Text
                    г
J
в
РАННИЕ БОЛГАРЫ
ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ

АКАДЕМИЯ НАУК СССР КАЗАНСКИЙ ФИЛИАЛ РАННИЕ БОЛГАРЫ В ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ
уда 930.20. 042 (02)1 Сборник представляет собой публикацию статей, основанных на докладах, прочитанных 6-7 июня 1988 года на региональной научной конференции "Ранние болгары в Восточной Европе", проведенной в Казани в честь 100-летия со дня рождения видного археолога и историка Николая Филипповича Калинина. Печатается по решению Ученого совета Института языка, литературы и истории им. Г.Ибрагимова Казанского филиала АН СССР. Редколлегия: А.X.ХАЛИКОВ (ответственный редактор), Е.П.КАЗАКОВ (составитель), Ф.Ш.ХУЗИН. Рецензенты: В.В.НИКИТИН - старший научный сотрудник МарНИИ, кандидат исторических наук; Д.К. ВАЛЕЕВА - старший научный сотрудник ИЯЛИ КФАН СССР, кандидат исторических наук. © ИЯЛИ им.Г.Ибрагимова КФАН СССР, 1989.
ВВЕДЕНИЕ В УШ-IX вв. в южных и восточных районах Восточной Европы наиболее развитыми в экономическом, культурном и политическом отношениях оказались племена, археологическая культура которых выделяется под названием салтово-маяпкой, а этнос определяется как раннеболгарский. Ранним болгарам в Восточной Европе и посвящен этот сборник. В него вошли доклады, заслушанные на регионально--тематической конференции, проведенной 6-7 июня 1988 г. в г.Казани и посвященной памяти (столетию со дня рождения) видного казанского археолога и историка Калинина Николая Филипповича. В настоящем сборнике представлены статьи ученых различных городов: Москвы, Киева, Казани, Махачкалы, Астрахани, Черкесска. Кроме общих статей В.Ф.Генинга и А.X.Халикова интерес представляют материалы о ранних болгарах Подонья (В.С.Флеров), Северо-Восточного (М.Г.Магомедев) и Нейтрального (Х.Х.Бвджиев) Предкавказья, приустьевых районов (Е.В.Шнайдштейн) и Среднего Поволжья (Ф.Ш.Хузин). Начата работа по изучению отдельных сторон культуры ранних болгар, о чем свидетельствует статья И.Л.Измайлова об оружии ближнего боя у ранних болгар в Поволжье. Серия статей (см. работы В.Е.Нахапетян, А.Ф.Кочкиной, Н.А.Кокориной) посвящена знакам и прочерченным рисункам на керамике и других предметах раннеболгарской культуры, их семантике и использованию. В заключительной статье Е.П.Казакова разбирается вопрос о контактах ранних болгар Среднего Поволжья с кочевыми и оседлыми группами синхронного населения Прикамья, Приуралья и Среднего Урала. В целом, сборник показывает, что проблемы ранней истории болгар не могут быть решены в отрыве от истории и культуры Восточной Европы и Западной Сибири в период раннего средневековья. Авторы надеются, что начатая по инициативе казанских ученых совместная работа исследователей, занятых изучением археологии, истории и культуры ранних болгар, станет традицией.
В.Ф.Генинг НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ПЕРИОДИЗАЦИИ ЭТНИЧЕСКОЙ. ИСТОРИИ ДРЕВНИХ БОЛГАР Исследования этнической истории древних болгар представляют интерес в двух аспектах: как пример конкретно-исторических трансформаций этнических общностей и как проявление закономерностей этнического процесса, детерминированного общей тенденцией- общественно-экономического развития в эпоху племенного строя. Научная основа таких исследований опирается на исходные теоретико-методологические посылки, которые могли бы выступать в качестве основания в социологической интерпретации археологических источников и построения конкретных концепций этнической истории отдельных народов, представленных в нашем познании категорией археологической культуры (АК). Отправным моментом этнических исследований, как известно, является признание в социальном развитии примата экономических факторов, а в качестве производного, вторичного - этнических свойств, отображающих результаты действия первых в процессе формирования социально-исторических организмов (СИО) - народов, основных автономных структур - целостностей конкретно-исторической реальности. Понятие "народ" охватывает весь спектр социальных свойств отдельного общества (СИО), а этнические - лишь один из параметров, поэтому понятие "народ" не товдественно "этносу". Широкое введение в научный оборот и употребление в последние десятилетия в литературе термина "этнос" выявило негативную сторону данного процесса: абсолютизацию одного свойства социальной целостности - народа (СИО), подмену целого частью. Вполне правомерно в целях научного исследования обособление каких-либо свойств целостного организма (отдельного общества), как это происходит, например, при изучении хозяйства,общественной структуры, духовного мира и т.д. Но во всех таких случаях пишут о типах данных свойств, характерных для того или иного народа, но никогда не вводят специального понятия или термина, обозначающего это свойство (например, "социум", "хозяйственность" или что-либо подобное), что и отражает органическую связь с целостностью. Появление же термина "этнос" (впервые введенного еще в 20-х гг. нашего столетия этнографом С.М.Широкогоровым, а в современной литературе - Л.Н.Гумилевым и Ю.В.Бромлеем) постепенно привело к
тому, что социально-историческая целостность - народ (СИО ) с его богатейшим спектром разнообразных социальных качеств стала подменяться или абсолютизироваться одним свойством - этническим, которому нередко отводили и решающую роль в социально-историческом процессе. Этнические параметры СИО включают специфическую форму культуры народа как интегрированный опыт его жизнедеятельности в конкретно-исторических и природных условиях и как выражение самосознания себя в качестве социально-исторической целостности (СИО), а также обособленности от других подобных образований. Любой народ есть социальное порождение своей исторической эпохи и если у истоков своего формирования он, как правило, полиэтничен (по происхождению слагающих его этнических групп), то в процессе социальной эволюции становится всегда моноэтничным. Поэтому,когда речь идет об этническом, не следует забывать, что имеются в виду лишь этнические аспекты социальной системы. Такая постановка вопроса требует исследования этнической истории в органической взаимосвязи с системообразующими факторами и раскрытие закономерностей развития социальной системы (СИО)» I- Специфика социального развития эпохи, связанной с болгарами. История древних болгар относится к эпохе племенного строя -периоду разложения первобытных отношений, зарождению и укреплению основ нового классового общества, поэтому попытаемся обрисовать в общих чертах основные закономерности социального развития данной эпохи, обратив особое внимание на стороны, оказавшиеся определяю-|щими для этнического процесса. I. Переход к эпохе племенного строя ознаменовал замену традиционных родовых связей новыми - территориальными, причем не только между отдельными общинами, но и внутри общин. В основе этого 1лежало формирование собственности племени на землю и большой патриархальной семьи на комплекс орудий труда, усадьбу, скот, продукты труда и обособление ее производственной деятельности. Следствием этого явились интенсивные контакты и смешение различных по происхождению этнических групп. 2. На первом этапе развития племенного строя в зоне степей и (лесостепей Евраазии по мере стабилизации социальной системы (П гыс.до н.э. - начало н з.) наблюдалась все большая этническая консолидация отдельных СИО и рост народонаселения, что привело к кризисной ситуации - перенаселению в большинстве АК (СИО) и к давлению избыточного населения на производительные силы (К.Маркс).
- & - Это особенно относится к скотоводческому населению, для которого требовались огромные пастбища. Начинается "эпоха великого переселения народов" - массового переселения и этнического смешения 3. В условиях переселения и столкновения отдельных групп населения между собой все большую роль в общественной организации приобретает политическая структура - племена, союзы и конфедерации племен, объединяющие население в интересах решения проблем "жизненного пространства". Племенная структура становится решающим фактором формирования СИО, поскольку скоротечность процессов переселения не создает условий для проявления долговременной экономической интеграции. В этих условиях составляющие компоненты СИО (племена и общины) в значительной мере консервируют этнические свойства предшествующих•эпох и этническая нивелировка в СИО проходит очень медленно. 4. Решающая роль племенных структур, как и возрастающие процессы социальной дифференциации приводят к быстрому ввделению племенной и военной аристократии и обособлению ее от основной массы народа, причем реальной базой их власти становятся привилегированные племена. Как следствие этого - имя (этноним) господствующего племени выступает как общее имя всего народа (СИО), покрывая все этнонимы входящих в него племен (примеры: гунны, авары, хазары, болгары и др.). 5. Процесс социальной стратификации внутри формирующегося народа, осложненный еще новыми завоеваниями других народов, приводит к консолидации господствующей верхушки, включая представителей всех племен. Формируются раннегосударственные структуры: аппарат власти и управления, разделение населения на сословия (классы) . В связи с обострением классовых противоречий на "финише" племенного строя все сильнее проявляются тенденции этнической нивелировки, в т.ч. между завоевателями и покоренными племенами. Такова в общих чертах та социальная база, которая определяет развитие этнических процессов на завершающем этапе племенного строя. Именно эти общеисторические закономерности должны определять или непротиворечиво согласовываться с конкретными концепциями этнической истории отдельных народов. Одна из важнейших познавательных задач, вытекающих из общесоциологической характеристики данной эпохи, это необходимость тщательного анализа социальной структуры любого народа (СИО) и корреляция ее с этническими характеристиками, выделяющими этнические компоненты данного СИО и степень их этнической интеграции.
Особую актуальность в археологическом поэнании этнических процессов должны приобрести разработки методов вцутриэтнического анализа, которые позволили бы наиболее объективно отражать этнические процессы. П. Особенности этнического генезиса древних болгар. Этническое имя болгар появилось на европейской арене вместе с гуннами, что позволяет говорить об их восточном происхождении. В письменных источниках имя "болгары" в У-УШ вв. н.э. упоминается в различных ситуациях, связанных с Балканами, Северным Причерноморьем, Северным Кавказом, Подоньем и Поволжьем (I, 2 ). Это позволяет предполагать, что ранее болгары составляли крупный этнический массив, вероятно, народ крупной АК второй половины раннего железного века (рубежа н.э.), когда достигли своего наивысшего развития этнические типы первобытности (мегрзо - межгрупповые этнические общности; 3е ). Они объединяли крупные массивы населения, организованного в постоянные союзы племен, о чем свидетельствует факт сохранения имени "болгары" многими племенами и после распада единой общности. На востоке болгары четко не зафиксированы ни по данным письменных источников, ни в современной этнонимике или фольклоре. Поэтому чрезвычайно важное значение приобретает вьщеление в археологических источниках тех свойств, которые в той или иной мере могут быть истолкованы как показатели этнической преемственности болгар на различных этапах их истории. Этот вопрос, к сожалению, не получил достаточного освещения в литературе. Более или менее достоверную этническую привязку имеют погребальные памятники УШ-IX вв., когда после распада Великой Болгарии отдельные ее части переместились на Дунай, Волгу, Кавказ. Сравнительный анализ погребальных черт могильников этих регионов позволяет реконструировать общие элементы болгарского обряда: I. Грунтовые могильники с нестрого выдержанными радами и ориентировкой умерших головой на запад. 2. Могильные ямы простой конструкции или реже с заплечиками вдоль продольных стенок. 3. Помещение в погребения взрослых кувшинообразных сосудов, а в детские - горшковидных. 4. Кости коня-- череп и ноги над ногами погребенных мужчин. 5. Очень редки при захоронениях оружие, орудия труда и ужр«и-шения, а также кости жертвенных животных. Однако каждый из этих признаков не является специфически бол
гарским и нередко встречается в захоронениях древних этнических групп, поэтому распознание болгарской принадлежности возможно tOj ко в комплексе и на массовых материалах. Важное значение в такой ситуации приобретает керамика, особе? но кувшинообразные сосуды. Кувшины появляются в Восточной Европе уже в позднеантичном гончарном производстве и сарматских погребениях, но они имеют в большинстве своем иные пропорции - более высокие с туловом яйцевидной формы и длинной ручкой. Болгарские дув шины других пропорций - с более широким грушевидным туловом, петельчатыми ручками на тулове, а нередко и вообще без ручек. Повер хность тулова иногда покрывалась каннелюрами, вертикальными и решетчатыми полосами лощения. Следует отметить, что в кавдом регионе кувшины имеют свою специфику как в форме, так и в орнаменте. Однако хороших сравнительных характеристик пока не существует, как нет и четких статистических характеристик комплексов.керамики отдельных регионов. А визуальные описания и сравнения не могут раскрыть всю сложность процессов этнических изменений, отображенных в данных источниках. Ш. Основные периоды болгарской истории. Этнической истории болгар посвящен рад обобщающих трудов. Последний наиболее полный историкографический обзор содержится в большой монографии болгарского археолога Д.И.Димитрова (4 ). Археологические источники дают пока весьма отрывочные данные о всем объеме древней истории болгар, поэтому при разработке вопросов их геневиса и периодизации приходится использовать всю совокупность источников различного типа и все же наши построения остаются в значительной мере гипотетичными. I. Протоболгарский этап (с древнейших времен до I-4U вв. н.э.). Ранние болгары - этнический массив, несомненно, сибирско-азиатского происхождения, о чем свидетельствуют их тюркский язык и полное отсутствие сведений о них в Европе до гуннского нашествия. Место формирования протоболгар следует искать на юго-востоке Западной Сибири и Восточного Казахстана, вероятно, в бассейне верхнего Иртыша. На это указывает сходство расогенеза болгар УП-IX вв. и усуней, обитавших к югу от Иртыша ( 5 , с. I83-I9I ), а также некоторые археологические параллели (6, с. 133-137 ). В болгарских могильниках УП-IX вв. встречаются могилы с заплечиками, которые были типичны для районов Среднего Прииртышья в раннем железном веке (абатские могильники) (7) и иногда для их соседей - усуней ( 8, табл. II ). Кувшины грушевидной формы, особенно
с усеченным основанием, хорошо представленные в болгарских средневолжских и салтово-маяцких памятниках ( 6,. табл. 11-У1; 9, рис. 28" 3, 5, В; 29 ), восходят, скорее всего, к восточно-казахстанским ( 1°> табл. Б том числе усуньским кувшинообразным' сосудам ( 8, табл. II) и их ближайшим соседям на севере ( II, с. 92-98; 12 с. 43-50). Кости животных в могилах также характерны для погребений этих районов. Но увязать какие-либо конкретные памятники с протоболгарскими пока все же невозможно, так как указанная область до сих пор исследована чрезвычайно слабо, а болгарские археологические комплексы 1У-УП вв. в Европе еще четко не выявлены. Каково происхождение протоболгарской общности на юго-востоке’ Западной Сибири? Если основываться на том, что праболгары Восточной Европы,-как и ряд других этнических массивов (прачуваши, хазары и др.) говорили на каком-то древнетюркском языке, по-видимому, очень рано отделившемся от основного тюркского массива, а также факте, что в УП-IX вв. это было европеоидное население, у которого, однако, ясно прослеживаются уже сильно сглаженные монголоидные примеси (5, с. 184-185), то следует полагать, что этногенез протоболгар отличен от основного тюркского массива, который в I тыс. н.з. распространяется в Казахстане, Средней Азии и Южной Сибири. В последние десятилетия на юго-востоке Западной Сибири по Иртышу и Ишиму открыты оригинальные памятники эпохи ранней бронзы, выделенные в одиновский тип и кротовскую АК ( 13, с. 19-32; 14, с. 27-88). Они содержат сосуды с псевдотекстильной поверхностью, нередко украшенные крупногребенчатыми и фигурно-ямочными узорами. Последний тип неплохо представлен в Окуневской культуре Минусинской котловины (15). Происхождение этих компонентов, по нашему мнению, связано с проникновением на просторы Центральной и Восточной Азии этнических массивов, относимых лингвистами к северокавказской языковой семьей, формировавшейся в северо-восточном Средиземноморье (Эгейский архипелаг, Малая Азия). Потомками этого населения являются кеты, китайско-тибетские, бирманские и другие народы Азии, группа на-денг в Северной Америке (18). пл ^не представляется лучше называть эту семью карийской, как г? “естУ первоначального расселения (Кария в Малой Азии) , так и гт7тпт0му Р0СПР°странению среди них этнонимического корня кар (при-нойпФиет’ по-ви5имомУ, и в имени болгар). В недавно опублйкован-зтнитто ТЬе мной °ыла поставлена проблема интерпретации карийского мятвпи2п0Г0 компонента на сибирских археологических памятниках по материалам керамики (16). Интересно что одновременно вышло ориги-
Возможно, что местное население юго-востока Западной Сибири и Казахстана, говорившее на недифференцированных или слабо различавшихся диалектах алтайской языковой семьи, ассимилировало часть пришельцев - карийцев, что и привело к образованию ветви древних тюрков с языком типа болгарского, чувашского и др., отличавшимся от остальных тюрков. Местное западносибирское население с линейно-накольчатой и мелко-гребенчатой керамикой (13, с. 21-32) принадлежало, по-видимому, к древнеугорскому населению. На многих поселениях эти комплексы керамики залегают совместно с псевдотекстильной,. что отра-жает смешение и сосуществование различных этнических групп. Дальнейшее развитие сибирско-казахского населения через аздроновско-карасукскую стадию привело к четкому вычленению в эпоху раннего железного века тесно консолидированных этносов типа мегрэо (3, ,в. 98), у которых в одних случаях общеэтническим языком становился угорский, в других - самодийский и, наконец, в третьих - древнетюркский. Среди последних были протоболгарский, проточувашский, протохаэарский и другие этнические массивы, оказавшиеся втянутыми в начале н.э. в процесс переселения на Запад. 2. Праболгарский этап (1У-У1 вв.). С вторжением в казахстанские степи орд гуннов протоболгары оказались втяцутши в их конфедерацию и вместе с западными гуннами появились в конце 1У в. в Европе (6, с. 107). Прежняя общность была разрушена, отдельный части ее оказались заброшенными на Балканы, в Подунавье, Италию, но большинство осело, по-видимому, в Приазовье (1,2). Возможно, что какие-то группы протоболгар подходили еще с востока вместе с другими волнами кочевников I тыс.н.е. Для данного этапа этнического развития характерны частые передвижения отдельных групп, смена контактов, переоформление племенных объединений. Все это способствовало размыванию этнических особенностей и возможности создания союзов племен разного этнического происхождения. Археологические памятники протоболгар этого периода остаются до сих пор, к сожалению, еще не установленными. По-видимому, наиболее перспективньыи областями, где лучше всего можно будет восстановить элементы культуры, характеризующие праболгарские группы, будет Приазовье, поскольку здесь известны более поздние памятники болгар (9, с. 13 и др.). нальное исследование В.Д.Кубарева по энеолитическим росписям гробниц Каракола (Алтай), в которых автор угадывает влияние ближневосточного культурного очага (17).
3. Болгарский этап (УП в.н.э.). Во второй половине 1У-начале уП в. первый тюркский каганат распространил свою власть на запад вплоть до Приазовья, подчинив отдельные племена праболгар и хазар. По распада каганата на его западной периферии возникает два новых государственных образования - Хазария в Прикаспии и Великая Болгария в Приазовье (2, с. 133; 19, с. 40; 20). Важнейшую роль в процессе политической и этнической консолидации сыграли,по-видимому, и экономические факторы, в частности, постепенное оседание кочевников на землю (9). Но едва ли этот сложный процесс, особенно освоение земледелия можно толковать в столь примитивносоциологическом стиле, как это делает С.А.Плетнева, полагая, что "недавние кочевники, как правило, заимствовали у соседей наиболее совершенные орудия труда. Сначала они отбирали их во время набегов (!), затем меняли (!?) и, наконец, сами осваивали их изготовление (!!!)" (курсив мой - В.Ф., 21, с. 205 ). Орудия труда лишь один элемент в технологической системе производства и для того, чтобы ввести их в эту систему, необходимо также знание и умение (опыт) организации и деятельности в данном производстве, чего не приобретешь ни во время набегов, ни при обмене, так что и осваи-вать-то было не на чем! Появление в УП в. вновь имени болгар, очевидно, не случайно - потомки праболгар составляли в новом объединении значительную часть Населения, а само имя - не племенное, а собирательное, объединяющее в единый народ, получило быстрое распространение как общее самоназвание, вытеснив все другие племенные имена. Этническая консолидация болгар проходила, по-ввдимому, на основе древнетюркского языка, хотя они впитали в массе многочисленные другие этнические элементы как европейского (потомки сармато-аланского и северо-кавказского населения),так и азиатского (гуннские, угорские, самодийские и тюркские) происхождения. Великая Болгария существовала весьма недолго (конец У1-70-е годы УП в.), однако, оказало огромное воздействие на этническое самосознание населения, входившего в ее состав, так как и после распада Великой Болгарии большинство населения, вышедшего из нее, продолжало называть себя болгарами. Собственно памятники Великой Болгарии изучены еще недостаточ-| 'но. 4. Постболгарский этап (после 70-х годов УП в»). Это время, когда начинается самостоятельная история отдельна средневековых народов болгарского происхождения, расселившихся на новых тер
риториях и формировавшихся в результате слияния с новьяи этническими группами. Сам факт расселения болгар достаточно хорошо зафиксирован пись-менньми источниками, а также сходством археологических материалов, обнаруживаемых на новых территориях (Нижнее Подунавье, Паннония, Среднее Поволжье, Подонье, Северный Кавказ). Социально- экономическое развитие этого периода характеризуется процессом завершения классообразования и становлением государственной.организации, оказывающими решающее влияние на этнический процесс. Дунайско-болгарский народ (68I-I0I8 гг. - эпоха первого болгарского царства) сложился на основе местного дунайско-славянского населения и пришлых тюрко-болгарских племен Аспаруха (22; 4, с. 180 и др.; 23), которые до переселения обитали в Приазовье в районе Донецкого Кряжа (6, с. 112). Болгары Аспаруха были, очевидно, немногочисленны, но шели достаточно прочную и сильную военную организацию, что обеспечило им на первых порах господствующее положение. Процесс классовой дифференции привел к слиянию тюркской и славянской верхушки и выделению ее в господствующий класс. Утратив тюркский язык, болгары передали, однако, новому объединению свое шя. Огромную роль в этнической консолидации дунайских болгар сыграла необходимость сплочения населения для отражения постоянного натиска Византии, стремившейся закабалить балканские народы. Создание своей государственности, принятие христианства и письменности на основе славянской трафики способствовали быстрому развитию этнического самосознания дунайских болгар как единого народа (24). Среднедунайские болгары (670-791 гг., время П Аварского каганата). Византийские авторы Феофан и Никифор сообщают, что после разгрома Великой Болгарии четвертый сын Кубрата "перешел.реку Истр в Паннонии, которая ныне находится под властью авар, и поселился путем заключения союза среди местных племен" (25, с. 363). Археологически этот факт достаточно хорошо фиксируется с появлением в аварских могильниках захоронений с так называемой желтой керамикой (26; 27), весьма сходной с кувшинообразной посудой Среднего Поволжья и салтовсхой культуры. В составе Великой Болгарии эта группа племен занимала, по-видимому, северо-западные территории к северу от орды Аспаруха, по среднему и верхнему течению Северного До*а. В этой группе племен предводительствовали кабары, упоминаемые среди венгерских племен Константином Багрянородным.
Болгары, поселившиеся среди авар, сыграли, очеввдно, немаловажную роль в подъеме П Аварского каганата, однако, будучи все же немногочисленными, они были ассимилированы угроязычным аварским населением. Волжско-болгарский народ (конец УП-начало ХШ вв.). Болгарские племена, возможно, возглавлявшиеся котрагами, обитавшими по правобережью Среднего Дона (6, с. 129), переселившись на Среднюю Волгу, оказались в окружении этнически близкого древнетюркского населения, которое пришло сюда из Западной Сибири еще в начале У1в. (памятники именьковского типа; 28 ). Первоначально болгары заняли, по-видимому, только территорию вдоль р.Волги от Самарской Луки до устья р.Камы, вытеснив отсюда местные племена именьковской культуры. В памятниках типа Больше-Тарханского могильника не прослеживается смешение болгар с местными племенами. Процесс классообразования в этих районах проходил медленнее. В начале X в. наряду с Болгаром - Великим городом (Билярское городище) здесь возникают и другие центры, например, Сувар, вокруг которых консолидировалось в основном местное население. Археологические памятники периода становления классового общества (Танке-евский могильник; 29 ) позволяют проследить довольно интересное явление - включение в состав волжского населения не только местных тюркских групп, в том числе болгар, но и отдельных финно-угорских групп, выводимых феодалами во время набегов на чепецкие, верхнекамские и башкирские земли. Известную роль в этнической консолидации волжского населения сыграло также принятие мусульманства. * Донецко-болгарский народ (УП-IX вв.). Население, оставшееся на территории бывшей Великой Болгарии, попало под власть хазарского кагана. Это население представлено в археологии в памятниках салтово-маяцкой культуры. В дальнейшем этническом развитии донецких болгар большую роль сыграли аланы, переселившиеся с Северного Кавказа в верховья Северного Донца, Оскола и Дона после большого похода арабов в 30-х годах УШ в. (9, с. 184). Процесс слияния алан и болгар был прерван в конце IX в. печенежским нашествием и дальнейшая судьба этой группы болгар пока неизвестна. Кавказско-болгарский народ остается еще слабо изученньы. В археологических памятниках Центральной части Северного Кавказа фиксируется присутствие каких-то болгарских элементов (30, с. 67-88; 31). Не связано ли оседание новых значительных масс болгар на
Кавказе с печенежским нашествием и отступлением (возвращением) сюда алан, а вместе с ними болгар и кабаров (кабардинцев)? Уже из этого весьма краткого обзора видно, что однозначно говорить о болгарском этногенезе не приходится, поэтому актуальной задачей дальнейшего изучения его является выявление среди археологических памятников черт, характеризующих археолого-этнографическую специфику болгарских народов отдельных этапов на разных территориях и особенно вычленение этнического субстрата, участвовавшего в их формировании. Народу с этим должна быть поставлена и задача изучения тех формирований, где болгарские группы сами выступали в качестве этнического субстрата. I Сиротенко В.Т. Основные теории происховдения древних болгар и письменные источники 1У4И вв. // Уч.зап.Перм.гос.ун-та. -Пермь, 1961. - Т. XX. - Вып. 4. 2 Артамонов М.И. История хазар. - Л., 1962. 3 Генинг В.Ф. Этнический процесс в первобытности. - Свердловск, 1970. 4 Димитров Д. Прабългарите по Северното и Западною Черно-морие. - Варна, 1967. 5 Акимова М.С. Материалы антропологии ранних болгар // В.Ф. Генинг, А.Х.Халиков. Ранние болгары на Волге. -М.:Наука, 1964. 6 Генинг В.Ф., Халиков А.Х. Ранние болгары на Волге. -M.S Наука, 1964. 7 Мошкова М.Г., Генинг В.Ф. Аба^ские курганы и их место среди степных культур Зауралья и Западной Сибири // ЫИА. - 1972. - Ж 153. 8 Акишев К.А., Кушаев Г.А. Древняя культура саков и усуней долины реки Или. - Алма-Ата, 1963. 9 Плетнева С.А. От кочевий к городам. -М.:Наука, 1967. 10 Бернштам А.Н. Основные этапы истории культуры Семиречья и Тянь-Шаня // СА - 1949,-XI. II Грязнов М.П. История древних племен верхней Оби // МИА." 1956. - Ж 48. 12 Троицкая Т.Н. Могильник Быстровка I как исторический источник // Археологические памятники лесостепной полосы Западной Сибири. - Новосибирск, 1983. 13 Генинг В.Ф., Гусенцова Т.М., Кондратьев О.М., Стефанов В.И. Трофименко В.С. Периодизация поселений эпохи неолита и бронзового
века Среднего Прииртышья // Проблемы хронологии и культурной принадлежности археологических памятников Западной Сибири. - Томск, 1970. 14 Молодин В.И. Бараба в эпоху бронзы. - Новосибирск, 1985. 15 Максименков Г.А. Окуневская культура в Южной Сибири // МИА. 1965. - № 130. 16 ’ Генинг В.#. К вопросу об археологической интерпретации "кетской проблемы" (на примере анализа сосудов с псевдотекстиль-ной поверхностью и фигурно-штампованным орнаментом) // Керамика как исторический источник. - Новосибирск, 1989. 17 Кубарев В.Д. Древние росписи Каракола. - Новосибирск, 1989. 18 Древняя Анатолия. -М., 1985. 19 Артамонов М.И. Очерки древнейшей истории Хазарин. - Л., 1936. 20 Гумилев Л.Н. Древние тюрки. - М., 1967. 21 Плетнёва С.А. Города кочевников //От доклассовых обществ к раннеклассовым. - М., 1987. 22 Димитров Д.И. Раннебългарски некрополи във Варненско // Автореферат. - София, 1975. 23 Въжарова Кивка Н. Славяни и прабългари по данни на некропо-лите от У1-Х1 в. на територията на България. - София, 1976. 24 Ангелов Димитър. Образуване на Българската народност. -София, 1981. 25 Никифора, патриарха Константинопольского Краткая история со времени после воцарения Маврикия // Византийский Временник, 1950. - Ш. 26 Bialekova D. Zlata keramika z pohrebisk obdobia avarskej v Karpatskoj kotline // Slav. arch. - 1967- - XV-I. 27 Garam E. A keso avarskori kozongolt saga keramika // Archae-ologiae Ertesito. - 1969.- 96. 28 Старостин П.Н. Памятники именьковской культуры // САИ. -1967. - Был. Д1-32. 29 Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. - Казань, 1971. 30 Кузнецов В.А. Аланские племена Северного Кавказа // МИА.-1962. - » 106. 31 Магомедов М.Г. Образование Хазарского каганата. - М.:Нау-ка, 1983.
A.X.Халиков ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ ИСТОРИИ И АРХЕОЛОГИИ РАННИХ БОЛГАР В СРЕДНЕМ ПОВОЛЖЬЕ И ПРИУРАЛЬЕ Еще в первой четверти X в. восточными авторами Ибн Русте (I), ал-Балхи (2) и Ибн Фадланом (3) отмечалось появление в Среднем Поволжье и Приуралье, рассматриваемом ими как бассейн реки Итиль (Итиль, Кара Итиль - Нижняя Кама, Ак Итиль - Белая), различных племен, среди которых наряду с собственно болгарами (преимущественно серебряные или белые болгары) выделяются барсилы, эсегелы, ба-ранджары - городские жители, савиры-сувары, а также мадьяры-бащд-жарды и буртасы.Ряд исследователей (см. работы А.П.Смирнова, Р.Г. Кузеева, В.А.Иванова) (4,5) считают, что все эти племена и их предки в регионе Среднего Поволжья и Приуралья появились не ранее УШ— начала IX в. С.А.Плетнева полагает, что болгары и близкие им племена в Среднем Поволжье и Нижнем Прикамье появились вообще очень поздно, где-то не ранее середины IX в. (6, с. 77). Мной еще в 1971 г. была высказана мысль о значительно более раннем проникновении в Прикамье и Среднее Поволжье тюркоязычных племен доболгарского облика (7). Эта мысль в последнее время активно развивается И.П.Засецкой, полагающей, что степи Нижнего Поволжья и Южного Приуралья в 1У-У вв. были землей протоболгар-сарагу-ров (предков белых болгар-барсил), урогов (предков, возможно, эсе-гел) и оногуров (предков болгар-утигур и болгар-кутригур) (8, с. III). Еще раньше мысль о раннем расселении предков болгар в степях Нижнего Поволжья и Южного Урала высказывали М.И.Артамонов (9, с. ТВ) и К.Ф.Смирнов (10, с. 270). Но этими же процессами раннего появления и распространения протоболгар или ранних тюркоязычных племен в южной части Западной Сибири и Южного Приуралья следует объяснять и увязывать проникновение и начало распространения в Среднем Поволжье, Прикамье и в Приуралье протоболгар, близких им племен, а затем и собственно болгар. К самому начальному этапу этих процессов следует отнести появление в юго-западных пределах Среднего Поволжья племен, оставивших памятники типа Андреевского и Писеральских курганов, датированных П-Ш вв. н.э. Мне уже приходилось писать (II), что население, оставившее эти и близкие им памятники, было наиболее архаичным тюр-коязычньм племенем или группой племен, локализовавшихся еще в середине I тыс. до н.з. в лесостепи Южного Зауралья. Геродоту они из
вестны были под именем аргиппеев, тюркоязычность которых предполагают многие исследователи (12). К рубежу н.э. эти племена, очевидно, находились в союзе с ираноязычньми сарматами, финноязычными караабызцами и пьяноборцами, в первых веках н.э. участвовали в походах сармат на периферию Римской Империи, а не позднее рубежа П-Ш вв. н.э. из-за начавшегося усыхания степей и давления ранних гуннов-хунну из районов Южного Зауралья и Урала,прошли в относительно слабо заселенный район Сурско-Волжско-Свияжского междуречья. В это время имя болгар еще не было известно, или лучше сказать не оформилось, но мне думается, что авдреевско-писераль-ское население представляло одну из групп племен, которые входили в конфедерацию племен, ставших позднее известными под объединенным именем болгар. Первое упоминание имени болгар ( vuigares ) содержится в греческой анонимной хронографии под 354 г. (13, с. 31). Однако это сообщение оспаривается многими исследователями, которые считают, что более достоверны сведения о болгарском союзе у автора конца У в. Моисея Хоренского (13, с. 31). Поэтому следует полагать, что до второй половины У в. объединительный этноним болгары-булгары еще не употреблялся. К тому же племена, вошедшие позднее в болгарскую конфедерацию, еще выступали изолированно, свидетельством чего является и отсутствие единой археологической культуры, которую для периодов не только 1У, но даже и У-У1 вв. мы могли бы увязать с объединением болгар. Однако болгароязычные (скорее всего, с ротацированным тюркским языком) племена уже существовали. В 1У, да и в У вв. они, должно быть, входили в гуннскую конфедерацию, ставшую в это время грозной силой для юго-восточных и южных районов Европы. Так,известно, что в 370-378 гг. гуннские орды, перейдя Итиль, обрушились на юго-восточные районы Восточной Европы, прорвались в Крьы и активно участвовали в разгроме Римской Империи. В 378 г. гунны возвратились в Нижнее Поволжье и Южное Приуралье и здесь сохраняли свою самостоятельность и относительное спокойствие вплоть до 454 г. (14, с. 86). Здесь, т.е. в степях Нижнего Поволжья и Южного Урала, включая и южные пределы Западной Сибири, складывалась своеобразная культура племен гуннской конфедерации, в которой все более ведущее место стали занимать более тесно связанные с Западной Сибирью и Южным Уралом, и в силу этого более аборигенные, протоболгарские племена урогов, оногур и сарагур (14, с. 89). Для них, по мнению И.П.Засецкой, был свойствен погребальный обряд в виде трупосожжения на стороне и тру-
поположения, причем остатки как трупосожжения, так и трупоположе-ния обычно размещались под невысокими и небольшими курганными насыпями на древнем горизонте или в неглубоких ямах с преимущественно широтной ориентацией (15, с. 62-63). В ряде случаев прослежены остатки гробовищ в виде прямоугольных рам с поперечными плашками перекрытия (15, с. 70). Кроме того, выделяются своеобразные жертвенные места в виде центральных кострищ, окруженных скоплениям обломков сырых костей животных, преимущественно лошади, мелкого рогатого скота (8, с. 102-103). Многие особенности этих обрядов, как захоронений, так и костищ-кострищ, удивительно близки обраду погребений и жертвенных мест памятников начального (харинского) этапа ломоватовской культуры в Среднем и Верхнем Прикамье, датированных концом 1У-У1 вв. (16, с. 123-126). Здесь также выделяются в основном подкурганные (Харино, Чазево I-П, Бурково, Митино) захоронения в веде трупопо-ложения в неглубоких ямах нередко с невысокими (в один венец) гро-бовищами-рамами или в виде трупосожжения на стороне, но с размещением праха на уровне древнего горизонта (16, с. 17-20). Преобладает преимущественно широтная (восточная) ориентация с северньм отклонением (16, с. 21). Одну из специфических особенностей ломоватовской культуры, особенно на начальном, харинском этапе, составляют так называемые костища, на некоторых выявлены и следы кострищ (16, с. 105). Справедливости ради следует отметить, что ло-моватовские костища, датированные в основном ранним временем (У-УП вв.), преимущественно состоят только из скопления сырых костей с культовыми вещами (16, с. 99). Харинские вещи имеют множество аналогий на юге, особенно в материалах керченских катакомб 1У-начала У вв. (16, с. 126). Как полагает одна из основных исследователей прикамских раннесредневековых древностей Р.Д.Годцина,"ломоватовская культура на начальной стадии была двухкомпонентной (следует считать, что эта двух-компонентность с большим усилением первого - пришлого компонента сохраняется и позднее - А.Х.). Первый компонент представлен материалами курганных могильников...” (16, с. 133-134). Второй компонент, характеризуемый костищами и лепной округлодонной керамикой, по мнению исследователей, является местным - гляденовским (16, с. 134). Р.Д.Годцина, вслед за О.Н.Бадером, В.А.Обориньы и В.Ф.Генингом, считает, что первый компонент следует связывать со степными районами Южного Зауралья. Но в Ш-1У вв. в этих районах
преимущественно кочевали племена саргатской культуры, для которых обряд трупосожжения был совершенно не свойственным (17, с. 4В). Мне думается, что первый (степной) компонент ломоватовской культуры следует увязывать с южноуральсюми племенами гунно-протобол-гар, прежде всего, вероятно, с сарагурами и урогами. На северо-востоке они могли контактировать и с зауральскими племенами, откуда были заимствованы некоторые формы посуды. В Прикамье эти пришлые (не позднее начала У в.) племена, к которым, очевидно, были близки и племена, оставившие курганные могильники типа Тураевско-го (18), вступили в контакт с остатками местного гладеновского (прапермского) населения и создали на этой основе оригинальную культуру, названную археологами ломоватовской. Носители этой культуры в УП-УШ вв. осваивают и бассейн Чепцы (см. памятники типа могильника Мьщлань-Шай) и почти до середины IX в. обитают в Прикамье, постепенно переходя здесь к оседлости. В IX-X вв. они становятся одним из определяющих компонентов формирующейся Волжской Болгарии (см. материалы могильников типа Танкеевского, Тетюшско-го, Хрящевского). Еще в Прикамье эти племена, очевидно, стали именоваться зсегелами или иски-эль, т.е. старая племенем. При Ибн Фадлане остаточное население этого типа в Прикамье получает имя ису или вису. В течение почти 500 лет (с рубежа 1У-У до рубежа IX-X вв.) племена эсегел находились в самых тесных контактах с местными пер-мо-финскими племенами, прежде всего с предками коми-пермяков и удмуртов, расселенньми к северу и западу от ломоватовцев-эсегел и с угроязычными (протомадьярскими) племенами кушнаренковско-кара-якуповской культуры, с рубежа 1У-УП вв. сблизившихся с ломоватов-цами-эсегелами с юга и юго-востока. В результате в пермскую культуру и пермские языки, начиная с середины I тыс.н.э., проникает огромное число тюркоязычных еаимствований прютобулгарского типа с характерными элементами рютацизма и паллатизации. Так, только в удмуртском языке специалисты выделяют от 200 (см. работы И.В.Та-раканова) до 480 (см. работы М.Р.Федотова) тюркоязычных заимствований булгарского типа. Несколько десятков архаичных тюркоязычных заимствований такого же характера имеются и в коми-пермяцком и коми-зырянском языках, проникшие в них тогда, когда эти языки были еще единьыи (20). Не менее, а, может быть, и более сильное воздействие праэсегелы оказали и на соседей с юга - древних венгров, археологически представленных в УП-1Х вв. памятниками с кушнаренковской и караякупов-
свой керамикой. Среди эсегел-ломоватовцев было много кушнаренков-цев-венгров, как и наоборот. Недаром культура древних венгров этого времени, как и культура ломоватовцев, особенно неволинско-мцд-лань-шайского этапа, очень близка между собой, если не сказать -едина. Поэтому можно полагать, что из нескольких сотен теркоязычных заимствований в венгерском языке (21) многие, очевидно, вопли в период ломоватовско-кушнаренковских (эсегелско-древневенгерских) контактов. Показательно, что среди них большая часть имеет параллельное звучание как в пермских, так и в венгерском языках. В У1-начале УП вв. начинается консолидация праболгарских племен на юге, вскоре образовавших здесь полукочевое государство, известное под именем Великой Болгарии, а себя начавших именовать болгарами или бол-огурами, т.е. великими оцурами. В последней четверти У I в. все эти племена входят в состав западной части Тюркского каганата и с этого времени у них начинает распространяться идеология тюрков, прежде всего культ Тенгри и тюркская генеалогическая мифология, связанная с так называемыми уродцами (23). Около середины УП в. "Великая Болгария" была разгромлена хазарами и значительная часть болгар, возглавляемая Аспарухом, ушла на Дунай. Возможно, что часть болгар (котраги?) уже в это время предприняла попытку прорваться на север - на Среднюю Волгу (Итиль) и в Западное Приуралье. Об этом свидетельствуют имеющиеся здесь отдельные кочевнические памятники типа Арцыбашевского погребения в бассейне правобережья Оки, разрушенные погребения с богатыми находками у сёл Цуранка.Кайбелы, Новинки, Бураково на Средней Волге, группы погребений на территории Уфы (7, с. 33-35). Все они датируются УП-началом УШ вв. и содержат золотые украшения и поясные наборы, характерные и для раннеболгарских памятников Болгарии (Мадера). Часть близких к болгарам-племен на грани УП-УШ вв. прорвалась и на северо-восток к своим древним сородичам в Среднем и Верхнем Прикамье. Именно в это время наблюдается переход ломоватов-ской культуры на деменковскую стадию с сильными болгаро-салтовски-ми элементами (16, с. 131) и выход ломоватовских племен в бассейн р.Чепца. Но все же следует отметить, что болгарам и близким им племенам в УП в. еще не удалось освоить области Среднего Поволжья и Нижнего Прикамья. Эти районы пока еще прочно были заняты именьковскими племенами, а в более восточных районах с рубежа 1У-УП вв. и особенно активно в УП-УШ вв. проникают и широко распространяются племена кушнаренковско-караякуповской культуры, удачно увязанные Е.А.
Халиковой с древними венграми (22). В УШ-IX вв. в южных районах Восточной Европы и Северного Причерноморья, в землях, заселенных болгаро-хазарскими племенами, оформляется единая общность, названная археологами салтово-маяц-кой. В 735-736 гг. восточные районы Хазарии, заселенные преимущественно болгарами-барсилами, подверглись опустошительным походам арабов во главе с Мерваном (24, с. 127-128). Очевидно, в результате этого большая часть болгаро-барсил ушла на север в район слияния Итиля (Волга) с Черным Итилем (Нижняя Кама), вытеснила отсюда на северо-запад племена именьковской культуры (возможные сембы Прибалтики) и начала оседать в указанном районе, свидетельством чего являются изученные здесь курганно-грунтовые могильники типа Кайбельского и Больше-Тарханского (25). Вместе с собственно болгарами-барсилами туда, очевидно, проникали и какие-то огузо-пече-нежские группы, которые могли принадлежать плоскодонные лепные баночные и горшковидные сосуды с защипами по краю венчика (П группа по Т.А.Хлебниковой: 26, с. 216-217), имеющиеся и в материалах Больше-Тарханского могильника (25, табл. УП). Около середины IX в. в Среднем Поволжье и Нижнем Прикамье начинают функционировать могильники типа Танкеевского, содержащие вместе с салтово-маяцким комплексом очень выраженный и достаточно значительный материал ломоватовско-поломского типа (27). Как известно, на IX в. падает и время прекращения функционирования большинства ломоватовско-поломских памятников в Прикалье (16, с. 132-133). Все эти процессы, очевидно, были взаимосвязаны и обусловлены уходом не позднее середины IX в. из Прикамья протоболгарских племен эсегел (ису, вису) в бассейн р.Итиль. Почти в это же время, не позднее рубежа УШ-IX вв.на юго-западных окраинах Среднего Поволжья начинают сосредотачиваться древние буртасы, представленные материалами Армиевского и Серго-Поли-вановского курганно-грунтовых могильников. К рубежу IX-X вв. постепенно накапливается тот этнокультурный состав племен, который лег в основу формирующегося населения Волжской Болгарии. Определяющую роль сыграли здесь болгар-барсилы и связанные с ними жители городов - бараццжары. В союзе с ними находились и их дальные сородичи - зсегелы. Последние принесли в язык великих булгар те характерные особенности (ротацизм, ламбдаизм), которые сохранялись вплоть до Х1У в. в надписях в виде так называемого старобулгарского языка (28). Неясна пока не только судьба, но и время появления в этой среде племен савир-сувар, находившихся
в течение X и даже начала XI вв. в конфронтации с болгарами-бар-силами и эсегелами. Скорее всего,савиры-сувары появились на Средней Волге относительно поздно, не ранее рубежа IX-X вв., но етот вопрос еще до сих пор не получил какого-либо археологического решения. I Известия о Хазарах, Буртасах, Болгарах, Мадьярах, Славянах и Руссах Абу-Али Ахмеда бен Омар Ибн-Даста..., в первый раз издал, перевел и объяснил Д.А.Хвольсон. - СПб., 1869. 2 Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. - Том П. - Булгары, мадьяры, народы Севера, печенеги, русы, славяне. - М., 1967. 3 Ковалевский А.П. Книга Ахмеда ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922 гг. - Харьков, 1956. 4 Смирнов А.П. Волжские булгары // Труды ГИМ. XIX. - М., 1951. 5 Кузеев Р.Г., Иванов В.А. Дискуссионные проблемы этнической истории населения Южного Урала и Приуралья в эпоху средневековья // Проблемы средневековой археологии Урала и Поволжья. - Уфа, 1987. 6 Плетнева С.А, Ранние болгары на Волге // Археология СССР. Степи Евразии в епоху средневековья. -М., 1981. 7 Халиков А.Х. Истоки формирования тюркоязычных народов Поволжья и Приуралья // Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. - Казань, 1971. 8 Засецкая И.П. Гунны в Нижнем Поволжье // Древняя и средневековая история Нижнего Поволжья. - Сарато , 1986. 9 Артамонов М.И. История хазар. - Л., 1962. 10 Смирнов К.ф. Ранние кочевники Южного Урала // Археология и этнография Башкирии. - Уфа, 1971. - Т. 1У. II Халиков А.Х.- Памятники ацдреевско-писеральского типа в Волжском правобережье и их этнокультурная интерпретация // Древности Волго-Вятского междуречья (Археология и этнография Марийского края - Вып. 12). - Йошкар-Ола, 1987. 12 Phillips E.D. The Argippae of Herodotus // Atribus Asiae -Assona, I960.- Vol. 23.- N 1-2, 13 Димитров Д.И. Прабългарите по Северното и Западното Черно-морие - Варна, 1967. _ 14 Засецкая И.П, Некоторые итоги изучения хронологии памятников гуннской эпохи в южнорусских степях // Археологический сборник
Эрмитажа. - Вып. 27. - Л., 1986. 15 Засецкая И.П. Особенности погребального обряда гуннской эпохи на территории степей Нижнего Поволжья и Северного Причерноморья // Археологический сборник Эрмитажа. - Вып. 13. - Л., 1971. 16 Голдина Р.Д. Ломоватовская культура в Верхнем Прикамье. -Иркутск, 1985. 17 Корякова Л.Н. Ранний желез..ый век Зауралья и Западной Сибири. Саргатская культура. - Свердловск, 1988. 18 Генинг В.Ф. Тураевский могильникУ в.н.э.: Захоронение военачальников // Из археологии Волго-Камья. - Казань, 1977. 19 Тараканов И.В. Об исторических связях удмуртов с другими народами по данным языка // Материалы по этногенезу удмуртов. -Ижевск, 1982. 20 R^dei К, Rona-Tas A. Early bulgarian loacwords in the per-mian languages // Acta orientalica Hungaria.- Budapest, 1983.-Tomus XXXVII, Fase 1-3. 21 Ligeti Lajos. A magyar nyelv torok kapcsolatai a honfoglalas elctt es az Arpad-korban.- Budapest, 1986. 22 Халиков A.X. Маклашеевская всадница // CA, 1971. - № I. 23 Халикова E.A. Ранневенгерские памятники Нижнего Прикамья и Приуралья // СА, 1976. - М3. 24 История народов Северного Кавказа с древнейших времен до начала ХУШ в. -М., 1988. 25 Генинг В.Ф., Халиков А.Х. Ранние болгары на Волге. Боль-ше-Тарханский могильник. -М., 1964. 26 Хлебникова Т.А. Керамика памятников Волжской Булгарии. -М., 1964. 27 Казаков Е.П. Погребальный инвентарь Танкеевского могильника // Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья . -Казань, 1971. 28 - Хакимзянов Ф.С. Эпиграфические памятники Волжской Булгарии и их язык. - М., 1967.
М. Г. Магомеде в ДАГЕСТАН И СТРАНА БЕРСИЛИЯ Продолжающиеся до сих пор дискуссии о наследии ранних тюркоязычных народов в истории Северного Кавказа традиционно объясняются слабой изученностью проблемы. Однако в немалой степени это связано с односторонним и нередко предвзятым отношением отдельных исследователей к проблеме. Особенно ярко подобное отношение проявляется в их подходе к решению вопросов о происхождении выразительных археологических культур (I тыс.н.з.), представленных на просторах Северного Кавказа (I). Интересно, что ни разнообразие этих культур, ни выразительные сведения письменных источников об этнической пестроте населения региона не могут поколебать уверенности некоторых исследователей о связи этих культур только с представителями ираноязычных сарматов и алан. Наиболее последовательньш сторонником этой концепции продолжает оставаться В.А.Кузнецов, который, вопреки новейшим археологическим данньы, упорно придерживается суждения некоторых дореволюционных ученых, видевших везде и всюду на Северном Кавказе только представителей алан (2). Такой одностронний подход к проблеме, разумеется, перечеркивает тысячелетние связи тюркоязычных кочевых племен с ираноязычными и другими народами Северного Кавказа. Это особенно очевидно, если учесть, что так называемая "аланская культура" покрывает почти всю территорию Северного Кавказа, не оставляя здесь места другим пришлый кочевш народам. Поразительно, но исследователей не смущает и то, что подобные суждения находятся в вопиющем противоречии с данными письменных источников, которые достаточно убедительно воссоздают доминирующую роль тюркоязычных народов на просторах Восточной Европы и Северного Кавказа на всем протяжении раннесредневековой эпохи. В последнее время подобная их роль в истории Северного Кавказа находит все большее подтверждение и в новейших археологических исследованиях региона, где с каждым годом воврастает число памятников с выразительными следами высокой культуры осевших здесь кочевых тюркоязычных народов. Особенно это касается многочисленных и обширных археологических памятников Терско-Сулакского междуречья, где сформировалось этнически пестрое Хазарское государство (3). В результате анализа выявленных материалов появилась возможность показать не только несостоятельность скептических оценок ранней истории тюркоязычных племен, но и проследить многие вопросы их
этнокультурного и социально-экономического развития. На памятниках Западного Прикаспия можно проследить истоки культуры и последующей истории многих.кочевых народов: берсил, гуннов, булгар, са-в р, алан и др., объединенных впоследствии в составе каганата. Здесь можно найти ответы на многие вопросы, касающиеся сложной проблемы древних кочевников. И среди них особый интерес представляет остро дискутируемый вопрос о времени первого их проникновения на территорию Северного Кавказа. Основываясь на сведениях письменных источников и особенно на сообщении Аммиана Марцеллина, большинство исследователей связывает вторжение кочевых племен из Приуралья в Восточную Европу и на Северный Кавказ с переселенческим движением гуннов i конце 1У в. (4). А многочисленные сообщения других авторов о более раннем их пребывании в районах Западного Прикаспия принято считать анахронизмом. Однако при более детальном ознакомлении с содержанием этих источников и особенно при сопоставлении их с археологическими данными можно убедиться в их достоверности. Известно, что ряд ученых, основываясь на данных письменных источников, предполагает возможность пребывания отдельных тюркских племен, в том числе и барсил,уже среди геродотовских скифов (I, с. 38; 5; 6, с. 70). Сведения о них под названием турки, урки, юрки вслед за Геродотом встречаются и у других античных авторов. В частности, о них сообщают Плиний, Страбон, Понпоний Мела и др. Анализируя эти источники, некоторые исследователи не без основания отмечают, что пребывание среди скифов тюркских племен является вполне естественным, поскольку "территорию первоначального обитания скифских племен следует очертить в Виной Сибири, в Туве" (7, с. 192), т.е. на прародине тюркских пламен (I). Реальное их пребывание i Восточной Европе в первых веках н.э. является, очевидно, и причиной того, что сведения о тюрках постоянно встречаются и в сообщениях, относящихся и к последующим векам. Наиболее ранние известия о них на Кавказе мы находим в "Истории Армении" Моисея Хоренского 193 и 213 гг., где он, в частности, пишет, что во времена армянского царя Вахаршака "Толпы хазар и басилов, соединившись, прошли череэ ворота Чора под предводительством царя своего Внаеепа Сурхана, перешли Куру и подвергли Армению грабежу и разорению"(8, с. 134). Он же далее отмечает, что вследствие больших смут в стране Булгар, многие иэ них поселились в конце П в. в Армении. 0 нашествии хазар на Армению во времена царствования Шапура П (309-380 гг.) сообщается и в другом первоклассном источнике, каким является "История
албан" Моисея Каганкатваци (9, с. 80). Видимо не случайно, что наряду с булгарами и хазарами на Кавказе в это время упоминаются и гунны. 0 них, в частности, упоминает Агафангел в начале Ш в.н.з. в составе войск армянского царя Хосроя I, выступившего против основателя династии Сасанидов (10, с. 20-21). А у Фавста Бузацца гунны принимают участие в событиях, связанных с попытками христианизации кочевников Приморского Дагестана в 30-х гг. 1У в. Как сообщает Бузавд, молодой армянский епископ Григорис представился маскутскому царю, повелителю многочисленных войск гуннов, встал перед ним и стал проповедовать христианство (II, с. 13). Сообщение зто примечательно тем, что гунны здесь характеризуются почти оседлым населением и зафиксированы в составе ираноязычных маску-тов (массагетов). И ничего удивительного в этом нет, если принять во внимание, что одна из ветвей массагетов называлась арси, что является китайской транскрипцией имени древних тюрков юэчжей, которые, по сведениям Бичурина, были во всем сходны с хуннами, кан-гуйцами, янцаями. Таким образом, сведения о тесных и древних связях между тюркоязычными и ираноязычными племенами, а также их совместное пребывание на Северном Кавказе уже задолго до Великого переселения народов, не только основательны, но и, что очень важно, независимы друг от друга. Уже поэтому считать подобные сообщения анахронизмом будэт неверно. Объективный характер письменных источников не вызывает сомнений. В последнее время расширяется и круг исследователей, утверждающих, что болгары и хазары пришли в басе. Волги в более ранний период, независимо от образования Западнотюркского каганата. Некоторые из них отмечают, что болгары были уже среди сарматских племен Поволжья. А по мнению других, предков болгар и хазар привело в эти области переселенческое движение, связанное с гуннами. Зафиксированное в источниках пребывание тюркоязычных кочевников на Кавказе уже во П-Ш вв., возможно, связано с переселением сюда потомков тех турок, и "басилей", которые отмечены в сочинениях античных писателей среди скифских, а затем и сарматских племен Восточной Европы. Эта наиболее ранняя волна тюркоязычных племен, продвинувшихся из Поволжья в степи Прикаспия, очевидно, пополнялась и новыми приливами кочевников. Ими могли быть передовые отряды гуннских племен, когда они в своем движении из глубин Центральной Азии на вапад, остановились в середине П в.н.з. в степях Приуралья (12, с. 42). Будучи авангардом пестрого конгломерата кочевников, передовой их отряд, судя по сообщениям источников, также
состоял из различных племен (барсил, хазар и гуннов). Они не только закрепляются в Прикаспии, но и, верные своим кочевым традициям, начинают активные акции против богатых стран Закавказья, д с Ш в. период противоборства и вражды кочевников с местными народами сменяется и полосой мирных отношений. В частности, источники сообщают о брачных связях армянских нахараров с поселившимися в Армении барсилами (8, с. 127). Таким образом, сведения о раннем проникновении кочевников, и особенно борсил в Приморский Дагестан столь убедительны, что М.И.Артамонов высказал даже предположение о местном происхождении етого народа (12, с. 130). Из сообщений Ибн-Русте и Гарцизи известно, что болгары делились на три отдела: "...один отдел зовется берсула, другой - зсегел и третий - болгар". Являясь одним из подразделений болгар, берсилы оказались в Приморском Дагестане задолго до переселения сюда основной массы кочевников. В новых условиях они, видимо, первыми перешли и к оседлому быту, а также земледельческому хозяйству. Цо-добиой трансформацией экономического уклада, а также доминирующей ролью берсил в Западном Прикаспии можно объяснить не только древнее происхождение, но прочное закрепление за занятой ими территорией названия - страна Берсилия. Древняя Берсилия, по сообщениям письменных источников, впоследствии стала колыбелью Хазарского каганата. Как отмечает Феофан, "Хазары великий народ, вышедший из Берсилии" (13, с. 266). Они издавна находились в ближайшем родстве между собой. Берсолу в источниках называют даже братом Хазара и поэтому жену для хазарского кагана брали из племени берсилов (14, с. 93). В целом, родственные хазарам берсилы, первыми начали освоение новой территории, закладывая тем самым экономическую базу впоследствии сложившегося здесь каганата. Экономическая трансформация берсил в условиях Прикаепия была, очевидно, столь значительна, что также нашло конкретное отражение в письменных источниках. В этом плане особый интерес представляет сообщение сирийской хроники У1 в., которое до сих пор вызывает недоумение исследователей. Речь идет о сообщении, в котором дается перечень тринадцати кочевых народов (угров, савир, булгар, кутригур, авар, хазар и др.), живущих за воротами Дербента. Однако, примечательно, что среди этих народов источник ввделяет только болгар (берсил), как народ, имеющий здесь свои города (15, с. 82). Это далеко не случайно. Оно является отражением не только результатов созидательной деятельности берсил в; новых условиях, но убедительны» подтверждением достоверности сведений всех пре-
- 28 -дыдущих источников о раннем их проникновении и оседании в предгорьях Кавказа. В своем социально-экономическом развитии берсилы не только опередили другие кочевые племена, но и создали в условиях Прикаспия собственное государство во главе с царем. О битве-царей Версиями и Армении, как известно, дается довольно трагическое описание в "Истории албан" Моисея Каганкатваци. Разумеется, что если в Предкавказье действительно существовала целая страна со своими городами и культурой, то здесь, соответственно, должны сохраниться и вещественные следы этой страны. Известно, что поиски Версиями ведутся давно и по поводу его локализации среди исследователей нет единого мнения (6, с. 87; 12, с. 128; 16, с. НО). Однако большинство из них (17, с. I20-I2I) не случайно отмечают, что искать Версиями следует к северу от Дербента. В настоящее время мы располагаем довольно четкими ориентирами для поисков этой загадочной страны. Ими являются многочисленные материалы археологических исследований в колыбели Хаэарии, каким выступает территория Терско-Сулакского междуречья. И далеко не случайно,что именно здесь находятся наиболее ранние экономические и политические центры Хазарии (3, с. 36, 177). Если хазары, по сообщениям письменных источников "великий народ вышедший из Версиями", то соответственно Терско-Сулакское мевдуречье предстает перед нами и как древняя Берсилия. Подобная локализация Берсилии дает возможность впервые сопоставить конкретные археологические материалы с данными письменных источников об этой стране. В настоящее время на просторах Терско-Сулакского междуречья известно более 60 самых разнообразных по характеру археологических памятников (поселений, городищ, крепостей) раннесредневековой эпохи. Несмотря на различия в специфике памятников, все они объединены общей культурой сероглиняной керамики, свидетельствующей о единых путях исторического развития населения региона.в хазарскую эпоху. Однако примечательно, что наиболее крупные и лучше исследованные городища региона (Аццрейаульское, Хазар-кала, Бавтугайское, Некрасовское, Тенг-кала и др.) имеют культурные отложения, предшествующие хазарской эпохе. Стратиграфия напластований этих памятников не оставляет сомнений в том, что первые оседлые поселения на ранее пустовавших просторах Терско-Сулакского междуречья возникают во П-Ш вв. (3, с. 179). К этому же времени относятся и ранние крепостные сооружения вокруг Некрасовского, Тенг-кала и цитадели Ацдрейаульского горо
дища, свидетельствующие о том, что изначально они складывались как укрепленные поселения. Примечательно, что в самых ранних слоях этих памятников также представлена общая и довольно развитая культура сероглиняной керамики - в виде различных типов горшков, мисок, кувшинов и другой посуды, формы которых без существенных изменений продолжают существовать на всем протяжении последующей хазарской эпохи. Генетическая связь между керамическим производством первых основателей поселений Терско-Сулакского междуречья и хазарского времени прослеживается буквально по всем параметрам гончарного производства: в формах сосудов, в технологии производства и в способах их орнаментации (3, с. 121). Таким образом, традиции пёрвых гончаров региона не претерпевают существенных изменений на всем протяжении раннего средневековья. В эпоху каганата они лишь модифицируются и впоследствии под названием салтово-маяцкой в разных вариациях по мере разрастания территории самой Хазарии широко распространяются за пределами Терско-Сулакского междуречья. В связи с этим возникает закономерный вопрос: кто были первыми поселенцами региона и создателями этой яркой культуры? Судя по времени возникновения и специфике культуры, памятники Терско-Сулакского междуречья относятся к периоду, когда берсилы в Прикаспий засвидетельствованы в письменных источниках. Поэтому вполне вероятно, что создателями яркой культуры и первых городищ здесь могли быть племена берсил. О подобной возможности свидетельствуют и результаты исследований могильников, примыкающих к остаткам древних городов Прикаспия. Среди них особо выделяется обширный Андрейаульский грунтовый могильник с явно выраженными социальными различиями между погребенными. Основную массу погребений здесь составляют грунтовые ямы, сочетавшие в себе и деревянные конструкции (срубы, гробы). Более богатые и значительные по размерам могильные ямы с деревянными перекрытиями имели здесь и массивные курганные насыпи (18, с. 123). На могильнике представлены также погребения в катакомбах (3, с. 211). На основании выразительного погребального инвентаря из исследованных могил, и особенно характерной сероглиняной керамики, некрополь Андрейаульского городища датируется П-Ш вв.н.э. Более разнообразные типы погребальных сооружений исследованы и на втором Андрейаульвком могильнике, расположенном в 6 км к югу от городища. Наряду с подкурганными грунтовыми ямами и катакомбами здесь представлены и подкурганные скле-лы, а также грунтовые ямы с каменными обкладками, которые пред
назначались для повторных захоронений. Этот могильник также датируется П-Ш вв. Таким образом, в большинстве не свойственные древнему населению Прикаспия погребальные сооружения этих могильников хронологически совпадают по времени с появлением здесь древних берсил. Следует отметить, что раскопки Андрейаульских могильников еще продолжаются, поэтому сведения о них носят лишь предварительный характер. Тем не менее не вызывает сомнения, что культура этих и аналогичных могильников Прикаспия полностью тождественна культуре первых поселенцев Терско-Сулакского междуречья П-Ш вв. В хронологическом плане все эти памятники и особенно остатки городов можно считать первыми очагами зарождавшейся Берсилии. Внезапное появление и высокий уровень представленной здесь культуры может свидетельствовать о том, что своим происхождением она была связана не только с кочевым миром. В то же время эта культура не имеет и в Прикаспии генетических корней, хотя влияние традиций Кавказской Албании на формирование культуры древних поселенцев Терско-Сулакского междуречья и было велико (18, с. 137) Поэтому очевидно, что корни подобной культуры должны находиться тАм, где берсилы обитали до их переселения в Приморский Дагестан. Ориентирами для поисков более древней прародины берсил и связанной с ними культуры могут также служить сведения античных письменных источников. В этом плане особый интерес представляет сообщение Диодора, согласно которому берсилы на рубеже I в.до н.э. -I в.н.э. зафиксированы против Скифии. Здесь у них существовала даже страна ( остров ) под названием Василия (19, с. 317). Другой, более поздний автор Ананий Ширакаци упоминает барсилов вместе с их стадами на острове р.Атль (20). На основании этого.сообщения отдельные исследователи склонны считать, что барсилы населяли не Терско-Сулакскую низменность, а якобы более северные районы,' прилегающие к Волге (6, с. 87). Однако подобные суждения не соответствуют действительности, поскольку сам Ананий Ширакаци не оставляет сомнений в существовании в Западной части Предкавказья большого булгарского массива (20, с. 29), основу которого, очевидно, составляли берсилы. Поэтому берсилы Ширакаци на острове р.Атль, как и басилы Диодора в Восточной Европе, могут служить лишь указанием места их раннего обитания или кочевания до переселения в Предкавказье. Очевидно поэтому перемещение берсил в новые области и находит отражение в остатках материальной культуры этих областей. 0 бытовании генетических связей между культурами двух значительно отдаленных друг от дру-
га регионов свидетельствуют результаты сопоставительного анализа керамики и другого инвентаря. Наиболее ярким подтверждением зТих.связей являются кувшины своеобразной формы, получившие широкое распространение на памятниках Терско-Сулакского междуречья в П-Ш вв. Эти кувшины имеют раздутое тулово и расширяющееся кверху горло. Они покрыты резным орнаментом из рядов косых насечек по основанию горловины, образующих горизонтальные и зигзагообразные линии. Нередко насечкой украшены и ручки кувшинов. Резной орнамент на подобных сосудах дополняется и рельефным, в виде округлых налепов на тулове или вертикальных полос, свисающих от основания горловины. Ручки кувшинов имеют в большинстве случаев продольные валики. Подобные кувшины и обычно сопровождающие их характерные горшки и миски известны на целом ряде памятников Приморского Дагестана. Учитывая широкое распространение подобной посуды на памятниках Прикаспия, было высказано предположение о дагестанском их происхождении (18, с. 135), а наличие аналогичных кувшинов на территории сарматского Поволжья рассматривалось как импорт с территории Северо-Восточного Кавказа (18, с. 135). Однако в свете новых исследований выясняется, что кувшины рассматриваемых типов имеют в Поволжье и Приуралье более древнее происхождение, чем в Дагестане. Они и сопровождающий их инвентарь встречаются на памятниках Южного Приуралья и Поволжья до нашей зры. Известны они и из курганов в Волгоградской области, Приуралья, Башкирии (21, рис. 26, 8; 22, с. 97; 23; 24, с. 116). А некоторое примитивные типы подобных сосудов восходят в южном Приуралье к более ранней савроматской эпохе (25, с. 63). Уже поетому кувшины этих выразительных форм не могут рассматриваться как импортные изделия с Северо-Восточного Кавказа. Культура, содержащая в себе подобные сосуда, появляется в Прикаспии внезапно и соответственно не имеет здесь генетических корней. Подобная картина характерна и Для других материалов и особенно погребального инвентаря (зеркал, фибул), встречающихся совместно с кувшинами на могильниках Прикаспия. Прототипы подобных украшений также имеются на памятниках сарматского Поволжья и Приуралья. Появление культуры этих кувшинов в Терско-Сулакском междуречье также не случайно совпадает с барсилами, засвидетельствованными здесь письменными источниками. Они выступают не только носителями этой яркой культуры, но и раскрывают причины проникновения в Приморский Дагес-
тан и выразительных элементов так называемой сарматской культуры, на которые неоднократно обращали внимание исследователи. В данном случае подобное влияние служит отражением былых тесных контактов берсил с сарматским миром в Юго-Восточной Европе, а затем и на Кавказе, что также находит подтверждение в письменных источниках. Имея так называемый сарматский налет, культура берсил в то же время качественно отличается от нее. Модификация культуры связана, очевидно, и с трансформацией самих берсил в результате их оседания в новых природно-географических условиях сначала в Поволжье, а затем в Терско-Сулакском междуречье. На фоне общей и яркой культуры древней Берсилии, обращают на себя внимание различия в остатках погребальных сооружений исследованных здесь памятников. Сочетание грунтовых ям, катакомб, гробниц и других типов погребений на могильниках Прикаспия является несомненным свидетельством этнической и социальной неоднородности населения древней Берсилии. Пестрый состав ее населения, как известно, нашел отражение в древних письменных источниках, которые сообщают о раннем пребывании здесь хазар, гуннов и др.племен, наряду с самими берсилами. Таким образом, Василия античных источников, засвидетельствованная в Восточной Европе во П в.н.э., переместилась в Приморский Дагестан и превратилась в страну Берсилию, в которой северные традиции находят отражение в самых различных материалах представленной здесь культуры. В новых природно-географических условиях Прикаспия зародившаяся далеко на севере культура берсил не только получает свое дальнейшее развитие, но и стандартизируется, обретая общегосударственный характер. По своим параметрам и высокому уровню оформления она выступает культурой, производство которой было связано с городскими очагами централизованной страны, которая известна из арабской литературы и как ал-Баршалия. Таким образом, совокупность сведений письменных источников и новых археологических материалов из Приморского Дагестана позволяют воссоздать довольно четкие контуры древней и этнически пестрой Берсилии. Высокий уровень развития экономики и культуры этой загадочной страны и является основным фактором, обеспечившим быстрый взлет впоследствии сложившихся здесь государственных образований. I Мизиев И.М. Шаги к истокам этнической истории Центрально
го Кавказа. - Нальчик, 1986. 2 Кузнецов В.А. Очерки истории алан. - Орджоникидзе, 1984. 3 Магомедов М.Г. Образование Хазарского каганата. - М.:Нау-ка, 1983. 4 Аммиан Марцеллин. История. - Вып. 1-Ш. - Киев, 1906-1908. 5 Аристов Н.А. Заметки об этническом составе тюркских племен и сведения об их численности // Живая старина. - Вып. Ш-1У, год шестой. - СПб., 1896. 6 Гадло А.В. Этническая общность барсили // Историческая этнография: Изв.Ленинградского ун-та. - Вып. П, 1983. 7 Куклина И.В. Этнография Скифии по данным античных источников. - Л., 1985. 8 Моисей Хоренский. История Армении /пер. Н.О.Эмина/.- М., 1993. 9 История агван Моисея Каганкатваци /пер. с армян. К.Пат-каньян/.- СПб., 1861. 10 Патканьян К. Опыт истории династии Сасанидов по сведениям, сообщаемым армянскими писателями // Тр.Вост.отд.Арх.общ. - Ч. Х1У. - СПб., 1869. II Бузанд Фавстос. История Армении /пер. М.А.Геворгяна //Памятники древнеармянской литературы. - Ереван, 1953. 12 Артамонов М.И. История хазар.' - Л., 1962. 13 Летопись византийца Феофана от Диоклетиана до царей Михаила и сына его Феофилакта /пер. В.И.Оболенского и Ф.А.Терновс-кого/, 1884. 14 Хвольсон Д.А. Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и русских Абу-Али-Ахмеда бен Омара Ибн Даста. - СПб., 1869. 15 Пигулевская Н.В. Сирийские источники по истории народов СССР. - М.-Л., 1941. 16 Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербента X и XI вв. -М., 1963. 17 Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. - М., 1962. 18 Абрамова М.П., Магомедов М.Г. 0 происхождении культуры Андрейаульского городища // Северный Кавказ в древности и в средние века. - М., 1980. 19 Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе // БДИ, 1947. - № 4.
20 Патканов К. Из нового списка "Географии", приписываемой Моисею Корейскому // КМНП, 1883. 21 ' Смирнов К.Ф. Курганы у сел Иловатка и Политотдельское Сталинградской области // МИА, 1959. - № 60. 22 Синицын И.В. Древние памятники в низовьях Еруслана // МИА, I960. - № 78. 23 Пшеничник А.Х. Раскопки памятников раннего периода железного века в Башкирии // АО. - 1968. - М., 1969. 24 Археологическая карта Башкирии. - М.:Наука, 1976. 25 Смирнов К.Ф. Савроматы. - М., 1964. Х.Х.Биджиев ПОСЕЛЕНИЯ ДРЕВНИХ БОЛГАР СЕВЕРНОГО КАВКАЗА УШ-Х вв. («о.материалам Карачаево-Черкесии и Ставропольской возвышенности) Болгары - древний народ Кавказа, сыгравший важную роль в этнической истории региона. Они упоминаются уже авторами первых веков н.э. Но сведения о них носят отрывочный характер, а археологические памятники до УП в. включительно до сих пор не выделены. Более перспективным является, изучение памятников УШ-Х вв., ибо они хорошо представлены на Северном Кавказе и число их увеличивается с каждым годом. Кроме того, благодаря усилиям археологов, хорошо проанализированы памятники из других районов, четко выделены основные признаки, характерные для них, что во многом облегчает изучение древностей рассматриваемого района. Первые поселения были открыты Н.В.Анфимовым и Т.М.Минаевой в 1950-е года (I» с. 63-64; 2, с. 125-147). Широкие разведочные работы 1970-1980 гг. (А.В.Гадло, Х.Х.Биджиев, А.В.Найден-ко, Н.А.Охонько) в Центральном Предкавказье привели к выявлению и изучению большого числа поселений древних болгар УШ-Х вв. (3, с. 74-78; 4, с. I54-I6I; 5, с. 63-64; 6; 7). В результате раскопок 1960-1985 гг., проведенных на поселениях Карачаево-Черкесии (Е.П.Алексеева, В.А.Кузнецов, В.Б.Ковалевская, А.В.Гадло, Х.Х.Биджиев) и в Ставропольской возвышенности (Х.Х.Биджиев), получен ценный материал, позволяющий изучать многие аспекты истории болгар УШ-Х вв. (8; 9; 10; II; 12, с. 125-126). По планировке и топографии, а также по ряду других существен
ных признаков, поселения можно разделить на две большие группы. К памятникам первой группы относятся поселения-селища, не имеющие оборонительных сооружений. Они составляют больщую часть памятников УШ-Х вв Ставропольской возвышенности и расположены в бассейнах рек Кубани, Кумы и Егорлыка. Их много и в предгорной части края. В свою очередь, они делятся на два типа: с выраженным культурным слоем и значительной площадью; со слабым культурным слоем и малочисленными находками на поверхности. Последние характерны для степной части региона и, видимо, представляют собой кочевые населения, еще не перешедшие к оседлой жизни. Вторую группу составляют укрепленные поселения. По планировке и по характеру оборонительных сооружений они разделяются на три типа. Памятники первого типа представляют собой укрепленные одночастные поселения, распространенные в степных и предгорных частях региона. Таковоv например, городище Кизиловая Балка под г. Армавиром. Оно находится на правом берегу Кубани, и его территория хорошо защищена естественными преградами и укреплена земляными сооружениями (рис. I). Культурный слой толщиной от 30 до НО см насыщен фрагментами керамики и костями животных. Общая площадь памятника более 20 га. Ко второму типу относятся двухчастные городища, распространенные в степных и в предгорных районах края. Они состоят из собственно крепости и открытого поселения, примыкающего к нему. Укрепленная часть городища обычно расположена в труднодоступном месте: на мысу, останце, утесе и т.д. Одним из характерных памятников этого типа является городище около с.Пелагиада (Лесные Ключи) под г.Ставрополем. Оно расположено на плоской вершине труднодоступного мыса, с напольной стороны защищено валом и рвом. Открытое поселение располагается в долине р.Ташла (рис. 2). Отличительной чертой памятника является мощный культурный слой, достигающий толщины 1,5-1 м, и большая площадь. К третьему типу относятся поселения, близкие по планировке к предыдущим памятникам, но отличающиеся от них более высоким уровнем планировки, что выражается в четком трехчастном делении: цитадель, собственно крепость и открытое поселение. Наиболее характерным памятником этого типа является Хумаринское городище, представляющее собой остатки крупного военно-полити-ческог центра древних болгар и всего Северного Кавказа в УШ-X вв.н.э. Важнейшими составными частями поселений второй группы
являются оборонительные сооружения, свидетельствующие о высокой строительной культуре и глубокой социальной дифференциации общества. Древние строители исключительно умело сочетали природные условия и искусственные укрепления. По своему функциональному назначению, характеру и строительному материалу крепостные сооружения подразделяются на два типа. Первый тип составляют оборонительные валы и рвы. Второй тип-представлен каменными оборонительными сооружениями. Валы и рвы наиболее характерны для памятников степной .зоны. Земляные укрепления, широко распространенные в степных районах, менее характерны для горной зоны, в частности, для древностей Карачаево-Черкесии. Для памятников Карачаево-Черкесии наиболее характерна первоклассная каменная фортификация, умело сочетающая мощные стены и башни. Это особенно относится к Хумаринской крепости, при сооружении которой использованы наиболее передовые фортификационные приемы того времени и учтен весь опыт строительной практики, уровень военной техники. Важное значение в системе обороны поселений имели цитадели и ворота. Цитадели, защищенные собственной системой крепостных стен, являлись важными узлами обороны и местом пребывания феодальной верхушки общества. Поселения обычно снабжались одними или двумя воротами и калитками-проходами. Как наиболее уязвимые места в системе обороны, ворота воздвигались в труднодоступных местах, удобных для обороны подступов к ним, и сильно укреплялись искусственными сооружениями. Как правило, ворота располагались между двумя параллельно поставленными башнями и имели внешние и внутренние дверные полотна, скованные сплошь массивными металлическими пластинами. В целом, фортификация поселений отличалась мощностью и продуманностью планировки, и ее структура отвечала уровню военной техники, сложному социальному составу общества. Для изучаемых поселений характерно несколько типов жилищ: юртообразные, турлучные и каменные постройки, а также полуземлянки. Юртообразные постройки наиболее хорошо представлены в памятниках степной эоны. Они открыты также на городищах Хумара и Указатель. От них обычно сохраняются ямки от каркасов и очаги, углубленные в землю. Судя по ямкам (диаметром и глубиной в 5-20 см), расположенным по периметру построек, в плане юрты были круглые и овальные, диаметр которых не превышал 3-4 м. Очаги сооружались в центре постройки и имели тарелкообразную форму; они
слегка углублены в эемлю и заполнены золой и углями. Полуземлянки представляют собой постройки четырехугольной формы с закругленными углами, углубленные в эемлю от 25 до 100 см. Размеры: 410 х 350; 380 х 370; 300 х 400 см. Вдоль построек по периметру сохранились ямки (гнезда) от вбитых в пол жердей и колышков диаметром 10-13 см, глубиной 30-40 см. Пол построек глинобитный, плотно утрамбованный. Очаг в полуземлянках, как и в юртах, сооружали в центральной части постройки. В плане очаги чашеообразные,диаметром 30-40 см, углублены в землю на 5-7 см. В полуземлянке из поселения Каменобродское под г.Стравропо-лем открыты остатки печи-каменки, сооруженной из плоских камней, уложенных на ребро (6, с. 19, рис. 14). В одной из полуземлянок Хумаринского городища открыт очаг - ямка, расширенный в нижней части,диаметром НО, глубиной 30 см. Дно очага выложено камнями-гальками по периметру. Очевидно, он предназначался для обогревания помещения - раскаленные камни долго сохраняли тепло. Как явствует из описания, полуземлянки отличались от юрт тем, что основания их углублены в землю и имеют четырехугольную форму. Наиболее богато представлены турлучные постройки. Особенно много их открыто в городище Кизиловая Балка под г.Армавиром. Они представляли собой наземную турлучную постройку, обмазанную глиной, о чем свидетельствует обилие обломков обожженной глины со следами турлука. В плане такие постройки имели круглую (диаметром 3-5 м) или четырехугольную форму с закругленными углами. Размеры последних - 3x4 м, 4x4 м. Пол построек ровный, хорошо утрамбован, в отдельных случаях подсыпан глиной. Очаги сооружались в центре жилища, редко в одном из углов и представляли собой углубление чашеобразной формы, заполненное углями, керамикой и костями. На некоторых поселениях встречаются очаги с каменными конструкциями. Каменные постройки наиболее характерны для поселений предгорных районов, хотя встречаются и на поселениях степной зоны. Остатки их зафиксированы в городищах Лесные Ключи и Кизиловая Балка, на поселении у хутора Горькая Балка. Это постройки прямоугольной и квадратной формы, сложенные из рваного и обработанного камня насухо или на глине. Основная часть каменных построек имела сравнительно небольшую площадь (от 12 до 36 кв.м). Пол земляной. Очаги, сооруженные в центре или в одном из углов построек, слегка углублены в землю, обложены камнями и заполнены
золой и углями. Каменное строительство в условиях Северного Кав каэа глубоко традиционно и имеет преемственность от более ранних памятников края. Основными носителями традиции каменного строительства являлись местные племена. Для болгар более характерным были юрты, турлучные постройки и полуземлянки. Кроме жилых и хозяйственных построек имелись также и культовые постройки. Наибольший интерес среди них представляет святилище Хумаринского городища. Постройка в плане квадратная (620x700 см) и была возведена без фундамента из обработанных каменных бло ков. В центральной части ее был вьщелен внутренний квадрат площадью 240x250 см, т.е. постройка имела две ограды, вписанные ода_ в другую и представляет собой квадрат в квадрате. Пол внутренне квадрата земляной, со следами угля, золы. Площадка между внутренним квадратом и восточной стеной постройки была вымощена каменными плитами и ориентирована в сторону летнего восхода солнца. Вход был сооружен в юго-западной стороне, откуда к постройке вела лесенка, имевшая несколько ступеней (рис. 3). Естественно, возникает вопрос, с каким верованием связано святилище? В предыдущих публикациях (II, с. 45-48) мы сопоставляли его с зороастрийскими памятниками. Для последних были, как и для хумаринского святилища, характерны квадратная планировка и двойная ограда. Как известно, в этих святилищах центральное положение за нимал алтарь со священным огнем, ориентированный на солнечный восход, чему соответствует внутренний квадрат в нашей постройке (13 с. 20-23; 14, с. 54-70; 15, рис. I). Следы огня, зафиксированные при зачистке пола квадрата и отсутствие их на камнях, ограждающих площадку, позволяют предположить, что на площадке священный огонь возжигался в специальных курильницах или на особых жертвенниках. Можно еще отметить, что вымощенная площадка в Хумаринской постройке соответствует айвану в эороастрийских памятниках. Приведенные аналогии оставляют в силе предположение о том, что святилище генетически восходит ж указанным памятникам. Но не исключено и другое, а именно - древнеболгарское население могло соорудить языческое святилище по типу иранских памятников, тем более, что культ огня и солнца был широко распространен среди тюркских народов. В частности, поминальные храмы их были ориентированы на восток. Наше предположение определенно оправдано еще тем, что культовые памятники указанного типа известны и в других районах расселения раннесредневековых тюркских народов, в частности, древних болгар. Так, тождественный нашей постройке храм был открыт в первой столи
це Дунайской Болгарии - в Плиске, который после принятия христианства был переустроен в христианский храм. Храм из Плиски, так как и Хумаринский, представляет собой в плане квадрат в квадрате. Его стены сложены точно из таких же блоков, что и в Хумаре. По мнению болгарских археологов, он является языческим святилищем протоболгар (16, с. 242-258). Интересный памятник открыт около г.Кисловодска. Имеется в виду комплекс УШ в., исследованный в 1964 г. Н.Н.Михайловым и недавно опубликованный В.А.Кузнецовым (17). К сожалению, памятник исследован не очень тщательно и многие элементы его не зафиксированы на должном уровне. Тем не менее, судя по чертежу, изданному В.А.Кузнецовым, он по своему плану весьма близок к святилищу из Хумары. Здание в плане квадратное (315x307 см) и представляет собой также квадрат в квадрате. Пол пространства между внутренним квадратом и одной из стен, как и в Хумаре, здесь тоже был выложен плоскими камнями. В центре площадки зафиксированы следы огня и угля. Обращает на себя внимание и территориальная близость последнего к Хумаре и синхронность их: они оба относятся к УШ в. Более того, ой также принадлежит древним болгарам, так как культурный слой УШ-Х вв. н.э. поселения Кисловодской котловины оставлен ими. Следует отметить также, что М.П.Абрамовой около Кисловодска открыты новые культовые памятники в виде каменных оградок над могилами (18), характерных для средневековых тюркских племен. Недавно храм, аналогичный Хумаринскому, исследован экспедицией С.А.Плетневой на Маяцком городище на Дону (19). Многочисленные древнетюркские рунические надписи, знаки, рисунки, обнаруженные на блоках стены Маяцкой крепости, не оставляют сомнения в том, что преобладающую часть населения ее составляли болгары. Наконец по сообщению В.Г.Котовича, святилище огня обнаружено в Урцекском городище в Дагестане. В.Г.Котович убедительно отождествляет это городище со столицей гуннов Дагестана - Варача-ном (20). Население страны гуннов или "царство гуннов", по Анани Широкаци, состояло, главным образом, из различных тюркских племен (гунны, савиры, берсилы и т.д.), родственных по происхождению, культуре и религии древних болгар. Это нашло отражение и в названии столицы гуннов. Так, по мнению ряда ученых топоним "Варачан" является мотатезированным фонетическим вариантом гуннского этнонима Ванаедар: здесь произошло замещение дентального Д булгарским да и его последующее оглушение (21, с.’ 98). Для нас очень важно и то, что в городе Варачане в результате археологи
ческих раскопок открыт культовый памятник, ибо факт существования в этом городе традиции сооружать языческие храмы или святилища подтверждают и письменные источники. Так, языческие святилища в городе упоминались Моисеем Каганкатваци, который описал миссию Исраэля к князю гуннов Алп-Илитверу (22, с. 193-202). Итак, культовые памятники типа Хумаринского святилища обнаружены почти во всех районах расселения тюркских народов Хазарского каганата. Если их интерпретировать как святилища огня "айада-на", то, естественно, речь должна идти о прочном бытовании среди населения каганата зороастрийской религии. Однако сведений об этом в письменных источниках не сохранилось. Есть упоминания о проникновении в среду населения каганата христианства, мусульманства и иудейства, но ничего не сказано о зороастрийских обрядах, бытующих среди них. Поэтому указанные памятники, скорее всего, представляют собой тюркские языческие святилища, посвященные богу неба и солнца - Тенгри-хану. Это мнение определенно подтверждается и автором "Истории аг-ван". Моисей Каганкатваци, говоря о миссии епископа Исраэля к гунно-болгарским племенам Дагестана, красочно описал, как миссионеры разрушали языческие святилища, где происходили культовые обряды в честь Тенгри-хана (22, с. 193-205). Заслуживает внимания и то, что все рассмотренные памятники были сооружены в УШ в., что совпадает хронологически с переходом кочевников к оседлости, бурным развитием экономики, культуры, обо стрением классовых отношений, выделением феодальной аристократии и усилением центральной власти. Большие перемены в социально-экономическом развитии, естественно, повлекли за собой и изменения в мировоззрении населения каганата. По словам С. А .Плетневой, "примерно во второй половине УШ в. языческая религия была унифицирована. В государстве был принят общий культ Тенгри-хана - бога неба, солнца, огня", связанный со стремлением "централизовать религиозные представления и возвысить власть кагана, который был олицетворением Тенгри-хана на земле" (23, с. 104). В заключение следует сказать, что в поселениях собран большой археологический материал, состоящий из разнообразной керамики, предметов быта, украшений, древнетюркских надписей, знаков и рисунков (рис. 4), позволяющих изучать вопросы развития материальной и духовной культуры, внешних связей, этнический состав, а также другие вопросы жизни древних болгар Северного Кавказа УШ-Х вв.
Наиболее массовым материалом из поселений является керамика, среди которой можно выделить следующие функциональные группы: кухонная, столовая, тарная. Кухонная керамика представлена особенно богато. Наиболее ввд-ное место в ней занимают горшки, изготовленные на ручном гончарном круге. Встречаются также лепные горшки с яйцевидным гладким туловом, с прямым широким горлом и плоским дном. Одним из интересных материалов является специфически болгарская кухонная керамика - глиняные котлы с внутренними ушками, получившие широкое распространение от Волги до Центральной Европы. Северо-кавказские котлы разнообразны по форме и технологии. Среди них имеются лепные котлы и котлы, изготовленные на ручном гончарном круге. Наиболее ранние образцы котлов относятся к рубежу УП-УШ вв. и происходят из Карачаево-Черкесии. В других районах расселения болгар котлы начинают функционировать не ранее IX в. Это позволяет предполагать, что болгары Карачаево-Черкесии и сопредельных территорий приступили к изготовлению котлов раньше, чем в других районах, где они встречаются. Позже идея производства котлов была распространена среди болгарского и другого населения Восточной и Центральной Европы. Столовая керамика представлена кувшинами различных форм и размеров, корчагами, кружками и сковородками. Изготовлена она из чистой глины с примесями,хорошо обожжена, черенок в изломе серый и покрыт лощением - сплошным или в виде полос. Тарная керамика представлена пифосами и красноглиняными амфорами. Пифосы - большие сосуды с расширяющимся кверху туловом, отогнутым массивным венчиком и узким дном. Тулова их украшены вертикальными лощеными полосами. Амфоры - красноглиняные сосуды, изготовленные из чистой глины с примесью мелкодробленного шамота. Отсутствие их в инвентаре памятников алан и кавказо-язычных народов свидетельствует о том, что пифосы завозились только в болгаро-хазарские поселения. Керамика рассматриваемого района имеет близкие аналогии в посуде салтово-маяцкой культуры, Волжской и Дунайской Болгарии. Описанные поселения принадлежали болгарам орды Батбая, которые широко расселились в степных и предгорных районах Северного Кавказа после распада Болгарии Кубрата, и составили вместе с аланами древнейшее ядро современных карачаевцев и балкарцев. I Анфимов Н.В. Средневековые селища Правобережья р.Кубани
(Ставропольское плато) // Конференция по археологии Северного Кавказа. ХП Крупновские чтения (тезисы докладов) - М., 1982. 2 Минаева Т.М. Памятники эпохи раннего средневековья на Ставропольской возвышенности // Материалы по изучению Ставропольского края, 1949. - Вып. I. 3 Гадло А.В. Памятники салтово-маяцкой культуры в Центральном Предкавказье // Пятые Крупновские чтения по археологии Кавказа (тезисы докладов) - Махачкала, 1975. 4 Гадло А.В. Археолого-этнографические исследования 1972 года в западных районах Ставропольского края // Материалы по изучению Ставропольского края. - Ставрополь, 1976. - Вып. 14. 5 Гадло А.В. Салтово-маяцкие (протоболгарские) памятники в восточной части Ставрополя // Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа (тезисы докладов) - М., 1980. 6 Биджиев Х.Х. Исследование болгарских поселений Степного Предкавказья в 1982-1983 гг. // Проблемы археологии и исторической этнографии Карачаево-Черкесии. - Черкесск, 1985. 7 Охонько Н.А. К вопросу о заселении Ставропольской возвышенности в древности и средневековье // Х1У Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа (тезисы докладов) - Орджоникидзе, 1986. 8 Кузнецов А.В. Археологические разведки в Кабардино-Балкарии и в районе Кисловодска // Сборник статей по истории Кабардино-Балкарии. - Нальчик, 1964. - Вып. 9. 9 Алексеева Е.А. Карачаевцы и балкарцы - древний народ Кавказа. - Черкесск, 1963. 10 Биджиев Х.Х., Гадло А.В. Раскопки Хумаринского городища в 1975 г. // Вопросы средневековой истории народов Карачаево-Черкесии. - Черкесск, 1979. II Биджиев Х.Х. Хумаринское городище. - Черкесск, 1983. 12 Ковалевская В.Б. Раскопки аланской крепости в Карачаево-Черкесии. - М., 1976. 13 Кошеленко Г.А. Культура Парфии. - М., 1966. 14 Кошеленко Г.А. Родина парфян. - М., 1977. 15 Воронина В.А. Доисламские культовые сооружения Средней Азии // СА, I960. - № 2. 16 Михайлов Стамен. Дворцовата цьрква в Плиске // Известия на археологический институт, БАН. Отделение за история, археология и философия. - XXПС. - 1955. 17 Кузнецов В.А. Поминальный комплекс УШ в. в окрестностях Кисловодска // СА, 1985. - № 3.
18 Абрамов М.П. Новые материалы раннесредневековых могильников Северного Кавказа // СА, 1982. - № 2. 19 Устное сообщение археолога Г.Е.Афанасьева автору. 20 Котович В.Г. 0 местоположении раннесредневековых городов Варачана, Беленджера и Таргу // Древности Дагестана. - Махачкала, 1974. 21 Кадыраджиев. Булгарский ономастикой Дагестана // Тюркско-дагестанские языковые взаимоотношения. - Махачкала, 1985. - С.98. 22 История агван Моисея Каганкатваци, писателя X века. Перевод с армянского К.Патконьяна. - СПб., 1861. - С. 193-202. 23 Плетнева С.А. Кочевники средневековья. - М., 1982. СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ Рис. I. План городища Кизиловая Балка под г.Армавиром. I - шурф 1982 г.; 2 - силосная яма; 3 - зачистка 1982 г.; А - раскоп № I; Б - раскоп №2; В -раскоп № 3: 4 - ферма; 5 - обрыв; 6 - ров и вал; 7 - электролиния; 8 - поселок Фортштадт; 9 - г. Армавир; Г - место разреза рва и вала. Рис. 2. План городища Лесные Ключи под г.Ставрополем. I - ров; 2 - селище; 3 - крутой склон, обрыв; 4 - вал; 5 - лес; 6 - родник; 7 - правление зверохозяйства: 8 - фермы. Рис. 3. План и разрезы святилища на Хумаринском городище. Рис. 4. Некоторые знаки на каменных блоках и древнетюркская руническая надпись из Хумаринского городища по материалам раскопок 1983 г
Рис. 2
37
В.С.Флеров БОЛГАРСКИЕ ПОГРЕБЕНИЯ МАЯЦКОГО МОГИЛЬНИКА • В ходе раскопок, проводившихся в верховьях Дэна на известном Маяцком могильнике Советско-Болгаро-Венгерской экспедицией в 1975 1977-1982 гг., было установлено, что преобладающим ввдом погребал ных сооружений здесь являются катакомбы. Материал более половины из 120 катакомб опубликован (I). Наряду с катакомбами на Маяцком могильнике обнаружено несколько погребений иного типа, в том числе шесть погребений, которые формально могут быть отнесены к ям-ным. Пять из шести ямных погребений (погр. Ill, 124-126, 128) сконцентрированы на самой северной, примыкающей к поселению окраине могильника (раскоп 9), но не составляют обособленной группы, а чередуются с катакомбами (рис. I). Шестое (Я ИЗ) выявлено в раскоге 7 примерно в 100 м юго-восточнее, но в той же северной половине мс гильника, протяженность которого составляет не менее 350 м. Все ямы имеют ту же ориентацию, что и расположенные по соседству дромосы катакомб. Как известно, дромосы ориентируются на катакомбных могильниках салтово-маяцкой культуры не по сторонам света, а исключительно в соответствии с наклоном поверхности, при этом сама погребальная камера всегда находится у расположенного вь toe по склону торца дромоса. Погребение III/I98I г. (рис. 2). Обнаружено в виде характерного темного пятна на фоне суглинка. Ориентировано по линии СЗ-ЮВ. Глубина ямы 105 см, из которых на суглинок приходится 50-60 см. Дно (2,5x1 м) имеет незначительный подъем вверх по склону. Стенки вертикальные, выгнутые. Длинная, юго-западная, наоборот, чуть вогнута, все углы округлены. Заполнение ямы темное, однородное. Погребенная 40-45 лет, ориентированная головой вверх по склону, лежала в деревянной колоде, от которой сохранились отдельные куски дна и левая боковая стенка на высоту 10-15 см. От крышки сохранился небольшой фрагмент над берцовыми костями. Наличие колоды объясняет значительные длину и ширину погребальной ямы. Женщина захоронена на левом боку. Руки согнуты в локтях и лежали перед грудью, при этом кисть одной руки лежала на локте другой. Ноги незначительно подогнуты в коленях, но в целом их положение должно быть охарактеризовано как вытянутое: скорченное положение ног в колоде просто невозможно.
В районе черепа расчищены две бронзовые подвески (рис. I, 1-2), репи фаланг правой руки фрагмент оловянного перстня (рис. I, 5), вред животом литая я полая бронзовые пуговицы (рис. I, 3-4), у м остей рук перед грудью - сердоликовая и лиловая стеклянные бу-75)Ы и около сотни желтых, голубых и синих бисерин (рис. I, 7-9). Кровле того, в погребении найдены мелкие остатки изделий из кожи и ы тсани. и Погребение II3/I98I г. (рис. 3, ЗА). Яма с параллельными длин-3-щми стенками и округленными углами ориентирована с ССВ на И)3. Ши-- >ина в среднем 60 см, длина - 240 см. Дно горизонтальное, хотя яма >асположена на довольно крутом склоне. Ввиду этого глубина у вышележащего по склону торца - 150 см, у противоположного - 80 см. Мо-* ила заполнена темным однородным гумусированным грунтом с примесью ге-гавестняковой крошки. Находившийся в яме скелет подростка подвергся полному разрушению, часть костей вообще отсутствовала, а оставшиеся лежали в заполнении на П-16 см выше дна южной (нижней по склону) половины I- 1мы. Среди них - длинные кости ног и рук, ребра, позвонки. Череп I-; нижней челюстью находился в противоположной половине. Есть основание полагать, что подросток лежал головой вверх по склону. Ве-цей в погребении не оказалось. вк Следующие четыре погребения (№ 124, 126, 128) образуют довольно четкий ряд, включающий, однако, и дромос катакомбы 127. Все :о->ни с незначительными отклонениями ориентированы по линии восток-капад. Погребение 124/1982 г. (рис. 3, Б) детское, длина скелета око-и ио 75 см. Глубина ямы - 90 см, длина - 105 см, ширина верхнего по наклону торца - 52 (в головах), противоположного - 40 см. Стенки - вертикальные, углы округлены дно горизонтальное. Заполнение состо-а нло из темного гумусированного грунта с примесью известняковой и крошки. Погребенный лежал вытянуто на спине, головой вверх по склону, ^уки вытянуты вдоль тела, ноги слегка раздвинуты в колянях. Мно-’ие кости смещены. Так, нижняя челюсть лежала у темени, разбросала кости грудной клетки, отсутствовали кости предплечья левой руки. В заполнении над скелетом находилась нижняя челюсть собаки. По наличию украшений можно предположить, что погребение при-каддежало девочке. В районе правой ключицы лежала глазчатая буси-1а: справа у пояса - каплевидная, бирюзового цвета; слева - круг
лая, голубого стекла (рис. 3, 5-7). Среди левых ребер - нижняя часть медного бубенчика с прорезью (рис. 3, 3). У правого локтя - перламутровая пуговица (рис. 3, 2). Весь этот набор весьма характерен для детских погребений салтово-маяцкой культуры, но чаще встречается в катакомбах. В юго-восточном углу, в ногах стоял лев ной, грубо сформованный, широкодонный горшок, с пологими плечиками. Внешняя сторона его чуть отогцутого венчика украшена пальцевц ми вдавлениями (рис. 3, I). Погребение 125/1982 г. (рис. 4 А). Яма длиной в 180 см ориентирована почти по линии восток-эапад. Западный широкий конец расп ложен выше по склону, узкий,- ниже, при этом западная торцовая ст ка прямая, ее ширина - 65 см; противоположный торец округлый, ширина ямы здесь 57 см. Длинные боковые стенки прямые, с незначител ным наклоном. Хотя яма выкопана на склоне с углом падения 10°, дн ее сделано горизонтальным, в итоге глубина у верхнего по склону торца равна 130, у нижнего - 103 см. Около северо-западного угла погребения на глубине 30-50 см от современной поверхности находилось четыре обломка известняка. На дне ямы находился скелет девочки - подростка, уложенный на правом боку в верхней по склону половине ямы, головой в направлении вниз по склону, что явно подчеркивает независимость ее ориенп ровки в яме от направления склона. Несмотря на то, что большая часть ямы осталась, свободной, она максимально приближена к западной торцовой стенке. Частично разрушенный скелет в основе сохранил первоначальное положение. Череп, как и весь скелет, лежал на левом боку, но несколько отодвинут от позвоночника, а нижняя челюсть отсутствовала. От нее остался лишь небольшой обломок, находившийся у стенки ямы против лица. Отсутствовали шейные позвонки. От ребер сохранились лишь концы, примыкающие к позвоночнику. Позы ночник вытянут по прямой. Обращает внимание необычное положены костей правой руки: они лежат позади шеи, перпендикулярно ей. Кости предплечья охвачены гладким бронзовым браслетом. Кости левой руки полностью отсутствовали. Судя по второму, витому, браслету (рис. 4, I), лежавшему против груди, левая рука первоначально была согнута в локте так, что кисть лежала на уровне плечей. Здесь обнаружена лишь одна фаланга пальцев. Необычность позы выразилась и в положении ног. Обе бедренные кости лежат почти под прямым углом по отношению к позвоночнику, а берцовые - предельно к ним подтянуты, так что стопы оказались у таза. Около отсутствующих стоп стояла маленькая чернолощеная кружка
(рис 4, 2). Высота ее всего 9,2 см. Она лепная, асимметричная, но сформована из хорошо приготовленной глины с примесью мелкого песка и обожжена до значительной твердости черепка. 1~ Погре е ие 126/1982 г. (рис. 4, Б) совершено в яме, аналогич-1146 ной предыдущей, отличаясь лишь деталями и размерами. Боковые длин-п ные и восточная торцовая (нижняя по склону) стенки - прямые; -за- :а- пяттная торцовая (верхняя по склону) - чуть выгнута. Длина ямы -®ы 183 см. Яма расширяется с востока на запад, т.е. в направлении от ног к голове погребенной в ней женщины. Дно горизонтальное, н' из-за чего"глубина ее в головах составляет 2 м, в ногах, у нижне-CIi го по склону торца, всего - 135 См. ст Заполнение ямы в нижней части до уровня материка состояло из и' рыхлого суглинка с примесью супеси. На глубине 0,4 м от современ-ел ной поверхности,у восточной торцовой стенки,над ногами погребен-Д« ной лежали три крупных обломка известняка. В центральной части заполнения над скелетом - несколько обломков костей животных и а два обломка чернолощенной кружки (рис. 4, разрез АА1 - 1,2). и- На дне ямы, в центре, но ближе к северной длинной стенке и лицом к ней же, погребена в вытянутом положении женщина 35-40 лет. на Она лежала ,на спине с вытянутыми, но скрещенными в голенях Horas' ми. Нижняя челюсть отсутствовала. Руки вытянуты вдоль тела, но ни от правой на месте осталась только плечевая кость. Все ребра, позвонки таза оказались полностью смещенными с первоначальных мест Ц- и перемешанными. Правая бедренная кость лежала над костями левой руки, левая - перевернута. Характер нарушений скелета сввдетель-а ствует об их преднамеренности. При скелете находились золотые серьги, железный нож, набор бисера и бус (рис. 4). э- Погребение 128/1982 г. (рис. 5) детское, расположено между no-в. гребениями 124 и 126 и ориентировано, как и они, по линии скЛона зво с запада на восток. Длина ямы 125 см, ширина западного, верхнего чие по склону торца - 60 см, восточного - 60 см, причем восточная тор-зс- цовая стенка округлена, в то время как западная лишь незначительно выгнута. Глубина могилы достигает метра. По конструкции яма погребения 128,в целом,аналогична яме 124. Верхним по склону sail- падным торцом яма врезалась в конец дромоса катакомбы 127 пример-ь но на 15. Судя по размерам костей и длине ямы, возраст погребенно-•ь го не превышал семи лет. Скелет подвергнут полному преднамеренному разрушению, при этом >д- кости оказались настолько перемешанными, что реконструировать его Первоначальное положение не представляется возможным. Все кости
- 50 -оказались сваленными вдоль длинной, северной стенки ямы. Начиная от северо-западного угла, они лежат в следующей очередности: I) бедренная, большая берцовая, плечевая, лопатка, ребра; 2) обломок малой берцовой, большая берцовая, ребра; 3) нижняя челюсть ребра, фрагмент таза, ребра; 4) плечевая и под ней череп очень плохой сохранности, бедренная кость. Кроме того, над этой массой костей в заполнении лежала вторая лопатка и обломок известняка. Единственная находка в погребении - медная подвеска в виде несомкнутого овального колечка размером 1,6 х 2,1 см находилась среди костей в западной части ямы (рис. 5, I). Между дромосом катакомбы 127 и погребением 126 было зафиксировано еще одно темное пятно длиной чуть более метра (рис. I). При раскопках выяснилось, что здесь находился очень плохо сохранившийся детский череп. Рыхлое заполнение не достигло уровня суглинка, из-за чего контуры ямы были прослежены весьма приблизитель но. Эта находка получила условное обозначение "ямное детское погребение № 135". Открытие на Маяцком могильнике ямных погребений уже само по себе примечательно, тем более, что на территории собственно салто-во-маяцкой культуры они являются самыми северными. В данной статы я хочу, однако, сконцентрировать внимание не на сравнении их с ямными погребениями других салтово-маяцких могильников, а на проблеме взаимосвязи катакомбного и ямного обряда погребения на самом Маяцком могильнике, причем лишь в пределах той информации, которую нам предоставляют описанные погребения. Прежде чем переходить к выводам, необходимо отметить, что катакомбные погребения салтово-маяцкой культуры бассейна Дона я традиционно считаю аланскими, а ямные - болгарскими. Не исключено, что в будущем этническая принадлежность этих видов погребальных сооружений будет уточнена, но в настоящее время для этого данных нет. В связи с этим отмечу, что высказанное недавно Г.Е.Афанасьевым мнение о наложении этнонима "буртас" на всю территорию лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры, я не разделяю, так как оно не связывается им с конкретной археологической ситуацией, в частности, не учитывается не только наличие на этой территории варианта принципиально различных погребальных обрядов (катакомбный, ямный, трупосожжение), но и чрезвычайного многообразия каждого из них (5). По этой же причине считаю совершенно необоснованным отнесение к буртасам самого Маяцкого могильника (6, с. 92), при всем том, что он действительно имеет много общего (иначе и быть не может) с рядом могильников Северного Кавказа. Впрочем,тема бурта-
сов требует специального рассмотрения и с обязательным привлечением данных археологии Расположение в непосредственной близости катакомбных и ямных могильников, а следовательно, и соседское обитание оставивших их групп населения, явление в салтово-маяцкой культуре известное. Достаточно указать на Верхне-Салтовский и Нетайловский могильники (2; 3, с. 425-429) или Волоконовский, Кланов ский и Нижне-Лу-бянский (4). Расположение же на Маяцком могильнике ямных погребений непосредственно среди катакомбных, вплоть до соприкосновения (катакомба 127 и яма 128) дает основание проанализировать некоторое влияние, оказанное катакомбным обрядом погребения на ямный. Прежде всего напомню, что ямы не занимают отдельных участков могильника, а расположены непосредственно в массиве катакомб, что уже указывает на тесные контакты оставившего их населения. Во-вторых, ориентация ям находится в полной зависимости от ориентации катакомб. Так, если на раскопе № 9 ямы III, 124-126 и 128 ориентированы, как и расположенные здесь дромосы катакомб, в широтном направлении, то расположенная на удалении от них яма ИЗ имеет долготную ориентацию, как иная группа дромосов, среди которых она расположена. Особенно выразительна группа, образованная катакомбой 127 и примыкающими к ней ямными погребениями, четыре из которых детские. Из них погребение 128 непосредственно примыкает к торцу дромоса катакомбы. Тот факт, что яма врезалась в сам торец, не так важен (вероятно, это просчет копавших яму), как общая ориентация этого детского ямного погребения и дромоса. Итак, тесная связь в расположении катакомб и ям и зависимость ориентации ямных погребений от катакомбных сомнений не вызывает. Переедем непосредственно к рассмотрению самих погребений. Среди шести лишь в одном (№ III) не усматривается катакомбное (аланское) влияние. Оно, наоборот, достаточно характерно для болгарских могильников Подонья. Это прежде всего касается характерной формы погребальной ямы, не имеющей, как дромосы, расширения в направлении вверх по склону, в данном случае от ног к голове погребенной. Наоборот, некоторое расширение имеется в нижнем конце ямы (рис. 2, разрез АаЪ. К характерному элементу ряда болгарских могильников следует отнести и наличие гробовища или колоды. Они представлены в ряде ямных могильников, в том числе в Болыпе-Тар-ханском (7, с. 10) и Волоконовском (4, с. 281), болгарская принадлежность которых не вызывает сомнений. Наконец, вытянутое положение погребенной является третьим аргументом в пользу этого этни
ческого определения. Некоторый разворот погребенной вправо, известный и на Больше-Тарханском могильнике (6, с. 20), этому не противоречит. Что касается характерной для болгарских погребений Подонья западной ориентировки, а именно такая наличествует в погребении III', то в данном случае она просто совпала с ориентировкой соседних дромосов. Не исключено, что погребавшие сознательно учли это обстоятельство. Во всяком случае, вынужденное подчинение рядности катакомб совпало в данном случае с требованиями обряда. Погребения ИЗ, 124-126, 128. Обращает внимание прежде всего то, что форма ям этих погребений чрезвычайно схожа с формой дромосов Маяцкого могильника, большинство из которых расширяются в направлении от торца, всегда расположенного ниже по склону, к камере, расположенной выше по склону (I, с. 151, рис. 2). Именно эта характерная для дромосов черта - расширение, причем исключительно вверх по склону, присуща для пяти ямных погребений. Это единство тем более заметно, что положение скелетов в каждом иэ этих погребений имеет свои особенности. Второе, что связывает данную группу ямных погребений с катакомбами, это преднамеренная нарушенность находившихся в них скелетов. Разрушение скелетов в. целях обезвреживания погребенных является самой яркой чертой катакомбных погребений Маяцкого могильника (I, с. 157 и др.; 8, с. 92). В погребении ИЗ скелет подростка разрушен полностью, часть костей свалена в одну груду отдельно от черепа, многих костей в погребении вообще не оказалось. В погребении 124 нарушена грудная клетка, смещена нижняя челюсть. В погребении 125 череп отделен от грудной клетки; кости рук выверну ты за спину и лежат в неестественном положении. Примечательно,что браслеты на руках остались, что было бы совершенно невозможно, если бы кости рук переместил грызун (но как он уложил бы кости строго параллельно?). Значительные нарушения имеет скелет в погребении 126. Полностью разрушен скелет в погребении 128, кости свалены вдоль одной иэ стенок ямы. Примечательно, что в погребении III,обладающем полным комплексом признаков болгарского ямного обряда,, скелет не нарушен. Должен, однако, отметить, что ритуальное обезвреживание умерших присуще не только донским аланам, но и болгарским (9, с. 80-96). Это, на мой взгляд, лишь подтверждает возможность интеграции катакомбного и ямного обрядов погребения, а если рассматривать вопрос более широко, то и мировоззрения аланского и
болгарского населения Подонья . Несколько замечаний о вещевом наборе ямных погребений. Предметы салтово-маяцкой культуры в большинстве своем утратили этнические признаки. Действительно, немногочисленные наборы вещей из ямных погребений Маяцкого могильника ни по составу, ни по видам не отличаются от встреченных в катакомбах. Для примера можно указать на повсеместно распространенные в ямных и катакомбных могильниках перламутровые пуговицы-амулеты (погр. 124) или витые браслеты (погр 125) Так, с одной стороны, витой браслет находился в катакомбном детском погребении Jf 50 Маяцкого могильника (I, с. 176, рис. 17-16) С другой стороны, такие же браслеты найдены в детских погребениях Волоконовского могильника (4, с. 295, рис. 8; с. 296, рис. 9), на котором представлены исключительно ямные погребения. Нет ничего удивительного в наличии лощеной кружки в погребении 125. Обычай помещения именно кружек в детские катакомбы и ямы специально отмечает С.А.Плетнева (4, с. 289). Широкое внедрение лощеной керамики, аланской в основе, в быт болгарских племен находит свое объяснение в давних контактах аланских и болгарских племен уже в период сложения салтово-яаяцкой культуры (II, с. 103-104). Однако, наряду с повсеместным использованием лощеной керамики, болгары сохранили свои характерные лепные горшки, один из которых представлен в погребении 124 (рис. 3-I). Это, бесспорно, детское ямное погребение Маяцкого могильника, при всем "катакомбном" влиянии. На том же Волоконовском могильнике, который мы взяли в качестве основного для сравнения с маяцкими ям-ными погребениями, лепные горшки сосуществуют с разнообразными формами лощеной посуды (4, с. 286-287, рис. 6-7). То же явление I Существование у народов - носителей салтово-маяцкой культуры обряда обезвреживания умерших до сих пор вызывает сомнение у ряда археологов. Так, например, Г.Е.Афанасьев продолжает считать нарушенность скелетов признаком ограбления (6, с. 92). Сохранению этой точки зрения способствует застой в методике полевых исследований салтовских могильников и определенный консерватизм в трактовке их результатов. Обряд обезвреживания путем разрушения скелетов известен археологам уже несколько десятилетий. У болгар и алан Подонья он был отмечен Д.Т.Березовцем и С.А.Плетневой (10, с. 80, 88) уже более четверти века назад.
наблюдается и на степном Крымском ямном могильнике (12, с. 78-81, рис. 3-6). Таким образом, из шести ямных болгарских погребений только по гребение женщины № III не имеет следов воздействия катакомбного обряда. Остальные же, детские и молодой женщины (погр. 126), имеют признаки такого влияния: дромосовидность ям, положение погребе ных головам! вверх по склону, скорченное положение девочки в погр бении 125, обряд обезвреживания умерших. Значительно сложнее обстоит дело с объяснением причин, по которым погребение взрослой женщины избегало влияния катакомбного о, ряда, в то время как преимущественно детские погребения в ямах испытали его. Здесь мы неизбежно переходим в область предположений. Представляется, что само появление ямных погребений на катакомбном могильнике можно объяснить брачными контактами. Погребение III принадлежит болгарке, которая, несмотря на брак с представителем аланского населения, сохранила свои обычаи и была захоронена в соответствии с обрядами своих предков-болгар. Что же касается детей и женщины из погребения 126, родившихся в межэтнических браках, то именно они погребались по смешанному погребальному обряду, при котором имела место попытка соединить черты различных типов погребальных сооружений и разные требования погребального ритуала. Следует также подчеркнуть, что ямные погребения Маяцкого могильника никак нельзя относить к социально неравноправным слоям населения (пленные, рабы и т.д.). Этому противоречит и расположени ямных погребений среди катакомбных, и тот же инвентарь, что и в катакомбах, и наличие золотых вещей (подвески) в погребении болгар ки в яме 126. Межэтнические браки не противоречат всей логике развития сал-тово-маяцкой культуры. В связи с этим укажу еще на одно явление того же порядка - присутствие на болгарском могильнике Желтое среди тридцати ямных погребений двух катакомб (13, с. 282-283, рис. I). I Флеров В.С. Маяцкий могильник // Маяцкое городище. Труды Советско-Болгаро-Венгерской экспедиции. - М. :Наука, 1984. 2 Березовец Д.Т. Раскопки в Верхнем Салтове 1959-1960 гг. // КСИА, 1962. - Вып. 12. 3 Березовец Д.Т. Салт1вська культура // АрхеологТя УкраТнсь-ко1 РСР. - Том. Ш. Киев:Наукова думка, 1975. 4 Плетнева С.А., Николаенко А.Г. Волоконовский древнеболгар-
- 55 -ский могильник // СА, 1976. - № 3. 5 Афанасьев Г.Е. Этническая территория буртасов во второй половине УШ-начале X в. // СЭ, 1984. № 4. 6 Афанасьев Г.Е. Исчезнувшие народа. Буртасы // Природа. -1985. - № 2. 7 Генинг В.Ф., Халиков А.Х. Ранние болгары на Волге. - М.:Наука, 1964. 8 Флеров В.С. О методике исследования'погребений с обрядом обезвреживания у алан и болгар Восточной Европы // Тезисы докладов областного научно-практического семинара "Проблемы охраны и исследования памятников археологии в Донбассе". - Донецк,1987. 9 Иченская О.В. Об одном иэ вариантов погребального обряда салтовцев по материалам Нет1йловского могильника // Древности среднего Поднепровья. - Киев:Наукова думка, 1981. 10 Плетнева С.А. От кочевий к городам // МИА, 1967. - № 142. II Флеров В.С. 0 хронологии салтово-маяцкой культуры // Проблемы хронологии археологических памятников степной зоны Северного Кавказа. - Ростов-на-Дону: Изд. Ростов.ун-та, 1983. » 12 Савченко Е.И. Крымский могильник // Археологические открытия на новостройках. - М.:Наука, 1986. - Вып. I. 13 Красильников К.И., Руженко А.А. Погребение хирурга на древнеболгарском могильнике у с.Желтое // СА, 1981. - If 2. СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ Рис. I. Раскоп № 9 Маяцкого могильника. Ямные погребения затуши-рованы. Рис. 2. Погребение № III. 1-4 - бронза, 5 - олово, 6 - железо; а - гумус, б- серый слой, в - темно-серый слой, г - известняковый щебень, д - суглинок. Рис. 3 А - погребение № ИЗ. Б - погребение № 124: I - горшок лепной; 2 - амулет, перламутр; 3 - бубенчик, бронза; 4 - буса-пронизь, стекло полупрозрачное, бирюзовое; 5 - буса-пронизь, стекло бирюзовое; 7 - буса глазчатая, стекло синее, "глазки" голубые с желтым ободком. Рис. 4 А - погребение № 125: I - браслет бронзовый, 2 - кружка лощеная. Б - погребение № 126: 6 - бисер, стекло бирюзовое и темное; 7 - буса, стекло бутылочного цвета; 8 - буса, стекло прозрачное бирюзовое; 9-14 - бусы, сердолик; 15-16 - бусы, стекло прозрачное сиреневое; 17 - золотые серьги. R*c. 5. Погребение № 127: I - бронза.
Рис. I Рис.



Е.В.Шнайдштейн РАННЕСРЕДНЕВЕКОВОЕ ПОГРЕБЕНИЕ НА р.АХТУБЕ В НИЗОВЬЯХ ВОЛГИ Наиболее слабо изученным в археологическом отношении на Нижней Волге является период раннего средневековья. В 1984 г. археологической экспедицией исторического факультета Астраханского педагогического института под руководством автора проводились ис-следования в зоне строительства Владимировской оросительной систе мы в Ахтубинском районе, расположенном в северо-восточной части Астраханской области, на левом берегу Волги на границе с Гурьевской, Уральской и Волгоградской областями (I). В результате иссле дований был раскопан могильник из трех курганов в 2,9 км юго-восточнее села Успенка, а также расположенное в 500 м от него грунте вое погребение. Оно находилось на левом берегу р.Ахтубы, на первой надпойменной террасе, на склоне оврага и сопровождалось богатым набором вещей. Южная его сторона разрушена траншеей водоочис? ных сооружений, в которой найдены отдельные кости черепа и ног ко ня. Могильная яма прямоугольной формы с закругленными углами длиной 207, шириной 56, глубиной 57 см от современной поверхности, была ориентирована по линии запад-восток. Стенки ямы ровные и ве{ тикальные. Костяк молодой женщины лежал на дне ямы вытянуто, на спине, головой на запад. Кисть правой руки, согнутой в локте, находилась на тазе. Левая рука и ноги вытянуты. Позвонки, ребра смещены, левая нога ниже колена отсутствовала, правая сохранилась частично. Шейные позвонки обнаружены за черепом. Возможно, в данном случае наблюдается преднамеренное ритуальное разрушение скелета. Пяточная кость правой ноги обожжена. Слева под тазом над правой ногой - угольки. Справа, около черепа, найдена серьга (рис. I, 21) в виде несом кнутого кольца диаметром 2,5 см из серебряной проволоки. Слева, видимо на боку,висел плохо сохранившийся железный нож; на крестце - обломок железного предмета плохой сохранности, возможно, пряжки на запястьях рук - браслеты (рис. I, 6, 7), бронзовые пластинчатые с несомкнутыми закругленными краями, с выпуклым точечным орнаментом в виде ложной зерни по краю и рядом круглых выпуклин по центру. На концах и в центре таза отмечены следы серебряных наклад,ок ромбовидной формы с круглыми выпуклостями, отпечатки этих наклад0
И окись серебра отмечались на ткани рукавов одежды. На пальце правой руки найден серебряный цельнолитой щитковый лапчатый перстень с сердоликовой вставкой красноватого цвета диаметром 2, толщиной 0,5 см (рис. 1,3), камень прикреплен к деревянному щитку с округлыми выпуклинами по окружности, окованными серебром (серебро 875 пробы, вес перстня 2,36 грамма). На тазовых костях, руках и ногах сохранилась ткань типа сатина темно-бордового цвета от длинной одежды в складку, а также светлая холшевая ткань типа мешковины; на левой бедренной кости - след кожи. Между бедренными костями ног найдены две деревянные бляхи диаметром 3 см с растительным орнаментом, обтянутые золотой фольгой. Аналогичная бляха лежала между тазовой костью и левой ногой (золото 56 пробы). Аналогичные три деревянные бляхи с растительным орнаментом без золотой фольги (рис. I, 1-5) найдены в складках ткани'одежды. Вдоль левой ноги лежали железные шарнирные ножницы длиной 21 см с кольцевидными завершениями ручек и отростком - упором для пальца, одно из колец и конец одного лезвия утрачены в древности (рис.I, 9). Между бедренными костями ног на ткани найдено 156 накладных декоративных круглых выпуклых бляшек из сплава серебра с медью, украшенных штампованным орнаментом в виде ложной зерни по краю. Диаметр бляшек, в среднем, 1,4 см (рис. I, 10-19). Бляшки плотно примыкали друг к другу и крепились к холсту заклепками. Между рядами бляшек на отдельных нитях на ткань был нашит белый бисер (973 шт.). Ноги покойницы, вероятно, были связаны ремнем, от которого сохранилось 67 серебряных с примесью меди бляшек, из них 2 фигурные с тремя полушарными выпуклинами и растительным орнаментом между ними (рис. I, 10), 7 бляшек типа "лунниц" с двумя полушарными выпуклинами по бокам (рис. I, II), 29 бляшек полушарных, сдвоенных с пояском, имеющим четыре выпуклины посередине, I бляшка из сдвоенных лунниц с двумя круглыми отростками по краям между ними (рис. I» 13), 17 круглых бляшек со штампованным орнаментом в виде ложной зерни по краю блях с передника (рис. I, 14-16), 3 полушарные с орнаментом в виде четырехлепестковой розетки (рис. I, 17), 3 сердцевидной формы с двумя выпуклинами сверху (рис. I, 18), 5 строенных из двух полушарных и одной сердцевидной выпуклин (рис. I, 19). Среди бляшек найдено одно кольцо из медной проволоки с несомкну-
тыми краями диаметром 1,4 см (рис. I, 20). 'С.А.Плетнева отмечает, что связывание ног в древности было широко распространенным явлением и преследовало цель "обезвреживания" покойника, причем неоднократно фиксировался обычай связывания ног покойников ремнями, сплошь покрытыми серебряными наклад ками (2, с. 78), как и в данном случае. Аналогии для основных датирующих предметов описанного погребения не выходят за пределы X в., что позволяет датировать погребение на р.Ахтубе этим временем, причем для раннеболгарских погребений характерна подсыпка угольков и некоторая связь инвентаря, особенно поясных наборов, с сибирскими материалами IX-X вв. (3, с. 79). Близкие по форме и орнаменту бляшки с рельефными розетками, обложенные тонкими золотыми листочками, вместе с бубенчиками, ко-поушкой и птицевидными нашивками X века найдены ,В.П. Шиловым в погребении 3, кургана I у села Верхнее Погромное Волгоградской области (4, с. 44, рис. 34, 14, 15). Исследованное нами Ахтубинское погребение является самым южным из известных на Волге к настоящему времени раннеболгарских погребений. I Шнайдштейн Е.В. Работы Астраханского пединститута //АО. -1984. - М., 1986. . 2 Плетнева С.А. От кочевий к городам // МИА, 1967. - № 142. 3 Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. -М.:Наука, 1981. 4 Шилов В.П. Очерки по истории древних племен Нижнего Поволжья. - М. :Наука, 1975. СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ Рис. I. Находки из погребений: 1-5 - бляхи, 6,7 - браслеты, 8 - перстень, 9 - ножницы, 10 - 19 - бляшки, 20 - кольцо, 21 - серьга.
О Зсм ।___।___1--1
Ф.Ш.Хузин САДТОВСКИЙ КОМПОНЕНТ В КУЛЬТУРЕ НАСЕЛЕНИЯ РАННЕГО БУЛГАРА (БИЛЯРСКОГО ГОРОДИЩА) Культура и этнос населения Волжской Болгарии домонгольского периода сформировались, как известно, на основе двух главных компонентов: болгарского (салтово-маяцкого), имеющего истоки в районах Подонья, Приазовья, Предкавказья, и прикамско-приуральского, проникавших на территорию Среднего Поволжья неоднократными волнш в течение УШ-начала X в. (1-6). Общепризнано, что эти компоненты сами являются неоднородными, многосоставными. До сих пор окончательно не решен вопрос об их удельном весе, а также о роли и значении в формировании культуры населения раннефеодального Булгаре} го государства. В последние годы появилась тенденция рассматривать этнокультурный состав Волжской Болгарии домонгольского периода как преимущественно финно-угорский. Так, по мнению P.I . узеева и В.А.Иванова, "основное содержание прихода болгар в Среднее Поволжье заключалось в социально-политических новациях, привнесенных ими в численно преобладающую финно-угорскую среду" (7, с. 9; 8, с. II, 12). Это обстоятельство ввдвигает перед учеными задачу более внимательного, с опорой на фактические материалы, исследования вопро са о роли вышеупомянутых двух компонентов и других этнокультурных включений в сложении единой болгарской культуры. В данной статье мы ставим перед собой пока ограниченную цель: выявить салтовские элементы в культуре населения раннего Булгара (Билярского городища), домонгольской столицы волжских болгар. Ранний этап развития Булгара, который приходится преимущественно на Х-начело XI в., совпадает с завершающимся этапом салтово-маяцкой культуры. Согласно точке зрения Т.А.Хлебниковой (9, с.67), поддержанной затем Е.П.Казаковым и другими авторами (10, с. 131), в конце IX-начале X в. происходило новое переселение салтово-маяц-ких этнических групп, возможно, из северных лесостепных районов этой общности, подвергаемых ударам печенегов. Есть основание полагать, что эти вновь прибывшие группировки приняли участие в строительстве первой столицы государства - г.Булгара (Билярского городища). В свете археологических исследований последних лет, широко развернувшихся на Билярском городище, салтово-маяцкое наследие в
культуре традиции стве и в раннего города представляется значительным. Салтовские хорошо фиксируются в градостроительстве, домостроитель-других областях материальной и духовной культуры. Даже концентрическую планировку городища, предполагающую разделение его на две части - внутренний и внешний город, - и близкую к так называемой планировке "по кругу", присущей древним кочевническим поселениям (П, с. 133), следует, по нашему мнению, связывать с кочевой салтовской традицие i. Очеввдно, город был заложен насе лением, сохранившим еще в достаточно полном виде свои традиционные кочевнические представления периода разложения родо-племенного строя. Об этом же.свидетельствуют изученные в северо-восточной части внешнего города довольно хорошо сохранившиеся остатки уникального юртообразного жилищаХ в. (12, с. 158). Основание этого сооружения имело вид округлого в плане котлована (440 х 480 см), углубленного от дневной поверхности всего на 20-25 см (рис. I). По внутреннему периметру котлована на материковом дне располагались ямки от вертикальных столбиков деревянного решетчатого каркаса. По-видимому, юрта была не коническая (шалашеобразная), а так азываемая решетчатая, сравнительно более благоустроенная (13, с. 52). Вход в виде подпрямоугольного выступа (ПО х 120 см) располагался с южной стороны. В юрте имелась подпольная яма для хранения продуктов. Никаких следов очага выявить не удалось. Р эможно его и не было. Следы довольно мощного про-кала с вкраплениями угля и обожженной глины прослеживались примерно в 2 м к северу от жилища. Очевидно, очаг располагался во дворе. Это вполне правдоподобно, ибо, по сведениям некоторых восточных источников, в юртах (или шатрах) булгары жили только летом. Так, ал-Балхи (920-921 гг.) и ал-Истахри (930-933 гг.) писали, что дома у болгар в основном "деревянные и служат зимними жилищами; летом же жители расходятся по войлочным юртам" (14, с. 82J 15, с. 37). • Билярская юрта - пока единственное достоверное жилище такого рода. "Признаки юртообразных, несколько углубленных в землю жилищ , по данным Т.А.Хлебниковой (16, с. 49), отмечены и на Болгарском городище, но они пока не оцубликованы. Наша юрта по своей конструкции относится к типу I классификации жилищ салтово-маяцкой культуры, предложенной С.А.Плетневой (13, с. 52). Они изучены на Правобережно-Цимлянском, Дмитровском городищах и других памятниках и считаются стационарными жилищами оседлого населения с сильными пережитками кочевничества (17, с. 24, 26).
К области домостроительства относится еще одна деталь, сближающая памятники салтово-маяцкой культуры и ранние постоянные пс селения волжских болгар. Это - наличие в древнейших напластован! ях Билярского городища остатков печей типа таадыра, расположении в наземных каркасно-глинобитных домах или же прямо во дворе (18, с. 62 и сл.). В Булгаре (Биляре) открыты семь тавдыров. В плане они округлые диаметром 70-90 см, сложены, как правило, ленточно£ техникой ив специально изготовленных глиняных валиков. Среди onj линованных К.И.Красильниковым тандыров из салтовских поселений I донья (19, с. 48-60) сооружения типа 2,подтипа Б наиболее близка к булгарским. Истоки булгарских тавдыров пока окончательно не вь яснены. Считается, что на европейскую территорию они проникли из Азии вместе с тюркоязычными болгарами (19, с. 4j) . Однако не иск чено, что в Булгаре (Биляре) их строили и прямые выходцы из Сред ней Азии (18, с. 68). Наиболее ярким археологическим подтверждением наличия значительного салтово-маяцкого компонента в культуре Булгара служит лепная и близкая к ней примитивно-круговая керамика, включающая в себя четыре этнокультурных группы, бытовавшие в Х-первой полов не XI в. (20, с. 5-16). В целом, процент лепной и архаичной круп вой керамики из Билярского городища небольшой - от 0,2-0,5 до 5-t от общего количества глиняной посуды. В некоторых ранних объектах она доходит до 10-15%; в заполнении вышеупомянутой юрты обна; жено максимальное количество архаичной посуды - 27%. Основная мае са лепной и примитивно-круговой керамики - до 60% и более - связ( на в своих истоках с крутом салтово-маяцких памятников юго-восто1 ной Европы, вернее, с. теми локальными вариантами этой культуры, которые, по мнению большинства исследователей, оставлены болгарами или близким к ним тюркским населением. Наиболее многочисленную группу салтовской керамики в Биляре составляют преимуществен!-горшковидные плоскодонные сосуды шамотного теста с бугристой поверхностью, украшенной волнистым орнаментом в верхней части, рифлением по тулову и косыми нарезками по краю венчика (1У группа на шей классификации, см.: 20, с. II-I5, рис. 4; XI группа по классификации Т.А.Хлебниковой, см.: 21, с. 126-128). Она убедительно сопоставляется с кухонной посудой лесостепного, этнически весьма смешанного, варианта салтово-маяцкой культуры верховьев Дона и Се ерского Донца. Б его создании, как известно, участвовали как алан ские, так и болгарские племена (22, с. 70; 23, с. 236). Однако
мдиутая группа керамики, по аргументированному мнению Т.А.Хлеб-никовой, "имеет основание быть связанной с болгарами: в ее форме и орнаментации явственны черты другой группы посуды - гончарной песочного теста, характерной для салтово-маяцких памятников степного района, интерпретирующихся всеми исследователями как оставленные болгарами" (21, с. 128). Горшковидные сосуды с хорошо видимым песком в глиняном тесте типичная кухонная посуда степного болгарского населения Подонья (Ш группа по нашей и Т.А.Хлебниковой классификации: 20, с. 10-11, рис. 3; 21, с. 98-103) - в комплексах Билярского городища, в отличие от более южных и западных памятников Волжской Болгарии, сравнительно немногочисленны. Шире представлена так называемая "кочев ническая" посуда, как правило, лепная, с примесью крупного шамота или растительности в плохо отмученном тесте. Форма ее не всегда симметрична, поверхность грубая, со следами заглаживания пучком травы, почти без орнаментации (20, с. 5-7). По мнению С.А,Плетневой (24, с. 236-237), основная масса такой керамики у носителей салтово-маяцкой культуры могла принадлежать болгарам, хазарам, пе ченегам и гузам. Перечисленные группы билярской керамики полностью вышли из употребления в XI в., если не раньше, определив в конечном счете "почти все формы столовой и многие формы кухонной посуды волжских болгар домонгольского периода, сыграв определяющую роль в их гончарстве и в технологическом отношении" (21, с. 132). Вывод об определяющем значении салтовского компонента в формировании домонгольской булгарской культуры вытекает также из сопоставительного анализа многих других категорий предметов материальной культуры. Среди них женские украшения, предметы вооружения и конского снаряжения, орудия труда и т.д. (см.: 25, с. 9, 50, 137, 145, 195, 203, 206). Заслуживают внимания довольно многочисленные игральные кости в веде кубиков с циркульным (кружковым) орнаментом, а также бабки и биты из овечьих астрагалов, некоторые из которых на выцуклой поверхности имеют прочерченные знаки (прямая решетка, или сетка, лесенка', "мировое древо", косой крест, горизонтальные и вертикальные черточки, зигзаги и т.п. - см. рис. 2), очень близкие к граффити на астрагалах, происходящих из памятников салтово-маяцкой культуры (26, с. 87-88, рис. 7; 27, с. II) и Дунайской Болгарии (28, с. 195, рис. 5, I). Прямое салтово-маяцкое происхождение, очеввдно, имеют два не
больших сланцевых бруска с изображениями на них фигуры лошади и птиц, нанесенных каким-то острым предметом. Изображение одной из птиц на точильном камне размерами 4,5-5,5 х 5,6 см и толщиной 0,6-0,8 см, найденном в культурном слое ХХУ раскопа (29, с. 213; рис 3, 3), по манере исполнения напоминает птиц на горлышке бурдюка из хазарского Саркела (13, с. 154, рис. 42, 12; 30, с. 40, рис. 27). Изображение лошади на втором камне иэ ХХШ раскопа (рис. 3, I) имеет почти абсолютные аналогии среди рисунков на камнях крепостной стены Маяцкого городища (30, с. 46, рис. 32; 31, с. 60 и сл. рис. 3; 5,2; 9). Несомненное сходство наблюдается при сравнении его с рисунками из памятников Дунайской Болгарии (32, с. 93 и сл , рис. 3; 8). На обратной стороне етого камня, а также на третьем сланцевом бруске из ХХУШ раскопа (рис. 3,2), нанесены знаки (елочка - "древо жизни", лесенка и т.д.), которые встречаются и на астрагалах. Эти рисунки-граффити, по нашему мнению, следует рассматривать в качестве звеньев единой цепи степной графической художественно "школы" (по терминологии С.А.Плетневой: 31, с. 91), памятники которой распространены в обширных регионах Евразии, населенных тюркоязычными народами. Все вышесказанное свидетельствует об известной преемственности в культуре салтово-болгарского и домонгольско-болгарского населе ния конца 1-начала П тысячелетия н.э. Это положение подтверждает ея и данными других наук (33, с. 137). Поэтому, думается, пока нет достаточно серьезных оснований как-то приуменьшить доминирующую роль салтовского компонента в сложении единой общеболгарской куль туры домонгольского времени. I Генинг В.Ф., Халиков А.Х. Ранние болгары на Волге (Боль-ше-Тарханский могильник). - М.:Наука, 1964. 2 Халиков А.Х. 0 происхождении казанских татар // Советская Татария, 1966. - 3 июля. 3 История Татарской АССР (с древнейших времен до наших дней). - Казань: Тат.кн.йзд-во, 1968. 4 Халиков А.Х. Происхождение татар Поволжья и Приуралья. - Казань: Тат.кн.изд-во, 1978. 5 Халиков А.Х. Этапы этногенеза татар Среднего Поволжья и Приуралья // Проблемы современной тюркологии. - Алма-Ата:Наука, 1980, 6 История Татарской АССР. - Казань: Тат.кн.изд-во, 1980.
Рис. I План и сечение юртообразного жилища на раскопе ХХХУП Билярского городища
- 70 - х (('Л" / 2 * з Ь 5 6а 6S 7 1Ж -у Z ® 8 ° gj ю У Y 1 11 12 13 К i ।—। Рис. 2 Астрагалы со знаками из Биляра I - Б. ХХХШ - 8I/I37I4; 2 - XXXIX-88/I27I; 3 - ХУЛ Б.С./862 4 - Б.ХХУШ/4630; 5 - Б.ХХШ - 79/12351; 6 - Б.ХХУ1Г/1257; 7 - Б.ХХУШ/278; 8 - Б.ХХХУП/169; 9 - Б.ХХХ1Х/456; 10 - Б.XXXIX/455; II - Б.ХХХ1Х/457; 12 - Б.ХХХУШ/30; 13 - Б.ХХХУШ/28; 14 - Биляр. П.м. - 84.
Рис. 3 Сланцевые камни - точильные бруски с граффити • из Биляра I - Б.ХХП/6216; 2 - Б.ХХУШ-1984/10885; 3 - Б.ХХУ-1985/79.
7 Кузеев Р.Г., Иванов В.А. Этнические процессы в Волго-Уральском регионе в У-ХУ1 веках и проблема происхождения чувашского этноса // Болгары и чуваши. - Чебоксары, 1984. 8 Кузеев Р.Г., Иванов В.А. Дискуссионные проблемы этнической истории населения Южного Урала и Приуралья в эпоху средневековья // Проблемы средневековой археологии Урала и Поволжья. - Уфа, 1987. 9 Хлебникова Т.А. Некоторые итоги исследования булгарских памятников Нижнего Прикамья// СА, 1974. - Ц, 10 Казаков Е.П. О болгаро-салтовском компоненте в погребальных инвентарях ранней Волжской Болгарии // Плиска-Преслав - 2. - София, 1981. II Плетнева С.А. О построении кочевнического лагеря-вежи // СА, 1964. - if 3. 12 Хузин Ф.Ш. Исследования Биляра // АО 1984 года. - М. :Нау-ка, 1986. 13 Плетнева С.А. От кочевий к городам. Салтово-маяцкая культура. - М :Наука, 1967. 14 Хвольсон Д.А. Известие о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и русских Абу-Али Ахмеда бен Омар Ибн-Даста. - СПб., 1869. 15 Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. - М.:Наука, 1967. - Т.2. 16 Хлебникова Т.А. История археологического изучения Болгарского городища. Стратиграфия. Топография // Город Болгар. Очерки истории и культуры. - М.:Наука, 1987. 17 Нечаева Л.Г. О жилище кочевников юга Восточной Европы в железном веке / I тыс.до н.э. - первая половина П тыс.н.э./ //Древнее жилище народов Восточной Европы. - М.:Наука, 1975. 18 Хуэин Ф.Ш. Рядовые жилища, хозяйственные постройки и ямы цитадели // Новое в археологии Поволжья: Археологическое изучение центра Билярского городища. - Казань, 1979. 19 Красильников К.И. Тандыры в салтовских жилищах Подонья // СА, 1986. - № 3. 20 Хуэин Ф.Ш. Лепная керамика // Посуда Биляра . - Казань, 1986. 21 Хлебникова Т.А. Керамика памятников Волжской Болгарии. К вопросу об этнокультурном составе населения. - М.-Наука, 1984. 22 Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. - М.: Наука, 1981. 23 Кондукторова Т.С. Палеоантропологические материалы из Маяц-
- 73 - кого могильника // Маяцкое городище. - М.:Наука, 1984. 24 Плетнева С.А. Керамика Саркела-Белой Вежи // МИА, 1959. -№ 75. 25 Культура Биляра. Булгарские орудия труда и'оружие Х-ХШ вв. - М. :Наука, 1985. 26 Красильников К.И. Изделия из кости салтовской культуры // СА, 1979. - » 2. 27 Нахапетян В.Е. О назначении знаков на астрагалах /салтови-маяцкая культура / // Ранние болгары в Восточной Европе (тезисы докладов). - Казань, 1988. 28 Георгиев П. Ранносредневековно селише в района на голямата базилика в Плиска // Плиска-Преслав - 2. - София, 1981. 29 Хужин Ф.Ш. Исследования Билярской экспедиции // АО 1985 года. - М. :Наука, 1987. 30 Артамонов М.И. Саркел-Белая Вежа // МИА, 1958. - Jf 62. • 31 Плетнева С.А. Рисунки на стенах Маяцкого городища // Маяцкое городище. - М.:Наука, 1984. 32 Овчаров Д. Ранносредневековните графитни рисунки от Бълга-рия и въпросът за техник произход // Плиска-Преслав - 2. - София, 1981. 33 Герасимова М.М., Гудь Н.М., Яблонский Л.Т. Антропология античного и средневекового населения Восточной Европы. - М. :Наука, 1987. СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ Рис. I. План и сечение юртообразного жилища на раскопе ХХХУП Билярского городища. Рис. 2. Астрагалы со знаками из Биляра. Рис. 3. Сланцевые камни - точильные бруски с граффити из Биляра. В.Е. Нахапетян О НАЗНАЧЕНИИ ЗНАКОВ НА АСТРАГАЛАХ (САЛТОВО-МАЯЦКАЯ КУЛЬТУРА) В системе знаков, употреблявшихся населением салтово-маяцкой культуры, граффити на астрагалах занимают особое место. Для них характерны повторяемость сюжетов, имеющих также аналогии среди знаков на астрагалах, происходящих с памятников других культур, и специфический, по сравнению с сериями знаков на камнях, кирпичах
или керамике, набор тем. При характеристике меток на астрагалах авторы публикаций определяют их функцию по-разному. Одни считают, что они использовались как знаки, необходимые для игры в кости, при етом исходной посылкой служит предположение, что астрагалы использовались, как и в недавнем прошлом, при игре (I, с. 156; 2, с. 87; 3, с. 67). Другие рассматривают их как знаки, имеющие магический смысл (4, с. 77; 5, с. 65-69). Ни условия находок астрагалов при раскопках аланских и болгарских памятников, ни этнографические параллели не дают основания однозначно определить как функцию самих астрагалов, так и знаков, на них нанесенных. Известны находки в катакомбах и в ямных погребениях (2; 6, с. 283; 7, с. 112), в культурном слое и в отдельных жилищах поселений и городищ (2, с. 87; 4, с. 76; 8, с. 135; 9, с. 195, 196; 10, с. 48, 49, 157). И в погребальных,и в жилых комплексах имеются случаи находок единичных, по несколько штук и целыми наборами. Встречаются просверленные астрагалы, что склоняет к мысли об их использовании в качестве амулетов, аналогичных известным в скифо-сарматском мире (II, с. 136). Наличие же астрагалов, залитых свинцом, так называемых "биток", является наиболее серьезным аргументом в пользу их использования для игры. Однако метились не все астрагалы. При находках наборов отмечается, что метки имеют от четверти до двух третей астрагалов (3-5, 10). Неясно также, почему для игры выбирались преимущественно знаки, не имеющие генетической связи с тамгами (4) и не являющимися также счетными знаками. Хотя вопрос о числовой символике знаков на астрагалах ставился в литературе (4), он затрагивает исключительно проблему магии чисел в раннее средневековье. В качестве знаков, необходимых для ведения игры, могли использоваться те метки, которые считывались играющими легко и быстро: например, различное число концентрических окружностей и точек на фишках из Херсонеса или игральных кубиках, найденных в Саркеле, Херсонесе и других памятниках (I, с. 156; 2, с. 88; 12, с. 93). Знаки же на астрагалах, по крайней мере большинство из них, требуют внимательного рассмотрения, или же,должны быть настолько хорошо известны владельцу, чтобы эн мог определить их смысл с первого взгляда, что исключено при наличии нескольких играющих. Данные этнографии говорят не только об игровой, но и о культовой роли астрагалов, хотя игры в кости также имели преаде опреде-генный ритуальный аспект (13). Известны гадания сибирских шаманов ю положению упавших костей (использовались астрагалы кабарги) -
?ак называемый "звериный жребий", помогавший узнать об исходе (олезни и дальнейшей судьбе (14, с. 60). Находки астрагалов в жи-щщах Новолимаревки П, Правобережного Цимлянского городища (рис. [а), Плиски, Хумы .(2, 4, 5, 9) также не могут гарантировать чисто >ытовую, развлекательную функцию этих костей. Так, тувинцы закапывали астрагал вместе с последом, сакральным заменителем ребенка, !менно в юрте. При этом важен также смысл обряда: астрагал сопро-юждал в мир, куда уходят и откуда приходят души, символического ебенка, возвращаемого для того, чтобы иметь возможность получить sro вновь (15, с. 167, 168). У болгар до недавнего времени обряды (редсказания судьбы, гадания совершались именно в доме, у очага. На астрагалах поселений Буков-Плоешти (Румыния) найдены корот-сие надписи, но они не прочтены и их функции остаются неясными, [меется одна прочтенная надпись, выполненная скандинавскими руна-1и на астрагале из Полоцка и гласящая: "выгода", "благо" (16, с. >93), что говорит скорее всего о том, что кость использовалась ми при метании жребия или как амулет. Отдельным начертаниям можно найти аналогии среди тамгообраз-ых знаков на камнях Маяцкого и Хумаринского городищ и на кирпи-tax Саркела (17, рис. 38, 39; 18, рис. 51), но при сравнении всей овокупности тех и других знаков сходство оказывается незначитель-ым. Та же картина наблюдается при сравнении с гончарными клейма-и (I, с. 126; 20, табл XXX; 19). Характерный для астрагалов По-;онья косой крест, вписанный в квадрат или прямоугольник (2), в ачестве клейма встречается здесь редко. Такие символы, как крест, етырехлистник, двузубец, наносились на астрагалы, но были не ве-ущими, как среди клейм, а наименее распространенными типами. Одним из повсеместно употреблявшихся сюжетов для гравировки а астрагалах была решетка или сетка различных типов: прямые ре-етки с различным числом ячеек, заключенные в прямоугольные рамки ли открытые, косые сетки, сетеобразные фигуры из нерегулярно пе-екрещивающихся линий. Кроме Подонья, где знаки такого рода были аспространены (2, 6, 7)\ имеется несколько аналогичных находок а памятниках Дунайской Болгарии (4, табл. У1 I, 161; 5; 8, с. 35; 9, с. 195, рис. У, I). Прямая решетка нарисована на астрага- Благодарю В.Г.Бородулина за предоставленную возможность ознакомиться с неопубликованными материалами его р>аскопок Верх-не-Салтовского могильника.
ле, найденном в пригороде Биляра (21, с. 45, рис. 7, 17). Аналогии есть и на синхронных славянских памятниках (10, с. 157; 159; 22, с. 203, рис. 2,4). Исследователи, обратившиеся к семантике знака "сетка” и "решетка” у алан и болгар, относят такого рода изображения к сакральным символам. Е.И.Алексеева отмечает, что у народов Кавказа до недавнего времени рыболовная сеть являлась оберегом, и приписывает изображениям сети на глиняных и металлическ х изделиях раннесредневековых памятников Северного Кавказа также пока невыясненное магическое значение (23). Знак "решетка" употреблялся здесь и в более позднее время в качестве оберега, как предполагается. против различных болезней, в особенности, против чумы, как это имело место в средневековой Западной Европе (24, с. 39-41,рис. 9). Болгарский исследователь П.Георгиев, посвятивший специальную заметку вопросу об этом знаке (5), полагает, что у праболгар решетка сохранила то значение, которое она, по определению С.П.Толстова, имела в глубокой древности: символ родового дома, употреблявшийся в смысле "родовая община", представлявший собой план многокомнатного общинного дома (25, с. 40, 41). В первобытном Хорезме наскальные пиктографические комплексы с решетками различных типов, по-видимому, связаны с дахмой и площадками для выкладывания трупов, а сами наскальные начертания сдужат магическими обращениями к духам-хранителям рода-дома (25, с 41, 42). Сходство с протоиндийской идеограммой "дом" - бесспорно, но может быть чисто внешним, так как п*>и переходе знаков к другому народу, тем более имеющему иной жизненный уклад, обычно изменяется их значение (26, с. 20). Так, в средневековых писаницах на р.Лене (с.Давы-дово) прямые, косые сетки, знак "лесенка" входят в композицию, связанную, по мнению А.П.Окладникова, с охотничьей магией, и являются изображениями ловчих сетей, в которые загоняет животных Богиня оленей (27, с. 336, 337, табл. XXXXIX). Среди болгарских средневековых граффити также известны рисунки оленей, которые слиты, как и на сибирских писаницах с решеткой, собственно, - это решетки, перерастающие в оленей (28, табл. 1У в, 128, 103) (рис. 2, 42,43). Близки типологически к знаку "прямая решетка" знаки в виде лесенок, также известные с глубокой древности. На астрагалах имеются лесенки, состоящие из трех вертикагьных длинных и нескольких коротких поперечных линий, идущих прямо (2, рис. 7, ДЗ; 6, рис. 6; 29, табл. I Ш, рис. 14) или под углом к центральной продольной линии (2, рис. 7,8) (рис. 1а), а также состоящие из двух вертикальных и поперечных линий (2, рис. 7, 4, 10). Хорошо известно се
мантическое значение лестницы, заменителя мирового древа (30). Лестницу рисовали на шаманских бубнах, по ее ступенькам шаман взбирался на небо во время камланий, именно она обеспечивала связь между лвдьми и духами (31, с. 53). Свидетельством того, что в сознании обитателя восточноевропейских степей раннего средневековья оба символа - мировое древо и лестница - были эквивалентны, является изображение дерева на костяном косметическом сосуде из Мокрина. Ствол дерева является одной из трех опор лесенки, а ветви продолжают горизонтальные линии ее ступенек (32, с. 154, рис. 39), (рис. 2, 44). Следующий знак, известный на астрагалах,’образован только одной длинной линией с отходящими от нее короткими поперечными (4, с. 195, рис. У; 8). Этот знак также имеет аналогии среди изображений, связанных с шаманской практикой, где он обозначает веревку с лентами, символизирующими дороги шамана и пути, по'которым жертва или молитва доходили до адресата (14, с. 141). В некоторых текстах она ассоциировалась с образом какого-либо божества или духа, являясь его онгоном (33, с. 196). Наконец, распространены на астрагалах знаки, представляющие собой различное число горизонтальных черточек (рис. 1,6). Они не случайны, поскольку присутствуют повсеместно (2, 4, 6, 8, 21, 34, с. 157), и также имеют определенную символику, видимо, схожую с символикой знака "лесенка". На трех астрагалах найдены изображения мирового древа в виде двусторонней елочки (4, табл. I У1. 159; 7, с. 108, рис. НО; 9, с. 195, рис. У, I б), а на одном - односторонней елочки, аналогичной рисунку на астрагале с городища Титчиха (35, с. 82). Изображения дерева в виде вертикальной линии с отходящими от нее вверх параллельными линиями ветвей хорошо известны среди рисунков-граффити Дунайской Болгарии (28, с. 242, табл. Х1У, J# 268-275 ; 32). Мотив мирового древа присутствует также на салтовских изделиях (36, с. 63). Полной аналогией знакам на астрагалах является рисунок дерева на хазарском ритуальном сосудике из Керчи (37, с. 259, рис.1, 2). Вопрос о символике подобных изображений достаточно разработан в литературе (30), (рис. 2, 48). Все вышеперечисленные типы знаков образованы прямыми перекрещивающимися или параллельными линиями. Характерной особенностью совокупности этих знаков является отсутствие четких границ между разнотипными знаками: они как бы достраивают друг друга. Достаточно одной линии, чтобы превратить параллели в подобие "мирово
го древа" или в "веревку с лентами". Заключенная между двумя параллелями елочка превращается в "лесенку" (рис. I, а). Между знаком "прямая решетка" и "лесенка" также отсутствует граница, так как любую лесенку с горизонтальными ступеньками можно описать как решетку (24). Пропадает четкая грань между этими знаками и прямоугольником, если "решетка", параллели или "лесенка" замкнуты в прямоугольной рамке (рис. 1,6, рис. 2, 7, 37). Как уже отмечено К.И.Красильниковым (2), прямоугольник или квадрат, перечеркнутый крест-накрест диагоналями, является наиболее характерным знаком для астрагалов, найденных в Подонье (2,6). Два соединенных основаниями перечеркнутых квадрата нарисованы на астрагале с горбдища Новотроицкое (10, с. 51, рис. 30, I). В Поду-навье подобный знак также распространен (20), но на астрагалах пока неизвестен. Знак имеет варианты: контур прямоугольника нанесен двойными линиями, диагонали - одинарными; все линии двойные; все линии одинарные. Есть также знак, где треугольные поля, на которые делят прямоугольник диагонали, заштрихованы (2, рис. 7, 5). В отличие от знаков "параллели", "лесенка", "дерево", являвшимися символами упорядоченного вертикального устройства мира, квадрат и прямоугольник символизируют горизонтальную структуру мирового древа (30, с. 401, 402; 38, с. 630, 631). Этот символ хорошо был известен болгарам, что нашло отражение в планировке языческих храмов Дунайской Болгарии (39, с. 108-123). На трех астрагалах прочерчены фигуры в виде ромбов с продолженными сторонами (2, рис. 7, 10; 6), которые обычно трактуют как символ плодородия (40). Несколько знаков имеют значение солярных: крест (2, 8), четырехлистник и сложные кресты (2, рис. 7,7). Уникален астрагал с четырьмя схематическими изображениями птиц (2, рис. 7, 4). Найдено также несколько астрагалов с другими типами знаков: галочка, "юпсилон", перпендикуляр (2, 6), широко распространенные в качестве тамг и имеющие также довольно близкие аналогии среди знаков письменности. Но их мало, и о значении подобных изображений и роли, которая им отведена среди основных типов знаков на астрагалах, трудно пока что-либо предполагать. Таким образом, почти все знаки на астрагалах связаны с хорошо известными символами, олицетворяющими вертикальное и горизонтальное строение мира, "мировое древо". Они также употреблялись в шаманской практике для изображения дорог шамана в этом сложно устроенном мире. Известны имеющие шаманскую символику граффити на каменных плитках, включающие кроме изображений дерева (33, рис. 7, 10),
лестницы (33, рис. I, 4), также рисунки веревки с лентами (33, рис. 10, II, 17) и сетки (33, рис. 7, 10, I). Как пишет автор публикации, сетка также являлась шаманским атрибутом. Она вывешивалась на дверях жилища для того, чтобы помочь птицам поймать ушед-щую или унесенную душу больного (33, с. 197). В данном контексте ее значение близко к тому, которое определил А.П.Окладников для изображения сетей на Ленской писанице (27). Сходный набор знаков: лестница, деревья, перечеркнутый диагоналями прямоугольник, - вырезан на трех деревянных пеналах из погребений могильника Мощевая балка (41, с. 106-109). Пеналы имели культовое Назначение и связываются А.А.Иерусалимской с поклонением предкам и с заупокойными обрядами (41, с. 107), (рис. 2, 46, 49, 50). Некоторые сюжеты, представленные на астрагалах, закодирован™, выборочно, имеют более развернутую трактовку в гравировках на другой категории костяных предметов салтово-маяцкой культуры, называемых обычно горловинами бурдюков (I, с. 154; 2; 3, с. 67). Впервые такая трактовка была предложена М.И.Артамоновым для орнаментированной костяной цилиндрической трубочки из Саркела (42, с. 40). Но, высказанная вначале как предположение, она получила в последующих публикациях более категоричный характер. К горловинам бурдюков были отнесены не только двустворчатые (43, с. 428), (рис. 2, 52), но и трехстворчатые (I, с. 154), (рис. 3) изделия из кости и рога. Существует и другая, высказанная венгерскими учеными точка зрения (32; 44, с. 46; 45), которой придерживаются также некоторые советские археологи (12, с. 93; 46, с. 222-225): трехстворчатые изделия служили коробочками, в которых могли хранить соль, травы, мази, какие-либо другие вещества, использовавшиеся, видимо, в ритуальных целях. Д.Ласло относит к этой же категории и банкообразные сосуды из рога оленя, найденные в аварских могильниках (32, с. 154). Он предполагает, что они могли быть принадлежностью воина, охотника или шамана. Б.Боршош отмечает аналогичность орнаментации двустворчатых (32) и трехстворчатых коробочек (44, табл. Ш,1; 45, с. 84) и венгерских пороховниц ХУ1-ХУШ вв. Действительно, многие сюжеты, видимо, настолько прочно были увязаны традицией с формой предмета, что остались жить в его орнаментике даже после того, как предмет изменил свою функцию. Это не только циркульный орнамент 2 В работе Б.Боршоша (45, с. 81-84) дан достаточно полный обзор литературы по данной проблеме.
и геометрический орнамент из заштрихованных треугольников, но также сложные и редкие сюжеты, которые присутствуют в гравировке как аварских, так и салтово-маяцких изделий: лотосы, нарисованные в ряд Сер. 46), птицы над солярным символом, олень рядом с солнечной розеткой (ср. 42, рис. 42), конь, дерево (ср. 6, рис. 5; 3, рис. 20, 15; 32; 42), четырехлистник (ср. 42, рис. 42, II, 12; 32; 47, табл. ХУШ, 18), гора, как полагает Б.Боршош, "мировая гора" за деревом (ср. 32). Подобные пороховницы использовали не только мадьяры, но также казаки и осетины. Носили их у пояса, на ремешке на шее или на груди в кармане (48, с. 94, рис. в). В связи с вопросом о функции изделий необходимо обратить внимание на условия находок костяных "горловин бурдюков" в средневековых погребениях (всегда мужских). В Подгоровском могильнике (катакомба № I) орнаментированная втулка лежала в районе грудной клетки (49, с. 206, рис. 92); также в районе груди, ближе к шее,обнаружено трехстворчатое изделие в катакомбе № 79 Маяцкого могильника (рис. 3). В погребении из с.Желтое аналогичное костяное изделие лежало у пояса (50, с. 285, рис. 4). Во всех случаях они лежали не в тех местах, где стояла заупокойная пища. Вряд ли можно предполагать, что бурдюк могли класть на грудь или вешать на пояс погребенного Вероятнее всего, роль этих предметов была сходна с той, которая отводилась при захоронении деревянным пеналам. "бимат-1ы1хицау" (41),найденным в могильнике Мощевая балка и некоторых других могильниках Северного Кавказа. Они также клались не там, гдэ были сосуды с пищей но слева у головы (как на Маяцком). Так же, как и костяные изделия, они пусты. Некоторые из пеналов орнаментировались, но большинство из них без орнамента. Размеры пеналов: 7-8 см в высоту при ширине 2-3 см, полностью соответствуют размерам костяных поделок. Наконец, наравне с пеналами на Северном Кавказе употреблялись двустворчатые коробочки, имевшие парные сверлины на узких концах, сквозь которые, по мнению А.А.Иерусалимской, пропускали веревочку для подвешивания (41, с. 106). Такую же конструкцию имеют костяные конусовидные изделия из Саркела, Верхнего Салтова, Подгоровки, могильника Большие Тарханы. Надо отметить, что узкая часть двустворчатых изделий, имеющая обычно бортик и отверстия, всегда при нанесении гравировки принималась за условный верх, что теряет смысл при использовании втулки в качестве горловины бурдюка, венчающей снятую чулком с конечности жи отного кожу. Несомненно, именно функциональное назначение предметов определяло выбор сюжетов, число которых ограничено, несмотря на широту
ареала самих изделий. Не ставя задачи дать подробный разбор композиций и орнаментации, требующих специального исследования, хочу обратить внимание на взаимосвязанность сюжетов, в том или ином наборе присутствующих в каждой композиции. В большинстве композиций участвуют птицы, рыбы и животные, чаще всего олень. На двух костяных коробочках (будем их все же называть так) из Салтова изображены исключительно животные, но животные, представляющие три мира: верхний - птицы, конь, олени; средний - различные животные: баран,. кабан, лев, хищники неопределимых видов (6, 43); нижний - рыбы. Известно, что у ряда народов именно рыбы, а не водоплавающие птицы,служили духами-помощниками шамана при путешествии в нижний мир (14, с. 27). Осетины также использовали этот обзор для обозначения нижнего мира, изображая священного коня Авсурга, имеющим наряду с птичьими крыльями змеиный или рыбий хвост (51, с. 45-48). В тех композициях, где животные представлены выборочно (32, 42) или не представлены совсем (3, 47), связь трех сфер передана с помощью мирового древа. Форма его различна: в виде елочки с поднятыми вверх ветвями (3, 32); тоже, но заключенный в рамку, знак, напоминающий "лесенку", уже встречавшийся нам на астрагалах (рис. 2, 45); вертикальный столб, идущий вверх от схематично обозначенной тверди (47), и наиболее сложное изображение, - столб с круглой кроной (?) в верхней части (42). Последнему знаку имеется близкая аналогия среди граффити Дунайской Болгарии, где связь его с остальными изображениями древа более наглядна: вертикальный широкий столб имеет центральную ось, от которой отходят опущенные вниз частые "ветки" (28, табл. ХУ1, 309). На саркельской гравировке хорошо видно, что это дерево, а не солярный символ, к которым относит такие изображения М.Аспарухов, видимо, из-за окружности в верхней части фигуры, - Оно стоит на земле, обозначенной треугольниками, а над ним расположен действительно солярный знак, четырехлистник. Такой же четырехлистник венчает вертикальный шест на конусе из Большетарханского могильника (47). Аналогичное сочетание символов повторено на аварских костяных коробочках (32, 45). На упомянутом ритуальном ритончике из Керчи мы снова видим солярный знак, венчающий ствол "древа" (37). Подобная композиция настолько устойчива, что известна в Болгарии даже среди граффити Х1У в. (52, с. 30-40). А у славян долго сохранялся архаичный обряд воздвижения столба с солнцем - колесом наверху. На двух гравировках "древо" сопровождает ромб (3, 47). Сочетание символов "четырехлистник", "древо" и "ромб" также традиционно и известно еще с эпохи бронзы
(53). Две сюжетные композиции не включают в себя символов трехчленного деления мира (46; 54, с. 248, рис. 6), но и на той и на другой имеются рисунки лотосов, не входящие в прочие гравировки. Видимо, это растущее из воды растение также являлось символом связи верхнего и нижнего миров. Назначение роговых и костяных коробочек салтово-маяцкой культуры, если исходить из анализа совокупности украшающих их рисунков и символов, - неординарно. Подобно изображениям на костюме, бубне или посохе шамана, представлявшим собой не только рисунки духов-помощников, необходимых при путешествии в тот или иной мир, но и являвшимися целостными картами мироздания (15, с. 68), гравировки на этих изделиях также отражали представления обитателя восточноевропейских степей об устройстве мира, обеспечивавшем возможность общения с духами предков и божественными силами. Сходство сюжетов никак нельзя объяснить существованием одной художественной школы: из всех только две гравировки, из Салтова и Саркела близки стилистически (6, 42). Не все рисунки выполнены профессионалами. Резчики-любители, менее связанные с традициями,видимо,были свободнее в выборе тем и дополняли привычную символику новыми сюжетами, в которых уже присутствует изображение человека: всадник (46), погонщик с верблюдом (54). Это сходство сюжетов, имеющих не бытовой характер, а гораздо более глубокий смысл, свидетельствует об определенной общности миропонимания населения восточноевропейских степей в раннее средневековье. В тех случаях, когда гравировка на костяных коробочках наиболее примитивна, сходство ее со знаками на астрагалах становится не только семантическим, но и изобразительным: "лесенка", "веревка с лентами" (2), "ромбы" (3, 47), "елочка", параллели в прямоугольной рамке (32; 35, с. 81, рис. 24 а, б), прямоугольник, перечеркнутый диагоналями (44, табл. Ш,1). Знаки на астрагалах лаконичны. И объяснение этому следует искать не только в маленьком размере костей, что не является препятствием для изображения на них сложных сюжетных композиций (55, с.286, рис. 21), но, скорее, в том, что их функция не была декоративной. На астрагалах из разных памятников настойчиво повторяются знаки, символизирующие дороги в другой мир: лесенка, дерево, веревки, ступени. Их дополняют квадраты - схема горизонтального мира, сеть - оберег от злых сил, игравшая также важную роль в ритуальной ловле не только охотничьей добычи, но и души заболевшего или потерявшегося человека, и солярные символы (рис. 2). Как отмечает Д.Овчаров, солярные пред
ставления тесно сочетались с шаманистическим ритуалом праболгар, именно поэтому на многих их рисунках рядом с характерными атрибутами и изображениями шаманов присутствуют солнечные символы (56, с. 30-36). Астрагалы с такими знаками могли использоваться при гаданиях, где они служили своеобразными указателями, предписывающими, в какую область воображаемого мира духов следует отправиться для поиска и извлечения души пациента, или к каким силам взывать при необходимости жертвоприношения или камлания. Для выпадения жребия при метании костей было необходимо метить только одну сторону (2, с. 87), что и наблюдается при находках наборов костей. Иногда знак имеется на торце, но такие случаи редки, причем на двух костях на торце наблюдается простое продолжение знака на спинке (8). Сочетания выпавших символов должны были предсказать судьбу или помочь в определении дальнейшего хода ритуала. Возможно, именно такая функция астрагалов, связанная с языческим мировоззрением их владельцев, заставила боровшегося за установление христианства епископа Исраи-ла расправиться с игральными костями так же жестоко, как и с языческими амулетами савиров: "Игральные кости - общую гибель - дали в руки епископа и истребили огнем...." (I, с. 156). Назначение астрагалов могло быть различным: предмет досуга, заменитель жертвенного животного (57, с. 117, 121, 125), амулет. Для населения салтово-маяцкой культуры астрагалы также не были простыми игрушками. Знаки-граффити, на них наносимые, составляют достаточно компактную группу изображений, имеющих широкий круг аналогий среди хорошо известных многим народам сакральных символов, что говорит о важной роли этих предметов в религиозной практике. I Плетнева С.А. От кочевий к городам // МИА, 1267. - W 142. 2 - Красильников К.И. Изделия из кости салтовской культуры // СА, 1979. - » 2. 3 Михеев В.К. Подонь в составе Хазарского каганата. - Харьков: Вища школа, 1985. 4 Рашев Р., Станилов С. Старобългарското укрепено селище при с.Хума, Разградски окръг // Разкопки и проучвания, 1987 - Кн. ХУП. 5 Георгиев П. Знак-идеограма от Плиска // Векове, 1978. - Кн. I. 6 Семенов-Зусер С.А. Досл1дження СалтТвского могильника Ц АП, 1952. - Т.Ш. 7 Красильников К.И. Население Среднедонечья в УШ-начале X в. (салтово-маяцкая культура на среднем Донце): Дисс... канд.ист.наук.
- М., 1980 // Архив ИА АН ССССР. - P-2.-W 2264. 8 Comsa М. Cultura materiala veche romaneascA (AsezSrile din secolele VIII-X de la Bucov-Ploiesti). Bucuresti, 1978. 9 Георигиев П. Ранносредновековно селище в района на Голямата базилика в Плиска // Плиска-Преслав. - 2. - София, 1981. 10 Ляпушкин И.И. Городище Новотроицкое // МИА, 1958. - № 74. II Дашевская О.Д., Михлин Б.Ю. Четыре комплекса с фибулами из Беляусского могильника / / СА, 1983. - S3. 12 Романчук А.И. Изделия из кости в средневековом Херсонесе // Античная древность и средние века. - Свердловск, 1987. 13 Санжаров С.Н. Погребения донецкой катакомбной культуры с игральными костями // СА, 1988. - № I. 14 Кенин-Лопсан Н.Б. Обрядовая практика и фольклор тувинского шаманства. - Новосибирск, 1987. 15 Новик Е.С. Обряд и фольклор в сибирском шаманизме. - М.:Нау-ка, 1984. 16 Археология СССР. Древняя Русь. Город, замок, село. - М.:Наука, 1985. 17 Артамонов М.И. Средневековые поселения на Нижнем Дону // Изв. ГАИМК, 1953. - Вып. 131. 18 Биджиев Х.Х. Хумаринское городище. - Черкесск, 1983. 19 Флеров В.С. 0 клеймах салтово-маяцкой культуры // Археология и вопросы этнической истории Северного Кавказа. - Грозный,1979. 20 Дончева-Петкова Л. Знаци върху археологически паметници от средновековна Вьлгария. УП-Х век. - София, I960. 21 Хузин Ф.Ш. Исследования в пригороде Биляра // Средневековые археологические памятники Татарии. - Казань, 1983. 22 Сыманович Э.А. Поселение эпохи Киевской Руси в с.Чаплин в Южной Белоруссии // СА, 1961. - № 2. 23 Алексеева Е.П. О семантике орнамента глиняных и металлических изделий из археологических памятников Карачаево-Черкессии и о некоторых культах (К постановке вопроса ) // Проблемы археологии и исторической этнографии Карачаево-Черкессии. - Черкесск, 1985. 24 Тмвнов В.Х. Памятники средневекового графического искусства Северной Осетии // Вопросы осетинской археологии и этнографии. -Орджоникидзе, 1982. 25 Толстов С.П. К вопросу о протохорезмийской письменности Ц КСИИМК, 1947. - Вып. ХУ. 26 Соломоник Э.И. Сарматские знаки Северного Причерноморья. -Киев: Изд-во АН УССР, 1955.
27 Окладников А.П. Прошлое Якутии до присоединения к Русскому государству // История Якутии. - Якутск, 1949. - T.I. 28 Аспарухов М. Средновековни графити от Северозападна Бълга-рия., - София, 1984. 29 Кисилев С.В. Древняя история Южной Сибири. - М.:Изд-во АН СССР, 1951. 30 . Топоров В.Н. Древо мировое // Мифы народов мира. - М.:Сов. Энциклопедия, 1987. 31 Прокофьева Е.Д. Материалы по шаманству селькупов // Проблемы общественного сознания аборигенов Сибири. - Л.:Наука, 1981. 32 L4szl6 G. Etudes arch6ologiques sur 1'histoire de la soeidtd des Avars // AH, 1955.- I. XXXIV. 33 Гричан Ю.В. Новые материалы по изобразительному искусству горного Алтая // Традиционные верования и быт народов Сибири.XIX-начало XX в. - Новосибирск;Наука, 1987. 34 Кой-Крылган-кала - памятник культуры древнего Хорезма 1У в. до н.э. - ТУ в.н.э. - М.-Наука, 1967. 35 Москаленко А.Н. Городище Титчиха. - Воронеж, 1965. 36 Макарова Т.Н., Плетнева С.А. Пояс знатного воина из Саркёла // СА, 1983. - К 2. 37 Плетнева С.А. Глиняный ритон из Корчева и бронзовая личина из Тмутаракани // СА, 1987. -Л, 38 Топоров В.Н. Квадрат // Мифы народов мира. - М.:Сов.Энциклопедия, 1987. 39 Стойнав А.О. О духовной культуре праболгар // Археологические памятники Нижнего Прикамья - Казань, 1984. 40 Амброз А.К. Раннеземледельческий культовый символ “ромб с крючками" // СА, 1965. -КЗ. 41 Иерусалимская А.А. Археологические параллели этнографически засвидетельствованным культам Кавказа (по материалам могильника Мощевая Балка) // СЭ, 1983. - )й I. 42 Артамонов М.М. Саркел - Белая Вежа // МИА, 1958. - № 62. 43 АрхеологТя УРСР. - Т.Ш. - КиТв:Наук.думка, 1975. Г fv IMar0Si А Fettieh N. Dunapentelei Avar SirleleteK // ДАН.1936. 45 ВогвоэВ. Staghorn Powder-Flasks - Budapest, 1962. 46 Гадло O.B. ГрафТчн! зображення на кIстиному вироб! салтово-маяцко! культури // АрхеологТя, 1968. - Т. XXI. 47 Генинг В.Ф., Халиков А.Х. Ранние болгары на Волге. - М.:Наука, 1964.
Рис. I Рис. 3
Рис. лэ * Э ж* <$?’ llLik 4 jTTjgr» 4|ф У"4 ч» 77/х£Й&- s П5Й ««. .»—-1 !8 S ‘,Wr J „ц iirv «Ute 8 « » 1111ЦИ х-« < J < т « ^l—i *s Л тй s- * 4S 4* is J ЛП Ц./-Р F Г«Э г? X Х^==8*£ь) |' > i 1 «НЕ 00в :>ПСЕа-0 , ъ '<®И> 1тЖШО 5Ь jVj 7/ \\ ? I I
48 Калоев Б.А. Осетины (историко-этнографическое исследование). -- М.:Наука, 1971. 49 Ляпушкин И.И. Днепровское Лесостепное Левобережье в эпоху железа // МИД, 1961. - №104. 50 . Красильников К.И., Руженко А.А. Погребение хирурга на древнеболгарском могильнике у с.Желтое // СА, 1981. - № 2. 51 Пчелина Е.Г./Ертгекъахыг - осетинский мифологический конь (бронзовые фигурки У1-УП вв.н.э.) // Новые материалы по археологии Центрального Кавказа. - Орджоникидзе, 1986. 52 Милчев М. Новооткрити .кални надписи и рисунки край с.Царе-вец // Векове, 1985. - № 4. 53 Кореняко В.А. Новый источник для изучения идеологии степного населения в эпоху бронзы // Древности Евразии в скифо-сарматское время. - М.:Наука, 1984. 54 Плетнева С.А. Подгоровский могильник / / СА, 1962. - КЗ. 55 Дьяконов М.М. Археологические работы в нижнем течении реки Кафирниг.ана (Кобадиан) // МИА, 1953. - №37. 56 Овчаров Дм. Култът към слънцето в езическите религиозни представи на българите // Векове, 1978. - Кн.1. 57 Комплекс археологических памятников у горы Тепсей на Енисее. - Новосибирск:Наука, 1979. Рис. I. Рис. 2. СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ Знаки на астрагалах с Правобережного Цимлянского городища: а - найден в культурном слое; б - в юрте № 41. Основные типы знаков на астрагалах салтово-маяцкой культуры и их аналогии. I. Знаки на астрагалах По-донья: 1-8, II—15, 17-19, 21 - Новолимаревка, Желтое (2, 7); 9, 10, 14, 20 - Салтово (6); П. Знаки на астрагалах Дунайской Болгарии: 22, 24, 25, 28, 30 - селище у с.Хума (4); 23, 26, 31, 32 - Плис-ка (5, 9); 27, 29, 33 - поселения Буков-Ротари и Бу-ков-Тиока (СРР) (8). Ш. Знаки на астрагалах: 34, 36, 40 - Новотроицкое городище (10); 35, 38 - пригород Биляра (21); 37 - Копейское селище (Южная Сибирь) (29); 39 - поселение у с.Чаплин (Южная Белоруссия) (22); 41 - Кой-Крылган-кала (Срёдняя Азия) (34). 1У. Аналогии знакам на астрагалах: 42 - писаница у
с.Давыдово (Верхняя Лена) 27); 43 - граффити на стенах пещеры у с.Царевец (НРБ) (52); 44, 54 - аварские костяные коробочки, фрагменты декора (32, 44); граффити на костяной втулке с селища Новолимаревка I (2); 46, 49, 50 - деревянные пеналы из могильника Мощевая Багга (41); 52 - костяная втулка из могильника Большие Тарханы и фрагмент ее декора (47); 52 - то же, Саркел (42) - фрагмент декора. Рис.З. Костяная коробочка, обнаруженная в мужском погребении в катакомбе № 79 Маяцкого могильника (раскопки В.С.Флерова 1979 г.). Н.А.Кокорина ОБ ОДНОЙ ГРУППЕ ЗНАКОВ НА КЕРАМИКЕ ВОЛЖСКОЙ БУЛГАРИИ Знаки на керамике Волжской Болгарии - клейма и граффити - являются Важным источником для изучения социально-экономической и этнической истории этого государства. Сведения о них с большей или Меньшей степенью полноты опубликованы в ряде работ (I-I4), однако, наибольший интерес вызывают у нас специальные исследования М.Д.По-лубояриновой и А.Ф.Кочкиной (II, 12). В итоге в настоящее время известен значительный фактический и сопоставительный материал по знакам раннеболгарского, домонгольского и золотоордынского периодов. О назначении этих знаков существует несколько точек зрения: I) знаки собственности гончаров - марки (О.С.Хованская); 2) семейно-родовые знаки гончаров (А.Ф.Кочкина); 3) родовые знаки - тамги (Г.В.Юсупов, М.Д.Полубояринова, А.Х.Халиков и др.). Г.В.Юсупов и вслед за ним Р.М.Джанполодян, сопоставляя клейма на булгарской посуде и идентичные им граффити на сфероконусах, рассматривают их как родовые знаки покупателей (14, 15). Это мнение разделяется и автором данной статьи. Для понимания последней точки зрения решающее значение имеют работы Г.В.Юсупова и Г.М.Хисамутдинова в области изучения общественного строя у татар Среднего Поволжья и Приуралья (14, с. 223, 224; 16, с. 199 и др.).. 'По материалам этнографии известно, что тамги сохраняются у казанских татар вплоть до начала XX в. Они носили патронимический характер. Одной корневой тамгой пользовались родственные семьи, имевшие архаичные названия: ыру, токым, нэсел, даиен (16, с. 222). Существование 116 разновидностей клейм в Биляре на протяжении
трех столетий (12, рис. I) трудно объяснить наличием такого же количества семейно-родовых тамг гончаров. Тем более, что среди них есть многочисленные группы схожих знаков и в то же время немногочисленные и единичные. Наличие клейм на лепных сосудах в условиях развитого гончарства Биляра (9) также указывает, вероятнее всего, на родовую принадлежность знаков, нежели на производственную или кланово-династическую (гончаров). В свете приведенных данных,знаки на булгарской керамике мы считаем тамгами и рассматриваем их как материал для изучения племенной и семейно-родовой структуры населения Волжской Булгарии. Нами учтено 534 клейма и 193 граффити, всего 727 знаков, полностью сохранивших свою графику. Подавляющее большинство клейм (500 из 534) относятся к домонгельскому периоду, из них 420* найдены в Биляре, остальные - в др. памятниках.К золотоордынскому периоду относятся 99 знаков.из них 57 - граффити из Болгара и Ага-Ба-зара,34 - клейма из Камаевского городища и Урматского селища,2 - с Чаллынского городища и единичные с Тямтинского и Полянского селищ. При систематизации клейм и граффити мы исхрдим из морфологического сходства знаков, не пытаясь выстроить их в эволюционные ряды. Схема классификации, номенклатура типов, их характеристика, а также этническая и историческая интерпретация етих знаков рассматриваются в специальной работе автора (17). Здесь же я остановлюсь на группе наиболее многочисленных знаков - клейм в виде кириллической буквы "А" (рис. I). Знак этот в домонгольское время является наиболее распространенным в Биляре (около 49% от всех знаков этого периода), а в раннезолотоордынское время - на керамике Урматского селища (68%). Несколько экземпляров найдены в Болгаре, в Рождественском и Больше-Янгильдинском селищах. Наиболее поздняя находка - вероятно, начала ХУ в. - происходит с Камаевского городища. В систематизацию включено 236 целых знаков и в сочетании с другими знаками еще четыре клейма. По общей форме выделено 9 видов, а внутри них по деталям графики - 37 типов, соответствующих нумерации рис. I. Вид I (Ж I) -.знак с вертикальным навершием, заключенный в 1фуг. Вид 2 (Ж 2,3) - знаки с закругленной вершиной. Вид 3 (Ж 4-6) - знаки с острой вершиной и горизонтальной перекладиной. Вид 4 (Ж 7-10) - знаки с неполной перекладиной. Вид 5 (Ж 11-20) - знаки с ромбовидной фигурой. Вид 6 (Ж 21-29) - знаки с ромбовидной и В Биляре сейчас насчитывается около 1000 клейм - Ред.
фигурой и закругленными концами. Вид 7 (Ж 30-35) - знаки с отрогами внизу на ромбовидной фигуре. Вид В (Ж 36) - знак в сочетании со знаком "ветка". Вид 9 ( Ж 37) - знак в сочетании со знаком "треугольник". Наиболее ранний знак типа I является клеймом на кружке из Боль-шетарханского могильника (6, табл. У1, 7). Полных аналогов ему нет, однако близкие знаки известны на керамике Биляра (12, рис. 2), а также на кружковидном сосуде из Маяцкого могильника (18, рис. 22, XI), который по форме подобен большетарханскому. Маяц-кий знак выделяется навершием-отрогом, напоминающим стрелу. Ма-яцкий могильник датируется В.С.Флеровым второй половиной УШ-пер-вой половиной X в. и связывается с верхнедонской группой алан (18, с. 197). Близок большетарханскому знак, включенный В.С.Флеровым в ХП группу его классификации клейм салтово-маяцкой культуры (19, с. 96, 99). Прототипы, близкие клеймам Биляра (ЖЖ II, 18), имеются среди граффити на керамике Саркела (20, табл. 3, 5). Знак с круглым навершием, аналогичный саркельскощу, встречен в виде клейма на кружкообразном сосуде из Урматского селища в слое второй половины ХШ в. Среди билярских клейм имеются типы А-образных знаков, имеющих навершие в виде треугольника (ЖЖ 17, 24, 29). Наиболее распространены в Биляре клейма типов II, в меньшей мере - 4,33. Последние отличаются от клейм других типов более простой графикой. Аналогии им известны среди знаков на черепицах поселений Мангуп и Планерное IX-X вв. в Крыму (21, рис. 42, 1,2,.63, I). Менее распространенными среди болгарских знаков являются клейма с закругленной вершиной (ЖЖ 2-6), аналогии которым вновь встречаются изредка в Крыму на поселениях этого периода (21, рис. 65, 83, 142). Разнообразие А-образных клейм присуще керамике Биляра уже в X в. и особенно в XI в. В предмонгольский период известно всего лишь два новых типа (ЖЖ 22, 32). Любопытен вариант этого клейма в виде кириллической или греческой буквы "А" (ЖЖ 4, 5), встреченный на сосудах Биляра в слоях X в. и в предмонгольском. В двух случаях под перекладиной А-образного знака присутствовал меньший значок, напоминающий букву "т" (ЖЖ 3, 6). Эти знаки относятся к ХП-началу ХШ в. и зафиксированы в Биляре не только на посуде, но и на сфероконусах, привезенных из Закавказья. А-образный знак входил в состав двузначных тамг, известных по
билярским предмонгольским находкам в керамике и на бараньей лопатке (22, с. 76, 77). Этот знак располагается на них в одном случае под знаком "ветка" (Ж 36), а в другом - "треугольник" (Ж 37). Первая тамга имеет несколько вариантов знака "А", выполненных в разных материалах. Знак "А" в перевернутом виде известен в виде тамги на монетах Мумина-ибн-ал-Хасана, чеканенных в Болгаре в 946 г. (23, табл. У, Ж 6), на что обратил внимание А,X.Халиков (6, с. 165). Знак "ветка" составляет значительную группу(после знака "А") клейм и граффити домонгольского и золотоордынского периодов. Близкий ему знак с одним отрогом и горизонтальной перекладиной внизу известен в качестве тамги на монете Мумина-ибн-Ахмеда, чеканенной в Суваре в 976-977 гг. (23, табл. У, Ж I). Билярским сдвоенным тамгам наиболее близок знак "ветка", процарапанный на кружковидном кувшине из Еолыпетарханского могильника и усложненный дополнительными линиями (6, табл. У1, 2). Известен он и в керамике Саркела (20, табл. IX, 2). Поскольку знаки "А" и "ветка", судя по нумизматическим данным, являлись тамгами правящих родов, каждый по отдельности они могли нести, вероятно, атнонимическую нагрузку, а вместе означать название - тамгу нового образования - семьи, рода, племени. Возвращаясь к А-образному знаку, можно привести и другие материалы, подтверждающие принадлежность его княжескому роду. Знак с навершием в виде "головы" изображен на парадном княжеском топорике из Биляра (ГИИ, Ж 34213). Подобные знаки, но стилизованные, воспроизведены на концах серебряных браслетов, а также в верхней части некоторых богатых эпитафий из Заказанья первой половины ХУ1 в. (24, с. 84, рис. 14, 1-6, 27, 7, 31, I; 25, с. 147-149). В основе А-образного знака лежит буква " б2 " орхоно-енисейс-ких рун (26, с. 17). Руническое происхождение знака, лежащего в основе А-образного клейма, не вызывает сомнения и подтверждается рядом находок булгарских вещей с руническими надписями (22; 27-29). По мнению А.Х.Халикова и А.Ф.Кочкиной, этот знак мог означать начальную букву слова "Биляр" или "Булгар" и являться материалом для локализации в Биляре большой родственной группы (12, с. 87). Разделяя зту точку зрения, остановимся на семантике этого знака. Второй знак, обозначающий зту же букву "б2 ” в орхоно-
енисейских рунах, выглядит в виде ромба с двумя отрогами внизу (26, с. 17). Этот знак также не является редким среди булгарских клейм домонгольского периода (10, рис. 2). Аналогичный знак, по данным Р.Г.Кузеева (30), употреблялся в качестве родовой тамги рода волка (буре) в юго-восточной Башкирии. Согласно Рашид-ад-Дину, слово волк (по-монгольски - чинз) являлось названием тюркского племени чииос (31, с. 183, 184). Каганский тюркский род Ашинов связан с племенем чинос (по-тюркски - буре), и своим происхождением, согласно легецде, обязан волчице (32, с. 23). В тюркоязычной среде сказания о царственном Белом Волке встречаются в фольклоре различных племен и народов: гуннов, алтайцев, хакасов, огузов, булгар, половцев, башкир и татар (33; с. 15-31). Л.Н.Гумилев приводит следующий перевод с монгольского имени Аши-на: "шоно-чино" - волк, "А" - префикс уважения в китайском языке, что вместе означает "благородный волк" (32>, с. 23). Таким образом, знак "А" воспринимался булгарами как знак предка - тотема, знак правящего рода. Такое понимание происхождения знака "А " подтверждается данными эпиграфики (16, с. 200, 201). Селение Старый Ашит с его кладбищем ХУ-ХУ1 вв. в Заказанье, бывшее центром головного округа Ашитской конфедерации, включавшей территорию Казанского княжества, называлось в народе архаичным термином "йорт осте", что означает "верх дома", "крыша дома". Г.М.Хисащутдинов переводил этот термин как "верховный юрт", "юрт предка родственного коллектива" и "юрт главенствующего феодала" (16, с. 200, 201). Из вышесказанного можно сделать следующие выводы: I. Знак "А" являлся тамгой правящего в Волжской Болгарии княжеского рода и основной группы болгарского населения. 2. Сходство состава знаков группы "А" в домонгольский и золотоордынский периоды свидетельствует о династической и этнической преемственности населения Биляра. 3. Сдвоенные тамги из знаков "А" и "ветка", принадлежавшие разным булгарским родам и племенам, вероятно, являются примером заключения военных союзов Ыежду ними. 4. Размещение гончарных мастерских с тамгой "А" в политических центрах - свидетельство принадлежности их государству. 5. Разнообразие типов клейма "А" связано, с одной стороны, с разветвленностью как правящего рода, состоявшего из отдельных колен и семей, так и основной группы булгарского населения, а
с другой - объясняется, вероятно, существованием работы на иа-каз в государственных мастерских. I Калинин Н.Ф., Халиков А.Х. Итоги археологических работ за 1945-1952 гг. // Тр.КФАН СССР. Серия ист.наук. - Казань :Таткни-гоиздат, 1954. 2 Калинин Н.ф. Отчет об археологических работах 1956 г. на территории Старой Казани // Архив ИЯЛИ им. Г.Ибрагимова. Фонд Ж 6. Опись 1.-Ж 325. 3 Хованская О.С. Гончарное дело города Болгара // МИА.-1954. № 42. 4 Смирнов К.А. Святилище в урочище Ага-Базар // МИА.-1958. № 61. 5 Хлебникова Т.А. Гончарное производство волжских болгар Х-начала ХШ вв. // МИА.-1962. Ж III. 6 Генинг В.Ф., Халиков А.Х. Ранние болгары на Волге (Больше-тархамский могильник) - М.:Наука, 1964. 7 Каховский В.Ф., Смирнов А.П. О взаимосвязях булгарских и суварских племен с местным населением Среднего Поволжья // Городище Хулаш и памятники средневековья Чувашского Поволжья. - Чебоксары, 1972. 8 Каховский В.Ф., Смирнов А.П. Памятники средневековья Чувашского Поволжья // Городище Хулаш и памятники средневековья Чувашского Поволжья. - Чебоксары, 1972. 9 Кокорина Н.А. Лепная и близкая к ней керамика Билярского городища (по материалам I967-I97I гг.) // Исследования Великого города. - М.:Наука, 1976. 10 Кокорина Н.А. Гончарные горны Билярского городища // Средневековые археологические памятники Татарии. - Казань, 1983. II Полубояринова М.Д. Знаки на золотоордынской керамике // Средневековые древности евразийских степей. - М.:Наука, 1980. 12 Кочкина А.Ф. Гончарные клейма Билярского городища // Средневековые археологические памятники Татарии. - Казань, 1983. 13 Фахрутдинов Р.Г. Очерки по истории Волжской Булгарии. -М.:Наука, 1984. 14 Юсупов Г.В. Булгаро-татарская эпиграфика и топонимика как источник исследования этногенеза казанских татар // Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. - Казань, 1971. 15 Джанполодян Р.М. Сфероконические сосуды из Двина и Ани.
- Ереван: Изд-во АН Арм.ССР, 1982. 16 Хисамутдинов Г.М. Общественные отношения //Татары Среднего Поволжья и Приуралья. - М.:Наука, 1967. 17 Кокорина Н.А. Знаки на керамике Волжской Булгарии (в печати ). 18 Флеров В.С. Маяцкий могильник // Маяцкое городище (Труды Советско-Еолгаро-Венгерской экспедиции). - М.:Наука, 1984. 19 Флеров В.С. О клеймах салтово-маяцкой лощеной керамики // Археология и вопросы этнической истории Северного Кавказа. -Грозный, 1979. 20 Щербак А.М. Знаки на керамике и кирпичах из Саркела - Белой Вежи (К вопросу о языке и письменности печенегов) // ЫНА. -1959. № 75. 21 Якобсон А.Л. Керамика и керамическое производство средневековой Таврики. - Л.:Наука, 1979. 22 Кочкина А.Ф. Рунические знаки на керамике Биляра // СТ. -1984.-!® 4. 23 Янина С.А. Новые данные о монетном чекане Волжской Болгарии X в. // МИА.-1962.-№ Ill. 24 Валеев Ф.Х., Валеева-Сулейманова Г.Ф. Древнее искусство Татарии. - Казань: Тат.кн.изд-во, 1985. 25 Юсупов Г.В. Введение в булгаро-татарскую эпиграфику. -М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1960. 26 Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности: Тексты и исследования. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1951. 27 Старостин П.Н. Сабля с рунической надписью иэ села Имень-ково Казанской губернии // Истоки татарского литературного языка 4 - Казань, 1988. 28 Хаков В.Х. Камень с рунической надписью из деревни Сара-биккулово Лениногорского района Татарии // Истоки татарского литературного языка. - Казань, 1988. 29 Беговатов Е.А. Руническая надпись на пряслице с булгарского селища // Истоки татарского литературного языка. - Казань, 1988. 30 Кузеев Р.Г. Происхождение башкирского народа (Этнический состав, история расселения). - М.:Наука, 1974. 31 Рашид-ад-Дин. Сборник летописей.-Т. 1, кн. 1. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1952. 32 Гумилев Л.Н. Древние тюрки. - М. :Наука, 1967.
1 АД АДД ЛАДД 2 3 4 5 6 1 8 9 10 А А 11 12 13 /4 15 16 17 18 19 20 21 22 23 29 25 26 27 28 29 А А А А А А А А 30 31 32 33 39 35 36 37 Рис. I Типы клейма "А” на булгарской керамике УШ - начала ХУ вв.
33. Урманчеев Ф.И. Эпические сказания татарского народа / Сравнительно-исторические очерки. - Казань: Изд-во КГУ, 1980. А.Ф.Кочкина ЗНАКИ И РИСУНКИ НА' К£РАМИКЕ БИЛЯРА На керамике крупнейшего в Волжской Болгарии Билярского городища встречаются разнообразные метки и значки. Они представлены различными в технологическом отношении группами. Наиболее многочисленны гончарные клейма - рельефно-выпуклые знаки на днищах, получавшиеся при отпечатке с матриц во время изготовления сосудов на круге. Клейма (сейчас их насчитывается около I тыс.экз.Подвергались специальному изучению, в результате чего была разработана типология изображений, выявлены особенности и определено место гончарных клейм Биляра в общем контексте данного явления (I). Менее представительна коллекция знаков, нанесенных на внешнюю поверхность сосудов. Знаки были прочерчены или процарапаны острием по обожженной глине тонкими линиями, то есть выполнены в технике графитт . В настоящее время в Биляре известно немногим более 70 фрагментов керамики с такими знаками. К третьей пока совсем малочисленной группе относятся изображения, врезанные или вдавленные в поверхность сосудов по сырой или слегка подсушенной глине еще до обжига. В самостоятельную группу следует выделить знаки на стенках сфероконусов, которые выбивались каким-то твердым, возможно, каменным или даже металлическим инструментом. Они опубликованы в статье А.Х.Халикова (2). В данной работе рассматриваются знаки второй и третьей групп. На Билярском городище из 88 керамических сосудов и фрагментов со знаками 84 происходят из раскопов, 4 - подъемный материал. В 62 случаях можно было определить форму сосуда. Знаки встречаются на разных частях сосуда: I) на венчике и горловине; 2) на стенках тулова, в том числе на плечиках, в средней и придонной части; 3) на ручках; 4) на днищах. Наблюдается некоторая закономерность в расположении на сосуде знаков той или иной технологической группы. Если знаки второй группы наносились на все части сосуда, кроме днищ, то знаки третьей группы известны преимущественно на днищах. Для первьх особенно характерно расположение
на ручках сосудов и на стенках, причем под ручкой, то есть на наиболее вццных местах сосуда. То же самое отмечено и в золотоордынской керамике (3, С. 173). По морфологическим особенностям знаки могут быть разделены на четыре группы: I) тамгообразные и геометрические; 2) "орнаментальные"; 3) сюжетные (рисунки); 4) надписи. Особенно разнообразно представлены знаки первой группы, знаки остальных трех групп единичны. Наиболее выразительны в этой серии две находки: обломок ручки от кругового сосуда с надписью, выполненной руническими знаками, и кринка с рисунком, расположенным в придонной части. По начертанию знаки первой морфологической группы можно разделить на несколько типологических групп, внутри которых изображения объединены по наиболее общему сходству. В I типологическую группу (16 экз.) вошли знаки в виде насечек, черточек (рис. I, I-I6). Они различаются по размерам, количеству. Большинство их располагалось на ручках сосудов. Во П типологической группе (16 экз.) объединены знаки, построенные на основе сочетания прямой ("черточки") с дополнительными элементами: односторонние и двусторонние "елочки", смежные и вертикальные углы (рис. I, 17-32). В основе знаков Ш типологической группы (13 экз.) лежит угол. С помощью дополнительных элементов конструируются знаки в виде рогатины, стрелы, птичьей лапки, лучи одного знака завершаются окружностями (рис. 2, I-I3). Они располагались преимущественно на стенках, и только один знак изображен на ручке. Знаки 1У группы (2 экз.) имеют в своей основе перпендикулярно пересекающиеся отрезки с завершением длинного отрезка в виде окружности (рис. 2, 15-16). У группа (9 экз.) - это знаки в виде прямого и косого креста иногда с дополнительными элементами, а также типа "снежинки" (рис. 2, 17-25). В У1 группу (2 экз.) выделены знаки в виде дугообразных не-сходящихся линий ( рис. 2, 26-27). УП группа (3 экз.) - знаки, похожие на латинскую букву "зет" в прямом и зеркальном отражении (рис. 2, 28-30). УШ группа (2 зкз.) объединяет знаки в виде двузубца (рис. 3, 1-2). В IX группе (5 экз.) - знаки-трезубцы (рис. 3, 3-7). Но два
знака вообще не имеют вертикального отростка (типа русской буквы Ш), у одного знака отросток в виде двух дугообразных.линий, исходящих из одной точки. Один трезубец в классическом исполнении и обнаружен на стенке привозной амфоры (рис. 3, 7). Знаки X группы (2 экз.) напоминают перевернутый флажок (рис. 3^ 8-9). В XI группе (3 экз.) представлены знаки в виде буквы А с различными дополнительными элементами (рис. 3, 10-12). ХП группа (4 экз.) объединяет знаки, напоминающие по очертаниям песочные часы (рис. 3, 13-16). ХШ группа. Лировидный знак, возможно, имитирующий арабскую надпись (рис. 3, 17). На нескольких фрагментах знаки не восстанавливаются полностью (рис. 3, 18-20). При исследовании прочерченных знаков на керамике Биляра в первую очередь возникает желание сопоставить их с гончарными клеймами. Естественно предположить, что функционально ближе к клеймам те знаки, которые наносились на днище до обжига по сырой глине. Таких знаков всего 10 (рис. I, 23,24; 2, 17, 21, 22,; 3, II, 21,22). Сходство по очертаниям с клеймами (сравните: I, С. 76 -рис. 2) существенно, кроме изображений так называемого "орнаментального характера" (рис. 3, 21-22). Возможно, гончары, кроме клеймения сосудов с помощью деревянных матриц, применяли ручной способ нанесения меток, но, если судить по количеству находок, достаточно редко. Маловероятно предполагать какой-либо практический смысл изображений "орнаментальной" группы, но не исключена их магическая символика. Гораздо больше отличаются от клейм знаки, выполненные в технике графитто, но и среди них встречаются сходные с клеймами изображения. Различия прослеживаются и в количественном соотношении: если среди клейм преобладают знаки сложные по начертанию, то среди знаков графитти - простые, более половины известных в настоящее время знаков составляют I, П, Ш типологические группы. Сопоставить знаки Биляра со знаками других памятников Волжской Булгарии пока не представляется возможным из-за отсутствия соответствующих публикаций. Знакомство с коллекциями, например, Муромского городка, показало, что среди знаков этого памятника есть сходные изображения. Круг аналогий прочерченным знакам весьма широк как во време
ни, так и пространстве: от сходства с сарматскими знаками до этнографических параллелей нового времени и от Дальнего Востока до Дуная. Если же рассматривать сходство не отдельных изображений, а всего комплекса их, то ввделяются преимущественные направления аналогий. Это, прежде всего, памятники УШ-Х эв. салтово-маяцкой культуры, памятники средневекового Крыма, Дунайской Болгарии (4, 5, 6, 7, 8, 9 и др.). Именно там зафиксированы аналогии и гончарным клеймам Биляра (I, С. 83-85). Но если клеймение посуды как традиция булгарского гончарства, развиваясь на территории собственно Волжской Болгарии, приобрело во многом самобытные черты, то прочерченные знаки, сосуществуя на сопредельных территориях, были сравнительно однородны. Так, в Биляре найдены фрагменты амфоры (рис. 3, 7), прямые аналогии которой имеются в крымских материалах ХП в. (8, рис. 536). Наблюдается некоторое сходство знаков на болгарской керамике., и привозных сфероконусах (2, С. I40-I4I, рис. 3-4), а также сфероконусах Кавказа (II, С. 212, рис. 9-10). Знаки на сосудах процарапывались, безусловно, в практических целях: хранения, транспортировки, продажи, что отмечается и другими исследователями (3, С. 205). На это указывает и состав керамической посуды, где были прочерчены знаки. Как правило, это кувшины (35 экз.), корчаги (13 экз.), реже кринки (8 экэ.). Еде реже знаки встречаются на сосудах малых форм - мисок, чаш (6 экз.). Пока не обнаружены они на кухонных горшках. В силу малочисленности материала установить связь какого-либо знака с определенной формой сосуда не удается, а скорее всего таковой и не было. Однотипные знаки встречаются на различных сосудах и на разных его частях. Интересны наблюдения по планиграфии находок на территории Билярского городища. Обычно это -единичные находки, обнаруженные при снятии культурного слоя или выборки объектов.Но известны случаи нахождения нескольких фрагментов одновременно. Из ямы 304 раскопа ХХП1 происходят две кринки с нанесенными под ручками знаками типа "зет" (УП группа). Для одного из секторов раскопа ХХУШ оказалось характерным большое количество находок фрагментов и целых сероглиняных, реже красноглиняных сферокону-сов, относящихся, вероятно, к какому-то производственному комплексу, частично вошедшему в раскоп, причем не менее 10 сфероко-нусов были помечены знаком " °У° ". Особенно примечательно, что точно такой же знак был процарапан на фрагменте крупной корчаги,
обнаруженной здесь же. И хотя еще мало фактов, лее же, наверное, можно говорить об относительной локализации знаков в пределах городища, что реальнее всего связывать с определенными производственными и торговыми сферами. Немало предположений высказано по поводу семантики прочерченных знаков. Скорее всего, однозначной трактовки не может быть. Вполне оправдано сравнение знаков, так же, как и клейм с тамгами, то есть знаками собственности. Сопоставление их с известными тамгами различных народов обстоятельно проделано М.Д.Полубоя-риновой (3). В целом, прочерченные знаки на керамике можно рассматривать как социально обусловленные и даже в большей мере, чем гончарные клейма. Интерпретация знаков на керамике в качестве торговых или товарных меток позволяет предположить существование некоего "коммерческого" языка, возможно, и восходящего к тамгам. Условность языка формировалась по правилам, принятым в интернациональных торгово-производственных кругах в рамках средневековья, по крайней мере, в регионах наиболее сильного взаимодействия. В то же время на керамике встречаются процарапанные знаки, имеющие не утилитарное, а скорее изобразительное значение. Этих знаков, как отмечалось, пока немного. На небольшом фрагменте крупной корчаги, слабо углубленной тонкой линией, был нанесен узор, сохранившаяся часть которого представлена четырехлепестковой пальметкой на длинной широкой ножке (рис. 3, 23). По своим стилистическим особенностям рисунок близок некоторым изображениям Маяцкого городища (12, С. 83, рис. 16 - 2, 3, 5). В подобном стиле выполнен знак на горловине горшка поверх орнамента еще до обжига (рис. 3, 24'. К сюжетным композициям относятся два рисунка. Один из них процарапан по обожженной поверхности небольшой миски тонкой углубленной линией. В природной части миски изображено существо с удлиненной шеей на длинных ногах с раздваивающимся хвостом. Фигурка повернута налево. Перед ней прочерчена вертикальная линия с плавно загнутой вправо верхушкой (рис. 4, 3). Рисунок очень схематичный, маловыразительный, возможно, изображающий какое-то птицеподобное существо. Большой интерес представляет другой рисунок, нанесенный в придонной части круговой кринки. В первой публикации этого сосуда техника нанесения рисунка была неправильно определена как
графитти (13, с. II7-II8, рис. 65). Рисунок выполнен резцом по подсушенной поверхности до обжига. Сюжетная композиция включает несколько изображений. Центральное место занимает изображение всадника. Фигура лошади повернута вправо. Создается впечатление, что лошадь изображена на ходу. Всадник выполнен схематично и очень неумело. К лошади сзади прикреплен предмет, напоминающий борону (?) в плане, а Млт«т быть, это была попытка нарисовать повозку. Перед лошадью поверчена фигурка явно животного (собаки?). Завершается композиция изображением предметов подтреуголь-но-округлых очертаний, внутри которых концентрические овальные линии. Рисунок в целом не совсем понятен. Некоторое сходство этих фигурок прослеживается с рисунками на стенах глиняной модели юрты из Болгарии (14, рис. 8). Возможно, что три предмета округлых очертаний - схематичное изображение юрты. Однако, как правило, рисунки воспроизводят вид сбоку, а здесь больше напоминают план. В целом,композиция отличается схематичностью, непрофессионализмом исполнения. И в то же время "художник" достаточно верно воспроизвел особенности быта определенных кругов современного ему населения. Этот рисунок по своему стилю и сюжету так же, как и многие прочерченные знаки на керамике Биляра, может быть поставлен в ряд с известными рисунками с памятников салтово-маяцкой культуры и Дунайской Болгарии, средневековых памятников Крыма (8, 12, 14, 15). По мнению С.А.Плетневой, подобная графика распространяется в степях только в тех районах, где встречаются эпиграфические памятники тюркского рунического письма (12, С. 91). Замечательным подтверждением этого является находка в Биляре в 1983 г. ручки от кругового сосуда с рунической надписью (16). И хотя находки рисунков и надписей на памятниках Волжской Болгарии пока единичны, тем не менее, они служат дополнительным основанием для включения ее в систему этих культур, близость которых обусловливается не только сходным направлением культурноисторического развития, но и в ряде случаев общностью происхождения. Это позволяет говорить о весомой, если не доминирующей роли болгарского компонента, в формировании духовной культуры Волжской Болгарии.
I. Кочкина А.Ф. Гончарные клейма Билярского городища // Средневековые археологические памятники Татарии. - Казань, 1983. 2. Халиков А.Х. Сфероконические сосуды // Посуда Биляра. -Казань, 1936. 3. Полубояринова М.Д. Знаки на золотоордынской керамике // Средневековые древности евразийских степей. - М., 1980. 4. Щербак А.М. Знаки на керамике из Саркела // ЭВ, 1958. - ХП. 5. Биджиев Х.Х., Гадло А.В. Раскопки Хумаринского городища в 1974 году // Археология и этнография Карачаево-Черкессии. -Черкесск,1979. , С. Милорадович О.В. Знаки на керамике Верхнего Джулата // Кавказ и Восточная Европа в древности. - М., 1973. ?. Додоева-Петкова Л. Знаци върху археологически паметници от средневековна България (УП-Х в.) - София, 1980. 8. Якобсон А.Л. Средневековый Херсонес (ХП-Х1У) // МИА. -1950. - М 17. 9. Талис Д.Л. Черепица с метками из раскопок Баклинского городища // СА, 1968. -М2. 10. Кадеев В.И. Средневековые граффити из Херсонеса // СА, 1968. -М2 II. Джанполадян Р.М. Сфероконические сосуды из Двина и Ани // СА, 1958. - № I. 12. Плетнева С.А. Рисунки на стенах Маяцкого городища // Ма-яцкое городище.- М., 1984. 13. Халикова Е.А. Билярские некрополи // Исследования Великого города. - М., 1976. 14. Выжарова Ж.Н. Памятники Болгарии конца У1-Х1 вв. и их этническая принадлежность // СА, 1968. -М3. 15. Овчаров Дм. Ранносредновековните графитни рисунки от България и въпросът за техния произход // Преслав-Плиска, 2. -София, 1984. 16. Кочкина А.Ф. рунические знаки на керамике Биляра //СТ, 1985. - » 4. СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ Рис. I. I-I6 - I группа; 17-32 - П группа; 23, 24 - знаки, прочерченные по сырой глине на днищах. Рис. 2. I-I3 - 11 группа; 8 - знак, прочерченный по сырой
Рис.

Рис.
Рис. 3. глине на днище; 15-16 - 1У группа; 17-25 - У группа; 17, 21, 22 - знаки, прочерченные по сырой глине на днищах; 26-27 - У1 группа; 28-30 - УП группа. 1-2 - УШ группа; 3-7 - IX группа; 8-9 - X группа; 10-12 - XI группа; II - знак, прочерченный по сырой глине на ручке кувшина; 18-20 - неопределимые изображения; 21-22- "орнаментальные" знаки, прочерченные по сырой глине на днищах; 23-25 - сюжетные знаки; 26 - рисунок на сосуде (развертка). И.Л.Измайлов ОРУЖИЕ БЛИЖНЕГО БОЯ ВОЛЖСКИХ БОЛГАР УШ-Х вв. В работе исследуется оружие, найденное в могильниках на всей территории ранней Волжской Болгарии (I) и хронологически укладывающееся в пределах второй половины УШ-Х вв., независимо от узкой этнической принадлежности археологического памятника. Подавляющая часть предметов вооружения происходит из Больше^ тарханского 12), Немчанского (3), "116 км" (4), Болыветиганско-го (5, 6), Танкеевского (7, 8) и- Лебяжского могильников (1). Суммируя весь материал, следует сказать, что из изученных около 1600 погребений УШ-Х вв.,в 100 обнаружены различные предметы вооружения- Из этих погребений происходят 16 сабель, 50 боевых топоров, 5 наконечников копий и 2 кистеня. Сабля - прямой или изогнутый однолезвийный клинок с отклоненной в сторону лезвия рукоятью (9, С. 164), - была наиболее важным и распространенным рубяще-колющим оружием болгар и играла ведущую роль в арсенале наступательного оружия. Находки сабель по могильникам распределяются неравномерно: в Больше?арханском - в 31 погребении с оружием - 2 сабли; в Большетиганском - в 17-9; в Танкеевском - в 50 - 6, в Немчанском - в 2 - I; в "116 км" - I. Все это позволяет говорить как об этнических, религиозных, так и социальных различиях. В археологической литературе отмечалось, что учитывая ценность этого оружия, положить его в погребение могла только богатая семья (10, С. 157). В большинстве других семей сабля передавалась по наследству. Попасть в могилу она могла тогда, когда у погребенного отсутствовало мужское потомство, т.е. обычно у погибших юношей. Возмож
но, поэтому в Болыпетиганском могильнике (где было погребено довольно много юношей ^ертильного возраста) найдено столько сабель. Следовательно, Можно отметить, что между значением сабли и числом ее находок не прямая, а обратная зависимость: именно из-за своего ведущего положения в комплексе вооружения она реже встречается. В погребениях раннеболгарского времени сабля чаще всего (в 10 случаях из 13 зафиксированных) лежала слева от костяка под или над рукой. В остальных случаях сабли находились в кенотафе ( Большетиганский могильник), а также справа от костяка ( Большетиганский и Танкеевский могильники). Стабильное положение сабли в могиле, известное и во многих других синхронных могильниках (II, 12), позволяет предполагать, что она в качестве символа оружия определенной категории воинов имела строго сакрализованное место в системе заупокойных даров. Сабля представляет собой сложное военно-техническое изделие. Эффективность применения ее зависит от динамического соотношения между клинком и рукоятью, когда за счет изогнутого клинка или скошенной рукояти уменьшается угол резания, что придает удару рубяще-режущий характер. Для ранних сабель, в том числе и раннеболгарских, которые не отличались большой кривизной клинка, это достигалось за счет отклонения рукояти к лезвию, "чтобы в момент удара сабельная полоса не образовывала тупого угла к оси протянутой руки, а лежала бы в одной с ней горизонтальной плоскости" (13, С. 62, прим.). Исходя из этого, все сабли УШ-ХХ в. (по совокупности таких параметров как длина лезвия, выгиб полосы и угловое отклонение рукояти от центра клинка) делятся на два типа (табл. I). 1одтипы выделяются по форме перекрестья. Тип I (10 экз.) характеризуется выгибом полосы до 0,9 см, алиной лезвия до 73 см и угловым отклонением до 8^. Подтип А с перекрестьем со слегка опущенными вниз конца-|1И, завершающимися шарообразными утолщениями (5 экз.); подтип Б с прямым перекрестьем (3 экз.); подтип В без перекрестья [2 экз.). Тип П (6 экз.) имеет выгиб полосы более 0,9 см, длину лезвия 74-90 см, а угловое отклонение более 9°. Подтип А с опущенным вниз перекрестьем с шарообразными 'толщениями на концах (2 экз.); подтип Б с прямым перекрестьем 2 зкз.); подтип В без перекрестья (2 зкз.).
В Среднее Поволжье сабля проникла с волнами тюрко- и угро-язычных кочевников, а болгары, участвовавшие в процессе создания сабли в более южных районах, принесли с собой уже довольно развитые виды этого оружия. Так, тип I можно отнести к так называемому "хазарскому" типу и по комплексу вещей датировать второй половиной УШ-серединой IX вв. (2, С. 63-65), чему не противоречат аналогии из памятников салтово-маяцкой культуры (10, с. 157), древнемордовских могильников (12, табл. ХХУ, 2, 3, 4; 14, С 56, рис. 16, 1-5; 15, С. 163, 164, рис. 56), могильника Мыдлань-Шай (16, С. 58) и погребений южноуральских кочевников (II, рис. 21, 24, 47, 61; 17, С. 178). Тип П по комплексу вещей датируется серединой IX-началом X в. и может быть условно назван "печенежским" (10, С. 158). Ближайшие аналогии им известны из печенежского могильника близ Саркела-Белой Вежи (18, С. 240-241), из памятников венгров эпохи Арпадов (19, С. 8), а также из погребений приуральских кочевников (II, рис. 66, 69, 71) и памятников Верхнего Прикамья (2о, рис. 14). Развитие раннеболгарских сабель, таким образом, шло в сторону увеличения длины клинка, выгиба полосы и совершенствования изгиба рукояти. Набор перекрестий, как показывает анализ сабель волжских болгар УШ-Х вв., был стабилен. Бурное развитие типов перекрестий у волжских болгар начинается уже в домонгольский период в условиях изменившейся боевой практики (21). Ранняя сабля была эффективным оружием привелигированной части войска, которая увеличила мощь удара тяжеловооруженной конницы и повысила ее устойчивость в ближнем бою. Значительная часть сабель найдена вместе с частями ножен. Суммарно их устройство представляется таким. Ножны состояли из деревянного каркаса, обтянутого кожей. Они имели по две обоймы с петлями (чаще всего, видимо, сплошные, без отверстий). У многих ножен нижний конец был украшен обкладкой из листового серебра или посеребренной бронзы, достигающей в длину до 40 см, что предотвращало разрезание ножен саблей, т.к. благодаря изгибу полосы именно на нижнюю треть приходилось основное давление (22, С. 50). Носились сабли в ножнах на левом боку на боевом поясе с помощью ремней, закрепленных в петлях. Боевые топоры - были достаточно распространены в раннеболгарское время. Среди находок УШ-Х вв. выделяются чеканы - топоры, тыльная часть вытянутого обуха которых снабжена молотком.
- ио - Всего известно 50 топоров, найденных примерно в 10% всех мужских погребений Танкеевского и Большетиганского могильников, а также в Лебяжском погребении. В погребениях боевые топоры располагались у ног умершего. Из 13 установленных случаев (остальные происходят из разграбленных или разрушенных погребений) в II они лежали справа и в 2 - слева. Причем в большинстве случаев топоры, видимо, вбивались в дно могилы, а рукояти их находились под рукой. Учитывая, что топор никогда не был найден вместе с саблей, его следует считать символом оружия (со строго определенным положением среди другого погребального инвентаря) для особой категории воинов. Типология топоров из Танкеевского могильника была детально проработана Е.П.Казаковым (7, С. 104),что позволяет с соот- ветствующими дополнениями использовать ее для классификации всех раннеболгарских топоров. По форме лезвия выделялись отделы, по форме обуха - группы, по общему виду бойка - типы (табл. П). Отдел А - топоры с вытянутым, подтреугольной формы лезвием. Тип А I включает топоры-чеканы с вытянутым более чем на 8 см обушком (2 экз.); тип А П объединяет топоры-чеканы с обухом более 2 см и длинным клиновидным лезвием (23 экз.); тип А Ш - топоры с обушком менее 2 см и длинным узким лезвием (15 экз.). Отдел Б - топоры с недлинным, оттянутым в сторону рукояти лезвием. Тип Б П включает топоры с обухом более 2 см (3 экз.); тип Б Ш объединяет топоры с обушком менее 2 см (2 экз.); тип Б 1У составляют топоры без выступающего обушка (4 экз.). Отдел В - топоры с трапециевидным лезвием. Тип В I (I экз.) - чекан с вытянутым более чем на 8 ем обушком. Железные топоры-чеканы появляются еще в эпоху раннего железа в степях Евразии, а позднее, в УШ-Х вв. н.э., распространяются на огромной территории от Венгрии до Приморья и были известны многим народам. Однако подлинного расцвета этот вид оружия достиг у племен салтово-маяцкой культуры (3, С. 143; 7, С. 158). Но вряд ли из этого можно сделать вывод, что они являются 1 Выражаю искреннюю благодарность Е.П.Каэакову за возможность познакомиться с неопубликованными материалами.
"специфическим алано-болгарским оружием" (10, С. 158). Аналогии раннеболгарским топорам типов А I, П и Ш известны иэ салтовских памятников (10, С. 157, рис. 43, 24; 23, С. 13-20), из могильников Прикамья (16, табл. ХП, 14-16; 6, табл. ХУЛ), Приуралья (II, рис. 41, 14) и Венгрии (19, С. II), где они датируются УШ-Х вв. Топоры типа Б П и БШ близки находкам IX-X вв. из По-донья (Ю, рис. 43, 22; 25, С. 100), Прикамья (26, табл. ХУП, 10), Приуралья (II, рис. 50) и древнемордовских могильников (15, С. 192, рис. 63, 3, 4). Твпоры типа Б 1У широко встречаются у оседлого населения иэ Подонья (27, рис. II), в древнемордовских и древнерусских погребениях (28, табл. Х1У, ХУ1; 12, табл. XI; 15, С. 194, рис. 63, 9) и датируются IX-X вв. Другой тип В I по многочисленным аналогиям (28, табл. ХП, 1-4; II, рис. 49, 28; 15, С. 194, рис. 63, 14) относится в целом к IX-X вв. Используя данные анализов погребальных комплексов и указанные аналогии, можно составить общую схему эволюции боевых топоров у ранних болгар. Боевые топоры появляются у народов Среднего Поволжья в УШ в., а уже в IX-X вв. играют значительную роль в наборе вооружения. Причем, если в УШ-IX вв. бытовали в основном чеканы, то в IX-X вв. появляются топоры отдела Б. Такое расширение количества типов обычно ассоциируется с тем, что наряду с собственно боевыми топорами-чеканами появляются топоры "универсальных" форм, которые могли использоваться как в бою, так и в хозяйстве (28, С. 29). Подобные тенденции в эволюции топоров связываются, с одной стороны, с дальнейшей специализацией и дифференциацией дружинного оружия, а с другой - с распространением универсальных топоров у населения, не занятого постоянно военными походами (19, С. 13). По мнению исследователей, боевой топор был оружием рядового дружинника и был характерен для легкой кавалерии, действующей рассыпным строем (23, С. 143). Чеканы, скорее всего, были характерны для основной массы дружинников и применялись против защищенных доспехами противников во время затяжного кавалерийского боя (23, С. 45). Эффективность топора была достаточно высокой эа счет сужения площади, по которой наносится удар (22, С. 64), что позволяло действовать одной рукой, делая чекан удобным для всадника. Длина рукояти, судя по материалам раннебулгарских погребений, была около 80 см (8, С. 176, 196, 197). Копье - колющее древковое оружие ближнего боя, редко ветре-
чается в могильниках ранних болгар, однако имеет большое значение для характеристики их набора оружия. Они найдены в Большетар-ханском (2 экз.) и Танкеевском (4 экз.) могильниках. Также немного находок копий в погребениях салтовских племен, приуральских кочевников и венгров. По мнению Л.Ковача, иэ-за длины копья трудно было положить его в могилу: оно, скорее всего, служило своеобразным надгробным памятником (19, С. 14). Подобный обряд был зафиксирован у поволжских болгар Ибн-Фадланом, который, описывая погребение знатного воина, отметил, что родственники умершего "водружают у двери его юрты знамя” (29, С. 140). Иногда копья клались в погребения, видимо, со сломанным древком. Так, в Танкеевском могильнике наконечники лежали вдоль правой ноги умершего (8, С. 175). Все раннеболгарские копья втульчатые и различаются формой и размерами. По сечению наконечника они делятся на отделы, а по форме пера - на типы (табл. Ш). Отдел А включает копья с четырехгранным пером. Тип А I - уз-колеэвийные клиновидные наконечники - пики (4 зкз.)длиной 31 см, шириной до 3 см, диаметром втулки 4 см. Отдел Б объединяет копья с линзовидным пером. Тип Б I - плоские листовидные (I зкз.), длина 20 см, ширина 3 см, диаметр несомкнутой втулки 3 см. Тип Б П (I экз.) имеет удлиненно-треугольную форму пера со сглаженными плечиками длиной до 30 см, шириной 3 см и диаметром втулки 3 см. Подобные копья широко бытовали у разных народов Восточной Европы, что позволяет привлечь дополнительные данные для их датировки. Копья типа А I известны из Прикамья (16, табл. ХП, 5; 31, С. 150), в мордовских могильниках (12, табл. ХХХУ, 2, 5; 15, С. 185, рис. 59, 12-14) и в сросткинских памятниках (32, С. 195, рис. 88), что позволяет датировать их УШ-IX вв. (10, рйс. 43), а Б П - в Илимском могильнике рубежа IX-X вв. (33, рис. 2, 3). Вполне возможно боевое применение и так называемых "втоков” (2 экз.), найденных в Танкеевке (7, табл. Х1У, 30, 21). Пока трудно сказать, выполняли ли они роль копий или же вдевались на обратный конец древка. Во всяком случае, они имеют прямое отношение к древковому оружию. Аналогии им известны в погребениях приуральских кочевников (17, С. 186). Таким образом, можно отметить наличие у ранних булгар уже в УШ в. пик и плоских листовидных копий. Такой набор показателен тем, что демонстрирует наличие одновременно кочевнического копья,
предназначенного для пробивания доспеха противника, и копья, служившего универсальным орудием войны и охоты для простого конного и пешего воина. Пика продолжала сохранять свое важное значение на протяжении всего раннеболгарского периода и позже являлась основным древковым оружием. В IX-X вв. появляется новый тип копья, сочетающий в себе свойства пики и широколеэвийного копья, который можно было успешно применять в условиях маневренной конной борьбы. Кистень - ударное оружие ближнего боя, состоявший из костяной или металлической гирьки, подвешенной на ремне. Из Большетар-ханского могильника известно 2 кистеня, которые относятся к разным типам (табл. 1У)^. Тип I - костяной, грушевидной формы кистень со сквозным отверстием диаметром в 2,5 см (2, С. 50, рис. 15, 2). Тип П - железный, Усеченмо-биконической формы с узким отверстием и углублением на плоскостях (2, С. 45, табл. XI, 5). Оба типа можно датировать по сопровождающему инвентарю второй половиной УШ-IX вв. Эти кистени продолжают, несомненно, южные кочевнические традиции. По мнению А.В.Крыганова, кистени появились у салтовцев По-донья не ранее конца УШ в., а вероятнее всего, в начале IX в. (34, С. 66). Нам кажется, что в южнорусских степях это оружие могло появиться несколько раньше, т.к. кистени встречены в Большетар-ханском могильнике, который хорошо датируется находками монет серединой УШ-первой половиной IX вв. (2, С. 63-65). Ввдимо, булгары, придя на Среднюю Волгу в начале УШ в., уже знали это оружие. Хотя кистени впервые появились в степях Юго-Восточной Европы, но в дальнейшем, вплоть до Х1У в. у кочевников они были мало распространены (35, С. 32). Более широко кистени стали употребляться оседлым и полуоседлым населением, поскольку находки таких изделий явно тяготеют к раннегородским центрам (34, С. 67, 68; 21, С. 128). Определенно кистени были довольно многофункциональным оружием и применялись различными слоями общества. I В публикации они ошибочно названы "булавой" (2, С. 50) и "железным грузиком" (2, С. 45). 2 Вызывает сомнение, что кистени как оружие сколько-нибудь регулярно применялись женщинами (34, С. 68). Вывод об этом сделан, видимо, на основании находок кистеней в женских погребениях И не
Наибольшую популярность, однако, кистени получили в качестве эффективного дополнительного оружия, которые пускались в ход во время внезапных столкновений и рукопашных схваток конными дружинниками (23, С. 64, 65). Значительного расцвета и типологического разнообразия достигли кистени у болгар в домонгольский период. Анализ погребений.с кистенями не позволяет пока однозначно определить их социальный статус, но принимая во внимание исторические аналогии, концентрацию находок у городских центров, находки кистеней в погребениях вместе с другим оружием и конским снаряжением, следует присоединиться к мнению тех исс едователей, которые считали это оружие характерным для конных дружинников (24, С. 43; 23, С. 65). Несмотря на значительное количество вскрытых погребений, находки предметов оружия в отдельных могилах между собой практически не коррелируются. Для памятников салтовского типа вообще характерно небольшое количество погребального оружия (37, С. 37, 38; 38, С. 9-12; 39, С. 173). Поэтому вполне определенно, что каждый предмет вооружения был символом социального ранга, места владельца в военной организации. Есть смысл выяснить характер взаимовстречаемости предметов оружия ближнего боя с метательным вооружением и конским снаряжением. В Большетарханском могильнике сабли оба раза найдены вместе с наконечниками стрел и конским снаряжением, копья - с наконечниками стрел и снаряжением коня, кистени - один раз со стрелами. В остальных 30 погребениях с наконечниками стрел конское снаряжение или жертвенный конь встречено только шесть раз (2). В Болыпетиганском могильнике иэ 17 погребений с оружием-в семи иэ 9 случаев-найдены одновременно сабля, наконечники стрел и конский комплекс (в двух случаях-вместе с конским снаряжением).В пяти других погребениях метательное оружие - с костями коня (5, 6). учитывает сложных религиозных представлений, нашедших отражение в погребальных обрядах. Такой "зеркальный" метод использования погребального инвентаря для воссоздания набора быа уже подвергнут критике А.Н.Кирпичниковым (36, С; 41).
Танкеевский могильник также дал интересную картину взаимо-встречаемости оружия и конского снаряжения. Сабли в двух случаях сопровождались наконечниками стрел и конем, а копье и втоки - 3 раза встречены с конской уздой и наконечниками стрел. Только в одном погребении копье найдено вместе с конем,? раз-с наконечниками стрел и конем (или конской уздой) и 21 - только с метательным оружием. Наконечники стрел с конем или его снаряжением найдены в семи погребениях (7, 8). В могильнике "116 км" сабля также найдена вместе с наконечниками стрел и конским снаряжением (4). На основании этого можно, сделать вывод о том, что большинство раннеболгарских воинов УШ-Х вв. были всадниками. В разных могильниках соотношение оружия и погребенных коней (или конского снаряжения)составляет 40-70%. Анализ распределения оружия ближнего боя в погребениях с метательным оружием и конским снаряжением наводит на мысль о существовании групп воинов, различающихся набором вооружения. Явно выделяются богатством инвентаря и полным набором снаряжения погребения с саблями й копьями, что прослеживается на материалах всех могильников УШ-Х вв. Другая группа -с топорами или иногда с кистенями, с наконечниками стрел и конским снаряжением (или без него). Третья группа - только с метательным оружием (изредка с конским набором). Несомненно, что эти группы соответствовали различным слоям войска: сабли, копья, боевые топоры и кистени имели на вооружении профессиональные военное - конные дружинники, а топоры (в основном универсальных форм) и метательное снаряжение - основная часть войска. Разумеется, это не исключает применения разнообразного набора вооружения, в том числе копий и сабель. В целом, такая специализация по видам вооружения отражает, скорее всего, реальности социальной поляризации войска, т.к. для того, чтобы закрепиться в качестве вполне конкретных символов в погребальном инвентаре (что наглядно демонстрируют виды оружия ближнего боя), необходима была длительная и устойчивая связь определенных наборов вооружения с разными социальными слоями войска. Таким образом, можно констатировать, что раннеболгарские воины были вооружены совершенным набором оружия ближнего боя, который включал сабли, копья, топоры и кистени. В период УШ-Х вв. шла заметная модификация и развитие как различных типов и видов оружия, так и всего комплекса снаряжения. На основе распределения
оружия ближнего боя в погребениях и его соотношения с метательным вооружением и конским набором можно вьщелить группы воинов, имевших различный набор оружия. Есть основания полагать, что эти группы свидетельствуют о процессе активной социальной дифференциации войска и выявлении слоя профессиональных военных - конных дружинников. Именно эта, вооруженная разнообразным комплексом боевых средств конная дружина, была основой раннеболгарской военной организации и способствовала становлению в начале X в. феодального государства. I Хлебникова Т.А., Казаков Е.П. К археологической карте ранней Волжской Булгарии на территории ТАССР // Из археологии Волго-Камья. - Казань, 1976. 2 Генинг В.Ф., Халиков А.Х. Ранние болгары на Волге. - М.: Наука, 1964. 3 . Матвеева Г.И. Погребения УШ-IX вв. у разъезда Немчанка // Древности Волго-Камья. - Казань, 1977. 4 Матвеева Г.И.- Погребения УШ-IX вв. в окрестностях г.Куй-бышева // Очерки истории и культуры Поволжья. - Вып. I. - Куйбышев, 1976. 5 Chalikova Е.А., Chalikov А.Н. Altungarn an der Kama und in Ural (Das Graberfeld von Bolschie Tigani). - Budapest, 1981. 6 Халиков А.Х. Нввые исследования Большетиганского могильника // Проблемы археологии степей Евразии. - Кемерово, 1984. 7 Казаков Е.П. Погребальный инвентарь Танкеевского могильника // Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. - Казань, 1971. 8 Chalikova Е.А., Kazakov Е.Р. Le cimetiere de Tankeevka // Les anciens hongrois et ethnies a 1' Est. - Budapest, 1977. 9 Плотников Ю.А. Рубящее оружие прииртышских кимаков // Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. - Новосибирск: Наука, 1981. 10 Плетнева С.А. От кочевий к городам // МИА, 1967. - Jf 142. II Мажитов Н.А. Курганы Южного Урала УП1-ХП вв. - М.:Наука, 1981. 12 Иванов П.П. Материалы по истории мордвы УШ-XI вв. - Мор-шанск, 1952.
13 Кирпичников А.Н. Древнерусское оружие! Вып. I. - М.-Л.: Наука, 1966. 14 Петербургский И.М. Второй Старобадиканский могильник // Вопросы древней истории мордовского народа. - Саранск, 1987. 15 Циркин А.В. Материальная культура и быт народов Среднего Поволжья в I тыс.н.э. - Красноярск, 1987. 16 Генинг В.Ф. Древнеудмурдтский могильник УШ-IX вв. Мыдлан-Шай // ВАУ, 1962. - Вып. 3. 17 Иванов В.А. Вооружение средневековых кочевников Южного Урала и Приуралья (УП-Х1У вв.) // Военное дело древнего населения Северной Азии - Новосибирск: Наука, 1987. 18 Плетнева С.А. Кочевнический могильник близ Саркела-Белой Вежи // МИА, 1963. - № 109. 19 . Ковач Л. Вооружение венгров-обретателей Родины (сабли, боевые топоры, копья): Автореф.дис. ...канд.ист. наук. - М., 1981. 20 Оборин В.А. Раскопки памятников железного века в Верхнем Прикамье // ВАУ, 1962. - Вып. 2. 21 Измайлов И.Л. 0 русско-булгарских связях в области техники и военного дела // Волжская Булгария и Русь. - Казань, 1986. 22 Худяков Ю.С. Вооружение енисейских киргизов У1-ХП вв. -Новосибирск:Наука, I960. 23 Мерперт Н.Я. Из истории оружия племен Восточной Европы в раннем средневековье // СА, 1955. - ХШ. 24 Михеев В.К. Подонье в составе Хазарского каганата. - Харьков, 1985. 25 Кухаренко’Ю.В. 0 некоторых археологических памятниках на Харьковщине // КСИИМК, 1951. - Вып. XI. 26 Семенов В.А. Варнинский могильник // Новый памятник по-ломской культуры. - Ижевск, 1980. 27 Сорокин С.С. Железные изделия Саркела-Белой Вежи // МИА, 1959. - № 75. 28 Кирпичников А.Н. Древнерусское оружие. - Вып. 2. - М.: Наука, 1966. 29 Ковалевский А.П. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922 гг. - Харьков, 1956. 30 Окладников А.П. Конь и знамя на Ленских писаницах // ТС, 1951. - Вып. I. 31 Оборин В.А. Баяновский могильник // Уч.зап.Перм гос.ун-та,
1953. - Вып. 3. - Т. IX. 32 Худяков Ю.С. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии. - Новосибирск: Наука, 1986. 33 Казаков Е.П. Памятники болгарского времени в восточных районах Татарии. - М :Наука, 1978. 34 Крыганов А.В. Кистени салтово-маяцкой культуры Подонья // СА, 1987. - № 2. 35 Федоров-Давьщов Г.А. Кочевники Восточной Европы под влас*-тыо золотоордынских ханов. - М., 1966. 36 Кирпичников А.Н. Древнерусское оружие. - Вып. 3. - М.-Л.: Наука, 1971. 37 Халиков А.Х. Изучение археологической культуры ранних болгар на Волге // Плиска-Преслав. - Т. 2. - София, 1981. 38 Плетнева С.А. Древние болгары в бассейне Дона и Приазовья //Плиска-Преслав. - Т.2. - София, 1981. 39 Флеров В.С. Маяцкий могильник // Маяцкое городище. - М.: Наука, 1984. СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ Табл. I Классификация сабель населения Среднего Поволжья раннеболгарского времени. Табл. 2 Схема типологии боевых топоров ранних болгар УШ-Х вв. Табл. 3 Типология наконечников копий ранних болгар УШ-Х вв. Табл. 4 Типы кистеней раннеболгарского времени.
Могильники 1Ф погреб, характерно?. Б.Тарханы:Немч:Ц^: Б.Тиганский ’Танкеевка п143:п274: : :п6:п8 :п9 :nI2:?4:n22:n24:n28:n3jjg04 д25:п 301 ^ли^а общая 76,5 : 80 : - :72 : 86 : 84 : 76 :89 :85:86 : - :92 : 81: - :Ю2 : 93 Длина лезвия Сом) 67,5: 70 : - :65 :72: 72 :67 :75 :70:68 : - :74 :70: - : 90 : 83 Длина рукояти (см) 9 : 10 : 9 : 7 :13: 12 ; 9 :14 :15: 18: 2 :I8 :11: - : 12 : 10 Двулезвий-ность (см) II : 14 : - : :15: 12 :11 : - :11: - : - : : - : - : - Выгиб полоса (мм) ю о 1 со С\2 СО о <-0 vF СО 1 ю со Угловое отклонение рукояти от центра клинка (в град.) 7 : 8:6 : 4 :4 : 2 : 4 : 9 :8 : 9 : - :12 : 8: 8 : 6 : 10 Изгиб рукояти (мм) 20 : 20 : 10 : 9 : 9 : 9 : I :21 :15: 19: - 42 : 2: - : 15 : 16 Типы сабель 1а : 16 : 16 : 1б:1а: 1а :1а :2в :1в: 2в: 1в: 2а:1а: 2а: 26 : 26
Б т Ё ш /у J

Е.П.Казаков О ВЗАИМОДЕЙСТВИИ БОЛГАРО-САЛТОВСКОГО И ПРИУРАЛЬСКОГО НАСЕЛЕНИЯ (ПО МАТЕРИАЛАМ КЕРАМИКИ ВОЛЖСКОЙ БОЛГАРИИ ) В различных областях Восточной Европы, куда переселялись бол-гаро-салтовские этнические группы, они вступали в контакты с местным населением. В результате тесного этнокультурного взаимодействия пришлых болгаро-салтовских групп с урало-прикамскими в Среднем Поволжье в рамках первого государственного образования происходило формирование нового этноса. Следы такого взаимодействия хорошо прослеживаются на массовом керамическом материале. Этнокультурное взаимодействие, судя по материалу, на каждом хронологическом этапе имело свои особенности. Так, на первом этапе раннеболгарского периода (вторая половина УШ-первая половина IX вв.) фактически не было групп керамики, органически объединяющих черты болгаро-салтовской и приуральской посуды. Само же взаимодействие отражалось, в частности, в том, что в болгаро-салтовских памятниках (погр. 2, 61, 38, 87, 102, 128, 156, 286 Бвльше-тарханского могильника) появляется приуральская керамика сылвенско-го и среднеуральского облика (I, табл. УШ, II-I9), а в приуральских (погр. 44 Болыпетиганского могильника)_типично салтовская круговая керамика. Случаи, когда разнокультурная керамика находилась в одном комплексе, зафиксированы в ранних погребениях Танке-евского могильника. Так, в погребениях 440, 441 раскопа У найдены вместе ломоватовский лепной и болгарский круговой сосуды (I, р. 188, р£. Х1У). Иное положение наолюдается на втором этапе раннеболгарского периода (вторая половина IX-первая четверть X вв.). В этот период, особенно в его конце, фиксируется глубокое и широкое взаимодействие болгаро-салтовских и урало-прикамских этнических групп. Видимо, вследствие этого в погребениях Танкеевского могильника рубежа IX-X и начала X вв. в массе появляется новая группа керамики: лепные одноручные кувшины (рис. I, 1-9). Они составляют 10% всего керамического матери?па (16% лепной керамики). Высота этих массивных, толстостенных сосудов около 20 см, цвет серо-коричневый или серо-черный. Поверхность гладкая (30 экз.), лощеная (II экз.) или неровная, бугристая (4 экз.). Тулово сосудов с восстановленной формой шаровидное (21 экз.), бомбоввдное
(15 экз.) или приземистое, как бы срезанное снизу (10 экз.). Дно уплощенное (32 экз.), округлое (13 экз.) или плоское (4 экз.). Венчики чаще всего плоские, горловины, как правило, широкие, блоковидные со сливом. В тесто сосудов примешивалась толченая раковина (30 экз.), органические остатки (25 экз.), иногда обожженная глина (4 экз.). 9 сосудов украшены горизонтальными каннелюрами, 4 - оттисками веревочки, 2 - резной волной и 3 - резными линиями и насечками. Судя по форме, характеру расположения каннелюр, данная посуда явно имитирует болгаро-салтовские одноручные кувшины, изготовленные на круге, с их северокавказскими (аланскими) в своих истоках принципами профилирования. Однако раковинная примесь в тесте, плоские, иногда с насечками, венчики, веревочный орнамент свидетельствуют об изготовлении их урало-прикамским населением. Орнамент на сосудах из погребений 675а, 944, 999 напоминает орнаментацию на кушнаренковской и кара-якуповской посуде. В погребении 944 вместе с лепным кувшином стоял кара-якуповский круглодонный сосуд с таким же орнаментом (3, С. 129, рис. 8, 5). Лепные кувшины и другой вещевой материал, а также погребальный обряд свидетельствуют об урало-прикамской принадлежности погребений. Обычно такими сосудами сопровождались богатые погребения воинов-всадников с серебряными погребальными масками, комплексом из черепа и костей ног коня, предметами вооружения и т.д. (рис. 2). Нередко погребения воинов были парными или тройными (4, С. 181, рис. 3). Очевидно, эти комплексы относятся к довольно состоятельной и значительной (7,5% всех погребений Танкеевки) части населения, которая в канун становления государства оказалась наиболее восприимчивой к иновациям, привнесенным болгаро-салтовскими этническими группами (5, С. 25-26). Эта же, выделяющаяся по социальному положению, часть населения чаще всего заимствовала и круговую посуду. При этом ''престижность" последней подтверждается тем, что в могилах неоднократно встречены подремонтированные круговые кувшины с рядами просверленных отверстий вдоль трещин. Таким образом, возникновение такой группы гибридной керамики, как лепные кувшины, во многом было обусловлено социально-экономическим развитием самого раннеболгарского общества, появлением на круговые кувшины спроса, который не получал соответствующего пред
ложения. Лепной кувшин, имитирующий форму круговых салтовских сосудов, встречен в погребении 301 Тимеревского могильника в Ярославском Поволжье (6, С. 49, рис. 28). Исследовательница, датируя сосуд IX-X вв., считает местом его изготовления Волжскую Болгарию. Леп ные кувшины встречаются и в контактной алано-болгаро-славянской среде Подонья (раскопки А.З.Винникова). Прототипом другой группы новообразованной гибридной керамики Танкеевского могильника стали лепные, собственно болгарские, в отличие от заимствованной (от алан?) круговой посуды, горшки. Подражающие им экземпляры имеют небольшие размеры, слабо выраженное тулово, уплощенное днище и примесь раковины в тесте (2, р. 208, р^- ХХ1У, 6). Подобные сосуды есть и в Тетюшском могильнике Во второй-третьей четверти X в. в болгарском обществе происходят глубокие изменения. Кочевой образ жизни сменяется оседлостью, появляются постоянные поселения и города, бурно развиваются ремесла, оформляется государство, мусульманство вытесняет язычество. В это же время в Волжскую Болгарию проникают новые этнические группы. Среди них наиболее значительными были, ввдимо, мусульманизи- рованные с высокоразвитой земледельческой культурой новые болгаро- садтовские группы, которые во многом и способствовали происходившим глубоким изменениями также пришлые постпетрогромские группы Среднего Урала, занявшие в X в. широкую территорию, ранее заселенную кушнаренковскими кочевниками. Постпетрогромская керамика легко вццеляется благодаря своей специфичности (рис. 3, 1-5; рис. 4, I). Вся она горшковццная, круглодонная, обычно серо-черная, с примесью раковины в тесте. Харак- терна четка вьщеляющаяся от раздутого тулова высокая (3 и более см) цилиндрическая горловина, имеющая скошенный вовнутрь венчик, украшенный, как правило, насечками или оттисками гребенки. Шейка, как правило, украшалась горизонтальными оттисками веревочки, а верхняя часть тулова гребенчатыми оттисками. При этом погребаль- ная керамика (рис. 3, I).t в отличие от поселенческой имеет мень- шие размеры и изготовлена с большей тщательностью. Такая керамика, несомненно, родственна посуде со шнуровой орнаментацией поломской и ломоватовской культур, но имеет ицую профилировку и орнаментацию. Истоки ее обнаруживаются в петрогром-ских памятниках Среднего Урала (7, С. 321, табл. ХХШ, 21-27). Хотя В.А.Могильников и датировал петрогромские памятники Х-ХШ вв. (7,
С. 179), однако, судя по материалу Аятского могильника (8, С. I07-II0), такая керамика существовала на Среднем Урале еще в то время, когда Южное Приуралье и часть Среднего Поволжья были заняты кушнаренковскими кочевниками. В X в. население с традициями изготовления постпетрогромской керамики через северную Башкирию (там обнаружены подкурганные погребения с монетами конца X в. с такой керамикой - Мрясимов-ский, Каранаевский и другие могильники) проникает в Восточное За-камье и Волжскую Булгарию (9, С. 70-72; рис. 5). Практически на каждом булгарском поселении, не исключая и столичных центров, 1,5-3% керамики представлены обломками такой посуды (10, С. II0-III, рис. 6-7). На каждом памятнике непременно присутствует и гибридный вариант этой посуды (рис. 3, 6-9; рис. 4, 2). Т.А.Хлебникова ввделила постпетрогромскую посуду болгарских памятников в УП группу, правда, пытаясь связать ее происхождение с неволинской керамикой (II, С. II0-III), хотя последняя имеет иные пропорции и орнамент. Гибридную группу, органически объединяющую черты лепной постпетрогромской и круговой болгарской посуды (группа УШ) она связывает по происхождению с кушнаренковской керамикой (II, С. II2-II4). Однако по форме, деталям профилировки, композиции орнамента, а иногда и по тесту, имеющему примесь раковины, эта посуда полностью повторяет постпетрогромскую. Лишь веревочная и гребенчатая орнаментация часто заменяется характерными для болгарской круговой посуды резными линиями. При этом рисунок орнамента, композиция его обычно полностью повторялись (рис. 3, 6-9; рис. 4, 2). Следует отметить, что постпетрогромская посуда, так же, как и ее измененный под влиянием собственно болгарской посуды гибридный вариант, бытуют весь домонгольский период и доходят до золотоордынского времени. Объяснить это, видимо, следует не столько устойчивостью этнографических признаков приуральского населения, проживающего в Волжской Болгарии, сколько постоянными контактами на протяжении всего этого периода волжских болгар с огромным миром приуральских племен. Последние даже в Х1У в. продолжали сохранять лепную круглодонную посуду с веревочно-гребенчатой орнаментацией (памятники чияликской культуры) на Востоке Татарии и в Башкирии (9, С. 72-73). В закрытых комплексах домонгольского времени Волжской Болгарии нередко прослеживается одновременное существование типичной постпетрогромской керамики и ее "булгари-
зирующийся" гибридный вариант, а также лепная и круговая болгарская посуда (рис. 4). Новообразованный гибридный вариант постпетрогромской керамики нередко оказывал сильное влияние на формирование ряда горшке-*-видных форм болгарской круговой посуды. При этом сохранялась характерная высокая цинлицдрическая форма, скошенный вовнутрь венчик и иногда орнаментальная композиция. Подобная керамика, в частности, встречена на болгарских памятниках золотоордынского времени (12, С. 28, рис. 12; С. 32, рис. 5, I, 2, 4 и др.). Изучение механизма этнокультурного взаимодействия собственно болгарского и приуральского населения в Волжской Болгарии только начинается. Видимо, на этот процесс оказывали влияние различные факторы: социально-экономическое развитие самого болгарского общества, политические изменения в регионе, этнические перемещения и т.д. Во всяком случае на каждом хронологическом этапе он имел свои особенности как по своему характеру, так и по составляющим этническим группам взаимодействия. Массовость или уровень смешения взаимодействующих элементов в той или иной группе новообразованной гибридной керамики также зависели от численности и уровня взаимодействия той или иной группы приуральского населения с населением Волжской Болгарии. Неоднозначно решается вопрос и об' этнической принадлежности носителей групп гибридной керамики. Такая посуда изготовлялась, как правило, приуральским населением, вошедшим в состав населения Волжской Болгарии, в подражание посуде болгар. Особенно хорошо это прослеживается на материале приуральских (ломоватовских, кушнаренковских) погребений воинов-всадников с лепными одноруч ними кувшинами рубежа IX-X вв. и начала X вв. Существование в течение длительного времени вариантов гибридной постпетрогромской керамики объясняется постоянной инфильтрацией на протяжении Х-ХШ вв. урало-прикамских этнических групп в Волжскую Болгарию. Следует, однако, отметить, что впоследствии некоторые элементы постпетрогромско-болгарской гибридной керамики стали неотъемлемыми элементами круговой посуды болгар и носи телями ее, несомненно, являлись волжские болгары, как новообразованный этнос. I Генинг В.Ф., Халиков А.Х. Ранние болгары на Волге. - М., 1964.
2 . Khalikova E.A., Kazakov E.P. Le cimetiere de Tankeevka // Les anciens hongrois et 'les ethnies voisines a 1= Est.- Eudapest, 1977. 3 . Казаков Е.П. Кушнаренковские памятники Нижнего Прикамья // Об исторических памятниках по долинам Камы и Белой. - Казань, 1981. - С. I15-135. 4 . Казаков Е.П. Знаки и письмо ранней Волжской Болгарии по археологическим данным // СА. - № 4, 1985. 5 , Казаков Е.П. К вопросу о социальной и этнической принадлежности погребений с конем Танкеевского могильника // ХУП Всесоюзная финно-угорская конференция (тезисы докладов). - Устинов, 1987. - Т. П. 6 . Мальм В.А. Культовая и бытовая посуда из Ярославских могильников // Ярославское Поволжье X-XI вв.(по материалам Тиме-ревского, Михайловского и Петровского могильников).- М., 1963. -С. 43-50. 7 Финно-угры и балты в эпоху средневековья. - М.:Наука, 1987. 8 Берс Е.М. Археологические памятники Свердловска и его окрестностей. - Свердловск, 1963. 9 Казаков Е.П. 0 происхождении и этнокультурной принадлежности средневековых прикамских памятников с гребенчато-шнуровой керамикой // Проблемы средневековой археологии Урала и Поволжья. -Уфа, 1986. - С. 67-75. 10 Хуэин Ф.Ш. Лепная керамика // Посуда Биляра. - Казань, 1986. - С. 4-23. II Хлебникова Г.А. Керамика памятников Волжской Болгарии (к вопросу об этнокультурном составе населения. - М. :Наука, 1984. 12 Хлебникова Т.А. Неполивная керамика Болгара // Город Болгар. Очерки ремесленной деятельности. - М.:Наука, 1988. СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ Рис. I Одноручные кувшины Танкеевского могильника. Круговой сосуд: I - погр. 527; лепные сосуды: 2 - погр. 62, 3 - погр. 820, 4 - погр. 774, 5 - погр. 789, 6 - погр. 815, 7 - погр. 974, 8 - погр. 180. Рис. 2 Погребение 1016 Танкеевского могильника. I-II - цветной металл, 12, 13, 18-24, 27 - железо, 25 - дерево, серебро, 26 - железо, кость.

31


- а ------S 2 -7-/ -3 Рис. 5
Рис. 3 Постпетрогромская керамика. I - курган 7 Каранаев-ского могильника; 2-9 - Измерское селище. Рис. 4 Керамика из комплекса I раскопа,Ш Измерского селища. Рис. 5 Распространение памятников с петрогромской керамикой на правильных объектах Среднего Урала; б - площадь распространения памятников петрогромской культуры (по В.А.Могильникову); в - площадь распространения постпетрогромских памятников в Х-начале ХШ вв. ; г - направление движени. петрогромского населения в X в.; д - границы Волжской Болгарии. СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ АО АП ГИМ ИА АН СССР КРУ Археологические открытия (М.) Археологические памятники (Киев) Государственный исторический музей (М.) Институт археологии Академии наук СССР Казанский государственный университет им. В.И.Ульянова-Ленина ксин Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института археологии АН СССР ксиимк Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института истории материальной культуры АН СССР КФАН СССР МИД Казанский филиал Академии наук СССР Материалы и исследования по археологии СССР (М., Л.) СА СТ сэ ЭВ Советская археология (М.) Советская тюркология (Баку) Советская этнография (М. ) Эпиграфика Востока (Л.)
СОДЕРЖАНИЕ Введение..................................................... 3 Генинг В.Ф. Некоторые вопросы периодизации этнической истории древних болгар.................................... 4 Халиков А.Х. Основные этапы истории и археологии ранних болгар в Среднем Поволжье и Приуралье.................16 Магомедов М.Г. Дагестан и страна Берсилия ................... 24 Биджиев Х.Х. Поселения древних болгар Северного Кавказа УШ-Х вв. (по материалам Карачаево-Черкесии и Ставропольской возвышенности)......................................34 Флеров В. С. Болгарские погребения Маяцкого могильника .... 46 Шнайдштейн Е.В. Раннесредневековое погребение на р.Ахтубе в низовьях Волги.........................................60 Хузин Ф.Ш. Салтовский компонент в культуре населения раннего Булгара (Билярского городища).......................... 64 Нахапетян В.Е. 0 назначении знаков на астрагалах (салтово-маяцкая культура)...................................... 73 Кокорина Н.А. Об одной группе знаков на керамике Волжской Болгарии.................................................89 Кочкина А.Ф. Знаки и рисунки на керамике Биляра ............ 97 Измайлов И.Л. Оружие ближнего боя волжских болгар УШ-Х вв. 107 Казаков Е.П. 0 взаимодействии болгаро-салтовского и приуральского населения (по материалам керамики Волжской Болгарии)...............................................122 Список сокращений.......................................... 133
РАННИЕ БОЛГАРЫ В ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ Редактор Ф.А.С ад и к о в а Технический редактор Л.Н.Д у б к о в а Подписано к печати 25.04.89г. Объем 8,4 п.л. Офсет, формат 60x84 I/I6. Тираж 500 экз. Заказ № Цена 70 коп. Темплан 1989 года, поз.№ 2. Полиграфический комбинат им.К.Якуба Государственного комитета Татарской АССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Казань, 420084, ул. Баумана, 19. 1