр. 185). Зулус боготворит отца — своего главу — и

к нему обращается в начале и конце молитвы. Помня

его любовь и ласки, он убежден, что отец не оставит

его и после смерти. Эту идею обоготворения предков

зулусы распространяют до первого родоначальника лю¬

дей и создателя мира, до первого «ункулункулу» (id.,

стр. 184).
Нет возможности привести здесь все примеры — до

того они многочисленны. По существу они сходны и от¬

личаются только во второстепенных, очень разнообраз¬

ных подробностях, начиная с предков у негритянских

племен, которых едва начали идеализировать, и доходя

постепенно до «отца всемогущего, сотворившего небо

и землю» (символ веры Никейского собора).
Представление о будущей жизни в виде бессмертия

или иных понятий, связанных с идеей много- или едино¬

божия, развилось вследствие потребности жить и про¬

тиводействовать страху смерти, т. е. для борьбы с вели¬

чайшим разладом человеческой природы.
Поэтому нам следует рассмотреть, в какой мере раз¬

личные религии достигли этой цели.
Многие первобытные народы буквально понимают

религиозное учение о бессмертии и смотрят на обещание

загробной жизни как на неопровержимую истину. Так,

туземцы островов Фиджи убеждены, «что они возродят¬

ся в ином мире в том же точно виде, в котором они

покинули землю; поэтому они желают умереть раньше

наступления какой бы то ни было болезни». И так как

очень трудно достигнуть старости без болезни или ка¬

кой-нибудь немощи, то, «как только человек чувствует

приближение старости, он предупреждает своих детей,

что ему пора умирать. Если же он не говорит этого, то

дети сами предупреждают его. Собирают семейный со¬

вет, назначают день и роют могилу. Старик делает вы¬

бор между удушением и погребением заживо».

137
Следующий пример показывает, до какой степени

может доходить вера в будущую жизнь. Молодой фид¬

жиец однажды пришел к английскому путешественнику

Генту, для того чтобы пригласить его на похороны своей

матери. Гент принял приглашение и присоединился

к похоронному шествию.
Удивленный отсутствием трупа, он спрашивает об

этом молодого человека. Последний «указал ему на

свою мать, идущую среди них столь же веселой и спо¬

койной, как и все присутствующие. Гент выразил юноше

свое удивление и спросил его, как он мог его обмануть,

сказавши, что мать умерла, в то время как она жива

и здорова. Ответом было, что только что совершилось

похоронное пиршество и что теперь будут ее хоронить,

что она старая, что он решил вместе с братом, что она

достаточно пожила и что пора ее убить, на что она

согласилась с удовольствием»*.
Приведенный пример не исключителен. Известны це¬

лые города с несколькими сотнями жителей, между ко¬

торыми не было людей старше 40 лет, потому что все

старики были погребены. Легко понять, что при такой

ревностной вере люди могут не бояться смерти.
По Скулькрафту **, индейцы Северной Америки

очень мало боятся смерти. «Они не боятся перейти

в страну, полную беспрерывных наслаждений, в кото¬

рой, как им приходилось постоянно слышать, нет ни го¬

ря, ни печали».
Мне самому знаком пример православной девочки,

которая была так убеждена в блаженстве рая, что во

время серьезной болезни с нетерпением ожидала смер¬

ти. Перед смертью она уверяла, что уже видит чудные

цветы и слышит дивное пение райских птиц.
Но такая беспредельная вера исключительна. Всего

чаще она недостаточна для того, чтобы уничтожить

страх смерти, как это доказывает множество примеров.
У одних только фанатиков, несложных и первобыт¬

ных натур слепая вера может победить инстинктивное

чувство страха смерти. Вот почему с древнейших времен

религии старались найти помимо иллюзии будущей рай¬

ской жизни другие средства для ослабления главного
*	Lubbock, 1. с., р. 372.
** Цитата, приведенная Леббоком, 1. с., стр. 374.

138
разногласия в человеческой природе. В этом отношении,

с нашей точки зрения, наиболее интересно учение Буд¬

ды. Я не имею при этом в виду того измененного и

переделанного буддизма, о котором выше шла речь

и который вернулся к представлению загробной жизни,

страшного ада и рая, полного наслаждений.
Будда не увлекался никакими иллюзиями относи¬

тельно великого зла человеческого существования. Его

учение в своем первоначальном виде было чрезвычайно

пессимистично. Вот что говорил он по этому поводу:

«Несомненно, несчастен этот мир, созданный, рождаю¬

щийся, стареющий, умирающий, исчезающий и вновь

появляющийся. Но нам не известен способ, как выйги

из этого мира, который есть не что иное, как громад¬

ное скопление страданий. Старость, болезнь, смерть

и остальное,— увы!—то, что может положить предел

этому миру — одному громадному скоплению страда¬

ний,— того мы не знаем! Предел всему, что происходит

от старости, болезни, смерти и остального!» *
Встречи, о которых шла речь в предыдущей главе7,

внушили Будде следующие размышления: «Горе юно¬

сти, подтачиваемой старостью! Горе здоровью, разру¬

шаемому разными болезнями! Горе кратковременной

человеческой жизни! Горе притягательной силе наслаж¬

дений, соблазняющих сердце мудреца! Если бы не было

ни старости, ни болезни, ни смерти с тем великим стра¬

данием, которое вытекает из пяти элементов существо¬

вания (скандас)! Если бы не было ни старости, ни

болезни и смерти, всегда связанных друг с другом! Хо¬

рошо! Вернувшись назад, я стану размышлять об осво¬

бождении!» (id., стр. 170).
После долгих дум об этих вопросах Будда предполо¬

жил, что ему удалось разрешить задачу проповедью

полного смирения. В молодости он просил отца: «Я же¬

лаю, властитель, чтобы старость никогда не овладела

мной и чтобы я не потерял ярких красок молодости; да

буду я всегда здоровым и болезнь да не постигнет меня;

да будет жизнь моя безгранична, и да не наступит

смерть»**. Позднее ему пришлось отказаться от всех

этих требований.
*	«Lalita Vistara», p. 289.
** Там же, p. 176.

139
В своей знаменитой бенаресской проповеди Будда

следующим образом резюмирует главные положения

своего учения: «Вот, о монахи, святая истина о проис¬

хождении страдания: это — жажда бытия, ведущая от

перерождения к перерождению, сопутствуемая наслаж¬

дением и желанием, находящим там и сям свое удовлет¬

ворение: жажда наслаждения, жажда бытия, жажда

могущества».
«Вот, о монахи, святая истина о подавлении страда¬

ния: погашение этой жажды полным уничтожением же¬

лания, упразднением желания, отказом от него, осво¬

бождением от него, вытеснением его»*.
Под влиянием этого духа смирения Будда постригся

в монахи и жил, строго следуя начертанным им прави¬

лам непорочности («непорочная вера, непорочная воля,

непорочная речь, непорочные действия, непорочные

средства существования, непорочные применения, непо¬

рочное внимание, непорочное размышление»).
Однако не много нашлось людей, стоящих на такой

высоте и имеющих силу оставаться верными этим пра¬

вилам. Вследствие этого буддизм вскоре отдалился от

своих первоначальных основ и стал обыденным религи¬

озным учением.
С идеей буддизма неизбежно связано представление

о Нирване, так как предполагают, что это именно и есть

та настоящая цель, к которой должна стремиться чело¬

веческая жизнь. Многие философы, особенно пессимисты

с Шопенгауэром во главе, признали Нирвану выс¬

шею целью существования даже с точки зрения их

собственного миросозерцания. Но идею Нирваны объяс¬

няли очень различно. Это тем более понятно, что лучшие

санскритологи еще не пришли к соглашению относитель¬

но значения этого слова.
Я не хочу вмешиваться в эти споры, так как не обла¬

даю главным орудием — знанием санскритского языка.

Но с другой стороны, я не вправе и умолчать об этом

существенном вопросе под предлогом, что он не оконча¬

тельно решен специалистами, тем более что для многих

мыслителей Нирвана представляется настоящею целью

человеческого существования.
*	Ohlenberg, р. 214.

140
Долгое время считали Нирвану родом небытия,

в котором нет никаких проявлений психического поряд¬

ка. Знаменитый оксфордский санскритолог Макс Мюл¬

лер * восстал против этого воззрения. Он указал на то,

что во всех местах буддийских источников, в которых

упоминается о Нирване, она имеет смысл не уничтоже¬

ния. Большая часть таких мест осталась бы даже совер¬

шенно непонятной, если бы слово «уничтожение» было

употреблено вместо «Нирваны».
Это мнение разделяют и многие другие специалисты,

не допускающие, чтобы целью религиозной жизни могло

быть полное уничтожение. Так, Рис Давиде** думает,

что Нирвана соответствует душевному покою, которого

можно достичь во время земной жизни, и что это поня¬

тие можно перевести словом «святость». По его мнению,

Нирвану никоим образом нельзя понимать в смысле не¬

бытия или уничтожения, а скорее как отсутствие силь¬

ных страстей, каковы зависть, ненависть и пр.
Пфунгст*** присоединяется к мнению Макса Мюлле¬

ра; он также убежден в том, что «первоначальные по¬

следователи Будды никоим образом не могли признать

Нирвану уничтожением». Дальманн ****э наоборот, ста¬

рается доказать, что Нирвана буддистов все же может

означать отрицание желания бытия, т. е. полное уничто¬

жение.
Следует, однако, сказать, что Нирвана не играет

в буддизме столь существенной роли, как утверждают

это некоторые истолкователи. Недаром в некоторых

буддийских источниках о Нирване упоминается только

вскользь. Так, в «Лалита вистара» слово это приводится

только очень редко и не представляет при этом особен¬

ного значения. Но в том же документе мы находим не¬

сколько данных, способных осветить вопрос о том, что

такое Нирвана.
Когда молодой Будда, еще полный желаний, просил

отца даровать ему вечную молодость, здоровье, беспре¬

дельную жизнь и отсутствие смерти, он прибавил следу¬

ющие слова: «Если вы не дадите мне этих четырех да¬

ров, владыка, выслушайте, какой еще другой дар я же¬
*	«Buddhagosas Parables», p. XLI.
** «Der Buddhismus», S. 119.
*** «Das freie Wort», 5 Jan. 1902, N 19, S. 603—607.
**** «Nirvana». Berlin, 1896.

141
лаю: да не будет для меня переселения души, когда

кончится эта жизнь!» («Лалита вистара», стр. 176).
Как уже было упомянуто, буддизм принял брамин-

ское учение о переселении душ. По преданию, прежде

чем стать владыкой, Будда прошел через сотни различ¬

ных состояний. Душа его не только. прошла через 58

королей, но пробыла в 18 обезьянах, 4 лошадях, 4 зме¬

ях, 3 ящерицах, 2 рыбах и т. д. * Эти вечные переходы

души через столько различных тел должны были сильно

смущать и занимать верующих. Поэтому совершенно

естественно, что такой мыслитель, как Будда, возымел

желание отделаться и освободить других верующих от

стольких переселений. Он смотрел на эти вечные пере¬

рождения как на великое зло, от которого можно изба¬

виться непорочностью жизни (Рис Давиде, 1. с.,

стр. 132).
Образный язык индийских буддистов сравнивал

переселение душ с океаном. Ежеминутно сменяющиеся

волны должны были изображать в этой метафоре посто¬

янные рождения; пена гребней волн соответствовала

нашему переходящему телу, а другой берег являлся Нир¬

ваной. «Тот, кто достигнет Нирваны, больше не вернется

в Великий океан Сансары» (ib., стр. 145). В одной ци¬

тате, приведенной Рисом Давидсом (1. с., стр. 118,

прим. 4) из Кама Сутта, определенно говорится, что

«море представляет переселение душ или Сансары, Нир¬

вана же — остров. Достигнув его берега, можно быть

уверенным, что не будешь больше сброшен в волны оке¬

ана для последовательных возрождений метемпсихозы».
Другими словами, чтобы избегнуть после смерти

страданий, соединенных с постоянными, часто нежела¬

тельными перерождениями, надо вести непорочную

жизнь, и тогда будут обеспечены покой или Нирвана.

Последняя, следовательно, не есть полное отрицание

всякого психического состояния, а только отрицание пе¬

реселения души. С этой точки зрения легко объяснить

все или почти все места, в которых идет речь о Нирване.
Когда Будда в старости, пораженный тяжкой и му¬

чительной болезнью, был близок к смерти, он подумал

о своих учениках и сказал им: «Не следует мне войти

в Нирвану, не поговоривши с заботившимися обо мне,
*	Spence Hardy. A Manual of Buddhisme. London, 1853, p. 109.

142
с общиной моих учеников. Силой воли хочу я превоз¬

мочь эту болезнь и удержать в себе жизнь».
Через некоторое время благочестивейший Аманда от¬

правился к Будде и сказал ему, между прочим, следую¬

щие слова: «Дивный не войдет в Нирвану до тех пор,

пока он не выскажет свою волю относительно общины

учеников».
Все более и более слабея, дух Будды восходит от

экстаза к экстазу, беспредельно, по всем ступеням вос¬

торга; затем он вошел в Нирвану. И земля задрожала,

и гром загремел *.
Очевидно, что здесь Нирвана употребляется в смыс¬

ле состояния, соответствующего смерти. Но это —

смерть святого, проведшего непорочную жизнь. Он бу¬

дет избавлен от метемпсихоза и будет наслаждаться

душевным покоем. По всей вероятности, позднее то же

слово — Нирвана применялось к душевному состоянию

того, кто благодаря своему непорочному существованию

был еще при жизни уверен, что избежит переселения

души после смерти.
Так как смысл Нирваны состоит главным образом

в противопоставлении переселению душ, то легко по¬

нять, почему не определялось, какому душевному состо¬

янию она соответствует.
Но, судя по всем данным, касающимся буддийской

религии, совершенно невероятно, чтобы речь шла о пол¬

ном уничтожении. В этом отношении всего основатель¬

нее мнение Макса Мюллера.
Итак, Будда предполагал, что людские страдания

могут быть исцелены отречением от всех жизненных на¬

слаждений и полным смирением. Один тот факт, что

первоначальный буддизм не удержался и быстро пере¬

родился в обыденную религию, сходную со многими

другими верованиями,— одно это доказывает, что Будда

не достиг цели. Обещание вечной жизни одно соблазни¬

ло массу и послужило распространению буддизма на та¬

кие громадные пространства.
Однако верование это смогло удержаться лишь в тех

слоях общества, куда не проникло рационалистическое

понимание психических функций. Со времени пробужде¬

ния в Европе научного духа признано было, что понятие
*	Oldenberg, 1. с., р. 200—206.

143
будущей жизни не имеет никакой серьезной основы.

Изучение психических явлений доказало, наоборот, их

тесную связь с телом, в особенности с составными частя¬

ми центральной нервной системы. Достаточно простого

замедления в кровообращении, временного обескровле¬

ния мозга, чтобы уничтожить сознание, иными словами,

уничтожить существеннейшее ощущение личной психи¬

ческой жизни. Анестезирующие средства, применяемые

в количествах, недостаточных для того, чтобы прекра¬

тить ряд функций нервных центров, как, например, регу¬

лирование движений сердца и грудной клетки, уничто¬

жают сознание полностью. Лица, подвергаемые для

операции действию хлороформа, впадают в состояние

полной бессознательности. Подчас пройдя через тягост¬

ные ощущения, в частности испытав удушье, больные

воображают себя в состоянии непрестанного движения,

а спустя несколько мгновений им представляется, будто

они впадают в небытие, без ощущений и без сознания.

В других случаях хлороформированные пациенты утра¬

чивают всякое представление о действительности, уни¬

чтожаются все функции восприятия и психики. Такое со¬

стояние, несомненно, весьма близко к смерти, которая

в некоторых редких случаях и наступает при хлорофор¬

мировании.
При наркозе, будь то хлороформом или каким-либо

иным анестезирующим средством, не происходит ничего,

что могло бы заставить нас предположить наличие ма¬

лейшего проблеска сознания, находящегося вне зависи¬

мости от тела. Под действием морфия испытывается

чувство благосостояния, при котором ощущается как бы

облегчение веса тела; но и при этом не наблюдается

никаких симптомов, способных подтвердить мысль

о жизни, независимой от органических функций.
То обстоятельство, что у ребенка сознание лич¬

ности — единственно нас интересующее при сохранении

пашей индивидуальности — развивается лишь медленно

и постепенно, подтверждают результаты наблюдений

над анестезией и наркозом. Подобно тому как наше со¬

знание возникает из небытия в первые месяцы или пер¬

вые годы нашего существования, оно должно в него вой¬

ти в конце нашей жизни.
Душевные заболевания также подтверждают это

заключение, тогда как ничего не говорит в пользу

144
существования души после смерти. В нашем организме

имеются некоторые участки чувствительности, которые

могут в течение известного времени пережить наше чув¬

ство личности. После прекращения биений сердца, когда

обескровленный мозг, несомненно, не способен дать

ощущение личности, те или иные составные части наше¬

го тела способны еще к проявлению жизни. Мышечные

волокна могут сокращаться под воздействием возбу¬

дителей, а белые кровяные шарики могут двигаться

в определенном направлении. Несомненно также и то,

что эти шарики — лейкоциты — испытывают определен¬

ные ощущения и по особого рода вкусу узнают состав

среды, в которой они находятся. Однако наше сознание

совершенно неспособно охватить ощущения этих шари¬

ков, хотя они и входят в состав нашего организма. При

некоторых заболеваниях случается, что лейкоциты, воз¬

буждаемые особыми веществами, совершают по нашему

телу дальние странствия, причем это нисколько не отра¬

жается на нашем сознании. Шарики эти, руководимые

своей особой чувствительностью, идут в поход и на охо¬

ту на бесчисленные микробы, проникающие в наш ор¬

ганизм, и тем не менее подобная лейкоцитарная чувст¬

вительность не раскрывается перед нами каким-либо

действием нашего сознания. Подобно этому множество

подвижных спермий, собранных в мужских органах, спо¬

собно к особым ощущениям, так же как и яйца, выра¬

батываемые в женских половых органах. Указанные

элементы должны содержать даже зародыш индивиду¬

ального сознания. Однако лишь при дальнейшем разви¬

тии эти зародыши достигают стадии, на которой может

идти речь о сознании. Организм же, содержащий эти

спермин или яйца, не приобретает ни малейшего поня¬

тия о будущем сознании. Чувствительность белых кро¬

вяных шариков и большинства наших клеток хотя и

реальна вполне, но тем не менее ни в какой мере не

участвует в том совершенно особом ощущении, каким

является сознание нашей личности — то сознание, каким

только мы и дорожим в нашем желании жить.
Никогда ничто не могло подтвердить мысли о буду¬

щей жизни, тогда как множество подавляющих доводов

выступают против нее. Явления сношений на дальнем

расстоянии, или телепатии, как их часто называют, мо¬

гут существовать, но они не могут доказать существова-

145
ниє души, независимой от тела. Быть может, и имеются

эманации организма, поддающиеся восприятию, несмот¬

ря на значительное отдаление от органа воспринимаю¬

щего; но и в таком случае тут речь может идти лишь об

особой функции живых частей нашего тела. Приходится,

однако, признать, что явления такого рода столь редки,

с таким трудом поддаются наблюдению и окружены та¬

кой неясностью, что из них невозможно вывести что-

либо по вопросу о загробной жизни.
Нетрудно понять, что при таких условиях мысль

о будущей жизни все больше теряет приверженцев и что

полное уничтожение сознания после смерти стало обще¬

распространенным понятием, признаваемым громадным

большинством просвещенных людей.
Кроме своей главной задачи — утешения человечест¬

ва ввиду неизбежности смерти — религии касаются

и некоторых других вопросов, вытекающих из дисгармо¬

нии в человеческой природе.
Во все времена они стремились к регулированию

деятельности органов пищеварения и воспроизведения,

а также к предупреждению и лечению разных бо¬

лезней.
Всем известно сильное влияние религий на выбор

и на приготовление пищи. Еще и до сих пор многие

народы сохранили кулинарные обычаи, предписанные

правилами религии. Так, у евреев пища определена Мо¬

исеевым законом, который входит даже в подробности

стряпни. Он запрещал употреблять в пищу кровь живот¬

ных. Вот что повелевает Моисей: «Ты можешь вволю

убивать и употреблять мясо животного, в каком бы го¬

роде ты ни жил, по благословению Господа Бога твоего.

Как оскверненный, так и чистый может есть его, как

дикую козу или оленя. Только крови не вкушайте; выли¬

вайте ее на землю, как воду». И далее: «Остерегайся

только есть кровь этих животных, потому что кровь —

их душа, чтобы не съесть душу с мясом». «Не ешь ее,

дабы быть счастливым тебе и детям твоим после тебя,

если ты совершишь по воле Господа Бога твоего и как

он находит должным».
Книги Моисея заключают также правила приготов¬

ления некоторых блюд: «Не ешь ничего недопеченного

или варенного в воде, но жарь его (ягненка или козлен¬

ка) на огне с головой, ногами и внутренностями».

146
Думали, что эти правила были вызваны известными

гигиеническими понятиями, будто бы согласными с вы¬

водами современной науки.
Правда, что некоторые правила, как, например, за¬

прещение есть недоваренное мясо, вполне подтвержда¬

ются современным знанием.
Но большинство Моисеевых законов, как, например,

запрещение крови, зайца, свинины и многого другого,

находится в полном противоречии с рациональной гиги¬

еной.
Поэтому приготовление пищи по указаниям религии

имеет исключительно исторический интерес.
Религии много занимались также и воспроизводи¬

тельною деятельностью человека. Большинство основа¬

телей религии должны были сильно чувствовать разлад

в этой области человеческой природы. Это приводило их

к воздержанию, которому они следовали сами и которое

проповедовали другим. Будда после молодости, в кото¬

рой он испытал все радости, никогда не находя в них

удовлетворения, перешел к полному воздержанию.
Он и его последователи, принявшие монашеское зва¬

ние, должны были совершенно отказаться от женщины.

Половое сближение, совершенное таким лицом, стави¬

лось на одну доску с кражей и убийством и служило

поводом для бесповоротного исключения из монашеско¬

го звания. Даже в буддийских правилах, относящихся

к светским членам, запрещалось «предаваться внебрач¬

ным половым сношениям, потому что в них заключается

нечто низменное»*.
Всем известно мнение христианской религии отно¬

сительно воспроизводительной деятельности. Учителя

христианства воздерживались от нее и учили тому же

других. Св. Павел часто подтверждает свое воздержа¬

ние. «Я желал бы,— говорил он,— чтобы все следовали

моему примеру; но каждый получил от Бога свой осо¬

бенный дар, каждый по-своему. Поэтому я говорю неже¬

натым и вдовым, что лучше им оставаться, как я; но

если они не могут воздержаться, пусть вступают в брак,

потому что это лучше, чем разжигаться».
У диких народов религия также сильно вмешивается

в сферу воспроизводительной деятельности.
*	Rhis Davids. Der Buddhismus, p. 147.

147
По этому поводу следует упомянуть об одном из са¬

мых своеобразных верований, встречаемых у туземцев

Сандвичевых островов, — это поклонение божеству вы¬

кидышей. Божество это изображается в виде удлинен¬

ного деревянного инструмента, известного под именем

Капо. Верхняя часть его имеет вид чудовищной головы

божества, нижняя же удлинена и заострена. Ее вводят

в матку для прободания зародышевых оболочек, чем

и вызывается выкидыш *.
Множество других идолов служит дикарям для пре¬

дохранения от болезней. Бартельс ** описывает в своей

книге о медицине первобытных народов целую коллек¬

цию талисманов, служащих для этой цели.
Главная идея, вызвавшая производство этих амуле¬

тов, основана на том убеждении, что болезни — дело

злых духов, которых следует по возможности отстра¬

нять.
Сибирские голды делают соломенные изображения

животных и деревянные чучела для внедрения в них

злых гениев болезней. Гиляки8 делают деревянную че¬

ловеческую куклу с изображением жабы на груди. Этот

талисман употребляется как средство против болезней

груди и живота.
Однако и в более развитых религиях встречаются

остатки этих первобытных идей и обычаев. Еще Лютер

признавал происхождение болезней сверхъестествен¬

ным. «Вот, — говорит он, — в чем не может быть сомне¬

ния — это в том, что чума, лихорадка и другие опасные

болезни — не что иное, как дело рук дьявола».
Поэтому лучшим средством против всяких болезней

считались разные религиозные церемонии.
Людская чума оставила многочисленные следы в ис¬

тории человечества. Эта ужасная болезнь, естественно,

должна была особенно обратить на себя внимание.

Обыкновенно ее приписывали гневу божию и старались

смягчить его всякими возлияниями и жертвоприношени¬

ями. На жертвенниках убивали людей, чтобы укротить

божий гнев, а также уменьшить смертность от чумы.
Религиозные обряды значительно смягчились с раз¬

витием культуры, но от них еще и теперь остались
♦	Р/055. Das Weib, I, S. 859.
«Die Medizin der Naturvölker». Leipzig, 1893, S. 225.

148
следы, дающие себя чувствовать при всяком удобном

случае.
Все согласно смотрят на эти обряды как на остатки

древних обычаев и не придают им прежнего значения.

Гигиена в пище и в предупреждении болезней по зако¬

нам религии уступила место научной гигиене, основан¬

ной на точных данных, добытых путем опытного метода.
Поэтому бесполезно настаивать здесь на этой сторо¬

не вопроса.
Итак, в области религии остается еще одна очень

важная задача: смерть. Как было доказано, предложен¬

ные до сих пор решения этого вопроса неудовлетвори¬

тельны. Предположение о загробной жизни не может

быть сделано вероятным, несмотря на самые разнооб¬

разные попытки доказать ее. Противоположное же мне¬

ние вполне согласуется со всей совокупностью челове¬

ческого знания. [...]
Глава VIII
Попытки философских систем победить

дисгармонии человеческой природы
Философские системы тесно связаны с религиозными

учениями9.
Так, например, буддизм сначала был философской

теорией и принял свой религиозный характер только

в руках последователей Будды. Точно так же и многие

философские учения — не что иное, как религиозные

догматы, которые старались основать на рациональных

доводах, помимо откровения.
Идея о загробной жизни в течение долгого времени

составляла одну из главных основ различных философ¬

ских учений, цель которых была решить задачу смерти.

Философы древности представляют нам многочисленные

доказательства таких попыток. Платон *, рассказывая

трагическую историю смерти своего учителя Сократа, по

этому поводу очень определенно высказывает общие им

обоим мысли о смерти. Он влагает в уста Федона следу¬

ющие слова: «Смерть друга далеко не огорчала меня,
•	Платон. Полное собрание сочинений, фр. пер. под ред. Saisset,

т. V, Федон.

149
напротив, судьба его казалась мне достойной зависти

при виде отношения к смерти и ввиду его речей. Стой¬

кость, обнаруженная им перед смертью, убеждала меня

в том, что он покидает жизнь не без помощи какого-

нибудь божества, которое должно ввести его в другую

жизнь и дать ему наибольшее блаженство, которым ког-

да-либо обладал человек» (стр. 12).
Платон приписывает Сократу очень определенное

представление о возмездии. «Поистине,— говорит Со¬

крат,— я был бы неправ, не сожалея о смерти, если бы

я не ожидал найти в будущей жизни добрых и мудрых

богов и людей, лучших, чем на земле. Но знайте, что

я надеюсь быть присоединенным к справедливым лю¬

дям». «Смерть не столь огорчает меня, потому что я на¬

деюсь, что людей ждет нечто другое после этой жизни

и что, согласно древнему изречению, добрым будет луч¬

ше, чем злым» (стр. 21).
Так как здесь нет речи об истинах, открытых божест¬

венным авторитетом, то необходимо было доказать их

рациональными доводами. И действительно, Платон

всякими соображениями изощряется доказать нам бес¬

смертие души. Он приводит пифагорейские идеи пересе¬

ления душ и утверждает, что «души, любившие одну

несправедливость, тиранию и хищничество, перейдут

в тело волков, коршунов и ястребов. Да и куда же могут

перейти такие души?». Что же касается душ «тех, кото¬

рые всегда обнаруживали общественную и гражданскую

добродетель, называемую умеренностью и справедли¬

востью, то они войдут в тела мирных и кротких живот¬

ных, как пчелы, осы и муравьи, или даже вернутся

в человеческое тело, чтобы создать добродетельных лю¬

дей» (стр. 58).
В доказательство справедливости своих воззрений

Платон приводит еще закон контрастов. Подобно тому

как сильнейшее вытекает из слабейшего, быстрейшее —

из более медленного, так и из жизни должна возникнуть

смерть, а из смерти — жизнь. «Поэтому-то, — говорит

Сократ, — из умершего возникает все живущее и имею¬

щее жизнь. А следовательно, души наши после смерти

находятся в аду». Итак, «мы признаем, что живые так

же происходят из мертвых, как и мертвые от живых;

это служит неоспоримым доказательством того, что

150
души мертвых существуют где-то, откуда возвращаются

к жизни» (стр. 36).
Такого рода доводами старается Платон доказать

бессмертие души, составляющее основное начало его

философии. Он влагает все это в уста своего учителя

Сократа в день его смерти. В своих диалогах он стара¬

ется ответить на всякие возражения. Но, несмотря на

уверенность, с которой он утверждает свое учение, все

же от времени до времени чувствуется скептическая но¬

та, звучащая в его доводах; это-то и отличает филосо¬

фию от религии.
Очевидно, что вся система Платона создана для ре¬

шения задачи смерти. Он неоднократно повторяет, что

«настоящие философы всю жизнь свою готовятся

к смерти; при этом было бы нелепым, если бы, неустан¬

но стремясь к этой единственной цели, они устранялись

от нее и боялись, когда смерть настигнет их» (стр. 22).
Платон главным образом старается убедить самого

себя в существовании будущей жизни: «Я стремлюсь,—

говорит он,— убедить в том, что скажу, не только при¬

сутствующих здесь, хотя, случись это, я был бы в вос¬

торге; но главная цель моя — убедить самого себя. По¬

тому-то, милый друг, я рассуждаю следующим образом,

и ты увидишь, что рассуждение это очень близко касает¬

ся меня; если то, что я говорю, окажется правильным,

то следует верить ему; если же после смерти нет ничего,

то я все же буду иметь ту выгоду, что не был вам в тя¬

гость своими жалобами в течение того времени, которое

мне остается пробыть с вами» (стр. 74).
Сомнение, являющееся у Платона только в зачаточ¬

ном состоянии, у некоторых других философов древ¬

ности становится гораздо более выраженным. Сначала

Аристотель * допускал существование бессмертной

части души с частью смертной. Обе эти части сливались

в начале земной жизни и разъединялись в конце ее.
Но Аристотель вскоре покинул эту теорию бессмер¬

тия личного сознания. Позднее он очень определенно

высказался против платоновской идеи бессмертия души,

что не мешало ему верить в нерушимость «деятельного

разума», бессмертного духа, продолжающего жить по¬

сле смерти.
*	Zeller. Die Philosophie der Griechen, Bd. II, Abt. 2. Tübingen,

1862, S. 462, 465.

151
Стоики еще далее развили подобное философское

воззрение. Рядом с индивидуальной душой они допуска¬

ют мировую душу, общее всеобъемлющее начало.
Цицерон *, занятый задачей старости и смерти, так¬

же старается оправдать мысль о будущей жизни.

«Я убежден,— говорит он, обращаясь к Сципиону и Ле-

лию,— что ваши .знаменитые отцы, оба драгоценные мо¬

ему сердцу, в настоящее время полны жизни, той, кото¬

рая одна достойна этого названия; потому что тело для

нас — род темницы, в которой мы обязаны выполнить

тяжкий долг, насылаемый на нас необходимостью»

(стр. 269). «Видя деятельность человеческого ума, эту

громадную память, обширную предусмотрительность,

множество искусств, наук, открытий, я убедился и глу¬

боко уверен в том, что природа, снабженная такими

свойствами, не может быть смертной. Душа в постоян¬

ном движении; это движение не сообщается ей никакой

внешней силой; она сама служит источником его, и ни¬

когда ей не будет конца, потому что она не может отре¬

шиться от себя самой. Кроме того, как простое вещест¬

во, без всякой посторонней примеси, она неделима и,

следовательно, неистребима» (стр. 270). Такого рода до¬

водами старается Цицерон доказать бессмертие души.

«Вот почему,— добавляет он,— старость для меня не

только лишена горести, но, напротив, полна прелести».

Но в конце концов он сам замечает недостаточность сво¬

их доказательств, и скептическая нота становится у него

еще сильнее, чем у его предшественников; он чувствует

себя вынужденным сказать: «Если я ошибаюсь, веря

в бессмертие души, то я люблю эту иллюзию и не хочу,

чтобы она была отнята у меня, пока я жив. Если после

смерти всякое чувство должно погаснуть во мне, как

утверждают некоторые полуфилософы, тогда нечего бо¬

яться, чтобы после кончины моей они насмехались над

моим заблуждением» (стр. 279).
С постепенным усилением скептицизма идея бессмер¬

тия души в своей наивной и простой форме сохраняется

в одних только религиозных догматах. Философские

системы более или менее освобождаются от нее, прини¬

мая взамен очень туманные пантеистические идеи.
*	Полное собрание сочинений, фр. пер. Париж, 1887, стр. 222—

275.

152
Сенека пытается еще отстоять положение о бессмер¬

тии души; но, видимо, он не в силах верить в него. Он

приводит скорее поэтические, чем рациональные доводы.

«Запоздания этой смертной жизни служат прелюдией

лучшего и более прочного существования,— пишет он

в одном из своих знаменитых писем *,— подобно тому

как чрево, заключающее нас в течение девяти месяцев,

не производит нас для вечного обитания в нем, а для

мира, в который мы появляемся достаточно сильными

для вдыхания воздуха и для перенесения внешних впе¬

чатлений, точно так же в течение времени, протекаю¬

щего от детства до старости, мы созреваем для второго

рождения. Новое начало, новый мир ждет нас. До тех

пор мы только издали в состоянии выдержать небесное

величие. Сумей же, о человек, без ужаса думать о своем

решительном часе: он — последний час для тела, но не

для души. Смотри на все окружающие тебя предметы

как на обстановку гостиницы; ты должен идти далее.

День, которого ты боишься как своего последнего дня,

должен возродить тебя к вечности» (стр. 111).
Но рядом с этими светлыми перспективами у Сенеки

проскальзывают мрачные мысли. «Да,— говорит он,—

все существующее должно погибнуть; небытие ждет все

живущее» (стр. 5). «Каждый день, каждый час открыва¬

ют человеку его ничтожество; неизменно новый урок,

даваемый ему жизнью, напоминает ему забываемую им

немощность, и от вечности, к которой его уносит мечта,

низводит к мысли о смерти» (стр. 99).
Эти подъемы и понижения мысли приводят к новому,

все более и более определяющемуся воззрению; Сенека

приходит к следующей формулировке своих взглядов на

великий вопрос человеческого существования: «У всех

существ есть предназначенные периоды; они должны ро¬

диться, расти и погибнуть. Светила, движущиеся над на¬

ми, земля, на которой мы рассеяны и которая кажется

нам столь прочной, все это глухо подтачивается, все это

конечно. Нет ничего, что не имело бы своей старости;

хотя в различные сроки одинаковый конец ждет все су¬

ществующее. Все существующее кончит небытием; но

мир не погибнет от этого,— он растворится. Разложение

для нас — разрушение. Действительно, мы имели в виду
*	Oevres completes, II. Paris, 1889, p. НО.

153
только ближайшее к нам; наша немощная душа, не уме¬

ющая отделять себя от тела, не видит ничего за его

пределами. Между тем мы переносили бы с гораздо

большим мужеством мысль о своей кончине и кончине

близких, если бы мы были убеждены, что природа —

одна смена рождений и смертей, что сложные тела раз¬

лагаются, что разложившиеся тела вновь сливаются

и что в этом бесконечном круговращении и проявляется

могущество бога, умеряющего мир» (Письмо LXXXI.

Собр. соч., фр. пер., т. I, стр. 253).
Заключением этого мировоззрения представляется

такая ободряющая идея: «Великая душа должна уметь

повиноваться богу и беспрекословно подчиняться миро¬

вому закону. Если она не покидает этой жизни для луч¬

шей и для того, чтобы найти в небесах более блестящее

и спокойное жилище, то по крайней мере без страданий

она вернется к произведшему ее началу и сольется

с общей массой» (стр. 254).
Другими словами, за неимением загробной жизни,

которую первобытные верования представляли себе

довольно ясно и утешительно, философия не нашла

ничего другого, как идею смирения перед неизбежны¬

ми законами природы, и ограничилась обещанием ту¬

манного возврата к какому-то общему и бесконечному

началу.
Идеи стоиков, особенно в форме, приданной им Сене¬

кой, находят горячего и красноречивого сторонника

в Марке Аврелии, «Размышления» которого так извест¬

ны и ценимы всеми.
Он часто касается в них задачи смерти, так же как

и положения, которое человек должен принять относи¬

тельно нее. Вот почему его «Размышления» имеют для

пас особенный интерес. «Смерть,— говорит Марк Авре¬

лий *,— так же как и рождение,— тайна природы. Это

одни и те же элементы, с одной стороны, соединяющие¬

ся, с другой — разлагающиеся в одни и те же начала.

В смерти нет ничего отталкивающего для разумного су¬

щества и для плана нашего строения» (книга IV, 5). Эти

мысли о смерти проникнуты неуверенностью. «Будь это

рассеяние, или разложение на атомы, или уничтожение,

это — или потухание, или перемещение» (VII, 32).
Размышления Марка Аврелия, фр. пер. Алексиса Пиэррона.

154
«Александр Македонский и его погонщик мулов после

смерти свелись к одному и тому же: или они вернулись

к одному и тому же общему мировому началу, или же

оба они рассеялись в атомы» (VI, 24).
Несмотря на свой резко выраженный деизм, Марк

Аврелий очень нерешителен в вопросе о бессмертии ду¬

ши. «Если души не уничтожаются,— спрашивает он се¬

бя,— как с бесконечных веков вмещает их воздух?» (VI,

21). «Помни,— говорит он в другом месте своих раз¬

мышлений,— твое существо, этот слабый состав, должно

когда-нибудь распасться; это слабое жизненное начало

должно погаснуть или перейти в другую область и по¬

лучить свое назначение в другом месте» (VIII, 24). Лег¬

ко попять, что при такой неуверенности становится не¬

возможным утешаться перспективой будущей жизни.

Поэтому надо найти нечто другое взамен этого ве¬

рования, так долго удовлетворявшего бедное человече¬

ство.
Марк Аврелий старается бороться со страхом смерти

следующим размышлением: «Бояться смерти — значит

бояться или вовсе перестать чувствовать или чувство¬

вать иначе. Но если ты лишен чувствования, то не бу¬

дешь ощущать ничего дурного; если же ты будешь чув¬

ствовать иначе, то будешь другим существом и не пере¬

станешь жить» (VIII, 58).
Но, чувствуя, вероятно, что такая аргументация

слишком недоказательна, Марк Аврелий старается свя¬

зать задачу смерти с общими началами человеческого

поведения.
Как уже было упомянуто в первой главе, Марк Авре¬

лий, подобно многим философам древности, высказывал

мысль, что человек должен жить сообразно законам че¬

ловеческой природы. Он развивает это положение во

многих местах своих размышлений. «Смоковница делает

то, что должна делать смоковница, собака — что прису¬

ще собаке, пчела — присущее пчеле и человек — прису¬

щее человеку» (X, 8). Еще определеннее высказывает он

эту мысль в следующих выражениях: «Надо жить сооб¬

разно своей природе» (VII, 56). «Никто не мешает тебе

жить согласно закону природы; с тобой не случится ни¬

чего противного общему мировому закону» (V, 58).

«Пока рука выполняет деятельность руки, а нога — де¬

ятельность ноги, это не есть противоестественный труд

155
для них. То же самое для человека: деятельность его не

противоестественна, пока он выполняет только челове¬

ческую деятельность. А если она не противоестественна,

то также и не вредна ему» (XII, 33).
Проникнутый этим принципом, Марк Аврелий приме¬

няет его к смерти. Так как она%—естественное явление,

то ее надо принимать безропотно. Природа создала

связь, и она же порвала ее. «Она порвала ее? Так про¬

стимся, как прощаемся, когда оставляем друзей, но не

раздирая своего сердца, не дожидаясь, чтобы нас увлек¬

ли силой. Это также одна из вещей, сообразных с при¬

родою» (X, 36). По Марку Аврелию, «философия состоит

в том, чтобы ждать смерти со спокойствием и видеть

в ней одно разложение элементов, из которых состоит

каждое существо. Если сами элементы не ощущают ни¬

какого зла от своего вечного превращения одного

в другого, зачем же с грустью смотреть на всеобщее

изменение и разложение? Это сообразно природе. Ничто

же не дурно, что сообразно с природой» (II, 17).
Так как смерть — явление, согласное с природой, то

остается только преклониться перед нею. «Не презирай

смерти,— говорит Марк Аврелий,— но принимай ее со

смирением, как одно из явлений, свойственных природе.

Что такое переход от детства к молодости, и старость,

и рост, и зрелость человека? Что такое рост зубов, боро¬

ды и седых волос? Что такое зачатие, беременность,

рождение и всякая другая деятельность природы, прояв¬

ляющаяся в различные периоды жизни? Сила, которая

обусловит наше разложение, ничем не отличается от

всего этого. Поэтому свойство мудрого заключается

в том, чтобы не обнаруживать относительно смерти ни

страха, ни отвращения, ни презрения, но ждать ее как

одну из функций природы» (IX, 3).
Итак, от этой философии остается в конце концов

одно — смирение. Со смертью надо примиряться не

только когда она приходит в конце продолжительной

жизни, но и тогда, когда она настигает нас в какой бы

то ни было момент существования. «Тот, кто умирает,

достигнув последних пределов жизни,— говорит Марк

Аврелий,— не имеет преимуществ перед преждевремен¬

но умирающим» (IX, 33). «Безразлично, наблюдать ли

окружающее в течение ста лет или трех» (X, 37).

156
В своем сочинении о Марке Аврелии Ренан * сравни¬

вает его философию смирения с Нирваною буддистов.

«Подобно Иисусу, Сакиа-Муни, Сократу, Франциску Ас¬

сизскому и трем или четырем другим мудрецам, Марк

Аврелий одержал полную победу над смертью. Он мог

с улыбкою смотреть на нее, потому что для него она

утратила значение».
Но подобно тому как идеи Будды превратились

в религию, обещавшую бессмертие души, и подобно то¬

му как Нирвана уступила место «западному раю» со

всеми его наслаждениями, так и смиренный скептицизм

античной философии должен был стушеваться перед

христианством с его обещаниями будущей жизни и бес¬

смертия.
Поэтому философия в течение веков тонула в волнах

религиозных чувств и идей, и пришлось возобновлять

Сизифову работу для освобождения человеческого разу¬

ма. Здесь нет надобности следить за этапами этого воз¬

рождения, тем более что они очень незначительны.

В течение долгого времени философские системы изо¬

щрялись оправдать религиозные догматы отвлеченными

аргументами, не прибегая к божественному откровению.

При этом боги заменялись «субстанцией» или «субстан¬

циями», а для решения тревожного и вечного вопроса

смерти старались доказать бессмертие души.
Философы начала этого периода в истории челове¬

ческой мысли принимают главные религиозные догматы

как неоспоримые начала. Плотин думает, что бессмер¬

тие души есть сама собой разумеющаяся истина, не тре¬

бующая доказательств. Он возражает против понятия

о воскресении тела, но допускает переселение души. [...]
Философы напрягают все силы, изучая основы чело¬

веческого знания, для того чтобы найти начала, способ¬

ные доказать действительность главных религиозных

догматов. Несмотря на свой скептицизм, Кант старается

доказать достоверность человеческого сознания и на нем

обосновать уверенность в будущей жизни и в существо¬

вании бога.
Фихте преследует ту же цель, но он принужден при¬

знать, что «бессмертие нельзя объяснить естественными

условиями» и что «оно сверхъестественно». Если «мы не
*	«Origines du Christianisme», VII, édit. 6. Paris, 1Ö79»

157
в состоянии понять возможность вечной жизни, это не

мешает ей быть возможной, потому что она находится

сверх всего естественного».
Гегель приходит к пантеистическому воззрению

и думает, что душа поглощается «абсолютным сущест¬

вом».
Эти идеалистические системы, доведенные до край¬

ности, привели к значительной реакции и вызвали отри¬

цание положений, основанных на одних простых умозак¬

лючениях. [...]
Глава IX
Чего может достигнуть наука

в борьбе с болезнями
[...] Наука приступила к решению некоторых вели¬

ких задач, волнующих человечество.
Только спустя долгое время после установления

распространившихся между людьми мировоззрений и

философских систем древнего мира скептический ум

решился поставить вопрос: соответствуют ли действи¬

тельности эти продукты человеческого мышления? Мало-

помалу вырос скептицизм и возникла борьба между

установившимися учениями и доктринальным авторите¬

том, с одной стороны, и научными соображениями —

с другой.
Системы, определявшие отношения человека к миру, и

философия Аристотеля царили уже от 15-ти до 20-ти ве¬

ков, когда стали высказывать сомнения относительно на¬

стоящей цены этих учений.
Бэкон Веруламский задался вопросом, отчего все

системы его времени были так неясны и оказались бес¬

сильными в объяснении мировых явлений. Причина это¬

го не в самой природе, так как последняя, несомненно,

подчинена незыблемым законам, которые могут быть

предметом точной науки; причина и не в ограниченности

ума тех людей, которые взялись за решение этих задач.

Настоящую причину неудачи следует искать в ложности

или недостатках примененных методов. Чтобы помочь

этому неудобству, Бэкон * советует «обобщать медленно,
*	«Новый органон».

158
переходя от частных фактов к выводам, только одной

степенью общее их·, и так далее, до тех пор пока можно

будет дойти до общей формулы. Таким путем мы смо¬

жем установить не туманные и двусмысленные прин¬

ципы, но ясные и точно определенные выводы, которые

не будут опровергнуты самой природой».
Медленны и тяжелы были первые шаги науки, осно¬

ванные на этом точном методе, который хотя и был дав¬

но предугадан, но впервые формулирован Франциском

Бэконом. Однако результаты более ранних форм позна¬

вательной деятельности еще слишком тяготели над ума¬

ми для того, чтобы позволить им смело принять новый

метод. Тем не менее прогресс совершился, и стало воз¬

можным приступить к сложным и трудным задачам, за¬

нимающим человечество.
Более 2000 лет до возникновения точной науки фор¬

мулировал Будда главные недовольства рода челове¬

ческого. «Вот, о монахи, святая истина о страдании,—

провозгласил он в своей проповеди в Бенаресе,— рожде¬

ние есть страдание, старость — страдание, болезнь —

страдание, смерть — страдание» и т. д.
Медленно и постепенно следуя от частного к общему,

наука отважилась приступить только к наименее труд¬

ному из четырех, т. е. к болезни.
В буддийской легенде, приведенной в шестой главе,

вид больного «с ослабленными чувствами, тяжелым ды¬

ханием, высохшими членами, расстроенным и поражен¬

ным страданием желудком,— больного, выпачканного

собственными испражнениями», вызвал у Будды следу¬

ющее размышление: «Здоровье, следовательно, подобно

игре сновидения! И страх смерти принимает такой

ужасный вид! Какой же мудрец, увидав такие условия

существования, мог бы еще думать о радости и удо¬

вольствии?» «Горе здоровью, разрушаемому всякими

болезнями!» Когда Будда, молодым принцем, между

прочим, просил у отца «всегда оставаться здоровым

и чтобы его не настигла болезнь», король-отец отвечал

ему: «Ты просишь невозможного, сын мой; в этом я бес¬

силен».
С того времени все религии занимались лечением

и предупреждением болезней. Причиной последних они

обыкновенно считали влияние злых духов и гнев богов;

как средства против них они предлагали жертвы, молит¬

159
вы и все, что может успокоить божественный гнев. Даже

и теперь, особенно у первобытных .народов, подобная

медицина еще в ходу. На острове Суматра, когда не

удается остановить кровь из раны, приписывают эту не¬

удачу влиянию злого духа (Полазиэк), сосущего рану

и делающего ее неизлечимой *. В Ниасе смотрят на кро¬

вотечение из носа у детей как на наказание отца за

убийство свиньи во время беременности жены. Для из¬

лечения необходимо принести жертву божеству.
Надо сознаться, что рядом с такими предрассудками

между религиозными правилами первобытных народов

встречаются и некоторые полезные указания, основан¬

ные на верных наблюдениях или даже на опытах. В на¬

роде на больных испытывают разные средства, боль¬

шинство которых скорее вредно; но попутно нападают

иногда и на очень действительные лекарства. Поэтому

народная медицина имеет несомненные достоинства,

но ее даже отдаленно нельзя сравнить с научной меди¬

циной, основанной на наблюдении и на строгом

опыте.
Научная медицина развивалась очень медленно, но

в настоящее время она достигла такой ступени, что че¬

ловечество может гордиться ею. Для преследуемой нами

цели бесполезно настаивать на этом вопросе; однако

я считаю нужным представить читателю некоторые фак¬

ты, способные уяснить ему настоящее положение меди¬

цины.
Несомненно, что в пессимистическом мировоззрении

большую роль играл страх болезней. На это указывают

не одни приведенные нами слова Будды, но и изучение

пессимистических философских систем. В шестой главе

было уже упомянуто, что Шопенгауэр из страха холеры

в 1831 г. бежал из Берлина во Франкфурт. В обвинении,

направленном против устройства вселенной, одним из

главных доводов Шопенгауэра в пользу того, что мир —

это «наихудший из всевозможных миров», служит факт

распространения эпидемических болезней. «Такое нич¬

тожное изменение атмосферы, которое невозможно даже

обнаружить химическим анализом, вызывает холеру,

желтую лихорадку, черную смерть и т. д.— болезни,
♦	Bartels. Die Medizin der Naturvölker, 1893, S. 20.

160
уносящие миллионы людей; немного большее изменение

могло бы погасить всякую жизнь»*.
Главный приверженец пессимизма Шопенгауэра —

Гартманн10 также высказывает очень мрачные мысли

о болезнях и о медицине. Он убежден, что, несмотря на

все успехи, которые могут быть достигнуты человечест¬

вом, ему никогда не удастся не только избавиться от

болезней, но даже уменьшить их число. «Сколько бы,—

продолжает он,— ни нашли средств против болезней,

все же они, особенно хронические и неопасные, но очень

мучительные заболевания, будут развиваться быстрее

медицины»**.
Если бы основатели пессимистической философии по

всем пунктам своего учения ошибались настолько же,

как они ошибаются относительно болезней и медицины,

то человечество могло бы счесть себя очень счастливым.

Стоит сравнить мнение Шопенгауэра о больших эпиде¬

миях с настоящим положением научной медицины, что¬

бы отдать себе отчет в огромных успехах, достигнутых

последней. Утверждая, что повальные болезни происхо¬

дят от слабых изменений в химическом составе воздуха,

Шопенгауэр, очевидно, отражал мнение врачей своего

времени. Экспериментальная наука полностью опроверг¬

ла их. Неоспоримо установлено, что два распространен¬

ных инфекционных заболевания, приведенные песси¬

мистическим философом, а именно холера и чума, не

имеют ничего общего с химическим составом воздуха;

они зависят от двух микробов, природа и признаки кото¬

рых известны с такой же точностью, как и признаки

какого-либо растения.
Холера вызывается открытым Кохом вибрионом —

микроскопическим организмом, живущим в воде и пе¬

реходящим в человеческий кишечный канал вместе

с твердой пищей и питьем. До сих пор не найдено верно¬

го средства против холеры, но известны способы поме¬

шать ей развиться. Всего проще — кипятить все, что

идет в пищу, и избегать всякого соприкосновения с ис¬

пражнениями, водой и другими носителями холерного

вибриона Коха. К тому же в некоторых случаях можно

употреблять сыворотки, способные предупреждать хо¬

леру.
*	«Die Welt als Wille und Vorstellung», 11, S. 687.
** «Philosophie des Unbewussten», S. 615.

Î61
Если бы в 1831 г. медицина уже обладала этими све¬

дениями относительно холеры, то философия могла бы

принять совсем иное направление. Вместо того чтобы

дрожать перед бедствием и бежать во Франкфурт, Шо¬

пенгауэр мог бы спокойно продолжать жить в Берлине,

а Гегель не перестал бы преподавать свою идеалисти¬

ческую философию в университете того же города.
Второй аргумент знаменитого пессимиста — желтая

лихорадка — уже потерял свое устрашающее значение.
В прежние времена болезнь эта была так распрост¬

ранена, что в некоторых тропических странах останав¬

ливала успехи колонизации; теперь же с нею борются

вполне успешно.
Стоило доказать, что желтая лихорадка прививается

человеку уколами маленького комара Stegonia fasciata,

чтобы мерами против него мог быть устранен этот бич.
Шопенгауэр подтверждает свое положение примером

«черной смерти», способной убить миллионы людей. Бес¬

спорно, что болезнь эта, которая есть не что иное, как

человеческая чума, произвела огромные опустошения

и в XIV веке унесла почти треть всего населения Европы.

В то время не сомневались в том, что она обязана гневу

божества, и собирались в церквах для общих молитв об

ее отвращении. Приносили жертвы и бичевали себя

в надежде избегнуть ужасной болезни. Путешественни¬

ки, посещающие Вену, видят на одной из главнейших

улиц (Грабен) грубый и некрасивый памятник XVII ве¬

ка, воздвигнутый в память божественного вмешатель¬

ства против одной из сильных чумных эпидемий.
Теперь, когда наука установила настоящую причину

чумы, мы имеем совершенно иные идеи о происхожде¬

нии и исчезновении этой болезни. Она не есть проявле¬

ние злобы какого-нибудь божества, а просто губитель¬

ное заболевание, которое зависит от распространения

маленького микроба, открытого одновременно Китазато

и Иерсеном в 1894 г. Все признаки этой «чумной палоч¬

ки» изучены, и установлено, что она вызывает эпидемию

среди окружающих человека грызунов, особенно среди

крыс и мышей. Эти-то животные и сообщают человеку

чумную заразу; поэтому чрезвычайно важно истреблять

их всеми средствами. Чума, несомненно, прекращается,

когда она уничтожит грызунов; так должно было слу¬

читься и в Вене в XVII веке.
6 Зак. 618

162
Чума, бывшая прежде самой опасной из повальных

болезней, теперь сошла в разряд тех бедствий, борьба

с которыми сравнительно легка. Приходится только уни¬

чтожать крыс и мышей и остерегаться предметов, кото¬

рые могли бы содержать чумной микроб. С пользою

можно также употреблять в некоторых случаях предо¬

хранительные прививки или противочумную сыворотку;

последняя действительна не только как предохранитель¬

ная мера, но также и как средство против проявившейся

уже чумы, если она еще не слишком затянулась. Итак,

опасность, о которой говорит Шопенгауэр в виде пред¬

положения, есть окончательно избегнутое зло именно

благодаря успехам экспериментальной науки. Если

в некоторых странах, как, например, в английской Ин¬

дии, чума еще и производит сильные опустошения, то

это зависит от непросвещенности населения. Вместо то¬

го чтобы принять научные меры, туземцы большею

частью следуют правилам, установленным браминской

религией. Они понимают чистоту не в медицинском

и бактериологическом смысле, а в религиозном. Неуди¬

вительно, что при этих условиях чума не прекращается

в Индии. Тем не менее трудно найти более доказатель¬

ный пример благодеяния точной науки.
Предположение Гартманна относительно прогрессив¬

ного развития болезней не основано ни на каких точных

данных. Оно противоречит множеству хорошо установ¬

ленных фактов; совершенно обратно,— с успехом гигие¬

ны и с популяризацией ее правил болезни становятся

менее частыми и губительными. [...]
В статье под заглавием «О значении науки и искус¬

ства» Лев Толстой * старается доказать бесполезность

науки в разрешении главных задач, занимающих чело¬

вечество. Предприятие это для русского писателя дол¬

жно было быть, конечно, гораздо труднее, чем для

Ж.-Ж. Руссо, потому что в прошлом веке наука стала

гораздо большей силой, чем она была в XVIII веке.
Толстой убежден, что теоретические исследования,

как, например, о происхождении живых существ,

о внутреннем строении тканей и т. д., не имеют никакого

значения для человечества и служат только для прикры¬

тия праздности ученых. «Все, что мы называем культу-
* Собрание сочинений, XII, 1897, стр. 372—446.

163
рой,— утверждает Толстой,— наши науки, искусство,

усовершенствования приятностей жизни — это попытки

обмануть нравственные требования человека; все, что

называем гигиеной и медициной,— это попытки обма¬

нуть естественные, физические требования человеческой

природы» (стр. 337).
Все успехи науки «до сих пор не улучшили, а скорее

ухудшили положение большинства, т. е. рабочего»

(стр. 497).
По мнению Толстого, название настоящей науки

можно дать только тому, «в чем назначение и потому

истинное благо каждого человека и всех людей. Эта-то

наука и служила руководящей нитью в определении

значения всех других знаний...». «Без науки о том, в чем

назначение и благо человека, не может быть никакой

науки, и потому без этого знания все остальные знания

и искусства становятся, как они и сделались у нас,

праздной и вредной забавой» (стр. 411).
Итак, главное возражение русского писателя против

науки, культуры и прогресса сводится к их бессилию

разрешить труднейшие задачи, а именно: о настоящей

цели человеческого существования и об определении на¬

стоящего блага, к которому должно стремиться челове¬

чество.
В этом отношении Толстой выражает мнение, разде¬

ляемое большим числом мыслителей. Несколько лет

вслед за ним хорошо известный критик и публицист

Брюнетьер * под влиянием путешествия в Рим и свида¬

ния с папою выразил совершенно сходное мнение

и громко провозгласил «банкротство науки».
Брюнетьер следующим образом формулирует свою

критику: «Уже несколько сот лет, как наука обещала

обновить мир, разоблачить тайны его; она не сделала

этого. Она бессильна разрешить единственно существен¬

ные задачи, те, которые касаются происхождения чело¬

века, законов его поведения, его будущей судьбы. Мы

знаем теперь, что естественные науки никогда ничего не

откроют нам на этот счет. Итак, в столкновении между

наукой и религией наука оказалась побежденной, так

как ей приходится признать себя бессильной там, где
*	«Revue des deux mondes», 1895, N 1, p. 97; «La Science et la

Religion», Paris, 1895; «Le Figaro», N 4, janvier 1899*
6*

164
религия сохранила всю свою силу. Религия дает реше¬

ние вопросов, которое не может дать наука. Она откры¬

вает нам то, чему не могут нас научить ни анатомия, ни

физиология, т. е. тому, что мы такое, куда направляемся

и что нам делать».
«Нравственность и религия пополняют одна другую,

и так как наука ничего не может сделать для нравствен¬

ности, то обязанность установить последнюю лежит на

религии».
Брюнетьеру возражали, что укоры его неоснователь¬

ны: во-первых, потому, что наука никогда не обещала

разрешить великих задач цели жизни человеческой

и основ нравственности, а во-вторых, потому, что иные

из этих задач, вероятно, никогда не будут решены по

недоступности своей человеческому пониманию11. Очень

известный французский физиолог Шарль Рише* тщет¬

но искал те научные сочинения, в которых было бы обе¬

щано разрешение вопросов, занимающих Толстого, Брю-

нетьера, а с ними и большую часть человечества.
«В каких классических работах дала наука те осле¬

пительные обещания, о которых с горечью упоминает

Брюнетьер? — спрашивает Рише. — В настоящую минуту

у меня перед глазами,— продолжает он,— руководство

для получения степени бакалавра наук. Это свод совре¬

менных научных знаний. Напрасно искал я в нем обе¬

щаний... В нем нет никаких обещаний» (стр. 34).
Эти обещания приходится искать в популярных науч¬

ных сочинениях. Бесспорно, что со времени пробужде¬

ния рационалистического и скептического духа в Евро¬

пе, т. е. уже в течение нескольких веков, высказывали

мысль, что вся человеческая жизнь может управляться

естественными законами. Попытки, сделанные в этом

направлении, были очень многочисленны. В сочинении

Бюхнера «Сила и материя», представляющем свод ми¬

ровоззрения, основанного на научных данных XIX века,

мы находим следующие указания. «Итак,— говорит не¬

мецкий популяризатор,— в настоящее время основы

нравственности следует искать вне старых и вообража¬

емых верований в сверхъестественное. Вера в реаль¬

ность естественного и незыблемого порядка вещей дол¬

жна заменить веру в духов и привидения, естественная
щ «Revue Scientifique», 1899, 1, 33.

165
нравственность — искусственную...» (стр. 511). Бюхнер

пытается даже определить естественную нравственность.

По его мнению, это закон взаимного уважения, равно¬

правия каждого, с общей и частной точки зрения, ввиду

общего блага людей. Все, нарушающее или разрушаю¬

щее это благо, есть «зло», все, содействующее ему,—

«добро» (стр. 513).
Другой вопрос — куда идем мы? — также находит

ответ у Бюхнера. Последний приходит к следующему

выводу: «Мысль о небытии и о прекращении индивиду¬

альной жизни нисколько не страшна для человека, вос¬

питанного на философских принципах. Уничтожение

есть полный покой, избавление от всех страданий, от

всех впечатлений, терзающих душу и тело; это было уже

вполне выяснено глубокой религией Будды. Итак, уни¬

чтожения нечего бояться, оно гораздо скорее желатель¬

но, когда жизнь достигает предела и когда наступает

старость со своей неизбежной свитой недомоганий»

(стр. 431).
Не следует думать, будто только что приведенные

мнения исключительны для Бюхнера. Следует заметить,

что мы находим те же мысли в книге Геккеля «Мировые

загадки», появившейся почти через полвека после перво¬

го издания «Силы и материи». Он также находит ответы

на вопросы, столь занимающие человечество. Как мы

видели в пятой главе, для него также задача нравствен¬

ной философии сводится к общественному инстинкту че¬

ловека и не имеет ничего общего с каким бы то ни было

религиозным догматом. Что же касается назначения че¬

ловека, то он следующим образом решает этот вопрос:

«Самый желательный конец после трудовой жизни по

совести, хорошо проведенной, — это вечный покой мо¬

гилы» (стр. 239).
Бюхнер и Геккель утешают тем, что смерть есть веч¬

ный «покой», упуская из виду, что между покоем и пол¬

ным небытием — огромная разница.
Мы находим очень большое сходство в доводах обо¬

их популяризаторов науки XIX века. Как Бюхнер приво¬

дит легенду о «вечном жиде», так и Геккель опирается

на легенду о несчастном Агасфере, тщетно искавшем

смерти и находившем свою вечную жизнь нестерпимой.
«Если даже,— говорит Геккель,— представить себе

эту жизнь среди рая со всеми его прелестями, она все

166
же в конце концов должна стать страшно скучной»

(стр. 239).
Только что приведенные мнения, несомненно, разде¬

ляются очень большим числом людей, опирающихся на

научные доводы; но нет недостатка и в ученых, иначе

смотрящих на занимающий нас вопрос.
Размышляя об общих научных и мировых задачах,

немецкий физиолог Эмиль Дюбуа-Реймон провозгласил

свое «не узнаем» (Ignorabimus). Этим он хотел предуп¬

редить, что целый ряд вопросов, в высшей степени важ¬

ных для человечества, — выше людского понимания

и никогда не будет разрешен. Эти-то семь мировых зага¬

док старается разрешить Геккель в своей вышеназван¬

ной книге.
Нередки ученые, думающие, что главные задачи, ко¬

торые, по мнению Толстого, одни составляют настоящую

науку, никогда не будут разрешены. «Каждый день,—

говорит Шарль Рише (1. с., стр. 35), — приносит какую-

нибудь новую победу, не разрешая конечной загадки —

назначения человека,— загадки, которая, вероятно, ни¬

когда не будет решена». Философы тоже исповедуют

сходные мнения. «Конечно,— говорит Гюйо,— не у на¬

уки должен индивидуум спрашивать доказательств

своей вечности» («Irreligion», стр. 460).
Ответы современной науки недостаточны для утеше¬

ния умов, обращающихся к ней. Когда в споре о банк¬

ротстве ее LLI. Рише приводит благодетельное лечение

дифтерита специфической сывороткой в доказательство

могущества научных открытий, то Брюнетьер отвечает

ему: «Серотерапия не помешает нам умереть и, более

того, не научит нас, зачем мы умираем». Всегда мы воз¬

вращаемся к вопросу о смерти. Стоит ли вылечивать от

дифтерита ребенка, обреченного сделаться взрослым,

чтобы узнать о неизбежности смерти, которая должна

наполнить его ужасом?
Если наука бессильна разрешить важнейшие задачи,

терзающие человечество, если она отказывается от этого

по недостатку знания, если она не находит другого ко¬

нечного решения, как предложение могильного уничто¬

жения, то легко понять, что многие даже самые выдаю¬

щиеся умы отворачиваются от нее. Желание найти ка¬

кое-нибудь утешение в страданиях нашего бытия без

определенной цели направляет их в объятия религий

167
и метафизик. Вот почему в современном человечестве,

несомненно, замечается стремление назад к вере. Погру¬

жаются в мистицизм, думая, что он даст ответ менее

безотрадный, чем уничтожение, небытие 12.
Эти поиски сверхъестественного заметны во всех сло¬

ях современного общества. Поэтому в высшей степени

интересно определить внутренний механизм отдалений

от науки и возвращения к вере. В «Исповеди» Толстого

мы находим лучшее изложение этой перемены.
Придя к тому выводу, что жизнь — бессмыслица,

потому что она не может быть согласуема со страхом

смерти и полного уничтожения (см. гл. VI), Толстой

спросил себя, не удастся ли ему решить великую задачу

человеческого существования с помощью научных дан¬

ных? «Я искал во всех знаниях и не только не нашел, но

убедился, что все те, которые так же, как и я, искали

в знании, точно так же ничего не нашли. И не только не

нашли, но ясно признали, что то самое, что приводило

меня в отчаяние — бессмыслица жизни, есть единствен¬

ное несомненное знание, доступное человеку» (стр. 26).

«Долго мне казалось, вслушиваясь в важность и серь¬

езность тона науки, утверждавшей свои положения, не

имеющие ничего общего с вопросами человеческой жиз¬

ни, что я чего-нибудь не понимаю» (стр. 27).
А между тем вопрос, который ставил себе Толстой,

казался ему очень простым: «Зачем мне жить, зачем

что-нибудь делать? Еще иначе выразить вопрос можно

так: есть ли в моей жизни смысл, который не уничто¬

жался бы неизбежной, предстоящей мне смертью? На

этот-то один и тот же, различно выраженный, вопрос

я искал ответа в человеческом знании» (стр. 27). «С

ранней молодости меня занимали умозрительные зна¬

ния, но потом математические и естественные науки

привлекли меня, и пока я не поставил себе ясно своего

вопроса, пока вопрос этот не вырос сам во мне, требуя

настоятельного разрешения, до тех пор я удовлетворял¬

ся теми подделками ответов на вопрос, которые дает

знание» (стр. 28). «Я говорил себе: все развивается,

дифференцируется, идет к усложнению и усовершенство¬

ванию, и есть законы, руководящие этим ходом. Ты —

часть целого». «Как ни совестно мне признаться, но бы¬

ло время, когда я как будто удовлетворялся этим. Это

было в то самое время, когда я сам усложнялся и

168
развивался. Мускулы мои росли и укреплялись, память

обогащалась, способность мышления и понимания уве¬

личивалась, я рос и развивался, и, чувствуя в себе этот

рост, мне естественно было думать, что это-то и есть

закон всего мира, в котором я найду разрешение на во¬

прос моей жизни. Но пришло время, когда рост во мне

прекратился, я почувствовал, что не развиваюсь, а ссы¬

хаюсь, мускулы мои слабеют, зубы падают, и я увидал,

что закон этот не только ничего мне не объясняет, но

что и закона такого никогда не было и не могло быть,

а что я принял за закон то, что нашел в себе в извест¬

ную пору жизни» (стр. 29).
«Не найдя разъяснения в знании, я стал искать этого

разъяснения в жизни,— продолжает Толстой свой захва¬

тывающий рассказ,— надеясь в людях, окружающих ме¬

ня, найти его» (стр. 44). «Разум работал, но работало

и еще что-то другое, что я не могу назвать иначе, как

сознанием жизни. Работала еще та сила, которая за¬

ставляла меня обращать внимание на то, а не на это,

и эта-то сила вывела меня из моего отчаянного положе¬

ния и совершенно иначе направила разум» (стр. 133).
Это новое направление оказалось чувством веры.

«Как я ни поставлю вопроса: как мне жить? — ответ: по

закону божию. Что выйдет из настоящей моей жиз¬

ни? — Вечные мучения или же вечное блаженство. Ка¬

кой смысл, не уничтожаемый смертью? — Соединение

с бесконечным богом, рай. Так что... я был неизбежно

приведен к признанию того, что у всего живущего чело¬

вечества есть еще какое-то другое знание, вне разума,—

вера, дающая возможность жить».
«Противоположность разума и веры оставалась для

меня тою же, что и прежде, но я не мог не признать

того, что вера дает человечеству ответы на вопросы жиз¬

ни и вследствие этого возможность жить».
«Разумное значение привело меня к признанию того,

что жизнь бессмысленна,— жизнь моя остановилась, и я

хотел уничтожить себя. Оглянувшись на людей, на все

человечество, я увидел, что люди живут и утверждают,

что знают смысл жизни. На себя оглянулся; я жил, пока

знал смысл жизни. Как другим людям, так и мне смысл

жизни и возможность жизни давала вера» (стр. 57).
Сойдя на этот путь веры, Толстой пришел к следую¬

щему воззрению: «Задача человека в жизни — спасти

169
свою душу; чтобы спасти свою душу, нужно жить по-

божьи, а чтобы жить по-божьи, нужно отрекаться от

всех утех жизни, трудиться, смириться, терпеть и быть

милостивым» (стр. 77). Это заключение в свою очередь

вызвало следующее: «Сущность всякой веры состоит

в том, что она придает жизни такой смысл, который не

уничтожается смертью» (стр. 78).
Легко видеть, что вся эта эволюция, порожденная

инстинктивным страхом смерти, привела к вере в нечто,

сохраняющееся после смерти. При этих условиях стано¬

вится понятной упомянутая враждебность к науке, так

явно выраженная Толстым.
Конечно, не одного Толстого привела невозможность

решения научным способом вопроса смерти к отверже¬

нию науки и возврату к вере.
Насколько можно судить по статьям Брюнетьера, он

должен был пережить аналогичную внутреннюю борьбу,

прежде чем полностью возвратиться в лоно католи¬

ческой церкви.
Но даже столь положительный и скептический ум,

как Золя, не устоял против настроений, даваемых верой.

По этому поводу мы находим очень интересную заметку

у Э. Гонкура от 20 февраля 1883 г.: «Сегодня вечером

после обеда, у софы из резного дерева, возле которой

подают ликеры, Золя заговаривает о смерти, навязчивая

идея которой еще более преследует его после смерти

матери. После молчания он прибавляет, что смерть эта

пробила брешь в нигилизме его религиозных убежде¬

ний,— так ужасает его мысль о вечной разлуке».
Очевидно, что в слоях общества, менее проникнутых

рационалистическими и научными идеями, очень часто

должно наблюдаться возвращение к религии. В этом от¬

ношении мне известна история одной простой женщины-

работницы, которая признавалась, что в прежние време¬

на она вовсе не была верующей, но что со времени рож¬

дения ребенка стала верить в бога, думая, что одна эта

вера может избавить ее дитя от всех могущих постиг¬

нуть его бед.
Очень вероятно, что аналогичным размышлениям

обязан миф о Прометее, похитившем небесный огонь, за

что он был прикован к скале.
Ту же мысль очень определенно высказывает Соло¬

мон, говоря: «Вот я возвеличился и стал мудрее всех

170
господствовавших до меня над Иерусалимом, и сердце

мое познало много мудрости и знания. И я старался

познать мудрость и ошибки безумия. Но я узнал, что

и это — терзания ума. Потому что, где обилие знания,

там обилие горя, и тот, кто обогащается знанием, обога¬

щается и страданием».
Гораздо позднее Шекспир представил в Гамлете тип

человека очень высокой культуры, которому рассужде¬

ние и размышление мешают действовать. Не будучи в

состоянии рациональным путем решить преследующие

его задачи, он спрашивает себя: стоит ли жить? И при¬

бавляет следующие многозначительные слова: «Так со¬

знание обращает всех нас в трусов; так блекнет румя¬

нец воли перед бледным лучом размышления» *.
Ввиду согласного мнения стольких гениальных лю¬

дей приходится, однако, задаться вопросом: не вредит

ли слишком много знания людскому благу? Если в са¬

мом деле наука способна только разрушить веру и на¬

учить нас тому, что живой мир приходит к сознанию

бедствий старости, то спрашивается, не лучше ли вовсе

остановить науку в ее разрушительном шествии? Быть

может, это стремление людей к свету науки столь же

вредно для рода людского, как стремление мотыльков

к огню гибельно для этих несчастных насекомых?
Вопрос этот требует определенного ответа. Только

прежде чем вынести приговор, необходимо хорошенько

изучить все обстоятельства дела, что мы и постараемся

выполнить в двух следующих главах.
Глава X
Введение в научное изучение старости
Мы можем не разделять мнения тех, которые отвора¬

чиваются от науки и ищут правды и утешения в рели¬

гии; но мы не имеем права не считаться с их мнением

или относиться к нему свысока. Нельзя также ограничи¬

ваться утверждением, что люди, страдающие от проти¬

воречия между желанием жить и неизбежностью смерти

и ищущие разрешения этой задачи, слишком требова¬

тельны и не могут быть удовлетворены.
*	Oevres choisies de Shakespeare, trad, française de Michel, I,

1881, p. 282.

171
Когда говорят врачу: «Голод и жажда мои неутоли¬

мы», он не отвечает: «Жадным быть очень скверно; сле¬

дует побороть этот недостаток силою воли». Он подроб¬

но исследует больного и старается по возможности из¬

бавить его от симптомов, на которые он жалуется и ко¬

торые обусловливаются чаще всего сахарной болезнью.
Точно так же должны относиться люди науки

к жаждущим жизни,— они обязаны стремиться

к уменьшению их страдания. [...]
Несомненно, что старость — печальное состояние;

для того чтобы проникнуть в сущность его, необходимо

глубокое изучение. Пока не имели никакого представле¬

ния о настоящей причине болезней, большею частью не

могли ничего предпринять для пресечения их. То же от¬

носится и к старости. [...]
Глава XI
Введение в научное изучение смерти
После всего сказанного в предыдущей главе, я ду¬

маю, согласятся со мною, что в более или менее отда¬

ленном будущем станет возможным изменить состоя¬

ние старости. Из болезненной и отталкивающей, какова

она теперь, старость обратится в физиологическую

и выносимую. Добьются также большей долговечности

сравнительно с настоящей. Но, возразят мне, к чему

жить 100 или 120 лет вместо 70 или 80, если останется

все та же ужасная перспектива неизбежного уничтоже¬

ния смертью? Разве не было уже доказано Марком Ав¬

релием (1. с., стр. 247), что «тот, кто умирает, достигнув

крайнего предела жизни, нисколько не выигрывает срав¬

нительно с тем, который умирает преждевременно»?

Или еще, что «безразлично, наблюдать ли окружающее

в течение ста или трех лет» (стр. 248)? В этих изречени¬

ях не принимается в соображение качественная разница

в оценке вещей в различные возрасты. Люди 25 и 50 лет

не только различно рассуждают, но также и различно

воспринимают внешние впечатления. Даже «взгляд на

происходящее вокруг» у одного и того же человека ме¬

няется по мере его возраста. Молодые люди ценят впе¬

чатления, сравнивая их со своим идеалом, а так как по¬

следний всегда очень высок, то действительность не

172
удовлетворяет их. Они требовательны и не довольны

тем, что дает им реальный мир. Зрелые или более по¬

жилые люди легче удовлетворяются, гораздо лучше со¬

знавая действительную цену вещей. Как было уже раз¬

вито в одной из предыдущих глав, молодые более

склонны к пессимизму, чем старые.
Итак, оценка жизни меняется с возрастом. Меняется

ли она и относительно смерти? [...]
Наиболее важный вопрос, связанный с естественной

смертью, следующий. Сопровождается ли она у челове¬

ка исчезновением инстинкта к жизни и появлением но¬

вого — инстинкта смерти? [...]
Нам должно казаться совершенно удивительным

и почти невероятным, что у человека может развиться

инстинкт естественной смерти,— до того проникнуты мы

совершенно обратным жизненным инстинктом.
[...] Человечество, столь сильно жаждущее жить,

легче поверит в бессмертие, чем в переход инстинкта

жизни в инстинкт смерти. Последний, очевидно в потен¬

циальной форме, гнездится в природе человеческой. Ес¬

ли бы цикл жизни людской следовал своему идеально¬

му, физиологическому ходу, то инстинкт естественной

смерти проявлялся бы своевременно — после нормаль¬

ной жизни и здоровой, продолжительной старости.
Вероятно, этот инстинкт должен сопровождаться

чудным ощущением, лучшим, чем все другие ощущения,

которые мы способны испытывать. [...]
В действительности жизнь наша с самого начала

претерпевает пагубное влияние дисгармоний челове¬

ческой природы. Влияние это становится все большим

и большим в течение нашего существования и приводит

к расстроенной патологической старости. Нет ничего

удивительного в том, что при этих условиях люди не

ощущают ни желания состариться, ни инстинкта смерти.

Старики, несмотря на свою привязанность к жизни, не

в состоянии ощущать всей ее прелести и умирают со

страхом, не узнав, что такое инстинкт смерти.
Их можно сравнить с женщинами, вышедшими за¬

муж раньше развития своей половой потребности

и умирающими во время родов, не зная, что такое на¬

стоящий любовный инстинкт. В прежние времена число

таких женщин было значительно. В некоторых частях

Абиссинии девушки выходят замуж очень рано, не до-

173
стигнув должного физического развития. По Гассен-

штейну *, почти треть (30%) этих молодых женщин

умирает во время родов. Они покидают жизнь, не зная

хорошенько, что такое настоящий половой инстинкт.
Успехи культуры вообще и медицины в очень значи¬

тельной степени уменьшили число таких женщин.
Надо надеяться, что наука достигнет таких же успе¬

хов по отношению к инстинкту естественной смерти.
С прогрессом науки все более и более увеличится

число людей, доживающих до нормального появления

этого инстинкта.
Г лава XII
Общий обзор и выводы
Человек, происшедший от какой-нибудь человекооб¬

разной обезьяны, унаследовал организацию, приспособ¬

ленную к условиям жизни совершенно иным, чем те, в

которых ему приходится жить. Одаренный несравненно

более развитым мозгом, чем его животные предки, чело¬

век открыл новый путь к эволюции высших существ. Та¬

кое быстрое изменение природы привело к целому ряду

органических дисгармоний, которые тем сильнее давали

себя чувствовать, что люди стали умнее и чувствитель¬

нее. Отсюда — целая вереница несчастий, которые бед¬

ное человечество старалось устранить всеми доступными

ему средствами.
[...] Но величайший разлад человеческой природы

заключается в патологической старости и в невозмож¬

ности дожить до инстинкта естественной смерти. Эта

дисгармония послужила поводом к наивному и ложному

представлению о бессмертии души, о воскресении тела,

равно как и ко многим другим догматам, которые выда¬

вались за истины, переданные откровением.
Но человеческий ум, направляясь постоянно впе¬

ред, восстал против этих попыток первобытной мысли.
Сознавая бессилие человечества восстановить столь

желанную гармонию, многие примирились с пассивным

фатализмом и стали даже думать, что жизнь челове¬

ческая есть род иронии судьбы и составляет ложный
*	Ploss-Bartels. Das Weib, Bd. 1, S. 626.

174
шаг в развитии живых существ. Точная наука, развива¬

ясь медленно, но в определенном направлении, попыта¬

лась, наконец, взять дело в свои руки. Подвигаясь

постепенно и прогрессируя от простого к сложному и от

частного к общему, она установила ряд истин, которые

стали общепринятыми.
Несчастное человечество ставило науке вопрос за во¬

просом и теряло терпение перед медленностью научных

успехов. Оно провозглашало суетными и малоинтерес¬

ными те задачи, которые науке удавалось разрешать.

Временами оно предпочитало даже вернуться назад

и обманывать себя прекрасными иллюзиями, которые

предлагали ему религиозные учения и философские

системы 13.
Но наука, уверенная в руководящих ею методах, спо¬

койно продолжала свое дело. Мало-помалу она сочла

себя вправе ответить на некоторые поставленные ей

вопросы.
Откуда происходим мы? — постоянно спрашивали ее.

Не является ли человек особым существом, созданным

по образу божию и одухотворенным святым бессмерт¬

ным духом? Нет — отвечала наука.
Человек есть род обезьяньего выродка, одаренного

большим умом и способного пойти очень далеко. Мозг

его выполняет весьма сложные и совершенные отправле¬

ния, значительно высшие, чем у животных предков, но

несовместимые с существованием бессмертной души.
Куда идем мы? Вот вопрос, всего более занимающий

человечество, так как ему менее важно знать свое про¬

исхождение, чем свое предназначение. Есть ли смерть

полное уничтожение, или же она — только начало но¬

вой, бесконечной жизни? Если не это последнее ждет

нас, то как примириться с неизбежностью смерти?
Наука не может допустить бессмертия сознательной

души, так как сознание есть результат деятельности эле¬

ментов нашего тела, не обладающих бессмертием. Это

последнее свойственно лишь очень низко стоящим су¬

ществам, которые постоянно восстановляются посредст¬

вом деления и сознание которых еще очень неразвито.
Так как смерть представляется нам полным уничто¬

жением, то ее неизбежность становится невыносимой

вследствие условий, при которых она настигает нас. Она

является в то время, когда человек не закончил своего

175
нормального развития и когда он вполне обладает ин¬

стинктом к жизни.
С тех пор как человек поднялся несколько выше сво¬

их непосредственных, обыденных интересов, он начал

спрашивать себя, имеет ли жизнь человеческая опреде¬

ленную цель и какова она? Не находя ее большею

частью, он дошел до того, что стал утверждать, будто

существование его — простая случайность и что не сле¬

дует даже искать его цели.
Ввиду этого он приходил к угнетающим и песси¬

мистическим заключениям. Человечество очутилось

в положении отрока, который до появления полового

чувства спрашивал бы себя, какова цель его половых

органов? Так как они, в своей половой функции, ни

к чему не служат ему, он легко мог бы заключить, что

они бесполезны и даже нелепы.
Вследствие дисгармонии своей природы человек не

следует нормальному развитию. Первая часть его жизни

проходит еще без особых отклонений; но после зрелого

возраста развитие наше более или менее извращается

и кончается преждевременной патологической старостью

и слишком ранней и неестественной смертью.
Не должна ли бы скорее всего цель человеческого

существования заключаться в завершении полного фи¬

зиологического цикла жизни с нормальной старостью,

приводящей к потере жизненного инстинкта и к появле¬

нию инстинкта естественной смерти?
В пессимистическом лагере часто о смерти шла речь

как о настоящей цели человеческого существования.

Так, Шопенгауэр * говорит: «Поистине, на смерть следу¬

ет смотреть как на настоящую цель жизни; в минуту ее

появления решается все раньше подготовленное и вос¬

принятое в течение всей жизни».
Та же мысль выражена и в стихах Бодлера**.
C’est la mort, qui console, hélas! et qui fait vivre;

C'est le but de la vie et c’est le seul espoir,
Qui comme un élixir, nous monte et nous énivre

Et nous donne le coeur de marcher jusqu’au soir.
*	«Die Welt als Wille und Vorstellung», II, S. 730.
** «Fleurs du mal. La mort du pauvres», 1883, p. 340.
Смерть утешает — увы! — и заставляет жить,
Она — цель жизни и единственная надежда,
Которая, как эликсир, нас бодрит и опьяняет

И дает смелость идти до вечера.

176
На нормальный конец, наступающий после развития

инстинкта смерти, действительно, можно смотреть как

на конечную цель человеческого существования. Но пре¬

жде чем дойти до этого, надо пережить целую нор¬

мальную жизнь, которая также должна быть удовлет¬

воренной. Познание настоящей цели существования

значительно облегчает эту задачу, указывая нам на

поведение, которого надо держаться в течение всей

жизни. [...]
Слишком большая сложность жизни современных

цивилизованных народов для Герберта Спенсера явля¬

ется признаком прогресса; по-моему же, это неверно.

Спенсер говорит о пище, ее разнообразии и изготовле¬

нии. Несомненно, что сложность ее вредна с точки зре¬

ния физиологической старости и что более простая пища

менее цивилизованных народов полезнее. Нам незачем

излагать здесь кулинарную гигиену; достаточно сказать

что большинство утонченных блюд, употребляемых в бо¬

гатых домах, гостиницах и ресторанах, очень небла¬

гоприятно раздражает органы пищеварения и выделе¬

ния. С этой точки зрения истинный прогресс заключает¬

ся в устранении современной кухни и в возврате к про¬

стой еде наших предков. Одно из условий, позволивших

евреям библейского периода обладать более здоровой

и продолжительной жизнью, чем цивилизованные наро¬

ды,— это, конечно, большая простота их пищи. Истин¬

ная гигиена не согласна с утонченным кулинарным ис¬

кусством; точно так же не одобряет она слишком боль¬

шую дифференцировку в современных одеждах и жили¬

щах. Итак, прогресс заключается в упрощении многих

сторон жизни цивилизованных народов.
Роскошь, сделавшая людям так много зла, вполне

входит в формулу перехода «от неопределенной одно¬

родности к определенной разнородности». Основой этой

роскоши служит не общий закон мирового развития,

а гораздо скорее воззрение на жизнь, совершенно иное,

чем то, которое считает целью существования — восста¬

новление нормального цикла человеческой жизни.
Очень может быть, что один из древнейших источни¬

ков мировоззрения, приведшего к такой роскоши, нахо¬

дится еще в книге Экклезиаста. Придя к тому заключе¬

нию, что, «где изобилие знания, там изобилие горя»,

и «познав из всего сотворенного богом, что человек НС

177
может узнать причины всего совершающегося под солн¬

цем и что, если он ищет узнать ее, он не найдет ее,

и что, если мудрец даже и говорит, что знает ее, все же

он не разыщет ее», Соломон проповедует следующие

правила поведения: «Иди же и ешь хлеб твой с ра¬

достью и весело пей вино свое, потому что богу приятны

дела твои. Да будут одежды твои всегда белы и голова

твоя благовонна. Наслаждайся всеми днями твоей сует¬

ной жизни с любимой женщиной, данной тебе под солн¬

цем на все дни твоей суетности; потому что таков

удел твой в жизни, должный тебе за работу, которую ты

творишь под солнцем. Делай по мере сил своих все, что

можешь делать; потому что в могиле, куда ты направ¬

ляешься, нет ни дел, ни речей; ни знания, ни муд¬

рости».
Мудрость эта поучает, что надо сколь возможно бо¬

лее наслаждаться жизнью, так как человек не способен

разрешить задачи о цели своего существования. Учение

это сделалось руководящим и привело к жизненной

организации, которая все прогрессировала по этому эпи¬

курейскому пути.
Но как только смысл и цель жизни становятся опре¬

деленнее, истинное благо не может более заключаться

в роскоши, противной усовершенствованию нормального

цикла человеческой жизни. Вместо того чтобы злоупот¬

реблять всеми наслаждениями, молодые люди, убежден¬

ные, что это повело бы к печальным, патологическим

последствиям старости и смерти, будут, наоборот, подго¬

товлять себе физиологическую старость и естественную

смерть. Годы учения будут, конечно, гораздо продолжи¬

тельнее. Уже и в наше время они длятся значительно

дольше, чем это было несколько десятков лет назад.

Чем более будет увеличиваться масса знания, тем боль¬

ше времени надо будет для ее изучения. Но подготови¬

тельный период этот служит прелюдией зрелости и иде¬

альной старости.
Отталкивающая картина современной старости отно¬

сится к старости, уклонившейся от своего настоящего

смысла, полной эгоизма, узости взглядов, негодности

и злости. Физиологическая старость будущего, конечно,

станет иной в этом отношении. [...]
Старость, являющаяся при настоящих условиях ско¬

рее ненужной обузой для общины, сделается рабочим,

178
полезным обществу периодом. Старики, не подвержен¬

ные более ни потере памяти, ни ослаблению умственных

способностей, смогут применять свою большую опыт¬

ность к наиболее сложным и тонким задачам общест¬

венной жизни.
Когда жизнь человеческая значительно продлится, не

поведет ли это к слишком густому перенаселению зем¬

ли? Уже и теперь жалуются на то, что старики живут

слишком долго и не очищают место молодым. Против

избытка жизни на земле будут легко регулировать рож¬

даемость, с тем чтобы производилось меньшее количест¬

во индивидуумов. Количество людей может уменьшить¬

ся, но их качество улучшится, и долговечность увеличит-

ся. [...]
Весьма вероятно, что научное изучение старости

и смерти, которое должно будет составить две новые

отрасли науки — геронтологию и танатологию, приведет

к значительным изменениям в ходе последнего периода

жизни. Все известное по этому поводу подтверждает та¬

кое предположение. Но можно ли будет когда-либо дойти

до инстинкта естественной смерти? Он гнездится в глу¬

бине человеческой природы в скрытом состоянии. Воз¬

можно ли будет разбудить его? Так долго не обнаружи¬

ваясь, он, быть может, атрофировался? Наука сумеет

разъяснить этот вопрос.
[...] Благоприятные условия и некоторого рода вос¬

питание инстинкта естественной смерти, по всей вероят¬

ности, будут в состоянии пробудить и в достаточной ме¬

ре развить его.
Много работы предстоит людям, прежде чем они до¬

стигнут этой цели. Но характерную черту науки состав¬

ляет именно то, что она требует большой активности,

в то время как религиозные учения и системы метафизи¬

ческой философии ограничиваются пассивным фатализ¬

мом и немым смирением. Даже одна перспектива полу¬

чить в более или менее отдаленном будущем научное

разрешение великих задач, занимающих человечество,

способна дать большое удовлетворение.
Когда Толстой, терзаемый невозможностью решить

эту задачу и преследуемый страхом смерти, спросил се¬

бя, не может ли семейная любовь успокоить его душу,

он тотчас увидел, что это — напрасная надежда. К чему,

179
спрашивал он себя, воспитывать детей, которые вскоре

очутятся в таком же критическом состоянии, как и их

отец? «Зачем же им жить? Зачем мне любить их, рас¬

тить и блюсти их? Для того же отчаяния, которое во

мне, или для тупоумия? Любя их, я не могу скрывать от

них истины, — всякий шаг ведет их к познанию этой ис¬

тины. А истина — смерть». Понятно, что некоторые лю¬

ди, дойдя до такого пессимистического воззрения, воз¬

держиваются от произведения потомства.
С точки же зрения, проводимой в этой книге, поло¬

жение наше кажется гораздо менее безвыходным. Одна

уверенность, что человеческая жизнь не представляет ни

ложного шага природы, ни бессмыслицы, от которой

следовало бы избавиться всевозможными способами,—

одна эта уверенность уже способна успокоить умы мыс¬

лящих и страдающих людей.
Наше поколение не имеет никаких шансов дожить до

физиологической старости и естественной смерти. Но

оно найдет, однако, истинное утешение в надежде, что

молодые сделают несколько шагов вперед к этой цели.

Оно будет думать, что с каждым новым поколением

окончательное решение задачи будет все ближе и

ближе и что когда-нибудь настанет день, когда люди

достигнут истинного блага.
Это прогрессивное шествие требует еще многих

жертв; уже и теперь люди науки жертвуют своим здо¬

ровьем, а иногда и жизнью для решения какой-нибудь

важной задачи, как, например, некоторых медицинских

вопросов, касающихся лечения и спасения жизни себе

подобных.
Для достижения этого надо, чтобы люди были убеж¬

дены во всемогуществе науки и во вредном влиянии глу¬

боко укоренившихся предрассудков. Придется изменить

много современных обычаев и учреждений, кажущихся

так прочно установленными. [...]
Если мыслим идеал, способный соединить людей

в некоторого рода религию будущего, то он не может

быть обоснован иначе, как на научных данных. И если

справедливо, как это часто утверждают, что нельзя

жить без веры, то последняя не может быть иной, как

верой во всемогущество знания.

180
Этюды оптимизма14
[...] Тот факт, что большинство людей верит в божество

и в будущую жизнь, основан не на религиозном инстин¬

кте, а объясняется влиянием воспитания и внушения.

Чувство страха перед различными явлениями есть очень

часто проявление врожденного инстинкта. Так, дитя бо¬

ится пауков, змей и даже очень безвредных животных

независимо от всякого указания извне. Но страх перед

бабой-ягой, лешими, домовыми, перед приветствием че¬

рез порог или перед передаванием соли и пр. развивает¬

ся вследствие рассказов о причиняемых ими ужасах по¬

мимо всякого инстинкта. Поэтому-то мы видим очень

часто, что люди, веровавшие в детстве в то, что им было

преподано внушением, теряют с годами и с развитием

разумной деятельности всякую веру. [...]
Тот, кто исполняет свои обещания, внушает тем са¬

мым больше доверия, чем тот, кто обещает много и ни¬

чего не делает. Наука уже часто оправдывала возлагае¬

мые на нее надежды. Она позволяет бороться с самыми

ужасными болезнями и облегчает существование. Рели¬

гии же, требовавшие исключительно веры без всякой

критики, как метода избавления человечества от страда¬

ний, наоборот, были не способны сдержать свои обе¬

щания.
Итак, упрек в проповедовании слепой веры в успех

науки — веры, заменяющей религию, — несправедлив,

так как дело сводится к вполне заслуженному доверию

к науке. [...]
Сорок лет искания рационального

мировоззрения15
Предисловие ко второму изданию
Потребность в новом издании предлагаемой читателю

книги не находится ли в противоречии со все сильнее

дающим себя чувствовать повсеместно противодействи¬

ем научному мировоззрению? В России это противодей¬

ствие выражается стремлением к мистицизму. Многие

181
русские обижаются, когда им говорят о «богоискатель¬

стве», уверяя, что такого искательства больше нет, что

оно уже привело к желанной находке. Даже в гораздо

более положительной Франции за последнее время все

громче раздаются голоса противников положительной

философии, возникшей и развившейся главным образом

на французской почве16. В этом движении нельзя не

видеть признака какого-то тревожного состояния, спо¬

собного привлечь к себе особенное внимание.
Есть ли возможность ближе определить это настрое¬

ние и проверить его справедливость и уместность? Не

подлежит сомнению, что недовольство судьбой и всякого

рода страдания заставляют людей искать утешения в

вере. Наивные люди ищут в монастырях убежища от

всякого рода горестей в жизни. Всем памятна история

Лизы Тургенева (в «Дворянском гнезде»), ушедшей в

обитель от неудовлетворенной любви. Таких примеров

немало и теперь. Но тут дело касается признанных или

непризнанных религий. Очень многие, не удовлетворя¬

ясь ими, все же ищут утешения в вере. [...]
Из всех предложенных метафизических систем все

большее и большее распространение теперь получает

бергсонизм, о котором мы говорили в предисловии

к первому изданию этой книги 17. С тех пор парижское

общество «Вера в жизнь» выпустило том организован¬

ных им публичных лекций «О современном материализ¬

ме» *. В нем собрано все, что можно было добыть луч¬

шего в борьбе за спиритуализм. В нем напечатана лек¬

ция Анри Пуанкаре18 о современном представлении

о том, что такое материя, и говорится о материализме

в биологии, политической экономии, в литературе, в те¬

атре и нравах.
Но особенное внимание обращает на себя лекция

Бергсона 19 «Душа и жизнь», в которой он дает сжатый

очерк всей своей метафизики. Для лиц, которым чтение

трех томов философии Бергсона почему-нибудь не по си¬

лам, эта лекция является особенно желанной. Благода¬

ря ей мы можем высказаться о бергсонизме более опре¬

деленно, чем это было сделано нами в предисловии

к первому изданию.
*	«La matérialisme actuel». «Bibliothèque de philosophie scientifi¬

que». Paris, 1913.

182
Бергсон, разумеется, не сомневается в том, что наше

сознание находится в каком-то соотношении с мозгом.

«Сознание, — говорит он, — несомненно, подвешено

к мозгу (подобно тому как платье может быть подвеше¬

но к крючку), но отсюда еще не следует, чтобы мозг мог

воспроизвести все подробности сознания и чтобы созна¬

ние было отправлением мозга» (стр. 17). Чтобы соста¬

вить себе определенное представление о характере соот¬

ношения между душой и телом, Бергсон углубляется

в самонаблюдение, которое приводит его к следующему

заключению. «Я вам скажу,— говорит он (стр. 24),—

что внимательное изучение жизни духа и соответствую¬

щих ей физиологических процессов приводит меня

к мысли, что здравый смысл прав и что в человеческом

сознании должно быть бесконечно больше содержания,

чем в соответствующем мозговом аппарате». Основыва¬

ясь на этом, Бергсон думает, что «мысль, по крайней

мере в большей своей части, независима от мозга»

(стр. 26). «Мозг есть лишь орган жестов, пантомимы,

и только ее», тогда как жизнь духа заходит далеко за

пределы жизни мозга. «Мозг, собственно говоря, не есть

орган ни мысли, ни чувства, ни сознания; но он обуслов¬

ливает то, что сознание, чувство и мысль распространя¬

ются на реальную жизнь и становятся способными

к целесообразному действию» (стр. 31). «Поэтому-то не¬

значительное изменение мозгового вещества может быть

достаточно для того, чтобы дух в его целом мог пока¬

заться нарушенным» (стр. 32). В случаях, когда

болезненное состояние отражается на духовной жизни,

можно спросить: «Самый ли дух страдает при этом,

или же скорей дело идет о нарушении механизма,

который приковывает дух к предметам?» Анализ па¬

мяти убеждает Бергсона в справедливости его мне¬

ния о существовании независимой души. Представ¬

ление психологов-позитивистов о том, что впечатления

органов чувств запечатлеваются в мозгу подобно тому,

как звуки отпечатываются на кружках фонографа, Берг¬

сон считает несовместимым с тем, что воспоминание

представляет образ цельным, тогда как восприятия

органов чувств множественны. В этом Бергсон видит

«очевидное доказательство того, что в воспоминании

участвует нечто совершенно отличное от простого меха¬

нического отпечатка». В деле памяти «мозг служит ско¬

183
рей для напоминания, чем для сохранения впечат¬

ления» (стр. 38). Тот факт, что при потере памяти забы¬

вают прежде всего имена собственные, потом нарица¬

тельные, прилагательные и позже всего глаголы, Берг¬

сон считает необъяснимым с точки зрения материа¬

листической и видит в нем доказательство, «что дух со

всех сторон заходит за пределы мозга и что отправле¬

ния последнего соответствуют лишь частице умственной

деятельности» (стр. 45).
Все эти выводы служат Бергсону для того, чтобы вы¬

яснить его отношение «к самому главному вопросу, ин¬

тересующему человечество»: «Откуда мы вышли? Что

мы делаем в этом мире? Куда мы направляемся?» Вот

как он отвечает на эти вопросы. «Если, как я старался

показать,— говорит Бергсон на стр. 47,— мысль заходит

за пределы жизни мозга, если последний ограничивает¬

ся приведением в действие незначительной части того,

что происходит в сознании, в таком случае бессмертие

души является столь вероятным, что доказательство дол¬

жно быть дано не тем, кто это утверждает, а напротив,

должны доказать свое мнение те, кто отрицает бессмер¬

тие». Следуя этому методу, Бергсон «приходит посте¬

пенно к положению, которое на практике равняется до¬

стоверности».
Все эти рассуждения, несмотря на свою кажущуюся

глубину и тонкость, не могут ни малейшим образом по¬

колебать того основного и с давних пор хорошо извест¬

ного факта, что сознание нарушается вместе с наруше¬

нием мозговой деятельности и прекращается с прекра¬

щением ее. Не только грубые нарушения' мозга, как те,

которые следуют за кровоизлиянием или механическим

повреждением, но и те незначительные изменения мозго¬

вой деятельности, которые наблюдаются во сне или

в сильном лихорадочном состоянии, вполне достаточны

для того, чтобы извратить сознание. Когда люди мечта¬

ют о бессмертии души и убаюкивают себя надеждой

встретить на том свете близких сердцу, то им не прихо¬

дят в голову перспективы очутиться там с той степенью

сознания, которая свойственна грудному ребенку или

одряхлевшему старику. Достаточно, следовательно, не¬

доразвития детского мозга или обветшания старческого

мозга, чтобы низвести нашу сознательную жизнь на ни¬

кем не желательную ступень. Как же при этом еще

184
помышлять о сознании после превращения мозга в мерт¬

вую бесформенную массу! Когда приверженцы бессмер¬

тия души стали вызывать духов с того света, то оказа¬

лось, что эти духи снизошли с очень печальной созна¬

тельностью. Так, дух знаменитого спирита Майерса

явился очумелым, способным лишь говорить неинтерес¬

ные сплетни о председателе спиритического общества

и т. п. Дух другого предводителя спиритов, Годжсона,

вызванный знаменитым Джемсом, наговорив всяких не¬

лепостей, очень скоро скрылся. Не думаю, чтобы верую¬

щим в будущую жизнь улыбалась перспектива обра¬

титься в подобного рода духов, которые притом же бы¬

ли, очевидно, не что иное, как род галлюцинации их

приемников—медиумов. Основываясь на приведенных

примерах сошедших на землю душ умерших, можно по¬

думать, что «тот свет» представляет собой какой-то бес¬

телесный дом сумасшедших.
Против неразрывности связи душевной деятель¬

ности с мозгом можно ли считать возражением рассле¬

дования Бергсона о потере памяти слова, основанные на

врачебных наблюдениях, «недостаточных самих по себе

и не подлежащих точному толкованию», как это свиде¬

тельствует один из лучших знатоков физиологии моз¬

га — Герман Мунк!
Показав, что наука не разрешила вопроса о том, как

в мозгу отдельные впечатления могут обобщаться

в цельное представление, сохраняемое в памяти, Берг¬

сон заключает из этого, что дух независим от мозга. Но

из его критики может быть только логически выведено,

что представление об отпечатывании образов в мозго¬

вых клетках недостаточно выяснено, а никак не то, что

память есть отправление души, независимое от тела.
Подбодренный успехом, Бергсон, перешедший от пред¬

положения возможности и даже вероятности бессмер¬

тия души к признанию достоверности этой гипотезы, не

удовлетворит тех своих последователей, которые слуша¬

ют его в надежде утешиться чаянием загробной встречи

с потерянными близкими. Еще менее может он удовлет¬

ворить людей, стоящих на прочной основе позитивизма

и ищущих научного решения задачи жизни и смерти.
Сойдя с метафизической выси, на вопрос о том, «от¬

куда мы вышли», может быть дан тот самый ответ, ко¬

торый был высказан уже раньше. Человек произошел от

185
обезьяны, более всего приближающейся к сохранившим¬

ся данным видам человекообразных обезьян, хотя и не¬

вероятно, чтобы последние были прямыми человечески¬

ми предками. После того как этот вывод был почти еди¬

ногласно признан в науке, за последнее время стали

раздаваться отдельные голоса в противоположном на¬

правлении. В этом отношении выделяется мнение недав¬

но скончавшегося талантливого физиолога Циона20, ко¬

торый сделал все возможное, чтобы отстоять независи¬

мое от обезьян происхождение человека. В своем сочи¬

нении «Бог и наука» * он уделил особую главу этому

вопросу. При появлении этой книги газетные рекламы

возвестили, что Цион окончательно опроверг теорию

о родстве человека с обезьянами. Вся его аргументация

сводится, однако же, только к тому, что все известные

самые древние остатки человека четвертичной формации

относятся к вполне определенному человеческому виду,

не обнаруживая сколько-нибудь заметного перехода

к организму обезьян. Подобно тому как Бергсон из не¬

полноты данных о физиологии мозга заключает о су¬

ществовании независимой от тела бессмертной души,

так и Цион из недостаточности сведений об ископаемых

остатках человека заключает о независимости последне¬

го от организма обезьян. Кто не знает, что даже в са¬

мых цивилизованных странах Европы и Америки раскоп¬

ки далеко не дошли до желанной степени совершенства?

В Азии и Африке они только что начаты 21. К тому же

не подлежит сомнению, что скелет часто в почве подвер¬

гается разрушению и выветривается. Ведь не заключать

же из того, что в Неандертале была найдена только

черепная крышка, что остального скелета никогда не су¬

ществовало, или что у человека, жившего в окрест¬

ностях Гейдельберга в начале четвертичной эпохи, от

которого сохранилась нижняя челюсть, существовала

только она одна? При таких условиях недостаточность

палеонтологических данных не может умалять достоин¬

ства других доказательств, каковы поразительное сход¬

ство организации человека и человекообразных обезьян,

подобие их зародышей и одинаковые свойства тончай¬

ших реакций их кровяных сывороток. Между тем

Цион обходит все эти стороны вопроса молчанием и
*	«Dieu et Science». Paris, 1910.

186
останавливается исключительно на палеонтологических

остатках, придавая им неподобающее, чересчур важное

значение. Даже такой философ-метафизик, как Эдуард

фон Гартман*, лризнающий «цель природы» и пропо¬

ведующий, что каждый человек «должен принести себя

в жертву на алтарь природы, смысл которой состоит

в духовной жизни целого»,— и тот не останавливается

перед неполнотой палеонтологических данных о челове¬

ке. «Что человек был создан,— говорит он,— не чудом,

а развился медленно и постепенно из ряда животных

предков, это установлено так прочно, что более нет на¬

добности в доказательствах посредством геологических

переходных форм» (стр. 372).
Все научные приобретения последних лет вполне

подтверждают положение о происхождении человека от

обезьян-предков. [...]
Из всех дисгармоний человеческой природы самая

главная есть несоответствие краткости жизни с потреб¬

ностью жить гораздо дольше. Как было сказано выше,

наука еще далеко не сказала последнего слова в нашей

борьбе за продление жизни; хотя медленнее, чем мы бы

желали, но все же она подвигается к этой цели. С каж¬

дым годом она выясняет причины, сокращающие наши

дни, и указывает средства против хронического отравле¬

ния кишечными ядами. Главное при этом заключается

не в абсолютной долговечности, а в продлении жизни до

момента наступления чувства пресыщения ею и ощуще¬

ния потребности небытия. Предел этот, по всей вероят¬

ности, наступает в различных возрастах в течение ста¬

рости. [...]
Только гадательно можно определить средний

предел такой жизни ^ 100—120—145 лет с тем, что пра¬

вило это должно претерпевать немало исключений. По

этому поводу не могу умолчать о злоупотреблениях не¬

которых авторов, рассуждающих о предельном возрасте

человека. Проходя мимо книжного магазина, издающего

религиозные сочинения, я увидел в витрине «Трактат

о старости» Бонара **, почетного ректора католического

университета в Лилле. Заинтересовавшись отношением

к старости и смерти более чем семидесятилетнего стари¬
*	«Das Problem des Lebens», 1906.
** Baunard. Le vieillard, 7-е éd. Paris, 1913.

187
ка, я удивился полемическим приемам автора, с пеной

у рта отделывающего людей, не разделяющих его точки

зрения. Досталось, между прочим, и мне за то, что

я будто бы обещаю людям жизнь в течение восьми-

и девятисот лет! Мое мнение даже приведено у него

в виде цитаты из моей книги (без указания названия

и страницы), ни в одной из которых, разумеется, никог¬

да не было ничего подобного. Согласно со всеми осталь¬

ными писателями, я отнес легенду о Мафусаиле к числу

невероятных басен. Злобное отношение католического

ректора к противникам указывает лишь на то, что он не

настолько уверен в справедливости своего взгляда на

смерть, чтобы спокойно говорить о ней, как это подоба¬

ло бы его сану и возрасту.
Трудно допустить, чтобы в более или менее отдален¬

ном будущем наука не справилась с задачей и не разре¬

шила бы вопроса о продлении человеческой жизни до

желанного предела и об устранении других дисгармоний

человеческой природы. Столь же трудно допустить, что¬

бы замечаемое ныне противоинтеллектуальное направ¬

ление продержалось долго даже во Франции. Нужно ду¬

мать, что подобно тому, как человеческие жертвоприно¬

шения сделались исключением, как даже принесение

в жертву собственной жизни становится более редким,

как кровная месть сохранилась лишь среди диких или

полудиких людей, так равно разрешение личной и се¬

мейной обид дуэлью, а народной обиды — войной отой¬

дет раньше или позже в область истории. [...]
Подобно тому как не удержались правила нравст¬

венности, по которым нужно подставить левую щеку то¬

му, кто ударил тебя по правой, или по которым нельзя

жениться на разведенной жене и т. п., так же точно не

должны удержаться и проповедуемые теперь правила,

по которым за малейшее нарушение того, что называет¬

ся «честью», нужно идти на дуэль и воевать. [...]
Вступление
[...] Не подлежит сомнению, что за последнее время

все более и более сказывается потребность в разреше¬

нии вопросов, перед которыми в недоумении останавли¬

вается положительное знание. Долгое время многие

надеялись, что явления спиритизма откроют новую

188
область вёдения, которая с успехом пополнит пробелы,

оставляемые точной наукой, и докажет существование

нематериального духовного мира. Но за последние годы

акции спиритов сильно пошатнулись. Недавно Париж¬

ское психологическое общество, очень озабоченное вы¬

яснением явлений, считающихся спиритическими, при¬

гласило для ряда сеансов известную неаполитанку

Эузаннию Паладино, считающуюся чуть не самым чув¬

ствительным медиумом. Когда она была уличена в мо¬

шенничестве, то один из ее ревностнейших поклонников,

всегда усердно защищавший ее, должен был признать

обман, но оправдывал его утомлением уже престаре¬

лой спиритки. По его мнению, в прежние годы Эузан-

ния действительно проявляла удивительную способ¬

ность к медиумическим явлениям, но в старости она

ослабела и для поддержания своей репутации должна

была прибегать к уловкам и плутовству. Разумеется,

подобная аргументация никого не могла убедить.
Известный мыслитель Гюстав ле Бон22 принял к

сердцу стремление спиритов доказать справедливость

их утверждений. Он предложил премию тому, кто при

наличии надлежащего контроля покажет существова¬

ние медиумических явлений. Вызов, однако же, остался

без ответа. Продолжая интересоваться этим вопросом,

ле Бон собрал несколько лиц, в числе которых нахо¬

дился один из главных французских спиритов. Несмотря

на все усердие последнего, никто из присутствующих не

мог убедиться его доводами, между тем как речь хозяи¬

на вызвала всеобщее одобрение. Из расспросов, обра¬

щенных к гостям, оказалось, что никто из них (кроме

вышеупомянутого спирита) никогда не был свидетелем

явлений, подтверждающих существование медиумизма.

Когда очередь дошла до меня, то и я присоединился

к общему мнению. Мне не раз приходилось присутство¬

вать на спиритических сеансах, но они всегда оканчива¬

лись неудачей. В моей личной жизни тоже никогда не

приходилось встречаться с явлениями, сколько-нибудь

похожими на спиритические. [...]
В недавно вышедшем сочинении известного англий¬

ского физика Оливера Лоджа * собрано все, что только
*	«La survivance humaine», французский перевод с предисловием

Максуэля. Париж, 1912.

189
может утвердить веру в существование бестелесных ду¬

хов, вступающих в общение с людьми чрез посредство

медиумов, и, следовательно, веру в бессмертие души.

Автор не скрывает того, что он «инстинктивно» разделя¬

ет эту веру и высказывает предвзятое мнение в этом

смысле. Но ему хотелось бы найти научное доказатель¬

ство существования души без телесной оболочки, и он

выбивается из сил, чтобы убедиться в этом. Он приводит

подробные протоколы спиритических сеансов, на кото¬

рых медиумы (всегда женского пола) передают со слов

духов их сообщения о самых разнообразных вещах, по¬

чти всегда об очень незначительных и неинтересных ме¬

лочах, часто оказывающихся несоответствующими дей¬

ствительности. Оливер Лодж особенно настаивает на

убедительности так называемых «перекрестных сообще¬

ний», т. е. таких, где несколько медиумов в бессозна¬

тельном состоянии спиритического «транса» передают

фразы, которые получают смысл лишь тогда, когда их

соединяют воедино. Но Лодж находит это дело до того

сложным, что не решается излагать его с подробностя¬

ми, которые бы могли или убедить читателя, или же

вызвать соответствующую критику.
Вот вывод, к которому в конце концов приходит наш

автор. «Я принадлежу,— говорит он,— к числу тех, кото¬

рые думают — требуя, однако же, новых доказательств,

еще более сильных и более последовательных— что

в настоящее время наилучшая, хотя бы и провизорная,

гипотеза состоит в допущении возможности, в случаях

наиболее ясных, существования ясновидящего сношения

с умершими. Эти явления наблюдаются среди целой

суммы побочных данных... большая часть которых об¬

наруживает бессознательное происхождение и не имеет

доказательной силы» (стр. 265). Лодж надеется даже,

что когда-нибудь люди окажутся в состоянии сообщать¬

ся с существами, «находящимися в отдаленном про¬

странстве и, быть может, даже вне его», в небесном эфи¬

ре (стр. 266). Он не признает доказательными фотогра¬

фии приведений (стр. 78) и вообще высказывается

с большими колебаниями относительно существования

духов, требуя более убедительных доводов. Но все его

симпатии на стороне спиритизма.
Автор предисловия к книге Лоджа, французский спи¬

рит, или спиритолог, Максуэль, настаивает на том, что

190
рекомендуемый им автор признает лишь «возможным»

общение медиумов с духами. «Он допускает, что собран¬

ные наблюдения оправдывают принятие в виде времен¬

ной гипотезы сношения живых с мертвыми» (стр. IV).

«Но,— прибавляет Максуэль от себя,— не подлежит со¬

мнению, что мнение Лоджа само по себе неубедительно;

опыты, на которых он основывает свое суждение, могут

быть объяснены иначе, чем он это делает».
Итак, даже при наличности самого благоприятного

отношения к спиритизму двух приведенных авторов все

же остается еще много места для сомнения в явлениях,

которые они считают возможными, хотя и недостаточно

доказанными. При таких условиях понятно, что спири¬

тизм не насчитывает много последователей.
А между тем в современном обществе существует не¬

сомненная потребность к решению вопросов, относитель¬

но которых наука бессильна. В только что вышедшей

книжке французский философ Ле Руа (Le Roy) * до¬

вольно обстоятельно касается этого настроения. По его

мнению, новое поколение считает, что если настоящий

разум и «способен понимать различные вещи, каждую

по мере ее особенности, то неразумно воображать, будто

действительность может быть сведена исключительно

к одному ее проявлению, а знание — к одной его фор¬

ме». Это поколение думает, «что наука, даже расширен¬

ная и более приспособленная, чем теперь, ведающая

только то, что существует в наличности, т. е. одни фак¬

ты, совершенно не способна разрешить загадку челове¬

ческой жизни. Наука нигде не проникает в самую глуби¬

ну вещей, да и на свете существуют не только одни

вещи» (стр. 119). Этим объясняется «тоска по вере»

и «воскресение метафизики, то возрождение идеализма,

которое составляет одну из наиболее выдающихся черт

нашей эпохи» (стр. 123). Эта потребность нашла себе

выражение в многочисленных попытках создать идеа¬

листическое мировоззрение, способное повести к воз¬

никновению новой религии.
Недавно скончавшийся американский философ

Джэмс был столь убежден в существовании загробного

мира, что обещал после своей смерти найти способ ду-
*	«Une philosophie nouvelle». Paris, 1912.

191
ховного общения со своими друзьями. Он, однако же, до

сих пор не выполнил этого обещания. Но после него

осталась попытка создать философию, входящую в

рамки «прагматизма». Это — чисто практическое пост¬

роение, очень напоминающее те религии, которые пропо¬

ведовались не ради их соответствия с истиной, а ввиду

приносимой ими пользы людям. Внушалась, например,

«геенна огненная» не потому, что она существует, а

только как мера для предупреждения дурных поступков.

«Прагматизм допускает все. Он допускает логику, он

допускает чувства и готов считаться с самыми ничтож¬

ными и частичными опытами. Если мистические опыты

могут повести к практическим последствиям, то он со¬

гласится и с ними. И если бы оказалось, что при этом

мог встретиться бог, то прагматизм признал бы и бога,

живущего среди мелкоты обыденных событий». «За при¬

знак истинности прагматизм выбирает то, что всего бо¬

лее может послужить для руководства в жизни...» * Так

как «потребность нравственного распорядка, который

бы не ограничивался временем, составляет одно из глу¬

бочайших вожделений нашего сердца», то прагматизм

допускает «идею бога, несмотря на то что она уступает

в ясности математическим данным... но потому, что она

представляет практическое преимущество, обеспечивая

нам идеальный строй, господство которого не может

быть ничем нарушено» (стр. 107). И вообще «принципы

прагматизма не позволяют нам отбросить гипотезу, если

она ведет к следствиям, полезным в жизни» (стр. 246).
Нося чисто практический характер, прагматизм не

задается решением общих вопросов бытия. Джэмс не

считает, «чтобы человеческий опыт представлял высшую

форму опыта, существующего на свете». Он думает, на¬

против, «что по отношению к миру в его целом мы похо¬

жи на наших любимцев собак и кошек в их отношении

к совокупности человеческой жизни. Они живут в наших

гостиных и библиотеках и участвуют в событиях нашей

жизни, значения которых они и не подозревают. Они

являются, таким образом, простыми касательными кри¬

вых линий истории, концы которых, равно как и их фор¬

мы, совершенно недоступны их пониманию. Так и чело¬

век есть только касательная по отношению к широкой
* James. Le pragmatisme, французское издание, 1911, стр. 86.

192
жизни мира. Но если немало идеалов собаки и кошки

совпадает с нашими, то и нам позволительно думать

ввиду результатов, достигнутых религиозным опытом,

что существуют высшие силы, стремящиеся к спасению

мира и имеющие идеалы, подобные нашим. Прагма¬

тизм является, таким образом, религиозным учением».

«Пусть каждый решит, насколько он сможет приспосо¬

биться к такой религии. Прагматизму приходится отло¬

жить всякое догматическое решение этого вопроса, так

как мы еще не уверены в том, какой сорт религии может

в конце концов дать наилучший результат» (стр. 269,

270).
Несмотря на все остроумие построений Джэмса и его

сподвижников по части прагматизма, это учение не спо¬

собно утолить тоски по вере и неотступного желания

проникнуть в высшие сферы, недоступные положитель¬

ному знанию. Чисто практический характер его еще не

дает всего, к чему стремится человеческая душа. Понят¬

но поэтому, что современные философы 23 напрягли все

усилия, чтобы удовлетворить этой потребности. В этом

отношении за последнее время особенно выдался иен-

ский профессор философии Эйкен (Euken), который

в числе своих многочисленных произведений напечатал

книгу об основах нового воззрения на жизнь, другую —

о смысле и ценности жизни. Признанный успешным про¬

поведником нового миропонимания, он был за это на¬

гражден премией Нобеля. По этому поводу он произнес

публичную речь на торжественном собрании в Сток¬

гольме, в которой, под заглавием «Натурализм или

идеализм?» *, он представил в сжатой форме свою тео¬

рию. Признавая прикладное значение натурализма

в деле усовершенствования материальной стороны жиз¬

ни не подлежащим сомнению, Эйкен восстал против

проникновения его в более внутреннюю область нашего

существования, так как «подчинение всех человеческих

стремлений целям пользы представляется невыносимым

унижением и полным отказом от всего, что составляет

величие и достоинство человека» (стр. 3).«Если бы чело¬

век был не больше, как частицей природы, каковой она

представляется точной науке, то его бытие являлось бы
*	«Naturalismus oder Idealismus». Nobelrede. Les prix Nobel en

1908.

193
простым рядом отдельных явлении... причем не оказыва¬

лось бы ни малейшего места для высшего единства, для

внутренней связи жизни» (стр. 6). Такое единство, одна¬

ко же, должно быть признано, для чего мысль должна

оторваться от чувственных впечатлений и подняться на

высшую ступень. «Тот, кто представляет себе природу

как целое... тот сам помещается не внутри природы,

а выше ее и своей собственной деятельностью показыва¬

ет, что внешний мир еще не исчерпывает всей действи¬

тельности». «И современная техника не менее свидетель¬

ствует, что человек выше всякой простой природы, так

как она требует и доказывает предварительное участие

воображения, придумывание новых сочетаний, предчув¬

ствие новых возможностей, точный расчет и смелую

предприимчивость. Как допустить, чтобы простое естест¬

венное существо, частица данного явления природы мог¬

ла быть способной К подобным деяниям?» (стр. 7). «Гос¬

подство простой природы не дает тоже ни малейшего

места для нравственных проявлений» (стр. 8), и твор¬

чество в искусстве доказывает существование души. Та¬

ким образом, «жизнь оказывается не простой копией

или усвоением наличной действительности, а является

возвышением над ней и созиданием нового. Она не нахо¬

дит мир готовым, а должна его сама себе приготовить»

(стр. 10). Для достижения этого «нас должен обнять

и понести живой поток, исходящий из целого. Он дол¬

жен дать нам силу, чтобы вести борьбу за новую сту¬

пень действительности... и чтобы принять участие в дви¬

жении мироздания. Без корней в такой наличности все¬

целого наши духовные стремления никогда не получили

бы ни твердой опоры, ни верного направления. У нас

невозможна самостоятельная и самовозвышающаяся

жизнь, если в действительности не существует самостоя¬

тельного и внутренне самодвижущегося всецелого»

(стр. 11). Таким образом, человек соединится интимно

с жизнью всего мироздания. Раз дойдя до этой ступени,

человек уже не сможет более снизойти до обыкновенно¬

го существования. «Поднявшись до жизни с всецелым

в его бесконечности, человеку не будет возможно вер¬

нуться к ограниченному состоянию простого естествен¬

ного существа» (стр. 17). Таким образом, открывается,

по мнению Эйкена, новый путь в духовной жизни лю¬

дей, который дает смысл и ценность жизни.
1/а7 Зак. 618

194
В других известных мне сочинениях иенского фило¬

софа подробно развивается та же мысль о неспособ¬

ности натурализма дать пищу высшим потребностям че¬

ловечества и о том, что только слияние человека с все¬

целым может удовлетворить его. Я, однако же, не ду¬

маю, чтобы люди, привыкшие к точному мышлению

и неохотно запутывающиеся в очень туманных общих

построениях, согласились следовать Эйкену. Слияние

с всецелым, то есть то проявление «космического чувст¬

ва», о котором так много говорят в последнее время,

слишком несвойственно человеку и чересчур оторвано от

действительности, чтобы сделаться руководящим в жиз¬

ненном пути. Ведь никто не имеет никакого понятия

о том, что такое это всецелое и что означает слияние

с ним, что нужно делать, чтобы вступить на его дорогу.

Уже понятие о человечестве слишком общо и неопреде¬

ленно, чтобы основывать на нем поступки, раз под чело¬

вечеством разумеется весь человеческий род с его дики¬

ми и цивилизованными народами, с хорошими и дурны¬

ми людьми. Во сколько же раз туманнее то всецелое,

к которому нас призывают.
Если прагматизм страдает от чересчур грубой пра¬

ктичности, то философия космического чувства грешит

отсутствием связи с практической действительностью.

Но в настоящее время ни одно из этих двух направле¬

ний не насчитывает столько приверженцев, сколько «но¬

вая философия» Бергсона, которая заняла первенствую¬

щее место в современной мысли. По мнению последова¬

телей французского философа, он должен быть постав¬

лен в ряд «с самыми великими философами всех стран

и всех времен и признан единственным первостепенным

философом Франции со времен Декарта и первым в Ев¬

ропе после Канта» *. Подобное мнение разделяется не

только многочисленными учениками Бергсона, но и его

товарищами по философии. Публика видит в его учении

начало нового откровения и ломится в двери аудитории,

в которой он читает лекции в Collège de France. Нужно

приходить на них по крайней мере за час, чтобы достать

хоть какое-нибудь местечко. На одной из лекций, на ко¬

торых я присутствовал, слушатели до того теснились,

что выломали стекло во входной двери. В числе их были
*	R. Gillouin. Henri Bergson. Paris, 1912.

195
люди всех возрастов, начиная от юношей обоего пола до

седовласых стариков и старух. Костюмы были самые ра¬

знообразные, до грибовидных шляп огромных размеров

включительно. Перед лекцией в публике слышались раз¬

говоры на разных языках, но с приходом профессора

они умолкали, и все слушатели усиленно напрягали вни¬

мание.
В чем же заключается «новая философия» знамени¬

того учителя? Он заявил себя ярым метафизиком. Он не

разделяет мнения, по которому ум человеческий не спо¬

собен проникнуть в истинную сущность мира и должен

удовлетворяться лишь познаванием явлении, восприни¬

маемых нашими чувствами. Мир, по Бергсону, доступен

нашему знанию при посредстве «интуиции», то есть не¬

которого вдохновения, наития, чутья. Когда хотят в са¬

мой краткой форме охарактеризовать новую филосо¬

фию, ее определяют как «философию интуиции и тече¬

ния, или длительности» (durée). [...]
Отдавая себя во власть инстинктивной интуиции,

Бергсон при помощи ее приходит к представлению

о вечном течении, постоянном и непрерывном измене¬

нии, не поддающемся измерению подобно времени, но

ощущаемом подобно музыкальному сочетанию звуков,

симфонически. Это течение (la durée) состоит в «после¬

довательности качественных изменений, которые слива¬

ются и проникают друг друга, не давая ясных очертаний

и без всякого стремления к внешнему проявлению одних

по отношению к другим, а также без всякого родства

с числами» (Бергсон). Вечное течение, войдя в челове¬

ческое существо, выражается в нем в виде жизни, души,

свободы, которые сами являются источниками творчест¬

ва. Бергсон убежден в существовании души, независи¬

мой от мозга, хотя и находящейся с ним в известном

соотношении. [...]
Душа, познаваемая посредством интуиции, составля¬

ет часть мирового течения. Она постоянно творит

и стремится к творчеству, подобно тому как «созида¬

тельный дух» никогда не останавливается, а вечно ме¬

няет и переливает одни состояния в другие. Я присутст¬

вовал на заключительной лекции Бергсона в Collège de

France в этом году, в которой он дал общий очерк сво¬

его учения «о созидательной эволюции» (Evolution

créatrice). По его «интуиции», мировой гений (он его не
V.7*

196
назвал богом) представляется ему в виде ненасытного

художника, который творит исключительно ради удов¬

летворения своей потребности к творчеству и к вечной

перемене. Он нисколько не заботится о людях, об их

счастии и бедствиях. Он скорее подобен композитору,

который сочиняет музыку, следуя своему созидательно¬

му инстинкту, помимо всякого интереса и независимо от

житейских дел. Бергсон сослался на Пасторальную сим¬

фонию Бетховена как на высшее выражение течения ду¬

ши в человеческом творчестве. Так как «созидательная

эволюция» никогда не прекращается, то ясно, что она

далеко еще не сказала своего последнего слова.
Я вкратце изложил главное содержание «новой фи¬

лософии», поскольку я ее смог понять и усвоить. Я не

имею ни малейшей претензии на полноту, тем более что

я даже не прочитал всех сочинений Бергсона, язык кото¬

рых мне просто не по силам. Если же я все-таки реша¬

юсь говорить о ней, то это единственно ввиду ее отноше¬

ния к вопросам, которые представляют для меня особен¬

ный интерес и относительно которых я имел случай пе¬

реговорить лично с Бергсоном.
Интуиция, составляющая исходную точку опоры но¬

вой философии, есть тот самый процесс, который иногда

испытывают ученые во время их творческой деятель¬

ности. В этом меня удостоверил Бергсон после того, как

я ему привел некоторые хорошо мне известные примеры.

Большею частью открытия делаются вследствие логи¬

ческого обдумывания интересующего вопроса, идя шаг

за шагом за ходом мысли. Приходится перепробовать

разные пути, прежде чем удастся вступить на надлежа¬

щий. Но гораздо реже случается, что ум внезапно осеня¬

ется новой мыслью, лишь отдаленно связанной с предыду¬

щими рассуждениями. Это является признаком гениаль¬

ности и наблюдается в виде исключения. [...] Нередки

теории, гениальные по своему построению и, однако же,

не соответствующие действительности. Бергсон указы¬

вает на родство интуиции с инстинктом. Но ведь

и инстинкты бывают иногда вредными и нецелесообраз¬

ными.
Зависимость интуиции от материи не подлежит со¬

мнению. [...]
Но допустим, что все сделанные возражения несосто¬

ятельны и что новая философия верна. Допустим, что

197
истина может быть познаваема посредством одной инту¬

иции, что в силу этого действительно существует вечное

симфоническое течение, творящее жизнь, что душа неза¬

висима от тела и что творческий гений удовлетворяет

себя постоянной сменой своих проявлений, не заботясь

о радостях и горестях человечества, как этому учит Берг¬

сон. Объясняет ли подобная гипотеза то необыкновен¬

ное увлечение, которое она вызывает в публике? Видя,

с какой жадностью ловит последняя всякое слово учите¬

ля, можно удивляться тому интересу, который она стала

проявлять к метафизике. Многие думают, что это объяс¬

няется просто модой и некоторым снобизмом, влекущим

публику в душную аудиторию Collège de France в силу

безотчетного стадного чувства. Я не разделяю этого

мнения и уверен, что причина увлечения кроется гораз¬

до глубже. Потребность в утешении против горестей че¬

ловеческой жизни, несомненно, очень велика. Между

тем профессиональные религии уже многих не удовлет¬

воряют; наука же еще не дошла до этого удовлетворе¬

ния. При таких условиях в высшей степени желательно

найти какой-нибудь исход из этого положения. Если бы

было доказано, что существует душа, независимая от те¬

ла, то оказалось бы возможным поверить в ее бессмер¬

тие, что было бы уже великим шагом к утешению в горе.

Когда сделалось общепринятым, что Бергсон — гениаль¬

нейший философ нашего времени, что он восстановил

метафизику и доказал существование независимой от

тела души и наличность творческого духа, то все пошли

слушать его, тем более что он считается превосходным

оратором. Многие, не утомляясь, следят за его лекция¬

ми, большею частью не понимая сказанного, но в ожи¬

дании, что Бергсон наконец сообщит радостную весть.

Я спрашивал нескольких лиц из числа посетителей этого

курса метафизики, достаточно ли они понимают содер¬

жание лекции. Все без исключения признались, что нет.

Среди них оказалась интеллигентная женщина, в ко¬

роткое время потерявшая единственную дочь и мужа.

Первое время после этого несчастья она не знала, как

она сможет жить. Сначала она кинулась в объятия спи¬

ритизма, но вскоре отшатнулась от него и сделалась

ревностной посетительницей Collège de France в на¬

дежде найти утешение. На одном многолюдном собра¬

нии, на котором я имел удовольствие встретиться
7 Зак. 618

198
с Бергсоном, многие из присутствующих заинтересова¬

лись нашей беседой. Одна из них, известная француз¬

ская поэтесса, спросила его в упор, признает ли он бес¬

смертие души, так как и она, и многие другие слуша¬

тельницы посещают его лекции в надежде найти доказа¬

тельство этого. Со свойственной ему серьезностью, про¬

стотой и откровенностью Бергсон ответил буквально

следующее: «Я уверен в существовании души и думаю,

что бессмертие ее возможно и даже вероятно (possible

et même probable), но дальше этого я не иду. Быть мо¬

жет, со временем, когда я глубже проникну в сущность

вопроса, я буду в состоянии дать более определенный

ответ». Сколько я знаю, Бергсон трудится теперь над

вопросами об эстетическом и моральном проявлениях

души.
Видя, что и посетители нашего собрания, и я в том

числе, особенно заинтересованы мнением Бергсона по

вопросу о жизни и смерти, я заговорил с ним об этом,

сославшись на следующую фразу из его последней кни¬

ги: «Животное берет свою точку опоры в растении, чело¬

век опирается на животном мире, и все человечество,

в пространстве и времени, составляет огромное войско,

скачущее рядом с каждым из нас, впереди и позади нас,

.увлекаясь в нападении, способном опрокинуть всякую

защиту и преодолеть много препятствий, даже, быть мо¬

жет, смерть» *. Несмотря на туманное изложение, в ней

можно было усмотреть намек на какое-то решение во¬

проса о смерти — этой главнейшей задачи человеческого

ума. Так, очевидно, поняли и почитатели Бергсона, так

как эта фраза приводится во всех книгах и статьях об

его учении. В ответ на мой вопрос Бергсон сказал, что

до сих пор он очень мало думал о смерти и что в приве¬

денной фразе не заключается ничего определенного, что

со временем он займется этим вопросом и что считает

смерть «очень интересным экспериментом».
Не успокоившись на этом, видя, что ни прагматизм

Джэмса, ни космизм Эйкена, ни метафизика Бергсона

не высказываются определенно о смерти, я стал искать

дальше выражения современных взглядов на нее, чтобы

составить себе понятие о новейшем течении для разре¬

шения одного из главнейших вопросов человеческой
*	«L’évolution créatrice», p. 293, 294.

199
мысли. Больше литератор, чем философ, признанный

одним из наиболее выдающихся современных писателей,

Метерлинк подробно высказал свой взгляд на смерть

в ряде статей *, которые вскоре должны быть собраны

в книгу. Писатель этот пользуется такой популярностью,

что на него можно смотреть как на выразителя мнения,

с которым, наверное, многие будут согласны. Подобно

Эйкену, Метерлинк был недавно награжден Нобелев¬

ской премией **. К тому же он интересуется точным зна¬

нием, как это видно из его сочинений о пчелах и о

цветах.
Боязнь смерти Метерлинк приписывает главным об¬

разом сознанию неизвестности о том, что ожидает нас

за гробом. «Остается лишь одна причина страха смер¬

ти,— говорит он.— боязнь неизвестности, в которую она

нас повергает». Найдя неудовлетворительными все по¬

пытки разрешить этот вопрос, он сам старается разга¬

дать его и найти успокоительный ответ. Он считает не¬

возможным, чтобы после смерти сохранилось сознание

нашей личности, хотя он и признает, что это составляет

наше главное желание. «Мне совершенно безразлично,

говорит себе наше я, ограниченное и упорное в своем

непонимании, чтобы самые возвышенные, самые свобод¬

ные и самые прекрасные черты моего духа жили вечной

жизнью и светились в высшем блаженстве; они уже не

мои, и я их поэтому не признаю. Смерть перерезала

сплетение нервов или воспоминаний, связанных с каким-

то центром, в котором находится точка, дающая ощуще¬

ние моего цельного я. Будучи оторванными от меня и

блуждающими в пространстве и времени, судьба этих

лучших черт мне так же чужда, как и судьба самых

отдаленных звезд» (Метерлинк, третий фельетон).
Но если, с одной стороны, невозможно допустить пе¬

реживание за гробом сознания нашей личности, то,
*	«Le Figaro», 1—6. VIII 1911.
** Если я дважды ссылаюсь на эту премию, то делаю это вовсе

не потому, чтобы считал присуждение ее доказательством вы¬

дающегося достоинства награждаемых произведений. Как все

человеческое, и Нобелевские комитеты не непогрешимы. До¬

статочно указать, что ни Толстой, ни Бертло, ни Пуанкаре, ни

д-р Ру не были удостоены ее, несмотря на многократные пред¬

ложения в этом смысле. Присуждение этих премий указывает,

однако же, на большое распространение награждаемых произ¬

ведений.
7

200
с другой стороны, немыслимо и полное уничтожение.

«Мы — узники бесконечности без выхода, где ничто не

пропадает, но где все рассеивается, не уничтожаясь. Ни

тело, ни мысль не могут затеряться вне мира, вне време¬

ни и пространства. Ни один атом нашей плоти, ни одна

вибрация наших нервов не уйдут туда, где их не будет,

так как нет места, где не было бы ничего». «Для того

чтобы истребить что-либо, т. е. чтобы отбросить его

в ничто, нужно, чтобы это ничто могло существовать; но

если оно существует в какой бы то ни было форме, то

значит, что оно уже не есть ничто» (второй фельетон).
Итак, после смерти сознание моего я не удерживает¬

ся, но и не испытывает уничтожения. Что же с ним про¬

исходит тогда, по мнению Метерлинка? «Смерть,— гово¬

рит он,— есть форма жизни, которую мы еще не можем

понять. Будем же смотреть на нее как на рождение и

стараться, чтобы радостное ожидание, которым привет¬

ствуют последнее, сопровождало и нашу мысль на сту¬

пенях гроба». Приготовление к этому должно быть луч¬

шим содержанием нашей жизни. «Худшее из того, что

нас может встретить за гробом,— это сон без сновиде¬

ний, т. е. то, что на земле относится к числу величайших

благ; но вероятнее, что мысль переживет, с тем чтобы

слиться с мировой сущностью, т. е. бесконечностью. Ес¬

ли это последнее не есть море безразличия, то оно не

может быть ничем иным, как океаном радости». «Если

кажется невероятным, чтобы движение, вибрация, луче¬

испускание остановились или исчезли, то почему бы ис¬

чезла мысль?» «И если мы приобрели наше теперешнее

сознание, то почему невозможно приобрести новое?» Ес¬

ли наше сознание зародилось и пышно развилось после

нашего рождения, «то почему не допустить, что гораздо

более новая, более неведомая, более обширная и более

плодотворная среда, в которую мы перейдем после этой

жизни, еще более не видоизменит нас?». «Мы можем

легко допустить, что наш дух, освобожденный от тела,

или сразу сольется с бесконечностью, или же постепенно

разовьется, чтобы избрать себе новую субстанцию, и, не

ограниченный пространством и временем, будет посто¬

янно возрастать. Очень возможно, что наши высшие те¬

перешние пожелания станут законом нашего будущего

развития» (четвертый фельетон). Во всяком случае на¬

ше будущее может быть только лучше настоящего, так

201
как оно совершится в бесконечности; оно «не может

быть ничем иным, кроме блаженства». Хотя многие из

числа вопросов о будущей жизни не могут быть разре¬

шены, но нет никакого основания думать, чтобы сущест¬

вование за гробом, в виде ли полного слияния с беско¬

нечностью или в каком-либо ином, не было новой фор¬

мой бесконечного счастья.
Та часть соображений Метерлинка, в которой он

признает невозможность бессмертия сознания нашей

личности, не допускает никаких возражений. Это созна¬

ние, столь тесно связанное с нашей нервной системой, не

может существовать не только когда ее более нет, когда

она превращена в какую-то кашу, но даже когда в ней

нарушено нормальное кровообращение, как это бывает

в глубоком сне, в обмороке или под влиянием хлорофор¬

ма и других наркотических средств. Также справедливо

утверждение Метерлинка, что ничто не может исчезнуть.

Но совершенно недопустимо его мнение, что после смер¬

ти наше теперешнее сознание может обратиться в дру¬

гую сознательную форму. До нашего рождения и столь

часто на пути нашей жизни сознание отсутствует, не

превращаясь ни во что другое, нами каким бы то ни

было образом ведомое. Даже то видоизменение нашего

сознания, которое мы воспринимаем в сновидениях, нам

большей частью неприятно, так как оно обусловливает¬

ся нарушением правильной деятельности мозга. Без по¬

следнего же для нас наступает именно ничто, которое

хотя и превращается в природе в нечто, но в столь же

отличное от сознания, как наш мозг, нормально функ¬

ционирующий, отличается от мозга, превращенного

в культуру гнилостных бактерий или в содержимое ки¬

шечного канала трупных насекомых. [...]
Задача этики сводится к тому, чтобы предоставить

наибольшему количеству людей возможность достигнуть

цели их жизни, т. е. провести весь цикл их рационально¬

го существования вплоть до естественного конца. Пока,

однако же, до этого еще далеко. Теперь только намеча¬

ются правила, которым должно следовать для достиже¬

ния этого идеала. Для полной разработки их необходи¬

ма дальнейшая научная деятельность, которой нужно

дать самый широкий простор. Можно заранее предска¬

зать, что со временем жизнь должна будет во многих

случаях сложиться иначе, чем теперь. Ортобиоз24

202
требует трудолюбивой, здоровой, умеренной жизни, чуж¬

дой всякой роскоши и излишеств. Нужно поэтому изме¬

нить существующие нравы и устранить крайности богат¬

ства и бедности, от которых теперь проистекает так

много страданий. [...]
Очерк воззрений

на человеческую природу
[...] В конце древних веков, с упадком античной ци¬

вилизации, и прежний взгляд на человеческую природу

уступил место новому. Противоречие в стоическом

взгляде на нравственность с основным воззрением на

человеческую природу дошло у одного из позднейших

римских стоиков, у Сенеки, до полного разрыва. Убеж¬

дение в нравственной слабости и несовершенстве чело¬

века, в вездесущии и всесилии порока привело Сенеку

к признанию неразумного и порочного начала в самой

человеческой природе. Начало это, по его мнению, лежит

в теле, в нашей плоти, которая до того ничтожна, что

о ней не стоит и думать; она составляет только оболочку

нашей души, кратковременное вместилище ее, в котором

она никогда не может чувствовать себя спокойно,— бре¬

мя, которое ее давит, тюрьма, к освобождению из кото¬

рой она стремится. Душа, по мнению Сенеки, должна

бороться с телом, через посредство которого она полу¬

чает страдания и невзгоды, сама же по себе она чиста

и неприкосновенна и стоит столь же выше тела, на¬

сколько божество выше материи. [...]
Подобный же дуализм (но только в сильнейшей сте¬

пени) и связанное с ним пренебрежение к телу и возве¬

личение души характеризуют христианское воззрение на

человеческую природу. В четвертом и пятом веках

христианской эры это воззрение высказалось с полной

силой, и высшим идеалом человеческих стремлений сде¬

лалось «подавление всей чувственной стороны нашей

природы». Борьба с плотью выступила на первый план,

и восточный аскетизм распространился по всему христи¬

анскому миру. «Подавление голода, жажды, сна, отрече¬

ние от всяких наслаждений, впечатлений зрения, слуха,

вкуса, особенно подавление потребности к размноже¬

нию, делалось в глазах верующих назначением челове¬

203
ка. Поэтому была предпринята борьба против природы,

против всех, даже самых невинных, удовольствий, кото¬

рые они в силу убеждения в природной испорченности

человеческой природы считали пороком». Какой полный

контраст «с покойным и веселым тоном, характеризую¬

щим греческую философию, которая не имела понятия

о борьбе против существующей будто бы природной по¬

рочности и испорченности человека» *. Дуалистическое

воззрение сделалось столь резким, что прозелиты, рев¬

нуя о спасении души, до того загнали тело, что в физи¬

ческом отношении опустились почти до степени диких

животных. Отшельники поселялись в звериных норах,

сбрасывали с себя всякую одежду и бродили нагие под

покровом отращенных волос. «В Месопотамии и части

Сирии образовалась секта под названием пасущихся,

которые не имели постоянных жилищ, не ели ни хлеба,

ни овощей, но скитались по горам и питались травой.

Чистота тела считалась загрязнением души, и из свя¬

тых наибольшим почетом пользовались не те, которые

заботились о чистоте тела. Афанасий рассказывает с

восторгом, что святой Антоний, отец монашества, ни¬

когда в старости не мыл себе ног» (Лекки, 1. с., II, 88).
Под влиянием такого крайнего дуализма все природ¬

ные человеческие инстинкты извратились до последней

возможности. Инстинкты семейные, общественные за¬

глушились до того, что по отношению к родственникам,

соотечественникам фанатизированные христиане были

хуже, чем равнодушны. Одного святого прославляли за

то, что он был строг и жесток только по отношению

к родственникам. Рассказывают, что, когда один верую¬

щий обратился к аббату Сизесу с просьбой принять его

в монастырь, аббат спросил его, есть ли у него кто-либо

близкий. «У меня есть сын»,— отвечал христианин.

«Возьми своего сына,— сказал ему на это аббат,—

брось его в реку, и только тогда ты можешь сделаться

монахом». Отец тотчас же приступил к выполнений тре¬

бования, которое только в самую последнюю минуту

было взято назад аббатом. По отношению к отечест¬

ву требовалось столь же полное отречение (Лекки, II,

100, 108, 112).
*	Лекки. История нравственности в Европе, нем. пер. Иоловича,

т. II, стр. 97.

204
Не удивительно, что при таком мировоззрении подав¬

ление инстинкта к размножению и безбрачная жизнь,

которую Спаситель и апостол Павел не вменяли верую¬

щим, а выставляли только идеалом высшей степени под¬

вижничества, сделалась обязательной для монашества

и католического духовенства. [...]25 На основании та¬

ких пожеланий церковь начиная с IV в. стала постепенно

вводить безбрачие, которое вошло в полную силу в ла¬

тинской церкви в начале XI столетия (при Григории VII).
Дуалистическое воззрение, дошедшее до извращения

стольких человеческих инстинктов, должно было неми¬

нуемо отразиться и в христианском искусстве. [...] «Об

изучении природы и необходимости ближайшего зна¬

комства с человеческим образом никто и не думал. Эпо¬

ха, в которой на каждом шагу предполагалось участие

неземных сил,— говорит Шнаазе,— эпоха, миросозерца¬

ние которой зиждилось на резком контрасте небесного

с земным, не могла и в искусстве держаться границ фи¬

зической законности, обыденного хода природы» *. Тес¬

ная связь между христианским воззрением на челове¬

ческую природу и средневековым искусством не подле¬

жит сомнению, несмотря на разногласие некоторых спе¬

циалистов. Вот еще отзывы двух сведущих судей.

«Враждебное отношение (христианства) к искусству

и его тогдашней обстановке,— говорит Куглер **,— пове¬

ло даже к борьбе против взгляда на искусство вообще.

Древние божества производили впечатление высоким

наружным достоинством и обаятельной прелестью, кото¬

рые художники внесли в их изображения; христианство,

напротив, хотело действовать на один только дух, поми¬

мо всякой внешности, которая так или иначе могла пре¬

льщать чувство или затемнять чистоту мысли». Следую¬

щее место заимствовано из цитированных уже выше

«Чтений об искусстве» Тэна. «В средние века,— говорит

он,— чрезмерное развитие духовного и внутреннего че¬

ловека, стремление к неземным созерцаниям, культ

скорби, презрение к телу доводят воображение и чувст¬

вительность до ясновидения и каких-то серафических

восторгов». «Отсюда в жизни и скульптуре лица безоб¬
*	Шнаазе. Geschichte der bildenden Künste, Bd, III, 577, 584

и IV, 717.
** «Руководство к истории живописи», 1872, стр. 4.

205
разные или по крайней мере некрасивые, часто вовсе

уродливые и безжизненные, почти всегда худые, чахлые,

изможденные и страдальческие» (стр. 335) 26. [...]
Рядом с возрождением эллинского духа в искусстве

реформация стала в защиту человеческой природы. Она

восстала против католического насилования природных

инстинктов и изгнала безбрачие и монашество. В люте¬

ранском миросозерцании мы на каждом шагу встреча¬

емся с античными воззрениями, которые то искусственно

вплетаются в догматы христианского вероучения, то

сплавляются с ним в нечто более или менее цельное. Та¬

ким образом, в ученых лютеранских трактатах говорит¬

ся о «возможно полном развитии всех естественных сил»

человека как об одном из главнейших назначений чело¬

века. В силу этого нравственные правила, стремящиеся

к полному освобождению души от тела, оказываются

в противоречии с одним из основных законов нашего

существования и потому теряют всякое значение. По

мнению лютеранских учителей, не только потребность

размножения, но и «стремление к собственности, чести,

власти и чувственному удовольствию составляют естест¬

венные потребности нашего сердца, потребности, кото¬

рые не могут быть уничтожены, но которые, напротив,

должны быть облагорожены и развиты. А так как

христианство в своих нравственных предписаниях глав¬

ным образом имеет в виду полнейшее развитие и обра¬

зование всех сил и способностей, то оно никоим образом

не может желать уничтожения и заглушения столь важ¬

ных потребностей» *. Нельзя не заметить, что тут хри¬

стианству приписывается совершенно эллинское основ¬

ное воззрение. [...]
О целебных силах организма
[...] И в наше время существует много народов,

убежденных, что болезни являются продуктом злых ду¬

хов, которые в той или иной форме проникают в тело, из

которого могут быть извлечены лишь при посредстве ре¬

лигиозно-магических чародействий. По мнению индейцев
*	Рейнгард. System der christlichen Moral, Bd. IV, 1814, S. 431;
Bd. Ill, 1813, S. 14.

206
Северной Америки, болезнетворные духи облекаются

в форму различных зверей, вследствие чего основным

правилом их терапии служат средства к изгнанию соот¬

ветствующего животного. Готтентоты представляют себе

злых духов в виде змей, для извлечения которых прибе¬

гают к разрезам больных частей тела (Müller. Allg.

Ethnogr., S. 90, 253). Во времена более отдаленные по¬

добные представления были распространены в несрав¬

ненно большей степени. Знаменитый защитник христи¬

анства Тертуллиан (II—III вв.) был убежден, что злые

духи под властью сатаны, их князя, производят болезни

и другие бедствия. Духи эти, по его мнению, «легки

и подвижны, как птицы, и потому знают все, что проис¬

ходит на земле; они живут в воздухе и потому могут

подсмотреть, что делается на небе...». «Они ложно исце¬

ляют болезни, потому что, овладев телом человека, они

производят в нем какую-нибудь болезнь и затем, пред¬

писав употреблять какое-нибудь средство, перестают его

мучить, а люди думают, что произошло исцеление». Вра¬

чами древности учение о болезнетворных духах было от¬

вергнуто; они искали причину болезней в видимых кос¬

мических и метеорологических явлениях, предполагая

какую-то таинственную связь между ними и болезнен¬

ными процессами. Даже Гален, один из главных основа¬

телей медицины, упорно утверждал, что существуют лег¬

кие и тяжелые дни и что ход болезни существенно зави¬

сит от относительного положения луны к добрым и злым

планетам. До наших времен еще сохранилось суеверное

убеждение в болезнетворном влиянии комет, и я живо

припоминаю жуткое чувство, охватившее меня при появ¬

лении кометы 1858 г.27 С звездного неба этиологи28

спустились в область теллурических29 и метеорологи¬

ческих явлений и искали причины болезней в вулкани¬

ческих извержениях, землетрясениях, грозах, наконец,

в резких переменах температуры.
Весьма часто и в прежние времена к числу болезнет¬

ворных причин присоединяли различные организмы, жи¬

вой контагий 30, который представляли себе в виде мик¬

роскопических насекомых, летающих в воздухе. Но да¬

же значительные успехи в наших сведениях о чужеяд¬

ных животных человека мало подвинули вперед общий

вопрос о живом контагии. Существенный шаг вперед

был сделан ботаниками, доказавшими, что болезнь кар¬

207
тофеля, злаков и других культурных растений действи¬

тельно производится грибами. Имея возможность иссле¬

довать вопрос с точностью, почти недоступной в области

медицины, ботаники раз навсегда установили как факт,

что растения прежде вполне здоровые и сильные могут

заболевать вследствие внедрения в тело и размножения

там грибов и других паразитических организмов. Вывод

этот был распространен вскоре на низших животных;

ботаниками же было доказано, что некоторые болезни

шелковичных червей сопровождаются развитием в них

грибков, которые являются не вследствие прежде быв¬

шей болезни, а сами производят ее. После того как это

учение было строго установлено в области науки о рас¬

тениях и насекомых, оно перешло и в сферу настоящей

медицины. Прежние находки грибовидных организмов

в больных органах стали объяснять с новой точки зре¬

ния, и после ряда труднейших и блестящих исследова¬

ний было наконец доказано, что и многие из челове¬

ческих болезней производятся мельчайшими грибками —

бактериями или скицофитами. Правда, такую причину

допустили лишь относительно так называемых инфекци¬

онных болезней, как, например, сибирской язвы, зара¬

жения крови и пр., но с каждым годом в область этих

болезней стали переносить многие, не считавшиеся пре¬

жде инфекционными, как, например, чахотка, эндокар¬

дит и пр. Оказалось, таким образом, что летающие

в воздухе тертуллиановские духи могут быть видимы

под микроскопом. [...]
Современное состояние вопроса

о старческой атрофии
[...] Здесь мы подходим к биологическому явлению,

представляющему самый поразительный пример дисгар¬

монии в человеческой жизни. Я имею в виду отсутствие

инстинкта старости и естественной смерти.
Выполнение многих физиологических отправлений

влечет за собой ощущение пресыщения и некоторой

усталости. После дневного труда инстинктивно ощуща¬

ется потребность отдыха и сна. Было бы столь же

естественно, если бы после взрослого возраста мы испы¬

тывали инстинктивное желание состариться, а после

208
более или менее продолжительной старости мы бы спо¬

койно ждали естественной смерти.
В действительности же мы видим прямо противопо¬

ложное этому. Только в исключительных случаях люди

стремятся умереть, и никто в мире не желает состарить¬

ся. Тут, очевидно, кроется противоречие со всей совокуп¬

ностью естественных явлений. Эта предохранительная

дисгармония тем более заслуживает нашего внимания,

что она играла и продолжает играть огромную роль

в жизни человека.
Страх смерти должен был с незапамятных времен

озабочивать людей. Ему следует, очевидно, приписать

представление о будущей жизни и бессмертии. Эта

мысль легла основанием многоразличным верованиям,

прошедшим через всю человеческую историю.
В своем знаменитом трактате о старости Цицерон *

при помощи всевозможных соображений старается до¬

казать преимущество старости и смерти. Но он тем не

менее приходит к понятию о бессмертии души как

к крайнему доводу. «Природа,— говорит он,— не сдела¬

ла пребывание на земле вечным, а обратила его лишь во

временное пристанище». И, убаюканный этой гипотезой,

он прибавляет следующие знаменательные слова: «Если

я ошибаюсь, веруя в бессмертие души, то эта иллюзия

мне приятна, и я не хочу, чтобы у меня отняли ее, пока

я жив».
Со времени Цицерона прошло около двух тысяч лет,

и человечество все еще находится приблизительно на той

же точке зрения. Один из самых знаменитых современ¬

ных писателей, гр. Л. Толстой, во многих сочинениях

развивает ту мысль, что смерть страшна лишь для тех,

кто не имеет веры. Он дает яркую картину этого страха

смерти у неверующих в загробную жизнь и описывает

состояние душевного спокойствия умирающих после то¬

го, как они уверовали.
В своей исповеди Толстой описывает свое душевное

состояние в то время, когда он пришел к выводу, что

жизнь не имеет смысла, так как ежеминутно мы можем

быть застигнуты смертью, после чего от нас «ничего не

останется, кроме смрада и червей». Все его попытки
*	Полное собрание сочинений с французским переводом Pierrot

и Pommier, «О старости», т. XVIU,

209
выйти из этого затруднения иначе, как при помощи ре¬

лигии с ее верованием в бессмертие, привели его только

к отрицанию основ нашей цивилизации. Отсюда вытекла

столь резкая ненависть против науки, не способной ни

решить задачи жизни и смерти, ни внести хотя какое-

либо утешение в его твердую душу.
А между тем наука, как и религия, имеет один из

своих глубочайших источников в боязни смерти, которая

легла в основу медицины, а через ее посредство — и

всех биологических наук вообще. [...]
Миросозерцание и медицина
[...] Нечего и говорить, что предлагаемый очерк, не¬

смотря на то что в его содержание входит немало гипо¬

тетического, целиком зиждется на научной почве, вне

всякого вмешательства какой бы то ни было метафизи¬

ки. Нам кажется, что он может отчасти послужить отве¬

том на новые нападения против науки, о которых много

писали в последнее время в русских газетах31.
[...] Люди не сознают цели, к которой стремятся,

и не знают, в чем она заключается. Однако же потреб¬

ность отдать себе в этом отчет чувствуется очень глубо¬

ко и вызвала на свет множество философских и религи¬

озных теорий. При этом главным образом речь идет

о том, что жизнь наша слишком коротка и что вследствие

этого цель нашего существования не может быть достиг¬

нута. Главную задачу религиозных и философских уче¬

ний составляет вопрос о смерти. Первые утверждают,

что земная жизнь продолжается и после смерти и что

поэтому человек должен постоянно готовиться к буду¬

щей жизни. Философы, не признающие бессмертия, до¬

казывают, что человек составляет частицу метафизи¬

ческого целого и что его жизненная задача заключается

поэтому в деятельности, направленной в виду этого це¬

лого. Это не раз уже высказанное воззрение было вновь

развито в последние годы выдающимся врачом и мыс¬

лителем Павлом Мёбиусом, к несчастью преждевремен¬

но умершим.
Хотя Мёбиус признает, что «главная цель челове¬

ка — его бытие», тем не менее он не думает, что мы

существуем на свете для своего удовольствия. «Для чего

210
же другого?» — спрашивает он себя. И приходит к тому

заключению, что «посредством нашей жизни преследу¬

ются известные цели» и что «наша жизнь может слу¬

жить средством для высших целей». Мёбиус думает, что

утешительно иметь возможность сказать себе: «Мы слу¬

жим для чего-то высшего, хотя и не знаем, каким обра¬

зом... Если мы включены в крупное целое, то мы имеем

право надеяться».
Такое заключение требует признания фактов, сто¬

ящих над человеком и регулирующих нашу жизнь со¬

вершенно неведомым нам путем. Это приводит нас, сле¬

довательно, к метафизике, с которой наука не может

иметь ничего общего. [...]
Но так как любовь к жизни не утолена даже и в

преклонные годы, то человек ощущает чувство неудов¬

летворенности, и мысль о предстоящей смерти особенно

пугает его.
Так как в старости быстро уходящая жизнь кажется

слишком краткой, то задача о конце ее выступает на

первый план.
С незапамятных времен старалось человечество най¬

ти ответ на этот вопрос.
Большинство людей думало, и многие думают еще

и теперь, что смерть не есть настоящий конец жизни

и что после смерти наступает другая, вечная жизнь.
Вера в бессмертие одной души или души и тела уко¬

ренилась очень глубоко. Часто утверждают, что вера эта

способна вполне победить чувство страха смерти, на¬

илучшим образом разрешая поставленную задачу. Но

это можно признать только в ограниченном числе слу¬

чаев.
Высокообразованные люди, несмотря на глубочай¬

шую веру, тем не менее ощущают сильнейший страх пе¬

ред смертью. Относительно этого я могу прибавить еще

один новый пример ко многим уже известным.
Дело касается одного старого, очень интеллигентного

священника, искренняя вера и нравственная чистота ко¬

торого стоят вне всякого сомнения. Происходя из бога¬

той и аристократической семьи, он еще в юности посвя¬

тил себя богословию. Раздав все свое состояние бедным,

он поступил в монастырь и пробыл в нем до своей не¬

давней кончины. Близко знавшие его люди единогласно

утверждают, что сношения с ним имели на них необык¬

211
новенно возвышающее влияние. В 74 года он тяжело

заболел. Несмотря на то что он ежедневно исповедовал¬

ся, страх смерти, очевидно, сильно преследовал его. Он

надеялся, что врачи вылечат его, и с нетерпением ждал

их мнения. Понятно, что последние должны были скры¬

вать правду. В его присутствии надо было избегать го¬

ворить как о смерти вообще, так и о кончине его зна¬

комых.
Такой сильный страх смерти не представляет ничего

удивительного, так как вера в будущую жизнь привива¬

ется воспитанием, в то время как страх смерти вполне

инстинктивен. По той же причине легко предвидеть, что

и философские системы с их признанием некоего физи¬

ческого целого, которому должна быть подчинена

и принесена в жертву человеческая жизнь, не могут

иметь большого успеха.
Поэтому не остается ничего другого, как обратиться

к науке с вопросом: не может ли она выяснить великую

задачу жизни человеческой? Она не в состоянии оконча¬

тельно разрешить эту задачу. Но она может указать пу¬

ти, идя по которым в будущем можно будет найти успо¬

коительный ответ. [...]
По нашей гипотезе, человек обладает неопределен¬

ным предчувствием естественной смерти, к которой он

страстно стремится как к настоящей жизненной цели.

Достигается же последняя только в исключительных

случаях, встречая препятствие в краткости жизни. [...]
Точная наука еще не в состоянии доказать эту гипо¬

тезу; она не может обещать человеку, вечную жизнь как

в виде бессмертия души, так и тела.
С другой стороны, наука не может утешать человека

признанием того, что он составляет одно с метафизи¬

ческим целым, хотя бы уже потому, что метафизика стоит

вне нашего понимания. Поэтому нас нисколько не тро¬

гает сознание того, что мы составляем как бы частицу

неизвестного целого.
Если наука не имеет уверенности в том, что идеально

нормальный цикл развития человека неизбежно должен

привести к ощущению величайшей радости и к развитию

страстного желания естественной смерти, то она может

по крайней мере обещать, что нормальное развитие че¬

ловека должно привести к счастливой старости.

212
Постепенно развивающееся чувство жизни будет при

этом удовлетворено, так что в глубокой старости насту¬

пит известного рода пресыщение, которое помимо веры

уничтожит страх смерти.
Для достижения этой цели наука уже собрала мно¬

жество данных. Она знает, что можно предохранить се¬

бя от большинства инфекционных болезней и отравле¬

ний. [...]
Многое уже достигнуто на этом пути, но еще больше

усовершенствований предстоит впереди.
Экспериментальная медицина в настоящее время так

разработана, что следует возлагать величайшие надеж¬

ды на ее успехи.
В общем нельзя отрицать, что природа наша вслед¬

ствие своего животного происхождения заключает много

несовершенств.
Однако человек благодаря своей высокой культуре

в состоянии подготовить себе счастливое существование

и бесстрашный конец.
Итак, я могу заключить, совершенно обратно Руссо,

что все выходящее из рук творца далеко не во всех

отношениях совершенно и что оно также далеко не пор¬

тится в руках человеческих 32.
Напротив, человек при помощи науки в состоянии

исправлять несовершенства своей природы.
День у Толстого в Ясной Поляне
Благодаря обязательному содействию М. А. Стахо-

вича мне удалось провести целый день в Ясной Поляне

в обществе Льва Николаевича Толстого. Это было

в конце мая 1909 г. Так как некоторым читателям, мо¬

жет быть, небезынтересно познакомиться с содержанием

наших бесед, то я передаю их по воспоминаниям.
Я с давних пор интересовался Толстым не только как

гениальным писателем, но и как человеком, старавшим¬

ся разрешить некоторые самые общие вопросы, волную¬

щие мыслящее человечество. Меня особенно задевала

его проповедь против науки, так как я опасался, чтобы

она не оказала дурного влияния на молодежь. Я даже

в начале девяностых годов напечатал в «Вестнике Евро¬

пы» статью «Закон жизни», в которой старался разо-

213
брать и по возможности опровергнуть нападки Толстого

на науку. На основании чтения его статей, и особенно

статьи «О назначении науки и искусства», я думаю, что

выводы Толстого основаны на некотором рациональном

мировоззрении, приведшем его к отрицанию положи¬

тельного знания и его результатов, в которых я видел

и теперь вижу залог лучшего будущего. Однако же мои

поиски какой-нибудь системы у Толстого, т. е. цельного

и последовательного развития его взглядов, не привели

к положительным результатам.
Хотя впоследствии и оказалось, что влияние Толсто¬

го на учащуюся молодежь очень незначительно именно

в философском отношении, тем не менее меня всегда

интересовал вопрос о том, каким образом гениальный

писатель, живущий в век усиленного научного развития,

может так упорно отрицать науку и оказывать ей вся¬

ческое противодействие. [...]
С молодых лет интересующемуся общими вопросами

о человеческих делах и особенно вопросом об основе

нравственности, о смысле жизни и неизбежности конца

ее, мне давно хотелось узнать его истинное отношение

к ним.
Я поэтому с радостью воспользовался случаем побы¬

вать у него.
Весной 1909 г. мы с женой ранним утром приехали

в Ясную Поляну. Войдя в переднюю старого и довольно

обветшалого помещичьего дома, я увидел сходящего

с лестницы Льва Николаевича в белой подпоясанной

блузе. Он пристально посмотрел на меня своими прони¬

цательными светлыми глазами и прежде всего сказал,

что находит меня мало похожим на виденные им мои

изображения. После нескольких слов приветствия он

оставил нас со своими детьми и, по обыкновению, ушел

работать к себе наверх.
Вернулся он к завтраку в приветливом настроении

и весело говорил на разные темы. Ел он кушанья от¬

дельные, приготовленные для него: яйцо, молоко и рас¬

тительную пищу. В конце завтрака он выпил немного

белого вина с водой.
За столом Толстой намеренно не возбуждал разгово¬

ра на интересные общие темы, так как хотел это сделать

с глазу на глаз. Для этого он предпринял поездку в со¬

седнее имение Чертковых и взял меня в свой маленький

214
экипаж, запряженный одной лошадью, которой он пра¬

вил сам. Только что мы выехали за ворота усадьбы, как

он повел, очевидно, уже ранее продуманную речь. «Ме¬

ня напрасно обвиняют,— начал он,— в том, что я про¬

тивник религии и науки. И то и другое совершенно не¬

справедливо. Я, напротив, глубоко верующий; но я вос¬

стаю против церкви с ее искажением истинной религии.

То же и относительно науки. Я высоко ценю истинную

науку, ту, которая интересуется человеком, его счастьем

и судьбой, но я враг той ложной науки, которая вообра¬

жает, что она сделала что-то необыкновенно важное

и полезное, когда она определила вес спутников Сатур¬

на или что-нибудь в этом роде. Истинная наука пре¬

красно вяжется с истинной религией». Развивая далее

эту тему, Толстой упомянул о том, что, прежде чем вы¬

работать свое теперешнее окончательное мировоззрение,

он боялся смерти, но поборол этот страх благодаря

своей вере.
Когда он окончил, я сказал ему, что паука далеко не

отворачивается от вопросов, которые он считает наибо¬

лее существенными, а старается по возможности разре¬

шить их.
В кратких словах я изложил ему свое воззрение,

основанное на том, что человек — животное, которое

унаследовало некоторые черты организации, ставшие

источником его несчастий.
С этим связаны краткость человеческой жизни и за¬

висящий от нее страх смерти. Когда со временем наука

доведет людей до того, что они смогут рационально про¬

жить полный цикл, то инстинктивный страх смерти сам

собой уступит место тоже инстинктивной потребности

небытия. Когда человечество дойдет до этого, то беспо¬

койство о болезнях, старости и смерти и все сопряжен¬

ное с этим прекратятся и люди смогут полнее и спокой¬

нее отдаться искусству и чистой науке.
Внимательно выслушав меня, Толстой заметил, что

в конце концов наши мировоззрения сходятся, но с той

разницей, что он стоит на спиритуалистической, а я на

материалистической точке зрения. [...]
На основании чтения произведений Толстого и того,

что я узнал от него самого и от его близких, я следую¬

щим образом представляю себе развитие его взгляда на

жизнь и смерть. Крайне чувствительный от природы,

215
при виде вблизи случаев смерти, особенно кончины его

любимого брата и других близких ему лиц, он должен

был вынести чрезвычайно сильное, прямо подавляющее

впечатление. Когда позже наступление старости вызва¬

ло в нем мысль о близости собственной смерти с той

рельефностью, с какой ему вообще представлялись ду¬

шевные движения даже посторонних людей, он пришел

в настоящий ужас. Состояние это описано им с мастер¬

ством, на которое он только был способен, в его «Испо¬

веди» и в «Анне Карениной» устами Левина, его alter

ego (второе я). Вопрос о неизбежности смерти и бес¬

смысленности жизни, ведущей к такому страшному кон¬

цу, совершенно овладел им.
Находясь тогда в периоде развития, когда он разде¬

лял материалистическую точку зрения, он стал искать

решения мучивших его вопросов в науке. Искание это

вряд ли шло дальше поверхности, как и его материа¬

лизм, так как научные познания его были очень неглу¬

боки. Но даже если бы ему удалось и основательнее

проникнуть в научное мировоззрение того времени, то

он все-таки не нашел бы удовлетворительного ответа на

вопрос, который казался ему самым важным, даже

единственным достойным серьезного внимания.
Под таким поверхностным слоем материалистическо¬

го или, пожалуй, позитивного миросозерцания у Тол¬

стого была глубокая залежь непосредственной прямоли¬

нейной чувствительности и религиозного настроения.

Это видно и из его биографии, и из его литературных

произведений. Герои его, более всего похожие на него,

отличались именно значительным преобладанием чувст¬

ва над рассудком. Желая отметить эту особенность,

Толстой часто впадает в преувеличение, выставляя их

чересчур непрактическими, неспособными к логическому

мышлению. Так, Пьер в «Войне и мире», очень интересо¬

вавшийся вопросами о человеческой судьбе, о смысле

жизни и смерти, пожелав принять участие в разговоре,

«выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам

не зная еще, что он скажет» (т. VII, 131). Или дальше:

«Пьер слушал слова Беннигсена, напрягая все свои

умственные силы к тому, чтобы понять сущность пред¬

стоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что

умственные способности его были недостаточны. Он ни¬

чего не понимал» (т. VII, 283). Или еще: «У всех были

216
дела для Пьера, которые он должен был разрешить,

Пьер ничего не понимал, не интересовался этими дела¬

ми и давал на все вопросы только такие ответы, которые

бы освободили его от этих людей» (т. VII, 416). Копию

Толстого, Левина, «рассуждения приводили в сомнения

и мешали ему видеть, что должно и что не должно... он

жил, не зная и не видя возможности знать, что он такое

и для чего живет на свете» (т. XI, 362).
Эти оба Толстые — Пьер и Левин — нашли свою до¬

рогу под сильным впечатлением от разговоров с очень

первобытными людьми. Когда повлиявший так на Пьера

солдат Платон Каратаев «говорил свои речи, он, начи¬

ная их, казалось, не знал, чем он их кончит». Каратаев

«не мог вспомнить того, что он сказал минуту назад»

(т. VIII, 70). Несмотря на это, Пьер вывел из такой

несвязной речи, что жизнь его «имела смысл только

как частица целого, которое он постоянно чувствовал»

(т. VIII, 71).
Левин, мучимый страхом смерти, мыслью, что его

«закопают и ничего не останется», и остановившийся пе¬

ред вопросом «к чему?», услышал от одного мужика, что

богатый крестьянин, тоже называвшийся Платоном,

«для души живет». Эти слова поразили его как громом.

«При словах мужика о том, что Фоканыч (Платон) жи¬

вет для души по правде, по-божьи, неясные, по значи¬

тельные мысли толпою как будто вырвались откуда-то

из заперти и, все стремясь к одной цели, закружились

в его голове, ослепляя его своим светом... Левин шел

большими шагами по большой дороге, прислушиваясь

не столько к своим мыслям (он не мог еще разобрать

их), сколько к душевному состоянию, прежде никогда

им не испытанному» (т. XI, 366).
Как прежде под влиянием Каратаева, у Пьера про¬

снулось пантеистическое верование, так потом у Левина

под влиянием слов мужика пробудилось скрытое

христианское чувство. В обоих случаях тонкий слой по¬

зитивизма легко прорвался и уступил внушенному с дет¬

ства религиозному верованию. Убедившись в том, что

нужно жить «по-божьи», Толстой решил, что в смерти

«нет ничего ни неприятного, ни страшного» (т. XII, 513).

Ему показалось, что если взглянуть на жизнь в ее ис¬

тинном значении, то становится трудным понять даже,

на чем держится странное суеверие смерти (т. XII, 536).

217
Несмотря на все подобные соображения, Толстой,

однако, не переставал бояться смерти. Около десяти лет

после того, как он написал приведенные здесь строки, он

в беседе с Лазурским «стал говорить о том, как грустно

человеку, который всю жизнь работает, волнуется, стре¬

мится к чему-то, всегда иметь в сознании, что все эти

страдания должны разом прекратиться и от нас не оста¬

нется и следа» («Воспоминания о Толстом». М. 1911,

стр. 78). Близкие Толстому лица мне подтверждали, что

страх смерти не покидал его и в старости. И не удиви¬

тельно, так как этот страх является не в результате

умственной деятельности, а есть проявление инстинктив¬

ного чувства, которого не побороть никакими соображе¬

ниями, но которое может иссякнуть само с годами, как

половое чувство. Несмотря на то что у Толстого ин¬

стинкт жизни и страха смерти был чрезвычайно упо¬

рен, несмотря на всю его религию и философию, и у него

под конёц стало изредка проявляться чувство пресыще¬

ния жизнью. В этом отношении особенно характерна его

запись в дневник, сделанная им, когда ему было 80 лет.

«Нынче ночью испытал без всякой внешней причины

особенно сильное и, мало сказать, приятное, а серьезное

радостное чувство — совершенное отпадение не страха

даже, а несогласия со смертью» (Гусев, стр. 187) 33.

Это новое чувство, которое начинает проскальзывать

иногда раньше, иногда позже, чем у Толстого, и есть

инстинкт потребности небытия, подобный инстинкту по¬

требности во сне.
Таким образом, не своим учением, а своей жизнью

Толстой посодействовал разрешению вопроса о смысле

жизни и смерти; только он в этом не дал себе отчета.

Став на точку зрения, навеянную ему разговором с Фо-

канычем, Толстой не мог не увидеть, что она в полном

разрезе с положительным знанием. Отсюда его враж¬

дебное отношение к науке. Чтобы оправдать его, он

пользовался всяким случаем, чтобы выставить отрица¬

тельные стороны научных построений и отметить смеш¬

ные черты ученых, в чем, разумеется, недостатка никог¬

да не было.
Так как из всей области знания к жизни всего ближе

медицина и так как она до недавнего времени стояла на

весьма шатком основании, то не удивительно, что Тол¬

стой с особенным удовольствием отмечает ее недостат¬
8 Зак. 618

218
ки. Но по принципу своей религии, враждебный науке,

он не хотел видеть ее успехов даже тогда, когда они

уже прямо бросались в глаза. В этом отношении особен¬

но интересна его беседа с доктором Белоголовым. «Мне

очень хотелось бы знать,— спросил Толстой,— ваше

мнение относительно этого нового открытия противо-

дифтеритного лечения, о котором так много пишут те¬

перь. Признаете ли вы его действительность?» Здесь яв¬

но проглядывает недоверие к успехам эксперименталь¬

ной медицины. Но еще очевиднее оно из продолжения

этого разговора. На ответ доктора о громадном целеб¬

ном значении сыворотки против дифтерита и вообще от¬

крытий, опирающихся на работы Пастера, Толстой воз¬

разил: «Разве уж его лечение водобоязни так оправдало

себя? Мне кажется, это еще спорно,— сказал Толстой.—

Я, признаюсь, пока верю только успеху его лечения си¬

бирской язвы» (Белоголовый. Воспоминания. СПб.,

1901, 557). Этот разговор происходил в конце 1894 г.,

т. е. в такое время, когда даже в Германии было при¬

знано достоинство пастеровских прививок против бе¬

шенства. В нем бросается в глаза всегда проявляв¬

шаяся у Толстого самоуверенность в суждениях о во¬

просах, которые ему были совершенно незнакомы, и

которая ему мешала видеть истину.
Подобно тому как он не оценил сделавших переворот

в медицине открытий Пастера, так же точно он ошибся

и в суждении о науке вообще. Несмотря на его огром¬

ную популярность, Толстой не оказал никакого сколько-

нибудь заметного влияния в смысле противодействия

науке, которая пошла и идет дальше вперед, обогащая

человечество все новыми и новыми приобретениями ра¬

ди достижения блага и цели человеческой жизни. [...]
Можно предвидеть, что человечество не пойдет по

следам Толстого в искании истины; но, когда оно будет

избавлено от теперешних бед, оно подымется на высший

уровень и отдастся науке и искусству в такой мере,

о какой теперь можно только мечтать. Тогда оно вполне

вкусит то совершенство художественного гения Толсто¬

го, которому равного трудно найти на всем протяжении

истории литературы.

Климент Аркадьевич

Тимирязев

Чарлз Дарвин и его учение1
[...] Кто победил в великой распре между наукой и ав¬

торитетом, свидетелем которой был XVII век? На чьей

стороне была сила: на стороне ли всемогущего папства

или на стороне дряхлого старика Галилея? От папства

осталась только тень, а Земля вертится. От всеведущей

инквизиции, когда-то властною рукой очертившей

круг, за который не смела отваживаться человеческая

мысль,— от этой инквизиции осталось только имя,

а перст Галилея, как святыня хранящийся в его флорен¬

тийской трибуне, и теперь еще указывает науке путь

вперед, ведет ее от завоевания к завоеванию. Кто же

победил? И когда наступил момент победы? Тогда ли,

когда больной, беспомощный старик «с омерзением от¬

рекся и проклял» свои заветные идеи? Тогда ли, когда

Урбан VIII отказал его праху в последнем убежище под

сводом Санта-Кроче? Тогда ли, когда Александр VII,

уже после его смерти, буллой «Speculatores» еще раз

подтвердил постановления Index’a и святой инквизи¬

ции? Или, быть может, только на наших глазах,

в 1877 г., когда будущий Лев XIII в окружном послании

поучал свою паству о великих научных заслугах Гали¬

лея, возвысившегося в своих исследованиях до тех же

истин, которым учит и писание? Да, в борьбе за идеи

победа всегда останется на стороне силы, той силы, ко¬

торая одна не знает себе в мире равной,— силы истины.

[...]
Насущные задачи современного

естествознания2
Предисловие ко второму изданию
[...] Одною из наиболее выдающихся особенностей пе¬

реживаемого момента являются течения мысли с явно

выраженным реакционным направлением. Борьба со

всеми проявлениями этой реакции — вот самая общая,

самая насущная задача естествознания — отзвук о ней

слышен почти на каждой странице этой книги.

221
Реакция эта обнаруживается, особенно в последние

годы, прежде всего в форме какого-то, будто бы общего

недовольства направлением современной науки, в заяв¬

лении, что научная мысль зашла будто бы в тупик, что

ей будто бы некуда далее идти в этом направлении, что

она должна искать какого-то обновления, возрождения

под руководством пробудившейся будто бы философ¬

ской мысли 3. Что это движение реакционное, ясно уже

из того факта, что вслед за этим заявлением неизменно

следует призыв вернуться к ... (имярек), и, чем далее,

тем лучше, к Канту так к Канту, а еще лучше к Фоме

Аквинскому. Какого еще нужно более наглядного

testimonium paupertatis4, более очевидного доказатель¬

ства полного бесплодия этого прославляемого возрож¬

дения философской мысли, не предлагающей ничего

своего, нового, а только с вожделением обращающей

свои взоры назад!
Наука должна громко заявить, что она не пойдет

в Каноссу. Она не признает над собой главенства какой-

то сверхнаучной, вненаучной, а попросту ненаучной фи¬

лософии. Она не превратится в служанку этой филосо¬

фии, как та когда-то мирилась с прозвищем ancilla

theologiae5. Наука не знает реставрации; она знает

только инставрацию — Instauratio magna6, отправляясь

откуда, победоносно идет вперед вот уже четвертый

век. [...]
Реакция против успехов научной мысли, захватываю¬

щей все более широкие области знания, все более широ¬

кие круги последователей,— эта реакция сказывается,

конечно, и у нас, но мне представляется утешительною

мысль, что русский ум мало склонен к деятельности

в тех сферах, куда ею желала бы направить эта

реакция.
[...] В последнее время выдвигают вперед еще дру¬

гое имя — Соловьева 7. Но и перед этим именем я не

имею основания слагать оружие: напротив, я могу из¬

влечь из деятельности Владимира Сергеевича Соловьева

еще новый аргумент в свою защиту. Вся эта деятель¬

ность представляет три полосы: начальную, мистико-ме-

тафизическую, вторую, к сожалению, слишком кратко¬

временную — критико-публицистическую и третью, снова

метафизическую с еще большим оттенком мистицизма.

Эта вторая полоса, отличавшаяся простым здравым

222
реализмом мысли, была в то же время отмечена са¬

мым несомненным талантом; о ней не существует двух

мнений. Даже его сторонники с метафизической правой,

когда желают вызвать в своих слушателях или читате¬

лях безраздельное сочувствие, охотно останавливаются

именно на ней. Но миновала эта полоса, мистический

туман снова стал заволакивать эту светлую голову —

мы услышали побасенки про антихриста, и, наконец, ис¬

кренний христианин, истинно гуманный человек,· еще не¬

давно так красноречиво изобразивший антитезу между

Христом и Ксерксом, договорился до тождества креста

и меча. Бедный Владимир Сергеевич, он только еще раз

доказал, что русский человек не может безнаказанно за¬

держиваться в туманных дебрях метафизики и мистики,

что эти увлечения всегда характеризуют нездоровую, не¬

нормальную полосу в жизни отдельных ли даровитых

личностей или всего русского общества. Только выпу¬

тавшись из сетей гегелианства, Белинский стал Белин¬

ским; только погрузившись в волны мистицизма, Гоголь

перестал быть Гоголем.
[...] Большинство желающих, чтобы наука приняла

преимущественно прикладное направление, конечно, ру¬

ководится опять чисто реакционным стремлением напра¬

вить положительную науку исключительно в это узкоу¬

тилитарное ложе для того, чтобы разрешение более ши¬

роких запросов мысли сделать монополией представите¬

лей совершенно иного склада мышления. Они согласны,

чтобы наука была слугою брюха, не желали бы только,

чтобы она была руководительницей мысли. Но рядом

с этим большинством вследствие прискорбного недора¬

зумения являются немногие, видящие в прикладном на¬

правлении науки как бы ее высшее оправдание. Они вы¬

ступают во имя социальной правды защитниками тех

масс, которые, еще не приобщившись к умственному

движению человечества, в праве прежде требовать удов¬

летворения своих насущных материальных нужд. Этим

искренним борцам против кажущейся отрешенности со¬

временной науки от запросов жизни нельзя достаточно

часто повторять, что наука для науки и есть наука для

жизни. [...]

223
Марслен Бертло
Настоящий век, как и его предшественник, склоняет¬

ся к закату при несомненных признаках всеобщей реак¬

ции. Реакция в области науки — только одно из ее част¬

ных проявлений. Как всякая реакция не выступает с от¬

крытым забралом, а любит скрываться под непринадле¬

жащей ей по праву личиной, так и современный поход

против науки, провозглашающий ее мнимое банкротст¬

во, любит величать себя «возрождением идеализма».

[...] Тем, кто прямо заинтересован в этом попятном дви¬

жении, оно, конечно, внушает розовые надежды; многих

из тех, кому дороги давшиеся ценою таких трудов

умственные завоевания века, оно наводит на мрачные

мысли; но те, кто в состоянии хладнокровно оценить

значение этих приобретений, конечно, не страшатся за

их участь и видят в этой реакции обычное явление —

попытку напрячь последние силы в надежде оказать со¬

противление неотразимому историческому прогрессу

мысли,— сопротивление, могущее затормозить на время,

но, конечно, не задержать ее поступательное движение.
Тем не менее эти крики о каком-то банкротстве сов¬

ременных идеалов, эти радостные заверения о возвра¬

щении к пережиткам темного прошлого, этот отбой, ко¬

торый пытаются бить по всей линии, рассчитан на то,

чтобы поселить смуту среди преобладающей всегда мас¬

сы колеблющихся умов и пополнить ими ряды воинству¬

ющей реакции.
Всего нагляднее это движение обнаруживается во

Франции. Найдя себе всегда готовую поддержку в пре¬

восходно дисциплинированной и всегда умело скрываю¬

щей свои истинные виды под благовидными личинами

клерикальной партии, это движение превращается в ка¬

кой-то крестовый поход против науки. Главная надежда,

как и всегда, возлагается на молодое поколение. Подо¬

рвать в его глазах значение науки и свободной мысли

и привести послушное стадо к стопам ватиканского

пастыря — вот мысль, которая сквозит во всех этих при¬

творных разочарованиях в науке, этих радостных вос¬

клицаниях о пробуждении какого-то нового идеализма,

а на деле очень старого мистицизма, самого верного

орудия для осуществления вожделений весьма матери¬

ального свойства. [...]

Наука

Очерк развития естествознания

за 3 века (1620—1920)8
[...] Для знакомства с содержанием науки всего лучше

прибегнуть к беглому очерку исторического ее развития,

который в то же время может служить кратким пере¬

чнем наиболее выдающегося содержания современной

науки.
Классическая древность, если ее рассматривать в ее

совокупности, не знала науки в ее современном смысле.

Отдельные блестящие исключения — Пифагор и в осо¬

бенности (вопреки Маху) Архимед только подтвержда¬

ют правило, доказывающее, что общей почвы для науки

не существовало. Тонкий изящный ум греков ушел

в область умозрения, практический ум римлян — более

в область техники, между которой и наукой еще не су¬

ществовало той тесной связи, которая оказывается все

более и более плодотворной в новейшее время. Тем не

менее, по мнению Бертло, именно в форме технических

рецептов скудные сведения древних пробились через

мрак средневековья. Господствовавшая схоластика ви¬

дела в логике Аристотеля всемогущий талисман, способ¬

ный отвечать на все запросы человеческого разума.
Только конец XVI и начало XVII века были свидете¬

лями самого глубокого исторически достоверного пере¬

ворота в основном укладе человеческой мысли, который

совершенно справедливо благодарное человечество при¬

урочивает к двум именам — Галилея и Бэкона (Фрэнси¬

са). И снова блестящее исключение подтверждает вер¬

ность установления этой исторической грани. Гений его

однофамильца Роджера Бэкона (1214—1294) промельк¬

нул бесследным метеором во мраке века схоластики, до¬

стигшей своего апогея в образе его современника Фомы

Аквинского. А между тем многие ученые готовы отвести

Роджеру еще более почетное место, чем Фрэнсису. Юэль

видит в «Opus majus»9 Роджера «Organon» 10 XIII века

и «первую энциклопедию». В шестой части этого изуми¬

тельного произведения Роджер смело называет экспери¬

ментальную науку «domina omnium scientiarum»ll, он

говорит: «Знание достигается двумя путями — аргумен¬

225
тацией и опытом, но аргументация не доставляет разуму

ни полного удовлетворения, ни полной уверенности»,

а экспериментальная наука пользуется тремя <гпрерога-

тивами»: во-первых, она проверяет свои выводы, дока¬

зывая их на опыте; во-вторых, она открывает истины,

недоступные умозрению; и, в-третьих, она проникает

в тайны природы, раскрывает прошлое и будущее. Не¬

смотря на внешний почет прозвища doctor mirabilis 12,

которым он пользовался и в Оксфорде и в Париже, не¬

смотря на всемогущую защиту одного папы, он не избег

преследований другого и, обвиненный в ереси и колдов¬

стве, провел пятнадцать лет в тюрьме, потеряв возмож¬

ность осуществить свои широкие научные планы. Недав¬

но (в 1913 г.) Лодж 13, желая унизить современную на¬

уку, презрительно указывал на то, что она насчитывает

всего-то триста лет существования. Судьба Роджера Бэ¬

кона (семисотлетний юбилей рождения которого был

в 1914 г. отмечен международным чествованием) явля¬

ется ответом, почему и наука не могла отпраздновать

вместе с ним своего семисотлетнего юбилея. Семьсот лет

тому назад голос первого Бэкона был бессилен против

теолого-метафизического союза церкви и схоластики.

Должен был ранее совершиться глубокий переворот, ко¬

торый привел к крушению этого двойного авторитета.

Костер Джордано Бруно и суд над Галилеем были по¬

следней их дружной победой и началом новой эры в ис¬

тории человеческой мысли. [...]
Наука и демократия

Сборник статей 1904—1919 гг.14
Лавуазье XIX столетия

(Марселен Бертло. 1827—1907)
[...] Снова мистицизм во имя религии предъявляет свои

права на «монополию нравственности».
Но эти притязания опираются на совершенно лож¬

ные утверждения. История развития человеческой расы

226
и нам известных цивилизаций на деле свидетельствует

совсем не то; она свидетельствует, что происхождение

нравственности совершенно иное. Религии присвоили

себе нравственность, а не создали ее и слишком ча¬

сто вступали в борьбу с эволюцией и прогрессом. На

деле они, как и метафизика, только заимствовали

знания своего времени и превращали эти понятия,

эти гипотезы в абсолютные системы, в неподвижные

догматы. [...]
Год итогов и поминок

(Из научной летописи 1909 года)
[...] Истекший 1909 год был не только юбилейным

годом двух великих открытий, отметивших новую эпоху

в области положительного знания, но и годом столетних

поминок великих деятелей из области не только науки

и литературы, но и жизни.
Наибольшее число их выпало на долю англосаксон¬

ской расы, и самыми выдающимися из них были, конеч¬

но, Дарвин и Гладстон15. Годичный обозреватель одно¬

го из лучших современных научно-популярных изда¬

ний— американского «Popular Science Monthly», оста¬

навливаясь на этих двух именах, говорит, что в них вы¬

разилась самая выдающаяся черта столетней истории

Англии, которую в свою очередь можно выразить двумя

словами: «наука и демократия». Я бы добавил от себя,

что в этих словах заключается лозунг культурного раз¬

вития не только английского народа, но и всего цивили¬

зованного человечества. Мысль эта подтверждается и в

обратном порядке: разлагающаяся буржуазия все более

и более сближается с отживающей свой век метафизи¬

кой, не брезгует вступать в союз и с мистикой *, и с

воинствующей церковью, последнюю попытку которой

вступить в борьбу с положительной наукой так верно

предсказал талантливый физик, физиолог и, наконец,

историк Дрэпер 16 еще в то время, когда победа научно¬

го мышления казалась окончательной.
*	Любопытно, что мистицизм пробирается даже в математику.

227
Антиметафизик
Перед внимательным наблюдателем нашей современ¬

ной действительности 17 невольно возникает картина,

которую так часто случается видеть в горах при надви¬

гающихся сумерках. Из каждой расселины ползет ту¬

ман; он стелется, сливается в сплошную пелену, волну¬

ясь и клубясь, взбирается все выше и выше и наконец

все собою заволакивает. Этот растущий и мало-помалу

все застилающий в надвинувшихся на нас в сумерках

туман — туман метафизики и мистицизма. Не говоря

уже об адептах спиритизма, оккультизма, теософии, де¬

кадентства всех окрасок до вновь модной changeante

(переливающейся, меняющейся) включительно, мы

сталкиваемся с ним решительно на каждом шагу.
На днях привелось прочесть мнение одного выдаю¬

щегося публициста, что государство — нечто мисти¬

ческое. Через день в той же газете известный художник

доказывал, что балет — также нечто мистическое. Мало

того, приходится слышать убежденные речи о пользе со¬

юза мистицизма с наукой. В довершение всего недавно

в «Вопросах философии и психологии» появился ряд

статей, в которых развивается мысль, что даже такая

положительная наука, как современная физика, приво¬

дит будто бы последовательно мыслящего ученого к ря¬

ду метафизических или мистических выводов. Мне не

раз приходилось высказывать воззрения диаметрально

противоположные; я глубоко убежден, что насущная за¬

дача современого естествознания заключается именно

в борьбе с поползновениями метафизики найти лазейку

в область положительного знания. [...]
Погоня за чудом, как умственный атавизм

у людей науки
«Физика, остерегайся метафизики» — таков был за¬

вет Ньютона. Не чудилось ему, конечно, что через два

с лишком столетия придется добавить — «а тем более

мистики и оккультизма». Таковы грустные размышле¬

ния, к которым приводит чтение последней президент¬

ской речи на очередной сессии Британской ассоциации.

228
Предшествующая речь Шеффера * была событием, ко¬

торое имело последствием приглашение его прочесть

ряд лекций в Соединенных Штатах, а с другой стороны,

вызвало целый ряд клерикальных митингов протеста.

И речь последнего года была тоже событием, но в отри¬

цательном смысле. Председателем был известный про¬

фессор Лодж, известный и как талантливый физик,

и как адепт спиритизма и других аберраций челове¬

ческого ума. [...]
Не гораздо ли логичнее и естественнее ждать разре¬

шения еще не разрешенных задач от той науки, которая

за один последний век разрешила столько задач, при¬

знававшихся неразрешимыми?
Но, раз отчалив от берегов положительной науки,

Лодж стремится все далее на своем утлом челноке

в безбрежный океан метафизики и мистики. Он продол¬

жает развивать свою мысль: наши органы чувств слу¬

жат только для наблюдения материи; наши нервно-мы¬

шечные аппараты служат для приведения ее в движе¬

ние; наш мозг каким-то, ближе нам неизвестным, спосо¬

бом соединяет нас с остальным материальным миром;

наши органы чувств получают впечатления от движения

и распределения материи, а наши мышцы дают нам воз¬

можность изменять эти распределения. «Таково наше

снаряжение для человеческой жизни, и человеческая ис¬

тория повествует о том, что мы успели сделать, будучи

одарены такими скаредными (parsimonious) средства¬

ми...» «Ясно, что наши тела служат средством для на¬

шего сношения между собой, пока мы живем на этой

планете18, и что, когда наш физиологический механизм,

при помощи которого мы производим материальные

действия, повреждается, расстраивается,— передача на¬

ших мыслей и проявление нашей личности соответствен¬

но и неизбежно от этого страдают». В этой оговорке:

«На нашей планете» — уже ясно определяется програм¬

ма последующего.
Далее мысль оратора начинает метаться из стороны

в сторону; то и дело встречаются фразы, трудно между

собой согласуемые. За совершенно верной фразой: «Лю¬

дей науки принято считать за авторитеты, и потому они
*	Направленная против виталистов.

229
должны остерегаться, чтобы не вводить других людей

в заблуждение» — следует такая: «Я принадлежу к тем

людям, которые полагают, что область применения на¬

учных методов далеко не так ограниченна, как принято

думать, что эта область гораздо шире, что и спирити¬

ческая * область может быть подчинена закону. По¬

звольте нам только попытаться. Предоставьте нам толь¬

ко необходимую свободу действия» **.
«Пусть те, кто предпочитает материалистическую ги¬

потезу, поддерживают свои тезисы, но предоставьте

и нам делать, что мы можем, в спиритической области,

и увидим, чья возьмет». «Наши методы в основе те же,

что у них» ***.
Далее сыплются уже такие фразы: «Существует ли

такая вещь, как интуиция или откровение,— вопрос от¬

крытый». <гМистицизму должно отвести соответственное

место, хотя его отношение к науке пока еще не установ¬

лено; они несогласны между собой и не имеют связи, но

между ними не должно быть вражды. Всякого рода ре¬

альность должна быть проверена и изучена надлежа¬

щим образом. Если голоса Сократа и Иоанны Д’Арк со¬

ответствуют спиритическим опытам, они должны быть

признаны частью постижимого нами мира».
И наконец, все эти подходы приводят Лоджа к за¬

ключительному аккорду его речи:
«Хотя я говорю ex cathedra (с кафедры) как один из

представителей правоверной науки, я не отшатнусь пе¬

ред возможностью дать услышать свой голос, перед воз¬

можностью подвести итог своим собственным мыслям

как результату тридцатилетних спиритических исследо¬

ваний, начатых без особого увлечения, даже с обычным

враждебным предубеждением. Здесь не место вдаваться

в подробности или обсуждать факты, презираемые пра¬
*	Как будет видно из дальнейшего, слово «psychical» должно

здесь переводить «спиритическая». Общество for psychical

research (председателем которого, к слову сказать, состоит

теперь Бергсон) занимается исключительно спиритизмом,

телепатией, столоверчением и т. д.
** Мы далее увидим, что почтенный оратор, не имея испраши¬

ваемого разрешения, занят этим предметом уже тридцать

лет.
*** Напомню, что выше Лодж утверждал обратное — бессилие

физического метода для разрешения этих задач.

230
воверной наукой, но я не могу не сознавать, что слова,

произносимые с этого места, не какое-нибудь мимолет¬

ное произведение — они сохраняются для критики поко¬

лений еще не народившихся и сведения которых будут

обширнее и полнее наших» *. «Ваш председатель не дол¬

жен быть связан цепями сегодняшней правоверности

или модных верований. Желая быть справедливым по

отношению к себе и своим сотрудникам, я, даже рискуя

надоесть теперешним моим слушателям, должен засви¬

детельствовать наше убеждение в том, что явления, те¬

перь почитаемые оккультными, могут наблюдаться

и сводиться в порядок методами науки, тщательно и не¬

уклонно применяемыми».
«Мало того, я заявляю со всей возможной кратко¬

стью, что факты, таким путем наблюденные, убедили

меня, что память и привязанности не ограничиваются

тем сочетанием с материей, в котором они только могут

проявляться здесь и теперь, но что личное бытие сохра¬

няется за пределами телесной смерти. Для моего ума

очевидно, что бесплотный разум при известных условиях

может входить в общение с нами даже через посредство

нашего материального бытия, таким образом входя

в круг нашего научного познания, что мало-помалу мы

приближаемся к познанию более широкого, может быть,

эфирного бытия и условий, управляющих сообщением

через необъятную бездну. Кружок ответственных иссле¬

дователей уже теперь высадился на предательские, но

так много обещающие берега нового материка».
Лодж не останавливается перед этим сознательным

злоупотреблением своим выдающимся положением

председателя «научного парламента», как англичане

любят величать свою «Ассоциацию». Ему недостаточно

глумления над правоверной наукой и защиты прав

мистицизма и оккультизма; он еще выводит из всего

этого мораль, обращается к присутствующим с следую¬

щим нравоучением:
«Но это еще не все, что можно сказать. Метод науки

не один, хотя это наш метод, служащий нам лоцманом,
*	Этими словами Лодж прямо вынуждает к возражению тех,

кто своим молчанием не желает разделять ответственность

перед современным поколением и потомством за его личные

воззрения.

231
направляющим нас к истине. «Uno itinere non potest

perveniri ad tam grande secretum» *.
«Много теперь ученых, воинственно настроенных

против теологии благодаря тому преувеличенному до¬

гматизму, с которым сталкивались и который победили

наши предшественники. Они вынуждены были бороться,

отстаивая свою свободу — идти к истине своим путем,

но эта борьба была только жалкой необходимостью

и оставила по себе некоторые последствия, достойные

сожаления. Одно из них — недостаток сочувствия, пере¬

ходящий в прямую враждебность к более духовным

формам истины. Не можем же мы утверждать, что исти¬

на стала проникать на нашу планету только за несколь¬

ко столетий до нас. Проницательность поэтов, пророков

и святых была очень ценна, и взор этих вдохновенных

ясновидцев проникал глубоко в душу вселенной. Но их

последователи, книжники и фарисеи, или как мы их там

ни назовем, не обладали их проницательностью — а

только зловредным и гнусным упорством,— и пророки

новой эры были побиваемы камнями... Теперь наконец

мы победители новой эры, и камни в наших руках. Под¬

ражать в свою очередь старой клерикальной тактике

было бы безумием».
Что борьба между наукой и ее противниками разго¬

рается, не подлежит сомнению; но кем и почему она

вызывается? Если б Лодж дал себе труд об этом поду¬

мать, то обратил бы свой призыв к миру по другому

адресу. Он требует для себя и своих сообщников, зани¬

мающихся спиритизмом и оккультизмом, свободы зани¬

маться этими исследованиями и сам же свидетельствует,

что невозбранно занимается ими уже тридцать лет. Спи¬

ритическое общество существует более тридцати лет

и успело издать более двадцати толстых томов своих

трудов. Где же камни для побивания, где же препятст¬

вия? Он глумится над тем, что истинная наука сущест¬

вует всего два-три века, но сам же дает ответ, почему не

тысячелетия. Как раз в настоящем году в Оксфорде бу¬

дут праздновать семисотлетний юбилей со дня рожде¬

ния человека (Роджера Бэкона), который вполне понял

значение науки и голос которого был задушен теми,
*	«Единым путем не можешь достигнуть до столь великой

тайны».

232
в союз с кем Лодж приглашает людей науки вновь всту¬

пить. Он боится очутиться на стороне какой-то, как он

с издевательством называет, «правоверной» или «мод¬

ной» науки и будто не сознает, что именно он-то и при¬

нимает сторону не в иносказательном, а в прямом смыс¬

ле «правоверных» — не предположительно, а явно вхо¬

дящих в «моду» противников науки.
Он нападает на науку за то, что она отрицает всякое

значение за тем, что не может быть приобретено стро¬

гим научным методом, а сам, постоянно путаясь, в конце

концов требует, чтобы те оккультические фокусы, при

помощи которых он и его товарищи вступают в общение

с бесплотными духами, населяющими межпланетные

пространства, были признаны за науку. Он требует, что¬

бы его избрание на почетное место президента, достав¬

шееся ему как серьезному ученому, было зачтено ему

как адепту мистицизма и оккультизма. Словом, он хо¬

чет, чтобы все уважение, заслуженное великими приоб¬

ретениями науки, было обращено на пользу того за¬

блуждения, с которым она боролась, и откровенно пояс¬

няет, что все это должно быть сделано для того, чтобы

восстановить пошатнувшийся авторитет тех самых тем¬

ных сил, которые, будучи в своем апогее, «побивали

камнями» людей науки.
Кому нужно это смешение науки с «оккультизмом»,

как не тем, кому необходим подъем всего темного, воз¬

врат ко всем диким суевериям средневековья. Старое

юридическое правило гласит: Is fecit cui prodest — тот

сделал, кому это полезно, а кому нужен мрак, как не

тем, кто на мраке основывает всю свою силу? Огляни¬

тесь на то, что творится в Испании; неужели у людей

так коротка память, что они забыли совершенное на

глазах всего мира злодейское убийство Ферреро? А что

творится в Бельгии? * А Франция, на грустном опыте

вспоминающая завет Гамбеты: «Le cléricalisme — voilà

l’ennemi («Клерикализм — вот враг»). И эта недавняя

угроза инсбрукских клерикалов, что они поведут

темных крестьян на штурм университета. Да и в самой
*	Мне невольно приходят на память из далекого прошлого вос¬

торженные слова одного молодого философа из «Московских

Ведомостей»: «Дело Альбы не погибло — оно теперь еще при¬

носит плоды!»

233
Англии представители «высокой» церкви, по всей линии

пытающиеся возобновить внешние стороны давно поки¬

нутого католического культа. И не в одних храмах ве¬

дется пропаганда. Толпа не идет в храм, так храм идет

в цирк. Цирк превращают в роскошный готический

храм, и на глазах зрителей творится «чудо». Мало того,

для проповеди «чуда» не останавливаются перед истяза¬

нием детской души: на одном праздничном детском

представлении очень искусная ребенок-актриса умирает

на сцене, и тогда чей-то голос обращается к растроган¬

ной детворе с вопросом: «Верят ли они в возможность

чуда?» И только вынудив у растроганных детей это за¬

верение, распорядители театра принимают меры, чтобы

ребенок-актриса воскресла *. А для взрослых собирают

митинги, на которых епископы опровергают строго науч¬

ную речь прошлогоднего председателя Британской ассо¬

циации.
Лодж высказывает опасение, как бы люди науки не

стали избивать камнями его друзей оккультистов и тео¬

логов, но где же факты, которые хоть сколько-нибудь

оправдывали такие подозрения? А убийство Ферреро **

совершилось чуть не вчера, но на такие факты у людей,

подобных Лоджу, память коротка. Никто ни ему, ни его

друзьям не препятствует заниматься вызыванием духов,

столоверчением; протестуют только против того, чтобы

на эти препровождения времени ставился штемпель на¬

уки, а над самой наукой глумились бы и рекомендовали

ей вернуться в обучение к восточным поэтам и запад¬

ным богословам. Он требует, чтобы (выражаясь его

языком) здесь и теперь, т. е. как физик и временно вы¬

сший представитель английской науки, он встречал ува¬

жение и одобрение именно за то, что верит в чудеса

и презирает науку за то, что она сторонится от чудесно¬

го и отмежевывает себе строго определенную область

исследования. Но для кого это нужно? Конечно, только
*	Оба факта заимствованы мной из интересных корреспонденций

Дионео в «Русских Ведомостях».
** Убийство Жореса служит показателем деятельности клерика¬

лов в подготовлении войны. Епископ Кентерберийский (бес¬

смысленная речь которого была отмечена в статье «Пятый

юбилей» 19 и пр.) сыграл роль в травле несчастных ирландцев.

Бергсон, вероятно, как спиритуалист, заинтересованный в цар¬

ских военных займах, занимается натравливанием американ¬

ских миллиардеров на русский народ.

234
для тех, кто продолжает мечтать о возвращении себе

прежней неограниченной власти над темными массами,

прежде всего для клерикалов, но также и для тех их

пособников вроде Бергсона (которому Лодж в своей ре¬

чи возносит хвалу), председательствующих в спирити¬

ческом обществе и проповедующих упразднение разума

и замену его бессознательной интуицией (равной ин¬

стинкту — по определению самого Бергсона, вере — по

определению его более откровенных английских после¬

дователей). А для достижения этой благой цели все

средства хороши. У французских садоводов существует

прекрасное выражение для обозначения того процесса,

к которому они прибегают, когда хотят подчинить себе

какую-нибудь форму, изменить ее в желаемом направ¬

лении. Для этого нет надобности идти прямо к цели,

нужно только la faire affoler (сбить организм с толку),

чтобы он обезумел, стал метаться, изменяться во всех

направлениях, а уже из этого неустойчивого материала

можно лепить что угодно. Такова тактика и всех, кто

задался целью осуществить умственную реставрацию,

возвращение к тому, что, казалось, навсегда осталось

позади, во мраке средневековья. Мистицизм, оккультизм

с их новейшим переодеванием в теософию (или в само¬

новейшую— антропософию), вера, подогреваемая теат¬

ральными чудесами,— все, вплоть до Валаамовой осли¬

цы (т. е. лошади сверхчеловека), все это только сред¬

ства pour faire affoler. Нужно лишь уничтожить плоды

многовекового научного мышления. Когда много лет то¬

му назад Брюнетьер, также ранее прикрывавшийся ува¬

жением к науке, в особенности к эволюционному уче¬

нию, выступил со своей проповедью о «банкротстве

науки» и об иных путях к истине, я, не задумываясь,

высказал, что эти пути «приведут послушное стадо к

стопам ватиканского пастыря». Не прошло двух лет,

и Брюнетьер во главе избранного отряда паломников

уже целовал папскую туфлю. Вселенский клерикализм

повсюду вооружается в надежде вернуть себе утрачен¬

ную власть, и, конечно, главным препятствием на его

пути является наука. Самым могущественным оружием

в этой борьбе мрака с разумом является погоня за чу¬

десным. Это понимал Руссо, когда говорил: «Если б я

собственными глазами увидел чудо, я, может быть, со¬

шел бы с ума, но не уверовал бы». Для него было ясно,

235
что разум создался в мире закономерных явлений и для

него, а для мира чудес достаточно юродивых и кликуш.
В одном только Лодж, конечно, прав — в том, что

в мире назревает борьба двух лагерей, но это ранее его

и гораздо обстоятельнее было высказано Дрэпером. На¬

дежда одного из этих лагерей еще недавно была выска¬

зана таким знатоком его сокровенных вожделений, как

Юисманс, и в таких красноречивых выражениях: «Не¬

сколько саванов, пропитанных серой, да несколько кост¬

ров хорошо просушенных дров — и человечество еще

могло бы быть спасено». Надежды другого лагеря вы¬

сказал на днях депутации французских академиков ста¬

рик Сольвей: «La vérité sera la science ou ne sera

pas» *. Которой из этих двух надежд предстоит оправ¬

даться— «that is the question»**.
Ч. Дарвин и К. Маркс

(Канун шестидесятых годов, 1859 год) ***
Мне приходилось уже ранее указывать на то, что на¬

ша «эпоха Возрождения» — шестидесятые годы — сов¬

пала с периодом совершенно исключительного подъема

естествознания в Западной Европе и находилась под его

благотворным влиянием ****. Позднее я имел случай

подробнее остановиться на совершенно исключительном

значении в истории науки кануна шестидесятых годов,

этого 1859 г., обратившего на себя внимание по совпаде¬

нию двух великих открытий, одного в области теории —

дарвинизма, другого в области экспериментального ме¬

тода— спектроскопии*****. Полувековой юбилей этих

двух событий был своевременно отмечен всем ученым

миром, но ни мною и, если не ошибаюсь, никем другим

не было замечено совпадение, придающее этому году
*	«Истина станет наукой или перестанет существовать».
** «Вот в чем вопрос» (Гамлет).
*** Статья эта представляет естественное продолжение статьи

«Год итогов и пр.». Странно, что в 1909 г. никому не при¬

шло в голову указываемое в ней совпадение.
**** См. статью «Развитие естествознания в России в эпоху

60-х годов» в «Истории России в XIX столетни», изд. то¬

варищества бр. Гранат.
***** См. выше статью «Год итогов и поминок».

236
еще более широкое значение. Руководствуясь известным

правилом «Лучше поздно, чем никогда», попытаюсь те¬

перь, по истечении нового десятилетия, пополнить этот

пробел.
В 1859 г. появилось не только «Происхождение ви¬

дов» Дарвина, но и «Zur Kritik der politischen Oeko-

nomie»20 Маркса*. Это не простое только хронологиче¬

ское совпадение; между этими двумя произведениями,

относящимися к столь отдаленным одна от другой об¬

ластям человеческой мысли, можно найти сходственные

черты, оправдывающие их сопоставление, хотя бы

в форме этого краткого очерка. Как заключительная

страница книги Дарвина, так и замечательная, блестя¬

щая пятая страница предисловия книги Маркса пред¬

ставляют поразительные по своей ясности и лаконич¬

ности итоги основного хода их идей. Как первая была

завершением более чем двадцатилетней деятельности

Дарвина, так и вторая была, по собственному призна¬

нию Маркса, «путеводной нитью» для последовавшей

более чем двадцатилетней деятельности, прерванной
*	Что касается меня, то этот пробел объясняется очень просто.

К стыду моему, я должен признаться, что с содержанием заме¬

чательного предисловия к этой книге я ознакомился уже после

1909 г. из статьи В. И. Ильина (Ленина) в XXVIII томе энцик¬

лопедии бр. Гранат. В утешение себе могу сказать, что зато

с «Капиталом» я ознакомился, вероятно, одним из первых в

России. Это было так давно, что Владимир Ильич тогда еще не

родился, а Плеханову, которого многие наши марксисты счи¬

тают своим учителем, было всего десять лет. Осенью 1867 г.

проездом из Симбирска, где я производил опыты по плану

Д. И. Менделеева, я заехал к П. А. Ильенкову в недавно откры¬

тую Петровскую академию. Я застал П. А. Ильенкова в его

кабинете-библиотеке за письменным столом; перед ним лежал

толстый свеженький том с еще заложенным в него разрезаль¬

ным ножом — это был первый том «Капитала» Маркса. Так как

он вышел в конце 1867 г., то, очевидно, это был один из первых

экземпляров, попавших в русские руки. Павел Антонович тут

же с восхищением и свойственным ему умением прочел мне

чуть не целую лекцию о том, что уже успел прочесть; с пред¬

шествовавшей деятельностью Маркса он был знаком, так как

провел 1848 г. за границей, преимущественно в Париже, а с

деятельностью пионеров русского капитализма — сахарова¬

ров — был лично знаком и мог иллюстрировать эту деятель¬

ность лично знакомыми ему примерами. Таким образом, через

несколько недель после появления «Капитала» профессор химии

недавно открытой Петровской академии уже был одним из пер¬

вых распространителей идей Маркса в России.

237
только его смертью еще в полном расцвете его умствен¬

ных сил. Остановимся на беглой параллели этих двух

произведений, которые оставили глубокий след в исто¬

рии девятнадцатого и начинающегося двадцатого века,—

конечно, оставят его и в последующих веках.
О Дарвине говорили, что он «величайший революци¬

онер в современной науке или, вернее, в науке всех вре¬

мен» (Уотсон), что «отрадно было видеть, как из за¬

тишья своей скромной рабочей комнаты в Дауне он при¬

водил умы всех мыслящих людей в такое движение, ко¬

торому едва ли найдется второй пример в истории»

(Рейлей). О том революционном движении, которое, ис¬

ходя из убогой каморки в Дин-стрите (в Лондоне),

охватило не только «сознание», но и «бытие» всего чело¬

вечества, излишне распространяться в переживаемый

момент, какого еще, несомненно, не знала история.
В чем же заключалась общая сходственная черта

этих двух революций, одновременно проявившихся

в 1859 г.? Прежде всего в том, чтобы всю совокупность

явлений, касающихся в первом случае всего органи¬

ческого мира, а во втором — социальной жизни челове¬

ка и которые теология и метафизика считали своим ис¬

ключительным уделом, изъять из их ведения и найти

для всех этих явлений объяснение, заключающееся «в

их материальных условиях, констатируемых с точ¬

ностью естественных наук» *.
Как Дарвин, усомнившись в пригодности библейско¬

го учения о сотворении органических форм, к которому

так или иначе прилаживалась теологически или метафи¬

зически настроенная современная ему наука, нашел дей¬

ствительное объяснение для происхождения этих форм

в «материальных условиях» их возникновения, так

и Маркс, как он сам пояснил, усомнившись в гегелевской

метафизической «философии права», пришел к послу¬

жившему ему «путеводной нитью» во всей его последую¬

щей деятельности выводу, что «правоотношения и фор¬

мы государственности необъяснимы ни сами из себя, ни

из так называемого человеческого духа, а берут основа¬

ние из материальных условий жизни». Оба учения отме¬

чены общей чертой искания начального исходного
•	«Zur Kritik der politischen Oekonomie», S. V. Berlin, 18592I.

238
объяснения исключительно в «научноизучаемых», «ма¬

териальных» явлениях [...]
Закончу эту краткую заметку тем, с чего начал. От¬

мечая упущенную в свое время годовщину 1859 г.

и значение ближайшего десятилетия — тех шестидеся¬

тых годов, которые по справедливости можно назвать

десятилетием Дарвина и Маркса,— остановимся на том,

что оба они шли под знаменем естествознания. Оба

в естествознании видели единственную прочную основу

своих революционных учений, призванных встряхнуть до

самой глубины и «сознание», и «бытие» всего челове¬

чества. Не ясно ли, что именно в науке, в естествозна¬

нии, а не в мистических и метафизических словоизвер¬

жениях, не в бессмысленных футуристических потугах

или призывах вернуться на путь «свободной класси¬

ческой эротики», не в этих всех пережитках позорно из¬

дыхающей буржуазной культуры должна быть заложе¬

на основа идущей на смену ей культуры пролетар¬

ской — культуры будущего. [...]

Иван Петрович Павлов

Иван Петрович Павлов

[Автобиография]1
Родился я в г. Рязани в 1849 г. в семье священника.

Среднее образование получил в местной духовной се¬

минарии. [...]
Под влиянием литературы шестидесятых годов,

в особенности Писарева, наши умственные интересы об¬

ратились в сторону естествознания, и многие из нас — в

числе этих ия — решили изучать в университете естест¬

венные науки.
В 1870 г. я поступил в число студентов Петербург¬

ского университета на естественное отделение Физико-

математического факультета. [...]
Двадцатилетний опыт

объективного изучения высшей

нервной деятельности

(поведения) животных2
Экспериментальная психология

и психопатология на животных
Считая лучшим красноречием язык фактов, позволю

себе прямо обратиться к тому опытному материалу, кото¬

рый дал мне право говорить на тему моей речи. Это

будет прежде всего история обращения физиолога от

чисто физиологических вопросов к области явлений,

обычно называемых психическими. Этот переход произо¬

шел хотя и неожиданно, но вполне естественно и — что

мне кажется особенно важно в этом деле — без измене¬

ния, так сказать, методического фронта.
В продолжение многих лет занимаясь нормальной

деятельностью пищеварительных желез, анализируя

постоянные условия этой деятельности, я встретился

здесь, как, впрочем, уже указывалось раньше и другими,

241
с условиями психического характера. Не было никакого

основания откладывать эти условия в сторону, раз они

постоянно и весьма значительно участвовали в нор¬

мальном ходе дела. Я обязан был заниматься ими, если

решил возможно полно исчерпать мой предмет. Но тог¬

да сейчас же возникал вопрос: как? И все дальнейшее

мое изложение будет ответом на этот вопрос.
Из всего нашего материала я остановлюсь только на

опытах со слюнными железами — органом, по-видимо¬

му, с очень незначительной физиологической ролью, но

который, я убежден в этом, станет классическим объек¬

том в области тех исследований нового рода, пробы ко¬

торых я буду иметь честь изложить сегодня, частью как

сделанные, частью как проектированные.
При наблюдении нормальной деятельности слюнных

желез нельзя не быть пораженным высокой приспособ¬

ляемостью их работы. Вы даете животному сухие, твер¬

дые сорта пищи — льется много слюны; на богатую

водой пищу слюны выделяется гораздо меньше.
Очевидно, для химического опробования, удобного

растирания пищи и образования из нее комка, подлежа¬

щего глотанию, требуется вода — и слюнные железы да¬

ют ее. Из слизистых слюнных желез на всякую пищу

течет богатая муцином слюна — смазочная слюна, для

более легкого проскальзывания пищи в желудок. На все

сильно химически раздражающие вещества, как кисло¬

ты, соли и т. п., слюна также течет, и притом соответст¬

венно силе их раздражающего действия, ясно для того,

чтобы их нейтрализовать, разбавить или отмыть от них

рот, как показывают нам это ежедневные наблюдения

над самим собой. Из слизистых желез в этом случае

течет водянистая слюна с малым содержанием муцина.

И в самом деле, к чему же теперь нужен был бы муцин?

Вы сыплете в рот собаке кучки чистых, нерастворимых

кварцевых камней — собака сама передвигает их во рту,

иногда пробует жевать и наконец выбрасывает их вон.

Слюны или совсем нет, или одна-две капли. И опять,

чем бы могла быть полезна в этом случае слюна? Камни

легко выбрасываются животными изо рта и ничего по¬

сле себя не оставляют в полости рта. Теперь насыплем

в рот собаке песку, т. е. тех же чистых камешков, только

в мелком, раздробленном виде,— слюны потечет много.

Не трудно видеть, что без слюны, без тока жидкости

242
в полость рта этот песок не может быть ни выброшен,

ни препровожден в желудок.
Перед нами точные и постоянные факты — факты,

обнаруживающие как бы какую-то разумность. Однако

механизм этой разумности весь как на ладони. С одной

стороны, физиология издавна владеет сведениями

о центробежных нервах слюнных желез, которые то по

преимуществу гонят воду слюны, то накопляют в ней

специальные органические вещества. С другой стороны,

внутренняя стенка полости рта представляет отдельные

участки, обладающие различной специальной раздражи¬

тельностью— то механической, то химической, то терми¬

ческой. К тому же и эти виды раздражительности

подразделяются в свою очередь дальше, например хи¬

мическая— на солевую, кислотную и т. д. То же есть

основание продполагать и относительно механической

раздражительности. От этих участков со специальной

раздражительностью идут особые центростремительные

нервы.
Таким образом, в основании приспособлений лежит

простой рефлекторный акт, начинающийся известными

внешними условиями, действующими только на извест¬

ный сорт окончаний центростремительных нервов, отку¬

да раздражение идет по определенному нервному пути

в центр, а оттуда — в железу, также по определенному

пути, обусловливая в ней вследствие этого определен¬

ную работу.
Иначе, обобщая, это — специальное внешнее влия¬

ние, вызвавшее специальную реакцию в живом вещест¬

ве. А вместе с тем мы здесь имеем в типичной форме то,

что обозначается словами «приспособление» и «целесо¬

образность». Остановимся несколько на этих фактах

и словах, так как они играют, очевидно, большую роль

в современном физиологическом мышлении. Что, соб¬

ственно, есть в факте приспособления? Ничего, как мы

только что видели, кроме точной связи элементов слож¬

ной системы между собой и всего их комплекса с окру¬

жающей обстановкой.
Но это ведь совершенно то же самое, что можно ви¬

деть в любом мертвом теле. Возьмем сложное хими¬

ческое тело. Это тело может существовать как таковое

лишь благодаря уравновешиванию отдельных атомов

243
и групп их между собой и всего их комплекса с окру¬

жающими условиями.
Совершенно так же грандиозная сложность высших,

как и низших, организмов остается существовать как

целое только до тех пор, пока все ее составляющее тон¬

ко и точно связано, уравновешено между собой и с окру¬

жающими условиями.
Анализ этого уравновешивания системы и составляет

первейшую задачу и цель физиологического исследова¬

ния как чисто объективного исследования. Едва ли

в этом пункте может быть какое-либо разногласие.

К сожалению, мы не имеем до сих пор чисто научного

термина для обозначения этого основного принципа

организма — внутренней и внешней уравновешенности

его. Употребляемые для этого слова «целесообразность»

и «приспособление» (несмотря на естественнонаучный

дарвиновский анализ их) продолжают в глазах многих

носить на себе печать субъективизма, что порождает

недоразумения двух противоположных родов. Чистые

сторонники физико-механического учения о жизни усмат¬

ривают в этих словах противонаучную тенденцию — от¬

ступление от чистого объективизма в сторону умозрения,

телеологии. С другой стороны, биологи с философским

настроением3 всякий факт относительно приспособле¬

ния и целесообразности рассматривают как доказатель¬

ство существования особой жизненной или, как теперь

все чаще раздается, духовной силы (витализм, очевид¬

но, переходит в анимизм), ставящей себе цель, избира¬

ющей средства, приспособляющейся и т. д. [...]
Только идя путем объективных исследований, мы

постепенно дойдем до полного анализа того беспредель¬

ного приспособления во всем его объеме, которое со¬

ставляет жизнь на земле. Движение растений к свету

и отыскивание истины путем математического анали¬

за — не есть ли в сущности явления одного и того же

ряда? Не есть ли это последние звенья почти бесконеч¬

ной цепи приспособлений, осуществляемых во всем жи¬

вом мире?
Мы можем анализировать приспособление в его про¬

стейших формах, опираясь на объективные факты. Ка¬

кое основание менять этот прием при изучении приспо¬

соблений высшего порядка!

244
Работа в этом отношении начата в различных эта¬

жах жизни и блистательно продвигается вперед, не

встречая препятствий. Объективное исследование живо¬

го вещества, начинающееся учением о тропизмах 4 эле¬

ментарных живых существ, может и должно остаться

таковым и тогда, когда оно доходит до высших проявле¬

ний животного организма, так называемых психических

явлений у высших животных.
Полученные объективные данные, руководясь подо¬

бием или тождеством внешних проявлений, наука пере¬

несет рано или поздно и на наш субъективный мир

и тем сразу и ярко осветит нашу столь таинственную

природу, уяснит механизм и жизненный смысл того, что

занимает человека все более,— его сознание, муки его

сознания. Вот почему я допустил в моем изложении как

бы некоторые противоречия в словах. В заголовке моей

речи и в продолжение всего изложения я пользовался

термином «психический», а вместе с тем все время вы¬

двигал лишь объективные исследования, оставляя со¬

вершенно в стороне все субъективное. Жизненные явле¬

ния, называемые психическими, хотя бы и наблюдаемые

объективно у животных, все же отличаются, пусть лишь

по степени сложности, от чисто физиологических явле¬

ний. Какая важность в том, как называть их — психи¬

ческими или сложно нервными, в отличие от простых

физиологических, раз только сознано и признано, что

натуралист может подходить к ним лишь с объективной

стороны, отнюдь не озабочиваясь вопросом о сущности

этих явлений.
Не ясно ли, что современный витализм, анимизм

тож, смешивает различные точки зрения: натуралиста

и философа. Первый все свои грандиозные успехи все¬

гда основывал на изучении объективных фактов и их

сопоставлениях, игнорируя по принципу вопрос о сущ¬

ностях и конечных причинах; философ, олицетворяя

в себе высочайшее человеческое стремление к синтезу,

хотя бы в настоящее время и фантастическому, стремясь

дать ответ на все, чем живет человек, должен сейчас

уже создавать целое из объективного и субъективного.

Для натуралиста все — в методе, в шансах добыть непо¬

колебимую, прочную истину, и с этой только, обязатель¬

ной для него, точки зрения душа как натуралистический

245
принцип не только не нужна ему, а даже вредно давала

бы себя знать на его работе, напрасно ограничивая сме¬

лость и глубину его анализа.
Ответ физиолога психологам
[...] Что заключает в себе понятие рефлекса?
Теория рефлекторной деятельности опирается на три

основных принципа точного научного исследования: во-

первых, принцип детерминизма, т. е. толчка, повода, при¬

чины для всякого данного действия, эффекта; во-вторых,

принцип анализа и синтеза, т. е. первичного разложения

целого на части, единицы и затем снова постепенного

сложения целого из единиц, элементов; и, наконец, прин¬

цип структурности, т. е. расположения действий силы

в пространстве, приурочение динамики к структуре. По¬

этому смертный приговор над теорией рефлекса нельзя

не признать каким-то недоразумением, каким-то увлече¬

нием.
Вы имеете перед собой живой организм, до человека

включительно, производящий ряд деятельностей, обна¬

ружений силы. Непосредственное, трудно преодолимое

впечатление какой-то произвольности, спонтанности! На

примере человека как организма это впечатление дости¬

гает почти для всякого степени очевидности, и утверж¬

дение противоположного представляется абсурдом. Хотя

еще Левкипп из Милета * провозгласил, что нет дей¬

ствия без причины и что все вызвано необходимостью,

но не говорится ли и до сих пор, даже исключая челове¬

ка, о действующих спонтанно силах в животном орга¬

низме! Что же касается человека, разве мы не слышим

и теперь о свободе воли и не вкоренилось ли в массе

умов убеждение, что в нас есть нечто, не подлежащее

детерминизации?! Я постоянно встречал и встречаю не¬

мало образованных и умных людей, которые никак не

могут понять, каким образом можно было бы когда-ни¬

будь· целиком изучить поведение, например, собаки

вполне объективно, т. е. только сопоставляя падающие

на животное раздражения с ответами на них, следова¬
*	Беру указание из книги проф. Каннабиха «История психиат¬

рии».

246
тельно, не принимая во внимание ее предполагаемого

по аналогии с нами самими субъективного мира. Конеч¬

но, здесь разумеется не временная, пусть грандиозная,

трудность исследования, а принципиальная невозмож¬

ность полного детерминизирования. Само собой разуме¬

ется, что то же самое, только с гораздо большей убеж¬

денностью, принимается и относительно человека. Не

будет большим грехом с моей стороны, если я допущу,

что это убеждение живет и в части психологов, замаски¬

рованное утверждением своеобразности психических яв¬

лений, под которым чувствуется, несмотря на все науч¬

но приличные оговорки, все тот же дуализм с анимиз¬

мом, непосредственно разделяемый еще массой думаю¬

щих людей, не говоря о верующих. [...]
Перед нами грандиозный факт развития природы от

первоначального состояния в виде туманности в беско¬

нечном пространстве до человеческого существа на на¬

шей планете в виде, грубо говоря, фаз: солнечные систе¬

мы, планетная система, мертвая и живая часть земной

природы.
На живом существе мы особенно ярко видим фазы

развития в виде филогенеза и онтогенеза. Мы еще не

знаем и, вероятно, еще долго не будем знать ни общего

закона развития, ни всех его последовательных фаз. Но,

видя его проявления, мы антропоморфически, субъек¬

тивно, как вообще, так и на отдельных фазах, заменяем

знание закона словами «цель», «намерение», т. е. повто¬

ряем только факт, ничего не прибавляя к его настояще¬

му знанию. При истинном же изучении отдельных

систем природы, до человека включительно, из которых

она состоит, все сводится лишь на констатирование как

внутренних, так и внешних условий существования этих

систем, иначе говоря, на изучение их механизма;

и втискивание в это исследование идеи цели вообще

и есть смешение разных вещей и помеха доступному

нам сейчас плодотворному исследованию. Идея возмож¬

ной цели при изучении каждой системы может служить

только как пособие, как прием научного воображения,

ради постановки новых вопросов и всяческого варьи¬

рования экспериментов, как и в случае знакомства с не¬

известной нам машиной, поделкой человеческих рук,

а не как окончательная цель.

247
С данным пунктом естественно связывается следую¬

щим вопрос — о свободе воли. Вопрос, конечно, высо¬

чайшей жизненной важности. Но мне кажется, есть воз¬

можность обсуждения его одновременно строго научно

(в рамках современного точного естествознания) и

вместе не противореча общечеловеческому ощущению

и не внося путаницы в жизненную постановку его.
Человек есть, конечно, система (грубее говоря — ма¬

шина), как и всякая другая в природе, подчиняющаяся

неизбежным и единым для всей природы законам, но

система, в горизонте нашего современного научного ви¬

дения единственная по высочайшему саморегулирова¬

нию. Разнообразно саморегулирующиеся машины мы

уже достаточно знаем между изделиями человеческих

рук. С этой точки зрения метод изучения системы-чело¬

века тот же, как и всякой другой системы: разложение

на части, изучение значения каждой части, изучение

связи частей, изучение соотношения с окружающей сре¬

дой и в конце концов понимание, на основании всего

этого, ее общей работы и управление ею, если это

в средствах человека. Но наша система в высочайшей

степени саморегулирующаяся, сама себя поддерживаю¬

щая, восстановляющая, направляющая и даже совер¬

шенствующая. Главнейшее, сильнейшее и постоянно

остающееся впечатление от изучения высшей нервной

деятельности нашим методом — это чрезвычайная пла¬

стичность этой деятельности, ее огромные возможности:

ничто не остается неподвижным, неподатливым, а все

всегда может быть достигнуто, изменяться к лучшему,

лишь бы были осуществлены соответствующие условия.
Система (машина) и человек со всеми его идеалами,

стремлениями и достижениями — какое, казалось бы на

первый взгляд, ужасающе дисгармоническое сопостав¬

ление! Но так ли это? И с развитой точки зрения разве

человек — не верх природы, не высшее олицетворение

ресурсов беспредельной природы, не осуществление ее

могучих, еще не изведанных законов! Разве это не мо¬

жет поддерживать достоинство человека, наполнять его

высшим удовлетворением?! А жизненно остается все то

же, что и при идее о свободе воли с ее личной, общест¬

венной и государственной ответственностью: во мне

остается возможность, а отсюда и обязанность для меня

знать себя и постоянно, пользуясь этим знанием,

248
держать себя на высоте моих средств. Разве обществен¬

ные и государственные обязанности и требования — не

условия, которые предъявляются к моей системе и дол¬

жны в ней производить соответствующие реакции в ин¬

тересах целостности и усовершенствования системы?!
Павловские клинические среды

Стенограммы заседаний в нервной

и психиатрической клиниках5
Среда
5	апреля 1933 г.
[...] Б. Н. Бирман. Эта больная отличается большой

религиозностью.
И. П. Павлов. Ведь вера для чего существует? Вера

существует для того, чтобы дать возможность жить сла¬

бым. Это должны вы знать. Она необходимая опора

в этих фантазиях. Это как бы инстинкт слабой натуры.

[...]
Среда
12 апреля 1933 г.
[...] Ф. П. Майоров. Можно все откинуть, но остает¬

ся один момент — это внезапный его поворот к рели¬

гии 6, который ни психологически, ни идейно подготов¬

лен не был. Вечером он был атеистом, а утром проснул¬

ся и стал проповедовать слово божие.
И. П. Павлов. Что же тут удивительного? В 14—

15 лет я прочел Чернышевского и был поражен реаль¬

ностью и силой мыслей, и я в три дня переделался. Это

только под влиянием книг разных, а ведь уроки жизни

гораздо глубже. [...]
Я. Я. Павлов. А благодаря этому Христу сколько

народу было сожжено, сколько народу было в римском

цирке зверями растерзано!
Я. А. Останков. Кого львы терзали, из тех ни один не

посмел бы сказать, что он, так же как и Христос, исце¬

лял больных и воскрешал мертвых. [...]

249
Среда
27 сентября 1933 г.
[...] Я. Я. Павлов. Почему вы религиозность считае¬

те признаком слабоумия?
Я. В. Виноградов. Не слабоумием, а это одна из чер¬

точек слабоумного характера.
Я. Я. Павлов. Мне казалось бы (и это вполне естест¬

венно), что раз человек обижен жизнью, раз у него не¬

счастье такое, что нет надежды на счастье, благополу¬

чие и т. д., то что тут удивительного, что человек обра¬

щается к религии и рассчитывает на помощь свыше.

Я бы не сказал, что это слабоумие, я бы сказал,

что человек благодаря своему трудному положению

ждет помощи свыше. [...]
Среда
14 марта 1934 г.
[...] Б. Я. Бирман. Все-таки здесь некоторая корко¬

вая слабость.
Я. Я. Павлов. Ну, ясно, нет настоящего равновесия.

Какое есть указание на то, что она очень рассудитель¬

ный, умственный человек? Наоборот, к суевериям очень

склонна. Это тоже не указывает на сильные мысли. [...]

Б. В. Андреев. Наряду с этим имеется реакция доста¬

точно сильного человека — умеет постоять за себя.
Я. Я. Павлов. А Мери Бекер-Эдди?7 Огромное со¬

стояние получила, так что была далеко не дура. Это не

мешает. А так мы умственности особой не видим. То,

что она делает, это механическая штука — рассчитыва¬

ла, подводила баланс и т. д. А то, что суеверия были,

приметы всякие были, это уж никак трезвые, здоровые

мысли не рекомендует. [...]
Среда
6 июня 1934 г.
[...] Я. Я. Павлов. [...] Но я думаю насчет этой замк¬

нутости8. Что замкнутость? Раз такая обстановка, то

замкнешься в себе. [...] Тогда, конечно, будешь от такой

дрянной действительности больше удаляться, будешь

мечтательной, будешь религиозной, потому что религия

существует не для радостных, для веселых, в жизни она

не нужна, это присказка, а для таких она какая-то
9 Зак. 618

250
надобность, это выход известный. Так что это можно по¬

нять хорошо. [...]
Среда
19 декабря 1934 г.
И. П. Павлов. [...] Вольно же отличать все жизнен¬

ные наши впечатления от телесных обыкновенных! Ни¬

какой разницы нет. Что же вы думаете: слова наши,

всякие жизненные положения — это что-то духовно не¬

уловимое? Та же действительность, такие же раздраже¬

ния глаз, ушей, носа и т. д. А главное стремление ани¬

мистов — это отделение грешного тела от высокой

души.
Среда
12 декабря 1934 г.
[...] Больная. Я стала религиозной с того времени,

когда мне это понадобилось.
И. П. Павлов. Так и бывает всегда. Религия появля¬

ется, когда человеку трудно. Это ее свойство, и это ее

назначение, можно сказать. [...]
Среда
9 октября 1935 г.
[...] И. /7. Павлов. Вы религиозны были до каких

годов?
Больной. Лет до 7—8. Как только в школу поступил,

я уже не молился и уже начал с матерью спорить.
И. П. Павлов. Откуда же у вас взялись эти споры?

Больной. Да ведь в школе же об этом говорили, вот

я и перестал быть религиозным.
И. П. Павлов. Надо же признать, что религия — это

есть естественнейший, законнейший человеческий ин¬

стинкт. Когда человек впервые превзошел животное

и когда у него явилось сознание самого себя, то ведь его

положение было до последней степени жалкое: ведь он

окружающей среды не знал, явления природы его пуга¬

ли, и он спасал себя тем, что выработал себе религию,

чтобы как-нибудь держаться, существовать среди этой

серьезнейшей, могущественнейшей природы. Это очень

естественный инстинкт, который до последней степени

глубоко сидит в натуре человека. Я хотя сам рациона-

251
лист до мозга костей и с религией покончил, но отно¬

шусь с уважением к ней: есть масса людей, которые без

религии жить не могут. Есть слабые люди, для которых

религия имеет силу. Сильные — да, сильные могут сде¬

латься чистыми рационалистами, опираться только на

знания, а слабому едва ли это подойдет. Вот взять хотя

бы Шеррингтона. Известный человек, принадлежит

к могущественной нации, огромным авторитетом пользу¬

ется, был президентом в Лондонском Королевском об¬

ществе, а рядом с этим читал лекцию в Кембридже

и сказал такую штуку: «...если ум имеет отношение

к нервной системе» и т. д., представляет, что ум — это

одно, а грешное тело — это другое. Ну вот, разве это не

факт? Это серьезный факт. Я ведь сын священника, вы¬

рос в религиозной среде, однако, когда я в 15—16 лет

стал читать разные книги и встретился с этим вопросом,

я переделался, и мне это было легко, но я, однако, ника¬

кой враждебности к религии не питаю. Человек сам

должен выбросить мысль о боге. Будет ли он рациона¬

листом или будет верующим — натура сама выбирает.

Сколько угодно людей совершенно необразованных,

а постепенно, под давлением жизни они сами все боль¬

ше и больше теряют связь с верой. Это должно естест-

венным образом происходить. Вот что я хотел сказать

по этому вопросу. [...]
Павловские среды

Протоколы и стенограммы

физиологических бесед9
Среда
12 сентября 1934 г.
[...] И. П. Павлов. Теперь у меня есть две посторон¬

них темы: с одной стороны, об обезьянах, а с другой —

о господине Шеррингтоне. Обезьяны связаны с Кёлером.

Поэтому, может быть, лучше сказать: с одной стороны,

о Кёлере, а с другой — о Шеррингтоне10. Пожалуй, по¬

лезнее остановиться сперва на Кёлере.
[...] Когда обезьяне дается задача захватить плод вы¬

соко подвешенный и когда ей нужны орудия, например,
9*

252
палка, ящики, для достижения цели, то все неудачные

попытки достигнуть цели, по мнению Кёлера, не до¬

казывают разума. Это все метод проб и ошибок. После

многих неудач, уставши, обезьяна уходит в сторону

и сидит, ничего другого не предпринимая. После такого

сидения, покоя она принимается вновь за работу и до¬

стигает цели. Доказательством ее разумности он считает

сидение. Буквально так, господа. По Кёлеру, когда

обезьяна сидит — она в это время и совершает разу¬

мную работу. Это доказывает разум. Как вам нравится!

Доказательство разумности есть молчаливое бездейст¬

вие обезьяны. А то, что обезьяна действует палкой, на¬

гораживает ящики,— все это неразумно. Когда обезьяна

действует, передвигая ящики так и этак,— это все ассо¬

циации, которые не есть разум, это метод проб и оши¬

бок. Он от этих фактов совершенно отворачивается —

это ассоциация. А когда она сидит и бездействует — вот

в это время и происходит у нее разумная деятельность.

Конечно, нужно понять это таким образом, что Кё¬

лер— заядлый анимист, он никак не может помириться,

что эту душу можно взять в руки, взять в лаборато¬

рию, на собаках разъяснить законы ее деятельности.

Он этого не хочет допустить.
[...] Конечно, Кёлер — жертва анимизма. А Шер-

рингтон — другая жертва анимизма. Но об этом в сле¬

дующий раз.
Вот как Кёлер понимал вопрос. Он, однако, может

быть и очень умным человеком. Это две вещи совершен¬

но различные. Сколько угодно было умных людей, но

вместе с тем они были анимистами. [...]
Среда
19 сентября 1934 г.
[...] И. /7. Павлов. А теперь я займусь критикой гос¬

подина Шеррингтона. Я нарочно не спешу с этим делом

и перечитываю его работу несколько раз, с тем чтобы

как-нибудь не переусердствовать, не сказать и не ду¬

мать лишнего, чего не нужно. Однако прошло недели

две, а мое мнение остается без перемен.
Нет никакого сомнения, что Шеррингтон выступил

в теме, очевидно, ему близкой — «Мозг и его механиз¬

мы». Он всю жизнь был неврологом, занимался нервной

253
системой, правда больше нижним отделом, спинным

мозгом, чем верхним мозгом.
Сравнивая законы головного мозга и его механизмы,

он приходит к чрезвычайно странному заключению. Он,

оказывается, до сих пор вовсе не уверен в том, что мозг

имеет какое-нибудь отношение к нашему уму. Невролог,

всю жизнь проевший зубы на этом деле, до сих пор не

уверен, имеет^ ли мозг какое-нибудь отношение к уму?

Это у него совершенно отчетливо сказано: «Если не¬

рвная деятельность имеет отношение к уму....» Я не ве¬

рил своему знанию английского языка, просил перевести

других.
Как это можно понять, что в настоящее время физио¬

лог еще не уверен, имеет ли отношение нервная деятель¬

ность к уму? Это чисто дуалистическое представление.

Это, значит, декартовская точка зрения11: мозг — это

есть рояль, пассивный инструмент, а душа — это есть

игрок, который извлекает из этого рояля всякие арии

и все, что хочет. Очевидно, так. Может быть, он дуалист,

крепко делит свое существо на две половины: на греш¬

ное тело и на вечно живущий, никогда не умирающий

дух. Меня поражает еще больше то, что он почему-то

считает вредным познание этой души и говорит так: он

представляет себе так, что если лучшие между нами

кое-что постигли в нервной системе, то это уже опасная

штука, это грозит уничтожением человека на земле. При

этом он прибавляет довольно дикую фразу, в моих гла¬

зах: «Если человек так начнет в себе понимать эти вещи

и будет на основании понимания себя как-то экономно

направлять их»,— экономно — это хорошо, значит,

я дольше себя сохраню, а он добавляет,— «то наша пла¬

нета вновь освободится для ближайшей эры животного

господства». Как вам нравится, что это такое? Дикая

вещь. [...]
Вот моя жена — это отчетливый дуалист. Она рели¬

гиозна, но никакого искаженного отношения к предме¬

там у нее не видно.
Каким образом можно выступать против изучения

вопроса, как можно утверждать, что это может даль¬

ше повести почему-то к гибели человека и торжеству

животного мира? Нет, я бы желал, чтобы тот, кто мо¬

жет свободно читать по-английски, перевел эту кни¬

гу. Зачем такую ерунду печатать? Ведь для многих

254
Шеррингтон «=- заслуженный авторитет. Я бы просил

почитать и сказать что-либо в защиту Шеррингтона.

Для меня все это представляется в высшей степени

странным.
Теперь я могу доказать, что он дуалист-анимист. Это

явствует из того, что в 1912 г., 22 года тому назад, он

мне сказал в Лондоне, когда я впервые с ним встретил¬

ся: «Ваши условные рефлексы не будут иметь успеха

в Англии, потому что они пахнут материализмом».

Очевидно, это он говорил от себя, так надо пони¬

мать. [...]
Что касается до дуализма Декарта, то, когда речь

идет о животных, он их рассматривает чистыми машина¬

ми. Благодаря этому-мы получили от него понятие реф¬

лекса и на нем построили все анализирование нервной

деятельности. Когда же Декарт говорит о человеке, тог¬

да он дуалист, тогда он действительно представляет, что

мозг — это есть рояль, а душа — это есть пианист и ни¬

какой прямой связи между ними нет. Так что для боль¬

шого ума Декарта это была задача. Он клал резкую

границу между животными и собой. У животных, как

простые люди говорят, дым или пар, а у нас с вами

душа. Когда я повел об этом разговор с Рише 12, тогда,

оберегая достоинство французской мысли, он сказал: он

так не думал, это его попы заставили так говорить и

так думать, а он, конечно, стоял на нашей точке

зрения.
С места. Есть указания, что Декарт последующую,

самую замечательную книгу, в чрезвычайно материа¬

листическом духе написанную, сжег, потому что чувст¬

вовал, что его откроет церковь. Это был последний итог

его философии.
И. П. Павлов. А я об этом не читал. В то время,

конечно, не шути, могли его сжечь, убрать. Может быть.

[...]
П. С. Купалов. Шеррингтон, конечно, дуалист. Это

совершенно ясно. [...]
И. П. Павлов. [...] Это, конечно, дуалист, причем

беспардонный. Я знаю дуалистов, но они до этого не

доходят, чтобы утверждать, что когда ты эту штуку, т. е.

ум, разберешь, то тебе угрожает гибель и господство

скотов вместо тебя на земле. [...]

255
Э.	А. Асратян. Когда я указывал, что в первой части

своей книги он хорошо излагает факты, вы объяснили,

что это его факты, но имеются и данные Эдриана, кото¬

рые для него являются новыми. Он и их хорошо пони¬

мает.
Я. Я. Павлов. Это хорошо, пока он не соприкасается

с другим пунктом.
Решать частичные, сравнительно ограниченные во¬

просы — это одно, решать же такой вопрос, в котором

запутана вся история человеческого ума,— это совер¬

шенно другое. От дуализма мы только более или менее

освобождаемся в последнее время. Человеческое созна¬

ние долгое время было в плену идеалистических концеп¬

ций. Это нужно иметь в виду. На этом кончим.
Всего хорошего, господа.
Среда
23 января 1935 г.
[...] Я. /7. Павлов. Теперь, господа, от мирных дел

перейдем, можно сказать, к военным — о господине

Кёлере. С ним мы воюем. Это серьезная борьба с пси¬

хологами. Кёлер — профессор психологии в Берлинском

университете, на кафедру Берлинского университета не¬

заметного ученого не возьмут, у них иерархия. Кёлер

считается у них выдающимся психологом. Я был в его

психологической лаборатории. Она помещается во двор¬

це Вильгельма — знай наших!
[...] Незаконный успех этой психологии среди совре¬

менных психологов можно понять только так, что среди

них все еще дает себя знать дуализм в виде анимизма,

т. е. понятия о своеобразной субстанции, противополага¬

ющейся остальной природе и обязывающей исследую¬

щую мысль держаться в отношении ее иначе, чем в от¬

ношении материальных явлений. [...]
Среда
6	февраля 1935 г.
[...] Я. Я. Павлов. Еще один интересный факт в свя¬

зи с общим значением и пониманием нашей работы.

Когда вышло немецкое издание моих лекций по работе

высшей нервной деятельности, то в английском журнале

256
«Нэтюр» появилась характерная заметка. Она написана

одним из учеников Шеррингтона. Сперва идут разные

комплименты, а затем сказано: «Но вполне законно

усомниться в правильности толкования такого грандиоз¬

ного, огромного материала». И далее: «Поэтому не¬

которые считают сомнительным, чтобы павловская тер¬

минология способствовала ясному думанию. Возможно,

что при теперешнем состоянии наших знаний было бы

предпочтительнее интерпретировать эти открытия в

психологических терминах, например: ассоциация, рас¬

сеянность, интерес, сознание, внимание, память и

т. д.»
Как вам это нравится? Сами они строят это сооруже¬

ние с полным сознанием, что они делают настоящее де¬

ло. Ведь он сам и разработал рефлекторную деятель¬

ность спинного мозга, но не смей переносить выше, на

головной мозг, тогда это сооружение делается гада¬

тельным.
Такое рассуждение анимистично. У Шеррингтона —

гнездо анимизма. Доказательством является его сомне¬

ние в том, что ум имеет какое-нибудь отношение к не¬

рвной системе. Значит, ум есть нечто парящее над не¬

рвной системой. Значит, ум может быть совсем не свя¬

зан с нервной деятельностью.
Я понимаю влияние учителя на учеников, но неужели

если учитель анимист, то и все ученики должны быть

анимистами? Неужели существует в английской среде

такое умственное рабство? Как это понять? Это один из

его учеников. Он ссылается на своих товарищей по шко¬

ле. И это он говорит, что лучше систематизировать

с точки зрения психологической, а не с чисто физиологи¬

ческой. Это удивительно, тем более что условные реф¬

лексы имели особенный успех именно в Англии. Именно

там условные рефлексы введены в преподавание в сред¬

ней школе.
Я считаю позицию Шеррингтона прямо вредной, раз

он таких учеников разводит. Думай сам как хочешь, за¬

чем же других с толку сбивать.
Нет, мы можем смело положиться на свои условные

рефлексы.
Всего хорошего.

Письма
257
С. В. Карчевской
11 сентября 1880 і3
[...] А знаешь ли что, Сара! Читаю я твое письмо

и думаю: а обратится она когда-нибудь к богу, моя ми¬

лая. Странное дело: сам в бога не верую, никогда не

молюсь, а твои известия об этих молитвах производят

на меня какое-то особенно жуткое впечатление. Я и вот

еще что припоминаю. Еще в начале наших с тобой не¬

жных отношений, когда я все не верил в то, чтобы ты

могла меня любить, узнай, что меня изо всего, что ты

говорила, убедило? Только то, что ты не молилась об

этом богу. Бог, молитва не есть, очевидно, свидетельст¬

во, ручательство правды, искренней глубины.
П. Е. Соколову14
25 ноября 1924
Многоуважаемый
Петр Егорович!
Я не материалист15, а естествоиспытатель, который

исследует жизнь по методу, который вернее всего ведет

к достижению истинного знания. Нечто высокое, чем

только и дорога человеческая жизнь, я, конечно, не

отрицаю. Но я стою на единстве природы бесконечно

таинственной и величественной. Меня не оскорбляет

мысль, что я продолжение этой природы, верх жизни,

высшее животное, но я твердо знаю, что я высшее,

высшее творение, и это обязывает меня к истинно

человеческому думанию, чувствованию и поведению.

Наша главная задача — познать как можно глубже нас

самих, а к этому, по моему убеждению, ведет тот прием

исследования, которого я придерживаюсь в моей на¬

учной работе.
Готовый к услугам Ив. Павлов

258
Г-ну Эрнсту Тертлю

Генеральному секретарю Ассоциации

рационалистов-журналистов
Флит-стрит, Лондон 16
14 октября 1935
Дорогой сэр.
Конечно, я рационалист, который рассматривает ин¬

теллект с его постоянно возрастающим положительным

знанием как наивысший человеческий критерий. Оно яв¬

ляется тем истинным знанием, которое, пронизывая всю

человеческую жизнь, будет формировать конечное

счастье и мощь человечества. Но во избежание какого-

либо неправильного понимания я должен прибавить, что

я со своей стороны считаю невозможным пропагандиро¬

вать уничтожение религии в настоящее время и для кого

бы то ни было. Я рассматриваю религию как естествен¬

ный и законный человеческий инстинкт, возникший тог¬

да, когда человек стал подниматься над всем другим

животным миром и начал выделяться, с тем чтобы по¬

знавать себя и окружающую природу. Религия была

первоначальной адаптацией человека (в его невежест¬

ве) к его позиции среди суровой и сложной среды —

адаптацией, которая стала постепенно заменяться, усту¬

пать место науке благодаря деятельности разума с его

положительным знанием, представляющим наивысшую

неограниченную адаптацию. Я не уверен, способно ли

это положительное знание (наука) полностью и для

всех заменить религию. Не останется ли религия для

слабого типа людей как единственная, одна лишь при¬

емлемая для него адаптация, за исключением того, если

бы наука могла бы устранить возможность быть слабым

самому человеку.
Если вышеупомянутое рассуждение не вызовет пре¬

пятствия, я бы принял с благодарностью предложение

быть включенным в список по ассоциации.
Преданный Вам [Павлов]

Иван Владимирович Мичурин

Мечта моей жизни1
60 лет назад, 20-летним юношей, по врожденной на¬

клонности, а может быть, и под влиянием особой расте¬

ниеводческой среды, в которой протекало мое детство,

я задумал обновить существовавший старый, полукуль-

турный, низкоурожайный состав плодовых растений

средней части тогдашней России.
Сначала слепо, а потом с течением времени, с увели¬

чением опыта задуманное отложилось в строго очерчен¬

ные мысли:
1.	Вывести самый ценный в хозяйственном отноше¬

нии сорт плодового растения.
2.	Создать северное плодоводство, т. е. продвинуть

яблоню, грушу, сливу, вишню поближе к полярному

кругу, а такие культуры юга, как виноград, абрикос,

персик, перенести в среднюю и отчасти северную зоны.
3.	Превратить некоторые дикие растения, как, на¬

пример, холодостойкие, ежегодно плодоносящие, высо¬

коурожайные рябины, черемухи, боярышники, в съедоб¬

ные, высококультурные.
4.	Создать совершенно новые виды растений, более

полно отвечающие нашим потребностям.
Эти мысли, эти желания и были моими путеводными

звездами на протяжении моего 60-летнего пути, часто

преграждавшегося терниями и прерывавшегося мраком

царского строя, при котором протекли 63 года моей

жизни и 43 года деятельности.
Для осуществления этого желания нужно было изме¬

нить надолго заведенный порядок жизни у растений

и ввести другой порядок, нужный человеку.
Много лет потребовалось мне для этого — и каких

лет! Вся дорога моя до революции была выстлана осме¬

янием, пренебрежением, забвением.
До революции мой слух всегда оскорблялся неве¬

жественным суждением о ненужности моих работ, о том,

что все мои работы — это «затеи», «чепуха». Чиновники

из департамента кричали на меня: «Не сметь!» Казен¬

ные ученые объявляли мои гибриды «незаконнорожден¬

ными». Попы грозили: «Не кощунствуй! Не превращай

божьего сада в дом терпимости!» (так характеризова¬

лась гибридизация).

261
И когда рабочие и крестьяне под руководством Ле¬

нина и его большевистской партии свергли прежний

строй, я завершил свои мысли и желания делом. [...]
Лично мне кажется, что теперь я на 80-м году своего

жизненного пути вдруг встретил приятного, но незнако¬

мого мне ранее человека. Все так чудесно изменилось.
Что может быть более удивительного, когда 60-летие

моих работ и скромные мои достижения отмечаются как

праздник Советского садоводства?
Я не нахожу ничего удивительного только в том, что

работаю сейчас над проблемами выведения морозо¬

устойчивого персика, над возможностью выведения но¬

вых видов растений при помощи лучистой энергии, вро¬

де космических, рентгеновских и ультрафиолетовых лу¬

чей и ионизации, над проблемой выведения скороспе¬

лых, рано вступающих в пору плодоношения сортов, над

возмржностью получения бессемянного винограда. Те¬

перь я располагаю всем для того, чтобы спокойно мыс¬

лить и работать.
Я счастлив тем вниманием и той заботой партии

и правительства, которые я встречаю на каждом шагу.

Но самое главное состоит в том, что теперь сбылась моя

мечта — обращено внимание на необходимость улучше¬

ния растения.
Иных желаний, как продолжать вместе с тысячами

энтузиастов дело обновления земли, к чему звал нас ве¬

ликий Ленин, у меня нет.
Ответы на вопросы редакции

журнала «За марксистско-

ленинское естествознание»а
[...] Вопрос второй. Мои взгляды на взаимоотношения

между естествознанием и данной его конкретной об¬

ластью и философией следующие.
Наука, и в частности ее конкретная область —

естествознание, неразрывно связана с философией, но

так как в философии проявляется человеческое мировоз¬

зрение, то, следовательно, она есть одно из орудий клас¬

совой борьбы.

262
Партийность в философии является основным ориен¬

тирующим моментом. Строй вещей определяет собой

строй идей. Передовой класс, каким показал себя проле¬

тариат, несет и более передовую идеологию, он выковы¬

вает единую последовательную марксистскую филосо¬

фию. Естествознание по своему существу материа¬

листично, материализм и его корни лежат в природе.

Естествознание стихийно влечется к диалектике. Для из¬

бежания ошибочного понятия в усвоении необходимо

знать единственно правильную философию — филосо¬

фию диалектического материализма. [...]

Константин Эдуардович

Циолковский

Вера в бога несовместима

с наукой

Беседа с Константином

Эдуардовичем Циолковским1
[...] К. Э.— известный ученый, имеющий мировую из¬

вестность. К нему направился сотрудник редакции, что¬

бы получить ответ на вопрос:
—	Почему Вы не верите в бога?
—	Что прежде всего понимать под верой в бога? —

начал К. Э.— Темная, неразвитая крестьянка богом счи¬

тает картину — икону. Другие под богом подразумевают

бессмертного старца, восседающего на облацех. Третьи

считают богом доброе начало в жизни, определяющее

нравственные правила человека. Вообще каждый пред¬

ставляет бога по-своему и по-своему верит в него.
Таким образом, бог есть порождение человека. Чело¬

век создал представление о боге, чтобы посредством его

объяснять то, чего не может еще объяснить разум,

и чтобы иметь надежду на лучшую жизнь, которая-де

зависит от божества.
Но это средство несовместимо с наукой, которая

основывается на достоверных знаниях.
Чем мой разум отличается от науки? Наука есть зна¬

ния, тысячелетиями накопленные даровитейшими людь¬

ми. А я у них учился, постигал эти знания, и разум мой

их содержит и то еще, что я сам вложу в науку. Мой

разум не оставляет места для веры в необъяснимое, для

веры в сверхъестественное существо. Тем более он

враждебен всей религиозной мишуре — почитанию бога,

обрядам, служителям культов.
Через сто лет мои теперешние знания окажутся уже

недостаточными и, быть может, неправильными. Но

в этом я не ответственен, я признаю все то, что досто¬

верно сегодня, и в этом состоит научное мировоззрение.

Повторяю: оно несовместимо с верой в бога.
К сожалению, приходится говорить о том, что среди

нашей интеллигенции еще значительно распространена

вера в бога, вера в сверхъестественное, т. е. признание

области, неизвестной науке, необъяснимой ею.

265
Этому содействуют, по-моему, следующие причины:

1) детские впечатления, от которых слабый челове¬

ческий ум не может освободиться и в зрелых годах,—

религиозные впечатления; 2) робость перед тем, что,

быть может, наука бессильна и «на том свете» придется

расплачиваться за атеизм; 3) скромность, мешающая

некоторым порвать с религиозными авторитетами,

дерзнуть.
Итак, трусость, нерешительность заставляют многих

верить во что-то туманное. У интеллигенции эта вера

часто проявляется в отвратительнейших формах мрако¬

бесия — оккультизме, теософии и т. п.
Мне кажется, что человечество не скоро освободится

от идейного гнета религии. Но это не значит, что с верой

в бога не надо вести борьбы. Я восхищаюсь мероприяти¬

ями Советской власти в этом направлении — и заклад¬

кой научного антимистического мировоззрения в нового

человека в школе, и разоблачением лжи религии через

вскрытие мощей, разоблачения монашества, сектантства

и т. д. [...]

Примечания

Ч. Дарвин (1809—1882)
1	«Воспоминания о развитии моего ума и характера» — важней¬

ший документ, в котором нашли свое отражение жизнь и творческая

деятельность основоположника современной научной биологии. Напи¬

саны Дарвином в 1876—1881 гг. Публикация их осуществлена сыном

Ч. Дарвина Френсисом в 1887 г. в сокращенном виде. В частности,

были опущены некоторые места «Воспоминаний», в которых Ч. Дар¬

вин разъясняет свое отношение к религии. Полный текст впервые был

опубликован в 1957 г. на русском языке по фотокопии с рукописи

Дарвина, находящейся в библиотеке Кембриджского университета.

В следующем году полный текст был опубликован также и в Англии.

В настоящем издании отрывки из «Воспоминаний» печатаются по

книге: Чарлз Дарвин. Сочинения, т. 9. М., 1959, стр. 188—189, 205—

210.
Здесь и далее слова, заключенные в квадратных скобках, были

добавлены при публикации тех или иных произведений. Эти добавле¬

ния в настоящем издании сохраняются. Отточия в квадратных скоб¬

ках, за исключением специально оговоренных случаев, означают ку¬

пюры, сделанные составителем.
2	— «верую, потому что это невероятно». Постулат, приписывае¬

мый Тертуллиану (ок. 160 — после 220)—одному из крупнейших

идеологов раннего христианства.
3	После возвращения Дарвина из кругосветного путешествия на

корабле «Бигль», которое он совершил в 1831 —1836 гг.
4	Очевидно, Дарвин некритически воспроизводит здесь утверж¬

дения некоторых буржуазных индологов. Эти утверждения дают

искаженное представление о буддизме.
5	Э. Б. Тайлор (1832—1917) — английский этнограф. Г. Спенсер

(1820—1903) — английский философ.
6	См. Чарлз Дарвин. Сочинения, т. 1. М. — Л., 1941, стр. 32.
7	Книга Дарвина «Происхождение человека и половой отбор»

впервые опубликована в Англии в 1871 г. Отрывки из нее печатаются

по изданию: Чарлз Дарвин. Сочинения, т. 5. М., 1953, стр. 210—213,

650—651.
8	Дж. Ф. Мак-Леннан (1827—1881) — шотландский этнограф,

исследователь первобытного общества.
9	Впоследствии религиозные обряды огнеземельцев были выяв¬

лены достаточно хорошо. См. «Народы мира». Этнографические

очерки. «Народы Америки», т. II. М., 1959, стр. 387—389.
10	Дж. Леббок (1834—1913) — английский археолог и этнограф.
11	Как и другим мыслителям до Маркса и Энгельса, Дарвину еще

не были известны социальные корни религии.
12	Письма Дарвина и отрывки из них печатаются по книге: Чарлз

Дарвин. Избранные письма. М., 1950, стр. 126—127, 132, 133, 151 —

152, 153—154, 212—213, 225, 268—269, 271, 275.
13	Ч. Ляйель (1797—1875) — английский геолог.
14	Ляйель считал, что Дарвин преувеличил значение естествен¬

ного отбора и, заменив им «сотворение», тем самым обожествил его.
15	У. Пэли (1743—1805) — английский богослов.
*6 А. Грей (1810—1888) — американский ботаник, сторонник уче¬

ния Дарвина.

269
17	Дж. Д. Гукер (1817—1911) —английский ботаник, друг и по¬

следователь Дарвина.
18	Дж. Майварт (1827—1900) — английский зоолог, антидарви¬

нист.
19	Маркс намеревался посвятить Дарвину том «Капитала», а

также просил его просмотреть корректуру тех глав, где были ссылки

на его труды.
И. М. Сеченов (1829—1905)
1	Эта статья Сеченова была впервые опубликована в журнале

«Вестник Европы», 1872, кн. 11. Отрывки из нее печатаются по книге:

И. М. Сеченов. Избранные философские и психологические произве¬

дения. Госполитиздат, 1947, стр. 181—182, 189, 190—193.
К. Д. Кавелин (1818—1885), с которым полемизирует Сеченов,—

русский философ-позитивист, отстаивавший индетерминизм психиче¬

ской деятельности. Душа и тело, согласно его точке зрения, являются

самостоятельными и самодеятельными организациями; тело — лишь

вместилище души. Доводы Сеченова против этих идеалистических

взглядов Кавелина сыграли существенную роль в разрушении рели¬

гиозно-идеалистических представлений о душе.
2	Здесь и далее Сеченов ссылается на книгу К- Д. Кавелина «За¬

дачи психологии. Соображения о методах и программе психологиче¬

ских исследований». СПб., 1872.
Д. И. Менделеев (1834—1907)
1	Комиссия для рассмотрения медиумических явлений, созданная

Физическим обществом при Петербургском университете и работав¬

шая в 1875—1876 гг., в деятельности которой Менделеев принимал

активное участие, пришла к выводу, что спиритизм является суеве¬

рием. Спиритизм был подвергнут основательной критике и в публич¬

ных выступлениях Менделеева. Эти публичные чтения, а также прото¬

колы заседаний комиссии и некоторые другие материалы были опуб¬

ликованы Менделеевым отдельной книгой под названием «Материалы

для суждения о спиритизме» (СПб., 1876). В настоящем издании пре¬

дисловие к этой книге, написанное Менделеевым, и его публичные

чтения печатаются (с некоторыми сокращениями) по книге;

Д. И. Менделеев. Сочинения, т. XXIV. Л. — М., 1954, стр. 177—239.

Замеченные опечатки исправлены по изданию 1876 г.
2	А. Н. Аксаков (1832—1903)—русский мистик-спирит;
А.	М. Бутлеров (1828—1886) —русский химик; Η. П. Вагнер (1829—

1907) — русский зоолог и писатель-беллетрист.
3	М. Фарадей (1791—1867), У. Б. Карпентер (1813—1885) — анг¬

лийские естествоиспытатели, выступали против спиритизма.
А Крукс (1832—1919) — английский физик и химик; по словам

Ф. Энгельса, оказался «в полном плену у спиритизма» (см. К. Маркс

и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 378).

270
6	A. C. Суворин (1834—1912) — русский публицист
β Ф. М. Достоевский (1821—1881)—русский писатель. О его

полемике с Менделеевым по поводу спиритизма см.: И. Л. Волгин,

В. Л. Рабинович. Достоевский и Менделеев: антиспиритический диа¬

лог.— «Вопросы философии», 1971, № 11.
7	П. Д. Боборыкин (1836—1921) —русский писатель.
8	Н. С. Лесков (1831 —1895) —русский писатель.
9	т. е. участников национально-освободительного восстания про¬

тив турецкого гнета в Герцеговине и Боснии. Сбор от публичного чте¬

ния о спиритизме, с которым выступил 15 декабря 1875 г. Менделеев,

шел в пользу восставших.
10	П. Л. Чебышев (1821 —1894)—русский математик и механик.
11	т. е. в «Материалах для суждения о спиритизме».
12	Ж. Л. Гей-Люссак (1778—1850) —французский физик и химик.
М. Бертло (1827—1907)
1	Книга М. Бертло «Наука и нравственность», представляющая

собой сборник статей, была опубликована в Париже в 1897 г.

В 1898 г., снабженная предисловием К. А. Тимирязева, вышла в свет

на русском языке (с сокращениями). Отрывки из статьи, открываю¬

щей сборник, печатаются по этому изданию: М. Бертло. Наука и

нравственность. М., 1898, стр. 27—34. «В первой статье, давшей на¬

звание всему сборнику... — писал Тимирязев в предисловии к рус¬

скому изданию, — Бертло успешно отражает атаку, поведенную кле¬

рикалами и их пособниками против современной науки» (Климент

Аркадьевич Тимирязев. Сочинения, т. V. Сельхозгиз, 1938, стр. 285).
2	Бертло не учитывает того, что развитие науки определяется

материальными условиями жизни общества и что ее воздействие на

эти условия является обратным.
3	Более глубокие причины происхождения религии были выяв¬

лены марксизмом. «Бессилие эксплуатируемых классов, — писал
В.	И. Ленин, — в борьбе с эксплуататорами так же неизбежно порож¬

дает веру в лучшую загробную жизнь, как бессилие дикаря в борьбе

с природой порождает веру в богов, чертей, в чудеса и т. п.»

(В. //. Ленин. Полн. собр. соч., т. 12, стр. 142).
И. И. Мечников (1845—1916)
1	Книга Мечникова «Этюды о природе человека. Опыт оптими¬

стической философии» впервые издана в 1903 г. Отрывки из нее пе¬

чатаются по тексту XI тома Академического собрания сочинений

И. И. Мечникова (М., 1956, стр. 22—24, 47—49, 129—153, 169—173,

181—188, 193, 212, 223, 226—230, 232—234, 236—239). Замеченные

опечатки исправлены по пятому изданию книги (М., 1917) и газете

«Русское слово», 1912, № 225.
2	Предисловие к третьему русскому изданию написано в 1908 г.

271
3	Сенека (ок. 4—65) — римский философ-стоик, своими произве¬

дениями оказавший влияние на формирование раннего христианства.

Ф. Энгельс называл его дядей христианства (см. К. Маркс и Ф. Эн¬

гельс. Соч., т. 19, стр. 307; т. 21, стр. 9).
4	Ф. Энгельс иначе рассматривал вопрос о взаимосвязи религи¬

озной потребности в утешении с представлением о личном бессмер¬

тии. «Не религиозная потребность в утешении приводила всюду к

скучному вымыслу о личном бессмертии, а то простое обстоятельство,

что, раз признав существование души, люди в силу всеобщей ограни¬

ченности никак не могли объяснить себе, куда же девается она

после смерти тела» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 282).
5	Л. Бюхнер (1824—1899)—немецкий врач, естествоиспытатель

и философ, представитель вульгарного материализма.
6	Марксизм установил, что у религии имеются социальные, гно¬

сеологические и исторические корни. Однако марксистское учение о

корнях религии Мечниковым воспринято не было.
7	В предыдущей главе шла речь о встречах легендарного осно¬

вателя буддизма с больным, стариком и похоронной процессией.
8	Гольды, гиляки — употреблявшиеся прежде названия нанайцев,

нивхов.
9	Это верно лишь в отношении философского идеализма. Верным

спутником материалистической философии является атеизм.
10	Э. Гартман (1842—1906)—немецкий философ-идеалист.
11	Все эти задачи могут быть разрешены и успешно разрабаты¬

ваются на базе марксистской методологии.
12	Мечников упрощает вопрос о распространении религиозности

в современном ему мире. «Социальная придавленность трудящихся

масс, — писал В. И. Ленин, — кажущаяся полная беспомощность их

перед слепыми силами капитализма, который причиняет ежедневно и

ежечасно в тысячу раз больше самых ужасных страданий, самых

диких мучений рядовым рабочим людям, чем всякие из ряда вон

выходящие события вроде войн, землетрясений и т. д., — вот в чем

самый глубокий современный корень религии» (Полн. собр. соч., т. 17,

стр. 419).
13	Как видно из VIII главы этой книги («Попытки философских

систем победить дисгармонии человеческой природы»), Мечников

имеет в виду различные системы философского идеализма.
14	Работа Мечникова «Этюды оптимизма» впервые опубликована

в 1907 г. Отрывки из нее печатаются по изданию: И. И. Мечников.

Этюды оптимизма. М., 1964, стр. 14, 291.
15	Книга Мечникова «Сорок лет искания рационального миро¬

воззрения», составленная из опубликованных им ранее статей и спе¬

циально написанного Вступления, вышла в свет в 1913 г. В 1914 г.,

переиздавая свою работу, автор расширил ее и снабдил предисловием.

Отрывки из этой книги печатаются по XIII тому Академического со¬

брания сочинений И. И. Мечникова (М., 1954, стр. 9, 14—18, 20—31,

33—38, 40, 109—112, 127—128, 160—161, 198, 208—210, 212, 215—217,

221—224). Обнаруженные опечатки исправлены по второму изданию

(М., 1914).
16	Мечников, как и ряд других естествоиспытателей, отдал дань

позитивизму («положительной философии»). Однако в трактовке Се¬

ченова, Менделеева, Мечникова и других позитивизм, являющийся

272
вообще весьма разнородным философским течением, приобрел ярко

выраженные черты материализма. Подробнее об этом см.: П. Т. Бе¬

лов. Философия выдающихся русских естествоиспытателей второй

половины XIX — начала XX в. М., 1970, стр. 87—108.
17	т. е. во Вступлении.
18	А. Пуанкаре (1854—1912) —французский ученый. В. И. Ленин

отзывался о нем как о крупном физике и мелком философе (см.

Поли. собр. соч., т. 18, стр. 170).
19	А. Бергсон (1859—1941) —французский философ-идеалист.
20	И. Ф. Цион (1842—1912) —русский физиолог.
21	К настоящему времени сделаны новые значительные находки,

подкрепившие и конкретизировавшие научное представление об ант¬

ропогенезе.
22	Г. Лебон (1841 —1931) — французский ученый и философ-иде¬

алист.
23	Подразумеваются философы-идеалисты.
24	Ортобиоз Мечников определял как «полный и счастливый цикл

жизни, заканчивающейся спокойной естественной смертью»

(И. И. Мечников. Академическое собрание сочинений, т. XIII,

стр. 40).
25	Купюра сделана редакцией при публикации XIII тома Акаде¬

мического собрания сочинений И. И. Мечникова.
26	Мечников цитирует русский перевод книги И. Тэна (М.,

1874).
27	В это время Мечникову было 13 лет.
28	Этиология — учение о причинах болезней.
29	Теллурический — относящийся к Земле.
30	Контагий — возбудитель инфекции.
31	Этот очерк был впервые опубликован в 1910 г.
32	В начале этого очерка Мечников приводил слова Ж.-Ж. Рус¬

со: «Все хорошо, выходя из рук творца; все испорчено руками чело¬

века» (см. И. И. Мечников. Академическое собрание сочинений,

т. XIII, стр. 198).
33	Мечников цитирует книгу H. Н. Гусева «Два года с Л. Н. Тол¬

стым», изданную в 1912 г. Гусев в 1907—1909 гг. был личным секрета¬

рем Толстого.
К. А. Тимирязев (1843—1920)
1	Произведение К. А. Тимирязева «Чарлз Дарвин и его учение»

впервые вышло в свет отдельной книгой в 1865 г. (под названием

«Краткий очерк теории Дарвина»). Впоследствии неоднократно пере¬

издавалось, пополняясь новыми материалами. Отрывок из раздела

«Опровергнут ли дарвинизм?», относящегося к 1887 г., печатается по

книге: К. А. Тимирязев. Сочинения, т. VII. Сельхозгиз, 1939,

стр. 325.
2	Работа Тимирязева «Насущные задачи современного естест¬

вознания», представляющая собой сборник изданных в разное время

статей, впервые была опубликована в 1895 г. (под заглавием «Неко¬

торые основные задачи современного естествознания»). Впоследствии

273
переиздавалась, дополняясь новыми материалами. Отрывки из преди¬

словия ко второму изданию, относящемуся к 1904 г., и статьи «Марс-

лен Бертло» (предисловие к русскому изданию книги Бертло «Наука

и нравственность», 1898 г.) печатаются по книге: К. А. Тимирязев.

^Сочинения, т. V. Сельхозгиз, 1938, стр. 17, 20—22, 25—26, 279—281.
3	Тимирязев имеет в виду философский идеализм.
4	свидетельства о бедности.
6 служанка богословия.
6	великое установление.
7	В. С. Соловьев (1853—1900)—русский религиозный философ.
8	Очерк К. А. Тимирязева «Наука» был опубликован в Энцикло¬

педическом словаре Русского библиографического института Гранат

(изд. 7-е, т. 30) и вскоре вышел в свет отдельным изданием (М.,

1920). Отрывок из очерка печатается по книге: К. А. Тимирязев. Со¬

чинения, т. VIII. Сельхозгиз, 1939, стр. 28—30.
9	«Большом труде».
10	«Органон» — свод сочинений Аристотеля, считавшийся клас¬

сическим в средние века. Ф. Бэкон противопоставил ему свой «Новый

органон».
11	«владычицей всех наук».
12	необыкновенный доктор.
13	Подробную критику английского физика О. Лоджа за его от¬

ступления от науки Тимирязев дает в «Науке и демократии» (очерк

«Погоня за чудом, как умственный атавизм у людей науки»). См.

в нашем издании.
14	Книга К. А. Тимирязева «Наука и демократия» вышла в свет

в 1920 г. Отрывки из книги печатаются по изданию: К. А. Тимирязев.

Наука и демократия. Сборник статей 1904—1919 гг. М., 1963, стр. 222,

225—226, 302—303, 315, 322—328, 453—455, 460.
15	У. Ю. Гладстон (1809—1898) — английский государственный

деятель, лидер либеральной партии. К. А. Тимирязев явно переоцени¬

вал «демократизм» Гладстона. К. Маркс называл его «архилицемером

и казуистом» (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 35, стр. 149).
16	Д. Дрэпер (1811 —1882) — американский ученый,
17	Написано в 1908 г.
18	Курсив в цитатах из речи О. Лоджа везде принадлежит

К. А. Тимирязеву.
19	Статья Тимирязева, вошедшая затем в сборник «Наука и де¬

мократия».
20	«К критике политической экономии».
21	См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 13, стр. 7.
И. П. Павлов (1849—1936)
1	Автобиография Павлова впервые была опубликована в 1904 г.

Отрывки из нее печатаются по книге: И. П. Павлов. Полное собрание

сочинений, т. VI. М. — Л., 1952, стр. 441.
2	Работа Павлова «Двадцатилетний опыт...», представляющая

собой сборник статей, докладов, лекций и речей, была впервые опуб¬

274
ликована в 1923 г. и впоследствии неоднократно переиздавалась,

пополняясь новыми материалами. Отрывки из нее печатаются по

книге: И. П. Павлов. Полное собрание сочинений, т. III, кн. 1. М. — Л.,

1951, стр. 23—26, 38—39; кн. 2. М. — Л, 1951, стр. 163—165, 186—188.
3	Имеются в виду биологи, настроенные идеалистически и рели¬

гиозно.
4	Двигательные реакции на внешние воздействия.
5	«Павловские клинические среды» представляют собой стено¬

граммы заседаний в нервной и психиатрической клиниках: запись бе¬

сед Павлова с его учениками по проблемам высшей нервной деятель¬

ности с 1931 по 1936 г. «Павловские клинические среды» опублико¬

ваны в трех томах (М. — Л., 1954—1957). Здесь печатаются отрывки

из этого издания: т. I, стр. 215, 533—534, 569; т. II, стр. 64—65, 170—

171, 321, 574—575; т. III, стр. 360.
6	Речь идет о больном.
7	Мери Бекер-Эдди — основательница одной из христианских

сект, героиня одноименного произведения Стефана Цвейга.
8	Павлов говорит о больной.
9	«Павловские среды» — протоколы и стенограммы бесед Павлова

с сотрудниками Физиологического института, преобразованного

в 1933 г. в Институт физиологии и патологии высшей нервной дея¬

тельности АН СССР. Опубликованы в трех томах (М. — Л., 1949) и

охватывают период с 1929 по 1936 г. Отрывки из «Павловских сред»

печатаются по этому изданию: т. И, стр. 429—430, 432, 444—449;

т. III, стр. 43—44, 73.
10	В. Кёлер (р. 1887)—немецкий психолог; с 1935 г. — в США.

Ч. С. Шеррингтон (1859—1952) —английский физиолог.
11	Р. Декарт (1596—1650) —французский философ.
12	Ш. Рише (1850—1935) —французский физиолог.
13	Письмо к С. В. Карчевской от 11 сентября 1880 г. опубликовано

в журнале «Москва», 1959, № 10, стр. 157. Отрывок из него дается по

этой публикации. С. В. Карчевская (Павлова, 1859—1948) — невеста,

будущая жена И. П. Павлова.
14	Письмо П. Е. Соколову, инспектору народных училищ в Ме¬

дыни, печатается по книге: «Переписка И. П. Павлова». Л., 1970,

стр. 369.
15	т. е. не философ-материалист.
16	Письмо Э. Тертлю печатается по книге: «Переписка

И. П. Павлова», стр. 348. Тертль обратился к Павлову с вопросом,

является ли он рационалистом и согласен ли стать почетным членом

ассоциации.
И. В. Мичурин (1855—1935)
1	Впервые опубликовано 18 сентября 1934 г. в газете «Правда».

Печатается с сокращениями по книге: И. В. Мичурин. Сочинения

в четырех томах, т. I. М., 1948, стр. 602—603.
2	Впервые опубликовано в 1934 г. в «Трудах селекционно-генети¬

ческой станции имени И. В. Мичурина». Один из ответов Мичурина

печатается по книге: И. В. Мичурин. Сочинения, т. I, стр. 623.

275
К. Э. Циолковский (1857—1935)
1 Интервью К. Э. Циолковского сотруднику редакции газеты

«Коммуна» опубликовано в этой газете (14 апреля 1928 г., № 89,

стр. 2). Печатается по тексту газеты.
«Коммуна» — ежедневная газета Калужского губкома ВКП(б),

губисполкома и губпрофсовета.

Содержание
Предисловие . .
5
Ч. Дарвин
Воспоминания о развитии моего ума и характера
[Автобиография]	 14
Происхождение человека и половой отбор .... 23

Письма	28
И. М. Сеченов
Замечания на книгу г. Кавелина «Задачи психо¬

логии» 	38
Д. И. Менделеев

Материалы для суждения о спиритизме	46
М. Бертло
Наука и нравственность	112
И. И. Мечников
Этюды о природе человека. Опыт оптимистической
философии	118
Этюды оптимизма	180
Сорок лет искания рационального мировоззрения	—
К. А. Тимирязев
Чарлз Дарвин и его учение	220
Насущные задачи современного естествознания	—

Наука. Очерк развития естествознания за 3 века
(1620—1920)		224
Наука и демократия. Сборник статей 1904—1919 гг.	225

277
И. П. Павлов
Иван Петрович Павлов [Автобиография] .... 240

Двадцатилетний опыт объективного изучения выс¬

шей нервной деятельности (поведения) жи¬

вотных 	—
Павловские клинические среды. Стенограммы засе¬

даний в нервной и психиатрической клиниках 248

Павловские среды. Протоколы и стенограммы фи¬

зиологических бесед	251
Письма	257
И. В. Мичурин
Мечта моей жизни	260
Ответы на вопросы редакции журнала «За мар¬

ксистско-ленинское естествознание» .... 261
К Э. Циолковский
Вера в бога несовместима с наукой. .Беседа с Кон¬

стантином Эдуардовичем Циолковским . . . 264
Примечания	267

Естествоиспытатели и атеизм (Критика религии

Е86 выдающимися естествоиспытателями XIX—XX вв.).

М., «Мысль», 1973.
277 с. с портр. (Акад. обществ, наук при ЦК КПСС. Ин-т

науч. атеизма. Науч.-атеистич. б-ка).
В предлагаемом сборнике читатель найдет высказывания круп¬

нейших естествоиспытателей, содержащие разностороннюю критику

религиозного мировоззрения с позиций естествознания.
В сборнике печатаются работы таких выдающихся ученых-есте-

ствоиспытателей, как Дарвин, Сеченов, Менделеев, Тимирязев, Пав¬

лов, и др.
„ 0158-099

Е 004(01)-73

Естествоиспытатели
и атеизм
Критика религии выдающимися

естествоиспытателями XIX—XX вв.
Редактор

Н. А. Баранова
Младший редактор

В. И. Козловский
Художник серии

Д. А. Аникеев
Художественный редактор

E. М. Омельяновская
Технический редактор

О. А. Барабанова
Корректор

Л. М. Чигина
Сдано в набор 21 июля 1972 г. Под¬

писано в печать 27 февраля 1973 г.

Формат бумаги 84Х1087з2, № 2. Усл.-

печатных листов 14,7. Учетно-изда¬

тельских листов 14,14. Тираж 30 000 экз.

Цена 73 коп. Заказ № 618.
Издательство «Мысль». 117071.
Москва, В-71, Ленинский проспект, 15.
Ордена Трудового Красного Знамени

Ленинградская типография № 1 «Пе¬

чатный Двор» имени А. М. Горького

Союзполиграфпрома при Государ¬

ственном комитете Совета Министров

СССР по делам издательств, полигра¬

фии и книжной торговли. Ленинград,

Гатчинская ул., 26.

В 1973 г.

в издательстве «Мысль»
вышли в свет

следующие книги

по научному атеизму:
Бонч-Бруевич В. Д. Избранные атеистические произведения.

343 с. (Научно-атеистическая библиотека), 29 тыс. экз., 88 коп.
Настоящее издание включает работы В. Д. Бонч-Бруевича, вид¬

ного деятеля Коммунистической партии и Советского государства,

известного исследователя проблем религии, вопросов научного атеиз¬

ма, общественно-политической роли православной церкви, истории и

эволюции религиозного сектантства.
Шарль де Бросс о фетишизме. 207 с. (Научно-атеистическая библио¬

тека), 23 тыс. экз., 59 коп.
Книга включает два произведения выдающегося деятеля фран¬

цузского просвещения XVIII в. Шарля де Бросса — «О культе богов-

фетишей» и «Оракул Додоны», явившихся одной из первых попыток

материалистического понимания происхождения религии. Теория фе¬

тишизма, разработанная де Броссом, сыграла большую роль в исто¬

рии критики религии. К. Маркс тщательнейшим образом изучал ее и

использовал во многих своих работах, и прежде всего в «Капитале»

(теория товарного фетишизма).
На русском языке произведения де Бросса, включенные в книгу,

издаются впервые.