ISSN 0130 1640
It
Knowledge itself is power" (F. Bacon)

На нашей обложке:
Совместны ли гений
и злодейство?
О нравственной загадке
культуры читайте
в статье Марио Корти
«Моцарт и Сальери»
(стр. 116)
Наш читатель, Виктор Фролов
предлагает свой ответ
на загадку Прометея
(стр. 14)
И это все — Россия.
Читайте статью
А. Цирульникова «Флейта
неолитическогоп ериода»
(стр.130)
Дорогой читатель!
Жизнь, а точнее экономический кризис в стране, заставляет
вносить поправки в редакционные планы. Так, под давлением
роста цен редакция была вынуждена объединить
сентябрьский-октябрьский номера в один. Возможно, это
придется сделать также и с номерами за ноябрь и декабрь.
Тем не менее жизнь продолжается! Мы надеемся, что наш
читатель останется верен журналу, и готовимся к встрече
в новом году.
«ЗНАНИЕ-СИЛА».

В НОМЕРЕ
3 Заметки обозревателя
А Семенов
НАУКА, АУ!
10 Сенсация
AAieiuuH
И ВСЕ-ТАКИ ЕСТЬ МАССА!
12 Во всем мире
14 Читатель сообщает, спрашивает, спорит
17 Расследование «Знание - сила»
А Никонов
ХРОНИКА АШХАБАДСКОЙ
КАТАСТРОФЫ, ВПЕРВЫЕ НАПИСАННАЯ
ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ СПУСТЯ
27 Во всем мире
29 Предчувствие большого слома
В.Сурдин
ПОРТРЕТ ВСЕЛЕННОЙ СКВОЗЬ
ГРАВИТАЦИОННУЮ ЛИНЗУ
36 Фокус
АСеменов
ДНК С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ХУДОЖНИКА
41 А.Едкина, И.Елкина
«ПОЛОЖИТИ КИКУ.ДАПОДУБРУС-
НИК,ДАВОЛОСНИК...»
46 Во всем мире
47 Р.Нуделъман
КЕМБРИЙСКИЙ ПАРАДОКС
55 Всемирный курьер
5S Технологии: шаг в XXI век
А.Алешин
УЧИТЬСЯ, УЧИТЬСЯ И УЧИТЬСЯ...
У НАСЕКОМЫХ
62 Иерархология
64 Ракурс
И. Прусс
ПАМПЕРСЫ
65 Во всем мире
66 История и общество
А.Янов
ГРОЗИТ ЛИ РОССИИ «НАЦИОНАЛЬНОЕ
САМОУНИЧТОЖЕНИЕ»?
73 Волшебный фонарь
74 Ю.Левода
ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМОЙ, ПЕРЕЛОМНЫЙ
80 Самый, самая, самое
82 В.Иваницкий
ПОРЧА ЯЗЫКА И НЕВРОЗ ПУРИЗМА
92 Психология повседневности
С.Тарасова
ОТСТАЮЩИЙ ШКОЛЬНИК-
КАКОЙ ОН?
94 Народный архив
Б.Илизоров
РОСТОК ГЕНЕАЛОГИЧЕСКОГО
ДЕРЕВА
99 'Диск-жокей для любознательных
102 Рассказы о животных, и не только о них
И.Рейф
ЗАЧЕМ КОШКЕ ХВОСТ
103 Размышления у книжной полки
Г.Горелик
ШПИОНАЖ ВЕКА - НОВЫЕ ИМЕНА?
ИЗ Во всем мире
114 Ума не приложу!
116 Загадки культуры
М.Корти
МОЦАРТ И САЛЬЕРИ
128 Понемногу о многом
130 И это все - Россия
А. Цирульников
ФЛЕЙТА НЕОЛИТИЧЕСКОГО
ПЕРИОДА
140 Admemorium
В.Шубина
МАЛЕНЬКАЯ ГОФМАНИАДА
ИМЕНИ ЧАЯНОВА
148 Мифы профессора Толкииа
Т.Шиппи
АЛЛЕГОРИЯ, КАРТОШКА, ФАНТАЗИЯ
И БЛАГАЯ ВЕСТЬ
154 Дж. Р.Р.Толкин
О ДЛИННОБОРОДЫХ ГНОМАХ И
ЛЮДЯХ
159 И. Прохорова
ТРАВЫ ЛЕГЕНД
160 Мозаика
1 Знание—сила J* 9— 10

«ЗНАНИЕ-СИЛА»
ЖУРНАЛ, КОТОРЫЙ
УМНЫЕ ЛЮДИ
ЧИТАЮТ
УЖЕ 70 ЛЕТ!
СЕГОДНЯ ПОДПИСКА,
А ЗАВТРА
- НАУЧНЫЕ СЕНСАЦИИ
И ОТКРЫТИЯ;
- ЛИЦА СОВРЕМЕННОЙ
НАУКИ;
— ЧЕЛОВЕК И ЕГО
ВОЗМОЖНОСТИ;
- ПРОШЛОЕ В ЗЕРКАЛЕ
СОВРЕМЕННОСТИ;
- БУДУЩЕЕ СТРЕМИТЕЛЬНО
МЕНЯЮЩЕГОСЯ МИРА.
Постоянные подписчики журнала
«Знание — сила» знают, что
и в следующем сезоне их ожидает
встреча с эксклюзивными
материалами наших авторов —
известных ученых и журналистов.
Их статьи создали
«Знание — сила» славу издания
для подлинно интеллигентного
читателя
Подписка с любого номера.
Подписной индекс:
70332 (индивидуальные подписчики)
73010 (предприятия и организации)
«НЕ ТАК!»
Совместная передача
журнала «Знание — сила»
и радиостанции «Эхо Москвы».
Слушайте передачу «Не так!..о
каждую пятни цу в 21.20 и спецвыпуски
по субботам в 16.35
Москва УКВ 73,82 мгц, FM 91,2 мгц
Ростов-на-Дону УКВ 69,44 мгц, FM 100,7 мгц
Саратов УКВ 67,19 мгц, FM 105,8 мгц
Ульяновск УКВ 69,74 мгц
Ижевск FM 105,3 мгц
Краснодар СВ 1395 м, FM 100,3 мгц
Екатеринбург FM 91,1 мгц
Санкт-Петербург FM 91,5 мгц
знание -
СИЛА 9-10/98
Ежемесячный
научно-популярный
и научно-художественный
журнал дня молодежи
№ 9-Ю(855,856)
Издается с 1926 года
Зарегистрирован 14.01.1998 года
Регистрационный № 013253
Главный редактор
ГА. Зеленко
Редакция:
И. Бейненсон
Г Вельская
В. Брель
И. Вирко
(зам. главного редактора)
Ю. Лексин
А. Леонович
Н- Максимов
Е. Павлова
И. Прусс
А. Семенов
Н. Федотова
Г Шевелева
(ответственный секретарь)
Заведующая редакцией
А. Гришаева
Художественный редактор
Л. Розанова
Оформление
А. Добрицын
Корректор
И. Люба вина
Технический редактор
О. Савенкова
Верстка
Д. Полукеев
Подписано к печати 06.10.98.
Формат 70 х 1001/16. Офсетная печать. Печ. л. 10,25.
Усл. печ. л. 13,3- Уч.^иад. л. 16,27. Усл. кр.=отт. 53,0
Тираж 5 650 экз. 5. 4173.
Адрес редакции 11.4114, Москва, Кожевническая ул., 19,
строение 6; Тел. 235-89-35, факс 235-02-52
E-mail: ipznamewgoldnel.ru
Страницы «Знание — сила» в журнале
• Карьер образования»: hllp:// io.iph. ras. ni {win}
www. ripn. net/infomag {koi 8}
Из коллекцин избранных публикаций «Знание — сила»
на страничке «Vivos voco»: htlp: //www. techno.
Ru/wvotoco/VIVOVOCO. HTM
Ордена Трудового Красною Знамени
Чеховский полиграфический комбинат
Комитета Российской Федерации по печати
142300, г.Чехов Московской области
Цена свободная
Индекс 70332
ч «Знание—сила», 1998 г

ЗЯМЕТКИ ОБОЗРЕВЯТЕПЯ
Александр Семенов
о,
о,
I
Вспоминается фраза из давно читанной книги: «Наука умеет много
гитик», — совершенно непонятно, а потому и таинственно. Так в голове с
раннего детства крепла уважительная уверенность в загадочной
непостижимости науки и ученых мужей, посвящающих ей свои
выдающиеся жизни. Став сорокапятилетним кандидатом наук с
двадцатилетним стажем популяризатора науки, я по-прежнему испытываю
благоговейный страх перед ее высокими сводами. Да что далеко ходить,
давайте перелистаем, скажем, февральский номер журнала «Доклады
Академии наук» за этот год. Прошу прошения за обильное цитирование,
но хочется, чтобы вы прочувствовали, как много «гитик» умеет наука.
Раздел «Математика». «О стохастическом анализе, связанном с
лапласианом Леви», «Сигма-кусочные функции и задачи дизъюнктивного
программирования». «Асимптотические разложения стабилизирующего
решения алгебраического уравнения Рикатти», «Точные оценки для
корневых функций общего эллипчического оператора второго порядка» —
это четыре наиболее понятных из девяти статей раздела. Я честно пытался
h
is
Q> С.
I*
«л

разобраться, какая суть спрятана за столь высоконаучными названиями, —
| безуспешно. Пусть я глуп и бесталанен, но к кому же обращены 900
51 экземпляров журнала? Сама эта цифра уже потрясает — почему столь
малую аудиторию оповещают о работе нашей Академии наук?
Видимо, издатели полагают, что понять математические публикации
способны лишь математики. Может, так и надо? Но на кого тогда
рассчитаны другие разделы?
Например, «Физика». «Интегральная теорема Гельмгольца-Клрхгофа
для волн на фоне потока неоднородной сжимаемой жидкости»,
«Нелинейные эффекты, обусловленные обратным тормозным
поглощением излучения слабой интенсивности», «Детали перехода к хаосу
в системе электронный пучок — обратная электромагнитная волна». Как
любил повторять ослик Иа-Иа: «С этой стороны ничуть не лучше». Не
сомневаюсь, что работы ценны и интересны для их авторов и десятка их
коллег. Но для широкой публики (в моем лице) — абсолютно недоступны.
Как вы, наверное, уже догадались, потоки аналогичных «гитиков»
ожидали меня в разделах «Механика», «Химия», «Геология», «Геохимия»,
«Геофизика», «География», «Микробиология», «Физиология», «Общая
биология». Самая внятная статья во всем журнале называлась так:
«Изменчивость летней температуры воздуха в высоких широтах северного
полушария за последние 1,5 тысячи лет: сравнительный анализ данных
годичных колец деревьев и ледовых кернов». Вывод этой статьи в том, что
«потепление в середине XX века не было экстраординарным, близкую
амплитуду имело повышение температуры в середине XIII века».
Интересно, конечно, но, честно говоря, не очень. Подчеркиваю:
это абсолютно произвольный номер журнала, другие ничуть не лучше
и не хуже.
Я совсем не случайно полез перелистывать «Доклады Академии наук».
С недавних времен в журнале обособлена рубрика «Российский курьер»,
и с самого начала ее заполнение сталкивается с большими трудностями:
не любит наша наука афишировать свои достижения, как будто
специально держит их «для специального пользования». Приходится
пролистывать десятки отраслевых журналов, но их язык мгновенно гасит
всякий энтузиазм.
С наукой западной, особенно с американской, ситуация прямо
противоположная. Научных новостей оттуда всегда был явный избыток,
приходилось спорить и обсуждать, что выбрать. Чтобы не быть
голословным, перечислю несколько заголовков из февральского же
номера журнала «Nature». He совсем то же самое, что наши «Доклады
Академии наук», но по сути похоже — самые значительные научные
достижения последних дней (я уж не говорю о том, что «Доклады» выходят
с семи-девятимесячной задержкой, а лет пять назад она достигала
полутора-двух лет!)
«Ксенотрансплантанты — от животных к человеку — за и против»,
«Физика элементарных частиц — освобожденные кварки и глюоны»,
«Нейробиология — фантомы мозга», «Кристаллография — некоторые
менее равны, чем другие», «Эволюция галактик — красные гиганты в
голубых карликах». Это заголовки материалов из «Новостей и мнений» —
так и хочется прочитать все! Есть еще рубрика коротких новостей, где
перечисляются последние результаты из лабораторий, а есть и раздел
сугубо научной корреспонденции, но, как это ни удивительно, и там
многое понятно: «Доказательство существования подповерхностного
океана на Европе», «Геологическое доказательство твердотельной
ш конвекции в ледяном щите Европы», «Отображение современного климата
и ледниковых эпох одной моделью», «На что способен стохастический
резонанс», «Всесторонняя проверка гипотезы прионов», «Диагноз
Дюрера», «Болезнь Альцгеймера».
Организовано все крайне разумно: на две самые важные темы —
Европа и пересадка генов от животных — приведены подборки из четырех-
пяти статей, кроме этого — редакторское резюме и комментарий
обозревателя. Есть рецензии научных книг, несколько обзорных
ш
л
So

материалов и много чего другого любопытного. Обычно за неделю до
следующего номера просматриваешь дай Бог половину. А ведь есть еще
«New scientist», «Scientific American», «Discover» с не менее интересными
подборками. Хорошо еще, что на французском и немецком языках я,
к счастью, читаю предельно плохо, так что ничего не могу разобрать,
и с журналами этих стран проблем нет.
После начала работы в Интернете с десятком страниц научных
новостей со всего мира ситуация стала катастрофической: в них просто
тонешь, одна интересней другой. Что предпочесть — вот задача, прямо
противоположная заполнению «Российского курьера».
К чему я все это веду? Да к тому, что есть у нашей науки и другие
проблемы, кроме недостаточного финансирования. Одна из них —
немаловажная и застарелая — неумение рассказать о себе, представить
результаты в «удобоваримом» виде на суд широкой общественности.
Я очень люблю читать одну из первых страниц «Scientific American»» где
приводятся цитаты со страниц журнала 50-, 100- и 150-летней давности.
Кроме порой забавного содержания и ощущения пульса науки и истории,
приятно, хоть и завидно, сознавать, что как во времена российского
крепостного права, так и сейчас американская наука с уважением
относилась к обычным читателям, а те с интересом
и пониманием — к ней.
По-моему, нашей науке не хватает подобного взаимопонимания не в
меньшей степени, чем приборов и денег. Сами американские ученые
недавно здорово обожглись, предав забвению положение о том, что
популяризация — это способ объяснить обществу, зачем ему нужна наука.
Пренебрежение к «public relation» привело к закрытию их проекта
«сверхпроводящего суперколлайдера». У нас же оно совершенно
уничтожает популярность профессии ученого и науки как занятия.
Совершенно необходимо создать институт научных менеджеров —
людей, не ведущих собственно исследований, но способных продавать их
результаты. Они должны трудиться рука об руку с исследователем,
выясняя перед началом работ, на какую тему можно получить
финансирование, потом обеспечивать ученых всем необходимым, а после
завершения опытов «сбывать» их плоды. Кстати, в Польше,
испытывающей, как и мы, кризис в науке, интенсивно ищут из него
выход— недаром повышенным спросом там стал пользоваться такой курс,
как «физика и бизнес».
Пора привыкнуть к тому, что в слове «продавать» нет ничего зазорного:
еще А.С.Пушкин отмечал, что «можно рукопись продать». Так вот, людей,
умеющих продавать «рукописи», должно быть много, только тогда
вдохновение, осеняющее ученых, сможет стать результативным.
Менеджеров надо учить, поощрять, хорошо оплачивать их труд и
прославлять их имена наряду с учеными.
Тогда и научно-популярная журналистика станет делом почтенным и
привлекательным, журналов будет много, они начнут выходить
стотысячными тиражами, и настанет, наконец, царство справедливости и
всеобщего благоденствия. •
If
IE

ш
ф си
is
«X
НАУКА РАСПОЛАГАЕТ ПРЕВОСХОДНЫМИ,
СОЗДАННЫМИ ЕЮЖЕ ВОЗМОЖНОСТЯМИ
ПРОДЕМОНСТРИРОВАТЬ СВОИ
ДОСТИЖЕНИЯ.
И ЕСЛИ ОНА НЕ ПРЕНЕБРЕГАЕТ ЭТИМИ
ВОЗМОЖНОСТЯМИ, МЫ МОЖЕМ
УБЕДИТЬСЯ, НАСКОЛЬКО УДИВИТЕЛЬНЫ
И КРАСИВЫ РЕЗУЛЬТАТЫ ТРУДА УЧЕНЫХ.
ВПРОЧЕМ, СУДИТЕ САМИ.
На такой гитаре не сможет играть ни самый
крошечный комарик, ни даже муравей: ее длина всего 10
микрон. Десять миллионных долей метра — это
размер красной кровяной клетки человека, что в
двадцать раз меньше толщины обычного человеческого
волоса. Диаметр струн ~ 50 миллиардных долей метра,
примерно длина цепочки из сотни атомов. Если бы
удалось ущипнуть такую струну, то раздался бы звук
частотой 10 мегагерц.
Сделали гитару исследователи американского
университета в Корнелле из одного кристалла кремния,
чтобы продемонстрировать мощь нанотехнологий. В
будущем ученые планируют строить двигатели и
механизмы такого же размера, чтобы изучать процессы
на атомном уровне."
На фотографии, полученной при помощи
электронного микроскопа и раскрашенной потом в яркие
контрастные цвета, изображена группа атомов палладия

(желтое пятно) между платиновыми электродами
(красные пятна). Размер группы — 17 нанометров.
Технологию удержания такого крошечного атомного
объекта разработали в голландском технологическом
университете города Делфта. Были изготовлены
электроды с зазором 3—4 нанометра — мировой
рекорд малости толщины зазора. При помощи
созданной технологии можно размещать подобные атомные
группы на поверхности и переносить их с места
на место.
Это не снимок горного пика в лучах заходящего
Солнца. Так выглядит фотография магнитного поля в
высокотемпературном сверхпроводнике (таллии —
окись меди), сделанная при помощи микроскопа. Оно
создается в ответ на движение заряженных частиц
через сверхпроводник. Используя специальный
измеритель магнитного поля, исследовательская группа
фирмы IBM определила, что пары частиц в
сверхпроводнике способны двигаться лишь в определенном
направлении по кристаллу.
со
от
1
Q.

<X
Sag
1 л
8

Таких моделей молекул еще нет в химических
кабинетах учебных заведений. Это новое искусственное
образование, состоящее из восьми атомов углерода
(красные сферы) и восьми атомов водорода (синие
шары). Его можно использовать в самых разных
областях, включая производство взрывчатых веществ,
горючего и лекарственных препаратов.
т!
Ш Е.
1С

СЕНСЛШ1Я
А
So.
• Вид детектора изнутри.
Ячейки на стенах —
фотоумножители, фиксирующие
излучение от
взаимодействия нейтрино.
И
ВСЕ-ТвКИ
ЕСТЬ
несся
5 июня на крупной международной конференции «Нейтрино 98» в японском городе
Такаяма было объявлено, что у нейтрино есть масса. Это открытие имеет
беспрецедентное значение не только для физики элементарных частиц, но и для космологии. Хотя
обнаруженная масса нейтрино ничтожно мала — в десять миллионов раз меньше, чем у
электрона, — этих частичек невероятно много в космосе (в 50 миллиардов раз больше,
чем электронов), и они могут составлять значительную часть всей Вселенной, а значит,
и определять ее судьбу. Масса Вселенной в таком случае оказывается так велика, что
современное ее расширение через много миллиардов лет сменится сжатием и она стянется
в точку.
«Это одно из тех открытий, которого весь научный мир ждет и ищет
десятилетиями, — сказал известный американский астрофизик из Принстона Джон Бакалл. — Это
колоссальный шаг вперед».
Открытие массы нейтрино очень важно для современной теории частиц, называемой
Стандартной моделью. Она содержит свод правил, по которым частицы
взаимодействуют друг с другом, а также схемы их устройства. По этой теории у нейтрино массы быть не
должно, но в последние годы возникли определенные трудности в объяснении
некоторых явлений и вновь найденная масса позволит расширить рамки нынешней модели.
«Эта удивительная находка может стать ключом к поискам Святого Грааля физики —
Единой Теории Всего, — подчеркнул на конференции физик из университета на Гавайях
Джон Лернд. — Раз в жизни доводится участвовать в получении столь великих
результатов».
Физики стремятся создать такую теорию, чтобы объяснить все взаимодействия
вещества и энергии. Нейтрино — один из самых таинственных обитателей «заповедника»
элементарных частиц. У него нет заряда — отсюда и возникло имя «маленький нейтрон-
чик», которое придумал в 1931 году известный итальянский физик Энрико Ферми
(кстати, по аналогии с Буратинои Чипполино).
Нейтрино не участвует в сильных взаимодействиях, склеивающих протоны и
нейтроны в ядра. А поскольку у него нет заряда, оно безразлично к электромагнитным силам.
Поэтому-то нейтрино взаимодействует с веществом крайне слабо: триллионы их
пронизывают наше тело за минуту, не оставляя никакого следа. Очень-очень редко одна
частичка из огромного потока наталкивается на ядро атома — вот этот след и видят физики-
экспериментаторы. Самого же нейтрино, конечно, никто и никогда непосредственно не
фиксировал.
Всю историю «существования» нейтрино его сопровождают удивительные загадки.
Исследователи уже давно пришли к выводу, что есть три разновидности нейтрино —
электронное, мюонное и тау-лептоннос, каждое названо в честь частицы, вместе с
которой оно рождается. Почти четверть века экспериментаторы регистрируют поток
нейтрино от Солнца, но получается он у них гораздо меньше, чем предсказывает теория. Эта
нехватка стабильно наблюдается на различных установках.
10

Возможным объяснением такого дефицита могла стать осцилляция — превращение
одного сорта нейтрино в другое по пути от Солнца к Земле. Но это возможно только в
том случае, если у нейтрино есть масса — тогда подобные превращения осуществимы и
проблема нехватки устраняется. До последнего же года считалось, в соответствии со
Стандартной моделью, что нейтрино массы не имеет, и проблема никак не решалась.
Для того чтобы заметить крошечную массу нейтрино, японским физикам пришлось
построить детектор «Супер-Камиоканде» стоимостью в сто миллионов долларов и
упрятать его в старой шахте для добычи цинка на глубине больше километра под горой Ике-
на в Японских Альпах. Установка на девяносто процентов финансируется японским
правительством, а на десять — Соединенными Штатами. На ней работают американские
экспериментаторы из университетов Ирвина, Висконсина, Бостона и Гавайев.
Громадный цилиндрический детектор содержит 12,5 миллионов галлонов
сверхчистой воды, окруженной тысячами специальных приборов — фотоумножителей, которые
могут регистрировать свет. Возникает он вот откуда: нейтрино летят с огромной
энергией, и те, что налетают на атомы воды, выбивают из них тоже весьма «энергичные»
электроны. А эти частицы пронизывают воду и испускают излучение Вавилова — Черенкова.
Вот его-то и регистрируют фотоумножители. В гигантском цилиндре за день
наблюдается пять — шесть нейтринных взаимодействий.
Нейтрино в установку прилетали как сверху, рождаясь во взаимодействиях
космических лучей с атмосферой, так и снизу — из-под Земли. Из-за слабости взаимодействия с
веществом толща нашей планеты для большинства частиц из потока нейтрино — не
преграда. По соображениям симметрии поток нейтрино «сверху» и «снизу» должен быть
одинаков — атмосфера ведь везде одна и та же, как и поток космических лучей. Но те,
что возникли «снизу», должны еще лететь до установки более 12 тысяч километров.
Экспериментальный результат состоит в том, что «снизу» в установку поступало в два
раза меньше нейтрино, чем сверху. Это может значить лишь одно: по пути к детектору
сквозь Землю часть нейтрино «поменяла сорт» и установка их «не видит» — она
настроена лишь на электронные нейтрино. А такое превращение по пути, как говорилось,
возможно лишь, если у нейтрино есть масса. Поэтому делается вывод о ее наличии.
Ради объективности стоит отметить, что подобные поиски начались более лвадцати
лет назад. Самый известный результат — обнаружение массы у нейтрино в начале
восьмидесятых годов московскими экспериментаторами из Института теоретической и
экспериментальной физики под руководством профессора В.АЛюбимова. Опыты были
невероятно сложны, а чувствительность так высока, что измерения приходилось проводить
ночью, чтобы их не искажали искры от трамвайных дуг.
Позднее оказалось, что результат был неправильным, но он пробудил колоссальный
интерес во всем мире к поискам массы нейтрино. До этого задача казалась
неразрешимой, а москвичи тогда показали, что можно и нужно пробовать. И вот через двадцать лет
этот поиск увенчайся успехом. Отрадно, что двадцатый век завершается действительно
фундаментальными научными открытиями. •
Александр АЛЕШИН
• Вход в туннель, ведущий
к детектору <Супер-Ками-
оканде», на котором была
зарегистрирована масса
нейтрино.
fij б.
1
п

Ликей дождался
строителей
Неожиданность
подстерегала обычных
афинских строителей: они
наткнулись на остатки
знаменитого Ликея. ВIV веке
до новой эры в этой
школе философов
преподавал сам Аристотель. В ту
пору этот район Афин
еще находился за
городской чертой. Поскольку
Аристотель не был
афинским гражданином, он не
имел права приобрести
в городе дом и землю.
Его школа
расположилась в северо-восточном
пригороде, неподалеку
от храма Аполлона Ли-
кейского. Здесь,
прогуливаясь по крытой
галерее, прославленный
мыслитель читал лекции о
законах логики и сущности
политики, о природе и
искусстве.
Вы слыхали,
как поют тюлени?
Самцы тюленей
обладают приятным баритоном.
Вылезая из воды, они
выдают такие
замысловатые рулады, которым
могут позавидовать многие
птицы. Это сенсационное
открытие сделали
канадские биологи, услышав
«пение» ластоногих на
заполярном острове
Виктория. Больше всего ученых
заинтересовал вопрос:
почему всегда
считавшиеся молчунами тюлени
вдруг заголосили?
Однако вскоре выяснилось,
что это было не более
чем заблуждение —
просто раньше
исследователям никак не удавалось
зафиксировать этот
феномен. Дело в том, что
«поют» тюлени только
в весьма короткий
брачный период, и
посторонних в это время рядом
быть не должно.
Возвращение в Рейн
Все больше рыб и
мелких животных заново
обживают Рейн — самую
большую реку средней
Европы. В конце XIX
века ученые насчитывали
в Рейне 47 разных видов
рыб. Но
индустриализация лишила обитателей
реки нормальных условий
жизни, и большинство из
них вымерли. Сегодня
в Рейне снова обитают
сорок видов рыб. Среди
моллюсков и
ракообразных зоологи нашли даже
новые, не встречавшиеся
здесь ранее подвиды
с других континентов. Из
ста десяти видов
насекомых, обитавших в Рейне
в начале века, к 1971
году сохранились только
шесть. Теперь их число
возросло до семидесяти.
Все это говорит о том, что
вода в самой большой
реке средней Европы
стала намного чище.
Катализатор
для вашей кухни
На стенах кухни, на
расставленной здесь мебели
нередко можно увидеть
сальные, лоснящиеся
пятна. Что с этим
поделаешь! Увы, аппетитные
запахи, клубящиеся на
кухне, с научной точки
зрения часто оказываются
«газообразными
продуктами, содержащими
жировые вещества». Эти
жиры, оседая на
окружающих предметах, портят
их вид.
Для защиты от вредных
жиров немецкие
исследователи придумал и
специальный
электрофильтр. Основной его
частью являются
керамические соты, содержащие
слой платины.
Устанавливается этот фильтр в
вытяжной канал над плитой
или камином. Жировые
вещества попадают в
соты и в присутствии
платины быстро окисляются,
превращаясь чаще всего
в водяные пары. При этом
сам платиновый слой, как
и положено катализатору,
нисколько не страдает.
12

Третий хвост-
атомный
Комета Хейла-Боппа,
открытая двумя
астрономами-любителями из
США, отправилась и
далее бороздить
межзвездные пространства.
Однако «под занавес» она
выдала-таки один свой
секрет, не замеченный
американскими
астрономами. А именно,
оказалось, что в дополнение
к своим двум хвостам она
имеет третий — из
атомов натрия. Его
наблюдали и зафиксировали на
пленке в обсерватории
города Лас-Пальмас на
Канарах с помощью
специального светофильтра.
На снимке без фильтра
(внизу) видны два
веерообразных хвоста из
заряженных ионов,
ускоряемые солнечным ветром.
Однако этот ветер не
оказывает такого прямого
влияния на нейтральные
атомы натрия (желтая
узкая полоска на снимке
вверху). Они тоже
ускоряются давлением света, но
уже по другому
физическому механизму. В
отличие от пыли, отражающей
свет и потому видимой,
атомы натрия, наоборот,
поглощают солнечное
излучение и ускоряются под
действием его энергии,
заодно становясь
видимыми благодаря
флуоресценции.
К сожалению, свечение
третьего хвоста было
слишком слабое (для
чего и понадобился
контрастный фильтр), чтобы
обнаружить его
невооруженным глазом. Но это
дело легко поправимое
и вот почему. Натриевые
лампы, установленные
ныне во всех больших
городах на мачтах
городского уличного
освещения, дают полное
представление об этой
особенности данной кометы.
Они, эти лампы, создают
золотисто-желтое
свечение. Кстати, оно
экологичнее, чем излучение
от прежних вольфрамо-
во-галоидных и ртутных
ламп, и всегда будет
напоминать о комете.
Напряжение
в цвете
Для измерения
механических напряжений,
например в автомобильных
узлах, цепях, мостовых
конструкциях и тому
подобных сооружениях и
работающих под
нагрузкой деталях, используют
тензодатчики.
Инфракрасная камера и
процессор,
разработанные американской
компанией «Стресс фото-
никс» из города Мадисон,
позволяют «высветить»
это напряженное
состояние. Известно, что
растяжение охлаждает металл,
а сжатие нагревает.
Камера способна уловить
изменения температуры
в четыре тысячных
градуса. Показанный на фото
крюк, используемый для
подъема груза,
испытывает нагрузку в семьсот
фунтов (масса около
трехсот пятнадцати
килограммов). На его
инфракрасном изображении,
переданном в обычном
световом диапазоне,
оранжевые участки
означают растяжение, а
синевато-голубые — сжатие.
Темные зоны тела крюка
не испытывают никакой
деформации. Если на
внутренней дуге крюка
появится ярко-оранжевая
линия, то, по мнению
специалистов, при
повторных нагрузках здесь
скоро произойдет разрыв
металла.
Компания «Стресс фо-
тоникс» недавно
подписала контракт с
Федеральным управлением
шоссейных дорог США
на проведение
исследований на базе этой
техники дефектоскопии с
целью определения трещин
и коррозии в мостах. Это
новшество дополнит
ранее применяемую акусто-
диагностику.
13

ЧИТАТЕЛЬ СООБШЯЕТ
СЛРЙШИВЯЕТ
СПОРИТ
В статье «Где был прикован Прометей?» («Знание-сила», 1996 год, № 5) ее автор
Андрей Никонов, привязав известный греческий миф к Северному Кавказу, пришел к
выводу, что если древние греки и имели в виду какое-то конкретное место в Скифии, где,
по их представлениям, отбывал наказание Прометей, то этим местом мог быть только
мыс Большой Утриш, расположенный между Анапой и Новороссийском. Доводы Нико-
нова показались мне настолько убедительными, что в развитие его гипотезы я хотел бы
привести еще одно соображение.
Наиболее полно миф о Прометее изложен в трагедии Эсхила «Прометей
прикованный», которая увидела свет в 460—450 годах до новой эры. По Эсхилу, Власть и Сила,
исполняя приказ Зевса, приковали Прометея к скале на пустынном берегу моря «у конца
земли, в безлюдном скифском дальнем и глухом краю». Разумеется, литератору вольно
помещать своего героя, где ему заблагорассудится. Но все-таки почему отроги Кавказа,
а не Пиренейские горы, ведь, согласно первоначальной версии мифа, Прометей был
сослан на запад, а не на восток?
Планомерное исследование и заселение Кавказского побережья Черного моря греки
начали за три века до Эсхила. К тому времени они освоили берега Мраморного моря и
возродили к жизни полузаброшенный ассирийский порт Синопу на малоазийском
берегу Черного. Экспедиции из Синопы в сторону золотоносной реки Фазис, откуда
аргонавт Ясон привез когда-то драгоценное руно, финансировали и снаряжали негоцианты
Милета. Этот ионийский город основал по берегам Черного моря от Синопы до Боспо-
ра Киммерийского, по разным оценкам, от 75 ло 90 колоний. Срок для этого
потребовался немалый, если его исчислять от восстановления Синопы в 785 году до новой эры до
14

образования знатным милетцем Археанактом в 480 году до новой эры Боспорского
царства со столицей в Пантикапее, которое логически завершило период колонизации.
Освоение новых земель было предприятием дорогостоящим и потому неспешным.
Вперед высылались разведчики, задача которых заключалась в тщательном и
всестороннем изучении берега и прилегающих территорий. В поход выходила целая флотилия,
которую составляли два-три легких разведывательных корабля и несколько судов обеспе-
чения, нагруженных продовольствием, инструментом, снастями, товарами для торговли
с местными жителями и всем тем, что понадобится остающимся в глухой незнакомой
8 стране. Прибыв в заранее намеченный пункт, сопровождающие складывали все
доставленное в загодя сооруженный тайник — это могла быть пещера или вместительная
ниша, высеченная в скале, — и замаскировывали его, завалив вход неподъемной каменной
глыбой. Затем экспедиция разделялась — грузовые корабли поворачивали домой, а
поисковики уходили по намеченным маршрутам. Сохранность припасов гарантировал
безлюдный берег, оставь охрану — она лишь привлечет внимание.
Мыс Большой Утриш с географической точки зрения идеален для устройства в этом
месте долговременной базы первопроходцев. Рядом — устье Кубани и по ней выход в
страну скифов, дальше — Керченский пролив, за ним — таинственная Меотида, матерь
Понта, возможно, соединенная с океаном, еще дальше — река Танаис — Дон. Местность
доступна со стороны моря и скрыта от посторонних глаз с суши — скалы, осыпи, рвы.
При такой постановке дела тайное хранилище на мысе регулярно пополняюсь
присылаемыми метрополией продуктами и снаряжением, как правило, вотсутствие их
пользователей. Рассчитывать же на то, что в очередной рейс попадут люди, знакомые с его
местоположением, не приходилось, поэтому, надо полагать, тайник этот был каким-то
образом обозначен. Удобней всего было бы показать его надписью, выбитой на скале.
Такой знак противостоял бы стихиям, был непонятен аборигенам и содержал необходимую
информацию для прибывших. Однако обычная буквенная подпись для этих целей не
годилась, ведь ее мог прочесть всякий знающий греческую грамоту, а если лихой человек?
Разумно тайное помечать тайным.
Перед вами — карикатурное изображение двух подвыпивших римских легионеров.
Трудно поверить, что эта каменная плита когда-то служила вывеской. Однако это так, на
ней совершенно отчетливо читается слово «кладовая». Вы в недоумении? Дело в том, что
это слово не буквами написано, как мы к этому привыкли, а передано ребусными
знаками. Присмотритесь, лица друзей обнаруживают очевидное сходство, по-латински мы
сказали бы: proximitas manifesta. Надо полагать, солдаты состояли в близком родстве
(proximi manipulare). Заметно, что они под хмельком (proximi madidae), и по такому
случаю угощают всех яблоками (promptant mala). Складывая первые слоги латинских слов,
мы всякий раз будем получать латинское же слово «ргота» — «кладовая». Что за
припасы хранились в кладовой, видно по нестроевой выправке загулявших вояк.
В имени Прометей слово «ргота» содержится почти целиком. Достаточно
изобразить возле титана орла (по-гречески — aetos), и замаскированная надпись готова. Кроме
того, греческое слово, от которого произведено имя Прометей, означает
«предусмотрительность» и «заботу», а печень, выклевываемая у Прометея орлом, согласно мифам, к
очередному прилету птицы отрастала вновь, и таким образом, слово «кладовая»
благодаря ребусу приобретает дополнительные смысловые оттенки: «предусмотрительно
устроенная» и «неоскудевающая», «пополняемая».
Прежде чем достигнуть мыса Большой Утриш, греки неторопливо исследовали
Грузинское побережье и там тоже устраивали тайники-кладовые, и, вероятно, также
помечали их, высекая вблизи на скалах рельефы-ребусы. Не случайно с греческим мифом о
Прометее перекликается грузинское сказание об Амирани — герое, научившем людей
кузнечному делу. За богоборчество Амирани где-то в горах Грузии заперт в пещере,
верный пес грызет цепь, которой он прикован к скале, а прилетающий орел клюет его
печень. Когда вдоль Кавказского побережья Понта пролегла оживленная судоходная
трасса, рельефы, изображающие казнь Прометея, высеченные на скалах и хорошо видимые
с моря, несомненно, привлекали всеобщее внимание. Так мифический Прометей с край-
Si него запада был перенесен на Кавказ, а позже в Скифию.
,-4 Если догадка верна, есть резон поискать на скалах Утриша рельеф и под ним — пе-
1| щеру. Рельеф может быть близок по композиции этому гравированному рисунку на
" ? бронзовом ларце III века до новой эры, который тоже служил кладовой, только перенос-
j J- ной. Как знать, вдруг рельеф сохранился, а в пещере до сих пор лежит снаряжение древ-
«I них мореходов.«
<?о Виктор ФРОЛОВ
16
00

РЦССПЕДОВЙНИЕ «ЗНЯННЕ-СИПЯ»
Андрей Никонов
X
в
к
в
и
п
0
р
ш
П
в
Я
Е
0
ХвЕ
гее
Е
П И <
т ь
Т i
и
ТР
р
с в
а
: п
и
ас
0
в
и
Е
У
К
:ко
в
й
ФЫ.
ы
и в
с я
с т
Е
Я
т
я
ч.
\ /
т/ *'—-
4 *$***«*, / уАЧ****** У
е
Зоны балльности Ашхабадского землетрясения.
Отмечены разрушенные и пострадавшие
населенные пункты
Пятьдесят лет тому назад в Туркмении
разразилось сильнейшее землетрясение, которое
стало — и с тех пор остается — крупнейшей
природной катастрофой на территории
бывшего Советского Союза за все время его
существования. В течение десяти секунд в ночь с 5 на 6
октября 1948 года столица республики город
Ашхабад и множество блих!ежащих поселков
были сметены с лица земли. Под завалами
оказались до ста тысяч человек, большинство по-
17

(i
X О
. о.
<
00
О)
СП
л
А*
0) С
тя
гибли, многие тысячи получили
ранения, бездомными оказались все, ибо
даже сохранившиеся два процента домов
стали непригодными для жилья (и
позднее их пришлось взорвать).
О том, что случилось в Ашхабаде,
как это происходило и каковы были
последствия, огромная страна, а
соответственно, и весь мир так и не узнали.
И до сих пор, кроме тогдашних жителей
Ашхабада, россияне знают очень мало.
Но пришло время... Рассказывали
очевидцы, изучались архивы,
публиковались воспоминания, проводились
отдельные исследования. Отдаляясь во
времени все дальше, катастрофа
вырисовывалась все яснее.
Накануне
В послевоенном Ашхабаде
сосредоточилось много промышленных
предприятий, велика была доля приезжего
населения и его плотность. Город
насчитывал 117 — 132 тысячи жителей, среди
них преобладали женщины и дети.
Жилой фонд (около десяти тысяч домов)
составляли одноэтажные глинобитные
дома с тяжелыми земляными крышами
и коммунальные двухэтажные дома —
кирпичные, разной степени прочности.
В годы войны и сразу после нее
жилищное строительство здесь практически не
велось, здания не ремонтировались,
ветшали, немало было аварийных домов.
В 1947 году вся территория юга
Туркмении была отнесена к семибалльной
сейсмической зоне, хотя здесь уже были
известны разрушительные
землетрясения древности. Антисейсмические меры
применялись лишь при строительстве
таких особо важных зданий, как ЦК
и Госбанк. О землетрясениях население
в принципе знало, но в 1930 — 1943
годах потряхивало очень редко и слабо,
а затем и вообще наступило затишье.
Скудная и трудная послевоенная
жизнь под южным солнцем в общем
протекала спокойно. В 1947 году прошла
денежная реформа, основную бедную
часть населения не затронув. Отменили
карточки. Южные базары не иссякали.
Сохранились надежды на послевоенное
улучшение жизни. Осенью стало легче
дышать, по крайней мере вечерами.
Вечером 5 октября, как обычно,
закрылись учреждения, опустели базары,
трудовой народ разошелся по домам.
Вечер был теплый и тихий. «Жители
города неторопливо прогуливались под
деревьями. Окна домов были открыты
настежь. Ашхабадцы наслаждачись
вечерней прохладой». В полночь началось
очередное заседание ЦК КП(б)
Туркмении, обсуждался вопрос о перспективах
Кара-Богаз-Гола.
В студенческом общежитии
готовились к очередному мероприятию, одни
полуночники возвращались домой,
другие, покончив с домашними делами,
готовились ко сну, некоторые не могли
найти себе места. Тишина казалась
какой-то необычной, что-то беспокоило.
Местами протяжно выли или
непривычно скулили собаки. Хозяевам
приходилось вразумлять их угрозами и
палками. Небо было ясным, звездным.
Около часа ночи запоздалые
полуночники увидели над горами
непонятные вспышки и отблески света. В 1 час
и 14 минут ночи некоторые услышали
подземный гул. Начало конца.
Астрономические часы местной
обсерватории потом были обнаружены
остановившимися в 1 час 14 минут и 1
секунду. Эти секунды определили для
Туркмении годы, еще точнее — жизнь не
менее ста пятидесяти — двухсот тысяч
людей.
Апокалипсис
«Среди ночи — грозный гул,
потом — грохот и треск, земля задрожала
и заколыхалась. Полупроснувшись,
подумал: опять война снится и бомбежка!
Но эта катастрофа была похуже
бомбежки. Поняв, выскочил и выбежал во двор,
за спиной рухнул дом. Клубы
взметнувшейся пыли. Качаюшиеся деревья и
падающие дома были освещены каким-то
странным желтоватым светом. Затем
наступил мрак, и со всех сторон раздались
крики, плач; засветилось багряное
пламя вспыхнувших пожаров, а земля
продолжала временами подрагивать. То тут,
то там сыпались кирпичи, падали
уцелевшие стены... Откопали подушку. Под
ней — лицо матери. Она была жива.
Но ранена, без сознания и уже
задыхалась. Подбежал сосед. Мы приподняли
балку и вытащили мать».
«Глубокой ночью неожиданно
вертикальный удар страшной силы потряс
местность. Высоко вверх подскочили
даже тяжелые предметы, а через
мгновение все пришло в движение. Наша
привычная, прочная и неподвижная земля
качалась, как палуба корабля в шторм.
Что-то качало, толкало, трудно было
устоять на ногах. Слышался глухой
подземный гул. Погасли ночные огни,
зашумела листва, словно порыв ветра
пронесся в садах. Густые клубы дыма (пыли)
18

окутали город. Трудно было дышать. Это
продолжалось 10 — 12 секунд. Затем все
успокоилось».
«Все в доме спали. Я кончил работу
и просматривал газеты. Толчки начались
сразу очень сильные... Я сразу вскочил
со стула, перебежал комнату до
противоположной стены, чтобы схватить спя-
шего сына и бежать во двор. Но потолок
стал рушиться.., и потому я лег на
него — уходить было поздно».
«Я сидела на кровати, а моя
тринадцатилетняя дочь спала. Неожиданным
странным толчком меня сбросило с
кровати под стол. Моя дочь также оказалась
на полу, и нас, охваченных ужасом, за-
дыхаюшихся от пыли, быстро засыпало
кирпичом*.
«Проснулся от сотрясения. Одна
стена упала на мать внутрь дома, другая —
в сторону от меня. Крыша свалилась
и лежала на земле. Смог выкарабкаться
на эту железную крышу, которую часто
трясло. В нашем и соседнем доме
погибло 60 — 70 процентов жителей».
Такое происходило почти во всем
городе и в десятках соседних населенных
пунктов. С той лишь разницей, что под
обломками кирпичных и каменных
домов живых не оставалось.
«Вместо прозрачной звездной ночи
стояла непроницаемая молочно-белая
стена, а за ней ужасные стоны, вопли,
крики о помощи».
В нескольких местах вспыхнули
пожары. Электричества нет, телефоны
умолкли, радиостанция и телеграф
разрушены. Аэродром и железная дорога
повреждены и не функционируют.
Любая связь внутри города, с ближайшими
населенными пунктами и с внешним
миром отсутствует. Никто ничего не
знает о положении в соседних домах
и кварталах. Нет способа подать сигнал
бедствия.
Жуткие часы тьмы, неизвестности,
повторных сотрясений.
В одной из воинских частей на слабо
пострадавшей окраине города
безвестный радист с трудом включает
аварийное освещение, налаживает радиосвязь,
передает в эфир сообщения о землегря-
сении. Связь прерывается. Он
сбивается. По его слепым оценкам, город
пострадал на десять процентов.
Спустя два часа после события
генерал армии И.Е. Петров, командующий
Туркестанским военным округом,
находясь в Ташкенте, узнает о факте
землетрясения, произошедшего в Ашхабаде.
Ночью же он посылает в Москву
главнокомандующему сухопутными войска
ми маршалу И.С. Коневу телеграмму:
« В ночь с 5 на 6 октября в Ашхабаде
произошло сильное землетрясение.
Никаких связей с Ашхабадом нет. По
отрывочным данным, имеются сильные
разрушения и жертвы. В 9 часов 30 минут
местного времени вылетаю самолетом
на место происшествия. Подробности
донесу».
Реальной картины произошедшего
не знает никто.
В кромешной тьме, в плотной завесе
повсеместной пыли случайно
спасшиеся, сумевшие выбраться из-под
развалин люди судорожно откапывают
голыми руками, ориентируясь на звуки, на
ощупь, близких в развалинах своих и
соседних домов. Местами появляются
костры. В их неверном свете нужно
оказывать вызволенным помощь, но под
рукой ничего нет. Толчки продолжаются.
Продолжаются и крики о помощи,
стоны. Множество раненых и засыпанных
все еще живы. Живые думают (те, кто
еще способен думать), что город
подвергся атомной бомбардировке.
Долгие жуткие часы до расвета в
неизвестности, беспомощности, с
травмированным, а подчас и замутненным
сознанием. Мир небытия, транса,
безвременья.
Рано утром на всей территории
бывшего города стоит жуткая тишина,
нарушаемая плачем и стонами, слышать
которые почти некому. А кто может
слушать, не слышит.
В 6 часов утра гул и новый толчок
силой в семь баллов разрушает развалины,
плотнее придавливая многих еше
дышащих под ними.
«Ребятишки оставались в кроватках,
число жертв среди них было ужасаю-
шим».
Утром ЦК КП(б) Туркменистана (его
заседавшие ночью в антисейсмически
построенном здании члены не
пострадали) создает республиканскую
комиссию. Включенный в нее генерал И.Е.
Петров тут же вызывает воинские части
из соседних гарнизонов.
«Город оказался беззащитным.
Исчезла милиция». «Все центральные,
районные и местные учреждения
уничтожены». Оставшиеся в городе люди —
в полной изоляции.
Сохранились стоявшие в легких
фанерных гаражах автомашины, в
основном грузовики. На них ответственные
работники, собравшиеся по
собственной инициативе у здания ЦК ( в здание
л
' о.
Е
t
о
со
О
19

2
о
о.
л
И
5
fl> Q.
SO
X К
заходить боятся), получив указания
первого секретаря Ш. Батырова,
разъезжаются по городу, благо по многим
широким улицам проехать можно— они
завалены частично. По распоряжению
Республиканской комиссии группа
связи выезжает за город, находит место, где
телефонная линия не оборвана, при
помощи подвесного телефонного аппарата
связывается с ближайшим городом
(Мары), сообщает о ситуации, вызывает
помощь.
Из поврежденного здания тюрьмы
выбираются заключенные, в
ближайшем разрушенном отделении милиции
находят оружие, пулемет и,
переодевшись в милицейскую форму,
отправляются грабить магазины. Начинают
с винного отдела гастронома.
В 8 часов утра по московскому
времени, то есть спустя девять часов после
катастрофы, сообщение о ней доходит
до правительства СССР. О событии
сообщают в Геофизический институт.
Через час проявлены и предварительно
обработаны ленты сейсмографов станции
«Москва». Эпицентр определяется на
территории Ирана, в восьмидесяти
километрах южнее Ашхабада (это грубая
ошибка), сам толчок признается
разрушительным (это уже известная в ЦК
и правительстве правда).
«...Секунд было достаточно, чтобы
уничтожить большой город (и десятки
окрестных селений, но об этом еще не
известно) и убить десятки тысяч людей»
«Все больницы и госпитали
разрушены». Спасшиеся профессора
мединститута Б.Л. Смирнов, Г.А. Бебуришви-
ли, М.И. Мостовой, И.Ф. Березин,
В.А. Скавинский и другие на площади
Карла Маркса оперативно организуют
самодеятельный госпиталь. С помощью
младшего медицинского персонала и
студентов в развалинах клиники
откопали хирургические инструменты и шелк,
в развалинах аптеки собрали бинты,
йод, вату и спирт, из-под развалин
учреждения вытащили канцелярские столы
и, составив их по два, начали
хирургические операции. Наркоза хватило лишь
на несколько операций. Остальных
пострадавших студенты крепко
удерживали руками.
«Сотни раздавленных, разорванных
людей с такими страшными ранами,
каких и на фронте не было».
Площадь полна кричащих и
стонущих раненых. Работают весь день до
темноты без перерывов. К вечеру рядом
разворачивают полевые госпитали
медики из Баку и Ташкента. Ашхабадские
медики сваливаются в сон тут же,
на развалинах.
Из прибывших войсковых
подразделений организуются патрули. По городу
начинают разъезжать первые грузовики
с хлебом из военных пекарен.
Вырвавшиеся на свободу
уголовники вечером нападают на банк
(уцелевший), используя пулемет. Воинские
подразделения отбиваются. Стрельба
с пулеметными очередями длится два
часа. Налет отбит. Бандиты пускаются
грабить население.
Тяжелая безответная ночь.
Продолжаются подземные толчки.
Продолжается борьба за жизнь.
Люди продолжают умирать.
Борьба со смертью
День второй. Порядок в городе
поддерживают военные. Они же
восстанавливают связь между главными
учреждениями (группами ответственных лиц)
внутри города и внешние связи.
К развернутым присланными
медиками на нескольких площадях города
пунктам помощи отовсюду несут и везут
пострадавших. Военные осуществляют
сортировку раненых и очередность
оказываемой им помощи. Тяжелораненых
отправляют на аэродром. Армейские
летчики организуют временный
аэродром на летном поле ДОСААФ, за день
удается эвакуировать по воздуху почти
1300 тяжелораненых ( накануне— 470
человек). Железная дорога не работает.
Но, по счастью, на большей части
города не поврежден водопровод,
сохранились запасы муки на мелькомбинате.
Муку раздают всем желающим.
Попытки откопать живых и
погибших продолжаются в основном силами
спасшихся родственников, но уже
подключаются и спасательные команды
военных. Местами действуют отряды
самозащиты от мародеров.
В непрерывном режиме работают
двенадцать хирургических бригад
военных врачей и девять гражданских.
Руководители ряда предприятий и
учреждений собирают уцелевших сотрудников
и пытаются организовать коллективные
действия по спасению людей и
имущества.
Городскат электростанция начинает
давать ток. К вечеру включены первые
шестьдесят ламп уличного освещения.
На развалинах аптек организуются
пять аптечных пунктов.
Но на огромных участках кварталов
20

индивидуальной застройки, куда еще не
добрались спасательные команды, под
развалинами рухнувших домов
продолжают задыхаться и гибнуть тысячи
людей. Откопав погибших, родственники
хоронят их прямо во дворах.
Массовое горе и потерянность.
Массовый героизм и самопожертвование.
В газете «Правда» появляется первое
официальное (спустя тридцать часов)
сообщение ТАСС о землетрясении:
«...Произошло землетрясение силой до 9
баллов... в г. Ашхабаде имеются большие
разрушения... разрушено большое
количество жилых домов. Имеется много
человеческих жертв. Для оказания
срочной помощи пострадавшему от
землетрясения населению...»
Между тем уже накануне по
внутренней военной связи в Москву было
сообщено, что «город в
катастрофических развалинах». Фактически
руководство республики уже тогда знало от
разосланных на автомашинах
помощников о полном разрушении города,
абсолютном параличе всех учреждений
и предприятий, поражении почти всего
его статридцатитысячного населения,
об общем масштабе катастрофы.
Эту правду знал академик Д. В. На-
ливкин, живший у первого секретаря
ЦК КП(б) Туркмении Ш. Батырова,
знал ее,конечно, и сам глава
республики.
Из телеграммы, направленной
вечером в ЦК ВКП(б): «...определено 6 мест
захоронения. На рытье могил работало
только военных 1200 человек. За день
собрано 5300 трупов и свезено к местам
захоронения... 3000 трупов не
опознаны...»
О том, что сила землетрясения
достигала десяти баллов, площадь
девятибалльной зоны составила тысячу
квадратных километров, что городские
постройки были разрушены на 98
процентов, а число погибших составляло
десятки тысяч, как и о разрушении
десятков населенных пунктов вокруг
столицы республики, — обо всем этом
узнали позже.
День третий. В городе введен
комендантский час. Специальные воинские
команды ездят по городу,
красноармейцы в противоипритных костюмах и
противогазах откапывают и собирают
сложенные вдоль улиц и на площадях
трупы; их свозят ко рвам (братским
могилам) около бывшего сельхозинститута
и за городом. Захоранивать
привезенные трупы не успевают. Трупов в городе
«так много и запах так ужасен, что
по некоторым улицам... невозможно...
идти».
В жилых кварталах уцелевшие
продолжают разборку руин своих бывших
жилищ, выносят с развалин кирпичи,
балки, доски — любые пригодные для
сооружения будущих времянок остатки.
Все еще откапывают живых и мертвых.
По городу ездят машины, с которых
раздают продукты.
На центральных площадях
присланные бригады медиков беспрерывно
оперируют пострадавших. Кучи
человеческих плоти и костей скапливаются возле
операционных пунктов. На улицах не
убывают груды человеческих трупов.
Изредка хлопают выстрелы. Это
военные патрули, а то и обороняющиеся
граждане пристреливают на месте
мародеров. На одной из улиц военный
патруль, возглавляемый полковником
Красной Армии, останавливает группу
подозрительных лиц. На требование
полковника предъявить документы
человек в милицейской форме стреляет
в него в упор. Так гибнет сын генерала
И.Е. Петрова, командующего
Туркестанским военным округом, героя
Отечественной войны.
Толчки небольшой силы
продолжаются весь этот день. Многие
вздрагивают и пугаются, часть людей перестает
на них реагировать.
Облет города ответственными
работниками. «Картину более полного
разрушения невозможно себе представить».
«Разрушение было полное». По оценке
генерала И.Е.Петрова, такое
разрушение может возникнуть в результате
непрерывного бомбометания пятисот
бомбардировщиков в течение полугода.
Восстанавливается движение на
железной дороге, осуществляется выезд
пострадавших по специальным
пропускам.
Работники почт и телеграфа,
бригады оказания помощи располагаются
в садах под деревьями и начинают
принимать людей. У всех важных
объектов — военная охрана.
День пятый. Продолжают прибывать
медики для оказания медицинской
помощи (в общей сложности
задействовано до тысячи человек), полным ходом
по железной дороге и по воздуху идет
эвакуация тяжелораненых и
пострадавших. Медработники организуют
обеззараживание и обработку возможных
очагов инфекции. Вводится санитарный
1 к
«га
21

Вверху: здесь была деревня Робертовка,
так и не восстановленная.
Фото А. Никонова, 1994 год
Зияющая трещина вблизи совхоза
Куру-Гаудан (9-10- балльная зона)
Фото Г. Горшкова, 1948 год
Ашхабадский пединститут — дои после
землетрясения
11

Is)
Композиция В. Бреля
J

5
si
контроль за водными источниками
и пищевыми продуктами. Трупного
запаха почти не чувствуется. Работники
органов внутренних дел, в основном
прибывшие, обходят дворы и методом
опроса регистрируют уцелевших и,
насколько возможно, погибших.
На открытом воздухе под деревьями
выдаются отпечатанные на машинке
талоны на продукты, начинается выдача
зарплаты (банк уцелел), открыты
торговые точки. Действует временный суд,
немедленно рассматривающий дела
преступников. Спасшиеся и
работоспособные начинают из обломков строить
на своих участках времянки.
В газете «Правда» несколько дней
подряд публикуются сообщения о
помощи населению, пострадавшему от
землетрясения в Ашхабаде.
Помощь действительно идет в
больших размерах. Из союзного бюджета
Совету Министров Туркменской ССР
выделено 25 миллионов рублей, из них
10 миллионов для выдачи
единовременных пособий особо нуждающимся.
Только за один день из Москвы
вылетело четыре самолета, на них — 700
килограммов крови, 1600 килограммов
продовольствия и необходимые
специалисты. Двадцать самолетов доставляют
из Москвы оборудование, аппаратуру
и имущество для организации службы
связи. Основные грузы поступают из
соседних республик.
Седьмые — восьмые сутки. Полным
ходом идут
организационно-спасательные работы, в пределах города подается
электричество, в чрезвычайном режиме
действуют службы коммуникации.
В Ашхабад прибывает комиссия
Академии наук для изучения
последствий землетрясения и налаживания
работы сейсмической станции. Масштабы
разрушений и потерь поражают
видавших виды сейсмологов. Начинается
напряженнейшая и ответственная работа
в разрушенном городе.
Кинооператор Р. Кармен снимает
фильм о поверженном городе, в
основном о героизме людей и пришедшей
разносторонней помощи. На экраны
фильм не выпускают, и он остается
на тридцать лет в архиве.
В «Правде» публикуется большая
статья «Изучение землетрясений в
Советском Союзе». О самой катастрофе
в ней несколько строк: «Большое
стихийное бедствие постигло Туркмению —
цветущую республику братской семьи
народов Советского Союза.
Землетрясение унесло много человеческих жизней
и разрушило большую часть зданий
столицы республики...»
Заканчивается статья уверенностью
в том, что «развитие сейсмологии...
позволит в будущем предупреждать о
приближении землетрясений».
Выходит второе постановление
Совета Министров СССР об оказании
помощи пострадавшим. Она
действительно идет с разных сторон.
Начинается массовый отъезд
населения из лежащего в развалинах города.
Одиннадцатые сутки. В городе
начинают выходить газеты. В них —
массовые примеры героизма, взаимопомощи.
Доходит дело и до окрестньк
районов: Совет Министров СССР
принимает постановление «Об оказании
неотложной помощи колхозам и населению
Ашхабадского и Геок-Тепинского
районов»... До этого помощь шла только
в столицу республики.
Сейсмическая комиссия Академии
наук СССР созывает совещание с
предложениями по координации
проводимых разными организациями
обследований. Через три дня начинает работу
Ашхабадская сейсмическая станция.
Комиссия выезжает для обследования
окрестностей.
Пятнадцатые — двадцать пятые
сутки. Наступают холода. Жилья нет.
Слухи о возможных новых толчках. Люди
покидают город (по железной дороге —
13 тысяч человек).
Только бойцами Туркестанского
военного округа захоронено 14487 трупов.
По докладу командующего, «откопано
из-под развалин живых людей 3350,
собрано и перевезено раненых в пункты
медпомощи и эвакуировано 7340
человек. Откопано материальных ценностей
на сумму свыше 300 миллионов рублей».
Центральные газеты о ситуации
в Туркмении молчат. Сообщается о
положении в Финляндии, мотокроссе
вокруг Москвы, о победе советских
спортсменов в Польше. Регулярно
публикуются рапорты Иосифу Виссарионовичу
Сталину о трудовых победах.
8 ноября под заголовком «Салют
Ашхабада» сообщается о всеобщем
праздновании в городе годовщины
Великой Октябрьской Социалистической
революции.
Тридцать лет спустя. В Туркмении
официально вспоминают о дне
землетрясения. В газетах публикуются
воспоминания, информационные материалы.
Проводится сессия Академии наук в па-
24

мять о событии. Всплывает цифра — 110
тысяч погибших. Говорят о памятнике
жертвам.
Годом раньше выходит первая
несейсмологическая книга о катастрофе —
К. К. Клычмурадов. «Ашхабадское
землетрясение и помощь народов СССР» —
с широким использованием различных
партийных архивов и с партийными же
оценками.
Пятьдесят лет спустя. Очевидцев
остается очень мало. Память о трагедии
уходит с поколениями. Достойный
памятник жертвам не сооружен. Да и кто
о них теперь вспомнит? Книги о
катастрофе нет.
Нет книг, обобщающих огромный
опыт организационно-спасательных
работ, практику медицинской помощи
в необычных даже для военного
времени условиях, принципы
административно-хозяйственной деятельности в
восстановительный период. Отсутствуют
публикации с анализом реальных
социальных и экономических последствий
ашхабадской трагедии и ее
психологических воздействий на массы
населения. В существующих инструкциях для
спасателей и служб реабилитации, в
руководствах по оценке сейсмического
и сопутствующего риска по-настоящему
не учтены конкретные уроки этой
трагедии. Одним словом, реальный опыт
катастрофы и организованной борьбы
с ущербом — положительный и
отрицательный — не извлечен и
соответственно не реализуется в подготовке к
возможным катастрофам будущим.
Причины этого— и в бывшей
секретности самого события, и в
ориентации на выносливость и героизм людей,
с одной стороны, и в уповании на
могущество централизованной
государственной машины — с другой. А проще,
извечное «авось» и «пока гром не
грянет».
Теперь нас спасает МЧС. Однако
не мобилизовав знаний о крупнейших
катастрофах века и опыта борьбы с
ними, работники этой службы, как и
население сейсмически опасных регионов,
не смогут встретить в надлежащей
готовности катастрофы грядущие.
Сейсмологический комментарий
То, что вы прочитали, мог бы да,
вероятно, и должен был написать
журналист.
То, что следует далее, должен
изложить специалист-сейсмолог. Слово
специалиста важно здесь и потому, что, как
это ни парадоксально, о природном
феномене полувековой давности
специалисты теперь знают, а соответственно,
и могут понять его гораздо лучше, чем
сорок, тридцать, двадцать и даже десять
лет назад. А некоторые важные детали,
ставшие известными сразу, утонули в
закрытых фондах или как-то
затушевались со временем даже в головах
сейсмологов.
Сила землетрясения местами
достигала девяти — десяти баллов. Площадь
девятибалльной зоны, вытянутой вдоль
Копет-Дага, то есть так же, как наиболее
обжитая и освоенная полоса южной
Туркмении, составила около четырехсот
квадратных километров. Сюда
полностью попали столица республики и до
десяти поселений. В поселке Куру-Гау-
дан, на юго-восточном конце эпицент-
ральной области, разрушения
соответствовали девяти — десяти баллам.
Восьмибалльная зона покрыла большую
часть населенных пунктов в южной
Туркмении. Для сравнения вспомним,
что памятное старшему поколению
Ташкентское землетрясение 1966 года,
привлекшее внимание всей страны,
достигало по силе восьми баллов только
в центре города; девятибалльное Нефте-
горское землетрясение 1995 года на
Сахалине поразило один небольшой город,
и только девяти-десятибалльная
Спитакская катастрофа 1988 года
сопоставима по масштабам с рассматриваемым
событием.
Ашхабадское землетрясение,
несомненно, имело тектонический характер.
Это означает, что оно порождено
внезапной подвижкой одного блока земной
коры относительно другого. Ученые
долгие годы пытались точнее
определить, где и как молниеносно разорвалась
земная кора под Ашхабадом. Сделать это
оказалось весьма непросто. И не только
потому, что полвека тому назад не было
современных методов и технических
средств для такого рода определений.
В немалой степени трудности возникли
потому, что открытая за полтора года
до землетрясения Ашхабадская
сейсмическая станция осенью 1948 года стояла
на ремонте. Впрочем, и записей одной
близкой станции (если бы таковые и
были) для надежных заключений
недостаточно. В этих условиях неудивительно
возникновение противоречивых
представлений о том, что же именно
произошло в очаге под Ашхабадом,
И лишь спустя десятилетия, получив
в свои руки результаты исследований
v U
25

3
«■
О
С:
о<
II
. а
<х
нескольких поколений специалистов,
во всеоружии новых подходов и
концепций мы в состоянии приблизиться к
пониманию ашхабадского сейсмического
феномена.
Как и в других секторах Альпийско-
Гималайского пояса, в Копетдагском
секторе до того долго и последовательно
накапливались напряжения сжатия
поперек горной системы. Уже к 1947 году
было известно, что Ашхабадский район
в далеком прошлом по меньшей мере
дважды испытывал разрушительные
землетрясения — на рубеже нашей эры
и в 943 году. Сейсмологи, однако, не
придали этим сведениям должного
значения. Не оценили они и того, что в
1939 — 1949 годах весь
Кавказско-Центрально-Азиатский сектор находился в
перенапряженном состоянии, то и дело
порождая в разных своих частях
особенно сильные землетрясения.
На ашхабадском участке Копет-Дага
царило успокоительное затишье, хотя
соседний Казанджикский в ноябре 1946
года взорвался сильнейшим
землетрясением.
К концу 1948 года земная кора и под
Ашхабадом не выдержала
перенапряжения. На ослабленном участке длиной
в несколько десятков километров кора
лопнула и моментально сдвинулась на
два — три метра. Этот пяти-десятисе-
кундный срыв и стал роковым. Хотя
разрыв возник на глубине 15 — 20
километров, следы его проявились и на
поверхности. Однако в то время
распознать его и дать интерпретацию
специалисты не сумели. Основное внимание
обратили — в тех условиях это было
совершенно естественно — на разрушения
построек. Главным документом в руках
ученых стала с тех пор карта изосейст,
то есть линий, ограничивающих зоны
равной степени воздействия на
поверхности. Что касается физического
процесса в очаге, у специалистов до сих пор
остается еше немало вопросов.
Но есть вопросы и общего значения.
Среди них один из важнейших таков:
почему все-таки оказалось столь велико
число жертв?
Вопрос этот возникал и во времена
строгой засекреченности подобных
сведений, и при начале гласности. Перед
большинством причастных к
ашхабадскому событию он остро стоит до сих
пор.
Между тем ответ на него прост - как
формальный, так и по существу.
Формальный ответ: при
девяти-десятибалльных толчках рушится все
рукотворное (в отсутствии
антисейсмических мероприятий), да немало и
нерукотворного. Однако это далеко не вся
правда. По существу, виновата не только
природа, но и люди. Вина природы
удваивается: она не дала ясных,
недвусмысленных знаков в виде
предварительных сейсмических толчков,
заблаговременного подземного гула, световых
вспышек ( а те, что давала, люди еще
не умели расшифровать), а кроме того,
приурочила землетрясение к
полуночному времени, когда жители спали в
домах.
Людская беда была велика, но
велика была и их вина. Беда состояла в том,
что сейсмическую опасность района
даже специалисты толком не знали и
недооценили. Вина же настоящая и,
можно сказать, поголовная была та же, что
спустя сорок лет после трагедии в
Ашхабаде обнаружилась в Спитаке и сорок
семь лет спустя в Нефтегорске.
«Разрушения зданий в основном
произошли от несоблюдения
элементарных правил сейсмики и могли бы
быть значительно меньше. Качество
кладки и особенно раствора
свидетельствует о плохом ведении строительных
работ... Строительный контроль за
возведением зданий отсутствовал...»
Подобные заключения неизменно
повторялись в отчетах комиссий по
обследованию последствий землетрясений
(и аварий) последних десятилетий,
имевших место в самых разных частях
страны. Приведенная же цитата
извлечена из отчета специалистов
строителей, датированного октябрем 1948 года.
Вопросы есть?
Если не ясно, загляните в журнал
«Знание—сила» № 12 за 1990 год.
Впрочем, один мучительный вопрос не
оставляет: сколько же еще десятилетий
(столетий?) некачественное строительство
будет главной причиной жертв и
разрушений в нашей не такой уж безумной
и отнюдь не безрукой и не
бездеятельной стране? •
26

Улавливать
гармонию
До сих пор нейробиоло-
ги полагали, что к
моменту рождения структура
мозга человека
генетически предопределена. Как
недавно установили
американские ученые,
именно впечатления,
получаемые в самом раннем
детстве, определяют, куда
и каким образом
будут подключены сложные
схемы мозга.
Один из путей к
подключению синапсов — узлов
связи, образуемых
нейронами мозга, лежит
через врожденную
способность ребенка улавливать
гармонию. В
американском журнале
«Неврологические исследования»
рассказано о том, какое
влияние оказали
еженедельные занятия музыкой
на формирование
пространственно-временных
связей у трех-четырех-
летнихдетей. Спустя
полгода будущие Горовицы
при тестировании на
пространственное
ориентирование показали
результаты, превышающие
средневозрастные на 34
процента, в то время как
их сверстники, которых
обучали основам работы
на компьютере, остались
на прежнем уровне.
Лучше
запоминать
под музыку
Как утверждает
американский психиатр Стив
Смит, музыка
активизирует концентрацию
памяти и способность к
запоминанию. Он провел ряд
экспериментов в
университете Техаса на двух
группах студентов. Одни
учили заданное в полной
тишине, другие под
негромкие звуки
классической и легкой музыки. У
второй группы
результаты усвоения материала
были заметно выше.
И количеством
побеждают
Новый метод
трансплантации костного
мозга мог бы заметно
повысить шансы на
излечение больных лейкемией.
Профессор Яир Рейснер
из израильского
Института Вейцмана и
итальянский профессор Массимо
Мартелли из
университета в Перудже вводили
больным клетки костного
мозга здоровых людей в
чрезвычайно больших
количествах. Реакций
отторжения в этом случае
не наблюдалось, хотя
медики не занимались
тщательным подбором
доноров.
В опытах с животными
ученые убедились, что
сверхбольшие дозы
донорских клеток
повышают их совместимость с
новым организмом:
вероятно, иммунная
система попросту не
справляется с уничтожением
такого количества
чужеродных клеток.
Среди семнадцати
пациентов, больных
лейкемией, успех был
достигнут в шестнадцати
случаях. Хотя все пациенты
находились уже на
последней стадии заболевания,
в течение полугода после
операции они
чувствовали себя вполне терпимо.
Интернет —
опиум
для народа?
В Нидерландах
появился, пожалуй, самый
необычный на свете
наркоман: человек,
обратившийся в наркологическую
клинику, попросил
излечить его от ... Интернета.
Да-да, целыми днями
напролет бедняга
путешествует по глобальной
компьютерной сети,
забыв обо всем
остальном — о своих близких,
о других увлечениях, о
работе. Лишь оставшись
без денег, неистовый «ин-
тернетоман» решил
обратиться к врачам —
одному ему от пагубного
пристрастия не
избавиться никак.
Психолог из Центра
алкоголизма и наркомании,
расположенного в
нидерландском городе Бреда,
комментируя этот случай,
отметил, что вряд ли он
окажется единичным.
Погоня за «интернетовской»
информацией затягивает
человека так же цепко,
как опиум или азартные
игры,— увлекает,
вырывает из общества,
разоряет. Поэтому п режде
чем приближаться к
компьютерной сети,
вспомните завет старика
Горация, известного знатока
Интернета: «Тот, кто
золотой середине верен,
мудро избежит и убогой
кровли».
27

s
НОВЫЕ ПРИБОРЫ И НОВЫЕ, НЕДАВНО ОТКРЫТЫЕ
ЯВЛЕНИЯ В КОСМОСЕ НЕ ТОЛЬКО РАСШИРЯЮТ
НАШИ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ВСЕЛЕННОЙ И ВНОСЯТ
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ШТРИХИ В ЕЕ ПОРТРЕТ. ОНИ
ПОЗВОЛЯЮТ УВИДЕТЬ ДРУГУЮ ВСЕЛЕННУЮ.
• «Крест Эйнштейна» — изображение далекого квазара, расщепленное на четыре части
притяжением более близкой к нам массивной галактики. Однако сама гравитационная
линза — галактика — осталась невидимой, поскольку созданное ей изображение квазара
оказалось ярче. Правый и левый снимки, полученные с интервалом в три года, заметно
различаются, что указывает на разную задержку времени у каждого из изображений.
Наш предыдущий рассказ о космологии в пятом номере журнала за этот
год закончился на том, что недавно титул самого далекого объекта
Вселенной вновь поменял своего владельца. С помощью десятиметрового
телескопа имени У.Кека (о. Гавайи) была открыта галактика, у которой красное
смещение линий в спектре составляет z = 4,92'. А это означает, что ее
расстояние от нас около десяти миллиардов световых лет и что мы видим ее
такой, какой она была десять миллиардов лет назад, то есть спустя совсем
малое время после начала расширения Вселенной.
Весьма впечатляющее открытие. Его авторы — М.Франке из
университета в Грчшингене (Нидерланды) и Г.Иллингворт из Калифорнийского
университета в Санта-Круз (США), — понимая, что в руках у них уникальный
объект, продолжили его исследование с помощью самой мощной
астрономической техники. Когда изображение галактики-чемпиона было получено
космическим телескопом имени Хаббла, оказалось, что эта звездная
система имеет необычную дугообразную форму. Астрономы знают — таких
галактик не бывает! Поэтому авторы открытия заявили, что реальная форма
галактики искажена эффектом «гравитационной линзы». Что же это
за «линза», сквозь которую мы можем рассматривать галактики?
gi ' Как меру скорости далеких объектов астрономы используют красное смещение линий в их спек-
1 тре, то есть относительное изменение длины волны линий за счет эффекта Доплера. Поскольку все да-
g лекие объекты удаляются от нас, смещение линий всегда происходит в сторону красной части спект-
£ ра. С учетом релятивистских эффектов красному смешению z = 1 соответствует скорость 180 000 ки-
I о лометров в секунду; при z = 2 скорость 214 300 километров в секунду; при z = 3 скорость 233 300 ки-
а. лометров в секунду и при z = 4 скорость 245 500 километров в секунду. При хаббловском расширении
Вселенной чем дальше объект, тем быстрее он удаляется от наблюдателя; поэтому красное смещение
служит также мерой расстояния до далеких галактик и квазаров. Однако простой связи тут нет, по-
скольку она зависит от истории расширения Вселенной.
28

ПРЕДЧУВСТВИЕ
БОЛЬШОГО СПОНв
Владимир Сурдин
ПОРТРЕТ
ОСЕНЕННОЙ
СКВОЗЬ
грявитйоионную
пиизу
Конечно, нельзя надеяться
на то, что удастся прямо
наблюдать это явление.
А.Эйнштейн, из статьи
♦Линзоподобное действие
звезды при отклонении света
в гравитационном поле»,
1936 год
Эффект Эйнштейна
Отклонение луча света при его
прохождении близ массивного тела — явление
вполне очевидное, если только считать
свет потоком корпускул, как это делали
многие физики XVIII века. В таком случае
для частиц света справедливы законы
ньютоновой небесной механики.
Используя их, немецкий ученый Зольднер
рассчитал в 1801 году, что луч света от далекой
звезды, проходящий вблизи поверхности
Солнца, должен отклониться на 0,87
угловой секунды. Но вскоре, благодаря опытам
Френеля, в физике утвердилась волновая
теория света, и о работе Зольднера
надолго забыли. Лишь в 1915 году, создавая
общую теорию относительности, Альберт
Эйнштейн вновь рассчитал отклонение
света в поле Солнца (но уже в рамках
новой физики) и получил вдвое больший
угол: 1,75 угловой секунды. Это различие
и стало одним из тестов для новой теории
гравитации.
Ожидаемый Эйнштейном эффект был
экспериментально подтвержден уже в
1919 году: тогда во время полного
солнечного затмения экспедиция астрономов
под началом Артура Эддингтона
определила, что изображения звезд, видимые
близ края солнечного диска, немного
смещаются относительно своих обычных мест
на небе. Искривляя лучи звезд, Солнце
заставляет их изображения отступать от
центра светила именно на ту ничтожную
величину, которую предсказал Эйнштейн и
которую (к счастью для него) астрономы с их
легендарной «астрономической
точностью» умеют измерять. Эффект едва
заметен для чувствительнейших приборов,
и мало кто мог ожидать тогда, что это
тончайшее явление когда-нибудь породит
важную научную методику.
Гравитационная
линза
Но астрономы сразу же обратили
внимание на эффект Эйнштейна: ведь
массивное тело отклоняет лучи света так же,
как объектив телескопа, то есть по
направлению к оптической оси. Следовательно,
где-то далеко лучи должны собраться в
точке фокуса. Расстояния эти
действительно велики: ближайшая к Солнцу точка
его фокуса расположена в 550 раз дальше
Земли. Впрочем, большие расстояния не
пугают астрономов, у которых
«лабораторный стол», это весь необъятный космос.
Поэтому англичане ОЛодж и А.Эддинг-
тон уже в 1919 — 1920 годах рассматривают
свойства «гравитационных линз», но
оптимистических выводов еще не делают.
«о
аз Q.

о
IS
о
X
ш
ф
—: о
хШ
ела
so
х о:
к О
Трудно представить, что в России тех
лет кого-то могла взволновать эта
экзотика, однако же в 1924 году гравитационные
линзы обсуждает знаменитый
петербургский профессор физики Орест
Даниилович Хволъсон. В 1935 году ими
заинтересовался ленинградский астроном Гавриил
Адрианович Тихов, прочитавший в январе
следующего года лекции о них в
Ленинграде и Пулкове, а в 1938 году
опубликовавший статью об этом в журнале
«Природа».
Впрочем, в те годы интерес к
гравитационным линзам уже ощутим. Сам
Эйнштейн публикует в журн&те «Science»
сообщение, отмечая, как это видно из
эпиграфа к нашей статье, весьма
пессимистические перспективы практического
использования таких «линз». Более поздние
работы показали, что ситуация со звездой-
линзой еше хуже, чем думал Эйнштейн:
любое отклонение формы звезды от
идеального шара, например, вызванное ее
вращением, только затруднит
обнаружение эффекта.
Вообще говоря, заметить эффект
гравитационной линзы можно по
характерному изображению находящегося за ней
далекого источника. Если наблюдатель
расположен точно на оптической оси
идеальной линзы, то это изображение
выглядит ярким кольцом (известным теперь как
«кольцо Эйнштейна»), а когда
наблюдатель смещается в сторону от оси, кольцо
тускнеет и разрывается на две дуги,
которые стягиваются в точки. Причем одна из
них приближается к центру линзы,
бледнеет и совсем пропадает, а вторая
удаляется от линзы и становится неискаженным
изображением источника. Если же
гравитационное поле линзы не идеально
сферическое, то изображение значительно
усложняется и «разваливается» на много
частей; распознать в нем указанный эффект
становится уже совсем нелегко.
Не менее важно и то, что сама звезда-
линза при этом является мошным
источником света, расположенным к
наблюдателю гораздо ближе изображаемого ею
объекта. Ослепляющее действие такой
линзы можно преодолеть только в том
случае, если она значительно усиливает
яркость изображения источника. Это,
в принципе, возможно, но только в тот
короткий момент, когда наблюдатель
располагается точно на оптической оси линзы,
попасть на которую случайно, да еще сидя
на несущейся в пространстве Земле,
шансы невелики.
Но где же те реальные объекты,
которые могут играть роль подобных линз?
Наше Солнце расположено слишком близко
к нам — искривленные им лучи у Земли
еще не фокусируются. А ближайшие из
звезд так далеки, что размеры колец
Эйнштейна вокруг них должны быть в сотые
доли угловой секунды. Да и то лишь в том
случае, если нам повезло и за одной из них
спрятался яркий источник. Во времена
Эйнштейна большинство астрономов
воспринимали идею поиска такого
теоретического изыска как пустую трату времени.
Космические миражи
Но все же нашелся один молодой
ученый, весьма серьезно отнесшийся к затее с
гравитационными линзами. Это был
швейцарский астроном Фриц Цвикки
(1898— 1974), проработавший большую
часть жизни в США, в Калифорнийском
технологическом институте. В 1937 году он
высказал мысль, что искривлять световые
лучи может не только одна звезда, но и
группа звезд. Скажем, целая галактика или
даже гигантское скопление галактик. Как
раз тогда Цвикки обдумывал, как можно
измерить массу скопления галактик, и
понял, что искривление света — подходящий
индикатор для этого.
Вообше. Фриц Цвикки был
удивительно многогранный и плодовитый ученый:
он высказал много предвидений, часть из
которых подтвердилась еще при его
жизни. Например, он предсказал, что при
взрыве сверхновой должна рождаться
нейтронная звезда, и в конце шестидесятых
действительно стал свидетелем открытия
нейтронных звезд на месте взрывов
сверхновых. Но предсказанное им отклонение
света галактиками впервые было
обнаружено лишь в 1979 году, когда группа
астрономов из Англии и США случайно нашла
двойное изображение квазара,
образованное, как выяснилось, гравитационной
линзой, в качестве которой выступила
эллиптическая галактика.
Если в начале нынешнего века
отклонение света в поле тяготения едва
удавалось заметить, то к конггу века этот тонкий
эффект превратился в мощный
инструмент астрономии. Сейчас с его помощью
• Ближайшая к нам гравитационная
линза — наше Солнце. Проходя вблизи его
поверхности, лучи дшеких источников
отклоняются на 1,7 угловой секунды (под
таким углом видна одна копейка с
расстояния в полтора километра). Однако
заметить это молено только в моменты полных
солнечных затмений, когда яркий свет
самого Солнца не мешает наблюдать далекие
звезды. На фото справа внизу — затмение
26 февраля 1998 года (фото J.Sanford)
30

31

ОС
A
© Q.
пытаются решить загадку темной материи,
окружающей галактики и проявляющей
себя гравитационным полем, но,
по-видимому, не излучающей электромагнитных
волн.
Роль удаленного источника излучения,
просвечивающего гравитационную линзу,
обычно играют квазары — объекты
гигантской мощности, вероятно, активные ядра
молодых, а значит, очень далеких
галактик. Роль линзы при этом исполняет более
близкая к нам массивная галактика или
целое их скопление. За неполные два
десятилетия астрономы обнаружили уже более
двадцати гравитационно линзированных
квазаров, чьи изображения сильно
искривлены или даже расщеплены в поле
массивного, но сравнительно тусклого
объекта. Именно искаженные изображения
позволяют выявлять гравитационные линзы,
ведь их оптические свойства весьма далеки
от совершенства: они не столько
фокусируют лучи, сколько переиначивают их ход.
Квазары в комнате смеха
Если бы массивная галактика была
идеально круглая, а квазар лежал прямо
на ней, то его точечное изображение
превратилось бы в «кольцо Эйнштейна».
Однако галактики имеют сложную форму,
а квазары могут располагаться как угодно,
поэтому их изображения в
гравитационной линзе обычно представляют систему
из нескольких, в простейшем случае — из
двух тесно расположенных пятен.
Отличить два изображения одного квазара от
двух видимых по соседству разных
квазаров помогает их высокая активность и
переменность блеска: если два изображения
мигают синхронно, значит они
принадлежат одному квазару.
Правда, иногда одно изображение
повторяет «подмигивания» другого с
некоторым запаздыванием во времени. Если
изображений несколько, то у каждого из них
своя временная задержка, поскольку свет
каждого изображения добирается до нас
своим путем. Измеряя задержку между
одинаковыми колебаниями яркости удвух
изображений квазара, составляющую от
нескольких месяцев до нескольких лет,
легко можно вычислить разницу в длине
путей светового луча. А если удастся
определить форму галактики, то по задержке
времени можно найти ее истинный
размер. Сравнив его с наблюдаемым угловым
размером галактики, легко узнать
расстояние до нее, а по положению линий в ее
спектре — скорость удаления от нас.
Наконец, поделив эту скорость на
расстояние, астрономы определяют постоянную
Хаббла — фундаментальную величину,
описывающую важнейшее свойство
Вселенной.
Все это легко в теории, но на практике
такая работа требует высочайшего
мастерства наблюдателей, причем не только
во владении телескопом, но и в
применении мощных математических методов
обработки изображений. Изучить галактику,
выступающую в роли гравитационной
линзы, гораздо сложнее, чем обнаружить
искаженное ее влиянием изображение
квазара. Слабое изображение галактики
тонет в ярком свете квазара (хотя по
земным меркам оба они суперслабые: не ярче
настольной лампы, зажженной на Луне).
И все же астрономы взялись за эту задачу.
Недавно группа Фредерика Курбина
(Институт астрофизики, Льеж, Бельгия)
исследовала на Европейской южной
обсерватории (Ла-Силла, Чили) квазар НЕ
1104-1805, подвергшийся
гравитационному линзированию. Отклоняющую свет
галактику удалось обнаружить в
инфракрасном диапазоне спектра, поскольку именно
в этот диапазон сдвинут за счет эффекта
Доплера максимум в спектре излучения
удаляющейся от нас звездной системы.
Квазар же с красным смещением z = 2,3
и раздвоенным гравитационной линзой
изображением был открыт в 1993 году.
Наблюдения в оптическом диапазоне
позволили в 1995 году заметить между
изображениями квазара слабый объект неясной
природы. И только в 1997 году с помощью
новой техники и математических методов
обработки изображений удалось понять
природу этого объекта.
Получив серию снимков в
инфракрасном диапазоне и использовав новый
алгоритм для повышения качества
изображений, астрономы добились углового
разрешения 0,27 угловой секунды, которое
прежде было доступно лишь космическому
телескопу. Правда, и при этом получить
спектр слабой галактики, зажатой между
двумя яркими изображениями квазара, не
удается. Но поскольку в спектре квазара
видны линии поглощения с красным
смешением z = 1,66, то совершенно очевидно,
что они принадлежат лежащей перед ним
галактике. Так удалось узнать ее красное
смещение, которое соответствует
скорости удаления от нас около двухсот тысяч
километров в секунду и расстоянию от
шести до девяти миллиардов световых лет.
Если галактика-линза действительно
расположена на таком расстоянии, то
задержка во времени между вариациями
блеска двух изображений квазара должна
составлять три-четыре года. Измерив эту
32

величину, астрономы надеются через
несколько лет существенно уточнить
постоянную Хаббла. Так, шаг за шагом, мы
приближаемся к разгадке тайны Вселенной.
Отсутствие фактов — тоже факт
Гравитационная линза быстро
становится рабочим инструментом
астрофизики. Можно даже сказать — рутинным
инструментом, поскольку важным фактом
считается не только обнаружение эффекта
линзы, но и его отсутствие в некоторых
обстоятельствах. Например, недавно,
проанализировав данные орбитальной гамма-
обсерватории «Комптон», ученые США
открыли протяженное гало из жесткого
излучения, окружающее нашу Галактику.
Для объяснения этого явления было
предложено несколько версий.
Во-первых, гамма-кванты могут
порождаться космическими лучами, частицы
которых при столкновении с оптическими
или инфракрасными фотонами передают
им свою энергию и превращают их в
кванты жесткого гамма-излучения (кстати,
этот эффект, как и спутник-обсерваторию,
называют именем Комптона). Вокруг
некоторых галактик ореол из таких квантов
наблюдается. Но в нашей Галактике для
этого, как полагают, маловато
космических лучей.
Источником гамма-квантов могли бы
быть и нейтронные звезды — пульсары.
Но для обеспечения наблюдаемой
интенсивности их количество в гало Галактики
должно быть огромным. И вот тут на
сцену выходит эффект гравитационного лин-
зирования: если в гало Галактики так
много пульсаров, то почему они не проявляют
себя в качестве гравитационных
микролинз? Это серьезный аргумент против
данной идеи.
Поэтому ученые склоняются к самому
экзотическому объяснению гамма-короны
Галактики: возможно, облако из гамма-
квантов является косвенным
доказательством существования во Вселенной
«скрытой массы» в виде гипотетических
снерхмассииных элементарных частиц.
В гало нашей Галактики давно уже
подозревается наличие такой «скрытой массы».
А гамма-лучи могут возникать при
столкновениях этил неизвестных частиц друг
с другом.
Похоже, астрономы уже смирились
с мыслью, что светящееся вещество
Вселенной — все ее звезды и облака
межзвездного газа — это лишь светлая «пенка» на
поверхности черного, невидимого «кофе»
из скрытой массы. Поняв же, стали
нащупывать пути обнаружения и изучения
этого загадочного невидимого вещества.
Пока ясно одно: темное вещество, во всяком
случае, является источником
гравитации — по этому признаку его и надо
искать. Для этой цели как нельзя более
подходят гравитационные линзы. Как это
часто случается, классики ошиблись в оценке
перспектив своих открытий — у
гравитационных линз большое будущее.
Невидимые галактики?
В конце 1997 года использование
гравитационных линз для поиска скрытого
вещества, похоже, принесло первые
плоды. Астроном М.Хокинс (Королевская
обсерватория, Эдинбург) заявил о том, что
одним из невидимых массивных
компонентов Вселенной, возможно, являются
галактики, лишенные звезд. Свое
утверждение он основывает на изучении
парных изображений гравитационно линзи-
рованных квазаров. При исследовании
восьми таких пар Хокинсу только в двух
случаях удалось обнаружить отклоняющие
свет звездные системы. У остальных шести
раздвоенных изображений квазаров
оптических следов гравитационной
линзы-галактики не обнаружено. А судя по
искажению изображений, по массе эти линзы
не уступают нашей Галактике.
Хокинс и его коллеги считают, что им
посчастливилось открыть таким образом
«несостоявшиеся галактики», лишенные
звездного населения и состоящие только
из газа. Какая же причина помешала этому
газу претерпеть гравитационный коллапс
и сжаться в звезды? Возможно, виной
этому быстрое исходное вращение протогала-
ктического облака: центробежная сила
остановила сжатие галактики еще до того,
как из газа смогло начаться формирование
звезд. Если это действительно так, то
астрономы могут торжествовать: им удалось
обнаружить еще одного «невидимого
зверя Вселенной» — темные галактики.
Решит ли это открытие (если оно
состоялось) загадку скрытой массы, покажет
будущее.
со
о
о
«о
2 Знанда—сила W 9—10
33

- Черная дыра в роли гравитационной
линзы. На этих двух рисунках
результат расчета — как бы выглядел
участок звездного неба с созвездиями
Орион, Большой и Малый Пес (яркая
звезда Сириус выделяется ниже
середины рисунка) в том случае, если бы
в этом направлении недалеко от Земли
оказались черная дыра. На левом
рисунке расстояние до черной дыры
составляет тысячу ее гравитационных
радиусов и поэтому эффект ашбо
заметен. На правом рисунке расстояние
сократилось до десяти
гравитационных радиусов, и эффект стал гораздо
сильнее. Гравитационный радиус
черной дыры с массой в тридцать масс
Солнца равен ста километрам.
34

ational Lens in Abell 2218
T Set OPO • April 6,1995 - W. Couch (UNSW), NASA
HST • WFPC2
• Скопление галактик
Абель 2218 снято
космическим телескопом имени
Хаббла 5 апреля 1995 года.
Легко заметить, что
яркие галактики
окружены светлыми дугами —
это их собственные
искаженные изображения,
возникшие в
гравитационной линзе, роль которой
сыграло само скопление
галактик.
35

Давно известно, что двойную спираль ДНК открыли
Уотсон и Крик. Они заслуженно получили за свое
открытие Нобелевскую премию, и настолько убедительным
был их результат, что почти полвека никто не
сомневался в его справедливости. Пока совсем недавно не
нашелся некто сомневающийся...
ДНК С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ
художнике
Вид молекулы ДНК настолько красив и загадочен, почти
совершенен, что даже весьма далекий от науки Сальвадор
Дали включал ее в некоторые из своих живописных работ.
Он называл двойную спираль «лестницей генетических
ангелов, единственной структурой, связующей человека с Ьо-
гом». Поэтому английский художник Марк Куртис не был
первым, когда три года назад начал серию картин и
рисунков на темы ДНК. Но результатом его творчества, помимо
чисто эстетического удовольствия, стало нечто большее",
возникли сомнения в окончательности выводов Уотсона
и Крика.
Куртис подчеркивает, что никогда и в мыслях у него не
было ничего, кроме как «исследовать визуальные свойства
пространства*. Но по мере того как ДНК в разных видах
заполняли все новые и новые листы и холсты его мастерской,
он все больше убеждался в противоречии ее вида
«геометрическим принципам». Сначала его охватил ужас
ниспровергателя святынь, но постепенно его охватил восторг
первооткрывателя, когда удалось найти иную структуру,
работающую гораздо лучше, чем двойная спираль "Уотсона и Крика.
Возможно ли, чтобы научное сообщество заблуждалось
на предмет строения ДНК в течение 45 лет? Может ли
художник с карандашом и кистью обнаружить то, что
проглядели десятки тысяч исследователей с мощнейшими
компьютерами и микроскопами? Нет, такого не может быть — вот
первое, что приходит в голову. Но на самом деле все совсем
в не так просто...
$ Традиционный вид ДНК — это длинная скрученная ле-
.- й стница. Две ее опоры обвиваются друг вокруг друга, аступе-
S'K ни состоят из пар определенных химических соединений,
° ? переносчиков генетической информации. Аденин соединя-
« g ется только с тимином, а гуанин только с цитозином. Длин-
|1 ные изогнутые опоры лестницы совершенно не связаны по
=3о составу с «перекладинами». Они построены из сахарных
36

и фосфатных групп, крепко связанных в «скелет»,
держащий форму ДНК.
Новая структура, придуманная Куртисом, та же самая
двойная спираль с теми же самыми парами-перекладинами.
Единственное отличие ее от «оригинала» Уотсона-Крика
в том, каким образом соединяются эти пары", те участки,
что прежде смотрели вовне от места соединения, теперь
смотрят внутрь. Таким образом возникает новая двойная
спираль с более простой и устойчивой структурой. Форму
спирали Уотсона-Крика определяет сахарно-фосфатный <"м'1
скелет, а у Куртиса это делают сами пары-перекладины.
В результате возникает структура, где молекулы более
компактно собираются с внешней стороны «лестницы»,
оставляя внутри спирали пустое пространство.
Куртис пришел к своей новой структуре исключительно
из геометрических соображений, рисуя самые разные виды
ДНК. После многих попыток он пришел к выводу, что не
может разумно совместить многочисленные изображения
ДНК из учебников в самосогласованную трехмерную
картину и решил начать «с нуля» — с первичных принципов
симметрии, как это делали в свое время великие живописцы
Ренессанса.
На каждом полном повороте спирали ДНК помещается
десять «ступенек», поэтому Куртис поместил в центр
спирали десятигранник. Его можно очень красиво окружить
пятиугольниками ( смотри рисунок ), а если сделать
пятиугольники двойными и не плоскими, а с толщиной, то
получается устойчивая и естественно развивающаяся спираль.
До этого момента Куртис руководствовался в своих
построениях лишь соображениями симметрии и гармонии. Когда
он решился проверить их, то сразу же натолкнулся на
неувязку в традиционной схеме Крика-Уотсона: молекулы
соединялись, образуя шестиугольные структуры, и никакими
пятиугольниками там и не пахло. После этого Куртис
передвигал молекулы пар-перекладин до тех пор, пока не
удалось соединить их по-другому, с двумя возникающими
пятиугольниками { смотри рисунок). «Я ничего не хочу
доказать, я никого не обвиняю в ошибке, я просто рассуждаю,
как художник», — подчеркивает Куртис.
ДНК с пятиугольниками совершенно естественным
путем развивается в пространстве. Уотсон и Крик открыли,
что ДНК — это двойная спираль, а Куртис считает, что он
понял, почему возникает именно такая структура. Но вот
соответствует пи его находка действительности?..
Эксперты однозначно отвечают «нет». Ричард Дикерсон
из лаборатории молекулярной биологии университета
американского штата Калифорния провел \1 лет за изучением
устройства ДНК при помощи рентгеноскопии*. «Мне
нравится схема Куртиса с точки зрения красоты и гармонии, но
с точки зрения науки она просто неверна, и в этом нет
ни малейшего сомнения». Дикерсон сотни и сотни раз
изучал обломки ДНК, и все они соответствуют схеме
соединения по Уотсону-Крику. И хотя некоторые эмоциональные
ш ученые вроде Алена Маккея из Лондона, соглашаются, что
% «такая совершенная красота должна быть правильной», для
.- &. абсолютного большинства результаты рентгеноскопии зву-
|^ чат как смертельный приговор модели Куртиса.
*J 9 Неожиданную поддержку Куртис получил от третьего
«§ участника открытия ДНК Мориса Вилкинса, разделившего
|£ с Уотсоном и Криком Нобелевскую премию. «Все зависит
«с от точки зрения, — считает Вилкинс. — Если вы смотрите
38

с узкопрофессиональной точки зрения, то, конечно, Куртис
не прав. Но более широкий взгляд на проблему говорит
о том, что игнорировать построение художника нельзя, его
нужно тщательно изучать*.
Что же может означать находка художника? Одна из
возможностей заключается в том, что она отражает нечто
существующее в реальном мире. Подход Куртиса совпадает со
взглядами Поля Дирака, который считал, что
«красотауравнения более важна для его правильности, чем совпадение
с экспериментом». Благодаря своей вере в красоту, Дираку
удалось открыть антиматерию «на кончике пера» до ее
экспериментального обнаружения. Может, и структуру
Куртиса еще только предстоит открыть?
ДНК оказалась гораздо более сложной молекулой, чем
виделось вначале, в пятидесятые годы. Были найдены
круговые ДНК в бактериях, левовинтовые спирали Z-ДНК.
Одну из необычных форм ДНК в начале \99& года отыскали
французские исследователи Дэвид Бенсимон, Винсент
Кроке и Ричард Лавери из Парижа. Они закрепляли один
из концов спирали ДНК, а второй начинали закручивать
с помощью прикрепленного к нему крошечного магнита.
Эксперименты показали, что если закрутить молекулу более
чем на три процента, она неожиданно начинает резко
менять свою структуру*, пары-ступени ломаются и остатки
меняют свои места, выходя наружу лестницы. Исследования
продолжаются, выводы делать рано, но Ьенсимон с
коллегами считают, что такая смена структуры может возникать
при репликации ДНК, чтобы ее можно было легче
«считывать».
«У молекулы ДНК множество свойств, наверняка
немало мы еще просто не осознали, и стоит задуматься над
неизвестными, но логичными построениями, даже если их
предложил не ученый», — считает физиолог из университета
штата Мичиган Роберт Рут-Бернштейн.
Есть у структуры Куртиса и еще одно загадочное
свойство. Общее ее построение не зависит от последовательности
ступенек, но детали поверхности — зависят. Это очень
важное свойство ДНК, поскольку ее должны «узнавать» по
характерным последовательностям разные белки. Детали
этого процесса сейчас тщательно изучаются. Но уже ясно, что
модель художника не только симметрична и красива, но
и функциональна. Если встать на точку зрения
большинства ученых, что это не ДНК, возникает естественный вопрос:
что же это такое?..
По материалам зарубежной
печати подготовил
Александр СЕМЕНОВ.
» о-

«И ПОЛОЖЕНО ГОСУОЯРСКОЕ TEflO ...
В МОНАСТЫРЕ ВСЕМИЛОСТИВОГО CRflCfl Нв НОВОМ»
Как-то в начале осени 1996 года я навестил профессора Виктора Николаевича Звягина,
известного ученого и эксперта, заведующего Отделом судебно-медицинской
идентификации личности Республиканского центра судебно-медицинской экспертизы. С ним меня
связывало давнее знакомство и сотрудничество. Началось оно на Командорских островах, где
в 1991 году мы нашли и исследовали затерянные захоронения мореплавателя Беринга и его
спутников по легендарному походу к берегам Северной Америки.
Пока мы обсуждали нашу книгу о Беринге, раздался телефонный звонок. Звонили
из Московского Ставропигиального Новоспасского монастыря. Оказалось, что монастырь
очень нуждается в помощи специалистов — археологов н судебного медика, то есть
нашей с Виктором Николаевичем.
Новоспасский монастырь я знал неплохо. Знал, что начиная с 1918 года в нем
попеременно размещались тюрьма, склады, жилые помещения, мебельная фабрика... В конце
шестидесятых я жил неподалеку и нередко забредал за монастырские стены. В
полуразрушенном келейном корпусе ветер шуршал каким-то бумажным мусором. Под ногами хрустело
битое стекло. Я с грустью смотрел на обезглавленный Покровский храм, облупившиеся
абсиды громадного Спасо-Преображенского собора и заколоченные двери соборного подкле-
та, в котором на протяжении XVI-XVII веков погребались предки Михаила Федоровича,
первого царя из дома Романовых. Общая картина разрухи не оставляла сомнений, что усы-
пальница давно утратила свой исторический облик, известный мне по фотографиям начала
века, местоположение могил забыто, сами могилы разрушены и разграблены, а стоявшие
над ними когда-то белокаменные плиты с надписями давно исчезли. Но в те годы в нодклет
мне попасть так н не удалось.
И вот сейчас по телефону речь шла именно об усыпальнице. В 1991 году монастырь был
возвращен Русской православной церкви. Спустя несколько лет по благословению
Святейшего патриарха Московского и всея Руси Алексия II начались работы по приведению в
порядок полклета Спасо-Преображенского собора. Археологические наблюдения были
начаты, а затем прерваны. Теперь их следовало продолжить — значительная часть
усыпальницы, причем как раз та часть, где должны были располагаться могилы царских
прародителей, оставалась неизученной.
На следующий день мы были в монастыре, была срочно сформирована
исследовательская группа. Кроме нас с профессором Звягиным, в нее вошли научный сотрудник
Института археологии РАН Павел Юрьевич Черносвитов и авторы публикуемого ниже текста.
Раскопки начались. Под более чем метровым слоем разновременного мусора, обломков
кирпича, камней, извести и штукатурки мы находили ограбленные дворянские склепы
XVIII XIX веков, белокаменные саркофаги и долбленые деревянные колоды с останками
царских прародителей н их родственников. Нал некоторыми сохранились остатки кирпичных
надгробннц. К счастью, большинство саркофагов с погребениями XV1-XVI1 веков оказалось
неповрежденным. Многие на крышках имели надписи, указывающие имя погребенного.
Медико-антропологические исследования костных останков, проведенные
профессором Звягиным, позволили выявить переходящие из поколения в поколение фамильные
черты внешности представителей рода Захарьиных-Юрьевых-Романовых. В большинстве
случаев удалось выяснить возраст погребенных на день кончины. Все это не только послужило
надежной основой для идентификации захоронений, на которых отсутствовали надписи, но
и внесло дополнительную ясность в генеалогию предков дома Романовых: впервые
появилась возможность с точностью до нескольких лет определить годы рождения многих
представителей рода.
В некоторых саркофагах сохранились остатки одежд и головных уборов — уникальные
памятники шитья и кружевного плетения XVI — начала XVII века, представляющие
огромный исторический и художественный интерес.
Публикуемая здесь статья реставраторов Аллы Константиновны Глкинои и Ирины
и Игоревны Елкиной посвящена пяти волосинкам — средневековым женским головным убо
S рам, найденным в усыпальнице.
, £ Сейчас все находки прошли необходимую консервацию и реставрацию.
1| Их можно увидеть на выставке «Реликвии рода Романовых. Новые открытия
У ? археологов» в Звенигородском историки архитектурном и художественном музее
££ (Московская область, Звенигород, Саввино-Сторожевский монастырь).
га £
*?о Андрей Станюкович
40

Алла Елкина,
Ирина Елкина
«попожити кику,
ав попубрусиик.
ав вопосиик..»
Филейная сетка
Что сегодня мы знаем о
русском средневековом костюме?
Честно говоря, совсем немного.
Зарисовки и миниатюры
схематичны, лишены подробностей.
Письменные источники
противоречивы и не всегда понятны. Вот
и получается, что самые полные
и точные (а потому бесценные)
сведения содержат, конечно,
археологические находки, то есть
живые, подлинные вещи. Но
только где ж их взять, если речь идет
о средневековых тканях?
Ведь на Руси носили одежды
чаще всего из текстильных тканей,
а находка текстиля — крайняя
редкость. В лучшем случае
сохраняются шелк, шерсть и золотное
шитье.
Чтобы древние ткани дошли до
нас, слишком многое нужно —
благоприятные температура,
влажность, состав грунта. Поэтому
в основном они сохраняются
в подклетах церквей и в каменных
саркофагах, где ровная
температура и сухо, именно это
способствует консервации. Вот в таких
захоронениях обнаружить можно
действительно бесценные,
чрезвычайно редкие вещи. Например,
остатки средневековых женских
головных уборов.
Известно, что по традиции на
Руси замужняя женщина должна
была заплетать волосы в две косы,
укладывать их венцом и
непременно покрывать их платком или
головным убором. Почему?
Потому что всегда считалось, что
именно в волосах сокрыта жизненная
сила человека, и закрыть их
значило защитить женщину и ее семью
от злых сил. «Негоже женщине
простоволосой быти» — это
звучало категорически, такая женщина
лишалась помощи и защиты
своего ангела-хранителя.
Почему все-таки была такая
строгость? Многие исследователи
считают, что причины здесь чисто
бытовые: женщин приучали к
опрятности и в то же время
уберегали от излишних забот о своей
прическе.
Девушкам, в отличие от
замужних женщин, разрешалось
открывать макушку, а волосы
заплетать в одну косу. Понятно, что
принципиальной разницы не
было, а раз так, если уж ходить все
время в головном уборе, пускай
по крайней мере он будет
необычайным и красивейшим. Так,
очевидно, решили женщины и
придумали действительно что-то
потрясающее.
Начнем с того, что это
довольно сложный комплекс. На
голову надевали волосник, убрус,
подзатыльник и кику (повойник).
Все по порядку. Волосник — это,
как пишет Даль, наголовок,
чепчик, косник, шлык, подубрусник,
шамшура, а проще — шапочка,
иногда простеганная, надеваемая
под повой, или платок или
кокошник, шапочка (или кичка
СО
О)
СП
!
ф С
41

о
Й£
2
|g
«о
3
.•4
г!
ф Q
42
с рогами), вышитая бисером или
из парчи.
Такую шапочку надевали
непосредственно на прическу, а на
нее накладывался убрус — платок,
обычно белый, подвязывавшийся
под подбородок. Платок, но не
простой, а тоже украшенный:
висячие концы его часто расшивали
жемчугом. Это был домашний
убор. Выходя же из дома,
женщина надевала расшитую золотом
и жемчугом шапку с высоким
челом, ее называли «кика»
(повойник). Под кику поддевали еше
один платок, называемый
«подзатыльник», или «поднизь». А по
праздникам и этого казалось мало,
и на подзатыльник, или поднизь
надевали кокошник, расшитый
иногда так искусно и
великолепно, что окружающие только ахали:
до чего горазда женщина!
Понятно, что такие вещи
являлись важной и обязательной
частью приданого невесты.
«Домострой» в регламенте свадебному
чину определяет: «Да на четвертом
блюде положити кику, да под
кикою положити подзатыльник,
да подубрусник, да покрывало».
Хоронили женщину в
головном уборе — перед Господом она
должна была предстать с
покрытой головой.
Головных уборов
средневековья известно совсем немного,
буквально считанные единицы.
Вспоминая находки этих редких вещей,
нужно сказать о двух прелестных
волосниках с кружевным верхом
из золотных, серебряных и
красных нитей и вышитых на очельях
изображениях древа жизни. Эти
произведения искусства — из
некрополя Покровского монастыря
в Суздале, и один из них
принадлежал Анне Васильчиковой
(около 1577), опальной жене Ивана
Грозного. В Сергиев-Посадском
музее хранится еще один волос-
ник, найденный при вскрытии
гробницы Годуновых. Последний
раз в начале пятидесятых годов
повезло известному московскому

Реконструкция волосника Анны, жены Даниила Романовича Юрьева
43

3
5ё
ф О.
археологу М.Г. Рабиновичу. Он
обнаружил в некрополе церкви
Знамения на улице Знаменка в
женском захоронении (датированном
по надписи на крышке каменного
саркофага 30 марта 1603 года)
прекрасно сохранившийся волосник
с вышитыми изображениями
единорогов. Сейчас его можно
увидеть в Музее истории города
Москвы. Вот, собственно, и все.
Редчайшие находки. Новые —
это уже наше время.
На территории Московского
Кремля существовал женский
Вознесенский монастырь, в
котором с 1407 года хоронили царских
жен и детей царского рода. В 1929
году постройки монастыря были
разобраны. Сотрудники
Оружейной палаты в спешке перенесли
на руках тяжелые каменные
саркофаги с останками цариц в
подвальную палату Архангельского
собора, который с давних пор был
усыпальницей царей. И вот только
в 1984 году археологам музеев
Московского Кремля под
руководством Т.Д. Пановой удалось
детально исследовать спасенные
захоронения. Из погребений было
извлечено семь волосников,
принадлежавших жене Ивана III
Софье Палеолог(1503)*, матери
Ивана Грозного Елене Глинской
(1538), его второй жене Марии
Темрюковне (1569), третьей жене
Марфе Собакиной (1571), второй
жене Михаила Федоровича
Романова Марии Долгорукой (1645)
и двум неизвестным женщинам.
Перенос захоронений —
изменение температуры влажности —
иногда просто катастрофа для
вещей. И в этом случае почти так:
часть волосников вообще была
извлечена в кусочках, фрагментах.
И вот новейшие открытия.
Они сделаны в усыпальнице
предков царского дома Романовых,
в московском Новоспасском
монастыре, и это сразу повысило
ранг находок.
n
o
•«Знание — сила», 1998, № 6.
Все-таки царские вещи
средневековья встречаются не часто.
С 1996 года в монастыре ведет
работы известный археолог Андрей
Станюкович. И очень успешно.
Помимо разнообразных изделий
из текстиля найдено пять
прекрасных волосников, владелицами
которых были представительницы
рода Юрьевых — Романовых.
Мы уже говорили, что
средневековый волосник представлял
собой шапочку — это очелье из
шелковой полосы обычно
малинового цвета, часто еще богато
расшитой, и сетчатый верх,
сплетенный различными способами
из золотых, серебряных и цветных
шелковых нитей. Сзади волосник
стягивался по размеру головы
шнурком. Это была очень
изящная и красивая шапочка и,
помимо всего, еще и очень удобная.
Верх волосника всегда был
сетчатым или кружевным, но
кружева бывали разные. Одни
плелись на деревянной рамке, и,
напомним, это один из древнейших
видов женского рукоделия. На
вертикальную рамку натягивали
параллельные нити, которые
затем перевивали согласно
задуманному рисунку. А рисунки бывали
изощренными, заковыристыми.
Уж тут умение женщины и ее
фантазия реализовывались полностью
и наглядно.
Именно такая технология
плетения известна по древнейшим
археологическим находкам
каменного века в болотах Швейцарии,
когда ткачество в Европе еще
не было известно.
В Боруме (Дания, памятники
бронзового века) были найдены
сетки для волос, изготовленные из
двойной шерстяной нити в так
называемой технике безузловой
сети. Исследователи Х.С. Брохольм
и М. Хольд воспроизвели эту
технику, назвав ее Sprangtechnik, то
есть «прыгающая техника». В
окрестностях Старой Рязани, в
кургане бронзового века была
найдена лента, тоже выработанная не-
44

Волосник, найденный в усыпальнице
Реконструкции очелей,
богато расшитых шелковых полос
ткацким способом. Именно так
выполнено кружево на многих
известных нам волосниках. К
средневековью техника эта
значительно усовершенствовалась, и
русские мастерицы выполняли
сложные геометрические орнаменты,
демонстрируя высочайшее умение
и художественный вкус. Позже
способ этот — перевивание двух
систем нитей — забросили:
коклюшечное кружево вытеснило
плетение на деревянной рамке, и
ныне это — забытое ремесло.
В другой технике создавали
сетку-филе. Она также была
известна во многих странах с
глубокой древности — уже в каменном
веке умели плести сети для
рыболовства и охоты за птицей именно
таким способом. Со временем
филейное плетение стало, пожалуй,
самым распространенным и
любимым женским рукоделием, и
женщины, соперничая друг с
другом, старались превзойти самих
себя. Они научились создавать
чрезвычайно изящные филейные
работы, используя челнок и
палочку: филейная сетка стала
выполняться из тонких нитей, а по
ним вышивались чудные узоры
различными цветными шелками и
пряденым золотом.
Выбранный вид кружева и
определял форму волосника.
Кружевной верх, сплетенный на
деревянной рамке, стягивался
шнурком на макушке. Вышитая
филейная сетка-квадрат стягивалась по
двум сторонам на висках, образуя
шапочку, отороченную очельем.
Впервые такая форма волосника
встретилась археологам в
усыпальнице Новоспасского монастыря —
это волосники Анны, жены
Даниила Романовича, и Анны
Романовны Юрьевой-Сицкой.
Очелье всегда было красным.
С древних времен на Руси
красный цвет символизировал солнце,
радость и веселье, был любимым и
имел массу оттенков. Красный
цвет получали, окрашивая ткани
растением мареной. Малиново-
красные ткани, окрашенные
кармином (красителем из червеца),
были очень дороги и потому
являлись привилегией знатных людей.
Известно, что в Византии червча-
тые сафьяновые сапоги имели
право носить только
представители императорского рода.
Богоматерь, Царица Небесная, в
мозаиках Софии Константинопольской
и Софии Киевской изображена в
красной обуви, а в сцене
Благовещенья — с червчатым веретеном в
руках. Понятие о кармине как о
цвете царей было и в иконописи.
Но вернемся к нашим волос-
никам. Почти все они имели
шелковые червчатые очелья,
украшенные золотной вышивкой. Золот-
ные нити укладывались и
закреплялись таким образом, что
составляли диагонали, напоминающие
саржевое ткацкое переплетение.
Надеемся, что иллюстрации, в
которых мы показываем уже отрес-
(О©
II
S
Ш Q.
45

. о
ii
lS О
a: o.
O
СП
V
таврированные нами
замечательные головные уборы, помогут
читателю представить, живо
вообразить эти маленькие шедевры на
головах милых прелестниц, к тому
же таких умелых мастериц.
Еще в языческие времена
наши предки пытались оградить себя
от коварства Сил Зла и привлечь
на свою сторону Силы Добра и
создали целую систему символов-
оберегов и
символов-помощников. Орнаментика шитья и кружев
на волосниках также символично
охранительна. Очень часто на
очелье встречается стилизованное
древо жизни — символ семьи
и продолжения рода. Так же часто
встречается изображение
единорога, многозначного символа,
имеющего значения
царственности, плодородия, верности и
женской чистоты. На некоторых
очельях изображены птицы,
олени, лани, львы — тоже символы
плодородия и рождения всего
живого. Почти каждый волосник,
расшитый золотом, окантован
снизу растительным
орнаментом — побегом с трилистником,
означающим вечное обновление
жизни.
Когда волосник появился на
Руси? Трудно сказать. В
погребениях XII—XV веков изредка
встречаются шитые очелья. Наиболее
ранний волосник из числа точно
датированных найден Т.Д.
Пановой в погребении умершей в 1503
году Софьи Палеолог.
Мы не знаем также, носили ли
эти головные уборы только
знатные женщины, или же это была
общерусская традиция.
Некоторые этнографические данные
(вспомним также определение
Даля) свидетельствуют, кажется,
в пользу второго предположения.
Но все волосники, известные нам
сегодня, принадлежат женщинам
царского рода или очень знатных
боярских и княжеских родов.
И все они — высокие
произведения декоративно-прикладного
искусства. •
ВО
ВСЕЙ
МИРЕ
Не надо
осторожничать
на виражах
Осенью этого года по
железным дорогам
Германии помчались поезда
модели «ЮТ». Они
развивают скорость до двухсот
тридцати километров в
час. Особенность их в
том, что на виражах такой
поезд почти не сбавляет
скорость, наклоняясь
набок, словно мотоцикл. В
головной части поезда
размещено особое
сенсорное устройство. Оно
измеряет радиус
поворота, а компьютер
вычисляет, под каким углом поезд
должен наклониться. Угол
наклона может достигать
8,5 градуса.
Не осторожничая на
виражах, поезд,
естественно, прибудет в пункт
назначения раньше
обычного. По прогнозам, время
движения поездов на
некоторых линиях
сократится на двадцать
процентов.
46

Материковые плиты Австралии
и Америки, находившиеся
прежде в районе полюсов,
совершили поворот
и перемещение к экватору
за какие-нибудь 15 миллионов
лет — срок в геологических
масштабах ничтожный.
То был настоящий «кувырок»
всей планеты.
Рафаил
Нуоелъман
КЕМБРИЙСКИЙ
ПЯРЯДОКС
Статья вторая —
«Кувырок планеты»?
Загадка «биологического
Биг-Бэнга» — внезапного и
одновременного появления всех
современных биологических
типов в кембрийскую эпоху —
продолжает интриговать
многих исследователей. Две
из новейших гипотез —
«кислородная» и «земного
кувырка» — объясняют этот
скачок эволюции резким
изменением физико-
химических условий на всей
планете. В противоположность
этому биологи выдвигают иные
предположения, связывающие
кембрийский взрыв с резкими
экологическими или
генетическими сдвигами.
01 О.
47

Среди гипотез, предложенных для
объяснения кембрийской загадки,
наиболее серьезной до последнего времени
считалась так называемая кислородная.
Она основана на предположении, что
кембрийский взрыв был вызван
предшествовавшим ему резким изменением
химического состава земной атмосферы
и океанов.
Физико-химические условия влияют
на темп биологической эволюции — это
известно давно. Многие биологи
убеждены, что необычайно медленное
изменение биологических форм на протяже-
при содействии солнечного света
превращались в свободный кислород и
органические вещества. Однако и тут
кислороду «не повезло» — его жадно
захватывало растворенное в океанской воде
железо. Возникавшие в результате
окислы железа медленно оседали на
океанское дно, выбывая из химического
кругооборота; мир, как выразился один из
геохимиков, непрерывно ржавел; а
свободного кислорода в нем не
прибавлялось.
В отсутствие свободного кислорода
организмы вынуждены были оставаться
На стр. 47-48 — древнейшие скелетные окаменелости, ставшие известными
по находкам в Туве, на реке Лене, в Казахстане
со
я «о
л
ф Q.
нии первых трех миллиардов лет их
существования было обусловлено
недостатком свободного кислорода.
В первичной атмосфере Земли
кислорода не было вообще, потому что он
сразу же вступил в реакцию с другими
элементами и остался связанным в
земной толще и атмосфере в виде окислов.
Но с появлением первых одноклеточных
водорослей — примерно через
полмиллиарда — миллиард лет после
образования Земли — начался процесс
фотосинтеза, при котором углекислота
(поглощенная водорослями из воздуха) и вода
анаэробными. Это означало, что
переработка продуктов в них, обмен веществ,
или метаболизм происходили без
участия кислорода — медленно и
неэффективно. Именно это, как считают
биологи, тормозило эволюцию первых
организмов. Положение несколько
изменилось только с того момента, когда
растворенное в океанах железо насытилось
кислородом и концентрация этого газа
в атмосфере, благодаря все тому же
фотосинтезу, стала наконец постепенно
возрастать. Это сделало возможным
появление первых аэробных организмов.
48

Они все еще были одноклеточными, но
их метаболизм шел куда эффективнее,
и поэтому они быстрее размножались
и плотнее заселяли океаны. Так прошли
первые 3,5 миллиарда лет, к концу
которых содержание кислорода в атмосфере
достигло, как считается, около одного
процента. В этот момент эволюция
сделала следующий важный шаг —
появились первые многоклеточные
организмы. А затем, еще через полмиллиарда
лет, наступил кембрийский взрыв и
разом положил начало всему сложному
разнообразию современной жизни.
Можно сказать, что история
биологической эволюции была — в
определенном смысле — историей кислорода. Так
не был ли и кембрийский «скачок
эволюции» следствием скачкообразного
возрастания свободного кислорода в
атмосфере?
Именно такое предположение
высказали в 1965 году два американских
физика, Беркнер и Маршалл. Они
рассуждали следующим образом. Сложные
многоклеточные организмы нуждаются
в большом количестве кислорода,
причем сразу в двух его видах — во-первых,
в виде свободного кислорода,
необходимого для дыхания (то есть для
метаболизма) и построения коллагена, этого
важнейшего элемента телесной
структуры; и во-вторых, в виде озонового слоя,
необходимого для защиты от
вредоносного солнечного ультрафиолета.
Поскольку такие организмы до кембрийской
эпохи не появлялись, значит, их
появление было задержано отсутствием
необходимой концентрации кислорода в
атмосфере. На этом основании можно
допустить, что именно в кембрийскую
эпоху такие количества впервые
появились. Это уникальное событие —
преодоление «кислородного рубежа»,
скачкообразное повышение уровня
кислорода в атмосфере до нынешнего 21
процента — было, по Беркнеру и Маршаллу,
основной причиной кембрийского взрыва.
Поначалу эта «кислородная
гипотеза» не имела достаточного
подтверждения. Но буквально в последние годы
(1994-1996) положение резко
изменилось. Причиной тому было открытие
американского исследователя Кнолля.
Изучая соотношение двух изотопов
углерода, С-12 и С-13, в породах докемб-
рийских и кембрийских времен, Кнолль
получил неопровержимые свидетельства
того, что в самом начале кембрийской
эпохи это соотношение резко
изменилось — изотопа С-12 «разом» стало
меньше, чем раньше. А такой «углеродный
скачок» должен был обязательно
сопровождаться соответствующим
«кислородным скачком», что как раз и
соответствует предположению Беркнера —
Маршалла.
После работ Кнолля наличие
«кислородного скачка» в кембрийский период
признается большинством ученых.
Но остается неясным: что могло быть
причиной того «невозвращения» С-12
в окружающую среду, которое привело
к этому «кислородному скачку»?
Иная гипотеза была предложена
американским геологом Муром в 1993 году.
По Муру, причиной убыли С-12 были
резкие тектонические сдвиги, типа
перемещения материков, произошедшие
в самый канун кембрийской эпохи.
Такие сдвиги, говорит Мур, могли
привести к раздроблению океанов на менее
крупные и к тому же замкнутые
водоемы — моря и озера, а это должно было
уменьшить интенсивность циркуляции
воды. В результате органические остатки
водорослей вместе с их углеродом
оставались на морском дне и не
поднимались к поверхности, где их могли бы
разлагать бактерии. Тем самым углерод
выходил из кругооборота, позволяя
синтезированному водорослями кислороду
быстро накапливаться в атмосфере.
«Тектоническая гипотеза» Мура тоже
поначалу не имела фактического
подтверждения. Но три года спустя она
получила совершенно неожиданное, даже
можно сказать — сенсационное
развитие. В середине минувшего года научная,
а затем и массовая печать внезапно
заполнилась заголовками типа: «Кувырок
Земли объясняет загадку кембрийского
взрыва!» Самое удивительное, что
пресловутый «кувырок» (или «кульбит», как
его еще называли) не был каким-то
журналистским преувеличением. Как
следовало из текстов, речь шла о вполне
серьезной (хотя и радикальной) научной
гипотезе, объяснявшей кембрийскую
загадку именно теми «тектоническими
сдвигами», о которых мы только что
говорили, только гораздо более
грандиозного масштаба — чем-то вроде
единовременного сдвига всей земной коры.
Поистине «кувырок»!
Автор этой радикальной идеи,
известный американский геолог Кир-
швинк, пришел к своим выводам на
основании данных, собранных за время
двадцатилетних исследований.
Его работы позволили построить
наглядную картину геологических измене-
5
л
to о.
О
49

1*
О)
. л
«о
§£
и w
I °
1 л
щ О.
11
ний, происходивших на Земле в начале
кембрийской эпохи — 550 — 500
миллионов лет тому назад. Картина эта
оказалась весьма неожиданной и поистине
сенсационной. Вот как, по Киршвинку,
развертывались тогдашние
геологические события.
Незадолго до начала кембрийской
эпохи завершился раскол древнейшего
суперконтинента, состоявшего из
большинства современных материков (па-
леогеологи дали этому суперконтиненту
имя Родиния). Почти сразу же вслед
за этим разделившиеся материковые
массы начали перегруппировываться,
объединяясь в новый суперконтинент —
Гондвана. На последних стадиях
образования Гондваны возник резкий
дисбаланс в распределении континентальных
масс относительно земной оси. Земной
«волчок» потерял устойчивость.
Вращающееся тело наиболее устойчиво, когда
образующие его массы сосредоточены
на экваторе (что дает ему максимальный
момент инерции) или распределены
относительно него более или менее
равномерно; между тем Гондвана
располагалась слишком близко к полюсу.
Восстановление устойчивости Земли
потребовало быстрого
перераспределения континентальных масс. Поэтому вся
твердая оболочка планеты стала
соскальзывать по мантии как единое ие-
лое, пока не сместилась на девяносто
градусов относительно оси врашения.
Как показывают данные Киршвинка,
материковые плиты Австралии и
Америки, находившиеся прежде в районе
полюсов, совершили этот поворот и
перемещение к экватору за какие-нибудь
пятнадцать миллионов лет — срок в
геологических масштабах ничтожный (три
десятитысячных общего возраста
Земли). То был настоящий «кувырок» всей
планеты. Его результатом было то, что
ось ее вращения, сохраняя прежнее
направление в пространстве, повернулась
теперь на 90 градусов относительно
твердой оболочки. Вращение земного волчка
снова стало устойчивым.
Согласно палеомагнитным данным
Киршвинка, собранным в скалах
Америки и Австралии, обе эти материковые
плиты (составляющие в сумме почти две
трети всей земной коры) совершили свое
перемещение относительно земной оси
практически одновременно, между 534
и 518 миллионами лет тому назад. Такие
грандиозные геологические события —
крайняя редкость. Во всяком случае, за
последние двести миллионов лет, с конца
пермской эпохи, они наверняка не
происходили ни разу. Киршвинк, однако,
не исключает, что нечто подобное
описанному им геологическому катаклизму
могло повториться в промежутке между
кембрийской и пермской эпохами.
Как ни непривычна нарисованная
Киршвинком картина, она весьма со-
л ид но обоснована дан ным и автора,
а кроме того, сразу же получила ряд
независимых подтверждений, так что
геологи в целом выразили готовность ее
принять. Но эта картина заинтересовала
и биологов. Как уже было сказано в
самом начале, по мнению авторов, именно
этот «кувырок» планеты мог быть
основной причиной кембрийского
биологического взрыва. «Быстрое перемещение
материков, — говорит один из соавторов
Киршвинка Риппердан, — не могло не
привести к закрытию одних и
образованию других водных бассейнов — этих
единственных тогда ареалов жизни, к
изменению тогдашних океанских течений,
к резким переменам климата и к другим,
столь же катастрофическим явлениям.
Все эти катастрофы должны были дать
толчок к появлению новых форм жизни,
приспособленных к изменившимся
условиям. Но именно такое быстрое
возникновение новых форм и было
характерно для «кембрийского взрыва».
По мнению самого Киршвинка,
быстрые изменения акватории океана,
вызванные соскальзыванием материков,
должны были привести к довольно
частым и резким сменам океанских течений.
«Каждое такое изменение имело
глобальный характер, — говорит он. — Оно
разрушало сложившиеся региональные
экосистемы на более мелкие ареалы.
В этих мелких ареалах новые формы
жизни имели больше шансов на выживание,
чем в больших регионах. Наши данные
говорят, что такие изменения течений
происходили тогда чуть ли не каждый
миллион лет или около того. За миллион
лет эволюция успевала отобрать
самое лучшее из уцелевшего от
последнего цикла и создать новые региональные
системы. Но затем этот процесс
начинался снова, и так полтора-два десятка раз
за время всего катаклизма. Это
наилучшие условия для возникновения бо-ль-
шого биологического разнообразия, тем
более что все это происходило вскоре
после появления тех генов, которые
управляют главными этапами эмбрионального
развития многоклеточных организмов».
Обратим внимание на последнюю
фразу. На первый взгляд — взгляд непо-
50

Композиция В. Бреля
51

If
. аз
3
ел
(О 1С
1 л
ш с.
1 Е
£*
священного человека — она звучит
довольно загадочно: что это за «гены,
управляющие главными этапами
эмбрионального развития», и какое отношение
они имеют к кембрийскому взрыву?
Были, однако, люди, которые услышали
в этой фразе долгожданное признание
тех радикальных биологических идей,
которые они выдвигали в течение
последних двух лет, надеясь привлечь к ним
внимание научного мира. И не просто
признание, но и вполне прозрачный
намек на возможность сочетания этих идей
со столь же радикальными
геологическими идеями «планетарного кульбита»
в рамках новой физико-биологической
теории кембрийского взрыва.
Рассказу об этих биологических
объяснениях кембрийской загадки мы и
посвятим заключительную часть нашего
очерка.
Первой из «чисто биологических»
гипотез, выдвинутых для объяснения
кембрийского взрыва, была «гипотеза
жнеца», сформулированная в 1973 году
американцем Стивеном Стенли. Стенли
исходил из хорошо известного в экологии
«принципа прореживания». Было
замечено, что внедрение в искусстиенный
пруд хищной рыбешки ведет к быстрому
увеличению разнообразия зоопланктона
в этом пруду. И напротив, достаточно
удалить из скопления разнообразных
водорослей питающихся ими морских
ежей, как это разнообразие начинает
уменьшаться. Иными словами,
«прореживание» экологической ниши «жне-
цом-хишником», питающимся ее
обитателями, необходимо для поддержания
или расширения ее биологического
разнообразия.
На первый взгляд, это противоречит
здравому смыслу. Представляется, что
такой «жнец», истребляя население
ниши, будет уменьшать число населяющих
се видов, а некоторые, самые
малочисленные, и вообще сведет на нет. Но, как
видим, действительность опровергает
это интуитивное рассуждение. И вот
почему. Во всякой нише, населенной так
называемыми первичными
производителями (то есть организмами,
получающими свою пищу напрямую — из
фотосинтеза, а не посредством поедания
других), один или несколько видов
неизбежно становятся «монополистами» —
они захватывают все жизненное
пространство и питательные вещества ниши
и не дают развиваться другим видам.
Появившийся в этих условиях «жнец» будет
скорее всего питаться этими
господствующими видами (хотя бы потому, что они
способны обеспечить его наибольшим
количеством пищи) и, стало быть, будет
в первую очередь уменьшать именно их
биомассу. Но благодаря этому он
расчистит часть жизненного пространства
и тем самым освободит место новым
видам. А это приведет к увеличению
биологического разнообразия всей ниши.
Тот же принцип, как видно из
приведенных выше примеров, действует и в
других экологических системах. Стенли же
применил «принцип прореживания» для
объяснения загадки кембрийского
взрыва.
Легко видеть, что этот взрыв вполне
укладывается в данную схему. В пред-
кембрийскую эпоху земные океаны
почти монопольно заселяли одноклеточные
бактерии и водоросли нескольких
немногих видов. Целые миллиардолетия их
никто не «прореживал», и потому они не
имели возможности быстро
эволюционировать. Если бы в такой среде
внезапно появился какой-нибудь
одноклеточный растительноядный «хищник», он
обязательно должен был бы — по
«принципу прореживания» — вызвать быстрое
появление новых видов. Это, в свою
очередь, должно было привести к
появлению новых, более специализированных
«жнецов», расчищающих место для
следующих новых видов, так что
разнообразие биологических форм начало бы
нарастать как снежный ком — а это и есть
ситуация кембрийского взрыва.
Таким образом, по Стенли,
«триггером» кембрийского взрыва было
случайное появление некого «хищника» в среде
простейших одноклеточных организмов
предкембрийской эпохи. А тот факт, что
этот взрыв имел характер резкого
скачка, не представляет собой никакой
особой загадки. Точно такой же характер
имеет развитие многих биологических
систем в условиях наличия достаточно
свободного жизненного пространства и
достаточно обильного количества пищи.
Если, например, высадить небольшую
колонию бактерий на питательную среду
в лабораторной чашке Петри, она будет
размножаться по тому же закону
«снежной лавины», и это скачкообразное
размножение прекратится лишь с
заполнением всего доступного пространства
и исчерпанием питательных веществ.
Кембрийские океаны и были такой
природной «чашкой Петри» для новых
биологических видов. Когда же они
заполнили собою эти океаны, условия для
скачка исчезли и более никогда уже не
52

повторялись, чем и объясняется, по
Стенли, уникальность кембрийского
взрыва.
Совершенно иное биологическое
объяснение кембрийского взрыва
предложили в 1994 — 1997 годах
американские биологи Валентин, Эрвин и
Яблонский. По их мнению, этот взрыв
произошел в силу того, что у некоторых
примитивных предкембрийских организмов
в результате случайных генетических
изменений появилась способность резко
расширить спектр возможных телесных
структур. Действительно, одной из
важнейших особенностей кембрийского
эволюционного скачка было как раз
такое вот внезапное появление множества
биологических форм с совершенно
новыми телесными признаками.
Некоторые из этих новых организмов обрели
четко выраженные головы и хвосты,
у других отчетл иво выделил ись сегме нты
и брюшко, у третьих возникли
конечности, еще какие-то оделись в панцири,
некоторые обзавелись
усиками-антеннами или жабрами — и так далее. В общей
сложности исследователи насчитывают
целых 37 новых телесных планов,
возникших — и притом почти
одновременно — в ту эпоху бурной эволюционной
активности. И все основные принципы
телесной архитектуры современных
организмов зародились именно тогда.
При чем тут, однако, гены? На мысль
о связи этого «архитектурного скачка»
с генами авторов новой гипотезы
натолкнули последние достижения так
называемой биологии развития. Уже ранее
было известно, что в ходе зародышевого
развития любого многоклеточного
организма его клетки проходят
специализацию — из одних получаются, например,
ноги, из других, скажем, мускулы,
жабры или глаза. Было известно также, что
команды на специализацию клеткам
дают те или иные гены. Но в последние
годы было установлено: для того, чтобы
развитие шло по определенному плану —
например, глаз не вырос там, где должна
быть нога, — необходимо, чтобы эти
гены «включались» в определенной
последовательности, один за другим,
в нужное время, и управляют таким
планомерным включением особые, так
называемые регулировочные гены.
Наиболее изученной их разновидностью
являются гены группы «hox». Они были
впервые открыты при изучении дрозофил.
Было установлено, что гены этой
группы регулируют процесс закладки
самых основных и самых общих
принципов телесной структуры организма.
Восемь генов этой группы, имеющихся
у дрозофил, расположены в одной из
хромосом друг за другом,
последовательно. Так же последовательно они и
работают: первый по счету ген дает команду
на построение головы, второй
приказывает строить следующий сегмент тела
вдоль его оси и так далее, до хвоста.
Когда исследователи искусственно меняли
последовательность этих генов, они
получали мушек, у которых, например,
ноги росли из головы.
Гены группы hox изучены также у
лягушек. Это изучение показало, что, хотя
лягушки и дрозофилы располагаются на
двух разных ветвях эволюционного
дерева (эти ветви различаются способом
образования рта у эмбриона), шесть из их
генов hox поразительно сходны.
Например, один из них в дрозофиле отличается
от своего аналога в лягушке только
«знаком»: у дрозофилы он регулирует
появление брюшка, а у лягушки — спинки.
Если пересадить его от дрозофилы
лягушке, то ход развития совершенно не
нарушится, только лягушачьи спинка
и брюшко поменяются местами.
Видимо, это различие возникло в результате
мутации. Подсчитав, сколько таких
мутационных различий накопилось в
сходных генах hox за время раздельного су-
шествования мышей и лягушек, и зная
среднее количество мутаций,
происходящих за каждую сотню лет,
исследователи определили, как давно жил общий
предок лягушек и дрозофил. Это время
оказалось настораживающе близко к
времени кембрийского взрыва —
порядка 565 миллионов лет.
Как мы уже сказали, у дрозофилы
всего восемь hox генов; у
млекопитающих, например, их целых 38. Но
обнаружилось, что все эти 38 генов являются
лишь слегка измененными дубликатами
восьми первичных. Что же касается
самих этих восьми первичных генов, то
они оказались весьма сходными у всех
современных типов организмов — от
млекопитающих до насекомых. Как и в
случае лягушки и дрозофилы, это
сходство позволило вычислить, когда
именно впервые появились эти восемь
исходных hox генов, определивших (и до сих
пор определяющих) самые общие
принципы телесного строения всех
современных организмов (конкретные различия
в этом строении и форме их тел —
скажем, между Мэрилин Монро и мушкой-
дрозофилой — порождены различием
в регулировочных генах других групп,
со
8
So
!
ш о.
х IE
£х
53

ш о.
so
появившихся позже, в ходе
последующей эволюции).
Эти расчеты привели к тем же
результатам, что и сравнение этих генов
у лягушек и дрозофил. Оказалось, что
первичные гены группы hox, сходные у
всех современных организмов, восходят
к общим предкам этих организмов,
возникшим примерно 565 миллионов лет
тому назад, то есть в эпоху,
непосредственно предшествовавшую
кембрийскому эволюционному взрыву. Как мы уже
знаем, те планы строения тела, которые
сохранились по сей день в виде самых
общих принципов телесной архитектуры
современных организмов, возникли
в кембрийскую эпоху. А теперь мы
видим, что регулировочные гены,
ответственные за такие общие планы,
появились незадолго до этого. Вполне
естественно предположить, что именно
появление первой полной группы генов hox
(состоявшей из восьми первичных
генов) сыграло роль триггера того
уникального взрыва форм, который мы
называем кембрийским взрывом.
Поначалу Валентин и его соавторы
утверждали, что история развивалась
следующим образом: до поры до
времени существовали только простейшие
организмы, у которых вся группа hox
исчерпывалась одним-единственным
геном, в предкембрийскую эпоху
возникли первые многоклеточные, у которых
число этих генов постепенно возросло
до пяти-шести (у плоских червей); а
в кембрийскую эпоху это число скачком
увеличилось до восьми, и именно этого
оказалось достаточно для
возникновения поразительного разнообразия форм.
Более поздний вариант их теории
выглядит намного сложнее. Теперь они
считают, что появление всего
необходимого набора регулировочных генов
произошло уже в докембрийскую эпоху, 565
миллионов лет назад. Но при всей
биологической фундаментальности этого
события оно, тем не менее, было всего
лишь необходимым, но недостаточным
условием кембрийского взрыва. Вполне
возможно, что даже при наличии одного
из тех генов его первый обладатель,
какой-нибудь плоский червь, обладал не
глазом, а всего лишь «потенцией
глаза» — чем-то вроде
светочувствительного пятна на голове.
Организмы — не механические
игрушки, которые достаточно толкнуть,
чтобы получить автоматический ответ;
скорее всего потребовалось сложное
сочетание различных условий, чтобы
возможность стала действительностью и
произошел скачок эволюции, подобный
кембрийскому взрыву.
Иными словами, в кембрийскую
эпоху должно было произойти что-то
дополнительное, сыгравшее роль
«триггера» для запуска этих генов в работу, то
есть для создания множества
разнообразных форм и типов, столь характерное
для того времени. Валентин и его
коллеги не уточняют, что могло быть таким
«дополнительным триггером». Они
только пишут, что «предположения
варьируются от резкого роста
атмосферного кислорода выше некоторого
критического уровня до экологической «гонки
вооружений», в которой эволюционное
взаимодействие хищников и жертв
могло породить целый спектр различных
новых видов».
В этих словах легко распознать
намеки на «кислородную гипотезу» Беркне-
ра — Маршалла и «гипотезу хищника-
жнеца» Стенли. С другой стороны,
создатель «гипотезы земного кувырка»
Киршвинк считает, что и его объяснение
кембрийского взрыва одновременным
сползанием всех земных материков тоже
может сочетаться с теорией «скачка
регулировочных генов», предложенной
Валентином, Яблонским и Эрвином.
Поэтому, подводя итоги, можно сказать, что
новейшие теории кембрийского взрыва
имеют тенденцию объединять в себе
несколько разных гипотез и тем самым
объяснять это уникальное и загадочное
явление не одной какой-либо причиной,
а взаимодействием нескольких
различных факторов как физико-химического,
так и биологического характера.
На этом мы могли бы подвести черту
под рассказом о загадках кембрийского
взрыва и попытках их объяснения. Но
в нашем перечне этих загадок осталась
еще одна нерешенная проблема.
Как мы уже говорили, кембрийский
эволюционный скачок составляет
принципиальную трудность для
«ортодоксальной» теории Дарвина, в которой
эволюция считается обязательно
«плавной» и «непрерывной». Чтобы обойти
эту трудность, одни биологи вообше
отрицают реальность кембрийского
взрыва, а другие предлагают внести довольно
радикальные изменения в
«ортодоксальный дарвинизм». В самые последние
годы каждая из сторон выдвинула новые
доводы в свою пользу, и это резко
обострило спор вокруг основ дарвинизма.
Спор этот определенно заслуживает
отдельного рассказа. •
54

ВСЕМИРНЫЙ КУРЬЕР
ВСПЫШКИ
планеты
магнитные поля
РОЖДЕННЫЕ В НЕБЕСЙХ
Т!
1 л
Щ С
SC
5
O
вспышки
После 30 лет интенсивных дебатов ученые, похоже, нашли ответ на
вопрос, откуда берутся мощные вспышки гамма-лучей. Группе
астрономов под руководством Шриниваса Кулкарни из Калифорнийского
технологического удалось с помощью десятиметрового телескопа «КЕК»
на Гавайях зафиксировать объект, из которого исходил один из
мощнейших гамма-всплесков. Сам всплеск 14 декабря 1997 года
зафиксировали приборы на спутниках BATSE и BeppoSAX, потом на место
этого всплеска навели телескоп. Обнаруженный объект был расположен
невероятно далеко — на расстоянии 12 миллиардов световых лет. Это
установили по красному смещению излучения от него — более 3,4. Чем
дальше от нас находится небесное тело, тем быстрее оно удаляется —
этот закон первым установил Эдвин Хаббл еще в начале века, и
свидетельствует он о расширяющейся Вселенной.
12 миллиардов световых лет — это в миллион раз дальше, чем
думали астрономы о местах возникновения гамма-вспышек. Теперь ясно,
эти вспышки — самые мощные взрывы во Вселенной. И астрономам
предстоит не только изучать их самих по себе, но и пытаться понять
устройство самых далеких окраин Вселенной. Исследование этих
вспышек становится одной из иаиболее интересных проблем Космоса.
Как велика Вселенная? Сколько ей лет? Как быстро она
расширяется? Закончится ли расширение? Вот на какие вопросы могут помочь
найти ответ такие вспышки.

планеты
со
О)
о
?!
V Q.
Космический телескоп Хаббл обнаружил у звезды TMR-1C в
созвездии Тельца нечто очень похожее на планету размером в два-три раза
больше Юпитера. Она расположена на конце длинного светлого
«языка», тянущегося от недавно образовавшейся звезды, на расстоянии 200
миллионов километров от нее. «Если наш результат подтвердится, —
считает Сюзан Тереби из исследовательского центра в Калифорнии, —
то станет ясно, что образование газовых гигантских планет совсем не
редкое дело во Вселенной. Не стоит ждать того, что вскоре найдется
вторая Земля, но есть надежда на наше продвижение в понимании
этого вопроса". Между прочим, обнаружили новую планету совершенно
случайно: телескоп Хаббл изучал образование молодых звезд в
созвездии Тельца.
Открытие интересно тем, что впервые удалось воочию «увидеть»
новую планету. Поиск планет у других звезд очень активно ведется
последние три года и обнаружить их удалось уже десятка два, но
косвенно, по смещению траектории звезды, по форме пылевого облака.
А у TMR-1C ясно видна светлая точка.
Ради объективности стоит отметить, что есть у этой гипотезы
и противники. Доктор Робин Кэтчпол из Королевской обсерватории
в Гринвиче считает, что специалисты из НАСА торопятся и выдают
желаемое за действительное. По его мнению, открытая планета отражает
в несколько раз больше света, чем это положено. На самом деле, это
может быть и маленькая звезда — коричневый карлик, ио перед тем как
что-либо утверждать, надо тщательно исследовать спектр излучения
тела, только тогда можно будет с определенностью судить — планета
это или нет. Подобное исследование можно будет провести с помощью
нового, самого большого земного телескопа (даже название у него
VLT — Very Large Telescope — Очень Большой Телескоп), который
заработал в мае 1998 года в Чили. Восемь европейских стран —
Бельгия, Дания, Франция, Германия, Италия, Голландия, Швеция и
Швейцария — построили 16-метровое зеркало в тысяче километрах к северу
от Сантьяго в горах Церро Паранал.
56

магнитные поля
Ha поверхности ничем не примечательной звезды с названием SGR
1806-20 астрономы обнаружили магнитное поле в тысячу триллионов
раз сильнее земного. Звезда эта расположена на расстоянии в сорок
тысяч световых лет от Земли. Это нейтронная звезда, она израсходовала
свое ядерное горючее и сжимается под действием сил гравитационного
сжатия. Масса ее примерно равна солнечной, но упакована она в
«шарик» диаметром километров в двадцать.
У нейтронных звезд часто бывает сильное магнитное поле, они
быстро врашаются и посылают в пространство вспышки излучений. Их
регистрируют на Земле, астрономы называют такие объекты
пульсарами. SGR I806-20 относится к специальному классу пульсаров — «маг-
нетарам». Их впервые обнаружили в конце семидесятых годов со
спутников. Они могут за секунду выбрасывать столько энергии, сколько
наше Солнце излучает за год.
Нейтронные звезды обычно сделаны из сверхплотной жидкости, но
сверху покрыты твердой корой толщиной в один-два километра. Кора
«магнетаров» сжимается и ломается огромными магнитными силами,
их сотрясают страшные планетотрясения. В магнитном поле «магнета-
ра» возникают волны, именно они и ускоряют частицы до колоссальных
энергий, которые позволяют им долететь до Земли. Именно выбросы
энергичных частиц и регистрируют астрономы на Земле.
Пи материалам зарубежной печати
подготовил Александр СЕМЕНОВ.
» о.
57

гаю
1 л
DJ О.
so
ft
» о
ТЕХНОЛОГИИ:
ШЯГ В XXI ВЕК
Александр
Алешин
учиться,
учиться
и учиться...
У НАСЕКОМЫХ
58

* Теоретически майский жук
temanib не может,
но он не тиет об тюм
и поэтому летиет».
Проб teми полета насекомых,
многие десятилетии
мучившая ui,-letHieaine.teu
(что нашло отражение
в jmoM саркастическом uipewtutu),
похоже, на пороге решения.
Механические модели»
и готовленные
с иск мчите хьной точностью*
поюохяют вп ютную подобриться
к ее раи'адке.
щ
59

и
0) А
Прямо у входа в комнату висит
огромная моль с метровым размахом крыльев.
Правда, на ней нет ни мышц, ни кожи,
а все внутренности заполнены моторами,
проводами и прочими техническими
штучками. Щелчок выключателя — и моль
начинает двигаться.
Ее крылья взмахивают медленно
и плавно, но по очень непростой
траектории: сперва они идут вниз и вперед, при
этом вращаясь вокруг своей продольной
оси, а потом — назад и вверх. Даже
вогнутость крыльев постоянно меняется. Чарльз
Эллингтон, зоолог из Кембриджа,
называет это рукотворное существо «птенчиком»,
что явно не соответствует его сложности.
Оно построено для имитации полета
насекомых с беспрецедентной тщательностью.
Недавно ученый впервые
продемонстрировал своего механического питомца
биологам, занимающимся проблемами
движения. Лишь за последние год-два в этой
области биологии наметились некоторые
сдвиги.
«По представлениям пятилетней
давности насекомые просто не могли летать,
если следовать законам аэродинамики», —
рассказывает Эллингтон. Самый
скрупулезный анализ полета насекомых
позволяет отыскать лишь от половины до трети
необходимой им подъемной силы. Так же
невозможно понять, как парят небольшие
птицы и летучие мыши. Мало того,
насекомые часто могут летать взад-вперед,
зависать на одном месте и выполнять
маневры, недоступные самым современным
реактивным самолетам. Вот так-то, царь
природы!
Проблема вот в чем: обычная
аэродинамика, используемая при расчетах
самолетов и вертолетов, полагается на
устойчивые ситуации — движение жесткого крыла
с постоянной скоростью или вращение
пропеллера. У живых же существ это
замысловатые трехмерные перемещения.
Тем не менее до недавних пор ученые
сомневались в том, что именно такие сложные
движения обеспечивают неожиданно
большие подъемные силы. «Начиная с
пятидесятых годов мы наблюдаем за
насекомыми, держа в голове неверную
картинку», — подчеркивает Эллингтон.
Есть очевидные различия между
насекомыми и самолетами: первые очень
маленькие, вторые — в тысячи раз больше.
Для крошечного масштаба насекомых
резко возрастает значимость вязкости
воздуха, так что они летят сквозь него, как мы
плыли бы в медовом бассейне. Именно
по этой причине здесь не работают
подъемные силы, рассчитанные для
классических форм самолетов, и насекомые
«вынуждены» прибегать к другим формам и
движениям крыльев.
Кейджи Кавачи из университета Токио
изучал аэродинамические свойства
крошечных крыльев в рамках проекта «Мил-
либиофлайт». Он обнаружил, что для
средних и больших бабочек с крыльями
от пяти до десяти сантиметров можно
имитировать возникновение подъемной
силы слегка изогнутыми металлическими
плоскостями. А вот для меньших
насекомых даже самые тоненькие, но сплошные
крылья получаются слишком
громоздкими. У крошечной мушки с размахом
крыльев один-два миллиметра они имеют
вид волосатых перышек, и тем не менее
прекрасно действуют.
«Боинг-747» или большая бабочка
летает потому, что при быстром движении
над крылом создается разреженный
воздух с низким давлением — это-то и
порождает подъемную силу. В обычных
самолетах этого достигают благодаря
изгибу крыльев и углу атаки. У насекомых же
возникает сила в два-три раза больше.
Единственная возможность разобраться в
этом — найти другой способ создания
пониженного давления над крылом. Кое-
какие намеки можно найти, пуская
бумажных голубей. Помните, как перед
самой посадкой они вдруг взмывают вверх,
будто получив дополнительный толчок?
З^го явление называется «задержанной
остановкой» и происходит, когда крылья
с резкими гранями идут сквозь воздух
с большим углом атаки.
В этом случае воздух отрывается от
поверхности и образуются завихрения. Такие
«водовороты» группируются у передней
кромки крыла и создают дополнительное
разрежение, которое приводит к
избыточной подъемной силе. Именно
«водовороты переднего края» (ВПК) и сообщают
бумажному голубю импульс перед самой
посадкой.
Но этот эффект очень
кратковременный: ВПК быстро становятся
нестабильными и слетают с поверхности крыла.
И все же, по мнению Эллингтона, как раз
он может играть важную роль в полете
насекомого. Следующая проблема — понять,
как ВПК могут постоянно создаваться во
время движения.
Наблюдать за взмахами крошечных
крыльев — дело непростое. Нужно не
только отслеживать движение воздуха, но
и пытаться замерить его скорость и
направление. Группа Эллингтона начала свои
исследования с крупной хищной моли
Manduca sexta с десятисантиметровыми
60

крыльями. Она бьет ими 26 раз в секунду.
Исследователи привязывали насекомое
в аэродинамической трубе и впускали туда
дым. «Когда мы увидели, что там
происходит, то просто не знали, как это понимать
и трактовать, — изумлялся Эллингтон. -
Вихри образовывались, но не отрывались,
а вились по крылу, подобно маленькому
смерчу. Что приводит к такому
спиральному потоку, было совершенно непонятно,
поэтому решили изучить еще более
крупное насекомое, чтобы рассмотреть
процесс в деталях.
Но в природе не так уж много
насекомых размером больше, чем хищная моль.
Вот почему Эллингтону с коллегами
пришлось строить механического «птенчика».
Одно из предсказаний классической
аэродинамики состоит в том, что можно
имитировать быстрый поток над
маленькими объектами при помощи медленного
потока над большими объектами.
Самолетостроители используют этот принцип
наоборот, изучая поведение самолетов по
тестам их моделей в аэродинамической
трубе. Эллингтон решил построить модель
в десять раз больше своего прообраза.
Тогда для имитации реальной моли
механической придется хлопать крыльями в сто раз
реже настоящей.
Для создания модели потребовалось
девять месяцев работы и шестьдесят
тысяч долларов, но уж на ней все можно
было разглядеть. Правда, с такими
редкими взмахами крыльев механической
моли никогда не грозило оторваться от
Земли.
Вернемся в конференц-зал
Кембриджа, где Эллингтон демонстрировал свои
последние находки. Вот он запустил
видеоленту эксперимента. Крылья медленно
поднимаются, пока не становятся
вертикально. Как только они начинают
опускаться, вдоль переднего их края
расцветают крошечные дымовороты — возникают
явные ВПК. Затем происходит нечто
удивительное и непонятное: когда крылья
идут вниз, дымовая спираль начинает
смещаться к концу крыла, как будто ее туда
что-то тянет. При этом «водовороты»
движутся по поверхности и не отрываются.
Расчеты показали, что они обеспечивают
половину подъемной силы для хищной
моли.
Эллингтон считает, что чего-то
подобного ожидали многие, просто на
крошечных насекомых нельзя было разглядеть
в подробностях происходящее на крыльях.
Теперь тайное стало явным, но ученые не
собираются почивать на лаврах. «Это
конец одной главы, но за ней сразу следует
начало другой, — говорит Эллингтон. —
Мы наблюдаем новое аэродинамическое
явление, но совершенно не понимаем, чем
оно вызвано».
Пока никто не знает, как
поддерживается спиральное движение воздуха вдоль
поверхности крыла. Одна из
возможностей объяснения — более быстрое
движение кончика крыла. Около него создается
область пониженного давления, которая
и «вытягивает» спираль дыма. Но другие
наблюдения говорят о движении воздуха
как раз в обратном направлении. Нужны
новые эксперименты, только они могут
дать свежую информацию.
Так же сдержан и прагматичен Кавачи,
зарегистрировавший недавно подобное
движение «водоворотов» на крыльях
крупной бабочки: «Мы сделали один
маленький шаг к пониманию сложнейшего
явления». В полете насекомых осталось еще
множество загадок. Кавачи и Эллингтон
обнаружили и другие «водовороты»,
возникающие при каждом взмахе, но сколько
их всего — непонятно. Да и вообще — есть
ли они у мелких насекомых? А зачем
у многих насекомых четыре крыла?
Несмотря на груду проблем и
нерешенных вопросов, инженеры надеются
извлечь реальную выгоду из находки
Эллингтона и внедрить ее в
конструировании маленьких машин. «Насекомые —
идеальные модели для микророботов, —
полагает Исао Шимояма из Токийского
университета. — Их летательный аппарат
совершенствовался и проверялся
миллионы лет». Технология производства
микророботов пока пребывает в самом
раннем детстве, но нет сомнений в ее
перспективности. Кавачи считает, что они
смогут доставлять лекарства к нужным
участкам нашего тела. По его мнению,
роботов в будущем научатся строить из
того же, из чего сделаны настоящие
насекомые. Тогда они будут попросту
распадаться в человеческом теле после
завершения своей миссии.
Заинтересованы в микророботах и
американские военно-воздушные силы:
они с удовольствием использовали бы
искусственных насекомых для наблюдения
за противником. Так что лет через
двадцать нечто крошечное и жужжащее над
вашим ухом может оказаться совсем не
безобидной мухой...
На данный момент Эллингтон и
Кавачи несказанно довольны. «Скромные
исследователи насекомых учат чему-то
полезному экспертов по аэродинамике — это
непередаваемое ощущение», — делится
своими впечатлениями Эллингтон. •
СО
О)
if
?!
SO
X СЕ
48
61

ИЕРЯРХОПОГИЯ
Первый миф науки управления состоит
в том, что она существует.
Никто не знает, что в действительности
происходит в пределах любой
организации.
1. С течением времени каждая
должность будет занята служащим, который
некомпетентен в выполнении своих
обязанностей.
2. Работа выполняется лишь теми, кто
еще не достиг своего уровня
некомпетентности.
В любой иерархической системе
каждый служащий стремится достичь
своего уровня некомпетентности.
Внутренняя согласованность ценится
больше хорошей работы.
Сверхкомпетентность более вредна,
чем некомпетентность.
Заботиться надо о мухах. Слоны о себе
сами позаботятся.
Сто граммов репутации стоят
килограмма работы.
Всякая бюрократическая организация
похожа на отстойник: наверх
поднимаются самые крупные куски...
Расширение означает усложнение,
а усложнение — разложение.
Число людей в рабочей
группе стремится возрастать
независимо от объема
работы, которую надо
выполнить.
62

1. Всякий
начальник стремится к
увеличению числа
подчиненных, а не
соперников.
2. Начальники создают
работу друг для друга.
Начальство склонно давать
работу тем, кто менее всего
способен ее выполнить.
Люди всегда согласны делать
работу, когда необходимость в этом уже
отпала.
Кто может — делает. Кто не может —
учит.
Кто не может ни того, ни другого —
управляет.
Любой приказ, который может быть не
правильно понят, понимается
неправильно.
Эффективность совещания обратно
пропорциональна числу участников
и затраченному времени.
Никогда не спорьте с дураком: люди
могут не заметить между вами разницу.
Чем меньше удовольствия вы
испытываете от присутствия на совещании,
тем больше вероятность того, что вам
придется в нем участвовать.
Когда нет необходимости принимать
решение, его необходимо не
принимать
ИЕРвРХОПОГИЯ
Кто громче всех кричит, тому и дают
слово.
Хочешь жить в согласии — соглашайся.
Хороший план сегодня лучше
безупречного завтра.
V О.
63

РАКУРС
Ирина Прусс
ПАМПЕРСЫ
ш о.
SO
X К
ч
В сентябре зятя моей подруги
сократили. Обычное дело. На часть его
последней зарплаты ее дочь накупила
памперсов для ребенка — вопреки
раздраженным сентенциям старших про
тысячелетия, прожитые человечеством без
этого гигиенического изобретения, про
сложности на рынке труда, про сахар,
муку и крупу, которыми запасаются все
нормальные люди.
Охотничьи инстинкты конца
восьмидесятых - начала девяностых
восстановились у старших мгновенно:
терпеливое ожидание в очередях, поисковая
активность и развитый хватательный
рефлекс: бери немедленно, завтра
подорожает или исчезнет. Будто и не было
относительно благополучных 1995 — 1997
годов, которые кто-то уже окрестил
«малым застоем». Но это старшим было что
вспоминать и восстанавливать; молодые
ни в каких очередях не стояли. И хотя,
как я прекрасно понимаю, есть сирые,
убогие, а также бюджетники, которые
пострадали от кризиса много сильнее,
мне почему-то особенно жалко было
этих молодых, для которых памперс - не
просто приспособление, а образ жизни
(любой, кто в состоянии сравнить его с
пеленками, поймет, что я имею в виду),
стояние в очередях - очевидная дикость,
необходимость запасаться чем-либо,
кроме денег, просто непостижима.
Нынешние молодые выросли совсем
в иных условиях, чем их родители и тем
более деды. 60 процентов этих самых
дедов (тех, кому сегодня больше
шестидесяти) выросло в деревенском доме и
только 9 процентов - в отдельных
квартирах; в поколении родителей (45 - 60
лет) из деревенских домов вышли 47
процентов, а в отдельных квартирах
провели свое детство уже 26 процентов; и
все же самый значительный сдвиг в
обстановке детства у внуков (младше 29
лет): в деревенских домах провел его
лишь каждый пятый, зато большинство
(61 процент) выросло в отдельных
квартирах. Домашние библиотеки был в
детстве в семьях 5 процентов поколения
дедов, 11 процентов поколения родителей;
но с домашними библиотеками выросло
34 процента нынешних молодых...
Падение железного занавеса,
кажется, вообще не было ими отмечено как
событие, ибо они о нем только слышали;
стандарты и образцы западного образа
жизни, тиражируемые телевидением,
стали для них естественным
ориентиром. Рывок в их требованиях к жизни
социолог В.Магун назвал «революцией
64

притязаний». «Я в школе зарабатываю
около двух миллионов; мне казалось, это
вполне прилично, — говорит моя
знакомая учительница. - Недавно дети
объяснили мне, что на такие деньги жить
нельзя». Опросы ВЦИОМа
подтверждают: чтобы, как считали молодые в
начале 1998 года, «жить нормально»,
необходим доход в размере не менее 2048 тысяч
рублей на каждого члена семьи (а не на
всю семью); надо сказать, что средние
притязания опрошенных россиян,
независимо от их возраста, образования
и места жизни, не так уж разительно
отличаются от этой суммы: 1730 тысяч
рублей на каждого члена семьи.
Их привычка все считать в долларах
после некоторого сопротивления
привилась родителям; их восприимчивость к
дурацкому для всех, кто работал в
советском народном хозяйстве, лозунгу
«время - деньги» и склонность хватать на
бегу в магазинах круглосуточного
обслуживания всякую ерунду по немыслимой
цене раздражает. Общественное мнение,
как свидетельствуют опросы того же
ВЦИОМа, считает их эгоистичными,
равнодушными к окружающим,
людьми не слишком высоких моральных
качеств — но, как правило, никто не
относит это к собственным детям, и многие
потихоньку гордятся ими: их
целеустремленностью и профессионализмом,
образованностью и смекалкой,
инициативностью и самостоятельностью. Если
таковые качества имеются. Конечно, ими
обладают не все, так не бывает; между
прочим, доля ответивших, что свою
работу они считают неприятной
обязанностью, оказалась в том же опросе
одинакова во всех возрастных группах.
Просто профессионализм,
самостоятельность и целеустремленность совсем
недавно, до кризиса, казались крайне
востребованными качествами. За них
готовы были хорошо платить — не то что
в советские времена.
«Сегодняшний день - это «время
молодых», время открытых возможностей,
интенсивной работы, высоких
заработков»,- писал в 1995 году социолог и
культуролог Борис Дубин (сборник
«Куда идет Россия?», т.2). В конце 1998 года
пришло время молодым становиться в
очередь. И это. по-моему, самое ужасное
в постигшем нас кризисе...
Через неделю зять моей подруги
нашел работу. Временную, и с зарплатой
ниже прежней. Ищет приработок. Ищет
постоянную работу. В очередях не стоит.
По крайней мере, пока. •
5 о;
во
ВСЕЙ
МИРЕ
Летящие
в XXI век
Вес скоростного поезда
четвертого поколения
серии «ICE-21» в
начале следующего столетия
значительно снизится.
Пластик потеснит
традиционные материалы.
Даже колеса будут
изготовлены не из стали, а из
/Сверхлегкого и очень
прочного углеродного
волокна.
Скорость движения
возрастет до трехсот
пятидесяти километров в час.
Количество пассажиров
увеличится, ведь вагоны
станут двухэтажными.
В поезде станет
комфортнее. Ведь вагоны
оснастят активной ходовой
частью, которая
амортизирует неровности
рельсовой колеи. Поезд будет
двигаться необычайно
плавно. Удастся смягчить
до семидесяти процентов
ударов и толчков.
По-иному будет
выглядеть и железнодорожное
полотно. Чтобы снизить
вибрацию, строители
откажутся от привычной
щебенки, заменив ее
асфальтом.
Подобные изменения
приведут к тому, что
европейцы, совершая
путешествие на расстояние
в несколько сот
километров, все чаще будут
выбирать поезд. А не самолет,
практически не
проигрывая авиапассажирам ни в
комфорте, ни в скорости
передвижения (если,
конечно, учитывать еще и
время поездки из города
в аэропорт и по прибытии
из аэропорта в город).
3 Знание—сила ** 9-10
65

ИСТОРИЯ И ОБЩЕСТВО
Александр Янов
грозит пи
РОССИИ
«HfiUKIOHflObHOE
САМОУНИЧТОЖЕНИЕ»?
Подобно Германии, Россия
пережила в XX веке две цивилизационные
катастрофы. Первая из них, в начале
века, та, о которой и пойдет речь, была
особенно опустошительной, можно
сказать, уничтожающей. Интересно,
что Владимир Соловьев предсказал ее
еще в 1884-м, то есть за 33 года до
того, как она совершилась, и назвал ее
«национальным самоуничтожением».
Во многих отношениях именно это с
Россией и случилось*. Храмина ее
государственности, простоявшая четыре
с половиной столетия, внезапно
обрушилась; в огне гражданской войны
сгорела (или оказалась рассеянной по
миру) культурная элита страны; от
традиционной России, какой знал ее
мир, остались одни обломки. Она и в
самом деле была убита**. Но не
разобравшись в том, почему и как
произошла эта катастрофа, мы вряд ли
способны будем предотвратить
подобное в будущем.
Хотя бы начать с того, каким
образом еще за поколение до катастрофы ее
предсказал В.Соловьев. Западных
историков это совершенно не волнует.
Например, в двухтомнике Ричарда Пайпса
«Русская революция» Соловьев вообще
не упомянут, а в почти тысячестранич-
ном опусе британского историка
Орландо Фигеса «Народная трагедия», самом
знаменитом труде конкурирующей
«социальной школы», он упомянут лишь
вскользь, да и то как религиозный
философ.
Я же считаю, что предложенная им
формула, которую называю «лестницей
Соловьева», — открытие не менее
замечательное, нежели периодическая
таблица Менделеева. А если учесть, что
речь в ней идет не о химии и вообще не
о точных науках, то по силе
предвидения даже более поразительное. Вот как
выглядит эта формула: «Национальное
самосознание — национальное
самодовольство — национальное
самообожание — национальное
самоуничтожение».
Вдумайтесь в то, что оставил нам
Владимир Соловьев. Ведь и впрямь
нечто неслыханное содержится в его фор-
I i
i *
IS
66
•Краткое изложение этой статьи А.Янова
было напечатано в июне в № 23 газеты
«Московские новости». Учитывая злободневность и
важность темы, мы печатаем полный текст статьи.
**Книга, которую только что закончил
АЛ.Янов и идеи которой он излагает, называется
«Как убивали Россию?»

муле. А именно, что национальное
самосознание, то есть естественный, как
дыхание, патриотизм, в России может
оказаться смертельно опасным.
Неосмотрительное обращение с ним
неизбежно развязывает, утверждал
Соловьев, цепную реакцию, при которой
культурная элита страны и сама не
замечает происходящих с нею и
губительных для страны метаморфоз.
К слову, «лестница Соловьева», как
выяснилось впоследствии, имеет
отношение не к одной России. И другие
запоздалые имперские державы, та же
Германия, например, или Япония,
пережили точно такое же страшное
скольжение к пропасти. И по той же
причине. И закончилось оно для них
точно так же, как и для России, — ци-
вилизационной катастрофой. Иначе
говоря, открытие Соловьева имеет на
самом деле значение универсальное,
всемирное. Во всяком случае в
применении к имперским державам.
Думаю, понятно, что Соловьев
ничуть не сомневался в жизненной
важности патриотизма, столь же нормального
и необходимого для народа, как для
человека любовь к детям или к родителям.
Опасность, по его мнению, была в том,
что в России граница между
патриотизмом и второй ступенью -
«национальным самодовольством» (или, говоря
современным языком, умеренным
национализмом) не очевидна, аморфна,
размыта. И соскользнуть на нее легче
легкого. Но стоит культурной элите
страны на ней оказаться, как
дальнейшее ее скольжение (или, по аналогии
с крайними радикалами времен
Французской революции, «бешеному»)
становится необратимым. И тогда
«национальное самоуничтожение», гибель
цивилизации — оказывается
неминуемой.
Короче, Соловьев связывал цивили-
зационную катастрофу не с «культурной
отсталостью народа», как делает
«социальная школа» в западной
историографии, и тем более не с присутствием
в России маргинальных экстремистских
групп, «бесов», говоря словами
Достоевского, как делает Пайпс, но с движением
идей, в частности, националистических
идей, в культурной элите страны.
«Бесы», как думал Соловьев, могут придти
только на готовое. То есть лишь в случае,
если культурная элита России,
оказавшись в плену «национального
самообожания», расчистит им дорогу. Вот такое
пророчество.
В западной историографии за
десятилетия холодной войны сложились две
непримиримо конкурирующие между
собой школы, чтоб не сказать церкви.
Одна, возглавляемая Пайпсом,
полагает, что к цивилизационной катастрофе
Россию привели как раз «бесы», то есть
левая радикальная интеллигенция, в
конечном счете осуществившая свой
подлый замысел посредством
«большевистского заговора». Именно поэтому в его
двухтомнике центральное место
занимают, по словам автора, «не идеи и не
безликие массы, но личности и группы,
чьи решения повлияли на судьбу
миллионов».
Всего через несколько лет, однако,
«социальная школа», которая
презирает свою соперницу как вымирающее
племя трубадуров холодной войны,
ответила на демарш Пайпса
сокрушительным ударом. В «Народной
трагедии» центральное место заняли как раз
те самые «безликие» массы, небрежно
отброшенные «заговорщиками» на
периферию истории. «Революционная
трагедия», говорит Фигес, коренилась
в культурной отсталости народа, а не
в каких-то злых и «чуждых» ему
большевиках.
Но все это шумное препирательство
по-своему очень занимательное, не
имеет ни малейшего отношения к
цивилизационной катастрофе, постигшей
Россию в 1910-е годы. Неужели именно
тогда русский народ оказался более
«отсталым», чем, скажем, в 1820-е или в
начале 1860-х, или в конце 1870-х. когда
в стране тоже складывалось то, что
принято называть революционной
ситуацией? Почему же, спрашивается, ни одна
из них не привела даже к
сколько-нибудь серьезному потрясению режима,
не говоря уже о его крушении,
цивилизационной катастрофе? Достаточно ведь
просто поставить этот вопрос — и не
останется сомнений, что в
концептуальном плане гигантский опус Фигеса
стоит на глиняных ногах.
Как, впрочем, и «заговорщическая»
теория Пайпса. Ведь совершенно
непонятно, почему «бесы» — большевики
оказались героями российской
трагедии, если на самом пороге мировой
войны, сокрушившей империю, они ее
даже не предвидели. И вообще были тогда
не менее безнадежными маргиналами,
нежели сегодня, скажем, национал-
большевики Лимонова и Дугина. И не
приди им на помошь война, так и
остались бы наши «бесы» навсегда на
CD
СП
ш
1С1
«о
67

О) Q.
SO
1 E
задворках истории — без малейшей
надежды просто выйти на политическую
поверхность. Какой уж там разговор о
власти в великой стране!
Спору нет, тогдашние «бесы» со
своей пламенной мечтой о превращении
империалистической войны в
гражданскую всегда были точно так же готовы
начать свое черное дело, как и
сегодняшние. Не зря же у Дугина война с
языка не сходит. Но ведь сначала нужно
было, чтобы кто-то втянул страну в
абсолютно ей ненужную и
самоубийственную войну. А также, чтоб кто-то не дал
ей возможности выйти из этой войны до
полного истощения сил, до рокового
предела. Были ли на это способны
большевики, имея в виду, что их влияние на
политический процесс равнялось нулю?
Думаю, достаточно поставить вопрос,
чтобы ответ на него стал очевидным.
На самом деле, роль «бесов» в
российской трагедии не отличалась, по
сути, от роли, допустим, ножа в
человекоубийстве. Кто, однако, объявит нож,
каким бы острым он ни был, ведущим
актером трагедии? Большевики могли
лишь так же бессильно мечтать о войне,
как сегодня мечтает о ней Дугин. Ленин
с характерной для него неспособностью
предвидеть события даже на год
вперед — лучший свидетель. Еще в 1913-м
он писал Горькому: «Война Австрии
с Россией была бы очень полезной для
революции штукой, но мало вероятия,
чтоб Франц Иозеф и Николаша
доставили нам это удовольствие».
Вот тут мы мало того, что разжалуем
большевиков из генералиссимусов
российской трагедии в рядовые, еще и
перенесем центр тяжести ее исследования
из сферы закулисных «бесовских»
интриг и из сферы
социально-экономической в сферу идей. В ту самую, которая,
по выражению Генриха Гейне,
единственно и способна «разрушить
цивилизацию». В ту самую, на которую как на
причину будущей цивилизационной
катастрофы и указал Владимир Соловьев.
Более того, если Ленин не предвидел
ее даже за год, Соловьев предсказал ее
еше в 1880-х. И не просто предсказал.
Уже тогда он не сомневался, что именно
она и может стать фатальной для
России. Вот его слова: «Нам уже даны были
два тяжелых урока, два строгих
предупреждения — в Севастополе, во-первых,
а затем, при еще более знаменательных
обстоятельствах, в Берлине. Не следует
ждать третьего предупреждения,
которое может оказаться последним».
Что же? Как повела себя культурная
элита страны, когда и впрямь пробил
час в июле 1914-го? Сопротивлялась ли
она вступлению России в эту войну?
Полагаю, всем известно, как обстояло
все на самом деле. Сверху донизу — от
министра иностранных дел до
либерального философа Бердяева, от
председателя Государственной думы до поэта
Гумилева, от высокопоставленного
аппаратчика Григория Трубецкого до теоретика
символизма Вячеслава Иванова, от
Ивана Ильина до Василия Розанова, от
веховцев до Плеханова — культурная
элита страны единодушно и страстно
столкнула Россию в военную бойню.
Вспомним, Соловьев предсказывал
не уничтожение России, но ее САМО-
уничтожение. И вправду можно сказать,
что русская культурная элита в июле
1914-го не просто допустила
коллективное самоубийство, но и способствовала
ему. Почему она это сделала?
Ответ можно было бы получить
у уцелевших представителей
российской культурной элиты, нашедших
приют в Европе и в Америке, но никогда
даже самим себе они в собственной вине
не признаются. Винят они в трагедии
страны все, что угодно, — от культурной
отсталости народа до «большевистского
заговора». Некоторые из них, как
Михаил Карпович в Гарварде или Георгий
Вернадский в Йеле, по сути, и создали
те историографические школы, о
которых уже шла речь, воспитали первое
поколение западных историков.
А источниками им служили мемуары
того же Сергея Сазонова, министра
иностранных дел России в 1914-м,
и председателя Государственной думы
Михаила Родзянко, и Петра Струве,
и Павла Милюкова, и Александра
Керенского, то есть тех, кто в роковой для
России час как раз принимал фатальное
для нее решение.
Но чем объяснить это
самоубийственное поведение российской элиты
перед лицом грозившей катастрофы?
Тут без экскурса в историю (хотя бы
и очень короткого)
националистической идеи в России не обойтись. Вот как
представлял себе роль России в мире
Достоевский: «Если великий народ не
верует, что в нем одном истина (именно
в нем и именно исключительно), если
не верует, что он один способен и при-
68

зван всех воскресить и спасти своею
истиной, то он тотчас же перестает быть
великим народом и тотчас же
обращается в этнографический материал...
Истинный великий народ никогда не
может примириться со второстепенною
ролью и даже с первостепенною, а
непременно и исключительно с первою.
Кто теряет эту веру, тот уже не народ. Но
истина одна, а стало быть, только
единый из народов может иметь Бога
истинного... Единый народ-богоносец —
русский народ».
Это монолог Шатова из «Бесов».
Но мало ли что может писатель вложить
в уста литературному персонажу! —
скажете вы. Однако в «Дневнике писателя»
Достоевский возврашается к этой идее,
формулируя ее — теперь уже от своего
имени — точно в тех же словах и
защищая ее истинность. Не ярчайший ли это
пример «национального
самообожания», описанный Соловьевым как
предпоследняя, третья ступень вырождения
патриотизма? Что должно было
происходить в голове у человека, во всех
остальных отношениях замечательно
тонкого и глубокого, чтоб он мог искренне
в такое поверить? И не заметить даже,
что проповедь его — вернейший путь
к войне, к конфронтации с миром и,
стало быть, говоря словами Соловьева,
к национальному самоуничтожению?
Николай Бердяев не такой яркий
писатель, как Достоевский. Но разве в
преддверии войны не был и он убежден,
что «бьет час, когда славянская раса
во главе с Россией призывает к
определяющей роли в жизни человечества»?
Разве не вспоминал впоследствии:
«Я горячо стоял за войну до победного
конца и никакие жертвы не пугали
меня... Я думал, что мир приближается
путем страшных жертв к решению
всемирно-исторической проблемы Востока
и Запада и что России выпадет в этом
решении центральная роль»?
И у Сазонова и Родзянко, пусть
с примесью геополитики, мы найдем все
те же отзвуки славянофильской мечты.
Что же, значит только эта идея и жила
на российской почве? Вовсе нет.
В 1820-е у декабристов ничего
подобного мы не найдем. А они были
средоточием всего мыслящего, европейского
и блестящего, что тогда в России было.
Ни идеи о «едином народе-богоносце»,
ни призыва «не примиряться с
первостепенною ролью в человечестве, а
непременно и исключительно с первою»,
ни расистского мессианства, ни
притязаний на центральную роль России в
решении исторической проблемы Востока
и Запада, вообще ни малейшей
претензии на исключительность, на
уникальность — ничего из этого вороха
фатальных для страны идей у декабристов не
было. Но как сошло с политической
сцены это славное поколение, начиная
с 1830-х, неожиданно врываются
мессианские идеи, претендуя на первые роли.
И с тех пор только их мы и слышим
от славянофильствующих философов,
историков и писателей вплоть до самого
1917-го.
Ни у кого, я думаю, язык не
повернется обвинить декабристов в
недостатке патриотизма. Цвет русской нации
пошел на смерть и в каторжные норы, чтоб
Россия стала свободной. Но заключался
их патриотизм в жестокой
национальной самокритике, а отнюдь не в
националистической риторике о мессианском
величии. Профессиональными
«патриотами» декабристы не были, просто
любили свою страну. Они
продемонстрировали нам, что значит национальное
самосознание. И чем отличается оно
от «национального самообожания»
славянофилов. И опять-таки никто не
сказал об этом лучше Соловьева:
«Внутреннее противоречие между требованиями
истинного патриотизма, желающего,
чтоб Россия была как можно лучше,
и фальшивые притязания
национализма, утверждающего, что она и так лучше
всех, — это противоречие погубило
славянофильство». И добавлю — Россию.
Конечно, процесс вытеснения
декабристской политической традиции и
замены ее славянофильской в сознании
российской культурной элиты был
медленным и сложным. Основоположники
славянофильства в 1830-е еще полны
либерального пыла национальной
самокритики. Они еще ополчаются на
крепостничество и деспотизм, воюют
с произволом и цензурой. Но проповедь
свободы, смешанная с фанатическим
преклонением перед «народом
богоносцем» и тем более со страстной
апологией самодержавия и превосходства
славянской расы, обещала странные,
парадоксальные результаты.
Уже «молодые реформаторы» 1850-х,
соединившие либеральное
западничество с неколебимой славянофильской
лояльностью к самодержавию, это
продемонстрировали. Еще более
продвинулись народники 1870-х, смешавшие
СО
О)
О)
5Ь
II
69

00
О
О)
. л
Я io
5
ф Q.
5 Л
о
70
Колхозный труд. Годы войны
А. Добрицын.
Из серии «Рефлексия»
декабристскую ненависть к
самодержавию со славянофильской любовью к
архаической сельской общине, в которой,
они полагали, и воплощались
уникальность и мессианская роль России. Как
жаловался Плеханову Энгельс:
«Положительно стало невозможно
разговаривать с нынешним поколением русских.
Все они верят в коммунистическую
миссию России, якобы отличающую ее от
варварских (infidel) наций».
Короче — процесс внедрения
славянофильской традиции в сознание всех
слоев культурной элиты, включая
умеренную и даже радикальную оппозицию
режиму, продолжался целое столетие.
Не будь это слово неотторжимо
привязано к экономике, я назвал бы его
«национализацией» российской
интеллигенции, то есть тем самым вырождением
патриотизма, которого так страшился
Соловьев. Первым шагом в эту сторону
был внезапный идейный вакуум,
образовавшийся в результате
интеллектуальной катастрофы, постигшей Россию с
разгромом декабризма. Это было время,
когда, как вспоминал Гериен, не только
«говорить было страшно», но и «сказать
было нечего». Этот-то вакуум и
заполнило славянофильство своим «нацио-

нальным самодовольством», которое,
в полном согласии с формулой
Соловьева, не могло не деградировать в
«национальное самообожание». А последним
шагом было, конечно, гигантское
националистическое наваждение между 1908
и 1914 годами, окончательно
превратившее российскую культурную элиту в то,
что я называю славянофильствующей
интеллигенцией. Именно эта
трагическая победа славянофильства над
декабризмом, когда, по выражению
знаменитого в те годы московского философа
Владимира Эрна, само «время
славянофильствовало», и сделала, думаю,
национальное самоуничтожение России
неизбежным. К тому времени
славянофильствующая интеллигенция просто
разучилась мыслить в терминах,
отличных от тех, что слышали мы от
Достоевского и Бердяева.
Но почему эта старая история
кажется мне как никогда актуальной сегодня?
Почему вызывает такую тревогу
прозрение Соловьева столетие спустя после его
смерти?
Ну судите сами. Впервые после
четырех столетий блуждания по военно-
<D О.
X ?
'О
71

СС о
<а
00
О)
о»
. л
§Ь
и С
№ Q.
ffl Н
имперской пустыне (блуждания,
связанного, между прочим, с
крепостничеством, с террором и цензурой, с чертой
оседлости и цивилизационными
катастрофами) Россия, наконец, стряхнула
с себя бремя империи, стала
федерацией. Но стали ли героями сегодняшней
культурной элиты те, кто первыми
предложили федерацию как непременное
условие российской свободы еще семь
поколений назад. Я говорю о декабристах.
Они не просто ее предложили, они
вышли за это на площадь. Но вспоминает
ли кто-то их, есть ли книги, им
посвященные, или театральные спектакли,
или памятники?
А вот книг о тех, кто не мыслил себе
Россию без империи, предостаточно.
Можно даже сказать, что проповедники
славянофильской Русской идеи
сейчас — крик моды. Пишут о них и старые
философы, и молодые историки, и
бывшие либералы, и бывшие диссиденты.
И получается — на Русскую идею с ее
убийственным «национальным
самообожанием» спрос есть, а на декабризм
с его ясным и рациональным
мышлением — нету. Между тем, победи он
в 1825-м, и самой цивилизационной
катастрофы, о которой мы сейчас
говорим, не случилось бы.
Я не говорю уже о сегодняшних
профессиональных «патриотах»,
известно, что они проповедуют. Но
отличаются ли они от «профпатриотов»
времен Соловьева? Тем нужны были
Сербия, Константинополь и Галиция,
а этим — все та же Сербия,
Севастополь и Казахстан.
Еще важнее, что совершенно
естественно на таком фоне звучат
славянофильские пророчества Александра Па-
нарина, заведующего кафедрой
политологии МГУ, человека великолепно
образованного. Говорит он, по сути, то же,
что Достоевский, хотя и не так ярко:
«Любая партия в России рано или
поздно обнаруживает — для того чтобы
сохранить власть, ей необходима
государственная и даже мессианская идея
с провозглашением мирового величия
и призвания России». Так, мол, устроена
русская политическая культура, такова
ее традиция, и мы — ее пленники.
Русская интеллигенция как будто забыла,
что есть у России и другая традиция —
декабристская, где и в помине нет
мечты о «мировом величии» или о
«мессианской идее». Забыла, что эта традиция
уходит корнями в самое начало
государственного существования России, в ее
досамодержавное, докрепостническое
и доимперское столетие.
А вся эта имперская помпа с
«мировым величием» начинается в России
лишь с Ивана Грозного. И была она
тогда совершенно новым и, как мне
кажется, чуждым элементом в русской
политической культуре. Она прижилась, это
правда. Но реформаторы, Вассиан
Патрикеев, например, в XV веке, Андрей
Курбский в XVI, Михаил Салтыков
вXVII, Дмитрий Голицын в XVIII,
легитимной ее никогда не признавали. А
декабристское поколение вообше
отвергло ее с порога. Так почему,
спрашивается, должны руководители
постимперской России обязательно оказаться
наследниками традиции Грозного царя,
а не доимперской традиции Ивана III
или антиимперской традиции
декабристов?
Выходит, в великом споре между
славянофильством и декабризмом опять
одолевает славянофильство? Опять, как
в канун губительной войны, «время
славянофильствует»? Вот почему актуальна
сегодня старая формула Соловьева. Ибо
если снова удастся «национальному
самообожанию» завоевать культурную
элиту России, страна будет снова отдана
«бесам». На этот раз, быть может, навсегда.
Четырежды на протяжении
последних двух столетий история представляла
России возможность «присоединиться к
человечеству», говоря словами
Чаадаева. В первый раз в 1825 году, когда
декабристы попытались сделать это силой;
во второй между 1855-м и 1863-м, в
эпоху Великой реформы, когда ничто как
будто не мешало сделать это мирно,
по-доброму; в третий между 1905-м
и 1914-м, когда Витте и Столыпин
положили начало новой Великой реформе,
и в четвертый, наконец, в 1991-м. Три
шанса из четырех были безнадежно
загублены. Пятого может и не быть.
В момент, когда Россия снова
накренилась над пропастью, пробил,
я думаю, час для российской
интеллигенции посмотреть на судьбы страны
и мира глазами великих
предшественников, мыслителей масштаба
Владимира Соловьева.
Именно этого масштаба, этой
потрясающей исторической ретроспективы
прошлых эпохальных поражений и
недостает нам сейчас. Без нее и спорим мы
не о том, и воюем не за то. Вот эту
ретроспективу я сегодня и предлагаю. •
72

ВОЛШЕБНЫЙ ФОНЯРЬ
Свое название удивительные по своим свойствам волны — солитоны —
получили от термина «уединенная волна», по-английски solitary wave,
а окончание — он — указывает на их родство с частицами (электрон,
протон, нейтрон и т.д.): сталкиваясь, солитоны с одинаковой высотой «горба»
расходятся, не изменяя своей формы (а). Более высокие и узкие солитоны
движутся быстрее более низких и более широких. Нагнав более медленный
солитон, более быстрый проходит сквозь него (б), причем, как и при
лобовом столкновении, оба солитона сохраняют свою форму (в).
Юлий ДАНИЛОВ
* -v*.^h
О) С
»
U
73

Юрий Левада
Шестьдесят восьмой
переломный
1968 год-это:
Конец эпохи шестидесятников
Время протестантов-подписантов
Последний вздох идеи "социализма
с человеческим лицом"
Очередной системный кризис советской власти
Революция хиппи
Что мы знаем и помним об этом
00
8
О) О.
но
Иногда говорят, что високосные
годы вмещают больше событий, чем
годы обыкновенные. К 1968-му это,
в самом деле, относится. Трудно
назвать в последующие два десятилетия
другой год, столь насыщенный
событиями, притом имеющими далекие
и серьезные последствия.
Наследство «шестидесятых». Этим
годом для страны фактически
закончились беспокойные «шестидесятые»
и начался отсчет «застойных», как
когда-то говорили, «семидесятых».
(Социально-политическая хронология не
совпадает с календарной: рамки
условных шестидесятых охватывают
период 1953 — 1968 годы, а
семидесятых — примерно 1969 — 1985.)
События шестидесятых у нас определялись
попытками придать стране более
современный вид, ничего не меняя по
существу в общественном строе и в
государстве.
Ключевой момент эпохи —
осуждение Сталина, сделанное так, чтобы
сохранить в неприкосновенности
существующий режим. Отсюда —
«оттепель» и цензура, шумная критика
«культа личности» (была ведь такая
фальшивая формула!), но не
правящей партии, XX съезд и жесточайшее
подавление венгерского восстания
1956 года, бесконечные перестановки
в кадрах, но никакого намека на
экономические и тем более политические
реформы. Не было массовых расправ,
но затравили Бориса Пастернака,
запретили трогать Лысенко, поносили
«формалистов», чуть было не
разогнали Академию наук. Все эти метания
связывались с взбалмошным нравом и
стилем руководства Хрущева, поэтому
выглядели неустойчивыми, зыбкими,
часто казалось, что «все» может завтра
же либо развалиться, либо вернуться к
ситуации всеобщего террора. Позже
стало ясно, что и попытки перемен,
и их ограниченность имели более
серьезные основы, чем характер
Никиты Хрущева: правящий слой уже не
мог жить по-старому, но не имел
альтернатив.
Поэтому изменились времена и
произошли необратимые перемены.
Какими бы идеологическими
выкрутасами ни пытались приуменьшить
значение таких акций, как
ликвидация лагерей и массовая реабилитация
жертв, последствия были серьезными.
Ушла атмосфера всеобщего страха и
доносительства (хотя и устрашители,
и доносители остались). Кроме того,
исчез простейший источник дешевой
рабочей силы — основа всех великих
строек. (Иссяк и другой — бесплатная
работа в колхозах.)
Эпоха шестидесятых стала
подходить к своему концу с октябрьского
партийного переворота 1964 года,
когда властвующая элита избавилась от
своего неугомонного и непредсказуе-
74

мого лидера. Сразу появились
опасения, что взят курс «полный назад», что
произошел сталинистский или
военный переворот (о военной опоре
власти стали говорить с 1965-го, когда
юбилей Победы был очень пышно
отмечен.) Новые власти, которые долго
казались случайными, временными,
что давало пищу анекдотам о
«временном правительстве», заявляли, что
будут продолжать прогрессивную
линию, но только без «субъективизма»
Хрущева. Поначалу было непонятным
лицо нового режима (тогда Брежнева
называли «бровеносец в потемках»).
Потом стало ясно, что лииа-то и не
было вовсе: самый длительный и
стабильный в нашем XX веке режим
оставался удивительно безликим. Их
действия определялись не личными
прихотями, а природой режима.
Придя к власти, Брежнев и
компания постарались всех успокоить:
правящий аппарат уверили, что его не
будут перетряхивать, интеллигенцию —
что ее будут уважать (отказались от
планов разгона Академии наук, от
реформы правописания, от поддержки
Т. Лысенко), международных
партнеров — что будут проводить
миролюбивую политику (вскоре ей придумали и
словечко — «разрядка»). Первым
испытанием надежности таких
обещаний стало дело Синявского —
Даниэля. Их судили с большим
пропагандистским шумом в феврале 1966-го, как
раз в день десятилетия доклада «О
культе личности...» на XX съезде;
ничем больше эта годовщина не была
отмечена. Тем самым власть показала,
что она могла быть более или менее
терпимой только до известного
предела: ни малейшего покушения на
интересы режима. Причем, конечно,
монопольное право определять эти
самые интересы сохраняло начальство.
1968: две линии событий. Две
связанные между собой линии событий
определили напряженность 1968 года.
С одной стороны, череда протестов и
репрессивных действий, которая
началась с процесса Даниэля —
Синявского и продолжалась все
семидесятые годы. Сначала были дожшьно
осторожные протесты против
приговора, потом репрессии против
протестовавших, протесты против репрессий и
новые репрессии против
протестующих и т.д. Главной формой протеста с
1967-го стали коллективные письма,
адресованные «наверх», но
распространяемые через каналы радио
«Свобода», «Би-би-си» и прочие. Это
приводило власти в ярость. Решено было
ударить посильнее, и с осени 1967-го
развернулась неожиданно жестокая
кампания преследования
«подписантов»: десятки и сотни людей из
академической, писательской среды
исключали из партии, выгоняли с
работы, лишали возможности выезжать за
рубеж, заставляли унизительно
каяться и прочее. Одни замолчали, другие,
оставшись без работы и перспективы,
уехали из страны (через пару лет, когда
это стало возможным), третьи — их
было совсем немного — стали работать
на «самиздат». Появилась тоненькая
струйка полуподпольной
бесцензурной политической публицистики, и
она уже не прерывалась до конца
семидесятых.
Впрочем, здесь требуется одно
пояснение. Круг людей,
непосредственно занимавшихся, как писали в
приговорах, «изготовлением и
распространением материалов, наносящих
ущерб» и т.д., был действительно
узок — десятки и сотни людей. Но
читали их все, то есть все просвещенные
и интересующиеся общественными
делами, прежде всего в крупных
городах. Тут счет шел уже, наверное, на
десятки и сотни тысяч читавших,
передававших, интересовавшихся,
симпатизировавших. И, кстати, читали без
разбора, без разделения на
направления и не придираясь к достоинствам
текстов все, попадавшее в сферу
самиздата. Интересным и ценным
казалось все, что обходило запреты.
Жесткие линии несовместимости между
«демократами», «патриотами»,
«марксистами», самостоятельными
мыслителями и другими стали видны позже.
Начало 1968-го — пик «подписант-
ской» активности. По подсчетам
Андрея Амальрика, коллективные и
индивидуальные письма к весне 1968-го
подписали 738 человек, затем поток
посланий «начальству и миру» иссяк.
Такая форма протеста утратила не
только массовость, но и смысл. Ведь
когда поднялась волна протестующих
коллективных писем, это не
требовало личной отваги: казалось, что «еще
можно», а спустя считанные недели
оказалось, что «уже нельзя», — время
изменило цвет, власти перепугались и
ожесточились. Кто решался
подписывать «письма» после этого, решался на
ш о.
3*
75

х С
Q.Q)
Q3
поступок и знал, чем это грозит.
Рубежом был 1968 год.
Непосредственные результаты
всей волны протестов и разоблачений
(потом это назвали правозащитным
движением) были довольно
скромными: в некоторых случаях произвол по
отношению к отдельным людям
удавалось умерить. Сейчас, издали,
кажется важным результат косвенный:
как будто появилась некая новая для
нашей жизни солидарная общность
людей, объединенная стремлениями к
демократизации общества.
Но с самого начала эта общность
делилась на активистов и зрителей
(«читателей»), и именно это
разделение имело самые серьезные и
трагические последствия, влияние которых
мы переживаем сейчас. Как
оказалось, все наши демократические
мечтания, настроения, а позже и
начинания строились на жестком разделении
«деятелей» и «зрителей», которое
исключало активное массовое участие
в социальных действиях. Публика
восхищалась или ужасалась, а
некоторые участники действа только на это
и рассчитывали. Отсюда и привычка
ловить малейшее дуновение ветерка с
дальней или близкой стороны,
мечтать и надеяться на то, что «кто-то»
проломит стену безвыходности.
Что сегодня помнят? В июле 1998
года ВЦИОМ задал своим
респондентам (1600 человек по
общероссийской выборке) вопрос: кого
называли диссидентом? Подсказок
не предлагалось, люди давали
определения своими словами. В
результате получились такие группы
ответов (в процентах от числа
опрошенных):
* «Враги, изменники»
* «Эмигранты»
* «Противники власти»
* «Инакомыслящие»
* «Жертвы преследований»
* «Не знают, не могут
определить»
i
3
2
8
9
1
76
s
Самая любопытная цифра здесь —
последняя: три четверти
населения после застоя, гласности и т.д.
просто не знают, кто такие
диссиденты. Причем оказывается,
что самые молодые — они и есть
самые незнающие (только 18
процентов дают содержательные
ответы). Больше всех помнят те,
кому от 25 до 55 лет (29 — 30
процентов), а из
высокообразованных — даже больше половины
(53 процента). «Врагами,
изменниками» именуют диссидентов
одинаково редко (по 3 процента)
и сторонники коммунистов, и
демократы.
Одна небезынтересная деталь: из
1600 опрошенных только 1 (один!)
человек назвал диссидентов
демократами. Так девальвирован
последний термин за последние годы
наших политических разборок...
Зато вопрос о роли диссидентов
довольно четко разделяет
нынешних политических соперников.
Из общего числа опрошенных
считают, что диссиденты играли
в развитии нашего общества:
* положительную роль 8
* отрицательную роль 1
* практически никакой
роли 8
* затруднились ответить 3
Чаще других позитивно
оценивают роль диссидентов люди
высокообразованные (соотношение
оценок 45 : 13), жители больших
городов (35: 9), реже в малых
городах (18: 13) и селах (18:15).
Политические предпочтения
приводят к контрастным мнениям:
у симпатизирующих
коммунистам они осуждающие (15 : 24),
у тех, кто считает себя
демократами, патриотами,
центристами, сторонниками партии
власти, одобрение решительно
преобладает (например, у демократов
в соотношении 41 : 11). Средние
оценки, приведенные выше, как
водится, стерты, но и в них
преобладает позитив.
Ветер из Праги. Со «зрительским»
характером наших демократических
устремлений связана была вторая
линия событий и переживаний нашего
1968-го — так называемая Пражская
весна. (Разумеется, я имею в виду
«нашу» сторону чехословацкой драмы, то
есть то, как ее воспринимали в
советской либерально настроенной среде;
это важно и, как мне кажется,
поучительно.)
Сейчас легко посмеиваться над
надеждами лета 1968: какое могло быть
«человеческое лицо» у партийной
диктатуры советского образца? Ростки
76

свободы были слабыми и заранее
обреченными на вытаптывание, что и
случилось. Все это верно и даже
банально, поскольку «задним умом» все
крепки. Но чтобы понимать значение
событий, нужно пережить их в тех
рамках места и времени, в которых
они происходили. Только тогда
становится понятным смысл надежд,
разочарований, жертв. И конечно, уроки
на будущее.
Поэтому и важно знать, что
означал тогда ветер свободы из Праги.
Для нас, то есть для широкого, в
основном «зрительского» круга
осторожно-свободомыслящих конца
шестидесятых, каждая встреча, каждая
«кухонная» дискуссия — других не
было — начиналась с выяснения
последних новостей «оттуда». Имена лидеров
и властителей дум пражского
движения не сходили с уст: Дубчек, Смрков-
ский, Кригель, Пеликан, Гольдштюк-
кер... Наверное, не все знали, не все
понимали, что-то приукрашивали,
желаемое принимали за реальность,
явно преувеличивали массовую
поддержку и сплоченность движения.
Но мы видели в начинаниях или в
декларациях этих людей то, что
мечтали увидеть у себя, — тот самый росток
свободы. Прежде всего свободы слова
и некоторой открытости
общественной жизни: ведь официально, законом
отменили цензуру как явление,
позорное для государства. Появилось
примерно то, что через двадцать лет у нас
назвали гласностью. Для конца
шестидесятых это, если использовать
известную формулу, было великолепно и
звучало гордо.
Как известно, даже самые
радикальные из пражских реформаторов и
не шли дальше, никто не покушался
на государственную собственность, на
руководящую роль партии и тому
подобные священные основы
социализма советского типа. Более того, ведь
видимым инициатором перемен
выступала сама правящая партия
(точнее, часть обновленной в январе
партийной верхушки во главе с первым
секретарем). Перемены прежде всего
касались состояния умов и, понятно,
затрагивали прежде всего мыслящий
слой.
В этом пражская весна 1968-го как
будто радикально отличалась от
давней будапештской осени 1956-го и
еше далекого польского лета 1980-го.
(Существует такое околонаучное
поверье о двенадцатилетних циклах
однотипных исторических событий, в
данном случае
социально-политических потрясений: 1956 — 1968 — 1980 —
1992, последняя дата с некоторыми
поправками уже относится к нашей
собственной жизни...) Но как раз
сдержанность, умеренность
чехословацкого движения казалась
чрезвычайно заманчивой и возможной для
подражания в наших тогдашних
советских условиях.
Умеренность, даже «компартий-
ность» чехословацкого движения,
казалось, создавала некоторую
защищенность от прямой интервенции со
стороны «старшего брата». И надежду,
которую сейчас хочется обозвать
жалкой и наивной: если «им» (то есть
нашим властям) придется стерпеть что-
то вроде «красной демократии» в
Праге, то легче станет дышать и у нас.
А кроме того, и даже, пожалуй,
главное в том, что собственные наши
надежды долго питались образом
«второго пришествия» либерального
реформатора, как бы нового и
дополненного издания Хрущева. Других
источников инициативы перемен на
наших горизонтах просто не видно было.
(Спустя два десятка лет мы
действительно ощутили «первотолчок
сверху», но исходящий не столько от
прозрения, сколько от разложения
правящей верхушки.)
В то лето А.Д. Сахаров впервые
выступил как общественный деятель,
опубликовав (на Западе и в самиздате,
конечно) «Размышления о мире,
прогрессе и духовной свободе». Одна из
позиций — поддержать чехословацкие
реформы.
Лен Карпинский написал тогда
прекрасную статью-манифест
«Парижская коммуна XX века», где
пражские реформаторы сравнивались с
повстанцами 1871-го. (За это его
потом исключали из партии.)
«Танковый социализм»: против
кого? То, что казалось привлекательным
либерально настроенным
интеллигентам, с самого начала вызывало страх и
ярость всей правящей верхушки. Даже
мысль о том, что «лучший в мире
строй» нуждается в реформах,
приводила в ужас. (Двадцать лет спустя
часть высшей номенклатуры искала в
осторожных реформах средство
спасения строя, что и было признаком ее
«идеологического» разложения, но в
1968-м этого еще не было видно.) Все
. -С
а о.
I
1 л
1 2
77

i. °-
if
u
Ш O.
1Ю
средства нажима, запугивания, весь
арсенал идеологических проклятий
уже с начала, а особенное весны,
после отмены цензуры и вынужденной
отставки президента Новотного, были
брошены против «отступников». И
призрак прямой военной
интервенции — по образцу Берлина-53 и Буда-
пешта-56 — возник сразу же после
январского пленума (когда руководство
КПЧ оказалось в руках А. Дубчека и
его сторонников). Правда, за
последующие месяцы уговоров и устрашений
призрак несколько поблек,
временами даже казалось, что Москве
придется стерпеть пражские перемены и «все
обойдется». Не обошлось.
Для любой системы идеологии и
власти, которая претендует на
абсолютную монополию, самым
страшным врагом был не «посторонний», а
еретик, уклонист, отступник, то есть
«свой», сделавший полшага в сторону,
потому что он может увлечь за собой
других и подорвать нерушимость
«монолита» власти или вероучения. Так
считали церковные и партийные
инквизиторы в давние и недавние
времена. По такой логике самый
осторожный, притом истово верующий
отступник от обязательного канона
должен считаться самым страшным
преступником, врагом, извергом (в
бесподобной терминологии сталинского
«Краткого курса») и т.д.
А с «врагами» церемониться —
спорить, убеждать, доказывать — не
полагалось, за проклятием должна была
следовать и крайняя мера. Поэтому
первым, последним и решающим
аргументом во всех спорах об истинной
вере или истинном социализме
выступала сила. В августе 1968-го
использовались разные формы насилия —
прямого и косвенного. Танки нужны
были, чтобы предупредить массовые
протесты и прикрыть акции групп
захвата и последовавшие «чистки». Не
сразу, но за полтора-два года
беспокойную страну, а точнее, ее
политическую элиту заставили склонить голову
перед «ломом», против которого
приема не было.
Правда, «нормализация»
коснулась политической поверхности как
чехословацкого общества, так и его
отношений со «старшим братом». За
последующие двадцать лет созрело
новое поколение и вышла на сцену
новая политическая элита, свободные
от иллюзий социализма и готовые для
к
О
«бархатного» разрыва с ним. Чему мы
можем, отмечу это сегодня, только
завидовать.
Что помнят сегодня? В том же
исследовании за июль 1998 года
респондентов попросили указать,
какая из точек зрения на ввод
советских войск в Чехословакию в
ночь на 21 августа «того» года им
ближе. Результаты получились
такими (в процентах от числа
опрошенных):
* Это было необходимо для
поддержания порядка
и предотвращения
кровопролития
в Чехословакии 7
* Это было необходимо, и если
бы этого не было сделано,
в Чехословакию вошли бы
американские войска 5
* Это было необходимо в тех
условиях для сохранения
социалистического строя
в Чехословакии 11
* Это было результатом
конфликта в руководстве
Чехословакии 3
* Это было результатом
конфликта между
руководством
Чехословакии и СССР 5
* Это была преступная
агрессия против соседней
страны, вмешательством
в ее внутренние дела
ур 15
* Это окончательно доказало,
что социализм советского
типа несовместим
с демократией 6
* Не помнят, ничего не знают
об этом, затрудняются
ответить 56
Итак, более половины наших
соотечественников просто не
знают, что тогда произошло. Больше
всего «незнаек» среди молодежи
(79 процентов), меньше всего
среди тех, кому 40 — 55 лет (50
процентов). Две трети (65
процентов) москвичей не знают, не
помнят.
Если перегруппировать оценки,
получим, что как-то
оправдывают интервенцию 23 процента,
решительно осуждают 21 процент,
неясна оценка у 8 процентов,
половина отказывается от оценок.
У молодежи преобладает осужде-
78

ние (6 : 17), у старших (55 лет
и старше) — оправдание (33: 18),
высокообразованные чаще
осуждают (26: 32), малообразованные
чаще оправдывают (22 : 13),
жители больших городов и
москвичи скорее осуждают вторжение
(21:27), а в селах скорее
оправдывают (25 : 18). Партийные
пристрастия делают оценки событий
противоположными: среди
сочувствующих коммунистам
значительно преобладает оправдание
интервенции (36:12), среди
демократов — решительное осуждение
(13:37).
Коротка и смутна наша
историческая память...
Что делал остальной мир.
Множество событий самого разного типа
происходило на всех континентах в
этот беспокойный год. Студенческая
«революция» бушевала в
университетах Европы и Америки, в моду вошли
«левые» лозунги и «левые» толкования
марксизма. В Польше власти
разогнали молодежную демонстрацию и
занялись чисткой смутьянов
«некоренного» (то есть еврейского)
происхождения. Китай корчился в погромах
«великой культурной революции».
США увязали все глубже в кровавой
трясине вьетнамской войны. На этот
год приходятся убийства Мартина Л.
Кинга и Роберта Кеннеди.
Волновались и переживали
чехословацкие события и советскую
реакцию немногие, в основном те
западные левые, кто еще надеялся на
обновление советского социализма.
Против танков, конечно,
дипломатично протестовали, но довольно
сдержанно. Запад почти устроили
официальные (пожалуй, в тот раз
вполне искренние) заверения
советских властей в том, что происходит
чисто внутрен няя разборка среди
«своих». У нас долго потом отрицали
существование «доктрины Брежнева»,
по которой СССР имел право
наводить свои порядки во всем «лагере»,
но Запад фактически ее признавал.
Мир был поделен, военные
соревнования времен разрядки лишь
подкрепляли секретные протоколы Ялты
(1945-го), где этот раздел был задан.
Труднее стало дышать. Правящая
советская элита определилась в своих
интересах: на последующие
пятнадцать лет все намеки на обновление
и реформы отменялись. Либералы
утратили свое влияние в партийных
коридорах, но уже вымерли
«ортодоксы», те и другие уступили места
карьеристам. На них нечего было
надеяться, но и большого страха они не
внушали.
Сильнее всего события 1968-го
ударили по либеральным иллюзиям,
этой вечной и основной пище
духовной нашей интеллигентной публики.
Если вспомнить, какие чувства
вызвало вторжение танковых дивизий
великого Союза в «братскую» страну,
то главным был мучительный стыд.
Во-первых, стыдно было за наши
власти, которые дошли до такого
позора. («Наши», потому что других не
было даже в воображении, а еще
потому, что никакое критическое
отмежевание не снимает ответственности
за тех, кого терпят и кого поэтому
заслуживают.)
Во-вторых, стыдно было за свою
беспомощность. Восемь человек
вышли в том августе на Красную
площадь с протестом против вторжения.
Остальные — вчерашние подписанты
и будущие демократы — возмущенно
молчали, опасаясь репрессий и
понимая, что ничего не могут изменить.
Как у Юлия Кима: «На тыщу
академиков и член-корреспондентов, на весь
на образованный ученый миллион
нашлась лишь эта горсточка...» (Второй
раз в моей жизни подобное чувство
пришлось испытать еще один раз,
много позже — в декабре 1994-го.)
Герцен писал когда-то: «В Европе
был прогресс, а нас за это били».
Жить, работать, думать после
перелома 1968-го становилось у нас все
труднее. Самые характерные анекдоты
эпохи кончались сентенцией типа:
«Не гони волну, всем хуже будет».
До худшего — до всеобщего страха и
всеобщей охоты на ведьм — дело не
дошло. •
со
щ
79

сямый.
СвМОЕ
CD
s
- Л
Ц
IS
(V O.
САМАЯ ЯРКАЯ звезда,
которую астрономы
Университета штата Калифорния
в Лос-Анджелесе,
возглавляемые Марком Моррисом,
обнаружили вблизи центра
галактики Млечного Пути,
получила наименование
Пистолет — по названию
окружающей ее туманности,
имеющей очертания,
напоминающие этот вид
огнестрельного оружия. Яркость
звезды превышает все
остальные, известные до сих
пор. Как выяснилось, звезда
испускает за шесть секунд
такое же количество
энергии, что наше Солнце — за
целый год.
В то время, когда звезда
Пистолет образовалась, что
произошло от одного до трех
миллионов лет назад, ее
масса, вероятно, в двести
раз превышала солнечную.
Однако ее материя выгорает
в таком невероятно быстром
темпе, что в течение
ближайших трех миллионов лет
ей предстоит яростно
взорваться и полностью
исчезнуть.
Обнаружить эту звезду
ученым удалось при помощи
изображения звездного
неба, полученного от
приборов, установленных на борту
космического телескопа
Хаббла.
САМАЯ ДРЕВНЯЯ птица
обнаружена недавно
палеонтологами в центральной
Испании. Эта сенсационная
находка доказывает, что уже
115 миллионов лет назад
существовали птицы, умевшие
летать.
Всего-навсего тридцать
миллионов лет
понадобилось природе для того,
чтобы развилась
«совершенная» птица. Причем
эволюция, по всей вероятности,
проходила быстрее, чем
ранее считали ученые.
Крохотная древняя птичка каким-то
образом застряла в
известняковой щели и прекрасно
законсервировалась в этой
ловушке. Сохранился не
только ее скелет, но и
оперение.
В результате этой находки
было опровергнуто
распространенное мнение, будто
первые способные летать
птицы появились на Земле
значительно позднее. Самая
старая древняя птица —
археоптерикс еще не умела
полноценно летать. После
долгого разбега она хоть
и поднималась в воздух,
однако вскоре падала.
Охотиться в воздухе она не
могла и добывала пищу, бегая
по земле.
Зато «летательный
аппарат» древней птицы,
обнаруженной в Испании,
безупречен. На концах крыльев у нее
имеется кромка из перьев,
благодаря которой древняя
птица не падала на землю,
когда ей нужно было
замедлить полет. А зто означает,
что она могла охотиться
в воздухе.
САМЫЕ ТОЧНЫЕ И
СКРУПУЛЕЗНЫЕ ассистенты
хирургов — зто роботы. Врачи
нескольких клиник мира уже
три года полагаются на этих
ассистентов из стали.
Роботы фрезеруют отверстия для
искусственных
тазобедренных суставов или держат
тяжелые операционные
микроскопы.
Немецкие ученые расширили
сферу применения роботов в
операционных залах. В
клинике Вирхов университета
Гумбольдта в Берлине инженеры и
врачи построили первый в
мире робототехнический
операционный зап. Хирургам,
оперирующим ротовую полость,
челюсти и лицо, здесь будут
помогать два электронных
ассистента.
Важнейшие анатомические
структуры рсположены в
человеческом черепе очень
близко, и такие
чувствительные органы, как глаз и мозг,
кровеносные сосуды и
нервные узлы, при операции
легко повредить. Робот,
оснащенный системами
навигации и обработки
изображений, способен более точно,
чем врач, сверлить,
фрезеровать и пилить. В
Висбадене ученые создают робота,
который сам проводит
операцию. Хирург управляет им,
глядя на экран, с помощью
джойстика. Машина
переносит движения руки хирурга с
точностью до долей
миллиметра. Это позволит делать
хирургические операции,
которые раньше были
невозможны.
САМЫЕ
ГЛУБОКОВОДНЫЕ НЫРЯЛЬЩИКИ среди
птиц — королевские
пингвины. Они отличаются
большим ростом (до 96
сантиметров) и уступают в этом
только императорским
пингвинам. Телосложение их как
нельзя лучше способствует
плаванию под водой и
нырянию. Питаются они мелкими
рыбками, планктонными
ракообразными, некрупными
головоногими моллюсками.
В поисках пищи им
приходится нырять в среднем до
ста сорока четырех раз в
день. Обычно они
опускаются на глубину до сорока пяти
метров.
Это установили
американские ученые из Скриппсов-
ского океанографического
института, прикрепив к
спинам королевских пингвинов
миниатюрные датчики. По
мнению морского биолога
Джералда Кооймена,
императорские пингвины могут
оставаться под водой до
двадцати минут при глубине
погружения около пятисот
метров. Это больше того
времени, которое допускает
их запас кислорода. А вот
как это им удается, пока
остается тайной.
80

САМЫЙ БОЛЬШОЙ билет
в мире — 78 сантиметров
в длину — был выпущен
в 1985 году в Японии по
случаю столетия кольцевой
железной дороги,
расположенной в центральном районе
Токио, и семидесятилетия
Токийского вокзала. По
внешнему виду билет можно
было принять за
репродукцию картины. На нем
запечатлена привокзальная
площадь, группы людей и
несколько видов транспортных
средств: самолеты,
дирижабль, трамваи, автомобили
разных марок, мотоцикл,
велосипед, легкие коляски с
лошадьми и даже рикши. И
техника, и одежда на людях
свидетельствуют о том, что
изображено на нем второе
десятилетие XX столетия.
САМЫЕ ДРЕВНИЕ
обитатели нашей планеты,
согласно новейшим данным
британских палеонтологов, —
тараканы. Их возраст
насчитывает около трехсот
миллионов лет. Они пережили и
динозавров, и мамонтов, и
всех других
«родоначальников» Земли. Тараканы
настолько неприхотливы, что
могут жить где угодно — от
Заполярья до Каракумов.
К несчастью, в свои
неизменные «спутники» они
выбрали человека.
Эти насекомые
сопровождают людей в кругосветных
путешествиях и даже при
восхождении в горы. По
выносливости же тараканы
бесспорные рекордсмены:
их не берет никакой
убивающий других сородичей
препарат, они спокойно
выдерживают колоссальную дозу
радиации — семьсот
рентген в час. Уж на что
серьезное ведомство Пентагон,
и тот тратит на борьбу с
ними двадцать миллионов
долларов ежегодно. И в этой
войне неизменно терпит
поражение — тараканы
заполнили все помещения
военного ведомства и даже
принадлежащие ему вертолеты.
В борьбе с этими
паразитами специалисты советуют
обращаться к испытанным
народным средствам. Стоит,
например, намочить тряпку
пивом — тараканы,
оказываются, его любят — и
оставить на кухне. Ночью можно
учинить физическую
расправу над подвыпившими
«усачами». Глядишь, человек
будет избавлен от такого
соседства. Хотя бы на день-
другой.
САМАЯ «ХОЛОДНАЯ»
выставка года под названием
«Арктика — Антарктида»
прошла недавно в
Федеральном выставочном зале
Бонна. Она поведала об
экспедициях на полюса, их
научном исследовании и
художественном изображении.
Полюса Земли, эти «края
света», издавна манили к
себе авантюристов и
исследователей, художников и
поэтов. На боннской выставке
был воедино собран
материал из всех мыслимых
областей человеческого опыта —
истории экспедиций,
литературные сочинения, равно
как и научные исследования
о свете, магнетизме, льде
и климате.
САМЫЙ СТАРЫЙ из
рекламных текстов найден при
раскопках в Египте у города
Мемфиса. Любопытно, что
это дошедшее до нас через
двадцать пять веков
объявление рекламировало
предприятие сомнительного
свойства. В нем говорилось:
«Я — Рино с Крита, по
повелению богов толкую сны».
Ну прямо как в наше время!
САМАЯ НЕОБЫЧНАЯ
новостройка Берлина —
Еврейский музей — близка к
завершению. Что это?
Разорванная звезда Давида?
Или поезд, сошедший с
рельсов? Форма, которую
американский архитектор
Дэниел Лаибекинд придал
зданию музея, допускает
множество интерпретаций.
«Разные люди увидят в ней
разное», — считает автор
проекта.
Необычен музей и изнутри.
Посетители попадут в
огромные пустые залы общей
площадью 15 тысяч
квадратных метров. «Пустота»
заставит их острее почувствовать
утрату, которую понесла
немецкая культура в
результате уничтожения евреев
нацистами.
САМЫЙ КРОВОЖАДНЫЙ
хищник всех времен —
ископаемый ящер Tyrannosaums
Rex. Гигантское животное
обладало челюстями
неимоверной силы. Изучая останки
ископаемых ящеров,
американские ученые пришли к
выводу: упомянутый нами
тираннозавр с такой силой
смыкал челюсти на теле
своих жертв, что его зубы
входили в их кости более чем
на сантиметр. С помощью
специальных расчетов
ученые установили, что
давление его челюстей в три раза
превышает аналогичный
показатель нынешнего царя
зверей — льва и в
семнадцать раз — человека.
СО
О)
гаю
ш Q.
81

Владимир
Иваницкий
ПОРЧв
языке
И НЕВРОЗ
ПУРИЗМв

В последнее время у нас и не только — вот и
французы дискутируют по поводу англоязычных вывесок —
в моде разговоры про засорение и порчу языка. Мол, не
узнаем родной речи, сплошное засилье американской
культуры: фастфуды, бургеры, лизинги и консалтинга
Даже Институт русского языка зашевелился, тот-другой
серьезный политик голос подал: тема беспроигрышная...
И никто не заметил, что подоплека всего этого — не
столько любовь к родному языку, сколько возмущение
и страх перед ним.
Раздражение обывателя можно понять: язык —
самодержавный властитель и самодур. Вдруг делается
всеяден, вдруг меняет норму произношения, мутирует — все
это нас не спросясь. Язык становится то трусливо подл
(зачистка), то вульгарен донельзя (замочить) — а сделать
ничего нельзя. Тут бессилен даже гениальный писатель.
Все мы рабы языка, в особенности те, кто имеет предста-
вление лишь об одном-единственном. Бессилие вкупе $
с ревностью и ущемленным инстинктом собственника **° «nS**
(мы ошибочно считаем, что наш язык нам принадлежит)
— психологические корни запретов, государственных за-
конов о языке и прочее. Ко всему, люди склонны смеши- -л
вать недовольство от появления в речи множества не- »f^
привычных слов с раздражением по поводу заимствова-
ния вещей и понятий.
Миф о чистоте породы **с
и практика энтузиастов
Понятие о национальном престиже, самосознании
народа в связи с языком — зеленое новшество (как и
понятие нации). Веками языки смешивались, человечество
не делало из этого проблемы. Многие — продукт
изначального смешения и взаимодействия. Французский
сработан из трех пластов: кельтского, романского и
германского; английский — как минимум результат
сложения культур норманнов и англосаксов, и это помимо
заимствований...
Началось с Руссо. «Натуральное» стало
ассоциироваться с неиспорченным. Культ дикаря породил
романтизм и впервые обратил внимание филологов на
презираемый доселе фольклор. Новооткрытый «народ»
отождествился с языком и могучей потенциальностью
последнего. Обратную связь провели практически сразу Так
сложилась биологическая мифологема здоровья: чем
чище порода, тем лучше; чем меньше примесей, тем
больше первозданная природная мошь. Отдает как расовыми
предрассудками, так и мироощущением античного
фермера, занимающегося селекцией скота. Но вот что
странно: в природе чистоты породы как раз не бывает. Она
мыслима только при искусственном отборе — да и
приводит в конечном счете к вырождению. На материале
языков то же доказывается без труда: языки племен,
живших в культурной изоляции, бедны и постепенно дегра- ш
дируют. |
Однако мечта о Чистом Языке не умирает. Не исклю- ,■ £
чено, что подпитывают ее библейские мифы. 1|
1. Об Адаме и Еве. Первые люди — первый язык. "?
Чище некуда. Бог говорил с людьми, значит, сей язык — ®J
язык и Бога. Каким он был? Ветхий Завет писан по- |t
древнееврейски. Но пруссак Д.Хассе в 1799 году вывел: ^о
83

£ 3
S a.
. о
miz
кФ'-
itf"
0р
райским языком был немецкий. Венгерские «эрудиты»
И.Хорват и Й.Гида (1837) возразили: язык Адама
венгерский и никакой другой. Бельгиец Горопиус задолго до
того опроверг их: первым языком был, конечно,
фламандский (1569). Всех перещеголял некто А.Кэмпе: Господь в
Раю говорил по-датски, Адам — по-шведски, а вот Змий
соблазнял Еву по-французски. Запомним.
2. О Вавилонской башне и смешении языков.
Смешение языков — Божья кара. Посему предыдущее
состояние вдвойне желательно. Даже Мандельштам
обмолвился: «Всякий, кто поманит родную поэзию звуком и
образом чужой речи, будет (...) соблазнителем».
Показательно, не правда ли?
Чистота — не естественное, а искусственное
состояние языка. Посему исключительно редкое. Практически
во все европейские языки проникло французское
«тротуар». Кроме чешского. У чехов — hodnik. Мечта пуриста!
Чешский язык — «придуманный», сработанный некогда
от головы. Юмор ситуации: те же
филологи-антигерманцы, трудившиеся над составлением грамматики родного
языка, любовные письма писали по-немецки.
Чешский вариант нам не грозит: такое возможно
лишь с языком малого народа в его становлении. Чехия
тогда — часть Австро-Венгерской империи без намеков
на автономию. Но вот что важно: через некоторое время
после оформления чешский начал, как и все, впитывать
иностранные слова.
Другой способ приблизиться к чистоте — поднять
древний язык, как корабль со дна. Успех гадателен. В
Израиле иврит, мертвый язык, объявили государственным
невзирая на то, что евреи не знали его. Реанимация
прошла удачно. Не так случилось в Ирландии. Гэльский
язык воссоздали поэты и историки. Боевики ИРА,
писатели даже меняли английские имена на ирландские...
Результат? На гэльском ныне пишут отдельные поэты.
Современная ирландская литература продолжает оставаться
англоязычной.
Ф О.
it
«73
Универсальный накопитель
Организм русской речи живет приступообразными
периодами заимствований-отторжений. Причем
приступы открытости и реакции на нее практически
одновременны. Болезнь хроническая, парадоксально текущая. С
одной стороны, гордость за «великий и могучий»,
вбиваемая со школьных хрестоматий. С другой — не менее
хрестоматийная переимчивость, «всемирность» русской
души; ею мы тоже гордимся.
Что же такое иноязычное в русском: содержание
«Словаря иностранных слов»? И да, и нет. Где гарантии,
что хорошо знакомые слова на поверку не окажутся
чужеземными. Как эти, например: амбар, алый, базар,
балалайка, барыш, василек... (и в том же духе до конца
алфавита). Бывает, на первый взгляд слово — исконно
русское. И однако. Прохвост — измененное немецкое
Profoss, «тюремный надзиратель». Столяр, несмотря на
наличие формы стол, позаимствовано позже XVIII века
из польского, в котором возникло по аналогии с
немецким Tischler (Tisch — стол). Верстак — от немецкого
Werkstatt («рабочее место»). Противень — прояснено еще
Далем — переделка немецкого Bratpfanne (Braten — жа-
84

рить, Pfanne — сковорода; известно с XVIII века). Как
легко понять, в СИС попадает только относительно
свежее; читать же следует словари этимологические. И
увидим: издревле в русский приходят слова с Востока и с
Запада. И приживаются. Хазарские, готские,
угро-финские, варяжские... По сравнению с общим массивом
заимствований эфемерные фастфуды и лизинга
перестроечной поры — капля в море.
А с введением христианства русские впервые не
узнали родную речь. Образовалось море новых, теперь
привычных слов (из греческого). И в церкви сплошь
он: икона, канон, патриарх, евангелие, литургия,
диакон... А тут еще «чуждая символика» — алфавиты,
придуманные пришлыми чернецами. Ревнители старины
кряхтят и почесываются. И все же именно тогда
складывается стереотип: заимствовать неплохо, ибо и веру
заимствовали.
История наша — череда самоотмен. Зато язык — цепь
ассимиляций. Язык сопротивляется нигилизму истории:
иноязычное приручается, старое остается. Русский
действует как накопитель. Проследим на личных именах.
Имена греческие (Елена, Петр, Василий, Алексей...)
и библейские (Илья, Захар, Михаил...) наши предки
прибавляли к славянским именам и прозвищам. Произошла
суммация, но не вытеснение. Светланы, Людмилы и Вя-
чеславы не вывелись. Долго имена были двойными, а по-
том... Великое дело привычка. \<£*
Тюркских корней в русском нет возможности пере- i$^
числить. Смутное время одарило нас ограниченным ко-
личеством полонизмов и нелюбовью к чужому. Зато пет- {
ровская эпоха... Комментарии излишни. С понятиями, *
вещами заимствуются и слова. Хиты сезона голланд- 44&Р
ский, немецкий, латынь. Параллельно нарастает возму- <Э**
щение. «Люди древлего благочестия» не только кряхтят ^
да почесываются: бунтуют, самосжигаются. *ti^
На стыке XVIII-XIX веков очередное обострение,
только на сей раз контактируем с французским. Влияние
столь сильно, что порождает в русском особые конструк-
ции — галлицизмы.
Архаисты и новаторы
Крылов магазины с Кузнецкого и французский язык
ненавидит, высмеивая в фарсах («Модная лавка», «Урок
дочкам»), хотя сам им пользуется. Отчего так? У
Крылова на него зуб. Его собственная дочь В.Оленина писала
по-русски так: «Эта басня в то время, как была написана
Крыловым, цензура запретила ее печатать»... Попутно
выработался настоящий комплекс тезки-француза, из
которого заимствуются сюжеты. Вяземский обнародовал
стихи о «трех Иванах» басенниках: Лафонтене, Хемнице-
ре, Дмитриеве. Четвертого Ивана он не упомянул.
Крылов смертельно обиделся. Трижды пишутся однотипные
басни с названием «Крестьянин и Змея» — верный
признак навязчивости. В первой же из них Крылов фактиче- 8
ски повторяет конструкцию А-Кэмпе: Змея символизи- я-£
рует француза и французский язык! 11
Зато Пушкин (лицейское прозвище Француз) при- у°
знается: «Мне галлицизмы будут милы, как первой юно- *£
сти грехи, как Богдановича стихи». Другое поколение! ||
Заметим: противодействие «стариков» достигло пика 48
со
85

в пик популярности французского и сошло на нет.
. о
Не унялся только Шишков.
Самоучка в лингвистике, адмирал Шишков ломал
голову, ища способ обойти заимствования. Воюя с
латинизмами и галлицизмами, Шишков предложил
искусственно изобретать аналоги словам-заимствованиям. То
есть вместо калоши писать мокроступы. Современники
осмеяли его, не задумываясь. А ведь Шишков наткнулся
на механизм «калькирования*.
Когда-то немецкий, столкнувшись с проблемой
усвоения, двинулся в направлении, предначертанном
Шишковым для русского. По модели (кальке) иностранных
понятий немцы выработали аналогичные,
базирующиеся на собственном корневом фонде и духе языка. Тот же
фокус проделали в XI-X1II веках с нашим языком греки,
болгары и сербы, переводя христианскую литературу.
Скажем, равнодушный сконструировали из греческого
isopsyhos. Слово разбили на две части, каждую отдельно
перенели. Возмездие схожим образом произошло
от antimisthia; корень перевели славянским мьзд (сравни:
мзда). Буквальное значение: «ответная плата». Первым
переводчикам было хорошо: юный язык еще не имел
предпочтений и разрешал все.
Наверно, эпохи молодости у языков неповторимы,
как первая любовь. Немецкий выработал себе свою
модель, русский свою. С какого-то времени русский
предпочитает заимствование калькам. Тяжеловесный
писатель, не наделенный шестым чувством, Шишков не
понял: то, что можно было когда-то, не получится
теперь. Кроме того, кальки понадобились ему не для
обогащения родного языка, но для вытеснения уже
существующего. А это совсем другое дело. Язык — такая стихия,
что насилия над собой не терпит.
Что подвигло Шишкова на бунт? Зависть к победителю
Карамзину? Или патриоту-адмиралу не давала покоя
флотская терминология? Бакштаг, зюйд-вест, рангоут,
швартовы, штурман... Сплошная англо-голландшина. А
ведь ввел-то ее Петр. Вот где настоящее бессилие. Флот
дело государственное. Военные термины — не стишки
Василия Львовича — «сверхценность»: ни буквы не заменишь.
Стоит задуматься над многозначительным
совпадением. Славянофильство, как известно, эхо германского
романтизма. Русский языковый пуризм влице Шишкова
объективно хочет идти немецким путем, закрытым для
русской речи ее историей.
Такой-сякой, немазаный
Пропустим всем известные прения славянофилов
и «западников». Ученый спор спором, а процессы в
языке идут своим ходом. Новый интерес к архаике вспыхнет
только в первые годы XX века. Правда, лишь как
правила литературной игры. Культ примитива закончился
быстро. Замятин, Ремизов, Городецкий, братья Бурлюки,
Крученых играли в архаизм, не предсташтяя, что это
такое. Только Хлебников, неравнодушный к Шишкову,
в юности пытался всерьез очистить поэзию от историче-
[о ской «порчи», возвратив к раннему корнеслову, но сам
«jf свернул с этого пути.
Настоящая порча, однако, была впереди. Кто бы мог
•33 подумать, что всего через несколько лет речь задохнется
86
О)
и

в словах-огрызках (учредилка, «беляки»), потонет в
уродах-сокращениях (комбед, военспец, колхоз) и
образованных от них (чекист, рабфаковка).
Как же ведут себя иноязычные заимствования в
русском? Только немногие упорные официально не
склоняются: пальто, метро, кофе, какао. В просторечии же
бывает всякое. «Заберите польта!» «Не желаете ли кофию?»
«Будет тебе какава с чаем!» В подавляющем большинстве
«иностранцы» подчиняются строю языка, начинают
склоняться и спрягаться: десять жандармов; он
скопировал.
Часты случаи фонетического обрусения и
опрощения. Magnetis lithos (камень из г.Магнссия) — магнит.
Дорическое Lakane (блюдо, чаша) — лохань. Бывает,
русская речь сочиняет из чужого колоритные слова.
Семинаристы в XIX веке превратили антиномию в атимонию,
а разночинцы, по Лескову, немецкое hier und da («так
себе, туда-сюда») — в ерунда. От фамилии д-ра Лодера,
лечившего прогулками, пошло «лодыря гонять». От
французского словосочетания (ne) chantera pas («не будет
петь») — шантрапа.
Большинство заимствований согласны играть по
правилам русского языка: участвуют в образовании новых
(растаможить — таможня — тамга; паясничать — паяц;
шантажист — шантаж; малолитражка — литр), то есть
усваиваются до конца.
Доходит до изменения пола и первоначального
значения, если этого захочет русский язык, усыновивший
слово. Рояль (м.) звался сперва роялью (ж.). Одеколон (м.)
некоторое время пребывал одеколонью (ж.), что было
правильнее: oau de Kologne — «кёльнская вода» (ж.).
Говоря макароны, жители России XVIII века имели в виду
пирожное. Журнал когда-то имел значение «дневник»
(сравни: «Журнал Печорина»). Плафон сперва не был
покрышкой светильника, но разновидностью потолка.
Сдвиг нормы понимания подтверждает анекдот об
Александре I, не расслышавшем имени одного из
представляющихся. «Позвольте спросить, ваша фамилия? —
Осталась в деревне, ваше величество, — отвечал
провинциал, — но если прикажете, пошлю за нею». Позднее чаще ^ „<х>й
всего заимствование сужает и уточняет более широкий
собственный термин, а то и противопоставляется ему.
Киллер — далеко не обычный убийца.
Народоправство — не совсем то, что демократия. Народность — совсем
не то, что национализм.
Зато причину заимствований, когда аналог-перевод
уже имеется, понять сложнее всего. Зачем
санкционированный, ежели наличествуют предписанный,
разрешенный? Для чего костюм, если имеется одежда? К чему
ланита, коли есть щека? Ответить на эти вопросы сможет
только тот, кто ответит, зачем языкам синонимы.
Язык, как сказано, вообще прихотлив. Почему
приживается одна калька и отторгается другая? Отчего
корявое жевательная резинка прижилось, а блистательный
набоковский неологизм крестословица (вместо
кроссворд) нет?
Одно ясно. Пассивная роль русского преувеличена. Щ
Мы во всем равны с другими языками, что видно и на
заимствованиях. Магазин восходит к французскому maga- %§
sin (магазин, склад). Однако во французский он проник «£
из итальянского (magazzino), а туда — из арабского (так- *?8
87
1|

Н
из
1 к
2 я
££,
. о
ас
«У
*р
СО
CJ)
О)
в о.
SO
1 E
hazin — хранилище). Едва ли в итальянском и
французском не было подобного своего. Значит, существует
таинственная причина того, что языки мечутся по Ойкумене,
как турист из глубинки по супермаркету, набивая
карманы и баулы словами в придачу к своим: пригодится.
Вытеснительно-восстановительные реакции
Чего боятся охранители? Не столько самих
заимствований, сколько исчезновения отечественного. Но формы
«чужое/свое» сосуществуют параллельно.
Сакральный/святой, вернисаж/выставка, сандалии/босоножки,
имидж/образ... Заимствования с заимствованиями
образуют аналогичные пары: лизинг/аренда, шоп/магазин,
томаты/помидоры и т.п.
Затруднительно вспомнить случай необратимой
замены исконно-русского слова тождественным по смыслу
заимствованием. Разве что фонтан пережил
искусственное водомет, придуманное для его же вытеснения.
Отчизна (из польского) не вытеснила Родину;
штакетник — забора; рюкзак — заплечного мешка (зато сак
исчез), брюки не потревожили штанов, магазин не тронул
лавку...
Мы видим ровно обратное — вытеснение
заимствования русским термином. Это происходит без всяких
указов, естественным образом. Скажем, появилась в России
XVIII века подписная пресса и, соответственно, суб-
скрибенты. Так писались во времена Карамзина
подписчики. Где ж они теперь? Славянские переводчик и очки
благополучно вытеснили из обихода толмача и пенсне
(вместе с вещью). Манифест, рескрипт, циркуляр
проиграли битву за выживание указу, приказу, постановлению.
То же видим в парах субтильный/мелкий,
хавбек/полузащитник и даже турникет/вертушка.
Свои языковые формы более живучи. Русский язык
име^ет механизм отторжения и защиты. Только не
следует требовать от него мгновенного действия.
Русское если вытесняется, то русским же. Какое-то
слово просто устаревает. Порты/штаны, опорки/обувь.
Кухонная раковина на наших глазах уступает мойке.
Ледник вытеснен холодильником (русские в Австралии,
эмигрировавшие до войны, были не в курсе и
продолжали звать электрический бытовой прибор ледником).
Выходит, заимствование может потеснить только
заимствованное слово, полуприжившееся в языке. Был
зензевель, стал имбирь. Моя прабабка говорила кашне
вместо шарф. Студентка заменила институтку. Польское
(заимствование из латыни) бурсак сменилось латинским
семинарист. Но даже это почти запрещено духом языка,
защищающим привычное, обрусевшее слово: чаще всего
они продолжают сосуществовать. Клоун не вытеснил
паяца. Шут и скоморох тоже не пострадали. Кретин не
отменяет идиота, а оба они — дурака.
Безъязыкость и полуязычие
До сих пор разговор касался языка и только его. А как
себя чувствует при этом его носитель? Что делается с
обществом и сознанием, когда язык решает обновиться
и приодеться по канонам высокой международной
моды?

Человек чувствует себя в такой ситуации вовсе не
благодушно. По двум причинам. Первая обрисовалась.
Протест против всеядности собственного языка способен
толкнуть на безнадежные крайности. Шишков умер, да
здравствует Шишков. Очистим родную речь от
памперсов, хот-догов, гамбургеров... Если быть
последовательным, то и от баров, кафе, ресторанов (трактир не спа- ^
сет — заимствование)... От макарон, котлет, вермишели. <гЛ
От пельменей (тоже иностранное слово). А разве можно \?*"
терпеть арабские, римские цифры — долой чуждую
символику.
Вторая причина трудного самоощущения более
всеобъемлюща, И относится к цивилизационному взрыву,
который перекосил наш «Дом Бытия» — язык. Дело не в
заимствованиях: беспомощное пристрастие к ним только
симптом. Образно говоря, беда не в том, что мы латаем
щели чем попало, а в том, что по «Дому Бытия» ходят
чудовищные сквозняки.
Помнится, Маяковский жаловался в начале века, что
«улица мечется, безъязыкая, улице нечем молчать и
разговаривать». Будет похоже, если усилить во сто раз.
Впечатление, что языки всего мира пошли сплавляться, — и
в той части, которая ответственна за модель
высказывания, походят теперь на взаимно противоречивую гроздь
мифов. Зато специальная терминология размножается за
счет желания каждого термина быть недвойственным,
«точечным».
Отсюда, легко догадаться, возникает кризис
выражения. Единой терминологии не было, конечно, нигде и
никогда. Но поддерживался баланс; теперь же его нет, и
ученые на переломе общества чувствуют себя немыми,
загнанными в тупик. А загнал их туда не только взрыв
проблематики, но и толпы слов, среди которых больше
нет правильной иерархии.
Научное знание и человеческая коммуникация
мутируют, порождая все более отдающие шаманизмом
феномены. Все это не от хорошей жизни. В частности и
оттого, что «улице нечем разговаривать».
В речевом сознании, письменной и особенно устной
норме возникают нелинейные навороты и
конгломераты. Скорость изменений на порядок превосходит
естественный темп смены поколений. Попутно идет
расслоение общества на субстраты, и у каждого свой жаргон, а
скоро будет и свой принцип осмысления слова.
Наши перемены с выходом из закрытого общества
совпали с описанным взрывом. Не следует принимать
сей гордиев узел проблем за простые последствия
очередного витка «вестернизации». После — еще не значит
по причине.
В чем своеобразие русского ответа на ранее
встречавшиеся аналогичные затруднения, в чем плюсы и минусы
нашего историко-лингвистического опыта? Плюс: для
русского, являющегося в существенной своей части
мозаичным конгломератом, такие затруднения не в новин- ю
ку. Минус: русская традиция замыкания в сектантской Щ
догме, ортодоксальном старообрядчестве может сыграть „ g
с нами злую шутку, усилив тенденцию замыкания в себе §1
больших социальных групп. У ?
И еще. Типовая реакция русской речи — встретив- «£
шись с невозможностью выразить новую реальность, об- § |
ратиться к тем, кто с нею уже справляется, а цоэаимство- ?о
89

is
ц
л*
*#■
О
вав, ассимилировать. Она стала автоматической. Но
насколько она соответствует нынешним небывалым
условиям? И шире — каково онтологическое положение
человеческих языков на пороге нового тясячелетия?
Посмотрим правде в глаза: никакой язык —
английский в том числе — не справляется с новыми задачами.
Заимствовать по существу (то есть не одни слова, а идеи-
образы, стоящие за словами и претендующие на верный
слепок действительности) абсолютно не у кого и негде.
Впервые в истории человечества слово дошло до края
своих возможностей вмещать мир. Закономерно, что
арсенал слов, не выражающих ничего, и слов, с помощью
которых можно выразить что угодно, лавинообразно
возрастает. Сегодня проблему почти невозможно адекватно
выразить: только намекнуть. В языке идет запутанное
самовыворачивание наизнанку, но изнанка оказывается не
изнанкой, а продолжением лицевой стороны. Менталь-
ность цивилизации зримо превращается в эдакий лист
Мебиуса. Все это сказывается на норме речи. На словаре.
На потере идиомами первоначальных значений... Да и
вообще на стиле пользования языком внутри культуры.
Парадокс на парадоксе. Если вернуться к положению
дел в сегодняшней РФ — не странно ли, что крик об
иноязычной порче языка быстрее подхватывают те, кто его
и портит. Кто произносит бантЫ, складЫ, кранЫ. Кто
усиливает сдвиг в сторону «дикой» формы
множественного числа: профессорА, секторА, плинтусА.
Современный русский вот уже около ста лет занят самозабвенным
самоизуродованием. Одни изменения эпохи военного
коммунизма и НЭПа с их манией аббревиатур чего стоят,
но им не уступит современный бум обновления в
кавычках, суть которого в том, что два урода спелись и
поменялись местами. Советский пыльный воляпюк газет вытес-
нился тюремной феней. Перефразируя Бахтина,
произошла смена пахнущего формалином «верха» на
пованивающий лагерным сортиром телесный «низ».
Что происходит с языком, спрашивают все. В том. что
нежданно-негаданно наехало на русский язык,
процентов 30 падает на заимствования западных терминов. На
70 процентов — это направленная «неграмотность»
и уголовный жаргон. Вслушайтесь только. Думак. Чувак.
Клево. Оттянулся. Тащишься. Впарить. Меня
прикалывает. «Бугор». Паханы. Беспредел. Круто. Махнемся?
Какой там «Дом Бытия»! Дом Быта, дом Быдла. Для
языка нет порчи опасней, чем собственные внутренние
прелести: от них нет автоматического иммунитета.
(P.S). Последние новости: в обретшей независимость
Латвии официоз пошел бороться со словом компьютер
(засоряющим великий и могучий латышский язык),
обязывая всюду заменять его на слово датор. Как говорится,
федеральные примеры заразительны. Кретин не
отменяет идиота, а оба они — дурака. •
О) С
I a
«а
90

психология повседневности
Софья Тарасова
для дождливом погоды
отствюший
шкопьиик —
квкой он?
гаю
ф Q.
SVO
«О
Ну вот, опять наступила осень, и ваш
ребенок снова сел за парту. Что же готовит
новый учебный год?
В начальной школе Коля учился
хорошо, но перешел в пятый класс и теперь
перебивается с двойки на тройку. Родители
не знают, что и делать. Всех врачей
обошли — никакой патологии не выявлено. А к
психологу зайти забыли. Но именно
квалифицированный специалист в области
психологии способен увидеть то, чего не
могут разглядеть врач-терапевт, орач-нев-
ропатолог или психиатр вместе взятые. И
именно психолог даст необходимые
рекомендации.
К сожалению, сегодня не все могут
позволить себе придти на очную
консультацию, а тем более регулярно посещать
занятия по психологической коррекции.
Однако это не повод пускать все на самотек или
брать в руки ремень. В 1997 году вышла
книга, которую просто нельзя не
рекомендовать интересующимся родителям. Она
написана тремя ведущими специалистами
кафедры клинической психологии
Московского государственного университета
Н.К.Корсаковой. Ю.В.Микадзеи
Е.Ю.Балашовой. Их совместная работа
называется «Неуспевающие дети: нейропсихологи-
ческая диагностика трудностей в обучении
младших школьников».
Основной тезис — к развивающемуся
ребенку необходим нейропсихологиче-
ский подход. Нейропсихология — особая
92

отрасль психологии, основатель
которой— А.РЛурия. Она изучает мозговую
организацию психических функций.
Практически это — исследование, какие
зоны мозга работают, если человек
решает логическую задачу, припоминает что-
либо, читает или пишет, узнает знакомые
ему предметы. Основная составляющая
нейропсихологического подхода — связь
психической функции и мозгового
субстрата
Готовность к школьной работе
определяется уровнем развития некоторых
психических функций: речи, образной и слу-
хоречевой памяти, мышления и
произвольного внимания. И тут случаются
разного рода неожиданности. Например, у
семилетнего Васи хорошо развиты устная
речь и письмо в домашних или
детсадовских условиях. А в классе мальчик пишет
медленно, пропускает буквы и слова, не
дописывает окончания. Причина в
недостаточной сформированности слухорече-
вой памяти. В этом случае
многочисленные переписывания и диктанты не
помогут. Мишенью психологической
коррекции должно стать развитие объема и темпа
запоминания на слух, без опоры на
картинку. Кстати, память у современных
детей страдает все чаще и чаще. Видимо,
технический прогресс в виде игровых
приставок не вполне созвучен нашей мозговой
организации.
Нередко бывает нарушен другой
фактор, не менее важный: произвольная
регуляция психической деятельности. Он
связан с работой лобных отделов мозга,
которые развиваются вплоть до
двадцатилетнего возраста. Имеется в виду
способность выдвигать цели в соответствии
с мотивами и потребностями, составлять
алгоритмы поведения, контролировать
выполнение уже выбранной программы.
Вы сами можете привести множество
примеров нарушения такого контроля.
Маша не дописала упражнение до конца,
Федя не проверил свой диктант, Оля
постоянно отвлекается на поющих за окном
птичек. Способность контролировать
свои действия обычно формируется в
ролевых играх типа «дочки-матери», играх
с правилами по типу «да и нет не
говорите». А если навык не сформирован, что
делать? Вместе со взрослым до
мельчайших подробностей проработать любой
сложный алгоритм деятельности.
Программа разбивается на простые этапы,
чем их больше, тем лучше. Как накрыть
на стол? Сначала стелим скатерть, потом
кладем салфетки, затем расставляем
тарелки и так далее.
Регуляция психики требует много
психической энергии. Энергетическим
обеспечением «заведуют» глубинные
отделы головного мозга. Их сформирован-
ность определяет индивидуальный
потенциал активности каждого из нас: есть
люди стеничные, есть астеничные.
Первые могут сохранять активность долго,
вторым необходимо часто чередовать
работу и отдых. Этот баланс возбуждения
и торможения у ребенка еще очень
нестабилен. Мы видим это с повышенной
активности и перевозбуждении. К
сожалению, энергетический фактор особенно
подвержен воздействию самых разных
вредностей: плохая экология,
инфекционные заболевания, стрессы, негативные
эмоции, конфликтные ситуации или
интенсивные психические нагрузки. Под
действием любой такой неприятности
малыш может плохо засыпать, медленно
включаться в работу. А что происходит с
вниманием и памятью!
Сконцентрировать внимание, сосредоточиться тогда
практически невозможно. Вот детки и
смотрят куда угодно, только не на
учителя. Только упражнения на развитие
произвольного внимания и правильно
дозированный отдых могут здесь помочь. Не
повредит и настойка пустырника на ночь.
Конечно, это лишь некоторые
причины школьных неудач. Есть другие,
лежащие в иной плоскости. Например,
родители «делегируют» детям свои
неосуществленные планы. «Мама не стала
экономистом, а ты обязательно должен стать».
Происходит это по большей части
бессознательно. От детей требуют то, что им не
нужно, не интересно и абсолютно не
пригодится в самостоятельной жизни.
Идя на поводу у собственных амбиций,
некоторые родители отдают детей с
совершенно обычными способностями в
школы для особо одаренных и порой
лишают их детства. Дети страшно
перегружены, заняты только учебой, они не
успевают гулять, играть и дружить.
Вдобавок их таскают по спортивным,
музыкальным и художественным секциям.
Вынужденные жить в несвойственном их
психике темпе, дети мучаются и в
конечном счете действительно страдают
психическим расстройством. Но здесь лечить
следует не детей, а родителей. Если вы
вдруг узнали себя — настоятельно
рекомендуем обратиться за помощью к
профессиональному психотерапевту и
разобраться в своих проблемах. В любом
случае это только поможет вам понять
своего ребенка и принять его таким, каков
он есть.
4
25
i
а-
i
(С
I
л
аз о.
93

нярсшныи ярхив
Борис Илизаров
РОСТОК ГЕНЕвООГИЧЕСКОГО
пЕРЕВв
• о.
гае
^ к
А
ш о.
so
2£
m Ш
-О
В Народном архиве среди других аналогичных документов трогают за
душу воспоминания Ольги Владимировны Смирновой (урожденной
Стефанович). На первый взгляд в этих воспоминаниях, фрагменты из
которых предлагаются вашему вниманию, нет ничего необычного.
Начинает она их, как и многие в таких случаях, с разговора о своих
предках. Застаем мы Ольгу Владимировну в Москве, на Арбате. Время —
1983 год. О своем состоянии в момент записи рассказа заявлено: «До сих
пор помню так ясно, а мне ведь уже 86 лет — жуть». Вот она, сила
исторической ретроспективы!
«Начинаю воспоминания о прошлом
по просьбе моей дочки Валерии
Михайловны Смирновой. С чего начиналась
наша родословная?
Со слов моего отца Владимира
Ивановича Стефановича я знаю, что его отец,
Иван Николаевич Стефанович, работал
в Казани при университете
письмоводителем в канцелярии университета и жил при
нем на казенной квартире. Но когда отец
скоропостижно умер, жене его, Евгении
Васильевне, пришлось освободить
казенную квартиру и уехать с тремя детьми в
город Алатырь к родителям ее мужа.
Дедушка моего отца (имени его не помню —
кажется, Николай Алексеевич) работал
учителем, а бабушка его, Екатерина
Александровна, акушеркой, так же как и мама его,
Евгения Васильевна; но она сорока шести
лет умерла от рака желудка и дети ее
остались на руках у деда и у бабушки. Старшей
была Александра Ивановна, за ней Леонид
Иванович и младший Владимир
Иванович — мой отец. Они закончили
гимназию, дядя Леня в казначействе стал
работать, а папа мой уехал в Симбирск и посту-
94

пил работать на почту. Тетя Саша работала
портнихой, вскоре вышла замуж за Каш-
пирова, но он очень пил, и они уехали от
него с маленьким сыном Колей в
Симбирск на иждивение к брату своему. Папа
мой всю жизнь ей помогал и Колю устроил
потом в первую гимназию Симбирскую,
которую он и закончил с отличием — Коля
был очень талантливым и сам еще
мальчиком сделал фотоаппарат и нас всех
фотографировал. А когда уже заканчивал
гимназию, у него там был целый стол его
личных изобретений, я ходила на эту выставку
и все видела. Кроме того, он еще рисовал
хорошо. В то время тетя Саша держала
нахлебников и брала заказы — шила на дому.
Отец мой с 1896 году женился на моей
маме Марии Васильевне Левашовой, дочери
купца второй гильдии, у которого была
мануфактурная лавка, но он
скоропостижно умер от удара, когда моей маме было
еще двенадцать лет. У нее были еще две
сестры — Александра Васильевна и
Елизавета Васильевна.
Мама моя и тетя Лиза проучились
лишь по три года в школе, а тетя Саша
закончила Мариинскую гимназию и ее
направили учительницей в село Кадыковку, в
тридцати верстах от Симбирска.
Я родилась в 1897 году 26 июня и меня
крестили в Ильинской церкви. Через год
папу моего перевели в село Карлинское
начальником почтового отделения, тоже
недалеко от Симбирска. Там родился в
1898 году мой брат Сергей, а в 1899 году
второй брат Виктор».
«Папа страстно увлекался
фотографией, и у нас накопилась масса снимков.
Можно увидеть, как мы росли и менялись.
После Карпинского папу перевели в город
Починки Нижегородской губернии
помощником начальника почтово-телеграф-
ной конторы, там у нас родился еще
братик Володя, но через 11 месяцев умер от
дизентерии. Через год папу опять
переводят с повышением начальником почтово-
телеграфной конторы на станцию Поли-
ваново Симбирской губернии. Здесь
прошли мои сознательные детские годы и
начало юности до 1913 года».
К экзаменам восьмого, последнего
класса меня тетя Саша повезла в другую
школу в село Гриневку, где учительницей
была Мария Ивановна Гринева, ее подруга
(вместе учились в Симбирске в гимназии).
Там я узнала, что эта Мария Ивановна —
правнучка той, о которой писал Пушкин в
«Капитанской дочке». Он был проездом и
всю эту подлинную историю услышал. И у
нее много хранилось документов о
прошлом их предков. Меня это тогда так
поразило и я еще больше полюбила Пушкина
и не один раз перечитывала эту повесть».
Поневоле приходит на память рассказ
Натана Эйдельмана, известного нашего
историка, литературоведа и пушкиниста, о
том, как он сам почувствовал близость к
поэту. На одной из конференций он
говорил: «Я нашел людей, которые были
родственниками людей, видевших поэта и даже
здоровавшихся с ним за руку. Тем самым я
всего лишь через два, три поколения
прикоснулся к руке Пушкина». Эйдельман
немного преувеличил. На самом деле, это
уже было четвертое, пятое поколение.
Итак, набросана генеалогия Ольги
Владимировны и ее рода. А вот
предчувствие любви, первые хмельные дни февраля
1917 года, а за ними — Октябрь,
гражданская война...
«Встречали новый год, на святках всей
компанией молодежи выходили гадать.
Решили спрашивать имя суженого — я
первая спросила городового, что на
крыльце почты стоял, как его имя, а он в
ответ — «Михайло!», а мой Миша рядом со
мной стоял. Мне тогда было 19 лет и
пройдет еще четыре года, когда я стану его
женой. Бывало придет к нам, сидит, играет на
гитаре и напевает свои любимые романсы,
и только смотрим друг на друга и не можем
насмотреться. И только когда в январе
1917 года его призвали в армию, при
прощании он решился сказать мне, что он
давно еще, с Поливанова, любит меня
и просит писать ему на фронт. Его
направили сначала в Петербург, где
формировалась их 112-я колонна связи, а потом на
фронт в окопы, в которых он мерз по
колено в воде. И тогда от него долго не было
писем. Потом получила от него уже из
Одессы — пишет, что его без ног на
носилках увезли в госпиталь, острый ревматизм,
ходил на костылях сначала, потом в
лимане соленом лечился и ноги поправились.
Ему дали отпуск после лечения и он дома
недели две отдыхал, и мы, конечно,
каждый день виделись. В 1917 году в
февральскую революцию он был как раз в
Петербурге и видел, как стреляли в жандармов и
сваливали их с лошадей. А у нас в Карсуне
в это время начались погромы,
разгромили винный склад, орали: «Ура! Свобода!
Царя нет!» Мы очень боялись, что и почту
сожгут, а днем по улицам попы с иконами
ходили и пели «Христос воскрес!» — это
в феврале-то!»
«После Октябрьской революции в
Сосновке открыли библиотеку и дом
культуры. Брат мой Виктор, только что
закончивший реальное училище, был
комсомольцем и его послали туда заведующим
со
О)
1 л
95

id a.
О) С
1$
клубом и библиотекой. Проработал он там
с год, а когда начались кулацкие восстания
против советской власти, его друзья из
деревенских предупредили, что всех будут
резать, и он бежал домой украдкой и
пешком. А вскоре его призвали в Красную
Армию и он был на Инзе при штабе железной
дивизии Гая и Тухачевского, но это уже
было в 1918 году. Тогда же у моей подруги
Жени Козыревой убили жениха ее
Валентина Игнатьева, который учился с
Виктором в реальном и был комсомольцем и ему
тоже было 18 лет. Кто стрелял в него, так и
не узнали. Страшное это было время.
Помню, как рано утром иду я на работу и
вдруг слышу: стрельба из пулеметов и пули
так и щелкают. Я бегом добежала до гор-
здравотдела и там узнаю, что восставшие
крестьяне и белые офицеры окружают
город и идет бой уже на мосту через Барыш.
Вдруг приходят к нам в отдел и вызывают
в штаб нашего врача Рухлялева, он
побледнел и просит — дайте позвонить жене,
думал, что его тоже на расстрел. Но он-то
вернулся, а вот Павлик Стечкин не
пришел на работу. Мы потом узнали, что его
как бывшего офицера расстреляли вместе
с отцом, который был судьей. Вызвали из
дому и прямо на улице расстреляли. Так же
начальницу гимназии женской, и свяшен-
ника собора главного, и многих других.
У нас наверху на почте был штаб военный,
папа и брат Сережа там всю ночь
дежурили и по телеграфу вызвали из Симбирска
помощь против белых и кулаков. В штабе
главный был Бутыров, мне было жутко
смотреть на него, а мама спокойно
кормила его кашей и поила его чаем, когда папа
на другое утро позвал его к нам. Наша
квартира была в нижнем первом этаже,
а весь верх занимала почтово-телеграфная
контора».
«Вот наступил новый 1920 год, и в это
лето Мишу назначили из Симбирска
проводить до Карсуна сто километров
телефонные и телеграфные столбы. И когда он
уже дошел до Вешкаймы почти, он
каждый вечер шел 21 километр пешком, чтобы
со мной лишь на несколько часов
повидаться. Он приходил к нам часов в 7 и
мама кормила его ужином и чаем поила,
а после мы шли гулять в сад городской на
берегу Барыша и все никак не могли
расстаться, наконец, часов в 12 он уходил
в Вешкайму, где его бригада ждала. И
снова с утра на работу, а вечером опять спешит
ко мне в город Карсун».
Война войной, но любовь пробивается
и сквозь нее.
«Как я готовилась к свадьбе? Надо
было перешить старое белое платье из крепа,
которое шила еще в Симбирске с
тюникой, а надо было сделать длинное и мне
помогла одна подружка телефонистка
Зина Сергеева, с которой мы подружились
очень, пока я все ходила к ней на
дежурства в телефонную станцию, куда меня то и
дело Миша вызывал и как раз в ее
дежурства. К тому же она жила рядом с почтой и
за мной всегда заходила и разрешала долго
с Мишей разговаривать. Зина шила
хорошо и мне помогла советом, и я переделала
платье на славу. Но вот беда — нет ни
туфель, ни вуаля к венцу. Низ здесь Зина мне
помогла сшить на веревочной подошве, а
верх на твердом картоне обтянули холстом
и намазали мелом с молоком. У нее
колодки были моего размера — вот и туфли
готовы, а вуаль с флердоранжем у нее была
раньше куплена и она мне ее дала надеть
в церковь, а на другой день ей вернуть, она
тоже в этом вуале венчалась. Ну вот и
Миша мой приехал, попросился перевести его
в Базарный Сызган к жене.
И наступил день свадьбы 19 января
1921 года. Вьюга была жуткая, мело,
крутило, света не видно, а в семь часов вечера
совсем как Пушкинская метель. Холодно
было в церкви — жуть! Не только я
дрожала в своем тонком креповом платье, даже
Миша дрожал и у него свеча все время
тухла, а у меня нет, и он все время у меня
зажигал. Зина мне потом говорила, что в
особенности дрожали руки шаферов,
которые держали короны над нашими с
Мишей головами. В церкви не топили и
мороз, как на улице, только ветра не было.
Привезли нас на санях домой
закоченевших, и папа даже меня заставил сразу
выпить рюмку самогона, чтобы согреться
и не простудиться. Но ничего — все
обошлось. Гостей было мало — два шафера, два
брата, Володя и Боря, и жена Володи Тося,
потом заведующая была Вера
Александровна в садике детском, я у-нее работала
воспитательницей по 8 часов в день и рада
была, что там нам кашу давали пшенную
на воде на обед с конопляным маслом. Да
еше была подружка Зина — вот и все
гости. Зато на славу мама испекла пироги из
белой сибирской муки папиных трудов. Да
правда, чуть не забыла — поздно, часов
в 11, с поезда приехал брат Витя к концу
свадебного пира — его демобилизовали из
армии и он по дороге в Москву, к брату
Сереже, заехал проститься с нами со всеми.
Танцевали часов до 12, потом гости
разошлись и мама сняла с меня подвенечное
платье, надела халатик и долго
уговаривала меня идти к нему в спальню. На утро
потихонечку я встала часов в шесть,
оделась и украдкой вышла через кухню, взяла
96

лыжи и унта в лес — пусть меня лучше
съедят волки, так мне было тошно. Мне
было совестно людям в глаза смотреть, и я
жалела — зачем замуж вышла. Снег по-
прежнему шел и шел, в лесу ни души, и я
зашла далеко-далеко и все ходила, пока не
замерзла, а волков так и не встретила,
потом есть захотела, а домой идти не могу, да
и только. Решила, пойду на работу в
детсадик, там меня кашей накормят, пришла,
а Вера Александровна удивилась, что я
пришла — она мне два дня отпуска дала.
Я тогда разревелась, все ей рассказала, и
она ахнула, что я так давно из дому ушла,
что они меня ищут и к ней приходили.
И она меня насилу уговорила идти домой,
а там меня мама ругает, Миша сидит
плачет, говорит, значит я его не люблю вовсе.
Вот такие были дела давно минувших
дней. Плохо иметь такой холодный
темперамент, так и звал он меня — моя ледяная
звездочка! Он тогда, помню, сказал —
ничего, все постепенно урегулируется —
точно про телеграфный аппарат мне было
дико это слышать».
Так целомудренно рассказать о самых
интимных переживаниях мало кому
удается, даже серьезному писателю. Впрочем,
послушаем дальше, впереди нашу
героиню ждут действительно тяжелые времена.
«Через месяц после свадьбы отец
Миши позвонил по телефону, что они его
прощают, приглашают в гости с молодой
женой. Да, я еще забыла сказать, что
Миша мой приехал ко мне перед свадьбой и
сразу сказал: «Лелька, ты у меня одна на
белом свете, нету меня больше ни отца, ни
матери, они меня прокляли, когда я
сказал, что женюсь на тебе и перевелся в
Базарный Сызган. И ничего мне не отдали и
я в чем был, в том и приехал», в руках
маленькая корзинка со сменой белья.
Старый отец, оказывается, ему уже летом
сосватал у себя в Вальдиватском у богатого
кулака Житковского дочь и обговорил, что
за ней столько-то сундуков добра всякого,
да еще, самое главное, воз пшеницы. Это
в голодный-то 1920 год. И вдруг
отказаться от такого богатства. А он им одно свое
говорит, что любит Олю Стефанович и ни
на ком другом не женится. Ну, говорит, мы
тебя проклянем и не будет тебе счастья на
земле. (Оказывается, они его летом возили
в это село, в гости как будто, и показали
невесте — той Миша понравился, а он
даже не знал, что это смотрины.) Решили,
что он такой тихий, из их воли он не
выйдет, а оказалось — любовь у него сильнее
ко мне и он пошел на разрыв с
родителями. Жуткое дело, когда проклинают
родители. Мне, например, было это слышать
очень страшно, так как своих папу и маму
очень любила. Ну вот мой Миша, смотрю,
очень обрадовался, что его простили и
даже зовут к себе, и попросил отпуск на
неделю. Наняли лошадей с возчиком и в
феврале поехали в Карсун».
«Как только мы вошли, я сразу их
прошу: «Простите нас, благословите нас», —
а отец и говорит: «Нет уж, не будет вам
счастья в жизни, раз решились без
благословения нашего». Я была тогда очень
религиозная и мне было это очень тяжело,
но я еще не знала — самое тяжелое и
горькое еще впереди».
«Свекру было 70 лет с чем-то, а
свекрови Вере Ивановне было лет 60, она была
вторая жена у него, Миша и Надя были ее
двойняшки, у нее еще были после Миши
две девочки, Нюра и Дуня, но они умерли
рано от туберкулеза, лет семи или восьми.
Свекровь спала на печке русской, в
которой каждый день готовили обед и пекли
сами ржаной хлеб пополам с мятым
мелким картофелем; муки было мало и
приходилось добавлять еще овсяной муки.
Свекор почти все время в своей комнате читал
евангелие или вслух молился, но если
услышит — дверь в кухне стукнула и кто-то
прошел, он кричит: «Вера, кто там зашел?»
И немедля шаркает ногами в кухню —
проверить. Все продукты у него были под
замком и он выдавал по норме ежедневно.
Мы плохо наедались и Миша сам не
решался попросить лишний кусочек, и часто
вечером, когда все улягутся спать, он
просит меня: «Леля, пойди на кухню, отрежь
кусочек хлеба». И я со страхом шла, как бы
свекор не услышал. А меня еще удивляло,
как-то он у родной матери никогда не
попросит. Свекор меня с первых же дней все
время корил, что я бесприданница, что
я белоручка, что я не умею тесто месить,
хлеб на лопате в печь посадить. Это все
правда было, но я старалась всему
научиться и покорно сносила его ругань и все
молилась: только бы в моем сердце зла не
было. А он после смеялся надо мною и
говорил — ну и сноха у меня, прямо как
глупая овца — я ее ругаю, а она одно свое,
папаша, не сердитесь».
«Надя там в Сосновке полюбила
учителя Шестерина Максима Андреевича, и
когда она попросила разрешения выйти
замуж за него — отец и мать тоже ее
прокляли, но она все равно вышла замуж, как
и Миша, в эту же зиму. Родители хотели,
чтобы дочь их шла в монастырь и
замолила их грех большой. Это я уж после узнала
от Ени, от ее дочери от первого брака.
Когда отец умер, она осталась красивой
вдовой и пошла в прислуги к этому богатому
41 С
4 Знание-сила >* 9—10
97

IE
Смирнову, у него уже был взрослый сын
Петр Александрович, женатый на Наталье
Сальниковой, и у него было много детей —
семь человек, и уж вместе было тесно,
тогда рядом он построил дом и выделил
Петра с семьей на небольшой участок с садом.
Еня жила тогда с матерью, ей было тогда
лет десять и она все понимала и видела,
как мать ее завлекала Александра
Степановича и как они медленно, но верно
травили мышьяком жену его, подсыпали ей
в пищу, когда та уходила к обедне в
церковь, а прислуга (мать Ени) пекла пироги.
А когда та умерла, он и женился на Вере
Ивановне, вот тогда у нее и родились двое
сразу — Миша и Надя, это было в 1893
году. Они часто между собой ругались под
старость и, как дойдут до белого каления,
так друг на друга наваливают свою вину —
он кричит: ты ее отравила, а она: это ты ее
забил до смерти! Она бы еще жила, но
медленно умирала. Мне было жутко слушать
эти слова»...
Говорят, в истории каждого
королевского рода можно отыскать преступление,
связанное с убийством. Но там борьба
за власть, богатство, влияние... А что
здесь? Мракдуши. Сколько похожих
историй хранят семейные тайны? А ведь кровь
родителей-убийц — это кровь ее мужа
и будущего ребенка. Вот и он наконец.
«Миша все горевал, что у меня нет и
нет деточки, как он говорил, а уж прошло
полгода, как свадьба была. Он страшно
хотел ребенка и. когда в августе у меня
было 3 месяца беременности, у меня
вдруг пошла кровь, я так испугалась
и ушла с работы в больницу. Акушерка
сказала, что едва ли ребенок удержится —
попробуй лежать не вставая три дня,
может, и сохранишь, и спросила, чего я
делала такого? Я сказала, свекор заставил
меня вечером 40 ведер воды в бочку
натаскать для поливки яблонь. Миша был
на дежурстве, и я одна сколько ведер из
колодца вытащила да подняла в высокую
кадку. А я, действительно, глупая овца
была — все беспрекословно, как
прикажут, делаю, вот и поплатилась. Да, а
свекровь уговаривала меня — зачем вам
ребенок? Вон как голодно, есть нечего. Да
и подруги все меня уговаривали, что не
доношу я, с голоду помру. Паек на
работе давали 6 кило овсянки с колючками,
а я, когда ходила в положении, не могла
ее есть, эти овсяные лепешки — меня
сразу тошнило. И Миша мне 100 грамм
хлеба черного покупал на базаре».
«За неделю до родов свекровь опять
заставила меня все их белье перестирать и
все половики со всего дома и на речке в
феврале выполоскать. И я стрясла ребенка
вниз и не могла сидеть, пошла в больницу
и акушерка меня отругала и сразу
положила е больницу и целую неделю в больнице
до родов была. Роды были очень тяжелые,
моя Валя шла согнутая заднюшкой и так
долго застоялась, что посинели у нее
ножки, акушерка ее клещами тащила и
сильные разрывы были. Родилась она в 11
часов утра 11 февраля, а врач пришел и
ругался, почему ночью не позвали его, раз
роды неправильные. Стали готовить меня
швы накладывать. Живое тело кололи, пот
холодный катился от боли ужасной. Когда
все закончили, меня в палату отвезли
и Мишу пустили. Он так обрадовался, что
у него дочка, руки мне целует, а на нее
насмотреться не может. А у нее весь носик
в крупинках мела, очень я его много ела от
изжоги. Начала кормить Валю грудью и
у меня один сосок треснул, а она так
отчаянно сильно сосала, что он чуть ли совсем
не оторвался и врач велел с этой груди
молоко счиркивать машинкой, а после
мазать какой-то мазью. Но вот дня три
прошло, и вдруг у меня поднялась высокая
температура 39,8 и я начала бредить.
Вызвали врача, а он велел мою койку вынести
в коридор, чтобы не пугать других
больных. Врач думал, что я не перенесу
заражение крови и умру. И я смутно помню, как
Миша стоял около меня на коленях и все
целовал мне руки и плакал, а мне все было
как-то безразлично и веки с трудом
поднимались».
Затем несколько тяжелейших болезней
ее, мужа и ребенка, тяготы голодной,
холодной и вечно неустроенной российской
жизни, и как завершение первого
жизненного цикла — смерть матери.
«В 1930 году я опять ездила к маме
одна, а Валя оставалась с Мишей... В это
лето мама моя очень-очень плохо себя
чувствовала и, хотя мы с ней ходили влес за
ягодами, она очень задыхалась, у нее все
время болела печень и она носила медную
проволоку, была очень бледная и мне было
очень ее жаль. Это была наша последняя
встреча, и когда она меня провожала у
ворот, то очень плакала».
«А я вот до 86 лет дожила и пишу это
воспоминание у Вали в Москве и уж
заканчиваю в день ее рождения 11 февраля
1984 года, когда моей доченьке
исполнилось 62 года, и желаю ей, чтобы она так же
дожила до правнуков, как и я, нашей
правнучке уже семь лет исполнилось».
Ольга Владимировна Смирнова,
урожденная Стефанович, высадила свой
родовой корешок на поле истории и стала тем
самым родоначальницей. •
98

ПИСК ЖОКЕЙ
пая любознательных
ОТРЯД МУОЬТИМЕПИб
семейство
справочники
Люди! Мы присутствуем при историческом событии. Редком, не чаще
появления кометы Галлея. Совершенно неизвестно, как происходящее
скажется на нашем будущем.
В прежние времена реакция на технические новшества отличалась от
нынешней. Французские крестьяне приняли первый беспилотный воздушный
шар, приземлившийся на их поле, за огнедышащего дракона, позвали
соседей с вилами и одержали над пришельцем славную победу. Население
волжских берегов бойкотировало первые пароходы как «чертовы посудины с
печкой» и выступило в защиту честного бурлацкого труда. Увлечение
радиомоделированием хоть и высмеивалось в газетных карикатурах как всеобщее
помешательство, уже поощрялось правительством. Наконец, при известии о
полете Гагарина люди целовались на улице и несли домой цветы.
Современное население Земли погружено в катание на роликах и изучение бухучета,
а при упоминании технического прогресса испытывает хроническую зевоту.
Кто виноват в этом? Конечно, как всегда, пострадавшие, то есть сам
технический прогресс. Он перестал нас удивлять. Еще один компьютер, только
помощней, еще одна ракета, только побольше ... Все это уже было под
солнцем. О таких штуках думали еще древние греки и Петр 1. Но вот обратите
внимание! Есть совершенно новое, невиданное греками и Петром дело:
мультимедийные энциклопедии, которые не только говорят, но и поют,
играют на трубе, показывают кино и ищут для вас справку на любую тему.
Поскольку по долгу службы мне приходится коллекционировать эти творения
мультимедиа, расскажу о некоторых особо заметных экземплярах.
«Хроника человечества». Представляет собой мультимедийный вариант
разрекламированной книги — хронологии всеобщей истории. Картинки
и статьи те же, что и в бумажном томе. Только бумажный том добывается
в магазине за 300 рублей, а мультимедийный его близнец водится за 35 8>
в столице мирового пиратства, как Билл Гейтс именует Горбушку. Наши .-&
историки хорошо потрудились над этой импортной книгой фактов.
Имена исторических деятелей даже написаны без ошибок. Но даты, господа,
эта книга путает столь же часто, как нерадивый муж день знакомства
с женой и день свадьбы. Увы, от бумажного предка CD-ROMobhu cnpa- |*
вочник унаследовал его врожденные пороки.
99

«Хроника человечества» неразговорчива. Она не станет с вами
беседовать. Так как быть немым в наше время компакт-диск тоже не имеет
права, вам предлагают два часа классической музыки. Действительно, вряд
* Б ли за всю свою жизнь вы станете пользоваться этим диском более двух
часов. Так что музыки хватит.
Диск «Личности XX века». Сделан в Екатеринбурге. Чувствуется
приличная работа: этот диск не требует установки своих программ на
половину вашего винчестера, чтобы соизволить заработать, а напротив, довольно
скромен. Это очень краткий биографический справочник известных
людей нашего столетия. Людей этих слегка поменьше тысячи, большинство
из них англоязычные, что изобличает в произведении копирование
какого-то зарубежного образца.
К некоторым статьям есть документальные ролики, даже с музыкой.
К примеру, Арам Хачатурян дирижирует оркестром или поет Луи Армстронг.
Есть и редкие кадры со Львом Толстым, Михаилом Тухачевским, Гербертом
Уэллсом, Гарри Гудини (фокус с картами), Феликсом Дзержинским,
Михаилом Фрунзе. Но продолжительность этих роликов в основном меньше десяти
секунд, и к ним никаких пояснений. Содержание же самих справок вам
скорее всего известно. Диск употребим в основном для проверки дат.
Копирование зарубежного образца производилось методом прямого
перевода, причем переводчик попался достаточно дикий и незнакомый со
всеми языками, кроме русского и английского. Он смело назвал Трюффо Фран-
суазом, не имея понятия о непроизносимости последней согласной во
французском. А Жаклин Кеннеди превратил в Джакелину. Да что там! Переводчик
не подозревает даже об английских правилах чтения: называет Каунта Бейси
Коунтом потому, что по-английски это имя пишется Count... Диктовал он
свой перевод столь же темной машинистке, которая довершила погром
текста, произведя Андропова в приемники Брежнева, а генерала де Голля лишив
одной «л». Впрочем, не хочется обижать людей. Они ведь старались.
Включил же неизвестный уральский герой букву «н» в фамилию Леха Валенсы,
хотя коварные поляки и пишут Walesa.
Впрочем, перевод как явление переживает серьезный кризис.
Откажемся же на время от услуг переводчиков и обратимся к иноязычным
мультимедийным энциклопедиям. На нашем рынке из многотомных
импортных по-настоящему мультимедийных энциклопедий представлены
пока только английские: «Британника» и энциклопедия Кольера
(«Collier's Encyclopedia 1998»).
«Мультимедийность» обоих изданий выражена в трехтомности (три
диска — на первом тексты, на втором картинки и звуки, на третьем
видеосюжеты) и в том, что на помощь любой статье, которую вы попросите, прибывают
иконки фотографий, звуков и видеороликов, относящихся к предмету.
Например, к статье о такой-то стране обязательно приложены ее флаг, гимн
и кино-фотозарисовки. Что такое «Британника», знают многие, поэтому
остановлюсь подробнее на Кольере.
Если «Британника» — это взрослая энциклопедия для специалистов
(ах, главным образом для гуманитариев, техника страшит создателей
мультимедиа, и они отделываются общими понятиями без формул и
расчетов), с библиографией и высокоумными речами, то Кольер постарался
для подростков. Там достаточно мудреные понятия изложены внятным
и красивым английским языком. Мало того, что приятно читать, полезно
давать читать детям для совершенствования в английском наречии.
Авторы пытаются подать тему статьи позанимательней. Скажем, идет речь
о таком-то городе. «Большая Советская Энциклопедия» поведала бы
о нем, что это центр деревообрабатывающей, электронной и добывающей
промышленности, население столько-то, основан тогда-то. Кольер же
добавит к этому, что там каждый год проводятся родео и костюмированные
|| сражения, а в августе 1876 года в тамошнем салуне за игрой в покер был
застрелен ковбой по прозвищу Дикий Билли.
Есть у Кольера и учебные имитации: вращение планет и химические
процессы. Ткнув мышкой в иконку, изображающую баночку с
глицерином, а потом в другую — с марганцовкой, мы увидим в изображении кол-
100
. а

бочки имитацию происходящего между этими веществами бурного
процесса и уравнение реакции. По аналогии с любовными приключениями
в виртуальной реальности замечу ( как человек, которому тоже когла-то
было 14 лет), что процесс этот надо проводить вживую, а не в
компьютерной симуляции. Но уравнение реакции в учебе пригодится.
Признаем, что равной Кольеру или «Британнике» энциклопедии у нас
нет — ни по интерфейсу, ни по объему. Однако англоязычные источники,
какие бы они ни были, — калеки от рождения. Их увечит
поверхностность авторов. Стремление создать картину мира, согласно которой все
на свете сделали американцы и англичане: они выступают скульпторами,
а прочие — материалом, из которого англосаксы лепят историю. По их
мнению, первую телеграмму отбил Сэмюэл Морзе, а не Павел Львович
Шиллинг, а лампу накаливания изобрел Томас Эдисон, а не Александр
Николаевич Лодыгин, чью идею Эдисону сдал его друг-предатель. Зачем
рассказывать людям в Америке и у нас о том, что было на самом деле?
Речь не о заговоре темных сил, которые ставят цель замолчать роль
какой-нибудь одной страны, — ведь замалчиваются заслуги и немецких,
и французских, и восточных изобретателей. Это вроде как современный сорт
пропаганды — от лени. Авторам просто лень искать истину. Они ее не знают,
да и знать не хотят. Легче красивым языком переписать главу из школьного
учебника. А учебники по всему миру пишут отставные троечники. Возьмем,
к примеру, статью «Вторая мировая война». Что мы тут видим? Карту
конфликта между Японией и США на Тихом океане, кадры хроники оттуда.
Карту высадки союзников в Нормандии, хронику оттуда. Выступление
Черчилля, выступление Рузвельта, портреты командующих войсками западных
союзников. Еще речь Гитлера — озвученная хроника. Речи Черчилля,
Рузвельта, Трумена, Де Голля. Из техники — американский танк, английская
пушка, самолет «Боинг Б-17», а также «тигр» и «мессершмидт». Где советское
железо, которое превзошло эти чудеса военной мысли? Где наши солдатики,
где весь восточный фронт? А, есть! Вот хрестоматийные кадры — пленники
из армии Паулюса бредут по льду Волги. Все, достаточно.
Завершу обзор отечественным диском «История XVIII века в лицах».
По сравнению с английскими изданиями это шедевр. Когда его создатели
предстанут перед Страшным Судом, им, конечно, скажут, что можно
было сделать лучше. Да, музыка подобрана простовато — по «хитовости».
Раз Моцарт, так «Реквием», раз Бах, так заигранная его органная токката
Кино — из сталинского «Петра I» да из «Гардемаринов». Хотя хроники
в XVIII веке почти не снимали, понимаем. Но статьи, но иллюстрации
с произведениями искусства! Британцам до такого расти и тянуться.
Практически каждая статья — научный труд, написанный легко и интересно.
Особенно удачны сюжеты, связанные со странами Востока. Однако, как
подумала старуха из «Сказки о рыбаке и рыбке» , хорошо, но мало.
Где же обещанные одиннадцать дисков из той же серии? Где другие
близкие по уровню российские издания?
А я скажу вам, где. Нас губит наше собственное пиратство. То есть,
конечно, я согласен, что каждый честный человек ворует у Билла Гейтса.
Недорого бы я дал за зарубежные, да и за переводные диски. Но наши
вроде «Истории в лицах» стоят больше. И если за них не платить ничего,
организаторы их производства не смогут не только рассчитаться с
авторами, но и компенсировать себестоимость производства легальных дисков.
Сознаюсь, сам я купил лицензионную версию «Истории в лицах» потому,
что она была очень нужна, а нелицензионной еще не было на рынке
у ДК Горбунова. С тех пор прошло два года — продвижения в создании
остальных одиннадцати дисков нет. Так что же, спросите вы, не надо
покупать у пиратов российские диски? Мое мнение — не надо. Я вижу,
как меняется ваше лицо, и прощаюсь с вами, пока вы мне не ответили,
как полагается на Руси. •
Михаил БЕГИЧЕВ
101

Р0ССК03Ы
о животных.
и не только о них
ЗйЧЕМ
КОШКЕ
хвост
Когда моя кошка
неслышно проплывает по
квартире, высоко неся над
собой хвост, я невольно
любуюсь этим
произведением природы и вместе
с тем задаю себе вопрос: а
зачем он, собственно, ей,
этот довольно-таки
обременительный «жизненный
спутник»? Хлопот с ним
полон рот: его надо
содержать в чистоте, тщательно
вылизывая по крайней
мере дважды в день,
постоянно оберегать от
всевозможных покушений на его
«честь» и «достоинство»,
каковыми могут быть и
внезапно закрывшаяся
дверь, и ноги обитающих
рядом двуногих великанов.
Не потому ли он и наделен
такой фантастической
гибкостью?
Не менее впечатляет и его
выразительность. Кажется,
нет таких эмоций, таких
состояний кошачьей души,
которые были бы ему
недоступны: тут и приязнь,
и кокетство, и немой
вопрос, не говоря уже о
возмущении или прямом
негодовании.
Но спрашивается: им-то
самим зачем вся эта
пластическая эмоциональная
гамма? Эволюция, как
известно, не терпит
излишеств, и там, где можно
освободиться от ненужной
роскоши, она ее, как
правило, сбрасывает.
Не по этой ли причине
были утрачены столь
популярные в животном мире
хвосты: у медведей,
частично у зайцеобразных, а
также у человекоподобных
обезьян? Коли не несете
никакой полезной для вида
нагрузки, значит — долой.
Но с большинством
кошачьих этого не
произошло — хвост у многих из них
вон какой роскошный. Так
для чего же он целый день
в работе и засыпает только
вместе со своим
повелителем?
Вспомним некоторые
особенности поведения
наших мурок и барсиков, а
также их диких сородичей.
Все они — охотники, но
добычу свою, как правило, не
преследуют, а
подстерегают, решая свой
продовольственный вопрос одним
прыжком. Даже лев, царь
зверей, и тот быстро
выдыхается в беге. Терпение для
этого, надо сказать,
требуется адское, и природа их,
слава Богу, им не обделила.
Ни одна собака не
выдержала бы такого
многочасового выжидания жертвы.
Соответственно, и
темперамент у двух этих видов
прямо, можно сказать,
противоположный. Если
собаки экстраверты и
сангвиники, то кошки —
типичные шизоиды. Даже
самый внимательный хозяин
не всегда угадает, что у них
на душе.
Однако это вовсе не
означает, что кошки менее
эмоциональны. Только вот
эмоции свои, как существа,
воспитанные от природы,
привыкли держать при
себе. А ведь мы с вами знаем,
что прятать эмоции отнюдь
не полезно и даже
небезопасно. Того и гляди
заработаешь невроз или язву
желудка. Вот тут, думается,
хвост их и выручает,
выполняя как бы роль
громоотвода или органа для
«сбрасывания» эмоций. К примеру,
довели кошку, что
называется, до белого каления,
она и виду не подаст,
только постучит хвостом. Ан
глядь — и все негодование
словно испарилось куда-то.
Относится ли все
сказанное к другим
четвероногим, например к псовым,
предоставляю
самостоятельно поразмыслить
читателю. Напомню только
в связи с этим старый
анекдот. Почему с собакой
невозможно играть в
подкидного дурака? Потому, что
когда к ней приходит
козырная масть, она виляет
хвостом.
Игорь РЕЙФ
102

РАЗМЫШЛЕНИЯ
у книжной полки
BOMBSHELL
The Secret Story of
America's Unknown
Atomic Spy
Conspiracy
JOSEPH UBIIGHT
ш IARCIA KUNSTEL
Геннадий Горелик
шпионаж
НОВЫЕ ИМЕНИ?
Возможность рассказать эту
секретную историю возникла только 14
июля 1995 гола, когда Агентство
национальной безопасности
(американский аналог КГБ) и Центральное раз-
ведьшательное управление
опубликовали большую коллекцию документов
из сноих архивных сокровищниц. В ее
составе была шифротелеграмма,
посланная 12 ноября 1944 из Нью-Йорка
в Москву резидентом советской
разведки. Шифровка сообщала о том, что
ее сотрудник встретился с «Теодором
Холлом, 19-летним сыном
меховщика. Он — выпускник Гарвардского
университета. Как талантливый
физик, он был взят на работу
государственной важности ... в ЛАГЕРЬ-2 (Сан-
та-Фе)».
Журналисты, державшие руку на
пульсе истории атомного века,
первыми сообразили, что речь идет о
совершенно новом имени в истории
«шпионажа века», атомного шпионажа. Эта
история — по воле Истории с
большой буквы — вновь сорок лет спустя
стала газетной сенсацией, хотя уже
и не с такой большой буквы.
К 1995 году многое уже добавилось
к тому, что стало известно еще в
пятидесятые годы в ходе двух судебных
процессов в Англии и США — над
арестованными в 1950 году Клаусом
Фуксом, Дэвидом Гринглассом и
супругами Розенберг. Фукс и Грингласс
признались в своем атомном шпионаже
и были приговорены к
четырнадцати и пятнадцати годам тюрьмы, Ро-
зенберги не признались и были
казнены.
В 1992 году стараниями бывшего
резидента советской разведки в Нью-
Йорке А.А.Яцкова была рассекречена
и предана гласности в солидном исто-
рико-научном журнале («Вопросы
истории естествознания и техники» —
ВИЕТ) обстоятельная коллекция
документов о деятельности атомной
разведки. Этому сопутствовали менее
документальные и гораздо более
эмоциональные дискуссии в прессе и на
телевидении, главный вопрос в которых
стоял ребром: чей вклад в создание
ядерного щита-меча больше —
советских физиков или разведчиков?
Этим вопросом я еще займусь, а
пока замечу, что от этих дискуссий
остался сухой — и интригующий —
остаток: кроме изобличенных в давние
годы атомных шпионов действовали
еще несколько других, и кто-то из них
все еще живет где-то в тени на Западе.
В публикациях 1991 — 1992 годо
в появились и кодовые имена Персей
и Млад. Кого скрывали — и еще
скрывают? — эти имена — такой вопрос
около трех лет занимал журналистов,
историков и американских ветеранов
атомного проекта.
103

Окончание холодной войны
побудило американскую разведку
обосновывать государственную
необходимость своего
существования/финансирования. Никто еще не придумал
лучшего способа, чем
продемонстрировать свои былые достижения. В
результате был предан гласности самый
внушительный успех американской
разведки — проект «Венона» —
история раскрытия нераскрываемого кода
советской разведки1.
Одним из плодов «Веноны» был
текст цитированной шифрограммы
1944 года, для разгадки которой
американским дешифровщикам
понадобилось шесть лет. Делом несложной
журналистской техники было
установить, что упомянутый в шифровке Те-
олор Холл и советский агент Млад —
один и тот же человек и что он уже
много лет живет в Англии и работает
в одной из самых знаменитых
лабораторий мира — Кавендишской
лаборатории в Кембриджском университете.
История того, как Тэд Холл стал
советским агентом Младом и как он
перестал им быть, — главная
сюжетная линия книги, написанной
супружеской парой американских
журналистов Дж.Олбрайтом и М.Канстел. Их
книга, хоть и сравнительно невелика
по объему, дает вполне объемное
представление о своих главных
персонажах1.
Одной линией жизнь не
нарисуешь, и книга — полнокровно и
энергично рассказывает еще о десяти
примерно людях, чьи судьбы
нерасторжимо переплелись с судьбой Тэда Холла.
Это его родители и брат, которые не
догадывались о его тайной жизни,
а также те, кто делил ее с ним:
студенческий друг, жена и советские
профессиональные разведчики, двое из
которых — супруги Моррис и Лона Коэ-
ны — американцы по рождению.
Рассказывают авторы и о призрачном
агенте Персее, который появился на
свет в 1992 году и расстаял в воздухе
спустя пару лет.
Книга эта очень хорошо написана
сразу в нескольких отношениях — для
рядового читателя, для социального
историка и для историка науки.
«О
I
1 См. статью В.Малькова ««Венона» — нить
Ариадны?» в №10 «Знание — сила» за 1996 год.
2 Bombsehll: The Secret Story of America's
Unknown Atomic Spy Conspiracy, By Joseph
Abbright and Marcia Kunstel (Randow House,
1997).
Для просто читателей она
увлекательно доказывает, что реальная
жизнь неправдоподобней
детективной фантазии. Ну какой уважающий
себя автор детективного жанра
позволил бы своему герою — советскому
агенту с гарвардским дипломом
физика — вступить в коммунистическую
партию США в то время, когда там —
по всей стране — развернулась охота
за коммунистическими ведьмами?
А если бы и позволил, то только как
дьявольски хитрое прикрытие
«второго порядка», чтобы ФБРовцы
вычислили: этот парень не настолько идиот,
чтобы так высовываться. Значит, он —
не шпион. В реальности ФБРовцы так
и решили, но сам-то шпион вступил в
партию, просто чтобы эффективнее
бороться за социализм!
Для социальной истории XX века
книга впервые предоставляет
возможность познакомиться с внутренними
мотивами простых —
негосударственных — людей, кто, как порой
считается, заметно повлиял на мировую
историю, выдав самые дорогостоящие
западные секреты главному
политическому противнику Запада. Эти люди
по внутренней склонности и по
собственному решению служили, как они
считали, социализму, а фактически —
сталинизму. И служили бескорыстно,
если не считать корыстью
удовлетворение собственных задушевных
устремлений.
Как к этому относиться, зная, что
на личном счету Сталина
задушенных жизней больше, чем у любого
другого в истории? Сейчас трудно
представить себе, что западные
друзья СССР тогда, в сороковые годы
этого не знали. Но зато сейчас,
после конца холодной войны, когда
пережитки сталинизма не имеют
межконтинентального значения, стало
можно позволить себе спокойно
вглядеться в природу тех деяний,
которые не так давно именовались
либо вероломным предательством, либо
самоотверженным героизмом. И
авторы обсуждаемой книги эту
возможность успешно реализовали. На
место двух черно-белых картин, или,
лучше сказать, красно-белых схем
пришло холодноватое, но
реалистически уравновешенное
расследование. Авторы не просто дают своему
главному герою высказаться, но
помогают понять его высказывания в
контексте времени и места и даже
104

побудили его дать для их книги
«собственноручное» объяснение.
В результате возникли портреты,
вызывающие целую гамму чувств, за
исключением брезгливо-холодного
отвращения к прислужникам самого
кровавого диктатора всех времен и
народов. Способность к любви, верность
в дружбе, ответственность за другого,
сочувствие к униженным и
оскорбленным — все это было в
человеческой природе «западных
прислужников Сталина». Авторы, правда, не
затрагивают сложный и тонкий вопрос
честолюбия, которое порой трудно
отделить от желания прожить жизнь не
зря, внести свой вклад в историю
человечества. Но ведь и это глубоко
в природе людской.
И все у них было, «как у людей».
Родные Морриса Коэна, как это
нередко бывает, не жаловали невестку
и считали, что «он был хорошим
парнем, но Лона всегда водила его за (... у
американцев здесь нет купюры)». На
самом же деле, это Моррис первый
стал на службу родине всех
трудящихся и открылся в этом Лоне только
после того, как они стали мужем и
женой. Тэд Холл, напротив, сообщил
о своем служении невесте, чтобы она
сама решила, связывать ли ей судьбу
с таким человеком.
- Дешифрованное во время операции
«Венона» разееддонесение, в котором
упомянут Теодор Холя.
venona <l. omp
NotMl [■] 1-е- Trade Union
[bj I.e. ALI933EJ.
[l] VIKTOn
BIX
[ill] HALL
[it] ганкшг
[t] CAHP-2
Так что они были слеплены вовсе
не из одного теста.
Другой — более важный для
истории — контраст образует пылкий,
мятежный характер Тэда Холла с вполне
«нордическим» характером Клауса
Фукса, хорошо знакомого ему коллеги
по лос-аламосской физике и
совершенно незнакомого — по лос-аламос-
скому шпионажу.
Скрытный и сдержанный в
манерах Фукс не дождался конца
холодной войны, чтобы внимательный
исследователь проник в его душевный
мир. Он умер в 1988 году в ГДР, и
никому, кажется, не удалось с ним
поговорить по душам. Даже
схематически представленные обстоятельства
его биографии помогают понять его
главное жизненное решение — когда
физик-теоретик высокого класса стал
искать связь с советской разведкой.
Среди этих обстоятельств —
воспитание в семье благочестивого и
прогрессивного пастора,
коммунистический антифашизм в студенческие
годы и бегство от неминуемой
нацистской расправы в Англию, а там —
после начала войны — заключение
в лагерь вместе с подозреваемыми
тайными фашистами. Но
схематических обстоятельств совершенно
недостаточно, чтобы ощутить степень
[Ti] ИСИСЦЗ
Lt. Gun. P. U. FITIN-
Зегкв.1 Nikolnevich ПШКАК07.
Theodora Alvin. HALL.
Роаш1Ыу я maitiox of thy Youruj Conrunlnt League.
LOS JVLAHDS.
Uanh*tt&n DigLnaerlng District - U-S. Atarda
Projeot.
ИИ
[vlll] TIDE
ШЯ YORK CITT.
Honker of the Coumuiuet Party,
[x] PLANT : Soviet Ccnaulate.
[эй] /LHGEJ : AnotollJ Antoncnrloh ХвЗЮУЪ-ТЛГ, Soviet Vloe-Conaul In
CO
[jdi] MAY
Stap«n
APRESXoM, Soviet V5.c*-CooBUl' In
105

Ш
S
л
en
a
неизбежности его глубоко личного
решения.
Контраст человеческих характеров
Фукса и Холла — Чарльза и Млада —
говорит о мощи внеличной силы,
которая побудила обоих стать на путь
страшно секретной жизни. Эта сила
долгое время называлась «научный
социализм», и не случайно она так
действовала на служителей главной науки
XX века — физики. Эта сила была
главным вербовщиком западных
друзей «первой страны социализма». Они
многое были готовы простить этой
стране, слишком многого не зная и не
желая знать о реальностях
сталинского социализма.
Общие выводы, к которым
приводит книга, совсем не новы. Благими
намерениями вымощена дорога в ад,
воздушные замки прочнее иных
железобетонных сооружений. Ну, и
наконец, в полном согласии с
несоциалистическим и несоветским поэтом
Анной Ахматовой, «всего прочнее на
земле печаль...».
Впрочем, все эти насквозь
гуманитарные наблюдения не удовлетворят
практически смотрящего на жизнь
читателя, как и историка науки. Помимо
всяких сантиментов, от такой книги
ожидается ответ на жесткий вопрос:
какое значение имела деятельность
Холла для рождения советского
ядерного оружия — и атомной, и, что
особенно интригует, водородной, «саха-
ровской» бомбы.
Кавычки здесь поставлены только
потому, что, как свидетельствует сам
А.Д.Сахаров, при всей важности
инициирующей «первой» идеи Сахарова
(слойка), была и «вторая» идея
В.Л.Гинзбурга (лидочка), и вместе
с Я.Б.Зельдовичем выношенная
«третья» — и окончательная — идея
полномасштабного «термоядерного
изделия», и была работа десятков физиков
и математиков по превращению
исходных идей в конкретные
конструкции.
Однако биографы Теодора Холла
стараются из своего героя сделать
кавычки вокруг всего советского
атомно-водородного проекта. Почему же
историк науки, пишущий данные
строки и с мнением авторов вовсе не
согласный, считает, тем не менее, что
их книга хорошо написана и для
историка науки? Потому что книга эта
написана честно. Авторы не манипули-
'уяр#Щ№&
♦ Советский агент Млад — он же Теодор
Холл. Фото, видимо, сделано на пропуск в
Лос-Аламос.
ровали фактами, опуская то, что не
в пользу их мнения. Объемный
материал, собранный в книге, хотя и не
исчерпывает предмет, достаточно богат,
чтобы в нем самом историк науки
указал основания неправоты авторов в их
историко-научных выводах.
Но все же пора обратиться к
весомости вклада Холла не в
американский, а в советский ядерный проект.
Из книги мы узнаем, каким
неожиданным и обильным оказался
«источник», который осенью 1944 года,
после девяти месяцев работы в Лос-
Аламосе, во время двухнедельного
отпуска, проводимого в Нью-Йорке,
настойчиво искал советских
представителей, которые могли бы
почерпнуть из этого источника. Узнаем,
как важно было для советской
разведки получить независимые
источники в Лос-Аламосе (а там уже с 1943
года работал Фукс, который вошел
в контакт с советской разведкой еще
в Англии).
Однако, вчитавшись в факты,
сообщаемые в книге, приходишь к
парадоксальному на первый взгляд
выводу: авторы не просто преувеличили
историческое значение их героя, что
для биографов довольно естественно,
но и ошиблись «в знаке». Да, судя по
всему. Млад сыграл скорее отрица-
106

тельную роль, затормозил советский
атомный проект, во всяком случае,
если говорить о ее первой атомной
стадии и о лос-аламосском периоде раз-
веддеятелъности Млада.
Главный — и равно
парадоксальный — факт, который авторы не
скрыли от читателя, содержится в цитате из
Яцкова:
«С самого начала (Берия)
заподозрил в этих сведениях дезинформацию,
считая, что таким образом противник
пытается втянуть нас в громадные
затраты средств и усилий на работы,
не имеющие перспективы»1.
Так Берия думал — «вплоть до
конца 1945» — даже после того, как
Хиросима уничтожила сомнения в
возможности создания атомной бомбы, а он
сам возглавил советский атомный
проект. Как же так? Ведь у него в
кармане было два независимых разведдо-
клада из Лос-Аламоса (можно сказать,
даже два с «половиной», учитывая
Грингласса)!
Берия был какой угодно, только не
глупый. Его предшественники на
посту главного сталинского жандарма,
прослужив два года, попадали в ту же
мясорубку, которую до того крутили.
А Берия после семи лет службы стал
маршалом и следующие семь лет
успешно руководил атомным проектом.
Для этого просто подозрительности
и просто осторожности явно
недостаточно. Авторы объясняют неверие
Берии своим разведчикам тем, что «это
выглядело слишком хорошо, чтобы
быть правдой».
И авторы согласны с ним: «Это
было редкостное явление, уникальное
в американской истории: три
человека, не зная друг о друге, исходя из
политической философии, решились на
шпионаж в одно и то же время, в
одном и том же месте, выдавая
примерно одинакового рода информацию
одному и тому же иностранному
правительству».
Из трех агентов самым надежным
и самым ценным был Фукс,
тридцатитрехлетний, зрелый,
уравновешенный, проверенный в деле, с боевым
антифашистским прошлым в
Германии и — занимающий высокое
научное положение. Когда авторы
пытаются «пришить» ему недостаток
в глазах Берии — немецкое
происхождение, они проявляют непонима-
ВИЕТ, 1992, №3.
ние интернационализма маршала ГБ.
А самым сомнительным
агентом — и это авторы, похоже, не
понимают — был девятнадцатилетний
Холл, «сын меховщика» (владельца
меховой мастерской), который как с
неба свалился. Авторы, видимо,
восприняли «сын меховщика» в
шифровке 1944 года просто как некую
биографическую деталь (сын
плотника, сын пастора, сын брокера —
какая, в сущности, разница?), но с
точки зрения советского человекознания
это было самое неблагополучное
социальное — мелкобуржуазное —
происхождение. Вместе с юностью
новобранца-добровольца оно должно
было внушать наибольшие опасения.
Можно было опасаться его
неустойчивости и попросту того, что он —
инструмент дезинформации.
Тэд Холл и его друг Сэм Сакс,
безрассудно отважно искавшие,
какому бы советскому представителю
отдать «атомные секреты», получили
кодовые имена Млад и Стар. В этом,
возможно, запечатлелось изумление
советской разведки, когда осенью
1944 года агенты пошли к ним
косяком. Американские авторы прошли
мимо того, что слово «млад» в
современном русском языке живет только
в словосочетании «стар и млад» — все
подряд.
То, что Берия не верил своему
счастью, может объясняться отчасти тем,
что он — в отличие от своих
товарищей по Политбюро (за исключением,
быть может, самого главного
Товарища) — не был, судя по всему, заражен
социалистическими предрассудками.
И поверить в то, что сразу столько
американцев решили рискнуть
жизнью ради страны социализма, ему
было труднее, чем допустить, что
американские спецслужбы пытаются его
обмануть — и довольно топорно. Стало
быть, Млад не только вызывал
сомнение к себе, но еще и к Фуксу,
поскольку содержания их сообщений
сходились!
Тут уместно напомнить, что в
английский язык слово «дезинформация»
пришло, как это ни странно, из
русского, и притом лишь в конце
шестидесятых годов. А товарищ Берия этим
искусством владел прекрасно — одна
Катынь чего стоит.
Что касается реального значения
сообщений, то и авторы признают, что
доклад Фукса/Чарльза, хоть он и при-
5
ЕС
, о
0) D.
U3
107

I
2
U
!
ш о.
so
был несколько позже, был
существенно полнее и точнее сообщения Холла/
Млада.
Гораздо важнее, что так считал и
Яцков, который оба эти доклада
получил в Нью-Йорке в 1945 году, когда он
был Яковлевым.
А.А.Яцков — единственный герой
рецензируемой книги, с которым
судьба познакомила меня лично. В
феврале 1992 гола он пришел на
семинар в Институт истории
естествознания и техники, чтобы сделать доклад о
документах атомной разведки,
добытых при его участии и готовившихся
тогда к публикации. Это был первый в
моей жизни человек, который
открыто говорил, что служил в КГБ. У него
было хорошее лицо, и производил он
впечатление человека серьезного и
честного. Он четко и продуманно
отвечал на вопросы историков науки.
Видно было, что он понимает границы
своей компетенции. Он вполне
определенно разделил вклады разведчиков
и физиков в советский атомный
проект. Разделил так: «Бомбу делали
ученые и специалисты, а не разведка:
разведывательная информация сама по
себе ничего не стоит.... Роль разведки
свелась к тому, что работы начались
раньше и продвигались быстрее, чем
это было бы без ее материалов». Это
звучало гораздо убедительнее для
историков науки, чем для «читателей
газет», не имеющих настоящего
понятия, что такое наука.
Просто и ясно Яцков объяснил,
что в архиве остались нерассекречены
документы, касающиеся
биографических данных «источников» — кто-то
из них еще жив, у других есть дети. И
по тому, как он это объяснял,
возникло чувство, что то была не просто
«профессиональная этика», как это
назвали Олбрайт и Канстел, — так
сказать, бережное отношение к
«рабочим инструментам», — а этика самая
обыкновенная, общечеловеческая,
что Яцков оберегал своих товарищей,
рисковавших жизнями из идейных
побуждений.
Коротко говоря, после семинара у
меня осталось — к немалому моему
удивлению — ощущение, что с Яцко-
вым я бы пошел в разведку.
Однако Анатолий Антонович
ходил в разведку не со мной. И о тех, с
кем он ходил, он сообщил немногое:
что американцам удалось раскрыть
не более половины советских
агентов, что вклад Розенбергов в атомные
дела был весьма незначителен, что
самым важным источником оказался
Клаус Фукс, но что были и другие. И
это все.
Через полгода после нашего исто-
рико-научного семинара из статьи в
«Вашингтон пост» я узнал, что
американскому журналисту Яцков сказал
нечто большее: кодовое имя одного из
нераскрытых агентов «Perseus», или
просто «Мг.Х». И сообщил некоторые
биографические сведения о нем. Это
было неприятно и, главное,
непонятно: почему Яцков сказал американцу
то, чего нам — российским историкам
науки — не говорил? Неужели жажда
славы? Никак это не соединялось с
моим впечатлением о нем. Или это
непроницаемость
разведчика-профессионала?
Вопросы эти оставались без ответа
до книги, о которой идет речь и из
которой ясно, что Персея вместе с его
биографическими данными
придумали в КГБ для прикрытия реального
Холла.
Все стало на свои места. Яцков не
лгал отечественным историкам науки
и не лгал в собственных немногих
публикациях — он с полной
серьезностью относился к исторической
правде. А то, что он сказал неправду
западному журналисту, — так мало ли в
западной прессе вранья?! То была ложь
" А.А.Яцков в последние годы жизни
108

во спасение своего боевого товарища.
Да и ложь почти демонстративная,
опереточная — чего стоит кодовое имя
«Мг.Х»?! Поколению А.А.Яцкова был
хорошо знаком советский шлягер —
ария мистера Икса из оперетты
«Принцесса цирка» в исполнении
Георга Отса.
После публикации документов
«Веноны» в 1995 году эта ложь никого
уже не защищала, но Анатолий
Антонович Яцков этого не узнал — он умер
весной 1993 года.
Итак, независимо от того, как
Яцков относился к
морально-политическому облику Холла, он, как и авторы
книги, считал, что сообщение Фукса
было полнее и точнее. Так что о
решающей роли Холла можно было бы
говорить, только если бы не было
Фукса. Но Фукс был. А Холл, похоже,
объективно был препятствием к
признанию ценности атомных разведданных.
Препятствием, правда, только для
Генерального комиссара
государственной безопасности Берии, который,
не имея возможности судить о
научном содержании этих данных,
вынужден был полагаться больше на свое
чекистское чутье.
У физика Курчатова сомнений
в ценности этих данных не было,
о чем он недвусмысленно писал в
своих заключениях на разведматериалы.
Впрочем, столь же недвусмысленно
он писал о своих сомнениях по поводу
некоторых конкретных «крупиц
научной истины», содержащихся в этих
материалах. В точности так, как это
бывает на научных семинарах, —
в процессе добывания научной
истины, когда замечательные идеи и
достоверные эксперименты соседствуют
с сомнительными.
Тем, кто никогда не участвовал в
«процессе добывания научной
истины» или хотя бы внимательно не
изучал его, очень трудно судить об
историческом значении атомной
разведки для советского атомного проекта.
Трудно, но иногда очень хочется. И
тогда в ход идет «здравый смысл
пешехода», который, в сущности,
обосновывает глубоко сидящие
предрассудки и предрасположенности.
Не будем говорить о нынешних
отечественных «пешеходах», у которых
«здравый смысл» легко соединяется с
менее здравыми чувствами и с
влиятельной в России «конспирологией».
Посмотрим, как честные
американские пешеходы-журналисты
применяют свой здравый смысл, убеждая
читателя и себя самих, что без
атомного шпионажа «Советы, возможно,
сделали бы собственную бомбу, но,
вероятно, не раньше середины
пятидесятых годов, самое раннее» и что
«первая советская атомная бомба стала бы
пшиком столетия».
Почему? Потому что советским
физикам без помощи Фукса вряд ли
удалось бы исхитриться «повторить
сделанное Сегре открытие высокого
темпа спонтанного деления в
плутонии».
Американские журналисты не
потрудились заглянуть, скажем, в
Британскую энциклопедию, из которой
они бы узнали, что «спонтанное
деление было открыто в 1940 году
русскими физиками Г.Н.Флеровым и
К.А.Петржаком в уране-238». Так что
вопрос можно было бы поставить
обратный: как это Сегре удалось
«продублировать открытие Флерова —
Петржака». Но этот вопрос даже
пешеход вряд ли не поставит. Потому
что после того как явление открыто,
повторить измерения проще, тем
более, когда эффект гораздо сильнее —
темп спонтанного деления выше.
Американские журналисты также
честно удивляются, как это советским
физикам удалось не клюнуть на
заманчиво-дешевый, но тупиковый
путь «гидридно-урановой бомбы»,
который предложил Эдвард Теллер.
Млад сообщил эту новость в СССР до
того, как она была опровергнута
американскими коллегами Теллера, и,
как пишут авторы книги, «никаких
следов предостережения (что это не
работает) не обнаружено».
Журналисты даже не
рассматривают простецкое предположение, что
советские физики были достаточно
высокого уровня и в этом разобрались
собственным серым — и далеко не
серым — веществом. Журналисту легче
предположить, что где-то в архивах
КГБ лежит соответствующее
предостережение.
И все же авторы книги не
ограничились собственными историко-науч-
ными суждениями. Они привлекли
также — для подкрепления —
суждения двух авторитетов.
Первый — Аркадий Рылов,
который сказал о вкладе разведки: «Если
бы у нас не было информации по
8
т!
SC
109

l!
-I
¥3
£
¥
этой проблеме, потребовалось бы,
наверно, четырнадцать лет вместо
четырех. Может быть, двадцать. Кто
знает*. Вам не известно имя физика
Рылова? Не только вам. Рылов был
коллегой (гораздо более известного)
Я.П.Терлецкого по С-отделу КГБ.
И его задачей было просто помогать
переводчикам с физической
терминологией в американских разведма-
териалах. Он имел дело с физиками
не по научной, а по иной —
секретной — части, и в таковом качестве
был включен в советскую делегацию
на Женевскую конференцию по
мирному использованию атомной
энергии 1955 года. «Кто знает?» Во
всяком случае, не он.
Второй эксперт, казалось бы, более
знающий. Это начальник Яцкова —
Л.Квасников, который в 1993 вынес
приговор: «Можно было или нет
построить бомбу по сведениям, которые
мы тогда получили? Когда я был
в Нью-Йорке и рассматривал их, я
пришел к выводу, что я сам, хоть я и не
большой умелец, мог бы построить
бомбу по этим данным, если бы у
меня были определенные материалы,
конечно».
Читая это сверхсамоуверенное
заявление, приходится признать, что
разведка и физика — две разные
профессии. Если у Квасникова был отличный
нюх разведчика, то этого еще не
достаточно для физика. Иначе с ним так
не расходился бы во мнениях его
подчиненный, и тоже отличный
разведчик, Яцков (оба они — посмертно —
награждены званием Героя России).
Легко понять, почему авторы
книги не упомянули дошедшую до наших
дней оценку Л.ААрцимовича
(видного участника советского атомного
проекта и заместителя Курчатова), что
разведка сэкономила Советскому
Союзу год-два. Хотя с этой оценкой
согласна Британская энциклопедия, Ар-
цимовича слишком легко заподозрить
в пристрастности.
Но совершенно непонятно,
почему авторы проигнорировали оценку
Ганса Бете, который еще в 1945 году
в статье, опубликованной в Америке,
сказал: «Страна, принявшая
определенное решение (читай Россия), через
пять лет сможет произвести атомное
оружие». Ведь этот физик не только
получил Нобелевскую премию за
теорию термоядерной энергии звезд,
он — на Земле и совершенно
практически — руководил всей
теоретической работой в Лос-Аламосе.
Журналисты имеют право не знать
и не понимать всего этого, но,
по-моему, не имеют права игнорировать
столь знающего эксперта без
объяснения своих причин.
Когда я натыкался в книге на
очередное свидетельство авторской
уверенности, что советская наука была
слишком слаба, я в
праведно-гневном удивлении вспоминал
бессмертное «зато мы делаем ракеты...». Ведь
не случайно Sputnik стал английским
словом в 1957 году?! Неужели
журналисты не знают, что советский
спутник в свое время ошарашил все
американское общество?! Очень
немногие про-американцы пытались тогда
отшутиться: «Ну и что? Значит, их
немцы лучше наших немцев!»
Сейчас-то уже хорошо известно, что
«американские немцы» во главе с
Вернером фон Брауном были
мощнее.
Однако спутник не имеет прямого
отношения к атомной бомбе. А
водородная очень даже имеет. И по
мнению некоторых (включая пишущего
эти строки), тот факт, что советская
водородная бомба появилась
независимо, а в чем-то даже опередила
американскую, говорит о возможностях
советского атомного проекта яснее,
чем любые рассуждения авторитетов
о том, как могла бы появиться
атомная бомба без разведки.
Но, может быть, советская
водородная бомба создавалась не так уж и
независимо от американской в
научном отношении (зависимость
политическая не вызывает сомнений)?
Имеется мало данных, чтобы
подкрепить это подозрение. А уж
прикрепить Холла к этому и вовсе трудно.
В начале лета 1946 года его лишили
допуска к секретной работе и
выставили из Лос-Аламоса. Причина опять
совершенно контрдетективная — он
получал по почте слишком левые
издания и в переписке с сестрой были
признаки, что он не умеет держать
государственные секреты. И с тех пор он
никогда больше не имел допуска к
секретным сведениям.
Имеется лишь единственное
свидетельство, чтобы представить Млада
не только атомным, но и водородным
шпионом. Коллега Сахарова по
Арзамасу, физик ГА. Гончаров, освоивший
смежную профессию историка физи-
110

ЗА ПОЛНОЕ
И БЕЗОГОВОРОЧНО*;
\\ Ж-А/-
со
О)
111

ы
is
d
" О.
!
О) а.
5 к
ки, обнаружил в архивах Берии, что
в октябре 1947 года разведка впервые
узнала (притом не от Фукса), что
в американских работах по
супербомбе (так тогда называли Н-бомбу)
применяют литий. Гончаров специально
подчеркнул, что об изотопном составе
лития ничего не было сообщено, но на
такие «мелкие детали» журналисты
внимания не обращают. Главное
слово — литий.
Авторы заранее подготовили
читателя — «повесили на стенку ружье»,
когда рассказали, что когда в Лос-
Аламосе закончился атомный аврал.
Холл, от нечего делать, занялся
рутинными измерениями ядерных свойств
гелия. А этот элемент вместе с
водородом, литием и бериллием авторы
назвали «четырьмя загадочными
легкими элементами». При этом они
забыли пояснить, что же собственно
загадочного они усмотрели в этих
действительно самых легких, но давным-
давно известных элементах.
И то, что ядерная энергия легких
элементов определяет сияние звезд,
тоже было хорошо известно с
довоенных лет. Вот чего не было известно,
так это можно ли звездные условия
создать каким-то образом на Земле,
чтобы заработав ядерная энергия
легких элементов. Это и было
содержанием проблемы водородной бомбы,
в которую больше всего души
вкладывал Эдвард Теллер.
Сейчас известно, что
американские физики двигались в тупиковом
направлении вплоть до 1950 года,
когда они это окончательно выяснили,
и что только спустя год появилась
совершенно новая идея, приведшая
к американской водородной бомбе.
Сейчас известно, что главную
водородную взрывчатку делают из
лития, но не просто из лития, а из его
редкого изотопа лития-6,
соединенного с дейтерием. Известно также, что
впервые эту взрывчатку применили
в советской термоядерной бомбе —
в сахаровской «слойке» — и что
предложил эту взрывчатку коллега
Сахарова В.Л.Гинзбург. И назвал ее, глядя на
ее химическое обозначение, LiD —
лидочка.
Авторы знают это и готовы
допустить, что «Советы быстро ухватили
важность идеи лития и
усовершенствовали ее», но им очень хочется,
чтобы исходное зерно было
американское.
Поскольку журналисты — не
физики, они не знают, что литий — это
самый легкий из не-газообразных
элементов, и поэтому с ним легче иметь
дело в конструировании бомбы.
А поскольку они не историки
физики, то не знают, что литий
использовали в самой первой ядерной
реакции, проведенной с помощью
ускорителя частиц в 1932 году.
И не знают они, что В.Л.Гинзбург
выпустил в 1946 году популярную
брошюру «Атомное ядро и его энергия» ,
в которой, рассказав об этой реакции,
проиллюстрировал запасы ядерной
энергии «на примере лития», а не
урана, как обычно: «Вместо целого
поезда с углем можно было бы взять 100-
2001раммов лития».
Поэтому, когда два года спустя
Гинзбурга включили в работу по
проблеме водородной бомбы, кому, как не
ему, было начать с лития. И первое его
предложение, сейчас это ясно, лежало
на поверхности. Вот пройти путь от
просто лития до конкретного
непростого использования дейтерида
лития-6 — было уже реальным научно-
техническим достижением.
Других вешдоков о роли Холла в
термоядерной разведке нет. А на нет,
как говорится, суда нет.
Есть только суд истории, который
все еще выслушивает свидетелей,
адвокатов и следователей.
И авторы книги, каковы бы ни
были ее историко-научные «ляпы»,
сослужили хорошую службу для
исторического правосудия своим
журналистским расследованием человеческой
истории с биографией Теодора
Холла — по выражению ни-историко-ни-
научного журнала «People», «тихого
американца, спустя пятьдесят лет
изобличенного как предателя, который
помог отдать Сталину секреты
атомной бомбы».
Книга американских журналистов
расеказывает истори ю, в которой
много от обычной «человеческой
комедии», знакомой не только из
романов Бальзака, но главное в которой
еше долго будет ждать своего
Драйзера, чтобы рассказать ее
«американскую трагедию». •
112

во
ВСЕМ
МИРЕ
Почты и библиотеки
перестраиваются
Скоро на американских
почтах будут очереди не
за марками и конвертами,
а к компьютеру: почтовое
ведомство планирует в
следующем году
установить сотню терминалов,
через которые л юбой
американец сможет
получать любую информацию,
а также общаться с
государственными
учреждениями - сообщать о
доходах и тому подобное. В
течение следующих двух
лет может быть
установлено еще десять тысяч
таких терминалов.
Неожиданно на
подобную сеть терминалов
стали претендовать и
библиотеки, аргументируя свой
запрос тем, что они
дольше бывают открытыми и
штат их более
квалифицирован. Решили и у них
установить пробную
сотню терминалов и потом
решить - где лучше.
Общедоступные
компьютеры - шаг вперед в плане
доступа к информации,
нечто более
совершенное, чем привычный
телефон. Интересно: будут с
них отрывать
клавиатуры?
Пожар без огня
Последние годы погода
как будто сошла с ума:
в одном полушарии
бушуют дожди и
наводнения, в другом - засуха и
пожары. В прошлом году
неожиданно много
пожаров произошло в США,
в штатах Айдахо и
Вашингтон. С ними более
или менее успешно
поборолись, но на будущее
решили все же привлечь
на помощь компьютер.
Марк Финней из Монтаны
разработал модель
пожара, учитывающую ветер,
влажность, рельеф,
особенности строений и
многое-многое другое.
Она была проверена на
небольших пожарах в
национальных парках
Калифорнии и оказалась
очень удачной. Теперь
любой руководитель
пожарной части,
отправляясь на тушение большого
лесного пожара, будет
постоянно советоваться
со своим электронным
помощником, получая от
него рекомендации, как
и что делать.
Высокая технология
спасает реликвии
Сначала о реликвиях.
У них своя собственная
диковинная история. Они
были найдены случайно
экспедицией
Калифорнийского университета
из Беркли в местечке
Тебтунис к западу от Нила
за год до начала XX века.
И где - на скелете
мумифицированного
крокодила, каких нашли целое
кладбище, разыскивая
рукописи и мумии людей.
Да как -
рабочий-раскопщик с досады слишком
энергично отодвинул в
сторону туловище
очередного крокодила. От
толчка бок мумии сам
собой отвалился, и взорам
изумленных археологов
открылась неописуемая
картина: скелет
зубастого чудища, почитаемого
священным, был
аккуратно обложен папирусом
с текстами на нем.
Ими оказались
творения Гомера, Вергилия
и Еврипида, а также
фрагмент до этого
считавшейся утерянной
пьесы Софокла. Шестьдесят
лет назад для лучшей
сохранности их обернули
в виниловые обкладки.
За десятки лет, однако,
винил стал давать мелкие
трещины, приводя к
ухудшению прозрачности и
возможной порче
текстуры листов. Хуже того,
статическое
электричество, возникающее от
трения, вызвало бы
слипание слоев.
Ученые забили тревогу.
Выручила американская
компания «Ион системз»
в том же Беркли. Она
предоставила аппарат для
снятия статических
зарядов. Он применяется для
обработки пластин
кремния для интегральных
микросхем. Впервые этот
способ избрали
реставраторы и не ошиблись.
Подлинные раритеты тем
самым были спасены, и
теперь около двухсот
папирусов заключены в
стеклянные оболочки.
Некоторые источники еще
предстоит расшифровать
лингвистам.
Генетики против
инфаркта
Медики из Нью-Йорка
осуществили необычную
операцию. Они ввели в
сердечную мышцу
шестидесятилетнего
пациента особые гены. Эти гены
побуждают клетки ткани
вырабатывать новые
кровеносные сосуды, дабы
мышца лучше питалась
кровью.
В опытах с крысами
подобный метод лечения
хорошо зарекомендовал
себя. Поэтому врачи
надеются на успех оперции.
У больного были
закупорены три коронарных
сосуда. В двух случаях
хирурги прибегли к
шунтированию. Наконец,
третий сосуд — венечную
артерию — они
попробовали исцелить методом
генной терапии.
Будущее покажет,
имеются ли серьезные
перспективы у нового метода
лечения
сердечно-сосудистых заболеваний.
113

Назовите год,
когда это
случилось
1. Корпорация «Интел» внедрила
первый микропроцессор 8080, ставший
основой первого настоящего
персонального компьютера. Появились флоппи-
диск, принтер и компьютерный
томограф.
2. К трем основным частицам
материи — верхнему, нижнем; и странному
кваркам — предложили добавить
четвертый, более тяжелый — так
называемый очарованный.
3. Биологи разных стран объявили
временный мораторий на опыты с
рекомбинацией генетического материала
из этических соображений.
4. Леонид Ильич Брежнев
дирижировал залом, поюшим
«Интернационал», принял шубу в дар с плеча
президента США.
5. Вышли фильмы «Зеркало», «Свой
среди чужих, чужой среди своих»,
«Амаркорд», «Ночной портье» и «Эмма-
нюэль».
6. Состоялась печально знаменитая
«бульдозерная» выставка на пустыре
у метро «Беляево».
7. Возобновлено строительство
БАМа, туда отправилась первая
ударная бригада.
8. В Преции пала хунта «черных
полковников», президент США Никсон
ушел в отставку под угрозой
импичмента.
9. По разным причинам за рубежом
оказались: Александр Солженицын,
Михаил Барышников, Мстислав Рос-
тропович и Галина Вишневская, Виктор
Некрасов, Александр Галич.
Назовите год,
когда это
случилось
1. Вредные программы со
свойствами саморазмножения получили
название «компьютерные вирусы».
2. Провалилась семья шпионов
Уокеров, которые с конца 60-х годов
продавали Советскому Союзу шифры
американских ВМС. В том же году на
советскую разведку начал работать
самый высокооплачиваемый шпион
Олдрич Эймс. До своего ареста в 1994 он
предоставил советским, а потом
российским органам информацию о
двадцати агентах ЦРУ в России и вызвал
провал двадцати с лишним
американских разведывательных операций.
3. Космонавты Владимир Джанибе-
ков и Виктор Савиных пристыковались
к замерзшей и потерявшей связь с
Землей орбитальной станции «Салют-7».
4. На глубине четырех километров
обнаружены остатки лайнера
«Титаник».
5. Вышли фильмы «Иди и смотри»
Элема Климова, «Зимняя вишня» Игоря
Масленникова, «Пурпурная роза
Каира» Вуди Аллена, «Полковник Редль»
Иштвана Сабо, мультфильм «Доктор
\йболит». Появился также фильм
ужасов «Кошмар на улице Вязов-1».
6. Гарри Каспаров стал
тринадцатым чемпионом мира по шахматам.
7. Ян Лендл, Наталья Бестемьянова
и Андрей Букин, а также Сергей Бубка
каждый в своем виде спорта впервые
победили на мировых первенствах.
8. Произнесено слово «ускорение»,
но еще не сказано «перестройка».
9. С января этого года на территории
СССР начинается борьба с пьянством.
114

Назовите
имя этого
человека
1. В молодости работал в соляной
шахте, пока не скопил денег, затем
перебрался в город и открыл там торговлю
мясом.
2. Трижды видел во сне одни и те же
события, в которых ему предстояло
участвовать.
3. Был избран на должность мэра
города.
4. Организовал в Ярославле Совет
и выпуск денег.
5. Отряд под его командованием
вброд перешел Москву-реку и наступал
по Ордынке в сторону Серпуховских
ворот.
6. Командовал армией, пока у его
друга-главнокомандующего были
приступы эпилепсии.
7. Выполнил свое обещание
освободить тех крепостных, которые примут
участие в войне на его стороне.
8. Собирался заложить жену и
детей.
9. Он показывает рукой на
Мавзолей Ленина.
Правильно ли вы
ответили на наши вопросы
в восьмом номере?
• 1814 год.
• 1902 год.
• Бомарше.
• Это сказал Горький.
Кто
это
сказал?
1. Создавай проблемы для себя,
если это в твоем характере, ио не надо
создавать их для других.
2. В будущем никто не станет
работать за деньги или за славу, но только
для радости труда.
3. Самый верный способ оказаться в
дураках — это понимать, что творится
вокруг.
4. Направляясь в ад, я договорю
с вами по дороге.
5. Если без нас обойдутся, тем хуже
для нас.
6. Человек — самое слабое и
беззащитное из живых существ и трогать его
недостойно охотника.
7. Человеку никогда бы не сделаться
ручным, если бы не женщина.
8. Все джунгли завтра будут думать
так, как обезьяны думают сегодня.
9. Запад есть Запад, Восток есть
Восток.
Михаил ШИФРИН,
дежурный сфинкс
радиостанции «Эхо Москвы»
Ответы
в следующем номере

. Л
I к
1
загадки культуры
«Обременять вымышленными ужасами исторические характеры и не мудрено и
не великодушно. Клевета и в поэмах всегда казалась мне непохвальною» — это
писал А.С.Пушкин осенью 1830 года, когда создавался «Моцарт и Сальери». Для
Пушкина не было сомнения, что Моцарт был отравлен Сальери, иначе он не смог
бы создать этот свой шедевр. Но для многих других это не было таким бесспорным
фактом. Загадка смерти Моцарта, более того, нравственная загадка культуры —
совместны ли гений и злодейство, многие десятилетия не дает покоя
исследователям и их читателям.
Совсем недавно на радио «Свобода» прозвучало восемь передач Марио Корти,
посвященных Моцарту и Сальери, где виновность Сальери подвергается большому
сомнению. Мы намерены познакомить нашего читателя с этим бестселлером, но
прежде считаем не лишним рассказать, как возникла идея виновности Сальери.
Хорошо известно, что сам Моцарт был убежден в том, что его отравили,
и сказал об этом своей жене. Так написал его биограф Франтишек Немечек. Его
книга вышла в 1798 году и содержала недвусмысленный намек на то, что он умер
насильственной смертью.
В это время имя Сальери еще не упоминается, но версия об отравлении уже
получает распространение не только в империи Габсбургов, но и за ее
пределами. Настораживает непонятная торопливость похорон, буквально граничащая с
богохульством. Тело даже не внесли в собор. Еще более странным было
решение хоронить «по третьему разряду» Моцарта, чей гений признавался многими
при его жизни. В последний путь его провожали крайне немногочисленные лица
(даже жены не было в процессии), а до кладбища практически вообще никто не
дошел, якобы из-за сильной непогоды. Проверка впоследствии показала, что
метеоусловия в день похорон Моцарта — 6 декабря 1791 года — были вполне
нормальными — 2,6 тепла по Реомюру и «слабый восточный ветер». Но если даже
предположить, что это было правдой, остается загадкой, почему жена,
Констанца, впервые посетила кладбище только через много лет, к тому времени место
погребения заросло травой и она не нашла никаких следов могилы мужа.
Однако, если предположить, что Моцарт был отравлен Сальери, «первым
музыкантом империи», обласканным самими Габсбургами, все становится понятно.
Необходимо было организовать похороны так, чтобы могила Моцарта затерялась,
ибо распространение слухов об отравлении могло привести к эксгумации его
тела. Габсбурги не могли допустить обвинения своего любимца.
Так прошло три десятилетия. И вдруг осенью 1823 гола Антонио Сальери
признался в том, что отравил Моцарта и пытался покончить с собой, перерезав себе
бритвой горло. Сальери остался жить, но сообщение об этом молниеносно
распространилось в самых широких кругах венской общественности. О признании Салье-
ри мы узнаем из записей в одной из разговорных тетрадей Бетховена. В той же
тетради имеется запись секретаря Бетховена, венского юриста и музыканта Антона
§■ Шиндлера: «Сальери опять очень плохо. Он в полном расстройстве. Он беспрерыв-
5 g но твердит, что виновен в смерти Моцарта. Это правда, ибо он хочет поведать ее на
I к исповеди, поэтому правда также, что за все приходит возмездие». Так или иначе, но
1после признания Сальери подозрения о насильственной смерти Моцарта у многих
превратились в уверенность.
116

Марио Корти
Так создаются легенды
Корти: — Перед моими глазами
картина. За столом в темном
венском трактире — Моцарт и Сальери.
Отвернувшись, Моцарт начинает
правой рукой что-то играть на
фортепиано. Левой рукой Моцарт
тянется к бокалу, в который Сальери
подливает яд. В лице — коварство,
ненависть и зависть. Отрешенный
Моцарт весь в себе. Это картина
русского художника Михаила Врубеля
к опере Римского-Корсакова
«Моцарт и Сальери» на текст Пушкина.
Некоторые историки музыки
считают, что если до Пушкина мы
имели дело лишь со сплетнями, то
сама легенда об отравлении Моцарта
могла возникнуть только благодаря
великому русскому поэту. Как эта
легенда создавалась? В наше время
широкое распространение получила
одна из версий легенды о Моцарте
и Сальери. Это пьеса Петера Шеф-
фера и американская картина
чешского режиссера Милоша Формана
«Амадеус». Но в начале были только
сплетни. Затем появилась маленькая
трагедия Пушкина, памятник
мировой литературы. И пошла легенда.
Но сначала о том, как возникла
пушкинская пьеса. Слово
петербургскому пушкинисту Вадиму Эразмо-
вичу Вацуро.
Вацуро: — О творческой истории
этого произведения мы почти ничего
не знаем. Мы знаем, что первые
сведения о нем стали появляться в 1826
году, когда Пушкин, вернувшись из
Михайловской ссылки в Москву,
установил контакт с группой молодых
литераторов, художников и
эстетиков, а это — Веневитинов, Погодин,
Шевырев и другие, и упомянул в
разговоре, что у него есть сюжет
«Моцарт и Сальери». Что это было? Были
ли это первоначальные наброски
произведения или нет, мы не знаем.
Мы знаем только, что
окончательный свой вид пьеса приобрела
в Боддине, когда Пушкин почти
одновременно с ней создает несколько
других произведений, которые мы
сейчас называем «Маленькие
трагедии», а Пушкин сам предпочитал
название «Опыт драматических
изучений».
Сергей Александрович Фомичев,
известный литературовед, дополняет
рассказ Корти: — Очевидно, надо
СО
О1
О)
а*
«о
ш о.
117

CL
о
. л
■ Q.
«О
просто вспомнить, в каких
обстоятельствах это все было сделано. Бол-
дино — это глухая провинция; осень
там очень тяжелая — грязь, дожди.
Но в то время, когда Пушкин
приехал туда, разразилась холера, были
устроены карантины, которые
перекрыли дорогу на Москву. Пушкин не
собирался там долго задерживаться,
не собирался писать что-либо, он не
взял с собой даже ни одной рабочей
тетради. И вот, оказавшись в
совершенно невероятных условиях, он
создает четыре маленькие пьесы. Он
долго выбирает заглавие: «Опыт
драматических изучений»,
«Драматические сцены». «Опыт драматических
изучений» Пушкиным задумывался
как обозрение культурных моделей
иных времен и иных народов.
Обратите внимание: «Скупой рыцарь» —
это средневековая Англия, «Моцарт
и Сальери», «Пир во время чумы» —
опять Англия и опять катастрофа.
«Моцарта и Сальери» он
предполагал пометить — и это в духе
Пушкина — как перевод с немецкого.
Он не брал на себя сначала
ответственность за то, что изобрел этот
сюжет.
Вацуро: — Дальше никаких
свидетельств об этом произведении нет,
и оно появляется как будто бы
заново и только что рожденным в 1832
году. Два раза при Пушкине его
пытались поставить на сцене во
время актерских бенефисов. Потом
о нем забыли как о драматическом
произведении. И только в XX веке
оно пережило свое второе рождение.
Корти: — Откуда взял Пушкин
этот сюжет?
Фомичев: — Пушкина интересует
не просто жизнь иного народа. Не
просто какие-то персонажи. Его
интересует сознание иных времен и
иных народов. Вот в этом ряду и
возникает легенда о Моцарте и
Сальери. К тому времени об этом много
писали, и Сальери прямо обвиняли
в смерти своего собрата по искусству.
Версия отравления была достаточно
прочно укоренена в сознании и
немецкого, и русского читателя.
Корти: — Сам Пушкин в заметке,
написанной в начале тридцатых
годов прошлого столетия, описывает
случай: в первое представление
«Дон-Жуана», в то время когда весь
театр, полный изумленных
знатоков, безмолвно упивался гармонией
Моцарта, раздался свист; все
обратились с негодованием, и
знаменитый Сальери вышел из зала в
бешенстве, снедаемый завистью. Но этого
быть не могло. Почему? Во-первых,
потому, что премьера «Дон-Жуана»
проходила в Праге и действительно
с большим успехом. Но Сальери
в Праге не было. И если даже
предположить, что Пушкин имел в виду
первое представление «Дон-Жуана»
в Вене, то и в этом случае он не прав.
Потому что венской публике опера
не понравилась. Исходя из этого
вымысла, Пушкин делает заключение:
завистник, который мог освистать
«Дон-Жуана», мог отравить его
творца. Это заявление я
предпочитаю пока оставить без
комментариев. Далее в вышеупомянутой
заметке Пушкин пишет: «Сальери умер
лет восемь тому назад. Некоторые
немецкие журналы говорили, что на
одре смерти признался он будто бы в
ужасном преступлении — в
отравлении великого Моцарта». Да,
действительно. Некоторые газеты и
журналы писали, что Сальери, когда
находился в больнице для
умалишенных, будто сам кому-то признался в
этом. Однако до сих пор никому не
удалось установить, кому,
собственно, Сальери признался. Санитары
больницы, где находился Сальери в
конце жизни, отрицают этот эпизод:
«Мы, нижеподписавшиеся...
санитары, заявляем перед лицом Бога
и перед всем человечеством, что...
с начала длительной болезни
(кавалера Сальери)... ни разу его не
оставляли наедине... Мы также
свидетельствуем, что в связи с его слабым
здоровьем никому, даже членам его
семьи, не разрешалось навещать
его... В связи с этим на
поставленный вопрос, соответствует ли
действительности, что вышеупомянутый
кавалер Сальери говорил во время
болезни, что он отравил
знаменитого композитора... Моцарта,
клянемся честью, что никогда не слышали
от Сальери таких слов...» Заявление
это завершается постскриптумом
такого содержания: «Доктор Рерик,
лечащий врач Сальери,
подтверждает свидетельство двух...
санитаров».
118

о.
о
СО
О
О)
SI
а о.
93
Теперь возьмем лондонский
музыкальный журнал «Quarterly
Musical Magazine» за 1826 год. Вот
что писал в этом журнале знакомый
Сальери, композитор Сигизмунд
Нойкомм: «Когда распространяются
необоснованные сведения,
оскверняющие память знаменитого
художника, то долг любого честного
человека доложить о том, что ему
известно. Отношения между Моцартом и
Сальери отличались взаимным
уважением. Не будучи задушевными
друзьями, каждый из них признавал
заслуги другого. Никто не может
обвинять Сальери в том, что он
ревновал таланту Моцарта, и те, кто, как я,
находился с ним в близких
отношениях, не может не согласиться с тем,
что 58 лет он вел безупречный образ
жизни, исключительно занимаясь
своим искусством, и всегда готов
был делать добро своим ближним.
Такой человек, человек, который 34
года — столько лет прошло со
смерти Моцарта — сохранял
удивительное спокойствие духа, не может быть
убийцей».
Таких опровержений было много
в тогдашней печати — ив немецкой,
и во французской, и в английской.
Читал ли их Пушкин? Читал или нет,
не имеет большого значения. Ему
просто понравился сюжет. Он был
ему нужен для того, чтобы доказать
что-то свое. Надо еще сказать, что
Пушкин был настоящим
представителем культуры романтизма.
Неотъемлемый элемент ее — культ героя,
в нашем случае — культ гения.
Героев, гениев, вундеркиндов до
сих пор обожают, обожают особенно
в России. Это отношение
унаследовано от прошлого века. Так в России
относятся к великому поэту-герою.
С таким преклонением я
сталкивался в моих разговорах с
пушкинистами. Они не являются исключением
из общего правила.
Оспаривать легенду об
убийстве Моцарта — нелегкая задача. И
дело не в фактологии, а в
идеологии. Доказать, что факты, лежащие
в основе мифа, не соответствуют
действительности, как раз
довольно легко. Но дело все в том, что
в этой легенде, в пушкинском ее
оформлении заложена
определенная мораль, она содержит какое-то
нравоучение, какой-то высший
смысл. И вообще бороться с
мифами и легендами чрезвычайно
трудно. Тем более что, как говорит
пушкинист Сергей Фомичев, мы
же до сих пор живем в мире
легенд! Что есть истина? Очень
трудно иной раз ответить на этот
вопрос, потому что мир сложен,
запутан и нагружен культурными
слоями. Мы живем в мире
культуры, а культура всегда проецирует
особые соотношения сил
общественных, идей и т.д., и т.п.,
соответствующих каким-то этическим
и религиозным представлениям.
Художественное произведение
подлиннее, чем факты жизни.
Корти: — Художественное
произведение действует на человека как
наркотик.Оно живет своей
реальностью, не совпадающей с
реальностью жизни, и в массовом сознании
художественная правда
воспринимается как правда настоящая. Таким
образом, художественное
произведение не подлиннее, а прочнее,
устойчивее, я бы даже сказал, обманчивее,
чем факты жизни. Резюмирую: пьеса
«Моцарт и Сальери» основана на
слухах, а именно, что Сальери
завидовал Моцарту, что он публично
освистал «Дон-Жуана», что Сальери
якобы сам признался в отравлении
Моцарта. Многое другое Пушкин
добавил сам. Например, в пьесе я
натолкнулся на такую немаловажную
деталь: оказывается, Сальери держал
яд при себе целых восемнадцать лет.
«Вот яд, последний дар моей
Изоры,
Осьмнадцать лет ношу его
с собою».
Зачем же Сальери держать при
себе яд целых восемнадцать лет? На
всякий случай, что ли? Некоторые
историки музыки объясняют легенду
об отравлении Моцарта Сальери
известным предрассудком — образом
итальянца-интригана и итальянца-
отравителя, популярным в те
времена среди романтиков. Вспомним
интриги с отравлениями ренессансных
дворов, вспомним Калиостро,
современника Сальери и Моцарта. Обо
всем этом перевозбужденные умы
романтических времен любили
фантазировать. Это — самое простое
объяснение, но не единственное.
У Пушкина, например, этот пред-
120

рассудок прямой роли, видимо, не
играл.
Вацуро: — Я предлагаю гипотезу.
В чем смысл того, что нами
прочитано? Сейчас мы дочитаем этот
монолог: «Яд... Изоры... заветный дар
любви», как скажет потом Сальери.
Это — единственная драгоценность,
которая у него есть. Она может быть
использована только в двух случаях.
Романтическая концепция ухода из
жизни в момент, когда все
наслаждения жизни исчерпаны. Это — благая
смерть. И вторая — идея мести,
самый злой и самый смертельный враг.
Ему отдается это для его гибели.
Итак, появляются две темы: одна —
убийство, другая — самоубийство.
Только в этих двух смыслах и может
быть использован заветный дар
любви. Любовь и смерть идут рядом.
Наслаждение и гибель идут рядом.
И чем это кончается? «...И наконец,
нашел я моего врага, и новый Гайдн
меня восторгом дивно упоил!
Теперь— пора...»
Мы знаем: если в первом акте
пьесы на стене висит ружье, оно
должно выстрелить. Заявлены две
темы — убийство и самоубийство.
Почему? Потому что это не зависть
и не преступление, это — жертва,
апофеоз. Сальери уходит из жизни
потому, что он жертвует искусству
самым драгоценным, что у него
есть, — своей жизнью и жизнью
человека, который одновременно
является для него предметом и
бесконечной любви, и бесконечной
ненависти. Моцарт — гений, но именно
потому, что он пришел как бы
органом божества, моцартовской
высоты достигнуть не может никто. Все
искусство в целом совершенно не
способно достигнуть этой высоты.
И оно погибнет. Оно погибнет от
сознания этой невозможности.
Жизнь Моцарта оборвется рано или
поздно сама собой, но еще ранее
умрет искусство, которому служит
Сальери. Это целый мир, который
он себе создал, мир, которому он
готов жертвовать не только самым
драгоценным, что у него есть, но
и самим собой. И для него жажда
смерти еще не такая большая
жертва. Этот мир, сконструированный
Сальери логически, вероятно,
неопровержим . Сал ьери борется не
с Моцартом. Он борется с той
несправедливостью, на которой
построено м ироздание. Нел юбовь
к искусству, не самоотвержение, не
понимание, а дар, который
приходит неизвестно откуда и неизвестно
за что. Вот в чем та глубочайшая
несправедливость, на которой
зиждется мир. *Все говорят, нет правды
на земле, но правды нет и выше».
Фигура Сальери приобретает
грандиозный, трагический,
драматический характер.
Корти: — Я хочу обратить
внимание на одну мысль Вадима Эразмо-
вича Вацуро: все искусство
погибнет от сознания невозможности
достигнуть моцартовской высоты.
Мне кажется, тут Вацуро попал
в точку.
Сергей Фомичев говорил, что мы
до сих пор живем в мире легенд,
в мире культурных мифов — и
современных, и прошлых. Но как
создаются эти легенды? В легенде о
Моцарте и Сал ьери м ы выдел ил и
несколько элементов. Сплетни.
Романтика. Пушкин. Драматург Шеф-
фер. Коммерческая картина
Формана «Амадеус» и т.д. Вот вам готовая
формула, простой рецепт. Возьмите
великого художника, потребность
в высшей правде, какую-то сплетню,
хороший сюжет, беззащитного
(мертвого) человека. Смешайте все это
с долей романтизма, с верой в
неприкосновенность художника,
добавьте долю Шеффера и долю
Формана. Получится великолепная
легенда.
Признанный законодатель
мира
Корти: — С появлением культуры
гения художник начинает сознавать
себя «непризнанным законодателем
мира». Об этом писал английский
поэт Перси Биш Шелли. Но со
временем романтическая культура пускает
корни, укрепляется и становится
доминирующей. Таким образом, из
законодателя непризнанного художник
становится законодателем
признанным, а в массовом сознании —
кумиром. Россия обожает Пушкина.
Пушкин обожал Моцарта.
Привожу слова русского музыковеда
Елены Ходорковской: «...Сама
таинственная логика плетения
культурной ткани окрасила отношение
is
121

(L О.
SO
I о:
S5
к (Моцарту) в России в тона
беспредельного и самозабвенного восторга,
позаботившись увязать его имя
с первой и последней бесспорной
любовью россиян — Пушкиным...
И как же характерна для
российского моцартианства эта тональность
упоенного благоговения и
беспредельной преданности, столь схожая
с типом отношения к Пушкину...
Как и Пушкин, Моцарт часто
оказывался высшим авторитетом в
поисках ответов на наиболее сложные
и сущностные вопросы культурного
самосознания...» Можете себе
представить, как непросто осуществить
задачу, которую мы наметили в
начале нашего цикла, — «заставить
памятники спускаться с пьедестала».
Вацуро: — Проблематика
пушкинской пьесы «Моцарт и Сальери»
оказалась гораздо более созвучной,
чем ее, условно говоря,
драматическая структура. Отсюда черпаются
формулы: «Гений и злодейство — две
вещи несовместные», «Музыку я
разъял, как труп», «Мне не смешно,
когда маляр негодный мне пачкает
Мадонну Рафаэля» и т.д., и т.д. Вот
на эти поговорочные речения,
формулы произведение стало
рассыпаться. И их обычно читают
буквально.
Корти: — Вот эти-то формулы
мне и показались неубедительными.
Как показались мне
неубедительными и такие фразы в пушкинской
пьесе: «...Бомарше говаривал мне:
«Слушай, брат Сальери, как мысли
черные к тебе придут, откупори
шампанского бутылку иль перечти
«Женитьбу Фигаро»» или «...Дай
схожу домой сказать жене, чтобы
меня она к обеду не дожидалась».
Встретившись с пушкинистом
Сергеем Фомичевым, я поделился
своими сомнениями. Вот как он на
это реагировал.
Фомичев: — Тут мы с вами
никогда не сойдемся. Именно потому, что
я профессионально занимаюсь
пушкиноведением. Общепризнано, что
это — один из шедевров творчества
Пушкина. В чем тут дело? Моцарт
и Сальери. Какая модель тут
воссоздана? Модель современная и на все
времена. И модель очень острая
и, пожалуй, неразрешимая. «Гений
и злодейство — две веши
несовместные» — это суть коллизии. Мы
понимаем, что они не должны быть
совместны, но ведь у Пушкина звучит
«Гений и злодейство — две вещи
несовместные» со знаком
модальности. Не должны быть совместны,
иначе этот мир не выживет. А та
коллизия, которая его привлекла, — и
я убежден в этом, — привлекла,
потому что он доверял исторической
точности этой версии, она
современна на все времена. Перед нами — два
типа художника. Коллизия в том,
чем определяется дар человека? Что
это? Условие упорного труда? Он
разъял музыку, как труп... Поверил
алгеброй Сальери. Сальери —
труженик, он человек умелый. И есть
художники, которые получили
божеский дар, не приложив к этому, как
кажется труженику от искусства
Сальери, упорного труда. Вот два
типа. Вопрос, если хотите,
общефилософский. Без гениев движения нет;
именно они определяют движение
вперед. Но основная масса людей
считает себя очень обиженной —
одним почему-то это дается, а другим
нет. Вот здесь где-то вертится мысль
Пушкина. И это действительно
коллизия, и она вечна. Человеку
талантливому в этом мире труднее жить
именно потому, что он постоянно
еще должен отбиваться от людей,
которые считают, что он выскакивает,
что он позволяет себе то, что не
позволено другому. Это обычная
коллизия социального и философского
плана. Именно поэтому, думаю, эта
пьеса считается одной из лучших
пушкинских пьес.
Корти: — Итак, по словам
Шелли, поэт создает человеческие
ценности и задумывает формы
социального порядка. Таким образом он
становится непризнанным
законодателем мира. Художник — демиург,
строящий реальность в соответствии
с категориями своего собственного
разума. Художник создает
собственный мир, но имеет ли он при этом
право вольно обращаться с
историческими фактами? Французский
биограф Моцарта Кастиль-Блаз,
современник Пушкина, рассказывает
такой эпизод. К нему обратился
комедиограф Альфред де Виньи
с вопросом: сможет ли он доказать,
что Сальери отравил Моцарта? По-
122

лучив отрицательный ответ, де Ви-
ньи прокомментировал: «А жаль,
был бы интересный сюжет». И драму
не написал. Написал Пушкин. Надо
сказать, что и в России кое-кто
задавал себе вопрос: допустимо ли
положить недоказанное обвинение
в основу художественного
произведения?
Вацуро: — Уже при жизни
Пушкина возник вопрос об
исторической аутентичности и об
источниках «Моцарта и Сальери», когда
Павел Александрович Катенин,
друг Пушкина, очень даровитый
поэт, драматург и прекрасный
знаток театра, рассказывая о Пушкине
его первым биографам, в двух
словах сказал и о «Моцарте и Сальери».
Смысл его высказывания
заключался в следующем. Есть ли твердые
доказательства того, что Сальери
отравил Моцарта? Если таких
доказательств нет, то нужно было бы
сделать об этом примечание, как
писал Катенин, «уголовной прозы».
Потому что этически немыслимо
обременять таким тяжким
обвинением художника, может быть, и
посредственного, но тем не менее
реально существовавшего. Вопрос
о том, имел ли Пушкин право взять
эту легенду в качестве основы для
драматического произведения и
таким образом как бы
канонизировать ее в сознании читателя, а,
возможно, и зрителя, по сие время не
теряет актуальности.
Фомичев: — Я убежден в том, что
Пушкин был уверен, что эта версия
наиболее правомерна. Если бы у
него было сомнение, очевидно, он
избрал бы какой-нибудь другой сюжет.
Пушкин был убежден в этом. Ведь
примерно та же ситуация и с
Борисом Годуновым. До сих пор
историческая наука не может однозначно
ответить на вопрос, был ли виновен
Годунов в убийстве царевича
Димитрия. До сих пор продолжаются
споры. Они шли и в пушкинское время,
и Пушкин принял одну из сторон.
Но принял потому, что был убежден
в этом. Насколько я знаю Пушкина,
думаю, что его интересовала не
истина, а лишь поворот событий. Он
усматривал в этом истину и из всех
версий выбрал эту. А если бы он
писал предисловие к «Моцарту и
Сальери», он привел бы мнения тех
ученых, которые эту точку зрения
выдвигали. И присоединился бы
к ним.
Корти: — Я хочу обратить
внимание на одно высказывание Вадима
Вацуро. Он сказал, что Моцарт —
гений, но именно потому, что он
пришел как бы органом божества,
именно потому, что моцартовскои высоты
достигнуть не может никто — ни сам
Сальери, ни вся музыка. Все
искусство в целом совершенно не
способно достигнуть этой высоты. И оно
погибнет. Оно погибнет от сознания
этой невозможности. Мне кажется,
в этой мысли Вацуро таится
интуитивная догадка, но только если эту
мысль перевернуть.
Биограф Моцарта Альфред
Эйнштейн писал, что Моцарт поддается
влиянию других композиторов
совсем непринужденно, по-женски. Он
не хочет делать что-то новое, другое,
он хочет делать лучше. Да, Моцарт не
был новатором. И он действительно
делал лучше. Но мы ничего не
поймем в творчестве австрийского
композитора, если отвлечемся от
музыкально-исторического контекста,
как это делает моцартовская
агиология всех времен. Моцарт не появился
из ниоткуда. Его творчество есть
сумма и сублимация целой
музыкальной эпохи. С появлением
Моцарта мы эту эпоху стали постепенно
забывать, для нас она вся в Моцарте.
Мы стали забывать о целой плеяде
выдающихся композиторов, труд
которых оказал на Моцарта огромное
влияние. Назову их поименно: это
Иоганн Кристиан Бах, Филипп
Эммануэль Бах, Иоганн Адольф Гассе,
Джованни Паизиелло, Доменико
Чимароза, Антонио Сальери и
многие другие. Они строили пирамиду
блок за блоком. Вершиной
пирамиды оказался Моцарт. Да, Моцарт —
квинтэссенция. И получив доступ к
квинтэссенции, мы уже не
интересуемся, из чего она состоит. Так что
искусство погибло. Но не искусство
после Моцарта, а до него. Погибло
в нашей исторической памяти.
Вацуро: — Пушкин сумел сделать
то, что, вероятно, не умели уже
делать его современники. Трагедия как
таковая исчезает как эстетический
феномен в тридцатые годы XIX века.
гас
123

124

Можно написать только драму.
В драме понятие исторической
аутентичности важно. В трагедии нет.
Это трагедия. Казалось бы, реальная
фигура жившего только что, восемь
лет назад, человека строится по
законам трагического героя. Я бы сказал,
античного героя. Потому что теперь
Сальери борются не с Моцартом,
он борется с роком, как Эдип.
И основная контраргументация в
этом споре заключается в том, что
Моцарт, не зная, спонтанно, походя,
опровергает все построения
Сальери. Здесь вступает в действие Случай.
Моцарт наивен, потому что наивен
гений. Вот этой наивностью, этой
спонтанностью, этим даром, не
выработанным, а приобретенным,
Сальери не обладает. Он все время
находится в кругу сумрачных,
глубоких и мрачных размышлений.
Моцарт нет. Он живет так, как ему
живется. Он может наслаждаться
забавной сценкой со стариком. Он наивно
сообщает Сальери, что не может
отделаться от этой фигуры черного
человека и пишет реквием. Сальери
понимает, что для Моцарта самое
время Реквием писать, а Моцарт
этого не понимает. Он ничего не ждет,
он наивен и открыт. У Пушкина есть
прелестное по своей глубине и
изяществу стихотворение: «Таков
прямой поэт, он сетует душой на
пышных играх Мельпомены и улыбается
забаве площадной иль вольности
лубочной сцены». Это Моцарт. Он
улыбается забаве плошадной иль
вольности лубочной сцены. Сальери не
обладает этим, потому что ему не
дано дара свыше. Поэтому когда
Моцарт его спрашивает: «А правда ли,
Сальери, что Бомарше кого-то
отравил?», есть удивительная
интерпретация, очень умная и очень красивая:
создается впечатление, что Моцарт
все время разгадывает те капканы,
которые ставит Сальери. Вот он
задумывает отравление, и Моцарт ЗаВО-
v U
126

дит разговор о Реквиеме. Но если бы
это было так, трагедии бы не было.
Потому что все это — результат
совпадений, случая. Это приходит
извне, приходит по интуиции. И
апофеоз этого случая — в последней,
страшной сцене. Моцарт
совершенно так же наивно, спонтанно и с той
мудростью, которая является
высшей мудростью наивности, бросает
фразу: «Гений и злодейство — две
вещи несовместные». А почему? А
Бомарше и Леонард? Вот в этот момент
происходит то, что происходит в
«Пиковой даме». Германн
обдернулся: «Ваша дама бита». Ведь чашу-то
дружбы они должны были пить
вместе? Возьмем в руки эту сцену и
перечитаем ее. Когда Моцарт произносит
свои слова о гении и злодействе: «Ты
думаешь? Так пей же». С этого
момента начинается падение Сальери.
Он обдернулся, он отдался тому
порыву, который не может быть
проконтролируем.
И дальше: «Постой, постой! Ты
выпил без меня?»
Вот эта фраза всегда меня
удивляла. Это загадочная фраза, и я думаю,
что ее можно истолковать только
одним образом. Чаша дружбы — это
круговая чаша. Она передается из
рук в руки. Моцарт должен был
отпить из нее и передать ее Сальери.
Вот тогда и получается, что смерть
окончательно торжествует над всем,
что есть, — над Моцартом и
Сальери, — но искусство спасено. Гибнет
не только Моцарт. Гибнет и Сальери.
Они уходят вместе во имя спасения
искусства. Тогда это — высокая
философская жертва. А когда один
лишь Моцарт допивает бокал до
конца, это — простое убийство.
Случай. Случай — орудие провидения,
говорил Пушкин. И на случае очень
многое построено в его философии
причинно-следственных отношений
и связей. Случай разрушает мир
верно. Случай разрушает мир Сальери.
Жертва не принята. Последняя нота
сомнения — это приговор самому
себе. Так мне представляется структура
характеров Сальери и Моцарта
в этом пушкинском произведении.
Вацуро: — Я не могу поручиться,
что это чтение единственное и
абсолютно правильное, но оно
опирается на семантику драматического
действия в этом произведении. Оно
находит себе аналоги в философии
искусства в других произведениях
Пушкина. При этом чтении,
во-первых, невозможно читать по
ключевым фразам, потому что слово у
него меняет свои смыслы в пределах
разных контекстов; во-вторых,
невозможно противопоставлять
Сальери — Моцарта по линии гений и не
гений, талант и ремесленник.
А в-третьих, я думаю, что борьба
человека с роком, с судьбой, с
провидением, если хотите, это не клевета
на историческое лицо. И не странно
ли, что этическая проблематика
возникает все время в интерпретации,
а пьесой продолжают увлекаться,
более того — упиваться. Что-то здесь
есть, знаете, тоже от рока. Не
боремся ли мы, как Сальери, с ним?
Корти: — Намек Вацуро
понятен. Перестаньте бороться с пьесой
Пушкина: бесполезно. Пушкин дал
художественное оформление,
художественную организацию слухам
о том, что композитор Сальери
отравил композитора Моцарта. Но
среди прочих мы ставили вопрос:
имел ли Пушкин право положить
недоказанное обвинение в основу
своего произведения? Как мы
слышали, так вопрос ставить нельзя.
Хотя проблематика произведения
шире: она не заключается лишь
в вопросе, убил ли Сальери
Моцарта, завидовал ли он ему или имел
Пушкин право.
В заключение скажу еще, что
культ гения мы унаследовали от
прошлого века, который вскоре станет
позапрошлым. Но культ, как мы
видим, жив и по сей день. Поэт по-
прежнему остается признанным
законодателем мира. Он продолжает
диктовать нам свои законы не
только в мире искусства, но и в мире
реальности. Замечу, что в наше время
специалисты маркетинга искусно
используют культ гения — его
продукцию они сумели превратить в
товар ширпотреба. •
127

ПОНЕМНОГУ
о многом
Дикая груша —
дерево года
Она происходит из
благородного семейства
розоцветных, носит
сложное ботаническое имя
Pyrus pyraster Burgsdorf и
с начала этого года
привлекает в Германии
всеобщее внимание. Обычно
садовников и торговцев
фруктами интересуют
лишь культурные
представители этого
семейства, такие как «Добрая
Луиза», «Прелестная Шар-
но», «Парижская
графиня». Но в этом году дикая
груша, невзрачная
праматерь этих сортов,
затмила своих сладких и
сочных отпрысков:
большинством союзов
защиты окружающей среды
и природоохранным
обществом «Немецкий лес»
она выбрана «деревом
1998 года».
Ветви дикой груши
покрыты шипами, плоды
имеют мало общего с
«классической»
грушевидной формой — они
маленькие, круглые,
жесткие, на вкус кисловато-
горькие. Не удивительно,
что культурные сорта
вытеснили свою бедную
родственницу. А ведь
раньше без нее обойтись
не могли: зимой ее плоды
ели в сушеном виде. Они
служили также основой
для изготовления водки и
уксуса, а из семян
добывали масло. Считалось,
что у груши есть
целебные свойства, и она
помогает при мигренях и
поносе. Но чаще всего
крестьяне использовали
ее для откорма свиней.
Прочная древесина
дикой груши была
излюбленным материалом для
мебел и, типографски х
клише, каркасных
конструкций.
Сегодня дикая груша
лишь изредка
встречается в лиственных лесах
и по краям полей. В
федеральной земле Гессен
насчитывается всего 29
деревьев, в Нижней
Саксонии — 20. В этих
землях дикая груша отнесена
к видам, находящимся
под угрозой
исчезновения. Самая старая 180-
летняя груша высотой 22
метра растет под
городом Вулков.
Выбрав дикую грушу
«деревом года»,
природоохранное общество
«Немецкий лес» надеется
возродить ее. Земельные
отделения старейшего в
Германии
природоохранного союза будут круглый
год ухаживать за каждой
грушей, чтобы, получив
семена, посадить новые
деревья в подходящих
местах. Ряд
университетов исследует, сколько
осталось настоящих
диких груш. Какой бы с виду
невзрачной ни была
дикая груша, ее
экологическая роль велика: зто
бесценный генетический
ресурс. Дикая груша
стойко переносит
повреждения и морозы, а ее
богатые пектином
плоды — незаменимый
продукт питания для диких
животных. Ведь после
первых заморозков они
становятся мягкими и
вкусными. И еще не стоит
забывать, что дикая
груша бывает порой
несказанно красива. Не
случайно в XIX столетии
известный писатель Теодор
Фонтане воздвиг ей
«поэтический памятник».
128

Ленивец-убийца?
Не может быть! Ведь
всем известно, что пять
видов ленивцев,
обитающих сегодня в
Центральной и Южной Америке,
вегетарианцы. Они
питаются только листьями,
молодыми побегами и
плодами некоторых
тропических деревьев, на
которых и живут. Да,
верно, так. Но относится
это только к
сегодняшним ленивцам. Они
далеко не великаны. Длина их
тела от 50 до 64
сантиметров.
А несколько миллионов
лет назад в сухих степях
Южной Америки
водились наземные ленивцы
высотой 3,65 метра!
Их когти имели длину
около восемнадцати
сантиметров, и весил такой
гигант более четырех
тонн! Ученые назвали его
Megatherium amerikanum.
Поскольку все
современные ленивцы
питаются растительностью, а
Megatherium не имел
типичных для плотоядных
животных зубов, то
многие ученые и его отнесли
к вегетарианцам. Но у
палеонтолога
Государственного университета
Уругвая в Монтевидео
Ричарда Форина в этом
отношении есть свое
мнение. И чем больше он
думал о ленивце, тем
больше убеждался в
своей правоте. Он полагает,
что такой гигант просто
не мог прокормиться
только растительностью.
Действительно, во
времена его существования
в южноамериканских
степях преимущественно
обитали травоядные
животные. Их было великое
множество, и вряд ли
степь могла прокормить
всех только
растительностью. Вполне возможно,
что гигантский ленивец
использовал свои
огромные когти не только для
сдирания коры с
деревьев, как в этом убеждено
большинство
палеонтологов.
А как же с отсутствием
у ленивца зубов,
подобных зубам плотоядных
животных? «Да, —
говорит Ричард, — зубы
у Megatherium
действительно были довольно
примитивными и мало
приспособленными для
питания мясом. И все же
вполне возможно, что
любимой пищей ленивца
были глиптодонты,
вымершие травоядные
животные семейства
неполнозубых». По мнению
Ричарда, гигантских
ленивцев человек
уничтожил примерно восемь
тысяч лет назад.
5 Знание-сила J* 9—10
129

И ЭТО ВСЕ — РОССИЯ
Анатолий Цирульников
НЕОПИТИЧЕСКОГО ПЕРИОД*
В рязанский городок Касимов, на «малую родину», я поехал, чтобы
попытаться понять, что происходит с большой. Вряд ли, считал я, в капле
отражается все Солнце или его затмение. Зеркало треснуло, и осколки не
сложатся в то, что было. Каждый теперь сам себе зеркало. Но что оно
отражает — все тот же глухой застой или какое-то движение? Как узнать?
В Москве все равно было делать нечего. В квартире ремонт. На душе
кошки скребут. По телевизору то уверенно обещают подъем, то сообщают,
что страны нет.
Приехал в Касимов: все на месте. Тишь, благодать. Гостиница с
застойных времен: обшарпанный номер, душа нет, радио не работает, белье
порвано, а на стене картинка под старину с пастухом и пастушкой. Этакая милая
пастораль... Выпив внизу, в гостиничном ресторане какой-то бормотухи,
я успокоился и пошел изучать местную жизнь.

На Соборной-Советской
Как ни странно, она шевелилась.
Одни заводы лежали на боку, но
другие, старинные, полуторавековой
давности, крутили свои машины — плели
сети, шили шубы, пекли хлеб, варили
водку с историческим названием
«Касимовская невеста» (по роману
В.Соловьева). В общем, выживали как-то
в нежданно свалившихся на Касимов
«рыночных условиях».
Рынок, то есть базар, был, как и
в средние века, по четвергам на
Советской, в прошлом Соборной площади.
Вокруг Вознесенского храма, среди
накренившихся торговых рядов, к
зданию купеческого собрания и обратно,
к дому княгини Путятиной, на
высоком берегу, по крутым
спускам-улицам шумел базар, торговал дарами
заморскими. «А железного нет?» —
спрашивал покупатель будильник.
«Советского? Нет пока... подожди
немного». «Куда подожди! —
расстраивался покупатель. — Проспишь на
хрен...»
Сонное касимовское царство
будил мелодичный звон иностранного
производства. Больше, правда,
турецкого. Зато торговля вся была русская.
На глазах шло становление среднего
класса лавочников, купечества.
Наряду с былыми вывесками
«Сельхозпродукты» появлялись новые: «Снимаем
похмелье», магазин «Хороший».
Цены в сравнении с
московскими — смешные. Председатель союза
касимовских предпринимателей
Виктор Яшин объяснил мне в
биллиардной при товариществе, что это
результат конкуренции. При том, что путь
товара, если сопоставить с
московским, гораздо длинней: дороги,
риски, посты ГАИ...
Я поинтересовался у
предпринимателя, каковы его отношения с
бандитами. Он пояснил, что братва,
которой в Касимове на душу населения
хватает, появляется при
определенном уровне доходов. Яшинское
предприятие (маленький пошивочный
цех, выпечка и магазин) его пока не
достигло. Тот же вопрос про связь
с бандитами я задал молочнице-
«миллионщице» из Елатьмы Любови
Умновой. Она ответила: «Бог
миловал. Пришли мальчики, говорю,
ребята, я не могу, у нас же
государственное предприятие, давайте, я вас
на работу оформлю. Врать не стану,
платила. Но они ведь и работали».
«Как это?!» «Искали и находили
должников наших...»
Бизнес в Касимове надо понимать
с поправкой на местные
обстоятельства. В малом городе они таковы, что все
знают друг друга с детства.
Милиционеры, рэкетиры, чиновники,
предприниматели — все как-то друг с
другом связаны, и вопрос решают не
столько деньги, сколько человеческие
отношения. В отличие от столичной,
провинциальная жизнь не
обезличена, в ней нельзя хапнуть и скрыться.
Ее пронизывают житейские связи,
каковые существовали и в прошлом веке
(купец сказал — слово!), и в недавние
времена (ты мне — я тебе).
Благотворительность и
меценатство проявляются в малых масштабах.
Здесь нет местных Мамонтовых,
Третьяковых. Но тот же Яшин не
откажет на занавески в клуб или булочки
в школу. И не потому только, что
масштаб благотворительности соизмерим
с бизнесом, а просто неловко.
Неловко иметь что-то и ничего не давать.
В этом смысле касимовские
предприниматели ближе к философии
американского финансиста Джорджа
Сороса, чем к практике отечественных
воротил, у которых связка «мораль —
деньги» отсутствует.
В обшем, как выражается Яшин,
если человек «вменяемый», все будет
в порядке. В чем убедил меня, показав
совершенно невероятную, по моим
представлениям, вещь в России —
ресторан-бар «У реки» в деревне Ма-
леево.
Заведение на кругом берегу
принадлежало его товарищу и было
выдержано в самом изысканном
европейском стиле. Такое вполне можно
встретить где-нибудь в Нидерландах.
Вопрос у меня один: как его не
сожгли? Объяснение дано такое. Могли,
конечно, когда только поднимался.
Но когда поднялся, народ видит —
свой, местный, и люди у него на
пилораме работают. Не он же у них деньги
отбирает, а они у него зарабатывают.
Ресторан в русской деревне... Что
это, подумалось, — симптом
долгожданных перемен или очередной
артефакт, уникум? Вспомнилось, как
в Подмосковье наткнулся на опытно-
показательную ферму за оранжевым
забором. Внутри все было шведское,
а за ним на горке стояла и глазела
разваленная деревня. Своего-то она не
видела.
132

Собакиио
В старом татарском доме живет Ах-
мет Ишимбаев. Он известен тем, что
восстановил по памяти, нарисовал,
начертил не сохранившиеся (так
мягко назвал взорванные) памятники
архитектуры Касимова. Делал он это
так. Вначале изображал, описывал,
что помнил сам. А что не помнил,
спрашивал у других. Зазывал к себе
бабку какую-нибудь и спрашивал: ты
не помнишь? Оказывается, помнят.
И так у него вырисовалось: остатки
ханского дворца на улице Победы,
монастырь с улицы Свердлова,
последний дом со ставнями по
Пролетарской... Находил старую фотографию,
рисовал план и не только план, а
подписывал, кому каждый дом
принадлежал, кто хозяин.
Бывали случаи, кто-то хотел
вернуть прадедов дом и приходил к
нему. Ахмет давал справку. Затем
археологией занялся. Тогда строили
памятники героям войны, он ездил по
деревням, смотрел и фотографировал.
И это народное творчество на
пленке осталось.
Потом увлекся другой темой,
этнографической, взяв эпиграфом строку
местного поэта: «Прославил Русь не
тем, что стар. Он — первый памятник
не игу, А братству русских и татар!»
Нашел первый герб города Касимова.
Описал, какие гробницы строили,
татарские кладбища, татарские деревни.
Сколько было мечетей. Как
одевались. Дополнил фотографиями
местных жителей: дореволюционная
татарская девушка, окончившая
Сорбонну, пастух-татарин, выросший
до генерал-майора...
Этого Ахмету Муртазиновичу
показалось мало, и он стал копить
память о современниках. Никто,
например, не знал, сколько в касимовском
крае писателей и поэтов. У каждого он
взял маленькую фотографию,
приписал несколько строк, и получился
исторический документ: «Такой-то (или
такая-то) родился в г.Касимове.
Пишет стихи и небольшие рассказы...»
Все это — и вспомнившиеся
памятники, и незабытых людей — Ахмет
Ишимбаев наклеил на карточки,
собрал, как в больших библиотеках,
архивах собирают, в свою картотеку
и стал приглашать в дом, кому инте-
ресно, и рассказывать. То краеведы
зайдут, то школьники, то из
татарского общества...
Со временем Ишимбаев стал чем-
то вроде местной энциклопедии. Был
случай, не понравилась начальству
деревня, плохо, говорят: хорошая
деревня, а зовут — Собакино. Могут
подумать, собачья жизнь. Нужно
поменять название. Пришлось Ишим-
баеву вмешаться. Не Собакино,
говорит, а Су-бакин-о, по-татарски:
храните воду, относитесь к воде по-
человечески. Начальство не верит.
Посылает запрос в Казань, в
Академию наук. Оттуда приходит ответ: все
правильно. Начальство
успокаивается. Хотя этой деревне что Собакино,
что Субакино — все едино: нет там
никого.
Улан-тау — на возвышенном месте.
Кол-Бердяево — где рабов брали...
Что за рабы? Бурлаки, объясняет
Ахмет, тянули лямку, часть умирала, у
деревни баркас останавливался и
набирали новых.
Сама фамилия Ишимбаев —
переделанная, первоначально была
связана с мошной. Это — нательный
мешочек такой, вроде кисета, куда бурлаки
табак клали, чтобы не вымок. У деда
Ахмета было производство, он мошну,
лук в Сибирь возил, а оттуда меха.
Возил по течению притока Оби Иши-
ма, отсюда фамилию переделали —
«Ишим-бай», в смысле —
разбогатевший.
В семье деда было двенадцать
человек, Ахмет самый младший. После
революции стал учителем сельской
начальной школы, потом —
заведующим и, видимо, неплохо заведовал,
его выдвинули в отдел народного
образования инструктором. Это,
вспоминает Ахмет, была самая хорошая
работа. Ему пишут: товарищ
инструктор, у меня не получается
правописание глаголов неопределенной формы.
И нструктор едет и дает урок, а учитель
сидит в классе и слушает.
Потом из инструкторов его взяли
воевать, а когда вернулся,
инструкторов в народном образовании уже не
было, только инспектора. Он сказал:
у меня образования не хватает, и его
отправили учителем. Опять он учил
русскому языку, татарскому немного
и хорошо — математике. Любил
придумывать самодельные пособия.
Очень простые: два столбика из
фанеры, на одном пишутся гласные, ходят
вверх-вниз, а на другом — согласные
подставляются. Двигаешь планку, и
получается СИМ, СОМ, САМ... Быст-
m
en
О)
«о
5 СЕ
I V
0) О.
II
II
"8
133

I
a
ш
Iff
рей двигаешь — быстрей читают.
Такую же сделал по быстрому счету.
Нет, говорит Ахмет, учителем быть
очень хорошо, почти как
инструктором. И время было такое интересное,
но не все дозволялось записывать. В
юности была у него подружка,
гимназистка Марьям, вела дневник утром
и вечером. Тут революция
совершилась, и кому надо доложили, что она
записывает. А что записывает? «Утром
пришли, забрали этого, вечером —
того...» Посмотрели на нее — убогая,
горбатая. Топи, говорят, печь. А не
будешь топить, заберем маму. Марьям
испугалась и затопила. А если бы
сохранились дневники эти, мы бы,
считает Ахмет Муртазинович, лучше
знали советский период...
Очень жалко писателей, говорит.
Человек пишет, вкладывает труд,
достает деньги, чтобы издать, а ему в
ответ: неси бутылку и забирай, а то
место занимаешь. Идет домой,
складывает в комнатенке, и никто не берет
книгу, никакой книготорг. Стоит
писатель на Советской улице и продает.
Самое унизительное это, особенно
когда детский писатель.
Ему за девяносто, живет один
в старом доме с большими татарскими
воротами. Ходить трудно, но не лежит,
всегда что-то делает. Глядя на него,
подумалось, что реформировать
жизнь начали явно не с того конца.
Бьемся за дальние острова, забросив
то, что в центре России. Залежи под
ногами, человеческие месторождения.
Кто их будет раскапывать?
«Яв-баш, — говорит Ахмет, —
нашествие головы... Десять лет
учатся, — удивляется он, — а татарского
не знают».
Без головы
В доперестроечные времена в
Касимове было оживленно. Ходили
экскурсии с теплохода «Москва —
Горький». Приезжали на заводы
командировочные. Теперь редко ездят. Даже по
рязанскому радио о Касимове не
услышишь: говорят о тех, кто на виду,
а этот в стороне. Он всегда был такой,
внимания на себя не обращал, не
заявлял ратными подвигами. Жили себе
люди у Оки Бог знает с каких времен:
в музее на правобережье мне показали
флейту неолитического периода.
В двенадцатом веке Москва
объявилась. Князь Юрий Долгорукий
с дружиной добрался до Городца
Мещерского и повелел стать крепостью,
рассказывал знаток здешней истории,
писатель Николай Родин. Спорить не
стали, обнесли рвом, земляным валом
и деревянной стеной. Во времена
Орды Городец был сожжен, но снова
отстроился на крутом берегу Оки между
громадными оврагами, которые
существуют и поныне.
Сто лет спустя московский
великий князь Василий Темный, видимо
навеселе, подарил Городец
казанскому царевичу Касиму, и тут возникло
Касимовское царство. Хотя, говорят,
царство-иллюзия, однако
просуществовало двести лет и простиралось на
двести верст. От тех времен осталась
круглая башня-минарет, с которого
Касимов как на ладони. Со всеми
своими облупленными церквями и
мечетями.
Посещение Касимова
реформатором Петром I отмечено таким
преданием. Подъезжая к городу и увидев
высокий белый минарет, царь принял
мечеть за православный храм и
перекрестился. Узнав о своей ошибке,
в сердцах приказал судовому
артиллеристу снести верхушку минарета,
вследствие чего мечеть долгие годы
стояла без головы. При Екатерине
выхлопотали позволение поставить
голову на место.
Тогда же, в ходе
административно-территориального
переустройства, Касимов превратился в уездный
город, каким его можно видеть и
сегодня, с длинным чеховским забором
с гвоздем (правда, там, кажется, был
губернский). Расстояние между
редкими прохожими вдоль забора —
неизменно за столетие. Вдруг Бог
знает откуда прямо через Касимов —
колон на « И нтернешнл транспорт»!
Хотя отсюда, как говорится, хоть три
года скачи, ни до какого государства
не доедешь...
И в этом есть момент
положительный. Характеризуя здешнюю жизнь,
священник отец Владимир Сергеевич
Правдолюбов сказал мне: «Народ сам
по себе, правители сами по себе». Так
вот в том случае, когда правители про
Касимов забывали, он, что интересно,
не увядал, а напротив, испытывал
подъем. Что заметил, проезжая здесь
со своим воспитателем Жуковским,
юный Александр II. Надо же,
удивился он, со стороны Мурома деревня,
а из-за реки — губернский город!
Издалека то есть...
134

Именно в эти счастливые времена
жизнь в Касимове необычайно
оживляется. Стучат топоры, визжат пилы...
Знакомый историк заметил, что тут
много каменных зданий, значит, город
был богат. Да это видно
невооруженным глазом: храмы, особняки с
колоннами и ротондами. Какой там
уездный...
Два слова об авторе этого
очарования. Писатель из девятнадцатого века
М.П.Погодин нечаянно оставил
образ: «... Мужик белый, как лунь, с
седой бородой, среднего роста». Звали
его Гагин. Известно, что oei был
самоучка. Безвестный русский архитектор,
по проектам которого построена
половина города Касимова (говорят,
торговых рядов в уездных городах
России не было равных гагинским по
монументальности). Был Иван
Сергеевич замечательным художником —
рисовальщиком, археологом,
этнографом, землеустроителем...
Вообще самоучки и самородки —
тема касимовская. Для нее тут есть
история, культурная почва,
провинциальная тишина. Но государственная
программа «Одаренные дети» идет по
другим дорогам. На
правительственной загородной даче заседает
комиссия, сочиняя концепцию «нового
этапа реформирования системы
образования». В Касимове спрашивают —
про что она? Да про то, что в
правительство пришел новый министр, а
в министерском здании на Чистых
прудах подкрасили стены и потолок.
Что-то, наверное, будет...
Кто-нибудь появится
За Елатьмой, в деревне Мишуково
разыскали деревянную школу с одним
классом. Были каникулы. Учитель
ушел домой. Он каждый день
оврагами несколько километров ходит,
объяснила техничка, которую мы нашли
в конце деревни. Она и отперла
школу, чтобы посмотрели.
Смотреть было на что. Вымытая,
выкрашенная, с белой печкой. На
печке глиняные игрушки, еще теплые: дед
в очках и с балалайкой,
сударыня-барыня, кони, петухи, собаки... В
простенке между окнами — натюрморт
с чудными цветами. Видно, что
художник оставил. Тут все было небезлико.
Даже спортзал с боксерской грушей,
переделанный из сеней прошлого
века. Вот повезло, подумалось, детям из
деревни Мишуково. Было их тут
немного — шесть учеников и учитель
Александр Вячеславович Бобиков.
Пока его разыскали, наступили
потемки. Такое время года, темнеет рано.
Ему тридцать лет, не женат, школа для
него не работа, а удовольствие, «образ
жизни». Станешь спрашивать о
житейском — смотрит в сторону: «Я
другой, — говорит, — живу по-другому,
считайте, что с Луны свалился».
Не исключено, подумалось.
Деревня, одинокие бабки, избы
заколоченные.
«Я когда сюда пришел, в школу, —
рассказывает, — увидел грязные обои,
мне страшно стало. По стене таракан
полз. Подумал: темные люди, не могут
отличить красивое от некрасивого,
плохое от хорошего даже. Надо
попробовать научить. Ну и начал. Стекла
вставил, всякие печки-лавочки...»
Помнится, как раз о подобной
школе я рассказывал норвежцам в
Кристиансанде. Они не поверили.
Каменный век. Как это возможно, чтобы
две трети сельских школ не имели
канализации. Чтобы у десяти процентов
еще до перестройки не горела
лампочка Ильича. И сейчас не горит.
...Школа повеселела. В ней жили
добрые духи сколько лет спали, а
теперь проснулись, заворчали ласково,
как в печке огонь. Озорные духи,
похожие на детей. Совершенно мы их не
понимаем. От природы каждому дано
что-то. Только в обыкновенной
школе, елатьменской, говорит Бобиков,
этому не учат, не помогают раскрыть
себя.
«Ваше счастье, что учеников
мало», — заметил я. «А меня, — сказал
Александр Вячеславович, — даже
сравнивать не надо с учителем, у
которого учеников много. Там — массовая
технология, а у меня ручная. Все
только мое, под количество детей размеры
школы...»
Читать, говорит, можно научить за
месяц. Трехлетнюю школу пройти —
за полтора года. А дальше что делать?
Хочет подумать. Лепит с детьми
игрушки и обжигает. «У них иногда
находки бывают удивительные. Могут
натолкнуть на какие-то образы».
Рисовать сам стал случайно. Даже
не знал, что может рисовать. В
педучилище общался с ребятами с худгра-
фа, скопировал картину старинного
итальянского мастера — все ахнули.
Вообще, говорит, был забитое
существо, ничем не выделялся.
3
135

136

137

а
а
о
Ф О.
2£
Шесть учеников смотрят на него
и тоже пробуют. Это как раз просто,
на основе личного примера. Входит
в класс, обметает веником обувь, дети
смотрят и тоже обметают. Он берет из
угла картины и показывает:
Покровская церковь, речка Унжа. Не знаю,
говорит, почему-то люблю маленькие
речки...
Раньше писал в жарких красках.
Техничка из деревни Мишуково
рассказывала: раз принес икону, прямо
как старинная. А это он сделал.
Показал священнику, тот говорит: больно
ярко... Икон его много по стране
гуляет, но ему это уже неинтересно.
Пытается писать портрет, уловить лицо,
характер. Портрет — не икона,
домыслить можно.
«Как преподнести знание? Иной
раз вроде бы все вертится, крутится,
думаю, вот сейчас завалю их. А потом
понимаешь: надо сдержанней.
Кто ко мне приходит? Семилетний
ребенок, который не знает, кто он.
В какой стране живет. Ну и так далее,
легче сказать, что знает. Научить его —
долгая цепочка. Путь очень длинный.
Да и не в том дело, какие знания. Вот
в этом углу, — показывает, — много
чего лежит. Это потом будет ясно,
пошло ли впрок». «Так что же главное?»
«Я думаю, не убивать надежду».
В первом классе никого нет. Во
втором — Аня и Ваня. А в третьем
сразу четверо — Коля с Мишей за одной
партой и Катя со Светой. «Ну, мало
учеников, конечно, — засмеялся, —
того и гляди, закрыть можно».
Это как считать, подумал я. Сейчас
два класса, а на следующий год один
ученик придет и три будет. А потом...
Как бы ни была тяжела жизнь, люди
вперед смотрят. Никого еще нет, а
думают: как станет расти? Кто будет
учить? Поглядят на такого учителя и,
может, еще кто-нибудь на свет
появится.
Вопреки государственной
программе.
Качков и К0
Волнами шло, рассказывал
писатель Николай Родин о былой жизни,
то откатится, то опять накатит... В
середине прошлого века молодые
касимовские купцы оборудовали
небольшие суда паровыми двигателями и
провели от Касимова до Рязани.
Запустили пароход под названием
«Николай». А в начале семидесятых на Оке
была основана пароходная компания
во главе со знаменитым
предпринимателем А.В.Качковым, открыто
регулярное товарно-пассажирское
сообщение. Качковские пароходы пошли
до Москвы, Нижнего...
Отличные пароходы. Сработанные
из хорошего дерева. С рестораном,
музыкой. Меню рассылали в апреле,
заранее извещая будущих пассажиров,
чем будут кормить в первую половину
навигации и во вторую, когда рыба
дешевле, рябчики... Были в Касимове
времена, когда провожали и встречали
пароходы с оркестром.
В 1854 году на Вознесенском
соборе установили куранты, отбивавшие
время каждые четверть часа. И оно
шло, может, не так быстро.
Собирались земские собрания, открывались
гимназии и училища. Не
гоголевский — губернский ревизор А.А.Про-
копович-Антонский писал, что
касимовские граждане зажиточны, про-
мышленны, некоторые хорошо
воспитаны и могут быть поставлены в
пример многим купцам в столицах.
Все эти приснопамятные Алянчико-
вы, Салазкины, Якунчиковы, Костро-
вы, чьи старинные особняки и сейчас
смотрят окнами на набережную Оки,
на полуденную сторону...
Как застывшая декорация. Потому
как, думаю я, что такое Касимов
сегодня, как не декорация, которую
поставили сто, двести лет назад, и так и
стоит? Памятник иной, некогда
достойной жизни. Только когда это было?
И что сейчас... Ну, выглянет с той
стороны реки какая-то современность,
высунется из лесов, подразнит народ
касимовский, что дальше? Ничего,
живет себе потихоньку, выживает в
ожидании больших перемен. Вот
будут, говорят, большие перемены, тогда
и мы... А больших, может, и не будет?
Может, их и не надо? «Широк русский
человек, я бы сузил», — напомнил мне
Достоевского местный настоятель
отец Владимир.
Другие говорят: надо. Руки
связаны налогами, поборами. Раньше в
райкоме ночью окна не гасли, а теперь
в семь вечера темно. Так это, может,
неплохо, говорю, жизнь
нормализуется? А там, отвечают, где один сидел,
теперь четверо — налоговая
инспекция, полиция, казначейство...
И все же кто хочет работать —
работают. Десять лежат, а один крутится.
Или одна.
138

Про Любовь Умнову (фамилия
историческая, сто лет назад был
известный купец) мы уже упоминали: как
она бандитов на работу устраивала.
Знаменита в здешних краях она,
однако, не этим, а тем, что само дело,
работу для себя и других
организовала, с землей связанную, что по
нынешним временам редкость.
Начинала с того, что покупала у деревенских
молоко в обмен на муку, крупу, соль,
а дошла до крупной молочной
фабрики, владелицы двух десятков
магазинов и прочая, о чем рассказывали
без шепота касимовские знакомые.
Показалось примечательным это
отношение, не всеобщее, но все же без
шепота и без злобы, скорее с тайной
гордостью, вот, мол, наша какая,
касимовская...
В администрации обещали с Умно-
вой связаться, да нашли поздно, так
что приехали мы без приглашения.
Зашли в офис в Елатьме — с
крыльцом, лесенкой, все в дереве. В
огромном, как у министра, предбаннике
миловидная девица-секретарша
примеряла крутое. «Ой, блин, — сказала,
увидев нас, — а Любовь Николавны
нету, она на собрании акционеров.
А потом у нас голландцы...»
Для поселка, которым является
Елатьма в касимовском районе, образ
жизни миллионщицы нов. Кругом,
говорят, развал, а тут стройка, работа
кипит. Сам психологический тип
елатьменскои «новой русской» сильно
отличен от партсекретаря, совхозного
директора, прежних и пока еще
держащихся на плаву хозяев жизни.
Растет в цене то, за что били и были
биты, — деловая хватка, оборотистость,
смелость решений. Это привлекает
к Умновой и это же отпугивает
касимовскую молодежь, которая, как
утверждают социологи, предпочитает
предпринимательству работу
исполнительскую, нерисковую. В
товариществе триста сорок человек плюс
разваленный совхоз «Новый быт»,
который Умнова приобрела в день
нашего приезда.
«А зачем он вам?» — спросил я
Любовь Николаевну, когда увиделись.
Объяснить это разумными доводами
немыслимо, хотя подобные случаи
встречаются: один купил
завод-развалюху, другой — фабрику. Позволить
себе такое могут только люди с
капиталом, которые идут на риск,
производя нечто в стране, где непроизводство
возведено в ранг высокой политики.
Предпринимательница Умнова
пытается ее переломить и, судя по всему,
переломит на своем уровне — энергия
у нее необыкновенная, вся горит,
пышет.
«Одно дело свадьба, а другое —
развод», — говорит, рассказывая, как
уходила в старые времена с завода
с машинкой-молоканкой и котлом —
больше ничего не было. С этого
поднялась туда, где есть. Похоже на
американскую мечту, сказку. Хотя сказка-
то чисто русская. «А знаете, —
говорит, — что научило меня работать?
Старая система. Я была завпроизвод-
ством, выйдет что из строя — ищи,
ломай голову. Везде надо было искать,
считать». «Значит, нашего человека
нужно загнать в угол? Чем хуже, тем
лучше?» «Может, и так», — пожала она
плечами.
А я, глядя на нее, подумал: может,
и так, может, и по-другому, не в этом
дело. Суть в том, кто ты и в какой
компании. Одно дело — в колхозе памяти
Ильича. И совсем другое, если в
пароходной компании «Качков и
наследники», тут можно быть уверенным,
что все наладится. Важно, на кого ты
оглядываешься, как далеко вперед
смотришь. Не забывая, что под
носом...
Да, вопрос в том, в какой ты
компании. И сколько вас. Все те же. Пять
процентов, которые всегда есть, в
любом веке, при любом строе? Они,
чудики, самородки, появляются
вопреки системе, звучат как флейта
неолитического периода, но не они делают
погоду. Другое дело, если их больше.
Когда набирается критическая масса,
идет цепная реакция. Жизнь
шевелится, гудят пароходы...
Началось ли?
Уезжая из Касимова, я оставил это
в качестве вопроса. Может быть, на
него ответят в необычном школьном
учебнике, который тут решили издать
вдогонку веку. На обложке будет
написано «Народный учебник». Вроде
как в земские времена: созданный
местными гражданами и изданный на
общие средства. Уже открыт счет в
банке, на который касимовцы вносят
сбережения. У кого ничего нет, кто
сам должен, и тот что-нибудь
приносит — редкий документ, старинную
фотографию, ведомственную
статистику. Все хлопочут, участвуют...
Хотят, видно, стать соавторами. •
а о.
139

flD MEMORICJM
Валерия Шубина
МЯПЕНЬКЯЯ
имени чяянозя
Выдающийся ученый-аграрник
Александр Чаянов был
оригинальным писателем,
искусствоведом, знатоком
Москвы, сподвижником
И.Грабаря по спасению
художественных ценностей.
Он являл собой редкую
многогранность и цельность
личности.
140

Эти имена пришли из
Панфиловского переулка на Смоленской, где мы
раньше жили, — Прянишников
Дмитрий Николаевич, Вильяме Василий
Робертович, Чаянов Александр
Васильевич, — и были при доме с самого
моего рождения. Всегда величались по
имени-отчеству, а вместо привычного
«товарищ» произносилось (или
возносилось голосом): «Профессор». Иногда
с добавлением: «Таких сейчас нет».
А если такие все же откуда-то брались,
то сразу возводились в образ и подобие:
«Как Прянишников Дмитрий
Николаевич». У двух первых мама училась в
Тимирязевской академии, а третьего
исповедовала в смысле эмоциональной
агрономии: агроном работает не
столько с почвой, растениями,
механизмами, сколько с душой труженика — эту
ниву он возделывает и засевает прежде
всего. Чаяновский завет безымянно
витал в воздухе академии и переходил из
поколения в поколение, пока не
сделался народным. Но в ту пору, когда
мама училась, авторство его еше
хранилось учителями. (Напрашивается
подчеркивание: учителями мирового
класса, а не просто
специалистами-преподавателями, в ком ради «узкого
профиля» отсечены дары божьи.)
Далее шло воспоминание ее,
выпускницы Тимирязевки, посланной на
Донбасс директором совхоза.
— А где у вас агроном? —
спрашивает приступившая к обязанностям.
— Десь у поли... Зараз прыйде.
«Зараз» у пешей растянулось
надолго. Наконец, вот она — босая! Как
гоголевская Пелагея... С облепленными
грязью ногами. Агроном — и босая!.. Эта
деталь так и осталась на всю жизнь как
что-то попирающее профессию, науку
и, как ни сгранно, саму землю. Эта же
деталь имела и какой-то более глубокий,
обобщающий смысл по отношению
к самой власти, к системе ценностей.
И никакая красная новь и прочая
настойчивая профанация не смогли
вытравить классический образ земского
агронома, который в представлении
вечной Тимирязевки — всегда с красной
строки, с прописной буквы. Позднее,
когда потолков и стен, имеющих уши,
можно было не опасаться, эта деталь
вошла в полный контекст под девизом:
«Что они сделали с крестьянином! Кары
им нет...»
Имена Прянишникова и Вильямса
в нашу панфиловскую бытность
встречались в официальной печати, особенно
склоняли Вильямса за травопольные
севообороты, но Чаянова— ни слуху ни
духу. Куда он подевался? На этот вопрос
ответа не было — просто как в воду
канул.
Прошло много лет, и так случилось,
что я попала в Большой
Харитоньевский переулок, в бывший юсуповский
дворец, где располагался Президиум
Сельскохозяйственной академии,
запятнавшей себя всем, чем только можно
запятнать, хотя иному учреждению
достало бы имени одного Лысенко. Дверь
его кабинета из приемной была налево,
а за правой руководил президент
восьмидесятых годов Никонов Александр
Александрович, и как-то так он
погрузился в свое занятие, что просто
замариновал меня ожиданием в приемной,
хотя сам же и пригласил на предмет
разговора о Никитском ботаническом саде
(после публикации в «Литературной
газете»).
Портреты царей на стенах, люстры
и зеркала — все давно вобрала в себя
и впечатала в самое дно памяти, а
Никонов не вызывал и не вызывал. Уже и
чтение не шло впрок, и взгляды на
секретаршу превратились в сплошной
вопрос, а дверь, как заколдованная, ни с
места. Но все-таки и ей пришел час, пото-
С!
О1
х ЕЕ
141

I
■е-
о
Т ТО
н
му что, зевнув, она выпустила
посетителя с каким-то западающим в душу
портфелем. Вида этого портфеля хватало,
чтобы назвать его владельца
канцелярской крысой, а тут и голова слегка
набок, и рот на замке, и особая
торопливость, почти как вторая натура, почти
как мундир. Обладатель портфеля
просквозил мимо, а президент Никонов
стоял в дверях, ожидая следующего.
(В ту пору высокопоставленным лицам
было вменено встречать и провожать
посетителей.)
— Знаете, кто это вышел? — спросил
Никонов.
— Академик Мальцев?..
Имя народного академика было
тогда на слуху. О его безотвальной вспашке
печатали газеты, а книгой «Философия
Мальцева» можно было убить в прямом
(как кирпичом) и переносном смысле —
в ней чудилось что-то родственное
босым ногам агрономши.
Замечу в скобках: сам Мальцев,
встреченный здесь же позднее — обая-
тельнейший, притягательнейший, —
был намного больше и значительнее
своей книги.
— Следователь, — раскрыл тайну
Никонов, возвращая действительность
к... действительности.
— А что, опять начали... сажать?
— Следователь по делу Чаянова...
Уж не ослышалась ли я?
— Александра Васильевича? Вы его
знали?
(Мысленно я уже отрекалась от
своего первого впечатления о
следователе.)
— Лично, конечно, нет. Но труды
его, это же классика кооперативного
дела. Через кооперацию — к социализму,
азы экономики. С этой идеей мы
засыпали и просыпались, в то время как
автор ее расстрелян в тридцать седьмом.
Вот так среди белого дня, летом 1987
года нашлось это имя.
— Значит, следователь занимается
реабилитацией?
— Конечно. Разве это нормально,
что ученый такого масштаба до сих пор
под запретом? Ни в какой
вредительской крестьянской партии Чаянов не
состоял, блок с меньшевиками не
сколачивал. Все это наветы, клевета,
искривления ленинского курса (тогда
развенчание еще не коснулось Ленина.
Ссылки на самого человечнейшего из людей
означали доброкачественность
морального облика). — Известно, — продолжал
Никонов, — что Ленин пользовался
трудами Чаянова, когда разрабатывал
проблему кооперации.
— А почему его не реабилитировали
раньше? При первой волне?
И тут Александр Александрович
сказал фразу, которую я запомнила на всю
жизнь и которая заставила посмотреть
на него самого как на участника
странного фарса.
— Раньше был реабилитирован
расстрел.
Многоточие не выражает состояние
шока, наступившее после этих слов.
Выходило, что жизнь ученому как бы
вернули, но по каким-то причинам он не
мог ею воспользоваться, а теперь
возвращают доброе имя, что неизмеримо
сложнее и ценнее. Получалось, что с
поруганным именем Чаянов сам не захотел
жить, хотя прекрасно понимал, что мир,
к которому его призывали,
давным-давно забыл такое понятие, как честь. И
никто не подумал, что это он, Чаянов,
должен реабилитировать дорогих
соотечественников, своих потомственных
каннибалов из своей ярославской
тюрьмы, из казахстанского изгнания и
поднадзорной работы, наконец из своего
последнего, тридцать седьмого года.
Такой оборот событий был бы божеским,
но в действительности он оставался
человеческим, соразмерным государству,
которое узурпировало право
распоряжаться не только жизнью граждан, но
и их посмертной судьбой.
Реабилитация эта имеет долгую
историю. Начатая в 1956 году справкой:
«В отношении Чаянова, бывшего
профессора Сельскохозяйственной
академии имени Тимирязева, директора
Института крестьянского хозяйства,
консультанта правления «Зернотреста»,
дело прекращено за отсутствием состава
преступления и факта события»,
завершилась тридцать один год спустя.
Интересно, что еще в 1986 году «факт
события* не дозрел до «факта
реабилитации», и сын Чаянова получил отказ. За
какие же грехи (или достоинства?) так
долго боялась власть этого человека?
Ответ удручающе прост: защита
индивидуального сектора сельского
хозяйства. Сначала на ученого набросился
Троцкий, потом — Зиновьев, а потом —
вся конференция
аграрников-марксистов (конец 1929 года) со своей «борьбой-
с-изврашением-марксизма», со своим
«проникновением-буржуазной-идеоло-
гии-в-аграрную-политику», с речью
Сталина «о-колхозах-кулаках-правом-
142

уклоне». Чаянов и другие были
обвинены в «чаяновщине», пристегнуты
к «правому уклону», к Бухарину.
В воспоминаниях мамы то время
запечатлелось в образе древней старухи —
одной-одинешенькой в пустом доме,
оставленной умирать. Семья
раскулаченных. Деревня раскулаченных. Пустая
земля. Донбасс...
«Я достаточно точно и определенно
выдвинул свои новые позиции, в
полной мере совпадающие с генеральной
линией социалистической
реконструкции нашего народного хозяйства» — это
заверение Чаянова приводит на ум имя
Галилея, а еще признание одного из
литературных героев самого же Чаянова:
«Душа моя походила на иву, сгибаемую
ветром надвинувшейся бури, в ее
порывах изгибающую ветви свои».
После съезда коллективизации он
был арестован (21 июля 1930 года) в том
самом здании в Большом
Харитоньевском, где теперь президент Никонов
хлопотал о реабилитации.
Следователь потом попадался еще
несколько раз, обстоятельный и
преисполненный, само чувство долга,
инспирированное Министерством правды,
этим подразумеваемым заведением, так
что пройдя однажды заветную дверь,
я услыхала:
— Сегодня один из самых
счастливых дней в моей жизни (16 июля 1987
года). Чаянов реабилитирован!
И снова было оповещено о Ленине,
кооперации и социализме.
Но к тому времени имя Чаянова
обрело более обаятельного спутника, и то,
что в кабинете Ленина в Кремле нашли
шесть работ Чаянова, как-то меркло
перед фактом одной-единственной его же
книги в библиотеке... Булгакова.
«Венедиктов, или Достопамятные события
жизни моей» (1922 год) — из этой
повести легко выводится «Мастер и
Маргарита». Конечно, с оговоркой, что нечто
одно, присутствующее в жизни всегда,
улавливается разными авторами в
разное время и переходит из одной вещи
в другую. Лишь в этом смысле восходит
Булгаков к Чаянову, к тому, что Чаянов
назвал «московской гофманиадой», о
чем написал: «Совершенно
несомненно, что всякий уважающий себя город
должен иметь некоторую украшающую
себя Гофманиаду, некоторое количество
своих «домашних дьяволов»» (1928 год).
Последнее замечание наводит на
мысль о том, что автор находился в
каком-то своем пространстве: дьяволов
уже имелось предостаточно, но даже
«некоторое количество» склонно
увеличиваться, распространяться, а потом
заполонять собой все...
Интересно, что один из героев этой
повести именовался Булгаковым...
Можно представить себе, что
почувствовал будущий автор «Мастера и
Маргариты», прочтя в тоненькой книжке,
подаренной ему Н.А.Ушаковой, чаянов-
ским иллюстратором:
«Ничего ты не понимаешь,
Булгаков! — резко остановился передо мной
мой страшный собеседник. — Знаешь
ли ты, что лежит вот в этой железной
шкатулке? — сказал он в пароксизме
пьяной откровенности. — Твоя душа
в ней, Булгаков!»
Я, например, вздрогнула, прочтя
у Чаянова в первой главе о Шубендор-
фах: неполное, но все-таки
совпадение...
Со стороны же других жанров и
искусств имя Чаянова объединилось
с Брюсовым, которому посылал свои
первые стихи — безответно (не зря
Врубель стер на портрете этого монголоида
мифическую сирень позади
рационально угловатой фигуры, мало того, что
застегнутой на все пуговицы, еще и
запечатанной собственными же руками),
с Юоном, у кого брал уроки живописи,
с Грабарем, с кем занимался спасением
художественных ценностей, с
предпринимателем Шанявским в университете
которого читал курс ораторского
искусства, с Комиссаржевской, в чьем театре
была поставлена его пьеса
«Обманщики». Одно перечисление демонстрирует
удивительную цельность, нерастаскан-
ность дара по закуткам специальностей.
К спасению художественных
ценностей в свою очередь прилагается еще
несколько имен, это художники —
Борисов-Мусатов, Венецианов, Суриков,
чьим картинам не дал погибнуть чая-
новский комитет, это Дюрер, Пиранези,
Рембрандт, чьи гравюры и офорты были
переданы музеям. Выкуп альбома
Ушаковой (опять совпадение фамилий!) с
автографами Пушкина также значится
за комитетом, но подробности не
известны, остается упоминание. Отсюда
уже рукой подать к
Чаянову-искусствоведу, знатоку графики, эстампа. Есть
незаконченная «История западной
гравюры», начатая в ярославской тюрьме
(1933 год), когда-нибудь ее опубликуют,
и этот огонь засветит всем.
А посмертная судьба Чаянова, меж
тем оказавшись на виду, вступила в ста-
о
ш о.
143

о
I
CO
I
о
щ
. л
н
1 л
<и о.
и
дию конференций, и тогда в президиуме
все увидели его сына, между портретом
отца на стене и горшками гортензий
где-то внизу сцены. Запомнилось, что
он — военный, танкист, с пяти лет без
отца. Больше, хоть убей, ничего
памятного не осталось. Хотя нет. Основной
доклад делал английский профессор
Теодор Шанин: «Чаянов в мировой
экономической науке». Потом другие
доклады, трибуна, поглощение воды из
графина, рукоплескания, щелканье
фотоаппаратов. Сам Чаянов явно скучал на
портрете. Он смотрел на мир, который
когда-то отблагодарил его пулей, а ныне
вообразил, что в акте реабилитации
преодолевает сам себя, хотя в нем
по-прежнему — ни кооперации, ни социализма,
ни сердцебиения, ни шага в сторону,
зато с избытком — судороги, щекотки,
прокручивания стереотипов, общих
мест, равнения на верха... Возможно,
замечательного человека утешил
любимый писатель своим черным по белому:
«Я говорю о тех, которые всегда
остаются чужими в мире, ибо они
принадлежат некоему, более возвышенному
бытию, а требования этого высокого
бытия ошибочно считают требованиями
самой жизни, и посему неутомимо ищут
то, что здесь, в нашей земной юдоли,
отыскать невозможно. Такие люди
вечно жаждут, вечно томятся ничем и
никогда неутолимой страстной печалью: они
колеблются и тщетно ищут покоя и
мира; и в их-то обнаженную грудь и
попадает всякая спущенная с тетивы стрела,
и для ран их нет никакого бальзама,
кроме горькой издевки дьявола,
который непрерывно и непрестанно
вооружается против них» (Эрнст Теодор
Амадей Гофман, «Житейские воззрения
Кота Мурра»), — так аббат говорил
капельмейстеру Крейслеру, а теперь автор —
Чаянову.
Было бы странно, если бы нечто
гофманское не случилось сию же
минуту.
— Вы не полюбопытствовали, какой
фирмы у них инструмент? —
неожиданно спросил меня мой спутник, он же —
сосед по ряду.
Сколько раз я ходила сюда, но
никогда не обращала внимания на рояль за
трибуной. Он был вдвинут в мебель,
нагроможденную и укутанную чехлом,
и разглядеть его на темном фоне было
мудрено.
— Я должен здесь спеть, — снова
прошептал неугомонный, приводя меня
в ужас своей решительностью.
Что называется, ни к селу ни к
городу, хотя речь велась как раз о сельском
хозяйстве.
Перерыв пал, как избавление.
И спутник, резво схватив меня за руку,
потащил к роялю. Мы проталкивались
через проход, заполненный
бессмертными, пока не добрались до сцены.
— «Мильбах», — прочитала я,
подняв крышку.
— Солидная фирма. Не «Стейнвей»,
но ничего, ничего... Доводилось...
Третьей группы. Деки отменные... И
молоточки, по видимости, не хуже...
Узнать бы, настроен ли он...
Рояль молчал, благородно
поблескивая черным лаком. Граненые ножки
сияли литыми позолоченными копытами
Желтые педали походили на подковы
счастья, суля блаженство и
сладкозвучие.
А тем временем функционеры
поднимались из-за стола и гуськом
спускались со сцены, проходя мимо.
Окруженный свитой президент задержался
неподалеку, царственно обратил на меня
свой взор. Я поздоровалась и подошла.
— А что это за товарищ с вами? —
спросил он. — Ваш брат литератор или
из аппарата?..
Не представлять же спутника
бывшей жертвой режима или теперешним
пенсионером. И я выпалила:
— Это солист ГАБТа!
— Вот как! — оживился Александр
Александрович. — Он что же, ищет у нас
детали для образа? Мы можем
организовать экскурсию по
достопримечательностям...
— Да! В новой опере он будет петь
академика.
— Это для меня новость. Уже и
оперы про академиков ставят?
Интерес Александра
Александровича подействовал таким образом, что
меня понесло, как Хлестакова.
— Да, представьте, когда ставили
«Войну и мир*, исполнитель Наполеона
никак не мог обратить на себя внимание
композитора. Не знает он никакого
Наполеона: «Хоть убейте, дружок, не
помню вас и все». Тогда на ближайшей
репетиции певец и отрекомендуйся:
«Грузинский князь!» И к чему, думаете,
Александр Александрович, привели эти
чудачества? Композитор скончался в один
день со Сталиным. Надо же так
неудачно подгадать...
Мой спутник, который до сих пор
скромно держался в сторонке, обрашая
на себя внимание загадочно величе-
144

ственным видом, приблизился и
дернул меня за рукав. Он терпеть не мог
вранья.
Они смотрели друг на друга —
бывший артист-каторжник,
непревзойденный исполнитель романса «В крови
горит огонь желанья», и не менее
великолепный его ровесник, бывший министр
Латвии, вкусивший черного хлеба
опалы, восставший из пепла где-то на
Ставрополье государственный муж, снова
призванный в центр, к небу, звездам,
святыням... К реабилитации Чаянова.
Свита, вышколенная и
приверженная, почтительно ждала реакции, в
зависимости от которой должна была
разгневаться или рассмеяться. Александр
Александрович ободряюще пожал
моему спутнику руку; повернувшись,
промолвил:
— Звоните.
Свита отрезала нас от него.
Александр Александрович, по-военному
молодцеватый, двинулся вперед, унося
в своей памяти образ перепутанных
башмаков странного посетителя — с
левым уклоном на правой ноге и с
правым, бухаринским на левой.
А свобода манила нас. Она
призывала всеми частицами своего некондицио-
нированного воздуха. Как выбраться
из этого лабиринта? С кем молвить
слово? Где отвести душу?.. Мы кружили по
зданию, пока чаяновский дух не взял
нас за руку и не вывел наружу.
Что-то заведомо похожее
предполагалось еще при жизни замечательного
человека. В повести Чаянова «Юлия,
или Встречи под Новодевичьим» нена-
ступившее будущее забежало вперед
и продиктовало эти строки: «Когда
сознание вернулось ко мне, дом пылал, как
костер, а вдали среди ив по
направлению к Новодевичью бежала,
согнувшись в три погибели, знакомая
старческая фигура-
Старик бежал прямо к
Пречистенской башне, его стон был слышен далеко
издали, но, однако, он не поднялся
клиповой аллее, ведущей от пруда к стенам,
а подбежал к самой поверхности воды.
Я подумал, что он хочет топиться...
Уже светало. Предрассветный туман
белесоватым платом висел над водой,
последние листья дерев шорохом
отвечали порывам ветра... Старик пропал...
Я долго искал его у пруда и, наконец,
когда уже почти рассвело, увидел, что
его следы подошли к каменному
водостоку, ведущему внутрь монастырской
ограды... Утром батюшка разыскал
меня почти бездыханного среди могил
Новодевичья монастыря.., около плиты
рос большой старый вяз, на суку
которого висел, качаясь от ветра,
повесившийся старик...»
В жизни почти так и было.
Великолепный президент, в котором
человечность боролась с чем-то другим,
склоняя его то в одну сторону, то в другую,
окончил жизненный путь на дороге: его
сбила машина. Мой спутник, бывший
политический каторжник, скончался в
дрянной больнице на Фортунатовской,
подгадав это действие к моему приходу.
В отличие от Чаянова места их
упокоения обозначены, но... вечный покой на
земле не отменяет вечного движения
душ вне ее! Верится, что там все друг
друга нашли.
Эта история получила не менее гоф-
манское продолжение в наши дни
благодаря различию обстоятельств... одной
дамы и одного автора книги. Именно
благодаря, а не вопреки, потому что
дама — редакционная сотрудница, автор
же книги — научный работник, в
прошлом военный, написавший об отце.
Они встретились, но редакционной
сотруднице не удалось разговорить
замкнутого автора. Тогда попросили меня. Так
я попала в гости к тому самому
Человеку из президиума, сыну Чаянова —
Василию Александровичу. Мне тоже не
слишком повезло в беседе, да я и не
особо старалась: интервью напоминает
снятие показаний, а иногда и выкручивание
рук. И все-таки на один вопрос я
отважилась:
— Как же пришлось вам все это
время?
Чаянов-сын сослался на
«Отверженных» Гюго и повернулся к компьютеру,
таившему множество отвлечений;
спросил:
— У вас есть такая шрушка?
Высокий, сдержанный... Больше,
чем замкнутый, — закрытый не только
для любопытства, но и для сочувствия.
И тут я услышала стон — не явный,
беззвучный, — внутренний стон
человека, который не позволяет себе
послаблений, у которого и боль, и плач — все
внутри. У меня не было к нему никаких
претензий, остальное невыразимо. Он
не хотел быть мучеником сам, не хотел,
чтобы мученичество заслонило и образ
отца. И в самом деле, мученичество —
для той жизни, в которой нет
наполнения. К светочам оно не относится.
Дома я раскрыла рукопись Чаянова-
сына, данную мне с собой, и прочла:
т!
145

Начинаешь думать, что не в сражениях
дело и нее мудрости философов, но и
в букашке каждой, живущей под солнцем,
и что перед лицом Господа собственная
наша жизнь не менее достопамятна, чем
битва саламинская или подвиги Юлия.
А. Чаянов.
«Венедиктов, или Достопамятные
события жизни моей*»
146

«К вопросу о модельном мышлении.
Творчество великих российских
мыслителей конца XIX — начала XX века
характерно некоторыми общими чертами,
ставящими их вне ряда других ученых...»
Далее шли имена Менделеева,
Вернадского, Вавилова, Чаянова, Обручева.
Вспомнилось, что сын Чаянова
называл себя «технарем». Добавлю, что
закрытая комната существует внутри
каждого человека, но никто не
гарантирован от того, что она не окажется ящиком
Пандоры, и тогда открывший ее...
Трудно сказать, чем это может обернуться
для открывшего.
И все же закончить хотелось бы
Гофманом:
«...Торжественно приблизился он ко
мне... и с загадочной улыбкой произнес:
— Я — кавалер Глюк!*
Нет сомнений, что сын Чаянова был
задуман именно так. •
147

ПИРЫ ПРОФЕССОРА ТОПКИМв
Т. Шиппи
вППЕГОРИЯ.
квртошка
Фвнтвзия
И БПвГвЯ ВЕСТЬ
Перевод с английского
Н. Прохоровой
В конце тридцатых годов Толкин
оставил мысль об академической карьере. Но
какое он мог найти себе оправдание и как
далеко мог зайти, чтобы требования
«картошки» и «дерева» (= науки и фантазии) не
вступили в противоречие? Эти вопросы
как раз и оказываются — порою
совершенно непреднамеренно — стержнем трех
литературоведческих работ, написанных
Толкином приблизительно в одно время с
«Листом работы Ниггла», а именно: «Бео-
вульф: монстры и критика» (опубликована
в 1936), «О волшебных историях» (лекция,
впервые представленная на чтениях
памяти Эндрю Лэнга в 1939) и «Предисловие»
к исправленному изданию перевода «Бео-
вульфа» Кларка Холла (1940). Все три
статьи не слишком отягошены филологией
в узком смысле слова (речь идет не об
особенностях изменений звуков или
спряжений глаголов), и потому некомпетентные
в языкознании комментаторы всегда с
радостью набрасывались на них. А ведь
филология, тем не менее, остается
неотъемлемой составляющей всех трех работ: они
открывают простор для фантазии, но
неизменно на твердой основе
традиционного придирчивого изучения «слов».
В «Предисловии» к переводу «Беовуль-
фа» для нас интересен главным образом
тезис о том, что истинные значения слов
не укладываются в словарные рамки. Что
будет, если посмотреть в стандартном
словаре древнеанглийского языка Босворта и
Толлера, например, слово еасеп из «Бео-
вульфа»? Словарь даст перевод:
«выросший, великий, мощный». Но лишь первое
из словарных значений удовлетворяет тол-
киновской трактовке, предназначенной
«для исследователей древних верований»:
ибо еасеп означает не просто «большой»,
но «увеличенный», что указывает на
обретенную дополнительную
сверхъестественную мощь. Или другой пример: фраза из
«Беовульфа» олЬапо* beadurune в переводе
Босворта и Толлера довольно
бессмысленна — «высвободил военную тайну». Кларк
Холл предлагает «дал ход тайным
помыслам о сражении». «Эта фраза означает
«высвободил руну битвы», — утверждает
Толкин. — Не совсем ясно, о чем именно идет
речь. Чувствуется привкус чего-то
невообразимо древнего, будто слова явились
поэту из глубины времен: не оставляет мысль
о наговорах, какими люди, искушенные в
чародействе, умели вызвать гром и молнии
с ясного неба». «Фантастика!» — должны
были бы воскликнуть при этом тени
Босворта и Толлера. «Если факты указуют нам
на фантастику, — мог бы ответить
Толкин, — значит, придется иметь дело имен-
148

но с ней!» В известном смысле,
«Предисловие» Толкина к переводу Кларка Холла
— своего рода протест против
безоглядного переложения древнего текста на
гладкий современный язык; протест,
сопряженный с призывом вслушаться в
художественные образы, явленные не в фабуле,
но в самой сути слов — таких слов, как П
sc-hama, ban-hus, hre ег-loca, ellor-si (не
просто «тело», но «одеяние плоти»,
«обитель костей», «узилище сердца»; не просто
«смерть», но «странствие куда-то еще»).
Поэт, использовавший такие слова, считал
Толкин, воспринимал мир иначе, чем мы.
Он представлял себе, как под сводом небес
на земле-острове (miiddangeard),
окруженной Безбрежными Морями (garsecg) и
внешней тьмой, с непреклонной отвагой
встречают доблестные мужи древности
каждый из дней того краткого срока (1 пе НО,
что им отмерен, прежде чем пробьет час
судьбы (metodsceaft), когда все канет
навеки, leoht ond lif samod (свет и жизнь
равно)».
Поэт «не высказал этого прямо и до
конца», однако, как можно понять из
статьи, все это, тем не менее, вошло в
«Беовульф»; и если внимательно относиться
к словам, то не потребуется никакого
специального комментария, чтобы прочесть
миф.
Тема «истинной сущности языка»
красной нитью проходит и в лекции
Толкина «Беовульф: монстры и критика»
(опубликованной в XXI сборнике «Трудов
Британской Академии»), где эта идея
переплетена с некоторыми другими толки-
новскими воззрениями, касающимися
«истинной сущности истории», —
воззрениями довольно странными, и непохоже,
чтобы Толкин желал без околичностей
облечь их в слова. В целом лекция, и правда,
построена по чрезвычайно запутанной
схеме, что доставило немало
неприятностей людям, специализирующимся по
«Беовульфу», которые-впоследствии
пробовали ее пересказывать; она изобилует
репликами в сторону и образными
шутовскими сравнениями, вроде вавилонского
столпотворения, спорящих
литературоведов или описания «бармаглотов от
археологии и истории». Но ее глубинная суть —
в том, что ни разу не высказано в лекции
открыто, в сокровенном убеждении
Толкина: он знает совершенно точно, когда и
как был сложен «Беовульф». «В
определенный момент», пишет Толкин, древнее
и новое мировосприятия слились воедино
(что и нашло свое отражение в поэме) —
«вот тут-то» и появилась почва для самого
пылкого воображения. Поскольку наука
до сих пор не в состоянии дать четкий
ответ на вопрос, где и в каком году был
создан «Беовульф» (он мог быть составлен где
угодно между Тайн и Северном в период
между 650 и 1000 годами от Р.Х.), то может
показаться неясным, что именно хочет
сказать Толкин. Однако самое
откровенное из его объяснений — это опять-таки
краткая аллегория, зарисовка о человеке
и башне, включенная в лекцию:
«Человек унаследовал землю, а вместе
с ней — кучу древних камней, оставшихся
там от старинных построек. Камень из
этой кучи частью уже использовали, чтобы
выстроить дом, в котором человек,
собственно, и жил, неподалеку от старого дома
его предков. А из того, что еще было в
куче, человек выбрал кое-какие камни и
воздвиг башню. Однако набежавшие друзья
его тут же поняли (не давая себе труда
подняться по ступенькам наверх), что камень
изначально принадлежал некому более
древнему сооружению. Поэтому они
начали усердно толкаться вокруг башни, чтобы
отыскать какие-нибудь тайные надписи,
высеченные на камнях... Все они
повторяли в один голос: «Какая интересная
башня!» и, обойдя башню кругом, добавляли:
«Ну, какой же кавардак у нее внутри!»
И даже собственные отпрыски этого
человека, которым, казалось бы, следовало
уважать его труд, бывало, ворчали: «Он
такой странный! Представьте себе, взял
древние камни — и всего лишь затем,
чтобы выстроить такую нелепицу! Нет чтобы
восстановить старую башню! Да у него
вообще отсутствует чувство меры!» Но с
вершины той башни человеку открывался вид
на море».
Очевидно, что здесь, как и в «Листе
работы Ниггла», нетрудно установить
несомненные тождества. «Человек» = автор «Бе-
.
I
1
h
1
1
Р
г
ь
ft
g
и
3
g
м
к,
Р.
р
1
1
1
1
149

<И» ^йиГ
г"**у * ^-г-тлг.'^-'^-'Х.*^.
овульфа». «Друзья», выискивающие
тайные надписи на камнях, = ученые,
пытающиеся использовать поэму для
реконструкции событий древней истории.
«Башня» с видом на море = собственно «Бео-
вульф», дитя поэтического порыва,
несвойственного ученым мужам. Немного
сложней догадаться, что означают «куча
древних камней», «старинные постройки»
(а также «старый дом его предков») и «дом,
в котором человек, собственно, и жил».
Возможно, Толкин хотел сказать, что до
«Беовульфа» существовали языческие
поэмы, преданные забвению в христианские
времена: это и есть «старинные
постройки». Однако поэты-христиане все-таки
продолжали заимствовать поэтические
формулы и даже кое-какие
художественные образы у своих предков-язычников:
образно говоря, черпали материал «из
кучи древних камней». Именно в этой
традиции сложены все древнеанглийские
поэмы на библейские сюжеты, такие, как,
например, «Исход», ставшие частью
культуры нового христианского общества Нор-
тумбрии или Мерсии: того «дома», где
человек «жил». Создатель же «Беовульфа»
использовал в своей поэме многое из того,
что не было принято христианской
поэзией: монстров, дракона, eotenas и ylfe
(«великанов» и «эльфов») — некогда обшеупо-
требительные понятия и слова, которые
либо вообще нигде, кроме «Беовульфа»,
не встречаются в древнеанглийском
корпусе, либо используются крайне редко.
По существу, выходит, что «Беовульфа»
не понял никто — ни «друзья», ни
потомки поэта, ни даже, быть может, его
современники, — никто, кроме Толкина.
Древний поэт выразил в своем творении нечто
не только глубоко личное, но также очень
своеобразное, — и потому лишь человек со
сходным мироощущением сумел
добраться до сути поэмы. Толкин считал, что
автор «Беовульфа» близок ему по духу — и не
в последнюю очередь потому, что сам
ощущал свое кровное родство с теми людьми,
что много веков назад жили в этих краях,
под этими небесами, и говорили на языке
этой земли, — с теми, кто, как и Толкин,
«мог бы назвать родными и эту землю, и
этот язык». Конечно, подобные
терминология и способ изложения не годятся для
серьезной научной статьи, но это еще не
значит, что высказанная в ней идея
заведомо неверна. Это показывает всего лишь,
что Толкин не просто чувствовал себя в
определенном смысле наследником
автора «Беовульфа», но верил, что их
творческие побуждения и приемы фактически
совпадают. В «монстрах и критике»
сходство проявилось яснее всего, ибо
монстров оба считали достойными самого
пристального внимания и оба подвергались за
это критике со стороны тех, кто был в
принципе неспособен — что Толкин
считал доказанным — понять существо дела.
Но как узнать, что думал, например,
о драконе создатель «Беовульфа»? Для
него, утверждает Толкин, драконы должны
были быть чем-то достаточно близким к
реальной жизни; язычники-предки поэта,
К

ч *
без сомнения, полагали, что с драконом
вполне можно как-нибудь столкнуться
липом к лицу. И, разумеется, для самого
поэта драконы не превратились еще в чистую
аллегорию, какой они представлялись его
потомкам, изображавшим в драконьем
облике Левиафана, дьявола, змея и так далее.
Но и считать драконов обыденными
тварями поэт, конечно, не мог. Воистину ему
была предоставлена счастливейшая
возможность балансировать точно
посередине между «дракон — это просто зверь»
и «дракон — это просто аллегория», между
языческим и христианским мирами, на
грани между литературой и мифом. По
убеждению Толкина, «вот тут-то» и
начинает обретать силу воображение, «в
определенный момент», когда древнее и новое
«сливаются воедино» и пока равновесие
сохраняется. Поэтому «Беовульф»,
составленный как раз «тогда», сложен именно в
такой литературной манере — в той самой
манере, в какой желал бы творить Толкин!
Однако ему приходилось работать в
современном литературном мире и в более
трудных условиях, нежели его великому
предшественнику, с которым Толкина
связывало столь глубокое духовное родство.
«Дракон — не простой вымысел, —
писал Толкин. — Откуда бы ни явился он,
выдумка он или нет, дракон в легенде —
многообещающее творение человеческого
воображения; сам этот дракон пенней, чем
все золото драконьей сокровищницы.
И по сей день (что бы ни говорили
литературоведы) есть еще люди... которых
завораживают размышления о драконах».
Почему Толкин сказал «не простой
вымысел»? Думаю, потому, что. уделяя
столько внимания скрупулезному изучению
древних текстов, со временем он научился,
исходя из их тщательного анализа, делать
весьма неожиданные, однако вполне
обоснованные выводы относительно истории,
языка и поверий минувших веков. У него
выработалось чрезвычайно острое чутье,
безошибочно говорившее, что такое-то
предположение верно. Что такое-то слово,
к примеру, еасеп, или beadurun, или ejrtd,
истинно, даже если оно не зафиксировано
нигде; «истинно» — то есть является
подлинной и неотъемлемой частью древней
цивилизации, согласующейся со всеми
остальными элементами ее культуры. Чутье
подсказывало, что драконы истинны:
упоминания о них сохранились во многих
легендах Севера, во всех родственных языках
от Италии до Исландии, врезаны в самое
сердце древней истории. Свидетельствует
ли это в пользу драконов? Он понимал, что
ответ может быть только «да», и его
угнетала мысль, что многие «современные
интеллигентные люди», вероятно, не
согласятся с этим.
Дракон как объект художественного
творчества одновременно оставался
филологическим феноменом; однако в то время
Толкин не предложил никакой
концепции, связывающей одно с другим. Скорее
всего, он даже и не собирался
разрабатывать такую теорию в полном объеме.
Три года спустя он решил попытаться
сделать нечто подобное в лекции «О
волшебных историях», но это наименее
удачное, хотя и самое известное из всех толки-
новских эссе. Основной его недостаток —
М
К
151

}-р««»»»«
отсутствие филологической подосновы:
Толкин адресует лекцию (впоследствии
переработанную в статью)
непрофессиональной аудитории и потому, видимо,
старается снизойти к уровню своих
слушателей. Он периодически строит беседу так,
будто фэерис (эльфы и другие обитатели
Фэери, Волшебной Страны) вполне
реальны, они рассказывают «сказки о людях»,
подобно тому, как люди рассказывают
«сказки об эльфах»; имеются
«многочисленные свидетельства», что в былые
времена эльфы нередко разыгрывали для
людей свои «драмы»; и так далее, — несмотря
на то, что, лицедействуя подобным
образом, рискует показаться потешным
наивным простачком, принимающим за
истину заведомую небылицу. Кроме того, есть
и еще одно ощущение, от которого трудно
избавиться после знакомства с эссе: будто
Толкин решил использовать лекцию как
повод обрушиться на целый ряд
современных теорий и представлений, которые,
безусловно, не разделял (эльфы —
миниатюрный народец; волшебные сказки
нравятся только детям; скандинавский бог
Тор — просто олицетворение таких
природных явлений, как гром, молния и гроза
и прочее). Но тем не менее за всем этим,
хоть и не слишком явно, все же
проступает некая основная идея — или, верней,
убеждение.
Убеждение Толкина, что фантазия
обретает жизнь не на пустом месте. Толкин
не был готов в подробностях о&ьяснять это
другим людям, скептикам, возможно,
даже себе самому. Вот почему он раз за разом
прибегает к уклончивым оборотам вроде
«не простой вымысел»; и вот почему
значительная часть эссе «О волшебных
историях» — слово о великой преображающей
силе литературного ремесла, которое
возводится в достоинство одной из форм
«Акта Вторичного Творения» («Sub-Credtion»)
и является, по мнению Толкина,
первоосновой как непреходящего очарования
«Сказок братьев Гримм», так и
(частичного) успеха «Макбета», и в целом самого
существования «фантазии» как вида искус-
ства. Однако можно отметить и некоторые
другие, причем порой довольно
неожиданные, замечания, которые то и дело
проскальзывают в общем ряду подобного
рода сентенций на литературные темы.
Ближе к концу эссе Толкин объявляет
(многословно посетовав на
неудовлетворительность словарных определений), что
словом «фантазия» он будет обозначать,
во-первых, «Искусство Вторичного
Творения само по себе», а во-вторых, «особоека-
чество, присущее воплощению Образа, —
удивительность и необычайность», и
последняя фраза дает, наконец, ключ к
разгадке толкиновского кредо. Образ
существовал прежде, чем обрел воплощение в
каком-либо творчестве. То же подразумевает
и толкиновское замечание, завершающее
длинное автобиографическое отступление
о драконах: «Фантазия, возможность
создавать или видеть хоть краем глаза Иные
Миры — вот что влекло меня к Фэери».
Можно создавать истории о драконах: это
Искусство; а можно «видеть» драконов и
те миры, откуда пошел их род. Толкин не
стал определять «фантазию» ни первым
способом (как сознательное творчество),
ни вторым (как мистическую практику),
намекая, что фантазия — это
одновременно и то, и другое. В начале эссе он в точно
такой же манере пишет об эльфах:
во-первых, они могут быть «порождением
человеческого воображения», как то, вообще
говоря, и принято полагать; а во-вторых.
152

реальностью, если они «существуют на
самом деле, независимо от наших сказок
о них». Но, в-третьих, даже если они
«порождения человеческого воображения»,
все равно их главное предназначение —
творить; прекраснейшие видения, какие
они способны создать, могут завлечь
смертного в «эльфийский холм*, и лишь
когда он выйдет откуда, не ведая, сколько
времени миновало, он с изумлением
узнает, что в мире прошли века. Ибо «эльфий-
ское искусство» являет собой истинный
образ фантазии; а наши сказания об
эльфах — всего лишь фантазии, созданные
людьми о творцах фантазий.
Поистине, здесь чувствуется
недоговоренность: Толкин словно желает высказать
нечто очень существенное, но без конца
ходит кругами, не решаясь или будучи не в
силах приступить к теме вплотную; можно
подумать, что он просто находится на
неверном пути и что истина, которую он
столь безуспешно пытается облечь в
слова, — какой-то самообман. На деле же мы
возвращаемся к тому, с чего начали: с
одной стороны, даже самые привычные
вещи можно увидеть порой в новом свете, а с
другой стороны — такая возможность
является не на пустом месте, но имеет некое
истинное и разумное основание, которое
Толкин различал лучше многих других,
полагаю, в эссе «О волшебных истори-
ях» он попросту не сумел выразить свою
основную мысль — по сути,
филологическую, — в терминах, принятых в
литературоведении. Он подходит к тебе ближе
всего, размышляя по ходу эссе об отдельных
словах, в особенности таких, как spell
(английское «наговор», «заклинание»,
«чары») и evangelium. Исторически это слова
родственные: греческое evangelium,
«благие вести», переводилось на
древнеанглийский язык, как god spell, «доброе,
благое повествование»; современное
английское Cospel («Евангелие»). Слово spell,
однако, еще долго сохраняло значение
«нечто, пересказанное в канонической
форме», что в конечном счете обрело
смысл «заклинание», «магические слова».
В этом слове воплощено многое из того,
что Толкин имел в виду говоря о
«фантазии», как о чем-то сверхъестественно
могущественном («магия слова»), о чем-то
художественном («повествование») и о
чем-то непреложно истинном
(«Евангелие», «благая весть»).
В эпилоге эссе «О волшебных
историях» Толкин утверждает: Евангелия говорят
с нами «предельно убедительным
голосом» Первичного Искусства, голосом
истины. Он хотел бы сказать — но не
надеялся, что когда-либо сможет обосновать
это, — что в легендах о драконах и эльфах
звучит тот же голос. •
в*

. P.P. Толкин
ре
о доиннобородых
ГИОМЙХ
и
июнях
V
Перевод с английского
М. Виноградовой
т
Предания гномов Третьей Эпохи
сохранили названия тех мест, где
«пробудился» каждый из Семи Предков, однако
эльфам и людям Запада были известны лишь
два из них: самое западное, место
пробуждения предков Огненнобородых и
Широкоплечих, и то, где проснулся к жизни
предок Длиннобородых гномов, самый
старший как по времени сотворения, так и
по времени пробуждения. Первое
располагалось в северной части Эред Линдон,
великой восточной стены Белерианда, от
которой во Вторую и последующие Эпохи
остались Синие Горы; второе — на горе
Гундабад ( изначально — кхуздульское
название), которая считалась средь гномов
святыней, а захват ее в Третью Эпоху
орками Саурона послужил одной из главных
причин лютой ненависти гномов к оркам.
Остальные два места — родина Железно-
руких и Жестокобородых, а также родина
Чернокудрых и Камненогих — находились
к востоку, на таком же или даже большем
расстоянии, как между Синими Горами и
Гундабадом. Хотя эти четыре точки были
сильно удалены друг от друга, гномы
различных родов поддерживали связь меж
собой и в древние дни нередко устраивали
сборы на горе Гундабад. Во времена
бедствий даже самые дальние поселения гномов
посылали помощь своим сородичам, как
то происходило в Великой Войне с орками
(Третья Эпоха, 2793-2797). Невзирая на то,
что гномы переселялись и устраивали себе
постоянные жилища или вотчины вдали
от родных краев с величайшей неохотой и
вынудить их к этому могли только
непреодолимый гнет врагов или же какие-либо
катастрофические события, подобные
разрушению Белерианда, но все же они были
стойкими и выносливыми
путешественниками, а также умелыми прокладчиками
дорог. Кроме того, гномы всех родов
говорили на общем языке.
В древние времена гномы жили
замкнуто и почти не имели дела с эльфами. На
Западе в конце Первой Эпохи соглашение
гномов Эред Линдон с королем Тинголом
окончилось трагедией и разграблением
Дориата, и память об этом много веков
омрачала отношения эльфов и гномов.
К тому времени переселение людей с вос-

тока и юга шло уже полным ходом, и в Бе-
лерианде обосновались их передовые
отряды — не слишком многочисленные,
хотя восточнее, в Эриадоре и Рованионе
(особенно в северных областях), их
сородичи заселили уже многие земли. Там
вскоре поневоле началось общение людей
и Длиннобородых гномов. Ибо
Длиннобородые, хотя и самые гордые из семи родов,
также были мудрейшими и самыми
дальновидными из всех. Люди благоговели
перед ними и жаждали учиться у них,
а Длиннобородые с превеликой охотой
использовали людей в собственных
интересах. Так в этих регионах сложилась
своеобразная экономика, впоследствии
характерная для отношений меж гномами и
людьми (включая и хоббитов): люди —
пастухи, овчары и земледельцы — стали
главными поставщиками продовольствия,
а гномы в обмен строили дороги и копи,
а также расплачивались творениями своих
рук — от полезных инструментов до
оружия, доспехов и прочих нужных изделий.
Разумеется, к великой выгоде гномов.
Причем выгода эта выражалась не только
в часах труда, хотя в первое время
Длиннобородым, несомненно, доставались
товары, полученные ценой гораздо более
тяжелых и долгих усилий, нежели те вещи, что
сами гномы давали взамен — пока люди не
поумнели и, в свою очередь, не преуспели
в ремеслах. Главное же преимущество
гномов при такой системе заключалось в
возможности беспрепятственно заниматься
любимой работой и оттачивать
мастерство, особенно обработку металла, до высот
дивного искусства, которых они достигли
до упадка и заката Кхазад.
Подобная система взаимоотношений
развивалась медленно, и лишь очень
нескоро Длиннобородые ощутили
необходимость осваивать язык соседей, не говоря
уже о том, чтобы брать себе специальные
личные имена для общения с «чужаками».
И начало этому положила не торговля или
обмен, а война, ибо Длиннобородые
освоили путь на юг, вниз по Долине Андуйна,
и основали свою главную вотчину и
твердыню в Мориа; и также на восток — до
Железных Холмов, где располагались
рудники, являвшиеся для гномов основным
источником железной руды. Железные
Холмы, Эред Митроин и восточные
долины Туманных Гор Длиннобородые считали
своей собственностью, однако именно там
они постоянно подвергались нападениям
орков Моргота. Во время Войны Камней
и Осады Ангбанда, когда Морготу
потребовались все его силы, эти атаки стихли,
но после того как Враг пал и Ангбанд был
уничтожен, многие полчища орков, ища
убежища, бежали на восток — хорошо
вооруженные, жестокие, яростные, не
знавшие удержу в нападении, — хотя теперь
у них не было ни господина, ни даже
верховного вождя. В разыгравшихся битвах
орки во много раз превосходили гномов
числом, и те, хоть и слыли самыми
неустрашимыми и доблестными воинами среди
всех Говорящих Народов, рады были
заключить союз с людьми.
Люди же, с коими они таким образом
объединились, по большей части
сложением и речью весьма походили на своих
родичей, высокий светловолосый народ
Дома Хадора, самого прославленного
среди родов Эдайн, действовавших заодно
с Эльдар в Войне Камней. Эти люди, по
всей видимости, двигались на Запад, пока
не оказались перед Великим Зеленым
Лесом, где разделились: одни достигли
Андуйна и проследовали на север вверх по
Долине, другие прошли меж северной
границей Леса и Эред Митрин. Лишь малая
часть того народа, уже и тогда весьма
многочисленного и включавшего многие
кланы, вошла в Эриадор, а оттуда попала
наконец в Белерианд. Все они были храбрые,
верные и честные люди, всем сердцем
ненавидевшие Моргота и его слуг. Сперва
они отнеслись к предложению гномов
с осторожностью, боясь, что те находятся
«во власти Тени» ( как они говорили).
Но все же союз казался заманчивым, ибо
люди были уязвимее для набегов орков,
так как жили преимущественно
разрозненными усадьбами и деревушками, а
если и строили небольшие города, то они все
равно были плохо защищены — в лучшем
случае рвами и деревянными изгородями.
Кроме того, в бою людям приходилось
обходиться лишь самым легким
вооружением, по большей части луками, ибо у них не
хватало металла, да и кузнецы не могли
похвастать особым мастерством. Гномы

поправили положение дел в обмен на одну
неоценимую услугу, какую могли
предложить люди. Дело в том, что люди умели
приручать диких зверей и укрощать
лошадей, и многие из них были бесстрашными
и умелыми всадниками. Они часто
выезжали на разведку, следя за
передвижениями врагов, и если орки осмеливались
открыто собираться для большого набега,
разведчики приводили сильные отряды
верховых лучников, чтобы окружить и
уничтожить неприятеля. Таким образом,
на Севере в начале Второй Эпохи Союз
Гномов и Людей получил в свое
распоряжение большое и доблестное войско,
способное молниеносно атаковать и успешно
обороняться, и потому в тех краях меж
гномами и людьми крепли взаимное
уважение и почет, а порой — и горячая
дружба.
Именно в ту пору, когда эти два
народа, став союзниками в войне, начали
совместно распоряжаться землями, которые
вместе защищали, Длиннобородые и
освоили речь людей. Сами они были не против
научить своему языку тех из людского
племени, с кем их связывала личная дружба,
однако люди сочли наречие гномов
сложным и, как правило, запоминали лишь
отдельные слова, многие из которых,
впрочем, заимствовали и ввели в свой язык. Но
в одном Длиннобородые проявляли такую
же сугубую скрытность, как и все другие
гномы. По причинам, кои ни эльфы, ни
люди так и не поняли полностью, они
никогда не открывали иным народам свои
настоящие имена — даже когда овладели
искусством письменности, позволявшим
записывать или выбивать эти имена в
камне. Поэтому гномы выбирали себе
прозвания, под которыми их знали союзники, на
людской манер. Длиннобородые
сохранили такой обычай вплоть до Четвертой
Эпохи и дальше, за пределы этих хроник.
Можно предположить, что в разговорах со
своими друзьями-людьми, когда им
случалось вести речи об истории и преданиях
обоих народов, Длиннобородые точно
таким же образом называли и своих
сородичей, кои упоминались в анналах Кхазад
задолго до первой встречи гномов с людьми.
Но из тех древних времен до Третьей
Эпохи дошло лишь одно имя: Дурин — имя,
которое гномы дали первому предку
Длиннобородых и под которым он стал
известен эльфам и людям. (Похоже, это
слово просто-напросто значит «король» на
языке людей Севера во Вторую Эпоху.)
В списках, сделанных задолго до
разрушения Мориа (Кхазад-дума, Третья Эпоха,
1980), также не встречается иных имен
Длиннобородых — все они
«заимствованы», то есть сложены на давно «мертвом»
людском наречии.
Объяснить сие можно, лишь
предположив, что гномы приняли такие имена
еще в начале Второй Эпохи и, храня их
почти неизменными, как и родной язык,
продолжали давать (часто повторяя одни
и те же имена вновь и вновь) на
протяжении примерно четырех тысяч лет, а то и
больше, после того как Союз был
уничтожен мощью Саурона! Таким образом,
скоро эти имена стали казаться людям «чисто
томскими», а Длиннобородые приобрели
словарь традиционных прозваний, при
этом сберегая под строжайшим секретом
свои настоящие «внутренние» имена.
Около 600 года Второй Эпохи у
побережий Срединных Земель появились
первые корабли нуменорцев, однако ни слова
об этом событии, предвещавшем
величайшие перемены, не долетело до дальнего
Севера. Однако в то же время Саурон
покинул свое укрытие и явился в прекрасном
обличий. Довольно долго он не обращал
почти никакого внимания на людей и
гномов, стремясь завоевать дружбу и доверие
Эльдар. Но постепенно он снова
склонился ко злу и стал искать власти путем силы,
подчинив себе орков и прочих лютых
тварей Первой Эпохи, и втайне начал
возводить свою великую твердыню в
окруженной горами южной земле, что
впоследствии именовалась Мордор. Уже в середине
Второй Эпохи (1695) Саурон пришел с
войной в Эриадор и сокрушил Эрегион,
небольшой оплот Эльдар, переселившихся
туда после гибели Белерианда и
вступивших в союз с Длиннобородыми Мориа.
Это вторжение положило конец союзу
Длиннобородых с Людьми Севера. Ибо
хотя Мориа еще много веков оставалась
неприступна, орки вновь собрались с
силами и под началом слуг Саурона
принялись хозяйничать в горах. Гундабад был

•■&
'
перемены происходили так медленно, что
были почти незаметны глазу (кроме,
возможно, глаз самих Валар) на протяжении
многих веков. Поэтому язык Эльдар мог
бы сохраниться в Валиноре практически
первозданным, однако на заре своей
истории Эльдар постоянно обогащали и
совершенствовали его, преобразуя даже саму его
структуру и звуки. Но чтобы такие
перемены вошли в язык целого народа,
необходимо, чтобы все говорящие на этом языке
продолжали общаться друг с другом.
Однако за долгие годы языки Эльдар
оставшихся в Срединных Землях стали столь
не похожими на язык Высших Эльдар Ва-
линора, что два народа уже не могли
понять друг друга, ибо разлука их длилась
много веков, в течение которых даже Син-
дарин, менее всего изменившийся язык
Эльдар Срединных Земель, претерпел
множество перемен — перемен, кои Теле-
ри гораздо менее стремились обуздать или
направить в какое-то определенное русло,
нежели Нолдор. •
t
опять захвачен, Эред Митрин осажден,
и связь между Мориа и Железными
Холмами временно прервалась. Людям Союза
пришлось вести войну не только с орками,
но и с враждебными людьми, ибо Саурон
добился владычества над многими
дикарскими племенами Востока (в былые
времена совращенными Морготом) и теперь
подстрекал их искать новых земель и
добычи на Западе. Когда пронеслась буря,
люди старого Союза оказались раскиданы
кто куда, а те, что остались в прежних
краях, были разорены и жили по большей
части в пещерах или по опушкам Леса.
Эльфийские хранители знаний
считали, что в древнейшие дни изменения в
речи (как и во всем жизненном укладе)
происходили медленнее, нежели потом. Язык
Эльдар преобразовался в основном
согласно их замыслам; язык гномов,
напротив, по воле самих гномов противостоял
переменам; а многочисленные людские
языки сами по себе менялись в череде
поколений. В Арде менялось все, даже в
Благословенном королевстве Валар; но там

трявы
В эльфийских преданиях сказано,
что первые цветы на земле восточнее
гор Валинора расцвели на западных
берегах острова Тол Эрессэа, куда из-
за моря падал золотой и серебряный
свет Двух Деревьев. Немногим людям
довелось слышать дивное благоухание
цветов Тол Эрессэа; но и к востоку от
бессмертных земель некогда тоже
росли эльфийские цветы и травы, и
легенды сохранили память о них.
Нифредиль, схожий с
подснежником, появившийся в древнем Дориате,
«подобно звездам земли» при
рождении Лутиэн, — должно быть, первый
из цветов Срединных Земель. В других
сказаниях Первой Эпохи
упоминаются аеглос — кустарник,
напоминающий дрок, только с белыми цветами, и
серегон, что сродни заячьей капусте
или очиткам, но с цветами глубокого
красного цвета.
Душистые эланор и лиссуйн, чей
аромат приносил сердцу радость,
возможно, появились в землях к востоку
от Тол Эрессэа лишь во Вторую Эпоху,
когда эльфы подарили эти цветы
людям Нуменора. Эланор похож на
крупный полевой очный цвет, или
курослеп, цветы его солнечно-золотые
или звездно-серебряные могут расти
вместе на одном стебле. В Третью
Эпоху эланор и нифредиль цвели в
сокрытом краю Лориэна на холме Керин
Амрот.
Ателас, или на Высоком эльфий-
ском языке асэа аранион, был в свое
время привезен людьми Нуменора в
Срединные Земли — чудодейственное
растение, длинные листья которого
обладали в руках короля Нуменора
великой исцеляющей силой.
В Гондоре, на зеленых лугах Лебен-
нина, росли золотые колокольчики
маллос и алфирин. Был и другой
цветок, также именовавшийся алфирин,
или уйлос: белый, цветущий круглый
год, похожий налесной анемон. Такие
цветы покрывали, подобно снежной
пороше, зеленые курганы королей Ро-
хана и курган на холме Эйленаер в
Белых Горах, и лужайку перед
Серебряными Вратами древнего Гондолина.
Среди рисунков Толкина много
изображений цветов и трав, и
некоторые из них названы эльфийскими
именами, например «пилинехтар».
В 1944 году, работая над
«Властелином Колец», Толкин писал своему
сыну Кристоферу: «Придумываешь ли
ты и сейчас имена для тех безымянных
цветов, которые встречаешь? Если да,
то не забывай, что древние имена не
всегда описательны, но зачастую
загадочны! Из тех имен, что придумал я,
лучшие — «эланор» и «нифредиль»,
хотя мне нравится и
древнеанглийское «сюмбельмюне», или «вечное
воспоминание», имя цветка, который
рос на Великом Кургане Рохана.
Пожалуй, я придумаю еще несколько
названий, когда буду описывать сад
Сэма в конце».
Наталья ПРОХОРОВА
ф О.
1С
и
159

ПОЗЯИКй
Ну чем не соавтор!
Маленькая собачка
неизвестной породы по
кличке Пепс была
единственным существом,
которому Вагнер позволял
критиковать свою музыку.
В письмах композитор
называет Пепса
«музыкальным ассистентом».
Когда в 1842 году он
сочинял оперу «Тангейзер»,
Пепс принимался выть
в тех местах, где было
слишком много пафоса.
Тогда Вагнер
переделывал эти пассажи.
Никакой разницы
В достаточно
щекотливое положение попал
житель Лондона Чарлз Кок-
седж. Дело в том, что
несчастный супруг
поставлен перед сложнейшей
проблемой: ему нужно
сделать выбор между
женой и попугаем. Его
супруга Салли поставила
вопрос ребром — «или я,
или попугай, поскольку
одному из нас надо
покинуть этот дом».
Попугай по имени Пим-
пи — вполне сносная
птичка, предпочитающая
главным образом
слушать. Однако у нее есть
один серьезный
недостаток: она не дает супругам
спокойно ссориться. Как
только Салли немного
повысит голос, в дело
вступает Пимпи, который
начинает страшно вопить на
хозяев. Тем не менее
ультиматум жены не
произвел особого впечатления
на Чарлза. Он заявил, что
ему абсолютно все
равно, кого выкинуть из
дома, поскольку как жена,
так и попугай только и
делают, что едят и бранятся.
Летающая
прабабушка
Эмилии Грант,
жительнице немецкого города
Браувеллер, 90 лет. У нее
двое детей, четверо
внуков и двое правнуков. Но
дело не в этом, а в том,
что уже пять лет храбрая
прабабушка увлекается
спортом. Не бегом
трусцой, не оздоровительной
гимнастикой — она
любит летать на
дельтаплане. «Я с детства мечтала
летать, — утверждает
прабабушка. — Кроме
того, это очень полезно для
здоровья».
Много ли человеку
надо?
На фото несколько
странная компания.
Перед вами американский
профессиональный
фотограф Джордж Стейн-
метц среди группы
жителей индонезийской
провинции Ириан-Джая на
острове Новая Гвинея.
Аборигены прозвали
Джорджа «Длинной
свиньей». И это не
оскорбление. «Так они
называют каждого, кто
кажется им вкусным», —
говорит Джордж. Дело в
том, что всего двадцать
лет назад, до принятия
христианства, они были
каннибалами.
Ну а в чем же странность
компании? Посмотрите
на их одежду: кринолины
из пальмовых обручей и
«скромные» чехлы... на
половых органах. Вот и
все.
Белый дом
без Милли
После
непродолжительной и тяжелой болезни
умерла Милфред Керр
Буш, или просто Милли,
единственная в истории
четвероногая
обитательница Белого дома. Она
прожила двенадцать лет,
что по человеческим
меркам соответствует
восьмидесяти четырем годам.
Черно-белая самка
спаниеля стала знаменитой
благодаря тому, что ее
хозяйка Барбара Буш в
бытность первой леди
написала от ее имени книгу,
в которой будничная
жизнь президентской
четы представлена как бы
увиденной глазами
собаки.
Книга стала
бестселлером: несколько сотен
тысяч ее экземпляров
разошлись в мгновение ока, а
вся прибыль от ее
издания была направлена в
фонд по борьбе с
неграмотностью.
160

шш " А
•
•
v m
т
• ••
•
•
• *
* •
•
%