Author: Кляшторный С.Г.
Tags: всеобщая история история этнография этнографические очерки тюркские народы тюркологический сборник
ISBN: 978-5-02-036547-6
Year: 2013
Text
тюрютитао
СБОРНИК
2011-2012
Российская академия наук
Институт восточных рукописей
ТЮРКОЛОГИЧЕСКИЙ
СБОРНИК
2011-2012
Политическая
и этнокультурная история
тюркских народов и государств
в
Москва
Наука — Восточная литература
2013
УДК 94(5)
ББК 63.3(5)
Т98
Издание осуществлено при финансовой поддержке
Международного института по изучению Центральной Азии
ЮНЕСКО (Самарканд)
1ICAS
International Institute
for Central Asian Studies (IICAS)
undpr the auspices of UNESCO
Редакционная коллегия тома
С.Г. КЛЯШТОРНЫЙ (председатель), Т.И. СУЛТАНОВ,
В.В. ТРЕПАВЛОВ
На переплете:
Казахский текемет с традиционным орнаментом
Тюркологический сборник / Ин-т восточных рукописей РАН. —
М. : Наука — Вост, лит., 1970-
2011-2012: Политическая и этнокультурная история тюркских на-
родов и государств / ред. кол. С.Г. Кляшторный (пред.), Т.И. Султанов,
В.В. Трепавлов. — 2013. — 431 с. — ISBN 978-5-02-036547-6 (в пер.)
В статьях сборника рассматриваются малоизученные аспекты истории и куль-
туры кочевников средневековья и Нового времени (огузов, хазар, карлуков), их
соседей (согдийцев), Золотой Орды и татарских ханств. Публикуются, анализиру-
ются и комментируются письменные источники разного содержания — руниче-
ские памятники, исторические сочинения, нумизматика. Несколько статей посвя-
щено социальной антропологии и историографии кочевников.
ISBN 978-5-02-036547-6
© Институт восточных рукописей РАН, 2013
© Редакционно-издательское оформление.
Наука — Восточная литература, 2013
СОДЕРЖАНИЕ
М.М.Акчурин (Казань)
Легенда о ширинском князе Бахмете Усейнове ....................... 5
А.В.Беляков (Рязань), А.В.Виноградов (Москва)
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России или претендент
на крымский престол? .......................................... И
В.М.Викторин (Астрахань)
Мурзы и эмеки в этносоциальной среде ногайцев-едисанцев (джетисанцев)
при г. Астрахани в XVII-XIX вв.: к эволюции сообщества
при переходе к оседлости...................................... 60
Е.Ю.Гончаров, В.Н.Настич (Москва)
Монеты сырдарьинских огузов IX в................................. 80
В.В.Грибовский (Киев), Д.В.Сенъ (Ростов-на-Дону)
Кубанский султан Бахты-Гирей: феномен нелегитимной власти
в Крымском ханстве первой трети XVIII в....................... 92
К.А.Жуков (Санкт-Петербург)
Восточная титулатура Петра I в Астраханском манифесте
от 15 июля 1722 г............................................ 138
А.Р.Ихсанов (Санкт-Петербург)
Туркмены-текинцы в XVII — начале XVIII в........................ 151
А.В.Комар (Киев)
Хазарская дилемма: тюрки или теле............................... 171
И.В.Кормушин (Москва), Ц.Баттулга (Улан-Батор)
Архананская надпись............................................. 204
П.Б.Лурье (Санкт-Петербург)
Карлуки и яглакары в согдийской нумизматике Семиречья........... 220
И.А.Мустакимов (Казань)
Джучи и Джучиды в «Таварих-и гузида — Нусрат-наме»
(некоторые проблемы перевода и интерпретации хроники)........ 231
И.А.Мустакимов (Казань), В.В.Трепавлов (Москва)
«Чингисидское» происхождение христианских монархов в тюркской
и монгольской исторической традиции............................. 255
4
Содержание
Ш.М. Мустафаев (Баку)
«Рум» и «Аджам» в османской исторической литературе ............ 263
Д.М.Насилов (Москва)
Пять языков у Махмуда Кашгарского .............................. 285
Р.Ю.Почекаев (Санкт-Петербург)
Русская посольская документация конца XV — XVIII в. как источник
сведений о праве Крымского ханства........................... 311
И.Г.Семенов (Махачкала)
Основные этапы миграций огурских племен в Юго-Восточную Европу .... 333
Т.И.Султанов (Санкт-Петербург)
Тюркские рукописи восточного отдела Научной библиотеки СПбГУ ... 352
И.В.Торопицын (Астрахань)
Юртовские татары в орбите внутренней и внешней политики России
в первой половине XVIII в.................................... 375
С.А.Яценко (Москва)
Несколько наблюдений о костюме ранних тюрков на изображениях ... 413
М.М.АКЧУРИН
(Казань)
Легенда о ширинском князе
Бахмете Усейнове
Обращаясь к средневековой истории территорий, расположенных
к востоку от русских княжеств и называемых Мещерой, или Мещер-
ским краем, как правило, не обходят вниманием легенду о ширинском
князе Бахмете Усейнове. Эта легенда легла в основу родословной рус-
ских князей Мещерских. Напомним, как она выглядит в Бархатной
книге: «В лето 6706 (1198 — М.А.) князь Ширинский Бахмет, Усейнов
сын, пришёл из Большие Орды в Мещеру, и Мещеру воевал, и засел её,
и в Мещере родился у него сын Беклемиш. И крестился Беклемиш, а во
крещении имя ему Князь Михайло, и в Андрееве городке поставил храм
преображения Господа нашего Иисуса Христа, и с собою крестил мно-
гих людей. У Князя Михайло сын князь Фёдор. У Князя Фёдора сын
князь Юрья. И князь Юрьи был на Дону, пришел из Мещеры к Великому
Князю Дмитрию Ивановичу своим полком...» [Родословная, 17876: 275].
Исследователи сразу обратили внимание на некоторые противоречия
в этом сообщении. Дата 1198 г. явно ошибочна, и тогда было принято
предположение, что составители родословной ошиблись, а изначально
должен быть указан 1298 г. [Долгоруков, 1841: 17]. Учитывая, что князь
Юрий Федорович Мещерский действительно был участником Куликов-
ской битвы 13§0 г., то по числу колен его предков, перечисленных
в родословной, эту дату принимают как наиболее вероятную.
Однако и в этом случае возникают несоответствия. Во-первых, не-
понятно, с кем воевал Бахмет Усейнов в Мещере, если эта территория
уже находилась под полным контролем правителей Золотой Орды, по
крайней мере в конце XIII в. Во-вторых, название Большая Орда, от-
куда якобы прибыл ширинский князь, относится к государственному
образованию, возникшему после распада Золотой Орды уже в XV в.
© Акчурин М.М., 2013
6
М.М. Акчурин
В-третьих, в исторических источниках самые ранние известные упо-
минания о ширинском эле относятся к более позднему времени — ко
второй половине XIV в., когда этот племенной союз входил в улус
Урус-хана, расположенный в восточной части Дешт-и Кипчака, а в По-
волжье прибыл в составе войск хана Токтамыша только в конце XIV в.
М.И.Смирнов опубликовал в 1906 г. родословную князей Мещер-
ских из рукописной книги, принадлежавшей купцу Мясникову. Этот
вариант написан в самом начале XVII в., тогда как Бархатная книга
была составлена в 70-е годы XVII в. После тщательного анализа
М.И.Смирнов посчитал его более точным по сравнению с Бархатной
книгой. В родословной появляются дополнительные исторические
детали: «Князь Ширинский Бахмет Усейнов сын отступил отул Мах-
мета царя осан Уланова сына Крымсково (т.е. «от Ул-Махмета царя
Осан-уланова сына Крымского». — М.А.}, а с ним много князей, и мурз
и рядовых татар. И пришел в Мещеру, повоевал её и засел её. И ро-
дился у него сын Беклемиш в Мещере. А во крещении имя ему Михайло,
и поставил в Мещере Андреев город. А в нем соорудил церковь Бога
Господа и Спаса нашего Иисуса Христа Преображение, и с собою
крестил многих татар...» [Смирнов, 1906: 8]. Под выражением
«Ул-Махмета царя Осан-уланова сына Крымсково» может скрываться
только имя хана Улу-Мухаммеда. В Бархатной книге записано имя его
отца: «у Ечкель Асан Улана сын Улу Махмет Царь» [Родословная,
1787а: 26]. Слово «Крымский» может относиться как к отцу Асану
(Хасану), так и к сыну Махмету. Но вероятнее второе, так как Эль-
Айни называет для 1426/27 г. (830 г. х.) Мухаммад-хана с титулом
«правитель Крыма» [Тизенгаузен, 1884: 533].
Как известно, Улу-Мухаммед был тесно связан с правителями ши-
ринского клана. Более того, записанная в 1820 г. «Родословная Ши-
ринских» гласит о том, что после 820 г. х. (1417/18) ширинские беи
стали сами выбирать ханов, первым был хан Улу-Мухаммед: «и пер-
вым по Кадыр-Берды хане избран таковым Улуг-Мегмет Гирей хан
Тегене беем Ширинским» [Лашков, 1895: 124]. В генуэзских платеж-
ных регистрах, изданных Йорге, есть запись на латинском языке, да-
тированная 5 января 1424 г., о выплатах из Каффы Тегене-бею (Tege-
nebi) — правителю Солхата (татарское название — Кырым, Эски-
Кырым) — для великого императора, там же есть запись от 4 января
1424 г. о выплатах татарскому императору Мухаммед-хану (Macomet-
Cam). Но уже 11 января 1424 г. ханом в Крыму вновь был избран Дав-
лет-Берди. А 20 января в качестве правителя Солхата указан Болта-бей
[Jorga, 1896: 56].
Легенда о ширинском князе Бахмете Усейнове
7
Великий князь литовский Витовт однажды оказал поддержку Улу-
Мухаммеду и дал ему убежище в своей земле. Видимо, такую же под-
держку получил и ширинский бей Тегене (в русских источниках —
князь Тегиня). Вот как пишет в 1521 г. крымский хан Саадет-Гирей
польскому королю, упоминая ширинского мурзу Кудеяра, внука Теге-
не-бея: «и Кудыяр-мурзин дед у ваших предков был, ино Магмет царь
его выпросил» [Думин, 1996: 200].
К 1431 г. у хана Улу-Мухаммеда возникли серьезные разногласия с
Тегене-беем. История конфликта описана в русских летописях. И мо-
жет оказаться, что этот конфликт имеет прямое отношение к легенде
о ширинском князе Бахмете. Поводом к ухудшению отношений между
ними послужило решение о выдаче ярлыка на великое княжение рус-
ским князьям. Князь Тегиня покровительствовал сыну Дмитрия Дон-
ского князю Юрию, а Улу-Мухаммед — его племяннику Василию.
В летописях сказано, что Тегене забрал Юрия из Орды зимовать в
Крым. Следовательно, Крым вновь стал резиденцией ширинского бея,
который при этом по-прежнему считался «ордынским князем» [ПСРЛ,
1859, с. 96]. Подтверждением слов из текста «Родословной Ширин-
ских» о возможности ширинских беев избирать ханов можно считать
слова боярина Ивана Дмитриевича, который подговаривал татарских
князей, кунграта Айдара (зятя Улу-Мухаммеда) и Минбулата, пугая их
тем, что Тегене-бей станет «в Орде и в царе волен» [ПСРЛ, 1859, с. 96].
Под влиянием Айдара и Минбулата хан грозился убить ширинского
князя, если тот и дальше будет поддерживать Юрия.
Далее летописи передают примечательный факт: князя Тегиню
предупредил об опасности его племянник, «постельник» Улу-Мухам-
меда по имени Усеин: «некто же татарин, Усеин именем, постель-
ник царев, братанич тому Тегине, сказал ему думу цареву и князей
всех, аще кто рёчет о князе Юрьи, и то убиту ему быти» [ПСРЛ,
1859, с. 96]. Улу-Мухаммед сделал окончательный выбор в пользу
князя Василия. Тегене хотел «отступити от него», и именно в это
время появился опасный претендент на ханский престол — Кичи-
Мухаммед, и тогда Улу-Мухаммед «убоявся» и «по Тегинену слову
придал князю Юръю Дмитриевичу к его отчине град Дмитров со все-
ми волостьми» [ПСРЛ, 1859, с. 96].
Как сложились дальнейшие отношения Улу-Мухаммеда и Тегене-
бея, неизвестно. Вскоре сам Улу-Мухаммед был вытеснен ханом Се-
ид-Ахмедом. Зато теперь мы можем предположить, что отцом Бахмета
был тот самый Усеин — племянник ширинского Тегене-бея по отцов-
ской линии («братанич»), видимо имевший высокий чин при ханском
8
М.М. Акчурин
дворе. В 1431 г. Усеин вряд ли мог иметь взрослого сына, однако не
будем забывать, что мы имеем дело с родословной. А вот сам Усеин
как непосредственный участник конфликта Улу-Мухаммеда и Тегене-
бея, видимо, был вынужден «отступить», покинуть ставку Улу-Му-
хаммеда и со своими сторонниками переселился в Мещерские земли.
Судя по всему, имя его сына Бахмета Усеинова в момент составления
родословной еще было «на слуху», и поэтому князья Мещерские сде-
лали его своим родоначальником.
Если принять версию о прибытии ширинского князя в Мещеру не
ранее 1431 г., то остальные несоответствия легенды становятся вполне
объяснимыми. Теперь сообщение о «завоевании» Мещеры выглядит
вполне логичным. Во время распада Золотой Орды эти удаленные
территории могли контролироваться татарскими князьями из других
родовых кланов, враждовавших с кланом Ширин.
В родословной имеется важное дополнение: в Мещеру с ширинами
прибыло «много князей, и мурз и рядовых татар». Поскольку здесь
указаны другие князья, т.е. беки, или беи, это означает, что кроме
представителей рода Ширин вместе с Бахметом Усейновым из Орды
прибыли другие татарские кланы. Этим можно объяснить одновре-
менное наличие нескольких татарских княжеских родов в Мещере.
Отметим еще одну деталь. Только в 1434 г. в договорной грамоте ря-
занского князя с тем самым князем Юрием Дмитриевичем, получившим
к тому времени великое княжение, впервые в источниках упоминаются
мещерские князья: «А князи мещеръские не имут тобе, великому князю,
правити, и мне их не примати, ни в вотчине ми в своей их не держати,
ни моим бояром, а добывать ми их тебе без хитрости, по тому цело-
ванью» [Духовные, 1950: 85]. Этих князей Д.М.Исхаков склонен счи-
тать татарскими князьями золотоордынского происхождения [Исхаков,
1998: 190]. Если предположить, что в числе этих князей были Усеин или
его сын Бахмет, то неудивительно, что они, укрепившись в Мещере,
стали «правити» князю Юрию. Поскольку с самим Юрием Усеин мог
познакомиться, когда тремя годами ранее его дядя, ширинский бей
Тегене, .оказывал тому покровительство в Орде: «добр бяше до князя
Юриа кцязь ординский Ширин-Тегиня» [ПСРЛ, 1859, с. 96].
Андреев городок, с которым связывают имя Беклемиша — сына князя
Бахмета, в исторических источниках упоминается только в дипломатиче-
ской переписке с 1508 по 1521 г. Вероятно, к 1515 г. город был уже раз-
рушен крымскими отрядами во главе с ширинским мурзой Айдешке1, 1
1 Если принять версию, что Бахмет Усейнов является сыном Усеина — племянника
князя Тегини, то Айдешке и Бахмет Усейнов — троюродные братья.
Легенда о ширинском князе Бахмете Усейнове
9
так как, согласно посольским сообщениям, целью нового планируемо-
го похода из Азова «на Украйну под Мордву» являлись «Ондреева
городища» [СРИО, 1895: 14, 231]. Но для начала XVI в. под названием
«Андреев городок» мог быть центр некоего самостоятельного татар-
ского удела, находившегося в вассальной зависимости от московского
князя, в чем-то схожего, но уступающего по статусу соседнему чинги-
зидскому уделу Касимову и тем более Казанскому ханству.
Возможно, именно этот удел когда-то принадлежал князю Бахмету,
хотя уже в 1508 г. Андреев городок находился под властью касимов-
ского царевича Джаная (Яная). Такой вывод следует из ответа цареви-
чу Ак-Курту на его просьбу к великому князю Василию III «дати из
двух мест одно место, Казань или городок Мещерской» [СРИО, 1895,
с. 15]. Вероятно, Ак-Курт просил разрешения возглавить один из кон-
тролируемых московским князем татарских уделов: Казанское ханство
или Касимовский удел. Ответ был такой: «ино казанский царь Мах-
мет-Амин ныне нам друг и брат, а в городке Мещерском Янай царе-
вич, и те места оба непорожни, и нам тех мест обеих непригоже ему
дати. И Кудаяр говорил: коли хочет пожаловати Ах-Курта, чтобы
у него был, и он бы дал Ах-Курту царевичу Андреев городок каменой.
И они ему отвечали: Андреев городок к городку ж за Янаем цареви-
чем: того государю нашему непригоже ж дати» [СРИО, 1895,
с. 15]. Как видим, третьим вариантом в списке потенциальных татар-
ских уделов для Ак-Курта после Казани и Касимова был Андреев го-
родок.
Старый вопрос о местонахождении городка можно считать оконча-
тельно решенным. Благодаря выписи, найденной в одном из дел Ела-
томского уездного суда 1798 г., Андреев городок локализуется на ле-
вом берегу реки Цны в месте, называемом «Темгеневским городищем»
и расположенном между селами Темгенево и Глядково в Сасовском
районе Рязанской области2. Из документа следует, что название «Анд-
реево городище» сохранилось до XVIII в., в тексте встречается сле-
дующее описание: «...да вниз по Цнереке пониже Андреева городища
от реки Цны до Мохового болота — десять копен, пашенной земли на
Темгеневской стороне в одном поле — одна четверть, да сенные по-
косы пониже Андреева городища — половина пайка пять копен, под
тем же городищем — десять копен, да по Цне реке против села
Гляткова...» [Абдиев-Девликамов, 2012].
2 Андреев городок изначально был русским городом. Видимо, в «Списке русских
городов дальних и ближних» начала XIV в. именно этот город отмечен с названием
«Камена могыла на Дене» [Тихомиров, 1952].
10
М.М. Акчурин
Что касается князей с фамилией Мещерские, то остается только
предполагать, что рассказ о ширинском князе Бахмете Усейнове
умышленно или неумышленно вставлен в их родословную ошибочно.
Проведенные на сегодняшний день ДНК-тесты родство князей Ме-
щерских и татар Ширинских также пока не подтверждают3.
Абдиев, 2012 — Абдиев А.Ш., Девликамов А.А. Андреев городок, 2012.
http://www.bastanovo.ru/2012/04/andr_gor/
Долгоруков, 1841 —Долгоруков П.В. Российский родословный сборник. Кн. IV.
СПб., 1841.
Думин, 1996 — Думин С.В. Литовская ветвь князей Ширинских // Дворянские
роды Российской империи. Т. 3. Князья. М., 1996.
Духовные, 1950 — Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей
XIV-XVI вв. М.-Л., 1950.
Исхаков, 1998 — Исхаков Д.М. От средневековых татар к татарам нового времени
(этнологический взгляд на историю волго-уральских татар XV-XVII вв.). Ка-
зань, 1998.
Лашков, 1895 — Лашков Ф.Ф. Сборник документов по истории крымско-татар-
ского землевладения // Известия Таврической ученой архивной комиссии.
№ 23. Симферополь, 1895.
ПСРЛ, 1859 — Полное собрание русских летописей. Т. VIII. СПб., 1859.
Родословная, 1787а — Родословная книга князей и дворян российских и выезжих
(Бархатная книга). Ч. 1. М., 1787.
Родословная, 17876 — Родословная книга князей и дворян российских и выезжих
(Бархатная книга). Ч. 2. М., 1787.
СРИО, 1895 — Сборник императорского Русского исторического общества. Т. 95.
СПб., 1895.
Смирнов, 1906 — Смирнов М.И. К родословной князей Мещерских // Летопись
историко-родословного общества в Москве. Вып. 4. М., 1906.
Тизенгаузен, 1884 — Тизенгаузен ВТ. Сборник материалов, относящихся к исто-
рии Золотой Орды. Т. 1. Извлечения из сочинений арабских. СПб., 1884.
Тихомиров, 1952 — Тихомиров М.Н. Список русских городов дальних и ближних.
Исторические записки. Т. 40. М., 1952.
Jorga, 1896 — Jorga N. Notes et extraits pour servir a 1’histoire des croisades au XV-e
siecle // Revue de 1’Orient Latin. T. 4. P., 1896.
3 Известны результаты ДНК-тестов одного из потомков князей Мещерских, а при
поддержке Ж.Сабитова были получены результаты тестов двух татар — представи-
телей фамилии Ширинских из Крыма и Касимова (см. открытый проект «Russian
Nobility DNA Project» при американской лаборатории Family Tree DNA, URL:
http://www.familytreedna.com/public/RussianNobilityDNA/, администраторы проекта —
В.Волков, С.Думин и др.). Все протестированные оказались принадлежащими к раз-
ным гаплогруппам: Мещерский — к гаплогруппе Qla2, Ширинский (крымский тата-
рин) и С.Ширинский (касимовский татарин) — 12а.
А.В. БЕЛЯКОВ
(Рязань)
А.В.ВИНОГРААОВ
(Москва)
Му рад-Гирей:
служилый Чингисид в России
или претендент на крымский престол?
Нельзя сказать, что крымским Чингисидам, пребывавшим в России
в XV-XVI вв., повезло в историографии. Исследований на эту тему
очень немного. Если о крымской династии в Касимове еще писали
[Вельяминов-Зернов, 1863: 91-216; Шишкин, 1999: 18-21; Хорошке-
вич, 2001: 272-307; Беляков, 2006: 265-283; Рахимзянов, 2009: 118—
137], то об «астраханских» Гиреях конца XVI в. до недавнего времени
существовали только отдельные упоминания, содержащие подчас зна-
чительные неточности [Смирнов, 2005: 330, 331; Новосельский, 1948:
33-37; Кушева, 1963: 262-268; Трепавлов, 2001: 331-338, 356-362,
569, 619, 626; Зайцев, 2004: 156, 191, 199; Виноградов, 2006: 26-73;
Беляков, 2007: 39, 40, 42, 43; Гайворонский, 2007: 277-326].
Между тем сам факт пребывания в 1586-1591 гг. на территории
Русского государства трех изгнанных из Крыма сыновей хана Мухам-
мед-Гирея II, свергнутого в 1584 г., оставил значительный след в исто-
рии. Появление «законных претендентов» на крымский престол имело
большие последствия для политики Русского государства на Кавказе,
в отношениях с Большой Ногайской Ордой, серьезно повлияло на ди-
пломатические связи Москвы с Ираном и Речью Посполитой, беспо-
коило Османскую империю, не говоря уже о созданной угрозе непо-
средственно Крымскому ханству.
В последние годы сюжеты, связанные с пребыванием сыновей хана
Мухаммед-Гирея II на территории Русского государства в 1586-1591 гг.,
были затронуты в ряде работ авторов этой статьи [Беляков, 2009: 39, 40;
© Беляков А.В., Виноградов А.В., 2013
12
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
Беляков, 2011: 59, 99, 212-217, 285-287; Виноградов, 2010: 274-279;
Виноградов, 2011: 142-187; Виноградов, 2012: 187-199]. Вместе с тем
возникла необходимость создания исследования в жанре «политиче-
ской биографии» главного действующего лица событий 1586-1591 г. —
Мурад-Гирея. Почему именно этот сын Мухаммед-Гирея II привлекает
особое внимание? Ответ очевиден: именно Мурад-Гирей оказался в
центре московской политики, несмотря на то что формально «закон-
ным претендентом» на крымский престол был его старший брат,
«царь» Сеадет-Гирей (Саадет). Именно он, находясь в Астрахани во
главе основной части крымской эмиграции, проводил, хотя и под же-
стким контролем Москвы, собственную политическую линию.
На протяжении 80-х гоДов XVI столетия Крымское ханство пребы-
вало в состоянии затяжного кризиса, получившего в историографии
наименование «династический кризис Гиреев». По мнению француз-
ских историков А.Беннигсена и Ш.Лемерсье-Келькеже, это было
«смутное время кровавых внутренних войн между принцами-чингиси-
дами династии Гиреев» [Беннигсен, Лемерсье-Келькеже, 2009: 220].
Сами представители политической элиты государства Гиреев устами
Ахмед-паши-мурзы Сулешева — представителя виднейшего клана
Яшлавских дали этому периоду весьма точное определение — «ссора
великая в Крымском юрте» [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 17, л. 60, 22;
Статейный, 1891: 75].
«Ссора великая в Крымском юрте» разгоралась постепенно. Ее
корни лежали в самой системе престолонаследия в доме Гиреев (не без
влияния Порты), допускавшей как наследование ханского престола
старшим сыном умершего хана, так и следующим по старшинству бра-
том. При этом помимо отмеченного А.Беннигсеном и Ш.Лемерсье-
Келькеже противоречия между «двумя системами наследования в Кры-
му», под которыми французские ученые понимали «традицию осед-
лых государств» (наследование престола старшим сыном) и традицию
монгольского права (наследование старшим представителем династии)
[Беннигсен, Лемерсье-Келькеже, 2009: 222, 223], существовало еще про-
тиворечие между султанской инвеститурой нового хана и его утвер-
ждением (или избранием) главами ведущих татарских родов в русле
многовековой джучидской традиции. Подобная ситуация уже приводи-
ла к длительным периодам «двоецарствия» в Крыму. Правда, к 70-м го-
дам XVI в. династия Гиреев была представлена только потомками ха-
на Девлет-Гирея I (1551-1577) — его многочисленными сыновьями и
внуками. Потомство братьев Девлет-Гирея I оказалось уничтоженным
в ходе многочисленных династических распрей 40-50-х годов XVI в.
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
13
Наследником-колгсш Девлет-Гирея с 50-х годов считался его стар-
ший сын Мухаммед-Гирей. Казалось бы, будущее наследование пре-
стола старшим сыном хана было обеспечено. Однако Девлет-Гирею I
на склоне лет было трудно добиваться повиновения от своих сыновей.
Между ними с 70-х годов началась открытая борьба. Больше всего
беспокойства доставляли два старших сына — Мухаммед-Гирей и
Адыл-Гирей (Алди). Ссора дошла до того, что Адыл-Гирей, «блюдясь
брата своего», поставил себе на р. Калмиус в Дивеевом улусе1 отдель-
ный город, Болы-Сарай. Подобная распря могла привести к распаду
Крымского ханства. Только перед самой смертью Девлет-Гирею уда-
лось помирить братьев. Этому содействовала их мать, валиде (старшая
жена хана) Айше-Фатьма [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 15, л. 21].
Вступив на престол, Мухаммед-Гирей II (годы правления — 1577—
1584) понял, что распря не угасла. Конфликты с братьями, прежде все-
го с Адыл-Гиреем, продолжались. Сложная династическая ситуация
усугублялась тем, что все Гиреи традиционно опирались на различные
кланы крымской знати. Часть фрондирующей знати, в первую очередь
ногайской, во главе с Исинеем и Арсанаем — сыновьями главы крым-
ских мангытов Дивея, попавшего в русский плен в битве при Молодях
в 1572 г., превратила построенный Адыл-Гиреем Болы-Сарай в свой
опорный пункт.
Поддержку Мухаммед-Гирей II видел в своих сыновьях, прежде
всего старших — Сеадет-Гирее и Мурад-Гирее. Всего по источникам
известно пять сыновей Мухаммед-Гирея II: Сеадет-Гирей, Мурад-
Гирей, Хаджи-Гирей, Сафа-Гирей и Ширван-Гирей [AGAD, ASK-III,
sign. 3, к. 83-84]. Перечисление сыновей Мухаммед-Гирея II дается
нами в последовательности, приводимой в коронных скарбовых кни-
гах, относящихся к прибытию во Львов в июле 1578 г. крымского по-
сольства И.Белецкого. Отметим, что старшинство Сеадет-Гирея и Му-
рад-Гирея имеет многочисленные подтверждения в русской посоль-
ской документации. Их матерью являлась валиде Хан-Тутай.
После гибели Адыл-Гирея в «кизылбашском» походе (о чем в
Крыму стало известно в 1581 г.) Мухаммед-Гирей в обход своего бра-
та Алп-Гирея назначил калгой сына, Сеадет-Гирея. На этой почве про-
изошло резкое столкновение хана с его братьями Алп-Гиреем и Сала-
мет-Гиреем, бежавшими из Крыма. В скором времени они оказались
1 Дивеев улус — Ногайский улус Крымского ханства. Подробнее о статусе Дивеева
улуса и роли рода Дивеевых в политической истории Крыма см.: [Трепавлов, 2001:
360-362].
14
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
на территории Речи Посполитой в почетном плену у короля Стефана
Батория. Однако королю не удалось использовать в своих целях этих
претендентов на крымский престол. После многочисленных демаршей
Порты они были отправлены в Стамбул, откуда после напряженных
выяснений отношений султана с Мухаммед-Гиреем II возвращены
в Крым. Алп-Гирей занял при хане вновь учрежденную должность
нураддина (второго наследника престола)2.
Примирение хана с братьями оказалось временным. Кризис разра-
зился в конце 1583 г. Под нажимом крымской знати Мухаммед-
ГирейП отказался от предписанного султаном участия в походе на
Персию и решился на вооруженное сопротивление Ислам-Гирею, ко-
торого султан назначил новым ханом. Но крымцы не решились на бой
с турецкими войсками, присланными на помощь Ислам-Гирею. Му-
хаммед-Гирей II вынужден был бежать. Его захватил и убил Алп-
Гирей. Однако Ислам-Гирей II имел слабую поддержку среди местной
аристократии. Благодаря этому летом 1584 г. царевичи, сыновья Му-
хаммед-Гирея II — Сеадет-Гирей, Мурад-Гирей и Сафа-Гирей, выну-
жденные бежать из Крыма, при помощи бека Исинея Дивеева и его
брата Арсланая-мурзы, а также 15 тыс. ногаев Дивеева и Казыева улу-
сов3, на два с половиной месяца захватили власть на полуострове [Но-
восельский, 1948: 33, 34]. К ним присоединились «Дервиш князь Иб-
реим Пашай сын князь Куликов, Казый князь Куликов, Сулеш князь
Перекопской, Тин паша мирза Ширинской, Азия князя Ширинского
два сына, Кошум мирза Сефереев сын, Мурату князю племянник»
[РГАДА, ф. 123, on. 1, д. 16, л. 1] и другие представители крымской
знати. Таким образом, в числе мятежников оказались представители
ведущих крымских родов беков Ширинских, Яшлавских, Кюлюковых.
Ханом провозгласили Сеадет-Гирея, Мурад-Гирей стал калгой.
Братья осадили в Бахчисарае хана Ислам-Гирея, калгу Алп-Гирея и
царевичей Саламет-Гирея и Фетх (Фети)-Гирея с крымскими мурзами
в количестве 4 тыс. и 600 янычарами. Во время трехдневной осады
погибло много янычар. [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 2-2об.]. У осаж-
денных почти не осталось надежды на спасение, тогда Ислам-Гирей и
Фетх-Гирей ночью бежали в горы. После боя с ногаями они укрылись
в Балаклаве и морским путем добрались до Кафы, под защиту войск
2 Подробнее о пребывании Гиреев на территории Речи Посполитой и их отправле-
нии в Стамбул см. [Виноградов, 2011: 277-280].
3 Казыев улус — принятое в русских документах XVI в. обозначение Малой Ногай-
ской Орды [Трепавлов, 2004: 8].
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
15
султана. Алп-Гирей и Саламет-Гирей пришли туда же другой дорогой.
Саламет-Гирей отправился в Стамбул за подмогой. Осенью 1584 г.
при помощи 3000 турецких янычар Ислам-Гирею удалось восстано-
вить свою власть. Битва произошла между Кафой и Крымом. Сыновья
Мухаммед-Гирея II были разбиты [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 3].
Началась жестокая расправа над мятежниками. Представителей вид-
нейших крымских родов Исинея Дивеева и Яншу Дербышева взяли
в плен и повесили в Перекопе. Для последующего развития событий
эта расправа, учиненная по приказу калги Алп-Гирея, имела большое
значение. Она сделала брата и отца казненных беков — Арсланая Ди-
веева и Дербыша Кюлюкова («князя Куликова»)4 — непримиримыми
врагами Ислам-Гирея
Ислам-Г ирей II был восстановлен на троне, но последствия «ссоры
великой в Крымском юрте» оказались весьма тяжелыми. Полуостров
был в полном разорении. Приведенные сыновьями Мухаммед-Гирея II
ногаи разграбили казну, пожгли посады Бахчисарая, взяли большой
полон (в том числе русских и литовских полоняников). К тому же са-
ми сыновья Мухаммед-Гирея II не сложили оружия. За ними была по-
слана погоня в приазовские степи. Она продолжалась до декабря. То-
гда же, во время этой погони, Алп-Гирей сжег Болы-Сарай [Новосель-
ский, 1948: 34].
По-видимому, ситуация в Крыму была очень тяжелая. Русский го-
нец Иван Судаков Мясной, прибывший в Крым в разгар этих событий,
в своем статейном списке зафиксировал информацию о том, что крым-
ские люди хотели бы видеть «царем» Алп-Гирея [РГАДА, ф. 123, on. 1,
кн. 16, л. 4об.]. Оставались там и сторонники Сеадет-Гирея [РГАДА,
ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 21].
16 января 1585 г. в Крыму получили известия о том, что «царь»
Сеадет-Гирей (крымские источники упорно именуют его царевичем)
и царевичи Мурад-Гирей и Сафа-Гирей находятся на Дону у казаков —
атаманов Кишки и Третьяка. Казаки якобы ограбили этих Чингисидов
и хотят отвезти их в Москву [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 9об.]. Дан-
ное сообщение, как выяснилось позже, не соответствовало истине.
22 января Ислам-Гирей II посылает азовского агу Дост-Мухаммеда на
Дон получить «прямых вестей про царевичей» [РГАДА, ф. 123, on. 1,
кн. 16, л. 13]. 18 февраля он привел с собой в Крым казака, взятого в
плен на Дону, «верх Переволоки». Тот сообщил, что царевич Сеадет-
В русской приказной документации зачастую более чем вольно использовался ти-
тул «князь» для целого ряда представителей восточной родовой аристократии.
16
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
Гирей с братьями, «быв на Дону и поехал в Нагаи за Волгу к Урусу
князю. И не доходя ногайских улусов, пришли на них нагайские люди
и их розгромили». Два царевича (Сеадет-Гирей и Сафа-Гирей) пошли
в Ногаи, а третий царевич, Мурад-Гирей, «утек» в Астрахань [РГАДА,
ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 1 боб.]. 20 марта в Крым пришли вести, что Сеа-
дет-Гирей и Сафа-Гирей пошли в Шевкалы, а Мурад-Гирей находится
в Астрахани. Кошум мурзу Сеферева5 царевичи послали в Москву
[РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 18об., 19].
Скорее всего, в самом начале 1585 г. царевичи решили разделиться.
Сеадет-Гирей и Сафа-Гирей пытались найти поддержку в Больших
Ногаях, исконных врагах Крыма, и на Северном Кавказе — «в Шевка-
лах» (северо-восточная часть Дагестана, где находилось Тарковское
шахмальство, населенное кумыками). Мурад-Гирей должен был зару-
читься поддержкой московского царя Федора Ивановича. Вначале он
отправился в Астрахань. После ссылок астраханских воевод с Моск-
вой царевич прибыл в столицу, где ему была устроена торжественная
встреча. Это произошло, судя по описи Посольского приказа 1626 г.,
до 1 сентября 1585 г. [Опись, 1977: 336].
В Строгановской редакции Нижегородского летописца читаем:
«Лето 7093-го (1594/95 г.). Приехал к Москве царевич крымской Му-
рат Киреев сын Девлетекиев государю царю служити» [Шайдакова,
2006: 142]. Интерес провинциального летописца к данному событию,
очевидно, был вызван тем, что оно опосредованно было связано
с Нижним Новгородом. Пути первого и последующих визитов Мурад-
Гирея из Астрахани в Москву пролегали через Нижний. Но отмечено
это событие единожды. Возможно, причиной тому стала пышная
встреча, оказанная ему здесь по приказу из столицы. Но в таком слу-
чае летописец объединил два события: дорогу царевича в Москву
летом 1585 г. и торжественное его водворение в Астрахани в 1586 г.
В противном случае получается, что уже в 1585 г. у Москвы были бо-
лее чем определенные планы на Мурад-Гирея и ему хотели польстить
необычайно пышным и торжественным приемом на всем пути следо-
вания от Астрахани до Москвы. Судя по всему, воспоминания о царе-
виче глубоко вошли в народную память. Автор дополнения к Нико-
новской летописи («Повести о честном житии царя и великого князя
Федора Ивановича всеа Русии») даже заменил имя крымского царя
Газы (Казы)-Гирея II, совершившего набег на русские земли в 1591 г.,
5 Представитель рода наследственных московских амиатов Сулешевых [Виногра-
дов, 2006: 26-73].
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
17
именем его племянника Мурад-Гирея, умершего незадолго до этого
в Астрахани [ПСРЛ, 2000: 10, 11].
Первое официальное упоминание Мурад-Гирея в Москве относится
к марту 1586 г., когда он перечисляется среди присутствующих при
приеме польско-литовского посланника М.Гарабурды. Уже на первой
аудиенции «при государе был в полате царевич крымский Мурад-
Гирей, да касимовский царь Мустофа-Алей, да сибирский царевич
Магметкул, а сидел крымский царевич Мурад-Гирей на большой лавке
против дверей у государева места, а от него в сажень сидели бояре»
[РГАДА, ф. 79, on. 1, кн. 16, л. ЗЗоб.]. «Предъявление» Мурад-Гирея
именно дипломату Речи Посполитой было неслучайным. Весной 1586 г.
Москва начала сложную дипломатическую игру с активным привле-
чением крымских царевичей. С одной стороны, наличие в ее руках
претендентов на крымский престол должно было повысить ставки
кандидатуры Федора Ивановича на польско-литовский трон (перего-
воры об этом задолго до кончины бездетного короля Стефана Батория,
собственно, и начал в Москве М.Гарабурда), а с другой — оказать
давление на Крым и косвенно на Порту.
Царевичами, впрочем, давно интересовались в Стамбуле. Еще
17 апреля 1585 г. от верховного визиря Осман-паши из Костомана, где
располагалась его ставка, прибыл в Кафу Муслы-аталык — бывший
ведущий сановник («первый министр») Мухаммед-Гирея II, бежавший
от него к султану в начале открытого конфликта хана с Портой. Ему
надлежало ехать «в Шевкалы» к царевичам Сеадет-Гирею с братьями
«с грамотой, чтоб они ехали к турецкому султану бесстрашно». Султан
якобы хочет Сеадет-Гирея сделать «царем» в Крыму. Узнав об этом, хан
Ислам-Гирей стал «добре кручиновати» и приступил к активным дейст-
виям. Он послал к султану и пашам «князя Ширинсково» Алея с помин-
ками, чтобы не допустить подобного развития событий. Данную поли-
тическую игру затеял визирь Осман-паша, в чьих руках оказалась
сконцентрирована огромная власть. Вряд ли он собирался посадить
опального хана на крымский престол. Скорее, это была попытка ней-
трализовать «казакующих» Чингисидов, значительно усложнявших
и без того непростую ситуацию в Крыму и на Северном Кавказе.
В Крыму царевичи по-прежнему имели серьезную поддержку. Рос-
ло всеобщее недовольство режимом Ислам-Гирея, державшимся во
многом на саблях янычар. Последние прекрасно осознавали свою без-
наказанность и пользовались этим. В Москву сообщали, что «турски-
ми людьми Крымской юрт пуст зделан, от янычар насильство и убист-
во великое» [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 20об-21 ].
18
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
Здесь следует отметить, что в России признавали безусловные пра-
ва Сеадет-Гирея на титул «царя». Именно так он именовался во всех
посольских документах. Царевичи не обольщались заманчивыми
предложениями Осман-паши (он был «мужик злоблив», по словам По-
сольской книги). Им прекрасно было известно, что послушайся они —
и следующим шагом, скорее всего, был бы арест или даже физическое
устранение братьев руками их дяди.
К тому же посол Муслы-аталык был хорошо известен братьям.
Он дважды (в 1581 и 1583 гг.) изменял их отцу, Мухаммед-Гирею II.
8 июня 1585 г. в Крыму стало известно, что Муслы-аталыка на Тереке
взяли в плен казаки [РГДДА, ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 22, 27об.-28]. Че-
рез некоторое время его отправили в Москву, где в тюрьме он дал
очень интересные показания. К тому же Муслы-аталык был захвачен
со всем своим архивом, который он предусмотрительно увез из Стам-
була. При нем оказались, в частности, списки тайных грамот Стефана
Батория к султану Мураду и Осман-паше. В них король призывал Тур-
цию совершить поход на угорские (венгерские) и урюмские (трансиль-
ванские) земли, чтобы тем самым сократить влияние и независимость
местной аристократии [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1587 г., д. 2, л. 14об-
16об.]. Муслы-аталык действительно вел все эти годы интенсивную
переписку с Баторием. Одновременно он, впрочем, интриговал и с Ива-
ном Грозным, а затем и с Борисом Годуновым. Муслы-аталык стал
самым ценным «крымским заложником». Помимо того что он владел
многими секретами Крымского юрта, он являлся еще и родственником
нескольких видных татарских вельмож. В частности, на одной из его
дочерей был женат бек Дербыш Кюлюков, сын которого Пашай-мурза
состоял при Мурад-Гирее. Впоследствии на протяжении нескольких
лет крымские власти безуспешно будут добиваться возращения Мус-
лы-аталыка, причем и после воцарения хана Газы-Гирея II в 1588 г.
В целом весь 1585 год прошел для хана Ислам-Гирея II под знаком
угрозы со стороны мятежных племянников. В Крым приходили вести
одна неприятнее другой. 5 мая в Бахчисарае стало известно, что Сеа-
дет-Гирей и Сафа-Гирей находятся «в Черкасех, в Кумуках». Персид-
ский шах прислал им «великое жалованье» и звал к себе. Это пригла-
шение поддержал царевич Газы-Гирей, сын Девлет-Гирея [РГАДА,
ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 24об.]. Он попал в плен к персам во время кам-
пании на Кавказе, вероятно еще в 1578 г., так как во всех источниках
говорится о семилетием пленении Газы-Гирея [Ivanics, 1994: 56]. Пер-
сидский шах, по сообщениям посольских книг, женил его на своей
дочери, «учинил» его царем (признал право на крымский престол)
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
19
и пожаловал городом Кенжу за рекой Кура, в трех днях пути от Шема-
хи на турецкой границе [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 17об-18].
В Крыму о том, что Газы-Гирей жив, стало известно в марте 1585 г.,
когда московский посол И.Судаков-Мясной получил эти сведения.
7 июня 1585 г. в Крым пришло известие, что царевичи пошли
«в Кизылбаши» [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 26об.-27]. На самом
деле этого, судя по всему, не было. Дело в том, что главный инициатор
«приглашения» царевичей, Газы-Гирей, как раз в это время совершил
побег от шаха и довольно скоро оказался в Костомане, в ставке визиря
Осман-паши. Оттуда контактировал с царевичами, явно нацеливаясь
на крымский престол. Осман-паша в принципе счел кандидатуру Га-
зы-Гирея для ханствования приемлемой. Таким образом, постепенно
складывалась ситуация, когда одновременно существовали два пре-
тендента на крымский престол: Сеадет-Гирей и Газы-Гирей, поддер-
живаемые разными силами.
Между тем к лету 1585 г. между царевичами было достигнуто
своеобразное «разделение труда». Сеадет-Гирей играл роль хана в из-
гнании и планировал обосноваться «в Шевкалах». Судя по всему, он
общался с персами и после бегства от шаха Газы-Гирея. Сафа-Гирей
находился вблизи Крыма «у жанеевских черкас». Вместе с ним «каза-
чествовали» главные фигуры крымской эмиграции: беки Арсланай
Дивеев с сыновьями и племянниками и Кутлу-Гирей бек Ширинский.
В это время Сафа-Гирей ссылался с терскими казаками [РГАДА,
ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 27об.-28]. О чем между ними велись перегово-
ры, мы можем только догадываться.
Мурад-Гирей активно ссылался с Москвой и, возможно, уже тогда
рассматривал возможность своего водворения в Астрахани. Царевичи
избегали соединяться вместе и явно стремились использовать все воз-
можности для организации нового вторжения в Крым. Главная роль в
этом деле предназначалась Сафа-Гирею, а Мурад-Гирей был организа-
тором контактов (при участии астраханских воевод) с Москвой.
В конечном счете для Москвы Мурад-Гирей к началу 1586 г. пре-
вратился в главную фигуру. Царевич уже был известен в России.
В 1572 г. он участвовал в походе своего деда Девлет-Гирея на Русское
государство. Сохранилось его послание королю Сигизмунду II, от-
правленное из Перекопа (Ферах-Кермень) 17 июня 1572 г. с сообще-
нием о походе [AGAD, AKW, karton 65, teszka 96, nr. 672]. Есть все
основания предполагать, что Мурад-Гирей в период правления своего
отца Мухаммед-Гирея II не был лоялен к Москве. А.А.Новосельский
отмечает, что в 1578 г. он отказался участвовать в польском походе
20
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
и совершил самостоятельный набег на русские земли [Новосельский,
1948: 33, 34]. В донесениях русского посла в Крыму кн. В.В.Масаль-
ского действительно отмечается, что Мурад-Гирей отправился в набег
на «московские украйны», в то время как отец явно намеревался, что-
бы он участвовал в набеге на Речь Посполитую [РГАДА, ф. 123, on. 1,
кн. 15, л. 166, 167, 170, 171]. В то время Мурад-Гирей опирался на
поддержку Дивеевых. Собственно в связи с этим он и появляется в
«отписках» русских дипломатов из Крыма. Вскоре после воцарения
отца он демонстративно покидает Бахчисарай, отправившись с Диве-
евым сыном Исинеем в его улус Болы-Сарай. Такое поведение сына
в момент конфликта отца с братом Адыл-Гиреем, ближайшим другом
своевольных мангытских мурз, опечалило «царя», и он «кручинился»
[РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 15, л. 23об.].
Таким образом, Мурад-Гирей уже в юности проявлял непокорный
нрав. Естественно, это не могло не сказаться на его отношениях с от-
цом. «Амбициозный Мурад отказывал ему в послушании» [Беннигсен,
Лемерьсе-Келькеже, 2009: 224]. Мурад-Гирей активно участвовал вме-
сте с братьями Сеадет-Гиреем и Сафа-Гиреем в войне против Сефеви-
дов на Кавказе в 1578-1581 гг. Различные источники, в том числе хро-
ники Ибрагима Рахимзаде, описывают его отвагу и энергичность. В ча-
стности, он отличился в битве при Маллахасане осенью 1578 г. [Казы-
Гусейн, 2005: 61]. В.В.Трепавлов отмечает, что Мурад-Гирей и Сафа-
Гирей в 1580 г. вынуждены были бежать к ногаям и участвовали в од-
ном из ногайских набегов на русские «украйны» [Трепавлов, 2001: 331].
В 1581 г. Мурад-Гирей возвращается в Крым и активно поддержи-
вает отца в столкновениях с братьями. Он активно участвовал в собы-
тиях 1584 г., его роль отмечена во всех донесениях русских диплома-
тических представителей в Крыму. Таким образом, крымскому хану
Ислам-Гирею II пришлось столкнуться с двумя энергичными и амби-
циозными царевичами, которые представляли реальную угрозу и за
спиной которых маячила фигура их старшего брата — «законного ха-
на» Сеадет-Гирея.
Ислам-Гирей был крайне встревожен такой ситуацией. Конечно,
хан и его весьма активные и деятельные братья, Алп-Гирей и Муба-
рак-Гирей, не теряли времени даром. В течение всего 1585 г. они не-
однократно пытались прояснить ситуацию в Стамбуле и Костомане
(у Осман-паши) о планах Порты по поводу царевичей. Также в Бахчи-
сарае пытались вернуть в Крым эмигрантов, прежде всего Арсланая
Дивеева. Хан настойчиво добивался установления контроля над Ка-
зыевым улусом, где у царевичей были сильные позиции.
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
21
Параллельно этому активизировались контакты между Ислам-
Гиреем и бием Большой Ногайской Орды Урусом. В середине января
1585 г. в Крым прибыли послы Куллабердей-киличей — от Уруса
и Телекар — от ногайского мурзы Тинбая. Они жаловались на притес-
нения московского царя и казаков, обещали служить по-прежнему
турецкому султану, в частности предлагая всестороннюю помощь в
случае турецкого похода на Астрахань. Куллабердея после того отпус-
тили в Стамбул, а Телекара отправили обратно в ногайские степи
[РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 10об.-11об.]. Предложение было бо-
лее чем своевременным. В марте стало известно, что Осман-паше ве-
лено поставить города в трех местах на Тереке. После этого ему сле-
дует идти к Астрахани и ставить город на Старом Городище. Тогда же
из Кафы в Азов послали «князя» Мустафу ставить для защиты от каза-
ков город на Мертвом Донце [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 19об.].
Таким образом, у Ислам-Гирея II появилась надежда, что с проблемой
царевичей будет покончено во время нового похода османов на Аст-
рахань6, который, в свою очередь, представлялся совершенно необхо-
димым для успешного завершения войны Порты с Персией.
Весной 1585 г. хану казалось, что Казыев улус будет возвращен под
его контроль. 21 апреля к Ислам-Гирею из Казыева улуса явились по-
сланцы от Арсланая Дивеева и от всех мурз, которые жили на р. Кал-
миус. Эти крымские ногаи просились жить на прежнее место, готовы
были шертовать новому крымскому хану и просили прислать для это-
го в Азов царевича, который также должен был дать шерть казыев-
ским ногайским мурзам. Речь шла о восстановлении Дивеева улуса во
главе с Арсланаем и вассалитета Казыева улуса по отношению к Кры-
му. Ислам-Гирей был готов пойти на это предложение, если мурзы,
в свою очередь, не будут иметь никаких дел с Сеадет-Гиреем и его
братьями. В Азов послали Мубарак-Гирея [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16,
л. 22об., 23]. Однако эти надежды оказались преждевременными, а ка-
зыевские мурзы продолжали ссылаться с отъехавшими царевичами.
Арсланай мурза по-прежнему остался с Сафа-Гиреем.
Военно-политические позиции Порты также не обнадеживали крым-
ского хана. 25 апреля Ислам-Гирею было приказано поставить город
на Тонких Водах и укрепить Перекоп [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16,
л. 23, 23об.]. Это было связано с военными действиями на Северном
Кавказе. Персидские войска стали теснить турецкого султана. Весною
6 Предыдущий неудачный совместный османско-крымский поход был предпринят
в 1569 г.
22
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
турки оставили Новую Шемаху. Укрепление границ Крыма должно
было обезопасить тылы султана во время намечающегося большого
кавказского похода. К тому же литовцы также стали укреплять поль-
ско-крымскую границу. Они начали строить крепость на Каменной
горе, в трех днях пути от Белгорода [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16,
л. 24].
По-прежнему были опасны и царевичи-эмигранты. По-видимому,
летом 1585 г. Сеадет-Гирей и Сафа-Гирей с донскими казаками и, ско-
рее всего, с ногаями совершили набег на Крым [РГАДА, ф. 123, on. 1,
кн. 16, л. 63]. Точную Датировку этого события установить трудно.
До нас дошел отрывок указной грамоты царя Федора Ивановича в
Астрахань гонцу Степану Кузьмину. Ее можно интерпретировать так.
С.Кузьмина послали с жалованием и поминками к Сеадет-Гирею и
Сафа-Гирею, где бы они в то время ши находились. Когда Степан
приехал в Астрахань, с Дона стало известно, что Гиреи пошли на
Крым. Не имея долгое время информации об их точном местонахож-
дении, гонец задержался в Астрахани и не заметил, как Сеадет-Гирей
по возращении из похода подходил к городу, прежде чем отправиться
в Тарки, столицу Шахмальства [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 2,
л. 6-8]. Ясно, что Мурад-Гирея в это время не было в Астрахани. Упо-
минание жалования и поминок можно рассматривать как констатацию
первой посылки к крымским «царю» и царевичу. Таким образом,
в конце лета Сеадет-Гирей и Сафа-Гирей внезапно соединились, но
вскоре вновь расстались. Сафа-Гирей вновь оказался «у жанеевских
черкас», а Сеадет-Гирей — у шамхала.
Известно также, что в июне 1586 г. Сеадет-Гирей был «в Шевка-
лах». В то время он через астраханских воевод обратился к Федору
Ивановичу с просьбой купить для него судно и направить на нем тол-
мача. Базировать корабль планировалось на «шевкальском» берегу
Каспия [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 2, л. 9-11]. Просьбу, по-види-
мому, отклонили.
К осени 1585 г. казалось, что непосредственная угроза для Ислам-
Гирея II со стороны царевичей отступила, но общий ход событий явно
складывался не в его пользу. Персидский поход так и не состоялся.
Между двумя государями, персидским шахом и османским султаном,
было достигнуто перемирие. Города Ширван, Шемаха и Тебриз к тому
моменту отошли к Турции. По сообщению московских гонцов, осман-
ская опасность для Астрахани сохранялась. Угроза царевичей для Ис-
лам-Гирея на некоторое время отступала на задний план. Дело в том,
что приднепровские казаки совершили ряд опустошительных рейдов
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
23
на крымские улусы и османские владения в Причерноморье. Хану
приказали совершить «литовский поход». На следующую весну наме-
тили наступление на казаков. Турецкий султан собирался ставить го-
род на днепровских порогах, а Ислам-Гирею велели крепить Ислам-
городок (Ислам-Керман) на Днепре. Между тем дипломатические уси-
лия, которые предпринимал хан по отношению к Москве, чтобы про-
яснить замыслы русского правительства по использованию царевичей,
не приносили реальных результатов.
Правда, не все было так безотрадно. Продолжалось возращение но-
гаев Казыева улуса под руку Крыма, шертовать оттуда приходил Ме-
дет-мурза Шейдяков [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 73-74]. Казалось,
что непосредственная угроза от сыновей Мухаммед-Гирея II Ислам-
Гирею II отступает на второй план. Ясных сведений о них в Бахчиса-
рае не было. Гораздо большую озабоченность вызывала у него фигу-
ра Газы-Гирея, который в конце 1585 г. прочно обосновался в Стам-
буле.
Ход событий активизировался в начале 1586 г. В январе в Москву
приехали послы от Сеадет-Гирея и Сафа-Гирея — Магмет-ага с това-
рищами [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 2, л. 1-2]. 25 января из Мо-
сквы «полем» отпустили к Сеадет-Гирею одного из его послов, Аса-
нака (Асана), с грамотой [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 2, л. 13].
23 февраля он с сопровождающими лицами прибыл в Шацк [РГАДА,
ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 2, л. 14]. 7 марта в Шацк пришли новые послы
от Сеадет-Гирея и Сафа-Гирея, а также люди Мурад-Гирея. 9 марта их
отпустили в Москву [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 6, л. 1]. 15 марта
в Шацк приехал от Сеадет-Гирея, Дивеевых и Казыевых мурз служи-
лый татарин Кадыш Кудинов [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 6, л. 2].
14 мая в Шацк прибыли послы от Сеадет-Гирея царя и шамхала.
16 мая их отпустили из Шацка к царю [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г.,
д. 7, л. 1]. 24 мая послы от Сеадет-Гирея, ногайских мурз и шамхала
были у дьяка Андрея Щелкалова в Посольском приказе [РГАДА,
ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 7, л. 2]. Скорее всего, это далеко не все гонцы
«царя» и царевича за этот период [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 2,
л. 6-8, 12-13].
У нас имеются все основания утверждать, что все это время шли
активные переговоры о принесении Мурад-Гиреем шерти Федору
Ивановичу за себя и своих братьев, а также об условиях посылки Му-
рад-Гирея в Астрахань и помощи России в возращении крымского
престола. Переговоры начались, вероятно, весной 1586 г. Окончатель-
ная договоренность была достигнута в начале лета. Мы можем в об-
24
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
щих чертах реконструировать условия договора. По нему Мурад-
Гирей посылался на жительство в Астрахань. Статус царевича в горо-
де установить тяжело. У нас нет однозначных сообщений о пожалова-
нии Чингисида городом. Но астраханские доходы частично шли на
содержание Гирея и его двора [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 13,
л. 70]. Хотя нельзя не отметить, что Астрахань в рассматриваемое
время не могла существовать без постоянных присылок продуктов
питания и иных товаров из центра. Царь Федор, судя по всему, обещал
всестороннюю, в том числе и военную, помощь братьям в их борьбе за
Крым. В частности, им, обещали помощь терских, волжских, яицких
и донских казаков [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1586 г., д. 1, л. 12]. Мурад-
Гирей, в свою очередь, становился подданным московского царя
и, возможно, отказывался от права отъезда7. Возможно, Сеадет-Гирей
и Сафа-Гирей обещали согласовывать свои действия с Москвой.
Сеадет-Гирей как старший брат и носитель ханского титула обещал
отдать в заложники (аманаты) своего сына [РГАДА, ф. 127, on. 1,
1586 г., д. 13, л. 71]. Можно предположить, что им стал Кумо-Гирей.
Во всяком случае, только он упоминается в России после смерти его
отца [Разрядная, 1974: 245]. Когда он выехал в Москву и что пред-
ставляла собой его жизнь там, неизвестно. С Сеадет-Гиреем на Север-
ном Кавказе, возможно, были и другие его дети: Девлет-Гирей, Бахты-
Гирей и Мухаммед-Гирей; по другим данным — Девлет-Гирей, Му-
хаммед-Гирей и Саламет-Гирей. Позднее, при хане Газы-Гирее II, они
будут упоминаться в Крыму [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1590 г., д. 5, л. 19,
21; кн. 18, л. 111об.-113].
Старшинство сыновей Сеадет-Гирея и их судьбу в 1584-1588 гг.
установить затруднительно. Известно, что, когда он оставил Крым
осенью 1584 г., его мать Хан-Тутай осталась в Чуфут-Кале («Жидов-
ский город» русских источников), под защитой караимов; вместе с ней
там были старшая жена Сеадет-Гирея, три его сына и три дочери. Об
этом она писала в Москву в послании на имя Федора Ивановича после
занятия престола Газы-Гиреем в 1588 г. [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 17,
л. 93]. Но имена детей Сеадет-Гирея в этом послании не приводятся.
В грамоте Хан-Тутай, доставленной в июле 1590 г. Б.Ф.Годунову, го-
ворится: «А после Саадет-Кирея царя остались сиротки, его дети: Дев-
лет-Кирей царевич да Магмет-Кирей царевич, да Селамет-Кирей царе-
7 Скорее всего, подданство («холопство») по-разному трактовалось Москвой и ца-
ревичами. Если в столице оно рассматривалось как однозначное подданство, то Гиреи,
по-видимому, видели в нем только временный союз. Подробнее о различном воспри-
ятии подданства см. [Трепавлов, 2007].
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
25
вич и дочери его царевны» [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 18, л. 112об.].
В русской же документации, посвященной пребыванию Мурад-Гирея
в Москве летом 1586 г., дети Сеадет-Гирея не упоминаются, тогда как
о Мурад-Гирее сообщается достаточно подробно.
21 июня 1586 г. царевич Мурад-Гирей был на пиру у царя Федора
Ивановича с боярами Ф.И.Мстиславским, Б.Ф.Годуновым, Ф.Н.Юрье-
вым, И.В.Сицким и окольничим И.М.Бутурлиным. А 18 июля ему
объявили об отпуске в Астрахань [Разрядная, 1974: 215; Разрядная,
1987: 88]. В июле Мурад-Гирей шертовал царю за себя и своих брать-
ев, «царя» Сеадет-Гирея и царевича Сафа-Гирея, в том, «что быти им
под государевою рукою в ево государеве жалованье и воле, и жити
под Астараханью, и во всем государю лиха не хотети, и стояти против
государевых недругов». Эта шертная грамота хранилась в Посольском
приказе еще в 1626 г. [Опись, 1977: 79]. Сохранилась роспись приема
царевича на отъезде. Накануне во дворец Мурад-Гирея послали
окольничего И.Сабурова и переводчика С.Степанова. На следующий
день «по царевича» отправились они же. Первая встреча царевича бы-
ла еще на крыльце, «из дверей» проходной палаты (казначей И.В.Тра-
ханиотов и дьяк Д.Петелин). Вторая встреча произошла в сенях,
«у дверей проходной палаты» (боярин князь Ф.М.Троекуров и дьяк
Е.Выслугин). С ними царевич корошевался8. Когда Чингисид вошел в
палату, царь Федор Иванович, встав, звал его корошеваться и спросил
о здоровье, после чего велел ему сесть. Слова царя Мурад-Гирей слу-
шал стоя. К шерти царевича приводили бояре в Набережной палате.
Звать его к столу посылали все того же И.Сабурова (скорее всего, при-
става при царевиче). Для Чингисида, возможно, был накрыт особый
стол: «А приставка царевичу была блиско середника». Во время пира
Федор Иванович жаловал царевича блюдами из своих рук. При этом
царь привставал, а Мурад-Гирей принимал их, выйдя из-за стола. То-
гда же царевичу подарили кубок и платье. Его «лучшие люди» также
были одарены. «Являл» государево жалованье казначей Д.Череми-
синов. На подворье Мурад-Гирея провожал И.Сабуров. Потчевать ме-
дами послали П.И.Шереметева, А.Тенишева, ключника и стряпчих
[РГАДА, ф. 134, on. 1, 1622 г., д. 1, л. 1^1].
С царевичем в Астрахань послали думного дворянина и воеводу
Р.М.Пивова, воеводу М.И.Бурцева, переводчика С.Степанова, из При-
каза Большого дворца с кормом сытника (?) Ф.Мисюрева, а также
73 человека послов и царевичевых людей, для береженья и для служ-
8 Корошевание — обмен приветствиями, сочетавший рукопожатие и объятие.
26
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
бы 10 детей боярских, стрелецкого голову И.Калемина с четырьмя сот-
никами и 400 московскими стрельцами, 200 новгородскими стрельца-
ми, 30 стрельцами с пятидесятником из Нижнего Новгорода, 20 стрель-
цами из Васильгорода, а также терского атамана Б.Татаринова с 10 ка-
заками [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 13, л. 25-30; Опись, 1990: 400].
По дороге к Мурад-Гирею присоединились в общей сложности еще
22 волжских атамана с 869 казаками [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г.,
д. 13, л. 31]. В этом же караване находились запасы и «вино и товар
продажной» [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 13, л. 72]. Е.Н.Кушева
называет несколько иные цифры: 1000 стрельцов и 900 волжских каза-
ков и атаманов [Кушева, 1963: 264, 265].
После приезда царевича в Астрахань сопровождавшим его Федору
Мисюреву, Ивану Змееву, Келарю Протасьеву, васильгородским, ни-
жегородским стрельцам, а также 2Q0 стрельцам И.Змеева было велено
сопровождать в Москву заложников — детей и племянников ногай-
ских мурз и сына Сеадет-Гирея [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 13,
л. 71]. На самом деле стрельцов было несколько меньше заявленного.
Некоторые из них находились «в нетях», другие решали свои дела
в московских приказах. Имелся и просто некомплект сотен [РГАДА,
ф. 123, on. 1, 1586 г., д. 1, л. 121-123].
Дальнейшие события в основном были связаны с Астраханью.
6 июня туда прибыл «из Шевкал» от Сеадет-Гирея Степан Кузьмин,
а с ним Тезик улу ага с просьбой купить судно и дать на него толмача
[РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 2, л. 9-11]. Скорее всего, Гиреи хоте-
ли активизировать свои контакты с Персией. Несмотря на удачное
стечение обстоятельств, они не собирались окончательно порывать
и с другими возможными вариантами своего водворения в Крыму.
Астраханские воеводы послали в Москву отписку с сообщением об
этой просьбе. Но она, кажется, осталась без внимания. Самостоятель-
ные контакты Гиреев с Персией не приветствовались Москвой. До
8 сентября в Астрахани стало известно о посылке туда царевича
Мурад-Гирея. С сообщением об этом и подробными инструкциями,
а также грамотами от царевича и сопровождающих его воевод послали
Степана Мишутина [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 13, л. 72, 85].
У нас есть возможность частично проследить путь Мурад-Гирея.
Вначале царевичу пришлось проследовать сухопутным маршрутом до
Ярославля. Можно предположить, что Гирея не рискнули везти по Оке
из-за боязни показать ему состояние окских оборонительных рубе-
жей — главной защиты от крымских набегов. Все последующие при-
езды в Москву также будут проходить по этому маршруту. От Яро-
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
27
славля караван делал не более 30 верст в день. В Казани пришлось по-
полнять значительно поредевшие запасы продовольствия. Там же сде-
лали неудачную попытку наловить рыбы. Доложить об этих трудно-
стях в Москву отправили гонцом Окуня (Ыкуня) Гирева Наровцова.
14 сентября рано утром царевич выехал из Самары. На следующий
день в 20 верстах от Самары у «Сервсково Самарсково устья» под-
нялся сильный встречный ветер, выбрасывавший суда «на пески»
[РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 13, л. 55, 59]. 29 сентября на «Болык-
лавском острове» Мурад-Гирей встречает черкасского9 атамана Опас-
ного Матусова Грандина и 82 конных казака. Узнав о пожаловании
царевича, они пришли сюда уже в середине августа (это говорит о том,
что в Москве были заинтересованы в скорейшем распространении из-
вестий о царевиче).
За это время все их запасы закончились. И они от голода «громи-
ли» волжского атамана Федю Рязанцева с казаками, ватагу рыбных
ловцов нижегородца Сивка, а также два струга некоего Гришки Го-
лыша с товарищами, которые шли с рыбою с «Низу». При этом многие
оказались убитыми и ранеными со всех сторон. Мурад-Гирей взял их
к себе на службу, отправив двух казаков, Ивана Бакбаза и Адама Ро-
манова, в Москву «за свои вины» бить челом царю [РГАДА, ф. 127,
on. 1, 1586 г., д. 13, л. 49-54, 56-58]. 30 сентября в пяти верстах ниже
Балыклейского острова был встречен астраханский казачий голова
Воин Аничков, отправленный до Самары с четырьмя сотнями стрель-
цов во главе с сотниками сопровождать государевых гонцов (Семена
Ушакова и Ивана Богданова) и «кладные струги». Воевода Р.М.Пивов
велел до Самары отправить с караваном трех сотников, а В.Аничкову
с одним сотником и сотней стрельцов приказал сопровождать царе-
вича до Астрахани [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 13, л. 41^14, 60,
65, 66]. Здесь же к царевичу пришли волжские атаманы Борис Татарин
с 95 казаками, Иван Рязанец с 50 казаками и Мишка Пустотин с 50 ка-
заками [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 13, л. 61]. Здесь же караван
встретил Афанасия Ивантеева, отправленного из Астрахани с грамо-
тами от астраханских воевод и Сеадет-Гирея к царю и Мурад-Гирею
[РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 13, л. 64].
Царевич вынужден был сделать остановку за 15 верст до Астраха-
ни на Долгом острове для того, чтобы в городе могли завершить при-
готовления для его торжественной встречи [РГАДА, ф. 127, on. 1,
9 Здесь и далее Черкассами называются днепровские и донские казаки. Черкесы —
кабардинцы.
28
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
1586 г., д. 13, л. 31-36]. Ранее астраханским воеводам велели постро-
ить для царевичей и его людей два «двора добрых» в остроге. Р.Пи-
вову, М.Бурцеву, Ф.Мисюреву и переводчику С.Степанову дворы сле-
довало построить невдалеке от царевича. Для Мурад-Гирея выбрали
дворы (дворовые места?) сотника казачьего Меншика Чемесова, Афа-
насия Рагозина и Ворошилки Торханова [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г.,
д. 13, л. 69-76].
В Астрахань Мурад-Гирей торжественно въехал 15 октября. Ночью
перед этим событием навстречу ему послали двух сотников и
300 стрельцов и казаков с «вогненым боем», трех пушкарей с тремя
скорострельными пушками, десять затынщиков с затынными пушка-
ми, несколько больших атаманов с 75 казаками. Это было сделано для
того, чтобы увеличить общую численность военного отряда, посылае-
мого с Чингисидом, и произвести впечатление на находящихся в горо-
де ногаев. Ногаи при въезде царевича в город стояли на Старом горо-
дище. Впереди на стругах плыли голбвы стрелецкие — И.Змеев и
И.Калемин — со стрельцами и волжские атаманы с казаками. Далее
в караване находился астраханский сотник Василий Дурасов «с това-
рыщи», артиллерией, астраханскими стрельцами и казаками. Следом
шло судно с музыкальными инструментами: «с набаты и с накры,
и с трубами, и с сурнами». С царевичем плыли воеводы, дети боярские
и стрелецкие сотники. Потом шли суда с запасами и стрельцами с
«рушницами». Астраханские воеводы вывели к пристани детей бояр-
ских, сотников на конях и «в наряде», 1000 стрельцов и казаков пеших
«с вогненным боем» во главе со стрелецким головой Иваном Чегодае-
вым, а также 300 человек юртовских татар. При встрече стреляли из
ручниц с судов и берега «для ногайских людей», «а как царевича
и воевод стрельба минулась... велели по набатам и по накром бита и
в суры играти для царевичева приезду и для иноземцев велел стреляти
ис тритцати из одной пушки, а из болыпово наряду не стреляли». По-
сле этого Мурад-Гирею, его мурзам, воеводам, головам стрелецким
и детям боярским были даны приготовленные лошади, на которых они
и въехали в город. Царевич последовал на специально устроенный для
него двор. Вслед за ними туда последовали воеводы [РГАДА, ф. 127,
on. 1, 1586 г., д. 13, л. 27-30, 32-36].
Подобная встреча Гирея возымела свое действие. Слухи о ней рас-
пространялись молниеносно. В Астрахань потянулись ногайские мур-
зы, у некоторых из них явно возникли надежды на возрождение некое-
го подобия очередного осколка Золотой Орды под протекторатом Мо-
сквы и изменение положения ногаев в лучшую сторону. Мурад-Гирей
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
29
рассматривался частью ногайских мурз как третейский судья и защит-
ник их интересов. Он должен был донести до московского царя
их чаяния. До этого Москва любыми способами ограничивала свобо-
ду передвижения ногаев, ставя их города на месте перевозов через
Волгу и в центрах их бывших кочевок. К тому же русские власти ни-
чего не делали для того, чтобы прекратить постоянные казацкие на-
беги. Для поддержания иллюзий по отношению к крымскому царе-
вичу ничего и не следовало делать, по крайней мере на начальном
этапе. Еще до приезда царевича в Астрахань ногайские мурзы нет-
нет, да и называли его царем [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1586 г., д. 13,
л. 1-2].
Мурад-Гирей поддерживал такие настроения, быть может, в какой-
то мере обманывая и самого себя. На одном из устроенных им пиров
он говорил: «...государь деи меня пожаловал, отпустил для нашего
дела в свою государеву отчину в Асторохань, да дал деи мне воевод
своих и ближних и великих людей, да дал деи мне волю над Волгою
и над Терком, и над Яиком, и над Доном, и казаком велел быти в моей
воле» [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1586 г., д. 1, л. 12].
Царевич водворился в Астрахани, имея далеко идущие планы.
С этого момента городу суждено было стать главным центром его ак-
тивной деятельности, для чего требовались значительные финансовые
средства. У нас нет полной информации о размерах содержания Му-
рад-Гирея в Астрахани. Имеются только отрывочные данные. Некото-
рая информация содержится в отписке астраханских воевод о поден-
ном питье царевича и его людей. По дороге из Москвы царевич еже-
дневно получал по кружке меду вишневого или боярского, кружке
меду обарного, три ведра меду цежёного, а его людям на всех давали
по десяти ведер меду расхожего на день да по полуведра вина горяче-
го. В Астрахани помимо этого людям царевича полагался квас. На са-
мом деле на Гирея расходовали значительно больше питья и меда. Де-
ло в том, что меды, тратившиеся на прием ногайских мурз и в дар им
от царевича, учитывались отдельно [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1586 г., д. 1,
л. 118-120]. Также известно, что по приезде в Астрахань Мурад-
Гирею полагался почетный корм «перед поденным в полтора». В са-
мом городе могли возникнуть проблемы с обеспечением царевича и
его людей мясом. В таком случае его следовало заменять рыбой. Для
Царевича следовало изготовить питьевые меды из 50 пудов привезен-
ного меда. 300 пудов меда предполагалось потратить на питье для
приезжих мурз и ожидаемых братьев Мурад-Гирея [РГАДА, ф. 127,
on. 1, 1586 г.,д. 13, л. 69-70].
30
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
Другая информация о тратах на содержание Гирея отсутствует.
Частично восполнить ее могут данные о поденном корме вдовы царе-
вича, царицы Ертуган, отпущенной в Крым осенью 1593 г. Тогда ей
давали на день по две курицы, два денежных калача, круп, соли, луку
и чесноку на три деньги, свечей на две деньги. Ее людям (56 человек)
полагалось 56 хлебов денежных, круп и соли на гривну. Кроме этого,
царице и ее людям на два дня была положена яловица (шкуру следо-
вало отдавать назад) [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 20, л. 225]. Здесь необ-
ходимо учитывать тот факт, что, по материалам XVII в., мужчинам
полагались продуктовые дачи в полтора-два раза больше, нежели жен-
щинам соответствующего ранга [Беляков, 2011: 342-346].
Известие о появлении Мурад-Гирея в Астрахани вызвало беспо-
койство в Бахчисарае. Численность войск, находившихся с царевичем,
там значительно преувеличивали. Ислам-Гирей II ожидал неминуемо-
го похода и не надеялся удержаться на престоле [РГАДА, ф. 123, on. 1,
1586 г., д. 13, л. Зоб., 4]. Сведения о йастроениях в Крыму поступали
в Астрахань в основном из Казыева улуса.
В Астрахань продолжали прибывать все новые казаки. В октябре
1586 г. самарский воевода князь Г.О.Засекин сообщал в Москву, что
23 октября в Самару пришли яицкие атаманы Матюшка Мещеряк, Ер-
мак Петров, Ортюка Болдырев и Тимошка Пиздыш, а с ними казаков
по пятьдесят человек. Таким образом, в этом отряде собралось около
200 казаков. Их пригласил к Мурад-Гирею в своей грамоте царь Федор
Иванович, обещая за это простить «великие обиды» — разорение улу-
сов Большой Ногайской Орды, в котором, в частности, принимали
участие и атаманы Матюшка Мещеряк и Богдашка Барбаш с товари-
щами. 28 октября прибывших в Самару отправили в Астрахань. При
этом отмечалось, что другие атаманы (Богдан Барбаш, Нечай Шанц-
кой, Янбулат Ченбулатов, Яку ня Павлов, Никита Ус, Первушка Зязя и
Иван Дуда) с 250 казаками не поверили царскому обещанию и оста-
лись наЯике [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 13, л. 38-40].
Посылались гонцы с грамотами к казакам на Терек и Дон. При этом
им до особого распоряжения не рекомендовалось приезжать в Астра-
хань к царевичу [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 13, л. 69-76]. Похо-
же, в Москве готовились к серьезным военным действиям и собирали
армию из казаков и ногаев под эгидой Мурад-Гирея. Это было слож-
ным делом: между ногаями и казаками существовала старая вражда.
Еще недавно яицкие атаманы Матюшка Мещеряк и Богдашка Бараш
громили ногайские улусы. Царевичу было непросто объяснить ногай-
ским мурзам присутствие в Астрахани их врагов.
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
31
А.А.Новосельский утверждает, что Мурад-Гирей находился под
полным контролем астраханских воевод и не мог самостоятельно
совершать какие-либо действия. Прием ногайских послов и проезд
к мечети происходили в их присутствии [Новосельский, 1948: 35].
Отписки приставленных к царевичу служилых людей и астраханских
воевод действительно изобилуют подробным описанием всех прото-
кольных действий Мурад-Гирея [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 1,
л. 69-76]. Но на эти известия можно посмотреть и по-другому. Вое-
воды всячески подчеркивали особый статус Чингисида и своим со-
провождением и почтительным отношением повышали престиж ца-
ревича среди ногаев. Конечно же, действия Мурад-Гирея постоянно
контролировались, в том числе и посредством приставленного к не-
му переводчика С.Степанова [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1586 г., д. 1,
л. 116, 117].
Его отношения с ногаями осуществлялись на основе договоренно-
стей, возможно достигнутых еще в Москве. Но это не значит, что ца-
ревич являлся марионеткой. Анализ документов, в первую очередь
отчетов астраханских воевод, позволяет делать вывод об определен-
ной свободе Мурад-Гирея в его внешнеполитической деятельности.
Это выражалось, в частности, в перенесении на русскую почву неко-
торых приемов крымской дипломатии, в первую очередь взятия но-
гайских мурз в аманаты (заложники). При этом мурзы, прежде чем
согласиться, долго сопротивлялись этому требованию [РГАДА, ф. 123,
on. 1, 1587 г., д. 1, л. 15-19]. Крымский царевич проявил в данном во-
просе большую настойчивость и гибкость. В частности, он предлагал
московскому царю держать заложников не в глубине России, а в Аст-
рахани. Также он хорошо разбирался в расстановке сил в Дешт-и Кип-
чаке и в том, как заставить тех или иных мурз действовать в необхо-
димом ему и русскому царю направлении [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1586 г.,
д. 1, л. 66, 67]. Неплохо он понимал истинную расстановку сил и в
Москве. Во всяком случае, Мурад-Гирей по всем вопросам обращался
напрямую к Борису Годунову либо Андрею Щелкалову.
Слухи о приезде царевича в Астрахань и его торжественной встре-
че распространились молниеносно. В город потянулись послы и сами
мурзы из Больших Ногаев и Казыева улуса, а также гонцы с вестями
из «Шевкал» и «Черкес» (Кабарды). У нас есть возможность достаточ-
но полно восстановить хронологию астраханских событий октября-
декабря 1586 г.
17 сентября в Астрахань приехали юртовские татары с известием
о том, что Сафа-Гирей в сопровождении 100 человек «из Черкес»
32
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
приехал к Сеадет-Гирею «в Шевкалы» [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1586 г.,
д. 1, л. 90,91].
28 сентября из Терки приехал казак Иванко Гаврилов Бова «с това-
рищи». С ними Сеадет-Гирей прислал своего человека Касыма с гра-
мотами от себя и шамхала. В них сообщалось о том, что войска Ис-
лам-Гирея II должны сопровождать казну турецкого султана, которую
велено доставить в Дербент, и о последних событиях турецко-персид-
ской войны [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1586 г., д. 1, л. 96, 97]. В тот же
день между воеводами и царевичем была достигнута договоренность
о необходимости поездки Мурад-Гирея по ногайским улусам за за-
ложниками. Помимо этого он собирался жениться «в Шевкалах».
Здесь следует упомянуть, что одна из дочерей шамхала (по-видимому,
предыдущего правителя княжества), Тавлу-бегим, была замужем за
ногайским бием Урусом. От нее у князя родился сын Хан-мурза [Тре-
павлов, 2001: 365, 366]. Из Москвы приходили новые инструкции. В
столице беспокоились задержкой с заложником со стороны Гиреев.
Документы упоминают некоего Тевли-Гирея. По другим источникам
он неизвестен. Помимо этого, Мурад-Гирей должен был найти место
для строительства нового города на Тереке. В отсутствие царевича в
Астрахани его должен был заменить брат Сеадет-Гирей. С Мурад-
Гиреем должны были выехать также лица, игравшие роль приставов
при нем. Особо оговаривалось, что во время своего отсутствия в горо-
де царевич собирался оставить с Сеадет-Гиреем Келаря Протасьева.
К сожалению, мы не знаем, какие функции он выполнял при Мурад-
Гирее, но явно именно из-за них он не мог покинуть город [РГАДА,
ф. 123, on. 1, 1586 г., д. 1, л. i6-17, 50].
19 октября к Сеадет-Гирею и Сафа-Гирею «наспех» послали Ис-
лам-мурзу Казыева сына, шурина Сафа-Гирея, чтоб «они ехали в Ас-
торокань наспех и мирзам велели с собой ехать» [РГАДА, ф. 123,
on. 1, 1586 г., д. 1, л. 52-53]. 29 октября повторно с приглашением
ехать в Астрахань к двум Гиреям «в Шевкалы» послали Текея-аталыка
[РГАДА, ф. 123, on. 1, 1586 г., д. 1, л. 51]. В город продолжали прибы-
вать ногайские мурзы и их посланники. Всем приезжающим давали
жалование шубами и материей. Одних включали в роспись государева
жалования, других нет, но никого не оставляли без внимания.
24 октября к Мурад-Гирею без предварительной ссылки приехали
и шертовали из Казыева улуса Ислам-мурза, шурин Сеадет-Гирея, со
своими двумя аталыками [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1586 г., д. 1, л. 8-10].
2 ноября из Больших Ногаев приехали послы бия Уруса и его сы-
новей. В этот же день они были у царевича для передачи грамот в при-
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
33
сутствии воевод и дьяка Исака Чюрина в «камчатом платье», а также
дворян, голов и детей боярских «в чистом платье». Это была обычная
практика встреч. Одной из главных причин приезда посольства была
попытка воспрепятствовать строительству городов на реках Уфе и
Самаре [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1586 г., д. 1, л. 10-12]. Тогда же приехал
с государевой грамотой астраханский сотник Третьяк Соловцов. Му-
рад-Гирея извещали, что по весне похода на Крым не будет и чтоб он
готовился к военным действиям против Речи Посполитой [РГАДА,
ф. 123, on. 1, 1586 г.,д. 1,л. 52, 53].
5 ноября Мурад-Гирей устроил пир для послов. На нем они, в част-
ности, сообщили, что сибирский хан Кучум собирается оставить свой
юрт и перебраться в Ногайскую Орду [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1586 г.,
д. 1, л. 12-16].
6 ноября ногайских послов отпустили. Царевич настаивал на при-
несении шерти. Но из-за многочисленных противоречий ее так и не
принесли. Вместе с послами отпустили к Урусу Сююндюк-имелдеша
и Мухаммед-агу с грамотами.
Того же числа из Казыева улуса пришел Мамаш-мурза Мухаммед-
мурзин сын. Он дал шерть и сообщил новости о приглашении Ислам-
Гиреем бия Якшисаата участвовать в «литовском» походе. Поход в итоге
отменили из-за прихода Мурад-Гирея в Астрахань. Также Мамаш-мурза
жаловался на то, что Ислам-Гирей натравливает на Малых Ногаев бия
Уруса. При этом подчинить Якшисаата воле Мурад-Гирея и московско-
го царя можно, переманив на свою сторону его племянников [РГАДА,
ф. 123, on. 1, 1586 г., д. 1, л. 17-23]. 8 ноября царевич дал пир для Ма-
маш-мурзы и его людей [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1586 г., д. 1, л. 23, 24].
11 ноября в Астрахань приехали два человека Мурад-Гирея с ново-
стями о Крыме, находящемся в очень тяжелом положении. Сложившую-
ся ситуацию обостряли известия о моровом поветрии в Турции, смерти
султана и серьезных разногласиях между Ислам-Гиреем и царевичами.
Тогда же в Астрахань приехал из Казыева улуса Будяш-мурза Ак-мурзин
сын и с ним 18 человек [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1586 г., д. 1, л. 24-26].
12 ноября царевич и Будяш-мурза на праздник ходили к мечети,
расположенной в полуверсте от города. После этого у Мурад-Гирея
был пир, на котором в присутствии астраханских воевод проходило даль-
нейшее обсуждение степных известий [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1586 г., д. 1,
л. 26-28].
13 ноября между мурзой, воеводами и Мурад-Гиреем произошел
серьезный спор. Мурза отказывался давать шерть, ссылаясь на то, что
он давал ее ранее [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1586 г., д. 1, л. 29-30].
34
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
15 ноября в Астрахань приехали дети Исинея, мурзы Касым и
Идилбаш, вместе с несколькими мурзами Казыева улуса. Они сказали,
что кочуют близ Терека и ждут Сеадет-Гирея [РГАДА, ф. 123, on. 1,
1586 г.,д. 1,л. 30,31].
16 ноября в Астрахань «из Шевкал» пришел толмач Русинка Полу-
эктов с сообщением о захвате персами Тебриза и Тифлиса, а также
о том, что казну, которую везли из Стамбула в Дербент, захватили гру-
зины. Сообщалось также, что казну вез Ислам-Гирей в сопровождении
5000 «стрельцов». Крымскому хану также велели поставить город на
Тереке [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1586 г, д. 1,л. 107-110].
Таким образом, первые месяцы пребывания Мурад-Гирея в Астра-
хани отмечены невиданной активностью на трех геополитических на-
правлениях: Большая и Малая Ногайские Орды и правители Кавказа.
При этом уже тогда наметилось определенное противоречие между
декларируемыми планами захвата,, Крыма и вполне конкретными зада-
чами усиления военно-политического влияния Москвы на Северном
Кавказе и в Нижнем Поволжье. Это подтверждается дальнейшим раз-
витием событий.
Зимой 1586/87 г. бий Урус приехал в Астрахань и дал шерть, обе-
щаясь «отстать» от «турсково и крымсково». Но это был скорее вы-
нужденный шаг. Строительство русских крепостей и активизация хо-
зяйственной деятельности на Волге, борьба мурз в Орде за главенство,
постоянные нападения волжских и яицких казаков на улусы и многое
другое в итоге вынудили бия на столь нежелательный для него посту-
пок. Тем самым он стремился* получить от Москвы определенные га-
рантии, в первую очередь защиту от казаков, свободный доступ к Вол-
ге и возможность перебираться через нее. Но, несмотря на этот шаг,
Урус по-прежнему контактировал с Бахчисараем и Стамбулом. Россия
частично сама была виновата в этом. Нажим на ногаев все возрастал, а
жалобы на «насильства» казаков оставались, как правило, без ответа
[РГАДА, ф. 127, on. 1, 1587 г., д. 4, л. 8-15].
Приезду У руса в Астрахань предшествовало отправление к нему
гонцов. 17 декабря из Москвы к нему отправили полем астраханского
стрелецкого сотника Ивана Враского «с казаки саму четвертого», «да
в Ногаи к Урусу князю служилых тотар Байчюру Чюрашева с това-
рыщи трех человек, да с ними нагайских татар два человека». Они
двигались по маршруту Ряжск-Воронеж-Дон [РГАДА, ф. 127, on. 1,
1586 г., д. 13, л. 21]. Отправление гонцов зимней порой через безлюд-
ные холодные степи лишний раз подчеркивает, какое значение прида-
вали разворачивавшимся событиям в Москве. Шерть Уруса не была
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
35
самоцелью. Дело в том, что в то время готовился «литовский поход»,
к которому планировалось привлечь казаков и ногаев.
Объем делопроизводства в астраханской приказной избе с приез-
дом Мурад-Гирея резко возрос. Местный дьяк Исай Чюрин не справ-
лялся с ним. Поэтому воеводы вынуждены были пойти на то, чтобы
назначить подьячего Ивана Федорова вторым дьяком [РГАДА, ф. 123,
on. 1, 1586 г., д. 1, л. 116, 117]. Упоминаются в городе и иные дьяки.
Между июлем 1587 г. и июлем 1590 г. в городе отмечен Меныпик
Дербенев (Дюрбенев).
В конце 1586 — начале 1587 г. Мурад-Гирей в сопровождении сво-
их людей и стрельцов «с огненным боем» отправился из Астрахани в
Ногаи и «Шевкалы». В «Шевкалах» помимо прочего он взял в жены
дочь шамхала [Русско-чеченские, 1997: 27]. Вместо царевича в Астра-
хани остался «царь» Сеадет-Гирей [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 17, л. 20].
Нам неизвестны подробности пребывания Сеадет-Гирея в Астрахани.
Однако в дальнейшем крымцы утверждали, что «царь» умер именно
там. Хотя, возможно, это были степи возле города. Сафа-Гирей же,
скорее всего, никогда не бывал в городе. Это было не случайно: Сафа-
Гирей уже давно вел собственную игру.
Между тем вопрос о сыновьях Мухаммед-Гирея II и особенно о на-
хождении Мурад-Гирея в Астрахани продолжал быть в центре дипло-
матических «ссылок» между Москвой и Бахчисараем. Ислам-Гирей
в каждом послании, адресованном Федору Ивановичу, настаивал на
том, чтобы Москва отказалась от контактов с царевичами. В ответных
грамотах Москва всячески подчеркивала, что ведет честную игру с
Ислам-Гиреем и не поддерживает стремление Сеадет-Гирея с братья-
ми захватить власть в Крыму.
В этот период крымское направление не являлось первостепенным
для Москвы. Федор Иванович хотел упрочить свое положение на
польском направлении. В этих целях планировался большой «литов-
ский» поход, в котором должны были участвовать помимо полков мо-
сковского царя Мурад-Гирей с братьями, ногаи, волжские, яицкие и
донские казаки. Планировалось, что царевич возглавит до 3000 ногаев
Большой Ногайской Орды, до 3000 казыевцев и дивеевцев, до 200 че-
ловек кабардинцев [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 13, л. 11, 96-100].
Также велись активные переговоры о привлечении крымской конницы
[РГАДА, ф. 123, оп. 1,кн. 16, л. 121об.-124об.].
В итоге договоренность о совместном походе была достигнута
и началась активная подготовка к нему. 12 февраля 1587 г. Мурад-
Гирею в Астрахань послали грамоту, в соответствии с которой царе-
36
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
вичу с ратными людьми надлежало быть наготове и ждать государева
наказа с дворянином «водою в судех» [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1587 г.,
д. 1, л. 1]. Еще раньше, 5 февраля, «велел государь сказать службу,
быть в плавной на Волге воеводам по полком по росписи для Астраха-
ни». Скорее всего, это было связано с предстоящим походом. В Моск-
ве опасались за судьбу города, который должен был остаться в резуль-
тате намеченного похода без серьезной защиты. Тогда же М.Вельями-
нову приказали возводить каменный город в Астрахани. Позднее к не-
му должны присоединиться князь Ф.М.Троекуров и дьяк Д.Губастов
[Разрядная, 1987: 107]. По другим данным, строительство началось
только летом 1589 г. [Разрядная, 1987: 135].
«Литовский» поход так и не состоялся из-за смерти польского ко-
роля Стефана Батория. Грамоту об этом в Астрахань послали 26 фев-
раля. Однако собранные полки (6-7 тыс. человек) велели не распус-
кать. В Крыму хан Ислам-Гирей II по-прежнему опасался вторжения
царевичей. После Николы зимнего (6 Декабря) он отправил на кабар-
динцев часть своих сил. Но поход, длившийся 20 дней, оказался не-
удачным. В нем убили многих крымцев и ранили царевича Фетх-
Гирея, а «полона не добыли» [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 133].
Направление похода, по-видимому, объясняется тем, что кабардинцы
поддерживали Сеадет-Гирея с братьями.
Продолжалась «информационная война». 4 мая в Крыму получили
письмо из Астрахани от Кошум-мурзы Сеферева, в котором он утвер-
ждал, будто Мурад-Гирей с братьями собирается в поход на Ислам-
Гирея. При этом царь Федор Иванович якобы дал ему 25 000 стрель-
цов «с вогненым боем» и 5000 донских казаков. С царевичами же
Урус посылает ногайское войско во главе с мурзами. В предполагае-
мом походе должен был участвовать и Арслан-мурза Дивеев. Реакцией
на это сообщение стал поход на русские «украины» царевичей Алп-
Гирея и Саламет-Гирея [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 134]. Поход
был неудачным. Благодаря своевременному сообщению об ожидаемом
нападении (об этом через шацкого полоняника Ю.Ислеева сообщил
московский гонец И.Судаков Мясной) береговые воеводы подготови-
лись, а население попряталось по острогам. Крымские царевичи посы-
лали «в загон»10 Асан-мурзу Ширинского и Курмыша-аталыка. Но им
удалось только взять Крапивенский острог и поджечь посад. Полон ока-
зался незначительным. К тому же на обратном пути «разметало» лоша-
дей, и многим крымцам пришлось возвращаться пешком. К 15 июня
10 Рейд с целью захвата полонянников.
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
37
поход закончился [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 136, 136об.]. Как мы
увидим ниже, вера в слухи или их изобретение являлись обычными
приемами для оправдания очередного крымского набега на москов-
ские земли.
Следует отметить, что это не единственное подобное событие лета
1587 г. 19 июня в Крым пришел литовский гонец Ягуп, утверждавший,
что Речь Посполитая готова выбрать новым королем ставленника ту-
рецкого султана. Цель этого посольства заключалась в том, чтобы
спровоцировать очередной поход на русское пограничье. Посол даже
связывал выдачу готовых к отправлению в Крым поминков с набегом
[РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 135]. Это не помешало днепровским
казакам захватить турецкую крепость Очаков, о чем в Крыму стало
известно 23 июля [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 1 Збоб.]. Как следст-
вие 30 сентября Ислам-Гирею II велели из Стамбула зимой совершить
поход на «Литву» к Каневу и Киеву [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16,
л. 138об.]. Подобные инициативы Порты усиливали нервозность в Бах-
чисарае. Ведь одновременно с распоряжениями выступить на Днепр
не исключались и планы османского похода на Астрахань.
20 июня в Крым из Бухары приехал Пиала-паша. Он был послан из
Стамбула к бухарскому хану Абдулле II для того, чтобы найти союз-
ника в борьбе с Персией. Но миссия оказалась неудачной. На обрат-
ном пути к послу присоединился Аллагул-имелдеш, посланный бием
Урусом к турецкому султану с очередной просьбой о походе на Аст-
рахань. Урус, в частности, обещал возить лес и камыш для строительст-
ва города напротив Астрахани [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 135об.,
136, 139]. Подобное обращение наглядно показывало, что правитель
Больших Ногаев разочаровался в политике Москвы, осуществляемой
руками Мурад-Гирея. Жаловались и другие ногайские мурзы. 27 июня
в Крым приехал с жалобой на Мурад-Гирея и донских казаков Кайбу-
лат-мурза, Якшисатов брат. Донские казаки захватили дочь мурзы
и нанесли ему большие убытки. Он просил хана назначить царевича
для карательного похода, но получил отказ. Вместо этого Кайбулату
было предложено переселиться в Болы-Сарай, где ранее жили Диве-
евы (по-видимому, здесь сыграла роль надежда Ислам-Гирея II достичь
мирных договоренностей с Москвой) [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16,
л. 136об.].
Завоевание Астрахани во многом решило бы проблему* беглых ца-
ревичей. В сентябре все тому же Пиале-паше дали 4000 янычар и
деньги для строительства зимой в Кафе судов и подготовки запасов
Для астраханского похода [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 138об.].
38
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
Тогда же произошло другое знаковое событие. 31 июля в Крым из
Стамбула приехал Казым «князь» Тубулдуков. Он направлялся от ца-
ревича Газы-Гирея с грамотами к Мурад-Гирею и Сеадет-Гирею
[РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 137]. Об их содержании мы можем
только догадываться. Скорее всего, Газы-Гирей, авторитет которого
при дворе султана явно продолжал расти, предлагал царевичам при-
ехать в Стамбул. Когда он находился в османской столице летом
1586 г., к нему под защиту приезжала из Крыма часть сторонников
Мурад-Гирея, по тем или иным причинам не сумевших отправиться
с царевичем в Астрахань. В то время Газы-Гирей хотел быть «в соеди-
ненье» со своими племянниками против Ислам-Гирея II, который
«пустошил юрт» [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1586 г., д. 1, л. 5].
Попытка Ислам-Гирея прояснить ситуацию в Стамбуле для крым-
ского хана завершилась печально. Посланный им в Стамбул нурад-
дин Мубарак-Гирей был встречен Газы-Гиреем у ворот Топкапы.
Газы-Гирея сопровождала внушительная свита из крымцев-эмигран-
тов, в том числе бека Дербыш Кулюкова, сын которого Пашай-мурза
входил в состав двора Мурад-Гирея. Последовала перебранка между
братьями, после чего люди Газы-Гирея побили людей из свиты
нураддина [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1586 г., д. 1, л. 6]. Попытки Му-
барак-Гирея апеллировать к султану успеха не имели. Мало того,
он был еще и оскорблен Газы-Гиреем на заседании дивана в при-
сутствии султана. Газы-Гирей постепенно превращался для Ислам-
Гирея в равноценный с сыновьями Мухаммед-Гирея II фактор
угрозы.
На рубеже 1586-1587 гг. произошло еще одно интересное событие,
позволяющее отметить изменения, произошедшие во взглядах, ногаев
на власть московского царя. Сеид-Ахмед-мурза, племянник бия Уруса
и тесть Мурад-Гирея, просил Федора Ивановича пожаловать его ну-
раддином астраханским. Московский царь согласился. 20 марта (?) он
уже назывался нураддином [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1587 г., д. 2, л. 23-
30, 31-36об.; д. 1, л. 9]. Таким образом, этот представитель ногайской
династии хотел обеспечить свое будущее в случае долговременного
пребывания Мурад-Гирея в Астрахани.
В условиях продолжавшегося развиваться кризиса Москва пре-
красно осознавала особое положение Астрахани на постордынском
пространстве. В грамоте Федора Ивановича императору Рудольфу II
описывается фантастическая ситуация влияния России на Востоке,
центром могущества которой является Астрахань: «...А многие госу-
дарства: юргенской царь, и хиванской царевич, и шевкальской князь,
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
39
и Иверская земля царь Олександр Грузинской, и Тюменское государ-
ство, и Окотцкая земля, и горские князи, и Черкасская земля, и Кабар-
динские и Абазинские и Ногайские орды, за Волгою и меж Волги ве-
ликие и Дону, те все земли приложились к нашему государству, к Ас-
тороханскому...» [Русско-чеченские, 1997: 16].
Но внезапно расстановка сил в битве за крымский престол карди-
нально изменилась. 6 апреля 1588 г. в Крыму стало известно о смерти
Ислам-Гирея II во время «литовского» похода. В походе же крымские
«князья» и мурзы провозгласили новым царем калгу Алп-Гирея. Но-
воизбранный хан немедленно отправил в османскую столицу Осман-
мурзу Ширинского с просьбой утвердить свое избрание. Но в Стамбу-
ле имели свою точку зрения на сложившуюся ситуацию. 12 апреля
в Крыму стало известно о пожаловании царевича Газы-Гирея Крым-
ским юртом. В связи с последними событиями и обострившимся
внешнеполитическим положением султан отменил поход на Астра-
хань и стал готовиться к продолжению войны с Персией [РГАДА,
ф. 123, on. 1, кн. 17, л. 46об., 47]. 16 апреля новый крымский хан Газы-
Гирей приплыл в Балыклею. Вместе с ним пришло распоряжение сул-
тана о прекращении «литовского» похода и казни прежнего калги
Алп-Гирея [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 17, л. 47, 47об.]. Дабы сохранить
свою жизнь, тот бежал к султану11. 28 апреля калгой назначили царе-
вича Саламет-Гирея, одного из младших сыновей Девлет-Гирея!
[РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 17, л. 52].
18 апреля 1588 г. Газы-Гирей послал Магмут-агу и Зин-агу к царе-
вичам Мурад-Гирею и Сафа-Гирею с приглашением приехать в Крым.
Для того чтобы показать свои добрые намерения, новый хан взял
в жены мать беглого царевича Сафа-Гирея [РГАДА, ф. 123, on. 1,
кн. 17, л. 47об.-48]. Сеадет-Гирея к этому времени уже не было в жи-
вых. По непонятным причинам о смерти этого «царя» в документах
Посольского приказа нет упоминаний. Смерть царя, по-видимому,
следует отнести к концу зимы — началу весны 1588 г.11 12.
11 В борьбе*за власть Гиреи часто прибегали к физическому устранению членов
своей семьи. Однако существовало правило, по которому любой представитель рода
получал неприкосновенность на территории Османской империи [Беляков, 2011: 410;
Смирнов, 2005: 236].
12 В свете русской посольской документации перед нами вырисовывается более чем
странный портрет Сеадет-Гирея. Формально являясь главным претендентом на* крым-
ский престол, он постоянно оттесняется фигурой Мурад-Гирея. Сам же «царь» в изгна-
нии практически не фигурирует в документах как человек, обладающий значительным
влиянием. Чтобы разобраться в том, что представлял собой Сеадет-Гирей, нужны до-
полнительные разыскания в архивах.
40
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
Смена хана привела к активизации ногайско-крымских контактов.
24 апреля в Крым прибыли ногайские мурзы с жалобами на притесне-
ния Мурад-Гирея (на него они переносили ответственность за все дей-
ствия представителей московской администрации) и желанием шерто-
вать турецкому султану при условии пожалования им Болы-Сарая
[РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 17, л. 50, 51 об.]. Дело в том, что между Му-
рад-Гиреем и Сафа-Гиреем, с одной стороны, и их дядей Газы-
Гиреем— с другой, не было непримиримых противоречий, как с Ис-
лам-Гиреем или Алп-Гиреем. Поэтому у нового хана было значитель-
но больше возможностей повлиять на беглых царевичей. Частично эти
ожидания оправдались. Уже в мае в Крым прибыли Сафа-Гирей,
а также, возможно, дети и некоторые вдовы Сеадет-Гирея. Одна из
вдов, царица Ертуган, по-видимому мать Кумо-Гирея, приехала в Аст-
рахань и стала супругой Мурад-Гирея. От этого брака известна дочь
царевна Долга (Волга). Вместе с ними вернулась и часть крымских
мурз: Арсланай Дивеев с сыном, князь Кутлу Ширинский, князь Сулеш
Перекопский и др. Это, в свою очередь, привело к бегству калги Са-
ламет-Гирея и других лиц, причастных к убийству Мухаммед-Гирея II
и Исинея Дивеева. Сафа-Гирей стал нураддином. Таким образом, час-
тично проблема сыновей Мухаммед-Гирея II оказалась решена. Теперь
осталось решить вопрос с возращением Мурад-Гирея в Крым.
3 августа 1588 г. в Москву прибыли гонцы от нового крымского
хана, царевичей (в том числе и от Сафа-Гирея), матери Мурад-Ги-
рея — царицы Хан-Тотай, а также князей. Одной из целей посольства
было убедить царя Федора «дать на волю» Мурад-Гирею: остаться
в Астрахани или ехать в Крым [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 18, л. 1-6].
Сафа-Гирей при этом просился быть амиатом, называл Федора Ивано-
вича и Бориса Годунова отцами и просил пожаловать ему панцирь
[РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 18, л. 7об., 41об.-^13]. Газы-Гирей просил
отпустить захваченных крымских послов в Большую Ногайскую Орду.
Также в очередной раз вспомнили о судьбе Муслы-аталыка [РГАДА,
ф. 123, on. 1, кн. 18, л. боб., 8об.]. Крымские гонцы тогда же могли
узнать новости о Мурад-Гирее и татарах его двора от людей царевича,
которые находились в Москве.
В августе 1588 г. в Астрахань отпустили людей Мурад-Гирея и но-
гайских послов Казыева улуса [РГАДА, ф. 115, on. 1, 1588 г., д. 1,
л. 26об.]. Послы приезжали бить челом Федору Ивановичу в поддан-
ство. Кажется, надежда замирить Малую Ногайскую Орду и превра-
тить ее в надежного союзника Москвы начинала сбываться. Ногаи са-
ми решили «отойти» от Крыма и откочевать под Астрахань. Для Газы-
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
41
Гирея положение усугублялось тем, что к казыевцам за эти годы
примкнула часть крымских ногаев из Дивеева улуса. Казы-Гирей дей-
ствовал решительно и, как отмечает В.В.Трепавлов, он «решил насто-
ять на возвращении дивеевых улусов в свое государство» [Трепавлов,
2004:21].
Ранней осенью 1588 г. было организовано несколько военно-
политических акций, главная роль в которых принадлежала Арсланаю
Дивееву. Он «утвердился на отцовом месте» и формально водворился
в Дивеевом улусе в качестве карачи-бека крымских мангытов. Сам хан
двинулся на Казыев улус в октябре-ноябре и переправился на восточ-
ный берег Дона. Казыевские мурзы, «перепуганные», как пишет
В.В.Трепавлов, появлением крымцев во главе с ханом, «тут же смири-
лись и выполнили все требования» Газы-Гирея [Трепавлов: 2004: 21].
Подданные Арсланая были возвращены из Казыева улуса на их преж-
нее место кочевки. Об этом Газы-Гирей незамедлительно, еще до воз-
вращения из похода в Крым, сообщил в Москву с «сеунчем»-гонцом
Казан агой [РГАДА, ф. 115, on. 1, 1588 г., д. 2, л. 9об.]. Хан писал, что
«перелез Дон у Азова» и «пошел было на ногаи», после чего почти все
казыевские мурзы ему «покорилися» [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 17,
л. 190об-192]. На «крымскую сторону» было отведено более ста ты-
сяч ногаев [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 17, л. 192, 192об.]. Хан утвер-
ждал, что Казыев улус находится под его полным контролем и мурзы
принесли шерть: «А Казыев улус еще отца моего блаженной памяти
Девлет Киреева царева величества устроен, и мы их прежнюю службу
отцу моему помня их пожаловали» [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 17,
л. 193]. Однако хан преувеличивал масштабы своих успехов. По све-
дениям прибывшего в начале 1589 г. в Крым русского гонца И.Мишу-
лина, в итоге к Крыму откочевало около 10 тыс. дивеевцев. Кроме то-
го, только часть мурз Казыева улуса шертовала крымскому хану, дру-
гие же отошли в Нижнее Поволжье [РГАДА, ф. 123, on. 1, д. 17, л. 299,
299об.].
Для Москвы подобное развитие событий не сулило реальных вы-
год. Планы подчинения Казыева улуса Мурад-Гирею окончательно
рухнули, был дан новый импульс к старой вражде Малой и Большой
Ногайских Орд13.
Факт упоминания людей Мурад-Гирея одновременно с ногайскими
послами очень показателен. Крымский царевич в этот период выпол-
нял определенные дипломатические функции. Для ряда посольств он
13 О дальнейшем развитии событий в Казыевом улусе см. [Трепавлов, 2004: 21].
42
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
являлся неким промежуточным звеном на пути к московскому царю.
Они считали необходимым заручиться грамотой от царевича к мос-
ковскому царю с просьбой поддержать их прошения. Так, 20 октября
1588 г. в Москву вместе с гонцами от Мурад-Гирея прибыли чечен-
ские послы: от окоцкого князя Шиха его племянник Батай и от князя
Алкаса — Асланбек. Горские князья «били челом в службу», а Мурад-
Гирей просил поддержать их прошение [РГАДА, ф. 115, on. 1, 1588 г.,
д. 2, л. 2, 6]. Таким образом, и после воцарения Газы-Гирея Мурад-
Гирей, оставаясь в Астрахани, играл существенную роль в усилении
военно-политического влияния Москвы на Северном Кавказе. Исполь-
зовался Мурад-Гирей и для давления на шамхала. В 1589 г., после оче-
редной измены тестя Москве, царевич бил челом Федору Ивановичу,
«чтоб государь пощадил, на шевкала вскоре рати своей не ускорил по-
слати; а он, шевкал, будет под государевою рукою и дорогу в Иверскую
землю и из Иверские земли чисту учинит». Для этого Мурад-Гирей
послал «в Шевкалы» своего человек^ [Русско-чеченские, 1997: 27].
С воцарением Газы-Гирея началась странная игра вокруг идеи воз-
вращения Мурад-Гирея в Крым, но у нас нет возможности однозначно
раскрыть ее причины. Сообщения крымских посольских книг изна-
чально показывают искаженную картину. Дело в том, что в них фик-
сировались исключительно официальные взгляды на проблему русско-
крымских отношений. Устные сообщения гонцов от многочисленных
амиатов, как правило, не сохранились. Мало того, неизвестно содер-
жание большинства посланий, отправленных к Мурад-Гирею из Кры-
ма. А их было немало.
5 января 1589 г. в Моркву к Мурад-Гирею приехали от Сафа-Гирея
из Крыма три его человека [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1589 г., д. 1, л. 2].
Вслед за этим к царевичу в Астрахань направился целый ряд послов:
от хана Газы-Гирея — «князь» Исей, от матери хана Хан-Тутай —
Сююн-Алей, от царевича Сафа-Гирея — Юнчера, от князя Кутлу-
Гирея Ширинского — Тохтар, от «первого министра» нового хана
Моллакая Алея-аталыка — Азей-аталык и др. Таким образом, Крым
официально мог ссылаться с царевичем только через Москву, хотя
известны и отдельные ссылки через «степь». Бросается в глаза ско-
рость передвижения. Менее чем за полтора месяца зимней дороги сле-
довало совершить путь от Москвы до Астрахани и обратно. Поэтому
крымские послы, скорее всего, отправились в Астрахань все же значи-
тельно раньше. 18 февраля вместе с Мурад-Гиреем, его женой — вдо-
вой Сеадет-Гирея и пасынком Кумо-Гиреем — сыном Сеадет-Гирея
они приехали в Москву [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1589 г., д. 2, л. 50об.].
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
43
По другим данным, они приехали 22 февраля с послами Вулканом
и Елканом от кабардинских князей Шолоха и Савлука, которые били
челом Федору Ивановичу в подданство.
23 февраля царевич и кабардинские послы были приняты москов-
ским царем [РГАДА, ф. 115, on. 1, 1589 г., д. 1, л. 1]. На крыльце царе-
вича ждали окольничий И.М.Бутурлин и думный дворянин М.А.Без-
нин. В сенях его встречали боярин князь Т.Р.Трубецкой, князь
Ф.Д.Шестунов и казначей И.В.Траханиотов. Первоначально на первую
встречу планировали боярина Ивана Васильевича Годунова и околь-
ничего Ивана Ивановича Сабурова; на вторую — бояр князя Тимофея
Романовича Трубецкого и Степана Васильевича Годунова [Разрядная,
1987: 126, 127; Разрядная, 1974: 245]. Назначение тех или иных лиц
«на встречу» и в приставы напрямую зависело от статуса принимаемо-
го. Поэтому перед нами явные следы очередной дипломатической иг-
ры вокруг царевича. Первоначально планировалось поднять его статус
даже выше, чем летом 1586 г., когда его отпустили в Астрахань. Но
затем по неизвестным причинам от этой идеи решили отказаться. Хотя
некое повышение статуса встречающих отмечается и позднее.
Летом 1590 г. Мурад-Гирей вновь приезжал в Москву. Из памяти
боярину князю Д.И.Хворостинину известно, как проходила его встреча
13 июня. Она была у Сретенских ворот за Пушкарской слободой «пере-
лета з два». При встрече присутствовали дворяне московские по выбору
и дети боярские. Мурад-Гирей ехал из Ростокина с князем Ф.Лобано-
вым. При встрече на царевича возложили от имени государя шубу «бар-
хат гладкой» на лисьих горлах и черную шапку. Мурад-Гирея и Кумо-
Гирея царь принял в Грановитой палате. На крыльце его встречали боя-
рин Б.Ю.Сабуров и окольничий князь Ф.И.Хворостинин. На «другой
встрече» присутствовали бояре князь Н.Р.Трубецкой и князь Д.И.Хво-
ростинин. 21 июля крымских царевичей отпустили в Астрахань. Прово-
жать их поехали до Казани князь И.А.Рюмин-Звенигородский, Ф.Н.Ми-
сюрев и С.Безобразов. Из Казани с ними должны были ехать А.Я.Из-
майлов и С.Безобразов, это назначение послужило поводом для местни-
ческого спора [Разрядная, 1987: 165-167]. Последний визит Мурад-
Гирея в Москву, возможно, был связан с планами его отпуска в Крым.
Однако в события вновь вмешались непредвиденные обстоятельст-
ва. Весной 1591 г. в Астрахани умерли царевич Мурад-Гирей, одна из
его жен и племянник Кумо-Гирей. На настоящий момент не представ-
ляется возможным установить имя умершей царицы. Известно, что
У Мурад-Гирея имелось несколько жен. Помимо вдовы Сеадет-Гирея,
Царицы Ертуган, упоминается Анзакоя царица [РГАДА, ф. 123, on. 1,
44
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
1590 г., д. 5, л. 20]. Известно, что он был женат на дочери ногайского
мурзы Хана, сына Газы мурзы [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1590 г., д. 5,
л. Юоб.]. Алтын-ханым, супруга ногайского нураддина Сеид-Ахмеда,
являлась его тещей [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1587 г., д. 5, л. 28]. Одной из
его жен зимой 1586/87 г. стала дочь шамхала [Русско-чеченские, 1997:
27]. Кажется, Мурад-Гирей был женат еще на дочери ногайского бия
У руса. Однозначно можно утверждать только то, что умершая царица
не происходила из знатного крымского рода. Как мы увидим ниже, ее
тело не требовали отдать для погребения в Крым. Некоторые известия
позволяют предположить, что Кумо-Гирей скончался чуть позже. Ко-
гда умерла Волга (Долг#), малолетняя дочь Мурад-Гирея и царицы
Ертуган, неизвестно.
Узнав о кончине царевича и его семьи, в Астрахань для расследо-
вания и царицу «в ее кручине навестити» из Москвы послали
О.М.Пушкина и дьяка С.Васильев#. Результаты их деятельности до
наших дней не сохранились, однако несомненно, что они располагали
широкими полномочиями. Так, О.М.Пушкин разрешил царице Ерту-
ган отправить в Крым с вестью о кончине царевича Ямгурчея, воспи-
тателя его детей, пасынка и доверенного лица [РГАДА, ф. 123, on. 1,
кн. 19, л. 93]. Для дальнейшего развития событий этот факт имел ог-
ромное значение.
В литературе существует устойчивая версия об отравлении Мурад-
Гирея и его семьи. «Басурманские ведуны» в городе якобы «испорти-
ли» крымского царевича. Воеводы привели к нему лекаря-араба. Араб
заявил, что царевича нельзя вылечить, пока не «сыщут ведунов». Они
были обнаружены в «юртах» и после пыток сказали: «Если кровь
больного не замерзла, то можно пособить». Тогда араб велел ведунам
«метать» из себя кровь в лохань, которую они выпили из сонного ца-
ревича, его жен и других татар и тем испортили. При этом кровь Му-
рад-Гирея и одной из его жен замерзла. Царевич умер. Ведунов пыта-
ли, но безрезультатно. Тогда по совету все того же араба им в рот
вложили конские удила, повесили за руки и били не по телу, а по
стенке напротив. Тогда они начали говорить. «А на пытке те ведуны
сказывали, что портили царевича и цариц и татар, пили из них сонных
кровь». После пытки их сожгли. При этом слетелось огромное количе-
ство сорок и ворон [Зайцев, 2004: 191].
Очевидно, данная легенда относительно позднего происхождения.
Зная нездоровый климат дельты Волги, можно предположить, что
смерть Мурад-Гирея, Кумо-Гирея и одной из цариц была связана
с эпидемией. Нельзя отвергать и возможность коллективного пищево-
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
45
го отравления. Не следует, однако, забывать и то, что ведунов нашли
в «юртах» — местах кочевок и становищах ногаев, которые, как из-
вестно, были очень недовольны политикой, проводимой царевичем.
27 января 1591 г. в Крым к хану от Ураз-Мухаммеда, бия Большой
Ногайской Орды, пришел гонец с сообщением о том, что ногаи «гото-
вы куды пойдешь на недруга своего или куды нас пошлешь» [РГАДА,
ф. 123, оп. 1, кн. 19, л. 107].
Таким образом, политика Москвы в прикаспийских степях не дала
ожидаемых результатов. В этой связи встает вопрос о «руке Москвы»
в отравлении Мурад-Гирея. В отечественной историографии до сих
пор нет единства мнений об обстоятельствах смерти Мурад-Гирея
[Виноградов, 2011: 180, 181]. Современный украинский исследователь
О.Гайворонский возлагает ответственность за смерть Мурад-Гирея
на русское правительство [Гайворонский, 2007: 216]. А.Беннигсен
и Ш.Лемерсье-Келькеже осторожно подходят к вопросу о смерти Му-
рад-Гирея, указывая, что «татары и русские перекладывали друг на
друга ответственность за преступление, и невозможно установить ис-
тину, так как обе стороны имели равные мотивы к тому, чтобы устра-
нить его» [Беннигсен, Лемерсье-Келькеже, 2009: 245-246]. Отвечала
ли интересам Москвы гибель «царевича»?
А.Беннигсен и Ш.Лемерсье-Келькеже склонны считать, что прави-
тельство Федора Ивановича прямо причастно к «своевременному»
исчезновению Мурад-Гирея. Доводы французских ориенталистов про-
сты: в условиях водворения Газы-Гирея в Бахчисарае Мурад-Гирей
оказывался лишней «головной болью» для русского правительства.
Ясно было, что в этих условиях посадить на крымский престол своего
ставленника было нереально. Кроме того, пребывание Мурад-Гирея в
Астрахани теряло свою привлекательность для обеих Ногайских Орд.
Ногайские мурзы к началу 90-х годов окончательно осознали, что их
надежды на царевича как на своего заступника перед московским ца-
рем не оправдались. Напротив, русское присутствие в регионе возрас-
тало с каждым годом. Большая Ногайская Орда в итоге оказалась
в проигрыше. Показательно, что на рубеже 80-90-х годов начинается
массовый исход Больших Ногаев на «крымскую сторону» Волги. Там
они столкнулись с казыевскими ногаями. В условиях политической
дезинтеграции Казыева улуса и бурных событий в Крыму, которыми
сопровождалось воцарение Газы-Гирея II, часть беглецов осталась «под
Крымом», войдя в состав восстановленного Дивеева улуса, а часть
вернулась обратно за Волгу. В конечном счете истоки своих бедствий
Большие Ногаи усматривали именно в Мурад-Гирее.
46
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
Несомненно, что в сношениях с лояльными ей представителями
крымской эмиграции и со вдовой царевича после событий весны-лета
1591 г. Москва представляла дело так, будто Мурад-Гирей по-преж-
нему оставался для нее наиболее желательным претендентом на
Крымский юрт. «И мы, великий государь царь и великий князь Федор
Иванович изначала того хотели, чтоб из нашей руки быть царевичу
Мурат-Кирею на отца своего на Крымском юрте», — говорилось
в послании государя вдове претендента, «царице» Ертуган [РГАДА,
ф. 123, on. 1, кн. 20, л. 82об.]. Однако активность Мурад-Гирея, прояв-
ленная им в Астрахани, не давала оснований предполагать, что он бу-
дет послушным орудием Москвы.
Возможно, в Москве «считали, что Гиреи в Астрахани изжили себя.
Но отравления служилых Чингисидов в России не практиковались.
Только М.Г.Худяков делает слабо аргументированное предположение
об отравлении казанского хана Абд-ал Летифа [Худяков, 1991: 73].
К тому же смерть Мурад-Гирея именно весной 1591 г. совершенно не
отвечала интересам Москвы, поскольку намечалось очередное обост-
рение русско-крымских отношений.
Посольские книги наглядно показывают, как крымская сторона ис-
пользовала смерть царевича в своих целях. Сразу же по восшествии на
престол Газы-Гирея начались переговоры о том, чтобы отправить
больших послов с великими поминками и запросами для заключения
мира. Но они несколько раз по вине крымской стороны срывались.
Последний посольский размен был сорван летом 1590 г. Весной сле-
дующего года, еще до смерти1 Мурад-Гирея, правительство Федора
Ивановича начало всерьез учитывать возможность нападения татар.
В мае 1591 г. действительно начался их большой поход на русские
земли [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 19, л. 102]. Перед этим планировался
совместный поход крымского хана и турецкого султана на «Литву».
Изменение направления движения крымцев произошло внезапно. Га-
зы-Гирей якобы отправился «на московского», нарушив распоряжение
султана, после того как получил известие из Астрахани о смерти Му-
рад-Гирея. Во всяком случае, такова была «официальная» версия при-
чин похода.
Однако осенью 1591 г. с прибывшими в Русское государство крым-
скими гонцами во главе с Ибрагимом-Ази приехал только что отпу-
щенный из Астрахани в Крым Ямгурчей-аталык. Им в «расспросах»
была озвучена иная версия событий: в Крыму ожидали скорой смены
власти. Турецкий султан якобы собирался заменить Газы-Гирея царе-
вичем Алп-Гиреем. Люди царевича уже находились в Кафе. В это же
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
47
время царевичи Алп-Гирей и Саламет-Гирей говорили султану, что
Газы-Гирей ему «не прям, а прямит деи все московскому». Чтобы сул-
тан убедился в этом, они предлагали ему послать хана походом
на Россию. При этом царевичи до такой степени были уверены, что
поход не состоится, что готовы были поставить в заклад свои головы
[РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 19, л. 108об., 109, 128-129].
В свою очередь, гонцы крымского хана и многочисленных москов-
ских «доброходов» из числа крымской знати всячески подчеркивали,
что во время похода Газы-Гирей запрещал «воевать и жечь» [РГАДА,
ф. 123, on. 1, кн. 19, л. 21-24]. Тут же для оправдания похода или для
того, чтобы подтолкнуть к нему хана, появилась идея об отравлении
Мурад-Гирея и Кумо-Гирея, а заодно и Сеадет-Гирея. Ложные извес-
тия могли принести ногаи. Это произошло, судя по всему, в первой
декаде мая. Ямгурчей-аталык приехал в Крым не ранее августа. По-
следовательность событий была установлена в ходе расспросов крым-
ских гонцов осенью 1591 г. сначала в Волхове, затем в Москве.
Вопрос об обстоятельствах смерти Мурад-Гирея, естественно, имел
для русскбй стороны особое значение. Прибывшие осенью 1591 г.
в Русское государство крымские гонцы были первоначально не допу-
щены в Москву и задержаны в Волхове, где 4 ноября 1591 г. состоялся
их «расспрос» присланными из Москвы А.Я.Щелкаловым и дьяком
И.М.Всеволожским при участии С.Степанова — переводчика Мурад-
Гирея в Астрахани. Этот факт имеет особое значении, так как Степа-
нов был непосредственным очевидцем событий. Для «расспроса» бы-
ли вызваны главный гонец Ибрагим-Ази и сопровождавший его Ям-
гурчей-аталык. Последний превратился в центральную фигуру перего-
воров, так как вскоре выяснилось, что он является личным эмиссаром
хана, направленным непосредственно к Б.Ф.Годунову. Объясняя при-
чины летнего вторжения Газы-Гирея в Русское государство, Ибрагим-
Ази поведал, что Мурад-Гирея вместе с пасынком Кумо-Гиреем «умо-
рили» в Астрахани по приказу русского правительства, заодно впер-
вые обвинив Москву и в «потраве» ранее в Астрахани «царя» Сеадет-
Гирея [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 19, л. 116, Пбоб.]. Ямгурчей факти-
чески повторил эти обвинения, хотя и в очень осторожной форме.
Кроме того, он объявил, что прибыл в Крым уже после выступления
хана в поход [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 19, л. 121].
Однако на отдельной от официального гонца встрече с московски-
ми должностными лицами, которая состоялась в тот же день, 4 ноября,
Ямгурчей уточнил свою позицию. Он рассказал, что известие о «по-
траве» царевича было получено в Крыму от некоторых юртовских та-
48
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
тар. На вопрос, почему хан сразу же поверил этим известиям, Ямгур-
чей напомнил о срыве посольского размена и общем недоверии хана к
Москве [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 19, л. 130]. Аналогичную позицию
он занял и во время личной встречи с А.Я.Щелкаловым уже в Москве.
В дальнейшем события развивались вокруг вдовы царевича Мурад-
Гирея царицы Ертуган и судьбы татар двора царевича. Крым регуляр-
но требовал отпустить их. Москва не возражала, но ставила этот шаг в
прямую зависимость от обмена большими послами на посольском
размене. Но обострение русско-крымских отношений после похода
Газы-Гирея 1591 г. препятствовало этому. Тем не менее вопрос о том,
чтобы отпустить Ертуган,'затрагивался на всех русско-крымских пере-
говорах. Договориться удалось только в августе 1593 г., когда было
окончательно определено время и место посольского съезда и размена.
В этих переговорах активное участие принимал повторно прибывший
в Москву Ямгурчей-аталык. К тому времени царица оказалась в Ниж-
нем Новгороде. Здесь у нее имелся свой двор, состоявший более чем
из 30 татар, а также «боярынь, жонок и девок». Часть татар по неиз-
вестным причинам перевели на жительство в Ярославль и Владимир.
Следует отметить, что и в XVII в. именно эти города (в первую оче-
редь Ярославль) являлись местом проживания наиболее знатных вы-
езжих мусульман и их потомков. При этом какое-то их имущество-
«рухлядь» (как нижегородских, так и иных татар) находилось на хра-
нении у нижегородских воевод. Ертуган и ее двор, судя по всему, по-
лучали поденный корм и питье1 из нижегородских доходов. Так, для
путешествия в столицу «на подъем» для всех дали 90 рублей.
Договорившись с крымцами, московские власти действовали спеш-
но. Царице с приставом велели ехать не мешкая на колымаге и телегах
через Владимир. В Москве Ертуган следовало появиться не позднее
Покрова. Ее двору разрешалось передвигаться не так быстро. Несмот-
ря на спешку, для путешествия было все продумано. Так, с толмачом
В.Степановым, отправленным в Нижний Новгород с сообщением
о вызове царицы в столицу, передали сукно для обивки колымаги
[РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 20, л. 77об.-98]. Тогда же или чуть позднее
решилй отдать в Крым и тела умерших и похороненных в Астрахани
Мурад-Гирея и Кумо-Гирея и царевны Долги, дочери царицы Ертуган
(от Мурад-Гирея?). 1 ноября 1593 г. указ об этом послали в Астрахань
[РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 20, л. 442, 443].
22 октября Ертуган, судя по всему, уже была в Москве. Этим чис-
лом помечен наказ Г.В.Волынскому, который был назначен приставом
при царице и ее людях от Москвы до Новосиля. На путешествие
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
49
крымцам дали большой запас питья (30 ведер различного меда и 5 ве-
дер «вина доброго»), 3 четверти сухарей и 30,16 рубля на три недели
на корм для людей и лошадей. Царице, ее «боярыням, девкам и жен-
кам» из конюшни пожаловали 2 колымаги, 6 телег под «женок» и
60 лошадей (по 2 на каждую колымагу и телегу, 2 запасные, 18 под
лучших 18 татар, 24 под «рухлядь»). Помимо этого, царице и ее людям
на отъезд дали государево жалованье. Ертуган от царя, царицы и царев-
ны Феодосии получила 150 рублей, 100 золотых, соболью шубу, раз-
личные меха и большое количество камки и атласа. Сыну царицы Ерту-
ган, царевичу Девлет-Гирею, в то время находившемуся в Крыму, пере-
дали 100 рублей. Брат царицы Шабан-мурза получил 15 рублей. Тата-
рам, отъезжающим с вдовой Мурад-Гирея, дали от 1 до 7 рублей, всем
женщинам всего 20 рублей [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 20, л. 223-225].
Чуть позднее по челобитью царицы на имя Бориса Годунова ей присла-
ли дополнительно санную шубу под зеленым сукном на лисьих горлах,
ее мамке Назенике досталась шуба из беличьих хребтов под «черле-
ным» (червленым) сукном [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 20, л. 281об.,
282, 297об.]. Отпуск царицы и ее людей (56 человек) должен был со-
стояться одновременно с отправлением новых послов в Крым — князя
М.А.Щербатова и дьяка А.Демьянова, вместе с крымским гонцом
Ямгурчей-аталыком 31 октября 1593 г. [Опись, 1977: 276; РГАДА,
ф. 123, оп. 1, кн. 20, л. 349].
Перед тем, 30 октября, по челобитью крымского посла на посоль-
ском размене Ахмед-паши «князя» Сулешева, более походившему на
шантаж, в Крым решили отпустить и его брата Ибрагим-пашу-мурзу
Сулешева, который уже несколько лет находился в плену в Москве.
В Ливны его сопровождали Курдюк Давыдов, везший, помимо проче-
го, грамоту Федора Ивановича и две грамоты Б.Годунова к Ахмед-
паше, человека Ахмед-паши Аллабердея, посылавшегося от него
к царю в гонцах, шестерых крымских языков из Азова, шубы и шапки
полоняникам на откуп, санные шубы для царицы Ертуган, ее мамки,
а также шубы для Ямгурчи-аталыка и его сына и человека царицы
Асанака (судя по всему, именно он посылался с просьбой о присылке
санных шуб; среди людей царицы, получивших жалование на отъезде,
его нет)] [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 20, л. 281 об., 282].
У нас есть возможность проследить путь царицы Ертуган (Москва-
Болхов-Новосиль-Ливны). До Новосиля ее сопровождали воевода
Б.В.Волынский и толмачи А.Беликов и Девлет (Девлекей Чекаев?).
После Новосиля царицу должны были сопровождать воевода князь
А.Звенигородский и толмач А.Беликов. Но приставом, кажется, по-
50
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
прежнему оставался Г.Волынский. Из Новосиля послы и царица вы-
ехали 7 ноября [РГАДА, ф. 123. on. 1, кн. 20, л. 481 об.]. Она несколько
задерживалась. Боярин и воевода князь Ф.И.Хворостинин, оружничий
Б.Я.Бельский и дьяк Д.Бохин, посланные на размен, прибыли в Ливны
4 ноября, Ибрагим паша — 7 ноября. Того же числа к реке Сосне по-
дошли крымские послы, после чего начались «ссылки» [РГАДА,
ф. 123, on. 1, кн. 20, л. 458об., 469об.^71].
В крымский стан были посланы московские представители для со-
гласования времени и места проведения посольского съезда. Сразу же
возникли сложности. Крымцы потребовали, чтобы русские послы вме-
сте со всеми отпускаемыми крымцами переправились через Сосну;
посольский съезд должен был начаться у крымского «стана». Русские
ответили категорическим отказом.
Крымская сторона начинала нервничать, в том числе и по причине
недостаточного корма [РГАДА, ф. Г23, on. 1, кн. 20, л. 449^151]. Пока
шли предварительные переговоры в крымском лагере, Ертуган со сво-
им двором и отпускаемые крымские гонцы оставались в Ливнах под
надежной охраной. Следует отметить, что в Ливнах царицу велели
поставить в остроге — там же, где стояли государевы послы и храни-
14
лась «посылка на розмену» , в отличие от крымских гонцов, которых
разместили за пределами крепости [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 20,
л. 349-351].
Наконец было достигнуто согласие провести посольский съезд на
мосту через Сосну. Он начался 9 ноября, и 11 ноября прошел размен.
Русское посольство кн. М.А.Щербатова и крымское бека Янмаметя
Ширинского переправились через Сосну. Тогда же переправилась
и царица Ертуган. Но тронулись послы в Крым только 14 ноября
[РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 20, л. 487, 490, 490об., 492, 495]. Задержка
произошла из-за Ертуган. После длительных препирательств с Ахмед-
пашой Сулешевым русские послы добились, чтобы во время путеше-
ствия в Крым Ертуган находилась в обозе русского посольства
[РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 20, л. 352-355]. Тем самым, судя по всему,
стремились лишний раз подчеркнуть высокий статус царицы.
4 декабря Песковским бродом перешли Донец [РГАДА, ф. 123,
on. 1, кн. 21, л. 193об.]. 6 декабря произошла стычка с черкасскими
«немногими людьми». После этого Ахмат-паша предложил изменить
14 Деньги и иные материальные ценности, предназначавшиеся проводившему по-
сольский съезд Ахмед-паше Сулешеву и сопровождавшим его представителям крым-
ской знати.
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
51
первоначальный маршрут движения, и как оказалось, не зря. «По при-
сылке литовского короля» послов, которые везли большие поминки,
ждали две тысячи конных черкас с артиллерией [РГАДА, ф. 123, on. 1,
кн. 21, л. 194, 194об., 197об.]. 11 декабря послы пришли в ногайские
улусы Арсланая Дивеева в Балы-Сарае [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 21,
л. 195об.]. Здесь Ертуган встретил ее сын, царевич Девлет-Гирей. Ца-
рица с сыном на время оставила послов и отправилась к Арсланаю
Дивееву. Его сын Сулеш-мурза был женат на младшей сестре Ертуган.
Сам Арсланай Дивеев, повидавшись с Ертуган, явился в стан русского
посольства, где был принят с надлежащими почестями. Ему были вру-
чены грамоты от государя и «жалование» (впрочем, названное «по-
минками»). В честь главы эля крымских мангытов русскими послами
был устроен пир. Все это явно расходилось с «посольским обычаем»:
Арсланай Дивеев был подданным крымского хана, и вручать послания
государя и «жалование» ему следовало в Бахчисарае. Однако ввиду
присутствия Ертуган, чей сын находился под опекой Арсланая, послы
нарушили заведенный порядок. Впрочем, они действовали в соответ-
ствии с данной ими «накаэной памятью».
Арсланай Дивеев между тем предложил послам оставить Ертуган
в его улусе под предлогом растянуть ее свидание с сыном, однако
послы категорически отказались. В этом их поддержал Ахмед-паша
Сулешев. Впрочем, в любом случае остановка в стане Арсланая была
необходима. Тяжелая затянувшаяся дорога в осеннюю распутицу при-
вела к гибели части лошадей царицы и недостатку провизии. Следова-
ло обеспечить дальнейшее следование в Крым. Ертуган соединилась
с послами 19 декабря у реки Бертее. Тогда же под послов и поминки
дали подводы. Дальнейший путь прошел без осложнений. 1 января
посольство уже было у Газы-Гирея. Крымский хан приказал вдове
ехать в юрт своей свекрови, матери царевича Мурад-Гирея царицы
Хан-Тутай [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 21, л. 196-201]. Вместе с ней ту-
да отправился Ямгурчей-аталык. Впрочем, скоро он был вызван ханом
в Бахчисарай для организации тайных «ссылок» с русскими послами.
Переговоры о принесении шерти ханом на «докончании» затянулись
и завершились принесением шерти Газы-Гиреем в апреле 1594 г.
Следует отметить, что в это же время шли тайные переговоры хана
с послами при посредничестве Ямгурчей-аталыка, в итоге которых
в Москве вновь могли оказаться крымские царевичи. Газы-Гирей еще
в конце 1591 г. предлагал поменять протурецкую политическую ори-
ентацию на промосковскую при условии единовременной выплаты
огромной денежной суммы. Закрепить предполагаемый военный союз
52
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
следовало присылкой в Россию одного из ханских сыновей (Тохта-
мыш-Гирея), а также детей виднейших крымских князей и мурз
[РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 20, л. 320, 323-324об.]. Впрочем, ни Москва,
ни хан реально не предполагали, что Порта санкционирует приезд
в Москву кого-либо из сыновей хана, особенно старшего. Очень скоро
переговоры послов с ханом свелись к тому, чтобы к Федору Иванови-
чу «на житие» приехал один из детей Сеадет-Гирея и царицы Ертуган
[РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 20, л. 414об.^И5об.]. Для хана это был иде-
альный выход, тем более что один из сыновей Сеадет-Гирея, Бахты-
Гирей, уже являлся нураддином (третьим наследником престола),
а другой — Девлет-Гирей находился «под опекой» Арсланая Дивее-
ва15. Подобное решение устраивало и Москву.
Тем самым царевичи-Гиреи должны были убедиться, что Россия
может служить им надежным пристанищем при очередной «ссоре ве-
ликой в Крымском юрте». Также в Москве, по-видимому, надеялись
постепенно создать устойчивый фактор влияния в Бахчисарае в лице
«прикормленных» царевичей. Обе стороны сошлись на фигуре Му-
хаммед-Гирея. Переговоры держались в строгой тайне даже «от ближ-
них царевых людей». В дальнейшем вопрос о присылке Мухаммед-Ги-
рея затрагивался в неофициальной переписке между ханом и Б.Ф.Го-
дуновым. Однако в связи с жесткой позицией Порты от этой идеи
пришлось отказаться.
В первой половине XVII в. в России вновь мог оказаться один из
Гиреев. Летом 1629 г. в результате очередной крымской смуты в при-
азовских степях появился калга Шан-Гирей. Беглый служилый сибир-
ский царевич Хансюер, находившийся в урочище Тюгулник, стал уго-
варивать его ехать в Астрахань. Неизвестно, чем бы все это закончи-
лось, но на них напали донские казаки. Хансюера взяли в плен, а ране-
ный Шан-Гирей ушел «сам пять» [РГАДА, ф. 131, on. 1, 1638 г., д. 4,
л. 1^4; Беляков, 2011: 70].
Казалось, что с возвращением Ертуган «очаг» крымской эмиграции,
сформировавшийся после прибытия сначала в Москву, затем в Астра-
хань Мурад-Гирея, прекратил свое существование, но на этом история
не закончилась. Нужно отметить, что в России все же остались неко-
торые крымские выходцы из состава дворов сыновей Мухаммед-Ги-
рея II. Восстановить весь список татар дворов Сеадет-Гирея, Мурад-
Гирея и их поочередной жены царицы Ертуган проблематично, тем
более что со временем он менялся. Следует использовать все отдель-
15 Бахты-Гирей стал нураддином после гибели в походе 1591 г. Сафа-Гирея.
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
53
ные упоминания их людей. Наиболее часто документы упоминают
Ямгурчей-аталыка. Он являлся особо доверенным лицом Мурад-
Гирея. После его гибели Ямгурчей отъехал в Крым, где исполнял роль
амиата, и посылался в Россию в качестве чрезвычайного эмиссара ха-
на, сопровождая гонцов. Именно Ямгурчей сыграл одну из главных
ролей в осуществлении посольского съезда 1593 г. Скорее всего, в Ас-
трахани находился и его малолетний сын, упоминаемый в 1583 г.
Зимой-весной 1585 г. царевичи посылали в Москву Кошум-мурзу
Сеферева [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 18об., 19]. В другой раз он
упоминается в мае 1587 г. [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 16, л. 134]. Ко-
шум-мурза являлся представителем могущественного клана беков
Яшлавских — «князей Сулешевых» — наследственных московских
«амиатов». Его дедом был знаменитый «князь» Сулеш — в 40-х годах
посол в Москве и в дальнейшем видный приближенный хана Девлет-
Гирея. Родными дядями Кошум-мурзы были беки Мурад и Ахмед-
паша Яшлавские, отвечавшие за «московское направление» крымской
внешней политики после смерти отца. Братом Кошум-мурзы был Ал-
лабердей-мурза, направленный в Москву для подготовки посольского
размена, но задержанный там и отпущенный в Крым только через не-
сколько лет. Есть все основания утверждать, что задержка Аллабердея
в Москве была связана с деятельностью его брата, который сбежал из
Астрахани и прибыл в Крым весной 1588 г., сопровождая Сафа-Гирея
[Виноградов, 2006: 67].
Видным приближенным Мурад-Гирея был Мамай-мурза, отправ-
ленный им в Крым в 1589 г. в качестве эмиссара к Газы-Гирею II.
Помимо этих людей, относящихся к наиболее видной крымской
знати, упоминается ряд иных лиц. В январе 1586 г. в Москву приехали
послы от Сеадет-Гирея и Сафа-Гирея — Магмет-ага с товарищами
[РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 2, л. 1, 2]. 25 января упоминается та-
тарин Асанак [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 2, л. 13], 15 марта —
служилый татарин Кадыш Кудинов, которого также предположитель-
но можно считать человеком царевичей [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г.,
Д. 6, л. 2]. 6 июня в Москву приехал человек Сеадет-Гирея Тезик-улу-
ага [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1586 г., д. 2, л. 9-11]. 29 октября в Астахани
упоминается Текей-аталык [РГАДА, ф. 123, on. 1, 1586 г., д. 1, л. 51].
В 1588 г. в Москву из Астрахани приехал от Мурад-Гирея Кошум-
мурза Былденов со своими людьми [РГАДА, ф. 141, on. 1, 1588 г., д. 2,
Д- боб., 7об.]. В 1588 г. после смерти старшего брата в России остались
«Саадет-Киреева царица да брата нашего Алди-Гиреева царевна и их
люди Илыш мурза да Юлмагмет аталык, Магмет Паша мурза, Момай
54
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
имилдеш, Янтемир Телдиви, Касым, Магмет ага, Доюкчюра Козман,
Солтангул Мамгай» [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 18, л. 284об.]. С Сафа-
Гиреем в Крым отъехали Арсланай Дивеев с сыном, «князь» Кутлу
Ширинский и «князь» Сулеш Перекопский.
В 1593 г. с царицей в Крым отправили ее брата Шабана, Сарын
(Салым?)-мурзу, Ишеней-мурзу, Кузман-дувана, Мамлюзара, Халила,
Магмет-Али-улана, Алкаса, Искиндера, Шахсувара, Данак-абыза, Ка-
ра, Байбулата, Такбулата, Девлеткилдея, Ромозана «слепого»16, Му-
рата, Утемиша, Курмана, Ишалея, Ишеналея, Хозя Агмета, Яфера,
Аширгула, Дервишека, Аллабердея, Сефер-Газы, Баграма, Илдибая,
Баранчи, Алейко, Камберди-Али, Ибрагима, Бярбедея, Шабкая, Назе-
ника и его сына. Также упоминаются женщины:
1) «боярыни, женки и девки»: мамка Назенин, девка Алтын-тап,
Салтангуловы две жены Ак-беке и Орке (их муж, скорее всего, к тому
времени умер), Халимова жена К^тлуби, Алкасова жена Ференаз, дев-
ка Гулбегар, Шахсурова жена, девка Семенсима, девка Гулзар, жонка
Шигарфонка, Майхайлова жонка;
2) «задворные»: Магмет-Али-уланова жена Авни-салтан, Муратова
жена Исен, Кузман-дуванова девка Казы, Такай-абызова жена Сыми-
кей [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 20, л. 88, 219об., 222].
Помимо этого во Владимире остались Илыш-мурза и Тохтар-улан
[РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 20, л. 88об.], а также Елмамет-аталык
и «князь» Янтемир [РГАДА, ф. 123, on. 1, кн. 21, л. 78об., 113]. Следу-
ет отметить и уже упоминавшегося нами Асанака [РГАДА, ф. 123,
on. 1, кн. 20, л. 382]. В 1598/99 и 1600/61 гг. упоминаются некоторые
тюремные сидельцы, люди царевича Мурад-Гирея. На их содержание
шли деньги вологодского Спасо-Прилуцкого монастыря [Акты, 1838:
231,232].
В большинстве своем вся свита Мурад-Гирея вернулась в Крым.
Наиболее ярким исключением стал Пашай-мурза — сын Дербыша Ку-
люкова, видного приближенного ханов Мухаммед-Гирея II и Газы-
Гирея II. Дербыш формально признал власть Ислам-Гирея II, но орга-
низовал против него заговор в пользу Газы-Гирея, после провала ко-
торого бежал в Стамбул. В Крым он вернулся в апреле 1588 г. вместе
с новым ханом, заняв видное место в его диване. Поэтому фигура его
сына Пашая представляет значительный интерес.
Пашай-мурза Кулюков (князь Куликов) открыл новую страницу
пребывания крымцев в России. Как представитель одного из видней-
16 Скорее всего, указание на физический недостаток.
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
55
ших семейств Крыма он занял в Москве заметное положение. Тогда
же на настоятельные требования родственников и хана Газы-Гирея
вернуться на родину он ответил, что ему «от царского жалованья
в Крым не ехать, здесь он пожалован великим государевым жаловань-
ем, вотчинами и поместьями большими, селами и деньгами, чего все-
му родству его в Крыму у хана не видать» [Соловьев, 1989: 261].
В 1591 г. за Пашая выдали дочь астраханского царевича Абдулы (Кай-
булы) б. Ак-Кобека. [РГАДА, ф. 134, on. 1, 1630 г., д. 1, л. 433, 434;
Беляков, 2011: 98, 99]. Известен сын от этого брака — Аблай-мурза
Куликов, который в 1619/20 г. крестился под именем князя Бориса Ку-
ликова и тогда же сыграл свою свадьбу [РГАДА, ф. 134, оп. 4, 1622 г.,
д. 1, л. 92]. Знатному татарину назначили 1100 четей поместного окла-
да и 150 рублей денежного жалованья. Ему принадлежали обширные
поместья в Нижегородском уезде. Борис Куликов умер около 1623 г.
Остались ли после него дети, нам неизвестно [Беляков, 2011: 85, 86,
110,319,341,356,358].
В Ярославле среди кормовых татар по документам известны «царе-
вичевские Мурат-Киреевские татаровя». У нас есть возможность вы-
яснить, что они представляли собой в 20-е годы XVII в. В 1626 г. здесь
известны мурзы Шентемир со своей женой и Козмамет Хотеевы (Чу-
хотеевы), их сестра Белеклей и мать; Пантелей (мурза) Касымов и До-
сай Кангилдеев, получавший по 8 алтын на день. В документе сле-
дующим стоит новокрещен Василий Маметев с поденным кормом
6 алтын; но однозначно утверждать, что он имеет отношение к людям
царевича, мы не можем. В 1630 г. в городе упоминаются Пантелей-
мурза Казымов с матерью, супругой (женат с 1626/27 г.) и восемью его
людьми. Мурза получал поденный корм в 10 коп., его мать — два ал-
тына, жена — алтын, а люди по 2 коп. В 1626/27 г. мать мурзы вто-
рично вышла замуж [РГАДА, ф. 131, on. 1, 1626 г., д. 4; ф. 134, on. 1,
1630 г., д. 1,л. 113-115].
- * * *
Среди многочисленных представителей Чингисидов, пребывавших
в последней четверти XVI в. в Русском государстве, фигура Мурад-
Гирея резко выделяется. Ему выпало стать ведущим участником в
крупной политической игре, ареной которой служили Северный Кав-
каз, Крым, Турция, Персия, Большая и Малая Ногайские Орды, Речь
Посполитая. Показательно, что он единственный из представителей
«золотого рода», проживавших на территории Русского государства,
заключает брак с дочерью независимого правителя.
56
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
В связи с этим встает закономерный вопрос: кем собственно являл-
ся Мурад-Гирей — очередным служилым Чингисидом или же само-
стоятельной политической фигурой? Ведь его статус в Астрахани при
всем том, что он был более чем ограничен в своих действиях, значи-
тельно отличался от положения иных служилых Чингисидов, расквар-
тированных в центральных уездах России. Прежде всего, о таком ста-
тусе свидетельствовали самостоятельные внешнеполитические акции,
в связи с которыми царевич покидал Астрахань и оказывался вне тер-
ритории Русского государства, — в частности, поездка к шамхалу,
связанная с женитьбой. Сама женитьба Мурад-Гирея не имеет аналога
среди служилых Чингисидов. При всей ограниченности своих дейст-
вий он вел собственную политическую линию. Ему как официальному
представителю царя Федора Ивановича шертовали ногайские мурзы.
К нему за поддержкой обращались послы независимых государств
Северного Кавказа, направляющиеся в Москву. Существенные отли-
чия имеются и в правовом статусе. Мурад-Гирею как калге в изгнании
приносили шерть крымские эмигранты. Имя московского царя при
этом не упоминалось. Он вел более чем активную дипломатическую
переписку. При этом мы не имеем возможности установить, в какой
степени она контролировалась астраханскими воеводами. Скорее все-
го, значительная часть грамот проходила мимо их. Царевич оказывал
непосредственное влияние на развитие политических событий в регио-
не Северного Кавказа. При этом Мурад-Гирей явно изолировался от
персидских дипломатических представителей, направлявшихся через
Астрахань в Москву [Памятники, 1890: 249]. Таким образом, перед
нами вырисовывается образ полунезависимого политического деятеля.
Но наряду с этим перед нами возникает фигура человека, абсолют-
но несамостоятельного в финансовых вопросах. Содержание царевича
и его двора полностью находилось в руках Москвы и астраханских
воевод. Сам он не мог потратить ни копейки. Это ставило его в более
чем зависимое положение. Не мог он совершать и самостоятельные
военные акции — за этим следили еще строже. Поэтому Мурад-Гирею
оставалось только произносить декларативные заявления на пирах
с участием ногайской знати.
Мурад-Гирей, несомненно, являлся личностью одаренной. Тенден-
ция рассматривать его как «марионетку Москвы», иногда проявляю-
щаяся в историографии, поверхностна. В донесениях астраханских
воевод и служилых людей, приставленных к Мурад-Гирею, отмечает-
ся его активность, напористость, часто прорывающееся своеволие в
отношении «директив» из Москвы. Мурад-Гирей хорошо знал прин-
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
57
ципы «степной» политики, расстановку сил среди соседей. По словам
французских исследователей, он «был последним чингизидским кон-
дотьером, который пытался и которому почти удалось создать себе
полунезависимое владение на Нижней Волге и Восточном Кавказе»
[Беннигсен, Лемерсье-Келькеже 2009: 246]. С этим взглядом можно
согласиться лишь частично. Статус царевича в Астрахани и самого
этого города был довольно сложным. Нельзя забывать того факта, что
Астраханское царство продолжало существовать, а Борис Годунов при
Федоре Ивановиче являлся его официальным наместником. Следова-
тельно, Мурад-Гирея следует отнести к кормовым Чингисидам17. Но и
здесь возникают многочисленные вопросы. Ведь, как мы показали
выше, царевич пользовался несравненно большими правами по срав-
нению с остальными представителями Чингисидского клана в России.
Мы можем говорить о неком двойственном положении Мурад-
Гирея. С одной стороны, Москва однозначно рассматривала его как
государева холопа, кормового служилого царевича, чей авторитет она
использовала при решении тех или иных внешнеполитических про-
блем, но при этом никогда не открывала ему своих реальных планов.
С другой стороны, у Мурад-Гирея, его окружения, крымской и ногай-
ской аристократии могло возникнуть устойчивое представление о том,
что Москва рассматривает его как реального претендента на крымский
престол, хотя выполнять взятые на себя летом 1586 г. обязательства
в Москве не собирались. Тем не менее авторы считают, что оконча-
тельные ответы на поставленные вопросы можно дать только после
привлечения новых документов, в том числе из турецких архивов.
Акты, 1838 — Акты юридические, или Собрания форм старинного делопроизвод-
ства. СПб., 1838.
Антонов, 2002 — Антонов А.В. Частные архивы русских феодалов XV — начала
XVII века // Русский дипломатарий. Вып. 8. М., 2002.
Беляков, 2006 — Беляков А.В. Политика правительства Ивана III по отношению
к Чингисидам^в России // Труды кафедры истории России с древнейших вре-
мен до XX века. Т. I. СПб., 2006.
17 Всех Чингисидов, проживавших в России в XV-XVII вв., можно разделить на
кормовых и поместных (испомещенных). Первые получали фиксированные денежные
и натуральные дачи («поденный корм и питье»), вторые содержались на доходы с тех
или иных территорий (налоги с определенных городов и уездов и/или пожалованных
им дворцовых сел). Помимо этого, всех представителей рода можно разделить на слу-
жилых, т.е. находящихся на службе у московского государя, и почетных пленников
[Беляков, 2011:259-369].
58
А.В.Беляков, А.В.Виноградов
Беляков, 2007 — Беляков А.В. Чингисиды в России XV-XVI веков // Архив рус-
ской истории. Вып. 8. М., 2007.
Беляков, 2009 — Беляков А.В. Политика Москвы по заключению браков служилых
Чингисидов // Тюркологический сборник. 2007-2008: История и культура
тюркских народов России и сопредельных стран. М., 2009.
Беляков, 2011 — Беляков А.В. Чингисиды в России XV-XVII веков: просопогра-
фическое исследование. Рязань, 2011.
Беннигсен, Лемерсье-Келькеже, 2009 — Беннигсен А., Лемерсье-Келькеже Ш.
Московия, Османская империя и кризис наследования ханской власти в Крыму
в 1577-1588 гг. И Восточная Европа Средневековья и раннего Нового времени
глазами французских исследователей. Казань, 2009.
Богоявленский, 1946 — Богоявленский С.К. Приказные судьи XVII века. М.-Л.,
1946. \
Вельяминов-Зернов, 1863 — Вельяминов-Зернов В.В. Исследование о касимовских
царях и царевичах. Ч. 1. СПб., 1863.
Веселовский, 1975 — Веселовский С.Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. М., 1975.
Виноградов, 2006 — Виноградов А.В. Род Сулеша во внешней политике Крымско-
го ханства во второй половине ?CVI // Тюркологический сборник. 2005:
Тюркские народы России и Великой степи. М., 2006.
Виноградов, 2010 — Виноградов А.В. Русско-крымские отношения в 1570-1590-х гг.
в контексте династического кризиса Гиреев // Средневековые тюрко-татарские
государства. Вып. 2. Казань, 2010.
Виноградов, 2011 — Виноградов А.В. Мурад-Гирей в «Астрохани». К истории
политики России на Нижней Волге и на Кавказе в 1586-1591 гг. // История на-
родов России в исследованиях и документах. Вып. 5. М., 2011.
Виноградов, 2012 — Виноградов А.В. Посольский дьяк Андрей Яковлевич Щелка-
лов и дипломатические отношения русского государства с Крымским ханст-
вом в 70-90-х годах XVI в. // Исследования по источниковедению и истории
России (до 1917 г.). К 80-летию члена-корреспондента РАН В.И.Буганова. М.,
2012.
Гайворонский, 2007 — Гайворонский О. Повелители двух материков. Крымские
ханы XV-XVI столетий и борьба за наследство Великой Орды. Т. 1. Киев-
Бахчисарай, 2007.
Зайцев, 2004 — Зайцев И.В. Астраханское ханство. М., 2004.
Казы-Гусейн, 2005 — Казы-Гусейн Фарах Адиль. Османо-Сефевидская война
1578-1590 гг. Баку, 2005.
Кушева, 1963 — Кушева Е.Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией
rXVI-XVII вв. М, 1963.
Новосельский, 1948 — Новосельский А.А. Борьба Московского государства с тата-
рами в XVII веке. М., 1948.
Обзор, 1990 — Обзор посольских книг из фондов-коллекций, хранящихся в
ЦГАДА. М, 1990.
Опись, 1977 — Опись архива Посольского приказа 1626 г. Ч. 1. М., 1977.
Опись, 1990 — Опись архива Посольского приказа 1673 г. Ч. 1. М., 1990.
Павлов, 2006 — Правящая элита Русского государства IX — начала XVIII в.:
Очерки истории. СПб., 2006.
Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России...
59
Памятники, 1890 — Памятники дипломатических и торговых сношений Москов-
ской Руси с Персией. Т. I. СПб., 1890.
ПСРЛ, 2000 — Полное собрание русских летописей. Т. XIV. 1-я половина. М.,
2000.
Разрядная, 1966 — Разрядная книга 1475-1598 гг. М., 1966.
Разрядная, 1974 — Разрядная книга 1559-1605 гг. М., 1974.
Разрядная, 1987 — Разрядная книга 1475-1605 гг. Т. III. Ч. 2. М., 1987.
Рахимзянов, 2009 — Рахимзянов Б.Р. Касимовское ханство (1445-1552 гг.). Очер-
ки истории. Казань, 2009.
Русско-чеченские, 1997 — Русско-чеченские отношения. Вторая половина XVI —
XVII в. М., 1997.
Савва, 1983 — Савва В.И. Дьяки и подьячие Посольского приказа в XVI веке. Ч. 2.
М., 1983.
Смирнов, 2005 — Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоман-
ской Порты. Т. I. М., 2005.
Соловьев, 1989 — Соловьев СМ. Сочинения. Кн. IV. М., 1989.
Станиславский, 2004 — Станиславский А.Л. Труды по истории государева двора
в России XVI-XVII веков. М., 2004.
Статейный, 1891 — Статейный список московского посланника в Крым Ивана
Судакова в 1587-1588 гг. Публ. Ф.Лашкова // Известия Таврической ученой
архивной комиссии. №14. Симферополь, 1891.
Трепавлов, 2001 — Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. М., 2001.
Трепавлов, 2004 — Трепавлов В.В. «Казыев улус». Тюрки Северного Кавказа в
позднее средневековье И История народов России в исследованиях и докумен-
тах. М., 2004.
Трепавлов, 2007 — Трепавлов В.В. «Белый царь»: образ монарха и представления
о подданстве у народов России XV-XVIII вв. М., 2007.
Хорошкевич, 2001 —Хорошкевич Л.А. Русь и Крым: от союза к противостоянию.
Конец XV — начало XVI в. М., 2001.
Худяков, 1991 —Худяков М.Г. Очерки истории Казанского ханства. М., 1991.
Шайдакова, 2006 — Шайдакова М.Я. Нижегородские летописные памятники
XVII в. Нижний Новгород, 2006.
Шишкин, 1999 — Шишкин Н.И. История города Касимова с древнейших времен.
3-е изд. Рязань, 1999.
Ivanics, 1994 — Ivanics Maria A. Krimi Kansag a tizendt eves haboruban. Budapest,
1994.
РГАДА — Российский государственный архив древних актов
AGAD, AKW — Archiwum Glowne Akt Dawnych w Warszawie, Archivum Koronne
Warszawskie. Dz. tatsrskie
AGAD, ASK-III — Archiwum Glowne Akt Dawnych w Warszawie, Archiwum Skarbu
Koronnego
В.М.ВИКТОРИН
(Астрахань)
Мурзы и эмеки в этносоциальной среде
ногайнев-едисаннев (джетисаниев)
при г. Астрахани в XVII—XIX вв.:
к эволюции сообщества при переходе
к оседлости
Своеобразная этносоциальная структура ногайцев Нижнего Повол-
жья — глубоко традиционная, характерная для кочевников и полукочев-
ников, близкая к сословной, прослеживаемая после их прихода в ни-
зовья р. Волги с XVII в. — может во многом быть уточнена по архив-
ным документам, отчасти по сохранившимся воспоминаниям потомков
и по полевым (экспедиционным) материалам. Эта статья готовилась
автором долгое время, не раз перерабатывалась на протяжении многих
лет при взаимодействии и сотрудничестве с другими исследователями1.
Отметим сразу же важный в теоретическом отношении тезис: по
сути своей, кочевой способ производства был достаточно развит и ос-
нован на торговых связях, где товаром и монетой служил скот. Но од-
новременно он оказывался замкнут сам на себя, не создавая перспек-
тив поступательного развития — ни в хозяйстве, ни в общественной,
внутренне-потестарной (предполитической) жизни, включая непрочную
1 Воспользуемся возможностью выразить благодарность нашим давним и добрым
коллегам.
Именно астраханец, нынешний доктор соц. наук Михаил Николаевич Афанасьев
(длительное время — сотрудник Администрации Президента РФ), осенью 1987 г. пред-
ложил автору подготовить и представить, как он определил тогда, «позитивный» научный
материал (т.е. основанный на собранных фактах). Ведущий историк-ногаевед (тоже из Мо-
сквы), доктор ист. наук Вадим Винцерович Трепавлов (ИРИ РАН), весной 2006 г. любез-
но помог своими ценными замечаниями по предварительному варианту статьи.
Текст неоднократно представлялся как доклад и много раз перерабатывался —
в отдельных своих частях он был опубликован.
© Викторин В.М., 2013
Мурзы и эмеки в этносоциальной среде ногайцев-едисанцев...
61
собственную государственность. Социальная структура общества оста-
валась довольно ровной (так называемый «средний» слой), расслоение
же имело более «генеалогический» (основанный на старшинстве рода,
знатности предков) характер (см. подробнее [Викторин, 1988: 123-135]).
Даже при полном переходе к оседлости бывшие кочевники еще долгое
время сохраняли многие старые традиции, особенности прежнего укла-
да, хотя, конечно, видоизмененные, модернизированные.
Нижневолжские ногайцы (с одной стороны, карагаши бывш. Акса-
райской степи в Красноярском уезде (районе), а с другой — юртовцы
вокруг г. Астрахани и утары-алабугатцы на границе с Калмыкией
и еще, как переходное звено между ними, кундровцы-тулугановцы
в дельте рек Волги и Ахтубы) вообще представляют собой*очень ин-
тересный и благодатный объект для изучения.
Но совершенно не исследовалась субэтническая группа, уже почти
не прослеживаемая ныне, — едисанцы (джетисанцы), предки которых
присоединились к юртовцам в начале XVII в. Огорчительно, что не-
давняя диссертантка — аспирант и докторант Н.Р.Азизова — в рукопи-
сях и печатных трудах допустила ряд серьезных огрехов. Наши с ней
интересы в этом плане были, казалось бы, близки, но искажать нашу
позицию и некритично заимствовать целые тезисы никак не следовало.
Н.Р.Азизова попросту проигнорировала факт наличия в среде юр-
товцев крупной группы, едисанской/джетисанской в своих истоках, как,
кстати, и ногайское происхождение и этнокультурную основу всех юр-
товцев вообще (ср. [Азизова, 2009]). При этом у потомков едисан/дже-
тисан ногайские истоки реконструируются гораздо легче, чем у осталь-
ных юртовцев, предки которых переселились под Астрахань почти на
век раньше. Одних уже столетие надежно защищали от невзгод кре-
пость и ее гарнизон, им было гарантировано благополучие, а вторые
присоединились к ним во время непосредственной опасности.
Напомним, что юртовцы бежали под российскую Астрахань в
1557-1958 гг. из-за Волги и Яика (Джаека) из раздираемой неуряди-
цами Большой Ногайской Орды. Вблизи крепостных стен возникло
полукочевое селение «Юрт» (весьма подробно описали эту группу на
всех этапах ее сложения зарубежные путешественники по Волге —
Дипломат из Англии Э.Дженкинсон, затем английский же моряк
К.Бэрроу, фламандец Й.Стрейс, валлон К. де Бруин, наконец, акаде-
мик из Германии С.Г.Гмелин и др.)2.
2 Не очень широко известно пока и редко учитывается то, что юртовцы помнили
Детали и оттенки своего происхождения много позже полного сложения собственной
гРУппы и исследований С.Г.Гмелина и П.И.Небольсина.
62
В. М. Викторин
В первой половине XVII в. число ногайцев под Астраханью значи-
тельно пополнилось новыми и многочисленными переселенцами (еди-
санцами/джетисанцами), причем их этносоциальное устройство (мы
убедимся в этом) было более сложным, а полукочевую жизнь они со-
храняли дольше юртовцев — вплоть до первых лет XIX в. [Васькин,
1973: 33]. Но это была только часть большой орды Едисан (Эдисан),
или Джетисан — «куба» («коьп»), т.е. «множество, большое количест-
во», вскоре расселившейся на территории от Терека до Дуная.
С 1616 г. Едисан упоминается как самостоятельная единица
(В.В.Трепавлов) — вне общей структуры Ногайской Орды и достаточ-
ной независимой от власти ее бия. Это сильное и боевитое образова-
ние первоначально выделилось к 1503 г., и его название может озна-
чать «семь племен». Впрочем, здесь возможно и личное имя, полуми-
фический эпоним вождя, жившего еще в XV в. [Трепавлов, 2001: 141,
444 и 556-557 и примеч. 5].
Автор статьи ранее полагал, что появление и численное увеличение
едисанцев (джетисанцев) под Астраханью было связано с наступлени-
ем калмыков с востока после 1630 г. Однако В.В.Трепавлов отметил,
что это произошло раньше, после очередного витка нестабильности,
замятии в Большой Ногайской Орде в 1619 г., вызванной смертью
бия Иштерека. С 1622 г. эту орду («коьп») возглавили представители
Урусовых и Тинбаевых (по-астрахански Тимбаевых), с тех пор чаще
всего именуемых «едисанскими мурзами».
Это верно, хотя под Астраханью некоторые из них получили в
ведение еще и собственно юртовские полукочевые «табуны» («улу-
сы»), а часть здешних «едисанских» (кроме главного — «килинчин-
ского») управлялась менее знатными «батырами» с титулом «ага»
(Арслановыми, Ишеевыми). Мурзам на рубеже XVIII-XIX вв. подчи-
нялись 8 из 15 «табунов», т.е. будущих селений пригородных ногайцев
(П.И.Небольсин). Потому здешних Урусовых и Тимбаевых можно бы-
ло бы назвать мурзами «едисанско-юртовскими».
Экспансия калмыков-ойратов лишь усилила процессы миграций
едисанцев, размежевания подгрупп в их среде и сближения их замет-
Так, старшина Царевской волости Исхак Мухаммедов ответил на офиц. опросный
лист от 1877 г.: «Предки наш были Юрт-Ногай, из Азии пришедше... жизнь вели кочев-
ную». Оседлые изменения в прошлой жизни своих подведомственных старшина связал
именно с «приездом царя Петра» (т.е. после его похода 1722 г. — В.В.) [Государственный
архив Астраханской области (далее — ГААО), ф. 32, on. 1, ед. хр. 382, л. 155-156].
Многие споры и дискуссии по поводу юртовцев данное важное заявление, сохра-
нившееся в архиве, право же, прекращает полностью.
Мурзы и эмеки в этносоциальной среде ногайцев-едисанцев...
63
ной части с предшественниками-юртовцами. В окрестностях Астраха-
ни и «на взморье» источники отмечают едисанцев/джетисан в 1643 г.,
затем в 1683 г. и далее [Трепавлов, 2001: 139^442 и др.]. И если в
1619-1622 гг., похоже, почти вся орда Едисан (Эдисан, Джетисан)
временно сосредоточилась в Прикаспии вблизи Волги, то с 40-х годов
XVII в. уже складывалась ее небольшая, но вполне определенная «аст-
раханская» часть.
В документах середины XVII в. вновь присоединившихся ногайцев,
отделяя их от «юртовских», именовали иногда еще и «килинчинскими»
(по входившему в орду «джетисан» роду «келечй». До последних лет в
возникшем позже основном «джетисанском» (под властью мурз Уру-
совых) селе Килинчи нами отмечались семьи рода «джетмсан-тулга»,
хотя у ногайцев восточного Ставрополья (Ачикулак, Нефтекумск) «ту-
вылга» («боевой шлем, каска») — это род в «кубе» «джетисан».
Остальных едисанских ногайцев, разбитых на мелкие части, кал-
мыки или взяли в плен, или же вытеснили за Волгу, далеко на запад.
Так, еще одна подгруппа из ветви «тул(у)г-джетисан», но побывавшая
с 1722 г. в калмыцком плену (так называемые «кундуровцы»), пере-
шла в ведение астраханского губернатора к 1743-1744 гг. Другая часть
ее, так называемые «кондурбвцы», вместе с ногайцами-«салтанауль-
цами», вышедшими из крымско-кубанского подданства, была пересе-
лена по царскому указу через год под Оренбург для пограничной и
казачьей службы — их потомки проживают в пос. Чулпан (ж. д. стан-
ция Дубиновка) Кувандыкского р-на Оренбуржья. Оставшиеся при
Астрахани составили в 1782 г. «табун» (улус) мирзы Нияза Тимбаева,
несколько раз меняли место жительства и сейчас населяют с. Тулуга-
новка (Кундрау-аул) Володарского р-на.
Представители семьи Тимбаевых перебрались (после раскулачива-
ния и репрессий) в близлежащие села и приграничный Казахстан —
с Урусовыми в Килинчах они всегда имели тесные родственные связи.
Эти обе подгруппы, происходящие от данной, условно «калмыц-
кой», с названием, возможно, от ойрат. qoni/qariulaqu, т.е. «пасти
овец» (Р.Г.Ахметьянов), части «едисан/джетисан», — и оренбург-
ская, и астраханская («кондурбвцы» и «кундровцы») — насчитывают
по 30(W00 человек.
В царствование Петра I (конец XVII — XVIII в.) ногайские и «еди-
санские» мурзы приобретали за верность в службе российское княже-
ское достоинство (см. ниже документы тех давних лет, приводимые
много позже для подтверждения этих прав). Не разделившиеся еще
тогда «кондурбвцы/кундровцы» были захвачены во время петровского
64
В. М. Викторин
персидского похода в 1722 г. на р. Терек конницей калмыцкого хана
Аюки (И.С.Щеглов, Н.Н.Пальмов).
Основная часть полукочевых юртовцев, по их словам в документах
конца XIX в., именно «после приезда царя Петра» (И.Мухаммедов,
старшина, 1877 г.) совершила в течение XVIII в. переход к оседлому
земледелию и огородничеству — овощеводству [История, 2000: 214—
218,467, 470-471].
Что же касается конкретно едисанцев/джетисанцев, то они, напом-
ним, перешли к оседлому земледелию лишь в первые годы XIX в.
[Васькин, 1973: 32, 33]. После этого они сильно видоизменили и упро-
стили свое этносоциальное устройство — и сами в ходе статистиче-
ских «ревизий» (переписей населения), и под влиянием властей и за-
конов. И сохраняя некоторые отличия в родовом составе, диалекте и
говорах, слились с юртовцами в единое целое — с едиными традиция-
ми и праздниками.
Потому-то в середине XVIII в. бь!ло известно семь юртовских сел,
а в самом конце века — уже 15 [Васькин, 1973: 32-33], как и 15 улу-
сов, на которые делились юртовцы и едисанцы (джетисанцы) в их ко-
чевой жизни. Получалось, что представители одного и того же рода
могли оказаться и оказывались в разных табунах. Можно наверняка
утверждать, что основой каждого села стал перешедший к оседлости
тот или иной табун. Помимо этого, в полевой работе было зафиксиро-
вано 25 аулов, или махалля, на которые делились села.
Социальная стратификация кочевых ногайцев, в том числе и ран-
них едисанцев (джетисанцев), отражала особенности их жизни — при
явном преобладании периодов войн и столкновений над мирными пе-
редышками. Происхождение и личные заслуги членов отдельных се-
мей устанавливали их правовой статус, передающийся по наследству,
что вело к образованию социальных групп (по типу сословий) с раз-
личными функциями в общественной среде.
Эти сословия лишь в дальнейшем, с переходом к оседлости и зем-
леделию, у едисанцев/джетисанцев обнаруживали тенденцию к пере-
оформлению в классы феодального типа и пополнению крепостниче-
ской аристократии, рядов помещиков-дворян Российской империи. Но
эта возможность, как будет показано ниже, так и не реализовалась. Так
же как и новое расслоение в конце XIX — начале XX в. (по буржуаз-
ному, капиталистическому образцу) не получило завершения.
Говоря о внутренней дифференциации в тюркских кочевых сооб-
ществах, В.В.Бартольд отмечал: «Насколько нам известно, военное
устройство всегда благоприятствует развитию и сохранению аристо-
Мурзы и эмеки в этносоциальной среде ногайцев-едисанцев...
65
кратических привилегий... представление о „черной“ и „белой“ кости
еще яснее показывает, с какой резкостью идея наследственной аристо-
кратии иногда выражалась у тюрков» [Бартольд, 1968: 343]. Как раз
именно такого рода деление имело место у юртовских ногайцев, и со-
ответствующая терминология была им хорошо известна.
У оседавших на рубеже XVIII-XIX вв. едисанцев/джетисанцев вы-
делялись три основных сословия'.
предводители табунов — во-первых, потомки родоначальника зна-
ти Ногайской Орды бия (эмира) Едигея из разных ветвей его
родства, князья-мурзы (мырзаларУ или «белая кость» (ак-сиякУ
во-вторых, примыкавшие к ним менее знатные, но тоже воз-
главлявшие табуны лучшие воины-батыры и их потомки, иначе
«господа» (агаларУ
основная масса — средний слой ногайцев, или «черный народ»,
«черная кость» (кара-халык, кара-сиякУ
наконец, неполноправные и зависимые, чаще всего имевшие еще
и особенности этнического происхождения, так называемые
эмеки.
Господствовавший среди юртовских и едисанских/джетисанских
ногайцев слой мурз — Едигеевичей (Эдигеевичей) формировался в
несколько этапов. Есть некоторые основания, чтобы отметить в их
среде сохранение «оногаенных» (по родному языку и через браки) по-
томков правителей — ханов Астраханского ханства, особенно Ямгур-
чея. Приводились также сведения [Новосельский, 1948: 144 и прил.,
табл.], что в 1555-1556 гг. на Нижней Волге нашли убежище мурзы-
изгои, дети и внуки правившего в Ногайской орде бия Юсуфа, которо-
го сменил сторонник пророссийской ориентации и союзник царя Ива-
на IV бий Исмаил. Но наличие их потомков в юртовско-джетисанской
среде можно лишь предполагать.
К середине XVII в. с едисанской волной миграции в состав юртов-
цев влились и щотомки бия Исмаила, заняв среди этих ногайцев под
Астраханью абсолютно ведущее положение [Новосельский, 1948: 39,
56, 144]. Они, что знаменательно, обладали некоторым подобием
фамилий, что в те времена не было очень характерно: Урусовы и
Тинбаевы, или позже Тимбаевы (по-ногайски, как патронимии, —
Урус-улы и Тинбай-улы). Русские источники неизменно награждали
их титулами «князья», и с конца XVII в. постоянно вставал вопрос
о соответствии такого обозначения российскому дворянскому зва-
нию.
66
В. М. Викторин
В ходе одной из краеведческих дискуссий В.В.Трепавлов предло-
жил более строго и документально увязывать генеалогии тех Едиге-
евичей, кто стали православными дворянами России, и тех, кто оста-
лись под Астраханью в крестьянском и казацком сословии (см. [Вик-
торин, 1998]). Согласиться вполне можно, хотя не всегда эта «стадия
перехода» оставалась официально фиксированной и чаще передава-
лась в поколениях устной традицией.
Автор единственной по сей день монографии по всем народам Ниж-
неволжского края П.И.Небольсин в середине XIX в. совершенно спра-
ведливо обратил внимание на то, что у ногайских князей-мурз Урусо-
вых «было потомство, которого отрасли частью перешли в христианст-
во и вполне усыновились Россией в соответственном происхождении и
благородном достоинстве, частью же остаются доныне юртовцами»
[Небольсин, 1852: 54, 55]. То же самое он отмечал по поводу других
обрусевших знатных ногайских фамилий, родственных Урусовым, —
князей Юсуповых, Шейдяковых и др. Они, правда, происходили из дру-
гих ногайских местностей (от Яика до Крыма) и жили в столицах.
Но по занятному совпадению князья Юсуповы в XVIII-XIX вв.
имели владельческие рыболовные участки по побережью Каспия в
Астраханской губернии, т.е. вблизи от своих прежних сородичей-
юртовцев, и рядом с кочевьями других ногайцев — так называемых
карагашей (бывших в составе Малой Ногайской Орды и переселив-
шихся в Нижневолжье позже, в конце XVIII в.).
Любопытно, что в астраханских местностях, судя по архивным до-
кументам, одни члены знатной -семьи могли становиться христианами,
а другие — оставаться мусульманами. К примеру, именно об этом
свидетельствовал конфликт в 1818-1819 гг. из-за зависимых эмеков
между капитаном князем Козьмой Урусовым и его невесткой Фатьмой
Мусеевой [ГААО, ф. 13, оп. 22, ед. хр. 297].
Определенная генеалогическая связь была у этих астраханских жи-
телей и известного в середине XVII в. рода ногайцев во главе с князем
Петром Урусовым (Янарслановым, Джанарслановым), убившим под
Калугой самозванца Лжедмитрия II и убитым затем в Крыму. Род аст-
раханских Урусовых (обозначим их как «Аксатиевых») тоже ведет
свое Происхождение от сына бия Исмаила, Уруса, бывшего в конце
70-х — начале 90-х годов XVI в. бием Большой Ногайской Орды,
и сына последнего Ак-Сати (Саты).
Род Тинбаевых (Тимбаевых) произошел от другого сына Исмаи-
ла— Тинбая, в 1558 г. временно изменившего отцу и уведшего в
Крым вместе с братом Кулбаем/Кутлыбаем почти все сильное поколе-
ние «найман» (представленное затем у юртовцев раннего, полукочево-
Мурзы и эмеки в этносоциальной среде ногайцев-едисанцев...
67
го периода и особенно у карагашей). Впоследствии и Малая Ногайская
Орда Казы-мирзы («Казыев улус» русских летописей, предки карага-
шей) отделилась, ушла на Кубань в подданство крымского хана (в свою
очередь, вассала турецкого султана), бывшего неизменно враждебным
Российскому государству.
Восемь юртовских табунов в конце XVIII в. возглавлялись мурзами
Урусовыми и Тинбаевыми/Тимбаевыми. Судя по архивным данным и по-
левым исследованиям, главным улусом Урусовых были Килинчи, а Тин-
баевых — Тулугановка; здесь или в соседних селах и сейчас живут их
потомки, во многом забывшие свою историю и родословную. Некоторые
из них волею судеб расселились вдоль Каспия: часть Урусовых в рево-
люционные годы — в Красноводске (совр. Туркменбаши), at часть Тим-
баевых в послевоенное время — в Гурьеве (совр. Атырау). Но браки ме-
жду Урусовыми и Тимбаевыми заключались в прошлом достаточно час-
то, о чем рассказывают их потомки. Это, очевидно, объясняется тем, что
их кланово-сословный статус (ак-сияк) в ногайском обществе совпадал.
Другие семь табунов юртовцев возглавлялись агами (агаларами).
Известно имя лишь одного из них, оно стало названием населенного
пункта. Это батыр Семек Арсланов, основатель села Семиковка, о ко-
тором помнят лишь самые старые его жители.
Архивные документы 70-80-х годов XVIII в. называют еще одну
колоритную фигуру — капитана муллу Абдуллу Джангуршина, верой
и правдой служившего царским властям. После откочевки большей
части калмыков в 1771 г. в Китай он стал табунным головой нового
улуса, собранного из «отставших от побега» тюркских групп, ныне
ногайцев-утаров (населяют Каспийский район Калмыкии). Затем он
стал попечителем всех ногайцев-юртовцев, а позже (после нового пе-
реселения кочевников в Астраханский край из Пятигорья и калмыцких
степей) — и ногайцев-карагашей [Рахимов, 1984]3.
Можно предположить, что исторически эта фамилия была связана
с предпоследним недолговременным правителем Астраханского хан-
ства Ямгурчеем. Обоснованность такой версии подтверждается воспо-
минаниями о родственных связях с ханом в семье нынешних представи-
телей этой фамилии — Жингуржиных, а также тем, что в прежние века
было необходимо «выслуживаться» перед царскими властями, чтобы
получить должность унтер-офицера или офицера казачьих войск.
Возвращаясь к социальной структуре юртовцев, можно заметить,
что в XVIII в. основную общественную единицу — «улус», или «та-
3 Ср. досрочное присвоение старшего офицерского чина в резерве казачьих войск
сыну Абдуллы Рахмангулу в 1795 г. [ГААО, ф. 476, оп. 3, ед. хр. 609].
68
В. М. Викторин
бун», составляли: отдельная семья мурз или агаларов; осевшая терри-
ториально-кочевая группа ногайцев (представители нескольких ро-
дов); примыкающая к ним зависимая группа эмеков.
Эмеками называлось одно из крупных древнетюркских племен,
есть отдельные данные об их проникновении в Среднее Поволжье еще
до XII в. [Ахметьянов, 1978: 239, 240]. Однако существует ли между
ними и юртовскими эмеками (иначе — емеками, джемеками, ямеками,
у С.Г.Гмелина — ямиаками, часто — эмешными татарами) прямая или
косвенная связь (или это простое совпадение), смогут ответить только
дальнейшие исследования.
Эм, ем, джем (тюрк;), означает «еда, корм, фураж». Судить о роде
занятий и первоначальном статусе эмеков в юртовских улусах мы мо-
жем только приблизительно — по данным конца XVIII — начала
XIX в. и по аналогии с внутренней структурой общества других коче-
вых и полукочевых народов. ' v
Очевидно, что в этом случае проявляется распространенная, в том
числе и в кочевой среде, форма «даннической» зависимости (А.М.Ха-
занов, А.И.Першиц и др.), как внешняя, так и внутренняя, охватываю-
щая завоеванные народы и неполноправные группы, примыкавшие
к кочевникам (т.е. в обоих случаях — оседлое, чужеродное или этни-
чески смешанное население).
Справедливо и точно указывал П.И.Небольсин: «Эмешные люди
были именно то, что у киргизов дальней степи называется „тюленгю“,
а у калмыков — ,,кетчинер“» [Небольсин, 1852: 64]. Действительно,
и казахские тюленгуты (проявляются как род-/тг и в разных частях Ас-
траханской области), и калмыцкие кетчинеры — это группы зависи-
мых, неполноправных жителей, полуслуг-полудружинников, а осо-
бенно часто — чужеземцы — пленные и их потомки.
Сходная этносоциальная группа существовала в XVI в. и в Ногай-
ской Орде. Это были так называемые тумаки — оседлые земледель-
цы, наследственно подвластные бию, кстати, жившие и сеявшие просо
именно в дельте Волги — по р. Бузан; именно из-за них, бежавших
под Астрахань, вышел конфликт у царя Ивана Грозного с бием Ис-
маилом (см. [Продолжение, 1795: 153-160, 190-196]). Слово шума
(тумат, тумак), вошедшее и в русские казацкие диалекты, означает
«сын чужеродки, пленницы, невольницы; нечистокровный и неполно-
правный» [Фасмер, 1973: 119]4.
4 Ср. также у ногайцев Крыма в XVII в.: если изредка рождаются дети от неволь-
ниц, «то таких называют „туман“, и их можно продать, когда захотят, потому что они
не считаются детьми» [Д’Асколи, 1902: 114].
Мурзы и эмеки в этносоциальной среде ногайцев-едисанцев...
69
Эмеки формировались на юртовской и даже, шире, ногайской и
тюркской основе, но с большими добавлениями иноэтнических эле-
ментов, т.е. их происхождение имело смешанные корни.
По собственному объяснению эмеков об их истоках, данному в
конце XVIII в. С.Г.Гмелину, они суть «по большей части беглецы из
ясашных татар» [Гмелин, 1777: 172-173], т.е. те же юртовцы, но, оче-
видно, разорившиеся и лишившиеся скота, что всегда влекло пониже-
ние социального статуса.
Отмечены среди эмеков и другие ногайцы — не юртовцы и не
здешние джетисанцы, а переселившиеся из иных местностей. Обра-
тившись в 1783 г. в Астраханский земский суд, некий Хадирберды
Мугаев указал, что «прадед его был закубанский татарин... дед же его
за двоюродным братом своим... вышед в Россию... его род... поныне
находится в ведении... князя Урусова под именем емешных татар»
[ГААО, ф. 476, on. 1, ед. хр. 194, л. 1].
Некоторые данные позволяют считать, что эмеки/ямаки часто
встречаются у многих тюркских кочевников в процессе их оседания на
землю. Автор статьи выражает глубокую признательность С.Ф.Ореш-
ковой, научному сотруднику Института востоковедения РАН, за очень
интересное устное сообщение.
Содержание его в том, что у балканских турок-юрюков в XVI-
XVII вв. представители одного социального слоя — ямаки — могли
откупаться овцами от мобилизации, из-за чего они и их потомки резко
проигрывали в общественном статусе5.
Астраханские эмеки в рассматриваемое нами время занимались
земледелием, снабжая кочевников продовольствием, жили оседло, со-
ставляя постоянное население теперь уже полукочевой группы на
кстау — зимних становищах.
Более того, имеются основания полагать, что целый ряд юртовских
сел был первоначально основан и заселен именно эмеками (свидетель-
ства тому можно обнаружить в особенностях топонимии).
Среди астраханских эмеков также были представлены и потомки
крымских и казанских татар, попадавших в плен после разного рода
столкновений (а может, и освобожденных или выкупленных у остав-
шихся в степях кочевников) [География и культура, 1983: 50, 62].
5 Ср. замечательное выступление С.Ф.Орешковой на XVII научной конференции
«Славяне и кочевой мир» цикла «Славяне и их соседи» памяти проф. В.Д.Королюка
в г. Москве в Институте славяноведения РАН 25-27 мая 1999 г., в которой участвовал
и автор статьи. Этот важный фрагмент о «ямаках», по имеющимся данным, в нашей
стране не публиковался.
70
В. М. Викторин
Но особенно интересно (и, очевидно, было более распространено)
наличие в составе эмеков весьма многочисленных потомков военно-
пленных различных народов Кавказа, в первую очередь Северного
(где сражались предки ногайцев и вела боевые действия Россия). Та-
бунный ага Абдикерим Ишеев уже в 1815-1817 гг. сообщал, что эме-
ки — «от колена людей разного рода, приобретенные в давние време-
на, когда еще предки наши не были во всероссийском подданстве, и по
междуусобным браням из разных наций взятые в плен, как то: лязгиры
(т.е. лезгины. — В.В.), чеченцы и тому подобные...» [ГААО, ф. 13,
оп. 20, ед. хр. 338, л. 1]. При этом крайне интересно упоминание в ар-
хивной описи не сохранившегося, к сожалению, документа 40-х годов
XIX в. о «горских татарах села Трех Протоков» [ГААО, ф. 13, on. 1,
ед. хр. 1311].
И действительно, во время полевой работы 1983 г. удалось устано-
вить, что в этом селе и сейчас проживают отдельные семьи рода тау-
лы («горцы»), отличающиеся от окружающих юртовцев даже антропо-
логически. По словам одного из них, информатора-ветерана войны
Хасана Сулейманова, его «предки когда-то с гор приехали» и могли
быть этнически связаны с чеченцами. Немногим позже, в 1985 г., ста-
ло известно, что в соседнем селе Кулковка проживает целая родовая
группа джари, по преданию, имеющая «черкесское» (т.е., видимо,
любое адыгское) происхождение.
Численность эмеков в юртовско-едисанских улусах в районе Аст-
рахани была достаточно велика. С.Г.Гмелин отмечал, что в середине
XVIII в. было 330 семей «ямИаков» против 1473 семей остальных юр-
товцев [Гмелин, 1777: 172, 173]. Перепись 1782 г. (IV ревизия) опре-
делила число эмеков в 579 человек и остальных — в 5359 человек
[ГААО, ф. 304, on. 1, ед. хр. 5521, л. 35-87, 228-229]. Таким образом,
эмеки составляли в тот период 9-13% населения, хотя их количество
уже не пополнялось извне, а начинало уменьшаться.
Дело еще в том, что, став российскими подданными, предводители
табунов — мурзы и аги — вносили за эмеков государству подушную
подать. На рубеже XVIII-XIX вв. они попытались, действуя по образ-
цу дворян России, превратить эмеков в своих крепостных. Именно
поэтому С.Г.Гмелин, с одной стороны, называл эмеков («ямиаков»)
«подданными рабами мурз», а с другой — отмечал, что эмеки не со-
гласны с этим и «утверждают, что их несправедливо (за) мурзами по-
читают... желают быть независимыми, и для того, как российские
подданные, России поголовную подать платить обязуются» [Гмелин,
1777: 171-172].
Мурзы и эмеки в этносоциальной среде ногайцев-едисанцев...
71
В 1835 г. П.И.Кёппен безоговорочно утверждал, будто «емешные
татары (die Jemesch Tataren)» — это «такие [люди], которые должны
приносить помещикам мурзам Урусовым, Тимбаевым и другим опре-
деленный доход» [Коерреп, 1835: 514].
На самом деле в первой половине XIX в., в связи с окончательным
переходом юртовцев к оседлости, влияние на них прежних «аристокра-
тов» начинало неуклонно уменьшаться. Правительство неоднократно
давало им понять, что эмеки не являются крепостными, а принадлежат,
как и все юртовские татаро-ногайцы, к разряду свободных государст-
венных крестьян, т.е. «к казенному ведомству, а не владельческому»,
являются «свободными от рабства» и могут приписываться ^<в какой
табун пожелают» (см. за 1818-1832 гг. [ГААО, ф. 13, оп. 21, ед. хр. 95,
л. 1-2; оп. 22, ед. хр. 297, л. 2об.; ф. 16, оп. 20, ед. хр. 338, л. 2]).
В 1811г. VI ревизия фактически закрепила независимый статус
эмеков, а в 1833-1835 гг. VII ревизия включила их в разряд государст-
венных крестьян, уравняв их с юртовцами в правах и обязанностях.
Потомки эмеков, очевидно, старались не вспоминать о своем про-
исхождении, и в настоящее время этот термин забыт, и в полевой экс-
педиционной работе он нам не встречался.
Зафиксировать бытование в прошлом термина эмек возможно лишь
по косвенным данным, в частности топонимически. Упомянутое село
Три Протока по-ногайски называется Джемене, Джемели, Ямели-аул.
Наличие здесь потомков «горских татар» (таулы), совсем недавно яс-
но осознавших свою «родовую» специфику, также свидетельствует
о происхождении названия села от слов ем, емек.
Название расположенной рядом Кулаковки можно попытаться
произвести от кул («раб»), а находящегося по соседству с Семиковкой
села Ярлы Тюбе (рус. Осыпной Бугор) — от ярлы («бедный, бедняк»).
Выскажем предположение, что здесь (вблизи будущих «престижных»,
едисанских/джетисанских сел) жили эмеки и проживают сейчас их
потомки (в родах таулы, джари и др.), давно утратившие память о сво-
ей связи с «емешной» группой населения.
Сходная, но принципиально иная по сути картина — с потомками
князей-мурз. Они со временем тоже могли забыть о своей былой знат-
ности (тем более что они разорялись и беднели чуть ли не быстрее
Других), но за воспоминания держались крепко, в разной смутной
форме сохраняя их пережитки. В дореволюционные времена они по-
рой пытались отстаивать свои особые права на самом высоком уровне
и действительно некоторые льготы, а также право несения особой
службы получили.
72
В. М. Викторин
В 1816-1817 гг. табунный голова Абдикерим Ишеев просил вер-
нуть в его владение 49 эмеков: «...табунные головы имеют произхож-
дение от колена природных мурз, и ежели награждались табунами, то
не иначе как за особенно оказанные заслуги при прошедших в давние
времена походах с российскими войсками... а емеки под властию на-
шей проходят наследственно из рода в род, коими мы пользовались
и пользуемся на многие веки на точных правах, как бы и российское
дворянство своими крестьянами» [ГААО, ф. 13, оп. 20, ед. хр. 338,
л. 2].
Мирза Нияз Бекеев сын Тимбаев в 1817-1832 гг. жаловался на сво-
его эмека Шабана СмаиЯова, который ушел в город и записался в тор-
говое общество татар Агрыжанского (индийского, т.е. мултанского и
мадрасского, по месту происхождения этих купцов) двора. Причем оба
предводителя утверждали, что вплоть до 1815-1825 гг. (сроки VII ре-
визии) они внесли за эмеков все платежи. В этом случае только одно
ходатайство мирзы Тимбаева было удовлетворено [ГААО, ф. 13, оп. 21,
ед. хр. 95], поскольку эмекам было разрешено менять табун, но не
«общество», т.е. крестьянское сословие на купеческое.
В архивном фонде № 13 «Астраханское губернское правление»
хранится исключительно любопытный документ — «Сведения о за-
числении Урусовых в княже[ское достоинство» за 1840 г. В нем при-
водится (в изложении) другой, более ранний источник: грамотой от
1 апреля 7199 г. (1690 г.) цари Иван и Петр Алексеевичи предоставили
«Едисанскому Казы мурзе князь Алиеву сыну Урусову» княжеское
звание [ГААО, ф. 13, оп. 37, ед. хр. 39, л. 4; Викторин, 2007: 103-104].
И вновь произведенный российский князь, и его отец довольно хо-
рошо известны. В 1682 г. юртовские ногайские татары, кочевавшие
«с мурзой Алеем Сатеевым сыном Урусовым» на «Царевой протоке»
вблизи Астрахани, подверглись нападению донских казаков — полон
превысил 500 человек [Дополнения, 1850: 267-271].
Отец «мурзы Алея», Ак-Саты, действительно был одним из сыно-
вей бия Уруса. Сын же Алея (Али), упомянутый в грамоте двух моло-
дых государей, Казы-мирза (князь Касай Урусов), «преданно проявил
себя ho полномочию, данному астраханским воеводой, во главе всех
юртовцев и передал эти функции князю Каспулату Урусову, занявше-
му крайне непоследовательную позицию в Астраханском городском
восстании 1705-1706 гг.» [Голикова, 1985: 220-221, 233, 291].
Вернемся к тексту документа из астраханского архива (в нашей его
недавней публикации [Викторин, 2007: 103-104]) и связанным с ним
событиям (лексика, стилистика и орфография сохранены. —В.В.),
Мурзы и эмеки в этносоциальной среде ногайцев-едисанцев...
73
Потомок Казы~Касая в пятом колене, Мусал-бек Урусов из с. Ки-
линчи, был по VII ревизии поверстан в государственные крестьяне,
с чем долгие годы никак не мог примириться. В своем прошении им-
ператору Николаю I от 1840 г. он сослался на документ еще более ран-
ний (и, насколько известно, не сохранившийся даже в копии) — цар-
скую грамоту от 7199 г., т.е. от 1693 г. Р.Х. По его словам, «в царство-
вание их Величеств царей Иоанна Алексеевича и Петра Алексеевича
в 7199 году велено писаться Казы Мурза князь Алиеву Урусову кня-
зем и выдана ему грамота, в которой сказано служить ему с братьями,
детьми и племянниками».
Сославшись на Казы-мурзу, бек Мусал, «как состоящий ему по ро-
ду ближайшим», «с приложением с грамоты копии и о происхождении
рода за подписом чиновников свидетельства», излагал собственные
проблемы в связи «с лишением природного звания» его самого и его
близких родственников тоже из сельской мусульманской аристократии.
Бывший глава Килинчей писал: «...с давних времен, когда еще маго-
метанский народ, обитающий в пределах Астраханских, непришедший
Российскому престолу в верноподданство [был], тогда препрадет мой
Исмаил Мурза князь Урусов был над тем народом повелительным вла-
детелем, и напоследок потомство этого народа по склонности ближай-
ших моих родственников пришедшия в подданство, тогда мурзы и князья
имели наименования род Российских дворян, которые в природе своей и
по ныне именования своего непеременили... Но в 1835 году при откры-
тии переписи для изчисления народа... Астраханская Казенная палата, не
уважив то имеющегося звание мое, превышающее от прочего сословия,
подворила меня в число государственных крестьян, с положением на ме-
ня платеж казенных податей и всех касающихся повинностей...».
Потому он и «просил [бы] от причисления к государственным кре-
стьянам и [из уважения к] преклонным годам [от] платежа податей и
повинностей освободить; детей же моих, значущихся в свидетельствах
по молодым летам, определить на службу в Астраханское Казачье
войско, с нелишением природного звания, как должны мурзы и князья
по правилам Российским именоваться» [ГААО, ф. 13, оп. 37, ед. хр. 39,
л. 2, 3 и об.; Викторин, 2007: 103-104].
Получил ли сам лично Мусал-бек искомое — едва ли, хотя приве-
денный архивный документ продолжения не имеет. Но отчасти вос-
становить «связь времен» удалось в проведенных с середины 80-х го-
дов полевых исследованиях, при встречах с людьми, хранящими па-
мять — пусть не совсем полную и отчасти фрагментарную — о древ-
них событиях и прошлом своего рода.
74
В. М. Викторин
Так, старший праправнук Мусал-бека, Гумар(-бек) Исхакович Исха-
ков (Урусов), проживавший в г. Красноводск Туркменской ССР (ныне
г. Турменбаши Республики Туркменистан) и приезжавший в 1983 г. в
с. Килинчи, рассказал автору этих строк предание о том, как его пра-
прадеду пришлось самому ехать к царю, и об этом в селе была даже
сложена песня (теперь, судя по всему, забытая). Но предок Мусал якобы
добился своего и кроме ногайского мирзы стал еще и российским кня-
зем. Впрочем, это звание в любом случае потомкам не перешло, а все
мужчины в роду далее служили в казачьих войсках (на приписной осно-
ве, без включения в сословие казачества). Это освобождало от податей
и давало надежный доходов виде денежного довольствия.
Белоказачьим офицером оказался в революционные годы и отец
информатора, Исхак Ильясович Урусов. Поэтому семье пришлось
скрываться, переменить фамилию и место жительства. Сохранился в
Килинчах, кстати, и «дом Урусовйх» v— обычной планировки, но ка-
менный (очевидно, один из первых таких в селе). Г.И.Исхаков помнил
и мог назвать, как издавна было положено, семь поколений своих
предков (где был представлен, конечно, и «Мусаль-мирза», ездивший
к царю). Остальные 16 поколений удалось восстановить по астрахан-
ским архивным материалам, сведениям П.И.Небольсина, публикациям
исторических материалов А.А.Новосельского и текстов ногайского
фольклора В.М.Жирмунского.
В казаках служил и троюродный дед Г.И.Исхакова-Урусова, глав-
ный в Тулугановке мирза Батыр Тимбаев. А вот сын его, Бактагали,
оказался одним из беднейших среди тулугановких ногайцев-кундров-
цев и был вынужден (после ареста, следствия и ссылки — очевидно, за
казачье происхождение) переехать в соседнее село Тумак. По словам
сестры Бактагали Тажихан Акбулатовой (с. Килинчи) и сына Бикбула-
та Тимбаева (с. Тумак), семья помнила лишь о принадлежности своей
к слою ак-сияк («белой кости») и роду-ду мирза, чем Тажихан-ханум,
впрочем, заметно гордилась (записи 1983 г.).
Казаком был и отец ветерана Великой Отечественной войны Тук-
тамыша Каримовича Жингуржина, жившего в пос. Мошаик (записи
1987 г.). Карим-ага Жингуржин, урядник, в Первую мировую войну
служил в Средней Азии, отличался нравом неспокойным и боевым.
Старшие родственники рассказывали им с сыном, что в семье «предки
дворянами были», а дед однажды сказал Туктамышу: «Ямгурчев мост
(топоним, сохранившийся в Астрахани на р. Кутум, к бывшей слободе
Ямгурчеевой/Огурчеевой. —В.В.) по нашему имени назван». Поэтому
очень вероятно родство этой семьи с упоминавшимся Абдуллой
Мурзы и эмеки в этносоциальной среде ногайцев-едисанцев...
75
Джангуршиным (фамилию могли переиначить военные писари) и не
исключена все же ее связь с упоминавшимся ханом6.
В том же поселке Мошаик проживает давно переехавшая из Килинчей
семья Исбулата Акмирзаевича Урусова, двоюродного брата Гумар-бека
Исхакова из Красноводска (сохранившая свою исконную фамилию).
Кстати, на кладбище поселка Мошаик (название с арабского можно
перевести как «могила шейха, святого») расположена перенесенная
сюда тайно с берега р. Болды в ЗО-е годы (для спасения от разрушения
во время строительства судоверфи) могила известного по всему тюр-
ко-кыпчакскому миру волшебника и наставника-дервиша Баба Тукле-
са (Тукли-баба) Шашлы-аже — «мохнатого деда Туклеса»7.
Во всяком случае, при нашей общей беседе в поселке Мошаик
20 мая 1987 г. И.А.Урусов и Т.К.Жингуржин впервые узнали от автора
статьи о древнем родстве между собой, как и о своем возможном со-
отношении с легендарным Баба Туклесом ~ Тукли-баба, могила кото-
рого была им известна.
Этим нынешним «Едигееви^ам» он мог быть предком в 21-22-м
колене. Ногайский эпос о «Сорока батырах» числит его одним из
главных героев и прапрадедом или прадедом родоначальника дина-
стии Ногайской Орды эмира Едигея (события степной истории самого
конца XIV в.).
Заметим, что мог жить Туклес ~ Тукли еще в домонгольское время,
и иногда его имя связывают с событиями перехода кочевников от ша-
6 Вероятно, родне капитана Абдуллы Ямгурчеева-Джангуршина удалось все же вы-
служить себе дворянство России, подтвержденное Екатериной II после присоединения
Крыма для всей мусульманской аристократии России. Во всяком случае (и сохрани-
лись предания), от татар-дворян Астраханской губернии на Всероссийское дворянское
собрание после 1785 г. ездил делегатом мирза Абыз Ямгуреев, иначе Ямгурчиев [Ко-
пылова, 1997: 6; Листая..., 2005: 430].
Согласно устным преданиям, записанным автором статьи, Абыз-мирза жил на Мо-
шаике, как и ногайцы едисанской группы «келечй». Но по возвращении из столицы
мирза Абыз был вскоре убит при попытке «крепостить» келечинцев и юртовцев — и не
только эмеков. Опасаясь санкций со стороны властей, участники конфликта перебра-
лись через реку, там, по преданию, в начале ноября 1787 г. [Листая..., 2005: 430] или
же двумя-тремя годами позже как совсем оседлое [Васькин, 1973: 33] и возникло селе-
ние Килинчи (Иличинское).
7 Этому любопытнейшему персонажу — Туклесу и связанным с ним этнокультур-
ным, религиозным и фольклорным аспектам посвящены специальные монографиче-
ские исследования известных ученых: Д. де Виза (США, выходец из Нидерландов),
А.И.-М.Сикалиева, В.М.Жирмунского. О культе Туклеса (Тукляса) ~ Тукли в связи
с Астраханским краем см. работу автора [Викторин, 2003], а с тюркским миром вооб-
ще— проф. И.(А.-3.) Тоган Валиди (Анкара) [Тоган, 2008]. Она же очень тонко опре-
делила этот образ как «символ преемственности верований» [Тоган, 2008: 44, 47].
В. М. Викторин
манизма к исламу. Почитаемый до сих пор мусульманами, он, по не-
которым эпическим версиям, был в молодости шаманом (весьма бру-
тального облика, запечатленного в имени и прозвище), а женился он
на ведьме — албасты. Его «святая могила» — аулья, втайне перене-
сенная в начале 30-х годов XX в. на кладбище поселка Мошаик (холм
«Аулъя-тюбе»), а также и другие там же воспринимаются населением
именно как место мусульманского культа; таковых под Астраханью
насчитывается свыше 308.
Так или иначе, род российских князей Юсуповых считал Баба Туклеса
одним из своих предков [Жирмунский, 1971: 383; Юсупов, 1866: VI, 71].
Племянницей Гумар-бека Исхакова, родившейся в Килинчах, была
скончавшаяся в середине ноября 2011 г. Зульхабира Фаридовна Иш-
бирдиева, пенсионерка, долгое время работавшая учительницей и ди-
ректором школы в близлежащем с. Бирюковка, увлеченный краевед и
самодеятельная поэтесса, публиковавшая свои стихи (а также семей-
ные воспоминания) на татарском языке и местном диалекте. Мать ее,
Ажир Исхаковна, была родной сестрой Гумар-бека, и на них с доче-
рью в Килинчах перешло йрозвище Урусов кызлары («урусовские де-
вушки, дочки»).
Современные потомки ногайских князей-мурз под Астраханью очень
живо интересуются историей своего народа и сообщают нам любопыт-
ные и редкостные сведения. Но память о происхождении этого рода у них
достаточно размыта и обрывочна. Хотя, как убежден автор статьи, исклю-
чительно удачно, что до наших дней уцелел в семейных преданиях хотя
бы этот важный пласт информации. В целом, Урусовы лучше сохранили
эту традиционную память, Тимбаевы — в меньшей мере, Жингуржи-
ны— совсем в малой степени. Причины тому различны и связаны
с историей жизни каждой конкретной фамилии и предшественников.
Сходным образом с проблемой мурз, хотя и несколько иначе, об-
стоит дело с изучением сюжета об эмеках. Сейчас, видимо, уже не
удастся найти их потомков, помнящих и осознающих связь со своими
предками-эмеками. Но даже в этом случае требуется внимательное
рассмотрение всех косвенных данных, а также сличение их с анало-
гичными фактами в истории и культуре других народов — в первую
очередь поныне кочевых в дальнем зарубежье или бывших кочевников
евразийских и иных степей.
8 Об этом малоизвестном, самостоятельном и увлекательном, сюжете {аулья — свя-
тые могилы у мусульман и мужавиры — их охранители) см. также [Викторин, 2004: 203-
215; Сызранов, 2004: 19-27]. Особая семья мужавиров была у аулья в начале 30-х годов
на прежнем кладбище Тукли-баба, где сейчас расположена судоверфь.
Мурзы и эмеки в этносоциальной среде ногайцев-едисанцев...
77
Однако связь этих двух историко-социальных групп, мурз и эме-
ков, налицо: перед нами два элемента одной и той же общественной
системы, исчезнувшей более чем 150 лет назад. Эти группы населения
существовали и функционировали в рамках единой системы, быстро
распадались, трансформировались и исчезали как самостоятельные
явления. Сведения о них дошли до современности лишь в письменной
фиксации, а также отчасти в устной традиции.
Попытаемся выделить основные этапы взаимоотношений мурз
и эмеков в Астраханском крае XVII-XX вв.
1. Середина XVI — начало XVII в. — переселение к Астрахани сначала
юртовских, затем родственных им, но уже прошедших своеобразное
развитие едисанских (джетисанских) ногайцев (имевших некоторые
связи и с бывшим Астраханским ханством), с их традиционной ари-
стократией, а также, очевидно, с зависимыми от нее людьми.
2. Вторая половина XVII — XVIII в. — пополнение зависимого слоя в
результате столкновений с калмыками и участия в войнах России на
Северном Кавказе. В эго время или несколько ранее появились це-
лостные группы подчиненного, переведенного на оседлость земле-
дельческого населения, и у юртовцев-едисанцев получил распро-
странение термин эмек.
3. Середина XVIII в. — переход к оседлости всех юртовцев, в самом
начале XIX в. — оседание едисанцев (джетисанцев), слияние их в
единую ногайскую (иногда — «ногае-татарскую»), юртовско-
джетисанскую общность, образование предпосылок к распаду преж-
ней сословно-правовой структуры.
4. Конец XVIII — первая половина XIX в. — попытки мурз сохранить
свое влияние, закабалив эмеков.
5. 1811 г. (VI ревизия) — перевод эмеков в разряд государственных
крестьян, после чего в основном были устранены их отличия от ос-
новной массы едисанского (джетисанского) населения. Эти отличия
ныне предположительно реконструируются лишь в топонимии и в
памяти отдельных семей смешанно-юртовского происхождения.
6. 1833-1835 гг. (VII ревизия) — поверстание мурз и примыкающего к
ним подслоя агалар-батыров и их потомков в разряд государствен-
ных крестьян, т.е. окончательный подрыв их властного положения в
едисанском (джетисанском) сообществе (если оно отчасти и сохра-
нялось далее, то лишь по традиции).
7. Первая половина XIX в. — попытка части мурз вернуть и сохранить
свой отличный от других, привилегированный статус путем внедре-
78
В. М. Викторин
ния в иную служилую социальную структуру, например казачьи
войска, и получить серьезные налоговые льготы.
8. Конец XIX — начало XX в. — постепенное забвение потомками
мурз своих родословных.
9. Рубеж XX-XXI вв. — возобновление интереса к прошлому, жела-
ние восстановить утраченные знания и продолжить традиции род-
ственных связей.
Обращаясь к этностатистическим аспектам проблемы, несложно
подсчитать, что ныне из приблизительно 25-30 тыс. юртовцев потом-
ки едисан/джетисан могут составлять до трети. Живущие компактно
и сохранившие элементы прежнего наследия, они насчитывают не
менее 5 тыс. человек (в том числе в Килинчах и окрестностях —
2,5 тыс. человек). Добавим около 400 «кундровцев», не имевших
подчиненных емек/джемеков. Число очевидных потомков последних
(с. Кулаковка и др.) можно определить как 1-1,5 тыс. человек.
Современная жизнь предполагает, конечно, совсем иной характер,
стиль жизни и общения, непохожие на уклад, вызвавший существова-
ние мурз и эмеков, поддерживавший их роль в кочевом и послекоче-
вом обществе тюрок — жителей окрестностей Астрахани. И все же
рассмотренные в статье явления существовали у местных кочевников
и полукочевников, отразившись в истории и памяти будущих поколе-
ний. Остались потомки — носители этого наследия, сохраняющие час-
тицы традиции или стремящиеся восполнить их. Детали социально-
правового уклада жителей астраханских степей, затем обитателей
дельты пополняют и уточняют закономерности общеисторических
и самых специфических этносоциальных процессов.
Азизова, 2009 — Азизова Н.Р. Традиционно-обрядовая культура локальных этни-
ческих групп в современной России (на примере юртовских татар). Автореф.
докт. дис. Краснодар, 2009.
Ахметьянов, 1978 —Ахметьянов Р.Г. Сравнительное исследование татарского и
чувашского языков (фонетика и лексика). М., 1978.
Бартольд, 1968 — Бартольд В.В. [Рец. на:] Коэн Л. Введение в историю Азии //
Соч. Т. V. М., 1968.
Васькин, 1973 —Васькин Н.М. Заселение Астраханского края. Волгоград, 1973.
Викторин, 1988 — Викторин В.М. Потестарно-политические и правовые отноше-
ния у кочевых народов (взаимосвязь внутренних и внешних факторов) // Фи-
лософские проблемы государства и права. Вып. 5. Саратов, 1988.
Викторин, 1998 — Викторин В.М. Комментарии ученых // Идель. Астрахань, 1998.
19 июня. №25 (313).
Викторин, 2003 — Викторин В.М. Тукли-баба Шашлы-адже — святое место аст-
раханских мусульман // Этнографическое обозрение. 2003, № 2.
Мурзы и эмеки в этносоциальной среде ногайцев-едисанцев...
79
Викторин, 2004 — Викторин В. М. Культ святых мест — аулья у астраханских
ногайских (юртовских) татар в окрестностях Астрахани: имена мусульманских
святых и названия их почитаемых захоронений // Ономастика Поволжья. Мат-лы
IX Международной конф. (г. Волгоград, 9-12 сентября 2002 г.). М., 2004.
Викторин, 2007 — Викторин В.М. «Как должны мурзы и князья по правилам рос-
сийским называться». Прошение императору Николаю I «О зачислении Уру-
совых на княжеское достоинство». 1840 г. (XIX век) // Астраханский край в
истории России XVI-XXI вв. Сб. документов и материалов. Астрахань, 2007.
Викторин, 2009 — Викторин В.М. Об этносоциальных группах «болдырей» («бал-
дыров», «бельтиров»): к отражению этнических процессов в лексике // Рах
Sonoris («Мир звучащий»): история и современность. Международный музы-
кологический журнал. Вып. 3 (5). Астрахань, 2009.
География и культура, 1983 — География и культура этнографических групп та-
тар в СССР. М., 1983.
Гмелин, 1777 — Гмелин С.Г. Путешествие по России ^тя исследования трех
царств природы. Ч. II. СПб., 1777.
Голикова, 1985 —Голикова Н.Б. Астраханское восстание 1705-1706 гг. М., 1985.
Д’Асколи, 1902 —Д’Асколи. Описание Черного моря и Татарии // Записки Одес-
ского общества истории и древностей. Т. XXIV. Одесса, 1902.
Дополнения, 1850 — Дополнения к Актам историческим, собранным Археогра-
фической комиссией. Т. VII. СПб., 1850.
Жирмунский, 1971 —Жирмунский В.М. Тюркский героический эпос // Избранные
труды. Л., 1971.
История, 2000 — История Астраханского края. Астрахань, 2000.
Копылова, 1997 — Копылова Э.В. Живое народное слово. История названий аст-
раханских сел в рассказах старожилов. Астрахань, 1997.
Листая... — Листая памяти страницы... : к 25-летию образования Приволжского
района. Ред. Л.В.Боярчук. Астрахань, 2005.
Небольсин, 1852 — Небольсин П.И. Очерки Волжского низовья. СПб., 1852.
Новосельский, 1948 — Новосельский А.А. Борьба Московского государства с тата-
рами в первой половине XVII века. М.-Л., 1948.
Продолжение, 1795 — Продолжение древней российской вивлиофики. Изд. Н.И.Но-
виков. Т. X. СПб., 1795.
Рахимов, 1984 — Рахимов С.[Т]. Ислам на службе царизма // Коммунист Привол-
жья. 15.03.1984. Астрахань.
Сызранов, 2004'— Сызранов А.В. Святые места мусульман Астраханской облас-
ти // Традиции живая нить. Сб. мат-лов по этнографии Астраханского края.
Вып. 9. Астрахань, 2004.
Тоган, 2008 — Тоган (Валиди) И.(А.-3.). Вездесущий святой из степи: Торе Баба
Тюкляс // Панорама Евразии. Журнал Института гуманитарных исследований.
АН РБ.№ 1 (1). Уфа, 2008.
Трепавлов, 2001 — Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. М., 2001.
Фасмер, 1973 — Фасмер С. Этимологический словарь русского языка. Т. IV. М., 1973.
Юсупов, 1866 — Юсупов Н.Б. О роде князей Юсуповых. Ч. I. СПб., 1866.
Коерреп, 1835 — Коерреп Р. Die Tataren in Astrakhan // St. Peterburgischen Zeitung.
1835. №72.
Е.Ю.ГОНЧАРОВ, В.Н.НАСТИЧ
(Москва)
Монеты сырдарьинских огузов IX в.1
Монетное дело, денежное обращение и нумизматика в целом как
источник по истории Средней Азии в эпоху арабских завоеваний изу-
чены неравномерно. История одних регионов, относительно удален-
ных от основных культурных центов Арабского халифата (большая
часть Мавераннахра, частично Южный Казахстан и Хорезм), в той или
иной мере обеспечена как письменными, так и нумизматическими па-
мятниками. Но есть области, которые считались дальней периферией
даже по отношению к самим среднеазиатским государствам; сведения
древних историков и географов об этих местах чрезвычайно скудны,
а подчас и вовсе отсутствуют. В силу этих причин и современные ис-
следователи, продолжающие пребывать в условиях «информационно-
го голода», не в состоянии вывести их изучение на должный уровень.
Одной из таких исторически важных, но малоизученных областей яв-
ляется северная окраина Мавераннахра — нижнее течение и дельта
Сыр-Дарьи, иначе Восточное Приаралье1 2. Поскольку далее речь пой-
дет о монетной эмиссии, по многим (если не по всем) основным пара-
метрам связанной с нумизматикой Южного Приаралья в период араб-
ского завоевания и вхождения в состав Аббасидского халифата, то
вначале логично хотя бы вкратце коснуться вопроса о степени изучен-
ности монетного дела в государстве хорезмшахов Афригидов.
1 Предварительное сообщение об этом открытии см.: Гончаров Е.Ю., Настич В.Н.
Новые нумизматические памятники IX в. из Восточного Приаралья (новооткрытый че-
кан государства Сырдарьинских огузов) И Международная научная конференция
«РАСМИР: Восточная нумизматика - 2011». Сб. науч, трудов. — Киев, 2013. С. 26-30.
2 Субрегион, во все времена имевший тесные связи с Хорезмом. Впрочем, до сих
пор не вполне ясно, входило ли Восточное Приаралье в рассматриваемый период непо-
средственно в Хорезмийскую державу или было зависимым, но отдельным владением.
© Гончаров Е.Ю., Настич В.Н., 2013
Монеты сырдарьинских огузов IX в.
81
История хорезмийского региона втор. четв. IX в. и предшествую-
щих десятилетий, как и происходящий из него нумизматический ком-
плекс, полнее всего исследованы в работах С.П.Толстова [Толстов,
1938; Толстов, 1962] и Б.И.Вайнберг [Вайнберг, 1977]. Последняя,
описывая серебряные монеты афригидской чеканки позднего типа
TVI3, разделила их на три подтипа, в двух из которых присутствуют
легенды арабским письмом. На реверсе подтипа б помещены надписи,
с учетом графических искажений определенные как арабские имена
и , в двух из которых С.П.Толстов предложил видеть
упоминания наместников Хорасана ал-Фадла б. Яхьи и Джа'фара б.
Мухаммада [Вайнберг, 1977: 62]; еще одна легенда осталась непрочи-
танной. На подтипе в, известном в те годы только по одному дефект-
ному экземпляру из Татарстана, перед лицом царя находилась араб-
ская легенда, из-за плохой сохранности прочитанная частично
(и, как увидим далее, графически ошибочно) — .. .^ , а на ре-
версе — имя Мухаммад [там же: 62, 161, № 1167]4. Оба подтипа,
по мнению исследователей, продолжали традиции оформления доис-
ламских типов и относились к заключительному этапу хорезмийской
чеканки. Имя 'Абдаллах, предположенное на месте неясной легенды
с учетом чтения С.А.Яниной, было объяснено как мусульманское имя
царя Азкацвара II, принявшего ислам, а время выпуска отнесено к по-
следним десятилетиям VIII в.
За последние годы нумизматическая база существенно расширилась.
Выявлены новые типы монет, в атрибуцию ранее известных внесены
поправки, уточнена топография их находок. Сейчас мы имеем возмож-
ность заново рассмотреть и во многом скорректировать выводы С.П.Тол-
стова и Б.И.Вайнберг для монетных эмиссий Хорезма, которыми они
занимались, на более широком историко-нумизматическом фоне.
Однако главным объектом настоящего исследования является не
собственно хорезмийский чекан, а несколько новых типов серебряных
монет, в большинстве выявленных совсем недавно на территории так
называемых «болотных городищ» в низовьях Сырдарьи5, внешне
оформленных по образцу афригидских драхм, но отличающихся со-
держанием арабских легенд на обеих сторонах. Первый из них —
3 Типы монет и элементы оформления приводятся по классификации Б.И.Вайнберг
[Вайнберг, 1977].
4 Кстати, в изучаемом нами комплексе обнаружены неизвестные ранее сочетания
такого реверса с обоими подтипами л.ст.
5 Исследование «болотных городищ» началось в 1946 г.; термин введен в оборот
С.П.Толстовым [Толстов, 1962: 198].
82
Е.Ю.Гончаров, В.Н.Настич
с именем Мухаммад на об.ст. — издан Б.И.Вайнберг по единственно-
му на тот момент дефектному экземпляру (см. выше), все остальные
по публикациям неизвестны6.
Количественная неравномерность доступных для исследования эк-
земпляров (2 из 5 рассмотренных ниже монетных типов представлены
единичными экземплярами) не дает возможности предложить надеж-
ную их классификацию и установить хронологическую последова-
тельность эмиссии, поэтому мы пока воздержимся от присвоения им
конкретных типовых номеров и ограничимся расположением описа-
ний в том порядке, который представляется наиболее логичным с точ-
ки зрения размещения конкретных имен и титулов, упоминаемых в
монетных надписях.
Группа I (имя 'Абдаллах б. Тахир на л.ст.)
1. На об.ст. — Мухаммад ' s
Л.ст. во все поле — мужской профиль вправо. На голове корона
типа KVII,12 (по Б.И. Вайнберг), перед лицом сверху вниз арабским
письмом куфи без точек — & 4Jlxx 'abd allah {i}bn tahir «'Абд-
аллах ибн Тахир», в одну или (в 1 случае) две строки (рис. \а). Выяв-
лена разновидность с ошибкой в расположении компонентов имени —
Л!1 хх (кунья «[и]бн Тахир» вырезана между частями имени
«'Абд» и «Аллах») (рис. 1й).
Рис. 1
Об.ст. в поле крупно — всадник на коне, обращенный лицом впра-
во и Держащий в протянутой руке жезл или нагайку; тип всадника —
17 (по Б.И.Вайнберг). По кругу — стандартная надпись крупными
массивными буквами хорезмийским алфавитом; над крупом коня —
muhammad «Мухаммад» арабским письмом куфи.
6 См. также: <www.zeno.ru/showgallery.php7catM777>.
Монеты сырдарьинских огузов IX в.
83
На данный момент авторам известны 4 экз. (в том числе драхма из
Татарстана, описанная Б.И.Вайнберг). Вес двух из них — 0,97 г; 1,04 г
(край выщерблен); диаметр обоих — 24 мм. Один экземпляр сильно
обломан, вес и размер его (как и [Вайнберг, 1977], № 1167) неизвестны.
2. На об.сг. — Лжабуйа Арсл[ан]
Л.ст. как предыдущий тип (отличия в деталях портрета); перед ли-
цом сверху вниз — частично непрочеканенная легенда в одну строку
'abdallah {/}йи] tahir «'Абдаллах ибн Тахир» (рис. 2).
Рис. 2
Об.ст. как предыдущий тип, но над крупом коня арабским письмом
куфи в две строки — имя или титул (?)[jl]-£~jl / (^ot* =)[*]<$->
gabiiyah arsl[ari\ «Джабуйа Арслан»; несмотря на то что концы обеих
лексем (особенно второй) обрезаны краем монеты, надпись в целом
читается вполне однозначно.
1 экз. Вес — 0,97 г; диаметр — 23 мм.
3. На об.ст. — *.л<[*].дж (?)7 Лжабуйа
Л.ст. как на предыдущих; перед лицом сверху вниз —
[/] ДЛхх 'abdallah {i}bn tahir «'Абдаллах ибн Тахир», обычно
в одну строку, по крайней мере на одном экземпляре — в две.
Об.ст. как на предыдущих, но над крупом коня арабским письмом
в одну строку — (?) jc-ej (на 8 экземплярах) или
(без зубца после второго знака; 5 случаев) = *.»?[*].g (n.mig? y.mig?
— ?) / *.m[*].h/h (?) gabiiyah «Н.мидж? Й.мидж? ...? / Н.мих? Й.мих?
Джабуйа» (рис. 3a-b).
7 Здесь и далее в транскрипции «проблемных» монетных легенд звёздочкой обо-
значены предполагаемые согласные, точками — неустановленные гласные (или их
отсутствие).
84
Е.Ю.Гончаров, В.Н.Настич
Рис. 3
Чтение первого компонента (имя правителя?) проблематично по
причине значительной вариативности графики, усугубленной неодно-
значностью 3 из 4 букв без диакритики практически на всех монетах.
Кроме того, на ряде экземпляров отмечены варианты начертания
2-го знака этой лексемы, допускающие фонематические разночтения:
в 3 случаях это нечто среднее между тТт и sad — (или ^jj)
*.s[*].g/*.s[*].A/A (?) (рис. Зс); еще на 1 экз. на этом месте выбит знак,
более похожий на Jd/qaf (рис. 3d). Впрочем, не исключено, что все эти
«варианты» представляют собой не разночтения как таковые, а просто
графические искажения одной и той же лексемы, допущенные резчи-
ками штемпелей; в частности, на 2 экз. графика этой легенды на об.ст.
действительно испорчена до нечитаемости.
Не менее 19 экз. Вес 6 из них — 1,27 г; 1,19 г; 1,14 г; 1,10 г; 1,05 г;
1,00 г; диаметр — от 23 до 24,5 мм.
Группа II (имя 'Абдаллах б. Тахир на об.ст.)
4. На л.ст. — Джабуйа, иарь гуззов
Л.ст. как на предыдущих, но перед лицом сверху вниз — двух-
строчная арабская легенда. Выявлены три варианта, заметно разли-
чающиеся между собой.
Вариант A: ^1 I gabuyah malik al-
guzziyyah mawla amir al-mu ’minin «Джабуйа, царь гуззов, клиент пове-
лителя верующих» (рис. 4я).
Монеты сырдарьинских огузов IX в.
85
Рис. 4
Вариант В\ ^1 ^ol mimma
amara bihi gabuyah malik al-guzziyyah mawla amir al-mu ’minin «из того,
о чем повелел Джабуйа, царь гуззов, клиент повелителя верующих»
(слово перенесено в начало второй строки) (рис. 46).
Вариант С (начало первой строки осмысленному чтению не под-
дается, а от второй строки сохранились только фрагменты верхних
частей двух слов): ...[j]jJI ... ^ol ^ (?)j- • • [одно
или два слова] mimma amara bihi gabu[yah]... al-gu[zziyyah] ... «<...>
из того, о чем повелел Джабу[йа, царь] гузз[ов ...]» (рис. 4с).
Несколько монет, в том числе фрагментированные, на которых
вторая строка частично или полностью утрачена (непрочеканена, об-
резана краем монеты, стерта или обломана), по сохранившимся частям
легенды относятся к варианту Л.
Об.ст. всех вариантов однотипна: всадник на коне, лицом вправо,
как на предыдущих типах, но над крупом коня — двухстрочная араб-
ская легенда jblb / JJIxx 'abdallah {i}bn tahir «'Абдаллах б. Тахир».
Вариант А представлен 9 экз. (вес 2 из них — 1,19 и 1,09 г; диа-
метр — соответственно 22-23 и 24,5 мм); варианты В и С — каждый
в 1 экз. (вес и размеры неизвестны).
Группа III (без имени 'Абдаллах б. Тахир)
5. На обеих сторонах — Бал (?) / Йал (?) Джабуйа
Л.ст. как на предыдущих (отличия в деталях портрета), но перед
лицом сверху вниз в 2 строки арабским письмом куфи — (V) JL
86
Е.Ю.Гончаров, В.Н.Настин
^1] . I pujXJI] (?) Jb (?) gabiiyah malik [al-
guzziyyah] mawla [amir al-mu’mimn] «Бал? / Иал? Джабуйа, царь [гуз-
зов], клиент [повелителя верующих]» (рис. 5). Легенда частично не-
прочеканена или стерта, однако сохранившиеся части позволяют вос-
становить ее почти полностью — по очевидной аналогии с вышеопи-
санным предыдущим типом.
Рис. 5 (увеличено в 1,5 раза)
Об.ст. как на предыдущих, но над крупом коня арабским письмом
в одну строку — то же короткое имя с неясным чтением, что и на л.ст.:
(?) JL *я/ (?) ga[biiyah] «Бал? / Йал? Джабуйа».
1 экз. Вес неизвестен, диаметр — 22,5 мм.
* * *
В надписях монет всех описанных типов, кроме первого, присутст-
вует одна и та же лексема, которую мы уверенно читаем как ga-
biiyah. В современной тюркологической литературе это слово (оче-
видно, с подачи В.В.Бартольда, пожалуй первым в отечественной нау-
ке уделившего ему достаточное внимание [Бартольд, 1968, с. 80; Бар-
тольд, 1968а: 300; и др.]) воспринимается как древний тюркский (кар-
лукский или огузский) сословный титул и передается обычно в форме
йабгу или ябгу, иногда также джабгу. Впрочем, в некоторых источни-
ках оно помещено в контексте, однозначно содержащем упоминание
имени собственного: например, «сын царя тюрков-гуззов Балкик ибн
Джабуйа» [Ибн ал-Факих: 1716]; или тот же персонаж (в версии «Бал-
кик [или Йалкик], сын Джабгу»), но уже не просто сын царя, а сам
в звании «малика тюрок» [Наджиб ал-Хамадани; цит. по: Агаджанов,
1969: 123]. Тем не менее С.Г.Агаджанов, явно с учетом мнения
В.В.Бартольда, подкрепленного ссылкой на ал-Хваризми в издании
G. van Vloten [Мухаммад ал-Хорезми: 219], утверждает, что «джабуйа,
или джабгу, — это не имя собственное, а титул верховного огузского
Монеты сырдарьинских огузов IX в.
87
правителя» [Агаджанов, 1969: 122-124]; того же мнения придержива-
ется и Ф.М.Асадов [Асадов, 1993, комм. 103]. Со своей стороны, вы-
кладки Г.Дёрфера, подвергшего этот титул подробнейшему источни-
коведческому разбору [Doerfer, 1975: 124-136], в целом подтверждают
правоту В.В.Бартольда и С.Г.Агаджанова.
С одной стороны, новооткрытые монеты как будто не противоречат
этой версии, ставшей почти общепринятой: на монетах 3 из 5 описан-
ных типов слово джабуйа сочетается с другими лексическими компо-
нентами: это и Арсл\ан] (описание 2), и не прочтенное однозначно
/ jt-ej н.мидж? й.мидж? и т.п. (описание 3), и равно амбивалент-
ное JL бал? йал? (описание 5), помещенное на реверсе перед словом
или после него; однако мы пока не знаем ни точного звучания, ни
лексического значения этих слов, которые в принципе тоже могут ока-
заться не именами, а частями титулатуры. Но, с другой стороны, в кон-
тексте надписей на л.ст. монет из описания 4 это слово недвусмыслен-
но воспринимается как имя собственное — «Джабуйа, царь гуззов»,
что ставит под сомнение уверенность С.Г.Агаджанова, так как дает
нам основание предполагать в нем не просто титул, а все-таки личное
имя огузского царя, дополненное к тому же традиционной для ранне-
мусульманской монетной чеканки формулой признания сюзеренитета
багдадского халифа — мавла амир ол-му ’минин.
Как бы то ни было, титул ли это или имя собственное, слово
неизменно прилагается к правящим особам, которые на монетах по
крайней мере двух типов (описания 4 и 5) прямо названы «царями гуз-
зов» и «клиентами амира верующих». Кстати, упоминания эмитентов
на этих драхмах весьма заманчиво сопоставить с персонажами, по-
именованными в процитированных выше сочинениях Ибн ал-Факиха
и Наджиба ал-Хамадани: «Джабуйа, царь гуззов» = огузский царь
Джабуйа и «Бал? / Йал? Джабуйа, царь гуззов» = его сын и наследник
Балкик / Йалкик ибн Джабуйя; а в отношении второго из них можно
добавить, что даже такое частичное сходство имен на монете и в руко-
писных источниках слишком очевидно, чтобы быть случайным.
Когда же правили все эти Джабуйи?
На этот вопрос помогает ответить еще одно имя, присутствующее
на всех рассмотренных монетах, кроме последней, полное чтение ко-
торого также уточнено благодаря новым находкам: это 'Абдаллах ибн
Тахир — третий по счету представитель династии Тахиридов (213—
230/828-845), наместник Хорасана с 215/830 г. Данное уточнение, по-
88
Е.Ю.Гончаров, В.Н.Настич
мимо прочего, позволяет считать, что имя Мухаммад, известное ранее
по одному дефектному экземпляру, а теперь представленное еще тре-
мя монетами из рассмотренных новых находок, не является мусуль-
манским именем хорезмского царя Азкацвара II, время правления ко-
торого приходится на конец VIII в. [Вайнберг, 1977: 62, 81], а принад-
лежит наместнику 'Абдаллаха в Хорезме, известному по медным мо-
нетам второй четверти IX в. По словам ал-Балазури, «'Абдаллах б.
Тахир отправил своего сына Тахира б. 'Абдаллаха в поход на страну
гуззов, и он завоевал места, до которых никто прежде его не доходил»
[ал-Балазури: 437]8. По-видимому, чеканка рассматриваемых монет и
началась после этого похода и завоевания. Иными словами, огузские
цари, именуемые на монетах как Джабуйа Арслан, (Н.мидж?
Й.мидж? ...?) Джабуйа и просто Джабуйа, были современниками
'Абдаллаха б. Тахира; носитель же имени JL {Бал? Йал?) Джабуйа,
если его допустимо отождествить с Балкиком / Йалкиком из рукопис-
ных сочинений, мог быть жив еще в конце IX в.: Ибн ал-Факих отме-
чал, что его собеседником был Давуд б. Мансур б. Аби ал-Базгиси,
живший в эпоху правления Саманида Исма'ила б. Ахмада (892-907)
[Агаджанов, 1969: 127; Асадов, 1993, комм. 102]. Это уточнение по-
зволяет скорректировать еще одно замечание С.Г.Агаджанова: государ-
ство сырдарьинских ябгу образовалось не к концу IX — началу X в.,
а гораздо раньше — уже в первой половине IX в. Царский титул малик
ал-гуззиййа, как и признание верховенства аббасидского халифа (мавла
амир ал-му’минин «клиент повелителя верующих»), были закреплены
в легендах монет, чеканенных от имени по крайней мере двух из них.
Наконец, мусульманское имя Мухаммад, встречающееся на реверсе
драхм 'Абдаллаха б. Тахира (описание 1) и, возможно, не имеющее
непосредственного отношения к огузскому чекану, также находит па-
раллели в нумизматике Приаралья. Известны бронзовые фельсы
'Абдаллаха б. Тахира и его ставленника Мухаммада б. Йахйи без ука-
зания монетного двора и даты чеканки, судя по стилю и метрологии,
битые в Хорезме во второй четверти IX в.9.
Определенное внимание привлекает специфика расположения име-
ни 'Абдаллаха б. Тахира на рассматриваемых монетах. В первых трех
случаях оно помещено на «портретной» лицевой стороне, из чего
вполне логично заключить, что это показатель его высокого статуса,
8 Перевод наш. — В.Н.
9 См. <www.zeno.ru/showgallery.php7catM727>.
Монеты сырдарьинских огузов IX в.
89
по отношению к которому лица, упомянутые на обороте, являются
низшими, очевидно состоящими в вассальной зависимости. На моне-
тах из описания 4 упоминания 'Абдаллаха б. Тахира и Джабуйи ме-
няются местами, причем последнее размещается перед лицом порт-
ретного изображения в составе новой формулы, содержащей титул
«царя гуззов» и «клиента повелителя верующих», которая столь же
очевидно отражает и его новый статус — формальный или фактиче-
ский вассалитет по отношению к аббасидскому халифу; прежний же
сюзерен, наместник Хорасана 'Абдаллах б. Тахир, уходит «на второй
план». Имя следующего «царя гуззов» по имени Бал или Йал тоже
помещено на почетной «портретной» стороне монеты, но оно же по-
вторено и на реверсе, заменив собой упоминание «промежуточного»
сюзерена. Учитывая тот факт, что эта драхма определенно была от-
чеканена гораздо позже остальных (возможно, уже в период правле-
ния в Средней Азии династии Саманидов; ср. приведенное выше
свидетельство Ибн ал-Факиха), имени тахиридского наместника на
ней уже просто не могло быть, но нет и никакого другого: значит ли
это, что данный джабгу не имел над собой другого сюзерена, кроме
формулярно признанного таковым багдадского халифа?
Научную ценность новооткрытой группы огузских монет трудно
переоценить. Данная статья по существу предварительная публикация,
вводящая в научный оборот принципиально новый, интересный и, по
мнению авторов, весьма важный исторический источник, дальнейшее
изучение которого может значительно содействовать решению многих
сложных вопросов истории Сырдарьинского региона, таких как поли-
тическое устройство и форма власти в государстве сырдарьинских
огузов; взаимоотношения джабгу с Хорезмом, Тахиридами и халифа-
том в целом; выявление более полного ономастикона, уточнение титу-
латуры правителей, их генеалогии и хронологии правления; локальные
особенности языка и письменности; технологические параметры мо-
нетного производства, метрология (вес, размер, проба серебра, реме-
диум); источники металла для чеканки; объем денежной эмиссии (ис-
ходя из численности находок, количества различных штемпелей и их
парных сочетаний); изобразительные особенности оформления огуз-
ских монет (сюжетная и композиционная зависимость от хорезмий-
ских оригиналов), технический уровень граверов и чеканщиков («свои»
или приглашенные); наконец, уровень развития рыночных отношений
и денежной торговли, в том числе транзитной, система товарных цен
и многое другое. Разумеется, одни лишь монеты не в состоянии дать
90
Е.Ю.Гончаров, В.Н.Настич
материал для полного ответа на все эти вопросы, но при правильном
подходе и квалифицированном изучении в комплексе с другими исто-
рическими источниками практически в каждый из них они могут, об-
разно говоря, внести свою лепту.
Известные на данный момент серебряные монеты описанных ти-
пов происходят с городищ, расположенных на левобережье Сыр-
Дарьи, ближе к ее дельте, и не зафиксированы в других районах При-
аралья, вдоль Аму-Дарьи или где-либо еще, иначе говоря, напрямую
связаны с территорией, на которой, по известным данным, уточняе-
мым нумизматическими памятниками, примерно во второй четверти
IX в. сложилось государство сырдарьинских ябгу. Топография мо-
нетных находок и «репертуар» содержащихся на них имен и титулов,
вкупе с сопутствующими замечаниями рукописных источников, да-
ют нам достаточное основание открыть новый раздел в историческом
источниковедении Центральной Азии раннеисламской эпохи — ара-
бо-огузскую нумизматику. А сам 'факт неожиданного выявления
этого уникального монетного комплекса на фоне общей малоизучен-
ное™ данного субрегиона в археологическом и нумизматическом
отношении позволяет надеяться на новые, самые неожиданные на-
ходки во вполне обозримом будущем, которые не только дополнят,
но, возможно, в чем-то даже радикально изменят наши представле-
ния о далеком прошлом. По глубокому убеждению авторов, настоя-
щее открытие этого раздела как полноценного исторического источ-
ника еще впереди.
От авторов. Статья уже находилась в печати, когда нам стало из-
вестно о новой находке в Восточном Приаралье 54 монет (очевидно,
в составе клада), среди которых выявлен по крайней мере один экзем-
пляр с указанием монетного двора — «чекан Х.р.в.' /
Дж.р.в.')», уточняющий дефектное чтение на рассмотренной выше
драхме (группа II, тип 4, вариант С)10. Из-за особенностей арабской
графики пока невозможно установить точное произношение этого то-
понима, однако нет никаких сомнений, что под ним скрывается на-
именование столичного центра государства Сырдарьинских огузов,
известное по другим источникам как Хувара или Джувара [см., напр.:
Ибн Хаукаль: 393].
10 См. <www.zeno.ru/showphoto.php?photo=124148>.
Монеты сырдарьинских огузов IX в.
91
Агаджанов, 1969 — Агаджанов С.Г. Очерки по истории огузов и туркмен Средней
Азии. IX—XIII вв. Ашхабад, 1969.
Асадов, 1993 — Асадов Ф.М. Арабские источники о тюрках в раннее средневеко-
вье. Баку, 1993.
Бартольд, 1968 — Бартольд В.В. Двенадцать лекций по истории турецких народов
Средней Азии // Бартольд В.В. Сочинения. Т. V. М., 1968.
Бартольд, 1968а — Бартольд В.В. Древнетюркские надписи и арабские источники //
Бартольд В.В. Сочинения. Т. V. М., 1968.
Вайнберг, 1977 — Вайнберг Б.И. Монеты древнего Хорезма. М., 1977.
Толстов, 1938 — Толстов С.П. Монеты шахов древнего Хорезма и древнехорез-
мийский алфавит // ВДИ. 1938, № 4 (5).
Толстов, 1947 — Толстов С.П. Города гузов (Историко-этнографические этюды) //
СЭ. 1947, №3. С. 55-102.
Толстов, 1962 — Толстов С.П. По древним дельтам Окса и Яксарта. М., 1962.
Doerfer, 1975 — Doerfer G. Turkische und mongolische Elementen im Neupersischen.
Bd. IV. Wiesbaden, 1975.
ВДИ — Вестник древней истории. M.
СЭ — Советская этнография. М.
Источники
ал-Балазури — Китаб футух ал-булдан. Та’лиф Ахмад б. Йахйа б. Джабир ал-
Багдади аш-шахир би-л-Балазури. ал-Кахира ал-Му'иззиййа, 1319 х. / 1901 м.
Ибн ал-Факих — Mukhtasar Kitab al-Buldan <...> Abu Bakr Ahmad ibn Ibrahim Ibn
al-Faqih al-Hamadhani. Ed. M.J. de Goeje [BGA, V]. Lugduni Batavorum, 1885
(Reprint — Leiden: Brill, 1967).
Ибн Хаукаль — Viae et regna. Descriptio ditionis moslemicae auctore Abu'l-Kasim Ibn
HaukaL Ed. M.J. de Goeje [BGA,II]. Lugduni Batavorum: E. J. Brill, 1873.
Мухаммад ал-Хорезми — Liber Mafatih al-olum <...> auctore Abu ’Abdallah Mo-
hammed Ahmed ibn Jusof al-Katib al-Khowarezmi. Ed., indices adjecit G. Van
Vloten. Lugduni Batavorum, 1895.
Наджиб ал-Хамадани — 'Aja’ib-Nama [The Book of Marvels] by Muhammad b. Mah-
mood Hamadani living in the second half of the 6th century A.H. (12th century A.D.).
Ed. J.M.Sadeghi. Tehran, 1996.
<www.zeno.ru> — ZENO.RU - Oriental Coins Database (интерактивная база данных
по восточной нумизматике).
В.В.ГРИБОВСКИИ
(Киев)
Д.В.СЕНЬ
(Ростов-на-Дону)
Кубанский султан Бахты-Гирей:
феномен нелегитимной власти
в Крымском ханстве первой трети XVIII в.*
‘ S
Существует немного примеров того, как человек, занимавший вто-
рые позиции в полусамостоятельном государстве и затем смещенный
с них, в течение нескольких последующих десятилетий мог оказывать
огромное влияние на отношения двух крупнейших империй мира,
располагая при этом относительно скромными материальными ре-
сурсами. Сын крымского хана Девлет-Гирея II, султан Бахты-Гирей
(1670-е (?) — 1729), — один из ярких тому примеров. Многие годы
первой трети XVIII в. он являлся камнем, о который спотыкались
многие крупные чины не только Бахчисарая, но и Стамбула и Петер-
бурга. Бахты-Гирей упоминается во всех обобщающих исследованиях
по истории Крымского ханства, изданных в XIX в. [Hammer, 1856:
197; Howorth, 1880: 575; Смирнов, 2005, т. 2: 29, 33, 34]. В последнее
десятилетие наблюдается возрастающий интерес к этой незаурядной
личности в национальных историографиях Калмыкии, Кабардино-
Балкарии и Адыгеи (см., в частности [Батыров, 2006: 36-52; Тепкеев,
2005:44-80; Тепкеев, 2006:33-43; Алоев, 2009:183-194]), а также
в исследованиях по истории межэтнических контактов на Северном
Кавказе начала XVIII в. (см. [Торопицын, 2008: 72-78; Торопицын,
2011: 331-333; Грибовский, Сень, 2010а: 193-226; Грибовский, Сень,
20106: 68-94]).
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ, проект № 13-01-00173.
© Грибовский В.В., Сень Д.В., 2013
Кубанский султан Бахты-Гирей
93
При этом отметим, что до сих пор сохраняется влияние историо-
графической традиции, во многом заложенной В.Д.Смирновым. Авто-
ритетный востоковед, в частности, писал о «шайке» Бахты-Гирея, изо-
бражая его изворотливым человеком, продолжавшим «время от вре-
мени творить смуты, то делая вид покорности хану крымскому, то со-
единяясь с калмыками, чтобы совершать насилия над мусульманскими
обитателями кубанских поселений, за что и прозван был „Бешеным
султаном44» [Смирнов, 2005, т. 2: 44]. Бахты-Гирей зачастую характе-
ризуется как мятежник, «самозваный правитель кубанских ногайцев»
[Кожев, 2008: 89], создававший неудобства своим сюзеренам якобы
хаотической активностью и пользовавшийся удаленностью Кубанско-
го региона от Бахчисарая и Стамбула.
Недооцененными остаются сегодня роль и место султана Бахты-
Гирея в истории внутренней и внешней политики Крымского ханства.
Крайне фрагментарно изучен вопрос о претензиях Бахты-Гирея на
ханский престол, заслуживающий отдельного изучения. Говоря о Бах-
ты-Гирее как о претенденте на крымский трон, А.А.Михайлов вместе
с тем справедливо называет его «личностью неординарной и весьма
своеобразной даже для своего бурного времени», заключавшей и раз-
рывавшей «самые разнообразные союзы» [Михайлов, 2008: 61]. Неко-
торые исследователи склонны видеть в Бахты-Гирее проводника поли-
тики Крымского ханства на Кавказе и считают его представителем
крымской элиты, заинтересованным в подчинении Кавказского регио-
на Бахчисараю1. Отсутствие должного внимания специалистов к при-
чинам, определявшим постоянное и деятельное участие Бахты-Гирея
в калмыцко-крымских, крымско-кабардинских, крымско-русских,
крымско-османских отношениях вплоть до конца 1720-х годов, поро-
дило путаницу в определении его статуса1 2; некоторые ученые называ-
1 В частности, Т.Х.Алоев пишет: «Бахты-Гирей Дели-султан, один из самых рьяных
сторонников военного подчинения Кабарды крымской элите, вскоре после 1725 г.
попал в опалу к хану. Он бежал в Калмыцкое ханство и находился там порядка двух
лет (это мнение ошибочно. — В.Г., Д.С.). Определенная зависимость между приоста-
новкой агрессии Крыма в отношении Кабарды и отсутствием одного татарского султа-
на (коих в Крыму было немало) будет понятна, если указать на то, что Бахты-Гирей
являлся, пожалуй, наиболее успешным и беспокойным военачальником Крымского
ханства в этот период. К тому же, в отличие от других крымских султанов, он как род-
ственник А.Кайтукина имел больше оснований, чтобы выступить против объединен-
ных сил Кабарды» [Алоев, 2009: 185].
2 А.В.Цюрюмов именует султана Бахты-Гирея и нурадыном, и сераскером [Цюрю-
мов, 2007: 134, 138]. И.В.Торопицын обтекаемо называет Бахты-Гирея в одном месте
«кубанским правителем», в другом (применительно к событиям 1720-х годов) — серас-
94
В.В.Грибовский, Д.В.Сень
ют его нурадыном и правителем Кубанской орды одновременно, не
предоставляя при этом необходимых пояснений [Батыров, 2006: 37].
Заслуживает внимания вывод О.Г.Санина, согласно которому вокруг
Бахты-Гирея группировались многие татарские мурзы, сторонники
разрыва мирных отношений с Россией и продолжения политики воен-
ных набегов [Санин, 1996: 259]. Можно согласиться с новейшим мне-
нием В.В.Батырова о том, что при рассмотрении личности Бахты-
Гирея и создаваемых им политических «альянсов» необходимо учиты-
вать символические оценки, данные этому незаурядному политиче-
скому деятелями его современниками. Эти оценки, например со сто-
роны калмыков, порой были высоки [Батыров, 2006: 43, 50]. Именно
современники, реагируя >ia непредсказуемость и другие черты лично-
сти Бахты-Гирея, прозвали его «Дели-султаном», причем европейские
авторы склонны переводить это прозвище как «бешеный, безумный
султан» [Howorth, 1880: 75].
По всей видимости, современнйки Бахты-Гирея — крымские тата-
ры, ногайцы, калмыки — вкладывали в прозвище султана другой
смысл. Например, крымско-татарский хронист Халим-Гирей в своем
труде писал о Бахты-Гирее как о человеке, прославившемся в народе
под прозвищем «Джихан Дели», и тут же упомянул, что царя Петра I
называли Дели Петро (в переводе К.Усеинова на русский язык —
«шальной Петр») [Халим Гирай-султан, 2008: 115]. «Шальным» (дели)
тот же хронист именовал крымского хана Крым-Гирея (1758-1764,
1768-1769) [Халим Гирай-султан, 2008: 157]. Эмоционально отреаги-
ровал на общение с Бахты-Гиреем в 1717 г. российский толмач
Б.Шаров: «...а в словех своих оный султан зело непостоянен, бес, а не
человек (курсив наш. — В.Г., Д.С.), толко поношение человеком» [Ма-
териалы, 1871: 307].
Последовательно выступая как дестабилизатор ситуации на северо-
кавказском порубежье, султан Бахты-Гирей был крайне опасен для
России, Крыма и Османской империи как самостоятельный участник
сложной геополитической игры, выдвинувшийся на волне созревшего
в Крымском ханстве недовольства стабилизацией русско-турецкой
границы. Бахты-Гирей выстраивал свою систему сдержек и противо-
кером [Торопицын, 2011: 331, 332], что в последнем случае не соответствует действи-
тельности. Вообще, в начале XVIII в. высшие ранги Крымского ханства были пред-
ставлены в такой последовательности: хан, калга, нурадын, op-бей; впоследсвии к ним
добавились сераскер-султаны, наделенные функциями правителей ногайских орд
Крымского ханства. Во все перечисленные достоинства могли возводиться исключи-
тельно представители фамилии Гиреев (см. [Пейссонель, 2009: 20-23]).
Кубанский султан Бахты-Гирей
95
весов среди пограничных элит Северного Причерноморья, мало соот-
нося свои действия с интересами османских и крымских правителей.
В истории формирования такой системы особое значение имеет
малоизученный вопрос об истоках политического опыта Бахты-Гирея,
в котором отразились как его неровное и неоднократное вхождение во
власть (получение полномочий дигнитария Крымского ханства и от-
странение от них), так и знакомство с Кубанским регионом, на долгие
годы ставшим его ресурсной базой. К тому же почти не рассматривал-
ся вопрос: как человек, располагавший минимальными управленче-
скими ресурсами, мог так долго оставаться настолько влиятельной
фигурой, что правящие крымские ханы неоднократно пытались при-
влечь его на службу? Важна также «инструментальная» сторона во-
проса: как именно Бахты-Гирею удавалось решать свои стратегиче-
ские и тактические задачи? Казалось бы, ответ на этот вопрос очеви-
ден: организованные им набеги — большие и малые, успешные или
наоборот — как раз и были этим инструментом. Однако заметим, что
состав участников таких набегов был настолько разнообразен, что, не
поняв роль Бахты-Гирея как лидера, способного обеспечить мобили-
зационную, ресурсную и управленческую составляющие, природу та-
ких набегов объяснить трудно. Кроме того, необходимо обратиться
к происхождению султана Бахты-Гирея, к его родственным связям и,
наконец, к истории его официальных статусов (чинов), неоднократно
дарованных ему правящим ханом-отцом — Девлет-Гиреем II.
По нашему мнению, без ответов на такие вопросы продвинуться
в изучении этой темы невозможно. В более широком контексте вопрос
о менявшихся статусах отдельно взятого крымского султана может
быть рассмотрен в связи с изучением особенностей управления Гиреями
своими неспокойными кубанскими владениями, участия царевичей до-
ма Гиреев в военно-политической жизни ханства, роли традиций при
назначении ханами своих родственников на высшие управленческие
должности в XVIII в. Наконец, несмотря на основательные достиже-
ния в изучении политической истории Крымского ханства, до сих пор
фрагментарно, за малым исключением3, специалисты обращаются к та-
ким сюжетам, как политические биографии «Гиреев второго плана»4.
3 См. отдельные публикации новейшего периода [Виноградов, 2011].
4 Здесь авторы статьи проводят аналогию с содержанием исследовательского про-
екта «Человек второго плана в истории» (см. [Мининков, 2004: 4-12]), реализуемого
специалистами Южного федерального университета и их коллегами. К концу 2012 г.
выпущено шесть сборников материалов конференции «Человек второго плана в исто-
рии».
96
В.В.Грибовский, Д.В.Сень
По данным крымско-татарского хрониста Халим-Гирея, Бахты-Ги-
рей был старшим сыном крымского хана Девлет-Гирея II [Халим Ги-
рай-султан, 2008: 114]. Известные нам источники, к сожалению, ниче-
го не говорят ни о времени его рождения, ни о происхождении его ма-
тери, ни о месте, где он получил воспитание. Последнее обстоятельст-
во является очень важным ввиду того, что по традиции воспитание
юных Гиреев возлагалось на аталыков (временных приемных отцов)
из ногайцев или адыгов. На Северном Кавказе воспитание у аталыка
считалось законченным, когда воспитанник (кан) возглавлял удачно
проведенный набег или участвовал в нем. Достигнув совершенноле-
тия, воспитанник возвращался в родной дом и на протяжении всей
жизни поддерживал теплые отношения со своим аталыком, становив-
шимся ему как бы близким родственником [Марзей, 2004:217-224].
Благодаря аталычеству у Гиреев появлялись разветвленные связи с
крупными родовыми группами адыгов, позволявшие не только крепче
привязать регион их проживаниям Крымскому ханству, но и исполь-
зовать его для достижения своих личных целей. Поэтому заселенное
адыгскими народами левобережье Кубани стало прибежищем для
многих представителей Гиреев, которые в силу разных причин не на-
ходили себе места в Крыму [Клапрот, 2008: 134].
Возможно, дальнейшее изучение позволит выяснить, был ли ата-
лыком у Бахты-Гирея кто-нибудь из адыгов и как это влияло на его
деятельность в период проживания на Кубани. Пока мы можем со зна-
чительной долей вероятности предположить, что во время первого
пребывания Девлет-Гирея II на ханском престоле (1699-1702) Бахты-
Гирей неслучайно стал ханским наместником на Кубани. Вряд ли его
рассудительный отец решился бы на такое назначение, если бы его
сын не имел хоть каких-нибудь связей с местными элитами и не полу-
чил бы начальных знаний о набеговой практике в местных условиях,
виртуозным мастером которой Бахты-Гирей показал себя в дальней-
шем.
Есть еще одно обстоятельство, доступное пока лишь для гипотети-
ческих версий на основе источников, привлекаемых к выяснению ме-
ханизмов, на которые опиралась неформальная власть Бахты-Гирея.
По свидетельству Ш. де Пейссонеля, все крымские султаны5 имели
«многочисленную свиту мирз из главных родов, которые присоединя-
ются к ним и разделяют их судьбу; эти мирзы одеваются и питаются за
счет султанов, содержащих их настолько хорошо, насколько им позво-
5 Этот титул прилагался ко всем мужчинам из фамилии Гиреев, не занимавшим
ханский трон.
Кубанский султан Бахты-Гирей
97
ляют их средства» [Пейсоннель 2009: 18-19]. Чтобы удержать своих
клиентов, султанам приходилось одаривать их всевозможными подар-
ками, отдавать все, «вплоть до собственной одежды», иначе они теря-
ли общественный вес, а следовательно, и надежду занять высшие го-
сударственные должности. Но так как доход от «уделов и пенсий от
Порты» не мог обеспечить им престижный образ жизни, крымским
султанам постоянно приходилось думать о набегах: «они повергают
хана часто в большие затруднения, делая по собственному почину на-
беги на Россию или восставая против него и побуждая к восстанию
черкесов» [там же]. Итак, крымский султан не мог получить офици-
альную власть, не используя для ее достижения и удержания разнооб-
разные неофициальные средства, которые — что особенно важно —
не противоречили принятым в крымско-татарском обществе мораль-
ным нормам. Важнейшим из таких средств были набеги и полученная
во время их проведения репутация успешного добытчика.
Обнаруженные нами в Государственном архиве Воронежской об-
ласти документы позволяют утверждать, что назначение Бахты-Гирея
наместником крымского хана на Кубани состоялось до 1 июня 1700 г.
В этот день со слов его посланцев в канцелярии азовского воеводы
было записано: «А ныне де на Кубани у них салтаном крымского хана
сын... Бахты Гирей» [ГАВО, ф. И-5, оп. 2, д. 24, л. 12]6. 2 ноября того
же года посланцы Бахты-Гирея заявили о себе: «...мы живем на усту
Кубану и владеет нами Бахтигирей салтан» [ГАВО, ф. И-5, оп. 2,
д. 244, л. 17]. Обратим внимание, что в приведенных источниках Бах-
ты-Гирей упоминается как султан. Это был титул всех йеинтронизо-
ванных Гиреев, но не государственный ранг (хан, калга и нурадын).
Как уже отмечалось, в литературе встречается некорректное обозна-
чение должности наместника отдельных территорий Крымского хан-
ства как сераскера, применяемое также и к Бахты-Гирею. Однако в то
время сераскер был прежде всего предводителем войск. Функции на-
местника первым приобрел сераскер Буджацкой орды во время рус-
ско-турецкой войны 1734-1739 гг. [Хайдарлы, 2003: 273]. После ее
окончания все находящиеся под крымской властью ногайские орды
(кроме Джембуйлуцкой) получили постоянного ханского наместника
в чине сераскера. До того времени управление Прикубаньем могло
находиться как в руках калги и нурадына, посылаемых ханом в дан-
6
Среди документов, рисующих широкую картину отношении подконтрольных
Бахты-Гирею «кубанцев» с российскими властями в Азове, найден уникальный —
с оттиском личной печати Бахты-Гирея [ГАВО, ф. И-5, оп. 2, д. 244, л. 15]. Документ
готовится авторами к печати.
98
В.В.Грибовский, Д.В.Сень
ный регион с конкретной задачей, так и крымского султана, не имев-
шего указанных рангов.
С самого начала появления на Кубани Бахты-Гирей оказался в гуще
событий, связанных с конфликтами между родственниками правящего
хана Девлет-Гирея II. Расспрос посланцев кубанского султана, произ-
веденный по приказу азовского воеводы, проясняет обстоятельства
убийства султана Шахбас-Гирея: «А которые де горские черкесы были
в Кубани в неповиновении, и ныне де они горские черкесы с кубанцы
в соединении и кубанцом покорилис. И которые прежнего Сабаз Гирея
салтана убили. И тех выдали головой» [ГАВО, ф. И-5, оп. 2, д. 244,
л. 17]. При этом Бахты-Гирей выражал готовность быть с азовским
воеводой «во умирении и обиды между собою никакой не чинить».
Следовательно, по прибытии на Кубань Бахты-Гирей начинал сотруд-
ничество не только с ногайцами и турецкими властями, но и с россий-
ской администрацией Азова.
Шахбас-Гирей был назначен наследником престола (калгой) по на-
стоянию Порты и вопреки желанию Девлет-Гирея II, настаивавшего на
кандидатуре своего брата, нурадына Сеадет-Гирея. Пробыв в Черке-
сии десять месяцев, Шахбас-Гирей был убит черкесами (бесленеевца-
ми?) в конце декабря 1699 г. Ряд крымских историков связывает убий-
ство калги с происками Сеадет-Гирея, ставшего в итоге калгой. Новый
нурадын, Гази-Гирей, старший брат Девлет-Гирея, инициировал рас-
следование. Схваченные черкесы сознались, «что они убили Шахбаса
по приказанию Сеадет-Герая и в доказательство последнего показали
бумагу с печатью Сеадет-Герая» [Смирнов, 2005, т. 1: 468]. В 1700 г.
Гази-Гирей открыто выступил против своего брата, хана Девлет-Ги-
рея II, находясь в течение января в с. Савач (Савача) под Темрюком,
при этом активно участвуя в решении споров между кубанцами и рос-
сийской стороной [Доба, 2007: 579, 581]. Отказавшись повиноваться
хану, Гази-Гирей вместе с ногайцами совершил набег на Польшу.
Можно предполагать, учитывая дальнейшие отношения между отцом
и сыном, что Бахты-Гирей как минимум уклонился от поддержки сво-
его мятежного дяди, Гази-Гирея. В поход против своего брата-нура-
дына Девлет-Гирей собрался только в январе 1701 г.
В итоге Гази-Гирей, покинутый своими сторонниками, бежал
[Смирнов, 2005, т. 1: 470]. По данным В.Д.Смирнова, он прибыл в
Аккерман и отдался во власть хана, откуда проследовал в Адриано-
поль, а оттуда — в ссылку на остров Родос [Смирнов, 2005, т. 1: 475].
На его место был прислан Шагин-Гирей, который, впрочем, был «пе-
ременен» примерно месяц спустя, о чем имеется соответствующее
Кубанский султан Бахты-Гирей
99
собщение: «А живет ныне [Шагин-султан] на Кубани не у дела, вместо
ссылки. А на его место ныне Каплан-Гирей салтан» [РГАДА, ф. 123,
on. 1, 1699 г., д. 2, л. 10].
В 1701 г. нурадыном стал Каплан-Гирей. К осени 1700 г. он нахо-
дился на Кубани, владея, как показали люди Бахты-Гирея, едисанца-
ми, проживавшими тогда в верховьях Кубани [ГАВО, ф. И-5, оп. 2,
д. 244, л. 17]. Его появление на Кубани связано с подавлением мятежа
Гази-Гирея — ведь именно Каплан-Гирей был отправлен Девлет-Ги-
реем на смену своему брату Менгли-Гирею, не справившемуся с зада-
чей нейтрализации Гази-Гирея [Смирнов, 2005, т. 1:474]. Вероятно,
дядя и племянник, Каплан-Гирей и Бахты-Гирей, не прерывали отно-
шений в момент подавления мятежа, хотя позднее, после занятия Ка-
план-Гиреем ханского престола в 1713 г., им суждено было стать не-
примиримыми врагами. Известно, что Девлет-Гирей неохотно пошел
на назначение Каплан-Гирея нурадыном, видя в этой должности
Инайет-Гирея, вероятно приходившегося ему двоюродным братом7 и
превосходившего возрастом Каплан-Гирея.
Обобщая вышесказанное, отметим, что уже в конце XVII в. Бахты-
Гирей начал укреплять свои позиции среди населения Северо-Запад-
ного Кавказа. Не исключено, что хан направил его на Кубань для того,
чтобы «присматривать» за внушавшим опасения новым нурадыном
Гази-Гиреем, который, как старший по возрасту, с самого начала про-
явил неуважение к своему брату Девлет-Гирею. Судя по событиям
бунта Гази-Гирея, и Бахты-Гирей, и Каплан-Гирей могли оказаться на
Кубани в первой половине 1700 г. В конфликтах Девлет-Гирея со
своими братьями — Гази-Гиреем и Каплан-Гиреем — Бахты-Гирей
как минимум сохранял лояльность к своему отцу-хану. Вероятно, Бах-
ты-Гирей оставался ханским наместником Кубани вплоть до смещения
его отца с крымского престола в конце 1702 г. Свое отрешение от тро-
на Девлет воспринял болезненно ввиду того, что его отец Селим-Ги-
рей, снова возведенный Портой в ханское достоинство, назначил кал-
гой Гази-Гирея. Покинув престол, Девлет-Гирей направился в Ени-
Кале, откуда проследовал на Тамань и далее «к черкесам» [Смирнов,
2005, т. 1:489].
Находившийся там Бахты-Гирей оказал большую поддержку сво-
ему отцу. Помимо прочей важной для нас информации, цитируемый
ниже документ свидетельствует о хороших отношениях между сверг-
7 Если признать, что Инайет-Гирей доводился сыном Селямет-Гирею, брату Селим-
Гирея I, т.е. отцу Девлет-Гирея II. Насколько нам известно, ни родных братьев, ни сы-
новей, носивших имя Инайет, у Девлет-Гирея II не было.
100
В.В.Грибовский, Д.В.Сень
нутым ханом и его сыном. По данным на 7 апреля 1703 г., «прежней
де крымской хан Девлет Гирей с сыном своим кубанским салтаном
Бахти Гиреем и с узденями своими ушли в горы к черкесом. А в Крым
де на ево, ханово, место, прислан хан из Царяграда — отец ево, Девлет
Гирея хана, — Селим Гирей... А с Кубани ж де Сартлана мурзу и иных
лутчих мурз взяли в Крым, а ныне де на Кубани первым мурзою Урак
мурза» [РГА ВМФ, ф. 177, on. 1, д. 25, ч. 1, л. 793об.]8. Впоследствии
Девлет-Гирей оказывается в Буджаке, где он «поднял флаг восстания
прямо против Килии и Измаила», но не решился на военное столкно-
вение с турецким губернатором города Бабадага и сдался ему [Гален-
ко, 2010: 275]. В середине 1703 г. Девлет-Гирей был помилован и от-
правлен в ссылку на Родос. Его калга и нурадын, тоже получив про-
щение, стали проживать в окрестностях города Ямболу (ныне — Ям-
бол в Болгарии), где часто находили приют изгои-Гиреи.
Дальнейшие годы жизни Бахты-Гирея, вплоть до событий 1709 г.,
пока проследить не удается. Понятно, что Гази-Гирей, возведенный
в декабре 1704 г., после смерти Селим-Тирея, на ханский престол, как
и его калга Каплан-Гирей [Галенко, 2010: 269], не способствовал про-
цветанию семьи Девлет-Гирея. Возможно, в период с лета 1703 до
1709 г. Бахты-Гирей оставил территорию Северного Кавказа, прожи-
вая в одном из гиреевских поместий в Ямболу, иначе он, в силу своего
деятельного характера, как-нибудь проявил бы себя на Кубани. Крым-
ско-татарский хронист Халим-Гирей указывает, что в 1709 г., после
шести лет перерыва, «Девлет Гирай был снова призван на крымский
трон. Калгаем он назначил Сеадет-Гирей султана, а нуреддином своего
старшего сына Дели Бахт Гирай-султана. Вскоре между ханом и кал-
гаем случился конфликт, и хан назначил калгаем Бахт Гирая, а нуред-
дином другого своего сына, Бахадыр Гирай-султана» [Халим Гирай-
султан, 2008: 114]. В одной из своих статей авторы скептически отне-
слись к данному известию, посчитав, что, скорее всего, Бахты-Гирей
был средним сыном Девлет-Гирея II и имел законное право претендо-
вать на средний султанский чин — нурадыну. При этом мы идентифи-
цировали ханского сына Батыр-Гирея, информация о котором послу-
жила основанием для вывода о нурадынстве Бахты-Гирея, с главной
фигурой нашего исследования, т.е. Бахты-Гиреем [Грибовский, Сень,
в печати]. Сегодня представляется возможным такую трактовку скор-
ректировать.
По свидетельству гетманского старшины И.Черняка, Девлет-Ги-
рей II еще до прибытия в Крым назначил своего «среднего [сына] Ба-
8 Документ любезно предоставлен кандидатом исторических наук П.А.Аваковым.
Кубанский султан Бахты-Гирей
101
тыр-Кгирея», который до приезда информатора И.Скоропадского
в Перекоп 3 января 1709 г. был «прислан на резиденцию» и «не токмо
в Переколи, но и во всем Крыму управляет на месте отца своего»
[Доба, 2007: 343]. Таким образом, султан Батыр-Гирей выступает
здесь в качестве op-бея, т.е. ханского наместника в Перекопской степи,
почему-то выполняя при этом несвойственные для этой должности
функции, исполняемые в общем-то калгой. О том же султане Батыр-
Гирее рассказывали 21 января 1709 г. казаки Полтавского куреня
С.Васильев и Г.Савин, отправленные И.Черняком к гетману И.Скоро-
падскому: «Когда они с Черняком приехали в Перекоп, то тамо кайма-
кана9 не застали, понеже он поехал провожать до Порты стараго хана
(Каплан-Гирея. — В.Г., Д.С.); а обретается ныне в Перекопе новаго
хана сын, Батырь-Кгирей султан, который Черняка принял ласково...»
[Вшсковц 2009: 444^45].
Среди многочисленных сыновей Девлет-Гирея II, приведенных в
списке французских специалистов, состоящем из 12 имен, Батыр-Ги-
рея нет, зато имеется Бахадыр-Гирей [Le khanat, 1978, вклейка «Ге-
неалогия Гиреев (схема)»]. С ним, но никак не с Бахты-Гиреем можно
с наибольшей вероятностью идентифицировать султана Батыр-Гирея,
упоминаемого в двух предыдущих источниках. Такое соотнесение
представляется исключительно важным потому, что в историографии
известны примеры ошибочного отождествления Бахты-Гирея и Батыр-
Гирея в связи с событиями русско-турецкой войны 1710-1711 гг. Без-
условно, это необходимо учитывать в исследовании биографии Бахты-
Гирея. Так, О.Г.Санин пишет о действиях «кубанского нуреддин-
салтана» Бахты-Гирея в мае 1711 г., когда его войска— 700 янычар и
около 1000 запорожцев, — не решившиеся взять крепость Азов, пыта-
лись штурмовать Тор и Бахмут [Санин, 1996: 178]. Однако документы,
опубликованные А.З.Мышлаевским [Мышлаевский, 1898: 116, 117,
125], позволяют уточнить, что указанными действиями руководил
Другой султан, а именно Батыр-Гирей (Бахадыр-Гирей).
Что касается версии тех же специалистов о последовательности об-
ретения ханскими сыновьями титулов калги и нурадына, то выглядит
она так: калгой во второе правление хана Девлет-Гирея II они сначала
указывают Сеадет-Гирея, ханского брата, что соотносимо со сведе-
9 Точнее, каймакам (тур. каутакат — «заместитель»). В Крымском ханстве так на-
зывались должностные лица, не принадлежащие к фамилии Гиреев; их функции своди-
лись к вопросам гражданского управления, поскольку военное руководство считалось
исключительной прерогативой Чингизидов. Каймакамом, например, мог быть ханский
Везир на время отсутствия хана в Крыму.
102
В.В.Грибовский, Д.В. Сень
ниями хрониста Халим-Гирея, а потом — Мухаммед-Гирея; нурады-
ном обозначен султан Бахты-Гирей, сын Девлет-Гирея II [Le khanat,
1978: 366]. Однако в другом месте, в приложениях, характеризующих
крымских ханов, интересующий нас ряд французские ученые выстраи-
вают следующим образом: калги — Сеадет-Гирей, Бахты-Гирей, Му-
хаммед-Гирей, нурадыны — Бахты-Гирей, Сафа-Гирей [Le khanat,
1978:347]. Однако в 1717 г. Бахты-Гирей в разговоре с российским
толмачом Б.Шаровым сам подтвердил свое пребывание в достоинстве
калги: «я де когда и в Крыму был хал гою султаном, и за миром де я
разбивал руских людей многое число, про мене де и про дело мое зна-
ет князь Дмитрей Михайлович Галицын» [Материалы, 1871: 307]. Сло-
восочетание «за миром» следует понимать как осуществление набегов
на российские земли в мирное время, т.е. до начала российско-турец-
кой войны в ноябре 1710 г. Назначение Бахты-Гирея калгой, очевидно,
не могло произойти в начале второго» правления Девлет-Гирея. Авст-
рийский дипломат А.Тальман указывал в донесении от 15 сентября
1709 г., что старший брат правящего хана, т.е. Девлет-Гирея II, калга-
султан, прибыл недавно в Стамбул «с различными устными донесе-
ниями турецкому министерству» [Турция, 1977:49]. Этим старшим
братом являлся уже известный нам Сеадет-Гирей, впоследствии —
крымский хан.
Когда же Девлет-Гирей II лишил своего брата должности и назна-
чил калгой своего сына Бахты-Гирея? Вероятно, не раньше второй
половины сентября 1709 г. и, скорее всего, позже. Обратим внимание,
что в добавление к сведениям о Девлет-Гирее II Халим-Гирей отметил,
что хан, отправляясь на театр военных действий в ходе русско-
турецкой войны 1710-1711 гг., «оставил для охраны Крыма своего
сына калгая Бахт Гирая, прославившегося в народе под прозвищем
„Джихан Дели“, сам же с многочисленной армией двинулся в сторону
Аккермана» [Халим Гирай-султан, 2008: 115]. Если признать правоту
Халим-Гирея, то в начале лета 1711 г. Бахты-Гирей уже был калгой.
В марте 1710 г. во время избрания гетманом П.Орлика Бахты-Гирей
находился в Бендерах как султан Кубанской орды. Тогда же атаман
Игнат Некрасов, выведший в конце августа 1708 г. на Кубань, под
власть Крыма, крупную группу донских казаков — участников вос-
стания К.Булавина, отправил в Бендеры к султану Бахты-Гирею своего
сына для поздравления П.Орлика [Доба, 2007: 736].
Совершенно неизвестно, когда и при каких обстоятельствах Бахты-
Гирей, издавна пользовавшийся доверием своего отца, был лишен сана
калги. Какие могут быть предложены пути решения вопроса? Обратим
Кубанский султан Бахты-Гирей
103
внимание будущих исследователей на источники, в которых имя Бах-
ты-Гирея как калги-султана прямо не названо. Возможно, путем со-
поставления сведений о местопребывании Бахты-Гирея и Мухаммед-
Гирея (ставшего калгой после Бахты-Гирея?) и в месте нахождения не
названных в источниках по именам лиц, состоявших в ранге калги,
удастся решить как минимум вопрос о времени, когда Бахты-Гирей
был калгой своего отца. В самом деле, анонимы, носившие титул кал-
ги, несколько раз отмечены в российских источниках. Так, в конце
1711 г. не названного по имени калгу-султана видел и общался с ним
в Крыму сотник Богодуховской сотни Ахтырского казачьего полка
Ф.Павлович [Сборник, 1878: 345-346.].
Султан Бахты-Гирей закончил «карьеру» в годы второго правления
своего могущественного отца в чине нурадына, имея к 1713 г. основа-
тельный опыт знакомства с Кубанским регионом, где позже ему пред-
стояло занять совершенно особое место. В письме азовского губерна-
тора И.А.Толстого от 28 июля 1713 г. из Нового Транжамента вице-
канцлеру П.П.Шафирову говорится: «При самом отпуске сего получил
я ведомость от выходца ис Кубанской орды, которая сего ж июля 24
пошла от Азова с нарадыном Бахти-Гиреем, салтаном, в сторону цар-
ского... величества, вверх по Дону в немалом собрании... А розгла-
шают, якобы пошли на Аюку хана» [Походная, 2011: 376].
В завершение сюжета об истоках политической карьеры и богатого
военно-управленческого опыта султана Бахты-Гирея остановимся на
некоторых аспектах генеалогических связей Бахты-Гирея с семью
крымскими ханами, правившими (с перерывами и без перерывов) в те-
чение первой трети XVIII в.10, т.е. в период активной деятельности
нашего героя. Один из них — Эльхадж (Хаджи) Селим-Гирей прихо-
дился Бахты-Гирею дедом; другой, как уже упоминалось, Девлет-Ги-
рей II — отцом, в свою очередь, бывшим старшим сыном хана Селим-
Гирея. Среди ханов указанного периода дядьями Бахты-Гирея были:
Гази-Гирей, Каплан-Гирей, Сеадет-Гирей и Менгли-Гирей, многие из
них были известны своими амбициями еще до того, как им пришлось
отведать «халвы властительства». Отношения между сыновьями Се-
10 Девлет-Гирей П (февраль 1699 г. — декабрь 1702 г., декабрь 1708 г. — март
1713 г.), Хаджи Селим-Гирей (декабрь 1702 г. —декабрь 1704 г.), Гази-Гирей (декабрь
1704 г. — апрель 1707 г.), Каплан-Гирей (апрель 1707 г. — декабрь 1708 г., март 1713 г. —
Декабрь 1716 г.), Кара Девлет-Гирей (декабрь 1716 г. — февраль 1717 г.), Сеадет-Гирей
III (февраль 1717 г. — октябрь 1724 г.), Менгли-Гирей II (октябрь 1724 г. — октябрь
1730 г.). Авторы пользуются хронологией правлений ханов, предложенной в автори-
тетном издании [Le khanat, 1978: 366, 367].
104
В.В.Грибовский, Д.В.Сень
лим-Гирея были очень непростыми: в частности, открыто враждовали
Девлет-Гирей и Каплан-Гирей. Хотя были и примеры политических
альянсов: Гази-Гирей III, ставший ханом в 1704 г. после смерти своего
отца Селим-Гирея, назначил калгой своего родного брата Каплан-
Гирея. Сам Каплан-Гирей после первого восшествия на престол в ап-
реле 1707 г. назначил калгой и нурадыном двух своих братьев —
Менгли-Гирея и Максуд-Гирея. Он же, став ханом в третий раз в
1730 г., назначил нурадыном Хаджи-Гирея, одного из сыновей Девлет-
Гирея II [Le khanat, 1978: 367] и, следовательно, родного брата Бахты-
Гирея. Хаджи-Гирею впоследствии приходилось быть и в достоинстве
калги — при хане Крым-Гирее (октябрь-ноябрь 1758 г. — октябрь
1764 г.).
Отметим, что в Крыму принцип наследования по мужской линии
внутри определенного рода (и среди Гиреев, и внутри бейских родов)
выдерживался довольно четко. Однако старшинство в роде или в се-
мье само по себе не гарантировало получения определенного статуса,
поскольку хан назначался по решению османского султана, а облечен-
ные властью крымские султайы (калга, нурадын, сераскеры) назнача-
лись правящим ханом из представителей разных ветвей фамилии Ги-
реев, но без особого внимания к старшинству в роде или в семье.
Некоторое исключение составила как раз семья Селим-Гирея, ко-
торый получил от Стамбула привилегию назначения ханов только из
числа его сыновей и их наследников. Конечно, абсолютизировать этот
новый порядок не стоит; исключения из нового правила были: не все
ханы, правившие в XVII в. nocjje первого правления Селим-Гирея
(1671-1678), приходились ему сыновьями или даже братьями. И все
же «селимовцы» ощущали особое свое положение среди других пред-
ставителей дома Гиреев [Смирнов, 2005, т. 2: 30]. Часто сообразуясь
с таким принципом, Порта в первой трети XVIII в. действительно на-
значала ханами почти исключительно сыновей Селим-Гирея: Девлет-
Гирея, Гази-Гирея, Каплан-Гирея, Сеадет-Гирея и Менгли-Гирея. До
утверждения в ханском достоинстве часть из них успела побывать
в сане и калги, и нурадына.
Как йоказали дальнейшие события, некоторые сыновья Девлет-Ги-
рея — родные братья Бахты-Гирея также побывали в ханском досто-
инстве. Ханами стали впоследствии братья Бахты-Гирея — Фатх-
Гирей II (июль-август 1736 г. — август 1737 г.), Арслан-Гирей (май
1748 г. — декабрь 1755 г.) и Крым-Гирей (октябрь-ноябрь 1758 г., ок-
тябрь 1764 г.). Заметим, что сыновья Девлет-Гирея, по всей видимо-
сти, обладали в XVIII в. крупным политическим капиталом в Крыму,
Кубанский султан Бахты-Гирей
105
имея сторонников и поддержку как в Стамбуле, так и среди крымской
знати. Такое явление отчасти можно связать с выдающимся положе-
нием их отца, Девлет-Гирея II, прошедшего богатый событиями путь
от едва ли не бессменного калги крымских ханов в 1683-1699 гг. до
хозяина ханского дворца, впервые занятого им в 1699 г. Некоторые из
братьев Бахты-Гирея еще до назначения на ханский престол станови-
лись калгой (Арслан-Гирей) или нурадыном (Крым-Гирей) [Le khanat,
1978: 367]. Братьев у Бахты-Гирея было, конечно, гораздо больше, но
они умерли еще при его жизни.
Мы видим, что у Бахты-Гирея имелись все основания стать крымским
ханом, но ему была уготована иная доля. Сложные отношения Бахты-
Гирея с родственниками, включая будущих ханов, приходившихся ему
дядьями, тоже уходят корнями в конец XVII — начало XVIII в.
Основой политики первого десятилетия XVIII в., проводимой Ос-
манами в Крымском ханстве, было установление мирных отношений
с Российской империей и укрепление своего влияния на Кавказе. Од-
нако разгром в 1708 г. Каплан-Гирея кабардинцами и их попытки пе-
рейти под покровительство России дали повод Порте засомневаться в
правильности поставленной задачи. Вместе с тем в Бахчисарае укре-
пились позиции тех, кто выступал против этого внешнеполитического
курса Порты [Санин, 1993: 275-279]. С 1708 по 1713 г. во главе крым-
ской «фронды» находился хан Девлет-Гирей II, который добивался от
Стамбула разрешения продолжить набеги на российские территории
и приложил максимум усилий к объявлению Портой войны России
в 1710 г. [Орешкова, 1971:69, 78-79; Sutton, 1953:28]. Девлет-Гирей
стал едва ли не главным координатором действий разнородных анти-
российских сил, оказавшихся в причерноморских владениях Османов
после разгрома шведов в Полтавской битве.
Было бы неверным полагать, что элиты пограничных обществ и
действовавший в их интересах хан Девлет-Гирей, в отличие от шве-
дов, поляков и сторонников И.Мазепы, вообще не ставили политиче-
ских целей, а довольствовались возможностью в очередной раз погра-
бить земледельческие районы Украины. В отношении Степи экспан-
сия России осуществлялась посредством создания «засечных черт»,
крепостей, впоследствии — укрепленных линий, что очень хорошо
понимали в Крыму уже в XVI в. Поэтому главной задачей Девлет-
Гирея было уничтожение российских крепостей, находящихся вблизи
от степного порубежья, а также воронежских верфей, поскольку
строящиеся на них и спускаемые по Дону корабли создавали непо-
средственную угрозу безопасности Крыма.
106
В.В.Грибовский, Д.В.Сень
Исход зимней кампании 1711 г. известен: основные цели организа-
торов похода не были достигнуты, большинство российских погра-
ничных крепостей выдержали натиск, а ногайцы и крымские татары
ограничились заурядным грабежом и опустошением Правобережной
Украины [Субтельний, 1994: 80]. Безуспешным был и поход в Слобод-
скую Украину: кубанские войска Бахты-Гирея, которые следовали для
соединения с Девлет-Гиреем, были задержаны калмыцким ханом
Аюкой [Тепкеев, 2005: 39], из-за чего войска Девлет-Гирея, достигнув
Харькова, были вынуждены повернуть назад, избегая столкновений
с крупными силами русских.
Позиции Девлет-Гирея пошатнулись. Произошло это не только по-
тому, что поход оказался неудачным, а дальнейшие действия крым-
ских войск против российской армии малоэффективными, но также и
из-за желания Порты вернуться к политике мирных отношений с Рос-
сией и изоляции от европейских дел. К тому же, вопреки своим гром-
ким декларациям11 Девлет-Гирей, вероятно^ все же не был принци-
пиальным противником России. Предвидя скорое смещение с ханско-
го престола, в начале 1712г. он послал в Петербург своего конфиден-
та, который назвался ротмистром волошским Александром Давыден-
ко. Ему было поручено объявить о том, что «хан сам хочет быти в
подданстве у его царского величества, и орды Крымская и Белогороц-
кая будут с ним». Причина такого намерения, мол, исходила из того,
что «их (т.е. ханов. — В.Г., Д.С.) часто салтан переменяет и туркам
головы всегда рубят, чего и он боится» [РГАДА, ф. 123, оп. 4, 1712 г.,
д. 1, л. 2, 3]. Однако зондирование возможности перехода под россий-
ский протекторат не имело для Девлет-Гирея желаемых последствий:
русское правительство не предоставило ему никаких гарантий, в 1713 г.
он был смещен.
Неудачный для России Прутский поход Петра I не изменил наме-
тившейся общей тенденции нормализации русско-турецких отноше-
ний. Прутский мирный договор 1711 г., несмотря на территориальные
потери России, подтвердил основные принципы Константинопольско-
го мира 1700 г. по вопросам демаркации границы, фиксации подданст-
11 В середине XVIII в. французский консул в Крыму Ш. де Пейссонель воспроизвел
рассказы современников о поведении Девлет-Гирея II после заключения Прутского
мира: в Андрианополе, где находился султанский двор, Девлет получил от султана
разрешение возвратиться в Крым, но, садясь на коня, одну ногу занес в стремя, а дру-
гую держал на камне приступка. «Султан спросил у него о причине, мешающей ему
отправиться в дорогу, и хан ответил, что не сядет до тех пор на лошадь, пока ему не
принесут головы Балтаджи-Мех[мед]-паши, великого везиря, к которому он питал не-
нависть со времени [заключения] мира на Пруте» [Пейссонель, 2009: 14].
Кубанский султан Бахты-Гирей
107
ва пограничного населения, запрета подданным обеих держав совер-
шать враждебные действия, в частности, «народам татарским» грабить
порубежье [ПСЗ, 1830: 714-716, 824-829]. Охваченная внутренним
кризисом и янычарскими мятежами, Османская империя нуждалась
в мирных границах, будучи не в состоянии продолжать экспансию в
европейском направлении. Хан Каплан-Гирей (1713-1716), возведен-
ный на крымский престол после смещения Девлет-Гирея II, особое
внимание уделял тому, чтобы устранить напряженность на границах
с Россией и Речью Посполитой12, и попытался переориентировать не-
избежно выплескиваемую наездническую энергию своих подданных
на подчинение народов Северного Кавказа. В русле этой политики
Кубанский регион оказался в совершенно ином контексте по сравне-
нию с Северным Причерноморьем, где процесс становления линейных
границ получил более-менее четкие основания.
Прикубанье, в котором укреплялась неофициальная власть Бахты-
Гирея, в первом десятилетии XVIII в. практически оставалось на пе-
риферии процессов стабилизации границы. Работа российско-турец-
кой комиссии по разграничению владений двух империй проходила с
меньшим противодействием местного населения, чем в случае с Запо-
рожьем. Впрочем, здесь противодействие имело и меньший смысл.
Кубанская орда, традиционно выступая в качестве буфера, отделявше-
го крымские и турецкие владения от вассала России Калмыцкого хан-
ства, номинально подчинялась крымскому хану и слабо контролиро-
валась его администрацией. Управлять этим отдаленным от Крыма
регионом (учитывая существующую здесь менее развитую систему
коммуникаций, нежели в северо-причерноморских степях) можно бы-
ло не иначе, как используя традиционный способ поддержания авто-
ритета верховной власти в кочевнических сообществах — посредст-
вом проведения масштабных и успешных набегов. Кстати, это испы-
танное средство в очередной раз использовал Хаджи Селим-Гирей во
время своего последнего пребывания на ханском престоле (1703—
1704): он организовал набег на Царицын, Пензу, Симбирск и Саратов.
Причем калмыки, обязавшиеся перед русским правительством охра-
12 В качестве примера урегулирования пограничных отношений Каплан-Гиреем
можно привести его ярлык, данный подчиненным ему запорожцам: «Многократно ляд-
ская сторона за великие кривди, от Войска вашего починенные... до нас, панства
Кримского, позивала», — претендуя на сумму 700 кесей «за шляхтичев, за жидов и за
хрестиянских людей». Хан обязал запорожцев выплатить лишь 15 кесей, причем эти
Деньги под присмотром ханских властей были переданы польским представителям
[Apxie, 1998:48-49].
108
В.В.Грибовский, Д.В.Сень
нять степное порубежье, не оказали кубанцам существенного проти-
водействия [Тепке^В’ 2005: 28].
Несмотря на запреты и УГРОЗЫ ханского двора, кубанские кочевни-
ки продолжали осуществлять набеги на степные окраины России.
Впрочем чередую1Циеся °ДИН за другим крымские ханы, рискуя окон-
чательно потерять управление отдаленными территориями, не прояв-
ляли особой настойчивости в сдерживании своих воинственных под-
данных Попытки крымских чиновников найти виновных в осуществ-
лении набегов на российские владения зачастую просто имитирова-
лись.
Работа погранПчн°й комиссии в Азове и Ачуеве весной 1706 г. ока-
залась безрезультЗтн°й из-зЧ боязни обострения отношений с кубан-
скими элитами а заключенное соглашение не действовало. Летом
1706 г кубанцы в очередной раз напали на российскую крепость Азов,
разграбили близл<->я<ащие донские городки и опустошили калмыцкие
улусы Русское правительство отреагировало на это требованием к
Порте немедленно исполнить обязательства, предусмотренные в Кон-
стантинопольском договоре, а также возместить убытки. Это возыме-
ло действие: в сентябре следующего года в Азов снова прибыли ту-
рецкие и крымские представители, доставив 129 пленных и 62 лошади.
Но, в свою очере> Порта также имела основания требовать от России
возместить ущеро* нанесенный ее подданным нападениями донских
казаков и Калмыков, уведших у крымцев больше 12 тыс. лошадей
и взявших в плен 146 человек [Тепкеев, 2005: 32]. Таким образом, пре-
тензии российски'0 правительства могли очень легко блокироваться
аналогичными требованиями крымских и турецких властей.
Таким образов с одной стороны, кубанцы почти беспрепятственно
продолжали набей* на российские территории, а с другой — между
Кубанской ордой* Войском Донским и Калмыцким ханством функ-
ционировала тра1|1ЦИ0ННая для степного порубежья система отноше-
ний, в которой набеговая практика имела важное значение. Причем
Калмыкия так %е слабо контролировалась русским правительством,
как и Кубань ха^к°й администрацией. Как заметил В.Т.Тепкеев, «ес-
ли отношения К^1МЫЦК0Г0 ханства с Крымом были мирными, то это
было не всегда в отношении Кубани» [Тепкеев, 2005: 25]. Итак,
на Северо-3апад^м Кавказе по-прежнему существовала обширная по-
граничная зона.
В ходе военн^ действий 1711 г. русское правительство задалось
Целью полностьюУничтожить Кубанскую орду, пользуясь тем, что ос-
новная часть ее боеспособного населения принимала участие в Прут-
Кубанский султан Бахты-Гирей
109
ской кампании. В конце августа — начале сентября 1711 г. русские
войска и 20 тыс. калмыков под началом астраханского губернатора
П.М.Апраксина нанесли сокрушительный удар по кубанцам [Бранден-
бург, 1867: 29^11]. Существенное содействие русским оказали кабар-
динцы, разгромившие отряды нурадын-султана и не допустившие при-
соединения к кубанцам других ногайцев, кочевавших в верховьях Ку-
бани [Кабардино-русские, 1957: 38^10]. Вероятно, именно Бахты-Ги-
рей, если он являлся нурадыном, возглавлял объединенные силы ку-
банцев и в сентябре 1711 г. потерпел сокрушительное поражение при
р. Чала (Сал) (в 50 верстах от р. Кубани). Русско-калмыцкие войска
методично уничтожали ногайские улусы на Кубани «для самаго [их]
оскудения»; более 16 тыс. кубанских ногайцев были убиты и около
22 тыс. взяты в плен калмыками. Кроме того, военная добыча калмы-
ков составила 2 тыс. верблюдов, 40 тыс. лошадей, почти 200 тыс. го-
лов крупного рогатого скота [Бранденбург, 1867: 38^10]. Таким обра-
зом, в результате похода П.М.Апраксина Прикубанье превратилось
в опустошенный край.
После смещения в 1713 г. Девлет-Гирея II Бахты-Гирей, как утвер-
ждают кабардинские источники, «на Кубани салтаном учинился со-
бою» [Кабардино-русские, 1957: 19], т.е. сохранял свою фактическую
власть без санкции нового крымского хана. С этого момента на Куба-
ни начинается его самостоятельная деятельность, непредсказуемость
которой дала основания называть его Дели-султаном. В.Д.Смирнов,
как нам представляется, верно реконструирует общую канву событий
1713 г.: Бахты-Гирей удалился в Черкесию, куда к нему вскоре через
«Таманский перевоз» попал «прежний нур-эд-дин Бегадыр-Герай»
[Смирнов, 2005, т. 2: 29].
Снова оказавшись на Северо-Западном Кавказе, Бахты-Гирей в пер-
вую очередь стал добиваться подчинения кубанских ногайцев. Не бу-
дучи сдержанным какими-либо обязательствами — ни по отношению
к Бахчисараю, ни к Стамбулу, он начинает действовать по собствен-
ному усмотрению, стараясь максимально увеличить свое влияние в ре-
гионе. Мы не имеем достаточных оснований для того, чтобы опреде-
лить его деятельность как сепаратизм по отношению к Крымскому
ханству: отделение Кубани от власти Бахчисарая никогда не объявля-
лось им как определенная цель. Известен лишь один случай, когда во
время усобицы, возникшей в Калмыкии после смерти хана Аюки, Бах-
ты-Гирей предлагал калмыцким тайшам выйти из подчинения России
и перейти на Северный Кавказ, где совместно с ногайцами и кабар-
динцами создать «некое государство» [Тепкеев, 2005: 64-65]. Но этот
по
В.В.Грибовский, Д.В. Сень
проект был скорее ситуативной комбинацией, чем последовательно
реализуемой программой деятельности.
Вероятно, Бахты-Гирей не оставлял надежду при удобном случае
занять ханский престол в Крыму, используя свое влияние на Кубани.
Пребывание в статусе нурадына и калги, конечно же, давало ему для
этого основания. Отметим, что четыре десятилетия спустя возмож-
ность подобного сценария продемонстрировал Крым-Гирей, которого
в 1758 г. восставшие ногайцы избрали крымским ханом, а Порте при-
шлось санкционировать этот факт [Грибовський, 2008: 154, 155]. Хотя
в 1717 г., как будет показано ниже, Бахты-Гирей отказался, согласно
некоторым источникам, от предложения занять крымский трон и
удовлетворился получением достоинства калги. Тем не менее это ста-
ло явным доказательством того, что «шальной» султан не выпадал из
орбиты государственной традиции Крыма.
Известные нам источники позволяют утверждать об имевшихся
у Бахты-Гирея твердых политических убеждениях с ярко выраженной
антироссийской направленностью. Так, еще в марте 1713 г., когда Ос-
манская империя добивалась окончательного заключения мирного до-
говора с Россией, Бахты-Гирей вместе с войсками азовского Муртазы-
паши и казаками И.Некрасова напали на поселения Изюмской оборо-
нительной линии [Труды, 1874:4, 5], намереваясь, таким образом, со-
рвать российско-турецкие переговоры. Летом 1717 г. он заявил по-
сланному из Царицына толмачу Б.Шарову: «Я... с русскими людми ни-
когда, по смерть свою, в миру жить не хочю» и добавил: «А слушать...
я турка и Крыма не хочю» [Материалы, 1871: 306-307]. В отличие от
своего отца Девлет-Гирея II, который вопреки своей враждебности
к России, как мы уже убедились, накануне своего свержения попытался
заручиться ее поддержкой, Бахты-Гирей отказывался от каких бы то ни
было связей с российскими властями, кстати допускавшими возмож-
ность его перехода в царское подданство [РГАДА, ф. 89, on. 1, 1717 г.,
д. 4, л. 2]. И если его отец подталкивал Порту к объявлению войны
России, используя все данные ему как крымскому хану законные пол-
номочия, то Бахты-Гирей добивался той же цели другими средствами:
намеренно дестабилизируя ситуацию на турецко-российской границе,
он подталкивал обе империи к войне. Конечно же, война (как и сами
набеги) не была для него самоцелью. Он стремился возвратить тот ми-
ропорядок, который был нарушен заключением Константинопольского
мирного договора. И потому пользовался большим уважением той час-
ти крымских элит, которые жестко критиковали назначаемых Портой
ханов, вынужденных поддерживать мирные отношения с Россией.
Кубанский султан Бахты-Гирей
111
Свою нелегальную деятельность Бахты-Гирей начал с того, что ра-
зорил улусы мурз кубанских ногайцев касай-улу и каспулат-улу, кото-
рые признали над собой власть хана Каплан-Гирея (1713-1716). Под-
держку Бахты-Гирею оказали ногайцы орак-оглу во главе с мурзами
Арслан-беем, Юсуфом и Сумахом [Смирнов, 1889: 178]. Свидетельст-
во черкасского казака С.Шаталина, который с 1713 г. по июль 1715 г.
находился на Кубани, позволяет сделать важные уточнения о событи-
ях в регионе, произошедших после смещения Девлет-Гирея II. По этим
данным, Бахты-Гирей некоторое время находился в Крыму, а затем
появился на Кубани и «кубанских мурз человек восемь казнил, а дру-
гие де мурзы от него ухоронились». Причину этих действий источник
связывает с тем, что «кубанцы своевольно ходили под калмыка, и он
де, салтан, идти не похотел и о том де на него, салтана, они, кубанцы,
доносили крымскому хану». Получается, что кубанские мурзы высту-
пили против калмыков по приказанию Каплан-Гирея, в то время как
Бахты-Гирей поддерживал с ними тесные связи. Как следует из того
же источника, он еще не имел достаточной силы, чтобы не опасаться
мести кубанцев, и потому «ушел от тех кубанцов в Черкасы для того,
что кубанцы хотели ... [его] убить». Примечательно, что с ним по-
прежнему находился И.Некрасов со своими казаками. Скрывшись
«в Черкесах», Бахты-Гирей посылал своих людей для отгона принад-
лежащих кубанцам табунов [Труды, 1874: 15].
Отношения Бахты-Гирея с калмыцкими элитами в целом были
лишены враждебности, хотя и не исключали довольно острых ослож-
нений, впрочем быстро решаемых. В опустошенном П.М.Апраксиным
Прикубанье, где значительная часть мурз признала власть нового хана,
Дели-султану было трудно добиться поддержки местного населения.
Решением этой проблемы стало произведенное им насильственное
переселение ногайцев с калмыцких и российских территорий в этот
регион. В начале 1715 г. Бахты совершил набег на калмыцкие кочевья
под Астраханью, разгромил войска и ставку хана Аюки, который, по
некоторым данным, потерял убитыми больше 3 тыс. человек [Тепкеев,
2005: 42-48]. Правда, И.В.Торопицын полагает, что нападение Бахты-
Гирея на хана Аюку, «следует отнести к элементу случайности», вы-
звало не столь серьезные потери среди калмыков [Торопицын, 2008:
73, 74]. Из Калмыкии тем не менее были выведены 1220 кибиток юр-
товских татар, а также других ногайцев, кочевавших в низовьях Волги;
на Кубань были переведены улусы Эль-мурзы и Султан-Мамбет-мур-
зы Тинбаевых в количестве около одной тысячи кибиток. Из Аюкиных
владений также были выведены все едисанцы и джембуйлуковцы
112
В.В.Грибовский, Д.В.Сенъ
в количестве 10 300 кибиток [АВПРИ, ф. 127, on. 1, 1754 г., д. 1,
л. Зоб., 4-6]. Таким образом, «улус» Бахты-Гирея на Кубани увели-
чился более чем на 60 тыс. человек.
Активные действия султана все серьезнее беспокоили Россию; не-
даром после разгрома калмыков хан Аюка, обер-комендант Астрахани
М.И.Чириков и лейб-гвардии капитан кн. А.Бекович-Черкасский на-
правили на Кубань калмыцких владельцев с дворянином К.Ворони-
ным. В результате непростых переговоров с Бахты-Гиреем посланцы
«мирное постановление учинили и Коран меж себя целовали в том,
чтоб оному Бахты-Гирею Салтану от них калмык отъехав и впредь
войны не чинить» [Батыров, 2006: 38].
Взаимоотношения Бахты-Гирея с калмыками складывались под
влиянием междоусобной борьбы, созревавшей в Калмыцком ханстве.
Престарелый хан Аюка с трудом удерживал контроль в Калмыкии. Но
и Бахты-Гирей также находился в весьма затруднительном положе-
нии. В 1716 г. часть едисанцев и джембуйлуковцев захватили кабар-
динцы и передали их калмыкам [Кабардино-русские, 1957: 16]. В то
же время против Бахты-Гирея выступил крымский калга Менгли-Ги-
рей, к которому присоединились китаи-кипчакские мурзы [Смирнов,
1889: 178]. В свою очередь, их поддержали проживающие на Кубани
казаки-некрасовцы, также недовольные самовластием Дели-султана
[Батыров, 2006: 39]. Скорее всего, к организации вооруженного вос-
стания китаи-кипчаков против Дели-султана оказался причастен хан
Каплан-Гирей, явно обеспокоенный амбициями своего племянника
[Смирнов, 2005, т. 2: 29]. Во время вооруженных столкновений калге
удалось перевести часть едисанцев и джембуйлуковцев «в самой
Крым и к Днепру» [АВПРИ, ф. 127, on. 1, 1754 г., д. 1, л. 6]. В.Д.Смир-
нов явно переоценил степень успеха миссии Менгли-Гирея, когда пи-
сал, что калге удалось «переловить бунтовщиков и убийц и учинить
над ними расправу» [Смирнов, 2005, т. 2: 29].
Бахты-Гирей заключил соглашение с Аюкой, пообещав ему вер-
нуть едисанцев и джембуйлуковцев в обмен на помощь в борьбе с ки-
таи-кипчаками. В начале 1717 г. сын Аюки, Чакдоржап, двинулся на
Кубань, разгромил китаи-кипчакские улусы и, следуя соглашению,
вывел с Кубани едисанцев и джембуйлуковцев [Описание, 1939: 202].
Кроме них Бахты-Гирей передал Чакдоржапу «также и некрасовских
всех казаков з женами и з детми... Толко-де он сам, Некрасов, с лег-
кими людми с сорокъю ушел горы» [РГАДА, ф. 89, on. 1, 1717 г., д. 4,
л. 1об.]. Чакдоржап послал в погоню за ним двух своих сыновей «да
Назарова сына Доржю». Чакдоржапа, видимо, устраивала перспектива
Кубанский султан Бахты-Гирей
113
политического сотрудничества с Бахты-Гиреем. Возможно, этим был
продиктован его отказ на предложение кабардинцев напасть на Дели-
султана [Кабардино-русские, 1957: 19]. Кроме того, он оставил Бахты-
Гирею 170 калмыков, которые оказали ему содействие в проведении
масштабного набега на Пензенский и Симбирский уезды. Сам же
Аюка, также связанный тайным уговором, не оказал ему ни малейшего
противодействия [Описание, 1939: 202]. Отписки казанского губерна-
тора П.С.Салтыкова Петру I от 14 февраля 1717 г. (по сведениям аст-
раханского обер-коменданта М.И. Чирикова от 12 февраля 1717 г.)
позволяют уточнить, что Чакдоржап лично виделся с Бахты-Гиреем
«по сю сторону Кубани в урочище Кубанском городке Мажоре»
[РГАДА, ф. 89, on. 1, 1717 г., д. 4, л. 1].
Нельзя согласиться с мнением В.Т.Тепкеева о том, что активизация
деятельности Бахты-Гирея на Кубани «заставила калмыков искать бо-
лее тесные связи с Россией» [Тепкеев, 2006: 39]. Уже описанные выше
события приводят нас к обратному выводу. По сути дела, Аюка и Чак-
доржап вели в отношении своего российского сюзерена двойную ди-
пломатию. С одной стороны, в условиях созревания нового витка усо-
биц в Калмыцком ханстве стареющему Аюке поддержка России была
более чем желательна. С другой стороны, «ничейное» подданство Бах-
ты-Гирея было отличным прикрытием для продолжения набегов на
российские окраины (в начале XVIII в. набеги оставались обычной
практикой калмыцкой аристократии). К тому же примирение с Бахты-
Гиреем не давало возможности противникам усиления ханской власти
в Калмыкии использовать его в своих интересах.
Так сложилась ситуация, при которой из всех элит турецко-россий-
ского порубежья лишь один Бахты-Гирей мог позволить себе открыто
проводить набеги на территорию Российской империи. И не только
потому, что он был единственным, кто обладал необходимыми для их
проведения «полководческими качествами», а в силу того, что лишь
он один располагал накапливаемыми в течение долгого времени поли-
тическими ресурсами, которые находились вне зоны фактического
контроля правительств России, Турции и Крыма.
Сказанного будет недостаточно, если не обратить внимания на со-
циальную природу этого ресурса. Ее анализ обнаруживает древнейшие
структуры поддержания власти и общественного авторитета — реци-
прокции, т.е. практики обмена подарками и услугами, которая под-
держивает социальные ранги в слабо структурированных обществах.
Как писал Б.Малиновский, главнейшим мотивом дарения является
честолюбие; не во всех случаях, но в большинстве передача богатств
114
В.В.Грибовский, Д.В.Сень
составляет выражение превосходства того, кто дает, над тем, кто при-
нимает [Малиновский, 2004: 185]. Дарение (оказание услуги) преду-
сматривает отдаривание; в тех случаях, когда этот обратный акт явля-
ется меньшим, вступают в действие отношения зависимости, патро-
натно-клиентской связи. Разница между подаренным и отдаренным
конвертируется в неофициальную власть, от силы которой зависят
достижение и удержание власти официальной. Это убедительно пока-
зано в приведенном выше свидетельстве Ш. де Пейссонеля, который
утверждал, что крымские султаны отдают наполняющей их свиту кли-
ентеле всё, вплоть «до последней одежды». То же он говорил и о
крымских ханах, которых их подданные «любят и уважают по причи-
не их щедрости» [Пейссднель, 2009: 19].
Ту же систему реципрокций мы находим в истории многолетних
отношений Бахты-Гирея с калмыцкими, ногайскими и адыгскими эли-
тами. Причем «положительное сальдо» явно было на стороне Дели-
султана. Так, в одном из сообщений, предшествовавших набегу
1717 г., говорится: «А калмыкам султан льстит так и дарит весьма
много... А султан калмыцким лутчим людем всем дал в подарки по
коню» [Материалы, 1871:308-309]. Конечно, реципрокции сами по
себе не имели принуждающей силы (хотя являлись важнейшим факто-
ром накопления социального капитала) и потому сопровождались
угрозами, впрочем имеющими разную степень основания. Тот же ис-
точник сообщает, что калмыки отговаривались от участия в набеге,
говоря, что у них кони худы; на это Бахты ответил угрозой: «Я... вас
роздам по своих людех, десяти человеком своим людем калмыка од-
ного, чтоб они его везли на подводах на своих лошедях». Российскому
посланнику Б.Шарову сказал: «Я... надеюсь на [А]юку хана и на Чете-
ря, калмык всех беру с собою по своей воле» [Материалы, 1871: 308].
Ухудшение отношений между Россией и Турцией, наметившееся
к 1717г., побудило Порту оказать Дели-султану знаки особого распо-
ложения. Весной того же года в кубанский город Копыл прибыл от
крымского хана представитель османского правительства (?) Айтемир
Аджи, который пригласил к себе Бахты-Гирея и сказал, что «турецкой
салтан обещает его, Бакты-Гирея, пожаловать в Крым ханом». Однако,
как сообщает русский источник, «Бакты-Гирей в Крым на ханство не
похотел, и Антемир... просил его, чтоб он принял Кубань и был на
Кубане калгою салтаном». С последним предложением Бахты-Гирей
согласился и вскоре отменил договоренность с Аюкой и Чакдоржапом
о совместном походе на кубанцев, поскольку он «кубанцов и черкес
и других принял» [Материалы, 1871: 312]. Обращают на себя внима-
Кубанский султан Бахты-Гирей
115
ние формулировки в документе: «Бакты-Гирей солтан, приняв Кубань^
к... хану и Чапдержапу присылал, что Кубань стала быть по преж-
нему его (курсив наш. — В.Г., Д.С.\ дабы войск не посылали; и оныя
войски от походу за тем удержаны» [Материалы, 1871: 311]. К нему
как официальному ханскому наместнику Кубани летом того же года
был прислан российский представитель Б.Шаров с требованием о воз-
врате пленных, незаконно захваченных кубанцами (его свидетельство
позволило нам воспроизвести только что отмеченные события).
Изложенное выше сообщение о переданном Айтемиром Аджи
предложении Бахты-Гирею стать крымским ханом выглядит вполне
достоверным ввиду того, что после смещения Каплан-Гирея в декабре
1716 г. Порта действительно испытывала трудности с выбором канди-
дата на крымский престол. Интронизация Кара-Девлет-Гирея, который
не принадлежал к семье хана Селим-Гирея, вызвала активный протест
крымских элит, побудивший Порту его отставить [Халим Гирай-сул-
тан, 2008: 132; Смирнов, 1889: 180, 181]. Нежелание Бахты-Гирея по-
лучить ханские регалии объяснимо тем, что в это время Османская
империя вела изнурительную войну с Австрией и требовала массового
участия в ней крымцев. Вступив на ханский престол, Бахты-Гирей мог
увязнуть в боевых действиях на Балканах и из-за этого потерять свое
недавно восстановленное влияние на Кубани. Потому получение ранга
калги, легитимизовавшего его фактическую власть в этом регионе,
было для него более предпочтительным, чем бахчисарайский трон,
в этот период особенно неустойчивый. Но и калгинство Бахты-Гирея
при возведенном на трон в январе-феврале 1717 г. Сеадет-Гирее также
не могло быть устойчивым. Ни в одном труде по истории Крымского
ханства, насколько известно, о пребывании Бахты-Гирея в должности
калги не говорится, молчат об этом другие источники13. Скорее всего,
предложение стать калгой имело неискренний, вынужденный характер
со стороны Сеадет-Гирея, вскоре вступившего в противостояние с Де-
ли-султаном.
Впрочем, своим новым положением Бахты-Гирей особо не доро-
жил, что видна из сообщения Б.Шарова: «А слушать... я турка и Кры-
ма не хочю» [Материалы, 1871: 307]. Это не было простым заявлени-
13 Халим-Гирей указывает, что сначала калгой Сеадет-Гирея стал Инайет-Гирей,
нурадыном — Сафа-Гирей, один из братьев нового хана. После смерти Инаейт-Гирея
калгой стал султан Сафа-Гирей [Халим Гирай-султан, 2008: 133]. В качестве калги
Сафа-Гирей фигурирует в издании [Le khanat, 1978: 366], «продержавшись» в указан-
ном достоинстве еще несколько лет в правление Менгли-Гирея [Смирнов, 2005, т. 2:
38,42].
116
В.В.Грибовский, Д.В.Сенъ
ем, ибо в дальнейшем, когда российско-турецкие отношения налади-
лись, к Бахты-Гирею явился, согласно русскому источнику, сын крым-
ского хана Сеадет-Гирея, Марак-Гирей, с целью отговорить его от го-
товящегося набега [Материалы, 1871: 308]. Итак, фактическая власть
на Кубани намного больше интересовала Бахты-Гирея, чем установле-
ние прочных отношений с правящим ханом. Причем Бахты-Гирей, как
это видно из вышеприведенного заявления, даже не считал нужным
имитировать свою лояльность к Сеадет-Гирею, прямым образом ис-
пользуя полномочия калги для подготовки крупнейшего набега на Во-
ронежскую, Казанскую и Нижегородскую губернии.
По известиям от 8 августа 1717г., Бахты-Гирей со своим братом и
тремя султанами «в собрании их и с вором бунтовщиком Некрасовым,
не дошед Царицына» остановились верстах в трех, у речки Елшайки
[РГАДА, ф. 89, on. 1, 1717 г., д. 4, л. 15]. Другой источник уточняет,
что в походе участвовали братья Бахты-Гирея — Аджи-Гирей, Белги-
Гирей и Инам-Гирей [Гераклитов, 1£23: 322]. В войске присутствова-
ли также азовские бешлеи14, присланные азовским пашой, калмыки
хана Аюки, а также «вор и бунтовщик» Игнат Некрасов [РГАДА,
ф. 89, on. 1, 1717 г., д. 4, л. 15об.]. Последний убеждал Бахты-Гирея в
том, чтобы идти на Царицын, другие участники набега настаивали,
чтобы было избрано направление «для разорения сел и деревень
вверх», а также на Пензу и Тамбов. Состав участников похода Бахты-
Гирея был крайне пестрым: «...тех кубанцев в собрание многое мно-
жество, также-де есть с ними и русские. И от тех неприятельских лю-
дей, в Нижнем Ломове собрався, грацкие и уездные люди сидят в оса-
де» [РГАДА, ф. 89, on. 1, 1717 г., д. 4, л. 18].
Из грамоты Петра I на Дон от 3 сентября 1717г. известно, что, со-
гласно известиям из российских губерний, Бахты-Гирей собрался с
«другими солтаны тысяч в пятнадцати, и с ними же турки и азовские
бешлей-черкасы и изменник Игошка Некрасов с воровскими казаки
пришли по оные губернии, в розных уездех села и деревни жгут и ра-
зоряют, а людей бьют и в полон берут» [ГАРО, ф. 55, on. 1, д. 1471,
л. 3]. Подчеркнем, что, хотя татарские набеги и были весьма обычны
14 Бецшеи (беитю) — солдаты янычарского корпуса, жалованье которых составляло
пять акча (беш акча), откуда произошло название. Часто использовались как инженер-
ные войска, занимаясь постройкой и ремонтом мостов и дорог. Согласно другому объ-
яснению, бешлю — род войск, на который возлагалась охрана крепостей, наряду с
азабами. Обычно бешлеи играли роль вспомогательных войск. Название может быть
связано и с тем обстоятельством, что они могли набираться из жителей приграничных
сел, которые должны были выставлять одного воина из пяти дворов.
Кубанский султан Бахты-Гирей
117
для российской действительности еще с середины XVIII в., этот набег
помнили долго. Так, в 1736 г., при составлении росписи набегов татар,
турок и «других народов» на российские земли (в письме вице-
канцлера А.И.Остермана турецкому великому везиру) речь зашла и
о набеге Бахты-Гирея, который многие города «до основания разо-
рил... и землям... на многие миллионы убытку приключил» [РГАДА,
ф. 177, on. 1, 1736 г., д. 101 в., л. 41-41об.].
Не приходится сомневаться в хорошей подготовке и организации
этого нападения. Впереди войска кубанцы «посылали шпионов, кото-
рые и сообщали им о состоянии тех мест, куда потом следовало на-
правиться для грабежа». Российская сторона оказалась явно неготовой
к отражению набега. Еще в июле 1717г. царицынский комендант Бек-
лемишев предупреждал казанского губернатора П.Салтыкова о наме-
рении кубанцев идти «под государевы города вплоть до Симбирска».
Но в итоге набег явился полной неожиданностью для местных вла-
стей, которые не предприняли никаких мер предосторожности или
защиты. Весьма показательно происхождение одного из шпионов Бах-
ты-Гирея — М.Афанасьева, проводившего войска султана известными
только ему дорогами между Доном и Волгой. Сам он был беглым рек-
рутом, бежавшим с двумя товарищами в Астрахань, а оттуда на Ку-
бань «для воровства» [Гераклитов, 1923: 232].
Российское правительство, давно уже не сталкивавшееся со столь
крупным по масштабу разрушений набегом, сделало надлежащие вы-
воды. Когда группировка Бахты-Гирея, отягощенная добычей, направ-
лялась на Кубань, между Волгой и Доном, в урочище на р. «Бедерле»
(точнее, р. Бердии, притоке р. Иловли), ее настигли донские казаки
под командованием В.Фролова. И августа 1717 г.15 произошла ожес-
точенная битва, в ходе которой, по разным данным, удалось отбить
от 1000 до 1500 российских пленных, уничтожив до 500 кубанцев
[РГАДА, ф. 89, on. 1, 1717 г., д. 4, л. 93об., 94, 96, 102, 103; ГАРО,
ф. 55, on. 1, д. 1471, л. 44; Акты, 1891: 280]. Среди кубанцев, как со-
общали дбнцы, было 200 некрасовцев, 200 калмыков хана Аюки, азов-
ские бешлеи. Содействие донцам в разгроме Бахты-Гирея оказали
войска из Воронежской губернии и слободских полков (Юзюмского,
Харьковского, Острогожского — по половине состава каждого их этих
полков), а также отряды из стоящих там армейских драгунских полков
[ГАРО, ф. 55, on. 1, д. 1471, л. 3]. Битва длилась до полудня, «оных
неприятелей многое число они Войском Донским побили до смерти
15 Известна и другая, более вероятная дата — 19 августа.
118
В.В.Грибовский, Д.В.Сенъ
и отбили у них русского полону разных городов мужеска и женска
полу, старых и средних и молодых, младенцов с тысячу человек»
[ГАРО, ф. 55, оп. 1, д. 1471, л. 94].
Событиям набега и разгрому Бахты-Гирея в урочище на р. Бердии
посвящена царская грамота на Дон от 3 сентября 1717 г., в которой
Войско Донское «похвалялось» за разгром противника [Акты, 1891:
278-279]. 16 ноября того же года, обращаясь к донским казакам в дру-
гой грамоте, Петр I хотя и повторяет слова похвалы, но расставляет
акценты по-новому: казакам надлежит иметь крепкую «осторожность»
от неприятелей — особенно в связи с приготовлениями все того
же Бахты-Гирея к нападению на российские города, а возможно,
предупреждал царь, и на казачьи городки [Акты, 1891: 280].
Конечно же, Бахты-Гирей ходил под «российские городы без пове-
ления салтана турского», не послушав также «отвратного повеления»
азовского паши и хана Сеадет-Гирея. Его самоуправство, дестабили-
зировавшее границы Османской и Российской империй, не могло не
раздражать Порту. Еще в начале 1717г., назначая в Крым нового хана,
Сеадет-Гирея, Порта приказала ему положить конец действиям Дели-
султана, на которого падишаху жаловался российский посол [Смир-
нов, 2005, т. 2: 33]. Но в то же время Дели-султан был очень привлека-
тельной фигурой для тех политических сил Крымского ханства (и не
только Крыма), которые противодействовали столь убыточному для
них процессу стабилизации границ. Вот почему в составе участников
его набегов, кроме ногайцев Кубани, находились еще и калмыки, пре-
бывающие под российским протекторатом, беглые из России, а также
бешлеи из османских крепостей. Тем не менее, несмотря на то что
Бахты-Гирей оказался явным бунтовщиком, ослушавшимся властей,
подданным которых он был, русское правительство не оставило дело
без объявления протеста Османской империи. Из сообщения Государ-
ственной посольской канцелярии в канцелярию Правительствующего
Сената от 9 ноября 1717г. следует, что Петр! приказал «послать к
салтану турецкому об учиненном сего 1717 году впадении в земли
его... кубанского Бахти-Гирея Дели-Салтана с кубанцы и некрасовцы
и другими людми и о причиненном от них подданным его Царского
Величества разорении и гибели с требованием о надлежащей сатис-
факции» [РГАДА, ф. 89, on. 1, 1717 г., д. 4, л. 39]. Для этого царь при-
казал организовать канцелярии Сената сбор сведений для отправки
в Посольскую канцелярию. Сведения были собраны по доношениям из
Воронежской, Казанской и других губерний [РГАДА, ф. 89, on. 1.
1717 г., д. 4, л. 42-56 и др.].
Кубанский султан Бахты-Гирей
119
Поражение не остудило пыл Дели-султана, как не имели действия
и направленные против него распоряжения Сеадет-Гирея. 30 октября
1717 г. появляется сообщение о подготовке Бахты-Гиреем к очередно-
му набегу на донские городки — «мстя за то, что вы (донцы. — В.Г.,
Д.С.} в нынешнем его приходе ходили на него войною и с ним бились
и на бою убили брата его родного» [Акты, 1891: 280]. Бежавшие в ок-
тябре 1717 г. из Азова на Дон два «бешлей-татарина» рассказали о
том, что Бахты-Гирей «велит лошадей кормных беречь и татар никуды
не распускает и хочет-де подозвать с собою темиргорских и бестеней-
ских (адыгов-темиргоевцев и бесленеевцев. — В.Г., Д.С.) черкес и во-
ров некрасовцов казаков и кубанских всех татар и, взяв с собою пу-
шек, первым зимним путем иттить под Черкаской и под верховые
их... городки всеконечно для разорения» [ГАРО, ф. 55, on. 1, д. 1471,
л. 31-32]. Исходя из этих сообщений, Петр I приказал принять меры к
предотвращению очередного вторжения, приказав «брегадиру... Гав-
рилу Кропотову с 4 драгунскими полками для охранения от впадения
их, кубанцов, идти за Пензу и вам, Войску Донскому, послать к не-
му... добрых... казаков 500... а самим вам всем войском быть во вся-
кой готовности и смотреть и разведывать, что ежели... тот... Бахты-
Гирей-Дел и салтан с кубанцы намерены будут впадение чинить...
и вам их... до того не допускать» [Акты, 1891: 280].
О том, что этот набег все же состоялся, известно из письма хана
Сеадет-Гирея III на Дон от 13 марта 1718 г. Хан имел все основания
для выражения своего недовольства действиями непокорного султана;
он пишет о Бахты-Гирее как об изменнике, «который изменил ему
и [турецкому] султану и самовольно чинит набеги и... ныне как оной
под вашим городом Черкасским быв, напал (25 января 1718 г. — В.Г.,
Д.С.), и ясырей ваших и богаж ваш, взяв, прибыл, о том мы известились
недавно» [ГАРО, ф. 55, on. 1, д. 1473, л. 41]. Далее хан сообщал о том,
что запрещает всем своим подданным использовать результаты этого
набега — «и от вас взятые вещи, богаж и ясыри паки назад возвратить»
[ГАРО, ф. 55, on. 1, д. 1473, л. 42]. Как оказалось, Бахты-Гирей напал на
Черкасский городов за два часа до рассвета. В том же документе он
опять фигурирует как «Дели-салтан», что само по себе примечательно.
Состав «кубанской орды» насчитывал тогда 10 тыс. человек, предво-
дитель которых под Черкасском «за протокою пустил пожар, и при-
ступал неприятельски, и мыслил, как бы взять ему Черкасской». Дон-
Цы упорно оборонялись, отстреливаясь из пушек и «мелкого ружья».
Столица Войска Донского выстояла, но кубанцы все же сильно погра-
били прилегающие территории [ГАРО, ф. 55, on. 1, д. 1473, л. 2-3].
120
В.В.Грибовский, Д.В.Сень
Обратим внимание, что Бахты-Гирей, действуя на обширном про-
странстве Причерноморья и Кавказа, пытается искать союзников не
только среди ногайцев и калмыков. Несомненно, что в многоугольнике
его военно-политических амбиций и интересов находилась и Кабарда,
о чем подробнее речь пойдет ниже. Пока же отметим, что действия
султана вызывали активную реакцию со стороны кабардинских элит,
озабоченных, чтобы Россия не обвинила их в сношениях с Дели-
султаном. Так, в письме кабардинского князя А.Мисостова от 5 декаб-
ря 1718 г. Петру I сказано, что «в нынешнем году Бахты-Гирей нас к
себе призывал для набегов в российские государства, и мы ему в том
отказали и сказали, что мы вам, великому государю, поддались и ему
служим и не нарушим слов своих и шерта. И он нам грозил и сказал,
как де ваших государевых людей будут разорять и похищать, потом и
вас будут разорять, и увижу, от кого вам споможение будет. И мы,
надеясь на вас, великого государя, ответствовали ему, что дай бог вам,
великому государю, здравствовать, и от вас никогда не опасаемся»
[РГАДА, ф. 115, 1717 г., д. 6, л. 1-4]. Кроме того, Мисостов заявил,
что никто из кабардинцев не участвовал в набегах Бахты-Гирея.
О значении, придаваемом князьями нейтрализации султана, говорит
тот факт, что, прослышав о готовящемся нападении его войск на Чер-
касск, они «намерены были и желали на него, Бахты-Гирея, и на вой-
ско ево, и на юрты напасть и по возможности разорить, жен и детей
пленить» [РГАДА, ф. 115, 1718 г., д. 1,л. 27].
Обращает на себя внимание и та активность, с которой кабардин-
цы, преследуя свои интересы, пытались вбить клин в альянс Чакдор-
жапа с Бахты-Гиреем, предлагая молодому лидеру калмыков вместе
с ними напасть на кубанцев в начале 1718 г. Красноречивое молчание
Чакдоржапа при соответствующей встрече с Ислам-беком Мисосто-
вым, считаем, говорит само за себя [РГАДА, ф. 115, 1718 г., д. 1,
л. 27].
Западная Черкесия также не осталась вне зоны контактов Бахты-
Гирея с «черкесским миром», хотя, как можно полагать, крутой нрав
султана и там вызывал недовольство и даже страх. Недаром, предпо-
лагая поимку Дели-султана, кабардинские князья сообщали, что чер-
кесы, живущие «в Хатукае да в Жаду», которым Бахты-Гирей «отчас-
ти верит», сообщали, что «ежели он, Бахты-Гирей, к ним приедет, чтоб
ево поймали или им, черкесским князьям, ведомость подали. И когда
то учинится, в таком случае могут (в тексте «мугут». — В.Г., Д.С.)
они, князи черкаские, в том его царскому величеству службу свою по-
казать и его, Бахты-Гирея, поймать» [РГАДА, ф. 115, 1718 г., д. 1,
Кубанский султан Бахты-Гирей
121
л. 26-28об.]. Таким образом, еще в 1718 г. могла быть проведена опе-
рация по поимке Бахты-Гирея, причем ее возможные участники —
кабардинские князья четко представляли себе ценность такого воз-
можного пленника для российской короны.
Не понаслышке знали о Бахты-Гирее и на Восточном Кавказе —
в Эндери, правители которого также пытались привлечь его к выяс-
нению своих «межродственных» отношений [АВПРИ, ф. 77, оп. 77/1,
1722 г., д. 23, л. 9-12]. А в 1719 г. кабардинским князьям через их по-
сланца к царю Петру I Султан-Алия было сказано, чтобы те «ни по
каким перезывам и обещаниям вора Бахты-Гирея Дели-Салтана и
иных таких к противным замыслам не приставали. Но и когда о каких
противностях на подданных его величества уведают, давали знать в
Астрахань и на Терке камендантом, за что и впредь его царского вели-
чества милость к ним будет» [РГАДА, ф. 115, on. 1, 1718 г., д. 2, л. 38].
Кабардинцам, кроме того, недвусмысленно дали понять, что Бахты-
Гирея желательно поймать и передать его «в руки его царскому вели-
честву», чем покажут они «в том к его величеству свою верность,
[и] получат от его царского величества милость и жалованье» [РГА-
ДА, ф. 115, оп. 1, 1718 г., д. 2, л. 38].
Между тем события развивались по нарастающей — Крым все
больше не устраивала активность непокорного султана. Из Кабарды в
Санкт-Петербург пришли сведения, весьма точно отражавшие специ-
фику тогдашнего положения Бахты-Гирея: «Понеже Бахты-Гирей Де-
ли-Салтан на Кубани салтаном учинился собою (курсив наш. — В.Г.,
Д.С.), и крымские ханы не хотят того, чтоб он тамо был, и возможно
чаять, что он по николиком времени с Кубани выбит будет, а в Крым
не поедет» [РГАДА, ф. 115, on. 1, 1718 г., д. 1, л. 26-28об.]. Столкно-
вение войск хана Сеадет-Гирея III с мятежным султаном произошло в
1718 г. В мае на Кубань из Большой Кабарды прибыл сын крымского
хана Селим-Ги[)ей, направляясь к Тамани и Темрюку. Начался сбор
дополнительных сил из Крыма, Керчи и других мест — черкесов, ту-
рок, казаков И.Некрасова [ГАРО, ф. 55, on. 1, д. 1473, л. 53]. Решаю-
щий бой состоялся на р. Кубани «у перевозу Мамет-Пиреева». Бахты-
Гирей, при котором находилось 3000 татар, был разбит и бежал в вер-
ховья Кубани [ГАРО, ф. 55, on. 1, д. 1473, л. 53]. По сведениям за вес-
ну 1718 г., принципиально подтверждающим другие данные, «из
Большой Кабарды крымского хана сын Сели[м] Гирей на Кубань со-
брал из Крыму из Керчи и адинские черкесы и городовые и Темрюк-
ские турки и вор Игнашка Некрасов... чинили бой с Бахты Гиреем. Он
Бахты в малолюдстве збежал в горы» [РГАДА, ф. 111, кн. 23, л. 888].
122
В. В.Грибовский, Д. В. Сень
После этого в улусах стали поговаривать, что победитель Селим-
Гирей намерен всю Кубанскую орду «гнать в Крым».
Вообще, отношения Бахты-Гирея и Сеадет-Гирея (первый прихо-
дился второму племянником) были крайне сложными. Еще в конце
1720 г. хан был готов поставить Бахты-Гирея во главе Кубанской ор-
ды, определенной им к новому походу [АВПРИ, ф. 115, on. 1, 1720 г.,
д. 1, л. 71]. А весной 1721 г., когда хан выступил в очередной поход на
Кабарду и находился одно время на р. Лабе, то «брат ево калга-салтан
на реке Оропе (Урупе. — ВТ., Д.С.), а нурадин-султан с Бахта-Гиреем
расположились на реке Кубани» [Фидарова, 2007: 38]. Интересно, что
в цитируемом документе Бахты-Гирей не назван нурадыном. Имя же
нурадына, фигурирующего в документе, неизвестно. При этом можно
отметить, что В.В.Батыров относит время лишения Бахты-Гирея этого
титула к осени 1723 г., когда за убийство нескольких китаи-кипчак-
ских мурз он был лишен власти Сеадет-Гиреем III, назначившим но-
вым нурадыном своего сына — Салаат-Гирея; при этом сам Бахты-
Гирей почему-то остался, в Копыле [Батыров, 2006: 40]. В контексте
всей предыдущей истории отношений Сеадет-Гирея с Бахты-Гиреем
(на которые влияла заинтересованность Порты в нейтрализации Дели-
султана, о чем хану Сеадет-Гирею было отчетливо дано понять — см.
выше) сообщение о лишении Бахты-Гирея нурадынства представляет-
ся нам крайне сомнительным.
Управлять Кубанской ордой или хотя бы договариваться с ней бы-
ло непросто. Репрессии Бахты-Гирея по отношению к мурзам после-
довали после того, как у него b 1723 г. произошла ссора с «татарами»,
во время которой те убили младшего брата Бахты-Гирея, а тот, в свою
очередь, нескольких кипчакских мурз [Фелицын, 1904: 6; РГВИА,
ф. 20, оп. 1/47, д. 3, л. 206]. Еще одну потерю понес тогда ханский
дом— в том же, 1723 г. (летом?) кубанские мурзы убили одного из
сыновей крымского хана, о чем Бахты-Гирей, при всей неприязни к
дяде, не преминул ему донести. Хан тогда направил на Кубань нура-
дына [Фелицын, 1904: 7] — другого своего сына, на что мурзы отреа-
гировали, откочевав к Азову.
Хотя постоянной ударной группировки у Бахты-Гирея не было, он
умело использовал свое влияние и проявлял талант военачальника.
Дели-султан, подчеркнем, уверенно чувствовал себя не только в кал-
мыцких степях, на Кубани, но и в Закубанье. Так, в декабре 1723 г. он
пребывал «за Кубаном при речке Битле, а войска-де при нем... нет и
орда кубанская посполу черкесами, кои называются Атыюк-Улу...
кочует за Кубаном же, только де есть от него Салтана... орде приказ,
Кубанский султан Бахты-Гирей
123
дабы они лошадей своих кормили и к походу были бы в готовности»
[Фелицын, 1904: 3]. Летом того же 1723 г. Бахты-Гирей пребывал «за
рекою Кубанью под горами при Черкеских жилищах» [Фелицын,
1904: 7]. Еще один пример, подтверждающий незаурядность личности
Бахты-Гирея: в декабре того же года хан Сеадет-Гирей отправил к не-
му гонца с сообщением, что по приказу султана были отправлены «от
двора его» комиссары на съезд с российскими же комиссарами. Смысл
послания к мятежному султану раскрывается в следующем: «ежели...
при той комиссии буде несогласно и покажется к разрыву мира, и то-
гда-б оный Бахтыгирей... с Кубанскою ордою всемерно с Российски-
ми подданными воизымел войну» [Фелицын, 1904: 3]. Политика двой-
ных стандартов крымского двора в отношении Бахты-Гирея просле-
живается еще и в том, что нурадын-султан, двоюродный брат Дели-
султана, принимал его периодически в Копыле [Фелицын, 1904: 7],
о чем, несомненно, было известно в Бахчисарае. Сам Бахты-Гирей
также был готов к ситуативным компромиссам с дядей — например,
отдав российской стороне в 1723 г., согласно ханскому повелению,
несколько казаков, очевидно российских подданных [РГВИА, ф. 20,
оп. 1/47, д.З, л. 108].
Для противодействия набегам неутомимого Бахты-Гирея русское
правительство принимает решение (конечно, имелись и другие осно-
вания для такого шага [Лавринова, 1990]) построить Царицынскую
линию укреплений, возведение которой длилось на протяжении 1718—
1720 гг. Она состояла из земляного рва, вала и четырех крепостей,
снабженных сильными гарнизонами [Кириллов, 1977: 232]. Были так-
же предприняты дополнительные меры, направленные на удержание
кочевников-ногайцев на российской территории и на противодействие
их миграциям на Кубань. В 1721 г. Петр I приказал астраханскому гу-
бернатору А.Волынскому, чтобы «джетысаны и джембуилуки все бы-
ли раскосованы врознь по всем колмыцким улусам» [АВПРИ, ф. 127,
on. 1, 1754 г., д. 1, л. 4об.]. Исполнение царского указа губернатор по-
ручил полковнику Беклемишеву. Но получилось так, что в распреде-
лении ногайских семей по калмыцким улусам не был заинтересован
сын Аюки, Чакдоржап, который все больше превращался в единолич-
ного правителя Калмыкии. Будучи женатым на ногаянке Хандазе, он
состоял в родственных отношениях с ногайскими мурзами и пользо-
вался их поддержкой. Кроме того, он контролировал сбор налогов с
ногайцев [АВПРИ, ф. 127, on. 1, 1754 г., д. 1, л. 4об.]. Однако в февра-
ле 1722 г. Чакдоржап умер, оставив завещание о том, чтобы ногайцы
были разделены между семью его сыновьями. Два года спустя умер
124
В.В.Грибовский, Д.В.Сень
и престарелый хан Аюка. В Калмыкии разразилась новая волна усобиц
[Описание, 1939: 204, 205], приведшая к очередному периоду дестаби-
лизации ситуации на порубежье. Ногайцы стали массово откочевывать
на Кубань к Бахты-Гирею.
Опасаясь стремительного усиления Дели-султана, крымский хан
Сеадет-Гирей в 1723 г. отправил своего нурадына с пятитысячным
войском на Кубань для переселения в Крым всех ногайцев. Однако
ему удалось переправить через Тамань только ногайцев кипчакского
эля и около 1 тыс. едисанцев. От кипчаков отошли китаи, которые
вместе с едисанцами и джембуйлуковцами в общем количестве до
10 тыс. кибиток откочевали к Азову. Таким образом, по сообщению
астраханского губернатора А.Волынского, Бахты-Гирей остался в мес-
течке Копыл «вне силы» [Кочекаев, 1988: 133]. Не случайно вскоре он
стал уговаривать отошедших к Азову китаи-кипчаков вернуться на
Кубань, «обнадеживая их, что он им никакого зла не учинит. И в том
им обещается присягою, на чтo-дe^ они склоняютца» [РГВИА, ф. 20,
оп. 1/47, д. 3,л. 206].
Вскоре Бахты снова собрал под своей властью ногайцев и вместе
с ними выступил в поддержку мятежа крымских мурз во главе с Джан-
Темиром Ширинским. В августе 1724 г. он появился в Перекопе, где
его войска соединились с собранием мятежных крымских мурз (от 10
до 40 тыс. человек), желавших видеть его своим ханом [Санин, 1996:
326, 327]. О том, что основу его вооруженной силы составили ногай-
цы, свидетельствует источник, в котором говорится, что осенью того
же года в причерноморскую степь «с салтаном Бахтигереем прешло
нагайцев тысяч с семь с женамй и детьми»; сам же Дели-султан к но-
ябрю обосновался «в Вохнищах» — местности на речке Солгирь меж-
ду Бахчисараем и Карасу-Базаром [Эварницкий, 1903: 1110]. Кроме
того, мятежный султан решил привлечь калмыков для борьбы за
Крым, пообещав за это вернуть им едисанцев и джембуйлуков [Баты-
ров, 2006:41]. Военную помощь Бахты-Гирей просил у калмыцких
нойонов Дондук-Омбо, Дондук-Даши и ханши Дармы-Балы, а ногай-
цы, как и в 1717 г., становились разменной картой в планах Бахты-
Гирея.
В начале октября 1724 г. Порта сместила потерявшего всякое влия-
ние в Крыму хана Сеадет-Гирея, и, пока в Стамбуле спешно искали
подходящего кандидата на крымский трон, Бахты-Гирей стал едва ли
не фактическим хозяином Крыма. Его кандидатура, на которой на-
стаивала значительная часть крымских элит, Портой даже не рассмат-
ривалась ввиду возможности крайне нежелательного ухудшения от-
Кубанский султан Бахты-Гирей
125
ношений с Россией. 5 октября 1724 г. в Стамбуле в ханское достоин-
ство был возведен Менгли-Гирей II (1724-1730), принявший присягу
от большинства крымских мурз. Бахты-Гирею, с которым теперь оста-
валось всего 7 тыс. человек, ничего не оставалось делать, как вернуть-
ся на Кавказ [Санин, 1996: 328]. В январе 1725 г. к нему присоединил-
ся Джан-Темир Ширинский, преследуемый Менгли-Гиреем. Совмест-
ными усилиями они пытались отбить продвижение ханских войск по
Кубани, но были разгромлены и с остатками войск бежали в Малую
Кабарду [Батыров, 2006: 42]. Примечательно, что мятежному Джан-
Темиру помогли попасть на Кубань к Бахты-Гирею янычары азовского
гарнизона [Фелицын, 1904: 8], известные своим участием в некоторых
акциях Дели-султана.
Тем временем в Крыму начиналось новое восстание, вызванное ре-
прессиями Менгли-Гирея II. По сообщению из Львова от 18 ноября
1725 г., «80 главных мурз или князей крымских, уведомяся, что новой
хан той земли с согласия с турками намерился велеть им головы от-
сечь, дабы правителствовать потом Крымом самовластно, уступили де
в Черкесию к Султану Дели... и собрали там многочисленную армию
сочиненную с татарами... черкасскими, и великои Татарии, с великим
числом калмыков и иных народов... дабы идти наступать на хана
и выгонять его вон из Крыма со всеми турками» [Российские ведомо-
сти, 1725: 15-16]. Вероятно, именно об этих событиях Порта постави-
ла в известность российского посланника и начала подготовку мас-
штабной акции против Бахты-Гирея, отправив специально для этого
новую партию янычар в Азов [Фелицын, 1904: 9, 10]. Обращает на
себя внимание мнение некоторых наблюдателей о готовности Бахты-
Гирея с «Ширинбеем и с его партизанами нанести удар по Крыму»
[Фелицын, 1904: 10-11]. История контактов обоих лидеров — тема
перспективная и важная для объяснения резонанса, оказанного по-
ступком Джан-Темира на состояние крымско-османских и даже осма-
но-российских отношений. Отдельного изучения потребует вопрос
о претензиях Бахты-Гирея на ханский престол, разных свидетельств
о которых все больше. Примечательно, что в трактовке турок-осма-
нов действия Бахты-Гирея и ширинского бея рассматриваются как
бунт против Порты. Турки-османы известили российское прави-
тельство о бунте Бахты-Гирея и ширинского бея, что позволило при-
нять России меры, противодействовавшие присоединению калмыков
к крымским мятежникам. На Дон была отправлена императорская
грамота от 3 ноября 1725 г., в которой выражалась серьезная обеспо-
коенность по поводу охраны пограничных территорий. Любопытно,
126
В.В.Грибовский, Д.В.Сень
что в грамоте заметно нежелание России допустить соединение Бах-
ты-Гирея и Джантемира (Джан-Темира) Ширинского с калмыками,
а также содержится требование, адресованное донцам, оперативно ин-
формировать о действиях «бунтовщиков» Военную коллегию [Фели-
цын, 1904: 11].
В конце 1725 г. Бахты снова собрал большое войско для выступле-
ния на Крым. Порта сначала попыталась договориться с ним и послала
ему в подарок крупную сумму денег и богатый кафтан. Однако Дели-
султан роздал эти деньги своему войску, а кафтан, в знак презрения,
«отдал одному старому татарину, говоря ему: прими сию ризу, яко за
милость Блистательной Порты Оттоманской, а я той ризы носить не
хочу, и такожде не желаю преклонить уха ни к какому перемирию,
прежде как учинен буду ханом крымским» [Российские ведомости,
1726а: 6-7]. Следующее сообщение того же источника от 9 января
1726 г. указывает, что османы направили к «татарской границе» «доб-
рый корпус войск» во главе с тремя пащами, «дабы они действовали
наступательно против султана Дели принца чиркаскова, которой со-
брал много войска татарскаго и протчая для наступления на хана
крымскаго» [Российские ведомости, 17266: 3]. В итоге войска Бахты-
Гирея и Джан-Темира снова были разбиты. Возможно, с этим событи-
ем связано содержание документа, датированного 22 марта 1726 г., где
указано, что после разгрома Бахты-Гирей и Джан-Темир скрывались
в «горах во владениях Абазинских черкес, а войска-де при них нет,
только-де пошло было к нему калмык Заволгских человек с триста...»,
когда на Кубани в должности сераскера утвердился Салих-Гирей, сын
Сеадет-Гирея [Фелицын, 1904: 12]. О тех же «Абазинских горах» по-
вествует документ, приводимый В.В. Батыровым, правда, исследова-
тель пишет, что Бахты-Гирей спасался тогда от нурадына Салат-Гирея
[Батыров, 2006: 43].
Интересно отметить, что российские власти пытались тогда играть
на противоречиях в доме Гиреев, пробуя соблазнить мятежников —
Бахты-Гирея и его «гостя» Джантемира (Джан-Темира) возможностью
перехода в российское подданство. Между тем посланец от россий-
ского правительства, отправленный с данной миссией, например,
в 1725 г., не смог найти тогда ни Джан-Темира, ни самого Бахты-
Гирея. Еще раз подчеркнем: поступки одного человека, Бахты-Ги-
рея — теперь уже не человека «второго плана в истории», а ставшего
«первым», — стали оказывать серьезное дестабилизирующее воздей-
ствие (с позиций обеих империй) на состояние не только региональной
безопасности, но и межгосударственных отношений. Можно уверенно
Кубанский султан Бахты-Гирей
127
говорить о том, что такое воздействие ощущалось на громадном про-
странстве, в котором можно выделись три узловых и болезненных (для
всех главных игроков на Кавказе и смежных с ним землях — России,
Крымского ханства, Османской империи) региона — Кабарду, Кал-
мыцкое ханство и Северо-Западный Кавказ — Правобережную Кубань
и Черкесию.
В многолетней борьбе баксанской и кашкатауской «партий» за ли-
дерство в Кабарде Бахчисарай принимал самое деятельное участие.
При этом представители обеих «партий» старались установить родст-
венные отношения с Гиреями. Так, баксанский И.Мисостов присягнул
Сеадет-Гирею и породнился с ним, выдав замуж дочь за его племян-
ника — кубанского сераскера Салих-Гирея [Адыгская, 2006: 198, 200].
Однако вскоре А.Кайтукин, один из лидеров так называемой «прорус-
ской (кашкатауской) партии», не получив должной поддержки от Рос-
сии, также счел для себя возможным прибегнуть к крымскому фактору
поддержки... в лице Бахты-Гирея. Таким образом, личность и ресурсы
султана рассматривались частью кабардинских князей в качестве
весьма серьезного военно-политического противовеса устремлениям
своих противников.
Примечательно, что тот же А.Кайтукин открыто писал коменданту
крепости Св. Креста М.А.Матюшкину в 1725 г. о привлечении им Бах-
ты-Гирея к разгрому Мисостовых из «баксанской партии» [Канжаль-
ская, 2008: 373]. Военный союз был скреплен семейными узами:
А.Кайтукин отдал за султана свою дочь, а тот Кайтукину, в свою оче-
редь, сына [Канжальская, 2008: 374] (на воспитание?). А.Кайтукин
также заключил союз с Девлет-Гиреем, выдав одну из своих дочерей
за его младшего сына Арслан-Гирея [Фидарова, 2007: 40].
В сложившейся ситуации обращает на себя внимание тот факт, что,
несмотря на принуждение кабардинцев Кайтукиным и Дели-султаном
к признанию власти хана Менгли-Гирея II, налицо еще один аспект
оказываемого на них давления — отправляться жить на Кубань [Кан-
жальская, 2008: 374]. Здесь видна рука самого Бахты-Гирея, никогда
не забывавшего о пополнении своей собственной ресурсной базы.
В самом начале 1720-х годов он принял участие в походе войск крым-
ского хана Сеадет-Гирея на Кабарду [Жемухов, 2008: 268]. Осенью
1723 г. Бахты-Гирей был замечен в Кабарде в качестве «разящего ме-
ча» «Арасланбека Татархана Кайсыма Бекова», который «ввел» султа-
на с тем, чтобы «прочих князей искоренить, а ему быть владетельным
князем и за то Бахты Гирею... обещает со всякого двора по два ясыря»
[Фелицын, 1904: 5]. Позже Бахты-Гирей тоже причинял немало непри-
128
В.В.Грибовский, Д.В.Сень
ятностей своим противникам. Например, в челобитной кабардинских
князей «Хотокчука-Бега» и «Ислам-Бега» Мисостовых на имя Петра I
читаем: «Мы на поле в кошах стояли, как ваш, так и наш неприятель
Бахтагирей-Солтан приехал с калмыцкими и напал на Хотокчуку-Бега,
из ево конских табунов 1000 лошадей отогнал» [История, 2005: 68].
В начале 1726 г. Дели-султан вновь вступает в борьбу за власть на
Кубани, опять прибегнув к помощи калмыков. Калмыцкие тайши, оп-
позиционно настроенные к наместнику ханства Церен-Дондуку, нахо-
дили прибежище на Кубани, откуда вместе с ногайцами Бахты-Гирея
нападали на османские владения и укрывались от преследования по-
граничной турецко-крымской администрации на российской террито-
рии. Так, только в 1726^. калмыки совершили с Бахты-Гиреем не-
сколько нападений на османский Азов [Цюрюмов, 2007: 202]. Еще в
феврале 1727 г. российскому резиденту в Стамбуле И.И.Неплюеву
пришлось выслушивать, как указывает А.В.Цюрюмов, «крепкие ту-
рецкие выговоры о калмыцких делах». Особенно турки негодовали из-
за союза калмыков с Бахты-Гиреем, а также из-за захвата калмыками
посла, Осман-мирзы Аги, который вез письмо из Стамбула в Азов
[Цюрюмов, 2007: 202]. Императорской грамотой от 15 февраля 1727 г.
Церен-Дондуку в числе прочих указаний запрещалось поддерживать
Бахты-Гирея.
Бахты-Гирей умело вмешивался и во внутрикалмыцкие усобицы.
В 1726 г. султан объединился с Церен-Дондуком и направился гро-
мить донские городки, а также калмыков «Четеря и Досанга Петра
тайши», покинувших Калмыцкое ханство и откочевавших на Дон»
[Фелицын, 1904: 4]. Порта, рассматривая калмыков как подданных
России, требовала от царского правительства усмирить бунтовщиков,
угрожая санкционировать новые татарские набеги. Россия тоже была
встревожена затянувшейся нестабильностью на Кубани — это ослож-
няло контроль над южными границами, куда постоянно откочевывали
подвластные ей кочевники. Летом 1727 г. на переговоры с Бахты-
Гиреем был послан подполковник Беклемишев. Ему было поручено
склонить кубанского бунтовщика к союзу с Россией, пообещав ему
военную помощь в борьбе за крымский престол. В противном случае
русскому агенту было предписано найти способ лишить Бахты-Гирея
жизни. Впрочем, ни с тем, ни с другим заданием Беклемишев не спра-
вился [Описание, 1939: 204, 205, 227-229]. Обратим внимание на ис-
ключительное многообразие российских методов по усмирению либо
нейтрализации султана Бахты-Гирея — от переманивания на службу
до организации убийства. В частности, соответствующая заинтересо-
Кубанский султан Бахты-Гирей
129
ванность выражена в указе от 17 ноября 1726 г. Екатерины I и Верхов-
ного тайного совета «О призывании» Бахты-Гирея и Джан-Темира
Ширинского [Батыров, 2006: 46].
В то же время подвластные Церен-Дондуку тайши стали готовить
поход на Кубань, чтобы вернуть едисанцев и джембуйлуковцев в свои
кочевья. Русское правительство, связанное мирным договором с Пор-
той, прислало к ним полковника И.И.Бахметева, чтобы отговорить их
от подобного намерения. Кроме того, он имел дополнительное пору-
чение устранить Бахты-Гирея. С таким же поручением прибыл на Дон
и генерал-майор Тараканов, который действовал через донских каза-
ков и донских калмыков. Но все попытки устранить Бахты-Гирея ока-
зались тщетны, поскольку калмыцкие тайши, в том числе Церен-Дон-
дук, были заинтересованы в сохранении нестабильности на Кубани.
Это позволяло им безнаказанно грабить российско-турецкое порубе-
жье, прибегая к услугам Бахты-Гирея [Батыров, 2006: 46]. Кроме того,
очевидна следующая причина многолетней «приязни» калмыков к Де-
ли-султану: калмыцкие правители симпатизировали ему как воину,
о котором ходили легенды на Кавказе, а Дондук-Даши считал за честь
быть его названым братом [Батыров, 2006: 43].
Наместник Калмыцкого ханства Церен-Дондук принял предложе-
ние Бахты-Гирея напасть на Кубань, однако поход сорвался — спаса-
ясь от преследования Салаат-Гирея, по версии В.В.Батырова, Бахты-
Гирей бежал в «Абазинские горы». Примечательно, что калмыки не
нашли общий язык с Салаат-Гиреем, который не принял их условий
о возвращении на Волгу едисанцев и джембуйлукцев. Летом 1726 г.
Бахты-Гирей вышел из Абазинских гор к реке Кок-Айгор и направил-
ся, едва не попав в плен к калмыкам, к Волге, чтобы соединиться
с калмыками [Батыров, 2006: 43, 44]. Эта весть встревожила Салаат-
Гирея, направившего послов в калмыцкие улусы. Поддержанный в
который раз калмыками, Бахты-Гирей напал вскоре на Азов и предло-
жил Салаат-Гирею заключить мир. Но Салаат-Гирей решил покончить
с Бахты-Гиреем и в марте 1727 г. выдвинулся в поход на калмыков,
который, однако, чю был удачным. Напротив, действуя при поддержке
калмыков, Бахты-Гирей стал угрожать Салаат-Гирею возможностью
начать военные действия, если тот с ним не помирится. Вскоре после
этого султан добровольно взял на себя обязательства по охране грани-
цы России от набегов кубанцев [Батыров, 2006: 47].
Вместе с тем вновь появляется информация о претензиях Бахты-
Гирея на ханский престол, занимаемый тогда Менгли-Гиреем II. Дон-
Дук-даши сообщал подполковнику и саратовскому воеводе Беклеми-
130
В.В.Грибовский, Д.В. Сень
шеву о намерении султана завоевать кубанцев при поддержке кал-
мыков, а затем захватить Крым и стать новым ханом [Батыров, 2006:
48]. Впрочем, Бахты-Гирея прежде всего интересовала Кубань. В кон-
це 1727 г. он уговаривает калмыков вновь выступить на Кубань. Заод-
но он жестко заявил кубанским татарам, что, если те хотят воевать с
ним, «то-б в том стояли, а буде хотят поддаться под владение его, то-б
о том дали ему знать» [Фелицын, 1904: 22]. Китаи-кипчаки, которых,
как метко зафиксировал документ той эпохи, султан «почитал свои-
ми», были готовы признать власть Бахты-Гирея. Он умело пользовался
противоречиями местного кочевого общества (включая едисанцев,
салтаноульцев и др.), для части которого он — несомненный автори-
тет [Фелицын, 1904: 28]. Прнимал он и особую заинтересованность
калмыков в обретении дополнительного контингента воинов в лице
кубанцев, поскольку слухи о готовящемся нападении России и Осман-
ской империи на калмыков не могли их не беспокоить [Фелицын,
1904: 28]. Россия попыталась тогда воспрепятствовать походу Бахты-
Гирея и калмыков на Кубань (недаром Беклемишев направил соответ-
ствующие письма наместнику ханства Церен-Дондуку и ханше Дарме-
Бале) [Фелицын, 1904: 31]. Особенно возмутили подполковника от-
ветные слова калмыков о том, что при его встрече с Бахты-Гиреем
якобы велись разговоры о том, что Дели-султан «Его Императорскому
Величеству и им калмыкам друг». Туркам-османам в какой-то мере
удалось опередить приход Дели-султана и калмыков, поскольку они
вовремя перевели едисанцев и джембуйлуковцев «через Крым... в Бе-
логородскую орду, дабы их калмыки не взяли к себе по прежнему на
Волгу или б они собою к ним не ушли» [Описание, 1939: 204-205;
АВПРИ, ф. 127, on. 1, 1754 г., д. 1, л. 5об.].
Бахты-Гирея в Крыму боялись и считали серьезным противником:
в русских источниках отмечено, что султан Салаат-Гирей располагал
многотысячным воинством [Фелицын, 1904: 25]. В начале 1728 г., за-
ручившись поддержкой калмыков (недаром Церен-Дондук говорил
нарочному Салаат-Гирея о том, что он пришел на Кубань поставить
Бахты-Гирея султаном) и кочевавших на Кубани ногайцев, в том числе
едисанцев, Дели-султан заключил своеобразный договор с кубанским
сераскером Салаат-Гиреем, пребывавшим ранее в Копыле [Фелицын,
1904: 26], «одному противу другаго не воевать». Примечательно, что
переговоры соперники вели на расстоянии, «чрез пересылку» [Фели-
цын, 1904: 36]. Случилось это после поражения Салаат-Гирея и его
отступления в горы: уступая Бахты-Гирею, султан бежал в горы —
вероятно, в Черкесию. Часть сераскерского войска тогда составили
Кубанский султан Бахты-Гирей
131
черкесы, едисанцы, джембуйлуковцы, казаки-запорожцы — «всего
тысяч с десять и вора Игнатки Некрасова сын Мишка с Донскими во-
ровскими казаками во шти... стах человеках» [Фелицын, 1904: 38].
Сложилась весьма своеобразная, на наш взгляд, ситуация для Крым-
ского ханства, когда представитель хана был вынужден официально
уступить Бахты-Гирею часть своих властных полномочий.
Единственной опорой Бахты-Гирея оставались некоторые мурзы
Кубанской орды и калмыки. В частности, «протекцию» султана при-
знали все те же китаи-кипчаки и едисанцы, присягнувшие ему. Обра-
щает на себя внимание забота Бахты-Гирея о своих постоянных союз-
никах, калмыках, вновь поддержавших его в борьбе за власть. Так,
предполагая нападение войск Салаат-Гирея на калмыцкие улусы, Де-
ли-султан даже уговаривал их, снабдив продуктами, вернуться, что
вскоре и произошло. «И тако они владельцы с ним утвердяся присяга-
ми возвратились к своим улусам, а при нем Бакты-гирее оставили
Яманова родственника зайсанга Череня Отхаева (который и прежде
бывал при нем) и командированных... калмык 450 человек...» [Фели-
цын, 1904: 36]. Одному из очевидцев возвращения калмыков в свои
улусы они с гордостью сообщили, что «пользу получили, Бахты-Гирей
остался на Кубани действительным султаном» [Батыров, 2006: 50].
Очередное возвращение Дели-султана на Кубань в качестве ее факти-
ческого правителя вызвало оживленную переписку встревоженных
российских властей [Фелицын, 1904: 37]. Интересно, что крымский
хан Менгли-Гирей II не выступил против калмыков, ограничившись
соответствующим письменным требованием к киевскому губернатору
кн. Трубецкому [Цюрюмов, 2007: 203]. Менгли-Гирей был вынужден
примириться с Бахты-Гиреем.
Переменчивая фортуна отвернулась вскоре от самого Бахты-Гирея.
Теперь уже он вынужден после описанных выше событий бежать в
горы всего с шестью воинами [Фелицын, 1904: 39]. Впрочем, какое-то
время после победы над Салаат-Гиреем султан продолжал находиться
в Копыле, по данным В.В.Батырова, вместе со своим тестем Азамат-
Мурзой и отрядом из одной тысячи калмыков [Батыров, 2006: 50]. Об-
ратим внимание на действия Дели-султана по «символическому при-
своению» пространства: победитель маркирует свое положение, заняв
Копыл. Интересно, что, по другим сведениям, тестем Бахты-Гирея в
середине 1720-х годов являлся кабардинский князь А.Кайтукин. Веро-
ятно, при более тщательном изучении вопроса может выясниться, что
многоженство Дели-султана, если оно действительно имело место,
также может быть отнесено к примерам его дальновидности и страте-
132
В.В.Грибовский, Д.В.Сень
гического умения выстраивать изощренные политические комбинации
и альянсы.
Кавказ сыграл роковую роль в жизни Бахты-Гирея, хотя источники
и ученые расходятся в описании подробностей его гибели. В.Бакунин
писал, что Бахты-Гирей погиб во время похода против баксанских ка-
бардинцев в 1729 г. [Описание, 1939: 231, 232]. Современные специа-
листы также указывают на Кабарду как на место гибели Бахты-Гирея:
«Весной 1729 г. крымские войска во главе с сераскиром Имеат-Ги-
реем, его братом Бахты-Гиреем и А.Кайтукиным вторглись в Кабарду,
но после двухдневных боев потерпели сокрушительное поражение.
В сражении погибли оба султана» [Адыгская, 2006: 200]16. Наконец,
в ноте России, представленном Порте в июле 1750 г., сообщалось, что
крымский хан Арслан-Гирей по-прежнему требует возмещения от ка-
бардинцев «за кровь» своего брата Бахты-Гирея, убитого ими «во вре-
мя крымского набега в Кабарду еще в 1729 г.» [Якубова, 2005: 116].
Недаром в «листе» кабардинских князей от 22 августа 1731 г., напи-
санном по весьма серьезному поводу, с данными о службе кабардин-
цев России со времен Ивана Грозного нашлось место для упомина-
ния истории, когда «сераскер султан з Бахти-Гирей салтаном с вой-
ском приходил, и паки от нас они разбиты; и сераскер салтан з Бахты-
Гирей салтаном до смерти убиты» [АВПРИ, ф. 115, 1731-1732 гг., д. 2,
л. 113].
Известие о гибели Бахты-Гирея, как писал турецкий хронист Сейид
Мухаммед Риза, было с радостью воспринято в Стамбуле [Смирнов,
2005, т. 2: 45]. Дондук-Омбо, напротив, стал «зело печален». Интерес-
но, как трактовались обстоятельства гибели султана в соответствии со
сведениями, поступившими в Военную коллегию. По этим данным,
весной 1729 г. Бахты-Гирей с небольшим отрядом отправился к те-
миргоевцам «для взятья от них обыкновенной дани, которые-де черке-
сы давали ему... в дань тысячу ясырей». Ночью черкесы напали на
лагерь султана, убив его вместе с братом-сераскером [Фелицын, 1904:
49]. Согласно этой версии, указанное событие встревожило азовского
пашу, отправившего своих посланцев в Черкесию. Те подтвердили
гибель обоих султанов от рук «темиргонских черкесов», узнав, что их
тела копыльские татары взялись доставить «для ведома в Крым» [Фе-
лицын, 1904: 49]. В итоге азовский паша «публиковал всенародно»
16 А.Кайтукин после разгрома «паки с крымским войском в Крым ушел». Т.Х.Ало-
ев уточняет, что Имеат-Гирей — это Мурад-Гирей, кубанский сераскер и брат Бахты-
Гирея [Алоев, 2009: 183, 191]. У него же см. подробное описание апрельской битвы
1729 г., закончившейся гибелью обоих братьев-султанов [Алоев, 2009: 189-191].
Кубанский султан Бахты-Гирей
133
сведения об «убивстве» братьев-султанов. Не отрицая историчности
сведений о гибели Дели-султана в Кабарде, отметим лишь, что интер-
претационные версии, какими бы они ни были, лишний раз свидетель-
ствуют о масштабе личности мятежного и мятущегося султана, не за-
бытого современниками и после своей смерти.
Организуя крупные набеги на российские территории, султан Бах-
ты-Гирей выстраивал собственную систему отношений с кочевыми
народами Кубани и Поволжья, традиционный уклад жизни которых
был немыслим без фронтирного состояния причерноморской степи
и территорий «кавказского узла». Эта система, создаваемая султаном
уже на рубеже XVII-XVIII вв., стала основой его неофициальной вла-
сти, позволившей ему, однажды лишенному официальных должно-
стей, в течение второго и третьего десятилетий XVIII в. оставаться
едва ли не главной политической фигурой на Северо-Западном Кавка-
зе, имея при этом влияние, выходившее далеко за пределы данного
региона. Репутация, обретенная Бахты-Гиреем благодаря организации
успешных набегов на русские «украйны» и другие земли, составляла
его основной «капитал», который он успешно конвертировал в воен-
ные, денежные и социальные ресурсы, оставаясь в течение длительно-
го времени на гребне волны многих событий в истории крымско-ту-
рецких, крымско-русских и русско-турецких отношений. Авторитет
его официальной власти как ханского наместника на Кубани, как
и эффективность его неофициальной власти (то усиливавшейся, то
ослабевавшей, но никогда не сводившейся на нет), поддерживался
традиционным для степного порубежья способом — организацией
набегов на земледельческую территорию и поддержанием сложной
системы реципрокций, в которую активно включались фронтирные
элиты.
Бахты-Гирей, безусловно, был одним из последних, кому часто
удавалось осуществлять набеги без санкции государства в условиях
становления линейных границ на российско-турецком пограничье.
В новых политических условиях, нелегитимно захватив власть на Ку-
бани, султан Бахты*Гирей делал то, что не мог себе позволить ни один
крымский хан или его официальный представитель, — организовывал
и проводил успешные и богатые добычей походы либо создавал усло-
вия для продолжения набегов. Реализуя годами такие методы, Бахты-
Гирей не только создавал и поддерживал свой значительный репута-
ционный, символический капитал, но и формировал обширные соци-
альные сети, где его власть хотя и была неофициальной, но оставалась
значимой. Эти обширные социальные сети и коммуникации, созда-
134
В.В.Грибовский, Д.В.Сень
ваемые и поддерживаемые Бахты-Гиреем, охватывали пространство от
украинского Запорожья до кавказской Кабарды. Вот почему на протя-
жении почти всей первой трети XVIII в. Бахты-Гирей оставался важ-
ным действующим лицом в сложной игре, которую вели элиты погра-
ничных сообществ со своими имперскими сюзеренами. Таким обра-
зом, на протяжении почти всей первой трети XVIII в. Бахты-Гирей
успешно возглавлял и направлял различные социально-политические
и военные силы, которые оказывали сильнейшее противодействие раз-
витию отношений между Российской и Османской империями, а так-
же нормализации пограничных отношений Крымского ханства и Рос-
сии.
Адыгская, 2006 — Адыгская (Черкесская) энциклопедия. М., 2006.
Акты, 1891 — Акты, относящиеся к истории Войска Донского, собранные гене-
рал-майором А.А. Яншиным. Т. 1. Новочеркасск, 1891.
Алоев, 2009 — Алоев Т.Х. Баксанская битва (У Крымских стен) 26-28 апреля 1729 г.:
военно-политические предпосылки и условия успешного отражения Кабардой
крымской агрессии // Актуальные проблемы истории и этнографии народов
Кавказа. Сб. ст. к 60-летию В.Х. Кажарова. Нальчик, 2009.
Apxie, 1998 — Apxie Коша Ново!' Запорозько! Cini. Корпус докуменпв. 1734-1775.
Т. ГКшв, 1998.
Батыров, 2006 — Батыров В.В. Кубанский правитель Бахты-Гирей Салтан во
взаимоотношениях с Калмыцким и Крымским ханствами // Сарепта. Исто-
рико-этнографический вестник. Волгоград, 2006.
Бранденбург, 1867 — Бранденбург Н. Кубанский поход 1711 года // Военный
сборник. 1867. Кн. 3. Март.
BiftcKoei, 2009 — Вшсков! кампанй доби гетьмана 1вана Мазепи в документах.
Упор. С.Павленко. Кшв, 2009.
Виноградов, 2011 — Виноградов А.В. Мурад-Гирей в «Астрохани». К истории по-
литики России на Нижней Волге и на Кавказе в 1586-1591 гг. // История наро-
дов России в исследованиях и документах. Вып. 5. М., 2011.
Галенко, 2010 — Галенко О. Схщна Свропа 1704-1709 рр. у висвпленш осман-
сько’Г хрошки Мегмеда Рашида // УкраТна в Центрально-Схщнш Сврош.
Вип. 9-10. Кшв, 2010.
Гераклитов, 1923 — Гераклитов А.А. История Саратовского края в XVI-XVII вв.
Саратов, 1923.
Грибовський, 2008 — Грибовський В. Ногайсью орди у полпичшй систем! Крим-
ського ханства // Украша в Центрально-Схщшй Сврош (з найдавшших час!в
до кшця XVIII ст.). Вип. 8. Кшв, 2008.
Грибовский, 2009 — Грибовский В.В. Управление ногайцами Северного Причер-
номорья в Крымском ханстве (40-60-е годы XVIII в.) // Тюркологический
сборник. 2007-2008. История и культура тюркских народов России и сопре-
дельных стран. М., 2009.
Кубанский султан Бахты-Гирей
135
Грибовский, Сень, 2010а — Грибовский В.В., Сень Д.В. Фронтирные элиты и про-
блема стабилизации границ Российской и Османской империй в первой трети
XVIII в.: деятельность кубанского сераскера Бахты-Гирея // Украша в Цен-
трально-Схщнш Сврош. Вип. 9-10. Ки!в, 2010.
Грибовский, Сень, 20106 — Грибовский В.В., Сень Д.В. Проблема стабилизации
российско-турецкого порубежья первой трети XVIII в. и роль элит Крымского
ханства: кубанский султан Бахты-Гирей // Востоковедные исследования в Кал-
мыкии. Вып. 4. Элиста, 2010.
Грибовский, Сень, в печати — Грибовский В.В., Сень Д.В. Военная деятельность
Бахты-Гирея и проблема набега в истории Крымского ханства (первая треть
XVIII в.) // Единорог. Материалы по военной истории Восточной Европы эпо-
хи Средневековья и раннего Нового времени. М.
Доба, 2007 — Доба гетьмана 1вана Мазепи в документах. Ки'Гв, 2007.
Жемухов, 2008 — Жемухов С.Н. Кабардино-крымская война 1720-1721 гг. и ее
историческое значение // Канжальская битва и политическая история Кабарды
первой половины XVIII века: Исследования и материалы. Нальчик, 2008.
История, 2005 — История Кабардино-Балкарии в трудах Г.А.Кокиева. Нальчик,
2005.
Кабардино-русские, 1957 — Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв. Доку-
менты и материалы в 2-х тт. Т. 2. М., 1957.
Канжальская, 2008 — Канжальская битва и политическая история Кабарды первой
половины XVIII века: Исследования и материалы. Нальчик, 2008.
Кириллов, 1977 — Кирилов И.К. Цветущее состояние Всероссийского государ-
ства. М., 1977.
Клапрот, 2008 — Клапрот Ю. Описание поездок по Кавказу и Грузии в 1807 и
1808 годах. Нальчик, 2008.
Кожев, 2008 — Кожев З.А. Канжальская битва и динамика кабардино-русских
отношений в первой трети XVIII в. // Канжальская битва и политическая исто-
рия Кабарды первой половины XVIII века: Исследования и материалы. Наль-
чик, 2008.
Кочекаев, 1988 — Кочекаев Б.-А. Б. Ногайско-русские отношения в XV-XVIII вв.
А.-А., 1988.
Курбанов, 1995 — Курбанов А.В. Ставропольские туркмены. Историко-этнографи-
ческие очерки. СПб., 1995.
Лавринова, 1990 — Лавринова Т.И. Царицынская линия: история строительства в
1718-1720 гг. и первые годы существования. Автореф. канд. дис. Воронеж, 1990.
Малиновский, 2004 — Малиновский Б. Избранное. Аргонавты западной части Ти-
хого океана. М., 2004.
Марзей, 2004 — Марзей А.С. Черкесское наездничество — "Зек1уе". Нальчик, 2004.
Материалы, 1871 — Материалы Военно-учетного архива Главного штаба. Изд.
под ред. А.Ф.Бычкова. Т. I. СПб., 1871.
Мининков, 2004 — Мининков Н.А. Человек второго ряда как исследовательская
проблема // Человек второго плана в истории. Вып. 1. Ростов-на-Дону, 2004.
Михайлов, 2008 — Михайлов А.А. Кабарда в военной истории России первой по-
ловины XVIII века // Канжальская битва и политическая история Кабарды пер-
вой половины XVIII века. Исследования и материалы. Нальчик, 2008.
136
В.В.Грибовский, Д.В. Сень
Мышлаевский, 1898 — Мышлаевский А.З. Война с Турциею 1711 года (Прутская
операция): материалы, извлеченные из архивов. СПб., 1898.
Описание, 1939 — Описание калмыцких народов, а особливо из них Торгаутского
и поступков их ханов и владельцов, сочиненое статским советником Васильем
Бакуниным, 1761 года//Красный архив. Т. 3 (94). М., 1939.
Орешкова, 1971 — Орешкова С.Ф. Русско-турецкие отношения в начале XVIII в.
М., 1971.
Пейссонель, 2009 — де Пейссонель Ш. Записка о Малой Татарии. Пер. с франц.
В.Х.Лотошниковой; вступ. ст., примеч. и коммент. В.Грибовского. Днепропет-
ровск, 2009.
ПСЗ — Полное собрание законов Российской империи. 1-е собрание. Т. 4 (1700—
1712 гг.). СПб., 1830.
Походная, 2011 — Походная канцелярия вице-канцлера Петра Павловича Шафи-
рова: новые источники по истории России эпохи Петра Великого. В 3-х ч. Изд.
подгот. Т.А.Базарова, Ю.Б.Фомина. Сост., вступ. ст., комм. Т.А.Базаровой.
Ч. 3. 1706-1717 годы. СПб., 2011.
Российские ведомости, 1725 — Российские ведомости. 1725. № 56. 22 декабря.
Российские ведомости, 1726а — Российские ведомости. 1726. № 10. 15 февраля.
Российские ведомости, 17266 — Российские ведомости. 1726. № 11. 25 февраля.
Санин, 1993 — Санин ОТ. Антисултанская борьба в Крыму в начале XVIII в. и ее
влияние на русско-крымские отношения // Материалы по археологии, истории
и этнографии Таврии. Вып. III. Симферополь, 1993.
Санин, 1996 — Санин О.Г. Отношения России и Украины с Крымским ханством в
первой четверти XVIII века. Автореф. канд. дис. М., 1996.
Сборник, 1878 — Сборник Императорского Русского исторического общества.
Т. 25. СПб., 1878.
Смирнов, 1889 — Смирнов В. Крымское ханство под верховенством Отоманской
Порты в XVIII в. до присоединения его к России // Записки Одесского общест-
ва истории и древностей. Т. 15. Одесса, J889.
Смирнов, 2005 — Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Отоман-
ской Порты. В 2-х томах. М., 2005.
Субтельний, 1994 — Субтелъний О. Мазепинщ. Укра’шський сепаратизм на по-
чатку XVIII ст. Кшв, 1994.
Тепкеев, 2005 — Тепкеев В.Т. Калмыцко-крымские отношения в XVIII веке (1700—
1771 гг.). Дис. ... канд. ист. наук. М., 2005.
Тепкеев, 2006 — Тепкеев В.Т. Калмыцко-крымские отношения в период с 1710 по
1715г. // Итоги XXXVII Международного конгресса востоковедов (ICANAS-
2004) и перспективы развития востоковедения в Астраханском крае. Расши-
ренное заседание Совета по научной работе Астраханской областной библио-
теки им. Ц.К.Крупской 27 сентября 2004 г. — Астраханское востоковедение.
Вып. 1. Астрахань, 2006.
Торопицын, 2008 — Торопицын И.В. Набеги кубанских татар на Россию в 1715 г. //
Козацька спадщина. Альманах 1нституту сусшльних дослщжень. Вип. 4.
Дншропетровськ, 2008.
Торопицын, 2011 — Торопицын И.В. Россия и ногайцы: поиск путей самоопре-
деления и сосуществования (первая половина XVIII в.) // Тюркологический
Кубанский султан Бахты-Гирей
137
сборник. 2009-2010: Тюркские народы Евразии в древности и средневековье.
М., 2011.
Труды, 1874 — Труды областного Войска Донского статистического комитета.
Вып. II. Отд. II. Новочеркасск, 1874.
Турция, 1977 — Турция накануне и после Полтавской битвы (Глазами австрий-
ского дипломата). М., 1977.
Фелицын, 1904 — Фелицын ЕД. Сборник архивных документов, относящихся к
истории Кубанского казачьего войска и Кубанской области. Т. 1. Екатерино-
дар, 1904.
Фидарова, 2007 — Фидарова Р.З. Противоборство княжеских коалиций в Кабарде
и роль внешних факторов в его обострении (1720-1725) // Исторический вест-
ник. Вып. 5. Нальчик, 2007.
Хайдарлы, 2003 — ХайдарлыД.И. Молдавия и Крымское ханство (1718-1774 гг.) //
Stratum plus. № 6. Кишенеу, 2003-2004.
Халим Гирай-султан, 2008 —Халим Гирай-султан. Розовый куст ханов, или Исто-
рия Крыма. Транскр., пер., переложения А.Ильми, сост. приложений и поясне-
ния К.Усеинова. Симферополь, 2008.
Цюрюмов, 2007 — Цюрюмов А.В. Калмыцкое ханство в составе России: проблемы
политических взаимоотношений. Элиста, 2007.
Эварницкий, 1903 — Эварницкий Д.И. Источники для истории запорожских Коза-
ков. Т. 2. Владимир, 1903.
Якубова, 2005 — Якубова И.И. «Кабардинский вопрос» в русско-турецких отно-
шениях в середине XVIII в. // Исторический вестник. Вып. 2. Нальчик, 2005.
Hammer, 1856 — von Hammer J. Geschichte der Chane der Krim unter der osma-
nischen Herrschaft. Vienne, 1856.
Howorth, 1880 — Howorth Henry H. History of the Mongols from the 9th to the 19th Cen-
tury. Pt II. The So-called Tartars of Russia and Central Asia. Division I. L., 1880.
Le khanat, 1978 — Le khanat de Crimee dans les archives du Musee du Palais de Top-
kapi. Pres, par A.Bennigsen, P.Naili Boratov, D.Desaive, Ch.Lemercier-Quelquejay.
P., 1978.
Sutton, 1953 — Sutton R. The Despatches of Sir Robert Sutton, Ambassador in Con-
stantinople (1700-1714). L., 1953.
АВПРИ — Архив внешней политики Российской империи
ГАРО — Государственный архив Ростовской области
ГАВО — Государственный архив Воронежской области
РГАДА — Российский государственный архив древних актов
РГА ВМФ — Российский государственный архив военно-морского флота
РГВИА — Российский государственный военно-исторический архив
К.А.ЖУКОВ
(Санкт-Петербург)
Восточная титулатура Петра I
в Астраханском манифесте
оТ 15 июля 1722 г.1
Знаменитый «Турецкий манифест» Петра I был отпечатан в Астра-
хани в плавучей типографии светлейшего князя Дмитрия Константино-
вича Кантемира (1673-1723) наборным арабским шрифтом 15 числа
месяца теммуза (июля) 1722 г. (даты здесь и далее приводятся по старо-
му стилю. — К.Ж.) непосредственно перед началом Персидского похо-
да русского царя. В научный оборот этот документ введен довольно
давно. Впервые полная фотокопия экземпляра «Турецкого манифеста»
(три страницы), в настоящее время хранящегося в Архиве востоковедов
Института восточных рукописей РАН (Р. 1, оп. 7, №23/1287), была
опубликована еще в 1928 г. [Пятницкий, 1928: 135-137]. В дальнейшем,
уже по этой публикации, неоднократно воспроизводились либо первая
страница манифеста (полностыб) [Каримуллин, 1963: 99; Каримуллин,
1992: 72], либо только тугра (царская монограмма) и интитуляция Пет-
ра [Крачковская, 1949: 279; Густерин, 2008: 61]. Языковая принадлеж-
ность данного документа («хороший османский язык»), а также автор
турецкого перевода (Д.К.Кантемир) в свое время были установлены
акад. А.Н.Кононовым [Кононов, 1982: 40].
В 1988 г. был опубликован обнаруженный в Берлине печатный
экземпляр «Турецкого манифеста», имеющий тугру, совершенно от-
личную от той, которой украшен уже давно известный петербургский *
При работе над этой статьей я пользовался советами своих коллег — преподава-
телей Восточного факультета СПбГУ Е.К.Ивановой, Т.В.Образцовой, О.И.Редькина и
Н.Н.Телицина, за что выражаю им свою глубокую признательность. Разумеется, все воз-
можные недочеты данной статьи относятся исключительно на мой счет. Приношу также
искреннюю благодарность президенту ИСАА МГУ М.С.Мейеру, предоставившему в мое
распоряжение экземпляр новейшего казанского издания «Турецкого манифеста» Петра I.
©Жуков К.А., 2013
Восточная титулатура Петра I в Астраханском манифесте...
139
экземпляр. И, наконец, совсем недавно экземпляр манифеста (полно-
стью идентичный берлинскому), хранящийся в Москве в Российском
государственном архиве древних актов, был опубликован в Казани
(подробнее об этих двух последних экземплярах см. ниже).
Наряду с османо-турецким, имеется отпечатанное в петербургской
типографии немецкое издание манифеста; кроме того, в «Кабинетных
делах» Петра I сохранилась рукописная «копия манифеста с турецкого
на латинский, а с латинского на русский от слова до слова переведен-
ного» [Пекарский, 1862: Т. 2, 578-579]. Двойной перевод в данном
случае объясняется тем, что Кантемир недостаточно владел русской
письменной речью. С латыни на русский язык и обратно письменные
переводы для Кантемира осуществлял его личный секретарь Иван
Ильинский. Этот русский текст манифеста (упомянутый выше перевод
«от слова до слова»)2, а также другие переводы и расшифровки обеих
тугр неоднократно публиковались (о них см. ниже).
В настоящее время, во многом благодаря последним архивным разы-
сканиям В.И.Цвиркуна, мы можем уже полнее, чем прежде, представить
ход подготовки и печатания «Турецкого манифеста». Так, стало извест-
но, например, что, получив соответствующее поручение от Петра I, Кан-
темир, человек весьма искушенный в дипломатии, первым делом под-
нял вопрос относительно царской титулатуры, применяемой в то время
в практике дипломатических сношений с восточными государями.
В своем письме президенту Коллегии иностранных дел канцлеру Го-
ловкину от 25 апреля 1722 г. он обратился к канцлеру с такой просьбой:
«Государь мой, светлейший граф Таврило Иванович. Соблаго-
воли в Государственной Иностранных дел Коллегии приказать,
нижеозначенное выписав, прислать ко мне:
1. Как со стороны Его Императорского Величества Султану Ту-
рецкому, Шаху Персидскому, Хану Крымскому, Хану Хивинскому
и прочих тех стран владетелям титул в письме дается.
2 Впервые бьГп напечатан еще в 1789 г. в известном труде И.И.Голикова [Голиков,
1838: 132-135]. Недавно (по другой публикации) он был воспроизведен в монографии
П.В.Густерина [Густерин, 2008: 99-102]. Здесь заметим, что в тексте этого старого рус-
ского перевода, помимо нечеткости в передаче ряда восточных терминов, например —
обращение к «Корбшицам», т.е. к «командирам сельских стражников» (коруджу-баши-
яну есть также ошибки в датах. Например, вместо правильной даты захвата г. Шемаха
Дауд-Бегом и Сурхаем (в турецком тексте манифеста — 1721 г./1134 г. по хиджре), стоит
1712 год, «то есть от Магомеда в 1124 году» [Голиков, 1838: 132]. Этот явный анахро-
низм, отсылающий нас ко времени первого захвата этого города Дауд-Бегом, или являет-
ся механической ошибкой, или отражает ход редактуры текста манифеста. Неверно в
этом русском переводе датирован и сам документ: 15 июня, вместо 15 июля (теммуза).
140
К.А.Жуков
2. Какой титул Султан Турецкой и прочие вышеупомянутые дают
императорскому величеству, из самих оригиналов их выписать.
3. Буде здесь, при Иностранной Коллегии нет бумаги турецкой,
лощенной с одной стороны, то надлежит прислать Александрий-
ской бумаги листов 200 и больше, чтоб дать выгладить с одной
стороны <...>» [Цвиркун, 2010: 280].
Действительно, Кантемир очень хорошо понимал политическое зна-
чение официальной титулатуры в дипломатических документах. Так,
в своей знаменитой «Истории возвышения и падения дома Османов» он
пишет, например, что после Полтавской битвы Карл XII, пытаясь скло-
нить султана к войне с Россией, отослал в Константинополь выгравиро-
ванный в Амстердаме портрет русского царя, который украшала сле-
дующая латинская подпись: Петр Первый — Монарх русско-греческий
[Cantemir, 1734-1735: 450]. Очевидно, что этот дипломатический ход
шведского короля был хорошо продуман: такой вызывающий титул
просто не мог не вызвать приступа ярости у османского падишаха.
Из приведенного выше, письма канцлеру Головкину также стано-
вится ясно, что Кантемир намеревался придать документу такой
внешний вид, который бы полностью соответствовал тогдашним нор-
мам османского дипломатического формуляра. Однако эти намерения
князя не были адекватно поняты в Петербурге: с большой задержкой,
лишь 5 июня 1722 г., ему был прислан в качестве образца перевод
грамоты короля прусского к Его Императорскому Величеству Петру I
[Цвиркун, 2010: 280], который, по понятным причинам, не слишком
мог помочь делу. Поэтому все йужные решения пришлось принимать
«на ходу», т.е. уже по пути в Астрахань. В своем письме из Нижнего
Новгорода советнику канцелярии в Коллегии иностранных дел В.В.Сте-
панову от 31 мая 1722 г. князь Кантемир пишет:
«Благородный господин, Господин Советник. Изволь чрез сего
переводчика копию манифеста, запечатав, прислать ко мне, чтоб
была при мне для переводу. <...> При том же изволь прислать ко-
пию титулов, о которых я предлагал чрез мемориал в Государст-
венную Иностранных дел Коллегию» [Цвиркун, 2010: 285].
Из процитированного выше письма следует, что русский текст (про-
межуточный перевод) «Турецкого манифеста» был уже к этому времени
согласован с Коллегией; также, по всей видимости, была согласована
и ранее предложенная Кантемиром восточная титулатура российского
императора. Окончательная редакция текста была одобрена самим им-
ператором уже в Астрахани, непосредственно в дни печатания манифе-
Восточная титулатура Петра I в Астраханском манифесте...
141
ста. Известно, например, что в своем письме от 14 июля 1722 г. Канте-
мир задавал такой вопрос кабинет-секретарю А.В.Макарову:
«Изволь его императорскому величеству доложить: манифест,
который теперь на турецком языке печатается, будет ли чьею ру-
кою подписан, или, вместо подписания, имя чье напечатать, или
ничего того не будет. Такожде, который месяц и число, и место, где
печатано, в оном изобразить? <...> Половина манифеста с одной
стороны листа уже до тысячи напечатана, а сегодня и другая поло-
вина с другой стороны листа печататься будет, того ради хощу ве-
дати, ровно ли 1000 печатать или больше, чтоб к завтрему весь
кончить» [Пекарский, 1862: Т. 2, 653].
24 июля 1722 г. поручик Лопухин был послан в г. Тарки «с манифе-
стами печатными на турецком языке, которые велено ему было разо-
слать в Дербент, в Шемаху, в Баку (города со значительной долей тюр-
коязычного населения. — К.ЖУ и для того послано с ним терских татар
и черкес с 30 человек, с которыми те манифесты рассылать» [Пекар-
ский, 1862: Т. 2, 578]. Помимо этого, уже в августе, часть тиража была
отослана в Коллегию иностранных дел советнику В.В.Степанову.
В «Повсядневных записках» кантемировского секретаря И.Ильин-
ского есть следующая запись: «5 августа войско все в поход пошло.
Манифест турецкий 150 (экз.) отослан к Василию Васильевичу чрез
переводчика Льва Залеева» [Пекарский, 1862: Т. 1, 237]3.
Конечным пунктом назначения этих полутора сотен экземпляров
манифеста был, безусловно, Константинополь, а адресатом (для даль-
нейшего распространения) — тогдашний российский резидент в ос-
манской столице Иван Неплюев4. Здесь надо подчеркнуть, что Пер-
сидский поход Петра I существенно задевал интересы Порты. Неслу-
чайно один из последних абзацев текста этого документа был напря-
мую адресован купцам и всем подданным османского султана, нахо-
дящимся в тот момент на персидской территории. В манифесте также
давались заверения в приверженности российского императора вечно-
му миру с Османской Турцией. Однако в Константинополе эти мир-
ные уверения никого не убедили: в 1723-1724 гг. турецкие войска
двинулись в Закавказье, захватив Тифлис и Эривань. В результате (по
Стамбульскому договору от 12 июня 1724 г.) между Россией и Турци-
ей произошел раздел бывших иранских территорий. Своего рода бу-
3 См. также список переводчиков с восточных языков, сопровождавших Кантемира
в Персидском походе [Цвиркун, 2010: 277-279].
4 О дипломатических усилиях И.И.Неплюева, направленных на сохранение мира с
Портой, см., в частности, у С.М.Соловьева [Соловьев, 1993: Кн. IX, Т. 18, 380-392].
142
К.А.Жуков
ферным образованием (под протекцией Порты) стало Ширванское
ханство (столица г. Шемаха) Дауд-Бега5.
Теперь обратимся к анализу титулов Петра I, содержащихся в тугре
и в интитуляции, предваряющей текст Астраханского манифеста, вна-
чале — по петербургскому экземпляру. Данная тугра, т.е. выполненная
каллиграфическим почерком (в виде заставки) восточная титулатура
русского царя, В.И.Беляевым и Л.В.Дмитриевой была прочитана сле-
дующим образом: «Petros al-kebir ibn Alekseyevi^ as-sultan a§-§imaleyn ve
hakan al-bahreyn», т.е. «Петр Великий сын Алексеевич султан обоих
северов и хакан обоих морей» [Быкова-Гуревич, 1955: 497].
В развернутом виде титулы Петра даются в следующей за тугрой
интитуляции. Упрощенная (современная турецкая) транслитерация
и русский перевод, предложенные В.И.Беляевым и Л.В.Дмитриевой,
выглядят так:
bi avni rabbani ve kudreti cihandani ile biz Petros evvelki imperator
tavaif Rus huddar arzeyn memaliki §imaleyn tulu ve az-zaval ve an-nisf
an-nahareyn padi^ah al-bareyn ve hakan al-bahreyn ve nice dahi sair ve
sair padi§ahhklarin ve hukumetgahlerin hakimi ve malikane buyurkacisi.
5 Этот лезгинский предводитель, «происхождением из подлости, но грабительством
своим пришедший в знатность», еще в августе 1721 г. вместе с кази-кумыцким ханом
Сурхаем захватил Шемаху. При захвате города пострадало большое число русских
купцов, размер их ущерба, по некоторым данным, составил 500 тысяч рублей [Голиков,
1838: 37-38; Соловьев, 1993: Кн. IX. Т. 18, 364, 381].
Восточная титулатура Петра I в Астраханском манифесте...
143
И, соответственно, перевод:
«С божьей помощью и с силой всезнающего мы, Петр Первый, им-
ператор народов России, обладатель земель стран северных, запад-
ных и восточных и полночных, падишах земель и хакан морей
и правитель еще многих прочих и прочих, и прочих государств
и правительств (тот который) повелевает как малик (государь)»
[Быкова-Гуревич, 1955: 497].
Что касается уже упоминавшегося нами перевода петровского вре-
мени («от слова до слова»), то он таков: «Божию споспешествующею
милостью Мы, Петр Первый, Император Всероссийский, Самодержец
Восточных и Северных Царств и земель от Запада до Юга, Государь над
землею, Царь над морями, и многих других Государств и Областей Об-
ладатель и по Нашему Императорскому достоинству Повелитель и про-
чая» [Голиков, 1838: 132]. В целом, таким образом, новый и старый пе-
ревод интитуляции из манифеста вполне совпадают; разумеется, при их
сравнении надо исключить явную опечатку в тексте нового перевода:
здесь, конечно, следует читать «полуденных», а не «полночных».
Современная татарская транслитерация текста, предложенная в но-
вейшем казанском издании «Турецкого манифеста» Петра I, отличает-
ся более внимательной расстановкой показателя такой грамматиче-
ской категории, как персидский изафет; кроме того, лучшая сохран-
ность экземпляра РГАДА позволила татарским исследователям в ряде
случаев исправить прежнее чтение, например rusi вместо Rus и
buyrukcisi вместо buyurkacisi (как было у Беляева и Дмитриевой) [Ха-
диев-Усманов, 2010: 58]. Соответственно, новейший русский перевод
звучит у них следующим образом: «Петр Великий Алексеевич прави-
тель двух северов и повелитель двух морей / Божьей помощью и Гос-
подней силою, мы, Петр Первый, император всероссийский, самодер-
жец земель Северных, [места] восхода и [места] заката [Солнца],
[стран] полдневных, государь двух материков, повелитель двух морей
и многих, и многих, и многих других царств и провинций правитель
и владетельный управитель» [Хадиев-Усманов, 2010: 66].
При сравнении титулатуры, использованной Кантемиром в турец-
ком тексте манифеста, с восточной титулатурой Петра I, известной
нам из царских грамот (универсалов) буджацким и крымским татарам
1711 года [Корш, 1893: 14]6, становится ясно, что в данном случае
Кантемир применил несколько иную формулу, опираясь на уже зна-
6 О титулатуре русских государей в дипломатических сношениях с Крымским хан-
ством и Османской Портой в XVII в. см. также у И.В.Зайцева [Зайцев, 2006: 56-57].
144
К.А.Жуков
комые ему турецкие клише. В частности, в тугре петербургского эк-
земпляра манифеста употреблен вариант рутинной титулатуры турец-
ких султанов, украшавшей в тот период золотые и серебряные монеты
османских падишахов, а именно sultan al-berreyn ve hakan al-bahreyn.
Традиционно в научной литературе этот титул принято переводить как
«султан двух континентов (Европы и Азии) и хакан (владыка) двух
морей (Белого/Средиземного и Черного)».
Представляется, что магия данного титула оказала свое воздействие
на авторов уже известных нам транслитераций: и в транслитерации Беля-
ева-Дмитриевой, и в новейшем казанском издании их авторы предлага-
ют чтение петербургской тугры и интитуляции с использованием араб-
ского двойственного числа,4 что в переводе приводит, на наш взгляд, к
очевидным несуразицам, например: «султан обоих северов», «правитель
двух северов» и т.п. Если же усмотреть в указанном тексте (т.е. в тугре и
в интитуляции) употребление арабского множественного числа, то при-
дется признать полную адекватность старого русского перевода петров-
ского времени, который последовательно передает данную грамматиче-
скую категорию исключительно русским множественным числом. За-
метим также, что такая форма арабского множественного числа, напри-
мер в иносказательном имени Всевышнего — Rabbiilalemin (Владыка
миров), встречается на второй странице текста «Турецкого манифеста».
Представляется также, что старый русский перевод может сослу-
жить хорошую службу и в некоторых других случаях, в частности став
основой для предположения о возможной типографской опечатке в
оригинальном тексте интитуляции. Так, на наш взгляд, форма «по
Нашему Императорскому достоинству» в турецком оригинале могла
быть выражена словосочетанием kudret-i cihandari ile, но в нем, по
всей вероятности, была допущена опечатка: «cihandani».
Итак, после всех перечисленных выше исправлений предлагаемый
нами перевод мог бы выглядеть следующим образом: «Петр Великий
сын Алексеевич султан северов [северных стран] и владыка (хакан)
морей / Божьей помощью и императорской (джихандари) властью,
Мы, Петр Первый, император племен русских, самодержец (ходдар)
земель стран северных, восхода и заката и полуденной половины, па-
дишах суши и владыка морей и еще многих-многих других царств и
столиц властитель и земель повелитель».
В этой титулатуре интересно отметить Кантемиров перевод русского
слова самодержец. Известно, что у драгоманов (переводчиков) возни-
кали трудности при передаче этого титула на турецкий язык. Так, на-
пример, в письме Алексею Михайловичу от 27 июля 1654 г. известный
Восточная титулатура Петра I в Астраханском манифесте...
145
драгоман османских султанов Зульфикар-ага даже употребил этот тер-
мин без перевода [Мейер-Файзов, 2008: 25, 101]. Самодержец — это
калька греческого термина автократ, т.е. «неограниченный, единолич-
ный правитель». В данном случае прекрасно владеющий греческим
языком Кантемир употребил для передачи этого слова персидское слово
ходдар, которое является чистой калькой, формальным эквивалентом
русского слова самодержец, но в современном персидском языке имеет
более узкий смысл, а именно «владеющий собой» (тот же смысл имело
это слово в османском языке девятнадцатого века).
И, наконец, самое главное. В Астраханском манифесте впервые
в практике дипломатических сношений с Востоком вместо титула
царь (чар/сар) был употреблен титул император, принятый Петром I
тогда еще сравнительно недавно, а именно 22 октября 1721 г., и при-
знанный к тому моменту только Пруссией и Голландией. Титулы Пет-
ра даются в следующем порядке: император, ходдар, падишах, хакан,
хаким («властитель»), буйрукджи («правитель»).
В этой интитуляции мы не видим тех титулов, которые употребля-
лись османской дипломатической канцелярией при обращении к Алек-
сею Михайловичу: ulu han, gar ve biiyuk knyaz, ciimle Urusun hilkumdan
(«Великий хан, царь и великий князь, государь Всея Руси») [Мейер-
Фаизов 2008: 96]; она также отличается от восточной титулатуры само-
го Петра, использованной в его воззваниях к буджацким и крымским
татарам (см. выше). Интитуляция Петра, предложенная Кантемиром, —
абсолютно новая, с широким использованием турецких клише. Единст-
венным «неосманским» словом в ней является титул imperator, доселе
применявшийся турками только в дипломатической переписке с Габс-
бургами, при обращении к императору Священной Римской империи.
Таким образом, в «Турецком манифесте» Петра I российской сто-
роной впервые была сделана заявка на признание правителями госу-
дарств Востока легитимности императорского титула за русским ца-
рем. Со стороны Османской Турции такой шаг последовал только
в 1741 г., а в 1774 г. (по Кючук-Кайнарджийскому мирному договору)
Блистательная Порта дала обязательство «употреблять священной ти-
тул императрицы всероссийской во всех актах и публичных грамотах,
так, как и во всех прочих случаях, на турецком языке, то-есть: Тема-
мен Руссиелерин Падышаг» [Дружинина, 1955: 353].
В заключение надо сказать, что за последние десятилетия известная
нам «Кантемириана» значительно обогатилась. Во-первых, в 1984 г.
румынский исследователь В.Кандя в одной из библиотек Гарвардского
Университета обнаружил латинский список «Истории возвышения и
146
К.А.Жуков
падения дома Османов», в свое время подготовленный к публикации
самим Д.К.Кантемиром (его рукою в этом списке были сделаны необ-
ходимые исправления и внесены арабографичные вставки). В 1999 г.
великолепное издание этого списка наконец-то было осуществлено
[Candea, 1999]. Во-вторых, в 1988 г. был введен в научный оборот еще
один печатный экземпляр «Турецкого манифеста» [Cioranesco, 1988].
Этот экземпляр сохранился в Берлинской Академии, куда в свое время
поступил от наследников Кантемира (как известно, Кантемир был из-
бран членом Прусской Академии наук в 1714 г. — К.Ж.). Текст этого
документа полностью совпадает с текстом петербургского экземпляра
«Турецкого манифеста». Однако берлинский экземпляр имеет одно, но
существенное отличие: его украшает другая тугра.
О oUoljCMj I'UUmU!, .
ijjla djXb&tpKap с/£ШлЦ<>(р jiUj
К расшифровке этой тугры ее публикатор, Г.Чоранеско, привлек
французского османиста Н.Белдичану, который предложил следую-
щее, частично ошибочное, чтение: «Petro ibn al-Aleksi padisah-i Rus»
[Cioranesco, 1988: 259, 267]. Правильное османо-турецкое чтение этой
тугры такое:
«Petr-i evvel ibni Aleksi padi§ah-i rusi», т.е. «Петр Первый сын Алек-
сея падишах русский».
Представляется, что по своим художественным достоинствам бер-
линская тугра несколько выигрывает в сравнении с петербургской
(первая более лаконична и компактна). Отметим также, что написания
имен Петр и Алексей в этих двух туграх не совпадают. Причина ис-
Восточная титулатура Петра I в Астраханском манифесте...
147
пользования двух разных тугр при печатании идентичного текста
«Турецкого манифеста» для нас пока остается загадкой.
И, наконец, еще одним приобретением для «Кантемирианы» явился
уже неоднократно упоминавшийся нами сборник материалов, укра-
шенный на обложке вышеописанной тугрой и озаглавленный «Первое
тюрко-татарское печатное издание в России: манифест Петра! 1722
года» [Хадиев-Усманов, 2010]. В нем, в частности, был опубликован
еще один экземпляр манифеста (идентичный берлинскому), храня-
щийся в РГАДА (Ф. 191 (Г.Я.Кер). № 101. Л. 48^19) [Морозов, 1996:
90-91]. При этом и составитель «Краткого каталога...», и публикаторы
остались в неведении относительно имеющегося берлинского экземп-
ляра манифеста и поэтому посчитали экземпляр РГАДА вторым со-
хранившимся экземпляром [Хадиев-Усманов, 2010: 28-29]. Автором
предисловия к казанскому сборнику выступил покойный востоковед-
тюрколог М.А.Усманов. Будучи добросовестным и высококвалифици-
рованным ученым, он, естественно, не мог согласиться с утвержде-
ниями о том, что известный напечатанный текст «Турецкого манифе-
ста» Петра I был «написан на татарском языке высоким стилем»,
и принял точку зрения акад. А.Н.Кононова о языковой принадлежно-
сти этого документа (о ней см. выше) [Хадиев-Усманов, 2010: 28-29].
Несмотря на э^о, в том же предисловии его автором последовательно
проводится идея о тюрко-татарском печатном издании манифеста как
о свершившемся факте [Хадиев-Усманов, 2010: 24-25, 29-30]. В связи
с этим считаем своим долгом заметить, что поскольку все обнаружен-
ные к настоящему времени типографские экземпляры манифеста на-
печатаны на турецком (османском) языке7, а известные нам архивные
материалы, имеющие отношение к его печатанию, трактуют этот до-
кумент исключительно как «Турецкий манифест», то, исходя из сего-
дняшней ситуации, мы вынуждены признать общее название казан-
ского сборника научно не совсем корректным. Вместе с тем, мы отме-
чаем полезную работу, выполненную нашими казанскими коллегами.
В заключение повторим ряд наиболее важных выводов, к которым
мы пришли в результате анализа приведенных выше материалов отно-
сительно обстоятельств печатания Астраханского манифеста Петра I.
Во-первых, в настоящее время у нас есть только такие документаль-
ные свидетельства, которые позволяют с уверенностью утверждать, что
этот манифест был отпечатан: 1) по-турецки; 2) тиражом не менее од-
ной тысячи экземпляров и 3) в двух типографских вариантах (с исполь-
7 В качестве курьеза отметим языковую атрибуцию этого документа (персидский
язык) в монографии П.В.Густерина [Густерин 2008: 61].
148
К.А.Жуков
зованием разных тугр). Таким образом, рассуждения о персидском и
татарском печатных вариантах этого манифеста пока остаются всего
лишь предположениями, имеющими корни в самой по себе очень цен-
ной, но все же вторичной литературе («Описание Каспийского моря...»
Ф.И.Соймонова, упомянутое сочинение И.И.Голикова8 и др.)9.
Во-вторых, совершенно очевидно, что причины появления этого
манифеста лежали в плоскости русско-турецких отношений. В апреле
1722 г., уже готовясь к Персидскому военному походу («Шемахинской
экспедиции»), император отдал следующее распоряжение Иностран-
ной коллегии:
«1. Ежели турки в произошедших обидах подданным россий-
ским со стороны персидской медиацию свою объявят, то взять на
доношение, дабы тем временем продолжить и в состоянии быть по-
том, смотря по конъюнктурам, на то ответствовать.
2. Буде турки за Персию или за бунтовщиков персидских (Дауд-
Бега и Сурхая. — К.Ж.) вступятся 41 объявят, чтоб со стороны рос-
сийской никаких воинских действ во владении персидском чинено не
было, и что они за то войну объявят; то хотя мочно против того нашу
правду обстоятельно представить, в таком случае к нам писать наис-
коряе, а туркам объявить, как повелено и писано к резиденту (И.И.Не-
плюеву. — К.Ж), что не для войны, а для бунтовщиков; а между
тем, в предосторожность от нападения татарского, заранее войска
учреждать с совета и по делу смотря» [Голиков, 1838: 108-109].
В соответствии с этими указаниями и был составлен текст «Турец-
кого манифеста». Формально он б^л построен по следующей модели.
После корроборации в виде тугры следовала восточная интитуляция
8 «Между тем Манифест Монарший был переведен на Персидский, Татарский и
Турецкий языки, и под дирекциею князя Кантемира, который и в сочинении оного
главное имел участие, на всех оных языках на его же судне напечатан», — писал, на-
пример, И.И.Голиков [Голиков, 1838: 131]. Несколько ранее он же сообщает, что Петр I
повелел следовать князю Кантемиру за собой, «и чтоб он взял с собою типографию
букв Восточных народов, а именно: Арабских, Персидских, Армянских и Индийских»
[Голиков, 1838: 121]. Понятно, что при использовании такого рода информации исто-
рику следует учитывать панегирический стиль этого сочинения, изобилующий всякого
рода гиперболами, наподобие «индийских» и прочих «букв восточных народов».
9 Интересно, что единственное известное на сегодняшней день произведение на вос-
точных языках (помимо «Турецкого манифеста»), вышедшее из плавучей типографии
Кантемира в 1722 г., также было отпечатано на османском (турецком) языке. Речь идет о
резюме (hulasa) тех статей из Полевого устава Уголовного уложения, которые распро-
странялись на жителей территорий, занятых русскими войсками во время Персидского
похода. Это резюме было напечатано также на русском языке [Dorn, 1868: 587, № 20].
Восточная титулатура Петра I в Астраханском манифесте...
149
Петра, затем — инскрипция (обращение) ко всем подданным «стараго
Нашего верного приятеля Шаха» (с подробным перечислением воз-
можных адресатов). После этого уже шли такие содержательные бло-
ки: 1) наррация в виде перечисления злодейств персидских бунтовщи-
ков, причем сумма убытков русских купцов в Шемахе была исчислена
в четыре миллиона рублей; 2) аренга — объяснение причины реши-
тельных действий российской стороны неспособностью «Его Величест-
ва Шаха, Нашего приятеля» справиться с бунтовщиками; 3) санкция —
обещание безопасности всем лояльным подданным шаха и наказания
непокорным; 4) заверение в адрес Светлейшей Порты в приверженно-
сти российской стороны условиям заключенного между обоими госу-
дарствами вечного мира и уверение в полной безопасности в адрес
турецких купцов, имеющих быть на занятой русскими войсками пер-
сидской территории; 5) дата, место составления документа и заключи-
тельные благопожелания (датум, аппрекация).
И, наконец, в-третьих, такой внешне примирительный, но очень уве-
ренный тон этого документа в отношении Османской Порты подкреп-
лялся, на наш взгляд, новоц, императорской титулатурой Петра I, вклю-
чившей в себя, благодаря переводу Д.К.Кантемира, практически все
возможные смысловые оттенки властных полномочий, выраженные
точным употреблением соответствующей восточной терминологии.
Быкова-Гуревич, 1955 — Описание изданий гражданской печати 1708 — января
1725 г. / Сост. Т.А.Быкова, М.М.Гуревич. Ред. и вступ. ст. проф. П.Н.Берко-
вича. М.-Л., 1955.
Голиков, 1838 — Голиков И.И. Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя
России, собранные из достоверных источников и расположенные по годам.
2-е изд. Т. 9. М., 1838.
Густерин, 2008 — Густерин П.В. Первый российский востоковед Дмитрий Канте-
мир. М., 2008.
Дружинина, 1955 —Дружинина Е.И. Кючук-Кайнарджийский мир 1774 года (его
подготовка и заключение). М., 1955.
Зайцев, 2006 — Зайцев И.В. Цари и падишахи. Заметки о титулатуре русских
и османских монархов // Родина. 2006, № 12.
Каримуллин, 1963 — Каримуллин А.Г. Возникновение российского книгопечата-
ния арабским шрифтом // Народы Азии и Африки. 1963, № 3.
Каримуллин, 1992 — Каримуллин А.Г. У истоков татарской книги. От начала воз-
никновения до 60-х годов XIX века. 2-е изд. Казань, 1992.
Кононов, 1982 — Кононов А.Н. История изучения тюркских языков в России. До-
октябрьский период. 2-е изд. Л., 1982.
150
К. А.Жуков
Корш, 1893 — Корш Ф.Е. Универсалы Петра Великого к Буджацким и Крымским
татарам// Отд. отт.: «Древности Восточные» (Имп. Моск, археолог, об-ва).
Т. 1, вып. З.М., 1893.
Крачковская, 1949 — Крачковская В.А. Эпиграфика на арабском языке в России
до 1850-х гг. // Советское востоковедение. VI. 1949.
Мейер-Файзов, 2008 — Мейер М.С., Файзов С.Ф. Письма переводчика османских
падишахов Зульфикара-аги царям Михаилу Федоровичу и Алексею Михайло-
вичу, 1640-1656: Турецкая дипломатика в контексте русско-турецких взаимо-
отношений. М., 2008.
Морозов, 1996 — Краткий каталог арабских рукописей и документов Российского
государственного архива древних актов / Сост. Д.А.Морозов. М., 1996.
Пекарский, 1862 — Пекарский П. Наука и литература в России при Петре Вели-
ком. Т. 1: Введение в историю просвещения в России XVIII столетия. СПб.,
1862; Т. 2: Описание славяно-русских книг и типографий. СПб., 1862.
Пятницкий, 1928 — Пятницкий Вл. К истории книгопечатания арабским шриф-
том в Европейской России и на Кавказе // Публичная библиотека СССР
им. В.И.Ленина. Сборник I. М., 1928.
Соловьев, 1993 — Сочинения. В 18 кн. Кн. IX: История России с древнейших вре-
мен. Т. 17-18. М., 1993.
Тверитинова, 1956 — Тверитинова А.С. Несколько слов к вопросу о первопечата-
нии арабским шрифтом в типографии Академии наук // Очерки по истории
русского востоковедения. Сб. 2. М., 1956.
Хадиев-Усманов, 2010 — Первое тюрко-татарское печатное издание в России:
манифест Петра! 1722 года / Сост. И.Г.Хадиев; науч. ред. М.А.Усманов. Ка-
зань, 2010.
Цвиркун, 2010 — Цвиркун В.И. Дмитрий Кантемир. Страницы жизни в письмах
и документах. СПб., 2010.
Candea, 1999 — Candea V. The Original Manuscript of the History of the Ottoman
Empire by Dmitrie Cantemir 11 Demetrius Cantemir. The Growth and Decay of the
Ottoman Empire. Original Latin Text of the Final Version Revised by the Author /
Dimitrie Cantemir. Cre§terile §i decre§terile Imperiului Otoman. Textul original
latin in forma finala revizuita de autor. Facsimil al manuscrisului latin (124 din
Biblioteca Houghton Harvard University, Cambridge. Mass.) / Ed. de V.Candea.
Bucure§ti, 1999.
Cantemir, 1734-1735 — Cantemir D. The History of the Growth and Decay of the
Othman Empire. Trans, by N.Tindal. London, 1734—1735.
Cioranesco, 1988 — Cioranesco G. L’activite de Demetre Cantemir pendant la cam-
pagne russe en Perse (1722) // Cahiers du Monde russe et sovietique, XXIX (2),
avril-juin 1988.
Dorn, 1868 — Dorn B. Chronologisches Verzeichniss der seit dem Jahre 1801 bis 1866
in Kazan gedruckten arabischen, ttirkischen, tatarischen und persischen Werke, als
Katalog der in dem asiastischen Museum befindlichen Schriften der Art // Melanges
asiatiques, tires du Bulletin de 1’Academic imperiale des sciences de St.-Peters-
bourg. T. 5. St.-Petersbourg, 1868.
А.Р.ИХСАНОВ
(Санкт-Петербург)
Туркмен ы-текиниы
в XVII — начале XVIII в.
Изучение политической истории туркменских племенных объеди-
нений и процессов формирования туркменских племен, происходив-
ших на территории современного Туркменистана в XVIII-XIX вв.,
имеет большое значение не только для исторической науки, но и для
понимания путей развития туркменского государства в настоящее
время, поскольку в советском и постсоветском Туркменистане форми-
рование властных структур и взаимоотношения между отдельными
регионами страны в немалой степени происходили в тесной связи с
той или иной племенной принадлежностью и территориальными при-
вязками носителей власти.
Одним из эпизодов истории Туркменистана, требующих тщатель-
ного изучения, является история племенного объединения теке, овла-
девшего территорией Южного Туркменистана в 1700-1865 гг. В этой
статье рассмотрен процесс формирования племенного союза теке, раз-
вития его хозяйственной и властной структуры, а также намечены эта-
пы вытеснения текинцев с занимаемой ими в XV-XVII вв. территории
Мангышлака и Балхан и начала «великой текинской перекочевки»
в оазисы Хорасана в 1639-1717 гг.
Первостепенную значимость для нашей темы имеют фольклорные
материалы (прежде всего, многочисленные предания теке), которые
собраны и интерпретированы туркменскими этнографами и историка-
ми А.Джикиевым и К.Нурмухаммедовым. Они ввели в научный обо-
рот ряд рукописных источников, включая записанные в XIX в. текин-
ские предания «Текечилик» и «Кеймир-Кор», ныне хранящиеся в Аш-
хабаде. Содержащиеся в них фольклорные сведения сопоставлены
в статье с иранскими и хивинскими историческими хрониками, напри-
©Ихсанов А.Р., 2013
152
А.Р.Ихсанов
мер «Фирдаус аль-Икбал» Муниса и Агахи, а также с информацией,
доступной из более поздних источников, например «Джанг-е Мерв»
Мухаммеда Али ал-Хусейна и эпоса «Текелерин уруш кысса китабы»
Абду-с-Саттара казы.
Для изучения вопросов социальной и хозяйственной истории теке
использованы работы У.Вуда, Э.Неджефа, А.Аннабердыева, Ю.Э.Бре-
геля, М.Сарая, А.Каррыева, В.В.Бартольда, Г.И.Карпова.
Теке и по сей день остаются самым многочисленным и одним из
самых древних туркменских племенных объединений. Их этническое
название, восходящее к древнему тотему (туркм. теке — горный ко-
зел, ведущий за собой стадо), впервые встречается в источниках
XIII в. Сами теке, как и другие туркменские племенные союзы, назы-
вают себя халк или иль — «народ». Для более мелких структур ис-
пользуется термин тайпа (араб. та’ифа — племя), тире —
«род», «племя» или уруг — «род». Кроме того, туркмены одного пле-
мени используют для обозначения туркмен другого племени термин
уруг, например, йомуд может назвать текинцев теке уругы, теке ти-
ре — букв, «люди текинского рода, текинского происхождения».
Ранняя история теке все еще остается предметом дискуссий. Неко-
торые исследователи, такие как С.Атаниязов, полагают, что предками
теке были гунны или же тюрки времен каганатов. Согласно исследова-
ниям Г.И.Карпова и Д.Еремеева, название теке появляется на про-
странствах Средней Азии в XI-XII вв. После чего, в ХП-ХШ вв., они
надолго пропадают из поля зрения историков. Однако в это время те-
кинские родовые названия появляются1 среди кыргызов, казахов, юрю-
ков Малой Азии. В Казахстане и Турции до сих пор существуют гео-
графические объекты, названия которых связаны с теке. Текинцы дол-
гое время служили суфийскому шейху Ходже Ахмеду Йасави (ПОЗ-
1166). После его смерти они откочевали в Мавераннахр (междуречье
Сыр-дарьи и Аму-дарьи) и на Мангышлак. Некоторые легенды говорят
о том, что юрт (основной район кочевания) той части теке, что в XII в.
осталась в Средней Азии, находился в районе современного г. Туркме-
набат (Чарджоу, Чорджуй). Эти сведения носят полулегендарный и от-
рывочный характер [illiyev, 2010: 105-106; Джикиев, 1977: 113-117].
Лишь в XV-XVI вв. текинцы вновь встречаются на страницах ис-
точников. В тот период они в составе племенной конфедерации дашкы
салор («внешние салоры», см. ниже) кочевали на Мангышлаке и в
районе Балканских (Абульханских) гор. По текинским преданиям, они
жили там до и во время монгольского вторжения в Среднюю Азию,
т.е. в районе ХП-ХШ вв.
Туркмены-текинцы в XVII — начале XVIII в.
153
Причины возвращения теке на коренную территорию могут быть
связаны со схожими причинами движения салоров, которые не смогли
закрепиться на территории Ближнего Востока и Кавказа и были выну-
ждены вернуться на свою исконную территорию, приведя в движение
те туркменские племена, которые остались на восточном побережье
Каспийского моря. И позднее туркменские племена также не могли
надолго закрепиться на различных территориях, например в Афгани-
стане или Мавераннахре, из-за давления местных народов или из-за
высоких налогов местных государственных образований.
В результате, согласно «Родословной туркмен» Абу-л-Гази [Родо-
словная, 1958: 74-75], в XV-XVI вв. текинцы вошли в состав племен-
ного союза дашкы салор, сформированного из молодых племенных
образований салоров, теке, сарыков, бурказов, йомутов и сакаров, при-
кочевавших на эту территорию из различных районов Передней Азии.
Долгое время господствовало мнение, что разделение на дашкы
(внешних) и ички (внутренних) салоров было частью тюркской дуаль-
ной структуры, которая к XVIII в. трансформировалась в разделение
туркмен на сойинхани (конфедерация Саин-хана) и эсенхани (конфе-
дерация Эсен-хана) [Джикиев, 1991, с. 123-127].
Согласно исследованиям Г.И.Карпова, после монгольского завое-
вания образовались две туркменские племенные конфедерации: сойин
(конфедерация Бату-хана) и эсен-хани (конфедерация Чингиз-хана).
Кроме того, существовал ряд других конфедераций вроде юч-эли («три
племени»), которые к XVI в. были включены в состав дашкы и ички
салоров, а также човдурского племенного союза. Как указывают
Э.Неджеф и А.Аннабердыев, в период ослабления салорских племен-
ных конфедераций туркмены, выходившие из их состава, получали
название сойинхани или йака (прибрежные, внешние). Обычно так
называли всех туркмен, кочевавших в районе Гюргена и Атрека или
у берегов Каспия [Necef, Annaberdiyev, 2003: 208-209].
Однако исследования Ю.Э.Брегеля показали, что речь может идти
также о племенных конфедерациях, существовавших в одно и то же
время в различных районах юго-восточного побережья Каспийского
моря, но имевших разный племенной состав. То есть туркмены эсен-
хани (човдуры, игдыры, абдали, бозачи) и сойинхани (емрели, охлы
и гёклены) формировали северную и южную границы расселения
туркменских племен, тогда как центр состоял из союзов ички и дашкы
салор [Bregel, 2003: 70-74].
Согласно «Джами ат-Таварих» Рашид ад-Дина и «Раузат ас-Сафа»
Мирхонда, хорасанские салоры были потомками династии атабеков
154
А.Р.Ихсанов
Салгулулар, правивших в Ширазе в 1137-1286 гг. Остальные же гипо-
тезы относительно периода до XVI в. все еще являются предметом
научных споров. Известны лишь районы перекочевок дашкы салор
(Балханы и Мангышлак) и состав этой племенной конфедерации (теке,
йомуты, эрсары, сарыки, сакары и бурказы) [Necef, Annaberdiyev,
2003, с. 206-207].
Косвенными свидетельствами пребывания теке в этом союзе мож-
но считать большое количество йомутских, эрсаринских и салорских
родов в составе теке, появление предания о происхождении теке от
Салор-казана (Салор-кагана) и судьбу бурказов, древнего племени,
потомки которого стали одним из родов племени теке. Весьма инте-
ресным свидетельством родства теке и йомутов является не только
появление в ираноязычных памятниках терминов теке-йомут, кара-
йомут, служивших для обозначения теке, но и информация о племени
теке-йомут, которая содержится в источниках, включая поэзию Мах-
тумкули и узбекский национальный эпос Раушен. Позже это племя
стало частью туркмен-огурджалы, т.е. прибрежных туркменских пле-
мен [Джикиев, 1991: 130-132]. .
В составе дашкы салоров теке кочевали у побережья залива Кара-
Богаз-гол, на территории полуострова Мангышлак и Балканских гор.
Следует отметить, что в то время на этой территории теснились мно-
гочисленные туркменские племена. Результатом этого стало не только
появление в составе разных племен одинаковых родовых единиц, но и
практически идеинтичный процесс развития хозяйственной и полити-
ческой системы [Брегель, 1961: 9].
Изучение родового состава теке позволяет говорить о том, что
треть их родов включала арабо-персидские этнические группы, при-
соединенные во время скитаний по Передней Азии. Большинство ро-
дов, входящих в состав текинцев, носят названия животных-тотемов
(ит — «собака», дюйе — «верблюд» и т.п.). Вероятно, они наиболее
древние части этого народа, наравне с родом тебер, название которого
могло быть связано с древнеогузским племенным названием тувер
(дюкер). Однако количество огузских родовых названий в составе те-
ке — наименьшее среди всех туркменских племен.
Теке, несмотря на наличие устойчивого обычая, запрещавшего вы-
давать дочерей замуж за иноплеменника (этот запрет был снят лишь
во второй половине XIX в.), не были склонны соблюдать племенную
эндогамию. При этом у них, как и у всех туркменских племен, суще-
ствовали понятия иг и туйс (настоящий, подлинный), которые обозна-
чали чистокровных туркмен, «дороживших своим происхождением
Туркмены-текинцы в XVII — начале XVIII в.
155
(аслы)». В первую очередь эти термины связаны с генеалогическими
традициями туркмен, знавших собственную родословную на 6-8 по-
колений. Реакция на попытки инородцев взять в жены текинских де-
вушек была крайне радикальна. Практически половина текинских ле-
генд и родовых преданий связывает бесконечные перекочевки с места
на место с тем, что локальные правители пытались взять в жены те-
кинку. Однако сами текинцы легко включали в свой состав гулов —
потомков рабов и другие «пришлые» группы.
Вполне возможно, что среди теке таким образом оказались роды
с арабскими и персидскими генеалогиями. Правда, очень трудно опре-
делить в какой период в состав теке вошли эти роды, так как много-
численные персидские группы жили только в Южном Туркменистане,
а туда текинцы мигрировали лишь в XVIII в.
Согласно текинским родовым преданиям, их матерью была «иран-
ская ханша», которую взял в жены Текемаммет (Мухаммедали, Текье
Мухаммедали) — сын легендарного прародителя племен, входивших
в племенной союз дашкы салор, Салор-Казана (Салор-Кагана). Салор-
Казан был одним из самых известных персонажей в фольклоре огузов.
Он упоминается и в «Книге моего деда Коркута», и в «Родословной
туркмен» Абулгази. В высшей степени сомнительно, существовал ли
на самом деле этот персонаж. Основываясь на описанных в «Книге
моего деда Коркута» событиях, связанных с Салор-Казаном, а именно
войнах между огузами и печенегами за сырдарьинские владения, при-
нято считать, что Салор-Казан жил в VIII—IX вв. [Сабитов, 2011: 30-31].
Наличие большого количества хозяйственных и бытовых обычаев,
связывающих текинцев с иранскими народами, стало основанием для
появления гипотезы о сакском, эфталитском и/или аланском происхо-
ждении теке. Анализ этнографических (состав конской сбруи, элемен-
ты костюмов и украшений), антропологических (долихоцефалия) и ге-
неалогических данных позволяет говорить о том, что теке имели сме-
шанное тюрко-иранское происхождение, т.е. еще до миграции в Юж-
ный Туркменистан они уже включали в свой состав определенное ко-
личество иранских этнических компонентов [Джикиев, 1991: 172, 186—
205].
Родовая организация у теке имела классический дуальный тип.
Племя теке делилось на две крупные фратрии (болум): отамыш и тох-
тамыш. Фратрия отамыш подразделялась на 2 рода: сычмаз и бахшы,
а тохтамыш — на роды бег и векиль, которые, в свою очередь, дели-
лись на огромное количество более мелких родовых групп. Примерно
треть их составляли роды арабо-персидского и огузского происхожде-
156
А.Р.Ихсанов
ния, вошедшие в состав теке в период XI-XVI вв. Следующая группа
родов была присоединена текинцами в период их пребывания в соста-
ве дашкы салор. И, наконец, в период движения в Южный Туркмени-
стан (1700-1861 гг.) теке включили в свой состав части местных турк-
менских и нетуркменских племен, населявших предгорья Копетдага.
Позже, во второй половине XIX в., текинцы включат в свой состав
третий род — часть сарыков, которая вошла в семейно-родовую
иерархию как фратрия ялкамыш, «младший брат» отамыш и тохта-
мыш [illiyev, 2010: 105-106].
Приведенная ниже схема генеалогического древа теке взята из ра-
боты М.Иллиева «Традиция родословных в тюркской истории: пример
туркменских генеалогий» [illiyev, 2010].
Туркмены-текинцы в XVII — начале XVIII в.
157
Нет ясности относительно хозяйственной, политической и соци-
альной системы теке в период до XVIII в., поскольку подробные дан-
ные о них отсутствуют. Большая часть информации о структуре вла-
сти и хозяйстве теке относится к XIX в., т.е. периоду, когда некоторые
племена стали переходить к оседлости. Поэтому говорить о полном
совпадении структуры хозяйственных, политических и социальных
отношений в XVIII и XIX вв. было бы некорректно.
Анализируя отдельные упоминания в источниках, возможно прий-
ти к заключению, что основой родо-племенного строя у туркмен XVI-
XVII вв. была родовая община, состоявшая из нескольких семейств
(газанбир — «питающиеся из одного котла»; бир-ата — «один отец»;
машгала — «семья»), связанных генеалогической связью и имевших
собственную тамгу (символ рода, семьи) и чагырыш (название рода,
племени, народа, ставшее позднее родовым кличем). Членов таких
общин объединяло совместное владение землей и водными источни-
ками или совместное кочевание, обычаи родовой взаимопомощи, об-
щие обряды и праздники. Родовые подразделения управлялись генге-
шем или маслахатом — советом племени или советом старейшин.
Правовые отношения регулировались туркменчиликом (адат, обычное
право туркмен, общепринятый перевод XIX в. — «туркменство»; схо-
жие термины встречаются у пуштунов (пахтунвалй), казахов (казак-
шылык) и некоторых других кочевых и полукочевых народов). Над
членами рода не было принудительной судебной власти. Туркмены,
жившие у Каспия, чаще всего не объединялись в крупные аулы. Для
оседлых туркмен позже большая община (оба) станет основной хозяй-
ственной единицей [Ботяков, 1995: 185-190].
Вопрос об оседлости теке также спорен. Известно, что, когда в
XVIII в. текинцы перекочевали в урочище Уаз (Хорезмский оазис),
основным их занятием стало бахчеводство. Однако для периода XV-
XVI вв. мы не имеем таких данных. Текинцы даже во время жизни в
Уазе (Васе) сторонились оседлых поселений, относясь к ним с враж-
дебностью. Во время переселения в Ахал у теке сложился смешанный
тип хозяйствования. Они могли свободно переходить от кочевого типа
хозяйства (туркм. чарва — «скотовод-кочевник») к оседлому (туркм.
чомур — «оседлый земледелец»; кстати, текинские чомуры предпочи-
тали мюльковую систему землевладения, т.е. земли и вода у теке Аха-
ла и Этека находились в частной собственности) и обратно, в зависи-
мости от внешних условий (нападения соседних государств, засуха,
падеж скота и т.п.). Позже, со второй половины XVIII в., у теке скла-
дывается новый тип хозяйственной деятельности. В этот период часть
158
А.Р.Ихсанов
теке осталась скотоводами, а часть занялась созданием собственных
земледельческих хозяйств. В результате окончательная седентариза-
ция теке относится лишь ко второй половине XIX — началу XX в.
[Вотяков, 2002: 40—43]. Вероятно, в балканский период своей истории
текинцы были кочевниками.
Данные относительно социального расслоения текинцев также от-
носятся к XIX в. Однако важно отметить тот факт, что туркменская
родовая верхушка сильно отличалась от казахской или каракалпак-
ской. У туркмен не было сословия наподобие казахской «белой кос-
ти», положение знати было ниже, чем у других кочевых и полукоче-
вых народов. Основой выделения этой верхушки служило сосредото-
чение в одних руках определенного количества скота или права вла-
дения колодцами, в оседлых областях — лучших земельных наделов
[Брегель, 1961: 79-90].
Попытаемся составить таблицу социальной стратификации турк-
менского общества XIX в. Она достаточно^ условна, поскольку поголо-
вье скота у туркмен было невысоким из-за тяжелых природных усло-
вий Каракумов. Данные для этой таблицы взяты из работ Г.Е.Маркова,
В.П.Плеханова и «Истории Туркменской ССР» [Марков, 1961: 197—
198; Плеханов, 1928: 20-45; История, 1957: 50-70]. Однако приведен-
ные цифры относятся к XIX-XX вв., и, как указывает Ю.Э.Брегель,
на них сказались изменения в туркменской хозяйственной структуре
под влиянием России [Брегель, 1961: 70-85], поэтому они не могут в
полной мере охарактеризовать социальное расслоение предшествую-
щего, XVIII века.
Бай (богатые) Орта дайхан (середняки) Барлы гарып (менее зажиточные) Гарып (скотовод- бедняк)
Мелкий рогатый скот более 400-600 голов 100-300 до 60 менее 10-15
Верблюдицы более 100 до 50-30 до 15 2-3
Туркменская знать (яхшилар, улуглар, акабир), как правило, со-
стояла из старейшин (яшулы, аксакал, кедхуда), которые выдвигались
из людей старшего поколения, и военных вождей (сердаров, ханов),
которых обычно выбирали из более молодого поколения.
Старейшины, как правило, являлись блюстителями туркменчилика.
Они формировали маслахат (иногда туда помимо старейшин входило
все мужское население племени), который принимал решения по акту-
Туркмены-текинцы в XVII — начале XVIII в.
159
альным вопросам. Основной же функцией старейшин было руково-
дство перекочевками или организация ирригационных работ, в зави-
симости от типа хозяйственной деятельности.
Что же касается прочих почетных наименований, то они могли да-
ваться за личные заслуги или же просто приниматься человеком, если
он имел некие заслуги перед общиной. Так, титул хан у теке и эмрели
приобретали в результате военных заслуг, а у йомутов — в случае ес-
ли человек владел богатством. Иногда это было высшее звание (у теке,
эмрели), а иногда обозначало лидера мелкого подразделения. Частые
случаи неподчинения членов рода хану свидетельствуют об отсутствии
привилегированного положения у туркменской знати. Однако, несмотря
на отсутствие власти, они имели сильное влияние на свою родовую
группу. Особенно это видно у текинцев, которые «слова» хана практи-
чески всегда «беспрекословно исполняли».
Схожие функции выполняли и беки. Обычно это были военные
предводители племени или рода. В их задачу входило управление
подвластным ему объединением, регулирование вопросов, связанных
с военными походами, обороной, укреплением поселения и т.п.
Наименование бахши относилось к певцам, сказителям преданий
и знатокам родословных. Вероятно, бахши позже стали причислять к
старейшинам.
Слово векил имеет арабское происхождение. Ю.Э.Брегель указыва-
ет, что оно «как титул власти встречается исключительно среди турк-
мен». У мервских теке (XIX в.) оно обозначало представителей родов
в генгеше (совете племени).
Звание онбеги («глава десятки»), вероятно, имеет отношение к клас-
сической для кочевников военно-потестарной организации. У туркмен
военные звания типа онбеги. юзбаши («глава сотни») обрели и качест-
во титула власти. Онбеги у прикаспийских туркмен подчинялись ха-
нам, у теке (после миграции в Ахал) возглавляли крупные подразделе-
ния, у других могли быть и простыми старейшинами. Вероятно, это
были главы мелких родовых подразделений, подчинявшиеся выше-
стоящим ханам (исключение составляли чоудуры и алиили — у них
высшим званием было юзбаши). Интересным в этом плане было племя
алиили. Оно делилось на два больших колена: юзбаши и онбеги. Воз-
главляли их, соответственно, люди с одноименными званиями. То есть
военное звание перешло в политическую сферу и использовалось в
мирное время.
Сердар — по происхождению иранский титул, распространенный
У туркмен еще с домонгольских времен. Его тюркский эквивалент —
160
А.Р.Ихсанов
башлык. Первоначально его получали храбрейшие наездники. Позже
это звание получал выборный предводитель аламана — набега на со-
седнее племя или государство с целью захвата добычи. Его решения
были беспрекословны, никто с ним не спорил. Звание получал как
кедхуда, так и рядовой кочевник, отличавшийся опытом, храбростью и
знанием местности. К XIX в. это слово в более узком смысле обозна-
чало главу родового подразделения.
Батыр — термин, существующий и у других народов Средней
Азии. Туркменских батыров отличало то, что они не являлись груп-
пой родовой знати. Это были рядовые нукеры, не имевшие командных
функций. Зачастую именно из среды батыров избирался сердар [Вотя-
ков, 1995: 189; Брегель, 1961: 418-142].
Хотя у туркмен традиционно существовала родовая аристократия,
управление родовыми подразделениями не стало ее исключительной
привилегией. У туркмен не сложилась своя аристократия, подобная
«хан-хелям» (ханские рода) пуштунов или «ак-суйек» («белая кость»)
казахов. Власть опиралась на личный авторитет деятеля. Поэтому во
главе родовых подразделений могли встать и рядовые члены племени,
а представители знати, утратив авторитет, теряли и власть. Таким об-
разом, власть старейшин и ханов была шаткой. Могло варьироваться
и число кибиток, находящихся в подчинении того или иного аксакала.
В целом же у туркмен, несмотря на общие корни, сильно варьирова-
лись традиции управления, и структура управления многих племен
имела множество «заимствований» и легко подвергалась влиянию из-
вне.
Человек становился аксакалом «йо достижении возраста Пророка»
(63 года). Как правило, они были самой влиятельной группой турк-
менского населения [О’Донован, 1998:34]. Решения маслахата чаще
всего зависели от числа, силы и сплоченности родственников заинте-
ресованного лица. Поддержка родственников была основной опорой
власти старейшины. Более того, в случае конфликта туркменская ро-
довая верхушка всегда надеялась на укрепление власти над родом за
счет соседних государств (Хивы, Ирана, Афганистана, Бухары), что
обусловливало наличие у туркмен традиции становиться подданными
того или цного централизованного государства, особенно в периоды
конфликтов, социально-политической нестабильности или же эконо-
мических кризисов. В отличие от других туркменских племен, в кото-
рых старейшина не мог руководить целым племенем, у теке существо-
вал институт «главных старейшин», руководивших значительной ча-
стью племени, подчас даже возглавлявших всё племя целиком. Но их
Туркмены-текинцы в XVII — начале XVIII в.
161
власть обычно была крайне неустойчивой и напрямую зависела от их
личных качеств.
Основную роль в управлении играли органы племенного само-
управления — маслахат или генгеш (все старейшины, духовенство,
иногда — все члены общины). Для его решения необходимо было со-
гласие обеих сторон, спорящих по тому или иному вопросу, согласо-
ванное с положениями туркменчилика. Теке, будучи суннитами хани-
фитского мазхаба, признавали установления шариата, но все дела ре-
шали в соответствии с нормами туркменчилика. Решения предводите-
лей напрямую зависели от санкции совета старейшин. Если маслахат
не мог прийти к консенсусу, особое внимание уделялось мнению иша-
на — суфийского шейха, проповедника, жившего среди племени.
Суфийские ордена имели серьезное влияние на туркмен. Ишаны и
казы (судьи) сосредоточивали в своих руках большие средства и за-
нимались ростовщичеством. Они были не только духовными настав-
никами, но и играли роль посредников в различных конфликтах, как
внутри родов и племен, так и между различными кланами и племена-
ми, их роль была особенно важна в условиях отсутствия какой-либо
сильной власти среди старейшин. Содержались за счет силаг (даров;
части земли и воды, которая выделялась для ишанов, святых мест, ор-
ганизации празднеств). Схожие функции выполняли и ахуны. Это бы-
ли духовные лица, окончившие медресе (чаще всего в Хиве) и полу-
чавшие этот титул на специальном совете по достижении 45 лет. Как
правило, религиозное образование получали овляды — особые, «свя-
щенные» племена, ведущие свои шеджере (генеалогии) от одного из
праведных халифов; у туркмен овлядами (от араб, — «потомки»,
«дети»), иногда — торелер (от тюрк, торе — «господин»), считаются
шихи, атинцы, махтумы, мюджевюры, сеиды и ходжи. Овляды были
очень богатой частью туркменского общества. Они были разбросаны
мелкими группами среди других туркменских племён и последние
считали почетным для себя приютить овляда. Овляды имели большую
власть в силу того, что правительства государств региона, управляя
туркменскими племенами, опирались именно на них. Среди овлядских
племен также существовал конфликт за влияние над туркменскими
племенами [Брегель, 1961: 170-175; Bregel, 2003:74; Сапаров, 1990:
17—18; Туркменоведение, 1927: 34-37]. Судя по названиям овлядских
племен и их роли в жизни туркмен, их происхождение связано с су-
фийскими орденами Средней Азии, в особенности с орденом накша-
бандийа. Вероятно, это были термины, использовавшиеся для обо-
значения членов этих орденов. Однако со временем они стали этнони-
162
А.Р.Ихсанов
мами [Туркменоведение, 1929; Басилов, 1975; Демидов, 1976; Wood,
1998].
Социально-хозяйственные отношения верхушки и рядовых кочев-
ников регулировались в нескольких формах, таких как ёвар (ярдам;
т.е. родовая взаимопомощь), гоншы (институт соседской взаимопомо-
щи), бакарна (подарки) и т.п. При этом, как правило, более зажиточ-
ный туркмен предоставлял «работу», ссуду и т.п. менее зажиточному.
Многие авторы отмечают, что туркмены всегда считали всех членов
общины равными друг другу и относились к приведенным выше ви-
дам деятельности как к элементам традиционного уклада общины.
Одной из основ существования туркменских племён были аламаны
и чапаулы.
Аламаны (набеги) обычно организовывались родовой верхушкой,
поскольку рядовые члены рода не имели лошадей и необходимого
снаряжения, с целью захвата тех продуктов и товаров, которые турк-
мены не могли сделать или выторговать. Похищалось оружие, стада,
продукты сельского хозяйства и т.д. Судя ''по тем условиям, в которых
текинцы оказались в XVIII в. на Балханах, в этот период набег мог
стать основным источником их дохода. Набеги совершались не столь-
ко на соседние племена, сколько на поселения соседних государств.
Во время экономических трудностей или же проблем с функциониро-
ванием караванных путей набег приобретал для туркмен особое зна-
чение. Формировался институт аламана по принципу родовой принад-
лежности, который являлся стабилизирующим фактором. Временное
объединение аламанщиков (как правило — членов общины, но иногда
к ним присоединялись соседи) возглавлял сердар — человек, который
хорошо знал местность или же отличался храбростью. Его роль в мир-
ной жизни была незначительна. Как и в караванах, и в земледельче-
ских общинах, после завершения аламана все предварительные дого-
воренности сводились на нет. Добыча при этом, как правило, счита-
лась общей, ее делили либо между аламанщиками, либо между члена-
ми рода. Зажиточные туркмены могли в обмен на лошадь и оружие
потребовать с рядового кочевника половину или четверть добычи, сер-
дары могли получить двойную добычу. Это также способствовало
обогащению аристократической верхушки. Кроме того, институт ала-
мана поддерживал в общине правовое равновесие.
Чапаулы (набеги, имевшие своей целью кровную месть) были яв-
лением не менее распространенным. Поводом для них мог служить
любой предлог — от убийства родственника до оскорбления. В ре-
зультате туркмены могли не только отомстить за потерю по принципу
Туркмены-текинцы в XVII — начале XVIII в.
163
«око за око», но и захватить большее количество земли, товаров. Не-
которые исследователи даже склонны считать захват территории турк-
менами как чапаул [Самойлович, 2005: 425^426; Ботяков, 2002].
Аламаны и чапаулы также позволяли захватывать большое количе-
ство рабов. Рабовладельческие отношения у туркмен не были господ-
ствующими. Кулы (рабы) с легкостью освобождались или отдавались
за выкуп родственникам, многих продавали в Хиву. Кулы, как прави-
ло, усыновлялись племенем, родом, образуя особые родовые подразде-
ления. Не было туркменов-рабов, что также доказывает гипотезу о сла-
бом развитии института рабства у туркмен [Брегель, 1961: 146-157].
Следует отметить, что Хива играла для теке огромную роль. Даже
после переселения в Ахала, несмотря на участие в торговых отноше-
ниях на рынках Мерва, Бухары и Ирана, текинцы все равно всегда
стремились к рынкам Хивы [Ботяков, 2002: 17]. Причем, во многом
это были именно торговые отношения. Согласно сведениям Абульга-
зи, среди теке уже в тот период были савдагар — крупные торговцы,
которые участвовали в караванной торговле [Бартольд, 1968: 562].
Видимо, связи Хивы и теке заложились еще в балканский период их
истории.
Так или иначе, отметим, что социальные и хозяйственные отноше-
ния текинцев развивались в той степени, которой способствовали
трудные климатические условия и фактор удаленности Мангышлака
и Балхан от основных стратегических маршрутов, что, с другой сторо-
ны, позволяло туркменам жить в относительном спокойствии.
С XVI в. под внешним воздействием «племенные конфедерации»
начинают дробиться на составные части, которые обретают самостоя-
тельность и начинают перекочёвки в крупные оазисы [^^*
wvA; тг].
Несмотря на то что некоторые небольшие племена покинули Ман-
гышлак ещё до XVI в., именно начало давления ногайцев, бухарцев и
калмыков на конфедерацию племён дашкы салор стало причиной её
распада и миграций крупных новых туркменских племён. Согласно
письменным источникам, в XVI в. ногаи совершили ряд походов на
Мангышлак, подчинив туркменские племена. В дальнейшем поход на
Балханы и Мангышлак совершили бухарцы. Стратегические планы
бухарского хана включали в себя захват земель Ургенча, Центрально-
го и Северного Казахстана. Однако ногаи, испугавшись возможной
атаки на свои владения, обратились за помощью к астраханскому вое-
воде. Результатом бухарской политики стало вытеснение с Мангыш-
лака эмрели и эрсары [Трепавлов, 2002: 380].
164
А.Р.Ихсанов
После падения Ногайской Орды в 1634 г. началось усиление пози-
ций калмыков в Дешт-и Кипчаке [Брегель, 1961: 22]. Калмыки не-
сколько раз предпринимали походы против туркмен Мангышлака.
В результате нескольких подобных наступлений калмыки смогли даже
достичь Астрабада и Дуруна. Периодически часть туркменских пле-
мен признавала господство калмыков.
Выделившиеся из племенного союза дашкы салоров племена соз-
дали военный союз теке-йомут-сарык, который должен был противо-
стоять калмыкской агрессии. Однако примерно в 1639 и в 1700 гг.
калмыки изгоняли теке с Мангышлака )TVA; TF], в част-
ности, сохранилось упоминание Абулгази, который в 1640-х годах
жил среди теке на Балханах. Это может свидетельствовать о том, что
часть теке ушла в горы [Бартольд, 1963, с. 606].
Определенную роль в миграциях теке сыграл факт ослабления го-
сударственных образований Средней Азии. Внутренние раздоры меж-
ду ханствами, правящими группировками, постоянные восстания и
следующие за ними экономические, политические и социальные по-
трясения стали причиной плохой защиты оазисов Восточного Ирана
от внешнего вторжения, что сделало возможной большую миграцию
теке [Нурмухаммедов, 1979: 47].
После 1700 г. теке разделились на несколько групп. Эти группы
в течение 1700-1720 гг. (а некоторые группы и ранее — с 1640 г.) со-
вершили целый ряд перекочевок в крупные оазисы Хорасана.
Первая из них кочевала по Узбою до Сарыкамыша [Necef, Anna-
berdiyev, 2003: 238]. Это были первые теке, заселившиеся в Уазе (воз-
можно, это были чомуры — оседлые земледельцы). Согласно текин-
ским преданиям, причиной миграции из Уаза (Карта I) на Балханы
стал гнев хивинского хана, приказавшего перекрыть им доступ к воде,
заблокировав канал Шах-Мурад [Джикиев, 1991: 114-124].
Вторая группа после 1700 г. заняла территорию между Балханами и
Копетдагом, которая до этого принадлежала эмрели и йомутам, час-
тично выдворенным из этого региона I) ГУЛ; т ?].
Зачастую некоторые текинские роды под руководством одного из
яшулы могли отсоединяться от племени [Брегель, 1961: 123-142; Дре-
во, 2004: 50-70]. Так, часть этой группы до 1717 г. пришла в Ахал, где
сильно иранизировалась и перешла к оседлому типу хозяйства [Illiyev,
2010: 109].
Большая группа теке двигалась из Хорезма по Амударье до Мурга-
ба. Этим движением руководил хан Гара-Балхан. В Мервском оазисе
теке стали важным фактором политики региональных держав, на дей-
Туркмены-текинцы в XVII — начале XVIII в.
165
ствия которых влияло наличие в оазисе салоров, сарыков и теке
[Wood, 1998: 76-77].
Привязать личность Балхан-хана к какому-либо известному исто-
рическому лицу не представляется возможным. В различных источни-
ках мы встречаем разные имена: Гара-Балхан, Балхан-хан, Сойин-хан
(вероятно, имя появилось после его кончины), Мухамметмурад (Му-
рад), Солтаннияз-хан Балхан (соотносится с легендой о том, что Бал-
хан-хан был выходцем из рода солтаннияз). Следует обратить внима-
ние на любовь теке «продлевать» жизнь своим героям. Вне зависимо-
сти от времени, когда произошло событие, к нему «привязывали»
личность одного из легендарных ханов. Скорее всего, Гара-Балхан
представляет собой собирательный образ нескольких текинских ханов
и сердаров [Джикиев, 1977: 120-125].
Часть мервской группы теке, состоявшая из отдельных родов, про-
должала движение дальше, на территорию Афганистана, где осела
в районе городов Балх, Шибарган и Акча [Necef, Annaberdiyev, 2003:
214]. Они были подданными афганских ханов, но после повышения
налогов были вынуждены вернуться на Амударью. Последующий пе-
риод, связанный с захватом части территории Сефевидов Бухарой,
плохо освещен источниками. По одним данным, Гара-Балхан-хан ка-
кое-то время служил бухарским правителям. Косвенным свидетельст-
вом этого могут служить небольшие общины самаркандских и бухар-
ских туркмен, некоторые из них до сих пор сохраняют название теке
[Джикиев, 1977: 116-125].
После возвращения в У аз Гара-Балхан возглавил движение теке
в сторону Балхан [Necef, Annaberdiyev, 2003: 214]. Видимо, он умер
в районе Балханских гор в конце XVII — начале XVIII в. В Хорезме
духовным лидером теке стал Ак-хал-ишан. Именно он обсуждал с хи-
винским ханом беспрепятственный уход теке из Уаза [Каррыев, 1947:
15]. Информации об этом овляде практически не сохранилось. Со-
гласно хивинским хроникам, в 1700-1717 гг. теке, расположившиеся
близ Парвана, стали подданными Хивы. Исходя из этого, Ак-хал-ишан
мог быть представителем Хивы, возможно даже советником хивин-
ского хана [сда^л Iс его именем, вероятно, связан
конфликт теке и шихов. Умер Ак-Хал-ишан в Южном Туркменистане.
Его мавзолей Ак-хал Ата дал название крепости, расположенной
У села Ызгант, и всему оазису [Нурмухаммедов, 1979: 52; Обзор,
1892: 17].
Так или иначе, узнав, что после переселения на Балханы теке жили
без потрясений и имели доступ к ресурсам, другие группы стали стя-
166
А.Р.Ихсанов
гиваться в район Балхан и смежный с ним район Центральных Кара-
кумов. Этот период в турецких работах именуется «niifus patlamasi»,
т.е. демографический взрыв, в результате которого теке ощутили серь-
ёзный недостаток ресурсов [Necef, Annaberdiyev, 2003: 214-216].
Что же касается отдельных групп, которые оставались на Амуда-
рье, в Бухарском ханстве и Афганистане, то из-за своей слабости и
разобщенности они были включены в состав других этнических групп.
Некоторые из них до сих пор сохраняют самоназвание.
Итак, к 1720 г. оформились три основные группы теке — теке Хо-
резма, Балхан/Центральных Каракум и Мерва (Карта II). Завершился
первый этап большой миграции теке, предшествовавший массовому
исходу теке в Ахал, который заложил основы для социально-экономи-
ческих изменений внутри племени, кроме того, он позволил теке стать
важной частью политического пространства Средней Азии и предо-
пределил их дальнейшую судьбу.
Бартольд, 1968 — Бартольд В.В. Сочинения. Т. V. Работы по истории и филоло-
гии тюркских и монгольских народов. М., 1968.
Басилов, 1975 — Василов В.Н. О происхождении туркмен-ата (простонародные
формы среднеазиатского суфизма) // Домусульманские верования и обряды в
Средней Азии. М., 1975.
Ботяков, 2002 — Ботяков Ю.М. Аламан: социально-экономические аспекты ин-
ститута набега у туркмен (середина XIX — первая половина XX века). СПб.,
2002.
Ботяков, 1995 —Ботяков Ю.М. Некоторые аспекты традиционной политической
культуры туркмен (XIX-XX вв.) // Этнические аспекты власти. Сборник ста-
тей. СПб., 1995.
Брегель, 1961 —Брегелъ Ю.Э. Хорезмские туркмены в XIX веке. М., 1961.
Демидов, 1976—Демидов С.М. Туркменские овляды. Ашхабад, 1976.
Джикиев, 1991 —Джикиев А. Очерки происхождения и формирования туркмен-
ского народа в эпоху Средневековья. Ашхабад, 1991.
Джикиев, 1977 —Джикиев А. Очерк этнической истории и формирования населе-
ния Южного Туркменистана. Ашхабад, 1977.
Древо, 2004 — Древо жизни Великого Сапармурата Туркменбаши. Ашхабат, 2004.
История, 1957 — История Туркменской ССР. Т. 1. Кн. 2. С начала XIX века до
Великой Октябрьской социалистической революции. Ашхабад, 1957.
Каррыев, 1947 — Каррыев А.К. Туркменские племена в первой половине XIX в. и
их борьба против агрессии соседних феодальных государств. М., 1947.
Марков, 1961 — Марков Г.Е. Очерк истории формирования северных туркмен. М.,
1961.
Туркмены-текинцы в XVII — начале XVIII в.
167
Нурмухаммедов, 1979 — Нурмухаммедов К. Этнические процессы и расселение
туркмен в XVIII-XIX веках (Учебное пособие для студентов исторических фа-
культетов вузов). Ашхабад, 1979.
Обзор, 1892 — Обзор Закаспийской области с 1882 по 1890 год. Асхабад, 1892.
О’Донован, 1998 — О Донован Э. Мерв. Ашхабад, 1998.
Плеханов, 1928 — Плеханов В.П. Основные элементы сельского хозяйства за
трёхлетие 1925-1927 гг. // Бюллетень ЦСУ ТССР. Январь 1928, № 12.
Родословная, 1958 — Родословная туркмен. Сочинение Абу-л-гази, хана хивин-
ского. Пер. А.Н.Кононова. М., 1958.
Русинов, 1918 — Русинов В.В. Водоземельные отношения и община у туркмен.
Таш., 1918.
Сабитов, 2011 — Сабитов Ж. О потомках Салор Казана среди туркмен // The
Russian Journal of Genetic Genealogy. Том 3, № 3. 2011.
Сапаров, 1990 — Сапаров M. «Дженг-е Мерв» как персидский источник по изуче-
нию истории Южного Туркменистана середины XIX в. Ашхабад, 1990.
Самойлович, 2005 — Самойлович А.Н. Тюркское языкознание, филология, руника.
М., 2005.
Трепавлов, 2002 — Трепавлов В.В. История Ногайской орды. М., 2002.
Туркменоведение, 1927 — Карпов Г.И. О пережитках бескультурья у туркмен //
Туркменоведение. 1927.
Туркменоведение, 1929 — Семёнов А. К материалам по истории суфизма среди
туркменского народа // Туркменоведение. 1929.
Bregel, 2003 — Bregel Yuri. An Historical Atlas of Central Asia. Leiden-Boston, 2003.
Illiyev, 2010 — Illiyev M. Turk tarihinde §ecere gelenegi: Turkmen §ecereleri omegi.
Ankara, 2010.
Necef, Annaberdiyev, 2003 — Ekber N. Necef, Ahmet Annaberdiyev. Hazar otesi Tiirk-
menleri. Istanbul, 2003.
Wood, 1998 — Wood W. The Sariq Turkmens of Merv and The Khanate of Khiva in the
Early Nineteenth Century. 1998.
UUxe WVA - /urn L__J-juOC> bj\—J
j J4 1X11 jl ui<_> JJJJJ “ Г YA,
168
А.Р.Ихсанов
Карта I
Карта-схема Хорезмского оазиса с указанием урочища У аз
и поселения Теке-Сенгир
[Брегель, 1961]
Туркмены-текинцы в XVII — начале XVIII в.
169
170
А.Р.Ихсанов
Карта II
Карта-схема маршрутов текинских миграций в оазисы Хорасана
с указанием основных остановок и маршрута возвращения на Балханы
[Bregel, 2003: 72]
А.В.КОМАР
(Киев)
Хазарская дилемма:
тюрки или теле
История восточноевропейских кочевников неизменно начиналась
на востоке. Но мы знаем подробности переселения лишь малого числа
народов и можем локализовать их азиатскую прародину. В остальных
случаях современному ученому по-прежнему приходится довольство-
ваться лаконичными гипотезами синтезного характера, объединяющи-
ми в один ряд отдаленные события на востоке и западе Евразии.
Проблема происхождения хазар упирается в несколько дополни-
тельных составляющих: время миграции хазар варьируется в разных
гипотезах от второй половины IV в. до второй половины VII в.; их
язык относится к булгарской или огузской группе тюркских или счи-
тается неизученным; археологическая культура не вычленена для пе-
риода V-VI вв., а атрибуции хазарам тех или иных памятников VII—
X вв. вызывают дискуссии; руническая письменность Хазарского ка-
ганата не тождественна ни одной из азиатских и до сих пор доказа-
тельно не расшифрована.
В последние десятилетия хазарская проблематика переживает
всплеск активного обсуждения в среде историков, археологов и лин-
гвистов. Обилие публикаций, впрочем, мало приблизило нас к оконча-
тельному решению наиболее сложного вопроса этноса хазар, что и
констатировал П.Голден в обзоре современного состояния проблемы
[Голден, 2005; Golden, 20076]. Новые работы вышли из стана сторон-
ников всех трех главных версий происхождения хазар: булгаро-
огурской, тюрко-телеской и телеско-огузской, подтвердив тем самым
отсутствие единого подхода к решению задачи.
Несложно убедиться, что основной набор аргументов первых двух
гипотез фактически не изменился. Новые редакции булгаро-огурской
©Комар А.В., 2013
172
А. В. Комар
версии по-прежнему строятся на немногочисленных данных о языке
хазар, упоминаниях источников IX-X вв. о родстве хазар с булгарами
и наличии булгаро-чувашской лексики в языке венгров, инкорпориро-
вавших хазарское племя кабар (последние обобщения см. [Rona-Tas,
1999; 2006; Эрдаль, 2005; Erdal, 2007]).
Тюрко-телеская версия еще со времен классической работы ориен-
талиста XVIII в. Ж. деГиня продолжает апеллировать к китайским,
византийским, албанским и арабским источникам VII-X вв., отожде-
ствляющих хазар с тюрками. При практически неизменном составе
источников происходит уточнение их чтений, в числе которых особо
следует выделить детальный разбор свидетельств о хазарах китайских
хроник С.Сироты [Shirota, 2005]. В русле тюрко-телеской версии пред-
принимались попытки привлечь к решению проблемы и археологиче-
ские источники [Комар, 2006; 2008].
Наконец, телеско-огузской гипотезе действительно удалось расши-
рить источниковую базу за счет доволыЛ) неожиданного круга свиде-
тельств — уйгурских рунических надписей VIII в. Последние стали
предметом углубленного монографического исследования С.Г.Кляш-
торного [Кляшторный, 2010], что автоматически заставляет хазарове-
дов обратить на данную гипотезу более пристальное внимание.
I. Хазары и уйгуры
Первым отметил существование в китайских источниках не только
«тюркского племени кеса» (ket-sat), до и уйгурского рода kosa (kot-
sat), Э.Х.Паркер, указав, что это название схоже с упомянутым Фео-
филактом Симокаттой племенем котцагиры и с хазарами [Parker, 1896:
445]. Позднее П.Пельо уже прямо связал этноним «хазары» с уйгур-
ским ko-sa, а Д.М.Данлоп попытался придать гипотезе и историческую
подоснову, фактически повторив гипотезу В.В.Радлова о наличии в
этонониме уйгур компонента огур (угур), известного в названиях цело-
го ряда племен (огур, сарагур, оногур, кутригур, утигур) [Радлов,
1893: 108; Pelliot, 1950: 208; Dunlop, 1954: 34^10].
Значительно расширил понимание названия уйгур в отношении
раннесредневековых кочевников Дж.Гамильтон, который прямо ото-
ждествил с уйгурами всех теле китайских источников, а также евро-
пейские племена огурской группы. Кроме уйгурского рода kosa иссле-
дователь выделил личное уйгурское имя IX в. Xasar tegin, что, по его
мнению, свидетельствовало в пользу уйгурской принадлежности ев-
ропейских хазар [Hamilton, 1962].
Хазарская дилемма: тюрки или теле
173
Главной проблемой «пан-уйгурской» концепции Данлопа-Гамиль-
тона является ее лингвистическая часть. Как справедливо возразил
М.И.Артамонов, в то время как собственно уйгуры принадлежали вос-
точнотюркской языковой группе, потомки европейских огурских пле-
мен — булгары и чуваши — относились к отдельной западной ^-груп-
пе тюркских языков [Артамонов, 2002: 89-91]. Сам М.И.Артамонов
был склонен возводить компонент огур к этнониму угры, однако ре-
альные ogur. ugur, oguz являются лишь вариантами множественного
числа древнетюркского ogus — «род, племя», что и объясняет его рас-
пространенность как компонента в названиях различных тюркских
народов [Сравнительно-историческая грамматика, 2001: 323].
Связь антропонима Hesa tegin и уйгурского kosa с хазарами под-
верг критике Т.Сенга. Сравнивая перечни из 9 названий племен уйгу-
ров в «Цзю Тан шу», «Синь Тан шу» и «Танхуэйяо», исследователь
пришел к выводу, что они не совпадают по причине указания «Цзю
Тан шу» и «Синь Тан шу» личных имен или названий родов правите-
лей уйгурских племен, наиболее очевидным из которых в списке яв-
лялся правящий род уйгуров Яглакар (Yao-lo-ko). Kosa из этого переч-
ня Т.Сенга соотнес с племенем ssu-chieh (сыцзе) из «Танхуэйяо»
[Senga, 1990]. С.Сирота уточнил звучание названия племени в китай-
ской записи как Gesa. отметив, что оно вполне может передавать
тюркское звучание *Kasar. тогда как имя тегина и кагана уйгуров —
Hesa — соответствует форме *xazar [Shirota, 2005: 253-255].
Свежую струю в проблему внесло издание С.Г.Кляшторным древ-
неуйгурских рунических надписей: Терхинской (ок. 753 г.) и Тэсин-
ской (762 г.), упоминающих вождей Беди Берсила и Кадыр Касара в
числе древних предков уйгуров, т.е. племен телеской группы [Кляш-
торный, 1980; 1983]. Исследователь не сразу акцентировал внимание
на значении надписей также и для хазарской истории, прямо связав
Беди Берсила и Кадыр Касара с европейскими племенами барсилов
и хазар только спустя 20 лет после публикации надписей. Не остано-
вившись на констатации присутствия памяти о хазарах и барсилах
в исторических преданиях уйгуров, С.Г.Кляшторный в серии работ
фактически возродил широкую концепцию Данлопа-Гамильтона о при-
надлежности хазар и барсилов к единой огуро-огузской группе пле-
мен, родственной уйгурам, минуя, правда, при этом лингвистическую
составляющую проблемы, подвергающую сомнению существование
подобного единства [Кляшторный, 2004; 2005а; 20056; 2010].
Терхинская и Тэсинская рунические надписи являются довольно
сложными источниками не только благодаря традиционным трудно-
174
А. В. Комар
стям прочтения рунических надписей из-за плохой сохранности. По
аналогии с надписями тюркских каганов они включают отступления
об истории образования своего государства, упоминая «славных пред-
ков». К сожалению, восточная сторона Терхинской стелы, содержащая
подробную историческую часть, сильно повреждена, читаются только
окончания фраз. Лучше сохранилась северная часть Тэсинской стелы,
однако предыстория уйгуров здесь изложена менее подробно.
Сохранившаяся часть Терхинской надписи начинает предысторию
с правления трех каганов, которые «сидели на царстве» 200 лет; со-
хранились имена двух из них — Бумын-кагана и Иоллыг-кагана, т.е.
правителей I Тюркского каганата (стк. 16). Следующая, не менее по-
врежденная, строка 17 упоминает некую смуту (перевод С.Г.Кляштор-
ного): «...их народ, придя в неистовство, погиб... из-за двух именитых
истощился и погиб. Кадыр Касар (kdr: ksr) и Беди Берсил (bdibrsl),
прославленные (?) огузы». В следующей строке 18 уже упоминается
о 80 годах правления предков Элетмиш Бильг^-кагана.
Тэсинская надпись, составленная в правление следующего, Бегю-
кагана, начинает историю, как и тюркские надписи, с эпизода творения
земли: «Когда, в прежние времена, были сотворены [Земля и Небо] ...
уйгурские каганы на царство сели, мудрые и великие каганы» (стк. 7);
«Триста лет тысячей своих элей они правили. Потом их народ погиб»
(стк. 8). В следующей строке 9 идет упоминание смуты: «Став мятеж-
ным из-за вождей бузуков [их народ?] погиб, из-за ничтожного Кюля и
двух именитых погиб»; (10) ... [Бе] ди Берсил (.. dibrsl) и Кадыр Касар
(kdr: ksr) тогда погибли. Тот мой народ затевал многие распри и ссоры».
Строка 17 Терхинской надписи и строки 9-10 Тэсинской надписи
совпадают не только упоминанием Беди Берсила и Кадыр Касара, но
и фразой eki atlyyyn dike barmys. В переводе Тэсинской надписи
С.Г.Кляшторный передал qyza (дословно «покраснев», «вспыхнув»,
«разозлившись») как синоним восстания, хотя в переводе Терхинской
надписи им использован несколько более нейтральный в политическом
смысле оттенок. Нет сомнения, что речь идет о передаче одного собы-
тия, однако историческая хронология надписей все же различается.
Тэсинская стела сообщает, что первое царство уйгуров существо-
вало 300 лет, после чего произошли бурные события, которые привели
к его гибели. Впоследствии, «в прежние времена, восстав на табгачей,
они были разбиты. Уйгурские каганы десять лет царствовали. [Потом]
ещё прошло семьдесят лет». Начало истории в Терхинской надписи ут-
рачено, но ее первая строка указывает, что «первым царством» уйгу-
ров, существовавшим 200 лет, на самом деле назван I Тюркский каганат.
Хазарская дилемма: тюрки или теле
175
После его гибели 80 лет сидели на царстве «предки» Элетмиш Бильге-
кагана. Синхронная надпись из Могойн Шине-усу упоминает также два
периода в 100 и 50 лет, когда над он-уйгурами и токуз-огузами правили
иноплеменники: тюрки и кыбчаки [Кляшторный, 2010: 60].
При совмещении исторических преданий надписей времен Элетмиш
Бильге-кагана получаем следующую хронологию. С момента образо-
вания Уйгурского каганата (742-744 гг.) на «50 лет» назад во времени
расположена битва при Толе 689 г., в которой токуз-огузы были разби-
ты тюрками и потеряли свою независимость, подчинившись тюркам и
«кыбчакам» (т.е. сирам [Кляшторный, 2010: 226-238]). Соответственно,
образование «II Уйгурского царства», произошедшее на «80 лет» ранее,
случилось ок. 609 г. Эта дата совпадает с крупным восстанием племен
теле 605 г. против Западнотюркского каганата, в результате которого
уйгуры откочевали в Монголию и действительно образовали независи-
мый от тюрков племенной союз, с переменным успехом претендовав-
ший на создание государства в период 605-689 гг.
Далее Терхинская надпись и надпись из Могойн Шине-усу расходят-
ся в оценках: в то время как автор первой фактически считал I Тюрк-
ский каганат «уйгурским элем» («200 лет»), второй на этот же период
относит «100 лет» зависимости уйгуров от тюрков (ок. 70 лет — 536-
608 гг.) и, по-видимому, ранее авар (ru-rari). Еще больше различается
оценка времени существования легендарного I Уйгурского эля у авто-
ра Тэсинской надписи — «300 лет».
Версия Тэсинской надписи, выполненной во время сына Элетмиш
Бильге-кагана — Бегю-кагана, не сходится с предыдущими ни в датах,
ни в событиях. Она сообщает как о важном факте о неудачном восста-
нии против Китая: «В прежние времена, восстав против табгачей, они
были разбиты; уйгурские каганы [тогда] десять лет царствовали, [за-
тем] прошло еще семьдесят лет». С.Г.Кляшторный предположил, что
«10+ 70 лет» соответствуют «80 годам» Терхинской надписи, но про-
блема в том, что Тэсинская стела не раскрывает характер этих «70 лет»
и по логике повествования переходит далее к интронизации Элетмиш
Бильге-кагана, т.е. к событиям VIII в.
От даты образования Уйгурского каганата (742-744 гг.) и интрони-
зации Элетмиша (747 г.) «70 лет» возвращают нас в 672-677 гг. Около
этого времени случилось восстание тюрков против Китая 679 г., да-
лее — войны уйгуров с Китаем 660-663 гг. Оба события далеко не
столь судьбоносны, чтобы быть отраженными в качестве реперных
в легендарной истории уйгуров. К тому же «10 лет» II Уйгурского эля
перед восстанием против Китая тогда приходятся на период правления
176
А. В. Комар
Пожуна (648-661/662 гг.), положение уйгурского объединения при
котором вряд ли можно считать существенно лучше, чем при его на-
следнике Бисуду (661/662-680/681 гг.).
«Десятилетний эль», закончивший свое существование после кон-
фликта с Китаем, скорее ассоциируется с каганатом «сеяньто» (сиров).
В 628 г. крупный телеский союз сиров восстал против западных тюр-
ков и сначала откочевал в Восточный Тюркский каганат, а в 630 г.
в союзе с Китаем содействовал его разгрому. Сеяньто образовали соб-
ственный каганат во главе с вождем Инанем, куда временно вошли и
уйгуры. Но уже в 641 г. ситуация дошла до первого конфликта с Кита-
ем, когда Инань был вынужден согласиться с выделением места для
поселения восточным тюркам. В 642-643 гг. Йенчу-каган (Инань) по-
пытался породниться с танским императорским домом, но в конечном
итоге без успеха, поскольку Тайцзун увидел в возвышении набираю-
щих силу сеяньто угрозу. Ответом стали попытки, вопреки запрету
Тайцзуна, окончательно истребить тюрков. В 645 г. Йенчу-каган умер,
а его наследники немедленно после похорон рассорились, в результате
чего был убит старший сын Еман-Тулиши-хан, а власть захватил
Бачжо, развязавший войну с Китаем. В 646 г. Тайцзун послал войска
уничтожить сеяньто, нанеся Бачжо решительное поражение. Восполь-
зовавшись смятением, против него также восстали уйгуры во главе
с Тумиду-эльтебером. Бачжо погиб, а возглавившие новый союз уйгу-
ры в 647 г. провозгласили Тумиду каганом.
Раннее государство уйгуров просуществовало более 40 лет (647-
689 гг.) и пало в борьбе с тюрками, тогда как каганат сиров продер-
жался не более 16 лет (631-646 гг.) и де факто действительно был со-
крушен Китаем. Значительная часть союза, не подчинившаяся уйгу-
рам, погибла или рассеялась, другая часть ушла со своих земель. Лю-
бопытно, что ровно через 70 лет, о которых говорит Тэсинская над-
пись, в истории уйгуров произошло другое значимое событие. В 716 г.
в битве с токуз-огузами погиб тюркский Капаган-каган, а в 717 г.
Бильге-каган разорил их кочевья, заставив часть токуз-огузов мигри-
ровать в Китай, что фактически положило начало образованию нового
объединения токуз-огузов и уйгуров.
Важно констатировать, что авторы всех трех рассмотренных уйгур-
ских надписей придерживались разных политических концепций в
передаче исторической традиции. Наиболее «проуйгурская» версия
представлена в надписи из Могойн Шине-усу, в которой категориче-
ски вычеркиваются из истории уйгурского государства два периода
подчинения уйгуров I и II Тюркским каганатам. Авторы Терхинской
Хазарская дилемма: тюрки или теле
177
и Тэсинской надписей, наоборот, солидарны в «присваивании» уйгу-
рам истории I Тюркского каганата и в сожалении о его распаде, де-
монстрируя в этом случае достаточно широкое понимание термина
«мой народ», сопоставимое с исторической памятью современных
«постсоветских» государств об СССР.
Период 605-689 гг. в Терхинской надписи рассматривается как не-
прерывное развитие Уйгурского эля, тогда как автор Тэсинской над-
писи являлся носителем другой исторической памяти, скорее всего
вынесенной из среды племен токуз-огузов, входивших в 631-646 гг.
в каганат сеяньто. Но для обоих традиций оказался актуальным сюжет
о последствиях гибели I Уйгурского эля, где и фигурирует интере-
сующее нас упоминание Беди Берсила и Кадыр Касара.
Строка 17 Терхинской надписи утрачена больше чем на половину,
поэтому её точное прочтение проблематично. Цитата, сохранившаяся
в Тэсинской надписи, позволяет лишь заполнить лакуну в конце стро-
ки, но ее начало реконструировать невозможно: ... [bodu]ny qyza
barmys ис [uz kill] eki atlyyyn tiike barmys kadyr qasar bedi bersil ajtaz
oyuz — «народ, разъярившись, погиб; ничтожный Кюль [и] два имени-
тых, истощившись, погибли; Кадыр («жестокий») Касар [и] Беди Бер-
сил [и] славные (?) племена (роды)»1. В Тэсинской надписи начало
фразы также утрачено: ... [bar]mys buzuq basyn qyza uc [uz кйГ] eki
atlyyyn Hike bar[mys] ... [be]di bersil kadyr qasar anta barmys — «[народ]
погиб, погубленный вождями, разъярившись; ничтожный Кюль [и] два
именитых, истощившись, погибли... Беди Берсил [и] Кадыр Касар
тогда погибли».
В качестве комментария к сюжету С.Г.Кляшторный предложил до-
вольно сложную реконструкцию, называя Кадыр Касара и Беди Бер-
сила «славными огузами», непричастными к мятежу, который иссле-
дователь приписывает «вождям бузуков»2 — тюркским правителям,
1 С.Г.Кляшторный прочел не совсем ясное jtzoyz как ajtaz oyuz — «славные огузы»,
что вызывает закономерный вопрос о примерах столь раннего перехода oyuz в этноним,
особенно используемый к персоналиям, а не племенам/родам. Авторы проекта Тйгк
Bitig (http://irq.kaznpu.kz) делают разбивку: Aj Taz Oyuz — в этом контексте qasar и
bersil оказываются в такой же позиции, что и oyuz. Впрочем, учитывая состояние сте-
лы, стоит отметить, что начальная руна в jtz повреждена сколом и поэтому представле-
на в необычном для данного письменного памятника начертании с уголком вместо
Дуги. Если к повреждению наоборот относится вертикальная черта знака, то слово
следует читать как otuz, что дает otuz oyuz — «тридцать племен (огузбв)».
Отказ от перевода слова buzuq и его трактовка в качестве названия старшего крыла
°гузов представляются довольно рискованными из-за отсутствия возможности объек-
тивной проверки такой гипотезы с помощью близких по времени создания источников.
178
А. В. Комар
затеявшим усобицу [Кляшторный, 2010: 177-178]. Но об их вине убе-
дительно свидетельствует сам автор Тэсинской надписи — «тот мой
народ затевал многие распри и ссоры». Внутренняя хронология Тэсин-
ской надписи позиционирует искомую усобицу, скорее всего, в диапа-
зоне 628-646 гг., тогда как в Терхинской надписи она приходится на
605-609 гг.
В 605 г. Чурын-каган западных тюрков казнил вождей сеяньто, по-
сле чего началось первое крупное восстание теле, закончившееся от-
кочевкой ряда телеских племен (в т.ч. новообразованного союза он-
уйгуров) из каганата [Камалов, 2001: 61; Кляшторный, 2010: 232].
Данный эпизод вполне удобен для сюжета надписей о гибели «имени-
тых» вождей и «славных родов», но все же он не очень подходит под
характеристику междоусобицы, которая привела к гибели «первого
эля уйгуров» и появлению «второго». Таковой лучше соответствует
ситуация 630-631 гг., которая для телеских племен могла показаться
одновременным коллапсом обоих Тюркский каганатов: и Восточного,
разгромленного сеяньто в союзе с Китаем, и Западного, погрязшего в
усобицах после убийства Тон-ябгу-кагана. Не менее вероятным пре-
тендентом выглядит и междоусобица 645-647 гг., которая закончилась
гибелью всех сыновей Инаня и в которую в равной степени были втя-
нуты сиры, токуз-огузы и уйгуры3.
Предположив, что перед нами не случайное фонетическое совпаде-
ние с этнонимами европейских кочевников, приходим к выводу, что
народы «берсила Веди и хазарина Кадыра» должны стать участниками
той же смуты, что и телеские племена на востоке Западнотюркского
каганата. При том, что откочевки уйгуров из каганата происходили не
позже 609 г. и сеяньто 628 г., такая возможность сужается до эпизода
605 г. Европейские источники, правда, о каком-либо участии хазар или
барсилов в этой смуте умалчивают, не позволяя усомниться в их ло-
яльности тюркам, что, в свою очередь, оставляет актуальным единст-
венный теоретический вариант: выступления хазар и барсилов на сто-
роне тюрков, а не теле, после чего их связи с остальными телескими
племенами и были окончательно разорваны.
Контекст более поздних событий возможен в другом случае —
если Касар и Берсил уйгурских надписей отражают разделение племен
3 Косвенно в пользу этой версии может свидетельствовать сходство имен действую-
щих лиц. В китайских источниках упомянуты племянник Инаня — Тули (Кюль?), высту-
павший дипломатом в неудачном сватовстве кагана, и сын Бачжо, имя которого
С.Г.Кляшторный реконструирует как «Барс-чор» [Кляшторный, 2010: 234], обе формы
напоминают два компонента имени bdi brsil (ср.: Bedi Bers il [Gome?, 1995: 71]).
Хазарская дилемма: тюрки или теле
179
при переселении с сохранением какой-то части родов на исходной
территории.
Единственным источником о возможном азиатском расположении
барсилов до публикации рассматриваемых надписей выступал тибет-
ский документ № 1283 из собрания П.Пельо, в трудноидентифицируе-
мом перечне народов из которого фигурирует название par-sil. Его
использование для истории барсилов проблематично из-за полной
гипотетичности реконструкции большинства названий, к тому же
par-sil документа скорее соответствует тибетскому par sig — «Пер-
сия» [Yoeli-Tlalim, 2010: 1-3].
Ситуация с касар в плане локализации гораздо определеннее.
В надписи из Могойн Шине-усу сообщается об учреждении Элетмиш
Бильге-каганом западной ставки с названием Касар Кордан, а в Тэсин-
ской надписи упоминается также западная летняя ставка Кюль-бег-
Бильге-кагана Касар Коруг [Кляшторный, 2010: 63, 89]. Обе ставки
локализованы на реке Тез (Тэс). Графика записи касар в названии ста-
вок и имен одинакова — qsr1 (или qsr\ что заставляет констатиро-
вать их прямую взаимосвязь.
Как уже указывалось, Т.Сенга соотнес Gesa из перечня танских
хроник с племенем сыцзе или сикер [Senga, 1990: 63]. Ассоциация то-
понима Касар с зоной кочевания и ставками уйгурских каганов из ро-
да Яглакар делает предпочтительнее принадлежность касар к перечню
родов собственно племени уйгур [Камалов, 2001: 66]. Кадыр Касар
в таком случае выступает представителем уйгурского рода касар, воз-
можно даже сменившего династию из рода Яглакар в IX в., о чем го-
ворят имена правителей данного периода: Хэса-тпегин, Хэса-каган
[Камалов, 2001: 181-185; Gome?, Sezer, 2010: 2-6].
П.Голден отметил различия в записи и, возможно, фонетике уйгур-
ских имен и названий, производных от *qasar, и китайских данных
о хазарах, а также существование аналогичной лексемы в языке кип-
чаков [Голден, 2005: 33; Golden, 20076: 16-17].
Вероятность случайного сходства имен персонажей из исторических
уйгурских преданий с названиями восточноевропейских кочевников,
несомненно, очень высока, и все же нельзя исключать существование
общих генеалогических легенд тюркских народов, учитывая, что хазар,
барсилов и уйгур объединяет также и европейский источник, известный
как «Письмо хазарского царя Иосифа Хасдаю ибн Шафруту».
«Письмо царя Иосифа» — сложный по происхождению документ
Х-XI вв., содержащий информацию, вынесенную из среды контакти-
рующих с Хазарией иудеев. Еврейский автор перечисляет от имени
180
А. В. Комар
хазарского царя 10 «сыновей Тогармы» — прародителей тюркских
народов, с трудом идентифицируемых по разночтениям между спи-
сками [Коковцев, 1932: 74-75]: Агийор/Уюр (Уйгур), Турис (Тюрк),
Авар, Угуз (Огуз), Биз-л (Барсил), Т-р-на (Тарниах?), Хазар, Янур/Уз-р
(Огур?), Булгар, Савир. В близком по времени списке книги «Иосип-
пон» (X в.) состав потомков Тогармы заметно отличается как имена-
ми, так и их порядком: Козар, Пецинак, Алан, Булгар, Канбина, Турк,
Буз, Захук, Угр, Толмац [Петрухин, 1994: 52]. Автор последнего от-
кровенно адаптировал этнонимы к восточноевропейским реалиям, за-
менив авар на алан, уйгур на угров, переосмыслив тюрков как огузов
(торков), добавив печенегов (к таковым, возможно, принадлежат пле-
мена «Канбина» — кангар ц «Толмац» — талмат) и выстроив народы
в порядке возрастания численности населения и политического веса.
Список из «письма царя Иосифа» гораздо ближе к оригиналу,
а время его создания (не позже сер. IX в.) определяется отсутствием
упоминания печенегов. Перечень выделяется наличием исторических
народов (Авар, Тюрк, Огур? Тарниах*?), когда-то игравших важную
роль на геополитической карте Восточной Европы; народов, потеряв-
ших к X в. свою политическую автономию (Барсил, Савир); а также
народов, проживавших к моменту составления списка на восток от
хазар (Уйгур, Огуз). Не исключен географический принцип построе-
ния порядка персонажей: Уйгур, Тюрк, Авар, Огуз — народы востока;
Барсил, Огур — народы, некогда, как и хазары, проживавшие в Ниж-
нем Поволжье; Булгар, Савир — народы Северного Кавказа, а с конца
VIII в. — Среднего Поволжья.
Не соответствующий ни еврейской, ни мусульманской генеалоги-
ческой традиции потомков Ноя, указанный перечень народов с наи-
большей долей вероятности отображает список народов, которых счи-
тали родственными себе хазары IX-X вв.
II. Хазары и барсилы
Первое достоверное упоминание барсилов в контексте историче-
ских событий принадлежит Феофилакту Симокатте (Кн. VII.VIII.3).
Сообщая о появлении ок. 558 г. на Северном Кавказе авар, Феофилакт
рассказывает историю о «псевдоаварах», которых испугались племена
барсельт, уннугуры и сабиры [Феофилакт Симокатта, 1996: 189].
В литературе параллельно используются формы этнонима «барси-
лы» и «берсилы», но наиболее ранняя форма барсельт соответствует
тюркскому *bars el. В близком по времени перечне кочевнических
Хазарская дилемма: тюрки или теле
181
племен (558-565 гг.) из сирийского произведения Псевдозахарии фи-
гурирует форма баграсик (B’grsyq) [Пигулевская, 1941: 165; Zacharias
Rhetor, 1967: 145], сходная с армянским barslk, baslk. С корневым а
реконструируют также арабские формы барсула и ал-Барсалия\ корне-
вой е представлен в Берзилия из византийского сочинения, переданно-
го Феофаном и Никифором, и Bersalia — из сирийского произведения
Михаила Сирийца, также, впрочем, восходящего к византийскому ис-
точнику (обзор источников: [Golden, 1980: 143-147; Цукерман, 2001:
326-328; Бубенок, 2002: 29-33]). При несомненном параллелизме
форм bars el/il небольшое предпочтение в данном случае следует от-
дать реконструкции начальной формы этнонима как *bars el bodun.
Этноним ksr (хасар, kasar/kasir) из того же списка Псевдозахарии
[Пигулевская, 1941: 165; Zacharias Rhetor, 1967: 145] считается либо
первым упоминанием хазар, либо сирийской передачей этнонима ака-
цир [Голден, 2005: 57]. Тесное соседство барсилов и хазар наблюдается
в Европе в свете греческих, армянских и легендарной части грузинских
источников, причем К.Цукерман даже предполагает, что барсилы со-
ставляли основную ударную силу хазар в их экспансии на запад [Цу-
керман, 2001: 325-330]. В то же время, источники нигде не говорят об
их родстве с хазарами, наоборот, присутствие племени б.р.сула в соста-
ве волжских булгар IX-X вв. [Заходер, 1967: 28-29] традиционно слу-
жит основанием отнесения барсилов к числу булгарских племен.
В масштабной реконструкции состава «уйгурских» племен Европы
Дж.Гамильтона к таковым отнесена вся группа этнонимов огурских
племен (на основании отождествления огур = уйгур = огуз): огур, оно-
гур, утигур, кутригур, сарагур, унногундур, а также булгар, савир,
авар, хазар. В реальности приток упомянутых племен в Европу прохо-
дил в четыре этапа, причем вражда между племенами в исходном ре-
гионе проживания немедленно восстанавливалась и в Европе.
Первые огурские племена (огур, оногур, сарагур) появились в Ев-
ропе в 463 г. после разгрома савирами, в свою очередь разбитых ава-
рами [Латышев, 1948: 264]. Вскоре на Северном Кавказе появляются
и сами савиры, а также барсилы, а ок. 558 г. под давлением тюрков
сюда прибывают и авары, немедленно развязавшие войны со всеми
кочевниками двух предыдущих волн миграций. В 558-561 гг. в Евро-
пе, возможно, впервые стали известны хазары и тюрки, а в 570-571 гг.
весь Северный Кавказ оказывается уже во власти Тюркского каганата.
В схеме притока в Европу новых волн кочевников в постгуннский пе-
риод первую волну составляют огурские племена, вторую — савиры
и барсилы, третью — авары и лишь четвертую — хазары и тюрки.
182
А.В.Комар
Савиры до появления хазар занимали степи Северо-Западного При-
каспия и были доминирующим племенем региона. М.И.Артамонов,
С.А.Плетнева, П.Голден высказывали мнение, что савиры не были меха-
нически подчинены хазарами — произошла лишь своеобразная «пере-
группировка» союза разноэтничных племен, во главе которого теперь
оказались хазары [Артамонов, 2002: 146, 147; Плетнёва, 1986: 18; Голден,
2005: 57, 58]. Более радикальное предположение выдвинул В.Е.Наумен-
ко, считающий «хазар» и «савир» названиями одного и того же народа
[Науменко, 2004: 55]. Основанием для последнего послужило сообще-
ние ал-Масуди о том, что хазары по-тюркски называются «сабир» и
«хазаран» по-персидски [Новосельцев, 1990: 79; Golden, 1992: 236], но
сходная информация содержится и /Константина Багрянородного, счи-
тавшего, что мадьяры в древности назывались Za0apToi aocpaXoi (белы-
ми савартами) [Константин Багрянородный, 1991: 159]. Самостоятель-
но племя с.в.р (сувар) в IX-X вв. фигурирует в числе подданных хазар
в письме царя Иосифа, а в арабских источниках оно засвидетельство-
вано в числе подданных правителя Волжской Булгарии.
Но хазары не могут быть тождественными савирам не только по-
этому. Армяноязычные источники VII в. — «Армянская география»
и главы албанской хроники Мовсэса Каланкатуаци — довольно уве-
ренно различают савир («гуннов») и хазар («хазир»). В конце VII в.
правитель «царства гуннов» — Алп-эльтебер (Алп-Илитуер) был
полусамостоятельным подданным кагана хазар, отдельный прави-
тель Баланджара упоминается арабскими источниками и в событиях
20-30-х годов VIII в. [Новосельцев, 1990: J24, 180].
Реальных данных о роли барсилов в конце VI — середине VII в.
у нас нет, это племя, несомненно, находилось в тени своих соседей,
и только во второй половине VII в. «Армянская география» описывает
подчинение барсилов хазарам, хотя и отмечает наличие у хазарского
кагана жены-барсилки [Hewsen, 1992: 55, 57А]. Эльтебер савиров Алп
(Алп-Илитуер) в это же время являлся зятем кагана, что указывает на
политику управления подданными с помощью династических браков.
Ситуация кардинально меняется в IX-X вв., когда политическое зна-
чение кочевников второй волны миграции настолько девальвировало,
что савиры и барсилы оказываются уже не в прямом подчинении у ка-
гана хазар, а под властью подданного хазарам эльтебера волжских бул-
гар [Заходер, 1967: 28, 29; Ковалевский, 1956: 139]. На этом фоне исто-
рическое родство хазар и барсилов выглядит слишком иллюзорным.
Сложнее ситуация с оценкой языкового родства хазар, барсилов
и племен огурской группы. Традиционная связка савир = су вар =
Хазарская дилемма: тюрки или теле
183
суваз = чуваш [Ашмарин, 1902: 44-49] относит всех кочевников вто-
рой волны миграции к западной булгаро-чувашской языковой группе.
К этой же группе часто относят и язык хазар [Баскаков, 1988: 109-113;
Эрдал, 2005: 125-137]. Реальная информация о нем крайне ограничена
и главные классификационные признаки в действительности отсут-
ствуют, а подобные выводы делаются только на основании противоре-
чивых свидетельств арабских авторов и на основании .нескольких
слов, сохранившихся в источниках как «хазарские» [Гаджиева, 1997:
138, 139; Golden, 1992: 235]. Довольно большой объем работы проде-
лан по выделению в венгерском языке тюркизмов булгаро-чувашского
круга [Rona-Tas, 1999], однако гипотеза об их заимствований именно
от хазар, а не волжских булгар, связи с которыми у мадьяр IX в. хоро-
шо прослеживаются археологией [Комар, 2011], к сожалению, никак
не аргументирована. Наконец, свидетельство ал-Бируни о том, что
язык булгарского племени сувар был смесью хазарского и тюркского
[Голден, 2005: 61], говорит о существовании заметных отличий языка
хазар от языка савиров и булгар.
Как справедливо заметил А.Рона-Таш, учитывая полиэтничность
Хазарского каганата и его длительную историю существования, актуа-
лен не вопрос: «На тюркском языке какого типа разговаривали хаза-
ры?», а вопрос: «На тюркских языках каких типов разговаривали в
Хазарии?» [Rona-Tas, 2006: 11]. Согласно выводам П.Голдена, сохра-
нившийся у населения Хазарии лингвистический материал практиче-
ски нейтрален, за исключением топонима Саркел (Sarkil) [Голден,
2005: 47]. Главным доказательством принадлежности языка хазар
к булгаро-чувашской группе остается перевод названия города Саркел
в греческих источниках как aonpov ootItiov — «белый дом» [Констан-
тин Багрянородный, 1990: 170, 171] и древнерусских как Бгъла Ве-
жа— «белая юрта» [ПРСЛ, т. 1, стб. 65; ПСРЛ, т. 2, стб. 53], что в
сочетании с формой Ш-р-кил «письма царя Иосифа» [Коковцев, 1932:
102] служит основанием производства Саркел от чувашского шура/
шора кил/кел (*sar kel) — «белый дом» [Golden, 1980: 239-246; ср.:
Федотов, 1996, т. 1: 291, 292; т. 2: 462, 463].
Эта этимология, вполне корректная с лингвистической точки зре-
ния, вызывает большие вопросы у археолога. В отличие от белокамен-
ных крепостей Хазарии, выполненных из камня и сырцового кирпича,
Саркел был единственным (!) городом региона, стены которого вы-
полнены из обожженного кирпича и, соответственно, имели желтова-
то-оранжевый цвет [Артамонов, 1940; 1958; Плетнева, 1999]. Для срав-
нения — крепость расположенного невдалеке Семикаракорского го-
184
А. В. Комар
родища, превосходящего по площади Саркел, была выстроена из сырцо-
вого кирпича [Флеров, 2010: 42-45]. Зачем же называть единственную
«желтую» крепость Подонья «белой»? Если хазары хотели бы выделить
Саркел из ряда других крепостей, то именно этот признак и должен
быть отражен в названии. Еще одно сооружение из обожженного кир-
пича, по данным письменных источников, существовало в каганской
части Атиля в Поволжье, где арабские источники знают еще один топо-
ним с корнем sar — «Сарыгшин» (Capra, Sar.gs.n, *Sarigsin), этимоло-
гизированный на общетюркской основе именно как «желтый» [Golden,
1980: 237-239; Артамонов, 2002: 397-399; Новосельцев, 1990: 127].
Весьма правдоподобно, что перевод названия города Саркел как
«белый дом» действительно подал в византийские и древнерусские
источники через носителей языка булгаро-чувашской группы, но воз-
ник он скорее в другой, тюркской языковой среде, в которой сар/сары
носило значение «желтый» (ср.: османское sary kil/gil — «желтая гли-
на» [Сравнительно-историческая грамматика, 2001: 376]).
Собственно, для версии как минимум о двуязычии тюркского насе-
ления Хазарского каганата археология в настоящее время предостави-
ла гораздо более веские основания.
Главные надежды в решении проблемы языка хазар лингвисты воз-
лагают на расшифровку рунической письменности Хазарского кагана-
та, которая, впрочем, и без этого уже дает очень важную информацию.
По заключению И.Л.Кызласова, рунические надписи каганата выпол-
нены двумя генетически родственными, но все же разными алфавита-
ми: «кубанским» и «донским», близкими «южноенисейскому» письму,
что свидетельствует об использовании в Хазарском каганате двух са-
мостоятельных систем письменности, одна из которых — «кубан-
ская» — была характерна для Волжской Булгарии [Кызласов, 1994].
Одна из проблем выводов И.Л.Кызласова заключается в существо-
вании надписей, выполненных с одновременным использованием зна-
ков «донского» и «кубанского» письма, а также в неожиданном рас-
пределении между двумя алфавитами рунических надписей из курга-
нов типа Соколовской Балки, достаточно однородных в культурном
и антропологическом планах, связываемых археологами с кочевыми
хазарами VIII—IX вв. [Иванов, 2000; Круглов, 2006].
Одним из возможных решений данного парадокса может быть пред-
положение о единой сложной системе рунической письменности Хазар-
ского каганата, рассчитанной на сосуществование фонетически различ-
ных тюркских языков (и, вероятно, многих диалектных групп), которым
и соответствуют в реальности фонетические особенности «кубанского».
Хазарская дилемма: тюрки или теле
185
«донского» и «кубано-донского» набора знаков. «Кубанское» письмо
более чем убедительно свидетельствует, что границы распространения
диалектов булгаро-чувашского круга далеко не ограничивались Волж-
ской Булгарией, охватывая и другие регионы Хазарии. В то же время,
«донское» письмо говорит о заметном фонетическом отличии языка
собственно степной, кочевой части хазар от древнебулгарского4.
III. Хазары и огузы
Следующие после хазар волны кочевых народов, прибывавших в
Восточную Европу — печенеги, огузы (торки), половцы, татары, —
принадлежали к огузской языковой группе. Возможно ли, что и язык
самих хазар мог быть родственным огузским, как о том свидетельст-
вует «джекающая» форма тюркского титула «ябгу» у хазар — «джаб-
гу», отмеченная, правда, также у карлуков [Golden, 1980: 187-190]?
Арабские источники IX-XII вв. обычно отличают язык хазар от
языка «тюрков» (как в IX-X вв. называли в основном огузов, карлуков
и токуз-огузов), но в общих чертах высказываются в пользу их родст-
венности [Заходер, 1962: 135-138; Новосельцев, 1990: 77-79]. Впро-
чем, «тюрков» этого времени было бы ошибкой механически отожде-
ствлять с народами огузской группы.
В X в. персидский автор «Худуд ал-алам» насчитывает уже 65 на-
родов, которые были, по его мнению, «видами Тюрков» [Minorsky,
1937: 101], а арабская географическая традиция Х-ХП вв. вообще пре-
вратила термин «тюрки» в общее название народов северо-востока
и востока Земли [Калинина, 2004: 106-109]. По мнению Т.М.Калини-
ной, поздние свидетельства арабов о родстве с «тюрками» уже не несли
определенной этнической нагрузки и выступают не более чем памятью
об их совместном «восточном» происхождении [Калинина, 2002].
Арабские авторы утверждают, что «вера хазар схожа с верой тюр-
ков» или, как уточняет Гардизи, огузов, но крайне интересное сооб-
щение позднего автора, Мирхонда, об обряде кремации у хазар, кото-
рые «в древние времена» бросали мертвых в огонь «под звуки песен
и барабанов» [Заходер, 1962: 146-150], заставляет все же предполагать
наличие определенных идеологических различий между хазарами и
огузами в представлениях о загробном мире.
4 В первую очередь особенностями «кубанского» или «булгарского» алфавита, при
Условии близости фонетики древнебулгарского языка чувашскому, должны оказаться
отсутствие знаков для звуков б, г, д, дж, ж, з, о, а также вероятное наличие отдельных
знаков для кратких гласных.
186
А. В. Комар
Китайские хроники «Чжоу шу», «Суй шу» и «Бей ши» свидетель-
ствуют, что обряд кремации практиковали в конце VI — 1-й пол. VII в.
тюрки, что в глазах китайских авторов и отличало их от предков огу-
зов — телеских племен, хоронивших своих мертвых в землю [Бичу-
рин, 1950; Parker, 1899-1901; Chavannes, 1903]. Идентичными были
поминальные церемонии древних тюрков и хазар VI — начала VIII в.,
что иллюстрируется данными Менандра и Феофана о жертвоприно-
шении пленных после похорон кагана Истеми и хазарского тудуна
Херсона, причем оба автора называют обряд одним и тем же сло-
вом— «догия» (*du’a) [Дестунис, 1860: 422; Blockley, 1985: 177-179;
Чичуров, 1980: 41].
В передаче событий первых походов арабов на Северный Кавказ
643 и 654 гг. арабские источники называют противников мусульман то
«тюрками», то «хазарами» [Артамонов, 2002: 195-197; Большаков,
2000: 174, 175, 252; Шагинян, 2003: 86, 87; Ромашов, 2005: 196],
а в хадисе Ибн Зу-л-Калы, рассказывающем о хазарском вторжении
684 г. в Армению, нападавшие по-прежнему именуются «тюрками»
[Асадов, 1993: 22-23].
После заметных этнополитических изменений в Центральной Азии,
связанных с падением II Тюркского (682-744 гг.) и Тюргешского
(698-761/766 гг.) каганатов, этноним «тюрки» окончательно потерял
этническую нагрузку, превратившись в общее название различных по
происхождению племен, занявших прежнюю тюркскую территорию.
В этих условиях арабские писатели IX-X вв. закономерно проводили
сравнение хазар уже преимущественно с огузскими племенами, кон-
статируя их похожие, но одновременно и отличительные черты.
Не столь уверенными мы можем быть в способности арабов и евро-
пейских народов VI—VII вв. различить собственно тюрков и подчи-
ненные им родственные племена, получившие в китайских источниках
общее название «теле», в то время как, согласно характеристике «Суй
шу», «со времени образования своего государства тюрки зависят от теле
во вторжениях на запад и восток и так контролируют северные земли».
IV. Хазары и теле
В концепции Данлопа-Гамильтона подчиненные тюркам теле ки-
тайских источников выступают полным синонимом огузов [Hamilton,
1962: 25, 26], что не может не вызывать закономерные сомнения, учи-
тывая широчайшую географию теле, разнородность относимых к ним
племен, включая заведомо нетюркоязычные [Малявкин, 1989: 203].
Хазарская дилемма: тюрки или теле
187
Наиболее подробно информирована о составе «теле» VII в. китай-
ская хроника «Суй шу» (629-636 гг.): «Теле включают много племён.
Они занимают долины, рассеявшись в обширном регионе на восток от
Западного моря... Имена этих племён разные, но все они могут назы-
ваться теле. Теле не имеют царей. Они подчинены отдельно Западным
и Восточным тюркам. Они не имеют постоянного места жительства,
но передвигаются со сменой травы и воды. Их характер жестокий
и грубый. Они хорошие всадники и лучники. Они особенно жадны и
живут грабежем. Племена дальше на запад имеют больше хозяйства
и кормят много скота и овец, но у них мало лошадей. Со времени об-
разования своего государства тюрки зависят от теле во вторжениях на
запад и восток и так контролируют северные земли. Обычаи теле и
тюрков очень похожи. Но мужчины теле живут в домах своих жен по-
сле свадьбы и не возвращаются в свой собственный дом до рождения
ребенка. К тому же, теле хоронят мертвых в землю».
Далее источник перечисляет 44 племени, которые «могут назы-
ваться теле», скрупулезно упоминая при этом численность войск в
каждом из регионов. Не обойдены стороной и западные земли: «На
восток и на запад от моря Дейи живут Suluhe, Sansu, Yemiecu, Longhu
и другие. К востоку от Фулинь [Византии] живут Enqu, Alan, Beirujiuli,
Fuwenhun и другие; они имеют около 20 000 воинов» [Lin, 2001: 355-
357; 2003]. Очевидно, именно эти «западные племена» и описываются
как богатые овцами и прочим скотом, но имеющие мало лошадей, по-
скольку только в отношении восьми последних племён в тексте нет
характеристики «сильные воины».
Как видим, китайский источник называет в числе племен теле ев-
ропейских ираноязычных алан. Реконструкции «теле» как *tagrag,
*tegreg, *telegen и т.п. на тюрко-монгольской основе дают в общей
сложности один лексический ряд от «колесо», «телега», «передвигать-
ся» [Hamilton, 1962: 26, 51; Golden, 1992: 93, 94], т.е. теле было сино-
нимом греческому амаксобии — «живущие на телегах», «кочевники»,
чем и объясняется уверенная констатация китайского автора: «Имена
этих племен разные, но все они могут называться теле».
Из подданных тюркам кочевнических народов (теле) Восточной
Европы («к востоку от Византии») «Суй шу» называет алан (А-1ап)
и барсилов (Bei-ru-jiu-li). Племя En-qu традиционно отождествляют
с оногурами или огурами [Shiratori, 1956: 244, 277; Golden, 1992: 95].
Сложнее идентифицировать племя Fu-wen-hun, слоговая запись кото-
рого напоминает одновременно u-nno-hun[-dur] и латинскую форму
hu-nu-gur. К.Сиратори предложил другое возможное чтение записи
188
А. В. Комар
Fu-wen-hun — как Bjuk-uat-yuan (Bjuk-uan-yuari), увидев здесь отраже-
ние этнонима Bulgar [Shiratori, 1956: 242-243]. Последнему чтению го-
раздо ближе название восточных соседей барсилов по «Ашхаруйц» —
бушки (Bwsxk), очевидно тождественное башкирам (башкорт) араб-
ских источников [Ковалевский, 1956: 130; Коновалова, 1999: 193;
Ibn Hauqal, 1964: 387, 389; Jauber, 1975: 406-409; Masudi, 1962: 108].
«Равеннский географ» конца VII в. локализует Оногурию в Вос-
точном Приазовье [Подосинов, 2002: 192]. Здесь же, к северу от Куба-
ни, локализует в конце VII в. народ Огхондор Блкар (Olhontor Blkarek)
широкая редакция «Армянской географии» («Ашхаруйц») [Патканов,
1883: 29; Hewsen, 1992: 55, 109-110]. Поскольку в переводе К.Патка-
нова унногундуры названы «пришельцами», их исходный регион про-
живания М.И.Артамонов расширял до Ергеней и Поволжья [Артамо-
нов, 2002: 190]. В пользу последнего приводится лишь позднее свиде-
тельство Никифора Григоры о приходе булгар с Волги [Сиротенко,
1972: 211], однако оно опирается на этимологию названия булгар от
реки Булга (Волга) [Шалфеев, 1862: 2'4, 25]. Более ранние источники
(Менандр) локализуют на восток от Кубани до Волги племя огур [Дес-
тунис, 1860: 382]. Барсилов же обе редакции «Ашхаруйц» во 2-й пол.
VII в. уверенно размещают на «Черном острове» в дельте Волги [Пат-
канов, 1877: 36-38; Патканов, 1883, с. 30, 31; Hewsen, 1992: 55]. Нако-
нец, проживание алан VII в. в районе Кисловодской долины надежно
зафиксировано и письменными, и археологическими источниками
[Кузнецов, 1992; Ковалевская, 2005].
Таким образом, если принять перечень «Суй шу» за реальный гео-
графический, племена в порядке .«на восток от Западного моря» и
«к востоку от Византии» располагаются следующим образом: оногуры
(Enqu) — Восточное Приазовье, аланы (Alan) — Центральное Пред-
кавказье, барсилы (Beirujiuli) — Нижнее Поволжье. Племя Fu-wen-
hun/Bju-kot-hun оказывается локализованным к востоку от Волги или,
во всяком случае, не западнее Поволжья, что делает все же более ве-
роятным его тождественность башкортам, чем унногундурам. В поль-
зу такого решения говорит и отсутствие одновременного упоминания
в источниках имен оногур и унногундуров, по всей видимости, пред-
ставлявших две хронологически последовательные формы названия
одного и того же булгарского племенного объединения.
В любом случае, констатация того факта, что перечень «Суй шу»
охватывает главные зависимые от тюрков племена Восточной Европы,
начиная от Восточного Приазовья до Поволжья, помогает понять дру-
гие географические ориентиры источника.
Хазарская дилемма: тюрки или теле
189
В современной историографии существует давняя традиция пы-
таться отождествить на основании фонетического сходства имен все
упомянутые хроникой 44 племени теле с известными из других пись-
менных источников народами, идентификация которых, впрочем, по-
стоянно меняется вследствие уточнений звучания отдельных этнони-
мов. В одной из последних работ И.Лин, к примеру, место в списке
нашлось одновременно хазарам, булгарам, савирам, кутригурам и да-
же печенегам и кипчакам: «На север от Кангюя и до воды Аде
(,,Атиль“) живут Hezhi (,,адиз“), Gejie (,,хазары“), Bahu (,,болгары“),
Biqian (,,печенеги“), Juhai, Hebixi (,,кипчаки“), Несио, Suba (,,сабиры“),
Yemo (,,емек“), Keda (,,кутригуры“) и другие. Они имеют 30 000 силь-
ных воинов» [Lin, 2001: 355-357]. Ни этническая, ни подобная гео-
графическая интерпретация данного отрывка не может быть принята.
Источник перечисляет телеские племена в порядке с востока на за-
пад, рассказывая в предыдущем предложении об их западноалтайской
части, а затем закономерно переходя к описанию племён к северу от
Кангюя (Согда) в сторону «воды Аде». На основании сходства с
«Атиль» последний топоним отождествляется с Волгой [Hamilton, 1962:
53], но это серьёзно противоречит самому источнику при дальнейшем
отождествлении «моря Дейи» с Каспийским, «на восток и на запад»
от которого «Суй шу» размещает четыре племени (Suluhe, Sansu,
Yemiecu, Longhu). Предложенная их идентификация выглядит ещё бо-
лее проблематичной: Suluhe — «сарагуры», Sansu — Yemiecu —
«кермихион», Longhu — «киркас» [Lin, 2001], поскольку ни одно из
упомянутых племён источники VI-VII вв. не знают в Прикаспии.
Логичнее вернуться к исходному восточному пункту описания, т.е.
Кангюю (Kang guo), как источник называет Согд (или Самарканд).
Согласно описанию буддийского монаха Сюань-цзана, путешество-
вавшего через Среднюю Азию в 630 г., на север от Уструшаны вдоль
Сыр-Дарьи начинается «большая песчаная пустыня, где нет ни воды,
ни травы» [Beal, 1884:32]. Следовательно, указание «Суй шу» «на се-
вер от Самарканда» следует буквально относить к междуречью Сыр-
Дарьи и Аму-дарьи, пересечь которое обязательно следовало по доро-
ге к Каспию. Очевидно, засушливая первая половина VII в. [Боталов,
1995: 14-16; Боталов, Гуцалов, 2000: 186-189] заставила кочевников
этого региона сконцентрироваться в бассейнах Сыр-Дарьи и Аму-
Дарьи, где и следует локализовать племена Hezhi, Gejie, Bahu, Biqian,
Juhai, Hebixi, Hecuo, Suba, Yemo, Keda.
«Море Дейи» (*Darja) — в данном случае, несомненно, Аральское
море, а четыре «слабых» племени (Suluhe, Sansu, Yemiecu, Longhu) на-
190
А. В. Комар
селяли пустыни «на восток и на запад» от него. На этом логичный ход
описания географии в направлении с востока на запад обрывается,
и текст дополняется несомненной вставкой из другого источника —
описанием европейских кочевников, проживающих на восток от Ви-
зантии между Черным морем и Волгой (Enqu — оногуры, Alan — ала-
ны, Beirujiuli — барсилы, Bjukothun — башкиры?).
Упоминание племен Hezhi и Gejie, крайне отдаленно фонетически
напоминающих китайские формы Kesa/Hesa [Бичурин, 1950, т. 2: 329] и
поэтому отождествлявшихся с хазарами [Hamilton, 1962:53; Lin,
2001: 356], может относиться лишь к региону восточнее Амударьи, ха-
зары же, в 589 и 626-630 гг. составлявшие главные силы в военных опе-
рациях тюрков в Закавказье,.вряд ли могли проживать столь далеко от
Восточного Прикаспия. Откровенно трудно также предположить, что
малоизвестное телеское племя Gejie, входившее в число 10 перечислен-
ных в списке племен («и других»), выставлявших в сумме 30 тыс. вои-
нов (в среднем ок. 3000 воинов на племя)5, смогло в течение всего 20-
30 лет настолько окрепнуть, чтобы создать собственный жизнеспособ-
ный каганат, способный подчинить племена Северного Кавказа, а затем
и стать в ряд крупнейших государственных объединений Европы.
Список кочевых народов из «Суй шу», несмотря на серьезные
трудности в его интерпретации, на самом деле является интересней-
шим документом. Он не просто подробен, а даже излишне подробен в
описании числа подданных кочевников западных тюрков и в перечис-
лении количества «сильных воинов», которых они имеют. Получить
такую эксклюзивную информацию китайцы, несомненно, могли толь-
ко от послов самих западных тюрков, красочно описывающих владе-
ния и военную мощь Тон-ябгу-кагана при танском дворе при первом
посольстве в 619 г., или же в 622 г., добиваясь для кагана руки китай-
ской принцессы.
Учитывая демонстративный символизм тюркских дипломатиче-
ских даров 619-622 гг., подчёркивавших соседство и политический
паритет Западнотюркского каганата с Византией и Персией [Lin,
2003], следует полагать, что и в числе своих западных подданных
тюрки назвали важнейшие племена, которыми в это время на Север-
ном Кавказе и в Поволжье действительно были оногуры, аланы, бар-
силы и башкиры. Описывая владения Тон-ябгу-кагана, китайский ав-
тор констатирует: «Никогда варвары (Jong) запада не были столь мо-
гущественны» [Chavannes, 1903: 24].
5 Для сравнения — население союза сиров китайцы оценивали в 70 тыс. семей,
а войска уйгуров — в 50 тыс. воинов [Бичурин, 1951, т. I: 302, 339].
Хазарская дилемма: тюрки или теле
191
Итак, в списке телеских племен «Суй шу» ни среди восточноевро-
пейских подданных тюрков, ни восточнее Каспия нет этнонима, досто-
верно соотносимого с хазарами. Но близкий по времени создания ис-
точник 30-х годов VII в. — «Повествование о Босы [Персии]» из «Синь
Тан шу» — знает к востоку от Византии и на север от Персии «туцзюэ-
ский род кэса» [Бичурин, 1950: 315, 326, 329; Малявкин, 1989: 272],
что закономерно поднимает проблему соотношения хазар с тюрками.
V. Хазары и тюрки
Начало хазарского периода в истории Восточной Европы, от исто-
риографии второй половины XVIII в. и до новейших работ, традици-
онно привязывается к 60-80-м годам VII в. — времени масштабных
этнополитических изменений, связанных с экспансией Хазарского ка-
ганата на запад. Эта несомненная точка отсчета истории хазар для Се-
верного Причерноморья и Крыма, впрочем, не может маркировать на-
чало собственно хазарской истории, которая опускается вглубь еще
как минимум на столетие.
Далеко не все сообщения источников о ранних хазарах являются
достоверными. Средневековые грузинские и армянские источники
изобилуют упоминаниями хазар в легендарных или реальных истори-
ческих событиях III в. до н.э. — IV в. н.э., где «хазары», подобно «ски-
фам» греческих источников, выступают собирательным именем ко-
чевников, вторгавшихся в Закавказье с севера через Дербент [Мовсэс
Хоренаци, 1990; Мовсэс Каланкатуаци, 1984; Мровели Леонти, 1979;
Джуншер Джуаншериани, 1986; Thomson, 1996]. В персидской хрони-
ке «Худай-намаг», использованной при составлении «Истории» ат-Та-
бари, «хазары» также фигурируют в ранних событиях как стереотип-
ный образ кочевников — союзников Византии, вторгавшихся в Пер-
сию вместе с греками [Bosworth, 1999: 59, 60, 160]. Причиной этому,
очевидно, стал впечатливший персов византийско-хазарский поход в
Персию Ираклия 627-229 гг. Подобные сведения более поздних хро-
ник, не находящие подтверждения в источниках античного времени,
несомненно, не могут восприниматься ни как достоверные события
истории хазар, ни как свидетельство тождественности хазар какому-
либо из кочевых народов предшествующих исторических периодов.
Наиболее часто хазар связывают с акацирами — восточноевропей-
ским кочевническим племенем V в. [Артамонов, 2002: 80]. Первым
Данную версию предложил еще составитель «Равеннской космогра-
фии» рубежа VII—VIII вв.: «Этих хазаров вышеупомянутый Иордан
192
А. В. Комар
называет агацирами» [Подосинов, 2002: 191]. Компилятивный харак-
тер произведения, совмещающего географическую информацию раз-
личных хронологических периодов, заставляет считать это сообщение
авторским предположением «Равеннского анонима». В пользу этой
версии некоторое время использовалось и прочтение пехлевийской
надписи конца III в. из Пайкули, где, согласно первой публикации
Э.Херцфельда, фигурировал «каган ак-акатиров (Aq-Aqataran)», ото-
ждествлённых с «белыми хазарами» [Henning, 1952]. И хотя это «сви-
детельство» исчезло после более внимательного прочтения источника
В.Б.Хеннингом, в историографии осталась этимология самого этнони-
ма «акацир» как «белые хазары» (*aq qazir), которая то отвергалась
[Dunlop, 1954: 7], то, наоборот, признавалась приемлемой исследова-
телями [Hamilton, 1962]. Но наиболее проблематична историческая
связь акациров и хазар — в настоящее время она все еще не может
быть аргументированной ни одним из источников.
Э.Паркер предполагал, что хазарами могут быть упомянутые Фео-
филактом Симокаттой котцагиры, впрочем, как и уйгурское племя
kot-sat [Parker, 1886: 445]. Сам же Феофилакт Симокатта называет кот-
цагиров и прибывшее вместе с ними в Европу племя тарниах родст-
венниками авар, которые не остались в восточноевропейских степях,
а присоединились к аварам [Феофилакт Симокатта, 1996: 191].
Первым из претендующих на реальность упоминанием хазар (ksr)
можно считать список кочевых народов, живущих к северу от «Кас-
пийских ворот» (Дербента), из сирийской хроники Псевдозахарии
(566-569 гг.) [Пигулевская, 1941: 165; Hamilton, Brooks, 1899: 329;
Zacharias Rhetor, 1967: 145]. Точная датировка списка определяется
двумя историческими событиями: пребыванием авар на Кавказе
(ок. 558 — 561 г.) и разгромом тюрками эфталитов (565 г.). При этом
в списке ещё нет самих тюрков.
В отличие от Менандра [Дестунис, 1860: 323-324; Blockley, 1985:
51, 93-95, 139] и Феофилакта Симокатты [Феофилакт Симокатта,
1996, кн. 7, VIII, 1-7], описавших победные войны и подчинение ава-
рам северокавказских кочевников савиров, барсилов, утигуров, оногу-
ров и огуров («аварская версия»), другой современник событий, Еваг-
рий, представил передвижение авар с Северного Кавказа на Боспор и
далее к Истру, сопровождавшееся войнами с окружающими племена-
ми, как единую цепочку бегства от тюрков, закончившуюся переходом
Истра [Evagrius Scholasticus, 1846: 246], что соотносится уже с версией
тюрков, озвученной их правителем Турксанфом [Дестунис, 1860: 419
420; Blockley, 1985: 45-47, 173-175].
Хазарская дилемма: тюрки или теле
193
Судя по текстам Менандра и ат-Табари, тюрки уже к 570/571 г. за-
кончили подчинение народов Северного Кавказа. В списке кавказских
подданных тюрков из «Истории» ат-Табари Й.Маркварт предлагал
читать ал-хазар вместо абхаз, а А.Н.Шмидт усматривал хазар в ба-
ланджар, причиной чему, очевидно, является пассаж ат-Табари о по-
ходе Хосрова I Ануширвана на «хазар» в отместку за их вторжение
в Персию, которое по тексту источника можно соотнести только с
вторжением всё того же списка кавказских народов (абхазы, б.н.дж.р,
баланджар, аланы) [Шмидт, 1958:455, 457; Bosworth, 1999: 151, 153,
159]. И хотя грузинская хроника Джуаншера Джуаншериани также
рассказывает о хазаро-персидских отношениях времени Хосрова I
[Джуншер Джуаншериани, 1986: 64, 82, 83], скорее всего, эти сюжеты
явились лишь следствием анахронизации событий времени Хосрова II
Парвиза (591-628 гг.), кочевников же, вторгавшихся в это время в
Персию, византийские источники (Менандр и Феофилакт Симокатта)
уверенно называют «савирами».
Несколько экзотическое упоминание хазар в поздней хронике
Михаила Сирийца, где в рассказе о событиях 585 г., заимствованном
у Иоанна Эфесского, говорится подчинении лангобардов и славян «ха-
кану, царю хазар» [Свод древнейших письменных известий, с. 287],
является несомненной ошибкой компилятора, во времена которого
авары были уже основательно призабыты, а титул «каган» ассоцииро-
вался уже только с хазарами.
Итак, хазары стали известными в Европе не ранее 558-561 гг.,
и при этом не попали в перечень племён, подчинённых тюрками, во
всяком случае, о таком факте не сообщает ни один из имеющихся
в нашем распоряжении источник.
Первым самостоятельным выходом хазар на политическую арену
стало вторжение в Албанию 589 г., о чём независимо сообщают албан-
ская «История страны Алуанк» и персидский источник, использован-
ный ат-Табари [Мовсэс Каланкатуаци, 1984; Шагинян, 2003: 25-28, 135;
Bosworth, 1999: 299, 300]. Обратить внимание на это событие заставляет
четкое разделение Мовсэсом Дасхуранци дагестанских «гуннов» (сави-
ров) и хазар6, что практически исключает вариант анахронизации.
Грузинская хроника Джуаншера также знает об этом вторжении, но
сообщает о его организации византийцами в рамках греко-тюркской
коалиции через посредничество грузинского князя Гуарама. Согласно
6 Вопреки мнению А.П.Новосельцева [Новосельцев, 1990: 80] в хронике нигде не
содержится прямого отождествления «хазиров» и «гуннов», наоборот, сюжеты с уча-
стием хазар и кагана четко отделены от сюжетов с участием дагестанских «гуннов».
194
А. В. Комар
хронике, Гуарам нанял за «сокровища» Византии «войска Севера», но
не хазар, а «овсов, дурдзуков и дидоев» [Джуншер Джуаншериани,
1986: 99; Bosworth, 1999: 230]. Упоминание «овсов», т.е. алан, подчи-
нённых в это время Тюркскому каганату, несомненно, указывает на
обращение Гуарама к тюркам, замена же кочевников-хазар на народы
Кавказа, скорее всего, объясняется желанием автора поздней хроники
представить поход в Албанию как операцию картлийских эриставов,
а не самостоятельное вторжение кочевников, как это отражено в ал-
банских и персидских источниках.
Ключевая фраза грузинской хроники — это «войска Севера», как
именуются тюрки и хазары в хронике Мовсэса Дасхуранци в событиях
византийско-тюркского военного альянса 625-630 гг., освещённых
двумя различными источниками 30-50-х и 60-80-х годов VII в. [Мов-
сэс Каланкатуаци, 1984]. Византийский автор конца VIII — нач. IX в.
Феофан называет союзников Ираклия «Тюрками с востока, называю-
щимися Хазарами» [Чичуров, 1980: 34;.Mango, Scott, 1997: 446]. «Ца-
рем Севера» позже называет кагана хазар и Ананий Ширакаци в крат-
кой редакции «Армянской географии» (60-70-е годы VII в.) [Патка-
нов, 1877: 37-38], хотя раньше этим титулом именовался каган тюр-
ков. Пространная редакция «Армянской географии» (80-е годы VII в.)
называет появившихся к северу от Кубани хазар «тюрками» (Т’игк)
[Патканов, 1883: 29; Hewsen, 1992: 55], а к востоку от Волги локали-
зует «Туркестан», хотя Западнотюркский каганат прекратил своё су-
ществование ещё к 658 г. Называет кагана хазар «царем Туркестана»
в событиях второй половины VII в. и хроника Мовсэса Дасхуранци
[Мовсэс Каланкатуаци, 1984: 100, 102, 127]. По-видимому, этот титул
сохранился до X в., чем и объясняется титул хазарского царя Иосифа
«царь Тогармский» [Коковцев, 1932: 72, 89].
Арабские источники называют то тюрками, то хазарами противни-
ков арабов в походе на Северный Кавказ 643 г. [Ромашов, 2005: 196].
Аналогичная ситуация с передачей событий похода Салмана или Абд
ар-Рахмана на Баланджар 654 г., в которых противники арабов во гла-
ве с их каганом у разных авторов вновь именуются то тюрками, то ха-
зарами [Артамонов, 2002: 195-197; Большаков, 2000: 174, 175, 252; Ша-
гинян, 2003: 86, 87]. Также важен хадис Ибн Зу-л-Калы, современника
Му’авии (661-685 гг.), рассказывающий о хазарском вторжении 684 г.
в Армению, где нападавшие именуются тюрками [Асадов, 1993: 22].
Сирийская хроника Зукнина (написана в 775-776 гг.), рассказывая о
событиях хазаро-арабских войн 731-746 гг., называет хазар тюрками,
отличая при этом название племени от собирательного имени кочев-
Хазарская дилемма: тюрки или теле
195
ников «гунны» («гунны, которые были тюрками»), Хазарию — «землей
тюрков», а Дербент — «вратами земли тюрков» [Harrak, 1999: 159, 160,
174], и только в событиях арабского вторжения в Византию 766 г., уча-
стников которого автор перечисляет в порядке с запада на восток («син-
ды, аланы, хазары, миды, персы, народы Аквилы, арабы, народы Хора-
сана и тюрки»), «хазары» и «тюрки» названы уже отдельно, чтобы раз-
личить европейских и среднеазиатских кочевников [Harrak, 1999: 206].
Феофан в тех же сюжетах о походах Масламы и Мервана против
хазар использует названия тюрки, Тюркия, земля тюрков, но — «горы
Хазарии» [Чичуров, 1980: 45; Mango, Scott, 1997: 563, 567]. Сходство
известий Зукнина и Феофана заставляет исследователей предполагать
использование Феофаном сирийских источников, но, в отличие от
хроники Зукнина, Феофан и далее, в событиях 762/763 и 764/765 гг.,
называет хазар тюрками [Чичуров, 1980: 45; Mango, Scott, 1997: 600,
602]. Грузинская же «Летопись Картли» ещё в контексте событий
сер. IX в. называет хазар «родичами», «одноплеменниками» тюрка
Буги {clansmen) [Thomson, 1996: 261, 262].
Очень похожую картину наблюдаем и у наиболее близко знакомых с
тюрками китайских авторов: географический источник 30-х годов VII в.
«Повествование о Босы [Персии]», использованный при составлении
хроник «Цзю Тан шу» (гл. 198) и «Синь Тан шу» (гл. 221), а также книга
Ду Хуаня «Цзин син ци» (762 г.), цитируемая в «Тун дянь» (гл. 230),
упоминают «туцзюэский род Кэса» {Tujue Kesa, Tujue Hesa, Kesa Tujue)
[Hirth, 1885: 73-74, 83-85; Chavannes, 1903: 145, 170, 256; Бичурин,
1950: 315, 326, 329; Малявкин, 1989: 84, 272; Lin, 2001: 357-359].
Сведения китайских источников о хазарах подробно проанализировал
С.Сирота [Shirota, 2005]. Исследователь констатировал независимость
географических источников «Тан шу» и Ду Хуаня, а также отметил, что
информация «Синь Тан шу» о Tujue Hesa происходит из третьего ис-
точника с описанием Хорезма (синхронного книге Ду Хуаня), автор ко-
торого уже был знаком с произношением xazar. Источники по-разному
формулируют соотношение двух этнонимов. Так, в «Повествовании
о Босы» «Цзю Тан шу», принимаемое С.Сиротой за исходное, оно пере-
дано как Tujue zhi Kesa bu — «племя хазар, [принадлежащее к] тюркам»,
а в аналогичном фрагменте «Синь Тан шу» — Tujue Kesa bu — «тюрк-
ское племя хазары». В «Тун дянь» и «Синь Тан шу» формы Tujue Kesa
и Tujue Hesa это, скорее, «тюрки хазары», a Kesa Tujue у Ду Хуаня соот-
ветствует его представлению о «тюрках разных родов (кланов)».
Таким образом, пласт китайских известий о хазарах VIII в. причис-
ляет последних к тюркам в этническом плане. Что же касается произ-
196
А. В. Ком ар
ведения, условно названного Э.Шаванном «Повествование о Персии»,
то здесь С.Сирота обращает внимание на географический, а не этниче-
ский контекст названий стран, с которыми соседствуют хазары (Bosi,
Tokhara, Kang, Fulin), предлагая рассматривать выражения Tujue zhi
Kesa bu и Tujue Kesa bu как «территорию племени хазар внутри стра-
ны Тюрков (Западнотюркского каганата)» [Shirota, 2005: 235-238].
Появление в качестве важного географического ориентира принад-
лежащего тюркам племени Kesa, не упоминающегося в «Суй шу» и
более ранних китайских хрониках и не попавшего в состав «десяти
стрел» после реформы Западнотюркского каганата Ышбара Хилаш-
кагана 638 г. [Кюнер, 1961: 191-192], очевидно, отражало новые поли-
тические реалии 30-х годов VII в., связанные с выделением на западе
самостоятельного Хазарского каганата.
Раннее Хазарское государство, полностью повторявшее админист-
ративную и ранговую структуру Западнотюркского каганата, могло
образоваться в таких масштабных границах за такой короткий срок
исключительно эволюционным путём, вследствие объединения части
племён вокруг претендента на каганский престол из рода Ашина. Вы-
разительные предпосылки такой ситуации наблюдаем уже в событиях
625-630 гг., когда хазары выглядят полусамостоятельной политиче-
ской единицей каганата, возглавляемой братом Тон-ябгу-кагана.
Феофан называет джабгу «вторым человеком в его царстве» [Чичу-
ров, 1980: 34; Mango, Scott, 1997: 446], тем не менее именно с ним вел
переговоры византийский император Ираклий и именно с ним он об-
ручил свою дочь Евдокию. В 629 г. сын джабгу и «племянник царя
Севера» (Тон-ябгу-кагана), носивший тюркский титул «шад», сообщил
албанскому католикосу Виро о присоединении Албании к личному
уделу джабгу: «Получил отец мой во владение эти три страны — Алу-
анк, Лпинк и Чора навечно» (в переводе К.Патканова — «в вечное
владение») [Моисей Каганкатваци, 1861: 127; Мовсэс Каланкатуаци,
1984: 89]. Существование личного удела джабгу подтверждает албан-
ская хроника и в описании событий 626 г., предшествующих вторже-
нию хазар в Закавказье: «И вот он [джабгу] распорядился, чтобы все,
кто находился под его властью, все племена и роды, проживающие
в горах и долинах, на суше или островах, оседлые или кочующие,
бреющие головы или носящие косы, чтобы все они были готовы
[явиться] по первому же зову его» [Мовсэс Каланкатуаци, 1984: 78].
Западный удел каганата существовал как отдельная политическая
единица еще со времен Истеми-ябгу-кагана. Согласно византийским
источникам, после смерти Истеми удел перешел к его сыну «Турксан-
Хазарская дилемма: тюрки или теле
197
фу» (Дату-хану). В 630 г., после гибели джабгу в Армении, западный
удел теперь уже Западнотюркского каганата, несомненно, унаследовал
его сын шад — племянник Тон-ябгу-кагана, а после скорой смерти дяди
и начала смуты в каганате 630-632 гг. наиболее географически обособ-
ленная часть каганата во главе с представителем каганского рода Аши-
на имела все шансы трансформироваться в самостоятельный каганат.
Редкое единодушие византийских, китайских, сирийских, албан-
ских, грузинских и ранних арабских источников относительно тюрк-
ской племенной принадлежности хазар заставляла большинство ис-
следователей хазарской проблематики признаваты наличие как мини-
мум тюркского компонента (kesa) как одной из составляющих в фор-
мировании хазарского этноса [Chavannes, 1903; Артамонов, 1936;
2002; Moravcsik, 1958; Golden, 1980; 1992; Новосельцев, 1990 и др.].
Отсутствие хазар в списке телеских племён «Суй шу», равнозначное
их отсутствию в «официальной реляции» подданных западных тюр-
ков, косвенно свидетельствует, что не только китайцы, но и сами тюр-
ки не выделяли хазар из круга собственно тюркских племен.
С.Сирота отметил, что для китайских источников не характерно
«широкое» понимание термина «тюрк», но примеры, когда так назы-
вается нетюркское племя, все же есть — Tujue yantuo [Shirota, 2005:
243, 252]. Племя сиров (Xue-yantuo), вместе с тюрками выступившее
создателем II Тюркского каганата, в рунической надписи Тоньюкука
упоминается как turk sir bodun — «народ тюрков-сиров» и противопо-
ставляется огузам [Малов, 1951: 65, 66 и др.]. Иными словами, сиры,
составлявшие в первой трети VII в. крупнейший союз теле Западно-
тюркского каганата, позже, во II Тюркском каганате, были фактически
приравнены в статусе к тюркам [Кляшторный, Савинов, 2005: 125-134].
«Суй шу» утверждает, что «со времени образования своего госу-
дарства тюрки зависят от теле в вторжениях на запад и на восток и так
контролируют северные земли». Мобилизация войск подчиненных
Джабгу народов в 626 г. иллюстрирует роль зависимых племен в воен-
ных операциях тюрков на Северном Кавказе, однако этому масштабно-
му вторжению предшествовало вторжение хазар. Хазары выступают и
авангардом, и главным военным контингентом тюрков, что обозначает
их особую роль в западном уделе каганата. Их статус вполне сравним
со статусом сиров во II Тюркском каганате, если хазары действитель-
но по происхождению отличались от тюрков, или, в противном случае,
мы должны признать хазар собственно тюркским племенем.
Пример монгольского завоевания Восточной Европы в XIII в. ло-
яльно ярко показывает, что подобная ситуация не выдумка китайских
198
А. В. Комар
хронистов, пытавшихся принизить значение военных сил собственно
тюрков. При столь отдалённых от первоначального центра завоевани-
ях движущее этническое ядро неминуемо тонуло в массе покорённых
народов, в свою очередь, участвовавших в подчинении соседних зе-
мель, что и привело к появлению нового «суперэтноса» «татары» [Ус-
манов, 2002: 103-107]. В глазах соседних государств «улус Джучи»
выступал государством монголов, но его население «монголами» име-
новалось редко.
Проецирование модели взаимоотношения этнонимов «монголы-та-
тары» на ситуацию «тюрки-хазары» предполагает картину этнической
двусоставности хазарского общества с наличием двух выраженных
элементов: тюркского, отражённого в первую очередь в культуре
высшей знати, и рядового, «телеского», что неминуемо должно было
отразиться и в материальной культуре рядовых погребений. Именно
это и наблюдается в перещепинской археологической культуре вос-
точноевропейских кочевников середину VII — начала VIII в. [Комар,
2006; 2008].
Очевидны три факта:
1) хазары рассматривались в качестве части тюркских племен как
европейскими, так и хорошо знакомыми с тюрками китайскими авто-
рами;
2) все три эпизода упоминания хазар в Европе до 630 г. (561-565, 589
и 625-630 гг.) связаны с военной активностью Тюркского каганата;
3) образование Хазарского каганата в 30-х годах VII в. было вос-
принято подданными и соседями хазар в Европе как легитимное про-
должение Тюркского каганата.
Создавая в VII—VIII вв. собственные каганаты и даже заимствуя
тюркскую систему организации государственного аппарата, крупней-
шие племенные объединения теле — сиры и уйгуры, как свидетельст-
вуют Терхинская и Тэсинская рунические надписи, с противоречивы-
ми чувствами претендовали на историческое наследие Тюркских кага-
натов, но никогда не претендовали на имя тюрков и на политическую
правопреемственность их государств с каганатами тюрков. Иначе вели
себя хазары, в VII—VIII вв. параллельно именовавшиеся тюрками, ка-
ганов которых источники второй половины VII в. называют «царями
Туркестана», по замечанию К.Цукермана, согласно созданному ими
же образу преемников Тюркского каганата [Цукерман, 2001: 331].
Объяснение этого факта лежит в плоскости политогенеза кочевых
государств, теснейшим образом связанных с правящей династией.
Творцами каганатов сиров и уйгуров выступили телеские роды Ильтэр
Хазарская дилемма: тюрки или теле
199
и Яглакар, не связанные с тюркской династией Ашина. Представитель
последней, напротив, является наиболее вероятным основателем дина-
стии хазарских каганов и «связующим звеном» двух полиэтничных
кочевнических империй. Вне зависимости от реального происхожде-
ния ранних хазар VI-VII вв. их политический успех в создании кага-
ната был обусловлен наличием во главе племени члена каганской
семьи и имиджем «небоподобного кагана», культивировавшимся в
Тюркских каганатах. Хазарский каганат на западе евразийских степей
просуществовал дольше любого каганата на востоке. Не удивительно,
что, в конечном итоге, именно здесь со временем «каган» эволюцио-
нировал в ставший хрестоматийным образ «сакрального царя» [Frazer,
1917; Czegledy, 1966; Golden, 2007а].
Асадов 1993 — Асадов Ф.М. Арабские источники о тюрках в раннее средневеко-
вье. Баку, 1993.
Артамонов 1936 — Артамонов М.И. Очерки древнейшей истории хазар. Л.,
1936.
Артамонов, 1940 — Артамонов М.И. Саркел и некоторые другие укрепления се-
веро-западной Хазарии // Советская археология. Т. VI. 1940.
Артамонов, 1958 — Артамонов М.И. Саркел — Белая Вежа // Материалы и иссле-
дования по археологии СССР. 1958, № 62.
Артамонов, 2002 —Артамонов М.И. История хазар. СПб., 2002.
Ашмарин, 1902 — Ашмарин Н.И. Болгары и чуваши. Казань, 1902.
Баскаков, 1988 — Баскаков Н.А. Историко-типологическая фонология тюркских
языков. М., 1988.
Бичурин, 1950 — Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Сред-
ней Азии в древние времена. Т. 1,2. М.-Л., 1950.
Большаков, 2000 — Большаков О.Г. История Халифата. Т. 2. М., 2000.
Боталов, 1995 — Боталов С.Г. Тюркские кочевники Урало-Прииртышья // Куль-
туры степей Евразии второй половины I тысячелетия н.э. Самара, 1995.
Боталов, Гуцалов, 2000 — Боталов С.Г., Гуцалов С.Ю. Гунно-сарматы урало-
казахских степей. Челябинск, 2000.
Бубенок, 2002 — Бубенок О.Б. Страна Берсилия: миф или реальность? // Восточ-
ная Европа в древности и средневековье. Мнимые реальности в античной и
средневековой историографии. М., 2002.
Дестунис, 1860—Дестунис С. Византийские историки. СПб., 1860.
Джуншер Джуаншериани, 1986 — Джуншер Джуаншериани. Жизнь Вахтанга
Горгасала. М., 1986.
Гаджиева, 1997 — Гаджиева Н.З. Хазарский язык // Языки мира: Тюркские языки.
М., 1997.
Голден, 2005 — Голден П. Достижения и перспективы хазарских исследований //
Хазары. Иерусалим-Москва, 2005.
200
А. В. Комар
Заходер, 1962 — Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе.
Горган и Поволжье в IX-X вв. Т. I. М., 1962.
Заходер, 1967 — Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе.
Т. 2. М., 1967.
Иванов, 2000 — Иванов А.А. Раннесредневековые подкурганные кочевнические
захоронения второй половины VII — первой половины IX в. Нижнего Дона и
Волго-Донского междуречья. Автореф. канд. ист. наук. Волгоград, 2000.
Калинина, 2002 — Калинина Т.М. Хазары и тюрки в восприятии средневековых
арабо-персидских учёных // Хазары. М., 2002.
Калинина, 2004 — Калинина Т.М. Генеалогии восточноевропейских народов в
историческом сознании средневековых арабских писателей // Древнейшие го-
сударства Восточной Европы. 2002 г. М., 2004.
Камалов, 2001 —Камалов А.К. Древние уйгуры VIII—IX вв. Алматы, 2001.
Кляшторный, 1980 — Кляшторный С.Г. Терхинская надпись (предварительная
публикация) // Советская тюркология. 1980, № 3.
Кляшторный, 1983 — Кляшторный С.Г. Тэсинская стела // Советская тюркология.
1983, №6.
Кляшторний, 2004 — Кляшторний С.Г. Аз1атський аспект ранньо! icTopii’ хозар //
Хазарский альманах. Т. 2. Харьков, 2004. * \
Кляшторный, 2005а — Кляшторный С.Г. Азиатский аспект ранней истории ха-
зар // Хазары. Иерусалим-Москва, 2005.
Кляшторный, 20056 — Кляшторный С.Г. Хазарские заметки // Тюркологический
сборник. 2003-2004. М., 2005.
Кляшторный, 2010 — Кляшторный С.Г. Рунические памятники уйгурского кага-
ната и история евразийских степей. СПб., 2010.
Кляшторный, Савинов, 2005 — Кляшторный С.Г, Савинов Д.Г. Степные империи
Евразии. СПб., 2005.
Ковалевская, 2005 — Ковалевская В.Б. Кавказ — скифы, сарматы, аланы. I тыс.
до н.э. — I тыс. н.э. М., 2005.
Ковалевский, 1956 — Ковалевский А.П. Книга Ахмеда ибн Фадлана о его путеше-
ствии на Волгу в 911-922 гг. Харьков, 1956.
Комар, 2006 — Комар А.В. Перещепинский комплекс в контексте основных проблем
истории и культуры кочевников Восточной Европы VII — начала VIII в. // Степи
Европы в эпоху средневековья. Т. 5. Донецк, 2006.
Комар, 2008 — Комар А.В. Наследие Западнотюркского каганата в Восточной
Европе // Зб1рка праць на пошану дшсного члена НащональноТ академп наук
Украши Петра Петровича Толочка з нагоди його 70-р1ччя. Ки!в, 2008.
Комар, 2011 — Комар А.В. Древние мадьяры Этелькеза: перспективы исследова-
ний // Археолопя i давня ютор!я Укра'Гни. Вип. 7. Мадяри в Середньому
Подшпров’!’. К., 2011.
Коновалову, 1999 — Коновачова И.Г. Восточная Европа в сочинении ал-Идриси.
М., 1999.
Константин Багрянородный, 1990 — Константин Багрянородный. Об управлении
империей. М., 1990.
Круглов, 2006. — Круглов Е.В. Заметки на полях некоторых статей по антрополо-
гии в свете проблем археологии хазарского времени // Нижневолжский архео-
логический вестник. Вып. 6. Волгоград, 2006.
Хазарская дилемма: тюрки или теле
201
Кузнецов, 1992 — Кузнецов В.А. Очерки истории алан. Владикавказ, 1992.
Кызласов, 1994 — Кызласов И.Л. Рунические письменности евразийских степей.
М, 1994.
Кюнер, 1961 — Кюнер Н.В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Цен-
тральной Азии и Дальнего Востока. М., 1961.
Латышев, 1948 —Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавка-
зе // Вестник древней истории. 1948, № 4.
Малов, 1951 — Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности. М.-Л.,
1951.
Малявкин, 1989 — Малявкин А.Г. Танские хроники о государствах Центральной
Азии. Новосибирск, 1989.
Мовсэс Каланкатуаци, 1984 — Мовсэс Каланкатуаци. История страны Алуанк.
Ереван, 1984.
Мовсэс Хоренаци, 1990 — Мовсэс Хоренаци. История Армении. Ереван, 1990.
Моисей Каганкатваци, 1891 —Моисей Каганкатваци. История агван. СПб., 1861.
Мровели Леонти, 1979 — Мровели Леонти. Жизнь картлийских царей. М., 1979.
Науменко, 2004 — Науменко В.Е. К вопросу о времени и обстоятельствах образо-
вания Хазарского каганата // Хазарский альманах. Т. 2. Харьков, 2004.
Новосельцев, 1990 — Новосельцев А.П. Хазарское государство и его роль в исто-
рии Восточной Европы и Кавказа. М., 1990.
Патканов, 1877 — Патканов КП. Армянская география VII в. по Р.Х. (приписы-
ваемая Моисею Хоренскому). СПб., 1877.
Патканов, 1883 —Патканов К. Из новаго списка географш, приписываемой Мои-
сею Хоренскому // Журнал Министерства народного просвещения. 1883. Март.
Петрухин, 1994 — Петрухин В.Я. Славяне и Русь в «Иосиппоне» и «Повести вре-
менных лет». К вопросу об источниках начального русского летописания //
Славяне и их соседи. Вып. 5. М., 1994.
Пигулевская, 1941 —Пигулевская Н.В. Сирийские источники по истории народов
СССР. М.-Л., 1941.
Плетнева, 1986 — Плетнева С.А. Хазары. М.,1986.
Плетнева, 1996 — Плетнева С.А. Саркел и «шёлковый» путь. Воронеж, 1996.
Подосинов, 2002 — Подосинов А.В. Восточная Европа в римской картографиче-
ской традиции. М., 2002.
Радлов, 1893 — Радлов В.В. К вопросу об уйгурах // Приложение к XXII тому За-
писок Императорской академии наук. СПб., 1893, № 2.
Ромашов, 2005 — Ромашов С.А. От тюрков к хазарам: Северный Кавказ в VI-
VII вв. // Тюркологический сборник. 2003-2004. М., 2005.
Савинов, 1984 — Савинов Д.Г. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху.
Л, 1984.
Свод древнейших письменных известий, 1994 — Свод древнейших письменных
известий о славянах. Т. I. М., 1994.
Сиротенко, 1972 — Сиротенко В.Т. Письменные свидетельства о булгарах IV-
VII вв. в свете современных им исторических событий // Славяно-балканские
исследования. М., 1972.
Асманов, 2002 — Усманов М.А. Об особенностях раннего этапа этнической исто-
рии улуса Джучи // Тюркологический сборник 2001. М., 2002.
202
А. В. Комар
Федотов, 1996 — Федотов М.Р. Этимологический словарь чувашского языка.
Т. 1-2. Чебоксары, 1996.
Феофилакт Симокатта, 1996 — Феофилакт Симокатта. История. М., 1996.
Флеров, 2010 — Флеров В. С. «Города» и «замки» Хазарского каганата. Археоло-
гическая реальность. М., 2010.
Цукерман, 2001 — Цукерман К Хазары и Византия: первые контакты // Материалы
по археологии, истории и этнографии Таврии. Вып. VIII. Симферополь, 2001.
Чичуров, 1980— Чичуров И.С. Византийские исторические сочинения. М., 1980.
Шагинян, 2003 — Шагинян А.К. Армения накануне арабского завоевания. СПб.,
2003.
Шалфеев, 1862 — Шалфеев П. Римская история Никифора Григоры. Т. 1. СПб., 1862.
Шмидт, 1958 — Шмидт А.Н. Материалы по истории Средней Азии и Ирана //
Ученые записки Института востоковедения. Т. XVI. М.-Л., 1958.
Эрдаль, 2005 — Эрдалъ М. Хазарский язык.// Хазары. Иерусалим-Москва, 2005.
Beal, 1884 — Beal S. Buddhist Records of the Western World. L., 1884.
Blockley, 1985 — Blockley R.C. The history of Menander the Guardsman. Liverpool,
1985.
Bosworth, 1999 — Bosworth C.E. The History of at-Tabari. N.V., 1999.
Chavannes, 1903 — Chavannes E. Documents sur les Tou-kiue (Tures) occidentaux //
Сборник трудов Орхонской экспедиции, t. VI. СПб., 1903.
Czegledy, 1966 — Czegledy К. Das sakrale Konigtum bei den Steppenvolkem //
Numen. Bd. 13. 1966.
Dunlop, 1954 — Dunlop D.M. History of the Jewish Khazars. Princeton, 1954.
Erdal, 2007 — Erdal M. The Khazar Language // The World of the Khazars. Leiden-
Boston, 2007.
Evagrius Scholasticus, 1846 — Evagrius Scholasticus. Ecclesiastical History. L., 1846.
Frazer, 1917 — Frazer J. G. The killing of Khazar King // Folklore. 1917, vol. 28
Golden, 1980 — Golden P. Khazar Studies: An Historico-Philological Inquiry Into the
Origins of the Khazars. Budapest, 1980, vol. 1.
Golden, 1992 — Golden P.B. An Introduction to the History of the Turkic Peoples.
Wiesbaden, 1992.
Golden, 2007a — Golden P. Irano-Turcica: the Khazar Sacral Kingship Revisited //
Acta Orientalia Academiae Scientiarum Hungarica. 2007, vol. 60.
Golden, 20076 — Golden P. Khazar Studies: Achievements and Perspectives // The
World of the Khazars. Leiden-Boston, 2007.
Gome?, 1995 — Gomeq S. Terhin Yaziti’nm Tarihi A?idan Degerlendirilmesi // Tarih
Ara§tirmalan Dergisi. 1995, № 28.
Gome?, Sezer, 2010 — Gome^S., Sezer H. The Problems Of Uighur (Uygur) Kagan
Family // History, Studies. 2010, vol. 2, issue 1.
Hamilton, Brooks, 1899 — Hamilton F.J., Brooks E. W. The Syriac Chronicle Known as
that Zachariah of Mitylene. L., 1899.
Hamilton, 1962 — Hamilton J. Toquz-oguz et on-uygur // Journal Asiatique. 1962.
t. CCL.
Harrak, 1999 — Harrak A. The Chronicle of Zuqnin, parts III and IV: A.D. 488-775.
Toronto, 1999.
Хазарская дилемма: тюрки или теле
203
Henning, 1952 — Henning W.B. A Farewell to the Khagan of the Aq-Aqataran // Bulle-
tin of the School of Oriental and Africal Studies, University of London. 1952,
vol. 15, №3.
Hewsen, 1992 — Hewsen R.H. The Geography of Ananias of Sirak. Wiesbaden, 1992.
Hirth, 1885 — Hirth F. China and the Roman Orient: Researches Into Their Ancient and
Mediaeval Relations as Represented in Old Chinese Records. Shanghai, 1885.
Ibn Hauqal, 1964 — Ibn Hauqal. Configuration de la terre. P., 1964.
Jauber, 1975 —Jauber P.A. La geographic d’Edrisi. Amsterdam, 1975.
Lin, 2001 — Lin Y. Some Chinese Sources on the Khazars and Khwarazm // Archivum
Eurasiae Medievali. 2000-2001. Bd. 11.
Lin, 2003 — Lin Y. Western Turks and Byzantine Gold Coins Found in China // Trans-
oxiana. 2003. № 6. http://www.transoxiana.org/0106/lin-ying_turks_solidus.html.
Mango, Scott, 1997 — Mango C., Scott R. The Chronicle of Theophanes Confessor.
Oxf., 1997.
Masudi, 1962 — Masudi. Les prairies d’or. T. I. P., 1962.
Minorsky, 1937 — Minorsky V. Hudud al-'Alam: The Regions of the World. A Persian
Geography, 372 A.H. — 982 A.D. L., 1937.
Parker, 1896 — Parker E.H. The Origin of the Turks // The English Historical Review.
1896, vol. 11, №43.
Parker, 1899-1901 — Parker E.H. The Early Turks // China Review. 1899-1901,
vol. 24-25.
Pelliot, 1950 — Pelliot P. Quelques noms turcs d’hommes et de peuples finissant en
“ar”// Oeuvres posthumes de Paul Pelliot. P., 1950. Vol. II.
Rona-Tas, 1999 — Rona-Tas A. Hungarians and Europe in the Early Middle Ages.
Budapest, 1999.
Rona-Tas, 2006 — Rona-Tas A. Nutshell Chuvash. Erasmus Mundus Intensive Program
Turkic Languages and Cultures in Europe. 2006. http://www2.lingfil.uu.se/afro/
turkiskasprak/IP2007/NUTSHELLCHUVASH.pdf
Senga, 1990 — Senga T. The Toquz Oghuz Problem and the Origin of the Khazars //
Journal of Asian History. 1990, vol. 24, № 1.
Shiratori, 1956 — Shiratori K. The Geography of the Western Region Studied on the
Basis of the Ta-ch'in Accounts // Memoirs of the Research department of the Toyo
Bunko. 1956, № 15.
Sbirota, 2005 — Shirota Sh. The Chinese Chroniclers of the Khazars: Notes on Khazaria
in Tang Period Texts // Archivum Eurasiae medii aevi. 2005, vol. 14.
Thomson, 1996 — Thomson R.W. Rewriting Caucasian History. The Medieval Arme-
nian Adaptation of the Georgian Chronicles. Oxf., 1996.
Yoeli-Tlalim, 2010 — Yoeli-Tlalim R. Islam and Tibet: Cultural Interactions — An
Introduction // Islam and Tibet — Interactions along the Musk Routes. L., 2010.
Zacharias Rhetor, 1967 — Zacharias Rhetor. Historia ecclesiastica Zachariae Rhetori
vulgo adscripta. P., 1967.
ПСРЛ — Полное собрание русских летописей
И.В.КОРМУШИН
(Москва)
Ы.БАТТУЛГА
(Улан-Батор)
Архан^нская надпись*
Данная наскальная надпись находится в невысокой горной гряде
Ханын уул (Стеновые горы)* 1, располагающейся примерно в 260 км за-
паднее Улан-Батора, в соседнем с Центральным — Булганском айма-
ке, сомон (район) Хишиг-Ондер. В месте нахождения рассматриваемой
надписи, видимо, с очень давних пор располагалось зимнее стойбище
Арханангийн евелжее («Архананский зимник»), примерно в 15 км от
западной оконечности этой гряды, тянущейся в общем направлении
с востока на запад на 40 км. Зимник располагается в южной части гря-
ды, слово же ар в его названии значит «север; северный», что можно
понимать как «защищенный с севера».
В западной части описываемой зимней животноводческой стоянки
начинается небольшое всхолмление, в основании которого по линии
юг-север есть заметное издалека, невысокое, в рост человека, скаль-
ное обнажение светло-желтого мелкозернистого песчаника. На ровной
плоскости этого обнажения хорошо сохранилась древнетюркская над-
пись руническим письмом. Три строки надписи тянутся горизонталь-
но, справа налево, на небольшой высоте от земли: верхняя строка
в метре от земли, самая нижняя строчка — в полуметре; общая протя-
женность верхней строки 107 см, куда включены обходы трещин в по-
роде, средняя и нижняя — гораздо короче, около 38 и 32 см соответст-
венно.
* Исследование выполнено при поддержке РГНФ, грант № 11-24-03552е/Мон.
1 Название гор связано с монгольским словом хана [хап] «стенка сборной юрты» -
как прикрытие от ветра, т.е. букв. «Стеновые (защитные) горы».
© Кормушин И.В., Баттулга Ц., 2013
Архананская надпись
205
Впервые эту надпись опубликовал в 1965 г. польский тюрколог
Э.Трыярский [Tryjarski, 1965: 423-428], по его словам, «на основе двух
немного ретушированных фотографий», оставшихся от Мерген Гун
Гомбожава, талантливого сотрудника П.Пельо, репрессированного на
родине в 1935 г. Уже после этой публикации сведения о надписи при-
вел в путевых заметках по Монголии в журнале «Шинжлэх ухаан
амьдрал» («Наука и жизнь») публицист О.Намнандорж [Намнандорж
1966, 38-41 дугээр тал]. Академик Б.Ринчен в своем «Атласе» помес-
тил фото надписи без чтения [Rintchen, 1968: 37]. Согласно отчету
эпиграфического отряда Советско-монгольской историко-культурной
экспедиции за 1977 г., местонахождение надписи зафиксировали
А.Очир, С.Харжаубай и С.Г.Кляшторный2. И монгольские, и совет-
ские участники экспедиции впоследствии продолжили работу над со-
бранными материалами. С.Харжаубай в 1980 г. в журнале «Хэл зохиол
судлал» («Исследования по языку и литературе») опубликовал чтение
и русский перевод Архананской надписи [Каржаубай, 1980: 90-93
дугаар тал], не указывая, обращался ли он к имевшейся на то время
статье Э.Трыярского. С.Г.Кляшторный передал материалы своего
трехкратного — в 1976, 1979 и 1980 гг. — исследования надписи
в совместную с первоиздателем Э.Трыярским новую, «улучшенную»
ее публикацию [Kljastornyj, Tryjarski, 1990]. Монгольский соавтор
предлагаемой ниже статьи Ц.Баттулга посещал надпись начиная
с 1998 г. неоднократно и в 2005 г. представил свой опыт ее прочте-
ния (статья опубликована по-монгольски и с английским резюме)
[Баттулга, 2005]. В 2008 г. с надписью познакомился русский соавтор
данной статьи И.В.Кормушин и убедился в возможности внести еще
некоторые коррекции к опубликованным чтениям, но в еще большей
степени — представить совершенно новое осмысление текста. После
этого соавторы решили в 2011 г., в ходе совместной российско-мон-
гольской экспедиции тщательно и совместно изучить надпись на мес-
те. Наряду с аутопсией при разном освещении в течение дня, были
сделаны многочисленные фотографии и сняты эстампажи на тонкую
бумагу.
Предлагаемые нами ниже идентификация знаков, их чтение и пе-
реводы получаемых фраз мы сопоставляем с тремя прежними изда-
ниями Архананской надписи: Харжаубая (1980), Кляшторного-Тры-
ярского (1990) и Баттулги (2005).
2Архив Института истории Академии наук Монголии.
206
И.В.Кормушин, Ц.Баттулга
Архананская надпись
207
208
И.В.Кормушин, Ц.Баттулга
Архананская надпись
209
Для удобства указанного сопоставления сначала мы приведем на-
ши общие, Баттулги и Кормушина, окончательные для нас установле-
ния букв и словоразделителей в надписи.
Текст в записи руническим письмом
М30>д : ГГ : d25J6 : Ф=1Г2оГ:Ч>: Ф£Г910: DJ>d (1)
:ФП65Г$Г* 160)>б : ГЬ55Т¥=1 rSsoXnOrUsH^YIVID : Г335Ч>Л
<80 : 2>8o>4iJ>d75 =1* $h : T70Dd
<26:1J25>6 'i4^20>d iiHTisih: TDdio : »xhr*5^hr* (2)
<24»^H>: >20H lDrl.415J>d : :U5AJ>rl (3)
Сопоставительный разбор состава знаков
Первая строка. Первые четыре слова текста в двадцать две буквы
в публикации Кляшторного-Трыярского даны верно. Харжаубай раз-
делил слово tarjrikan на два: tarjir и ekin, — с совершенно фантасти-
ческой семантизацией: «небом рожденный»; он ошибся далее в иден-
тификации 11, 12, 13-го знаков — ign2, прочитав слово j2ig(a)n2 как
*juzi. Далее, вместо botur / butur, знаки 14-18, правильно идентифици-
рованного у Кляшторного-Трыярского, у Харжаубая, из-за неверного
восприятия первого о/u знак 15, вышло *batur (но написание а в пер-
вом слоге не требуется!). Следующее, пятое слово строки, irk(i)n, зна-
ки 19-22, у Харжаубая оказалось разорванным на *ic, а далее с отточи-
ем (т.е. как указание на какие-то неопределяемые знаки) — *ork(ii)m,
в котором можно узнать часть слова irk(i)n, с i, измененным в о/й,
и m вместо реального п2; предложенные в этом случае знаки для с,
плюс неопознанные знаки в виде отточия, плюс знаки для о/й и m
в действительности совершенно не имеют места.
Вместо девяти букв на позициях от номера 23 до номера 31
у Кляшторного-Трыярского установлено 7 букв: yasal qazyan, — при-
чем практически все эти идентификации оказываются неверными.
У Харжаубая в данной группе опознан лишь один знак: № 25 — q,
остальные идентификации тоже не отвечают реальности. Знаки 23-31
впервые были правильно установлены Баттулгой: bal’q ari: boli’.
Глагольная форма turdi*, знаки 32-36, правильно идентифицирована
У Кляшторного-Трыярского, но следующее слово, знаки 37-39, из-за
ошибки в первой букве прочтено неверно как *q(a)rji вместо реального
j(a)rji, зафиксированного только у Баттулги. У Харжаубая форма turdi*
210
И.В.Кормушин, Ц. Баттулга
не опознана, знак 36 воспринят верно как j1, но знак 38 ошибочно
идентифицирован как а, а не 1.
Имя собственное и титул kill t(a)rq(a)n, знаки 40^16, верно прочте-
ны у всех издателей. Однако следующее слово, знаки 47-51, как родст-
венный термин kiidagii «зять», принято только у Харжаубая. У Кляш-
торного-Трыярского это место вообще получило немотивированное
чтение: kaldak — ?. Баттулга, верно определив знаки 47-51, напрасно
разделил их на два слова: kii adgii; вместе с последующим глаголом
kii adgii kalirti фраза грамматически и семантически некорректна, что
видно из ее довольно натянутого перевода: «Кул Тархан сайн чимээ
ируулээв» [Кюль-тархан хорошую весть послал] [Баттулга, 2005], про-
тив чего целый ряд возражений: kii — не «весть», а «слава»; слово хо-
рошая должно бы находиться в препозиции; kalirti — не «отнес» и тем
более не «послал», а «принес/привел». Предлагаемый теперь перевод:
«привел зятя» — поддается осмыслению.
В знаках 52-56 Кляшторный и Трыярский прочитали два слова:
okiiz/ogiiz erti, — что у Харжаубая имело вид ayi'z erti. Однако, как ус-
тановил впервые Баттулга, знаки 52-53 kl2, а все слово — k(a)l2(i/ii)r2
t2i, см. выше.
Буквы на позициях 57-60 издатели прочитали по-разному: bunca —
Кляшторный и Трыярский, but anta — Харжаубай. И все же, как легко
установить из обращения к оригиналу, правильно идентифицировал
эти знаки Баттулга в виде обычного buna. Конечное а, знак 60-й, здесь
уменьшено и помещено внутри дуги предшествующей буквы п1,
знак 59.
Слово или два слова, заключенные в буквах на позициях 61-67,
оказались трудными и для опознания, и для понимания. Именно здесь,
под номерами 61 и 67, находятся две ошибочные идентификации Бат-
тулги, исправленные теперь Кормушиным. Об интерпретации полу-
ченной группы знаков: biigikin — см. ниже. У Баттулги здесь было stig
iki, без конечного п. Кляшторный и Трыярский из двух этих слов за-
фиксировали полностью второе, в более полном составе: ikin, — но
у них совершенно отсутствуют какие-либо буквы первого. У Харжау-
бая отсутствуют оба слова.
Слово qaja, знаки 68-70, прочитали все издатели. Кляшторный
и Трыярский верно идентифицировали знаки 71-72 t2g2 и 74 к2, но
ошиблись в 73-м знаке Ь2, приняв его за d2. Соединив эти знаки вместе,
они получили в итоге t(a)gd(i)k, которое прочитали как глагольную
форму — предикат при qaja, оставив тем самым формульное bolzun,
знаки 75-80 (которое верно прочитали все издатели), без естественно-
Архананская надпись
211
го именного наполнения, отсюда недоумение — что пусть будет?
Авторы, чувствуя эту семантическую неполноту, добавили в перевод
в скобках отсутствующее в тексте слово: Let it be (known) «пусть бу-
дет (известно)» [Kljastomyj, Tryjarski, 1990: 66].
Харжаубай как раз верно определил знаки 73-74 как b2k2, но его
перевод далек от того естественного смысла, который придал этому
пассажу Баттулга: qaja tag bak bolzun «хад мэт бэх болтугай» (словно
скала прочным пусть будет) [Баттулга, 2005]. Однако кому адресовано
это благопожелание, в его прочтении осталось невыясненным.
Вторая строка. В начале строки резчик неглубоко и неуверенно
написал первые три буквы текста строки — : b2it2, а затем повто-
рил их более глубокими резами. Кляшторный и Трыярский восприня-
ли эти слабо прочерченные буквы как местоимение Ьап, а Харжаубай
прочитал здесь beku. Баттулга правильно понял «пробный» характер
этих едва видных резов, но ошибся в восприятии четвертого знака
«белового» текста. Эту букву благодаря «рогатине, обращенной вниз»,
он принял за А: с, читая первое слово второй строки как bitic. Однако
наклон штамба вправо и зубчик сверху выдают в этом знаке особое А:
g2, зафиксированное нами в енисейской надписи Алтын-Кёль I, строки
2, 4, 5, 8 [Кормушин, 1997: 79-80]. Кляшторный и Трыярский приняли
здесь требуемое и единственно подходящее по смыслу g2, тогда как
Харжаубай увидел в этом знаке к.
Последующие слова данной строки: qaja taqrikan qutluy bol..., знаки
10-25, Кляшторный и Трыярский прочитали верно, за исключением
последнего знака, позиция 26, — императивного окончания глагола
bol-, которое не -z(u)n (3 л.), a -(u)q (2 л. мн. ч.), как это верно у Хар-
жаубая. Аналогичная неточность допущена ими в той же формуле
в третьей строке, З7.15. Харжаубай, как и выше, в первой строке, разде-
лил слово taqrikan на два: taqir и ekin, — только теперь эпитет «небом
рожденный» относится к слову qaja, находящемуся в препозиции, что,
конечно, расходится с тюркским синтаксисом.
Третья строка. Начало строки, знаки 1-5, правильно установлены
У Харжаубая, но он ошибочно идентифицировал 6-й знак как 1: д, то-
гда как это 1: а. В этих буквах он попробовал прочитать слово qulacqi’q
«твоя сажень», уверяя, что так могло обозначаться «тело человека»
[Каржаубай, 1980: 91]. Натяжкой в этой интерпретации было и то, что
верно идентифицированный 5-й знак «стрелы» oq/uq получает чтение
обычного q с неогубленным гласным. Кляшторный и Трыярский со-
212
И.В.Кормугиин, Ц. Баттулга
вершенно неверно идентифицировали знаки 1-6, прочитав здесь ir[k]a
ina у s 1 [yasaul? yas’l]. Правильно все эти буквы, знаки 1-6, опознаны
Баттулгой: qul acoqa; в сочетании с последующей формулой благопо-
желания, знаки 7-15, в этих словах естественно допустить имя собст-
венное. Благопожелание верно идентифицировано Харжаубаем и Бат-
тулгой, а Кляшторный и Трыярский, как и во второй строке, до-
пустили маленькую неточность в идентификации последнего знака
в формуле, см. выше.
Вторая, и последняя, фраза этой строки всего из двух слов, знаки
16-24, ни у кого из издателей не прочтена правильно. У Кляшторного
и Трыярского, а также у Харжаубая не был учтен знак 17 — умень-
шенное D : j1, первоначально пропущенное резчиком и вписанное
сверху между 16-м и 18-м знаками соответственно, что дает q(a)ja, ко-
торое увидел только Баттулга. 18-й знак 1 : а Харжаубай, а также
Кляшторный и Трыярский приняли за Г : i/i. Харжаубай не только
ошибочно воспринял 20-й знак > : и как; ) : п, получив вместо q(a)ja —
qi*r(i)n, но и непонятным образом прочитал последнее слово urt(i)m как
b(e)d(i)zt(i)m (?). Кляшторный и Трыярский более правильно иденти-
фицировали знаки с 16-го по 24-й, получив qirurti'm, от перевода кото-
рого отказались; помимо пропуска 17-го и неверного чтения 18-го зна-
ков они также не приняли во внимание второе подряд > : и — после
20-го — 21-й знак. Баттулга ближе всех подошел к прочтению данного
пассажа, во всяком случае у него дан совершенно правильный пере-
вод: «хаданд цохиулав, би» [я выбил на скале] [Баттулга, 2005], однако
в буквах он немного напутал, прочитав qaja urturtum, что грамматиче-
ски не соответствует сделанному им переводу. Эту путаницу в не-
скольких знаках, с 19-го по 21-й, удалось преодолеть в совместной
работе Кормушина и Баттулги: а) установив наличие словоразд ел ите-
ля между 20-м и 21-м знаками, что отнесло ru, знаки 19-20, к слову
q(a)ja как его падежное окончание, б) отказавшись от «лишнего» t, что
позволило получить непроизводную форму urt(i*)m вместо каузатива
у Баттулги urturt(u)m, не подтверждаемого составом знаков. Получен-
ное теперь qajaru urt(u)m соответствует переводу Баттулги «я выбил на
скале», но в грамматически корректных формах.
Итак, в трех строках надписи всего 130 рунических букв (по стро-
кам: 80+26+24 буквы) плюс к этому 21 двоеточие-словоразделитель
(по строкам: 12+5+04). Текст состоит из семи предложений, образо-
ванных 35 словами: 1-я строка — три предложения из 9+5+7=21 слова;
2-я строка — два предложения из 2 + 4=6 слов; 3 строка — два пред-
ложения из 6 + 2=8 слов.
Архананская надпись
213
Прежде чем перейти к собственным переводам и толкованиям по-
лучаемого текста, предлагаем вниманию читателя опыты предшест-
вующих трех изданий данной надписи.
Кляшторный-Т рыярский
(l)Her Sacred Majesty Princess Yigan [Ее Священное Величество
принцесса Йиген], Butur (Botor, Botur, Butor) Irkin [Бутур-
иркин], Yasal Qazyan [и Ясал Казган] pitched here (their) camp
[устроили здесь (свой) лагерь]. Her (?) father (is) Kill (Koi)
Tarqan [Ее (?) отец — Кюль-тархан]. We arrived [Мы прибыли].
There was a river [Там была река]. We penetrated (so far) as (these)
two rocks [Мы дошли до (этих) двух скал]. Let it be (known).
Пусть это будет (известным).
(2) I wrote the inscription (in) the rock [Я написал надпись (на)
скале]. May Her Sacred Majesty enjoy divine favour (...)[Пусть Ее
Священное Величество насладится божественной благодатью].
(3) May Irkin (?) Yasal (? ...) enjoy divine favour [Пусть Иркин, Ясал
насладятся божественной благодатью].
Харжаубай
(1) Небом рожденного принца (священного) лица скрылось (улете-
ло). Высочеству ... к ... в году мы (обряды погребения) совер-
шили. ... Лунного первого месяца зятю Кюль-тархана жертво-
приношение принесли. Бирюзой украшали, навек погребли на-
сыпью.
(2) ... тщательно надпись написал я. Небом рожденный скале.
Пусть будет благодатным!
(3) ... твоя сажень ((тело)) пусть будет благодатным! Вырезал, на-
чертил я3.
Баттулга
(1) Тэнгэрхэн гунжийн зээ Бутур иркин балгасын цэрэг болон суув
[Племянник благородной принцессы Бутур-иркин жил как воин
города]. Шинэ Кул /Кол/ Тархан сайн чимээ ируулэв [Новый
Кюль-тархан хорошую весть послал]. Энд ... цэргийг .. хоёр ..
хад мэт бэх болтугай [Здесь ... воинов ...два ... пусть будет
прочным как скала].
3 Приведено в орфографии источника [Каржаубай, 1990: 91].
214
И.В.Кормушин, Ц. Баттулга
(2) Бичээч бичив, би [Пишущий я написал]. Хад тэнгэрхэн
влзийтэй болог [Дух-хозяин горы — пусть будут счастливы].
(3) Боол Ачука (Ачока) олзийтэй болог [Раб Ачука — пусть будут
счастливы]. Хаданд цохиулав, би [Я выбил на скале].
Выше были приведены для справки переводы предшествующих
изданий Архананской надписи, к которым мы последовательно, знак
за знаком, обращались при сопоставлении идентификаций знаков в
этих изданиях с предлагаемыми теперь нами. Критика этих переводов
вряд ли конструктивна, так как они базируются на том составе знаков
надписи, который был установлен публикаторами. Критика нами про-
водится только в отношении правильности/ошибочности идентифика-
ций знаков.
Ниже даем наше прочтение надписи — разбивка на слова и их фо-
нетизация в соответствии с тем составом знаков, который установлен
именно в данной работе. ' \
Транскрипция
(1) tagrikan quncuj : jigan botur irkin : bali’q ari : boli’ turdi : jaqi kill
tarqan : kiidagii kaliirti: buna biigikin qaja tag bak bolzun
(2) bitig bitidim : qaja taqrikan : qutluy : boli’q
(3) qul coqa (~ acuqa - ?): qutluy : boli’q : qajaru : urti’m
Перевод
(1) Племянник супруги Божественного — Ботур-иркин жил в горо-
де в качестве его дружинника. Вновь (назначенный) Кюль-
тархан привел (его сюда)4 в качестве (своего) зятя. В связи с
этим пусть будет крепкое как скала здравие им обоим!
(2) Я написал (эту) надпись. (Крепкий как) скала Божественный
(правитель) — будьте благословенны!
(3) Кул-Чока/Ачука (~ Раб Божий Чока/Ачука) — будьте благосло-
венны! Я выбил (все это) на скале.
Примечания
taqrikan — «божественный, связанный с богом, богами». Это — на-
рицательный эпитет правителя государства, кагана, слово, свя-
занное преимущественно с древнеуйгурской (но не тюркской,
В местность, где выбита надпись.
Архананская надпись
215
в узком этнодиалектном отношении) языковой традицией, однако
несколько раз применено в Онгинской надписи, относящейся к па-
мятникам орхонского, т.е. тюркского, круга [Clauson, 1972: 525;
Erdal, 1991: 76-77].
quncuj — супруга знатного лица [Кормушин, 2008: 258-262].
jigan — племянник по женской линии [ЭСТЯ, 1989: 166; Покровская,
1961: 51;Кара-оол, 2004: 50].
botur или butur — несомненно, это собственное имя героя надписи; на
то, что это проприальная часть имени-титула, указывает, по наше-
му мнению, и выписывание всех гласных в слове.
irkin — титул и/или звание детей достаточно высокопоставленных
лиц, хотя, похоже, этот титул мог сохраняться у человека долгое
время, вероятно до перехода к нему по наследству более высокого
титула отца или другого старшего родственника в большой семье;
Дж.Клосон: «irkin — титул рожденных у племенных вождей, ниже
кагана, но выше бега» [Clauson, 1972: 525].
bali*q ari — совершенно ясное грамматически словосочетание
«муж/воин города» как будто бы открывает некоторую неизвест-
ную до сих пор категорию людей, находящихся на службе
у города в качестве его военной силы.
boli* turdi* — обращает на себя внимание аспектуальная глагольная фор-
ма явно неогузского, но уйгурского типа, причем с редким для та-
ких образований деепричастием на -1, а не на -а или на -и.
jaiji’ — букв, «новый»; поскольку слово стоит в препозиции к имени
собственному с титулом-должностью (см. ниже), то оно является
определением к нему, и в этом случае очевидно, что личность ха-
рактеризуется в отношении должности, но не имени, которое не
может быть «старым» или «новым».
tarqan — широко распространенное название одной из высших го-
сударственных должностей — тархана, ответственного лица нало-
говой службы, которое одновременно являлось и титулом данного
лица.
biigikin/ bogikin — «эти двое, вдвоем»; один из соавторов высказывает
предположение, что перед нами не абсурдная, грамматически не-
корректная форма, а гаплологичекое (с выпадением слога на стыке)
сращение указательного местоимения bo~bu «это/этот/эти» с чис-
лительным eki «два» в форме собирательности на -giin/-kun
(о форме на -giin см. [Кононов, 1980: 114; Tekin, 2000: 133-134]).
Аналогичный результат в первом слоге мы наблюдаем в слове
bodka «теперь» (< bo/bu odka «в это время»); гаплологическую
216
И.В.Кормугиин, Ц. Баттулга
форму имеем в БК Сев. 1, которой в более ранней версии — КТ,
в параллельном тексте, Южн. 1, имеем несращенную форму:
bu odka. По поводу g в фиксируемой в нашей надписи bogikin на-
дежду дает тувинская форма ийи «два», в которой й могло развить-
ся только из г, т.е. цепочка звуковых изменений выглядела так:
*ekki > *iki > *igi > eji. Что касается гласного в аффиксе собира-
тельности, то везде он представлен огубленным и, а здесь неогуб-
ленное i, что можно отнести на счет меньшей приверженности ли-
тературному стилю.
Толкование
Очевидно теперь, что перечисление высокопоставленных особ —
taqrikan (здесь, скорее всего, — «правитель государства-княжества»),
quncuj («супруга знатного лица», а не абстрактная «принцесса»), —
является всего лишь определением к родственному термину jigan —
«племянник по женской линии». Семантика «родственника по жен-
ской линии» удостоверяет и соотцошение слов taqrikan и quncuj в том
плане, что первое является определением ко второму и речь не идет об
обоих лицах как о персонажах. Последующие имя собственное и титул
называют героя (а точнее, одного из двух героев, или мемориантов)
надписи botur irkin.
Ботур-иркин, племянник супруги князя, — это субъект первого
предложения надписи. В предикатной группе называется занятие
субъекта: baliq ari — грамматически совершенно ясное словосочета-
ние «муж/воин города», что как буд!*о бы открывает некоторую, не-
известную до сих пор категорию людей, находящихся на службе у го-
рода в качестве его военной силы. Определение Ботура как мужа-
воина не противоречит определению его как племянника, т.е. родст-
венника мужского пола. Наличие у Ботура титула иркин не противоре-
чит его родству с высокопоставленной госпожой. При этом титуле он,
скорее всего, был начальником в этой службе, но, вероятно, неболь-
шим, так как аттестуется он все-таки как воин городской дружины,
а не как командир какого-либо ранга. Очевидно, что Ботур был моло-
дым человеком. Родство-свойство Ботура с самим правителем не ис-
ключает, но, скорее, даже предполагает, что город его службы был
столичным, в котором княжил «Божественный».
В перифразе boll turdi обращает на себя внимание аспектуальная
глагольная форма явно неогузского, но уйгурского типа, причем
с редким для таких образований деепричастием на а не на -а или
Архананская надпись
217
на -u. С другой стороны, продолженность и постоянство действия, вы-
ражаемые вспомогательным глаголом tur- «стоять», укрепляет нас
в понимании, что Ботур характеризуется как проживающий на дли-
тельной/постоянной основе в качестве «воина города», т.е. как чело-
век, отправляющий эту службу.
Второе предложение первой строки вводит второго меморианта
надписи. Это Кюль-тархан, т.е. человек явно более высокого ранга,
чем первый мемориант. Определение «новый», по нашему мнению,
связано с недавним назначением этого человека на должность. Он,
Кюль-тархан, «привел зятя». Очевидно, что зятем является тот чело-
век, что назван в предыдущем предложении, — Ботур-иркин, молодой
человек, племянник супруги князя. Он служит и живет в городе: гла-
гол «привести, просить/заставить прийти сюда, на место речи» в ре-
альном плане может означать, что тесть каким-то образом переманил
зятя из города на земли в месте надписи, дав ему их, например, в при-
даное. О кратковременном визите зятя так не сказали бы. Если бы це-
лью памятной надписи был бы сам факт свадьбы дочери новоиспе-
ченного вельможи, сказали бы «взял зятя» или «выдал дочь замуж».
Но привел — это, конечно, поселил. О реальных причинах согласия на
это зятя можно строить самые разнообразные предположения.
Мы исходим из допущения, что «новый» относится к человеку —
владельцу земель, на которых находится скала с надписью; этот чело-
век получил высокую должность тархана и вынужден был переехать
в столичный город, в котором проходил службу племянник княгини/
каганши. Видимо, в приданое за своей дочерью Кюль-тархан отдал
земли, в составе которых был зимник, сохранивший до наших дней
бытовую историю тысячелетней давности.
О возможной датировке надписи
Как и большинство подобных мелких и даже средних надписей на
стелах и скалах, в них нет не только прямого указания на дату соз-
дания, но и нет достаточно развернутого содержания, в котором мож-
но было бы найти переклички с какими-то известными событиями.
Обращение к палеографическим особенностям Архананской надписи
дает неоднозначные результаты. С одной стороны, здесь присутствуют
начертания, показывающие отход от классических орхонских форм
букв в сторону более поздних их вариаций: 1) зубчик в i/i сдвинут от
верхней точки на штамбе к середине его; 2) у Ь2 большой навес-крыша
вместо ромбовидной головки, будь то в овальном или прямолинейном
218
И. В. Корму шин, Ц. Баттулга
вариантах, как в Тон и КТ/БК; 3) самая характерная примета: наличие
t1 в виде двух крыш, что отделяет эту упрощенную конструкцию от
схемы этой буквы в виде ромба вместо нижней крыши в орхонских
и уйгурских надписях; 4) колена рун для б/u, г1, q, г, z еще сохраняют
полноту образования, но их маленькие вертикали в большинстве букв
оказываются слегка укороченными; 5) начертание палатального g во-
обще ближе к енисейскому начертанию, включая сюда один случай
аналогии особого енисейского g в начале второй строки, о чем сказано
выше; 6) наклоненность вправо штамба руны для k. С другой стороны,
есть достаточно старое начертание п2, с обоими коленами, направлен-
ными вниз, что характерно для формы этой буквы в надписи Тонью-
кука. Если отнести послед'нюю особенность к средствам стилизации,
то описанные выше начертательные новеллы в целом, по мнению
И.В.Кормушина, указывают примерно на середину IX в. как возмож-
ное время создания Архананской наскальной надписи. Ц.Баттулга
присоединяется к подобной оценке. А >
Баттулга, 2005 — Баттулга Ц. Арханангийн бичээс // Монгол улсын Шинжлэх
ухааны Академи. Улаанбаатар, 1980.
Кара-оол, 2004 — Кара-оол Л.С. Термины родства и свойства в тувинском языке.
Кызыл, 2004.
Каржаубай, 1980 -Каржаубай С. Надпись на скале Арханана // Хэл зохиол судлал.
XIV боть, 1-25 дэвтэр. Улаанбаатар, 1980.
Кононов, 1980 — Кононов А.Н. Грамматика тюркских рунических памятников
VII-IX вв. Л., 1980.
Кормушин, 1997 — Кормушин И.В. Тюркские енисейские эпитафии. Тексты и
исследования. М., 1997.
Кормушин, 2008 — Кормушин И.В. Тюркские енисейские эпитафии. Грамматика.
Текстология. М., 2008.
Намнандорж, 1966 — Намнандорж О. Арван едрийн шинжилгээний аялал //
Шинжлэх ухаан амьдрал. Улаанбаатар, 1966. № 5.
Покровская, 1961 — Покровская Л.А. Термины родства в тюркских языках // Ис-
торическое развитие лексики тюркских языков. М., 1961.
ЭСТЯ, 1989 — Севортян Э.В., Левитская Л.С. Этимологический словарь тюрк-
ских языков. М., 1989.
Clauson, 1972 — Clauson G. An Etymological Dictionary of Pre-Thirteenth-Century
Turkish. Oxf., 1972.
Erdal, 1991 — Erdal M. Old Turkic Word Formation. A Functional Approach to the
Lexicon. Vol. I—II. Wiesbaden, 1991.
Kljastomyj, Tryjarski, 1990 — Kljastomyj S.G., Tryjarski E. An Improved Edition of the
Arkhanen Inscription // Rocznik Orientalistyczny. T. XLVII. Warszawa, 1990.
Архананская надпись
219
Rintchen, 1968 — Rintchen. Les dessins pictographiques et les inscriptions sur les ro-
chers et sur les steles en Mongolie // Corpus Scriptorum Mongolorum. T. XVI,
fasc. 1, Улаанбаатар (Oulanbator), 1968.
Tekin, 2000 — Tekin T. Orhon Turk$esi Grameri. Ankara, 2000.
Tryjarski, 1965 — Tryjarski E. L’inscription runiforme d’Arkhanen, en Mongolie //
Ural-altaische Jahrbiicher. (1964). 1965. Bd. 36, fasc. 3-4.
П.Б.ЛУРЬЕ
(Санкт-Петербург)
Карлуки и яглакары
в согдийской нумизматике Семиречья1
В последние годы в Чуйской долине были обнаружены согдийские
монеты двух новых типов. Первый из них имеет непосредственное
отношение к государству карлуков, второй — к уйгурскому правяще-
му клану яглакаров.
Оба типа монет относятся к согдийскому семиреченскому литью.
Монеты этого времени (раннего доисламского средневековья) и этой
территории (особенно долин рек Чу и Талас) созданы по единой моде-
ли. Это бронзовые литые монеты с квадратным отверстием по центру,
обведенным бортиком, и с бортиком по внешнему краю. На одной
стороне монеты расположена круговая легенда, содержащая имя пра-
вителя или указание на его родоплеменную принадлежность. На об-
ратной стороне — знаки (тамги). Иногда часть надписи может распо-
лагаться на стороне с тамгами, и, наоборот, дополнительная тамга мо-
жет располагаться на эпиграфной стороне. Форма монеты и техноло-
гия ее изготовления, присутствие тамги в виде «пальца императрицы»
заимствованы из Китая, язык надписей — согдийский.
В то время как в самом Согде в VII—VIII вв. по китайской модели
лили монеты царей Самарканда и ряда мелких государственных обра-
зований, на монетах из Чуйской долины большинство имен собствен-
ных и титулов — тюркские. Явные исключения — w(’)xswt ’wy «силь-
ный благодаря Оксу» (ср. ниже) и wn ’ntm 'х «побеждающая луна» —
так теперь читает Ютака Ёсида слово, привычное (но едва ли возмож-
ное) чтение которого — txws ’nk, т.е. «тухусский» (см.: [Yoshida, 2000:
1 Расширенный вариант статьи, опубликованной в сборнике «Древние культуры
Евразии. Материалы Международной научной конференции, посвященной 100-летию
со дня рождения А.Н.Бернштама». СПб., 2010, с. 279-284.
© Лурье П.Б., 2013
Карлуки и яглакары в согдийской нумизматике Семиречья
221
83, 85; Lurje, 2010: #1315]). В тюркских легендах иногда встречается
уже не согдийская, а уйгурская орфография, приспособленная под ну-
жды тюркского языка.
В этом смысле примечательны монеты Арслан Кюль-иркина,
имевшие хождение в западной части Чуйской долины. Написание вто-
рого элемента как kwyl с диграфом wy для переднеязычного й является
приметой уйгурского письма и отсутствует даже в самых поздних со-
гдийских памятниках.
Самый характерный, ранний, качественно выделанный и много-
численный тип этих монет — чекан государства тюргешей (711—
766 гг.), легенда на котором — «монета господина, кагана тюргешей»
(flyy twrkys х’у’п рпу). Первое слово здесь (как и на многих других
монетных легендах), видимо, в генитиве, а не в номинативе «легкой»
основы, так что читать его следует как Ivayel, а не Ivayil. Впервые ле-
генда на монете была прочтена уже в 1910 г. Ф.В.К.Мюллером, ко-
торому принадлежит честь дешифровки согдийского языка [Muller,
1910: 95, п. 1].
Начиная с лета 2007 г. на городище Шиш-тюбе около города Кара-
Балта в западной части Чуйской долины стали обнаруживать монеты,
совершенно идентичные по размеру, по текстам и изображениям, ве-
роятно отлитые в одной и той же форме. На монете с квадратным от-
верстием на ободке и с ободом по внешнему краю (диаметр 19 мм, вес
2,4-2,6 г) имеются две небольшого размера тамги, расположенные ря-
дом, и одна из них напоминает букву М, а вторая — букву Э. Их мож-
но понимать как древнетюркские знаки г2 и g2. Первая хорошо извест-
на как тамга на многих выпусках тюргешей, а обе тамги вместе при-
сутствуют и на монетах Арслан Кюль-иркина, найденных и в восточ-
ной части Чуйской долины, и на городище Шиш-тюбе. Там обнаруже-
но около трех десятков монет (e-mail А.М.Камышева от 09.10.2012).
На обеих сторонах монеты имеются надписи на согдийском языке.
Их предварительное чтение было размещено нами на сайте
www.zeno.ru #46265 и было опубликовано в нескольких местах
А.М.Камышевым, включая его учебное пособие [Камышев, 2008: 89,
табл. 15:14] и тезисы его доклада на XV Всероссийской нумизматиче-
ской конференции (Камышев 2009). В августе 2009 г. автор имел воз-
можность ознакомиться с двумя монетами из коллекции А.М.Камы-
шева и сфотографировать их. Еще одна аналогичная монета опублико-
вана на сайте www.zeno.ru #70019. К лету 2007 г. А.М.Камышеву было
известно пять таких монет [Камышев, 2009: 71], к осени 2012 г. — бо-
лее двух десятков (e-mail от 09.10.2012).
тп
П. Б.Лурье
Монеты карлуков (слева), монеты яглакаров (справа).
Из коллекции А.М.Камышева (фото автора)
Читается легенда следующим образом: 1 (сторона без знаков-тамг,
на фото сверху): flyy xr’lwx х’у(’)п рпу «монета господина кагана кар-
луков». 2 (сторона с двумя тамгами, на фото внизу): kwp-’k xwt’w
«царь Кббак(?)».
Почерк надписей (аккуратный курсив, в котором уже совпали «ко-
роткие» буквы) и наличие «уйгурского» I позволяют датировать их
VIII — началом XI в. На реверсе второе слово — согдийское Ixutawl
«царь». В нумизматике оно отмечено еще на одном типе монет, про-
исходящих из Тараза и Краснореченского городища, где легенда чита-
ется как xwt’w wxswt’wy рпу «монета царя Уахшутауа». В.А.Лившиц
читает имя на этих монетах городища как w’xswt’wy, я же не вижу
здесь первого алифа. Имя /Waxusutaw/ нужно понимать как согдий-
ское «могущественный (благодаря божеству) Окса» [Lurje, 2010:
#1307], его тюркская этимология едва ли возможна, поскольку искон-
ное тюркское слово не может начинаться на w-.
Слово kwp ’к (возможны также чтения pwp ’к, kwpy, pwpy) на моне-
тах из Шиш-тюбе выступает неким определением «царя», вероятнее
всего его именем. Мы склонны видеть в нем тюрское имя собственное
/кдЬак, kopcik/, букв, «собака, кобель» (ср. имя половецкого хана
Кобьькъ в «Слове о полку Игореве» и «Ипатьевской летописи»; отме-
Карлуки и яглакары в согдийской нумизматике Семиречья
22Ъ
чено также в ономастике каракалпаков и алтайцев, см. [Менгес, 1979:
102-105]). Можно также читать его и как согдийское имя собственное,
производное от *kwp «холм, гора, горб», или, если читать pwp ’к — то
как имя, восходящее к какому-то «детскому» слову типа pupa, buba,
иранскому или тюркскому.
Другая возможность — понимать первое слово как прилагательное,
относящееся к месту, где правил чеканивший монету «царь». В этом
случае его владением был бы некий кюр илиpwp ("к — суффикс отно-
сительных прилагательных в согдийском), и в последнем, возможно,
опознается раннесредневековое название селения, существовавшего
на месте Шиш-тюбе. Археологи вполне единодушно отождествляют
его с Нузкетом, «крупным селением», располагавшимся, по свиде-
тельству арабских географов, непосредственно к востоку от Асбары
(Тамды на р. Ашпара) [Горячева, 2010: 36, 49] и более ранняя литера-
тура.
Однако Нузкет является не более чем реконструкцией названия,
которое во всех источниках представлено в различных графических
вариантах. Ученые сходятся во мнении, что его первая буква — ко-
роткий штрих (т.е. b, /, z?, п или у), вторая — вав, третья неясна (но,
вероятно, тоже короткий штрих), а в конце стоит /kat/ или /ка&/, согд.
«город» — весьма распространенный формант в топонимии Средней
Азии. В списках географа IX в. Ибн Хурдадбеха даются формы
Nunkati и без точек СйСкаС, а в издании Де Гойе [De Goeje, 1889:
29] — Nuzkatf (^j> / / ^>); у Кудамы [De Goeje, 1889: 206) —
Nurkat (^j>), у Мукаддаси, географа XI в. [De Goeje, 1906: 263),
приведен Nuskati, а в списке В — Tunskat (oS^jjj / ал-Идриси,
географ XII в. [Bombaci, 1970-1978: 715], дает Burkatf (^jj?), в ано-
нимной персидской географии X в. «Худуд ал-А‘лам» [Minorsky, 1937.
Рага. 15, 3] выступает форма NunkaiJ 0^>). В.Томашек [Tomaschek,
1889: 107], а вслед за ним Э.Шаванн [Chavannes, 1903: 10, 304] и
В.В.Бартольд (Бартольд, 1894-1964: 282) предлагали читать Тйткад
или ТйпкаЯ / uj5L>jj) ввиду китайского названия города Дуньцзянь
(ФЯЖЖ раннесредйекитайское [Pulleyblank, 1991, s. vv.] twzn-kianh).
Согласно Таншу, он располагался между Синьчэном («Новгород»,
Навекат, вероятно, совр. Красная Речка) и Ашэбулай (Аспара). Не вы-
глядит невозможным и чтение Bubkatf (^ч>»), т.е. /Рйр, ВйЫ + кай
«город». Арабским письмом иноязычная и чуждая арабскому фонема
1р/ чаще всего выписывалась как b или f
Надпись на другой стороне монеты, во-первых абсолютно точно
соответствует формуляру монет тюргешей, где написано fiyy twrkys
224
П. Б. Лурье
х’у’п рпу «монета господина кагана тюргешей». Во-вторых, примеча-
тельна форма этнонима xr’lwx. Конечная буква имеет длинный гори-
зонтальный «хвост», т.е. это не у, ах, и эта буква в согдийской запи-
си тюркских слов передает увулярный глухой q. Более интересно
наличие в записи алифа. Первоначально я читал этноним как х ’rlwy,
с алифом, передающим /а/ первого слога (неначальные г и ’ в дукте
монеты не отличаются). Однако Ю.Ёсида (e-mail в рассылке sogdian-
L@yahoogroups.com от 31.07.2007) обратил наше внимание на запись
xr’rwy во фрагменте согдийского документа, датированного 663 г.
и найденного недавно в Синьцзяне (в почерке документа алиф и реш
ясно различаются, а для звука / в то время еще не было придумано
особой буквы) [Yoshida, 2008], и на ранние китайские транскрипции
этнонима типа Гэлолу (^5ЙШ, раннесреднекитайское ка-1а-1эюк\
в которых угадывается исконное трехсложное /qaraluq/. Таким обра-
зом, запись на монете оказывается более ранней, чем арабо-персидская
передача xallux и согдийское xrlwx- в Карабалгасунской надписи (на-
чало IX в.). 1
Главное же в этой монете — совершенно бесспорное указание на
существование каганата карлуков в Чуйской долине, достаточно раз-
витого для того, чтобы лить собственную монету. А.М.Камышев [Ка-
мышев 2009] обратил внимание на то, что одна из тамг на новонай-
денной монете (в форме буквы М с вытянутой средней хастой, или,
в иной терминологии, соответствующая тюркскому руническому
знаку^г//7) появляется в качестве дополнительной небольшой тамги
(часто на отдельном поле) на ряде тюргешских выпусков, а также на
упомянутых монетах Арслан Кюль-иркина. Он делает вывод, что эта
тамга является родовой для карлуков. Если же мы вспомним, что ти-
тул kill irkin приводится Махмудом Кашгарским [Ауэзова, 2005: 529]
как название карлукских вождей, а Шараф аз-Заман Марвази [Minor-
sky, 1942: 31] упоминает Kuk(i)rkm т.е. Kiil-irkin (u£jV£ / u£j^£) как
одно из племен карлуков, то его сопоставление окажется еще более
надежным.
Из исторических источников известно, что обитавшее в Централь-
ной Азии племя карлуков, известное с середины VII в. и активно уча-
ствовавшее в бурной политической жизни, откочевало после 747 г. из
земель уйгуров на запад, в Семиречье, где первоначально находилось
под патронажем тюргешей. В 751 г. в битве китайцев и арабов при Та-
ласе карлуки поддержали последних и во многом решили исход битвы
В 766 г. каганат тюргешей сходит на нет, и карлуки оказываются до-
минантной силой в Семиреченском регионе, захватывают Су-е (Суяб
Карлуки и яглакары в согдийской нумизматике Семиречья
225
в Чуйской долине) и Далосы (Талас) [Chavannes, 1903: 86, п.]. Карлуки
и подчиненные им племена или их племенные подразделения (булак,
тухсийцы, чигили, ябагу, ягма и др.) продолжают господствовать на
этой территории вплоть до середины X в., когда власть переходит
к мусульманской тюркской династии Караханидов (которые, по мне-
нию большинства историков, также происходят из карлукской среды,
см.: [Pritsak, 1951]. Последние упоминания племени карлуков относят-
ся ко времени монгольского завоевания; родоплеменная группа карлук
входит в состав ряда современных тюркских народов.
Согласно арабским и персидским источникам, в X-XI вв. область
карлуков (халлух) включала в себя Чуйскую долину. Согласно «Худуд
ал-‘Алам», страна карлуков включала в себя Кулан и Миркй к западу
от долины Чу, Нункат (в котором слились *Бубкат (?) — Шиш-тюбе
и Навйкат / Синьчэн / совр. Красная Речка к востоку от Бишкека),
Тунк и Барсхан на Иссык-куле, Удж (Уч-Турфан) к северу от Тарима и
ряд более темных топонимов [Minorsky, 1937: 97-99, 286-297].
Кудама и Ибн Хурдадбех [De Goeje, 1889: 28, 205-206; ср.: Лурье,
2005: 83] располагают зимовку карлуков в жарком месте Кум, распо-
ложенном к северу от Касра-бас, местности в пяти фарсахах от Тараза
и девяти фарсахах от Кулана (и соответственно 25 фарсахах от
*Бубката).
Примечательно, однако, что упоминаний о карлукском кагане в ис-
точниках практически нет (см.: expressis verbis [Barthold, 1927: 766-
767]). Наоборот, чаще всего глава карлуков именовался джабгуйа (т.е.
jabyu, термин, известный еще в кушанской Бактрии). Лишь Мас’уди
(439, под 280 / 893-4 г.) говорит о некой Хатун, жене царя из племени
xudlajiya (вместо xarluxiya главы всех тюрок и, очевидно,
кагана [Микульский 2002: 245]. В мешхедской рукописи Ибн ал-
Факиха говорится, что карлуки являются царями тюрок и самыми
сильными из них [Golden, 1992: 198]. По Гардизи, карлуки сели на
трон тю^ок-хаканйиан [Gockenjan-Zimonyi, 2001: 104] Кроме того, ал-
Идриси (компилировавший свое описание Востока из более ранних
сочинений, отчасти до нас не дошедших) дважды упоминает «город
кагана карлуков» [Bombaci, 1970-1978: 711, 714], в который можно
было попасть либо через горы из Ферганы, либо из некого селения
Damiiriya на земле кимаков. Этот город предлагается локализовать
У озера Алаколь к востоку от Талды-Кургана [Кумеков, 1971: 196].
Кроме того, ал-Бируни в «Памятниках минувших поколений», по-
видимому, упоминает хакан как титул тогузгузов и карлуков в списке
правителей разных народов. В издании Захау [Sachau, 1878: 101, 1.1]
226
П. Б.Лурье
стоит мулук ат-турк ал-хазар ва-т-тугузгуз, откуда во всех переводах
«цари тюрков (из) хазар и тогузгузов» [Салье, 1957: 111], хотя в руко-
писях Р и R сВ ранней (1219 г.) петербургской
рукописи «Памятников» на этом месте стоят другие формы, увы, ли-
шенные по большей части диакритик: ^>11 jbU.
[Salemann, 1912: 867], т.е. тут бесспорно присутствуют карлуки (^Ъ^1
< как носители каганского титула. Следующий титул, относя-
щийся к царям т.е. гузов, нужно исправлять с на т.е.
джабуйа — ябгу. Еще яснее в стамбульской рукописи сочинения
(лист 53а; фотокопия ее хранится в архиве ИВР, шифр ФВ-123): .
Наконец, кагана карлуков упоминает историк ал-Бал‘ами как союзни-
ка мятежника ал-Муканны, захватившего Самарканд в 766 г. [Сгопе-
Jafari Jazi, 2010, I: 10 р. 166 (text), 173 (translation)]. Разночтения в ру-
кописях (Jlitk vers, ^) позволяют видеть в этом месте равно
карлуков и халаджей, однако исследователи склоняются, скорее, к пер-
вому варианту [Crone-Jafari Jazi, 2010, Ц: 406-408].
Вычленение карлукских монет в монетном комплексе Семиречья
указывает на действительное существование титула каган у карлуков
в какой-то период их истории, а также на развитие их государства,
достаточное для выпуска собственной монеты (пусть это и было, ско-
рее, прокламативной акцией и ограничено одним городом, находя-
щимся в нескольких переходах от ставки карлуков, расположенной, со-
гласно арабо-персидским текстам, в степи недалеко от Кулана и Мирки).
Кроме того, литьё монеты было явно недолгим: отсутствие девиаций в
размере и форме монеты, весе, надписи, почерке, вероятно, одна форма
для отливки указывают на единовременный выпуск. Он может соотно-
ситься с любым временем между 766 г. и серединой X в., когда долина
Чу входит в новообразованное государство Караханидов. Мне пред-
ставляется более вероятной ранняя дата, поскольку: 1) согдийская
транскрипция этнонима кар(а)лук на монете более ранняя, чем та, ко-
торая присутствует на Карабалгасунской надписи, 2) формуляр моне-
ты точно копирует легенду монет тюргешей, которые правили Семи-
речьем непосредственно до карлуков, и 3) к 770-м годам относится
единственное свидетельство о кагане карлуков в историческом тексте.
Другим пришедшим с востока и оставившим след в нумизматике
Чуйской долины племенем были яглакары. О них свидетельствуют две
идентичные монеты, поднятые на Краснореченском городище и впер-
вые опубликованные А.М.Камышевым в 2002 г. [Камышев, 2002: 55,
№35]. Диаметр монет составляет 22 мм, вес — 3,2-3,6 г; они литые,
с квадратным отверстием в тонком ободке. На одной стороне монеты
Карлуки и яглакары в согдийской нумизматике Семиречья
227
находится тамга в виде двух полуовальных скоб, расположенных
«спиной» друг к другу и перечеркнутых в месте соединения коротким
штрихом под прямым углом. Похожие тамги встречаются в Южной
Сибири, Монголии, Китае [Самашев-Базылхан-Самашев, 2010: 20, 86,
157]. Отметим, что тамга яглакаров из Монголии [Кляшторный, 1978:
154-155] не имеет с нашей ничего общего.
Остальную часть этой стороны занимает нечитаемая согдийская
легенда из двух слов. Вполне вероятно, вслед за В.А.Лившицем (цит.
по: [Камышев, 2002: 55]), понимать её как часть дегенерировавшей
легенды тюргешей, fiyy twrkys х’у’п рпу. На другой стороне В.А.Лив-
шиц читает х "у уп 7 ’nyr xw/3wрпу «государя Хай-Инал-Анира фан».
Качественные сканы обеих монет, размещенные на сайте
www.zeno.ru (№46642 и №46641), позволили несколько по-иному
прочитать легенду, а автопсия монет в Бишкеке в августе 2009 г.
(с любезного разрешения А.М.Камышева) подтвердила новое чтение:
х у yyl- ’xr xwfiw рпу «монета государя Хай яглакара» либо yyl- xr xwftw
рпу хсу «(это) есть монета государя яглакара». В первом случае х у —
собственное имя государя из рода яглакаров. Оно очевидным образом
должно быть тюркским, мы предлагаем понимать его как /Qaj/ «силь-
ный» (это имя отмечено в тюркском ономастиконе с XII в., едва ли как
этноним Каи). Во втором случае это слово читается как хсу — согдий-
ский глагол-связка в презенсе. Тогда легенда на монете оказывается
законченным предложением, что, впрочем, для согдийских монетных
легенд нехарактерно (хотя иногда и встречается, см.: [Бабаяров 2007:
74]).
Яглакары (др.-тюрк. yaylaqar, кит. Яологэ (ЖЖ Ж) и др., хотано-
сакское Yahi:dakari и др.) — важнейший уйгурский клан. Именно они
стояли во главе Уйгурского каганата с момента его основания в 746 г.
до 795 г., когда власть перешла к племени эдизов. Однако яглакары
и при них продолжали играть важную роль в государстве (см. [Кляш-
торный, 1959; Кляшторный, 2010]). Вожди из рода яглакар несколько
раз упомянуты в надписи из Карабалгасуна (начало IX в., в той же со-
гдийской форме ууГхг, см. [Yoshida, 1990]); после падения каганата и
ухода уйгуров в Ганьсу и нынешний Синьцзян яглакары выступают
правителями Ганьчжоу (до 1028 г., см.: [Golden, 1992: 167]), а в тур-
фанском среднеперсидском колофоне Махрнамага (между 824 и 832 гг.,
см. [Muller, 1912, стк. 62]) в списке тюркских вельмож упоминается
ygl’xr ‘yn’l, в среднеперсидском манихейском тексте согдийским
письмом из Турфана имеется уйгурская фраза yyl’xr x’nm(z) «наш хан
Яглакар» [Reck, 2006: 206, #365]. В дальнейшем яглакары сходят
228
П. Б.Лурье
с арены, однако в монгольское время активно племя джалайиров,
в названии которого можно опознать среднемонгольское развитие эт-
нонима yaylaqar > jdlcfiar > jalay'ir.
Мне не удалось найти свидетельств исторических источников о
продвижении яглакаров на запад, вплоть до Навеката (Красноречен-
ского городища) в Чуйской долине. Не знают этнонима яглакар и ара-
бо-персидские авторы. Впрочем, довольно много сведений о западных
владениях уйгуров как во время каганата, так и в эпоху княжества
в Турфане (вплоть до Ферганы в начале IX в. и до Барсхана на рубеже
X и XI вв.). Возможно, один из таких военных успехов отразился
в литье (ограниченного, по-видимому, количества) монет Яглакаров
в Навекате.
Ауэзова, 2005 —Ауэзова З.-А.М. Махмуд ал-К&шгарй. Дйван Дугат ат-Турк. Пер.
З.-А.Ауэзовой. Алматы, 2005.
Бабаяров, 2007 — Бабаяров Г. Дрвнетюркские монеты Чачского оазиса. Ташкент,
2007.
Бартольд, 1894 (1964) — Бартольд В.В. О христианстве в Туркестане в домон-
гольский период (по поводу семиреченских надписей) // ЗВОРАО, том VIII.
С. 1-32; переиздание с комментариями в: Собрание сочинений в 9 томах. Т. II,
ч. 2. М. С. 265-302.
Горячева, 2010 — Горячева В.Д. Городская культура тюркских каганатов на Тянь-
Шане (середина VI — начало XIII вв.). Бишкек, 2010.
Камышев, 2002 — Камышев А.М. Раннесредневековый монетный комплекс Семи-
речья. Бишкек, 2002.
Камышев, 2008 — Камышев А.М. Введение в нумизматику Кыргызстана. Бишкек,
2008.
Камышев, 2009 — Камышев А.М. Монеты карлуков с городища Шиш-Тюбе // Те-
зисы докладов и сообщений XV Всероссийской нумизматической конферен-
ции. М., 2009.
Кляшторный, 1959 — Кляшторный С.Г. Историко-культурное значение Суджин-
ской надписи // Проблемы востоковедения. 1959. № 5.
Кляшторный, 1978 — Кляшторный С.Г. Наскальные рунические надписи Монго-
лии//Тюркологический сборник. 1975. М., 1978.
Кляшторный, 2010 — Кляшторный С.Г. Рунические памятники Уйгурского кага-
ната и история евразийских степей. СПб., 2010.
Кумеков, 1971 — Кумеков Б.Е. Страна кимаков по карте ал-Идриси // СНВ. Т. X.
М., 1971.
Лившиц, 2002 — Лившиц В.А. Надписи на монетах с городища Ак-Бешим // Суяб
Ак-Бешим. Археологические экспедиции Государственного Эрмитажа. СПб.,
2002.
Карлуки и яглакары в согдийской нумизматике Семиречья
229
Лурье, 2005 — Лурье П.Б. Заметки о раннеисламском дорожнике в Китай // Мате-
риалы и исследования по археологии Кыргызстана. 1. Бишкек, 2005.
Менгес, 1979 — Менгес K.F. Восточные элементы в «Слове о полку Игореве». Л.,
1979.
Микульский, 2002 — Микульский Д.В. Абу-л-Хасан ‘Али ибн ал-Хусайн ибн ‘Али
ал-Масуди. Золотые копи и россыпи самоцветов (История Аббасидской динас-
тии 749-947 гг.). М., 2002.
Самашев-Базылхан-Самашев, 2010 — Самашев 3., Базылхан И., Самашев С.
Древнетюркские тамги. Алматы, 2010.
Barthold, 1927 — Barthold W. W. Karluk // El. 1st ed., II. P. 766-767.
Bombaci, 1970-1978 — Bombaci A. et al. Al-Idrisi, Opus geographicum sive Liber ad
eorum delectationem qui terras peragrare studeant (fascicle 1-9). Naples, 1970—
1978.
Chavannes, 1903 — Chavannes E. Documents sur les Tou-kiue (Tures) occidentaux.
СПб., 1903.
Crone-Jafari Jazi, 2010 — Crone P., JafariJaziM. The Muqanna* narrative in the
TarTkhnama. Pt I. Introduction, Edition and Translation; Pt II. Commentary and
Analysis // BSOAS, 2010, 73, pt. 2, p. 157-177; pt. 3, p. 381^113.
De Goeje, 1889 — De Goeje M.J. Kitab al-masalik wa’l-mamalik auctore Abu’l Kasim
Obaidallah ibn Abdallah Ibn Khordadhbeh accedunt excepta e Kitab al-Kharadj
auctore Kodama ibn Dja‘far (BGA. Pars Sexta). Lugdini Batavorum, 1889.
De Goeje, 1906 — De Goeje M.J. Descriptio imperii moslemici auctore Shams ad-dm
Abu Abdallah Mohammed ibn Ahmed ibn abT Bekr al-Banna al-Bashshari al-Moqa-
ddasT (BGA. Pars tertia, editio secunda). Lugdini Batavorum, 1906.
Golden, 1992 — Golden P. An Introduction to the History of the Turkic Peoples. Ethno-
genesis and State-Formation in Medieval and Early Modem Eurasia and the Middle
East (Turcologica, Bd. 9). Wiesbaden, 1992.
Gockenjan-Zimonyi, 2001 — Gockenjan H., Zimonyi I. Orientalische Berichte uber die
Volker Osteuropas und Zentralasiens im Mittelalter. Die 6ayham-Tradition. Wies-
baden, 2001.
Lurje, 2010 — Lurje P.B. Personal Names in Sogdian Texts (Iranisches Personenna-
menbuch. II/8). Vienna, 2010.
Minorsky, 1937 — Minorsky V. Hudud al-‘Alam (‘The Regions of the World’), a Per-
sian Geography (372 A.H. — 982 A.D.) // GIBB Memorial. New Series. XL L.,
1937.
Minorsky, 1942 — Minorsky V. Sharaf al-Zaman Tahir MarvazT on China, the Turks
and India. L., 1942.
Muller, 1910 — Muller F. W.K. Uigurica II // APAW, No. 3.1910.
Muller, 1912 — Muller F. W.K. Ein Doppelblatt aus einem manichaischen Hymnenbuch
(Mahmamag) // APAW, No. 5. 1912.
Pritsak, 1951 — PritsakO. Von den Karluk zu den Karachaniden // ZDMG. Bd. 101
(N.F. Bd. 26). 1951.
Pulleyblank, 1991 — Pulleyblank E.G. Lexicon of Reconstructed Pronunciation in the
Early Middle Chinese, Late Middle Chinese, and Early Mandarin. Vancouver, 1991.
230
П. Б.Лурье
Reck, 2006 — Reck Chr. Berliner Turfanfragmente manichaischen Inhalts in Soghdi-
scher Schrift (VOHD XVIII. 1). Stuttgart, 2006.
Sachau, 1878 — Sachau E. Chronologic orientalischer Volker von AlberunT. Herauge-
reben von Dr. Eduard C.Sachau. Leipzig, 1878.
Salemann, 1912 — Salemann C. Zur Handschriftenkunde. I. Al-BTrunT’s al-Atar al-
baqiyah И ИАН. 1912.
Tomaschek, 1889 — Tomaschek W. Rev.: M.J. de Goeje. De muur van Gog en Magog //
WZKM. Bd. III. 1889.
Yoshida, 1990 — Yoshida Y. Some New Readings of the Sogdian Version of the
Karabalgasun Inscription // Akira Haneda (ed.). Documents et Archives Provenant
de 1’Asie Centrale. Kyoto, 1990.
Yoshida, 2000 — Yoshida Y. First Fruits of Ryukoku-Berlin Joint Project on the Turfan
Iranian Manuscripts // Acta Asiatica. Bulletin of the Institute of Eastern Culture 78.
Tokyo, 2000 (Ikeda On (ed.). Tun-huang and Turfan Studies. Tokyo, 2000. P. 71-
85).
Yoshida, 2008 — Yoshida Y. Sogdian Fragments from the Graveyard of Badamu // Shen
Weirong (ed.). Historical and Philological Studies of China’s Western Regions.
No. 1. Beijing, 2008.
ИАН — Известия Академии наук
СНВ — Страны и народы Востока
ТОВГЭ — Труды Отдела Востока Государственного Эрмитажа
APAW — Abhandlungen der koniglich PreuBischen Akademie der Wissenschaften
BGA — Bibliotheca geographorum arabicorum
BSOAS — Bulletin of the School of Oriental and African Studies
El — Encyclopaedia of Islam
VOHD — VerzeichniB der orientalischen Handschriften in Deutschland
WZKM — Wiener Zeitschrift fur die Kunde des Morgenlandes
ZDMG — Zeitschrift der Deutschen Morgenlandischen Gesellschaft
И.А.МУСТАКИМОВ
(Казань)
Джучи и Джу МИДЫ
в «Таварих-и гузида — Нусрат-наме»
(некоторые проблемы перевода
и интерпретации хроники)
Ранее нами уже были опубликованы статьи, в которых рассматри-
вались фрагменты «Таварих-и гузида — Нусрат-наме» — анонимной
хроники, составленной в начале XVI в. при дворе правителя «кочевых
узбеков» Мухаммеда Шейбани-хана [Мустакимов, 2009: 214-232;
Мустакимов, 2010: 21-32; Мустакимов, 2011: 228-248]. Мы использо-
вали факсимиле лондонского списка данного источника, опублико-
ванное в исследовании А.М.Акрамова [Таварих, 1967]. После выхода
указанных статей нам удалось получить фотокопии лондонского спи-
ска и интересующих нас фрагментов санкт-петербургского списка
«Таварих-и гузида»1, а также обнаружить некоторые новые материа-
лы, касающиеся реалий, упомянутых в хронике. Это позволило уточ-
нить чтение и дало возможность предложить новые толкования неко-
торых мест «Таварих-и гузида». Кроме того, в ходе работы с указан-
ной хроникой удалось выявить сведения по истории Улуса Джучи,
неизвестные нам по другим источникам и, видимо, не публиковавшие-
ся в отечественных изданиях. Таким образом, подтверждаются слова
одного из крупных специалистов по источниковедению истории Джу-
чиева улуса и казахских ханств В.П.Юдина: «Специального сравни-
тельного исследования первых частей „Таварих[-и гузида]“ (история
Огуза, тюркских и монгольских племен, история Чингиз-хана и его
ближайших потомков, история эмира Тимура) не предпринималось.
1 В связи с этим считаю своим долгом выразить искреннюю благодарность за со-
действие сотруднику Амстердамского университета А.К.Бустанову и сотруднице Ин-
ститута восточных рукописей РАН Е.В.Таноновой.
© Мустакимов И.А., 2013
232
И. А. Мустакимов
Вполне вероятно, что исследователи смогут обнаружить в этих частях
немало ценного» [Юдин, 1969а: 14].
Оговоримся, что основной целью данной статьи, как и предыдущих
наших публикаций, посвященных результатам изучения нами «Тава-
рих-и гузида», является введение в широкий научный оборот и пред-
варительное комментирование фрагментов названной хроники, имею-
щих отношение к истории Золотой Орды. Выяснение степени досто-
верности информации, содержащейся в рассматриваемых фрагментах
«Таварих-и гузида», оставляем вне рамок настоящей работы.
1. Среди туменов, выделенных Шибан-хану Батыем, в «Таварих»
упомянут kiijddj tumani saljavut omaql’iq [Таварих, 1967: 115 араб. паг.].
Эта фраза была переведена Нами как «тумен Кюйдей, [состоящий из
людей] племени (pmaqf салджавут».
В своих ранее вышедших работах мы высказали предположение, что
тумен Кюйдей представлял собой область, населенную представителями
племени салджавут-салджиут, и отождествили ее с местностью, упоми-
наемой в хрониках Утемиш-хаджи и Абд ал-Гаффара Кырыми под назва-
нием Кюкедей Йисбуга~Кюг[е]дей Йасбуга [Мустакимов, 2009: 230;
Мустакимов, 2010: 23; Мустакимов, 2011: 242]. Нами же была высказана
гипотеза о том, что компонент Йисбуга-Йасбуга в указанном топониме
является антропонимом — именем одного из Джучидов по имени Йису-
Бука~Йисун-Бука (вероятнее всего, одного из потомков Шибана), кото-
рому ранее принадлежал этот тумен [Мустакимов, 2010: 23, примеч. 6].
Однако, как следует из сообщений некоторых персидских источни-
ков, слово Кюйдей-Кокедей, по-видимому, первоначально также яв-
лялось антропонимом. По сообщенйю Ата-Малика Джувейни, вскоре
после своего восшествия на каанский престол (1229 г.) Угедей послал
«в землю кифчаков, саксинов и булгар» нойонов Куктая (Кокетея) и
Субатай (Субудай)-бахадура2 3 4 с тридцатитысячным войском [Джувейни,
1941: 21; Джувейни, 2004: 127]. Эти же сведения приводит Фазлаллах
Рашид ад-Дин [Рашид ад-Дин, 1980: 56-57]. В разных списках его
«Сборника летописей» имя первого нойона передано в двух вариантах:
~ £ Кук[е]тай~Кук[е]тей и Куг[е]дай~Куг[е]дей\ Ко-вре-
2 Ранее термин омак мы условно переводили как «племя» [Мустакимов, 2009: 218;
Мустакимов, 2011: 231]. Ныне мы склонны передавать его более нейтральным терми-
ном «клан» (см. [Doerfer, 1963: 182-186]).
3 Т.Оллсен полагает, что второго нойона звали Сунитай, и его не следует отождест-
влять с Субатаем-Субудаем [Оллсен, 2008: 355, 356, примеч. 22].
4 В русском переводе «Сборника летописей» Ю.П.Верховского вместо Кокетай~Ко-
кедай стоит «Кокошай» — явное искажение переписчиком f ~ f [Рашид ад-Дин.
1960:21].
Джучи и Джучиды в «Таварих-и гузида — Нусрат-наме»
233
мени составления «Таварих-и гузида» (начало XVI в.) у антропонима
Кук[е]тей~Кюг[е]дей появился, по всей видимости, фонетический ва-
риант «Кюйдей», образовавшийся как результат свойственного ряду
тюркских языков озвончения к с переходом в г в интервокальной по-
зиции (Кукетей — Кюг[е]дей) и последующего перехода передне-
язычного г в й (Кюг[е]дей — Кюйдей). Итак, за туменом, состоящим из
представителей племени салджавут, могло закрепиться имя его перво-
го предводителя.
Таким образом, ныне нам представляется наиболее точным сле-
дующий перевод фразы kujdaj tumani saljavut omaqliq\ «Тумен Кюйдея
(=Кукетея), [состоящий из людей] клана салджавут». В ходе распреде-
ления уделов между сыновьями Джучи, осуществленного Бату, этот
тумен (возможно, вместе со своим предводителем Кукетеем), согласно
«Таварих-и гузида», оказался передан во владение Шибану. По какой-
то причине за этим владением закрепилось также имя некоего Йисбу-
ги~Иасбуги. Позднее состоящее из двух антропонимов название туме-
на закрепилось за юртом (местом обитания и кочевания) этого тумена
и превратилось в топоним Кюкедей Йисбуга~Кюг[е]дей Йасбуга. Из
контекста сообщений Утемиш-хаджи и Кырыми следует, что данная
местность находилась где-то в Западной Сибири или Северном Казах-
стане.
Современное состояние Источниковой базы не позволяет однознач-
но ответить на вопрос, кем был Йасбуга~Йис[ун]-Буга. Если допус-
тить, что первым предводителем «тумена Кюйдей» являлся Кукетей-
нойон, можно предположить, что Йасбугой~Йис[ун]-Бугой звали од-
ного из потомков Кукетея, к которому «по наследству» перешло ко-
мандование туменом. Однако более вероятным нам кажется происхо-
ждение данного компонента топонима Кюг[е]дей Йасбуга от имени
одного из Джучидов, скорее всего из ветви Шибанидов. В обоснова-
ние данной гипотезы можно привести следующие соображения.
Согласно «Муизз ал-ансаб», у Шибана был один потомок по имени
Йисун-Бука (Йисун-Бука сын Бик-Тимура сына Байкала сына Шибана)
и два потомка по имени Йису-Бука: 1)Йису-Бука сын Бука-Джучи5
сына Бахадура сына Шибана; 2) Йису-Бука сын Кутлук-Тимура сына
Салгана сына Шибана [Муизз, 2006: табл. XLVI-XLVII факс., с. 42-43
пер.]. В «Таварих-и гузида» упоминаются три потомка Шибана, но-
5 В переводе «Муизз ал-ансаб», осуществленном Ш.Х.Вохидовым, указаны имена
Двух сыновей Бука-Джучи: Бик-Тимур и Бадакул, но пропущены имена еще двоих,
Упомянутых в рукописи, — Йису-Буки и Никчара (?) [Муизз, 2006: табл. XLVI факс.,
с- 42 пер.].
234
И. А. Мустакимов
сивших имя «Йису-Бука»: 1) Йису-Бука сын Байкала сына Шибана;
2) Йису-Бука сын Джучи-Буки сына Бахадура сына Шибана; 3) Йису-
Бука сын Кутлук-Тимура сына Сайилкана сына Шибана [Таварих,
1969: 34, 36, 37]. Известны представители и других ветвей Джучидов,
носившие такие имена (например, Йису-Бука (Йис-Буга) сын Беркеча-
ра сына Джучи [Муизз, 2006: табл. XLVI факс., с. 42 пер.; Таварих,
1969: 34] или Йису-Бука сын Шинкура (Сунгкура) сына Джучи [Му-
изз, 2006: табл. L факс., с. 43 пер.; Таварих, 1969: 38]). Однако, учиты-
вая, что «тумен Кюйдея», согласно «Таварих-и гузида», изначально
был выделен Шибану и во второй половине XIV в. местность
Кюг[е]дей Йасбуга входила во владения Шибанида Ильбека б. Бада-
кула, предположение о том, <Цо этот тумен и эта местность оставались
во владении Шибанидов выглядит предпочтительнее. Возможно,
Йису-Букой, чье имя вошло в название местности Кюг[е]дей Йасбуга,
был родной брат Бадакула— отца Ильбека. Ильбек же во времена
Тохтамыша, по сообщениям Утемиш-хаджц и Кырыми, как раз и ко-
чевал в местности Кюкедей Йисбуга~Кюг[е]дей Йасбуга [Утемиш-
хаджи, 1992: табл. XLV факс., с. 117 пер.; Кырыми, 1924-25: 50].
В киргизской историко-фольклорной традиции (сочинение Сайф
ад-Дина Ахсикенти «Маджму ат-таварих», эпос «Манас») фигурирует
хан по имени Кукотай. Его родина в «Манасе» — некая Внутренняя
страна к северу или северо-востоку от Тянь-Шаня6 7 8. Однако какой-
либо связи между историческим Кукедеем и Кукотаем киргизских ис-
точников нам выявить не удалось.
2. Фотокопия одного из листов санкт-петербургского списка «Та-
варих-и гузида» позволила уточнить чтение некоторых мест фрагмен-
та об Абу-л-Хайр-хане б. Девлет-Шейх-оглане из факсимиле лондон-
ского списка «Таварих» в публикации А.М.Акрамова. Ниже приводим
уточненное чтение и перевод указанного фрагмента лондонского спи-
ска «Таварих» [BL, Or. 3222] (здесь и далее в примечаниях обозначен
сиглом А) с разночтениями из санкт-петербургского списка этой хро-
ники [ИВР, В 745] (здесь и далее в примечаниях обозначен сиглом Б):
[...] Taqi r.st.m tualas cimgi basyirt billar va bulyar ellarini
baqturup jajlap ol ellarniq ‘adillik birld jasaqin alip taqi qislaf
turkistanya kelip 'adillik birld onda bir malin* aldi taqi Iran turanniq
bazirganlari amanliq birld satiy savdalarin qilip oz muradinca jilridildr
6 Консультация В.В.Трепавлова.
7 Б q'islari.
8 Б balm.
Джучи и Джучиды в «Таварих-и гузида — Нусрат-наме»
235
hie kimga alam tegmadi barca ulus anirj davrida muradin tabip elga
ajayi qutluy ‘azlz 3am9 dep at berdilar [BL, Or. 3222: 119a; ИВР,
В 745: 57a; Таварих, 1967: 266 араб. паг.].
«Подчинив народы р.ст.м туалас, чимги башгырт, буляр и бул-
гар, он летовал [в их землях], со справедливостью собирая с этих
народов ясак. Прикочевывая на зимовку в Туркестан, он со спра-
ведливостью взимал десятину. Купцы Ирана и Турана безопасно
занимались торговлей, свободно перемещаясь [по владениям Абу-
л-Хайр-хана], и никто [из них] не страдал10 11. Весь улус в его век
достиг своих желаний, [и его] прозвали „святым11 Джани[беком],
приносящим народу удачу“12 13».
3. Среди приближенных Абу-л-Хайр-хана в «Таварих-и гузида»
упомянуты Мерет-Суфи-бек из омака утарчи и Мерет-Суфи-оглан из
потомков сына Джучи Тангкута [Таварих, 1967: 267 араб, паг.; Муста-
кимов, 2009: 219, 221; Мустакимов, 2011: 232, 234]. Следуя чтению
В.П.Юдина, мы первоначально читали двусоставный антропоним
как «Мурут-Суфи». Однако полное отсутствие гласных и каких
бы то ни было огласовок в компоненте М.гЛ в лондонском списке
«Таварих» говорит в пользу чтения этого слова как Martn или Marat.
В списке хроники «Шейбани-наме», опубликованном И.Н.Берези-
ным14, имя упомянутых выше бека и оглана передано как
Mirat-Siifi (в транскрипции И.Н.Березина «Мирет Ссофи») [Библиоте-
ка, 1849: с. 60 текста, LIV-LV пер.]. Верность предложенного здесь
нами чтения подкрепляется также наличием населенных пунктов, на-
звание которых произошло от антропонима Marat-Mir at. Например,
на территории Татарстана это деревни Мереткозино (Мэрэтхуак;а) и
9 Б jariibik.
10 Очевидно, имеется в виду безопасность для купцов, установленная в своих вла-
дениях Абу-л-Хайром.
11 Слово ‘aziz в средневековых тюрко-мусульманских текстах имеет также значение
«покойный».
12 Явный намек на золотоордынского хана Джанибека, время правления которого
(1342-1357-58) в позднезолотоордынских источниках представляется эрой всеобщего
благоденствия.
13 Между прочим, имя одного из потомков сына Джучи, Тангкута, упоминаемое в
Другом месте «Таварих», было прочитано В.П.Юдиным как «Март-Суфи» [Таварих,
1969: 38].
14 По мнению А.М.Акрамова, эта хроника является сокращенной редакцией «Тава-
рих-и гузида — Нусрат-наме» с присовокуплением части, посвященной племени кун-
гРат [Акрамов, 1967: 62-66].
236
И. А. Мустакимов
Меретяки (Мирэтэк). Все вышеизложенное склоняет нас к чтению
указанного антропонима Мерет-Суфи (Marat-Sufi^5.
4. Слово чимтай, являющееся названием корпорации потомков сына
Джучи Чимтая-Чимбая в XV — начале XVI в., в лондонском списке
«Таварих-и гузида» написано как «Чимтай» [Таварих, 1967: 267
араб. паг.]15 16. Однако мы сочли более правильным написание —
«Чимбай», согласно чтению, приведенному в публикации В.П.Юдина,
использовавшего петербургский список «Таварих» [Таварих, 1969: 17;
Мустакимов, 2009: 219, 221; Мустакимов, 2011: 232]. В списках неко-
торых источников встречается и такое написание имени сына Джучи,
как Чимпай-Джимпай [Рашид ад-Дин, 1960: 76, примеч. 77; Муизз,
2006: 332 (указатель имен); Таварих, 1969: 38, 39]. В арабописьменных
источниках по истории чингизидских владений XIII-XIV вв. весьма
часто встречаются оба этих имени (или два варианта написания одно-
го имени?) (см., например, [Муизз, 2006: 332]). Кроме того, не исклю-
чен переход т в п~б в монгольском словообразовательном форманте
-тай (Чимтай > Чимпай-Чимбай)17. Решение данной проблемы за-
трудняется также чрезвычайным сходством арабских букв j та и ? ба
(отличающихся лишь расположением диакритических точек), в ука-
занных написаниях обозначающих соответственно т и б. По-видимо-
му, в затруднении относительно правильного звучания этого имени
(Чимтай, Чимбай, Чимпай) оказывались уже переписчики «Сборника
летописей» Рашид ад-Дина, «Муизз ал-ансаб» и «Таварих-и гузида».
Нередко они опускали диакритические точки над зубцом-лш/жшсш
(основой), которые в зависимости от расположения и количества мог-
ли обозначать буквы б, п, т, с, й, предоставляя читателям самостоя-
тельно решать этот вопрос [Рашид ад-Дин, 1960: 66, примеч. 8; Муизз,
2006: табл. XXXVIII, L факсим.; Таварих, 1967: 167, 168 араб. паг.].
В связи с изложенным выше на сегодняшний день считаем более
целесообразным воздержаться от того, чтобы отдавать предпочтение
тому или иному чтению названного имени.
15 Этимологию имени «Мерет-Мирет» нам выяснить не удалось.
16 Слово «чимбай-чимтай» в этом месте интерпретировано В.П.Юдиным как назва-
ние племени [Таварих, 1969: 17].
17 Л.П.Потапов сообщает о бытовании у народов Алтая легенды о богатыре Сар-
такпае — персонаже, отождествляемом исследователем с героем монгольских легенд
Сартактаем [Потапов, 1953: 106]. Нельзя также не обратить внимание на модификацию
имени одного из сыновей Чингис-хана Джурчетея-Джурчитая (написание в персидских
источниках XIII—XIV вв., более или менее точно отражающее изначальное монгольское
произношение этого имени) в «Дзбчибэй» (так в монгольском источнике XVII в.) (см.
ниже, примеч. 43).
Джучи и Джучиды в «Таварих-и гузида — Нусрат-наме»
237
5. Довольно большое место в «Таварих-и гузида» занимает сюжет
о «пожаловании беков и вилайетов» четырем старшим сыновьям Чин-
гис-хана и его наставлениях сыновьям. Данный отрывок состоит из
четырех дастанов (сказаний): «Дастан о Джучи-хане сыне Чингиз-
хана», «Дастан о Чагатай-хане и наставлении [его] Чингиз-ханом»,
«Дастан об Угедей-хане сыне Чингиз-хана» и «Дастан о Тулуй-хане
сыне Чингиз-хана». Упомянутый сюжет в «Таварих-и гузида» доволь-
но сильно отличается от аналогичных сюжетов как в персидских («Та-
рих-и джахангуша» Джувейни, «Джами ат-таварих» Рашид ад-Дина)
и тюркских («Чингиз-наме» Утемиш-хаджи, анонимное «Дафтар-и
Чингиз-наме»), так и в монгольских (анонимное «Сокровенное сказа-
ние монголов», «Алтай тобчи» Лубсан Данзана) письменных источни-
ках. Лишь отдельные фрагменты «Дастана о Чагатай-хане» и «Дастана
о Тулуй-хане» имеют сходство с некоторыми частями «Тарих-и джа-
хангуша» и «Алтай тобчи». Стиль изложения названных четырех дас-
танов в «Таварих» содержит отчетливые следы эпизации. Этот сюжет
явно был заимствован составителем «Таварих-и гузида» из тюркского
источника, скорее всего созданного на территории Улуса Джучи или
Улуса Чагатая. В пользу его чагатайского происхождения говорит то
обстоятельство, что при описании выделения уделов четырем сыновь-
ям Чингис-хана больше всего места уделено обстоятельствам пожало-
вания Чагатая, отмечена особая близость Чагатая и одного из пожало-
ванных ему беков — Карачар-бека (предка Тимура) к Чингис-хану18.
Возможно, здесь мы имеем дело с пересказом фрагмента хроники
«Тарих-и хани», составленной уйгурскими писцами Тимура на тюрк-
ском языке уйгурским письмом (этот источник среди прочих исполь-
зовал тимуридский хронист Шараф ад-Дин Али Йезди) [Волин, 1941:
18 Высочайшее благоволение к Карачару, в частности, выражалось в том, что по-
следний будто бы был назначен Чингис-ханом главным над выделенными Чагатаю
куренями [Таварих, 1967: 108 араб. паг.]. Согласно «Сокровенному сказанию монго-
лов», ближайшим советником Чагатая Чингис-хан назначил тысячника по имени Коко-
Цос из племени баарин [Козин, 1941: § 243]. Интересно, что поучение, согласно «Тава-
рих-и гузида» сказанное нойоном Богурчи (Боорчу) Карачару, местами почти дословно
совпадает с поучением в «Золотом сказании» Лубсан Данзана, сказанном Боорчу-
нойоном Джучи при отправлении последнего Чингис-ханом в качестве «главного дару-
гачи над кипчаками» [Таварих, 1967: 108 араб, паг.; Лубсан, 1973: 230-231]. По мне-
нию исследовательницы «Алтай тобчи» Н.П.Шастиной, данный фрагмент хроники
Лубсан Данзана представляет собой «текст неизвестного эпического произведения,
восходящего к XIII в.» [Лубсан, 1973: 369-370, примеч. 60]. По мнению В.П.Юдина,
некоторые лексические элементы и стиль изложения «Таварих-и гузида» могут быть
свидетельством прямого использования автором этого сочинения монгольских хроник,
возможно «Сокровенного сказания» [Юдин, 1969а: 12].
238
И. А. Мустакимов
144; Бартольд, 1973: 131]19 20 * 22, или, по крайней мере, с источником, свя-
занным с этой хроникой.
В подтверждение тезиса о возникновении указанных дастанов в не-
мусульманской среде может говорить следующее: 1) небольшое коли-
чество в них арабо-персидской лексики по сравнению со многими
другими дастанами «Таварих-и гузида»; 2) написание в «Дастане о
Чагатай-хане» полисонима «Самарканд» как samuzkand (лондонский
список) или samurkand (санкт-петербургский список), которое ближе
к написанию этого названия в «Сокровенном сказании монголов» (Се-
мисгяб [Козин, 1941: § 259]) и «Золотом сказании» Лубсан Данзана
(Шимисген-Самурхан [Лубсан, 1973: 244]), нежели традиционному
для мусульманских источников написанию samarqand.
За основу предлагаемой ниже реконструкции фрагментов из «Та-
варих-и гузида» нами взят лондонский список этой хроники [BL,
Or. 3222]. Ссылки сделаны на страницы факсимиле в публикации
А.М.Акрамова. Публикуемые фрагменты лондонского списка были
повторно (после А.М.Акрамова) сличены нами с соответствующими
фрагментами санкт-петербургского списка «Таварих» [ИВР, В 745].
Остаются сомнения в правильности нашего чтения и перевода некото-
рых топонимов, слов и фрагментов слов. Чтение затрудняется не очень
хорошей сохранностью лондонского списка и нерегулярной или не-
верной расстановкой диакритических точек (что в целом характерно
для обоих списков, но более для санкт-петербургского).
(с. 106 араб, паг.)
[...] Др e-jUp Д c-jSfj j Д ^y OjjJ
\j^y jJ 'iii j-Ubry (c. 107 араб, паг.) || jyJi ^y 23[У^У
19 В.П.Юдин высказал предположение об идентичности «Тарих-и хани» и «Тава-
рих-и гузида — Нусрат-наме» [Юдин, 1969а: 12; Юдин, 19696: 131]. Однако это пред-
ставляется сомнительным по двум причинам. Во-первых, составление «Зафар-наме»
Иезди относится к 20-м годам XV в., а в «Таварих-и гузида» описание событий дово-
дится до начала XVI в. Во-вторых, использованная Йезди хроника «Тарих-и хани»
была составлена в стихах, тогда как «Таварих-и гузида», не считая отдельных стихо-
творных вставок, написана прозой.
20 Б: добавлено
А: У-ч', В: уу J*4'«
22 Б:
А: Б: ^у^у jjjy
Джучи и Джучиды в «Таварих-и гузида — Нусрат-наме»
239
^У ~''~г>У)У^>-У 3^' <5*^*^ J^4 <_5^ Jj^y
jjy jj oVSy. *£ jL>- ^yy <3-4^ 3^^' с5^ '•Уtiy'jyty
29 28
j^JjL»y jL_3 jL_3 З^^-У ЗЬ_3 jLji зУ^^У
yy ^ny fj4?' £/>' J сЛ’ w ^-у J ^jy у Л' y^
«Дастан (сказание) о Йучи-хане, сыне Чингиз-хана и о пожало-
вании Чингиз-ханом своих четырех сыновей, [а] их30 называют „че-
тырьмя кулюками“, беками и вилайетами. [...] 1 „Возьми и владей в
качестве юрта Большим Ургенчем, Крымом [и] Кафой, всем Кип-
чаком32, [землями по рекам] Идиль [и] Яик, Булгаром, Саксином,
Асом33, Башгиртом34, *[Чимги-Турой, Р.ст.м-Туаласом]35 до [стра-
ны] золотых блюд [и] пегих табунов, на [реке] Сыр[-Дарья] поло-
виной Туркестана, Гиждуваном, [землями] до устья [реки] Сыр
[-Дарья]. Те земли изобильны медом; сбраживая36 тот мед и разли-
вая его по чашам37, рассаживай беков и бахадуров в соответствии
с их достоинством, потчуй и весели их“, — [так] сказал. Имена дан-
ных Йучи-хану беков таковы: кенегесский Кубан38-нойон, бэсут-
ский Кэтэ-нойон, ушунский Байку-Батун-нойон, джалаирский
Тайр-Улку. [Чингиз-хан] дал [Йучи-хану] этих четырех беков, а кро-
ме того, сказав „[Ты] мой старший сын“, дал [ему еще] три куреня».
24 п. . .
ь.
25 Б: добавлено >
26 Б: J^.
27 Б:
28 г.
D.
* Б: •
30 Буквально: это.
31 Опущены наставления Чингис-хана Джучи.
32 Или «всеми кипчаками» (barca qipcaq).
33 Или «асами».
34 Или «башкирами».
*35 A: cimgi tiidlas, Б c?gi turur at.q.j tiialas.
36 В тексте: qajnafip.
37 В тексте: qoqur ajaqlarya (ajaqlar — «чаши», qoyur-qoyir-quifir (jjfey) —
«желто-бурый, каурый; смуглый, бурый, темно-серый; русый» [Радлов, 1899: стб. 521,
522, 674]). Возможно, термин qoyur ajaq здесь является синонимом термина san ajaq ~
sarajaq (ajaq — чаша, sari— желтый; бледный, рыжий, русый [Будагов, 1871: 685]),
встречающегося, например, в татарском и казахском вариантах дастана «Идегей»: ирне
йука сарайак ~ ирнэ жока сары айац [Идегэй, 1988: 81; Мелиоранский, 1905: 17, 18
араб. паг.]. Перевести выражения qoqur ajaq и sari ajaq точнее нам не удалось.
38 Так в А и Б. Должно быть: Кунан.
240
И. А. Мустакимов
Приведем сокращенный пересказ дастанов о пожалованиях Чин-
гис-хана другим своим сыновьям.
Согласно «Дастану о Чагатай-хане, наставлениях, данных [ему]
Чингиз-ханом и данных Чагатай-хану [Чингиз-ханом] юртах и беках»,
Чагатаю были пожалованы области, города и страны Кас-Кунгкас
Самарканд, Бухара, Кят, Хива, Ходженд, Узгенд, Талас, Сай-
рам, Отрар, Ташкент, Мугалак39 40, Ахенгеран, Термез, Хиндустан и Хо-
расан. Пожалование будто бы было сопровождено замечанием Чин-
гис-хана, чтобы Чагатай употреблял «драгоценные камни, товары, зо-
лото и серебро, а также вино», еду и питье этих земель на свои утехи,
и призывом быть ближайшей опорой отца. Чагатаю было также пожа-
ловано четыре куреня во главе., с Карачар-беком из клана барлас,
Дурджийан-беком и Кышлык-беком из клана сулдус, Бука-беком из
клана буйакыт [Таварих, 1967: 107-108 араб. паг.].
Согласно «Дастану об Угедей-хане сыне Чингиз-хана», Угедею бы-
ли пожалованы вилайеты Кара-Ходжа, Х.м[и]^лык (A: jJu>, Б:
[Терси-]куль (J/' ^у), Бешбалык, Кыркыз (A: Б: »), [Чимган]
(A: Б: [Чакыр] (А: Б: ^), Алас-мурэн
[Тенгиз] (A: Б: >L), [Сенкуль] Булад, Талас, [Азаралбасы]
Кёк-Урунг <3^), Кунак (зьу)41, Кёк-Уй (^У ^),
39 Очевидно, район рек Каш (правый приток р. Или) и Кунгес (один из двух истоков
р. Или). Из «Дастана о Чагатай-хане» следует, что одной из причин, по которой область
Кас-Кунгкас была пожалована Чагатаю, была следующая: «Поскольку [тебе] понрави-
лось бить (?) птицу в находящихся в тех землях, обустроенных (?) [тобой] водоемах...»
(plyerlarniij kollarini yapturup (capturup?) quslarinijar'isturup xoslayac...) [Таварих, 1967:
107 (араб. паг.)]. В связи с этим заслуживают упоминания следующие слова Джувейни:
«Весной и летом его (Чагатая. — И.М.) ставка находилась в Алмалыке и Куясе... Он
устроил в тех краях большие водоемы (которые они называют коль) для разведения
водоплавающих птиц» [Джувейни, 2004: 186]. По-видимому, в обоих источниках речь
идет о Кульджинском крае, где находилась орда Чагатая [Бартольд, 2002а: 146].
40 Правильное чтение и значение данного топонима нам было любезно подсказано
научным сотрудником Центра исследований истории Золотой Орды им. М.А.Усманова
Института истории им. Ш.Марджани АН РТ П.Н.Петровым.
41 Так в А и Б. По словам Джувейни, «столица Угэдэя... во время правления его от-
ца находилась в его юрте, в окрестностях Эмиля и Конака» [Джувейни, 2004: 30].
В.В.Бартольд, П.Пельо и следующий за ним Дж.Э.Бойл последний топоним читают
«Кобак» [Бартольд, 2002а: 145, примеч. 5; Джувейни, 2004: 30, 543, примеч. 14]. Рашид
ад-Дин пишет: «...юрт Гуюк-хана находится в земле Кумак, в местностях, которые они
(монголы) называют Йери (вар.: Бери)-Минграк, Эмиль и Юрсаур» [Рашид ад-Дин.
1941: 66, примеч. 2] (см. также [Рашид ад-Дин, 1960: 9]). В «Тарих-и Вассаф» этот то-
поним приведен как «Кубак»: «Угетай... пребывал в пределах Эмиля и Кубака, столи-
цы ханства и центра государства» [Шихаб ад-Дин, 1941: 80]. По словам П.Пельо, «так-
же, как Эмиль представляет собой название реки Эмиль, таким же образом Кобак явля-
Джучи и Джучиды в «Таварих-и гузида — Нусрат-наме»
241
[Джаргурт] (А: Б: Столицей Угедея по указу
Чингис-хана была определена долинах [реки] Или у впадения ее в Тен-
гиз (Море, т.е. в озеро Балхаш. — И.М.) (^ у} <bj Jy Xj>Lj)42. Из
беков Угедею были пожалованы Туреге-бек из клана токалай, Тага-
лай-бахадур из клана сулдус, Кубилай-бек из клана джалаир [Таварих,
1967: 109 араб. паг.].
Согласно «Дастану о Тулуй-хане сыне Чингис-хана», Тулую было
предписано кочевать вместе с Чингис-ханом на родине отца, при этом
Чингис-хан будто бы повелел «кочевать, сопутствуя Тулую» своим
младшим сыновьям Кулегену (Б: Кулюгену), Йурчитаю, Джукуру и
Ураджу-Тегену (Б: Ураджу-Тугену)43. Своими и Тулуя весенними ко-
чевьями Чингис-хан определил побережье озера Токай в «улусе племе-
ни (el) кирайит», летними кочевьями — местность у истоков рек Туре-
ген и Кулурен44, «на земле, где мы (т.е. Чингис-хан. —И.М.) родились»,
осенними кочевьями — «юрт племени (е!) татар [под названием]
[Акар-Чинас] G-ь* /)». Упоминание территории зимних кочевий Чин-
гис-хана и Тулуя и нойонов, выделенных Тулую и младшим сыновьям
Чингис-хана, в тексте отсутствует [Таварих, 1967: 109 араб. паг.].
ется названием реки, ныне известной под названием Кобок («Кобук» немецких карт),
на восток от реки Эмиль. По существу, долина, образуемая этими двумя реками, со-
ставляла собственный удел Гююка» [Джувейни, 2004: 543, примеч. 14]. Как отмечал
В.В.Бартольд, реки Эмиль и Кобук «вытекают приблизительно в одном и том же месте
и текут одна на запад, другая на восток» [Бартольд, 2002а: 145-146].
42 Если наш перевод данной фразы верен, то она противоречит свидетельству Джу-
вейни и следующего ему Вассафа о нахождении столицы Угедея «в окрестностях Эмиля
и Конака» (см. предыдущее примеч.). Вместе с тем заслуживает внимания приводимое в
этом же дастане название тамги, будто бы пожалованной Чингис-ханом Угедею: «При
подходе [Угедея] к местности под названием [Джаргурт] Чингис-хан пожаловал (букв.
,лал“) [Угедею] тамгу под названием „кунак“ (juy)» [Таварих, 1967: 109 араб. паг.].
43 В указанном дастане не сообщается, что они являлись сыновьями Чингиз-хана,
однако это следует из сопоставления данной информации «Таварих-и гузида» с переч-
нем младших сыновей Чингис-хана (родившихся не от Бортэ-фуджин), приводимым
Джувейни (Колген, Джурчетей, Орчан) [Джувейни, 2004: 120-121], Рашид ад-Дином
(Кулкан, Джаур, Джурчитай, Урджакан) [Рашид ад-Дин, 19526: 71-72], составителем
(составителями) «Муизз ал-ансаб» (Кулакан, Джакур, Саргаду, Джурчик, Урджаган)
[Муизз, 2006: табл. XXXIV факс., с. 37-38 пер.], Лубсан Данзаном (Кулугэ, Дзочибэй,
Харачар, Харгату/Хархаду, Чахур) [Лубсан, 1973: 186, 243]. Таким образом, выявляется
следующее соответствие имен младших сыновей Чингиса, упомянутых в названном
Дастане «Таварих-и гузида», с именами в других вышеперечисленных источниках:
1) Кулеген/Кулюген ~ Колген ~ Кулкан ~ Кулакан ~ Кулугэ; 2) Йурчитай ~ Джурче-
тей~ Джурчитай ~ Джурчик ~ Дзочибэй; 3) Джукур ~ Джаур ~ Джакур ~ Чахур;
4) Ураджу-Теген/Ураджу-Туген ~ Орчан ~ Урджакан ~ Урджаган ~ [Харачар?].
44 Идентифицировать первую реку не удалось, вторая — р. Керулен.
242
И. А. Мустакимов
В этом же дастане сообщается следующее: «В начале осени года
свиньи в том юрте (т.е. юрте племени татар. — И.М.) Чингиз-хан забо-
лел и, собрав четырех своих сыновей, дал [им] наставления, [для чего]
устроил великое собрание (uluy jiyin)». Далее повествуется о том, как
Чингис-хан раздал сыновьям стрелы и велел их разломать по отдель-
ности, затем сложив вместе, приводится басня о змее с тысячью голов
и одним хвостом и змее с одной головой и тысячью хвостов45. Приве-
дя эти примеры, Чингис-хан наказывает своим сыновьям повиноваться
«лучшему из вас». Далее приводятся следующие сведения:
^у. [•••] (С. 111 араб, паг.)
'Ь j-yd ^у &у* J- j5
jls- jbjJ (S^y
ji>i> (C. 112 араб, паг.) || jipijy joy Ji оз-^-^у
' s
^y* jy" у *—4 (jA—J J**
«После этого Чингиз-хан исполнил волю Бога (Tchjri) [и] воспа-
рил соколом54. Спустя семь дней убили Тулунджара из клана кун-
грат (qurjrat omaqliq) со всем его родом. Затем останки (букв, „кос-
ти“) Чингиз-хана55 вернул56 посланников, прибывших [из страны
(от народа?)] К.н.кас (кенегес?). После того как вернулись с похо-
рон священных останков (букв, „золотых костей66) Чингиз-хана57,
Угедей-хан достиг [местности] Кырандур [на реке] Йусун-мурэн58,
45 Текст этой басни в «Таварих» отличается от ее вариантов, приведенных в хрони-
ках Джувейни и Лубсан Данзана [Джувейни, 2004: 29, 121; Лубсан, 1973: 192].
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
Б: J.
Б:
Б: yi
Б: опущено
Б: AAjjjjiy.
Б: добавлено J.
Б: jbb’.
Т.е. умер.
Очевидно, пропущена часть фразы.
56 Б «вернули».
57 Не совсем понятная фраза: andin soy ciyiz %ап siiyakini k.n.kasdin kelgan (Б kelgqj)
elcilarni jandurdi (Б jandurdilar) ciyiz xanniy altun siiyakini (Б siiydkini опущено) qojup
janyac...
58 к»
В оригинале
Джучи и Джучиды в «Таварих-и гузида — Нусрат-наме»
243
а Тулуй [почетное прозвище которого] Йеке Нойон59, взяв орду
Чингиз-хана, вступил в правление [землями] Буракан-Калурун6°,
Унан-Кулурен61, Ураган-Селген62 [и] многими монгольскими улу-
сами Татар-Алтая (?). И всё!» [Таварих, 1967: 109-112 араб. паг.].
Обращает на себя внимание, что в сюжете о будто бы пожалован-
ных Чингис-ханом Джучи странах и народах не упомянуты Русь, Ку-
рал~Кэрэл (в тюркских источниках XVI-XVIII вв. — Польша, в мон-
гольских и персидских источниках XIII-XIV вв., возможно, Венгрия,
Польша и некоторые другие европейские страны) и Улак~Кара-Улак
(Валахия и/или Молдавия), ставшие объектами похода монголов на
Восточную и Центральную Европу в 1236-1242 гг. Между тем, мон-
гольские и персидские источники единодушны в том, что покорение
по крайней мере Руси было включено в программу монгольских за-
воеваний еще при Чингис-хане [Козин, 1941: § 262, 270; Лубсан, 1973:
228, 232; Рашид ад-Дин, 1960: 71-72; Родословие, 1941: 204-205;
Мирзо, 1994: 221; Тулибаева, 2011: 86]63 64. В монгольских хрониках —
«Сокровенном сказании» и «Золотом сказании» Лубсан Данзана —
среди народов, для покорения которых Чингис-хан направил своего
полководца Субудая (Субеетай-баатур-Субэгэтэй-багатур), упомянут,
кроме того, народ рарал~лалат~келет~кэрэл (в «Сокровенном сказа-
нии» названы еще «мачжары», т.е. венгры) [Козин, 1941: § 262, 270;
Лубсан, 1973: 228]. В послании каана Гуюка папе римскому Иннокен-
тию IV, написанном на персидском языке в 1246 г., утверждается, что
в «области Маджар и Киристан» (т.е. к венграм и христианам), в за-
хвате которых понтифик упрекает монгольского правителя, еще при
Чингис-хане направлялись послы с требованием признать над собой
власть монголов [Путешествия, 1957: 220-221; Плано, 1997: 393; Мус-
такимов, 2002: 31]. В лондонском списке сокращенной версии сочине-
ния «Тарих-и арба6 улус» («Истории четырех улусов»), авторство ко-
торого приписывается внуку Тимура Улугбеку (правил в 1409-
1449 гг.)6 , указано, будто среди владений Джучи была и область Ар-
дак~Арвак [Родословие, 1941: 204-205; Мирзо, 1994: 221; Тулибаева,
2011: 86]. На наш взгляд, это название является искаженной передачей
59 То есть Великий Нойон — посмертный титул Тулуя.
60 То есть Буркан-Калдун (монг. Бурхан-Халдун).
61 То есть реки Онон и Керулен.
62 Первый топоним определить не удалось, второй, возможно, р. Селенга.
63 См. также [Оллсен, 2008: 354].
64 Об этом источнике см. [Ахмедов, 1994: 3-14; Тулибаева, 2011: 79-81].
244
И. А. Мустакимов
этнотопонима Улак (JbjI-jljjl-jVjl). После Западного похода монго-
лов 1236-1242 гг. Русь и Кара-Улак вошли в сферу власти Джучидов65,
а Венгрия, Болгария и, возможно, Польша некоторое время являлись
объектами их притязаний66. Поэтому, кажется, логично было бы ожи-
дать упоминания в «Таварих-и гузида» хотя бы некоторых из этих зе-
мель в числе пожалованных Чингис-ханом своему старшему сыну.
Затруднительно объяснить упоминание среди владений, выделен-
ных Джучи, Гиждувана — города, находящегося недалеко от Бухары,
в улусе Чагатая. В других источниках этот населенный пункт среди
владений Джучи или Джучидов не упоминается. Вместе с тем извест-
но, что в Бухаре Бату принадлежали 5000 человек [Шихаб ад-Дин,
1941: 81, 82]. Чтение фразы, в которой упомянут Гиждуван, создает
впечатление, что это слово здесь как будто не к месту: sir boj'inda
tiirkistanriiij jarfis'in yrjduvan sirniij ajayiya tegrii «на [реке] Сыр[-Дарья]
половиной Туркестана, Гиждуваном, [землями] до устья [реки] Сыр
[-Дарья]». Если исключить топоним «Гиждуван» из этой фразы, то она
получится более стройной как грамматически, так и логически (учи-
тывая, что термин «Туркестан», по крайней мере в ряде персоязычных
источников XIV-XVI вв., был связан с землями и городами по Сыр-
Дарье [Мустакимов, 2011: 244], к которым Гиждуван не относится): sir
boj'inda tiirkistanriiij jarfis'in sirniij ajayiya tegrii «на [реке] Сыр[-Дарья]
половиной Туркестана до устья [реки] Сыр[-Дарья]». Нельзя исклю-
чить того, что слово «Гиждуван» было включено в эту фразу автором
или переписчиком «Таварих-и гузида» механически или по ошибке.
Таким образом, либо Гиждуван когда-то был выделен Джучи или
Джучидам в соответствии с известной раннечингисидской практикой
давать население отдельных населенных пунктов или кварталов горо-
дов, расположенных на территории удела того или иного Чингисида,
во владение представителям других ветвей «золотого рода», либо его
упоминание здесь является ошибкой.
Что касается «страны (-народа) золотых блюд [и] пегих табунов»,
то это обозначение встречается и в других источниках. В «Алтай тоб-
65 Согласно «Таварих-и гузида», вскоре после завоевания область Кара-Улак была по-
жалована сыну Джучи Шибану [Мустакимов, 2009: 217; Мустакимов, 2011: 230-231].
66 О политике Бату и ранних Джучидов в отношении Венгрии и Болгарии см.
[Гальперин, 2008: 390, 391, 392; Синор, 2008: 374, 376, 377]. Что касается Польши, то
примечательно весьма расхожее в тюркоязычных хрониках XVI-XVIII вв., составлен-
ных на постордынском пространстве, утверждение о выделении Батыем «вилайета
Курал» в удел своему брату Шибану, и даже о происхождении от Шибана рода прави-
телей Польши [Мустакимов, 2010: 24] — явный отголосок событий периода Западного
похода монголов и, возможно, некоторого времени после его окончания.
Джучи и Джучиды в «Таварих-и гузида — Нусрат-наме»
245
чи» Лубсан Данзана среди покоренных Чингис-ханом реальных и вы-
мышленных племен и народов упоминается «народ с пегими табуна-
ми» и «часть народа с золотыми бляхами (-блюдами)» [Лубсан, 1973:
246]. Рашид ад-Дин и Абу-л-Гази упоминают «народ пегих табунов [и]
золотых блюд». Согласно Рашид ад-Дину, «говорят, [что], когда пле-
мена татар, дурбан, салджиут и катакин объединились вместе, они все
проживали по низовьям рек. По слиянии этих рек образуется река Ан-
кара-мурэн... Та река [Анкара] находится вблизи города по имени Ки-
кас (^^-0 и в том месте, где она и река Кэм сливаются вместе. Город
тот принадлежит к области киргизов. Утверждают, что эта река [Ан-
кара] течет в одну область, по соседству с которой находится море.
Повсюду [там] серебро. Имена этой области: Алафхин, Адутан, Мангу
и Балаурнан. Говорят, что лошади их [тамошних народов] все пегие
[ала]; каждая лошадь сильная, как четырехгодовалый верблюд; все
инструменты и посуда [у населения] из серебра. [В этой стране] много
птиц» [Рашид ад-Дин, 1952а: 101-102].
По словам Абу-л-Гази, вытекающая из (бывшей) страны татар река
Айкара (чит.: Анкара)-мурэн, протекая по южным пределам страны
кыргызов, становится полноводной и впадает в Горькое море. Близ
устья этой реки, на берегу моря расположен большой город Алакчин.
«У этого народа много селений [и] пасущихся стад, [а] лошади у них
крупные: обыкновенный (?) (bajayisi) [жеребенок ростом] с нашего
трехлетнего жеребенка. Все лошади у них бывают только пегой, и ни-
какой иной, масти... Близ него (города Алакчин. — И.М.) находятся
серебряные рудники. Все котлы, блюда и чаши того народа серебря-
ные. Это и есть [народ], о котором узбеки говорят: „Есть-де народ пе-
гих лошадей [и] золотых блюд“»67.
Известный исследователь Сибири Г.Ф.Миллер, сопоставив сооб-
щения Абу-л-Гази с известиями других авторов и собственными разы-
сканиями, усомнился в достоверности рассказа хивинского историка
[Миллер, 1999: 172-175]. Однако тот факт, что наиболее раннее сооб-
щение об этой стране относится к началу XIV в. («Сборник летопи-
сей»), повторяется независимым от сочинения Рашид ад-Дина мон-
67 Ajqara ("чит. Anqara) muran qiry'iz vilayatiniy tiisundin otkandin soy kop suvlar anya
qosulur taqi uluy suv bolur taqi barip ayi teyizga qujar qujyan jerinda teyiz jaqas'inda bir
uluy sahr bolur kandlari kop kociip jiirugan mal eli (вместо mallariT) kop jilqisi uluy bolur
bajayisi bizniy qunan jilqimizdaj bolur jilqisiriiy barcasi ala ozga rank bolmas ol sahrniy
atini alaqcin derlar aniy jaqininda kumus kani bolur ol elniy qazani va tabaqi va ajay'i
barcasi kiimiisdin bolur ozbakniy alali Jilqili altunli ojaqli el bolur ermis tegani bu turur
[Aboul-Ghazi, 1871:44].
246
И. A. Мустакимов
гольским источником XVII в. («Алтай тобчи») и встречается в сюжете
хроники «Таварих-и гузида», дастан которой о пожаловании Чингис-
ханом своим сыновьям «беков и вилайетов» обнаруживает достаточ-
ную независимость от известных нам монгольских и персидских хро-
ник, позволяет предположить наличие реальной основы в сообщениях
о «народе (стране) пегих лошадей [и] золотых блюд». Только реаль-
ные сведения позднее подверглись сильной фольклоризации и связан-
ным с ней искажениям.
Известие о заболевании Чингис-хана в начале осени совпадает с со-
общениями мусульманских и китайских источников. В мусульманских
источниках его болезнь и кончина датируются месяцем рамазан 624 г.
хиджры (августом 1227 г.) [Бартольд, 20026: 626]. В «Юань-ши»
(1369 г.): «Осенью, в седьмой луне, [в день] жэнь-у (7 сентября) [Чин-
гисхан] заболел. [В день] цзи-чоу (8 сентября) почил в походной ставке
Ха-лао-ту на реке [в] Саари-кээр... Продолжительность жизни [была] —
66 [лет]. Был погребен в ущелье Циняньгу^ (цит. по: [Храпачевский6]).
Сведения об экзекуции некоего Тулунджара из клана (pmaq) кун-
грат вместе с его родом после смерти Чингис-хана в известных нам ис-
точниках также отсутствуют. Отдаленно похожий сюжет, однако,
встречается в «Главе дастана о роде Чингиз-хана» анонимного истори-
ко-литературного сочинения XVII в. «Дафтар-и Чингиз-наме». В «Даф-
тар-и Чингиз-наме», содержащем сильно мифологизированные и эпи-
зированные сведения, упоминается о казни Чингис-ханом противни-
ков — своих братьев Бодонджара и Кагынджара, а также биев Салчута
и Конграта, устроенной Чингисом после возведения его на ханство
[Ivanics; Usmanov, 2002: 53].
Однако более вероятным нам представляется другое объяснение сю-
жета о казни Тулунджара. В «Сокровенном сказании монголов» (XIII в.)
несколько раз упоминается Толун-черби из клана хонхотан [Козин, 1941:
§ 191, 253, 265]. Ему Чингис-хан незадолго до своей смерти будто бы по-
ручил лично казнить правителя тангутов Илуху-Бурхана [Козин, 1941:
§ 267]. Этот же сюжет содержится в монгольских хрониках XVII в.: ано-
нимной «Шара туджи» и «Алтай тобчи» Лубсан Данзана (в «Алтай тоб-
чи» Толун-черби назван «Толуй-черби»; ни в «Шара туджи»,, ни в сочи-
нении Лубсан Данзана его родо-племенная принадлежность не указа-
на) [Шара, 1957: 132; Лубсан, 1973: 150, 151, 152, 223]68. Полагаем,
68 В «Муизз ал-ансаб» среди эмиров правого крыла Чингис-хана рядом указаны Ту-
луй-черби и Тулун-черби, оба из клана кунгкитай (в русском переводе ошибочно «кун-
гкитан») [Муизз, 2006: табл. XXVIII факс., с. 31 пер.]. Несомненно, это ошибка автора
«Муизз ал-ансаб», либо его источника или переписчика, и речь идет об одном челове-
ке — Тулуй-черби~Тулун-черби из клана кунгкитай.
Джучи и Джучиды в «Таварих-и гузида — Нусрат-наме»
247
что составитель «Таварих-и гузида» или его источник могли допус-
тить ошибку при пересказе этого события, отчего Толун(Толуй)-черби
из клана хонхотан «Сокровенного сказания» превратился в Тулунджа-
ра из клана кунграт, якобы казненного после смерти Чингис-хана69.
Курень в «Дастане о Иучи-хане» и «Дастане о Чагатай-хане», по-
видимому, соответствует тысяче юрт «Сокровенного сказания монго-
лов» или тысяче воинов «Сборника летописей» Рашид ад-Дина. Дан-
ное предположение подтверждается и путем сопоставления сведений
указанных дастанов «Таварих-и гузида» с данными, приводимыми при
описании аналогичных сюжетов в двух последних источниках. В «Па-
мятке о выделении Чингиз-ханом темников, тысячников и [прочего]
своего войска своей матери, троим своим сыновьям, братьям...» в «Та-
варих-и гузида», повторяющей структуру и основные сведения «Па-
мятки об эмирах туманов и тысяч и о войсках Чингиз-хана» хроники
Рашид ад-Дина [Рашид ад-Дин, 19526: 266-281], однако сокращенной
в сравнении с последней и иначе передающей имена и родо-племенную
принадлежность некоторых предводителей монгольского войска, так-
же сказано о пожаловании Джучи четырех тысяч воинов во главе
с четырьмя тысячниками [Таварих, 1967: 83 араб. паг.]. Большое коли-
чество арабо-персидской лексики является дополнительным указани-
ем на то, что этот раздел был заимствован из персоязычного источни-
ка, скорее всего из упомянутого «Сборника летописей» Рашид ад-Ди-
на. Вместе с тем следует отметить, что имена и родо-племенная при-
надлежность некоторых тысячников в данной главе «Таварих-и гузи-
да» отличаются как от сведений Рашид ад-Дина и других средневеко-
вых авторов, так и от информации, сообщаемой в «Дастане о Иучи-
хане» самим автором «Таварих» (см. выше). Согласно «Главе о выде-
лении Чингиз-ханом темников, тысячников и [прочего] войска своей
матери, трем своим сыновьям, братьям...», доля Джучи выглядела так:
«Тысяча ...70. Он [происходил] из племени (каем) сиджут. Во время
Бату-хана командовал левым крылом [Улуса Бату? Улуса Джучи?].
Ныне его сын Черкес занимает место отца.
69 Правда, согласно упомянутым источникам, в распоряжении Чингис-хана о казни
тангутского правителя ничего не говорилось о необходимости казни и представителей
его семейства.
70 Имя предводителя не читается. В другом месте «Таварих-и гузида», в главке, по-
священной племени сиджиут, повторяющей сведения «Сборника летописей» Рашид ад-
Дина, сказано, что Чингис-хан дал Джучи Мункэду-нойона из этого племени. «Во вре-
мя Бату-хана он командовал войском. Ныне состоит при Токте» [Таварих, 1967: 52
аРаб. паг.].
248
И. А.Мустакимов
Тысяча Кингитай Кубай (Тубай?)-нойона71. Он [происходил] из
племени кенегес.
Тысяча Хушитая. Он [происходил] из племени хушун, был братом
Бурчи-нойона72 73.
Тысяча Байку. Он [происходил] из племени бэс[у]тай
[Таварих, 1967: 83 араб. паг.].
Для сравнения приведем перечень нойонов и количество людей,
приданных Джучи, согласно другим источникам: «Чжочи — мой
старший сын, а потому тебе, Хунан, надлежит, оставаясь во главе сво-
их генигесцев в должности нойона-темника, быть в непосредственном
подчинении у Чжочи» [Козин, 1941: § 210]; «Чжочию (Чингис-хан. —
И.М.) выделил 9000 юрт» [Козин, 1941: § 242]; «К Чжочию пристав-
ляю троих [нойонов]: Хунана, Мункеура и Кете» [Козин, 1941: § 243];
«Джочи он (Чингис-хан. — И.М.} дал девять тысяч человек» [Лубсан,
1973: 186]; «В помощь Джочи он (Чингис-хан. — И.М.) назначил тро-
их: Хуна, Мбнгхура и Хитана» [Лубсащ 19/3: 187]; Хукин-нойан с
«восемью тысячами людей» (отправлен Чингис-ханом для управления
землей «оросутов и чэркисутов») и Мунгэту-багатур [Лубсан, 1973:
232, 233]7 ; «Часть старшего сына Джочи-хана [составляла] четыре
71 В «Дастане о Йучи-хане, сыне Чингиз-хана» — Кубан-нойон (см. выше). В дру-
гом месте «Таварих-и гузида» — главке о племени (каем) кингит, являющейся переска-
зом аналогичной главки сочинения Рашид ад-Дина, имя этого нойона приведено как
Кутан Gy) или Куйин (>у) [Таварих, 1967: 47 (араб, паг.), 446 (араб, паг.), примеч. 17
к рис. 43]. У Рашид ад-Дина — Кутан [Рашид ад-Дин, 1952а: 177-178].
72 Имеется в виду один из ближайших соратников Чингис-хана Боорчу(-Боорчи)-
нойон. Все известные нам источники сходятся в том, что Боорчи происходил из клана
арулад~арулат~арлат [Козин, 1941: § 120; Рашид ад-Дин, 1952а: 169; Рашид ад-Дин,
19526: 267; Лубсан, 1973: 97, 167, 243, 294]. По ряду свидетельств, к клану хушин при-
надлежал другой близкий соратник Чингис-хана Борохул(Борагул~Бурагун)-нойон
[Рашид ад-Дин, 1952а: 171; Рашид ад-Дин, 19526: 267; Муизз, 2006: табл. XXX факс.,
с. 32 пер.; Лубсан, 1973: 124, 337, примеч. 17] (в других местах хроники Лубсан Данза-
на Борохул отнесен к клану джургэн [Лубсан, 1973: 110, 243, 294]).
73 Очевидно, этих персонажей следует отождествить с упоминаемыми у Рашид ад-
Дина сыновьями Мунгэту-Кияна из клана кият — Куки-нойоном и Мугэту-бахадуром,
которые «были эмирами тысяцкими и предводителями племени 1у1унгэту-Кияна. В на-
стоящее время (т.е. во времена Рашид ад-Дина. —И.М. \ благодаря приросту [населения],
количество [людей] одного монгольского тумана больше, чем [вся] их ветвь. Боль-
шинство этого Племени находится в Дешт-и Кипчак у Токтая; эмиры их многочисленны и
пользуются значением» [Рашид ад-Дин, 19526: 46]. (Ср. с комментарием Н.П.Шастиной
к имени Мунгэту-багатура [Лубсан, 1973: 369, примеч. 58].) В «Таварих-и гузида» сре-
ди предводителей правого крыла Монгольской империи упомянуты Куки-нойон и
Меркету-Кийан, командовавшие одной тысячей. «Все кияты происходят от него (Мер-
кету-Кияна. — И.М.)» [Таварих, 1967: 81 араб. паг.]. Имя Меркету (у$>) в «Таварих-и
гузида», несомненно, является искаженным написанием имени Мугэту (у$>).
Джучи и Джучиды в «Таварих-и гузида — Нусрат-наме»
249
тысячи человек. Тысяча Мунгура, бывшего из племени сиджиут...
Тысяча Кингитая Кутан-нойона, бывшего из племени кингит74. Его
сын, по имени Хуран, который был у царевича Кулчи, из числа стар-
ших эмиров этого улуса. Тысяча Хушитая, бывшего из эмиров племе-
ни хушин, из числа родичей Боорчи-нойона. Тысяча Байку, [также]
бывшего из племени хушин75. Он ведал бараунгаром, т.е. войском
правой руки. Этих четырех упомянутых эмиров с четырьмя тысячами
войска Чингиз-хан отдал Джочи-хану» [Рашид ад-Дин, 19526: 274];
«Мункэду из племени (каем) сиджут76... Кингитай-нуйан из племени
кингит77... Хушидай-нуйан из племени хушин... Байку из племени
арлат, родственник Бугурджи-нойона... Этих четырех амиров Чингиз-
хан с четырьмя тысячами войск отдал Джуджи-хану... Ему же (т.е.
Джучи. — И.М.) были переданы и другие эмиры с множеством войск,
однако их имена теперь неизвестны» [Муизз, 2006: табл. XXXVI-
XXXVII факс., с. 39 пер.].
Наблюдаемый в источниках разнобой в перечислении имен и родо-
племенной принадлежности предводителей тысяч, выделенных Чин-
гис-ханом Джучи и другим сыновьям, а также общего количества при-
данных им людей, позволяет говорить по крайней мере о том, что
комплектование уделов Чингисидов войсками, рекрутируемыми из
представителей различных тюрко-монгольских племен Центральной
Азии, не было единовременным мероприятием Чингис-хана, а про-
должалось в течение довольно длительного периода как при его жиз-
ни, так и, очевидно, после его смерти. Приводимая «Сокровенным
сказанием монголов» цифра в 9000 юрт, выделенных Чингис-ханом
74 Р.П.Храпачевский и И.Л.Измайлов, безусловно, правы, отождествляя Кингитай
Кутан-нойона «Сборника летописей» с темником Хунаном из клана генигес, согласно
«Сокровенному сказанию», переданного Чингис-ханом под командование Джучи [Хра-
пачевскийа; Измайлов, 2011: 82].
75 В другом месте «Сборника летописей» Хушидай и Байку названы в качестве од-
ного человека: «Был другой старший эмир, по имени Хушидай-Байку. Чингиз-хан от-
дал его Джочи вместе с войском» [Рашид ад-Дин, 1952а: 172]. Нам представляется
верным толкование словосрчетания «Хушидай Байку» как «хушинский Байку». В поль-
зу того, что Байку принадлежал к клану хушин-уйшин, говорит в том числе упомина-
ние в некоторых источниках, происходящих с территории Волго-Уральского региона,
полулегендарного бия (бека, князя) по имени «Уйшин Майкы» [Ivanics, Usmanov, 2002:
49, 51, 56; Башкирские, 1960: 164, 165, 278]. Последнее слово, несомненно, представля-
ет собой фонетический вариант имени «Байку», а «Уйшин» — принадлежность Май-
кы-бия к клану уйшин(~ушин~ушун~хушин).
76 В русском переводе «Муизз ал-ансаб»: сиджийут [Муизз, 2006: 39].
77 В ориг.: у лу Чит.: у оьу В русском переводе «Муизз
ал-ансаб»: «Кетилтай-нуйан, из племени кунлийут» [Муизз, 2006: 39].
250
И. А. Мустакимов
своему старшему сыну, очевидно, ближе к истине, но и она, скорее
всего, не менее условна, чем цифра в четыре тысячи воинов, сообщае-
мая Рашид ад-Дином. Как видно, в родо-племенной принадлежности
предводителей этих четырех тысяч путался уже сам составитель
«Сборника летописей». Так, если в одном месте своего сочинения Ра-
шид ад-Дин среди переданных Джучи тысячников упоминает нойона
по имени «Хушидай Байку» [Рашид ад-Дин, 1952а: 172], то в другом
месте им упомянуто два разных тысячника: Хушидай и Байку [Рашид
ад-Дин, 19526: 274].
При этом следует учитывать, что «тысяча» у Рашид ад-Дина в дан-
ном контексте в действительности могла включать и большее число
воинов, на что обратил внимание Р.П.Храпачевский [Храпачевский3].
Собственно, об этом проговаривается сам Рашид ад-Дин в некоторых
местах своей «Памятки об эмирах туманов и тысяч и о войсках Чин-
гиз-хана» (эти же сведения с некоторыми изменениями помещены в
«Таварих-и гузида» (см. выше)). Таким образом, нойон-тысячник —
это скорее чин в иерархии Монгольской империи, не всегда коррели-
рующий с реальным числом воинов (и вообще людей), находившихся
в подчинении того или иного нойона-тысячника.
Что касается термина курень, то его исконным значением является
«стойбище, в котором юрты или повозки были поставлены кругом»
[Владимирцов, 1934: 37; Лубсан, 1973: 323, примеч. 64]. По словам Ра-
шид ад-Дина: «Курень — войско, расположенное в виде кольца» [Рашид
ад-Дин, 19526: 120]. Проанализировав сведения «Сокровенного сказания
монголов» и «Сборника летописей», Н.Н.Крадин и Т.Д.Скрынникова
высказали предположение о том, что в эпоху Чингис-хана курень
«представлял собой военную родовую единицу, возглавляемую вож-
дем — главой рода» [Крадин, Скрынникова, 2006: 359]. В то же время,
согласно Рашид ад-Дину, некоторые из куреней Чингис-хана были со-
ставлены из представителей разных родо-племенных образований (если,
конечно, эти образования не являлись ответвлениями одного племени)
[Рашид ад-Дин, 19526: 87-88]. При этом количество людей, относя-
щихся к тому или иному куреню, могло значительно варьироваться.
Так, если курень некоего Кулан-бахадура из племени хойин составлял
тысячу чедовек [Рашид ад-Дин, 1952а: 165], то курень генигесцев
(кингитов) под предводительством Хунана, по-видимому, насчитывал
до одного тумена (т.е. десяти тысяч) человек [Козин, 1941: § 122, 210].
6. Некоторые оригинальные сведения «Таварих-и гузида» вкрапле-
ны в ткань повествований, заимствованных из сочинений Ата-Мелика
Джувейни, Рашид ад-Дина и других персидских авторов.
Джучи и Джучиды в «Таварих-и гузида — Нусрат-наме»
251
Так, в «Дастане о Берке-хане», являющемся пересказом аналогич-
ного дастана Рашид ад-Дина, вслед за сообщением о смерти Бату при-
водится известие о том, что преемником Бату Мункэ-каан назначил
сына Бату по имени Мурд (^). Вот перевод отрывка из этого дастана:
«Бату-хан скончался в 650 году на берегах реки Идиль. Ему было со-
рок восемь лет. Мункэ-каан удостоил почестей и назначил (букв, „по-
садил“) на место отца сына Бату по имени Мурд. Он скончался по пу-
ти во владения отца. Мункэ-каан послал гонцов, склоняя и располагая
[к себе] жен, сыновей и братьев Мурда, посадил на отцовский престол
сына Бату [по имени] Улакчи и пожаловал ему владения отца. Улагчи
также в скором времени умер»78. В аналогичном фрагменте у Рашид
ад-Дина вместо Мурда упомянут Сартак [Рашид ад-Дин, 1960: 81].
Далее в том же дастане «Таварих-и гузида» упоминаются два сына
Бату по имени Сартак и Улагчи, после его смерти недолгое время по-
бывавших на отцовском престоле [Таварих, 1967: 179-180 араб. паг.].
Таким образом, становится очевидной идентичность Мурда и Сартака.
По-видимому, слово «Мурд» являлось прозвищем либо посмертным
именем или титулом Сартака, наподобие посмертного титула Бату
«Саин». Если верно наше наблюдение, мы, очевидно, имеем возмож-
ность установить личность одного загадочного хана, упомянутого в
памятнике конца XVII в. «Дафтар-и Чингиз-наме». В «Дафтар» приво-
дятся имена нескольких золотоордынских ханов, имена двух из них до
сих пор не удавалось идентифицировать с известными по другим ис-
точникам персонажами: «Его (Сартак-хана. — И.М.) сын Буртак (или
Бартак) (<ЗЦ/)-хан, его сын Тугалы-хан» [Ivanics, Usmanov, 2002: 32].
Полагаем, что упомянутое здесь имя Буртак-Бартак является видоиз-
мененной формой слова «Мурд». Таким образом, прозвище либо по-
смертное имя (или титул) Сартака в «Дафтар-и Чингиз-наме» пред-
ставлено в качестве имени его сына. Похожая ошибка встречается
в «Истории четырех улусов», где Бату и Саин упомянуты в качестве
отдельных ханов [Родословие, 1941: 204, 205; Мирзо, 1994: 221, 224;
Тулибаева, 2011: 86, 88].
78 В atu хап tarix altijiiz eligda edit ddrjds'in'irj jaqas'ida vqfat bold'i ‘umridin q'irq sekiz jil
kecip erdi miinkd qa ’an batuniq miird atli'y oyl'in'i ‘izzat qilip atasi orn'iya olturyuzdi taqi atasi
miilkiga barurda jolda vqfat bold'i miinkd qa’an elcilar jebarip mUrdniy xatun^ari birla
oylanlari va aya inilariga istimalat berdi va batuniq oyli ulaqc'in'i atasi taxtida olturyuzup
rndmldkatldrin ay a berdi ulayci taqi' az mahalldd vqfat bold'i [Таварих, 1967: 179 араб,
паг.].
252
И. A. Мустакимов
Акрамов, 1967 — [Акрамов А.М.] Общие сведения о сочинении “Таварих-и гузи-
да — Нусрат-наме” и его сокращенной версии // Таварих-и гузида — Нусрат-
наме / Исслед., критич. текст, аннот. огл. и табл. свод. огл. А.М.Акрамова.
Таш., 1967.
Ахмедов, 1994 — Ахмедов Б.А. Мирзо Улугбек ва унинг «Тарих-и арбаъ улус»
(«Турт улус тарихи») асари хацида // Мирзо Улугбек. Турт улус тарихи. Тош-
кент, 1994.
Бартольд, 1973 — Бартольд В.В. Отчет о командировке в Туркестан // Бар-
тольд В.В. Соч. Т. VIII. М., 1973.
Бартольд, 2002а — Бартольд В.В. Двенадцать лекций по истории турецких наро-
дов Средней Азии // Бартольд В.В. Работы по истории и филологии тюркских
и монгольских народов. М., 2002.
Бартольд, 20026 — Бартольд В.В. Чингиз-хан // Бартольд В.В. Работы по истории
и филологии тюркских и монгольских народов. М., 2002.
Башкирские, 1960 — Башкирские шекере / Сост., пер. текстов, введ. и коммент.
Р.Г.Кузеева. Уфа, 1960.
Библиотека, 1849 — Библиотека восточных историков, издаваемая И.Н.Берези-
ным. Т. I. Шейбаниада. История монголо-тюрков. Казань, 1849.
Будагов, 1871 —Будагов Л.З. Сравнительный словарь ^турецко-татарских наречий.
Т. II. СПб., 1871.
Владимирцов, 1934 — Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов. Мон-
гольский кочевой феодализм. Л., 1934.
Волин, 1941 — Волин С.Л. Из книги побед Шереф-ад-дина Иезди // Тизенгау-
зен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. II: Из-
влечения из персидских сочинений. М.-Л., 1941.
Гальперин, 2008 — Гальперин Ч.Дж. Кыпчакский фактор: ильханы, мамлюки и
Айн-Джалут // Степи Европы в эпоху Средневековья. Т. 6. Золотоордынское
время. Донецк, 2008.
Джувейни, 1941 — Ала ад-Дин Ата-Мелик Джувейни. Тарих-и джахангуша //
Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды.
Т. II: Извлечения из персидских сочинений. М.-Л., 1941.
Джувейни, 2004 — Ала ад-Дин Ата-Мелик Джувейни. История завоевателя мира.
М., 2004.
Идегай, 1988 — Идегай. Татар халык дастаны. Казан, 1988.
Измайлов, 2011 — Измайлов И.Л. Татары в Азии и Европе в XIII в.: стереотипы и
новые подходы // Национальная история татар: теоретико-методологические
проблемы. Вып. II. Казань, 2011.
Козин, 1941 — Козин С.А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г.
М.; Л., 1941.
Крадин, Скрынникова, 2006 — Крадин Н.Н., Скрынникова Т.Д. Империя Чингис-
хана. М., 2006. Интернет-ресурс http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/
kradin/06.php
Кырыми, 1924-25 — ал-Хаджж Абд ал-Гаффар Кырыми. Умдат ат-таварих. Стам-
бул, 1343/1924-25.
Лубсан, 1973 — Лубсан Данзан. Алтай тобчи («Золотое сказание») / Пер. с монг.,
введ., коммент, и прил. Н.П.Шастиной. М., 1973.
Джучи и Джучиды в «Таварих-и гузида — Нусрат-наме»
253
Мелиоранский, 1905 — Мелиоранский П.М. Сказание об Едигее и Токтамыше.
СПб., 1905.
Миллер, 1999 — Миллер Г.Ф. История Сибири. Т. 1. М., 1999.
Мирзо, 1994 — Мирзо Улугбек. Турт улус тарихи. Тошкент, 1994.
Муизз, 2006 — Муизз ал-ансаб (Прославляющее генеалогии) / Введ., пер. с перс,
яз., примеч., подг. факс, к изд. Ш.Х.Вохидова. Алматы, 2006 (История Казах-
стана в персидских источниках. Т. III).
Мустакимов, 2002 — Мустакимов И. Грамота великого хана Гуюка Папе Римско-
му Иннокентию IV (1246 г.) // Гасырлар авазы = Эхо веков. 2002. № 3/4.
Мустакимов, 2009 — Мустакимов И.А. Владения Шибана и Абу-л-Хайр-хана по
данным «Таварих-и гузида — Нусрат-наме» // Национальная история татар:
теоретико-методологическое введение. Казань, 2009.
Мустакимов, 2010 — Мустакимов И.А. Владения Шибана и Шибанидов в XIII—
XV вв. по данным некоторых арабографичных источников // Средневековые
тюрко-татарские государства. Сборник статей. Вып. 2. Казань, 2010.
Мустакимов, 2011 — Мустакимов И.А. Сведения «Таварих-и гузида — Нусрат-
наме» о владениях некоторых джучидов // Тюркологический сборник. 2009-
2010. Тюркские народы Евразии в древности и средневековье. М., 2011.
Оллсен, 2008 — Оллсен Т.Т. Прелюдия к западным походам: монгольские военные
операции в Волго-Уральском регионе в 1217-1237 годах // Степи Европы в
эпоху Средневековья. Т. 6. Золотоордынское время. Донецк, 2008.
Плано, 1997 — Плано Карпини Дж. дель. История монгалов. М., 1997.
Потапов, 1953 —Потапов Л.П. Очерки по истории алтайцев. М.-Л., 1953.
Путешествия, 1957 — Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубру-
ка. М., 1957.
Радлов, 1899 — Радлов В.В. Опыт словаря тюркских наречий. Т. II. Ч. 1. СПб.,
1899.
Рашид ад^Дин, 1941 — Из «Сборника летописей» Рашид ад-Дина // Тизенгау-
зен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. II: Из-
влечения из персидских сочинений. М.-Л., 1941.
Рашид ад-Дин, 1952а — Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. I. Кн. 1 / Пер. с
перс. Л.А.Хетагурова. М.-Л., 1952.
Рашид ад-Дин, 19526 — Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. I. Кн. 2 / Пер. с
перс. О.И.Смирновой. М.-Л., 1952.
Рашид ад-Дин, 1960 — Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. II / Пер. с перс.
Ю.П.Верховского. М.-Л., 1960.
Рашид ад-Дин, 1980 — Рашид ад-Дин. Джами‘ ат-таварих / Критич. текст, пре-
дисл. и указ. А.А.Али-заде. Т. II. Ч. 1. М., 1980.
Родословие, 1941 — Из «Родословия тюрков» // Тизенгаузен В.Г. Сборник мате-
риалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. II. Извлечения из персид-
ских сочинений. М.-Л., 1941.
Синор, 2008 — Синор Д. Монголы на Западе // Степи Европы в эпоху Средневеко-
вья. Т. 6. Золотоордынское время. Донецк, 2008.
Таварих, 1967 — Таварих-и гузида — Нусрат-наме / Исслед., критич. текст, аннот.
огл. и табл. свод. огл. А.М.Акрамова. Таш., 1967.
254
И. А. Мустакимов
Таварих, 1969 — Таварих-и гузида-йи нусрат-наме // Материалы по истории ка-
захских ханств XV-XVIII вв. А.-А., 1969.
Тулибаева, 2011 — Тулибаева Ж.М. «Улус-и арба-йи Чингизи» как источник по
изучению истории Золотой Орды // Золотоордынская цивилизация. Вып. 4. Ка-
зань, 2011.
Утемиш-хаджи, 1992 — Утемиш-хаджи. Чингиз-наме / Факс., пер, транскр., при-
меч., исслед. В.П.Юдина; подгот. к изд. Ю.Г.Баранова; коммент, и указ.
М.Х.Абусеитовой. А.-А., 1992.
Храпачевскийа — Храпачевский Р.П. К вопросу о первоначальной численности
монголов в улусе Джучи // Интернет-ресурс «Rossica. Россия и окружающий
мир»: http://rutenica.narocl.ru/Chislo_Juci.html
Храпачевский6 — Храпачевский Р.П. О датах жизни Чингисхана // Интернет-
ресурс «Rossica. Россия и окружающий мир»: http://rutenica.narod.ru/cingis.html
Шара, 1957 — Шара туджи. Монгольская летопись XVII в. / Сводный текст, пер.,
введ. и примеч. Н.П.Шастиной. М.-Л., 1957.
Шихаб ад-Дин, 1941 — Шихаб ад-Дин Абдаллах ибн Фазлаллах Ширази. Таджзий-
ат ал-амсар ва тазджийат ал-а‘сар // Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, от-
носящихся к истории Золотой Орды. Т.Д1: Извлечения из персидских сочине-
ний. М.-Л., 1941. '
Юдин, 1969а — [Юдин В.П. Введение к публикации отрывков из «Таварих-и
гузида-йи нусрат-наме»] // Материалы по истории казахских ханств XV-
XVIII вв. А.-А., 1969.
Юдин, 19696 — [Юдин В.П. Введение к публикации отрывков из «Зубдат ал-
асар»] // Материалы по истории казахских ханств XV-XVIII вв. А.-А., 1969.
Aboul-Ghazi, 1871 —Aboul-Ghazi Behadour Khan. Histoire des Mogols et des Tatares.
Publ. par P.Desmaisons. T. I. Texte. St.-Pbg, 1871.
Doerfer, 1963 — Doerfer G. Tiirkische und Mongolische Elemente im Neupersischen.
Bd. I. Wiesbaden, 1963.
Ivanics, Usmanov, 2002 — Ivanics M., Usmanov M.A. Das Buch der Dschingis-Legen-
de (Daftar-i Cingiz-nama). [fed.] I. Szeged, 2002.
ИВР — Институт восточных рукописей Российской академии наук
BL — British Library
И.А.МУСТАКИМОВ
(Казань),
В.В.ТРЕПАВЛОВ
(Москва)
«Чингисидское» происхождение
христианских монархов
в тюркской и монгольской
исторической традиции
В XVI в. в дипломатической переписке тюркских правителей с хри-
стианскими монархами эпизодически появлялись утверждения о при-
надлежности последних к «золотому роду» Чингисидов. Ногаи неод-
нократно обращались к царю Ивану IV как к потомку Чингис-хана
(«Чингисов прямой сын», «Цингиз царев прямой род» и т.п.), а крым-
ские ханы в посланиях к польскому королю и великому князю литов-
скому Сигизмунду I из династии Ягеллонов утверждали, будто «нас
обеюх предок одинъ быв», «с стародавна наши предкове вышли с од-
ного роду» [Посольские, 2006: 80, 97; РГАДА, ф. 127, on. 1, д. 6, л. 224;
д. 10, л. 87об.; ф. 389, on. 1, д. 7, л. 1001, 1196; см.: Трепавлов, 2001:
630; Трепавлов, 2011: 18].
Подобные генеалогические построения представляли собой рази-
тельное расхождение с общеизвестными сведениями о царских, коро-
левских и ханских династических линиях. Можно допустить, что при-
числение ногаями и крымцами христианских правителей к «золотому
роду» было продиктовано только дипломатическими мотивами. Одна-
ко ситуация могла оказаться несколько сложнее — по крайней мере,
в случае с польскими королями.
Хорезмские авторы Утемиш-хаджи (XVI в.) и Абу-л-Гази (XVII в.),
а также крымский хронист Абд ал-Гаффар Кырыми (XVIII в.) приводят
Дештское предание, согласно которому правители страны Курал (в дан-
ном контексте — Польши)1 являлись потомками царевича Шибана,
1 Подробнее о термине «Курал» см. [Мустакимов, 2010: 24, 25].
© Мустакимов И.А., Трепавлов В.В., 2013
256
И.А.Мустакимов, В.В.Трепавлов
одного из сыновей Джучи. По словам Абу-л-Гази, «тот юрт (т.е. Ку-
рал. — Авт.) остался в руках потомков Шибана. Говорят, что и ны-
нешние государи Курала происходят из рода Шибан-хана» (Андаг ай-
турлар кем ошбу вакытда такы Куралнынг падишаклары Шыбан хан
нэслендин имею) [Aboul-Ghazi, 1871: 181]. Утемиш-хаджи записал:
«И ныне государи Курала являются его (Шибана. —Авт.) потомками»
(текст ташкентского списка в транскрипции В.П.Юдина Тэцы хала Ко-
рал падишакыныц эвлады турур читаем как Такы хала Курал пади-
шаЬ[лар]ы [а]ныц эулады торыр) [Утемиш-хаджи, 1992: 124: табл. XII,
181]. Согласно Утемиш-хаджи, большеордынский хан Шейх-Ахмед,
многие годы пребывавший в плену в «вилайете Курал» (т.е. в Поль-
ско-Литовском государстве), говорил о том, что там есть такие же
омаки (здесь: роды, племена), что и в Дешт-и Кипчаке; они «ушли
вместе с Шибан-ханом (из Дешта в Мавераннахр. —Авт.) и там оста-
лись» [Утемиш-хаджи, 1992: 96].
Абд ал-Гаффар Кырыми повторяет известие Утемиш-хаджи о за-
воевании Шибаном «вилайета Курал» и, Ссылаясь на некие записки
Шейх-Ахмед-хана, приводит название аристократического рода
(к.р.нуд), из которого избирались польские короли. Этот род будто бы
происходит от Шибана [Кырыми, 1924-1925: 20]. Если допустить, что
здесь при проставлении диакритических точек произошла описка (как
это нередко бывало в рукописях средневековых авторов у букв ба
и нун, особенно в незнакомых именах и названиях), и произвести со-
ответствующую конъектуру, то имя рода читается как к.р.буд —
Это, вероятно, Корибут (Korybut) — родовое прозвание у части ари-
стократии Великого княжества Литовского, идущее от удельного кня-
зя Корибута-Дмитрия Ольгердовича (род. около 1350 или 1358 —
ум. около 1404). В принципе княжеские семьи «герба Корибут» (Виш-
невецкие, Воронецкие, Збаражские) не претендовали на польский, ли-
товский и польско-литовский трон. Единственным рациональным по-
водом для утверждения Кырыми об избрании польских королей из
этого клана мог послужить эпизод с кратковременным (1669-1673)
и малоуспешным правлением Михаила-Михала Корибута Вишне-
вецкого, который был избран на престол Речи Посполитой после
отречения Яна II Казимира. Кырыми, писавший свой труд в середине
1740-х годов, мог знать об этом событии (правда, оно произошло поч-
ти через полтора столетия после смерти хана Шейх-Ахмеда, на кото-
рого ссылался крымский хронист).
2 Ср. перевод В.П.Юдина: «И сейчас [еще] есть потомки государя [вилайета] Ко-
рал» [Утемиш-хаджи, 1992: 96].
«Чингисидское» происхождение христианских монархов...
257
Возможно, и в среде ногаев существовало (или возникло в силу по-
литической целесообразности) подобное же предание относительно ро-
да Ивана IV. Если дело действительно обстояло так, то возможны два
объяснения приписыванию Грозному чингисидского происхождения.
Сведения о происхождении матери Грозного Елены Глинской из
аристократического литовского рода (вкупе со сведениями о ее знат-
ном «татарском» происхождении) могли смешаться в сознании степ-
няков с безусловно известным им преданием о якобы шибанидском
(resp. чингисидском) происхождении польско-литовских правителей3.
И хотя основанием считаться «прямым Чингисовым сыном» являлось
происхождение от Чингис-хана по мужской линии, политические со-
ображения могли заставить ногайских корреспондентов Ивана IV за-
крыть на это глаза.
Подобные генеалогические конструкции могли быть порождением
и другого мифа о «чингисидском» происхождении русского государя.
Порой причудливое переплетение легендарных, вымышленных и ре-
альных событий и персонажей в позднесредневековом восточном ле-
тописании давало неожиданные результаты. Так, ученый монгольский
лама Лубсан Данзан, автор «Алтай тобчи» (середина — вторая поло-
вина XVII в.), утверждал, будто «потомок Чагатая был русским белым
царем». Далее хронист приводит такие фантастические подробности
биографии Чагатая, как то, что он замышлял недоброе против своего
отца и был отравлен [Лубсан Данзан, 1973: 293]. Здесь явно смеша-
лись сведения о втором сыне Чингис-хана — Чагатае (не имевшем ни-
какого отношения к Руси), русском чаган-хане («белом царе») и стар-
шем Чагатаевом брате Джучи, который, по некоторым сведениям, дей-
ствительно был заподозрен в заговоре против отца и убит по его при-
казу. Никакой связи, кроме созвучия имени и титула, не обнаружива-
ется, отчего ясно, что хронист произвольно этимологизировал титул
чаган-хан, возведя его к похожему ханскому имени. К тому времени
среди монголов историческая память о старших Чингисовых сыновь-
ях, Джучи и Чагатае, отличалась чрезвычайной отрывочностью и на-
громождением несообразностей. Получив уделы на западе империи,
эти царевичи отдалились от родных монгольских кочевий, их потомки
остались в дальних странах, и на бывшей родине о них имели весьма
смутные представления.
3 Вряд ли происхождение Е.Глинской от киятского бека Мамая могло оказать пря-
мое влияние на возникновение данного мифа. Нет сомнений, что ногайские правители
были прекрасно осведомлены о нечингисидском происхождении Мамая (см. [Трепав-
лов, 2007; Мустакимов, 2009]).
258
И.А.Мустакимов, В.В.Трепавлов
Возведение российской правящей династии к «золотому роду» встре-
чается в монгольских исторических сочинениях и позже. В 1830-х годах
лама Джамбадорджи, описывая окружающие Монголию страны, по-
святил России лаконичное упоминание о Москве («Мавшока»): это
«столица русского белого царя. Царь этот девушка-царь из рода Чин-
гисова» [Джамбадорджи, 2005: 64]. Подразумевалась, очевидно, давно
покойная к тому времени императрица Елизавета Петровна4, а не со-
временник автора Николай I.
То же можно сказать о тюркской историографии того периода.
В анонимном сочинении конца XVII в. «Дафтар-и Чингиз-наме» гово-
рится, что четвертый сын Чингис-хана — Тулай-Толуй получил от отца
в удел «Московскую орду» (Маскав ордасы) [Ivanics, Usmanov, 2002:
62]. В данном случае мы сталкиваемся с аналогичной ситуацией, но на
западе бывшей Монгольской империи: Толуй управлял Монголией
и для западных улусов являлся малознакомым историческим персона-
жем. Впрочем, компилятивный характер источника обнаруживается
в другом месте этого текста, где написано, что «Москва была юртом
Чаган-хана» [Ivanics, Usmanov, 2002: 90]. Здесь «Чаган-хан» — это
русский «белый царь», а вовсе не Чагатай (Джадай), которому в цити-
руемом памятнике отведена роль правителя Индии — Хиндустана5.
Кстати, там же сказано, что своему третьему сыну, Кераю (искаженное
имя Угедэя), Чингис-хан поручил ханствование в «орде Корал» (Корал
ордасы) [Ivanics, Usmanov, 2002: 62], т.е. в знакомой нам стране Ку-
рал, которая в других тюркских памятниках связывалась с Шибаном.
Таким образом, миф о чингисидском происхождении московских го-
сударей был известен не только ногаям (хотя распространиться среди
степных племен он мог от них). Автор «Алтай тобчи» не указывает ис-
точник своей информации о происхождении русского государя. На наш
взгляд, можно говорить о том, что сведения эти поздние и почерпнул их
монгольский хронист, вероятнее всего, из устных источников.
4 В некоторых татарских «летописях» (записях хроникального характера) Елизавета
Петровна именуется Кыз патша (Девушка-царь, или Царь-девица) (см., например.
[Рахим, 2008: 176, 177]).
5 Среди пожалованных Чингис-ханом Чагатаю земель Хиндустан упоминается так-
же в анонимном источнике начала XVI в. «Таварих-и гузида-йи нусрат-наме» [Тава-
рих-и гузида, 1967: 107 (факсимиле, араб. паг.)]. Следует также учесть, что представи-
тели индийской династии Великих Моголов считали своего предка Тимура и Тимури-
дов законными наследниками Чагатая. Не случайно в XVI-XVIII вв. понятия «чага-
таи», «чагатайское войско» употреблялись применительно к Великим Моголам и их
войску, а в XVIII в. «большинство людей в Хиндустане» считало Великих Моголов уже
потомками Чагатай-хана [Бейсембиев, 2007: 84].
«Чингисидское» происхождение христианских монархов...
259
При этом сами ногаи осознавали расхождение с реальной династи-
ческой преемственностью московских правителей, и иногда в посла-
ниях на царское имя проскальзывали оговорки, обнаруживающие это.
Например, в 1552 г. мирза Юнус писал Ивану Васильевичу: «Ныне
при нашем времени около нас четырех царей дети были, мусулман-
ские государи были. А ты, хотя хрестьянскои государь еси, да мы тебя
свыше царских детей смотря, о Казани... наше прямое слово было»
[Посольские, 2006: 91]. Таким образом, московский царь, несмотря на
почитание его адресантом, все-таки не принадлежал к «царевым де-
тям», т.е. к потомкам ханов, чингисидским династам.
Констатация отсутствия родственной связи Рюриковичей и Рома-
новых с династией Чингис-хана — традиционной обладательницей
монопольного права на ханствование в Центральной Азии — отмечена,
в том числе, в тех местах, где когда-то начиналась история Монголь-
ской империи. В 1638 г. советники монгольского алтын-хана заявили
русскому послу: «Ваш де царь московский чем больши нашево Алты-
на-царя? У вашево... государя московского много царей и королей,
а нашево Алтына-царя тьмы тьмами мугал (монголов. —Авт.). А наш
де Алтын-царь родом Цынгиса-царя» [Русско-монгольские, 1974: 109—
ПО]. Следовательно, московский-то в данном случае родовитостью
«не вышел». А в 1761 г. цинский император на аудиенции казахским
послам рассуждал о мифическом этническом родстве между казахами
и китайцами, противопоставляя обоим народам русских: «Они, ки-
тайцы, с ними, киргисцами (казахами. — Авт.), единоплеменны от
начала в прошедших давних летех бывшего Чингиз-ханова поколения,
а не так, как русские от них, киргисцов, племенем или родом совсем
отделены» (передано со слов русского переводчика) [Казахско-рус-
ские, 1961:621].
Одной из особенностей историографической традиции тюркских
и монгольских народов являлась ее большая зависимость от традиции
устной, историко-эпической. Для последней характерна довольно лег-
кая и быстрая мифологизация событий и личностей. В качестве при-
мера можно привести тот факт, что сюжет о происхождении Чингис-
хана от луча, вошедший в «Дастан о Чингиз-хане», который содержит-
ся в «Дафтар-и Чингиз-наме» [Ivanics, Usmanov, 2002: 43-45], имеется
Уже у армянского автора Киракоса Гандзакеци, который писал свою
хронику в 40-60-х годах XIII в. и, в свою очередь, пересказал видо-
измененную монгольскую легенду о чудесном зачатии Бодончара —
предка Чингис-хана (см. [Киракос Гандзакеци, 1976: 173; Козин, 1941:
81]).
260
И.А.Мустакимов, В.В.Трепавлов
Возведение происхождения христианских сюзеренов к Чингис-хану
было не единственной версией искусственных генеалогий. Появление
на политической арене XVI в., в частности, фигуры могущественного
русского властителя требовало от мусульманских интеллектуалов объ-
яснить происхождение московской династии, найти место для нее
в традиционной иерархии царственных домов. Предков правителей
России «обнаружили» среди языческих, доисламских персонажей.
В генеалогиях, составленных мусульманскими авторами, славян-
ские народы объявлялись потомками Яфета, сына Нуха (Ноя), а у хро-
ниста X в. Масуди их предком назван Матушалах (библейский Мафу-
саил) [Коновалова, 2003: 284-291]. В позднем средневековье возобла-
дала другая книжная традиция. Вместе с грузинскими христианскими
царями происхождение русских монархов вывели от персонажей древ-
неиранского эпоса, а именно от Пешенга (Хушенга), правнука Фери-
дуна — родоначальника царей Турана6. Пешенг же на средневековой
восточной историографической «шкале» считался одним из «предше-
ственников» Чингис-хана (см., например, [Эвлия Челеби, 1979: 140,
142, 231, 235 (коммент. А.Д.Желтякова)7]).
В XVII-XV1II вв. среднеазиатские и изредка казахские владетели
в своих посланиях в Москву и Петербург обращались к августейшим
адресатам, уподобляя их персидским царям и воителям древности —
как реальным (Дарий, Хоеров Ануширван), так и легендарным (Бах-
рам Гур, Джемшид, Исфендиар, Рустам, Феридун), — а также Алек-
сандру Македонскому, к которому некогда, по преданию, перешла
корона Пешенга (см., например, [Материалы, 1932: ПО, 141, 148, 152,
165, 166, 255, 300; Под стягом, 1992: >340, 384]). Причем в письме
1669 г. хивинского хана Ануш-Мухаммеда царю Алексею Михайло-
вичу в череде пышных титулов последнего значится: «...от благого
корени благорожденному» [Материалы, 1932: 210]. А поскольку в
хивинско-русской переписке не просматривается иных оснований
для убежденности в благородном происхождении второго Романова,
кроме его связи с давнишними владыками Ирана, то очевидно, что
именно эта связь и давала основание для подобного утверждения
(конечно, нужно учитывать и вероятность протокольной лести, без
искреннего причисления русского «белого царя» к потомкам героев
древнего Ирана). При этом потомок Шибана Ануш-Мухаммед-хан не
6 Туран — эпическая страна варваров, антипод Ирана.
7 В другом месте своего труда Эвлия Челеби утверждает, будто все народы про-
изошли от арабов, персов и татар, причем московиты — от последних [Эвлия Челеби,
1983:481.
«Чингисидское» происхождение христианских монархов...
261
помышлял о включении своего московского «коллеги» в число своих
родичей Чингисидов.
Россия в данном случае включалась в одну из старых, укоренивших-
ся восточных концепций государственности. Приверженность древне-
иранской династийной традиции имела распространение не только в
Центральной Азии, но и в странах Ближнего и Среднего Востока,
а также в Византии и Грузии. Некоторые исследователи склонны ви-
деть в ней форму идейного сопротивления монгольской (чингисид-
ской) традиции, а османские султаны, приписывая себе обладание ми-
фической короной Хосрова I (унаследовавшего ее якобы от Александ-
ра Македонского), обосновывали этим обстоятельством свое право на
завоевание европейских стран (см. [Бейсембиев, 1991: 28; Зайцев,
2004: 134]).
Таким образом, при упоминании монгольских корней польского
и русского государей дипломатические соображения и лесть, безус-
ловно, присутствовали, но имелась и некоторая фактологическая ос-
нова в виде отголосков генеалогических легенд о чингисидском про-
исхождении этих монархов.
Бейсембиев, 1991 — Бейсембиев Т.К. Чингизово право на Востоке и политико-
правовые учения в соседних регионах (на примере сарматизма в Речи Поспо-
литой XVI-XVIII вв.) // Изв. АН Казахской ССР. Сер. обществ, наук. 1991.
№4.
Бейсембиев, 2007 — Бейсембиев Т.К. Среднеазиатский (чагатайский) тюрки и его
роль в культурной истории Евразии (взгляд историка) // Тюркологический
сборник. 2006. М., 2007.
Джамбадорджи, 2005 —Джамбадорджи. Хрустальное зерцало. Пер. Б.И.Короля,
А.Д.Цендиной // История в трудах ученых лам / Сост. А.С.Железняков,
А.Д.Цендина. М., 2005.
Зайцев, 2004 — Зайцев И.В. Между Москвой и Стамбулом. Джучидские государ-
ства, Москва и Османская империя (начало XV — первая половина XVI в.).
Очерки. М., 2004.
Казахско-русские, 1961 — Казахско-русские отношения в XVI-XVIII веках (сб.
документов и материалов) / Сост. Ф.Н.Киреев и др. А.-А., 1961.
Киракос Гандзакеци, 1976 — Киракос Гандзакеци. История Армении. Пер.
Л.А.Ханларяна. М., 1976.
Козин, 1941 — Козин С.А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г.
М.-Л., 1941.
Коновалова, 2003 — Коновалова И.Г. Тюрки и славяне в этногенеалогиях средне-
вековых арабо-персидских авторов // Тюркологический сборник. 2002. Россия
и тюркский мир. М., 2003.
262
И. А. Мустакимов, В. В. Трепавлов
Кырыми, 1924-1925 — Эль-Хаджж Абд ал-Гаффар Кырыми. Умдет ут-теварих.
Истанбул, 1343/1924-25.
Лубсан Данзан, 1973 —Лубсан Данзан. Алтай Тобчи («Золотое сказание»). Пер.
с монг., введ., коммент, и прил. Н.П.Шастиной. М., 1973.
Материалы, 1932 — Материалы по истории Узбекской, Таджикской и Туркмен-
ской ССР. Ч. I. Торговля с Московским государством и международное поло-
жение Средней Азии в XVI-XVII вв. / Ред. А.Н.Самойлович. Л., 1932.
Мустакимов, 2009 — Мустакимов И.А. Еще раз о предках «Мамая-царя» // Тюр-
кологический сборник. 2007-2008. История и культура тюркских народов Рос-
сии и сопредельных стран. М., 2009.
Мустакимов, 2010 — Мустакимов И.А. Владения Шибана и Шибанидов в XIII-
XV вв. по данным некоторых арабографичных источников // Средневековые
тюрко-татарские государства. Вып. 2. Казань, 2010.
Под стягом, 1992 — Под стягом России. Сб. архивных документов / Сост., примеч.
А.А.Сазонова и др. М., 1992.
Посольские, 2006 — Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой.
1551-1561 / Сост. Д.А.Мустафина, В.В.Трепавлов. Казань, 2006.
Рахим, 2008 — Рахим А. Новые списки татарских летописей // Гали Рахим. Тари-
хи-документаль, эдэби йэм биографик жыентык. Юван, 2008.
Русско-монгольские, 1974 — Русско-монгольские отношения. 1636-1654. Сб. до-
кументов / Сост. М.И.Гольман, Г.И.Слесарчук. М., 1974.
Таварих, 1967 — Таварих-и гузида-Нусрат-наме. Исслед., Крит, текст., аннот. огл.
А.М.Икрамова. Таш., 1967.
Трепавлов, 2001 — Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. М., 2001.
Трепавлов, 2007 — Трепавлов В.В. Предки «Мамая-царя». Киятские беки в «Под-
линном родослове Глинских князей» // Тюркологический сборник. 2006. М.,
2007.
Трепавлов, 2011 — Трепавлов В.В. Тюркские народы средневековой Евразии.
Избр. тр. Казань, 2011.
Утемиш-хаджи, 1992 — Утемиш-хаджи. Чингиз-наме. Факсим., пер., транскр.,
примеч., исслед. В.П.Юдина; подгот. к изд. Ю.Г. Баранова; коммент, и указ.
М.Х.Абусеитовой. А.-А., 1992.
Эвлия Челеби, 1979 — Эвлия Челеби. Книга путешествия (извлечения из сочине-
ния турецкого путешественника XVII в.). Вып. 2. Земли Северного Кавказа,
Поволжья и Подонья / Сост. и отв. ред. А.Д.Желтяков. М., 1979.
Эвлия Челеби, 1983 — Эвлия Челеби. Книга путешествия (извлечения из сочине-
ния турецкого путешественника XVII в.). Вып. 3. Земли Закавказья и сопре-
дельных областей Малой Азии и Ирана / Сост. и отв. ред. А.Д.Желтяков. М.,
1983.
Aboul-Ghazi, 1871 —Aboul-Ghazi Behadour Khan. Histoire des Mogols et des Tatares.
Publ. par P.Desmaisons. T. I. Texte. St.-Petersbourg, 1871.
Ivanics, Usmanov, 2002 — Ivanics M., Usmanov M.A. Das Buch der Dschingis-
Legende (Daftar-i Cingiz-nama). [В.] I. Szeged, 2002.
РГАДА — Российский государственный архив древних актов.
ШАИН МУСТАФАЕВ
(Баку)
«Рум» и «Аджам»
в османской исторической литературе
В исторической востоковедной литературе длительные войны между
Османской империей и Сефевидским государством в XVI-XVII сто-
летиях зачастую описываются как «турецко-иранские» либо «турецко-
персидские» и т.д. В то же время, внимательное изучение источников
показывает, что восприятие этих событий их современниками и взгляд
современных историков на них не всегда идентичны. В османских
хрониках, описывающих взаимоотношения (в основном конфликты
и военные столкновения) между двумя государствами, для обозначе-
ния сторон большей частью используются слова «Рум» и «Аджам».
Эти термины имеют гораздо большее значение, чем можно было
предположить, для понимания османской общественной мысли и сути
тех этнополитических процессов, которые происходили в тюркской
среде Анатолии и Азербайджана в средние века. В данной статье дела-
ется попытка анализа терминов «Рум» и «Аджам» в контексте их ди-
намики в османской исторической литературе.
Следует отметить, что в османскую эпоху наряду с этнонимом
«тюрк» {turk — «тюрк», «турок») для обозначения представителей
господствующего этноса использовались и иные понятия. Одним из
них являлось слово «руми» {Rumi — «румиец/ромеец», «румийский/
ромейский»). В XII-XVI вв. оно стало активно входить в лексикон
и литературу, превратившись в результате в синоним термина «осма-
нец» {Osmanli).
Однако, как известно, еще в эпоху арабского халифата в арабо-
персидской культурной традиции слово «Рум» употреблялось исклю-
чительно в отношении к Восточно-Римской империи или Византии,
обозначая весь связанный с ней этнокультурный комплекс. В мусуль-
манских источниках этого периода под термином мемалик-и Рум
© Мустафаев Ш„ 2013
264
Ш. Мустафаев
(«страна Рум») понималась собственно христианская Византия, а ино-
гда также страны и территории, находившиеся под ее политическим
и культурным протекторатом. К примеру, «румская красавица» {пей-
кер-е Рум) в поэме «Хафт пейкер» («Семь красавиц») Низами Гяндже-
ви (XII в.), несомненно, представляла Византию. При этом под терми-
ном «руми» могло подразумеваться как все христианское население
Византии независимо от их этнической принадлежности, так и собст-
венно греки, которые этнически выделялись из общехристианской ви-
зантийской среды и отличались, таким образом, от армян, сирийцев
и т.д. Так, у Языджиоглу Али встречается фраза об «армянских текву-
рах и румском (римском или византийском. — Ш.М.) василевсе»
{Ermen tekvurlan ve Rum fasilyusu) [Histoire, 1902: 61], в которой ар-
мянские феодалы не причисляются к румской/римской среде, частью
которой они являлись в смысле политической подчиненности.
Следует также добавить, что сами огузы, будучи неофитами исла-
ма, в соответствии с религиозной традицией воспринимали собствен-
ные походы в Малую Азию в XI-XII вв. как джихад — войну за веру
с «румскими кафирами» (неверными). В сражении при Малазгирте
1071 г. во главе тюркской армии стоял сельджукский султан Алп-
Арслан, их противников-византийцев же возглавлял «римский кесарь»
{Rum kayseri) Роман Диоген.
Образование мощной Сельджукской империи с центром в Конье
и подчинение большей части Малой Азии новой власти, постепенное
заселение тюрками анатолийских земель становятся причинами посте-
пенной трансформации первоначального значения терминов «Рум» и
«руми». В раннесельджукский период эти слова все еще продолжали
ассоциироваться с христианской Византией, однако со временем их
семантика расширялась. Как географический и этнокультурный тер-
мин они начали обозначать страну, в которой кроме греческого хри-
стианского населения проживали и тюрки-мусульмане. К примеру,
в описании первых походов тюрков на Малую Азию в «Тарих-и ал-и
Сельджук» сельджукский принц Сулейман-шах назван «кандидатом
на римский престол» {Rum padi§ahhgina mendub). Cq временем заняв
этот трон, он заложил основу Сельджукской империи Малой Азии
(или Рума). После провозглашения его султаном в Конье «все тюрк-
ские и румские беки {тести’ Turk ve Rum begleri) явились к нему на
службу с поздравлениями и подношениями» [Histoire, 1902: 2].
В процессе постепенного заселения Анатолии и укоренения здесь
тюрков слово «Рум» теряло для них значение чуждого культурного
и географического понятия, стало восприниматься как название стра-
«Рум» и «Аджам» в османской исторической литературе
265
ны, превратившейся в родину, отличавшее их от тюркского и мусуль-
манского населения других регионов. Отныне, по крайней мере с на-
чала XIII столетия, в лексиконе мусульманских авторов «румийство»
не обязательно означало принадлежность к христианской культуре
Византии либо политическое подданство Византии. Оно начинало
включать в себя и тюрко-мусульманское население, укоренившееся
в Анатолии в пределах Сельджукской империи Малой Азии (Рума),
которое считало эту страну своей родиной. Об этом говорится в одной
османской хронике: «Страна Рум в прошлые времена была землей
неверных, но ныне стала куполом ислама» [Ruhi Qelebi: 7а]. Таким
образом, постепенно среди тюрко-мусульманского населения Малой
Азии начинает формироваться и утверждаться новая «румийская»
идентичность.Одним из первых свидетельств этого является нисба
знаменитого турецкого поэта-суфия XIII в. Джалаледдина Руми. Ла-
тифи во вводной части к «Тезкире» красноречиво говорит, что эта гла-
ва посвящена поэтам, которые «прибыли в Рум и стяжали себе славу
как румийцы» {Ruma gelilb rumilikle §dhret bulari) [Latifi, 1314: 32-33],
имея в виду тюрко-мусульманских авторов. Не случайно, основопо-
ложником анатолийской турецкой литературы считается именно Джа-
лаладдин Руми.
В последующую эпоху, с ростом военно-политической мощи и ав-
торитета Сельджукской империи Малой Азии «Рум» наряду с Маве-
раннахром (Средней Азией), Аджамом (Ираном), Миером (Египтом)
превращается в один из основных культурно-политических ареалов
исламского мира. К примеру, когда в XV столетии известный средне-
азиатский астроном Али Кушчи вынужден был переехать в Стамбул
ко двору Мехмеда Фатиха, его по приказу султана встречал весь цвет
«ученых Рума» (ulema-i Rum), в том числе знаменитый кадий Стамбу-
ла Мовлана Хаджезаде. Во время морской прогулки по Босфору меж-
ду ними состоялась беседа на религиозные и научные темы. На ауди-
енции при дворе османский султан полюбопытствовал у Али Кушчи:
«Как Вы находите Хаджезаде?», на что тот ответил по-арабски: «Нет
ему равных в Аджаме и Руме» (Ля назир фихи фи-л-Аджам ва-р-Рум).
Султан не преминул добавить: «И в Арабе» (ва-л- ‘Араб) [Kiinhii’l-
Ahbar, 2003: 198], т.е. в арабских странах, перечислив тем самым ос-
новные культурные регионы мусульманского мира.
Уже в XIV столетии в арабо-персидских источниках слова «Рум»
и «руми» обозначали не столько чрезвычайно ослабевшую к тому вре-
мени Византию, сколько в целом Анатолию и ее тюрко-мусульман-
ское население. Не случайно арабский путешественник Ибн Баттута
266
Ш. Мустафаев
связывает происхождение названия «страна Рум» (билад Рум) с про-
живавшими здесь в былые времена «румийцами», т.е. ромеями-гре-
ками, однако при этом добавляет, что ныне это «страна тюрков» [Ibn
Battuta, 1959:415].
В то же время, в XIV — первой половине XV в., эти термины еще
не ассоциировались однозначно с османами и их владениями, но под-
разумевали и значительную часть территории других анатолийских
бейликов. К примеру, когда автор «Безм-у-резм» Азиз б. Ардашир Ас-
тарабади писал, что он не мог более вынести самодурства джелаирид-
ского султана Ахмеда и все больше задумывался о тайном побеге
в Рум [Esterabadi, 1990: 28], то он имел в виду, конечно, не Османский
бейлик, а государство Кади БурЧднеддина, правителя Сиваса и Кайсе-
ри. В произведении Астарабади эмир Эретна, подчинивший своей вла-
сти в первой половине XIV в. обширные территории в центральной и
восточной Анатолии, назван правителем, «который обладал властью
над страной Рум» [Esterabadi, 1990: 94]. ч
Интересно, что, описывая военную стычку 1398 г. между Кади Бур-
ханеддином и главой конфедерации племен Ак-Коюнлу Кара Юлук
Османом, закончившуюся, как известно, победой последнего, автор
«Китаб-и Дийарбакриййе» Абу-Бакр Тихрани пишет, что воины «Ак-
Коюнлу не оставили в живых ни одного румийца, попавшего к ним в
руки» [Tihrani, 1962: 45]. Из этого следует, что для туркман Ак-Коюн-
лу население государства Кади Бурханеддина, располагавшегося к за-
паду от их земель и ближе к границам Византии, ассоциировалось
с «румийцами». Тот же автор в другом пассаже называет османов,
столкнувшихся в Сивасе с воинами Ак-Коюнлу, «воинством Рума»
(лешкер-и Рум) [Tihrani, 1962: 46]. Уместно отметить, что согласно
Ибн Арабшаху, историку первой половины XV в., Сивас располагался
как раз на границе трех стран — Рума, Шама и Азербайджана [Ибн
Арабшах, 2008: 124]. Тимуридский историк Низамеддин Шами в сво-
ем «Зафар-наме» также называет Сивас границей Рума [ShamT,
1937/1956: 219]. Абу-Бакр Тихрани границу между Румом и Шамом
проводит через местечко Карабель, что находилось недалеко от Сива-
са [Tihrani, 1962: 44].
Можно констатировать, что в исследуемый период чем западнее
в пределах бывшего культурно-политического ареала Византии про-
живал человек, тем больше ему придавалась «румская» (или «румий-
ская») идентичность. Дуалистическое восприятие в рамках османской
системы ценностей культурно-регионального устройства своего госу-
дарства, а именно деление его на Румелию («Рум эли», или «страна
«Рум» и «Аджам» в османской исторической литературе
267
Рум», т.е. Балканы, составлявшие запад империи) и Анатолию (Малая
Азия, или восток империи) вполне объяснимо в контексте вышеприве-
денного тезиса. Несомненно, это деление носило не только админист-
ративно-географический характер, но имело и довольно отчетливое
осознание этнокультурной дифференциации, что, впрочем, временами
заметно и в современной Турции.
Итак, для огузов, которые под началом сельджукских султанов со-
вершили массовое переселение с востока на запад в XI столетии,
«Рум» начинался с границ Азербайджана с города Урмия1 (или Румия,
как он часто звучит в аутентичных источниках), а город Карин являлся
собственно территорией «Рума». Поэтому этот город назывался ими
Эрзурум (Арз ар-Рум — «земля Рума»). Хотя в последующую эпоху,
когда огузы являлись уже хозяевами Константинополя-Стамбула,
«земля Рума» для них переместилась еще западнее — на Балканы или
Румелию, как было отмечено выше.
К середине XV в. термины «Рум» и «руми» (или «румлу») приоб-
ретают более конкретное значение и начинают все больше ассоцииро-
ваться с Османской империей, особенно после завоевания ею Констан-
тинополя. Отныне в трудах османских авторов территория соседних
анатолийских бейликов, включая даже Караманский бейлик, который
владел бывшей столицей Сельджукской империи Малой Азии городом
Коньей, уже не всегда рассматривается как часть Рума. К примеру,
Мустафа Аали-эфенди пишет об одном из известных улемов середины
XV в. Мовлана Закариййа ибн Айдогмуше, что он был «родом из Кара-
мана... После обучения и совершенствования своих знаний у улемов
Египта приехал в Рум» [Kiinhii’l-Ahbar, 2003: 217-218], т.е. в Османское
государство, разграничивая, таким образом, Караман и Рум. Или же
один из османских авторов XV в. следующим образом описывает собы-
тия сельджукской эпохи: «Неверные татары стали совершать набеги на
области Туркестана. Некоторые из племени огузов, беками которых
были каи (т.е. предки османцев. — Ш.М.), прибыли и поселились в
окрестностях Ахлата. Поскольку неверные (монголо-татары. — Ш.М.)
усилили свой натиск, они вынуждены были переселиться в области
Рума» [Ruhi Qelebi: 14b], т.е. на границы с Византией.
С завоеванием и присоединением Византии и анатолийских бейли-
ков Османская империя становилась, по сути, единственной наслед-
1 Топоним «Урмия» исторически имеет более древнее происхождение и не связан
с названием Рум, но важно, что в исследуемый период он воспринимался в мусульман-
ской традиции, в том числе и огузами-туркменами, именно в данном контексте, о чем
свидетельствуют и источники.
270
Ш. Мустафаев
делом рук высших слоев общества и городского населения Малой
Азии.
Тем временем, чем восточнее отодвигались границы Османской
империи в сторону Азербайджана и Ирана, тем ближе подходили они
к «Аджаму» и тем больше сталкивались интересы Рума и Аджама, что
в конечном итоге привело к противостоянию двух идентичностей —
«румийской» и «аджамской». Что же подразумевается под термином
«Аджам» в мусульманских и особенно османских источниках той
эпохи?
Как известно, в период ранних арабских завоеваний и Халифата
под словом «аджам» арабы понимали представителей всех иных наро-
дов, не арабов. В последующем это слово больше стало относиться
к Ирану и ираноязычным народам. В этом отношении не случайно
в арабо-мусульманской исторической традиции Месопотамия называ-
лась Ирак-и ‘Араб («Ирак арабский»), в то время как собственно пер-
сидские области именовались Ирак-и Адэрам («Ирак персидский»).
В сельджукскую и монгольскую эпоху это слово приобретает еще
несколько смысловых оттенков. Как географический термин оно стало
обозначать «центрально-мусульманские земли» (по Дж.Вудсу). В по-
литическом отношении слово «Аджам» стало ассоциироваться с ареа-
лом, входившим в сферу влияния сначала Великой Сельджукской им-
перии, а затем империи Ильханов (хотя Анатолия, будучи вассалом
монгольского государства, продолжала называться Румом). В качестве
культурной дефиниции под этим словом подразумевались все регионы
распространения персидской культуры. Поэтому в средние века мы
наблюдаем, как отдельные соседние с Ираном страны, населенные не
персами, часто относят к «Аджаму». К примеру, историк Хасан Низа-
ми называет Ильтутмыша, отвоевавшего власть над северной Индией
у афганской династии Гуридов, «тюркским султаном Аджама» (сул-
тан-и тюрк-и Аджам) [Ahmad, 1977: 100]. Азербайджан также за-
частую приписывался к Аджаму. Так, османский историк Джелальзаде
Мустафа, описывая географическое положение Трабзона, сообщает,
что с одной стороны он граничит с «областью Азербайджан из страны
Аджам» [Celal-zade, 1990: 47]. В данном контексте не вызывает удив-
ление имя известного азербайджанского зодчего Аджами Нахчивани,
воздвигшего в XII в. в г. Нахичевань мавзолей Мумины-хатун, супру-
ги Шамсаддина Ильдениза из тюркской династии Атабеков Азербай-
джана.
Следует отметить, что в средневековой мусульманской, в первую
очередь персоязычной, историографии и исторической мысли широ-
«Рум» и «Аджам» в османской исторической литературе
271
кое признание нашла концепция «единой и непрерывной» иранской
государственности. Иными словами, в трудах авторов — сторонников
этой идеи неизменно утверждалась продолжительность единой линии
исторической государственности Ирана (или Персии) независимо от
этнических и религиозных корней династий, правивших в этой стране.
Таким образом, упорно отстаивалось мнение, что некая линия правле-
ния, которая якобы началась в глубокой древности с мифической ди-
настии Каянидов, передаваясь через Ахеменидов, Сасанидов, нашла
свое воплощение уже в средние века, т.е. в эпоху ислама, в лице пра-
вителей из династий Саманидов, Сельджукидов, Ильханидов, Джелаи-
ридов, Тимуридов, Кара-Коюнлу, Ак-коюнлу и Сефевидов. Таким об-
разом, длинная вереница правителей, будь то легендарные Джамшид
или Каюмарс, Кейхосров или Дарий, Нушираван или Шапур, а также
Мелик-шах, Газан-хан, Шейх Увейс, Джахан-шах, Узун Хасан или
Шах Исмаил — все они воспринимались как звенья некой общей цепи
иранской государственности. Несмотря на абсолютно разную этно-
конфессиональную принадлежность всех этих государей, объединяю-
щей их чертой было то, что они являлись так называемыми «ирански-
ми шахами», либо, согласно средневековому лексикону персоязычной
историографии, — «шахами Аджама». Таким образом, объявляя «ша-
хами Аджама» всех тюркских и монгольских государей, которые
в течение столетий правили в «центральных мусульманских землях»,
средневековые историки волей-неволей «растворяли» историю тюрко-
монгольских государств Ближнего Востока в общем «котле» иранской
(персидской) государственности.
Примеров тому в средневековой персоязычной литературе немало.
Так, предок известной династии Газневидов Себук Текин, несмотря на
тюркское происхождение, был провозглашен последователем все тех
же «иранских шахов» [Бартольд, 1963: 322]. Или один из персидских
поэтов Сельджукской эпохи, Абулвасе Джебели, воспевал тюркского
эмира Тогрула Текина, назначенного наместником Хорезма с титулом
«хорезмшах», называя его «богатырем владений Ирана» (пехливан-и
мюлък-и Иран) [КбргШй, 1943: 264]. Знаменитый везир Ильханидов,
Рашид ад-Дин, шел еще дальше, когда в своем письме, адресованном
знати Кайсери в Анатолии, апеллировал к монгольскому правителю
Газан-хану не иначе как к «правителю Ирана и наследнику Каянид-
ских шахов» [Рашид ад-дин, 1971: 194]. В то же время в своем поис-
тине фундаментальном творении по всеобщей истории «Джами ат-та-
варих» («Собрание летописей») он невероятно превозносил роль тюр-
ков и монголов в мировой истории и особо подчеркивал чуть ли не
272
Ш. Мустафаев
мессианскую роль династии Чингизидов. Как верно подметила А.И.Фа-
лина, в «„Переписке44 значительно более четко и откровенно, чем
в „Сборнике летописей44, выступают политические взгляды автора.
Прежде всего, бросается в глаза совершенно определенное стремление
рассматривать государство Ильханидов как иранское. Не только соб-
ственно территорию улуса Хулагуидов, но и многие прилежащие зем-
ли Рашид ад-Дин именует мемлекет-и Иран...» [Рашид ад-дин, 1971:
42]. Надо полагать, было довольно затруднительно, если не смертель-
но опасно, пытаться внушить мысль о «персидской генеалогии» Газан-
хану и его преемнику Олджайту-хану, которые ощущали гордость за
свою принадлежность к «золотой династии» Чингизидов. Но зато
можно было откровенно декларировать это в письме, обращенном к
знати Кайсери в Анатолии, которых сам Рашид ад-Дин называл «кеса-
рийскими таджиками».
Уже в постильханидский период для джелаиридского султана Шей-
ха Увейса была сочинена поэма «Газан-н^ме» на персидском языке,
посвященная жизни и обращению в ислам монгольского правителя Га-
зан-хана. По мнению Ч.Мелвилла, автор — Хадже Нураддин ал-Аждари
задумал это произведение как продолжение «Шах-наме» Фирдоуси и
сознательно представляет монгольское правление как некий очередной
цикл истории персидской государственности [Melville, 2003: 142].
Таким образом, персидские историки целенаправленно стремились
внедрить в общественное сознание идею о продолжении «единой»
иранской государственности в эпоху, когда политическая власть на
Ближнем Востоке была однозначно сосредоточена в руках тюркских
и монгольских династий. Безусловно, эти авторы вдохновлялись идея-
ми своих предшественников — представителей идеологического тече-
ния шуубиййа, которое сыграло немаловажную роль в возрождении
«персидского духа» после установления арабского халифата. К приме-
ру, автор «Арз-наме» Джалаладдин Даввани без тени сомнения связы-
вает родословную Султана Халила, внука Узун Хасана Ак-Коюнлу и
потомка огузо-туркманской династии Баяндур, с мифическим персид-
ским царем Джамшидом из рода Каянидов [Minorsky, 1940-42: 149].
Чтобы усилить свою мысль, он даже говорит о вознесенном «знамени
Каянидов» (дерафш-е Каяни) [там же: 161].
В эпоху Сефевидов, особенно во времена шаха Аббаса I, эта идея
уже прочно утвердилась в общественном мнении. Достаточно упомя-
нуть историю представителя азербайджанской кызылбашской знати из
тюркского рода — Байат Орудж-бека, который в Европе прославился
под именем Дон Жуана Персидского. Оказавшись в составе сефевид-
«Рум» и «Аджам» в османской исторической литературе
273
ского посольства в Испании и приняв там католическую веру, Орудж-
бек написал известную книгу, в которой знакомил европейцев с исто-
рией своей страны. Надо сказать, что исторические взгляды автора,
изложение событий и его комментарии полностью выдержаны в со-
ответствии с вышеотмеченной концепцией «единой и непрерывной»
персидской государственности. Орудж-бек даже грозного среднеази-
атского завоевателя Тимура, выходца из тюрко-монгольского рода
Барлас, преподносит как персидского царя: «Нам кажется, что мы мо-
жем рассматривать Тамерлана как одного из царей Персии» [Орудж-
бек, 1988: 59].
Неудивительно, что данная концепция оказала ощутимое влияние
и на османскую историографию. Основную причину этого следует
усматривать в том, что центральное место в средневековой историче-
ской мысли как Европы, так и Востока занимала идея «универсальной
(вселенской) империи». На Западе она получала вдохновение от обра-
щения к опыту античной Римской империи, так что Карл Великий
стремился к объединению Западной Европы под знаменем христиан-
ства и под именем «Священной Римской империи». Точно так же на
Дальнем Востоке все правившие в Китае династии, независимо от их
этнического происхождения, следовали модели «Поднебесной импе-
рии». Именно поэтому все императорские династии, будь они мон-
гольского, маньчжурского или иного происхождения, воспринимались
как звенья «единой и непрерывной» китайской государственности.
На Ближнем Востоке же в качестве модели универсальной империи
служила в какой-то степени идея древнеиранской (персидской) госу-
дарственности или империи. В средние века благодаря представите-
лям культурно-интеллектуального течения шуубиййа и их последова-
телям — Фирдоуси, Низам ал-мульку, Рашидаддину и другим литера-
торам и историкам — древнеперсидская история мифологизировалась
и приобрела в определенной мере даже сакральный характер, ибо об-
разы ее глубоко проникли в средневековую общемусульманскую
культурную традицию и укоренились в ней. Достаточно упомянуть,
что поэма Фирдоуси «Шах-наме», в которой древнеперсидская исто-
рия представлена как героический эпос, была одной из самых читае-
мых книг при дворах тюркских и монгольских правителей на Ближнем
Востоке. Поэтому неудивительно, что они не могли не поддаться оча-
рованию образов, через которые они начинали воспринимать и собст-
венную историю.
В то же время особое любопытство вызывает вопрос, каким же об-
разом тюркские правители могли подвергнуться влиянию изложенной
274
Ш. Мустафаев
в «Шах-наме» персоцентристской исторической концепции, в основе
которой лежало вековечное противостояние Ирана и Турана, в то вре-
мя как они сами, как правило, ассоциировали себя и свое происхожде-
ние не с первым, а со вторым. Эта проблема требует отдельного скру-
пулезного изучения. В данном случае ограничимся замечанием, что,
видимо, здесь немаловажную роль сыграло включение в лексикон му-
сульманских авторов термина «Аджам» как историко-географического
и культурно-политического понятия. Дело в том, что слово «Аджам»
носило менее выраженную этнокультурную смысловую нагрузку по
сравнению со словами «Персия», «перс» (фарс) либо Иран и имело,
таким образом, более нейтральный характер. Поэтому титул «шахов
Аджама», как часто в средневековых персоязычных и тюркоязычных
источниках именовались правители «центральных мусульманских зе-
мель», внешне не подразумевал их принадлежности к персидским эт-
ническим корням, а указывал лишь на то, что они являлись государя-
ми конкретного политико-географического региона. В этом контексте
не вызывало возражений, например, когда Газан-хан, монгольский
правитель Ильханидской империи, принадлежавший к «золотой дина-
стии» Чингис-хана, именовался «шахом Аджама», в частности, в про-
изведении его везира и официального историка Рашид ад-Дина.
Важно отметить, что данная концепция по сегодняшний день ока-
зывает влияние и на западную медиевистику. Как правило, в западном
историческом востоковедении, а иногда и в трудах ряда турецких ав-
торов тюрко-монгольские династии, создавшие в средние века госу-
дарства и правившие в «центрально-мусульманских землях» или
«Аджаме», представляются как «иранские». Таким образом, упускает-
ся из виду принципиальная разница между древнеперсидскими ша-
ханшахами из династий Ахеменидов или Сасанидов и тюрко-мон-
гольскими династиями. Иными словами, гласно или негласно поддер-
живается идея о якобы существовавшей «единой и непрерывной» ли-
нии иранской (персидской) государственности.
Хотя очевидно, что в древней и средневековой истории Ирана
(Персии), как, впрочем, и других стран, не наблюдается устойчивой
преемственности государственной, религиозной, культурной и лин-
гвистической традиции. Наоборот, многочисленные миграции различ-
ных этносов на территорию современного Ирана на протяжении тыся-
челетий вызывали здесь кардинальные этнокультурные и социально-
политические трансформации. Персов, считающихся титульной наци-
ей современного Ирана, с древним населением этой территории боль-
шей частью объединяет лишь этноним, ибо с тех пор религия, культу-
«Рум» и «Аджам» в османской исторической литературе
275
ра и даже язык здесь претерпели фундаментальные изменения (вместо
зороастризма пришел ислам, вместо пехлевийского языка — дари или
фарси и т.д.). И несомненно, в появлении этих изменений основную
роль сыграл ряд исторических факторов, среди которых можно на-
звать арабо-мусульманское и позже тюрко-монгольское завоевания
Ирана.
Учитывая вышесказанное, абсолютно неверно оценивать государ-
ства, созданные тюрко-монгольскими династиями и включающие, в том
числе, и территорию Ирана, но большей частью с центром в Азербай-
джане, как органические звенья единой цепи иранской государствен-
ности. Ошибочно было бы рассматривать гуннское государство Атти-
лы или государство Лангобардов как итальянские государства под тем
предлогом, что они занимали часть территории раннесредневековой
Италии, и в той же степени исторически некорректно представлять
Ильханидскую империю или государство Ак-Коюнлу как иранские
государства.
Как было сказано выше, концепция исторически непрерывной
иранской государственности оказала существенное влияние и на ос-
манскую историческую мысль. В османской историографии терри-
тория восточнее Анатолии и до Мавераннахра называлась «страна
Аджам» (memalik-i Асет), «область Аджам» (vilayet-i Асет) или
«Аджамский край» (Асет diyan). Так, в произведении Сейфи Челеби
говорится: «Границы области Аджам простираются от Джейхуна
(Аму-дарья. — Ш.М.) до Евфрата»2 [Seyfi Qelebi, 1968: 136]. Прави-
тели же этих земель независимо от их этнической принадлежности
считались «шахами Аджама». К примеру, Ашикпашазаде называет
Великих Сельджукских султанов, которые послали предка Османов
Сулейман-шаха на завоевание страны Рум, «падишахами Аджама»
[A§ikpa§aoglu, 1949: 92].
В Османской империи термин «Аджам» воспринимался без особой
тревоги и не представлял особой опасности, пока ее жизненные инте-
ресы не сталкивались с интересами тех тюркских государств, которые
существовали на территории Азербайджана и Ирана. Так продолжа-
лось примерно до второй половины XV столетия, когда в Анатолии
началось жесткое военно-политическое противостояние между осма-
нами и туркманами Ак-Коюнлу. С этого периода слово «Аджам»
в лексиконе османских авторов начинает приобретать все более нега-
—----------
2 Как отмечал В.Бартольд, с X в. Аму-дарья считалась естественной политической
и биографической границей между Ираном и Тураном [Бартольд, 1963: 114].
276
Ш. Мустафаев
тивный оттенок. Именно с этого времени Османская империя вступает
в полосу длительного соперничества и вражды с «Аджамом», согласно
терминологии османских авторов, а именно с государством Ак-Коюн-
лу, а после — Сефевидской державой. Как известно, вражда эта, длив-
шаяся более двухсот лет, сопровождалась кровопролитными и опус-
тошительными для обеих сторон войнами, и в османской литературе
она идеологически отражена в виде противостояния «Рум-Аджам». Не
случайно в поэме «Селатин-наме» («Книга султанов») османского ав-
тора Кемаля султан Мехмед Фатих, одержавший победу в войне над
правителем Ак-Коюнлу Узун Хасаном, назван «шахом Рума и покори-
телем Аджама» (§ah-i Rum ve cihangir-i Асет) [Kemal, 2001: 181].
На самом деле, эти новые идеологические термины отражали реа-
лии военно-политического и этнокультурного противостояния между
западным и восточным полюсами внутри тюркской среды Анатолии
и Азербайджана, которое началось еще во второй половине XIV в. Оно
было вызвано возникшей между тюркскцми бейликами борьбой за
первенство в политической централизации анатолийских земель после
падения Сельджукской империи Малой Азии. Очевидно, что со второй
половины XV в. это противостояние уже продолжалось в идеологиче-
ском контексте дилеммы «Рум-Аджам». Старый конфликт конца XIV в.
между Баязидом 1 и Кади Бурханеддином во второй половине XV в.
возродился в соперничестве между Мехмедом Фатихом и Узун Хаса-
ном. Однако на этот раз это противостояние вышло за пределы Анато-
лии, охватив территории Азербайджана и Ирана. Соответственно, зна-
чительно расширились его идеологические рамки и терминология,
которые стали теперь определяться в контексте мировой истории.
В этом плане примечательна оценка, данная османским историком
Ибн Кемалем противостоянию Мехмеда Фатиха и Узун Хасана, кото-
рое представляется как типологическая аналогия войны древней Пер-
сии и Греции. Ибн Кемаль называет османского султана «румским/
римским кесарем», подобным Александру Великому, в то время как
правитель Ак-Коюнлу предстает в этой войне в качестве «персидского
кисры», потомка ахеменидского царя Дария [Ibn Kemal, 1991: 316].
Возникает вопрос — неужели Ибн Кемаль не знал о тюрко-огуз-
ском происхождении обеих династий и их представителей? Конечно
же, знал, чему множество подтверждений в его произведении. Однако
изображение войны османов и туркман Ак-Коюнлу в контексте древ-
него греко-персидского противостояния, так широко описанного сред-
невековой персоязычной литературой, говорит не только о близком
знакомстве автора с ней, но и том влиянии, которое концепция «еди-
«Рум» и «Аджам» в османской исторической литературе
277
ной и непрерывной» линии иранской государственности оказала на
османскую историческую мысль. Тот факт, что в ряде аутентичных
османских источников, включая произведение Ибн Кемаля, туркман-
ский правитель Узун Хасан Ак-Коюнлу назван «шахом Ирана» (§ah-i
Iran), «султаном Ирана» (sultan-i iran) либо «хосровом Ирана» (hiisrev-i
irari), также демонстрирует это идеологическое влияние.
Однако следует добавить, что уже в середине XVII в. другой ос-
манский автор, Эвлия Челеби, придерживается несколько иного мне-
ния относительно этого вопроса. Совершивший длительные путешест-
вия в Сефевидское государство, а потому близко знакомый с положе-
нием Азербайджана и Ирана, османский географ и историк рассматри-
вает существовавшие в XIV-XV вв. государства Джелаиридов, Кара-
Коюнлу и Ак-Коюнлу в контексте азербайджанской государственно-
сти, а их правителей называет не иначе как «шахами Азербайджана»
(или «азербайджанскими шахами» —Azerbaycan §ahlari). Так, описывая
Битлис в Восточной Анатолии, он пишет, что этим городом «большей
частью владели правители Азербайджана Кара-Коюнлу Юсуф Джела-
ир(?), Ак-Коюнлу Узун Хасан» [Evliya Qelebi, 1314: 87]. Об Ахлате он
говорит, что город был благоустроен «со стороны одного из азербай-
джанских шахов султана Джелаира» [там же: с. 135]. Эвлия Челеби со-
общает также, как «один из шахов Азербайджана Кара Юсуф Кара-
Коюнлу» бежал от Тимура и нашел убежище у османского султана Бая-
зида Йылдырыма [там же: с. 162]. В его «Книге путешествий» встре-
чается и фраза, что небольшой крепостью в Восточной Анатолии,
Хазо, владел «правитель Азербайджана Узун Хасан» [там же: с. 78].
Следует прояснить причину того, почему Эвлия Челеби в своем
произведении, в отличие от большинства предшествовавших осман-
ских авторов, считает нужным особо говорить об «азербайджанских
шахах». Конечно же, этот вопрос требует тщательного изучения. Нам
представляется, что коренные изменения, произошедшие в Сефевид-
ском государстве при шахе Аббасе I, не могли не обратить на себя
внимание наблюдательного османского автора. Одним из серьезных
последствий проведенных реформ была так называемая постепенная
«иранизация» государства Сефевидов, что проявилось, в частности,
в резком снижении влияния тюркской кызылбашской знати в управле-
нии государством, возвышении роли персидского элемента, переводе
столицы страны в персидские территории — Исфахан и т.д. Эвлия
Челеби, хорошо знавший историю и проявлявший особый интерес к
Истории тюркских народов, что также не было, в целом, присуще ос-
манской историографии, не мог не заметить фундаментальной раз-
278
Ш. Мустафаев
ницы между характером государства при Джелаиридах, Кара-Коюнлу,
Ак-Коюнлу и даже ранних Сефевидах и теми изменениями, которые
оно претерпело после реформ шаха Аббаса. Возможно, именно это
могло побудить его особо подчеркивать в своем труде «азербай-
джанский» (тюркский) характер вышеперечисленных государств
XIV-XV вв.
Естественно, эта гипотеза нуждается в более детальном изучении.
Тем не менее следует добавить, что идея «азербайджанской государ-
ственности» именно в постмонгольский период (эпоха Джелаиридов,
Кара-Коюнлу и Ак-Коюнлу) порой прослеживается и в произведениях
других османских и сефевидских историков XV-XVI вв. К примеру,
в труде того же Ибн Кемаля, йрторый не раз именует Узун Хасана «ша-
хом Аджама» либо «хосровом Ирана», встречаются и пассажи когда
правитель Ак-Коюнлу назван «ханом Азербайджана» (han-i Azerbay-
сап)\ Или же в произведении сефевидского автора Хасан-бека Румлу
читаем, что Мирза Музаффар ад-Дин Джахдн-шах Туркман (Джахан-
шах Кара-Коюнлу) был «властелином (шахрияр) Азербайджана» [Ahsan
at-tavarikh, 1349: 470]. При этом контекст выражений показывает, что
под Азербайджаном в этих фразах подразумевается не одна из областей
страны, пусть и центральная, а все государство в целом.
Как было указано выше, именно после возникновения конфликта
с государством Ак-Коюнлу «Аджам» в османской историографии на-
чинает восприниматься в негативном свете, как источник опасности
и «гнездо смуты». Одним из первых примеров тому дает произведение
Абул-Хайра Руми «Салтук-наме», созданное всего несколько лет
спустя после войны Османской империи с государством Ак-Коюнлу
в 1473 г. [Saltuk-name, 1990: 220]. Аналогично ранние османские хро-
ники второй половины XV столетия в «падении нравов» и «появлении
коварства в государственных делах», которые якобы наблюдались при
правлении Баязида I, наряду с караманцами обвиняли и «аджамов».
т.е. выходцев из Азербайджана и Ирана. Автор анонимной османской
хроники «Таварих-и ал-и Осман» сетует: «Как только у османских бе-
ков появились советчики из аджамов и караманцев, они вверглись
в различные греховные дела» [Anonim, 2000: 38]. Ашикпашазаде
же пишет, что «причиной греховных дел (при султане Баязиде I. —
Ш.М.), которые стали исходить от дома Османа, стал Али-паша (вели-
3 В одном двустишии Ибн Кемаль говорит об Узун Хасане:
Земля под ним горела, и не мог усидеть
На своем троне хан Азербайджана [Ibn Kemal, 1991: 542].
«Рум» и «Аджам» в османской исторической литературе
279
кий везир. — Ш.М.), ибо к нему зачастили коварные книжники из
Аджама» (hiyle eder Асет dani^mendleri) [A$ikpa$aoglu, 1949: 139].
Соперничество Османской империи с государством Ак-Коюнлу,
а затем с Сефевидской державой, т.е. с Аджамом, проявлялось не
только в военно-политической сфере, но и в культуре. В периоды ост-
рого противостояния между «Румом» и «Аджамом» у османских авто-
ров заметно стремление доказать превосходство первого над вторым
во всех областях— в военной силе, экономических возможностях,
обширности территории, плодородии земель, красоте природы, куль-
турном уровне и даже в утонченности поэзии, чем, как известно, из-
древле славился Аджам. Примеров тому немало в произведениях мно-
гих османских авторов, начиная от Ашикпашазаде и Нешри и до Та-
ликизаде и Эвлии Челеби. Один из ярких образцов подобного само-
восхваления мы находим у Мустафы Аали-эфенди. Сравнивая культу-
ру Рума и Аджама, автор уверенно отдает дань первенства Руму и пи-
шет, что хотя «Аджам и славится тонким поэтическим стилем, однако
многие из них (поэтов Аджама. — Ш.М.} являются вероотступниками»
(milnafik} и что в нынешнее время по числу и уровню людей тонкого
вкуса и поэтов «Рум во сто крат превосходит Аджам». Мустафа Аали-
эфенди признает, что «в былые времена благородные люди Аджама
стяжали себе славу своей добродетелью, однако ныне они утеряли бы-
лую силу и уступают румийцам...» [Mustafa АН, 1987: 343].
Таким образом, в конце XVI в., т.е. в период наиболее острого про-
тивостояния Османов и Сефевидов, некоторые османские авторы не
только не признают превосходства Аджама в области литературы, но
и временами иронизируют над «аджамским стилем» написания сти-
хов. Примечательно, что такое отношение демонстрируется иногда
и к тем известным азербайджанским поэтам, которые писали на тюрк-
ском языке. К примеру, тот же Мустафа Аали-эфенди во вступитель-
ной части «Кюнх уль-ахбар» в оскорбительной форме обвиняет в не-
вежестве и безграмотности Логмана Нутки, выходца из Азербайджана,
назначенного в Стамбуле на высокую должность официального при-
дворного поэта «шахнамеджи», добавляя, что якобы этот «безродный
мужлан в своем невежестве превосходил всех аджамов» [Mustafa АН,
1987: 38]. Даже в отношении Хабиби, признанного азербайджанского
поэта XV — начала XVI в., высоко чтимого в османской литературной
сРсде, звучит легкая ирония, связанная с его «аджамским» проис-
хождением. Так, Кыналызаде в своей известной антологии «Тезкире-и
Utyapa» пишет, что «Хабиби прибыл в Рум из Аджамского края во
времена султана Баязида (II. — Ш.М.}... Хотя стиль у него и аджам-
280
Ш. Мустафаев
ский, однако стихи его лиричны, и обладает он уникальной и неповто-
римой поэтической манерой» [Kmahzade, 1978: 279]. И известный ос-
манский поэт конца XVI — первой половины XVII столетия Неф’и
горделиво хвалится, что своим творчеством он «освободил румских
поэтов от необходимости подражать аджамской поэзии», т.е. превзо-
шел последнюю [Sefercioglu, 1990: 71].
Враждебность к «Аджаму», которая к концу XVI в. достигла своего
апогея, проникла во все слои османского общества. Кызылбашство,
считавшееся в этот период злейшим врагом империи как внутри, так и
вовне, ассоциировалось именно со «страной Аджам». Поэтому все, что
было связано с Аджамом, вызывало в османском обществе, особенно
среди элиты, резкое неприятие. Начавшаяся в 1578 г. османо-сефевид-
ская война еще более обострила враждебные чувства. Как известно, на
первом этапе судьба благоволила османам, они добились серьезных
успехов и смогли завоевать на востоке обширные земли. Территория
Азербайджана от Дербента на севере и Хамадан^ на юге была включе-
на в состав империи. Формируя собственную систему управления на
завоеванных землях, османские власти стали интегрировать и тех
представителей местной знати, которые демонстрировали лояльность
и готовы были сотрудничать с ней. В этот период значительное число
выходцев из Азербайджана было представлено как в местных органах
управления, так и на высоких постах в центре и в различных провин-
циях империи. Однако проникновение значительного числа людей
«аджамского» (здесь — азербайджанского) происхождения в осман-
скую элиту стало причиной серьезной обеспокоенности и даже недо-
вольства со стороны общества. Вызванная этим проблема «восточных
областей», или «эджнебиев» (иностранцев, чужаков), как она иначе
называлась, стала одной из самых горячо дискутируемых в высших кру-
гах Стамбула. В аутентичных источниках имеется немало сведений,
отражающих остроту проблемы. По сообщению Мустафы Аали-эфенди,
в это время грубо стали нарушаться установившиеся принципы выдви-
жения по службе внутри османской властной системы, когда выход-
цам из «аджеми оджагы» (системы девширме) стали предпочитать вы-
ходцев из Аджама (здесь автор обыгрывает слова «аджеми» и «аджам»),
и чужаки-«эдж,небии» стали достигать постов и позиций, которые по
праву принадлежали собственно османцам [Fleischer, 1986: 154].
В годы правления султана Мехмеда III (1596-1598) эта проблема
приобрела особый накал. Назначение на высокий пост губернатора
Египта выходца из Аджама Шерифа Мухаммед-паши вызвало бурю
негодования у высших османских эмиров, которые большей частью
«Рум» и «Аджам» в османской исторической литературе
281
рекрутировались из системы девширме или ренегатов. Завоеванный еще
в начале XVI в. султаном Селимом I, Египет считался стратегически
важным регионом империи, который обеспечивал Стамбул и Анатолию
зерном и другими продуктами. Назначение на столь ответственный пост
«лица аджамского происхождения» (Асет §ahisi) османская элита счи-
тала чреватым для безопасности государства и личным оскорблением
для себя. Их возмущенные чувства красноречиво выразил в своем про-
тестном по своему содержанию стихотворении один из представите-
лей «румских мевализаде» — высших улемов — Мевляна Фехми.
В обращении к султану он пишет, что тот назначил правителем Егип-
та, названного «матерью мира», некоего «аджама», который утвер-
ждал, что происходил якобы из рода Пророка (сейид, или шариф); но
тайным умыслом которого было вызвать смуту и привлечь к себе
сердца египтян, а затем оторвать Египет от империи; после этого он
перестанет поставлять в Стамбул сахар и лен, а вскоре и Йемен с Ха-
бешем выйдут из-под контроля османской власти. Мевляна Фехми
напоминает султану о том, сколько его предки пролили крови, чтобы
завоевать Египет, и сколько вложили труда, чтобы благоустроить его.
И далее автор увещевает султана предпринять срочные меры, пока не
поздно, ибо, если Египет уйдет из-под власти Османской империи, это
будет равнозначно разрушению мира [Tietze, 1975: 166-167]. Столь
нервозная реакция высшей османской бюрократии и военных чинов на
карьерный рост «лица аджамского происхождения» говорит об уровне
враждебности и неприятия, которое испытывало османское общество
в отношении «Аджама».
Что важно, в этот период негативные чувства были характерны не
только для представителей элиты, но глубоко проникли и в низшие
слои, в простой народ, что подтверждают образцы фольклора и народ-
ной литературы. К примеру, народный поэт (ашуг, озан) Анатолии
XVI в., известный под псевдонимом Кёроглу, который посвятил сти-
хотворение знаменитому османскому полководцу, герою войны с кы-
зылбашами в 1578-1590 гг., губернатору Ширвана Оздемироглу Ос-
ман-паше, говорит в одном из четверостиший буквально следующее:
Дошли мы от страны Ширван до Тебриза,
Порубили мы столько голов, запачкались кровью,
Увидели мы страну Аджам и всю ее обошли,
Страна досталась хункяру4, а нам — эта прогулка.
[КбргйШ, 1962: 51].
Т.е. султану (искаженное от «худавендигяр»).
282
Ш. Мустафаев
Эти строки оживляют кровавые картины османо-сефевидской вой-
ны, буквально опустошившей земли Азербайджана (здесь — «страны
Аджам»), и отражают ее восприятие в народном сознании османских
турок.
Множество примеров народно-фольклорного осмысления противо-
стояния «Рум-Аджам» в этот период содержится в известном эпосе
«Кёроглу». В частности, одна из героинь эпоса — Телли-ханум обра-
щается к богатырю Демирчиоглу с мольбой:
Войско османское идет как стая волков,
Уходи, сын Аджама, не оставайся здесь.
Заслуживает внимания стихотворный пассаж на тюркском языке в
одном из средневековых рукописных альманахов (джонк), найденных
еще в 40-е годы XX в. на территории Южного Азербайджана (Иран)
и опубликованных известным литературоведом Г.Мамедли. Стихо-
творение называется «Тесниф-и Гюльшад»4, и как пишет издатель, на-
писано от имени азербайджанской девушки, уведенной в плен в Стам-
бул (Костантине — в стихотворении) османами во время очередной
османо-сефевидской войны. Интересно, что каждая строфа заканчива-
ется одинаковой строчкой — «Да будет приветствие от нас стране
Аджам» (Biz den selam olsun Асет eline). В качестве примера можно
привести нижеследующую трогательную строфу:
Вот прибыл караван с пленниками,
Ия взываю к господу всевышнему.
Стар и млад в Аджаме оделись в черное.
Да будет приветствие от нас стране Аджам.
[Memmedli, 1946: 62-63].
Таким образом, как было отмечено выше, противостояние «запад-
восток», которое началось в конце XIV в. внутри тюркской этнической
среды между двумя политическими полюсами, со второй половины
XV столетия, т.е. после возникновения военно-политического сопер-
ничества Османской империи с туркманским государством Ак-Коюн-
лу, а позже и Сефевидским государством, стало наполняться новы\:
содержанием, постепенно приобретая характер конфликта в рамках
дилеммы «Рум-Аджам».
«Рум» и «Аджам» в османской исторической литературе
283
Бартольд, 1963 — Бартольд В.В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия//
Соч. Т. I. М., 1963.
Ибн Арабшах, 2008 — Ибн Арабшах. История Амира Темура «Аджаиб ал макдур
фи тарих-и Таймур». Пер. с арабского на узбекский язык У.Уватова, с узбек-
ского на русский язык Х.Бабабекова. Таш., 2008.
Орудж-бек, 1988 — Книга Орудж-бека Байата, Дон-Жуана Персидского. Пер. с
английского, введ. и коммент, д.и.н. О.Эфендиева и к.и.н. А.Фарзалиева. Баку,
1988.
Рашид ад-дин, 1971 — Рашид ад-дин. Переписка. Пер., введ. и коммент. А.И.Фа-
линой. М., 1971.
Tihrani, 1962 — Abu Bakr-i Tihrani. Kitab-i Diyarbakriyya. Akkoyunlulur tarihi. 1 Ciiz.
Yayinlayanlar N.Luqal, F.Siimer. Cilt 1. Ankara, 1962 (на перс. яз.).
Ahmad, 1977 — Ahmad A. The Early Turkish Nucleus in India 11 Turcica. 1977,
tome IX/1, p. 99-109.
Ahsan at-tavarikh, 1349 — Ahsan at-tavarikh. Ta’lif Hasan Rumlu. Be-ehtemam-e
Doktor Abdolhoseyn Navai. Tehran, 1349 (на перс. яз.).
Tietze, 1975 — Tietze A. Mustafa Ali’s Description of Cairo of 1599. (Text, Translation,
Transliteration, Notes). Wien, 1975.
Anonim, 2000 — Anonim Osmanh Kronigi (1299-1512). Haz. N.Oztiirk. Istanbul,
2000.
A§ikpa§aoglu, 1949 — A§ikpa§aoglu Ahmed A§iki. Tevarih-i Al-i Osman. Diizenleyen
Qift?ioglu N.Atsiz. 11 Osmanh Tarihleri. I. Istanbul, 1949.
Esterabadi, 1990 — Aziz b. Erde$ir-i Esterabadi. Bezm й Rezm (Eglence ve sava§).
Qeviren M.Oztiirk. Ankara, 1990.
Celal-zade, 1990 — Celal-zade Mustafa. Selim-name. Haz. A.Ugur ve M.Quhadar.
Ankara, 1990.
Saltuk-name, 1990 — Ebii’l-Hayr-i Rumi. Saltuk-name. Cilt III. Haz. $.H.Akalm. Anka-
ra, 1990.
Evliya Qelebi, 1314 — Evliya Qelebi Seyahatnamesi. Muellifi Evliya Qelebi Mehmed
Zilli ibn Dervi§. Cilt 4. Tab’i: Ahmed Cevdet. ilk tab’i. Dersaadet [Istanbul], 1314
(1896-97).
Fleischer, 1986 — Fleischer C.H. Bureaucrat and Intellectual in the Ottoman Empire:
the Historian Mustafa Ali (1541-1600). Princeton, N.J., 1986.
Mustafa Ali, 1997 — Gelibolulu Mustafa Ali ve Meva’idii’n-Nefais fi-Kavaidi’l-
Mecalis. Haz. M.$eker. Ankara, 1997.
Histoire, 1902 — Histoire des Seldjoucides d’Asie Mineure d’apres Ibn-Bibi. Texte
Turc. Publie d’apres les Mss. De Leide et de Paris par M.Th.Houtsma. Vol. III.
Leiden, 1902.
tbn Kemal, 1991 — Ibn Kemal. Tevarih-i Al-i Osman. VII Defter. 2 baski. Hazirlayan
S-Turan. Ankara, 1991.
Kinahzade, 1978 — Kinahzade Hasan Qelebi. Tezkiretii’§-§uara. Cilt 1. Ele§tirmeli
baskiya haz. I.Kutluk. Ankara, 1978.
Koprulii, 1943 — Kopriilu M.F. Osmanh Imparatorlugu’nun Etnik Men§ei Meseleleri H
Belleten. 1943, с. VII, No. 28, s. 219-313.
КбргШи, 1962 — Kopriilii M.F. Tiirk Saz $airleri. 1 cilt. Istanbul, 1962.
284
Ш. Мустафаев
Kiinhii’l-Ahbar, 2003 — Kiinhii’l-Ahbar. Cilt IL Fatih Sultan Mehmed devri 1451—
1481. Hazirlayan H.§entiirk. Ankara, 2003.
Seyfi Qelebi, 1968 — L’Ouvrage de Seyfi Qelebi. Historien Ottoman du XVIe Siecle.
Edition critique, traduction et commentaires par Joseph Matuz. P., 1968.
Melville, 2003 — Melville Ch. History and Myth: The Persianization of Ghazan Khan //
Irano-Turkic Cultural Contacts in 11th—17th Centuries. Ed. by Eva M.Jeremias. Pili-
sesaba, [2002] 2003.
Memmedli, 1946 — Memmedli Q. U9 tarixi §eir haqqmda H Azerb. SSR Elmler Akade-
miyasmm Xeberleri (ictimai elmler bolmesi), IV buraxih§, № 9, 1946.
Minorsky, 1940-42 — Minorsky V. A Civil and Military Review in Fars in 881/1476 //
Bulletin of the School of Oriental and African Studies. Vol. X. 1940-1942.
Mustafa Ali, 1987 — Mustafa Ali’s Kiinhii’l-Ahbar and its Preface According to the
Leiden Manuscript By Jan Schmidt. Istanbul, 1987.
ShamT, 1937/1956 — Nizam al-Din Sharrii. Zafar-namah, ed. and tr. F.Tauer as Histoire
des conquetes de Tamerlan intitulee Zafamama par Nizamuddm Sami. Prague,
1937/1956.
Ozbaran, 2004 — OzbaranS. Bir Osmanh Kimligi. 14-17 yiizyillarda Rum. Rumi
Aidiyyet ve Imgeleri. Istanbul, 2004.
Ruhi Qelebi — Ruhi Qelebi. Tevarih-i Al-i Osman. Bbdlean, Marsh 313.
Sefercioglu, 1990 — Sefercioglu M.N. Nev’i Divanmm Tahlili. Ankara, 1990.
Latifi, 1314 — Tezkire-i Latifi. Miiellifi Kastamomh Latifi. Tab ve Na§iri Ahmed
Cevded. Istanbul, 1314.
Ibn Battuta, 1959 — The Travels of Ibn Battuta A.D. 1325-1354. Vol II. L., 1959.
Kemal, 2001 — XV Yiizyil Tarihcilerinden Kemal. Selatin-name (1299-1490). Haz.
N.Oztiirk. Ankara, 2001.
Д.М.НАСИЛОВ
(Москва)
Пять языков
у Махмуда Кашгарского
Махмуд Кашгарский, принадлежавший к правящему клану в госу-
дарстве Караханидов, как он сам об этом говорит в своём Диване и как
это утвердилось в современной исторической литературе, сравнитель-
но редко ссылается в своём труде на карлуков, хотя считается, что ди-
настия правителей вышла из этого племенного объединения [Насилов,
2011]. В то же время отсылки к огузам и их языковым особенностям
встречаются в Словаре достаточно часто, более 250 раз. Такое внима-
ние объясняют тем, что «время работы над Диваном совпало с пиком
могущества сельджукидов при Алп-Арслане и Мелик-шахе, уже вла-
девших большой частью Средней Азии, Ирана, Азербайджана и дру-
гих стран и областей, а в 1071 г. победой при Манцикерте открывших
себе путь к покорению Малой Азии» [Кормушин, 2010: 22]. Действи-
тельно, разрастающаяся экспансия огузов-сельджуков составляла ре-
альную опасность для государств в Средней Азии и Восточном Турке-
стане. Воинственные разрушительные набеги огузов на города приво-
дили в ужас жителей, о чем свидетельствуют очевидцы этих событий.
У историка-иранца Абубакара Мухаммада ар-Раванди в сочинении
«Рахат ус-судур» сохранилась небольшая зарисовка вторжения в 1154 г.
кочевников-огузов в Нищапур: «Вначале жители Нишапура убили не-
которых из них. Когда огузы узнали об этом, то обрушились с карой
на горожан. Часть жителей укрылась в соборной мечети. Огузы убили
очень много жителей и сожгли большую мечеть „Мутарраз“, в кото-
рой молились две тысячи мусульман. В свете огромного пожарища
ОгУзы продолжали до наступления дня грабить город и захватывать
лЮдей. Затем, когда все было разграблено, они начали искать погреба,
® Насилов Д.М.,2013
286
Д.М.Насилов
разрушать жилые дома и истязать пленных, чтобы добраться до тай-
ников с драгоценностями; днем многие горожане спрятались в ко-
лодцах, арыках и старых подземных каналах; в результате было
убито много тысяч людей, точное число которых никому не извест-
но...» [цит. по: Нудушан Мухаммад. Нишапур и Омар Хайям //
http://persian.sufism.ru].
О превратностях культурной жизни этих лет писал и известный
иранский ученый и поэт Омар Хайям (1048-1131), родившийся в Ни-
шапуре младший современник Махмуда Кашгарского. Не на него ли
ссылается Махмуд как на авторитетного богослова из Нишапура, ко-
гда говорит о словах Пророка, якобы предсказывавшего смутные вре-
мена, связанные с появлением тюрков-огузов [МК-К: 55]. Когда Мах-
муд заканчивал свой словарь, Хайям был уже придворным ученым
сельджукского султана Мелик-шаха и с 1074 г. работал в обсервато-
рии в Исфахане.
В вводной части к своему трактату «Оч доказательствах задач ал-
гебры и ал-лукабалы» Хайям говорит: «...мне сильно мешали невзго-
ды общественной жизни. Мы были свидетелями гибели людей науки,
число которых сведено сейчас к незначительной кучке — настолько
же малой, насколько велики ее бедствия, — на которую суровая судь-
ба возложила большую обязанность посвятить себя в эти тяжелые
времена усовершенствованию науки и научным исследованиям. Но
большинство тех, которые в настоящее время имеют вид ученых, пе-
реодевают истину в ложь, не выходят из границ обмана и бахвальства,
заставляя служить знания, которыми они обладают, корыстным и не-
добрым целям. А если встречается человек, достойный по своим изы-
сканиям истины и любви к справедливости, который стремится отбро-
сить суетность и ложь, оставить хвастовство и обман, то он делается
предметом насмешки и ненависти. Аллах да будет нам убежищем,
и к нему мы взываем» [цит. по: Омар Хаям // Википедия —
http://ru.wikipedia.org/wiki/...].
Сам же Махмуд Кашгарский об огузской угрозе говорит значи-
тельно мягче, призывая каждого правоверного, «обладающего разумом»,
не сторониться тюрков-огузов, «иначе он подставит себя под их разя-
щие стрелы», а если выучить их язык и говорить на нем, то через это
можно найти «спасение и выход из [опасного] положения» [МК-К:
55]. Здесь Махмуд, несомненно, руководствовался говорящими о тюрк-
ской опасности известными хадисами, которые встречаются в трудах
мусульманских историков и богословов начиная с конца VII в., с пер-
вых контактов арабов с тюркоязычными народами, и прежде всего та-
Пять языков у Махмуда Кашгарского
287
ким: «Живите с тюрками в мире, пока они не трогают вас» [см.: Бар-
тольд, 1968, 5: 588]. Но для своей эпохи эти советы он интерпретирует
уже в плане конкретной огузской угрозы, причем ссылается и на но-
вый — весьма актуальный для его времени и для него самого как ав-
тора-филолога — хадис, в котором звучит призыв о важности изуче-
ния тюркского языка: «Изучайте язык тюрков-[огузов], ибо их правле-
ние будет долгим» [МК-К: 55].
Автора Дивана беспокоили, естественно, не только возрастание мо-
гущества огузов-сельджуков и их территориальные завоевания, но и
внутриполитическая жизнь в государстве Караханидов, особенно ос-
ложнившаяся после его раскола в 1040 г. на две провинции — восточ-
ную, со ставками (зимней и летней) в Баласагуне и Кашгаре, и запад-
ную, со ставкой в Самарканде (сначала — в Таразе). Насколько не-
устойчива была политическая ситуация в государстве Караханидов,
какой напряженной и бескомпромиссной была междоусобная борьба
внутри элит как внутри каждой провинции, так и между западной
и восточной частями державы и как менялись здесь то и дело правите-
ли, показывает нумизматический материал, детально проанализиро-
ванный Б.Д.Кочневым [Кочнев, 2006]. Очевидно, в эти родственные и
клановые распри были втянуты и члены семьи Махмуда, а возможно,
и он сам [Кормушин, 2010: 28-32].
Таким образом, как внешние, так и внутренние факторы, несо-
мненно, осложняли личную и творческую жизнь Махмуда, задумав-
шего составить компендиум по тюркским языкам своего времени.
Трудно сказать, как повлияли превратности судьбы на научные заня-
тия Махмуда: стимулировали ли они его передвижения по азиатским
просторам и знакомство с новыми тюркскими племенами и их языка-
ми или, наоборот, заставили его стать изгоем среди политической эли-
ты и эмигрировать в другую страну, — это наши предположения и ре-
конструкция его жизненного пути, как ее представил И.В.Кормушин
[Кормушин, 2010: 30-35]. Однако в любом случае политическая и во-
енная жизнь у Караханидов была очень нелегкой, а передвижения по
стране, видимо, небезопасными.
Насколько справедливы слова автора Дивана, что он «обошел их
[тюрков] города и степи» [МК-К: 56], остается только гадать. Вряд ли
Махмуд отважился пересечь юго-восточную границу и «обойти города
и степи» в уйгурском Турфанском княжестве и в других городах-
государствах, в этой земле «неверных» и «заядлых безбожников»
(° Жизни этого региона см. [Малявкин, 1983]). Непростыми были пути
и на северо-восток, в направлении к государству кимаков/кыпчаков
288
Д.М.Насилов
(у Махмуда — йемеков; о его характеристике языка кыпчаков см. [На-
силов, 2009]), хотя и живших в то время в непосредственной близости
к Туркестану [Бартольд, 1968, 5: 549]. Западное направление было пе-
рекрыто владениями сельджукидов Алп-Арслана и Мелик-шаха. Меж-
ду тем нужно учитывать, что основная масса тюркоязычных племен —
это кочевники, которые вели соответствующую хозяйственную дея-
тельность и в силу этого постоянно меняли свое местонахождение в
пределах контролируемых ими территорий. В границах государства
Караханидов они также кочевали, и Махмуд, не выезжая за пределы
своей страны, имел возможность встречаться с представителями са-
мых разных племен — носителями диалектов. И только переезд в Ба-
гдад нарушил его связи с родиной^
Если принять этот подход, то становится совершенно понятно, по-
чему в своем Диване Махмуд прежде всего остановился на пяти доми-
нирующих языках (диалектах), представленных в государстве Караха-
нидов. Именно эти языки он хорошо освои^, о чем свидетельствуют
его слова: «...я изучил наречия и стихи тюрков, туркмен-огузов, чиги-
лий, ягма, кыркызов, так что для меня стал превосходно известным
язык каждого племени» [МК-К: 56]. При этом характерно, что в кор-
пусе Словаря историческая, политическая и географическая информа-
ция именно об этих тюркских племенах оказывается наиболее досто-
верной, в то время как о других племенах (особенно северных, т.е.
наиболее отдаленных от Караханидов) сведения Махмуда, «по-види-
мому, не всегда надёжны» [Бартольд, 1968, 5: 586].
В связи со сказанным выше становится понятно, почему в перечне
языков Махмуда Кашгарского стоит язык «туркмен-огузов», о важно-
сти описания и изучения которого в исторических условиях XI в. го-
ворилось выше. Это язык собственно огузов, кочевников Приаралья и
низовьев Сырдарьи, позднее в составе Сельджукидов ставших угрозой
и для карлуков, и для государства Караханидов. Именно поэтому ав-
тор Дивана старается как можно подробнее осветить особенности
огузской речи и по возможности больше сказать об их жизни, однако
их язык он всё же определяет на второе место.
На первое же место он ставит язык тюрков. Термин «тюрк» Мах-
муд в своем Диване использовал в двух ситуациях: для обозначения
всех тюркоговорящих племен и соответственно их языков (диалектов),
а также как название отдельного племени или нескольких племен,
язык которых, обладая известной общностью, противопоставляется
языку основной массы тюркоязычных племен. Анализируя эту терм и-
нологию, И.В.Кормушин отмечает, что именно язык «тюрков» в узком
Пять языков у Махмуда Кашгарского
289
понимании положен Махмудом «в основу описания лексики (отчасти
также и грамматики) и является эталоном сравнения с речью других
племен — тоже тюрков...», и именно этот язык автор Дивана называет
самим ит-туркиййа ‘истинно тюркским’ [Кормушин, 2010: 47^48].
Следовательно, когда Махмуд говорит, что он изучил среди пяти язы-
ков и язык тюрков, то, видимо, он имеет в виду нормированный пре-
стижный язык правящей элиты государства Караханидов, становя-
щийся базой литературного языка, который — вслед за Махмудом —
можно назвать караханидско(= хаканско)-тюркским (турки хаканий).
«Самым красноречивым является наречие правителей Хаканиййа и
тех, кто с ними связан» [МК-А 70]).
Литературная форма этого языка вырастала из койне, которое
складывалось в городской культурной среде на основе токуз-огузской
речи, сохраняющей черты того языка, за которым в отечественной
тюркологии закрепилось название «древнеуйгурский». Эту смену лин-
гвонимов в новой языковой ситуации, складывающейся в государстве
Караханидов, И.В.Кормушин характеризует следующим образом: язык
«тюркский (отюкено-тюркский) начала VIII — XI в. у Махмуда Каш-
гарского называется огузо-туркменским, а уйгуро-огузский (отюкен-
ский) второй половины VIII в. и древнеуйгурский IX-X вв. — у Мах-
муда Кашгарского выступает как тюркский» [Кормушин, 2010: 48].
Такая преемственность обеспечивалась длительной историей пере-
кочевок тюркоязычных племен и системой распределения властных
функций в кочевых политических сообществах. В связи с возникнове-
нием после 603 г. Западнотюркского каганата как нового степного го-
сударства в Семиречье, Джунгарии и части Восточного Туркестана
сложились условия для укрепления здесь собственной государствен-
ности у выходцев из кочевавших в степях Центральной Азии токуз-
огузских племен, уйгуров, тюргешей, басмылов, карлуков и других
подразделений тюрков, встречавших сопротивление китайцев, тибет-
цев, персов и арабов. Укрепляющие в указанных регионах свои поли-
тические позиции тюрки-кочевники не только приобщались к культу-
ре оседлых жителей оазисов и поселений, особенно расположенных на
торговых магистралях Великого шелкового пути, но и усиливали в них
тюркоязычное присутствие, что оказывало существенное влияние на
языковую ситуацию в этих регионах.
Присутствие тюрков на этих территориях фиксируется с раннего
времени. Так, китайские источники отмечают здесь устойчивое пре-
бывание тюргешей, карлуков, басмылов и других племен с первой
четверти VII в., причем характерно, что китайцы для кочующих или
290
Д.М.Насилов
расселенных на юге Джунгарии и Восточном Туркестане тюрок часто
используют не термин бу ‘племя’, а цзу ‘род’, и это может говорить о
малочисленности того или иного этнического подразделения [Маляв-
кин, 1989: 42-60]. В отчете китайского посла Ван Яньдэ, который он
представил после визита в Турфанское княжество (981-983 гг.), при-
ведены названия племен, о которых он там слышал, и среди них
«большие и малые чигили, ягма, карлуки, кыргызы, барман, урунгу»
и др. [цит. по: Малявкин, 1983: 177]. Этот список весьма близок спи-
ску Махмуда Кашгарского. В нем только не упомянуты басмылы, не-
когда кочевавшие внутри тюркских каганатов и игравшие не послед-
нюю роль в межплеменных столкновениях (известно, например, их
участие в группировках с карлукайщ и уйгурами). Кажется, басмылы
были, по мнению В.В.Бартольда, одним из первых тюркских племен,
осевших в Восточном Туркестане [Бартольд, 1968, 5: 207].
О расселении племен и их гражданской истории известно не только
из китайских, но и из персидских и арабски* исторических и геогра-
фических трудов, однако сведений о языковой ситуации в описывае-
мых регионах из них удается извлечь* очень мало. Сложилось так, что
и в работах современных историков этот вопрос остается на заднем
плане. Известно, например, каков был объем письменной литературы
в Уйгурских княжествах начиная с IX в. на языке, который обычно на-
зывают древнеуйгурским. Но о том, как складывался восточно-тур-
кестанский извод этого средневекового тюркского литературного язы-
ка, сведений мало, еще меньше известно, на какой диалектной основе
и в какой конкретной этнической среде шло формирование наддиа-
лектного койне.
Важные выводы были сделаны Э.Р.Тенишевым, рассмотревшим
структуру функционально-стилевой системы древнеуйгурского языка
и предложившим его функциональную стратификацию [Тенишев,
1977]. Литературный язык, по его данным, был представлен шестью
функционально-стилистическими вариантами: религиозной литерату-
рой философско-дидактического содержания; художественной литера-
турой (прозой); стихотворными произведениями; научными трудами;
деловыми документами (юридическими, хозяйственными, деловыми);
частной перепиской. Э.Р.Тенишев заключил, что древнеуйгурский язык
в Восточном Туркестане был реализован тремя его основными страта-
ми: высшая форма проявления — литературный язык, средняя — по-
лудиалект, или койне, Турфана и низшая — территориальный диалект,
или обиходно-разговорный язык населения, для которого тюркский
язык был родным или вторым языком. Таким образом, получается, что
Пять языков у Махмуда Кашгарского
291
тюркское койне Турфана и Кучи сыграло роль опорного диалекта
книжно-письменного древнеуйгурского языка и на его базе развился
высший стиль литературного языка [Тенишев, 1985: 195-196].
Л.Ю.Тугушева определяет язык письменных памятников из Вос-
точного Туркестана как «строго нормализованный, стандартный язык»,
«супрадиалектный» и называет его «раннесредневековым тюркским
литературным языком» [Тугушева, 2001: 5-8], связанным в своей ос-
нове с токуз-огузской (уйгурской) языковой средой.
Действительно, в отечественной тюркологии еще со времени заня-
тий В.В.Радлова памятниками тюркской рунической письменности
сложилось устойчивое мнение о непрерывной культурно-историче-
ской преемственности письменно-литературной традиции у тюрко-
язычных народов, которое позже разделили А.Н.Самойлович, С.Е.Ма-
лов, А.Н.Кононов, Э.Р.Тенишев, А.М.Щербак, С.Г.Кляшторный и дру-
гие тюркологи и историки.
Здесь следует учитывать несколько моментов. Во-первых, руниче-
ские тексты восточнотюркских каганатов создавались в той языковой
среде, которую формировали представители союза племен с самона-
званием «тюрк» (кёк-тюрк) во главе с царственным родом Ашина.
Именно они, сплотив в VI в. другие тюркоязычные племена Централь-
ной Азии, стали ядром первой в истории тюркских народов кочевой
державы — сначала Первого восточнотюркского каганата, а затем и
Второго восточнотюркского каганата [Кляшторный-Султанов, 2000:
74-99]. Причем авторитет представителей правящего тюркского клана
Ашина не только получил признание в степях Центральной Азии, но и
сохранял его в среде всех тюрков на века вперед.
В.В.Радлов первый выдвинул идею о наличии диалектных разли-
чий в языке памятников из Центральной Азии и Восточного Туркеста-
на. В его классификации древнетюркских диалектов были учтены
грамматические особенности языка отдельных памятников, приме-
няемый в них алфавит, а также некоторые исторические и географиче-
ские данные о древнетюркских народах [Radloff, 1911: 305-326, 427-
452]. Язык древнеуйгурских текстов из Восточного Туркестана он
распределил между двумя диалектами — южным (die uigurische Spra-
che) и смешанным диалектом с двумя поддиалектами: западным (язык
западных тюрок) и восточным (язык буддийской литературы). Не-
смотря на схематичность этой классификации, следует обратить вни-
мание, с нашей точки зрения, на очень важную позицию В.В.Радлова:
он считал необходимым выделить по некоторым признакам южный,
Уйгурский, диалект, который формировался на юго-западной окраине
292
Д.М.Насилов
тюркоязычного пространства «еще в период до возникновения Уйгур-
ского каганата и стал нам известен по [уйгурописьменным] памятни-
кам, написанным уже после его падения в тех местах, где оставалось
оседлое уйгурское население» [Там же].
Представляется, что в этом случае речь должна идти о письменном
языке тех тюркских племен, которые входили в состав Западнотюрк-
ского каганата и его исторического преемника — Тюргешского кага-
ната. «Западнотюркский каганат... значительно отличался от [Восточ-
но]тюркского каганата... Если там преобладала кочевая жизнь, то на
западе значительная часть населения была оседлой и занималась хле-
бопашеством, ремеслом, торговлей» [Кляшторный-Султанов, 2000:
92]. Попавшие в сферу воздействия местных городской и земледель-
ческой культур тюркские кочевники в какой-то степени ассимилиро-
вались с оседлым населением, в том числе и на территории Восточно-
го Туркестана. Конечно, и ранее, во время экспансии тюрков восточ-
нотюркских каганатов, здесь в городах-оазисах и поселениях вдоль
водных и караванных путей также оседали представители разных пле-
мен, в том числе и из племенного объединения собственно «тюрков».
Закреплению отдельных тюркских семей на земле способствовали
также и китайцы, ведущие политику «умиротворения» и «подчине-
ния» кочевников, для чего они создавали реальные и фиктивные ад-
министративные округа и управления. Так, для размещения разбе-
жавшихся после падения Восточнотюркского каганата тюрков-туцзюе,
именно для «сдавшихся» тюрков, китайское правительство создало
шесть округов, которые очень часто находились рядом с поселениями
согдийцев [Малявкин, 1981: 106-109].
Самый значительный компонент населения Западнотюркского ка-
ганата составляли племена токуз-огузской конфедерации, но ее вер-
ховными правителями всё же оставались выходцы из царственного
рода Ашина.
В культурном отношении важным было не только приобщение
тюрков-кочевников к навыкам оседлой жизни, но и то, как они влияли
на новую среду обитания. Как кёк-тюрки, так и племена токуз-
огузской конфедерации, будучи сформированными в восточных кага-
натах, принесли с собой на запад, в Семиречье, письменную культуру,
высшим достижением которой был рунический алфавит. Можно ду-
мать, что её основными хранителями были представители правящей
элиты, связанной с родом Ашина (и наверное, с Ашидэ).
В то же время интересно, что в Западнотюркском каганате руниче-
ская письменность не получила столь широкого распространения, как
Пять языков у Махмуда Кашгарского
293
на востоке, хотя её использовали и тюргеши, есть также документы на
рунике из Восточного Туркестана. Характерно, что руническим пись-
мом здесь охотно пользовались (или его берегли) манихеи, как это
видно из сохранившихся фрагментов текстов манихейского содержа-
ния [см., например, Zieme, 2010: 255-257]. Возможно, руника в тюрк-
ском сознании оставалась приоритетным достоянием клана Ашина и
только с его падением перешла к уйгурскому правящему клану Ягла-
каров, а позднее — к кыргызам, причем приобретая всё более демо-
кратический характер использования.
Но если руническая письменность оказалась общим культурным
достоянием древнетюркской эпохи, а в основе зафиксированного на
ней языка лежало сложившееся в среде кёк-тюрков койне, понятное
всему тюркоязычному сообществу, то в конкретных рунических тек-
стах нашли отражение индивидуальные особенности языка автора
(или резчика) текста, которые можно интерпретировать либо как его
идиолект, либо как отражение в речи диалектных особенностей, на что
обратил внимание еще В.В.Радлов.
Как отмечено многими рунологами, тексты, написанные руниче-
ским письмом, созданные в Уйгурском каганате, имеют ряд структур-
ных и особенно грамматических отличий от текстов Второго восточ-
нотюркского каганата, поскольку они писались в иной социолингви-
стической среде. В ней наддиалектные признаки складывались в не-
драх союза исключительно токуз-огузских племен, выдвинувших на
руководящую роль уйгурский род Яглакаров и ориентировавшихся,
надо думать, на его эколект. И всё же грамотные тюрки Центральной
Азии обладали единым знанием о рунической письменности и о функ-
циональном стиле языка, отраженным в рунических текстах. Эти зна-
ния, естественно, были сохранены в Западнотюркском, а затем Тюр-
гешском каганатах и транслированы далее в культурные центры Вос-
точного Туркестана и Средней Азии представителями токуз-огузских
племен и прежде всего собственно уйгурами как одним из подразде-
лений токуз-огузов, причем в их диалектном представлении. Так укре-
плялись тюркская языковая и литературная традиции в новом геогра-
фическом пространстве.
Во-вторых, еще один заслуживающий внимания момент, также от-
веченный Радловым, состоит в значимости того факта, что тюркозыч-
ные племена Центральной Азии в своей подавляющей массе были ко-
чевниками и в поселениях, исторически заселенных в основном ира-
ноязычными народами, тюркский компонент был сначала незначи-
тельным, однако по мере притока тюрков он стал расти. Количество
294
Д.М.Насилов
токуз-огузов и уйгуров особенно увеличилось после падения Уйгур-
ского каганата, когда они под натиском кыргызов уходили на юг
Джунгарии и в долины бассейна Тарима. Прибывающие туда тюрки-
кочевники были носителями собственных диалектов, и у жителей по-
селений складывался иной тип речевого общения, в ходе которого от-
бирались и закреплялись наддиалектные признаки, нивелирующие ре-
гиональные языковые особенности. Шел двусторонний процесс: ино-
язычные жители поселений овладевали тюркской речью, а в речи тюр-
ков наблюдалась и унификация, и освоение местных говорных черт.
На эти явления языкового контактирования, на противопоставле-
ние «города» и «степи» также обращал внимание Махмуд Кашгар-
ский, разделяя тюркские диалекты, на «чистые» и «смешанные», при-
чем, с его точки зрения, «правильной, или чистой, является речь лю-
дей, говорящих только на тюркском языке и не смешавшихся с иран-
цами», а «нечистая» речь — у городских билингвов, говорящих по-
тюркски и по-согдийски или на других региональных языках. «У тех,
кто говорит на двух языках и смешивается с городским населением,
речь становится ломаной...» [МК-А: 69]. Таким образом, о полилин-
гвизме жителей городов и оазисов, уходящем в глубь веков, имеются
достоверные исторические сведения. В то же время языки монолин-
гвов тюрков-кочевников отличались известной гомогенностью, про-
должая сохранять особенности племенных наречий и говоров.
Из изложенной социолингвистической ситуации, устойчивой в те-
чение нескольких веков, следует сделать вывод о том, что сдвиги в
языковых системах монолингвов и полилингвов происходили разными
темпами, и это отражалось при письменной фиксации их речи в со-
хранившихся памятниках. Учитывать этот факт чрезвычайно важно
при построениях сравнительно-исторической грамматики тюркских
языков. Однако и в том и в другом случае в городах-оазисах формиро-
вался наддиалектный тюркский язык, которым, естественно, прежде
всего пользовалось тюркоязычное население.
В то же время всё равно остается вопрос: на основе какого кон-
кретного доминантного племенного языка (диалекта-говора) сформи-
ровалось в Восточном Туркестане койне городского типа, эта основа
литературно-письменного языка Уйгурских княжеств, а затем и Кара-
ханидского государства? Первым по этому вопросу высказался
В.В.Радлов в упомянутой выше классификации. Он разграничил па-
мятники, язык которых отражал особенности языка собственно «тюр-
ков» (кёк-тюрк, туцзюе) — северный диалект, и памятники, сохра-
нившие черты языка племён уйгуров, включая басмылов, байурку,
Пять языков у Махмуда Кашгарского
295
карлуков, — южный диалект [Radloff, 1911]. В этом же регионе Рад-
лов выявлял еще и смешанный диалект, представленный западным ва-
риантом с наличием черт языка кёк-тюрков (как пережиток языка за-
падных тюрков) и восточным вариантом с доминированием собствен-
но уйгурских признаков (язык буддийской литературы).
А.Н.Самойлович развил идеи В.В.Радлова и в целях уточнения и
дополнения его классификации предложил для терминологической
ясности заменить в названии второго, южного, диалекта «уйгурский»
на «огузский» [Самойлович, 2005: 903], что представляется вполне
оправданным, поскольку собственно уйгуры входили в более мощную
конфедерацию огузских (токуз-огузских) племен. По мнению А.Н.Са-
мойловича, такое терминологическое уточнение позволяло различать
диалектные особенности собственно огузского и собственно уйгурско-
го языков. В свою очередь, в этих основных группах он предложил
различать подгруппы: восточно- и западноогузскую и восточно- и за-
падноуйгурскую [Там же: 904].
Основываясь на своих и радловских принципах классификации
древних тюркских диалектов, А.Н.Самойлович считал, что древней-
шая литература мусульманской эпохи (в частности, «Кутадгу билиг»)
«совершенно определенно связана с турецкой литературой предшест-
вующей эпохи» (например, с манихейскими текстами), а именно соз-
данной на «смешанном» западном литературном языке (по терминоло-
гии Радлова) или на огузском, по его новой терминологии. В мусуль-
манскую эпоху язык этой литературы еще более обогатился чертами
«западноогузских наречий» [Там же: 906]. Фактически А.Н.Самойло-
вич принял схему Радлова, только уточнив, что в Восточном Турке-
стане (а речь идет о памятниках как раз из этого региона) для ранней
эпохи первую роль играл язык огузов, т.е. токуз-огузов, а не язык соб-
ственно уйгуров, которые откочевали сюда позднее (правда, здесь
следует учитывать неопределенность употребляемого им термина
«уйгурский»).
В.В.Радлов считал, что в основе южного диалекта лежит язык уй-
гуров, басмылов, карлуков и байурку. Что касается первых трех пле-
мен, то, действительно, по китайским источникам, их пребывание в
Восточном Туркестане отмечается достаточно рано. Например, из-
вестно, что после победы уйгуров над басмылами в 745 г. последние
бежали в направлении к Бешбалыку. Махмуд Кашгарский знает бас-
мылов как «одно из тюркских племен», но располагает его на западе
своей карты, однако в трех иллюстративных примерах (и что харак-
терно, все три — в стихотворной форме) это племя упоминается
296
Д.М.Насилов
в описании военных столкновений. Как указывалось выше, о переходе
басмылов к оседлости писал и В.В.Бартольд. Если это так, то во вре-
мена Караханидов они уже были тюркско-иранскими билингвами.
Что касается племени байурку, то, по китайским источникам, оно
входило в конфедерацию токуз-огузов, но локализовалось, вероятно,
где-то на территории современной Монголии [Малявкин, 1983: 121,
141-143]. Не упоминает байурку/байырку и Махмуд. Поэтому вопрос
о его участии в жизни уйгурских городов-государств остается откры-
тым.
«Ещё в 766 г. карлуки, до того один из племенных союзов [Восточ-
но-]тюркского каганата (551-744 гг.), овладели Семиречьем, а затем
Кашгарией и частью Ферганы. ЧСо времени Махмуда Кашгарского ис-
тория их поселений на этой территории и господства над ней насчи-
тывала уже 300 лет» [Кляшторный, 2006: 490-491]. Правящий род
карлуков был связан по происхождению с тюркским родом Ашина.
И это обстоятельство дает весомые основаниях предполагать, что элита
и грамотные карлуки в языковом отношении ориентировались на нор-
му племенного койне у тюрков-туцзюе.
А.Н.Самойлович писал: «Отсутствие сведений о диалектах карлу-
ков тем ощутительнее, что племя это в начале мусульманской эпохи
являлось среди прочих степных турков наиболее культурным, почему
можно предполагать, что из него именно вышли первые мусульман-
ско-турецкие писатели. Если бы удалось доказать, что автор „Кутадгу
билик“ (XI в.) Юсуф был родом карлук (несмотря на то, что город Ба-
ласагун, из которого он происходил, еще в 940 г. был отнят у карлуков
какими-то языческими турками), то мы располагали бы некоторыми
сведениями по этому диалекту» [Самойлович, 2005: 905]. Здесь можно
только предположить, что племенной союз карлуков, вызревший в не-
драх токуз-огузской конфедерации, хотя политически и противостоял
кёк-тюркам и уйгурам, в культурном отношении, видимо, находился
под сильным влиянием восточнотюркских каганатов, а постоянные
языковые контакты способствовали междиалектному смешению. Это
позволяет заключить, что и на запад карлуки принесли с собой разго-
ворный язык, близкий к разговорному языку отюкенских тюрков.
В-третьих, говоря о речи жителей в городах-государствах, оазисах
и в других поселениях в Семиречье, на юге Джунгарии и в Восточном
Туркестане, нельзя забывать о религиозном факторе. Прибывающие
сюда тюрки-кочевники, особенно внедряющиеся в городскую среду,
начинают приобщаться к местным религиям. В этом регионе были
представлены основные религии: буддизм, манихейство, христианство
Пять языков у Махмуда Кашгарского
297
и позднее — ислам, и если адептами первых трех к тому времени были
местные жители, то ислам привнесли завоеватели-арабы. Важно, что
каждое из этих учений располагает священными книгами, прототек-
сты которых созданы не на автохтонных языках, и возникала необхо-
димость переводов религиозных текстов на местные языки.
Первым в указанные регионы проник буддизм, затем манихейство
и христианство [Восточный Туркестан, 1992: 427-549]. Известно, что
некоторые правители Восточнотюркского каганата были знакомы с
учениями буддистов, тюрки Западнотюркского и Тюргешского кага-
натов проживали на территориях, где буддизм бытовал с рубежа новой
эры. «Очень рано буддийская религия проникает в уйгурскую среду»,
«переселение уйгуров в Ганьчжоу и Турфан после крушения Уйгур-
ского каганата стимулировало становление в их среде буддизма»,
а с X в. он «у турфанских уйгуров становится господствующей рели-
гией» [Там же: 490-491]. В результате на тюркский язык были переве-
дены самые значимые буддийские трактаты, что свидетельствует о пе-
реводческой деятельности, которая концентрировалась в многочис-
ленных монастырях, где трудились десятки переводчиков и перепис-
чиков буддийских текстов. Среди них были и талантливые тюрки, ос-
воившие сложнейшую буддийскую терминологию и нашедшие точ-
ные тюркские эквиваленты.
Манихейство также было распространенной религией в Средней
Азии (откуда оно стало двигаться на восток) и Восточном Туркестане,
где действовали десятки манихейских общин, храмов и монастырей
[Восточный Туркестан, 1992: 521-532]. «Манихейская традиция имела
в Восточном Туркестане глубокие корни, так как учение Мани распро-
странилось здесь уже в VII—VIII вв. Новый импульс эта религия полу-
чила в середине IX в. с приходом сюда большой массы уйгуров» [Там
же: 526]. Манихейские тексты также переводились на местный тюрк-
ский язык, а при монастырях работали сложившиеся школы перевод-
чиков.
«В Семиречье с 766 г. обосновались карлуки. Здесь христианство
получило поддержку со стороны тюркских каганов...» [Там же]. Позд-
нее христианство несторианского толка укрепилось и в Восточном
Туркестане.
Итак, в указанных регионах мы видим наличие тюркоязычной пе-
реводной религиозной литературы разных жанров и стилей всех кон-
фессий.
Именно многочисленные переводы столь различных религиозных
текстов вызвали к жизни в Семиречье, Джунгарии и в Восточном Тур-
298
Д.М.Насилов
кестане литературно-письменную форму тюркского языка. Местным
переводчикам в короткие сроки удалось создать литературный язык,
понятный населению огромного региона, но его основой мог стать
только использовавшийся в среде оседлого населения обиходно-разго-
ворный язык разных тюркских племен, городское койне, в котором
сплавились языковые особенности осевших здесь тюрков-туцзюе,
представителей разных токуз-огузских племен, в том числе и собст-
венно уйгуров, а также карлуков. Этот наддиалектный язык был твор-
чески соотнесен с местной письменной традицией и традицией тюрк-
ских рунических текстов.
Вряд ли можно выделить какой-то определенный населенный
пункт в этом обширном региоце, местный говор которого сыграл роль
опорного в формировании языкй религиозных переводов. Как извест-
но, религиозные центры располагались в разных городах, а переводы
для конкретных конфессий определяются как разновременные, однако
все они демонстрируют (естественно, с т^ми или иными структурны-
ми или региональными вариациями) однотипный характер языка, ко-
торый принято именовать «древнеуйгурским» (определение «пись-
менный» здесь всегда остается за скобками!). Именно в его диалект-
ной основе лежало общее токуз-огузское койне, которым владели чис-
ленно доминирующие в регионе представители родственных племен,
входивших в разветвленную токуз-огузскую конфедерацию.
Обслуживающий религиозную литературу письменный язык был
наиболее искусным, высшим функциональным вариантом этого языка.
Естественно, что в обществе такой вариант оценивался как приоритет-
ная, «книжная» разновидность языка, которая в наибольшей мере про-
тивопоставляется просторечию; этот язык был преимущественно язы-
ком письменного общения: «на нем писали и читали, но не говорили»
[Тенишев, 1976: 32]. В то же время нельзя исключать возможность ис-
пользования литературного языка в качестве средства общения при
профессиональных беседах монахов и переводчиков в монастырях
(быть может, это был профессиональный жаргон?). Однако при нали-
чии общего грамматического типа литературный язык варьировал в
своих художественно-изобразительных средствах сообразно сущест-
вующим стилям. Но этот же язык имел общую грамматическую сис-
тему и с обиходно-разговорным языком, просторечием, принадлежав-
шим к иному функциональному стилю. Если монахи, духовенство,
правящая верхушка и чиновничий аппарат владели литературно-
письменными формами языка, то простые жители Восточного Турке-
стана использовали разговорные формы. Причем ясно, что более од-
Пять языков у Махмуда Кашгарского
299
неродной в языковом отношении была разговорная речь той части
тюркского населения, которое занималось кочевым скотоводством и
коневодством.
Таким образом, тюркоязычное сообщество характеризовалось на-
личием по крайней мере двух функционально распределенных под-
систем одного языка, которые выбирались носителями в зависимости
от коммуникативной ситуации в той или иной функциональной сфере.
При всей однородности двух форм существования языка вопрос роли
отдельных диалектов, свойственных определенным этническим общ-
ностям, пока снимать полностью нельзя. Возможно, такие особенно-
сти наблюдались и в речи членов религиозных общин, если они со-
храняли старую диалектную основу своего языка (ср., например, так
называемый древнеуйгурский н-диалект).
Одной из типологических особенностей ситуации диглоссии явля-
ется канонизация языка религиозной литературы, а затем его консер-
вация. Это обстоятельство в полной мере наблюдается в Уйгурских
княжествах Восточного Туркестана. Язык религиозной литературы на
протяжении столетий может являть известные колебания, на что обра-
тил внимание еще В.В.Радлов: «...можно видеть, как сохранялись
[в памятниках] в позднее время древние формы, но между тем появи-
лись многие новые фонетические явления, новые грамматические
формы и слова, которые явно заимствованы из разговорного языка»
[Radloff, 1908: 842]. Классический период древнеуйгурского языка
позже сменяется периодом более нового языка, отраженного в тан-
трийской литературе и текстах ламаистского содержания, многие из
которых доставлены из Дуньхуана в Ганьсу и относятся к послемон-
гольскому времени.
Однако и сам литературный язык не был абсолютно однородным.
Например, обязательно следует учитывать жанровое различие буддий-
ской литературы: это «целая библиотека сочинений, самых разнооб-
разных по содержанию, начиная от сказок комического и эротического
содержания и кончая трактатами, излагающими разные вопросы самой
отвлеченной метафизики» [Минаев, 1962: 25]. Эзотерический тип ли-
тературы, излагающий морально-этические и философские основы ре-
лигии, а также принципы организации общин, был ориентирован на
«просвещенных», монахов и прочих служителей культа. Именно здесь
была представлена изощренная терминология, а обычные слова толко-
вались в рамках религиозной догматики. Но эта литература была адре-
сована и общине, простым мирянам. Предания и легенды, поучения и
жития святых должны были быть понятными всем, кто исповедовал
300
Д.М.Насилов
буддизм, манихейство или христианство. Использование понятного
мирянину варианта языка опиралось только на структуры обиходно-
разговорной речи, иных возможностей в огузо-уйгурском обществе
тогда не было.
И еще один очень важный момент. Дело в том, что весь религиоз-
ный канон для тюркоязычной паствы был создан на тюркском языке и
все религиозные отправления проходили на ее родном языке, а разли-
чие заключалось лишь в отстранённости и «странности» этого языка
по сравнению с бытовой разновидностью общенародного языка. В ма-
нихейских бдениях с пением гимнов и в буддийских праздниках при-
нимали участие простые миряне, жители оазисов и поселений. Свиде-
тельство 992 г.: «Весной многие жители собираются вместе и с радо-
стью и весельем посещают эти храмы» [Малявкин, 1974: 89]. А.Габен
пишет, что в Турфане были распространены театрализованные «иллю-
страции» к популярным буддийским сюжетам, где тексты рецитирова-
лись по-тюркски и сопровождались игрой на музыкальных инструмен-
тах, и такие представления обозначались словом когйпс ‘зрелище’
[Gabain, 1961: 73-74]. Естественно, что жители, участвующие в таких
праздниках, должны были понимать эти тексты и, видимо, разбираться
в неспециальных религиозных терминах. Значит, несмотря на разрыв
литературного языка и разговорного, их связь, по крайней мере в та-
ком виде реализации литературы, была несравненно теснее, чем пред-
ставляется уйгуроведам. Можно думать, что как раз через этот канал
шло взаимодействие двух вариантов языка и этим же путем разговор-
ные и диалектные формы воздействовали на религиозный (включая
эзотерическую литературу) и художественный (проза и поэзия) стили.
К тому же следует обратить внимание на наличие в тюркоговорящей
среде большого числа грамотных, о чем свидетельствуют найденные
не только многочисленные списки религиозных текстов, но и юриди-
ческие и хозяйственные документы, составленные мирянами. Это,
в свою очередь, также говорит в пользу того, что литературный стиль
распространялся и среди простых людей.
Арабское нашествие принесло в Среднюю Азию ислам. С середины
X в. началась интенсивная исламизация оседлых и коревых тюрков,
а возникновение государств с исламской идеологией в корне изменило
языковую ситуацию в этом регионе. Религиозная граница также нару-
шила единство языкового и этнического пространства Средней Азии
и Восточного Туркестана, разделив его на два мира — мир мусульман
и мир «неверных». И хотя языковая общность оседлых и кочевых тюр-
ков продолжала существовать на этом пространстве в течение не-
Пять языков у Махмуда Кашгарского
301
скольких веков, структура языковой ситуации в исламизированных
провинциях существенно изменилась. В них диглоссия сменилась
иным соотношением форм существования языка.
В государстве Караханидов единственной господствующей религи-
ей стал ислам. В силу этого в тюркоязычном обществе существенно
преобразовались социальные роли функциональных вариантов языка
и, следовательно, социальные оценки, понятие языковой нормы и пре-
стижного стиля, функции литературного тюркского языка.
Языком религиозных отправлений стал арабский язык, которым,
видимо, простое население в массе не владело. Это повлекло за собой
сужение билингвизма и перераспределило роли в сфере литературного
автохтонного языка. В новых социально-политических условиях
оформлялась своя функциональная разновидность тюркского литера-
турного языка произведений мусульманской культуры с большим
числом заимствований из арабского и персидского языков. Религиоз-
ных текстов на тюркском языке (в отличие от Уйгурских государств
Восточного Туркестана) создавалось минимальное количество из-за
религиозных запретов. Поэтому необычайно снизились роль и функ-
циональная нагрузка религиозного стиля, однако шире стал развивать-
ся стиль собственно светской художественной литературы, преимуще-
ственно поэзии. В процессе сложения язык этих произведений «впитал
в себя традиционную огузо-уйгурскую основу престижного древнеуй-
гурского языка, которая, несомненно, воспринималась как уйгурская
в целом» [Тенишев, 1979: 83]. Это и понятно, поскольку этническая
основа обоих государств была общая, а при Караханидах проходила
лишь региональная модификация литературного языка, который раз-
вивался в течение трех-четырех веков на основе токуз-огузского (уй-
гурско-карлукского) койне в старых столичных центрах (Кашгар, Ба-
ласагун, Турфан, Куча, Карашар, Хотан и др.).
В новых условиях этот литературный язык, естественно, продолжал
собственную жизнь, однако все более отдаляясь от своей основы, ибо
произведения новой эпохи широко не распространялись среди народа.
Литературное творчество стало уделом избранных поэтов определен-
ного социального круга: расцветает придворная поэзия, которая поощ-
рялась тюркскими правителями из престижных целей (прекрасный об-
разец — дидактическая поэма «Кутадгу билиг»). Таким путем шло
Дальнейшее расхождение между литературной формой языка и языком
обиходно-разговорным, а также ослабевало их взаимодействие.
В итоге в государстве Караханидов сложился обновленный литера-
турный язык мусульманской литературы, караханидско-тюркский, ко-
302
Д.М.Насилов
торый дошел до нас в замечательных памятниках этой эпохи, завер-
шившейся с приходом монгольских завоевателей и очередным пере-
делом истории тюркоязычных народов. К XI в., моменту научной дея-
тельности Махмуда Кашгарского, это был уже развитый многофунк-
циональный письменно-литературный язык, обслуживавший разные
литературные жанры. Это был язык дидактической поэмы Юсуфа Ба-
ласагунского «Кутадгу билиг», поэмы «Хибат аль-хакаик» Ахмада
Югнеки, тюркского «Тафсира».
Естественно, именно этот функциональный стиль караханидско-
тюркского языка Махмуд взял в своем труде за эталон, с которым он
сравнивал особенности остальных тюркских диалектов (говоров):
«Я буду [в Диване] записывать истинную [разновидность] слова
[т.е. форму слова, свойственную языку „истинных тюрков“], а буквен-
ные изменения образуй ты сам...» [МК-К: 78], следуя приведенным
автором правилам преобразования в других диалектах. В своих диа-
лектных пометах Махмуд как раз и отмечал заметные отклонения от
«истинно тюркской» нормы, а «правильные», в его восприятии, остав-
лял без комментариев. Г.Дёрфер также считает, что если Махмуд ос-
тавляет вокабулу без пояснений, то это значит, что лексема по содер-
жанию и форме соответствует караханидскому языку Кашгара [Doer-
fer, 1987: 106-107].
Именно эта норма нашла отражение как в тюркском лексическом
и грамматическом материале самого Дивана, так и в поэме «Кутадгу
билиг» Юсуфа Баласагунского. И если хасс-хаджиб Юсуф сочинял
свою грандиозную поэму, будучи приближенным к правителям вос-
точной части государства, а потом преподнес её «властителю Востока
и Китая» кашгарскому Тавгач Кара-Богра хану, то в это же время
Махмуд, выходец из правящего клана, скитался по стране, собирая
лингвистический материал, и, в конце концов, оказался в Багдаде (хо-
тя И.В.Кормушин высказал гипотезу, что Махмуд свой труд передал
багдадскому халифу не сам, а через посредников, оставаясь где-то на
родине, где он и нашел последнее пристанище в селении Опал близ
Кашгара [Кормушин, 2010: 32]).
Тот же тип караханидско-тюркского языка представлен и в произ-
ведениях иного жанра — тюркоязычном толковании Корана «Тафси-
ре», язык которого можно соотнести с языком караханидских памят-
ников XI в. [Боровков, 1949; 1963; Usta, 2011], а также в переводе Ко-
рана [Ata, 2004: ХХШ-Х1Х].
Таким образом, объёмные литературные тексты, созданные на тер-
ритории Восточного Туркестана и Средней Азии в Х-ХП вв., свиде-
Пять языков у Махмуда Кашгарского
303
тельствуют не только о высоком уровне развития письменной литера-
турной культуры в Караханидском государстве, но и о существовании
на его территории нескольких функциональных стилей литературного
языка.
Религиозные барьеры разделили литературный язык мусульман-
ского государства Караханидов и литературный язык буддистов, мани-
хеев и христиан Уйгурских княжеств Восточного Туркестна — в Гань-
чжоу, Турфане, Кочо, Хами, Дуньхуане, Хотане. О существовавшем
несколько веков враждебном отношении мусульман к уйгурам гово-
рил Рубрук: «...сарацины настолько избегают их [т.е. уйгуров], что
даже не желают о них говорить. Отсюда, когда я спрашивал у сараци-
нов об обрядах югуров, они оскорблялись» [Рубрук, 1911:106]. Такое
же отношение просматривается и в труде Махмуда Кашгарского:
«...подобно тому, как шип вырывают с корнем, уйгура следует бить в
глаз», как «неверного» [МК-А: 676]. Конфессиональное противостоя-
ние породило в Восточном Туркестане и Средней Азии два «состоя-
ния» некогда единого литературного токуз-огузского (уйгуро-карлук-
ского) языка, находящего отражение в двух изводах литературных
текстов, прежде всего буддийских и мусульманских.
Однако какой бы ни была у караханидских тюрков конфессиональ-
ная неприязнь к этнически родственным соседям, общие исторические
корни их литературной традиции и языка (особенно в условиях сход-
ного хозяйственного уклада жизни) не могли не заявлять о себе.
У Махмуда Кашгарского это нашло отражение в использовании им
термина «тюркский» (в узком его значении) и в самом тюркском язы-
ковом материале.
Уйгурский «след» можно увидеть даже и в его комментариях. По-
чему-то редко обращают внимание на тот, как нам кажется, весьма по-
казательный факт, что автор начинает свой Диван с характеристики
именно тюркского письма, т.е. древнеуйгурского. «Этим письмом
с давних времен до сего дня пишутся грамоты и послания хаканов
и султанов во всех землях тюрков от Кашгара до Верхнего Чина»
[МК-К: 60]. Это ли не проявление — вольное или невольное — исто-
рической и культурной памяти! Неужели Махмуд, столь образованный
филолог, посвятивший себя тюркской диалектологии, не знал, что
кроме грамот в мире тюрков (токуз-огузов) и собственно уйгуров су-
ществует обширная литература, пусть и превратная по содержанию?!
Сюда же следует отнести известный эпизод военного столкновения
Уйгуров и тангутов, объективно поданный Махмудом. Как полагают
историки, нападение тангутов на уйгуров и захват их городов отно-
304
Д.М.Насилов
сится к 1028 г. или 1035-1036 гг., и Махмуд был современником этого
события (как расправлялись нападавшие с жителями городов, мы уже
упоминали выше на примере Нишапура) [см.: Кычанов, 1962; Маляв-
кин, 1983: 114-115]. Значит, до Махмуда доходили сведения о собы-
тиях у северо-восточных ганьчжоуских уйгуров, и они обсуждались в
его окружении. Мало того, поражение уйгуров стало сюжетом целого
поэтического цикла, разбросанного четверостишиями (20 примеров)
по корпусу Дивана, которые попыталась собрать вместе и проанализи-
ровать И.В.Стеблева. Она пришла к выводу, что цикл «Битва с тангу-
тами» написан в форме мурабба по размерам аруза, который в госу-
дарстве Караханидов завоевывал тогда свои позиции в тюркоязычной
литературе [Стеблева, 2012\78-81]. Но если это так (т.е. цикл не
фольклорный текст, а действительно авторский стих на арузе, и рекон-
струкция И.В.Стеблевой справедлива), то, значит, стихи были созданы
поэтом-мусульманином, хотя их содержание отражает столкновение
уйгуров (или токуз-огузов) на северо-вострчной ойкумене уйгурских
территорий.
Совершенно иную трактовку этого стихотворного цикла дает
О.А.Мудрак, который видит здесь отголоски сложившихся в народной
среде обыденных «воинских песен», повествующих о разных ситуаци-
ях, возникающих в военных столкновениях [Мудрак, 2012].
Как бы то ни было, такие сюжеты, несомненно, интересовали Мах-
муда Кашгарского, может, как актуальный пример противостояния
тюрков иноплеменным захватчикам. Аналогично можно рассматри-
вать и эпизод о столкновении с басмылами [МК-А: 702], с которыми
уйгуры и карлуки боролись десятки лет тому назад, однако память об
этом сохранилась в тюркской поэзии.
Автор Дивана, говоря о языке уйгуров, которых, кстати, он относит
к оседлым жителям, отмечает, что у них «чистый тюркский язык, но
у них есть и другое наречие, на котором они говорят между собой».
Этот комментарий Махмуда несколько непонятен. Он использует
здесь два разных арабских слова — lisan и luya. Может, он имел в виду
различие между письменной формой литературного языка и разговор-
ной речью (просторечием) уйгуров, что понятно, если вспомнить о
множестве существовавших у них религиозных текстов. Иными сло-
вами, здесь Махмуд фиксирует диглоссию в уйгурском обществе [об
этом см.: Насилов, 1993]. Основная письменность уйгуров — древне-
уйгурский алфавит, на котором они «ведут переписку». На иной пись-
менности они пишут тексты и деловые бумаги, но ей владеют только
«жрецы» [МК-К: 76]. Поскольку Махмуд сравнивает эту письменность
Пять языков у Махмуда Кашгарского
305
с китайской (Чин), то речь идет, видимо, о киданьском письме (введе-
но в Ляо в 926 г.) или тангутском (введено в Си Ся в 1036 г.), которым
могли владеть и некоторые уйгуры. Правда, С.Г.Кляшторный считает,
что это последнее в истории упоминание о рунической письменности
[Кляшторный, 2006: 493], хотя вряд ли уйгуры писали на рунике «де-
ловые бумаги». Может, речь идет о манихеях и их пресвитерах?
Таким образом, приведенные Махмудом Кашгарским сведения о
языке и письменности уйгуров подтверждают выводы И.В.Кормушина
и других тюркологов о том, что за употреблением в Диване выражения
«тюркский язык» (в его узком смысле) стоит классический караханид-
ско-уйгурский язык X-XI вв., функционировавший и в государстве
Караханидов, и в Уйгурских княжествах Восточного Туркестана
[Кормушин, 2010: 48; Тугушева, 2001], но в двух изводах, которые
можно определить как буддийско-уйгурский, или восточно-уйгурский,
и исламско-караханидско-уйгурский, или западный караханидско-
уйгурский литературные языки.
Следующий язык, который тщательно изучил Махмуд Кашгар-
ский, — наречие чигилей. Чигили (или даже союз близкородственных
родов) были, видимо, весьма многочисленным токуз-огузским наро-
дом, входящим в Западнотюркский каганат, а затем и в Тюргешский.
Исторически чигили связаны с карлуками; для них китайцы создали
в свое время (середина VIII в.) в наместничестве Бейтин «на землях
карлуков» специальное управление [Малявкин, 1981: 186]. После по-
ражения тюргешей чигили, войдя в карлукский племенной союз, стали
играть в нем важную роль. В XI в. основная группа чигилей кочевала
недалеко от оз. Иссык-куль, а другая продолжала кочевать в верховьях
р. Или, и еще небольшое подразделение располагалось в районе Каш-
гара и в поселении Чигиль, о чем сообщает Махмуд [МК-А: 372]. Гар-
дизи также указывал, что «все окрестности Иссык-Куля заняты джи-
килями». И «Худуд ал-алам», и Гардизи характеризуют чигилей как
кочевников, скотоводов и коневодов. Это подтверждает и автор «Ку-
тадгу билиг», приводя в разделе об общении со скотоводами бейт: tilin
edgii sozle esimsinmegil / basyngan bolurlar biligsiz cigil ‘с [ними] говори
хорошо, но не кажись другом / невежды-чигили становятся угнетен-
ными’ [ДТС 145], однако в другом месте поэмы, в беседе о пользе со-
ветов, Юсуф ссылается на чигилей как на бесхитростных мудрых лю-
дей (черты кочевника?): negii ter esitgil biliglig cigil ‘слушай, что гово-
рит мудрый чигиль’ [ДТС 145].
Если Махмуд в «тюркском языке» видел нормированный язык, то
Другие изученные им языки он представлял в разговорной форме —
306
Д.М.Насилов
таково в Диване и наречие чигилей. Следуя арабской лингвистической
традиции, Махмуд считал язык чигилей-кочевников среди других са-
мым «чистым и единственным языком». В своем Словаре он около
50 раз вводит соответствующую диалектную помету.
Поскольку чигили кочевали вокруг Иссык-Куля, возникло мнение,
что диалект чигилей был родным для автора Дивана; здесь же нахо-
дился город Барсган, в котором родился отец Махмуда, а возможно,
и он сам. Т.А.Боровкова в своей диссертации прямо пишет, что пред-
ставленный Махмудом в его Диване язык — это «чигильский язык»
[Боровкова, 1966: 3]. Однако нигде в своем труде автор ни в языковом,
ни в этническом отношении не идентифицирует себя с чигилями.
Очередной язык, привлекший, особое внимание Махмуда Кашгар-
ского, — наречие ягма. Его носители кочуют вместе с тухси и частью
чигилей по берегам р. Или [МК-А: 123]. Однако мы знаем по другим
источникам (например, «Худуд ал-алам»), что ягма издревле кочевали
на территории Восточного Туркестана, где-то ц окрестностях Кашгара.
Возможно, во времена Махмуда кочевья ягма сместились, или это бы-
ли разные ветви крупного племени. Ягма тоже связаны с токуз-огуз-
ским союзом племен и также оказались одним из ведущих в карлук-
ском объединении. Поскольку среди правителей ягма упомянут Богра-
хан (имя, известное и у Караханидов), то возникло предположение,
что именно из данного племени вышла эта династия [Golden, 1992].
Интересно, что племя ягма Махмуд называет среди первых, язык
которых «самый правильный», как и у тухси и некоторых других
[МК-К: 76]. В Диване автор ссылается на ягма 24 раза, причем 6 раз
вокабула в ягма совпадает с таковой в тухси.
Интересно, что наречие тухси Махмуд не указывает среди хорошо
им изученных. Известно, что чигили и тухси принадлежали к двум
крыльям тюргешского племенного союза — нушиби и дулу. Поэтому
их говоры могли быть очень близки, и действительно, автор несколько
раз объединяет слова в говорах чигилей и тухси.
Таким образом, указанные соответствия, хотя и редко отмечаемые
автором Дивана, показывают, что диалекты (говоры) чигилей, тухси
и ягма мало различались.
Если Махмуд родился в Кашгаре, о чем свидетельствует ряд фак-
тов [Кормушин, 2010: 24-32], то ему с детства были близки языки яг-
ма и чигилей. Как он сам говорит, что слышал речь ягма и тухси в «их
селениях» [МК-А: 676].
Таким образом, родными для автора Словаря могли быть языки
трех упомянутых главнейших племен карлукского союза — чигилей,
Пять языков у Махмуда Кашгарского
307
ягма, тухси (отсюда и количество помет по этим языкам), которых
впитали в себя карлуки, пришедшие сюда при Караханидах, хотя ос-
новная их масса, как свидетельствует автор Словаря, оставалась ко-
чевниками.
К сожалению, Махмуд Кашгарский не дает подробных сведений
о языке кыргызов, который он тоже изучил. Правда, он отмечает, что
у них, как и у кыпчаков, огузов, тухси, ягма, чигилей, ограков и чару-
ков, «чистый и единственный тюркский язык» [МК-К: 25]. Как видно,
здесь перечислены исключительно кочевые племена-монолингвы. Нет
кыргызов и на его карте, но где-то же Махмуд встретил представите-
лей этого племени (или же это еще один из «уйгурских следов» — па-
мять о разгроме уйгуров кыргызами). Поэтому здесь приходится огра-
ничиться кратким замечанием В.В.Бартольда о кыргызах, правда, по ру-
кописи Туманского (X в.): из неё «можно было бы заключить, что дви-
жение киргизов на юг, в ту страну, где они живут теперь, началось не
позже X в. Никаких данных об этом, однако, нет ни у Гардизи, ни у
Махмуда Кашгарского, ни в других источниках» [Бартольд, 1968, 5: 72].
В целом же сошлемся на вывод С.Г.Кляшторного о ведущих пле-
менах в государстве Караханидов: «Теперь ясно, чигили и ягма, а так-
же одно из тюргешских племен, тухси, и остатки орхонских тюрков
вошли в карлукский племенной союз, и история этих племен, во вся-
ком случае с IX в., неразрывна» [Кляшторный-Султанов, 2000: 106].
В языковом отношении все они были носителями языков (точнее, диа-
лектов или говоров), на которых говорили племена токуз-огузского
племенного союза, что и объясняет незначительность различий в их
грамматическом строе.
Мы старались также показать, опираясь на пять языков, которые
лучше всего изучил Махмуд Кашгарский, что письменно-литератур-
ный язык в государстве Караханидов исторически формировался на
единой языковой основе, но, будучи языком высокого функциональ-
ного стиля, использовался в определенной социальной среде, прибли-
женной к правителям и элите мусульманского государства. В то же
время он развился как региональный извод некогда общего наддиа-
лектного токуз-огузского литературного языка, которым пользовались
адепты различных конфессий, распространенных в Восточном Турке-
стане до экспансии ислама.
В заключение вернемся к желанию А.Н.Самойловича узнать этни-
ческую принадлежность Юсуфа Баласагунского и через нее диалект
карлуков. К нашему сожалению, Юсуф создавал свою поэму на функ-
ционирующем у Караханидов письменно-литературном языке, связь
308
Д.М.Насилов
которого с народно-разговорным языком была уже достаточно транс-
формированной. Поэтому каким бы ни был родной диалект поэта, мы
мало можем узнать о нём из литературного текста, ибо дидактическая
поэма написана на другой функциональной разновидности языка. То
же самое можно сказать и о родном языке замечательного тюркского
филолога Махмуда Кашгарского, автора уникального словаря «Диван
лугат ат-тюрк».
Бартольд, 1968 — Бартольд В.В. Соч. Т. V. Работы по истории и филологии тюрк-
ских и монгольских народов. М., 1968^
Боровков, 1949 — Боровков А.К. Ценный'источник для истории узбекского язы-
ка // Изв. АН СССР. Отд. лит-ры и языка, 1949, т. 8, вып. 1. С. 67-77.
Боровков, 1963 —Боровков А.К. Лексика среднеазиатского тефсира. М., 1963.
Боровкова, 1966 — Боровкова Т.А. Грамматический очерк языка Дивану лугат-ит-
турк Махмуда Кашгари / Автореф. канд. дис. Л., 1966. s
Восточный Туркестан, 1992 — Восточный Туркестан в древности и средневеко-
вье. Этнос. Языки. Религия. М., 1992.
ДТС — Древнетюркский словарь. Л., 1969.
Кляшторный, 2006 — Кляшторный С.Г. Памятники древнетюркской письменно-
сти и этнокультурная история Центральной Азии. СПб., 2006.
Кляшторный-Султанов, 2000 — Кляшторный С.Г., Султанов Т.М. Государства и
народы Евразийских степей. Древность и средневековье. СПб., 2000.
Кононов, 1972 — Кононов А.Н. Махмуд Кашгарский и его «Дивану лугат-ит-турк» //
Советская тюркология. 1972, № 1.
Кормушин, 2010 — Кормушин И.В. Введение // Махмуд ал-Кашгари. Диван лугат
ат-турк (Свод тюркских слов) / Под ред. И.В.Кормушина. М., 2010.
Кочнев, 2006 — Кочнев БД. Нумизматическая история Караханидского каганата
(991-1209). Ч. 1. Источниковедческое исследование. М., 2006.
Кычанов, 1962 — Кычанов Е.И. Из истории тангуто-уйгурских войн в первой по-
ловине XI века // Тр. Ин-та ИАЭ АН КазССР. Т. 15. Алма-Ата, 1962.
Малявкин, 1974 — Малявкин А.Г. Материалы по истории уйгуров в IX—XII вв. Но-
восибирск, 1974.
Малявкин, 1981 — Малявкин А.Г. Историческая география Центральной Азии: ма-
териалы и исследования. Новосибирск, 1981.
Малявкин, 1983 — Малявкин А.Г. Уйгурские государства в IX—XII веках. Новоси-
бирск, 1983.
Малявкин, 1989 — Малявкин А.Г. Танские хроники о государствах Центральной
Азии. Новосибирск, 1989.
Минаев, 1962 — Минаев И.П. Очерк важнейших памятников санскритской лите-
ратуры // Избранные труды русских индологов-филологов. М., 1962.
МК-А — Махмуд ал-Кашгари. Диван Лугат ат-Турк / Пер. с араб, и предисл.
Э.-А.М.Ауэзовой. Алматы, 2005.
Пять языков у Махмуда Кашгарского
309
МК-К — Махмуд ал-Кашгари. Диван лугат ат-турк (Свод тюркских слов) / Под
ред. И.В.Кормушина. М., 2010.
Мудрак, 2012 — Мудрак О.А. Поэзия у Махмуда Кашгарского как свидетельство
тюркско-монгольских языковых контактов // Вопросы тюркологии. 2012, № 2.
С. 7-46.
Насилов, 1993 —Насилов Д.М. К характеристике языковой ситуации в Уйгурском
государстве в IX—XIII вв. // Вопросы тюркской филологии: Вестник Шелково-
го пути. Вып. 2. М., 1993.
Насилов, 2009 — Насилов Д.М. Кыпчаки у Махмуда Кашгарского // Тюркологиче-
ский сборник. 2007-2008: История и культура тюркских народов России и со-
предельных стран. М., 2009.
Насилов, 2011 — Насилов Д.М. Карлуки у Махмуда Кашгарского // Тюркологиче-
ский сборник. 2009-2010: Тюркские народы Евразии в древности и средневе-
ковье. М., 2011.
Рубрук, 1911 — Рубрук В. Путешествие в восточные страны. СПб., 1911.
Самойлович, 2005 — Самойлович А.Н. Тюркское языкознание. Филология. Руни-
ка. М., 2005.
Стеблева, 2012 — Стеблева И.В. Тюркская поэтика: этапы развития: VIII-XX вв.
М., 2012.
Тенишев, 1976 — Тенишев Э.Р. Отражение диалектов в тюркских рунических и
уйгурских памятниках // Советская тюркология. 1976, № 1.
Тенишев, 1977 — Тенишев Э.Р. Функционально-стилистическая характеристика
древнеуйгурского литературного языка // Социальная и функциональная диф-
ференциация литературных языков. М., 1977.
Генишев, 1979 — Тенишев Э.Р. Языки древне- и среднетюркских письменных па-
мятников в функциональном аспекте // Вопросы языкознания. 1979, № 2.
Генишев, 1981 — Тенишев Э.Р. О наддиалектной природе языка караханидско-
уйгурских письменных памятников // Типы наддиалектных форм языка. М.,
1981.
енишев, 1985 — Тенишев Э.Р. Система форм существования древнеуйгурского
языка // Функциональная стратификация языка. М., 1985.
угушева, 2001 — Тугушева Л.Ю. Раннесредневековый тюркский литературный
язык. Словесно-стилистические структуры. СПб., 2001.
ta, 2004 — Ata A. Karahanh Turk(?esi: Turkle ilk Kur’an terciimesi (Rylands nushasi:
giri§-metin-notlar-dizin). Ankara: TDK, 2004.
abain, 1961 — von Gabain A.-M. Das uigurische Konigreich von Qoco (850-1250).
Berlin, 1961.
>lden, 1992 — Golden P.B. An Introduction to the History of the Turkic Peoples.
Ethnogenesis and State-Formation in Medieval and Early Modem Eurasia and the
Middle East. Wiesbaden, 1992.
‘erfer, 1987 — Doerfer G. Mahmud al-KaSyari, Argu, Chaladsch // UAJb. N. F. Bd 7.
Wiesbaden, 1987.
dloff, 1908 — RadloffW. Die vorislamitischen Schriftarten der Tiirken und ihr
Verhattniss zu der Sprache derselben // ИАН, сер. VI, 1908. T. II, № 10.
310 ДА/ Насилов
Radloff, 1911 — RadloffW. Altturkische Studien. IV-V // ИАН, сер. VI, 1911, т. V,
№5-6.
Usta, 2011 — Usta H.L Orta Asya Kur’an Tefsiri (Metin — Tipkibasim). Ankara, 2011.
Zieme, 2010 — Zieme P. The Manichaean Turkish Texts of the Stein Collection at the
British Library // JRAS, Ser. 3; 20, 3. P. 255-266.
Р.Ю.ПОЧЕКАЕВ
(Санкт-Петербург)
Русская посольская документация
конца XV — XVIII в.
как источник сведений
о праве Крымского ханства
Сведения русских дипломатических материалов для изучения ис-
тории Крымского ханства трудно переоценить. Во многих случаях они
являются важнейшим, а порой даже и единственным источником ин-
формации о том или ином периоде истории этого государства. Неуди-
вительно, что исследователи постоянно обращаются к этим докумен-
там, изучая историю Крымского ханства и его внешней политики —
взаимоотношений с Московским и Польско-Литовским государства-
ми, другими постордынскими государствами, Ногайской Ордой, Кал-
мыцким ханством, народами Кавказа и пр.
Безусловно, в большинстве случаев акты русско-крымских дипло-
матических отношений привлекаются как источник по политической
истории Крымского ханства и его внешней политики. Широко исполь-
зованы эти документы в трудах В.М.Базилевича, Н.Н.Бантыш-Ка-
менского, А.В.Виноградова, Д.В.Лисейцева, А.М.Некрасова, А.А.Но-
восельского, Г.А.Санина, В.В.Трепавлова, С.Ф.Файзова, С.О.Шмидта
и др. Ряд авторов опирается на русско-крымскую дипломатическую
Документацию как источник по истории крымско-ханской государст-
венности — можно назвать, в частности, труды А.Беннигсена и
Ш.Лемерсье-Келькеже, А.Е.Гайворонского, Д.М.Исхакова, И.В.Зайце-
ва, В.Е.Сыроечковского и др.
Гораздо меньше дипломатические источники используются в изу-
чении права Крымского ханства — вероятно, в связи с тем что и само
кРЬ1мско-ханское право является предметом изучения не столь боль-
шого числа специалистов. Собственно историко-юридическое иссле-
©Почекаев Р.Ю., 2013
312
Р.Ю.Почекаев
дование права Крымского ханства осуществлено Ф.А.Аметка, отдель-
ные правовые аспекты истории этого государства в свое время были
достаточно глубоко изучены М.Биярслановым (суд кадиаскеров),
Ф.Ф.Лашковым (крымское землевладение и суд кадиаскеров). Естест-
венно упомянутые исследователи в большей степени опирались на
официальные акты крымского происхождения, тогда как дипломати-
ческая документация привлекалась ими, как правило, в качестве до-
полнительного источника1. А между тем на исключительную важность
этих источников именно для изучения права и правовой ситуации
в Крымском ханстве неоднократно обращали внимание исследователи.
В частности, М.Н.Бережков отмечал важность древнейшей книги
крымских посольских дел как источника о правовых обычаях татар
[Бережков, 1894: 54]. Значение посольской документации подчеркива-
лось и В.Е.Сыроечковским, отмечавшим, что в дипломатических до-
кументах «встречаются не только названия тех или иных придворных
и административных должностей, но называются и лица, занимавшие
их» [Сыроечковский, 1940: 21]. Анализ особенностей политического
и государственного устройства Крымского ханства на основе посоль-
ской документации (в том числе московской и польско-литовской)
осуществила А.Л.Хорошкевич [Хорошкевич, 2001: 88-112].
Таким образом, дипломатические акты содержат сведения не толь-
ко о праве Крымского ханства, но и о правоприменительной практике.
В этом отношении весьма большую ценность представляют собой ди-
пломатические документы московской великокняжеской, а затем —
царской и императорской канцелярии, поскольку именно в них отра-
жаются те аспекты крымско-ханского права, которые были актуальны
и которые следовало учитывать при выстраивании отношений с крым-
скими государями и другими властными институтами. При этом акты
«для служебного пользования» (наказы московским послам, статейные
списки посольств) важны не меньше, чем официальные послания рус-
ских государей в Крым, поскольку в отличие от последних отражают
фактическое действие отдельных правовых норм и институтов Крым-
ского ханства, которые нельзя было игнорировать в процессе дипло-
матических переговоров.
В настоящей статье мы намерены проанализировать сведения рус-
ской дипломатической документации конца XV — XVIII в. о крым-
ском праве и соотнести их с данными других источников и результа-
1 Ф.А.Аметка, впрочем, отмечает важность дипломатических актов, в том числе
и грамот российских царей крымским ханам, как источника для изучения крымского
государства и права [Аметка, 2003].
Русская посольская документация конца XV — XVIII в.
313
тами ранее опубликованных исследований различных аспектов права
Крымского ханства. Сразу считаем нужным оговорить, что в этой ста-
тье мы исследуем акты именно московского происхождения, а не от-
ветные послания крымских ханов и сановников (отражение в них
принципов и норм права Крымского ханства, несомненно, является
предметом самостоятельного исследования).
В итоге мы решили сосредоточиться на анализе дипломатических
актов Московского государства от эпохи Великого княжества Москов-
ского конца XV — начала XVI в. до периода Российской империи вто-
рой половины XVIII в. Многие акты уже опубликованы — в виде ста-
тейных списков посольств (большинство их относится к XVI-
XVII вв.) или наказов русских государей своим дипломатам, отправ-
лявшимся в Крым, другие же охарактеризованы в рамках описания
архивных документов (реестров и пр.), относящихся к московско-
крымских отношениям.
Также важно иметь в виду, что дипломатические документы не со-
держат какой-либо систематизации сведений правового характера,
поскольку в задачи дипломатов не входило изучение и систематиче-
ское изложение правовых актов, норм и обычаев этого государства.
Поэтому упоминания тех или иных норм права, обычаев и т.п. явля-
ются, по сути, «точечными». Тем более важным и интересным пред-
ставляется выявить эти сведения и соотнести их с другими источника-
ми. Считаем целесообразным систематизировать сведения московских
посольских документов о праве Крымского ханства, сгруппировав их
по ряду аспектов.
На протяжении своего существования Крымское ханство персони-
фицировалось в его правителях — ханах из дома Гиреев, которые об-
ладали высшей властью в стране (нередко, впрочем, номинально),
в том числе и в правотворческой сфере. При этом важно отметить, что
статус крымских ханов как законодателей, характерный для тюрко-
монгольских государств, в которых правотворчество с древности яв-
лялось одной из важнейших прерогатив монарха (см., например
[Кляшторный-Султанов, 2009: 82, 119-120]), с одной стороны, фор-
мально противоречил принципам организации мусульманского госу-
дарства, а с другой — органично сосуществовал с ними [Бойцова,
2004: 43]. Право ханов на верховную власть, законотворчество, а так-
же распоряжение своими владениями и своими подданными базирова-
лось на ряде факторов, легитимировавших их положение как верхов-
ных властителей Крыма. Эти факторы нашли отражение и в актах мо-
сковской посольской документации.
314
Р.Ю.Почекаев
Главным основанием власти хана являлась принадлежность к «зо-
лотому роду» Чингизидов: право на ханский титул и прерогативы, ко-
торые давало обладание им, обосновывались тем, что крымский мо-
нарх обладал наследственной родовой харизмой. Соответственно,
в актах московско-крымской переписки неоднократно подчеркивалось
то, что хан, к которому обращено послание, является преемником
прежних ханов, их законным наследником. В посланиях московских
правителей, адресованных крымским ханам и членам их семейства,
неоднократно упоминается, что тот или иной правитель или его родст-
венник — потомок прежних ханов. Так, в грамотах царевичу Менгли-
Гирею он упоминается прежде всего как сын Менгли-Гирея, а в при-
глашении царевичам Уз-Тимуру («Издемирю»), Девлешу б. Девлетъя-
ру («Довлетъяр») они также упоминаются — соответственно как сын
и внук Хаджи-Гирея [РИО, 1884: 80, 100]. Несомненно, это было не
только некой протокольной формулой, проявлением вежливости, но
и отражением реального статуса, возможностей, которые давала ха-
ризма «золотого рода» Чингизидов ее обладателям. Сами ханы пре-
красно отдавали себе отчет в значимости этого фактора своей легити-
мации и поэтому даже в конце XVII в. подчеркивали перед иностран-
ными государями и дипломатами свое происхождение от Чингис-хана.
Например, хан Мурад-Гирей в 1680 г. в процессе переговоров с по-
сланцами московского царя Федора Алексеевича характеризовался как
«Джингиз-Хановы породы» [Статейный список, 1850: 276]2.
Интересно отметить, что большое значение своему происхождению
крымские Гиреи придавали даже в тот период времени, когда не менее
важным фактором легитимации их Ьласти и обоснования принятия
властных решений стал фактор религиозный. Первые ханы Крыма не
позиционировали себя как мусульманские государи, обосновывая свои
права на трон исключительно происхождением от Чингис-хана и пра-
вопреемством от ханов Золотой Орды. Однако уже с середины XVI в.
исламские государственные и правовые институты начинают занимать
все более прочные позиции, в результате чего в XVII в. апеллирование
к мусульманским ценностям как во внутренней политике, так и в меж-
дународных отношениях (в том числе и в контактах с христианским
Московским царством) стало обычной практикой. В частности, тот же
Мурад-Гирей в переговорах с послами царя Федора Алексеевича ссы-
лался на «мусульманский закон» [Статейный список, 1850: 103, 122.
2 Примечательно, что и османские султаны, сюзерены крымских ханов, в переписке
не забывали отметить их чингизидское происхождение (см., например, [Смирнов, 2005:
246]).
Русская посольская документация конца XV — XVIII в.
315
156]. На основе «мусульманского закона» же крымские монархи за-
ключали договоры (шерти) с московскими царями, принося клятву на
«куране» (см., например [Базилевич, 1914: 13; Бережков, 1893: 96; Ма-
линовский, 1863: 391; Савелов, 1906: 31; Статейный список, 1850: 194,
197, 232])3.
Русские дипломатические акты, таким образом, фиксируют нали-
чие в государственно-правовой практике Крымского ханства двух
наиболее важных факторов легитимации ханской власти — чингизид-
ского (харизма, покровительство Неба — Тенгри) и мусульманского
(воля Аллаха), что вполне органично дополняет тексты сохранивших-
ся посланий самих крымских ханов, в которых оба эти фактора прояв-
ляются весьма ярко. В послании, направленном московскому царю
Алексею Михайловичу в 1657 г., Мухаммад-Гирей IV заявляет о себе
как о «великом падишахе Великой Орды и Великого царства», «благо-
словением Тенгри, милостью и милосердием Всевышнего» [Файзов,
2003: 123], причудливым образом сочетая формулы инвокации, харак-
терные для чингизидских государей (апелляция к Вечному Небу —
Мунке Тенгри) и для мусульманских (апелляция к Аллаху) государей.
По-видимому, та же апелляция к обоим божествам, сопровождающая
вступление хана на трон, была отражена в сообщении И.Судакова о
том, что в 1588 г. «божиими судьбами учинился Казы Гирей царь на
отца своего юрте в Крыме царем» [Лашков, 18916: 70].
Апелляция к религиозному фактору выражалась также в учете
мнения духовенства по важнейшим внутриполитическим и внешнепо-
литическим вопросам. Сами ханы подчеркивали в своей дипломатиче-
ской переписке роль мусульманского духовенства в политике Крыма.
Так, Мухаммад-Гирей IV в 1661 г. направил послание царю Алексею
Михайловичу, в котором заявлял, что, расследуя жалобы казаков на
московские власти, советовался со своими «учеными», которые «ска-
зали, что договор нарушили московцы» [Смирнов, 2005: 405] (см.
также [Сень, 2009: 26]). Находит это подтверждение и в московской
посольской документации. Так, в записях подьячего Гаврилы Михай-
лова под 1666 г. довольно подробно описываются события, связанные
со сменой монарха в Крыму: турецкий султан принял решение сме-
стить вышеупомянутого хана Мухаммад-Гирея IV и заменить его
Адиль-Гиреем, в ответ на что Мухаммад-Гирей намеревался оказать
3 Отметим, что это, впрочем, было весьма распространенной практикой также и
в Других постордынских юртах: в частности, аналогичную клятву на Коране при под-
списании договора («шертной грамоты») приносили и ногайские правители [Трепав-
лов, 2001: 565-566].
316
Р.Ю.Почекаев
вооруженное сопротивление ставленнику султана. Однако «шиху»
(кафинскому шейх ул-исламу. — Р.П.) стали известны настроения при
ханском дворе, и он направил смещенному правителю письмо, в кото-
ром писал, что «в их басурманских книгах о том не написано, чтоб
Магмет-Гирею-царю такие ссоры не учинить, по письму турского сал-
тана ис Крымского юрту вытить», и Мухаммад-Гирей вместе со свои-
ми калга-султаном и нураддин-султаном подчинились предписанию
«шиха» [Файзов, 1991: 67-68]. Как нам кажется, рассмотренный слу-
чай ярко подтверждает мнение о том, что мусульманское духовенство
в Крыму зачастую являлось проводником не столько мусульманской
политики, сколько политики, защищающей интересы султанов Осман-
ской империи [Бойцова, 2004: 49].
С религиозным фактором легитимации тесно связан еще один —
связь крымских ханов с османскими султанами. До недавнего времени
в науке превалировало мнение, что ханы Крыма вполне определенно
являлись вассалами турецких монархов. Однако Сегодня высказыва-
ются вполне обоснованные сомнения в том, что взаимоотношения ме-
жду двумя правителями не были столь однозначны: крымские ханы
обладали большой свободой во внутренней и внешней политике, атри-
бутами самостоятельных государей и пр. (см. подробнее [Зайцев,
2010]; ср. [Беннигсен-Лемерсье-Келькеже, 2009: 74-75]). Весьма цен-
ным дополнением к известиям восточных источников о характере
взаимоотношений между крымскими ханами и османскими султанами
являются и сообщения русских послов в Крыму, отражающие слож-
ный и противоречивый характер этих отношений. Г.Михайлов отмеча-
ет, что «крымские цари турскому царю были во всем послушны, су-
противны ево письму и присылке не бывали» [Файзов, 1991: 68].
В.Тяпкин, побывавший при дворе Мурад-Гирея, отмечает весьма спе-
цифический статус хана по отношению к турецкому монарху: факти-
чески хан являлся представителем интересов султана в Северном При-
черноморье, обладал правом вести переговоры и заключать договоры
от его имени — на основе «указа... крепкого и непременного», данно-
го султаном хану [Статейный список, 1850: 71, 111, 136]. Вероятно,
именно это учитывали цари Иван V и Петр I, направляя хану Саадат-
Гирею II проект мирного договора, причем хану предлагалось принять
и обязательства от имени султана [Лашков, 1891а: 204]. Еще один ди-
пломат, гонец В. Айтемирев, побывавший в Крыму в 1690-1691 гг.,
передавал слова представителя крымского хана о том, что «ханову де
величеству ево салтанова величества ослушатца невозможно» [Марке-
вич, 1895: 20]. Впрочем, примеры «ослушания» также известны, в том
Русская посольская документация конца XV — XVIII в.
317
числе и по русским дипломатическим документам: например, москов-
ские дипломаты О.Прончищев и Р.Болдырев прибыли в Крым «по го-
рячим следам» событий 1624 г., когда султан предпринял попытку в
очередной раз заменить хана Мухаммад-Гирея III Джанибек-Гиреем,
однако Мухаммад-Гирей и его приверженцы оказали столь активное
сопротивление султанским войскам, что властитель Турции поспешил
вновь признать того ханом [Файзов, 2005: 203-204].
Султан признавался вышестоящим правителем по отношению
к крымскому хану не только (а в некоторых случаях даже не столько)
в политическом и военном отношениях, но и религиозном. По словам
Гаврилы Михайлова, в глазах крымцев «царь в их басурманской вере
начальной царь» [Файзов, 1991: 67]. В.Тяпкин передает слова Мурад-
Гирея о том, что «мусульманских царей (османского султана и крым-
ского хана. — Р.П.) слово едино и непременно и к содержанию креп-
ко» [Статейный список, 1850: 103, 122]. Эти сообщения вполне соот-
носятся с тем фактом, что даже после того, как Крымское ханство по
итогам Кючук-Кайнарджийского мира (1774) получило независи-
мость, ханы продолжали апеллировать к воле султана — как халифа,
т.е. духовного главы мусульман. Правда, на самом деле это была рели-
гиозно-идеологическая фикция, которой последние крымские ханы
вуалировали соотнесение своей политики со Стамбулом или даже от-
казывались воевать против Турции на стороне России [Зайцев, 2009:
155-156].
Соответственно, статус крымских монархов на международной по-
литической арене характеризуется значительной спецификой — счи-
таясь вассалами османских султанов, они высказывали претензии на
сюзеренитет над Московским государством, правителей которого ос-
манские султаны считали равными себе. В связи с этим представляет-
ся интересным проследить эволюцию статуса крымских ханов по от-
ношению к Москве — на основе обращений к ханам, зафиксирован-
ных в московской посольской документации. Статус крымского хана
по отношению к Ивану III и Василию III был вполне определенным:
он именовался «старейшим братом» [РИО, 1884: 111, 546-547], тогда
как султаны из дома Гиреев считались «братьями» великих князей, т.е.
равными им по статусу [РИО, 1895: 211-213]4. В силу политических
4 В связи с этим интересно отметить, что крымский хан Менгли-Гирей именует
«братом» и собственного пасынка — казанского хана Мухаммад-Амина [РИО, 1884:
^4], демонстрируя, что тот равен ему по статусу (несмотря на то что правитель Казани
в этот период времени фактически находился в вассальной зависимости от Ивана III,
Который формально был по статусу ниже, чем крымский хан!).
318
Р.Ю.Почекаев
причин Иван Грозный обращался к крымскому хану по-разному: то он
хану «бил челом» как вышестоящему монарху (примечательно, что,
приняв царский титул в 1547 г., еще в 1563 г. в переписке с Крымом
он именовал себя всего лишь великим князем), то «правит поклон»
(уже используя царский титул) [Филюшкин, 2006: 93-95], лишь изред-
ка позволяет себе называть хана «братом» [Лашков, 1891а: 26]. Таким
образом, в эпоху Ивана Грозного более высокий статус крымского
«царя» признавался — вероятно, с учетом сравнительно недавнего
принятия царского титула самим московским монархом. В первой по-
ловине XVII в. царь Михаил Федорович уже в соответствии с устано-
вившейся традицией именовал хана Джанибек-Гирея своим «братом»
[Базилевич, 1914: 15]. Во второй половине XVII в. статус крымских
ханов, ставших в гораздо большей степени зависеть от османских сул-
танов, в глазах московских государей несколько понизился: в посоль-
ских документах, переданных Василием Тяпкиным и Никитой Зото-
вым Мурад-Гирею в 1680 г., хан именуется просто «ханово величест-
во» — без уточнения, приходится ли он московскому царю «братом»
[Статейный список, 1850: 40, 53]. Закономерным завершением этого
процесса стало признание крымским ханом вассальной зависимости от
России, нашедшее отражение и в сообщении посланника Екатерины II:
хан должен был выслушать послание императрицы стоя, а его при-
ближенные при упоминании ее имени — снимать головные уборы
[Скальковский, 1893: 270] (см. также [Зайцев, 2010: 292]).
Важным доводом для обоснования принятия политических и меж-
дународно-правовых решений в русско-крымских отношениях явля-
лась апелляция к исторической традиции, прежним временам. Выше
мы уже говорили о таком важном факторе легитимации власти, как
преемственность ханов от своих предков, начиная с Чингис-хана и
золотоордынских монархов и заканчивая своими непосредственными
предшественниками. Ссылки на акты и деяния прежних монархов
обосновывали и решения ханов в различных сферах. Так, например,
крымские Гиреи выразили недовольство, что Касимовское ханство
(Мещерский юрт), во главе которого прежде стояли их родственник
Нур-Девлет и его потомки, был передан астраханскому Джучиду
Шейх-Алияру [Малиновский, 1863: 216]: они уже рассматривали
правление в Мещере представителей крымской династии как сложив-
шуюся традицию, правовой прецедент. Саадат-Гирей I, вступивший на
крымский трон после смерти своего брата Мухаммад-Гирея I, решил
заключить мир с московским великим князем «по примеру отцев их»
[Малиновский, 1863: 237]. Девлет-Гирей — наследник прежних ха-
Русская посольская документация конца XV — XVIII в.
319
нов — воспринимался как законный претендент на власть в Поволжье
[Бахтин, 2003]. Мурад-Гирей активно ссылался на прежние грамоты,
причем не только на ханские, но и на грамоты визиря османского сул-
тана, прежних калга- и нураддин-султанов [Статейный список, 1850:
90, 163]. Неоднократно крымские ханы, ссылаясь на давнюю тради-
цию выплат русскими государями «поминков» в Крым, старались во-
зобновить эту традицию в течение практически всей первой четверти
XVIII в., несмотря на то что по договору с Османской империей эта
практика была официально отменена (см., например [Артамонов,
2001: 269; Санин, 2000])5 * * * * * 11.
Характерно, что традиция опираться на акты прежних государей
в крымской правовой практике (как, впрочем, и ранее в золотоордын-
ской) причудливо сочеталась с другим принципом: каждый новый хан
своим собственным ярлыком должен был подтверждать (или отме-
нять) решения своих предшественников, на чем время от времени
и играли крымские ханы в переговорах с Москвой. Так, например, на-
правляя в Крым В.Тяпкина и Н.Зотова, царь Федор Алексеевич на-
стаивал на том, что Мурад-Гирей должен обещать, что взятые им обяза-
тельства по мирному договору исполнит не только сам, но его преемни-
ки. Однако хан ответил, что готов дать такое обещание за себя лично
и за своих калгу и нураддина, если они будут занимать трон вслед за
ним; если же на трон вступит другой представитель рода Гиреев, за него
хан поручиться не может [Статейный список, 1850: 164-165].
Крымские ханы никогда не были абсолютными монархами — даже
самые властные и энергичные были вынуждены считаться с членами
собственного рода, влиятельными родоплеменными предводителями,
крымским мусульманским духовенством. Впрочем, посольская доку-
ментация содержит и сведения о том, что в некоторых случаях ханы
по собственному усмотрению решали дела управления государством.
Так, весьма авторитарным правителем являлся Мухаммад-Гирей I,
сын и преемник Менгли-Гирея, которому в первой четверти XVI в.
5 Любопытно, что к этому доводу нередко успешно прибегали и русские правители,
обосновывая свои решения и действия, противоречившие намерениям крымских ханов.
Так, например, когда в 1578 г. крымский хан Мухаммад-Гирей II вновь поднял вопрос
о передаче ему Астрахани, Иван Грозный в ответном послании апеллировал как раз
к тому, что прежде этот вопрос уже был решен и Астрахань уже в течение долгого
аремени является московским владением [Виноградов, 2006: 54-55]. К аналогичному
аргументу прибег царь Михаил Федорович, посол которого, Амвросий Лодыженский,
Передал хану Джанибек-Гирею в 1613 г.: «Ведомо вас самим, что Казанское и Астара-
*анское царства издавна великих государей наших царей российских, и ныне Казан
11 Асторохан в совете и единении с Московским государством» [Сергеев, 1913: 37].
320
Р.Ю.Почекаев
едва не удалось восстановить Улус Джучи в его границах первой по-
ловины XV в., объединив под своей властью Крымское, Казанское и
Астраханское ханства и Ногайскую Орду (этого не случилось только
из-за гибели хана в результате заговора ногайской знати в 1523 г.).
Властные амбиции Мухаммад-Гирея I не были секретом для москов-
ских правителей, о чем свидетельствует, в частности, «память», дан-
ная князю Ю.Д.Пронскому, отправленному в Крым великим князем
московским Василием III в 1518г.: в этом документе предусматрива-
лись и действия посла на случай, если бы «правды царь [Мухаммад-
Гирей. — Р.П.] почен сам собою в головах... не учинил» [РИО, 1895:
590]. Попытки этого хана отделаться от контроля со стороны членов
собственного семейства и крйнмской знати известны также и по вос-
точным источникам. Известно письмо предводителей наиболее влия-
тельного крымского клана Ширин, отправленное Саадат-Гирею (брату
Мухаммад-Гирея) в Стамбул в 1523 г., в котором представители знати
сетуют на то, что хан «перестал совершать дрбрые дела», не ставит их
в известность о своих действиях, а опирается исключительно на «пер-
сидских еретиков»6 [Документы, 2008: 61-62].
Другой случай, когда хан принимал решения самостоятельно, без
участия родственников и сановников, также известен по русским ди-
пломатическим источникам. Василий Тяпкин, посланец царя Федора
Алексеевича к Мурад-Гирею (1680 г.), сообщает своему монарху, что
в условиях «морового поветрия» (т.е. эпидемии чумы) «ево ханово
в-во, не токмо государские грамоты и письма ваши посольские при-
нимал... своими руками, и договоры посольские... чинил своею осо-
бою, чего при прежних крымских ханах от века не бывало» [Статей-
ный список, 1850: 222-223].
Но это были исключительные случаи, обычно же власть ханов была
ограничена другими властными структурами Крымского ханства,
имевшими разный состав и различную компетенцию. Наиболее пред-
ставительным съездом был «широкий съезд» (по определению
В.Е.Сыроечковского [Сыроечковский, 1940: 42]), который в восточ-
ных источниках обычно именуется «диваном», а в московской дипло-
матической корреспонденции — «земской думой» (см. [Сыроечков-
ский, 1940: 39-42]) или же «всем собранием» [Лашков, 1892: 76].
«всей землей» [Лашков, 18916: 65]. Когда же речь идет о формальном 6
6 По-видимому, Мухаммад-Гирей предпринял попытку сформировать собственный
административный аппарат, который бы состоял не из представителей крымской знати,
а из выходцев из других стран, в том числе и Ирана — что было обычной практикой,
в частности, в Золотой Орде XIII—XIV вв.
Русская посольская документация конца XV — XVIII в.
321
избрании или возведении на престол нового хана, то в источниках
обычно упоминается «народ».
Полагаем, что фактически это собрание играло ту же роль, какую
в Монгольской империи или Золотой Орде играли курултаи. На это
указывает, в частности, его состав, весьма скрупулезно описываемый
в дипломатических актах Московского государства. Решение, что от-
ветить московскому посольству в 1587 г., хан Ислам-Гирей принимал
«с царевичи и со всею землею» [Лашков, 18916: 65]. Для приема посла
С.Безобразова съехались «царь и царевичи со всем собраньем» [Лаш-
ков, 1892: 76]. В послании Саадат-Гирею II от 27 февраля 1692 г. цари
Иван и Петр Алексеевичи упоминают «думу», которую хан учинил
«с великими и меньшими с карачеи и с породными людьми» [Лашков,
1891а: 202]. О роли курултая в Крыму практически неизвестно, по-
видимому, он собирался преимущественно для формального «избра-
ния» хана из дома Гирея, а фактически — для проведения церемонии
возведения на трон очередного ставленника османского султана. Кро-
ме того, как показывают вышеприведенные сообщения, в некоторых
случаях на его рассмотрение выносили и решения по наиболее значи-
мым международным договорам. Например, В.Айтемирев сообщает,
что по прибытии к ханскому двору Алиш-ага, представитель хана,
прежде всего, поинтересовался: прибыл ли гонец «посольством ли или
лехким делом», поскольку «править посольство» ему следовало бы
«пред всеми», тогда как с сообщением он мог быть «прислан тайно
к одному хану» [Маркевич, 1895: 15-16]. Тем не менее есть основания
полагать, что основной функцией курултая (своеобразного «имперско-
го анахронизма») можно считать чисто символическое отражение пре-
емственности Крымского ханства от ранних государств Чингизидов
и их политических традиций.
В большинстве же случаев ханы принимали решения вместе с бо-
лее ограниченным кругом лиц, который можно соотнести, по-види-
мому, с «семейным советом», также представлявшим собой совеща-
тельный орган при хане в эпоху и Монгольской империи, и Золотой
Орды. Иван III и его наследник Василий III, отправляя послания
крымским ханам Менгли-Гирею I и Мухаммад-Гирею I, направляли
отдельные послания и «поминки» царевичам (причем не только сы-
новьям и братьям, но и племянниках ханов), «царицам» (т.е. ханшам),
князьям — карачи-бекам и мурзам [РИО, 1884: 16, 23, 26, 27, 40, 49,
54, 56, 67 и др.; РИО, 1895: 137-138, 180 и сл., 211 и сл.] И.Судаков
сообщает о вручении грамот и «поминков» хану, калге, нураддину,
трем «царицам» и другим родственникам, а также многочисленным
322
Р.Ю.Почекаев
князьям (бекам) и мурзам [Лашков, 18916: 51-52]. В.Айтемирев упо-
минает совет хана в составе «беев и карачеев», соответственно, и «по-
минки» посылались хану, калге, нураддину и «ближним людям» [Мар-
кевич, 1896: 15-16, 24]. Д.М.Исхаков в своем исследовании специально
анализировал упоминание в дипломатических посланиях многочислен-
ных представителей крымского мусульманского духовенства [Исхаков,
1997: 43-46]. Полагаем, этот полуофициально существовавший орган
(в отличие от курултая он не обладал четко определенными полномо-
чиями) можно с полным основанием характеризовать как семейный со-
вет, поскольку большинство лиц, даже не принадлежавших к дому Ги-
реев, было связано с правящей династией брачными узами: влиятельные
крымские аристократы и представители духовенства постоянно выдава-
ли своих сестер и дочерей за ханов и царевичей и сами сочетались бра-
ком с представительницами ханского рода. Весьма примечательна по-
следовательность членов ханского совета, упоминаемых в послании
Мухаммад-Гирея I Василию III, отправленном в 1519г.: сначала упо-
минаются сейиды (потомки пророка Мухаммада, почитаемые духов-
ные лидеры), затем ханские зятья со своими женами-царевнами и
лишь потом следуют султаны из дома Гиреев [РИО, 1895: 636]!
Входившие в состав этого совета лица существенно различались по
статусу. Безусловно, на вершине аристократической иерархии стояли
представители правящего дома Гиреев, которые бессменно управляли
Крымским ханством в течение всего времени его существования. Чет-
кого порядка наследования престола в Крыму не было, поэтому уже
первые ханы, стремясь хотя бы отчасти предотвратить борьбу за пре-
стол после их смерти, стали практиковать назначение своих предпола-
гаемых наследников. Так, уже Менгли-Гирей I на рубеже XV-XVI вв.
учредил титул калги — соправителя хана и фактически наследника
трона, а в последней четверти XVI в. его правнук Мухаммад-Гирей II
добавил к нему еще и титул второго наследника — нураддина. Вокруг
каждого из потенциальных наследников стали складываться собствен-
ные группировки, и их значимость со временем практически перестала
уступать ханским. Турецкий автор XVII в. Хюсейн Хезарфенн сооб-
щает, что не только крымские ханы, но и калга-султан и нуреддин-
султан имели право издания ярлыков, равных по юридической силе
[Орешкова, 1990: 266]. Неудивительно, что многие члены правящего
рода получали от русских государей отдельные послания и особые
«поминки».
Многочисленность и разветвленность рода при традиционно со-
хранявшемся принципе, согласно которому трон мог наследовать лю-
Русская посольская документация конца XV — XVIII в.
323
бой потомок ханского рода по прямой мужской линии, приводила
к постоянным конфликтам между членами династии, что естественно
влекло за собой и события общегосударственного масштаба. В оппо-
зиции к хану находились не только «рядовые» члены ханского рода,
не получившие от хана каких-либо милостей, но и его потенциальные
наследники — калга-султаны и нураддин-султаны. Русские дипломаты
сообщают, например, о том, что Бахадур-Гирей, сын и наследник Му-
хаммад-Гирея, открыто не соглашался с политикой отца, отказывался
следовать его внешнеполитическому курсу и намеревался вступить в
союз с тем иностранным государем, который его «более почтит»
[РИО, 1895: 358]. С.И.Тарбеев, посланник царя Михаила Федоровича
в Крыму в 1626-1628 гг., неоднократно упоминает о практически са-
мостоятельной внешнеполитической деятельности калга-султана Ша-
хин-Гирея, который сам вел переговоры с русским послом и, подобно
хану, «учинил шерть на куране»; примечательно, что дипломат имену-
ет жен калги «царицами», фактически приравнивая их к ханским же-
нам [Савелов, 1906: 31, 45, 53, 90]. Нураддины, как правило, не поль-
зовались такими прерогативами, как калги, но также вместе с ханом
и калгой обычно участвовали в подписании договора. Иногда разно-
гласия между ханом и его родичами-соправителями фиксировались
даже в дипломатической документации: так, в статейном списке
И.Судакова сообщается, что хан Ислам-Гирей II направил послание
царю Федору Ивановичу от своего имени, но не от имени своих брать-
ев, которые «воевали государя нашего украины» [Лашков, 18916: 65].
Правомерность претензий любого представителя ханского рода на
крымский трон приводила к тому, что соседние государства (и в пер-
вую очередь именно Московское великое княжество, а затем царство),
давая убежище Гиреям, бежавшим от правившего хана, получали ко-
зырь, который вполне могли использовать в своих целях. Московские
цари с большим успехом пользовались им в переговорах с крымскими
ханами, намекая, что в случае ухудшения дипломатических отноше-
ний могут поддержать претендента на трон в ущерб правившему хану.
В качестве «устрашения» подобного рода фигурировали, в частности,
Нур-Девлет в конце XV в. (см. [РИО, 1884]), Саадат-Гирей и Мурад-
Гирей в конце XVI в. (см. [Лашков, 18916]) и т.д.
Таким образом, царевичи, даже лично не обладавшие какими бы то
ни было способностями или амбициями, могли становиться символом
Того или иного движения, того или иного клана в рамках Крымского
ханства или вассальных территорий. В статейном списке И.Судакова
Упоминается, что в 1587 г. правитель ногайской Едисанской Орды,
324
Р.Ю.Почекаев
страдавшей от нападений черкесов, просил хана «прислать царевича»
[Лашков, 18916: 64]. Надо полагать, прибытие члена правящего рода
Гиреев в свое вассальное владение должно было свидетельствовать
о покровительстве крымских ханов ногайцам и заставить черкесов
(также номинально признававших вассалитет от Гиреев) воздержаться
от нападений. Другие ногайцы, из Буджакской орды, на рубеже XVII-
XVIII вв. намеревались выйти из подданства крымского хана и отдать-
ся под покровительство либо Московского царства, либо Речи Поспо-
литой — однако для того, чтобы заставить потенциальных сюзеренов
более серьезно отнестись к их намерениям, они приглашали к себе в
предводители Гази-Гирей-султана, брата хана Девлет-Гирея, правив-
шего в то время в Крыму [Артамонов, 2001: 271].
Высоким статусом как внутри страны, так и на международной
арене обладали ханские жены, права и привилегии которых уже явля-
лись предметом специальных исследований (см., например [Бережков,
1897; Некрасов, 2000]). Как и влиятельные ц^ревичи-Гиреи, они вели
самостоятельную переписку с московскими государями, добавляя,
впрочем, что пишут «по цареву жалованию» [РИО, 1884: 194]. Эта
формула заставляет вспомнить хорошо известные грамоты золотоор-
дынской ханши Тайдулы, вошедшие в коллекцию ханских ярлыков
русским митрополитам: она также писала «по Ченибекову ярлыку»
[Памятники, 1955: 468, 470], т.е. на основании указа хана, которому не
должны были противоречить ее собственные распоряжения. Таким
образом, и право крымских ханш на внешние сношения, и обязанность
соотносить свою деятельность с волей ханов являлись прямым заим-
ствованием из золотоордынского правового опыта.
Вопрос о роли мусульманского духовенства во внешнеполитиче-
ской деятельности Крымского ханства (как и других постордынских
государств) уже являлся предметом самостоятельного исследования
Д.М.Исхакова, который, в частности, отметил и то, что шейхи сами
имели право направлять послания иностранным государям и участво-
вали в переговорах с послами и заключении договоров («шертвова-
нии») [Исхаков, 1997: 41, 45-46]. В рамках настоящей статьи весьма
интересным для нас представляется наблюдение о том, что представи-
тели духовенства получали от московских государей «поминки» на-
равне с ханами и членами ханского семейства или высшей крымской
аристократией [Исхаков, 1997: 43]. Например, в переписке великого
князя Василия III с Мухаммад-Гиреем I под 1516 г. упоминаются «по-
минки», отправленные в том числе и «Мансур-сштю» и «Баба-шыхову
сыну Наур-л-Ло-шиху» [РИО, 1895: 299]. В других посольских доку-
Русская посольская документация конца XV — XVIII в.
325
ментах регулярно фигурируют шейхи и сейиды — как реальные и по-
тенциальные получатели «поминков», причем их имена всегда ставят-
ся перед именами представителей крымской аристократии, а зачастую
и перед именами султанов из рода Гиреев (см. подробнее [Исхаков,
1997:47-50]).
Мусульманское духовенство в Крымском ханстве (как в свое время
православное духовенство на Руси эпохи феодальной раздробленно-
сти) привлекалось также в качестве посредника для разрешения спо-
ров между влиятельными политическими силами и предотвращения
междоусобиц (не исключено, что это было связано с исполнением ими
судебных обязанностей в соответствии с предписаниями шариата).
Нашло это отражение и в русских дипломатических актах. В частно-
сти, В.Айтемиров сообщает, что когда в 1692 г. предводители рода
Ширин взбунтовались против хана Сафа-Гирея, то его калга Кара-
Девлет-Гирей попытался договориться с мятежниками, к которым
«своего бусурманского чину шихов и фуфти и кадыскеров» послал,
чтобы достичь согласия, — правда, его посланцы так и не смогли до-
биться цели [Маркевич, 1895: 47].
Значительным влиянием в политической жизни Крымского ханства
традиционно пользовались родоплеменные предводители, их роль и
значение неоднократно становились предметом изучения (см., напри-
мер [Беннигсен-Лемерсье-Келькеже, 2009: 77-83; Инальчик, 1995;
Сыроечковский, 1940: 28-49]), при этом многие исследователи опира-
лись именно на анализируемые нами акты московско-крымских ди-
пломатических отношений. Поэтому позволим себе остановиться
лишь на некоторых фактах, интересных с государственно-правовой
и международно-правовой точек зрения.
Именно предводители наиболее влиятельных крымских родов
(именно из их числа при хане формировался совет карачи-беков) об-
ладали самым большим авторитетом. При некоторых ханах они прак-
тически самостоятельно осуществляли внешнеполитическую деятель-
ность, причем отдельные аристократические династии из поколения в
поколение «специализировались» на контактах с тем или иным госу-
дарством7. Итак, можно сделать вывод, что статус предводителя одно-
7 В.Е.Сыроечковский подробно рассматривает состав «литовской» и «московской»
партий при Мухаммад-Гирее I [Сыроечковский, 1940: 49-53]. А.В.Виноградов посвя-
тил специальное исследование внешнеполитической деятельности рода Сулешевых,
в течение нескольких поколений являвшихся «амиятами» московских государей и,
несмотря на свое подданство крымским ханам, в официальной документации писавших
<<0 службе государю нашему» [Виноградов, 2006].
326
Р.Ю.Почекаев
го из наиболее влиятельных крымских родов фактически давал право
осуществлять внешнеполитическую деятельность в русле ханской по-
литики, но относительно самостоятельную вплоть до переговоров
о переходе на московскую службу. Угрозы выехать из Крыма и перей-
ти на русскую службу, по-видимому, были излюбленным средством
политического шантажа крымских беков: так, выступив против хана
Сафа-Гирея в 1692 г., предводители рода Ширин направили османскому
султану послание, в котором писали, что если хан не будет заменен, они
выедут в Москву [Маркевич, 1895: 47]. Таким же правом обладали, по-
видимому, и ханские зятья — даже если они не относились к числу наи-
более влиятельных предводителей крымских родов (см. [Некрасов,
2000: 219-220]). Надо полагать, на них распространялось право, офици-
ально принадлежавшее их женам: переписка ханских дочерей («царе-
вен») с иностранным государями также упоминается в московской ди-
пломатической документации (см., например [РИО, 1895: 166-167]),
более того, до нашего времени дошло несколько официальных актов,
также издававшихся крымскими царевнами [Усманов, 1979: 53]. Фор-
мально (в соответствии с обычным тюрко-монгольским правом и ша-
риатом) считаясь «хозяевами» своих жен, ханские зятья, таким обра-
зом, приобретали и все права, которыми те обладали.
Во внутренней жизни Крымского ханства именно родовые предво-
дители занимали виднейшие государственные должности, и если на
раннем этапе его существования совет карачи-беков фактически яв-
лялся официальным высшим органом власти при хане, то с XVI в. си-
туация формально изменилась. Под влиянием османских государст-
венно-правовых традиций ханы стали учреждать при себе диван, вво-
дить чиновничью иерархию и т.д. Однако поскольку влияние крым-
ских аристократических кланов не исчезло и не ослабло, фактически
получилось так, что именно те же главы родов стали занимать офици-
альные государственные должности. Практически каждый московский
дипломат XVI-XVII вв., сообщая о контактах с представителями ха-
нов на переговорах, упоминает именно членов высших аристократиче-
ских семейств — Ширинов, Аргынов, Кипчаков и т.д. Стоит отметить,
что в отличие от этих «аристократов во власти» сановники, назначав-
шиеся на должности исключительно по воле хана, столь широкими
полномочиями не обладали. Так, например, визирь велел передать
вышеупомянутому В.Айтемиреву, что без ханского указа не будет
вести с ним дела [Маркевич, 1895: 56].
Родоплеменные предводители являлись, как правило, и военными
предводителями. Так, В.Айтемирев сообщает о назначении военачаль-
Русская посольская документация конца XV — XVIII в.
327
никами, отправляемыми к калмыкам, именно представителей высшей
знати: «Кантемир мурза Карабеев сын Мансуров, Батырча мурза Ар-
гынской, Дакатырша мурза Уктемир юиев сын Ширинской...» [Мар-
кевич, 1896: 26-27].
В период междуцарствия (от смерти или смещения одного хана до
вступления на престол другого) верховная власть в государстве могла
перейти именно в руки того или иного влиятельного рода, форми-
ровавшего что-то вроде «временного правительства». Все тот же
В.Айтемиров пишет, что после восстания крымской знати против Са-
фа-Гирея в 1692 г. фактическими правителями Крыма стали главы ро-
да Ширин: именно к ним обращались с жалобами местные жители,
с ними пытались договориться свергнутый хан и его калга-султан
[Маркевич, 1895: 47, 52]. Весьма показательно еще одно сообщение
того же дипломата — по поводу прибытия и вступления на престол
нового монарха Селим-Гирея I: он демонстративно отказался от пыш-
ной церемонии встречи, чтобы не учинить «никакие нужды» крым-
ской знати, поэтому его встречали только те, кто знали о его прибы-
тии — представители рода Сулешевых и еще нескольких родов [Мар-
кевич, 1895: 55]. Таким образом, налицо заискивание хана перед зна-
тью, тем более явное, что Селим-Гирей отнюдь не являлся новичком
на троне: он вступал на престол уже в третий раз.
До сих пор мы говорили преимущественно о правовом статусе раз-
личных лиц и социальных групп Крымского ханства — причем пре-
имущественно об их правах и полномочиях во внешнеполитической
сфере. Вполне очевидно, что этот аспект наиболее подробно отражен
в русской посольской документации. Однако она содержит немного-
численные, но от этого не менее ценные сведения, касающиеся других
сфер правоотношений.
Из актов московской дипломатии можно почерпнуть, в частности,
некоторые сведения об организации военного дела и его правовом ре-
гулировании. Несмотря на то что уже Сахиб-Гирей I предпринял по-
пытку создания в Крыму регулярной армии (см., например [Гайворон-
ский, 2007: 190-191]), основную военную силу по-прежнему составля-
ли собственные войска султанов из дома Гиреев и в особенности ро-
Доплеменных предводителей — беков. Как уже было отмечено, ханам
Далеко не всегда удавалось контролировать действия и своих родичей,
и аристократии, что отражалось и на военной сфере.
Назначение военачальников производилось в одних случаях непо-
средственно ханом, в других — ханским диваном. Так, в статейном спи-
СКе И.Судакова под 1587 г. содержится сообщение о том, что калга, со-
328
Р.Ю.Почекаев
бираясь в поход, просил хана предоставить ему «знамя царево» (вероят-
но, как символ власти военачальника, назначенного ханом), а также
верблюдов и лошадей [Лашков, 18916: 60—61]. Согласно сообщению
В.Айтемирева, в 1691 г. диван в составе хана, калги, нураддина, беев и
карачеев провел «думу» (заседание), на котором для охраны калмыков
от донских казаков, находившихся на московской службе (sic! — Р-П.\
были назначены военачальники татарских и черкесских войск из числа,
как уже упоминалось выше, самых влиятельных крымских родов —
Мансуров, Аргынов и Ширинов [Маркевич, 1896: 26-27].
Известно о широком развитии в Крыму торговли и договорных от-
ношений, в том числе финансовых операций, которые осуществлялись
даже на международном уррвне. Русские дипломаты также прибегали
к услугам крымских ростовщиков — подтверждением этому служат,
например, «кабалы» (по сути — расписки), выданные Б.Приклонским
по поводу займа им денег у крымских татар во время посольства
в 1645 г. [Бантыш-Каменский, 1893: 145].s
Сведения о преступлениях и наказаниях, существовавших в Крым-
ском ханстве, естественно, не нашли широкого отражения в посоль-
ской документации, однако в статейном списке Г.Михайлова под
1673 г. содержатся интересные сведения об ответственности за веро-
отступничество, причем субъектом преступления стал даже не под-
данный крымского хана, а московский дипломат Фома Кречнев. Попав
в плен в Крым, он принял ислам и женился на местной жительнице
(что было не таким уж редким явлением), но затем, вернувшись в Мо-
скву, вернулся в православие и даже стал толмачом в Посольском
приказе. Когда он в качестве гонца вновь вернулся в Крым, то по заяв-
лению родственников его жены был привлечен к ответственности ша-
риатским судом за вероотступничество. Учитывая дипломатический
статус подсудимого, его дело рассматривал сам кади-аскер — глава
судебной власти ханства. По законам шариата вероотступник подле-
жал смертной казни, однако по настоятельной просьбе жены Фоме
была сохранена жизнь, однако его брак был расторгнут, они лишился
всего имущества и некоторое время жил в Крыму «с великою нуж-
дою», несмотря на свой дипломатический статус [Файзов, 1991: 69].
Это сообщение совпадает с имеющимися у нас сведениями других
источников, что во второй половине XVII в. Крымское ханство под
влиянием османской правовой традиции окончательно превратилось
в мусульманское государство, основной правовой системой которого
стал шариат, а прежняя религиозная толерантность Чингизидов оста-
лась в прошлом (см. [Бойцова, 2004: 44-45]).
Русская посольская документация конца XV — XVIII в.
329
Кроме того, наше внимание привлекло интересное сообщение
В.Коробова, ездившего в качестве посла Василия III в Турцию в
1515 г. Он сообщает, что он и его спутники «поймали татар крым-
ских», один из которых, «Карачюра», оказался вдовцом и, взяв у Мен-
ли-Гирея царя грамоту, «да ходил с сыном в Нагаи женитись» [РИО,
1895: 144]. К сожалению, имеющиеся сведения не позволяют по-
нять— идет ли речь об охранной или проезжей грамоте, обеспечи-
вающей ее обладателю неприкосновенность, или же о неком специ-
альном «разрешении» хана своему подданному жениться в Ногайской
Орде (которая, номинально признавая власть ханов-Чингизидов, фак-
тически была самостоятельным государством). Дело в том, что брач-
но-семейные отношения в Золотой Орде и постордынских государст-
вах регулировались либо обычным правом, либо шариатом, и в таком
случае факт выдачи подобной грамоты позволил бы говорить о том,
что в особых случаях государство вмешивалось в эту сферу частно-
правовых отношений. Однако, повторимся, имеющихся сведений не-
достаточно для каких-либо определенных выводов.
Подводя итоги, можно констатировать, что посольская документа-
ция, отражающая связи Московского государства с Крымским ханст-
вом, содержит весьма ценные сведения о крымско-ханском праве,
уточняя и дополняя сведения других известных нам источников. Наи-
более важны сведения дипломатических документов о правопримени-
тельной практике в Крымском ханстве, подтверждающие, что те или
иные правовые нормы и принципы, известные нам из других источни-
ков (в первую очередь из официальных крымских актов как юридиче-
ского, так и административного или дипломатического характера), не
только декларировались, но и активно реализовались на практике.
Сочетание сведений юридических и дипломатических документов,
таким образом, позволяет сформировать определенное представление
о правовой культуре Крымского ханства, оценить ее уровень в кон-
тексте общеисторического и правового развития государств тюрк-
ского мира.
Аметка 2003 — Аметка Ф.А. Кримське ханство: становления i розвиток держав-
ност! та права. Автореф. канд. дне. Харыав, 2003.
Артамонов, 2001 —Артамонов В.А. Переговоры о переходе Крымского ханства
в русское подданство при Петре Великом // Славяне и их соседи. Вып. 10. М.,
2001.
330
Р.Ю.Почекаев
Базилевич, 1914 — Базилевич В.М. Из истории московско-крымских отношений
в первой половине XVII века. Посольство Т.Я.Анисимова и К.Акинфиева в
Крым, 1633-1634 гг. Киев, 1914.
Бантыш-Каменский, 1893 — Бантыш-Каменский Н.Н. Реестр делам крымского
двора с 1474 по 1779 год / Предисл. Ф.Ф.Лашкова. Симферополь, 1893.
Бахтин, 2003 — Бахтин А.Г. Крымская посольская книга о подготовке «Второй
черемисской войны 1571-1574 гг.» // Марийский архивный ежегодник-2003.
Беннигсен-Лемерсье-Келькеже, 2009 — Беннигсен А., Лемерсье-Келькеже Ш.
Крымское ханство в начале XVI века: от монгольской традиции к османскому
сюзеренитету, по неопубликованному документу из Османского архива // Вос-
точная Европа Средневековья и раннего Нового времени глазами французских
исследователей. Казань, 2009.
Бережков, 1893 — Бережков М.Н. Крымские дела в старом царском архиве XVI в.
на основании современной архивнрй описи // Известия Таврической ученой
архивной комиссии. № 19. 1893.
Бережков, 1894 — Бережков М.Н. Древнейшая книга Крымских посольских дел
(1474-1505 гг.) // Известия Таврической ученой архивной комиссии. № 21. 1894.
Бережков, 1897 — Бережков М. Нур-салтан, царица Крымская // Известия Таври-
ческой ученой архивной комиссии. № 27. 1897. С. 1—47.
Бойцова, 2004 — Бойцова Е.Е. Ислам в Крымском ханстве. Севастополь, 2004.
Виноградов, 2006 — Виноградов А.В. Род Сулеша во внешней политике Крымско-
го ханства второй половины XVI в. // Тюркологический сборник. 2005: Тюрк-
ские народы России и Великой степи. М., 2006.
Гайворонский, 2007 — Гайворонский О. Повелители двух материков. Т. I: Крым-
ские ханы XV-XVI столетий и борьба за наследство Великой Орды. Киев-
Бахчисарай, 2007.
Документы, 2008 — Документы по истории Волго-Уральского региона из древле-
хранилищ Турции: Сб. документов / Сост. И.А.Мустакимов. Казань, 2008.
Зайцев, 2009 — Зайцев И.В. Крымская историографическая традиция XV-XIX ве-
ков: пути развития (рукописи, тексты и источники). М., 2009.
Зайцев, 2010 — Зайцев И.В. Крымское ханство: вассалитет или независимость? //
Османский мир и османистика: Сб. статей к столетию со дня рождения
А.С.Тверитиновой (1910-1973). М., 2010.
Инальчик, 1995 — Иналъчик X. Хан и племенная аристократия: Крымское ханство
под управлением Сахиб Гирея // Панорама-Форум. 1995. № 3.
Исхаков, 1997 — Исхаков Д.М. Сеиды в позднезолотоордынских татарских госу-
дарствах. Казань, 1997.
Кляшторный-Султанов, 2009 — Кляшторный С.Г., Султанов Т.Н. Государства
и народы Евразийских степей. От древности к Новому времени / 3-е изд., испр.
и доп. СПб., 2009.
Лашков, 1891а — Лашков Ф. Памятники дипломатических сношений Крымского
ханства с Московским государством в XVI и XVII вв., хранящиеся в Москов-
ском Главном Архиве Министерства иностранных дел. Симферополь, 1891.
Лашков, 18916 — [Лашков Ф.Ф.} Статейный список московского посланника в
Крым Ивана Судакова в 1587-1588 году // Известия Таврической ученой ар-
хивной комиссии. № 14. 1891.
Русская посольская документация конца XV — XVIII в.
331
Лашков, 1892 — [Лашков Ф.Ф.} Статейный список московского посланника в
Крым Семена Безобразова в 1593 году // Известия Таврической ученой архив-
ной комиссии. № 15. 1892.
Малиновский, 1863 — Малиновский А.Ф. Историческое и дипломатическое собра-
ние дел, происходивших между российскими великими князьями и бывшими
в Крыме татарскими царями с 1462 по 1533 год // Записки Одесского общества
истории и древностей. Т. V. 1863. С. 178^119.
Маркевич, 1895 — [Маркевич А.И.] Список со статейного списка подьячего Васи-
лия Айтемирева, посыланного в Крым с предложением мирных договоров //
Записки Одесского общества истории и древностей. Т. XVIII. 1895.
Маркевич, 1896 — [Маркевич А.И.] Список со статейного списка подьячего Васи-
лия Айтемирева, посыланного в Крым с предложением мирных договоров //
Записки Одесского общества истории и древностей. Т. XIX. 1896.
Некрасов, 2000 — Некрасов А.М. Женщины ханского дома Гиреев в XV-XVI вв. //
Древнейшие государства Восточной Европы. 1998. М., 2000.
Орешкова, 1990 — Орешкова С.Ф. Османский источник второй половины XVII в.
о султанской власти и некоторых особенностях социальной структуры осман-
ского общества // Османская империя. Государственная власть и социально-
политическая структура. М., 1990.
Памятники, 1955 — Памятники русского права. Вып. третий: Памятники права
периода образования русского централизованного государства. XIV-XV вв. /
Под ред. Л.В.Черепнина. М., 1955.
РИО, 1884 — Памятники дипломатических сношений Московского государства
с азиатскими народами: Крымом, Казанью, Ногайцами и Турцией, за время
Великих князей Иоанна III и Василия Иоанновича. Часть 1-я (годы с 1474 по
1505) / Под ред. Г.Ф.Карпова // Сборник Императорского Русского историче-
ского общества. Т. 41. СПб., 1884.
РИО, 1895 — Памятники дипломатических сношений Московского государства
с Крымом, Ногаями и Турцией, часть 2-я (годы с 1508 по 1521) / Под ред.
Г.Ф.Карпова, Г.Ф.Штендмана // Сборник Императорского Русского историче-
ского общества. Т. 95. СПб., 1895.
Савелов, 1906 — Савелов Л.М. Из истории сношений Москвы с Крымом при царе
Михаиле Федоровиче. Посольство С.И.Тарбеева в Крым 1626-1628 гг. Симфе-
рополь, 1906.
Санин 2000 — Санин О.Г. Крымское ханство в русско-турецкой войне 1710—
1711 годов // Москва-Крым. № 2. 2000.
Сень, 2009 — Сень Д.В. Казачество Дона и Северо-Западного Кавказа в отноше-
ниях с мусульманскими государствами Причерноморья (вторая половина
XVII в. — начало XVIII в.). Ростов-на-Дону, 2009.
Сергеев, 1913 — [Сергеев А.А.] Наказ, данный направленным в Крым Амвросию
Лодыженскому и подьячему Петру Данилову, с объявлением об избрании на
Российское царство государя Михаила Федоровича. С отписками их и статей-
ным списком бытности их в Крыму // Известия Таврической ученой архивной
комиссии. № 50. 1913.
Скальковский, 1893 — Скальковский А.А. Русское посольство к хану крымскому в кон-
це XVIII ст. // Записки Одесского общества истории и древностей. Т. XVI. 1893.
332
Р.Ю.Почекаев
Смирнов, 2005 — Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоман-
ской порты до начала XVIII в. М., 2005.
Статейный список, 1850 — Статейный список стольника Василия Тяпкина и дьяка
Никиты Зотова, посольства в Крым 1680 году для заключения Бакчисарайско-
го договора. Одесса, 1850.
Сыроечковский, 1940 — Сыроечковский В.Е. Мухаммед-Герай и его вассалы //
Ученые записки МГУ. Вып. LXI. 1940.
Трепавлов, 2001 — Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. М., 2001.
Усманов, 1979 — Усманов М.А. Жалованные акты Джучиева Улуса XIV-XVI вв.
Казань, 1979.
Файзов, 1991 — Файзов С.Ф. Статейный список подьячего Посольского приказа
Гаврилы Михайлова — уникальный памятник дипломатической документации
XVII столетия // Советские архивы. 1991. № 1.
Файзов, 2003 — Файзов С.Ф. Письма ханов Ислам-Гирея III и Мухаммед-Гирея IV
к царю Алексею Михайловичу и королю Яну Казимиру. 1654-1658. М., 2003.
Файзов, 2005 — Файзов С. Первый крымско-запорожский военный союз в статей-
ном списке русских посланников Осипа Прончищева и Рахманина Болдырева
(1625 год) // УкраТна в Центрально-Сх1дншж€врош. 2005. № 5.
Филюшкин, 2006 — Филюшкин А.И. Титулы русских государей. М.-СПб., 2006.
Хорошкевич, 2001 —Хорошкевич А.Л. Русь и Крым: От союза к противостоянию.
Конец XV — начало XVI в. М., 2001.
И.Г.СЕМЕНОВ
(Махачкала)
Основные этапы
миграций огурских племен
в Юго-Восточную Европу
Как известно, наиболее ранние тюркоязычные племена, мигриро-
вавшие в Юго-Восточную Европу, являлись носителями особой груп-
пы тюркских языков, родственных современному чувашскому (см.,
напр. [Ашмарин, 1902; Marquart, 1911; Смолин, 1921; Barthold, 1935:
30-31; Бешевлиев, 1936; Бешевлиев, 1992; Серебренников, 1957: 41;
Баскаков, 1960: 104 сл.; Баскаков, 1969: 150-154, 231; Федотов, 1979:
25-37]). Родство с чувашским проявляют, в частности, немногочислен-
ные сохранившиеся фрагменты сарагурского, оногурского, унногундур-
ского и, вероятно, также утигурского, кутригурского, савирского и ха-
зарского языков. Близкие к чувашскому языки были распространены
также в Дунайской и Волжско-Камской Болгарии (вероятно, их носите-
лями там являлись аристократические роды, имевшие степное проис-
хождение). Вследствие этого все эти языки принято именовать «болгар-
скими» (булгарскими) или «огуро-болгарскими». Одной из их харак-
терных особенностей является соответствие -г фонеме -z языков обще-
тюркского типа1, поэтому эту группу называют еще тюркскими язы-
ками r-типа. Как мне представляется, было бы правильнее именовать
эту группу огурской, так как, во-первых, Р.Рашевым было убеди-
тельно показано, что распространенное в современной историографии
представление о тюркоязычности собственно болгар покоится на край-
не зыбкой почве [Рашев, 2000: 250]1 2 и, во-вторых, именно об оногурах
1 Примеры соответствия г <-► z в чувашском и языках общетюркского типа см.,
напр., [Баскаков, 1969: 150; Doerfer, 1965: 521-523; Doerfer, 1967: 208-210; Miller, 1999:
3~42].
2 Определенные сомнения по поводу точки зрения о тюркоязычности ранних бол-
гар высказываются также С.Г.Кляшторным [Кляшторный, Султанов, 2000: 135].
® Семенов И.Г., 2013
334
И.Г.Семенов
и сарагурах можно достаточно уверенно говорить как о носителях
тюркских (огурских) языков.
Вполне возможно, что определенная часть гуннских племен, устре-
мившихся в 70-е годы IV в. в Центральную Европу, также являлась
тюркоязычной, однако, поскольку нет ни языковых, ни археологиче-
ских данных, позволяющих подтвердить или опровергнуть данную
точку зрения [Maenhcen-Helfen, 1973: 376 etc.; Doerfer, 1973: 1-50;
Дёрфер, 1986: 71-134], то полагаю необходимым, не останавливаясь
на рассмотрении этого вопроса, оперировать в дальнейшем наиболее
надежными свидетельствами относительно миграций в Юго-Восточ-
ную Европу тюркоязычных племен.
К первой половине V в. относятся сообщения Приска Панийского
об акацирах (A%aTipoi Ouwot, Акапрог, Акат^рот.) [Приск, 1861, отр. 8:
44, 59; отр. 24: 87-88; отр. 31: 93]. Существует мнение об их иден-
тичности хазарам [Кулаковский, 1898: 190-191; Moravcsik, 1958: 58, 59,
335, 336; Пигулевская, 1939: ПО; Гадло, 1979: 16-17], этноним которых
начинает фигурировать в источниках несколько позднее. Однако ряд
исследователей придерживается точки зрения об отсутствии каких-
либо связей между акацирами и хазарами, см. [Marquart, 1903: 41,
anm. 2; Артамонов, 1962: 56, прим. «*»; Цукерман, 2001: 313]. Остает-
ся неизвестным также, принадлежал ли хазарский язык к огурским или
же к языкам общетюркского типа3. Как отмечает М.Эрдаль, одни ма-
териалы свидетельствуют о том, что этот язык принадлежал к обще-
тюркским, а другие — о его принадлежности к чувашско-болгарским
[Эрдаль, 2005: 126-130; Голден, 2005: 58], т.е. к огурским. Но, как
предполагал О.Прицак, в Хазарском каганате были распространены
обе эти разновидности тюркских языков, причем на общетюркском
говорили западные тюрки, мигрировавшие в Юго-Восточную Европу,
а на огурском - собственно хазары [Голб, Прицак, 1997, с. 171]. Кста-
ти, дополнительный довод в пользу огурской принадлежности хазар-
ского языка, не учитывавшийся до настоящего времени, состоит в том,
что в письме царя Иосифа р. Терек именуется Угру\ поскольку обще-
известно, что переход начального а- в у- является одной из характер-
ных черт огурских языков (см., напр., [Инструкция, 1980: 13]), то
форма Угру находит соответствие в современном топониме Аграхан
(Агра-хан; название залива, в который впадает основное русло Терека)
[Семенов, 20026: 231-232].
Исходя из данных письма царя Иосифа, можно предполагать, что
собственно Хазария обнимала территорию от Нижнего Терека до пра-
3 Обзор источников и различных точек зрения см. [Golden, 1980: 21-22, 50-58].
Основные этапы миграций огурских племен в Юго-Восточную Европу 335
вого берега Волги близ ее дельты [Семенов, 2001: 40-^47]. В пока еще
не опубликованной работе мной высказана также гипотеза о том, что
указанная ситуация имела место и в более ранний период, когда хаза-
ры упоминаются под именем «акацир» [Семенов, 2005].
Следующая по времени крупная огурская миграция в Восточную
Европу имела место около 460 г., когда сарагуры, уроги и оногуры
продвинулись из Центральной Азии в Поволжье, а оттуда на Кавказ
[Приск, 1861, отр. 24: 87-88]. Принято считать, что сарагуры
(Sapayoopoi) являлись одним из подразделений оногур (Ovoyoopot),
причем они составляли аристократическое ядро оногурского объеди-
нения [Moravcsik, 1930: 59], так как, во-первых, из сообщений Приска
следует, что именно сарагурам и принадлежало лидерство в действиях
трех упомянутых народов, во-вторых, этноним «сарагур», скорее все-
го, содержит тюркский корень сари- «белый, желтый», а этот цвет
ассоциировался у древних тюркоязычных народов с благородством
[Новосельцев, 1990: 125], со знатным, аристократическим происхо-
ждением. Что же касается этнонима «оногур», то в нем обычно выде-
ляют две составляющие — тюркское он- «десять» и -огур/ -угур.
Отсюда следует логичное предположение о том, что оногуры пред-
ставляли собой союз десяти родов, объединившихся вокруг сарагур
(*сари-огур)\ Некоторое время бытовала точка зрения о том, что но-
сителями этнонима огур являлись угорские народы (см., напр., [Morav-
csik, 1930: 53-90; Артамонов, 1962: 76; Гумилев, 1967: 35, прим. 49,
50; 151]5), однако в настоящее время данный термин принято сопос-
тавлять с центральноазиатским огуз.
Приблизительно в начале VI в. в Юго-Восточную Европу пересе-
лились савиры [Приск, 1861, отр. 24: 87—88]6. Опираясь на несколько
более поздние данные «Армянской географии» VII в. [Патканов, 1883:
31; The Geography, 1992: 57], их можно локализовать в Северо-Запад-
ном Прикаспии — от низовий Волги и приблизительно до Нижнего
Терека [Гадло, 1979: 142, 151; Семенов, 2001: 63-66; Семенов, 2002а:
10]. Скорее всего, они осели там сразу же после своего переселения в
Юго-Восточную Европу, т.е. в начале VI в. Этот факт подтверждается
тем обстоятельством, что большинство своих нападений на Закавказье
4 Обзор работ, в которых отражена эта точка зрения см. [Джафаров, 1985: 31]. Дру-
гие мнения по данному вопросу см. [Джафаров, 1985: 30-32].
А.П.Новосельцев полагал неясным, являются ли сарагуры тюрками или уграми
[Новосельцев, 1990: 72].
Относительно датировки переселения савир в Юго-Восточную Европу см. [Се-
менов, 2002а: 22].
336
И.Г.Семенов
совершалось ими через близлежащий Дербентский проход7. Отсюда
можно заключить, что савиры осели в той же области, что и хазары,
и заняли там доминирующее положение [Артамонов, 1962: 116, 117,
126-128, 133].
Неоднократные рейды савир в Закавказье вынудили сасанидского
шаханшаха Хосрова I Ануширвана (531-579) создать на Кавказе, пре-
имущественно в его восточной части, глубоко эшелонированную сис-
тему обороны от северных соседей. Кроме того, около 559 г. персы
предприняли крупное наступление на северокавказских кочевников8.
По словам ат-Табари, Ануширван направил войска против народов
«абхаз, банджар, баланджар и алан» [At-Tabari, ser. I: 895]. В другом
месте своего сочинения ат-Табари пищет по этому же поводу следую-
щее: «Затем [Кисра] вернулся из Рума и направился в сторону хазар
и отомстил им за обиды по отношению к его подданным» [At-Tabari,
ser. I: 898]9. Одержав над ними победу, Хоеров I взял из их среды
10 тысяч заложников и поселил их в Азербайджане. Из данных Ме-
нандра Протектора следует, что в 576 г. эти переселенцы жили к севе-
ру от Куры10 11. Кроме того, из этого же сообщения Менандра выясняет-
ся, что это были савиры и аланы и что они являлись не столько за-
ложниками, сколько наемниками, получавшими от шаханшаха жало-
ванье за несение воинской службы [Менандр, 1860, отр. 43, 44]и. Ве-
роятно, их обязанность сводилась к охране вверенных им крепостей
и защите рубежей Сасанидского государства.
И.Маркварт полагал, что в перечне «абхаз, банджар, баланджар
и алан» первый этноним следует читать как «хазар» [Marquart, 1898:
96; 1903: 16, 356, 491]12. Однако если принять во внимание, что до
559 г. политическое преобладание в Северо-Западном Прикаспии при-
надлежало савирам, то под первым этнонимом должны были бы скры-
ваться именно они. Надо также иметь в виду, что «абхаз» — это не
7 Сводку военных акций савир см. [Семенов, 2002а: 22-24].
8 Относительно датировки разгрома савир персами см. [Семенов, 2002а: 24].
9 Цитируемый перевод [Шихсаидов, 1986: 70]. См. также [Tha’alibi, 1900: 14].
10 О вхождении многих закавказских владений в состав шахра Адурбадаган свиде-
тельствуют и другие данные. См. [Гаджиев, 1998: 13; 33, примеч. 8].
11 А.В.Гадло считал, что эта группа савир бежала в Албанию от авар [Гадло, 1979:
89]. Ибн ал-Асир писал, что Ануширван платил деньги северокавказским народам за
то, чтобы они не нападали на Иран [Материалы, 1940: 9], но речь должна идти не о
дани, а о жалованье, которое савиры и другие народы, переселенные Хосровом I Ану-
ширваном на юг, получали за свою службу.
12 См. также [Артамонов, 1962: 126; Гадло, 1979: 96, примеч. 80; Ромашов, 2005:
188].
Основные этапы миграций огурских племен в Юго-Восточную Европу 337
описка, так как средневековые арабо-персидские авторы неоднократно
упоминают город Абхаз, находившийся к югу от р. Самур [ал-Ис-
тахри, 1901: 29-31; Ибн Хаукаль, 1908: 101; ал-Мукаддаси, 1908: 9,
17], а Мовсэс Каланкатуаци упоминает в этой же зоне народ абхазов
[Мовсэс, 1984, гл. 3.17]. Поэтому можно предполагать, что термин
«абхаз» являлся наименованием одного из ведущих подразделений
савир или группы наиболее знатных савирских родов, а город Абхаз
получил свое наименование по имени пленных савир-абхаз, поселен-
ных в нем Хосровом I Ануширваном13.
Итак, савиры в ходе войн с персами понесли весьма чувствитель-
ные потери, и можно предполагать, что савирские роды, оставшиеся
в Северо-Западном Прикаспии, оказались там в численном меньшин-
стве. Очевидно, после этого собственно хазары и получили политиче-
ское преобладание в Северо-Западном Прикаспии [Артамонов, 1962:
171], правда, савирские роды еще очень долго сохраняли там довольно
значительное влияние (см. [Семенов, 2008: 17-26]). В связи с этим не-
безынтересно сообщение ал-Мас‘уди о том, что хазар по-персидски
зовут хазаран, по-арабски — ал-хазар, а по-тюркски — сабир (см. [За-
ходер, 1962: 132]), что можно расценивать как отражение той роли,
которую савиры сыграли в этногенезе хазарского народа (ср. [Ново-
сельцев, 2001: 62]).
К первой половине VI в. относятся сообщения Прокопия Кесарий-
ского, Агафия Миринейского и Менандра Протектора об утигурах
(ChmyoDpoi, Chmyonpot) и кутригурах (Коптргуобрси, Konipiyonpot)
[Прокопий, 1950, 8(4). 5. 2-4; Агафий, 1955, 5. И, 12, 13, 19, 20, 25;
Менандр, 1860, отр. 3: 320-321], которых можно уверенно отнести
к числу огурских объединений [Nemeth, 1930: 90, 91]. Как предполагал
Г.Фехер, эти два объединения образовались в результате раскола оно-
гурского союза [Feher, 1921: 33-46; Фехер, 1929: 22]14.
В 557 г. Волгу пересекли бежавшие от древних тюрков авары [Ме-
нандр, 1860, отр. 4: 322], известные из сочинения Феофилакта Симо-
катты как псевдоавары [Феофилакт Симокатта, 1957, 7. 7. 10-14; 7. 8.
1-17]15. Они заключили союз с Византией, однако сразу после этого
13 Другие точки зрения относительно этнической идентификации восточнокавказ-
ских абхазов см. [Алиев, Асланов, 1975: 75-76].
14 Данное мнение Г.Фехера имеет своих сторонников [Гадло, 1979: 79-80; Джафа-
ров, 1985: 61, 73; Семенов, 2009: 21; Семенов, 2011: 104], а также противников [Мо-
ravcsik, 1958: 75-77; Ромашов, 1994: 224, прим. 92].
15 Свежий взгляд на причину, по которой Феофилакт Симокатта именует авар псев-
Доаварами, см. [Dobrovits, 2006: 175-183].
338
И. Г. Семенов
развернули военные действия не против ее врагов, а против утигур,
являвшихся надежными союзниками византийцев [Артамонов, 1962:
109]. По сообщению Менандра Протектора, авары, разгромив утигур,
обрушились на залов и савир [Менандр, 1860, отр. 5: 323-324]. По
данным же Феофилакта Симокатты, аварам подчинились барсельты,
уннугуры, савиры и «другие гуннские племена» [Феофилакт Симо-
катта, 1957, 7. 8. 3].
Пребывание авар в Юго-Восточной Европе оказалось недолгим —
опасаясь преследования со стороны тюрков, они мигрировали еще
дальше на запад — в Центральную Европу и вскоре закрепились
в Паннонии и Трансильвании, территория которых составила ядро
Аварского каганата. Исследование А. Рона-Ташем различных заимст-
вований из аварского языка показало, что значительная часть авар го-
ворила по-огурски [Rona-Tas, 1999: 209-212].
Между 567 и 571 гг. Предкавказье было подчинено тюрками (см.,
напр., [Артамонов, 1962: 137-138; Гумилев, 1967: 47, 50; Ромашов,
2005: 188])16. По словам ат-Табари, предводитель''тюрков «привлек на
свою сторону /народы/ абхаз, банджар, баланджар, и они изъявили
Синджибу (Истеми, первый правитель Западного тюркского кагана-
та.— И.С.) покорность» [At-Tabari, 1879: 895]. Цитируемый перевод
[Шихсаидов, 1986: 69]. По данным же Феофилакта Симокатты, тюрки
покорили племена огор (Ooycopoi), «живших у реки Тил, которую тюр-
ки обычно именуют Черной» [Феофилакт Симокатта, 1957, 7. 7. 13].
Феофилакт Симокатта сообщает также, что к племенам огор при-
надлежали вар (Опар) и хунни (XodwI) [Феофилакт Симокатта, 1957,
7. 7. 14], но это, скорее всего, недоразумецие, так как несколько ниже
он связывает названия «вар» и «хунни» с аварами [Феофилакт Симо-
катта, 1957, 7. 8. 4, 5], а не с огорами. О принадлежности этнонимов
вар и хунни именно аварам может свидетельствовать созвучие форм
вар и авар, что, в свою очередь, приводит к выводу о том, что вторая
из них содержит протетическое а- и, следовательно, возникла на иран-
ской почве — среднеперсидской, согдийской или аланской. Это за-
ключение подтверждается и сообщением Менандра Протектора о том,
что тюрки именуют авар «вархонитами» (ODapxovvcai) [Менандр,
1860, отр. 45:419, 420].
Как можно предполагать, приводимый Менандром Протектором
этноним содержит не только элемент вар, который фигурирует в сочи-
16 А.В.Гадло относил завоевание тюрками Северного Кавказа к хронологическому
промежутку между 571 и 576 гг. [Гадло, 1979: 96], однако это противоречит соответ-
ствующим сообщениям Менандра Протектора [Ромашов, 2005: 188].
Основные этапы миграций огурских племен в Юго-Восточную Европу 339
нении Феофилакта Симокатты, но и фигурирующий там же этноним
хунни — вар+хони [Пигулевская, 2000: 319] или, точнее, вар+хунни.
Возникающее же в данном случае противоречие — являлся ли этот
этноним единым, как у Менандра, или нет — решается в пользу версии,
приводимой Феофилактом Симокаттой, так как тот опирался на мате-
риалы письма тюркского кагана в Константинополь, и, следовательно,
сообщение о том, что авары состояли из вар и хунни, наиболее точно
отражает представление тюрков о структуре аварского общества.
В этой связи нельзя не отметить, что этноним хунни недвусмыслен-
но указывает на претензии его носителей на связь с древними хунну.
Разумеется, этими носителями могли быть только представители авар-
ского каганского рода. Для сравнения можно обратиться к структуре
тюркского общества: оно имело четкую иерархию, верхнюю ступень
которой занимал каганский род, а нижнюю — десять (впоследствии
двенадцать) тюркских племен17. Надо полагать, что аварское общество
имело подобную структуру: верхнюю ступень занимал род кагана,
а нижнюю — аварские племена. В таком случае термин вар мог
являться обозначением как раз нижней ступени общества — народа-
войска.
Продолжая анализ сообщения Феофилакта Симокатты об огорах,
живших у реки Тил, можно отметить, что Тил идентифицировался
Г.В.Хауссигом с р. Тарим в Северо-Западном Китае [Haussig, 1953:
304-305], но все остальные исследователи полагали, что речь идет
о Волге (см., напр., [Гадло, 1979: 100]). Необходимо также обратить
внимание на то, что эпитет «Черная» по отношению к Волге сохра-
нился в современном татарском: Qara Idil «Черный Идиль» (вариант:
Ulu Idil «Большой Идиль»), причем, как обращал внимание Г.Шрамм,
в данном случае qara может означать не только «черный», но и «боль-
шой», «сильнейший» (ср. казан.-тат. Ак Idil (вариант: Culmari), где ак
имеет значение не только «белый», но и «малый») [Шрамм, 1997: 77-
78]18.
К 568 г. относится сообщение Менандра Протектора о владетеле
волжских огур, управлявшем ими от имени тюркского кагана Дизаву-
ла (йабгу-каган Истеми, первый правитель Западного тюркского кага-
ната). Византийское посольство, возвращавшееся из ставки тюркского
кагана, застало огур (Onyoupot) у реки Аттила [Менандр, 1860,
17 О двусоставном характере тюркского племенного союза см. [Кляшторный, 2003:
248].
18 О тюркском термине кара см. также [Pritsak, 1950-1955: 239-263]. Ср. также чу-
вашское название Волги с эпитетом «великая» — ash> adbl [Мудрак, 2010: 377].
340
И.Г.Семенов
отр. 20: 382], т.е. у Волги19. Надо полагать, что эти огуры идентичны
волжским огорам, которые, по сообщению Феофилакта Симокатты,
были подчинены тюрками. В этой связи нельзя не заметить, что
в предшествующий период никакие крупные миграции огурских пле-
мен в Поволжье источниками не фиксируются. Не встречаются огу-
ры в этом регионе и в последующий период. Это позволяет доста-
точно уверенно предполагать, что речь идет о хазарах и савирах. Это
предположение представляется тем более вероятным, что локализа-
ция огур у Менандра совпадает с локализацией савир в «Армянской
географии» VII в. и с локализацией собственно Хазарии в письме
царя Иосифа.
Менандр сообщает, что глава византийского посольства Земарх,
продвигаясь вдоль восточного берега большого озера (Каспий), дошел
до р. Аттила. Вероятнее всего, он вышел к Волге близ ее дельты, так
как в противном случае ему пришлось бы сделать значительный крюк.
О владетеле огур Менандр сообщает в связи с помощью, которую тот
оказал византийскому посольству перед выступлением последнего
в п^едкавказские степи, т.е. огуры обитали на правом берегу Волги,
близ ее дельты. К западу от их страны, как говорится у Менандра, на-
чиналась безводная степь. Предводитель огур сообщил Земарху об
опасностях, которые подстерегали византийское посольство в степи,
после чего Земарх направился в сторону Алании [Менандр, 1860,
отр. 20: 382]. Поскольку сами огуры не сопровождали его, то можно
сделать вывод, что на западе область волжских огур заканчивалась
там, где начиналась безводная степь. Отсюда следует вывод, что стра-
на волжских огур располагалась в Северо-Западном Прикаспии, за-
паднее Волги, приблизительно у ее дельты, что как раз и совпадает
с локализацией савир «Армянской географией» VII в. и даже несколь-
ко ее уточняет. По данным раннесредневекового армянского географа,
страна савир простиралась на севере до реки Талта (искаж. Атилъ)
[Патканов, 1883: 31], опираясь же на данные Менандра, можно пола-
гать, что она доходила лишь до правого берега Волги, близ ее дельты.
Для уточнения этнической идентификации волжских огур необхо-
димо обратиться к обоснованному М.И.Артамоновым предположению
о том, что после разгрома савир аварами (558 г.), а затем и персами
19 АттШхд - одно из средневековых названий Волги (ср. ’АтеХ, ’Атт|^, ’ЕтеХ и т.п.).
Библиографию вопроса см. [Pritsak, 1956: 414-419]. Кстати, О.Прицак полагал, что этот
гидроним имеет тюркскую этимологию, причем форму Atil он считает хунно-болгар-
ской (т.е. огурской), a Itil — собственно тюркской [Голб, Прицак, 1997: 171. Ср.
Шрамм, 1997: 77, 103].
Основные этапы миграций огурских племен в Юго-Восточную Европу 341
(около 559 г.20) и последовавшего за этим переселения значительной
части савир на территорию Сасанидского государства военно-полити-
ческое доминирование в Северо-Западном Прикаспии перешло к ха-
зарам [Артамонов, 1962: 156]. См. также [Новосельцев, 1990: 86-88;
Ромашов, 2005: 189]. На тот момент, когда тюрки разгромили волж-
ских огор, и тем более позднее, когда посольство Земарха возвраща-
лось в Константинополь (568 г.), савиры уже успели понести пораже-
ние от авар и от персов и были частично переселены в Закавказье, т.е.
военно-политическое преобладание в Северо-Западном Прикаспии
едва только успело перейти к хазарам. Следовательно, упоминаемые
Феофилактом Симокаттой волжские огоры идентичны хазарам, а упо-
мянутый Менандром Протектором правитель волжских огур имел ха-
зарское происхождение.
За этим заключением следуют еще и следующие:
1. Хазары были подчинены тюрками не позднее 568 г.
2. Поскольку именование хазар огурами в одном случае было заим-
ствовано из письма тюркского кагана к византийскому императору,
а во втором — восходит к данным отчета Земарха, который, несо-
мненно, заимствовал это именование у тюрков, то, следовательно,
тюрки рассматривали хазар как огур. А поскольку сами тюрки явля-
лись носителями языка общетюркского типа, то именование ими хазар
огурами говорит само за себя.
В данном случае без ответа остается вопрос о том, являлись ли
тюркоязычными савиры, и если да, то был ли их тюркский огурским?
В этой связи хотелось бы обратить внимание на следующее обстоя-
тельство, которое, возможно, позволит пролить дополнительный свет
на этот вопрос.
Как отмечалось выше, наиболее ранее упоминание о хазарах, ско-
рее всего, связано с акацирами Приска Панийского. Предлагавшиеся
до настоящего времени этимологии этнонима «акацир» не нашли пока
более или менее значительной поддержки у хазароведов [Tomaschek,
1872: 144-157; Marquart, 1903: 40-^41; Пигулевская, 1939: 110; Henning,
1952: 515; Hamilton, 1962: 53, note 14; 54, note 47; Артамонов, 1962: 56,
128, 258; Гадло, 1979: 15, 16-17], поэтому позволю себе высказать
предположение о том, что акацир — это северноиранская (скорее все-
го, аланская) или среднеперсидская форма с протетическим а-. Форма
же кацир по созвучию сопоставима с наименованием хазар в ранне-
средневековых армянских источниках'—хазир (хазирк \ где -к' — ар-
20 Относительно даты см. [Семенов, 2002а: 24].
342
И.Г.Семенов
минский суффикс). Можно было бы считать, что форма хазирк' впер-
вые встречается в «Истории Армении Мовсэса Хоренаци», однако
среди исследователей нет единого мнения относительно датировки
этого сочинения: одни относят его к V в. (см., напр., [Мушегян, 1986:
139; Матевосян, 1986: 114-115]), другие — к VIII или даже IX в.21,
третьи полагают возможным, что оно было написано в V в., но позд-
нее в результате редактирования в нем появился ряд интерполяций
[Абегян, 1975: 142; Новосельцев, 1990: 29; Новосельцев, 2002: 436].
Поэтому первую надежную фиксацию армянского хазирк' следует свя-
зывать с сочинением Себэоса (VII в.).
Современными хазароведами считается само собой разумеющимся,
что искажение хазар > хазир произошло на армянской почве, и, на-
сколько мне известно, возможность того, что именно армянская форма
наиболее адекватно отражает самоназвание хазар, исследователями
даже не рассматривалась. Между тем выясняется, что форма хазир
характерна не только для древнеармянского, язцка, но и для совре-
менного гилянского, во всяком случае, она присутствует в зарегистри-
рованном Б.Дорном гилянском названии Каспия — Деръя-и Хазир
«Хазарское море» [Дорн, 1875: 214]. В этот же ряд вписывается и на-
звание Хоцирской епархии (о xoi^ipcov), фигурирующее в изданном
К. де Боором списке метрополий (Notitiae episcopatum) IX в. [Boor,
1891: 520-534]. Это название присутствует в данной нотации в числе
епископских епархий, входящих в состав Готской митрополии с цен-
тром в г. Доросе, в Крыму. Хоцирская епископская кафедра локализу-
ется документом близ города Фулл и реки Карасиу, название которой
означает «Черная вода» [Darrouzs, 1981:* 241-242, 245] (тюрк. Кара-
су/Карасув). Это позволяет говорить о том, что Фуллы лежали близ
позднейшего города Карасу-базар [Кулаковский, 1898: 190]22.
Название «Хоцирская», скорее всего, связано с этнонимом «хазар»,
но вряд ли речь идет о собственно хазарах [Науменко, 2005: 235]. Оче-
видно, оно было связано с именованием византийцами «Хазарией»
юго-восточной части Крыма, подконтрольной хазарам. В этой связи
можно отметить следующие наблюдения Е.Ч.Скржинской и М.Кизи-
лова: в постхазарский период топоним «Хазария» используется в ис-
точниках не только в расширительном значении — как название всех
золотоордынских владений, но и в узком — как название Крымского
21 Аргументацию сторонников данной точки зрения см. [Moses, 1978: 58-61].
22 А.И.Айбабин связывает Фуллы с Тепсеньским городищем в юго-восточной части
Крыма [Айбабин, 1999: 207-208]. К этой точке зрения присоединяется В.Е.Науменко
[Науменко, 2005: 235].
Основные этапы миграций огурских племен в Юго-Восточную Европу 343
полуострова или даже еще уже — как название его восточной части
в районе Кафы [Скржинская, 1973: 103-118; Кизилов, 2010: 307-315].
В пользу крымской локализации Хоцирской епархии свидетельст-
вует еще и тот факт, что епархия, которую можно связать с территори-
ей собственно Хазарии, в этом же документе обозначена как «Астиль-
ская» (о Аотг|к); название последней всеми исследователями сопос-
тавляется с гидронимом Атилъ (Волга) (см., напр., [Кулаковский,
1898: 182; Артамонов, 1962: 258; Науменко, 2005: 235]). Локализация
этой епархии на территории собственно Хазарии подтверждается тем
фактом, что она представлена в нотиции на третьей позиции — сразу
же после упоминания митрополитской кафедры в Доросе и Хоцирской
епархии.
Тот факт, что в данной нотиции Готская метрополия имеет обшир-
ные границы, вызвал обоснованные сомнения в ее достоверности23 24,
и в этой связи представляет интерес гипотеза В.А.Мошина о том, что
этот документ представляет собой разработанный в Византии проект
по созданию на территории Хазарского каганата единой христианской
епархии, причем этот проект остался нереализованным [Мошин, 1929:
249-256]. В.А.Мошин относил его создание к 737-763 гг. Впослед-
ствии Г.В.Вернадским была обоснована связь указанного проекта с
хазарской миссией Константина Философа, имевшей место в начале
60-х годов IX в. [Vernadsky, 1941: 61-76]2 . Несколько позднее Ж.Дар-
рузе датировка рассматриваемой нотиции была определена в пределах
между 787 г. и концом IX в. [Darrouze, 1981: 31-33, 45], что не про-
тиворечит предположению Г.В.Вернадского.
В.Е.Науменко дополняет гипотезу Г.В.Вернадского новыми наблю-
дениями. Он, в частности, обращает внимание на необычную для ви-
зантийской литературы детализацию в нотиции топонимической но-
менклатуры Хазарского каганата. Отсюда логично следует предполо-
жение о том, что появление такой информации могло быть связано
с личным посещением этого государства одним из авторов проекта,
причем наиболее вероятно, что в данном случае речь следует вести
о той же миссии Константина Философа к хазарам [Науменко, 2005:
237-239]. Таким образом, название «Хоцирской» епархии, скорее все-
го, восходит к информации, полученной Константином Философом во
время его посещения Хазарии.
23 Библиографию вопроса см. [Науменко, 2005: 237].
24 О миссии Константина Философа в Хазарию см. [Житие Константина, 1981: 77-
85].
344
И.Г.Семенов
Представленные выше аргументы в пользу точки зрения о том, что
в названия этой епархии отражен этноним хазар, могут показаться не-
убедительными, поэтому необходимо обратиться к еще одному источ-
нику, имеющему отношение к материалам, сбор которых осуществ-
лялся Константином Философом и его спутниками во время посольст-
ва в Хазарию. Речь идет об этнониме Caziri, фигурирующем в так на-
зываемом «Баварском географе» (IX в.). По предположению А.Н.Наза-
ренко, представленная в данном источнике информация «о сербо-
лужицких, малопольских, чехо-моравских, дунайских и восточноевро-
пейских племенах» восходила к Мефодию или его окружению» [Наза-
ренко, 2001: 69]. Напомню, что Мефодий, брат Константина Фило-
софа, тоже являлся участником византийского посольства к хазарам
в начале 60-х годов IX в. Отмечу также, что гипотеза А.Н.Назаренко
имеет настолько солидную аргументацию, что можно говорить о том,
что указанная форма имеет надежный источник, отражающий собст-
венно хазарское произношение данного этнонима. Отсюда следует,
что и название «Хоцирской» епархии в нотиции IX в. также не являет-
ся случайным, а отражает форму, зарегистрированную участниками
византийского посольства в Хазарии в начале 60-х годов IX в.
Итак, независимые друг от друга источники, различающиеся по
языку, хронологии и географии, — древнеармянские, среднегрече-
ский, латинский и современный гилянский — дают весомые основа-
ния не только для сопоставления форм хазир и *кацир ( > акацир?), но
и для заключения о том, что древнеармянская (и иранская — акацир
или акатир) форма этого этнонима — с окончанием -up — могла наи-
более точно отражать самоназвание хазар. В таком случае представ-
ляется допустимым, что форма хазар, известная из других среднегре-
ческих и латинских источников (начиная с VIII в.), а также и форма
казар, фигурирующая в древнерусских источниках, отражают обще-
тюркское звучание этого этнонима, тогда как огурским, скорее всего,
являлось хазир. Эту гипотезу обосновывает еще и фигурирующий
в Терхинской надписи хазарский этноним в форме касар (см. [Кляш-
торный, 2005а: 261, 262-263, 264; 20056: 112-113]). Контекст упоми-
нания этой надписью хазар не вполне ясен, но важен сам факт того,
что уйгурская (общетюркская) форма имеет окончание -ар.
Таким образом, наиболее ранние формы этнонима хазар отражены
в сочинении Приска Панийского — в иранизированной форме акацир
(или акатирТ) — ив раннесредневековых армянских источниках —
в форме хазирк' (< хазир). Эти формы соответствуют наиболее ранне-
му этапу этнической истории хазар на Кавказе.
Основные этапы миграций огурских племен в Юго-Восточную Европу 345
Причину закрепления в несколько более поздних среднегреческих,
латинских и древнерусских источниках формы с окончанием -ар мож-
но видеть в том, что лидирующее положение в образовавшемся в се-
редине VII в. Хазарском каганате занимал род Ашина, являвшийся
носителем языка общетюркского типа. Вследствие этого форма хазар
закрепилась в источниках, современных раннему этапу существова-
ния Хазарского каганата, когда полновластным владыкой этого госу-
дарства являлся каган. Фиксация же формы Caziri «Баварским гео-
графом» можно объяснить тем, что в использованном им источнике
была отражена собственно хазарская, т.е. огурская форма этого на-
звания. К этому времени в Хазарском каганате сложилась система
дуализма верховной власти, и, судя по всему, язык династии Ашина
в определенной степени начал уступать позиции собственно хазар-
скому языку.
Возвращаясь к этнониму савир, можно отметить, что наличие в нем
окончания -up, а также еще и тот факт, что носители этого этнонима
жили вместе с хазарами в одной и той же области, дает типологиче-
ский ряд. Этот ряд можно предположительно дополнить этнонимом
алъциагир, о носителях которого Иордан упоминает в общем с савира-
ми контексте — как о «гуннских племенах» [Jord. Get., § 37]25. Пред-
положение о том, что окончание -up в тюркской этнонимике, скорее
всего, является свидетельством огуроязычности носителей самого эт-
нонима, позволяет предполагать, что не только хазары, но и савиры
являлись огурскими племенами. Это заключение представляется дос-
таточно вероятным еще и потому, что, как уже отмечалось выше, са-
виры после миграции в Юго-Восточную Европу закрепились в Севе-
ро-Западном Прикаспии, в той же самой области, что и хазары.
По мнению О.Прицака, общетюркской формой этнонима савир/са-
бир могло быть safiTr, которую приводит ал-Мас‘уди (X в.), а местной
предположительно являлось sawar [Голб, Прицак, 1997: 56]. Однако
предложенная выше гипотеза приводит к прямо противоположному
заключению: огурская форма должна была иметь вид safrir, как у
ал-Мас‘уди, или, скорее, sawir (ПЛКО), как оно передается в письме
хазарского царя Иосифа [Коковцов, 1932: 28.3 (текст); 92 (пер.)].
Можно было бы думать, что фигурирующая у Иордана Sauiri (Get. § 37)
отражает собственно хазарское, т.е., вероятно, огурское sawir, однако
такая версия опровергается тем, что этот этноним был заимствован
25 Есть весомые основания полагать, что этноним альциагир был заимствован Иор-
даном у Ириска Панийского [Иордан, 1994: 128, 129, коммент. 102; 142, коммент. 131].
346
И.Г.Семенов
Иорданом у Ириска и, следовательно, он отражает среднегреческое
La0ipoi [Иордан, 1994: 142, коммент. 129].
Таким образом, можно выделить следующие этапы миграции пред-
положительно огурских племен в Юго-Восточную Европу:
1) хазарская (акацирская);
2) сарагуро-оногурская;
3) савирская;
4) аварская.
Абегян, 1975 —Абегян М. История дре^неармянской литературы. Ереван, 1975.
Агафий, 1955 — Агафий. О царствовании Юстиниана / Пер., статья и примем.
М.В.Левченко. M.-JL, 1955.
Айбабин, 1999 — Айбабин А.И. Этническая история раннесредневекового Крыма.
Симферополь, 1999.
Алиев, Асланов, 1975 — Алиев И.Г., Асланов Г.М. К вопросу о проникновении на
территорию Азербайджана племен сармато-массагето-аланского круга в пер-
вые века нашего летоисчисления // Материалы по археологии и древней исто-
рии Северной Осетии. Т. 3. Орджоникидзе, 1975.
Артамонов, 1962 —Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962.
Ашмарин, 1902 —Ашмарин Н.И. Болгары и чувашский язык. Казань, 1902.
Баскаков, 1960 — Баскаков Н.А. Тюркские языки. М., 1960.
Баскаков, 1969 — Баскаков Н.А. Введение в изучение тюркских языков. Издание
второе, исправленное и дополненное. М., 1969.
Бешевлиев, 1936 — Бешевлиев В. Първобългарски надписи. Добавки и оправки //
Годишник на Софийския университет. Историко-филологически факултет.
Т. 32. 1936.
Бешевлиев, 1992 — Бешевлиев В. Първобългарски надписи. Второ преработине
издание. София, 1992.
Гаджиев, 1998 —Гаджиев М.С. Лпиния (исторические факты, локализация, этни-
ческая принадлежность) // Дагестан в эпоху Великого переселения народов
(Этногенетические исследования). Махачкала, 1998.
Гадло, 1979 — Гадло А.В. Этническая история Северного Кавказа IV-X вв. Л.,
1979.
Голб, Прицак, 1997 — Голб Н., Прицак О. Хазарско-еврейские документы X века /
Пер. с англ.; научн. ред., послесловие и коммент. В.Я.Петрухина. Иерусалим-
Москва, 1997 (5757).
Голден, 2005 — Голден П. Достижения и перспективы хазарских исследований //
Евреи и славяне. Т. 16. Хазары. Иерусалим-Москва, 2005.
Гумилев, 1967 —Гумилев Л.Н. Древние тюрки. М., 1967.
Дёрфер, 1986 — Дёрфер Г. О языке гуннов // Зарубежная тюркология. Вып. I.
Древние тюркские языки и литературы. М., 1986.
Джафаров, 1985 —Джафаров Ю.Р. Гунны и Азербайджан. Баку, 1985.
Основные этапы миграций огурских племен в Юго-Восточную Европу 347
Дорн, 1875 —Дорн Б. Каспий. О походах русских в Табаристан, с дополнительными
сведениями о других набегах их на прибрежья Каспийского моря. СПб., 1875.
Житие Константина, 1981 — Житие Константина // Сказания о начале славянской
письменности / Вступ. ст., пер. и коммент. Б.Н.Флори; отв. ред. В.Д.Королюк.
М., 1981.
Заходер, 1962 — Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе.
Т. 1. Горган и Поволжье в IX-X вв. М., 1962.
Инструкция, 1980 — Инструкция и пробные статьи «Этимологического словаря
чувашского языка» / Сост. М.И.Скворцов; под общей ред. А.Рона-Таша. Че-
боксары, 1980.
Иордан, 1994 — Иордан / Статья, пер. и коммент. А.Н.Анфертьева // Свод древ-
нейших письменных известий о славянах. Т. I (I-VI вв.) / Сост. Л.А.Гиндин,
С.А.Иванов, Г.Г.Литаврин; отв. ред. Л.А.Гиндин (филология), Г.Г.Литаврин
(история). М., 1994.
ал-Истахри, 1901 — Ал-Истахрий. Книга путей царств / Пер. Н.К.Караулова //
СМОМПК. Вып. 29. Тифлис, 1901.
Кизилов, 2010 — Кизилов М. Топоним «Хазария» в источниках позднесредневеко-
вого и раннего нового времени (об инерционности исторического мышле-
ния) // Хазары: миф и история. Иерусалим-Москва, 2010.
Кляшторный, Султанов, 2000 — Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Государства и
народы Евразийских степей: Древность и средневековье. СПб., 2000.
Кляшторный, 2003 — Кляшторный С.Г. История Центральной Азии и памятники
рунического письма. СПб., 2003.
Кляшторный, 2005а — Кляшторный С.Г. Азиатский аспект ранней истории ха-
зар // Евреи и славяне. Т. 16. Хазары. Иерусалим-Москва, 2005.
Кляшторный, 20056 — Кляшторный С.Г. Хазарские заметки // ТС. 2003-2004.
Тюркские народы в древности и средневековье. М., 2005.
Коковцов, 1932 — Коковцов П.К Еврейско-хазарская переписка в X в. Л., 1932.
Кулаковский, 1898 — Кулаковский Ю. К истории Готской епархии (в Крыму)
в VIII в. // ЖМНП. 1898. № 2.
Матевосян, 1986 — Матевосян А.С. Мовсес Хоренаци и «Хронология» Атанаса
Таронаци // Международная конференция по средневековой армянской лите-
ратуре. Ереван, 15-19 сентября 1986 г.: Тез. докл. Ереван, 1986.
Материалы, 1940 — Материалы по истории Азербайджана из «Тарих-ал-камиль»
(Полного свода истории) Ибн-ал-Асира / Пер. П.К.Жузе. Баку, 1940.
Менандр, 1860 — Менандра Византийца продолжение истории Агафиевой // Ви-
зантийские историки / Пер. С.Дестуниса. СПб., 1860.
Мовсэс, 1984 — Мовсэс Каланкатуаци. История страны Алуанк / Пер. с др.-арм.,
предисл. и коммент. Ш.В.Смбатяна. Ереван, 1984.
Мошин, 1929 — Мошин В. 'Елар%{а TotOIok; в Хазарии в VIII в. // Труды IV съезда
русских академических организаций за границей. Белград, 1929.
Мудрак, 2010 — Мудрак О.А. Ранние хазары с точки зрения этимологии // Хазары:
миф и история. Иерусалим-Москва, 2010.
ал-Мукаддаси, 1908 — Ал-Мукаддасий. Лучшее из делений для познания клима-
тов / Пер. Н.К.Караулова // СМОМПК. Вып. 38. Тифлис, 1908.
348
И.Г.Семенов
Мушегян, 1986 — Мушегян А.В. Мовсес Хоренаци и его время // Международная
конференция по средневековой армянской литературе. Ереван, 15-19 сентября
1986 г.: Тез. докл. Ереван, 1986.
Назаренко, 2001 — Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях: Меж-
дисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX-
ХП вв. М., 2001.
Науменко, 2005 — Науменко В.Е. Византийско-хазарские отношения в середине
IX века // Евреи и славяне. Т. 16. Хазары. Иерусалим-Москва, 2005.
Новосельцев, 1990 — Новосельцев А.П. Хазарское государство и его роль в исто-
рии Восточной Европы и Кавказа. М., 1990.
Новосельцев, 2001 — Новосельцев А.П. Хазарское государство и его роль в исто-
рии Западной Евразии // Славяне и их соседи. Вып. 10. Славяне и кочевой мир.
М., 2001.
Новосельцев, 2002 — Новосельцев А.П, Христианство, ислам и иудаизм в странах
Восточной Европы и Кавказа в средние века // Древние государства Восточной
Европы. 1998 г. М., 2002 (см. также: Вопросы истории. 1989, № 2).
Патканов, 1883 — Патканов К. Из нового списка Географии, приписываемой
Моисею Хоренскому // ЖМНП. 1883. Март.
Пигулевская, 1939 —Пигулевская НВ. Сирийский*истомник VI в. о народах Кав-
каза // Вестник древней истории. 1939, № 1.
Пигулевская, 2000 — Пигулевская Н.В. Сирийские источники по истории народов
СССР // Пигулевская Н.В. Сирийская средневековая историография. СПб.,
2000.
Приск, 1861 — Сказания Приска Панийского / Пер. с греч. Г.С.Дестуниса // Уче-
ные зап. Второго отделения ИАН. Кн. 7. Вып. 1. СПб., 1861.
Прокопий, 1950 — Прокопий из Кесарии. Война с готами / Пер. с греч.
С.П.Кондратьева; вступ. ст. З.В.Удальцовой. М., 1950.
Рашев, 2000 — РашевР. К вопросу о происхождении праболгар // МАИЭТ.
Вып. VII. Симферополь, 2000.
Ромашов, 1994 — Ромашов С.А. Болгарские пЛемена Северного Причерноморья
в V-VII вв. // Archivum Eurasiae medii aevi. Vol. VIII. 1992-1994. Wiesbaden, 1994.
Ромашов, 2005 — Ромашов С.А. От тюрков к хазарам: Северный Кавказ в VI-
VII вв. // ТС. 2003-2004. Тюркские народы в древности и средневековье. М.,
2005. С. 185-202.
Семенов, 2001а — Семенов И.Г. К вопросу об исторической географии Хазарии //
Сборник Русского исторического общества. № 4 (152). М., 2001. С. 40-47.
Семенов, 20016 — Семенов И.Г. К локализации савир (по данным «Армянской
географии» VII в.) // Межрегиональная научная конференция V «Минаевские
чтения» по археологии, этнографии и музееведению Северного Кавказа —
«Северный Кавказ и кочевой мир степей Евразии». Ставрополь, 12-15 апреля
2001 г.: Тез. докл.
Семенов, 2002а — Семенов И.Г. Этнополитическая история Восточного Кавказа
в III—VI вв. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Махачкала, 2002.
Семенов, 20026 — Семенов И.Г. Топонимика Северо-Восточного Кавказа в ма-
териалах еврейско-хазарской переписки // Вопросы истории Дагестана. [4.]
К 80-летию проф. В.Г.Гаджиева. Махачкала, 2005.
Основные этапы миграций огурских племен в Юго-Восточную Европу 349
Семенов, 2005 — Семенов И.Г. Политическая история Хазарского каганата / Ру-
кописный фонд Института истории, археологии и этнографии Дагестанского
научного центра РАН. Махачкала, 2005. Ф. 3. О. 1. Д. 732.
Семенов, 2008 — Семенов И.Г. Этнополитическая ситуация в Хазарии в 830-
850-х гг. // Восток (Oriens). Афро-азиатские общества: история и современ-
ность. 2008.
Семенов, 2009 — Семенов И.Г. К политической, социальной и этнической семанти-
ке термина унногундур И Palaeobulgarica / Старобългаристика. 2009. Т. ХХХШ.
Вып. 1.
Семенов, 2011 — Семенов И.Г. К вопросу о государственном устройстве и этни-
ческом составе унногундурекой державы // Дагестанский востоковедческий
сборник. 2. Махачкала, 2011.
Серебренников, 1957 — Серебренников Б.А. Происхождение чуваш по данным
языка // О происхождении чувашского народа. Чебоксары, 1957.
Скржинская, 1973 — Скржинская Е.Ч. Венецианский посол в Золотой Орде (по
надгробию Якопо Корнаро, 1362 г.) // Византийский временник. М., 1973,
№35.
Смолин, 1921 — Смолин К.Ф. К вопросу о происхождении народностей камско-
волжских болгар (разбор главнейших теорий). Казань, 1921.
Федотов, 1979 — Федотов М.Р. Отношение чувашского и общетюркского языков
к языкам хазар, дунайских и волжских болгар, а также финно-угров // СТ.
1979. №3.
Феофилакт Симокатта, 1957 — Феофилакт Симокатта. История / Вступ. ст.
Н.В.Пигулевской; пер. С.П. Кондратьева; примеч. К.А. Осиповой. М., 1957.
Фехер, 1929 — Фехер Г. Прабългари. Произход, история, бит и култура. София,
1929.
Ибн Хаукаль, 1908 — Ибн-Хаукалъ. Из «Книги путей и царств»/ Пер. Н.К.Карау-
лова // СМОМПК. Вып. 38. Тифлис, 1908.
Цукерман, 2001 — Цукерман К. Хазары и Византия: первые контакты // МАИЭТ.
Вып. VIII. Симферополь, 2001.
Шихсаидов, 1986 — Шихсаидов А.Р. Книга ат-Табари «История посланников и
царей» о народах Северного Кавказа // Памятники истории и литературы Вос-
тока. М., 1986.
Шрамм, 1997 — Шрамм Г. Реки Северного Причерноморья. Историко-филологи-
ческое исследование их названий в ранних веках. М., 1997.
Эрдаль, 2005 — Эрдаль М. Хазарский язык // Евреи и славяне. Т. 16. Хазары.
Иерусалим-Москва, 2005.
Barthold, 1935 — Barthold W. W. Vorlesungen uber Geschichte der Tiirken Mittelasien.
Berlin, 1935.
Boor, 1891 — Boor C. de. Nachtrage zu dem Notitiae episcopatum // Zeitschrift fur
Kirchengeschichte. Nr. 12. Stuttgart, 1891.
Darrouze, 1981 —Darrouze J. Notitiae Episcopatuum Ecclesiae Constantinopolitanae.
P., 1981.
Dobrovits, 2006 — Dobrovits M. “They Called Themselves Avar” - Considering the
Pseudo-Avar Question in the Work by Theophylactos // Eran ud Aneran. Studies
350
И.Г.Семенов
Presented to Boris Il’id MarSak on the Occasion of His 70th Birthday / Ed. by
M.Compareti, P.Raffeta, G. Scarcia. Venezia, 2006.
Doerfer, 1965 — Doerfer G. Tiirkische und Mongolische Elemente im Neupersischen.
Bd. II. Wiesbaden, 1965.
Doerfer, 1967 — Doerfer G. Tiirkische und Mongolische Elemente im Neupersischen.
Bd. III. Wiesbaden, 1967.
Doerfer, 1973 — Doerfer G. Zur Sprache der Hunnen // Central Asiatic Journal. Wies-
baden, 1973, vol. XVII.
Feher, 1921 — Feher G. Bulgarisch-ungarische Beziehungen in den V-XI Jahrhun-
derten. Budapest, 1921.
The Geography, 1992 — The Geography of Ananias of Sirak (ASxarhac'oyc'): The
Long and the Short Recensions / Introduction, Transl. and Comm, by R.H.Hewsen.
Wiesbaden, 1992.
Golden, 1980 — Golden P.B. Khazar Studies: An Historico-philological Inquiry into the
Origins of the Khazars. Vol. LBudapest, 1980.
Hamilton, 1962 — Hamilton J.R. Toqus-Oguz et On-Uygur // Journal Asiatique. 1962,
vol. 250.
Haussig, 1953 — Haussig H.W. Theophilakts Excurs iiber die Skythischen Volker //
Byzantion. T. 23. Bruxelles, 1953. 4
Henning, 1952 — Henning W.B. A Farewell to the Khagan of the Aq-Agataran //
Bulletin of the School of Oriental Studies. 14. 1952.
Jord. Get., 1960 — Иордан. О происхождении и деяниях гетов. Getica / Вступ. ст.,
пер., коммент. Е.Ч.Скржинской. М., 1960.
Maenhcen-Helfen, 1973 — Maenhcen-Helfen J.O. The World of the Huns. Studies in
Their History and Culture / Ed. by Max Knicht. Berkeley, Los Angeles-London,
1973.
Marquart, 1898 — Marquart J. Die Chronologic der altturkischen Inschriften. Lpz.,
1898.
Marquart, 1903 — Marquart J. Osteuropaische und Ostasiatische Streifzuge. Lpz.,
1903.
Marquart, 1911 — Marquart J. Die altbulgarische Ausdriicke in Inschriften von Catalar
und die altbulgarischen Fiirstenliste // Изв. Русского Археологического института
в Константинополе. Т. 15. 1911.
Miller, 1999 — Miller R.A. Turcic 5, z : Chuvash /, r Revisited // Turcic Language. L.,
1999, vol. 3/1.
Moravcsik, 1930 — Moravcsik Gy. Zur Geschichte der Onoguren // Ungarische
Jahrbiicher. 10. 1930.
Moravcsik, 1958 — Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. B., 1958. Bd. IL
Moses, 1978 — Moses Khorenats'i. History of the Armenians / Transl. and Comm, on
the Literary Sources by R.W. Thomson. Cambridge (Mass.) — London, 1978.
Nemeth, 1930 — Nemeth Gy. A honfoglalo magyarsag kialakulasa. Budapest, 1930.
Pritsak, 1950-1955 — Pritsak O. Qara. Studie zur turkischen Rechtssymbolik // Zeki
Veledi Togana Armagan. Istanbul, 1950-1955.
Pritsak, 1956 — Pritsak O. Der Titel Attila // Festschrift fuer Max Vasmer. Wiesbaden,
1956.
Основные этапы миграций огурских племен в Юго-Восточную Европу 351
Rona-Tas, 1999 — Rona-Tas A. Hungarians and Europe in the Early Middle Ages:
An Introduction to Early Hungarian History. Budapest, 1999.
At-Tabari, 1879 — Annales quos scripsit Abu Djafar Mohammed ibn Djarir at-Tabari
cum aliis ed. M.J. de Goeje. Ser. I. Lugduni Batavorum, 1879.
Tha’alibi, 1900 — Tha’alibi. Histoire des rois des Persers / Trad, par H.Zotenberg. P.,
1900.
Tomaschek, 1872 — Tomaschek W. Review of R. Roessler „Rumanische Studie“ //
Zeitschrift fur die Osterreichischen Gymnasien. Bd. ХХШ. Wien, 1872.
Vernadsky, 1941 — Vernadsky G. Byzantium and Southern Russia // Byzantion. Vol. 15
[1940-1941.] Boston, 1941.
ЖМНП — Журнал министерства народного просвещения
МАИЭТ — Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии
СМОМПК — Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа
СТ — Советская тюркология
ТС — Тюркологический сборник
Т. И.СУЛТАНОВ
(Санкт-Петербург)
Тюркские рукописи
восточного отдела Научной библиотеки
СПбГУ
Одной из характерных черт средневековой мусульманской культу-
ры является широкая распространенность рукописной книги. В ту эпо-
ху благодаря активному сотрудничеству многих 'мусульманских наро-
дов арабографичная литература, создававшаяся на арабском, иранских
и тюркских языках, переживала расцвет на огромной территории и по
количественному составу достигла впечатляющих размеров. По при-
близительным подсчетам виднейшего советского арабиста А.Б.Хали-
дова, общее число только арабских средневековых рукописей, когда-
либо подготовленных, приближается к пяти миллионам, тогда как
«ныне в мире существует около шестисот тридцати тысяч арабских
рукописей» [Халидов, 1985: 254-255]. Общее число дошедших до на-
ших дней ираноязычных средневековых .рукописей, по определению
иранистов, составляет не меньше двухсот тысяч [Стори, Брегель, 1972:
42; Акимушкин, 1984: 10]. Сводных цифровых данных о сохранив-
шихся тюркских средневековых рукописях нет, но, несомненно, их
число достигает нескольких десятков тысяч, может быть даже сто ты-
сяч единиц [Дмитриева, 1987: 410].
Эти цифры кажутся нам близкими к истине, и, согласитесь, они и
впрямь впечатляющие. Поскольку сохранность литературных произ-
ведений всецело зависит от общей книжной культуры общества, то,
следовательно, как само количество дошедших до нас рукописей в
целом, так и наличие, в частности, среди них немалого числа книг,
созданных много столетий тому назад, свидетельствует о бережном
отношении людей той эпохи к рукописной книге и ее высоком пре-
стиже в тогдашнем обществе. О книге, воплощающей в себе неисчер-
© Султанов Т.И., 2013
Тюркские рукописи восточного отдела Научной библиотеки СПбГУ 353
паемую сокровищницу разнообразного материала, есть немало выска-
зываний самих средневековых мусульманских авторов. Одно из ярких
определений о значении письменного памятника для общества при-
надлежит выдающемуся энциклопедисту, уроженцу Средней Азии
(Хорезм) Абу Рейхану Бируни (годы жизни: 973-1048): «Письменное
сообщение есть один из видов сообщения, — писал он девять с лиш-
ним веков назад, — и, пожалуй, более предпочтительный, чем какой-
либо другой, ибо откуда мы знали бы предания народов, если бы не
вечные памятники пера» (цит. по [Акимушкин, 2004: 74]).
Большая часть сохранившихся произведений все еще существует
только в рукописях, причем эти списки, как справедливо отмечал
крупнейший знаток мусульманских рукописей проф. Ю.Э.Брегель,
рассеяны по библиотекам и частным собраниям различных стран, в раз-
ных городах, многие из них не только не описаны, но даже и не ката-
логизированы. В отечественном востоковедении можно выделить сле-
дующие основные направления изучения мусульманских рукописей:
1) исследование отдельных памятников в качестве источника и изуче-
ние творческого наследия отдельных средневековых авторов; 2) изда-
ние текстов и переводов отдельных памятников; 3) подготовка и пуб-
ликация сборников, включающих переводы — извлечения из разных
восточных источников, содержащих материал, например, по истории
определенного политического образования и конкретной этнической
общности; 4) каталогизация и описание рукописей, хранящихся в от-
дельных библиотеках.
Обозначенные выше направления имеют давно сложившуюся и ус-
тойчивую традицию в отечественном востоковедении. Однако реше-
ние первоначальной задачи в области востоковедения в возможно
полном объеме — сделать доступными для исследователей, путем пе-
чатных изданий и переводов, главные литературные памятники и ис-
торические источники, а также дать ясное представление о составе
и объеме рукописного фонда отдельных книжных хранилищ, путем
научных описаний и каталогизации рукописных собраний и коллек-
ций, — затруднено рядом объективных причин. А именно: объем сред-
невековой мусульманской литературы, как уже отмечалось выше, зна-
чителен, а круг квалифицированных специалистов по средневековой
литературе и истории, которым доступен этот письменный материал,
сравнительно ограничен, вследствие чего всестороннее изучение даже
основных литературных памятников и исторических источников, а так-
же подготовка научных описаний и каталогизация рукописных собра-
ний в каждой отдельной библиотеке идут трудно.
354
Т. И.Султанов
Так, к примеру, в библиотеке Восточного факультета СПбГУ хра-
нится более тысячи четырехсот томов арабских, персидских и тюрк-
ских рукописей, но они до сих пор должным образом не описаны, не
изучены и не каталогизированы.
Благодаря совокупным усилиям нескольких поколений отечествен-
ных исследователей-востоковедов мы имеем в настоящее время общее
представление о составе и объеме хранящихся в собрании СПбГУ ара-
бографичных рукописей и историю сложения этого собрания [Залеман
и Розен, 1888, т. 2: 241-262; 1889, т. 3: 197-222; Ромаскевич, 1925:
353-371; Беляев, Булгаков, 1958: 21-35; Тагирджанов, 1957: 63-69;
Тагирджанов, 1962; Тагирджанов, 1967: 3-19]. Собрание арабогра-
фичных рукописей Университета создано в результате слияния в ста-
ром фонде, сложившемся с момента учреждения Университета по
1845 г., нескольких коллекций других учреждений (Казанской фунда-
ментальной библиотеки, Библиотеки Казанского университета, Одес-
ского ришельевского лицея и других). Дополнение собрания рукопи-
сей происходило также за счет покупки (например, из наследства
В.В.Григорьева, П.И.Лерха, В.Ф.Гиргаса и др.), передачи в дар от их
владельцев или посмертно из личных библиотек востоковедов, долж-
ностных лиц и титулованных особ.
Так, в частности, небезынтересно отметить, что в нашем собрании
хранится несколько рукописей, подаренных в 1839 г. библиотеке Ка-
занского университета казахским ханом Джихангиром (правил в Буке-
евской орде в 1824-1845 гг.) [Залеман, Розен, 1888: 242; Тагирджанов,
1962: 96]. Джихангир-хан, сын Букей-хана, — личность знаменитая во
многих отношениях. Он родился в 1804 г., наследовал ханский титул
согласно завещанию своего отца и утвержден ханом специальным ука-
зом императора Александра I. Еще до прихода к власти он получил
хорошее мусульманское и европейское образование, знал языки: ка-
захский, чагатайский (среднеазиатский тюркй), арабский, персидский,
русский, немецкий. В 1840 г. ему было присвоено звание генерал-
майора русской армии. Неоднократно бывал в Петербурге, участвовал
в коронации Николая I, посещал Казань и Кавказ. В его богатой биб-
лиотеке наряду с книгами на европейских языках хранились рукописи
на арабскрм, персидском и тюркских языках. Он являлся одним из
первых в Казахстане создателей музейных коллекций предметов быта
и истории культуры казахского народа, был почетным членом научно-
го общества при Казанском университете. Умер естественной смертью
на сорок втором году жизни [Ерофеева, 2001: 139, там же: источники
и литература; Мукатаев, 2001].
Тюркские рукописи восточного отдела Научной библиотеки СПбГУ 355
Здесь, пожалуй, будет к месту добавить к сказанному, что в собра-
нии Института восточных рукописей РАН (СПб.) хранится рукопись
«Нухбат ат-таварих ва-л-ахбар» («Лучшие из историй и повествова-
ний», шифр: С 531), на л. 1а и 318а которой — печати с легендой
«Джихангир-хан ибн Букай-хан».
Арабографичные рукописи собрания Университета состоят из трех
частей: арабских рукописей, персидских рукописей, тюркских рукопи-
сей. По подсчетам востоковедов, в разные годы работавших с этим
собранием, тюркских рукописей свыше двухсот единиц; по утвержде-
нию А.Т.Тагирджанова, они написаны «на азербайджанском, татар-
ском, турецком, узбекском языках и по одной рукописи на киргизском
и таранчинском языках» [Тагирджанов, 1957: 66]. Однако, как показы-
вает исследовательский опыт, в ряде случаев определение конкретного
тюркского языка сочинений спорно и требует специальных исследо-
ваний. В качестве примера здесь можно назвать сочинение автора на-
чала XVII в. Кадир-4Али-бия из казахского племени джалаир, извест-
ное под условным названием «Джами4 ат-таварих» («Сборник летопи-
сей»), один из трех дошедших до наших дней списков которого хра-
нится в нашем собрании. И.Н.Березин (1818-1896) определил язык
этого сочинения как «татарский», такого же мнения придерживаются
многие ученые Татарстана [Березин, 1854]. Между тем казахстанские
исследователи считают, что сочинение Кадир-4Али-бия написано на
«чагатайско-казахском языке» [Кадыргали Жалаир, 1997: 3].
Тюркские рукописи Университета охватывают различные отрасли
словесности, характерные для средневековой письменности. Как отме-
тил еще проф. А.Т.Тагирджанов, среди тюркских рукописей нашего
собрания значительное место занимают переводы известных истори-
ческих и литературных произведений с арабского и персидского язы-
ков, как, например, знаменитой всеобщей истории ат-Табари, универ-
сальной истории Рашид ад-Дина, прозаических сочинений «Кабус-
наме» и «Анвар-и Сухайли», переводы поэм ‘Аттара и пр.
Самую значимую часть тюркоязычных рукописей Университета
составляют сочинения османских авторов. Как подсчитал А.Т.Тагир-
джанов, им принадлежат 30 из 39 списков, посвященных истории
Средней Азии, Турции, Крыма, Поволжья и т.д. [Тагирджанов, 1957:
66-69], при этом художественно оформленные рукописи есть только
на османском языке (старотурецкий язык); таковыми рукописями яв-
ляются, к примеру, история Султана Селима (правил в 1512-1520 гг.)
«Селим-наме» Исхака Челеби (список 1557 г.), история Султана Су-
356
Т. И.Султанов
леймана (правил в 1520-1566 гг.), «Сулейман-наме» Кара Челеби (спи-
сок 1717 г.) и другие. Учитывая, что рукописи на османском языке из
собрания Университета представлены в значительном количестве и
охватывают многие области науки и литературы, целесообразно так-
же, чтобы они все в совокупности изучались компетентным исследо-
вателем-османистом. Более того, такого рода работа уже идет давно:
в течение многих последних лет османскими рукописями из собрания
Научной библиотеки СПбГУ серьезно занимается доцент кафедры
Центральной Азии и Кавказа Восточного факультета Акиф Мамедо-
вич Фарзалиев, тюрколог-османист и известный знаток мусульман-
ских рукописей на тюркских языках. В связи с этим стоит заметить,
что в конце 90-х годов XX в. А.М.Фарзалиев совместно с иранисткой
Ф.И.Абдуллаевой работали над описанием тюркских и персидских
рукописей Университета. Однако работа эта по ряду причин осталась
незавершенной; подготовленные материалы, надо думать, хранятся
в личных архивах исследователей.
В настоящей работе рассматриваются только рукописи сочинений,
составленных в Средней Азии и Поволжье.
Из исторический сочинений, написанных авторами из указанных
регионов, рукописи которых хранятся в собрании Научной библиоте-
ки СПбГУ, особо остановимся по их научной значимости на следую-
щих: «Шейбани-наме» Мухаммада Салиха, «Бабур-наме» Захир ад-
Дина Бабура, «Джами4 ат-таварих» («Сборник летописей») Кадир
‘Али-бия, «Шаджара-йи турк» Абу-л-Гази.
Книги не появляются вдруг. Они долго вынашиваются, они рож-
даются, как люди, в муках. Как и люди, книги бывают умные и не
очень. Выйдя из-под пера своего создателя, книги обретают свою са-
мостоятельную жизнь. У одних она бывает короткой, безвестной, у дру-
гих — долгой и счастливой; иные книги обретают историческое бес-
смертие. В сокровищнице мусульманской культуры немало бессмерт-
ных книг. Мемуары, или «Записки», Бабура (1483-1530), которые
в обиходе называют «Бабур-наме», принадлежат к ним.
Полное имя автора «Записок» звучит как начальная строка светло-
го стиха — Захир ад-Дин Мухаммад Бабур. Это человек необыкновен-
ной и великой судьбы. Имя Бабура — символ огромного человеческо-
го мужества и исключительной целеустремленности, высокого про-
фессионализма и поразительной скромности. Потомок эмира Тимура
(правил в Средней Азии в 1370-1405 гг.) в пятом поколении, Захир ад-
Дин Мухаммад Бабур родился 14 февраля 1483 г. в Фергане. В июне
1494 г., когда ему шел всего лишь двенадцатый год, он наследовал
Тюркские рукописи восточного отдела Научной библиотеки СПбГУ 357
своему отцу в качестве правителя Ферганы. С тех пор он в гуще поли-
тических и военных событий своей страны и стран Среднего Востока.
В самом начале XVI столетия власть Тимуридов в Средней Азии пала
под давлением северных кочевников из Восточного Дешт-и Кипчака
(современных Казахских степей) и на большей части ее территории
воцарилась династия Шибанидов, возводившая свой род к внуку Чин-
гиз-хана Шибану. Из сонмища Тимуридов, бежавших в разные стра-
ны, Её Величество История выбрала именно Бабура для дальнейших
своих свершений. Бабур с небольшой кучкой преданных ему людей
отправился в Афганистан, позже — в Индию и основал там одно из
самых блестящих мусульманских царств — империю Великих Мого-
лов (1526-1858).
Бабур умер на сорок восьмом году жизни 26 декабря 1530 г. в Агре,
столице своей империи, и был похоронен в Баг-и Арам, на берегу
Джамны. Позднее его останки были перевезены в Кабул и погребены
в саду Баг-и Вафа, где они покоятся и поныне.
«Записки» Бабура написаны на среднеазиатском тюркй (чагатай-
ском языке) и по жанру относятся к мемуарной литературе. Главный
герой — сам автор, который от своего имени, просто и в то же время
образным языком рассказывает о том, что он слышал от людей, что
видел и испытал в жизни. Произведение построено как хроника, как
последовательность сменяющих друг друга событий, сгруппирован-
ных по годам хронологическими рубриками — «События года такого-
то» и так далее. «Записки» начинаются с описания событий 899/1494 г.
и обрываются на полуслове при изложении событий конца 935 г.х.
(август 1529 г.).
Ведя неторопливый, но эмоционально напряженный и в то же время
правдивый, лишенный даже малейшего оттенка чего-то показного рас-
сказ — воспоминание о себе, о своих друзьях и врагах, о многих людях,
встречающихся ему на жизненном пути, Бабур нарисовал, в сущности,
портрет своего времени — эпохи сложной и во многом переломной для
истории целого субконтинента: Средней Азии, Афганистана, Индии.
Это задача, решение которой по плечу не каждому мемуаристу.
Органический сплав добротного по качеству материала и вдумчи-
вого анализа, трагедийного пафоса и проникновенной лирики, профес-
сионального мастерства и профессиональной этики — вот причина
неповторимой привлекательности и непреходящей научной ценности
«Записок» Бабура.
«Бабур-наме» — единственное произведение во всей средневеко-
вой тюркоязычной литературе, которое по своим историографическим
358
Т.И.Султанов
и литературным достоинствам представители старшей плеяды евро-
пейских ориенталистов поставили в ряд с трудами греческих и рим-
ских авторов [Elliot, 1872: 218]. «Бабур-наме» является гордостью
тюркской прозаической литературы и заслуженно считается жемчу-
жиной в сокровищнице мусульманской культуры.
Сочинение Бабура переведено на многие восточные и европейские
языки [Стори, Брегель, 1972, №690: 828-838]. Существует несколько
изданий отдельных списков «Бабур-наме»: список Кера [Ильминский,
1857], хайдарабадский список [Беверидж, 1905]. В середине 90-х годов
XX столетия виднейший современный исследователь Японии Эйдзи
Мано осуществил критическое издание тюркского текста «Бабур-
наме» [Мапо, 1995]. В этом образцово исполненном во всех отноше-
ниях издании, вышедшем в Киото, список «Бабур-наме» из собрания
Санкт-Петербургского государственного университета (№ 683, XIX в.)
не использован и даже не упомянут.
В нашем собрании хранится рукопись сочинения Мухаммада Са-
лиха под названием «Шейбани-наме» [Ромаскевич, 1925: 364] — пер-
востепенный источник по истории Средней Азии начала XVI в. [Ахме-
дов, 1985: 22-26; Султанов, 1989: 190-211].
Мухаммад Салих происходил из служилой аристократии. Дед его,
Шах Малик из тюркского племени билкут, был одним из влиятельных
эмиров Тимура (правил в Средней Азии в 1370-1405 гг.), затем его
сына и преемника Шахруха (правил в 1409-1447 гг.). Отец его, Нур
Са‘ид-бек, долгое время управлял областью от Чарджуя до Адака,
«являлся полновластным и вполне самостоятельным владетелем при
дворах обладателя счастливой судьбы Абу Са‘ид-мирзы, Улугбека и
Джуки-мирзы» [Алишер, 1961: 174]. Он был также поэтом и писал
стихи на фарси. В 1462 г. Тимуридом Абу Са‘идом Нур Са‘ид-бек был
назначен правителем Хорезма. В 1467 г. другой Тимурид, Султан-Ху-
сайн, вторгся в Хорезм и произвел там опустошения; Нур Са‘ид-бек за
проявленные им при защите области упущения лишился власти, а по-
том и жизни [Бартольд, т. 2, ч. 2: 220].
По предположению А.Вамбери, Мухаммад Салих родился в период
между 1451-1455 гг. Эта дата принята некоторыми исследователями,
хотя А.Н.Самойлович еще в 1908 г. высказал сомнение относительно
ее верности. По словам самого Салиха, после смерти отца он «вырос
в великом унижении, перенес много обид и огорчений» [Мухаммед
Салих, 1908: 18]. В 901/1495-96 г., когда Бабур в первый и последний
раз видел Мухаммада Салиха, тот состоял на службе у Ходжи Яхьи
[Бабур-наме, 1958: 51], младшего сына небезызвестного Ходжи Ахра-
Тюркские рукописи восточного отдела Научной библиотеки СПбГУ 359
pa. С приходом Шейбани-хана в Мавераннахр (1501 г.) Мухаммад Са-
лих перешел к нему на службу.
Мухаммад Салих был не только свидетелем, но и активным участ-
ником тех бурных политических событий начала XVI в. в истории
Средней Азии, которые привели к крушению империи Тимуридов и
установлению в Мавераннахре власти Шибанидов (1501-1601). Под-
держивая Шейбани-хана, основателя государства Шибанидов в сред-
неазиатском Междуречье, мечом и пером, Мухаммад Салих быстро
выслужился перед ним: некоторое время он управлял Бухарой, позже,
в 910/1504-05 г., Чарджуем [Мухамед Салих: 197, 207-211], а в 1507 г.
мы видим его в качестве верховного уполномоченного Шейбани-хана
по культурным делам в завоеванном кочевыми узбеками Восточного
Дешт-и Кипчака Герате [Болдырев, 1989: 65].
Мухаммад Салих оставался верным слугой Шибанидов до своей
смерти. Согласно сведениям Хаджжи Лутфа ‘Али-бека, автора XVIII в.,
он умер в 941/1534-35 г.; эта же дата приводится и у Ризы Кулихана
в его «Маджма‘ ал-фусаха’» [Султанов, 1989: 191-192].
По словам Бабура, династийного и политического противника
Шейбани-хана — покровителя Мухаммада Салиха, последний был
человеком «по натуре своей злым, жестоким и безжалостным» [Бабур-
наме, 1958: 210]. Нава’и, напротив, характеризует Мухаммада Салиха
как «деликатного молодого человека», склонности и действия которо-
го не соответствуют склонностям его отца, человека «крайне порочно-
го по поступкам и характеру» [Алишер, 1961: 174]. «В его натуре мно-
го тонкости и вкуса, — говорится далее в „Маджалис ан-нафа’ис“, —
и в каллиграфии он хорош».
По призванию Мухаммад Салих был поэтом, еще в молодые годы,
в соответствии со своим именем, избравшим тахаллус (поэтический
псевдоним) «Салих» (букв, «праведный, честный, добрый»). Он при-
надлежал к тем тюркским по происхождению писателям Средней
Азии, которые по своему воспитанию, окружавшей их культурной
среде, по своей общественной и литературной деятельности были дву-
язычными. Нава’и и Хаджжи Лутф ‘Али-бек приводят его персидские
стихи и не упоминают тюркских. У Бабура цитируются персидские и
тюркские стихи Мухаммада Салиха [Мапо, 1995: 112, 282]. Причем
отмечается, что «у него есть [персидские] газели со вкусом, но изяще-
ства [букв, гладкости] в них меньше, чем вкуса. Есть у него и тюрк-
ские стихи; они написаны недурно» [Ильминский, 1857: 277]. По мне-
нию турецкого проф. М.Ф.Кёпрюлю, тюркские стихи Мухаммада Са-
лиха были написаны, по всей вероятности, в период его службы
360
Т. И.Султанов
у Шейбани-хана в качестве придворного поэта, т.е. после 905/1499—
1500 гг. К этому же периоду относится и создание «Шейбани-наме» —
самого крупного сочинения Мухаммада Салиха на тюрки.
Впервые «Шейбани-наме» Мухаммада Салиха был введен в науч-
ный обиход венгерским ориенталистом А.Вамбери (о нем см. [Вамбе-
ри, 2003: 5-18]), осуществившим в 1885 г. полное издание единствен-
но известного тогда списка этого памятника с переводом на немецкий
язык, примечаниями и введением [Вамбери, 1885]. В востоковедной
науке давно считается установленным, что издание или перевод тек-
ста, сохраненного одним списком и исключающего, таким образом,
критичность издания и перевода, сопряжено с рядом специфических
трудностей текстологического порядка и известным риском дать по-
вод специалистам к многочисленным поправкам печатного текста и
перевода.
Так случилось и здесь. Последующее сличение текста издания с
текстом рукописи показало, что в издании А.Цамбери действительно
содержатся ошибки. Поскольку их оказалось весьма много, было ре-
шено переиздать сочинение Мухаммада Салиха. Новое, исправленное
издание «Шейбани-наме», начатое П.М.Мелиоранским и завершенное
А.Н.Самойловичем, вышло в свет в Санкт-Петербурге в 1908 г. [Му-
хаммед Салих, 1908]. Несмотря на то что в основу переиздания по-
ложена та же единственная венская рукопись, оно отличается мно-
гими достоинствами. Издатели проделали большую и сложную тек-
стологическую работу по восстановлению правильного чтения неяс-
ных мест текста и достигли в этом значительных результатов. В новом
издании число непонятных слов и не совсем ясных стихов сведено до
минимума; все такие случаи отмечены издателями в подстрочных
примечаниях. Таким образом, благодаря кропотливому труду двух
крупнейших русских тюркологов мы имеем ныне вполне надежный
печатный текст одного из важнейших памятников тюркской литерату-
ры XVI в.
По жанру «Шейбани-наме» — историческая поэма. О мотивах, по-
будивших взяться за такой большой труд — в печатном тексте поэмы
4435 стихов, — сам автор сообщает в главе 15, которая носит название
«Причина составления книги» [Мухаммед Салих: 18-21]. Он пишет,
что, когда волею Всевышнего на его семью обрушилось несчастье и из
рук его отца «ушла страна Хорезм — Хивак (Хива) и крепость Кят»,
он, Мухаммад Салих, долгое время скитался по Хорасану, пережил
много злоключений, пока наконец не попал к Шейбани-хану, который
его обласкал и принял к себе на службу. По словам нашего автора,
Тюркские рукописи восточного отдела Научной библиотеки СПбГУ 361
Шейбани-хан (ум. в 1510 г.) и впоследствии проявлял благосклонность
к нему. В благодарность Мухаммад Салих решил сочинить месневи
о ратных подвигах своего благодетеля и покровителя. С этой мыслью
он обратился к хану, Мухаммад Шейбани «одобрил его просьбу».
В венском списке «Шейбани-наме», переписанном «рукой раба
божьего грешного Касима в последний день джумади ал-аввал девять-
сот шестнадцатого года» [Мухаммед Салих: 225], т.е. 4 сентября
1510 г., дата написания сочинения не указана. Однако, привлекая дан-
ные самой поэмы, мы можем установить время ее составления доста-
точно точно. Так, в последней главе говорится о том, что раньше
Шейбани-хану покорились Бухара, Самарканд, Ташкент, Хисар, Кун-
дуз, Ясы, Сауран, а «теперь Всевышний передал ему и Хорезм». Сде-
лай так, пишет далее автор, обращаясь к Всевышнему, чтобы Кермине
и Хорасан, Йезд, Багдад и Исфахан, Египет и Сирия тоже покорились
ему [Мухаммед Салих: 224]. Известно, что Хорезм был завоеван
в конце лета 1505 г., а в пределы Хорасана Шейбани-хан со своими
силами вступил в мае 1507 г. Следовательно, время окончания поэмы
можно датировать между второй половиной 911 и 912 г.х., т.е. второй
половиной 1505 и 1506 г.
Источниковедческое значение сочинения Мухаммада Салиха неод-
нократно отмечалось в трудах отечественных и зарубежных ориента-
листов. Так, В.Р.Розен, определив «Шейбани-наме» как «первостепен-
ный источник для описываемой им эпохи», писал еще в 1886 г.: «Мы
поэтому усердно рекомендуем нашим знатокам и ревнителям джага-
тайского языка и среднеазиатской истории новый памятник» [Розен,
1886: 52].
И напоследок напомню, что рукописи «Шейбани-наме» Мухамма-
да Салиха очень редки. На сегодня известны только два списка сочи-
нения: рукопись венской библиотеки [Fliigel, Bd. Il, S. 323] и рукопись
Восточного отдела Научной библиотеки СПбГУ, переписанная с вен-
ской рукописи П.М.Мелиоранским (1868-1906) и положенная в осно-
ву петербургского издания «Шейбани-наме» 1908 г. Во второй поло-
вине XX столетия вышли в свет два издания «Шейбани-наме» Мухам-
мада Салиха на современной узбекской графике: первое издание осу-
ществлено в 1961 г. Н.Даврановым, а второе — Э.Шадиевым в 1989 г.
Ташкентские издания «Шейбани-наме» Мухаммада Салиха, оба, пред-
ставляют собой переложение петербургского издания П.М.Мелиоран-
ского 1908 г.
«Сборник летописей» («Джами4 ат-таварих») Кадир 4Али-бия, на-
сколько сейчас известно, дошел до нас в двух списках: один из них
362
Т. И.Султанов
находится в Казани, а другой хранится в рукописном фонде Восточно-
го отдела Научной библиотеки СПбГУ. Жизненные обстоятельства
Кадир ‘Али-бия и побудительные причины создания «Сборника лето-
писей» неразрывно связаны с биографией казахского султана Ураз-
Мухаммада, внука казахского хана Чингизида Шигая (правил в 15 SO-
1583 гг.). Поэтому сначала несколько слов о нем.
Жизнь султана Ураз-Мухаммада была насыщена удивительными
событиями. Он родился в 1572 г. Когда ему исполнилось тринадцать
лет, умер его отец, Ондан-султан. В 1585 г. в Западной Сибири воево-
да Д.Чулков захватил в плен Саййид-Ахмада (Сейдяка), сына Бегбула-
та, соперника сибирского хана Чингизида Кучума. Среди пленных был
и казахский султан У раз-Мухаммад. Каким образом и почему он ска-
зался в свите Саййид-Ахмада, неизвестно. Тогда же знатный пленник
был доставлен в Москву. Таким неожиданным образом юноша Ураз-
Мухаммад оказался в России.
В 1590 г. Ураз-Мухаммад принял участие в походе царя Федора
Иоанновича против шведов. В 1598 г. Ураз-Мухаммад вместе с про-
чими царевичами-аманатами, жившими в России, участвовал в походе
против крымцев, объявленном Борисом Годуновым, вновь избранным
царем России. В 1600 г. государь Борис Фёдорович пожаловал султану
Ураз-Мухаммаду город Касимов с волостями и со всеми доходами
и даровал ему титул «хана Касимовского» (подробные сведения об
Ураз-Мухаммаде приведены в капитальном труде В.В.Вельяминова-
Зернова «Исследования о Касимовских царях и царевичах», ч. 2, с. 97
и сл.).
Воцарение Ураз-Мухаммада в Касимове (город расположен на Оке
в Рязанской области) подробно описано Кадир ‘Али-бием, который
был очевидцем этого события и участником обряда возведения султа-
на в ханы. Когда и при каких обстоятельствах Кадир ‘Али оказался
в центре России рядом с пленённым в Сибири царевичем, неизвестно.
Согласно исследованию А.В.Белякова, за время пребывания Ураз-
Мухаммада в России постепенно к нему «выехали его мать, тётки, сё-
стры (возможно, и двоюродные)» [Беляков, 2009: 40]. Вероятно, Кадир
‘Али-бий выехал в Россию вместе с кем-нибудь из родственников
Ураз-Мухаммада, но не позднее конца 90-х годов XVI в.
О Кадир ‘Али-бие известно только то, что он сам сообщает о себе
в своем труде. Он происходил из казахского племени джалаир, рода
тарак-тамгалы; раньше состоял на службе у предков Ураз-Мухаммада.
Мы не знаем, где и у кого он обучался. А меж тем Кадир ‘Али получил
хорошее мусульманское образование — кроме родного тюркского
Тюркские рукописи восточного отдела Научной библиотеки СПбГУ 363
владел персидским языком, хорошо знал генеалогию казахских ханов
и султанов и был начитанным человеком.
Среди сочинений Кадир ‘Али-бия было и такое: когда Борис Году-
нов в 1600 г. пожаловал Ураз-Мухаммаду город Касимов с округами и
даровал ему титул хана, неотлучно находившийся при султане Кадир
‘Али-бий решил отблагодарить русского царя и в 1602 г. написал труд,
где, по его словам, представил в должном свете правосудие и истину
государя Бориса Фёдоровича.
Сочинение Кадир ‘Али-бия, известное под условным названием
«Джами4 ат-таварих» («Сборник летописей»), представляет сокращен-
ный пересказ-перевод на литературный тюркский язык отдельных
разделов огромной всеобщей истории на персидском языке знамени-
того мусульманского ученого начала XIV в. Рашид ад-Дина. Сборник
Кадир ‘Али-бия дополнен изложением некоторых событий, происхо-
дивших в последующие времена в Восточном Дешт-и Кипчаке. Осо-
бую ценность представляют сведения Кадир 'Али-бия о генеалогии
казахских ханов и султанов.
Сведения Кадир ‘Али-бия о Казахском ханстве XV-XVI вв. осно-
ваны на надежных местных источниках и могут указывать на сущест-
вование в казахском обществе если не собственной письменной тра-
диции, то живого интереса к генеалогии и вопросам политической ис-
тории. Следует также отметить, что «Сборник летописей» Кадир
‘Али-бия — единственный известный пока исторический труд эпохи
средневековья, созданный представителем казахского народа в тради-
циях мусульманской историографии.
Дата смерти Кадир ‘Али-бия, переводчика и первого историка-
казаха, неизвестна.
Впервые сборник Кадир ‘Али-бия был введен в научный обиход круп-
нейшим российским ориенталистом Ильёй Николаевичем Березиным
(1818-1896). Он еще в 1854 г. осуществил полное издание текста единст-
венного известного тогда списка этого памятника [Березин, 1854]; имен-
но эта рукопись, положенная в основу казанского издания 1854 г., ныне
хранится в фонде СПбГУ. С тех пор данные этого сочинения привлека-
ют внимание всех ученых, которые занимаются позднесредневековой
историей Центральной Евразии. Свой вклад в изучение «Сборника ле-
тописей» Кадир ‘Али-бия внесли Ч.Ч.Валиханов, особенно В.В.Велья-
минов-Зернов, Э.А.Масанов, М.А.Усманов, В.П.Юдин и многие другие.
И конечно, вполне понятно, что наиболее активно сочинение Кадир
‘Али-бия изучалось и изучается по наши дни в научных центрах Ка-
захстана. Так, в 1989 г. академик АН Республики Казахстан Р.Г.Сыз-
364
Т.И.Султанов
дыкова издала с большой вводной статьей текст «Сборника летопи-
сей», транскрибированный с арабской графики на основе письменно-
сти тюркских народов бывшего СССР [Сыздыкова, 1989]. В 1997 г.
виднейшие современные ученые Казахстана — Н.Мингулов, Б.Куме-
ков, С.Отениязов осуществили переложение-перевод сочинения Кадир
‘Али-бия на современный казахский язык [Кадыргали Жалаир, 1997].
Текст пяти из девяти дастанов сочинения Кадир ‘Али-бия — т.е. вся
оригинальная часть памятника — включен в книгу Б.Б.Ирмуханова
«Прошлое Казахстана в письменных источниках» [Абусеитова, Бара-
нова, 2001: 184].
Сравнительно недавно (декабрь 2008 г.) известный историк-восто-
ковед из Казахстана на конференции в Санкт-Петербурге заявила, что
в Лондоне обнаружен еще один, третий, список сочинения Кадир
‘Али-бия. Если это устное сообщение нашей уважаемой гостьи соот-
ветствует действительности, то изучение сборника Кадир ‘Али-бия
переходит на другую, более высокую ступень: появляется реальная
возможность подготовить научно-критическое издание текста с ком-
ментариями и примечаниями этого ценного во многих отношениях
письменного памятника начала XVII в.
Первое упоминание о наличии в фонде библиотеки Санкт-Петер-
бургского университета рукописи «Шаджара-йи турк» («Родословная
тюрок») Абу-л-Гази относится к 1888 г. [Залеман, Розен, 1888, т. 2:
260, № 487]. Списки «Шаджара-йи турк» весьма многочисленны и
хранятся в библиотеках и Европы и Азии; например, только в собра-
нии Института восточных рукописей РАН (СПб.) их шесть, причем
один из них (шифр В 721) — полный список [Дмитриева, 2002: 38-39,
№ 47-52]. Имеются, по меньшей мере, два издания сочинения: казан-
ское издание 1825 г. и издание тюркского текста с французским пере-
водом, осуществленное П.И.Демезоном в Санкт-Петербурге в 1871—
1874 гг.; а также его перевод на русский язык, подготовленный
Г.С.Саблуковым (1804-1880) и изданный в 1906 г. в Казани. Сочине-
ние это известно и под более полным названием «Шаджара-йи турк ва
могул» («Родословная тюрок и монголов»).
«Шаджара-йи турк» Абу-л-Гази — один из интереснейших памят-
ников исторической литературы на среднеазиатском тюркй и важней-
ший источник по истории Чингиз-хана и Чингизидов, доведенный до
1644 г., а его автор — человек большой и сложной судьбы.
Полное фамильное имя автора «Родословной тюрок» — Абу-л-
Гази-Бахадур-хан б. ‘Араб-Мухаммад-хан. Он — Чингизид: происхо-
дил из хорезмской ветви потомков Шибана, сына Джучи, старшего
Тюркские рукописи восточного отдела Научной библиотеки СПбГУ 365
сына Чингиз-хана. Будущий хивинский хан и историк родился в столь-
ном граде своего царственного отца (правил в 1602-1621 гг.), Ургенче,
в августе 1603 г. У ‘Араб-Мухаммад-хана кроме Абу-л-Гази и его
старшего брата Исфандийара, которые родились от чингизидки Мих-
рибану-ханым, было еще пять сыновей от других жен.
Сыновья хана враждовали между собой и с отцом. Семейные раз-
доры закончились трагедией. В 1621 г. ‘Араб-Мухаммад-хан, Исфан-
дийар и Абу-л-Гази, с одной стороны, Ильбарс и Хабаш, двое других
сыновей хана, — с другой, встретились на поле брани. Первые потер-
пели поражение: хан попал в плен к Ильбарсу и Хабашу, которые при-
казали выколоть отцу глаза, а несколько позже убить его, а заодно
двух своих младших братьев и двух племянников, сыновей Исфандий-
ар-султана.
Абу-л-Гази тем временем бежал в Бухару. В 1623 г., когда Исфан-
дийар, убив Ильбарса и Хабаша, сделался ханом всего Хорезма (об-
ласть нижнего течения Амударьи), Абу-л-Гази вернулся на родину и
получил во владение Ургенч. Через несколько лет, после неудачной
борьбы со своим старшим братом, Абу-л-Гази был вынужден бежать
к казахам и два года жил в Ташкенте, в резиденции старшего казах-
ского хана Турсун-султана (правил в 1613-1627 гг.). Вскоре он снова
вернулся в Хорезм, примирившись с Исфандийаром. Спустя несколь-
ко месяцев Исфандийар-хан, свалив на младшего брата всю вину за
неудачный набег на Несу и Дуран, арестовал его и отправил заложни-
ком в Иран ко двору шаха Сафи‘ (правил в 1628-1642 гг.). Абу-л-Гази
пробыл в Исфахане почти десять лет (с января 1630 по август 1639 г.),
затем бежал, провел год у туркмен и год у калмаков ив 1641 г. вер-
нулся в родные края. Весной 1642 г. умер Исфандийар-хан, аральские
узбеки провозгласили Абу-л-Гази ханом, а полновластным правителем
всего Хорезма он стал лишь в 1645 г.
Абу-л-Гази был одаренным и высокообразованным человеком сво-
его времени. Он кроме своего родного тюркского знал арабский, пер-
сидский и монгольский языки. Его перу принадлежат три произведе-
ния: упомянутое «Шаджара-йи турк», «Шаджара-йи таракима» («Ро-
дословная туркмен»), законченное в 1071/1660-61 г., претерпевшее до
настоящего времени два полных издания [Туманский, 1897; Кононов,
1958], и «Манафи‘ ал-инсан» («Книга, приносящая пользу челове-
ку») — небольшой медицинского содержания трактат, рукопись кото-
рого хранится в Ташкенте [Ахмедов, 1985: 72].
В 1663 г. Абу-л-Гази-хан заболел и добровольно передал престол
своему старшему сыну, Ануша-Мухаммаду, и приступил к написанию
366
Т. И.Султанов
своего главного исторического труда — «Родословная тюрок». Бо-
лезнь Абу-л-Гази оказалась серьезной, лечение не дало положительно-
го результата, и в марте-апреле 1664 г. он умер. По поручению его
сына и преемника Ануша-хана (правил в 1663-1687 гг.) сочинение
Абу-л-Гази было закончено неким Махмуди, сыном ургенчского мул-
лы. Вот слова самого продолжателя «Шаджара-йи турк»: «Случилось
так, что, когда убежище рая на земле Абу-л-Гази-хан дописал эту кни-
гу до середины, он занемог. Тогда он завещал своим сыновьям: „Не
оставляйте это сочинение неоконченным, доведите его до конца44. По-
этому Абу-л-Музаффар ал-Мансур Ануша-хан ибн Абу-л-Гази-хан,
выполняя волю умершего (отца), приказал мне, Махмуди ибн Мулла
Мухаммад Замани Ургенчи, бесталанному и ничтожному, завершить
эту книгу. Хотя я нимало не подходил для столь трудного задания, но
поступая по изречению: „Подчиненный — неповинен44, приступил к
исполнению высочайшего ханского повеления и завершил книгу в ме-
ру своих знаний» [Шаджара-йи турк, л. 1 Оба}. s
«Родословная тюрок» Абу-л-Гази характеризуется специалистами
как «замечательный исторический труд» [Бартольд, т. 5: 187-188]. Из-
дание критического текста «Шаджара-йи турк» отсутствует. Список
этого важного во многих отношениях сочинения из нашего фонда в
известных нам справочных пособиях не упомянут.
Из нескольких книг путешествий, хранящихся в нашем рукописном
собрании, назову здесь, для сведения, сочинение под названием «Ургенч-
дин афганстанга килган сафарнинг ахваллари» («Обстоятельства пу-
тешествия из Ургенча в Афганистан») [Залеман, Розен, 1889, №926:
221]. Автор не установлен; сочинение требует специального рассмот-
рения специалистом.
Тюркские литературы представлены двадцатью семью списками
двадцати одного сборника стихов, тридцатью четырьмя списками два-
дцати семи поэм и восемнадцатью рукописями прозаических сочине-
ний [Тагирджанов, 1957: 67; Тагирджанов, 1967: 16-17]. Среди них —
«Лайли у Маджнун» и «Йусуф у Зулайха» Фузули, сборники стихов
(диван) Нава’и и Фузули, поэмы Ахмеди и многое другое.
В собрании Университета кроме упомянутой рукописи дивана На-
ва’и представлены рукописи еще двух его произведений — «Маджа-
лис ан-нафа’ис» («Собрание избранных») и «Махбуб ал-кулуб» («Воз-
любленный сердец») [Волин, 1946: 223, 227]. Особо остановимся на
«Маджалис», но сначала слово о его авторе.
Нава’и — один из выдающихся деятелей мусульманской культуры.
Он — человек, творчество которого однозначно делит тюркскую ли-
Тюркские рукописи восточного отдела Научной библиотеки СПбГУ 367
тературу эпохи Средневековья на периоды «до» и «после». Период
истории арабографичной тюркской литературы «до» Нава’и начинает-
ся с поэмы Юсуфа Баласагунского «Кутадгу билиг» («Благодатное
знание»), законченной в Кашгаре в 462/1069-70 г., и насчитывает, та-
ким образом, 500 лет. Там были свои вершины.
Но своего апогея тюркская поэзия достигла в творчестве Нава’и.
Произведения Нава’и стали самым знаменательным явлением не толь-
ко литературной жизни, но — шире — в культурной жизни Средней
Азии. Вместе с тем его творчество стало началом многого.
Об Али-Шире Нава’и, родоначальнике новой тюркской литерату-
ры, писали много. Работы авторов XIX в., например М.Никитского
(1856 г.), М.Белена (1861г.) и других, посвященные жизни Нава’и
и его литературной деятельности, носят характер панегирика, не име-
ют ничего общего с академической наукой и ныне имеют разве что
библиографическое значение. Из основательных работ о Нава’и сле-
дует назвать здесь прежде всего замечательное исследование акад.
В.В.Бартольда (т. 2, ч. 2), Е.Э.Бертельса (1948), очерки А.Н.Болдыре-
ва, книгу Иззат Султана (1979), а из работ последних десятилетий сле-
дует особо выделить исследования канадского ученого Марии Суб-
тельни и японского коллеги Кадзуюки Кубо. Ныне в Ташкенте суще-
ствует отдельный научный центр по изучению жизни, творчества и
эпохи Нава’и. Тем не менее, однако, столько еще белых пятен, и пол-
ной объективной характеристики Нава’и до сих пор все еще нет. Вот
примеры.
Кстати, полное фамильное имя нашего автора звучит так: Низам
ад-Дин Мир 'Али-Шир б. Гийас ад-Дин Кичкине; Нава’и — его тахал-
лус, другой его литературный псевдоним — Фани.
Непосвященные, наверняка, уверены, что Нава’и жил и творил
в Самарканде, Ташкенте или, скажем, в современном городе Навои,
недалеко от древней Бухары, но в любом случае — на территории
Республики Узбекистан. Лишь посвященные знают, что великий тюрк-
ский поэт Нава’и, произведения которого были популярны от берегов
Енисея до берегов Босфора, родился, вырос и сочинял в Герате, т.е.
в нетюркоязычной среде, а точнее, там, где тюркский элемент был
представлен в первую очередь династией и войском. Это феномен На-
ва’и, на который пока нет однозначного ответа.
Нава’и родился в Герате, в столице государства Тимуридов, в
844/1440-41 г. В биографии Нава’и, написанной при жизни поэта ис-
ториком Хондемиром и носящей комплиментарно-конъюнктурный ха-
рактер, говорится, что семья Нава’и принадлежала к знатной служи-
368
Т. И.Султанов
лой аристократии и стояла близко к царствующему дому Тимуридов.
Поэтому, мол, Нава’и был эмиром по рождению. Однако, по сообще-
нию Мирзы Хайдара Дуглата (1500-1550), автора «Тарих-и Рашиди»,
Нава’и происходил из бахши, отца его «называли Кичкине-бахши,
и он был должностным лицом» [Тарих-и Рашиди: 255]. В таком случае
Нава’и принадлежал по рождению не к родовой знати, а к канцеляр-
ским чиновникам. Ибо в ту эпоху слово бахши прилагалось к литера-
торам двора и чиновникам канцелярии, писавшим литературные про-
изведения и канцелярские документы уйгурским шрифтом по-тюрк-
ски. Бахши были при дворе самого Тимура и многих туркестанских
правителей; самые подробные сведения о них сообщают ираноязыч-
ный анонимный автор «Му'изз ал-ансаб» и продолжатель его сочине-
ния [Му'изз, 2006: 347: Указатель терминов].
Нава’и прожил свою жизнь в богатстве и роскоши, окруженный
раболепными слугами и многочисленными поклонниками его литера-
турного таланта. Умер Нава’и 3 января L501 г. в Герате, так и не соз-
дав своей семьи и не имея потомства. Об этой стороне жизни Нава’и
запоминающе просто пишет Тимурид Бабур: «Без сына и без дочери,
без жены и без семьи прошел он прекрасно свой путь в мире, одиноко
и налегке» [Мапо, 1995: 265].
Положительные черты Нава’и достаточно известны. Он был тон-
ким знатоком человеческих душ, создавшим в своем творчестве нема-
ло литературных героев, образы которых сотканы из одних доброде-
телей. Но, как это ни парадоксально, в реальной жизни сам Нава’и был
человеком капризным, крайне щепетильным, нетерпимым к любому
возражению, легко попиравшим чужйе желания и к тому же злопа-
мятным. По словам современников, Нава’и, этот великий человек,
своей быстрой и необоснованной раздражительностью, крутостью на-
водил трепет и ужас на людей своего близкого окружения [Болдырев,
1946: 123; Пугаченкова, 1963: 237]. Похоже, прав тот крупный госу-
дарственный и политический деятель СССР, который однажды, имея
в виду себя, выдал такую максиму: «С легким характером великих не
бывает; настоящий характер — всегда трудный характер».
Вот такие вот эпизоды из жизни Нава’и-человека.
Зато Нава’и — поэт от Бога. Нава’и однажды сделал такое призна-
ние Мавлана Сахиб-Дару, человеку, входившему в круг людей, со-
ставлявших его непосредственное домашнее окружение: «Свеча пере-
до мной горит до рассвета, — сказал он, — а чернила и калам при мне
неотлучно, чтобы я мог сразу заковать в цепи письма мысль, как толь-
ко придет она мне в голову» [Болдырев, 1989: 397]. Так, нещадно тру-
Тюркские рукописи восточного отдела Научной библиотеки СПбГУ 369
дясь денно и нощно, Нава’и блестяще реализовал свой отпущенный
ему природой духовный и творческий потенциал.
Нава’и создал огромное количество литературных произведений.
Интересы его были разносторонни: он занимался кроме поэзии исто-
рией, музыкой, каллиграфией, живописью и т.д. [Бартольд, т. 2, ч. 2:
257-258]. В 60-х годах прошлого столетия в Ташкенте было издано
пятнадцатитомное собрание сочинений Нава’и, куда вошли только
лишь тридцать его произведений [Иззат Султан, 1979: 315-317]. Наи-
более важные с научной точки зрения сочинения Нава’и издавались
отдельно; в частности, в 1961 г. С.Ганиева осуществила критическое
издание текста «Маджалис ан-нафа’ис» [Маджалис, 1961].
«Маджалис» по жанру — биографическое сочинение. Основное со-
держание книги — сведения о тюркских и персидских поэтах и других
лицах, занимавшихся поэзией в государстве Тимуридов во второй по-
ловине XV в., с образцами их творчества. В сочинении мы находим
также много характерных сведений о жизни самого Нава’и и близких
к нему людей, нанизанные на нить повествования яркие портреты це-
лого ряда современников автора, оценки произведений многих его
коллег и т.д. Как установила С.Ганиева, «Маджалис» было написано
в 1490-1491 гг., а в 1498 г. было заново отредактировано [Маджалис,
1961:9, 12].
Списки «Маджалис» довольно многочисленны. Они представлены
в библиотеках Ташкента, Парижа, Оксфорда, Кембриджа, Берлина,
Мюнхена и т.д., а в Санкт-Петербурге — в фондах Института восточ-
ных рукописей РАН, Национальной библиотеки России и Санкт-Пе-
тербургского государственного университета. Рукопись «Маджалис»,
хранящаяся в восточном отделе Научной библиотеки СПбГУ под
№618 — художественно украшенная рукопись XVI в., на л. 2б-3а за-
ставки и виньетки; начало и конец повреждены [Волин, 1946: 226-
227]. Университетская рукопись «Маджалис ан-нафа’ис» не просто
одна из старейших, но и хорошей сохранности рукопись. Очевидно,
поэтому выдающийся знаток мусульманских рукописных книг акад.
В.В.Бартольд (1869-1930) при написании своего фундаментального
труда «Мир Али-Шир и политическая жизнь» широко пользовался
именно университетской рукописью [Бартольд, т. 2, ч. 2: 205, 214, 222,
223, 233, 237, 242].
Есть в нашем рукописном собрании тюркоязычные сочинения по
астрономии, математике, медицине, музыке, каллиграфии, богословию
и др. Из сочинений по религии укажем на «Кисас ал-анбийа’» («Ска-
зания о пророках») Рабгузи [Залеман, Розен, 1888, № 165: 260].
370
Т.И.Султанов
Сочинение Рабгузи — один из самых ранних дошедших до нас про-
заических тюркоязычных памятников; оно составлено в 1310-1313 гг.
в Средней Азии. «Кисас ал-анбийа’» является ценным источником для
истории языка, литературы и культуры тюркских народов, широко
используется в научных трудах исследователей разных стран, а в 90-х
годах прошлого века вышло в свет в Лейдене критическое издание
этого сочинения [Rabghuzi, 1995]. В этом роскошном издании исполь-
зованы списки сочинения Рабгузи, хранящиеся во многих западноев-
ропейских собраниях, а также ряд хороших списков из собрания Ин-
ститута восточных рукописей РАН. Наша рукопись не использована
и даже не упомянута.
В.Р.Розен, завершая свой раздел индекса персидских, турецко-та-
тарских и арабских рукописей библиотеки Санкт-Петербургского уни-
верситета, писал, что «автор будущего подробного каталога, конечно,
найдет известное число погрешностей и, между прочим, определит
точнее те рукописи, которые у нас остались без указания имени авто-
ра... Равным образом ему придется подробнее исследовать отмечен-
ные под заглавием маджму *а иди маджму* сборники» [Залеман, Ро-
зен, 1889:219-220].
Действительно, исследование отдельных сборников дало весьма
положительные результаты. Так, к примеру, казахстанский ученый
А.И.Исин, занимаясь изучением сборной рукописи, хранящейся в на-
шем фонде под № 493, выявил в составе сборника несколько неиз-
вестных ранее позднесредневековых казахских произведений. Среди
них — «Песнь об ‘Адил-султане». Рукопись составлена в начале
XIX в. и представляет собой сборник более десяти произведений эпи-
ческого характера. Она была приобретена Университетом в 1862 г.
в составе собрания документов, находившихся ранее во владении
Я.О.Ярцова (ум. в 1861 г.). В 2001 г. А.И.Исин издал в Алматы книгу,
представляющую собой публикацию исследования этого эпоса, фак-
симиле, транскрипцию памятника и комментарии [Исин, 2001]. По
словам А.И.Исина, в ближайшее время последует публикация еще
двух произведений-песен из рукописного сборника № 493 из собрания
восточного отдела Научной библиотеки СПбГУ. Пожелаем казахстан-
скому исследователю сборной рукописи из нашей коллекции большой
творческой удачи.
Из всех тюркоязычных источников собрания Университета наибо-
лее известны и используются в научных трудах исследователей раз-
личные по происхождению битики (послания), ярлыки и акты (доку-
менты договорного, сделочного характера). Наша коллекция состоит
Тюркские рукописи восточного отдела Научной библиотеки СПбГУ 371
из трех рукописных сборников, в них представлены копии и переводы
более сорока документов XIV-XVIII столетий. В индексе А.А.Ромас-
кевича об этих рукописях лишь одна неполная строка: «Ярлыки крым-
ских ханов Х-ХП вв. хиджры» и сноска, что они приобретены Уни-
верситетом в 1882 г. у вдовы профессора В.В.Григорьева и лишь в
1923 г. поступили в библиотеку [Ромаскевич, 1925, № 1231: 371, при-
меч. 2]. Подробное и высококвалифицированное научное описание
всех трех сборников, составляющих нашу коллекцию, принадлежит
перу известного российского ученого из Казани М.А.Усманова [Усма-
нов, 1979: 22-26]. Согласно его исследованию, все три рукописных
сборника являются частями одного большого собрания документов,
находившихся ранее во владении Я.О.Ярцова (1792-1861) и В.В.Гри-
горьева (1816-1881). В этих трех сборниках документов представлены
копии тринадцати ярлыков, тексты которых имеют значение ори-
гиналов. Из них четыре не были ранее известны научной обществен-
ности и впервые были привлечены к рассмотрению в монографии
М.А.Усманова.
Словом, в собрании Университета хранится немало хороших и цен-
ных арабографичных рукописей, а также различных по происхожде-
нию и графике документов на тюркских языках. Однако они мало из-
вестны в научном сообществе востоковедов, редко привлекаются в
научных трудах исследователей, упускаются из виду при издании
тюркоязычных памятников письменности и практически не упомина-
ются в опубликованных справочных пособиях по мусульманской ли-
тературе.
Заключая краткий обзор тюркских рукописей СПбГУ, напомню,
что есть книги, которые ценны не столько сами по себе, сколько пото-
му, что они подготавливают благоприятные условия к усвоению дру-
гих ценных предметов. Именно к такого рода книгам следует отнести
каталоги и описания рукописных фондов, которые являются фактиче-
ски источником для изучения этих самых фондов, до того оставав-
шихся труднодоступными, известными только по составленным раз-
ными авторами и в разные годы инвентарным спискам, многие из ко-
торых давно стали библиографической редкостью.
Таким образом, задача, требующая сегодня своего разрешения, за-
ключается в подготовке и последующем издании Краткого алфавитно-
го каталога арабографичных рукописей Научной библиотеки СПбГУ.
Успешное выполнение программы каталогизации раскроет научное
содержание и значение рукописей и заодно поможет подготовить оп-
ределенное количество молодых востоковедов-текстологов, что, в свою
312
Т.Н. Султанов
очередь, позволит перейти к осуществлению следующего важного эта-
па текстологической и источниковедческой работы — к описанию
фонда арабографичных рукописей, начатое профессором Университе-
та А.Т.Тагирджановым, и научно обоснованному отбору наиболее
ценных памятников письменности для изучения, перевода и издания.
Эта долгосрочная программа в перспективе — если учесть, что кроме
коллекции арабских, персидских и тюркских рукописей есть еще фон-
ды рукописей монгольских, тибетских и так далее — может стать од-
ним из генеральных направлений в ряду научных задач Восточного
факультета Санкт-Петербургского государственного университета.
Абусеитова, Баранова, 2001 — АбусеШпова М.Х., Баранова Ю.Г. Письменные
источники по истории и культуре Казахстана и Центральной Азии в ХШ-
XVIII вв. (биобиблиографические обзоры). Алматы, 2001.
Акимушкин, 1984 — Акимушкин О.Ф. Заметки о персидской рукописной книге и
ее создателях // Очерки истории средневекового Ирана. Письменность и лите-
ратура. М., 1984. ‘ 4
Акимушкин, 2004 — Акимушкин О.Ф. Средневековый Иран. Культура. История.
Филология. СПб., 2004.
Алишер, 1961 — Алишер Навоий. Мажолисун нафоис. Илмий-танкидий текст.
Тошкент, 1961.
Ахмедов, 1985 — Ахмедов Б.А. Историко-географическая литература Средней
Азии XVI-XVIII вв. (Письменные памятники). Ташкент, 1985.
Бабур-наме, 1958 — Бабур-наме. Записки Бабура. Пер. М.Салье. Ташкент, 1958.
Бартольд, т. 1-9 — Бартольд В.В. Сочинения. Т. 1-9. М., 1963-1977.
Беверидж, 1905 — The Babar-nama, being the autobiography of the Emperor Babar...
written in Chaghatary Turkish; now reproduced in facsimile from a manuscript be-
longing to the late Sir Salar Jang of Haydarabad,1 and ed. with a preface and indises
by A.S.Beveridge. Leyden; London, 1905 (GMS, 1).
Беляев, Булгаков, 1958 — Беляев В.И., Булгаков П.Г. Арабские рукописи собрания
Ленинградского университета // Сб. «Памяти академика Игнатия Юлиановича
Крачковского». Л., 1958.
Беляков, 2009 — Беляков А.В. Политика Москвы по заключению браков служилых
Чингизидов // Тюркологический сборник. 2007-2008. История и культура
тюркских народов России и сопредельных стран. М., 2009.
Березин, 1954 — Сборник летописей. Татарский текст с русским предисловием //
Библиотека восточных историков, издаваемая И.Березиным. Т. 2, ч. 1. Казань,
1854.
Бертельс, 1948 — Бертельс Е.Э. Навои. Опыт творческой биографии. М.-Л., 1948.
Болдырев, 1946 — Болдырев А.Н. Алишер Навои в рассказах современников //
Алишер Навои. Сборник статей под редакцией А.К.Боровкова. М.-Л., 1946.
Болдырев, 1989 — Болдырев А.Н. Зайнаддин Васифи. Таджикский писатель XVI в.
(Опыт творческой биографии). Издание 2-е, исправленное и дополненное. Ду-
шанбе, 1989.
Тюркские рукописи восточного отдела Научной библиотеки СПбГУ 373
Вамбери, 1885 — Gie Schaibaniade. Ein Ozbegisches Heldengedicht in 16 Gesangen,
von Prinz Mohammad Salich aus Charezm. Ubersetzungen und Noten von H.Vam-
bery. Wien-Budapest, 1885.
Вамбери, 2003 — Вамбери А. Путешествие по Средней Азии / Пер. с нем. З.Д.Го-
лубевой. Под ред. В.А.Ромодина. М., 2003.
Волин, 1946 — Волин С.Л. Описание рукописей произведений Навои в ленинград-
ских собраниях //Сб. «Алишер Навои». М.-Л., 1946.
Дмитриева, 1987 —Дмитриева Л.В. Тюркоязычная арабописьменная рукописная
книга по ее ареалам // Рукописная книга в культуре народов Востока. Очерки.
Книга первая. М., 1987.
Дмитриева, 2002 —Дмитриева Л.В. Каталог тюркских рукописей Института вос-
токоведения Российской академии наук. М., 2002.
Дмитриева, Мугинов, Муратов, 1965 —Дмитриева Л.В., Мугинов А.М., Муратов
С.Н. Описание тюркских рукописей Института народов Азии. Том 1. История.
М., 1965.
Залеман, Розен, 1888-1889 — Залеман К., гозен В. Список персидским, турецко-
татарским и арабским рукописям библиотеки И.СПб. Университета // Записки
Восточного отделения Имп. Русского археологического общества. Т. 2. СПб.,
1888 [Залеман]; т. 3. СПб., 1889 [Розен].
Ерофеева, 2001 —Ерофеева И.В. Символы казахской государственности. Позднее
средневековье и новое время. Алматы, 2001.
Иззат Султан, 1979 — Иззат Султан. Книга признаний Навои. Жизнь и творчест-
во великого поэта со слов его самого и современников. Ташкент, 1979.
Ильминский, 1857 — Бавер-намэ или Записки Султана Бабера. Изданы в подлин-
ном тексте Н.Ильминским. Казан, 1857.
Исин, 2001 — «Ады султан» эпикалык жыры. Санкт-Петербург университет! гы-
лыми штапханасынын Шыгыс бол!мшде сактаулы казак колжазба штабы. Зер-
ттеу, колжазба факсимилен, транслитерациясы, транскрипциясы, тупшктеме-
лерц баспага дайындау А.И.Исин, тарих гылымдарыныц кандидаты. Алматы,
2001.
Кадыргали Жалаир, 1997 — Кадыргали Жалаир. Шеж1релер жинагы. Шагатай ка-
зак плшен аударып, алгы созш жазгандар: Н.Мингулов, Б.Комеков, С.Отения-
зов. Алматы, 1997.
Кононов, 1958 — Кононов А.Н. Родословная туркмен. Сочинение Абу-л-Гази хана
хивинского. М.-Л., 1958.
Маджалис, 1961 — Алишер Навоий. Мажолисун нафоис. Илмий — танкидий
текст. Тайёрловчи: С.Ганиева. Тошкент, 1961.
Му'изз, 2006 — История Казахстана в персидских источника. Му'изз ал-ансаб.
(Прославляющее генеалогии). Т. III. Алматы, 2006.
Мукатаев Г.К. Хан Джангир — великий преобразователь степи. СПб., 2001.
Мухаммед Салих. Шейбана-намэ. Джагатайский текст. Посмертное издание проф.
П.М.Мелиоранского. Под наблюдением и с предисловием прив.-доц. А.Н.Са-
мойловича. СПб., 1908.
Мухаммад Солих. Шайбонийнома. Нашрга тайёрловчи Насрулло Даврон. Тош-
кент, 1961.
Мухаммад Солих. Шайбонийнома. Нашрга тайёрловчи Э.Шодиев. Тошкент, 1989.
374
Т. И. Султанов
Пугаченкова, 1963 — Пугаченкова Г.А. Искусство Афганистана. Три этюда. М.,
1963.
Ромаскевич, 1925 — Ромаскевич А.А. Список персидских, турецко-татарских и
арабских рукописей Библиотеки Петроградского университета // Записки кол-
легии востоковедов при Азиатском музее Российской АН. Т. 1. Птрг., 1925.
Стори-Брегель, 1972 — Стори Ч.А. Персидская литература. Биобиблиографиче-
ский обзор. В трех частях. Пер. с англ., перераб. и доп. Ю.Э.Брегель. Ч. 1-3.
М., 1972.
Султанов, 1989 — Султанов Т.И. Известия «Шейбани-наме» Мухаммада Салиха
о моголах (XVI в.) // Страны и народы Востока. Вып. XXVI. Средняя и Цен-
тральная Азия. Кн. 3. М., 1989.
Сыздыкова, 1989 — Сыздыкова Р.Г. Язык «Жами ат-тауарих» Жалаири. А.-А.,
1989.
Тагирджанов, 1957 — Тагирджанов А. Т. Таджикско-персидские и тюркские руко-
писи Восточного факультета ЛГУ // Вестник ЛГУ, № 8, серия истории, языка
и литературы. Вып. 2. Л., 1957.
Тагирджанов, 1962 — Тагирджанов А.Т. Описание таджикских и персидских ру-
кописей Восточного отдела библиотеки ЛГУ. Т. 1. История, биография, гео-
графия. Л., 1962. ' s
Тагирджанов, 1967 — Тагирджанов А.Т. Список таджикских, персидских и тюрк-
ских рукописей Восточного отдела библиотеки ЛГУ. М., 1967.
Тарих-и Рашиди — Мирза Мухаммад Хайдар. Тарих-и Рашиди. Введ., пер. с перс.
А.Урунбаева, Р.П.Джалиловой, Л.М.Епифановой. Таш., 1996.
Туманский, 1897 — Абуль-Гази-Бахадур-хан. Родословная туркмен. Пер. А.Ту-
манского, Асхабад, 1897.
Усманов, 1979 — Усманов М.А. Жалованные акты Джучиева Улуса XIV-XVI вв.
Казань, 1979.
Халидов, 1985 — Халидов А.Б. Арабские рукописи и арабская рукописная тради-
ция. М., 1985.
Шаджара-йи турк — Абу-л-Гази-Бахадур-хан. Шаджара-йи турк ва могол. Руко-
пись Института восточных рукописей РАН. С. 1832.
Юсуф Баласагуни. Благодатное знание. Пер. С.Н.Иванова. Вступит, ст. М.С.Фом-
кина. Примеч. А.Н.Мелеховой. Л., 1990.
Elliot, 1872 — Elliot Н.М. The History of India, as Told by Its Own Historians / Ed. by
J.Dowson. Vol. 4. L., 1872.
Flugel, 1865-1867 — Flugel G. Die arabischen, persischen und tiirkischen Hand-
schriften der Kaiserlich-Koniglichen Hofbibliothek zu Wien. Bd. I—III. Wien, 1865-
1867.
Mano, 1995 — Zahir al-Din Muhammad Babur. Babur-nama (Vaqayi‘)- Critical edition
based on four Chaghatay texts with introduction and notes by Eiji Mano. Kyoto
Syokado, 1995.
Rabghuzi, 1995. — Al-Rabghuzi Nasir al-Din b. Burhan al-Din. The stories of the
Prophets — Qisas al-anbiya‘: An Eastern Turkish version. Vol. 1-2. Leiden etc.:
Brill, 1995. Vol. 1. Critically ed. By H.E.Boeschoten. O-XXV, 787 p. Vol. IL:
Tr. into English by H.E.Boeschoten. O-IX, 832 p.
и.в.торопииын
(Астрахань)
Юртовские татары в орбите внутренней
и внешней политики России
в первой половине XVIII в.
Государственная политика в отношении многонационального насе-
ления юго-восточных окраин Российского государства в первой поло-
вине XVIII в. не раз привлекала к себе внимание исследователей
[Фирсов, 1869; Попов, 1861; Подробные, 1834; Пальмов, 1927; Паль-
мов, 2007; Батмаев, 1993; Донелли, 1995; Максимов, 2002; Ислаев,
Галлямов, 2004; Кундакбаева, 2005; Цюрюмов, 2007; Курапов, 2011].
В поле их зрения оказывались различные аспекты взаимоотношений
российских властей и народов Урало-Поволжского региона: татар,
башкир, калмыков и др.
На этом фоне юртовские татары — специфическая группа населе-
ния тюркского происхождения, обитающая в Нижнем Поволжье, —
привлекали внимание исследователей в меньшей степени и преимуще-
ственно в этнографическом аспекте [Небольсин, 1852; Шнайдштейн,
1989; Исхаков, 1992; Усманова, 1997; Татары, 2001; Сызранов, 2007].
Наиболее характерны для работ этого плана исследования П.И.Не-
больсина и Д.М.Исхакова. Так, П.И.Небольсин подробно описывает
социальную структуру общества юртовских татар, их хозяйство и быт.
Свои наблюдения о жизни и прошлом юртовцев он частично подкреп-
ляет ссылками на исторические источники, отчеты научных экспеди-
ций и мемуары путешественников, а также дополняет их информаци-
ей, полученной от самих юртовцев. Д.М.Исхаков с привлечением ши-
рокого круга источников мемуарного и архивного характера подробно
рассмотрел этнический состав тюркского населения Астраханской
губернии, социальную структуру различных групп, включая юртовцев,
ареал их расселения на Нижней Волге, особенности их быта и хозяй-
ственной деятельности [Небольсин, 1852: 52-75; Исхаков, 1992: 5-33].
© Торопицын И.В., 2013
316
И. В.Торопицын
Особая роль в изучении этногенеза юртовских татар принадлежит
В.В.Трепавлову. Его фундаментальный труд, посвященный истории
Ногайской Орды, проливает свет на основные этапы и участников
процесса складывания общности юртовских татар во второй половине
XVI — первой трети XVII в., характер русско-ногайских отношений,
взаимоотношения астраханских властей и тюркского населения Ниж-
него Поволжья, частью которого являлись юртовцы [Трепавлов, 2002:
431, 432, 435, 436, 438, 440, 623, 625, 626]. Факты и выводы, изложен-
ные в труде В.В.Трепавлова, имеют принципиальное значение для по-
нимания основ политики России в отношении тюркских народов.
К числу работ, в которых затрагиваются вопросы общественно-
политической истории юртовских татар в рассматриваемый период,
можно отнести труды Н.Б.Голиковой, которая уделила внимание по-
литической позиции юртовских татар в период Астраханского восста-
ния 1705-1706 гг. [Голикова, 1957; 1975]. Ряд аспектов были рассмот-
рены нами в контексте международных отношений и национальной
политики Российского государства в первой половине XVIII в. [Торо-
пицын, 2007а: 93, 94; 20076: 65, 66;. 2008: 75, 76; 2009: 242-246; 2012:
13-17,21-23].
Определенный интерес представляют также работы, посвященные
предложениям астраханского губернатора В.Н.Татищева по управле-
нию юртовскими татарами [Мустафина, 1996; Арсланов, 2010]. Однако
авторы ограничились лишь констатацией некоторых известных к тому
времени положений, сформулированных В.Н.Татищевым в 1745 г.
в своем «Мнении» в отношении юртовцев1. Всесторонних попыток
проанализировать их в контексте общегосударственной национальной
политики, международных отношений на юго-востоке России в сере-
дине XVIII в. в данных работах предпринято не было.
Таким образом, вопросы взаимоотношений юртовских татар с ос-
тальным населением и властями Астрахани, а впоследствии Астрахан-
ской губернии, роль юртовцев в политических событиях первой поло-
вины XVIII в., за исключением отдельных аспектов, остались практи-
чески не освещенными. А между тем именно в этот период на Нижней
1 Записка, в которой В.Н.Татищев поднимает вопросы взаимоотношений с юртов-
скими татарами, известна с середины XIX в. Она опубликована в труде Н.Попова
(«Мнение Татищева, или Тайного советника и астраханского губернатора Татищева
мнение»), а впоследствии под заголовком «Мнение Татищева об управлении юртов-
скими татарами и о разверстании земель между ними» была включена А.И.Юхтом в
числе других записок и писем Татищева в 14-й том серии «Научное наследство» [По-
пов, 1861: 649-655; Татищев, 1990: 316-319].
Юртовские татары в орбите внутренней и внешней политики России... 377
Волге происходят социально-экономические и политические процес-
сы, меняющие коренным образом жизнь местного тюркского населе-
ния, снижают его роль в системе государственной службы и дают им-
пульс для формирования новой категории служилых людей — астра-
ханских казаков, которые постепенно замещают юртовцев на различ-
ных направлениях государственной службы.
Привлекаться к «службе» русскими властями местное тюркское на-
селение стало со времен покорения Астрахани во второй половине
XVI в. Данных, которые позволили бы судить о ее характере, немного.
Тем не менее можно выделить несколько основных служебных функ-
ций, возложенных государством на юртовских татар, которые в той
или иной степени закрепились за ними на протяжении последующих
двухсот лет. Эти функции можно разделить на две категории: «внеш-
ние» и «внутренние». К первой относились дипломатические поруче-
ния, разведывательные задания (посылка на Крымскую сторону Волги
под ногайские и Казыевы улусы для «проведывания вестей» и взятия
«языков»), а также участие в военных походах в составе российских
войск. Ко второй — доставка служебной корреспонденции («почтовая
гоньба») из Астрахани в близлежащие города края, сопровождение
курьеров, охрана нижневолжских промыслов и караванного пути от
набегов «воровских казаков» и внешних врагов [Акты, 1841: 262;
1842: 161, 162, 235-238; Дополнения, 1846: 149; Русская, 1906: 654-
657; Новосельский, 1948: 218, 225, 379; Бирюков, 1911а: 16; Русско-
чеченские, 1997: 223; Кусаинова, 2005: 114, 126; Куц, 2006: 402-407].
Для осуществления этих функций юртовские татары располагали
к началу XVIII в. значительным потенциалом. Их численность оцени-
валась, по разным источникам, от 10 до 12 тыс чел. (см. [Татищев,
1990: 296, 317; РГАДА, ф. 248, оп. 15, ед. хр. 877, л. 73об.]). «Они (юр-
товские татары. — И.Т.) не платят никакой подати его величеству
и обязаны только поставлять несколько сотен своих людей на войну,
когда он того потребует, — отмечал голландский путешественник
К. де Бруин. — Но в случае надобности они могут выставить в поле
до 20 000 войска...» [Бруин, 1989: 174]. Наблюдения Корнелия де Бру-
ина ценны тем, что подтверждаются фактом участия юртовских татар
в Северной войне против шведов в рядах русской армии под командо-
ванием Б.П.Шереметева.
В составе сводного отряда, сформированного в 1701 г. на террито-
рии, подведомственной приказу Казанского дворца, вместе с астра-
ханскими стрельцами под командой головы Бориса Кереитова прика-
зано было выступить на военную службу «астраханским мурзам,
378
И. В.Торопицын
и табунным головам, и сотником и татаром 473-м человеком». Данный
отряд с лета 1701 г. находился «на его великого государя службе в Ве-
ликом Новегороде и во Пскове... для охранения тех городов и иных
тамошних мест от неприятельского Швецкого короля войск» [Военно-
походный, 1871: 59-61].
18 июля юртовцы в составе сводного отряда из служилых людей
«низовых городов», яицких казаков и «уфимцев» под командой столь-
ника С.Бахметева направились к занятым шведами городам Орешку
и Канцу. Сводный отряд разбил «неприятельских людей», нападавших
на Ильинский погост, и захватил пленных, от которые были получены
сведения о местоположении шведских отрядов в районе мыз Левколы,
Печинской, Лопи, Порецкой. 28 цюня отряд С.Бахметева атаковал эти
«крепости и мызы», разбил противника, который в панике рассеялся
[там же: 66, 67, 73].
В сентябре юртовцы в составе других войск сражались со шведами
у реки Выбовки, совершили рейд «за свей«;киц рубеж» в направлении
Дерпта до мызы Новолоцанской, в ходе которого «тамошних жителей
всех в полон побрали, а досталных порубили», сожгли все жилища,
запасы зерна и сена, а «каменное строение разорили без остатку».
В конце декабря 1701 г. — начале января 1702 г. юртовцы в составе
армии Б.П.Шереметева участвовали в Лифляндии в боях против войск
генерала Шлиппенбаха [там же: 76-83, 87, 88].
Осенью 1702 г. в русскую армии по наряду из Приказа Казанского
дворца было направлено пополнение в количестве 375 «астраханских
мурз и табунных голов и сотников и татар». К этому моменту в распо-
ряжении Б.П.Шереметева оставалось менее 150 юртовцев во главе
с Б.Кереитовым [Письма, 1778: 126, 127]. В течение зимы 1702/03 г.
юртовские татары находились в действующей армии, отведенной на
зимние квартиры. В марте вся «низовая сила», к которой относились
юртовцы, заступила на станции по русско-шведской границе, а в мае
«мурзы и татары» в составе войск генерал-майора Н. фон-Вердена вы-
ступили в поход к Ямам (Ямбургу), участвовали в осаде, а впоследст-
вии и укреплении этого города, отвоеванного у шведов, а также при-
няли участие в последующих сражениях со шведами в Лифляндии
и Эстляндии [Роенно-походный, 1871: 125, 132, 135].
К середине 1703 г. численность «низовой силы», в которую входи-
ли и юртовцы наряду со стрельцами, калмыками и другими, в армии
Б.П.Шереметева заметно сократилась, и генерал-фельдмаршал стал
планировать отпустить оставшихся людей на зимний период в свои
дома. «А ранее на весну иным велеть быть таким Татарам, — рассуж-
Юртовские татары в орбите внутренней и внешней политики России... 379
дал он вместе с князем А.Д.Меншиковым, — как были прежде сего
с Борисом Керейтовым, зело были добрые люди...» [Письма, 1778:
135, 187, 209, 210]. Однако Петр! распорядился оставить всех татар
в действующей армии, «чтоб зимою с Богом еще нечто учинить».
О конкретных планах в отношении юртовцев царь обещал сообщить
Б.П.Шереметеву позже [Письма, 1889: 235].
Накануне Астраханского восстания мы встречаем Б.Кереитова на
службе в Астрахани, где он возглавляет один из полков местного гар-
низона. В 1704 г. в Астрахани был сформирован новый сводный полк
из 882 человек, который был отправлен в район боевых действий про-
тив шведов [Голикова, 1975: 48]. Сведений о том, что в этот отряд во-
шли юртовские татары, обнаружить не удалось. В то же время пере-
писка русских военных и государственных деятелей свидетельствует,
что в армии ощущалась потребность в легких конных войсках. «Все-
мерно надобно, — писал генерал-фельдмаршал Б.П.Шереметев князю
А.Д.Меншикову 29 октября 1704 г., — чтоб были к удобному времени
в указные места в Полшу несколько Калмыков и Татар Астраханских,
а имянно с Татары Астраханскими Бориса Кереитова, да казаков Дон-
ских хотя небольшое тех же, которые были со мною в прошлых годех,
для того что у Сапеги и при самом Шведе есть по несколько Волохов
и с ними Поляки, которые заобычные подъездами лехкими ходить,
а вышепомянутым людем, естьли им быть, могли б и над ними такие ж
поиски при Божии помощи чинить, а без того, братец, пробыть невоз-
можно...» [Письма, 1893: 708].
Сохранившиеся сведения об обороне Санкт-Петербурга летом 1704 г.
свидетельствуют об участии татар в боевых действиях вместе с «аст-
раханцами», яицкими казаками и запорожцами [Записка, 1854: 143;
Устрялов, 1863, с. 256]. В источниках не разъясняется, что это были за
татары. Но, как можно видеть из примеров предыдущих лет, юртовцы
направлялись в армию либо вместе с астраханскими стрельцами, либо
без них, но одновременно с яицкими казаками. Поэтому полностью ис-
ключать возможность очередного вызова в 1704 г. в действующую ар-
мию юртовских татар нельзя. По всей видимости, «низовая сила» про-
должала оставаться в действующей армии и в течение зимы 1704/05 г.
На это указывает донесение П.М.Апраксина Петру! в феврале 1705 г.
[Письма, 1893: 747]. Но в последующие годы привлечение юртовских
татар на войну со шведами не производилось, так как в действующую
армию были высланы участники Астраханского восстания 1705-1706 гг.
Тем не менее лестные отзывы о воинских навыках юртовских татар,
неоднократно высказанные генерал-фельдмаршалом России, красноре-
380
И.В.Торопицын
чиво свидетельствовали о высокой эффективности применения легкой
кавалерии в Северной войне и, безусловно, о личной храбрости юр-
товцев во главе с Б.Кереитовым, проявленной в боях со шведами.
Между тем обстановка в Нижнем Поволжье складывалась весьма
напряженная. Жители астраханского посада, стрельцы, население вос-
точных слобод и пригородных юртов испытывали все возрастающий
гнет астраханской администрации и командования местного гарнизо-
на. Как отмечает Н.Б.Голикова, астраханский воевода Ржевский бес-
церемонно обращался с тюркским населением края, совершенно не
считаясь ни с местной знатью, ни с официально данными татарам пра-
вами. «Так, он игнорировал жалованную грамоту, освобождавшую их
от поборов с мечетей и свадеб, взыскивая с них „деньгами и ясыри“
и „коньми“, — пишет она. — Он запретил татарам возить на лошадях
и верблюдах и даже носить ведрами воду из реки, заставив их поку-
пать ее бочками у откупщиков, которым отдал на откуп подвоз воды
в Татарскую слободу. Татар, бежавших из калмыцкого или кубанского
плена, Ржевский возвращал назад, получая от калмыков взятки» [Го-
ликова, 1975, с. 69-70]. Неудивительно, что юртовские татары не
предприняли никаких шагов, чтобы попытаться защитить астрахан-
ского воеводу и других начальных людей Астрахани в период восста-
ния, поднятого летом 1705 г. жителями города. Те немногие офицеры
и чиновники, вроде командиров полков братьев Б. и М.Кереитовых,
которым удалось спастись, нашли убежище у калмыков.
Когда в Москве стало известно о восстании, на чрезвычайном со-
вещании, в котором приняли участие бояре и приказные судьи, были
выработаны меры для того, чтобы принудить восставших принести
повинную, за что им было обещано прощение. Придавая большое зна-
чение локализации района восстания, участники совещания в Москве
направили грамоты к донским и гребенским казакам, гарнизону Тер-
ской крепости, черкесскому князю Альдигирею, а также к юртовским
татарам. Н.Б.Голикова отмечает, что послание к главе юртовцев Ишею
Кашкарину было написано собственноручно боярином Б.А.Голицы-
ным, возглавлявшим приказ Казанского дворца. Доставку грамот до-
верили астраханскому дворянину И.Михайлову, который в начале
сентября выехал из Москвы в сопровождении юртовских татар, при-
езжавших туда продавать лошадей [Голикова, 1975, с. 171-173].
В первые месяцы восстания юртовские татары во главе с табунным
головой Ишеем Кашкариным занимали лояльную по отношению к
восставшим позицию. Случаев конфликтов между ними отмечено не
было. В большей степени они страдали от калмыцких набегов. Так,
Юртовские татары в орбите внутренней и внешней политики России... 381
в ночь на 26 сентября в Красноярскую крепость из калмыцких улусов
вернулась группа юртовских татар, которые сообщили, что калмыки
намерены занять враждебную позицию по отношению к восставшим.
По словам юртовцев, калмыки уговаривали их присоединиться к ним,
угрожая: «Буде вы не пойдете, и мы де вас всех от Астрахани отворо-
тим». События ближайших месяцев подтвердили серьезность выдви-
нутых калмыками угроз: они стали массово угонять у юртовцев скот,
совершая нападения на окрестности Красного Яра и Астрахани.
Во время одного из таких набегов в феврале 1706 г. погиб брат табун-
ного головы И.Кашкарина Картай [Голикова, 1975: 213, 214, 219; Со-
циальные, 2004: 72].
В период восстания юртовцы активно принимали участие в раз-
личных переговорах, которые вели астраханские старшины. В октябре
1705 г. в Астрахань прибыли послы крымского хана Менгли-Гирея.
Юртовцы участвовали в переговорах с ними вместе с астраханской
старшиной, а впоследствии их представители Темирша-мурза и родст-
венник И.Кашкарина Тубачей были отправлены в Крым для обсужде-
ния вопросов возвращения пленных астраханцев. «Выбор юртовских
татар полномочными послами и поручение им такого сложного дела,
как освобождение пленных, показывает, — пишет Н.Б.Голикова, —
что астраханский круг вполне доверял им и никаких сомнений в их
способности выполнить поручение не испытывал». Она отмечает, что
астраханская старшина часто давала юртовцам ответственные поруче-
ния — их привлекали к переговорам с калмыками, использовали в ка-
честве переводчиков, поручали доставку важных сообщений в Крас-
ный и Черный Яры. По ее сведениям, Темирша-мурза и Тубачей ус-
пешно справились с возложенной на них задачей: им удалось освобо-
дить 30 пленных, кроме того, хан Менгли-Гирей в своем ответном
письме, которое доставил Темирша-мурза, сообщил, что намерен ра-
зыскать русских «невольников» и прислать их в Астрахань с Тубаче-
ем, который остался при его дворе [Голикова, 1975, с. 169].
Ограничивался ли этими вопросами круг полномочий астраханских
послов, Н.Б.Голикова не сообщает. Между тем известно, что в октябре
1705 г. царицынский воевода А.Турчанинов получил от калмыцкого
хана Аюки сведения о намерении юртовских татар бежать из-под Аст-
рахани во владения крымского хана: «Астраханские воры, соединяясь
с юртовскими татары, послали от себя на Кубань, чтоб они, кубанцы,
многим собранием пришли под Астрахань для приему их, воров,
и астраханских юртовских татар. И по той де их присылке присланы
с Кубани сего ж октября в первых числах к ним, ворам, шестьдесят
382
И.В. Торопицын
человек. И те де присланные с Кубани тем ворам сказали: по проше-
нию де их сила многая у них з двемя салтанами готова, как им надо
битца. И как та сила понадобитца, чтоб им, ворам, с тою ведомостью
приехать на Кубань наскоре. И они де, воры, им, кубанцом, говорили:
как де их кубанская сила к ним будет и они де, соотчась с юртовскими
татары, и с ними, кубанцы, пойдут воевать калмык» [Социальные,
2004: 39].
12 октября в Астрахань приехали юртовские татары, сопровождав-
шие дворянина И.Михайлова с царскими грамотами. Они рассказали,
что в пути встретили полковника М.Кереитова (Кореитова), и Михай-
лов остался с ним, а полковник приглашал представителей старшины
приехать за грамотами на обусловленное место встречи. Опасаясь ло-
вушки со стороны царских властей, восставшие решили отправить за
грамотами юртовского мурзу Каспулата Урусова. Он должен был дос-
тавить ответное письмо, в котором астраханцы жаловались на калмы-
ков, которые обвинялись в убийствах, грабеже юртовских татар и от-
гоне скота у жителей Красного Яра.
Вслед за юртовцами в Астрахань прибыл посыльный, доставивший
послание боярина Б.А.Голицына главе юртовских татар И.Кашкарину
и личное письмо к восставшим от М.Кереитова. Оба документа были
прилюдно зачитаны на кругу. Послание главы приказа Казанского
дворца состояло всего из нескольких строк и, по мнению Н.Б.Голи-
ковой, должно было служить дополнением к устному сообщению, ко-
торое поручили передать И.Михайлову при личной встрече с И.Каш-
кариным [Голикова, 1975, с. 221]. Царские власти, без сомнения, рас-
считывали на содействие юртовцев в своих замыслах и делали ставку
на авторитет влиятельного юртовского табунного головы. Неслучайно
М.Кереитов предлагал прислать к нему на переговоры в числе других
представителей восставших лично И.Кашкарина. Но эти послания
лишь возбудили подозрения в отношении него у астраханской стар-
шины, которая отправила на встречу с М.Керейтовым юртовских мурз
К. Урусова и Булата.
В ожидании реакции восставших на царскую грамоту хан Аюка
решил сам выяснить обстановку. 20 октября с этой целью отправился
к Астрахани находившийся в его улусе стольник М.Заманов. Его со-
провождали юртовские «Ышеевы» татары, бывшие в Москве с ордо-
базарной станицей (т.е. перегонявшие туда лошадей на продажу). За-
манов не рискнул лично появиться в Астрахани. Он остановился на
значительном расстоянии от города, куда направил в сопровождении
юртовцев своего человека Г.Полякова. Эта группа прибыла в полночь
Юртовские татары в орбите внутренней и внешней политики России... 383
в ставку к табунному голове И.Кашкарину, где заночевала, а на другой
день отправилась в Астрахань. Появление Полякова встревожило аст-
раханцев. Они стали выпытывать у него, с какой целью он приезжал
к Кашкарину и в итоге не отпустили обратно. Об этом Заманову со-
общил посланный от него ногаец «Акмурзим человек Урусова, Алас»,
которому удалось выбраться из Астрахани. Расчет Заманова на то, что
глава юртовских татар вступит с ним в тайную связь, не оправдался.
Кашкарин, скомпрометированный в глазах восставших посланием
царского сановника, не стал рисковать. Вскоре в калмыцкие улусы
приехал посланец хана Аюки Дакей, доставивший из Астрахани по-
слание восставших, в котором они просили обеспечить безопасный
проезд их представителям в Москву «с челобитной к великому госу-
дарю». О том же просили хана Аюку и юртовцы, приславшие от имени
К.Урусова, И.Кашкарина и «всех вкупе» юртовских татар персональ-
ное «написанное бусурманским языком» письмо [Социальные, 2004:
48, 49].
Из донесения М.Заманова в приказ Казанского дворца, отправлен-
ного в декабре 1705 г., видно, что юртовские татары были готовы под-
чиниться требованиям властей. Он сообщал, что посланец хана Аюки
встретился под Астраханью с сыном главы юртовских татар Теребер-
деем Кашкариным, от которого узнал, что «в Астрахани учинилось все
доброе»: астраханцы хотят принести повинную, главари восставших
арестованы и их намерены отправить в Москву, а в Астрахани всем
управляет архиерей. С этой вестью юртовцы отправили к калмыцкому
хану своего посланца, «татарина Бурая» [там же: 51]. Н.Б.Голикова
справедливо замечает, что информация, которую привез калмык Да-
кей, не отражала реальной обстановки в Астрахани [Голикова, 1975:
233, 234], тем не менее эти сведения вполне четко свидетельствовали
о настроениях, царивших среди юртовских татар.
Тем временем Петр I, получив информацию о событиях в Нижнем
Поволжье (отходе войска повстанцев от Царицына и неудачной по-
пытке верных правительству сил овладеть Черноярской крепостью),
приказал направить в Астрахань новую грамоту, составленную в более
суровом тоне. На этот раз она была адресована только стрельцам
и солдатам восставшего гарнизона. В ней сообщалось, что против них
будут направлены полки регулярной армии, а к калмыцкому хану
Аюке и юртовским татарам послан указ присоединиться к царским
войскам [Голикова, 1975: 205].
В начале января восставшие решили послать к царю своих пред-
ставителей с повинной. К тому времени в их рядах наметился раскол.
384
И. В.Торопицын
Об этом царицынский воевода князь П.И.Хованский узнал от послан-
ца И.Кашкарина — юртовского татарина Атепа Илинбаева, который
был включен в состав астраханского посольства. Илинбаев навестил
царицынского воеводу тайно. Он сообщил, что И.Кашкарин приказал
ему сообщить князю Хованскому «с плачем», чтобы войска как можно
скорее выступили в поход на Астрахань, так как среди восставших
уже не было единства. Глава юртовских татар опасался, как бы сто-
ронники жесткого курса в отношении царской власти, собиравшиеся
«уйти в море», не претворили в жизнь свое намерение «порубить
и разорить без остатку» юртовцев и жителей восточных слобод [Соци-
альные, 2004: 56]. В январе были отмечены первые факты побега юр-
товских татар: «А куды побежали бог весть, про то мы не ведаем», —
писали 14 января 1706 г. в Астрахань служивые люди с учуга Иванчуг
[Лебедев, 1935: 84-85].
Между тем царские войска под командованием генерала-фельд-
маршала Б.П.Шереметева уже двигались ца Астрахань. 24 февраля они
прибыли в Царицын, где Шереметеву доставили кубанского татарина,
схваченного калмыками Чемета-тайши. Пленный подтвердил на до-
просе, что восставшие астраханцы обращались к ним за помощью,
и «кубанцы конечно хотели соединитца с астраханцы, толко салтан их
не пустил». Шереметев распорядился отослать кубанца вместе с про-
токолом допроса в Посольский приказ, а сам принял решение уско-
рить переход к Астрахани. «Естли б не поспешил, — указывал он впо-
следствии в письме судье Посольского приказа Ф.А.Головину, —
конечно б Астрахань разорена была и имели намерение соединитца
с кубанцы и с каракалпаки и итить в верховые городы...» [Социаль-
ные, 2004: 82, 104].
Передвижение воинских отрядов не было тайной для юртовских
татар. Есть основания полагать, что часть из них с нетерпением ожи-
дала их прибытия, рассчитывая, что появление правительственных
войск восстановит порядок в крае и избавит их от калмыцких набегов.
9 марта глава юртовцев И.Кашкарин от имени всех мурз направил
письмо Шереметеву с заявлением о покорности юртовских татар пра-
вительству. Описывая бедственное положение своего народа («А мы
здесь велми обедняли и лошадей наших и всякие пожитки до остатку
побрали калмыки»), он просил ускорить движение, сообщая, что с на-
чалом ледохода часть восставших намерена покинуть город и идти «на
лодках в море» [Социальные, 2004: 93-94]. По мере приближения пра-
вительственных войск возрастало число перебежчиков из Астрахани.
Среди них оказались и представители юртовской знати — мурза
Юртовские татары в орбите внутренней и внешней политики России... 385
К.Урусов, сын табунного головы Кашкарина Таребердей «с товари-
щи» [Голикова, 1957: 241, 242].
Что касается событий^ непосредственно связанных с взятием Аст-
рахани царскими войсками, то о роли в них юртовских татар сохрани-
лось немного сведений. Показания царицынского толмача Г.Калмы-
кова, находившегося в те дни в Астрахани, свидетельствуют, что в
столкновениях с правительственными войсками под городом в районе
Ивановского монастыря в марте 1706 г. вместе с восставшими участ-
вовали «астраханские мурзы, юртовские и табунные головы и татары»
[Социальные, 2004: 106]. Однако следует учесть, что сам Калмыков не
был непосредственным участником тех событий, так как вместе
с «товарищами» находился «за караулом», поэтому, очевидно, пользо-
вался информацией от третьих лиц. О том, насколько она достоверна,
судить трудно. Тем не менее, по сведениям Н.Б.Голиковой, юртовские
татары вместе с отрядом астраханцев численностью в двести человек
под командой стрельца Туменка в ходе штурма Земляного города вой-
сками Б.П.Шереметева отражали натиск калмыков (четырех тайшей
и хана Аюки) [Голикова, 1975: 300].
Таким образом, факт участия юртовцев в борьбе с правительствен-
ными силами (в лице калмыков) на стороне восставших астраханцев
имел место. Несмотря на это, существующие исследования и материа-
лы не дают оснований утверждать, что среди юртовцев проводились
аресты в связи с их участием в Астраханском восстании. А между тем,
как замечает Н.Б.Голикова, «одного подозрения в участии в восстании
было достаточно, чтобы людей годами держали в тюрьме, подвергали
пыткам и ссылали». Ей удалось выявить имена 504 человек, привле-
ченных к суду в связи с Астраханским восстанием, и провести анализ
социальной принадлежности всех обвиняемых. Среди них она не вы-
явила ни одного юртовского татарина [там же: 306-307]. Несмотря на
это, она признает факт активного участия юртовских татар в данном
восстании [Голикова, 1957: 288].
Не исключено, что юртовцы были втянуты в водоворот событий
восстания в Астрахани в силу целого комплекса причин. Здесь могли
сыграть свою роль и накопившееся у них недовольство политикой ас-
траханских властей, о чем говорилось выше, и невозможность дистан-
цироваться от конфликта, так как они стали подвергаться нападениям
калмыков, выступавших на стороне правительственных сил, а факти-
чески воспользовавшихся ситуацией, чтобы безнаказанно грабить ме-
стное население. Юртовцы вынуждены были защищаться — как само-
стоятельно, так и в союзе с восставшими, которые, в свою очередь,
386
И. В. Торопицын
использовали их в своих целях. Одним из способов влияния на юртов-
цев были их заложники-аманаты, содержавшиеся в Астрахани, кото-
рых восставшие не стали освобождать, а выделили им положенное
содержание. По данным на 1705 г., в Астрахани находилось в амана-
тах 9 мурз от ногайских, джембуйлукских, джетисанских и юртовских
татар, в том числе «Ивас мурза Алмурзин сын Тинбаев» [Социальные,
2004: 251] (т.е. сын Эль-мурзы Тинбаева Ивас).
Восстановив государственную власть в Нижнем Поволжье, Б.П.Ше-
реметев вывел полки мятежных стрельцов из Астрахани, но взаимоот-
ношений с юртовскими татарами эти изменения не коснулись. Уже
в мае 1706 г. к ним поступил указ генерал-фельдмаршала отправить
в Москву табун лошадей [там же: ИЗ]. В феврале 1708 г. два отряда
юртовских татар численностью в 2’50 и 400 человек во главе с мурзами
были направлены вместе с астраханскими солдатами и калмыцким
войском астраханским воеводой П.М.Апраксиным против восставших
народов Северного Кавказа, осадивших Терскую крепость [Ахмадов,
2002: 349]. В 1709 г. из Астрахани к кубанскому ёераскиру был послан
юртовский табунный голова Ерсакай Епаев, который в результате пе-
реговоров добился освобождения из плена 17 русских людей и пору-
чика Левицкого, которых доставил в Астрахань [Сборник, 1898: 223].
В апреле того же года астраханский воевода П.М.Апраксин отправил
с дипломатическим поручением в Крым юртовского мурзу Тинбаева,
которому поручил добиваться от крымских властей выдачи России
казаков во главе с Игнатом Некрасовым «или б таких злодеев розобра-
ли себе за ясырей», чтобы некрасовцы не могли появляться в пределах
России [Письма, 1952: 794]. Не отказались астраханские власти и от
прежней практики взятия у юртовцев аманатов. В 1707 г. в Астрахани
на аманатном дворе находилось «двое мурз и их детей Тинбаева род-
ства по четыре, Урусова по одному человеку» [Сборник, 1898: 213].
Не исключено, что мягкая политика правительства по отношению
к юртовским татарам была вызвана опасением утраты в случае ре-
прессий контроля над данной категорией подвластного населения.
Осенью 1706 г. российским властям стало известно о тайных перего-
ворах астраханских татар с крымским ханом. «Пишет хан Крымский
к порте, — писал П.Толстой 14 сентября из Константинополя Ф.А.Го-
ловину, — прислали к нему татары, живущие близ Астрахани, Эштек-
султан и другие, одного салтанского сына2 и с ним 3 черных Татар,
2 По сведениям П. Толстого, отец данного «салтанского сына» был в России казнен
ранее вместе с другими «за такие же бунты, какие они и ныне затевают» [Устрялов,
1863:431].
Юртовские татары в орбите внутренней и внешней политики России... 387
с жалобою на Российское правительство, что чинится им обида многая
в вере их, берут с них многия деньги, и свадьбы свои без Русских по-
пов отправлять не могут; пррсят у хана Крымскаго прислать к ним
несколько своих ратей, а они готовы с женами и детьми вытти из Рос-
сии в Крым». П.Толстой сообщил, что крымский хан запросил мнения
турецких властей по этому вопросу и визирь, посоветовавшись с муф-
тием, пришел к выводу, что «по закону их, подобает тех Татар при-
нять». П.Толстой отметил также, что до него дошла информация, что
с астраханскими татарами «согласились Уфимские и Каракалпаки: все
хотят вытти из России» [Устрялов, 1863: 431]. В этой обстановке же-
сткие меры в отношении юртовцев могли спровоцировать массовый
исход из России тюркских подданных, проживавших в Нижнем По-
волжье, что не отвечало интересам российского государства.
Юртовцы, избегнув репрессий, которые обрушились в основном на
служилых и посадских людей Астрахани и других нижневолжских
городов, принявших сторону восставших, вынуждены были теперь
взять на себя основной груз выполнения многочисленных государст-
венных повинностей. Как отмечал в 1740-х годах астраханский губер-
натор В.Н.Татищев, до Астраханского восстания юртовские татары
выполняли государственную подводную повинность, направлялись
с различными поручениями вместе с астраханскими стрельцами. Но,
после того как стрельцов в Астрахани сменили полки регулярного
строя, помощи от них юртовцам не стало. Рост обременительных обя-
занностей у юртовских татар сочетался с ухудшением их социально-
экономического положения. В качестве одной из причин, приведших
к этому, В.Н.Татищев указывал на лишение юртовцев традиционных
рыбных промыслов [Татищев, 1990: 288, 289, 296] (с 1704 г. добыча
рыбы на Волге стала государственной монополией).
Утрата одного из важных источников пропитания приводила к
конфликтам юртовцев с русскими рыболовами. Особенно негативно
воспринимал эту ситуацию Эль-мурза Тинбаев. По сведениям россий-
ских властей, он неоднократно «делал пущие пакости и убивства госу-
даревым людям на учугах». Эль-мурза Тинбаев использовал набег
к Астрахани крымских татар и малых ногайцев во главе с Дели-султа-
ном Бахты-Гиреем в феврале 1715 г. для побега из России. Ему уда-
лось увлечь за собой 500 кибиток. Российские власти не сомневались,
что «юртовые татара взяты по его (Эль-мурзы Тинбаева. — И.Т.) из-
мене». При этом он «с изменники с юртовыми татары русских людей
на учугах кололи много и над ними ругательство чинили». По словам
строителя Троицкого монастыря на учуге, принадлежавшем данному
388
И. В.Торопицын
монастырю, Эль-мурза Тинбаев с юртовцами «дву человеком груди
взрезал и сердца из них вынели» [РГАДА, ф. 248, оп. 3, ед. хр. 102,
л. 610-611].
Юртовские мурзы Касай Тинбаев «с товарищи» утверждали, что
Эль-мурза Тинбаев с детьми на Кубань «отъехали волею». Во время
набега крымцев и малых ногайцев в феврале 1715г. Эль-мурзу видели
среди людей Бахты-Гирея дворянин Кузьма Воронин и переводчик
Иван Григорьев, которых вместе с юртовским табунным головой Ру-
саком посылал на переговоры к Бахты-Гирею князь А.Бекович-Чер-
касский. Переводчик подтвердил, что Эль-мурза Тинбаев передал ему
для астраханского обер-коменданта М.И.Чирикова коня серой масти,
которого Григорьев «ему, Чирикову, привел». Впоследствии Эль-
мурзу Тинбаева обвиняли в том, что он сам выехал навстречу войску
Бахты-Гирея и сообщил ему, что астраханский гарнизон не будет им
препятствовать, а коня получил для этой поездки от самого астрахан-
ского обер-коменданта [Сборник, 1898: 216-218].
Тем временем российские власти предпринимали шаги по защите
улусов юртовцев от Бахты-Гирея. Эту роль взял на себя командир Хи-
винской экспедиции князь А.Бекович-Черкасский, войска которого
располагались на острове Болдинский вблизи Астрахани. Он вывел
свои полки из лагеря и защитил под Астраханью не только калмыков,
но и прикрыл ими татарские юрты. «Князь Александр Бекович своим
охранением стоя сам за юртами на карауле сутки, а не уступя от строю
был четверы сутки, не имея себе малого покоя», — отмечал подпол-
ковник Немков [РГАДА, ф. 248, оп. 3, ед. хр. 102, л. 611]. Бахты-Гирей
не предпринимал попыток атаковать русские полки. Его войска, при-
соединив джетисанцев и джембуйлуковцев, переночевали возле Ива-
новского монастыря и пошли в обход Астрахани вниз по Волге к учу-
гам, взяв с собой в проводниках двух юртовских татар.
Побег Эль-мурзы Тинбаева на Кубань оказался заразительным.
Астраханский дворянин В.Г.Сербин вспоминал, что после набега
крымцев с Бахты-Гиреем в 1715 г. «недели с две или больше ушло из
юртов двадцать четыре телеги за теми, которых угнал Бахтыгирей,
и я посылай Сангачаем Дарджапом одиннадцать человек, и оных татар
возвратили» [Сборник, 1889: 115]. В том же году на Кубань совершил
побег юртовСкий Эбага-мурза со своими родными и улусниками, за-
хватив при этом и людей хана Аюки. Астраханские власти не без ос-
нований опасались, что он тоже присоединится к Бахты-Гирею и не-
красовцам «для разорения русских городов». За ними отправили в по-
гоню отряд драгун астраханского гарнизона под командой поручика
Юртовские татары в орбите внутренней и внешней политики России... 389
Суровцова. Догнав беглецов на Кубанской стороне, драгуны вступили
с ними в бой. Задержать Эбагу-мурзу не удалось, но две его жены, два
сына и дочь, а также улусные люди (92 человека, среди которых были
и улусные люди хана Аюки) были взяты в плен и привезены в Астра-
хань [Сборник, 1898: 220, 221]3.
Ущерб, причиненный набегом Бахты-Гирея, российские власти
оценили как очень существенный. Спустя много лет кабинет-министр
вице-канцлер граф А.И.Остерман в письме к турецкому великому ви-
зирю подчеркивал, что кубанцы в 1715 г. не только нападали на кал-
мыков хана Аюки, учинили им «великое кровопролитие» и захватом
имущества нанесли этим российским подданным огромный ущерб, но
еще и увели с собой из-под Астрахани свыше десяти тысяч кибиток
джетисанцев и джембуйлуков, а также 1220 кибиток ясачных татар
и 1000 кибиток юртовских татар во главе с Эль-мурзой и Мамбет-
мурзой Тимбаевыми (Тинбаевыми) [Бутков, 1869: 366].
22 марта 1715 г. астраханский обер-комендант М.И.Чириков сооб-
щил казанскому губернатору П.С.Салтыкову «о приходе кубанцов под
Астрахань на калмык и о измене астраханских Эль-мурзы Тинбаева,
который, оставя сына своего в аманатах, с братом своим и с детьми
и с племянниками от Астрахани отошел с ними на Кубань». Реакция
от казанского губернатора последовала только 6 июля. Он приказал
призвать Эль-мурзу Тинбаева в Астрахань «ласкою», обещая ему
прежнее жалованье. По приезде его рекомендовалось взять под арест и
выслать в Казань «для того, что он, Эль-мурза, в таком непостоянстве
явился многожды напредь сего». При этом сына его, находившегося в
аманатах, приказано было «держать за крепким караулом». Но, как
оказалось, к этому времени сын Эль-мурзы Тинбаева из аманатов
«ушел» [Сборник, 1898: 219-220].
В 1715г. малые ногайцы («кубанские татары»), среди которых бы-
ли и выходцы из других ногайских орд, повторили набег на окрестно-
сти Астрахани. На этот раз его возглавил «Етсанский набольший» Му-
сал-мурза «с товарищами и з родством». 18 мая они появились «воров-
ским приходом многолюдством у соляных озер». Проявив настойчи-
вость, астраханские власти4 «по многим переговорам» убедили Мусал-
3 Улусные люди Эбаги-мурзы и хана Аюки были отданы сыну калмыцкого хана
Чакдоржапу, который прислал за ними в Астрахань своего представителя Билютку. Де-
тей ’Эбаги-мурзы поместили на аманатный двор, но потом обер-комендант М.И.Чи-
риков отдал их «на расписку астраханским мурзам» [Сборник, 1898: 221].
4 В переговорах с кубанцами со стороны астраханских властей приняли участие
и представители юртовской знати — мурзы Кудайнат и Ак Урусовы, а также сын та-
бунного головы Анбулат Имеев [Доклады, 1897: 831, 832].
390
И.В. Торопицын
мурзу отказаться от замыслов захватить оставшихся джембуйлуков
и джетисан. Основная масса ногайцев вернулась на Кубань, но неко-
торые решили не возвращаться домой с пустыми руками и остались
под Астраханью «для воровства». Они переправились на левый берег
Волги и ниже протоки Царевки, впадающей в Волгу, украли неболь-
шой табун лошадей у юртовских татар. На обратном пути у соляных
озер конокрады были перехвачены юртовцами, которые стояли там
на карауле. Задержанные были доставлены в Астрахань, где их поса-
дили под арест. На допросе они сознались, что являются улусными
людьми «кубанского келечинского Дивея Мурзы Алеева» [РГАДА,
ф. 248, оп. 3, ед. хр. 102, л. 623; Сборник, 1898: 223; Доклады, 1897:
831,832].
В то же время часть юртовцей, ушедших из Нижнего Поволжья во
время набега Бахты-Гирея зимой 1715 г., решила вернуться обратно на
Волгу. Это была группа келечинцев из числа улусных людей Ак-мур-
зы Урусова, состоящая из сорока человек, $ числе которых находились
«сродники, братья и племянники Ак-мурзы Урусова». Набег к Астра-
хани джетисанского Мусал-мурзы стал для них удобным поводом
к возвращению на родину. Оказавшись на Нижней Волге, келечинцы
не рискнули открыто возвратиться в свои кочевья, опасаясь возмож-
ных репрессий со стороны российских властей. Втайне от организато-
ров набега они передали в Астрахань просьбу разрешить им вновь по-
селиться на своих прежних местах. Келечинцы утверждали, что были
«взяты из-под Астрахани поневоле во время вышепомянутаго прихода
Кубанцев на Калмыков» [Доклады, 1897: 832].
Переговоры завершились успешно всех возвратившихся с Куба-
ни келечинцев передали юртовским Ак-мурзе и Кудайнату-мурзе Уру-
совым «на поруки до указа... чтоб им быть у оных мурз по прежнему
во всякой верности»5. 6 сентября 1715 г. Сенат разрешил оставить
вернувшихся с Кубани келечинцев у Ак-мурзы Урусова. При этом бы-
ло указано, чтобы астраханские власти принимали «на прежние ко-
чевные места» юртовцев, угнанных «поневоле» кубанцами во время
февральского набега, если те будут сами возвращаться с Кубани
и просить об этом [там же: 832]. Возвращения отдельных юртовцев
в Россию имели место и в последующие годы [Полное, 1830а: 202].
5 Астраханские власти руководствовались указом, присланным в 1715 г. из Казани,
который предписывал им принимать «пришедших с Кубани вышепомянутых мурз и
улусных людей, которые взяты были по неволе во время прихода Кубанцев на Калмы-
ков, и селить их по прежнему в их кочевных улусах и велено им быть до указа за пору-
ками» [Доклады, 1897: 832].
Юртовские татары в орбите внутренней и внешней политики России... 391
После ухода из России Эль-мурза Тинбаев и его люди продолжали
играть важную роль в событиях, происходивших в Поволжье и на Се-
верном Кавказе. Российские власти обвиняли его в том, что в 1716 г. он
вместе с Бахты-Гиреем «с детьми и с улусными людьми» ходил на рос-
сийские города «и многих христьян побрали в полон». Эту информацию
сообщил «улусный татарин» Эль-мурзы Тинбаева, который после ухода
на Кубань вернулся для крещения в Астрахань, и «наречено ему имя
Никола» [Сборник, 1898: 217]. Этот новокрещеный татарин Николай
утверждал, будто «Эль-мурзу Тинбаева и детей его Кокея, Кул-мурзу
Ивана на Кубани он знал и слышал от них, что они ходили с Бахтыгире-
ем» на российские города, а именно: «Эль-мурза однажды, а дети его
трижды и у сына де Кокея пострелена нога». По свидетельству Василия
Болдыря, находившегося в то время в плену на Кубани, он лично видел,
как Эль-мурза и его сыновья ходили «войною» на российские города
с Бахты-Гиреем. Он утверждал, что Эль-мурза Тинбаев дважды участ-
вовал в набегах, а его сыновья — трижды. «И знает он их Болдырь по-
тому, что ездил он, Эль-мурза, с улусными людьми, в котором улусе он,
Болдырь, был в полону, а про детей его слышал от улусных татар»
[Сборник, 1898: 218]. В 1717 г. отряд крымских татар совершил набег на
Нижнюю Волгу и взял в плен больше 30 русских рыболовов, в числе
нападавших были джетисанцы и юртовцы. Четверо из них впоследствии
были опознаны потерпевшими [там же: 223].
В августе 1717 г. (по другим данным, осенью 1718 г.) Эль-мурза
Тинбаев приезжал к Астрахани «во многолюдстве» и встречался с аст-
раханским обер-комендантом М.И.Чириковым. Встреча проходила в
шатре «в садах». Эль-мурзу сопровождали на переговорах десять мурз.
Остальные «хлопцы», порядка 80 человек, с лошадьми ждали их на рас-
стоянии двухсот саженей от шатра. Вместе с Чириковым во встрече
участвовали юртовский мурза Данила Тинбаев (Танбеев), поручик
М.Травин, А.Вердеревский «с людьми и с деныциками, человек с два-
дцать». Во время встречи, на вопрос о причине ухода из-под Астрахани
на Кубань, Эль-мурза заявил Чирикову, что «взял его Бахтыгирей на
Кубань в неволю», а теперь он приехал вновь служить русскому госуда-
рю. Эль-мурза говорил, что хотел бы вернуться на прежнее свое место
жительства и получать, как прежде, государево жалованье [там же: 217].
После получасового разговора участники разошлись. Спустя три-
четыре дня после этого Эль-мурза Тинбаев, по словам Данилы Тин-
баева, приезжал в Астрахань вместе с сыном Кокеем, трижды был
У него дома, заходил в «судебную избу» и «в юрты хаживал». Д.Тин-
баев утверждал, что не получал приказа от обер-коменданта задержать
392
И. В. Торопицын
Эль-мурзу. Впоследствии данный факт стал одним из пунктов обвине-
ний, выдвинутых против М.И.Чирикова астраханцем М.Смирновым
и другими людьми. Дело рассматривала специально созданная Канце-
лярия розыскных дел под председательством лейб-гвардии капитана
Б.Г.Скорнякова-Писарева [Бабич, 2003: 253, 254]. Чириков на допро-
сах оправдывался как мог, но свидетели подтвердили правоту обвине-
ния по данному пункту. Капитан А.Кузьмин даже утверждал, будто
видел в марте (год не уточняется) в доме у Чирикова Эль-мурзу Тин-
баева с двумя татарами. Под давлением фактов Чириков говорил, что
не отдавал приказа мурзе Д.Тинбаеву о поимке Эль-мурзы из сообра-
жений секретности, так как «хотел поймать сам тайно», но в итоге «с
пытки» вынужден был признать, что указ о поимке Эль-мурзы Тин-
баева он не исполнил «ни для какой хитрости или из взятков, но про-
стою своею и глупостию» [Сборник, 1898: 217, 220].
Очевидно, что Эль-мурзу Тинбаева подтолкнула к переговорам
сложная обстановка, в которой оказались его соплеменники на Куба-
ни. Сытой и спокойной жизни на чужбине юртдвцы не обнаружили.
Бахты-Гирей постоянно конфликтовал с окружавшими его народами
Северного Кавказа. В начале 1717 г. он помирился с калмыцким ха-
ном. Аюка оказал Дели-султану военную помощь, разгромив его про-
тивников китай-кипчаков (хатай-хабчаков), относившихся к большим
ногайцам. При этом калмыки увели обратно на Волгу джетисанов и
джембуйлуков, захваченных в 1715 г. Бахты-Гиреем [Бакунин, 1995:
31]. Однако российские власти видели в Эль-мурзе и его людях из-
менников царю и отечеству. Несмотря на заверения, полученные от
астраханского обер-коменданта, что он может без опасения вернуться
к Астрахани, Эль-мурза, очевидно, понял, какой прием ему был угото-
ван, и предпочел остаться на чужбине.
После событий 1715 г. в отношении юртовских татар астраханскими
властями были усилены меры контроля. Документы начала 1720-х го-
дов свидетельствуют, что юртовским татарам не позволяли самовольно
покидать свои табуны6. Если они хотели посетить по торговым делам
калмыцкие или джетисанские улусы, выехать для торговли на Макарь-
евскую ярмарку, для выкупа родных к казакам на Дон или «для взятья
долговых денег» В Терскую крепость, то они обязаны были получить на
это персональное разрешение в Астраханской губернской канцелярии.
Так, в мае 1723 г. двух юртовцев по решению губернских властей вы-
секли плетьми за то, что они убежали из своего улуса к джетисанам
6 Табун — административно-территориальная единица юртовских татар в XVII-
XVIII вв.
Юртовские татары в орбите внутренней и внешней политики России... 393
якобы из-за высоких налогов, «а челобитной от них на то не было»
[ГААО, ф. 394, on. 1, д. 53, л. 71, 98, 100, 104об., 116, 117, 119об., 204об.].
В то же время взаимоотношения юртовцев с другими жителями
Астраханской губернии складывались вполне доброжелательно. Мур-
зы, табунные головы и рядовые юртовцы охотно принимали к себе
в услужение калмыков, которых они обращали в ислам7 [Законополо-
жения, 1868: 25, 26]. Особенно тесные связи установились у юртовцев
с индийскими купцами. Многие индийцы вступали в родственные свя-
зи с астраханскими татарами и переселялись либо к ним в юрты, либо
обзаводились своими домами на Агрыжанском8 дворе. Индийцы дове-
ряли юртовцам инспектировать деятельность своих торговых партне-
ров в Персии9, нанимали их своими приказчиками и отправляли за
границу вести от их имени торговые дела10, охотно ссужали им деньги
7 По данным астраханской Конторы татарских и калмыцких дел, в 1744 г. у юртов-
цев находились «покупных в служение» 340 калмыков обоего пола.
8 В «Лексиконе» В.Н.Татищева дается следующее определение данному названию:
«Агрыжанская слобода или двор при Астрахани, в котором более живут индейцы ма-
гаметанского закона». Автор отмечал, что это татарское название, означающее «моло-
дые или недоростки». По его версии, в период разинского восстания (1670-1671 гг.)
многие индийцы, «спасая живот свой», искали убежища у местных татар, вынуждены
были принять ислам, женились на татарских дочерях и остались в российском поддан-
стве. В дальнейшем к их общине присоединялись выходцы из Персии, вступавшие в
подданство России. Агрыжанцы занимались в основном торговлей и считались «междо
татары лучшие в Астрахани купцы» [Татищев, 1979: 155].
9 В феврале 1727 г. Смайл Буранчиев из табуна Кудайната-мурзы (Куданата) Уру-
сова и Усеин Жакаев из табуна Дашунг Алея-мурзы Тинбаева взялись за 20 рублей
съездить из Астрахани в Дербент к «купецким индейцом» по поручению проживавших
в Астрахани индийцев Р.Лячирамова и Б.Банасатова и доставить «подлинную ведо-
мость» о состоянии их купечества [Русско-индийские, 1965: 82-83].
10 Юртовские татары успешно выполняли функции приказчиков индийских купцов в
Персии до начала 1740-х годов, когда персидские власти стали в жесткой форме взыски-
вать пошлины со всех приезжавших из России купцов, если они не были русскими по
национальности. Дело в том, что Рештский (1732 г.) и Гянджинский (1735 г.) договоры
предоставляли российским подданным право беспошлинной торговли в Персии, но пер-
сидские власти распространяли данную привилегию только на русских купцов. Россий-
ский консул в Персии С.Арапов в феврале 1740 г. сообщал в Коллегию иностранных дел,
что десять юртовских татар, приехавших в Гилянскую провинцию с товарами индийских
купцов, были фактически ограблены персидскими властями. «Я к здешнему командиру
посылал с тем объявлением, — писал Арапов, — хотя астраханские татары от индейцов
с товаром их прибыли сюда, прошу им учинить добродетель». Благодаря заступничеству
российского консула, персидские власти не стали причинять приказчикам-юртовцам «по-
бои и прочих утеснений... понеже оные подданные е. и. в. астраханские татара». Но во
избежание подобных инцидентов в будущем С.Арапов попросил Коллегию иностранных
дел, чтобы она приказала астраханскому губернатору князю М.М.Голицыну «с индейским
товаром астраханских татар в Персию не отпускать» [Русско-индийские, 1965: 185, 186].
394
И.В. Торопицын
на ведение торговых операций и другие нужды [Русско-индийские,
1965: 208; Голикова, 1982: 203-204].
Строгие меры со стороны российских властей не означали тоталь-
ного недоверия к юртовцам11, а лишь свидетельствовали о повышен-
ных мерах предосторожности. Как правило, все просьбы юртовцев
о позволении им отлучиться по делам из табунов удовлетворялись ме-
стной властью, которая в условиях напряженной обстановки в кал-
мыцких улусах не могла обойтись без их помощи. Так, в 1723 г. не-
сколько сотен юртовских татар вместе с двумя ротами солдат, полуэс-
кадроном драгун и сотней донских казаков были мобилизованы астра-
ханскими властями на защиту калмыцкого владельца Дасанга, которо-
го хотели разорить его сводные братья, отняв большую часть улусов,
доставшихся ему по завещанию от отца, Чакдоржапа. На переговоры
с противниками Дасанга, калмыцкими владельцами Дондуком Омбо,
Дондуком Даши, Бату и Данжином Дорже, губернатор А.П.Волынский
направил юртовского мурзу Данилу Тинбаева (Танбеева). Но в пути
его перехватили калмыки указанных владельцев, которые не пропус-
тили его на встречу с ними, «а при том его били и ограбили, а бывших
при нем Дасанговых калмык поймали и саблями рубили». Российский
отряд, в который входили и юртовцы, предпринял попытку предотвра-
тить вооруженное столкновение между Дасангом и его противниками.
Однако подавляющее численное превосходство последних позволило
в итоге им, не вступая в бой с командой Волынского, отбить у Дасанга
около шести тысяч кибиток, после чего губернатор со своими людьми
вынужден был возвратиться в Астрахань, в окрестности которой отко-
чевали оставшиеся с Дасангом улусы [Бакунин, 1995: 39, 40].
Во второй четверти XVIII в. юртовские татары неизменно привле-
кались астраханскими властями для решения внутриполитических
проблем, в том числе этносоциальных конфликтов. В 1739 г. началь-
ник Конторы татарских и калмыцких дел 2 капитан Л.Шахматов во
главе отряда, составленного из солдат и юртовских татар, участвовал
в переговорах с калмыцкими владельцами Баем и Галдан Нормо, на- 11 12
11 Известно, например, что в Хивинской экспедиции под руководством князя А.Бе-
ковича-Черкасского принял участие отряд юртовских татар. Его численность, по разным
источникам, колебалась от 50 до 70 человек. Большинству их них посчастливилось избе-
жать печальной участи остальных участников экспедиции благодаря старшему духов-
ному лицу Хивинского ханства, который заступился за них как за единоверцев перед
хивинским ханом (см. [Попов, 1853: 259; Русско-туркменские, 1963: 48, 49, 51]).
12 Данная контора была учреждена в Астрахани в первой четверти XVIII в. для раз-
бора судебных дел между местным тюркским и калмыцким населением, а также между
ними и русскими жителями края [Торопицын, 2012].
Юртовские татары в орбите внутренней и внешней политики России... 395
меревавшимися выступить против калмыцкого хана Дондука Омбо
[Пальмов, 1927: 17-20]. В 1730-1740-х годах юртовские татары вместе
с солдатами Астраханского гарнизона неоднократно обороняли от казах-
ских набегов калмыцкие yiycbi [РГВИА, ф. 20, оп. 1/47, д. 87, л. 45об.,
46; д. 188, ч. 1, л. 80, 80об.]. При этом их юрты также подвергались
опасности: в 1740 г., например, казахи захватили и увели с собой
140 юртовских татар [Кундакбаева, 2005: 218]. В начале 1740-х годов
юртовцы привлекались астраханскими губернскими властями по де-
лам Калмыцкой комиссии, порученной В.Н.Татищеву [РГАДА, ф. 248,
on. 113, ед. хр. 203, л. 397].
Кроме того, юртовских татар постоянно использовали в качестве
курьеров для доставки служебной корреспонденции и иных служб.
В 1726 г. юртовские мурзы Сунчалей-мурза Тинбаев, Куданат-мурза
Урусов и табунные головы писали, что «служат де они Ея император-
скому величеству и бывают во многих посылках от Астрахани до Тер-
ку и до крепости Святого Креста; к томуж содержат от Астрахани до
Царицына почту13, также знатные персоны едущие из Астрахани от-
правляются и в гребцы» [Сборник, 1888: 30]. По этому поводу 31 мая
1727 г. Сенат в докладе императрице Екатерине I отметил, что астра-
ханский губернатор И.А. фон Менгден считает, что без нерегулярных
войск в Астраханской губернии обойтись нельзя, так как постоянно
требуются люди для выполнения различных поручений; вследствие
этого юртовские мурзы и татары «бывают у калмыцких дел и в прочих
дальних посылках» [там же: 649]. В период русско-турецкой войны
1736-1739 гг. юртовцам поручали перегонять табуны лошадей к дей-
ствующей армии [Бирюков, 1911а: 16].
Власти, безусловно, ценили юртовцев и за умение находить общий
язык со своими единоверцами — мусульманами. Это делало их неза-
13 От Астрахани до Черного Яра выставлялось восемь почтовых станов. На каждом
из них располагалось первоначально по шесть человек. Пищу и фураж для коней при-
ходилось возить из Астрахани. Зимой люди жили в землянках. В летний период дос-
тавка почты осуществлялась на лодках. На каждом почтовом стане должны были нахо-
диться две лодки. Перевозку почты осуществляли по два-четыре человека в лодке.
В зимний период доставка велась сухопутным путем. Юртовцы и казаки должны были
иметь своих лошадей для перевозки почты (по две лошади на каждого) и всю необхо-
димую конскую сбрую (хомуты и т.д.), а также телеги либо арбы, из расчета две лоша-
ди на одну телегу (арбу). Если выпадал снег, то вместо телег употреблялись сани.
В 1723 г. приказано было направить на каждый почтовый стан десять служилых лю-
дей — по четыре казака и шесть юртовских татар. В ноябре 1743 г. Астраханская гу-
бернская канцелярия по требованию почтмейстера Петра Исакова определила содер-
жать на каждом почтовом стане от Астрахани до Царицына по 12 человек [Татищев,
1990: 296, 297; ГААО, ф. 394, on. 1, д. 876, л. 73, 73об.].
396
И. В.Торопицын
менимыми в переговорах с крымскими татарами и другими тюркски-
ми (и не только) народами, которые им поручали вести от имени рос-
сийских властей, а также весьма ценными разведчиками, способными
собирать нужную информацию, не привлекая к себе внимания.
В 1734 г. юртовский табунный голова Мурзай Булатаев ездил по
приказанию астраханского губернатора И.П.Измайлова на Кубань для
переговоров о возвращении мятежного хана Дондука Омбо со всеми
калмыками в Россию. Возвратившись в Астрахань, Булатаев привез
важные вести: Дондук Омбо готов был начать переговоры с россий-
скими властями [Пальмов, 2007: 208; Бакунин, 1995: 122, 123].
В 1739 г. юртовские («астраханские») татары в качестве приказчи-
ков астраханского купца Т.Лошкарева выехали в Хиву и Бухару для
покупки на казенные деньги «ко двору е. и. в. бухарских, серых и чер-
ных, волнистых и струистых овчинок» [Татищев, 1990: 300].
В 1740 г. юртовский татарин Кенджа Янаев был «тайным образом
под видом купца» послан астраханским губернатором князем М.М.Го-
лицыным в Хиву с целью изучения политической обстановки в Средней
Азии, а главное — «для проведывания о персидских движениях и о пер-
сидском шахе Тасмас Кулы хане» [ГААО, ф. 394, оп. 4, д. 66, л. 2].
В 1742 г. юртовский мурза Касай Урусов ездил по поручению аст-
раханского губернатора В.Н.Татищева на Кубань для переговоров с
кубанским сераскиром Салим-Гиреем о возвращении томутов14 в рос-
сийское подданство [АВПРИ, ф. 115, on. 1, 1744 г., д. 11, л. 4; Ногай-
цы, 1998: 74; Пальмов, 2007: 198].
В 1743 г. юртовский мурза Кудайнат Урусов по поручению губерн-
ских властей занимался вопросами расселения кундровских татар в
окрестностях Астрахани [АВПРИ, ф. 115, on. 1, 1743 г., д. 7, л. 15].
В мае 1745 г. юртовский татарин-переводчик Муса Утепов был по-
слан губернатором Татищевым вместе с капитаном В.Копытовским
к мангышлакскому побережью для выяснения обстановки о готовно-
сти некоторых туркменских родов принять российское подданство
[Александров, 1897: 63-73].
Летом 1745 г. табунный голова Кедей Смайлов ездил с поручением
астраханского губернатора к главе протурецки настроенной «Кашка-
тавской партии» кабардинских владельцев, кабардинскому князю
14 Томуты — этническая группа смешенного происхождения, которая образовалась
от браков калмыков с казахами и башкирами. Играли важную роль в политике калмыц-
кого хана Дондука Омбо и впоследствии его супруги ханши Джаны, которые использо-
вали их в борьбе против своих политических противников. В 1742 г. томуты вышли из
российского подданства и нашли убежище на Кубани [Бакунин, 1995: 99; Пальмов,
2007: 194-205; Торопицын, 2010: 53, 54].
Юртовские татары в орбите внутренней и внешней политики России... 397
А.Кайтукину, которого Татищев убедил вступить в прямые полити-
ческие переговоры с российским императорским двором15 [ГААО,
ф. 394, оп. 1, д. 1077, л. 177, 178].
Значительное число обязанностей, возложенных на юртовских та-
тар, долгое время никак не стимулировалось со стороны государства.
Юртовские мурзы и табунные головы обращали внимание властей на
то, что обеспечение всех этих повинностей ложится на них тяжелым
грузом. Особенно разорительными оказывались перевозки высокопо-
ставленных персон от Астрахани в различные города края. Так, зимой
1725/26 г. юртовцы предоставили 250 подвод для перевозки из Астра-
хани до Царицына «грузинской принцессы» (жены царя Вахтанга VI
Росуданы), на которых везли и фураж на своих же лошадях. А до этого
они выделяли подводы для самого грузинского царя Вахтанга VI.
«И во оные две подставы возвратилась меньшая половина лоша-
дей», — указывали они. Юртовцы подчеркивали, что никаких земель-
ных угодий («пашен»), кроме огородов, не имеют, а «питаютца только
от своего скота, но и с того скота где купят, также и з дров, которые
нарубят и привезут для своей нужды на продажу». При этом помимо
торговых пошлин они вынуждены оплачивать привальные и отваль-
ные сборы с лодок, отчего «пришли во всеконечное разорение и ску-
дость, что многие бегают на Кубань» [Сборник, 1888: 30].
Анализируя условия жизни юртовских татар, губернатор В.Н.Тати-
щев пришел к выводу, что в основе катастрофического сокращения их
населения (в 25 раз с начала XVII в.) лежали причины социально-
экономического характера. Не имея возможности получать доход от
рыбных промыслов, которые были отобраны у них в пользу государ-
ства, указывал В.Н.Татищев, юртовцы принуждены были либо зани-
мать деньги под большие проценты16 у ростовщиков — армян и ин-
15 Табунному голове К.Смаилову удалось узнать, что кабардинцы подвергались на-
падениям со стороны «кубанских татар», угонявших у них табуны лошадей и убивав-
ших их узденей и служителей [ГААО, ф. 394, on. 1, д. 1077, л. 177]. Данная информа-
ция создавала хорошие предпосылки для переговоров с представителями А.Кайтукина,
которого считали «главным недоброжелателем» России в Кабарде.
16 Представление о кабальных условиях, на которых юртовским татарам приходи-
лось брать деньги взаймы у восточных купцов Астрахани, может дать договор, заклю-
ченный 3 мая 1725 г. между жителем астраханского Гилянского двора Нурушем Раим-
баевым и юртовским татарином Суюнчалеем Итембеевым из «Булатаева табуна Ак-
пердуева», с одной стороны, и индийцем Небаги Чаджуевым, с другой стороны. Пред-
метом договора стал заем денег у индийца в сумме 1150 рублей 21 алтына 4 денег на
«торговый промысел». Стороны договорились рассчитаться по возвращении юртовско-
го татарина и жителя Гилянского двора в Астрахань из калмыцких улусов. При этом
полученная прибыль должна была быть разделена на три пая и распределена между
398
И.В.Торопицын
дийцев, либо продавать «старинные их земли» за бесценок. «А потом
как себя усмотрели к заплате тех долгов не в состоянии, некоторые
бежали на Кубань, другие в вечное рабство тем заимодавцам отдалися,
и так их умалилось, что ныне уже менее 1 000 находится», — отмечал
он. Оставшиеся, чтобы как-то выжить, по словам губернатора, «дерз-
нули на многие весьма государству вредительные промыслы, а особ-
ливо, что между собою и у калмык купя или украдши робят для про-
дажи на Кубань и в Кабарду отвозили» [Татищев, 1990: 296; Русско-
индийские, 1965: 205]17. «Татара юртовые, — указывал Татищев в дру-
гом документе, адресованном правительству, — когда у них собствен-
ные их или жалованные земли и рыбные ловли поотняли, а к тому их
подводами и прочим против прежнего со излишком отягчали, то едва
не все на Кубань, в горы и в Крым откочевали. И вместо службы не-
приятелями стали» [Татищев, 1990: 288-289].
Побеги юртовцев действительно имели место на протяжении всей
первой половины XVIII в. Так, в марте 1725 г. юртовские мурзы и та-
бунные головы известили астраханского губернатора, «что отъехали
де из Астрахани Би-мурза, Али-мурза, Шалманша-мурза, Тинмамбет-
мурза Чин мурзины с улусными своими людьми в етсанские улусы,
а коликое число людей с кибитками всех их улусов отъехало того де
они подлинно незнают, а в губернской канцелярии известия не имеет-
ца» [Сборник, 1888: 29]. 10 апреля 1726 г. судья Астраханской конто-
ры татарских и калмыцких дел Данила Тинбаев (Танбеев) сообщил
в губернскую канцелярию, что получил «мусульманские» письма от
Кудайната-мурзы Урусова и Салтамамбета-мурзы Тинбаева, в кото-
рых шла речь о побеге их людей на Кубань18. В погоню за ними был
участниками договора следующим образом: две части (пая) полагались индийцу-кре-
дитору, а одна часть — обоим заемщикам [Русско-индийские, 1965: 63]. На сильную
зависимость многих астраханских татар от ростовщического капитала указывается в
исследовании Н.Б.Голиковой [Голикова, 1982: 199].
17 В.Н.Татищев подчеркнул в докладе императрице Елизавете Петровне от 31 нояб-
ря 1743 г., что, приступив к руководству Калмыцкой комиссией, столкнулся с много-
численными фактами продажи за границу местными татарами калмыцких детей, кото-
рых они покупали у их родителей или выкрадывали [Татищев, 1990: 296].
18 Мурзы утверждали, что за два года до этого (т.е. в 1724 г.) они выехали из кал-
мыцких улусов «под протекцию Ея Императорского Величества». Мурза К.Урусов
располагал 50 кибитками келечинцев, а у мурзы С.Тинбаева их было в два раза больше.
В течение года и те и другие жили свободно, не неся никаких государственных повин-
ностей, но на другой год все они стали давать юртовцам ясак «в подмогу». Однако
после того как в апреле 1726 г. пастбища, которые они занимали, были затоплены
(«прибыла морская вода и никак мест для скоту не осталось»), все люди С.Тинбаева и
сорок кибиток келечинцев К.Урусова переправились на правый берег Волги. Спустя
Юртовские татары в орбите внутренней и внешней политики России... 399
отправлен отряд донских казаков под командой атамана О.Поздеева,
который по возвращении/доложил, что они преследовали беглецов до
реки Кумы, но не смогли догнать. Посланный от него в разведку хо-
рунжий П.Бакланов вместе с юртовским мурзой Аллавом Тинбаевым
выследили беглецов, которые, объединившись, двигались на Кубань.
Получив известие из Конторы татарских и калмыцких дел, астрахан-
ский губернатор И.А. фон Менгден в тот же день отправил в Колле-
гию иностранных дел донесение о побеге ста кибиток юртовских татар
на Кубань. При этом он отметил, что юртовцы, посланные от него
в погоню за беглецами, «совокупись с прежними беглыми татары идут
к Кубани» [там же: 28].
Правительство заинтересовалось причиной побега19. Губернатору
поручили выяснить и сообщить, «когда и сколько кибиток прежде
и отчего побежали». Одновременно российскому резиденту в Турции
И.Неплюеву был направлен указ, чтобы он потребовал у турецких ми-
нистров, «дабы оных беглецов яко российских подданных на Кубань
и никуды в ту область принимать не велели и жить недопускали,
а ежели оные приняты тоб отдали их по прежнему в сторону россий-
скую» [Сборник, 1888: 28-30].
13 января 1727 г. Верховный Тайный совет рассматривал вопрос,
посвященный положению дел с юртовскими татарами ц Астраханской
губернии. Камор-коллегия предоставила данные о сборах, которые
ежегодно брались с юртовских татар, и отчиталась, куда они направ-
лялись. Штатс-контора доложила, во сколько обходилась государству
служба юртовских мурз и табунных голов20. Астраханская губернская
три дня после этого все 40 кибиток келечинцев и 60 кибиток Тинбаева сбежали. Что
послужило истиной причиной побега, мурзы не раскрывали [Сборник, 1888: 30, 31].
19 Правительство в первую очередь интересовали сведения фискального характера:
«сколько всех тех юртов прежде сего было и что ныне на лицо, и по скольку каких
с них доходов прежде збирано, и по каким указам, и в которых годех вновь положены
и что всего того с них в год збираетца, также с продажных скота и дров пошлины,
а с лодок их харчевых, которые пристают к берегу, привальные и отвальные берут ли,
и по скольку ж с тех пошлин в год с них в зборе бывает» [Сборник, 1888: 30].
20 По данным Камор-коллегии, с астраханских татар (юртовцев) брался в год
331 рубль, которые шли на содержание адмиралтейства. При этом она указывала, что
не знает, «вышеобъявленные деньги 331 руб. в зборе бывают з дворового ль числа или
с ясаков и числа душ». Кроме того, «сверх вышеположенных с татар денег» в Астраха-
ни ежегодно взимались с юртовцев в общей сложности 934 рубля 10 копеек. В эту сум-
му входили следующие оклады: 759 рублей с продажи браг, 163 рубля с «юртовского
водовозу» и еще 12 рублей 10 копеек с «аретной в юртах продажи» [Сборник, 1888:
31]. По данным Штатс-конторы, в Астрахани значились на службе «из жалованья» по
состоянию на 1725 г. мурзы, табунные головы и их дети — всего 73 человека, которым
выплачивалось в год 567 рублей 1 копейка [там же: 31].
400
И. В.Торопицын
канцелярия предоставила Верховному Тайному совету объяснитель-
ные записки от юртовских мурз, собранные через Контору татарских
и калмыцких дел [Сборник, 1888: 30, 31]. Однако в решении проблемы
с побегами юртовских татар из России государственные мужи не про-
двинулись дальше констатации всех этих фактов.
Возможно, решение данного вопроса было «заморожено» из-за
эпидемии чумы («морового поветрия»), которая обрушилась на Аст-
рахань в 1727-1728 гг., когда был введен жесткий карантин и все кон-
такты с жителями Астрахани и ее округи были приостановлены. Не
случайно астраханский губернатор В.Н.Татищев, анализировавший
в 1740-х годах ситуацию с юртовскими татарами, среди причин со-
кращения их населения указал не только на социально-политические
события XVIII в., к которым он относил Астраханское восстание
1705-1706 гг. и откочевку на Кубань, но и эпидемию, унесшую жизни
большей части астраханцев [Татищев, 1990: 296].
Между тем ушедшие в разные годы из Астрахани юртовцы пе-
риодически появлялись тайно в родных картах и вносили смятение
в ряды оставшихся татар. Так, в июле 1741 г. в Астраханской конто-
ре татарских и калмыцких дел проводилось расследование по факту
поимки местными туркменами в калмыцких улусах двух юртовских
и одного кубанского татарина, которые были заподозрены россий-
скими властями в попытке подговорить к побегу из России своих со-
племенников [АВПРИ, ф. 77, on. 1, 1742 г., д. 10, л. 28-28об.; Архив,
1870: 288].
В августе 1743 г. юртовские Яксат-мурза Урусов, Джан-мурза Тин-
баев и табунный голова Каспулат Ишеев сообщили в Контору татар-
ских и калмыцких дел, что из-под Астрахани «в ночи бежали в лотках
с Царева протока» три их улусных человека «с женами, с детьми и с
служители». Капитан В.Копытовский, который был определен «к та-
тарским и калмыцким делам», немедленно отправил за ними в погоню
людей от Татарской конторы. Преследователи обнаружили на проти-
воположной стороне р. Царевки «шлях, по-видимому, как четырех
арб», по которому «гнали сутки», но вынуждены были возвратиться
«за усталью лошадей». По их наблюдению, след беглецов вел сначала
в направлении Кубани, но потом повернул на кизлярскую дорогу. Ас-
траханская губернская канцелярия направила к коменданту в Кизляр
указ, чтобы он организовал поимку беглых юртовцев [АВПРИ, ф. 115,
on. 1, 1743 г.,д. 7, л. 22-22об.].
Однако у астраханских властей остались вопросы и к самим юртов-
ским мурзам и табунным головам. «Хотя вышепоказанные мурзы
Юртовские татары в орбите внутренней и внешней политики России... 401
и табунной голова о побеге их объявили, — отмечал губернатор Тати-
щев в донесении Коллегии иностранных дел от 21 августа 1743 г., —
но упустя, как уже они бежали, к тому ж, когда оне татара з женами,
з детьми с служители и с пожитками к побегу приуготовлялись, от
улусных людей, а паче от тех, которые в свойстве с ними жили, скрытно
быть никак не можно, но чаятельно, что оне или мурзы и табунной го-
лова ведали или какие знаки к тому видели». Во избежание повторных
побегов Татищев распорядился объявить всем татарским мурзам и та-
бунным головам «под лишением живота», чтобы они усилили наблюде-
ние за своими людьми и «чрез десятников о состоянии их каждой день
ведали». При этом астраханский губернатор поручил передать юртов-
ским мурзам и табунным головам, что если произойдут новые побеги,
то «взыскано будет на них самих... без всякого послабления, как указы
повелевают» [АВПРИ, ф. 115, on. 1, 1743 г., д. 7, л. 22-22об.].
В то же время губернским властям поступило сообщение от юртов-
ского табунного головы Мурзая Булатаева, что юртовский мурза Ка-
сай Урусов намерен совершить побег на Кубань вместе с кундровца-
ми21. В.Н.Татищев сразу же приказал судье Конторы татарских и кал-
мыцких дел проверить эту информацию и если выяснится, что Касай-
мурза Урусов «со старинных мест перешел к Волге, то немедленно на
прежние места, где он исстари кочевал, перевесть и чтоб ис тех мест
самовольно без указу не переходил». Конторе татарских и калмыцких
дел напомнили, что ей надлежит за всеми мурзами, табунными голо-
вами* и татарами «по прежним о том указам прилежно смотреть, дабы
из них никто вышеписанную противность учинить не мог». Для этого
рекомендовалось «о немерениях их чрез всякие удобовозможные спо-
собы секретно разведывать тайно» [АВПРИ, ф. 115, on. 1, 1743 г., д. 7,
л. 22-22об.].
Коллегию иностранных дел встревожили факты побега тюркского
населения из Астраханской губернии. Она отмечала в указе губернато-
ру Татищеву от 4 ноября 1743 г.: «...на пред сего для житья к Астра-
хани и из других мест татары прихаживали, а ныне от Астрахани и
старинные бегут». В этой связи губернским властям было поручено
21 Кундровцы — представители Большой Ногайской Орды, проживали в северо-вос-
точной части Северного Кавказа. Во время похода в Дагестан крымского войска в 1733 г.
были уведены на Кубань. Во время русско-турецкой войны в 1737 г. часть из них добро-
вольно перешла (вернулась) в российское подданство. В начале 1740-х годов кундровцы
во главе с мурзами Темирбулатовыми кочевали в пределах Астраханской губернии,
в «мочагах», расположенных на правом берегу Волги. В 1744 г. они были переведены на
жительство в Оренбургскую губернию ввиду опасений по поводу их возможного побега
из России на Кубань [Торопицын, 2011: 345-350; Бутков, 1869: 177-179].
402
И. В.Торопицын
разобраться в данной проблеме и выяснить, «нет ли оным от кого ка-
ких обид и утеснений или в чем другом излишних тягостей, и буде что
таковое явится, то не возможно ли в чем облегчить, дабы тем и склон-
ным тамошнего командира с ними поступками не токмо старых при
Астрахани удержать, но и вновь к приходу из других мест приохо-
тить» [ГААО, ф. 394, on. 1, д. 871, л. 283-283об.].
Следует отметить, что в лице тайного советника В.Н.Татищева
Коллегия иностранных дел нашла весьма заинтересованного человека,
который самым внимательным образом отнесся к изучению данной
проблемы. Едва получив указ о своем назначении губернатором в
Астрахань, Татищев в числе приоритетных вопросов внутренней по-
литики определил следующий: «О татарах астраханских, чтоб их оби-
ды разсмотря так учредить, чтоб не токмо они не принуждены на Ку-
бань бегать, но и ушедших возвратить». Он просит вице-канцлера
А.И.Остермана в письме от 27 декабря 1741 г.: «...не соизволите ль все
на губернатора положить, чтоб разсмотрел и полезное ввел? А ежели
одному поверить опасно, то можно достойных для совета определить»
[Татищев, 1990: 286]. Копию данного письма Татищев отослал и в
Коллегию иностранных дел к канцлеру А.М.Черкасскому.
28 мая 1742 г. Татищев направил в Сенат обширное донесение, в ко-
тором предложил реформировать служебные обязанности местного
населения. Необходимость этого шага он обосновывал значительным
сокращением общего числа юртовских татар (в десять раз с начала
XVIII в.) и недостаточным составом Астраханской казачьей команды.
Губернатор отмечал, что юртовские татары «от тягости и беспорядков
едва не все на Кубань ушли и ныне токмо с шестью сот осталось, кото-
рые непрестанно просят, что подводной гоньбы снести не могут, а от
того и остальные бегут». Он напомнил, что проблема уже рассматрива-
лась на правительственном уровне («Для сего указом правительствую-
щего Сената 1737 году велено набрать казаков триста человек, которые
были собраны...»), но принятое в те годы решение учредить в Астраха-
ни казачью команду из числа крещеных калмыков себя не оправдало,
так как калмыки «от тягости подвод» разбежались. В связи с этим
Татищев предложил Сенату увеличить численный состав казачьих ко-
манд в Астрахани и в Красном Яру до 500 человек, выделив им соответ-
ствующие земельные и водные угодья. При этом он особо подчеркивал,
что такой шаг позволит не только «почту порядочнее содержать», но
и «чрез что татара не токмо от побегов удержатца, но чаем приласкани-
ем и удовольствием в землях и рыбных ловлях по прежнему с Кубани
многих возвратит» [РГАДА, ф. 248, оп. 15, ед. хр. 877, л. 73об.-74].
Юртовские татары в орбите внутренней и внешней политики России... 403
В 1743 г. астраханские власти планировали увеличить численность
юртовского населения путем присоединения к ним аульных татар Ка-
сая-мурзы Арсланова (свыше 300 человек). Их перевели от Кизляра
к Астрахани и расселили по улусам (табунам) юртовских мурз и та-
бунных голов «для облегчения их тягостей», но правительство распо-
рядилось отправить всех их на жительство в Казанскую губернию
[Торопицын, 2011: 343, 344].
Являясь сторонником улучшения условий жизни юртовского насе-
ления Астраханской губернии, В.Н.Татищев в 1743 г. выступил с кри-
тикой радикальных мер фискального и религиозного характера, пред-
ложенных правительством и Синодом в отношении мусульманского
населения страны. В письме к императрице Елизавете от 13 марта
1743 г. он подверг сомнению принятое Камор-коллегией решение взы-
скать по 25 копеек с каждой татарской свадьбы (имелось в виду с «ино-
верных мурзинских татарских свадеб») за период с 1730 по 1742 г.
и впредь в обязательном порядке взимать данный сбор с таких свадеб.
Много вопросов вызвало у него и решение Синода в отношении
мечетей, которые предлагалось снести в тех местах, где по соседству
с мусульманами проживали христиане или мусульманская община
была относительно невелика. Татищев обратил внимание на то, что
никогда никаких денег за свадьбы с мусульман в Астраханской губер-
нии не взималось. Наоборот, воеводам и губернаторам предписыва-
лось проявлять максимум внимания ко всем иноверцам, как местным,
так и приезжающим в Астрахань, — «держать ласку и добрый привет
и к лучшему приласканию от всяких обид оберегать и не допускать,
дабы в том придать охоту другим иноземцам выезжать». Местные та-
тары и жители восточных слобод, сообщал Татищев, уже выразили
ему свое негативное отношение к сбору «свадебных денег» и возмож-
ному сносу мечетей. Выполнение этих указов, считал Татищев, приве-
дет к ненужному росту социально-политической напряженности в
Астраханской губернии, следствием которого станут новые побеги
тюркских подданных из России22. В связи с этим он предложил отка-
22 «И если по вышеписанным указам с них свадебные деньги с 730 года и впредь,
которых мню хотя едваль до ста рублев в год собраться может действительно соби-
рать, — писал Татищев, — а паче мечети, что подле русских слобод ломать по тяго-
стям их, что, не имея помосчи и облехчения, всегда в подводах, в гребле и в посылки
употребляться, рыбные же ловли, от чего имели пропитание, указом от них отняты, для
которого они принуждены с неслыханным ростом деньги займовать или старинные их
земли на пропитание за бесценок противо указом продавать и прочая, о чем простран-
но в Правительствующий Сенат донесено, в вящее себе оскорбление чувствовать при-
нуждены будут, от чего опасно, дабы ис подданства Вашего императорского величества
404
И.В.Торопицын
заться от идеи сбора свадебных денег, а снос мечетей, если его нельзя
избежать, отложить до утверждения генерального плана Астрахани.
В процессе перестройки городских слобод можно было, полагал Та-
тищев, без особого труда «и им (мусульманам. — И.Т.) не во оскорб-
ление» построить заново столько мечетей, сколько будет дозволять
указ [АВПРИ, ф. 115, on. 1, 1743 г., д. 7, л. 28-30].
Очевидно, что вопрос о судьбе мечетей в Астраханской губернии
разрешился так, как и намечал Татищев. Об этом свидетельствуют ма-
териалы совещания губернских властей в августе 1745 г. по вопросу
перепланировки Астрахани. На нем было принято решение «татарам
всем слободу назначить в углу меж канала23 и Криуши24 в транжамен-
те25, где им назначить и мечети по указу» [ГААО, ф. 394, on. 1,
д. 1153, л. 288].
31 ноября 1743 г. Татищев направил Елизавете Петровне доклад,
в котором подверг анализу причины плачевного состояния татарского
населения вверенной ему губернии и обозначил пути улучшения сло-
жившейся ситуации. Так, он сообщил, что добйлся от Коллегии ино-
странных дел разрешения вернуть юртовским татарам их старинные
земли, которые они продали, и запретил впредь их куплю-продажу.
В помощь юртовским татарам для почтовой гоньбы стали ежегодно
выделять по 200 казаков Волжского войска, которые вместе с ними
стали доставлять почту от Астрахани до Царицына и до Кизляра. Оп-
лата за прогоны стала производиться из установленного расчета «по
плакату». Но, несмотря на эти меры, юртовцы по-прежнему с трудом
справлялись с возложенной на них почтовой и подводной повинно-
стью. Поэтому он обратился к императрице с просьбой выделить юр-
товцам деньги за наем у них подвод для персидского посольства,
«чтоб они их долгов хотя малую часть оплатить возмогли». Кроме то-
го, губернатор вновь поставил вопрос о необходимости возвратить
юртовцам не только все земли, проданные с начала XVIII в., но и вер-
нуть им часть прежних рыбных ловель, а также вдвое (с деньги до ко-
пейки за версту) увеличить им вознаграждение за прогоны. Эти меры,
по мнению Татищева, будут способствовать не только удержанию юр-
не разбежались, а другим к вызову охоты не отнять...» [АВПРИ, ф. 115, on. 1, 1743 г.,
д. 7, л. 29-29об.].
23 В 1740-х годах в Астрахани было начато строительство искусственного водного
канала, который должен был соединить р. Кутум с Волгой и стать частью оборони-
тельной системы Астраханской крепости.
24 Криуша — рукав р. Кутум, протекавший вблизи Астрахани в юго-восточном на-
правлении.
25 Транжемент — оборонительное сооружение.
Юртовские татары в орбите внутренней и внешней политики России... 405
товских татар от побегов за границу, но и их возвращению обратно
в Россию [Татищев, 1990: 296, 297].
В тех же целях Астраханская губернская канцелярия в августе
1744 г. предписала запретить тюркскому населению Астрахани и Киз-
ляра выдавать замуж за представителей заграничных народов мусуль-
манского вероисповедания «татарских жен и девок». При этом губерн-
ские власти не видели ничего плохого в том, если кизлярские или аст-
раханские жители «в Кумыках сговорят или возьмут за себя девок
и женок» [Полное, 18306: 595]. Их разрешалось привозить в Кизляр
и в Астрахань. Эта мера, по всей видимости, должна была предотвра-
тить отток женской части тюркского населения из России и, наоборот,
способствовать пополнению их рядов.
Данная практика действовала в течение двух лет. Новый губернатор
Астрахани камергер И.А.Брылкин в 1746 г. попытался поставить под
сомнение целесообразность постановления своих предшественников на
том основании, что по традициям ислама родителям невесты полагается
платить выкуп. Из-за этого, он считал, проигрывает та сторона, которая
выкупает невесту. Коллегия иностранных дел решила не запрещать
вступать в родственные связи российским подданным в Поволжье и на
Северном Кавказе. При этом внешнеполитическое ведомство России
считало недопустимым, чтобы российские подданные-мусульмане
укрепляли посредством браков связи с заграничными народами. Поэто-
му указало «только на Кубань, в Крым и за персидских подданных из
Кизляра и из Астрахани в замужество невест не отдавать и Астрахан-
ским и Кизлярским жителям и из-за границы невест не брать и отнюдь
вновь до свойства их не допускать» [Полное, 18306: 594-595].
В 1745 г., незадолго до своей отставки с поста астраханского гу-
бернатора, В.Н.Татищев направил правительству доклад, в котором,
помимо необходимости решения вопросов экономического характе-
ра26, предложил коренным образом изменить принципы управления
26 В.Н.Татищев предложил изъять в пользу государства все принадлежавшие юр-
товцам земли, заложенные ими от нужды кредиторам или распроданные, и отдать их им
в оброк. Земли, которыми они пользовались в данный момент, он предложил измерить и
разверстать по табунам равным количеством, «чтоб выше и около Астрахани ближние
всем поравну достались, а потом нижними такими, которые для пашен, паствы и кочевья
удобные, допалнивать». Данные земельные угодья, по мнению Татищева, юртовцы могли
бы использовать сами или сдавать наемным работникам по своему усмотрению. Принци-
пиальным было другое его предложение — он считал, что эти земли должны были соста-
вить общее достояние всех юртовцев, и командная старшина не должна пользоваться
деньгами, которые получали бы юртовцы за сдачу земель в наем. Эти деньги следовало
употреблять «в обсчей мирской расход» [Татищев, 1990: 319].
406
И. В.Торопицын
юртовскими татарами, взяв за основу хорошо ему знакомую систему
организации нерегулярных воинских команд. Суть его предложений
сводилась к необходимости создания вместо традиционной для юр-
товского общества системы улусов и табунов с произвольной числен-
ностью мурз и неопределенным количеством подвластных им людей
аналога казачьего войска, в котором прослеживалась бы четкая орга-
низационная структура. Татищев предлагал разделить всех юртовцев
на четыре или пять табунов, чтобы в каждом было не менее двухсот
«котлов», для управления которыми, по его мнению, было достаточно
иметь в каждом реорганизованном табуне одного или двух старшин,
двух сотников, четырех пятидесятников и двенадцать десятников. Та-
ким образом, данный подход не. приводил к сокращению числа мурз
и табунных голов, но позволял произвести оптимизацию их состава.
Татищев не случайно отмечал, что после побегов многих юртовцев за
границу при Астрахани остались мурзы и табунные головы, в подчи-
нении которых было по два-три человека, а жалованье они продолжа-
ли получать наравне с другими.
Право выбора всех табунных старшин астраханский губернатор
предлагал предоставить на первый случай самим юртовцам. Однако
считал необходимым в будущем контролировать все назначения в юр-
товских табунах. Для этого он предлагал запретить юртовцам переме-
нять своих старшин без указа российских властей. При этом местная
администрация должна была, по его мнению, иметь полномочия,
«если кто впадет в такую противность... отрешать, а на место старши-
ны произвести удостоенного из сотников, в сотники из пятидесятни-
ков, чтоб происходили по степеням достойнейшие».
Жалованье командному составу юртовских табунов Татищев пред-
лагал назначить не только пропорционально их должностному рангу,
но и увязать его с результатами их деятельности по управлению табу-
ном. «А сверх того им предписать, — подчеркивал астраханский гу-
бернатор, — если из коего табуна 10 человек уйдут, то того пятидесят-
ника и сотника выкинуть, а буде более 20 уйдут, то всех того табуна
старшину, сотников и пятидесятников отставя, выбрать иных и о при-
чине накрепко изследовать, и если кто в оплошности смотрения или
обиде обличен будет, тех по достоинству наказывать».
Предложения Татищева предусматривали внесение изменений и
в систему судопроизводства над юртовскими татарами. Если раньше,
как он отмечал, их судил хан, потом они находились в исключитель-
ном ведении своих мурз и табунных голов, то в новых условиях ко-
мандная старшина должна была лишиться этих функций. Все судо-
Юртовские татары в орбите внутренней и внешней политики России... 407
производство должны были осуществлять выборные судьи, по два че-
ловека от мурз и от табунных голов, которые должны были заседать
в течение года в Конторе татарских и калмыцких дел [Татищев, 1990,
с. 318,319].
Предложения по улучшению условий жизни и службы юртовских
татар, неоднократно предлагавшиеся правительству Татищевым, не
были реализованы в полном объеме. Поэтому неизвестно, как отреа-
гировало бы юртовское общество на радикальные преобразования
всех сторон их жизни, задуманные астраханским губернатором. В лю-
бом случае, следует признать, что по степени охвата проблем, с кото-
рыми столкнулись в первой половине XVIII в. юртовские татары,
и намеченному пути их преодоления предложения Татищева были са-
мыми смелыми из всех.
В конце 1740-х годов на правительственном уровне вновь подни-
мается вопрос о необходимости увеличения в Астраханской губернии
состава нерегулярных команд, потребность в которых постоянно уве-
личивалась. На этот раз инициативы губернских властей воплощаются
в указ Военной коллегии об образовании в Астрахани конного казачь-
его полка пятисотенного состава (28 марта 1750 г.)27 [Бирюков, 1911а:
28, 29]. На казаков было возложено содержание форпостов по Волге
от Астрахани до Царицына, кроме того, они выставляли каждое лето
100 человек на заставу в урочище Башмачаги, учреждавшуюся по
Кизлярскому тракту в 100 верстах от Астрахани, а также на временные
карантинные заставы.
Учреждение казачьего полка в Астраханской губернии не означало
освобождения юртовских татар от обязанностей доставлять почту.
Они вместе с казаками осуществляли почтовую гоньбу до середины
1760-х годов, когда по правому берегу Волги были основаны станицы
астраханских казаков. Появление постоянных населенных пунктов на
Московском тракте от Астрахани до Черного Яра освободило местные
власти от необходимости ежегодно высылать из Астрахани на почто-
вые подставы казаков и татар для обеспечения почтового сообщения.
Теперь выполнение этой задачи легло на жителей казачьих станиц,
а юртовцы стали ежегодно выплачивать астраханским казакам
1500 рублей, «почему оные Козаки за себя и за них оную подводную
гоньбу и исправляют на своих лошадях», — указывал в 1771 г. астра-
27 Пополнять состав казачьего полка в Астрахани разрешили крещеными калмыка-
ми и татарами, а также не положенными в подушный оклад разночинцами, но, как от-
мечает И.А.Бирюков, крещеные татары в казачью службу не поступали [Бирюков,
1911а: 36].
408
И. В.Торопицын
ханский губернатор Н.А.Бекетов [Систематический, 1819: 280]. Кроме
того, юртовцев по-прежнему привлекали для службы на других на-
28
правлениях, хотя уже и не в таком количестве, как раньше .
Таким образом, можно видеть, что на протяжении всей первой
половины XVIII в. в силу целого комплекса социально-экономиче-
ских и политических причин происходит неуклонное снижение роли
юртовских татар в жизни Нижневолжского региона России. Многие
юртовцы, оказавшись в сложной жизненной ситуации, не видя иного
пути для своего выживания, нередко совершали побеги из России.
Оказавшись за границей, они вливались в ряды местного тюркского
населения, охотно принимали участие в набегах на приграничные
российские земли и не упускали случая сагитировать своих соотече-
ственников присоединиться к ним. Эти действия вызывали негатив-
ную реакцию российских властей, приводили к дипломатическим
демаршам.
Центральные и местные власти пытались выяснить причины зна-
чительного сокращения численности юртовцев. С их стороны пред-
принимались шаги для улучшения материального положения и облег-
чения условий выполнения государственных повинностей и служеб-
ных задач, в частности путем их перераспределения с казачеством. Но
радикальных шагов по изменению условий существования юртов-
ских татар, несмотря на всю серьезность ситуации и предлагавшиеся
в 1740-х годах проекты астраханского губернатора В.Н.Татищева, на
государственном уровне принято не было.
Акты, 1841 — Акты исторические, собранные и изданные Археографическою ко-
миссиею. Т. 3. СПб., 1841.
Акты, 1842 — Акты исторические, собранные и изданные Археографическою ко-
миссией). Т. 4. СПб., 1842.
Александров, 1897 — Александров В. Поездка капитана В. Копытовскаго на Ман-
ги шлак в 1745 г. // Отчет Петровского общества исследователей Астраханско-
го края за 1895 год. Астрахань, 1897. С. 63-76.
28 Так, юртовцы (астраханские «служилые» татары) в количестве 30 человек слу-
жили в 1750-х годах вместе с казаками на Башмачагской заставе. Служба заключалась
в посылке разъездов для наблюдения за окрестностями, отражении разбойных нападе-
ний, сопровождении курьеров, пресечении побегов российских подданных за границу.
Казаки подчинялись своему начальству, а юртовские татары — своим мурзам. Кроме
того, юртовцев обязали снабжать эту заставу дровами и другими припасами [Бирюков,
19116: 450-452].
Юртовские татары в орбите внутренней и внешней политики России... 409
Арсланов, 2010 — Арсланов Л.Ш. В.Н.Татищев об Астраханских юртовских тата-
рах // Вестник Елабужского гос. пед. университета. Филологические науки.
Елабуга, 2010, № 3.
Архив, 1870 — Архив князя Воронцова. Кн. 1.М., 1870.
Ахмадов, 2002 — Ахмадов Ш.Б. Чечня и Ингушетия в XVIII — начале XIX века.
(Очерки социально-экономического развития и общественно-политического
устройства Чечни и Ингушетии в XVIII — начале XIX века). Монография.
Элиста: АПП «Джангар», 2002.
Бабич, 2003 — Бабич М.В. Государственные учреждения XVIII века: Комиссии
петровского времени. М., 2003.
Бакунин, 1995 — Бакунин И. Описание калмыцких народов, а особливо из них
торгоутского, и поступков их ханов и владельцов. Сочинение 1761 года. Элис-
та, 1995.
Батмаев, 1993 — Батмаев М.М. Калмыки в XVII-XVIII вв. События, люди, быт.
Элиста, 1993.
Бирюков, 1911а — Бирюков И.А. История Астраханского казачьего войска. Ч. 1.
Саратов, 1911.
Бирюков, 19116 — Бирюков И.А. История Астраханского казачьего войска. Ч. 3.
Саратов, 1911.
Бруин, 1989 — Бруин К. де. Путешествия в Московию // Россия XVIII в. глазами
иностранцев. Л., 1989.
Буткбв, 1869 — Бушков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по
1803 год. Т. I. СПб., 1869.
Военно-походный, 1871 — Военно-походный журнал (с 3 июня 1701 года по
12 сентября 1705 года) генерал-фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева,
посланного по Высочайшему повелению в Новгород и Псков для охранения
тех городов и иных тамошних мест от войск шведского короля // Материалы
Военно-ученого архива Главного штаба. Т. I. СПб., 1871.
Голикова, 1957 — Голикова Н.Б. Политические процессы при Петре I. М., 1957.
Голикова, 1975 — Голикова Н.Б. Астраханское восстание 1705-1706 гг. М., 1975.
Голикова, 1982 — Голикова Н.Б. Очерки по истории городов России конца
XVII — начала XVIII в. М., 1982.
Доклады, 1897 — Доклады и приговоры состоявшиеся в Правительствующем Се-
нате в царствование Петра Великаго изданные Императорскою академиею на-
ук под редакциею академика Н.Ф.Дубровина. Т. V. Год 1715. Кн. II (июль-де-
кабрь). СПб., 1897.
Донелли, 1995 —Донелли А.С. Завоевание Башкирии Россией в 1552-1740 гг.
Уфа, 1995.
Дополнения, 1846 — Дополнения к актам историческим, собранные и изданные
Археографическою комиссиею. Т. 2. СПб., 1846.
Законоположения, 1868 — Законоположения и правительственные распоряжения
до римско-католической церкви в России относящиеся со времен царствования
царей Петра и Иоанна Алексеевичей с 1669 по 1867 год включительно. Состав-
лены в Вильне при управлении Главнаго Начальника Северо-Западного Края.
Вильна, 1868.
410
И.В.Торопицын
Записка, 1854 — Записка о взятии Дерпта и об отражении, в 1704 году, Шведов от
Санктпетербурга и Кроншлота // Походный журнал 1704 года. СПб., 1854.
Ислаев, Галлямов, 2004 — Ислаев Ф., Галлямов Р. Татарские мечети Казанского
уезда середины XVIII в. // Эхо веков. Казань, 2004, № 2 (37).
Исхаков, 1992 — Исхаков Д.М. Астраханские татары: этнический состав, расселе-
ние и динамика численности в XVIII — начале XX в. // Астраханские татары.
Казань, 1992.
Кундакбаева, 2005 — Кундакбаева Ж.Б. «Знаком милости Е.И.В. ...». Россия и на-
роды Северного Прикаспия в XVIII веке. М.-СПб., 2005.
Курапов, 2011 — Курапов А.А. Взаимодействие астраханского губернатора А.П.Во-
лынского с буддийской общиной Калмыцкого ханства в 20-е гг. XVIII в. //
Каспийский регион: политика, экономика, культура. Астрахань, 2011, №2 (27).
С. 12-18.
Кусаинова, 2005 — Кусаинова Е.В: ..Русско-ногайские отношения и казачество
в конце XV — XVII веке. Волгоград, 2005.
Куц, 2006 — Куц О.Ю. Татары на казачьем Дону (по материалам 1630-1660-х гг.) //
Исследования по истории средневековой Руси: К 80-летию Юрия Георгиевича
Алексеева. М.-СПб., 2006.
Лебедев, 1935 — Лебедев В. Астраханское восстание 1705-1706 гг. // Историк-
марксист. М., 1935, № 4 (44).
Максимов, 2002 — Максимов КН. Калмыкия в национальной политике, системе
власти и управления России (XVII-XX вв.). М., 2002.
Мустафина, 1996 — Мустафина Д. «Мнение» тайного советника Василия Тати-
щева // Эхо веков. Казань, 1996, № 1/2.
Небольсин, 1852 — Небольсин П. Очерки Волжского низовья. СПб., 1852.
Новосельский, 1948 — Новосельский А.А. Борьба Московского государства с та-
тарами в первой половине XVII века. М.-Л.: Издательство академии наук
СССР, 1948.
Ногайцы, 1998 — Ногайцы Дагестана и Северного Кавказа: документы XVII-
XVIII вв. Сост., введ. и примеч. Д.С.Кидирниязова. Махачкала, 1998.
Пальмов, 1927 — Пальмов Н.Н. Этюды по истории приволжских калмыков. Ч. II.
XVIII век. Астрахань, 1927.
Пальмов, 2007 — Пальмов Н.Н. Материалы по истории калмыцкого народа за
период его пребывания в пределах России. Элиста, 2007.
Письма, 1778 — Письма к государю императору Петру Великому от генерал-
фельдмаршала, тайного советника, Мальтийского, С. Апостола Андрея, Белаго
орла и Прусского ордена кавалера, графа Бориса Петровича Шереметева. Ч. I.
М., 1778.
Письма, 1889 — Письма и бумаги императора Петра Великаго. Т. 2. СПб., 1889.
Письма, 1893 — Письма и бумаги императора Петра Великаго. Т. 3. СПб., 1893.
Письма, 1952 — Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. 9. Вып. 2. М.:
Издательство АН СССР, 1952.
Подробные, 1834 — Подробные сведения о калмыках, собранные на месте Н.Не-
федьевым. СПб., 1834.
Полное, 1830а — Полное собрание законов Российской империи. 1-е собр. Т. V.
СПб., 1830.
Юртовские татары в орбите внутренней и внешней политики России... 411
Полное, 18306 — Полное собрание законов Российской империи. 1-е собр. Т. ХП.
СПб., 1830.
Попов, 1861 —Попов Н. В.Н. Татищев и его время. М., 1861.
Попов, 1853 — Попов А.Н. Сношения России с Хивою и Бухарою при Петре Ве-
ликом // Записки императорского русскаго географическаго общества. Кн. IX.
СПб., 1853.
Русская, 1906 — Русская историческая библиотека, издаваемая императорскою
археографическою комиссиею. Т. XXIV. Донские дела. Кн. 2. СПб., 1906.
Русско-индийские, 1965 — Русско-индийские отношения в XVIII в. Сб. докумен-
тов. М., 1965.
Русско-туркменские, 1963 — Русско-туркменские отношения в XVIII-XIX вв. (до
присоединения Туркмении к России). Сб. архивных документов. Ашхабад,
1963.
Русско-чеченские, 1997 — Русско-чеченские отношения. Вторая половина XVI —
XVII в. Сб. документов. М., 1997.
Сборник, 1888 — Сборник имп. Русского исторического общества. Т. 63. СПб.,
1888.
Сборник, 1889 — Сборник имп. Русского исторического общества. Т. 69. СПб.,
1889.
Сборник, 1898 — Сборник имп. Русского исторического общества. Т. 101. СПб.,
1898.
Систематический, 1819 — Систематический свод существующих законов Россий-
ской империи, с основаниями права, из оных извлеченными. Издаваемый
Коммисиею составления законов. Т. 7. СПб., 1819.
Социальные, 2004 — Социальные движения в городах Нижнего Поволжья в на-
чале XVIII века. Сб. документов. М., 2004.
Сызранов, 2007 — Сызранов А.В. Ислам в Астраханском крае: история и совре-
менность. Астрахань, 2007.
Татары — Татары. М., 2001 (сер. «Народы и культуры»).
Татищев, 1979 — Татищев В.Н. Избранные произведения. Л., 1979.
Татищев, 1990 — Татищев В.Н. Записки. Письма 1717-1750 гг. М., 1990 (сер.
«Научное наследство». Т. 14).
Торопицын, 2007а — Торопицын И.В. Исламский фактор во внутренней и внеш-
ней политике России в первой половине XVIII века // Ислам на юге России.
Астрахань, 2007.
Торопицын, 20076 — Торопицын И.В. Институт аманатства во внутренней и внеш-
ней политике России в XVII-XVIII вв. // Кавказский сборник. Т. 4. М., 2007.
Торопицын, 2008 — Торопицын И.В. Набеги кубанских татар на Россию в 1715 г. //
Козацька спадщина. Альманах 1нституту сустльних дослщжень. Вип. 4.
Дншропетровськ, 2008.
Торопицын, 2009 — Торопицын И.В. Оборона калмыцких улусов в 30^40-х гг.
XVIII в. // Материалы междунар. науч. конф. «Единая Калмыкия в единой Рос-
сии: через века в будущее», поев. 400-летию добровольного вхождения кал-
мыцкого народа в состав Российского государства. Ч. 1. Элиста, 2009.
Торопицын, 2010 — Торопицын И.В. Противодействие тайного советника и губер-
натора В.Н.Татищева планам ханши Джан разыграть персидскую карту в рус-
412
И. В.Торопицын
ско-калмыцких отношениях в середине XVIII в. // Вестник Калмыцкого инсти-
тута гуманитарных исследований РАН. Элиста, 2010, № 1.
Торопицын, 2011 — Торопицын И.В. Россия и ногайцы: поиск путей самоопреде-
ления и сосуществования (первая половина XVIII в.) // Тюркологический сбор-
ник. 2009-2010. Тюркские народы Евразии в древности и средневековье. М.,
2011.
Торопицын, 2012 — Торопицын И.В. Поиск российскими властями новых подхо-
дов к взаимодействию с нерусскими подданными на юго-востоке России в
первой половине XVIII в. // Перекрестки истории. Актуальные проблемы ис-
торической науки. Астрахань, 2012.
Трепавлов, 2002 — Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. М., 2002.
Усманова, 1997 — Усманова А.Р. Юртовские татары // Очерки исследователей
Астраханского края. Вып. 1. Астрахань, 1997.
Устрялов, 1863 — Устрялов Н. История царствования Петра Великаго. Т. 4. Ч. II.
СПб., 1863.
Фирсов, 1869 — Фирсов Н. Инородческое население прежнего Казанского царства
в новой России до 1762 года и колонизация закамских земель в это время. Ка-
зань, 1869.
Цюрюмов, 2007 — Цюрюмов А.В. Калмыцкое ханбтво^в составе России: проблемы
политических взаимоотношений. Элиста, 2007.
Шнайдштейн, 1989 — Шнайдштейн Е.В. О происхождении астраханских татар //
Материалы Второй краеведческой конференции. Астрахань, 1989.
АВПРИ — Архив внешней политики Российской империи
ГААО — Государственный архив Астраханской области
РГАДА — Российский государственный архив древних актов
РГВИА — Российский государственный военно-исторический архив
С.А.ЯЦЕНКО
(Москва)
Несколько наблюдений
о костюме ранних тюрков
на изображениях
Важные данные по костюму ранних тюрков VII-X вв. содержатся
на наскальных рисунках Центральной Азии — от гор Монгольского
и Русского Алтая и Тувы до Кыргызстана и Средней Сырдарьи (впро-
чем, в ряде случаев отнесение их именно к раннему периоду тюркской
истории проблематично). Однако при количественном обилии таких
композиций детализованных и реалистичных в плане передачи кос-
тюма среди них очень мало. Весьма информативны также изображе-
ния на монетах Чача (Ташкентский оазис) VII—VIII вв. (см., например
[Шагалов-Кузнецов, 2006; Babayar, 2007]) и огузов Нижней Сырдарьи
второй четверти IX в. н.э. [Гончаров-Настич, 2013], на ряде металли-
ческих изделий с территории Хазарского каганата. Костюмные данные
по ним пока не обобщены1.
Между тем они могут существенно дополнить мои выводы, полу-
ченные по хорошо датированным памятникам китайских согдийцев
второй половины VI в. и китайских раннетанских погребальных тер-
ракот VII—VIII вв. [Яценко, 2009], по росписям середины VII в. в «Зале
послов» в Самарканде [Yatsenko, 2004], а также по ранним изваяниям
(см., например [Кубарев, 1984; Баяр-Эрдэнэбаатар, 1999; Ермоленко,
1 Эта статья была подготовлена при поддержке Программы стратегического разви-
тия РГГУ. Ее появление вряд ли было бы возможно без любезного предоставления
предварительно опубликованных, а также неопубликованных материалов рядом коллег
(Е.Ю.Гончаров, Институт востоковедения РАН; Ю.И.Ожередов, Музей археологии
и этнографии Сибири Томского университета; Б.Тотев, Исторический музей г. Добрич)
и консультаций по литературе (Д.В.Черемисин, Институт археологии и этнографии
СО РАН; Л.Н.Ермоленко, Кемеровский университет).
© Яценко С.А., 2013
414
С. А. Яценко
2004]) и наблюдениям Г.В.Кубарева по остаткам подлинных одежд
в погребениях [Кубарев, 2005: 26-56; ср.: Кубарев, 2000: 81-88]. К со-
жалению, все они дают информацию почти исключительно по муж-
скому костюму. Тюркский этнографический облик иногда имеют пер-
сонажи на согдийских [Яценко, 2006: 239, 240, 282] и ранних венгер-
ских изображениях [Бокий-Плетнева, 1988, рис. 5:1] (что связано на
согдийских изображениях с восприятием собственно престижных эле-
ментов костюма и на венгерских — также с заимствованием тюркской
иконографии). Выясним вначале, какие именно из многочисленных
деталей силуэта, кроя и декора элементов костюма при этом подчер-
кивались. A priori можно предполагать, что «костюмные акценты» на
тюркских петроглифах могли быть иными, чем в официальной при-
дворной живописи (Самарканд/Афрасиаб) и на монетах, а также в ки-
тайском искусстве: ведь на наскальных рисунках часто отражены
представления и ценности рядовых, незнатных кочевников.
Первое отличие, бросающееся в глаза при сопоставлении петрог-
лифов и монет с парадной живописью из жилых залов и погребальных
лож, — это явный акцент на облике головы портретируемых. Наибо-
лее значимой для создателей произведений и зрителей деталью на раз-
нотипных изображениях здесь можно считать головные уборы и при-
ческу (считавшиеся вместилищем души и важнейшим отличием взрос-
лого мужчины). Среди уборов самая популярная форма — конус\ вы-
сокий (ср. [Самашев, 2012, с. 63-64]2) (рис. 1:2-3, 6-8) и более низ-
кий— от Семиречья до Средней Сырдарьи (рис. 1:1, 4, 5). Иногда его
нижний край подогнут и имеет разрез (образуя околыш) (рис. 1: 4 ниж-
ний). Такой убор делался как из плотного войлока (подобные изображе-
ния головных уборов со стоячим верхом известны в Семиречье и более
восточных районах), так и из более мягких тканей (рис. 1:1; 6:7). Дру-
гой широко бытовавший тип головного убора — шапки-ушанки (на
изображениях их наушники обычно торчат вбок и вверх) — представ-
лен и на Российском Алтае (Туэкта), в Туве и в Семиречье (рис. 2:1-3).
На территории Хазарского каганата на бляшках неоднократно
(Верхний Салтов, катакомба 40; Субботицы, могила 2) изображались
диадемы из ткани с длинными свисающими концами (рис. 3:3^).
В Центральной Азии диадемы украшены по центру изображением лу-
ны (монеты наместников-тудунов Чача) или трилистника (бронзовая
2 3.С.Самашев во многих случаях рассматривает схематичные уборы воинов как
шлем с плюмажем (см. в Баян Журеке [Самашев, 2006: 122]). В таком случае непонят-
но, почему «перо на шлеме» расширяется всегда вниз, а не вверх, продолжая контур
головного убора.
Несколько наблюдений о костюме ранних тюрков на изображениях 415
Рис. 1. Конусовидные головные уборы: 1, 3 — петроглифы Семиречья [Mari-
yashev, 1994, figs. 225 and 54]; 2, 6 — петроглифы Цаган-Сала IV (Монголия) [Ку-
барев-Цэвэндорж-Якобсон, 2005, рис. 312 и 619]; 4 — монеты доисламского Чача,
гр. 7, тип 1 [Шагалов-Кузнецов, 2006: 323]; 5 — петроглиф из Ой Джайляу (Семи-
речье) [Мотов, 2011, рис. 1]; 7 — Баян Журек [Самашев, 2012: 42]; 8 — петрогли-
фы Северной Тувы [Елизаров-Кузнецов, 2006: без номера]
статуэтка всадника из-под Минусинска) (рис. 3:1, 5). Они намного
скромнее по декору, чем короны великих каганов, таких как Бильге
каган, похороненный в 735 г. [Bahar, 2002] (рис. 3:6). Шапка в форме
низкого цилиндра представлена и на монетах Чача (группа 6, тип 3,
тудун Сатачари или Сатак)3 и у богатыря на хазарском ковше, найден-
ном в Коцком городке на Оби (рис. 2:4-5).
Остальные типы известны по единичным изображениям: шляпа
с широкими полями (Цаган-Сала IV в Северо-Западной Монголии и
Кургак на Российском Алтае) (рис. 4:1, 6) и с узкими (рис. 4:3), тюбе-
тейка (Кыргызстан; Зевакино на Казахском Алтае) (рис. 4:4-5), убор
с широким выступом на затылке и с отверстием на макушке для про-
девания кос (костяное изделие VII в. из с. Хырлец в Западной Болгарии)
3 Надписи, сопровождающие портреты правителей на чачских монетах, делались на
одном из иранских языков (согдийском). В силу этого приходится больше доверять
мнению специалистов-иранистов (В.А.Лившиц, Э.В.Ртвеладзе и др.), чем тюркологу
Г.Бабаярову (см., например [Babayar, 2007]), чтение которого обычно резко отличается
от чтения иранистов, а также предполагает по неясной причине локализацию в провин-
циальном Чаче самых выдающихся правителей Западного Каганата, а также централь-
ного монетного двора. Медные монеты имели хождение лишь в Ташентском оазисе, их
нет в центральных областях Каганата.
416
С.А.Яценко
Рис. 2. Шапки-ушанки (1-3) и низкие цилиндрические уборы (4-5): 1 — Эльте-
Кижиг (Тува) [Яценко, 2009, рис. 1]; 2 — Туэкта (Горный Алтай) [Martynov-
Miklashevitch, 1995: 17]; 3 — Семиречье [Mariyashev, 1994, fig. 236]; 4 — ковш из
Коцкого городка [Фонякова, 2002, рис. 1; Грязнов, 1961, рис. 2]; 5 — монеты до-
исламского Чача, группа 6, тип 3/1 (тудун Сатачари/Сатак?) [Шагалов-Кузнецов,
2006:317]
(рис. 4:7). Очень интересна шапка одного чачского правителя, на за-
тылке которой прикреплена, видимо, антропоморфная маска (рис. 4:2).
Ташкентские нумизматы без достаточных оснований считают ее ре-
минисценцией шлема со слоном на монетах правителей Греко-Бакт-
рии. Головной убор воина-знаменосца мог украшаться двумя длинны-
ми вертикальными перьями (?) (рис. 4:8). Иногда во время особых ри-
туалов обнаженные мужчины, вероятно, выступали в масках священ-
ных для тюрков волков (исходно тотемных, судя по текстам «Чжоу-шу»
Несколько наблюдений о костюме ранних тюрков на изображениях 417
Рис. 3. Диадемы и головные повязки: 1 — монеты доисламского Чача, группа 4,
тип 1 (Шаниа баг?) [Шагалов-Кузнецов, 2006: 313]; 2 — бляшки, Тарский, ката-
комба 6 (Осетия) [Король, 2008, рис. 1:15]; 3 — бляшки, Верхнее Салтово, ката-
комба 40 [там же, рис. 1:3; Аксенов, 2001, рис. 1:5]; 4 — пряжка и бляшки, Суббо-
тицы, могила 2 (Кировоградская обл.) [Король, 2008, рис. 1:2; Бокий-Плетнева,
1988, рис. 5, 1]; 5 — бляшка, окрестности Минусинска (Хакасия) [там же,
рис. 1:17]; 6 — золотая диадема Бильге кагана из могилы 735 г. [фото автора, На-
циональный музей истории Монголии]
и Бугутской стелы [Кляшторный-Лившиц 1978: 57] и более поздним
материалам) (петроглифы в Жунглышеке I на Средней Сырдарье)
(рис. 4: 9).
Видимо, самой распространенной прической знатных мужчин были
несколько длинных кос, соединенных вверу и внизу (рис. 5:1; 8:2).
Реже они соединялись только внизу (рис. 8; 9: 6 с), причем их концы
могли расходиться (рис. 5:8) или соединялись только вверху (рис. 5, 2).
418
С.А.Яценко
Рис. 4. Головные уборы различных типов: 1 — петроглифы Цаган-Сала IV (Мон-
голия) [Кубарев-Цэвэндорж-Якобсон, 2005, рис. 425:6];' 2 — монеты доисламско-
го Чача, группа 6, тип 4/1 [Шагалов-Кузнецов, 2006: 318]; 3 — то же, группа 6,
тип 5 (Сатук/Сатар?) [там же]; 4 — петроглиф, Кыргызстан [Кубарев, 2005,
рис. 6:22]; 5 — рукоять сабли, Зевакино (Казахский Алтай) [Самашев-Ермолаева-
Кущ, 2008: ИЗ]; 6 — петроглиф, Кургак (Горный Алтай) [Кубарев, 2012: 136];
7— костяное изделие, Хырлец, Западная Болгария [Тотев-Пелевина, в печати,
табл. 5-6]; 8 — петроглиф, Ешкиольмес (Семиречье) [Байпаков-Марьяшев-Пота-
пов-Горячев, 2005, рис. 238]; 9 — петроглифы Жунгылшек I (Средняя Сырдарья)
[Байпаков-Марьяшев-Байтанаев, 2007: 69]
В редких случаях длинные косы разделялись на два пучка по сторонам
головы (старик на пряжке пояса из венгерской могилы в Субботицах,
Кировоградская обл. Украины) (рис. 5:3). Весьма популярны были и
несколько коротких кос (рис. 5:4; 6:2).
Иногда пряди длинных или коротких волос зачесывались по сторо-
нам головы, оставляя на лбу небольшой узел (монеты Чача, группа 2,
типы 4-5; группа 3, тип 1) (рис. 5:7). Изредка пряди волос навивались
на вертикально поставленный гребень (?), как у воина-копейщика в
монгольском Цаган-Сала II (рис. 5:6). Длинный чуб на бритой голове
был, видимо, очень редким вариантом (он представлен лишь на извая-
нии из Таарбола у Ариг-Бажи в Туве [Евтюхова, 1952: 82, рис. 18];
в единичных случаях он известен и у кочевников Казахстана в скиф-
ское время и у ранних венгров (ср. [Ермоленко-Курманкулов, 2011]).
s Несколько наблюдений о костюме ранних тюрков на изображениях 419
Рис. 5. Прически: 1,5 — петроглифы, Соок-Тыт (р. Чаган, Горный Алтай) [Чере-
мисин, 2011, рис. 18 и 13]; 2 — петроглиф, Горный Алтай [Кубарев, 2005, рис. 10,
13]; 3 — Субботицы, могила 2 (Кировоградская обл.) [Бокий-Плетнева, 1988, рис.
5:1]; 4 — петроглифы, Сулек (Хакасия) [Appelgren-Kivalo, 1931; Наскальные изо-
бражения, 2007: 168]; 6 — петроглифы Цаган-Сала II (Монголия) [Кубарев-
Цэвэндорж-Якобсон, 2005, рис. 126]; 7 — монеты доисламского Чача, группа 3,
тип 1/1 [Шагалов-Кузнецов, 2006: 311]; 8 — изваяние, Когалы (Семиречье) [Ро-
гожинский, 2010, рис. 8]
У простолюдинов короткие волосы зачесывались назад (рис. 5:5). Если
бородка встречается лишь эпизодически, то длинные, узкие и почти
горизонтальные усы изображались очень часто. У знатных людей они
были, вероятно, предметом гордости и требовали тщательного ухода.
С рубежа VII—VIII вв. некоторые тюркские группы распространили, по
мнению Л.Н.Ермоленко, моду обзаводиться наряду с усами миниа-
тюрной, едва намеченной бородкой под нижней губой, которую она
считает престижной [Ермоленко-Курманкулов, 2012: 107]; однако она
представлена прежде всего на изваяниях.
Лишь в редких случаях на изображениях детали кроя подчеркива-
лись линиями на кафтанах и штанах, как это было в Ешкиольмесе
(рис. 6:6), или только на штанах (Тарский в Осетии, катакомба 6)
(рис. 3:2). Длинные халаты (вероятно, с боковыми разрезами) обычно
изображаются у пеших персонажей (ср., рднако, всадников в Орта-Сар-
голе, Тува) (рис. 6:1). Подчас они глубоко запахнуты налево (рис. 6:5).
420
С.А.Яценко
Рис. 6. Силуэт и крой одежды: 1 — петроглиф, Орта-Саргол (Тува) [Дэвлет, 1982,
табл. 28: 1]; 2 — петроглиф, Семиречье [Mariyashev, 19?4, fig. 236]; 3 — петрог-
лиф, р. Чаганка (Горный Алтай) [Черемисин, 2004]; 4 — петроглиф, Кульжабасы
(Семиречье) [Байпаков-Марьяшев, 2004, фото 61]; 5 — петроглиф, Жалтырак-Таш
(Кыргызстан) [Кубарев, 2005, рис. 7: 33]; 6 — петроглиф, Ешкиольмес (Семире-
чье) [Байпаков-Марьяшев-Потапов-Горячев, 2005, рис. 232]; 7 — огузская монета
Джабуя, вторая четверть IX в. [Гончаров-Настич, 2012]
Те халаты, которые носились внакидку, явно были приталенными
(Кульджабасы в Семиречье) (рис. 6:4). Запахивание налево отмечается
у них лишь изредка (в том же Семиречье), Чаще видим более короткие
кафтаны — от колен и выше. Иногда на текстиле прорисовывались
растительные или геометрические узоры (ковш из Коцкого городка;
Цаган-Сала II в Монголии) (рис. 2:4; 5:6). Талия (часто очень тонкая)
подчеркивалась поясом (рис. 6:2-3, 5); гораздо реже сильно выделя-
лись плечи (рис. 5:1-2) (в Хырлеце в Болгарии они украшены оплечь-
ем-пелериной). Тонкая талия подчеркивала красоту кочевого мужчи-
ны-воина начиная уже со скифского времени [см. Яценко, 2011, в кон-
це параграфа 1.3]. У простолюдинов талия практически не подчерки-
валась (рис. 5:5);
На бортах коротких или длинных распашных одеяний два лацкана
впервые отмечены во II—IV вв. на терракотах из ираноязычного Хота-
на (Синьцзян), затем в соседнем оазисе Куча. У тюрков Великого Ка-
ганата (551-603), документированных на китайских изображениях,
они практически были распространены [Яценко, 2009]. Но с VII в. тюр-
ки стали распространять одеяния с двумя лацканами [Яценко, 2006:
Несколько наблюдений о костюме ранних тюрков на изображениях 421
Рис. 7. Нераспашная верхняя одежда (1-2) и квадратные вставки на груди:
1-2 — Абаджай (Горный Алтай) [Черемисин, 2004]; 3 — Скорбящий тюрок. Де-
таль росписи VI-VII вв. «Народы мира оплакивают Будду». Кызыл, пещера Майи
(Синьцзян) [Grunwedel, 1912: 180, Fig. 415]; 4 — петроглиф, Кичику-Бом (Горный
Алтай) [Кубарев, 2012: 138]; 5 — рукоять сабли, Зевакино (Казахский Алтай) [Са-
машев-Ермолаева-Кущ, 2008: 112]
252-253, 282-283], хотя они редко встречаются на изображениях тер-
ритории западного Хазарского каганата. Показательно, что, когда на
серебряных монетах старой хорезмийской схемы Джабуя — правителя
огузов Нижней Сырдарьи 2-й четверти IX в. — появляются новые
элементы костюма у так называемого хорезмийского всадника на ре-
версе, отражающие местную тюркскую реальность, то это именно
кафтан с двумя небольшими лацканами (и пуговицами из ткани на
них) (рис. 6:7). (Еще один элемент, символизирующий тюркский кос-
тюм на поздних огузских монетах этой серии, — массивная гривна
вместо прежнего ожерелья.)
Длинные нераспашные верхние одеяния (видимо, с боковыми раз-
резами на подоле) надежно документированы в урочище Абаджай
на р. Чаганка на Российском Алтае; на одеянии воинов в районе груди
422
С.А.Яценко
Рис. 8. Штаны и обувь: 1,10 — петроглифы, Абаджай (Горный Алтай) [Черемисин,
2011, рис. 21 и 10]; 2 — там же [Черемисин, 2004]; 3 — петроглифы, Сулек (Ха-
касия) [Appelgren-Kivalo, 1931; Наскальные изображения, 2007: 168]; 4 — бляшки,
Верхний Саитов, катакомба 40 [Король, 2008, рис. 1:3; Аксенов, 2001, рис. 1:5];
5 — петроглиф из Ой Джайляу (Семиречье) [Мотов, 2011, рис. 1]; 6 — петроглиф,
р. Чаганка (Горный Алтай) [Черемисин, 2004]; 7 — петроглиф, Горный Алтай
[Кубарев, 2005, рис. 10:13]; 8 — гравировка по кости, Сутуу-Булак (Кыргызстан)
[Худяков-Табалдиев-Солтобаев, 1997, рис. 2]; 9 — костяной реликварий, Тало-
вый II, курган 3/1 (Ростовская обл.) [Глебов-Иванов, 2007]; 11 — стела Мунгут
Хяс (Монголия) [Баяр, 2007, рис. 3]; 12 — петроглиф, Баян Журек (Семиречье)
[Самашев, 2012: 64]
нашито по две квадратных вставки из ткани (?)4 (рис. 7:1-2). У танцо-
ра, изображенного на сабле начала IX в. в Зевакино, нераспашная оде-
жда более короткая (до колен); она имеет вертикальный разрез ворота,
4 Некоторые казахские коллеги даже посчитали эти тканые вставки восточнорим-
ского происхождения, ставшие популярными в раннем средневековье у многих наро-
дов Евразии, нашитыми изображениями оригинальных местных тамг [Самашев-
Базылхан-Самашев, 2010: 54, рис. 62].
Несколько наблюдений о костюме ранних тюрков на изображениях 423
а длинные рукава во время танца распущены (рис. 7:5). На изображе-
нии мужчины из Кичикту-Бома на Горном Алтае (рис. 7:4) художник
почему-то попытался передать два нераспашных одеяния, надетых
одно поверх другого: верхнее — до колен (имеющее декоративную
кайму вдоль боковых швов, края подола и его боковых разрезов и,
возможно, пришитую пелерину) и нижнее (рубаху с отложным воро-
том, заправленную в штаны).
Мужские штаны часто носились навыпуск; иногда они были рас-
клешенными (Ешкиольмес, Субботицы) (рис. 3:4; 9:5). Очень широ-
кие шаровары — явное исключение: они пока известны только в Ба-
ян Журеке (Семиречье) (рис. 8:12) (см. также [Самашев, 2006: 135]).
Известны и изображения сплошь простеганных штанов, подобных
носившимся «пазырыкцами» (Российский Алтай) (рис. 5:2). Из ти-
пов обуви примерно в равной мере представлены полусапожки
(низкие сапоги) (рис. 8:2-4, И) и туфли (рис. 8:8а и 6с). В отличие
от статуй и стенных росписей на петроглифах мы видим очень мало
достоверных изображений высоких сапог (рис. 8:1). В контексте ки-
тайских изображений ранних тюрков низкая обувь была, вероятно,
более престижной [Яценко, 2009]. На Российском Алтае носили туф-
ли, подчас — с высокими чулками (р. Чаганка) (рис. 8:10). На хазар-
ском реликварии из Талового II на Нижнем Дону видим туфли с уд-
линенными носами и выступом-язычком у подъема, а у всадника из
Монголии (Цаган-Сала IV) длина обуви доходила до 30 см (рис. 8:9;
4:1). Фигуры на раннетюркских изображениях обычно опоясаны ре-
менным поясом (часто на нем имеются наборные бляшки и свисаю-
щие ремни). Лишь на севере Алтая иногда представлены, видимо,
пояса из черной ткани [Яценко, 2009, рис. 6, 8-9] с двумя свисаю-
щими концами (рис. 7:5) или пояса, расходящиеся на три ленты
(рис. 5:2).
Женский костюм редко изображался в деталях. На одном из пет-
роглифов Семиречья (Ешкиольмес) представлен силуэт дамы, держа-
щей за руку ребенка (рис. 9:2а). Она в коротком кафтане и в широких
штанах, носимых поверх обуви; правее стоит девушка (?) в короткой
куртке и штанах5. Видимо, неширокое приталенное платье до пят пред-
ставлено на девушке в сцене ее похищения двумя всадниками в Сыын-
Чюреке (Тува) (рис. 9:3). Вероятно, пять танцующих и взявшихся за
руки женщин представлены на петроглифе в Анкельды (Чу-Илийские
5 3.С.Самашев без аргументации считает этих женщин «спешившимися воинами»
[Самашев, 2006: 141].
424
С.А.Яценко
Рис. 9. Женский костюм: 1 — каменный валун, Кудырге, могила 16 (Горный Ал-
тай) [Гаврилова, 1965, табл. VI]; 2 — петроглиф, Семиречье [Mariyashev, 1994,
fig. 231]; 3 — петроглиф, Сыын-Чюрек (Тува) [Килуновская, 2006: 75]; 4 — жена
правителя, монета Чача, группа 2, тип 4 [Шагалов-Кузнецов, 2006: 308]; 5 — ковш
из Коцкого городка [Фонякова, 2002, рис. 1; Грязнов, 1961, рис. 2]; 6 — Кыргыз-
стан [Табалдиев, 2012, рис. 3]; 7 — Анкельды (Чу-Илийские горы) [Рогожинский,
2012, рис. 5:3]
горы) (рис. 9:7)6. У них приталенные куртки до колен и неширокие
штаны. Халат богини Умай без лацканов (на валуне из могилы 16 в
Кудырге) декорирован горизонтальным орнаментом, вероятно расти-
тельным (рис. 9:1). Эта одежда сверху застегнута на пуговицу, воз-
можно на цепочке. На костяной пластине из женской могилы в Сут-
туу-Булаке (Кыргызстан) запахнутый налево халат женщины с двумя
лацканами также крепится застежкой в верхней части груди [Худяков-
Табалдиев-Солтобаев, 1997, рис. 2]. Лацканы на одной из статуй в
Кыргызстане имеют подкладку с орнаментом в виде ряда кружков
(или розеток) (рис. 9:6), обычных для китайского и согдийского тек-
стиля [Майтдинова, 1996: рис. 33; 43, 1; 73-74].
Головной убор аристократки с тремя крупными треугольными вы-
ступами мог выглядеть и как узкая диадема с похожим на чешуйчатое
6 Крайняя из них держит в руке платок. Под рядом танцующих стоит мужчина,
держащий перед собой вынутую из ножен саблю [Рогожинский, 2012, рис. 5:1-3].
Несколько наблюдений о костюме ранних тюрков на изображениях 425
покрытие (Умай из Кудырге); вероятно, невысокая основная часть
убора объясняется схематизмом изображений. Документируется и бо-
лее массивный трехрогий убор (супруги наместника-тудуна на моне-
тах в Чаче) (рис. 9:4). На более детальных изображениях нижний край
убора, как и края «рогов», украшены зубчиками. У богини Умай и ее
спутницы (как и у дамы на пластине из Суттуу-Булака) подчеркнуты
тонкие сросшиеся брови и широкое овальное лицо (рис. 9:1). На ковше
из Коцкого городка в сцене борьбы двух воинов изображена, как мы
полагаем, дева-богатырша (рис. 9:5). Ее костюм, как это часто бывало
у кочевых народов, практически не отличается от мужского [Яценко,
2006: 340-341]: ее пол определяет лишь прическа (две сравнительно
короткие, но толстые косы заправлены за ворот кафтана)7. Важным
атрибутом ранга правительницы было, вероятно, золотое колье с под-
веской внизу (чачские монеты группы 2, тип 5). Умай в Кудыргэ, по-
хоже, носит полусапожки с загнутыми носками.
В редких случаях на изваяниях раннетюркского типа изобража-
лись не этнические тюрки, а представители других народов. Очень
интересна в этом отношении статуя, обнаруженная в 2010 г. в аймаке
Завхан, Северо-Западная Монголия, Ю.И.Ожередовым [Ожередов,
2010: 257-264] (рис. 10). Показательно сочетание широкого лица
(близкого к квадрату) с широкими зрачками и с уникальной (неиз-
вестной у ранних тюрков) прической волос с завивкой по нижнему
краю. В Центральной Азии того времени такая прическа встречается
только у двух народов — активных, торговых и занимавших замет-
ное место как в Китае, так и в Каганатах, причем только у мужчин.
Это тохаристанцы [Яценко 2006, рис. 189:23-24] и согдийцы. Точ-
нее, у последних на родине ее пока не обнаружили, но среди китай-
ских согдийцев она характерна для людей сравнительно низких ран-
гов — слуг и погонщиков каравана [Яценко, 2009: табл. 27 и 39].
Вероятно, это статуя мужчины-согдийца. Интересно на ней и оже-
релье с семью бусинами (священное число). В находке из Завхана
нет ничего удивительного. Уже общепризнано участие согдийцев в
изготовлении серии ранних тюркских статуй (см. [Hayashi 2006: 245-
260]).
7 Сторонники трактовки этой сцены как поединка двух мужчин до сих пор не
предъявили на сей счет внятной и системной аргументации. Наша версия кажется тем
более достоверной, что мотив поединка с девой-богатыршей очень популярен в тюрк-
ских эпосах. К тому же две косы, которые реально носили тюркские мужчины
(рис. 5:4) и тюркизированные согдийцы [Яценко, 2006: 240], были гораздо короче и
тоньше той, что мы видим у воинственной девы.
426
С.А.Яценко
Рис. 10. Согдийский персонаж на изваянии
тюркского типа из аймака Завхан, Северо-
Западная Монголия [Ожередов, 2010]
В целом костюм на петроглифах, монетах и на предметах торевти-
ки выглядит во многих деталях иначе, чем на каменных изваяниях и
на стенных росписях. Причины этих различий кроются в ином отборе
персонажей в связи с разным назначением артефактов и композиций
(например, в сценах охоты на петроглифах это могли быть рядовые
мужчины: рис. 1:2-3; 2:3; 5:5). Кроме того, различия отчасти объясня-
ются особыми приемами работы с разными материалами, а также
отличиями объемных и плоскостных изображений. На каменных из-
ваяниях, согласно Л.Н.Ермоленко, вероятно, первоначально имелась
дополнительная окраска ряда важных деталей [Ермоленко, 2007] (ко-
торая практически почти не сохранилась и остатки которой никогда
специально не исследовались) (ср. примеры исследований древних ка-
Несколько наблюдений о костюме ранних тюрков на изображениях 427
менных рельефных изображений современными технологиями [Nagel-
Rahsaz, 2010]).
Еще один интересный сюжет — сопоставление костюма ранних
тюрков и предшествовавших им по времени (и живших к северу от их
синьцзянско-монгольской родины) племен таштыкской культуры. От
нее сохранилась важная серия детализированных гравировок, где пе-
редаче деталей костюма часто уделяется большое внимание (см. пре-
жде всего [Грязнов, 1971; Подольский, 1998; Азбелев, 2009; Панкова,
2005; 2011; 2012]). С.В.Панкова приходит к выводу о тюркоязычности
«таштыкцев» — во многом на основе «близости» их мужских приче-
сок и наличию в их искусстве серии синьцзянских параллелей [Панко-
ва, 2011: 25-26]. К сожалению, все основные, яркие элементы таштык-
ского костюма как важнейшего этнокультурного показателя это пред-
положение пока не подтверждают. Скорее, наоборот: они явно уни-
кальны и не имеют близких аналогов у ранних тюрков — тюрков, сме-
нивших «таштыкцев». Речь идет о более коротких, чем у тюрков, со-
единенных вместе косах (в том числе тех, в которых пряди соединя-
ются у затылка и внизу), об отсутствии акцентировки усов, об очень
коротких стрижках «под горшок» («в скобку»), о низких и довольно
широких конических шапочках. У «таштыкцев», в отличие от ранних
тюрков, отмечаются выступающие края подола коротких кафтанов и,
напротив, не подчеркивается распашной характер верхней одежды
(это трудно объяснить лишь господством у первых профильных изо-
бражений). Для таштыкских женщин характерны прически китайского
типа с фигурными чехлами на макушке в виде «ленты Мёбиуса» (ино-
гда видны и две длинные, воткнутые в прическу булавки), платья
с относительно короткими шлейфами (вскоре появившиеся у эфтали-
тов — врагов тюрков — на Амударье и позже — в Западной Европе),
при этом у них отсутствуют распашные халаты, пояса (подчас их но-
сили высоко под грудью), а также декоративные подвески, пелерины,
нагрудные бляхи на ремнях и др. В целом чужда раннетюркской и ор-
наментика таштыкских тканей.
Азбелев, 2009 — Азбелев П.П. Таштыкский пояс // Древности Сибири и Централь-
ной Азии. № 1-2 (13-14). Горно-Алтайск.
Аксенов, 2001 —Аксенов В. С. Редкий тип бляшек-амулетов из Верхнесалтовского
катакомбного могильника // Культуры степей Евразии второй половины I тыс.
до н.э. (из истории костюма). Т. 2 / Отв. ред. Д.А.Сташенков. Самара.
Байпаков-Марьяшев, 2004 — Байпаков К.М., Маръяшев А.Н. Петроглифы в горах
Кульжабасы. Алматы.
428
С.А.Яценко
Байпаков-Марьяшев-Потапов-Горячев, 2005 — Байпаков К.М., Марьяшев А.Н.,
Потапов С.А., Горячев А.А. Петроглифы в горах Ешкиольмес. Алматы.
Байпаков-Марьяшев-Байтанаев, 2007 — Байпаков К.М., Марьяшев А.Н., Байта-
наев В.А. Новые петроглифы Каратау. Алматы.
Баяр, 2007 — Бояр Д. Уникальный памятник древнетюркского искусства в Запад-
ной Монголии // ТС 2006. М.
Баяр-Эрдэнэбаатар, 1999 — Баяр Д., Эрдэнэбаатар Д. Каменные изваяния Мон-
гольского Алтая. Вып. 1. Улан-Батор (на монг. яз.).
Бокий-Плетнева, 1988 — Бокий Н.М., Плетнева С.А. Захоронение воина-кочевни-
ка X в. в бассейне Ингула // СА. № 2.
Гаврилова, 1965 — Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ как источник по истории
алтайских племен. М.-Л.
Глебов-Иванов, 2007 — Глебов В.П., Иванов А.А. Кочевническое погребение хазар-
ского времени из могильника Таловьщ II // Средневековые древности Дона /
Отв. ред. Ю.К.Гугуев. Ростов-на-Дону. '
Гончаров-Настич, 2013 — Гончаров Е.Ю., Настич В.Н. Новые нумизматические
памятники IX в. из Восточного Приаралья (новооткрытый чекан государства
Сырдарьинских огузов) // Материалы Второй международной нумизмати-
ческой конференции «Расмир: восточная нумизматика — 2012». Одесса (в пе-
чати).
Грязнов, 1961 —Грязнов М.П. Древнейшие памятники героического эпоса наро-
дов Сибири // АСГЭ. Вып. 3. Л.
Грязнов, 1971. —Грязнов М.П. Миниатюры таштыкской культуры (из работ Крас-
ноярской экспедиции 1968 г.) // АСГЭ. Вып. 13. Л.
Дэвлет, 1982 —Дэвлет М.А. Петроглифы на кочевой тропе. М.
Евтюхова, 1952 — Евтюхова Л.А. Каменные изваяния Южной Сибири и Мон-
голии // МИА. Вып. 24. М.-Л.
Елизаров-Кузнецов, 2006 — Елизаров В.Н., Кузнецов В.П. Путешествие в искус-
ство древних. Кызыл.
Ермоленко, 2004 — Ермоленко Л.Н. Средневековые каменные изваяния Казах-
станских степей. Новосибирск.
Ермоленко, 2007 — Ермоленко Л.Н. Еще раз к вопросу о первоначальном виде
каменных кочевнических изваяний // Каменная скульптура и мелкая пластика
древних и средневековых народов Евразии (Труды САИПИ. Вып. 3) / Отв. ред.
А.А.Тишкин. Барнаул.
Ермоленко-Курманкулов, 2011 — Ермоленко Л.Н., Курманкулов Ж.К. Оригиналь-
ное изваяние из фондов Карагандинского историко-краеведческого музея //
Археология Южной Сибири. Вып. 25. Кемерово.
Ермоленко-Курманкулов, 2012 — Ермоленко Л.Н., Курманкулов Ж.К. Бородка
в иконографии древнетюркских изваяний // Изобразительные и технологиче-
ские традиции в искусстве Северной и Центральной Азии (Труды САИПИ.
Вып. IX) / Отв. ред: О.С.Советова, Г.Г.Король. Москва-Кемерово.
Килуновская, 2006 — Килуновская М.Е. Маралье сердце — гора Сыын-Чюрек //
Сокровища культуры Тувы (Наследие народов Российской Федерации. Вып. 7) /
Отв. ред. А.М.Тарунов. Кызыл.
Кляшторный-Лившиц 1978 — Кляшторный С.Г, Лившиц В.А. Открытие и изуче-
ние древнетюркских и согдийских эпиграфических памятников Центральной
Несколько наблюдений о костюме ранних тюрков на изображениях 429
Азии. // Археология и этнография Монголии / Отв. ред. А.П.Окладников. Но-
восибирск.
Король, 2008 — Король Г.Г. Искусство средневековых кочевников Евразии. Очер-
ки. М.-Кемерово.
Кубарев, 1984 — Кубарев В.Д. Древнетюркские изваяния Алтая. Новосибирск.
Кубарев, 2000 — Кубарев Г.В. Халат древних тюрок Центральной Азии по изобра-
зительным материалам // Археология, этнография и антропология Евразии.
№ 3. Новосибирск, 2000.
Кубарев, 2005 — Кубарев Г.В. Культура ранних тюрок Алтая (по материалам по-
гребальных памятников). Новосибирск.
Кубарев, 2012 — Кубарев Г. Наскальные гравюры древних тюрков Алтая // Тюрк-
ское наследие Евразии VI—VIII вв. / Под ред. А.Досымбаевой. Алматы.
Кубарев-Цэвэндорж-Якобсон, 2005 — Кубарев В.Д., Цэвэндорж Д., Якобсон К.
Петроглифы Цаган-Салаа и Бага-Ойгура (Монгольский Алтай). Новосибирск-
У л ан-Батор-Юджин.
Майтдинова, 1996 — Майтдинова Г. Раннесредневековые ткани Средней Азии.
Душанбе.
Мотов, 2011 — Мотов Ю.А. Петроглиф из урочища Ой-Джайляу // Семиречен-
ский сборник. Вып. 4. Алматы.
Наскальные изображения, 2007 — Наскальные изображения Центральной Азии /
Под ред. Ким Ен Док. Сеул.
Ожередов, 2010 — Ожередов Ю.И. Древнетюркские изваяния в Завхане (К своду
археологических памятников Западной Монголии) // Древние культуры Мон-
голии и Байкальской Сибири / Под ред. А.В.Харинского. Улан-Удэ.
Панкова, 2005 — Панкова С.В. Изображения посттагарского и таштыкского вре-
мени на скалах Минусинского края // Археологические экспедиции за 2004 г. /
Под ред. В.Ю.Зуева. СПб.
Панкова, 2011 — Панкова С.В. Таштыкские гравировки (сюжетно-стилистический
анализ и историко-культурная интерпретация). Автореф. канд. дис. СПб.
Панкова, 2012 — Панкова С.В. Ошкольская писаница в Хакасии // Изобрази-
тельные и технологические традиции в искусстве Северной и Центральной
Азии (Труды САИПИ. Вып. IX) / Отв. ред. О.С.Советова, Г.Г.Король. Москва-
Кемерово.
Подольский, 1998 — Подольский М.Л. Композиционная специфика таштыкской
гравюры на дереве // Древние культуры Центральной Азии и Санкт-Петербург.
Материалы Всероссийской научной конференции, посвящённой 70-летию со
дня рождения Александра Даниловича Грача. СПб.
Рогожинский, 2010 — Рогожинский А.Е. Новые находки древнетюркской эпи-
графики и монументального искусства на юге и востоке Казахстана // Роль но-
мадов в формировании культурного наследия Казахстана. Научные чтения па-
мяти Н.Э.Масанова. Алматы.
Рогожинский, 2012 — Рогожинский А.Е. Тамги-петроглифы средневековых ко-
чевников Казахстана: итоги новейших исследований и перспективы дальней-
шего изучения // Историко-культурное наследие и современная культура / Под
ред. Г.Т.Телеубаева и др. Алматы. ч
Самашев, 2006 — Самашев 3. Петроглифы Казахстана. Алматы.
430
С.А.Яценко
Самашев, 2012 — Самашев 3. Графическое искусство средневековых народов
Великой Степи // Тюркское наследие Евразии VI—VIII вв. / Под ред. А.Досым-
баевой. Алматы.
Самашев-Базылхан-Самашев, 2010 — Самашев 3., Базылхан Н., Самашев С.
Древнетюркские тамги. Алматы.
Самашев-Ермолаева-Кущ, 2008 — Самашев 3., Ермолаева А., Кущ Г. Древние
сокровища Казахского Алтая. Алматы.
Табалдиев, 2012 — Табалдиев К. Раннесредневековые тюрки Тянь-Шаня // Тюрк-
ское наследие Евразии VI—VIII вв. / Под ред. А.Досымбаевой. Алматы.
Тотев-Пелевина (в печати) — Тотев Б., Пелевина О. Сокровище из Малой Пере-
щепины и элитарная культура болгар Нижнего Дуная.
Фонякова, 2002 — Фонякова Н.А. Интерпретация изображений на хазарском сосу-
де из Коцкого городка // Европа-Азия: проблемы этнокультурных контактов /
Отв. ред. Г.С.Лебедев. СПб.
Худяков-Табалдиев-Солтобаев, 1997 — Худяков Ю.С., Табалдиев К.Ш., Солто-
баев О. С. Новые находки предметов изобразительного искусства древних тюр-
ков на Тянь-Шане // РА. № 3.
Черемисин, 2004 — Черемисин Д.В. Результаты новейших исследований петро-
глифов древнетюркской эпохи на юго-востоке Российского Алтая // Археоло-
гия, этнография и антропология Евразии. № 1.
Черемисин, 2011 — Черемисин Д.В. Несколько наблюдений над граффити Горно-
го Алтая // Древнее искусство в зеркале археологии. К 70-летию Д.Г.Савино-
ва / Под ред. В.В.Боброва, О.С.Советовой, Е.А.Миклашевич. Кемерово.
Шагалов-Кузнецов, 2006 — Шагалов В.Д., Кузнецов А.В. Каталог монет Чача III—
VIII вв. до н.э. Ташкент.
Яценко, 2006 —Яценко С.А. Костюм древней Евразии (ираноязычные народы). М.
Яценко, 2009 —Яценко С.А. Древние тюрки: мужской костюм в китайском искус-
стве 2-й половины VI — 1-й половины VIII в. (образы «Иных») // Transoxiana
(Internet-journal). № 14. Buenos Aires
(http://www.transoxiana.org/14/yatsenko_turk_costume_chinese_art-rus.html).
Яценко, 2011 — Яценко С.А. Костюм древней Евразии (ираноязычные народы).
2-е изд. online. М. (http://www.narodko.ru/article/yatsenko/eurazia/).
Appelgren-Kivalo, 1931 — Appelgren-Kivalo Н. Alt-Altaische Kunstdenkmaler. Hel-
sinki.
Babayar, 2007 — Babayar G. Kokttirk Kaganhgi Sikkeleri Katalogu. Ankara.
Bahar, 2002 — Bahar H. Bilge Kagan Ktilliyesi Kazilan // Orhun Sempozyumu.
11 Mart 2002. Ankara.
Hayashi, 2006 — Hayashi T. Sogdian Influence Seen on Turkic Stone Statues Ficusing
on the Fingers Representation // Eran ud Aneran. Studies Presented to Boris II’id
MarSak on the Occasion of His 70th Birthday (Ed. by M.Compareti, P.Raffetta,
G.Scarcia). Venice. (http://www.transoxiana.org/Eran/Articles/hayashi.html).
Griinwedel, 1912 — Grunwedel A. Altbuddhistische Kultstatten in Chinesich Turkestan.
Berlin.
Mariyashev, 1994 — Mariyashev A.N. Petroglyphs of South Kazakhstan and Semire-
chie. Almaty.
Несколько наблюдений о костюме ранних тюрков на изображениях 431
Martynov-Miklashevitch, 1995 — Martynov A.I., Miklashevitch Е.А. The Tuekta Petro-
glyphs in Gomy Altai // International Newsletter of Rock Art. Vol. 10
(http://www.intemational.icomos.org/centre_documentation/inora/inoral 0/inora-10.pdf).
Nagel-Rahsaz 2010 — Negel A., Rahsaz H. Colouring the Dead: New Investigations on
the History and the Polychrome Appearance of the Tomb of Darius I at Naqdh-e
Rostam, Fars // Death and Burial in Arabia and Beyond: Multidisciplinary Perspec-
tives (Ed. by L.Weeks). Oxford.
Yatsenko, 2004 — Yatsenko S.A. The Costume of Foreign Embassies and Inhabitants of
Samarkand on Wall Painting of the 7th c. in the Hall of Ambassadors from Afrasiab
as a Historical Source // Transoxiana. № 8. Roma
(http://www.transoxiana.org/0108/yatsenko-affasiab_costume.html (русская версия,
2010: http://www.formuseum.info/2010/10/21/jacenko.html).
Сокращения
АСГЭ — Археологический сборник Гос. Эрмитажа. Л.
МИ А — Материалы и исследования по археологии СССР. М., Л.
РА — Российская археология. М.
С А — Советская археология. М.
САИПИ — Сибирская ассоциация исследователей первобытного искусства
ТС — Тюркологический сборник. М.
Научное издание
ТЮРКОЛОГИЧЕСКИЙ
СБОРНИК
2011-2012
Политическая
\ и этнокультурная история
тюркских народов и государств
Утверждено к печати
Институтом восточных рукописей РАН
Редакторы Т.А. Аникеева, С.В. Веснина, Л.С. Ефимова
Художник Э.Л. Эрман
Технический редактор О.В. Волкова
Корректоры И.Г. Ким, Н.Н. Щигорева
Подписано к печати 16.09.13
Формат 60*90l/i6. Печать офсетная
Усл. п. л. 27,0. Усл. кр.-отт. 27,3. Уч.-изд. л. 26,4
Тираж 500 экз. Изд. № 8530. Зак. № 4181
Издательство «Наука»
117997, Москва, Профсоюзная ул., 90
Издательская фирма
«Восточная литература»
127051, Москва К-51, Цветной бульвар, 21
www.vostlit.ru
ППП "Типография "Наука"
121099, Москва Г-99, Шубинский пер., 6