академия НАУК СССР ИНСТИТУТ СЛАВЯНОВЕДЕНИЯ И БАЛКАНИСТИКИ
С. Б. Бернштейн
ОЧЕРК СРАВНИТЕЛЬНОЙ ГРАММАТИКИ СЛАВЯНСКИХ ЯЗЫКОВ ЧЕРЕДОВАНИЯ. ИМЕННЫЕ ОСНОВЫ
"*~" " "" ....
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА» Москва 1974
В книге изложены общетеоретические проблемы морфонологии, история чередований в славянских литературных языках и диалектах; дается характеристика древнейшего состояния славянских именных основ и их история в праславянском языке и в ранние периоды истории отдельных славянских языков.
0711-129
042 (02)-74 307-74
© Издательство «Наука», 1974 г.
ПРЕДИСЛОВИЕ
В 1961 г. вышел из печати первый том «Очерка сравнительной грамматики славянских языков», содержащий обширное введение и фонетику. В 1965 г. в Бухаресте был издан румынский перевод книги с некоторыми исправлениями и дополнениями. На «Очерк» было опубликовано много рецензий, среди которых прежде всего хотелось бы отметить обстоятельный и глубокий разбор книги, принадлежащий теперь уже покойному польскому лингвисту Т. Милевскому (см. Rocznik Slawistyczny, XXIV, cz. I, 119—131).
Второй том «Очерка» посвящен чередованиям и именным основам. Неожиданно для автора раздел о чередованиях вырос в целую монографию, которая составляет первую часть книги. В связи с этим во второй части пришлось ограничиться только изложением истории именных основ. Таким образом, третий том «Очерка» будет содержать описание местоименных и глагольных основ и всю флексию.
В основе настоящего тома лежат лекции по сравнительной грамматике славянских языков, которые читаются автором на филологическом факультете Московского университета; правда, не столько общего курса, сколько различных специальных курсов по частным проблемам чередований и именных основ. Поэтому в книге содержится много сведений, которые выходят далеко за рамки общего обязательного курса.
В первой части второго тома, вопреки традиции, рассматривается не только отражение индоевропейского аблаута в прасла-вянском, но и многие парадигматические и деривационные чередования альтернантов в истории отдельных славянских языков. Вот почему здесь описываются явления, которые обычно трактуются в фонетике, морфологии или словообразовании. Основное внимание уделено чередованиям, восходящим к прасла^ вянским палатализациям задненебных. Они устойчивы и в большинстве случаев носят общеславянский характер. Локальные чередования в отдельных славянских языках или только в диалектах остались за пределами книги. Не рассмотренными в книге остались и, все суперсегментные чередования.. Этот тип чередований (например, просодические чередований) может, быть полно охарактеризован лишь на уровне слов (т. е. всех словообразова
тельных и словоизменительных его элементов). В связи с этим суперсегментные чередования будут описаны в следующей книге, посвященной флексии. Изложение конкретных вопросов чередований потребовало включения в книгу разделов, посвященных теории чередований. По этим вопросам в современном языкознании существуют серьезные разногласия. Более подробно взгляды автора изложены в статьях: «О некоторых вопросах теории чередований» («Советское славяноведение», 1965, № 5), «Введение в славянскую морфонологию» («Вопросы языкознания», 1968, №4), «О предмете морфонологии» («Пристапни предавала, прилози и библиографща на новите членови на Македонската академща на науките и уметностите», Скоще, 1970). Во второй части книги дано подробное описание именных основ и их история. Автор обратил особое внимание на судьбу тех консонантных основ, которые неожиданно стали продуктивными в поздний период существования праславянского языка.
Различные славянски© языки не в одинаковой степени отражены в данной книге. Автор имел в виду прежде всего специалистов по русскому языку. Вот почему общие рассуждения и теоретические положения в большинстве случаев иллюстрируются примерами из русского языка. Однако при изложении конкретных вопросов автор стремился привлекать по возможности материал разных славянских языков. Наиболее полно учитываются факты старославянского языка, с изучения которого начинается подготовка славистов всех специальностей. Как правило, примеры из различных славянских языков на русский язык не переводятся, так как переводы значительно увеличили бы размер книги. Переводы даются лишь в тех случаях, когда примеры могут отсутствовать в обычных двуязычных словарях литературных языков. Это касается, прежде всего, диалектной лексики. В отличие от многих книг по сравнительному языкознанию, в данной книге широко привлекается диалектный материал. Большую помощь автору оказали новые атласы славянских языков, словари и описания многих диалектов. Примеры из древних памятников сохраняют написание оригинала. Примеры из глаголических текстов даются кириллицей. Примеры из литературных языков не имеют помет. Как правило, они приводятся в современной орфографии. Фонетическая транскрипция этих примеров заключена в квадратные скобки. Все диалектные примеры имеют помету диал, и приводятся в записи источника, но всегда й латинской транслитерации.
В конце книги читатель найдет библиографию и указатели. Библиографический список не является рекомендательным. В него вошли книги и статьи, на которые в нашем «Очерке» имеются ссылки. Как и в первом выпуске, ссылки в тексте даются сокращенно.
Указатели составлены М. И. Ермаковой. Она же оказала большую помощь в оформлении рукописи. Считаю своим приятным долгом выразить ей глубокую признательность.
ЧЕРЕДОВАНИЯ
§ 1.	Фонетические изменения и чередования. Мы часто наблюдаем во всех славянских языках (и не только в славянских) мену гласных и согласных в одних и тех же морфемах (главным образом в корневых). Однако.эта мена обычно не разрушает тожества этих морфем. У нас не возникает сомнений в том, что в русских словах вода и водный или в сербохорватском тёжак и тёшка представлены тожественные корневые морфемы, несмотря на то, что в первом случае произносят vad- [vada], tez- [tezak], во втором — vod- [vodnaj], tes- [te§ka]. Это же можно сказать и о случаях типа нести—носить, гнать—гонять, лезть—лазить или типа река—речка, нога—ножка, муха—мушка и т. д. Однако легко заметить, что в приведенных примерах мена гласных и согласных имеет различный характер. В первом случае [vada— vodnaj] или [tezak—te§ka] мена гласных и согласных определяется позицией и носит таким образом фонетический характер (ударение, положение перед гласным или глухим согласным). В ^примерах типа гнать—гонять, река—речка и т. д. варианты корневых морфем находятся в иных взаимоотношениях. Здесь эти варианты в фонетическом отношении являются равноправными. Выданном случае мы имеем дело уже не с фонетическими вариантами морфем, а с алломорфами, которые определяются грамматическими или лексико-грамматическими условиями. Так, в русском языке глаголы движения нести, лезть, идти, плыть, ползти и т. д. принадлежат к глаголам линейного движения, а глаголы носить, лазить, ходить, плавать, ползать к глаголам, которые выражают действие без отношения к данному моменту, действие,# совершаемое не в одном направлении и в разное время. Аналогично дифференцируются данные пары глаголов движения, например, в словацком: niest— nosit, viezt*—vozif, liezt*—lozit, хотя возможны различия в отдельных глаголах. Так, некоторые глаголы не имеют бесприставочной моторно-кратной пары. Употребление указанных пар глаголов движения не во всех славянских языках тожественно, но нигде оно не вызывается фонетическими причинами. Сербохорватский язык утратил в глаголах движения противоццставле-ние целенаправленного и нецеленаправленного движения. Здесь
в основе дифференциации алломорф лежат другие лексические признаки.
Мена согласных в случаях типа река—речка, нога—ножка, муха—мушка обусловлена словообразованием: перед уменьшительным суффиксом -ка задненебные согласные изменяются в передненебные (шипящие). Это явление последовательно, но с разной степенью интенсивности представлено во всех славянских языках (ср., например, польск. rzeka—rzeczka, noga—nozka, mucha— muszka; слвц. rlekd—rlecka, noha—nozka, mucha—muska*, в.-луж. reka—recka, noha—nozka, mucha—muska и др.). До утраты сверхкратких в «слабой» позиции данные преобразования носили фонетический характер: перед суффиксальным к находился ъ, перед которым все задненебные закономерно изменялись в передненебные. После утраты ь была утрачена и фонетическая обусловленность преобразования.
В ряде случаев фонетическое варьирование морфем может иметь грамматические последствия, а на грамматические варианты (на алломорфы) могут накладываться фонетические варианты. Так, в русском языке позиционное оглушение конечных звонких шумных согласных (явление фонетическое) имеет определенные грамматические последствия: в им. ед. все слова муж. р. на согласный могут оканчиваться только на шумные г л у х и е согласные и на сонанты. Указанные выше русские глаголы нести— носить на грамматическом уровне представляют чередование альтернантов [е] и [о], на фонологическом — чередование фонем п : п, а на фонетическом — мену гласных звуков I и a: riist'l— nas4t\
Следует различать фонологические и морфонологические чередования. Они имеют различную природу и подчиняются разным закономерностям. В морфонологии одни и те же фонемы могут входить в различные соотносительные ряды и выполнять в них различную функцию, т. е. быть различными альтернантами. Чередование [к : с] в глагольной парадигме настоящего времени в русском языке входит в соотносительный ряд чередований твердых и мягких альтернантов (пеку—печешь, несу—несешь, гребу—гребешь и т. д.), тогда как при образовании уменьшительных существительных мужского рода (сук—сучок) данное звено уже не характеризует чередования твердых и мягких альтернантов (ср. воз—возок, дуб—дубок). В отличие от русского языка в чешском черёдование [к : с] в парадигме настоящего времени не характеризует чередования твердых и мягких альтернантов (peku—peces, nesu—neses, беги—beres и др.). Именно этим объясняется неустойчивость здесь данных чередований: ср. реси— peces—ресои, tecu—teces—tecou, secu—seces—secou.
В морфонологии один и тот же альтернант может входить не только в различные соотносительные ряды, но может чередоваться в одном ряду с различными альтернантами (т. е. иметь различный коррелят). Ср. в русск. звено [к $ с]: рука—ручка,
реКа__речка, штука—штучка*, звено 1с : ё]: птица—птичка,
овца—овечка и т. д,
Характеризуя фонологический соотносительный ряд по твер-д0СТи—мягкости в русском языке, Аванесов исключает из этого ряда чередования [к : с], [g : z], [х : §]. По Аванесову, данный ряд в русской фонологии представлен 12 парами: [р : р’], [Ь : Ь’], [f : Г], [v : v’], [m : m’], [t : t’], [d : d’], [s : s’], [z : z’], [1 : 1’], [n : n’], Ir : r’j. «Остальные десять согласных фонем пар по твердости-мягкости не образуют. Одни из них являются внепар-ными твердыми, так как отсутствуют соответствующие мягкие фонемы. Таковы §, z, с, а также k, g, х. Другие — z’ б’ j — являются внепарными мягкими, так как отсутствуют соответствующие твердые» (Аванесов. Фонетика современного русского литературного языка, 170). Однако такая характеристика русских согласных фонем для морфонологического уровня уже недействительна. В одном соотносительном морфонологическом ряду альтернанты [с], [z], [si будут мягкими, в другом — в их характеристике данный фонетический признак уже будет отсутствовать. «Основная функция фонемы — диакритическая, но в морфонологии важен не столько факт противопоставления одной фонемы другой, сколько возможность отожествления разных фонологических последовательностей как членов одного морфемного ряда» (Макаев, Кубрякова. О предмете и задачах морфонологий. . ., 11). В отличие от фонологии в морфонологии определяющим является не дистрибуция, не позиция в слове, аграмматиче-с к а я позиция. Трубецкой смотрел на морфонологию главами фонолога. Примером фонологической «экспансии» в морфонологию может служить его учение о комбинаторных чередованиях, иод которыми Трубецкой понимал случаи нейтрализации оппозиций «звонкие//глухие» согласные фонемы и «мягкие//твердые» согласные фонемы. ДанныеУ явления он~ рассматривает не только в фонологических терминах, но и вне морфонологического ряда, в изоляции от грамматической функции чередований. За ним идут многие современные лингвисты, полагающие, что основные принципы фонологии без всяких изменений действуют и в морфонологии. Примеров такой фонологической «экспансии» много. Именно это обстоятельство и обусловило то состояние кризиса, в котором уже давно находится морфонология.
Морфонология не является частью фонологии, не представляет собою переходной области между фонолдгией и грамматикой. Она занимает Совершенно равноправное положение на уровне фонетики, фонологии, словообразования, морфологии, синтаксиса. Она ведает изучением структуры, функционирования и истории рядов чередований. Единица морфонологического ряда — звено. Звено включает чередующиеся альтернанты, которые здесь подчиняются иным закономерностям, нежели соответствующие фонемы в фонологии. Морфонолог не может брать из ‘фонологии готовые фонологические признаки и механически применять их в своей области.
Итак, нужно различать сегментные единицы: звук, фонему и альтернант. Сегментной единицей фонетики является звук. На данном уровне языка чередования отсутствуют. Сегментной единицей фонологии является фонема. В фонологии представлены ряды чередований фонем. Здесь следует различать чередования равноправных фонем (т. е. сильных фонем) и чередования сильной фонемы со слабыми фонемами. Сегментной единицей науки о грамматических чередованиях (морфонологии) является альте рнант. Альтернант является минимальной единицей грамматики.
Таким образом, в структуре языка мы разграничиваем фонетические изменения, фонологические чередования и морфонологические чередования. Первые, естественно, определяются фонетической позицией, вторые — фонологическими условиями, третьи — морфологическими, словообразовательными или лексическими ситуациями. В одном случае мы говорим об изменении одного звука в другой (например, в русском [vada] безударный о изменился в а), в другом — мы имеем дело с равноправными и в фонетическом отношении независимыми фонемами и альтернантами.
Конечно, не всегда легко разграничить позиционные фонетические изменения и чередования. Это объясняется прежде всего тем, что чередования обычно возникают на основе фонетических изменений. Процесс этот очень сложный. На его пути встречается много препятствий, которые преодолеваются по-разному в каждом конкретном случае. Часто трудно ответить на прямо поставленный вопрос — что это за явление в языке — фонетическое или чередование? В ряде случаев нужно отмечать две стороны явления. Объясняется это сложностью структуры славянских языков, наличием в ней многих ярусов. Так, в русских примерах [dup— duby], [vos—— vozy], [zup—zubja] можно отметить фонетическое явление оглушения конечных звонких шумных согласных. Этому же явлению можно дать толкование в терминах фонологии: в конце сфова различия между звонкими и глухими шумными согласными фонемами нейтрализуются. Наконец, это явление можно переформулировать в терминах грамматики (см. выше). Вот почему некоторые фонетические явления с определенными ограничениями могут быть переформулированы как чередования. Опыт, однако, говорит, что это следует делать лишь при условии ясного и четкого разграничения языковых уровней. Одно из существенных противоречий теории чередований Бодуэна проявляется в том, что он стремился в чередованиях отразить фонетические преобразования звуков (например, позиционные оглушения звонких согласных). Между тем фонетические преобразования сплошь и рядом не характеризуют структуры морфонологического ряда. В случаях типа noga—noika мы имеем дело с чередованиями альтернантов [g : i], несмотря на то, что во втором примере. возможно оглушение звонкого z : noska.
В польском dqb—d$by, zqb—zpby представлено чередование [о : е], которое в данном случае служит дополнительным средством для разграничения им. ед. и им. мн. Однако это различие самым тесным образом связано с фонетическими условиями. Указанное чередование находим в морфемах, которые в ед. ч. оканчиваются на глухой, а во мн. — на звонкий: domp—demby, zomp—zemby. Чередование гласных в корневой морфеме будет отсутствовать, если конечному глухому в ед. ч. будет корреспондировать глухой согласный и во мн. ч.: semp—sempy, орф. s$p—sppy 'ястреб’. В положении перед s, z чередование будет осложнено назальной артикуляцией: vgs—v$ze, орф. wqz—w$ze 'змея’. «Система чередований любого языка, — справедливо пишет Кузнецов, — представляет ряд последовательных напластований, хронологические отношения между разными чередованиями могут быть очень сложными, весьма различна может быть степень морфологизации отдельных чередований, т. е. та роль, какую эти чередования играют в морфологическом строе языка» (Кузнецов. О возникновении и развитии. . ., 64).	♦
Чередования (прежде всего чередования гласных) изучаются лингвистами уже давно. Еще на заре сравнительного языкознания детально исследовались условия и характер чередования гласных в древних индоевропейских языках. Особое внимание чередованию гласных уделяли германисты, так как эти чередования играют весьма важную роль в морфологии германских языков.
Еще не так давно все чередования гласных в индоевропейских языках (Ablaut) рассматривались только как фонетические явления. Такой подход к чередованиям был особенно характерным для младограмматиков (Бругман, Гюбшман, Хирт и др.). Нельзя сказать, что этот взгляд на чередования в современном языкознании преодолен полностью, что он теперь не имеет своих защитников? Их особенно много среди славистов. Во многих еще недавно опубликованных сводных трудах по славянскому языкознанию, в ряде исторических очерков отдельных славянских языков, в диалектологических исследованиях, в описаниях литературных языков чередования рассматриваются обычно в аспектах фонетики. С этим согласиться нельзя ни в отношении древних чередований гласных, ни в отношении современных. Конечно, аблаут возник на фонетической основе. Однако уже в индоевропейском праязыке исконные фонетические позиции были существенно преобразованы, и старые чередования гласных уже тогда выполняли грамматические функции. В еще большей степени это относится к праславянскому. Это, конечно, не исключает того, что в отдельных грамматических категориях чередование могло формироваться на фонетической основе не в индоевропейском, а в пра-славянском и даже позднее. Так, парадигматическое чередование 1е : ё] в праславянском сигматическом аористе гёхъ—гесе (<Уек-$ от—г ekes) возникло в результате праславянского фонетического процесса. В жизни языка постоянно идут процессы перехода
фонетических явлений в морфологические (так называемые процессы морфологизации). Это связано с преобразованием исконной фонетической позиции и с приобретением новых грамматических признаков. В этой связи полезно вспомнить Соссюра, который еще в начале XX в. учил: «Многие лингвисты до сих пор делают ошибку, полагая, что чередование есть явление фонетическое, основываясь на том, что материалом для него служат звуки, и что в его генезисе участвуют их изменения. В действительности же, брать ли чередование в его исходной точке или в его окончательном виде, оно всегда является нам как нечто, относящееся к грамматике и синхронии» (Соссюр. Курс общей лингвистики,
Здесь нельзя согласиться только с заключительной частью утверждения Соссюра. В своей исходной точке чередования восходят к позиционным фонетическим изменениям. В данном случае ближе к истине был Бодуэн, который писал, что «изначальная причина появления всех без исключений альтернантов имеет всегда только антропофоническую природу» (Бодуэн де Куртенэ» Опыт. . ., 309).
Велики заслуги в разработке теории чередований Бодуэна де Куртенэ и Крушевского. Впервые в истории языкознания они попытались разграничить изучение звуковой стороны языка и чередований. Их труды (Крушевского — «К вопросу о гуне», Бодуэна де Куртенэ — «Versuch einer Theorie phonetischer Alternation») заложили основы того раздела языкознания, который позже Трубецким был назван морфонологией. Морфонология ведает изучением чередований. В разработке теории чередований сыграли большую роль Мейе, Трубецкой, Шобер, Курилович, Скаличка, Кузнецов, Станкевич и мн. др.
§ 2.	Формирование и распад морфонологических чередований. Чередование — явление историческое. Как сообщалось выше, оно возникает обычно на фонетической почве. Винокур писал, что чередование «есть результат омертвения звуковых законов давней поры» (Доклады и сообщения филологического факультета, 2, 17). Закономерное фонетическое изменение в другую эпоху порывает с фонетикой и становится чередованием.
В определенных фонетических условиях устанавливается строгая мена гласных или согласных. В дальнейшем в результате фонетической эволюции условия данной мены могут коренным образом преобразоваться. В связи с этим вариант фонемы может стать самостоятельной фонемой. Этот процесс носит название фонологизации.
В древнерусском языке до определенного периода его истории гласный о после мягкого согласного являлся вариантом фонемы [е]. В дальнейшем в результате изменения е в е, отвердения некоторых мягких согласных, ряда аналогических процессов, заимствований из различных языков произошел процесс фонологизации ’о. В связи с этим отношения между е и о в одних и тех же
морфемах после мягких и отвердевших согласных стали характеризовать варианты морфем (алломорфы). Таким образом, в результате фонол огизации наступила морфологизация. Таков путь перехода фонологических чередований в морфонологические чередования. В нашей книге фонологические чередования не рассматриваются.
В праславянском согласный g перед ё по условиям первой палатализации закономерно изменился в jr, а затем в z : ger- > zer-. В дальнейшем в этой позиции ё изменился в а: zer- > zar-, В результате вариант фонемы [z] оказался перед гласным заднего ряда а, т. е. теперь [ z] мог уже употребляться в тех же самых позициях, что и [g]: %агъ, но и garb. Таким путем возникла новая фонема [z]. Конечно, процесс превращения z в самостоятельную фонему был длительным. На стыке морфем [ z] в течение продолжительного времени мог представлять собою двухфонемное сочетание, в положении перед гласными переднего ряда до определенного периода являлся вариантом фонемы [g]. В результате морфологизации чередования фонем приобретают новую функцию: на основе фонологического чередования формируется морфонологическое чередование уже не фонем, а альтернантов. Так возникает, например, звено морфонологического чередования [g : z]. Позже в garb—1агъ чередование было утеряно, так как произошел разрыв единой в этимологическом отношении корневой морфемы. Однако в иных позициях чередование [g : z] утвердилось прочно и сохраняется до сих пор в славянских языках (например, в исходе корневой морфемы).
Чередование может возникнуть на фонетической основе, и не проходя подобного сложного пути преобразования. В современном польском языке находим чередование твердого и мягкого конечного согласного в корневых морфемах в тв. и мест. пп. ед. ч.: dworem—dworze, kramem—kramie, grobem—grobie, stawetn,—stawie, chlopem—chlopie^ trafem—trafie. Здесь представлено чередование твердых и мягких альтернантов [р : р’], [b : b’], [v : v’], [f : Р], Im : m’], [г : г’] в положении перед гласным е. В древнепольском указанные выше различия были позиционными и не являлись поэтому чередованиями. В- тв. ед. согласный корня находился перед ъ: йиогыпъ, в мест. ед. перед ё: dvore.
В ряде случаев одно из звеньев ряда может появиться по аналогии С другими звеньями чередований. Именно такого происхождения многие чередования гласных в глагольных основах. Аналогического происхождения русские чередования [Р : fl’]: графить—графлю. Это не противоречит высказанному выше положению, что сам морфонологический ряд чередований в своей исходной позиций восходит к фонетическим преобразованиям. Даже поздние заимствования подчиняются существующим в языке рядам чередований и закономерно преобразовывают свою структуру (ср. русск. флаг—флажок^ укр. унгвермаг—в унгвермазг^ слвц, fyzik—fyzici и под.).
Чередование предполагает синхроническое тожество морфем. Поэтому для каждого периода язык будет представлять различные чередования, так как синхроническое тожество морфем в эволюционном развитии языка постоянно нарушается. В русских глаголах чистить и цедить, ценить и каяться теперь, конечно, нет чередований [с : с] или [с : к], так как в результате длительного исторического развития было нарушено тожество данных пар морфем. Теперь невозможно без исторического исследования в глаголе шалить и в имени нахал обнаружить общую корневую морфему xel-, xdl- или в названиях насекомых — комар и шмель выявить одну морфему с чередующимися гласными кот-, кып-. Это способен сделать лишь этимолог, который с помощью сравнительно-исторического метода устанавливает диахроническое тожество морфем.
Не всегда просто установить древнее чередование (т. е. чередование на основе диахронического тожества), так как для этого мы должны быть уверены, что имеем дело с тожественными морфемами. Здесь мы вступаем в область этимологии. Этимология, однако, не всегда дает надежные ответы, предлагая часто на выбор несколько решений. От выбора этимологии зависит установление тех или иных чередований. Возьмем два примера.
В русском языке слово головня является общеславянским: болг. главня, срх. главка, слов, gldvnja, чешек., словц. hlaven, польск. glownia, н.-луж. glownja и др. Все эти примеры дают возможность уверенно реконструировать праславянское golvbnja (golvbnjb). Теперь, чтобы установить родственные отношения данного слова, нужно знать его этимологию. Без этого все сопоставления будут лишены твердой почвы.
Многие исследователи пел. golvbnja связывают с golva (Брюкнер, Бернекер, Фасмер). Согласно этому взгляду, golvbnja первоначально имело значение 'головка пылающего полена’. При данном решении golvbnja вместе с golva должны сопоставляться с одним кругом слов (например, с желвъ 'черепаха’, желвак 'твердая шишка’). Но возможен и другой путь, который дает возможность сопоставить golvbnja с широким кругом слов, объединенных семантически значительно теснее. Этот путь был открыт Ильинским. Он обратил внимание на русское галка в значении 'горящая головня, носимая ветром во время пожара’. Для сравнения он привлек др.-польск. zal 'горение’, кашуб, zalec 'тлеть’ и, наконец, польск. zgliszcze 'пепелище’. Все эти примеры дают возможность восстановить чередование [gol- : gol- : gel- : g^-L Данные алломорфы восходят к одной морфеме со значением 'гореть, пылать, тлеть’.
В русском языке известно слово губа в значении 'небольшой морской залив на севере’ (ср. Кольская губа, Онежская губа). Многие этимологи видят здесь тот же корень, что и в словах g'bbnqti (ср. русск. гнуть, чешек, hnouti, в.-луж. hnuc), g'bbezb (ср. цел. г&вежд 'изгиб’), gybati, sygubb и др.). Если принять эту 12
этимологию, то в слове губа следует видеть огласовку ои (gouba) и таким образом связывать данное слово с указанными выше. Однако возможна и иная этимология, которая представляется более надежной и которая связывает это слово со словом gqba (ср. русск. губа, польск. gfba, чешек, huba). Фасмер с полным основанием отдает предпочтение именно этой этимологии (ср. этимологию русск. устье; аналогичным образом в турецком bogaz имеет значение 'горло, глотка, устье реки, узкий горный проход, пролив, канал’). Если мы отдадим предпочтение этой этимологии, то указанные выше сопоставления будут ошибочными, так как в таком случае губа будет восходить к пел. gqba.
Как отмечалось выше, чередования разрушаются в связи с распадом тожества морфем, что обусловливается историческим развитием языка. Однако чередования могут утрачиваться не только в связи с коренным преобразованием внешнего вида морфем, распадом семантического тожества, но и в связи с изменением границ между аффиксами (об этом подробнее см. ниже),
Чередования могут исчезнуть в связи с утратой ряда вариантов морфем. Часто сходные случаи представляют существенные различия. Так, в русском находим чередование [g : z] в словах нога-ножка. В ложка теперь чередований нет, так как отсутствует в языке позиция, которая дала бы возможность в морфеме loz-восстановить более древний вид. Иными словами, для данной морфемы в языке отсутствуют условия дополнительной дистрибуции. Таким образом, чередования в языке могут проявляться при условии дополнительной дистрибуции. Поэтому полное описание чередований в том или ином языке предполагает детальный учет всех условий дополнительной дистрибуции морфем.
Дополнительная дистрибуция может проявляться в различных морфологических и словообразовательных условиях. Глагол мочь в русском представляет чередование в парадигме настоящего времени (могу— можешь—может—можете—могут), тогда как глагол плакать обнаруживает чередования только при сопоставлении настоящего времени с прошедшим, или с инфинитивом (плакал—плакать—плачу). В нашей книге чередования плакать— плачу, бегать—бежал и под. не рассматриваются. Мы анализируем чередования в единой парадигме и чередования в разных словах, связанных условиями деривации.
§ 3.	Типы и виды грамматических чередований. Следует различать типы и вид ы грамматических чередований. Чередоваться могут альтернанты в тожественных морфемах, чередоваться могут варианты морфем (алломорфы), наконец, определяющим фактором в* чередовании могут быть фонетические признаки (ударение, интонация), которые как бы накладываются на морфемы в определенных грамматических позициях.
Первый из указанных типов чередований (т. е. чередования альтернантов в определенной морфеме) мы называем морфонологическим чередованием. Именно к таким чередованиям относятся
все случаи аблаута, чередования согласных, вызванные палатали-зационными процессами праславянского периода, чередования гласных в связи с судьбой сверхкратких, веляризацией гласных переднего ряда и мн. др. Второй тип чередований (т. е. чередования алломорф) относится к словообразовательным чередованиям и является, таким образом, разделом словообразования, а не морфонологии. В данном случае выступает уже не чередование, скажем, альтернантов [е : о] или [к : с], а чередование алломорф Ъег- : бог- или гикт I rue-. Конечно, обычно словообразовательные чередования алломорф опираются на морфонологические чередования, но они представляют в системе языка более высокий ярус. Практически во многих словообразовательных чередованиях мы сталкиваемся с морфонологическими чередованиями, так как первые подчиняются морфонологическим рядам чередований. В русских глаголах мокнуть, макать, мочить, намачивать на уровне морфонологии представлены чередования альтернантов [о ; а] и [к $ с], на уровне словообразования—чередования алломорф ток- ; так- : тос- : тас-. Единая морфема в различных условиях представляет четыре алломорфы, которые чередуются между собою.
Существуют языки, в которых отсутствуют морфонологические ряды чередований (например, турецкий). В этих языках словообразовательные чередования (например, в турецком чередования суффикса hk- : lik- : luk- : luk- или суффикса ci- : ci- : си- : ой-, (qi- : qi- ; qu- : qu-) непосредственно опираются н& фонетические закономерности языка (сингармонизм, прогрессивная ассимиляция согласных).
Существует еще Третий тип чередований, который можно назвать суперсегментным. В данном случае речь идет о чередовании ударных и безударных гласных, о чередовании морфем с различной интонацией (восходящей или нисходящей) и др.
Границы между различными типами чередований изменчивы и непостоянны. Один тип чередования в иную эпоху может уже характеризоваться признаками другого типа чередования. Так, суперсегментные чередования морфем с различной интонацией в прошлом (в ранние эпохи праславянского языка) относились к морфонологическим чередованиям, так как в то время восходящий или нисходящий тон монофтонга или дифтонгического сочетания являлся не суперсегментным элементом, а важнейшим конститутивным признаком гласного или гласного сонанта. До морфонологизации рядов чередований словообразовательных чередований в языке не существовало. Они появились значительно позже. Не всегда легко разграничить морфонологические и словообразовательные чередования (т. е. чередования альтернантов от чередований алломорф). Однако это разграничение необходимо, так как эти чередования имеют различную природу и формировались в разное время. Это разграничение дает возможность в ряде 14
случаев установить соотносительную хронологию. Наоборот, смешение этих типов может привести исследователя к ошибочным выводам. Кузнецов неоднократно утверждал, что чередование е : о было продуктивным не только в праславянском языке, но и в ранние эпохи самостоятельных славянских языков. Однако он доказывал это свое положение примерами словообразовательных чередований алломорф, извлеченными из древних русских памятников и из северных диалектов.
Еще Бодуэн де Куртенэ сводил все живые чередования в языке только к чередованию алломорф. Хорошо известно его положение что «альтернирующими единицами могут считаться не фонемы, а целые морфемы, так как только морфемы являются семасиологически неделимыми языковыми единицами. Итак, с точки зрения свойственной языку психической жизни альтернируют между собой целые морфемы и их соединения: польск. mog-: moz-, mrus- : mruz-, plac-i : plac-» (Бодуэн де Куртенэ, Опыт. . ., 273). Это положение Бодуэна де Куртенэ тесно связано с общей психологической концепцией автора, которая уже давно преодолена в современном языкознании. Однако в данном пункте влияние концепции Бодуэна де Куртенэ можно обнаружить в работах многих современных языковедов. Это проявляется в том, что все морфонологические чередования рассматриваются только в словообразовании на уровне алломорф, а не альтернантов.
Не менее сложные и трудные вопросы стоят перед исследователями при определении природы и состава суперсегментных чередований. Типичным примером суперсегментного чередования является динамическое ударение. Однако при расчленении слова на морфемы этот фонетический признак элиминируется. Нет ударных и безударных морфем, есть ударные и безударные слоги в слове. Это же относится и к чередованию морфем с разной интонацией (например, схр. им. ед. даска, но вин. ед. даску, род. мн. дасака). Корневая морфема dask- (dasak-) вне слова интонации не имеет. Это относится даже к таким случаям, как срх. мир, двор., вук и под., которые в им. ед. имеют долгую нисходящую интонацию. Морфемы mir-, dvor-, vuk- интонационных признаков иметь не могут.
Итак, типы чередований не однородны. Каждый из них может иметь несколько видов. Так, среди морфонологических чередований следует различать живые и традиционные чередования, продуктивные и непродуктивные, парадигматические и деривационные. В словообразовательных чередованиях важно разграничивать чередования рильных и слабых алломорф; в собственно суперсегментных чередованиях — чередования ударных и безударных гласных, интонационные чередования.
§ 4.	Виды морфонологических чередований. Существуют два основных вида морфонологических чередований: живые и традиционные. Живые чередования — активно действующий элемент языковой системы, они выполняют в языке раз лич
ные грамматические или лексико-грамматические функции. Они всегда действуют на основе синхронического тожества морфем. Для традиционных чередований разграничение синхронического и диахронического тожества морфем не актуально (ср., с одной стороны, чередования типа русск. беру—сборы, несу—заносы, с другой — вечер—вчера, земля—змея и под.)
Традиционные чередования — определенный этап в развитии чередований. В прошлом все они выполняли грамматические функции. В результате языковой эволюции традиционные чередования вновь могут быть использованы грамматикой. В этом отношении очень показательны те старые чередования гласных, которые уже в поздний период истории праславянского языка стали вновь играть существенную роль в системе глагольного видового противопоставления (ср. русск. положить—полагать, умереть—умирать, срх. скочити—скакати, гднити—гатъати, чешек, krojitl—krajetl, mocltl—macetl и под.).
Следует различать продуктивные и непродуктивные морфонологические чередования. Это различие не совпадает с указанным выше, так как живые чередования могут быть продуктивными и непродуктивными. Конечно, традиционные чередования бывают только непродуктивными.
Вопрос о продуктивности и непродуктивности чередований нельзя решать статистическим методом. Чередования, отраженные во многих морфемах, могут оказаться непродуктивными. Продуктивными являются только те чередования, которые используются в продуктивных классах системы языка. Шобер считал чередования [о : а] в польских глаголах chodzic—chadzai, prosic—upraszac, uspokoic—uspakajac продуктивными (Szober. Gra-matyka jQzyka polskiego, II, 102). Данное чередование отражает важную грамматическую особенность современного польского языка (и не только польского), которая активно действует, подчиняя себе и новообразования. В украинском, например, аналогичное чередование является непродуктивным: ломити—ламати, могти—помагати, хопити—хапати, но запросити—запрошувати, заспокогти—заспокоювати, засвогти—засвоювати, выстояти—вы-стоювати, виносити—виношувати, вгдгородити—в1дгороджувати.
Одни и те же чередования альтернантов в различных грамматических условиях могут быть продуктивными и непродуктивными. Так, чередование [а : а] в чешском языке в склонении яв^\ ляется непродуктивным (ср. им. ед. krava — тв. ед. kravou, в разговорном языке широко представлено kravou), в словообразовании— продуктивным (ср. dar—ddrek, rak—racek, vrata—vrdtka).
Морфонологические чередования обнаруживаются как в парадигме одного слова (ср. срх. им. ед. мецка, нога, род. ед. ма]Кё, ндгё, дат. ед. ма]ци, нози, вин. ед. ма]ку, ногу, тв. ед. mOJkom, ндгдм, мест. ед. ма]ци, нози; чешек. 1 л. ед. реки, 2 л. ед. peces, 3 л. ед. ресе, 1 л. мн. ресете, 2 л. мн. pecete, 3 л. мн. рекой), и в различных деривационных образованиях (ср. русск. нога—

ножонка, болт, белег—бележка, польск. burak—buraczkowy, чешек. krok-—krocej и т. д.). Таким образом, среди морфонологических чередований следует различать парадигматические и деривационные чередования. Первые представлены в одном слове. Они являются дополнительными, но весьма существенными признаками морфологического строя. Вторые — характеризуют чередования морфемы в разных словах и таким образом вторгаются в область словообразования.
Имеются грамматические чередования и переходного характера. Они занимают промежуточное положение между парадигматическими и деривационными чередованиями. Речь идет о чередованиях, которые представлены в одном слове, но в разных грамматических категориях. Богат такими чередованиями глагол: ср. русск. плачу—плакать, могу—мочь, чешек, cesatl—ces!, hndtt— zenu—zen! и под. Эти чередования не подлежат ведению морфонологии, так как здесь действует не морфонологический ряд чередований. В данном случае имеем дело с чередованием алломорф.
Парадигматические чередования тесно объединяют морфонологию с морфологией. Эти чередования утрачиваются или преобразовываются под активным воздействием морфологической. айа1-логии. Деривационные чередования сближают морфонологию со словообразованием, хотя между морфонологическими и словообразовательными чередованиями есть и весьма существенные различия.	»
Судьба деривационных морфонологических чередований зависит от процессов, которые происходят в структуре суффиксов. Наиболее устойчивы эти чередования в исходе корневой морфемы. Переразложение может привести к утрате деривационного чередования. Уже давно утрачено деривационное чередование [к : с] в пел. зЪагъкъ—starica, так как уже много столетий тому назад сформировался суффикс -tea (ср. русск. лев—львица, болг. бивол— биволица и под.). Имеется ли чередование [к : с] в русских примерах бедняк—беднячка, моряк—морячка и под.? Ответ зависит от результатов словообразовательного анализа. Он будет положительным, если слова женского рода образованы от основы bedn'dk-, mor'dk-, отрицательным, если слова женского рода имеют суффикс -аска (ср. русск. гордец—гордячка).
Выше было сказано, что парадигматические чередования часто утрачиваются под воздействием фактора грамматической аналогии. Этот фактор действует и в области деривационных чередований. Последние могут утрачиваться не только в результате пере-разложения, но и врезультате аналогического выравнивания (ср. русск. Ольга—Ольгин, сваха—свахин, тетка—теткин, но укр. Ольга—Ольжин, сваха—свашин, тгтка—тътчин). В сходных позициях русский язык представляет часто разные результаты. Так, в старом образовании от шпага найдем шпажист, а в неологизме от штанга — штангист. Фиксируются колебания и в ьдном слове петербуржский—петербургский, оренбуржский—
оренбургский, таганрожский—таганрогский, калмыцкий—калмыкский, урючный—урюковый и др.
Во всех современных славянских языках в разной степени представлена тенденция к устранению чередований. Ее не так легко обнаружить, так как она вступает в противоречие с действующими нормами литературных языков. Естественно, что литературные тексты плохо отражают эту тенденцию. Наблюдений над разговорной речью очень мало. Новейшие наблюдения над. русским разговорным языком в этом отношении дали много нового и неожиданного (см. сборник «Словообразование современного русского литературного языка»). Диалектологические исследования содержат очень мало информаций о чередованиях.
§ 5.	Ряды морфонологических чередований. Морфонологические чередования осуществляются в языке в виде соотносительных и несоотносительных рядов. Соотносительный ряд представлен в том случае, когда в определенных грамматических условиях в чередовании последовательно выступают чередующиеся звенья альтернантов: например, в русском 1 л. ед. настоящего времени в глаголах первого спряжения [к : с]г [g : z], [s : s’], [z : z’], [t : t’], [d : d’], [b : b’], [v : v’], [m : m’]y [n : n’], [r : r’L Данный ряд использует почти все возможности противопоставлений по признаку твердости—мягкости согласных фонем. Известны, однако, соотносительные ряды, которые представляют лишь отдельные звенья фонологических противопоставлений. Так, чередования [k : с], [g : z], [х : s] в деминутивах уже не поддерживаются чередованием губных и зубных альтернантов: сук—сучок, берег—бережок, смех—смешок, но воз—возок (не возёк), рот—роток, зуб—зубок, дуб—дубок и др. В данном случае релевантным признаком является противопоставление задненебных передненебным альтернантам.
Несоотносительный ряд чередований характеризуется изолированным звеном, которое обычно функционирует непоследовательно. Типичным примером несоотносительного ряда в славянских языках могут служить так называемые «беглые» гласные.
Соотносительные ряды морфонологических чередований действуют в языке последовательно и автоматически. Поэтому, зная место данной морфемы в структуре языка, можно предсказать, как она будет подчиняться действию соотносительного ряда в определенной грамматической позиции. Так, от имени чебуреки безошибочно и автоматически в русском образуется чебуречная. По действующим в языке живым соотносительным рядам чередований от заимствованного слова док стик’ болгарин автоматически образует прилагательное дочен 'тиковый, сделанный, сшитый из тика’. Конечно, соотносительные ряды подвержены в каждом языке многим ограничениям, что объясняется конкретной историей определенных слов. С этими ограничениями часто не хотят считаться дети, в языке которых автоматизация морфоноло
гических рядов принимает иногда универсальный характер (например, русскими детьми реконструируются струк от стручок или тука от тучка), «По мере приближения детского языка к языку взрослого окружения ребенок делает шаг назад в области альтернаций, утрачивая варианты (модификации), слишком далеко зашедшие вперед» (Бодуэн де Куртенэ. Опыт. . ., 338).
Следует еще иметь в виду, что не все звенья одного соотносительного ряда имеют равноценное значение в морфонологической системе данного языка. Так, в указанном выше русском морфонологическом ряду 1 л. ед. звено [Ь : Ь’] известно только в трех глаголах, а звено [р : р’], известное древнерусскому языку, теперь не представлено совсем.
В отличие от соотносительного ряда, несоотносительный ряд предсказать во многих случаях невозможно. Именно так обстоит дело, например, со многими корневыми морфемами, в которых чередование определяется уже не грамматическими условиями, а языковой традицией. Так, чередование гласных с нулем звука в корневых морфемах предсказать нельзя, так как морфемы аналогичной структуры могут и не иметь чередований: русск. сон— сна, день—дня, но дом—дома, нос—носа, вес—веса; польск. sen— snu, dzien—dnia, но ser—sera и под. Это, однако, не распространяется на суффиксы. Здесь чередование является важным дополнительным грамматическим признаком. Так, чередование гласного с 0 в уменьшительном суффиксе -ъкъ (ср. русск. бережок—бережка, польск. dworek—dworku и аналогичные) представляет собой также несоотносительный ряд чередований, который между тем характеризует чередования, в определенных грамматических позициях. Здесь чередование может действовать последовательно.
В звене морфонологического ряда обычно наблюдаем бинарные противопоставления. Вот почему часто звено ряда называют парой чередующихся альтернантов. Однако известны случаи тернарных противопоставлений в звене.
Одни и те же звенья чередований могут формироваться в различное время в зависимости от того соотносительного ряда, в который они входят. В период формирования новой структуры 1 л. ед. глаголов настоящего времени под воздействием нетематических глаголов в сербохорватском языке еще не установился соотносительный ряд чередований, согласно которому в 1 л. ед. и в 3 л. мн. корневая морфема должна была оканчиваться на задненебный, а в остальных позициях на шипящий. Поэтому здесь в 1 л. ед. могла сформироваться структура типа печём, В польском переход носового главного заднего ряда в кратких слогах в носовой гласный переднего ряда произошел уже после формирования данного соотносительного ряда. Вот почему в 1 л. ед. находим здесь mog$, а не moz$, В русском переход е в о в определенных фонетических условиях происходил также позже. Этим объясняется, почему здесь находим шипящий во 2, 3 л. ед. и в 1, 2 л.
мн. перед гласными заднего ряда: печешь [pecos], печет [ped6t]r печем [ресот], печете [pecdtej.
Итак, в 1 л. ед. в сербохорватском к перед е не сохранился: пеку > печём. Иначе обстояло дело в склонении. В результате воздействия мягкого варианта основ на твердый в сербохорватском в род. ед. к оказался перед е : рукё. Здесь сохранился корень на задненебный, так как в склонении во время воздействия мягкого варианта соотносительный ряд чередования уже сформировался.
Морфонологические ряды чередований не только формируются, но и распадаются. Под воздействием аналогии часто преобразуется или совсем разрушается морфонологический ряд в парадигматических чередованиях. Примеры в изобилии представляют все славянские языки. Действие аналогии легко осуществляется до установления ряда. Вероятно, так было с результатами второй палатализации в русском склонении. Надо думать, что русские говоры в склонении не знали соотносительного ряда морфонологического чередования [k : с], [g : z], [х : s]. Иначе в словацком, где действие аналогии привело к разрушению именно этого соотносительного ряда. Данный соотносительный ряд интенсивно разрушается теперь в северных чакавских говорах сербохорватского языка (см. Naylor. A comparison of the nominal declension. . ., 68).
Один соотносительный ряд морфонологического чередования может изменить характер отдельных звеньев ряда, не преобразуя по существу всей структуры. Так, в русских диалектных примерах типа реки—рек*6t . . .мы наблюдаем не утрату чередования, а лишь преобразование звена [к : с] в [к : к’]. Это преобразование не приводит к разрушению самого соотносительного ряда. Лишь звено [к : с] преобразуется в [к : к’], а звено [g : z] в [g : g’L Известна русским говорам и полная утрата чередований в звеньях [к : с] и [g : z]: реки—pekos—pekot, mogu—mogos—mogot. Произошла утрата чередований в этих звеньях ряда в украинском: печу—печет—пече—печемо—печете—печутъ; бгжу—бгжиш—61-житъ—бъжимо—бгжите—б1жатъ. Однако здесь в отличие от русских говоров произошло не только преобразование или утрата отдельного или отдельных звеньев ряда. Здесь вообще утрачен данный соотносительный ряд чередований: nesu—neses. . ., vezu— vezes. . .
Морфонологические ряды чередований не зависят от фонетической позиции, хотя часто в определенных его звеньях обнаруживаются следы фонетических закономерностей. Это обстоятельство может породить неверное представление об отдельных звеньях чередований.
Рассматривая чередование мягких и твердых согласных в глаголе, авторы коллективной «Русской диалектологии» полагают, что во 2, 3 л. ед. и в 1, 2 л. мн. перед гласным е смягчение «является фонетически обусловленным и не играет грамматической 20
роли. В говорах, где все эти окончания или часть из них имеют фонему [о], чередование С: С” — морфологическое, причем член чередования С представлен в формах 1 л. ед. и 3 л. мн., а член С’ — в тех формах, где в окончании представлена фонема [о]. Мягкость согласного в окончании с фонемой [е], обусловленная позицией, не несет грамматической функции» («Русская диалектология», 154). Таким образом, согласно данной точке зрения, в случае реки—pecos—pecot. . . выступает грамматически обусловленное чередование, а в случае mogii—mozes—mozet. . . изменение фонетического характера. Данное толкование принять невозможно. В том и другом случае представлен один и тот же соотносительный ряд чередования. Этот соотносительный ряд обнаруживается в положении перед гласными заднего ряда (ср. русск. берегу— бережет [beregu—berezot]), перед гласными переднего ряда (ср. польск. mog$—mozesz), перед гласными и согласными (ср. чешек. roh—roznl). Фонетист, конечно, имеет право в случаях типа русск. 3 л. ед. t'arfet видеть смягчение п в положении перед гласным переднего ряда. Однако в морфонологической структуре русского’ глагола здесь мягкость является обязательным признаком и не зависит от качества последующего гласного. Уже давно во всех славянских языках варианты с шипящими перед гласными переднего ряда порвали связь с фонетикой. Это убедительно подтверждают многочисленные примеры с задненебными к, g, х перед гласными переднего ряда: русск. кишке, волки, ноге, герой, хилый, мухи; польск: bokiem, wilki, kierunek, kiszka, gi^tki, gips и под.
Ко времени действия второй и третьей палатализации задненебных согласные с, z, s уже стали самостоятельными фонемами и начали играть важную роль в праславянской морфонологии. Кузнецов справедливо указывает, что «поскольку фонетически перед любым гласным переднего ряда на месте задненебного согласного теперь может явиться свистящий, отношения к—с, g—z, х—s фонетически не обусловлены даже в тех случаях^ когда шипящие находятся перед гласными переднего ряда, и выступают, таким образом, как чередования морфологического порядка» (Кузнецов. О возникновении и развитии. . ., 66). Эта справедливо уже для праславянского периода, а не только для современных славянских языков.
Итак, основная задача морфонологии — изучение соотносительных и несоотносительных рядов чередований, их структуры, функционирования и истории. Именно наличие в языке этих рядов чередований и дает право на существование самостоятельной области грамматики — морфонологии. Не во всех языках существуют морфонологические ряды чередований. При изучении структуры этих языков нет оснований говорить о морфонологии.
Морфонология должна занять важное место в изучении структур славянских языков, которые представляют сложные и разнообразные случаи морфонологических чередований. Именно на материале славянских языков можно наиболее полно и всесто-
ронне охарактеризовать теоретические основы морфонологии. Не следует, однако, переоценивать роли морфонологии и в славянских языках. И здесь чередования используются обычно лишь как дополнительное средство грамматической характеристики. Кроме того, не всегда используются все имеющиеся в славянских языках возможности представленных чередований. Можно привести много примеров, когда различные ступени чередований не выполняют никаких функций и употребляются безо всякой дифференциации. Основную роль играют, конечно, аффиксы. Так было уже в пра-славянском языке. И тем не менее Вайан с полным правом мог написать, что «чередования устойчивы и играют в языке очень важную роль. В старославянском языке они образуют богатую и разнообразную систему с ясной функцией больших групп чередующихся звуков. . .» (Вайан. Руководство. . ., 94).
Функционирование и история морфонологических чередований в славянских языках изучены еще очень поверхностно. Даже в обстоятельных грамматических очерках современных литературных языков морфонология отсутствует, несмотря на то, что еще в 1931 г. Трубецкой писал, что морфонология должна занять «почетное место» в описании грамматической структуры этих языков, а еще раньше в знаменитых тезисах «Пражского лингвистического кружка» отмечалось, что морфонологическое описание всех славянских языков и диалектов «насущная проблема славистики». При описании чередований почти не привлекается диалектный материал, который содержит много важного для изучения истории чередований. Лучше изучена польская морфонология — начало ей положил Бодуэн де Куртенэ. Его знаменитый Versuch опирается прежде всего на данные польского языка. Значителен вклад Шобера, который еще в 1931 г. в сжатом виде охарактеризовал структуру многих морфонологических чередований в польском литературном языке. Ценные данные для характеристики полабской морфонологии содержатся в труде Трубецкого «Polabische Studien» (1930). В 1934 году Трубецкой опубликовал небольшую монографию «Das morphonologische System der russischen Sprache». В 1968 г. вышла из печати монография Аронсона «Bulgarian inflectional morphonology». Много \аажных наблюдений и соображений над отдельными сторонами славянской морфонологии содержится в статьях Кузнецова и Станкевича.
§ 6.	Морфонологические чередования гласных и согласных альтернантов. Чередования могут быть вокалическими (чередования гласных альтернантов) и консонантными (чередования согласных альтернантов). Между этими чередованиями обычно легко установить границы. Однако при изучении истории чередований следует учитывать изменчивость границ между системами вокализма и консонантизма. Прежде сонанты могли быть гласными и согласными — ив настоящее время, например, в чешском языке г и Z в определенных условиях (в положении между согласными) могут выполнять функции гласных (ср. srdce, krk, vlk, vlhky, 22
slza). В праславянском сонанты могли вступать в чередования с гласными. Отдельные случаи чередования гласных с сонантами можно привести и из современного сербохорватского языка: брао— брала—брали, мро—мрла—мрли, им. ед. дёо, но род. ед. дела*, им. ед. орао, но род. орла. Чередования гласных могли переходить в чередования согласных. Так, чередование дифтонгических сочетаний [ец : оц] после их монофтонгизации было отражено в праславянском уже в виде чередований предшествующих твердых и мягких согласных.
Чередования гласных в славянских языках формировались в различные периоды истории. Как уже отмечалось, праславян-ские чередования гласных (аблаут) в своей основной структуре сформировались на почве индоевропейского праязыка. Некоторые праславянские чередования, используя древние индоевропейские, по существу начали функционировать только в праславянском (ср. чередования гласных в случаях глагольного видового противопоставления: roditi—radjati, mociti—makati, goniti—ganjati, lo-miti—lamati, skociti—skakati, plesti—zapletati, mesti—zametati, le-teti—letati и под.). Многие чередования гласных установились уже после распада праславянского языка в отдельных славянских языках. Именно такими чередованиями являются чередования гласных с 0 на месте старых сверхкратких: русск. сон—сна, песок—песка, день—дня; польск. sen—snu, piasek—piasku, dzien— dnia; слвц. sen—sna, piesok—piesku, den—dna; слов, pes—psa, vrabec—vrdbca, slddek—sladko и т. д. Эти чередования являются важнейшей специфической чертой всех славянских языков. Они отражены как в корневых морфемах, так и аффиксальных (подробнее об этом чередовании см. § 15).
Отдельные изолированные случаи quasi- чередований согласных альтернантов можно отнести еще к древнейшему периоду: pryskati—bryzgati, kokotati—gogotati, кото1ъ—gomol/b (ср. в чешек. komoly 'усеченный’—homole 'конус’), krusa—grusa, tai---------dal-
(cp. чешек, ddlny, но otdleti 'медлить, замедлять’, см. лит. toll 'далеко’), solt—sold-; ср. болг. сладък — диал. slatek, русск. старославянизм слаже «soldje) — слаще «soltje), nog^btb—покъ1ь. Вариант nogKtb, более древний, представлен во всех восточнославянских языках, господствует в западных, отмечен в словенском; второй вариант покъ1ъ характеризует почти все южнославянские языки: болг. нокът, мак. нокот, срх. ндкат; из западнославянских языков вариант с к знают польский и нижнелужицкий: польск. paznokiec, н.-луж. noks. Все приведенные примеры характеризуют отношения вариантов в различных языковых системах (диалектах), поэтому в собственном смысле слова они не являются чередованиями.
Основные типы и виды чередований согласных альтернантов, даже в наиболее их архаической части, начали функционировать лишь-в праславянском языке. В большинстве случаев чередования согласных возникли из позиционных фонетических изменений
(главным образом в связи с изменением согласных перед j). Многие чередования согласных возникли уже на почве отдельных славянских языков в связи с различными локальными процессами. В грамматической системе всех славянских языков чередования согласных выполняют важные функции, особенно в тех языках, которые имеют богатую систему мягких согласных фонем (например, в русском и польском языках). В современном русском языке морфонологические чередования согласных альтернантов играют более важную роль, нежели чередования гласных альтернантов. Богаче система чередований гласных в украинском, польском и чешском языках, но и здесь доминируют чередования согласных.
Обычная структура звена чередующегося ряда представляет чередование гласных или чередование согласных. Однако в славянских языках легко обнаружить примеры типа русск. жать— жму, мять—мну, диал. dut’—dmu; польск. zqc—znp, еще—tn$, dqc—dmf, klqc—kln$, cpx. жёти—жмём, клети—кунём и под. Выполняя важную грамматическую функцию, они находятся за пределами морфонологии.
Обычно в каждом звене чередования наблюдаем противопоставление двух альтернантов. Однако хорошо известны случаи, когда альтернант чередуется с 0, когда один альтернант чередуется с сочетанием звуков, которое в данном случае является единым альтернантом. Это особенно часто наблюдается в парадигматических чередованиях на стыке морфем: ср. русск. люблю—любишь, хрущу—хрустишь и под. Богат такими чередованиями сербохорватский язык, в котором палатализационные процессы перед j действовали поздно, после утраты сверхкратких в «слабой» позиции: им. ед. крв — тв. ед. крвл>у, им. ед. кдет — тв. ед. кошку и под.
Не одинаковы возможности морфонологических чередований в различных позициях слова. В славянских языках основная проблематика чередований связана главным образом с корневой частью слова. Это в равной степени касается как чередования гласных, так и чередования согласных. Во всяком случае соотносительные ряды морфонологических чередований вне корневой части слова обнаруживаются реже.
В праславянском чередования гласных были известны в корнях (ср. berq—bwati), в префиксах (ср. pomoktb—pamptb), в суффиксах (ср. starts—starbcb), в тематических элементах основ (ср. основу orbo—orbe-). Современные славянские языки представляют чередования в корнях и суффиксах. Чередования в префиксах явление редкое.
Различна судьба морфонологических чередований в различных позициях морфем. Если говорить о чередованиях согласных, то здесь для корневых морфем необходимо различать начальную и конечную позиции. Чередование начальных согласных корневой морфемы оказывается неустойчивым, так как в этом случае рано
утрачивается тожество вариантов морфем: ср., например, чередование в -kel---koi--къ1----кь1~, представленное в русск. че-
люсть, колоть, клык, чёлн, или чередование в морфеме skom— skem—зкът-, отраженное в русск. оскомина, щемить (<skemiti)> в др.-польск. szczmic (<Zskbmiti).
Наиболее устойчивой позицией чередования для корневых согласных является исход морфемы, на границе морфемного шва, так как в этом случае чередование не приводит к утрате тожества морфем (ср. русск. грех—грешник, мох—мшистый; чешек, пос— nocni, hrdch—hrasek и под.). Большинство соотносительных рядов морфонологических чередований согласных связаны именно с морфемным швом. В данном случае речь идет о деривационных чередованиях. В парадигматических чередованиях указанный аспект проблемы отсутствует, так как здесь мы имеем дело с чередованиями в словоформах одного слова.
По-разному распределяются чередования в различных частях речи. Так, соотносительный ряд [к : с], [g : z], [х : §] в имени представлен обычно в деривационных чередованиях (ср. русск. рука—ручка—ручонка), тогда как в глаголе он хорошо известен и в парадигматических чередованиях (ср. русск. теку—течёт). «Изучение морфонологии русского языка показывает, например, что в этом языке ряды звуковых чередований в именных и глагольных формах не одинаковы» (Трубецкой. Некоторые соображения относительно морфонологии, 118). Это положение можно уточнить: во всех славянских языках система морфонологических чередований устойчивее и богаче в глаголе, нежели в имени. Это в первую очередь относится к области парадигматических чередований.
§ 7.	Аблаут. Среди чередований гласных наиболее древние возникли и сформировались еще на индоевропейской почве. Эти чередования в сравнительной грамматике носят наименование аблаута (термин принадлежит немецкому лингвисту Гримму). Славянский аблаут стал традиционным еще в праславянскую эпоху и теперь часто обнаруживается при сопоставлении морфем, уже утративших синхроническое тожество. Правда, в некоторых грамматических категориях аблаут был использован в поздние периоды истории праславянского языка как средство грамматического противопоставления (например, в глагольных основах).
Аблаут не произволен. Он подчинен определенным ограничениям, которые могут быть описаны в форме строгих правил. Впервые аблаут получил детальную характеристику на материале санскрита в трудах древнеиндийских ученых, которым, однако, «недоставало исторического чутья, поэтому они не могли понять ни постепенности развития, ни исторической последовательности, ни, наконец, хронологии вообще. Вследствие этого полученные ими результаты, лежат, так сказать, в одной временной плоскости: у них все происходит одновременно, как если бы не было ни прошлого, ни настоящего, ни будущего» (Бодуэн де Куртенэ.
Избранные труды, I, 267). Некоторые приемы классификации материала и термины перешли из древнеиндийских грамматических описаний в сравнительную грамматику индоевропейских языков и в ряде случаев сохраняются там до сих пор. Так именно древнеиндийские ученые создали учение о ступенях аблаута, различая в нем исходную или низшую ступень, основную ступень (guna) и ступень поднятия (v^ddhi). Известный казанский лингвист Крушевский свое исследование, посвященное чередованию основной ступени гласных в старославянском языке, так и назвал: «К вопросу о гуне. Исследование в области старославянского вокализма» (1881).
Следует различать аблаут качественный (или тембровый) и количественный. Под качественным (тембровым) аблаутом понимают чередование гласных различного образования (например, чередование гласных [ё: б]: русск. беру—сбор, нести—носить; польск. poclec—potok, lezec—toze). Количественный аблаут представляет чередование гласных, дифференциальным признаком которых является только количество; например [ё : ё]. Однако различия между качественным и количественным аблаутом очень изменчивы и подвижны. Очень часто наблюдается комбинированный (качественно—количественный) аблаут: пел. гекд—ргогокъ— гъсъ—гёхъ — proricati.
В различные исторические периоды один и тот же вид аблаута может быть отражен различно. Это было вызвано главным образом изменением артикуляции долгих гласных. Так, количественный аблаут [ё: ё] в праславянском в какой-то период его истории будет отражен уже в виде качественно-количественного чередования [ё: б]: sekyra—sSkq, или в виде качественно-количественного чередования [ё : a]: zegq — £агъ. Количественный аблаут [б : б] в праславянском будет отражен в виде чередования [б : а]: lomitl—lamatl, nositl—prtnasatl, moclti—makatl, ppmokti « po-mogti)—pomagati, prositl—prasatl, korttl—karjatl, gor$tl—zarb и т. д.
Можно привести случаи, когда количественный аблаут отражен в виде чередований согласных. Так, чередования гласных [е : бJ в дифтонгических сочетаниях [ёи: бу] после их монофтонгизации отражены уже не в различных огласовках гласных (во всех случаях найдем только гласный й), а в виде чередований согласных. ~ В морфеме toad- предшествующий согласный будет твердым, а в морфеме tend—мягким: ср. ст.-сл. тоуждА и штоу-жда, восходящие к древнему чередованию [ё : б].
Различные гласные аблаута, как уже было сказано, традиционно до сих пор называются ступенями. Морфемы с огласовкой [ё : б] представляют основную ступень аблаута. Основную ступень аблаута представляет и морфема с огласовками [ё : б].» Эти долгие монофтонги возникли под воздействием «ларингала» (так называемые «тяжелые базы») или были продленными (так называемые «легкие базы»). Долгие гласные в тяжелых базах и продленные краткие гласные в легких базах в праславянском не
различались. Ослабленная ступень аблаута представляет ступень редукции (гласный редуцируется) и нулевую ступень (гласный утрачивается совсем).
Термин «ступень аблаута», вполне уместный в сравнительной грамматике индоевропейских языков, в сравнительной грамматике славянских языков требует существенных ограничений. По этому поводу Нахтигал писал: «О ступенях нельзя говорить в случаях качественных чередований, но вполне допустимо при явлениях количественных чередований» (Нахтигал. Славянские языки, 78). Дело в том, что в праславянском уже не существовало иерархии между различными огласовками качественного аблаута и в большинстве случаев между различными огласовками количественного аблаута. Вот почему в сравнительной грамматике славянских языков целесообразно пользоваться термином ступень аблаута только применительно к индоевропейскому языку, т. е. когда славянский языковый материал соотносится с индоевропейским. Применительно к праславянскому вернее говорить не о ступенях, а о различных огласовках аблаута. Полагаю, что этот термин предпочтительнее даже в таких случаях количественных чередований, как siypati—zasypati, sTAati—posylati, ЪъгаИ-зъЫ-rati, так как в данном случае мы имеем дело уже не с чередованием на ступени редукции, а с чередованием кратких и долгих гласных (ср. аналогичное чередование в глаголах: гoditi—radiati, xoditi—xadiati, voditi—vadjati, goditi—gadiati и др.
Аблаут возник и сформировался в индоевропейском праязыке в условиях, которые до сих пор еще не могут считаться окончательно установленными. Во всяком случае дискуссия по этому вопросу еще не закончена. Эта дискуссия, в которой принимают участие многие выдающиеся компаративисты, для историка пра-славянского языка не имеет существенного значения, так как аблаут сформировался в дославянский период. Проблема генезиса аблаута — проблема сравнительной грамматики индоевропейских языков.
Не все индоевропейские языки в одинаковой степени отражают аблаут. В очень разрушенном виде он сохранился в латинском языке. «Первоначальное состояние в латинском языке претерпело столь глубокие изменения, что система чередований в целом стала здесь неузнаваема» (Нидерман, Историческая фонетика латинского языка, 72). Эрну также отмечает, что чередования гласных в латинском «представляют собою лишь скудные остатки древнего состояния, не имевшего в глазах латинян никакого морфологического значения» (Эрну. Историческая морфология латинского языка, 28). Существенным преобразованиям аблаут подвергся в санскрите. Это было связано прежде всего с совпадением индоевропейских гласных о, е, а в одном санскритском звуке а. «Это фонологическое склеивание не могло не отразиться на характере фонологической системы санскрита, так как благодаря ему возможности различения морфем с помощью гласных стали чрезвы
чайно ограниченными; вместе с тем были устранены весьма существенные для индоевропейской морфологии чередования гласных в пределах морфемы, которые служили для различения грамматических значений» (Иванов—Топоров. Санскрит, 68). Большой и весьма ценный материал для изучения индоевропейского аблаута дает греческий язык, что объясняется вообще необыкновенной архаичностью греческого вокализма. Здесь древние чередований гласных последовательно отражаются в огромном количестве морфем и играют весьма важную роль в морфологии. Велико значение аблаута в германской морфологии (прежде всего в системе так называемых «сильны х» глаголов), в грамматической системе балтийских языков. «По продуктивности чередований гласных литовский язык можно сравнить с древнегреческим», — пишет Отрембский (Otrqbski. Gramatyka jqzyka litewskiego, I, 185). Существенную роль индоевропейский аблаут играл в славянской морфологии.
При изучении аблаута в отдельных индоевропейских языках следует ясно себе представить, что аблаут дошел в сильно преобразованном виде. Эти преобразования являлись результатом фонетической эволюции, аналогических процессов, генерализации огласовок, утраты отдельных звеньев аблаута, возникновения новых грамматических категорий. В ряде языков произошла внутренняя перестройка аблаута — стали играть большую роль те его элементы, которые прежде носили подчиненный характер. «Было бы большой ошибкой полагать, — пишет Отрембский, — что литовские чередования явились точным отражением индоевропейского чередования» (там же). Была существенно преобразована система индоевропейского аблаута и в Германских языках. «Частичное сохранение чередований гласных является архаизмом германского языка; но в результате изменений, происшедших в гласных и сонантах, германский обнаруживает множество отчетливо различных либо более или менее параллельных типов чередований там, где в индоевропейском был только один тип. Этого достаточно, чтобы изменить характер системы» (Мейе. Основные особенности германской группы языков, 82). Велики были преобразования аблаута и в праславянском.
Преобразования древней структуры индоевропейского аблаута в праславянском вызвано было прежде всего весьма существенными изменениями самого слова, его словообразовательных и словоизменительных элементов, формированием новых категорий, созданием большого числа новых девербативов. Следует иметь в виду, что большинство славянских суффиксов сформировалось уже в праславянскую эпоху, большие изменения пережили флексии. Все это наложило глубокий отпечаток на древние качественные и количественные чередования, существенным образом преобразовало древние отношения. В глаголе многие прежние огласовки были перестроены в связи с развитием глагольного вида, появлением новых глагольных категорий. Некоторая часть
звеньев могла быть позже утрачена или могла сохраниться в отдельных элементах диалектной речи. Вот почему интенсивные диалектологические исследования последних лет дали так много нового и неожиданного для изучения праславянских чередований гласных. Требуется большое критическое чутье и обширные познания, чтобы в сложном и противоречивом материале древних славянских памятников письменности и современных языков увидеть следы праславянских закономерностей чередований и связь этих чередований с индоевропейским аблаутом.
Много было пережито индоевропейскими языками частных локальных процессов в чередовании гласных. Так, лишь славянские и балтийские языки в глаголе begg представляют долготу корневого гласного. Другие индоевропейские языки (например, греческий) в данном случае имеют краткий гласный.
Не все морфемы представляют чередования гласных. Имеется большое число так называемых моновокалических морфем. Достаточно обратиться к любому славянскому этимологическому словарю, чтобы убедиться в этом наглядно. При установлении этимологии многих славянских слов этимолог проходит мимо аблаута. Моновокалические морфемы чаще встречаются в имени, нежели в глаголе. Однако можно указать на славянские глагольные моновокалические морфемы, ср. daviti, davl'q, dairbka, udavb. Следует различать исконно моновокалические морфемы и новообразования, обусловленные сохранением только одной огласовки. К таким новообразованиям праславян-ского периода относится, например, слово позъ, где представлена генерализация одной огласовки (см. Kurytowicz. L’apophonie en indo-europeen, 223). Иногда отдельные диалекты славянских языков сохраняют редки® следы древних чередований. Так, корневая морфема ког- (ког?—когепе), представляющая различные огласовки в балтийских языках, могла бы в славянских быть причислена к новым моновокалическим морфемам, если бы не русское диалектное ког' 'корень’, род. кг'а. Одну огласовку в праславян-ском представляет корневая морфема в слове donvb, что объясняется значительным ограничением в праславянском сферы употребления данной морфемы. В индоевропейском эта морфема имела различные ступени аблаута: dem-, dom-, dip,-, dem-, dom-, которые наиболее полно отражены в древних текстах греческого языка, ср.; 8ер,(о—8бр,о<;—SeSpnqjxai—8a>p,a, 8a)p,aTtov и др. Здесь -Вбрьос едом’, 8й>р,а 'жилище, храм’, 8(ор,атюу 'домик’ еще тесно связаны с глаголом 8бр,<о 'строить’, 'сооружать’, 'воздвигать’. В латинском данный корень знает уже только б: domus, domuitlo, domuscula, domtisio.
§ 8.	Структура аблаута. В индоевропейском аблауте принимали участие не все гласные в одинаковой степени. Обычно представлены были чередования гласных е, б, е, б. Что касается гласного а, то можно указать единичные примеры чередований типа stati—stojq (здесь чередуются а : а). Были в науке попытки
доказать существование чередований [а: ё]. Однако все приводимые примеры являются сомнительными. Гласный а в чередованиях не участвовал.
Основная ступень индоевропейского аблаута в праславянском была отражена в виде ряда чередований [ё ; б : ь : ъ]. Огласовка [ё : б] отражает основную ступень аблаута, огласовка [ь и ъ] — ослабленную ступень. В индоевропейском праязыке существовали два варианта ослабленной ступени (ступень редукции и нулевая ступень). Нулевая ступень была представлена главным образом в ряду чередований дифтонгических сочетаний. На этой ступени гласный исчезал, а носителем слога становился сонант [eR : oR : §]. Для праславянского языка разграничение ступени редукции и нулевой ступени в большинстве случаев уже не является актуальным, что было связано прежде всего с переходом слоговых сонантов в дифтонгические сочетания. Кроме того, нулевая ступень во многих случаях в праславянском была изолированной и не входила в ряды морфонологических чередований. Уже в праславянском отсутствовали чередования в основах вспомогательного глагола ]езтъ—sqtb. Для праславянского здесь уже можно говорить о супплетивных образованиях. И тем не менее и слависту в редких случаях приходится различать две ослабленные ступени. Так, в глаголе skopiti корневая морфема представляла нулевую ступень (ср. sekyra—sokyra—зёку), а не ступень редукции. Нулевую ступень представляет глагол gretir grejatt (ср. goreti, zar is. др.).
Ряд чередований [ё : б : ь : ъ] представлял собою качественное чередование. Его мы обнаруживаем перед шумными согласными [6t: 6t: bt: ъ1], перед сонантами [6R: 6R: bR: bR], в конечной позиции слова (ср. зв. ед. orbe, зв. ед. zeno).
Не всегда легко на славянском языковом материале разграничить основную ступень и ступень редукции. В связи с монофтонгизацией дифтонгических сочетаний во многих случаях не только трудно, но и невозможно отличить огласовку ё от огласовки ъ. Дело в том, что в праславянском $ могут скрываться как дифтонгическое сочетание еп, так и ъп. В изолированных корневых морфемах, где отсутствовали условия дополнительной дистрибуции, с уверенностью разграничить эти сочетания невозможно. В случаях типа klfti мы восстанавливаем дифтонгическое сочетание с огласовкой е с помощью инфинитивов типа merit (ср. наст. вр. тъгд), zertl (ср. наст. вр. яъгр), tertl (ср. наст. вр. twq), stertt (ср. наст. вр. stbrg\ cerptl (ср. наст. вр. съгру), jptl «jentu, ср. наст. вр. fornq).
Праславянские чередования [ё : б] сравнительно хорошо отражают соответствующие индоевропейские чередования. Этот тип чередования очень рано, еще в дославянский период, стал выполнять важную морфологическую роль. В определенных классах структуры праславянского языка в ранний период он сохранял известную продуктивность. Однако в поздний период существо-/ 30
вания праславянского языка морфонологические чередования [ё : б] были уже непродуктивными. Так думает большинство специалистов в области сравнительной грамматики славянских языков. Против этого взгляда выступил Кузнецов, который полагал, что чередование [ё : б] сохраняло свою продуктивность не только в праславянском языке, но и позже, после завершения праславянского периода. «Все сказанное свидетельствует о том, что образования со ступенью о (при корневом ё) продолжали возникать вновь даже после нарушения славянской общности, т. е. о том, что чередование [ё : б] сохраняло свою продуктивность в довольно позднюю эпоху» (Кузнецов, ВСЯ, I, 42). Однако доказательства Кузнецова нельзя признать убедительными.
Рассмотрим все его аргументы. В статье «К вопросу о генезисе видо-временных отношений древнерусского языка» (1953) Кузнецов обращает внимание на то, что «мы очень редко найдем такие случаи, когда чередование в глагольной основе было бы представлено в материально тех же корнях в древних славянских языках и в других индоевропейских, прежде всего в греческом, поскольку именно в нем это чередование представлено особенно широко и закономерно пронизывает определенные категории глагола» (235). Кузнецов указывает, правда, и на полные соответствия, но отмечает, что они встречаются редко. Это дает основание утверждать, что «чередование [ё : б] в глагольной системе давало новые образования и на славянской почве» (236). Этот аргумент имел бы доказательную силу только в том случае, если бы греческий аблаут не представлял никаких новообразований, если бы он отражал все случаи индоевропейского аблаута, если бы, наконец, индоевропейские диалекты не различались между собою в этом отношении. Но в действительности все, конечно, обстояло иначе. И тем не менее можно согласиться с Кузнецовым в том, что пра-славянский представлял «новые образования» в глаголе с чередованиями [ё : б]. Но они относились к ранним эпохам его истории. А ведь у Кузнецова речь идет о продуктивности чередования [ё : б] не только в праславянском, но и в более позднее время.
< Перейдем ко второму аргументу. От корневой морфемы tek-с огласовкой о славянские языки представляли и представляют именные образования, имеющие различные значения: в древнерусском языке отокъ 'остров’, 'опухоль’, 'мыс’, потокъ 'ссылка’, 'изгнание’, в польском otok 'обвод’ и т. д. Это разнообразие значений с одной огласовкой свидетельствует, по мнению Кузнецова, «о возможности развития соответствующих образований в сравнительно позднее время, во всяком случае уже на почве отдельных славянских языков» (Кузнецов, ВСЯ, I, 39). Нет сомнения, что от морфемы tok- в славянских языках образовывались в разное время новые слова, старые слова могли приобретать новые значения. Из различных славянских языков можно привести ряд примеров позднего происхождения с корневой
морфемой tok- (toe-). Однако они не могут свидетельствовать о наличии в языке живых чередований [ё : б]. Во всех этих случаях морфема tok- уже не связана с морфемой tek- условиями старого чередования [ё : б]. Здесь мы имеем дело с чередованием алломорфы -tek- с алломорфой tok-. В аргументации Кузнецова большую роль играют сравнительно поздние слова с огласовкой о. Так, он приводит из русских поморских говоров слово отдор сотжимный ветер’, оттор ссильный ветер с берега, понижающий воду в заливе’, ставшие на русском севере морскими терминами. Но эти относительно новые слова создавались по существующим словообразовательным моделям и они отнюдь не свидетельствуют о живых морфонологических чередованиях в корневых морфемах der-, dor-, dw-. Современный русский неологизм поноска не может, конечно, свидетельствовать о продуктивности чередований [ё : б], хотя каждый ощущает связь этого имени с глаголом нести— носить. Здесь представлено чередование алломорф.
Рассмотрим третий аргумент. Глагольный корень Ъег- (ср. berg) представляет огласовку о только в отглагольных именах. В глаголах морфема Ьог- не фиксируется. Она имеется в префиксальных образованиях типа зъЬогъ, которые возникли от префиксальных глаголов типа зъЬегд. «И это указывает на то, — пишет Кузнецов, — что соответствующие образования сложились уже на почве общеславянского „языка-основы14, но не ранее» (Кузнецов, ВСЯ, I, 41). Я также полагаю, что именные образования типа зъЬогъ возникли на славянской почве. Однако у нас нет никаких оснований относить их возникновение к позднему периоду. Примеры типа зъЬогъ могли сформироваться в тот ранний период истории праславянского языка, когда чередования [ё : б] были еще продуктивными.
Кузнецов приводит из древнерусских текстов много разнообразных примеров с огласовкой о. Однако ни один из приводимых примеров не подтверждает его основного тезиса. Многие из указанных примеров возникли в глубокой древности. Более новые образования с корневой морфемой о уже не имеют прямого отношения к морфонологическим чередованиям [ё : б]. Необходимо строго различать морфонологические чередования (т. е. чередования альтернантов в тожественных морфемах) и словообразовательные чередования (т. е. чередования алломорф). Попытку Кузнецова пересмотреть вопросы о характере чередований [ё : б] в праславянском следует признать неудачной. Конечно, Вайан был прав,, когда утверждал, чтб несмотря на прозрачность данных чередований, они стали в праславянском уже непродуктивными (Vaillant. Grammaire comparee. . ., I, 303). Вообще качественные чередования [ё : б] и [ё : б] в праславянском рано утратили продуктивность. В поздний праславянский период активным средством в системе морфонологических чередований явилось только противопоставление по количеству (противопоставление гласных кратких или сверхкратких гласным долгим).
Большие преобразования праславянский пережил на ступени редукций^ Мейе справедливо указывает, что праславянская огласовка ьии ъ часто совсем не отражает индоевропейской ступени редукций; «Наиболее распространенным в общеславянском языке вокаййзмом корня является нулевая ступень. Однако лишь очень немногие из засвидетельствованных форм имеют соответствия за пределами славянских языков, причем сомнительно, что даже и эти немногие формы восходят к общеиндоевропейской эпохе» (Мейе. Общеславянский язык, 176). Так, праславянские образования типа Ьъщ и под. исторически восходят к основной ступени. Есть все основания полагать, что огласовка ъ в повелительном наклонении (tbci, гъс1, ръсг, zb$i и под.) не индоевропейского происхождения. Здесь, видимо, следует предполагать ступень ё. Гласный ъ в этих формах появился уже после смягчения задненебных и возможно не во всех праславянских диалектах. Не восходит к индоевропейскому периоду огласовка ь в пел. ръпд, pbnesi. Кроме балтийских языков, остальные родственные языки в данной морфеме представляют огласовку ё. Вообще сверхкраткие ъ и ъ играли важную роль в праславянских чередованиях в связи с продуктивным противопоставлением в морфонологических чередованиях гласных различного количества. В этом состояло важное своеобразие праславянского языка позднего периода.
Следует, однако, отметить, что в ряде случаев и праславянская ступень продления не подтверждается данными других индоевропейских языков: ср. ё в пел. sekti (ст.-сл. fiipn), sekq (Ict.-сл. Нкж).
Большому распространению огласовок ъ и ъ в праславянском чередовании способствовал ряд факторов. Здесь следует назвать прежде всего переход слоговых сонантов f, ip, р в ъг, ъг, ъ/, ъ/, ьтп, ът, ъп, ъп (подробнее см. «Очерк», I, § 25, 26). Слоговые сонанты представляли собою нулевую ступень чередований дифтонгических сочетание (чередований [е R: о7?: 4?]). После перехода слоговых сонантов в неслоговые носителями слога стали ь или ъ (первоначально I и й). В связи с этим нулевая ступень аблаута преобразовалась. И здесь возник обычный ряд чередований [е : б : ь : ъ] — ср. mertl—тогъ—зътьМъ; Яегаиъ—gorett—
Разграничение огласовок ъ и ъ не всегда поддается удовлетворительному объяснению. В некоторых фонетических позициях (например, перед сонантом и) на ступени редукции чаще найдем ъ: zwati (<zbiiati). После задненебных согласных на ступени редукции чаще будет представлена огласовка ъ: gbnati, после губных — огласовка ь: pbsati.
ь Трудным и далеко еще не решенным вопросом является вопрос о причинах двойственной рефлексации слоговых сонантов ($>>ь7? и ъ1{), Я связываю это с различным характером слоговых сонантов: сонанты заднего ряда дали ъЯ, сонанты не-
(
3 С. Б. Бернштейн
33
реднего ряда R2 перешли в ьБ (подробнее см. «Очерк», I, § 25). Высказывалась гипотеза, согласно которой слоговые сонанты переходили обычно в ьБ и только в положении после задненебных к. g они изменились в ъБ. Наиболее решительно этот взгляд защищает Курилович. «Мы утверждаем, — пишет Курилович, — что балтославянское иБ представляет собою фонетическое последствие $ после задненебных к, g. sk. Переход Б в иБ после задненебных, в iR после всех остальных согласных произошел после общей палатализации йотированных согласных (согласный + /), которая изменила фонологическую позицию задненебных по отношению ко йсем остальным согласным» (Курилович. ВСЯ, III, 28, см. также Kurylowicz. L’apophonie en indo-europeen, 241). Однако против этой гипотезы свидетельствует не мало фактов, которые каждый раз нужно объяснить ad hoc. Так, после задненебных мы находим основную ступень (ср. gerdlo > zerdlo, ст.-сл. ж^ло, укр. джерелд). ступень редукции с ъ (русск. жерло. др.-русск. жърло. ст.-сл. жд^ало, срх. ждрло). ступень редукции с ъ (русск. горло, польск. gardto, чешек, hrdlo, срх. грло. болг. гърло и др.). Ср. еще IR в морфеме gbld-. отраженное, например, в церковнославянских текстах в виде жлзждж или в сербохорватском жудйм.
В системе морфонологических чередований большую роль играют долгие гласные. Эти долгие гласные являются результатом продления. Однако это продление происходило в различные эпохи и определялось разными причинами.
Наиболее древние случаи продления были связаны и обусловлены ларингалами (см. «Очерк», I, § 19). Данный тип чередования представлял ряд [ё : б: о]. В праславянском он был отражен ( в виде [ё : а : б]: spetl—sporb 'изобильный’, stati—stojg, bajatt— ЪоЬопу 'заговор’, rezatt—гаяъ 'отрезок’, porazltt. ст.-сл. п|эи|эдзити гд. | Ослабленную ступень отражает польское rznqc < rbzngtl. Эти 1 чередования очень рано в праславянском стали традиционными, | непродуктивными и в поздний период праславянского языка уже | ^не играли роли в системе морфонологических чередований.
Иногда данный ряд чередований мог представлять существенные преобразования в связи с влиянием соседних звуков. Так, чередование [б: э] в праславянском могло отразиться в виде [а: у]. Это наблюдается после и : киаяъ « kuos-)—kysngti « kuas-); xvatatl	«xudt-)—xytrb	«xudt-); xvala	«xuol-)—xyliti
kvapttl 'спешить’, ср. в украинском квапити 'торопить’, квапливий 'поспешный’; в чешском kvapltl 'спешить’, kvapny * 'спешный’, kvapem 'второпях’, (^kuop-)—кургъ 'старательный’, 'деятельный’ — известно в древнечешском (<С&нар-). На основной ступени чередований кратких гласных закономерно будет б (см. даогъ), на ступени редукции под влиянием предшествующего и вновь найдем гласный у: хугъ (ср. русск. хиреть, укр. хирий. хирний. хиря 'болезнь’, др.-польск. chyrek 'болезненный человек’.
В сравнительном языкознании морфемы с исконно долгими гласными принято называть тяжелыми базами. Однако чередования долгих гласных мы обнаруживаем в морфемах, которые ларин-галов не имели, т. е. в так называемых легких базах. Здесь долгие гласные возникали из кратких уже в иную эпоху, в поздний период истории индоевропейского праязыка. Причины продления гласных в легких базах остаются невыясненными. Возможно здесь долгота была обязана сильному динамическому ударению. Не исключено влияние и грамматических факторов.
Случаи продления кратких гласных были известны и прасла-вянскому. Здесь, например, важную роль играл аффиксальный $ после согласных и сонантов, который в этой позиции продлевал корневую гласную. Это мы находим в старом сигматическом аористе (ср. reksom, но гёкез, ст.-сл.	н0 bodsom, но
bodes, ст.-слав. бдга, но воде), во многих флексиях (ср, род. ед. vodons > vodtins > vody, вин. мн. plodbns > ploduns plody и др.).
На основной ступени праславянский язык не различает чередований в тяжелых базах и в продлении легких баз. И в легких базах в этом случае найдем [ё : а]. Иначе дело обстоит на ступени редукции. Здесь в легких базах праславянский язык уже никогда не представляет гласного б. В соответствии с Чередованием кратких монофтонгов [ё : б : ь : ъ] в морфемах с долгими монофтонгами здесь найдем ряд чередований [ё : а : I : у]. Таким образом, теперь чередования на ступенях редукции в обычном (кратком) и продленном варианте будут иметь вид [ь : i, ъ : у]. Отношения между э — schwa indogermanicum primum и а — schwa indoger-manicum secundum были иными (см. «Очерк», I, § 23).
В рёзультате в праславянском сформировался следующий ряд чередований [ё : б : ь : ъ : ё : а : I : у]. Он представлял итог длительного исторического развития. Как уже было сказано выше, наиболее актуальным и продуктивным противопоставлением в поздний период были противопоставления кратких (нормально кратких и сверхкратких) долгим монофтонгам. Противопоставления кратких монофтонгов друг другу в этот период были только традиционными. Чередования долгих монофтонгов между собою сохраняют известную продуктивность и используются морфологией.
Морфемы с полным набором всех чередующихся монофтонгов явление исключительно редкое. Обычно чередуются несколько монофтонгов.
Примеры: tekg—potok%—tbci—1ёхъ—iztacatl tlcatv, rekg—pro-гокъ—гъс1—гёхъ—prorlcati; grebg—§гоЪъ—§гёзъ—grabiti—gribati; pletg—рШъ—zaptetatt—sbplltatt; Яегаиъ 'раскаленные угли’ — gorett—zbgl—garb; sedblo—зёзН «sedtt)— saditi (в grwzdo сохраняется древняя нулевая ступень sd-, но уже в праславянском она не входила в данный ряд чередований); lezg—кцгъ—nategatl—ро-lagatt-, bredg—brod'b—brbdom (ср. ц.-сл. меп^Б^АДОм^, слвц. brdnuf, польск. brnqc из brbdngtl) — bristv, vedg—vodlti—иёзъ—vadjati;
voda—v£dro—vydra; cesati—kosa—kasati, blustl « beudti) — budltl « boudltl) — fybdZti—vbzbydatv, mestl—motatl—vbmitatl.
§ 9. Аблаут в положении перед сонантами. Чередования гласных перёд сонантами принципиально не отличались от чередовании гласных в положении перед шумными согласными. Однако были и некоторые отличия, обусловленные влиянием сонантов. На ослабленной ступени индоевропейский праязык в этом случае обычно представлял нулевую ступень, так как сонант на данной ступени чередования сам выполнял слоговую функцию (eR : 6R : §]. Так было не только в положении перед согласным, но и перед гласным. Таким образом, слоговые сонанты являлись самостоятельными фонемами. Это с уверенностью можно говорить о тех диалектах индоевропейского праязыка, которые лежат в основе славянского, балтийского и германского.
Как нам уже известно, индоевропейские слоговые сонанты в праславянском не сохранились. Сонанты f, /,	% дали ьг, ъг,
ъ1, ъ1, ът, ът, ъп, ъп, которые в положении перед согласными и в конце слова стали дифтонгическими сочетаниями. В положении перед гласными между сверхкраткими и сонантами шел слогораздел (ср. зътъгНъ, но тъ!гд). Данное положение сохранялось в праславянском до начала действия закона открытых слогов.
Ослабленная ступень, чередований гласных в положении перед сонантами I им представляла обычно нулевую ступень, т. е. здесь мы находим в положении перед согласными i и й, изменившиеся в ъ и ъ. Еще в дославянский период i и й стали гласными. Так . возник ряд чередований [ei: oi: ь], [ец : оц: ъ]: cveittl (> cvistl) — сио^ъ (5>суЙъ) — cvbtg (ср. болг. цъфтя, срх. цавтети); з1огръ Оз1ёръ) — slbp- (ср. в Супрасльской'рукописи о^ламлчША, ог&апъ), в чешек, oslnlti 'ослепить’, в польск. olSnqc из o$lnq6, olSniewac 'ослеплять’; glusiti— gVbxngtv, зиШ1—зъхпдИ; в основах на -г: kostei- kostb-; ёеикъ (> Ъикъ) — gouorltl (> govorlti), — goukati (>gukatl) — g*bk- (ср. в болг. междометие гък 'ни слова’); dausos — duxati (^>vъzdyxati) — dъx- (ср. ст.-сл. к'лзд'л\“н^ти, русск. затхлый из *задхлый); тоиха (^>тиха) — тъзъка, тъ§1са; в основах на -й: medou-, те<1ъ-.
Гласные в положении перед сонантами могли быть краткими, долгими (в тяжелых базах) и на ступени продления (в легких базах). Эти прежние количественные отношения ясно обнаруживаются в положении перед гласными: ср. trava £>trdua) или treva Otreua). В положении перед согласными и в конце слова количественные отношения в гласных были утрачены еще до периода монофтонгизации дифтонгических сочетаний. Однако следы их до сих пор сохраняются в характере интонаций;1 в долготах, в месте ударения.
Требуют пояснения чередования на ступени редукции перед сонантом ц. Закономерно перед согласным найдем ъ, перед гласным м: ср. им. ед. medu-s (> med^b), но medv-edb (> medvedb);
gbk-, но guar- (ср. польск. gwar 'шум’, gwarny 'шумный’). Эта рефлексация обнаруживается в соответствии с краткими моно-фтонгамц ev : ov : ь, v. В положении долгой или продленной ступени этот ряд чередований будет иметь вид [ev : av : у, ъу]. Гласный у найдем в положении конца слова, bv перед гласными (ср. byti, но zabbvenb). Нередки случаи, когда в данном ряду перед гласным обнаруживаем w: zbvati £>gbv-)— ср. др.-чешск. zvdtl, слвц. zvaf, польск. zwac, в.-луж. zwac; kljbvatl — ср. болг. кьлва, кълвач, др.-чешск. klvatt, др.-польск. klwac). Гласный ъ в этом случае сохраняется только после мягких согласных, после твердых он переходит в ь (ср. zbvati из Zbuati). Курилович объясняет наличие ъ в этих примерах тем, что в данном случае отсутствует ступень о, т. е. нормальная ступень в этих морфемах всегда представлена гласным е: наст. вр. zujq Q>geu-), kljujq (> kleu-) и под. В инфинитивах kovati, sovati и под. будет во всех случаях представлена ступень о: наст. вр. koujq, soujq.
Итак, перед сонантами чередования гласных в праславянском представляли уже знакомый нам ряд: [е : б: ь: ъ: ё : а: I: у].
Монофтонгизация дифтонгических сочетаний произвела коренные преобразования в ряде чередований. Поэтому мы рассмотрим здесь чередования с сонантами до монофтонгизации, отдавая по возможности предпочтение тем примерам, в которых сонант находился перед гласным, так как в этом случае не нужно будет прибегать к реконструкции.
Примеры: а) berq—Ьогъ—bwati—sbbirati; merti—тогь—mwq— marlti 'портить’ — umirati; derq—dorb—dwati—dSra 'дыра’ — darb 'удар’ — dbrltl 'бить’ — dyra; terti—torb 'тропа’ — twq—tSrb 'размельченное’ — tarb 'проторенная дорога’ — tm 'утоптанная почва’— tyrati ^обращать в бегство’; perti—qpora, podbpora—pwq—popi-rati; perti—рыд—paritl; izvorb 'ключ’ — пъгёИ 'кипеть’ — иагъ 'кипяток’ — virb 'водоворот’ (ступень е не сохранилась; ср. в литовском verdu 'варю’); zeravb	— goritt—zwjavb « gw-)
'пылающий’ —	'очаг’ — zarb « ger-) —garb (ср. русск.
yetip*. — <Zgdr-) — ziravb .'пылающий’; , sterti—prostorb, stoma— stwq 'простирать’, stwna, prostbrtb—prostirati; Vbzorb, zorkb, zorja — zweti, zwcadlo zlratl; verm? ver tmeri)— vorta, zavora — vwtetl; korva—swna—kbrvb(cp. прльск. karw 'старый, ленивый вол’); serq—sorb—swatl strati; certtl (ср. ц.-сл. ур4гти) — kortbkb— cwtq; 6) melq—pomolb—mblinb—тё1ь «mel-)— sbmllatl; stelq— stolb—stblatl—ustllati; pepelb—polmf—pblltl 'жечь’—pallti<Zpol-)— pylb; velq—voVa—dovbletl; telktl (ср. ст.-сл. тйдж) — toj,citi— tblkq; golsb (ср. еще golgolb) — gblkb (ср. русск. диал. голк, голчить, польск. zglelk 'шум’, болг. диал. гьлча 'говорить’); cel]ustb(kel-) — koltl—kbl- (ср. в русск. клык из kblykb, польск. kiet, род. kla из kblb—kbla, укр. кло 'кабаний клык’ из kblo) — nakalyvati {<Z koi) — съ£пь(<^къ1-); velkq—volcltt, obvolkb 'облако’ — vblkb; valb, vallti—volb—vblajatl, vblna (<vblna), оЫь «obvblb); goldb—gelati £>zelatl) — gbldetl (ср. ц.-сл. жалд4гги); в) gromb—
grwn&tt (ср. в схр. гром, но грмети; известно и именное образование на ступени редукции ъ, ср. ст.-сл. rpzMz, болг. гръмъ); stremf—stromb 'дерево’, postrom/bka — strwnb; dontl (> dgtl) — dbing 'дую’, nadbmenb -—dymati; gemtl (> zenti > zftl) — gomola 'комок’ — zwng, zbinena 'пригоршня, горсть’ — gwnota 'вещество’, gamula 'шишка’---zlmatt] 1етёхъ, 1етё%ъ—lomtti, 1отъка — lemati (ср.
срх. лёмати 'бить, колотить’) — 1дтъ (ср. болг. лам 'яма’); г) klenti—к1ъпд (ср. болг. кълна, срх. кунём се 'клянусь’ (<^kln-)— prokllnatl; nacentl (^>пас$Н) — копъсъ, tzkont—пасъпд—naZtnatl — zakanclvati; zeng « gen-) — gonbCb—gbnatt—ganati (<Zgon-); ka-mene—kamon* zvffcb « zvenkb) — zvonb, zvgkb « zvonkb) — zvwuttt zvanlvatt; p$tt (<^penti)— opona—ръпд plnatt*, д) bejg (> bbjg) — bojb--btjatt; vejg — £>vbjg) — vtti (<jyeitt) — povojb-
п1къ—vajatl; pejg Q> pbjg) — piti (< petti) — zapojb—ръ]ъ. pojiti— napajatV, ziti (<^zeitl) — gojiti, gojb—gajb; гё]д (<Zrej~)— raja « roja) — rojb, гёка « roika) — rtngti; e) plovg—plbtb—plavati— plyti—plbvati*, zovg (< zevg) — zbvati (< zbuati)-zyvati; geukb
(> ziikb) — govorb—gbkb—gvarb—gykati*, medovi—medb* smoky— smokbve.
§ 10. Преобразование чередований после монофтонгизации дифтонгических сочетаний. Чередования гласных не оставались неизменными. Он1Гизменялись и преобразовывались в результате различных фонетических, грамматических и семантических процессов, действовавших в языке в разное время. Если иметь в виду праславянский период, то здесь самым существенным фактором, обусловившим глубокие преобразования старой модели аблаута, явился закон открытых слогов. В положении перед согласными и в конце слова все дифтонгические сочетания на -г, -Z, -n, i и и изменились в монофтонги или иным образом существенно изменили свою структуру. В связи с этим многие морфемы, представлявшие одну и ту же огласовку, в результате монофтонгизации дифтонгических сочетаний стали различаться своим слогообразующим звуком. Можно указать и на противоположные явления: -различные огласовки чередований совпали в одном гласном.
Процессы монофтонгизации охватили, естественно, только дифтонгические сочетания. Однако мы знаем, что дифтонгические сочетания могли чередоваться с гласным и согласным, между которыми шел слогораздел: pontto, но potna. В положении конца слога альтернант не изменялся и сохранял свой прежний вид. Вот почему монофтонгизация дифтонгических сочетаний не могла разрушить старые чередования гласных: она их только усложнила. Однако были известны морфемы, которые во всех словообразовательных и словоизменительных позициях .представляли только дифтонгические сочетания. В этих случаях старые чередования гласных преобразованы полностью (ср. cpstb и kgsb). Здесь чередование в морфеме kyd—kond-\ kydtis > kbnttis-^> fyst-; kondso-^>konso^>kgs- (ср. польск. диал. ка^ек) Аналогичных примеров можно привести очень много (особенно с дифтонгиче
скими сочетаниями на -п). В этих случаях монофтонгизация дифтонгического сочетания привела к созданию новых чередований [§ - 9] (ср. trpsq—Ьгуяъ, pos^gb—dosqg^ m^tezb—mptitl и под.). Для нас, однако, представляют интерес чередования именно в тех морфемах, которые употребляются в различных позициях, в данном случае в позиции перед согласным, в конце слова и перед гласным. Рассмотрим эти случаи.
а)	Дифтонгические сочетания на -г и на -Z. После действия закона открытых слогов в морфемах с огласовкой е и о найдем гё, га, 1ё, 1а (это отражено в южнославянских языках, в чешском и словацком), ге, го, 1е, 1о (это отражено в языках лехитской группы и в серболужицких языках), ere, ого, olo (это отражено в восточнославянских языках). В морфемах с огласовкой ъ и ъ дифтонгические сочетания изменились в новые слоговые сонанты: ы^>ър, ъг> ър, ъ1 > ъ1, ъ1 > Таким образом, прежний ряд чередований er: or : ъг: ъг: ёг: ar : lr: уг, соответственно — el: ol: ъ1: ъ1: ё1: al: tl: yl пополнились новыми гё, re, ere: га, го, ого : ър: ъг: 1ё, le: 1а, lo, о1о\ь1:Ч (ср. mwq—зътьр1ъ—ст.-сл. суметы, срх. умрёти, русск. умереть — польск. umrzec*, voVa — ц.-сл. блдддты— срх. владати, русск. уст. володетъ, польск. wlodarstwo).
б)	Дифтонгические сочетания на -п. Дифтонгические сочетания с гласными заднего ряда последовательно изменились в q, с гласными переднего ряда в р (см. «Очерк», I, § 42). В связи с этим прежний вид чередований с сонантами п и т пополнился новыми гласными pi о (ср. zvfkatt—zvon/b—zvqkb—zvbn£tt: jftt—jematl— b^zwnq—иъгипаИ; p$tt—opona—pqto—рыгу—plnatv, dqti—dъmq— dymatl).
в)	'Дифтонгические сочетания на -/. Монофтонгизация этих дифтонгических сочетаний ввела в ряд чередований новый гласный 4 (иёпъсъ, роио]ъп1къ, dёva, ср. dojbka), гласный Z, который генетически уже не -восходил к ступени редукции, а представлял основную ступень е {ptsatK^petsatel, но pbsatt<^pisatet, llpltl<^ leipltel, но 1ърёИ <2 llpetel, tbpnqtl). В связи с монофтонгизацией дифтонгических сочетаний на -i старый ряд чередований пополнился гласными ей/, которые в системе языка занимали новое положение, нежели старые ё и I (ср. рёН—pojq, pltK^pettei). Этому преобразованному типу чередования часто сопутствует чередование предшествующих согласных: keldtos—koldltl—koldta после монофтонгизации дифтонгических сочетаний в праславянском было отражено в виде ctste—cedltl—сёз1а 'вырубленная в лесу просека’.
г)	Дифтонгические сочетания на -ц. Монофтонгизация дифтонгических сочетаний на -ц ввела в ряд чередований гласный и, который отражал уже нормальную ступень чередований [е: о] и не имел отношения к ступени редукции. Таким образом, ряд чередований [ей: он: ъ : ь : v : ev : av : ъу : iv : yv] пополнился гласным и. Так возникли в праславянском такие соответствия, как trava—trovq—trutl «troutei)', plovq, но plutl « ploutei)*, slava, slavq—sluti « sloutei): иъгсаиШ, но cujq, cutt; revq, но r'utt\ kovatt,
но kutt, kujy, тиха (<^тоцха)9 но тъёька; glusiti «glous-), но gfaxiiytl и др.
§ 11.	Грамматические функции аблаута. Выше уже шла речь о грамматическом значении чередований (в частности чередовании гласных). Сравнительно-историческое изучение славянских языков дает возможность определить грамматическое значение многих чередовании, относящихся к различным эпохам.
Чередование ё : б представлено в различных морфологических категориях. Приведу наиболее типичные случаи.
Во многих морфемах находим огласовку е в настоящем времени глагола и огласовку о в соответствующих именных образованиях: bredy—Ьго<1ъ; реку—pote «pokt-); piety—р1о1ъ; lezy— log’b, loze; greby—grcbb 'яма’, 'могила’; nesy—роповъ, nosa; vezy— иогъ; vedy—swodb, razvodb, vojevoda; teky—роЬокъ, о1окъ, patoka, toca; reky—ргогокъ, о1гокъ, rota 'присяга’, «rokta); mety—mote; cesy—kosa; veVy—vol9 a; velky—volk-ь; bery—зъЬогъ; sery—son; steVy—stol*b; mely—рото1ъ, иуто1ъ 'вымоина’; trens— trons-(trysy—trysi)); 2епу—§опъу progowb; stergy — storza; pery 'давить’ zapon; bejy Obbjy)— Ъо]ь; lejy £>1ъ}у)— lyjb; lenk—lonk, lonka (lyky 'сгибаю’ — 1укъ, Iyka); ment— mont- (myty—зъту1а); trepl'y—tropa.
Широко известен этот тип чередования в балтийских языках, где он естественно будет отражен в виде чередований [е : а]. Приведу несколько примеров из литовского языка: nesu 'несу’ — nasta 'ноша’, pranasas 'пророк’; renoju 'подпираю’ — ramtls подпорки’— ramentas 'nocox’; bredu 'иду в брод’—brasta 'брод’; vedu 'веду’ — vadovas 'проводник’; degu 'обжигаю’ — dagus 'горючий’; гепкй 'собираю’ — гапка 'рука5.
Подобный тип чередования [е: б] хорошо отражен в соответствующих грамматических категориях греческого языка: Хё-уш 'говорю’ — Хбуо<; 'слово’; кХёхо) 'плету’— кХохтд 'плетение’; трётсю 'поворачиваю’ — трбко; 'поворот’; срерсо 'несу’ — срброс 'налог’, срорбс 'несущий’, трёркв 'дрожу’ — трбрсб; 'дрожь’, 'трепет’; трё^ш 'бегу’; '"•ирб^о; 'круговой пробег’, тро^о; 'колесо’; рёш 'теку’; рот) /поток’; кёхо) 'чешу’—кбхт| 'шерсть’, тсбхо^ 'руно’; уёрко 'пасу’ — уорсбс 'пастбище’; /sen 'лью’ — ^oiq 'возлияние’; ‘гсёр.шв 'посылаю’ — тсоитст} 'отправление, посылка’; Хёкш 'обдираю’ — Хокб; 'шелуха’; Зёрко 'строю’ — Збрю^ 'дом’, 'здание’; срёуш 'убиваю’ — cpovnq 'убийство, резня’ и много аналогичных примеров. В греческом этот тип чередования был живым и продуктивным.
Единичные примеры этого типа чередования можно привести из латинского: tego 'покрываю’ — toga 'тога’; fero 'несу’ — forta 'понос у свиней’; pendo 'вешаю’ — pondus 'вес’; se$eo 'сижу’ — solium « sodtom) 'трон’, из гот.: wrlken 'преследовать’, wraks 'преследователь’.
Германист Прокош высказал предположение, что источником чередования (огласовка ё в настоящем времени, огласовка б в отглагольном имени) является древнее противопоставление дей-
ствия и покоя. «В индоевропейском самой характерной сферой употребления гласного переднего ряда является форма действия в настоящем как, например, в слове Хеуо> 'разговариваю’; основным значением гласного о заднего ряда является обозначение условия или состояния: Хбуо; 'состояние разговора, речь’, Хе-Хоска 'оставил’, Хоькб; 'оставленный’, в противоположность Хестеш 'я оставляю’
(в данный момент)» (Прокош. Сравнительная грамматика германских языков, 120). Этот тезис Прокоша имеет, однако, очень много уязвимых мест. Слишком много Примеров Дают совсем иные отно-
sin
шения. Так, широко известны чередования, когда в настоящем вре-
мени найдем огласовку ь, а в инфинитиве (т. е.г в именной форме глагола) обнаружим огласовку е: пасъпд — nacgtl« nacentl), тъгд— merti, twg—tertt, zwng—zgtl «zenti), к1ъпд—klgtl «klenti; cp. польск. king—klqc, срх. кунём—клети), пъгд 'ныряю’ — nerti, mblzq—melstl «melzti), zwg—zertl, ръпд—pgtl «pentl), vwg— vertt, pwg—pertl, jung—jgti« jenti), vbigg—verktl« vergtl), stwg— stertl, съ£рд—certi «cerpti); cvbtg—cvtstl «^cvelstl). Правда, хорошо известны праславянскому эти чередования с противопо
ложным грамматическим значением: огласовка е в настоящем времени и огласовка ъ, реже огласовка ъ в инфинитиве: berg—bwatl, zovg «zevg) — zKvati «zbuati), zujg «geujg)— z^vatl (cp. др.-чешск. zvatl), pl'ujg «^peujg) — pVwatt, bVujg «beujg) — bVwatl, klujg «Jtleujg) — klbvatt, ]emVg—jbinati, zeng—g>bnatl, derg—dbrati, perg—pwati, stel'g—stblatl и мн. др.
Для разграничения глагола и имени использовалось еще чередование [о—о], отраженное во многих славянских морфемах: ср. kroj.q—krajb, korg—kara, gor’g—garb, tvor'g—tvarb, slovg— slava, trovg — trava, В именных основах данное чередование отсутствовало. Вот почему рискованно сопоставлять общеславянское voda с/южнославянским vada 'маленькая канава’, как это делает Младенов (МЕР). Авторы нового этимологического словаря болгарского языка сопоставляют южнославянское вада с древнеболгарским глаголом мдкддити ('подивать, заливать’), с глаголом вадя (БЕР). Существует предположение, что слав. voda является именным образованием от глагола ued- (как kosa от cesati), но и в данном типе отсутствует чередование [б : о]
Чередование [ё: б] наблюдаем и внутри именных образований: огласовка ё в инфинитиве, огласовка д в имени (ср. klepatl— zaklop'b, pgtl <^pentt—opona, tertl—zatorb, mertl—тогъ и т. д.).
. Немало глагольных корневых морфем в настоящем времени и в инфинитиве представляют одну огласовку: bor'g—bortl sg, koVg—koltl, mogg—mogtl, kajg «koujg)— kovati, sujg «soujg) — sovatl; tepg—tetl «tepti), pelvg—peltl; pekg—pektl*, pletg—plestl, tekg—tekatl.
Многие глагольные корневые морфемы в настоящем времени представляли ослабленную ступень гласного, а в соответствующих именных образованиях основную ступень. Этот тип чередования отражен в случаях типа dblbg, но delbto, dolbto (ср. цел.
дл'АБл;—длдто, болг. дълбая—длето, срх. дубим—длето, русск. долблю — долото, чешек, dloubam—dldto)*, twq, ter%, 1огъ, tarb «tor-): c^rty—kort>b*, krbjq—кгооъ (ср. однако, кгъо- в др.-чешск.г pokrvadlo 'покрышка’); Tri^zny—тоггъ; vbrtjy—иоМъ; cvbty—сиоНъ; svbny «subtny) — svottb*, mblzy—melzo; zbdy—god-b', zbldjy—goldb (ср. срх. жудйм—глад).
Все отмеченные морфонологические чередования формировались в разное время еще на почве индоевропейского праязыка► Все они в праславянском были непродуктивными.
Продуктивными праславянскими чередованиями гласных являлись только количественные чередования и только в определенных группах глаголов. Это были чередования [е : ё], [е : а], [о : а], [ь — i], [ъ — у].
Ступень продления гласного находим в старом сигматическом аористе. Эта продленная ступень отсутствует во 2 и 3 л. ед., в связи с чем внутри глагольной парадигмы представлены указанные выше чередования: Ъазъ—bode, пёзъ—nese; гёхъ—гесе; иёвъ—vede; 1ёхъ—tece; гахъ—zeze; ылзъ—cvbte; ызъ—cbte. Чередования в этой грамматической категории начали постепенно выходить из употребления в поздний период праславянского языка. Об этом свидетельствуют древнейшие тексты славянских языков.
Выше уже шла речь о чередованиях в глаголах типа nesti — nositi и под. Это чередование в так называемых глаголах движения, которые во многих славянских языках сохраняют древнюю словообразовательную структуру. Чередования гласных в этих глаголах дают возможность разграничивать глаголы линейного движения (ср. в русск. нести, везти, вести, брести, плыть, ползти? гнать и др.; в польск. niesc, wiezc, илеёс, wlec; в чешек, nesti, vezti, hndti и моторно-кратные глаголы (ср. в русском носить, возить? водить, бродить, плавать, ползать, гонять и др.; в польск. nosic, wozic, wodzic, wtoczyc; в чешек, nositi, voditi, honiti. Чередования не были здесь продуктивными. Они охватывали ограниченную группу глаголов. Судьба чередований в этой группе в дальнейшем была разной в славянских языках. Так, например, болгарский язык утратил противопоставление глаголов линейного движения и моторно-кратных глаголов. «В болгарском языке и то и другое значение выражается одним и тем же глаголом, независимо от того, какому типу глаголов движения других славянских языков он соответствует этимологически (ср. болг. нося и русск. носить, польск. nosic; болг. летя и русск. лететь, польск. leciec» (Венедиктов. О бесприставочных глаголах движения в болгарском языке, 24).
Указанное выше разграничение между парами глаголов движения отражает очень древнюю особенность праславянского глагола. Она сформировалась на основе противопоставления глаголов конкретного и отвлеченного действия. Многие лингвисты полагают, что именно эти признаки послужили в дальнейшем основанием для развития видовых противопоставлений. В связи 42
с развитием категории вида данное противопоставление еще в пра-славянскую эпоху начало разрушаться и до сих пор сохраняется в преобразованном виде только в глаголах движения.
Иной характер носили количественные чередования гласных в корневых глагольных морфемах- в связи с интенсивным развитием категории вида. Наряду с широким применением специальных аффиксов для разграничения глагольных видов использовались существующие в языке количественные чередования [е : ё], [е : а], [о : а], [ь : i], [ъ : у]. Долгие гласные в корневых глагольных морфемах стали использоваться для выражения длительного и повторяющегося действия, соответственно краткие гласные (т. е. нормально краткие и сверхкраткие) для недлительного и кратного действия. Ступень продления охватила широко приставочные глаголы несовершенного вида и итеративы. «Единственная категория, в которой чередование, унаследованное от индоевропейского, — писал Ван-Вейк, — выступает продуктивным словообразующим элементом в исторический период развития славянских языков — это итеративы на ступени удлинения: piety—sbpletati; leteti: letati, roditi, rozdy—razdati; lomiti—lamati, po-mogg—po-magati; тъгд—u-mirati; ЪъгаИ^зъЫгаИ; зъраН-----sy-
pati и т. д.» (Ван-Вейк. История старославянского языка, 228). На продуктивность этих чередований косвенно указывает то, что долгие гласные в этих глаголах сравнительно редко встречаются без приставок.
Таким образом, здесь огласовки ъ, г, ъ, у нельзя рассматривать как ступени редукции. Здесь представлены обычные для поздцего периода праславянского языка бинарные противопоставления кратких и долгих монофтонгов. Противопоставление ЬъгаИ — Ьегд — зъЬогъ отражает уже непродуктивный тип качественного аблаута, в котором ЬъгаИ восходит к ослабленной ступени. Противопоставление ЬъгаИ — зъЫгаИ было живым, в котором ЬъгаИ — зъЫгаИ представляли обычные чередования кратких и долгих монофтонгов.-
Известны случаи чередования гласных в корневых местоименных морфемах. Так, в личном местоимении 1 л. находим чередование [е : ь, ъ] — теп- : тъп-, тъп-. Разграничить уверенно основы тъп- и тъп- трудно, так как здесь сверхкраткие были в слабой позиции. Преимущественное употребление в старославянском man4 возможно объясняется влиянием гласного следующего слога (ср. даб4, но Д'Абд, зад4, но з'ад'а). В тв. ед. будет основа тъп- (nvanoitk). Во втором лице и в возвратном местоимении найдем основы teb-: tob-, .seb-: sob-. Подробнее эти вопросы будут изложены в следующей книге «Очерка».
До сих пор мы рассматривали чередования гласных только в корневых морфемах. Это наиболее обычный тип чередования. Вот почему многие исследователи даже в определение чередования вводят непременно понятие корня (ср. у Ильинского. Чередованием гласных — называется мена гласных в одном и том же корне,
в зависимости от разных, точно еще невыясненных психо-морфологических причин или ударения» (Ильинский. Праславянская грамматика, 185). А между тем чередование гласных представлено в именных и глагольных темах, в аффиксах.
Наблюдаем чередование основной ступени и ступени редукции в теме основ на -й и на -i. Здесь ступень редукции представляет основу в им. ед. с1отъ « domus), gostb « gostis), вин. ед. dom/b « domuri), gostb «gostiri), тв. ед. ддтътъ, gostbmb, дат. мн. <1отътъ, gostbmb, вин. мн. domy « domuns), gosti «gostins), тв. мн. йоигыш, gostbmi, мест. мн. dom/ьхъ, gostbxb, им. вин. дв. domy « domu), gosti, дат. тв. дв. dombma, gostbma. Основная ступень была представлена во всех других падежах (ср. род. ед. domu «domous), gosti «gosteis), дат. ед. domovi (gosti нефонетического происхождения), мест. ед. domu (domou), gosti «go-stel), зв. ед. domu (< domou), gosti «gostei), им. мн. domove «domoues), gostije (< gosteies), род. мн. domovb «domouon), gostbjb «gostelon), род. мест. дв. domovu, gostelju.
В основах на согласный в теме чередования гласных представляют только основную ступень [е : о]. Ступень редукции отсутствует. Огласовку е в основах на -t, в основах среднего рода на -п найдем во всей парадигме. В основах мужского рода на -п огласовка о представлена в им. ед. (кату < kamons < катоп, но катепе). В этой же форме огласовка о отмечена в основах на -$ (telos, но t£lese).
В основах на -о чередование отмечено только в зв. ед. и в им.-—вин. дв. — им. ед. orbos — зв. ед. orbe, им.-вин. дв. orbo > orba). Флексия зв. ед. в основах на -jo аналогического происхождения. В основах на -а следует отметить чередование а : i в им. ед. после j : von9а, но orbyn'i (ia : is) и чередование а : о (ср. им. ед. zena, зв. ед. zeno). Основы на -й представляют в теме, собственно, всегда ступень редукции. В им. ед. закономерно найдем огласовку у: съгку, smoky, buky, loky, luby, а в положении перед гласным — ъо : с^гкъое, smokbve, Ъикъое, 1окъое, ГиЪъие.
Известны чередования гласных и в глагольных темах. Обычно это чередование [е : о] (ср, в настоящем времени 1 л. ед. nesq, 3 л. мн. nesgtb, но другие лица nesesi, nesetb, nesemb, nesete). В старом сигматическом аористе представлено более сложное чередование [е: о: ь]: 1 л. ед. rekson, 2 л. ед. reces, 3 л. мн. rekswit (< reksjjt).
Из чередований в аффиксах отметим чередование [6 : б] в при-ставке^ро-. В именах эта приставка под ударением представляла продленную ступень и отражалась в славянских языках в виде приставки ра- (ср. русск. пасынок, память, патока; чешек, ракйп, paklic, palonk, pahrbek и др.). В глаголах и отглагольных именах находим безударную приставку ро-: ponositi, ponosenbje. Из чередований в суффиксах отметим случаи et : ot (ср. trepetb, но tropotb, косеРъ, но kokotb, lepefrb, но lopotb). Известны еще варианты er : or, ter : tor и др.
Чередования гласных могут дать в ряде случаев некоторый материал для установления хронологий изучаемых явлений. Так, есть основания полагать, что основы на -а глагольного происхождения со ступенью редукции корневого гласного являются более древними, нежели с основной ступенью гласного (ср. twna, pwja, cbfta, m^va, 1ъ%а, но slava, grouda, rqka). Более древними по своему образованию являются именные основы со ступенью редукции корневого гласного при наличии, например, суффикса пъ (ср. зъпъ <^8ърпъ, g^ivb, Ррпъ, и др.), нежели с гласным на основной ступени. Ступень редукции в корневой морфеме существительных на -1ь также отражает более древнюю структуру, нежели основная ступень (ср. mbstb, cbstb, 8ътьр1ь, но vestb, setb, slastb). Вообще корневой вокализм именных основ дает возможность установить соотносительную хронологию многих явлений из истории именных основ.
§ 12.	Аблаут в диалектах праславянского языка. Восстанавливая общую картину праславянского аблаута и его историю, приходится оперировать данными всех славянских языков. Объясняется это тем, что праславянский аблаут по-разному отражается славянскими языками. В большинстве случаев воссоздается единая картина, свидетельствующая о близости славянских языков. Однако не всегда удается разнообразие современных огласовок возвести к праславянскому единству. В таких случаях следует допускать наличие диалектных вариантов в праславянском.
Различия в праславянских диалектах объясняются не исконными различиями в судьбах индоевропейского аблаута, а различной направленностью процессов генерализации морфем с различными огласовками. Стремление к аналогическому выравниванию, к упразднению чередований в той или иной степени было свойственно еще индоевропейским диалектам. Генерализация этого периода отражается во всех славянских языках одинаково (ср., например, генерализацию в случаях типа donvb, повъ и под.). Однако процессы генерализации происходили и в более позднее время в праславянских диалектах. В этом случае мы обнаруживаем ряд весьма существенных различий между славянскими языками и даже между диалектами одного славянского языка. Во многих морфемах некоторые огласовки встречаются совсем редко лишь в отдельных говорах. Вот почему для восстановления полной картины славянского аблаута большое значение имеют диалектологические исследования.
Русские примеры: сторона, морока, дерево, ворота, оборот и под., польск. strona, mrok, drzewo, wrota, dbrot — дают возможность реконструировать праславянские корневые морфемы с ог-дасовкой о и е\ stoma, тогк-, dervo, vorta, obort-. Эта огласовка подтверждается многими славянскими языками. Однако картина значительно осложнится, если привлечем данные южнославянских языков. При обычном для этих языков strana (ср. болг. страна, срх. страна, слов, strati) в болгарских диалектах широко
представлено sterna, восходящее к праславянскому st^na. Аналогично ворота, в болг. врата, в болг. диалектах vKrtd, восходящее к праславянскому vbrta. Русск. дерево, польск. drzewo вполне согласуются со ст.-слав. Д^4бо « dervo), но не соответствуют современным болг. дърво « dbpvo), схр. дрво. Огласовка в болг. — мърчина 'темнота’, 'мрак’, обръщам 'оборачивать’, срх. мрк 'темный, мрачный’, дбрт 'оборот’, обртати 'оборачивать, поворачивать’ свидетельствуют о ступени редукции.
Различные огласовки в аналогичных положениях (т. е, в дифтонгических сочетаниях с сонантом г) находим в восточнославянских языках:! ср. русск. диал. norot, укр. и блр. нерет (ср. лит. naFtas), русск. диал. merek, укр. и блр. морок (ср. лит. merkti).
Глагол velle в славянских языках представляет рефлексы нормальной ступени (xoteti) и ступени редукции (хъ1ёН). И здесь ступень редукции отражает южнославянские языки (ср. ст.-сл. Х'ът'Ьги и уот4ты, срх. хтёти).
Существительное ночь во всех славянских языках представляет огласовку о: ср. русск. ночь, польск., чешек, пос, срх. Hdh и др. В названии летучей мыши славянские языки сохраняют огласовку е\ русск. нетопырь, польск. nietoperz, чешек, netopyr, слвц. netopier, слов, netoptr. Многие болгарские диалекты свидетельствуют о наличии в данном случае в прошлом ступени редукции (ср. диал. пъв).
Слово бобр широко представляет огласовки е и о*, ср. древне-русск. бебръ и бобръ, польск. bobr, в.-луж. bobr и bebr и т. д. Южнославянские языки кроме рефлексов нормальной ступени свидетельствуют здесь и о наличии ступени редукции: ср. в церковнославянских болгарских текстах бебръ и бьбръ, в болг. бобър, бебър и бъбър. О ступени редукции говорит и сербохорватский язык — дабар.
О необыкновенной активности ослабленной ступени в процессе генерализации огласовок в южнославянских языках могут свидетельствовать такие примеры из болгарского языка, как: ^бйкам—бъкам—букам,	бича—бъчкам—буча, биткам—бъша—
буша, пйхам—п^хам, пйшкам—пуша, тикам—тъкам.
Все приведенные примеры, а число аналогичных случаев можно было бы увеличить, свидетельствуют о том, что в тех диалектах праславянского языка, которые лежат в основе южнославянских языков, ступень редукции в процессе генерализации огласовок играла большую роль, нежели в других праславянских диалектах. Правда, можно привести отдельные примеры, свидетельствующие об иных отношениях. Так, в род. п. местоимения съ1о южнославянские языки представляли огласовку е: ceso, западно-и восточнославянские огласовку ъ: съво. Но такие случаи встречаются реже.
Близки в этом отношении к южнославянским языкам чешский и словацкий языки. Богатую коллекцию примеров можно найти в этимологическом словаре Махека.
Различия между славянскими языками и диалектами можно обнаружить и на нормальной ступени огласовок как в чередованиях качественных, так и в чередованиях количественных.
Различия в огласовках можно обнаружить и в дифтонгических сочетаниях (ср. teud-:toud~; русск. чужой, срх. myfy, слов. tiij). Русское чудо восходит к keudo. Известный в русском литературном языке старославянизм кудесник или диалектные kud сзлой дух’, kud’ 'волхование’, болг. прокуда 'изгнание’ восходят к koud-. Славянское duplo (ср. русск. дупло, срх. душьа/слок. duplo, чешек, deupe и др.) восходит к праславянской корневой морфеме doup-. Польское dziupla восходит к праславянской корневой морфеме deup-^> djup-. Трудно, однако, объяснить мягкость начальной аффрикаты (см. Славский. SEJP).
В дат.-мест. п. местоимения ty и возвратного местоимения славянские языки представляют огласовки е и о: tebe—tobe, sebe—sobe. Эти различия восходят к праславянскому периоду. В языках южных и в словацком утвердилась огласовка в западных и восточных — огласовка о (подробнее этот вопрос будет изложен в III томе «Очерка»).
В слове песок корневой гласный восходит к е, откуда ё: рёзъкъ. Это подтверждается многими славянскими языками: ст.-сл. ггкгъкъ, болг. пясък, польск. piasek и др. Однако многие севернорусские говоры в период повсеместного существования фонемы [ё] в этом слове имели [е]. Это нашло отражение в памятниках древнерусского языка северного происхождения, в которых часто встречается написание песокъ. Ступень продления характеризовала южные говоры древнерусского языка, что подтверждается украинским языком, в котором находим пгеок. Интересно, что эта особенность древнерусских говоров нашла отражение в русской орфографии, в которой утвердилось написание песокъ. Современные севернорусские говоры, сохраняющие на месте этимологического ё особую гласную фонему, в слове песок имеют обычный [е]. Есть основания думать, об этом говорят данные русской диалектологии и древнерусской письменности, что в слове железо было представлено чередование [ё : ё]. Русские говоры, представляющие на месте ё напряженный и закрытый е, в слове zetezo часто имеют ненапряженный и открытый е. Многие древнерусские памятники письменности имеют написание железо (например, Псковск. пролог 1383 г.). Однако не исключено и другое объяснение: ё в zel^zo возникло позже и не отражает чередования гласных. Различные огласовки обнаруживаем и в балтийских языках: ср. лит. gelezis, лтш. жем. gelzis, др.-прусск. gelso. Различные огласовки имели праславянские говоры в слове telo. Большинство говоров представляют огласовку ё, восходящую к ё: tel-. Однако была известна и огласовка е, восходящая к ё: 1ё1-. Эти колебания отражены в самых древних памятниках русской письменности, на что в свое время обратили внимание Ягич, Обнорский и другие историки русского языка.
Диалекты современных славянских языков содержат очень много архаизмов и новообразований в древних чередованиях. Полный их учет не входит в нашу задачу. Соответствующий материал содержится как в сводных курсах по диалектологии, так и в специальных исследованиях.
§ 13.	Преобразование аблаута в результате фонетических процессов в ранние периоды истории отдельных славянских языков. Праславянские огласовки индоевропейского аблаута были суще-v ственно преобразованы в ранние эпохи истории отдельных сла-\ вянских языков в связи с процессами деназализации, утраты сло-' говых плавных, преобразованиями сверхкратких, процессами веляризации гласных переднего ряда, лабиализации нелабиализованных гласных. Преобразования носовых гласных в гласные и, о, ъ, а, а, е и др. существенным образом изолировали родственные морфемы, привели к нарушению синхронического тожества морфем. Если до утраты ринезма в случаях типа pqto—opona, pfti—рьпу, zfti—£1тъ—zwnq старые закономерности аблаута сохранялись в преобразованном виде, то после утраты носовых старая цепь чередований во многих случаях была уже совсем разорвана: ср. русск. путь, запутывать, путаница—попона, запонка—вспять; пень—опята; жать, жатва—жну—сжинать; чешек, zlti—zen—znu; слвц. zaf, zatva—znem, польск. zqc—znp; срх. жёти, жётва—жгьём—жсЬъём и др. Праславянские ър, ър, ь1, Ъ1 уже в ранний период истории отдельных славянских языков испытали существенные изменения. В восточнославянских языках они преобразовались в ъг, ъг, ъ1, откуда затем русск. первый, торг, долг, волк, В чешском и словацком языках находим r, I*, prvy, trh, dlh (в чешек, dluh), vlk; в польск. pier-wszy, targ, dlug, wilk, в сербохорватском прей, трг, дуг, вук и др. Конечно, все эти преобразования сказались весьма существенным образом на огласовке, восходящей к древней нулевой ступени аблаута.
В ряде славянских языков древние чередования е—о преобразованы в связи с изменением гласного е в о в определенных позициях.
Во всех славянских языках мы можем обнаружить многочисленные случаи чередований альтернантов [е : о]. Эти чередования разного происхождения. В одних случаях они восходят к аблауту и были охарактеризованы уже выше /ср. русск. беру—сборы, нести—носить; польск. niesc—nosic, pociec—potok, mie§c—miotac; срх. нести—носити, вести—вдзити, возило и под.). Именно эти чередования легко обнаружить во всех славянских языках. В других случаях чередования [е : о] носят локальный характер. Они в той или иной степени известны русскому, украинскому, белорусскому, польскому и сербо-лужицким языкам. В прошлом они носили фонетический характер. В русском языке эти два случая чередований легко дифференцировать: в первом случае согласный перед -е будет мягким, перед -о твердым (нести—носить),
во втором случае согласный будет всегда мягким (несу—принёс). Еще бодее глубокими различия будут на фонологическом уровне. Если в примерах типа несу—принёс мы имеем дело с чередованием фонем [е : о], то в случаях нести—носить фонологически релевантными будут согласные морфемы [п’ : н], а не гласные. На морфонологическом уровне альтернантами в первом и во втором случае будут гласные.
Чередования [е : о], восходящие к индоевропейскому аблауту, были охарактеризованы нами уже выше. Здесь же охарактеризуем чередование альтернантов [’е : ’о], т. е. чередование [е : о] в, позиции после мягких согласных. Таким образом речь будет идти о языках, которые пережили фонетический процесс лабио-веляризации гласного е.
В восточнославянских языках фонетическое изменение ’е в ’о началось после смягчения полумягких, когда гласные е и о в тожественных условиях уже не могли противопоставляться, когда они находились в отношении друг к другу в условиях дополнительной дистрибуции. Позже в этих условиях (т. е. после мягких согласных) произошло фонетическое изменение ’е в ’о. Оно происходило только в положении перед твердыми согласными. Первоначально этот фонетический процесс начался в древнеукраинеком языке и в северновеликорусских говорах. Здесь этот переход не был связан с наличием или отсутствием ударения. В южновеликорусских говорах он начался позже и определялся не только качеством последующего согласного, но и ударением (подробно об этом см. «Очерк», I, § 68). Есть все основания полагать, что действие фонетического закона завершилось к XIV—XV вв. Вот почему он охватил гласный е из ъ и не затронул е из е. В дальнейшем в связи с изменением ё в е, в связи с отвердением ряда в прошлом мягких согласных переход е в о порвал связь с фонетическими условиями, так как после XVI в. гласный е уже мог употребляться после мягких согласных перед твердыми. Число подобных случаев еще значительно возросло в связи с многочисленными заимствованиями. С XVI в. мена ’е и ’о в тожественных морфемах преобразовалась уже в чередование. Это чередование не входит в соотносительный ряд и является нерегулярным. В некоторых грамматических позициях чередование нарушается в результате аналогического выравнивания*: берёза—на берёзе, клён—на клёне, пёс—пёсик, несу—несёте; весёлый—весёленький и мн. др. В украинском языке в связи с диспалатализацией согласных перед гласным е данное чередование отражено слабо.
Изменение ’е в ’о в определенный период своей истории затронуло и польский язык. Здесь оно протекало в тех же условиях, что и изменение ё в а, т. е. перед t, d, s, z, r, I, n (подробно процесс охарактеризован в «Очерке», I, § 68). Уже давно переход 'е в ’о в польском не подчиняется фонетическим условиям, так как ’е из ъ не переходит в ’о (ср. pies), не переходит 'е в ’о перед отвердевшими небно-зубными. Многочисленные нарушения результа-
4 G. Б. Бернштейн
49
тов старого фонетического процесса объясняются аналогией (ср. czoto—па czole, zona—zonie). Таким образом, мена [’е—’о1 теперь уже не подчиняется закономерностям звукового строя,, а представляет собой чередование. Почти во всех грамматических позициях это чередование является нерегулярным, оно представляет многочисленные отклонения и исключения. Шобер устанавливает следующие позиции, в которых чередование [’е : ’о] является важным фактором грамматической системы. 1. Чередование в парадигме настоящего времени: гласный ’о в корневой морфеме 1 л. ед. и 3 л. мн., в иных позициях гласный ’е (ср. niosf, niosq, но ntesiesz. . .). 2. Чередование в причастии на -I: nieSli—nioslyf wiedli—wiodly, wlekli—wlokty. 3. Чередование в парадигме слов среднего рода imip, strzemi?. В единственном числе будет представлен гласный е (перед п’), во множественном — гласный о (перед п): imienia, imieniu, imieniem. . . — imiona, imion, imio-nom). «За пределами данных категорий чередование > : ’о в современном языке является уже мертвым и сохраняется в некоторых словах и формах только благодаря традиции, как наследие прошлого» (Szober. Gramatyka jqzyka polskiego, 101).
В сербо-лужицких языках е переходил в о после мягких согласных, в положении перед t, d, г, Z, п и в конце слова: н.-луж. wjacor, в.-луж. zona, н.-луж. Zod, в.-луж. Zod, н.-луж. colka, в.-луж. pcolka, н.-луж. sotsa, в.-луж. sotra; н.-луж. stynco^ в.-луж. stonco. И здесь данное явление давно потеряло связь со звуковыми закономерностями и носит характер изолированных чередований. Переход е в о в конце слова, хорошо известный также русским говорам, обусловлен был аналогией. В данной позиции чередований не возникало.
В некоторых славянских языках мы наблюдаем чередования альтернантов [’а : ’el, которые восходят к фонетическим изменениям праславянского ё в различных фонетических условиях. Этот процесс имел место в тех языках, в которых ё произносился как а (см. «Очерк», I, § 45, 69). Речь идет прежде всего о польском и болгарском языках.
В древнепольском языке ’а в положении перед твердонебнозубными Z, d, s, z, г, Z, п изменился в ’а. В иных фонетических условиях (в положении перед губными, задненебными, перед мягкими небно-зубными и аффрикатами) ’а последовательно переходил в гласный ’о. Это привело к тому, что в одних и тех же морфемах в различных грамматических позициях закономерно возникали то гласный а, то гласный е (ср. dziad, но dziedzictwo, obiady но przy obiedzie, kwiat, но w kwiecie wieku, miasto, но zjesc obiad na mieScie, lato, но w lecie, ciasto, но w ciescie, las, но w lesie, clator но na calym ciele, miara, но w pewnej mierze). Аналогичный фонетический процесс был пережит всеми языками лехитской группы (поморским и полабским).
Однако в современном польском языке преобразования гласных в случаях типа lato — w lecie, las — 1еёпу уже совсем не свя
заны с фонетической структурой языка. Дело в том, что гласный е на месте праславянского ё мы можем обнаружить теперь и перед твердонебными согласными (ср. lato, w lecie, но letni, letnik, letnisko, letniskowy; dziatwa, dziatki, но dzietny; biada, но bieda, biedny; gwiazda, gwiazdowy, но gwiezdny; dzialo, но dzielo; siano, sianokosy, но siennik, sienny; plana, но ptenny; wiara, wiarogodny, но wierny, wiernosc. Встречаем гласный e перед твердонебными и иного происхождения: kobieta, pies, sierp, pieron и др.
Многие историки польского языка полагают, что фонетический процесс перехода ’а в ’а перед твердонебно-зубшлми, в ’е в иных позициях завершился во второй половине X в. Фактов для подобного заключения мало. Однако можно уверенно утверждать, что во время действия данного фонетического процесса согласные перед ь в «слабой» позиции еще сохраняли мягкость. В образованиях типа letni, wierny, biedny небные согласные были мягкими не только в период существования ь в «слабой» позиции (р'аг'ъпуi, Vat'bnyi, b'ad'bnyi), но и после утраты ь (v'ar'nyi, Vat'nyi, b'dd-nyi). Позже в этой позиции мягкость была утрачена, но к тому времени процесс веляризации старого ё был уже завершен.
Существенную роль в нарушении прежцих распределений играли процессы аналогического выравнивания. Это особенно часто наблюдается в именной парадигме в мест, ед.: dziad—dziad-zie (в южной Малой Польше — dziedzie). Встречаем результаты аналогического выравнивания и в деривационных образованиях: gwiazdziarz, gwiazdzisty, но gwiezdny. В данных примерах соотношение [а : е] диаметрально противоположно прежним фонетическим соответствиям: здесь гласный а представлен в позиции перед z, тогда как перед z цаходим е. И таких примеров современный польский язык знает много. Нарушения прежних отношений, отражающих старые фонетические закономерности, часто вызываются семасиологическими причинами: biada\ ’горе!’ — bieda 'бедность, нужда’, dzialo 'пушка’ — dzieto 'дело’.
Итак, чередование [’а : ’е] в именах в современном языке является нерегулярным и ущербным. Шобер справедливо пишет, что «функциональное чередование [’е : ’а| в современном польском языке является уже мертвым» (Szober. Gramatyka jqzyka polskiego, II, 102). Это справедливо, однако, только в отношении имен. Но и в именах следует различать чередования в парадигматике ив деривации. В склонении чередования ’е : ’а более устойчивы и лучше отражают старый фонетический процесс.
Имеется в польском языке одна грамматическая категория, в которой чередование [’е : ’а] является не только живым, но и в какой-то степени даже продуктивным. Речь идет о чередовании в причастии на -I, которое в современном языке выполняет функцию прошедшего времени глагола. Здесь в ед. ч. перед I будет представлен гласный а, а во мн. ч. перед I гласный е*. widzial—wi-dzieli, cierpial—cierpieli, bolal—boleli, smial—Smieli, zsinial—zsinieli, sczerniat—sczernieli, posiwial—posiwieli, sparszywiat—sparszywielt,
zgrubial—zgrubieli, kiptal—kipieli, lecial—lecieli, brzmiat—brzmieli, chctat—chcieli и мн. др. О некоторой продуктивности данного чередования свидетельствуют случаи типа drzal—drzeli, slyszal— slyszeli, lezal—lezeli, smial sig—Amtell sig и под., в которых чередование не связано исторически с ё.
Данное чередование отсутствует в тех причастиях, которые выполняют функцию определения: Smtaly—smiali, zsinialy— zsiniali, sczerniaty—sczerntalt, postwtaly—postwiali. Отсутствуют чередования и в страдательных причастиях: ср. widzial-wid-zieli, но widziani.
Чередования Ре : ’а] на месте праславянского ё хорошо известны восточным болгарским говорам и болгарскому литературному языку. И здесь чередования восходят к древнеболгарскому фонетическому процессу, согласно которому в одних позициях ё (а) изменился в ’а, в других в ’е. Фонетические условия в болгарском и польском полностью не совпадали. В болгарском а изменялся в ’а не только перед твердонебно-зубными, но и перед твердыми губными и задненебными (ср. польск. chleb, болг. хляб, польск. grzech, болг. грях). Однако в болгарском представлено ограничение, которого не знал польский: в болгарском переход а в ’а наблюдается только в ударных слогах. И в болгарском данный фонетический процесс давно уже утратил свой прежний характер. Теперь это чередование, характеризующее определенные грамматические категории. Наблюдается оно как в парадигматике, так и в деривационных образованиях.
Парадигматические чередования в именах весьма ограничены в связи с аналитическим строем болгарского склонения. Наиболее часто оно наблюдается при образовании множественного числа, а также при употреблении членных форм: ср. бряг— б реговё—брегът, дял—деловё—делътп, свят—Светлове—светътп, смях—смеховё—смехът, сняв—снеговё—снег&п, цвят—Цветове— цветет и др. Находим данное чередование в словах жен. р. (стряха—стрехи, ряпа—репи, мяра—мери), в словах ср. р. {място—места, коляно—колена). В литературном языке данное чередование часто нарушается. Оно отсутствует в русских заимствованиях: размер, лицемер, водомер, дело, предел, успех, смелость, напев, в заимствованиях из западноболгарских говоров: човёк, прёспа (допустимый вариант литературного пряспа). Существенную роль чередование Ре : ’а] играет в прилагательных. Широко представлены случаи, когда в муж. р. и во мн. ч. представлен альтернант е, в жен. и ср. р. -а: верен, верни, но вярна вярно*, железен, железни, но желязна, желязно; летен, летни, но лятна, лятно: тесен, тесни, но тясна, тясно. Известны случаи, когда все три рода в ед. противопоставляются мн. ч.: голям, голяма, голямо, но големи; сляп, сляпа, сляпо, но слепи* бял, бяла, бяло, но бели; ляв, лява, ляво, но леей. При наличии членной формы муж. ед. объединяется с мн. ч.: големият, големите, но голямата, голямото; слепият, слепите, но сляпата, сляпото.
Важное место чередование ре : ’а] занимает в системе болгарского глагола. Чередование ре : ’а] характеризует определенную группу причастий на -л. Альтернант ’а представлен в муж., жен, и ср. р. ед. ч., ’в во мн. ч.: ж ив ял, живяла, живяло, но живели; умрял, умряла, умряло, но умрелщ читял, читяла, читало, но чителщ търпял, търпяла, търпяло, но търпели.
Рассмотренные нами чередования в болгарском литературном языке и в большинстве говоров являются непродуктивными и изолированными. Однако имеются говоры (главным образом балканские), в которых чередования в именах представлены не только в морфемах, которые имели е, но и а/ что свидетельствуем об известной продуктивности чередования. Так, в балканских говорах можно обнаружить следующие факты: poVdna— мн. роГёпЦ sapka—sepki, zaba—zebi, tujaga—tujegi, jatka—jetki, jdrka—jerki, kalajdnka—kalajenki, sdtra—setri, Stojan—Stojene? zam—zemct, fear—feeri, vudinicar—vudiniceri, patlazan—patlazeni, mirzan—mtrzeni (Котова. Говор села Твардицы, 281).
Существенные преобразования древних чередований были вызваны судьбой сверхкратких гласных. Вокализация их в «сильной» позиции и утрата в «слабой» коренным образом преобразовали ступень редукции и вызвали появление очень важных новых чередований (см. § 15).
§ 14. Формирование чередований согласных альтернантов. Как уже было указано выше, существовавшие в праславянском отдельные случаи quasi-чередований согласных к морфонологическим чередованиям прямого отношения не имели, так как варианты характеризовали различные диалектные системы и не сосуществовали в одной системе. Альтернационные звенья согласных сформировались в поздний период истории праславянского языка в связи с палатализационными процессами (смягчением задненебных согласных перед гласными переднего ряда, смягчением губных и зубных согласных перед j).
а)	Чередования [к : ё], [g : z], [х : й]. Данные чередования явились результатом первой палатализации задненебных. Процесс превращения с, z, § в самостоятельные фонемы, а затем в члены различных альтернационных рядов был длительным. На стыке морфем согласные с, и, § в течение продолжительного времени являлись двухфонемными сочетаниями. Раньше всего процесс фонологизации охватил начальные корневые согласные в положении перед 5. Здесь рано согласные с, и, § оказались в положении перед задненебным гласным a: ked'b'^cad'b, gerb> гагъ, xeliti^> sallti. В этом случае, однако, рано было нарушено синхроническое тожество морфем и представленные в языке чередования согласных (ср. caditt—kaditi, %агъ—ugan, saliti—паха1ъ) не выполняли никаких грамматических функций.
В более позднее время, но совершенно аналогично шел процесс фонологизации с, z, s перед гласным и из дифтонгического сочетания ей: kendo ^>cudo (ср. ки<1е$ъткъ из koudesbnik'b),
£еикъ > %икъ (ср. £икъ из §оикъ), хеискъ > §иЛъ (ср. болг. шуд-рав 'грязный оборванный’; но хи<1ъ из xoud'b). И здесь чередования не выполняли никакой грамматической функции.
Иначе шел процесс фонологизации с, z, s в исходе корневой морфемы. Фонетическая эволюция в данной позиции не представляла отличий. Но здесь, во-первых, каждый вариант пары характеризовал определенный грамматический признак, а, во-вторых, здесь не нарушалось синхроническое тожество морфем. I В глаголах на eti- (ё являлся суффиксом, который изменялся в е, а после задненебных и j — в а) находим в ко!ще корневой Морфемы с, z, s в позиции перед a: kricati, bezati, dysati. Это глаголы того же класса, что и глаголы xoteti, smotreti, videti, в которых ё закономерно изменился в ё. Однако в ряде случаев задненебные были представлены перед праславянским а. Поэтому здесь в аналогичных условиях задненебные сохранялись без изменений. Так возникли в праславянском пары mblcati—mb}kati, bezati—begati, rusati—ruxati. В указанных условиях процерс фонологизации шел медленнее, нежели в позициях начала корневой морфемы. Однако и здесь он прошел в праславянскую эпоху. В ту же эпоху сформировались чередования в случаях типа bezati—begati.
Еще медленнее процесс превращения согласных с, z, $ в самостоятельные фонемы шел в им. и вин. ед. основ на -а, в 1 л. ед. и 3 л. мн., глаголов третьего класса, так как в этих грамматических позициях с, z, s сравнительно долго представляли собою двухфонемные сочетания (варианты задненебных фонем и у). Имена типа dusa « douxja) относились к основам на -ja. Согласный j тогда являлся важнейшим структурным элементом данного варианта склонения. Это же относится и к глаголам типа placy— р1асс$ъ, где аффрикаты представлены перед гласным заднего образования р. В этих глаголах на je—jo j сохраняется после гласного: delajq—delajqt'b, podobajq—podobajq^, зъЫга]у—8ъЫ~ га](^ъ.
На основе фонологических чередований [k : с], [g : z], [х : s] позже в различных грамматических условиях сформировались морфонологические чередования [k : с], [g : z], [х : §]. Альтернанты .[к : с], [g : z], [х : s] в дальнейшем стали звеньями различных парадигматических и деривационных морфонологических рядов. В одних условиях они стали характеризовать противопоставления твердых и мягких альтернантов, в других — задненебных и передненебных альтернантов. В славянской морфонологии чередования [k : с], [g : z], [х : s] играют первостепенную роль. Важнейшие из них будут охарактеризованы ниже.
б)	Чередования твердых и мягких губных и зубных согласных. Эти чередования возникали в праславянском языке в связи с фонетическими процессами смягчения согласных перед у. Губные и зубные согласные перед j пережили различные ассимиляционные процессы, в результате которых возникали долгие мягкие 54
губные и зубные согласные. Долготу эти согласные утрачивали? в большинстве случаев путем развития вторичного палатального элемента, который позже развивался в самостоятельную артикуляцию или сливался с основным звуком. Так возникали варианты морфем типа nos----nos-, voz---voz. Долгие мягкие*
t, d, губные преобразовывались различно в разных праславянских диалектах. В течение длительного времени мягкие согласные представляли собою двухфонемные сочетания губных и зубных согласных с /. Позже и здесь сформировались морфонологические ряды чередований, которые в ряде случаев существенно отличаются по славянским языкам. Это объясняется различной^ судьбой сочетаний губных и взрывных зубных перед /. Фрикативные губные различий не знали. Известны морфонологические ряды, звенья которых включают в себя чередования задненебных, зубных и губных альтернантов (например, морфонологический ряд в настоящем времени глагола).
в)	Чередования [k : с], [g : g], [х : s, s]. Данные чередования были, обусловлены фонетическим процессом второй и третьей палатализации задненебных. Эти чередования в дальнейшем в грамматической системе отдельных славянских языков стали играть важную роль. Однако было бы неосмотрительно переносить их в праславянскую эпоху. Результаты второй и третьей палатализации долго сохраняли связь с фонетическими условиями. Данные звенья стали членами различных морфонологических рядов уже в период самостоятельной жизни отдельных славянских языков» Однако они оказались менее устойчивыми, нежели охарактеризованные выше. Это будет показано ниже на судьбе некоторых морфонологических чередований.
Известны отдельные комбинации из чередований а) и б): ср» русск. облик—лицо—обличие. Чаще, однако, имеем дело с чередованием звена [с : с] в суффиксах: ср. русск. овца—овечка, сердце— сердечко, птица—птичка.
§ 15. Беглые гласные. Чередования гласных с 0 являются характерным признаком славянских языков. Эти чередования представлены как в корневых, так и в аффиксальных морфемах. В своей основной части они восходят к известным фонетическим изменениям сверхкратких ъ и ъ, которые, как известно, в одних позициях утрачивались, в других — изменялись в гласные полного образования (см. «Очерк», I, § 57—59). В дальнейшем в результате многих причин фонетическая основа данного явления стерлась, наличие или отсутствие гласного стало определяться словообразовательными, морфологическими или лексическими условиями. Так на основе фонетического процесса сформировалось типичное для славянских языков чередование. От данного чередования, возникшего в славянских языках после утраты сверхкратких, следует отличать чередования гласных с 0, сформировавшиеся на основе фонетических процессов индоевропейского праязыка: ср. русск.
брать—беру, сборы, срх. брати—берём, збдр, чешек, brati— beru, sbor. Этот тип чередования (аблаут) был охарактеризован выше.
Чередования гласных с 0 в каждой определенной грамматической или лексической группе представляют многочисленные нарушения, вызванные разными причинами. Аналогическое выравнивание морфем по «сильной» или «слабой» позициям шло по-разному в различных лексических группах. Много своеобразного находим не только в разных славянских языках, но часто и в отдельных диалектах. Следует еще учитывать сложный характер литературных языков, отражающих различные влияния. Это особенно характерно для русского литературного языка, в котором находят отражения противоречивые особенности народных говоров и церковнославянского языка.
В большинстве чередования гласных с 0 являются непродуктивными. Это больше характерно для чередований гласных в корневых морфемах, в меньшей степени для чередований в аффиксах.
Чередования, возникшие на основе сверхкратких, находим главным образом в именных основах. В противоположность этому древние чередования (аблаут) характеризуют глагол и ад-вербативы.
Чередования гласных с 0 не только утрачивались под влиянием аналогического выравнивания, но и возникали. Вот почему нередко находим чередования на месте этимологических гласных полного образования (ср. русск. лед—льды) или на месте 0 (ср. русск. огонь—огня). В случаях аналогического выравнивания не всегда побеждала основная словоформа (т. е. им, ед.). Хорошо известны случаи выравнивания по косвенным падежам (ср. в.-луж. wows—wowsa, domk—domka, dobytk—dobytka).
Многочисленные случаи нарушения старых чередований находим в многосложных словах, содержавших сверхкраткие гласные в «сильной» и «слабой» позициях: sw^cb, spvbca, spvbcu, зриьсеть... Согласно правилу Гавлика, здесь в различных словоформах должны чередоваться гласные с 0 в корневой морфеме: svec, sevea, seven... Именно такое соотношение морфем находим в чешском литературном языке: svec, sevce... Иначе в некоторых народных говорах, где известно sevc, svece... Сохраняются закономерно старые чередования в украинском: швец—шевця, жрец— жерця (Яъгрсь—z^rbea), жнец—женця (zwipcb—zpnbca). В русском произошло обобщение по основной словоформе: жнец—жнеца, жрец—жреца, . .
Образования с уменьшительным суффиксом йъпъ&ъ, рыгькъ и под. закономерно в им. ед. должны были бы в русском языке представлять днёк, пнёк, а не денёк, пенёк. Однако здесь чередование отсутствует, так как во всех случаях утвердилась основа с «сильным» ь. Аналогично в польском: piesek, lebek. Сохраня
ется корневой гласный и с уменьшительным суффиксом -ikbr русск. пёсик, ротик, лобик.
Устойчивее чередования гласных с 0 в суффиксах. Это естественно, так как их грамматическая нагрузка значительнее, нежели чередований в корневых морфемах. Некоторые суффиксальные чередования в отдельных славянских языках являются продуктивными.
Рассмотрим общеславянские чередования в именных основах.
1.	Чередования в корневых морфемах (
а)	Чередования в корневых морфемах односложных слов, мужского рода в склонении. Это сравнительно ограниченная группа, представляющая известные различия по славянским языкам. В праславянском сюда относились слова въпъ, ръвъ, 1ъЬъ, 1ыъ, тъхъ, зъиъ, гъ1ъ, 1ьпъ, Льпь, рьпь. Среди указанных слов представлены слова индоевропейского происхождения, праславянские инновации и поздние праславянские заимствования.
До утраты сверхкратких в «слабой» позиции и вокализации их в «сильной» позиции во всех словах данной группы преобразований корневых гласных не было: во всех падежах сохранялись ъ и ъ. Позже, уже в ранние эпохи существования отдельных славянских языков, корневой гласный в одних случаях утрачивался, в других сохранялся. Сохранялся он только в им. и вин. ед., род. мн., во всех других позициях исчезал. Так возникли им. ед. sbn, род. ед. sna, им. мн. sni, род. мн. въп и др. Позже произошла вокализация сильных еров в гласные полного образования. Славянские языки представляют различные результаты этой вокализации. На указанной фонетической основе сформировались чередования гласных с 0. Индукционные процессы существенно преобразовали структуру словоформы род. мн. ,. в связи с чем и здесь в большинстве случаев находим 0: ср. русск. снов, пнещ польск. snow, psow.
В единственном числе эта группа слов представляет 0 во всех падежах, кроме им. и вин. (в последнем случае только для неодушевленных предметов), во множественном числе во всех падежах: ср. русск. им. ед. сон, лоб, пёс, день] род. ед. сна, лба, пса, дня] дат. ед. сну, лбу, псу, дню] вин. ед. сон, лоб, пса, день]. тв. ад* сном, лбом, псом, днём] мест. ед. сне, лбе (лбу), псе, дне* им. мн. сны, лбы, псы, днщ род. мн. снов, лбов, псов, дней (в диалектах известна «сильная» позиция — d’on), дат. мн. снам, лбам, псам, дням] вин. мн. сны, лбы, псов, дни] тв. мн. снами, лбами, псами, днями] мест. мн. снах, лбах, псах, днях] польск. им. ед. sen, leb, pies, dzien; род. ед. snu, Iba, psa, dnia*, дат. ед. snowi, tbowj, psa, dniowl; вин. ед. sen, leb, psa, dzien; тв. ед. snem, Ibem, psem, dnlem; мест. ед. snie, Ibie, psle, dntu; им. мн. sny, Iby,.
psy, dni; род. мн. snow, Ibow, psow, dni; дат. мн. snom, Ibom, psom, dniom; вин. мн. sny, Iby, psy, dni; тв. мн. snami, Ibami, psami, dniami; мест. мн. snach, Ibach, psach, dniach, В двойственном числе также во всех падежах будет 0: слов. им. дв. dneva, род. дв. dni, дат. дв. dnevoma, dnema, вин. дв. dni, dneva, тв. дв. dnema, dnevoma, мест. дв. dneh, dnevih.
Под воздействием аналогических факторов славянские языки и диалекты представляют различные отклонения от указанной выше структуры. Многочисленные случаи нарушения чередований в данной группе слов находим в сербохорватском языке, говоры которого содержат много вариантов. Так, в литературном языке и во многих говорах существительное дан « dwib) не знает чередований; им. ед. дан, род. ед. ддна, дат. ед. дану, вин. ед. дан, тв. ед. даном, мест. ед. дану*, им. мн. ддни, род. мн. дана, вин. мн. дани, дат. тв. мест. мн. данима. С рядом ограничений находим чередования [а: 0] в слове сан «въпъ); им. ед. сан, род. ед. сна (в диалектах известно и sana), дат. ед. сну (в диалектах — sanu). В русском в слове мох «тъхъ) наряду с род. ед. мха, дат. ед. мху находим моха, моху, аналогично срх. мах— маха, чешек, mech—mechu, слвц. mach—machu, В украинском им. ед. лоб (Мб), род. ед. лоба, тв. ед. лобом, мест. ед. в лоб1, В белорусскохм наблюдаем в случаях 0 в корне развитие проте-тического i в начале слова: род. ед. 1мху, им.-вин. мн. 1мх1, род. ед. 1лба.
В именах близкой структуры иногда представлено чередование на месте этимологических о или е: ср. русск. им. ед. ров ( <С гоиъ), лёд ( < 1едъ), род. ед. рва, льда, дат. ед. рву, льду, им. мн. рвы, льды. Иначе в чешском им. ед. rov, род. ед. rovu, led—ledu; в сербохорватском им. ед. рдв, род. ед. рова, лед—леда,
б)	Чередования в корневых морфемах односложных слов женского рода в склонении. Слов этой группы еще меньше: пъ8ь, гъгь, 1ъгь, иьзь. Здесь чередования несколько отличаются от чередований в словах мужского рода. Это касается прежде всего тв. ед., где в ряде славянских языков находим гласный. Парадигма — им. ед. вошь, род. ед. вши, дат. ед. вши, вин. ед. еошъ, тв. ед. вошью, мест. ед. вши; им. мн. вши, род мн. вшей, дат. мн. вшам, вин. мн. вшей, тв. мн. вшами, мест. ед. вшах; польск. им. ед. wesz, род. ед. wszy, дат. ед. wszy, вин. ед. wesz, тв. ед. wszOf, мест. ед. wszy; им. мн. wszy, род. мн. wszy, дат. мн. wszom, вин. мн. wszy, тв. мн. wszami, мест. мн. wszach. Сербохорватский в этой группе слов чередований не знает: им. ед. ваш, лаж, раж, род. ед. ваши, лажи, ражи, тв. ед. ваш]у, лаж]у, раж]у, род. мн. ваши, лажй, дат. тв. мест. мн. вашими, лажима. Чешский в данной группе имеет обычные чередования, но в тв. мн. находим гласный: vesmi.
в)	Чередования в корневых морфемах слов женского рода’типа mbstb. В период до утраты сверхкратных в словах данной группы чередовались «сильная» и «слабая» позиции: им. ед. m^stb, род. ед.
тъзН, тв. ед. m^stbjg; Ibstb, Ibsti, Ibstbjg; cbstb; cbsti, cbstbjg. Ha этой основе возникло чередование гласный : 0, которое, однако, во многих славянских языках не удержалось: ср. русск. месть— мести, честь—чести, лесть—лести; срх. чйст—части; слов. cast—casti, last—lasti. Сохраняются в той или иной степени чередования в западнославянских языках: польск. czesc—czct, ptec— plct, чешек, cest—cti, lest—Isti,
г)	Чередования в корневых морфемах слов среднего рода. Слов этих немного: дъпо, Ръ1о. «Сильная» позиция была представлена только в род. мн. сЬъпъ, Мъ. Чередование хорошо отражено-в польск.: им. ед. dno, род. мн. den; tlo—tet; в чеш.: им. ед. dnor род. мн. den; в слвц.: dno—dien; в словен.: им. мн. На, род. мн. tdl, дат. мн. Нот, вин. мн. На, тв. мн. tli, tlemi, мест. мн. tleh. В русск. чередование в слове дно противопоставляет все формы единственного числа всем формам множественного в связи с новой словообразовательной структурой последнего: им. ед. дно, род. ед. дна — им. мнц донья, род. мн. доньев. Примыкает к данной группе слов числительное s>bto: русск. им. ед. сто, род. мн. сот; польск. sto—set; чешек, sto—set. В словенском числительное sto не склоняется.
д)	Чередования в корневых морфемах местоимений. Чередования представлены в нескольких местоимениях. В русском языке' эти чередования фиксируются в местоимениях весь (ср. весь, вся, все), чей (ср. чей, чья, чьё), я (ср. меня, мной, мне). Аналогичные чередования с некоторыми ограничениями находим в других славянских языках: срх. сав, сей, свё, но чй]й, чй]а, чй/je; мене, мндм; слов, ves, vsa; vse. В словенском в личных местоимениях чередования нет: тёпе, meni, menoj. В западнославянских языках в местоимении иьвъ чередование отсутствует, так как корневой ь-здесь в «слабой» позиции: чешек, vsechen, vsechna, vse, vsecko, vslchnl, vsechny. Правда, находим примеры и «сильной» позиции: чешек, veskeren, veskery.
е)	Чередования в корневых морфемах причастий на -1. Случаи этих чередований единичны: муж. р. ёь1ъ, жен. р. sbla... Отсюда в русск. шёл — шла, шли; в чешек. — prisel—prlsla, pflslo,. pftslt; ср. еще русск. сжёг—сожгла, сожгло, сожгли; счёл—сочла, сочло, сочли.
ж)	Чередования в корневых морфемах прилагательных. Чередование гласный : 0 в корневых морфемах прилагательных встречается очень редко. В именных прилагательных оно противопоставляет муж. р. ед. другим формам: русск. зол—зла, зло, злы, срх. зао—зла, зло. В местоименных прилагательных чередования отсутствуют.
2.	Чередования в суффиксальных морфемах
а)	Чередования в именах с уменьшительным суффиксом -ък (-ьк). В позднем праславянском сформировался уменьшительный суффикс -ък (-ък), который во многих праславянских говорах успешно конкурировал с суффиксами -ik, -ъс и -ic. В основах мужского рода суффиксальный -ъ (-ъ) находился в «сильной» позиции в им. ед., в вин. ед. (позже в определенной группе слов и здесь возникла «слабая» позиция), в род. мн.: иогъкъ—ио2ъка, кгуяъкъ—krqzbka, коп’ъкъ—коп’ька. В дальнейшем здесь прочно утвердилось чередование гласный : 0, ср. русск. возок—возка, носок—носка, годок—годка, лужок—лужка, бычок—бычка, пушок— пушка. В результате преобразований структуры род. мн. (ср. русск. дубков, пеньков, коньков) для большинства слов позиция род. мн. стала «слабой» (иначе род. мн. носок). В основах женского и среднего родов «сильная» позиция характеризовала только род. мн.: ср. русск. тропка—тропок, речка—речек, ножка— ножек, ступенька—ступенек, кружка—кружек, яичко—яичек, колечко—колечек', польск. glowka—glowek, brodka—brodek, kro-wka—krowek, brzozka—brzozek, rqczka—rqczek, polko—polek.
Данное чередование является наиболее продуктивным в западнославянских языках в связи с интенсивным развитием здесь уменьшительных образований с помощью суффикса -ък (-ък). Образования с помощью суффикса -ъс в западнославянских языках представлены слабо. Для чешского интересный цифровой материал приводит Долежел (Dolezel. Tvofeni slov v destine, II, 497—500). Чередования находим не только в суффиксе -ек «ък), но и во вторичных суффиксах: ср. чешек, -ecek, -icek, -inek, -апек, ёпек: domek—domku, domecek—domecku и пр.
В восточнославянских языках данный тип имеет многочисленные ^ограничения. В русском уменьшительные образования на -ък часто находим в изолированных структурах. Следует обратить внимание на то, что чешские фамилии на -ек (по происхождению уменьшительные образования) в русском не знают чередований: Гавранек—Гавранека, Горалек—Горалека, Чапек—Чапека.
Южнославянские языки .содержат единичные примеры чередований, так как здесь вообще праславянский уменьшительный суффикс -ък (-ьк) представлен слабее: срх. грашак—грашка, •дрёнак 'небольшой куст кизиля’ — дрёнка, шйпак 'куст шиповника’ — шипка и др.
Аналогичные чередования находим в именах с суффиксом -ък, который не несет значений уменьшительности.
б)	Чередования в именах с уменьшительным суффиксом -ъс. В результате третьей палатализации задненебных в праславянском возник суффикс -ьсь, -ьса, -ьсе, который выполнял функцию уменьшительного суффикса: диогъ—Аиогьсь, оиь—оиъса, kolo—kolbce, swdb—swdbce. От прилагательных основ этот суффикс имел иное значение: он субстантивировал качество, выражен-60
ное прилагательным: stan—starbcb, mold/ь—moldbCb, vbdov%— vbdovbCb.
Еще в праславянском начался процесс вытеснения данного деминутивного суффикса суффиксом -ък. Процесс этот шел в праславянских диалектах, а позже в различных славянских языках с разной степенью интенсивности. Это выражалось в семантической изоляции старых деминутивов: ср. русск. дворец, кольцо, крыльцо. Этому процессу способствовали многочисленные случаи утраты производящей основы: ср. русск. овца, сердце.
Наиболее устойчивым деминутивный суффикс -ьс оказался в южнославянских языках. И теперь в болгарском образования типа братец, листец, хлебец, момченце, теленце, масълце являются обычными, хотя произошло некоторое изменение значения суффикса: образования с этим суффиксом являются гипокори-стическими. Широко пользуется деминутивным суффиксом -ьс сербохорватский язык. Значительные ограничения в употреб-лении^ этого суффикса представляют восточнославянские языки, в западнославянских языках он уже почти вытеснен. Однако во всех славянских языках хорошо известны образования типа dvorbcb (ср. русск. дворец, польск. dworzec, чешек, dvorec, в.-луж. dworc), оиъса (ср. русск. овца, польск. owca, чешек, ovce, в.-луж. wowca), swdbce (ср. русск. сердце, польск. serce, чешек, srdee) и под.
Чередования гласный : 0 в данной группе слов представлены в тех же грамматических позициях, что и чередования, описанные выше — русск. дворец—дворца, овца—овец, сердце—сердец*, польск. dworzec—dworca, owca—owiec, но serce—sere; чешек. dvorec—dvorce, ovce—ovec; срх. двбрац—дворца, овца—оваца, ерце—ердаца.
Аналогические чередования находим в именах с суффиксом -ьс типа starbeb, slepbcb и под.
в)	Чередование в именах с суффиксом -ъ£. Праславянские имена типа nog^b, и под. в большинстве падежей имели гласный ъ в «слабой» позиции.,Отсюда чередования русск. им.-вин. ед. ноготь, род. ед. ногтя; укр. им.-вин. ед. н1готъ, род. ед. н1гтя; польск. им.-вин. ед. paznokiec, род. ед. paznokeia; срх. им.-вин. £Д. ндкат, род. ед. нокта; болг. ед. нокът, мн. нокти. Гласный будет представлен только в им.-вин. ед., в других формах —0. В некоторых славянских языках чередование в отдельных словах утрачено. Так, в словенском под воздействием форм косвенных падежей и в им.-вин. ед. в ряде случаев утвердился 0: noht, но laket—lakta; ср. в.-луж. nohe—nohea, kocht—kochta сшип’. Данная группа представлена ограниченным числом слов. По данным Конецкого, в русском языке находим только шесть слов: деготь, коготь, лапоть, локоть, ломоть, ноготь (Конецкий. Типы склонения. .33).
Известны в славянских языках имена с ономатопеическими «суффиксами -ot и -et. Естественно, что в этих именах чередования
гласный : 0 отсутствуют: русск. им. ед. грохот — род. ед. грохота, шопот—топота, хохот—хохота, рокот—рокота, трепет—трепета*, срх. им. ед. клокот — род. ед. клокота, рокот—рокота, кйкбт—кйкбта; слов. им. ед. hropot—род. ед. hropota, gogbt—go-gota, trepet—trepeta. Особенно богаты этими ономатопеическими образованиями западнославянские языки.
г)	Чередования в парадигмах слов типа vetn, ognb. Под влиянием существующих моделей чередований в славянских языках возникали так называемые беглые гласные в тех позициях, в которых праславянский гласных не знал. Так, например, обстоит дело с чередованиями в словах аёЪгъ, ognb. После утраты конечных сверхкратких между конечными согласными возникли вторичные гласные: русск. ветер—ветра, огонь—огня*, укр. eimep— eimpy, огонь—огню, блр. вецер—ветру, агонъ—агню*, польск. диол, wiater—wlatru (в литерат. wlatr), ogien—ognla; н.-луж. wogeri— wognja (но wets—wetsa); в.-луж. wohen—wohnja (но wetr—шё№а), чешек, ohen—оИпё (но vttr—иёЬ*и); слвц. vletor—vetra, ohen—vhna; слов, veter—vetra, ogenj—ognja; срх. eemap—ветра, дгань—дггьа*, болг. вятър—ветрове, огън—огнъове; мак. ветар—ветрови, оган— огнови.
Аналогичного происхождения чередование гласный : 0 находим в именной парадигме многих имен существительных всех родов: *ЬоЬгъ, ЬеЪгъ, ЪьЪгъ. В русском литературном языке представлены два варианта: бобр и бобёр. Первый служит для названия жйвотного, второй — для названия меха (см. Ушаков). В народном языке в обоих значениях бобёр—бобра (СРНГ). Наиболее последовательно данная структура фиксируется южнославянскими языками, а среди западнославянских — нижнелужицким: слов, bober—bobra, срх. дабар—дабра, болг. бобър—бебър— бобри, бебри*, н.-луж. bober—bobra. См. аналогичные чередования в словах различного происхождения: русск. одёр—одра, ковёр—ковра, костёр—костра, шатёр—шатра*, слов, steber Лстолб’ — stebra, krhel] ' ломоть’ — khrlja, meter—metra*, болг. театър—театри, польск. majster—majstra, szyper—szypra и др. Основа с гласной представлена в им.-вин. ед., в других позициях—0.
д)	Чередования в парадигмах имен женского рода на -а. В данной группе слов чередования «беглых» гласных вызвано тем, что в род. мн. суффиксальный сверхкраткий находился в сильной позиции, тогда как в других падежах он исчезал: sqdbbb—sqdbba, ovbCb—оиьса. На этой основе возникло чередование, которое в той или иной степени характеризует большинство славянских языков. Под воздействием данной модели сформировалось чередование в праславянских словах, которые не знали сверхкратких (ср. zeml’a), а также в поздних заимствованиях (ср. русск. маска).
Чередования типа судьба—судеб, овца—овец, земля—земель, маска—масок и под. имеют различную степень продуктивности в славянских языках, а в болгарском и македонском они, естест
венно, вообще отсутствуют. Наблюдаются большие колебания по диалектам, известны варианты в литературных языках. В русском литературном нередко отсутствует чередование в церковнославянизмах (ср. род. мн. служб, некоторые старые источники фиксируют служеб), под их влиянием утрачивается чередование и в исконной лексике (ср. род. мн. изб, при нормальном изоб', €м. у Пушкина — изоб нет, везде палаты). Однако случаи типа маска—масок, туфля—туфель (народное — туфлей), вафля — вафель свидетельствуют об известной устойчивости данного чередования. Оно охватывает большую группу слов с различными суффиксами: русск. песня—песен, сабля — сабель, оглобля — оглобель, доска — досок, сказка — сказок, сестра — сестёр, свадьба — свадеб и др.; польск. matka — matek, corka — corek, grzywna — grzywien, deska — desek, jodla — jodel. О продуктивности этого чередования в словацком убедительно свидетельствуют заимствованные слова: katedra — katedier, libra — libier, kobra 4- kobier, farba — farieb, karta — kariet и др. В русском литературном языке продуктивность этого чередования слабее: ср. кафедра — кафедр, карта — карт, кобра — кобр и др. Иначе в народных говорах, где продуктивность данного чередования проявляется сильнее. Последовательно обнаруживаем чередование в сербохорватском, несмотря на развитие в штокавском диалекте в род. мн. новой флексии -а: бачва—бачава (в чакавском диалекте bacav), гуска—гусака (в чакавском диалекте gftsak), лдк-ва—лдкава, сабл>а—саба/ьа, зёмл>а—земам, тачка—тачака. Менее последовательно действует чередование в словенском: deska—de-sak, treska—tresak, но goska—gosk, hruska—hrusk, zdrdzba 'ссора’ — zdrazb, touarna 'завод’—tovarn.
e)	Чередование в парадигмах имен среднего рода. И в данной группе слов чередования «беглых» гласных противопоставляют род. мн. другим формам. Отсюда в русском окно — окон, письмо — писем, кольцо — колец, стекло — стёкол и мн. др. Под влиянием старого книжного языка в русском литературном языке в род. мн. в ряде случаев утвердились основы без гласного: солнце — солнц, утро — утр. Известны варианты: дышел и дышл, дупел и дупл, русел и русл.
Аналогичное чередование находим в других славянских языках: польск. jabtko—jdblek, gumno—gumlen, krosno—krosten, zebro 'ребро’—zebier, mydlo—mydel*, слвц. steblo—steblel, bedro—bedter, bahno—bahlen, bydlo—bydtel, rebro—rebler, mydlo—mydiel, sklo— skiel', срх. стакло—стакала, седло—седала, весло—весам, окно— окана.
ж)	Чередования в основах на -й. Чередования гласный : 0 в старых основах на -й отражает судьбу ъ в сильной и слабой позиции: вин. ед. 1окъиъ, род. ед. 1окъае, род. мн. 1окъаь. . . Данные чередования, однако с многочисленными нарушениями, представлены в тех случаях, когда основы на -й перестроились по модели основ на -i: ср. русск. им. ед. любовь, церковь,
парадигме: русск. свекровь, морковь, собственное имя Любовь, срх. льубав. В случае перестройки старой основы по модели основ на.-а (т. е. сьгкъиа, тъгкъиа, tykwa) ъ во всех случаях должен был утратиться, кроме род. мн. (съгкъиъ, тъгкъиъ, 1укъиъ). Но и здесь он почти не удержался. В сербохорватском, однако, в род. мн. при брйтвй, црквй, брёсквй находим еще брйтава, цркава, брёскава.
з)	Чередования в парадигмах слов типа катепь, гетепь и под. В русском языке в словах муж. р. данной группы находим чередования: им.-вин. ед. гласный е, в других позициях 0: камень, камня, камни; ремень, ремня, ремни; плетень, плетня, плетни и мн. др. Однако некоторые имена аналогичной структуры чередований не знают: ср. олень, оленя, олени, ячмень—ячменя.
Аналогичное положение фиксируется и в других славянских языках: польск. kamien, kamienia, rzemien, rzemienia. По данным Конецкого, из 110 существительных на -ень в русском языке чередований не знают 15 слов (главным образом областных: курень, чекмень и под. см. Конецкий. Типы склонения, 33).
и)	Чередование в аффиксальных морфемах прилагательных. В данной позиции чередования встречаются значительно чаще, но структура их тожественна чередованию в корневой морфеме. И здесь наблюдаем противопоставление муж. ед. другим формам только в именных прилагательных: ср. ^русск. силён — сильна, сильно, сильны, срх. сйлан, сйлна, сйлно, силнй, слов, stlen— stlna, silno, stint. В отличие от русского языка, в котором именные прилагательные не склоняются, в сербохорватском чередование гласный : 0 можем обнаружить в парадигме склонения муж. р. — им. ед. силан човек, род. ед. силна човека, дат. ед. силну човеку и т. д. Итак, данные чередования представлены в и м е н-н ы х прилагательных. Поэтому их наличие или отсутствие связано с наличием или отсутствием в славянском языке именных прилагательных, сферой их распространения, с возможностью или невозможностью употребления именных прилагательных в атрибутивной функции. Поэтому естественно, что данное чередование получило значительное распространение именно в сербохорватском языке. Важную роль оно играет в болгарском языке: ср. добър — добра, добро, добри; хитър — хитра, хитро, хитри, ловък — ловка, ловко, ловки и т. д. Русский литературный язык представляет противоречивые факты, что связано со сложными взаимодействиями церковнославянской стихии с элементами народного языка: хитр — хитёр, полн — полон, долг — долог, тёпл — тёпел, но только дряхл, пошл или только крепок, кисел, светел.
несъл— донесла, донесло, донесли, могъл — могла, могло, могли*, petffiA—рекла, рекло, рекли; срх. рёкао—рекла, рёкло, рёкли; трёсао — трёсла, трёсло, трёсли. Во многих славянских языках в данной категории чередований не возникло в связи с тем, что в муж. ед. конечный -Z стал слоговым или утратился. Обе эти возможности обнаруживаем, например, в чешском: в литературном nesl (т. е. nesl), pekl (т. е. реЦ), в разговорном nes, рек (ср. в русском он нёс, он пёк, но она несла, она пекла).
В каждом славянском языке находим единичные случаи чередований гласный : 0, например: в русском один — одна, кочан — кочна, заяц — зайца, муравей — муравья и т. д. В нашем очерке они не рассматриваются.
§ 16^ Чередования альтернантов в именах на -а. В поздний период истории праславянского языка в именах на -а в дат., мест. ед. и в им., вин. дв. задненёбные согласные в исходе корня претерпели изменения по условиям так называемой второй палатализации. В результате в указанных позициях корень оканчивался уже не на Л, g, х, а на с, g, s (s): им. ед. ryka, noga, зпъха; род. ед. ryky, nogy, зпъху; дат. ед. гусё, по$ё, зпъзё (тъёё); вин. ед. ryky, nogy, зпъху; тв. ед. rykojy, nogojy, swtxojy; мест. ед. гусё, по§ё, зпъзё (впъёё); зв. ед. ryko, nogo, зпъхо; им., вин. дв. гусё, по$ё, зпъзё (зпъёё); род., мест. дв. ryku, nogu, зпъхи; дат., тв. дв. rykama, nogama, зпъхата. Во мн. ч. во всех формах всегда сохранялись задненёбные без изменения. За пределами задненёбных в именах на -а изменений согласных праславянский язык не знал.
В праславянском все указанные выше преобразования задненёбных согласных носили фонетический характер. Они отсутствовали в мягкой разновидности склонения, так как здесь задненёбные последовательно во всей парадигме испытали действие первой палатализации.
Преобразование данного фонетического изменения в морфонологическое чередование происходило в славянских языках в разное время. Формирование морфонологического ряда в именах Has-а явилось прежде всего результатом объединения твердой и мягкой разновидности склонения, вследствие чего были коренным образом преобразованы те фонетические позиции, которые обусловливали вторую палатализацию. Это, например, хорошо видно на примерах из сербохорватского языка, в котором после объединения твердого и мягкого вариантов склонения флексия ё в дат., мест. ед. была вытеснена флексией i, перед которой задненёбные согласные не должны были изменяться по условиям второй палатализации. Однако в дат., мест. ед. находим мй]ци, руци, слузи, брйзи, евреи, майеси. Этот процесс в сербохорватском
5 С. Б. Бернштейн	65
был завершен в XIV—XV вв. Уже в грамотах XIV в. находим примеры типа дат. ед. владици (от владика). Были и другие причины, приведшие к формированию данного морфонологического ряда, даже к расширению сферы его действия за пределами задненёбных (см. ниже).
В древнейших памятниках славянской письменности рассматриваемые нами изменения задненёбных в дат., мест. ед. и в им., вин. дв. носили еще фонетический характер. В старославянских текстах XI в. последовательно отражены результаты второй палатализации при сохранении старых позиций: ср. ^ка— ^4ка—ажка—нога—nos4, гг^оутд—fTjJoyst, гаоугЛ— faoysi; пазоурх—пазоугк. Лишь в случаях с корневой частью на sk (например, дъгка), zg (например, д^дзга), sx (например, паг^а) в старославянских памятниках находим различного рода фонетические преобразования: дъгка—дъггк, д^Азга—д|зазд4, паг^л—паггк (в Мариин., Зогр., Сав. пагц4).
Среди слов на -а встречались слова муж. р. В старославянском языке они не представляли никаких отличий в отношении судьбы задненёбных: ср. Супр. ркп. аогоу глоуз^, гаоуз4 гото-nhn4; Мариин, ев. i гтбдии та п^даггъ raoysi, б^здаб^ raoysi.
Хорошо отражают праславянское состояние древнерусские памятники письменности, хотя уже в самых древних находим единичные примеры, свидетельствующие о том; что в древнерусской устной речи уже в XI в. начался процесс аналогического выравнивания. Хорошо известны примеры из Минеи 1096 г. |завоу ГБОбмоу Дълаък^ (от собственного имени Дъмъка), из слова Григория Богослова XI в. когк4, из Стихираря 1157 г. паг^, из Лествицы XII в. д^гк^ (Соболевский. Лекции по истории русского языка, 213). Нет сомнений в том, что в народном языке выравнивание основ произошло очень рано (раньше в северных говорах, позже в южных). Длительное же сохранение праславянского состояния в древнерусских текстах объясняется влиянием церковнославянского языка. Возможно, что аналогическое выравнивание в древнерусском языке прошло еще до формирования морфонологического ряда, когда действие аналогии не встречало никакого препятствия. О древности утраты последствий второй палатализации свидетельствует русский диалектный язык, повсеместно представляющий в дат., мест. ед. задненёбные согласные. Отдельные следы старого фонетического процесса в редких случаях находим в южновеликорусских говорах, что, бесспорно, объясняется поздним влиянием украинского языка (Обнорский. Именное склонение, I, 295).
Иной была судьба второй палатализации в парадигме имен на -а в украинском языке. Здесь в дат., мест. ед. последовательно представлено чередование [k:c],	[g:z],	[x:s] — рука — руц1,
ргчка pimp, нога — нозъ, дорога — дорозъ, мачуха — мачуй, муха — wyci, вълъха — в1лъс1. Это чередование находим не только 66
в старой лексике, но и во всех неологизмах и заимствованиях: сбабпика — фабриць, музика — музицъ, п’ятирьчка — п’ятир1чц1, песпибл1ка — республщъ, технгка — технщь, лъга — льзг, пурга — niiDdi и т. д. Оно характеризует все говоры украинского языка, оказывает активное воздействие на соседние русские говоры. Лишь в некоторых местах новой колонизации смешанные украинские говоры представляют непоследовательно выравнивание основ — dau dock'i, zink’i, svax’i (Жилко. Нариси. .	268).
Памятники украинской письменности, как правило, хорошо фиксируют чередование. Нарушения наблюдаются в текстах, возникших в иной этнической среде. Так, в молдавских грамотах XIV—-XV вв. «находим много случаев сохранения заднеязычных в данных формах» (Антошин. Склонение существительных в молдавских грамотах XIV—XV вв. (Основы на -а), 45).
Морфонологический ряд [k:c], [g:z], [x:s] последовательно в указанных грамматических позициях действует в словах жен-скогб рода. В словах мужского рода он функционирует с рядом ограничений (ср. им. ед. калька, дат. ед. кальць, мест. ед. кальку).
Обычно по рассматриваемому нами чередованию белорусский язык безоговорочно объединяют с украинским. Действительно, в белорусском языке в словах жен. р. на -а находим тот же морфонологический ряд: ср. рука — руцэ (рыба у рацэ ды не у руцэ), нага — назе, дарога — дарозе, муха — мусе, страха — страсе. Жидович по этому поводу пишет: «Приведенный фактический материал из белорусских говоров свидетельствует, что во всех положениях и при всех вариантах флексий наблюдается чередование заднеязычных со свистящими. Таким образом, это явление характерно для всего белорусского языка» (Жыдович. Назоушк у беларускай мове, 143). К аналогичному утверждению мог бы прийти специалист по украинскому языку. Что же касается белорусского языка, то положение Жидович противоречит данным, которыми располагает специалист по белорусской диалектологии. В отличие от украинского диалектного языка в белорусском широко наблюдается выравнивание основ на задненёбные согласные. Карты белорусского диалектологического атласа фиксируют это явление в витебских и могилевских говорах, что, возможно, объясняется влиянием западных русских говоров. Однако находим выравнивание основ во многих полесских говорах чдо Бреста, в гомельских говорах («Дыялекталапчны атлас беларускай мовы», № 65, 66). Здесь оно могло возникнуть только в результате самостоятельного развития. Примечательно, что при взаимодействии русских и белорусских говоров в данном случае побеждают тенденции, характерные для русского диалектного языка, тогда как на границе русских и украинских говоров в данном случае господствует украинский язык. Слова мужского рода на -а в белорусском существенно обособились и в большинстве случаев не представляют чередования. Находим часто нарушение чередований во многих словах женского рода, что свидетель
ствует о процессе лексикализации чередований в диалектах. Но и в литературном языке в некоторых разрядах слов представлено выравнивание основ.
Польский язык последовательно представляет рассматриваемое нами чередование в парадигме склонения слов женского рода на -а. Однако лишь одно звено ряда будет повторять звенья украинского или белорусского языка. Речь идет о звене [к: с] — им. ед. г?ка, дат., местн. ед. г?се. Звено [g:z] в польском закономерно будет иметь вид [g: д]— им. ед. noga, дат., мест. ед. nodze [noge], а звено [х: s] в соответствии с общими закономерностями западнославянских языков [х: s]— им. ед. strzecha, дат., мест. ед. strzesze, Звенья морфонологического ряда [k: с], [g: g], |x:s] характеризуют как литературный польский язык, таки говоры.
В польском в отличие от большинства других славянских языков данный морфонологический ряд содержит не три звена, а пятнадцать звеньев — [k : с] (r?ka—r?ce), [g:g] (noga—nodze), [х : §] (mucha—musze), [b : b’] (ryba—rybie), [p : p’] (lapa—lapie), (rama—ramie), [v:v’] (trawa—trawie), [f :f’] (szafa—szafie), [n : n’] (strona—stronie) [1:11 (strzala—strzale), [r : z] (wiara—wierze), [d : 5] (szkoda—szkodzie), [t: c’l (psota—psocie), [s : s’] (kosa—kosie), [z: z’] (loza—lozie). В отличие, например, от русского языка, в котором аналогичные парадигмы представляют лишь позиционные фонетические изменения (ср. русск. рама—раме, лапа—лапе и под.), в польском мы имеем дело с чередованием, так как в положении перед е в вин. ед. всегда будет твердый согласный — rfArf, nog?, much?, ryb?, lap?, ram?, traw?, szaf?, stron?, strzal?, wlar?, szkod?, psot?, kos?, loz?. Таким образом, в польском языке данный морфонологический ряд характеризуется последовательным противопоставлением твердых и мягких альтернантов. Альтернанты с и с’, j и j’ в равной степени характеризуют мягкие противопоставления звеньев ряда [k : с], [g : 5], [t: с’], [d:g’], несмотря на то что в фонетической системе польского языка по признаку твердости—мягкости они входят в различные группы. Обычный морфонологический ряд из трех звеньев [к : с], [g : z], [х: s (§)] здесь, в польском языке уже представляет пятнадцать звеньев, которые^включают не только задненёбные, но и сонорные, губные и зубные (Szober. Gramatyka j^zyka polskiego, 117). В диалектном языке возможны различные преобразования отдельных звеньев данного морфонологического ряда в связи с локальными процессами (например, отвердением губных, развитием вторичных палатальных звуков, различной судьбой носовых гласных, мазурением и др.).
Рассматриваемый нами морфонологический ряд последовательно функционирует и в словах муж. р. на -а. И здесь находим им. ед. hulaka— дат., мест. ед. hulace — вин. ед. halak?', им. ед. wlocz?ga — мест. ед. wlocz?dze— вин. ед. wlocz?g?; им. ед. klecha—дат., мест. ед. klesze — вин. ед. klech#; им. ед. llczykru-.68
_ дат., местн. ед. llczykruple — вин. ед. llczykrup^, им. ед. mezczyzna — дат., мест. ед. mfzczyznle — вин. ед. m?zczyzn?-, им. ед. starosta__дат., мест. ед. staroScle, вин. ед. starost?. Особенно часто
в литературном языке встречается звено ft: с’] в многочисленной группе имен с суффиксом -Ista: telegraflsta, sojlsta, oportunlsta, socjallsta, kolaboracjonlsta и т. д. В говорах встречаются нарушения ряда в связи с проникновением в этот разряд слов флексий муж. р. в дат. ед- в мест- еД 'и (Lorentz. Geschichte der pomoranischen (kaschubischen) Sprache, 149).
Незначительное число представленных примеров дат., мест. ед. слов на -а в полабском не дает возможности охарактеризовать в этом языке структуру морфонологического ряда (Lehr-Splawin-ski. Gramatyka potabska, 171—174) Зафиксированные формы дв. г^сё, пй$ё дают основание думать, что и в дат., мест. ед. были известны звенья [k : с], [g : g], [х : s « $)]. Однако в полабских текстах зафиксированы примеры слов на -ка, в которых наблюдается ^обобщение основ на задненёбный: ка dalske, va valke.
Сербо-лужицкие языки (верхний и нижний) последовательно представляют звенья чередования [k: с], [g(h):g], [x:s] в дат., мест. ед. и им., вин. дв.: в.-луж. гика—ruce, smuha—smuze, tfe-cha—trese, н.-луж. гика—ruce, droga—droze, mucha—muse. В основах на -g находим колебания. Возможны звенья [g: z] и [g: g] (§ewc. Gramatika hornjoserbskeje rece, 78). Преобразования губных и зубных согласных корня носят в данной парадигме фонетиче-
ский характер.
В чешском языке (литературном и. большинстве диалектов) рассматриваемый нами морфонологический ряд функционирует в восьърт звеньях — [k : с], [h: z], [g: z], fx : §], [г : г], [t: t'], fd : d'], (n:nz]. Мягкий альтернант будет представлен в дат., мест, ед.: matka—matce, feka—гесе, гика—race, republika—republice, noha— noze, knlha—knlze, draha—draze, Praha—Praze, Volga—Volze, Riga—Rlze, moucha—mouse, macecha—macese, strecha—stfese, vlra— vire, mira—mire, sestra—sestre, cesta—ceste, unlversita—university vruzda—vrazde, voda—vody hvezda—hvSzdy zena—zene, knlhovna— knlhovne. Смягчение r, t, d, n перед e в данном случае определяется не, фонетическими условиями, а грамматической позицией (ср., например, зв. ед. hrade, но мест. ед. hrady мест. ед. па duby но тв. ед. dubem и др.). Морфонологический ряд [k: с], [h: z], [g^z], [х : s], [г: г], [t: V], [d: dz], [переформировался в чешском к XV—XVI вв. В некоторых диалектах наблюдаются нарушения в функционировании отдельных звеньев ряда, что вызывается локальными фонетическими преобразованиями. Заимствования и неологизмы строго подчиняются закономерностям ряда, что свидетельствует об его активности и продуктивности. В отличие, например, от польского языка данный ряд не функционирует н словах муж. р.: им. ед. vladyka, sluha, pastucha, hrdlna^ husita, predseda — в дат., мест. ед. vladykovl, sluhovl, pastuchovl, hrdl-novi> husltovl, predsedovl и под.
Словацкий язык утратил старые чередования и не развил новых. По свидетельству Станислава, наиболее древние случаи утраты относятся уже к XV в. — ср. дат. ед. malzenke — 1464 г. (Stanislav. Dejiny slovenskeho jazyka, II, 24.). Процесс утраты чередований [k: с], [h:z], [x:s] в словацком шел медленно. Даже в современном языке, в отличие, например, от русского, часто встречаются еще следы старых чередований. Во многих говорах диалектологи фиксируют наличие чередований [k : с], [h : z], [х : s]. Так, в новом описании оравского наречия Габовштяк отмечает, что в языке самого старого поколения можно еще встретить pri macose, па noze, v Americe, robil / take] veVkej fab-rice (Habovstiak. Oravske narecia, 220). Порой отдельные звенья чередований сохраняются только в определенных выражениях: со mam vruce, па z^eVenej luce, v draz'e mi, при обычных vzahratke, na luke и под. (Stoic. Narecie troch slovenskych ostrovov v Ma-darsku, 413). Отдельные изолированные примеры чередований спорадически еще встречаются у писателей XIX в. Новых звеньев чередований словацкий язык не знает, так как смягчение согласных t, d, п перед флексией е в дат., мест. ед. здесь носит фонетический характер.
Близок словацкому словенский язык. Утрата чередований [k : с], [g : z], [х : s] в словенском произошла еще раньше и последовательно отражена в литературном языке и почти во всех говорах: roka—roki, noga—nogi, muha—muhi. Непоследовательно отдельные примеры старых чередований [k : с], [g : z], [х : s] фиксируются в резьянском и зильском говорах словенского языка (северо-западные говоры). В некоторых словенских говорах возникли новые чередования в связи с переходом к в с, g в j и х в s в положении перед е и I. В результате здесь сформировался соответствующий морфонологический ряд. Так, в северном ро-жанском говоре, описанном в 30-х годах Исаченко, от тиха в дат., мест. ед. mus, от npha—по), от грка—грае. В дат., мест. ед. была флексия -i, перед которой произошли фонетические изменения. Позже флексия ~1 утратилась. Теперь чистая основа на с, J, s с нулевой флексией служит для дат., мест. ед. (Isacenko. Narecje vasi Sele na Rozu, 96—97).
Если обратиться к кратким грамматическим описаниям сербохорватского литературного языка, то может создаться впечатление, что сербохорватский принадлежит к тем славянским языкам, в которых в именах на -а последовательно действуют чередования [k : с], [g : z), [х : s] (ср. украинский язык). Но даже из обстоятельных научных грамматик (например, из грамматик Маретича или Стевановича), в которых фиксируются многочисленные ограничения для данных чередований, мы не получим ясного и полного представления о данном морфонологическом ряде. Дело в том, что сербохорватский литературный язык, созданный на основе восточно-герцеговинского диалекта, в данном отноше-
не отражает особенностей ♦ огромного большинства народных Отсутствуют следы чередований в чакавских и кайкав-говорах. Диалектологические описания различных што-кавских диалектов открывают все новые и новые диалекты, котовые не знают в именах на -а парадигматических чередований Jk ’ с] [g : z], [х : з]. Это является одной из важнейших морфологических особенностей шумадийско-воеводинского диалекта, смедеревско-вршачского диалекта, косово-ресавского диалекта, характеризует группу славонских экавских говоров, истрийские, икавский говоры и мн. др. (Ivie. Die serbokroatischen Dialekte, 123 192, 236, 297; ИвиЬ. Диалектологи]а српскохрватског ]*езика, 72 88, 94, 191). Утрату чередований в косово-ресавском диалекте отмечают в новых исследованиях Йович, Пецо и Миланович (JoBih. Трстенички говор. Пецо—МилановиЬ. Ресавски говор, 67, 97—98, 103, 323). Даже в восточном герцеговинском говоре данное чередование уже в значительной степени лексикализо-
вано и представляет многочисленные отклонения.
Показателен в этом отношении и литературный язык, грамматики которого фиксируют многочисленные нарушения чередования. Так, отсутствует чередование в словах, корень которых оканчивается на группу согласных ск, zg, ск, sx, наблюдаются колебания в словах на tk. Имеются целые лексические разряды слов, в которых чередования не допускаются. Это личные имена, ласкательные имена существительные. Очевидна тенденция избегать чередований в неологизмах и заимствованных словах, что убедительно свидетельствует об ущербности данного морфонологического ряда. Часто наличие или отсутствие чередований служит средством семантической дифференциации слов. (ВгаЬес, Hraste, Zivkovic. Gramatika hrvatskosrpskoga jezika, 69). Анализируя характер и природу чередований [k : с], [g : z], [х : s], следует иметь в виду еще одну важную особенность сербохорватского языка: огромное большинство говоров этого языка совсем не знает звука х. Случаи типа снаха—снаси встречаются чрезвычайно редко и практически ограничиваются несколькими
примерами.
Легко предсказать судьбу данного морфонологического ряда в сербохорватском языке. Процесс утраты чередований в народных говорах идет интенсивно. Примечательно, что Решетар в своем общем обзоре штокавских говоров «Der stokavische Di-alekt» (1907) прошел мимо этого явления. В настоящее время почти в любом описании штокавского говора отмечается утрата чередования или его существенное ограничение. Многие лингвисты указывают на то, что в разговорном литературном языке чередования встречаются реже, нежели в письменном. Вот почему следует согласиться с Величем, который писал, что чередования * • с], [g : z], [х : s] — в будущем несомненно исчезнут и в литературном сербохорватском языке (БелиЪ. Основи историке српскохрватског ]’езика. I. Фонетика, 118).
Призренско-тимочская, македонская и собственно болгарская диалектные зоны представляют собою языковый ареал, который не может иметь в полном виде морфонологического ряда [k : с], [g : z], [х : s] в именах на -а. Как известно, здесь утрачено склонение, и имена на -а не знают ни дат., ни мест, падежей. Лишь несколько изолированных случаев бывшего дв. ч. (ср. болг. ръка—ръце, нога—нозё) свидетельствуют, что в прошлом данное чередование было известно и здесь. Об этом же свидетельствуют и памятники среднеболгарской письменности.
Итак, судьба морфонологического ряда [k : с], [g : z], [х : s(s)] в именах на -а в славянских языках была различной. В собственно русском (великорусском) языке результаты второй палатализации утратились очень рано. Возможно, что аналогическое выравнивание здесь было проведено еще до формирования морфонологического ряда. Позже утрата чередований была осуществлена в словацком и словенском языках, в чакавских и кайкав-ских говорах сербохорватского языка. В настоящее время чередования утрачиваются совсем или лексикализуются в штокавских говорах сербохорватского языка, в какой-то степени в сербохорватском литературном языке. Менее интенсивно этот процесс можно наблюдать в белорусском языке. Лишь в польском, чешском и украинском языках морфонологические чередования в именах на -а являются устойчивыми и продуктивными. Они представлены в равной ^степени в говорах и в литературных языках. Особенно велико значение этого ряда в польском языке, который включает в себя 15 звеньев, охватывая слова как женского, так и мужского рода.
§ 17. Чередования альтернантов в именах муж. р. на твердый согласный. Праславянская модель склонения, восходящая к древним основам на -о, в словах муж. р. в некоторых падежных формах представляла фонетические изменения задненёбных по условиям первой, второй и третьей палатализации задненёбных. Результаты первой палатализации отражены только в зв. ед.: иъ1сет boze, duse, второй — в мест, ед., .им., мест, мн.: иъ1сё, boze9 duse (duse); vblci, bozl, dusi (dust); иъ1сёхъ, Ьогёхъ, dusёxъ (^иёёхъ). В именной парадигме, испытавшей действие третьей палатализации, задненёбные не сохранились. Здесь во всех формах кроме зв. ед. утвердились с и j (z): otbcb, къп$$ъ (къп?%ь). В зв. ед. 1 находим с и z: otbce, къпрйе.	;
В результате ряда преобразований все эти фонетические изменения стали чередованиями. Так, в именной парадигме сформировались чередования [к : с : с] (иъ1къ—vblce—vblci), |g : z : § (z)] (Ьо§ъ— boze—bozi), [x : g : s (£)] (dux>b—duse—dust (dust). Задненёбные к, g> x были представлены в им., род., дат., вин., тв. ед., во всех формах дв., в род., вин., дат., тв. мн. Альтернанты с, zb s характеризовали зв. ед., альтернанты с, z (j), s (s)— мест, ед., им.„ мест. мн.
Древние славянские тексты хорошо отражают данную систему чередований- ср. ст.-сл. им. ед: кьакъ, мест. ед. кьац4, зв. блачо, имР мн бааци, мест. мн. БААц^рн’ им- ед. богъ, мест. ед. боз4, зв. ноже, ИМ. МН. вози, мест. мн. воз4р; им. ед. доуга, мест. ед. \Q\rci, зв. доушб, им. мн. доуси, мест. мн. доуг4р. Однако очень пано начались различные преобразования этой системы. Ср., например, в Супр. им. мн. доухокб,	и П°Д- Преобразования
эти вызваны были как фонетическими, так и морфологическими^ причинами.
Древнерусские памятники письменности, начиная с XIII в., отражают процесс вытеснения старой формы им. мн. формой вин. мн. Этот процесс охватил все восточнославянские языки и ныне последовательно, лишь с незначительными отклонениями, отражен в русском, белорусском и украинском языках. Лишь в юго-западных говорах (например, в карпатских) еще сохраняются старые флексии им. мн. В результате во всех восточносла-вянскйх языках в им. мн. отсутствуют следы старого чередования (ср. русск. волки, враги, пастухи, блр. воуки, ворагъ, nacmyxl, укр. вовки, вороги, пастухи). Следы старого чередования находим лишь в отдельных словах (ср. русск. друг—друзья, укр. друг—друзъ).
Отсутствуют альтернанты с, z, s в мест. мн. в связи с общим процессом замены старой флексии -ёхъ флексией -ахъ. Наиболее древние случаи фиксируются памятниками XIII в. В современных восточнославянских языках перед окончанием -ах никаких преобразований задненёбных нет (ср. русск. волках, врагах, пастухах^ блр. вауках, ворагах, .пастухах, укр. вовках, ворогах, пастухах). Отсутствуют чередования и в тех украинских говорах (карнатских, надднестрянских и западноволынских), которые не пережили обобщения и сохраняют в мест. мн. более древнюю структуру (Жилко. Нариси. . ., 84). Единичные примеры фиксируются. в фольклорных текстах (ср. гръсех у Головацкого, IV, 68, 57).
В мест. ед. восточнославянские языки не представляют единства. Русский язык и в этой грамматической позиции последовательно утратил следы второй палатализации. Все русские говоры и литературный язык не только перед флексией -и, но и перед флексией е(<в) имеют задненёбные согласные: на песке, на пороге, в кожухе и т. д. Непоследовательно в отдельных словах чередования известны южновеликорусским говорам (Обнорский. Именное склонение . . ., I, 295). Это результат влияния соседнего украинского языка.
Наиболее древние примеры обобщения основы в данной форме фиксируются древнерусскими памятниками письменности XI в. (ср. Слова Григория. Богослова XI в. богк4 — 188 об.). Кроме общего для русского языка процесса выравнивания основ, здесь в мест. ед. действовал еще один локальный процесс, который способствовал утверждению в мест. ед. задненёбных. Речь идет
о проникновении в мест. ед. флексии -и, перед которой, естественно,, согласные с, z, s не удержались. Этот процесс особенно активно действовал в южновеликорусских говорах, в которых флексию -zz находим не только в неодушевленных словах, но и в одушевленных. Как известно, в литературном языке и в северных говорах случаи типа на быку и под. обычно не встречаются. Здесь флексия -и представлена в словах неодушевленных (ср. на берегу, на возу и под.).
Существенно в данном пункте от русского языка отличаются украинский и белорусский языки. В случаях сохранения старой флексии -ё оба языка в мест. ед. демонстрируют чередование основы (ср. укр. bik — на бощ, берег — при берез!, р!г — на post, дух — у dycl, рух — у pyci, блр. бераг — беразе, парог — парозе, плуг — плузе, луг — лузе, кажух — кажу се). В отличие от украинского белорусский обычно не знает чередований к : с, так как основы на -к в мест. ед. не знают флексии -е. Встречаются в белорусском диалектном языке и случаи типа па lug'e, па stafe, но редко и только в северо-восточных говорах (см. Дыялектала-пчны атлас, карта 74). Так как оба языка представляют значительные ограничения в употреблении флексии -ё в мест, ед., случаи чередования встречаются сравнительно редко. В литературных языках и в говорах допускаются параллельные формы (ср. укр. друк — у друцъ и у друку, унгвермаг в унгвермаз! и в универмагу, блр. дух —у духу и у дусе, рух — у русе и у руху).
Польский язык также пережил процесс вытеснения старой флексии им. мн. флексией вин. мн. Во многих говорах этот процесс проведен так же последовательно, как и в восточнославянских языках. В этих говорах в основах на задненёбные в им. мн. найдем robotntki, ptaki, kr?gi, mnichy. Здесь не встречается старая флексия -I, очень редко найдем флексию -ov'e. «Флексия -ov'e является большой редкостью в говорах, в большинстве говоров она вообще не известна» (Urbanc^yk. Zarys. . ., 45). Старая форма им. мн. -i сохраняется в определенных условиях в говорах западной Великополыпи, в Силезии, в южной Малополыпе, в северных кашубских говорах, в тех же условиях сохраняется и в литературном языке. Речь идет о так называемых личных формах: здесь флексия -i служит только для лиц мужского J пола, флексия -у для животных и для неодушевленных предметов. В некоторых кашубских говорах старая флексия -i употребляется по отношению ко всем живым существам, а флексия -у только к неодушевленным предметам.	<
Личные формы охватывают сравнительно небольшой класс ’ слов, употребляются они с рядом исключений и ограничений, во многих говорах представляют значительные колебания. Устойчивее и последовательнее личные формы в основах на задненёбные.
Древнепольский язык личных форм в склонении еще не знал f совсем. Он сохранял старую флексию -i. Тогда чередования в им. | 74	I
ограничивались только задненёбными: polak—polaci, ptak— м®‘	^wHk—wilc'i, ргогок—ргогосЧ, rog—rofi, mnich—mnis4,
Р ^-^гизЧ и под. Позже в этих чередованиях произошли преобразования: с" и утратили мягкость, a s изменился Bs':ptak— tacu rog-''-тоъУ, rnnich—mnis4. В дальнейшем в литературном языке и в указанных выше говорах чередование сохранилось только в словах личного значения. Во всех других случаях чередование утратилось, так как победила форма вин. мн. ptak— ptaki brzeg—brzegi, ruch—ruchy. Старое чередование сохранилось * только в словах личного значения: robotnik—robotnicy, szpieg—szpiedzy, Wtoch—Wlosi.
Развитие категории лица в склонении привело к расширению
морфонологического ряда. Если в древнепольском он знал только три звена, то теперь сформировались звенья [р—р’] (chiop—chlopt), [d : g’] (sqslad—sqsledzl), [t: c’] (student—studencl), [r : z] (autor— autorzy). В отдельных изолированных и редких примерах можно обнаружить звено [s : s’] (parias—pariasi), [1:1’] (dfabel—diabli). Ограничения вызваны тем, что большинство слов личного значения в литературном языке употребляется с флексией -ор’е или по семантическим причинам используют флексию -у
(ср. cham—chamy).
В фонетическом отношении картина представляется довольно противоречивой, так как в одних случаях в им. мн. согласный основы в словах личного значения будет мягким, в других твердым (ср. studenci, но robotnicy, sqsiedzi, но biolodzy). В плане морфонологических противопоставлений дифференциальные признаки не совпадают с фонетическими. В словах личного значения представлены чередования твердых и мягких альтернантов: твердый альтернант характеризует основу в им. ед., мягкий — основу в ИЙ’ мн.
Уже в памятниках XVI в. в мест. мн. встречается флексия
которая проникла в мужское окончание из женского на -а. В дальнейшем наблюдается активизация этой флексии, и в современном литературном языке, и в народных говорах флексия -ах характеризует все типы склонения: synach, sqsladach, rn^zach, ко-nlach, drzewach, jablkach, kosclach, glowach. Естественно, что перед этой флексией никаких преобразований согласного основы не наблюдается. В древнепольских текстах часто встречается флексия -ох, особенно после задненёбных согласных. Эта флексия и теперь встречается в говорах южной Силезии и в Тешинском крае: ро panoch, we stawoch и др. Конечно, и в этой позиции согласный основы не изменялся. Задненёбный согласный основы изменялся по условиям второй палатализации в положении перед флексией -ех. Подобные случаи встречаются в древнепольских текстах: prorocech, grzeszech. Следы этих преобразований в виде отдельных изолированных чередований находим и в со-литературном языке, но только в названиях стран: осп 'итальянец’, Wlosi 'итальянцы’, we Wloszech 'в Италии’.
В древнепольском языке основы на задненёбные в мест. ед. представляли результаты второй палатализации: czlowiece, ]?zycet bodze, grzesze. Таким образом, основы в мест. ед. имели альтернанты [с], [g], [§]. В дальнейшем в данной позиции эти альтернанты не удержались, так как после задненёбных в этом склонении утвердилась флексия -и. Возникли wyroku, р?ки, rogu, kr^gu^ ruchu, mnichu. Однако в польском, в отличие от восточнославянских языков, основы в мест. ед. не вышли за границы морфонологических чередований. Дело в том, что смягчение губных и зубных согласных перед флексией е (<е) в современном польском языке уже не носит фонетического характера, так как в той же парадигме перед е может употребляться твердый согласный. Вот почему в мест. ед. chlopie, grobie, promie, trafie, stawie, kocie, kosie, wozie, rzqdzie, plonie, dworze, wale мы имеем дело с мягкими альтернантами (ср. тв. ед. chlopem, grobem, promem, trafem, stawem, kotem, kosem, wozem, rzqdem, plonem, dworem, walem, основа которых характеризуется твердым альтернантом). Таким образом, в позиции мест. ед. польский язык знает 12 звеньев — [р : р’], [b : b’], [ш : m’], [f : Г], [v : v’], [t : с’], [d : g’], [s : s’], [z : z’], [n : n’], [r : z], [1:1’]. Мягкий альтернант характеризует основу в зв. ед.
В полабском старая флексия основ на -о употреблялась чаще для одушевленных предметов. Здесь флексия -i изменилась в дифтонг at под ударением и в гласный э в безударной позиции. Задненёбные в данном случае представляют результат второй палатализации (см. Lehr-Splawiriski. Gramatyka polabska, 164— 165). Для неодушевленных предметов обычно употреблялась флексия ot, восходящая к старой флексии вин. мн. -у. Надо полагать, что в полабском чередования в им. мн. не выходили за пределы чередований [k : с] (godok 'червяк’ —goddico), [g : g) (rug срог’—rudzdi).
В нижнелужицком языке в им. мн. последовательно утвердилась старая флексия вин. мн. -у. Поэтому этот язык не знает в им. мн. чередования: snop—snopy, dub—duby, law—lawy, cos— easy, woz—wozy, clowek—clow'ekt, nalog—nalogl, grech—grechy. Примечательно, что исключения обнаруживаем в тех же словах, что и в русском языке: cart—carte (ср. русск. черт—черти), sused—susezi (ср. русск. сосед—соседи). Иначе в верхнелужицком языке. В им. мн. этот язык разграничивает слова личного и неличного значения (ср. польский язык). В словах личного значения сохраняется флексия им. мн., перед которой наблюдаются преобразования согласного основы: rybak—rybacy, wojak—wojacy, (wojakl «солдатики» (игр.)). reznlk—rSznlcy, hresntk—hrSsnicy, pa-duch—padusl,cech—cesl,mnlch—mntsl, zid—zldit, cert—cerci, pohan pohanl, posol—posit. Однако возможности для таких чередований ограниченны в связи с широким распространением в словах личного значения флексии -о]о « owje)\ dzed—dz$do]o, boh—bohojo, nan— nanojo, syn—synojo, swak—swakojo, clowjek—ctowjekojo и др. Из-
тную компенсацию находИхМ в словах, имеющих в им. мн. флек-В ю -a	bratr—bratra, kmotr—kmotra, sused—susedza, zid—
^tdza agent-— agenda, bur—burja, mnich—mnisa. В словах неличного значения чередований нет: гак—raki, wjelk—wjelki, bok—boki. m$ch__mechl, sneh—snShi, wot—woty, plot—ptoty, Us—lesy, stom—
stomy.	M
В мест. мн. чередовании нет, так как получила всеобщее распространение флексия -ах\ nanach, pawach, rakach, dubach, p6s-lach, psach, mnichach и т. д. В редких случаях в в.-луж. встречаются архаические образования, в которых наблюдаются чередования: wo hodzoch.
В мест. ед. случаи чередования ограниченны в связи с активизацией в этих языках флексии -и, перед которой, естественно, согласный основы не изменяется: в.-луж. rdzniku, wjelku, boku, mochu, lesu, wozu, kruhu; н.-луж. bruku, kotliku, bruchu, prochu, nalogu, rodu, ludu. Случаи чередования единичны и отражают архаическую структуру: в.-луж. brjuch—w brjuse, proch—w prose, brjoh na brjoze; н.-луж. na boce, na flace, na jezyce.
В чешском старая флексия им. мн. -I сохраняется только у одушевленных существительных, у неодушевленных в функции им. мн. употребляется старая флексия вин. мн. -у: ptak—ptacf vlk— vlci, vojak—vojdci, vrah—vrazi, soudruh—soudruzi, lenoch—lenosi, hoch—hosi, had—hadi, kohout—kohouti, slon—sloni, havran—hav-rant, bratr—bratfi, doktor—doktori,nohlas—hlasy,bor—bory, dub— duby, hrad—hrady, rok—roky, breh—brehy, mlyn—mlyny. Таким образом, у одушевленных существительных в им. мн. морфонологический ряд содержит семь звеньев: [k : с], [h : z], [х : й], ч: d’l# Jn : n’], [г : г]. Данный ряд не охватывает все сДучаи им. мн., так как губные и фрикативные зубные не имеют мягких пар.
‘ В мест; мн. морфонологический ряд состоит из четырех звеньев. Здесь мы находим чередования [k : с] (ptdk — ptactch, vojak — voja-etch, potok — potocich, bok — boctch); [h : z] (jbfeh—bfeztch, dluh-dtuzich); [g: z] (filolog — filolozich, dialog*— dialozich; [x : й] (lenoch — lenosich, hoch — hosich, vrch — vrstch, mech — mesich). Данный ряд, как мы видели, отражен в новой книжной лексике (звено [g: z]). Однако он является неустойчивым. В живом языке (литературном разговорном и в диалектном) очевидно стремление избежать в данной форме чередований: ср. литер, vojacich, vectch, разг, vojakdeh, vekach. Травничек, например, отмечает, что «от существительного hftbek форма hribkach встречается чаще, чем hribctch» (Травничек. Грамматика чешского литературного языка, 297). Эти колебания характеризуют, например, существительные с уменьшительным суффиксом -ек (kousek — kouscich или kouskach). Диалектологи часто фиксируют полную утрату чередований в связи с широким распространением флексии -ах. Так, Лампрехт в среднеопавском re^hf1011 ФиксиРУет: synkach, brehach, klobukach, potokach (Lamp-cnt. Stredoopavsk6 nareci, 45). Конечны в центральных ганацких
говорах обнаружил па vrchach, па plskdch, па bfehach, о hakdch, vtkdch. Однако в некоторых словах еще встречаются чередования (Kopecny. Nafeci Urcic a okoli, 80).
В мест. ед. современный чешский язык почти не знает чередований [k: с], [h : z], [х : §], так как после задненёбных в мест, ед. повсеместно утвердилась флексия -и или -ovi: vlku, bfehu, vrchu, soudruhovi. Лишь в нескольких словах фиксируются колебания: jazyce I/ jazyku, potoce // potoku, rybnlce // rybniku, roce // roku, kozise 11 kozichu, duse Ц duchu. Основы на -h случаев чередований не знают. Однако в мест. ед. мы наблюдаем развитие новых чередований, так как перед старой флексией -ё прежние фонетические преобразования согласных ныне уже утратили фонетический характер (ср. в польском языке). Теперь мы в данной позиции найдем звенья: [n:n’] (irilyn — т1упё, ср. тв. ед. mlynem), [t:t’J (byt—byte, ср. тв. ед. bytem): [d: d’] (urad—urade, ср. тв. ед. lira dem), [г: f] (dvur—dvore, ср. тв. ед. dvorem). В основах на губные фиксируются звенья: [m: mj] (dam—dome, ср. тв. ед. domem), [v : vj] (chlev—chleve, ср. тв. ед. chlevem), [р: pj] (Map— chtg^pe, ср. тв. ед. chlapem, зв. Маре), [b: bj] (dub—dube, ср. тв. ед. dubem). В основах на зубные согласные s, z чередований нет.
В словацком языке в им. мн. имена существительные в очень ограниченных случаях сохраняют старую флексию 4. Широкое распространение получили флексии -ovia, -ia, старая флексия вин. мн. -у. Флексии -ovia, -ia употребляются именами существительными личного значения. Перед этими флексиями чередований нет: dedovia, bratia. Естественно, что нет чередования и перед флексией -у, которая употребляется неодушевленными существительными и непоследовательно неличными существительными. Практически разграничить флексии им. мн. -i, и -у можно только после задненёбных и зубных t, d, п. Существующие в литературном языке разграничения флексий после губных, фрикативных зубных (например, chlap—chlapi, но dub—duby, pes—psi, psy) касается только графики и к самому языку отношения не имеет (аналогично в чешском).
В современном словацком языке фиксируются звенья [к: с] (uradnlk—uradnicl, tajomnik—tajomnici), [x : s] (hajduch—hajdusl, razach—razasi. Непоследовательно эти звенья находим в словах неличного значения (у животных): vlk—vlcl, но и vlky, гак—racl, но и гаку. Звено [к: с] весьма продуктивно. Оно часто встречается в специальной терминологии, в неологизмах: chemik—chemlci, fyztk—fyztct, techntk—technlci, hlstortk—htstortct, lyrik—lyrict и мн. др. Звено fх : s] ограничивается небольшим числом примеров, а кроме того, часто находим нарушения чередования. Так, в Оравском говоре звено [к: с] действует почти автоматически, тогда как в словах на -х чередование часто отсутствует или встречается факультативно: mnlx—mnisl, но и mnixi, haidux—hajdusi, что dux— duxi, сех—cesi, но и cexi (Habovstiak. Oravske narecia, 206). В говоре Долгой Луки чередований с основой на -х нет: carnoxi, 78
v . i>enoxt, mnixi, Vezuxl (Buffa. Narecie Dlhej Liiky . .., 79).. 4e-Се^ований [h: z] и fg: z] нет, так как слова на -h и -g в им. мн.
рют флексию -ovla: sudruh—sudruhovia, boh—bohovia, mag—ma-ИМ la demagog—demagogovia, Возможны звенья [t: t’J, (d : d’], Fn • n’l но они очень редко встречаются: delegat—delegate svat— svatt druid—druidi, ban—bant. Имеются ограничения чередований и в словах на -к и -ch: svakovta, duchovia,
В мест. мн. представлена флексия -ох, перед которой, естественно чередований нет: chlapoch, duboch, hadoch. В прошлом существовала флексия -iex «£г), перед которой задненёбные испытывали изменения по условиям второй палатализации. Примеры находим в старых текстах: vrsiech, hajdusech, dluziech (Stanislav. Dejiny slovenskeho jazyka, II, 80). В первых грамматиках словацкого литературного языка еще фиксировались архаические potociech, roziech, maisiech (Stanislav. Dejiny slovenskeho jazyka, II, 78). Формы на -iex еще встречаются по говорам в отдельных словах и выражениях. Известны говорам флексии -ах и -ех.
В мест. ед. словацкий язык чередований почти не знает. Слова на задненёбные имеют флексию -и: Ъок—Ьоки, так—таки, vlak— vlaku, roh—rohu, batoh—batohu, epilog—epilogu, struck—strachu, prach—prachu, mech—mechu, kozuch—kozuchu. Так будет в литературном языке и почти во всех говорах. Случаи па potoce, fkozuse отмечаются в западных говорах; на крайнем востоке отмечены случаи и tim г осе, slovece (<clovece). Станислав пишет, что «формы, отражающие вторую палатализацию, в настоящее * время, вообще говоря, уже почти утратились (па vymreti)» (Sta-Hjslav. Dejiny slovenskeho jazyka, II, 54). В словах личного зна-чейия употребляется флексия -ovi, перед которой условий для чередований согласных основы нет. Смягчение некоторых согласных перед флексиями -е и -i носит обычно лишь фонетический характер (ср. в оравском наречии им. ед. kVdt — мест. ед. kVafe). Однако в некоторых словацких говорах в мест. ед. находим чередования. В говоре Долгой Луки (Бардеевский округ) Буффа фиксирует им. ед. plot, тв. ед. plotem, но мест. ед. ploce (Buffa. Narecie Dlhej Luky . . ., 76). В данном говоре t широко употрябляется перед гласным е: ten, teraz, fted, kotel, tebe, tesak. В связи с этим основу в ploce нельзя рассматривать на фонетическом уровне (ср. в том же говоре в мест. ед. obege при им. ед. obed, тв. ед. obedem).
Во Фрейзингенских отрывках задненёбные в им. мн. и мест, ед. и мн. представляют результаты второй палатализации. Однако уже у Трубора (XVI в.) находим задненёбные в исходе основ как в им. мн., так и в мест. ед. и мн. Это вполне соответствует данным современного словенского языка, в котором отсутствуют чередования с задненёбными в парадигме настоящего времени, ^ак редкое исключение во всех грамматиках приводится им. мн. otroct, мест. мн. otrocih от им. ед. otrbk. Отдельные изолиро
ванные примеры старых чередований сохраняются в отдельных говорах (Isacenko. Narecje vasi Sele na Rozu, 105—107). Отсутствуют в словенском и новые чередования, так как он не пережил процесса вторичного смягчения согласных перед гласными переднего ряда.
Сербохорватский литературный язык и значительная часть штокавских говоров хорошо сохраняет чередования [к : с], [g:z], fx : s] в им. мн-: ]унак—]унаци, 1)ак—1)аци, унук—унуци, мдмак—мдмци, прёдлог—прёдлози, садруг—садрузи, ковчег—ковче зи, бубрег—бу б рези, филолог—филблози; драх—ораси, Влах— Власи, Чех—Чёси, сиромах—сиромаси. Однако в некоторых штокавских говорах данное чередование действует с рядом отклонений И нарушений. В восточногерцеговинском говоре при наличии указанных звеньев чередований Пецо зафиксировал, например, jasmaki, bpanki (Пецо. Говор источне Херцеговине, 100). Диалектологи довольно часто отмечают в различных лексических группах нарушение чередований. Сравнительно много случаев нарушения наблюдается в икавских штокавских говорах. Далеко процесс выравнивания основ зашел в чакавских и особенно в кайкавских говорах: чак. junaki, momki, potoki, orehi, vojniki (Ivie. Die serbokroatischen Dialekte, 192).
Многочисленные случаи ограничений чередований как в литературном языке, так и во многих штокавских говорах связаны с так называемым долгим множественным, когда во множественном числе основа распространяется элементом -ov, после нёбных согласных -ev\ часови, знакови, мужеви и под. В этом случае чередования утрачиваются: рог — им. мн. рдгови, праг—им. мн. прагови, круг—им. мн. кругови, тдчак — им. мн. точкови, трд-шак — им. мн. трдшкови. Некоторые существительные при образовании множественного числа представляют варианты: бркови и брци, вукови и вуци, трагови и трази, знакови и знаци, кракови и краци, зракови и зраци, звукови и звуци (см. СтевановиЬ. Савремени српскохрватски ]’език, 198). Примеры с расширенными основами характерны для восточных и центральных говоров. В западных штокавских говорах они встречаются редко, а чакавские и кай-кавские говоры вообще не знают «долгого множественного» (см. Brabec, Hraste, Zivkovid. Gramatika hrvatskosrpskoga jezika, 47).
В результате длительной эволюции в штокавских говорах дат. тв. и мест. п. совпали в одной форме. В склонении муж. р. утвердилась флексия -ima\ ]ёленима, законима, граддвима. В основах на задненёбные согласные эта флексия всегда образуется от основы на с, z, s: ]'унацима, унуцима, мдмцима, 1)ацима, прбро-цима, во]нйцима\ кдвчезима, прёдлозима, садрузима, уст. тразима; драсима, сирдмасима, тёпиеима, Чёсима, Таким образом, только в сербохорватском звенья [k : с], [g : z], [х : s] распространяются на дат. и тв. падежи мн. Во всех других языках чередования во мн. ч. могут охватывать только им. мн. и мест. мн.
В связи с широким распространением в мест. ед. флексии -и в этом случае отсутствует чередование, так как задненёбные перед -и сохраняются без изменений: мдмку, веку, кораку, облику*, рогу, брегу, снегу; сиромаху, драху.
Таким образом, сербохорватский язык знает три звена чередований [ k : с], [g: z], [х : sL Альтернанты [с], [z], [s] известны только во мн. ч. и характеризуют основы в им., дат., тв., мест, пп. Звено [х : s] встречается очень редко.
Болгарский и македонский языки могут представлять звенья чередований [k : с], [g : z], [х : s] только в соотношении общей формы ед. и мн. чисел. В болгарском находим мустак—мустаци, вълк—вълци, войник—войници, навик—навици, момък—момци, белее—белези, съпруг—съпрузи, ковчег—ковчеги, металург—мета-лурзи, сиромах—сиромаси, кожух—кожуси, влах—власи. В македонском широко представлены в аналогичных условиях звенья [к: с] и [g : z]: волк—волци,]унак—]унаци, внук—внуци, прет-седник-^претседници, податок—податоци, Грк—Грци*, белее— белези, бубрее—бубрези, митинг—митинги. Звено [х : s] встречается в единичных примерах чрезвычайно редко в связи с тем, что обычно конечный х изменился в и: например Чех—Чеси. Чаще найдем звено [у : si — В лав—Власи, сиромав—сиромаси, кожув—кожуси. Но и это звено весьма ограниченно. Литературный язык и многие говоры представляют аналогическое выравнивание: пердув—пердуви, трбув—трбуви. Однако, например, в Кумановском говоре Видоески фиксирует perdust (Видоески. Кумановскиот говор, 139). В обоих языках условия для чередований значительно ограниченны, так как большинство одно-сложныхкслов множественное число образует с помощью в болг. флексии -ове, в мак. флексии -ови. Ср. болг. влак—влакове, звук— звукове, бряг—брегове, враг—врагове, връх—връхове; мак. смок— смокови, знак—знакови, зрак—зракови, рак—ракови, брег—бре-гови, праг—прагови, траг—трагови. В отдельных словах параллельно возможна флексия -i: смоци, раци и др. Конески отмечает, что обычными для современного македонского литератур-, наго языка являются смокови, ракови, тогда как раци, смоци утрачиваются (Конески. Граматика на македонскиот литературен ja3HK, II, 35).
Хорошо известна болгарскому языку утрата чередований во всех звеньях. Так, в литературном языке находим трак—траки, франк—франки, печенег—печенеги (редко — печенези), митинг— митинги, лозунг—лозунги, чех—чехи, орех—орехи, придъх— придъхи (редко — придъси), успех—успехи, присмех—присмехи. Широко известна от мустак форма мн. ч. мустаки при нормированной мустаци. Встречаются нарушения чередований в некоторых народных говорах.
Выше мы уже отмечали, что в зв. ед. праславянский пред-ставлял результаты первой палатализации. В дальнейшем здесь возникло чередование, которое привело к формированию
6 С. Б. Бернштейи
81
тернарной структуры звеньев ряда — [к: с : с], [g: z : z], [х : s : sj {иъ1къ—vblci—vblce, Ьо§ъ—bozi—boze, Нихъ—dust—duse). Позже эта структура претерпела значительные преобразования и упрощения по ряду причин. Главной из них была полная или частичная утрата звательной формы в ряде славянских языков (например, в русском, словенском, словацком, в некоторых говорах других славянских языков, в литературном белорусском). Кроме того, в некоторых славянских языках звательная форма -е частично или полностью была заменена флексией -о или флексией -и, перед которыми задненёбные сохраняются без изменений (ср. болг. юнако, войнико, укр. конику; чешек, kllchu и др.). Тем не менее в некоторых славянских языках основа в зв. характеризуется альтернантами с, z, s (ср. укр. козаче, друже, Явтуше; срх. ]уначе^ друже, душе, болг. човече, боже). В польском и чешском в зв. основы на задненёбные чередований не знают, так как в этих основах утвердилась флексия -и (как и в мест. ед.).
В польском широко употребляется зв. форма -е, перед которой согласные основы смягчаются. В прошлом позиционные фонетические изменения преобразовались в морфонологические чередования (ср. аналогичное положение в мест. ед.). В современном польском языке представлено 12 звеньев ряда —- [m : m’J {prom—promie), [v :v’j {staw—stawte), [f: f’] {traf—tra-fle), LP : P’J {chlop : chlople), [b: b’] {grob—grobie), [t: c] {kot—kocie), [d: g’| {brod— brodzle), [s : 6] {kos: koste), [z : i] {woz—wozle), [r: z] (dwor—dworze), [n: n] {pan—panle), [1:1’] {kosctol—koSctele). Конечно, в системе морфонологических чередований эти звенья играют сравнительно небольшую роль, так как в реальной языковой практике употребление звательной формы весьма ограничено определенными семантическими группами. Большинство указанных выше примеров звательной формы в языке не употребляется.
Иную ситуацию наблюдаем в чешском языке. Здесь перед флексией -е согласные не смягчаются и не развивается /: dub— dube, snop—snope, strom—strome. Таким образом, здесь в системе морфонологических чередований зв. форма объединяется с тв. ед. и со всеми другими позициями, в которых основа завершается твердым согласным.
По модели древних основ на -о в праславянском склонялась большая группа слов среднего рода'. И эта группа слов знала в парадигме преобразования задненёбных по второй палатализации. Правда, позиции здесь не совпадали со словами муж. р., так как отсутствовали условия для палатализации в им. мн., но зато были представлены вим.-вин. дв.: им ед. иёко — мест. ед. vece — мест. мн. иёсёхъ — им. вин. дв. иёсё. Позже на основе данных фонетических изменений и здесь сформировались чередования, которые, однако, утратились в связи с утратой двойственного числа и преобразованием флексий мест. ед. и меет, мн. В польском вместе со словами мужского рода новые звенья чередований сформировались и в словах среднего рода: им. ед.
nasm()_тв. ед. pasmem— мест. ед. pa&nte, им. ед. stowo —
тв ед slowem— мест. ед. stowte, им. ед. lato — тв. ед. latem, мест. ед. lecle, им., ед. wtadro — тв. ед. wtadrem — мест. ед. wtedrze, им. ед. mifso— тв. ед.^Мг^т — мест. ед. mipsie и т. д. Аналогичную ситуацию наблюдаем в чешском: им. ед. mesto— тв. ед. mestem — мест. ед. meste, им. ед. pasme — тв. ед. pasmem — мест. ед. pasme (см. выше в склонении муж. р.).
§ 18.	Чередование альтернантов в образованиях с уменьшительным суффиксом -ък. В праславянском уменьшительный суффикс -к в сочетании с предшествующим тематическим гласным образовывал сложную систему уменьшительных суффиксов. В основах на -й (-ъ) сформировался уменьшительный суффикс от которого образовывались основы на -й: зупъкъ, ггшИъкъ, dom/ъкъ, vol/ъкъ, иъгхъкъ и др. Данные образования встречались редко, что определялось составом основ на -й. В основах на -? закономерно сформировался суффикс -ъкъ, который позже, по условиям третьей палатализации задненёбных, изменился в -ъсъ: gostbcb, golybbcb, kostbcb и др. В основах на -а был представлен суффикс -tka, затем -tea: rybtea, vodica, musica.. .; в основах на -б суффикс -ъкъ, позже -ъсь: dqbbcb, здсъсъ, druzbeb rfdbcb- bratbCb и др. В основах на -jo утвердился суффикс -1къ^>1съ: поИсъ, копЧсъ, тъс1съ, когаЬИсь.
В уменьшительных образованиях с суффиксом -ъкъ не было условий для смягчения конечных согласных корня, а также для преобразования суффиксального -к. Иначе в других основах, в которых находим результаты как первой, так и третьей палатализации задненёбных: здкъ—sqcbcb, porg%—porzbeb, grёxъ— gresbcb, rqka—rqctca, noga—nozlca, тиха—musica.
Между суффиксами -ъкъ, -ъсь, -tea, -ъсъ происходили сложные взаимодействия. Они имели место уже в период диалектной дробности праславянского языка, что подтверждается существенными различиями в судьбе уменьшительных суффиксов в различных славянских языках и диалектах. Здесь мы рассмотрим только те преобразования, которые имеют непосредственные отношения к теме данного параграфа.
Интенсивное развитие уменьшительный суффикс -ъкъ получил в тех диалектах праславянского языка, которые лежат в основе восточно- и западнославянских языков. В диалектах, лежащих в основе южнославянских языков, этот процесс отражен слабее. Данный суффикс в этот период образовывал основы уже не только мужского рода (-ъкъ), но женского и среднего родов (-ъка, -ъко).
Известны единичные случаи проникновения суффикса основ на -о в основы на -й (ср. др.-русск. домьцъ).
Активизация суффикса -ъкъ привела к тому, что в многочисленной группе основ мужского рода на -о могли произойти изменения структуры: bratbeb > ЪгаЬъкъ, руръеъ'^руръкъ, vozbcb^> vozъkъ, druzbeb druzbk/b, позъеъ позъкъ, dqbbCb dqbъkъ, duorbcb^> dvo^^ и т. д. В случаях типа sqcbCb, druzbeb, dusbeb
в новых образованиях сохраняются результаты первой палатализации: зусъкъ, гасъкъ, druzbkb, кгдяъкъ, гогъкъ, йазъкъ и под. В данном случае -ъкъ являлся фонетическим вариантом суффикса -ъкъ. Здесь к не изменялся в с по условиям третьей палатализации задненёбных. Аналогичная структура представлена в основах женского и среднего родов: гуська, погъка, Ыъзъка, осъко, изъко (вместо ryclca, noztca, Ыъ§1са и под.). Так сформировались уменьшительные суффиксы -ъкъ, -ъка, -ъко и их фонетические варианты в положении после с, z, st -ъкъ, -ъка, -ъко. Итак, если первоначально при образовании уменьшительного суффикса в основах на -о гласный ъ определял результат первой палатализации, то теперь гласный ъ являлся фонетическим вариантом гласного ъ после мягких согласных с, z, s.
На основе рассмотренных процессов в славянских языках сформировалось устойчивое чередование [k : с], [g : z], [х : В восточнославянских и западнославянских языках оно отражено в многочисленных примерах: русск. крюк—крючок, жук— жучок, бык—бычок, язык—язычок, стог—стожок, снег—снежок, берег—бережок, рог—рожок, орех—орешек, горох—горошек; рука— ручка, река—речка, строка—строчка, дорога—дорожка, дуга— дужка, муха—мушка, соха—сошка, кроха—крошка; ухо—ушко; укр. жук—жучок, снъг—снгжок, горох—горошек, р1ка—р1чка, книга— книжка, дорога—дор1жка, муха—мушка, око—вгчко, вухо—вушко. блр. парсюк—парсючок, рычаг—рычажок,	кожух—кажушок,
пастух—пастушок, рака—рэчка,	рука—ручка, нага—ножка,
блыха—блошка, вока—вочка, вуха—вушка; польск. Ъук—byczek, wllk-wtlczek, rog-rozek, krqg-krqzek, puch-puszek (в ptak—ptaszek структура звена нарушена; объясняется это тем, что слово ptaszek образовано от ptach; ср. в русск. пташка—птаха); ryka—rqczka, rzeka—rzeczka, noga—nozka, mucha-muszka; ucho—uszko; в.-луж. Ъук—Ъуск, roh—rozk, sneh—snSzk; ruka—rucka, noha—nozka, mucha—muska; woko—wocko; чешек, krok—кгйсек, rak—racek, rok— rucek, ptak—ptdeek, suk—soucek, vnuk—vnoucek, kruh—krouzek, pruh 'полоса’ — prouzek, snih—snizek, hrach—hrasek; mouka—moucka, kniha—knizka, socha—soska, moucha—muska; ucho—usko, oko—ocko; слвц. jazyk—jazycek, potok—potoctk, breh—briezok, orech—ortesok, dach 'крыша’ — dasek, kozuch—kozusok, kalich 'кубок’ — kaltsok; rieka—riecka, noha—nozka, vyloha—vylozka, predloha—predlozka, mucha—muska.
Как уже было сказано, в южнославянских языках данная структура основ с уменьшительным значением отражена слабее. В памятниках старославянского языка уменьшительные образования с суффиксом -ъкъ, ъка, -ъко не употребляются. Так, в женском роде обнаруживаем только три примера тбт^ка 'тетя’, кл^такд 'хижина’ и котика 'якорь’, которые не имели уменьшительного значения. В деминутивных образованиях в этих памятниках находим: ЦеЛтЪ-ЦеЛтАЦА, ГЯчКА-ГЛчЧАЦА, ОВЛЖА-ОБАДЧАЦА, ^ОГЪ-рОЖАЦА» Г^аДА-Г|5ДДАЦА, ^Ъ1ВД—(5А1БИЦД, ДАГКД-ДЪШТИЦД, д4кД-д4кИЦД, МЮ—ИИЦб. 84
В болгарском языке хорошо сохраняется старая структура: брат— братец, крак—крачец, хляб—хлебец, трева—тревица, ръка— ръчица, риба—рибица и т. д. Однако известны (главным образом в женском роде) образования с суффиксом -ка — градина—градинка, риба—рибка, теменуга—теменужка, книга—книжка. От кръг уменьшительное образование будет кръгче, кружок — русизм, бик—биче, грах—грашец, сняг—снежец, вълк—вълче, език—езиче. Сербохорватский также в деминутивах отражает различные эпохи, но на каждой стадии найдем чередования [k: с], [g: z], [х : §]—смок 'приправа’ — смдчац, ]ёзик—]езйчак, грах—грашак, вук—вучиЬ; рука—ручица, ндга—нджица, кгьйга—кгьйжица, грашка 'зерно фасоли’, прашка 'пылинка’.
Чередования [k: с], [g:z], [х:§] находим только в том случае, если деминутивы образованы от основ, не испытавших в праславянском смягчения согласных корня. В противном случае чередования отсутствуют: ср. русск. дочь—дочка, ночь—ночка, печь— печку,, туча—тучка, свеча—свечка, вошь—вошка, туша—тушка; чешек, tyc 'жердь’ — tycka, lec, 'сеть’ — lecka; польск. пос—поска, раса—раска, wieza—wlezyczka.
Морфонологический ряд [k : с], [g : z], [х : §] в рассмотренных выше деминутивах не характеризуется противопоставлением твердых и мягких альтернантов, о чем свидетельствуют, например, деминутивы, образованные от основ на губные и зубные согласные в русском языке: ср. воз—возок, пуп—пупок, трава— травка, береза—березка и под. Иначе в русских деминутивах гипокористического или пейоративного значения — внук—внучонок, волк—волчонок, рука—ручонка, нога—ножонка, старуха— старушонка (ср. баба—бабёнка, корова—коровёнка, сестра—сестрёнка). В данных грамматических условиях звенья морфонологического ряда [к : ё], [g : z], [х : в русском языке характеризуются противопоставлением твердых и мягких альтернантов.
Суффикс -ъсъ в ряде славянских языков оказал упорное сопротивление суффиксу -ъкъ. В этом отнощении существенно различаются, например, русский и украинский языки. В последнем находим голуб—голубецъ (ср. в русском голубь—голубок), город1 'огород’ — городець (ср. в русском город—городок), дуб—дубецъ (но и дубок), дегр—двърецъ, чобан—чобанець и др. В древнечешском уменьшительный суффикс -ес был очень распространен. В современном языке он уже утратил значение уменьшительного* суффикса. «Суффикс -ес в современном чешском литературном языке в функции уменьшительного суффикса в сущности уже не употребляется», — пишет Долежел (Dolezel. Tvofeni slov v ce&tine, II, 499). Представленные образования на -ес уже утратили значения деминутивов. От имени dvur уменьшительное образование будет dvorek, a dvorec имеет значение 'усадьба, хутор* (ср. в русском двор—дворик, но дворец).
Рассматриваемый нами морфонологический ряд очень устойчив. Нарушения вызываются либо утратой одного члена противо
поставления (ср. русск. стручок, пряжка), либо семантическим разрывом между основным словом и его деривационным образованием (ср. чешек, prdh 'порог’ — prazec 'шпала, гриф (у скрипки)’, duch 'дух’ — dousek 'глоток’, русск. верх—вершок, мех—мешок и под.
Данный морфологический ряд чередований обнаруживаем в заимствованной лексике, что в какой-то степени свидетельствует ю его продуктивности: русск. флаг—флажок, чешек. trUco—tricko 'майка’, brok—brocek. Чередование [g: z] (не [h:z]) в чешском отражено только в заимствованных словах: bumaga—bumazka.
Хорошо известны чередования в деминутивных образованиях за пределами морфонологического ряда [k: с], [g: z], [х : s]. Прежде всего здесь следует обратить внимание на звено [б : с), которое не входит в указанный выше ряд. Исторически здесь оба альтернанта являются мягкими: с и с возникли в результате первой и третьей палатализации. Утрата морфемы с исконным задненёбным (раька, о1ъкъ) вызвало формирование звена [б:с], в котором задиенёбный к не участвует: оиъса—оаъсъка, ръНса—ръНсъка, ко1ъсе—ко1ъсъко. Это звено чередования широко представлено во всех славянских языках. Оно функционирует главным образом в суффиксах и реже характеризует корневую морфему: чешек. mladenec—mladenecek, synovec—synovecek, lavtce—lavteka, srdee— srdecko, русск. птица—птичка, овца—овечка, сестрица—сестричка и мн. др.
Известны в отдельных славянских языках локальные чередования [с: с] более позднего происхождения: ср. польск. Swleca— Swleczka, чешек, svtce—svicka, слвц. svieca—svleeka, в.-луж. sweca— swecka, но русск. свеча—свечка, слов, sveca—sv£cka, срх. свёКа— свеКица, мак. свейа — свейица, болг. свещ—свещица.
Чередования твердых и мягких губных и зубных альтернантов характерны для русского языка. Мягкий альтернант находим в основном слове, твердый — в уменьшительном образовании: морковь—морковка, голубь—голубок, голубка, ноготь—ноготок, плеть— плётка, мать—матка, печень—печёнка, лошадь—лошадка, гвоздь— гвоздок, ель—ёлка, песня—песенка я. т. д. Ср. в чешском prsf—prstka, kad'—kadecka, zed' 'стена’ — zldka, celed'—celadka, но lat' 'планка’ — lat'ka, lod'—lod'ka, lan—lanka, plan—pldnka. Данные чередования являются непоследовательными, во многих словах в деминутивах сохраняется мягкость согласного: ступень—ступенька, колыбель—колыбелька, стебель—стебелёк, ларь—ларёк, пузырь— пузырёк, огонь—огонёк, и т. д. Формировались указанные чередования в русском в разное время и при различных условиях (подробнее см. Аванесов. К истории морфонологических чередований, 119—129). То же самое можно сказать и о чередованиях в чешском.
§ 19.	Чередования альтернантов в притяжательных прилагательных. Притяжательные прилагательные образовывались от одушевленных существительных с помощью суффиксов -ov- (-ev-),
-in- и -jb- (-ъ]'ъ-). Прилагательные с суффиксом -ov- (-ev-) образе вывались от одушевленных существительных мужского род* Здесь чередований не возникало, так как вариант суффикса -ei всегда шел после мягкого согласного. Прилагательные с суффи» сом -in- образовывались преимущественно от слов женского рода Исключение представляли слова мужского рода на -а. В эти. прилагательных обычно чередований не возникало. Лишь в кор нях на задненёбные к, g, х наблюдались изменения по условия] первой палатализации. Впоследствии именно в этой групп прилагательных сформировались звенья чередований [к : ё] [g : z], [х : §]. Наиболее сложную систему чередований находив в притяжательных прилагательных с суффиксом -уь-, так ка1 конечный согласный корня перед йотом претерпевал глубоки* фонетические преобразования, на основе которых позже сформи ровались различные звенья морфонологических рядов чередований. Вариант -ъ]ъ- смягчил только предшествующие задненёбные (ср. qt.-сл. божии). В других фонетических условиях смягчение отсутствовало (ср. ст.-сл. ^авии).
Чередования с суффиксом -in-. Уже в праславянском языке позднего периода образования типа svaxa—зиа§тъ представляли деривационные морфонологические чередования. В течение длительного времени они были устойчивыми и последовательно характеризовали ранние периоды истории отдельных славянских языков (ср. в ст.-сл. Доучинъ от Доука и под.). Следует, однако, обратить внимание на то, что данная группа притяжательных прилагательных лексически весьма ограниченна. Это прежде всего слова, обозначающие родство и свойство, кроме того, антропонимы. Бродовска-Гоновска отмечает, что в старославянских текстах с суффиксом -in- образуются главным образом прилагательные от заимствованных имен (Brodowska-Honowska. Siowo-twdrstwo przymiotnika w jqzyku staro-cerkie^yno-slowianskim, 74).
В дальнейшем судьба чередований [k : ё], [g : z], [x : sj в притяжательных прилагательных в славянских языках была различной. Сравнительно хорошо они сохраняются в украинском языке: ср. жшка—жшчин, нитка—ттин, невъетка—невгетчин, Наталка—Наталчин, Лука—Лучин, Ольга—Олъжин, сваха—сва-шин, мачуха—мачушин, Стеха—Стешин, в чешском: ср. bdblcka— babiccin, matka—matcln, divka—divcin, liska—liscin, Mafka—Margin, Olga—Olzin, macecha—macesin, snacha—snasin и др. Иной была судьба этих чередований в русском языке. Здесь уже давно последовательно проведено аналогическое выравнивание по задненёбным: бабушка—бабушкин, дедушка—дедушкин, бабка—бабкин, внучка—внучкин, дочка—дочкин, Ольга—Ольгин, белуга—Белугин, портниха—портнихин, сваха—свахин, ткачиха—ткачихин. Близок русскому в этом отношении словацкий язык: matka—matkin (matkina praca), liska—liskin (liSkin brloh)„ uciteVka—uciteVkin, Anicka—Anickin, suka—sukini synovia и др. Архаичнее польский. Еще в древнепольском встречались dziew-
vzyn, wnuczyn (см. LoS. Gramatyka polska, II, 36). Однако в современном польском чередования в притяжательных прилагательных встречаются редко: matka—matczyn, babka—babczyn, ctotka— ciotczyn, maciocha—macioszyn. Все указанные примеры с чередованием являются устаревшими и встречаются очень редко. Чередования zonka—zonczyn, ебгка—corczyn, татка—mamczyn/kochan-ka—kochanczyn, sqsiadka—sqstadczyn — характеризуя^ лишь диалектную речь. Выравнивание основ наблюдается и во всех южно-славянских языках. В болгарском старые чередования непоследовательно встречаются в определенных словосочетаниях: майка— майчин (майчин език 'родной язык’, майчина обич), но одновременно майкини 'дом и семейство матери’, в диалектах известно прилагательное майкин; булка 'молодая замужняя женщина’ — булчин (булчино було 'подвенечная фата’), но булкина рокля (в разговорном языке встречается и булчина рокля), булкини 'дом и семейство молодой женщины’. В большинстве случаев болгарский язык уже не знает чередований: кака 'старшая сестра’— какин, какини 'дом и семейство старшей сестры’, стринка 'тетка, жена брата отца’ — стринкин, стринкини, тетка—теткин, Очень редко встречаем чередования в антропонимах (ср. Андрейчин, Асенчин син), обычно представлено выравнивание основ: Боянка—Боянкин, Радка—Радкин, Иванка—Иванкин, Дра-яина майка и др. В македонском обобщение проведено еще последовательнее. В сербохорватском находим редкие случаи чередований (ср. маука—ма)чин, владика—владичин), обычно же чередований нет: тётка—теткин, Лука—Лукин, сёка—сёкин, 1ёлка— 1ёлкин, ага—агин, слуга—слугин. Отсутствуют чередования в современном словенском языке: таска—mackin (mackina solze), scuka— scukin, rejenka—rejenkin (rejenkin vrtec), maceha—mdeehin (mace-hina hudoba 'злоба мачехи’).
В притяжательных прилагательных на -in- известно еще звено [с: с], которое возникло в результате действия первой и третьей палатализации: lisica — lisicin, ст.-сл. Богородица — вогородичинъ. Примеры единичны.
Встречаются в старославянских памятниках притяжательные прилагательные на -ъп’ь « ъп]ъ). В примерах на задненёбные найдем чередования: кмда1кд—емдана^а, дроугА—дроужАьрА.
Чередования с суффиксом -]ъ- (-ьуъ). В праславянском языке и в ранние периоды истории отдельных славянских языков этот тип образования притяжательных прилагательных был продуктивным. Позже он почти вышел из употребления, сохраняя свои следы в различных архаических словообразовательных структурах, в топонимике и в антропонимике. Речь идет об основном виде суффикса -уь-. Что же касается его варианта -ьуь, который широко употреблялся от названий животных, птиц и рыб, tq он сохраняется в том или ином виде в современных славянских языках.
Употребление суффикса -уъ- привело к возникновению чередований альтернантов еще в праславянском языке. Именно здесь
возможны были чередования, например [n : n’], [1 : Г], [г : г’],, выполняющие различные грамматические функции: ср. jelenb— jelenb «jelenjb), оиъпъ—оиъп'ъ, ст.-сл. Ghmonz — Ghmon’a. Следы подобных образований можно обнаружить в архаических сербохорватских композитах ср. Ивагьдан, Николдан), в топонимике (ср. Багьа Лука).
Богато были представлены чередования [k : с J, [g : z], [х : s]^ так как они возникали при употреблении обоих вариантов суффиксов: ргогокъ—ргогосъ, сь1оиёкъ—съ1оиёсъ, §гё§ъткъ—§гёЗъп1съ, СТ.-СЛ. ДАгёКЪ—ДАИЧА, К^ДГА—К^ДЖИИ, БОГ£—БОЖИИ, Др.-руССК. CKOMO-рохъ — скомороший, конюхъ — конюшии, женихъ — женишь, В дальнейшем многие из примеров на — ]ъ сохранились, но в преобразованном виде (ср. русск. человек—человечий—человеческий). Устойчивее оказались образования с -ъ]Ь- (ср. русск. божий, вражий, белужья, срх. вучрй, мач]й, вражуа).
В притяжательных прилагательных были известны звенья чередований [с : с], [3 : z] — otbCb—оЬьсъ, 1оиьсь—1оиьсь и къп$§ь— къпр%ъ; огъса—оиъсъ, ръ1Лса—ръИсъ, llsica<^lisicb.'dm чередования в преобразованных прилагательных хорошо известны и современным славянским языкам: русск. отец—отчий, князь—княжий, птица—птичий; срх. дтац—дтачкй, кнёз—кнёжев, птица— птичй; в.-луж. wotc—wotcln, knjez—knjezl, wowca—wowcln и др.
После губных в притяжательных прилагательных на -]ъ- возникал Z-эпентетикум. Следы подобного образования сохраняются в современных русских топонимах (ср. Ярославль < Jaroslavjb, т. е. 'принадлежащий Ярославу’) ц антропонимах (ср. фамилию Яковлев Jakovjb). Однако уже в древних славянских текстах подобного рода образования притяжательных прилагательных встречаются сравнительно редко. Так, в старославянских памятниках с прилагательными Ак^ддлал’а, Шкоб^а успешно конкурируют Ак^ддмокъ, Hkwkokz (см. Вайан. Руководство.. ., 159). Образования с Z-эпентетикум получили распространение в сербохорватском языке в связи с тем, что Z здесь возникал не только при употреблении суффикса -]ь-, но и его варианта -ь]ь. В полных формах ь перед J оказывался в «слабой» позиции и утрачивался, а йот смягчал предшествующий губной согласный. Таким образом, в сербохорватском сформировались притяжательные прилагательные риблй от рйба, лавлй от лав, сдмлй от сом, жабл>й от жаба (от жаблм известно именное образование жабмк), кравлм от крава и под.
После зубных в притяжательных прилагательных на -]ь- имели место обычные в таких случаях фонетические преобразования. После s и z во всех праславянских диалектах закономерно возникали s и z, после t и d судьба по диалектам была различной. В русском в соответствии с фонетическими процессами находим медвежий, стерляжий, верблюжий, лебяжий, говяжий и под. В древнерусских текстах примеры типа велъблоуждъ, говкждъ и под. указывают на старославянский источник. В современном болгарском
закономерно находим говежди, в сербохорватском гдве$й, в словенском goveji, в словацком hovadzi, в чешском hovezi, в верхнелужицком howjazy. Все эти чередования отражают старые процессы и представлены очень ограниченным числом примеров.
§ 20.	Чередования альтернантов при образовании прилагательных с суффиксом -ьп. В праславянском существенную роль в словообразовании прилагательных играл суффикс -ъп, который •образовывал обширную группу с относительным и качественным .значением. Обычно эти прилагательные образовывались от имен «существительных неодушевленных. Суффикс -ъп был продуктивным в праславянском, сохраняет свою продуктивность и в современных славянских языках.
Все корни с исходом на задненёбный при образовании прилагательных на -ъп представляют результаты первой палатализации: тука—тусьпъуь, гука—гдсъпъ]ъ, вокъ—восъпъ^ь, noga—по%ьпъ]ъ, sneg>b—8пё%ъпъ]'ъ, ихо—и§ъпъ]ь, §гёхъ—gwsbivbjb. На этой основе во всех славянских языках сформировался ряд чередований Ik : с], [g : z], [х : §]. Примеры: русск. мрак—мрачный, срок— прочный, сок—сочный, мука—мучной, берег—прибрежный, нога— ножной, книга—книжный, грех—грешный, страх—страшный; блр. рак—рачны, язык—язычны, штука—штучны, дарога—да-рожны, натуга—натужны, перамога—пераможны, трывога—тры-4ожны, лямех—лямешны, страх—страшны, смех—смешны; укр. лука ’луг’ — лучний, молоко—молочний, р1ка—ръчний, вък—в1ч-ний, рък—ръчний, круг—кружний, друг—дружний, нога—ножний, дух—душний; польск. r?ka—rgczny, bok—boczny, rok—roczny, noga—nozny, $nleg—$nlezny, strach—straszny, grzech—grzeszny, чешек, rok—rocni, potok—potocni, krk ’горло’—kreni, jazyk—jazyeny, ndrok—ndroeny, snih—swzny, knlha—knlzni, noha—nozni, strach— strasny, lispёch—изрёёпу; слвц. bok—boeny, muka—mueny, oko— оспу, ruka—rueny, noha—nozny, vlaha—vlazny, prach—ргаёпу; слов. roka—rocen, rocna, moka—mocen, mocna, reka—recen, recna, bbk— bocen, bocna, vldga—vldzen, vldzna, noga—nozen, nozna, strdh— strdsen, srdsna, smeh—smesen, smesna; срх. облак—дблачан, век— оёчан, бок—бдчнй, рука—ручнй, ]уг—;ужнй, дуг—дужан, къьйга— къьйжан, грех—грёшан; болг. ръка—ръчен, ръчна, крак—крачен, крачна, сок—сочен, сочна, книга—книжен, книжна, сняг—снежен, снежна, грях—грешен, грешна; сиромах—сиромашен, сиромашна.
Указанные чередования находят отражение во многих словообразовательных типах: ср. укр. фъзика—фъзичний, математика—математичний и под. В украинских примерах ъстория— 1сторичний, х1м1я—х1мъчний, археологъя—археологъчний, алгебра— алгебраъчний и др. мы имеем дело уже с суффиксами -ичний, -ъчний, -ъчний.
В данном морфонологическом ряду представлены еще звенья 1с : с] (ср. русск. яйцо—яичный, горчица—горчичный), [к : б] (ср. польск. jajko—jajeezny). Они встречаются редко и в большинстве случаев представлены в суффиксах.
Чередования [к : 61, [g : z], [х : §], [с : с] в указанных грамматических условиях не характеризуются противопоставлением твердых и мягких альтернантов. Об этом свидетельствует отвердение губных и зубных согласных в положении перед старым суффиксом -ъп: русск. болото—болотный, завет—заветный^ вода—водный, вред—вредный, доход—доходный, понос—поносный, угроза—грозный, гнев—гневный; польск. lato—letni, woda—wodny, godzina—godzinny, gniew—gniewny, para—parny. Лишь в восточнославянских языках и в польском в корневых морфемах на I находим звено [1 : V] — русск. тело—тельный, мыло—мыльный, сало— сальный; польск. dzielo—dzielny, sila—silny.
§ 21.	Чередования альтернантов при образовании имен с суффиксом -ьшкъ. В позднем праславянском сформировался агентивный суффикс -ъпъкъ от прилагательных на -ъпъ (йоогъпъ) с помощью именного суффикса -1къ (dvorbnilvb). Так возникли новые имена существительные типа dbliwiikb, jfzyibnikb и др. Этот именной словообразовательный тип заменил более древнее сочетание двух или даже нескольких слов: dblzwi/b съ1оиёкъ, ]^усьпъ сь1оиёкъ и под. Формирование суффикса -ьпгкъ привело к изменению производящей основы: теперь такой основой стало не прилагательное d'blzbnb, а имя существительное d'blg'b. Это подтверждается древним готским заимствованием* handags от handus 'рука’, которое дало древние xqdozbnikb, xqdog^jb, xydogb, xqdozbstvo, xqdoga, xqdozlti. В старославянских текстах находим много примеров с суффиксом -ьп1кь. Грецизм ко^дбаыика соотносится в старославянском с	ко^дба, ко^дба’ица, ко^дбчии. Прилагатель-
ного kojjaeanz старославянский язык не знал. Единичные примеры данного прилагательного фиксируются в древнерусских текстах. Ср. еще в старославянских памятниках kahjwanhkz.
Во время формирования суффикса -ьпгкъ конечным согласным корня задненёбный уже быть не мог, так как значительно раньше, еще в праславянском, осуществилось его смягчение. Так возникли gresbntk'b (<^гё8ъп-1къ), podvizbnlkb, d'blzbnik'b, о1госъп1къ и под. Аналогичную картину находим и в поздних праславянских заимствованиях из германских языков: ср. ст.-сл. ггЫажамика 'меняла’. Из двн. pfenning в праславянском не ранее VIII в. (см. VEW) возникло имя Fionas а. Однако перед суффиксом -ъпгкъ находим результат фонетической субституции, отражающий уже мертвый фонетический процесс первого смягчения задненёбных. В данном случае возникло редкое чередование [z : g] (ср. рёп?§'ь—рёп?%ъп1къ, къп$з'ь—къп?%1сь).
Во всех славянских языках перед суффиксом -ъпък находим результат первой палатализации: русск. башмак—башмачник, пасека—пасечник, книга—книжник; чешек, valka—vdlecntk, pfi-saha—pftseznik, poplach 'переполох’ — poplasnik; срх. дуг—дуж-нйк, грех—грёшнйк и др. В некоторых неологизмах чередование отсутствует: ср. русск. выпуск—выпускник, отпуск—отпускник.
Первоначально -ьпъкъ выполнял функции только агентивного ^суффикса. Позже с его помощью стали образовываться основы, служащие названием орудий действия (ср. русск. запашник), названием предмета, вмещающего что-нибудь (ср. русск. кишечник), названием помещений для животных (ср. русск. телятник), названием групп деревьев, кустов (ср. русск. ельник) и др. Однако рассмотренный в данном параграфе морфонологический ряд «функционирует во всех этих семантических группах одинаково.
Чередования альтернантов в положении перед суффиксом -bnik в современных славянских языках не характеризуются противопоставлением твердых и мягких альтернантов: русск. бабник, гребник, наставник, виновник, всадник, ябедник, соперник, словесник, развратник, соратник; польск. samotnik, szkutnik * строитель лодок’, obludnik ' ханжа’, ogrodnik, czeladnik 'подмастерье’, namiestnik. Примечательно, что и в данных грамматических условиях согласный I сохраняет мягкость: русск. начальник, бездельник, дошкольник; блр. началънгк, школънгк, мелънък; укр. начальник; польск. naczelnik.
§ 22.	Чередования альтернантов в инфинитиве. Есть все основания полагать, что инфинитив сформировался и начал функционировать уже после распада индоевропейского праязыка. В функции инфинитива в индоевропейских языках употребляются различные именные формы глагола. Праславянский инфинитив имел окончание tel) и представлял собою окаменевшую форму дательного падеща (ср., например, инфинитив на -аппа в хеттском, восходящий также к дательному падежу). Окончание на -ti присоединялось непосредственно к корню (рёН, byti, nesti, pekti, padti > pasti) или к формообразующему элементу: -а, -ё, -I, -nq, откуда затем -ati, ~ёП, -Itl, -nqtl (gwatl, и1дёИ, mollti, topnqtl> < tonqtl). После с, z, s, j различие между -ati и -ёИ нейтрализовалось, так как в этом случае -etl всегда отражен в виде -ati: mblcatl, krlcatl, ЪёЪаИ, lezati, slusatl, sm^jatl s?, bofatl sq.
а) Чередование гласных альтернантов. Чередование гласных в инфинитивных основах было широко использовано в праславянском для видового противопоставления в глаголе. Оно восходит к индоевропейскому аблауту, но содержит ряд весьма существенных преобразований. Важным среди них является преобразование ступени редукции. Теперь в инфинитиве находим только бинарные противопоставления долгих гласных альтернантов кратким гласным альтернантам. В данном случае различать исконно краткие гласные и гласные сверхкраткие нет никаких оснований. И долгий альтернант может исторически восходить к ступени редукции. Так чередование [а: б] выполняло такую же функцию, что и чередование [у: ъ] (ср. lomltt—lamatl, l/bgatl— lygatl).
Аблаут использовался для разграничения инфинитивов раз-личного грамматического значения и различной структуры. К наиболее древним относятся случаи качественного аблаута
при формировании итеративов, каузативов и фактитивов: Ъи-diti—Irbdeti, uciti—vyknqti, goniti—gvnati.
Чередования [e : о], [ё : о] в праславянском характеризовал! очень древние противопоставления целенаправленных и нецеленаправленных глаголов, сохранившиеся до сих пор в глаголаз движения: nesti—nositi, vedti (> vesti)—voditi, lezti—laziti. Однакс следы данного чередования находим и за пределами указанной лексической группы (ср. sedti > sesti—saditi). Чередования в указанной группе глаголов оказались очень устойчивыми и широко представлены в современных языках.
Итеративы получили интенсивное развитие в различные периоды истории праславянского языка. В поздний период были широко использованы количественные чередования [о : а], [е : ё (’а)], [ь : i], [ъ : у] — lomiti—lamati. mogtt— -magati^ xodlti—xadjati, plesti (< pletti) —pletati, greti « grebti) — -grebati, rekti—rekati, bwati—birati, pweti—pirati, ша-ti—zyvati, зъраИ—sypati, l/bgati—lygati. Все эти чередования в той или иной степени в преобразованном виде известны и современным славянским языкам. Следует, конечно, учитывать многочисленные случаи аналогического выравнивания, широкое развитие случаев чередований гласных альтернантов с 0 в связи с утратой сверхкратких в «слабой» позиции.
Количественные чередования сыграли большую роль в системе глагольного видового противопоставления. Эти процессы происходили в поздний период истории праславянского языка одновременно с формированием новой грамматической категории вида. Для противопоставления совершенного вида несовершенному были использованы также и чередования кратких и долгих гласных (ср. tociti—tacati). «Так, количественные чередования на славянской почве . . . становятся . . . продуктивным средством выражения определенных видовых различий, хотя чередования эти сложились в очень давнюю эпоху» (Кузнецов. К вопросу о генезисе видо-временных отношений, 233). О сравнительно позднем происхождении данной структуры косвенно свидетельствует тот факт, что глаголы несовершенного вида с долгим гласным обычно употребляются с приставками: v^zlagati^ зъЫгаМ, ubirati, nabirati, posylati, narekati. pritekati и др. В северных русских говорах известны, однако, и редкие бесприставочные образования типа bird?, sypaf. Трудно, вслед за Кузнецовым, считать эти образования поздними диалектизмами. Для их образования в позднее время не было почвы. Конечно, они идут от праславянского периода (аналогично срх. бйрати и под.).
Долгие гласные в корневых морфемах инфинитивов стали широко употребляться в связи с активным процессом развития многократных глаголов. Этот процесс по-разному шел уже после распада праславянского языка в отдельных славянских языках.
Во всех современных славянских языках чередования гласных в инфинитиве характеризуют важные стороны грамматических
и семантических противопоставлений. Различна структура этих чередований, различен их удельный вес. Различия эти проявляются не только при сопоставлении разных славянских языков, но и при сопоставлении разных диалектов одного языка.
Различна степень продуктивности одних и тех же чередований. Так, в русском языке продуктивно чередование [о : а], если от исходного глагола совершенного вида с огласовкой о образуется несовершенный вид с помощью суффикса -yva (-iva). В этом случае несовершенный вид будет иметь огласовку а: усвоить— усваивать. На продуктивность этого чередования указывает тот факт, что образования совершенного вида с огласовкой а от исходных глаголов с огласовкой о за последние два столетия получили в русском литературном языке широкое распространение. При архаическом оспоривать теперь обычно говорят оспаривать (ср. еще присваивать—присваивать, устроивать—устраивать, дотрагиваться—дотрагиваться). В последние годы заметно утверждается в литературном языке обуславливать при нормированном обусловливать. Мною зафиксированы в устной речи уполномочивать, узаконивать. В некоторых группах глаголов несовершенного вида огласовка о уже совсем вышла из употребления: выкапывать, разбрасывать, выматывать, отсасывать и др. Конечно, чередования гласных в инфинитивах (и не только в инфинитивах) являются второстепенным грамматическим признаком. Именно поэтому здесь возможны самые различные нарушения противопоставлений, которые, однако, не разрушают основных дифференциальных признаков. Ср. в чешском: vldati—videti, -mysleti— mysliti, но -suzovati—souditi, -tazovati se—tazati se. Как видим, в одних случаях итеративы характеризуются долготой гласного, в других — краткостью.
б. Чередования согласных альтернантов. В праславянском в период формирования видовых пар глаголов от глагольных основ на -i (variti, mbstiti, prostiti и под.) возникли новые основы на -ati: varlati, mbstiati, prostiati, которые придавали новые оттенки значения глаголу. Параллельно с этой структурой известна была и другая, когда суффикс -ati примыкал непосредственно к корню: lomiti—lamati, xvatiti—xvatati, loziti—lagati, brositi— brosati.
В глагольных основах на -iati закономерно произошло смягчение корневого согласного. Таким образом, глагольные пары могли различаться не только гласным основы, но и согласным: оЪъпо-иШ—оЬъпаи?ati, roditi—radjati, topiti—tapVjati и т. д. В дальнейшем на этой фонетической основе в славянских языках возникло чередование согласных альтернантов, которое выполняет существенную роль в глагольном видовом противопоставлении. Так сформировался очень важный в системе глагола морфонологический ряд, отдельные звенья которого в разных славянских языках будут иметь свои особенности в зависимости от различной судьбы смягченных согласных.
В старославянском языке находим в данном морфонологическом ряду звеньев — [р: pF] (оук^пити—оук^4п\гати), [Ь : ЬГJ (огм-бити—огмвмзти), [v : vF] (оу\окити— оумкмати), fm : mF] (по^д-мити—по^амлтти £д). [п: п’] (п\4мити—п\4мгати). [1: Г] (пох’вмити— ло^кдмзти), [г: г’] (^дггко^ити—^дгткд^гати), [t: §t] (крдтити— фдти), [d: zd] (^одити—^джддти), [s: §] (оглдгити—огддшдти), [z: z] (къоврдзити—къов^дждти), [si: §Г] (полдаидити—полд^1шдгати), [st: st] {про^тити—п^ДфДти), [zd: zd] (п^игкоздити—п^игкджддти). Некоторые из указанных звеньев находим во многих глаголах (например, звено [d: zd]), другие зафиксированы в единичных случаях (например, звено [si: si’] — долд-А1шдгати, п^илдА1шдгати, поддъиидгати, гамани-лгати, ^дзлдА1шдгати).
Данный морфонологический ряд фиксируется и древнерусскими памятниками церковнославянского происхождения. В современном языке весь этот ряд существенно преобразован. Здесь иным будет соотношение альтернантов по признаку твердости— мягкости, так как согласные перед гласными переднего ряда смягчились, а бывшие мягкие в ряде случаев отвердели — ср. просить—вопрошать, соорудить—сооружать. Звенья [t: ss’J, (d : zd] представлены в церковно-славянской лексике. В народном языке и в народных элементах литературного языка в данном случае найдем звенья [t : с], [d : z]: светить—просвечивать, родить—рожать, зарядить—заряжать. Утрачены звенья [n : п’1, 1г : г’], [1:1’] в связи со смягчением твердых сонантов перед гласными-переднего ряда: пленить—пленять, растворить—растворять, восхвалить—восхвалять. Альтернанты в звеньях [р : pl’], 1b : ЬГ], [v : vF], Lm : mF] не противопоставлены по признаку твердость—мягкость, так как альтернанты [р], [1], [v], [m] в данном ряду будут также мягкими. Здесь чередуются однофонемные альтернанты с бифонемными альтернантами: устремить—устремлять, изумить—изумлять, скрепить—скреплять. В литературном языке известно старое звено [sF : SF] : замыслить—замышлять. Представлено новое звено: [Р : fl’]: разграфить—разграфлять. В связи с отвердением согласных перед i в украинском языке здесь вновь важным фактором в чередовании стала категория твердости—мягкости: заробити—заробляти, задивитися— задивлятися, звълънити—звъльняти, вимъряти—вим1рювати, виря-дити—виряджати и др.
Ближе к исходной структуре морфологический ряд в сербохорватском, хотя и здесь имели место нарушения прежних соотношений (например, утрачено звено [г : г’] в связи с отвердением г’: затворити—затварати). Старые чередования по признаку твердость—мягкость находим здесь во многих звеньях — йзба-вити—йзбавмьти, йсправити—йсправмьти, jdeumu—jaeMmu, заклднити—заклагьати, платити—плаКати, родити—pafyamu, врё-дити—вре^ати, испустити—испуштати.
Глаголы на -ngti не знали преобразований корневого согласного: moknqti, mblknqti, sekngti, 1ъкпдИ, dbykngti, dvigngti begngti, (1ъхпдН9 въхпдИ и др. Поэтому этот тип глаголов в данном случае по признаку корневого согласного примыкает к глаголам mokati, mblkatl, begati, зъхаИ (иначе mociti, mblcati, bezati, dysati). Gp. cpx. cmaku—стйгнути, таки—такнути, у леки—улегнути, помоки— помдгнути.
Инфинитивы с исходом корня на задненёбный без формообразующего элемента в праславянском закономерно пережили процесс изменения kt, gt в /, откуда затем восточнославянские инфинитивы на -ci (-съ), древнеболгарские на -sti, сербохорватские на -ci, словенские на -ci и западнославянские на -ci (-с): пел. pekti > peti, русск. печь, блр. пячы, ст.-сл. пещи, срх. пеки, слов, pGci, чешек. peci, польск. piec. В русском языке к данной группе глаголов относятся инфинитивы печь, извлечь, сечь, течь, лечь, стеречь, жечь, помочь, беречь, стричь, в ст.-сл. пещи, рещи, тещи, гкщи^ мощи, жещи, к\4щи, в срх. моки, пеки, леки, теки, жёки, стрйки, в чешек, peci, mod, flci, teci, vied, strici, zlci, slci и др. Число этих инфинитивов ограниченно и их состав в славянских языках почти тожественный. Богаче коллекция глаголов данной структуры в сербохорватском в связи с рядом локальных процессов, имевших место именно в этом языке: ср. доки (из doiti), наки (из naiti), йки (из iditi}) и др.	'
Иной была судьба конечных корневых согласных в указанных глаголах, если после корня шел гласный формообразующий элемент -а. Если согласно новым условиям глагольного видового противопоставления в корне утверждалась огласовка -i, то создавались условия для третьей палатализации. На этой основе позже сформировалось чередование, которое, например, в старославянском языке отражено в виде звеньев: [§t : с] и [st : g] — ^ещи—ид^ицдти, п^ицдти; жещи—зджибдти, п^ижиздти, гъжи-бдти, къжиздти. При иной корневой огласовке в данной структуре глаголов в исходе корня находим задненёбные согласные — ст.-сл. тещи—игтЧкдти, п^ит^кати. При огласовке -о в глаголах на -iti обнаруживаем результаты первой палатализации: игтоуити. В глаголах на -ati при корневой огласовке а задненёбные сохраняются: ср. СТ.-СЛ. ЗДЖИБДТИ, НО ПОЖДГДТИ, гъждгдти.
Устойчивы чередования в глаголах на -ati в сербохорватском: клйцати—кликовати—кликнуты, нйцати—нйкнути—ники, изрй-цати—изреки, стйцати—стеки, дйзати—дйгнути, сёзати—сёг-нути т. д.
Итак, в глаголах на -ati судьба корневого согласного определялась происхождением гласного а (ср. begati, но b$zati, mblkati, но mblcati) и гласным корня (ср. istekati—ticati). Чередования с результатами третьей палатализации существенно различаются по славянским языкам. В русском литературном языке они характеризуют церковнославянизмы: восклицать, бряцать, осязать 96
В современных славянских языках можно обнаружить стремление к утрате чередований в инфинитивах, к аналогическому выравниванию основ, к преобразованию самой структуры инфинитивных основ. Примеров много в диалектах, а также в литературных языках, близких народной речи (ср., например, укр, пекши, стерегши, берегши; русск. диал. grebti, strikti, strict, pekct, zegci, pomokci, tekct, lekci).
§ 23. Чередования альтернантов в парадигме настоящего времени. В результате длительной эволюции в праславянском сформировалась та система основ настоящего времени, которая с некоторыми отклонениями фиксируется древнейшими памятниками старославянского языка. Для нее было характерно противопоставление трех главных типов: основы с тематическим гласным е, чередующимся с о (первый, второй и третий классы), основы с тематическим гласным i (четвертый класс) и, наконец, нетематические основы (пятый класс). В свою очередь основы на е : о подразделялись на три подтипа: основы на е : о (первый класс), основы на пе : по (второй класс) и основы на je : jo (третий класс).
В результате первого смягчения задненёбных, изменений согласных и сонантов перед / конечный согласный корня (в данном случае речь идет не о древнем индоевропейском корне) претерпевал различные фонетические преобразования. В дальнейшем на основе этих фонетических изменений в языке сформировались чередования. Так, например, еще на почве праславянского языка возникли чередования [к : с] (ср. 1 л. ед. реку, 3 л. мн. pekqtb, но 2 л. ед. pecesi, 3 л. ед. pecetb), [s:s] (ср. 1 л. ед. nosy, но 2 л. ед. nosisi, 3 л. ед. nositb), [1 :Г] (ср. 1. л. ед. moVq, но 2 л. ед. molisl, 3 л. ед. molit^ и под..
В глаголах первого класса чередования были представлены в основах, корень которых оканчивался на задненёбный:
1	л. ед. rekq	1	Л. дв.	receve	1	Л.	MH.	гесетъ
2	л. ед. recesi	2	л. дв.	receta	2	Л.	MH.	recete
3	л. ед. recelb	3	л. дв.	recete	3	Л.	MH.	rekqtb
1	л. ед. mogq	1	л. дв.	mozeve	1	Л.	MH.	тогетъ
2	л. ед. mozesi	2	л. дв.	mozeta	2	Л.	MH.	mozete
3	л. ед. mozetb	3	Л. дв.	mozete	3	Л.	MH.	mogqtb
1 л. ед. vbrxq *молэчу’
2 л. ед. vbrsesi
3 л. ед. Vbr&etb
1 л. дв. vbrseve
2 л. дв. Vbr^eta
3 л. дв. vwsete
1 л. мн. уьгёешъ
2 л. мн. vw§ete
3 л. мн. vbrxqtb
Таким образом, в 1 л. ед. и 3 л. мн. сохраняются задненёбные, во всех других позициях представлены передненёбные. Чередования [к : с] находим в сравнительно многочисленной группе глаголов rekti, tekti, pekti, sSkti, чередования [g: z] в глаголах mogtl, legti, zegti. На чередования [x: s] известны единичные примеры.
Основы настоящего времени второго класса (на пе: по) чередований не знали, так как конечный согласный основы (п) всегда
7 С. Б. Бернштейн
97
4
в этом классе был твердым (ср. 1 л. ед. dvlgng, mlng, stanq, tong;
2 л. ед. dvignesi, minesl, stanesl, toneSl).
Основы на je:fo чередований также не знали, так как здесь, естественно, смягчение было проведено последовательно во всех
числах и лицах (в положении перед /).
1 л. ед. skacq 1 л. дв. skaceve 1 л. мн. зкасетъ
2 л. ед. skadeSi 2 л. дв. skaceta 2 л. мн. skadete
3 л. ед. skacetb 3 л. дв. skacqte 3 л. мн. skadqtb
1 л. ед. lizq	1 л. дв. lizeve 1 л. мн. Пгетъ
2 л. ед. lizesi 2 л. дв. lizeta	2 л. мн. lizete
3 л. ед. lizetb 3 л. дв. lizete	3 л. мн. lizqtb
1 л. ед. pi§q	1 л. дв. pi§eve 1 л. мн. pisemb
2 л. ед. piSesi 2 л. дв. piseta 2 л. мн. piSete
3 л. ед. piSetb 3 л. дв. pi§ete 3 л. мн. pi§qtb
1 л. ед. kol’q	1 л. дв. kol’eve 1 л. мн. коГетъ
2 л. ед. kol’eSi 2 л. дв. kol’eta 2 л. мн. kol’ete
3 л. ед. kol’etb 3 л. дв. kol’ete 3 л. мн. kol’qtb
1 л. ед. bor’q 1 л. дв. bor’eve 1 л. мн. Ьог’етъ
2 л. ед. bor’e§i 2 л. дв. bor’eta 2 л. мн. bor’ete
3 л. ед. bor’etb 3 л. дв. bor’ete 3 л. мн. bor’qtb
В корнях на зубные взрывные t и d, на губные согласные
и сонанты в данном классе глаголов уже в праславянском были известны диалектные различия, связанные с различной судьбой сочетаний tj, dj, т]\ vj, pj, bj. Однако здесь чередований не возникало, так как в каждой системе судьба сочетаний была единой. В одних праславянских диалектах было, например, всегда mV (1 л. ед. dremVg, 2 л. ед. dreml'eSl, 3 л. ед. drSmVetb), в других тп’ (1 л. ед. drem'g, 2 л. ед. drSm'esi, 3 л. ед. drem'etb).
Сложная система чередований сформировалась в глаголах четвертого класса, так как здесь тематический гласный i в положении перед гласным переходил в /. Эта позиция была представлена только в 1 л. ед. Вот почему мягкий вариант чередований в этой группе глаголов характеризовал только 1 л. ед. Во всех остальных позициях конечный согласный корня был твердым
1 л.		ед.	noSq	1	Л.	ДВ.	nosive	1	Л.	MH.	nosimb
2	Л.	ед.	nosi§i	2	Л.	дв.	nosita	2	Л.	MH.	.nosite
3	л.	еД.	nositb	3	Л.	ДВ.	’ nosite	3	Л.	мн. nosqtb	
1	л.	ед.	lazq	1	Л.	ДВ.	lazive	1	Л.	MH.	lazimb
2	л.	ед.	laziSi	2	Л.	ДВ.	lazita	2	Л.	MH.	lazite
3	л.	ед.	Jazitb	3	Л.	ДВ.	lazite	3	Л.	MH.	lazqtb
1	л.	ед.	mol’q	1	Л.	ДВ.	molive	1	Л.	MH.	molimb
2	л.	ед.	molisi	2	Л.	ДВ.	molita	2	Л.	MH.	molite
3	л.	ед.	molitb	3	Л.	ДВ.	molite	3	Л.	MH.	molqtb
1	л.	ед.	mor’q	1	Л.	ДВ.	morive	1	Л.	MH.	morimb
2	л.	ед.	mori§i	2	Л.	ДВ.	morita	2	Л.	MH.	morite
3	л.	ед.	moritb	3	л;	ДВ.	morite	3	Л.	MH.	niorqtb
Таким образом, в этом классе глаголов согласные и сонанты перед гласным переднего ряда i были твердыми, тогда как в глаголах третьего класса согласные и сонанты перед гласным переднего ряда е были мягкими.
Уже в праславянских диалектах чередования в четвертом классе глаголов представляли различия в связи с разной судьбой губных и взрывных передненёбных t и d перед /. В диалектах, которые легли в основу западнославянских языков, в восточной части южнославянских чередования с конечным корневым губным в 1 л. ед. представляли v\ V, р’, тогда как в других диалектах были сочетания ml\ vl\ bV, pl\
	Чередования в первой группе диалектов
1	л. ед. lom’q 1 л. дв. lomivS 1 л. мн. lomirnb
2	л. ед. lomiSi 2 л. дв. lomita 2 л. мн. lomite
3	<л. ед. lomitb 3 л. дв. lomite 3 л. мн. lomqtb
1	Л. ед. lov’q 1 л. дв. lovivS 1 л. .мн. lovinrb
2	л. ед. lovisi 2 л. дв. lovita 2 л. ми. lovite
3	л. ед. lovitb 3 л. дв. lovite . 3 л. мн. lovqtb
1	л. ед. I’ub’q 1 л. дв. I’ubiva 1 л. мн. ГиЫтъ
2	л. ед. 1’ubiSi 2 л. дв. Tubita 2 л. мн. Tubite
3	л. ед. 1’ubitb 3 л. дв. 1’ubite 3 л. мн. I’ubqtb
1	л. ед. sbp’q 1 л. дв. sbpivS 1 л. мн. зър!тъ
2	л. ед. sbpiSi 2 л. дв. sbpita 2 л. мн. sbpite
3	л. ед. sbpitb 3 л. дв. sbpite 3 л. мн. SBpqtb	f и  . 1
1	' J Чередования во второй группе диалектоц, в 1 л. ед. будут!	
последовательно представлять сочетания губной + Г : loml’g, lovVg* VubVg, зърГу. В остальных лицах и числах различий не было.
Разной была судьба праславянских сочетаний tj и dj. И это
определило различия чередований в глаголах четвертого класса, корень которых оканчивался на взрывной зубной. В диалектах, на основе которых позже сформировались восточнославянские языки, рассматриваемый нами морфонологический ряд имел пары
It : ё’] и [d : z’].
1 л.	ед.	svec’q,
2 л.	ед.	sveti^i,
3 л.	ед.	svetitb,
1 л.	мн.	svetimb
2 л.	мн.	svetite,
3 л.	мн.	svetqtb,
xoz’q 1 л. дв. svetive, xodive xodiSi 2 л. дв. svetita, xodita xoditb 3 л. дв. svStite, xodite xodimb xodite xodqtb
Другие диалекты (западнославянские) представляли пары. [t:c’] (1 л. ед. svSc’g, 2 л. ед. sv$tlsl\ [d:g’] (1 л. ед. хоз'д, 2 л. ед. xodtSl). Наиболее дифференцированным это чередование было в тех диалектах, которые дали в будущем южнославянские языки (ср. ст.-сл. 1 л. ед. 2 л. ед. гк4тиши; 1. л. ед. ^ожд^,
2 л. ед. ходиши).' О судьбе этого чередования в западной группе южнославянских языков см. ниже.
Однообразно в праславянском происходило преобразование tj и dj, если этим сочетаниям предшествовали согласные s и z. Сочетание stj изменилось в sc\ zdj в £jf’. Эти фонетические преобразования дали основания для следующих . праславянских черв' дований:
1	л.	ед. pusc’q	1	л. дв. pustive	1	л.	мн.	pustimb
2	л.	ед. pustiSi	2	л. дв. pustita	2	л.	мн.	pustite
3	л.	ед. pustitb	3	л. дв. pustite	3	л.	мн.	pustqtb
1	л.	ед. jezg’q	1	л. дв. jezdive	1	л.	мн.	jezdimb
2	л.	ед. jezdisi	2	л. дв. jezdita	2	л.	мн.	jezdite
3	л.	ед. jezditb	3	л. дв. jezdite	3	л.	мн.	jezdqtb
Дальнейшая судьба морфонологических чередований в глаголах настоящего времени была различной. Различия обнаруживаются не только между славянскими языками, но и по говорам одного языка. Нередко в одном славянском языке можно обнаружить утрату старых чередований, возникновение новых, которые не были известны праславянскому языку. Легко обнаружить случаи, когда старые чередования сохраняются, но в преобразованном виде.
Степень и развитие чередований в значительной мере зависит и определяется категорией твердости—мягкости согласных. Эта категория получила значительное развитие в русском и в польском. Оба эти языка представляют богатую систему чередований. Напротив, в языках со слабо развитой категорией твердости-мягкости (например, в сербохорватском), морфонологические чередования под воздействием аналогии и других факторов утратились или утрачиваются.
Однако развитая категория твердости—мягкости сама по себе еще не может автоматически обусловить возникновение морфонологических чередований. Нужны еще дополнительные условия (наличие непозиционной мягкости). Белорусский язык вместе с русским характеризуется широким противопоставлением твёрдых и мягких фонем, а морфонологические чередования в парадигме настоящего времени ущербны и почти не используют богатых противопоставлений твердых и мягких согласных. В болгарском же отвердение согласных перед гласным i обусловило развитие морфонологических чередований, так как в 1 л. ед. и 3 л. мн. сохранялась непозиционная мягкость (перед гласным заднего ряда). Следует еще иметь в виду, что подлинную картину часто весьма существенно искажают славянские литературные языки, которые в ряде случаев искусственно поддерживают чередования, уже утраченные диалектным языком. Кроме того, в литературном языке могут обнаружиться чередования, заимствованные из другого Языка.
В русском языке морфонологические чередования в глаголах настоящего времени получили широкое развитие в связи со смягчением согласных перед гласными переднего ряда и переходом гласного е после мягких согласных в гласный о. Выше было указано, что праславянский в глаголах первого класса с тематическим гласным е знал чередования только с корнем на задненёбный: 1 л. ед. tekq, mogq; 2 л. ед. tecesi, moiesi и т. д. В русском языке чередование далеко выходит за пределы глаголов данной структуры, широко охватывая глаголы первого спряжения.
Из известных русской фонологической системе 12 пар, составляющих соотносительный ряд твердых и мягких согласных Лонем, в данном морфонологическом ряду участвуют девять пар: [s : s’], [z : z’J, [t : t’], [d : d’], [b : b’], Tv : v’J, [m : m’], [n : n’], [г : г’]. Три пары (Ip : p’], [1 : Г], [f : f’]) не входят в морфоноло-гический ряд настоящего времени.
Надо думать, что в древнерусском языке чередование [р : р’] представлял глагол тети 'бить, колотить’, который в парадигме настоящего времени имел основу на р и характеризовался ударением на окончании.
Рассмотрим чередования в положении перед гласными зад
него ряда.
Чередование [s: s’]:
1	л.	ед.	несу	[nesii]	1	л.	мн.	несём	[nes’dm]
2	л.	ед.	несёшь	[nes’6§]	2	л.	мн.	несёте	[nes’dte]
3	л.	ед.	несёт	[nes’ot]	3	л.	мн.	несут	[nesiit]
«	'ч
Чередование [z : z’]:
1	л.	ед.	везу	[vezii]	1	л.	мн.	везём*	[yez’dm]
2	л.	ед.	везёшь	[vez’6§]	2	л.	мн.	везёте	[vez’dte]
3	л.	ед.	везёт	[vez’dt]	3	л.	мн.	везут	[veziit]
Чередование [t: t’]*
1 л.	ед.	мету	metii]	1 л. мн.	метём	[met’dm]
2 л.	ед.	метёшь	met’6§]	2 л. мн.	метёте	[met’dte]
3 л.	ед.	метёт	met’dt]	3 л. мн.	метут	[metiit]
				Чередование [d : d’]:			
1	л.	ед.	веду	[vediij	1 л.	мн. ведём	ved’oin
2	л.	ед.	ведёшь	ved’6§]	2 л.	мн. ведёте	ved’ote
3	л.	ед.	ведёт	ved’dt]	3 л.	мн. ведут	vedut]
Чередование [b : b’]:
1 Л.	ед. гребу	[grebii]	1 л. мн. гребём	[greb’dm]
2 л.	ед. гребёшь	1 ! 0ГС$ ф wx >	2 л. мн. гребёте	greb’dte]
3 Л.	ед. гребёт	greb 6V	3 л. мн. гребут	grebiit]
Чередование [v : v’]t
1 л. ед.	РВУ	[rvu]	1 л. мн. рвём	[rv’onf
2 л. ед.	рвёшь	[rv’o§]	2 л. мн. рвёте	[rv’dte
3 л. ед.	рвёт	[rv’ot]	3 л. мн. рвут	[rvut]
Чередование [m : m’]:
1	л.	ед. жму	[zmu]	1 л. мн. жмём	[zm’omj
2	л.	ед. жмёшь	[zm’o§]	2 л. мн. жмёте	[zm’6te]
3	л.	ед. жмёт	[zm’ot]	3 л. мн. жмут	[zmut]
Чередование [n : n’]:
1л. ед. жну	znu]	1 л. мн. жнём	zn’om]
2 л. ед. жйёшь	zn’o§]	2 л. мн. жнёте	zn’dte]
3 л. ед. жнёт	[zn’ot]	3 л. Мн. жнут	znut]
•	Чредование [г: r’J:		•
1 л. ед. беру	beru]	1 л., мн. берём	ber’dm
2 л. ед. берёшь	ber’ds	2 л. мн. берёте	ber’ote
3 л. ед. берёт	ber’dt	3 л. мн. берут	beriit]
Данное чередование представлено и в тех позициях, где во 2 и 3 л. ед. ч. и 1 и 2 л. мн. конечный согласный корня находится в положений перед гласными переднего ряда. Это наблюдается в случаях, когда ударение падает на корневой гласный.
1 л. ед. могу	[mogu]	тяну	[t’anu]
2 л. ед. можешь	mdzes]	тянешь	[t’an’eSj
3 л. ед. может	[mozjetJ	тянет	[t’an’et]
1 л. мн. можем	mozem]	тянем	[t’an’em]
2 л. мн. можете	mdzete]	тянете	[t’an’ete]
3 л. мн. могут	mogiit]	тянут	[t’anut]
В каких случаях мы можем видеть смягченный согласный перед гласным переднего ряда в качестве члена морфонологического чередования? Во-первых, в том случае, если результат изменения такого согласного не подчиняется фонетическим закономерностям. Конечно, в парадигме mogvi—mozeSi и т. д. о фонетическом изменении g в z можно говорить только применительно к праславянскому периоду; Следует иметь в виду, что в русских говорах хорошо известны еще случаи, когда и в безударной позиции z будет всегда находиться перед гласным заднего ряда: , 1 л. ед. mogii, 2 л. ед. mozos, 3 л. ед. mozot, 1 л. мн. mozom* 2 л. мн. mdzote, 3 л. мн. mogut (или m6zut). Во-вторых, в том случае, если в одном и том же спряжении возможна позиция мягкого согласного в положении перед гласным заднего образования.
Морфонологический ряд чередований в настоящем времени глаголов первого спряжения в литературном языке и в большинстве говйров характеризуется противопоставлением твердых со
гласных в 1 л. ед. и 3 л. мн. и мягких согласных в 2, 3, л. ед. и 1, 2 мн Фонетист, конечно, имеет право в случаях типа t'an'et видеть смягчение п в положении перед гласным переднего ряда. Однако в морфонологической структуре русского глагола здесь „rvnPTK является обязательным признаком и не зависит от ка-
“омТиеяедующего гласного.
В морфонологический соотносительный ряд настоящего времени глаголов первого спряжения входят еще две пары — [к : с] и [g : z]. В фонологический соотносительный ряд эти две пары не входят, ибо с и z «являются внепарными мягкими, так как отсутствуют соответствующие твердые» (Аванесов. Фонетика современного русского литературного языка, 170). В морфонологии они могут являться парными. Так, в парадигме настоящего времени пары [к : с] и [g : z] входят в морфонологический ряд чередований твердых и мягких альтернантов. В данной парадигме к и g будут твердыми, а
С И Z — мягкими.
1	л.к ед.
2	л. ед.
3	л. ед.
1	л. мн.
2	л. мн.
3	л. мн.
теку течёшь течёт
течём течёте текут
[tekii] tedoS tecot' tecdm] tefcdte] [tekiit]
стерегу стережёшь стережёт стережём стережёте стерегут
steregu] sterezdS stere26t sterezdm sterezote^ steregut]
Данное чередование характеризует русский литературный язык и многие говоры русского языка (главным образом окающие средневеликорусские говоры). Встречается это чередование и в других говорах. Специалисты по русской диалектологии полагают* что в ряде мест оно поддерживается влиянием норм литературного языка.
Во многих русских говорах находим под влиянием аналогии преобразование данных пар чередования в чередующиеся пары [к : к’] и [g : g’l:
1	л.	ед.	tekii, steregu	1	л.	мн.	tek’dm, stereg’dm
2	л.	ед.	tek’os, stereg’63	2	л.	мн.	tek’dte, stereg’dte
3	л.	ед.	tek’dt, stereg’dt	3	л.	мн.	tekiit, steregiit
В одном глаголе данную пару чередований представляет и русский литературный язык:
1 /"х	л.	ед. тку	[tku]	1 л.	мн.	ткём	tk’om]
2	л.	ед. ткёшь	tk’6sj	2 л.	мн.	ткёте	tk’dte]
3	л.	ед. ткёт	tk’ot]	3 л.	мн.	ткут	tkut |
Чередования [к : к’], [g : g’l в парадигме настоящего времени часто встречаются не только в диалектном языке, но и в городском полуинтеллигентном „просторечии. В глаголах типа жгу и П0Д. данное чередование получило широкое распространение.
Известна русским говорам утрата данных звеньев соотносительного ряда.
1	л. ед. teku, steregu
2	л. ед. teko§, steregos
3	л. ед. tekdt, steregot
1	л. мн. tekom, steregdm
2	л. мн. tekote, steregdte
3	л. мн. tekiit, steregut
Различные типы обобщений можно обнаружить не только в разных говорах, но иногда даже в одном и том же говоре. Так, в некоторых южновеликорусских говорах глаголы на -к представляют пару [к: к’] {реки—рек'6s), а глаголы на -g совсем утратили чередование {beregu—beregos).
Значительно реже в русских говорах представлено обобщение по мягкому варианту: 1 л. ед. реей, tecu, sterezu, berezu; 3 л. мн. pecut, tecut, sterezut, berezut встречаются редко и непоследовательно. «Тип с отсутствием чередования при основе на шипящий ч и ж (печу, печбш, печут, бережу, бережбш, б ер ежут) нигде не представлен последовательно всеми глаголами типа печь, беречь или хотя бы основной их массой» (Русская диалектология, 155). Данное обобщение часто встречается в глаголе лечь (1 л. ед. I'dzu, 3 л. мн. Vazut). Можно согласиться с Обнорским, который объясняет этот факт влиянием парадигмы глагола лежать.
Неустойчивость пар чередования [к : с] и [g : z] в активно действующем морфонологическом соотносительном ряду в парадигме настоящего времени глаголов первого спряжения соблазнительно было бы объяснять отсутствием этих пар в фонологическом соотносительном ряду. Однако данные пары являются устойчивыми в деривационных чередованиях.
В русских говорах, представляющих обобщение типа tekos, mogos и под., известны единичные случаи утраты чередований и в глаголах на зубные согласные: 1 л. ед. vedu, metu, nesu, vezu; 2 л. ед. vedos, metos, nesos, vezos и т. д.
Замена пар [к : с] и [g : z] парами [к : к’] и [g : g’] относится к сравнительно позднему времени. Во всяком случае эти преобразования могли наступить только после того, как завершился фонетический процесс лабиовеляризации е после мягких согласных перед твердыми. Это убедительно было показано на материале русских говоров.
Как уже было отмечено, праславянские глаголы третьего класса не знали в парадигме настоящего времени чередований, так как / присутствовал во всёх лицах и числах. Эти глаголы и в современном языке, как правило, не знают чередований: 1 л. ед. дремлю, треплю, 2 л. ед. дремлешь, треплешь, 3 л. ед. дремлет, треплет. . . Однако многие глаголы этого класса на j губные согласные претерпели разнообразные преобразования, которые имеют место не только в диалектном языке, но и в литера- | турном. Во многих диалектах здесь возникли новые чередования: i 1 л. ед. dremVu, trepl'u, kapVu, 2 л. ед. dreiries, trep'es, kap'es, 3 л. ед. drem'et, trep'et, kap'et. . . Есть основания полагать, чти । здесь мы имеем дело в большинстве случаев с переходом данных , глаголов в группу глаголов второго спряжения, что, в частности,. ; подтверждают формы 3 л. мн.: dr'erriat, trep'at, кар'at.
Преобразование данных глаголов часто фиксируется в средневеликорусских говорах. «Наличность черты на широкой полосе московских говоров объясняет появление ее в разговорном литературном языке» (Обнорский. Очерки по морфологии русского языка, 116). Автор имеет в виду такие факты, как 1 л. ед. сыплю, 2 л ед. сыпешь, 3 л. ед. сыпет, которые успешно конкурируют с нормированными 1 л. ед. сыплю, 2 л. ед. сыплешь, 3 л. ед. сыплет.
Некоторые глаголы этой группы не развили чередований, а перешли в продуктивный класс на -аю: 1 л. ед. каплю > капаю, хромлю или храмлю в хромаю. От первого глагола в литературном языке сохраняется лишь изолированная форма 3 л. ед. каплет (надо мною не каплет). Примеры храмлю—храмлешь—храм-лет. . . или хромлю—хромлешь—хромлет фиксируются еще в текстах XIX в.
Итак, в парадигме настоящего времени глаголов первого спряжения чередования согласных характеризуются противопоставлением твердых и мягких согласных альтернантов. Весь соотносительный ряд будет иметь следующий вид: [s : s’], [z : z’], [t : t’], [d : d’], [b : b’], [v : v’], [m : m’], [n : n’], [г : r’], [k : c], [k : k’j, [g : z], [g : g’].
Чередования в парадигмах глаголов второго спряжения существенно отличаются от чередований глаголов первого спряжения, так как здесь чередующиеся пары не противопоставлены по твердости/мягкости. В связи со смягчением согласных перед гласными i и е здесь мягкость проведена последовательно во всей
парадигме:
1 л. ед. гоню	[gon’ii]	1 л. мн. гоним	[gon’im]
2 л. ед. гонишь [gon2is]- 2 л. мн. гоните [gon’ite]
3 л. ед. гонит	[gon’ii]	3 л. мн. гонят	[gon’at]
1 л. ед. молю [mol’ii]	1 л. мн. молим [mol’inf
2 л. ед. молишь [mol’is]	2 л. мн. молите [mol’ite^
3 л. ед. молит [molit]	3 л. мн. молят [mol’at]
1 л. ед. говорю [govor’u] 1 л. мн. говорим [govor’im]
2 л. ед. говоришь [govor?is] 2 л. мн. говорите [govor’lte]
3 л. мн. говорит [govor’it] 3 л. мн. говорят [govor’at]
Таким образом, глаголы на -п, -1, -г в данном спряжении
чередований не знают. Отсутствовать чередование будет и в тех говорах русского языка, где сонант г будет всегда твердым.
Последовательно будет сохраняться чередование на губной b, v, т. В глаголах второго спряжения будет представлено чередование [р’ : рГ], [b’ : bl’], [v’ : vl’], [m’ : ml’]. Сочетания
ЪГ, vV, mV будут характеризовать позиции 1 л. ед., р’, V, v , nV — все остальные лица и числа:
1	л. ед. сплю [spl’u] 2	л. ед. спишь [sp’is] 3	л. ед. спит [sp’it]	люблю [1’иЬГй] любишь [I’ub’is] любит [I’ub’it]
1 л. мн. спим	sp’im		любим	[I’ub’im]
2 л. мн. спите	sp’ite		любите	I’ub’ite]
3 л. мн. спят	sp’at]		любят	Tiib’at]
1 л. ед. ловлю |	lovl’u		громлю	gromlu]
2 л. ед. ловишь	[Idv’ig;		громишь	grom’iSJ
3 л. ед. ловит	lov’it		громит [grom’it]	
1 л. мн. ловим	lov’im		громим	grom’inf
2 л. мн. ловите	lov’ite		громите	grom’ite
3 л. мн. ловят	lov’at]		громят	grom’at]
Известно русскому языку чередование [Г : fl’] (ср. 1 л. ед* графлю — 2 л. ед. графишь и т. д.), но оно ограничивается лишь сферой литературного языка.
Глаголы Z-спряжения на зубные согласные представляют чередования [V : ё], [(Г : z], [s’: §], [z’: z].
1	Л.	ед.	верчу	[уегёп]	хожу	xozii]
2	Л.	ед.	вертишь	[vert’iS]	ходишь	xdd’is
3	Л.	ед.	вертит	[vert’it]	ходит	xdd’it
1	Л.	ед.	прошу	fproSti]	вожу [vozu]	
2	Л.	ед.	просишь	[prds’iS]	возишь	voz i§]
3	Л.	ед.	просит	[prds’itj	возит	vozit]
Несмотря на отвердение z и в данном соотносительном морфонологическом ряду они выполняют функции мягких альтернантов. Альтернант z является равноправным членом двух различных звеньев ряда [d’: z] и [z’: z]. Иной результат находим в группах st и zd. Здесь русский язык имеет чередования [st’: £§’], [zd’: zz’] (ср. 1 л. прощу [pros’u], 2 л. ед. простишь; 1 л. ед. езжу [jeFu], 2 л. ед. ездишь).
Русский литературный язык знает еще чередование [t’ : §§’] (ср. 1 л. ед. запрещу, 2 л. ед. запретишь и т. д.). Это чередование — наследие старославянского языка. В течение длительного времени в русском литературном языке было известно чередование [d’ : zd], заимствованное из старославянского языка. Отдельные примеры этого чередования спорадически встречаются еще в текстах XIX в.
В единичных случаях в глаголах г-спряжения обнаруживаем звенья морфонологического ряда глаголов ^-спряжения. Так обстоит дело с глаголом бежать, который в парадигме настоящего времени представляет звено [g : i] — 1 л. ед. бегу — 2 л. ед. бежишь, Зл. мн. бегут.
Рассмотренный нами соотносительный ряд чередований глаголов второго спряжения [р’ : pl’], [Ь’ : Ы’], [v* : vl’], [m’ : ml’], [t’: ё], [(Г : z], [s’: s], [z’: z], [st’ : §§’], [zd’: zz’] в русском диалектном языке является неустойчивым. Очень часто диалектологи фиксируют в 1 л. ед. vert' й, kolot'u, prost'и, xod'u, vod'u, bud'u, vred'u, jezd'u, pros'u, bros'u, voz'u, реже sp'u, Vub'u, lov'u, korm'u, gotov'u, stdv'u, kup'u, otlom'u и. под. В какой-то 106
гтрпени эта неустойчивость ряда отражается и в литературном степ ттередк0 хорошо владеющий литературным языком за-^п^няется^с полной уверенностью восстановить 1 л. ед. Это от-Т сится особенно к редким глаголам. Встречаются колебания и°в грамматических сочинениях. Так, Востоков считал литературной нормой для глаголов скользить, тузить, обезопасить 1л ед. сколъзю, тузю, обезопасю (Востоков. Русская грамматика, § 79). Известное в литературном языке причастие пронзенный (ср. стрелой пронзенный) косвенно свидетельствует о 1 л. ед. пронзю. Не случайно многие глаголы этой группы вообще избегают 1 л. ед. (ср., например, глагол бдеть, гудеть, убедить, возбудить, разить и мн. др.).
Обобщение в глаголах второго спряжения фиксируется во многих говорах русского языка. Наиболее последовательно оно проведено в юго-западных говорах и в мещерских говорах. Диа-
лектные данные свидетельствуют, что аналогии препятствовало подвижное ударение. Известны говоры, в которых обобщение характеризует лишь глаголы с постоянным ударением, в говорах с подвижным ударением оно отсутствует (1 л. ед. gotov'u — 2 л. ед. gotovis, но 1 л. ед. prosu — 2 л. ед. pros is). В мещерских говорах, в которых утвердился тип постоянного ударения, данное обобщение проведено широко и последовательно: 1 л. ед. nos'u, kup'u, xod'u, zap г б s'и и др. (Сидоров. Наблюдения над языком одного из говоров рязанской мещерЫ, 124).
Противопоставлять по данному признаку указанные говоры другим говорам русского.языка, однако, нет оснований. Процесс обобщения в той или иной степени охватил многие области распространения диалектного языка, что хорошо было показано Касвин в исследовании «Основы настоящего времени глаголов 2-го спряжения».
В говорах вологодско-вятской группы и в некоторых владимирских говорах обобщение последовательно проведено в глаголах на зубные, в глаголах же на губные чередование сохраняется. Однако во многих северных говорах обобщение переходит данную1 границу и захватывает глаголы и на губные согласные. Различного рода ограничения аналогии, колебания в употреблении 1 л. ед. с чередованием и уже с обобщением — все это свидетельствует о сравнительно позднем процессе в северновеликорусских говорах.
Широко известно обобщение в говорах Поволжья и даже в юго-восточных великорусских говорах. Расторгуев отмечает в смоленских говорах sp'u, lav'u, pras'u, xad'u (Расторгуев. Говоры на территории Смоленщины, 129). Активен процесс выравнивания основ в сибирских говорах. Селищев фиксирует kos'u, prinos'u, spros'u, bros'и, dokat'u, kolot'u, sut'u, serd'us'a, pogled'uka, ot-pust'u, rassud'ii, sp'u, nasyp'u. «Такие образования для 1 л. ёд. настоящего времени отмечены в Акмолин. обл., в южной части Томской г., в Иркут, у. . . на Амуре (у казаков), на Индигирке
(Рус. Устье), на Колыме, на Анадыре (с. Марково). Известны они, по всей вероятности, и другим говорам» (Селищев. Диалектологический очерк Сибири, I, 108). Характеризует это явление язык забайкальских старообрядцев. «В основах наст. вр. на -г форма 1 л. ед. имеет основу с тем же согласным перед окончанием, какой является в прочих формах: malafu, plat’d, wskip'at'u, prixfatfu, sud’u, pasad'u, kas’u и kos'ii и kasu (от лица, говорившего malafu), кагт’й, кир'й, sp’u» (Селищев. Забайкальские старообрядцы. Семейские, 61). Не исключена возможность, что в некоторых говорах аналогия была вызвана иноязычным субстратом. Овладеть чередованием в глаголах второго спряжения было трудно, так как за пределами морфологии оно не имело поддержки.
Итак, судьба морфонологических чередований в глаголах первого и второго спряжений существенно различалась. Если в праславянском чередования в глаголах первого класса ограничивались только глаголами на задненёбные, то в русском в связи с развитием категории твердости/мягкости согласных, с изменением е в о они стали играть важную роль в морфонологической системе языка. Напротив, смягчение согласных перед гласными переднего ряда привело к тому, что в глаголах второго спряжения (праславянский четвертый класс) чередования утратились или носят традиционный характер, отражая живые закономерности лишь прошлых эпох. Это бесспорно в отношении русского диалектного языка.
Опираясь на примеры сконфужу—сконфузишь, оформлю—оформишь, засекречу — засекретишь, Исаченко утверждает, что в литературном языке чередования в глаголах второго спряжения «вполне продуктивны» (Исаченко. Грамматический строй русского языка. . . , 66). Однако это не подтверждается новыми специальными наблюдениями над современной разговорной речью. Так, Бахтурина убедительно показала, что чередование в глаголах второго спряжения на губные и зубные согласные сохраняется I лучше в старых глаголах. «Но даже среди них есть глаголы, | в которых такое чередование не реализуется. Отмечено, что стрем-" ление к выравниванию основы характерно для глаголов с конечной зубной согласной. То же самое можно утверждать, хотя бы в пределах отыменных глаголов, относительно основ с конечной губной согласной. Особенно наглядно противодействие указанному чередованию обнаруживается в глаголах нового образования или небольшой употребительности, в которых такое передо- | вание не могло стать лексически закрепленной нормой» (Бахту- | рина. Морфонологические условия образования отыменных гла- I голов с суффиксом -01и-(тъ), 114). Земская сообщает об интерес- 1 ном эксперименте, который был произведен в 1964—1966 гг. 1 Наблюдения производились над языком студентов-филологов 1 Саратовского и Казанского университетов, а также Череповец- 1 кого педагогического института. Эти наблюдения показали, что 1 «в отдельных случаях число форм без чередований намного пре- I 108	> 1
оиптяот число форм с чередованиями» (Словообразование совре-=0 русского литературного языка, 36).
Белорусский язык вместе с русским пережил смягчение согласных перед гласными переднего ряда и процесс лабио-веляризации гласного е в определенных фонетических позициях. Несмотря на это, в характере морфонологических чередований в глагола^ настоящего времени в русском и белорусском языках имеются существенные отличия, вызванные как фонологическими, так и грамматическими причинами. Различными были и аналогические процессы, которые, как известно, играют большую роль в формировании морфонологических рядов.
Большинство белорусских говоров не различают гиг’. Лишь
в говорах Полесья, в витебских и могилевских говорах сохраняется г’. На основной территории известен только г. В связи с этим здесь утрачено чередование [г : г’] — 1 л. ед. ратгй, zru, VaruA 2 л. ед. tres, pamres, zres, b'ares.
Переход e в о в белорусском и русском языках в основном определялся тожественными фонетическими условиями: позиция е после мягкого согласного перед твердым. Однако были и от-
личия, которые отчетливо видны в парадигме настоящего времени глаголов первого спряжения.
В русском е переходил в о после мягких согласных перед отвердевшим s. В белорусском данный фонетический процесс завершился до отвердения s. Поэтому перед s найдем е. Это имеет прямое отношение к 2 л. ед.: n’as’es, m’ac’es, v'afes, v’az’es, grab’es, zav'es, zm’es, zn’es и т. д. Лишь в северо-восточных говорах непоследовательно встречаем n’as’os, v’az’os. «В большинстве этих говоров известны также варианты с е» (Б1рыла. Вы-HiKi пераходу е « е, ъ) у о i з’явы, звязаныя з iM, у беларускай мове, 325). Специалисты по белорусской диалектологии относят единичные случаи типа rias'os за счет влияния русского языка.
Нет условий для перехода е в о в белорусском в 3 л. ед., так как здесь подударный гласный находится в конце слова (все говоры к югу от Минска и Могилева) или перед с’ (все северные говоры): n’as’e или n’as’ec’, ife или ifec’.
Таким образом, в парадигме настоящего времени ед. ч. различия в глаголах первого спряжения определяются фонетическими условиями: в 1 л. ед. перед гласным заднего ряда конечный согласный основы будет твердым, во 2 и 3 лл. перед гласным переднего ряда — мягким. Изменения мягких согласных будут отражать здесь фонетические закономерности современного белорусского языка: f > с’, d’ > j’ (иначе в глаголах на задненёбный).
Иной и более сложной представляется картина во множественном числе. Совершенно закономерно большинство белорусских говоров в 1 л. мн. пережили переход е в о: n’as’ozn, v'az'om, if от, pVac'om, grab'от. Лишь западное Полесье и западная часть Гродненской области и в этой позиции не знают перехода
е в 02 n’as’ezn, v'az'em, 1$9ёт, grab'em. Вся северная Белоруссия до сих пор хорошо сохраняет непозиционную мягкость согласных перед гласным о: rriac' от, klafom и т. д. Эта непозиционная мягкость не удержалась на значительной территории говоров к югу от Минска и Могилева: riasom, v'azom, idom, Triatom, gra-bom и под. Данное отвердение можно объяснить тем, что в парадигме настоящего времени глаголов первого спряжения в южных белорусских говорах не сформировался морфонологический ряд, противопоставляющий твердые и непозиционные мягкие согласные [t : с’], Id : g’l, [s : s’], [z : z’], [b : b’], [n : n’] в определенных позициях. Здесь мягкость согласного перед о не нашла опоры в языке и была утрачена.
Во 2 л. мн. почти на всей территории белорусского языка глаголы имеют ударение на конечном гласном: rias9ic6, ries'rice, ific’e, ifac'e. Очень редко, главным образом между Минском и Гомелем, фиксируются rias'oc'e, ifoc’e.
Отмеченные выше случаи возникновения в русском языке чередований в глаголах третьего класса на губные известны и белорусскому языку. Так, в северных и в северо-восточных говорах белорусского языка фиксируются чередования после губного: 1 л. ед. draml’u, sypVu, 2 л. ед. drem'ls, syp'ls, 3 л. ед. dreirilri, syp'lc', 1 л. мн. drerriim, syptm, 2 л. мн. drerrilria, syp'lc'a, 3 л. мн. drerriuc', syp'uc'.
Как свидетельствует белорусский диалектологический атлас (карта № 158), белорусские говоры в отношении судьбы чередований [к : ё], [g : z] в спряжении глаголов настоящего времени представляют различные процессы. Основная территория сохраняет чередование 1 л. ед.: р'акй, stryyu, 2 л. ед. peaces, stryzes. Различия обнаруживаются лишь в 1 л. мн. (р'акбт, stryyom). Обобщение на задненёбный (1 л. ед. р'акй, stryyu, 2 л. ед. p'ak'es, stryv'es) характеризует северо-восточные (витебские говоры) и восточную часть могилевских говоров. Обобщение на шипящей (1 л. ед. реей, strlzd, 2 л. ед. peces, strlzes) — типичная черта полесских говоров. Наиболее последовательно она проведена в западной их части (между Пинском и Брестом).
Обобщение на задненёбный в белорусском языке — явление сравнительно новое. Об этом прежде всего свидетельствуют колебания, большое число дублетных форм. Это обобщение идет с востока и встречает упорное сопротивление основной массы белорусских говоров, в которых чередование задненёбных с с, z является не только устойчивым, но и продуктивным. О последнем свидетельствует, например, проникновение данного чередования в глагол казаць, который в парадигме настоящего времени не знает чередований. Однако под воздействием глаголов типа стерегу—стережёшь в ряде белорусских говоров находим в 1 л. ед. кауй, зкауй, рокауй, 2 л. ед. skdyes, 3 л. мн. кауис* (Мацкевич. Марфалопя дзеяслова у беларускай мове, 37). .
Обобщение на с, z связывает полесские говоры с украинским языком в котором оно получило широкое распространение. Примечательно, что чередование [g: zj в этих говорах имеет менее обширную территорию, нежели чередование [к: с]. Имеются говоры, в которых при berezu, mozu, stryzu, zaprazu представлено реки, seku и под. Не всегда обобщение на с, z проведено одновременно как в 1 л. ед., так и в 3 л. мн. Так, при 1 л. ед. реей, stryzu встречаются в 3 л. мн. рекйс', stryyuc’.
Приведенные данные свидетельствуют, что в белорусском языке морфонологические чередования в глаголах первого спряжения носят ущербный характер. Лучше они представлены в северных говорах. Белорусский язык не знает той строгой и последовательной системы чередований в парадигме настоящего времени, которая характеризует русский язык.
Морфонологические чередования в глаголах второго спряжения во многом близки чередованиям в русском языке. И здесь 1 in. ед. противопоставляется всем остальным лицам и числам: 1 л. ед. нашу, 2 л. ед. носим, 3 л. ед. носщъ, 1 л. мн. ноым, 2 л. мн. ноегце, 3 л. мн. носяцъ; 1 л. ед. вожу, 2 л. ед. eosiiu, 3 л. ед. возиць, 1 л. мн. воз1м, 2 л. мн. возгце, 3 л. мн. возяцъ', 1 л. ед. сплю, 2 л. ед. сп1ш, 3 л. ед. епщъ, 1 л. мн. cniM, 2 л. мн. епще, 3 л. мн. спяцъ, 1 л. ед. лячу, 2 л. ед. ляцъш, 3 л. ед. ляцщъ, 1 л. мн. ляцгм, 2 л. мн. ляцгте, 3 л. мн. ляцяцъ. Известно белорусским говорам обобщение основы во всей парадигме, т. е. утрата чередования: 1 л. ед. vif и, lov'u, когт'й, хос'й и под. Обобщение после губных встречается реже.
В некоторых случаях чередование в парадигме настоящегс времени отдаляется от русского чередования и сближается с украинским. Так, в основах на d найдем обычно пару [g: g’], а не [z : g’]: 1 л. ед. Ъи$й— 2 л. ед. bug'ts, ха$й—xofls, sagu—sag'ls^ gl'agu—gVag'ti, vagu—vogis. Известные в говорах Полесья 3 л. мн. korml'at, louVat и под. характеризуют важнейшую особенное™ украинской речи.
У краинский язык почти не знает морфонологические чередований в парадигме настоящего времени Глаголов первой спряжения. Это объясняется прежде всего тем, что он пережш процесс отвердения согласных перед гласными переднего ряда Этот процесс был длительным, он начался после утраты сверхкратких гласных и завершился к XVI в. В результате отвердение согласный основы в глаголах первого спряжения будет твердым
1	л. ед. несу [nesu]
2	л. ед несеш [neses]
3	л. ед. несе [nesej
1	л. мн. несемо [nesemd]
2	л. мн. несете [nesete
3	л. мн. несуть [nesut\
Аналогичную картину представляют глаголы везу — везеш плету — плетеш, ъду — гдеш, гребу — гребеш, рву — рвеш деру — дерет, дму — дмеш, жену — женеш.
Однако утрата мягкости перед е могла в свою очередь вызвать новое чередование [1 : Г], [г : г’] в старых глаголах третьего класса: ср. колю [kol’u] — колеш [кб!е§], борю [bor’u] — бореш [Ьбге§]. В говорах это чередование будет отражаться по-разному в зависимости от фонетических условий. В смешанных говорах (например, в южнобессарабских) наблюдается новое чередование [н : н’1 (ср. 1 л. ед. stariu — 2 л. ед. stones). х
Под воздействием господствующей структуры последовательно утрачено чередование в глаголах на задненёбные к и g:
1	л. ед. печу, можу
2	л. ед. печеш, можеш
3	л. ед. пече, Може
1	л. мн. печемо, можемо
2	л. мн. печете, можете
3	л. мн. печуть, можуть
Таким образом, в 1 л. ед. и 3 л. мн. найдем всегда сиг: течу — течутъ, тчу — тчуть, речу — речуть, бережу — б ер ежу тъ, опережу — стер ежу тъ, стрижу — стрижу тъ. Старое чередование в данной группе глаголов встречается в закарпатских говорах.
Иной была судьба морфонологических чередований в глаголах второго спряжения. Здесь представлено много своеобразного, что опять-таки объясняется процессом диспалатализации. Глаголы второго спряжения в парадигме настоящего времени противопоставляют 1 л. ед. всем другим позициям. Это противопоставление сформировалось еще на праславянской почве и было выше охарактеризовано на материалах русского и белорусского языков. Однако в украинском оно носит более сложный характер, так как морфонологический соотносительный ряд представляет не обычные бинарные противопоставления пар альтернантов, а тернарные. Здесь противопоставляются 1 л. ед. : 3 л. мн.: все остальные позиции. Происходит это потому, что в 3 л. мн. конечный согласный основы в положении перед гласным -а сохраняет старую мягкость. Эту особенность украинской морфонологии хорошо показал Дейна в своем описании говоров Тарнополыцины:
s : s : s’]	— noSu	nosyS	nos’at’
z : z : z’J	— vozu	vozys	voz’at’
c : t : t’j	— vercu	vertyS	vert’at’
g : d : d’]	—ходи	xodys	xod’at’
sc:st:s’t’] —puscu pustyS pus’t’at’ zg : zd: z’d’] — iizgu iizdys iiz’d’at’
(Dejna. Gwary ukrainskie Tarnopolszczyzny, 100).
В литературном языке и во многих говорах это чередование будет отражено следующим образом — [s : s’: й], [z : z’: z], [t: t’: 6], [st: st’: Sc], [d:d’:g], [zd:zd’:zg] : 1 л. ед. кошу — 2 л. ед. косиш — 3 л. мн. косятъ\ 1 л. ед. вожу — 2 л. ед. возиш — 3 л. мн. возятъ^ 1 л. ед. лечу — 2 л. ед. летиш — 3 л. мн. летять\ 1 л. ед. чищу — 2 л. ед. чистиш — 3 л. мн. чистятъ^ 1 л. ед. воджу — 2 л. ед. водиш — 3 л. мн. водять\ 1 л. ед. гжджу — 2 л. ед. ъздйш — 3 л. мн. гздятъ. Данное чередование сохранится даже
в тех украинских говорах, в которых в 3 л. мн. согласный основы будет находиться перед гласным е. Перед этим е здесь сохраняется мягкость согласного: s’ ad’ е, robl’e, mus’e. Естественно, что она сохраняется и перед и: xod’ut’, kos’ut’ л под.
Аналогичная структура морфонологического ряда в прошлом была и в глаголах на губные согласные. В 1 л. ед. было представлено сочетание губного с эпентетическим Г, в 3 л. мн. мягкие губные перед гласным а, в остальных позициях — твердые губные. Однако мягкость губных перед а не удержалась. «В положении же перед непередними гласными и, о, а у губных произошло выделение мягкости в самостоятельную артикуляцию, качество которой неодинаково в различных украинских говорах. В юго-западных говорах после отвердевших губных преобладает Г, в остальных говорах — /; во всех говорах мягкость согласного тп’ нередко эмансипируется в виде согласного п’» (Калнынь. Корреляция твердых и мягких согласных фонем в украинском языке, 77). В позиции 3 Л. мн. вторичным палатальным элементом был Г. Так здесь возникли сочетания, аналогичные сочетаниям в 1 л. ед. Таким образом здесь установились бинарные противопоставления: 1 л. ед. люблю, 3 л. мн. люблятпь, 2 л. ед. любит; 1 л. ед. сплю, 3 л. мн. сплятъ, 2 л. ед. спит; 1 л. ед. ломлю, 3 л. мн. ломлятъ, 2 л. ед. ломит; 1 л. ед. ловлю, 3 л. мн. ловлятъ, 2 л. ед. ловит. Бинарные противопоставления находим также в глаголах с основой на -п (ср. 1 л. ед. бороню, 3 л. мн. боронятъ, 2 л. ед. боронит); с основой на -I (ср. 1 л. ед. тпулю, 3 л. мн. тулятпь, 2 л. ед. тулит. Известны в диалектах (восточнокарпатских и буковинских) чередования [р : pj], [b : bj], [v : vj]: kupju—kupls— kupjat’, Vubju—I’ubls—Vubiat1, bavju—bavis—bavjat'.
He все украинские говоры в глаголах на -d в 1 л. ед. имею! аффрикату Диалектологи фиксируют z (xozu, buzu) во многих говорах Украины (в полтавских говорах, в говорах Северной Буковины и других районах). Часто обе основы xog- я xoz-, bug- в buz- употребляются в одном говоре параллельно. Нередко им сопутствует в 1 л. ед. еще вариант на -сГ: xod’-, bud’-.
На значительной территории украинских говоров наблюдается обобщение основы в глагстаах второго спряжения. Особенно интенсивным этот процесс был в юго-восточных говорах, в южное полосе юго-западных говоров, в части полесских. Так определяет эту территорию Жилко (Жилко. Нариси . . . , 95). Однако диалектологические описания открывают все новые и новые области, где в 1 л. ед. говорят xod’u, bud’u, rod’ll, molot’u, nos’u, pros’ll, kos’ii и под. Ващенко пишет, что «нельзя получить верного представления о форме первого лица ед. числа глаголов настоящегс времени с изменением корневого согласного в полтавских говорах на основе тех данных, которые известны в опубликованных описаниях украинских диалектов» (Полтавськ! говори, 212). Саи он приводит богатый материал, свидетельствующий, что в полтавских говорах широко представлены xod’u, bud’u, nos’u, pros’ll
8 С. Б. Бернштей^	11с
kos'u, lefu, tremt’u и под. «Форма lefu в полтавских говорах является основной, а 1есй — вариантом к ней. . . Во всех иных населенных пунктах записана лишь одна основная форма tremt? й» (Полтавськ! говори, 215—216). В 118 населенных пунктах (из 195) отмечены лишь яой’й, bud'll и под. (Ващенко. Д1есл1вш форми в сучасних полтавських говорах, 10). Образования типа xod'ur voz'u, pros'd находим в ряде сильно смешанных говоров (например, в Слобожанских, в говорах степной Украины и Донбасса).
Данное морфологическое преобразование 1 л. ед. привело к установлению обычных парных противопоставлений, так как мягкий согласный в 1 л. ед. и 3 л. мн. чередуется с соответствующим твердым в остальных формах.
Аналогйческое выравнивание основ в глаголах второго спряжения идет очень интенсивно во всех восточнославянских языках. Вопреки сдерживающему воздействию норм литературного языка этот процесс захватывает все новые и новые говоры.
Богата и во многом своеобразна система морфонологических рядов в парадигме настоящего времени в польском языке. Это объясняется значительным развитием здесь категории твердости-мягкости согласных, а также рядом локальных фонетических и грамматических процессов.
От русского языка польский в данном случае будет существенно отличаться, так как в обоих языках развитая система противопоставлений твердых и мягких согласных фонем по-разному отражена в структуре настоящего времени глаголов. Оба языка пережили процесс лабиовеляризации е. Однако в польском в отличие от русского языка этот процесс не отразился на парадигме настоящего времени: переход е в о в польском ограничивался позицией перед твердыми нёбно-зубными согласными t, d, s, z, r, I, n. Такой позиции настоящее время не давало. Речь в данном случае идет, конечно, не о корневом гласном глагола (ср. в 1 л. ед. ftiorf, niosf, wlodp, 3 л. мн. blorq, ntosq, wiodq), а о тематическом гласном, который может находиться перед s, т> с' или в конце слова. Таким образом, в глаголах е-спряжения согласный основы во всех лицах ед., в 1 и 2 лицах мн. будет стоять перед гласным е. В 1 л. ед. согласный перед е « f) твердый, в других позициях . мягкий. И в этом пункте польский и русский языки различаются существенно, так как в русском позиция перед е для твердых и мягких согласных фонем представляет пункт нейтрализации.
Морфонологический ряд чередований в глаголах ^-спряжения представляет следующие десять пар — [s : s’], [z : z’l, [t : c’ ( < t’)], [d : g’ « d’)], [v : v’], [m : m’], [n : n’], [r : z (< r’)], [k : c], [g : z]. В данном ряду отсутствуют пары [р : р’], [Ь : Ь’] (ср. в русском гребу — гребёшь). В диалектном языке (в малопольских и мазовецких говорах) встречается пара [р : р’], которая проникает в полуинтеллигентную провинциальную речь. Дорошевский отмечает 1 л. ед. tap? 'ловлю’ — 2 л. ед. tapiesz (Doroszewski. Podstawy gramatyki polskiej, 247). В литературном 114
языке здесь отсутствует чередование: 1 л. ед. lapif — 2 л. ед. lapiesz. В древнепольском пара [Ь : Ь’] в парадигме настоящегс времени была хорошо известна в глаголах grzebai^ skubac и под.. 1 л. ед. grzebf — 2 л. ед. grzebiesz — 3 л. мн. grzebq. В дальнейшем в этих глаголах было утрачено чередование, так как 1 л. ед. е 3 л. мн. получили основу на мягкий согласный (LoS. Gramatyks polska; III, 226; Klemensiewicz, Lehr-Splawiiiski, Urbaticzyk. Gramatyka historyczna jqzyka polskiego, 364; Zagorski. Gwary Krajny, 119). Отсутствуют в данном ряду пары [1 : Г] (ср. 1 л. ед. mielf — 2 л. ед. mielesz — 3 л. мн. mielq), [с : с’] — (ср. 1 л. ед. chc? — 2 л. ед. chcesz — 3 л. мн. chcq)\ с? в этом глаголе перед е представлен в прошедшем времени chcieli (в условном и повелительном наклонении — chcielibytrny, chciej, chciej ту).
Чередование [s: s']:
1	л. ед. niosq
2	^i. ед. niesiesz
3	л. ед. niesie
1	л. ед. wiozq
2	л. ед. wieziesz
3	л. ед. wiezie
n’ose] n’es’eS] n’es’e]
1 л. мн. niesiemy
2 л. мн. niesiecie
3 л. мн. niossj
n’es’emy] n’es’ece] n’osq]
Чередование [z: z']:
[v’oze]	1	л.	мн.	wieziemy
v’ez’esj	2	л.	мн.	wieziecie
[v’ez’e]	3	л.	мн.	wiozsj
y’ez’emy] y’ez’ec’e] y’ozq]
Чередование [t: c'] «t'):
1 Л.	ед. plotq	[plote]	1 л. MH. pleciemy	plec emy]
2 л.	ед. pleciesz	|plec’e§]	2 л. мн. pleciecie	plec’ec’e]
3 л.	ед. plecie	[plec’e]	3 л. мн. р1оЦ	plotq]
Чередование [d: 5'] « d'):
1 л. ед. wiodq	[v’ode]	1 л. мн. wiedziemy [v’eg’emy
2 л. ед. wiedziesz [v’eg’esj		2 л. мн. wiedziecie [v’eg’ec’e
3 л. ед. wiedzie	[v’eg’e] '	3 л. мн. wiodsj	[v’odq]
Чередование [v: v']:
1 л. ед.	rwq	[rve]	1 л. мн. rwiemy	rv’emy]
2 л.. ед.	rwiesz	[rv’eS]	2 л. мн. rwiecie	rv’ec’e]
3 л. ед.	rwie	[rv’e]	3 л. MH. rwsj	>vq]
	Чередование [m:					m*]:		
1	Л.	ед.	dmq	^dme]	1 Л.	MH.	dmiemy	dm’emy]
2	Л.	ед.	dmiesz	dm’e§]	2 л.	MH.	dmiecie	dm’e’ce]
3	Л.	ед.	dmie	dm’e]	3 л.	MH.	dm^	dmq]
				Чередование [n:		n’J:		
1 z-ч	Л.	ед.	pragnq	pragne]	1 Л.	MH.	pragniemy	[pragn’emy]
2	Л.	ед.	pragniesz	pragn’eS]	2 л.	MH.	pragniecie	[pragn’ec’e]
3	Л.	ед.	pragnie	pragn’e]	3 л.	MH.	pragnsj	[pragnq]
Чередование [г : z] «г'):
1	Л.	ед. biorq	[b’ore]	1 Л.	MH.	bierzemy		b’ezemy]
2	Л.	ед. bierzesz	b’ezes]	2 л.	MH.	bierzecie		b’ezec’e]
3	Л.	ед. bierze	b’eze]	3 л.	MH.	biorej		b’orq]
			Чередование [k		:c]:			
1	Л.	ед. piekq	p’eke]	1 Л.	MH.	pieczemy	[р’ебешу]	
2	Л.	ед. pieczesz	p’eces]	2 л.	MH.	pieczecie		[p ecec e]
3	Л.	ед. piecze	p’ede]	3 л.	MH.	piek^		[p’ekq]
			Чередование [g		: z]:			
1	Л.	ед. mogq	mogej	1 л.	MH.	mozemy		mozemy]
2	Л.	ед. mozesz	mozes]	2 л.	MH.	mozecie		mozec’e]
3	Л.	ед. moze	moze]	3 л.	MH.	mogej	[mogq]	
Указанные чередования в глаголах ^-спряжения характеризуют литературный язык и многие диалекты. В диалектах эти чередования часто сохраняются без изменений даже в случае иной структуры флексий или различных преобразований в основе. Так, Нитч фиксирует в силезских говорах парадигму 1 л. ед. n'esp (n’esym), 2 л. ед. n'es’es, 3 л. ед. n’es’e, 1 л. мн. rfes'ymy (n'esmy), 2 л. мн. n’es’ec’e, 3 л. мн. riesq (Nitsch. Dialekty polskie Sl^ska, 141). На судьбу чередований не оказывают воздействия преобразования в основах типа 1 л. ед. vyjde, vynde, vynde, vyjnde, vyjnde, vyde и под. Однако имеются диалекты, которые представляют разнообразные преобразования ряда, вызванные как фонетическими, так и грамматическими причинами.
В кашубском «диалекте отвердели s', z\ с\ £. В связи с этим в глаголах ^-спряжения утрачены чередования [s: s’], [z: z’] (ср. 1 л. ед. n’osq — 2 л. ед. n’eseS), звенья ряда [t: с’], [d: g’] преобразованы в звенья [t: с], [d: §] (ср. 1 л. ед. kladq — 2 л. ед. kla-ges). В мазуракающих говорах Мазовшья и Малой Польши чередования [к : с] и [g : z] должны быть отражены в виде [к : с] и [g : z] (в некоторых малопольских говорах в виде [к: с’] и [g: z’J). Известна говорам утрата звена [г : г’] (> f, > z). В силезских говорах Нитч фиксирует 1 л. ед. Ь’егр, 2 л. ед. b'eres, 3 л. ед. Were, 1 л. мн. Werymy, 2 л. мн. Ь'егес'е, 3 л. мн. Ь'егц.
В рассмотренных чередованиях противопоставляются основы в 1 л. ед. и 3 л. мн. на твердые согласные основам в 2 и 3 л. ед. и 1 и 2 л. мн. на мягкие согласные. Во многих говорах наблюдается нарушение этого соотношения. Так, в 1 л. мн. польским говорам широко известны основы на твердые согласные: n'esemy, plecemy, р'екету, mogemy и под. Такова структура морфонологического ряда, например, в сваженском говоре Великой Польши:
1	л. ед. nese, veze, plete
2	л. ед. neses, v’e£es, plec’es
3	л. ед. nese, ve£e, plec’e
1	л. мн. nesymy, vezymy, pletymy
2	л. мн. nesede, v’e£ece, plecede
3	л. мн. nesoum, vezoam, pletonm
Польские диалектологи (Нитч, Загурский) считают, что твердый альтернант в 1 л. мн. характеризует центральные великопольские диалекты. Однако данную особенность обнаруживаем и в южных великопольских говорах. Подробнее о распространении этой черты в великопольском диалекте см. Tomaszewski. Mowa ludu wielkopolskiego, 39—40. Реже обнаруживаем в говорах основу на мягкий согласный в 1 л. ед. : ja b'efp, mozp, р'еср, vlecp, zirip (Nitsch. Wybor pism polonistycznych, I, 268. Urban-czyk. Zarys..., 51). В польском пары [k: с] и [g: z] в соотносительном ряду настоящего времени часто противопоставляются как твердые и мягкие альтернанты. Поэтому случаи типа ja peep или ту рекету представлены только там, где одновременно найдем ja zm’p или ту zmemy, ja chofp и ту chogemy. Таким образом, в отличие от русского языка в данном случае мы имеем дело не с аналогическим выравниванием, а с закономерностями соотносительного ряда по твердости/мягкости.
Многие глаголы сменили пары чередований в связи с изменением словообразовательной структуры. Так, глагол krasc в прошлом представлял пару [d : g’] (1 л. ед. kradp—2 л. ед. kradztesz — 3 л. мн. kradq). Теперь этот глагол представляет пару [n: n’] (1 л. ед. kradnp — 2 л. ед. kradniesz — 3 л. мн. kradnq). В результате подобных преобразований прежний согласный основы вообще может утрачиваться. Так, старая парадигма 1 л. ед. rostp — 2 л. ед. rosciesz — 3 л. мн. rostq в современном польском языке имеет вид 1 л. ед. rosnp— 2 л. ед’ ro$nlesz — 3 л. мн. rosnq. На месте старой структуры 1 л. ед. cztp — 2 л. ед/ czclesz — 3 л. мн. cztq, 1 л. ед. kwtp— 2 л. ед. kwetesz—3 л. met. kwtq теперь утвердились . парадигмы 1 л. ед. czytam — 2 л. ед. czytasz — 3 л. мн. czytajq, 1 л. ед. kwttnp— 2 л. ед. kwttniesz—/3 л. мн. kwltnq (Los. Gra-matyka poJska, III, 228—229).
Твердость/мягкость согласных основы может оказывать воздействие на предшествующий согласный: 1 л. ед. grzpznp — 2 л. ед. grzpznlesz. 3 л. ед. grzpznie^ 3 л. мн. grzpznq. Однако в данном случае нельзя говорить о чередовании альтернантов [zn: zn], так как z возникает в результате позиционного смягчения z перед мягким согласным.
Морфонологический ряд чередований в глаголах f-спряжения представляет следующие семь пар: [с : с’ «V)], Гз : 3’
: s’], [z : z’], [zg : z’g’], [sc : sc], [c : c’J — uczczp. uezeisz... .
Чередование [c: c’]
л. ед. tracq	trace]	1 л. MH.	tracimy	trac’imy]
л. ед. tracisz	trac’iS]	2 л. мн.	tracicie	trac’ice]
л. ед. traci	trac’i]	3 л. мн.	trac^	tracq]
Чередование [3:3’]
1 л.
2 л.
3 л.
ед. brodzq [broge] ед. brodzisz [brog’is] ед. brodzi [brog’i]
1	л. мн. brodzimy [brog’imy]
2	л. мн. brodzicie [brog’ic’e]
3	л. мн. brodzgj [brogq]
к
Чередование [s: s’]
1	л. ед. noszq	побе]	1 л. мн. nosimy [nos’imy]
2	л. ед. nosisz	nos’iS]	2 л. мн. nisicie [nos’ic’e]
3	л. ед. nosi	nos’i]	3 л. мн. nosz^ [no6q]
Чередование [z: z’]
1 л. ед. lazq	[laze]	1 л. мн. lazimy	laz’imy]
2 л. ед. lazisz	[laz’i§]	2 л. мн. lazicie	laz’ic’e]
3 л. ед. lazi	[laz’i]	3 л. мн. 1агц	[lazq]
Чередование [zj: z’j’]
1 л. ед. jezdzq	jezge]	1 л. мн. jeidzimy	jez’g’imy]
2 л. ед. jeidzisz	jez’g’i^J	2 л. мн. jeidzicie	jez’g’ic’e]
3 л. ед. jeidzi	Fjez’g’i]	3 л. мн. jezdzgj	[je^gq]
Чередование [§c: 6c]
1 л. ед. puszczq [puSce] 2 л. ед. pu6cisz [pu6di£] 3 л. ед. pu66i [pu66i]
1 л. мн. puscimy [pusdimy] 2 л. мн. pu6cicie [pu6c’ic’e] 3 л. мн. puszcz^ [puScq]
Как видно из приведенных парадигм, и в глаголах Z-спряжения 1 л. ед. и 3 л. мн. противопоставляются другим позициям. Это сближает в польском функционирование морфонологических рядов в глаголах е- и i-спряжений. Данное польское новообразование восходит еще к дописьменному периоду. Уже самые древние памятники фиксируют в 3 л. мн. koszq, grozq, rzucq, radzq вместо закономерных kostq, groziq, rzuclq, radzlq. Указанное распределение характерно и для диалектного польского языка.
В древнейший период истории польского языка современные пары чередований [с: с’] и [g: g’] имели другой характер. Тогда мягкость характеризовала 1 л. ед. Zmc’j, brofq, во всех других позициях были представлены твердые t и d (фонетически полумягкие) — 2 л. ед. tratlsb, brodlsb. В дальнейшем праславянские с*9' и и’ отвердели, a t и d перед гласным I смягчились и перешли в с’ и В современных говорах, утративших мягкость и этих аффрикат, в настоящее время данные звенья ряда утрачены. Это наблюдаем в кашубском диалекте, который последовательно представляет отвердение с’, j’.
1	л.	ед.	segsj	1	л.	мн.	segimo
2	л.	ед.	segi6	2	л.	мн.	segice
3	л.	ед.	segi	3	л.	мн.-	segq
Чередование [g : g’J преобразовано в [% : g]. Кашубский диалект утратил мягкость s’ и z’. В связи с этим здесь чередования [6: s’] и [z : z’] преобразуются в [s; s], [z : z]. В хельмско-мазовецких говорах наблюдается различного рода смешения#, я, с, и s’, z’, с’, j’. И это непосредственно находит отражение на структуре морфонологического ряда.
Известны говоры, в которых звено [с: с’] отражено в виде [t: с’] (ср. 1 л. ед. lete, 2 л. ед. lec'ts, 3 л. ед. Zee’/, 1 л. мн. lec'yrft', 2 л. мн. lec'yc'e, 3 л. мн. letu). В словинском диалекте в глаголах /-спряжения звенья [с: с’] и [g: g’] преобразуются в звенья [ё: с] и [g: g], ср. 1 л. ед. kroucq, vagq — 2 л. ед. кгои-cls, vagts.
Выше мы рассмотрели очень актуальный для восточнославянских языков процесс обобщения основ в глаголах /-спряжения» В польском он представлен слабо. Лось приводит несколько примеров из памятников XV—XVI вв.: 1 л. ед. puSciq, prosiq и др. Этому процессу в польском противодействовало объединение основ 1 л. ед. и 3 л. мн.
Выше отмечалось преобразование ряда чередований в глаголах е-спряжения под воздействием мазурения. Однако там это связано только с небольшой группой глаголов с основами на задненёбные к и g. Значительно глубже под воздействием мазурения преобразуется морфонологический ряд в глаголах /-спряжения, так как здесь представлены звенья [§: s’], [z:z’J, [z§: z’g’]. В говорах, представляющих на месте s, z, jr— s, z, j, данные звенья ряда будут характеризоваться чередованием [s : s’], [z : z’], [zg:z’g’L Однако известен в говорах Малой Польши и иной результат мазурения: на месте §, z, § находим s’, z’, j’. Естественно, что эти говоры вообще утрачивают чередования в данной группе глаголов. В настоящее время во многих мазуракающих говорах под воздействием литературного языка восстанавливаются шипящие согласные. Процесс этот сложный и представляет многочисленные варианты, когда совмещается старая фонетическая система и новая, идущая из литературного языка. Это приводит часто к своеобразному симбиозу в парадигме настоящего времени.
Утратились чередования в глагольных основах на губной. Здесь во всех позициях представлен мягкий согласный:
1 л. ед.		s’p’e]	1 л. мн. Spimy	s’p’imy]
2 л. ед. Spisz		>’p’i§]	2 л. мн. Spicie	s’p’jc’e]
3 л. ед. Spi		s’p’i]	3 л. мн. Spi^	s’p’q]
1 л. ед. robiq [rob’ej			1 л. мн. robimy [rob’imy]	
2 л. ед.	robisz	frob’iS]	2 л. мн. robicie	rob’ic’e]
3 л. ед.	robi	[rob’i]	3 л. мн. гоЫц	rob’q]
1 л. ед.	gromiq	grom’q]	1 л. мн. gromimy	[grom’imy]
2 л. ед.	gromisz	grom’iS]	2 л. мн. gromicie	grom’ic’e]
о л. ед.	gromi	grom’i]	3 л. мн. gromi^	£rom’q]
1 л. ед.	trawiq [trav’e]		1 л. мн. trawimy	^trav’imy]
2 л. ед.	trawisz	trav iS]	2 л. мн. trawicie	trav’ic’e]
3 л. ед.	trawi	trav’i]	3 л. мн. trawi^	trav’q]
Утрата, чередования в этой группе глаголов объясняется не отсутствием Z-epentheticum (западнославянские языки на стыке морфем его никогда не знали), а смягчением губных перед глас-
ными переднего ряда t, р. До смягчения перед гласными переднего ряда в данном случае чередовались твердые и мягкие губные: мягкий губной согласный в 1 л. ед., во всех других позициях твердый согласный. Не все польские говоры представляют, однако, аналогичную картину. Шимчак в говоре села Доманевки фиксирует 1 л. ед. grable, 3 л. мн. grabiom, но во 2 л. ед. grab’is, 3 л. ед. grab’i, 1 л. мн. grab’imy, 2 л. мн. grab’ita (Szymczak. Gwara Domaniewka i wsi okolicznych w powiecie I^czyckim, 118). Известны говоры, когда во всей парадигме мягкость согласного последовательно выделяется в виде йотовой артикуляции: ja loubja, ty loubjis (Lorentz. Slovinzische Grammatik, 334; Nitsch. Wybor pism polonistycznych, III, 236).
Отсутствуют в глаголах t-спряжения чередования [n : n’], [г : r’l (> z), [1 : Г].
В полабском языке в связи с диспалатализацией согласных перед гласными переднего ряда произошло выравнивание основ и значительное упрощение структуры морфонологических рядов. В этом же направлении действовало и мазурение, характеризовавшее большинство диалектов полабского языка. Произошло обобщение основ на задненёбные: во всех лицах и числах утвердились с, z, $, которые позже были преобразованы в 5, и, $ (ср. 1 л. ед. secq «secy), 3 л. мн. picq «pecq (tb) (Lehr-Sptawinski. Gramatyka polabska, 208).
Много общего с другими славянскими языками, однако немало и своеобразного, отличного находим в парадигме настоящего времени в нижнелужицком языке. И в этом языке была сильна тенденция аналогического выравнивания основ, которая привела к утрате отдельных звеньев. Кроме того, утрате чередований способствовали некоторые специфические для нижнелужицкого языка локальные процессы. Следует обратить внимание на то, что в данном пункте нижнелужицкий язык существенно отличается от верхнелужицкого.
В глаголах ^-спряжения в настоящем времени теперь известны следующие пары морфонологического ряда [t : s’] « t’), [d : z’] « d’), [k : c] (<c), [g : z], [r : r’], [n : n’], [m : m’].
Примеры: 1 л. ед. kwitu — 2 л. ед. kwl§os — 3 л. мн. ч. kwltu\ mjetu—mjeSos—mjetu; pletu—ple§os—pletu; jedu—jezos—jedu; wje-du—wjezos—wjedu; ktadu—ktazos—ktadu; seku—secos—seku; wla-ku—wlacos—wlaku; rjaku—rjacos—rjaku; mogu—mozos—mogu; pru— prjos—pru; bjeru—bjerjos—bjeru; debnu—debnjos—debnu; gasnu— gasnjos—gasnu; wezmu—wezmjos—wezmu. Альтернанты [t], [d], [k], [g], LrL fnl> fml характеризуют основу в 1 л. ед. и 3 л. мн. Альтернанты [s’], [z’J, [с], [z], [г’], [д’], [ш’] представлены в других лицах и числах. Отсутствуют в данном ряду пары: [s: s’], [z: z’]a [p:p’L Lb: b’].
В нижнелужицком языке в 1 л. ед. широкое распространение получило новообразование, возникшее под влиянием глаголов а- и t-спряжений. Речь идет о проникновении в группу глаголов 120
е-спрядсения флексии 1 л. ед. -тп, которая здесь преобразовалась во флексию -от. Это вызвало в свою очередь и преобразование основы. Новая флексия 1 л. ед. -от образуется от основы 2 и 3 л. ед., всех лиц дв. и 1 и 2 л. мн. Таким образом, в 1 л. ед. будет не kwitu, a kwi^om, не jedu, a jezom, не seku, a secom, не mogu, a mozom, не gasnu, a gasnjom, не wezmu, a wezmjom. Устойчивее пары [г: г’], где обычно находим только bjeru, pjeru, рги, но zeru и zrjom. В диалектах, однако, известны в 1 л. ед. bjerjom, pjerjom is. под. Данный процесс не привел к утрате указанного выше морфонологического ряда, он лишь изменил сферу его функционирования. При новой структуре альтернанты [t], [d], [k], [g], [г], [n], [m] характеризуют глагольную основу только в 3 л. мн.
Иной была судьба чередований согласных в основах /-спряжения. Здесь чередование утрачено. Последовательно проведено то аналогическое выравнивание, которое было выше подробно охарактеризовано на материале русского диалектного языка. В нижнелужицком в 1 л. ед. всегда найдем тот же согласный, что и в других позициях.
1	л.	ед,	pSosym	'прошу’	1	л.	дв.	pSosymiej	1	л.	мн.	pSosymy
2	л.	ед.	psosys	2	л.	дв.	pSosytej	2	л.	мн.	pSosySo
3	л.	ед.	psosy	3	л.	дв.	psosytej	3	л.	мн.	p§ose
Данной структуре в 1 л. ед. предшествовала стадия p§osu, которая еще фиксируется старыми нижнелужицкими текстами. Это дает основание полагать, что обобщение', основ произошло до проникновения в это спряжение флексии \т.
В верхнелужицком глаголы е-спряжения представляют следующий морфонологический ряд чередований — [t:c’] «Ч’), [d: §’] (<d’), [k : с], [р: р’], fm : ш’], [г: г’], [п:п’]. Твердые альтернанты характеризуют основу в 1 л. ед. и 3 л. мн. В других позициях парадигмы настоящего времени представлены мягкие альтернанты: 1 л. ед. mjatu — 2 л. ед. mjeces — 3 л. мн. mjatu; wjedu — wjedzes— wjedu; pjeku—pieces—pjeku; cepu — cepjes—cepu; wozmu—wozmjes— wozmu; dru—drjes—dru; napnu—napnjes—napnu. Нет пары[Ь:Ь’|. В основах на $ и z чередования отсутствуют, так как согласные s и z перед гласным е не смягчаются: рази—pases—pasu; wjezu— wjezes—wjezu. Практически отсутствует пара [g: z], так как во всей немногочисленной группе глаголов проведено аналогическое выравнивание на z: 1 л. ед. mozu— 2 л. ед. mozes — 3 л. мн. moza. Формы mohu в 1 л. ед. и 3 л. мн. встречаются редко. В говорах широко проведено обобщение в глаголах на к: pjecu—pje6es, sycu— sycesy wlecu—wleces и под. Аналогическое выравнивание’в говорах проведено широко и в других основах. Во всех случаях побеждают основы на мягкие альтернанты: pleiu—pleies, kladzu—kladzes и др.
В говорах верхнелужицкого языка иногда фиксируются те преобразования основы в 1 л. ед., которые были охарактеризованы в нижнелужицком. Даже в текстах литературного языка встречаются случаи типа mjecem (вместо mjetu).
Существенные изменения в основах отмечаются в 3 л. мн. Они охватили значительную часть говоров и в литературном языке выступают как равноправный вариант. Речь идет об окончании -е/а, перед которым согласный основы смягчается. Таким образом, старый и новый варианты будут отличаться не только окончанием, но и основой (ср. mjatu—mjeieja, wjedu—wjedzeja, pjeku— pjeceja, dru—drjeja, napnu—napnjeja, wozmu—wozmjeia). Bee эти преобразования значительно сужают сферу чередований, и в ряде говоров чередования вообще утрачиваются (ср. 1 л. ед. kladzu— 2 л. ед. kladzes— 3 л. мн. ktadzeja).
В глаголах i-спряжения верхнелужицкий представляет в основах следующий ряд — [s : §], [z : z], [р :р’], [b: Ь’], [г: г’], [п:п’], [v: v’]. В верхнелужицком обобщены основы на t и d — 1 л. ед. ptaiu — 2 л. ед. placls, wrocu—wrotls, budzu—budzts, chodzu—chod-zis. Отсутствует обобщение в основах на -s (1 л. ед. prosu — 2 л. 'вд. prosys), на -z (wozu—wozys), на губные согласные (kupju—ки-pls, lubju—lubis, zlwju—ziwls), на -r (darju—darts), на n-(honju—ho-nis). Распределение чередующихся альтернантов здесь представляет то новообразование, которое было выше уже охарактеризовано в польском: основа 3 л. мн. объединяется с основой 1 л. ед. {1 л. ед. prosu — 3 л. мн. prosa, wozu—woza, kupju—kupja).
Чешский язык утратил в результате аналогии и ряда фонетических процессов старые чередования в глаголах настоящего времени. Это в равной степени затронуло как глаголы е-спряжения, так и глаголы — г-спряжения. Новые чередования развиться в чешском не могли, так как ни фонетика, ни грамматические условия здесь не создавали условий для формирования морфонологических рядов.
Последовательно отсутствуют чередования в глаголах е-спря-жения в основах на t (ctu—ctes), на d (kladu—klades), на s (nesu— neses), на z (lezu—lezes), на p (tepu—tepes), на b (hrabu—hrabes), на v (rvu—rves), на m (dmu—dmes), на I (stelu—steles), на n (zenu— zvnes). В положении перед гласным е во всех указанных случаях согласные будут твердыми. Известны случаи, когда перед гласным е согласный п будет мягким (например, stunes). Но и в этом случае чередования отсутствуют, так как мягкий согласный пройдет по всей парадигме (1 л. ед. stunu— 2 л. ед. stunes, 3 л. мн. stu-пои).
Образцовый чешский литературный язык, сохраняющий многие особенности, уже давно утраченные народным языком, содержит некоторые звенья старых морфонологических рядов. Это в глаголах е-спряжения касается основ на к и g. Парадигма настоящего времени будет иметь следующий вид:
1	л.	ед.	teku, mohu	1	л.	мн.	tedeme, mflzeme
2	л.	ед.	tece§, muze§	2	л.	мн.	terete, mflzete
3	л.	ед.	tece, mftze	3	л.	мн.	tekou, mohou
Так будут спрягаться в образцовом литературном языка глаголы реки—peces, tluku—tluces, vleku—vleces, obleku—obleces, fku—fees, seku—seces, stfehu—stfezes, vrhu—vrzes, zhu—zzes и др. Однако данное чередование уже давно отсутствует в чешском диалектном языке: все народные говоры последовательно представляют результаты обобщения основ на с и £ Примечательно, что данное аналогическое выравнивание находим в тех польских говорах, которые отражают взаимодействие польской и чешской диалектной речи. Под воздействием народной речи аналогическое выравнивание проникло в разговорную речь городского населения, а в последнее десятилетие активно утверждается в разговорном стиле литературного языка. В живом языке жителей чешской столйцы обычными теперь будут 1 л. ед. tecu, secu, muzu, 3 л. мн. tecou, secou, muzou.
В древнечешском языке известно было звено [г : г’], так как г в положении перед гласными переднего ряда смягчился и совпал с праславянским г’ «ту). В связи с этим в глаголах е-спря-жения с основой на г существовало чередование [г: rj: 1 л. ед. beru, peru, zeru — 2 л. ед. bef^es, pefes, zefes — 3 л. мн. Ъегои, peroU, zerou. В диалектном языке здесь уже давно проведено выравнивание на г: beru—beres, peru—peres, zeru—zeres. Однако известно говорам выравнивание йа -f : beru—befes. Литературная норма в течение длительного времени еще в XIX в. предусматривала здесь сохранение чередования. Даже Травничек в грамматике современного чешского литературного языка счел уместным отметить «архаические книжные формы» beres, here (Травничек. , Грамматика..., 393). Диалектные 1 л. ед. beru, 3 л. мн. Ъегои Травничек категорически отвергает.
Иной была судьба звена [г: г’] в глаголах типа tfttl, где в результате аналогического выравнивания во всех лицах утвердился г г ср. tfu—tfes—tfou, zavfu—zavfes—zavfou, mfu—mfes—mfou. В книжном архаическом языке еще сохраняется чередование тги— mres—mrou, tru—tfes—trou.
Не знает современный чешский язык морфонологических чередований в глаголах /-спряжения. Древнейшие памятники языка XIII—XIV вв. еще сохраняли следы старых праславянских чередований. Здесь были представлены пары [s : §], [z : 8], [ t: с], [d : z], [p: p’l, [b : b’], [v: v’], [1 : Г], [m : m’], [n : n’], [st : sif], [zd : 8d]. Мягкий член звена характеризовал основу в 1 л. ед., твердый — остальные позиции.
1	л. ед. pro§u
2	л. ед. prosiS
3	л. ед. pros!
1	л. мн. prosime
2	л. мн. prosite
3	л. мн. prosie
Данный морфонологический ряд чередований можно обнаружить в древних памятниках в глаголах razu—razts, mldcu—mldils, hozu—hodls, trp'u—trpls, drb'u—drbts, sta,v’u—stavt§, veVu—veils,
uvedom'u—uvedomls, tisrCu—tlsnls, puscu—pustls, hromazd'u—hro-mazdls.
Гласный и после мягких согласных закономерно изменился в I (prosu^>prosl, mazu^mazl). В дальнейшем произошло обобщение основ (prosl > prosl). утвердилась новая долгота (prosl > > prosl) и под воздействием нетематических глаголов флексия т (prosfari). В современном языке парадигма будет иметь следующий вид:
1	л.	ед.	proslm	1	л.	мн.	prosime
2	л.	ед.	prosfs	2	л.	мн.	prosfte
3	л.	ед.	pros!	3	л.	мн.	pros!
Основы на t, d, п во всей парадигме будут представлять мягкие согласные, так как перед г, t, d, п смягчаются:
1	л.	ед.	vidfm	1	л.	мн.	vidfme
2	л.	ед.	vidfs	2	л.	мн.	vidfte
3	л.	ед.	vidi	3	л.	мн.	vidf
В некоторых диалектах, испытавших в какой-то мере воздействие закономерностей иной славянской речи, диалектологи фиксируют отдельные. чередования, чуждые чешскому языку.
Словацкий язык почти полностью утратил старые чередования в парадигме настоящего времени и не развил новых чередований. В этом отношении (и не только по этому признаку) словацкий очень близок к западной группе южнославянских языков.
В глаголах е-спряжения в основах на задненёбные в большинстве говоров и в литературном языке проведено обобщение на -с и -z. В 1 л. ед. сформировалась структура peclem, teclem, vleclem, strezlem, mozem, в некоторых говорах представлены pectin, obUeclm, feclm. В 3 л. мн. закономерно найдем реей, tecu, strezu, mozu и под.
Сохраняются, однако, основы на задненёбные. Так, хорошо известна форма 1 л. ед. геки, в 3 л. мн. многие говоры сохраняют реки, teku, seku, strehu или plekou, rlekou, strlhou, strelhou. Глагол moct? в Гемеровском говоре представляет обобщение на задненёбный: 1 л. ед. mahem, 2 л. ед. mahes, 3 л. ед. mahe, 1 л. мн. mahemo, 2 л. мн. mahet'e, 3 л. мн. mahu (Stanislav. Dejiny slovenskeho jezyka, II, 389).
В основах на t, d, n в 3 л. мн. найдем твердые согласные, в остальных позициях они будут мягкими: ср. 1 л. ед. znem, 2 л. ед. znes, 3 л. ед. zne, 1 л. мн. zneme, 2 л. мн. znete, 3 л. мн. znu. Однако в данном случае мы имеем дело не с чередованием [n:n’], [t:t’], [d:d’], а с закономерным фонетическим (позиционным) изменением t, d, п перед гласным е.
Последовательно проведено обобщение основ в глаголах г-спряжения: 1 л. ед. vldlm, letim, robtm, 2 л. ед. vldls, letls, robls, 3 л. мн. vldla, letla, robla.
Выще уже было отмечено, что старославянский язык сохранял праславянские чередования в основах настоящего времени. В глаголах первого класса это касалось только основ на задненёбные.
1	л. ед. пекл;
2	л. ед. печеши
3	л. ед. печетъ
1 л. дв. п6ч6б4
2 л. дв. пбчетд
3 л. дв. печете
1	л. мн. печемъ
2	л. мн. печете
3	л. мн. пеклугъ
Богатой была система чередований глаголов z-спряжения. Здесь -все основы в 1 л. ед. представляли результат преобразования согласных перед /: 1 л. ед. Г'апл1 2 3^ — 2 л. ед., гъпиши, люба1;?;— ЛЮБИШИ, ЛОАХА1/^—ЛОЛХИШИ, ЛОБА1Ж—ЛОБИШИ, ГБ^ф/Тч—ГБ^ТИШИ,	—
ХОДИШИ, поутру—поуттиши, П^ИГБО>кДЛ\—П^ИГБОЗДИШИ, ИОШ<Б—NO-£ИШИ, игкджя;—ИГКДЗИШИ, X’fan1'*4—^ДИИШИ, ^ДЗО^ЛБ—^дзо^иши, ЛЧОЛ1/^ ЛЛОДИШИ, AXZILUA1/^—МЪИЛИШИ,	—КЪГЫИШИ, БАДЖЫ1/^—
БАДЗЫИШИ.	\
Аналогичные чередования известны были всем южнославянским языкам. Конечно, следует иметь в виду, что различной была судьба согласных перед J. Поэтому в древнесербском языке звенья [d:d’] были отражены в виде [t:c], [d:d], в древнесловенском — в виде [t:c], [d:j]. Однако в дальнейшем говоры словенского языка, кайкавские, чакавские и штокавские говоры сербохорватского языка, македонские и западноболгарские говоры
утратили чередования, сохранив лишь отдельные их звенья. Произошло это главным образом в результате аналогического выравнивания основ, которое в этих языках действовало очень , активно.
Сравнительно устойчивыми в этих языках оказались чередования в основах на задненёбные. Эти глаголы в какой-то степени еще сохраняют старые следы чередований. Так, в словенском глаголы гёс1, tect и под. в 3 л. мн., наряду с обычной уже теперь формой гёсе]о, t^cejo, сохраняют еще reko, teko. Во всех других лицах и числах основа будет оканчиваться на -с.
1 л. ед. гёсет
2 л. ед. гёсев
3 л. ед. тёсе
1	л. дв. гёсеуа
2	л. дв. гёсе1а
3	л. дв. гёсе1а
1	л. мн. гёсето
2	л. мн. гёсе1е
3	л. мн. гёсе]о или reko
Архаическая структура типа reko представлена не только в глаголах на задненёбные (ср. 3 л. мн. nesejo и neso).
В сербохорватском в данных глаголах имеется аналогичное «соотношение основ, но основа на задненёбный в 3 л. мн. в литературном и во многих говорах сохраняет задненёбный: 1 л. ед. печём, стрижём, вршём; 2 л. ед. печёт, стрижёт, вртёт; 3 л. мн. пеку, стригу, врху. В диалектах, однако, часто фиксируют реей, strtzu, vrsu (Resetar. Der stokavische Dialekt, 204;. Maretic. Gra-matika hrvatskoga ili srpskoga knjizevnog jezika, 249; Пецо. Говор источне Херцеговине, 150 и др.). Архаичнее основа в глаголе мдЯи, Этот глагол сохраняет до сих пор в 1 л. ед. основу mog—могу,
наряду с новообразованием можем. Встречается и чистая основа mog\ не мог да ши дустйгнем, не мог да ви кажем (Иви^. О говору Галиполских Срба, 265).
Последовательно проведено обобщение в основах на задненёбные в македонских и западноболгарских говорах. Естественно» что и в македонском литературном языке найдем 1 л. ед. сечам, печам, течам, можам; 3 л. ед. сече, пече, тече, може', 3 л. мн. сечат, печат, течат, можат. Македонскому сечат ли ножиците? в сербохорватском будет соответствовать секу ли маказе?
Сербохорватский язык знает различного рода преобразования в глагольных основах. В результате разных причин утверждается один или другой вариант основы. Однако это не приводит к чередованиям, так как в каждом говоре, диалекте или в определенном типе литературного произношения утверждается один вариант во всей парадигме настоящего времени. Так, от глагола дрёмати в наст. вр. в 1 л. ед. найдем варианты дрёмам и дремлем, от колебати— колебам и колеблем. Основа каждого варианта пройдет по всей парадигме. Это касается и таких частных и локальных преобразований основ, как, например, ростет (<^роспет), пастет (<^паспет) и под.
Утрачены чередования основ в глаголах /-спряжения. Основа в 1 л. ед., как правило, обобщилась с основой в других лицах и числах и не представляет результатов смягчения согласных перед ]. Так, в словенском в 1 л. ед. от глагола cisttti найдем cistim, от gladiti — gladlm, от gaziti — gazim, от nositi — nosim, от kvasiti — kvdsim, от kuptti — kupim, от ljubiti — ljubim. И в сербохорватских глагольных основах /-спряжения чередований нет.
1	л. ед. нбсйм, вйдйм, л>убйм, спйм
2	л. ед. носйш, вйдйЩ, л>убйш, спйш
3	л. ед. носй, видй, л>£бй, спй
1	л. мн. носймо, вйдймо, л>убймо, спймо
2	л. мн. нбсйте, видйте, л>убйте, спите
3	л. мн. нбсё, виде, ль£бё, спё.
Известны сербохорватские говоры, которые в 1 л. ед. сохраняют результат смягчения согласного перед ;. Случаи типа 1 л. ед. vidim, otidim фиксируются в различных говорах. Однако и в этих говорах чередование не сохраняется, так как основы vid-, otid- будут проведены по всей парадигме.
Не знают чередований македонские и западноболгарские глагольные /-основы. Ср. в македонском — 1л. ед. носам, 2 л. ед. носйш, 3 л. мн. носат, 1 л. ед. видам, 2 л. ед. видиш, 3 л. мн. видат.
Иной была судьба чередований в восточноболгарских говорах (соответственно в болгарском литературном языке). В глаголах е-спряжения сохраняется чередование в основах на задненёбные к и g. В болгарском литературном языке найдем
1	л. ед. пека
2	л. ед. печеш
3	л. ед. пече
1	л. мн. печем
2	л. мн. печете
3	л. мн. neKaTjj
К сожалению, программа «Болгарского диалектологического атласа» не предусматривала сбора соответствующего материала и поэтому в опубликованных томах отсутствуют карты, которые бы характеризовали территорию распространения в восточных говорах вариантов река — реса, pekat — pecat. Однако ценные факты содержатся в ответах на другие вопросы (на вопросы об окончаниях 1 л. ед. и 3 л. мн. глаголов). На их основе Венедиктов составил карту, которая дает достаточно ясное представление о распространении указанных вариантов на территории первого тома атласа (юго-восточцые говоры). На этой карте балканские, странджанские, восточнородопские говоры представляют чередование. Выравнивание ненов характеризует главным образом говоры, расположенные между реками Марица й Тунджа (территория между городами Първомай, Стара Загора, Ямбол и Тополовград). Утрачено чередование в Ихтиманском говоре. Младенов фиксирует здесь рёса—pecat, striza—strizat (Младенов. Ихтиманският говор, 81). Аналогичный процесс имеет место в языке банатских болгар (Стойков. Банатският говор, 234).
В говорах наблюдаются различного рода преобразования глагольных основ. Однако это не приводит к формированию новых чередований, так как новая основа всегда будет характеризовать всю парадигму настоящего времени (ср. новые глагольные основы настоящего времени — kaz-, иъгг-, plak-, pis-, niz~ и др.).
В глаголах г-спряжения все болгарские говоры утратили в 1 л. ед. результат смягчения согласного перед /. На месте старославянских (древнеболгарских)	пошл и под. теперь
в’современном языке найдем ходя, нося и под. Однако чередования утрачены в тех говорах, в которых согласный основы во всех лицах и числах последовательно утратил мягкость, а также там, где мягкость последовательно сохраняется во всей парадигме. Утрачена мягкость в западных говорах. На территории восточной Болгарии основы на твердые согласные обнаруживаются в дунайских говорах от Тутракана на запад, в говорах между Новой Загорой, Ямболом и Сливеном, между городами Първомай и Старой Загорой, а также к югу от городов Елхово и Тополовград (см. карты № 90—92 первого тома болгарского диалектологического атласа и карты № 122—125 второго тома).
Однако во многих восточноболгарских говорах глаголы г-спряжения в основах настоящего времени характеризуются последовательным чередованием твердых и мягких согласных: основа на твердые согласные во 2 и 3 л. ед. и 1и 2 л. мн., на мягкие согласные в 1 л. ед. и 3 л. мн.
1	л.	ед.	vfd’a	1	л.	мн.	vidim
2	л.	ед.	vidiS	2	л.	мн.	vldite
3	л.	ед.	vidi	3	л.	мн.	vld’at
Это чередование представлено там, где сохраняется старая мягкость перед гласными заднего ряда и отсутствует мягкость перед гласными переднего ряда. Оно характеризует болгарский литературный язык. Правда, в языке жителей Софии и других западноболгарских городов часто можно наблюдать нарушение литературной нормы. Морфонологический ряд чередований в основах 1-спряжения представляет пары [t : t’l (пратя — пра-тиш — пратят), [d — d’] (бдя — бдиш — бдят), [s : s’] (вися — висиш — висят), [z : z’] (пълзя — пълзиш — пълзят), [р : р’] (търпя — търпиш — търпят), [Ь : Ь’] (скърбя — скърбиш — скърбят), [v : v’] (вървя — вървиш — вървят), [т : т’] (гърмя — гърмиш — гърмят), [f : Р] (графя — графиш — графят), [г — г’] (къдря — къдриш — къдрят), [п — п’] (гоня — гониш — гонят), [1 — 1’] (моля — молиш — молят). Во многих восточных говорах наблюдаются утраты или преобразования отдельных звеньев данного морфонологического ряда. Пара [f : Р] в диалектном языке вообще отсутствует.
Подведем общие итоги.
1.	Морфонологические чередования согласных в основах настоящего времени сформировались в поздний период истории праславянского языка. В глаголах е-спряжения они были представлены только в глаголах на задненёбные. Глаголы 1-спряжения представляли богатую систему морфонологических чередований, так как в 1 л. ед. конечный согласный основы оказывался в положении перед у.
2.	Судьба морфонологических чередований в славянских языках была во многом различной. В одних языках в результате локальных фонетических и аналогических процессов сфера действия морфонологических чередований расширялась, в других, наоборот, сужалась. По-разному часто вели себя в этом отношении диалекты одного языка, а также глаголы разных спряжений.
3.	Значительное развитие чередования в глаголах е-спряже-ния получили в русском, польском и сербо-лужицких языках. Это определялось процессом смягчения полумягких согласных и в ряде случаев их дальнейшим преобразованием, лабиовеляри-зацией гласного е, судьбой флексии 1 л. ед. В большинстве же славянских языков чередования в глаголах ^-спряжения утратились или пережиточно сохраняются в глаголах на задненёбные.
4.	В ранние периоды истории все славянские языки хорошо сохраняли чередования в глаголах 1-спряжений. Здесь основа в 1 л. ед. противопоставлялась основе во всех других лицах и числах. Морфонологический ряд различался в славянских языках мягкими альтернантами в связи с различной судьбой согласных перед ]. До сих пор эти древние чередования хорошо сохра
няются, например, в русском литературном языке и в ряде русских говоров, в белорусском языке. В некоторых славянских языках данный ряд представляет преобразования. Так, в польском противопоставляться будут 1 л. ед. и 3 л. мн. другим позициям. В украинском в глаголах i-спряжения представлены сложные тернарные противопоставления в связи с отвердением мягких согласных перед гласными переднего ряда.
5.	Почти все славянские языки в той или иной степени пережили аналогическое выравнивание в основах глаголов i-спряже-ния, в результате чего чередования утратились или существенно преобразовались. В л. ед. утвердилась основа, не испытавшая в свое время воздействия /. Из всех славянских языков наиболее консервативным в этом отношении является польский язык. Наиболее активно выравнивание проведено во всех южнославянских языках, в чешском, словацком, в нижнелужицком. Однако оно
широко захватило также диалекты всех восточнославянских языков, а в последнее ртолетие в какой-то степени оказывает влияние и на русский литературный язык.
§	24. Чередования альтернантов в аористе, а. Чередования корневого гласного. В старом сигматическом аористе количественные чередования гласных отсутствовали в тех глагольных основах,
в которых представлен был долгий сочетания. В этом случае долготу лицах:
1	л.	ед.	mersom	£> тёгхъ) 1	л
2	л.	ед.	mers	(> mers) 2	л
3	л.	ед.	mert	(> mert) 3	л
1	л. мн. тёгвотъ
2	л. мн. merste
3	л. мн. mersnt
о
гласный или дифтонгические находим во всех числах и
дв. mersove (^>merxove)
дв. mersta (> mersta) дв. merste (> merste) О тёгхотъ)
О тёгб1е)
(> тёгё^)
В старославянских текстах эта парадигма могла бы иметь следующий вид:
1 л., мн.
2 л. мн.
3 л. мн. мр'кшд
1	л.	ед.	1	л.	дв.
2	л.	ед.	2	л.	дв.	wjjifTA
3	л.	ед.	mjtL	3.	л.	дв.	мрЪтб
'Вот почему долгота будет во всех формах аориста в глаголах krytt, peti, znati, j?ti, p$ti и под. Чередования гласного обнаруживаем в корнях с кратким гласным перед шумным согласным. В этом случае долгота возникала в 1 л. ед. и во всех лицах двойственного и множественного чисел под воздействием аффиксального $: е > ё или в а, о > а, ъ > i. Во 2 и 3 л. ед., естественно, сохранялся краткий гласный, так как в этих формах отсутствовал аффикс сигматического аориста. Первоначально указанные соответствия кратких и долгих гласных были фонетически обусловлены и поэтому не являлись чередованиями. Но так было только в ранний период истории сигматического аориста.
9 С. Б. Бернштейн
120
В более позднее время старый сигматический аорист претерпел ряд фонетических и структурных изменений, в результате чего коренным образом изменились те фонетические условия, которые в свое время обусловили возникновение долготы коренных гласных. Поздняя праславянская парадигма старого сигматического аориста уже характеризовалась чередованием корневого гласного.
Глагол bosti—bodq	Чередование [a: o]
1 л. ед. Ьазъ «bodsom)	1 л. дв. basove 1 л. мн. Ьаеошъ
2 л. ед. bode (< bodes)	2 л. дв. basta 2 л. мн. baste
3 л. ед. bode (<bodet)	3 л. дв. baste 3 л. мн. basq
Глагол vest!—vedq	Чередование [ё:е]
1 л. ед. vesb (<vedsom)	1 л. дв. vesove 1 л. мн. vesomb
2 л. ед. vede «vedes)	2 л. дв. v6sta 2 л. мн. veste
3 л. ед. vede (< vedet)	3 л. дв. veste	3 л. мн. vesq
Глагол zegti—zegq (zbgq)	Чередование [а: е]
1 л. ед. zasb «zegsom)	1 л. дв. zasove 1 л. мн. zasomb
2 л. ед. zeze (< zezes)	2 л. дв. zasta 2 л. мн. zaste
3 л. ед. zeze «"zezet)	3 л. дв. zaste 3 л. мн. zasq
Глагол cvisti—cvbtq	Чередование [i: ь]
1 л. ед. cvisb «cvitsom)	1 л. дв. cvisov6 1 л. мн. cvisomb
2 л. ед. cvbte (< cvbtes)	2 л. дв. cvista 2 л. мн. cviste
3 л. ед. cvbte (<; cvbtet)	3 л. дв. cviste 3 л. мн. cvisq
Данные чередования гласных были представлены в глаголах tektl—tekg (Ьёхъ—tece), rektl—rekq (гёхъ—rece), nestl—nesg (пёзъ— nese), greti—grebq (£гёзъ—grebe), clstl—cbtq (clsv—cbte) и мн. др.
б. Чередования согласных. Сочетания согласных ds, ts, bs, ps, ss, gs, kx в праславянском не удержались. В сочетаниях ds, ts, bs, ps был утрачен первый затворный элемент. В связи с этим в 1 л. ед. и во всех лицах дв. и мн. утрачен был конечный согласный корня, который сохранился лишь во 2 и 3 л. ед.: Ьазъ — bode, иёзъ—vede, ъазъ—zeze, с1зъ—cbte, gws%—grebe. Сочетание ss упростились в s: пёзъ—nese. Сочетание kx «ks) закономерно упростилось в х: 1ёхъ—tece «teke). В результате всех этих преобразований, вызванных различными причинами, в определенной группе глаголов установилась сложная система чередований — [s: d], [s : t], [s : b], [s : p], [s : z]. В глаголах иной структуры возникли чередования [s: 0] (р^ъ—р$), [х : 0J (xvallxb—xvall). Более сложные (тернарные) чередования возникли в глаголах на -к (tektl, rektl). Здесь возникло звено [х : с : §] (1л. ед. tёxъ — 2 л. ед. (tece — 3 л. мн. test?).
В глаголах с основой на -i, -у в 1 л. ед. аффиксальный s закономерно изменился в х. Он сохранился лишь во 2, 3 л. дв. и
2 л. мн. в положении перед t. В 3 л. мн. х в свою очередь изменился в /. В глаголах иной структуры аффиксальный $ должен был сохраниться без изменений во всех положениях. Однако самые древние славянские тексты не фиксируют в 1 л. ед. случаи типа znasb, dasb и под. Очень рано, еще задолго до появления первых памятников письменности, в этих глаголах утвердился х аналогического происхождения. Позже это распространилось и на глаголы типа ]?8Ъ. Дошедшие старославянские памятники еще в какой-то степени фиксируют^этот процесс (см. Ван-Вейк. История старославянского языка, 316).Он объяснялся тем, что х в 1 л. ед. вместе с последующим гласным стал флексией аориста. Это привело к распаду указанных выше чередований, к утверждению в аористе флексий -яъ, -хотъ, -ste, -sp, к формированию новых структур во 2 и 3 л. ед. типа кфъ, dast’b и под. Все эти процессы вызвали появление в глаголах на согласный нового сигматического аориста, который ликвидировал чередования корневых гласных и согласных. Чередование согласных сохранилось здесь только в глаголах на задненёбные: 1 л. ед. гекохъ, 2 л. ед. гесе, чередование гласных [о : е] в глаголах первого и второго класса (гекохъ — гесе, гейохъ — vede). Именно эти чередования сохраняются до сих пор в болгарском языке (ср. текох, тече, тече, текохме, текохте, текоха; плетох, плете, плете, плетохме, плетохте, плетоха), в сербохорватском (ср. рёкох, рече, рёче, рёкосмо, рёкосте, рёкоше*, истрёсох, йстрёсе, йстрёсе, истрёсосмо, истрёсосте, истрёсоше). В западнославянских языках рано произошла утрата чередований гласных основы в связи с процессом аналогического выравнивания. Здесь гласный е утвердился во всей парадигме (ср. др.-польск. widziex, widzie, widzie, widziexom, widziescie, widziexq*, др.-чешск. nesex, nese, nese, nese-xom, neseste 11 neseste, nesexu* в.-луж. wupasech, wupase, wupase, wupasechmaj, wupasestaj, wupasestaj, wupasechmy, wupasesce, wupa-sechu).
Праславянский имперфект чередований не знал. Образования типа tecaaxb, тогаахъ, хиа1ёахъ и под. последовательно проходили по всей парадигме (ср. 1есаахъ, tecaase, tecaase, 1есаахотъ, tecaasete, tecaaxq). Так было и в старославянском языке. В дальнейшем в болгарском языке в некоторых основах имперфекта сформировались чередования гласных альтернантов. Эти чередования наблюдаются в позиции под ударением: гласный основы -а находим в 1 л. ед. и во всех лицах мн., гласный основы -е в 2, 3 л. ед. (четях, лежах, четёше, лежёше, четёше, лежёше, четяхме, лежахме, четЯхте, лежахте, четЯха, лежаха). Данные чередования теперь не зависят от фонетических условий. Согласно последним в 1 и 2 л. мн. должно было бы быть четехме, четехте, а не четяхме, четяхте.
В сербохорватском имперфекте чередований нет. Все преобразования основ проходят по всей парадигме: пёци]ах, nequjaiue, nequjaiue, пёцщасмо, пёци]асте, пёцщаху.
ИМЕННЫЕ ОСНОВЫ
§ 25. Именные основы. Сложная структура современного славянского слова явилась результатом длительного исторического развития. Однако наиболее существенные, коренные преобразования происходили еще в дославянский период. Славист, изучающий самые ранние эпохи развития праславянского языка, имеет дело с корнем слова, который уже не подчинялся тем ограничениям, которые характеризовали индоевропейский корень. Разграничение словообразовательных (деривационных) и словоизменительных (парадигматических) элементов слова в какой-то степени было характерным уже для индоевропейского праязыка. В праславянском это разграничение было четко проведено в самые ранние периоды его истории. Это, конечно, не исключает того, что между деривационными и парадигматическими элементами праславянского слова в течение всего исторического периода существовали тесные взаимосвязи и различного рода взаимопроникновения. Так, например, основообразующий элемент слова мог в дальнейшем стать частью корня, мог войти в состав нового суффикса или стать словоизменительным элементом слова. Историку не только праславянского языка, но и отдельных славянских языков постоянно приходится учитывать перемещения морфемных границ в слове, существенные преобразования функций отдельных элементов слова, превращения служебных слов в аффиксы, перемещение разграничительных сигналов между словами и многое другое. И тем не менее праславянское слово во многом ближе современному славянскому слову, нежели тому древнему индоевропейскому, которое реконструируют в настоящее время специалисты по сравнительной грамматике индоевропейских языков.
Праславянское слово могло состоять из корня, основообразующего элемента, суффикса, префикса, инфикса и флексии. Корень мог иметь различные варианты. Их обусловливали как индоевропейские чередования гласных (аблаут), так и различные праславянские фонетические изменения. Он мог быть односложным и двухсложным, мог начинаться гласным, одним, двумя и в редких случаях даже тремя согласными.
Индоевропейское слово разграничивало основообразующие элементы и суффиксы. Основообразующие элементы являлись, видимо, своеобразными классными показателями, дифференцирующими основы по каким-то семантическим признакам. Однако очень рано, еще в индоевропейскую эпоху, различия между основообразующими элементами слова и суффиксами стали стираться в связи с забвением исконных значений первых. Они начинают выполнять словообразовательные функции, могут слиться с корнем или дать начало новым суффиксам. Однако некоторая часть основообразующих элементов сохраняет свои функции. Они определяют принадлежность основ к определенным словоизменительным типам. В ряде случаев наблюдается даже усиление семантических критериев старых основообразующих элементов. Именно данный процесс происходил в праславянском с основами мужского рода на -п (-теп). Этот тип основ перешел в праславянский еще из индоевропейского, но здесь он рано начал деградировать, сближаясь с другими типами основ (с основами на -I и др.). Однако позже основообразующий элемент -п (-теп) вновь стал активным средством образования основ мужского рода определенной лексической группы. Его мы обнаруживаем во многих древних технических терминах, связанных с производственной деятельностью человека, с обработкой почвы, извлечением огня, конской упряжью, ткачеством, рыболовством и пр. Примечательно, что большинство этих основ не имеет надежных индоевропейских соответствий, что также свидетельствует о позднем формировании данных технических терминов (подробнее см. § 28).
Многие индоевропейские основообразующие элементы сохранились в праславянском только в суффиксах (например, d или к), некоторые, сохраняя еще старую функцию, одновременно послужили основой для создания новых суффиксов (например, й или i).
Из индоевропейских в праславянский перешли именные основы с основообразующими элементами s, t, п, г, й, й, i, б, а. Некоторая часть именных основ имела нулевой показатель (так называемые основы-корни). В индоевропейском был известен еще так называемый гетероклитический тип основ с чередующимися элементами [г/1 : п]. Праславянский сохранил лишь следы этого древнего типа в различных словообразовательных структурах. Его нужно учитывать только в этимологических исследованиях. Ср. пел. vesna, лит. vasara 'лето’; пел. vedro—voda—vydra— vodnb (ср. русск. диал. zdvon' < zavodnb); пел. огъ1ъ — греч. opvi; 'птица’ и др. Подробнее см. Eckert. Reste indoeuropaischer heteroklitischer Nominalstamme im Slavischen und Baltischen; Eckert. Zu einigen Kontinuanten indoeuropaischer Heteroklita im Baltischen.
Именные основы на -s в праславянском были только среднего рода. Кроме того, элемент -$ обнаруживается в основах сравнительной степени, в основах действительных причастий прошед-
шего времени и в ряде словообразовательных структур (подробнее см. § 26). Именные основы на -t также характеризовали только основы среднего рода. Данный детерминатив отличался известной активностью, так как в отличие от большинства основообразующих элементов являлся носителем определенных семантических признаков (живые существа, не достигшие половой зрелости). Он обнаруживается в действительных причастиях настоящего времени и в словообразовании. Основы на -п принадлежали к среднему и мужскому родам. Основы мужского рода еще в праславянскую эпоху испытали существенные преобразования. Из индоевропейского в праславянский перешли основы на -г. Свою самостоятельность сохранили лишь некоторые основы женского рода. В основах мужского рода г рано утратил значение основообразующего элемента. Основы на -й (в праславянском -ъ, -ov) принадлежали к мужскому роду, основы на-zz (в праславянском -у, -ъи) — к женскому, основы на -i (в праславянском -ь, el-) — к мужскому и женскому, основы на -б к мужскому и среднему роду, основы на -а к женскому и в редких случаях к мужскому роду.
Все указанные выше типы основ перешли в том или ином виде из индоевропейского в праславянский язык. Однако не представляет большого труда обнаружить, что одни типы были уже вымирающими, другие, наоборот, действовали активно, подчиняя себе структуры основ, принадлежавших прежде к другим типам. Индоевропейский праязык знал много основ с нулевым показателем (так называемые основы-корни). В праславянском их почти не сохранилось. Значительные ограничения произошли с консонантными основами, с основами на -й. Существенно сократилось число основ на -I. В поздний период на сравнительно краткий срок необыкновенную активность в праславянском получили основы на -й. Однако главную роль в праславянском играли основы на -б и на -а. Они подчинили себе основы прилагательных, большинство новых именных основ глагольного и адъективного происхождения, преобразовали по своему образцу многие старые основы разного происхождения.
Возникновение основ на -б и на -а относится, бесспорно, к позднему периоду истории индоевропейского праязыка. Шпехт высказал предположение, что они возникли в тот период истории индоевропейцев, когда последние от первобытных форм хозяйства перешли к скотоводству и земледелию. Однако немецкий ученый не мог этот тезис доказать анализом конкретного материала. Нет сомнений лишь в том, что новые основы на -б и -а отражают более развитой тип мышления человека. Уже давно лингвисты обратили внимание на то, что эти элементы оформляют главным образом основы отвлеченного значения. Это легко показать на многочисленных девербативах (так называемые nomina actionis — опре-дмеченные действия), которые в большом числе стали возникать именно в поздний период жизни индоевропейцев. Конечно, среди 134
основ на -а легко обнаружить основы и конкретного значения. Нет оснований считать их более древними. Следует иметь в виду, что конкретное значение могло возникнуть позже на основе общего и абстрактного. С возникновением основ на -б и на -а связано формирование новой части речи — прилагательного. В более ранний период именные основы, имевшие значение качества, формально не отличались от обычных именных основ. Формирование прилагательных как особой части речи было обусловлено усилением роли грамматического рода. В дальнейшем в праславянском языке это значение еще возросло, хотя нет ни одного современного славянского языка, в котором распределение именных основ по различным типам склонения определялось бы только грамматическим родом. С основами на -а связано возникновение и широкое развитие в праславянском категории собирательности.
Почти все славянские суффиксы возникали в праславянский период. По этому поводу Мейе писал: «Индоевропейские суффиксы были вообще слишком кратки и малозначащи, чтобы сохранить свое значение для эпохи общеславянского языка; поэтому они замещаются новыми образованиями с более долгим и ясным суффиксальным элементом» (Мейе. Общеславянский язык, 275). В создании славянских суффиксов особенно значительна роль индоевропейского к, который в сочетании с основообразующими элементами ъ, /, ъ, у, о, а дал основание многим суффиксам: -ък, -ък-, -ъс, -ik, -ic, -ок, -ук, -ак. Именно участие основообразующих элементов в формировании суффиксов определило в значительной степени прочность морфемного шва, связывающего корневую часть слова с суффиксом. Иначе обстояло дело с префиксами, связь которых с корневой частью была слабой и непрочной. Многие префиксы могли выступать в функции служебных слов. Праславянские суффиксы представляли многочисленные варианты, обусловленные фонетическими изменениями. В дальнейшем различные варианты одного суффикса порывали связь между собой и становились самостоятельными суффиксами. Значительно проще и яснее шло развитие префиксов, связь которых с предлогами очевидна и в настоящее время. Инфиксы встречались редко и только в глагольных основах.
В данной книге речь будет идти об именных основах. Мы будем рассматривать не только исконно именные основы, но девербативы и адъективы. Не всегда эти группы именных основ легко разграничить. Многие девербативы возникли еще в индоевропейскую эпоху. Таким образом, в праславянском они всегда относились к группе именных основ (например, девербатив <1агъ или danb), В славянских языках имеется много девербативов праславянского происхождения (например, девербативы %1гъ шш§гёхъ). От девербативов в свою очередь в праславянском возникали новые глаголы (например, darttt, ztreti, gresiti). Славянские языки знают много локальных девербативов, возникших в период
диалектной дробности праславянского языка или уже в период существования отдельных славянских языков. И современные языки дают многочисленные примеры такого взаимодействия именных и глагольных основ. Русский глагол прилуниться возник совсем недавно.
Много в славянских языках имен существительных адъективного происхождения. В большинстве случаев это имена существительные жен. р. на -а. Среди них можно обнаружить бессуф-фиксальные образования типа ruda, а также суффиксальные образования (например, древние адъективы на -i: vblci-ca, juni-ca, levi-ca, detn-ca, stari-ca).
Среди адъективов, перешедших в имена существительные, имеется немало девербативов (т. е. причастий), например: иъ1къ с терзающий’, vlcica 'терзающая’. В праславянском этот тип основ уже перешел в имена существительные.
Пополнение класса имен существительных за счет адъективов можно наблюдать во всех славянских языках в различные периоды их истории. Во многих случаях этот переход можно установить лишь в контексте (см. русск. рабочий человек и квалифициррван-ный рабочий).
§ 26. Распределение именных основ в праславянском. Роль грамматического рода. Преобразование основ. Явления индукции. Как отмечено было в предыдущем параграфе, именные основы включали в свой состав так называемый основообразующий элемент. Именно он определял праславянский тип склонения именной основы. Основы zena- и mater- имели различные парадигмы склонения, так как различались основообразующие элементы (в первом случае -а, во втором -г).
Изучение основообразующих элементов имени относится к традиционной проблематике сравнительной грамматики индоевропейских языков. Выявлению в каждой именной основе древнего основообразующего элемента уделяется много места в специальных исследованиях, в этимологических словарях и в учебных руководствах. В настоящее время разработана соответствующая методика. В работах последних десятилетий большую роль стал играть метод внутренней реконструкции.
В течение длительного времени в сравнительном языкознании господствовали антиисторические взгляды на характер именных основ. Реконструируемые индоевропейские основы механически переносились не только в прагерманский, праславянский, праиталийский и др., но даже в готский, старославянский, латинский и другие индоевропейские языки, дошедшие до нас в памятниках письменности. Многие ученые исходили из наивного представления о незыблемости древних основ. Порочность такого подхода остро ощущал Бодуэн де Куртенэ, который уже в молодые годы, еще в домладограмматический период истории языкознания, пытался обосновать значение синхронии в исторических исследованиях. «Следовательно,—писал Бодуэн де Куртенэ,—
если например, в предполагаемом первобытном языке ариоевро-пейском существовали основы на гласные -а, -/, -и. то они должны быть принимаемы и до самого позднего времени во всех языках, являющихся продолжением этого первобытного ариоевропей-ского __и это вопреки всевозможным изменениям, вопреки тому,
что в иных случаях не только от этих -a, -j, -и ни следа не осталось, но и никакого окончания не существует» (Бодуэн де Куртенэ. Заметка об изменяемости основ. . ., 20). В современном сравнительно-историческом языкознании этот недостаток в значительной степени уже преодолен. Конечно, распределяя старославянские имена по классификационным критериям индоевропейского имени (основы на -а, -г, -й и т. д.), мы ясно отдаем себе отчет в том, что в именах жеил, когга, домъ и т. д. конечный гласный выполнял уже словоизменительные функции. Ввести в заблуждение может лишь принятая до сих пор терминология: основы на -а, основы на -/, основы на -и и т. д. Здесь сказывается привязанность многих лингвистов к привычной терминологии, известный терминологический консерватизм. Однако один весьма существенный методический пробел, отмеченный тогда же Бодуэном де Куртенэ, характерен и для современной науки. Речь идет о том, что «то или другое существительное, стоящее особняком, например, в славянских языках, не может быть приведено в ясную связь ни с основами на -а, ни с основами на -и и пр., но мы все-таки навязываем ему гласную (вокальную) основу и, не зная подробностей, допускаем возможность в этом существительном или a-основы, или u-основы, или f-основы, или /а-основы и т. п.». (Там же.) Дальнейшее углубление и развитие данного положения ученого представляется весьма своевременным. Восстанавливать тот или иной древний основообразующий элемент можно лишь в тех праславянских именных основах, которые перешли в праславянский из индоевропейского. Таким образом, изучение древних основообразующих элементов имени относится только к сравнительной грамматике индоевропейских языков. Очень много именных основ возникло в различные периоды праславянского языка, немало их сформировалось уже после распада праславянского единства. Среди этих основ очень много девер-бативов, многие из них позже в свою очередь послужили основой для создания новых глаголов. Всякие споры о принадлежности собственно праславянских именных основ к различным древним классам индоевропейского имени бессодержательны, так как эти основы сформировались в ту эпоху, когда уже не действовали закономерности индоевропейского имени. Конечно, праславянские именные образования должны были подчиняться тем парадигматическим и деривационным закономерностям древних имен, которые были им близки по своей структуре, т. е. преобразовываться по существующим в языке моделям, восходящим к древним индоевропейским основам. Обычно здесь могли быть различные колебания, обусловленные с самого начала граммати-
ческими, семантическими или диалектными причинами. Парадигматические и деривационные варианты собственно праславянских основ, отраженные памятниками древней славянской письменности и современными диалектами, могли отражать не различные этапы истории основ, а различные грамматические функции или закономерности различных праславянских диалектов. Лингвист, возводящий праславянский неологизм grexb к основам на -й, обращает особое внимание на древние примеры гукуокАти, и под. Однако как древние славянские тексты, так и современные языки (диалекты и литературные) содержат противоречивые факты. У нас нет никаких оснований утверждать, что случаи типа	древнее случаев типа rykujANz. В старо-
славянских текстах, например, встречается чаще rybjJANz, а не r^ix’OKANz. Ср. также производный rytiiiANHKZ, гукшАыицд, гуЬшАиичА. Прилагательное rytyoKANZ фиксируется в древнерусских текстах (например, в Изборнике 1073). Не исключено, что все указанные деривационные образования от девербатива grexb (от глагола greti) возникли синхронно и искони выполняли различные грамматические функции. Аналогично от р1о(1ъ р1о(1оиъ]ъ и plodb-ПЪ]Ъ, от rfd/ъ г$(1оиъ]ъ и г^ъпъ]ъ и др.
В славянском языкознании до сих пор идут споры о принадлежности различных праславянских именных инноваций к тем или другим древним индоевропейским именным классам. Неосновательность этих споров можно хорошо показать на нескольких примерах.
*ръгъ. В праславянском от глагола piti возник девербатив ръгъ. Девербативы подобной структуры были хорошо известны праславянскому. Некоторые из них несомненно формировались еще на индоевропейской почве. К таким можно причислить, например, девербатив dan (от глагола dati). Однако большинство подобных девербативов возникло уже на праславянской почве, некоторые в период глубокой диалектной дробности праславянского языка. К таким девербативам относится ръгъ.
Хорошо известно, что слово р1гъ и производные от него отсутствуют во всех западнославянских языках. Не знают его ни белорусский, ни украинский языки. Хорошо известно слово ръгъ с рядом производных в русском языке. Особенно богат производными был древнерусский язык, в котором находим пирина 'торжество’, пиритва 'пиршество’, пирителъ 'тот, кто дает пир’, пирити, пировати 'принимать участие в пире, пировать’, пировъъй 'относящийся к пиру’, пировъный 'пиршественный’, пиръникъ 'дающий пир’, пир&нинъ 'участник пира’ (см. Срезневский). В древнерусских актах часто встречается формула — а по пиромъ и братщинамъ незваны не Ъздятъ. Известно в древнерусском пиры наряжати — особый вид вымогательства феодальной администрации. Приведенные примеры свидетельствуют о широком распространении этого слова и его производных
в древнерусском языке. Однако легко заметить, что пиръ и его производные значительно чаще употребляются в текстах церковнославянских и юридических. Их книжный источник очевиден. Из книжного языка это слово с несколькими производными перешло в литературный язык (см., например, пир, пирушка, пировать), из литературного языка могло проникнуть ив народные говоры. Так, Добровольский в Смоленском областном словаре фиксирует: пир, пирушка (у быгатыга брата пирушки-гулюшки; а у майго батюшки пиры пируют). Источником этих и подобных образований мог явиться и средневековый эпос. В этом случае пир и производные могли осесть в народном языке через устную традицию. Здесь они могли сохранять очень древнее значение (ср. в рязанском говоре деревни Деулино пир в значении 'свадебный вечер, гулянье в доме жениха в день бракосочетания’, пиро-вые 'на свадебном гулянье — родня и гости со стороны невесты, которые приезжают к жениху’. См. Оссовецкий, 402).Если мы признаем, что в русских народных говорах слово пир и производные были привнесены извне, то все восточнославянские языки по данному признаку следует объединять не с южнославянскими, а с западнославянскими языками.
Противоречивы данные и южнославянских языков. Это в первую очередь относится к болгарскому языку. В старославянских евангельских текстах (в евангелии от Луки) находим единичный Пример NZ 6ГДД ТБО^ИШИ ПИ^ ЗОБИ ЫИфАГА МДЛОМОфИ ypoA\zi (в греческом оригинале Зо^). Других примеров нет. Известные болгарскому литературному языку пир, пирувам заимствованы из русского языка. Народные болгарские говоры этих слов, кажется, не знают. Примечательно, что в известном словаре Герова пир и производные отсутствуют. Вероятно, во второй половине XIX в. этого слова литературный язык еще не знал. Представленные в македонском литературном языке пир, пирува, пирувагье также имеют книжные источники.
Иной была история данного слова в сербохорватском и словенском языках. Богатую коллекцию примеров из древних сербских памятников и из говоров содержит Rjecnik hrvatskoga ili srpskoga jezika (IX, 860—861). Известно в говорах и pljer (чаще в боснийских говорах). В словаре Караджича находим пир, пйрак, пйрнйк (в Дубровнике 'участник свадьбы’, «у Баран>и пирници се зову они koj’h изокола CToje и гледа^у свадбу»), пйр-ница, пировалъе, пирдвати се. По данным Караджича, слова и производные характерны преимущественно для западных районов. Правда, Элезович фиксирует его в косовско-метохийском диалекте, но только в значении 'благополучие, радость’.
Хорошо известны р1гъ и производные словенскому языку. В литературном языке и в говорах сохраняются еще старые значения 'свадьба, свадебный пир’, известны производные piro-I'anje 'свадебное угощение’, ptrovatt 'справлять свадьбу’. О семантических отличиях словенского plr и сербохорватского пир очень
наглядно свидетельствует Slovenacko-srpskohrvatski recnik (составители Шкерль, Алексии и Латкович). Здесь словенское pir переводится прежде всего словом свадба, а затем уже даются переводы пир и гозба.
Конечно, истории слова рггъ и его производным следует еще посвятить специальное исследование, так как много вопросов остается нерешенных (в частности, вопрос об источниках древнерусских образований). Однако уже и теперь, на основе рассмотренного выше материала, можно уверенно прийти к заключению, что девербатив ръгъ не является общеславянским, что он формировался поздно, в период разобщения и обособления праславянских диалектов.
Источник данного девербатива не вызывает сомнений (zirb <Z ziti). Надо полагать, что исконным значением слова было 'корм, пища’, то есть то, что обеспечивало жизненное существование. До сих пор в славянских языках сохраняются древние значения: корм лесных птиц, фураж, желуди (корм свиней), плодовое дерево, плод фруктового дерева и др., в старославянских текстах слово жи^ имело значение 'пастбище’. Отсутствие индоевропейских параллелей, глубокие семантические различия могут свидетельствовать о сравнительно позднем образовании девербатива. Несмотря на это, слависты считают возможным дискутировать о его принадлежности к различным древним основам. Эккерт мобилизовал большой материал, который привел его, вслед за Нахтигалом, к заключению, что здесь мы имеем дело с w-основой. Эккерт опирается на примеры к жи^оу, жи^о-кдти, жи^о&быию, жи^окамъ, жи^скича и много других, в которых после zir- обычно следует -ои. Однако у нас нет оснований утверждать, что подобные примеры древнее примеров типа печаль жирна тече средь земли Рускыи (Слово о полку Игореве), что современное срх. жировина или жирбвница надежнее характеризует древнюю основу, нежели слов, zirnina. Эккерт привел много примеров из современных языков и диалектов с -ои. Однако
можно привести многочисленные и весьма архаические примеры, основа которых не содержит -ow. ср. русск. диал. zirnik 'прочный лес’; старинный народный ночник; zlritsa 'добывать себе пищу’. Примечателен зафиксированный Подвысоцким в архангельском диалекте девербатив zira в значении 'домохозяйство; спокойное, привольное житье’, который скорее свидетельствует в пользу о-основы для zin. Однако и такой вывод был бы ошибочным, так как все праславянские девербативы от глагола ziti возникли в тот период, когда древние основообразующие элементы именных основ уже утратили свое исконное значение. В языке существовали различные парадигматические и деривационные модели, которые и служили образцами для именных новообразований. Одновременно могли быть использованы в этих случаях различные модели для дифференциации значений (ср. русск.
жировой 'покрытый жиром’ и жирный 'содержащий жир’). По-разному могли идти процессы и в различных праславянских диа-лектах.
Существовал еще один весьма существенный методический изъян в изучении древних индоевропейских именных основ, не отмеченный в статье Бодуэна де Куртенэ. Особенно он был характерен для работ XIX в., но в той или иной степени типичен и для многих исследований XX в. Речь идет о стремлении изолировать на начальной стадии друг от друга именные основы с различными основообразующими элементами. Предполагалось, что определенный древний корень искони мог иметь только один основообразующий элемент.
Поэтому если в другой грамматической структуре данный корень распространялся с помощью иного основообразующего элемента, то обычно возникало предположение о позднем происхождении данной структуры. Многочисленные исследования XX в. показали ограниченность такого решения. Уже давно компаративисты изучают факты индукции основ в различных индоевропейских языках (например, взаимодействие и смешение именных основ на -б и на -и и т. д.). В данном случае, однако, речь идет не об индукции, а об исконном параллелизме в образовании основ от одних и тех же древних корней с различными основообразующими элементами. Это в равной степени характерно как для древних индоевропейских основ (консонантных, основ на -и, на -г), так и для новых тематических основ на -а и на -б. Важную веху в изучении данной проблемы представляет капитальная книга Шпехта «Der Ursprung der indogermanischen Deklination» (1944), книга, правда, не только блестящая, но и во многих своих частях очень спорная. На многих примерах автор показывает исконную тесную связь и взаимозаменяемость между основами на -г, -й, на -теп (подробнее об этом см. § 28). Факты параллелизма между основами на -а и на -б многочисленны и не вызывают сомнений (ср. potolvb—patoka, гаиогъ—zavora, Ыу<1ъ—blqda, vin— vira, %1гъ—ztra, 1агъ—laza, lud/b—luda, зътШъ—зъти1а, tpgK— t^ga, тогъ—тога, итога и мн. др.). Изучение данной проблемы в полном виде — задача будущих исследований. В ее решении еще мало используется диалектный материал.
Сложное взаимодействие различных основ от одного и того же корня можно показать на примере многих праславянских корней индоевропейского происхождения. Часто один индоевропейский корень в праславянском имел различные основообразующие элементы. В большинстве случаев в распоряжении слависта отсутствуют данные, на основе которых он мог бы установить их хронологическую последовательность. В качестве примера можно привести корень ръ1-, восходящий к дославянскому периоду: СР- др.-инд. putras 'дитя’, лат. putus ptlsus 'маленький мальчик’, лит. putytis 'пташка’, лтш. putns 'птица’. В праславянском от данного индоевропейского корня были известны основы с раз
личными основообразующими элементами. Самым распространенным образованием была основа на -а (ръИса), восходящая, возможно, к основам на -i (ръИ-ка). Основа ръИса представлена во всех славянских языках, иногда с некоторыми фонетическими преобразованиями (tica, ftica и др.). Однако в основах на -а была известна и более архаическая структура -ръ1а, были известны и другие суффиксальные образования: ръ1ъка, рчЛаха, рчЛаёъка, ръ1иха. Возможно, что некоторые из этих основ (например, ръкиха) сформировались уже позже в отдельных славянских языках.
Наряду с основами на -а в праславянском были известны от корня ръ1- основы на -б: ръ1ахъ, ръ1акъ (данный пример представлен в западнославянских языках), ръ1аёъкъ, основы на -уо: ср. ст.-сл. пътифА, срх. тйК, слов, ptic, основы на -zz; pvty, род. ед. ръ1хъие (чешек, koroptev из кигоръ1у, русск. диал. kuropdtva), основы на -п (русск. птенец < р^епьсь, чешек, ptenec, полаб. patenac, основы на -nt (укр. потя < род. ед. потяти, уменып. потятко). Наличие в прошлом основ на -ЦръИ-) подтверждаются русским диалектным kuropot", род ед. kuropt'a (Под-высоцкий).
Преобразование индоевропейской структуры именных основ началось в праславянском в ту отдаленную эпоху, когда основообразующие элементы вместе с древними суффиксами дали новые праславянские суффиксы. Основообразующий элемент -й с суффиксом -к- дал новый праславянский суффикс -йк- (>ъ/с-), элемент о с суффиксом -к- дал праславянский суффикс -ок-, основообразующий элемент а с суффиксом -v- дал праславянский суффикс -av, элемент i с тем же суффиксом дал суффикс -iv и т. д. Именно в это время в производных образованиях основообразующий элемент утратил свое старое значение и стал составным элементом суффиксов.
Новые праславянские суффиксы -ik, -ок, -ак, -ък и т. д. не были связаны теми ограничениями, которые существовали для древних основообразующих элементов: суффикс -ък мог присоединяться к тем корням, которые прежде были известны только, например, с основообразующим элементом б или а.
Формирование славянских суффиксов, поглотивших древний основообразующий элемент, коренным образом видоизменило древнюю структуру основ. Основы на -i типа pesnb, pletb, setb, gvozdb, golqbb и под. в уменьшительных образованиях приобретали суффикс -ъка\ pesnb—рёзпъка, pletb—р1е1ъка, setb—sefaka, guozdb— gvozdъkъ, golgbb—golt^kb и др. Были и иного типа преобразования: ср. рь8ъ—ръзъсь, х1ёЬъ—х1ёЬъсь, хъ1тъ—хъЬпьсь, dqbъ— dqbbcb. Еще до монофтонгизации дифтонгических сочетаний праславянские суффиксы обусловили новую структуру основ.
О существенных преобразованиях старых основ свидетельствуют древние праславянские словосложения типа domovladyka, medotoebnb, smbrtonosbnb, кгъио1окъ и под.
После новых суффиксов шли внешне сходные с древними сообразующими элементами -ъ ^отъкъ), -о (осъко), -a (vodica, j-bQX но функционально они уже были далеки от индоевропейских. Будучи в ранний период истории праславянского языка еще элементами основ, конечные гласные, однако, уже далеко ушли от индоевропейских основообразующих элементов. В праславянском в это время весьма важную роль играл грамматический род, который и определял преобразования суффикса -ък-в -ъкъ -ъкоклп-ъка. Влияние грамматического рода было слабее в бессуффиксальных образованиях или суффиксальных индоевропейской эпохи: в этих случаях в праславянском распределение имен по различным основам было ближе к именным классам индоевропейского склонения.
Воздействие старых индоевропейских структур могло быть очень сильным на праславянские бессуфиксальные именные инновации. Вот почему в ряде случаев новообразования последовательнее отражают закономерности древних структур, нежели имена индоевропейского происхождения. Именно так обстояло дело с праславянским девербативом ро/ъ, который не имеет индоевропейских соответствий. Не только древние славянские тексты, но и современные языки показывают, что все парадигматические и деривационные преобразования данной основы с самого ее возникновения шли строго по моделям, восходящим к основам на -й. Это же можно сказать о другой праславянской инновации ро1ъ, а также о позднем праславянском заимствовании zid>b.
Глубокие преобразования в структуре слова произошли в позднем праславянском языке, когда в результате действия «закона открытых слогов» монофтонгизировались все дифтонгические сочетания на -w, -/, -г, -Z, -п, когда утратились конечные согласные. Эти процессы вызвали многочисленные случаи переразложения. преобразования словообразовательных элементов слова в словоизменительные. При прежней структуре им. ед. voda, род. ед. vodans, дат. ед. vodai, вин. ед. vodan, тв. ед. vodajan, мест. ед. vodai, зв. voda, им.-вин. дв. vodai, род.-мест. дв. vodau, дат.-тв. дв. vodama, им. мн. vodans, род. мн. vodan, дат. мн. vodam/b, вин. мн. vodans, тв. мн. vodami, мест. ед. vodaxъ сохранялась еще старая основа voda-, которая проходила по всей парадигме. В результате указанных выше процессов возникла новая парадигма: им. ед. voda, род. ед. vody, дат. ед. vode, вин. ед. vodq, тв. ед. vodojg, мест. ед. vode, зв. vodo, им.-вин. дв. vode, род.-мест. дв. vodu, дат.-тв. дв. vodama, им. мн. vody, род. мн. vod%, дат. мн. vodanvb, вин. мн. vody, тв. мн. vodami, мест. мн. vodax^ При данной структуре в им. ед. старая основа voda- распалась на корень vod- и флексию им. ед. -а. Если прежде в им. ед. была нулевая флексия, то теперь здесь возникла флексия -а. В дат.-тв. дв. возникла флексия -ата-, в дат. мн. -атъ, в тв. мн. -amt. В других падежах возникли новые флексии не в результате простого переразложения, а вследствие более глубоких фонетических преобразований.
Новые флексии поглотили старые основообразующие элементы слова и старые флексии. Так возникли род. ед. vody, дат. ед. vode, вин. ед. vodq и т. д. Эти процессы привели к еще большему усилению роли грамматического ряда в распределении именных основ по различным группам склонения.
Несмотря на глубокие преобразования структуры праславянского слова, многие древние модели, сформировавшиеся еще в индоевропейскую эпоху, продолжали оказывать свое воздействие даже на инновации. В ряде случаев некоторые старые типы приобретали даже продуктивность. Именно так, например, было со старыми основами на -й.
В поздний праславянский период (в период славяно-готских языковых контактов) модель склонения на -г/ (-ъие, -ъи1, -ъиъ и т. д.), восходящая к индоевропейскому склонению основ на -zz, неожиданно на сравнительно короткий срок стала чрезвычайно продуктивной. По этой модели стали склоняться многочисленные новообразования и заимствования первых веков н. э. Старых индоевропейских основ на -й в праславянский перешло мало. Сюда прежде всего относится основа svekry-, до сих пор в диалектах сохраняющая древнюю структуру. Среди этих старых основ на -й были основы разного происхождения. Так, основа кгу-, восходящая к нетематическому типу, еще в дославянский период перешла в основы на -й. К основам на -й примкнула основа на -г: 1ёпэ1ег- (ср. греч. evavzjp), которая в праславянском в им. ед. должна была быть отражена в виде j$ti (ср. и.-е. dhuhater-^ пел. им. ед. d'bkti, и.-е. та^г->псл. им. ед. mati и под.). Однако в праславянском была известна форма им. ед. jgtry, основа jqtrbv-, откуда русские ятровь, ятровка, ятруха, блр. ятроука, др.-польск. jftrew, др.-чешек, jetrvenice, jatruse, срх. jempea, болг. етърва и др. Кроме индоевропейских основ, в праславянском по моделям основ на -й склонялись многочисленные поздние праславянские инновации и заимствования (главным образом, из германских языков). Эти процессы происходили в период диалектной дробности праславянского языка. Вот почему славянские языки по-разному отражают данные процессы. Модель склонения -?/, -ъие, -ъи1 и т. д. оказалась неустойчивой и скоро вышла из употребления. Следы ее находим в древних памятниках славянской письменности, в современном словообразовании именных основ. Наиболее устойчивой она оказалась в древне-лехитском диалекте праславянского языка, о чем свидетельствуют древние польские и полабские тексты, топонимика (подробнее см. § 31).
После всех фонетических и грамматических преобразований именных основ уже в праславянском языке начались процессы индукции различных основ, ставшие особенно интенсивными в X—XIV вв. Они проходили на основе общности грамматического рода. Однако нет ни одного славянского языка, в котором все именные основы распределились бы только по данному грам-144
магическому признаку. Полной индукции по грамматическому роду в РяДе случаев мешала древняя структура слова. Если основы муж. Р- на могли индуцироваться с основами муж. р. на -jo, то основы жен. р. на -i уже не могли слиться со старыми основами жен. р. на -a (-ja). Отдельные случаи индукции основ на -i и на -а известны, но они приводили к существенным преобразованиям основ на -I или ограничивались лишь отдельными падежными формами (например, индукция в дат., тв., мест. мн. ч.). Упорное сопротивление индуцирующему воздействию грамматического рода оказывали старые консонантные основы (например, основы среднего рода на -п). До сих пор эти основы в большинстве случаев не индуцировались с основами среднего рода на -б (ср. русск. семя—семени, но поле—поля).
В современных славянских языках слова женского рода имеют два самостоятельных склонения. Одно восходит к старому склонению основ на -a (-ja), другое — к склонению основ на -i. Старые основы на -й в одном случае представлены в склонении типа zena, в другом — типа kostb. Процессы индукции прошли особенно интенсивно в основах мужского рода. Здесь мы имеем дело с одним типом склонения, в котором, однако, наблюдается много колебаний и вариантов. Архаичнее основы среднего рода. Наряду с типом, восходящим к основам на -о (-/д), в современных языках находим следы старых консонантных основ, которые по-разному в различных славянских языках и диалектах взаимодействуют с главным типом.
§ 27. Следы консонантных именных основ. Основы на -s. Среди старых индоевропейских консонантных основ в праславянском были известны основы на -s, которые представляли три различных типа: а) именные основы на -о$(-г$); Ь) основы именных прилагательных в сравнительной степени на -ejbs (-jbs); с) основы действительных причастий прошедшего времени на -иъз (-ъз). Генетически с детерминативом -s (-os/-es) были связаны форманты -so, -eso, -snb и др., которые выполняли важную роль в индоевропейском словообразовании. В праславянском эти форманты уже не отвлекались от корня, хотя в редких случаях их можно выделить, опираясь на внутреннюю реконструкцию: gols-, но gol-gol- (ср. ст.-сл. гмгл, но глдголати); kols-, но kolti (ср. русск. колос, но колоть), rouds-, но roud- (ср. чешек, rusy 'русый’, но rudy 'рыжий’); dous-, но dum- (ср. ст.-сл. доу^А, д^1^дти, но дулхул); pojq, petl, но pesnb', bajq, bajatl, но basnb и под.
Именные основы на-о$(-е$). Этот тип основ играл большую роль в индоевропейском праязыке. Следы его находим в различных индоевропейских языках, где судьба его, однако, была не одинаковой. Он хорошо отражен в системе именных основ в италийских языках. В латинском в этот тип входило много основ не только среднего, но и мужского рода. Было несколько именных основ на -os{-es) ж. р. Все они изменялись по третьему склонению: genus—generis (^genesis), honor phonos)—honoris «ho-
ndsis). И в греческом основы на-о$(-е$) принадлежали не только к среднему, но и мужскому и женскому родам. Есть основание полагать, что и в германском основ среднего рода на-о$(-г$) было много. Во всяком случае древние германские языки содержат их многочисленные следы.
Из индоевропейского праязыка основы на -os {-es) перешли и в праславянский язык. Однако праславянский сохраняет следы основ на -os {-es) только в словах среднего рода. К таким древним основам на -os {es) в праславянском относились основы slovos-{sloves-), nebos- {nebes-) и др. Многие праславянские именные основы, содержащие следы детерминатива -s, не имеют надежных индоевропейских соответствий. В этом случае трудно решить, отражает ли данная основа индоевропейское состояние или представляет позднее славянское новообразование, результат аналогического воздействия? Сами славянские языки надежный ответ на этот вопрос обычно дать не могут, так как процесс утраты основ на -os {-es) начался очень рано. Наличие следов этих основ лишь на незначительной территории славянского языкового мира не всегда может свидетельствовать об инновациях. Возможно, что здесь мы имеем дело с остатками очень древних структур общеславянского характера.
Древние тексты славянских языков, современные славянские языки во всем разнообразии и богатстве их говоров дают основание в этой группе рассмотреть следующие славянские именные основы: slovos- (stoves-), nebos-(nebes ), kolos- (holes-), celos- (celes), telos- {teles-), cudos- {cudes-), okos- (oces-), uxos- {uses-), istos- {istes-), dervos- {derves), Vutos- {Vutes-), divos- {dives-), delos- {deles-), likos-{lices-), jbgos- {jbzes-), cervos- {cerves-), tfgos- (tfzes-), logos- {lozes-), peros- {peres-), runos- {runes-), ojos- {ojes), zvenos- {zvenes-), udos-(ades-). He все случаи бесспорны. Рассмотрим систематически все указанные основы.
Основа slovos- {sloves-). Основа индоевропейского происхождения (ср. др.-инд. srdvas-, ав. sravah, греч. хкео; из xkeFo;, лат. ciao, тох.А klyw, тох.В kalywe), восходит к глагольному корню кЧеи- 'слышать’ (см. PEW). Основа известна всем славянским языкам: ст.-сл. глоко, глодана; болг. слово, словен, словесен; мак. слово, словесен; срх, слово, слдвни; слов, slovo, slovstvo, slovesen; русск. слово, словесный, пословица, условный; укр. слово, словесний, словесно; блр. слова, слоуны, слоушк; польск. slowo, slowny, slownosc; полаб. sluvu; н.-луж. slowo, slowko, poslowny; в.-луж. slowo, slowny, slowjesny; чешек, slovo, sloveso, slovne; слвц. slovo, slovny, slovko, sloveso, slovesny. Следует, однако, иметь в виду, что далеко не все представленные в этих языках примеры выходят за пределы литературных языков. Так, Травничек указывает, что в чешском sloveso 'глагол’ представляет только литературный неологизм (Travmcek. Historicka mluvince ceskosJovenska, 342).
Существенно различается в славянских языках семантика слов, образованных от этой основы. Это наглядно можно пока
зать на примере имени slovo, семантическое поле которого в различных славянских языках представляет глубокие отличия. В текстах старославянского языка глоко имеет следующие значения: слово, речь] голос, звук речи; беседа, рассказ, повествование; молва слава; молитва; раздел, глава текста; проповедь; закон, заповедь; учение; божественное начало. В современных литературных южнославянских языках в своем основном значении verbum оно уже не употребляется: ср. болг. дума, мак. збор, схр. рёч, слов, beseda. Существенные преобразования в значении пел. slovo произошли в западнославянских языках.
Уже в поздний период истории праславянского языка обнаруживается тенденция вытеснения старой основы sloves- новой основой slov-. После утраты конечного s в им. вин. ед. данная основа вошла в сферу влияния той модели склонения, которая восходила к основам на -б. Это находит отражение в древнейших памятниках славянских языков. Тв. ед. г асбома является уже обычной формой в старославянских текстах. В Мариин., Зогр., Клоц. Син. ев. встречается только гаобома. В Супр. рукп. и в Ассем. гаокоааа встречается чаще, нежели гаоб6Г6лаа. Старая консонантная основа лучше сохраняется во мн. и дв., нежели в ед. Уже в старославянских текстах находим новообразования типа ГАОБОАМБАЦА, ГАОБОПИГ ДТбАА Наряду С ГАОБ6ГАИ£ и под. Аналогичное положение представлено в старославянских текстах древнерусского извода (См. Шахматов. Историческая морфология, 106—108). В русском народном языке основа sloves- преобразовалась еще в дописьменном периоде. В современном литературном языке сохранение старой консонантной основы (ср. им., вин. мн. словеса, род. мн. словес и под.) обязано влиянию церковнославянского языка. Книжного происхождения в русском литературном языке все образования от основы sloves-'. словесность, словесный и т. д. Представленные в чешском slovesnost, slovesny в свою очередь обязаны влиянию русского литературного языка (Trav-nicek. Historicka mluvnice ceskoslovenska, 349). Срх. словесан, словесност, болг. словесен, словесност опираются на старые книжные источники. Иначе в словенском, где основа sloves- не утрачена в живом языке (ср. slovesnost 'церемония, торжество’, slovesen церемонный, торжественный’). Известна она была полабскому языку (им.-вин. мн. sliivesd).
Основа nebos- (nebes-). Основа индоевропейского происхождения (ср. др.-Инд. nabhas-, ав. nabah-, греч. vscpo<;, хет. nepis-, лит. debesis). От данного корня была известна еще основа с детерминативом а (ср. греч. veepeknq, лат. nebula, фрак. *nebeld). Праславянский не содержит следов этой основы.
После утраты конечного.s в им., вин. ед. и эта основа вошла в сферу влияния той модели склонения, которая восходит к основам на -б. В старославянских текстах уже встречаем род. ед. нбвд, дат. ед. невоу, тв. ед. ncboaxa и т. д., но хорошо известны еще и старые формы мсвбге, иевеги, и6б6гаа\а . . . Устойчивее
старая консонантная основа во мн. и дв. числах. До сих пор во многих славянских языках основа на -es сохраняется во мн. ч. (ср. болг. небеса, срх. небеса, русск. небеса, небес, небесам, небесами, небесах, польск. niebiosa, в.-луж. njebjesa, чешек, nebesa, nebes, па nebesich . . ., слвц. nebesa), в словообразовании прилагательных (ср. болг. небесен, срх. нёбесни, русск. небесный, но нёбный). Однако в большинстве случаев эта консонантная основа характеризует книжный стиль речи, встречается в оборотах, источник которых нужно искать в церковных текстах. Нет сомнений, что в русском небеса, небес, небесный наследие церковнославянского языка. В болгарском небеса, небесен заимствованы из русского литературного языка. В македонском литературном языке слово небесен заимствовано, а его эквивалент небен отражает народную речь. Карась свидетельствует, что в польском niebiosa употребляется под влиянием церковных текстов (Karas, Z. histo-rii praslowiariskiej deklinacji spolgtoskowej, 163). Наличие в чешском «основы nebes- во мн. ч. объясняется особым употреблением и консервативностью этого слова» (Широкова. Чешский язык, 138). Иногда основы nebes- и neb- вступают в сложные взаимодействия. Так, в словенском пеЪб—nebd 'небо, небесный свод’, nebesa 'потусторонний мир’ (Ramovs. Morfologija slovenskega jezika, 76). Было бы однако, рискованным утверждать, что основа nebes-во всех славянских языках удержалась только в результате воздействия книжного и церковного языка. Так, данная основа широко представлена в словацких говорах: riches'а (в литературном nebesa), riebes'am, riebes'ax, riebes'ami (Stanislav. Dejiny . . ., II, 230). Основа nebes- зафиксирована в полабских текстах (Lehr-Splawinski, Gramatyka polabska, 182—184). Под влиянием косвенных падежей в чешском и болгарском утвердилось nebe, небе. В некоторых русских говорах (например, в смоленских) «слова с основой на -s, имея на конце неударяемое о (нёбо, чудо), перешли в женский род и образуют формы по основам на -а, лишь кое-где сохраняя старые формы» (Расторгуев. Говоры на территории Смоленщины, 109). — ср. до самой небы и под.
Основа kolos- (holes-). Основа индоевропейского происхождения №el- (ср. греч. тсеХсо, тиеХор-ai, тсбХо^), та же основа в результате редупликации греч. хбхХог, лат. cold, colus -us; тох. kukal; др.-сев. hvel; лтш. du-celes; др.-прусск. -kelan (PEW; TBSW). В основе kolos- (holes-) корневой гласный о вторичного происхождения, так как все основы на -os (-es) закономерно представляют огласовку е.
Основа kolos- (holes-) хорошо представлена славянскими языками. Правда, в старославянских текстах она отражена в единичных примерах: гхдгл г^оххд ткоего ка кохел; ба xxoi похож! га гако кохо; кохегища бжа4 тАмами taxvai (все примеры из Син.по.); кохегаьпчаиа (Супр. ркп.). В памятниках древнерусской письменности данная основа встречается во многих текстах (см. Срезневский). Из всех древних основ на -os (-es) основа kolos-148
(koles-) оказалась в праславянском наиболее устойчивой. В отличие от других основ она широко представлена в различных словообразовательных типах не только в литературных языках, но и в народных говорах. В этом отношении показательны колесо, kolasa, kolosa, kolesa, представленные в русском, украинском, польском, чешском, словацком, сербохорватском языках. Данная основа перешла в продуктивные классы склонения, сохранив здесь старый детерминатив даже в ед. ч. (подробнее см. SEJP). Следы консонантной основы хорошо сохраняются во многих словообразовательных категориях: русск. колесник, колесный, колесить, колесовать, околесица, диал. kolesnica 'проезжая дорога в поле’ (Усачева, СЛЛ, ИЗ); укр. колесня, колесувати', польск. kolesa, kolesarz, kolesarka, kolesnia, kolesnica, kolesnik, ko-lesny, чешек, koleska, kolesna, kolesovy, kolisek', слвц. koliesko, kolesnica, kolesna, kolesiak, kolesar', слов, kolesje, koleselj, kolesce, kolesar, kolesast, kolesariti. Беднее следы консонантной основы в белорусском, сербохорватском и болгарском словообразовании. Однако во всех славянских языках находим многочисленные случаи типа русск. околица, кольцо, окольный', польск. kolce, okolny и под., которые говорят как будто о ранней утрате детерминатива -s. В еще большей степени показательны архаические праславянские композиты типа kolovoz'b, Шотаъъ, kolovorot/b, ко1оЬагъ и под. Тем не менее все эти и подобные примеры не могут свидетельствовать об утрате здесь консонантного детерминатива. Можно предполагать, что в праславянском от индоевропейского корня *k*el- была известна основа на -os(-es) и основа на -о: kolo-, к которой и восходят указанные выше примеры. В болгарском представлено новообразование колело, которое возникло в результате контаминации колесо и търкало (от глагола търкалям 'катить, катать’).
Ударение в ед. ч. падало на корневой гласный: kolos-(koles-). Оно отражено, например, в укр. колесо. Во мн. ч. ударение падало на флексию — kolesa. Русское ударение колёса вторичное: оно возникло под влиянием род. мн. koVos-. Старое же ударение kolesa отражено в ед. колесо.
Основа celos-(celes-). Многие слависты восстанавливают эту основу, привлекая следующие данные: др.-русск. челесьнъ 'главный, основной; начальствующий, верховный’; челесъния кънигы 'книги священного писания’ (Срезневский); русс. диал. celesnik 'устье печки’ (Добровольский); др.-чешск. celesen, celesn 'устье печки’; в.-луж. celesno 'челюсть’; полаб. дв. zulisay «celesi; Lehr-Splawinski. Gramatyka poiabska, 158). Подробнее см. BEW; VEW и др. Однако далеко не все указанные выше сопоставления можно принять с полной уверенностью. Так, русск. celesnik, чешек, celesen, celesn, в.-луж. celesno скорее следует сопоставлять с пел. celjustb, о чем особенно убедительно свидетельствует верхнелужицкий пример. Решительно отрицают существование основы celos- Мейе (Meillet, Et., 235), Махек (MES) и др. Они
видят здесь пел. основу kelo-, которая, конечно, имела тот же корень, что и основа kolos-(koles).
Связаны ли генетически в славянских языках слова kolo, koleso и celol Ответ на этот вопрос мы получим, если выясним историю семантики celo. Если это слово исконно было связано с понятием 'круглый’, то связь его с основой kolos- (koles-) можно считать бесспорной. В таком случае можно будет предположить, что от одного индоевропейского корня №el- в праславянском сохранялись следы основ на -os (es): kolos- (koles-) и на -о: kelo-, чаще kolo-. Возможно, что именно под влиянием корневой огласовки в kolo- и возникла необычная для основ на -os (-es) корневая огласовка о (kolos- на месте исконной kelos-). На поставленный выше вопрос нужно будет дать иной ответ, если в слове celo исконным значением мы будем считать 'высокий, верхний’, привлекая для доказательства лит. kalnas 'гора’, kelti 'поднимать’, лат. excello 'возвышаться’, греч. xoXwvoc 'высота, холм’ (см. FEW; FrEW). В пользу первого предположения говорят указанные выше примеры типа полаб. дв. zultsay, а также и то, что в полаб-ском colo имело значение 'лицо’ (ср. в русском овал лица). В пользу второго свидетельствует украинский говор села Зуевец (*северная Полтавщина), в котором, по свидетельству Ващенко, слово Polo употребляется в значении 'первый сорт’.
Основа teles- (telos)-). Убедительных соответствий данной основе в других индоевропейских языках не найдено. В старославянских памятниках находим много примеров в основной т^лег-. Вот несколько примеров: о ь^п^ошемии телеге гыа, i не об^тж чЧлбгб га ига, ые об^4т^ша тЧлеге его, да ые огт&нлхта нкгтЧ тЧлегд, можете п^иложити чЧлеге гбосма лакотА бдииъ (все примеры из Мариин, ев.); i ^аыа N6 n^ifT^niTZ тЪел tkoCwa (Син. пс.); и x\NOra тЪеге почиьа^щих^ к^ташд (Сав. кн.). Аналогичных примеров можно привести много как из различных старославянских памятников, так и из древних памятников других славянских языков. Однако уже в самых древних памятниках находим новообразования, вызванные влиянием модели склонения, восходящей к основе на -б. Примеры чЧло, чЧлоу, чЧлохха встречаются часто в самых древних текстах. Представлены новообразования и в композитах, зафиксированных в древних славянских текстах, (ср. чЧлОПАГаМАб, чЧлОЛЮБАЦА, Т^ЛО^ЛМИТбЛА и др.)
Древняя основа на -os (-es) фиксируется рядом современных славянских языков во мн. числе: русск. телеса, телесах, телесам . . ., болг. телеса. Словенский сохраняет старую основу в парадигме ед. числа: telo, род. telesa. Много следов старой консонантной основы в прилагательных: ср. ст.-сл. 1САмидб ду^ ctzim	b^komz (Мариин, ев.), др.-русск. т^легитми
'крепкий духом и телом’, т4л6гана1И, ’[ЧлбГАСкми 'телесный’ (см. Срезневский), русск. телесный; блр. цялесны, укр. тллесний, 150
польск. cielesny, чешек, telesny, telesensky, слвц. telesny, бол] телесен, срх. телесан, слов, telesen. Именные образования от о( новы teles- встречаются реже, но и они известны некоторы славянским языкам: ср. слов, telesce 'тельце, частица’, rdec krvna telesca 'красные кровяные шарики’, telesnina 'объем’, telei nost 'материальность’, чешек, teleso 'тело’, слвц. teleso, 'тело umelecke teleso 'художественный ансамбль’, др.-чешек, telesenstvu Встречаем однако в словообразовании имен существительных . прилагательных новообразования: ср. русск. тельце, телогрейка нательный, диал. teV 'мякоть, древесина’, teVnoje 'кушанье и рыбьего мяса’, чешек, telnaty, telny-, слвц. telovy 'телесный’ telovedny 'анатомический’; н.-луж. Selny 'тельный’. Аналогичные структуры обнаруживаем уже в древних славянских текстах ср. ДР--русск. T&api тЪиога, t'Uanmkz 'нательный крест’ (см. Срез невский).
Все приведенные факты дают основание полагать, что основ* teles- уже в праславянском начала преобразовываться под влия нием моделей, восходящих к основе на -б. Во всяком случае самы* древние памятники славянских языков свидетельствуют, чтс данный процесс зашел уже далеко. Однако среди других ochoi на -os {-es) основа teles- оказалась сравнительно устойчивой, чтс отражается в современных языках. Телесо широко представлено в полесских говорах. По свидетельству Лысенко, в северной Житомирщине телесо употребляется в значении «забита, а ле не розпатрошена тварина; т!ло п’яно! людини, яка не трапаеться на ногах». (СЛЛ, 54). По свидетельству Толстого, во многих полесских говорах телесо имеет обычное значение 'тело, corpus’.
Шахматов в свое время высказал предположение, что основа teles- в древнерусских памятниках уже не отражала черт живой речи. Он полагал, что здесь сказалось влияние старославянского языка. «О том, что такие основы были чужды и древнему языку, можно было заключить, например, из того, что основа teles-пишется в древнерусских памятниках последовательно с е, сообразно с тем, что церковнославянское ё русскими людьми произносится как е, между тем как основа tel- пишется с к, очевидно, под влиянием русского живого произношения» (Шахматов. Историческая морфология . . , 108). Это соображение Шахматова недавно повторили Кузнецов и Иванов. А между тем его нельзя признать бесспорным. Прежде всего ошибочным является утверждение, что основа teles- в древнерусских текстах последовательно пишется телег-. Встречается в древних текстах и написание т^лег-, правда, реже (см., например, в Изборнике 1076 г. nz т4леги еъзда^жапию; гако ьъ телеги влоудол?ввАп4 разоумА вжии ые въгелАЮТА га). Примечательно, что и в древнесербских текстах наблюдаем аналогичную картину в написании данной основы (ср. гвоима чЧлоллА да паказоуге ге, но телега паша. ДаничиЬ. Р]ечник). Кроме того, в самом старославянском языке данная основа чаще склонялась уже по моделям основ на -б. Эта тенденция
в среднеболгарских текстах еще усилилась. Более вероятно предполагать, что в teles- мы имеем дело с диалектными вариантами аблаута, т. е. с teles- // teles-. Вслед за Ильинским, я склонен видеть здесь древний корень (s)teZ-, который представляет различные огласовки (Р. Ф. В., LXIII, 334). Реконструкция toilo-(Meillet. Et., 359) сомнительна. Славский приводит ее со знаком вопроса (SEJP).
Основа keudos- (keudes-). К праславянским диалектизмам следует отнести консонантную основу keudos- (keudes-), которая сформировалась от глагола keu-ti (>cuti) с помощью детерминатива -s(os/es). Это косвенно свидетельствует о продуктивности основ на -os(-es) в определенных диалектах праславянского языка. Более ранние аналогичные образования (ср. stado- от statt и под.) последовательно склонялись по моделям основы на -б.
Рассматриваемая нами основа возникла в тех праславянских диалектах, которые лежат в основании южнославянских языков. Это подтверждается письменными памятниками и диалектами старославянского, болгарского, сербохорватского и словенского языков. Богатую коллекцию примеров можно извлечь из старославянских памятников: бид^б^шс же	и къмиждиици
чн)Дбга; ацзе знамении и чнэдег'л не видите (оба примера из Мариин, ев.); i не tAd б4^1 чюде^емъ емоу; i поглоут^ сы бъ чюдегеуъ tkoi’x^ (оба примера из Син. нс.). Много примеров из Супр. ркп. приводит Вайан (Вайан. Руководство. . ., 134), из памятников сербохорватской письменности много примеров находим в словаре Югославянской Академии Наук (II, 90—95). Правда, и в старославянских текстах и в южнославянских более поздних памятниках письменности встречаются примеры типа чюда, чюдоу, чмдомд и под. (ср. в Син. нс. 4ко чнэдоу Bziyz многъ!мъ). Многочисленные следы старой консонантной основы находим в современных южнославянских языках: болг. чудеса, чудесия, чудесен; срх. чудеса, чудёсо (Решетар фиксирует в Черногории еще cudeso), чудёсом, слов. род. ед. cudesa от им. ciido. У словенских авторов XVII—• XVIII вв. в им. ед. встречается cudeso. В современном литературном словенском языке в им. ед. чаще находим новообразование cudez (по аналогии с 1ерё%, padez и под.).
Надо полагать, что в период тесных южнославянско-словацких контактов консонантная основа проникла из древнесловенских диалектов в словацкий язык. Эта основа хорошо известна словацкому языку: cudeso, cudesny. Она фиксируется во многих словацких диалектах (см., например, Buffa. Narecie Dlhej Luky ..., 82). Аналогичных образований другие западнославянские языки не знают. Польские cudo, cud — результат мазурения. В чешском вообще не фиксируются образования от корня -cud.
Много примеров основы на -os(-es) из древнерусских памятников дает Срезневский. Однако все они обязаны влиянию церковнославянского языка. «Это объясняется тем, — пишет Кузнецов, что чудо в древности употреблялось, главным образом, в церков-152
ной литературе». (Кузнецов, Очерки исторической морфоло-гиИ 29). Народный русский язык основ cudos- (cudes-) не знал. Книжного происхождения и современные русские чудеса, чудесный, несмотря на то, что некоторые из аналогичных образований находим в русских говорах (см., например, в словаре Добровольского: чудясу на м!ръ обыуляить, та видили чудясу багатыга мужика: мужикъ жонку запригау, 991 и др.). У нас нет никаких оснований полагать, что в чудной, причуды и под. утратился древний детерминатив -s. Надо думать, что в этих исконно русских образованиях его и не было.
В лехитских и в восточнославянских диалектах именные образования от глагола cuti с суффиксальным d сформировались в словах муж. р. Это отражено в польск. cud, в блр. цуд, (зро-бщъ цуд). Именно от этой основы и были образованы указанные выше русские чудак, чудной, причуды, диал. cudy. В ограниченном употреблении основа cud известна словацкому языку (обычно сочетание nie cud). От koud- известны в русском языке глагольное образование прокудить 'сыграть злую шутку’, имена прокуда 'проказа, беда’, окудник 'шутник’, в болг. кудя 'бранить’, в срх. кудити 'бранить, клеветать’, в польск. диал. przekudzic 'портить’. Русское диалектное kud' (архан. kud' 'колдовство, ворожба’ может свидетельствовать о древней основе на -i (koudis).
Русские старославянизмы коудесъникъ 'чародей’, коудесъныи 'чародейский’, коудесы 'волхование’ (см. Срезневский) восходит к редкой основе koudes-. Пример из Домостроя по Коншинскому списку кудесомъ тв. ед. дает основание восстановить для им. ед. *kudo. Однако есть основания полагать, что основа koudes была известна и русскому народному языку. Следы этой основы находим в вятских диалектных kudes 'проказник’, kudesa, 'чудеса’, kudesit? 'подшучивать’.
Основа okos- (pees-). Здесь представлен корень-основа оки, хорошо отраженный в индоевропейских языках (см. PEW). Его древнейшая история подробно изложена Вайаном (см. Vaillant. Grammaire comparee . . ., II 244—246). Праславянский отражает разную судьбу этого корня в различных грамматических условиях. Так, дв. ч. содержит чистый корень (так наз. корень-основу) — oct, ociju, ocima. В ед. и мн. ч. этот корень был оформлен детерминативом -s и вошел в систему слов ср. р. основ на -os(-es). Данное слово преимущественно употреблялось в дв. ч. (особенность парных предметов). Очень рано во многих праславянских диалектах око в ед. и мн. ч. утратило следы консонантной основы. Так было, например, в восточнославянском праязыке. Все древнерусские примеры типа не въпрями очесе на н’ю (Изб. 1073) обязаны церковнославянскому влиянию. Примечательно, что старая консонантная основа, чуждая русскому народному языку, держалась в языке русской поэзии до Пушкина. Обнорский приводит следующие примеры: «в твои пресветлы очеса» (Ломоносов), «где взоры голубых очес» (Державин) и даже из Баратынского —
«с нее в лазоревую ночь не сводим мы очес» (Обнорский. Именное склонение . . ., II, 404). Известна эта основа в стихотворениях Жуковского. У Пушкина эта основа представлена с определенной стилистической целью архаизовать текст: «тебе, сияющей так мило для наших набожных очес». Решительно против употребления этой основы в поэзии выступил Вяземский (подробнее см. Булаховский. Русский литературный язык, 76).
Нет следов основы oces- в восточнославянском словообразовании. Древнерусское очегАНми 'глазной’ старославянизм: очегАммга ^ади n6axol|jm (Изб. 1073). Современное русское очешный (очешное стекло, очешник) восходит к очечный, а это в свою очередь к очки: осък-^> осъсъпу].
Процесс перехода око из консонантных основ отражают и старославянские памятники. Здесь наряду с род. ед. очеге и т. д. находим род. ед. ока: гяурам i лага ri 4ко З’кшцж ока (Син. пс.) тв. ед. окоаха: съ едим*кл\А околаа ба жиботя бамити. (Мариин, ев.). В Мариин, ев. в мест. ед. в ев. от Матвея находим оц4: чтЪ же бидиши г;кчец£ Б£ оц^ Б^ат^за тБоего, а в^ъБъыа еже есть бъ оц'к тБоеА\А ые чмеши, а в том же тексте в ев. от Луки находим архаическую форму: что же бидиши г^чец^ иже егтъ бъ очеге кратка тБоего, а Б^ъБ^иа еже etTz bz очеге тбосаха ие чмеши. Древнеболгарская письменность X—XI вв. свидетельствует, что парадигма ocese, ocesl, осезыпъ и т. д. опиралась уже только на старую книжную традицию. Живому языку переписчиков Зогр., Мариинск. ев.. Син. пс. она была чужда. Иначе обстояло дело в том древнеболгарском говоре, который отражен в Супр. ркп. Здесь лучше сохраняется старая парадигма слова око: дат. ед. ие даггз oyAaznoyoyAxoy очеги... п^оза^Ьги; мн. ч. п^икАадаюлха очеса; NziNta же очеса с^адаца съА\ЪкиБъше. Во всяком случае в период интенсивного воздействия старославянской письменности и языка на древнерусскую письменность старое склонение слова око по консонантным основам в восточной Болгарии еще держалось. Только этим можно объяснить устойчивость старой консонантной парадигмы око в русском книжном языке.
Рано перешло око из консонантного склонения в сербохорватском, чешском, словацком и польском языках. Следы старой основы находим еще в сербских грамотах XIV в.: род. ед. очеса, дат. мн. очесемъ. Иначе сложилась судьба данной основы в словенском и полабском.
В современном словенском языке основа oces- успешно конкурирует с основной ок-(ос-). Ее мы находим и в склонении слова око (ср. spostlm ocesom, vzemi mu smet iz ocesa, tfta je pog-nala ocesa 'лоза дала побеги’ и в словообразовании (ср. ocesce 'глазок’, иначе в схр. дчце, дчесен 'глазной’, диал. oceso, диал. uceso и под.). Известна словенским говорам и форма жен. р. им. п. ед. ч. ucesa 'глаз’ (Bezlaj, ESSJ, pokusni zvezek, 200). Находим, однако, в словенском образования и от основы ок- (ос-):
бско, осек, бсес, бс]е (Подробнее о данной основе см. Ramovs. Morfologija slovenskega jezika, 77—78).
Примечательно, что мн. ч. oci в отличие от мн. ч. ocesa в словенском относятся к жен. р. и склоняются как kostt. Аналогичную картину находим в старославянском языке. «Имена прилагательные согласуются с этими существительными (очи, уши.—С. Б.) в двойственном числе как с именами жен. р.: очимд Син. треб., kz iYoyro&a.\\d очимд Су пр., шчимд жидок^каллд Игир (Вайан. Руководство.. ., 136). И в сербохорватском очи и уши согласуются с прилагательными жен. р.: црнё очи, йгленё уши.
Основа oces- зафиксирована текстами полабского языка: vuceso (< ocesa) (См. Lehr-Splawinski. Gramatyka polabska, 157).
Основа uxos- (uses-). Аналогично основе okos- (oces-) основа uxos- (uses-), хорошо представленная в индоевропейских языках, в дв. ч. принадлежала к так наз. корням-основам, а в ед. и мн. ч. преобразовывалась как основа ср. р. на им. ед. uxos (<^ausos), род. ед. usese (<^ auseses), им. мн. usesa. .. В дв. ч. эта основа представляла ust, usiju, usima.
Основа uxos- (uses-) оказалась менее устойчивой, нежели рассмотренная выше основа okos- (oces-). Во всяком случае старославянские памятники консонантную основу uxos- (uses-) сохраняют значительно хуже, нежели основу okos- (oces-). Здесь находим лишь единичные примеры: Ni oymetzi (Клоц. сб.). Нет прилагательных от основы uses-. Лучше эта основа фиксируется старославянскими текстами древнерусской редакции. Вайан приводит из этих текстов примеры оушеге, оушегд (Вайан. Руководство. . ., 136). Срезневский дает один пример на прилагательное оушбГАМАШ 'ушной’: и лхыози оушегъыою иемоцчАН) погъ1бошд (Срезневский). Конечно, все эти примеры не отражают народного русского языка. Древнерусский язык утратил основу uxos- (uses-) еще в дописьменный период.
Иной была судьба этой консонантной основы в словенском языке. Аналогично основе okos- (oces-) основа uxos- (uses-) хорошо представлена в современном литературном языке и диалектах. Вот несколько примеров из литературного языка: па usesa vleci 'тащить за уши’, pridtgati gluhim usesom 'читать проповеди глухим’, pri епетп usesu noter 'в одно ухо входит’, sumenje и usesih 'звон в ушах’, vnetje srednjega usesa 'воспаление среднего уха’, zaplsi si to ia usesa 'заруби это себе на носу’. В диалектах известно им. ед. us6so. Представлена данная основа и в прилагательных: usesen 'ушной’, usesno mdslo 'ушная сера’.
Известна старая консонантная основа сербохорватскому языку: ушеса, ушесима, фиксируется она полабскими текстами: vauseso (<Z.usesa). В болгарских диалектах часто встречается в ед. uso, которая возникла под влиянием мн. ust.
Основа istos- (tstes-) 'почка; мужское яичко’. Основа имеет индоевропейские соответствия (см. BEW; VEW; TBSW, FEW).
Из старославянских памятников основа встречается только в Супр. ркп.: питали игтбга и г^АДАца и иггбга; раждази иггегк мои. Последний пример в псалтыри имеет соответствие: раждАз! лхтроБЖ л\0Ы\. И в других местах псалтыри последовательно вместо указанной выше основы находим слово л^трова. Примечательно, что в одном месте Син. пс. находим глоссу писца к слову ^т^ова: рядом с текстом показа хш л^ова x\oi находим глоссу игтег4 МАДБб1н*ки (15в). Значительно чаще игго встречается в старославянских памятниках древнерусского извода: ов4 иггбг4 щкхоххлхдрАб; |дко отър'кзаномъ издола иггбГбмА; к^Афи поуоти ба игтбНуА (эти и другие примеры см. Срезневский).
Следы основы istos- (istes-) представлены в современном словенском языке:	'почка’, оblsten 'почечный’, oblstje 'область почек’,
встречаются в сербохорватских говорах.
Основа dervos- (derves-). Данная основа представляет собой диалектное новообразование праславянского языка. В праславянский из индоевропейского эта основа перешла в виде deruo-, что подтверждается как родственными индоевропейскими языками, так и большинством славянских языков (см. PEW). Утверждение Кузнецова, что основа deruo- исконно принадлежала к основам на -s (см. Кузнецов. Очерки исторической морфологии. . ., 28) не имеет под собою серьезных оснований.
Большинство дошедших до нас старославянских памятников не знает основы dervos- (derves-\ Так, например, в Мариин, ев. в род. ед. всегда найдем только д^-ква: оужб во гкки^а п^и колени др*кБа л6ж!та; ^'кзауж б^тби ота д^4бд; в мест. ед. д^4б4: заме асрб ба rzipt д^'кв'к си тбо^ата. И производные образования не известны от основы dervos- (derves-)'. д^баиа, др*кБАМА1и.
Иную картину в этом отношении обнаруживаем в Супр. ркп. Здесь мн. ч. образуется только от основы др*кьбг-: antonhnz ^бчб. БАкопаьАШб чбтА|ри др^Ббса и протАГАшб по др*кьбсбмА приБАжатб и тб^адо да п^отажсма д^квбсА! сАк^оушитА га и пожа^6та или овхичабххА оулхрбТА 3avL. Правда, и в этом старославянском памятнике ед. ч. чаще образуется не от консонантной основы. Так, род. ед. др4ва находит в девяти случаях, а д^кьбсб встречается только один раз. Есть основания полагать, что основа dervos-(derves-) широко употреблялась в старославянских памятниках восточноболгарского происхождения. Об этом, кроме Супр. ркп., косвенно свидетельствуют старославянские памятники древнерусского извода, в которых консонантная основа во мн.-ч. встречается сравнительно часто: дрбьбга плодовита; БАЗмоущашб доврую боин) ryipwK) ба д^бБбгбуА (Срезневский); д^бьбш (Шахматов. Историческая морфология. . ., 107). Эта консонантная основа во мн. ч. и в некоторых производных основах глубоко проникла в русский литературный язык. Достаточно вспомнить известное место из «Евгения Онегина» — «И соловей во мгле древес напевы звучные заводит», или у Лермонтова—«Сквозь темный свод древес».
Однако это все факты уже не современного языка. Иначе обстоит дело с некоторыми производными образованиями. Так, специальный термин древесина, прилагательное древесный характеризуют современный литературный язык. Еще Буслаев обратил внимание на то, что прилагательное от консонантной основы образуется только от старославянской неполногласной формы, что убедительно свидетельствует о книжном характере прилагательного древесный (Буслаев. Историческая грамматика русского языка. Этимология, 139). Специальный термин древесина был искусственно создан учеными лесоводами в начале XIX в. (см. Богатова. Из истории слова древесина, 202). Позже этот русский термин был заимствован болгарами — дървесина. В других славянских языках он образован не от консонантной основы: блр. драун1на\ чешек. dr evovina', слвц. drevovina, drevina; польск. drzewnik. Известен в русском языке специальный зоологический термин древесница, которому, например, в белорусском соответствует драунянка. Богатова высказывает предположение, что «распространенность корня древес- в научной литературе в какой-то мере объяснялись стремлением не только «сроднить литературу с языком нашим», но и выдержать тот или иной научный труд в «высоком штиле» (Богатова. Из истории слова древесина, 208).
Богато отражена консонантная основа в словенском языке. От drevo здесь найдем ее не только во мн. ч., но и в ед. ч.: род. ед. drevesa, jabolko пе pade dalec od drevesa\ дат. ед. drevesw, тв. ед. z dre-vesom. Хорошо эта основа представлена во многих производных образованиях: drevesast 'древовидный’, drevesce 'деревце’ (ср. срх. дрвце), dr eve sen 'древесный’, drevesnica 'древесный питомник’, но и drvored 'аллея’.
Не зафиксирована консонантная основа dervos- (derves-) в западнославянских языках.
Основа leutos- (leutes). Эта основа редко встречается в старой славянской письменности. В Су пр. ркп. находим единичный пример: влчДбмА д4ти везъ/\ови ыичгожб зъм ми лютеге Nd доуши пишлмре nz багсе^ чигтотое^. Встречается в старославянских текстах древнерусского извода (см. Срезневский).
Вероятно, данная основа представляет собою поздний праславянский диалектизм.
Основа divos- (dives-). В праславянском от глагола diviti sp были известны различные именные образования. Чаще всего была представлена именная основа div^ (<Zdivos), принадлежавшая к основам муж. р. Эта основа отражена в старославянских памятниках (ср. диьъ тьорити в Клоц. сб.), была известна древнерусским памятникам письменности (ср. из жития Феодора Студийского — wNOroy гоуцюу двию и дикоу и чюдеги; из жития Нифонта — и рдзоумА Nd дикм и мд ч^одо прикодга (другие примеры см. Срезневский). Значительное распространение основа div>b получила в западнославянских языках: польск. dziw (редко dziwo), чешек., слвц. div, в.-луж. dziw, н.-луж. ziw. Параллельно с divъ 157
в праславянском существовала именная основа divo-, принадлежавшая к основам ср. р. Она фиксируется древнерусскими памятниками (см. Срезневский), известна восточнославянским языкам (русск. диво, укр. диво, блр. дзъва), Современные южнославянские языки слов dw>b или divo не знают. В болгарском и македонском известны прилагательные див, ~а, —о в значении 'дикий’ и прилагательное дивен 'дивный, чудесный’. В сербохорватском представлено прилагательное диван 'дивный’, 'удивительный’. Известное в сербохорватском див 'великан, гигант’ и родственное ему русское див 'птица, предвещающая несчастье’ являются заимствованиями и не связаны с указанной выше основой.
В одном из древнеболгарских диалектов именная основа divo-испытала влияние основ на -s, Это отражено в Син. пс. Здесь находим вин. мн. его. Однако больше всего примеров сохраняют старославянские памятники древнерусского извода: дат. ед. дивеги, им. мн. дивегд, род. мн. диве^А, тв. мн. дивег/а и т. д. (см. Срезневский). Многие ученые (Мейе, Бернекер, Махек и др.) объясняют это влиянием имени cudo. Дело в том, что во многих старых текстах имена чюдо и диво стоят рядом (ср. Изб. 1073 — чюдеса и дивеса), Следует учитывать и их семантическую близость.
Основа delos-(deles-), В праславянском от глагольной основы detl была образована именная основа ср. р. delo-, которая, естественно, склонялась по моделям основ на -б. Это нашло отражение в древних памятниках славянской письменности. Слово д4ло часто встречается в старославянских памятниках и почти во всех текстах представляет обычную парадигму для старых основ на -б\ им. ед. д4ао, род. ед. д4\д, дат. ед. д4\оу, тв. ед. д<аса\а, мест, ед. д^л1!; и т. д. Примечательно, что и в данном пункте Супр. ркп. существенно отличается от других старославянских памятников: и дза бид^еа д4леге побита; бижд^ ot^jokai прогтсмА азан кома и д^легемА nitNA ц^гд^оу тво^АфА; и двою оуже д*клегоу рдзоулд^х^» БИДАТА ЧАДД ГИ д4легд МОИ. ПОЗИД ГИ^А ЧОуД6£АНА1И\’А д4л6га; вездкоиАИАшуА д^легеуА; втвдетА по д^лесемА и^а; гдмЪ\и д'ЬлегА! игкоушеиию вазати и др. Встречается основа д^лег- и в Син. ев.: род. мн. д4а6Га, дат. мн. д'кдегеллА. Известна данная консонантная основа и старославянским текстам древнерусского извода (см. Срезневский). Представлена она здесь и в производных образованиях: д^легмА1И, д*клетдга &ei|jA, д'клегыою глоужвою (Срезневский). Встречается она и в древнесербских текстах (Да-ничиЬ, Р]’ечник).
Многие исследователи полагают, что д4ло испытало влияние консонантных основ под влиянием гаобо, так как в литургических текстах они часто встречаются рядом и противопоставляются друг другу: ср. в Супр. ркп.: и д-ЬлегА! и гловегА! (Meillet, Et. 357; Vaillant. Grammaire comparee. . ., II, 235; Вайан. Руководство. .., 135). Однако возможность такого уже позднего воздей-158
ствия могла быть осуществлена лишь в том говоре, который хорошо сохранял старую консонантную основу slovos-. Ведь в большинстве славянских языков в этот период slovo подчинялось уже модели склонения, восходящей к старым основам на -о.
Основа llkos- (llces-), От корня Ilk- в праславянском были известны основы муж. и ср. рр. (Пкъ, Нее) и основа жен. р. на -а (Нка: ср. razltka, prtllka, зъНка и под.). Один из древних восточноболгарских говоров, отраженный в Супр. ркп., и здесь представлял новообразование (ср. llkos-\ род. ед. licese\ ыи kz цйтацд къзо^оу личеге гкоюго; им. мн. llcesa; югдд личегд стдцд плдчемъ п^ЪмЫила га гЛд\гЛа). Правда, в Супр. ркп. примеры эти единичны. Так, на один пример род. ед. личеге встречаем в памятнике одиннадцать примеров лица. Значительно чаще основа llces- встречается в старославянских текстах древнерусского извода (дь^ личей; личега и^ четм^л; жегтоци личегм и лоти г^Аци; три и же личега и три говдгтка и др., см. Срезневский). Данная консонантная основа проникла в язык древней Руси вместе с восточноболгарскими литургическими текстами. Таким образом, древнерусские памятники косвенно свидетельствуют о широком распространении основы Hees- в древнеболгарском литературном языке восточной Болгарии и соответственно в восточноболгарских говорах того времени.
Основа jbgos- (jbzes-). Индоевропейская основа lugo- закономерно отражена во многих индоевропейских языках (ср. др.-инд. yuga-, греч. Соубу. лат. jugum, гот. juk-, лит. jungas и др.). И в праславянском была представлена основа jbgo- (<j%go-)4 которая склонялась по моделям основ на -б. Это отражено в древнейших славянских текстах (ср. ст.-сл. им. ед. иго, род. ед. ига, тв. ед. игол\д; см. SJS; др.-русск. Срезневский).
В индоевропейском параллельно с основой lugo- была известна основа teugos- (см. PEW). Она отражена в греч. в лат. jilgera {<Ziougesa). Миклошич обнаружил следы этой основы в одной поздней старославянской рукописи сербского извода: ижегд (Miklosich, Lexicon, 236). Этому примеру можно было бы не придавать большого значения, если бы не данные современного словенского языка, который хорошо представляет консонантную основу: igo, род. н. izesa, igesa. Однако трудно с уверенностью утверждать, что данная консонантная основа на -$ индоевропейского происхождения. Многие ученые (Вайан, Махек и др.) видят здесь новообразование под влиянием основы kolo-kolese.
Основа cervos- (cerves-). Данная основа не принадлежит к исконным основам на -$. В праславянском в ранний период его истории она склонялась по моделям на -б: сегио-, откуда закономерно ст.-сл. чр^БД, чр'Ькоу, чр4й, им. мн. чр4кд, прилагательное чр4клий и др. Даже в Супр. ркп. основа cerves- не фиксируется.
И тем не менее в отдельных говорах праславянского языка основа сегао- испытала воздействие основ на Об этом очень
убедительно говорят многочисленные древнерусские памятники, написанные на старославянском языке, а также современный словенский язык.
Из древнерусских памятников много примеров дает Срезневский:	ГБСимч^4кегбм; оут^д гл желудок^ и чрекесь Q\f\\rA
и г^дце, ч^бкегд и оут^оьм;	абгплоддмад ^лзка^зля еси.
чр4гЛсд и др. Правда, в словосложениях фиксируется только ч^4ко- Надо думать, что образования типа чрккесе были хорошо известны древнеболгарскому языку X—XI вв. На русской почве они возникнуть не могли.
Хорошо известна основа на -$ современному словенскому языку (литературному и диалектам): им. ед. сгеиб 'кишка’, род. ед. crevesa, crevesen 'кишечный’, сгеиёзпо vnetje 'воспаление кишок’. диал. сгои1ъгъ, но crevobol 'боль в животе’.
Основа tfgos- (tpzes-). Основа отглагольного происхождения (ср. tfgngti). От этой основы образовались имена различной морфологической структуры и различного значения. Так, в русском находим слово жен. р. на -а тяга, в том же значении в словенском будет представлено слово муж. р. teg. Ему соответствует по структуре сербохорватское тёг, но существенно различается по значению. В сербохорватском это слово употребляется не только в значении 'тяга’, но и 'гиря’, 'урожай’, 'посев’, 'горсть льна’. И русскому языку известно слово муж. р. тяг (ср. дать тягу), знают его западнославянские языки: ср. чешек, tah, слвц. fqh с чрезвычайно богатой и дифференцированной семантикой, польск. ciqg. Известны были от данного глагольного корня и основы на -ja (ср. польск. ciqza 'тяжесть, бремя’) и основы на -jo (ср. слвц. t’az 'тяготение, непосильное бремя’).
Еще в праславянском данный глагольный корень вошел в сферу воздействия консонантных основ на -$. Так возникла основа tfgos-(tfzes-), от которой был образован специальный технический термин 'ремень ярма’. Это свидетельствует о продуктивности консонантной основы в той лексике, которая была связана с конной тягой. Следы этой основы мы находим в нескольких старославянских текстах древнерусского извода в форме тв. ед. тджегемА ига оуилча (см. Срезневский). Интересную аналогию представляет латинский, где от глагола tendo 'тянуть’, был образован специальный технический термин с основой на -s: tenus, -oris'sxwfnn., силок’ (Ernout—Meillet).
Нет оснований вслед за Преображенским и др. в слове тяжесть видеть консонантную основу tfzes-. Конечно, здесь мы имеем дело с суффиксом -ostb (-estb). Формирование суффикса -ostb (-estb) относится к дославянскому периоду, о чем свидетельствует аналогичное образование в хеттском.
Основа lozes-. От праславянского глагола loziti были известны именные образования. Так, широкое распространение получила основа lozo- О loze-). Она представлена во всех славянских язы
ках (ср. русск. ложе, болг. ложе, срх. уст. ложе, слов, loze, чешек. Loze, польск. loze, в.-луж., н.-луж. lozo п др.). Однако от этой же глагольной основы возник один анатомический термин, который образовался от консонантной основы. Речь идет об основе lozes- 'uterus'. Позже она преобразовалась и уже в самых древних славянских текстах была известна в виде lozesbno. Естественно, что в таком виде данный термин склонялся по моделям основ на -б.
Обычно в текстах находим мн. ч. ложсгамд: ^дзь^азлта дометил гго гки нд^ечбТА гд (Мариин, ев.), ка тев^ п^б^ажсна стала из ложезнъ; оутоуждеш башга гу'кшАии ста дожегиА (оба примера из Син. пс.). Богатую коллекцию примеров дает Срезневский из старославянских текстов древнерусского извода: ие по-гоуви дЪгифД ка дожеги’кх'А Изб. 1073 и др.). В дальнейшем этот термин вышел из употребления. Сохраняется лишь в диалектах словенского языка (см. BEW).
Основа peros- (peres-). Хорошо известно во всех славянских языках праславянское отглагольное образование рего-, которое склонялось по моделям старых основ на -б. О неконсонантном характере основы свидетельствуют ст.-сл. i 4ко п^гока мо^сгка патЩгд п6^аидта1 (Син. пс); русск. перина, пернатый', чешек, pirko 'перышко’, perIna, perovy, pereentk 'пенал’, pernaty', слвц. pertna, peracnik, perecko 'перышко’, болг. перце и др. Однако в словенском языке находим рего, род. ед. peresa', диал. perese', peresnica 'пенал’, peresast 'перистый’, peresnik 'ручка’, peresce 'перышко’. Данные примеры свидетельствуют, что влияние консонантной основы в словенском произошло в достаточно древний период. Эти факты представляют особый интерес в связи с тем, что аналогичный процесс пережил и полабский язык (ср. полаб. дв. pertsal ре-resi, Lehr-Splawinski. Gramatyka polibska, 158).
Основа rounos- (rounes-). Представляет собою именной дериват от глагола гъиаН,. Употреблялась в значении 'овечья шерсть’. Этимология свидетельствует, что древние славяне у овец шерсть выщипывали, а не стригли. Этот обычай у некоторых народов сохраняется до сих пор. Об очень древнем приеме уборки урожая может свидетельствовать укр. руно не только в значении 'овечья шерсть’, но и в значении 'всходы’: подивитись на руна польовк жита таю, що й вуж не прол!зе. Основа хорошо известна всем славянским языкам. Русск. руно и срх. руно свидетельствуют об окситонированном ударении. Как некоторые технические термины, данный производственный термин в некоторых праславянских диалектах испытал влияние консонантной основы. Следы этого находим в некоторых старославянских памятниках древнерусского извода: ф таимцла cvknoka и га ^оуыег/и; по^та tv ^уиогА (Срезневский исправляет — |5унбГА) окча (Срезневский). Видеть в данных примерах поздние словообразования трудно.
Основа ojes-. Основа индоевропейского происхождения. Она представлена во многих славянских языках (ср. болг. воище; схр. 6je\ чешек, voj, в старых текстах и диалектах oje; в.-луж. wojo\ н.-луж. w6jo\ во всех языках в значении 'дышло’. Свой прежний консонантный характер данная основа сохраняет только в словенском: oje, ojesa; kavelj па ojesu 'крюк на дышле’ и т. д. Однако и в этом языке представлено новообразование: ojnica 'оглобля’. Огласовка о в oje является праславянской инновацией.
Основа zvenos- (zvenes-) подтверждается полабским^ где находим ед. siveni, мн. swenessa «zvonesa) 'обод телеги’. Других источников, подтверждающих данную консонантную основу, нет. Надо думать, что здесь мы имеем дело с полабской инновацией.
Основа udos- (udes-) 'часть; член’. Основа индоевропейского происхождения. Корень оформлялся различными детерминативами в зависимости от семантики. Были известны основы udo-(<^audo-) и udos- (<^audos-). Последняя основа отражена многими древними русскими памятниками, написанными на старославянском языке: оудегъ мдгъ отъ п^иногдц_1иих’ъ п^иимдти; поразили во та бмшд и ид оудегд |здг4кли; ид оудегд ^дгккдгеми; оудегд телегидд; оуко^еии гт^дх’ъ твои къ оудег!^ потувБлеше оудегъ тк0ихъ (см. Срезневский).
В древнерусских памятниках письменности фиксируется еще гранеса (от грано 'стих’ — см. Срезневский). Вайан полагает,что это аналогическое образование от м. р. гранъ (Вайан. Руковод-. ство. . ., 135). Кстати, и форму оудегд Вайан считает мн. ч. от ед. ч. м. р. оудъ.
Как мы видели из обзора основ на -$, данная структура имени оказалась особенно продуктивной в словенском языке. На эту особенность словенских имен обратил внимание в свое время еще Миклошич. Облак указал, что эта черта характеризует только юго-западные говоры словенского языка, чем они резко отличаются от северо-восточных говоров. Под воздействием структурной модели основ на -$ уже в позднее время здесь оказались многие основы иного происхождения (ср. polje — polesa, krt — krvesa, bedro — bedresa, ulje — uljesa 'нарыв’. В ряде случаев можно наблюдать колебания, вызванные влиянием основ на -2: от ед. регб — peresa, но и pereta, per at a, peratu. . .
Существовал на территории южнославянских языков и еще другой центр, где старые основы на -s оказались необыкновенно продуктивными. Речь идет об одном северо-восточном болгарском говоре, который оказал сильное воздействие на формирование норм того древнеболгарского литературного языка, который сформировался в Преславле. Об этом свидетельствуют Супр. ркп., сочинения Иоанна Экзарха, особенно же древние восточноболгарские тексты, сохранившиеся в русских списках XI—XIV вв. В связи с утратой склонения современные болгарские говоры не содержат необходимых сведений в этом отношении.
Существовал еще и третий центр, где старые основы на -$ вели себя очень активно. Речь идет о полабском языке. К сожалению, скудость источников не дает возможности представить здесь положение дел достаточно наглядно. Нет сомнений в том, что сохранившиеся тексты неполно отражают степень активизации основ на
Во всех остальных славянских языках основы на -$ не получили существенного развития. Архаичнее в этом отношении славянские литературные языки, которые содержат ряд основ на -з под воздействием старых книжных традиций или заимствований. Следует обратить внимание на то, что часто эти основы на -s несут здесь повышенную экспрессивную окраску, употребляются в ироническом смысле, выполняют функцию увеличительных суффиксов и т. д. В этом отношении достаточно сослаться на русск. словеса или телеса. По свидетельству Стевановича, в сербохорватском телеса обычно говорят о мертвых и изуродованных трупах» (СтевановиЬ. Савремени српскохрватски}език, 228). Мн. usesa от uho употребляется в значении с большие уши’. Koleso в чешском имеет значение 'большое колесо’.
Рассмотренные выше именные основы на -$ характеризуются значительным семантическим разнообразием. Здесь и абстрактные имена типа nebos-, slovos- и анатомические термины типа telos, telos, okos, Istos, cervos и технические термины — kolos-, igos-, tfzos-, runos-, ojos-.
Праславянский сохранил древнюю акцентуацию основ на баритонеза в ед. ч. и окситонеза во мн. «Такую подвижную акцентуационную парадигму представляют в славянском все -os!-es-основы с краткостным корнем, ср., например, срх. диал. nebo — nebesa, русск. нёбо — небесй и т. п.» (Иллич-Свитыч. Именная акцентуация . . ., 148).
§ 28. Основы на -n (-men). Из общих курсов по сравнительной грамматике славянских языков, по праславянскому языку можно получить ложное представление о том, что в праславянском именных основ на -и (-теп) было сравнительно мало и что они не играли существенной роли. О малой продуктивности в праславянском основ на -и (-теп) писали многие. Одно из недавних утверждений принадлежат Матлю. «Подтверждается наблюдение, что суффикс -теп в праславянском уже не был продуктивным, на славянской почве он не создал ни одного нового существительного, которое бы обладало собственной продуктивной силой» (Matl. Astraktni vyznam, 148). В дальнейшем мы убедимся в ошибочности данного утверждения.
В общих курсах по славянскому языкознанию, даже в специальных монографиях приводится незначительный список имен на -п (-теп). Лишь Миклошич собрал сравнительно богатую коллекцию примеров, которую находим во втором томе «Vergleichende Gram-matik der slavischen Sprachen» (236—237). Правда, не все примеры Миклошича в дальнейшем выдержали проверку научной критики
(например, русск. пельмени являются заимствованием из финского языка). Позже слависты стали ограничиваться несколькими примерами, обычно наиболее достоверными. В сравнительной грамматике славянских языков Вондрака находим следующие основы мужского и среднего рода: greben-, jelen-, koren-, pwsten-, swsen-, molden-, kamen-, jfcwnen-, кътеп-, kremen-, polmen-, p ormen-, strwnen-, strumen-, remen-, bermen-, jwimen-, piemen-, ormen-, semen-, selmen-, temen-, vertmen-, udmen-, znamen-, cismen-. В «Пра-славянской грамматике» Ильинского приводятся основы: jelen-, greben-, koren-, pwsten-, swsen-, kamen-, jfcwnen-, polmen-, kremen-, pormen-, strwnen-, remen, strumen; pismen-, ormen-, semen-, selmen-, udmen-, vertmen-. В «Общеславянском языке» Мейе список содержит минимальное число основ: jelen-, pwsten-, greben-, dwi-, kamen-, polmen-, strumen-, bermen-, semen-, cismen-. Богаче список основ в монографий Мейе «fitudes sur 1’etymologic et le vdcabulaire du vieux slave» (Meillet. fit.). Однако наиболее полный список с учетом диалектных данных находим в «Grammaire comparee des langues slaves» Вайана.
При выявлении древних основ на -п (-теп) исследователь встречается с большими трудностями. Это касается прежде всего тех праславянских основ, которые не имеют соответствий в других индоевропейских языках. Но и Ири наличии соответствий не всегда легко решить вопрос о принадлежности слова к древним основам на -п. Индоевропейский детерминатив -п находим в старых гете-роклитических основах, в основах на -й, на -i, на -б, на -а, в по-mina attributiva. Определенный класс основ на -п в праславянском осложнился детерминативом t. Так возникли именные основы на -nt, которые в ряде случаев сохраняют тесную связь с прежними основами на -и./Уже в индоевропейском праязыке п являлся не только основообразующим элементом, но и суффиксом. Кстати, это разграничение весьма нечетко проведено в «Этюдах» Мейе. В праславянском сходную структуру могли иметь основы девер-бативов на -п и страдательные причастия прошедшего времени. Некоторые праславянские основы сохранились лишь в диалекте или группе диалектов одного языка. Выявление этих основ предполагает учет всех диалектологических источников. Большая опасность скрыта в литературных языках. Вот один из примеров.
В свое время Преображенский в словарную статью низ без всяких разъяснений включил русские низменный, низменность. Вайан в очень осторожной форме написал, что низменный, предполагает основу nizmen- (Vaillant. Grammaire comparee. . ., II, 211). Составители «Краткого этимологического словаря русского языка» пошли дальше — они не только предлагают читателю самостоятельную словарную статью низменный, но рассматривают его как исконный элемент русской народной речи. В этой словарной статье восстанавливается низменъ и сопоставляется с сухмень, Тихменев, узменъ (Краткий этимологический словарь русского языка, 292). Кйк уже отмечалось выше, ШпеХт считал, что дрей-164
„новы на -й могли чередоваться с основами на -теп. Это по-НИе ние Шпехта Откупщиков подтверждает сопоставлением Л° овы niz'b- (автор уверен, что здесь была основа на -й) и основы 0<*z7nen- (см. Откупщиков. Из истории индоевропейского словообразования, 263). Эти сопоставления нуждаются в более точных и надежных фактах. Дело в том, что славянские языки не знают основы nizmen-. Представлена она в русском литературном языке. Русские диалектные словари ее не фиксируют. В словаре Даля находим низмянка 'низкорослый лесок на дурной почве; бот. ерник’, что, вероятно, взято из народного языка. Бесспорно народным (псковским) является зафиксированное Далем нйзмина, имеется данное слово в картотеке Псковского областного словаря. Иных сведений об основе nizmen- в русских говорах нет.
Основы на -и (-теп) претерпевали различные преобразования в течение длительного периода времени. Некоторые индоевропейские основы на -п (-теп) в праславянском существенно преобразовали свою структуру и практически не могут быть отнесены к данной группе основ. Так, например, было с пел. основой (1ъп-, которая уже в глубокой древности испытала воздействие основ на -i. Пел. основа jelen- восходит к древним основам на -и, но было бы неосмотрительно восстанавливать для праславянского парадигму им. ед. jely, род. jelene и т. д. Старая основа mesen-должна была бы в праславянском иметь в им. ед. mesy, в род. ед. тё-sene и т. д., а в современном русском языке месенъ—месня (ср. ка-менъ—камня). Однако еще в ранний праславянский период основа была расширена деминутивным суффиксом -k: mesenk-, откуда уже позже тёз^съ. Древность основы mesenk- подтверждается огласовкой -еъ им. ед. Таким образом, уже в праславянском данная основа не принадлежала к основам на -п. Примечательно, что нраслажянский для солнца и луны сохранил лишь деминутивные образования. Гаверс в свое время высказал предположение, что древний человек ласковым обращением к небесным светилам хотел их задобрить. Близкая по структуре основа zajfCb имела иное происхождение. Здесь древняя основа имела вид zajb-. Она принадлежала к основам на -i муж. рода. Позже она была расширена суффиксами -рсъ (zaj-рсъ), -ък, -ъс (ящъкъ, zajbcb), -ъка (zajbka), -ик (zajuk'b), -ох (zajox'b). Рефлексы всех указанных вариантов представлены в современных славянских языках и диалектах. Гипотезу Георгиева о фракийском происхождении болг. заек принять нельзя (см. Георгиев. Въпроси. . ., 45—46).
Нет сомнений, что русск. шершень восходит к праславянской консонантной основе на -п: пел. swsen-. В свою очередь пел. swsen восходит к древней индоевропейской гетероклитической основе (см. Meillet. Et., 418, 432). Это подтверждается чередованием [н • 1] — чешек, srsen, др.-польск. slerszen, польск. szerszen, слонин. 8ёгзё1. в.-луж. sersen, срх. сримъён, слов, sersel, болг. стършел. К основе на -п восходят лит. slrSuo—slrsens, лтш. sirsuo. Др.-прусск. sirsilis также содержит указание на принадлежность
основы к гетероклитическому склонению. Несмотря на принадлежность пел. sbrsen- к основам на -и, было бы рискованно вслед за Бугой восстанавливать пел. swxy—swsene (Buga. Rink-tiniai raStai, II, 619), так как данная парадигма утвердилась в праславянском сравнительно поздно. Еще до формирования этой парадигмы основа sbrsen- порвала связь с консонантными основами. Нет сомнений, что ко времени формирования праславянской парадигмы основ на -п (им. ед. -у, ?) некоторые основы индоевропейского происхождения пошли иным путем. Не все индоевропейские основы на -п славист имеет право включать в праславянскую группу аналогичных основ.
Не имеют отношения к праславянским основам на -п и многие сравнительно поздние наименования адъективного и глагольного происхождения представителей животного мира: ср. русск. слизень, слеменъ 'слизняк’, бучен 'выпь’, кривень 'заяц’, глушень 'глухарь’, лежень 'налим’, облипенъ 'овод’, поползень 'змея’, скочень 'стрекоза’ и мн. др. Это поздние и локальные образования. Не следует включать в основы на -п и ряд древних основ аналогичной структуры: например, русск. диал. prtmeri, род. ед. prlmn’a 'зять, принятый во двор тестя’ (Добровольский).
Современное русское трутень восходит к пел. trqt^b, что подтверждается срх. трут, слов, trot, чешек, диал. trut, trut, слвц. triid, н.-луж. tsut, truta. От прилагательного в1еръ]ъ в русском образована именная основа слепень — насекомое 'tabanus bovinus’ (ср. укр. елгпий овод). Локального и сравнительно позднего происхождения восточнославянский селезень, имеющий и иную словообразовательную структуру (ср. укр. селех, умен, селешок).
В период формирования и функционирования собственно праславянской системы склонения основ на -п именные основы, связанные с наименованиями животных, птиц и насекомых, не входили в данный класс имен. Они подчинялись закономерностям основ на -jo. Таким образом, продолжая в какой-то степени индоевропейские основы на -п (-теп), праславянский коренным образом перестроил эту систему, переведя многие старые основы на -п в другие типы склонения. Параллельно с этим шел активный процесс создания новых собственно праславянских основ, наделенных общими семантическими признаками (об этом см. ниже).
При выявлении праславянских именных основ на -п (-теп) некоторые исследователи придают существенное значение словообразовательному деривационному ряду (например, наличию прилагательных на -теп: каменный, пламенный, временный и под.). На этом основании Откупщиков решительно отвергает принадлежность русск. бредень 'рыболовный термин’ к основам на -п, так как русский язык не знает *bredennyj (Откупщиков. Из истории индоевропейского словообразования, 197). В данном случае подобный словообразовательный анализ таит в себе серьезные опасности, так как, во-первых, от многих основ на -п (-теп) вообще нет деривационных образований (ср. пел. vymq), а во-вто-16ft
ых суффикс -теп может проникнуть в новое образование в результате аналогии.
Праславянские основы на -п (-теп) принадлежали к определенным семантическим группам. Среди них находим большое число терминов, относящихся к земледелию, ткачеству, строительному делу и другим видам производственной деятельности древнего славянина. Основ индоевропейского происхождения немного. В большинстве своем они формировались на праславянской почве. Некоторая часть основ на -п (-теп) связана с социальной структурой общества, с религиозными представлениями; встречаются абстрактные понятия. Определенное место среди этих основ занимают анатомические термины. Уже в период распада праславянского языка в части его диалектов основы на -п (-теп) получили широкое распространение в области географического ландшафта.
Основы на -п (-теп) принадлежали к основам мужского и среднего родов. Основы на -п были только мужского рода, основы на -теп мужского и среднего. Основы мужского рода в большинстве случаев образовывали термины, связанные с производством, а от основ среднего рода формировались социальные термины, абстрактные понятия, анатомические термины, апеллятивы, связанные с рельефом местности, с географическими условиями, природой. В ряде случаев от одного корня обнаруживаются основы мужского и среднего родов (например, polmy и ро1т$). Нет сомнений, что первоначально эти варианты различались по своему значению. Труднее восстановить эти различия, так как в дальнейшем они утратились. Возможно, что polmy был техническим термином, а ро1т$ служило для выражения общего понятия. Позже, уже отдельные славянские языки и диалекты пережили процесс перехода основ среднего рода в основы мужского рода. Некоторые из основ на -п (-теп) стали основами женского рода. Так, основа мужского рода stepen- в современном русском языке стала основою женского рода степень (ср. в польском stopien муж. р.; аналогично в.-луж. stopjen). В северо-великорусских говорах некоторые основы среднего рода перешли в женский род. Обнорский полагает, что «этот тип новообразования сложился, по-видимому, в недавнее время» (Обнорский. Именное склонение. . ., I, 303).
Значительная часть праславянских основ на -п (-теп) образована от глаголов. Исконно именных основ мало и они в своем большинстве, более древнего происхождения. Своеобразное место в основах на -п (-теп) занимают основы, восходящие к nomina attributiva (rudmen-^ molden- и др.). Они прошли самостоятельный путь развития. Далеко не все эти основы в дальнейшем стали прилагательными. На их основе еще в праславянском языке сформировались многие имена существительные (ср. пмМепъсь, gordlenimb и т. д.). Основы nomina attributiva представляют существенные отличия в области аблаута.
1.	Основы на -и мужского рода. В памятниках старославянского языка находим только две основы этой группы: когеп-и pwsten-
Когеп-, Древний славянский девербатив. Огласовка в корне свидетельствует о наличии в праславянском глагола с огласовкой е, что косвенно подтверждается балтийскими языками: лит. ке-r£ti, keriu 'разветвляться, куститься; пускать корни’, keros 'куст; корневище, корень; пень’ (см. Юшкевич. Литовский словарь), диал. кёгё. Древний глагол славянские языки утратили. Уже позже от именной основы возникли korenovatl, korenlti sf*. ср. ст.-сл. ко^еиоБДти, русск. корениться, польск. korzenlc sif, болг. кореня се и др.
Древнерусское къря (<къг$) — вода бо подъземьныя къря садовьныи (Срезневский), русское диалектное kor' — род. п. кг'а, укр. крак, кряк, кряч, польск. kierz — род. п. krza или krzu, чешек, ker—kre свидетельствуют, что в праславянском было известно именное образование со ступенью редукции: къгрь. Эта же ступень подтверждается литовским kirna 'бурелом, коряжник; кочкарник; острый пень’. Ступень редукции получила широкое распространение во всех западнославянских, слабее отражена в восточных и еще слабее в южных славянских языках.
Именная основа koren- хорошо известна всем славянским языкам: русск. корень, укр. кор1нь, блр. корань, польск. korzen, н.-луж. korjen, в.-луж. korjen, чешек, kofen (диал. kofdn, koren), слвц. koren, слов, koren, срх. корён (диал. kortjen, korin), болг. корен. На основании исконного значения (корень растения, radix) i в дальнейшем развилось очень много разнообразных значений прямого и переносного характера.
В глубокой древности корни различных растений служили для разного рода врачевания и колдовства. Отсюда в дальнейшем тожество корня у таких на первый взгляд различных по значению слов, как: лит. keriti 'разветвляться, куститься; пускать корни’ и 'колдовать, портить дурным глазом’, keros 'куст; корневище, корень, пень’ и 'чары, колдовство’, др.-русск. кореншв 'волхование’, коренитьць 'маг, чародей', коренитьчьскыи*. къ K0^6NHTA4AfKkiX’z (см. Срезневский). Возможно, что и пел. car— сага—сагу восходит к этому же корню со ступенью продления: кёг— (иначе Ильинский. Славянские этимологии. Прасл. саг и сага 'волшебство’, 235—239).)
В древних славянских текстах в им. ед. фиксируется korq, что сближает данную основу мужского рода с основами среднего рода др.-русск. коря — корд пордгтдю золча, гореггА (Срезневский), встречается в среднеболгарских и в церковнославянских текстах сербской редакции; некоторые исследователи причисляют сюда русск. коряга «korfga), срх. корёчак 'корешок’ «ког$съкъ). Последние примеры можно толковать и иначе. Праславянское ког? в им. ед. возникло поздно по аналогии со словами среднего рода. В основах мужского рода основа в им. ед. должна была 168
пулевую флексию (когоп), позже, после присоединения ?меТЬии -s korHns, откуда закономерно когу. Данная форма ^кстах не фиксируется. Вондрак видит пел. когу в koryto (VSG, 1,Т451, 489). Спорно.
В ряде работ по сравнительной грамматике славянскому ког? пинается большое значение. Некоторые исследователи склонны считать эту форму очень древней, которая якобы свидетельствует о том, что в праславянских основах на -тг мужского рода в им. ед. существовала огласовка ё или ё (т. е. катёп- или катёп-). Действительно, следы такой огласовки мы находим в пел. mesfcb, тоЫёп- или тоЫёп-. Однако живая праславянская парадигма основ мужского рода (им. ед. -у, род. ед. -е, дат. ед. -I и т. д.) не знала в им. ед. ? (< еп).
В старославянских текстах в им. ед. всегда находим старую форму вин. ед. коренА, которая и в других основах мужского рода на -n (-теп-) еще в праславянском почти вытеснила форму им. ед. и KOJJ6NZ тко1 otz земльь	(Син. пс.). Формы косвенных
падежей убедительно свидетельствуют о принадлежности основы к старым консонантным основам: ие имдта же кореие ка гев4 (Мариин, ев.), крЫд иг кореые игкопдти (Супр.) и др.
pwsten-. Этимология ясная: основа образована от имени pbrstb. Сложнее установить исконную семантику слова. В евангельских текстах оно употребляется уже в современном значении в соответствии греческому ЗахтбХю; 'кольцо, перстень’: 1зиег4те одежда прктш; i овд4ц4те и I дадите п^АГтеиА ид ртвктв его (Мариин, ев.). Близкая основа фиксируется в древнепрусском pirsten 'палец’. Пел. основу pwsten- находим в славянских языках, русск. перстень^ укр. перстень, 'перстень, кольцо; часть косы’, блр. пер-сцень, польск. pierScien, полаб. parsten, чешек, prsten, слвц. prsten, слов, pfstan, срх. прстён, болг. пръетён, мак. прстен. От этого слова встречаются различные семантические и словообразовательные преобразования. Например, Добровольский фиксирует в смоленском говоре perstni в значении особой весенней игры, в которой принимают участие девушки (Добровольский). Праславян-скую парадигму pbrsty—pwstene мы восстанавливаем на основании др.-чешек, род. ед. prstene, чешек, prstenec, prstynek, prstennt, аналогичных структур в других славянских языках.
Рассмотрим другие основы мужского рода на -п. Их немного. Основ на -п среднего рода нет совсем.
greben-. Праславянский девербатив от глагола greby—greti. Данный технический термин хорошо известен всем славянским языкам: русск. гребень, укр. гребшъ, блр. грэбень, польск. grze-Ыеп, н.-луж. grjebjen, в.-луж. hrjebjen, чешек, hfeben, слвц. hreben, слов. greben, срх. гребён, болг. гребен, мак. гребен. Восстанавливается пел. greby—grebene (BEW; VEW,). Форма им. ед. greby подтверждается польск. grzebyk «greby-къ). Славский без убедительных доказательств видит здесь суффикс nomen instrument!
-епь (в среднем роде -eno: verteno; SEJP). Вслед за Трубачевым полагаю, что исконным значением greby—grebene было 'гребень для чесания волокна’. «То обстоятельство, что *greby/*grebene представляет собою название орудия действия и вместе с тем связано с таким названием действия, как глагол * greby, не имеющий значения 'причесывать, приводить в порядок волосы’, служит для нас вполне достаточным доказательством вторичности значения 'гребень для волос, туалетная принадлежность’» (Трубачев. Ремесленная терминология., 78). Это хорошо подтверждают некоторые современные славянские языки, которые не знают слова greben в значении туалетной принадлежности (например, словенский, сербохорватский). Конечно, новыми являются переносные значения: 'гребень петуха, гребень горы, гребень волн’ и мн. др. Возможно, что в праславянском greby был не только термином ткачества, но и рыболовства. В архангельском говоре gre-Ъ'ёпка имеет значение 'острога с зазубринами, которою колют крупную рыбу (семгу)’ (Опыт; Подвысоцкий).
derben-. Девербатив от глагола dwbti 'чесать (волокно), драть, теребить’. Термин текстильного производства. В русских говорах J до сих пор сохраняется эта основа: derben' 'дерюга, реднина, ; самый толстый льняной холст из оческов’. Глагол находим в чешек, j drbati 'драть’ в русск. диал. derblt' 'чесать, драть, теребить’ (см. Трубачев. Ремесленная терминология, 239, 245). Пел. derby— < derbene.
volsen-. Праславянский технический термин, отражающий < использование шерсти в ткачестве и конского волоса в рыболовстве ; (ср. болг. влас 'шерстянаяпряжа’, диал. vlasnik 'верхняя женская одежда без рукавов’, vldsok 'волокно’; польск. wlosien 'конскйй волос’, лит. мн. valal 'волосы конского хвоста, удочка’. Старая основа на -п отражена в польском wlosien, род. ед. wloSnia, в русск. диал. volosen', род. ед. volosn'a 'длинная овечья шерсть для прядения; шерстяная пряжа’ (СРНГ). Конечно, имеющихся данных мало для того, чтобы с полной уверенностью восстанавливать пел. volsy—volsene со значениями: 'длинная шерсть овцы, которую целый год не стригли’, 'леска из конского волоса’.
pleten-. Праславянский девербатив от глагола piety—plesti.
В основах на -о и на -а находим огласовку -о: plotb, opiota. Данный । технический термин хорошо отражен в восточнославянских языках: русск. плетень, укр. плет1нь, блр. пляцень. Известен польским диалектам plecieti (pletnia), встречается устойчивый фразеологизм kwiecien—plecien, в словацком и чешском pleten—pletenec, в.-луж. plecenc, plecenk. В южнославянских языках известны лишь деривационные образования: слов, pletentca, pletentna, срх. пле-тёница, плетёнац, болг. плетеница. Основа pleten- среди других значений, связанных с глаголом plesti, в древности употреблялась как термин ткачества. В русском народном языке до сих пор сохраняется выражение — с плетня ткать 'ткать без навоя’ (Оссовец-
й) реконструкция piety—pletene не вызывает сомнений. В даль-Кейшем закономерно утверждается форма вин. ед. pletenb.
я preslen-. Девербатив от глагола pr^dq—pr$stl 'прясть’. Основа отражена в болг. прешлен, 'прясло,’ мак. прешлен срх. прш&ён, слов, preslen, слвц. preslen, чешек, preslen, в.-луж. praslen, польск. prze£len, полаб. prqslend, русск. пряслень, пряслен, укр. пряслень. блр. пряслен. Пел. pr$sly—pr^slene.
gneten-. Девербатив от глагола gnetq—gnesti 'давить, мять’. Употреблялся в значении 'жердь, которой скрепляют укладку на возу’. Известен северо-восточным русским говорам (см. Мельниченко), тверским говорам (Опыт). Основа отражена в южнославянском отглагольном существительном: слов, gnetenje, срх. гнетен#, болг. гнетение, мак. гнетен#. Известно данное отглагольное существительное и западнославянским языкам (ср. слвц. hnetenie и др.). Пел. gnety—gnetene.
strbzen-. Праславянский девербатив от глагола strbziti. Восстановить первоначальное значение девербатива трудно. В современных славянских языках он обычно употребляется в значении 'самое быстрое и глубокое место в реке’: ср. слов, strzen, укр. стри-жень, русск. стрежень. Зафиксирован уже древнерусским текстом (см. Срезневский). Известен вариант с вокальной основой: ср. русск. диал. strez 'мелкое место в реке, где вода струится по камешкам’ (Мельниченко). Различие в значении консонантной и вокальной основ может свидетельствовать о древности вариантов. Пел. stngy — strbzene.
breden-. Локальный праславянский технический термин, восходящий к глаголу bredq — bresti. Связь его с данным глаголом очевидна. Она косвенно еще подтверждается русск. диал. беломорским bredni 'сапоги с высокими голенищами’ (СРНГ). Бредено хорошо известен русскому северу в значении 'большая верша из прутьев без горла’. Несмотря на отсутствие основы в других славянских языках, ее нельзя считать русской инновацией. Для праславянского можно восстановить bredy—bredene-.
2.	Основы на -теп мужского рода. В старославянских текстах представлены следующие основы: катеп-, polmen-, гетеп-.
катеп-. Древняя индоевропейская гетероклитическая основа с чередующимся г/1 : п. В праславянском обобщился вариант на -п (см. Eckert. Reste. . ., 886), в прагерманском на г/1: двн. ha-таг, др.-исл. hamarr, свн. hamel, норв. диал. humul (см. KEW). В восточно-рупских говорах болгарского языка зафиксирован единичный случай kamel (Български диалектен атлас, I, карта 188).
В праславянском представлен редкий вариант корня катеп-. Обычно же господствует вариант с начальным -ак1-*. др.-инд. а&та-rah, asmd-, ав. asman, греч. axpxov, axoviq, лит. актид. В славянских языках этот вариант не отражен. Этимология свидетельствует (а№- 'острый’), что перед нами древний технический термин, связанный с производительной деятельностью человека.
Основа катеп- в праславянском оказалась весьма устойчивой. Не только древние памятники письменности, но и современные
языки содержат следы старой консонантной осцовы. Основа известна всем славянским языкам: русск. камень, укр. кам1нь, блр. камень, польск. kamien, н.-луж. кат] ей, в.-луж. kamjen, чешек, kamen (диал. kamen), слвц. kamen, слов, kamen, срх. камен, болг. камен, мац. камен. Следы ее представляет современная парадигматика: ср. чешек, им. ед. kamen — род. ед. катепе. Ново всех славянских языках kamen является словом литературного языка. В болгарском это диалектное слово: оно характеризует только южные говоры Болгарии (Стоиков. Към българското диалектно словообразуване, 360).
В поздний период праславянского языка основа им. едябыла кату, в род. ед. катепе, в дат. ед. kameni, в вин. ед. катепь. Это праславянское состояние еще сравнительно хорошо отражает старославянский язык: им. ед. kamai, род. ед. кдмбнб, дат. ед. камбии, вин. ед. камеид: kamai дрдгАш; kamai глаызии; ддма емоу кдллбнд бЪа д^дга; otakaa’cna б4 камеи а; ие огтдкдта камеие иа камени (все примеры см. в Slovnik). Однако уже в старославянских текстах XI в. находим примеры, свидетельствующие о разрушении старой консонантной парадигмы, о непонимании переписчиками старых форм. Об этом говорят случаи употребления формы в Супр. ркп. камд1 в функции прямого дополнения: казамашс камы ьбаии; и кама» кбаика казаожити иа прд^и емоу. В этом старославянском памятнике кама1 в значении им. ед. употребляется пять раз, в значении вин. ед. десять раз (см. Slovnik). Косвенно они свидетельствуют о том, что в живом языке переписчика текста* в им. ед. употреблялась уже форма камбид. Многочисленны примеры влияния склонения основ на 4.
Современные славянские языки содержат следы старого консонантного склонения. В южных сербохорватских говорах хорошо известна архаическая форма kaml '«кату), форма катл kaml ti и sree, кат Iz гике a rljec iz usta (Leskien. Grammatik der serbo-kroatischen Sprache, 444), kaml njesl, kaml mdjci, kamt ne zna, пета kaml sta da zgotovi, kaml ces ndcl — примеры из восточно-герцоговинского говора. (См. Пецо. Говор источне Херцеговине, 111). Архаические формы им. ед. долго сохранялись в лехитской группе. В полабском была зафиксирована komol (котбу, kommol), закономерно восходящая ъкату (Lehr-Spiawinski. Gramatyka polabska, 156). В кашубском отмечены катэ «кату) и редуцированная форма кат (Lorentz. Geschichte..., 149).
Еще Буслаев в свое время обратил внимание на русск. диал. ката, отмеченную в «Дополнение к «Опыту». Ката зафиксирована в тверском говоре.
Хорошо известны ряду славянских языков словообразовательные структуры, восходящие к деминутиву кату- -къ (ср. ст.-сл. kAmaika в Супр. ркп: рдзгйкдкА жб гд доук’гд казама kamaika дд оудд^итА гедмого ста ’грамма). Они фиксируются и в настоящее время: болг. диал. kamik, срх., чак. kamik, чешек, катук, kamejk, польск. катук, 172
поЛаб. komotko. В некоторых славянских языках до сих пор данное образование сохраняет деминутивное значение: в польском катпук имеет значение 'камешек’.
К древней форме им. ед. кашу восходят и деминутивы катуськъ*. срх. камйчак, чешек, уст. kamicek, польск. kamyczek, русск. уст. «а-мышек (об этом подробнее ниже). От основы катъ деминутивная форма закономерно давала катъкъ. В настоящее время она представлена в болгарском литературном языке и в северо-восточных говорах. Значение уменьшительности уже утрачено.
Итак, праславянская реконструкция кату—катепе не вызывает никаких сомнений. Позже в славянских языках в им. ед. утвердилась форма вин. ед.
potmen-. Праславянский девербатив от глагола poleti\ Известен славянским языкам: польск. plomien, чешек, plamen, слвц. plamen, слов, plamen, срх. пламён, болг. уст. и диал. пламен. Характеризует южные болгарские говоры. Широкое распространение в Болгарии црлучцло собственное имя Пламен (Илчев. Речник. . .). Известен русскому литературному языку, но представляет собою старое церковнославянское заимствование (ср. у Жуковского — Пламень ржавчины сожрал их шлемы и кольчуги). Обнорский справедливо отмечает, что пламень употребляется «преимущественно в поэтическом (стихотворном) языке» (Обнорский. Именное склонение. . . I, 6). В восточнославянских языках эта основа принадлежит к основам среднего рода: русск. пламя — пламени, укр. поломя — поломня, блр. полымя; в некоторых русских говорах принадлежит к основам женского рода, известна основа женского рода в украинском: поломшъ (Гринченко). Русск. пламя также указывает на церковнославянский источник. Неполногласная форма получила широкое распространение в русской народной речи. Данная основа относится к основам среднего рода в сербо-лужицких языках: в.-луж. plomjo, н.-луж. ptomje.
Старая консонатная основа мужского рода palmy зафиксирована в старославянских памятниках 4 раза (один раз в значении им. ед., 3 — в значении вин. ед., а также во многих древних славянских текстах: ст.-сл. и вздеть akzi пддл/vai (Супр. ркп.), и се 4ко каткого плдллеие пламеннее (Клоц.); др.-русск. ие ког^одита падлам, ми б'&зго^дютага к|5Ддл (Избор. 1073), пддллм опиши (Мин. 1097; другие примеры см. Срезневский); др.-серб. игх’ожддше wtz оуггд его падлаи (начало XVI в. — ДаничиЬ). Plamt нередко встречается в языке поэтов Дубровника (см. Rjednik). И современные языки содержат следы этой основы: польск. plomyk «polmy-къ), plo-. myczek, plomykowaty, кашуб, plama, болг. диал. plamtk (северо-западная Болгария, известно ударение plamtk и plamtk), срх. диал. plamtk, plamtcak.
Известна основа, восходящая к пел. им. ед. potman', болг. диал. plam, пламък, срх. диал. plam, plftm, чешек, plam.
Праславянская реконструкция основы palmy — polmene для большинства праславянских диалектов не вызывает сомнений. Однако
нет оснований считать ее общеславянской. Вероятно, в тех праславянских диалектах, которые лежат в основании восточнославянских и лужицких языков, данная основа принадлежала к именам среднего рода и имела таким образом структуру polm? — polmene.
Древнейшее значение пел. polmen с полной уверенностью восстановить трудно. Возможно, что от этой основы был образован производственный термин (ср. слвц. plamenec 'жаровая труба’, plamenica, 'дымогарная труба’.
гетеп-. Очень древний индоевропейский технический термин глагольного происхождения. Сформировался еще в дославянский период от утраченного славянскими языками глагола remti, известного, однако, балтийским языкам: лит. remti 'поддерживать, подпирать’, rimti 'успокаиваться’ (См. Vaillant. Grammaire com-рагёе. . ., I, 210). Давно отвергнуто предположение Миклошича о германском источнике основы.
Основа известна всем славянским языкам: русск. ремёнь, диал. гётеп , romon’, ramon'je 'суконное тряпье’, укр. рёмшь, блр. рэмень, диал. romiri, польск. rzemten, в.-луж. и н.-луж. rjemjen, чешек. гетеп, слвц. гетеп, слов, гётеп (также ]ёгтеп), срх. рёмён, болг. диал. гётёп, мак. ремен. В старославянских текстах склонялась по консонантным основам: ср. еллоу же	доггоиня от^шити
рбмбиб гдпогъ его (Мариин, ев.). Старая консонантная основа подтверждается многочисленными в славянских языках архаическими структурами: др.-русск.	(Срезневский), болг. диал. гётлк,
гётък (МЕР), срх. чак. remntk (встречается в отдельных што-кавских говорах), др.-чешск. и диал. гетук, гетусек (<гетусъкъ, польск. rzemyk, кашуб, гетэ «гету), fem. Все это «доказывает, что в прасл. яз. оно склонялось как основа на -п-: гету, гетепе» (Ильинский. Славянские этимологии, ИОРЯС, XXIII, 189; см. также VEW). В славянских языках в значении им. ед. утвердилась форма вин. ед. гетепъ.
Первоначально гету — гетепе мог быть термином из области "конной упряжи. Не исключена возможность, что он также был связан с сельскохозяйственными орудиями. В северо-восточных русских говорах гетёп* до сих пор употребляется в значении 'часть цепа’.
Рассмотрим основы мужского рода, не зафиксированные в старославянских памятниках. Как мы видели на примере основы polmen-, в некоторых праславянских диалектах основы этой группы могли относиться к основам среднего рода.
кгетеп-. Древний технический термин 'орудие для высекания огня’. Возможно, что относится к древнему гетероклитическому склонению: ср. чешек, kremel, kremelac, kfemellce, kfemeliti se, болг. диал. кгётеГ, кгётъ1, кгётъГ, кгёт’аГ. Махек видит здесь результат 'диссимиляции: п перешел в I под воздействием т (ESM). Стойков также в болгарских примерах видит новообразования, но в отличие от Махека объясняет их «дистанционной
ассимиляцией»’ р—п'>р—V (Стоиков. Към българското диалектно словообразуване, 365). Об этимологии термина ничего положительного сказать нельзя. Считать его девербативом и связывать с глаголом kresati 'высекать огонь’ с полной уверенностью трудно (ср. русск. кресало 'огниво’, кресать 'высекать огонь’, известно еще в том же значении в диалектах kresevo (Опыт, 92). Затруднение можно преодолеть, если принять предположение Срезневского, что древняя основа имела вид kresmen- (он восстанавливал a\6na — Срезневский). Брюкнер на основании чешского skremen, skremen восстанавливал общеславянскую основу skremen (SEB).
Основа kremen- хорошо известна всем современным славянским языкам: русск. кремень, укр. крём1нь, блр. крэмень, польск. krzemien, н.-луж. kSemjen, в.-луж. kremjen, чешек, kremen, слвц. kremen, слов, кгётеп, срх. крёмён, мак. кремен, боЛг. уст. диал. кремен, собственное имя Кремен.
В старославянских памятниках слово не встречается. Несмотря на это, многие слависты без всяких оговорок ссылаются на ст.-сл. Kpewzi — крбмбме (например, Фасмер и другие). В словаре Срезневского примеров из древнерусских текстов мало и на старую форму им. ед. kremy нет ни одного примера. Отсутствуют примеры с kremy в древнесербской письменности. И тем не менее праславянская реконструкция kremy—kremene не вызывает сомнений. Она убедительно подтверждается деминутивами типа кгету-кь*. ср. срх. чак. kremik, болг. диал. kremik, польск. krzemyk', срх. кре-мйчак (^кгетусъкъу, кашуб, кгетэ, кгет, чешек, кгетеп род. ед. kremene.
рогтеп-. Праславянский девербатив, восходящий к глаголу por'g— porti 'разрезать, раздирать, рассекать’. Откупщиков связывает данную основу с глаголом регд — pwati, 'бить, ударять’, которая широко отражена в славянских языках (Откупщиков. Из истории словообразования в славянских языках, 112). Против предположения Откупщикора свидетельствуют, в частности, данные польского языка, в котором promien 'луч’ может восходить только к porti, тогда как ргаё 'бить, колотить; стирать’ связано с праславянским глаголом ръгаН. Откупщиков не видит противоречий между своим утверждением, что древним корнем пел. де-вербатива является корень per-/рог- и приводимыми им данными восточнославянских языков: русск. диал. prat' 'бить, колотить’, укр. прати, блр. праць. Очевидно, что в восточнославянских языках мы должны были бы обнаружить полногласие (ср., например, от глагола porti русск. пороть).
В современных славянских языках слово, восходящее к пел. основе рогтеп-, употребляется в значениях 'луч, рукав реки, источник, родник, ключ, исток реки, горная жила породы, коса, прядь (волос), клок шерсти, нить волокна, дратва, проволока, спица’. Известны и совсем новые значения 'документ, источник, проблеск, радиус’. В древних текстах встречается в значении
'нить, отпрыск, побег’. Естественно, что при таком разнообразии значений восстановить исконное значение праславянской основы трудно. Опираясь на свою этимологию, Откупщиков полагает, что «. . .слово рогтоп (в косвенных падежах — рогтеп), восходящее к глаголу portly первоначально означало пучок трёпанного льна, конопли или пеньки» (Там же, ИЗ). Поражает неосведомленность автора в истории хозяйства древних славян. С культурой льна славяне, действительно, были знакомы издавна. «Что касается конопли, то эту культуру славяне заимствовали у иранцев, скорее всего, у скифов, которые хотя и употребляли коноплю главным образом как наркотическое средство, но вместе с тем, несомненно изготовляли из ее волокон и ткани» (Нидерле. Славянские древности, 223). Как известно, пенька представляет собою прядильное волокно из стебля конопли. Таким образом, «слово рогтоп» не могло «первоначально» означать пучок льна, конопли или пеньки.
Я полагаю, что искать ответа нужно на ином пути. Как сказано было выше, основа рогтеп- восходит к глаголу porti 'разрезать, раздирать, рассекать’. Консонантная основа рогтеп- возникла как технический термин прядения. Среди указанных выше многочисленных значений наиболее близкими к исконному является — клок шерсти, волокно, нить, дратва, другие значения возникли позже как переносные значения. В болгарском словаре Герова болг. диал. pramik толкуется «выстиранная, расчесанная и натянутая на ткацком станке шерсть, изготовленная для прядения» (см. Геров). Не является ли данное значение самым древним?
Возможно, что данная основа использовалась также для названия специального судна для переправы с одного берега на другой. В Псковской первой летописи читаем — «Покбл'Ьшд мдгге^оллъ идмоггити МОГГЪ OTZ ггЫ Неликую улицу, д Другую ид Здкеличди Лзкоргкум otz по^оллдии» (Срезневский, Дополнения).
Основа рогтеп- не является общеславянской. Она хорошо известна западнославянским языкам: чешек, ргатеп, слвц. ргатеп, в.-луж. promjen и promjo, н.-луж. promjo, польск. promien, западной группе южнославянских языков: слов, ргатеп, срх. пра-мён. В македонском литературном языке хорошо известно слово прамен со сложной системой основных и переносных значений (см. Речник на македонскиот ]азик). Трудно сказать, в какой мере это отражает черты македонских народных говоров. В болгарских западных диалектах встречается pram, pramik, ргатеп. Восточно-славянские языки не содержат бесспорных следов пел. основы рогтеп-. В украинском фиксируется промтъ 'луч; рукав реки’, но его польский источник очевиден. Диалектное украинское ргатепо 'волокно, нить’, зафиксированное в юго-западных говорах, нужно анализировать вместе с теми карпатизмами, которые объединяют эти говоры с южнославянскими языками.
Польскому влиянию обязано и белорусское слово прамёнъ «про-менъ).
Праславянская форма им. ед. рогту подтверждается чешек, диал. pramejeek (<ргатуськъ), польск. рготук, болг. диал. рга-mik (<Сргатукъ), срх. диал. prami (<ргату), прамйчак.
кътеп-. Праславянский технический термин, образованный от глагола kouti с другой огласовкой со значением 'бить, ударять’. Термин связан с примитивной обработкой зерна. Сохранился в чешском, словацком и нижне-лужицком: ктеп, ктеп, н.-^гуж. kmjen. Позже укоренилось значение 'ствол’, 'пень’, 'племя’. Ма-хек восстанавливает пел. къту—кътепе (ESM).
jfcbmen-. Праславянская основа от корня епк- 'изогнутый’. Соответствий в родственных индоевропейских языках нет. Структура данной именной основы свидетельствует о позднем происхождении: ]$съ- « enkt-) восходит к основам на -г. Именно от этой основы образована основа прилагательного enkin-, давшая позже ]$сьп-'ячменный’: ср. в Мариин, ев. 1жб имдта пата ьшнъ, укр. яшний: яшний колос, яшница 'ячменная солома’ (Гринченко), чешек, jeeny, jeend slama и др. Основа jfewnen- бесспорно свидетельствует о продуктивности в праславянском именных основ на -теп.
От пел. корня епк- (опк-) с приставкой ра- образована основа раепк-, раопк, давшая название насекомому с изогнутыми лапками (ср. русск. паук, польск. pajqk, срх. паук, слов, pdjek и др.). В церковнославянских текстах русского извода известно слово юкотъ 'изогнутый крюк’, который ряд исследователей возводят в пел. опк-.
Пел. ]^съту—]$сыпепе хорошо отражена во всех славянских языках: русск. ячмень, блр. ячмень, укр. ячмть, польск. jfczmlen, полаб. jqcmin, н.-луж. jaemjen, в.-луж. jeemjeri, чешек, jecmen, слвц. jacmen, слов, jecmen, срх. ]ёчам, ]ечмён, болг. ечемик, диал. еётёп, мак. ]ачмен. В отличие от большинства других основ данная основа в им. ед. jfcvny зафиксирована во многих старых текстах, известна и ныне. Так, в древнерусских памятниках широко фиксируется пел. jfewny: acnz же и imi ые изгмБиб ти, гачмы во излйтдша, a A6HZ цк^тАше; ддюфб гачму и плевы konanva (примеры из Срезневского). Форма отмечена в северных кашубских диалектах jfemy, в словин. llcme. В преобразованном виде она представлена в древнерусском ячьмыкъ, в болг. ечемик, срх. ]ечмй-чак, диал. jacmik, в польск. jfczmyk, диал. jfczmyszek, в чешек, диал. jaemyk; Все эти образования восходят к пел. ]$сыпу.
В значении Hordeum в праславянском еще употреблялась основа Штеп-, что свидетельствует о той большой роли, которую играл ячмень среди яровых культур в земледелии у древних славян. Данная основа до сих пор сохраняется в русских говорах.
Strumen-. От древнего глагольного корня sru-, sreu 'течь, струиться’ в праславянском с различной огласовкой известны
разные именные образования. От корня srou- известны основы на -a: struja, struga, основы мужского рода на -п (-men): strumen-. В отличие от общеславянских основ на -а, основа strumen- принадлежит к локальным праславянским образованиям. Ее находим в польском strumien 'струя, поток’, в диал. strum, в др.-чешек. strumen, н.-луж. tsumjen, укр. струмънь. В украинском известен и деминутив струмок 'ручеек’ (Гринченко). Старая консонантная основа strumy—strumene подтверждается др.-чешек, strumen-, род. ед. strumene, польск. strumyk, strumykowy 'ручьевой’.
На ступени редукции корень представлен в глаголе strbmitt 'низвергаться, быстро течь’. Отсюда консонантная основа strbmen-' быстрое течение’, от которой находим образования с различной семантикой: русск. диал. strem’a (ср. у Аксакова «... и лодка полетела поперек реки, скользя по вертящейся быстрине, бегущей у самого берега, называющейся «стремя»), диал. stremVenije 'форватер реки’, stremina 'быстрина’ (в потоке реки). Река с быстрым течением обычно имеет крутые, обрывистые берега. Отсюда русск. стремнина 'крутой скалистый обрыв’ (ср. у Пушкина — Один в вышине стою над снегами у края стремнины), укр. стрем*я 'обрыв, крутизна’, Днтрове стрем’я, блр. стремина 'крутизна’, срх. стрм 'крутой’, стрмён 'круча, крутой склон’, болг. стръмен 'крутой’, чешек, strmy 'крутой, отвесный’, слвц. strmost 'крутизна’ и др. х
strunen-. Девербатив от утраченного глагола в значении 'стягивать’, 'связывать’. Первоначально означал — веревка, ремень специального назначения: возможно, это был технический термин из области конной тяги или упряжи. Связь с этой областью хозяйства подтверждается русск. стремя 'железная дужка с ушком, подвешиваемая на ремне к седлу для упора ног всадника’, в том же значении срх. стреме, стрёмен, чешек, stfemen, слвц. strmen, польск. strzemif и др. Связь с глаголом стягивать явно обнаруживается в укр. стремено 'штрипка’, ртремшцё «у мастеров, льющих из меди: деревянные стенки для глиняной формы, в которой отливается предмет: гибкая дощечка, концы которой сведены и сцеплены в зарубках, в середину набивается глина; по миновании надобности концы разнимаются и стреминце снимается с формы» (Гринченко), в мак. стрем 'конная упряжка для перевозки товаров’, в болг. диал. stremen и streme 'клин, который связывает рычаг и дышло мельничного колеса’, в срх. стрмке 'завязка, шнурок на кисете, кошельке’, в слвц. strmen 'хомутик, скоба’, в польск. strzemif zaciskowe 'зажимной хомут’, strzemif zawiasowe 'шарнирная серьга’, strzemionko 'хомутик, сережка’. Пел. strung уже в древних славянских текстах употребляется в современном значении: ср. русск. тогда же князь великый Дмитрей Ивановичь ступи въ свое златое стремя, вс'Ьдъ на свои борзый конь (Срезневский).
Славянские языки свидетельствуют, что в праславянском данная основа была не только среднего рода, но и мужского
(ср- русск. стремя, блр. стрэмя, польск. strzemi?, болг. стреме, срх. стреме, слов. strGme, кашуб, stremq, но укр. стремш, болг. диал. stremen, срх. стремен, слов. stremen, слвц. strmen чешек. stremen, firemen', польск. strzemten в.-луж. trmjan, н.-луж. t§mjen. Наличие в одном и том же языке основ мужского и среднего родов свидетельствует о семантической дифференциации слов strung и strwny. В дальнейшем это различие было утрачено.
В украинском представлено новообразование среднего рода — стремено 'стремя’, 'штрипка’. Фиксируется данное образование и в русских говорах: stremeno (см. Опыт), в польских диалектах Мазовшья, Малой Польши, Великой Польши и др. — strzemiono.
ormen-. Девербатив от глагола orati 'пахать’. Встречается в древнерусском языке с суффиксом -je: рдллбмию в значении'лес на краю пашни’ (Срезневский). Сохранился в русском диалектном языке в значениях 'низкое, иногда заболоченное место, где растет густой смешанный лес или кустарник^ 'место, где растет дремучий большой лес, годный на строение’, 'большой казенный лес’, 'лес на краю пашни’. Откупщиков полагает, что «первоначально слово рамень означало вспаханное поле, затем поле на окраине леса, наконец, лес на краю пашни» (Откупщиков. Из истории словообразования в славянских языках, 114). Предложенная Откупщиковым семантическая цепь не отражает ряда важных значений, связанных с возвышенностью или низменностью (ср. вологодские ramenje 'деревня, построенная на скате горы’ — Опыт); рязанское — 'низкое, заболоченное место, где растет густой смешанный лес или кустарник’ — Оссовецкий). Однако установленная Откупщиковым связь между глаголами orati и именной основой ramen- бесспорна. Некоторую аналогию славянскому orati—ormen представляет литовский язык, где от глагола drti 'пахать’ известно агтид 'пахотный слой земли’, греч. ’арб(о 'пашу’ — ’apwpia 'пашня’, лат. аго 'пашу’ — armentum 'рабочий скот’ (используемый на пашне)! (Откупщиков. Из истории индоевропейского словообразования, 197).
Кроме консонантной основы ormen- существовала от глагольного корня or- еще именная основа на -ал огта, давшая затем гата. Эта основа известна в древнерусском языке в том же значении (см. VEW).
groudmen-. Локальная праславянская основа, восходящая к глаголу, который сохранился в балтийских языках: ср. лит. grusti 'толочь’. Древний технический термин, связанный с обработкой почвы. Широко известна в славянских языках основа на -ал русск. груда, польск. gruda, чешек, hrouda, срх. груда, слов grdda и основа на -г: русск. грудь и т. д. Более древняя основа на -п хорошо сохранилась в сербохорватском: грумен 'ком’, деминутив грумйчак (<^гитуськъ), в диалектах болгарского grumik (<^гиту-къ). (См. Геров). Это дает основание восстановить пел. grumy—grumene.
Известный в славянских языках месяц grudenb 'декабрь’, реже ' ноябрь’ восходит к аттрибутивной основе groudwijb. Того же происхождения и другие названия месяцев аналогичной структуры.
stamen-. Древний девербатив от глагола statl. Сформировался еще на индоевропейской почве — и.-е. stam(eld)n-. Основа отражена в различных индоевропейских языках: др.-инд. sthdman-'стоянка’, греч. a^p/ov, ~ ovo; 'ткацкая основа’, лат. stamen 'ткацкая основа’, 'нить’, гот. только дат. ед. stomtn 'основа, основание’, лит. stuomuo, -mens 'фигура, туловище’, лтш. stamenis. Основу stamen- можно обнаружить в церковнославянском глаголе оуттамбыити 'помещать, устраивать’, оуггамемемиге 'устроение’. В русских северных говорах отражена в имени существительном stam, в деминутивном образовании stamtk 'бревно, которое ставится возле печи; деревянный брус у окна, косяка’ в прилагательном stamo] 'прочный’, stoma]a gora 'крутая гора’, в наречии stamikom 'прямо, стоймя’. Основа сохранилась в болгарском языке в значении 'крепко засевший, неподвижный (о камне)’, также в переносном значении 'скромный’. Именно это значение определило проникновение слова в антропонимику. В болгарском хорошо известно мужское имя Стамен и женское Стамена. Илчев сообщает, что данные имена распространены только в северо-западной Болгарии (Илчев. Речник). Есть основания полагать, что в праславянском от основы stamen- существовал специальный строительный термин: stamy—stamene.
kosmen-. Основа, связанная по происхождению с глаголом cesati и девербативом kosa. От корня kos- была образована основа kosmen-, которая послужила для формирования древнего термина. Основа отражена в польск. диал. kos'irieri*, 'загривок’, Аж’иг’т’, teesmin, kuesmil, kosmyk 'прядь, косма’, чешек, kosma, в.-луж. kosm, укр. косом 'клок шерсти’, блр. космыче, русск. диал. kos-myn'ja 'прядь волос’. Возможно, что праславянский термин hosmy—kosmene относился к текстильному производству. Однако убедительных данных, подтверждающих это предположение, нет. Могу лишь указать на то, что в архаических полесских говорах kosa широко употребляется как термин ткацкого производства (см. Лексика Полесья, 222).
g'brmen-. Праславянская основа на -теп отражена в современном срх. грмён 'куст’, грмыье 'кусты’, грмйк (<^ъгту-къ).
kusmen-. Праславянская основа на -теп отражена в вологодском говоре русского языка kusmen" 'кусок’ (Опыт). К основам на -теп это русское областное слово отнес в свое время еще Буслаев (Буслаев. Историческая грамматика. . ., 138).
Среди основ на -теп мужского рода в славянских языках, преимущественно в русском и белорусском языках, содержатся следы основ на -теп адъективного происхождения. Чаще они встречаются в северновеликорусских говорах. Формирование их относится к позднему периоду. Некоторые из этих основ имеют параллель-180
ные образования от именных основ на -i (gluxmen-, gluswnen-', sluxmen-, slusbmen-). Они свидетельствуют о продуктивности образований на -теп в период распада праславянского единства.
suxmen-. Основа адъективного происхождения. Широко представлена в древнерусских текстах (см. Срезневский) и в современных говорах. Тексты фиксируют одно значение 'сухая погода, засуха, сушь’. Вот пример из Никоновской летописи: байта б6Д|Ю И ЖЛ^А! БбЛИЦИ И Гу'Х’МбМА	БГ6 vLtO И П^ИГО^ БГАКО ЖИТО И
БГАКО ОБИМб И 03б|ЭА И ^*ккИ ЗДГОХ’ШД, БОЛОТА Жб БАТО^ША, и и збмлА го^ла (другие примеры см. у Срезневского). Это значение известно и современным русским говорам: suxmen" 'сухая погода, засуха’, suxmennyj 'заслушливый’ (Опыт; Оссовецкий; Мельниченко; Миртов). В белорусском словаре Носовича фиксируется два значения: сухое, жаркое время, засуха; сухое место. Последнее значение детально характеризуется Толстым по наблюдениям над полесскими говорами. В центральном Полесье suxmen 'сухое место среди болот’, suxmentk 'подсохшая почва у берега’ (Толстой. Славянская географическая терминология, 128). Известное русским говорам susmen" 'сухая моховина выше уровня тундры’ (Даль) образовано от именной основы susb- (основа на -г), (ср. ]есъ-теп). Отмечено susm'en в польских диадектах в значении 'пласт снега или соломы’ (Karlowicz, Krynski, Niedzwiedzki).
uzmen-. Основа адъективного происхождения. Образована от прилагательного уьъкъ 'узкий’. Слово узменъ встречается в древнерусских текстах в значении 'узкое место, узкий залив’ (см. Срезневский).
gluxmen-. Основа адъективного происхождения. Образована от прилагательного gluxv. Фиксируется в различных русских говорах в значении 'полночь, глухая ночь’ (Опыт). В белорусском известно соответствующее образование от именной основы glusb — glusmeri* в значении 'глухой’ (Носович).
golmen-. Основа адъективного происхождения. Образована от прилагательного golb. Имела различные значения, в той или иной степени отраженные в диалектах русского языка — golomeri1 'часть ствола дерева без сучьев; холодное оружие без ножен; плоская сторона клинка; открытое море; открытое место на озере, не защищенное от ветра’ (VEW). Основа golomen- в русских говорах выделяет север и северо-запад (Филин. Древнерусские диалектные зоны, 8).
vyben- 'выбитое место’. Редкий пример отглагольного образования. Хорошо известен в средневеликорусских говорах.
3.	Основы на -теп среднего рода. В памятниках старославянского языка находим следующие основы: pledmen-, bermen-, vert-men-, semen-, jbnmen-, cismen-, ptsmen-.
pledmen-. В значении индоевропейской основы uetk1 — в праславянском утвердилась основа pledmen-. В другой огласовке корень известен в именир1о(1ъ, в глаголе ploditi и т. д. Таким обра
зом, в праславянском plem$ (<^pledmen) исконным является понятие кровного родства. В русских летописях племя обычно употребляется в современном значении 'семья, родня’. Известно древнерусскому языку употребление племя в значении 'дети’: племя изорниче 'дети изорника’ (Кочин. Материалы, 240). В древнерусском слово племянник имело значение 'родственник’ (Срезневский). Однако уже в древнерусских текстах известно слово племя в современном значении: ги байта knaba Домонтъ otz плбмбыи ли-тобгкого (Срезневский). В словенском pleme употребляется в значении 'приплод’. В старославянском языке встречается редко и только в абстрактном значении 'порождение’: плбмд дгпидобо— Сав. кн. 'порождение змеиное’; в греческом тексте уеуЦрата ’e^tSvwv (ср. в польском plemif szatanskte 'дьявольское отродье’).
Пел. plemf закономерно отражено в современных славянских языках: русск. племя, укр. плем'я, блр. племя, польск. plemlf, чешек. р1ётё, plemeno, слвц. plema, слов, pleme, срх. племе, болг. племе, мак. племе. Не фиксируется словарями сербо-лужицких языков. Следует обратить внимание на то, что пел. plem$ не во всех славянских языках является элементом исконного народного словаря.
Ьегтеп-. Праславянское образование от корня Ьег-. Имеет аналогии в родственных индоевропейских языках: ср. др.-инд. Ыга-rlman-, bharma-. Праславянское Ъегт$ закономерно отражено в ряде славянских языков: русск. беремя (литерат. бремя старославянизм), польск. brieml^, в.-луж. bremjo, чешек, bfime, bfe-тепо, слвц. brema, Ьгетепо, слов. Ъгёте, схр. брёме, болг. бреме, мак. бреме. Известно древним славянским текстам: ст.-сл. мое благо и б^ма мое лбгъко errz (Мариин, ев.), и\\4шб же б^ма X’AibZI WTZI И TOnAZI (Супр. ркп.), OTZtATZ OTZ BfrL\\6NZ )Q5iB6TZ IX’Z (Син. ПС.), др.-русск. Бв^бмИ АЛОЮ AAPZKO ЮРТА (Сбор. 1076), др.-серб. идбжб б4 кораблю Б^Ълб изложити (Житие св. Саввы).
Основа сформировалась еще в то время, когда корень Ъег-(bher-) имел значение 'нести’ (ср. лат. /его, греч. «pepco). Отсюда значение основы Ьегтеп- 'беременность’. Таким образом, в русском— разрешиться от бремени, беременная сохраняется древнее значение. Отвлеченное значение 'тяжкий груз, ноша’ возникло позже (см. Isadenko. Prfspevok..., 122). Ср. в греческом от ^spco 'нести’ ^ерра 'плод’; 'отпрыск, дитя’. Ср. еще русск. беремя 'охапка’.
vertmen-. Данный корень с другой огласовкой находим в глаголе и^ёИ, с огласовкой е- в имени verteno. Основа vertmen- в праславянском закономерно преобразовалась в verm$, откуда затем др.-русск. веремя, ст.-сл. б^Ъаа, укр. диал. verem'ja, срх. врёме, ври/ёме, болг. време, мак. време. Связь с глаголом vbrteti свидетельствует, что пел. verm$ первоначально означало закономерную мену дня и ночи, тогда как пел. cas «kes-) означал момент времени (см. подробно Якобсон. Развитие понятия времени в свете славян
ского са§ъ, 286—307). В дальнейшем западнославянские, словенский и восточнославянские языки утратили verm? и в слове сазъ произошел семантический сдвиг. В русском широкое распространение получил церковнославянизм время. Его находим на всей территории русских говоров с различной семантикой: время, пора; менструация; болезнь скота; счастье, довольство, достаток, благосостояние, благополучие (СРНГ). В белорусских говорах известно vereme (Носович). В украинском слово veremja в значении 'хорошая погода’ известно юго-западным говорам. Наиболее устойчивым пел. verm? оказалось в южнославянских языках. Здесь оно употребляется не только в значении 'время, пора, срок’, но и 'погода’, ср. срх. лепо време 'хорошая погода’.
semen-. Глагольная основа индоевропейского происхождения, хорошо известная некоторым индоевропейским языкам: лат. semen, др.-прусск. semen, лит. диал. semenes (мн. ч.), двн. зато. Праславянское зёт? закономерно отражено в современных славянских языках: русск. семя, укр! с1м'я, блр. семя, польск. siemt?, н.-луж. semje, в.-луж. symjo, чешек, seme, slmS, semeno, слвц. sema, se-meno, слов, seme, схр. семе, болг. семе, мак. семе. Корень представлен в глаголе её]?, зёН.
]ъптеп-. Основа индоевропейского происхождения, представленная во многих языках: др.-инд. пата, арм. апип, греч. ’ovofia, лат. nomen, гот. пато, др.-прусск. emmens, тох. А. пот, тох. В. пет, хет. laman. В праславянском была основа рьптеп-, откуда позже tin?, которое представлено в современных славянских языках: русск. имя, укр. 1м’я, блр. 1мя, польск. imi?, miano, н.-луж. тё, в.-луж. mjeno, чешек. ]тёпо, слвц. тепо, слов, tine, срх. име, болг. име, мак. име. Известно и древним^памятникам различных славянских языков (ст.-сл. родите же fNz и нд^бши имд бмоу ига— Мариин, ев.; др.-серб. ьлдггблб нд имб /Ильина и др.). Исаченко видит в данной основе словосложение ]ып—теп 'принятый знак’. «В родовом обществе ребенок получает первый раз имя при рождении согласно строгим правилам, связанным с культом предков и с перевоплощением. Вторично человек получает свое имя во время посвящения, т. е. при принятии в члены общества совершеннолетних мужчин и женщин» (IsaSenko. Prfs-pevok..., 129). Вот это второе имя и представляло собой 'принятый знак’. Этимология Исаченко кажется нам убедительной. Однако данная структура сформировалась еще на почве индоевропейского праязыка. В праславянском основа tin?, как все другие основы на -теп, уже не представляла собою словосложения.
cismen-. Девербатив от глагола cisti (<^citti) 'считать вслух’. Этот глагол играл большую роль в ткацком производстве, где нужно было постоянно вести сложный счет количеству нитей в зависимости от размеров ткани, от материала и т. д. Имя cism? и было единицей счета в этом производстве. Позже оно приобрело абстрактное значение — число. Древняя связь с ткацким про-
изводством основы cismen- сохраняется в славянских языках до сих пор: срх. чисмице 'нить (иногда двойная)', диал. cismenica 'три нитки вместе’, русск. диал. cismenica 'четыре нитки пряжи, редко три’, cism'onka 'три нитки в мотах пряжи’ (Опыт). В абстрактном значении — 'число’ имя cismq встречается уже в старославянском языке: Супр. ркп. дд N6 оггдметъ ии гединъ жб СТА WM6N6. 4A£TANO 6fTA ЧИГМА 6Ж6 ПОЧбЛА ЮГИ. Хорошо ИЗВ6СТНО древнерусскому языку в значении 'число, счет, счисление, подсчет, состав, мера’ (Срезневский).
Впоследствии имя clsmp вышло из употребления. Теперь находим число, liciba, pocet, 6pdj, §tevilo. Основа cismen- толкуется различно. Дело в том, что citmen- должно было бы дать cimen-Ocimf), а не cismen Ocismp). Мейе склонен здесь видеть результат аналогии (от cislo', Мейе. Общеславянский язык, ИЗ). «Славянское cism$, cismene 'число’ создано с помощью расширения суффикса -sm$ аналогично греч. ураара», — пишет Исаченко (Isa-ёепко. Prispevok, 120). Полагаю, что для выделения праславянского варианта -smen лишь на основании греч. vojxtapa, 'aaiwrcpa, лат. lumen «louksmeri), лит. eismene и под. нельзя. Основа в праславянском была образована от глагольного корня cis-.
pismen-. Девербатив от глагола pisati. Сформировался на пра-славянской почве, когда данный глагол употреблялся еще в его древних значениях: пестрить, рисовать, раскрашивать, покрывать узорами (ср. лат. pingo—pictum 'писать красками, раскрашивать, расшивать, изображать’; pictus 'разукрашенный, пестро расшитый’ и др.). На этом основании можно высказать предположение, что исконным значением пел. pism? было 'изображение’. В этом значении слово пигма зафиксировано в древнерусских текстах: ср.	жб киза оук^дги ц^кка 6 и бгакмми
квотами, иконами и иными пигмбым (Срезневский). Слово пигма встречается в Зографском, Ассеманиевом ев. и в Супрасльской ркп? Во время создания славянской письменности словом пигмА переводили греческое	в значении 'письменный знак, буква’.
Это легко понять, так как в греческом ypajipa имело значение не только буква, но и 'черта, линия, рисунок’. Возможно, что именно семантика греческого ypap^a определила новые значения пел. pism$. Древние русские тексты представляют следующие значения: изображение, живопись, буква, письмена, писание, азбука, грамота, послание. И в греческом среди многих значений ypap,p,a находим: алфавит, письменность, письмена, послание, документ, грамота. Все эти преобразования происходили только в сфере книжного языка, за пределами славянской народной речи.
В дальнейшем имя pism? было почти вытеснено. Фиксируется оно в архаическом стиле чешского литературного языка plsme, в кашубском piSm$. В чешском и словацком закономерно представлено pismeno. Самая же основа pismen- сохраняется в многочисленных деривационных образованиях во всех славянских 184
языках: ср. русск. письменность, письмена, слвц. pismenko, слов. pismen, pismenka, pismensto и др. От основы pism- позже сформировалось имя, изменявшееся по модели основ на -о: русск. письмо, польск. pismo, чешек, pismo, слов, pismo, срх. пйсмо и др.
Рассмотрим основы среднего рода, не зафиксированные в старославянских памятниках.
udmen- (Roadmen-). Древняя индоевропейская гетероклити-ческая основа (ср. др.-инд. udhar, род. udhnah,-, см. Vaillant. Gram-maire comparee. . ., II, 178—179). В праславянском принадлежала к основам на -men*. udmen>vymf. Отражена в современных славянских языках: русск. вымя. диал. vyirie, укр. вимя, блр. вымя, польск. wymi?, н.-луж. wumje, в.-луж. wumjo, чешек. vyme, vymeno, слвц. vema, vemeno, слов, vime, срх. виме, болг. виме, мак. виме.
В праславянском от корня oud- могло образовываться слово муж. р. В этом случае его основообразующим элементом был й: oiidusOud'b). О тожестве корня в словах ud% и vyme может свидетельствовать русск. диал. vyme 'промежная между ног часть крестьянских портов, штанов’ (СРНГ).
pasmen-. Праславянский ткацкий термин. В современных славянских языках употребляется в значении: мера измерения ширины ткацкой основы, состоящей из 30 ниток, пряжа, кужель, моток шерсти, ниток, пучок из 20—40 нитей. Следы старой консонантной основы отражены в полабском языке: posmany «pasm?), мн. posmena (Vaillant. Grammaire comparee. . ., II, 215), в словинском диалекте (Lorentz. Slovinzisches Worterbuch), обнаруживаются в русском языке — пасменка, пасменный. Однако в большинстве случаев современные славянские языки свидетельствуют об основе на -о: русск. пасмо, укр. пасмо, блр. пасма, польск. pasmo, н.-луж. pasmo, в.-луж. pasmo, чешек, pasmo, елцв. pasmo, слов, pasma, срх. пасмо, болг. пасмо, мак. пасмо. Трубачев с полным основанием считает консонантную основу более древней (Трубачев. Ремесленная терминология. . ., 102).
В праславянском отдельные элементы ткацкой терминологии переносились в область географической терминологии, становились терминами рельефа. Наблюдаем это перенесение и в данном случае: ср. польск. pasmo gorskie 'горная цепь’, pasmo lasu 'полоса леса’.
selmen-. Праславянская основа индоевропейского происхождения: ср. лит. selmuo, род. п. selmen, греч. оекра. Пел. selmf — древний строительный термин: опорная балка, на которой держится крыша. Хорошо отражена в западнославянских и южнославянских языках: польск. szlemi? «slemif), чешек. sUme, sle-тепо, слвц. sterna, slemeno, слов. slGme, срх. слеме, ш/ъеме, болг. слеме, мак. слеме. Известна юго-западным украинским говорам — selemeno. Вопреки утверждению авторов многих руководств по старославянскому языку, в дошедших до нас старославянских памятниках слово глЪлД не встречается. Оно известно лишь
в церковнославянских памятниках различных изводов. Хорошо известно древнерусским памятникам: Изборник 1073 — южб тьо-|5ИТИ ХУАм'Л’ N6MA же КАКА ДАГИА NA Гг4нА£Ъ ИЛИ NA ГЛ1ЕмбИА)(’2 БА1БААШ6 (этот и другие примеры см. Срезневский). Встречается в древнерусских текстах вариант слама, который не имеет поддержки в других языках. Известно еще древнерусскому голома в значении 'пролив’. Это слово финского происхождения. Следует согласиться с Богатовой, которая пишет: «Это заимствование из финского, оформленное с помощью суффикса -*тпеп, при наличии полногласия в слове может свидетельствовать о длительном сохранении продуктивности суффикса -мя на почве отдельных славянских языков, в данном случае русского» (Богатова. Из истории. . ., 155). Весьма спорным является сопоставление пел. selm$, с др.-русск. шеломя или шоломя 'холм, гора’ (Isacenko. Prispe-vok. . ., 118). Здесь мы имеем дело с праславянской основой selm?, отличающейся от хъ1тъ 'холм’ иной огласовкой и иным основообразующим элементом. Нет оснований вслед за Фасмером видеть в selm? деминутивное образование от германизма selnvb (VEW).
znamen-. Девербатив от глагола znati. С полной уверенностью восстановить первоначальное значение пел. znam? трудно. Бесспорно, что znamf представляло собою какой-то отличительный знак. Исаченко полагает, что это «родовой знак, знак принадлежности к одному роду’» (Isacenko. Prispevok, 127). Древние тексты и современные славянские языки обнаруживают разнообразные значения: отличительный знак собственника на борти, на межевом дереве; клейма на рогатом скоте; пошлина, сбор; отличительный знак, употреблявшийся вместо подписи безграмотных; знак, признак, отличительный признак; родимое пятно; нотный знак, символ; свадебный флаг; военный флаг; флаг организации, общества, государства (см. Богатова. Из истории. . ., 134-142).
Од? глагола znati еще на индоевропейской почве существовали различные именные образования. Праславянская основа znamen-восходит к индоевропейской основе gnomen-, отраженной в ряде индоевропейских языков. Позже от глагола znati с помощью детерминатива к сформировалась основа на -о: znakos>znak% (ср. лит. zenkas). Уже на этой основе образованы русск. знакомый, польск. znakomity, znakomicie и под.
Праславянская основа znamen- (znam?, znamenije и др.) сохранилась не во всех славянских языках. В старославянском слово знахха не зафиксировано. От данной основы в памятниках старославянского языка находим змАххбнЛти, зиАллбНАБАти, зил-ллбиию, 3NAn\6nhtz, змАмбьюБАти. В русском языке все образования от данной основы церковнославянского происхождения. В украинском большинство образований от данной основы заимствовано из русского литературного языка. Имеются и свои книжные образования: ср. мат. знаменник 'знаменатель’. Однако в отли-186
чие от русского в украинском народном языке имеются свои древние образования, восходящие к основе znamen-. Так, в юго-западных говорах украинского языка (в языке гуцулов) данная основа характеризует народную лексику: znameriata 'значки или клейма на рогатом скоте, налагаемые на него гуцулами перед выгоном в полонину’ (Гринченко). Ср. еще знамёно 'знамя’. В белорусском основа znamen- утрачена.
Иначе в польском, где znami? в значении 'знак, признак’, 'родимое пятно, родинка’ хорошо известно народным говорам, "лово используется и как научный ботанический термин 'рыльце пестика’. Богато представлены различные деривационные образования, частично современным языком уже утраченные: zna-mionac, znamionko, znamiono, znamionowac и др. Ср. также в в.-луж. znamjo, znamjenjaty, чешек, znamenati, znamenl, znamenko, слвц. znamenat’, znamenie, znamienko. В современных южнославянских языках основа отражена слабо. В словенском фиксируется znamen] е. Примечательно, что Караджич в своем словаре дает только знаменит, книжный источник слова не вызывает сомнений. Однако имеются и народные слова, образованные от данной основы. В этом отношении большой интерес представляет слово знамение в значении 'присвоение ребенку имени до крещения’. Этот народный обычай сербов восходит еще к языческим временам. Конечно, к тем отдаленным временам относится и данное слово. Известна в сербохорватском редкая основа муж. р. знамен 'символ, знак’. Находим знаменъ в языке Раковского, фиксируется оно Геровым (без иллюстративного примера). В болгарском и македонском литературных языках хорошо известно слово знаме и различные образования от основы znamen-. В своем большинстве они опираются на книжные источники. В словаре Герова словарные статьи знамение, знаменъ, знамя не содержат иллюстративных примеров. Составитель словаря, опиравшийся прежде всего на народную речь, в своей картотеке не имел нужных примеров. В народном болгарском языке в значении 'знамя, флаг’ употребляются слова пряпорец, байрак.
eelmen-. Праславянский диалектизм, сохранившийся в русских и белорусских говорах в значении 'хлеб или зерно, оставленное для домашнего употребления, предназначенное в пищу, а не на семена’ (ср. у Носовича — отбираемъ жито, што на ^ме, а што на ейме), 'отборный картофель для употребления в пищу’, 'продовольствие’. «Прислав, диал. edm$ является слабо представленной, но, по всей вероятности, древней лексемой, судя по архаическому способу словообразования (первоначально согласная основа на -теп)». (Этимологический словарь славянских языков. Проспект, 50). Она отражена в др.-русск. мн. 6m6na, русск. диал. мн. emtny.
zermen-. Редкая основа, известная белорусским, а также юго-западным и северо-западным русским говорам. По свидетельству Трубачева, «другим славянским языкам неизвестно» (Трубачев.
О составе праславянского словаря, 179). Фиксируется в Литовском статуте 1588 г., в ряде юго-западных русских памятников XIV—XVI вв., написанных на территории Волыни (Москаленко. Лексико-семантические диалектизмы, 190). Слово встречается в «межевых, отводных и дарственных грамотах на села, деревни, которые переходили к другому владельцу» (Богатова. Из истории. . ., 153). Зеремя имеет значение 'место, в котором живет стадо бобров, поселение бобров’. Трубачев восстанавливает пел. основу zerd'men- 'огороженное место’ и сопоставляет с основой zord% (русск. диал. zorod). «Территория праслав. диал. zerdm? и zord% в значительной части покрывают друг друга, в обоих случаях центр — в белорусском языке» (Трубачев. Там же).
огтеп-. Праславянская основа, имеющая надежные индоевропейские соответствия: др.-инд. irmah, ав. аг’тпб, осет. arm, арм. аттики, лат. armus, гот. arms, др.-прусск. irmo, лит. агтагмн.. ч. Возможно, что основа глагольного происхождения; ср. пел. oriti, razoriti, razon, лит. irti (Vaillant. Grammaire comparee. . ., II, 214). Основа отражена в славянских языках с начальным га-под акутовой интонацией: ramen-, откуда в им., вин. ед. ram?. Основа ramen- в славянских языках представляет существенное отличие от основ среднего рода на -теп-. Дело в том, что в им.,
вин. ед. как в древних текстах, так и во многих современных языках найдем обычно рефлекс праславянского гато, а не ram?: ср. болг. рамо, мак. рамо, срх. рамо (в Герцеговине) при обычном раме. В словенском известно гате при обычном гата (основа жен. р. на-а). В старославянских текстах слово склоняется по основам на -б: Мариин, ев. i	казлдгдДта ид рдл/vL гкои ^ддоуьь па; Супр.
и каз6\\аши гид гкоюго ид ^дмоу кулаке капЕда кола ид4дшб; блджлч jjanvL твои; гбго ид jJAwLyz ишгиФа и никодима могите; гдмд гкоимд |?Лчкдлдд кАзбмши мд |ЗДлдо; иошддше кодл; ота piKAi бф^дтд ид |?дмоу гкоюю; кодоиога же ид |?дмоу йога. Цейтлин без всяких оснований фиксирует в старославянском словаре ^дмд как вариант |?Дмо. Оба приводимые ею примера из Супрасльской рукописи прямо не подтверждают ^дмд (см. Цейтлин. Из опыта работы над словарем старославянского языка, 246). И в древнерусском языке находим |5Дмо, которое склоняется по модели старых основ на -б (см. Срезневский). Однако современное украинское рам'я 'рубище’ свидетельствует о наличии в древнерусском ram?. О консонантной основе на -теп говорят *и белорусское рамёнок 'плечевая кость’ (Носович) и украинское рамено (Гринченко). О противоречивом характере основы свидетельствуют совр. болг. ед. рамо при мн. рамена или рамене, мак. рамо—рамена, срх. рамо, но им. мн. рамена, род. мн. рамёна. Западнославянские языки последовательно продолжают праславянскую форму ram?'. польск. rami?—ramienia, ramieniowy, полаб. ramq, н.-луж. ramje— ramjenja, в.-луж. ramjo—ramjenja, чешек, гатё, rameno, ramenni, слвц. гатй, rameno, ramenny, ramenovy, ramience.
Очевидна праславянский язык получил из индоевропейского от корня or- две основы: консонантную на -теп и основу на -о. В одних праславянских диалектах победила консонантная основа, в других — основа на -б, в третьих — в различных грамматических позициях утвердились обе основы. Иначе толкуют соотношение пел. гато и ram? Голуб и Конечный (см. Holub—Кореспу). Словенское гата отражает локальный процесс. В восточнославянских языках обе эти основы оказались нежизненными и почти вышли из употребления.
tenmen-. Праславянская основа глагольного происхождения, не имеющая соответствий в других индоевропейских языках. Закономерно в праславянском преобразовалась в tern?. Хорошо известна славянским языкам в значении 'макушка’. Однако употребляется и в значении 'вершина горы, горной цепи’: ср. у Пушкина — «уж утро хладное сияло на темени полнощных гор.» Ср. еще в словацком — nahle sme zdolali aj tento vrch a priSli sme na jeho temeno. Производное от данной основы temenec в чешских говорах употребляется в значениях 'болотистый исток реки’, 'верхнее течение’ (MES). В верхнелужицком tymjo 'болото с источником’, 'омут’, 'темя’.
dymen-. Основа со значением 'пах’ представлена в западнославянских языках (польск. dymi?, др.-чешск. dyme), в древнем сербском duMje, слов, dimlje. В украинском корень отражен в основах дъмениця 'нарыв’, дйминицъ 'род опухоли’, димйнецъ 'в паху’, в имени надими 'паховая грыжа’ (см. Vaillant. Grammaire comparee. . ., II, 215—216).
Выше я уже цитировал Матля, который утверждает, что в праславянском структурный тип основ на чг {-теп) был непродуктивным. Рассмотренные выше примеры убедительно опровергают эту точку зрения. Мы рассмотрели большое число собственно праславяйских основ, которые образовывали большой и активно действующий класс именных основ на чг {-теп). У нас есть все основания полагать, что в период формирования праславянской терминологии ткачества, кузнечного дела, строительства основообразующий элемент -п {-теп) широко использовался для создания соответствующей производственной терминологии. Он играл большую роль и в создании социальной терминологии, связанной с родовым строем. В своем подавляющем большинстве праславянские основы на -п {-теп) не имеют индоевропейских соответствий. Они создавались на праславянской почве, а некоторые из них уже после распада праславянского языка. Последнее подтверждается наличием изолированных основ в отдельных языках или даже диалектах (ср. zerm? в русских говорах или основу §ъгтеп- в сербохорватском), а также судьбой некоторых заимствований. Так, в древнерусском языке зафиксировано финское заимствование salmi. Преобразованное по законам русского языка в соломя 'пролив’ оно склонялось по модели основ среднего рода на чпеп\ а съ КукО*ОЗИ|ЗЛ СЪ ВОААШДГО ГОАОМАНИ Nd тетв^СКИМЫЙ \\O\"Z (Срезнев
ский). И это не единичные примеры. Вот почему вслед за Исаченко можно с полной уверенностью говорить о значительной продуктивности основ на -п (-теп) в праславянском языке. Она характеризовала поздний период его истории. Здесь мы наблюдаем интересную аналогию с другой консонантной основой (основой на -й). Именно эти две структуры консонантных именных основ индоевропейского происхождения неожиданно, после длительного периода их затухания, в позднем праславянском языке стали активным средством организации имен определенного семантического круга.
Основы на -п (-теп) мужского рода в различных формах представляли разные огласовки. Одни из них были наследием старого индоевропейского аблаута, другие отражали закономерности праславянского языка.
Основы в им. ед. имели огласовку о (-on, -топ). Данные сравнительной грамматики индоевропейских языков свидетельствуют о ступени продления гласного -бп (-топ) (См. Szemerenyi. Studies in Indo-European System of Numerals, 157—164). Однако долгота гласного в праславянском в данной позиции удержаться не могла. Нет сомнений в том, что в течение определенного времени в им. ед. праславянский имел основу на -on (-топ) с нулевой флексией. Позже был пережит процесс лабиализации о, в результате которого в конечных слогах -on (-топ) изменились в -ип (-тип). В поздний период своей истории праславянский пережил один существенный морфологический процесс: под воздействием основ мужского рода на -й, -б, -I в данные основы в им. ед. проникла флексия -5. В конечных группах -uns возникла вторичная долгота (-uns), которая закономерно преобразовалась в -у. Так возникло в им. ед. кату (<^катйпз), гету (<Zremuns), greby (<Zgrebuns) и т. д. Данное толкование снимает сомнение Георгиева в возможности преобразования конечной группы -6ns в у на’том основании, что б в праславянском должен был измениться в а. Долгота здесь возникла после перехода о в и.
Формирование в им. ед. кату и под. имело место уже в период диалектной дробности праславянского языка. Это подтверждается прежде всего тем, что их устойчивость была разной: в одних славянских языках почти не сохранилось их следов, в других (например, в сербохорватском) они сохраняются сравнительно хорошо (ср. срх. ками). Указанный выше морфологический процесс проникновения в им. ед. флексии не был общеславянским. Во многих древних пралехитских диалектах, в отдельных диалектах, лежащих в основе южнославянских языков, в им. ед. сохранилась нулевая флексия. Здесь основы катоп-, remon-, grebon-и др. не пережили процесса продления гласного: конечное сочетание -ип (<-оп) закономерно преобразовалось в -ъ. Так возникли «неясного происхождения» (слова Шахматова) структуры типа катъ, р1атъ, кгетъ, гетъ, grum'b, хорошо известные кашубскому, сербохорватскому и болгарскому языкам (иначе объясняет их ге-
незис Георгиев; Георгиев. Морфологични бележки. .	354—355;
Основни проблеми..125). Особенно устойчивыми они оказались в болгарском в деминутивных образованиях — катъкъ, кгетъкъ, гетъкъ и под., характеризующих болгарский литературный язык и области северо-восточных диалектов (Стойков. Към българското диалектно словообразуване, 360). С полным основанием, опираясь на данные болгарского диалектологического атласа, Стойков видит в катък и под. не новообразование, а явление праславянской эпохи. Во всяком случае данные структуры были известны северо-восточным говорам уже в древнеболгарскую эпоху. С этим положением болгарского ученого следует согласиться.
От основ на -у (тип кату) деминутивные образования имели вид катукъ. Как мы видели выше при анализе отдельных основ, этот тип образования отражен в той или иной степени во многих славянских языках. Он широко представлен в западных болгарских говорах (кат1к<^катукъ), в чакавских говорах сербохорватского языка, чешском и польском языках.
В им. мн. и дв. а также во всех косвенных падежах огласовка в основах была уже иной. Старославянский язык и древние памятники других славянских языков представляют -е: ср. ст.-сл. род. ед. кдмбыб, дат. камбии и т. д. Аналогично в древних текстах других славянских языков: др.-русск. Юрьевское ев. XI1 — ов^тошд кдмбиб шкаабиъ iv гроад; ко^биб (см. Шахматов. Историческая морфология..., 96); баико кдмбнд иачибт паавати; иа камбии шгоц4; B63Z |3бмбии (Кузнецов. Очерки..., 31); др.-серб. ид4жб иб в4 камбид огтаад на камбии; д^икомд и с камбиомд и кодами; напиши на ^бмбыоу отд топоае, южб иматд подд ко^зома (все примеры из словаря Даничича). В древнечешских текстах фиксируются kamen, катепе, kameni, катепет аналогично kremen, ргатеп, plamen, jecmen, kofen и под. (Travnlcek. Historicka mluvnice..., 346) Аналогичную картину найдем и в древних польских текстах.
В некоторых славянских языках огласовка е претерпела различного рода фонетические изменения. Наиболее древние находим в тех юго-западных памятниках древней Руси, которые отражают процесс заместительного продления. В современном украинском языке находим камънъ, каменя, каменю, на камеш; кремънь, ро кременю, кременя; гребть, но гребеня, сидыа за гребенем и т. д. Здесь мы наблюдаем отражение древнего процесса заместительного продления гласного е, который в галицко-волынских текстах фиксируется, начиная со второй половины XII в. В этих текстах находим кдм4ш, |56m4na, пергтЧнд, а также п4ьрд, ш4ггд, учичЧлд, но ыд кдмбии и под. (см. Соболевский. Лекции..., 51).
В некоторых формах известен переход е в о в позиции перед твердым п. Русский литературный язык представляет данный процесс в словах среднего рода (род. мн. племён, знамён), однако в говорах он известен и в словах мужского рода (например, gre-
Ь’бп, karri 6n). В польском cp. kamionka, kamionkowy, grzebionatka, krzemionka, krzemionkowy и др.
В основах мужского рода в современном русском языке в большинстве случаев находим беглый гласный: камень—камня, кремень—кремня, гребень—гребня, ремень—ремня, плетень—плетня, перстень—перстня, корень—корня, бредень—бредня, но ячмень— ячменя. Историки русского языка полагают, что данное чередование возникло поздно в результате аналогии. Древние русские тексты его не отражают. Даже в сравнительно поздних текстах находим отъ камени, на одном корени и под. (см. Unbegaun. La langue russe.. ., 72). Однако в тексте 1503 г. зафиксировано уже два перстня золоты. «Беглый» е в данных основах не является общерусской языковой чертой. Отсутствует чередование во многих северновеликорусских говорах, что, возможно, представляет собою новообразование. Уже давно ’ Обнорский обратил внимание на то, что северновеликорусские говоры стремятся к «употреблению тем полного вида» (Обнорский. Именное склонение, I, 243). Подробнее этот вопрос освещен нами в § 15. В русских камня, ремня и под. я склонен видеть очень древнее явление. Оно в какой-то степени было свойственно некоторым праславянским говорам, отражавшим в данном случае еще индоевропейскую нулевую ступень -у, -тп, хорошо известную ряду языков. В праславянском эта ступень не получила широкого распространения. Однако она существовала там. Книжный древнерусский язык не знал ступени -% (-тп), что в какой-то степени может быть было связано с влиянием церковнославянского языка. Отсутствовала эта ступень и в языке народной словесности. Примечательно, что в данном пункте язык фольклора и в настоящее время часто противоречит местным народным говорам.
«Беглые» гласные в данной категории слов встречаются в различных местах славянского языкового мира. Облак, например, указал на это явление во многих диалектах словенского языка: катеп, род. п. катпа, дат. п. катпи и т. д. (Oblak. Zur Ges-chichte. . .).
Известна индоевропейскому языку была еще ступень продления -ёп (-тёп). Следы ее мы обнаруживаем в славянских языках в позиции не конца слова. Эта ступень была характерна для основ nomina attributiva: molten-. ср. ст.-сл. мддд^ыаца; Клоц.
k^ctzko мддд4нц1 х'кдднмя; эта основа в старославянском знала еще огласовки е и ъ: \\лдд6наца и мддданацд. катёп-, ст.-сл. kAwLnz; Мариин, ев. б4 же тоу* кодоыогъ kam^nz; роЪпёп-, ст.-сл. паалуЬщ гиЛтёп-, ст.-сл. poywkNz; derven-, ст.-сл. д^4к4ж; тёдёп-, ст.-сл. м4д4нъ; mozgen-, ст.-сл. можддыа. В праславянском языке атрибутивные основы могли иметь вариант с j, который мы находим в gordjen- (ср. ст.-сл. грджддми^—г|5ДждАн‘б русск. горожанин—горожане, польск. grodzianin и др.). Русские
румяный, деревянный возводить к основам с ; нельзя, так как в таком случае эти примеры имели бы эпентетический Z.
Сербохорватский язык содержит следы стадии продления гласного и в собственно именных основах. Основа koren- в древнесербской письменности широко представляет корунд:	блдгм;
ыд ko^nh п^Акддго гтбпбыи и др. (см. Даничий). Это согласуется с данными екавских говоров, в которых находим kbrljen. В словаре Караджича фиксируется корщёнак, корщегье.
Известны единичные случаи продления гласного в основах среднего рода. В Синайской пс. и в Синайском ев. известны тилуЬыо, тилуЬнию в значении 'тина, грязь’: ср. в Син. пс. i otz TiNvtNd. В древнерусских текстах обычно находим основу timen-, а не timen- (см. Срезневский). Возводить основу к пел. основе мужского рода tlmy—tlmene (см. VEW) нет оснований. Старое тилуЫо, современные в.-луж. tymjo, род. п. tymjenja, tym-jesko, н.-луж. tymje, род. п. tymjenja, tymjenca, tymjenlsco скорее свидетельствуют об основе среднего рода tlm$—tlmene.
Основы среднего рода на -теп в современных славянских литературных языках принадлежат к склонению неравносложных основ. В русском литературном языке таких основ десять: бремя, время, вымя, знамя, имя, пламя, племя, семя, стремя, темя. В род., дат. тв., мест. ед. и во всех падежах мн. основы содержат суффикс -еп (имени, именем, имена, имён, именам, именами, именах). Аналогичную картину найдем в большинстве славянских литературных языков: укр. 1м’я, но 1мен1, гменем, 1мена, 1мен, 1менам, 1менами, 1менах; польск. imif, но imienia, imieniu, imieniem, imiona, Union, imionom, imionami, imionaclv, чешек, bflme, но bremene, bremenl, bremenem, bremena, bremen, bfemenum, bremenech, bremeny, в.-луж. bremjo, но bremjenja, bremjenju, bremj enjoin, brbmjenja, bremjenjow, bremjenjam, brem-jenjeml, bremjenjaclv, слов, ime, но imena, imena, tmenom, Imena, linen, Imenom, tmenl, imenih, tinenl, imenoma; срх. име, но Имена, ймену, йменом, имена, имена, имёнима; болг. име, но имена, мак. име, но имшъа.
Структура данной группы основ в литературных языках не всегда отражает состояние этой категории в народном языке (не только в диалектах, но и в городском просторечии). В языке многих русских писателей XIX в. мы часто обнаруживаем нарушение литературных норм: «но толковать теперь ни время, ни охоты» (Крылов), «из пламя и света рожденное слово» (Лермонтов), «напрасно ногу бедный лях освободить из стремя рвется» (Рылеев), «то к темю их прижмет, то их на хвост нанижет» (Крылов). Большая коллекция примеров подобных нарушений норм собрана Обнорским (см. Обнорский. Именное склонение . . ., I, 302). Исследователи истории русского литературного языка обращают внимание на большое число отступлений от литературной нормы у Державина, Крылова и Лермонтова. Все эти отступления объясняются особенностями русской народной речи. В северных рус-
ских говорах в им. ёд. утвердилась форма на -о (1т? о, иут?о, s’em’o). Склоняются эти слова как обычные слова среднего рода на -о: им. ед. frn’o, род. ип’а, дат. ед. wn’u, тв. ед. 1т?от и т. д. В акающих говорах утвердилась иная парадигма: им. ед. гтп’а, род. ед. 1тЧ (-е), дат. ед. im?e (/), вин. ед. 1т?и, тв. ед. im?oj и т. д. (Русская диалектология, 112). Приведенные выше примеры из русских писателей свидетельствуют о влиянии северных говоров. Это же наблюдаем и в языке современного литературного просторечия: скажите, сколько сейчас время? Эту фразу мы постоянно слышим теперь на улицах Москвы.
Создатели белорусского литературного языка стремились утвердить разносклоняемые основы: им. ед. гмя, род. ед. гменг, дат. ед. 1мен1, вин. ед. 1мя, тв. ед. гменем, мест. ед. гменг, им. мн. 1мёны, род. мн. 1мён, гмёнау, дат. мн. гмёнам, вин. мн. гмёны, тв. мн. гмёнамг, мест. мн. гмёнах. Эта структура имеет весьма слабую поддержку в народной речи: разносклоняемые основы известны только юго-западной части говоров Белоруссии и «спорадически встречаются в северо-восточной части говоров (преимущественно в западных районах)» (Нарыси па беларускай дыя-лекталогп, 170). Вот почему в белорусском литературном языке побеждают равносложные основы. В настоящее время господствует парадигма им. ед. 1мя, род. ед. 1мя, дат. ед. 1мю, вин. ед. 1мя, тв. ед. 1мем, мест. ед. iMi, им. мн. iMi, род. мн. ъмяу, дат. мн. гмям, вин. мн. iMi, тв. мн. 1мям1, мест. мн. гмях. Именно она отражает особенности значительной части белорусской народной речи (не только деревни, но и города).
Архаичнее склонение неравносложных (разносклоняемых) основ среднего рода на -теп в украинском языке. Здесь старая структура представлена не только в литературном языке, но и во многих говорах (например, в южных черниговских, в подольских, в ряде юго-западных и др.). Однако и в украинском диалектном языке идет интенсивный процесс выравнивания основ по jim.-вин. ед. Этот процесс хорошо показал Ващенко на материале полтавских говоров. Так, в род. ед. там фиксируется вил’я, йм'я, тлм?я, гм'я. «Выявляется т?акже и другая форма, вариантная: вйменЧ, сЧменЧ, тЧменЧ, гменЧ, но она мало активна» (Ващенко. Полтавськ! говори, НО). Автор обращает внимание на то, что в прежних фиксациях данных говоров отмечалась только архаическая форма. Иначе ведет себя основа в дат. ед. Здесь и в настоящее время самыми употребительными являются плёменЧ, вйменЧ, тЧменЧ; плёмиу, плём'у — редкие варианты. Наблюдения Ващенко подтверждаются и данными других говоров. В род. ед. и тв. ед. старая основа оказалась наименее устойчивой: именно в этих падежах часто находим 1м?я и гм? ям. Консервативнее основы в дат. ед. и мест. ед. В данном пункте диалектная речь оказывает заметное влияние на украинский литературный язык. В настоящее время чаще услышишь «не знаю його 1м’я», нежели «не знаю його 1менЬ>. Новая форма проникла и
в тв ед.: гм'ям, плем'ям теперь являются равноправными с именем, племенем.
Упрощение неравносложных основ проведено широко в польских народных говорах. В одних говорах эти основы перешли в обычный тип склонения без суффикса -еп, в других перешли в склонение мужского рода на -теп (им. ед. гат'е, род. ед. ram'а; ram'еп'—ram'еп'а). (См. Urbanczyk. Zarys. . ., 44). Наиболее последовательно эти процессы наблюдаются в северных польских говорах: s'em'e, s'em'a, s'em'u. . . (по типу pole) (Nitsch. Dialekty jqzyka polskiego, 474). Во многих польских говорах можно обнаружить параллельное употребление основ с суффиксом -еп и без него. Шимчак в говоре с. Доманевка фиксирует в им. ед. iim'ie, puum'ie, vymle, s'imie, ram'e, род. ед. ilmia, vymla, s'tmla наряду с им., limin'e, puum'in'e, vym'in'e, Simin'e, ram'in'e, род. ед. il-min'a, Sim'in'a (Szymczak. Gwara Domaniewka, 93). Архаические структуры основ на -теп лучше сохраняются в южных говорах.
В чешском и словацком языках неравносложные основы встречаются редко и непоследовательно. Здесь утвердился новый тип основ на -епо, известный также диалектам других славянских языков. Авторы грамматик еще отмечают старые основы им.—вин., но всегда указывают на их архаичность и редкую употребительность. «Формы bflme мы находим изредка только в книжном языке; обычно же употребляются формы типа mSsto*. bremeno, jmeno, plsmeno, plemeno, semeno, slemeno, temeno, vymeno, обычно vemeno» (Травничек. Грамматика. . ., 345). Аналогичное положение находим в словацком литературном языке. «Имена существительные temeno, plemeno, vemeno, semeno, slemeno, bremeno имеют в им. и вин. ед. также еще древние формы, в настоящее время уже редкие: tema, plema, sema, vema, brema, slema» (Pauliny, Stoic, Ruzicka. Slovenska gramatika, 168). Еще реже эти архаические формы встречаются в диалектах.
Различного рода упрощения структуры неравносложных основ наблюдаем в словенском языке. Известны диалекты (например, рожанский диалект), в которых победила основа им.—вин. ед. В диалектах восточной Штирии и в прекомурских говорах основы среднего рода перешли в основы мужского рода: bremen, semen, vremen, piemen (ср. аналогичное явление в польском и в ряде других славянских языков).
Многие сербохорватские говоры хорошо сохраняют структуру неравносложных основ среднего рода на -теп. Однако и здесь обнаруживаем многочисленные упрощения структуры, аналогичные уже рассмотренным выше. В говоре Галипольских сербов Ивич фиксирует biz vrema, du inbga vrema. Старая консонантная основа представлена в тв. ед. и во мн. ч. Некоторые основы средн, р. перешли в основы муж. р. — ramen, semen, temen (ИвиЬ. О говору Галипол>ских Срба, 189). Аналогичные процессы обнаруживаются во многих чакавских говорах.
Как уже было выше сказано, в чешском и словацком языках неравносложные основы среднего рода преобразовали свою структуру на -тепо: ]тёпо, plemeno и т. д. Аналогичные преобразования известны другим славянским языкам, в которых они, однако, не получили столь широкого распространения. В брянских и орловских говорах, в некоторых западных говорах северновеликорусского наречия представлены stremen6, imenti, semeno, Склоняются они по образцу обычных слов среднего рода: им. ед. stremeno, род. ед. str emend, дат. ед. stremenu, тв. ед. stremenom и т. д. (Русская диалектология, 111—112). В юго-западных белорусских говорах отмечаются s’im’ano, streiriano, vym'ano и под. «Такие примеры чаще употребляются в говорах юго-западной группы, но спорадически встречаются и на другой языковой территории Белоруссии» (Нарыси па беларускай дыялекталогп, 171). Известно данное явление и украинским говорам. Нимчук отмечает в закарпатских говорах beremeno, selemeno (Н1мчук. Спостереження. .	187). Распространение основы selemeno в за-
карпатских говорах показано на карте № 131 в атласе Дзендзе-левского. Известны основы среднего рода на -тепо в польских говорах, фиксируются они в отдельных говорах южнославянских языков. Центральной зоной формирования основ на -тепо являлась территория чешского и словацкого языков.
В основах на -п (-теп) были пережиты в различных славянских языках частные и локальные процессы, которые в нашем общем обзоре славянских языков не могут быть предметом рассмотрения (например, в русском род. мн. семян, но племён, в болгарском karnan, plaman; катъп, pldm/ьп; кгётек, гётек и под.). Однако мы остановимся на одном специфически русском явлении, которое отражает древнюю общеславянскую структуру. Речь идет о русских деминутивах типа камешек, ремешок и под.
Как известно, многие основы на -п (-теп) в русском языке при образовании деминутивов представляют нерегулярный тип. "Речь идет о таких образованиях, как ремешок (от ремень), гребешок (от гребень), камешек (от камень), корешок (от корень), кремешок (от кремень), плетешок (от плетень). Чередование [п : §] выходит за пределы основ на -п (-теп): ср. баран—барашек, карман—кармашек, полено—полешко, окно—окошко и др. Данное явление среди славянских языков известно только русскому языку. До сих пор его генезис не установлен. Широким признанием пользуется старое толкование Белича, который полагал, что современное русское камешек прошло следующий путь развития: ка-тукъ > катусек > kamysek > kamesek, Затем уже по аналогии данное явление проникло в другие основы. Как мы уже видели, катукъ и катуськъ убедительно подтверждаются реальными фактами (ср. польск. катук, kamyczek й др.) Русские говоры фиксируют и стадии kamysek. Слабыми звеньями в объяснении Белича являются, во-первых, толкование перехода катусек в kamysek, во-вторых, распространение чередования (п ? S] нд
другие основы: баран—барашек, стакан—стакашек и под. Недавно было предложено новое объяснение рассматриваемого явления: это явление возникло в русском языке под воздействием западнофинских языков (см. Арапов, Арапова. К истории словообразовательной модели баран—барашек, гребень—гребешок, корень—корешок, окно—окошко, 9—12). В системе доказательств авторов отсутствует очень важный лингво-географический аспект. Они должны были доказать, что чередование [п : §1 возникло в тех русских говорах, которые испытали сильное влияние эстонского, вепсского и карельского языков, а уже затем распространилось на территории других русских говоров. Мы не располагаем убедительными фактами, подтверждающими, что данное чередование возникло на территории северо-западных русских говоров. Примечательно в этом отношении отсутствие чередования [и : S] в белорусском языке.
Сербохорватские корен (диал. korljeri), прстен, гребен, пршлен, камен, пламен, ремен, крёмен, прамен, ]ёчмен, ]ачмен, стрёмен, знамен, грумен, гр мен; плёме, б реме, семе, йме, вйме, слеме свидетельствуют об акутовой интонации основ на -п (-теп). Об этом же свидетельствует и долгота корневого гласного основ среднего рода в чешском: р1ётё, bflme, зётё, $1тё, иутё, $1ётё, гатё. Утрата долготы в косвенных падежах: ср. plemene, bremene, se-тепе, vymene, slemene, гатепе, в основах мужского рода (ср. ко-ren, prsten, hreben, pfeslen, plamen, remen, kremen, ргатеп, jecmeri) явление вторичное (фонетическая краткость). Еще в праславянском происходило сокращение подударных долгот в начальном слоге трехсложных слов (ср. jagoda и под.). В русских говорах в некоторых словах мужского рода наблюдается колебание в месте ударения: greben*—greЪёri>, гётеп*—гетёп9, кгётеп9—kremen*. Эти колебания находят отражение и в литературном языке. Авторы грамматик и справочников по русскому ударению фиксируют, например, ремень (не рёмень), кремёнь (не крёмень) и т. д. Ударение на суффиксе вторичное.
§ 29. Основы на -§t. Детерминатив t играл существенную роль в индоевропейском словообразовании. И в праславянском находим t в именных основах различной структуры. Обнаруживаем его во многих именных суффиксах: vysota, lopata, zivofrb, nogKtb, ko gut ъ, pwstb, kopyto, reseto и мн. др. Кроме того, t в праславянском мог выступать в функции основообразующего элемента, но только всегда вместе с п. Основы на -nt причастий действительного залога настоящего времени перешли в праславянский из индоевропейского. Однако здесь они рано существенно преобразовали свой консонантный характер и еще в праславянскую эпоху в косвенных падежах перешли в основы на -у’о. Пережиточно сохраняются следы основ на -nt в отдельных числительных: desqtb.
Совершенно особое место в системе именных классов праславянского языка занимали основы на -ft. Это единственная группа именных основ, которая не только не восходит к индоевропей-
скому праязыку, но сформировалась уже в поздний период существования праславянского языка. Мейе имел все основания утверждать, что «это образование всеми своими деталями обязан©! развитию собственно славянскому» (Мейе. Общеславянский язык, 295).
О происхождении праславянских основ среднего рода на -ft существует в науке много гипотез. Обзор гипотез до 1910 г. читатель найдет в книге Гуйера Slovanska deklinace jmenna, до конца! 30-х годов в статье Махка Origines des themes nominaux еп—-Л du slave. И в послевоенные годы интерес к данной проблеме не‘ уменьшился. Высказывали различные соображения о происхождении и истории основ на -ff Булаховский, Кузнецов, Богатова,. Шапошникова и ряд других исследователей. Несмотря на большое внимание к данному вопросу, многое остается еще нерешенным..
О позднем происхождении праславянских основ среднего рода* на -ft свидетельствует отсутствие надежных и убедительных индоевропейских параллелей и автоматизм их образования в праславянском, не ограниченный никакими древними распределениями именных классов: ср. zaba—zabf, bydlo—bydlf, ръгъ—pbSf, djbyfaJvb—dobytbcf, skot/b—skotf и под. В этом отношении основы Ha -ft существенным образом отличаются от всех других именных основ. Здесь решающим условием принадлежности к данной основе являлись не происхождение, даже не структура, а прежде всего семантический признак. Так уже было в праславянском языке (ср. иъ1къ—vblcf), Так же легко создаются эти основы в современных славянских языках (ср. русск. кенгуру, кенгурёнок— кенгурята*, болг. негър. негърче—негърчета и под.). Примечательно, что этот тип, единственный из всех старых консонантных основ, в той или иной степени является продуктивным в некоторых современных славянских языках.
Махек безуспешно пытался доказать индоевропейское происхождение праславянских основ на -ft Он при этом исходил из априорного допущения, что именные классы создавались только в индоевропейском, самостоятельный именной класс архаических консонантных основ в праславянском, где уже шел процесс распада консонантных основ, возникнуть не мог. Махек не обратил внимания на совершенно особое положение основ на -ff, на то,, что это единственный старый консонантный тип, который и в современных славянских языках является продуктивным. Кроме того, основы на -ff не создавали своей самостоятельной парадигмы: в словоизменительном отношении основы на -f t использовали уже готовые структуры основ на -п и основ на
Основы на -ft представляют собою расширение старых основ на -еп детерминативом t, который в данном случае выполнял функции уменьшительного суффикса. С ним пытался конкурировать суффикс -к, который, однако, не вошел в состав основообразующего элемента. Все именные образования с этим суффиксом вошли в группу о-основ или a-основ. В редких случаях основы 198
С суффиксом -к изменялись по основам на согласные (ср. слвц. им мн zriebence, oslence и под.). Основы на -еп в положении перед t закономерно дали Суффикс -к имел всегда предшествующий гласный ъ или ъ. В положении перед суффиксом -ък (-ък) носовой гласный не образовывался. Почти во всех праславянских диалектах победила конструкция на так как эти основы позже приобрели специализированное значение, лишь косвенно связанное с уменьшительными образованиями.
В ряде случаев основа на -еп представляет факультативное образование с t. В таком случае возникали параллельные основы (ср. в русск. парень и паря <С parent).
Основы на -еп могли расширяться и другими суффиксами: ср., например, deten-ysb, zveren-ysb, gaden-ysb, Этот тип основ не получил широкого распространения. В русском языке он не продуктивен.
Постепенно на базе уменьшительного значения основы на -ft приобрели специальное значение: они стали служить для названий детенышей домашних и диких животных, птенцов, детей, для неполноправных членов коллектива. Процесс этот был сложным и весьма длительным. Памятники старославянского языка убедительно свидетельствуют, что в X—XI вв. он еще не завершился. В это время еще шла конкуренция между образованиями типа telf и telbcb, zrebf и zrebbCb и под.
Первоначально дифференцировать взрослого и детеныша суффикс мог только вместе с корневой частью. Тожество корневой части свидетельствовало лишь об уменьшительном значении: кояъ1ъ 'козел’—kozblf с козлик’. Так возникли korva—telf, ovbca— iagnf, kobyla—zerbf, svinbja—porsf. «Данная группа слов, по-видимому, древнейшая, — справедливо пишет Богатова. — Значение детеныша передано в ней всей основой» (Богатова. Из истории древнерусских существительных со старой основой на -ft, 59). Образования типа оиъса—ovbcf, svtnbja—svinbjf, kozbl/b—kozblf и под. приобрели семантические признаки основ на -ft позже, в течение длительного времени выполняя лишь значение уменьшительного суффикса с яркой экспрессивно-эмоциональной окраской. В этом отношении интересные данные содержатся в старославянских текстах. Здесь жр4вд употребляется в значении детеныша, тогда как ос ал а этого значения еще не имеет (подробнее см. ниже). Следует еще обратить внимание на то, что наибольшее число расхождений по славянским языкам мы обнаруживаем именно в однокоренных основах.
Большую роль основы среднего рода на -ft сыграли в славянской антропонимике, главным образом в той ее части, которая служила для наименования детей, в образовании ласюте чьных и интимных имен. Отсюда значительная экспрессивно-эмоциональная окраска этих основ, которая характерна и для современного состояния. Можно привести ряд апеллятивов, которые, войдя
в группу основ на -fZ, сохранили старое значение, но приобрели повышенную экспрессивность.
Структура данного параграфа существенно отличается от параграфов, посвященных другим именным консонантным основам. Здесь представляется нецелесообразным давать описание всех известных в славянских языках соответствующих основ по причине их большой продуктивности и автоматизма в их образовании. Будут описаны лишь наиболее древние, после чего будет дана общая характеристика истории и современного состояния основ на -ft в славянских языках.
В памятниках старославянского языка XI в. находим всего лишь семь основ на ft: дгиа, ж^4ба, клкиа, козала, окача, о^ала и OTJJO4A. Однако они дают ясное представление о состоянии данной категории, так как характеризуют различные стадии семантического развития основ на -ft.
agnf. В Зограф. ев. — 1д4тб се дза по^А1лдг^ kai 4ко дгиа по клака (это же место в Мариин, ев. 1д4тб се дза пога1лаьк kai 4ко дгиаца по ^4д4 клака), Супр. ркп. и гакоже дгиа п^4да ^три-глчЦ_1И1л\а юго бсза глд^д; и гакоже дгма зк^ию. В тех же памятниках находим дгиаца, а в Мариин, ев. еще контаминированную основу дгиаца. Строгой дифференциации в значении между дгма и дгмаца нет. Оба слова употребляются в соответствии греческим apvcov 'барашек’, dp7jv 'баран, овца или ягненок’, ap-vo; 'ягненок, агнец’. Составители чешского старославянского словаря пытаются дифференцировать дгма и дгиаца следующим приемом: дгма переводится на чешский — jehn£, berdnek, на русский — ягненок, агнец, а дгмаца— berdnek, ]е!гпё, агнец, ягненок (см. Slovnik). Прием искусственный. Сами старославянские тексты не дают оснований для этого.
Праславянская zerbf—zerbfte закономерно отражена в старославянском в виде ж^4ба — род. ед. ж^4кат6. Образована от и.-е. "корня gerbh- 'утроба’. Старое значение сохраняется в русском жерёбая, польск. zrebna и др. (Трубачев. Происхождение названий домашних животных, 53). Основа отражена во всех славянских языках; русск. жеребенок—жеребята, блр. жарабя, укр. жереб'я, польск. zrebif, кашуб, zgrebcq, grebjq, полаб. zribq, н.-луж. zrebje, в.-луж. zrebjo, чешек, hribe, слвц. zrteba, слов, zrebe, срх. ждрёбе, мак. ждребе, ждрепче, болг. жребе, жребче. О чешском hribe см. Ильинский. К вопросу о переходе z в h в чешском языке.
В евангельских старославянских текстах слово ж^4ба соответствует греческому -яФкос: i дба6 об^аштстд о^ала п^иказдио и ж^4ба съ иилла; п^ик^гге о^ала и ж^4ба; гЬда ид ж^4бат6 о^али; о ж^4-бати (цитаты из Мариин, ев.). Богатова пишет: «Некоторые примеры говорят как будто о том, что жеребенком назывался не только детеныш лошади, но и осла» (Богатова. Из истории древнерусских существительных со старой основой на -ft, 56). Следует сказать более определенно: во всех старославянских текстах ж^4ба 200
имеет значение 'ослёнок’ (ср. еще из Супр. ркп. и багЛдъ na Of ала и MfiBA огалатино). В греческом евангельском тексте во всех указанных случаях стояло -яшХос в значении 'детеныш’. Однако это же слово означало и жеребенка. Именно так его неудачно и перевели первые создатели славянского евангельского текста. Следует обратить внимание на то, что в болгарских народных говорах пуле имеет значение 'ослёнок’.
Старославянской слово клмга встречается только в Супр. ркп. n6	клкиАте; ддгга k^nzin рдвъ вжии и то клкиа; гего же не
мОГАШб ыогаштии къ^ддити мд клмга. Богатова напрасно упрекает Селшцева, который, вслед за многими специалистами, старославянское слово клмга перевел 'вьючное животное’. Она пишет, что клюга «по всей вероятности, было обобщенным названием любого молодого животного из вьючных (лошади, осла, верблюда, вола)». Тексты из Супр. ркп. не дают оснований для подобного толкования. Не подтверждают перевода Богатовой и древнеболгарские списки, дошедшие в русских копиях: клмпа же	Фкедошд
и колъ бдобицд изучила; БбЛАвуди и волоке и клюгдтд клгкд; мд ддла-иий поутА къгкддти мд клмлзте (другие примеры см. Срезневский). В ряде латинских текстов в соответствии клмга находим ]wnentum 'любое вьючное животное’. Не дают оснований для толкования 'молодое вьючное животное’ и некоторые славянские языки: др. польск. klusi$ 'лошадь’, польск. klusak 'рысак’. Искать ответа следует в современных значениях срх. клусе 'лошаденка, кляча’, в том же значении в болгарском и словенском. Есть основания полагать, что клкиа означало малорослое и слабое вьючное животное. Косвенно об этом значении слова kljusf может свидетельствовать его этимология (ср. лтш. klauptts, klupotl 'преклонять колени’).
Основа коз ал А образовано от козалъ. В данном случае в евангельских текстах речь действительно идет о козлёнке. Словом козала переведено греческое ?ргро;, козАлифА — соответствует греческому eptcptov 'козленочек’. В известном тексте о блудном сыне тблбцъ оупичЧм'А! противопоставляется козала. Конечно, и здесь уменьшительному значению сопутствует пейоративный оттенок.
Обача представляет собою локальное образование. В евангельских текстах употребляется в том же значении, что и обацд, и в том и в другом случае соответствует греческому тгрбратоу, а не тсроратюу. Сравнение всех мест из евангелия показывает, что слова обацд—обача нельзя противопоставлять как овца—ягненок. Аналогично в псалтыри: ср. здвлждиуъ 4ко обача nOrziBzinee; 4ко обача Тонфд (цитирую по Синайской псалтыри). Вайан с полным основанием видит в ст.-сл. обацд—обача только грамматические различия: обацд употребляется преимущественно в множественном числе, тогда как обача представляет собою сингулятив (Vaillant. Grammaire comparee..., II, 247).
Огала часто встречается в евангельских текстах и обычно в словарях переводится словом ослёнок, ЕьеКйПеп. Следует обра
тить внимание на то, что в старославянских текстах не встречается слово для обозначения самки. Находим огала, or ала и прилагательные огалатиьга, or ал аг kz и or ал1 а. А между тем в евангелии речь идет именно об ослице. Для этого достаточно привести известный текст — И ДБИ6 СБ^АфбТД ОГ^ЛА П^ИКАЗДМО И Ж^БА rz ИИЛ\А (цитирую по Саввиной книге). Конечно, здесь речь идет об ослице и её детеныше. Ср. еще и кас4дъ ыд огала; ob^tz же ir огла БАГ’Ьдб Nd N6. И прилагательное огалати№ не дает оснований в основе ОГАЛАТ — видеть наименование детеныша осла. О^ала лишь подчеркивало небольшие размеры животного, но не содержало указания на его возраст. Словами c^z и огала переводчики евангельского текста всегда передавали греческое ovoc, которое могло
означать осла, ослицу, но не осленка.
Наряду с ctjjokz в евангельских текстах находим строча, которое закономерно изменялось по основам на -ft: строча, отрочАте, отрочАта и т. д. Различные деривационные образования представлены ТОЛЬКО ОТ ОСНОВЫ OTpCKZ: ОТТОЧИИ, ОТ^ОЧИИЛ, СТ^ОЧИфА, от-|304anhkz, ct|J04anz, отроковица. Ст.-сл. строчА встречается в евангельских текстах часто. В греческом оригинале в соответствии стрсчА найдем rcaiSiov, что означало не только 'ребенок, дитя’, но и 'молодой раб’.
Приведенные основы свидетельствуют, что не только в языке создателей славянской письменности, но и в языке переписчиков XI в. основы на -ft еще не приобрели тех четких семантических признаков, которые отличают эту группу основ. Многие авторы
руководств по старославянскому языку при определении значения этих основ исходят из готового тезиса и не уделяют внимания самим текстам и их греческим оригиналам. Предельно лаконичен Ван-Вейк: «Основы на -ft. Сюда относятся только имена среднего рода, обозначающие молодые существа» (Ван Вейк. История старославянского языка, 266). Как мы видели выше, данное определение не может быть принято для всех основ на -ft.
Более позднии стадии в истории основ на -ft наблюдаем в древнерусских памятниках письменности. Здесь зафиксировано уже много основ. Отметим наиболее типичные случаи: агига, Агмгг!, влизига 'близнец’, дитга, жревга, жеревга, ждр'квга, жр^вга, клмш, козалгс, кАигажга 'сын князя’, курга 'цыпленок’, лиги 'лисенок’, обачи 'ягненок’, оГАлга 'осленок’, порозм'ягненок’, паш, пгга 'щенок’, ровга 'ребенок’, ГБИыга 'поросенок’ телга 'теленок’, утга 'утенок’, фвига 'щенок’, ирга 'ягненок’ и мн. др. Примечательно, что новые семантические критерии основ на -ft (т. е. названия детенышей) более четко выделяются в собственно древнерусских текстах, нежели в древнерусских копиях церковнославянских памятников. Это относится и к древнерусским церковнославянизмам. Так, древнерус-
пбрбгА' C>-порося) имеет значение’'поросенок7, тогда как церковнославянизм прдгд употребляется для обозначения взрослой Особи (в примере в словаре Срезневского в значении баран). Напомню, что в современных болгарских говорах прасе обычно 'уно-' ^ребляется в значении 'свинья’. Для молодой особи употребляется • блово прасенце.
Древнерусские тексты хорошо отражают праславянскую парадигму основ на -fL Это относится не только к церковнославянским памятникам или произведениям высокой литературы, но и к произведениям делового письма, грамотам. Писцы уверенно вводят в данную группу новые слова, собственные имена иноземного происхождения. «Но в древнерусском живучесть образования на -а (им. ед.) доказывается, например, появлением таких косвенных падежей от имени половецкого князя Куря: См Курдти knba. Ермол. XV в., 14» (Шахматов. Историческая морфология. .	111). Аналогичных примеров можно привести немало.
Основы ца -ft получили широкое распространение в собственных именах (ср. собственное имя Гостята в берестяной грамоте № 9 и под.). Позже они выходят из употребления.
Основы на -ft в русском языке оказались особенно устойчивыми в парадигме множественного числа. В большинстве современных говоров, в литературном языке во множественном числе основы оканчиваются на -at*. им. мн. жеребята, телята, поросята, гусята, ребята, внучата и под. Аналогично в косвенных падежах.
Иной была судьба основ в единственном числе. В памятниках до XVI в. фиксируются только основы на -ft. Лишь в текстах XVI в. впервые отмечены основы на - бпокР бпка. «Трудно сказать, — пишет Унбегаун, — в какой мере тип на -я был еще живым в первой половине XVI в.» (Unbegaun. La langue russe au XVI siecle, 76). Начиная с XVII в., число основ на - опок резко возрастает, соответственно убывают основы на -ft. В текстах XVI в. встречаются только единичные примеры. Но уже в Уложении Алексея Михайловича 1649 г. «существительные со старой основой на ят в единственном числе... не встречаются, за исключением: куря индийское. . . В то же время в той же главе XXIV мы находим обилие образований на -енок» (Черных. Язык Уложения 1649 года, 286). Богатова ошибается, утверждая, что «немногим' чаще встречаются такие примеры (т. е. примеры на -епок. — С. Б.) в памятниках XVII в.» (Богатова. Из истории древнерусских существительных со старой основой на -ft, 65). Легко заметить, что в XVII—XVIII вв. различные структуры основ характеризовали разные стили литературного языка: основы на -ft были свойственны высокому стилю, основы на -опок — живому разговорному языку. Противоречиво описана эта категория Ломоносовым. Так, в парадигме он дал архаическую структуру им. жеребя, род. жеребяти, дат. жеребяти. . ., а в § 205 пишет: «Однако в единственном употребительнее их
умилительные: щёнок, щенка; Цыплёнок, Цыпленка; жеребенок, жеребенка (Ломоносов. Российская грамматика, 450, 465).
Опираясь на данные памятников письменности, большинство историков русского языка считает, что основы единственного числа на - onokl- опка возникли в русском языке поздно (не ранее XVI в.) и затем получили широкое распространение на всей территории. Шахматов объяснял это тем, «что средний род потерял вообще возможность определять живые существа и что все слова среднего рода, означавшие имена одушевленные, перешли в мужской род; этим объясняется, быть может, и переход теля, жеребя в теленок, жеребенок» (Шахматов. Из трудов. . ., 144—145). Карский предложил иное объяснение: «слова вроде теля—теляти стояли совершенно особняком» (Карский. Труды по белорусскому и другим славянским языкам, 7). Поэтому при постоянном стремлении языка к единообразию как в формах, так и основах необычные слова среднего рода с именительным на -я, при других падежах на -ят, заменились другими образованиями, дающими то же самое представление о предмете и имеющими притом самое обыкновенное окончание» (Там же, 8). Близок Карскому Булахов-ский: «Исчезновение форм козля, теля и косвенных падежей от них . . . стоит, видимо, в связи с относительной уединенностью их в системе русского склонения и значительным что касается звучания разрывом формы именительного ед. с остальными» (Булаховский. Курс русского литературного языка, II, 156). Уже давно данные толкования вызывали сомнения. Прежде всего, трудно доказать, что суффикс - onokl- опка мог возникнуть поздно: его праславянское происхождение бесспорно. Кроме того, образования аналогичной структуры известны другим славянским языкам (например, в древнечешском, в современном словацком). Новая структура основы за очень короткий срок не могла бы так активно заменить старую основу, учитывая при этом, что множественное число поддерживало основу на -^. Проще иное объяснение: основы на - опок (-епък) возникли еще в ряде говоров праславянского языка. Они исконно существовали в некоторых северных русских говорах, позже получили распространение на всей территории русского языка. На севере хорошо известны основы на - опок и во множественном числе (типа volconki и под.), но они не были активными и не получили широкого распространения. Впрочем они зафиксированы уже в текстах XVI в. Известны русскому языку и контаминированные основы типа бесе-нята (вместо бесята), чертенята (вместо чертята) и под. (Подробно см. Обнорский. Именное склонение. . ., II, 146—147).
Аналогичного происхождения уменьшительные гипокористиче-ские образования типа ручёнка (гдсепъка), рученька (гдсепька), но-женка (погепъка), ноженька (погепъка) и под.
Высокая продуктивность основ на - опок-ata привела к расширению семантических границ данной группы. В современном русском языке среди этих основ находим не только названия де-204
енышей зверей и птенцов: ср. опёнок—опята, маслёнок—маслята, pluralia tantum деньжата и под.
В результате переразложения^ основы в русском литературном языке возник вариант суффикса -сопок', ср. татарчонок, арапчонок а под.
Территория белорусских говоров членится на две части. Все южные, центральные и пбчти все западные говоры представляют основы на -ft, северные и северо-восточные говоры, характеризуются наличием основ на -опок: c*aVa—caV опак. Граница идет через Гомель, Рогачёв, Борисов, Бягомль (см. На-рысы. . ., 168). В некоторых гродненских, пинских и брестских говорах фиксируются образования типа c*aVuk, paras'* йк (Атлас, карта 84).
Основы среднего рода на -ft представляют различного рода преобразования. Так, большинство минских говоров в им. ед. оканчиваются на -б: c*aV6, paras* б, zaraVo, svUnco, ia\ri*6. Эта особенность минских говоров проникла в литературный белорусский язык. Здесь наряду с цяля, ягня, жарабя находим варианты цялё, ягнё, жарабё.
Старая основа сохраняется в род., дат., мест. ед. с* aV асЧ, zarub* асЧ. Однако в говорах встречаются и новообразования типа c*aVu, paras'u. Существенно преобразована основа в тв. ед., где находим c*aV6m, zaraVom. Именно она представлена в литературном языке. Лишь в брестских говорах встречаются c*aVa-с*ет, zaraVас*ет, а в юго-западных говорах этой группы находим даже V eV atom. Во мн. числе во всех формах употребляется старая основа: c*aVat-, zarab’dt-, paras* at- и под. Основы данной структуры во множественном числе находим за пределами старых основ среднего рода на -ft (ср. зярняты 'зерна’, вачаняты, кула-чаняты 'кулачки’ и др.).
Основы среднего рода на-^вукраинском языке лучше сохраняют древнюю структуру, нежели в других восточнославянских языках. Почти во всех говорах и в литературном языке представлен архаический тип как в единственном, так и во множественном числе: им. ед. теля — род. ед. теляти — им. мн. телята, жеребя—жеребяти—жеребягпа, лота 'жеребенок’ — ло-шати—лошата, ягня—ягняти—ягнята, порося—поросяти—поросята, щеня—щеняти—щенята, вовча—вовчати—вовчата, вед-медча—ведмедчати—ведмедчата (вариант — ведмедя—ведмедяти— ведмедята), осля—осляти—ослята, курча—курчати—курчата, утя—утяти—утята, гуся—гусяти—гусята, внуча—внучати— внучата. Лишь в творительном единственного числа основа утратила суффикс -ят. В литературном языке и во многих говорах фиксируется телям, жеребям, лотам, ягням, поросям. Встречаются в говорах и teVom, ia\ri*6m, poros*6m; telem, ia^nem, pores'*ёт. Однако некоторым говорам (например, закарпатским) известны в тв. ед. и старые основы: kufdVom, yus*afom, kacdVom, teVdVom, iayh*afom (Лизанец. Деяк! особливост! вщмшювання
1менник1в, 47). В редких Случаях специалисты ЙО украинской диалектологии фиксируют в род. ед. bez tel'a, kur'ti, кигса, в дат. ед. tel'ovi и под.
Хорошо известны украинскому языку образования типа вов-ценя ’волчонок’ — вовченяти—вовченята, козеня 'козленок’ — козеняти—козенята, кошеня ' котенок’ — кошеняти—кошенята, чортеня ' чертёнок’ — чортеняти—чортенята. Эти основы отличаются от предшествующих тем, что здесь основы на -ft образованы не от корней, а от основ на -n: vblcen-, kozen-, kosen- и др. От основ на -п образованы украинские фамилии типа Коваленко от kovalen- (kovalewbko), Василенко от vasilen- (vasilenbko). Белич с полным основанием связывает эти основы с русскими основами на -onokl- 6nka (Belie. Zur Entwicklungsgeschichte. . ., 167).
От основ на -ft в украинском известны основы, имеющие уменьшительное и гипокористическое значение: ноженя 'ноженька’ — ноженяти—ноженята, оченята 'глазоньки’, рученя 'ручонка’ — рученяти—рученята. Имеются образования, восходящие к суффиксу -ft'bko': немовлятко 'ребеночек’, курчатко 'цыплёночек’, горнятко 'горшочек’, колйцатко 'колёсико’.
Судьба основ среднего рода на -ft в польском языке была по диалектам различной. В южных говорах и в литературном языке сохраняются старые основы с различными фонетическими преобразованиями. В литературном языке найдем zreblf— zreblf cla—zrebifta, clelf—clelfcla—ctelfta, jagntf—jagnlfcla—jagnt-fta. В род. мн. в основе представлен 9: zrebtqt, ctelqt. Единственное и множественное числа различаются не только флексиями, но и основами. Кроме указанного чередования гласного, последовательно чередуются согласные с1: t — ср. род. ед. jagntfeta, дат. ед. jagntfclu, тв. ед. jagntfclem, мест. ед. jagntfclu] им. мн. jag-ntfta, род. мн. jagntqt, дат. мн. jagnlftom, тв. мн. jagntftaml, мест. мн. jagntftach.
В большинстве северных польских говоров старые основы на ^ft не сохранились. Здесь корни расширены суффиксом -ак (со следами долготы гласного -ак, -ок), в связи с чем основы среднего рода перешли в основы мужского рода: c'elak, c'elak, c'elok] pros'ok, pros'dk, pros'ok] kurcak, kurcak, kurcok. Граница между c'elf и c'elak идет от восточной границы, проходит немного южнее Варшавы на запад к Гнезно. Таким образом, старая структура основ характерна прежде всего для говоров Малой Польши, тогда как новая на -ак представлена в говорах Мазовшья. В зоне столкновения указанных структур возможны различные переходные случаи. По свидетельству Томашевского, во многих говорах Великой Польши встречаются обе основы с семантической дифференциацией: c'elf 'теленок’ — c'elak 'телок’ (Tomaszewski. Gwara Lopienna, 9). Аналогичные соотношения данных вариантов отмечались и другими диалектологами. В некоторых говорах колебания не имеют семантической дифференциации. Шимчак в говоре села Доманевка фиксирует в им. мн. pros'ok'i и prosinta, 206
c'eVokH и c'eVinta, кигсокЧ и kurcynta, но только zrybok4, ggs^okU, касокЧ, scyrfokfl, рз'окЧ, iagri*ok4 (Szymczak. Gwara Domaniewka, 94). Основы типа c'elak и под. вытеснили вМазовшье старые основы на -gt сравнительно поздно. Ташицкий полагает, что данный процесс проходил интенсивно в Мазовшье в XVII—XVIII вв. Средневековые мазовецкие тексты не содержат примеров на -ак. Наиболее древние примеры относятся к началу XVII в. (Словарь Кнапского — 1621). Отсутствуют основы на -ак в мазовецкой топонимике. Ташицкий от XV в. приводит Cielg, Gqsig, Kocig, Szczenig (Taszycki. Powstanie i rozwdj rzeczownikdw typu cielak, 240).
В ряде случаев основа на -ак утвердилась там, где отсутствовала соответствующая основа на что свидетельствует об интенсивности процесса: votak 'молодой вол’ и др.
Из Мазовшья основы на -ак начали распространяться в различных направлениях. Наименьшее сопротивление они встречали на севере и на западе. Однако и здесь процесс далеко не завершен. Сложные взаимодействия двух типов основ наблюдаются в кашубском, в соседних диалектах. Южные говоры оказывают упорное сопротивление. Литературный язык сохраняет старые основы, несмотря на то, что Варшава находится на территории аАяговоров. Все же отдельные основы на -ак проникли и в литературный язык (см. Taszycki, Там же, 245).
В древнепольском языке основы на -gt были широко распространены и достаточно продуктивны. Об этом свидетельствуют такие образования как by dig, словин. b'idlg 'молодой вол’, dobytczg, pacholg 'мальчик’, др.-польск. o^sig 'ягненок-сосунок’, pant? 'молодой человек’, ksiqzg 'князь’, drzewtg 'дерево’. Первоначально drzewtg означало 'деревцо’, в этом значении оно и теперь известно кашубским говорам (см. Atlas jqzykowy Kaszubszczyzny, IV, карта 177). От древнего периода сохранилась dziewczg 'девушка’, на севере ей соответствует dzivcak. В некоторых говорах Силезии основы на -gt часто встречаются в собственных именах девочек: Sikazg, Ырд, Rosig, Lewczg (Lo&. Gramatyka polska, II, 104; Urbaficzyk. Zarys..., 44).
От основ на -gt были образованы гипокористические имена с суффиксом -gta: nozgta 'ножки’, oczgta 'глазки, глазёнки’, rqczgta 'ручки, рученьки’, uzgta 'ушки’; -qtko: dztecig—dzieciqtko 'ребёночек’, clelg—clelqtko 'телёночек’, kozlg—kozlqtko 'козленочек’, kurczg— kurczqtko 'цыплёночек’.
В полабских текстах основы на -gt зафиксированы в большом числе: detq. zribq, stinq « sceng), porsq, tllq, jognq, pallq « pilg), faurq (< kurg), svalnq (<Z suing), viicq (< оиьсд), slepq и др. (Lehr-SpJawinski. Gramatyka polabska, 157).
Верхнелужицкий язык имеет большое число имен, которые изменяются по моделям основ на -gt. Как и в других славянских языках, это слова, обозначающие молодые существа: kozlo 'козленок’, kurjo 'цыпленок’, sienjo 'щенок’, wjelco 'водчонок’,
baconjo 'аистенок’, hojo 'молодая козуля’, wroblo 'воробышек’, holco 'мальчик’, holeco 'девочка’. И в этом языке находим ряд слов, которые выходят за семантические границы древних основ на ср. hroso 'зерно гороха’, ргибо 'ветка’, zlobjo 'желоб’ и др. Случаи типа ryb]o—rybjeca 'маленькая рыбка, рыбешка’, swtnjo— swlnjeca свидетельствуют о продуктивности этих основ. Ряд основ этой группы повышенной экспрессивности: ср. plento 'баловень, любимчик’ и др.
Основы на -ft в современном верхнелужицком языке представляют чередование конечного согласного основы: род. ед. celeca, род. дв. celecow— род. мн. celatow, дат. ед. celecu; дат. дв. cele-сота]- дат. мн. celetam; тв. ед. с elec от, тв. дв. celecoma] — тв. мн. celatamt*, мест. ед. celecu, мест. дв. tele бота]- мест. мн. teletach. Данное чередование характеризует почти все основы этого типа. Исключение представляет основа, в которой формы множественного числа относятся к иному парадигматическому классу: род. ед. swin-jeta, род. дв. swinjecow — род. мн. swini; дат. ед. swinjeaL, дат. дв. swinjetomaj— дат. мн. swinjom; тв. ед. swinjetom, тв. дв. swinje-tomaj — тв. мн. swinjemV, мест. ед. swtnjetu, мест. дв. swinjeco-maj — мест. мн. swinjoch.
Еще дальше от основного типа отошло слово dztto 'дитя’. Следы старой основы сохраняются лишь в род. ед. dzeteta (чаще найдем здесь dies to).
Близок верхнелужицкому нижнелужицкий язык. Различия обнаруживают лишь в характере чередований конечного согласного основы. Здесь в единственном и двойственном числах находим -s, во множественном -t: род. ед. zwerjeta, род. дв. zwtrjetowa — род. мн. zwerjetow (zwefet), дат. ед. zwtrjetu, дат. дв. zwerjetoma — дат. мн. zwtrjetam-, тв. ед. zwerjesim, тв. дв. zwerjetoma — тв. мн. zwefetamv, мест. ед. zwefetu, мест. дв. zwereioma — мест. мн. zwef etach. В значении 'птенец, птенчик’ употребляется основа mloze — род. ед. mlozesa (ср. чешек. rnladt, род. ед. mladtte 'детеныш, птенец’, слвЦ. mldd'a, род. ед. mlad'at'a 'птенец’, укр. молодя, род. ед. молод яти (употребляется еще во множественном молодята 'новобрачные’).
Чешский и словацкий языки развились на основе тех праславянских диалектов, в которых основы на -ft приобрели очень большую устойчивость и продуктивность. Здесь шел активный процесс свободного образования основ на -ft от основ с другим основообразующим элементом (например, от основ на -а, на -б или на -и). Основы на -ft являются продуктивными в обоих языках в течение всего их исторического развития. Сохраняя в основном еще старые семантические признаки, чешский и словацкий языки, однако, значительно расширили прежние границы. Среди слов на -ft не только значения людей детского возраста и детенышей зверей, но и мужчин, женщин, названий растений, многие не-одушевленные^существительные. Здесь эти основы приобрели большую экспрессивность.
На продуктивность основ на -ft обращают внимание авторы как общих руководств, так и специальных исследований. «Образования с формантом -е, ё (-се) в современном языке продуктивны как среди основ для обозначения молодых существ, так и среди основ с ласкательным и презрительным значением» (Tvofenf slov v destine, 560). «Этот тип все еще достаточно продуктивный»,— пишет историк словацкого языка Станислав (Stanislav. Dejiny..., II, 232). С помощью формантов -е,-ё,-се, -ice, -1е в чешском и -а, -а, -са, -lea, -Vа в словацком свободно создаются новые основы от других основ: чешек, zid—zid£ 'еврейчик’, jelen— jelence, slon—з1йпё 'слоненок’, гак—race 'рачок’, had—hade 'змееныш’, zaba—%аЬё 'лягушонок’; слвц. baba—baba 'бабенка’, ryba— ryba 'рыбешка’ и др. Об активности этого процесса свидетельствуют многие искусственные неологизмы (ср. чешек, тогсе, слвц. тогса 'морская свинка’). Среди основ данного типа находим много заимствований.
К основам на -ft примкнул ряд основ мужского рода. Примечательно, что почти все заимствования, некоторые сравнительно поздние: чешек, knize 'князь’, слвц. knieza, чешек. ТггаЪё 'граф’, тагкгаЪё, doze (doze) 'дож’ и др.
Среди неодушевленных существительных этого типа основ укажем чешек, роирё, слвц. рйра 'бутон’, чешек, doupe, слвц. dupa 'дупло’, чешек.- vole 'зоб’, ко$1ё 'веник’, слвц. kvtet'a, 'цветок’ и др.
Формант -се возник в основах на -ft в результате изменения задненёбного перед -f : иъ1къ—Vblcf, иъпикъ—v^nuef. В дальнейшем произошло отвлечение -се; этот формант стал активным средством образования основ, которые преобразовались по моделям основ на -ft. Так возникли в чешском и словацком языках в большом числе основы jelence—jelenca 'олененок’, кагса 'цыпленок’, clkdnce 'цыганенок’, srnce—srnca 'молодая козуля’, Ъагапса 'молодой баран’, Марсе—Марса 'мальчишка’, Ьагопсе 'ребенок барона’ и мн. др. В разговорной речи подобные образования встречаются часто. Многие из них даже не фиксируются словарями.
Вариант -гее, -tea встречается сравнительно редко. Его находим чаще в основах, содержавших в корне сверхкраткие гласные: lev— Ivice; lev—levica; pes—psice, pes—psica; osel—oslice, osol—osllca. Формант lefla возник аналогично cefia-.kozbh—kozblf, vyzblb— vyZblf. Позже возник формант -If, который теперь находим в piskle 'птенчик; молокосос’ и под.
Как уже указано выше, многие основы данного типа в чешском и словацком языках несут повышенную экспрессивность. Поэтому они чаще встречаются в эмоционально окрашенном языке, в бранной речи. Практически возможности образования новых основ здесь не’ограничены (ср. слвц. zena-^zlena 'бабенка’, nedo-chddca 'недоносок’ и др.).
Основы единственного и множественного чисел в чешском различаются не только флексиями, но и чередованием гласного основы. В ед. ч. перед твердым t находим е, во мн. ч. в такой же
фонетической позиции — а: ед. kufet-, мн. kufat-, telet-telat. В словацком представлено чередование согласных, а не гласных: ед. ч. teVaf-, мн. ч. teVat-, chiapat?-, chiapat-. Обобщение гласных известно и моравско-ляшским говорам чешского языка.
Во множественном числе рассматриваемые основы в словацком языке имеют варианты, восходящие, бесспорно, к праславянскому периоду. Здесь обнаруживаются основы на -ft и основы на -епьс-\ им. мн. zriebata—zrtebence, osVata—oslence, pstcata—psi-cence, medvted'atd—medvtedence, kozl'ata—kozlence. Некоторые основы в литературном языке знают только один из вариантов: kurcata, но kurence, zvieratd, chldpatd, но gajdence. Народные словацкие говоры представляют различные отклонения от литературных норм. Так, в оравском диалекте варианта на -епсе нет совсем (HabovStiak. Oravske narecia, 237). Наоборот, в некоторых диалектах эти основы очень продуктивны. Данные основы встречаются в древнечешских текстах. Хорошо известны словацкому языку во мн. ч. telce, stence, prasce.
По свидетельству Байеца, основы на -ft в современном словенском языке «чрезвычайно продуктивны» (Bajec. Йе-sedotvorje slovenskega jezika, I, 67). Это подтверждается наличием большого числа этих основ, их яркой эмоционально-экспрессивной окраской. Они агрессивны и легко подчиняют себе именные основы, восходившие в прошлом к другим типам основ, неологизмы и заимствования. В словенском находим много основ на -ft адъективного и глагольного происхождения, что также свидетельствует о значительной продуктивности данной структуры: пе-тагпе 'лентяй’, negode 'недоносок’, pocasne 'копуша’, prismode 'дурень’, zaspane 'соня’, sivce 'скотина серой масти’.
В словенском находим весь набор основ на -ft, относящихся к традиционному для этих основ кругу лексики: jdgnje 'ягненок’, scene 'щенок’, zrebe, t£le, kljtise 'кляча’, prase (ср. prasettna 'свинина’), pisce 'цыпленок’, kozle, osle, pse, svine, dete, dekle 'девочка’, hlapce, otroce и мн. др. Очень продуктивен формант -се: ztmnce 'скотинка’, junce 'телушка или молодой бычок’, golobce 'голубок’ jelence, levee 'львенок’, medvedce, pastlrce 'подпасок’, slrotce 'сиротинка’, kmetce 'мужичок’, кйтсе 'куманек’ и мн. др. Яркую эмоциональную окраску несет формант -le: bable, slrotle и др.
Структура основ на -ft подчинила себе многие старые основы среднего рода: р1ёсе, род. ед. pleceta, им. мн. pleceta, род. мн. plecet*, srce род. ед. srceta 'медовый пряник в форме сердца’; диал. рего—per eta, uho—useta. В диалектах подобные образования встречаются чрезвычайно часто; нередко они переходят границы среднего рода: ср. sluga- род. ед. slugeta или slugata (Ramovs. Morfo-Jogija slovenskega jezika, 73).
В сфере воздействия основ на -ft могли оказаться основы мужского рода в звательной форме. Именно так произошло в словенском языке, где находим в им. ед. осе ( < otbce)\ start осе 'дед’, dusevni осе 'вдохновители’ и др. Слово осе склоняется по основам
йа -fi: mi. од. bee, рбД. ед. oceta. Подробно этот вопрос в свое времй был изучен Облаком и Рамовшем. Независимо от них аналогичный вопрос на материале болгарского языка недавно был рассмотрен Георгиевым. Он полагает, что современные болгарские отче и старче восходят к гипотетическим otbCf и starbcf, и не являются звательными формами (Георгиев. Преосмислени падежни форми, 153). Однако никаких доказательств автор предложить не смог.
Под сильным воздействивлМ модели склонения ft- основ в словенском находятся собственные гипокористические имена мужского рода: Joze— род. ед. Jozeta, Jure—Jиг eta, Kobe « Jakob)—Kobeta, Mate—Mateta, Anze—Anzeta, Tone—Toneta. Аналогичный процесс наблюдается и в именах иной структуры: Luka—Lukata, Matlja— Matljata, Radecki—Radecktta (Ramovs. Morfologija slovenskega jezika, 73).
Во многом своеобразной была судьба основ среднего рода на -ft в сербохорватском языке. И здесь находим большое число названий детенышей зверей, птенцов, подростков людей: теле, прасе, }уне 'телка’или 'молодой бычок’, уаггье, штёне, пиле 'цыпленок’, момче 'мальчик’, сироче 'сиротка’, унуче 'внучек’. В парадигме единственного числа хорошо сохраняется старая основа: род. ед. тёлета, дат. ед. тёлету, тв. ед. тёлетом, мест. ед. тёлету. Эту же основу обнаруживаем и в деривационных образованиях: тёлегпина 'телятина’, прасетина 'поросятина’, ]агн>етина 'ягнятина’, пилетина 'цыплячье мясо’. Однако в литературном языке и в большинстве говоров во множественном числе у данной группы слов старая основа на -ft, как правило, не удержалась: здесь основа завершается формантом собирательности -ad: им. мн. тёлад, прасад, ]унад 'молодняк рогатого скота’, ]аггьад, штёнад, пйлад, мдмчад — 'ребята’, унучад 'внучата’. Однако известны говоры, в которых старая основа сохраняется и во множественном числе.
Известны во множественном числе у данной группы основ образования на -ic (-иК): тёлики, пйлики, сирочипи. В говорах находим различные чередования гласных и согласных основы в единственном и множественном числах: ср. например, в беднянском говоре им. ед. tala, род. ед. telato, дат. ед. telatu, вин. ед. taTe, тв. ед. telatem, мест. ед. teldte', им. мн. tallcl, род. мн. tallceo, дат. мн. tallcem, вин. мн. tallca, тв. мн. tallcl, мест. мн. tallce (см. Jedvaj. Bed-njanski govor, 298).
И в сербохорватском языке на протяжении всего исторического развития основы на -ft отличались большой продуктивностью. По модели основ на -ft изменяется большое число апеллятивов, относящихся к неодушевленным предметам. Среди них находим много заимствований (главным образом из турецкого языка). Примеры: дугме 'пуговица’, кубе 'купол’, уже 'веревка, канат’, Нёбе 'шерстяное одеяло’, парче 'кусок’, тане 'пуля’, буре 'бочка’, jaje 'яйцо’ (основа jajet — представлена только в единственном числе), пуце 'пуговица’, род. ед. пуцета и пуца. Основы на -ft
оказали сильное влияние на структуру уменьшительных образований на -се: дётёнце—детенцета, звонце 'колокольчик’ — звбнцета и звонца, беланце 'яичный белок’ — беланцета и беланца.
Структура основ на -ft в ряде случаев служит средством семантической дифференциации. Так, дрво, род. ед. дрвета, им. мн. дрвёта является парадигмой слова дрво 'дерево’, тогда как форма им. мн. дрва 'дрова’. Стакло—стакла 'стекло’, стакло—стак-лета 'флакон’.
Апеллятивы типа дугме, кубе и под. хорошо сохраняют основы на -ft во множественном числе. Вот почему обычно во всех грамматиках сербохорватского языка для парадигмы используются не исконные основы на -ft (например, теле или прасё), а новые основы, отражающие неодушевленные предметы: дугме, кубе, тане. Однако и в этой группе основ известны во множественном числе основы на ad: парче—парчад, Кебе—Кгбад.
В основах среднего рода на -ft большую активность приобрел формант -се: свшъче 'подсвинок’, срнче 'детеныш серны, дикой козы’, ма]мунче 'детеныш обезьяны; обезьянка’, паунче 'птенец павлина’, патче 'щенок; песик’, кднче 'жеребенок’, корче 'щенок охотничьей собаки’, голупче 'голубок’, ]ёлёнче 'олененок, олешек’ (см. Розова. Продуктивность древнего склонения на согласный -ft, 71). Находим формант -се и в существительных неодушевленных: парче 'кусок, обломок’, акдвче 'боченок’ и мн. др.
Диалекты сербохорватского языка представляют много своеобразного в судьбе основ среднего рода на -ft. В косовско-ресав-ских говорах наблюдается необыкновенная активизация данных основ. «Эта особенность характерна для всего косовско-ресав-ского диалекта. Известна она и некоторым банатским говорам» (JoBnh. Трстенички говор, 84). Йович приводит богатую коллекцию примеров: vreteno—vreteneta, vratllo—vratlleta, zrno—zrneta, koleno—koleneta, bko—bketa, rebro—rebreta и мн. др. Примечательно, что именно в этих говорах не получили развития образования с формантом -ad. Здесь и во множественном числе сохраняются старые основы на -ft (Ivie. Die serbokroatischen Dialekte, 236). Активны основы на -ft в языке галипольских сербов. «В галипольском говоре наблюдается расширение основы элементом -ft в косвенных падежах. Он представлен не только у старых основ на -t, но и у многих других основ, прежних основ на -п, -$, -]б и -б-» (ИвиЬ. О говору Галипол>ских Срба, 187).
Иной была судьба основ на -ft в некоторых западных (чакав-ских) говорах. Так, например, в говоре острова Жирья часть основ на -ft перешла в основы мужского рода с помощью форманта -1с: kozllc, plllc, другая же, сохранив принадлежность к среднему роду, вошла в обычную парадигму старых основ среднего рода типа selo (Finka, Sojat. Govor otoka Zirja, 166).
Многие сербские собственные мужские и женские имена восходят к старым основам на -ft: Раде, Андре, Павле, Мирче, Пере, 212
Горде. В дальнейшем одни из них утратили формант -ft (Павле— Павла—Павлу и т. д.), другие употребляют его не только в косвенных падежах, но и в именительном единственного числа: им. Андрета, род. Андрете. . . Даничич обнаруживает в им. ед. собственные имена типа Владета (вместо Владе) уже в грамотах XIV в. (ДаничиЬ. Историка облика, 12).
В болгарском и македонском языках вся проблематика данного параграфа сводится фактически только к противопоставлению единственного и множественного чисел. В болгарском старые основы на -ft в единственном закономерно оканчиваются гласным -е: теле, прасе, азне, пиле, коте, во множественном имеют -eta\ телета, прасета, агнета, пилета, котета. В этих основах приобрел большую активность формант -се, который представлен у существительных различной семантики: конче—кончета, момче— момчета, момиче 'девочка’ — момичета, столче 'табуретка’ — столчета, копче 'пуговица’ — копчета, парче—парчета и мн. др. Широкое распространение формант -се получил в антропонимике (особенно в словообразовании фамилий). Известен и формант -1е: козле—козлета, братле 'братишка’ — братлета, носле 'носик’ — нослета и др.
Флексия множественного числа -(e)ta успешно конкурирует со старой флексией - а основ на -jo: поле — мн. ч. поля и полета, море — мн. ч. моря и морета, с флексией -а в консонантных основах: колело — мн. ч. колела и колелета, дърво — мн. ч. дърва и дървета. Находим данную флексию множественного числа и в отглагольных существительных: клане 'убой, резня’ — мн. ч. кланета, пране 'стирка’ — мн. ч. пранета. О большой продуктивности этой флексии в современном литературном языке свидетельствуют случаи типа комюнике — мн. ч. комюникета, пюре — мн. ч. пюрета, гише — 'окошечко в учреждении’ — мн. ч. ги-шета, меню — мн. ч. менюта, такси — мн. ч. таксита и мн. др.
Суффикс -епсе первоначально употреблялся в основах на -п (-теп): semen-ьсе. На этой основе сформировался позже самостоятельный уменьшительный суффикс -епсе, который мы теперь находим в словах не только детенце, прасенце, но и рибченце, ли-сиченце и под.
В западных болгарских говорах известны уменьшительные образования типа ribe 'рыбка’, тотё 'девочка’ и под. Они восходят к древним основам на -ft: rybf, momf. К этим основам восходят и личные имена типа Кире 'Кирюша’.
Специалисты по македонской диалектологии уже давно обратили внимание на своеобразную судьбу в этих говорах старых основ на -ft. Эти основы во множественном числе имеют окончание -tri*а. Это окончание «в именах среднего рода является обычным окончанием, употребляющимся по всей Македонии» (Селищев. Очерки по македонской диалектологии, 176). Примеры: kuclria, praslna (Oblak. Mac. St., 92), pellria, tellna, momicina, kuclria, dectria и под. В некоторых южных говорах находим -Ina.
Окончания -in1 a (-ina) получили широкое распространение в словах среднего рода вообще: ramina, polin'a, ezerin’a, tmin'a, selin'a и т. д.
Данная особенность македонских говоров, естественно, получила отражение в македонском литературном языке: пиле— пилшъа, ]агне—]агншъа, теле—телигьа, прасе—прасигьа, куче— кучшъа, дете—деца, дечшъа; парче—парчшъа, копче—копчшьа. В ряде случаев слова среднего рода во множественном числе на -ina приобретают гипокористический оттенок: срце — мн. срца и срцшъа, ]а]це — мн. ]а]ца и ]а]цшъа (см. Конески. Грама-тика. . ., II, 41).
И в македонском очень активен формант -се, который служит . для образования уменьшительных и уменыпительно-гипокористи-ческих имен. Значителен удельный вес этого форманта и в антропонимике. (См. Марков. Македонски презимин>а. со експресив во основата, 147).
§ 30. Основы на -г. Из индоевропейского праязыка в праславянский перешло несколько основ на -г. В индоевропейском эти основы могли быть женского и мужского родов. Все основы на -г среднего рода представляли в парадигме чередования с -п и относились к особому гетероклитическому типу склонения. Основы на -г представляли собой замкнутый тип и в связи с этим сравнительно хорошо сохраняли древние семантические основания выделения их в самостоятельный класс. В эту группу входили прежде всего имена родства.
В старославянском языке фиксируются две старые основы на-г, представляющие особый тип именного склонения. Это основы мдти и дъцлг. Мариин, ев. се мдти и Б|5ДТ|За4 его	бай; и чр’Екд
мдтб|3б ГБоеьь; Син. пс. 4ко стъдоеноб мд мдтерл гбоьк; Мариин, ев. 4ко дъшти \\о4 nzinI оу\\л^4тгл; Тзиде йгъ из д%штб|3б тксе/л; Сав. кн. |ЗАц4те дъште^и гионой. Их фиксируют древние тексты многих славянских языков. Они сохраняются и в современных славянских языках, часто в существенно преобразованном виде.
Пел. mati—matere восходит к и.-е. mater-. Эта основа с различными фонетическими и словообразовательными преобразованиями хорошо представлена в индоевропейских языках: др.-инд. matdr-, авест. matar-, арм. mair, греч. ртдтт^р, дор. рЛт-yjp, лат. mater, тох. А тасаг, тох. В тасег, лит. mote, род. moters, алб. motr'e и др. Примечательно, что в им. ед. основообразующий элемент г отсутствует не только в славянских, но также и в балтийских и индоиранских языках. Это дает основание ряду ученых относить эту утрату к периоду индоевропейской общности. В ряду случаев наблюдаются семантические преобразования (ср. лит. mote 'женщина’, алб. motr'e 'старшая сестра’). Имеются семантические сдвиги в данной основе и в славянских языках (ср. русск. диал. matika 'старшая женщина в семействе’ — Опыт, 111). К древнему периоду относится в славянских языках возникновение значений
'uterus’ и 'самка производительница’. Областные словари славянских языков фиксируют много частных значений.
Пел. matt фиксируется не только древними памятниками, но и сохраняется в современных языках. Знает эту форму русский диалектный язык (см. Опыт, 111), белорусский и украинский языки (мац1, маши), словенский и сербохорватский (mati, маши). Болгарские словари Герова и Дювернуа содержат слово маши. Полагаю, однако, что оно чуждо как современному литературному языку, так и народным говорам. Книжный источник этого слова в текстах XIX в. очевиден. Отсутствует маши в македонских говорах и, естественно, в македонском литературном языке. Исчезло оно в торлацких говорах сербохорватского языка и почти утрачено в косовских говорах. Приведя примеры мати, матер, составитель словаря косовско-метохийского диалекта, Элезович пишет: «В настоящее время редко можно услышать это слово. Его почти полностью заменило слово majka. Мати еще встречается в матерной брани» (I, 391). Книжвйый характер носит чешское matt.
Широко распространена основа в им. ед. mat'. В такой форме это слово фиксируется в русском языке, в верхнелужицком — тас, в нижнелужицком — та§, известно польскому диалектному языку тас, встречается в чешских говорах mat' (главным образом, в моравских говорах), в словацком. Основа косвенных падежей mater- часто проходит по всей парадигме, т. е. употребляется в им. ед. Встречается это во многих говорах восточнославянских языков, что в той или иной степени находит отражение и в литературных языках, фиксируется в чешек, языке — mater, в слов. — mater, в в.-луж. — тасег, в н.-луж. — maser, в дольском — тасег, в срх. диалектах. Известно от данной основы и образование по модели основ на -a: matera и mater'а (ср. уст. польское maciora, русск. диал. mater'а).
В славянских языках широкое распространение получило новообразование от основы mat'- с помощью суффикса -ъка\ mafa>ka. В значении mater оно укрепилось главным образом в западнославянских языках (ср. польск., чешек., слвц. matka), кроме серболужицких языков. Встречается в этом значении в говорах восточнославянских языков. Еще более широкое распространение данное образование получило в значении uterus, в значении 'пчелиная матка’. В последнем значении слово фиксируется в Ипатьевской летописи — пуггишдла гако д4ти ко отчю, гако пчеш к мдтц4 (Срезневский). Известны и отдельные локальные, редкие значения: например, 'старая картофелина, из которой развивается новый куст’ (Оссовецкий).
Болгарское образование майка, по мнению некоторых исследователей (Френкеля, Трубачева), восходят к звательной форме. Младенов ограничивается лишь простым сопоставлением болг. майка с общеславянским mati (МЕР).
Известно еще и образование matica (ср. срх. матица, слов. matica, слвц. matica, чешек, matice, польск. macica). Это образование почти всюду потеряло связь с основным значением mater и является носителем многих значений. Известно образование и русским говорам. Так, в архангельском диалекте оно имеет значение 'киль судна’, 'мотня у невода’. Примечательно, что по данным «Опыта» в псковском диалекте еще в XIX в. matica и mdtika употреблялись в значении mater (Опыт, 111—112).
От основы mater- в славянских языках представлено много деривационных образований, возникших в разное время. Особый интерес представляют образования от основы mator- (см. Трубачев. История славянских терминов родства, 32).
Все славянские языки знают образования, восходящие к праславянскому matjexa. С полным основанием Трубачев считает его «чисто славянским образованием». Однако трудно вслед за Трубачевым признать его весьма древним. В ранний период истории праславянского языка это слово должно было быть образовано от основы mater-, а не от корня mat-. Подобное образование могло возникнуть лишь в сравнительно поздний период. Гипотеза Бернекера, возводящего matjexa к matrlesi, не получила признания.
Пел. дъкН—дъМеге восходит к и.-е. dhaghoter-. И эта основа хорошо представлена в большинстве индоевропейских языков: др.-инд. duhitdr-, ав. dug9dar~, арм. dustr, греч. йоуаттр, гот. datih-tar, двн. tohter, лит. duktS, род. п. dukters, тох. А скасаг, тох. В tkacar. Италийские и кельтские языки утратили эту основу еще в дописьменный период.
Пел. d%kti, пройдя в ряде случаев сложный путь фонетических и словообразовательных преобразований, отражено почти во всех славянских языках. Отсутствует эта основа в сербо-лужицких языках, во многих польских и закарпатских говорах украинского языка. Здесь в значении fllia выступает основа dSv%ka (в.-луж. dzowka, н.-луж. zowka, польск. dziewka, укр. диал. dwkd).
"Многие славянские языки сохраняют старый вид основы на -г: ср. русс, дочь — дочери, русск. диал. им. ед. docer\ docerja, болг. дъщеря, срх. кИёр—кКери, слов, het—hcere, чешек, deera, слвц. deera. В более завуалированном виде старая основа на -г обнаруживается в польск. ебгка, ебга, чешек, сёга, cira, срх. Кёрка, мак. кёрка. Однако часто с суффиксом -ъка находим образования от основы им. ед. (ср. русск. дочка и под.). В русском данное образование сохраняет старое значение уменьшительного суффикса. Иначе в украинском, в котором дочка «уже воспринимается не как деминутивное образование» (Бурячок. Назви спорщеносп i свояцтва в украТнсько! мов1, 36). В деминутивном значении теперь известно доця. Нейтральное доч в украинском литературном языке употреблялось до XVIII в., позже вышло совсем из употребления. По свидетельству Верхратского, в говоре лемков сохранялось доч (Верхратский. Про roBip галицьких лемюв, 232). Гринченко приводит из одного сборника украинских сказок
и пословиц пример — жени сина, коли хоч — коли Можеш, давай доч (Гринченко). Близок к украинскому белорусский язык, в котором в значение filia употребляется дачка.
Чешек, neter 'племянница’, слвц. neter(a), др.-польск. те&-ciora, срх. нестера, др.-русск. нестера дают .основания для реконструкции пел. nett, netere. Кроме основ mater- и &bkter-, эта единственная основа, которая в современном славянском языке склоняется по парадигме консонантных основ, ср. чешек.:
им. ед. net’ род. ед. netere дат. ед. netefi вин. ед. neter тв. ед. neter! мест. ед. netefi зв. ед. neti!
им. мн. netere род. мн. netefi дат. мн. netefim вин. мн. netefe тв. мн. netefmi мест. мн. netefich
Основа neter- индоевропейского происхождения. Она была отражена в том или ином виде во многих индоевропейских языках, но с различными значениями: др.-инд. napat, naptar-, лат. nepbs, nepotis (подробно см. MKEW). В праславянском употреблялись neti]b 'племянник’ и nett—netere 'племянница’. Естественно, что к основам на -г относилось только слово женского рода (этимологию и историю вопроса см. Трубачев. История славянских терминов родства, 76-—78). В большинстве славянских языков основа не сохранилась. Вероятно, многие языки утратили ее еще в праславянский период. Славянские nestera (netera) представляет собою преобразование основы от модели основ на -а.
Индоевропейская основа bhrater- еще в дославянский период перестроила свою структуру и в праславянском преобразовалась по модели основ на -о. Однако в славянских языках сохраняются скупые следы прежней структуры. Это ст.-сл. Б|здт^: Мариин, ев. съ ьр&тръ мои и сестрд \\о4 i мати еггд; филипоу* же в^дт^оу его; съ врдтромъ твоими, ст.-сл. врдтрига: Мариин, ев. в4 же bz NAfz гедмА врдтриьь, чешек, bratr, bratrsky, bratrstvo* bratritt и ДР.
Не сохранила в праславянском свой консонантный характер индоевропейская основа suesor- 'сестра’. Перестройка по модели основ на -а произошла очень рано. О древнем детерминативе свидетельствует лишь корневое г: ст.-сл. гегг^д, русск. сестра, польск. siostra, срх. сестра и аналогичные примеры из других славянских языков.
Пел. stryjb 'дядя по отцу’ восходит к и.-е. pater-, но с преобразованным детерминативом. Поэтому в данном случае нельзя говорить об основе на -г даже применительно к индоевропейской эпохе.
Индоевропейская основа tenater- 'жена брата мужа’ еще в праславянском перестроила свою структуру под воздействием основ на -у(-ъи). Так в праславянском возникла основа jftry- (Jftrbv-),
которая в дальнейшем испытала общую судьбу данйых основ (подробнее см. § 31).
Детерминатив -г в индоевропейской основе daiuer- 'деверь’ рано утратил свою функцию и слился с корнем. В славянских языках deverb никогда не относился к группе консонантных основ. То же самое следует сказать и о пел. sun « seur-) 'шурин’.
К древним основам на -г относилась основа ytr-, $tr- (ср. qtroba 'внутренности’, jftro 'печень’). Однако уже в праславянском они потеряли связь с данной консонантной основой.
К основам на -г относились в праславянском основы числительного cetyr-, cetver-. Числительное cetyre—cetyri склонялось по консонантным основам еще в старославянских памятниках.
Основы на -г в индоевропейском имели как окситонированное (poter, mater, dhughdter, daiuer), так и баритонированное ударение (bhrater, suesor). В различных формах ударение могло перемещаться. В дальнейшем, после ряда процессов, установился колонный тип ударения (окситонированный или баритонированный). Именно этот этап был отражен в праславянском языке, в котором в данном случае возможны были частные различия по диалектам: ср. русск. дочери, но срх. кйй.
В период тесного контакта славян с готами в праславянский проник через готский, латинский агентивный суффикс -arius (в готском -areis, т. е. -arl). Он был отражен в праславянском в виде -аг’ъ : mytar'b, lekar'b, gospodar'b, govedar'b, kolar'b, ovear'b, ry-Ъаг'ъ и др. В дошедших до нас старославянских текстах находим всего восемь слов с агентивным суф. -аг’ъ. Это ^zika^a, p^zna-ЧД^А, КАЮЧД^А, Б^АТОГ^ДДД^А, БИЫД^А, Б^ДТД^А, К^бБетД^А, mzita^a. Конечно, этот список далеко не исчерпывал всех старославянских основ с агентивным суффиксом -аг’ъ, о чем свидетельствуют многие старославянские памятники древнесербского и древнерусского изводов. От более позднего времени памятники славянской письменности содержат уже много примеров с суффиксом -аг’ъ (в словаре Срезневского находим свыше 50 слов).
Все основы с суффиксом -аг’ъ уже в самых древних славянских памятниках в ед. ч. и в большинстве падежей мн. ч. склонялись по старой модели основ на -jo. Возможно, что это и обусловило мягкость звука г. В им. мн. обычно в древних текстах находим флексию е, характерную для основ на согласный: mzita^6, fjzi-и под. У нас нет оснований утверждать, что первоначально все основы на -аг’ъ последовательно во всей парадигме изменялись по моделям старых основ на согласный, т. е. что им. мн. отражает более древнюю стадию, нежели другие позиции. Основы с агентивным суффиксом -аг’ь проникли уже в поздний период, когда основы на согласные подверглись глубоким преобразованиям.
Основы на -аг’ь были как именного (ср. rybafb, korvar’b, govfdar'b, ovbcar'b), так и глагольного происхождения (ср. ре-каг'ъ, рахаг’ъ). В большинстве случаев суффикс -аг’ъ непосредственно примыкал к корню основы: grobar'b, gribar'b, govfdar'b,
Q uop UU/U>/ Uj	M, rrVyzQwr L> , lll/Vl/IVU'l U) I l^UU/l L> , 2U'V',IZV*'* kza AAJJ-IXIIXV j< —
типа volovafb свидетельствуют, что суффикс -аг’ъ мог следовать и после основообразующего элемента (ср. volou—аг'ь). Данная структура до сих пор хорошо представлена в болгарском и македонском языках (ср. воловар, воловарка, воловарник, воловарски, во лов арче). Иначе в словенском (yoZar), в сербохорватском (волар).
Суффикс -аг’ъ имел вариант -)аг*ь. Он употреблялся в тех случаях, где позже прошла третья палатализация (риьса из оиъка, ръИсаиз ръНка). Здесь мы найдем результат первой палатализации: оиьсаг' (<^ovbkjar'), ръИсаг'ь, lislcar'b, vodenicar’b и под. В данном случае с чередуется только с с, но не с к. Задненёбные на морфемном шве перед суффиксом -аг’ь сохранялись без изменений: тдкаг'ъ (ср. слов, тбкаг 'торговец мукой’), plugar'b, ра-хаг'ь. Образования типа срх. часовничар (ср. часовник), болг. ябълчар (ср. ябълка) возникали позже в некоторых языках и диалектах (ср. позднее срх. лйричар от лирика).
Из праславянского образования с суффиксом -аг’ъ перешли во все славянские языки. Однако в различных славянских языках степень продуктивности данного образования разная. В русском литературном языке этот словообразовательный тип малопродуктивный. В народных говорах он встречается еще реже. Примечательно, что обычно с этим суффиксом употребляются неполногласные формы: вратарь, главарь, но золотарь. В украинском языке суффикс -аг ( < аг’ъ) более продуктивен, нежели в русском языке. Это относится прежде всего к юго-западным говорам, в которых находим сравнительно много слов с агентивным суффиксом -аг. Еще продуктивнее этот суффикс arz ( <С аг’) в польском: mlynarz, bajkarz, walkarz. Улашин и Дорошевский относят его к очень продуктивным (Ulaszyn. Slowotwdrstwo, § 15; Doro-szewski. Monografie slowotworcze, III, 300). Аналогично в чешском и словацком, где этот суффикс (-аг, -аг, -аг) принадлежит к числу распространенных и продуктивных. В чешском обычно употребляется вариант суффикса -ar: psar, Inar, novtnar, cestlnar, cukrar, mlynar, rybaf. Вариант суффикса -ar находим в двухсложных словах с долгим корневым гласным: houbar, mlekaf, pddaf (Травничек. Грамматика чешского литературного языка, 184; Tvofeni slov v ceStine, II, 78). В словацком языке, вопреки известному ритмическому закону, суффикс -аг всегда будет иметь долгий гласный: obrazkar, poviedkdr, sprdvkdr, svteckar (Letz. Kmeilos-lovne uvahy, 31). Наибольшая степень продуктивности суффикса -агь наблюдается в южнославянских языках, которая, однако, постепенно ослабевает по мере движения от словенского языка к болгарскому. Среди всех славянских языков суффикс -аг « аг'ь) наиболее распространен и продуктивен в словенском языке. Многие словенские слова с суффиксом -аг в соседнем сербохорватском уже имеют иную словообразовательную структуру: слов. brdnjar— срх. брагьевац, brodar—скелецща, coindr—чамцща, davkar—порезник, dollnar—долйнац, drvdr—дрвосеча, grlvar—
грйвтъаш, kladlvar—ковач, kltsar—позйвач, гласнйк, вёснйк, кбгар— бескуКнйк, vratdr—Ърач, ptsmar—учёгьйк, puntar—брнтбвнак, rtsar—цртач, гбраг—шьачкаш, разбойник, samotar—самотнйк, veslar—веслач и др.
Детерминатив г еще в дославянский период стал выполнять в определенных позициях функции суффикса. Праславянский представляет его во многих словообразовательных структурах.
Имена муж. р. — dan (dati), kun, zln (zltl), pin (pttt), mtn, vStn, odn, vepn, vtxn, zgbn, govon, зёиеп, stozen, stobon.
Имена жен. p.—тёга, v8ra, putra, vydra, svfdra, ]bgra, jbskra, dbbrb.
Имена сред. p.—jgdro, puzdro, vSdro, jadro, rebro, bedro, jezero, jutro.
Имена прилагательные — b>bdn, bystn, dobn, mgdn, modn, mokn, pbstn, ndn, stedn, xorbn, Jan, ostn, зёп, sin, spon, stan, xytn.
В праславянском языке в большинстве случаев г не выполнял самостоятельной грамматической функции. В одних случаях он входил в состав корня (например, тёга), в других — являлся частью суффикса (например, sekyra или pektera). Однако было бы неосмотрительно вслед за Дорошевским утверждать, что «в праславянскую эпоху формант -го- утратил уже свою продуктивность и не создавал никаких новообразований» (Doroszewski. Monografie slowotworcze, III, 275). Этому утверждению противоречат такие поздние праславянские новообразования, как pin и под. (подробнее см. Бернштейн. К проблеме именных основ в праславянском, 9—11). На примере многих прилагательных можно показать, что г в праславянском еще мог отвлекаться от корня: Ъъйп—frt^tt, токп—mocltl, xytn—xytttt, pbstn—pbsatt, ndn—ndёti, kypn—курёи, spon—зрёИ, dobn—padoba, ostn— ostb, зёп—sёdъ.
31. Основы на -й. К типичным представителям этой группы часто относят suek'ru- 'свекровь’, которая закономерно в праславянском была отражена в виде svekry-. Впрочем, не вполне закономерно, так как на месте и-е. к?~ъ праславянском должно было быть 5. Но это особый вопрос, детально рассмотренный нами в первом выпуске сравнительной грамматики (Очерк, I, § 24). Праславянский принадлежит к тем индоевропейским языкам, которые хорошо сохранили данный тип основ (ср., например, др.-инд. svasru, иран. xusrir, подробнее см. PEW). Во многих индоевропейских языках эти основы еще в глубокой древности приобрели иную структуру. Для славистов представляет особый интерес то обстоятельство, что индоевропейские основы на -а (пел. -у (-ъи)) утратились в прагерманском и прабалтийском. В германских и балтийских языках имеются лишь косвенные следы этих основ. В данном пункте праславянский ближе к арийской группе, нежели к германской иди балтийской,
В праславянском все основы этой группы в им. ед. оканчи- < вались на -у-: svekry-, z^bly-, iftry-, в косвенных падежах ед. и во всех падежах мн. и дв. оканчивались на -ър: sveknv-, Z'bkbv-, jftrbv-.
Славянские языки содержат данные, которые могут свидетельствовать об известной продуктивности основ на -г/(-ър)еще в ранний праславянский .период. Об этом говорят следующие факты.'
ЛЗ^драславянском к основам на -у(-'ъу) примкнула основа jra -г: ienoter- (ср. греч. evaxiqp); Этимологи (Брюкнер, '^Грубачев^ и др.) справедливо полагали, что индоевропейское iendter- в праславянском должно быть отражено в виде jftl (ср. и.-е. dhaha-£ег->псл. йъкЩ и.-е. mater- > пел. matt, Брюкнер, 202; Трубачев. История славянских терминов родства, 138). Однако праславянский знал не a jftry-, jftrbv- 'жена брата мужа’, откуда русск. ятробь, я7провка,^яду?^а. блр. ятровка, ятроука, др. польск. jqtrewT др7-чвшск. jatrventce, jatruse, срх. jempea, болг. етърва, мак. (диал.) ]6ntrava, entrovti. Иначе в балтийских языках: др.-лит. jente-, Renters, лтш. letala, letere.
В праславянском к основам на -y(-w) относились основы kry-, кгъу-; Ьгу-, Ьгъп-, которые восходят к дреЁнй1Гатематическим именным основам (так наз. корням-основам). Надо думать, что преобразование этих основ произошло еще на индоевропейской почве. , В праславянском хорошо были известны слова женского рода на -yn’i: sqsedyn’i, moldyn’i, gospodyn’i, gysyn’i, orbyn’i, bogyn’i, blagostyrii, milostyn’i, drugyn’i, pustyn’i, gwdyn’t, pravyn’l и мн. др. В старославянском все они склонялись по образцу старых основ на -Ja (как dusa, vol’a, struja и под.). Зубатый еще в 1903 г. высказал предположение, что этот тип основ на -yn’i представляет собою контаминацию темы у и суффикса женского оода пл—пиа (Studie~a clanky, Щ ЗЗУ—345). Это"*'наглядно можно показать на вариантах pusty—pustyn’i. Первый вариант в преобразованном виде представлен в слвц. диал. ptistev 'глушь’, pustovna 'жилище отшельника’, чешек, pdstevny. Если мы примем гипотезу Зубатого, то Примеры будут свидетельствовать не только о продуктивности суффикса ~упЧ, об этом прямо говорят поздние праславянские заимствования типа къп^уп’1, но косвенно и о продуктивности основ на -у(-ъу) в более ранний период истории праславянского языка. Гипотеза Зубатого была принята многими лингвистами, хотя чешский ученый и не мог предложить вполне убедительной системы доказательств. Мейе писал, что суффикс -ут?1 бесспорно является расширением основ на -a (Meillet. fit. . ., 270). Решительно против гипотезы Зубатого выступил Вайан, который видит в -упЧ результат обобщения германских суффиксов на -a (RfiSl, 24; несколько иначе в Grammaire сотрагёе. . ., II, 101). Гипотеза Вайана не нашла поддержки.
Однако известны случаи совершенно иного характера. Так, р праславянском не удержалась основа Jfzy- (<<и.-е. wg'hti-*, ср.
др.-инд. jihvd, jlhu, ав. hizvd, hizu, тох. A kdntu, тох. В kantwo, лат. lingua «dingua), гот. tuggo, лит. liezuvis, др.-прусск. insuvis). Основа jfzy- была в праславянском расширена суффиксом -к и рано перешла в основы муж. р. (j?zykb).
\у Праславянские основы на -у(-ъи) в древних славянских памятниках вбудут оканчиваться на -у (ср. пднъ! 'сковорода’, MOBzi 'любовь’, к^ъГкровь’), в других падежах на ~ъи (ср. род. ед. панике, mobzkc, KfJZKe). В современных славянских „языках они сохраняются в преобразованном виде. Так, вин. ед. на -ъиь употребляется в им. ед. (см. русск. морковь, церковь, свекровь, чешек, tykev, moutev, konev) или преобразуются по моделям старых основ на -а (ср. болг. локва, смоква, черква, свекърва, русск. нар. морква, церква, редька). Эти структурные соотношения по славянским языкам наблюдаются во многих лексических группах разного происхождения. Надо полагать, что все nomina actionis отглагольного происхождения типа klptva (от kl?ti), zptva (от zpti), britva (от briti), rytva (от ryti), bitva (от biti), modlitva (от modliti) не имеет прямого отношения к данным основам, так как они образованы с помощью суффикса -tva. Однако и эти основы испытали воздействия старых именных моделей на -у, -ъие и в какой-то степени отражают новые распределения этих основ (ср. русск. бритва, срх. бритва, слов, bntev и britva, польск. brzytva и brzytew, чешек, britva и bfitev). Вообще среди рассматриваемых нами основ очень мало основ глагольного происхождения. Боль- , шинство из них носит локальный характер (ср. kr$ky 'дикая утка’ от глагола krfkati или poniky 'место, где поток исчезает под землей’ от глагола ponikati).
/ Скудость и идентичность примеров основ на -у^-^ы) в исторических и сравнительных грамматиках славянских языков (так, Вондрак в своей сравнительной грамматике указывает только svekry, kry, cwky, Vuby, xorqgy, tyky, buky, smoky, redbky—VSG, Щ, 44—45; в исторической морфологии русского языка Шахматова находим сыку, kry, svekry, neplody, smoky, brady, loky, xo-rqgy, zwny, Vuby, buky, cely,jftry, qty,Ьгу,тъгку,кгоку — Историческая морфология. . ., 114—117; в «Праславянской грамматике» Ильинского зафиксированы svekry, zely, гъгпу, pbstry, ostry, kry, bry, Vuby; Мейе в известном исследовании Etudes sur 1’etymologie et le vocabulaire du vieux slave ограничивается основами svekry, zely, loky, Vuby, cely, pbstry, tyky, zwny* а в «Общеславянском языке» приводит только три основы svekry, zbrny и еъгАл/)^оздают ложное представление .об„.этих основах, ихколцчестде, месте в системе ийенных основ праславянского языка, семантических признаках. Ташицкий справедливо пишет: «Было их (основ на -у. — С. Б.), однако, бесспорно больше, нежели можно судить по соответствующей информации, содержащейся в существующих в настоящее время грамматиках или специальных трудах» (Taszycki. Rozprawy. . . I, 171). Исключение представляет, по-
Жалуй, лишь сравнительная грамматика Славянских языков ^Вайана/ где впервые дано детальное описание многих редких ^основна -у (см. Vaillant. Grammaire comparee. . II, 262—290).
Уже древнейшие памятники славянской письменности обна-Еруживают сравнительно много имен, которые склонялись по мо-Келям основ на -у(-Ъ1?). Среди них много заимствований первого I тысячелетия н. э., но имеются и исконные имена, которые в прош-* лом характеризовались иной тематической гласной. По этим же моделям склонялись многи^дюпошимы^ относящиеся к той же эпохе? Ташицкий с полным основанием пишет, что без учета топонимического материала нельзя получить полного представления о роли основ на -у(-Ъ1?) в праславянском (Taszycki. Kilka uwag о rzeczownikach. na -y(-w-), 6). Все это свидетельствует о том, что в поздний период истории праславянского языка и в ранние эпохи истории отдельных славянских языков (IV—XII вв.) именные основы, восходящие к индоевропейским основам на -й, стали играть в языке активную роль, они стали продуктивными. ' Эта активизация проходила уже^в период глубокой диалектной дробности праславянского	Вот почпму этШ' .процесс' сла.г
вянские языки отражают в различной стелени (но^обнее см. ниже)
Основ^^	иметь в йорне краткий монофтонг
(z^Zy-, ostry-), дифтонгическое сочетание (jftry-, тъгку-) и долгий монофтонг (tyky-, bagy-). Это определяло различие в интонации: она могла быть как нисходящей, так и восходящей. В дальнейшем в этом типе склонения по ряду причин получила широкое / распространение восходящая (акутированная) интонация. Основы на -у(-Ъ1?) не представляли полного единства в месте ударёния. Многие основы имели подвижное окситонированное ударение: zely—zel'bve—%е1ъиъ, svekry—svekwve—svekwi>vb, loky—16къие— 1окъиъ, тъгку—т^гкъие—тъгкъиъ и под. (см. Иллич-Свитыч. Именная акцентуация, 147—148). Однако в дальнейшем в праславянском получили широкое распространение основы с неподвижным корневым ударением, что способствовало утверждению здесь восходящего тона. Это особенно характерно для многих заимствований, в которых праславянский стремился сохранить ударение источника.
Вондрак отметил в старославянском языке только одиннадцать . имен, которые склонялись по моделям основ на -у(~ъи). Это — ? ВрДА'А!,, ВОУК'Ак Ж^АИЪ1, АОКЪ1, АЮВЪ1, mOK'AI,	Ц^АКЪ1, ц4лЪ1,
и6паодя1,	(Altkirchenslavische Grammatik 2, 424—425). Рас-
/ смотрим их.
1.	пел. bordy—Ьбгйъиь—Ьогйъиъ 'топор’ (указываю им. ед., род. ед. и вин. ед.). Ст.-сл. в^адъ! в старославянских текстах встречается лишь в Супрасльской рукописи (см. Slovnik). Известно лишь южнославянским языкам: болг. брадвсц мак. брадва, срх. брадва, слов, bradva. Встречается в церковнославянских памятниках русского извода (см. Срезневский). Народный русский
йзык Это£о слова не знал. Данное слово ёыло заимстЁобано предками южных славян от племен германского происхождения. Источником был герм, bardd.
2.	пел. Ъику—Ъйкъие—Ьикъиъ. Фиксируется во многих славянских текстах, известно всем славянским языкам в виде Ъикма или bukev. Заимствовано из германских языков в ранний период германо-славянских языковых контактов. Данный гермядиям L в славянских языках приобрел различную морфологическую > структуру: buky ftjbuk^ Некоторые исследователи полагали, что обе эти основы восходят к герм. Ъдкд. Имя Ъикъ сформировалось уже самостоятельно на праславянской почве под влиянием таких названий деревьев, как к1епъ, grafrb, dqfrb (BEW, VEW). Этот процесс не был общеславянским. Так, например, в сербо-хорватском до сих пор буква означает дерево fagus. В большинстве праславянских диалектов именем Ъикъ стали называть дерево, а именем buky плюску,- содержащую буковые орешки. Последнее в значении littera стало известно значительно позже. Изучение данного германизма в лингвогеографическом аспекте представляет значительные трудности. Так, на территории распространения русского языка бук не растет. Поэтому народному русскому у языку это слово неизвестно. Что касается слова^б^ва в значении V littera, то оно, конечно, дмжного_]^ри^од<деди^"Однако от данной основы русскому народному языку известны ботанические , термины. Это bukvica Betonica officialis. «. . . любопытно устойчивое сохранение слова буквица в русских говорах, тогда как слово бук в русских говорах отсутствует, потому что дерево на территории России не растет» (Меркулова. Очерки по русской народной номенклатуре растений, 137).
До сих пор не решен еще вопрос о непосредственном германском ‘ источнике. Прагерманское Ъбкб ко времени древнейших германославянских контактов уже трансформировалось в гот. Ъбка, двн. buohha, др.-сакс. Ъбка, др.-исл. Ъок. . . Махек все имена -X данной корневой морфемой бездоказательно возводил к неизвестному субстрату (Machek. Quelques noms slaves de plantes, 156—157).
3.	пел. zbrny—zimve—zbrn^vb ’жернов, мельница’. Первоначально это имя относилось к основам на -й и было словом муж. р. Следы этого содержатся в славянских языках. Так, в русском литературном языке слово жернов принадлежит к словам муж. р. (ср. слова жен. р. церковь, любовь, морковь и др.). Кроме того, следует обратить внимание на конечный твердый и. О древнем состоянии свидетельствуют русские диалектные zern, мн. zerny, польск. zarna, zarnowa, zarndw, чешек, zerna, zernov. Позже в праславянских диалектах данная основа испытала влияние основ на -у (-ъи). Это непоследовательно отражено в старославянских текстах: ср. в Саввиной книге: мблмфи	°б этом
свидетельствуют слов, zfnev, род. п. zfnve, срх. жрвагь, мн. ч. жрвгьи, косвенно болг. жерка. Все эти факты указывают на то,
• что имя испытало воздействие основ на -у (-ъо) главным образом в тех праславянских диалектах, которые лежат в основе южнославянских языков.
4.	loky—1бкъие—lok^Vb ’водоем, лужа’. Слово известно только в южнославянских языках: болг. локва, мак. локва, срх. локва, слов, lokva. Встречается в Синайском требнике: или 1з локъьи или is Блата. Можно отнести к индоевропейским основам на -й (ср. греч. kaxxos «kaxyos), лат. lacus, -ils, lacuna). Мейе не исключает возможности заимствования данной основы праславянским (Et., 269).
-□5. ljuby—Ijub^ve—Ijufrivb ’любовь’. Образовано от Глагола ljubiti. Известно еще образование прилагательного 1]'иЪъ, ljuba. Представляет собою очень редкий случай имени с абстрактным I значением. Дело в том, что почти все имена с основами на -у(-ъи) / относятся к именам конкретного значения. Глагол Ijubiti и при- / лагательное 1]иЬъ в одинаковой степени известны всем славян- I ским языкам. Иначе дело обстоит с именем ljuby.	1
Имя ljuby находим во многих старославянских текстах. Оно последовательно склоняется по образцу основ на -у(-ър): ср. например, в Мариинском ев. кАкиетъ любя! лчъногыхъ, болаша свы ЛЮБЪКб МИКТ0Ж6 N6 ИМДТА, ЛИБАКА БЖМГЯ ГН Ж6 ПОДОВДДШб ГАТБО-^ити, i п^'кв'А1кдж kz него либак6. Широко известно ljuby в древнерусских текстак не только старославянского происхождения, но и в оригинальных (например, в Повести временных лет). Богатая коллекция примеров из различных текстов дана в словаре Срезневского. Однако нет сомнений в том, что люб'а! в памятниках / древнерусского языка следует считать старославянизмом. Более 4 того, и современное восточнославянское любовь (генетически вин. ед. ljubwb) нельзя относйть к исконным элементам словаря / русского, белорусского и украинского языков. Это подтверждает-ся многими данными. Могу, например, сослаться на наблюдения , Васильева, который обратил внимание на то, что слово любовь / в памятниках русского языка XVI в. и в некоторых северных говорах неожиданно указывает на исконный о, а не на о из ъ (либока со знаком каморы, тотемское I’ubSf. — О значении каморы... / 20). Это все говорит о том, что в древнерусские говоры это слово проникло с о (Vubovb) еще в то время, когда сильный ъ не / вокализовался. Не знали образования ljuby западно^давянскж^ языки. Известно оно современному болгарскому языку, но книжный характер слова любое здесь не вызывает сомнений. Оно проникло в болгарский из русского литературного языка.
I’uby было известно тем древнеболгарским говорам, на основе которых возник язык первого перевода славянского евангелия. Хорошо известно оно было и древним сербохорватским диалектам, откуда современное л>убав. В юго-западных диалектах этого языка и теперь широко известно Vubi, восходящее к/ Слов, ljubav заимствовано из сербохорватского языка. Обычное для словен-
ского ljubezen 'любовь* представляет иную словообразовательную структуру.
В текстах древней славянской письменности часто встречаются фразеологические сочетания mobzi д4гати,	д4гати, awrzi
^тьо^ити, п^мобы гътко^ити. Некоторые исследователи совершенно неосновательно видят здесь им. ед. основ, на -у(-ъи): awrzi, n^AWRZi. Очень сомнительной представляется мне теория Бругмана, поддержанная, однако, многими крупными учеными (Соболевским, Мейе, Вондраком и др.), согласно которой здесь следует видеть и.-е. вин. ед. -йт. Правдоподобнее предположение Ягича, в дальнейшем поддержанное Шахматовым и обоснованное Ильинским, согласно которому в выражении awrzi д4гати мы имеем дело с вин. мн. от им. ед. awrz (Ягич. Мариинское четвероевангелие, 438; Шахматов. Историческая морфология..., 115; Ильинский. Праславянская грамматика, 328—329). Следует обратить внимание на параллельные фразеологические обороты ые n^AWRz которые предположения Ягича ставят на реальную почву.
6.	neplody—neplod/we—neplodbvb 'неспособная к деторождению женщина’. Позднее новообразование, отраженное в старославянском языке (ср. в Мариинском ев. понеже r4 сайгдкетд неплодъ! — влажен^! иеплодъки и ч^4кд Ъке не ^одишд). Встречается в древнерусских текстах (ср. в Повести временных лет — же не-паодм — Срезневский), но должно быть причислено к старославянизмам.
7.	svekry—svekrbve—виекгъиь 'свекровь5. Как уже сообщалось выше, основа saek'ru перешла в праславянский из индоевропейского. Эта основа без существенных преобразований хорошо сохраняется в древних памятниках славянских языков: см. в Мариинском ев. гкек^21 нд нек^гг/к гкоья и нек^гтд нд гкек^окд см. многочисленные примеры у Срезневского). Полную сводку примеров из современных славянских языков читатель найдет в книге Трубачева «История славянских терминов родства», 118. Наиболее примечательным здесь будет сохранение svekry в говорах русского языка. «Существительное свекровь во многих говорах южного наречия склоняется по особому типу, характеризующемуся своеобразным окончанием именительного падежа -ы (свекрй)» (Русская диалектология, ИЗ). Обычно же в русских говорах находим svekrova, svekrovja, svekrovka, svekra, svekrov\ Последний пример представлен также в литературном языке. Известно svekry (Jwiekry) в древнепольских текстах XV в.: w poczestnosci Swiekry sw^miala (Библия королевы Софии). В соответствии с общей судьбой именных основ этого типа svekry в одних славянских диалектах подчинились модели основ на -а (ср. русск. диал. svekra, болг. свекърва, срх. свекрва, слов. уст. svekrva, слвц. svokra), в других — модели основ на -г (русск. свекровь, др.-чешск. svekrev).
8.	smoky—smok^ve—smok'bvb 'инжир — плод, дерево5. Известно собственно старославянским памятникам письменности, 226
а также старославянским текстам других изводов. Данное слово со всеми производными представлено во всех южнославянских языках: болг. смоква, смоквица, смокинов, смокиня, смоковница, мак. смоква, смока, срх. смоквина, смоква, смоквен, смоквица, слов, smokva, smoker, smokva. Здесь все эти слова народного языка широко встречаются в говорах. Иначе в восточнославянских языках. Источник здесь ясен — все слова от этого корня проникли сюда из евангельского текста; книжного происхождения и польское smokwa. Сложнее решить вопрос с чешскими и словацкими smokva, smokvica, smokvon. Думаю, однако, что и здесь эти слова не свои. Однако можно предполагать, что они проникли сюда (особенно в словацкий язык) в результате непосредственного контакта предков словаков с южными славянами.
Иллич-Свитыч убедительно показал несостоятельность германской этимологии славянского smoky. Он присоединяется к предположению Фейста о славянском происхождении гот. smakka. Собственная этимология Иллича-Свитыча сводится к следующему. Он связывает это слово с целой группой южнославянских я чешско-словацких слов от корня smok- в значении 'насоленное мясо, масло, сыр, перетопленные сало и жир, род соуса, приправа к говядине, зелень, репа, капуста, сок, сироп, мягкая сердцевина дерева’ и т. д. На основании всех этих данных автор восстанавливает древнейшее значение имени втокъ следующим образом «*8токъ — сочное, влажное вещество, главным образом растительного происхождения» (Иллич-Свитыч. Русск. смоковница, слав, smoky. . ., 73). На основании этого Иллич-Свитыч считает, что еще до движения славян на Балканский полуостров предки южных славян, словаков и чехов имели свое слово smoky, которое означало 'жидкая сочная масса’, затей 'сочная ягода’. «Отсюда один шаг до заключения, что позднее, во время колонизации Балканского полуострова, славяне перенесли название сочной ягоды на новый для них сочный плод — инжир, известный им первоначально только как плод и лишь на юге Балкан — как плодовое дерево» (Там же, 74).
В этимологии Иллича-Свитыча имеются уязвимые места. В готском smakka уже имело значение 'смоква, инжир’, smakka bagms 'инжир-дерево’. Именно в таком значении smakka известно готскому тексту священного писания, идущего от V в. н. э. Таким образов, готы заимствовали от славян слово smoky, когда оно уже приобрело в праславянских диалектах современное значение. Но готы могли заимствовать данное слово от славян только до переселения южных славян на Балканский полуостров. Иначе нужно предположить, что и в готском языке славянское заимствование smoky в значении 'сочное, влажное вещество, главным образом растительного происхождения’ совершенно самостоятельно и независимо от славянских диалектов могло приобрести значение инжира. Это невероятно. Впрочем, в такой же степени невероятно, чтобы и у южных славян после VI—VII вв. на огромной
территории всего Балканского полуострова произошел совершенно одинаково такой случайный семасиологический сдвиг 'сочное, влажное вещество -► ficus carica’. Указанный Илличем-Свитычем семасиологический процесс мог произойти только при знакомстве славян с деревом и со свежими плодами инжира (т. е. на самом юге Балканского полуострова). В сушеном виде инжир как раз и лишен той необыкновенной сочности, которая, по гипотезе Иллича-Свитыча, явилась причиной семантических преобразований в пел. smoky. С Илличем-Свитычем следует согласиться только в одном: пел. smoky нельзя возводить к гот. smakka. В готском оно стоит совершенно изолированно, негерманский источник его очевиден. По всем данным следует согласиться с теми лингвистами, которые считают, что у пел. smoky и гот. smakka один общий не славянский и не германский источник (Кипарский, Кнутссон). Конечно, такое решение не сможет удовлетворить пытливого этимолога. Иллич-Свитыч справедливо пишет: «Если считать и готское, и славянское слово заимствованными из какого-то третьего языка, возникают затруднения при определении их источника» (там же, 71). Это, конечно, справедливо.
Старая форма гмокти лучше сохранялась в старославянских текстах русского извода, нежели в собственно старославянских памятниках: ср. в Юрьевском ев. 1119 г: и дкжо оугАше Ymokm; и этот же текст в Зографском: и оугяшб дкие тококъницд, в Мариинском: I дба6 исъше ГмОКОКАНИЦД.
В старославянском языке гмокти рано испытало различные морфологические и словообразовательные преобразования. Одно из них — формирование гмок^1н’|и (ср. современное болг. смо-киня). Как я уже указывал выше, это дало основание Зубатому выдвинуть предположение, что образования типа moldyrfi, gg-syn4 и под. содержат в себе старые основы на -й. Кроме данного примера, Зубатый указал еще на пример пдгго^кя!—пдгтор'А-kzimJh 'падчерица’. Пример пдггО|Гакя1 известен из сербской Кормчей 1262. Pastorkin’a отмечает Загребский словарь. со ссылкой на старьте словари. Указывается, что встречается в Истрии (IX, 689). Третий пример Зубатого — mgzaky—mgzakyn'i 'мужественная женщина’. Первый вариант известен в среднеболгарских памятниках XIII в., второй — отражает слово mozakinja. Значительно расширил этот список Иллич-Свитыч. Он приводит Vuby— I’ubyn’i, mgty—mgtyrfi, gory—gorynU, smedy—smedyn'i, bolgy— bolgyrfi, bersky—berskyn'i is. некоторые менее ясные примеры. Все эти случаи подтверждаются примерами из древних памятников письменности, из современных языков, из топонимики (Иллич-Свитыч. Славянские именные основы на -й, 11—16).
9.	xorggy—xorggwe—xorggwh 'воинское знамя; хоругвь’. Слово хоругвь известно в современном русском языке в значении 'большое полотнище на длинном древке с изображением Христа, святых ит, п., обычно употребляется в крестных ходах’, Таким 228
образом, слово относится к религиозной терминологии. Однако в древнерусском языке семантика слова была богаче. В прошлом оно относилось прежде всего к области военной терминологии и означало 'войсковое знамя’. Срезневский дает еще два значения 'скипетр’ и 'племя’. По свидетельству Гринченко, укр. хоругов означает 'известный отряд войска’ (Гринченко). Однако известно еще в украинском — хоругва или корогва в значении 'знамя’, 'хоругвь’, 'красный флаг, вывешиваемый на утро после первой брачной ночи, если невеста была девственницей’ (Гринченко). Слово это известно всем славянским языкам с некоторыми вариантами в значении. Примечательно, что имеются и фонетические варианты. Слово с начальным к известно украинскому, словацкому, чешскому, словенскому языкам, а также диалектам ряда других славянских языков. Совсем неизвестен вариант с начальным к серболужицким и болгарскому языкам. Иллич-Свитыч высказал правдоподобное предположение, что это слово первоначально было заимствовано в праславянском с начальным ж, а позже с начальным к (Иллич-Свитыч. Славянские именные основы на -й, 97). Этимология слова не вызывает сомнений. Ее в свое время установил русский востоковед Мелиоранский: он возвел пел. хо-rqgy—xorgg^ve к монгольскому oroygo, horoygo 'знамя’. Слово проникло в праславянский во второй половине первого тысячелетия н. э. (до IX в.).
,10. съгку—съгкъие—съгкъгъ 'церковь, храм’. Слово известно всем славянским языкам. Последовательно представляет парадигму склонения -г/(-ър-). Общепризнано, что это слово является поздним праславянским заимствованием. Чаще всего его возводили к гипотетическому готскому kirikO 'церковь’ (BEW). Однако нет никаких следов существования в готском слова ki-rikd. Оно предполагается исключительно на основании пел. съгку. Кроме того, контакт славян с готами прервался задолго до принятия славянами христианства. В таком случае, что могло означать в праславянском слово съгку! Свои языческие храмы славяне так не называли. Есть все основания полагать, что данное слово стало известным в славянском только в IX в. Оно было заимствовано из двн. chirihha во время первой христианизации славян. Нельзя согласиться с Вайаном, который на основании изменения задненёбного в аффрикату с считает, что заимствование должно было быть «достаточно древним», еще в эпоху язычества (Vaillant. Grammaire comparee. .	1, 177). В данном слу-
чае, здесь имела место субституция, а не фонетический процесс палатализации. Двн. chirihha восходит в свою очередь к греч. xoptxov « xoptaxov)). Некоторые этимологи неосновательно пытались слав, съгку непосредственно возвести к греческому (см. МЕР).
Современные славянские языки представляют различные фонетические варианты слова. Это дало основание Илличу-Свитычу восстановить два основных параллельных варианта: съгку и
съгъку. В первом случае следует предполагать V» во втором неслоговой г. Первый вариант характеризовал большинство славянских языков. На второй вариант указывают др.-чешек, cierkev «съгъку), др.-польск. cerktew, ст.-сл. cwkk^aniujfa ЦЕКОВА (Синайская пел.). Подробно вопрос рассмотрен Илличем-Свитычем (Славянские именные основы на -ZZ, 80—84).
Согласно активно действующей модели в разных славянских языках это слово вошло в систему склонения жен. рода на -а или на согласный. Отсюда два известных варианта (ср. русск. церковь и русск. диал. cerkva). Болгарское черква в корневой части слова отражает локальный процесс.
11. сё1у—сё1ъие—сё1ъиъ 'исцеление’. Представляет собою редкое и совершенно изолированное образование, известное в Синайском евхологии. Чаще в древних славянских памятниках встречается в виде ц^аабд. Ни один из славянских языков не содержит следов ст.-сл. ц*Ьл*А1. Вместе с рассмотренным выше примером awbai принадлежат к словам абстрактного значения. Может служить дополнительным доказательством продуктивности основ на -у(-ъг) в поздний период.
Мы рассмотрели всего одиннадцать основ на -y(-w), отраженных в памятниках старославянской письменности. Большинство из них было известно в той или инбй степени и другим славянским языкам. Эти одиннадцать основ дают сравнительно полное цредставленде 'о"П^злйчнЙТ^с^^ в ^Тщбную групТту-. -Это термины свойства по женской линии (svekry), наименование женщин по каким-либо признакам (пер-, tody), название растений, овощей и фруктов (buky, smoky), орудия труда (bordy, zwny), религиозные и военные термины (съгку,1 xorqgy), терминология географической среды, рельефа (7о&у),| абстрактная лексика (Vuby, сё1у).	*
Было бы неверно думать, что старославянские памятники отражают во всех случаях наиболее древнюю стадгПю истории основ на-у(-ър). Так, старославянский уже не знал им. ед. k^ai. Вместо нее найдем вин. ед. к(Зака.. Это тем более примечательно, что старая форма им. ед. до сих пор известна в говорах словенского и сербохорватского языков: kri « kry) и в кашубских говорах: кгэ « kry). Долго она держалась в польском языке. Ее знают памятники XV в.: kry §wi$ta szla z Boga. С конца XV в. формы на -у в польском заменяются формой вин. Еще дольше эти основы держались в полабском (см. ниже). Древнейший язык знал еще fytry и swiekry (XV в.). Древние тексты польского языка сохраняют форму cyrki « съгку). Ташицкий обнаружил их в латинских текстах XIII в. (Taszycki. Stpol. cyrki 'cerkiew’, 2^3-254).
Славянские языки содержат сведения еще о многих основах на -у(-ъп)икоторые в той или иной степени характеризовали различные йраславянские диалекты, главным образом в поздний пе-230
ЬйоД их истории. Эти основ!»! относятся к самым различным Сё-мантическим группам.
1	Человек.
Ъгу—Ъгъие—Ьгъиь, оЪгу—оЪгъое—оЪгъоъ 'бровь5. Основа известна почти всем славянским языкам (ср. русск. бровь, польск. brew, чешек, brva, полаб. bravei и др.).
Вариант с начальным о отражен в срх. обрва, слов, obfv и obfva, слвц. obrv, obrva, чешек, obrvi, укр. диал. obor’vo, obor'va. Данную основу вообще не знают болгарский, македонский и нижнелужицкий. В старославянском представлены единичные примеры (SJS).
кгу—кгъие—кгъоъ 'кровь5. Основа известна всем славянским
языкам.
plody—plod^ve—plod^b 'послед5. Старая основа отражена в срх. плддва (употребляется в западных областях).
2.	Термины свойства.
%ъ1у—яъ1ъие—ъъ1ъиь 'золовка5. Слово индоевропейского происхождения (и.-е. корень g\e)lou — PEW), но к основам на -й примкнуло позже под влиянием основы зиек'гй-. В старославянских текстах не встречается. Известно среднеболгарским текстам, современным славянским языкам: русск. диал. zolva, болг. зълва, мак. золва, срх. заова, слов, zolva, др.-чешск. zelva, слвц. zolva, польск. zetwa, zolwlca. Примечательно в данном случае единообразие преобразования старой основы на -у (-w) в южных и северных славянских языках. Однако имеются и частности (ср. русск. лит. золовка. диал. zolvica, укр. зовиця, слвц. диал. zolvica и zovlica. (Vazny, SMS, 11, 192).
svaty—svatKve—svatrbvb 'свекровь5. Локальное образование, отраженное в др.-чешск. svatvy, в современном среднесловацком svatvt. В данной среднесловацкой форме «сохранилась старая форма й-основ, только v перенесено было сюда под влиянием других падежей» (Stanislav. Dejiny. . ., II, 212). Архаичную форму обнаруживаем еще в svatvi-iia, svatvl-cka.
3.	Растительный мир.
tyky—tykwe—1укъиь. Известно почти всем славянским языкам с некоторыми различиями в значениях. Не знают этого слова оба серболужицких языка и белорусский язык. Иллич-Свитыч высказал убедительное предположение, что данное слово в восточнославянских языках и в языках лехитской группы появилось позднее. .Отсутствие надежных соответствий за пределами славянских языков заставило Иллича-Свитыча вслед за Брюкнером обратиться к славянскому языковому материалу. Он полагает, что tyky- было образовано предками южных славян, чехов и словаков от глагола tykati (итератив к t/bkatt, t/bkq, а от них распространилось на север (См. Иллич-Свитыч. К этимологии слов морковь и тыква, 24—25). Привлекая новый индоевропейский материал, Гиндин устанавливает, что основа tyky- в праславянском была заимствована из фракийского языка. «Таким образом,
праславяне могли заимствовать тыкву как предмет й название у своих южных соседей фракийцев» (Гиндин. К этимологии старосл. tzikzi, др.-русск. тыкъвъ, тыкъва, 89). •
тъгку—тъгкъре—тъгкъоъ 'морковь5. Хорошо известно всем славянским языкам: русск. морковь, диал. тбгкиа, укр., блр. морква, польск. marchew, н.-луж. marchwe], в.-луж. morchej, чешек, mrkev, слвц. mrkev, болг., мак. морков, срх. мрква, слов. mrkev. Загадочно болг. и мак. морков. Высказывалось предположение, что морков в болгарском — русизм. Как уже было сказано выше, старая основа этого слова хорошо сохраняется в словинском диалекте. Высказывалось неоднократно предположение о германском происхождении основы г^ъгку-. Уже давно Младенов показал несостоятельность этой гипотезы (Младенов. Старите германски елементи в славянските езици, 84). Иллич-Свитыч нашел еще новые аргументы против этой гипотезы. Теперь с уверенностью можно признать ее несостоятельность. Однако оба исследователя полагают, что вариант с х (в.-луж. morchej, лехит-ское тъгху-, польск. marchew) — заимствование из немецких диалектов. Конечно, несостоятельность германской этимологии пел. тъгку еще не дает нам оснований относить тъгку к исконным элементам праславянского словаря.
redbky—гейъкъие—redbkwo 'редька5. Известно всем славянским языкам: русск. редька, jqnan. r'otka, укр. редька, диал. гёд'кеа, red'kvica, red'kov, rid'kva, блр. рэдзъка, польск. rzodkiew, чешек, redkev, слвц. red'kev, в.-луж. rjedkej, н.-луж. fadkej, слов. redkev, срх. рдтква, рдква, диал. чак. retkva, срх. рдтква, рдква свидетельствуют о праславянском rodbky. В сербохорватском представлена еще диалектная форма, восходящая к пел. тъ^ъку'. rdakva, ardakva. К этому же варианту восходят болг. диал. rdokva, wdokva, мак. диал. 'irdokva. Варианты redbky—rodbky—гъдъку не имеют отношения к аблауту. Эти различные варианты объясняются различными источниками данного заимствования, в основе своей восходящими к лат. radix 'корень5. Вопрос детально рассмотрен Илличем-Свитычем с учетом данных романских и германских языков. Основной вариант redbky через двн. redika восходит к народному лат. radica. Схр. рбтква, рбква восходят непосредственно к лат. radica. Вариант гъбъку восходит к лат. radica (Иллич-Свитыч. Славянские именные основы на -й, 75—77).
6.	bbrdoky—bwdokwe—bwdokwb 'салат-латук5. Слово известно только болгарскому, македонскому и словенскому языкам (бърдоква, bfdokva). Встречается в древних текстах славянской письменности. Примеры из древнерусских текстов см. Срезневский. Русские писцы иногда ошибочно писали это чуждое им старославянское слово	(Срезневский; Востоков. Словарь...,
31). Источник греч. 0рс8а|—0pi8axivi (МЕР, 53).
7.	pigy—pigvue—pigKVb 'айва5. Слово имеет сравнительно незначительную сферу распространения в славянских языках. Известно украинским и русским говорам, встречается в древне
польских текстах (pigwa). Достоверных данных о существовании данного слова в южнославянских языках нет. Кнутссон указывает на срх. диал. pigya 'дикая айва’, но слово не отмечено ни Вуком, ни Загребским словарем. Фасмер вслед за многими этимологами возводит к лат. ficus через двн. figa (VEW). Иллич-Свитыч убедительно показал несостоятельность данной этимологии (Русск. диал. пигва, слав. *pigy 'айва Cydonea’, 75—76). Он видит в данном случае иранское слово, которое через тюркские языки проникало в юго-восточные праславянские диалекты.
brosky—Ьговкъуе-—Ъгозкъуъ 'брюква’. Хорошо известно словенскому breskoa, breskev и сербохорватскому языку бресква, через словенский проникло в западнославянские языки. Романский источник данного заимствования не вызывает сомнений! brass(i)ca.
bersky—Ъегзкъуе— Ьегзкъуъ; porsky—рогзкъуе—рогзкъиъ ' персик’. Славянские языки указывают на различные праславянские диалектные варианты. Так, схр. бресква, слов, breskya, breskev восходят к пел. bersky, тогда как для срх. прасква, болг. праскова, мак. правка, прасква следует восстанавливать пел. porsky. Источник — ром. persica указывает-на начальный р.
-^hn^if—Ъгикъуе—ЬгикъУъ. 'брюква’. Русск. брюква, диал. briftoa, укР- 1 БлрТ11 Оручка, польск. brukiew, чешек. Ъгикем. Заимствовано западными славянами из герм. Wruke. Через польский проникло в восточнославянские языки. Разнообразие диалектных вариантов в русском и белорусском языках говорит о позднем распространении слова: русск. bukva, Ъйхма, gruxva, dr’uxva, drdxva; блр. brykva, brucka, bruska, bryksa, brykiixa.TVpvi-мечательно отсутствие слова в словацком и южнославянских языках.
m?ty—mptbve—т^ъиъ 'мята’. . Славянские языки свидетельствуют, что данное праславянское заимствование шло разными путями и в праславянских диалектах приобретало разную структуру. Чешек, mdta, слвц.. mata, польск. mtqta, русск. мята, укр. м'ята .должны быть возведены к пел. m$ta, тогда как южнославянское metva может указывать на пел. m$ty. К m?ty восходят н.-луж. metwe], metwa, польск. диал. mlptew, mtftktew, зап. укр. m'atva, К m$ta восходит слов, meta, что сближает этот язык/co словацким языком. В основе славянского слова лежит лат. menta. В одни славянские языки это слово проникло через двн., "в других непосредственно отражается балканороманское mental '
mwty—тъМъуе—тъг1ъуь емирт’. Восстанавливается Илличем-Свитычем на основании русских церковнославянских памятников (мр'хткд, см. Срезневский) и на основании слов, mrtvtna (Иллич-Свитыч/Славянские именные основы на -й, 94).
bbty—Ьъ1ъие—Ьъ1ъуъ 'ботва’. К этой основе восходят русск. ботва, укр.^бот#а,блр. ботва 'свекла’. В польском bodwina, botwina заимствована из восточнославянских языков. Фасмер
к этой основе относит срх. батво 'ветка, побег’ и слов, betva 'стебель’ (VEW). Этимология слова продолжает оставаться неясной.
Из растительного мира к основам на -у (-ър) можно отнести еще основы: тогу- (тигу-) 'ягода тутового дерева’, gory- 'луговая жеруха’, bolgy- 'белый гриб’, svidy- 'кизил’, kVuky- 'клюква’, Ъоку- 'подорожник’ и др.
4.	Животный мир.
^ty—Qtbye—qtbyb 'vtkaL - Из индоевропейского эта основа перешла в праславянский с тематической гласной -Г. Это подтверждается как данными родственных индоевропейских языков (ср. лит. antis, др.-прусск. antis, др.-инд. atis), так и славянскими языками (ср. блр. уцъ уть). Уже на праславянской почве в определенных диалектах эта основа преобразовалась по модели основна -уАгЪУ)^ Это отражено в древних текстах русского языка: и за оутокА 7 коуьгй (Срезневский), также в современных языках: русск. диал. utvd, блр. диал. vutva, срх. утва, слов. 6tva4 Однако в большинстве славянских языков эта индоевропейская основа не удержалась, что, вероятно, было обусловлено табу. В большинстве языков находим типично славянские новообразования или заимствования, как то: каска, patka, raca, jurdecka и др. В русск. очень рано данная основа была распространена суф. -ъка-. утка, в укр. — суф. -ica\ утиця. Русский и белорусский языки отражают славянское словообразование для названия дикой^ утки от глагола kr^kati. Примечательно, что оно вошло в группу основ на -у (-ъу): krfky 'дикая утка’, совр. русск. кряква,
кигор^у—кигоръ^ув—кигор^ъуъ ' куропатка’. Представляет собою древнее словосложение — киг- 'курица’ и pbty- 'птица’, отраженное в настоящее время только в северных славянских языках. Южнославянские языки его не знают. Наиболее архаичная структура этого слова представлена в чешском языке: др.-чешск. kuroptva, чешек, kuroptev, чешек, диал. koruptey, kurotya, krotva, korotev, в.-луж. kurotwa. В Домострое находим куропоти ( kuropvtb). Современный русский представляет куропатка, диал. kuropot', kuropdtva, kuroptaxa, kurop'a, kuroxta, укр. куропйтва, блр. куропатва, польск. kuropatwa. Данное славянское словосложение представляет специальный интерес для изучения основы pbty-. Оно свидетельствует, что в поздний период истории праславянского языка эта основа могла иметь тематический гласный -i (ръН-); возможно, что ръИса образована именно от этой основы, гласный -a (pbta', от этой основы образованы pbtak, pvtaxa, ръ^ка) и гласный -у (pbty). Славянские языки обнаруживают и варианты корневого гласного: рчЛъка—раРъка. Возможно, что и первый вариант словосложения восходит к модели основ на -у (-ъу). Фасмер высказал предположение, что в праславянском существовала корреляция киг 'петух’ — кигу 'курица’ (аналогично виекгъ—svekry). Это подтверждается известным в современных славянских языках курва — kurva (VEW).
^dropy—dropwe—drop^vb 'дрофа’. Известно большинству славянских языков. Представлено много фонетических и словообразовательных вариантов (подробнее см. VEW).
Из животного мира с основой на -у (-ъу) можно еще отметить zely- 'черепаха’, raty- 'крыса’, Ifgy- 'лягушка’, slyky- 'бекас’, sfolgy- 'кулик’, pardy- 'кулик, болотный бекас’ и др*
Известны были основы на -у (-ъи) и среди названий рыб: ploty-' плотва’, pbstry- 'форель’. Старая основа ploty подтверждается русским деминутивом плотица*, ср. плотва—плотица (Арапова. Замечания об образовании деминутивов от существительных с основами на -й, 40—44). Pbstry- отражено в болг. пъстърва, срх. пастрва, слов, postrv и postrva. Другие славянские языки дают основание восстанавливать для этой рыбы пел. pbstryga и pbstrqgb (ср. укр. пструг, польск. pstrqg, н.-луж. pstrug, в.-луж. pstruha, чешек, pstruh, слвц. pstruh). Сюда же относятся срх. паструга 'севрюга’, слов, postroga. Особняком стоят русские пеструха, пеструшка.
5.	Географический рельеф.
Богатую коллекцию примеров находим из области ландшафта, рельефа местности. Примечательно, что в праславянском было много основ на -у (-ъи), связанных с наименованием болотистой местности, трясцны. Укажем на некоторые из этих основ.
bagy—bagwe—bagbUb 'болотистая местность’. Основа отражена в укр. багва (см. REDUL, 48). К основе bagy- Фасмер возводит названия левого притока реки Синюхи Багва (VEW). В украинских говорах багва встречается еще в значении 'русло высохшей реки, балка’. Тот же корень представлен в основе bagvno, которая получила более широкое распространение.
тогку—тогкъие—тогкъиъ'влажное место, трясина’. Основа отражена в укр. мороква 'трясина’. Иллич-Свитыч к этой же основе возводит польск. силезское mrokiew, mrpkieweczka в значении 'туча’ (Иллич-Свитыч. Славянские именные основы на -й, 52). У западных и южных славян сохраняются следы основы в топонимии (Куркина. Названия болот в славянских языках, 137).
току—mokbve—токъиъ 'болотистая местность’. Основа отражена в укр. моква 'низменное, заливаемое водой место; слякоть, мокрая погода, сырость’ (Гринченко), в польск. диал. mokwa 'дождливая погода’. Основа была известна и южнославянским языкам,' о чем свидетельствует срх. мочвара 'болото, лужа’, слов, moevdra 'болото, влажная погода’.
molky—токкъие—то1къиъ 'незамерзающее болото’. Основа отражена в срх. млйква, в чешек, mlkvy.
tury—tunve—tunvb 'болотистая местность’. Основа отражена в чешек, диал. turva, слвц. диал. tarva 'болото’.
drygy—dryg^ve—drygwb 'болото’. Отражен в русск. дрягва, укр. дряговина, блр. дрягва (Толстой. Славянская географическая терминология, 177—179).
R географической терминологии бтйосйлйсь осйовйг; slgdy-'крутой берег реки, скала’, Ыику- (Ыбку-) \низменность, поросшая травой, пастбище’, mwvy 'вязкое болото’, ротку 'источник, уходящий под землю’, pusty 'пустыня, пустошь’,ргогу 'промоина’ и др.
.6. Одежда. ♦
4 пел.	—pggwb 'пуговипак N Встречается в древне-
русских памятниках письменности в значении 'шарикообразное украшение, шарик, кружок; капля’ (ср. Срезневский). Однако в том же значении в различных текстах находим уже новообразования: пугъва, пугва, а также пугъвица, пугвица. Памятники XVI в. дают уже современное значение данного слова. В настоящее время эта основа известна восточнославянским языкам: русск. пуговица, укр. пуговица. Белорусский как будто от данной основы образований не знает. Известно это слово польскому языку — pqgwtca. Из письменного языка оно уже вышло из употребления, но сохраняется в диалектах (Karlowicz, Krynski, Niedzwiedzki). Известна эта основа западному ареалу южносла-1 вянских языков (ср. в словенском poglica 'застежка’). Встречалась она в древнесербских памятниках письменности, но современному сербохорватскому языку уже неизвестна. Даничич приводит пример из текста XIII в.: Pugvy rumeny v lici javjahu se. (Rjecnik).
Большинство этимологов^ возводит пел. pygy к гот. puggs 'кошелек’ (Брюкнер, Фасмер, Фейст и др.). Стремление некоторых • исследователей этимологизировать эту основу на славянской почве нельзя признать основательным. Следует обратить внимание на изолированность пел. pygy в славянских языках. В противоположность этому гот. puggs имеет обширные соответсгвия во многих германских языках (Feist, 290). Сюда же относятся ср.-греч. кооууа, кооуусоу, рум. punga (Tiktin, 21, 1280). Брюкнер полагал, что в данном случае посредником был праславянский.
stfgy—stfgwe—stfgbvb 'ремешок для обуви’. Основа отражена в полаб. styd'at (<Zst$gy).
7. Утварь и под.
—mytbve—ту1ъиъ 'мутовка’. Образовано от глагола mytttl 'мутить’. Этимологи уверенно восстанавливают пел. myty на основании русск. мутовка, др.-русск. м&тъьа, чешек, moutev, др.-польск. mqtew, в.-луж. mutwa, mutwej, н.-луж. mutwej (см. VEW). Данная основа не зафиксирована в укр., блр. и южнославянских языках. Иллич-Свитыч объясняет отсутствие основы в укр. и блр. ранней утратой здесь глагола mqtltt в значении 'мутить воду’. Здесь представлено сложение kolomqtttl (укр. каламутити, блр. каламу-цщъ). От глагола mqttti были известны еще именные образования с основой на -i (ср. русск. муть) и с основой на -й (ср. блр. мут — Носович).
lagy—lagwe—lagwb 'баклага’. Представлено в др.-русск. — лдгьицд, лдгкицу виид (Срезневский), в диалектах — лагбвка 'дере-
вянная посудийа, в которую наливают Молоко5 (Опыт), в срх. лагав. лагва, слов, lagev— род. п. lagve, чешек, lahev, польск. 1а-glew. н.-луж. tagwja, в.-луж. lake]. Слово заимствовано из двн. laga (VEW).
laty—lat/bve—1а1ъиъ 'глиняная посуда’. Восстанавливается на основании слов, latvica 'блюдо’, болг. латвица 'глиняный кугштин с широким горлом’, др.-русск. лдтока (см. Срезневский, Vaillant. Grammaire comparee..., 284).
dbly—dbl/bve—с1ъ1ъуь 'глиняный^кувшин’. Представлено в бол гарском, начиная со среднеболгарских памятников XII в. В современном языке — делва. Встречается в древнерусских памятниках, но было чуждо русскому народному языку (см. Срезневский). Этимология слова загадочная. Можно> однако, думать, что оно было заимствовано болгарами от своих соседей. Трубачев склонен считать dbly- элементом исконной славянской лексики (Трубачев. Ремесленная терминология, 241). Однако он убедительно доказал лишь принадлежность данного слова к индоевропейскому словарю; Есть основание полагать, что dbly предками болгар было заимствовано из соседнего индоевропейского языка. Сопоставления dbly с болг. къделя, срх. кудел>а, слов, kodelja, чешек, koudel, слвц. ktideV, русск. кудель спорно.
копу—копъие—копъиъ 'кружка; сосуд; лейка’; польск. konew, диал. konva, konv’a, чешек, копеи, диал. копия, слвц. kanva, диал. копия, русск. Диал, копой* укр. кънва. Праславянский германизм (двн. каппа).
рапу—рапъие—рапъиъ 'сковорода’. Широко известно уже древнеславянским текстам. Встречается в древнерусских текстах, но следует отнести к старославянизмам (см. Срезневский). Укр. панва полонизм. Отражено в западнославянских языках: чешек. panev, диал. panva, слвц. panva, польск. panwa, panwia, panew, panewka. В южнославянских языках (кроме словенского) эта основа расширена суффиксом -1ся\ болг. паница, мак. паница, срх. паниця. В словенском находим ponev и ponva, что указывает на древнее pony. Это же подтверждает в.-луж. ропо], ponojeka (ср. н.-луж. panwa, рапе]}. В древних славянских текстах иногда встречается это слово с протетическим о. Это не дает нам оснований для реконструкции пел. орапу или оропу. Рапу и его вариант pony представляет собой германизмы в праславянском. Безуспешно пытался ч доказать славянское происхождение этой основы Младенов (Старите германски елементи в славянските езици, 94—95).
реку—рекъие—рекъиъ 'противень’. Восстанавливается на основании срх. пеква и слов, рёкма. Заимствовано из ервн. реске сгорелка’ теми праславянскими говорами, которые лежат в основе сербохорватского и словенского языков. Трубачев связывает реку- со славянским глаголом реку—pekti. Поэтому естественно он считает реку аналогического происхождения. «. . . современное ю.-слав. pekva обязано, как нам кажется, своим окончанием
такому древнему имени с основой на -й, как *рапу, *рапъы^ Ъропу? *ропъие (германского происхождения)» (Трубачев, Ремесленная терминология . . . 259).
Ьъс1—Ьъсъие—Ьъсъиъ 'бочка’. Данная основа представляет отклонение, так как здесь конечный корневой согласный был в праславянском мягким. В таком случае основа закономерно завершается на -I (-ъи): Ьъс1—Ьъсъие (ср. еще gyzt—gyzwe 'жгут’. В SE JPS и БЕР указаны невозможные для праславянского основы Ьъсу—Ьъсъие). Древняя основа > Ьъс1- подтверждается чакавскими текстами XVI ст. (baci, см. Vaillant. Grammaire comparee..., II, 284). Современные славянские языки представляют: слов, Ьесоа, срх. бачва, болг. бъчва) мак. бочва, чешек. Ъесиа, польск. beezka, русск. бочка и др. Основу Ъъс1- Ильинский рассматривал как результат контаминации гипотетической основы Ьъсъ (основа на -г) и основы Ьъку (основа на -й). Основу Ъъку Ильинский ошибочно видел в срх. баквица (Ильинский. ИОРЯС, Славянские этимологии, LI, 211). Фасмер считал возможным возводить данную пра-славянскую основу к герм.* bukjd (VEW), Брюкнер возводил ее к позднелатинской buttls. Вопрос остается нерешенным.
раху—рахъое—рахъръ, роху—рохъие—рохъоъ 'часть упряжи’. Фасмер восстанавливает данную праславянскую основу, опираясь на русск. пахва, укр. ntxeu, срх. пови, чешек, pochev, pochva, posva, польск. pochew, pochwa, poszwa (VEW).
koty—ко1ъие—кМъиъ 'якорь’. Основа представлена в западных и южных славянских языках: польск. kotew, kotwia, н.-луж. kotwa^ kotwica, в.-луж. kotwica, чешек, kotva, kotev, слвц. kotva, слов, kotva, срх. kbtva, мак. котва, болг. котва. В украинский проникла из польского кътва, в древнерусских памятниках — старославянизм. В восточнославянских рано утвердился скандинавизм: русск. якорь, блр. якар, укр. якър. Пел. koty восходит к герм, katta. К этому слову не имеет отношения слово кМъ, восходящее к народнолатинскому cattus. Сближение произошло позже и по разному отразилось в разных славянских языках. 8. Строительство.
кг оку—кгокъие—кгокъиъ 'стропило’. Слово известно в восточных и западных славянских языках (русск. кроква, укр. кроква, блр." .кроква, чешек, krokev, слвц. krokwa, польск. kroktew, krokwa). Южнославянские языки этой основы не знают, кроме словенского, куда она недавно проникла из чешского как строительный термин.
lody—1оЛъое—1ос1ъиь 'доска’. Основа отражена в украинском лодва.
Ьъгу—Ьъгъие—Ьъгъгъ 'мостик, бревно, плот?. Отражена в др.-русск. бервъ 'плот’, диал. berva, укр. берв 'пень’, болг. бръв 'перекладина’, 'мостик’, срх. брв в том же значении, слов. bfv 'мостик, скамья, банка в лодке’, др.-чешек, brev 'перекладина, мостик’ и др. Были известны параллельные образования (ср. укр. диал. Ъег, которое восходит к основам на -г). К этой группе основ на -у (-ъи) можно отнести еще праславянские основы ostry-238
'бревно, .обрубленное дерево, остов соломенной крыши и др.’, ploty- 'балка, поддерживающая стропила’, listy- 'рейка5, riny-'сточная труба’ и др.
Рассмотренный нами материал свидетельствует, что основы на -у (-ър) в праславянском характеризовались необыкновенным семантическим разнообразием и богатством: свойство по женской линии, человек, растительный и жийотный мир, ландшафт, одежда, утварь, орудия И мн. др.	нАппдтлятелкцость рас-
прпстраненнлго взгляда в наупттлй литературе о семантической  ограниченности этих основ. «Существительные ^тогбГтипа? — пи-шетТКузнецов, — образуют две четко выраженные семантические группы. Во-первых, сюда относились в древности различные названия плодов, например: тыкы 'тыква’, мъркы 'морковь’, ст.-слав. гллск'А! 'смоква’; во-вторых, названия свойства по женской линии, например свекры 'свекровь’, ятры (ст.-ела. ььтръ|) 'жена брата мужа’ . . . Возможно, что в древности эти два значения (т. е. значение плодов и значение свойства по женской линии) были связаны, поскольку представление о женском начале и представление о плодородии в сознании говорящих были, связаны» (Кузнецов. Историческая грамматика русского языка, 57). Эту же мысль Кузнецова некритически повторили авторы коллективной книги «Очерки по сравнительной грамматике восточнославянских языков» (Одесса, 1958, 80). А между тем, рассмотренные нами основы выходят далёко за пределы, указанные Кузнецовым. Нельзя принять и толкования Кузнецова. Дело в том, что термины свойства по женской линии относятся к индоевропейскому периоду или к самым древним эпохам праславянского языка, тогда как основы на -у (-w) из области растительного мира сформировались уже в период распада праславянского языка. Между svekry- и tyky-прошло не одно тысячелетие. В период появления основ tyky-и под. основы на -у (-ъи) объединяли самые разнообразные семантические группы.
О продуктивности именных основ на -у(-ъи) в первом тысячелетии н. э. свидетельствует-Рхшкщщгщцц(главным образом гидронимы). Примечательно, что особенно много гидронимов на -у (-ър) мы обнаруживаем не на древнейшей праславянской территории, а в тех областях, которые заселяли славянские племена в середине и во второй половине первого тысячелетия н. э. Знакомясь с гидронимами на новой территории своих поселений, славяне преобразовали чуждые им названия по продуктивным словообразовательным моделям. Так возникли многочисленные гидронимы неславянского происхождения, характеризующиеся славянскими грамматическими признаками. Среди них гидронимы на -у занимают большое место: ср. Mosky—Мовкъие—Мозкъгъ, Nary—Narbve— N агъпъ, Petty—РеИъие—РеИъиь, Smedy—Smed'bve—Smed^Vb^ 1ку—1кые—1къиь и мн. др. Значительно чаще гидронцмы на -у были известны в восточнославянской и лехитской группе. В других славянских группах они встречались реже. Следует, однако,
обратить внимание на то, что некоторые исследователи непомерно расширяют список гидронимов на -у. Они не учитывают, что многие гидронимы на -га были заимствованы в таком виде, что окончание -иа, наконец, могло быть аналогического происхождения. На опасность такого расширения справедливо указывают Топоров и Трубачев. «Однако у ряда ученых обнаруживается тенденция неправомерного обобщения подобных случаев на все названия на -яа, неоднородность которых, тем не менее, очевидна. О необоснованности этой точки зрения говорит, в частности^ пример названия Дедва, в котором, учитывая вариант Дедень, нельзя думать о старой основе на -й, а приходится предполагать перенесение суффикса -ва как цельного гидронимического форманта» (Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья, 154). Для гидронима Nadva Соболевский восстанавливал Nady— Иа&ъге, тогда как здесь отражена балтийская топонимика (др.-прусск. Nedwe, Nedowen). Правый приток Припяти Мытва Фасмер возводил к пел. Myty—Mytvre, тогда как здесь отражен балтийский гидроним Mituva (Там же, 197). На русской территории многие географические названия на -га отражают финно-угорские топонимы на -иа, некоторые западнобалканские топонимы на -га передают старую иллирийскую топонимику на -иа (Skok. Studije iz ilirske toponomastike, I, 117—120).	*	/
Жизненная сила основ на -у(-ъг) к началу второго тысяче-/ летия н. э. постепенно начинает слабеть. Древнейшие памятники! славянской письменности освещают уже период упадка данной' структуры. Это выразилось в том, что многие основы этого типа I начали склоняться по моделям основ на -г или основ на -а, что | было в какой-то степени поТПтооелёНО УСЛОЙЙИАШ еще придшиСТ*“у‘ вующего периода, когда некоторые корни могли параллельно } иметь темы -у, -i, -a; qty—qtb—о1ъка, laty—lath—1а1ъка til под., I а также в том, что заимствования начала второго тысячелетия уже | избегали данную модель. Исключение представлял полабский язык. Процесс распада особого склонения основ на -у (-ъг) был длительным и сложным. Он шел по-разному в различных лексических группах, по-разному в различных славянских языках.
^Наиболее устойчивой^ модель на -у(-ъг) была в славянских языках^Ге х и т с ко й группы (особенно в поморском и полаб-____„
Это ХОрйШ.(Г"ндДТверждается ДШПёТцдимидо нас текстами полабского языка, где находим в этой группе склонения не только старые основы на -у (-ъг), не только германские заимствования позднего периода, но и ряд старых славянских основ, которые в праславянском относились к другим типам склонения: cart'dl «сьгку), karat «kry), t'onat (<^копу), rat'al «огку), gurtat « gurky <нем. gurke), grausat (<Zgr^y) и ДР- (см- Lehr-SpJawifiski. Gramatyka potabska, 156). Менее консервативной эта модель была в других языках западнославянской группы, в словенском языке и в некоторых западных диалектах сербохорватского языка, в юго-западных говорах украинского языка. Однако
и здесь она сохранялась дольше и была устойчивее, нежели в большинстве сербохорватских говоров, в болгарском и македонском языках, в восточнославянских языках. В этих языках основы на -у (ъи) рано утратили самостоятельность и испытали особенно сильное воздействие основ на -а. Русские примеры типа церковь, моркбвь, любовь и под. в большинстве случаев книжного происхождения.
Как мы видели выше, не все основы на -у (-ър) были известны всем праславянским диалектам. Некоторые основы были известны только южнославянским языкам, другие — только северным. Зафиксированы основы и с еще более узкой территорией распространения (например, основы только в лехитской группе или в западной группе южнославянских языков и др.).
Уже давно лингвисты пытались вскрыть причины необыкновенной активизации в системе праславянского имени моделей основ на -у (~ъи). Писали об этом Брюкнер, Шварц, Фасмер, Кури-лович и др. Ведь за пределами славянского языкового мира подобной активизации не знал ни один индоевропейский язык. Однако до сих пор не было предложено гипотезы, с которой следовало бы серьезно считаться. Вопрос остается открытым.
§ 32. Основы на -й. В индоевропейском праязыке существовали именные основы, характеризовавшиеся тематическим -й. Это были основы всех трех родов. Однако позже в отдельных диалектах произошли ограничения. Так, в праславянском были известны только основы мужского рода. Праславянский утратил прилагательные основы на -й. Славянские языки сохраняют лишь их косвенные следы.
Тематический -й в различных грамматических условиях мог представлять иную ступень чередования (огласовку). Так, в им. ед. основа оканчивалась на -й: domizs, тогда как в род. ед. или дат. ед. тема имела вид оц : domous и domoui. Позже они были закономерно отражены в праславянском в виде им. ед. dorrvb род ед. domu, дат. ед. domovi. Аналогичные случаи обнаруживаются и в деривации. Так, с суффиксом -к основа всегда имела огласовку -й: dointik-, с суффиксом -1к— огласовку -ои: domoulk-.
Есть основания полагать/что в ранние эпохи основы на -й во многом были близки основам на -L Это обнаруживается, как в близости огласовок аблаута: нулевая ступень в им. ед., полная ступень чередования в им. мн., в род. ед. и мн. и др., так и в тожестве флексий. Позже произошло обособление этих основ и сближение основ на -й с основами на -о.
Индоевропейская модель основ на -й в праславянском подверглась значительным ограничениям. Многие основы на -й в праславянском испытали существенные преобразования. Даже в старославянских текстах нет индоевропейских основ, которые бы последовательно склонялись по модели основ на -й. Тем не менее, в истории славянских падежных флексий, в истории славянского
словообразования именные основы на -й сыграли существенную роль.
Есть основания предполагать, что преобразования старых именных основ на -й в именные основы других типов начались очень рано, возможно еще в дославянский период. И здесь сказалось влияние грамматического рода: слова муж. р. продолжали сохранять прежнюю структуру основы, слова жен. р. были преобразованы в основы на -а. Именно так, например, обстояло дело с основой когй- (кгй-), которая в муж. р. сохраняла старый вид основы (ср. польск. karw 'старый ленивый вол’), в жен. р. получила тематическую гласную а: когйа>когиа>когоа (русск. корова, польск. krowa, чешек, krava, срх. крава). Аналогичный процесс был пережит прабалтийским: koru-l-a^>koru-l~d^> лит. karve (Трубачев. Происхождение..., 40).
Основа Ъогй- сохранилась в славянских языках в муж. р.: пел. Ъогиъ 'холощеный кабан’, русск. боров, болг. брав, срх. брав, чешек, brav 'мелкий домашний скот’, в диал. 'холощеный кабан’ и др. Однако в древности была известна и основа жен. р. Ъогй-а > Ьоги-а > borva. Она сохранилась в болгарском брава 'единица счета домашнего скота’. Надо думать, что слово borva не употреблялось в значении женской особи, так как данная порода домашних животных никогда не использовалась в молочном хозяйстве (ср. korva'молочное животное’, govfdo 'мясное животное’)?
Конечно, было бы опрометчиво все славянские образования на -иа относить к древним основам на -й: ср. ст.-сл. глдкд, гддкд, д^кд, т^дкд, пуккд, ждткд и др. Среди них есть немало основ, восходящих исторически к моделям основ на -й, есть сравнительно поздние образования аналогического характера. Кроме того, уже в индоевропейском праязыке существовал суффикс -vo, который представлен в славянских прилагательных (ср. русск. кривой, живой) и в субстантивированных прилагательных (ср. ст.-сл. д^кд, русск. вдова, подробнее см. Meillet, Et., 362—374). Существовали еще именные основы на -й среднего рода. Основы типа mediis изменились в med^b и перешли в основы мужского рода. Однако были известны основы типа derft-, сегй-, в которых -й перед гласным изменился в -и, затем в -v. Этц основы сохраняли значение среднего рода. Они стали преобразовываться обычно по моделям основ на -б: dervo-, cervo-, в некоторых праславянских диалектах по основам на -s: dervos, cervos. Основа на -б представляла различные огласовки: dervo-, dwvo-, cervo-, cwvo-, что отражало семантическую дифференциацию — dervo- 'arbor', -dwvo- 'lignum'. В основах на -s была только огласовка на -е (см. Эккерт. Основы на й, 18). Сохраняется в славянских языках редкий пример основы среднего рода на -й, осложненный суффиксом -ко*. ablu-ко > аЫъко (ср. русск. яблоко, польск. jdblko, слвц. jablko, мак. ]аболко, слов, jabolko). В некоторых праславянских диадек-242
?ах эта основа перешла в основы жен. р. Это отражено в болг. ябълка, срх.]абука.
Авторы старославянских грамматик к основам на -й в праславянском единодушно относят: гъшъ, домъ, медъ, болт;, полъ. «Нет никакого сомнения, — пишет Ван-Вейк, — что слова сzinz, бола, б^а^а, дома, л\6да, пола относятся к первоначальному склонению на -й» (Ван-Вейк. История старославянского языка,241). В отношении других основ единодушия нет. Значителен список праславянских именных основ на -й у Мейе, Бернекера, Кульбакина, Фасмера, Эккерта, более осторожны Нахтигал и Ван-Вейк. По изложенным выше соображениям споры могут быть полезными только в отношении тех праславянских именных основ, которые идут от индоевропейского периода, несмотря на то, что некоторые праславянские инновации последовательно изменялись по моделям старых основ на -й. Рассмотрим указанные выше шесть основ.
Основа suniz-. Основа индоевропейского происхождения: ср. др.-инд. sunu-, ав. hunu-, гот. sunus, двр. sunu, лит. sunus. Образована от глагола *seu-, *s& 'рождать’ еще на индоевропейской почве. Перешла в праславянский и в дописьменном периоде склонялась по модели основ на -й. Однако уже в древнейших славянских памятниках письменности представляет многочисленные отступления от этой модели. Так, в род. ед. почти неизвестны случаи f'AiNoy (по одному разу встречается в Сав. кн. и в Син. пс.), обычно находим только <гъ!нд; в дат. ед. старая форма iaihokh встречается редко, обычно представлена форма fAiNoy. в Син. пс. дджда i п^дбадж гмоу ц^м; в Мар. ев. 4ко подовддта гиоу чльчгкоумоу; в мест. ед. находим как tAiNoy, так и fzmi (в Син. тр. только ГА1н4). В мн. ч. старая парадигма сохраняется лучше, но и здесь находим в им. мн. гажи, в род. мн. гаша, в тв. мн. ^ainai (в Син. пс. п^4да f ainai члбчгкм). Старая форма им.-вн. дв. ^ainai встречается очень редко, обычно найдем iaina — в Мариин, ев. вин. дв. члбка едииА им4 дабд лм и др. Таким образом, приводимая почти во всех руководствах по старославянскому языку в разделе основ на -й парадигма склонения слова гама в действительности уже не отражала положения дела в самом старославянском языке. Фактически здесь под старославянским написанием скрывается праславянская парадигма. Составители руководств отдают предпочтение слову гаша только потому, что оно имеет надежные индоевропейские соответствия. Аналогичную картину находим в древних памятниках русского, сербохорватского и других славянских языков. Существенные преобразования представлены не только в склонении. Так, в древних словосложениях обнаруживаем, rziNOTKOfJ6NHi€, га1новожагтбию. Однако о принадлежности слова к древним основам на -й свидетельствуют такие случаи, как русск. сыновья, сыновний, чешек, synovbc 'племянник’, synovsky 'сыновий’, в.-луж. synowc 'племянник’, synowek 'внуче^’, synowka
'вйучка7, срх. синдвац 'племянник7, синдвица 'племянница7, ей-ндвл>й 'сыновний’ и др. (Подробнее см. Эккерт, Основы на -й..., 53).
Основа йотпй-. Основа индоевропейского происхождения; ср. др.-инд. ddmah, греч. 5брос, лат. domus. Представлена во всех славянских языках: русск. дом, укр. diM, ст.-сл, домъ, болг. дом, срх. дом, слов, dom, слвц. dom, чешек, dtim, в.-луж. н.-луж. dom, польск. dom. Следует, однако, обратить внимание на то, что в южнославянских языках праславянское слово donvb значительно сузило сферу своего употребления в связи с экспансией здесь праславянского слова kqtja (ср. болг. къща, мак. кука, срх. куКа). По данным Загребского словаря в схр. слово дом употребляется в значении domicilium 'резиденция, местопребывание’. Элезович указывает, что в косовском говоре dom употребляется не в обычном значении domus, а в значении 'здание, большой и хороший дом’. Попович уверенно относит болгарское дом к русским заимствованиям (Попович. Южнославянские лексические этюды. — КСИС, вып. 35, 45). Архаичнее в этом отношении словенский язык, где, однако, пел. dom также значительно сузило сферу своего употребления.
Уже в древних славянских текстах doM не представляет последовательно парадигму склонения основ на -й. В старославянских текстах, например, в дат. ед. обычно представлена форма домоу: Мар. ев. mujjz домоу гемоу; i jLko г^ддъ! п^иближи га kz домоу: N6 ьъзможеши во kz тсмоу домоу гг^оити; ^ко дан6га спсе WNMf твобмоу bzifTZ. Аналогичную картину находим в большинстве других старославянских памятников. Встречаемся с воздействием парадигмы основ на -о и в других формах (например, им. мн.). .Несмотря на это, принадлежность слова doim> к древним основам на -й не вызывает сомнений. Это убедительно подтверждают не только родственные индоевропейские языки, но и многие факты славянских языков (например, такие архаические структуры, как русск. домой или в.-луж. domoj « domovi), русск. диал. domov', 'домовой’, диал. damavlk, damavlca, domovilixa 'домовая’, damavtna 'гроб’, damouka 'гроб, гробница’, др.-русск. домобаыою 'имение’, доххобаыми 'принадлежащий дому, храму’, укр. домбвий, домовик 'домовой’, домовина 'гроб, гробница’, в.-луж. domowlna 'родина’, domownlk, domowny, domowstwo, domowy, слвц. domov, domovy, схр. домовак, ддмован, домдвати, слов, domovtnskt, do-movje, древние словосложения типа домоувладыка, домоузаконъникъ.
Известные в некоторых славянских языках domski, domstvo (ср. в.-луж. damski, damstwo, domske; чешек, domsky, слов, domski — d6mski inventdr, domska knjiznica, domsko dvorisce) свидетельствуют о ранней утрате древней основы в различных деривационных образованиях.
Основа medu-. Основа индоевропейского происхождения: ср. др.-инд. mddhu, ав. тади-, греч. 'хмельной напиток’, двн.
metu *хмельной мед\ лит. medus лтШ. medus, др.-прусск. meddo. В индоевропейском праязыке принадлежала к основам среднего рода. Представлена во всех славянских языках: русск. мёд, блр. мёд, укр, м1д, ст.-сл. медъ, болг. мед, срх, мёд, слов, med, чешек., слвц. med, польск. mtod, в.-луж. med, mjod, н.-луж. mjod. Бесспорно данная основа в праславянском относилась к основам на -й. Однако уже в старославянских текстах слово медъ не представляет старой парадигмы основ на -й : ср. Син. пс. род. ед. и глаждъша паче меда i гатд; i ста ка\\см! л\еда; паче длбда оугтомд h\oi'MZ. Смешанную и пеструю картину находим в древнерусских памятниках письменности (см. Срезневский), а также в древних текстах других славянских языков. Древнюю основу medu-сохраняют различные древние словообразовательные структуры, многие из которых представлены в современных славянских языках. Наиболее убедительной является древнее словосложение medvedb ’медоед’, ’любитель меда’, заменившее древнее индоевропейское название животного (ср. др.-инд. гк$а, греч. архто;, лат. ursus). Убедительны русск. медвяный, др.-русск. медвьнъ ’медовый’, церк.-слав. медуница 'погреб для меда й вин’, омедьити •усладить’, срх. медйво, медвача 'сладкая груша’, слвц. medovntk 'сладкий напиток’, medovlna и под. Следы старой основы на -й находим и в топонимике. Однако известны древние словообразовательные структуры типа ст.-сл. медоточАьгА.
Основа v'bi'xu-. Основа индоевропейского происхождения: ср. др.-инд. vdrfiyas 'высокий, более высокий’, греч. oopavo; 'небо’, лат. verruca ’возвышение’, лит. virsus. Представлена во всех славянских языках. В старославянском языке сравнительно хорошо сохраняет старое склонение (особенно после предлогов, хотя и здесь процесс взаимодействия с основами на -о зашел уже далеко. (См. Slovnik, 5, 226). Старая основа хорошо фиксируется в ст.-сл. наречии к^А^оу 'наверху’, в наречном словосочетании к^А^оу того, в др.-русск. словосложении ке^угмьд (Эккерт. Основы на -й . . ., 9), современными русск. верховой, верховный, укр. верховий, верховик ’северный ветер’, верховина ’вершина’, верховиптя ’верхние ветви ^деревьев’, верхгвка ’верхушка растения’, срх. врховит ’имеющий много вершин’, чешек, vrehovaty и мн. др. Однако одновременно с этим находим русск. верхний, чешек, vrhnl, vrehnost, vrehnovd и др. В болгарском языке следы старой основы сохраняются слабо. Известные здесь върхов, върхо-вен, върховенство русизмы. Для народного языка типичны върхен, връхнина, връхника, връшник, но известно и връховци*. по върхов-ците на тревата (Младенов, БТР, 402). Полагаю, что и в сербском врхдвнйЦврховни командант, врховни суд) заимствованы из русского языка.
Основа volu-. Основа праславянского происхождения, отраженная во всех славянских языках. Следует отвергнуть сопоставления данной основы с внешне сходными основами родственных
индоевропейских языков. Нет сомнения, что данная основа сформировалась на праславянской почве. Мейе, сопоставляя основу с прилагательным великий, считал, что пел. ио1ъ первоначально означал 'скотину крупного размера’. Следует отдать предпочтение этимологии Грубора—Трубачева, которые в этой основе видят праславянское образование от глагола voljatt (Трубачев. Происхождение . . ., 43—44).
Отнесение данной основы к праславянском основам на -й никогда не вызывало никаких сомнений. Это объясняется прежде всего тем, что в старославянских текстах только два слова (именно колъ и полъ 'сторона’) последовательно представляют парадигму основ на -й. «Все формы этого типа (основ на -й. — С. Б.) имеют лишь существительные болъ и полъ» (Ван-Вейк. История старославянского языка, 241). Кроме того, это хорошо подтверждается древними текстами других славянских языков, образованиями типа русск. волуй 'Agaricus foetens’ ст.-сл. и др.-русск. ьолоуи 'воловий’, ср. волугжи ЖИЛАМИ ВИТИ, волуй КОЖИ П|5ОПИИ6ИМ, иди bz ггддо колуе (см. Срезневский; там же другие примеры); Sfov-nfk), ст.-сл. БОЛОБАИЪ, колокъ, др.-русск. колокиид, слов, volovlna, чешек, volovlna, укр. воловня, чешек, volovna 'сарай для волов’ (см. Эккерт. Основы на -й, И). Показательно, что в польском одушевленное имя wol в род. ед. всегда представляет флексию -и: wotu.
Деривационные образования типа чешек, и слвц. volsky (ср. volski око 'яичница глазунья’) свидетельствуют, что данная именная основа в некоторых деривационных образованиях отступала от старой модели основ на -й.
Основа polu-. Основа праславянского происхождения, отраженная во всех славянских языках. С различными суффиксами образует многочисленные имена с различной семантикой. Как уже отмечалось выше, в старославянских текстах полъ 'сторона, sex’ последовательно изменяется по модели основ на -й: Мар. ев. ст оного полоу ишрддид; млдденецъ мткжагкд полоу; мест. ед. i кд-|жти и ид onoma полоу; тв. дв. i п^отешетА i полъмд. Данная праславянская инновация последовательно преобразовывалась по моделям основ на -й, что подтверждают и более поздние памятники всех славянских языков, а также и современные славянские языки (в наречиях типа ст.-сл. игполоу, с полу, в именах с суффиксом -1па\ русск. половина, чешек, polovina, с суффиксом -ьп< др.-русск. полобанми 'половинный’, с суффиксом -bje: др.-русск. полокде 'половина урожая’, русск. уст. пбловъ 'в половинную аренду’, в многочисленных словосложениях типа русск. полуночь, полугодок 'животное, имеющее шесть месяцев от рождения’, полумрак и мн. ДР- с СУФ- -ьп1къ\ др.-русск. полобаиикъ). Опираясь на богатый и разнообразный материал, Эккерт пишет: «Прасл. *ро1ъ<^*ро1й один из немногочисленных несомненных случаев старой й-основы» (Эккерт. Основы на -й, 73). Это справедливое утверждение требует лишь некоторого уточнения: праславянская инновация ро1ъ
последовательно склонялась и преобразовывалась в различных словообразовательных структурах по старым моделям основ на -й.
Уже давно высказывалось предположение, что в праславянском основ на -й было значительно больше, но в дописьменный период они под влиянием основ на -б изменили свою структуру. Так, еще Шлейхер утверждал, что «к склонению основ на -й принадлежит больше форм, нежели обычно предполагают» (Шлейхер. Склонение основ на -у- в славянских языках, 2). Это положение знаменитого лингвиста позже получило поддержку у таких ученых, как Мейе, Кульбакин, Фасмер и др., хотя были в нашей науке ученые, которые не были склонны расширять указанный выше список. Основаниями для его расширения являлись следующие факты: а) в древних славянских текстах многие имена мужского рода представляли в различных падежах формы склонения основ на -й (например, вогъ, жидъ, ^ддъ, мдъ, чииъ, собственные имена пет^ъ и др.); б) склонение основ на -й сыграло очень важную роль в истории формирования именного склонения мужского рода в современных славянских языках; в) склонение основ на -й обусловило формирование важнейших словообразовательных категорий (например, образований с уменьшительным суффиксом -ъкь- йотъкъ, dgfrblvb, образования с -ov и др.). Трудно предположить, что только шесть именных основ могли оказать столь сильное^ и глубокое влияние на все склонение мужского рода, на славянское словообразование.
Для изучения следов индоевропейских именных основ на -й в праславянском в последние десятилетия сделано много. В настоящее время мы можем отнести к этой группе основ следующие праславянские основы индоевропейского происхождения.
Основа ЪеЪгй-, bobru-, ЪъЬгй- 'castor fiber’. Данная основа, хорошо известная всем славянским языкам, сформировалась еще в индоевропейский период в результате неполной редупликации корня *bher. Она представляет все три огласовки, которые отражают древние диалектные различия праславянского языка. Представлена во многих индоевропейских языках (балтийских, германских, кельтских, италийских, индо-иранских). Многие лингвисты склонны относить эту основу к древним о-основам, Бернекер считал ее древней й-основой. После всестороннего и детального изучения данной основы Эккертом теперь не может быть сомнений в том, что основа имела тематический гласный -й. Индоевропейская основа bebru- (bhebhrii-) перешла в праславянский и здесь в течение длительного времени изменялась последовательно по старым моделям основ на -й. Эккерт убедительно доказал это, привлекая обширный материал из области словообразования и топонимики (см. Эккерт. Основы на -й, 21—27).
Основа Ъогй- 'сосна; сосновый лес’. Почти все исследователи восстанавливают основу на -й (Гебауэр, Бернекер, Траутман, Нахтигал, Шпехт, Эккерт и др.). Это убедительно подтверждается
как данными германских языков, так и славянским словообразованием (см. мак. борун 'сухое место в болоте’, польск. boruta 'лесной дьявол, дух болота’, русск. боровик, боровой, болг. боровинка. чешек, borovnice 'черника’ и др. (см. Эккерт. Основы на -й, 29—33).
В древних славянских памятниках слово Ьогъ сравнительно хорошо отражает словоизменительную систему основ на -й (ср.: др.-русск. мест. ед. бороу, им. мн. борове. В древнерусских текстах «существительное боръ образует им. мн. исключительно с флексией -ове» (Карясова. К вопросу о предполагаемых основах на -й, 283). Старая основа на -й убедительно подтверждается многочисленными данными из области славянской микротопонимики (Толстой. Славянская географическая терминология, 35—41).
Основа ]ila-. Уже давно большинство славистов относят пел. ]Иъ к старым основам на -й. Это подтверждается данными греческого, кельтского и латышского языков. Не менее убедительно об этом свидетельствуют славянские архаические словообразовательные структуры и топонимика (см. Эккерт. Основы на -й, 36-39).
Основа ledu-. В настоящее время многие исследователи с уверенностью относят пел. 1еЛъ к основам на -й. Это подтверждается балтийскими языками (см. FrEW), данными древней письменности и славянского словообразования: ср., например, срх. диал. ledven (северные кайкавские и чакавские говоры), ledvenica, ledveniti, ledvenost (Rjecnik). Весьма убедительны отдельные примеры, восходящие к глубокой древности: укр. ледгвка 'каменная соль’, болг. ледовин 'холодный ветер’, чешек, ledovec 'град’. В древней славянской письменности слово /ейъ обычно имеет флексии основ на -й. (см. Эккерт. Основы на -й, 41—42).
Основа о1й-. Основа была хорошо известна праславянскому языку, позже в ряде языков утратилась (в чешском, словацком, лужицких). В русском сохраняется в диалектах, в южнославянских и польских диалектах известна в деривационных образованиях: болг. оловина 'хлебный напиток, обычно пшеничный’ (Ге-ров), срх. olovina 'напиток’ (Rjecnik), польск. диал. olowica 'дрожжи для водки’ (Эккерт. Основы на -й, 43). Основа индоевропейского происхождения, о чем свидетельствуют балтийские, германские языки. Зафиксированы следы этой основы в греческом и латинском языках. Траутман с полным основанием восстанавливает для балтийского и славянского основу alu- (TBSW). Эта же основа предполагается и для германского. Древняя основа на -й подтверждается не только славянскими примерами olovina и под., но и прилагательным ]е1ъкъ 'горький, ёлкий’, возможно и прилагательным 1а1оиъ.
Основа tirnii-. Выше мы рассмотрели девербатив вупъ «вй-niis) от глагола *seu-, *$Й- 'рождать’. Можно указать^еще на один девербатив, образованный с суффиксом -п, который имел тематический гласный -й. Это пел. Ррпъ « tlrnus) (ср. гот. paurnus 248
'тёрн5). Древние тексты и современные славянские языки подтверждают й-основу (см. Эккерт. Основы на -й, 53).
Основа kelnu-. Данная основа восстанавливается Мейе (Et., 453) и Траутманом (TRSW, 124), главным образом на основании данных славянских языков: Супр. им. мн. чиноке, род. мн. чиьюкъ и др. Значительно богаче аргументация- Эккерта. Он приводит многочисленные примеры из разных славянских языков, которые содержат элемент -ои-: русск. чиновник, чиновный, срх. чиновник; слов, cinoven и под. Кроме того, важные сведения дает склонение имен в древних текстах: род. ед. чииоу, мест. ед. чииоу, им. мн. чииокб и др. (Эккерт. Основы на -й, 66—68). Данная основа индоевропейского происхождения. Следы ее находим в др.-инд. cinoti, cdyati, ав. cayeltl, ctnvaiti, греч. «otsw. Однако в отличие от выше приведенных примеров, эту основу с полной уверенностью возводить к древним основам на -й нельзя. Убедительных данных в родственных индоевропейских языках нет, а славянские языки содержат противоречивые факты: ср., например, в русском чинно, чинный и под.
Индоевропейский суффикс -п получил в праславянском языке широкое распространение. Его мы находим в основах на -б (-по), в основах на -й (-пй), в основах на -i (-nt), в основах на -а (-па). Славянские языки свидетельствуют о значительной продуктивности суффикса в праславянскую эпоху. В большинстве случаев именные основы сх данным суффиксом глагольного происхождения: сёпа «kajatl s$), зъпъ (<^8ъраН), stan% «stati), Ьогпъ (<^borti) и мн. др. Основы sunu- и tirnu с основообразующим элементом -й перешли в праславянский, где дали зупъ и 1ьгпъ. Под воздействием этих основ некоторые праславянские инновации на -п преобразовывались по моделям основ на -й. Так, пел. stan/b и в парадигматике и в деривации содержит многочисленные тому доказательства. Их собрал и убедительно интерпретировал Эккерт (см. Эккерт. Основы на -й, 57—64, см. также Unbegaun. La langue russe, 92).
По данной модели преобразовывались и заимствованные слова на -пъ, например, древнее тюркское заимствование запъ : др.-русск. сановитъ, сановитъць, сановъникъ, сановьныи, ст.-сл. Супр. мест. ед. гдьюу род. мн. гднсьъ.
Очень активным в праславянском языке был суффикс -t С его помощью здесь образовывались многие девербативы. Аш.* лиз архаических структур в славянских языках свидетельствует, что эти основы на -t тяготели к древним основам на -й. Во всяком случае, они испытали сильное влияние этих основ. Позже именные девербативы на -t осложнились еще суффиксом -к. Это подтверждается многочисленными примерами на -Фькъ, в которых -ък-не выполнял функции уменьшительного суффикса: 1ъЪу1ъкъ, рНЬуРъкъ, ЛоЪу1ъкъ, иЬу1ъкъ, ргфъкъ, зиНъкъ, иИъкъ, зър1е1ъкъ, dostahJvb, ostafak^ зъ1а1/ъкъ, пас^ъкъ, ро1и1ъкъ 'половина’, U-ыМъкъ, гега1ъкъ 'зола’ и мн. др. Конечно, эти именные образования на -Фъкъ относить к основам на -й уже нет оснований.
Большой продуктивностью 6 праслайянскоМ Характеризовался индоевропейский суффикс -d. Недавно это было убедительно показано на большом материале Откупщиковым. Многие праславянские девербативы имели этот суффикс: stado «staff), р$йъ 1иътйъ «tvoriti) (Откупщиков. Из истории. .	112).
Древние памятники и современные языки содержат многочисленные факты, подтверждающие, что праславянские именные основы муж. р. на -d'b- scuh), plodsb, trud'b, гр!ъ, rodi>, jad'b, зоШъ, smord'b, gad’b, ud'b и мн. др.) — испытали сильное влияние парадигматических и деривационных моделей, восходящих к старым основам на -й. Не случайно Мейе без всяких сомнений пел. sadb и jad'b относил к древним основам на -й (Meillet. Et., 243). Примечательно, что сравнительно позднее праславянское заимствование аналогичной структуры испытало сильное влияние модели основ на -й: z£di>—zldov%ka—ztdovtnb—zidovbs^, им. мн. zidove, род. мн. zidovb. Конечно, параллельно в той или иной степени
на эти основы оказывали влияние структуры, восходящие к основам на -б. Нет оснований утверждать, что plodov'bjb, rpdov'bjb, trudov'bjb древнее, нежели р/ойьпъуь,	1гиДьпъ]ъ. Различ-
ные образования служили средством семантической дифференциации или обусловливались различиями словообразовательных структур (ср. русск. жировой, но жирный, плодовый, но бесплодный).
В праславянском многие именные основы муж. р. оканчивались на -п. Среди них были девербативы еще индоевропейского происхождения (например, dan от daft), были инновации (например, zin, pin). Большинство исследователей относят пел. dan к основам на -б, некоторые видят здесь й-основу (Шахматов, Ван-Вейк, Фасмер) (ср. русск. даровит, дарма из danma, но бездарный). Не могу согласиться с Эккертом, который полагает, что вопрос об отнесении пел. dan к основам на -й теперь можно считать уже решенным. Однако не может быть никаких сомнений в том, что старая модель основ на -й оказала в праславянском существенное влияние на основы муж. р. на -п. В склонении и в словообразовании они содержат многочисленные следы этого ВЛИЯНИЯ (ср. др.-русск. ИЗЪПИ|Юу, П0Г&6 ПИ|Юу, бъ пироу, им. мн. ПИ|ЮК6, род. МН. ПИ|ЮБЪ, ПИрОБДТИ, ПИ^Оую, ПИ|ЗОБАНЪ, ПИрОБМИ, ПИ-рОБАНИЮ, НО И пирити, ПИ|5Н), пилению, пириид, пириткд, ПИ|ЖТ6ДА И др. — см. Эккерт. Основы на -й, 82). Аналогичную картину представляют zln, mln, san 'краска’, can, van 'зной, жара’, Jan и много подобных. Эти имена в той или иной степени испытали воздействие старых основ на -й: др.-русск. бъ жи^оу, ид жи^оу, жирокдти, ЖИ^ОБДИИЮ, ЖИ|ЮБАНЪ, ЖИ^ОБОИ, ЖИ^ОБИЧА, НО ЖИ^АИМИ,’ БЪ ллироу, MHfJOKH, МИ^ОБДТИ, МИ^ЬЪ, МИ^СБАММИ, МИ^ОуТБО^АЦА, НО ЛЛИ0АШИ, БЪ ЛЛИр4, ЧД^ОБДИИЮ, ЧД^ОБДТИ, ЧД^М, ЧД^ОБАНИКЪ, ЧД^ОБА-ИИЦЛ, ЧЛ^ОБАНМИ, но чд^од^и, чд^од^ицд, чд^отбо^ию (См. Срезневский).
Велика .роль основообразующего элемента старых основ на -й в истории славянских падежных флексий. На ступени дифтонгического сочетания в позиции закрытого слога мы находим -и, перед гласным -ov : род. ед. domu, мест. ед. domu, зв. ед. domu, ед. domovi, род.-мест. дв. domovu, им. мн. domove, род. мн. domove Так в поздний период праславянского языка сформировались из тематического элемента -й-основ новые флексии -и -ovi, -ove, -оиъ, -ovu. Они сыграли большую роль в истории славянского склонения. Она будет подробно освещена в третьем томе «Очерка». Здесь лишь обратим внимание на большую активность этих флексий прежде всего в западнославянских языках. Однако в род. мн. флексия -ov получила широкое распространение в восточнославянских языках, а в сербохорватском флексия -и в мест, ед. в склонении муж. и ср. родов вытеснила другие флексии. Кроме того, в южнославянских языках флексия им. мн. ч. -ove получила широкое распространение среди односложных слов муж. р.: болг. градове, брегове, синове, волове, врагове. В сербохорватском она преобразовалась в -ovi: градови, радови, топови, снопови.
Значительная роль основообразующего элемента -ov в истории славянских прилагательных. Здесь мы обнаруживаем не только суффикс -op, но сложные суффиксы -ovbsk-, -ovwi-, -ovit-. Все они сформировались на праславянской почве и хорошо известны в древнейших славянских текстах. В старославянских памятниках суффикс -ov (фонетический вариант -ev) был очень продуктивным, что подтверждается большим числом новообразований. В основном этот суффикс образует здесь прилагательные от собственных имен (ср. /Иогеокъ, 3mnonokz, Иродокъ), от названий животных (ддкокъ, зллиекъ). От неодушевленных предметов прилагательные на -ov встречаются редко: ддокъ,	югока,
TjjANOKZ (но и трдймъ). Широко известна данная структура прилагательных всем славянским языкам. В полной форме -оуъ]ъ они уже обычно утратили значение принадлежности и употребляется в значении относительных и качественных прилагательных. Эта структура весьма продуктивна. Вот почему она не дает надежных критериев для отнесения лежащего в ее основе существительного к древним основам на -й. Это подтверждается и большим числом параллельных образований.
В индоевропейском праязыке среди основ на -й были не только существительные, но и имена прилагательные. Уже в праславянском основы именных прилагательных в муж. р. и ср. родах изменялись только по основам на -о, в жен. р. — по основам на -а. Основы прилагательных на -й были осложнены суффиксом -к и вместе с другими прилагательными также перешли в группу о-склонения. Казалось бы, что этот тип основ легко выявить, так как прилагательные этой группц должны оканчиваться на -ъкъ, -ъко, -ъка: зоШъкъ (ср. ст.-сл. гдадъкъ), рьъкъ (ср. ст.-сл.
жз'хк'х), йыгъкъ, кгёръкъ, Ьпскькъ, Ibgbltb, тркъкъ, тыгъкъ, гё&ькъ, вЬуйъкъ, когЬъкъ, Ъьпъкъ, Шгькъ, пъъъкъ и мн. др. Именно так думал Лескин. «Так как многие из таких прилагательных несомненно суть древние основы на-й, ср. ’ека^бс, гмдъкъ (-*soZd-), лит. sdldus, то можно предположить для большинства слов, образованных при помощи -ъкъ, прилагательные на -й» (Лескин. Грамматика, 137). Утверждая, что таких прилагательных много, Лескин, как видим, ограничился только двумя примерами. Бродовска-Гоновская пишет, что из 21 примера, зафиксированных ею в старославянских памятниках, только 7 прилагательных можно отнести к старым й-основам. Это §1а&ькъ, 1ь§ъкъ, тп^къкъ, зоЫъкъ, Ььпъкъ, рог1ъкъ, дъъкъ (Brodowska-Honowska. Slowotworstwo przymiotnika, 192—193). Этот вывод делается только на основе внешнего сравнения: ср. лит. glodus, др.-инд. laghtih, лит. sdldus, др.-инд. tanukah, vartulah, amhufy, гот. ag-gwus.
Решить вопрос о принадлежности тех или иных основ прилагательных на -ъкъ к древним основам на -й весьма сложно, так как еще в праславянскую эпоху произошло формирование суффикса -ък-, который приобрел известную продуктивность и проник в основы на -б. Почти все исследователи относят прилагательное йыгъкъ к основам на -й (Покорный, Трубецкой, Курилович, Махек, Славский, Эккерт и др.). Однако сами славянские языки не содержат убедительных доказательств. Практически их нет совсем. Ссылка на срх. прилагательное дрзовит 'дерзновенный’, болг. дързовит 'дерзкий’ не действительна. Здесь мы имеем дело с поздним суффиксом -ovit. И на внешние сравнения с полной уверенностью опираться трудно, так как нет общепризнанной этимологии этого славянского прилагательного (подробно Эккерт. Основы на -й, 89—93). Ничего уверенно’нельзя’сказать и о других прилагательных, так как даже самые достоверные примеры восстанавливаются только внешним^сравнением (например, зоЫъкъ, №пъкъ). Не могу согласиться с Эккертом, который полагает, что 1ыгъкъ «одно из тех слов, которые без всяких сомнений принадлежат к древним основам на -й» (Эккерт. Основы на й, 108). Таких прилагательных мы не знаем. При современном состоянии наших знаний можно высказать лишь предположение, что прилагательные зоМъкъ, 1ьпъкъ, ^ъкъ, к^ъкъ, вероятно, содержали в прошлом основу на -й. Возможно, что следы основ на -й содержат прилагательные ие1ъхъ « vetusos) и сё1ъ « kotlu-). Эккерт предложил ряд убедительных сопоставлений внутри славянских языков (Эккерт. Основы на -й, 111, 114).
Основы на -й характеризовались в древнейший период подвижной акцентной парадигмой. Вот почему на долгих монофтонгах вместо акутовой интонации в этих основах находйм следы циркумфлекса (ср. срх. сйн). Мейе в свое время убедительно показал, что в подвижных акцентных парадигмах акутовая интонация на долгих монофтонгах и на дифтонгически^ сочетаниях
с долгой слоговой частью заменялась циркумфлексом. Следы этого преобразования находим не только в исконных индоевропейских основах на -а (например, срх. сйн), но и во многих праславянских новообразованиях (ср. срх. труд). Кроме этого древнего типа, в праславянском в поздний период в основах на -й сформировался новый тип колонного окситонированного ударения, отраженного, например, в праславянском ро/'й, род. ед. volu, мест. ед. volu, им. мн. voly (Stang. Accentuation . . ., 81).
Итак, в праславянском мы знаем сравнительно немного индоевропейских основ, которые принадлежали к старым основам на -й. Несмотря на это, эти основы сыграли важную роль в истории славянского словообразования и словоизменения. По модели основ на -й изменялись отдельные праславянские новообразования и некоторые заимствования. В чем причина сильного влияния сравнительно немногочисленной группы именных основ на формирование ряда словообразовательных категорий, на историю славянских флексий? Удовлетворительного ответа на эти вопросы пока нет. Все известные в науке высказывания на этот счет нельзя признать серьезными научными гипотезами. Могу, например, указать на соображения Булаховского, который объяснял известную активность основ на -й тем, что в жизни праславян важную роль играли мед и солод (Булаховский. Розвщки в д!лянщ граматично! аналогй, 53—55).
§ 33. Основы на -1. Основы на -?, наряду с основами на -й, принадлежат к древнейшему классу индоевропейских именных основ. В современных славянских языках основы женского рода на согласный в большинстве случаев восходят к этому классу.
Именных основ на -I в праславянском было сравнительно много. Нельзя согласиться с Ильинским, который утверждал, что основы на -I «все же не отличались в праславянском языке многочисленностью, не~взирая даже на то, что в их состав вошли не только древние и.-е. основы на -?, но и многие основы-корни, оканчивавшиеся первоначально на согласный» (Ильинский. Праславянская грамматика, 340). Ведь только в дошедших до нас старославянских памятниках XI века зафиксировано свыше двухсот основ на -Г. Значительно больше этих основ находим в древнерусском словаре Срезневского. Ильинский не обратил внимания на то, что среди основ на -I было большое число праславянских инноваций, которые убедительно свидетельствуют, что в определенный период истории праславянского языка основы на -I были очень продуктивны. Лишь позже эта продуктивность была несколько ослаблена в связи с интенсивным развитием основ на -а и на -8. Следует также обратить внимание на продуктивность, например, суффикса -ostb (-estb). Образования с этим суффиксом встречаются очень часто в древних текстах славянской письмен-
ности: СТ.-СЛ. ГЛ&ВОГТА, £Л&ДОГГА, рД^ОГГА, ТБрАДОГГА, ГКЛ^ДОГГА, Х'Оу'ДОГГА, Г^ЪДОГГА, ГГ21ДОГГА, БАДГОГГА, МДГОГГА, ТАГОСТА, ТИ^О^ТА, МТО^ТА, К^ОТОГГА, П|ЭД&ОГГА, Д|2АЗОПГА Ч МН, Др,
Об известной активности основ на -i в различные периоды истории праславянского языка говорит судьба иноязычных заимствований. В период балто-славянской сообщности в праславянский проник балтизм degiit-, который по аналогии с основами типа nogift- примкнул к основам на -г: русск. дёготь, укр. деготь, дъготь, блр. дзёгаць, польск. dziegiet, чешек, dehet, слвц. decht. Отсутствует в сербо-лужицких языках, где будет maz, и в южнославянских (здесь находим турцизм, срх. катран, болг. катран). Пел. deg'btb лишен древних словообразовательных связей, носит изолированный характер. На его основе уже позже сформировались глаголы и прилагательные: ср. чешек, dehtovati, слвц. de-chtovat', чешек, dehtovany, слвц. dechtovy и под. Иначе в балтийских языках, где очевиден ^глагольный источник лит. degutas, лтш. dfguts*. глагол ddgti 'жечь, обжигать’. От этого глагола в литовском имеются многочисленные образования: degtindaris 'винокур’, degtine 'водка’, degtukas 'спичка’, degtuvas 'горелка’, degumas 'горючесть’ и др.
В конце праславянского периода в ряд диалектов проник германизм slid, представленный в северных германских языках: др.-сев: sild, др.-швед, slid, швед, sill, норв. sil. Отсюда пел. sbldb, затем русск. сельдь, укр. (о)селедець, блр. селядзец, польск. Sledz, кат^уб. sle$, чешек, sled', слвц. sled', срх. слё!}.
Переход многих древних консонантных (в частности Гетеро-клитических) основ в основы на -г имел место в различные периоды истории праславянского языка. К древнему периоду следует отнести основы zverb, g<?sb, mysb, VbSb 'поселение’, к позднему — основу dwib. О близости консонантных основ и основ на -г свидетельствуют многие индоевропейские языки. Так, в латйнском древние консонантные основы и основы на -г совпали в одном третьем склонении.
Тематический -г в различных грамматических условиях мог представлять иную ступень чередования (огласовку). Так, в им. еХ основа оканчивалась на -Г. gostis, kostis, тогда как в род. ед. или дат. ед. тема имела сильный вид -eV. gostei-, kostel-. Позже они были закономерно отражены в праславянском в виде им. ед. gostb, kostb, род. ед. gostt, kosti, дат. ед. gosti, kostl и т. д. В ранние эпохи праславянского языка основы на ~i были близки основам на -й. Позже произошло обособление этих основ.
В индоевропейском имена с основой на -г принадлежали к мужскому, женскому и среднему родам. В праславянском основ на -I среднего рода уже не было. Славянские языки содержат лишь косвенные следы существования основ среднего рода (см. Vaillant. Grammaire comparee . . ., II, 138).
Возможно, к словам среднего рода относилась основа dobb 'пора, время’, зафиксированная, например, в древнепольских текстах. В дославянский период основа входила в класс гетеро-клитических основ с чередующимися [г : п]. В праславянском основа перестроилась по модели основ на -a: doba, в редких слу-254
даях йо Модели оСной на -о: dobo. Примечательно, что в сербохорватском4, вопреки структуре, ддба принадлежит к именам среднего рода: глухо доба (в верхнелужицком dobo также среднего рода).
Данный класс основ наиболее богато представлен основами женского рода. Основ мужского рода было сравнительно мало. Особенно редко они встречаются среди поздних праславянских образований. Не всегда легко определить исконную родовую принадлежность многих основ на -L В ряде случаев индоевропейские и даже славянские языки содержат противоречивые данные (подробнее см. ниже). Справедливы слова Булаховского: «Сложен вопрос о первоначальной принадлежности к тому или другому роду -г-основ» (Булаховский. Семасиологические этюды, 172). В апеллятивах, относящихся к живым существам, колебания возможно были связаны с естественным родом (см. Младенов. Промени на граматическия род в славянските езици, 85).
Основы мужского рода на -I часто трудно дифференцировать от основ мужского рода на -/о, так как внешние структурные признаки могут совпадать уже в древних памятниках славянской письменности. В таком случае необходимо обращаться к данным родственных индоевропейских языков. Однако во многих случаях разграничить основы мужского рода на -I и на -jd можно на основе внутренних сравнений, так как в основах на -i конечный согласный или конечные согласные не смягчались, тогда как в основах на -jo происходило ассимиляционное смягчение губных и зубных перед J. Различие отсутствовало лишь в том случае, если перед основообразующим гласным находился задненёбный, который смягчался, как известно, даже перед гласным переднего ряда: storgis > ст.-сл. ст^джд, русск. сторож, польск. stroz и др. Однако данная позиция чаще встречалась в основах женского рода: 1ъ§ь^>1ъ^ь (ср. Vbgati), гь1къ^>ъь1сь (ср. ст.-сл. змча, русск. жёлчь, польск. zold, срх. жуч), nzb, тугъ и др. Находим преобразования по первой палатализации в основах на -kt и gt'. пел. pektb, ст.-сл. пберд, русск. печь, польск. ptec, срх. пёК*, пел. nokt, ст.-сл. NOqjA, русск. ночь, польск. пос, срх. ндН; пел. rektb, ст.-сл. ^4чд, русск. речь, польск. rzecz, брх. рёч; псд. mogtb, ст.-сл. ллоцза, русск. мочь, польск. тос, срх. мок и др.
Итак, все основы мужского рода с губными и зубными согласными перед основообразующим ь «i) не могло относиться к основам на -jo: medvedb, gospodb, gvoidb, usidb, pgtb, nog’btb, tatb, tbstb, gostb, iftb, golgbb, съгоъ и под.
He всегда легко разграничить основы на -i от основ на -jo в тех случаях, когда основообразующему гласному предшествуют сонорные г, I, п. Как известно, смягчение этих сонорных не вызывало появления вторичного палатального элемента: они утрачивали долготу без компенсации. Поэтому данный ряд твердых (точнее твердых и полумягких) сонорных отличался от мягких лишь высотой тона. В связи с этим здесь возникали различного
рода вторичные преобразования (например, полумягкие сойотаЯ ные смягчались).	qH
Пел. основа ognb относилась к основам на -г: и.-е. Qgnis, др.|и инд. agnib^ лат. ignis, лит. ugriis. Однако в старославянских шЯ мятниках наряду с огид очень часто находим огьРд. Слово широкш! представляет флексии основ на -jo: Син. пс. I	грлдо|И
гкотъ ix'z i идуЫб огню; 4ко тлетя богка otz мц4 огм4. СербсУя хорватский язык во все известные нам периоды своей исторйиЯ последовательно представлял и представляет ныне мягкий п каУЯ в парадигме, так и в деривации: дгап>, род. дггьа, оггьарица 'пдЗ стушья хижина’, огп>ёвит 'пламенный’, дггьен, дггьило 'огнивоУ| Аналогично в словенском языке: ogenj, ognjdr, ognjen, ogn/ew™ и №	'И
уПсл. gglb относилась к основам на -i: лит. anglis, др.-прусск.]| anglis. Это подтверждает и текст Синайской пс.: жглдб кАзгор'кшь^ па отъ него; грддъ i жглАб огнаш; съ горлшлчми углами noyfTzi-1 nhzimh. Иначе*; в сербохорватском, где и в парадигме и в дери-Л вации находим угал>, род. ед. $г«/ъя, угл>ар 'угольщик’, угмраШ 'угольная яма’> и под.	Ц
В ранний период истории праславянского языка основа зрегь|| принадлежала к консонантным основам. Позже, в период балто-1 славянской сообщности, она перешла в класс основ на -г, чтой подтверждается также данными балтийских языков: лит. zveris,^ др.-прусск. вин. мн. suririns 'диких животных’. Однако уже в древ- , них текстах славянской письменности слов zverb обычно склонялось, j по модели основ на -jo. Старославянские примеры противоречивы: ср. | Син. пс. им. мн. къН зк4р) дя\Бракънп, но в том же памятнике кдН зйрдб 1 лжжанн. В древнерусских текстах зк4рд обычно склоняется по основам | на -jo. «Возможно, — пишет Шахматов, — что огнь и звЪрь уже | в древнем языке стали склоняться, как основы на -б» (Шахматов.-J Историческая морфология..., 89).
Во всех славянских языках основы мужского рода на -I не сохранили свой древний тип склонения: всюду они слились с ос- i новным классом мужского склонения. Этому не препятствовала различная судьба согласных перед ъ, так как в основах на -б в им. ед. были известны ъ и ъ: копъ и коп'ъ. Прежде всего объе- 1 динение прошло в им. и вин. п., позже индукция охватила и дру- ? гие позиции. В древнерусском языке этот процесс шел активно уже в XIII—XIV вв. И в других славянских языках переход | старых основ мужского рода на -i в основной класс мужского *) склонения наиболее активно проходил в тот же период. Правда, ; некоторые исследователи склонны начало процесса относить еще . к праславянскому периоду (например, Травничек). Полагаю, что ? индукция могла начаться только после преобразования полу- | мягких согласных (их смягчения или отвердения).
Переход основ мужского рода на -I в основы на -}б хорошо известен и балтийским языкам. На материале литовского языка 256
этот процесс всесторонне был освещен Казлаускасом. Он показал, что «переход существительных мужского рода из t-основ в to-основы проявляется в древнелитовских памятниках в полной силе. В некоторых диалектах, например, в диалекте И. Бреткунаса в XVI в. он был почти закончен ... В современных диалектах литовского языка имена существительные с основой на -t очень часто склоняются как существительные с основой на -to. . . Во многих говорах восточноаукштайтского и дзукского диалектов этот процесс почти закончился» (Казлаускас. Сокращение употребления имен существительных с основой на -t в литовском языке, 74—75).
Некоторые основы мужского рода на -t не вошли в класс мужского склонения. Как правило, это было связано с их переходом в основы женского рода: ср. чешек. pouf, слвц. put, укр. путь, русск. диал. puf, чешек, louc, zvef. Колебания в роде в основах на -i часто фиксируются в древнечешском языке: san, stien, pecet, lac, kupel, kradez, lupez, fates, stred, kfec, moc, lukot. В современном языке колебаний меньше, но они известны: ten chof — ta chof, ten moc — ta moc. Есть различия по диалектам, имеются в данном случае расхождения между чешским и словацким языками. К различным грамматическим родам относится в славянских языках пел. ggsb (индоевропейская консонантная основа): ср. русск. жареный гусь, но в польск. gf§ peczona, аналогично в украинском и белорусском языках, в некоторых чешских говорах hus, род. ед. husi, в словацком hus жен. р. — hus diva, аналогично в слов. gos. В большинстве чешских говоров и в литературном языке основа преобразовалась по модели основ на -а: hu£a. В срх. и болг. языках старая основа была расширена суф. -ъка: срх. гуска, болг. гъека. Есть основание полагать, что пел. gqsb исконно принадлежала к основам женск. р.,что подтверждают балтийские и германские языки. В дальнейшем основа перешла в мужской род не только в некоторых славянских языках, но и в ряде индоевропейских (ср. лат. ansef).
Активно шел процесс перехода основ муж. р. на -t в основы жен. р. в болг. Он был здесь настолько активен, что во многих болгарских говорах в женски р. перешли основы мужск. р., которые в древнеболгарском в им. ед. оканчивались на -ъ: например, xlad, glad, prax, kal, pot, popel и мн. др. Этот процесс проходил поздно, о чем свидетельствуют существенные различия в современных говорах.
Известны преобразования и более сложные. Индоевропейская консонантная основа mas- 'мышь’ принадлежала к мужскому Роду. Это подтверждают греч. [хб;, лат. mas, marts и др. Правда, в др.-инд. mufy принадлежало к мужск. и женск. р. (см. MKEWA, II, 668). В праславянском основа mas- перешла в i-основы женск. р. В большинстве случаев этот родовой признак сохраняется и в современных славянских языках: ср. русск. серая мышь, польск. mysz polna, слвц. mys pofnd, слов, cerkevna mis.
Однако в ряде славянских языков и диалектов эта основа муж- ; ского рода. Это хорошо известно русским говорам: popnala koska •* mysa (Добровольский, 424; см. еще Опыт, 118). Так будет в срх. ? яз.: польски мйш. В болг. утвердилась основа с уменьшительным ; суффиксом -ъяа, вытеснив основную форму: мишка. В связи с потерей уменьшительного значения основой мишка в языке утвердилась в данном значении мише « mis?) и мишле. Геров, правда, отмечает в своем словаре мышь муж. р. в значении 'животное’ мъжка мишка* (Геров), но это не подтверждается более поздними данными. Нет сомнений в том, что в словаре Герова отражен элемент сербохорватской лексики. Хорошо известно преобразование основы mysb по модели основ на -a: mysa. Это широко известно, например, в укр. яз.: миша у стоз!, a nin у сел! школи не заги-нуть, в русских говорах: mysu zayrys kat'ewbk (Оссовецкий). В большинстве македонских говоров основа совсем утрачена. Широко известен glusec, что нашло отражение и в новом литературном языке: во празен амбар глушец не влегува. Представлены от данной основы и различные деривационные образования: глувчарник, глувчарниче, глувче, глувчица, глувчовина (Речник на македонскиот ]азик). В болгарских говорах это слово известно в значении 'крыса’ (Младенов. БТР).
Некоторые основы на -г утратились и известны ^нам только в деминутивных образованиях (ср. болг. мишка и под.). Эти процессы имели место в разнце периоды истории праславянского языка и истории отдельных славянских языков. К наиболее древним случаям относятся, например, утраты sbrdb (ср. лит. sirdls), оиъ (ср. лат. ovis, греч. ’бс;, лит. avis). В славянских языках сохранились лишь деминутивы swdbce, оиъса, которые, конечно, уже давно утратили уменьшительное значение. Выше были приведены примеры из срх. гуска, болг. гъска. Аналогичных случаев в славянских языках много: ср. блр. веска 'деревня’, русск. кадка «kadbka; диалекты знают еще kad*), болг. въшка. Известны и другие деривационные образования: пел. jazb 'язь’, чешек. jesen, ди.Ы1. морав. jazek, пел. тогиъ « и.-е. moru-i), срх. мрав, мравец, слов, mrdv, mrdvec, болг. мравка, польск. mrowka, диал. mrutfec, кашуб, mrovica, чешек, mravenec, диал. морав. mravec, слвц. mravec.
Ряд основ на -г в настоящее время сохранился только в различных деривационных образованиях. В древнерусских текстах зафиксирована основа боръ в значении 'борьба’: годъ бори и годъ безблазньныя льготы (см. Срезневский). В дальнейшем она вышла из употребления и теперь сохранилась с суффиксом -Ьа: борьба. Находим аналогичную структуру в слов. ЪбгЪа, в срх. ббрба, болг. — борба. В укр. представлено иное деривационное образование — боротъба.
Основы на -I в праславянском были различного происхождения. Большая группа сформировалась еще в индоевропейском. . В праславянском они относятся к исконным именным основам
(основы на -i или консонантные основы): gostb (глагол gostiti возник поздно от именной основы), kostb, pqtb, noktb, zv$rb, ognb, rysb, osb, mysb, danb, datb (обе последние основы глагольного происхождения, но они сформировались еще в дославянский период), z?tb и мн. др. Имеются и древние основы адъективного происхождения: гь/ь, golb, 'ветка’ и др. Они все сформировались на праславянской почве. Индоевропейские verba attributiva на -i в праславянском не сохранились. Среди основ имеются девербативы уже праславянского происхождения. Часть этих основ представляет другую огласовку корня. Примеры: tvorltl—tvarb, go-r$tl_garb, rektl— rektb, nacftl—копь, bostl (<^bodtl)—bodezb 'ко-
лики’, boletl—bolb, okovatt—окооъ, stewbett—зкъгЬъ, mweti— sbmwtb, estl (<Zedtl)—edb, (s^bnedb, medv$db), vSstl (<^v$dti)— vedb, sytl—sytb, mogtl—moktb, pektt—pektb, gladltl—gladb, l^gatl— 1ъ£ъ, bitt—bttb, ziti—ziznb, bolZtl—boleznb, tajitl—tatb и мн. др.
В ранний период истории праславянского языка основы на -г были очень активны. Именно они поглотили многие старые консонантные основы. В поздний период праславянского языка в некоторых диалектах эта активность была ослаблена и многие основы женск. р. на -г перешли в основы на -ja (см. § 35). Эти процессы по-разному проходили в различных диалектах. Отсюда варианты: jablonb,— jdblon'a,, pesnb — pesn'a, Ъазпъ — basn'a, zemb — zemVa (ср. еще поздние русские диалектные zyzn'a, mysl'a, мак. мисла, пустока и под.). В зависимости от степени активности моделей, восходящих к старым основам на -а и на -г, по-разному в диалектах шла, например, индукция старых основ на -й: в одних они переходили в основы на -й, в других — в основы на -г (см. § 31). Современные славянские языки различаются степенью активности двух типов основ женского рода. В русском диалектном языке обычно сильнее модель на -а, в слов, очень активна модель на -г.
Глубокое воздействие на z-основы женского рода оказывают основы на -ja в чешек, яз. Здесь это обнаруживается не только в перестройке основы в им. ед., но в усвоении новой для основ на -г системы флексий при сохранении старой модели: ср. им. ед. dlan, род. ед. dlan$, им. мн. dlanZ, дат. мн. dlantm, тв. мн. dlanSmi, мест. мн. dlantch (ср. им? ед. kost, род. ед. kosti, им. мн. kosti, дат. мн. kostem, тв. мн. kostmi, мест. мн. kostech). Данное явление обнаруживаем у существительных женского рода на -й, -г, -с, -z,	-г, -Z и «Начало процесса относится к очень раннему
времени, но активное взаимодействие указанных типов по памятникам чешской письменности зафиксировано в конце XIV— начале XV вв.» (Широкова. Чешский язык, 143). Следует, однако, обратить внимание на то, что данный процесс не завершен еще и в современном языке. Не только говоры, но и чешский литературный язык представляют многочисленные варианты. Аналогичное положение представлено и в словацком языке. И здесь основы женского рода на согласный имеют две словоизменительные системы: одна старая (тип kost'), другая новая, возникшая под влия
нием основ на -ja (тип dlan). Ср. еще верхнелужицкий: им. ед. пбс, род. ед. посу, им. мн. посу, но им. ед. mys, род. ед. myse, им. мн. myse.
Большинство основ на -i представляет суффиксальные образования. Однако часть основ индоевропейского происхождения в праславянском уже не выделяла суффиксы: например, kostb, gostb и др. Вероятно не выделялся в праславянском суффикс t и в образованиях типа nog'btb, olk-btb. Иначе в девербативах pam$tb « ра-тъп-t-), зътъМъ, mbstb, Ibstb,. cbstb, mogtb, pektb, pastb «padt-), napastb, propastb, strastb, vestb «vedt-), vistb, zavistb, pazitb и под., которые в праславянскую эпоху выделяли суф. -t-. Эта группа девербативов оказалась очень устойчивой. В современных языках эти девербативы обычно входят в класс женского склонения на согласный. Однако известны и преобразования по модели основ на -а: чешек, msta, pomsta, cest, но pocta.
Суффиксальный d в основах на -г встречается сравнительно редко: ср. zelqdb, oltydb (elbpdb), cel'adb, ploskjadb. Значительно чаще этот суффикс находим в основах на -а и на -о.
Большую роль в формировании основ на -г играл суффикс -п. Он представлен еще в девербативах индоевропейского происхождения (например, danb), находим его во многих основах, сформировавшихся в праславянскую эпоху (например, Ъогпъ, зёпъ). Суффикс имел варианты -sn: Ъазпъ (от bajatt), pesnb (от рёИ), ~zn: bojaznb (от bo jail sf), kajaznb (от kajatt sf), ztznb (от zlti), prl-jaznb (от prljatl), Ьо1ёгпъ (от Ьо1ёН). На праславянской почве сформировался суффикс -ostb (после мягких согласных -estb), который служил для выражения абстрактных понятий: slabostb, га-dostb, mqdrostb, dobrostb, starostb, dobl'estb, gor'estb, t?zestb и др. Почти все основы этой группы адъективного происхождения.
Большую роль в формировании основ на -I играл индоевропейский суф. -Z-, который находим в праславянских суффиксах -ё1ъ (-о1ъ)*. кдрё1ъ, 1иъ^ё1ъ, оЬИё1ъ, gybёlъ, 8и1гё1ъ, оЪгё1ё1ъ, ре-calb, skrlzalb} -si-: ggslb (от глагола gqdStt; ср. ст.-сл. русск. гусли).
Хорошо известны праславянские бессуффиксальные девербативы: zybati — zybb (позже от этой основы сформировалась основа zybbka), naviti — паиъ 'мертвец’, русск. диал. nav\ ndv'ie, др.-чешск. паи, слов, navje, ёЛН Oestt) -6db и др.
Среди основ на -i известны праславянские сложные слова: medvёdъ, rqkovftb (rqkojftb), samoxotb, vodonosb 'ведро’, nejfsytb 'пеликан’, пе]?аёгъ 'не имеющий веры’ (в представлении язычника), Utoorstlb 'побег’ (ср. ст.-сл. л^тордглА, польск. latoroSl).
Основы на -I принадлежали к различным семантическим группам. Находим ряд основ из области свойственных отношений. Некоторые из них в более древние времена входили в класс консонантных основ. Примеры: tbstb, zftb, dёverъ, xotb 'милая, желанная’ (ср. чешек, и словц. chot' 'жена’; основа имела варианты хъ1ъ—xqtb), svbstb 'свояченица’ (ср. др.-русск. гкегтд, укр. евгетъ,
польск Swtett, слов, svast, срх. cedcm, свастика), c?db, с( возможно, ^гъ. Сюда же примыкала основа dZtb, сохрани шаяся во множественном числе: русск. дети, болг. деца «di t са) Среди основ на -г находим много анатомических терминов kostb gbrtanb, nogbte(nokbtb), nozdri, о1къ1ъ, dolm>, gwstb, ktstb nestb, grgdb, golenb, pastb, celusth, swdb, ресепъ, drobb (belbdrob\ 'легкие , съгпъ drobb 'печень’), названий животных и растений ъиёгъ, medvedb, veprb, ovb, rysb, losb, mysb, иуръ, nefesytb (cp основу на ~]б от того же корня sytjb — русск. сыч, укр. сич чешек, syc), gysb, коковъ 'курица’, golybb, zeravb (ср. схр. жёрсьв но русск. журавль), tetervb, съгиъ, то1ъ, gavSdb 'мелкая птица’ lososb, jazb, karasb, gruzdb, bylb, 'трава’, гъ2ъ, zelqdb, ]аЫопъ ozlmb, названий минералов и металлов: solb, ()glb, medb, осъ1ъ
rUytb, слов, относящихся к дому, строительству, орудиям труда dvwb, pektb, zwdb, klitb, gvozdb, osb, sitb, drbkolb, qkotb 'якорь’ rqkovftb, пНъ, к поселениям, путям сообщения, рельефу: иъвъ pytb, гъ1ъ, steph, p$dh, pustosh, dhbrh, propasth, ко времени суток noktb, иесегь dwih (в прошлом консонантная основа, но еще в праславянском примкнула к основам на -г), к социальной и общественной терминологии: gospodb, gosth, кътМъ. Среди ochoi на -I находим особенно много слов абстрактного значения: boteziu^ bojaznb, zlznh, prijaznh, zavtsth, pam$tb, myslb, $ътьг1ь, strastb^ blagodatb, mogth, зкъгЪъ, Ibstb, 1ъгъ, gybSlh, xytrosth и мн. др. К основам на -г принадлежали числительные p$th, sesth, sedmb,
osmb.
Примечательна одна особенность: к основам на -i относится много древних этнических терминов, которыми славяне называли своих ближайших соседей: gol?db, cudb, zmudb, vodt>, sumb и др.
До сих пор мы стремились дать по возможности полное описание всех известных нам праславянских именных основ. В отношении консонантных основ и основ на -й это было осуществить сравнительно просто, так как каждый именной класс имел немного основ. Это же мы попытались осуществить в разделе, посвященном основам на -й, В разделах о^ основах на -а и на -б полное описание всех примеров было бы нецелесообразным, так как эти модели были чрезвычайно продуктивными и включали большое число инноваций (аналогично основы на -$t). В какой-то степени это относится и к основам на -г. Вот почему в этом разделе мы ограничимся описанием наиболее типичных случаев.
pamflb-. Отглагольные имена подобной структуры были хорошо известны праславянскому языку, из которого они перешли в славянские языки: тьпёИ — pam$tb (ра-тъп-tb), тъгеН — зътъМъ и мн. др. Словообразование свидетельствует о древности их образования. Несмотря на это, даже в современных языках они устойчивы и обычно принадлежат к основам женского рода на согласный. Известны, однако, преобразования по модели оспой на -а.
О глубокой древности праславянской основы parnqtb свидетельствует ударная приставка ра-. «Сопоставление всех этих особенностей приставки ра- в современных славянских языках заставляет предположить, что ра- как словообразовательный элемент восходит к глубокой древности» (Цейтлин. К вопросу о значениях приименной приставки ра- в славянских языках, 207). Известна, однако, в отдельных славянских диалектах данная основа с глагольной приставкой ро-'. чешек, диал. pomat', pomatka, слвц. диал. pomet', pometlivy. Данная основа позднего происхождения.
У основы pam?tb рано утвердились два основных значения: memorta и mens. Они хорошо отражены в древних текстах и в современных языках: ср. ст.-сл. же npaaAANiKZ памдчп их<л; да Invktz пдмата домдшъы4го ж1та4 (оба примера из Клоц. сб.); потравить отд зем1^ пашАТд ix’a (Син. пс.); и иже творите ба па-мата ед (Сав. кн.); др.-серб. шпикаши се и ые вуде у ^боюи па-мети; тадаи в4ше здраке памети и ц4аа разума (Даничий. Pje4HHK), русск. острая память, лишиться памяти, свежо в памяти; польск. JeSlt mnie pamife nle mylt, utkwtc w pamlfcl, zyc w parallel, w pamtycl 'в уме’. Однако в ряде славянских языков утвердилось лишь значение mens: ср. срх. бити при памети 'быть в здравом уме’, то ми не иде с памети 'это не выходит у меня из головы’. Аналогично в болгарском народном языке, > где слово памет имеет значение 'ум, разум’. В значении memo- : ria слово памет здесь является русизмом. Иначе в словенском, где слово pdmet соответствует срх. памёт, разум и сеКагье, ] памК&ье, епдмён, болг. памет и с по мен.
От pamftb имеется много различных деривационных образова- 5 ний: ср. русск. памятный, болг. паметлив, польск. pamlqtka, I русск. памятка, польск. pamt$clowo, pamiptnik.	j
Встречаются иногда очень редкие образования: ср. русск. Я диал. pdm'atux 'очевидец’ (Подвысоцкий). Ряду славянских язы- j ков известен глагол от основы pam$t-*. польск. pamtftac, слвц. 1 pamdtat', слов, pdmetltl, укр. пам'ятати. Русск. помнить, укр. I памка 'память’, срх. памтило 'человек с хорошей памятью’, 3 памтити представляют собой иную словообразовательную струк- 1 туру.	1
pastb- «padtb). Девербатив от глагола padti. Именные основы 1 аналогичной структуры были хорошо известны в праславянском, известны они и современным славянским языкам: vestb, solstb I (ср. сласть), strastb и под. Имя pastb известно русскому языку j в значении 'зев зверя’, в диалектах встречается в значениях 'мышеловка’, 'вход в погребную яму’ (Опыт), 'ловушка на мед- ; ведей и кабанов’ (Дополнение), 'труп околевшего животного’ | (Подвысоцкий). В значении 'западня, ловушка’ слово pastb хо- I рошо известно чешскому языку, встречается в словацком — past', однако чаще в преобразованном виде — pasca. Значительно ; более широкое распространение основа получила с приставками '
na- (napdstb), pr°- (propastb): ср. ст.-сл. i не БАьедн ндг^ бъ ид-пдгтА н'А избдби nzi отд нбп|лгкзни; да не БАыидетб бъ идпдгта; ’ къ брЬаа идпдгги ©гт/кпд^та (все примеры из Мариин, ев,),  ггобс^	m оггл идпдгти (Син. пс.). Слово напаст хо-
известно сербохорватскому, начиная с древнейших памятников письменности (см. Rjecnik). Хорошо известно болг., мак. и слов языкам. В том же значении употребляется в русск., в укр., кроме основного значения 'беда, несчастье’, имеет еще значение 'придирка’ (см. Гринченко), блр. напасцъ, Иначе в западнославянских языках. В польск. параде имеет значение 'нападение, враждебное выступление; припадок’ В чешском ndpast имеет то же значение, что и past, В литературном языке в настоящее время вышло из употребления. Большой академический словарь словацкого языка слова не фиксирует. Основа propast относится к области рельефа: ст.-сл. п^опдгта Бвликд оутБ|5Ади гд (Сав. кн.).
Представлена во многих славянских языках с одним значением: русск. пропасть, укр. пропасть, чешек, propast, срх. пропаст, болг. пропаст, мак. пропаст.
Все основы данной структуры как в древний период, так и в современных языках относятся к основам женского рода. Среди них находим слова конкретного и абстрактного значения, многие слова с конкретным значением часто употребляются в переносном
значении.
noktb. Индоевропейская консонантная основа nokt-: ср. др.-инд. пак, греч. vo^, род. ед. voxtoC, лат. пох, род. ед. noctls, гот. nahts, лит. naktis, хет. nekut. В период балтославянской сообщно-сти сформировалась i-основа. Хорошо представлена во всех славянских языках, начиная с древнейших памятников письменности: ср. СТ.-СЛ. ^КО БА ГА1Я NOUJTA П|?ЬКД6 ДДЖ6 KOK0TZ N6 БЪЗГЛДГИТЪ три кратки отъвръжеши гд ллбиб (Мариин, ев.); русск. ночь, укр. Н1Ч, Н0Ч1, блр. ноч, польск. пос, н.-луж. пос, в.-луж. пос, , чешек, пос, слвц. пос, слов, пос, срх. ндК, болг. нощ, мак. нок\ Основа в большинстве индоевропейских языков представляет огласовку о. Известна огласовка е, которую находим в хет. nekut, в пел. nektopyrb"> пекоругь 'летучая мышь’. Ступень редукции представлена в болгарских говорах — пъ8. Основа женского рода.
kostb-. Древняя праславянская основа женского рода. Обычно ее сопоставляют с др.-инд. dsthi, ав. asti-, греч. ’ojtsov, лат. os(s), возводя таким образом данную праславянскую основу к индоевропейскому периоду. Начальный к в праславянском имеет соответствие в лат. costa 'ребро, острый край, бок’ и в хет. hastai. Некоторые этимологи полагают, что начальный согласный восходит к индоевропейскому ларингалу, который в данном корне в некоторых индоевропейских диалектах был факультативным в зависимости от различных семантических условий: ср. лат. 6s, род. ossis 'кость’ и costa 'ребро’, пел. kostb и ostb 'кость рыбы’.
Вслед за Мельничуком полагаю, что пел. kostb и ostb имею!' различное происхождение. Основа ostb, известная, например, в польском — stac o£ciq w gardle восходит к индоевропейскому периоду и закономерно отражена в ostb 'тонкий усик на оболочке зерна’; 'твердый кончик листа у растений; длинный волос меха’, в прилагательном ostrb, в названиях некоторых рыб с острыми и колючими плавниками. Кроме того, для названия кости ноги в праславянском еще существовала индоевропейская основа koul-, отраженная в русск. кулъча, кулъчавый, култыга, культя, польск. kulsza, kula, kulawy, чешек, kulhavy, kulhati и др. Праславянская основа kostb восходит к индоевропейскому глагольному корню kos- в значении 'бить, убивать, рубить’ и имело значение 'труп или части трупа убитого человека или животного’ (Мельничук. Корень *kes и его разновидности, 235). Мельничук убедительно на богатом материале показывает семантическую эволюцию основы.
kostb хорошо фиксируется древними текстами славянских языков: ст.-сл. когта ив гокроушитъ га его (Мариин, ев.), др.-русск. печалиу мужу зашшутъ когти (Сл. Дан. Зат. см. Срезневский), др.-серб. га^лыита каге когти иул (ДаничиЬ. Р^ечник). Уже в древних памятниках имеет много различных значений: останки, мертвые тела; порода, племя и мн. др. В ряде случаев встречаемся с очень редкими значениями: род дани, подводные камни, в русских диалектах известно значение 'мера земли’. В срх. среди других значений отмечено редкое значение 'ребро’ (Rjecnik). Многие этимологи безо всяких оснований придают этому факту большое значение: опираясь на лат. costa, они полагают, что в данном случае срх. указывает на очень древнее значение праславянского kostb, В действительности же здесь мы имеем дело с поздним и локальным переносным значением. Об этом убедительно свидетельствуют такие славянские фразеологические сочетания, как русск. пересчитать кости, пересчитать рёбра, в блр. только пералгчыцъ рэбры.
Слово хорошо известно современным славянским языкам: русск. кость, укр. кгетъ — кости, блр. косцъ, польск kosc,, полаб. t'ust, н.-луж. kosc, в.-луж. kosc, kosce, чешек, kost, слвц. kost?, слов, kost, срх. кост — кости, болг. кост. Следует, однако, обратить внимание на то, что степень употребительности слова в славянских языках разная. Так, в болгарском сфера употребления слова кост очень ограничена в связи с широким распространением в народном языке греческого заимствования xoxxako(v) кокал. В македонском языке основа известна лишь с уменьшительным суффиксом -коска (<?kostbkd)i JasuKom коски нема, ама коски крши. От данной основы представлены различные деривационные образования: коскарниуа, коскен, коскено копче и др. Однако в литературном языке известны образования от kost< костен (косна ту-беркулоза), костобол, костелив и др.
gostb. Праславянская основа мужского рода индоевропейского происхождения. Отражена в лат. hostis, гот. gasts, двн. gast.
а ртся одной из редких итало-германо-славянских лексических ^осс (см. Порциг. Членение индоевропейской языковой об-И3°ти 305). В старославянских памятниках слово гогта известно только в Супрасльской рукописи: гакожб во вогдта n!kto пи^ъ вбликА остбмА гксима оуготовивА. В значении 'чужеземец, иноземец’ слово хорошо известно др.-русск. языку: Лавр. л. ona же репе дружим! ГБОви: ужб дщб ми тоьико до!удти с гостами, с &грм, и с Агаум; д ужб дружина мога прострашбыд (Срезневский), древнесербскому: МД0ИЧЮТА ИИМ^А ГОСТИ и пришлАцб (этот и подобный примеры СМ. ДаничиЬ. Р]’ечник). В древнерусском языке широкое развитие получило значение 'иноземный купец’, в ряде текстов употребляется вообще в значении 'купец, торговый человек’, в древнесербских текстах часто встречается в значении 'друг, приятель’. Хорошо известно древним текстам разных славянских языков и современное значение: и пов!ддшд Оааз!, гако Дбрбвддмб придошд, и бозкд б Одагд к сов!: доври гостАб придошд (этот й другие примеры см. Срезневский). От основы gosti- еще на почве праславянского языка возникло много деривационных образований: gbsteba 'угощение, званый пир’, gostentivb 'содержатель постоялого двора’, gostltl 'угощать’ и др. К праславянскому периоду относятся образования типа gosti-av-^ gostjav- (ср. болг. гощавка 'угощение’). В праславянском была известна основа женского рода gosti, от которой позже была образована gosttja. Старая основа фиксируется в древнечешском— hosti 'гостья’. Иначе обстоит дело с основой teste. Здесь основа женского рода образовывалась от test- testja, откуда русск. тёща, срх. ташта, болг. тъща*, testa, откуда в.-луж. testa.
Основа goste хорошо известна всем современным славянским языкам. Из редких значений следует привести русск. диал. gosti-пес 'большая проезжая дорога, торговый путь’, др.-русск. при-гостити 'получить прибыль от торговли’ (Русская Правда).
gospodb-. Основа хорошо известна старославянскому языку в соответствии греческому хорю; и латинскому dominus*. I прогы!-БДБА С/к ГА бГО Пр!дДСТА I М/БЧИТбЛбМА ДОИАДбЖб БАЗДДСТА ВАСА ДААГА ГБОИ; ОТА ЫбДИЖб ОуВО БАСТДЫбТА ГА ДОмОу И ЗДТБОриТА ДБАри (примеры из Мариин, ев.). Словосочетание га домоу употребляется в значении pater familias. В древних славянских текстах га часто встречается.; вместе со словом вога: га ba moi бозабд^а ка тбв! исц!а1аа mja бс! (Син. пс.). Хорошо известно га в значении 0еб; и в самостоятельном употреблении: ср. в той же Синайской псалтыри: га БАзвбДб ста ддд дшлч могз\. Широко известно ст.-слав, текстам новообразование господина: господина х'рд^д, господин урд-mhnai, господина домоу и др. В западнославянских языках данная основа хорошо известна. Все образования восходят к древнему значению ^'хозяин’: ср. польск. gospodarz 'хозяин’, gospodarka хозяйство’, gospodarny 'хозяйственный’, gospodynl 'хозяйка’, gos-
podarzyi st? fвести хозяйство’. Аналогичные образования известны славянским языкам других групп: ср. срх. господар 'хозяин’, гос-подарити 'хозяйничать’, господарица 'хозяйка’, укр. господарь, господарсъкий, господарювати и под. В русском языке все образования от этой основы характеризуют только литературный язык и язык церковного культа.
Праславянская основа gospodb до сих пор не имеет убедительной этимологии. Трубачев справедливо пишет, что «в истории слав, gospodb еще очень много неясного как в развитии значения, так и развитии фонетической формы» (Трубачев. История славянских терминов родства, 183). Последний по времени опыт этимологии gospodb принадлежит Георгиеву. Он возводит пел. gospodb к гипотетическому готскому gastfaps, род. ед. gastfadis (Георгиев. Основни проблеми. . ., 82).
zelqdb-. Древняя консонантная основа gelan-x см. греч. pakavo;, лат. glans, glandls, лит. gile. В праславянском основа была осложнена вторичным суффиксом -d: gelond- и перешла в основы на -i : gelondi-, откуда закономерно пел. zelqdb. Составители «Краткого этимологического словаря русского языка» полагают, что в языке русской народной поэзии сохранилась древняя основа без суффиксального -d. Они имеют в виду слово желонъ, зафиксированное между прочим в «Пермском сборнике».
На дубчиках голубчики седят, Промежу собой речи говорят. . . Говорят, приговаривают, Меня, молодца, выхваливают. . . Желоны желонаются, Добры молодцы сватаются.
Этот текст приведен в «Словаре русского языка, составленном вторым отделением Академии Наук» (т. II, вып. I, СПб., 1897, 287). Следовало бы обратить внимание на примечание редакции — «значение неясно».
Если современное рязанское zolup, zelubja (см. Оссовецкий) не является поздним новообразованием и отражает древнюю структуру, то следует полагать, что в отдельных праславянских говорах старая консонантная основа могла быть осложнена вторичным суффиксом -Ъ.
Праславянское zelqdb закономерно преобразовалось в русск. жёлудь, укр. жолудь, блр. жолуд, диал. zoluf, польск. zotqdz, н.-луж. диал. zoluz, слов. zGlod, срх. жёлуд, болг. желъд, мак. желад. Н.-луж. zolz, в.-луж. zoldz свидетельствуют об иной суффиксальной структуре. Об этом же свидетельствуют и русск. диал. zoladki 'дубовые желуди’ (см. Опыт, 58). Чешский'и словацкий языки указывают на ступень продления корневого глас-ного — пел. gel-, откуда чешек, zalud, слвц. zalud". В противо- ; положность этому в балтийских языках была представлена ступень редукции: лит. gile, др.-прусск. gtle.
Не во всех славянских языках слово Zelqdb в одинаковой сте-266	]
- ~ „тг^тпрйительно, что в ряде случаев объясняется климата-' L условиями. Дело в том, что на значительной территории ГКии дуб не растет. Здесь, естественно, это слово является та-ким^же чуждым, как и слова арбуз, дыня и под. Однако дело не ько в климате. В большинстве говоров сербохорватского языка слово утрачено. Здесь в значении glans употребляется хорошо известное слово жир. По авторитетному свидетельству Караджича, желуд является характерной особенностью черногорских говоров (КарациЬ. Српски р^ечник). В первом издании словаря слово от
сутствует.
В праславянском zelqdb принадлежал к основам мужск. р. Этот же родовой признак характеризует основу в большинстве современных славянских языков. Однако в польск. и в.-луж. эта основа обычно женск. р., в древнепольском языке мужского рода. Младенов полагает, что в нашем распоряжении нет фактов, с помощью которых мы уверенно могли бы установить исконную рядовую принадлежность данной основы (Младенов. Промените на граматическия род в славянските езици, 85).
medvedb-. Славянские языки не сохранили старой индоевропейской основы, отраженной в др.-инд. rksa-, ав. arsa-, греч- архто;, лат. ursus, ирл. art. Под действием табу основа утрачена в германских, балтийских и славянских языках. В праславянском представлен очень древний тип словосложения без соединительного гласного: medu-edb 'медведь, пожиратель мёда’. Основа принадле
жала к основам на -i мужск. р.
Medvedb фиксируется древнейшими славянскими текстами, богато отражен в древней славянской топонимике. Известен всем славянским языкам: русск. медведь, укр. медвъдъ, ведмъдъ, блр. мядведзъ, польск. nledzwtedz, диал. т' edzv' edz, н.-луж. mjadwjez, в.-луж. mjedwjedz, чешек, medved, nedved, слвц. medved", слов. medved, срх. медвед, болг. медвед. Следует, однако, обратить внимание на ограниченное употребление слова в срх. и болг. языках. Обычно в данном значении найдем в срх. мёчка, в болг. и мак. мечка. Слово известно и русским говорам. Именно от этой основы в срх. и болг. языках находим различные деривационные образования. Ср. слов, medvedar, но срХ. мечкар, болг. мечкар, слов, medvedar-ski, но срх. мёчкарски, болг. мечкарски. В этом отношении есть известное различие между сербохорватским и болгарским. В болг. медвед в литературном языке практически не употребляется, нет от него и ^деривационных образований, тогда как в срх. слово хорошо известно литературному языку, есть от него и различные дериваты: мёдведаст, мёдведина, медведе мёсо, медведица и др. Восточношто1|авские говоры сербохорватского языка в этом отношении бйиже болгарскому. Так, в косоворесавском диалекте фиксируется только тёска и производные тескаг, тескагка, тёсе (ЕлезовиЬ. Речник). Аналогичное положение представлено в македонских говорах. В македонском литературном языке medvedb и производные отсутствуют.
g(v)ozdb-. Надежных индоевропейских соответствий праслайяй-ская основа gfvjozdb не имеет. Часто этимологи пел. g(v)ozdb сопоставляют с лат. hasta 'жердь, кол, древко копья’ и с гот. gazds 'жало, шип, колючка’, но эти сопоставления не дают оснований для восстановления индоевропейского прототипа. Высказывались предположения о заимствованном характере данной праславянской основы, но они основательно отвергались.
С полной уверенностью исконное значение основы восстановить трудно. Возможно таким значением было 'ветка, заостренный прут’, откуда в дальнейшем развились два самостоятельных значения: гвоздь и лес. На пути первой семантической эволюции развились значения: затычка, пробка, деревянная заостренная палочка, шкворень, чека, железные изделия, железо. Мало вероятна семантическая цепь — лес > дерево > кусок дерева > >ветвь > заостренный конец дерева > нечто остроотточенное > >гвоздь,так как значение 'лес’ следует признать производным и локальным. Некоторые этимологи (например, Бернекер) видят здесь омонимы, восходящие к различным основам.
Трубачев полагает, что различие в значении (гвоздь—лес) сказалось на судьбе основ: gvozdb в праславянском вошел в класс именных Г-основ, тогда как в значении 'лес’ основа имела вид gvozdb, т. е., вероятно, примыкала к о-основам (Трубачев. Ремесленная терминология, 375). Надо сказать, что русский диалектный материал не подтверждает данной дифференциации. Здесь gvozd’ и gvozd дифференцируются иначе (см. СРНГ).
Праславянская основа имела фонетические варианты: gvozdb и gozdb, которые известны ряду славянских языков. Они могут быть носителями разных значений: ср. польск. gvoozdz 'гвоздь’ и gozdz 'затычка в бочке’. Диалектный вариант gozdb хорошо известен западнославянским языкам: в.-луж. hozdz, н.-луж. gozdz. В слов, находим основу gozd в значении 'лес’. Конечно, в прошлом словенский язык знал и основу gvozd-, о чем свидетельствует глагол gvozditi 'заклинать, вбивать клин’. Известен вариант gozdb и болгарскому языку. Находим это в диалектах gozdenki 'вид грибов, растущих в лесу на склонах гор’ (БЕР), в топонимике — Г оз село, Гоздовска бара.
Праславянская основа имела и словообразовательные варианты: gvozdb—gvozdb]ъ. Вариант gvozdbjb принадлежал к /о-основам. Он фиксируется в Супрасльской ркп., представлен в современном болгарском языке — гвоздей, известен диалектный вариант gozdej, в чешском языке hvozdej. Известны локальные случаи преобразования основы по модели основ на -а, что в свою очередь обусловливало изменение рода: основа мужского рода становилась женского рода.
В старославянских памятниках засвидетельствованы гбозда И производные — ГБОЗДИИ, ГБОЗДИИИА, ГБОЗДБИИ, иеприГБОЖДбМА, при-гьджддти, пригьоздити и др. (см. Клоц. сб. I моукд И ГБОЗДИб).
В греческом оригинале находим 'гвоздь*. В древнерусских текстах слово известно в значении 'гвоздь и втулка, которой затыкают бочки’. Срезневский указывает еще значение — 'лес, silva’, но примеров из текстов не приводит.
Надо думать, что значение 'лес’ развилось не во всех праславянских диалектах. Это значение приобрело широкое распространение лишь в тех диалектах, которые лежат в основании словенского и сербохорватского языков. В древнесербских текстах слово гбозда хорошо известно в значении 'лес’ (см. Даничий. Р]ечник). Известно значение 'густой лес, буковый лес’ и современным северо-восточным истрийским чакавским и штокавским говорам, примыкающим к словенскому языку (Толстой. Славянская географическая терминология, 62). В Загребском словаре приведено большое число примеров, в которых слово употреблялось в значении clavus. Теперь это значение утрачено. Нет сомнений, что в прошлом данное значение было известно сербохорватскому языку. Современные срх. гвож1}а 'капкан, оковы’, геджре gvoz-dbje) 'железо’ и, наконец, диал. gvozd в значении 'железо’ свидетельствуют, что в прошлом сербохорватский язык знал данное слово в значении clavus. Только из этого значения могло позже развиться значение ferrum. Ср. в русских диалектах gvozdoboina 'металлический молоток’, gvozdilka 'железный инструмент для выдергивания гвоздей’, gvozdiVna 'инструмент для пробивания дыр в железе’ (СРНГ). По свидетельству Караджича, в Черногории гвдзд имеет значение 'каменный утёс, возвышающийся над горой’ (КарациЬ. Српски р]ечник).
Неясен генезис чешского и словацкого hvozd в значении 'большой густой лес, лес вообще’. Составители словарей относят hvozd в этих языках к книжным и устаревшим элементам словаря. Единичный древнепольский пример не дает основания утверждать, что польский язык знал gvozdb в значении 'лес’. Иначе в нижнелужицком, где, по свидетельству Муки, представлены gozd, gozda 'сухой, нагорный лес’, gozdc, gozdk 'сухой лесок’, gozdzic 'густой нагорный лес’. Толстой склонен думать, что в прошлом gvozdb в значении 'лес’ было известно полесским говорам. Сам он этого значения не обнаружил. Qho зафиксировано Мошинским в 20-х годах в деревне Дружиловичи в значении 'небольшое сухое, возвышающееся среди болот, пространство, покрытое густым лесом’ (Толстой. Славянская географическая терминология, 62).
golqbb-. Общепринятой этимологии нет. Все индоевропейские сопоставления данной основы спорны (подробно см. SEJP). Народная этимология связывает основу с голубой. Несостоятельность этимологии очевидна. Махек полагает, что прилагательное голубой, укр.Аголубий, польск. gofybi само образовано от названия птицы (MES, 137). Нельзя согласиться с этимологами, которые связывают корень данной основы с gbl, откуда жёлтый.
В праславянском были варианты golqbb и g'blqbb. Степень редукции отражена в болгарском гълъб. Нет никаких оснований
видеть здесь позднее новообразование в результате ассимиляции. В аналогичных позициях ассимиляции не наблюдается: ср. ловък, момък, нокът и под.
Почти все славянские языки отражают пел. golqbb*. русск. голубь, укр. голуб, блр. голуб, польск. golqb, чешек, holub, слвц. holub, слов, golob, срх. голуб. Нормальную огласовку найдем и в текстах старославянского языка: 4ко голуба нд na, 4к1 голлчКас (оба примера из Мариин, ев.), в древних текстах других славянских языков.
Неясно происхождение мак. гулаб и его производных гулабар, гулабарник, гулабица и под. Может быть, здесь представлена праславянская ступень дифтонга -goalqbb-.
Известны варианты и в суффиксальной части основы. Огласовку с f « еп) находили в наименовании птиц jastrfb'b, jastrfbb, galfbb 'чайка’ (ср. срх. галеб, слов, gaiety. Возможна была ступень редукции без носового. К ней восходит в.-луж. holb, holbtea, hol-bina, holbjer и т. д. Не восходит ли к этой же ступени и русск. ястреб?
drobb-. Индоевропейская основа глагольного происхождения. Основа представлена в балтийских (лит. drebSznos 'обломки’, drebezgai 'рвань’, гот. gadraban 'выдалбливать’). И в праславянском корень был известен с огласовками е и о: dreb-, drob-, drobiti (ср. ст.-сл. дровити, срх. дрдбити, польск. droblc, русск. дробить), drobb (ср. русск. дробь, укр. дръб, польск. drob, чешек, drob, слов. drob, срх. дрдб, болг. дроб), drebb (ср. болг. дребен, дреболия, русск. вдребезги, дребедень, но диал. drobezga, drobiz). В основе всех образований лежит понятие 'мельчить, дробить, делать мелким’, отсюда 'мелочь, дробь, мелкие деньги, мелкая домашняя птица, малые дети, мелюзга, внутренности’.
zemi-. Древняя индоевропейская консонантная основа. В праславянском рано испытала воздействие основ на -г. Следы этой стадии в истории основы хорошо сохраняются во многих славянских языках: СТ.-СЛ. ЗбЛЛАИА (но и ЗбЛЛЛАНА), ЗбЛЛА^КА (но и ЗбЛЛЛА^КА), ЗвЛЛАЦА (но И ЗбЛЛЛ’АЦА), И^КОПДТИ ^ОБА БА ЗбЛЛИ ДвБАТИ ЛДКАТА,* блдгод4та х^сбд по ба^6и зблли; поллетддх’Яч ид зблли; положи ид звлли; лежддше ид зблли; нд ндшеи зблли (все примеры из Супр. ркп.); багс) звлли п^дбадо^, кдко повллА п4^иа гид; ид звлл! тоуждв) (примеры из Клоц. сб.), русск. обземъ, наземь, болг. доземи, отземи, укр. зем, зёми 'пол в доме, преимущественно выложенный кирпичом’ (Гринченко) и мн. др. (примеры из различных славянских языков. См. Эккерт. Праславянские диалектизмы, 492—493). Однако ёще в праславянский период основа перестроилась по модели основ на -ja, откуда пел. zemVa и производные. Следы древней г-основы сохраняются в подвижной акцентуации основы.
veprb-. Основа индоевропейского происхождения: лат. арег, apri, двн. ebur, лтш. vepris. Первоначальное значение 'самец дикой свиньи’.Нет оснований причислять veprtr к д-основам.В древ-
них славянских памятниках слово вепрь встречается редко, парадигма противоречива (ср. в Ипатьевской летописи ко кбп^еки). В старославянском зафиксирована однажды только в тексте псалтыри: шзовд I кепрд ста а^гл. Нельзя согласиться с составителями пражского старославянского словаря, которые для слова уверенно устанавливают род. ед. кбпрга (Slovnfk).
Слово veprb известно всем славянским литературным языкам. На этом основании составители этимологических словарей считают это слово общеславянским, хорошо известным в равной степени всем славянским языкам. Однако это не так: имеются различия в семантике и в степени распространения слова.
В современном русском литературном языке это слово фактически вышло из употребления. Оно часто встречается в текстах XVIII в. и начала XIX в. Составители «Словаря Академии Российской» хорошо ощущали книжный характер слова: при вепрь стоит помета сл. (CAP, I, 438). Есть основания; думать, что слово отсутствует в южновеликорусских говорах, не фиксируется оно в материалах, отражающих особенности средневеликорусских говоров. Все сведения об этом слове идут из северных говоров (см. СРНГ). Иначе в бл., где vepir, v'apruk хорошо известны. Весьма ограничена сфера употребления" болг. вепър, мак. вепар, еще реже встречаются деривационные образования вепретпина, веприна, вепровина, вепърче, вепърски. Примечательно, что Ге-ров в своем словаре ограничивается лишь словом вепър (в орфографии Герова — вепьрь). Лишь в дополнении к словарю, составленном Панчевым, зафиксировано производное вепрешина 'боль-щой кабан’. Для сербохорватского Караджич ограничивается лишь словом вепар, деривационных образований нет. Однако известно слово вёпровина 'мясо дикого кабана’. В слов, известно veper.
Иначе обстоит дело в польском, в котором данное слово и деривационные образования от него получили широкое распространение как в литературном языке, так и в народных говорах. Здесь хорошо известно wieprz, от которого имеется много производных уже с общим значением 'свиной’: wieprzowina 'свинина’, wieprzowy 'свиной’, mifso wieprzowe, kotlet wieprzowy и под. Основа хорошо известна всем западнославянским языкам, но сфера употребления его ^же, нежели в польском.
Древне^ значение основы известно и современным славянским языкам. Так, в словенском veper означает только 'самец дикой свиньи’. Однако очень рано, еще в дописьменный период, в ряде славянских языков развилось новое значение, которое в настоящее время ^рвляется господствующим — 'боров, кастрированный самец домашней свиньи’. Таково значение срх. вёпар. Именно поэтому словенское уерег^на сербохорватский язык переводят дйвлм вёпар. И в современных русских товорах vepr* обычно употребляется в значении 'самец домашней свиньи, кастрированный, реже некастрированный’.
tvarb-. Праславянский девербатив от глагола tvoriti. Ступень продления свидетельствует о древности образования имени (ср. garb—goreti). Аналогичные структуры более позднего образования сохраняют огласовку глагола без изменения. И от глагола tvoriti известны более поздние именные образования с сохранением глагольной огласовки: ст.-сл. приткорз, польск. przytwor, слвц. stvora, чешек, диал. stvor и мн. под. (ср. укр. теаръ, но meip— твору, слов, tvdr, но tvor). Первоначально значение основы было тесно связано с глаголом tvoriti, т. е. что-то созданное, res creata. Слово часто встречается в Клоцевом сб. в соответствии греческим xrcaic 'приобретение, владение, имущество’ и <рбасс 'природа, естество’. В древнерусских текстах встречается в значении изделие, произведение, создание, творение, мир, вселенная, устав, обычай, устройство, вид, облик, убранство и др. (Срезневский). В современном литературном языке обычно употребляется только в бранном значении 'тварь’ —- 'бранное обозначение человека’. Значение 'живое существо’ устарело (ср. у Лермонтова — Мне тварь покорна там земная). В русских говорах встречаются редкие значения: дети (ряз.), мокрый и крупный снег, выпадающий в большом количестве (влад.). Словенский язык сохраняет очень старое значение — tvdr 'вещество, материя’ в срх. сохраняется данное значение, но известно еще 'создание, творение’. Хорошо известно ствар в значении 'вещь’. На основе значения 'облик’ в ряде славянских языков развилось значение 'лицо’: ср. слвц. tvdr, чешек, tvdf, польск. tivarz. Одну из ступеней данной семантической эволюции находим в македонском: ср. твар 'здоровое и румяное лицо’ — и ако се богати, децата им се слаби, бледп, немат твар (Речник на македонскиот ]’азик).
solb-. Первоначально принадлежала к основам на согласный, но еще в индоевропейском перешла в группу основ на -i: salts. Следы исконной структуры отражены в solnina (русск. солонина, чешек, slani-па и др.), в 8о1пъ (чешек, slany) и под., в soldbkb (ср. лат. sallo из saldo, гот. salt из said-). Известна почти всем индоевропейским языкам. В литовском слове утрачено (ср. в лтш. sals, др.-прусск. sal, в лит. общебалтийское druskh вытеснила старую основу), но старая основа представлена в salymas, saldus, saldyb?, saldints, saldetl. Основа известна всем славянским языкам, начиная с древнейших памятников письменности. С детерминативом d/t: sold-, solt-употребляется в значении 'сладкий’ (см. Bernstein. Zur Genesis des Komparativs слаще inTRussischen, 117).
golb-. Позднее праславянское образование от прилагательного golb. Так называлась молодая веточка, лишенная листьев, побег. Фиксируется в древнечешских текстах — hdl, чешек, hul, слвц. hoi, слов, gdl (bukova got). В словаре Срезневского отмечено слово голь 'ветка’, но без примеров. В современных русских говорах находим goV]d 'ветка’, goVdxa 'ветка дерева’ (СРНГ).
osb-. Древняя консонантная основа, которая, однако, еще на индоевропейской почве перешла в Г-основы: aksi-, лат. axis, ирл, 272
aiss 'повозка’, лит. asis, др.-прусск. assis. Основа глагольного происхождения от корня ag1-, ак1- 'вести’. Отражена во всех сла-вяйских языках: пел. 08ъ, русск. ось, укр. вгеь, блр. вось, польск. os, полаб. vus, н.-луж. wos, слвц. os, слов. 6s, срх. дс, болг. ос, В праславянском основа была женского рода. Этот родовой признак сохраняют почти все славянские языки. Лишь в большей части штокавского диалекта срх. os мужского рода, в чакав-ских и кайкавских диалектах женского рода. Известны случаи употребления слова ось в мужском роде в древнерусских текстах (см. Срезневский). Хорошо известны различного рода деривационные преобразования основы. В некоторых языках они вытеснили osb. Так произошло, например, в мак. и в.-луж. языках, в которых употребляются лишь деминутивные образования: мак. оска (зем]‘ата се врти околу cBojaTa оска), в.-луж. w6ska. Аналогичные преобразования хорошо известны польскому языку: о§ка. В чешском старая основа преобразовалась по модели основ на -a: osa', известно это и сербохорватскому яз^ку: оса. В сербохорватском при дс чаще встречается осовина, в диалектах еще osavlna. Деривация обычно представлена от осовина, а не от дс: осдвински врат 'шейка оси’, осдвински притисак 'осевое давление’.
vbSb-, Древняя консонантная основа, которая еще в протосла-вянском диалекте перешла в основы на -г: ulkHs, авест. vl§-, лат. vicus (<2це1к\8), гот. welhs, алб. vis. Известна в старославянских текстах в соответствии греч. хсорт] 'деревня, селение’, /copfov 'укрепленная местность’: ср. къ идже колижздо гуддъ ли кд кдгд киидете; I глл иллД ид4тд kz кегд 4жб errz прЪко кдллд; ии кд кегд кдииди, ии поНжд'д никомоуже кд кдги; I шддъше къиид;к кд кегд гдллд^идгк^; КДИИД6 ИГА KZ К6ГД вДИИ/К; I глд иллз ИД^МЗ KZ БЛИЖДЫА1А кдги и грдд^1 (все примеры из Мариин, ев.). Основа встречается в древних памятниках различных славянских языков. Отсутствует в современном русском литературном языке, но известна говорам: v'dska смол, 'деревья, деревенька’, vesltna сибир. 'небольшое селение, деревня’, vesed новг. 'небольшое селение, деревенька’. Хорошо известна блр. языку (литературному и говорам): веска, вясковы 'деревенский’, вёсачка 'деревенька’, диал. ^vesniki 'простые деревенские ворота’, vesn'dk 'деревенский житель’, ves'skl] 'деревенский’, всем западнославянским языкам: польск. wiei. wsi, н.-луж. wjas, wsy, в.-луж. wjes, wsy, чешек, ves, vst, vesky 'деревенский’. Из современных южнославяшйсих языков хорошо известна словенскому языку: vas, па vdst ztvett 'жить в деревне’, vastca 'деревенька’, vascan 'крестьянин’, vdskt 'деревенский’.
rysb-. Индоевропейская^консонантная основаЛ/й^1-, leak1-, еще в^дославянскии период перешла в класс i -основ. Отражена в лит. lusts, лтш. lusts, др.-прусск. luysts, двн. luhs, греч. арм. lusanunk1 (мн. ч.). Как^объяснить начальный г в праславянском? Уже после распадатбалто-славянской сообщности, под воздействием табу, основа была видоизменена: она стала ассоциироваться с ры-
18 С. Б. Бернштейн
273
жеватым цветом шерсти животного. В дальнейшем в праславянском утвердилась основа с начальным г. Она последовательно отражена во всех славянских языках: русск. ржь, укр. рись, блр. рысь, польск. гуё, н.-луж. rys, в.-луж. rys, чешек, rys, слвц. rys, слов, ris, срх. рйе, болг. рис, мак. рис. Абаев праславянский начальный г на месте I толкует иначе, видя здесь «единичное вторжение звуковой нормы другого и.-е. диалекта, иранского, в славянский» (Абаев. О перекрестных изоглоссах, 261). Автор для этого объяснения вынужден реконструировать «иранскую» форму *rusl-, которая, однако, не засвидетельствована ни в одном иранском языке. Принять гипотезу Абаева нельзя. Трудно с уверенностью восстановить родовую принадлежность пел. rysb*. во всех восточнославянских языках основа женского рода, в южных и западных — мужского рода. В единичных случаях рысь в мужском роде встречается и в древнерусских памятниках.
mazb-. Праславянский девербатив от глагола mazati. Представлен во всех славянских языках с различными значениями: русск. мазь, укр. мазь, блр. мазь, польск. maz, н.-луж. maz, в.-луж. maz, чешек, maz, слвц. maz, слов, maz, срх. маз, болг. маз. В сербохорватском, чешском, словацком и верхнелужицком языках прежняя основа женск. р. стала основой мужск. р. Уже в праславянском сформулировалась композита kolomazb 'колесная мазь’ русск. диал. kolomaz' укр. коломазь, блр. кала мазь, польск. kolomai, в.-луж. kolmaz, чешек, kolomaz, слвц. kolomaz, слов, kolomaz, срх. коломаз.
иъёь-. Индоевропейский девербатив в праславянском принадлежал к древним именным основам, так как соответствующий глагол здесь был утрачен (ср. др.-инд. vas- 'есть’, гот. frawisan 'пожирать’). Нет оснований в пел. иъёъ выделять /. Здесь s закономерно изменился в х, затем по условиям первой палатализации х перешел в s. Праславянская основа отражена во всех славянских языках: русск. вошь, укр. вош, блр. воша, польск. wesz, н.-луж. wes, в.-луж. wos, чешек, ves, слвц. vos, слов, us, срх. ваш, болг. 'въшка, мак. вошка. Во многих славянских языках и диалектах основа преобразовалась по модели основ на -а*. русск. диал. fsa, vosa, укр. воша. О деривационном образовании типа болг. въшка речь уже шла. Известны образования и с другими суффиксами: ср. чешек, диал. vsin&, vSen&, vStna и мн. др.
р1ёёь-. В ранний праславянский период основа имела вид plolksi-, откуда р1ёхь, позже рШъ. В позиции перед гласными заднего ряда сохранилось р1ёх-\ ср. русск. диал. plexdn, чешек, plechaty, слвц. plechavy, польск. plech (и plesz), н.-луж. pttcha, в.-луж. р1ёс!г, ptechac, ptechaty, pUchowac, но р1ёё1па, p№lwy. Надо полагать, что слово р1ёхъ первоначально принадлежало к ^-основам. Известна в корне иная огласовка (ступень редукции). Она отражена в чешек, plchatl, oplchany, plchy (ср. лит. plikas 'лысый’).
Zblcb-. Исконная праславянская основа с начальным z представлена в древнейших славянских текстах: ст.-сл. ддшд бмоу* оцатя пити съ здъчи1т5 116HZ (Сав, кн.), С начальным z находим слово
во многих древнерусских текстах (см. Срезневский). Однако уже во многих древних текстах славянской письменности зафиксировано ж дача, жалча, жлача. Аналогично в современных славянских языках: русск. жёлчь, укр. жовч, блр. жолць, польск. z6lc, н.-луж. zoic, в.-луж. zoic, чешек, zluc, слвц. zlc, слов, zoic, срх. жуч, болг. жлъч, жлъчка. С другой огласовкой основа принадлежала к классу 0-основ: пел. %о1къ, ст.-сл. злака.
1ъ&ь-. Девербатив от глагола Ibgati (ступень продления -lygatl). Первоначально 1ъ%ь выполнял функцию nomina attributiva. Следы этой древней стадии находим еще в старославянских текстах: N6 оуви N6 П^ЛЮБА ГАТБОрИ N6 ук^ДДИ N6 ЛАЖА ГАк4д4т6/\А Б Ж ДИ,’ багтднтбта во лажи ^агти и лажи п^оци (оба примера из Мариин. ев.), ложа kona бо епбиие (Син. по.). Однако уже в старославянском языке известны случаи употребления слова лажа в функции существительного: 4ко лажа сста (Мариин, ев.). Большое число подобных примеров находим в более поздних памятниках славянской письменности. В функции прилагательного здесь чаще встретим ЛАЖИБА, ЛАЖАИА.
Первоначально в функции сущ. слово 1ъ&ъ употреблялось в конкретном значении 'лжец’. На этой стадии оно могло быть словом мужск. р. (ср. срх. лажа 'лжец’). Позже оно приобрело абстракт-! ное значение, в котором хорошо известно ряду современных славянских языков^ Основа 1ъ&ь- испытала сильное воздействие основ женского рода на -а. По этой модели преобразованную основу находим уже в старославянских памятниках: N6 к|здди nh лажа поглоушд! (Сав. кн.), в большом числе в древнерусских текстах (см. Срезневский). Аналогичный процесс был пережит болг. (лъжа), мак. (лажа, лага), срх. (лажа, но и лаж), серболужицкими языками (в.-луж. Iza, н.-луж. Idza). В слов., слвц. и чешек, сохраняется старая структура: laz, loz, lez. В польск. данная именная основа lez вышла из употребления.
Особое место занимают восточнославянские языки. Данное имя и соответствующий глагол хорошо известны русскому литературному языку, но их заимствованный характер не вызывает сомнений. Лгать, ложь, лживый, ложный, облыжный и т. п. являются в русском литературном языке церковнославянизмами. В русских народных говорах их нет. Отсутствуют они в укр. и блр. языках.
гъгь-. В отличие от рассмотренной выше основы 1ъ%ь в данной основе первоначальную структуру (т. е. rugb-) методом внутренней реконструкции восстановить нельзя, так как отсутствуют условия дополнительной дистрибуции. Она восстанавливается уверенно с помсЛцью внешнего сравнения с германскими и балтийскими языками: двн. госко, свн. госке, нем. Roggen (прагерманская форма ruggn-), лит. rugys, лтш. rudzis. В других индоевропейских языках отсутствует. Таким образом, здесь имеем дело со сла-вяно-балто-германской изоглоссой. Сопоставление с фрак. РрсСсх
(ср. н.-греч. fJptCa, болг. брица) неосновательно. «Возделывание ржи было, как и в настоящее время, ограничено определенными районами и известно нам только начиная с периода галыптатской культуры. Единое название не могло распространиться раньше этого времени» (Порциг. Членение индоевропейской языковой области, 213). Основа женского рода известна всем славянским языкам. Однако в дальнейшем произошло ограничение употребления основы в связи с тем, что в ряде языков и диалектов в значении 'рожь’ стало употребляться слово zyto (см. Клепикова, Усачева., Лингвогеографические аспекты семантики слова zito в славянских языках, 149). Часто старая основа сохраняется лишь в различных деривационных образованиях. Это находим в южновеликорусских говорах, в укр. и блр. языках, в большинстве западнославянских языков, в кот<рых, однако, сохраняется и слово гъ2ъ-: польск. уст. rez, rzy, н.-луж. rez, rzy, в.-луж. гои, rze, чешек, диал. rez, rzi, словац. raz, razt. Хорошо известна основа всем южнославянским языкам: болг. ръж, мак.’рж, срх. раж, слов. rz.
Основы на -I вместе с основами на -й уже в древнейший период характеризовались подвижной акцентной парадйгмой. Поэтому даже на долгих монофтонгах обнаруживаем следы циркумфлекса (ср. срх. маз, тот, звёр).
§ 34. Основы на -б (-jo). Как уже отмечалось выше, основы на -о получили широкое распространение в позднем индоевропейском, откуда они перешли в праславянский и другие индоевропейские языки. Основы данной структуры в праславянском поглотили многие древние основы с иными основообразующими элементами, стали продуктивной моделью для образования новых основ.
В праславянском шел активный процесс образования именных основ от глаголов. Почти все праславянские девербативы мужского рода вошли в класс основ на -б. Закономерностям парадигмы основ на -о подчинялись праславянские заимствования. Это можно хорошо показать на судьбе древнейших германизмов: ср. пел. х1ёЪъ, хдйо§ъ, selm/ъ, къп^ъ, тесь и др.
Примечательно, что большинство праславянских сложных основ (композит) мужского рода подчинялись также закономерностям основ на -о: golgol/b, рере1ъ, llstopad/b, ко1отачъ, llce-тёгъ, s^sed/b и др.
Еще большей агрессивностью отличались праславянские основы на -jo, которые в поздний праславянский период подчинили себе даже многие основы на -о. В это время основы на -jo^ (соответственно основы на -ja) играли чрезвычайно большую роль в системе именных основ.
Nomina attributiva имели различные основообразующие элементы. Однако в период формирования в праславянском самостоятельной части речи имени прилагательного для основ мужского и среднего родов утвердился тематический гласный -б (-jo), для
осйой женского рода тематический гласный -a (-ja). Основы на -I и на -й вышли из употребления.
Среди праславянских основ на -б (-j6) мужского рода были группы различного происхождения, формировавшиеся в течение длительного исторического периода. Некоторые основы перешли в праславянский еще из индоевропейского, однако число их было невелико. В праславянском они относились к исконно именным основам. Древними праславянскими основами на -б были многочисленные nomen a actionis с корневым гласным на -б: tekti— Юкъ, рМокъ, ргИокъ\ grebli—grobb, sygrofrb] vezti—vozb, privovb, navozv, bwati—Ьогъ, въЬогъ, иЪогъ, othborb*, rektl—гокъ, ргогокъ, zarokb', рекН—ро1ъ (> рок1ъ)*, gKnati—goivb, zagon/ь, ugon/ъ', р1еШ-~-р1о1ъ, zaplotb] vedli—vodb, privodb, zavodb; nesti—nosb, zanosb, ponosb\ cveitti (> cvtsti)—cvoitb (> cvetb)', beiti (> bitt)— bojb, pobojb, otbbojb и мн. др. Формирование этих основ относится еще к индоевропейскому периоду, о чем свидетельствуют аналогичные процессы в индоиранских, греческом и балтийских языках, в меньшей степени в италийских и германских.
В отличие от основ на -а, где древнейшие девербативы характеризовались ступенью редукции, основы на -б эту ступень, а также ступень продления цредставляют в более поздних образованиях: ср. Zbdatt—Zbdb, goreti—garb, ugarb.
Основы на -б (-jo) и на -a (-ja) получили в праславянском значительное распространение в суффиксальных именных образованиях. Это свидетельствует о том, что праславянская суффиксальная система в значительной своей части формировалась в тот период, когда тематические гласные -б и -а стали доминировать в именных основах.
К основам на -б и на -а очевидно тяготели образования с суф. -к. В результате различных фонетических и грамматических процессов в праславянском сформировались суффиксы мужского рода: -къ, -ъкъ, -акъ, -окъ, -укъ, -1къ, -ьткъ, -с1къ, -ь§с1къ, -съ (<^kjos), -есъ, -асъ, -ось, -исъ, -ъсъ]ъ, -ъсъ, -1съ, -$съ и др., женского рода: -ка, -ъка, -ака, -ъка, -ука, -ika, -ътка, -ctka, -bscika, -са, -аса, -ъвй± -lea и др.
Суффиксу мужского рода -ъкъ в женских основах соответствовал вариант -ъка, в основах среднего рода -ъко, суффиксу мужского рода -ъсъ соответствовали суффиксы -ъса, -ъсе. Известны были и более' сложные соответствия: -1къ, -ica, -iko.
Некоторые суффиксы в определенный период представляли собою варианты одного суффикса, позже варианты становились равноправными суффиксами. Это можно хорошо проиллюстрировать на примере с^ф. -акъ (-]акъ) и -асъ (-jacb.)
В праславянском в результате перераспределения в основах на -а возник суффикс -ак- (ryba-k-os > ryb-ak-ъ, zemja-k-os > zem-jak-ъ). В дальнейшем суффикс -акъ (-jakb) вышел за пределы основ на -a fcp. гойъ—rodakb, morjo—тог’акъ).
Суффикс -акъ (-]акъ) стзл характеризовать признак, свойство лица: silateb 'сильный человек’, goro-къ 'житель гор’, skalalvb 'житель скал’ и т. п. Естественно, что основы с данным значением получили широкое развитие от основ, характеризующих качество, свойство (т. е. от nomena attributiva): Ъозакъ, glupakb, хи-дакъ, ргозЬакъ, рипакъ и под. Подобных основ много в современных славянских языках: русск. простак, бедняк, укр. дивак, 6i-дак, земляк, блр. юнак, басяк, польск. junak, nowak, prostak, ргб-zniak 'лентяй’, в.-луж. chilak, chromjak, чешек, bldak, bosdk, chuddk, слвц. mudrdk, dobrdk, слов, novak 'новобранец*, divjdk 'дикарь’, срх. глупак, левак, лудак, горн>ак, болг. дъртак 'старик’, простак, добряк и мн. др.
Уже после распада балто-славянской сообщности, в праславянском начали широко образовываться имена данной структуры от глаголов со значением действующего лица. В отличие от старых основ новые девербативы примкнули к /о-основам, в связи с чем сформировался фонетический вариант -асъ, ]асъ. Так, в праславянском возникли основы kovacb от глагола kovatl, igracb, огась, рёиась, vikacb, 1ъкась, sejacb и под.
Основы подобной структуры хорошо известны всем современным славянским языкам, хотя степень их продуктивности разная. Русский литературный язык избегает новообразований с суффиксом -ас, ограничено его употребление и в народных говорах. Лишь в разговорном просторечии находим инновации с этим суффиксом: трепач, толкач, дрыхач, рвач. Иначе, например, в южнославянских языках. В болгарском суффикс -ас принадлежит к наиболее активному агентивному суффиксу: косач, писач, играч, пушач, водач, викач, гледач, познавач и мн. др. (подробнее см. Захарович. Производные основы со значением лица, 107—113). Очень продуктивен этот тип в сербохорватском: бёрач, брй]ач,^вйкач, ковач, йграч, копач, крд]ач, драч, пёвач, в словенском: kovdc, orac, berac 'нищий’, kopdc, mazac.
В отношении употребления данного суффикса западнославянские языки представляют известные отличия как от других славянских языков, так и внутри своей группы. В чешском девербативы на -с встречаются в большом числе, но они сохраняют более древнюю словообразовательную структуру. Здесь их связь с инфинитивной основой еще настолько крепка, что в случаях типа orac, ргас 'драчун’ (ср. глагол pratl) нужно выделять суф. -с, а не -ас. Это подтверждается такими примерами, как nostc (инфинитив nosltt), burlc 'мятежник’, hollc 'парикмахер’, sudtc 'сутяга’, sazec 'наборщик’ (инфинитив sazeti). Иначе в польском, где находим не только oracz (инфинитив orac), dzialacz 'деятель’ (инфинитив dzialac), но и palacz 'истопник’ (инфинитив paltc), tracz 'пильщик’ (инфинитив trzec). Аналогично в болг.: носач, пушач и под.
Различна степень продуктивности суффикса в западнославянских языках. Так, в отличие, например, от чешского и польского 278
языков в верхнелужицком этот суффикс непродуктивен, выше его продуктивность в нижнелужицком.
В дальнейшем под воздействием различных аналогических процессов была нарушена древняя дистрибуция суф. -ак и -ас. В результате во многие древние именные основы проник суффикс -ас (ср. русск: силач, польск. silacz, но в чешек, сохраняется старая структура silak, русск. трубач, бородач, польск. brodacz, brzuchacz, чешек, bradac, zubac 'человек с большими зубами’, zendc 'женатый мужчина’. Именные основы на -ас в той или иной степени характеризуются повышенной экспрессивностью, употребляются в функции увеличительного суффикса с пейоративным оттенком. Это особенно характерно для чешского, в меньшей степени для русского.
Хорошо известны случаи, когда в девербативах представлен суф. -ак: ср. чешек, lezak 'лентяй’, zpSvak 'певец’, кагак 'курильщик’, pasak 'пастух’.
Во всех славянских языках основы на -ак и -ас в той или иной степени расширили свои функции. Много примеров, когда с этими суффиксами употребляются основы, обозначающие различные предметы, орудия труда и т. д.
Известны случаи варьирования суффиксов, вызванные различными грамматическими факторами (в частности, изменением рода). Покажем это на примере основ на -е&ь.
В праславянском была значительная группа слов на -g%, которая изменялась на модели основ на -б: ostrog'b, pirog>b, batogb, bwlogb, bogb, rog>b, cwtogb, nedgg'b, lqg>b, кг(^ъ, podvigb, jugb, porg>b, vorg>b, tergb и под. В результате третьей палатализации некоторые из этих основ перешли в группу основ на -jo. Это охватило не только исконные основы, но и заимствования: ср. къп^^ъ « kuning-).
В праславянском были известны девербативы на -gb. Все они были женского рода и относились, естественно, к основам на -i. К основам женского рода данные девербативы относятся в западнославянских языках: польск. grabtez, tuplez, kradztez, draplez, чешек, kradez, drubez 'домашняя птица’. В западнославянских языках образования подобной структуры встречаются редко, все они непродуктивны. «Редкими и неживыми являются образования на -ez» (Травничек. Грамматика. . ., 198).
В восточнославянских и в южнославянских языках девербативы на -ezb очень рано перешли в группу мужского склонения и, таким образом, примкнули к тем именам, которые преобразовывались по модели основ на -jo. Уже в др.-русск.	'винт’
был словом мужского рода. Специалисты по русскому словообразованию отмечают малую продуктивность основ на -ez. Однако они характерны для разговорной речи: галдёж, кутёж, делёж, платёж и под. Церковнославянизм мятеж не представляет перехода е в о. Соответствующее адъективное образование сохраняет древний родовой признак — молодежь.
Наиболее многочисленны и активны основы на -ez в южнославянских языках. Здесь они принадлежат к основам мужского рода. В старославянских памятниках данные основы почти не встречаются. Известно только мдтежд, которое склонялось по модели основ на -/о: отътом поутти вез мдтежа (Супр. ркп.). В современном болгарском фиксируется большая группа основ: вървеж, гласеж. грабеж, гърмеж. кипеж, копнеж. стремеж. сърбеж. го-деж. бодеж. валеж и мн. др. Много их в мак.: лаеж. грабеж, бавеж. врвеж. бодеж. годеж. смрдеж. дележ, грмеж и др., в срх.—мутеж. грабеж, бодеж. крпеж. трпеж. лавеж. дрёмеж. в словенском bodez. dremez. glddez. grabez. krddez и др.
В южнославянских языках (особенно в словенском) находим много основ на -ez от имен существительных и прилагательных. В словенском в данном случае суффикс -ez приобретает агентивное значение (см. Bajec. Besedotvorje..., 118); babez 'бабник’, Ъйг-kez 'проказник’ (от burka 'шутка’), pustez 'скучный человек’, sitnez 'то же’, skrtez 'скупец’, zlobnez 'злодей’, oholez 'надменный человек’ и мн. др.
В позднем праславянском испытали сильное воздействие модели основ на -б именные основы муж. и ср. родов с суффиксальным -t. Основы жен. р. с данным суффиксом соответственно тяготеют к классу основ на -а. Примеры: pote (<^рок1ъ). иоМъ, Иио1ъ, kokoth, trepefa,. 1оръ1ъ; zolto. leto. mSsto. bolto. jato. zito. kopyto. testo. ISpota. vysota. tqgota. lopata. cSsta. korsta. Сюда же примыкает много прилагательных типа bogat^b—bogato—bogata. sq-ка1ъ. регьпа1ъ и мн. др.
В индоевропейском именные основы на -о и -jd представляли два самостоятельных класса именных основ (аналогично основы на -а и -/а). В праславянском произошло сближение основ на -б с основами на -jo (аналогично основ на -а и -/а). В этом процессе активную роль играли основы на -jo и -ja. которые в результате ряда фонетических и грамматических причин подчинили себе многие старые основы на -б и -а. Для праславянского уже можно говорить об основах на -б и -jo. как о вариантах единого класса (аналогично об основах на -а и -ja). Основы на -jo и -ja пополнялись также и за счет других основ (консонантных и основ на -i).
С полной уверенностью к индоевропейским основам на -}б можно отнести сравнительно немногие праславянские основы. Это в равной степени касается как основ мужского рода, так и среднего. В своей массе старые основы на -}б (аналогично и основы на -ja) относились к nomina attributiva, которые позже сформировались в самостоятельный грамматический класс прилагательных. Не случайно среди засвидетельствованных основ на -jo и -ja много прилагательных:^ v$djb 'знающий’, рёёь.^ sujb 'тщетный, напрасный’, sujb 'левый’, 1ъ%ъ 'лживый’ и мн. др. Конечно, среди индоевропейских основ на -jo были и собственно имена. К ним можно отнести коп'ь • (<^kobnjos). погъ «nozjos; ступень! редукции в^глаголе pronbzttl. pronizatl). mqzb, Основц на -jo могди осдож-280
няться [различными гласными, которые обособляли конечный согласный корня от /: vorbhjo, bogatejo, obykejo-, ortajo-. В этих случаях известны различные преобразования основы.
Наиболее древние случаи перехода консонантных основ в основы на -jb (и -ja) относятся к основам действительных причастий и к основам сравнительной степени.
Причастия действительного залога настоящего времени образовывались от глагольных основ настоящего времени и суф. -nt: nesont-^ dvignont-, pisont-, molint-. Таким образом, они входили в группу консонантных основ. Однако еще в ранний период праславянского языка основы мужского и среднего родов испытали сильное влияние основ на -jb, основы женского рода — еще более глубокое влияние основ на -ja. Возможно, что в данном случае мы имеем дело с древнейшим проявлением экспансии основ с j. В старославянских памятниках следы древней структуры, но уже в существенно преобразованном виде, обнаруживаем лишь в им. ед. муж. и ср. р. Nerzi «nesonts), дбигьга1, пиша, мо\а, в им. мн. муж. р.	пишжфб, мОЛАфб. Однако и в этих
грамматических условиях в тех же памятниках находим новообразования: ИМ. МН. Муж. р. £?БфИИ, И^КЛчфИИ, НбИДКИДАфИИ и под. В жен. р. основы на -ja в данной грамматической категории проведены последовательно во всей парадигме.
Основы причастий действительного залога прошедшего времени образовывались от основы инфинитива с помощью суффикса -us (вариант -uus). Таким образом, в начальной стадии развития все основы этих причастий входили в группу основ на -$. И в данном случае следы этой стадии в старославянском языке находим в им. ед. муж. и ср. р. несъ (nesiis), ^бд^а, зидкъ, в им. мн. муж. р. несъте, хык'шле, змдкъшб.
Основы сравнительной степени входили в группу основ на -s, так как они образовывались от адъективных основ с помощью суффиксов -jbs, -jes, -ejbs: boljbs, suxjbs-, milejbs-, novejbs, vysjes. И в данном случае основы пережили тот же процесс, что и причастия действительного залога: все основы муж. и ср. родов перешли в основы на -jo, основы жен. рода в основы на -jd. Следы древней консонантной структуры нахддим в старославянском языке в им. ед. муж. р. болии, ноеАи, маножди, в им. ед. ср. р. болю, ьмше, в им. мн. муж. р. Больше, нок^ише.
Аналогичную судьбу пережили именные основы на -tel'b и -аг'ъ. Основы на -teVb сформировались еще на индоевропейской почве и первоначально принадлежали к консонантным основам. Следы этой стадии находим в славянских языках: ср. ст.-сл. им. мн. югоже	чат/бта кмгге^е и бслам/бжа лмбатга; плка1
габ^та т богата таммии д^адте/Се (примеры из Супр. ркп.). Однако еще в праславянскую эпоху все эти основы испытали глубокое воздействие парадигмы, восходящей к /о-основам. Уже в древнейших славянских текстах все основы на -teVb в ед. ч. склоняются подмодели основ на -jo.
исйовы йа -аг’ь заимствованы из готского языка: ту tar'ъ, cesar' ь и под. Уже в праславянском агентивный суффикс -аг'ь стал продуктивным, что подтверждается такими древними примерами, как пска^а, задала, пигд^а и под. Основы на -аг'ъ стали изменяться по типу основ на -tel'b: ср. ст.-сл. им. ед. mai-тд^а, род. ед. .WAiTdpra, дат. ед. maita^m, им. мн. maita^6: maita^6 ли тако taojjata; и се manosh г^шаяици и мА1ТА|5б (оба примера из Мариин, ев.).
Многочисленны случаи перехода основ на -б в мягкий вариант -jo. Рассмотрим наиболее типичные примеры.
До воздействия / на последующие гласные все основы типа бо/ь, lojb и под. входили в группу основ на -о. Несмотря на старое предостережение Ильинского — «с именами, образованными посредством этимологического -jo, не следует смешивать те существительные с основой -о, которые совпали с первыми фонетически. Таковы были, например, bojb из Ъо]ъ, grajb 'крик’ из graj>b, саго-dejb из caro-dejb и др.» (Ильинский. Праславянская грамматика 367), до сих пор в большинстве общих руководств это разграничение не проводится.
Образование указанных девербативов относится к тому древнему периоду, когда были актуальны чередования [е : о], когда огласовка е характеризовала глагол, а огласовка о —- имя. Ср. belti—bojos (> bitt—bojb), lelti—lojos (^>liti—lojb), veltl—voj-os (>viti—vojb). Все имена данной группы относились к классу о-основ.
bojb-. Девербатив хорошо известен славянским языкам без приставки: ср. русск. бой, укр. бш—бою, блр. бой, польск. boj—boju, в.-луж. boj—boja, чешек, boj, слвц. boj, слов, boj—boja, срх. boj—boja, болг. бой, мак. 6oj. При некоторых возможных отличиях в значениях сохраняется древняя структура. Основным значением во всех языках является вторичное значение — битва, сражение. Однако, например, в русском известно и более древнее значение: бой, битое стекло, посуда и под. Известны многочисленные приставочные образования: русск. забой, убой, побои, прибой, перебой, разбой, отбой; польск. naboj 'патрон’ przeboj 'прорыв, стремительная атака’, rozboj, uboj (ub6j bydla), zaboj (walka na zaboj); cpx. Hd6oj, 'набивка, патрон, мозоль’, od6oj, no6oj, npe6oj 'перегородка’, npu6oj 'загон для овец’, npo6oj, разбо], cd,6oj 'давка’, y6oj 'ушиб’. В русских говорах широко представлены образования с приставкой su-\ suboj, 'снежный сугроб, возня, шум, гомон’. В значении 'столкновение, поединок’ слово хорошо известно многим славянским языкам.
Хорошо известны во всех славянских языках суффиксальные и префиксальные образования от bojb-: русск. разбойник, боёк, отбойный, диал. bojnik 'человек, бьющий острогой рыбу или зверя’ bojka 'убой скота’, bojna 'потасовка’, bojnlca 'бойня’ (СРНГ); польск. bojownik 'борец, поборник’, bojka 'драка’, bojkarz 'заби-
яка’, nabojowy 'зарядный’, rozbojnik; срх. бо]ац, бд]нйк, навозница 'глинобитная постройка’, ддбд]нйк'буфер’,разбб]нйк, уборица 'животное, откормленное на убой’.
gnojb-. Девербатив от глагола gnitt (gnojos-gnelti). Хорошо известен славянским языкам с некоторыми различиями в значениях: русск. гной, в диалектах употребляется в значении 'навоз, топливо из навоза, кровавый понос’ (СРНГ); укр. гн1й—гною 'гной, навоз’, блр. гной 'гной, навоз’, польск. gnoj—gnoju 'навоз, пакость, дрянь’, н.-луж. gnoj, в.-луж. hnoj, чешек, hnuj—hnoje, слвц. hnoj, слов, gnoj, срх. гнб], болг. гной (кроме обычного значения, в диалектах известно редкое значение 'пот’). Основа хорошо известна древним славянским текстам — ст.-сл. 4ко гмеч 36MAN0I (Син. ПС.), др.-русск. ПАГИ ПрИ£0ДА1рб 0В\ИЗДДХ’л; гиОи Юг0 (Остр. ев.). Во всех славянских языках богато представлены многочисленные суффиксальные образования: ср., например: в слов. gnojak, gnojdr, gnojen, gnojenje, gnojevka, gnojilen, gnojilo, gno-jlsce, gnojtscen, gnojlScnica, gnojtti, gnojwo, gnojnica, gnojnicen, gnojnjak, gnojSnica, gnojvoza (Slovar). Префиксальные образования от данной основы встречаются редко. От именной основы gnojb- в праславянском возник новый глагол gnojttt*. ср. польск. zagnotc, русск. нагноиться и др.
gojb-. Девербатив от глагола ziti (gojos—geiti). В древних славянских текстах употребляется в значении 'мир, спокойствие’. Именно в TaKObi значении слово употреблено в древнейшей сербской грамоте 1189 г. — прдкд гои дрлжати ск ками. В этом значении хорошо известно сербскому языку в различные периоды его истории: ср. у Држича — slatki goj u sreu uzivaS (подробнее см. Rjednik). Фиксируется в древних текстах основа с приставкой -iz; izgojb. Исконвъгм значением слова tzgojb было 'изгнанный из рода, отвергнутый родом’. Позже в период феодализма слово в древнерусском языке приобрело различные значения, уже мало связанные со старым, праславянским значением. Позже оно утратилось и ныне редко сохраняется в отдельных русских диалектах и в антропонимике (ср. gojb 'уход, присмотр’ — СРНГ). Хорошо известна русская фамилия Изгоев. В древних текстах различных славянских языков находим различные деривационные образования: др.-фусск. гоило 'успокоение’, гоииикъ, гоимми, изгоюez, из-геигкми, изгоиггко и др. Богат ими современный словенский язык: gojSnec 'питомец, воспитанник’, gojGnje 'культивирование, выращивание’, goj@nka 'питомица, воспитанница’, gojisce 'место, где разводят’, gojisce fazanov и мн. др. От основы gojb- еще в праславянском сформировался каузатив goliti, хорошо известный всем славянским языкам: русск. диал. gojtt' 'излечивать, беречь, хорошо кормить, угощать, любить и мн. др.’ (СРНГ), укр. гоъти 'лечить’, польск. ^oic 'лечить’, срх. edjumu 'откармливать, разводить’ и др. От основы izgojb глагол не образовывался.
vojb-. Девербатив от глагола vtti (vojos—velti). Основа сохранилась лишь в различных префиксальных и суффиксальных об-
разованиях: ср. болг. завой впервые фиксируется у Иоанна Экзарха, срх. заво], заво]ак, слов, zavojcek 'узелок’, польск. zawd] 'тюрбан’, русск. привой, повойник, болг. развой, польск. rozwojowy и мн. др. В русских диалектах широко представлено образование с приставкой su< suvoj 'сверток’, 'витые слои дерева’, 'небольшой снежный сугроб’ (Цейтлин. Материалы. . . , 213). 9 Каузативы от основы vojb не фиксируются.
ко]ь-. Девербатив от глагола citi (koios—kelti). Беспрефиксаль-ные образования в славянских языках встречаются сравнительно редко. Наиболее известным является каузатив kojiti, представленный во многих славянских языках в значении 'успокаивать, утолять (жажду, голод, боль) и под.’: польск. koic, koi6 gniew, чешек, kojiti, слвц. kojvf (в обоих языках не только 'утешать, успокаивать’, но и 'кормить грудью’, откуда kojna 'кормилица’, kojenec 'грудной ребенок’), в.-луж. kojii, слов, kojiti, срх. диал. kojiti. Обычно основа употребляется с глагольной приставкой ро-\ роко]ъ, pociti, pocivati и под. В русском языке большая часть соответствующих образований несомненно церковнославянского происхождения: почить, почивать, покой, покойник. Это же относится и к более сложным префиксальным образованиям типа спокойствие, успокоить и под. И в укр. покшний, покшник, по-кшниця также не отражают особенностей народной речи (ср. в народном языке He6im4UK, неб1жчиця). В отличие от русского языка в укр. слово покш, покою имеет два источника: один общий с русским, другой связан с польским pok6j в значении 'комната’ (русск. покои — церковнославянизм). Конечно, различные образования от ко]ъ имеются и в диалектном русском языке. Достаточно указать на диалектное kofnik 'широкая лавка, на которой спит глава семьи’ (VEW). Хорошо известное в русском языке слово койка этимологи считают голландским заимствованием. Для подтверждения этой этимологии нужно доказать, что слово проникло от мат-Pqcob, так как почти все голландские заимствования связаны с корабельным делом. Доказать это, однако, трудно, так как слово хорошо известно в различных говорах русского языка (см. Строгонова. К изучению говоров, 145). В значении 'покой, мир’ слово хорошо известно всем западно- и южнославянским языкам. В чешском и словацком языках основа известна с приставкой и-*, ukoj 'удовлетворение, утоление’, ukojiti 'удовлетворить’.
lojb-. Девербатив от глагола liti (lojos—letti). Связь с глаголом liti ясно обнаруживается в русских диалектных zaldj 'пространство, заливаемое полой водой’ (см. Оссовецкий; Мельниченко), naloj 'ливень’, в русском морском термине сулой: 'особый тип волнения в море,при котором образуются водовороты’ (Цейтлин. Материалы..., 223). Известен в русском языке еще омоним сулой в значении 'вода с мукой, мутная жижа, квасная гуща, мутное питье’. Он имеет в говорах вариант sulo и suld. Вслед за Абаевым полагаю, что в данном случае имеем дело с тюркским заимствованием (Абаев. Несколько замечаний, 12). Первоначально пел. 1о]ь употреблялось 284
в значении 'растопленный говяжий жир’. Более точное определение значения затруднительно. Возможно, что речь шла о растопленном жире, предназначенном не для еды, а для каких-то технических целей (например, для изготовления предметов освещения). Ср. в блр. лой в значении 'баранье и коровье сало, особенно употребляемое для деланья свечей’ (Носович), в словенском 1о-jevina 'стеарин’. В дальнейшем стало употребляться в значении 'топленое сало’. Именно в таком значении оно известно в древнеславянском паремейнике (баранье топленое сало), в восточнославянских, южнославянских и большей части западнославянских языков (чаще говяжье топленое сало). Не фиксируют этого слова польские словари, но нет уверенности, что оно отсутствует во всех польских диалектах, тем более, что префиксальные образования с пел. lojb хорошо известны и польскому языку: sloj—sloj а (sloj roezny 'годичное кольцо’), wytolc 'смазать жиром’, przylolc 'ударить кого-либо, смазать но морде’, в том же значении prze-to lc, nalotc 'смазать жиром’ и др.
Различна деривационная активность основы в славянских языках. Она значительна, например, в словацком, где находим loj 'коровье сало’, lojovatiet? 'становиться сальным’, lojovaty 'сальный’, lojovica 'сальная свечка', lojovy, 'сделанный из сала’, Zo-jova sviecka, lojif 'мазать салом’, sloj. Аналогично в чешском, словенском и сербохорватском: ср. слов, lojar 'салотоп’ lojast 'сальный’, lojen 'сделанный из сала’, lojena sveca, lojen 'сальный’, lojenica, lojenka, 'сальная свеча’, lojev 'сальный, жирный’, Zo-jevec 'тальк’, lojevina 'стеарин’, lojitev 'смазка салом’, lojiti 'мазать салом’, lojnat 'покрытый салом’, I6jntca, 'сальная железа’, nalojtti 'намазать салом’, olojiti, polojiti в том же значении, sloj. Иначе в восточнославянских языках. В русском литературном языке слово лой отсутствует. Нет его в северных и переходных говорах. Однако префиксальное suloj, имеющее много значений (см. Цейтлин. Материалы. . . , 223), хорошо известно северным говорам. В древнерусских текстах lojb встречается, но его церковнославянское происхождение не вызывает сомнений. Даль фиксирует его с пометой южное (Даль). В украинском широко распространено лгй и лою в значении'сало (баранье, говяжье, свиное)’— Украшнсько-росшский словник. Деривационные образования встречаются редко.
pojb-. Девербатив от глагола piti (pojos—petti), В славянских языках сохранился только в различных деривационных образованиях и композитах: русск. запой, водопой, попойка, пропойца, propoj 'просватанье невесты’ от глагола propit 'просватать невесту’ (см. Мельниченко), opojek 'теленок-сосунок’ (Оссовецкий), пойло, укр. опъй, опшетво 'пьянство’, срх. супо}нйк 'тот, вместе с кем пасут и поят скот*, 3dnoj 'чаевые’, Hanoj 'напиток’, напо}иште 'водопой’, слов, prepojiti 'пропитать, пропитывать’, prepojitev 'пропитывание’, орд} 'хмель’, opojiti 'напоить до пьяна’, napoj 'напиток’, napojiti 'напоить, дать пить’. Примеры аналогичной струк
туры известны всем славянским языкам. Хорошо известны и каузативы, образованные от имени — напоить и под.: ср., например, польск. napoti, opolc, popolc, przepotc, rozpotc 'приучить к пьянству’, spotc, upolc, zapoic.
Известен редкий девербатив pojb от глагола среднего залога peti: др.-польск. kuropoj 'время пенья петухов’. Обычно славян
ские языки в данном случае представляют иную структуру: ст.-сл. коуроглашбииге, др.-русск. курокаик^ др.-чешек, кигорёте, в.-луж: kurospew.
го]ь~. В данном случае представлено несколько иное соотношение глагольной и именной основ. Здесь огласовка е представлена в глаголах rtnqtl и rtnlti (корневой I восходит к дифтонгическому сочетанию ety. ср. ст.-сл. риялчти гд, отърииячти, низт^им^ти; къримячти; слов, rinltl 'толкать’, кат rlnes 'куда прешь’, odrlnltv, слвц. rlnut' sa; укр. ринути 'сильно течь’, поринути 'хлынуть’ и др. Ступень продления гласного £ находим в глаголе rejatl*. ст.-сл.	'толкать, теснить, гнать’, укр. р1яти. Огласовка
о представлена была еще в имени rolka, откуда позже гёка 'поток’.
- с д , уггпьиг - -
Основа rojb хорошо известна всем славянским языкам: русск. рой, укр. рш, польск. го/, н.-луж. roj, в.-луж. roj, чешек, roj, слвц. roj, слов, roj, срх. рд], болг. рой. Употребляется в значении— рой (пчел), куча, стая.
От основы rojb- сформировались различные деривационные образования: болг. порой'ливень’, срх. ро]ба 'время роения пчел’, польск. rojka, чешек, zdroj 'источник’, известен и глагол rojiti чешек, rojiti se, укр. роипися, слов, rojiti.
krojb-. Девербатив от глагола kriti 'резать’ (krojos—krelti). Данный глагол рано вышел из употребления. Его существование подтверждается польским krzyc в значении 'дробить, крушить’ (Slovnik jqzyka polskiego). Имя krojb хорошо известно многим славянским языкам. Богата его семантика в польском, где kroj значит не только 'покрой, фасон, кройка’, но и 'сошник, лемех’, т. е. часть плуга, разрезающая почву. В большинстве же славян-
ских языков эта основа и ее производные сохранились как термины портновского и сапожного ремесла: русск. крой, покрой, раскрой*, s слвц. kroj, krojovany, krojovy*, слов, kroj, krojdc, krojaclca и др. Иногда в диалектах фиксируются и другие значения: русск. диал. ; кгоепое 'куски пирога, которые раздает дружка ребятам’ (Мель-ниченко).	’
От имени krojb еще в праславянском сформировался глагол ч kroliti со значением 'резать’. Это значение сохраняется и в совре- • менных славянских языках: польск. kroic chleb, русск. диал. рок-г rotf 'нарезать’ (Опыт, 167) и др. Однако чаще этот глагол и его производные имеют значение 'кроить, резать ткань, кожу и под. по мерке’.
Известна основа krojb- и со ступенью продления: krajb. Именно I этот вариант основы получил широкое распространение и приоб
рел мйого Зй учений. Ё ряде случаев оба вариайта употреблялись в одном значении: ср. укр. крш и край в значении предлога 'возле, около’ — ой там моя хата крш води, моя хата край води (Гринченко). В старославянском край имел два значения: конец и берег (см. SIovhik). Эти значения хорошо известны и современным языкам. Широкое распространение получили значения: страна, область; отрезанный кусок хлеба, ломоть; борт; кайма; опушка (подробнее см. Толстой. Славянская географическая терминология, 88—90). От основы krajb находим много деривационных образований: русск. окраина, польск. krajanka 'ломтики, кусочки’, krajowec 'местный житель’, слов, krajec 'борт’, krajcek 'краюха’, krdjtna и др.
znojb-. Девербатив от несохранившегося глагола znitt {znojos— zneiti). В русских северных говорах известен глагол zn'et', восходящий к пел. znoiti^> znSti 'тлеть, раскаляться’. Об огласовке е может свидетельствовать череповецкий глагол zndjat" 'исчезать’ (пел. znejatl). Возможно, что исконным значением именной основы znojb был 'пот’ (ср. ро1ъ из рок1ъ от глагола реки). В настоящее время это значение хорошо известно многим славянским языкам: чешек, znoj 'пот’, слвц. znoj 'испарина’, польск. znoj— otrzec znoj z czold, слов, kapla znoja 'капля пота’, срх. знб), болг. диал. znoj 'пот’. Хорошо известны и многочисленные производные, свидетельствующие о древнем значении: срх. oudjae 'потный’, знд]ан 'потовой’, зно]не жлезде 'потовые железы’, знд]ити се 'потеть’, слов, zndjen, zndjna luknjlca 'потовая пора’, znojllo 'потогонное средство’, znojnlca 'потовая железа’, znojttl se 'потеть’, польск. znoid slf 'трудиться в поте лица’.
Значение 'сильная, нестерпимая жара’ развилось позже, но еще в праславянскую эпоху. В старославянском языке известно только это значение: см. в Супр. ркп. гадка о л4то къзмогошд гд придти гадоке MNcrzitA |зади x’°Y’X’°rrZL • • и зногакъ кблик^1их’^ (см. Slovnlk). Известны случаи развития у основы противоположного значения. В ряде русских говоров znojko употребляется в значении 'холодно, зябко’, znojk'lj 'холодный’ (о погоде)’.
dojb-. Девербатив от утраченного глагола dltl {dojos—deiti), который имел значение 'сосать грудь, доить’. Огласовка о была в древней именной основе deva(<Z dolva), в основе detb «dotti-). От основы dojb- в праславянском сформировались различные деривационные образования, сохранившиеся в современных языках: русск. удой, надой, доильщица, доить, укр. уд1й, доярка (в русской литературном языке украинизм), польск. dole, dojarka, dojenie, dojna krowa, dojnlca 'подойник’, udoj, слвц. dojca 'грудной ребенок’, do/сгса'кормилица’, dojclt' 'кормить грудью’, слов. dojen, dojencek 'грудной ребенок’, dojenje 'кормление грудью’, dojka 'сосок женской груди’, срх. dojana 'подойник’, dojka 'женская грудь’, дд]илица 'кормилица’, болг. доилка, дойка 'кормилица’, доя, доярник.
Ё хорошо известном славянским языкам слоьосложении kozodoj ъ (русск. козодой, укр. козодш, блр. казадой, польск. kozodoj, чешек, kozodoj, слов, kozodoj, срх. кдзодо]) основа dojb характеризует активно действующее существо. Это значение еще сильнее выражено в древнепольском: ср. kozodoj 'пастух коз’, аналогично в чешском по данным словаря Юнгмана (см. SEJP).
zojb-, Девербатив от утраченного глагола ziti (zojos-zelti), который, возможно, имел значение 'широко открывать рот’. Отсюда zojb 'большой рот, пасть, широкой открытый рот’. Основа сохранилась только с более поздним, переносным значением 'крик, шум’; ср. русск. диал. zo/'шум, крик’: арханг. tolko zoj stoit (Опыл). В древнерусском языке обнаруживаем следы пел. zeti (вероятно, из zolti) (см. Срезневский). В славянских языках основу zojb находим в различных образованиях: ср. русск. назойливый, диал. zojnyj 'суетливый, хлопотливый’ (Дополнение, 68), zoit? 'громко кричать, вопить’, укр. зойк 'вопль’, зойкати 'вопить, стонать’. В словенской мифологии известен pozoj 'дракон, змей’. Слово восходит к глубокой древности. Топоров полагает, что чудовище названо по огромной пасти.
Другую огласовку гласный корня представляет в z$jatl «zejatl), zljatl восходит к ступени редукции. Обе огласовки фиксируются в древних славянских текстах, в современных славянских языках: ст.-сл. зи1<»ти 'широко открывать рот’ ate 'широко открываю рот’, др.-русск. з^ыиге 'зевание’, срх. зщало 'ротозей’, sujamu 'разевать рот’, слов, zljatl 'зевать’ и др.
grajb-. Девербатив от глагола grajati 'каркать’. Корень засвидетельствован только на ступени продления гласного д (иначе krajb—krojb). Известен в словосложении: ср. укр. грайворон 'грач’ (чаще гайворон). В сербохорватском хорошо известен глагол spajamu 'каркать’ (омоним zpajamu в значении 'шуметь, галдеть’ имеет долгое восходящее ударение). Имя grajb перестроилось здесь по модели основ на -a: spaja 'карканье’.
cajb-. Девербатив от глагола cajati. Примеры единичны. Срезневский приводит нечай 'сомнения; отчаяние’ из Ефрема Сирина (см. Срезневский).
dejb-. Девербатив от глагола dejatl «dejatl). Хорошо известен уже в праславянских словосложениях llxodejb, carodejb, lubodejb, z^odejb и под.
strojb-. Древний глагол не сохранился. В связи с этим с полной уверенностью восстановить исконное значение основы strojb- трудно. В старославянском языке употребляется в значении — порядок, устройство, создание. На основании древнерусских текстов Срезневский устанавливает следующие значения: порядок, устройство, устав, правила, управление, предначертание, сущность, благо, 1 охрана, имущество, область, обитель (Срезневский). И современ- > ные языки богаты значениями: русск. строй 'строй, построение 1 (военное), система общественного устройства, строй (музыкальный), польск. str6j, 'наряд, костюм, убор; строй (музыкальный)’,
чешек, и слвц. stroj 'машина*, в том же значении слов, stroj, срх, empoj, 'строй, шеренга, машина’. Различия в значениях относятся к древнему периоду, о чем свидетельствуют значения глагола strojiti, который возник еще в праславянском от именной основы: русск. строить 'воздвигать’, укр. cmpolmu, 'наряжать; приготовлять, снаряжать настраивать (музыкальный инструмент)’, польск. strotc 'наряжать, украшать; настраивать (музыкальный инструмент)’, чешек, strojiti 'приготовлять, наряжать’, слвц. strojit' 'готовить’, strojif svadbu 'готовить свадьбу’, срх. empojumu 'делать построение, ставить в строй’, болг. строя 'строить’.
От основы strojb во всех славянских языках находим много разнообразных суффиксальных и префиксальных образований: русск. стройка, постройка, настрой, устройство, стройный, строитель, польск. stroik, strojenie, strojniS 'франт’, strojny 'нарядный’; prze-stroj 'настройка музыкального инструмента’, слов, strojeek 'машинка’, strojеп 'машинный’, strojnica 'машинное отделение’, stroj-nik 'механик’, ustroj 'структура’, nastrojenje.
kyjb-. Структура представляет существенные отличия в вокализме: kyjb «kujos). Девербатив образован от глагола ktitl «kouti). В данной группе девербативов чередование й: оц явление редкое. Чаще оно наблюдается в основах на -б (ср. паиукъ— uciti). Связь с глаголом kutl свидетельствует, что kyjb имел значение 'кузнечный молот’. Точное соответствие находим в литовском kujis 'тяжелый кузнечный молот’. Основа известна современным славянским языкам. В большинстве случаев слово употребляется в значении 'палка, дубина’. В болгарских говорах с суффиксом -ак (k'ijak) слово имеет значение membrum virile.
Основы на -о, испытавшие воздействие III палатализации задненёбных. Основы на -б в результате действия третьей палатализации должны были войти в парадигму мягкого склонения. Так, было, например, с основой о^къ, изменявшейся по модели основ на -б'. им. ед. otbk'b, род. ед. otbka, дат. ед. otbku, вин. §д. о^къ, тв. ед. otbkomb, мест. ед. otbee, зв. ед. otbee*, им. мн. otbei, род. мн. о^къ, дат. мн. Мькотъ, вин. мн. otbky, тв. мн. otbky, мест. мн. otbcSx'b*, им. вин. дв. otbka, род. мест. дв. otbku, дат. тв. дв. otb-кота. Такова была парадигма после завершения второй палатализации и до наступления Третьей (прогрессивной). В результате ассимиляционного воздействия предшествующих ъ, I, р, ьр в положении церед гласными задненёбные к, g, х изменились вс’, j’, s’ (s’). В результате этого процесса произошли следующие изменения: им. ед. otb9Cb, род. ед. otbc'a, дат. ед. otbc'u, вин. ед. otbc’b, тв. ед. otbc’emb, мест. ед. otbc’i, зв. ед. otbee*, им. мн. otbc'i, род. мн. otbc'b, дат. мн. otbc'emb, вин. мн. otbc'f, тв. мн. otbc't, мест. мн. otbc'ixv, им. вин. дв. otbc'a, род. мест. дв. otbc'u, дат. тв. дв. otbe'ema. Аналогичную картину представляют и праславянские заимствования типа къп$$ъ « гот. kuningaz).
Данный процесс значительно увеличил удельный вес мягкого варианта модели ^-склонения, так как он был отражен в продуктив-
Йык суффиксах -ь?ь, чс'ъ и др. Это нашло отражение и 6 Слойах j среднего рода на -ьс’в. Аналогичное влияние он оказал и на основы ' женского рода на -а (ср. суф. -ic’ajsz -ika). Многие основы в мужском роде представляли твердый вариант склонения d-основ, тогда как соответствующие основы в женском роде относились уже к мягкому варианту a-основ (ср. тпусеп1къ—mqcenlc'a, greswtifa—gresb-nic’a, jfzycbnlkb—jfzycbnic'a).
Мягкий вариант склонения d-основ стал характеризовать категорию уменьшительных имен: ср.	—rozbc’b, dvorb—dvorbc'b,
1ёзъ—lesbc’b, ръзъ—ръзъс'ъ, bVudo—bVudbc’e, selo—selbce, cado— cadbc'e is под.
Основы на -ь/ъ. В эту группу входят праславянские диалектизмы, тесно связанные генетически с основами на -о.
vorbbjb. Основа в праславянских диалектах имела различную структуру. Слвц. vrab, русск. диал. vorob свидетельствуют о пра-славянской основе на -б -иогЬъ. Однако чаще она употреблялась с уменьшительным суффиксом vobrbcb, откуда современные чешек. vrabec, слвц. vrabec, укр. горобец, слов, vrabec, срх. врабац, болг. ярабву ('самец’; обычно же врабче).1Х. мягкому варианту относилась и основа vorfrbljb-, откуда польск. wrobel, н.-луж. robel и wrobel, в.-луж. wrobl. Хорошо известна была в праславянском и основа vorbbjb. Именно эту основу находим в Синайской псалтыри в глоссе к слову птщд: npibiTAi по гордмъ 4ко птЩД (крдве’|). Полезно указать, что во многих современных болгарских говорах вместо врабец или врабче употребляется в том же значении слово pticka или его фонетические варианты (fticka, Иска, ptice, stice is др.). Церковнославянизм крдвии засвидетельствован в древнерусских текстах. Аналогична структура основы и в восточнославянском варианте — косовин (см. Срезневский). Именно он подтверждается современным русск. воробей. Блр. верабей, верабейка, укр. веребей, восходят к verbbjb.
solvbjb-.VL данная основа в различных праславянских диалектах -имела варианты. Основа зо1длкъ отражена в чешек, slavtk, слвц. slavik, польск. slowik, основа slovbCb- в слов, slavec. Широко известна была основа solvbjb-, примыкавшая, естественно, к основам на -jo. В древнерусских текстах находим головни и церковнославянизм глдкии (Срезневский). Эта структура хорошо известна славянским языкам: русск. соловей, укр. соловей, соловш, блр. сала-вей, болг. славей, мак. славей. В срх. получила широкое распространение структура, восходящая к пел. solvuj — срх. славу], славу-]скй. Известно еще славйК, а по диалектам и другие варианты.
ругъ]ь-. Праславянская основа отражена в русск. пырей, укр. пирш, перш, болг. пирей. Представленный здесь старый индоевропейский корень (ср. греч. теорбе, лит. pural) в праславянском имел различную структуру основы. Срх. пйр, слов, ptr, чешек. руг, руг, слвц. руг, польск. perz, в.-луж. руг свидетельствуют об основах муж. р. pyrjo- is pyro-. Зафиксированное pyro (ср. пиро в русских церковнославянских текстах — см. Срезневский) восходит 290
к основе ср, р. pyro-. В словенском известно преобразование по модели основ на -а — pira 'полба’, в блр.—пырник.
гёрърь-, геръ]ъ. Этимологи указывают на многие соответствия в различных индоевропейских языках, однако надежных данных мало (см. VEW; Меркулова, Очерки. . . , 94). Основа гёръ]ъ отражена в старославянском, но в ср. р.: р4пию (Зогр. ев). Основа муж. р. хорошо известна древнерусскому язы^у (см. Срезневский). Находим ее в русск. репей, репейник, в болг. репей, в др.-чешек. гёр1. В других славянских языках известны иные словообразовательные структуры: ср. польск. rzep, rzepien, rzepik, чешек, feptk, слвц. repik, укр. репик, срх. рёпух, слов, repje.
zabrbjb-. Основа отражена в русск. жабрей, зябрей, укр. жаб-рш, жебргй, жубр1й, зябръй, зюбрш, болг. жабрей.
кургърь-. Данная праславянская основа подтверждается русск. кипрей, укр., кипрей, слов, kiprej. Имеются и другие структуры: польск. kiprzyca, др.-польск. kypr, kyprz, слвц. kypra, kyprina.
Как видим, данная словообразовательная структура была хорошо представлена в терминологии растительного мира. Преобразования по данному образцу ряда заимствований свидетельствуют об ее былой продуктивности: ср. русск. шалфей (см. VEW), сельдерей (VEW).
inbjb-. Праславянская основа, отраженная по-разному во многих славянских языках. Имеет соответствие в лит. ynis. В восточнославянских языках восходит к пел. тъ]ъ: русск. иней, укр. шей, блр. шей. Аналогичная структура известна болгарскому, но встречается редко (см. Геров). В словаре Младенова «Български тълко-вен речник с оглед към народните говори» не фиксируется. Отмечена в коллективном толковом словаре болгарского языка с пометой обл. В срх., слов, и чешек, языках принадлежит к основам среднего рода: срх. йгье « inbje), слов, tnje, др.-чешек, jinie, чешек, jinl. Известны от данного корня образования иной структуры: чешек, диал. jtnovatka, inava, известны варианты корня: русск. диал. tveri*, слов. диал. iv, чешек, диал. tvje.
ulbjb-. Праславянская основа имеет соответствие в лит. aulfls, лит. aulis. К основе и1ъ]ъ восхо_дят русск. улей, укр. вулгй, улъй, блр. вулей, болг. улейе лоток, желоб для стока воды’. К иной структуре восходят польск. ul, полаб. vaul, н.-луж. hul, чешек, ul, слвц йГ, слов, ulj.'
zerbbjb-. Основа образована в диалектах праславянского языка от основы &егЬъ 'судьба, участь’. Более древний вид основы отражен в укр. жереб, слов. %гёЪ, срх. жрёб, ждрёб. К основе zerbbjb восходят ст.-сл. жр'квии, ждр^нии, болг. жребие 'жребий’, жребий 'судьба, участь’, русск. диал. ttr'eVej. Русское литературное жребий церковнославянизм. В блр. основа поздно преобразовалась по модели основ на согласный и перешла в основы среднего рода: жэрабя, К основе ЯегЪъ восходит чешек, hreb 'гвоздь, зуб (у бороны)’, ср. hfebec 'жеребец’, hfebi 'жеребая’.
с1гъ]ъ-. К данной основе восходит русск. чирей. Однако и в русском известны чиряк, диал. cirka, clr, в укр. чирка, чиряк, чирак. В польск. czyrak, czyrek заимствованы из восточнославянских языков. Западнославянские языки данной основы вообще не знают. В южнославянских находим болг. чирка (ср. еще цирей), срх. чир, слов, cir, ciraj.
Все рассмотренные нами основы на -ь/ь (число их можно была бы увеличить) представляют неустойчивый именной тип. Он сформировался в период глубокой диалектной дробности праславянского языка и представляет многочисленные отклонения и варианты.
О большой активности основ мужского рода на -о и -jo свидетельствуют многочисленные заимствования в праславянском языке. О заимствованиях из готского речь шла выше.
Среди поздних праславянских заимствований, вошедших в группу основ на -jo, можно указать на коиъвъ. Основа хорошо известна восточнославянским языкам, откуда проникла в некоторые говоры польского языка. Относится к тем древним культурным терминам, которые получили широкое распространение в языках различных семейств (см. Абаев. Историко-этимологический словарь, 642). Данные славянских языков свидетельствуют о сравнительно позднем проникновении этого слова в праславянский. Этимология Ильинского в настоящее время отвергнута (см. Ильинский. Славянские этимологии, LXII, 229—233). Нельзя принять балтийскую этимологию слова, к которой недавно присоединился Славский (SEJP). Эта же основа с иным суффиксом коиъсе§ъ проникла в праславянский в более ранний период и поэтому отражена шире в славянских языках: ст.-сл. кокАчегъ, болг. ковчег, срх. ковчег, русск. ковчег. Она склонялась по модели основ на -б. Известно и уменьшительное образование (ср. ст.-сл. КОКАЧСЖАЦА).
О большой активности основ мужского рода на -jo свидетельствуют многочисленные заимствования из греческого языка, которые начали проникать еще до принятия христианства, но особенно интенсивно уже после отмены язычества и установления новой религии. Многие из греческих собственных и нарицательных имен стали изменяться по модели старых основ на -jo. Народные греческие заимствования обычно представляют более простую структуру. Так, греческое xapa0iov закономерно отражено в ст.-сл. в виде кордн^А (< korabjb). Книжные заимствования представляют основы на -ь/ъ: ср. ст.-сл. дентин, 'льняное полотенце’ «Xsvtcov). Аналогичную структуру находим обычно в антропонимике на -со?: Гр^убрсо? > Григории, Патрсхю;^>Патрикии, на	Мосии.
В именах на -асо; основы будут завершаться на -ejb\ cpapcaaco? > фдригЬи.
В цраславянском -jb часто присоединялся к различным основам, в результате чего возникали новые суффиксы, наделенные 292
новыми грамматическими функциями, ^например, -ta и -jb дали агентивный суффикс -tajb) -it и -jb новый уменьшительный суффикс -itjb Естественно, что все эти новые основы изменяются по модели основ на -jo.	м
Основы на -tayb. Позднии праславянский суффикс агентивного значения. Он возник в результате контаминации -ta и вторичного суффикса -jb (см. Meillet. Et. . ., 295, 390). Все основы с суффиксом -tajb глагольного происхождения: orati — га-tajb. Рано сформировался вариант -atajb, о чем свидетельствуют примеры vozatajb (глагол voziti), povodatajb (глагол povoditi), хо-datajb (глагол xoditi), glfdatajb (глагол gl?d$ti).
Суффикс -tajb (-atajb) в праславянском не получил широкого распространения, так как с ним успешно конкурировали другие агентивные суффиксы, которыми был так богат праславянский. Однако от некоторых глаголов образования с суффиксом -tajb (-atajb) были достаточно устойчивыми. Их находим в старославянских текстах, в памятниках древнерусской письменности: ст.-сл. ратаи 'пахарь’, ^оддтди (от данной основы позже возник новый глагол ^°АЛГГЛИГГИ)> позоратаи 'шпион’; др.-русск. зкатаи, кАздар-ждтди, коздтди, прЪагатаи 'лазутчик’, про ко датам, прогатаи 'сват’, попрошатаи, поглу^АТАИ и ДР- (все древнерусские примеры из словаря Срезневского).
В дальнейшем образования с суффиксом -tajb (-atajb) вышли из употребления. Большинство славянских языков их не знает совсем, в некоторых известны единичные примеры (ср. чешек, voza-taj 'возчик’, польск. rataj). Представляет исключение русский литературный язык, в котором и теперь находим ходатай, глашатай) соглядатай и под. О некоторой продуктивности данных образований в прошлом может свидетельствовать русский неологизм завсегдатай) образованный от наречия всегда.
Основы на -itjb. Этот суффикс придавал основам уменьшительное значение: pbtitjb 'молодая птица’, detitj 'ребенок’, gwlitjb 'молодая горлица’, kozblitjb 'молодой козел’ и под. В поздней праславянский период эта именная структура была достаточно продуктивной, что находит отражение в ранних текстах славянской письменности. В старославянских памятниках находим ровичифА 'слуга бога’; Лескин, а за ним Селищев приводят из Супрасльской рукописи несуществующую в памятниках основу ровифА (см. Лескин. Грамматика, 125; Селищев. Старославянский язык, II, 72); грълишрА 'молодая горлица’, кагряличифА 'птенец горлинка’, отрочифА 'ребенок’, козАМфА, маадеиифд, ммдЪшфА, 'младенец’, д^ЬтифА, пАтифА. Старое значение основ хорошо сохраняется в срх.: грйдиК 'городок’, брЪдиН) зубиН) носиИ) мдмчиК) снопиК) xpacmuh и др. Употребляются данные уменьшительные образования от основ женского и среднего родов; буквцП 'небольшой бук’, бр1зиИ\ japuhu 'козлята’.
Однако этот тип уменьшительных образований почти во всех славянских языках оказался маловыразительным, в связи с чем в этих основах значение уменьшительности было ослаблено. На первое место выступили значения происхождения, родственных отношений. В связи с этим они стали играть большую роль в антропонимике., в патронимике, в той лексике, которая служит для указания* уроженцем какой местности или города является данное лицо: Этот процесс был пережит и сербохорватским языком: НйколиН, МариН. Слабые следы древних значений цаходим в русск. царевич, королевич, барич, польск. ksi?zyc, уст. panic. Обычно же суффикс -ич в русском служит для образований отчеств и фамилий, для указания на происхождение: москвич, омич (от города Омска). Хорошо известны в польском фамилии на -icz {Mickie-wicz, Sienkiewicz), но они восточнославянского происхождения. В польском на месте -Иуь должно быть -ic\ szlachcic, rodzic, dziedzic
и под.
Основ среднего рода на -о, которые с уверенностью можно было бы отнести к индоевропейскому периоду, не так много: l$to, mSsto, bolto И некоторые другие. В большинстве своем это соб-
ственно праславянские
суффиксальные
основы: rebro,
bedro,
sedblo, mydlo, pist>mo, bSlwno, reseto, teneto, koryto, gov?do, stado, pivo, varivo и мн. др. Среди них имеются индоевропейские основы различного происхождения. К древним консонантным основам относятся, например, праславянские основы окъпо, koUno

и мн. др.
Как уже отмечалось выше, особой агрессивностью отличались основы на -/5. Это проявилось в основах среднего рода в различные периоды праславянского языка. О некоторых случаях речь уже шла выше. Здесь обратим внимание на сравнительно поздние факты, по-разному отраженные в различных праславянских диалектах.
Nomina loci на -iskje. В праславянском был известен суффикс цоципа loci-Zs&o. Все основы с суффиксом -isko были Среднего рода и относились к основам на Они обозначали место, где находился предмет или происходило какое-то действие. Пел. ognisko от имени ognb обозначало костер, на котором древние Славяне сжигали покойников; igrisko — место, где происходили ритуальные танцы; оЬёНвко — место, где происходило жертвоприношение; bojisko Чок, место, где молотили хлеб’ и т. д. Однако данная структура основ удержалась только в тех праславянских диалектах, которые лежат в основе западнославянских языков. Наиболее устойчивой она оказалась в польском языке. В современном польском языке находим pastwisko 'пастбище’, rzysko 'ржаная стернь’, klepisko 'ток, гумно’, targowisko 'рынок’ и мн. др. Реже основы- ii&risko встречаются в других западнославянских языках. Современные кашубские говоры и данные полабского языка свидетельствуют, что основы на -isko не характеризовали всю лехит-скую группу. Известны и основы на -isko в сербо-лужицких языках, в чешском и словацком языках, в которых они употребляются
со значительными ограничениями. Во всех западнославянских языках основы на -isko употребляются не только в значении по-mina loci, но и в функции увеличительных имен: ср. польск. d(jb-czysko, в.-луж. dubisko и др.
Во многих праславянских диалектах основы на -isko перешли в основы на -jti. Так возникли основы на -iskje, откуда закономерно -isce (иначе Taszycki. Przyrostek -isko, -isce yr jqzykach zachodnio-slowianskich): русск. городище, пожарище, пепелище, училище; укр, багнище 'болотистое место’, становище, гногще 'место для складывания навоза, навозная куча’; блр. гумниича, дварышча, папялаича; полаб. g or dais to (<^gordisce), fiisdlsto «koslsce), post-vdlsto « past’wisce), кашуб, kososce, bojowtszcze (ср. польск. boisko), bulwowtszcze, cerkwiszcze 'место, где прежде стоял костел’; в.-луж. pastwisco, repisco 'поле^ засеянное репой’; чешек. pastviSte, stave-niste 'место для стройки’, piskovlste 'песчаное место’, hrachovl§t$ 'гороховое поле’, hflStZ 'стадион’; слвц. utociste 'убежище’, pbhre-biste 'кладбище’, zapasiste 'арена’, слов, grobisce 'кладбище’, mravl-jisce 'муравейник’, selisce 'поселение’; срх. здбиште 'овсяное поле’, лдвиште 'место охоты или рыбной ловли’, пасиште; болг. б у нище 'навозная куча’, огнище, пазарище, игрище. Основы на -1§се хорошо были известны древнепольскому языку, но в XIV в. вышли из употребления. Возможно, что данные образования в письменном польском языке были обязаны чешскому влиянию.’ Отдельные слова на -isce встречаются и в более поздних памятниках письменности под влиянием восточнославянских языков; Как уже было отмечено, в современном чешском языке данные основы оканчиваются на -l§te. Однако известны и основы на -isko: hledtsko, 16-zlsko 'местонахождение’, vychodiskp 'выход’. <<Там, где в Образованиях от одной основы встречаются оба суффикса, между ними существует различие в значении: hledisko 'точка зрения’—hlediSte 'зрительный зал’, ohnlsko 'фокус’ — ohni§t& 'очаг’, stanoolsko 'точка зрения’ — stanovlStfr' 'стоянка’» (Травничек. Грамматика..., 188). Существуют оба варианта и в словацком, в котором основы на -Isko встречаются чаще, нежели в чешском: thrisko 'площадка для игр’; rodlsko 'место рождения, родной край’, zlmovlsko 'зимовье’. Некоторые слова на -Isko в чешский литературный язык проникли из словацкого: например, letovlsko, но и свой вариант letovtste 'дачная местность’. Основы на -isko известны западноукраинским говорам, что находит отражение и в языке художественной литературы.
Основы на -isko, -iskje пережили различные семантические изменения. Во многих славянских языках соответствующие основы приобрели увеличительное или уменьшительное значение, употребляются в пейоративном или в гипокористическом значениях. В этом случае указанное выше распределение основ по славянским языкам может быть нарушено. Так, в украинском хорошо известны основы на -увъко*. хлопчисъко (но и хлопчищё), бабисъко (но и бабище), dimucbKo, людисъка и др.
В результате переразложения в славянских языках возникли новые суффиксы: -Шее, -ovtsce, -blsce и др.
Основы на -stvbje. В праславянском языке в результате контаминации именного суффикса -tvo и адъективного суффикса -ьзко сформировался суффикс -bstvo. Таким образом, наиболее древними являются образования от имен существительных и прилагательных. Образования от глагольных основ (ср. русск. воровство — воровать и под.) относятся к более позднему времени.
Первоначально все основы на -bstvo в праславянском имели значение собирательности. Позже с помощью данного суффикса стали образовываться абстрактные имена. В древнечешском диалекте это новообразование было связано с изменением основы. Старое собирательное значение сохранил суффикс -ъ$Ьио, новое абстрактное стало пользоваться модификацией данного суффикса -bstvbjez bratrbstvo—bratrbstvbje. Это разграничение четко проведено в современном чешском языке: bratrstvo 'множество братьев, союз’ — bratrstvi 'братство’, druzstvo 'друзья, дружина, команда’, уст. druzstvt 'дружба’ и др.
Во время развития в Моравии старославянского языка данная особенность чешского языка со многими другими проникла в первый славянский культовый язык. Сохранялась ли здесь дифференциация, свойственная живому чешскому языку? На этот вопрос ответить с полной уверенностью трудно, так как до нас не дошли моравские тексты IX в. Древнейшие болгарские памятники знают оба варианта, но они употреблялись уже без всякой нормализации. Обычно в старославянских памятниках представлены основы на -bstvo, что, конечно, находило поддержку в живом языке: б4гтбо, НбДЮЕАГТБО, ОТАЧАГГБО, П|Ю|ЭОЧАГГБО, БДДДА1ЧАГГБО, ИбБ^ДА^ТБО, N6-
ПАОДАГГБО, ГОГПОДАГГКО, ^ОДАГГБО, |ЭОЖДАРГБО, ДбБбДА^ТБО, JJ6AAA-ггко, пишаггбо, жеиАГГЕО и др. Всего* фиксируется 126 основ. Встречаются основы на -bstvbje'. члоНколюБлиткиге, бддда1ча£тби!€,
го^подАггкиге, пиганАГгкиге, вддгоддрАГТБиге, ц4лом;кдрАггкиге, богдта-£ТБиге и др. (всего 39 основ). Фиксируются 22 пары от одних и тех же основ. Единичные примеры на -bstvbje находим в совре-
тптт
менных южнославянских языках. Так, в современном македонском литературном языке фиксируется 594 основы на -bstvo и только 8 на -bstvbje (подсчеты произведены Цейтлин).
Из старославянского языка имена на -bstvbje перешли в древнерусский язык. В современном языке встречаются сравнительно
редко: приветствие, шествие, самочувствие, предчувствие, но чув-
ство.
Основы на -;о широко были "представлены в nomina loci, в основах абстрактного значения, в основах со значением собиратель
ности.
Nomina loci на - bje. В праславянском были хорошо известны nomina loci на -bje. Это были основы на -jo, которые образовывались от имен существительных, обозначавших место?
prtmorbje, Vbzmorbje, pomorbje, Vbzgorbje, vbzpolbje, zadvorbje, za-mostbje, zar&cbje, predbgorbje и др. Известны были не только основы с приставками пространственного значения, но и композиты — cbrnolesbje, kosogorbje и под. Этот тип основ свободно образовывался от основ различной структуры, что свидетельствует о его значительной продуктивности: gora—zagorbje, bergb—pobergbje, vbSb— navbSbje, nebo—podbnebesbje и т. д.
Этот тип основ фиксируется в ^старославянских памятниках. Однако число этих основ здесь невелико: междоу'р'Ьтю, педагогию, приморию, поморию, гр^доудкорию, пр4дъдкорию. Они чаще встречаются в Супрасльской рукописи, но известны и македонским памятникам: ср. Мариин, ев. I изиде konz иа пр*кд2дкорие.
Хорошо известны nomina loci на -bje современным славянским языкам. В русском литературном языке они принадлежат к продуктивным образованиям: взморье, взгорье, загорье, заозерье, заречье, побережье, приморье, подножье (горы), предгорье, Заполярье и др. Хорошо известны в топонимике: Закавказье, Замоскворечье. О степени употребительности nomina loci на -ъуе в русских говорах судить трудно. Известны данные образования в укр. — поръччя, побережжя, в блр. — узбярэжжа, памор'е, прымор'е, узмор'е, па-рэчча, в польск. — pomorze, wybrzeze, nadbrzeze, przedgorze, pod-gdrze, rnifdzymorze, nadbrzeze, opole, przedmteScte, в в.-луж. — po-morjo, podnjebjo, в чешек. — pobfezt, podloubi 'портик’, podnebt, pod-svStt 'подземное царство’, pomofi, pofiti, nddrait 'вокзал’, navst 'сельская площадь’, zamoft, zalest, zahoft, в слов.—zapolte, z&ze-mte, navsle, pobrezie, pomorle, portecte, в слвц. — zalesje, prlbrGije, pobrezje, pomor je, podzemlje, в срх. — прйбреж]е, nbMdpje, прй-Mdpje, в мак. — прибреж]е, поднож]е, подземке, предгорие, при-Mopje, кра]мор]е^пореч]е, в болг. — поморие, крайбрежие, предгорие. Хорошо известны данные основы в славянских географических названиях и в микротопонимике ср. Opole, Zaleste, Po&laste, Ru-dohort, Pohoft, Поморие, Загорие, Под у наем, Покупке, Подритъе и ДР.
Не во всех славянских языках степень продуктивности употребительности основ на -bje одинакова. Легко обнаружить, что в болгарском она ниже, нежели в чешском или в русском языках. Не'т сомнений, что в каждом языке она различается между диалектным языком и литературным, между диалектами.
В ряде случаев на основе локативного значения позже могли развиваться другие значения: ср. чешек, pocasi 'погода’, podjafi 'ранняя весна’, ьрх. зарукавм 'обшлаг’, залете* twl*,nbnpcje 'поясной портрет, нагрудник’.
Основы на “] в. Здесь мы обнаруживаем основы различной структуры и различного происхождения.
а.	Основы адъективногоГпроисхождения. Сюда относится сравнительно 'немногочисленная группа основ: vesebb — veselbje, sbdorvb—sbdorvbje, syrb—syrbje, gnikb—gnilbje, velikb —veliSbje,
$ихъ—susbje, оЫ1ъ—obilbje, 1акотъ—1акоть]е, ubog%—ubozbje, ostrb—ostrbje и др. В современных славянских языках число подобных примеров невелико, что объясняет тожество приводимых примеров в различных руководствах по славянскому словообразованию. В праславянском языке их было больше, о чем косвенно свидетельствуют примеры ст.-сл. миьогрлдию, оугрддию, вбзоумию, вбзъловию, срх. наличие, милоср^е, русск. ненастье, бесплодие и мн. др. В славянских языках указанные основы соотносятся с прилагательными на -п*. ст.-сл. милогрлдАиъ, оу^Аддиъ, БбзоумАмъ, b€3Zaobanz, срх. наличан, милдсрдан, русск. ненастный, бесплодный. Существительные типа беззлобие были образованы от прилагательного ЪеягчЛоЪъ (bezz^obbje). Адъективного происхождения, и русские примеры удушье (от udusb-\ раздумье (przdum/b-). Позже основы данного типа в большинстве случаев были расширены различными суффиксами.
б.	Основы глагольного происхождения. Данные именные основы образовывались непосредственно не от глаголов, а от причастий страдательного залога. Здесь нужно различать два самостоятельных типа основ: основы от причастий на -t и основы от причастий на -и. Эти основы получили широкое распространение в позднем праславянском языке, когда возникла потребность в словах для выражения отвлеченных понятий. Этот словообразовательный тип являлся основным в процессе формирования абстрактной лексики. Этому способствовала принадлежность данных основ к среднему роду, так как основы мужского и женского родов были теснее связаны с конкретными понятиями. «Служа для образования отвлеченных существительных среднего рода, славянский суффикс -ь]е был неограниченно продуктивным, поскольку присоединялся к любому страдательному причастию прошедшего времени и давал отвлеченное существительное от любого глагола: от —п4тию 'пение’, от дЪдиъ—д'клдыию, от оувиюиъ—оувию-иию ит. д. Глагол давал отвлеченное существительное даже в тех случаях, когда, в зависимости от значения, страдательное причастие прошедшего времени от него не употреблялось» (Мейе. Общеславянский язык, 288). Это известное положение французского слависта нуждается в некоторых уточнениях. Необходимо для праславянского периода четко разграничивать переходные и непереходные глаголы. В праславянском были известны основы только от переходных глаголов, так как только от этих глаголов - образовывались страдательные причастия. Таким образом, основы bitbje, rytbje, pitbje, mytbje, Sitbje, vitbje, litbje, VKZftbje, delanbje, 1ёсепь]е, varenbje древнее основ zitbje, nytbje, зърап-це, kaidnbje и под. Отглагольные существительные от непереходных глаголов могли возникнуть только тогда, когда сформировались суффиксы -tbje и -пь]е и когда данные основы стали указывать только на процесс действия. Древнейшие дошедшие до нас памятники письменности свидетельствуют о завершении данного процесса: ср. ст.-сл. житию, взятию, оумрдтиге, къгк^шбиию и др.
Образование в праславянском осноб на -je относится к тому позднему периоду, когда уже в системе глагола на основе более древних противопоставлений сформировалась четкая система видового глагольного противопоставления. Дело в том, что древние основы на -je образуются от глаголов несовершенного вида. Основы от глаголов с о в е р ш ё н н о г о вида моложе, хотя в древнерусских текстах они встречаются чаще, нежели в современном литературном языке. В современном литературном языке основы от глаголов совершенного вида широко используются при образовании технической терминологии.
Возникновение новых суффиксов -пь]е, rtbje нарушило связь отглагольных существительных со страдательными причастиями. Производящими основами для отглагольных существительных стали инфинитивные основы. Это хорошо видно, например, на просодических противопоставлениях в сербохорватском: дратъе—драти, но оран, држагье— д.ржати, но држан, чйтагье— чйтати, но читан, чувагье—чуваши, но чуван, копатье—копати, но копан (СтевановиЬ. Савремени српскохрватски ]*език, 492).
Основы на -tbje и -nbje в древних славянских языках были тесно связаны с глаголом. Позже эта связь постепенно слабела. Современные славянские языки представляют различные ступени данного процесса. Это можно показать на связи отглагольных суще-ствительнцх с глагольным видом. Так, в русском литературном языке XVIII в. видовые оттенки в отглагольных существительных еще фиксируются достаточно ясно. В современном языке они уже стерлись. Иначе в чешском, где многие разряды отглагольных существительных характеризуются видовой оппозицией, Так, многие отглагольные существительные со значением отвлеченного действия — процесса выражают видовое противопоставление так же отчетливо, как и соответствующие глаголы: zdokonalent — zdokonalovant, hozent—hazeni, zlepsent—zlepsovdnt, sbllzeni—sbltzo-vant. Каждый вариант выражает процесс, они не различаются лексически. «Разница между ними сводится к тому, что существительное, образованное от глагола совершенного вида, выражает действие «целостно», «сомкнуто», существительное от глагола несовершенного вида, как слабого члена видовой оппозиции, лишено «этого добавочного значения». Хотя отглагольные существительные в чешском языке имеют ярко выраженные признаки глагола-, сохраняют видовую характеристику, они тем не менее не являются дублетными формами глагола» (Васильева. О видовых значениях отглагольных имен существительных, 31).
Польские отглагольные существительные также отражают многие особенности глагола: вида — туcie—umyde, залога — ту-de — myde sig. Здесь они играют значительно большую роль, нежели в русском языке.
Из праславянского языка отглагольные существйтельные на -rtbje и -tbje получили все славянские языки. Однако история этих
существительных ь слаьяйских языках представляет много отличного и своеобразного.
В свое время Обнорский выступил с гипотезой, что все отглагольные существительные на -пь]е и -tbje в русском языке являются заимствованными из церковнославянского языка. Народный русский язык их не знает. «В народном языке имеются те или иные отдельный слова с приведенными суффиксами, но общий вид их не оставляет никаких сомнений в том, что подобные словарные единицы чужды складу живого языка, что слова эти случайно .проникли в народный язык из литературного источника. В этом не трудно убедиться из непосредственного знакомства с соответственным материалом, представленным народным языком» (Обнорский. К истории словообразования в русском литературном языке, 80). Обнорский не одинок. Подобный взгляд на отглагольные существительные в русском литературном языке высказывали многие ученые. Ошибочность гипотезы Обнорского на большом диалектном материале была показана Булатовой. Она обнаружила в русской народной речи большое число отглагольных существительных, которые по семантическим и формальным признакам не могут считаться элементами русского литературного языка. «Обилие в говорах существительных с суффиксами -нье, -енье, -тъе, обозначающих понятия и предметы, относящиеся к самым различным сферам человеческой жизни и деятельности, регулярность их словообразовательных связей с глаголами, большой диапазон значений с разными ступенями перехода^ от абстрактного к конкретному — все это в лексике, как общей с литературным языком так и в специфически диалектной, является показателем продуктивности данной словообразовательной категории на почве говоров» (Булатова. Отглагольные существительные на -иьв, -тъе в русских говорах, 353). Конечно, не все соответствующие основы в русском литературном языке имеют народную почву. Многие из них действительно являются церковнославянизмами. Книжного происхождения варианты -нив, -шив.
Различна степень продуктивности основ в различных славянских языках. Самая высокая представлена в чешском языке. Здесь основы типа sltt, ctent, туИ, spani, umeni, pecovojil, badant, zkouseny, cekdni играют большую роль в языке. В отличие от русского языка, в котором существительные не образуются от глаголов начипятельных, однократных (в диалектах фиксируются der-nut’je, lopnifie), от собственно возвратных, в чешек, таких ограничений нет: ср. — zahrati, в русск. заизратъ, zatroubeju zatroubiti, в русск. затрубить, smant — smati se, в русск. смеяться, hvtzdnutt — hvtzdnouti, в русск. свистнуть. Конечно, и для чешских отглагольных существительных имеются свои ограничения. Не образуются здесь существительные от маркированных многократных глаголов, от возвратных глаголов со значением интенсивности (nachoditi se 'много раз ходить’), от модальных глаголов и др. (см. Васильева. Цит. соч., 26).
Интересна история основ на -nbje, -tbje в болгарском языке. Здесь были преобразованы основы на -tbje\ все они приобрели суффикс -nbje: ср. mytbje > миене, bitbje > бивне и под. Единичные случаи подобной перестройки основ известны разным славянским языкам: ср. русск. пение « petbje)\ в русских говорах известно p'et'je. Фиксируются в говорах варианты darijo и dat'jo 'подарок; приданое’.
В народном болгарском языке все основы имеют стяженный суффикс -пе: гледане, игране, писане, ходене. В литературном языке широко представлен народный суффикс -пе и кйижный -nie: учение, нападение, наказание и др. (ср. сходное положение в русском литературном языке.) Варианты представляют семантические, грамматические и стилистические различия. Основы на -пе тесно связаны с глаголом (nomina actionis), тогда как основы на -nie указывают лишь на результат действия. Основы на -nie широко используются в формировании абстрактной лексики, научной терминологии. Основы на -пе образуются только от глаголов несовершенного вида, основы на -nie преимущественно от глаголов совершенного вида (подробно см. Георгиева. Семантична характеристика на отглаголните съществителни на -не и на -ние в българския кни-жовен език; Калдиева. Наставката -ние като словообразователен елемент).
Основы на -bje. Еще в праславянском от имен существительных4 (реже прилагательных) сформировались основы среднего рода со значением собирательности. Данные древних славянских памятников дают основание предполагать, что этот словообразовательный тип получил особую продуктивность в лексике, относящейся к растительному миру. В старославянских памятниках находим	'вербняк’, джкиге 'деревья’, ^дждиге,
рождиге 'побегЙ\ ыимие 'травы’, тщанию 'терние’, 'репейник’ и др. В древнерусском Срезневский фиксирует дбрбьию, кропиьию, - токьию, куггоьиге, грождию, гроздиге и мн. др. Находим, однако, ,уже в старославянских текстах основы иной семантики: б^аиию 'грязь’, nvANHte 'волны’, Тарутине 'трупы’ и др. Надо полагать, что в праславянском от существительных, обозначающих лиц, подобных образований не было.
Много основ на -je со значением собирательности находим в словенском языке, скромнее они отражены с сербохорватском, чешском и словацком языках. Примечательно, что и в этих языках многие основы на -je тесно связаны с растительным миром: слов, bllje 'травы’, brestje 'вязовая роща’, brezje 'березняк’, dobovje 'дубовый лес’, drevje 'деревья’, klasje 'колосья’, malinje 'малинник’, protje 'прутья’, trnje 'терновник’, срх. бшье, брёшКе, dpeehe, клеите, npyhe, трн>е> чешек, bodlict 'иглы’, bfezt, doubt, dfivi, jehlict, smrei, слвц. rakytie, prutle, oreste. Однако имеются основы и иного значения: слов, gorooje 'горная цепь’, mirje 'городище’ и др. (см. Bajec. Besedotvorje..., I, 17).
Б некоторых славянских языках основы с собирательным значением стали образовываться от существительных, обозначающих лица (ср. чешек, mladi 'молодежь’). Особенное развитие это получило в русском языке, в котором эти основы характеризуются ярко выраженным пейоративным оттенком: бабьё, дурачьё, мужичьё, старичьё. Этот оттенок может быть перенесен и на основы, образованные от предметов: тряпьё, старьё.
В результате всех рассмотренных выше процессов в позднем праславянском языке, в ранние периоды истории отдельных славянских языков существовали две четко противопоставленные группы основ муж. и ср. рода, склонявшиеся по модели основ на -о и на -jo (твердый и мягкий вариант склонения). Мягкий вариант в этот период играл значительно более важную роль, нежели в раннем праславянском. В дальнейшем наступил процесс сближения твердых и мягких основ, что выразилось в унификации флексий и создании общей модели склонения. (Подробно * этот процесс будет рассмотрен в следующей книге «Очерка», посвященной флексии.)
Богатство и разнообразие словообразовательных структур имен, изменявшихся по моделям основ на -б (-jo), приводило к сложным преобразованиям в области количества и интонации. Эти основы могли иметь акутовую и циркумфлексную интонации, а также новоакутовое и новоциркумфлексное ударение. Основы с дифтонгическими сочетаниями or, er, ol, el могли иметь обе интонации: рог g-ь (ср. русск. порог, чешек, prah, срх. праг), тогяъ (ср. русск. мороз, чешек, mrdz), иогпъ (ср. русск. ворон, срх. вран), иог1ъ (русск. ворот, срх. врат), goldfo (ср. русск. голод, чешек, hlad, срх. глад). Все основы с долгим корневым монофтонгом первоначально имели акутовую интонацию. Однако позже в результате разнообразных фонетических и грамматических причин происходили различные нарушения старых закономерностей. По-разному в основах на -б отражены новоакутовая и новоциркумфлексная интонации.
Основы на -б в праславянском имели подвижную и окситони-рованную акцентуационные парадигмы. Подвижная парадигма при новоакутовой интонации корня представляет баритонезу в им. ед., род. мн., мест. мн. и тв. мн., которая возникала в резуль- | тате рецессии ударения с конечных сверхкратких. В других по- ' зициях сохраняется окситонированное ударение (см. Очерк, ; I, 233).
Различие между двумя древними типами акцентуационных парадигм отражено в южнославянских и восточнославянских языках (см. Иллич-Свитыч. Именная акцентуация в балтийском и славянском, 109). Подробно судьба древних интонаций и ударения в основах на -б будут рассмотрены в третьем выпуске «Очерка».
§ 35. Основы на -а. В обширном списке праславянских основ на -а имелись основы различного происхождения. Сравнительно-исторический и этимологический анализ дают возможность обна-
302

ружить здесь большое число именных основ весьма архаического, нерегулярного типа, включающего имена гетероклизы, корни-основы, кроме того, основы на -w, на -f, на -г, в отдельных случаях основы женского рода на -о. Основы на -а сформировались в поздний период истории индоевропейского праязыка, в период, когда род стал активным фактором грамматической системы. Класс этих основ постоянно пополнялся за счет интенсивного развития nomina actionis (слов опредмеченного действия), которые с помощью различных суффиксов становились основами на -а. Весьма важную роль в праславянском языке в развитии имен существительных на -а на протяжении длительного исторического периода играл процесс субстантивации nomina attri-butiva женского рода. Уже после завершения праславянского периода в различных славянских языках по модели основ на -а стали преобразовываться старые именные основы на -й. Наконец, среди имен на -й в славянских языках находим немало имен существительных позднего происхождения (неологизмов, заимствований и т. д.). Примечательно, что по моделям основ на -й в славянских языках стали формироваться имена существительные общего рода (substantiva communia): ср. русск. непоседа, заика, ханжа, тихоня, обжора*, блр. нязгреба, няуклюда, мурза, жмънда*, польск. maruda, ciapa, niezdara; чешек, neposeda, Henasyta, panocha и др. Соболевский ошибочно их относил к словам мужского рода, утверждая, что «одна из особенностей славянских наречий вообще и русского языка в частности —- обилие в них слов на -а мужского рода» (Соболевский ЖМНП, CCXXIV, 145). В большинстве случаев все эти имена общего рода повышенной экспрессивности. Велик удельный вес имен на -а среди собственных славянских имен (особенно ласкательных и фамильярных). °
Среди основ на -a vrkvl имена имели соответствующий мужской коррелят (основы на -б), другие его не имели. Многие лингвисты полагают, что основы женского рода, которые не имели при себе однородных форм мужского рода (например, koza, зпъха, ЬйЬа и под.) отражают более древнюю стадию истории основ на -Й (см., например, Ильинский. Праславянская грамматика, 350). Однако данный вопрос не имеет прямого отношения к праславянскому периоду.
На ступени редукции основообразующий элемент закономерно представлял -i, который был известен в праславянском в основах на -yril (blagyn’l), в образованиях женского рода типа oldli, mblnll, в аналогичных по структуре именах мужского рода типа sqdll, в причастиях женского рода, в числительном tysftji. Кроме того, -I было известно в основах nomina attributiva жен. р. — Vblci 'терзающая’, позже 'волчица’, d$vi 'кормящая грудью’, позже 'дева’, сыпъ jagoda, ISvi rqka и т. д. Эта структура nomina attributiva долго сохранялась в праславянском и сыграла известную роль в славянском словообразовании. Позже она была вытеснена
прилагательными на -а: deva 'кормящая грудью’, а еще позже на этой основе сформировалось местоименное прилагательное dSvaja. В дальнейшем это прилагательное devajа утратилось, именное прилагательное deva субстантивировалось, а на основе d£vi сформировалась именная основа йётса (см. ниже).
Среди основ на -а была большая группа основ, в которой тематическому гласному предшествовал -7: volja, vonja, duxja, pys-tynji, slnja. Некоторая часть основ на -ja перешла в праславянский из индоевропейского праязыка. Однако в большинстве случаев эти основы сформировались на праславянской почве из основ на -г. zemi- > zemia > zemja. Далеко не всегда представляется возможным разграничить индоевропейские образования от праславянских. Не исключен и другой путь формирования основ на -ja. Здесь могли быть девербативы от глаголов къгтШ (>къгт]а), svetiti (^>svdtja), saditi (> sadjd). Большое число основ на -/а находим от глаголов на -att: zfdati > Zfdja, fakatl tekja (ргНъса), присутствие / фонетически объяснить нельзя.
В прошлом большинство индоевропеистов полагало, что в индоевропейском праязыке существовали основы на -/£. Этот вывод был сделан на основании данных балтийских и италийских языков. Так, в балтийских языках хорошо известны основы на -je: ср. лит. vilke 'волчица’, sene 'старуха’, dukle 'няня’, zeme 'земля’. В литовском основы данной структуры получили широкое распространение (Otrqbski. Gramatyka jqzyka litew-skiego, III, 32). Были известны основы подобной структуры латинскому: species, facies, acies, materies и др. Позже народная латынь утратила эти основы и в романских языках сохраняются лишь их косвенные следы. Уже Фортунатов высказал сомнение в том, что балтийские и италийские языки в данном случае отражают общеиндоевропейское состояние. В лекциях по сравнительной морфологии индоевропейских языков он учил, что основы на -je, вероятно, существовали не во всех диалектах индоевропейского праязыка (Фортунатов. Избранные труды, 2, 333).
Славянские языки не содержат прямых свидетельств существования в праславянском основ на — je. Исходя из предположения, что такие основы существовали в индоевропейском праязыке и, следовательно, должны были существовать и в праславянском, некоторые слависты во многих праславянских основах на -ja видят старые je- основы. Дело в том, что в праславянском гласный ё после /, с, s, z переходил в a (kriceti > kricati, sluxeti > slusatl, begetl"^ bezati, smejetl smdjatt sf). И здесь -je преобразовалось в -ja, откуда якобы zemja, voljd и т. д. С этим взглядом в какой-то степени можно было считаться лишь до тех пор, пока Курилович не показал, что соответствующие основы в балтийских и италийских языках —- продукт более позднего и самостоятельного развития (Kurylowicz. Les themes en e- du baltique, 19). Ошибочной представляется нам позиция Георгиева, который 304
во многих своих работах искусственно преувеличивает близость славянских и балтийских языков. Желая во что бы то ни стало и в данном пункте найти поддержку теории «балто-славянского праязыка», Георгиев утверждает, что «древнечешская морфема им. ед. -ё (др.-чешек, duse) точно соответствует лит. -ё (ср. zeme, латыш, zeme, др.-прусск. semme, same 'земля’) и является более древней, нежели др.-бодг. доуша, куда -а перенесено из а-основ» (Георгиев. Основни проблеми. . ., 97). Но ведь хорошо известно, что чешский язык из праславянского получил в им. ед. основы dusa, nosa, prdca. Лишь в XII в. в результате чешской перегласовки аве после мягких согласных возникли современные duse, meze «media), zafe 'заря’, vale, ulice, kuze, nuse и т. д. Георгиеву следовало бы обратить внимание не только на им. ед. duse, но и на им. мн. duse, и на тв. мн. dusemi, и на другие формы.
Полагаю, что у специалиста по сравнительной грамматике славянских языков нет основании говорить о праславянских основах на -je. Таких основ праславянский язык не знал.
Переход ie в -ija фиксируется славистами, но он носит локальный характер и относится к периоду существования отдельных славянских языков. Так, романские имена на -ia, пройдя в средневерхненемецком стадию -ie, в словенском языке отражены в виде -ija. Этот суффикс может употребляться и при корнях славянского происхождения: bedarija 'глупость’, beraeija 'крайняя нужда’, kovaclja 'кузница’, pisarija 'писание’, tovarisija 'товарищество’ (Bajec. Besedotvorje, 18—19).
Переход основ женского рода на -i в основы на -а проходил часто непоследовательно. Это приводило к тому, что от одного и того же корня находим обе основы: ср. русск. земля, об земь, яблоня—яблонь; ст.-польск. wonia, совр. польск. won; срх. вогь, в западных областях вдгьа, болг. воня, русск. вонь, диал. иап'а (Деулино), русск. мышь, диал. mysa, русск. ложь, болг. лъжа, русск. сеЧа, сечь, суша, сушь, песня, уст. песнь, ст.-сл. п4гиа, срх. пёсан, песма, польск. pieln, русск. стужа, диал. stud'. Число примеров можно было бы значительно увеличить из различных славянских языков. Все они относятся к древнему периоду. Однако народные говоры содержат много новых образований типа русск. диал. zyzn'a, bolezn'a, mysl'a, postel'a и под. В позднее время во многих славянских языках отдельные слова женского рода на согласный перешли в склонение на -а.
Число имен женского рода на -а в славянских языках все время увеличивается в результате различных локальных процессов. Так, в акающих русских говорах очень часто слова среднего рода с накоренным ударением переходят в слова женского рода на -а. На это явление указывают многие русские диалектологи (см. одно из последних свидетельств Расторгуева — Говоры на территории Смоленщины, 109). Обнорский полагает, что это явилось причиной разрушения среднего рода во многих русских акающих говорах. «На почве аканья всякое существительное сред-
20 G. Б. Бернштейц
305
него рода с ненаконечным ударением произносится одинаково с существительными женского рода, т. е. на -а. Таким образом, создались фонетические условия для смешения и полного перехода указанной категории слов среднего рода в категорию имен жен. рода. Так началось разрушение самой категории ср. рода» (Обнорский. Именное склонение. . ., I, 49—50).
Было бы ошибочно думать, что при наличии параллелизма основы на -а всегда моложе. Примеры типа болг. свещ свидетельствуют, что в отдельных случаях основы на -г позже пополнялись за счет основ на -a > svetjb). Но такие примеры встречаются реже.
Выше уже шла речь об основах на -yn'i, которые в праславянском в определенный период его истории получили значительное распространение. Во многих случаях это были женские корреляты соответствующих мужских основ, которые в большинстве случаев относились к основам на -о: orbos—orbyn'l (ст.-сл. рдаъ— рДБЫм’и), bogos—bogyn'l и т. д. Реже находим в позиции мужского коррелята основу на -i: gqsb—gqsyn'i, gospodb—gospodyn'l. Однако во многих случаях женские основы на -уп’г характеризовали неодушевленный предмет и не имели соответствующей мужской основы: mllostyril, pustyril и др.
В старославянских памятниках зафиксированы следующие основы на -упЧ: рдБЫи’и, сж Н дыми, гогподъиРи, гу&дъиРи, бддгънРи, ДАГМьРи, БОГЫЫ1И, ПОГ’ДЬШЬрИ, KpAfTHteNZINX fBATZIN1H, БДДгОГТЫм’и, мидоггъ1м1и, проггьиРи, поустым^и, пракгиРи. Словарь Срезневского, кроме указанных, фиксирует еще: гдуБмыи 'глубина’, грувыми 'грубость’, жмдошми, д^лгмни, къмгапами, гад'кчддши 'служанка, раба’, hnokmnh, грджддммми, ^иггигамши, погемаммми, длинами, опмни (обезьяна), гостоддрмми, гогуддрмыи, покрутдрши (жена хлебопёка), дОБрьши, ширмми, Богармии, кодовый 'Плеяда’, чдстыыи, 'густота’, лагэстыми (редкость), густыми, лютыми 'кривизна; жестокость’. Среди приведенных примеров из древнерусского языка находим часто слова женского рода отвлеченного значения: чдстыии, лаго-стыии, густыми и под. Нет сомнения, что основы с этими значениями возникли позже.
В дальнейшей истории противопоставление мужских и женских основ по признаку -ъ: -yri'i (sqsgd'b — sqsSdyn'i, гаЬъ — rabyn'i) или -ь: -yrii (gospodb — gospodyrfi) утратилось и западнославянские рапъ — pant (чешек., слвц. pan — pant, польск. pan — pant, в.-луж. pan — pant — только в народных песнях), приводимые Шахматовым русские барыни, сударыни и под. (см. Шахматов. Историческая морфология. . ., 77), представляют собою в настоящее время редкие осколки древней структуры. Еще в праславянском более выразительными стали противопоставления типа sqsSdb — sqseda, китъ — кита, гаЬъ — raba, так как они отражали противопоставления мужских и женских основ
в nomina attributiva. По этой модели преобразовывались даже основы на -ta, которые не имели исконных коррелятов в основах муж. р. Так возникло, например, противопоставление основ гепъ — zena (ср. др.-чешек. та1ъ%еп — та1ъ£епа 'муж—жена’). Однако в дальнейшем в основах имен существительных указанные выше противопоставления стали маловыразительными и им на смену пришли в женских основах суффиксальные образования типа sfsёdъ—sgsedyn'i, а еще позже образования sfsёdъ—s^d'bka, которые в славянских языках и получили широкое распространение: ср. русск. внук — внучка, болг. внук — внучка. Между прочим основа жен. р. иъпика хорошо известна не только в памятниках древней славянской письменности (см. ДаничиЪ. Р]’ечник), но и в современных диалектах (ср. Добровольский, Оссовецкий, МЕР). Внука долго держалась в русском литературном языке (ср., например, у Пушкина в письме к Гончарову от 3 мая 1830 г. «Счастье Вашей внуки будет священная, единственная моя цель». Более позднее свидетельство находим в «Подростке» Достоевского (1875). Для срх. унук — унука — обычная структура и в настоящее время. Кроме суффикса -ъка возможны в женских основах и другие суф.: русск. поп — попадья, трус — трусиха и мн. др.
Праславянское противопоставление мужских и женских основ (в более ранний период -os-----упЧ, реже -is-----упЧ, позже
-ъ----упЧ, ъ----упЧ) почти не отражено в словообразовании
восточнославянских диалектных языков. Азарх уверенно все русские образования на -уп'а относит к церковнославянским элементам. «Древние славянизмы на -упЧ1-уп'а отражены преимущественно в памятниках переводной литературы, в древнерусских летописях им обычно соответствуют однокоренные словообразовательные синонимы на -ость и -ота» (Азарх. Из истории именного словообразования, 63). В литературный язык вошли термины на -упЧ из церковной литературы (др.-русск. бсгыми, бм-Г©£ТЫМИ, ми логгы ни, гордыми, пустыми, гьгатыми, твердыми), из языка боярства (вогарыми, государыни, киктыии, господыии). Есть в восточнославянских языках народные образования на -уп’а, но они по происхождению не восходят к основам на -а. Так, русск. простыня в прошлом .была основой на -I (т. е. простынь), тогда как др.-русск. простыми 'простота, добродушие’, позже утраченное русским языком, относилось к церковнославянским основам на -а. Само ударение в современном простыня дает основание исключить его из списка древних основ на -упЧ. Надо полагать, что др.-русск. простыми имело ударение на ы (см. диал. prostyn'a 'простой человек’). Однако в русском языке встречаются слова на -yri*a диалектного и просторечного характера, которые следует отнести к исконному словарю. «Возможно, — пишет Азарх, — просторечные и диалектные слова на -упЧ-yria возникли как варианты однокоренных существительных на
-ina» (Азарх. Из исторйи йменного словообразования, 67). Исходя из этого соображения, русск. гусыня следует возводить к гусина. Последнее нам в диалектах хорошо известно (ср. ряз. yusina — Оссовецкий), но вопрос требует еще специального изучения. Это же касается и народного белорусского сябрыня, которое в отличие от княгтя, монахгня, шахшя и под. нельзя объяснить церковнославянским или русским влиянием. Укр. диал. gdzdtn'a 'хозяйка’ заимствовано из словацких говоров.
Большим числом примеров представлены образования на -упЧ в южных и западных славянских языках. Среди них, конечно, есть и немало новых, чисто книжных, образований, но и много народных. В огромном большинстве случаев образования на -упЧ под воздействием активной модели на -а преобразовались в -уп?а, в чешском позже закономерно в -упё. Примеры болг. робиня, сиромахиня, слугиня, рускиня, гъркиня, помакиня, ра-тайкиня; мак. кнегшъа, ]унакшъа, монахшъа; срх. праморкшъа, слушкшьа, трговкшьа, земмкшъа, вршъакитъа, Гркшъа, слов. Ъега-kinja 'сборщица винограда’, boginja, gospodinja, junaktnja, pev-klnja, sosedinja; чешек, bohyne, otrokyne, Rekyne, svedkyne', слвц. hospodyna, prorokyna, otrokyna, pastorkyna, в диал. deverkyna 'золовка’. В польском подобные образования встречаются значительно реже, но они сохраняют более древнюю структуру: ср. boginl 'богиня’.
Сравнительный анализ древних памятников и современных славянских диалектов дает основание полагать, что образования на -упЧ действовали особенно активно в тех праславянских диалектах, которые лежат в основе сербохорватского (особенно западных диалектов), словенского, словацкого и чешского языков. В болгаро-македонской группе они менее активны, в лехит-ской группе ограничиваются отдельными примерами. Возможно, что восточнославянский праязык их не знал совсем и в восточнославянские языки соответствующие образований проникли позже.
Основообразующий элемент -a (-F) стал характерным признаком основ женского рода. Это последовательно было проведено в nomina attributiva, менее последовательно в имени существительном. Среди последних известны основы мужского рода: vojevoda, sluga. Основы на -а мужского рода были известны ряду индоевропейских языков: греч. гомер. ахах^та 'благодетель’, (Ь/уирта 'копьеносец’, уесрек^уерета 'собиратель туч’ — эпитет Зевса, отеро^т]у£рета 'молниеметатель’ — также эпитет Зевса, лат. scriba, advena, auriga, collega, conviva, perfuga, лит. vaidtla 'бродячий певец, артист’ и др. Многие лингвисты полагают, что первоначально все основы на -а принадлежали к основам женского рода. Лишь позже некоторая часть основ отвлеченного значения перешла в основы мужского рода. Таким образом, пел. sluga первоначально якобы имела значение 'служба’, а уже позже полу-308
чила КоНйретйое аГентиьное значение (иначе Ульянов. Греческий именительные ед. ч. на -а в словах мужского рода, 136).
Нет сомнений, что из индоевропейского праславянский унаследовал небольшое число основ на -а мужского рода. В древних текстах они встречаются сравнительно редко. В старославянских памятниках находим боюбодд, гдоутд, пигаиицд, ьииопиицд, биыопибацд, гтд^Чишиид, 4дацд, п^дътечд, оувиицд, чдСБ^коувиицд, оуаоицд, ЮНОШД, БЛИЖИКД, 'родственник’, БДДДЪ1КД, БАГ6БДДДЪ1КД, БбДАМОЖД. Известное старославянскому языку жжикд употреблялась в значении 'родственник’ и 'родственница’: глд единя отя |?дбя д^иб^бОБЯ ЛчЖИКД ГЯ1. бмоу Ж6 оу^зд ПбТ|5Я оу^о; И се 6ДИГДБ6ТА ЛчЖИКД тьога (оба примера из Мариин, ев.)
Состав основ на -а мужского рода в памятниках древней славянской письменности не отличается разнообразием. Большинство слов, отмеченных в старославянских текстах, находим в древнерусских, древнесербских и др. памятниках. И современные народные говоры славянских языков старых славянских слов мужского рода имеют сравнительно немного. Однако в этом отношении славянские языки представляют некоторые различия.
Еще в свое время Буслаев обратил внимание на то, что многие основы на -а мужского рода в старой русской письменности и в народной речи согласуются с определением в женском роде (см. Буслаев. Историческая грамматика русского языка. Синтаксис, 194). Отмечается это и современными диалектологами (boPsa muzyclna — см. Кузнецов. Очерк морфологической системы пильмасозерского говора, 74). В русском диалектном языке, как правило, связь основ на -а с женским родом сильнее и крепче, нежели в литературном языке.
В западнославянских языках находим много девербативов мужского рода на -са ( < ъка): слвц. vodca 'предводитель’, roz-hodca 'спортивный судья’, obranca, obhajca 'защитник’; чешек. vudee, obzerce 'обжора’, zajemce'заинтересованное лицо’, dozorce 'надзиратель’, vltidce 'правитель’, польск. radca 'советник’, rzqdca, 'правитель’, zastfpea 'заместитель’, piewca 'певец’. Образования на -са в современных западнославянских языках являются уже непродуктивными и, за исключением совершенно определенного круга лексики, в разговорном языке встречаются редко. Особенно ограничено их употребление в народных говорах. В словарях и текстах XIX в. они встречались чаще.
Различия между славянскими языками наблюдаются в сфере заимствованной лексики. Так, в болгарском находим много слов мужского рода с агентивными суффиксами турецкого происхождения -джия (-чия): бояджия 'маляр’, ловджия 'охотник’, му-тавчия ’ремесленник, обрабатывающий козью шерсть’; -лия: акъллия 'умник’, джумбушлия 'весельчак’, къеметлия 'удачник’. В западнославянских литературных языках много заимствованных слов, которые оформляются в них как слова мужского рода
на -а: чешек, despota (ср. русск. деспот), idealista (ср. русск. идеалист), monarcha (ср. русск. монарх), poeta, paria, patriarcha; польск. oportunista, idealista, jurysta, jezuita, neofita, sodomita.
Как уже было сказано выше, nomina attributiva в жен. р. ед. ч. в более ранний период заканчивались на -7. Следы этой стадии отражены, например, в др.-инд. devt 'богиня’, vpkt 'волчица’. Подобные архаические индоевропейские образования перешли в праславянский, где они употреблялись уже как имена существительные (например, vblci 'волчица’ и как прилагательные сыт jagoda, l$vi rqka, vbdovl zena и т. д. Однако праславянские образования на -I оказались в большинстве случаев нежизненными. В прилагательных они были заменены продуктивной структурой на -а (сыпа, leva), в существительных были расширены суффиксом -ка (-са). Так возникли vblcica, vbdovica, d$vica, levica, сытса и под. В дальнейшем в результате переразложения здесь возник суффикс -ica. Наиболее древними и устойчивыми образованиями с данным суффиксом оказались имена женского рода в той группе лексики, которая служит для выражения женских особей при наличии мужского коррелята: русск. волк—волчица, медведь—медведица, лев—львица, буйвол—буйволица, тигр—тигрица: польск. wilk—wilczyca, nledzwiedz—niedzwiedzlca, lew—Iwlca, bawol—bawo-lica, tygrys—tygryslca-, чешек, vlk—vicice, medvSd—medvedice, lev—Ivlce, buvol—buvolice, tygr—tygflce', срх. вук—вучица, мёдвед— медведица, лав—лавица, бйвд—бйволица; болг. вълк—вълчица, лъв—лъвица, бивол—биволица, тигър—тигрица. Данная структура сформировалась в ранний период истории праславянского языка и не представляет существенных различий по славянским языкам. Лишь в отдельных случаях находим иные суффиксальные образова-ния:ср. блр. воук—ваучыха, слов. mGdved—medvedka, lev—levinja и т. д.
Не во всех случаях указанные выше основы на -г могли иметь мужской коррелят: например, d&vi 'кормящая грудью’, некоторые мужские образования возникли позже: например, vbdov'b. Эта группа основ более тесно была связана с nomina attributiva. Пути развития этих основ были более сложными. Во-первых, они испытали воздействие новых структур прилагательных, откуда deva, vbdova, а еще позже devaja, vbdovaja. Во-вторых, эти основы могли с помощью различных именных суффиксов перейти в имена существительные: dSvica, dёvъka, vbdovica (подробнее об этих основах см. ниже).
Значительно более длительный срок со старыми nomina attributiva были связаны именные основы типа сыпъ. Пути их развития были различными. В одном случае, испытав воздействие структуры новых прилагательных женского рода на -а (типа nova), они перешли в прилагательные типа сыпа, на основе которого позже сформировалось местоименное прилагательное сыпала. В другом — они субстантивировались, взяв на себя значение утраченного существительного. Так, на основе устойчивых словосочетаний типа сыпъ jagoda, levi rqka позже в праславянском 310
возникли съгпгса, golgblca, l£vica, dbsnica и под. Примечательно, что до сих пор, например, в польском czarne jagody является не свободным, а связанным словосочетанием со значением 'черника’.
Формирование данных образований относится к сравнительно позднему праславянскому периоду. Именно здесь мы часто обнаруживаем диалектные колебания в отражении третьей палатализации. Так, в русских говорах находим cemika и cernica, golu-Ыка и golubica и т. д. Образования на -ika более свойственны южновеликорусским говорам. В северных говорах (архангельских, новгородских, ярославских и др.) отмечены brusnica, в смоленских brusnica (Гринкова. О названиях некоторых ягод, 111), в литературном и в большинстве говоров брусника. В русских говорах cemika и cernica, в укр. чорниця, в блр. чарнща. По данным Гринковой, в северновеликорусских и частично средневеликорусских говорах находим zeml'anika и zemV anica. Эти два варианта она не локализует. Далеко не все современные варианты следует возводить к периоду формирования самих суффиксов. В дальнейшем суффиксы -ika и -ica получили самостоятельное развитие, обособились и даже в одном языке или диалекте могут быть носителями различных значений: ср. срх. шареника 'сорт яблока’ и шареница 'пестрый ковер’.
Отсутствуют результаты третьей палатализации в данном суффиксе, например, в таких словенских образованиях, как: bedrika 'сорт яблок’, bobika 'ягода’, bodljika, но bodica 'колючка’, kislika 'кислое яблоко’. Ср: срх. чемерика 'чемерица’, паприка 'перец’ и др. Вообще в ботанических названиях во многих славянских языках находим колебания в употреблении суффиксов -ika и ica (ср., например, польск. osika и osica 'осина’).
В поздний период праславянского языка суффикс -ica стал выполнять функции уменьшительного суффикса. Этот процесс был особенно интенсивен в тех диалектах, которые лежат в основе южнославянских языков, а также словацкого и чешского: rybica, golvica, rqcica и т. д. Они формировались по модели основ на -а от основ мужского рода на -ic. В дальнейшем на этой почве возник уменьшительный суффикс" женского рода -ica, который получил значительное распространение особенно в южнославянских языках: болг. главица, зорица, къщица, тревица, корица, речица, книжица; срх. брйтвица, црквица, йскрица, лйвадица, водица, земмща. Естественно, что в этих образованиях третья палатализация отражена в большинстве славянских языков последовательно (иначе в срх., см. ниже). Нередко старые образования на -а воспринимаются как уменьшительные. Так, в некоторых старославянских памятниках девица употребляется как синоним
отроковица: она же изгАиава вага поеата отца отроковицд и матера I иже ВА1ША съ иима I ваииде идеже в4 отрочд вежд. I ема за рлчктв отроковица гва ей. тавитакоума. еже егта гаказаемое. девице тевЪ
г/шк ватами. I авие тта девица и хождааше (Мар:
а. ев
В современном русском литературном языке представлен непродуктивный тип образования на -ica: сестрица, землица, водица, вещица, крупица, частица. Особенно часто они встречались в древнерусском языке: лавица, инавица, главица, църквица, маковица, тыкъвица, панъвица, брадица, одеждица, книжица, хыжица, саблица, иглица, телица, бъчелица, вилица, пшеница и мн. др. (все примеры из словаря Срезневского). Нет сомнений, что значительное большинство уменьшительных образований на -ica наследие старославянского языка. Многие из них через фольклор проникли в народные говоры и в настоящее время преимущественно встречаются только в народной речи (и здесь главным образом в сказках и песнях). Конечно, было бы неосмотрительно утверждать, что восточнославянский праязык вообще не знал уменьшительных суффиксов -ic, -ica. При современной изученности данного вопроса можно говорить лишь о том, что в восточнославянском праязыке образования на -ica были редкими. Основным суффиксом уменьшительности был -ъка. Примечательно, что малопродуктивный суффикс -ica находим в белорусском литературном языке: сястрыца, вадзща, зямлща, травща. Трудно сказать, в какой степени эти примеры отражают словообразовательные тенденции древнебелорусского народного языка. В украинском литературном языке уменьшительный суффикс -ica встречается очень редко в нескольких словах и «почти всегда утрачивает оттенок уменьшительности» (Курс, I, 363).
Западнославянские языки в отношении характеризуемого признака делятся на две группы: северную и южную. Это членение особенно показательно для древнего периода. Северная (лехит-ская) группа близка восточнославянской группе. В древнепольском фиксируются редкие примеры на -ica со значением уменьшительности (см. Los. Gramatyka polska, II, 70). Они не получили существенного развития. Основным способом образования и здесь был суффикс -ъка (-ъка): ryba—rybka, noga—nozka, r$ka— rqczha, который господствует в современном языке не только в литературном, но и диалектном. В подробном описании говора села Доманевка Шимчак пишет: «Самой жизнеспособной функцией суффикса -ка является деминутивная» (Szymczak. Gwara Domaniewka, 135). Образования на -ica сохраняются в большинстве случаев как специальные термины: glowica 'капитель’, тех. 'головка’, от gtowa в современном языке уменьшительное образование будет gtowka.
Интенсивным был процесс образования уменьшительных существительных на -ica в древнечешском и особенно в древнесловацком. В древнечешском языке фиксируются dusice, nozice, rucice и мнЛдр. В результате сближения с северными языками очень рано в чешском, позже в словацком начался процесс вытеснения образований на -ica образованиями на -ъка (-ъка). В современном чешском языке случаи типа trouba—trubice «встречаются редко» (Травничек. Грамматика. «,, 173). Обычно же сохранив-
Шйеся примеры йа -ice утратили уменьшительное значейиё и термине логизировались: castice'частица (в грамматике)’,hlavice'yyon-щенный конец’. Трудно сказать, в какой степени уменьшительные образования на -ice сохраняются в чешской народной речи.
В словацком уменьшительные на -ica оказались более устойчивыми. Здесь они до сих пор хорошо известны народной речи. Однако и в словацком представлен процесс вытеснения этого суффикса суффиксом -ка. Буффа недавно хорошо показал, как под воздействием инославянской речи в восточнословацких говорах образования на -ica вытесняются образованиями на -ка (см. Buff а. О niektorych slovach zakoncenych na -ica). По свидетельству Габовштяка, в Оравском наречии словацкого языка «-ica в настоящее время уже не ощущается как уменьшительный суффикс» (На-bovStiak. Oravske narecia, 165). Здесь в этом значении употребляется суфф. -ка.
, В сербо-лужицком языке в деминутивном значении также употребляется суф. -ка (в.-луж. horka, horstka, jamka, lawka, rybka, trawka, rucka, smuzka).
В южнославянских языках, начиная еще с позднего праславянского периода, уменьшительный суффикс -ica получил широкое распространение. И в современных языках он играет весьма существенную роль: болг. главица, горица, душица, ръчица, рибица; мак. нивица, ' буквица, секирица, срх. главица рибица, иглица, зём/ьица, брадица, горица; слов, glavica, rocica, bradavica, knjizica. Это существенный словообразовательный признак южнославянских языков. Следует обратить внимание на то, что в ряде случаев преобразование задненёбных корня по условиям первой палатализации является факультативным: ср. срх. нджица и ндгица, ручица и рукица и др.
Конечно, праславянские диалекты, лежащие в основе южнославянских языков, образовывали уменьшительные имена и с помощью суффикса -ъка (-ъка). Во всех современных южнославянских языках примеров много и объяснять наличие их заимствованием из северных славянских языков нельзя. Достаточно привести болгарские примеры, чтобы убедиться в этом: градинка, топлинка, теменужка, книжка, рибка, лисичка, кутийка; ср. в банатском диалекте — trap—trapka (в литературном трапче; Стойков. Банатският говор, 3, 351). Правда, и в банатском говоре, по свидетельству Стойкова, чаще употребляется уменьшительный суффикс -ica*. trevyca, kustyca 'косточка’. «Уменьшительный суффикс -ка очень продуктивен и широко распространен в болгарском языке», — пишет Димитрова (Димитрова. Умали-телни имена в книжовния български език, 281). В болгарском получили широкое распространение комбинированные суффиксы из -ica и -ъка. При последовательности -ica -ъка возникал суффикс -icka ( icbka): тревичка, къщичка, горичка, брадичка, при последовательности -ъка -ica — суффикс -cica ( < ък1са)'. градин-чица, светлинчица. Эти и подобные примеры свидетельствуют,
tfro уменьшительный суффикс -ъка (-ъка) еще в древности хорошо был известен болгарскому языку. И в древнесербском были известны деминутивные образования с помощью суффикса -ъка (-ъка). «И до сего дня сохранились следы его употребления в именах с уменьшительным значением, вернее больше в именах, которые сами по себе уже в малой степени выполняют функции де-минутивности» (СтевановиЬ. Савремени српскохрватски ]*език, 503): травка 'лепесток травы’, сломка 'стебель соломы’ и т. д.
Формирование самостоятельной части речи имени прилагательного относится к позднему периоду истории индоевропейского праязыка. Это было связано с усилением роли грамматического рода. О самостоятельной части речи можно говорить в данном случае лишь тогда, когда единая именная основа стала преобразовываться по-разному в зависимости от грамматического рода. Это связано было с формированием основ на -а и основ на -б. Имена в аттрибутивной функции (nomina attributiva) в женском роде становились основами на -а, в мужском и среднем — основами на -б. В более ранний период существовали nomina attributiva с основами на -й. Славянские языки не содержат никаких следов преобразований этих основ по родовому признаку (ср. в лит., где найдем муж. р. ramus 'спокойный’, жен. р. rami). Очень рано и эти прилагательные подчинились основной модели: soldukos—solduka—soldukon.
Шел процесс не только обособления nomina attributiva в самостоятельную часть речи — имя прилагательное. Имел место и прямо противоположный процесс, когда отдельные формы имени прилагательного субстантивировались, становились именами существительными женского рода на -а. Славянские языки среди имен на -а содержат много древних прилагательных. Процесс субстантивации происходил в древнейший период, наблюдается и в настоящее время. Рассмотрим среди субстантивированных имен прилагательных на -а различные случаи.
Краткое прилагательное жен. р. vbdova 'оставшаяся без мужа’ уже в праславянском субстантивировалось и приобрело значение vidua, х^Ра- Однако этот процесс субстантивации по-разному был отражен в различных праславянских диалектах. Есть основания полагать, что раньше этот процесс прошел в тех диалектах, которые лежат в основе восточнославянских и северной группы западнославянских языков. Именно здесь рано утвердилось слово vbdova: русск. вдова, укр. удова, блр. удава, польск. wdowa, в.-луж., н.-луж. wudowa. Всюду оно выполняет функцию существительного vidua. В старославянских текстах употреблялись кадоьд и кадокицд в одном и том же значении. Однако, анализируя синтаксическое употребление этих двух вариантов, Мареш показал, что старославянские тексты еще содержат следы адъективного прошлого слова кадокд. Оно употребляется в функции именной части сказуемого, в синтаксической функции существительного, нередко рядом с другими субстантивированными при
лагательными. При слове кадокд не употреблялось определение. В функции подлежащего оно не встречается. В противоположность этому бадокицд использовалось в функции подлежащего или дополнения, в функции разных членов предложения часто с определением (см. Мареш. Славянское вдова—вдовица, 139—141). Надо полагать, что в старославянском языке кадокд была уже архаизмом. В значении vidua утвердилось образование от древней основы vidovi- кадокицд (см. выше). Современные болгарский и македонский языки знают только вдовица. Сербохорватский до сих пор сохраняет удова при удовица без различий в значении слов. Примечательно, что Вук Караджич в своем словаре в значении существительного приводит только удовица (КарациЪ. Српски р]ечник). Удова он трактовал как прилагательное: удов, -а, -о verwitwet, viduus (Там же; аналогично в первом изданий словаря). В словенском сохраняется vdova, a vdovica имеет ласкательный оттенок значения. В сербохорватском ему соответствует уддвичица. Близок южнославянским языкам словацкий, в котором vdovica «вероятно, южнославянское влияние весьма давней эпохи» (Мареш. Славянское вдова—вдовица, 145). Часто в древнерусских памятниках письменности находим кадскицд. Нет сомнений, что в данном случае мы имеем дело со старославянизмом. Иначе в укр., где удовиця народное слово. Данная черта объединяет украинский язык со словацким и с южнославянским языками.
Русск. вдова, срх. удовица, болг. вдовица свидетельствуют об окситонированном ударении в пел. vbdova.
Еще в праславянском сформировалось полное прилагательное vbdov'bjb, vbdovaja. Следы их находим в современных языках (ср. русск. вдовый, вдовая).
На смену архаическому d$vi- пришло краткое прилагательное deva екормящая грудью’. В некоторых диалектах праславянского языка оно перешло в разряд имен существительных с основой на -а. В ряде старославянских, среднеболгарских и древнесербских памятниках находим еще местоименное прилагательное д^бди, что убедительно подтверждает адъективный характер пел. deva: тоу рддоуи гд днЪъ д^к^и казопи (Клоц. сб., Супр. ркп.), Богородицу д4кую мдрию (ДаничиЪ) и др. См. примеры в Slovnik. Следы этого местоименного прилагательного находим, например, в ча-кавских говорах сербохорватского языка: diva < dSvaja, в преобразованном виде в болг. и срх. девойка, дёвд]ка (<^dSvo]bka), в польск. dzlewoja, в полабском dewaa (Olesch. Juglers Worterbuch).
Субстантивированное прилагательное deva оказалось маловыразительным и плохо сохранилось в диалектных славянских языках. Однако до сих пор оно сохраняется в высоких стилях литературных языков, в языке славянского фольклора. В русском литературном языке дева наследие старославянского языка. В польском литературном языке dziewa принадлежит к устаревшей лексике, в чешском d$va встречается лишь в поэтических
жанрах литературного языка (аналогично в словацком). В южно- ' славянских языках deva встречается в, народной словесности (главным образом, в народных песнях).
Как уже было указано выше, в части диалектов праславянского языка на основе devi сформировалось существительное devica, в других диалектах находим dev^ka. Русск. девица, хорошо известное не только литературному языку, но и народной словесности, — наследие старославянского языка. В польском dziewica слово высокого стиля (ср. Dziewica Orleanska). Народным русским словом является девка, в чешском divka, в словацком dievka, в польском dziewka. И в южнославянских devica принадлежит теперь к устаревшей лексике: срх. девица, болг. девица. Здесь в нейтральной речи это слово не встречается. Шире диапазон употребления слова devica в словенском.
Праславянское deva имело окситонированное ударение, о чем свидетельствуют срх. дева, djeea, русск. диал. devocka.
Древнее nomen attributivum женск. р. luna ( <С louksna) 'светящаяся, имеющая тусклый свет, отблеск’. Данная именная основа позже субстантивировалась со значением 'зарево, отблеск; луна’ (ср. аналогичный процесс в латинском — Ernout-Meillet, 664). Украинскому языку известна еще форма среднего рода — 1йпо. От 1ип- позже был образован глагол luniti 'бросать тусклый отблеск’, который в том же значении известен русским народным говорам. В свою очередь от глагола luniti возник девербатив 1ипь (ср. русск. лунь 'тусклый свет; птица с сероватобелым оперением’). Окситонированное ударение основы luna подтверждается русским луна, срх. луна.
Основа женск. р. ruda 'красная, рыжая’. Субстантивировалась еще в праславянском языке. Стала именем существительным с различными значениями. Общим для всех значений обычно является цвет: красный, ржавый, бурый. Широкое распространение в славянских языках получило значение 'горная порода, содержащая металл’: ср. русск. железная руда, медная руда*, польск. ruda zelaza, ruda miedzi; слвц. zelezna ruda, uranova ruda; cpx. гвоздена руда, оловна руда; слов, zelezna ruda, jamska ruda; болг. желязна руда, медиа руда. Известны в славянских языках и локальные значения, обычно связанные с красным цветом. В русском языке это широко распространенное в диалектах, а в прошлом известное и в литературном языке значение 'кровь, sanguis’. Это значение с пометой старин, указано еще в словаре Ушакова. Широко известно в диалектах восточнославянских языков в значении 'ржавое болото’, 'болотная ржавчина’, в восточнобелорусских и западнорусских говорах в значении 'грязь’. Толстой восстанавливает следующую семантическую цепь: болотная ржавчина — что-нибудь грязное — грязь (Толстой. Славянская географическая терминология, 188—189). Вероятно, дальнейшим развитием значения'грязь’ явилось значение 'сажа’. В значениях 'грязь’ и 'сажа’ уже утрачена старая связь основы ruda с красным 316
цветом. В »полесских говорах ruda — это красящее вещество, содержащееся в льняном волокне, суровой пряже и полотне (Лексика Полесья, 260). В верхнелужицком языке ruda известно в значении 'земля красноватого цвета’, в чешском — 'ржавчина на растениях’. Богата семантика слова ruda в польском народном языке: 'медвяная роса’, 'буря’, 'болото’, 'руда’. В украинском, по свидетельству Гринченко, в диалектах известно значение 'дождь сквозь солнце’. В срх. руда 'курчавые волосы’ (обычно рыжие волосы), в диалектах 'имя домашней скотины, имеющей густую, курчавую шерсть’, название различных лечебных трав красноватого оттенка и др. Возможно, что срх. руда в отличие от руда восходит к местоименному прилагательному *rudaja. Колебания в месте ударения ruda и rudd известны болгарским и русским говорам.
От основы ruda в славянских языках имеются достаточно древние деривационные образования: срх. рудйна 'луг с травой, опаленный солнцем’, рудица 'крашеная шерсть’, рудогьа 'длинношерстный вол’, польск. rudawa 'стоячее болото’, слвц. rudka 'красновато-глинистая краска’ и др.
Основа ruda имела окситонированное ударение, о чем свидетельствуют срх. руда, болг. и русск. руда.
Процесс преобразования nomina attributiva в имена существительные и в имена прилагательные был сложным и весьма длительным. Для многих имен существительных восстановить его на славянской почве невозможно: например, для таких имён, как ryka, trava, troba и под. С точки зрения наших грамматических восприятий все подобные отглагольные образования были причастиями, которые позже, но еще в праславянскую эпоху, сформировались в имена на -а. Таких имен в славянских языках много.
Еще в праславянскую эпоху в основах на -а сформировалось много производных основ с различными суффиксами. Именно основы на -а и основы на -о особенно богаты суффиксальными образованиями. В ряде словообразовательных структур основы женского -рода на -а имели в основах мужского рода на -о соответствующий коррелят (например, -ica—os, -ica—ikos, -ъка—ъкоз и др.), в других случаях основы женского рода на -а были независимыми и не знали соответствующих основ мужского рода: например, -ota: русск. духота, работа, срх. лепота, грехдта; -ъЬа: русск. дружба, просьба, срх. моба, свадба и мн. др. Многие из праславянских основ с суффиксами в результате исторического развития стали непроизводными, в отдельных славянских языках в разные периоды их истории возникло много новых производных основ на -а. Все эти вопросы с разной степенью детализации рассматриваются главным образом в грамматиках современных литературных языков. Исследований по историческому славянскому словообразованию очень мало. Мало привлекают проблемы словообразования внимание диалектологов. Лишь в последние годы в монографических описаниях славянских диалектов
порой обнаруживаем главы, посвященные словообразованию (главным образом, употреблению суффиксов).
В современных славянских языках удельный вес имен женского рода на -а чрезвычайно велик. И он все время пополняется как за счет заимствований, так и за счет новообразований.
Основы на -а в зависимости от фонетических и словообразовательных условий могли иметь акутовую и циркумфлексную интонации, а также новоакутовое и новоциркумфлексное ударение. Основы с дифтонгическими сочетаниями or, er, ol, el могли иметь в зависимости от указанных выше условий обе интонации: kfirva (ср. русск. корова, чешек, krava, срх. крава), stoma (ср. русск. сторона, чешек, strana, срх. страна), berza (ср. русск. берёза, чешек, bfiza, срх. брёза), golva (ср. русск. голова*, чешек, hlava, срх. глава). Основы с корневым долгим монофтонгом имели акутовую интонацию. Стало быть, соответствующие основы в чешском языке должны иметь долготу (ср. vlra), в сербохорватском — краткое нисходящее ударение (вёра). Однако находим много нарушений древних соотношений, вызванных разными фонетическими и грамматическими причинами: ср. чешек, ryba (в говорах известно rejba), niva, репа и др.
В определенных грамматических категориях происходило преобразование интонаций (метатония), в результате чего в основах на -а происходили количественные и качественные изменения: чешек, krava—kravka—kravicka, strana—strdnka, hlava—hlavka (cm. Очерк, I, § 53). Подробную характеристику всех акцентологических преобразований в именах на -а читатель найдет в третьем выпуске «Очерка».
Основы на -а в праславянском имели три типа ударения: баритонированное, подвижное и окситонированное. Между этими типами существовало тесное взаимодействие. Современные русские говоры обычно представляют эти же три типа, однако конкретный состав их существенно менялся в течение длительного времени. Менялись и соотношения между этими основными типами. В ряде русских говоров (чаще южных) отсутствует тип с подвижным ударением. В юго-западных говорах его нет совсем. Обычно в этом случае представлен тип окситонированного ударения. В северных говорах широко фиксируется тип с подвижным ударением. Он очень активен в литературном языке. Под воздействием основ с подвижным ударением в литературном языке прежние структуры им. мн. zeny, igry, skaly, slugi, truby, sv&n и под. преобразовались в zony, Igry, skaly, slugi, truby, sveci и под. Булаховский отмечает, что писатели XVIII и начала XIX в. свидетельствуют еще о сохранении старого ударения в им. мн. беды, вдовы, войны, доски, дуги, жены, колбасы, метлы, сестры, сироты, скалы, судьбы, сумы и др. (Булаховский. Исторический комментарий. .., 248). В вин. ед. окситонированное ударение оказалось весьма устойчивым. В штокавском диалекте сербохорватского языка произошли существенные изменения в связи с рецессией ударения,
в рёзулкгате которой возникли йовые восхддящиё ударейия (краткое и долгое). Здесь в именах на -а конечного ударения нет: борба,
вода, глава, даска, жена, звезда, зима, игла, игра, коза, пила,
рука, снаха, топлдта, Рецессия представлена во всех формах: жене, жени, жёну^ жёнбм, жени, жене, и т. д. Исключение представляет звательная форма, где искони было накоренное ударение— жёно\ Чакавские говоры рецессии не пережили. Здесь сохра-
няется в боль:
и*
нстве случаев
старое место ударения: zena, gora,
sova, snahd, daskd, loza, ofcd (см. Белич. Заметки по чакавским
говорам, 226). В болгарском в именах на -а место ударения совпадает в обоих числах: жена—жени, ръка—ръцё, сестра—сестра, глава—глава, земя—земй. Говоры знают, однако, zeni, di>skl, bilxl,
treat, glavl и под.
ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
ЯЗЫКИ
ав. — авестийский алб. — албанский арм. — армянский блр. — белорусский болг. — болгарский в.-луж. — верхнелужицкий герм. — германский гот. — готский греч. — греческий двн. — древневерхненемецкий др.-инд. — древнеиндийский др.-ис л. — древнеисландский др.-прус. — древнепрусский др.-сакс. — древнесаксонский др.-сев.-герм. — древнесеверно-
германский
и.-е. — индоевропейский иран. — иранский ирл. — ирландский кашуб. — кашубский лат. — латинский лит. — литовский лтш. — латышский мак. — македонский нем. — немецкий
н.-луж. — нижнелужицкий норв. — норвежский осет. — осетинский полаб. — полабский польск. — польский прус. — прусский пел. — праславянский рум. — румынский русск. — русский свн. — средневерхненемецкий слвц. — словацкий слов. — словенский словин. — словинский ст.-сл. — старославянский схр. — сербохорватский тох. А — тохарский А тох. В — тохарский В укр. — украинский фрак. — фракийский хет. — хеттский чак. — чакавский чешек. — чешский ц.-сл. — церковнославянский швед. — шведский шток. — штокавский

СЛОВАРИ
БЕР — Вл, Георгиев, Ив, Гълъбов, Й, Займов, Ст, Илчев, Български етимо* логичен речник, св. I—III. София, 1962—1964.
Востоков. Словарь — А, X, Востоков, Словарь церковно-славянского языка, 2 т., 1858—1861.
Геров — Н, Геровъ, РЪчникъ на блъгарскый языкъ съ тлъкувание р'Ьчиты на блъгарскы и на русскы, ч. I—V. Пловдив, 1895—1901.
Гринченко. —А, Д, Гринченко, Словарь украинского языка. I—IV. Киев, 1907—1909.
Даль. — В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. Изд. 3. М., 1903.
ДаничиЬ. Р]ечник — ДаничиК. Р]ечник из кн>ижевних старина српских. Написао ДаничиЬ, 1^111. Београд, 1863—1864.
Добровольский — В. И. Добровольский. Смоленский областной словарь. Смоленск, 1914.
Дювернуа — А. Дювернуа. Словарь болгарского языка по памятникам народной словесности и произведениям новейшей печати, вып. I—IX. М., 1889.
Елезовий, Гл.— Гл. ЕлезовиК. Речник косовско-метохиског диалекта. Св. I—II. Београд, 1932—1935.
Илчев. Речник — Ст. Илчев. Речник на личните и фамилии имена у бълга-рите. София, 1969.
Караций. Српски р]ечник — В. Ст. Караций. Српски р^ечник истумачен ньемачки^ем и латински^ем ри^ечима. Четврто државно издан>е. Београд, 1935.
Краткий этимологический словарь русского языка — Н. М. Шанский, В. В. Иванов, Т. В. Шанская. Краткий этимологический словарь русского языка. М., 1971.
МЕР — Ст. Младенов. Етимологически и правописен речник на българския книжовен език. София, 1941.
Младенов, БТР — Ст. Младенов. Български тълковен речник с оглед към народните говори, т. I, А — К. София, 1951.
Носович — И. И. Носович. Словарь белорусского наречия. СПб., 1870.
Опыт ... — Опыт областного великорусского словаря, изданный вторым отделением ИАН. СПб., 1852.
Оссовецкий — И. А. Оссовецкий. Словарь современного русского народного говора (д. Деулино Рязанского района Рязанской области). М., 1969.
Преображенский — А. Г. Преображенский Этимологический словарь русского языка. М., 1910—1914, М.—Л., 1949.
Речник на македонскиот ]азик. — Речник на македонскиот ]азик со српско-хрватски толкуваша, I, II, III. Скоще, 1961—1966.
САР — Словарь Академии Российской по азбучному порядку расположенный, ч. 1—6. СПб., 1806—1822.
Словарь русского языка (сост. Вторым Отделением Академии Наук), т. 1—6, 8—9. СПб., 1891—1930.
Срезневский, I—III — И. И. Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка, т. 1—3. СПб., 1893—1912.
СРНГ — Словарь русских народных говоров. М.—Л., вып. 1, 1965, вып. 2, 1966.
Толковый словарь русского языка под ред. проф. Д. Н. Ушакова. М.. т. 1. 1935; т. II, 1938; т. III, 1939; т. IV, 1940.
Укратнсько-росшський словник, ред. I. М. Кириченко, т. I. Кшв, 1953.
Юшкевич. Литовский словарь — А. Юшкевич. Литовский словарь, т. II.
СПб., 1904.	Р
BEW — Е. Bernecker. Slavisches etymologisches Worterbuch. Heidelberg, 1907-1913.
Bezlaj, ESSJ, pokusni zvezek.— F. Bezlaj. Etimoloski slovar slovenskega jezika. Pokusni zvezek. Ljubljana, 1963.
Buga. Rinktiniai raStai, II — Buga K. Rinktiniai r as tai, I—IV. Vilnius, 1958—1962.
Ernout—Meillet. — A. Ernout et A. Meillet. Dictionaire etymologique de la langue latines. Paris, 1951.
Feist — S. Feist, Etymologisches Worterbuch der gotischen Sprache. 3. Aufl. Leiden, 1939.
FEW. — E. Fraenkel. Litauisches etymologisches Worterbuch. Heidelberg, 1955.
FrEW — H. Frisk. Griechisches etymologisches Worterbuch. Heidelberg, 1960—1970.
Holub — Kopecny.— J. Holub, F. Kopetny. Etymologicky slovnik jazyka ceskeho. Praha, 1952.
J. Jungmann.— J. Jungmann. Slovnik cesko-ndmecky, I—V. Praha, 1835—1839.
Kariowicz, Kryhski, Niedzwiedzki— J. Karlowicz, A. Krynski, W. Niedi-wiedzki. Slownik jezyka polskiego, I—VIII. Warszawa, 1904—1927 (1952—1953).
KEW — F. Kluge. Etymologisches Worterbuch der deutschen Sprache, 12—1г Aufl. von A. Gotze. Berlin, 1943,15. neubearb. Aufl. von A. Gotze. Berlin. 1951.
MESjfiS — V. Machek. Etymologicky slovnik jazyka ceskeho a slovenskeho. Praha, 1957.
Miklosich. Lexicon — Fr. Miklosich. Lexicon palaeoslovenico-graeco-latinum. Vindobonae, 1862—1864.
MKEW — M. Mayrhofer. Kurzgefasstes etymologisches Worterbuch des Altindischen. Lief. 1—6. Heidelberg, 1953—1956.
Olesch. Juglers Worterbuch. — R. Olesch. Juglers Liineburgisch-wendisches Worterbuch. Koln—Graz, 1962.
PEW — J. Pokorny. Indogermanisches etymologisches Worterbuch. Bern und Munchen, 1959.
Rjecnik — Riecnik hrvatskoga ili srpskoga jezika. Na svijet izdfcje Jugosla-venska Akademija znanosti i umjetnosti. Dio I—XVI. Zagreb, 1880—1958.
SEB — A. Bruckner. Slownik etymologiczny jqzyka polskiego. Krakow, 1927.
SEJP— F. Slawski. Slownik etymologiczny jqzyka polskiego, t. I—II. Krakow, 1952—1965.
Slovnik — Slownik jazyka staroslovSnskeho. Lexicon linguae palaeoslo-venicae. Hlavni redaktor J. Kurz. Praha, 1958—1969.
Skerlj, Aleksic, Latkovic. Slovenacko-srpskohrvatski recnik — 5. Skerl], R. Aleksic, V. Latkovic. Slovenacko-srpskohrvatski геёшк. Ljubljana— Beograd, 1964.
TBSW — R. Trautmann. Baltisch-slavisches Worterbuch. Gottingen, 1923.
Tiktin — H. Tiktin. Rumanisch-deutsches Worterbuch. Bukarest, 1903— 1925, Bd. I-III.
VEW — M. Vasmer. Russisches etymologisches Worterbuch. Heidelberg, 1950—1958.
БИБЛИОГРАФИЯ
Абаев. Несколько замечаний ... —В. И, Абаев. Несколько замечаний к славянским этимологиям. «Проблемы истории и диалектологии славянских языков». Сб. статей к 70-летию В. И. Борковского. М., 1971.
Абаев. О перекрестных изоглоссах. — В. И. Абаев. О перекрестных изоглоссах. — «Этимология», 1966. М., 1968.
Аванесов. К истории морфонологических чередований . . . — Р. И. Аванесов. К истории морфонологических чередований и фонемного состава корневых морфем при образовании уменьшительных существительных в русском языке. «То honor Roman Jakobson». Essays on the occasion of his seventieth birthday. Mouton, 1967, the Hague, Paris.
Аванесов. Фонетика современного русского литературного языка. — Р. И. Аванесов. Фонетика современного русского литературного языка. М., 1956.
Азарх. Из истории именного словообразования ... — Ю. С. Азарх. Из истории именного словообразования (существительные женского рода на -ль). «Лексикология и словообразование древнерусского языка». М., 1966.
Антошин. Склонение существительных в молдавских грамотах XIV—XV вв. (основы на -а). — Н. С. Антошин. Склонение существительных в молдавских грамотах XIV—XV вв. — «Доповвд та повщ. Ужгор. ун-ту». Серия филол., № 2, 1958.
Арапов, Арапова. К истории словообразовательной модели баран—барашек,	гребень—гребешок,	корень—корешок,	окно—окошко. —
Н. В. Арапов, Н. С. Арапова. К истории словообразовательной модели - баран—барашек, гребень-гребешок, корень—корешок, окно—окошко. «Этимологические исследования по русскому языку», вып. V. М., 1966.
Арапова. Замечания об образовании деминутивов от существительных с основами на -й-.—Н. С. Арапова.^ Замечания об образовании деминутивов от существительных с основами на -й-. «Славянская филология», МГУ, в. 7. М., 1968.
Атлас. — Дыялекталапчны атлас беларускай мовы. Мшск, 1963.
Бахтурина. Морфонологические условия образования отыменных глаголов с суффиксом -0-и -(тпь). — Р, В. Бахтурина. Морфонологические условия образования отыменных глаголов с суффиксом 0 и -(ть). «Развитие словообразования современного русского языка». М., 1966.
Белич. Заметки по чакавским говорам. — А. Велич. Заметки по чакавским говорам. — ИОРЯС, кн. 3, 1911.
Белик. Основи историке српскохрватског зезика. I, Фонетика. — А. БелиК. Основи историз’е српскохрватског ]езика. I, Фонетика. Београд, 1960.
Бернштейн С. Б. Введение в славянскую морфонологию. — ВЯ, № 4, 1968. Бернштейн. К проблеме именных основ в праславянском. — С. В. Бернштейн.
К проблеме именных основ в праславянском. «36. за филологи^у и лингвистику». Нови Сад, кн>. XII.
Бернштейн С. Б. О некоторых вопросах теории чередований. — «Советское славяноведение», 1965, № 5.
*
A.
Бернштейн G. Б. О предмете морфонологии. «Пристапни предавала, при-лози и библиограф^а на новите членови ' на Македонската академика 1 на науките и уметностите». Скоще, 1970.	:
Б1рыла. Вынпи пераходу е (< е, ь) у о i з’явы, звязаныя з iM, у беларускай 1 мове. — М. В. Бгрыла. Вынпи пераходу е (< е, ь) у о i з’явы звязаныя у з iM, у беларускай мове. — PF, t. XVIII, cz. 2. Warszawa, 1964.	1
Богатова. Из истории ... — Г. А. Богатова. Из истории существительных среднего рода на -мя в древнерусском языке. «Вопросы истории русского языка». М., 1959.
Богатова. Из истории древнерусских существительных со старой основой на -$t. — Г. А. Богатова. Из истории древнерусских существительных со старой основой на -$t. Вестник МГУ. Ист. — филол. серия, 1958, № 2.
Богатова. Из истории слова древесина. — Г. А. Богатова. Из истории слова древесина. «Историческая грамматика и лексикология русского языка». М., 1962.
Бодуэн де Куртенэ. Заметка об изменяемости основ ... — И. А. Бодуэн де Куртенэ. Заметка об изменяемости основ склонения, в особенности же о их сокращении в пользу окончаний. «Сборник статей, посвященных учениками и почитателями . . . Ф. Ф. Фортунатову . . .» Варшава, 1902-. Оттиск: Заметка об изменяемости основ склонения, в особенности же о их сокращении в пользу окончаний. — РФВ, т. XLVIII, 1902.
Бодуэн де Куртенэ. Избр. труды ... — И. А. Бодуэн де Куртенэ. Избранные труды по общему языкознанию, т. I. М., 1963.
Бодуэн де Куртенэ. Опыт ... — И. А. Бодуэн де Куртенэ. Опыт фонетики резьянских говоров. Варшава—Петербург, 1875, XVI.
Бодуэн де Куртенэ. Опыт ... —И. А. Бодуэн де Куртенэ. Опыт теории >• фонетических альтернаций. Глава из психофонетики. «Избранные труды j по общему языкознанию», т. I. М., 1963.	$
Булатова. Отглагольные существительные на -нъе, -тъе в русских говорах. — | Л. Н. Булатова. Отглагольные существительные на -нье, -тъе в рус- I ских говорах. Труды Института языкознания АН СССР, т. 7, 1957. 4
Булаховський. Розв1дки в д!ляшц граматично! аналоги . . . — Л. А. Була- | ховсъкий. Розвщки в дыянщ граматично!’ аналоги в слов’янських мо- | вах. Родовой однини чолов!чого роду на -у. Мовознавство, № 8, 1936. з Булаховский. Исторический комментарий ... —Л. А. Булаховский. Исто- 1 рический комментарий к русскому литературному языку. Киев, 1950. | Булаховский. Курс русского литературного языка. —Л. А. Булаховский. ] Курс русского литературного языка, II (Исторический комментарий). > Киев, 1953.	<
Булаховский. Русский литературный язык первой половины XIX века. — 1 Л. А. Булаховский. Русский литературный язык первой половины | XIX века. т. I. Киев, 1941.	I
Булаховский. Семасиологические этюды. —Л. А. Булаховский. Семасиоло- 1 гические этюды. Славянские наименования птиц. — ВСЯ, вып. I., j Львов, 1948; Общеславянские названия птиц. — ИАН ОЛЯ, 1948, вып. 2.	1
Бурячок. Назви спорщненост! i свояцтва в укратнсько!’ мовь —А. А. Бу-рячок. Назви спорщненост! i свояцтва в укра!’нсько! мовГ Кшв, 1961.	1
Буслаев. Историческая грамматика русского языка. Синтаксис. — Ф. Буслаев. Историческая грамматика русского языка. М., 1868.	i
Буслаев. Историческая грамматика русского языка. Этимология. — J Ф. (И.) Буслаев. Историческая грамматика русского языка. М., 1868.
Български диалектен атлас, I. София, 1964.
Вайан. Руководство ...—А. Вайан. Руководство по старославянскому языку. М., 1952.
Ван-Вейк. История старославянского языка. — Н, Ван-Вейк. История старо-славянского языка. М., 1957.
Васильев. О значении каморы . . . — Л. Л. Васильев. О значении каморы в некоторых древнерусских памятниках XVI—XVII веков. К вопросу о произношении звука о в великорусских наречиях. Л., 1929. АН СССР. — Сб. по русскому языку и словесности, т. I, вып. 2. Начало работы (Введение, гл. 1—4), опубликовано в журнале РФВ, т. 78, № 3—4 (1913), 1918. '
Васильева. О видовых значениях отглагольных имен существительных. — В. Ф. Васильева. — О видовых значениях отглагольных имен существительных (на материале чешского языка). «Славянская филология». МГУ, в. 7. М., 1968.
Ващенко. Д1есл!вш форми в сучасних полтавських говорах. — В. С. Ващенко. Д1есл1вш форми в сучасних полтавських говорах. «Д1алектолопчний бюлетень», вып. V. Кшв, 1955.
Ващенко. Полтавсыи говори. — В. С. Ващенко. Полтавськ! говори. Харь-KiB, 1957.
Венедиктов. О бесприставочных глаголах движения в болгарском языке XVII—XVIII вв. — Г. К. Венедиктов. О бесприставочных глаголах движения в болгарском языке XVII—XVIII вв. — КСИС, вып. 28. Славянское языкознание, 1960.
Верхратский. Про гов!р галицьких лемюв. — I. Верхратський. Про гов!р галицьких лемк!в. Льв1в, 1902.
Видоески. Кумановскиот говор. — Б. Видоески. Кумановскиот говор. CKonje, 1962.
Винокур. Доклады и сообщения филологического факультета, 2. — Г. О. Винокур. Чередование звуков и смежные явления в современном русском языке. «Доклады и сообщения филологического факультета», вып. 2. М., 1947.
Востоков. Русская грамматика. — А. X. Востоков. Русская грамматика. СПб., 1831.
Георгиев. Въпроси ... — В. Георгиев. Въпроси на българската етимология. София, 1958.
Георгиев. Морфологични бележки ... — Вл. Георгиев. Морфологични бе-лежки: произход на формите от типа плам, пламък, пламик, пламен. . «Български език», XVIII, кн. 4—5. София, 1968.
Георгиев. Основни проблеми. — Вл. Георгиев. Основни проблеми на сла-вянската- диахронна морфология. София, 1969.
Георгиев. Преосмислени падежйи форми. — Вл. Георгиев. Преосмислени падежни форми. «Български език», кн. 2—3, 1970.
Георгиев. Семантична характеристика на отглаголните съществителни на -не и на -ние в българския книжовен език.—Вл. Георгиев. Семантична характеристика на отглаголните съществителни на -не и на -ние в българския книжовен език. «Славистичен сборник». София, 1963.
Гиндин. К этимологии старосл. ТЪ1КЪ1, др.-русск. тыкъвь^ ты,кч>ва. — Л. А. Гиндин. К этимологии старосл.ттикта, др.-русск. тыкъвь, тыкъва. «Этимологические исследования по русскому языку». М., 1962.
Гринкова. О названиях некоторых ягод ... — Н. П. Гринкова. О названиях некоторых ягод в восточнославянских языках. «Славянская филология». Сб. статей, III, М., 1958.
Даничий. Историка
облика — Д. Даничий.
Историка '^облика. Београд,
Дзендзелевский И. О. Лшгв1стичний атлас украТнських народних говор!в Закарпатьскох обл. УРСР, ч. II, Ужгород, 1960.
Димитрова. Умалителните имена в книжовния български език. —Димит-рова Милка. Умалителните имена в книжовния български език. «Из- ' вестия на Института за български език», кн. VI. София, 1959.	]
Дополнение Дополнение к Опыту областного великорусского словаря, j Дыялекталапчны атлас. — Дыялекталапчны атлас беларускаи мовы. 1 Мшск, 1963.
Жилко. Нариси ... — Ф. Т. Жилко Нариси з д!алектологн украшсько! мови. Кихв, 1966.
Жыдович. Назоушк у беларускаи мове. — М. А. Жыдович. Назоушк у бе-ларускай мове, ч. I. Адвшочны л!к. Мшск, 1969.
Захарович. Производные основы со значением лица ... — Е. А. Захаревич. Производные основы со значением лица в современном болгарском литературном языке. «Вопросы грамматики болгарского литературного языка». М., 1959.
Иванов—Топоров. Санскрит. — В. В. Иванов, В. И. Топоров Санскрит. М., 1960.
ИвиЬ. О говору Галипожских Срба. — П. ИвиК. О говору Галипож- , ских Срба. «Српски ди]’алектолошки зборник», кн>. XII. Београд^
Иллич-Свитыч. Именная акцентуация. — В. М. Иллич-Свитыч. Именная акцентуация в балтийском и славянском. М., 1963.
Иллич-Свитыч. К этимологии слов морковь и тыква. —В. М. Иллич-Свитыч. К этимологии слов морковь и тыква. «Этимологические исследования по русскому языку», вып. I. М., 1960.
Иллич-Свитыч. Русск. диал. пигва, слав, pigy «айва,Cydonea». — В. М. Иллич-Свитыч. Русск. диал. пигва, слав pigy «айва, Cydonea». «Этимологические исследования по русскому языку», вып. II. М., 1962.	I
Иллич-Свитыч. Русск. смоковница, слав, smoky ... — В. М. Иллич-Свитыч. >.
Русская смоковница, слав, smoky «инжир, Ficus carica». «Этимологические 5 исследования по русскому языку», вып. II. М., 1962.	।
Иллич-Свитыч. Славянские именные основы на -й. — В. М. Иллич-Свитыч.
Славянские именные основы на -й (рукопись).
Ильинский. К вопросу о переходе z в h в чешском языке. — Г. А. Ильинский. К вопросу о переходе z в h в чешском языке. Slavia, г. 8, ses. 1—2.
Ильинский. Праславянская грамматика. — Г. А. Ильинский. Праславянская грамматика. Нежин, 1916.
Ильинский. Славянские этимологии. Прасл. саг и бага 'волшебство’. — Г. А. Ильинский. Славянские этимологии. Прасл. баг и бага 'волшебство’. — РФВ, т. № 1, 1909.
Ильинский. Славянские этимологии. ИОРЯС, XXIII. — Г. А. Ильинский. Славянские этимологии. ИОРЯС, XXIII, кн. I, 1918.
JoBuh. Трстенички говор. — D. Joeuh. Трстенички говор. Расправе и графа* Београд, 1968. — Српски дщалектолошки зборник, кн>. XVII.
Казлаускас. Сокращение употребления имен существительных с основой л на i в литовском языке. — Й. Казлаускас. Сокращение употребления имен существительных с основой на i в литовском языке. — ВСЯГ « вып. 5. М., 1961.	J
Калдиева. Наставката -нив като словообразователен элемент. — Стефана Калдиева. Наставката -ние като словообразователен елемент. — «Известия на Института за български език», кн. XIX. София, 1970.
Калнынь. Корреляция твердых и мягких согласных фонем в украинском । языке. — Л. Э. Калнынь. Корреляция твердых и мягких согласных 1 фонем в украинском языке. «Уч. зап. Ин-та славяноведения», т. XXIII. М.> I 1962.
Карский. Труды по белорусскому и другим славянским языкам. — Е.Ф. Карский. Труды по белорусскому и другим славянским языкам. Отв. ред. В. И. Борковский. М., 1962.
Карясова. К вопросу о предполагаемых основах на -й-. — М. С. Карясова, К вопросу о предполагаемых основах на -й-. Вопросы теории и методики изучения русского языка. Труды Второй научной конференции кафедры русского языка пед. ин-та Поволжья (20—24 мая, 1958). Куйбышев, 1961.
Клепикова, Усачева. Лингвогеографические аспекты семантики слова zito в славянских языках. — Г. П. Клепикова, В. В. Усачева, Лингвогеографические аспекты семантики слова zito в славянских языках. «Общеславянский лингвогеографический атлас (Материалы и исследования)». М„ 1965 (ИРЯ АН СССР).
Конески. Граматика ... — Б, Конески. Граматика на македонскиот лите-ратурен ]’азик. Скоще, 1967.
Конецкий. Типы склонения ... — Л, В, Копецкий. Типы склонения русских существительных мужского рода. — ВЯ, № 3. М., 1970.
Котова. Говор села Твардицы ... — Н, В, Котова, Говор села Твардицы Молдавской ССР. «Ученые записки Института славяноведения (АН СССР)», т. II. М., 1950.
Кочин. Материалы — Г, Е. К очин. Материалы для терминологического словаря Древней Руси. М.—Л., 1937.
Крушевский. К вопросу о гуне. —Н, В, Крушевский, К вопросу о Гуне. Исследование в области старославянского вокализма. Варшава, 1881.
Кузнецов. Историческая грамматика русского языка. — П, С Кузнецов» Историческая грамматика русского языка. Морфология. М., 1953.
Кузнецов П. С. К вопросу о генезисе видо-временных отношений древнерусского языка. — Труды Института языкознания АН СССР, 2, 1953.
Кузнецов. ВСЯ I. — П, С, Кузнецов, Чередования в общеславянском «языке-основе». — ВСЯ, вып. I. М., 1954.
Кузнецов. О возникновении и развитии ... — П, С, Кузнецов. О возникновении и развитии звуковых чередований в русском языке. — Известия ОЛЯ, т. XI, вып. I, 1952.
Кузнецов. Очерк морфологической системы Пильмасоозерского говора. — П. С, Кузнецов. Очерк морфологической системы Пильмасоозерского говора. «Материалы и исследования по русской диалектологии», т. 2. М., 1949.
* Кузнецов. Очерки ... — П. С. Кузнецов, Очерки исторической морфологии русского языка. М., 1959.
Кульбакий. Сербский язык. Фонетика и морфология сербского языка. — С. М. Кульбакин, Сербский язык. Фонетика и морфология сербского языка. Изд. 2. Полтава, 1917.
Курилович ВСЯ, III. — Е. Курилович. О балто-славянском языковом единстве. — ВСЯ, III, 1958.
Куркина. Названия болот в славянских языках. — Л. В. Куркина. Названия болот в славянских языках. — «Этимология, 1967». М., 1969.
Курс', I. — Курс сучасно!’ украшсько! литературно! мови. Пошбник для ф!лол. фак. ун-т1в та фак. мови i л!т-ри пед. !н-т!в УРСР. За ред. Л. А. Бу-лаховського. Ки!в, «Рад. школа», 1951 (АН УРСР, 1н-т мовозн.). Т. I.
Лексика Полесья. — Лексика Полесья. Материалы для полесского диалектного словаря. М., 1968.
Лескин. Грамматика ... — А. Лескин, Грамматика древнеболгарскогс (древнецерковнославянского) языка, пер. ( с, нем). Казань, 1915.
Лизанец. Деяк! особливост! вщмшювання !менник!в ... — П. М. Лизанец Деяк! особливост! в!дмшювання !менник!в у гов!рках Затисся Виногра
д!вського району. — Доповщ! та повщ. Ужгор. ун-ту. CepiH фыол., № 3, 1958.
Ломоносов. Российская грамматика. — М, В. Ломоносов. Российская грамматика. — Полное собрание сочинений, т. 7. Труды по филологии. 1739—1758. М.-Л., 1952 (АН СССР).
Ломтев. Грамматика белорусского языка. — Т. Н. Ломтев. Грамматика белорусского языка. М., 1956.
Лысенко, СЛЛ.—А. С. Лысенко. Словарь диалектной лексики северной Житомирщины. «Славянская лексикография и лексикология». М., 1966.
Макаев, Кубрякова. О предмете и задачах морфонологии. — Э. А. Макаев. Е. С. Кубрякова. О предмете и задачах морфонологии и ее месте среди других лингвистических дисциплин. «Единицы разных уровней грамматического строя языка и их взаимодействие». «Доклады советских ученых» (ротапринт). М., 1967.
Мареш. Славянское вдова — вдовица. — В. Ф. Мареш. Славянское вдова— вдовица. ВСЯ, вып. 5. М., 1961.
Мацкев1ч. Марфалопя дзеяслова у беларускай мове. — Ю. Ф. Мацкевгч. Марфалойя дзеяслова у беларускай мове. Мшск, 1959.
Мейе. Общеславянский язык. — А. Мейе. Общеславянский язык. М., 1951.
Мейе. Основные особенности германской группы языков. — А. Мейе. Основные особенности германской группы языков. М., 1952.
Мельниченко. — Г. Г. Мельниченко. Краткий ярославский областной словарь, объединяющий материалы ранее составленных словарей (1820— 1956), т. I—II. Ярославль, 1961.
Мельничук. Корень *kes и его разновидности. . . — А. С. Мельничук. Корень *kes и его разновидности в лексике славянских и других индоевропейских языков. «Этимология, 1966». М., 1968.
Меркулова. Очерки ... — В. А. Меркулова. Очерки по русской народной номенклатуре растений. М., 1967.
Миртов. — А. В. Миртов. Донской словарь. Материалы к изучению лексики донских казаков. Ростов н/Д., 1929.
Младенов. Ихтиманският говор. — М. С. Младенов. Ихтиманският говор. София, 1966.
Младенов. Промените на граматическия род в славянските езици. — Ст. Младенов. Промените на граматическия род в славянските цзици. «Известия на семинара по славянска филология при университета в София». Книга II (за 1906 и 1907 год). София, 1907.
Младенов. Старите германски елементи в славянските езици. — Ст. Младенов. Старите германски елементи в славянските езици. СбНУ, XXV, 1909.
Москаленко. Лексико-семантические диалектизмы. — А. А. Москаленко. Лексико-семантические диалектизмы в памятниках украинской деловой письменности XIV—XVI вв. «Проблемы истории и диалектологии славянских языков». М., 1971.
Нарысы . . . Нарысы па беларускай дыялекталогП. — Вучэб. дапаможшк для фыал. фак. ун-тау i пед. in-тау. Пад. рэд. Р. I. Аванесава. Мшск, 1964.
Нахтигал. Славянские языки. — Р. Нахтигал. Славянские языки. М., 1963.
Нидерле. Славянские древности. — Л. Нидерле. Славянские древности. ~М., 1956.
Нидерман. Историческая фонетика латинского языка. — М. Нидерман. Историческая фонетика латинского языка, пер. с франц. М., 1949.
Шмчук. Спостереження ... — В. В. Hi мчу к. Спостереження над слово-твором 1менника в гов1рц1 села Довге, Тршавського району (Суфшса-щя). «Науков! записки», т. XIV. Д1алектолопчний зб!рник. Льв1в, 1955.
Обнорский; Именное склонение ... — С. П. Обнорский» Именное склонение в современном русском языке, вып. I. Л., 1927.
Обнорский. К истории словообразования в русском литературном языке. — С. П. Обнорский» К истории словообразования в русском литературном языке. — «Русская речь». Нов. серия, 1, 1927.
Обнорский. Очерки по морфологии русского глагола. — С» П» Обнорский» Очерки по морфологии русского глагола. М., 1953.
Откупщиков. Из истории индоевропейского словообразования. — Ю» В. Откупщиков. Из истории индоевропейского словообразования. Л., 1967.
Откупщиков. Из истории словообразования в славянских языках. — Ю. В» Откупщиков. Из истории словообразования в славянских языках. «Очерки по словообразованию и словоупотреблению». Л., 1965 (ЛГУ).
Очерк, I. — С» Б. Бернштейн. Очерк сравнительной грамматики славянских языков. М., 1961.
Очерки по сравнительной грамматике восточнославянских языков. Одесса, 1958.
Пецо. Говор источне Херцеговине. — А» Пецо» Говор источне Херцеговине. Београд, 1964.
Пецо—Милановий. Ресавски говор.—А» Пецо, Б» Милановий. Ресавски говор. «Српски ди]алектолошки зборник», кн>. XVII.
Подвысоцкий. — А. Подвысоцкий. Словарь областного архангельского наречия в его бытовом и этнографическом применении. СПб., 1885.
Порциг. Членение индоевропейской языковой области. — В» Порциг. Членение индоевропейской языковой области. М., 1964.
Прокош. Сравнительная грамматика германских языков. — Э» Прокош. Сравнительная грамматика германских языков. М., 1954.
Расторгуев. Говоры на территории Смоленщины. — П» А» Расторгуев. Говоры на территории Смоленщины. М., 1960.
Розова. Продуктивность древнего склонения на согласный -$t... — 3. Г. Розова. Продуктивность древнего склонения на согласный -$t основ среднего рода в современном сербском языке сравнительно с русским. «Питания слов’янського мовознавства». Льв1в, 1963, кн. 7—8.
Русская диалектология. — «Русская диалектология» под ред. Р. И. Аванесова и В. Г. Орловой, М., 1964.
Р. Ф. В., LXIII — Русский филологический вестник, LXIII.
Селищев. Диалектологический очерк Сибири, I. — А. М. Селищев.» Диалектологический очерк Сибири/вып. I. Иркутск, 1921.
Селищев. Забайкальские старообрядцы. Семейские. — А. М. Селищев. Забайкальские старообрядцы. Семейские. Иркутск, 1920.
Селищев. Очерки по македонской диалектологии. — А. Селищев. Очерки по македонской диалектологии, ч. I. Казань, 1918.
Селищев. Старославянский язык. — А. М. Селищев. Старославянский язык, II. М., 1952. 1 *
Сидоров. Наблюдения над языком одного из говоров рязанской мещеры. — В. Н. Сидоров. Наблюдения над языком одного из говоров рязанской мещеры. «Материалы и исследования по русской диалектологии», т. I. М.-Л., 1949.
Словообразование современного русского литературного языка. М., 1968. Соболевский. Лекции ... — А. И. Соболевский. Лекции по истории русского языка. М., 1907.
Соссюр. Курс общей лингвистики. — Ф. де Соссюр. Курс общей лингвистики. М., 1933.
Срезневский, I. Срезневский III. — И. И. Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. I—III. СПб., 1893—1912.
СтевановиЪ. Савремени српскохрватски ]’език. — М. СтевановиК. Савре-мени српскохрватски ]език. Београд, 1964.
Стойков. Банатският говор. — Ст. Стойкое. Банатският говор. София, 1967.
Стойков. Към българското диалектно словообразуване. — Ст. Стойков.
Към българското диалектно словообразуване. (Словообразователни варианта на лексемите камък, пламък и ремък. «Български език», т. XVIII. София, кн. 4-5, 1968.
Строганова. К изучению говоров . . . — Т. Г. Строганова. К изучению говоров междуречья Оки—Клязьмы. «Труды Института языкознания АН СССР», т. 7. М., 1957.
Толстой. Славянская географическая терминология. — Н. И. Толстой. Славянская географическая терминология. М., 1968.
Топоров, Трубачев. Лингвистический анализ гидронимов Верхнего По-днепровья. — В. Н. Топоров и О. Н. Трубачев. Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья. М., 1962.
Травничек. Грамматика ... — Ф. Травничек. Грамматика чешского литературного языка, ч. I. Фонетика. Словообразование. Морфология.
М., 1950.
Трубачев. История славянских терминов родства . . . — О. Н. Трубачев. История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя. М., 1959.
Трубачев. Происхождение . . . — О. Н. Трубачев. Происхождение названий домашних животных в славянских языках. М., 1960.
Трубачев. Ремесленная терминология. . . — О. Н. Трубачев. Ремесленная терминология в славянских языках. М., 1966.
Трубецкой Н. С. Некоторые соображения относительно морфонологии. «Пражский лингвистический кружок». М., 1967.
Ульянов. Греческие именительные ед. ч. на -а в словах мужского рода. — Г. К. Ульянов. Греческие именительные единственного ч. на -а в словах мужского рода. — Xaptwjpia. Сборник статей по филологии и лингвистике в честь Федора Евгеньевича Корша. М., 1896.
Усачева, СЛЛ. — В. В. Усачева. Некоторые данные о лексическом составе двух говоров Архангельской области. «Славянская лексикография •ч и лексикология». М., 1966.
Филин. Древнерусские диалектные зоны . . . — Ф. П. Филин. Древнерусские диалектные зоны и происхождение восточнославянских языков. — ВЯ, № 5. М., 1970.
Фортунатов. Избранные труды, 2. — Ф. Ф. Фортунатов. Избранные труды, т. 2. М., 1957.
Цейтлин. Из опыта работы над словарем старославянского языка. — Р. М. Цейтлин. Из опыта работы над словарем старославянского языка. «Славянская лексикология и лексикография». М., 1966.
Цейтлин. К вопросу о значениях приименной приставки па- в славянских языках. — Р. М. Цейтлин. К вопросу о значениях приименной приставки -па в славянских языках. — Уч. Зап. Ин-та славяноведения АН СССР, т. 9, 1954.
Цейтлин. Материалы . . . — Р. М. Цейтлин. Материалы для изучения значений приименной приставки в славянских языках. — Уч. зап. Ин-та славяноведения, т. 17, 1959.
Черных. Язык Уложения 1649 года. — П. Я. Черных. Язык Уложения 1649 года. Вопросы орфографии, фонетики и морфологии в связи с историей Уложенной книги. М., 1953 (ИЯЗ АН СССР).
Шахматов. Из трудов ... — А. А. Шахматов. Из трудов А. А. Шахматова по современному русскому языку. (Учение о частях речи). М., 1952.
Шахматов. Историческая морфология. — А. А. Шахматов. Историческая морфология русского языка. М., 1957.
Широкова. Чешский язык. — А. Г. Широкова. Чешский язык. Учебник для филолог, фак. ун-тов и пед. вузов СССР. М., 1961.
Шлейхер. Склонение основ на -у в славянских языках. — Записки ИАН, т. XI. Приложение 3. СПб., 1867.
Эккерт. Праславянские диалектизмы ... — Р. Эккерт. Праславянские диалектизмы среди именных основ на -F-. Исследования по славянскому языкознанию. М., 1971.
Эккерт. Основы на -й- ... — Р. Эккерт. Основы на -й- в праславянском языке. — Уч. зап. Ин-та славяноведения, 1963, т. 27.
Эрну. Историческая морфология латинского языка. — А. Эрну. Историческая морфология латинского языка, пер. с франц. М., 1950.
Этимологический словарь славянских языков. Проспект. — О. Н. Трубачев. Этимологический словарь славянских языков (Праславянский лексический фонд.) Проспект. Пробные статьи. М., 1963.
Якобсон. Развитие понятия времени в свете славянского бавъ. — Г. Якобсон* Развитие понятия времени в свете славянского саяъ. — «Scando-Slavica» > IV. Copenhagen, 1958.
Aronson. Bulgarian Inflectional Morphonology. — H. Aronson. Bulgarian Inflectional Morphonology. Mouton. The Hague—Paris, 1968.
Atlas jqzykowy Kaszubszczyzny. . ., IV. — Atlas jezykowy Kaszubszczyzny i dialektow sqsiednich. Wroclaw—Warszawa—Krak6w, zesz. IV, 1967.
Bajec. Besedotvorje ... — A. Bajec. Besedotvorje slovenskega jezika, I. Ljubljana, 1950.
Belie. Zur Entwicklungsgeschichte ... — A. Belit. Zur Entwicklungsgeschichte der slavischen Deminutiv und Amplifiativsuffixe. AfslPh, XXIII.
Bernstein. Zur Genesis des Komparativs слаще im Russischen. — S. Bernstein. Zur Genesis des Komparativs слаще im Russischen. Cercetari de lingvistica. Bucure^ti, anul III, supliment. (Melanges linguistiques offerts a E. Pet-rovici).
Baudouin de Courtenay J. Versuch einer Theorie phonetischer Alternationen. — J. Baudouin de Courtenay. Versuch einer Theorie phonetischer Alternationen. Ein Kapitel aus der Psychophonetik. Strassburg (Krakow), 1895.
Brabec, Hraste, Zivkovic. Gramatika hrvatskosrpskoga jezika. — J. Brabec, M. Hraste, S. Zivkovic Gramatika hrvatskoga ili srpskoga jezika. Zagreb, 1954.
Brodowska-Honowska. Siowo^w6rstwo przymiotnika w jqzyku staro-cer-kiewno-slowiahskim. — M. Brodowska-Hanowska. Slowotw6rstwo przymiotnika w jqzyku staro-cerkiewno-slowiabskim. Krak6w—Wroclaw--Warszawa, 1960.
Buffa. Narecie Dlhej Luky.—F. Buff a. Narecie Dlhej Ldky v Bardejov-skom okrese. Bratislava, 1953.
Buffa. О niektorych slovach zakoncenych na- ica. —F. Buffa. О niekto-r^ch slovach zakoncenych na -ica v slovenskjfcb nareciach. «Jazykovedn£ stiidie», X. Bratislava, 1969.
Dejna. Gwary ukraibskie Tarnopolszczyzny. — K. Defna. Gwary ukraihskie Tarnopolszczyzny. Wroclaw, 1957.
Dokulil. Tvoreni slov v cestine.—M. Dokulil. Tvofeni slov v cestinS. 1, Teorie odvozovanf slov. Praha, 1962.
Doroszewski. Monografie slowotworcze, III. — W. Doroszewski. Monografie siowotworcze. Formacje z podstawowym -k- w cz^ci sufiksalnej. —
I
Doroszewski. Podstawy gramatyki polskiej. — W. Doroszewski. Podstawy gramatiki polskiej. Czqsc pierwsza. Warszawa, 1952.
Eckert. Reste indoeuropaischer heteroklitischer. NominalstSmme im S]a-vischen und Baltischen. —7?. Eckert. Beste indoeuropSischen heteroklitischer Nominalstamme im Slavischen und Baltischen.—ZfSl., Berlin, Bd. VIII, H. 6.
Etudes — см. Meillet. Et.
Finka, Sojat. Gowor otoka Zirja,—B. Finka i A. Sojat. Govor otoka Zirja— Rasprave Institute za jezik, knjiga 1. Zagreb, 1968.
Habovstiak. Oravske narecia.— A. Habovstiak. Oravske narecia. Bratislava, 1965.
Hujer. Slovanska deklinace jmenna. — 0. Hujer. Slovanska deklinace jmenna. Praha, 1910.
Isacenko. Naredje vasi Sele na Rozu.—A. V. Isacenko. Narecje vasi Sele na Rozu. Ljubljana, 1939. Razprave znanstvenega drustva v Ljubljani. 16. Filolosko—lingvisticni odsek.
Isacenko. Prispevok. . . — A. V. Isacenko. Prispevok к studiu najstarsich vrstiev zakladneho slovneho fondu slovansk^ch jazykov. (Slovanske neutra na — men). — «Studie a prace linguisticke», I. Praha, 1954.
Ivie. Die serbokroatischen Dialekte. — P. Ivie. Die serbokroatischen Dialekte. Ihre Struktur und Entwicklung. Haag, 1958.
Ivie P. Dijalektologija srpskohrvatskog jezika. Uvod i stokavsko narecje. Нови Сад, 1956.
Jedvaj. Bednjanski govor.— J. Jedvaj. Bednjanski govor.— HDZb. knj. 1,1956.
Karas. Z historii praslowianskiej deklinacji spolgloskowej.—M. Karas. Z historii praslowianskiej deklinacji spolgloskowej. «Symbolae lin-guisticae in honorem Georgii Kurylowicz». Wroclaw—Warsazwa—Krakow, 1965.
Kopecny. Nareci Urcic a okoli.—Fr. Kopecnij. Nareci Urcic a okoli. Praha, 1957.
Klemensiewicz, Lehr-Splawinski, Urbanczyk. Gramatyka historyezna jazyka polskiego.—Z. Klemensiewicz^ T. Lehr-Splawinski, S. Urbanczyk. Gramatyka historyezna jqzyka polskiego. Warszawa, 1955.
Kurylowicz. L’apophonie on indo-europeen. — J. Kurylowicz. L’apophonie en indo-europeen. Wroclaw, 1956.
Kurylowicz. Les themes en ё- du baltique. — J. Kurylowicz. Les themes en ё- du baltique. — BSL, t. 61, fasc. 1, 1966.
Lemprecht. Stfedoopavske nareci.— A. Lamprecht. Stfedoopavske nareci. Praha, 1953.
Lehr-Splawinski. Gramatyka polabska. T. Lehr-Splawinski. Gramatyka polabska. Lw6w, 1929.
Leskien. Grammatik der serbokroatischen Sprache. — A. Leskien. Grammatik der serbokroatischen Sprache. Heidelberg, 1914.
Letz. Kmenoslovne uvahy. — Belo Letz. Kmenoslovne uvahy. Vydala Matica slovenska, 1943. Spisy jazykoveho odboru Matice slovens kej v Turcianskom sv. Martine, svazok 3.
Lorentz. Geschichte . . . — Fr. Lorentz. Geschichte der pomoranischen (ka-schubischen) Sprache. Berlin—Leipzig, 1925.
Lorentz. Slovinzische Grammatik. — F. Lorentz. Slovinzische Grammatik. СПб., 1903.
Lorentz. Slovinzisches Worterbuch, I. — F. Lorentz. Slovinzisches Worterbuch. Bd. I, St. Petersburg, 1908.
Lo§. Gramatyka polska, HI. — J. Los. Gramatyka polska, HI. Lwow—Kra-k6w—Warszawa, 1927.
Machek. Quelques noms slaves de plantes. — V. Machek. Quelques noms slaves de plantes. — «Lingua Posnaniensis», II, 1950.
Machek. Origines des themes nominaux en -$t du slave. — V. Machek. Origines des themes nominaux en -$t du slave. — Lingua Posnaniensis, t. I, 1949.
Maretic. Gramatika i stilistika hrvatskoga ili srpskoga knjizevnog jezika.— T. Maretic. Gramatika i stilistika hrvatskoga ili srpskoga knjizevnog jezika. Zagreb, 1899.
Mares. Slovanske nazvy rostlin. — F. V. Mares. Slovanske nazvy rostlin.— «Vzink a pocatky Slovanu», HI. Praha, 1960.
Matl. Abstraktni vyznam. —A. Mail. Abstraktni vyznam u nejstarsich vrstev slovanskych substantiv (kmenu souhlaskovych). — Studie a prace lingui-sticke. I. Praha, 1954.
Meillet. Et.— A. Meillet. Etudes sur I’etymologie et le vocabulaire du vieux slave, p. II. Paris, 1961.
Miklosich. Vergleichende Grammatik der slavischen Sprachen. — Fr. Miklo-sich. Vergleichende Grammatik der slavischen Sprachen. Bd. IV. Wien, 1875.
Milewski T. (Рецензия). Бернштейн. Очерк сравнительной грамматики славянских языков. М., 1961 — RSL, XXIV. cz. I
Nahtigal R. Slovanski jeziki. Ljubljana, 1952.
Naylor. A Comparison of the Nominal Declension. . .v>. — Kenneth E. Naylor. A Comparison of the Nominal Declension of the Cakavian Dialekts, Literary Serbocroatian and Russian. — Зборник за филологщу и лингвистику, IX. Нови Сад, 1966.
Nitsch. Dialekty jqzyka polskiego. — К. Nitsch. Dialekty jqzyka polskiego. Krakow, 1923; Wroclaw—Krakow, 1957.
Nitsch. Dialekty polskie Slaska.— K. Nitsch. Dialekty polskie Slaska, cz. I. Krakow, 1939.
Nitsch. Wybor pism polonistycznych, I. — K. Nitsch. Wybor pism polonistycz-nych. T. 1—4. Wroclaw, 1954—1958.
Oblak. Zur Geschichte ... — 7. Oblak. Zur Geschichte der nominalen Declination in Slovenischen. — AfslPh, XIII, 1.
Otrqbski. Gramatyka jazyka litewskiego. — Jan Otr$bski. Gramatyka jqzyka litewskiego, tom I, WiadomoSci wstqpne. Nauka о gloskach. Warszawa, 1958.	,t
Otrqbski. Gramatyka jazyka litewskiego, III. — Jan Otr$bski. Gramatyka jazyka litewskiego, tom HI. Warszawa, 1956.
Pauliny, Stoic, Ruzicka. Slovenska gramatika.—E. Pauliny, J. Ruzicka, J. Stoic. Slovenska gramatika. Bratislava, 1959.
Ramovs. Morfologija slovensk£ga jezika.—F. Ramovs. Morfologija sloven-skega jezika. Ljubljana, 1952.
Resetar. Der stokavische Dialekt. — M. ReSetar. Der stokavische Dialekt. Wien, 1907.
Skok. Studije iz ilirske toponomastike, I. — Petar Skok. Studije iz ilirske toponomastike. — Glasnik Zemaljskog muzeja il Bosni i Hercegowini. V. Sarajevo, XXIX, 1917.
Specht. Der Ursprung der indogermanischen Deklination. — F. Specht. Der Ursprung der indogermanischen Deklination. Gottingen, 1944.
Stang. Accentuation — Chr. Stang. Slavonic accentuation. Oslo, 1957.
Stanislav. Dejiny ... — J. Stanislav. Dejiny slovenskeho jazyka, II. Bratislava, 1958.
Szemerenyi. Studies in the Indo-European System of Numerals.— O.Szemerenyi. Studies in Indo—European System of Numerals. Heidelfierg, 1960.
Szober. Gramatyka jqzyka polskiego. — St. Szober. Gramatyka jqzyka polskiego, cz. II. Warszawa, 1931.
Szymczak. Gwara Domaniewka i wsi okolicznych w powiecie Iqczyckim. — M. Szymczak. Gwara Domaniewka i wsi okolicznych w powiecie Iqczy-ckim. Lddz, 1961.
Sewc. Gramatika hornjoserbskeje гёёе. — Hine Sewc. Gramatika hor-njoserbskeje гёёе. 1. zwjazk. Fonematika a morfologija. Budysin, 1968.
Stoic. Ь1агеё1е troch slovenskych ostrovov v Maclarsku.—J. Stoic. Nare-ё!е troch slovenskych ostrovov v Maclarsku. Bratislava. 1949.
Taszycki. Powstanie i rozwoj rzeczownikow typu cielak. — W. Taszycki. Pow-stanie i rozwdj rzeczownik6w typu cielak. — Ustqp z historii narzecza mazowieckiego (Lud siowianski, III, A, 1933) — Rozprawy i studia polo-nistyezne, II. Wroclaw—Warzcawa—Krakow, 1961.
Taszycki. Przyrostek -fs/co, -i§£e w jqzykach zachodnioslowianskich. — W. Taszycki. Przyrostek -isko, -iSte w iezykach zachodnioslowiahskich. «Slavia», IV, 1925.
Taszycki. Rozprawy . . ., I — W. Taszycki. Rozprawy i studia polonistyczne. I : Onomastyka. Wroclaw—Krak6w, 1958.
Taszycki. Stpol. cyrki 'cerkiew’. — W. Taszycki. Stpol. cyrki 'cerkiew’. Сборник в чест на проф. Л. Милетич. София, 1933.
Tvoreni slov v ёевНйе, Il — Tvoreni slov v ёеёЫпё, II. Odvozovani pod-statnych jmen. Praha, 1967.
Tomaszewski. Gwara Lopienna. . .—A. Tomaszewski. Gwara Lopienna i okolicy w pdlnocnej Wielkopolsce. Krakdw, 1930.
Travni6ek. Historicka mluvnice ёеэкоз^епзка.—Fr. Trdvnttek., Historicka mluvnice ёезкоз^епзка. Praha, 1935.
Trubetzkoy N. S. Das morphonologische System der russischen Sprache. — TCLP, 52, Prague, 1934.
Trubetzkoy. Polabische Studien, 1930. — N. S. Trubetzkoy. Polabische Stu-dien (Sitzungberichte der Akademie der Wissenschaften in Wien, philos. — hist. KL, Bd. 211, Abh. 4), 1930.
Ulaszyn. SIowotw6rstwo. — T. Benni, J. Los, K. Nitsch, J. Rozwadowski, H. Ulaszyn. Gramatyka jqzyka polskiego. Krakdw, 1923.
Unbegaun. La langue russe.—B. Unbegaun. La langue russe au XVI siecle, t. 1. Paris, 1935.
Urbahczyk. Zarys ... — 5. Urbaticzyk. Zarys dialektologii polskiej. Wydanie drugie. Warszawa, 1962.
Vaillant. Grammaire сошрагёе. — A. Vaillant. Grammaire comparee des lan-gues slaves, I. Paris. 1950; II Paris, 1958.
Vondrak. Altkirchenslavische Grammatik. — W. Vondrdk. Altkirchenslavische Grammatik 2. Berlin, 1912.
VSG, I — W. Vondrdk. Vergleichende slavische Grammatik2, Bd. I—II. Gottingen, 1924—1928.
Zagdrski. Gwary Krajny. — L. Zagdrski. Gwary Krajny.—Poznah, 1964.
Zubaty. Studie а ё!апку, II.—J. Zubatij. Studie а ё!апку, sv. Il.V^klady tvaroslovnd, syntakticke a jine. Praha, 1954.
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
Абаев В. И. 274, 292
Аванесов Р. И. 7, 86, 103
Азарх Ю. С. 307, 308
Алексия Р. (R. Aleksic) 140
Антошин Н. С. 67
Арапов Н. В. 197
Арапова Н. С. 197, 235
Аронсон X. (Н. Aronson) 22
Байец A. (A. Bajec) 210, 280, 301, 305
Бахтурина Р. В. 108
Безлай Ф. (F. Bezlaj) 154
Белич А. (А. БелиЪ) (1876—1950) 71, 196, 206
Бернекер Э. (Е. Bernecker) (1874— 1937) 12, 158, 215, 243, 247, 268
Бернштейн С. Б. 220, 272
Б1рыла М. В. 109
Богатова Г. А. 157, 186, 188, 198, 199, 200, 201, 203
Бодуэн де Куртенэ И. А. (1845— 1929) 8, 10, 15, 19, 22, 25, 136, 137, 141
Брабец Й. (J. ВгаЬес) 71, 80
Бродовска-Гоновска М. (М. Bro-do wska-Honowska) 87, 252
Бругман К. (К. Brugmann) (1849— 1919) 9, 226
Брюкнер A. (A. Bruckner) (1856— 1939) 12, 175, 221, 231, 236, 241
Буга К. (К. Buga) (1879-1924) 166
Булатова Л. Н. 300
Булаховский Л. А. (1888—1961) 154, 198, 204, 253, 255, 318
Бурячок А. А. 216
Буслаев Ф. И. (1818-1897) 156, 172, 180, 309
Буффа Ф. (F. Buffa) 79, 152, 313
Важный В. (V. Vazny) (1892—1966) 231
Вайан A. (A. Vaillant) 22, 32, 89, 152, 153, 158, 159, 162, 164, 174, 185, 188, 189, 201, 221, 223, 229, 237, 238, 254
Ван-Вейк Н. (N. van Wijk) (1880— 1942) 43, 131, 202, 243, 246, 250
Васильев Л. Л. (1884—1921) 225
Васильева В. Ф. 299, 300
Ващенко В. С. 113, 114, 150, 194
Венедиктов Г. К. 42, 127
Верхратский I. (1849—1919) 216
Видоески Б. 81
Винокур Г. О. (1896—1947) 10
Вондрак В. (W. Vondrak) (1859—
1925) 164, 169, 222, 223, 226
Востоков А. X. (1781—1864) 107, 232
Габовштяк A. (A. Habovstiak) 70, 210 313
Гаверс В. (W. Havers) (1879—1961) 165
Гебауэр Я. (J. Gebauer) (1838— 1907) 247
Георгиев В. 165,191,211,266,304,305
Головацкий Я. (1814—1888) 73
Голуб Й. (J. Holub) 189
Гиндин Л. А. 231, 232
Гримм Я. (J. Grimm) (1785—1863) 25
Гринкова Н. П. (1895—1961) 311
Грубор Дж. (Dj. Grubor) 246
Гуйер О. (О. Hujer) (1888—1942) 198
Гюбшман X. (Н. Hiibschman) (1848— 1908) 9
Даничич Д. ф. ДаничиЪ) (1825— 1882) 151, 173, 191, 193, 213, 236, 262, 264, 265, 269, 307, 315
Дейна К. (К. Dejna) 112
Дзендзелевский И. О. 196
Димитрова М. 313
Долежел Л. (L. Dolezel) 60, 85
Дорошевский В. (W. Doroszewski} 114 219 220
Дювернуа А. П. (1840—1886) 215
Едвай Й. (J. Jedvaj) 211
Живкович С. (S. 2ivkovi<5) 71, 80
Жилко Ф. Т. 67, 73
Жидович М.
67
А. (М. А. Жыдович)
Загурский Л. (L. Zagorski) 115, 117
Захарович Е. А. 278
Земская Е. А. 108
Зубатый Й. (J. Zubaty) (1855—1931)
221, 228
Иванов В. В. 28, 151
Ивич П. (П. ИвиЪ) (Р. Ivie) 71, 80,
126, 195, 212
Илчев Ст. 173, 180
Иллич-Свитыч В. М. (1934—1966)
163, 223, 227—233, 235, 236, 302 Ильинский Г. А. (1876—1937) 12, 43, 44, 152, 164, 168, 174, 200, 222, 226, 238, 253, 282, 292, 303
Исаченко А. В. 70, 80, 108, 182, 183, 184, 186, 190
Йович Д. (D. Jovic) 71, 212
Казлаускас Й. (1930—1970) 257
Калдиева С. 301
Калнынь Л. 3. ИЗ
Касвин Г. А. 107
Карась М. (М. Karas) 148
Карский Е. Ф. (1861—1931) 204
Карясова М. С. 248
Кипарский В. (V. Kiparsky) 228
Клеменсевич 3. (Z. Klemensiewicz) (1891—1969) 115
Клепикова Г. П. 276
Кнутссон К. (К. Knutsson) 228, 233
Конески Б. 81, 214
Конецкий Л. В. 61, 64
Конечный Ф. (Fr. Кореспу) 77, 78, 189
Котова Н. В. 53
Кочин Г. Е. 182
Крушевский Н. В. (1851—1887) 10, 26
Кубрякова Е. С. 7
Кузнецов П. С. (1899—1968) 9, 10, 15, 21, 31, 32, 93,151, 152, 156,191, 4 QQ 9QQ Qf|Q
Кульбакин С. М. (1873—1941) 243, 247
Курилович Е. (J. Kuryiowicz) 10, 29, 34, 37, 241, 252, 304
Куркина Л. В. 235
Лампрехт A. (A. Lamprecht) 77
Латкович В. (V. Latkovic) 140
Лер-Сплавинский Т. (Т. Lehr-Spla-winski) (1891—1965) 69, 76, 115, 120, 148, 149, 155, 161, 172, 207, 240
Лескин A. (A. Leskien) (1840—1916) 172, 252, 293
Лец Б. (Belo Letz) 219
Лизанец П. М. 205
Ломоносов М. В. (1711—1765) 153, 203, 204
Лоренц Фр. (F. Lorentz) (1870— 1937) 69, 120, 172, 195
Лось Я. (J. Lo£) (1860—1928) 88, 115, 117, 119, 207, 312
Лысенко А. С. 151
Макаев Э А. 7
Маретич Т. (Т. Maretic) (1854—1938) 70, 125
Мареш Ф. (V. F. Mares) 315
Марков Б. 214
Матль A. (A. Matl) 163, 189
Махек В. (V. Machek) (1894—1965) 46, 149, 158, 159, 174, 177, 198, 224, 252, 269
Мацкевич Ю. Ф. НО
Мейе A. (A. Meillet) (1866—1936) 10, 28, 33, 135, 149, 152, 158, 160, 164, 165, 184, 198, 221, 222, 225, 226, 242, 243, 246, 247, 249, 250, 252, 292, 316
Мелиоранский П. (1868—1906) 229
Мельниченко Г. Г. 171, 181, 284, 286
Мельничук А. С. 264
Меркулова В. А. 224, 291
Миланович Б. 71
Милевский Т. (Т. Milewski) (1906— 1966) 3
Миклошич Ф. (F. Miklosich) (1813— 1891) 159, 162, 163, 174
Младенов М. 41, 127
Младенов С. (1880—1963) 215, 232, 237, 245, 255, 258, 267, 291
Москаленко А. А. 188
Мошинский К. (1887—1959) 269
Мука Э. (Е. Muka) (1854—1932) 269
Нейлор К. (К. Naylor) 20
Нахтигал Р. (R. Nachtigal) (1877— 1958) 27, 140, 243, 247
Нидерле Л. (L. Niederle) (1865— 1944) 176
Нидерман М. (М. Niedermann) (1874-1954) 27
Нимчук В. В. (Шмчук В. В.) 196
Нич К. (К. Nitsch) (1874—1958) 116, 117, 120, 195
Облак В. (1864-1896) 162, 192, 211, 213
Обнорский С. П. (1888—1962) 47, 66, 73, 104, 105, 153, 154, 167, 173, 192, 193, 204, 300, 305, 306
Олеш Р. (R. Olesch) 315
Откупщиков Ю. В. 165, 166, 175, 176, 179, 250
Отрембский Я. (J. Otrebski) (1889— 1971) 28, 304
Паулини Э. (Е. Pauliny) 195
Пецо А. 71, 80, 125, 172
Попович И. (I. ПоповиЪ) (1923— 1961) 244
Порциг В. (W. Porzig) 265, 276
Прокош Э. (Е. Prokosch) (1855— 1935) 40, 41
Раковский Г. (Г. Раковски) (1821 — 1867) 187
Рамовш Ф. (F. Ramovs) (1890— 1952) 148, 155, 210, 211
Расторгуев П. А. (1881—1959) 107, 148, 305
Решетар М. (М. Resetar) (1860— 1942) 71, 125, 152
Розова 3. Г. 212
Ружичка (J. Ruzicka) 195
Селищев А. М. (1886—1942) 107, 108, 201, 213, 293
Семереньи О. (О. Szemerenyi) 190
Сидоров В. Н. (1903—1968) 107
Скаличка В. (V. Skalicka) 10
Скок П. (Р. Skok) (1881—1956) 240
Славский Ф. (F. Siawski) 47, 252, 292
Соболевский А. И. (1856—1929) 66, 191, 226, 240, 303
Соссюр Ф. (F. de Saussure) (1857— 1913) 10
Станг X. (Chr. Stang) 253
Станкевич Э. (Edw. Stankiewicz) 10, 22
Станислав Я. (J. Stanislav) 70, 79, 123, 148, 209, 231
Стеванович М. (М. СтевановиЪ) 70, 80, 163, 299, 314
Стойков Ст. (1912—1969) 127, 174, 175, 191, 313
Строганова Т. Г. 284
Ташицкий В. (W. Taszycki) 207, 222, 223, 230, 295
Толстой Н. И. 151, 181, 235, 248, 269, 287, 316
Томашевский А. (1895—1945) 117,206
Топоров В. Н. 28, 240, 288
Травничек Ф. (F. Travnicek) (1887— 1961) 77, 123, 146, 147, 191, 195, 219, 256, 279, 295, 312
Траутман Р. (R. Trautmann) (1883— 1951) 247, 249
Трубачев О. Н. 170, 185, 187, 188, 200, 215, 216, 217, 221, 226, 237, 238, 240, 242, 246, 266, 268
Трубецкой Н. С. (N. S. Trubetzkoj) (1890—1938) 7, 10, 22, 25, 252
Улашин Г. (Н. Uiaszyn) (1874— 1956) 219
Ульянов Г. К. (1859—1912) 309
Унбегаун Б. (В. Unbegaun) (1898—
1973) 192, 203, 249
Урбанчик С. (S. Urbahczyk) 74, 115, 117, 195, 207
Усачева В. В. 149, 276
Ушаков Д. Н. (1873—1942) 316
Фасмер М. (М. Vasmer) (1886—1963) 12, 13, 175, 186, 233, 234, 235, 236, 238, 240, 241, 243, 247, 250
Фейст С. (S. Feist) (1865—1943) 236
Филин Ф. П. 181
Фортунатов Ф. Ф. (1848—1914) 304
Френкель Э. (Е. Fraenkel) (1881— 1958) 215
Хирт X. (Н. (Hirt) (1865—1936) 9
Храсте М. (М. Hraste) (1897—1970)
71, 80
Цейтлин Р. М. 188, 262, 284, 285, 296
Черных П. Я. (1896-1970) 203
Шапошникова Н. С. см. Арапова Н. С. 198
Шахматов А. А. (1864—1920) 147, 151, 156, 190, 191, 203, 204, 222, 226, 250, 256, 306
Шварц Е. (Е. Schwarz) (1858—1940) 241
Шевц Г. (Н. oewc) 69
Шимчак М. (М. Szymczak) 120, 195, 206, 207, 312
Широкова А. Г. 148, 259
Шкерль С. (S. Skerlj) 140
Шлейхер A. (A. Schleicher) (1821 — 1868) 247
Шобер С. (St. Szober) (1879—1938) 10, 15, 22, 50, 51, 68
Шпехт Ф. (F. Specht) (1888-1949) 141, 164, 165,v247
Штольц Й. (J. Stoic) 70, 195
Эккерт Pt-(R. Eckert) 133, 140, 171, 242-250, 252, 270
Элезович Гл. (Гл. ЕлезовиЬ) (1879— 1951) 139, 215, 267
Эрну A. (A. Ernout) (1879—1973) 27, 160, 316
Юнгман И. (J. Jungmann) (1773— 1847) 288
Юшкевич А. (1819—1880) 168
Ягич И. В. (1838—1923) 47, 226
Якобсон Г. (G. Jakobson) 182
УКАЗАТЕЛЬ СЛОВ
СТАРОСЛАВЯНСКИЙ ЯЗЫК
абию 200, 202, 228 Авраамл1ь 89 Авраамовъ 89 агньць 200 агнд 200 адовъ 251 адъ 265 азъ 154, 158, 200 ан±елъ 315 антонинъ 156 архиереовъ 309 архиереи 152 аспидовъ 182 аще 152, 156 безакоиению 158 безоумию 298 безоумьнъ 298 безълобию 298 безълобьиъ 298 благо 182 благодарьствию 296 благодать 270 благость 253 блцгостын',и 306 благын’и .306 блазиити 125 блато 225 ближика 309 богатъ 265 богатьствию 296 богородица 88, 315 богородичинъ 88 богын1и 306 богъ 66, 73, 89, 247, 265
божии 89, 148, 201 блажеиъ 226 бол^ьши 281 бости 35 брады 223 братрига 214, 217 братръ 154, 217 бр±мд 182
боукъви 223 былию 301 б±лъ 172 б±ство 296 б±съ 214 варити 246 велии 172 великъ 172, 263, 264, 287 вельможа 281, 309 вепрь 271 вид±ти 152, 154, 158 вина1рь 218 винопивьца 309 винопиица 309 владыка 88, 309 владычьн1ь 88 владычьствию 296 владычьство 296 властел1ь 281 вл^фи 96 влькъ 73, 200 вода 188 водоиосъ 188, 192 воловьнъ 246 волъ 243, 246 вони 156 воскъ 256 вогевода 309 врабии 290 врагъ 89 вражии 89 вратарь 218 вратити сд 95
148, вр±мд 169, 182,262 врьбию 301 врьтоградар1ь 218 врьхъ 242 въвести 263 въжизати 96 възвести 265 възгласити 263 възгорЪти сд 173, 256 въздати 66
въздъхнжти 36 възлагати 188 възложити 172 възмофи 244, 287 възмлирати 156 възоръ 159 въздти 158, 172, 188 възъвати 265 въкопати 156 вънити 154, 263, 311 въображати 95 въобразити 95 въпрошению 150 въринжти 286 въсадити 188, 201 въскрЪшени1б 298 въстати 265, 275, 311 въсЪсти 201, 202 выше 281 вьдова 314, 315 вьдовица 314, 315 вьнЪ 214 вьсевладыка 309 вЪра 152 вЪрьнъ 201 вЪтвь 156 гвоздвии 268 гвоздиинъ 268 гвоздь 268 глава 242 глаголати 145, 273, 309, 311
гласъ 145, 148, 200 rnoi 283
господьствию 296 господьство 296 голжбь 270 гора 290 господен1ь 150 господинъ 150, 265 господними 306 господь 154, 265 гость 265
градъ 84, 256, 273 градьць 84 гражданинъ 192 громъ 148 громовъ 251 гръдость 253 гргдын^и 306 гръличищь 293 гръмъ 38 гръньчарь 218 грЪшьникъ 138, 282 грЪшьница 138 грЪшьничь 138 грЪшьнъ 138, 161 * дати 154, 169, 172, 201, 243, 274 , двигнжти 281 двьрь 265 дебельство 296 девдть 270 диво 158 длъгъ 265 домъ 137, 242, 244, 265 домышлгати сд 95 дон1ьдеже 265 достоинъ 174 драгъ 172 дробити 270 дроугъ 88 дроужьнЧ 88 дрьзость 253 дрЪво 46, 156 дрЪвьнъ 156 дрЪв'Ьнъ 192 дрдзга 66 доухъ 73, 145, 150 доуша 157, 265 дъска 66, 84 дъцш 214 дъфица 84 дымъ 145 дыхати 145 дьнесь 244 дъгакъ 89 дЪва 84, 242 дЪвица 84, 311 дЪлатеЛь 281 дЪло 158 дЪти 157 д'Ьтищь 161, 293 джбию 301 джбравьнъ 256 елисаветь 226, 309 ефратъ 188 жена 137 женьство 296 жещи 96 животъ 154 жидовинъ 306 жидовьскъ 155
жидъ 247 житию 262, 228 жрЪбии 291 жрЪбд 199, 200, 201, 202 жрьны 223 ждтва 242 заблждити 201 зажизати 96 занпе 156 затворити 265 звЪрь 200, 256 землЧскъ 270 земли 169 земьнъ 270, 283 земьскъ 270 Зиноновъ 251 зигати 288 злакъ 275 злъчь 255 змиевъ 251 знаменати 186 знаменавати 186 знаменитъ 186 знамению 152, 186 знати 281 зной 287 зракъ 150 зъвати 139 зъло 157 зълъ 43 зЪшца 154 иго 159, 160 избавити 263 издати 265 изити 214, 297 изнести 169 имЪти 169, 177, 182, 225, 243, 262, 273 имЪше 256 имд 183 Иродовъ 251 исказити 125 ископати 169, 270 искоушению 158 исполоу 246 истЪкати 96 истеса 156 источити 96 Тсоусовъ 150, 155, 183, 202, 273 исцЪлити 265 исъхнжти 228 кдкнжти 225 ити 188, 200, 273, 311 Иосифъ 188, 201 кагръличищь 293 како 270 камень 172, 191 камы 172, 191, 245 камыкъ 172
камЪнъ 192 клиросьникъ 91 клЪтъка 84 клюсд 200, 201 ключарь 218 ковьчегъ 292 ковьчежьць 292 козьлифь 201, 293 козьлд 200, 201 кокотъ 263 колесьница 148 колесьничьнъ 148 колижьдо 273 коло 148 колъ 188 кон^ь 275 корабл^идь 91 корабл^ь 91, 291 корабь 91 корабьникъ 91 корень 156, 169 кость 137, 264 котъка 84 край 286 красти 275 кратъ 263 кротость 253 кротъкъ 192 кръвь 230 крьстиганын1и 306 коуроглашению 286 крЪпъкъ 188 кънижьникъ 152 лакъть 270 лежати 156, 270, 311 лентии 292 лиде 256 ложесьно 161 локы 223 ломити 125 лъживъ 275 лъжь 275 львовъ 251 дынной 300 лЪто 287 лЪторасль 260 любити 125, 281 любъ 226
любы 222, 223, 225, 22 лютость 253
лжгъ 271 лжжьнъ 256 лжка 66 маломофь 139 матер^ь 311 мати 214, 217 медоточьнъ 245 медъ 243, 245 междоуръчию 297 милосрьдию 298
милосрьдьнъ 155, 298 милостыней 306 миръ 244 младеньць 192 младЪнищь 293 младЪньць 192 молити 125, 281 морьскъ 161 Мосеовъ 251 мофи 96, 150, 201 мощь 255 мои 148, 156, 162, 214, 217
мрЪти 129
мъногъ 150, 152, 287 мъножаи 281 мЪдЪнъ 192 мыслити 125 мытар^ь 218, 282 мжжьскъ 246 мжчитейь 265 мдтежь 280 нагость 253 напасть 263 нарефи 183
нарицати сд 96, 161 небо 147
невЪдьство 296 невЪста 226 нелюбьство 296 ненавидЪти 281 неплоды 223, 226 неплодьство 296 непригвожденъ 268 неприязнь 263 нести 281 низъринжти 286 Никодимъ 188 нифии 139 нога 66 новъ 281 носити 125, 127, 188, 201 нофь 255, 263 нынЪ 154, 214 облакъ 84 облачьць 84 обличати 156 облЪшти 169
обрЪсти 150, 188, 200, 201, 202
овьца 201
овьчд 161, 200, 201 огласити 95 оглашати 95
огнпь 256 огньнъ 256 одежда 169 око 154, 155 оскврьнити 230 ослабити 95
ослаблгати 95 оставити 172 остжпати 263 осьлъ 202 осилив 202 осьльскъ 202 осьлд 199, 200, 201, осьлдтинъ 202 отврьзати сд 263 отроковица 202, 311 отрокъ 158, 202 отрочии 202 отрочина 202 отрочифь 202 отрочьникъ 202 отрочьнъ 202 отрочд 200, 311 отьць 159, 311 отъваленъ 172 отъринжти 286 отърЪзати 156 отьчьство 296 оцьтъ 274 пазоуха 66 памдть 262 Патрикии 292 паче 245 перьнатъ 161 Петръ 247, 309 пещь 255 пефи 96, 125 пиръ 139, 265 писати 157, 281 писмд 184 питати 156 пити 274 пиганица 309 пиганьствию 296 пиганьство 296 плакати 159 плачь 159 пламЪнъ 192 пламы 173 племд 182 плодовитъ 156 плЪва 242 плЪнити 95 плЪняти 95 повЪдати 273 повЪсть 158 поганышей 306 по г л оу мити сд 152 погоубити 161 погыбнжти 201 подо бати 225, 243 подъгорию 297 пожагати 96 пожрЪти 156 познати 158 позоратаи 293
показати 156 положити 148, 270 полъ 243, 246 поморию 297 помыслити 95 помышлгати 95
202 пореже 226 поразити 162 послоушати 275 посрамити 95 посрамлгати сд 95 посылати 200 потрЪбити 262 похвалити 95 похвалгати 95 похоть 156 почивати 150 поьлти 311 правость 253 правьда 243, 270 правынеи 306 праздьникъ 262 прафати 95 приближити сд 244 привести 200 привдзати 156, 200, 202 пригваждати 95, 268 пригвоздити 95, 125, 268 прижизати 96 приимати 162 прикладати 154 приложити 150 приморию 297 примышлгати 95 приносити 162 приразити сд 34 пристжпити 150 притворъ 272 притЪкати 96 придти 287 прогнЪвати сд 265 прозьрЪти 154 пропасть 263 прорицати 96 пророкъ 275 пророчьство 296 простити 95 простъ 158 простыней 306 протджати 156 прьстень 169 прьси 172 прЪбывати 225 пр’Ьви'ати 290 прЪдати 66, 255,^265 прЪдъдворию 297 прЪдътеча 309 прЪжде 263	® 1
прЪлюбъ 226, 275 прЪлюбы 225
прЪмЪнити сд 159 прЪмо 273 поустити 125, 280 поустын’и 256, 306 пътица 161, 290 пътищь 142, 293 пЪнджьникъ 91 пЪснь 158, 270, 305 пЪсъкъ 47, 161 пЪти 270 пдть 177 рабъ 201, 306, 309 рабыйи 306 радость 253 радовати сд 188, 315 раждати 95, 156 раждию 301 разврьзати 161 разгнЪвати сд 172 размышлгати 95 разорити 125 разоумЪти 158 рамо 188 рана 150 растваргати 95 растворити 95 расЪщи 162 ратаи 293 ремень 174 ремьство 296
рещти 35, 96, 156, 214 ринжти 286 робичищь 293 ровъ 270 рогъ 84
родити 95, 183, 226 рождению 301 рожьство 296 рожьць 84 роум'Ьнъ 192 рыба 84 рыбарь 218 рыбица 84 рЪзати 156 рЪка 66, 188 рЪпию 291, 301 рЪчь 255
рЪгати 286
ржка 66, 169, 188, 311 рддъ 247 садъ 287 санъ 249
сапогъ 174
свекры 223, 226 свдтъ 226 свдтын‘1и 306 свЪтити 99, 125 сестра 217 Симонъ 89 Симон^ь 89
Сионовъ 214 скотъ 255 скудость 253 слабость 253 слава 242 сладость 253 сладъкъ 251 сланъ 172 слЪпъ 139 словесьнъ 145, 147 слово 146, 147, 158 словолюбьць 147 словописатель 147 слоуга 66, 309 смокъвьница 228 смокы 223, 228, 239 сотонинъ 66 срЪда 200 срЪдоудворию 297 старейшина 309 стогати 214 стражь 255 страхъ 162 стрифи 200 строити 244 строуга 66 стыдость 253 съвЪдЪтель 275 съвЪтъ 281 съжагати 96 съжизати 96 съкроушити 156 съмЪжити 154 съмышлгати 95 съпати 125 сътворити 225, 226, 275 съхранити 154 сынобожьствию 243 сынъ 183, 188, 243 сыръ 156 сЪверовъ 251 сЪщи 33, 96 сждии 66 сжкъ 84 сжсЪдын‘,и 306 сжчьць 84, 154 тако 282
творити 139, 156, 157, 158, 262, 281, 282
тврьдость 253 тельцъ 201 тетъка 84 тещи 96
тимЪнию, тимЪно 193 тихость 253 тлЪщи 37 топлъ 182 трава 242 троупию 301 трьнию 301
трьновъ 251 трьнЪнъ 251 тоуждь 26, 270 тьмьнъ 281 тЪлесьнъ 150 тЪло 150 тЪлопьсанию 150 тдгость 253 оубиица 309 оубити 275 оубо 265 оуготовити 265 оударити 172 оудъ 162 оуже 156, 158 оукоренити 162 оукрасти 275 оукрЪпити 95 оукрЪплгати 95 оулавлгати 95 оуловити 95 оумрьтию 298 оумрЪти 39, 156, 214 оурЪзати 309 оусрьдию 298 оусрьдьнъ 298 оусъхн^ти 228 оутврьдити 26L оухо 155, 309 фарисЪи 292 филинь 217 хвалити 192, 281 хлЪбъ 177, 182 ходатаи 293 ходатаити 293 ходити 99, 100, 125, 127 311
хор^гы 223 хотЪти 46 храмина 265 храмъ 265 хранити 125 хрибьтъ 182 христиганъ 306 хромъ 139 хоудость 253 хоухота 287 хътЪти 46 Фоуждь 26 цвЪтъ 84 цвЪтьць 84, 159 цЪломждрье 156 цЪломждрьствию 290 црькы 223 цЪлы 223, 230 ц^сар^ь 158, 243, 281 чинъ 247, 249 чисмд 184 чистота 157 чисть 182
чловЪколюбьствиге 296 чловЪкоубиица 309 чрквенъ 159 чрЪво 159, 214, 226 чоудесьнъ 158 чадо 158 чьтити 281 чюдо 152	чюти 154 гадь 247 гако 148, 156 гакоже 200 юдинъ 150, 154, 243, 273, 309 лгль 256 жжика 309	жзъкъ 252 жродьство 296 жтроба 156 ьазыкъ 158 ьлчьнъ 177 юговъ 251 юкоть 177
	БОЛГАРСКИЙ ЯЗЫК	
агне 213	бъчва 238	вървя 128
акъллия 309	бъчкам 46	диал. vbrta 46
Андрейчин 88	бъша 46	върхов 245
Асенчин 88	бял 52	върховен 245
байрак 187	вадя 41	върховенство 245
бдя 128	валеж 280	въшка 258, 274
-бебър 46, 62	вдовица 315	вятър 62
белег 17, 81	вепретина 271	гвоздей 268
бележка 17	веприна 271	гише 213
бивол 17, 310	вепровина 271	глава 319
биволица 17, 310	вепър 271	главица 311, 313
биене 300	вепърски 271	главня 12
бик 85	вепърче 271	гласеж 279
бикам 46	верен, верни 52	гледач 278
бича 46	викач 278	гнетение 171
биче 85	виме 185	гной 283
биткам 46	вися 128	говежди 90
бобър 46, 62	влак 81	годеж 280
бог 82	влас 170	гоз 268
бодеж 280	влах 81	диал. gozdej 268
бой 282	внук 307	диал. gozdenki 268
бояджия 309	внучка 307	голям 52
Боянка 88	водомер 52	гоня 128
Боянкин 88	воище 162	горица 313
борба 258	войник 81, 82	горичка 313
боровинка 248	водач 278	гощавка 265
брав 242	вол 251	грабеж 280
брава 242	воловар 219	град 251
брЪдва 223	воловарка 219	градина 85
брадвичка 313	волов арник 219	градинка 85, 313
брат 85	воловарски 219	градинчица 313
братец 61, 85	воловарче 219	графя 128
братле 213	воня 305	грах 85
бреме 182	врабец 290	грашец 85
брица 276	врабче 290	гребен 169
бръв 238	враг 81, 251	грешен, грешна 90
бряг 52, 81, 251	врата 46	диал. grumik 179
букам 46	време 182	гръмъ 38
булка 88	връх 81	грях 52, 90
булкин 88	връхен 245	гък 36
було 88	9 връхнина 245	гълъб 269
булчин 88	връхника 245	гъркиня 308
бунище 295	връховци 245	гърло 34
буча 46	вършник 245	гърмеж 280
буша 46	вълк 81, 85, 310	гърмя 128
бобър 46	вълче 85	гъска 257
бъкам 46	вълчица 310	девица 316
бърдоква 232	вървеж 279	девойка 315
342		
делва 237 дело 52 детенце 213 деца 261 джумбушлия 309 див 158 дивен 158 длето 42 добряк 278 добър 64 доземи 270 доилка 287 дойка 287 док 18 дом 244 донесам 65 дочен 18 доя 287 доярник 287 Драгина 88 дребен 270 дреболия 270 дроб 270 дума 147 душица 313 дълбая 42 дървесина 157 дърво 46, 213 дързовит 252 дъртак 278 диал. (h>ska 319 дъщеря 216 дял 52 език 85, 87 езиче 85 етърва 144, 221 ечемик 177 диал. zaba, zebi 53 жабрей 291 диал. zam 53 железен 52, 316 желъд 266 жлъч 275 жлъчка 275 диал. zemci 53 жена 319 жерка 224 жребе 200 жребие 291 жребче 200 живя 53 завой 284 заек 165 звук 81 земя 319 знаме 187 знамение 187 знамене 187 знамя 187 диал. znoj 287
зорица 311 зълва 231 Иванка 88 Иванкин 88 играч 278 игрище 295 име 183, 193 диал. jarka 53 диал. jatka 53 кака 88 какин 88 диал. kamel 171 камен 172 диал. kamik 172, 191 камък 191 катран 254 кипеж 279 Кире 213 клане 213 книга 85, 90 книжен 90 книжица 311 книжка 85 ковчег 81, 292 кожух 81 козле 213 кокал 264 колело 1496, 213 коляно 52 комюнике 213 конче 213 копнеж 280 конче 213 корен 168 кореня се 168 корица 311 косач 278 кост 264 котва 238 коте 213 крайбрежие 297 крак 85, 90 крачен 90 крачец 85 кръг 85 кръгче 85 кружок 85 кудя 153 кутийка 313 къделя 237 къдря 128 кълва 37 кълвач 37 кълна 38 късметлия 309 къща 244 къщица 311 къщичка 313 латвица 237 ледовин 248
лежа 131 летен 52 летя 42 лисиченце 213 лисичка 313 л истец 61 лицемер 52 ловджия 309 ловък 64, 270 ложе 161 лозунг 81 локва 222, 22& любов 225 лъв 310 лъвица 310 лъжа 275, 305 ляв 52 маз 274 майка 88, 215 майкини 88 майчин 88 майчини 88 масълце 61 мати 215 медиа 316 медвед 267 меню 213 металург 81 мечка 267 мечкар 267 мечкарски 267 миене 301 митинг 81 мише 258 мишка 258 мишле 258 могъл 65 моля 128 момиче 213 момче 213 момък 81, 270 момченце 61 море 213 морков 232 мравка 258 мустак 81 ^утавчия 309 мърчина 46 мяра 52 място 52 навик 81 напев 52 небе 148 небесен 148 негър 198 негърче 198 нога 72
нокът 23, 61, 270 после 213 носач 278
нося 42, 127 нощ 263 диал. пъз 46, 263 обич 88 обръщам 46 огън 62 оловина 248 орех 81 ос 273 отземи 270 отче 211 пазарище 295 памет 262 паметлив 262 паница 237 парче 213 пасмо 185 диал. patlazan 53 пека 65, 127 перце 161 печенег 81 пиле 200, 213 пир 139 пирувам 139 пирей 290 писач 278 пихам 46 пишкам 46 диал. plam 173 plaman 196 Пламен 173 уст., диал. plamen пламък 173 племе 182 плетеница 170 плета 131 познавач 278 поле 213 помакиня 308 Поморие 297 порой4 286 диал. pram 176 пране 213 прасе 203, 213 прасенце 203, 213 праскова 233 пратя 128 предгорие 297 пресна 52 прешлен 171 придъх 81 присмех 81 прокуда 47 простак 278 пръстен 169 пряпорец 187 пряспа 52 диал. ptice 290 пуле 201 пуша 46
пушач 278 пълзя 128 пъстърва 235 пъхам 46 пюре 213 пясък 47 Радка 88 Радкин 88 развой 284 размер 52 рамо 188 ратайкиня 308 река 65 диал. гетёп 174 диал. remik 174 гётък 174, 175 репей 291 речица 311 риба 85 рибица 85, 313 рибка 85, 313 рибченце 213 рис 274 робиня 308 рой 286 рокля 88 руда 316 рускиня 308 ръж 276 ръка 72, 85, 90, 319 ръчен 90
173 ръчица 85, 313 ряпа 52 свекърва 222, 226 свещ 86, 306 свещица 86 свят 52 семе 183 сестра 319 син 88, 251 сиромах 81, 90 сиромахиня 308 сиромашен 90 скърбя 128 славей 290 сладък 23 слеме 185 словен 146 словесен 146, 147 словесност 147 слово 146 слугиня 308 сляп 52 смелост 52 смоква 222, 227 смокинов 227 смокиня 227, 228 смоковница 227 смях 52 снежен 90
снежец 85 сняг 52, 85, 90 сок 90 сочен, сочна 90 спомен 262 Стамен 180 Стамена 180 старче 211 столче 213 страна 45 стреме 179 стремеж 280 стринка 88 стринкин 88 строя 289 стръмен 178 стряха 52 стършел 165 съпруг 81 сърбеж 280 такси 213 театър 62 тека 131 теле 213 теленце 61 телесен 151 теменуга 85 теменужка 85, 313 тесен 52 тетка 88 теткин 88 тигрица 310 тигър 310 тикам 46 топлинка 313 трапче 313 трева 85, 245 тревица 85, 311 тревичка 313 тъкам 46 търкалям 149 търпя 53, 128 тъща 265 улей 291 успех 52, 81 диал. и§6 155 франк 81 хитър 64 хлебец 61, 85 хляб 52, 85 ходя 127 цвят 52 цирей 292 цъфтя 36 черква 222, 230 чех 81 чета 53, 131 чирка 292 човек 52, 82
чудо 152 чудесен 152 ‘
чудесил 152 юнак 82
ябълка 219, 243 ябълчар 219
МАКЕДОНСКИЙ ЯЗЫК
амбар 258 бавеж 280 белег 81 бледи 272 богати 272 бодеж 280 6oj 282 борун 248 бочва 238 брадва 223 брег 81 бреме 182 бубрег 81 буквица 313 брдоква 232 вдовица 315 вепар 271 ветар 62 види 126 виме 185 Влав 81 влечува 258 внук 81 волк 81 вошка 274 врвеж 280 време 182 врти се 273 глувчарник 258 глувчарниче 258 глувче 258 глувчица 258 глувчовина 258 глушец 258 гнете&е 171 годеж 280 грабеж 280 гребен 169 Грк 81 грмеж 280 гулаб 270 гулабар 270 гулабарник 270 гулабица 270 дележ 280 дете 214 диал. decina 213 децата 272 див 158 дивен 158 диал. entrva 221 диал. ezerifta 214 ждребе 200 ждрепче 200
же л ад 266 збор 147 зем]а 273 знак 81 знаме 187 золва 231 зрак 81 име 183, 193 диал. iMina 213 Заболко 242 Загне 214 Зазик 264 jaj4e 214 Зачмен 177 диал. jentrva 221 Зунак 81 зунаки&а 308 камен 172 керка 216 кнеги&а 308 кожув 81 конче 214, 264 коска 264 коскарница 264 коскен 264 костен 264 костелив 264 костобол 264 котва 238 KpajMopje 297 кремен 175 кршти 264 куйа 244 куче 214 диал. kucida 213 лаеж 280 лажа 275 лага 275 локва 225 мечка 267 мисла 259 митинг 81 може 126 диал. momicina 213 монахин>а 308 морков 232 небен 148 небесен 148 нема 264 272 нивица 313 ножици 126 ной 263 нокот 23 носи 126
оган 62 околу 273 оска 273 паница 237 парче 214 пасмо 185 диал. рёКйа 213 пердув 81 диал. perdusi 81 пече 126 пир 139 пирува 139 пируван»е 139 племе 182 пиле 214 податок 81 подземзе 297 подножзе 297 диал. polifta 214 поречзе 297 праг 81 празен 258 прамен 176 прасе 214 диал. prasifia 213 праска 233 прасква 233 предгорзе 297 претседник 81 прибрежзе 297 приморзе 297 пропаст 263 прстен 169 прешлен 171 пустой а 259 рак 81 диал. гаппйа 214 рамо 188 ремен 174 рж 276 рис 274 свейа 86 свейица 86 своза 273 секирица 313 диал. selina 214 семе 183 сече 126 сиромав 81 слаби (се) 272 слеме 185 словесен 146 слово 146 смок 81
смока 227 смоква 227 смрдеж 280 срце 214 стрем 178
твар 272
теле 214
диал. telina 213
тече 126
траг 81
трбув 81
туберкулоза 264
Чех 81
СЕРБОХОРВАТСКИЙ ЯЗЫК
ага 88	вёпровина 271	глад 42, 302
агин 88	вёра 318	глёснйк 220
акбвче 212	вёслач 220	глупйк 278
Андре 212, 213	весло 63	глухо 255
ardakva 232	вёснйк 220	rHoj 283
баквица 238	вести 48	гдве^й 90
Бан>а Лука 89	вётар 62	гозба 140
батво 234	вёчан 90	гд]ити 283
бачва 63, 238	вйдети 126	гои 283
baci 238	вй^ати 126, 131	голуб 270
беланце 212	викйч 278	голупче 212
бёрач 278	вйме 185, 197	гонити 16
бёскуЪник 220	владати 39	gora 319
бйвб 310	Владета 213	Горде 213
бйволица 310	владика 66, 88	горица 313
бйл>е 301	владичин 88	горн>йк 278
бйрати 93	Влах 80	господар 266
бодеж 280	вода 319	господарити 266
66j 282	водица 311	господарица 266
бд]ац 283	возило 48	гост 265
бд]нйк 283	возити 48	грабеж 280
ббк 90	vojnik 80	грйд 80, 251
борба 258, 319	волар 219	градиЪ 293
ббчнй 90	вон» 305	rp^ja 288
брав 242	вон>а 305	rpajaTH 288
брадва 223	врабац 290	грах 85
брадица 313	враж]’й 89	грашак 60, 85
братьевац 219	врйн 302	грашка 85
брати 23, 56	врёт 273, 302	грёбён 169, 197
брв 238	vratilo 212	грех 90, 91 .
брег 81	врёдити 95	грехота 317
брёза 318	врё^ати 95	грёшан 90
брёзиЬ 293	уге1ёпо 212	грёшнйк 91
бреме 182, 197	в]эёме 182, 195	грйвн>аш 220
брёсква 67, 233	врйи 125	Гркин>а 308
брёшЬе 301	врховит 245	грло 34
брк 80	врхбвни 245	грмён 180, 197
брига 65	вршн>акин>а 308	грмён>е 180
брй]’йч 278	bVk 15, 48, 80, 85, 310	грмети 38
бритва 64, 222	вуч]’й 89	грмик 180
брйтвица 311	вучиЬ 85	гром 38
бродиЬ 293	вучица 310	груда 179
6p6j 184	гйлёб 270	грумён 179, 197
бубрег 80	ган>ати 16	грумйчак 179
буква 224	гвдж^а 269	гуска 63, 257
буквиЬ 293	гвбж^е 269	дабар 46, 62
бунтбвнйк 220	гвдзд 269	дйн 58
буре 211	гйнути 131	даска 15, 319
ваш 58, 274	глава 318, 319	daskS 319
век 81, 90	главица 313	двбр 15
вёпар 271	главн>а 12	двбрац 61
дева 316 девица 31б дёвб]ка 315 дёо 23 детёнце 212 див 158 дйван 158 дйгнути 96 дйзати 96 дилф 189 длёто 42 доба 255 додача 287 дд]илица 287 д6]ка 287 долйнац 219 дом 244 домовак 244 домов ан 244 домовати 244 дбЪи 96 дрва 212 дрвёЬе 301 дрво 46, 212 drvce 157 дрёнак 60 дрвосеча 219 дрёмати 126 дрёмеж 280 држён 299 држан>е 299 д{)жати 299 дрзовит 252 дрбб 270 дробити 270 друг 82 дубити 42 дуг 48, 90, 91 дугме 211, 212 дужан 90 д^жнйк 91 душьа 47 дух 82 1)ак 80 жаба 89 жабльак 89 жабл>й 98 ждрёб 291 жд^ёбе 200 ждрло 34 жёлуд 266 жена 319 zena 319 жёрёв 261 жётва 48 жёти 24, 48 жёЬи 96 жир 267 жировина 140 жирбвница 140
жлёзда 287 жрван 224 жрёб 291 жудйм 34, 42 жуч 255, 275 з£во] 284 заво]ак 284 3aropje 297 закла&ати 95 заклонити 95 закон 80 залете 297 зйо 59 заова 231 запб] 285 зарукавл>е 297 затварати 95 затворити 95 зббр 56 звёзда 319 звёр 276 звонце 212 звук 80 зёмл>а 63 земл>акин>а 308 зёмл>ица 311, 313 зй]’ало 288 зщати 288 зима 319 знйк 80
знамён 187, 197 знамё&е 187 знаменит 187 3H6j 287 знд]‘ав 287 зн6]’ан 287 знд]ити се 287 зобиште 295 зрёк 80 zlno 212 зубиЪ 293 Йван>дён 89 игла 319 иглица 313 игра 319 йграч 278 йзбавити 95 йзбавл>ати 95 изрёЪи 96 изрйцати 96 йме 183, 193, 197 йн>е 291 йскрица 311 йсправити 95 йсп]эавл>ати 95 испустити 95 испуштати 95 истрёсти 131 йЪи 96
jS6yKa 243
]авити 95 ]‘авл>ати 95 ]йгн>ёд 211 ]агн>етина 211 jar&e 211 jaje 211 japnhH 293 З&чмен 177, 197 jacmik 177 jaSmaki 80 ]ёзик 85 ]’езйчак 85 ]ёлен 80 ]ёленче 212 1ёлка 88 1ёлкин 88 ]ётрва 144, 221 ]’ёчмен 177, 197 ]ечмйчак 177 jyr 90 ]’ужан 90 jiinad 211 1унёк 80, 82 ]уне 211 kam 172, 190 камён 172, 191, 197 kamik 172 камйчак 173 катран 254 кйкбт 62 клёс]‘е 301 клёти 24, 38, 41 клйкнути 96 клйковати 9 клйцати 96 клокот 62 кл>усе 201 кнёжев 89 кнёз 89 кн>йга 85, 90 кн>йжан 90 к&йжица 85 ковач 220, 278 ковчег 80, 292 коза 319 kozl'ic 212 козодб]’ 288 kojiti 284 колёбати 126 ко1ёно 212 колёса 149 коломёз 274 конче 212 копан 299 копан>е 299 копати 299 копач 278 корёк 81 корён 168, 193, 1’97 корёчак 168
корче 212 кори]’ёнак 193 кори]ен»е 193 korln 168 кбст 24, 264 kotva 238 крава 89, 242, 318 кравл>й 89 крак 80 крв 24 крёмён 175, 197 kremik 175 кремйчак 175 kri 230 кро^ач 278 крпеж 280 кр^г 80 кЬёр 216 кЬй 218 кубе 211, 212 кудел>а 237 кудити 153 куйа 244 лав 89, 310 лавеж 280 лавица 310 лавл>й 89 лагав 237 лагва 237 лаж 58, 275 лажа 275 левак 278 лёд 58 ledven 248 ledvenit 248 ledvenica 248 ledvenost 248 лепота 317 лёЬи 96 ауйвадица 311 лёмати 38 лирика 219 лйричйр 219 ловиште 295 loze 161 loz& 319 локва 63, 225 лудйк 278 Лука 88 Лукин 88 луна 316 л>убав 64, 225 л>убити 126 мёз 274, 276 мё]’ка 16, 65, 88, 172 m^jka 215 ма]*мунче 212 мё]чин 88 маказе 126 Марий 294
мати 215 матица 216 маЬеха 65 мач]’и 89 мйх 58 мёд 245 медвача 245 мёдвед 267, 310 мёдведаст 267 мёдведина 267 медведица 267, 310 мёдвеЬй 267 медйво 245 тёсе 267 мёчка 267 мёчкар 267 medkarka 267 мёчкареки 267 милоердан 298 милоср^е 298 мир 15 Мирче 212 мйш 258 млйква 235 моба 317 момак 80, 81 момчад 211 момче 211 момчий 293 мбЬ 255 мдЬи 96, 125, 126 мочвара 235 мрйв 258 мравец 258 мрёти 23 мрк 46 мрква 232 муж 80 мутеж 280 набо] 282 набо]ница 283 наличан 298 наличие 298 напаст 263 надо] 285 напо]йште 285 наЬи 96, 126 nebesa 163 нёбеснй 148 пёЬо 148, 163 нёстера 217 нёсти 48 нйкнути 96 НйколиЬ 294 Нйкождйн 89 нйЬи 96 нйцати 96 нога 16, 85 ногица 313 ножица 85, 313
нокат 23, 61 носити 48, 126, 131 носиЬ 293 нбЬ 46, 255, 263 облйк 90 облйчан 90 облйк 81 обрва 231 обрт 46 обртати 46 овца 61 оган» 62, 256 огн>арица 256 огн>ёвит 256 огн>ило 256 одбо] 282 одбб]’нйк 283 oje 162 окно 63 око 212, 155 olovina 248 opanki 80 оран 299 оран>е 299 орао 23 орати 299 орах 80, 81 драч 220, 278 oreh 80 6с 273 оса 273 osavina 273 осдвина 273 осдвинскй 273 дтац 89 дтачкй 89 otici 126 ofca 319 очеса 154 осёэо 154 дчее 154 Павле 212, 213 памёт 262 памтило 262 пймтити 262 памЬён>е 262 паприка 311 парче 211, 212 паейште 295 пасмо 185 пасторъкы 228 пасторкыни 228 пастрва 235 наструга 235) паук 177 паунче 212 пашче 212 пёвач 278 пёква 237 Пере 212
пёсан 305	,	прймбркин>а 308	свёкрва 226
пёсма 305	притйсак 273	свёЬа 86
пёЬ 255	прббо] 282	свёЬица 86
* пёЪи 19, 20, 96,	125, пропаст 263	свйн>че 212
147	прброк 80	св^ха 65
пецати 131	постён 169, 197	сёгнути 96
pigva 233	прУЬе 301	сёдло 63
pijer 139	пршл»ён 171, 197	сёзати 96
пила 319	птйца 89	сёка 88, 126
пйлад 211	птйч]й 89	сёкин 88
пиле 211	pugva 236	сёме 183, 197
пйлетина 211	пуце 211	вётеп 195
pilic 212	рёд 251	сёЬан>е 262
пир 139, 140	Раде 212	силан 64
пир. 290	ра^ати 95	син 252, 253
пйрак 135	р&ж 58, 276	синбвац 244
пйрнйк 139	разбб] 282	синовл>й 244
пирница 139	разбб]нйк 220, 283	сиромах 80, 81
пирова н>е 139	разум 262	сироче 211
пировати се 139	гётеп 195	скакати 16]
пйсмо 185	рёме 188	скёлеци]*а 219
plam 173	рёмо 188	скочити 16
plam 173	rdakva 232	славйЬ 290
плймён 173, 197	rebro 212	славу] 290 ,
плами 173	рёмён 174, 197	слёву]ски 290
plamik 173	remnik 174	слёмка 314
plamfcak 173	рёпух 291	слё!) 254
платити 95	retkva 232	слёме 185, 197
плаЬати 95	рёЬи 65, 131	словесан 147
племе 182, 197	рёч 147, 172, 255	словесност 147
плетёнац 170	рйба 89	слово 146
плетёница 170	рйбица 313	словнй 146
шьачкаш 220	рйбл>й 89	слуга 65, 88
плодва 231	рис 274	слугин 88
побо] 282	рбв 58	слушки&а 303
пбви 238	рбг 80, 81	смбк 85
Подрйн>е 297	рбдити 95	смоква 227
Подунавл>е 297	p6j 286	смоквен 227
позйвач 220	pdj6a 286	смоквица 227
Пдкупл>е 297	роква 232 рокот 62	смоквина 227
ndMopje 297		смочац 85
ndnpcje 297	рбтква 232	снаха 71, 319
пдревнйк 219	руда 317 рудйна 317	снег 81
potok 80		сноп 251
poci 126	рудица 317	сндпиЬ 293
праг 80, 302	рудон>а 317	sova 319
прамён 176, 197	р^ка 20, 65, 85, 90, 172,	сом 89
prami 177	316, 317, 319	сдмл>и 89
прамйчак 177	рукица 313	спдмён 262
прёсйд 211	рУно 161	с^нче 212
прасе 211, 212	ручица 85, 313	сршл>ён 165
прасетина 211	ручнй 90	срце 61, 172
прасква 233	сабл>а 63	стакло 63, 212
прашка 85	ca6oj 282 .	стаЬи 96
првй 48, 193 прёбо] 2821 ;+прбдлог 80 ^прйбо] 282 |ирйбрёж]’е 297 gapnMopje 297	садруг 80 сёмотнйк 220 сан 58	" свёдба 139, 140, 317 cbSct 261 свастика 261	ствёр 272 стёЬи 96 стйгнути 96 стйцати 96 страна 45, 318 стрёме 178, 179
С. Б. Бернттейн
349
стрёмен 197 стрйЬи 96, 125 стрм 178 стрмён 178, 179 стрмке 178 стрб]’ 289 стрдз’ити 289 супо]нйк 285 такнути 96 tala 211 тане 211, 212 таЬи 96 т5т 276 тачка 63 Ташта 265 teg 160 тёжак 5 тёлйд 211 теле 211, 212 телетина 211 тёлесан 151 тело 151 тёпих 80 тётка 88 тёткин 88 тёЬи 96 тйЬ 142 топ 251 топ лота 319 тёчак 80 травка 314 траг 80
трг 48 трговкижа 308 трёсти 65 трн>е 301 тротпак 80 трпеж 280 труд 253 трут 166 ryh 47 Небе 211, 212 Ьёрка 216 y6oj 282 убо]*ица 283 угал» 256 угл>йр 256 удов 315 удова 315 удовица 315 уддвичица 315 уже 211 улегнути 96 улеЬи 96 умрбти 39 унук 80, 307 унука 307 унуче 211 уста 172, 173 утва 234 ухо 155, 163, 165 учё&йк 220 филолог 80
храстиЬ 293 хтёти 46
цавтети 36 црква 64 црквица 311 ц|)тач 220 чамци]а 219 час 80 часбвнйк 219 часбвничар 219 част 59 чемёрика 311 Чех 80 чйновнйк 249 чир 292 Sismenica 184
чисмице 184 читан 299 читйн>е 299 чйтати 299 чдвек 64 чуван 299 чувйн>е 299 чувати 299 чудо 152 шарёника 311 шарёница 311 шйпак 60 пыьёме 185 штёнад 211 штёне 211
СЛОВЕНСКИЙ ЯЗЫК
babeZ 280 ЬМе 210 bedarija 305 bedrika 311 bGdro 162 Ьегаё 278 beracija 305 berakinja 308 besёda 147 betva 234 диал. badva 238 bilie 301 boner 62 bobika 311 bocen, bdcna 90 bode£ 280 bodica 311 bodljika 311 bogfnja 308 boj 282 bok 90 borba 258 bradavica 313 bradva 223
braniar 219 bfdokva 232 Ьгёте 182 диал. bremen 195 br4skva 233 brestje 301 brezje 301 britev 222 britva 222 brodar 219 диал. broskva 233 bfv 238 burka 280 burkez 280 сёгкеу 68 сёгкеупа 68 cast 59 cinoven 249 cir 292 ciraj 292 cistiti 126 colnar 219
сгеуёзеп, сгеуёэпо 160 диал. crovis 160
ere vo 160 crevobol 160 диал. cudes 152 cudez 152 cudo 152 dalec 157 dan 58 davkar 219 dekle 210 deska 63 d4te 210 device 316 divjak 278 dnd 59 dobovje 301 dojen 287 doj6ncek 287 dojSnje 287 ddjka 287 dolinar 219 domovinski 244 domoyje 244 domski 244 dremez 280
drevesast 157 drevesce 157 drevesen 157 drevesnica 157 drevje 301 drevo 157 drevored 157 dro 270 drvar 219 duplo 47 dvorisce 244 enem /pH/ 155 galeb 270 gaziti 126 gladiti 126 gladez 280 glavica 313 glavnja 12 gluh 155 gnet^nje 171 gnoj 283 gnojak 283 gnojar 283 gnojen 283 gnojSnje 283 gnojevka 283 gnojilen 283 gnojilo 283 gnojisce 283 gnojiscen 283 gnojiscnica 283 gnojiti 283 gnojivo 283 gnojnica 283 gnojnicen 283 gnojnjak 283 gnojsnica 283 gnojvoza 283 gogot 62 gojenec 283 gojenje 283 goj£nka 283 gojiSce 283 g61 272 golob 270 golobce 210 gorovje 301 gos 257 goska 63 gospodinja 308 goveji 90 gozd 268 grabez 280 greben 169 grivar 219 grobiSce 295 gruda 179 gyozditi 268 hci, hcere 216 Ыарбё 210
hropot 62 hrulka 63 hudoba 88 диал. cholez 280 igo 159 ime 183, 193 inje 291 inventar 244 диал. iv 291 jabolko 157, 242 jagnje 210 jamska 316 jecmen 177 jelence 210 jSrmen 174 Joze 211 jun^kinja 308 junce 210 Jure 211 kam 286 kamen 172, 192 kaplja 287 kavelj 162 kiprej 291 kislika 311 klasie 301 klisar 220 kljuse 210 kmetce 210 knjfznica 244 knjizica 313 Kobe 211 kodelja 237 kojiti 284 kolesar 149 kolesariti 149 kolesast 149 kolesce 149 koleselj 149 koles je 149 kolomaz 274 кораё 278 koren 168 kost 155, 264 kotva 238 kovac 278 kovacija 305 kozle 210 kozodoj 288 kradez 280 krajcek 287 krajec 287 krajina 287 кгётеп 175 krhelj 62 kri 230 z диал. kri 162 kroj 286 krojac 286 krojacica 286
kumce 210 kupiti 126 kvasiti 126 диал. lagev 237 laket 61 last 59 latva 237 laz 275 lev 310 levee 210 levinja 310 ljubav 225 ljubezen 226 ljubfti 126 lojen 285 lojenica 285 lojenka 285 lojevina 285 lojftev 285 lojiti 285 lojnat 285 lojnica 285 lokva 225 loze 161 Luka 211 maceha 88 macehin 88 таска 88 mackin 88 malinje 301 maslo 155 Mate 211 mati 215 matica 216 Matfja 211 maz 274 mazac 278 med 245 medved 267, 310 medvedar 267 medvedarski 267 medvedee 210 medvedka 310 тёпе, meni, men6j 59 meter 62 mirje 301 mi§ 257 mocen, mocna 90 moevara 235 тока 90 mrav 258 mravec 258 mravljiSce 295 mrtvina 233 muha 70 диал. тиха 70 napdj 285 napojiti 285 nastroj^nje 289	!
navje 260
neba 148 nebesa 148 nebo 148 negode 210 nemarne 210 netopir 46 noht 61 noga 70, 90 nositi 126 novak 278 nozen, nozna 90 obist 156 obisten 156 objstje 156 obfv 231 obfva 231 бсес 155 осе 210, 211 ocesce 157 ocje 155 ocko 155 oci 155 odrfniti 286 ogenj 62, 256 ognjar 256 ognjen 256 ognjevit 256 oje, ojesa 162 ojnica 162 окб 157 olojfti 285 opdj 285 opojiti 285 orad 278 oratar 220 osle 210 otroce 210 otrok 79 ’Otva 234 pade£ 152 pade*457 pajek 177 pamet 262 pametiti 262 диал. pas 23 pasma 185 pastirce 210 pdci 96 pekva 237 рего 210 peresa 161, 162 диал. perese 161 peresast 161 peresce 161 perenica 161 peresnik 161 диал. pastroga 235 pevkinja 308 pir 139, 140 pfr 290
pira 291 pisarija 305 pismar 220 pismen 185 pismenka 185 pismenstvo 185 pismo 185 pisce 210 plamen 173 pldce 210 pie me 182 диал. piemen 195 pletenfca 170 pletenina 170 pobrezie 297 pocasne 210 podzemlje 297 pdglica 236 pognati 154 polojiti 285 polje 162 pomorje 297 ponev 237 ponva 237 postfv 235 postfva 235 pramen 176 prasd 210 prasetina 210 prepojftev 285 prepojfti 285 preslen 171 pribrezje 297 prfdigati 155 prismode 210 protje 301 pfstan 169 pse 210 ptic 142 puntar 220 pustez 280 Radecki 211 rama 188, 189 rame 188 rdec, rdeca 151 recen, recna 90 rdci 125 rddkev 232 rejenka 88 rejenkin 88 reka 90 remen 174 repje 291 rfniti 286 rfsar 220 rocen, гбспа 90 rocica 313 roj 286 roiiti 286 roka 70, 90
ropar 220 ruda 316 fz 276 samotar 220 selfsce 295 seme 183 диал. semen 195 silen 64 silna 64 sirotce 210 sirotle 210 sitnez 280 sivce 210 skftez 280 sladek 23 slavec 290 sldme 185 sloj 285
slovesen 146, 147 slovesnost 147 slovo 146 slovstvo 146 sluga 210 smeh 90
smesen, smesna 90 smet 154 smokev 227 smokva 227 solze 88
sosedinja 308 srce 210
srednje 155 star 210 steber 62 sto 59
strah 90
strasen, straSna 90 streme 179 strdmen 179 stroj 289 strojcek 289 strojen 289 strojnica 289 strojnik 289 strzen 171 svast 261 sveca 86 svecka 86 svekrva 226 svine 210 scene 210 scuka 88 scukin 88 Sumenje 155 tdci 125 teg 160 tele 210 telesce 151 telesen 151 telesnina 151
telesnost 151 tel6 150 tepez 152 Tone 211 tla 59 to varna 63 tovarisjija 305 trapet 62 treska 63 tfnje 301 trot 166 tfta 154 tuj 47 tvar 272 tvor 272 uho 155, 210 usesa 155 диал. us§sa 154 ulj 291 ulje 162 ustroj 289 us 274 диал. uses 155
usesen, ugesno 155 vas 273
vasica 273 vasdan 273 vaski 273 vdova 315 vdovica 315 veper 271
ves, vse, vsa 59 veslar 220
veter 62 vime 185 vlaga 90 vlazen, vlazna 90 vleci 155
vnetje 155, 160 volar 219 volovina 246 vrabec 23, 290 диал. vremen 195 vftec 88 vz6mi 154
zalesje 197 zapiSi 155 zaspane 210 zav6j6ek 284 zdrazba 63 zijati 288 zlobnez 280 znamenje 187 znoj 287
zndjen, znojna 287 znojilo 287 znojiti 287 znojnica 287 zolva 231
zelezna 316 zelod 266 zirmna 140 zivince 210 zoic 275 zreb 291 zrebe 200, 210 zfnev 224
РУССКИЙ язык
Др .-русск. лени 157, 228 агнец 200 арапчонок 205 баба 85 бабёнка 85 бабка 87 бабкин 87 бабник 92 бабушка 87 бабушкин 87 бабье 302 баран 196, 197 барашек 196, 197 барич 294 барыни 306 батюшка 139 башмак 91 башмачник 91	4
бдеть 107 бегать 13 беда 318 бедняк 17, 278 беднячка 17 бежать 13, 106, 178 бездельник 92 беззлобие 298 белуга 87 белужья 89 диал. berva 238 др.-русск. вервь 238 берег 18, 74, 84, 90, 178 бережок 18, 19, 84 береза 49, 85, 318
березка 85 беременная 182 беремя 182 др.-русск. вереми 182 беречь 21, 96, 104 бесенок 204
Др.-руССК. БбСПЛОДкНЛй 160 бесплодие 298 бесплодный 250, 298 диал. birat’ 93 др.-русск. внти 246 др.-русск. вллгфстынн 307 др.-русск. близ ни 202 др.-русск. вовръ 46 бобер 62 бобр 62 др.-русск. богини 307 боёк 282 др.-русск. божии 151 божий 89 бой 282 диал. bojka 282 диал. bojna 282 диал. bojnik 282 диал. bojnfca 282 диал. bolezda 305 болотный 91 болрто 91, 181 др.-русск. ворзын 178 боров 242 боровик 248 боровой 248 бородач 279
др.-русск. воръ 248
др.-русск. Борь 258 борьба 258 ботва 233 бочка 238
др.-русск. воАрынн 307
др.-русск. врлднцл 312 брат 139
брать 16, 26, 48, 56, 102
бредень 166, 192
бремя 182, 193
брести 42 бритва 222 бровь 231 бродить 42 диал. brukva 233 брусника 311
диал. brusnfca 311
диал. brusnica 311 брюква 233 бряцать 96 буйвол 310
буйволица 310 бук 224 буква 224 буквица 224 бучен 166
бык 72, 84
быстрина 178
др.-русск. выти 181, 182, 186, 226
бычок 60, 84
др.-русск. въчелицл 132
вафля 63	вопрошать 95	голубок 85, 86
вдова 242, 314, 315, 318	диал. vdrob 290	голубь 85, 86, 269
вдовая 315	воробей 290	голчить 37
вдовица 201, 315	др.-русск. вороний 290	др.-русск. голь 272
вдовый 315	воровать 296	гонять 5, 42
вдребезги 270	воровство 296	гора 180, 189
вёдро 181	ворон 302	гордец 17
везти 42, 101	ворот 302	др.-русск. гордыни 307
великий 178	ворота 45	гордячка 17
др.-русск. велвБЛсуждк 89	восклицать 96	горесть 168
вепрь 271	др.-русск. восходити 173	горло 34
верблюжий 89 др.-русск. вереми 182 вертеть 106, 178	вошка 85 вошь 58, 85, 274 враг 73	город 85
		городище 295
		городок 85
верх 86	вражий 89	горожанин 192
верхний 245	вратарь 219	горох 84
верховный 245	вред 91	горошек 84
верховой 245	вредный 91	горчица 90
вершок 86	временный 166	горчичный 90
вес 19	время 183, 193, 194	др.-русск. господыни 307
веселенький 49	всадник 92	гость 265
весёлый 49	вспять 48	др.-русск. государыни 307
вести 42, 101	вчера 16	др.-русск. грано 162
ветер 62	выкапывать 94	графить 11, 106
диал. 'vdska 273	выматывать 94	гребень 169, 192, 196,
диал. veslina 273	вымя 185, 193, 194	197
вечер 16	выпуск 91	гребешок 196, 197
вещица 312	выпускник 91	гребник 92
взгорье 297	вышина 178	диал. grebti 97
взморье 297	вкртвжь 279	грести 6, 101, 119
взор 153	галдеж 279	грех 25, 90
дв.-русск. внлицд 312	галка 12	др.-русск. гр’Ьховвнъ 138
вино 236	гвоздок 86	грешник 25
виновник 92	гвоздь 86	грешный 90
внук 85, 307	герой 21	гроб 191
внука 307	др.-русск. ГЛАВЧЦА 312	др.-русск. грвждню 301
внучка 87, 307	главарь 219	др.-русск. гроздию 301
внучкин 87	глашатай 293	грозный 91
внучонок 85, 203	глушень 166	громить 106
вода 5, 8, 91, 168	гнать 5, 42, 105	грохот 62
водить 42	гнев 91	груда 179
водица 312	гневный 91	грудь 179
водный 5, 91	гной 283	диал. gruxva 233
водопой 285	гнуть 12	губа 12, 13
воз 6, 8, 18, 74, 85	говорить 105	губа (Кольская, Онеж-
др.-русск. воздтлн 293 возбудить 107	говяжий 89	ская) 12, 13
	др.-русск. говгаждь 89	гудеть 107
др.-русск. возвлтн 265	годок 60	гусенок 203
возить 42, 106	дл.-русск. гонло 283	гусина 308
возок 6, 18, 60, 85	др.-русск. гоннвкъ 283	гусли 260
война 318	др.-русск. гоннын 283	гусыня 308
вол 201	диал. goj 283	гусь 257
волк 21, 48, 73, 85, 310	диал. gdjit* 283	двор 85
др.-русск. ВОЛОВИНА 246	диал. golk 37	дворец 61, 85
уст. володеть 39	голова 318	дворик 85
диал. v61os6ft 170	головня 12	дева 315
волуй 246	голод 302	девица 316
волчица 310	диал. golomei. 181	девка 316
волчонок 85	голубица 311	диал. devdfika 316
вонь 305	голубой 153, 269	деготь 61, 254
дедушка 87	дуга 84, 318	загорье 297
дедушкин 87	дужка 84	заиграть 300
дележ 279	дупло 47, 63	заика 303
денек 56	дурачье 302	диал. zaldj 284
день 19, 23, 57	диал. dut’-dmu 24	Замоскворечье 297
деньжата 205	духота 317	замыслить 95
диал. derbefi 170	дышло 63	замышлять 95
диал.. derbit’ 170	ездить 106	заносы 16
дерево 45, 46	елка 86	запашник 92
деревянный 193	ель 86	запой 285
диал. dernut’je 300	ельник 92	Заполярье 297
деспот 310	жатва 48	запонка 48
дети 261	жать—жну 24, 48, 102	запретить 106
див 158	жать—жму 102	запутывать 48
диво 157, 158	др.-русск. ждр’Ьвй 202	заречье 297
др.-русск. дитя 202	диал. zegdi 97	зарядить 95
дно 59	желвак 12	заряжать 95
др.-русск. до^дтн 265	др.-русск. желвк 12	засекретить 108
доить 287	железо 47	затрубить 300 затхлый 36 заяц 65
доильщица 287 долбить 42	желудок 160 жёлудь 266	
долг 48, 64	жёлчь 255, 275	звучный 156
долото 42	жена 318	землица 312
дом 19, 244	жених 89	земля 16, 62, 305
домой 244	др.-русск. женишь 89	земляника 311
др.-русск. дмюуклддыкд	жерёбая 200	др.-русск. звремй 188
244	жеребенок 200, 203, 204	змея 116
др.-русск. ДФМОуЗАКФНк-	жеребя 203, 204	знакомый 186
никъ 244	ДР--РУССК- жеребга 202	знамя 191, 193
дорога 84	жерло 34	зой 288
дорожка 84	жернов 224	зол 59
доска 63, 318	жечь 96, 103	диал. zdlva 231
дотрагиваться 94	живой 242	диал. zolvica 231
доход 91	диал. j&yzfia 259, 305	золовка 231
доходный 91	др.-русск. жила 246	золотарь 219
дошкольник 92	диал.- zira 140	др.-русск. золчь 168
диал. d6cef 216	диал. ziritsa 140	диал. zbrod 188
диал. ddderja 216	диал. zirnik 140	зуб—зубья 8, 18
дочка 85, 87, 216	жирный 141, 250	зубок 18
дочкин 87	др.-русск. жированию 250	зябрей 291
дочь 85, 216, 218	др.-русск. жировлтн 250	др.-русск. ИГЛИЦА 312
дребедень 270	др.-русбк. жнровнчь 250	игра 318
древес 156	жировой 141, 250	идеалист 310
древесина 157	др.-русск. жирьнын 250	идти 5, 59, 246
древесница 157	жнец 56	изба 63
древесный 157	диал. 2olodki 266	извлечь 96
др.-русск. др^вле 160	диал. z61up 266	Изгоев 283
дремать 104	жонка 153	изгойство 283
диал. drobezga 270	жребий 291	др.-русск. изорннчв 182
диал. drdbiz 270	жрец 56	изумить 95
дробить 270	жук 84	изумлять 95
дробь 270	журавль 261	икона 184
ДРУГ 73	жучок 84	диал. fiiia, iiho 194
дружба 317	др.-русск. жьрло 34	диал. imend 196
дружина 265	забой 282	имя 183, 193
дрыхач 278	завет 91	др.-русск. ИНАВНЦА 312
дрягва 235	заветный 91	иней 291
дряхл 64	заводить 156	кадка 258
дуб 6, 8, 18	диал. zdvoft 133	диал. kad* 258
дубок 6, 18, 60	завсегдатай 293	калмыкский 18
калмыцкий 18 диал. kama 172 каменный 166 камень 64, 165, 172, 191
192, 196 камешек 196 диал. kaihon 192 капать 105 карман 196 кармашек 196 карта 63 кафедра 63 каяться 12 кенгуренок 198 кенгуру 198 кипрей 291 кисел 64 кишечник 92 кишка 21 клен 49 клык 25, 37 книга 90, 91 др.-русск. клюсй 201, 203, 202
книга 90, 91 др.-русск. книжица 312 книжник 91 книжный 90 др.-русск. кнйгынн 307 княжий 89 князь 89, 178, 182, 184, 203
кобра 63 ковёр 62 ковчег 292 коготь 61 кожа 246 кожух 73 козодой 288 др.русск. козьлй 202 койка 284 диал. kojnik 284 колбаса 318 колесить 149 колесник 149 диал. kolesnlca 149 колесный 149 колесо 149 колесовать 149 колечко 60 диал. kolomaz 274 колос 145 колоть 25, 145 колыбель 86 колыбелька 86 кольцо 61, 63, 149 кольчуга 173 комар 12 конек 60 конь 177, 178
диал. kor’ 168 др.-русск. коренню 168 корениться 168 др.-русск. коре нить ць 168 др.-русск. корениткЧкскын 168
корень 168, 192, 196, 197
корешок 196, 197 корова 85, 242, 318 коровёнка 85 королевич 294 др.-русск. кбрй 168 коряга 168 костер 62 кость 264 кочан 65 край 178
Др.-руССК. КрАПНВШб 301 кремень 175, 292, 196, 197
кремешок 196
крепок 64 кресало 175 кресать 175 диал. kresevo 175 кривень 166 кривой 242 крой 286
кроква 238 кроха 84 крошка 84 кружка 60 крупица 312 крыльцо 61 крюк 84 крючок 84 кряква 234 диал. kud злой 47 диал. kud’ волхование
47, 153 кудель 237 диал. kudes 153 диал. kudesit’ 153 кудесник 47 Др.-руССК. КОуДбЛНИКЪ
153
др.-русск. коудескныи 153 культыга 264 культя 264 кульча 264 кульчавый 264 курень 64
др.-русск. курокликъ 286 диал. kuropatva 142, 234 куропатка 234
диал. ktiropot’ 142, 234 диал. kiiropU 142, 234 диал. kuroptaxa 234 диал. kuroxta 234
др.-русск. кури 203 диал. kusmeA 180 кутёж 279 лавица 312 др.-русск. лагвица 236 лаговка 236 лазить 5 лапа 68 лапоть 61 ларёк 86 ларь 86 лгать 275 лебяжий^ 89 лев 17, 310 лед 56, 58 лежать 104 лежень 166 лезть 5 диал. lekcf 97 лён 177 лесть 59 лететь 42 лечь 96, 104 лживый 275 др.-русск. лиса 202 литовский 182 лицо 55, 150 лоб 57 лобик 57 ловить 106 лодка 178 ложка 13 ложный 275 ложь 275, 305 локоть 61 ломоть 61
диал. Idpnut’je 300 лошадка 86 лошадь 86 лужок 60 луна 316 лунь 316 львица 17, 310 льгота 258 любить 24, 105, 106 любовь 63, 64, 224, 225, 241
мазь 274 макать 14 др.-русск. МАКОВИЦА 312 маска 62, 63, масленок 205 др.-русск. млстеръ 176 диал. matefa 215 диал. matika 214 диал. matica 216 матка 86, 215 мать 86, 215 мгла 156 мёд 245
медведица 310 медведь 267, „310 медвежий 89 др.-русск. мбдвкнк 245 медвяный 245 мести 101
месть 50, 59
метла 318 мех 86
мешок 86 мило 154
др.-русск.	МНЛФСТЫНН	307
др.-русск.	мнроклтн	250
др.-русск.	мнровкнын	250
др.-русск.	мнроуткоркцк	
250		
др.-русск. мнркнын 250 мокнуть 14 молить 105 молодежь 279 монарх 310
диал. m6rkva 222, 232
морковка 86
морковь 64, 86, 222, 224, 232, 241
мороз 302
морока 45
моряк 17
морячка 17 москвич 294 мост 176 мох 25, 58, 189 мочить 14
мочь 13, 17, 21, 102, 255
мрак 90
мрачный 90
мужик 153
мужичье 302
муж 264 мука 90 муравей 65 мутовка 236 муть 236 др.-русск. мутъвь 236 муха 5, 6, 21, 84 мучной 90 мушка 5, 6, 84 мыло 91 мыльный 91
диал. mysl’a 259, 305
мышь 257, 305 мшистый 25 мята 233 мятеж 279 мять 24 набожный 154 диал. na^, navje 260 нагноиться 283 надой 287 называть 178
наземь 270 назойливый 288 наказание 301 диал. naloj 284 намачивать 14 др.-русск. НДМФСТНТИ напев 156 нападение 301 др.-русск. наргажлтк(пиры) 138
наставник 92 настрой 289 нательный 151 нахал 12 начальник 92 небесный 148 небный 148 небо 148, 163 ненастье 298 непоседа 303 нести 5, 6, 16, 26, 32, 42, 48, 49, 65, 101
нетопырь 46
др.-русск. нечдн 288 низ 164 низменность 164 низменный 164 низмень 164 низмина 165 низмянка 165 нога 5, 6, 13, 16, 21, 85, 90
ноготок 86
ноготь 86, 61 ноженька 204 ножка 5, 6, 8, 13, 60 ножной 90 ножонка 17, 85 диал. n6rot 46 нос 19
носить 5, 6, 26, 32, 42, 48, 49
носок 60 ночка 85 ночь 46, 85, 154, 255, 263
обезопасить 107 обжора 303 обземь 270 ДР*“РУССК* $Били»в 181 облик 55 облипень 166 обличие 55 облыжный 275 оборот 45 обусловливать 94 овечка 7, 55, 86 овца 7, 55, 61, 62, 86, 201
Др.-русск. оккчга 161, 202 оглобля 63 др.-русск. бгньнын 173 огонек 86 огонь 56, 62, 86 176 одер 62 окно 63, 196, 197 околесица 149 околица 149 окольный 149 окошко 196, 197 окраина 287 окудник 153 олень 64 Ольга 17, 87 Ольгин 17, 87 омич 294 опенок 205 диал. op6jek 285 оренбургский 18 оренбуржский 17 орех 84 орешек 84 оскомина 25 осленок 202 оспаривать 94 оспоривать 94 ось 273 др.-русск. оселъ 202 осязать 96 отбой 282 отбойный 282 отец 89, 215 др.-русск. штвдленк 191 отдор 32 оток 31 отпуск 91 отпускник 91 отсасывать 94 оттор 31 отчий 89 оформить 108 др.-русск. очбсънын 154 очечный 154 очешник 154 очки 154 памятка 262 памятный 262 память 43, 262 др.-русск. ПАНЬКИЦЛ 312 парень 199 паря 199 пасека 91 пасечник 91 пасменка 185 иасменный 185 пасмо 185 пастух 73 пасынок 44 ПАТЛ К А 44
паук 177 пахва 238 диал. pekci 97 пельмени 164 пенек 56, 60 пепелище 295 первый 48 перебой 282 пересчитать 264 перина 161 пернатый 161 перстень 169, 192 пес 49, 57 песик 57 песенка 86 др.-русск. пксннцл 312 уст. песнь 305 песня 63, 86, 306 песок 23, 47, 73 пеструха 235 пеструшка 235 петербургский 17 петербуржский 17 печаль 140 печенка 86 печень 86 печка 85
печь 6, 20, 21, 65, 96, 104		
пир 138, 1 пигва 233	:39, 250	
др.-русск. др.-русск. 250	пиренню < пиринд	250 138,
др.-русск. 250	пиритка	138,
др.-русск. 250	пирнтблк	138,
др.-русск. 250	пиритн	138,
др.-русск. пирфвлнню 250 пировать 138, 139
- др.-русск. пирок ый 138
др.-русск. пирокьный 138
др.-русск. пировкнъ 250 пирушка 250
др.-русск. пиркннкъ 138
др.-русск. пирганннъ 138
др.-русск. писмга 184
письмена 185 письменность 185 письмо 63, 185
Др.-руССК. ПЛДКАТН 191
плавать 5, 42
плакать 13, 17
пламень 173
др.-русск. пламъ 173
пламенный 166
пламя 173, 193 платеж 279
племя 182, 191, 193, 196
племянник 182
плетень 64, 170, 192, 196 плетешок 196 плетка 86 плеть 86 диал. plexan 274 плодовый 250 плотва 235 плотица 235 плыть 5, 42 побережье 297 побои 282
др.-русск. покелкти 176 повойник 284
др.-русск. поккдАти 265 подножье — 297 пожарище 295 пойло — 285 покои 284 покой 284 покойник 284 покрой 286 полагать 16 поле 145 полено 196 полететь 178 полешко 196 ползать 5, 42 ползти 5, 42 поли 64 полнощный 189 половина 246 уст. половь 246 др.-русск. пфлоккв 246 др.-русск. пфлоккннкъ 246 др.-русск. полочный 246 положить 16 полон 16 полугодок 246 полумрак 246 полуночь 246 помнить 262 диал. pomokcl 97 помочь 96 понос 91 поноска 32 поносный 91 поп 307 попадья 307 поперек 178 попойка 285 поползень 166 попона 48
др.-русск. ПфПрАШАТАИ 293 порог 73, 302 поросенок 203 др.-русск. поросга 202 , 203 пороть 175 портниха 87 портнихин 87
пословица 146 др.-русск. послу хата и 293 диал. postel’а 305 постройка 289 др.-русск. пфтфкъ 31 почивать 284 почить 284 пошл 64
др.-русск. прАси 203 диал. prat’ 175 предгорье 297 предчувствие 296 прибой 282 прибрежный 90 приветствие 296 др.-русск. прнводи7157 привой 284
др.-русск. прнгор’Ь 181 др.-русск. прнгостнтн 265 прилуниться 136 диал. primed 166 приморье 297 принести 49 присваивать 94 присвоивать 94 причуды 153
др.-русск. пр ФК АДАТА»	о
прокуда 153 прокудить 153 пронзить 107 пропасть 263 диал. ргорб] 285 пропойца 285
ДР.-РУССК. ПрфСАТАН 293 просвечивать 95 просить 95, 106, 107 простак 278 простить 106 диал. prostyfta 307 др.-русск. прфстынн 307 простынь 307 простыня 307 просьба 317 др.-русск. пр’кЛАГАТАН 293 пряжка 86 пряслен 171 пряслень 171 др.-русск. пси 202 птаха 84 пташка 84 птенец 192 птица 7, 55, 86, 89 птичий 89 птичка 7, 55, 86 др.-русск. пугкА 236 др.-русск. пугкицд пуговица 236 пузырек 86 пузырь 86 пуп 85
пупок 85
др.-русск. пустыни 307 путаница 48 путь 48, 201 пушок 60 пчела 215
пырей 290
др.-русск. пиро 290
др.-русск. пксга 202 работа 317
рабочий (квалифицированный) 136
рабочий (человек) 136 разбой 282
разбойник 282 разбрасывать 94 развратник 92 разграфлять 95 раздумье 298 разить 107 разрешиться (от бре-
мени) 182
др.-русск. рлзоумъ 151, 157
рама 68
диал. ram^nje 179 др.-русск. рамо 188 раскрой 286 рассудить 107 рвать 102 рвач 278 ребенок 203 ребро 264 редька 222, 232
река 5, 6, 7, 84, 178, 181 др.-русск. ременню 179 ремень 64, 174, 179, 192, 196, 197
диал. remenje 174 ремешок 196
др.-русск. ремыкъ 174 репей 291 репейник 291 речка 5, 6, 7, 60, 84 речь 255 ржавчина 173 др.-русск. poeta 202 ров 58 рог 84 родить 95 рожать 95 рожок 84 рой 286 рокот 62 рот 18 ротик 57 диал. r’6tka 232 роток 18 руда 316, 317 рука 6, 25, 84, 85
румяный 193
руно 161 русло 63 рученька 204 ручка 6, 25, 84 ручонка 25, 85, 204 рысь 274 сабля 63
сало 91
сальный 91 самочувствие 296 др.-русск. саноквтъ 249 др.-русск. слнфкнткцк 249 др.-русск. сднфккникъ 249 др.-русск. саноккнын 249 сбор 26
сборы 16, 48, 56 свадьба 63
сваха 17, 87
свахин 17, 87
свекровь 64, 222, 226 др.-русск. свестк 260 светел 64 светить 95 свеча 85, 86, 318 свечка 85, 86 др.-русск. скннга 202 свистнуть 300 свод 156 сводить 154
др.русск. свгатыни 307 селезень 166 сельдерей 291 сельдь 254 диал. semeno 196 диал. s’emo 194
семя 145, 183, 193, 196 сердечко 55
сердце 55, 61
сестра 63, 85, 86, 318 сестренка 85 сестричка 86
сеча 305
сечь 96, 305 сжечь 59 сжинать 48 силач 279 силен 64 сирота 318 сиять 189 сияющая 154 сказка 63 скала 318 скользить 107, 178 скоморох 89 скомороший 89 сконфузить 108 скочень 166
скрепить 95
скреплять 95
слаже 23
др.-русск. слдми 186 слаще 23 слепень 166 слизень 166 слимень 166 словесник 92 словесность 147 словесный 146, 147 слово 146
слуга 318
служба 63 смешок 18 смех 18 смеяться 300 др.-русск. смокы 228 др.-русск. смокаю 301 др.-русск. смыслъ 157 снег 84, 178 снежок 84
др.-русск. собьство 159 соглядатай 293 сожрать 173 солнце 63
соловей 156, 290
др.-русск. солокин 290
др.-русск. солями 186, 189
солонина 272 сон 19, 23, 57 соорудить 95 сооружать 95 соперник 92 соратник 92 сосед 76 соха 84 сошка 84 спать 105, 106 спокойствие 284
срок 90
срочный 90 стадо 246 стакан 197 стакашек 197 диал. stam 180 диал. stamik 180 старичье 302 старуха 85 старушонка 85 старье 302 стебелек 86 стебель 86 стекло 63
др.-русск. erfcHd 176, 186
степень 167 стерляжий 89 стог 84 стожок 84 сторож 255
сторона 45, 318 стоять 178, 288 страх 90 страшный 90 диал. strez 171 стрежень 171 стрела 107 диал. strerha 178 диал. stremeno 179, 196 диал. streml’enije 178 стремнина 178 стремя 178, 179, 193 диал. strikti 97 диал. stricl 97 стричь 96 строитель 289 строить 289 строй 288 стройка 289 стройный 289 строка 84 строчка 84 стручок 19 диал. stud’ 305 стужа 305 ступень 86 ступенька 60, 86 др.-русск. ступитн 178 стягивать 178 диал. subdj 282 диал. suvdj 284 сударыни 306 судьба 62, 318 сук 6, 18 диал. sula 284 сулой 284 сума 318 сухмень 164, 181 сучок 6, 18 суша 305 сушь 530 счесть 59 сын 243 сыновний 243 сыпать 105 сыч 261 таганрогский 18 таганрожский 18 татарчонок 205 тварь 151
др.-русск. твердыни 307 др.-русск. творнтн 186 диал. tekci 97 теленок 203, 204 телеса 150, 163 телесный 150 диал. tel’ 151 др.-русск. телица 312 диал. tel’noje 151 тело 91
телогрейка 151 др.-русск. Т'клкпик’к 151 тельный 91 тельце 151 теля 204 телятник 92 темный 156 темя 189, 193 тетка 17 теткин 17 др.-русск. тети 101 течь 25, 96, 103 теща 265 тигр 310 тигрица 310 др.-русск. тнлгкно 193 Тихменев 164 тихоня 303 ткать 103, 170 ткачиха 87 ткачихин 87 др.-русск. толнко 265 толкач 278 торг 48 трава 85 травка 85 трепать 104 трепач 278 трепет 62 тропка 60 труба 318 трубач 279 трус 307 трусиха 307 трутень 166 тряпье 302 тузить 107 туфля 63 туча 85 тучка 19, 85 туша 85 тушка 85
др.-русск. т±леентыз 150 др.-русск. т±лескнын 150 др.-русск. т±лесвкын 150 тыква 232, 312 тяг (дать тягу) 160 тяга 160 тяжесть 160 тянуть 21, 102, 103 убедить 107 угар 37 угроза 91
Др.-русск. оудъ 162 удой 287 удушье 298 уж 189 узаканивать 94 узмень 164, 181 др.-русск. сукрлснтн 184
улей 291 улица 176 умереть 16, 39 умирать 16 уполномочивать 94 урюковый 18 урючный 18 усваивать 94 усвоить 94 условный 146 успокоить 284 устраивать 94 устремить 95 устремлять 95 устроивать 94 устройство 289 устье 13 диал. utva 234 утка 234 др.-русск. оутсвв 234 утро 63, 189 др.-русск. оутровл 161 t др.-русск. оутрь 160 др.-русск. утга 202 ухо 84 учение 301 училище 295 ушко 84 флаг И, 86 флажок И, 86 ханжа 303 хилый 21 хиреть 34 хитер 64 хитр 64 ходатай 293 ходить 5, 106 хоругвь 228 хохот 62 храм 186 хромать 105 хрустеть 24 др.-руоск. уыжнцл 312 царевич 294 цедить 12 ценить 12 церква 222 церковь 63, 64, 222, 224, 230, 240
др.-русск. цкрккнцл 312 цыпленок 204 др.-русск. чароканн1в 250 др.-русск. чарскатн 250 др.-русск. члровьннкъ 250 частица 312 чебурекп 18 чебуречная 18 чекмень 64 диал. celdsnik 149 др.-русск. челвсьнь 149
челн 25 человек 89 человеческий 89 человечий 89 челюсть 25 черника 311 черт 76 чертенок 204 честь 59 чинный 249 чиновник 249 чиновный 249 диал. cir 292 чирей 292 диал. cirka 292 чиряк 292 число 184
диал. cismenica 184 чрево 160 чувство 296 чудак 153 чудеса 153
чудесный 153 чудной 153 чудо 148, 152, 158 диал. eddy 153 чужой 47 шалить 12 шалфей 291 шатер 62
Др.-русск. шелолма 186 шершень 165 шествие 296 шлем 173 шмель 12
др.-русск. шоломга 186 шопот 62 шпага 17 шпажист 17 штанга 17 штангист 17 штука 7 штучка 7
щемить 25 щенок 204 др.-русск. фвнга 202 ябедник 92
яблоко 242 яблоня 305 яблонь 305 ягненок 200, 201 язык 84
язычок 84 яичко 60 яичный 90 яйцо 90 якорь 238 Ярославль 89 ястреб 270 ятровка 144, 221 ятровь 144, 221 ячмень 64, 177, 192 др.-русск, гачмы 177 др.-русск. гачьмык'ь 177
БЕЛОРУССКИЙ ЯЗЫК
агонь 62 басяк 278 батва 233 блошка 84 блыха 84 бой 282 бручка 233 диал. briiska 233 диал. brykva 233 диал. Ьгукйха 233 диал. vapruk 271 диал. vepir 271 ваучыха 310 верабей 290 верабейка 290 диал. veremo 183 вёсачка 273 вёска 258, 273 диал. vesnak 273 диал. vesskij 273 вазщь 111 вецер 62 вока 84 вораг 73 вось 273 воук 73 вочка 84 вош 274 вулей 291 диал. vutva 234 вымя 185
диал. vymano 196 диал. glusmeft 181 гной 283
голуб 270 грэбень 169 гумюшча 295 дарога 67, 90 дарожны 90 дачка 217 дварышча 295 дзёгаць 254 дз!ва 158 драунша 157 драунянка 157 ДУХ 74 дрыгва 235 диал. zaradb 205 жарабя 200, 205, 291 жмшда 303 жолуд 266 диал. zoluj 266 жыта 183, 187 зрабщь 205 зямлща 312 1мя 183, 194 !ней 291 кажух 74, 84 кажушок 84 казадой 288 казаць 110 каламазь 274 каламуц)ць 236 камень 172 каса 180 княйня 308 корань 168 космычче 180
косць 264 кроква 238 крэмень 175 курапатва 234 лоб 58 лой 285
луг 74 лямеш 90 лямешны 90 ляцець 111 мазь 274 манахшя 308 марква 232 мац! 215 мельшк 92, 99 мех 58
мёд 245 морак 46 мурза 303 мут 236 муха 67 мядзведзь 267 нага 67, 84 напасць 263 насщь 111 натуга 90 натужны 90 начальшк 92 нерат 46 ножка 84 ноч 263 нязгрэба 303 няуклюда 303 папял!шча 295
парог 74 парсюк 84 парсючок 84 пасма 185 пастух 73, 84 пастушок 84 перал!чыць 264 перамога 90 пераможны 90 персцепь 169 племя 182 плуг 74 пляцень 170 полымя 173 прамепь 176 прасла 171 праць 175 прымор’е 297 пыршк 291 пячы 96 рак 90 рака 67, 84 рамёнок 188 рачны 90 рука 67, 84 рух 74
ручка 84 РУДа 317 рыба 67 рысь 274 рычаг 84 рычажок 84 рэбры мп. 264 рэдзька 232 рэмень 174 рэчка 84 салавей 290 селядзец 254 семя 183
диал. Simand 196 слова 146 слоунш 146 слоуны 146 смех 90 смешны 90 спаць 111 страха 67, 90 страшны 90
диал. stremeho 196 стрэмша 178 стрэмя 179
сцерагчы НО сыпацца НО сыпаць НО сябрына 308 сястрыца 312 травща 312 трывога 90 ' трывожны 90 удава 314 уць 234 ИУД 153 цялесны 150 цяля 205 чарнща 311 школьшк 92 што 187 штука 90 штучны 90 юнак 278 ягня 205 язык 90 язычны 90 якар 238 ятроука 144, 221 ячмень 177
УКРАИНСКИЙ ЯЗЫК
алгебра 90 алгебра!чний 90 археолопчний 90 археолопя 90 бабисько 295 бабище 295 багва 235
багнище 295 берва 238 берег 74 берегги 97, 112 диал. beremeno 196 б!гти 20
бщак 278 6iK 74 боронити ИЗ боротьба 258 ботвина 233 бруква 233 ведмедча 205 ведмедя 205 ведмщь 267 везти 111 веребей 290 диал. veremja 182, 183 верх!вка 245 верховий 245 верховик 245 верховина 245 верховштя 245
вим!рювати 95 вим’я 194 виносити 16 виношувати 16 вирядити 95 виряджати 95 вистоювати 16 вистояти 16 вщгородити 16 вщгороджувати 16 в!к 90 в!льха 66 вкь 273 в!тер 62 в!чко 84 в!чний 90 внуча 205 вовк 73 вовча 205 вовченя 205 вода 286 водити 112 ворог 73 воша 274 вуж 161 вулш 291 вухо 84 вушко 84 диал. gazdina 308 гайворон 288
гноХще 295 го’1ти 283 голуб 85, 270 голубець 85 голубий 269 горнятко 206 горобець 290 город 85 городець 85 горох 84 горошок 84 господар 266 господарський 266 господарювати 266 грайворон 288 гребшь 169, 191 гребти 111 гуся 205 дв!р 85 дв!рець 85 джерело 34 дивак 278 диво 158 диминець 189 д!вка 216 д!готь 254 д!м 244 д!мениця 189 дкисько 295 домовий 244
домовик 244	к1тва 238	м’ята 233
домовина 244	книга 84	надими 189
дор!жка 84	книжка 84	начальник 92
дорога 66, 84	козак 82	неб!жчик 284
доця 216	козеня 206	неб!жчиця 284
доч 216, 217	козодш 288	невктка 87
дочка 216	колесня 149	невкугчин 87
доярка 287	колесо 149	нерет 46
др!о 270	колесувати 149	нести 111
друг 73, 74, 82, 90	коли 217	шготь 61
дружний 90	кол!щатко 206	школи 258
дряговина 235	коломазь 274	шч 263
дуб 85	колос 177	нога 66, 90
дубець 85	коник 82	ноженя 206
дух 74, 90	кор1нь 168	ножний 90
душний 90	корогва 229	огонь 62
жабрш 291	кошеня 206	око 84
жереб 291	край 287	ошй 285
жереб’я 200, 205	крак 168	ошйство 285
жито 161	кремшь 175, 191	(о)селедець 254
ж!нка 87	крш 287	осля 205
жшчин 87	кроква 238	памка 262
жнець 56	круг 90	пам’ятати 262
жовч 275	кружний 90	панва 237
жолудь 266	кряк 168	пасмо 185
жрець 56	кряч 168	пастух 73
жук 84	куропатва 234	пекти 20, 97
жучок 84	курча 205	перш 290
загинути 258	курчатко 206	перстень 169
задивитися 95	ламати 16	пирш 290
задивлятися 95	лед!вка 248	nicoK 47
запросити 16	лоб 58	п1хви 238
запрошувати 16	ловити 113	шч 112
заробити 95	лодва 238	плем’я 182, 194, 195
заробляти 95	ломити 16, ИЗ	плести 111
засвохти 16	лоша 205	плетшь 170
засвоювати 16	лука 90	побережжя 297
заспокохти 16	Лука 87	покш 284
заспокоювати 16	луна 316	покшник 284
звшьнити 95	лучний 90	покшниця 284
зв!льняти 95	людиська 295	поломшь 173
земляк 278	мазь 274	полом’я, поломня 173
знамено 186	математика 90	польовий 161
зовиця 231	математичний 90	помагати 16
зойк 288	мати 215	поринути 286
зойкати 288	мачуха 66, 87	пор!ччя 297
зябрш 291	мачушин 87	порося 205
1м’я 183, 193, 194,	195 медвщь 267	потятко 142
кторичний 90	миша 258	диал. prameno 175
iCTopin 90	мщ 245	прати 175
хздити 112	могти 16, 217	промшь 176
йти 111	моква 235	пропасть 263
каламутити 236	молодя 288	пропуск 95
калша 67	молоко 90	пряслень 171
камшь 172, 191	молочний 90	пструг 235
квапити 34	морква 232	пуговиця 236
квапливий 34 кипрей 291	морок 46 мороква 235	пурга 67 путь 257
кшва 237	муха 66, 84	п*ятир!чка 67
к1сть 264	мупхка 84	рам’я 188
рвати 111	слший овщ 166
редька 232	словесно 146
диал. remeno	188	словесний 146
ремшь 174	слово 146
репик 291	cnir 84
республша 67	сшжок 84
ринути 286	соловей 290
рись 274	соловш 290
рш 286	спати 113
piK 90	становище 295
piKa 84, 90	стерегти 97, 112
р1чка 66, 84	CTir 258
р!чний 90	стремено 178, 179
р1яти 286	стремш 179
роУтися 286	стремшце 178
руда 113	стрем’я 178
рука 66	стрижень 171
руно 161	стротти 289
РУХ 74	струшнь 178
рученя 206	струмок 178
сваха 17, 87	тварь 272
свашин 17, 87	TBip 272
CBiCTb 260	теля 205
диал. selemeno	185, 196 плесний 150
селех 166	т!м’я 194
се лешок 166	птка 17, 87
село 258	тичин 17, 87
сид!ти 191 •	тупити 113
син 217	уд1й 287
сич 261	удовиця 315
с!м’я 183, 194	улш 291
	польский язык
autor 57	brae 114, 116
babczyn 88	brew 231
babka 88	brnac 35
bajkarz 219	brodacz 279
bawolica 310	brodzic 117
J)aw6l 310	br6d 82
beczka 238	brddka 60
biada 51	brukiew 233
bieda 51	brzeg 75
biedny 51	brzemiq 182
biolog 75	brzmied 52
boczny 90	brz6zka 60
bocwina 233	brzuchacz 279
bogini 308	brzytew 222
bo isko 295	brzytwa 222
bojownik 282 bok 21, 90	buraczkowy 17 burak 17
bolec 51	byczek 84
boruta 248	др.-польск. bydie 207
botwina 233	bydlq 282
b6br 46	byk 84
b6g 76, 230	caly 50
b6j 282	cerkiew 230
bojka 282	chadzac 16
bojkarz 282	cham 75
364	
утвермаг 11, 74 утиця 234 утя 205 фабрика 67 дпзика 90 ф1зичний 90 хапати 16 хата 286 хирий 34 хирний 34 хиря 34 х!м1я 90 х!м1чний 90 хлопчисько 295 хлопчище 295 хопити 16 хоругва 229 хоругов 229 чирка 292 чиряк 292 чооан 85 чобанець 85 чорниця 311 чортеня 206 швець 56 щеня 205 ягня 205 яюр 238 ячмшь 177 яшний 177 яшниця 177
chciec 52 chleb 52 chiop 11, 75, 76, 82 chodzic 16
chyrek 34 cialo 50 ciapa 303 ciasto 50 сцс 24 ci^g 160 сщга 160 ciel^tko 207 cielesny 151
cielq (cielak) 206, 207 cierpiec 51 ciotczyn 88 ciotka 88 сбга 216 x
corczyn 88
сбгка 63, 88, 216
cud 152, 153 cudo 152
др.-польск. cyrki 230 czarny 311 czeladnik 92
czeSc 59	glowica 312		kamyk 172, 173, 196
cziowiek 76	glownia 12		karw 37, 242
czoio 50, 287 *	giowka 60, 312		диал. kadek 38
czyrak 292	gniew 91, 284		kiei 37
czyrek 292	gniewny 91		kierunek 21
czytac 117	gn6j 283		kierz 168
d^b 9	godzina 91		kipiec 52
dqbczysko 295	—godzinny 91		kiprzyca 291
d^c 24	goic 283		kiszka 21
deska 63	gotqb 270		кЦс 24, 41
diabei 75	gospodarka 265		klecha 68
ding 48'	gospodarny 265		klepisko 294
dmqc 115	gospodarz 265		klwac 37
dno 59	gospodarzyc sie 265, 266		kiusak 201
dobytczq 207	gospodyni 265		др.“Польск. kiusiq 201
doic 287	gozdz 268		kobieta 51
dojarka 287	grodzianin 192		kochanczyn 88
dojenie 287	gromic 119		kochanka 88
dojnica 287	grozic 118		kociq 207
dom 244	grob 11, 76, 82		koid 284
drobic 270	gruda 179		kolaboracjonista 69
drob 270	grzebac 115		kolce 149
drzec 52	grzebieA 169		kolesa 149
др.-польск. drzewiq	207 grzebionatka 192		kolesarka 149
drzewnik 157	grzebyk 169		kolesarz 149
drzewo 45, 46, 75	grzech 52, 75, 76,	90	koleSnia 149
dworek 19	grzeszny 90		kole^nica 149
dworzec 61	grzezn^c 117		kole§nik 149
dwor 11, 76, 82	grzywna 63		koioma^ 277
dziad 50, 51	gumno 63		konew 237
dzialacz 278	gwar 37		диал. konva 237
dziaiac 278	gwarny 37		kon 75
dziaio 51	gwiazda 51		korzenic siq 168
dziatwa 51	gwiazdowy 51		korzeii 168
dzieci^tko 207	gwia£dziarz 51		kos ?6, 82
dzieciq 207	gwiazdzisty 51		kosa 68
dziedzictwo 50	gwiezdny 51		kosid 118
dziegiec 254	gwo£dz 268		kosmyk 180
dzielny 91	hulaka 68		koScidi 82
dzieio 51, 91	idealista 310		ko$d 75, 264
dzied 19, 23, 57 58	imie 50, 183, 193		kot 76, 82
dzietny 51	J&23Q		kotew 238
dziewa 315	^jabtko 63, 75, 242		kotwia 238
dziewczq 87, 207	jagniq 206		kozoddj 288
dziewczyn 87	jagody /czarne/ 311		kozl^tko 207
dziewica 316	jajeczny 90		kozlq 207
dziewka 216, 316	jajko JM)		krajanka 287
dziewoja 315	др.-польск. j^trew	221	krajowiec 287
dziupla 47	jezuita 310		kram 11
dziw 157	jezdzid 118		kra§c 117
dziwo 157	jqczmien 177		krqg 74, 76, 84
диал. dzivcak 207	jqczmyk 177		krazek 84
farba 63	др.-польск. jqtrew	144	kroid 286
gardlo 34, 264	jqzyk 76		krokiew 238
gqsiq 207	jodia 63		krokwa 238
gqba 13	junak 278		krosno 63
gq§ 257	jurysta 310		krowa 242
giqtki 21	kamieii 64, 172		kr6j 286
gips 21	kamionka 192		krowka 60
gtowa 75, 312	kamyczek 173, 196		др.-польск. kry 230
krzemien 175 krzemionka 192 krzemionkowy 192 krzemyk 175 krzyc 286 ksiqzq 207 ksiqzyc 294 kula 264 kulawy 264 kulsza 264 диал. kurcak 206 kurczqtko 207 kurczq 207 kuropatwa 234 др.-польск. kypr 291 kyprz 291 kwiat 50 kwiecieh 170 kwitnqc 117 las 50
lato 50, 51, 83, 91 latoroSl 260 leciec 42, 52 leSny 50 letni 51, 91 letnik 51 letnisko 51 letniskowy 51 lew 310
•lezec 26, 52 liczba 184 liczykrupa 68, 69 Iwica 310 iagiew 237 tapa 68 iapac 114, 115 iazic 118 leb 57, 58 lebek 56 iez 275 io^a 68 loze 26, 161 macica 216 maciora 215 macocha 88 macoszyn 88 mac 215 majster 62 mamczyn 88 mamka 88 marchew 232 maruda 303 matczyn 88 matka 63, 88, 215 mqz 75 mqszczyzna 69 miano 183 mi ar a 50 miasto 50 miec 226
диал. m’edzv’edf 267 mie£c 48 miqdzymorze 297 miqso 83 miqta 233 диал. miqtew 233 диал. miqtkiew 233 miotac 48 miod 245 mlec 115 miynarz 219 mnich 74, 75, 76 moc 19, 21, 255 диал. mokwa 235 moc 116 mrok 45 диал. mrokiew 235 диал. mrokieweczka 235 mr6wka 258 диал. mruviec 258 mucha 6, 68, 84 muszka 6, 84 mycie 299 mycie siq 299 mydio 63 mysz polna 257 nabojowy 283 naboj 282 naczelnik 92 nadbrzeze 297 naioic 285 namiestnik 92
параде 263 neofita 310 nied£wied£ 267, 310 nied£wiedzica 310
nie& 42,48, 50, 114,115, 116
nietoperz 46 niezdara 303 noc 46, 85, 255, 263 nocka 85
noga 6, 68, 84, 90, 312 nosic 42, 48, 118 nowak 278
nozny 90
ndzka 6, 84, 312
obiad 50
obludnik 92
obort 45
ogien 62
ogrodnik 92
okdlny 149 ol^ngd 36 olSniewac 36 olowica 248 opoic 286 opole 297 oportunista 69, 310 oracz 278
orac 278 osica 311 osika 311 o£ 273 Of§c 284 o£ka 273 др.-польск. oSsiq 207 otok 31 otrzec 287 owca 61 paca 85 pacholq 207 packa 85 pajqk 177 palacz 278 palic 278 pamiqtka 262 pamiqciowo 262 pamiqc 262 pamiqtac 262 pamiqtnik 262 pan 75, 82, 306 panew 237 panewka 237 pani 306 panic 294
др.-польск. paniq 207 panwa 237 panwia 237 para 91 parias 75 pamy 91 pasmo 83, 185 pastwisko 294 paznokiec 23, 61 pqgwica 236 pqk 76 perz 290 pewny 50 piana 51 piasek 23, 47 piec 96, 116, 255 pienny 51 pieron 51 piergcieh 169 pierwszy 48
pies 49, 51, 57, 58 piesek 56
pie&a 305 piewca 309 др.-польск. pigwa 233 pismo 185 plech 274 plecieh 170 plec 59
plemiq 182 plesz 274 ple^c 115 pion 76 plomieh 173
piomyczek 473
piomyk 173
plomykowaty 173
pochew 238
pochwa 238
pociec 26, 48
др.-польск. poczestno^c 226
podgorze 297
podlasie 297 pokoj 284
pomorze 297
pomrzec 39
popoic 286
posiwiec 51, 52
po&sza 238
potbk 26, 48
polko 60
prac 175
pragnqc 115
prom 76, 82
promien 175, 176
promyk 177
prorok 75	I
диал. pros’ak 206
prosic 16, 119
prostak 278
prozniak 278
przeboj 282
przedgorze 297 przedmie^cie 297 диал. przekudzic 153 przeloic 285 przepoic 286 przestroj 289 przqSlen 171 przyloic 285 przytwor 272 psota 68 pstrqg 235 ptak 74, 75, 84 ptaszek 84 puch 84 puszek 84 puScic 118, 119 radca 309 radzic 118 rama 68 ramieniowy 188 ramiq 188 ratai 293
r^czka 60, 84, 312
rez 276
rqczny 90
r$ka 68, 84, 90, 312
robic 119
robotnik 74, 75
roczny 90, 285
rodzic 294
rok 90 rosnac 117 rozboj 282 rozbdjnik 283 rozpoic 286 rozwojowy 284 rozek 84 rog 75, 76, 84 roj 286 r6jka 286 ruda 316, 317 rudawa 317 ruch 75, 76 rwac 115 ryba 68 ry§ 274 rz^dca 309 rzecz 255 rzeczka 6, 84 rzeka 6, 84 rzemieii 64, 174 rzemyk 174 rzep 291 rzepieA 291 rzepik 291 rznac 34 rzodkiew 232 rzucic 118 £zysko 294 samotnik 92 s^siad 75 sqsiadczyn 88 s^siadka 88 sczernialy 52 sczerniec 51 sen 19, 23, 57, 58 ser 19 serce 61 sqp 9 siano 51 sianokosy 51 siemie 183, 195 siennik 51 sienny 51 sierp 51 др.-польск. sierszen 165 silny 91 sila 91 siiacz 279 skubac 115 slowik 290 siowno^d 146 slowny 446 slowo 83, 146 sI6j 285 slyszec 52 smokwa 227 socjalista 69 sodomita 310 sofista 69
spac 119 sparszywiec 51 spoic 286 stac 264 starosta 69 staw 11, 75, 76, 82 sto 59 stopien 167 strach 90 straszny 90 stroid 289 stroik 289 strojenie 289 strojnic 289 strojny 289 strona 45, 68 str6j 288 stroz 255 strum 178 strumieii 178 strumyk 178 strumykowy 178 strzaia 68 strzecha 68 strzemieii 179 strzemiq 50, 178, 179 strzemionko 178 student 75 диал. susmbdt 181 syn 75 szafa 68 szczemid 25 szczeniq 207 szerszen 165 szkoda 68 szkutnik 92 szlachcic 294 szlemiq 185 szpieg 75 szyper 62 Sledz 254 £miac (sie\ 5^ Smialy o2^ Snieg 90
Sniezny 90 £wieca 86 £wieczka 86 др.-польск. Swiekry 226 др.-польск. swie§c 261 §wiqty 230 targ 48 targowisko 294 telegrafista 69 tio 59 tracic 117 tracz 278 traf 11, 76, 82 trawa 68 trawic 119 trzec 278
tygrys 310 tygrysica 310 twarz 272 ub6j 282 ucho 84
ud6j 287 ul 291 umycie 299 upoic 286 upraszac 16 uspakajac 16 uspokoic 16 uszko 84 walka 282 wai 76 walkarz 219 waz 9 wdowa 314 wesz 58, 274 wiadro 83 wiara 51, 68 wiarogodny 51 wiatr 62
widziec 51, 52, 131 wiek 50 wiernosc 51 wierny 51
wieprz 271 wieprzowina 271 wie£ 273
wie§c 42, 50, 114, 115 wie£c 42, 115 wieza 85 wiezyczka 85 wilczek 84 wilczyca 310
wilk 21, 48, 75, 84, 310 wlec 42, 50
WIoch 75
Wiochy 75 wiodarstwo 39 wiosieb 170 wioczqga 68 wloczyc 42 др.-польск. wnuczyn 88 woda 91 wodny 91 wodzic 42 др.-польск. wonia 305 won 305 wozic 42 woi 246 w6z 76, 82 wrota 45 wrobel 290 wybrzeze 297 wyioic 285 wymiq 185 wyrok 76 zab6j 282
zagnoic 283 zapoic 286 zastqpca 309’ zawoj 284 z^b 9 zgieik 37 zgliszcze 12 zgrubiec 52 zje§c 50 znakomicie 18f> znakomity 186 znamiq 187 znoic siq 287 znoj 287 zsinialy 52 zsiniec 51 zrebiq 200, 205 zrebna 200 zal 12 zarna 224 z^c 24, 48 zelwa 231 zebro 63 zmqc 117 zoh|d£ 266 zona 50 zonczyn 88 zonka 88 zoic 255, 275
НИЖНЕЛУЖИЦКИЙ ЯЗЫК
bobr 62 bok 77 bra§ 120, 121 brjuch 77 bruk 77 cart 76 ca§ 76 ciowjek 76 colka 50 dom 244 droga 69 dub 76 flak 77 gnoj 283 g6zd 269 gdzda 269 gdzdiic 269 g^ch 76 grjebjeb 169 hul 291 humje 185 jacmjed 177 j& 120, 121
fezyk 77 kamjed 172 klasc 120
kmjeb 177 kotlik 77 korjed 168 kosc 264 kotwa 238 kotwica 238 kgemjeii 175 kwisc 120, 121 law 76 lod 50 lud 77 lagwja 236 №a 275 loz 161 ma§ 215 ma£er 215 maz 254, 274 metwa 233 metwej 233 mjadwjef 267 mjod 245 marchwej 232 mjasc 120 mlo£e 208 moc 120, 121 mucha 69
naiog 76, 77 noc 263 nok§ 23 panej 237 panwa 237 pasmo 185 р1ёсЬа 274 plasc 120 piomje 173 pra§ 121 proch 77 promjo 176 pstzuga 235 p§osy3 121 ramje 188 rez 276 rjac 120 rjadkej 232 rjemjeb 174 robel 290 rod 77 roj 286 гика 69 rys 274 sec 120, 121 semje 183
slowko 146 slowny 146 slowo 146
slyhco 50 snop 76 sotda 50 sused 76 truta 166 tsut 166 tsumjeh 178, 179 tymje 193
tymjeniSco 193 3elny 151 wed 274 wdts 62 wjacor 50 wjas 273 wiasc 120 wlac 120 wogeii 62 wo jo 162 wos 273
woz 76 wrobel 290 wudowa 314 zwdrje 208 zoic 275 zoiz 266 zoluz 266 zras 121 zrdbje 200 ziw 157 zowka 216
ВЕРХНЕЛУЖИЦКИЙ ЯЗЫК
baconjo 208 ЬёЬг 46 ЬбЬг 46 boh 76 b6j 282 bok 77 bratr 77 brdmjo 182, 193 brjoh 77 brjuch 77 budzic 122 bur 77 byck 84 byk 84 dech 76 delesno 149 dert 76 dlowjek 76 daric 122 doba 255 dobytk 56 dom 244 domk 56 domoj 244 domowina 244 domownik 244 domowny 244 domowstwo 244 domowy 244 domske 244 domski 244 domstwo 244 drdc 121, 122 dubisko 295 dub 77 dworc 61 dzeco 208 dzdd 76 dziw 157 dfowka 216 hnoj 283 hnuc 12 hobrica 270 hod£och 77 hojo 208
hoib 270 hoibina 270 hoibjer 270 holco 208 holed о 208 honic 122 horka 313 horstka 313 howjazy 90 hozdz 268 hrdSnik 76 hrjebjen 169 hroso 208 chodzic 122 jamka 313 jecmjeh 177 kiasc 121, 122 kmotr 77 knjez 89 knjezi 89 kocht 61 kojic 284 koimaz 274 korjeh 168 kosma 180 k6sc 264 kozlo 207 kruh 77 kfemjeh 175 kupic ,122 kurjo /207 kurospdw 286 kurotwa 234 iahej 237 iawka 313 lozo 161 Iza 275 Ids 77 16d 50 lubic 122 mac 215 macer 215 maz 254, 274 mdd 245 mdch 77
mjedwjed^ 267 mjeno 183 mjesc 121, 122 mjod 245 mnich 76, 77 moc 121 moch 77 morchej 232 mucha 6, 87 muska 6, 84 mys 260 nan 76, 77 napjec 121, 122 njebjesa 148 n6c 260, 263 noha 6, 84 nohc 61 n6£ka 6, 84 paduch 76 pan 306 pani 306 pasmo 185 pastwisdo 295 pasc 121 paw 77 pdoika 50 pjes 77 pjec 121, 122 диал., pjedu . . . 121 piacic 122 piomjo 173 pI6t 77 plesc 121 plecenc 170 plenco 208 plecenk 170 pldch 274 pldchad 274 plechaty 274 plechowac 274 plddina 274 plddiwy 274 podnjebjo 297 pohan 76 pomorjo 297
ponoj 237 ponojdka 237 posoi 76, 77 proch 77 promjen 176 promjo 176 prosy c 122 pruco 208 pfasleh 171 pstruha 235 pyf 290 rak 77 ram jo 188 гёска 6 тёк a 6 гёршёсо 295 rdznik 76, 77 rjedkej 232 rjemjen 174 roh 84 r6j 286 roz, rzd 276 rozk 84 rucka 84, 313 ruda 317 ruka 69, 84 rybak 76 rybio 208 rybka 313 rys 274 sionco 50 slowjesny 146 slowny 146 slowo 146
smuha 69 smuzka 313 sndh 77, 84 sndzk 84 sotra 50 stopjeh 167 susod 76 swak 76 sweca 86 swddka 86 swinjo 208 диал. sydu 121 symjo 183 syn 76 synowc 243 synowck 243 synowka 243 §cenjo 207 ёегёей 165 §tom 77 trawka 313 tfdcha 69 trmjen 179 tymjeSko 193 tymjo 189, 193 depic 121 сёго 208 cesta 265 wёtг 62 wjeldo 207 wjelk 77 wjes 273 wjesc 121, 122 wjezc 121
диал. wledu. . . w6dko 84 w6heh 62 wojak 26 wo jo 162 woko 84 wosk 273 wo§ 274 wot 77 wotdin 89 w6tc 89 wowca 61, 89 wowdin 89 wows 56 woz 77 wozyC 122 wrobl 290 wroblo 208 wrocic 122 wudowa 314 wumjo 185 wupasc 131 wzac 121, 122 znamjenjaty 187 znamjo 187 2id 76, 77 iiwic 122 ziobjo 208 2old 275 2oMz 266 zona 50 zrdbjo 200 zwac 37
ЧЕШСКИЙ ЯЗЫК
babidka 87 babiddin 87 bddanf 300 baronce 209 becva 238 beranek 200, 123 beru—beres 123
диал. befu—befe§ 123 bodlidi 301
bohynd 308
boj 282 bok 77 bor 77 borovnice 248 bradad 279 brati 6, 56, 123 bratr 77, 217 bratrsky 217 bratrstvi 296 bratrstvo 217, 296 bratfiti 217 brav 242
brodek 86 brok 86 brukev 233 brva 231 bfeh 77, 78 bfemeno 182, 195 bfezf 301
brimd 182, 193, 195, bfitev 222 bfitva 222 bMza 318 bumaga 86 buma2ka 86 bufid 278 buvol 310 buvolice 310 byt 78 сёга 216 cesta 69 cikande 209 cira 216 cfrkev 64
cukraf 219 dastice 313 dekanf 300 celadka 86 deled’ 86 desati 17 dost 59, 260
197 dedtinar 219 cteni 300 dalny 23 dar 16 darek 16 dacera 216 dehet 254 dehtovany 254 dehtovati 254 despota 310 ddva 315 dialog 77 div 157 dfvcin 87 divka 87, 316
(Пай 259 dlato 42 dloubati 42 dluh 48, 77 dmouti 122 dno 59 domedek 60 domek 60 domsky 244 doubi 301 doupS 47, 209 dousek 86 dozorce 309 doze 209 draha 69 drbati 123, 170 drob 270 druistvi 296 druistvo 296 dfevovina 157 dfivf 301 dub 69, 77, 78, 82 duch 78, 85 dtim 78, 244 duse 305 dvorec 61, 85 dvorek 85 dvdr 78, 85 dymd 189 had 77, 209 hadd 209 hak 78 havran 77 hazeni 299 hlad 302 hlas 77 hlava 318 hlaveft 12 hlavice 313 hlavka 318 hledisko 295 hledidtd 295 hnati 17, 42, 122 hnouti 12 hnflj 283 hoditi 123 hoch 77 holic 278 holub 270 homole 23 honiti 42 houbafr 219 hozenl 299 hrabati 122 hrabd 209 hrad 69, 77 hrach 25, 87 hrachovidtd 295 hradek 25, 87 brdina 69
hrdlo 34 hromazditi 124 hrouda 179 hfeb 291 hfebec 291 hfeben 169, 197 hfibd 200 hfibek 77 hffstd 295 huba 13 Ml 272 hus 257 husita 69 hvdzda 69 hvfzdnouti 300 hvizdnuti 300 hvozd 269 hvozddj 268 chlap 78 chalapde 209 chlev 78 chot’ 257, 260 jazycny 90 jazyk 78, 90 jedmen 177, 191, jedny 177 jehlidi 301 jehnd 200 jelen 209 jelende 209 jesen 258 imeno 183, 195, 196 kad’ 86 kadedka 86 kamejk 172 kamen 172, 191 диал. kamidek 173 kamyk 172 klich 82 klasti 122 klobouk 77 kmen 177 kniha 69, 84, 90 knihovna 69 knize 209 kniZka 84 knizm 90 kohout 77 kojiti 284 koleska 149 kolesna 149 koleso 163 kolesovy 149 kolisek 149 koloniaz 274 komoly 23 konev 222, 237 диал. konva 237 koroptev 142, 234 koran 168
kofen 168, 191, 197 kosma 180
kost 259, 264 kostd 209 kotev 238 kotva 238 koudel 237 kousek 77 kozodoj 288 kozich 78 kradez 257 krajeti 16 krava 16, 242, 318 kravidka 318 kravka 318 krdni 90 krk 22, 90 krodej 17 krojiti 16 krok 17, 87 krokev 238 диал. krotva 234 krouzek 87 кгйёек 84
197 kruh 84
krec 257
kremel 174 kremelac 174 kfemelice 174 kfemeliti se 174 kremen 175, 191, 197 kulhavy 264 kuroptev 234 kufak 279
kure 210 kvapiti 34 kvapny 34 lahev 237 1ай 86 lahka 86 lat’ 86 lat’ka 86 lavice 86 lavicka 86 led 85 ledka 85 led $8 ledovec 248 lenoch 77 lest 59 letovisko 295 letovidtd 295 lev 209, 310 Idzti 122 lez 275 lezak 279 Иёка 87 liSdin 87 Inaf 219 lod’ 86
lod’ka 86 louc 257 loze 161 lozisko 295 luc 257 lukot 257 lupez 257 Ivice 310 Ivide 209 macecha 69, 87 macesin 87 mata 293 matcin 87 mater 215 mati 215 matice 216 matka 69, 87, 215 maz 274 med 245 medvёd 267, 310 medwёdice 310 mech 58, 77 тёз!о 83, 195 meze 305 mira 69 mlad£ 208 mladenec 86 mladenecek 86 mladi 302 mlatiti 123 mlekaf 219 mlkvy 235 mlyn 77, 78 mlynaf 219 moci 96, 122, 123 moc 257 mociti.16 monarcha 310 morce 209 moucka 84 moucha 69, 84 mouka 84 moutev 222 mravec 258 mravenec 258 mraz 302 mrkev 64, 232 mfiti 123 msta 260 mysliti 94 mu§ka 84 my&leti 94 myti 300 nachoditi se 300 nadrazf 297 napast 263 пагоёпу 90 narok 90 пебуёб 267 nenasyta 303
neposeda 303
nesti 6, 42, 65, 122, 131 net’ 217
netef 217 netopyr 46 niva 318 noc 25, 46, 263 nodnl 25 noha 69, 90 nosic 278 nositi 42, 278 novinaf 219 nozice 312 noznf 90 nhse 305 obrvi 231 obzerce 309 ocko 84 ohen 62 ohnisko 295 окшЗДё 295 око 84, 246 oplchany 274 огаё 278 osa 273 osel 209 oslice 209 oslniti 36 otaleti 23 о^окупё 308 ovce 61 pahrbek 44 paklfc 44 ракйп 44 palonk 44 pan 306 panf 306 panev 237 panocha 303 диал. panva 237 paria 310 pasak 279 pasmo 83, 185 past 263 pastucha 69 pastvi^ 295 patriarcha 310 peci 6, 16, 65, 96, 123 pecovam 300 рёпа 318 perecmk 161 pernaty 161 perovy 161 pefina 161 pes 209 pirko 161 piskle 209 pfskovis^ 295 pismeno 184, 195 pismo 185
plam 173 plamen 173, 191, 1<,7 plah 86
- planka 86 plechaty 274 р!ётё 182, 197 plemeno 182, 195, 196 pleteh 170 plchati 274 plchy 274 pobfezi 297 pocta 260 pocasi 297 pocet 184 podjafi 297 podloubi 297 podnebi 297 роДэуёи 297 pochev 238 pochva 238 posva 238 polovina 246 диал. pomat’ 262 диал. pomatka 262 pomsta 260 poplach 91 poplaSnik 91 poh7i 297 potocni 90 potok 77, 78, 90 ропрё 209 pout 257 prac 278 prah 85, 302 диал. pramejcek 177 pramen 176, 191, 197 prati 123, 278 prazec 85 propast 263 prositi 123, 124 prouzek 87 prst’ 86 prsten 169, 197 prstenec 169 prstenni 169 prstka 86 prstynek 169 prun 84 prvy 48 predseda 69 pfeslen 171, 197 pfijiti 59 pHsaha 91 priseznfk 91 psaf 219 psida 209 psice 209 pstruh 235 pta6ek 84 ptak 77, 87
ptenec 142 pfldar 219 pustevny 221 pustiti 124 pyr 290 pyr 290 гаёе 209 гаёек 16, 84 гак 16, 84, 209 rame 188, 197 ramenni 188 rameno 88 raziti 123 диал. rejba 318 republika 69 rez 276 rocek 84 rocni 90 roh 21 rojiti se 286 rok 77, 78, 84, 90 rov 58 roZni 21 rucice 312 ruda 317 Rudohori 297 rudy 145 ruka 69 rusy 145 rvati 122 ryba 318 rybar 219 rybnik 78 rys 274 redkev 232 reka 69 Rekyne 308 femen 174, 197 ferny cek 174 femyk 174 fepik 291 fici 96, 123 san 257 sazec 278 sazeti 278 sblfzovani 299 sbor 56 зётё 183, 197 semeno 183, 195 sestra 69 sici 6, 96, 122, 123 silak 179 sfmd 183, 197 skremen 175 slama 177 slanina 272 slany 272 slavik 290 sled’ 254 slemd 185, 197
slemeno 185, 195 slon 77, 209 slovesnost 147 slovesny 147 sloveso 146 slovne 146 slovo 146 sluha 69 э!йпё 209 slza 23 smani 300 smatise 300 smokva 227 smokvica 227 smokvoh 227 smrdf 301 snacha 87 snasin 87 snezny 90 snih 84,90 snizek 84 snop 82 socna 84 so§ka 84 soucek 84 souditi 94 soudruh 77, 78 span! 300 srdce 22, 61, 86 srdecko 86 srnde 209 srseii 165 stanovisko 295 stanovi^ 295 staveni^ 295 staviti 123 stlati 122 sto 59 stonati 122 strach 90 strana 318 stranka 318 strasny 90 strmy 178 stroj 289 strojiti 289 strom 82 stred 257 strumen 178 stfecha 69 stfemen 178, 179 stnci 96, 123 stvor 272 sudic 278 suk 84 syc'261 synek 77 synovec 86, 243 synovecek 86 synovsky 243
svatvy 231 svёdkynё 308 др.-чешек, svekrev 226 svfce 86 svicka 86 диал. sevc 56 siti 300 svec 56 tah 160 tazati se 97 tazovati 94 teci 6, 96, 122, 123 tele 210 1ё1езпу 151 1ё1е8епзку 151 teleso 151 1ё1па1у 151 t61ny 151 temenec 189 temeno 195 tepati 122 tisniti 124 tlouci 123 trh 48 tricko 86 triko 86 trouba 312 trpreti 123 trubice 312 trut 166 tremen’ 179 triti 123 turva 235 tvaf 272 tyc 85 tycka 85 tygr 310 tygrice 310 tykev 64, 222 ucho 84 ukoj 284 ukojiti 284 ul 291 ulice 305 итёш 300 uni versit a 69 ufad 78 йврёсИ 90 йврёзпу 90 usko 84 uvёdomiti 124 valefinik 91 valka 91 vёk 77 veliti 123 vemeno 195 ves 58, 274 vesky 273 ve§ 273 veskeren 59
veskery 59 vezti 42 vidSti 94, 124 vira 69, 318 vitr 62 vladce 309 vladyka 69 vRice 310 vleci 96, 123 vlhky 22 vlk 22, 77, 78, 310 vnuk 84 vnouSek 84 voda 69 voditi 42 voj 162 vojak 77 volovina 246 volsky 246 vozataj 293 vrabec 290 vrah 77 vrata 16 vratka 16 vraZda 69
vrch 77, 78 vrchni 245 vrchnost 245 vrchhova 245 vrchovaty 245 v§e 59 vsecko 59 vZechen 59 vddce 309 vdle 305 vychodisko 295 vyme 185, 197 vymeno 185, 195 zahofi 297 zajemce 309 zalesf 297 zamorf 297 z£re 305 zatroubeni 300 zatroubiti 300 zdokonalem 299 zdokonalovani 299 zdroj 286 zed’ 86 zidka 86
zkouseny 300 zlepseni 299 znamenati 187 znameni 187 znamenko 87
znoj 287
zp6vak 279
zubac 279
zvSf 257
zaba 209
ZabS 209
Zalud 266 Zena 69 ZenaS 279 zerna 224 Zernov 224 диал. Zeru, Zere§ Д23 Zfei 96, 122 2id 209 iid& 209 Ziti 48 ZluS 275 Zrati 123 др.-чешск. Zvdti 37, 41
СЛОВАЦКИЙ ЯЗЫК
AniSka 87 AniSkin 87 baba 209 baba 209 bahno 63 ban 79 baranca 209 batoh 79 bedro 63 boSny 90 boh 79 boi 282 bok 79, 90 brat 78 bfdnut’ 35 breh 84 briemS 182, 195 bremeno 182, 195 brieZok 84 brloh 87 bydlo 63 Sud 153 dach 84 da§ek 84 dcera 216 ded 78 decht 254 dechtovat’ 254 dechtovy 254 delegat 79 demagdg 79
deh 23 deverkyha 308 dievka 316 div 157 dlh 48 dobrak 278 dojSa 287 dojSica 287 dojSit’ 287 dom 244 domov 244 domovy 244 drevina 157 drevovina 157 druid 79 dub 78, 79 duch 78, 79 dupa 209 epilog 79 farba 63 fyzik 11 gajdence 210 had 79 haj duch 78 historik 78 hlaveh 12 hnoj 283 holub 270 hovadzi 90 hoi’ 272 hrebeh 169
hus 257 husa 257 hvozd 269 chemik 78 chlap 78, 79 chlapa 210 chlapSa 209 chot’ 260 ihrisko 295 jablko 242 jacrneh 177 jazycek 84 jazyk 84 jelenca 209 kalich 84 кашей 172 kanva 237 karta 63 katedra 63 kmen 177 knieZa 209 kobra 63 kojit’ 284 kolesar 149 kolesiak 149 kolesha 149 kolesnica 149 koliesko 149 kolomaZ 274 диал. konva 237 когей 168
4
kost’ 264 kotva 238 kozleniec 210 koSuch 79, 84 ko2u§ok 84 kremefi 175 kroj 286 krojovany 286 krojovy 286 krokva 238 kudel’ 237 kurda 209 kviet’a 209 kypra 291 kyprina 291 lev 209 levfda 209 libra 63 liezt’ 5 li§ka 87 liSkin 87 loj 285 lojit’ 285 lojova 285 lojovatiet’ 285 lojovaty 285 lojovica 285 lojovy 285 lozit’ 5 loz 275 1йка 70 lyrik 78 mag 79 так 79
др.-сл. malzenko mat’ 70, 215 mater 215 matica 216 matka 87, 215 matkin 87 matkina 87 maz 274 mata 233 med 245 medovina 245 medovnfk 245 medved’ 267 mech 58, 79 meno 183 mlad’a 208 тогда 209 moct’ 124 mravec 258 mudny 90 mudrak 278 mucha 6, 84 тика 90 mudka 6, 84 mydlo 63 my§ pol’na 257
70
nahle 189 navsie 297 nedochodda 209 neter(a) 217 netopier 46 niest’ 5 noc 263 noha 6, 84, 90 nosit’ 5 nozny 90 nd2ka 6, 84 obhajca 309 obranca 309 obrazkar 219 оспу 90 ohen 62 oko 90, 246 orech 84 oresie 301 orieSok 84 os 273 osol 209 otrokyha 308 pamStat’ 262 pan 306 pani 306 panva 237 pasca 262 pasmo 185 pastorkyfta 308 past’ 262 peracnik 161 peredko 161 perina 161 pes 78, 209 piesok 23 pismenko 185 pism eno 184 plamen 173 plamenec 174 plamenica 174 plechavy 274 plema 182, 195 plemeno 195, 196 pleteii 170 pletenec 170 диал. plot—ploce 79 pobreiie 297 pohrebiSte 295 pomorie 297 poriecie 297 potok 79, 84 potodik 84 poviedkar 219 praca 87 prach 79, 90 ргатей 176 pradny 90 predloha 84 predlozka 84
prorokyna 308 prsten 169 prutie 301 prvy 48 psfda 209 pstruh 235 pupa 209 put’ 257 pyr 290 rak 78 rakytie 301 rama 188 rameno 188 ramenny 188 rameno vy 188 raz 276 rebro 63 red’kev 232 remen 174 repik 291 riedka 6, 84 rieka 6, 84 rinut’sa 286 rodisko 295 roi 286 ron 79 rozhodca 309 rucny 90 ruda 316 rudka 317 ruka 90 ryba 209 ryba 209 rys 274 sema 183, 195 semeno 183,5195 sen 23 sklo 63 slavik 290 sled’ 254 slema 185, 195 slemeno 185, 195 sloj 285 slovesny 146 sloveso 146 slovko 146 slovny 146 slovo 146 smokva 227 smokvica 227 srnca 209 steblo 63 strach 79 strmeii 178, 179 strmost’ 178 stroj 289 strojit’ 289 stvora 272 sudruh 79 suka 87
svak 79 svat 79 svieca 86 sviedka 86, 285 svieSkar 219 svokra 226 tajomnik 78 t’az 160 technik 78 tel’a 210 telesny 151 teleso 151 telovedny 151 telovy 151 tema 195 temeno 189, 195 tesak 79 trh 48 trdd 166 tvar 272 лёНеГка 87
uditel’kin 87 ukoj 284 ukojit’ 284 ul’ 291 umelecky 151 uranova 316 utodiSte 295 vdovica 315 vema 185, 195 vemeno 185, 195 vietor 62 viezt’ 5 vlaha 90 vlak 79 vlazny 90 vlk 78 vodca 309 volsky 246 vo§ 274 vozit’ 5 vrab 290
vrabec 290 vrch 189 vyloha 84 vylozka 84 zahradka 70 zapasiSte 295 zapolie 297 zazemie 297 zdolat’ 189 zimovisko 295 znamenat’ 187 znamienie 187 znamienko 187 znoj 287 zolvica 231 zalud’ 266 zat’ 48, 124 zatva 48 zelezna 316 zieiia 209
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие....................................................... 3
Чередования ...................................................... 5
§ 1.	Фонетические	изменения	и	чередования....................... 5
§ 2. Формирование и распад морфонологических чередований ...	10
$ 3. Типы и виды	грамматических	чередований...................... 13
<§ 4. Виды морфонологических чередований......................... 15
5 5. Ряды морфонологических чередований.......................... 18
5 6. Морфонологические чередования гласных и согласных альтернантов .............................................;...... 22
$ 7. Аблаут ..................................................... 25
§ 8. Структура аблаута........................................... 29
§ 9. Аблаут в положении перед сонантами......................*.	36
$ 10. Преобразование чередований после монофтонгизации дифтонгических сочетаний........................................... 38
§11.	Грамматические функции аблаута............................. 40
12.	Аблаут в диалектах праславянского	языка.................... 45
§13. Преобразование аблаута в результате фонетических процессов в ранние периоды истории отдельных славянских языков ....	48
$ 14. Формирование чередований согласных альтернантов............ 53
§ 15.	Беглые гласные............................................. 55
§16.	Чередования альтернантов в именах на -а—................... 65
§ 17.	Чередования альтернантов в именах мужского рода на твердый согласный....................................................... 72
§ 18.	Чередования альтернантов в образованиях с уменьшительным суффиксом -ък................................................... 83
$19. Чередования альтернантов	в притяжательных прилагательных	86
§ 20.	Чередования альтернантов при образовании прилагательных с суффиксом -ъп................................................. 90
§ 21.	Чередования альтернантов при образовании имен с суффиксом -ьшкъ........................................................... 91
§ 22.	Чередования альтернантов в инфинитиве...................... 92
§ 23.	Чередования альтернантов в парадигме настоящего	времени . .	97
§ 24.	Чередования альтернантов в аористе........................ 129
Именные основы ............................................. 132
§ 25.	Именные основы........................................ 132
§ 26.	Распределение именных основ в праславянском. Роль грамматического рода. Преобразования основ. Явления индукции . . .	136
§ 27.	Следы консонантных именных основ. Основы на -s........ 145
§ 28.	Основы на -n (-men)................................... 163
§ 29.	Основы на -§t......................................... 197
§ 30.	Основы на -г.......................................... 214
§ 31.	Основы на -й.......................................... 220
§ 32.	Основы на -й.......................................... 241
§ 33.	Основы на -1.......................................... 253
§ 34.	Основы на -б	(-j6).................................... 276
§ 35.	Основы на -а.......................................... 302
Принятые сокращения......................................... 320
Библиография ............................................... 323
Именной указатель........................................... 335
Указатель слов.............................................. 338
Самуил Борисович Бернштейн
Очерк сравнительной грамматики славянских языков
Утверждено к печати Институтом славяноведения и балканистики АН СССР
Редактор издательства Т. М. Скрипова Художественный редактор Т. П. Поленова Художник А. В, Вавра Технические редакторы В. В. Волкова и О. Г. Ульянова
Сдано в набор 26/XI-73 г. Подписано к печати 7/Х-1974 г. Формат бОхЭО1/^. Печ. л.гя23,75. Усл. печ. л. 23,75.
Уч.-изд. л. 27,5. Тираж 4100. Тип. зак. 756.
Бумага № 1. Цена 1 р. 97 к.
Издательство «Наука» Москва, К-62, Подсосенский пер., 21
1-я типография издательства «Наука» 199034, Ленинград, В-34, 9 лин., д. 12