/
Author: Дмитриев А.В.
Tags: внутреннее положение внутренняя политика политика юмор социология сатира и юмор политический юмор
ISBN: 5-86004-164-0
Year: 1998
Text
А.В.ДМИТРИЕВ
СОЦИОЛОГИЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО
А.В.ДМИТРИЕВ
(Социология
ПОЛИТИЧЕСКОГО
Юпп op А
Москва
РОССПЭН
1998
ББК 66.3(2Рос)6
Д 53
Издание
осуществлено при финансовой поддержке
Российскою ьунанилш^гою научною фонда
(№НФ)
проект № 97-03-16054
Дмитриев А.В.
Д 53 Социология политического юмора: Очерки. —
М.: «Российская политическая энциклопедия»
(РОССПЭН), 1998. - 332 с., иля.
В очерках известный ученый, член-корр. РАН А.В.Дмит-
риев определяет основные направления и содержание со-
циологии политического юмора. В книге рассматриваются
такие проблемы, как история политического юмора, его
основные объекты и субъекты, приемы, а также социаль-
ные функции. Впервые в нашей литературе этот аспект
юмора рассматривается с такой полнотой. Книга богато
иллюстрирована, написана живо и интересно, ориентиро-
вана на широкий круг читателей.
ББК 66.3(2Рос)6
ISBN 5-86004-164-0
© «Российская политическая эн-
циклопедия» (РОССПЭН), 1998.
© А.В.Дмитриев, 1998.
Когда вы заимствуете у одного
писателя — это называется
плагиатом. Когда у многих —
это уже исследование.
У.Мизнер
Предисловие
Предисловие можно уподобить
громоотводу.
Г.Лихтенбеог
л
Многие люди кажутся безучастными к политике,
не замечая того, что равнодушие — тоже, хотя и не-
сколько своеобразная, форма политической деятель-
ности. Но есть и те, довольно многочисленные, кото-
рых влечет сама возможность как-то влиять на других
людей, т.е. «производить впечатление». Они никогда
не отказываются от любых предлагаемых постов,
более того, настойчиво их добиваются. Серьезность их
устремлений («быть активным гражданином») для всех
остальных кажется несомненной. Хотя заметим в этой
связи, что в самой политике невозможны как беспри-
страстие, так и чрезмерная серьезность, как, впрочем,
и чувство ненависти — которые никак не могут быть
двигателями политики.
Начало противопоставления серьезной политики и
смеха как того, что есть, тому, что могло бы случить-
ся на самом деле, восходит еще к Аристотелю, Сокра-
ту и Аристофану. В новейшей истории это соотноше-
ние заметно изменилось. Именно тогда по сути дела
возникло новое явление — политику стали рассматри-
вать как состояние дуальной оппозиции (амбивалент-
ности), где серьезность и смех представляют как бы
полюса этой оппозиции. Саму политику именно поэ-
тому можно осмыслить как преодоление существую-
щего противоречия между полюсами, разумеется, на-
ряду с поисками и пониманием других дуальных оп-
позиций. Иными словами, юмор и вызываемый им
смех стал неотъемлемым, хотя и изменчивым, по-
движным атрибутом политического процесса, особен-
3
, но в европейских и североамериканских странах. Час-
тично это касается и современной России, особенно с
учетом ее перспектив. О будущем юмора у КЛоренца
есть любопытное высказывание: «Я верю, что возрас-
тающее значение даст человеку подлинные идеалы, а
в равной степени возрастающая сила' юмора поможет
ему высмеять ложные. Я верю, что они вместе уже
сейчас способны направить в желательном направле-
нии. Многие людские качества, которые от Палеолита
и до самого недавнего прошлого считались высочай-
шими добродетелями, различные лозунги или девизы
типа “права иль нет — моя страна”, которые совсем
недавно действовали в высшей степени воодушевляю-
ще, сегодня уже кажутся мыслящим людям опасными,
а тем, кто наделен чувством юмора, — попросту ко-
мичными»1.
В представленной на суд читателя книге речь пой-
дет об исследовании роли юмора в политике и о том,
что нового и важного эти исследования могут внести
в наши представления относительно проблемы эволю-
ции человека как аристотелевского «политического
животного».
В своей книге я отнюдь не собираюсь подвергать
детальному литературно-критическому анализу много-
численные юмористические произведения писателей —
это дело профессиональных театроведов и литератур-
ных критиков. На* основании знакомства с рядом
работ я просто хочу рассказать читателю о вкладе того
или иного автора в политический юмор, лишь слегка
затронув всю его творческую деятельность. И все же
предложенная читателю книга содержит массу шуток,
цитат, рассказов и карикатур, часть из которых уже
публиковалась. Это поможет не столько вызвать инте-
рес к избранной теме, сколько послужит комментари-
ем и своеобразным мостиком к анализу уже знакомо-
го читателю текста. Возможно, что некоторые вы-
держки покажутся образованному читателю слишком
грубыми и циничными. Но заметим, что политичес-
кий юмор, даже в крайних проявлениях, очищает об-
щество и защищает часть населения от авторитарных
поползновений властей. В каком-то смысле он «пятая
ветвь власти», самая неагрессивная из имеющихся.
1 Лоренц К. Агрессия (так называемое «зло»). М.: Прогресс,
1994. С. 269.
4
И все же можно воздержаться от чисто апологети-
ческой оценки феномена юмора, поскольку он тради-
ционно, помимо профессиональных рафинированных
произведений, включает в себя «грязные» частушки,
оскорбительные шутки. Такой юмор — часть народ-
ной культуры и, следовательно, при всей своей специ-
фике подлинно демократичен.
Возможно, что тех читателей, надеющихся найти
здесь исключительно насмешки над политикой и по-
литиками, и одновременно тех, кто ожидает прочесть
философское эссе, разочарую (последним рекомендую
работу Л.Карасева «Смех», опубликованную в 1996
году). Кому же можно рекомендовать прочесть эту
книгу? В первую очередь тем, кто убежден, что юмор
и вызываемый им смех требует все же не общеприня-
той философской и эстетической, но социологической
и политологической интерпретации^ Именно социоло-
ги и политологи могут полнее проанализировать обще-
ственную значимость юмора и смеха, их функциональ-
ность и прийти к выводу о желательности их сущест-
вования в политическом процессе на всех уровнях.
Так же как и в предыдущей моей книге, изданной
в 1996 году («Социология юмора»), прошу снисхожде-
ния моих коллег — в основном представителей эсте-
тики. — поскольку исхожу из следующего довольно
спорного предположения: юмор — родовое понятие,
включающее в себя то, что мы обычно называем са-
тирой, иронией, шуткой, пародией и т.д. Таким обра-
зом. если комическое — это качество определенных
явлений жизни, то субъективное качество их воспри-
ятия — это и есть юмор. Впрочем, существует множе-
ство других точек зрения. И нет ничего лучшего в
данном контексте, чем привести высказывание ита-
льянца Б.Кроче, по которому все определения коми-
ческого, в свою очередь, кажутся комичными, но по-
лезны лишь тем, что вызывают чувство, которое они
сами пытаются анализировать.
Поскольку главной целью данного исследования
является более или менее систематический анализ по-
литического юмора, чем желание способствовать его
популяризации, то, наверное, настоятелен обзор как
раннего, так и более позднего наследия. Поэтому
выбор логики анализа, кажется, был неизбежен —
сначала краткое описание классического наследства, ос-
тавленного нам философами и литераторами
5
(очерк I), затем выделение и классификация этого
наследия, его основных приемов (очерк 2). Далее
представляется необходимым определений субъектов и
объектов политического юмора (очерк 3), а также его
основных социальных функций (очерки 4—7). Некий
иллюстративный материал, столь необходимый в из-
даниях подобного рода, расположен, как это принято,
в тексте и в конце книги (Приложение). Но в самом
начале редакция поместила аннотацию, чтение кото-
рой поможет читателю сэкономить много времени.
ОЧЕРК ПЕРВЫЙ
Г енезис
Люди каменного века
Жили медленно и вяло...
Назначенье человека
Только в том и состояло.
Дети Греции и Рима
Жили более развратно.
Жили тоже без комфорта,
Но красиво и приятно.
То упорно предавались
Жесточайшей в мире брани,
То мастикой натирались
В знаменитой римской бане.
Дон-Аминадо
1.1. Древность
Если быть кратким, то можно начать со времен
Адама и Евы. Не знаю, смеялись ли эти первые жите-
ли Эдема, но некоторые люди утверждают, что смех
возник уже среди животного мира путем простого
переориентирования и ритуализации угрожающего
жеста (триумфальный крик гусей). Смех как бы созда-
вал немую общность его участников, и одновременно
агрессивное поведение вовне. Социальная же сущ-
ность смеха, разумеется, свойственна только людям.
Возможно, это и так. Но, как утверждают исследова-
тели, у приматов и у человека есть нечто общее, на-
пример, в механизмах предотвращения и торможения
агрессии. Главное же в установлении непосредствен-
ного взаимного контакта между двумя и более особя-
ми. Врожденные амортизаторы у них обычно бывают
связаны с проявлением универсальных комплексов
поведения, таких как мимика страха, жесты, плач.
Примерно то же самое происходит и с так называе-
мой «улыбкой» приматов.
Улыбка и смех человека, кажется, представляют
собой другой пример кросс-культурных мимических
движений, используемых для снятия возможной на-
7
пряженности и враждебности у адресата. Как показы-
вают сравнительно-этологические исследования, эти
поведенческие элементы обнаруживают филогенети-
ческую связь с мимикой страх’а у обезьян (обнажен-
ные зубы) и игровой мимикой (игровое лицо), харак-
терной для антропоидов в моменты дружелюбных вза-
имодействий, особенно в игре1.
Ранее это мнение высказывал и Конрад Лоренц.
По его наблюдениям, у ближайших родственников че-
ловека — шимпанзе и гориллы нет приветственной
мимики, которая соответствовала бы смеху. Многие
же макаки, напротив, обладают даром в качестве
жеста умиротворения скалить зубы, чмокать, крутить
головой. Когда мы ищем связь между поведением че-
ловека и обезьян, то с точки зрения функциональнос-
ти ритуала нам совершенно безразлично, какая часть
его формы заложена в генах, а какая закреплена куль-
турной традицией учтивости1 2.
Итак, происхождение смеха может быть прослеже-
но из взаимодействия господства и подчине-
ния, что немаловажно для дальнейшего анализа
именно политического юмора. Само же наличие
юмора, разумеется, характерно лишь для человеческо-
го общества. Заметим предварительно, что слово
«юмор» люди обычно употребляют как в узком, так и
широком значении. В узком — как нечто примитив-
ное, но веселое, лишенное рациональности и оценоч-
ных моментов. В широком, обобщенном виде юмор
на правах субъективного восприятия в какой-то сте-
пени синоним слова «комическое». Подразумевается
при этом, что комическое — явление, свойственное
лишь человеческому обществу, поскольку представляет
собой особый вид творчества, связанный как с вербаль-
ной (словесной), так и невербальной коммуникацией.
Юмор первобытного человека, как предполагают
многие исследователи, был чрезвычайно примитивен
и сводился, как правило, к публичному осмеянию,
орудием которого служили насмешка и оскорбления.
Поскольку зависимость человека от природы была тогда
1 Бутовская М.Л., Файнберг Л.А. У истоков человеческого об-
щества. Поведенческие аспекты эволюции человека. М.: Наука,
1993. С 167.
2 Си.: Лоренц К. Агрессия (так называемое «зло»). М.; Про-
гресс, 1994. С 191-192.
8
чрезмерно велика, вне общины он существовать не
мог. Именно поэтому, в отличие от современного че-
ловека, он придавал мнению сородичей о себе гораздо
большее значение. Смех последних служил по сути
своеобразной и сильнодействующей санкцией, застав-
ляющей соблюдать установленные в общине нормы
поведения. Страх перед осмеянием, возможно, дейст-
вовал сильнее, чем любое другое правило принуди-
тельного характера. Заметим — многие этнографы и
антропологи указывали на социально-политическую
роль смеха в качестве страховой веревки, привязы-
вающей человека к обществу, вне которого жизнь для
него невозможна1.
Исследователь нравов племени ашанти (Западная
Африка) Э.Ретри указывает на другую особенность
юмора примитивных народов — его явную релаксив-
ность. Ретри, в частности, описывает ритуал племени,
во время которого, к удивлению исследователя, безна-
казанно оскорблялись и высмеивались многие знат-
ные люди, в том числе вождь и жрец, без всяких за-
метных последствий для насмешников. Главный жрец
объяснил, что такое стихийное освобождение челове-
ка племени от чувства зависти и ненависти приносит
пользу, так как после праздника серьезность возвра-
щается, а вождю и жрецу управлять становится гораз-
до легче и проще1 2. Примерно те же обычаи наблюда-
ются у некоторых туземцев различных островных го-
сударств, а также у индейцев.
И все же представляется затруднительным более
или менее точно определить время и место появления
«чисто» политического юмора. Во всяком случае воз-
никновение литературной политической комедии обыч-
но связывается с именем Аристофана (сер. V века до
н.э.). Однако можно предположить, что первичные
формы комических представлений относятся к еще
более древним временам. Само слово комедия было
произведено то ли от «коме» (деревня), в основе кото-
рой были насмешливые песни крестьян, то ли от
слова «комос» — означавшего веселое шествие подвы-
пившей публики. Комический жанр предполагал и со-
ответствующий состав действующих лиц — шутов,
1 См.: Дземидок Б. О комическом. М.: Прогресс, 1974. С 156—
160
2 Там же.
9
изображавших поэтов, философов, ученых, полити-
ческих деятелей. Но ранее, еще до Аристофана, сици-
лиец Эпихарм в комедии «Бусирис» высмеял извест-
ного всем грекам мифического Геракла. Этот герой
как-то убил египетского царя Бусириса и разрушил
его дворец. Но этот подвиг был* ничтожным по срав-
нению с описанием обжорства Геракла.
ч
Когда б ты видел, как он ест, ты б умер:
Из глотки гром, от челюстей же грохот;
Скрип слышен коренных да треск клыков;
Свистит ноздрями, двигает ушами1.
Современник Аристофана Кратин в своих комеди-
ях насмехался над многими современными ему поли-
тическими деятелями, в том числе и Периклом. Ему
вторил Эвколид, расширивший список критикуемых
деятелей именами Клеона, Алкивиада и других. Как
бы то ни было, все же родоначальником всего коме-
дийного направления в мировой литературе считается
Аристофан. Он же по праву может быть назван и пер-
вым политическим комедиографом, поскольку ко вре-
мени расцвета его творчества древнегреческая коме-
дия от карнавальных фаллических песен и шуток явно
перешла к обсуждению острых общественных про-
блем, где комическая направленность просматривает-
ся уже со всей очевидностью.
Среди множества произведений, написанных
«отцом комедии» (до нас дошло одиннадцать), наибо-
лее «политизированными» оказались «Всадники»,
«Женщины в Народном собрании», «Осы» и «Мир».
Комедия «Всадники» (424 г. до н.э.), в частности,
считается самой значительной из них, она отличается
не только ярко выраженным политическим аспектом,
но и выразительным, разнообразным языком.
Была средняя речь у него —
Без жеманства людей городских
И без грубости пошлой деревни.
В «Всадниках» был представлен старый Дем («народ»),
который, на свое несчастье, как-то купил раба — хит-
рого и наглого Пафлагонца. Последний лестью смог
1 Цит. по: Радциг С.И. История древнегреческой литературы.
М.: Высшая школа, 1977. С. 313.
10
завоевать доверие своего хозяина и стал притеснять
преданных ему рабов (Никия и Демосфена). Однако
вскоре появляется новый раб — Колбасник, отличаю-
щийся еще большим бесстыдством и хитростью, кото-
рый и оттеснил Пафлагонца от управления хозяйст-
вом. Комедия заканчивается счастливым концом — к
Дему возвращается молодость, и он уже не повторяет
своих старых ошибок и неудач.
Особенность постановки комедии заключалась в
гом, что она была поставлена после победы афинян
нал спартанцами при Сфактерии. В то время коман-
довал афинянами владелец кожевенной мастерской
демагог Клеон. После победы он, как это обычно во-
дится, стал чрезвычайно самоуверен и заносчив. Афи-
няне же знали, что немалый вклад в победу внес Де-
мосфен и другие стратеги. Чувствуя поддержку пуб-
лики, Аристофан жестоко высмеял тех политиков,
которые беззастенчиво присваивают себе славу дру-
гих.
В отличие от многих современников, он и не пы-
тался каким-то образом достоверно изобразить дейст-
вующих лиц, представляя их в крайне уродливом, ка-
рикатурном виде. Они односторонни, примитивны,
обуяны одной, чаще всего низменной страстью. Наи-
более рельефно во «Всадниках» описан образ Пафла-
гонца-Клеона. Могущественный демагог пользуется
бесчестными методами, доносительствует, обманыва-
ет, вымогает. Ходили слухи, что Аристофан при под-
готовке комедии пытался дать актеру маску, изобра-
жающую лицо самого Клеона. Поскольку маску из-за
страха перед Клеоном не удалось изготовить, Аристо-
фан сам исполнил эту роль. Он в образе Пафлагонца
доносит на честных граждан, обвиняя их в связях с
врагами, заговорах. Когда же наступает пора разобла-
чений, он унижается, подхалимствует. Так, при деле-
же пирога самому хозяину дают лишь небольшую
порцию. При самооправдании Пафлагонец красноре-
чиво доказывает, что пирог брал лишь в интересах де-
мократии.
Другой мошенник — противник Пафлагонца —
Колбасник обладает теми же, если не большими, по-
роками. Учебу он прошел в том месте, где опаливают
свиные туши, там же он научился нагло лгать и об-
манывать. Во время спора с Клеоном в Совете пяти-
сот он завоевал симпатии тем, что объявил о поде-
11
шевении мелкой рыбы. Затем, окончательно осмелев,
пообещал устроить богатое жертвоприношение с
обильным бесплатным угощением. Совет пятисот был
настолько восхищен щедростью, что ни о чем более
не хотел рассуждать, в том числе и о спартанских
послах, пришедших с миром. Заметим, что Аристо-
фан выводит наружу подлость и хитр’ость рабов почти
во всех своих комедиях (Нарион в «Богатстве», Ксан-
фий в «Лягушках»), причем все эти черты обработаны
по образцу тогдашнего рабовладельческого представ-
ления и украшены обычным презрением к этой груп-
пе жителей.
Не пощадил автор комедии и старого Дема — рабо-
владельца, который вместо того, чтобы самому зани-
маться делами, поручил все жестокому и хитрому
Пафлагонцу. Образ Дема чрезвычайно аллегоричен, он
то старый брюзга, то, наконец, молодой повеса, гото-
вый к наслаждениям. Дем и хозяин и, одновременно,
народ, заседающий в судах и на собраниях. Именно о
нем Колбасник, вызванный на собрание, говорит:
«О я несчастный: я погиб! Ведь старик у себя
дома бывает самым смышленым из людей;
когда же сидит на этой каменной скамье, разевает
рот, словно когда складывает смоквы.
Заметим, что ныне существуют трудности в пони-
мании политического юмора Аристофана, вызванные
особенностями тогдашнего стихосложения. К тому же
выпады против современных автору политиков были
понятны и близки лишь тогдашней публике. В после-
дующее время многие намеки, пародии и шутки были
просто непонятны и, вследствие этого, забыты. Впро-
чем, интерес к Аристофану возродился, но лишь с
XVII века. Примерно та же ситуация сложилась и с
другим политическим персонажем Аристофана: Прак-
сагорой («Женщины в Народном собрании»). Смысл
этой древней комедии интересен и, кажется, важен
для понимания чаяний уже современных феминисток.
Праксагора, как и другие афинские женщины, обма-
ном заняла места в Народном собрании, постановив,
что ввиду несостоятельности мужчин правление стра-
ной передается им. Было принято и другое решение:
отменить частную собственность, обобществив ее. К
сожалению, далее происходят беспорядки, во время
12
которых женщины никак не смогли поделить одного
юношу.
Некоторые исследователи творчества Аристофана
находят, что и комедия «Облака» также содержит эле-
менты политического юмора. Это произведение, как
известно большинству читающей публики, осмеивало
Сократа с его непонятными тогда философскими тео-
риями. К тому же великий философ античности в ко-
медии был представлен обычным обманщиком. В
частности, все учение Сократа автор описал как
«науку не платить налогов».
В общем Сократ у Аристофана — комический ан-
тагонист политики. Именно в качестве такового иро-
ничный человек (Аристофан) противостоит мошенни-
ку (Сократ). Несколько позднее другой знаменитый
философ — Платон, как известно, переменил эти
роли. У него Сократ в ряде работ представлен уже ве-
личайшим политическим сатириком. Примерно такого
же мнения придерживаются и российские исследова-
тели творчества Сократа. Однако для многих других в
политике Сократ остается — мудрым дураком, челове-
ком крайних взглядов на политику. «Аристофан, —
пишет американский ученый Г.Щутц, — проницатель-
ный сатирик, критикующий политику возвышенно.
Сократ же критикует политику, исходя из своего “не
от мира' сего" видения мира»1. Все же, оценивая каче-
ство насмешек Аристофана над Сократом, начинаешь
понимать, почему постоянная привычка к осмеянию
интеллектуалов выдержала испытание временем.
Итак, Аристофан был первым великим политико-
комическим драматургом. В его пьесах можно было
легко разглядеть основные элементы комедии, они ха-
рактеризовались непристойностью, непочтительнос-
тью, открытым неповиновением существующим влас-
тям. В них просматриваются также философские идеи
и политический замысел, которые носили в основном
юмористико-критический характер.
В произведениях Аристофана, как и в некоторых
других греческих комедиях, есть и откровенно серьез-
ный политический замысел. Они стремятся не только
удивить аудиторию с помощью сатиры и смешного,
но и создают санкционируемую обществом среду для
1 Shuts. Political Humor: from Aristophans to San Ervin. As-
sosiated University Press.Qranbery. N.J., 1977. P. 11.
13
критики отдельных властных авторитетов и общест-
венных собраний. Критика эта была тенденциозна, и,
как нам представляется, весь тогдашний юмор (сати-
ра, пародия и др. средства) высмеивал, но не предла-
гал каких-либо позитивных мер и вообще не делал
никаких стандартных выводов, суждений и советов.
Но все же во многих сатирических комедиях Аристо-
фана и других авторов можно было обнаружить зачат-
ки черт новой, уже относительно честной политики.
Но будем справедливы — комическое осмеяние было
в общем направлено на то, чтобы не только рассме-
шить публику, но и побудить ее к определенным раз-
мышлениям. \
Именно в древней Греции комедия приобрела
чисто групповой (общественно-политический) харак-
тер. У Платона, в подтверждение, есть некое рассуж-
дение о принятом времяпрепровождении в идеальном
государстве. В частности, воображается ситуация, при
которой какой-то человек «собрал всех находящихся в
государстве, установил награды и сказал перед началом,
что всякий желающий может выступить на этом состя-
зании и цель этого состязания заключается только в
том, чтобы доставить удовольствие, так что тот, кто
всего более усладит зрителей... этим-то и одержит побе-
ду... Возможно, что один выступит с рапсодией, как
Гомер, другой — с песнями под кифару, третий — с
какой-либо трагедией, четвертый — с комедией, и нет
ничего удивительного, если кто выступит с кукольным
театром и станет считать, что у него всего более данных
для победы. И вот, если явятся такие состязающиеся и
тысячи других им подобных, можем ли мы сказать, кому
достанется по праву победа?»
Оппонент философа — а «Законы», как и боль-
шинство произведений Платона, построены в виде
диалога — считает, что на такой вопрос трудно отве-
тить. Однако все же ответ находится. «Если бы судили
малыши, они высказались бы в пользу кукольника...
Если бы судили подростки, то в пользу комедии; в поль-
зу трагедии — образованные женщины, молодые люди,
пожалуй, чуть ли не большинство зрителей... Мы же,
старики, скорее всего, присудили бы победу рапсоду,
хорошо прочитавшему “Илиаду” или “Одиссею”...»1
1 Платон. Соч.: В 3-х т. Т. 3 (ч. 2). М.: Мысль, 1972. С 123.
14
Современные нам авторы высказываются более оп-
ределенно. Известный профессор Московского уни-
верситета Сергей Иванович Радциг (1882—1968) таким
образом выражает свою точку зрения: «По мере того,
как обнаруживались недостатки афинской рабовла-
дельческой демократии, естественно, возникала по-
требность разоблачения их. Комедия с ее сатирически-
ми свойствами стала удобным поприщем для критики
недостатков существующего порядка и его руководите-
лей. Свобода, предоставляемая праздником Диониса,
была удобным случаем открыто высказать накопив-
шиеся чувства. Сама острота этой критики свидетель-
ствует о глубоком интересе граждан к политическим
вопросам. Расцвет такой комедии совпадает с высоким
подъемом общественной жизни во второй половине V
в. до н.э. Разгром афинского могущества в конце Пе-
лопоннесской войны выразился в резком падении об-
щественных интересов, а за этим последовало и глубо-
кое изменение характера комедии: она утратила поли-
тическое значение и обратилась к другой тематике»1.
Общеизвестно влияние греческой культуры. На
римское общество оно стало особенно заметным во П
в. до н.э. В Риме, в отличие от греков, способных
столь гениально фантазировать и философствовать,
преобладало стремление к практической этике, кон-
кретному бытию, что проявилось, в частности, и в
тогдашней литературе (сатире). Римские сатиры, сти-
хотворные или смешанные (стихи и проза), написан-
ные бытовым языком, были заполнены уже конкрет-
ными экономическими и, что особенно важно, поли-
тическими проблемами. Считалось, что в самом на-
звании жанра (satira — мешанина, смесь) закреплено
его содержание, то есть сатира могла иметь и вид диа-
лога, и послания, и наставления, и путевой зарисов-
ки, и письма. Само же понятие жанра «сатиры» как
язвительного и бичующего общественные пороки ус-
тановилось, по всей видимости, лишь в I в.н.э. Сати-
ра, впрочем, не только осмеивала и бранила, она еще
и учила, воспитывала, уживаясь, таким образом, с ко-
медией, басней, эпиграммой1 2.
1 Радциг СИ. История древнегреческой литературы. М.: Выс-
шая школа, 1977. С 318.
2 См.: Дуров В Римская сатира. М.: Худож. литература,
1989. С 5-8.
15
Аудитория, к которой обращался сатирик, обычно
была невелика, но она была близка ему по культуре,
интересам, настроениям, вкусам. Тогда воздействие на
слушающих людей было таковым, что сатирик не мог
не испытывать взаимного влияния, приспосабливаясь
к их настроениям. Но, по-видимому, тщетно было бы
искать у римских сатириков чисто политических про-
изведений. Особенно это относится к таким авторам,
как Квинт Гай Луцилий, Квинт Гораций Флакк, Авл
Персий Флакк.
Одной из первых политических сатир с достаточ-
ной долей уверенности можно назвать «Апофеоз Бо-
жественного Клавдия», где пародировался апофеоз
(«обожествление») императора Клавдия, превративше-
гося после смерти в тыкву вместо того, чтобы стать
небожителем. В конечном итоге после судебного раз-
бирательства уже в потустороннем мире:
«Вдруг, откуда ни возьмись, Калигула и начинает
требовать Клавдия себе в рабы; приводит свидетелей,
видавших, что он Клавдия плетьми и батогами бил и по-
щечины ему давал. Присуждают его Калигуле; Калигула
дарит его Эаку, а этот отдает его своему отпущеннику в
писцы...»1
Сатира приписывалась Сенеке, впоследствии столь
несчастно окончившему свою жизнь. Примерно та же
судьба была уготована и Петронию Арбитру, автору
знаменитого «Сатирикона», вскрывшему себе вены,
не дожидаясь приговора Нерона (император 54—
68 гг. н.э.). Если у Сенеки все произведения были на-
правлены против Клавдия, то у Петрония осуждение
касалось только роскоши, распутства и мошенничест-
ва в общем-то обычных людей^.
Наиболее же известным сатириком по-прежнему
считается Децим Юний Ювенал, писавший свои про-
изведения при императорах Траяне и Адриане, кото-
рый за их публичные чтения был сослан в провин-
цию, где и умер (приблизительно после 127 г. н.э.).
Ю.Дуров пишет, что Ювенал, по-видимому, вначале
был охвачен общим чувством радости, вызванной
смертью императора Домициана (96 г. н.э.): «Одушев-
ленный ненавистью к свергнутому тирану, он создает 1 2
1 Римская сатира. С 127.
2 СМ.: Петроний Арбитр. Сатирикон. М.—Л., 1990.
16
ряд сатир в резкой, инвективной форме, принесших
ему навеки славу беспощадного бичующего разобла-
чителя... В поздних произведениях Ювенал более
склонен поднимать проблемы общего характера, кото-
рые касаются не столько людей определенной эпохи,
сколько человеческой природы вообще»1.
Содержание сатир Ювенала было довольно одно-
образным, для современного читателя оно кажется ог-
раниченным исключительно нападками на пороки
римского общества. Его фанатическое озлобление
беспощадно, бескомпромиссно и, разумеется, безна-
дежно. Объектом критики его сатир выступали чаще
всего развращенные богатые выскочки времен Доми-
циана и Нерона т.е. времени предшественников со-
временных ему императоров. Сам Ювенал объяснял
это необходимой осторожностью. Так, в шестой сати-
ре (книга 2) он осуждает умершую к тому времени
императрицу Мессалину, как, впрочем, заодно и всех
римских женщин:
Ну, так взгляни же на равных богам, послушай, что было
С Клавдием: как он заснет, жена его, предпочитая
Ложу во дворце Палатина простую подстилку, хватала
Пару ночных с капюшоном плащей, и с одной лишь служанкой
Блудная эта Августа бежала от спящего мужа;
Черные скрыв под парик белокурый, стремилась
В теплый она лупанар, увешанный ветхим лохмотьем,
Лезла в каморку пустую свою — и, голая, с грудью
гч. В золоте, всем отдавалась под именем ложным Лициски,
ч Лоно свое, благородный Британник, она открывала,
• Ласки дарила входящим и плату за это просила;
Навзничь лежащую, часто ее колотили мужчины;
Лишь когда сводник девчонок своих отпускал, уходила
Грустно она после всех, запирая пустую каморку;
Все еще зуд в ней пылал и упорное бешенство,
Так, утомленная лаской мужчин, уходила несытой,
Гнусная, с темным лицом, закопченная дымом светильника,
Вонь лупанара неся на подушки царского ложа.
В четвертой сатире (книга 1) Ювенал издевается
уже над самим императором и его приближенными.
Содержание сатиры было таково: Кристин, презрен-
ный фаворит Домициана, покупает огромную камбалу
1 Римская сатира. С 26.
17
(«барвену») за шесть тысяч сестерций с целью получе-
ния части от императора, Домициан не знает, как по-
ступить с рыбой, поскольку последняя не умещается
ни на одном из имеющихся блюд. Для разрешения
трудностей Домициан собирает государственный
совет, презрение к которому автор сатиры проявляет
довольно отчетливо (см. Приложение № 1). В резуль-
тате длительного обсуждения члены совета решили
рекомендовать императору изготовить для рыбы спе-
циальное блюдо.
Встали: распущен совет; вельможам приказано выйти.
Вождь их великий созвал в альбанский дворец изумленных,
Всех их заставил спешить, как будто бы он собирался
Что-то о хаттах сказать, говорить о диких сикамбрах,
Точно бы с самых далеких гонцов земли прилетело
На быстролетном пере письмо о какой-то тревоге.
Если б на мелочи эти потратил он все свое время
Крайних свирепств, когда он безнаказанно отнял у Рима
Славных людей, знаменитых, без всяких возмездий за это!
Придав сатире резко обличительный характер,
Ювенал вошел в историю как классик разоблачений,
оказав заметное воздействие на последующее развитие
сатирического жанра Европы и России. Позже сатира,
утратив традиционную определенность объекта осмея-
ния, стала проявляться во многих литературных фор-
мах, от басни и эпиграммы до сатирического романа.
Именно в таком значении сам термин «сатира» и
дошел до наших дней. Тем не менее современные нам
авторы изредка пользовались псевдоклассическим
стилем. Дон-Аминадо (А.П.ШПолянский) — бывший
сатириконец, «космореволюционный» (по собствен-
ным словам) эмигрант, к примеру, так использовал
особенности стихосложения древних.
(«В ложноклассическом духе» — 1928 г.)
О, Муза, воспой Микояна,
Дитя закавказской природы,
Дитя, из которого вырос
Брюнет мирового масштаба!
Когда из далекого края,
Где кажется небо в овчинку,
Где Гиперборейские ветры
Вздымают снега и метели,
Из царства безрадостной скуки...
18
Веселенький тенор раздастся.
То знай! Это новый Меркурий
Беспечно гортань упражняет!
Никто на советском Олимпе,
Ни сам огнедышащий Сталин,
Ни лающий Цербер-Менжинский,
Ни бог-Аполлон Луначарский,
Ни многовизжащий Бухарин
И ни Коллонтай-Афродита,
При всем недержании речи,
Не могут его переплюнуть...
О, Муза, воспой же России
Эпоху шашлычно-баранью,
И небо, что стало в овчинку,
И край, превращенный в мерлушку,
Где в страшном безмолвии ночи,
В безмолвии снежной равнины
Один Микоян веселится,
Брюнет мирового масштаба!..
В ходе предвыборной президентской кампании
1996 года некоторые российские поэты посвятили
победителю оду — торжественную хоровую песню*.
Большинство «президентских» од были написаны на-
столько серьезно, что вызвали взрыв смеха в литера-
турном мире. Особенно заинтересовал публику Б.Дуб-
ровин, написавший оду для самой церемонии вступ-
ления в должность президента России. В «Независи-
мой газете» (НГ. 1996. 27 июля) был помещен разбор
этого произведения, где как приговор звучала фраза:
«На это сочинение нельзя написать пародии, посколь-
ку оно само по себе уже пародийно». Неадекватность
оды серьезным мероприятиям в век массовой комму-
никации, цинизма СМИ и недоверия населения
слишком очевидна, чтобы принимать этот жанр
сколь-либо всерьез. Именно поэтому комедийными
оказываются почти все произведения, присланные в
различные редакции известными и малоизвестными
авторами.
1 Ода — жанр лирической поэзии. В античности слово «Ода»
обозначало преимущественно написанную строфами лиричес-
кую хоровую песню торжественного, приподнятого, морализи-
рующего характера. Позднее эго понятие употребляется часто
лишь в переносном значении («Оаа революции В.В.Маяковско-
го») — см.: Литературная энциклопедия. С 258.
19
Приди, избранник, властвуй нами!
Днесь пред тобой склоняет знамя
Электорат и контингент.
В жару и в стужу, в непогоду,
Чтоб дать спокойствие народу,
Цари над нами, Президент.
(Аркадий Котылев)
Инаугурации веселье
Поглотит слезы и печаль.
Второе справит новоселье
В Кремле Борис. Нам очень жаль
Тех, кто того не понимает,
Что нам без Ельцина — конец,
Что он не просто нами правит,
Но — вождь, учитель и отец.
(Осман Даудов)
Ода, как и многие другие виды поэзии, претерпе-
вала с момента своего появления различные измене-
ния. В поэзии классицизма (XVII—XVIII века) это
был ведущий жанр «высокого стиля» с строго опреде-
ленными темами, среди которых прославление бога,
царя и отечества были наиболее заметными. Ныне ода
безнадежно устарела, но, возможно, может стать при-
манкой как для сочинителя, так и для властителя. Во
всяком случае любое произведение во славу мнящих
себя владыками мира всегда встречалось ими с вни-
манием и благосклонностью.
Конечно, коммунисты — падлы.
Но если все решают кадры,
я покорился бы судьбе,
когда бы главным стал умельцем
по части рифм, товарищ Ельцин!
чтоб помогать тебе в борьбе!
(Бахыт Кенжеев)1
К древним временам относится и появление анек-
дота — неизданных и неопубликованных историй1 2.
Конечно, тогдашние анекдоты значительно отличают-
ся от тех, которые циркулируют в наше время. В анти-
чности в них было мало описаний веселых и забавных
случаев в жизни знаменитых полководцев, философов,
поэтов: наряду с немногими смешными в них встреча-
1 НГ. 1996. 3, 10 августа.
2 См. подробнее следующую главу.
20
лись в основном серьезные события. Их трактовка
могла носить не только развлекательный, но и нравоу-
чительный, познавательный характер. И все же многие
неоднократно пересказанные короткие истории, удач-
ные высказывания, остроты дошли до нашего време-
ни. Их политическая направленность неочевидна, но
тот факт, что действующими лицами зачастую высту-
пали государственные мужи, свидетельствует о значи-
тельном внимании, уделяемом этим персонажам. Осо-
бенно были знамениты Семирамида, Ксеркс, Дарий,
Фемистокл, Аристид, Перикл, Леонид, А.Македон-
ский, Ф.Македонский, Цезарь, Помпей, Август. Пос-
ледний стал первым персонажем анекдота, многие ва-
риации которого дошли до наших дней.
Император Август как-то заметил, что один молодой
грек чересчур похож на него, — ну, как две капли воды.
При первом удобном случае император поинтересовался:
— Твоя мать не бывала в Риме?
Молодой грек простодушно ответил:
— Нет, государь. Но мой отец бывал здесь очень
часто!
Число такого рода историй о государственных
мужах велико, и, по-видимому, нет необходимости в
их пересказе. Заметим только, что мягкий и нравоу-
чительный тон, характерный для древних (владык по-
читали и боялись), сменился в новое время насмеш-
ливым, а зачастую и довольно оскорбительным.
1.2. Средние века
Смутный мир средневековья,
Католический и хмурый,
Баритоном и любовью
Освежали трубадуры.
Пели страстно, пели жарко,
Все забыв на этом свете!
А потом пришел Петрарка,
И потом пошли и дети...
Дон-Аминадо
В средневековой Европе политический юмор обла-
дал всеми чертами раннего христианства, ему были
свойственны как анонимность объекта осмеяния (так
•Античный анекдот. СПб.: Нева, 1995. С 117—118.
21
называемая «мениппова» сатира), так и «общий» гума-
низм (Эразм Роттердамский «Похвала Глупости»). Все
это проявлялось на фоне чрезвычайного аскетизма
тогдашнего общества, поскольку для христианства грех
и смех представлялись примерно одинаковым злом.
Сам Христос, согласно церковным канонам, никогда
не смеялся, он «Богочеловек», и тогда казалось, что
смех снижает его образ, делает его слишком похожим
на человека. Обыкновенный же человек смертен и
грешен, особенно если он иноверец. Каждый беззащи-
тен перед искушением Дьявола, являющего ему свой
оскал исключительно в виде сатанинского хохота.
Тогдашние светские правители во многом, если не
полностью, разделяли бытовавшее мнение о грехов-
ности смеющихся, поскольку уже тогда государствен-
ность видела в смехе разрушительную силу, явную уг-
розу священности самой власти. И серьезность тог-
дашнего общества до сих пор поражает современного
нам человека, что, однако, не означает признания
полного истребления «средневекового» смеха.
Так, преемником римских сатурналий — ежегод-
ных декабрьских праздников в честь бога Сатурна —
стал средневековый карнавал, во время которого
обычно не соблюдались сословные различия. Для
участников карнавала мир представлялся как бы «на-
оборот», социальная дистанция ликвидировалась, ве-
селье и смех уравнивали всех.
Ведущее карнавальное действо, представляющее
саму идею карнавала в целом, — это символ «увенча-
ния-развенчания». Его глубинный смысл — в жизне-
радостном («смеховом») неприятии народом всякой
обособившейся от него и застывшей официальной
правды, всего отвердевшего, «готового» в бытии. Сме-
ющийся тогда на площади народ, по мысли Бахтина,
был всегда как бы на касательной к узаконенному и
серьезному миропорядку. Карнавальный смех — ам-
бивалентен, по сути своей — двойственен, он охваты-
вал оба противоположных полюса явления, когда
хвала оборачивалась бранью, поношением, «верх»
переходил в «низ» и наоборот. Этот смех разрушал,
таким образом, иерархические представления об уст-
ройстве мира. Смех противостоял односторонней
«устрашающей» серьезности, как целое — части и как
становление — ставшему: смех — выпадение из реаль-
ного в историческое «большое время», освобождение
22
для будущего. Отсюда особое отношение карнавала ко
времени: время «увенчивает» живые творческие воз-
можности человека, класса, общества, но оно же и
«развенчивает» инертную, тупую исчерпанность и ко-
нечность этих возможностей.
Картина «перевоплощения» карнавала в литерату-
ру, представленная М.М.Бахтиным в его монографии
о Ф.Рабле («Творчество Франсуа Рабле и народная
культура средневековья и Ренессанса», 1965), является
в целом своего рода феноменологией духа празднич-
ности в истории европейской литературы и культуры.
Логика карнавального мира — «мира наоборот» —
определила стиль литературных жанров, возникающих
в эпоху забывания античного наследия. В отличие от
высоких жанров (эпоса, трагедии), которым была
свойственна благоговейная дистанция по отношению
к изображаемому предмету, освященному традицией,
покоящемуся в отрешенном от реального времени
«абсолютном прошлом», возникающие карнавализо-
ванные жанры строят образ в незавершенном настоя-
щем (в «зоне фамильярного контакта») автора, читате-
лей или зрителей, в плане смехового пародирования
традиционных, догматически серьезных жанров. Все
это знаменовало начало так называемой «романиза-
ции» литературы.
Тогдашний роман как бы приближал предмет изо-
бражения, приземлял, высмеивал и оспаривал «наив-
ную эпическую бесспорность», легализовал эпическое
мировоззрение, обнажая его «объектность» — ограни-
ченность и конечность. Менипова сатира, сочетающая
философский универсализм со злобой дня и «трущоб-
ный натурализм» с экспериментирующей фантасти-
кой, является, по Бахтину, наиболее жизнестойким
проводником карнавала в литературе нового времени,
представителем народной смеховой культуры в усло-
виях увядания ее «тела» — карнавала.
О значении такого смеха, честь открытия которого
принадлежит Рабле, довольно точно сказано у отече-
ственного исследователя: «Целое тысячелетье неофи-
циального народного смеха ворвалось в литературу...
Этот тысячелетний смех не только оплодотворил лите-
ратуру, но и сам был оплодотворен ею. Он сочетался с
самой передовой идеологией эпохи, с гуманистическим
значением, с высокой литературной техникой... Средне-
вековый смех в этой новой комбинации и на этой новой
23
ступени своего развития должен был существенно изме-
ниться. Его всенародность, радикализм, вольность, трез-
вость и материалистичность из стадии своего почти сти-
хийного существования перешли в состояние художест-
венной осознанности и целеустремленности. Другими
словами, средневековый смех... стал выражением нового
свободного и критического исторического сознания
эпохи»1.
В отличие от архаического смеха, личностное на-
чало отныне находится в субъекте смеха, предмете
смеха, критериях его оценки. Если коллективное
празднество поглощает, уподобляет каждого всем, ин-
тегрирует (клич карнавала: «делайте, как мы, как
все»), то юмор дифференцирует, выделяет «я» из всех,
даже когда оригинал таков, как Дон Кихот, подвиза-
ется для всех, вплоть до самопожертвования ради
всех... Мнение человека перестает быть мнимым, не-
действительным, несерьезным взглядом на вещи,
каким оно представляется сознанию безличному (тра-
диционно-патриархальному или «омассовленному»),
и, напротив, выступает единственно живой, единст-
венно реальной и убедительной формой собственного
(самостоятельного) постижения жизни человеком.
Трактуя вещи серьезно, но с виду аргументируя коми-
чески, «своенравно», апеллируя не отдельно к разуму
или чувству, а к целостному сознанию, юмор как бы
исходит из того постулата, что в отвлеченной от субъ-
екта, в безличной форме убеждение никого другого не
убеждает: идея без «лица» не живет, «не доходит», не-
эффективна. Именно личностной природой юмора
объясняется то, что, в отличие от других форм коми-
ческого, теоретическая разработка которых восходит
еще к античности, юмор привлек внимание исследо-
вателей значительно позднее.
Для культур более ранних мягкий юмор, как заме-
тил читатель, как правило, не характерен и встречает-
ся, знаменуя формирование личности, лишь на пери-
ферии морального и религиозного сознания как оппо-
зиция — нигилистическая, иррационалистическая,
мистическая или шутовская — господствующим кано-
нам: анекдоты о философии (Сократ, Платон, Дио-
ген), средневековые легенды, шутовство, смелые вы-
1 Бахтин М Творчество Ф.Рабле и народная культура средне-
вековья и Ренессанса. М., 1965. С 81 — 82.
24
ходки юродивых в Древней Руси. Считается, что лите-
ратурные образцы универсального смеха принадлежат
именно эпохе Возрождения — в связи с новым пони-
манием взаимодействия личности и общества, хотя
историческая связь с архаическим смехом в них еще
достаточно заметна («Похвала Глупости» Эразма Рот-
тердамского, «Гаргантюа и Пантагрюэль» Ф.Рабле, ко-
медии У. Шекспира). Образцом в этом смысле счита-
ется «Дон-Кихот» Сервантеса, с которого и началась
эволюция политического юмора в новой литературе1.
И все же было бы упрощением искать в народном
карнавале только протест человека или его оппозици-
онность властям. Карнавал, по М.Бахтину, есть тра-
вестия (пародийное иносказание) социальных и поли-
тических норм и правил, и никто прямо и не пытает-
ся изменить эти нормы и правила, а просто вносятся
в их серьезный порядок смех и веселье. Политика в
данном случае воспринимается и как зрелище, и как
игра. f
Отношение к политическим процессам, к отдель-
ным политикам как к участникам веселой игры несо-
мненно сохранилось и до наших дней, поскольку не
все люди (и это вполне объяснимо) уверены в воздей-
ствии своего серьезного мнения или созревшего ре-
шения на те или иные политические акты. И если это
так, то почему не относиться к политикам как к акте-
рам драмы или комедии? И почему не принять в по-
литическом спектакле посильное участие и не прого-
лосовать за любимого, лучше беззаботного, веселого
актера?
Принято считать, что в России даром подобной
травестии в политической культуре обладает В.В.Жи-
риновский. Александр Буртин по этому поводу заме-
чает, что найти в действиях Жириновского сколь-либо
определенную позицию невозможно. Его жизнь — это
постоянный отклик, непрекращающиеся словесные
переодевания. Он начинает фразу с одного тезиса, а
заканчивает противоположным. Любое понятие в его
устах немедленно выворачивается наизнанку, подвер-
гается карнавальной травестии. Стоит ему заговорить
о демократии, как звучит слово «танк», зайдет речь о
патриотизме — тут же призыв идти войной на Индию.
1 Более подр. см.: Литературный энциклопедический словарь.
И, 1987. С 370.
25
Для зрителя, обладающего карнавальным сознанием,
речи лидера ЛДПР — просто наслаждение.
Удивительно, что со времен Рабле образный стиль
карнавала почти не изменился. Те же площадные
хвала и брань, та же базарная самореклама, те же
признаки так называемого «материально-телесного
низа». Кто еще, кроме Жириновского, умеет так
ловко затеять потасовку в коридорах власти? Это ли
не раблезианские «праздничные тумаки»? Травестия
политической культуры — основная общественная
функция Жириновского: порой ему удается спароди-
ровать даже саму драку — оттаскав за волосы депутата
Тишковскую, он тут же едет целоваться с порнозвез-
дой Чиччолиной...
Противники Жириновского полагали, что, доказав
еврейское происхождение лидера ЛДПР, лишат его по-
пулярности. Но популярность только выросла: еврей-
антисемит гораздо интереснее обычного фашиста. А его
обещания снизить цены на спиртное или помыть сапоги
в Индийском океане? Это же жесты, достойные Гарган-
тюа!1
В средние века в политический процесс помимо
карнавала вмешивались анекдот («Фаблио» во Фран-
ции, «Фацеции» в Италии), фарс и политический
«животный» эпос. Сатирические моменты характерны
и для наиболее знаменитых произведении эпохи,
таких как: «Декамерон» Боккаччо, «Гаргантюа и Пан-
тагрюэль» Рабле, «Дон Кихот» Сервантеса, комедии
Шекспира, пьесы Мольера.
Итак, отметим, что во время так называемого
«Просвещения» (17—18 вв.) движение против феода-
лизма, монархии, церкви неизменно включало в себя
лозунги обличения обмана со стороны священослужи-
телей и властителей. Традиции Мольера были продол-
жены в произведениях П.Бомарше и Р.Шеридана,
общее несовершенство общества было высмеяно
Д.Дидро, Вольтером, а политическое (в наиболее
яркой форме) — Д.Свифтом.
Юродивые. Замечено, что одной из самых ха-
рактерных особенностей средневекового смеха являет-
ся его направленность на самого смеющегося, кото-
рый чаще всего смеется над своими злоключениями и
1 МН 1996. № 2.
26
неудачами. Так, он изображает себя неудачником,
глупцом. Смеющийся «валяет дурака», паясничает, иг-
рает, переодеваясь (вывертывая одежду, надевая
шапку задом наперед) и изображая свои несчастья и
бедствия. В скрытой и в открытой форме в этом «ва-
лянии дурака» присутствует критика существующего
мира, разоблачаются существующие социальные отно-
шения, социальная несправедливость. Поэтому в
каком-то отношении «дурак» умен: он знает о мире
намного больше, чем его современники1.
Русский юродивый — это тоже «дурак», но его
критика действительности построена на разоблачении
ее несоответствия христианским нормам, разумеется,
в понимании этого юродивого. Соотношения мира
культуры и мира антикультуры у юродивого, как пра-
вило, опрокинуты. Своим поведением он как бы по-
казывает, что именно мир культуры является миром
ненастоящим, лицемерным и несправедливым. Поэто-
му он постоянно, всегда ведет себя в этом мире так,
как следовало бы вести себя только в мире антикуль-
туры. Как и всякий дурак, он действует и говорит
«невпопад», но как христианин, не терпящий компро-
миссов, он говорит и ведет себя как раз так, как
должно по нормам христианского поведения, в соот-
ветствии со знаковой системой христианства. Он
живет в своем мире, который не является обычным
смеховым миром. Этот мир юродивому очень близок.
Поступки-жесты и слова юродивого одновременно
смешны и страшны, — они вызывают страх своею та-
инственной, скрытой значительностью и тем, что
юродивый, в отличие от окружающих его людей,
видит и слышит что-то истинное, настоящее за преде-
лами обычной видимости и слышимости. Юродивый
видит и слышит то, о чем не знают другие. Мир анти-
культуры юродивого (т.е. мир «настоящей» культуры)
возвращен к «реальности» — «реальности потусторон-
него»1 2.
1 Под «юродивым» понимается нарочито ненормальный чело-
век, преднамеренно нарушающий обычные нормы поведения.
Одновременно он, по мнению окружающих, наделен даром
сверхъестественного предвидения.
2 См.: Лихачев Д.С., Панченко А.М. «Смеховой мир» Древней
Руси. Л.: Наука, 1976.
27
В ФОКУСЕ
В каком-то отношении юродивый похож на запад-
ноевропейского шута — тот и другой говорили силь-
ному мира сего правду в глаза. Тем не менее сущест-
вовали и большие различия — юродивый — ритуально
и санкционированно безумен, одновременно он инди-
видуален и неприкасаем. Если карнавал коллективен и
существует короткое время, а шут постоянно безумен,
то юродивый считается чисто русским явлением1.
Юродство официально существовало на Руси
вплоть до петровских реформ, т.е. до отмены его раз-
решения церковью и властями. Народное же почита-
ние юродивых продолжается вплоть до последнего
времени.
Наиболее знаменитым московским юродивым счи-
тался Василий (сер. XVI в.). Известно, что он укорял
Ивана Грозного за то, что тот, стоя в церкви, мысля-
ми был на Воробьевых горах, где строились царские
палаты. Существует легенда, что во время разгрома и
1 Институт юродства на Руси обычно связывают с Византией и
началом христианского периода истории.
28
разграбления Новгорода Василий зазвал к себе Ивана
и угостил его мясом и сырой кровью. Когда царь от-
казался, Василий показывает на возносящиеся к небе-
сам души убиенных. Царь в ужасе и останавливает
казни. Мясо и кровь тут же превращаются в арбуз и
вино1.
Примерно та же история произошла с псковским
юродивым Николой. Последний поставил перед царем
сырое мясо. В ответ на отказ Ивана он спросил: «А
кровь христианскую пьешь?»
Политические функции юродивых отмечали и
иностранцы. Флетчер (1588 г.) писал: «Кроме мона-
хов, русский народ особенно чтит блаженных (юроди-
вых), и вот почему: блаженные, подобно пасквилям,
указывают на недостатки знатных, о которых никто
другой и говорить не смеет. Но иногда случается, что
за такую дерзкую свободу, которую они позволяют
себе, от них тоже отделываются, как это было с
одним-двумя в предшествующее царствование за то,
что они уже слишком смело поносили правление
царя».
Пророческий дар юродивых получает к середине
XVI века социальный и политический смысл. Мос-
ковские князья к тому времени построили крепкое
государство, но христианская совесть замечает все не-
справедливости и угнетение народа. И чем эта со-
весть меньше связана с миром, тем она авторитетнее
и радикальнее отрицает мир. Падение же значения
юродства Г.Федотов связывает с общим понижением
уровня духовной жизни с 2 половины XVI века. По-
степенно лишаясь поддержки церкви и подвергаясь
гонениям со стороны государственной власти (поиск
лжеюродивых), юродство спускается в народ и вы-
рождается1 2.
Проблема юродства, однако, по-прежнему привле-
кает внимание современных исследователей. Так,
И. Рагулин-Микаэлян находит типичной ситуацию, в
которой явно прослеживается «власть слабого», впос-
ледствии по-разному проявляющаяся в различных
структурах человеческой культуры. Его рассуждения
сводятся к тому, что традиционное общество пред-
1 Федотов Г.П. Святые Древней Руси. М.: Моск, рабочий,
1990. С. 207.
2 Там же. С. 209.
29
ставляет собой систему, основанную на родстве. Су-
ществование такой системы возможно лишь при на-
личии институтов, поддерживающих взаимосвязь
людей, принадлежащих к разным родам. Поскольку
система есть замкнутый тип отношений, она не может
существовать с открытыми связями. Поэтому форми-
руется канал связи, по которому поступает информа-
ция нормативного характера, а сами подсистемы зада-
ются принципом «мы — они», когда «они» — всегда
чужие. Но, входя в подсистему, эта информация не
структурируется по отношениям родства и потому не
получает рационализированного характера (власть ра-
циональная всегда структурирована, иррациональная —
деструктивна).
Модельным вариантом описанной выше ситуации
может служить классическая структура, рассмотренная
Леви-Строссом, — как структура мифа, смысл кото-
рой в разрешении бинарных оппозиций, в частности,
через более мягкую оппозицию — «отец-дядя» (в пат-
рилинейных системах родства) вокруг медиатора
сына-племянника, причем в качестве атрибута отца
выступает власть «своего», а атрибута дяди по матери —
власть «чужого». В юродстве бинарными оппозициями
служат понятия «сакральное» (церковь) и «профан-
ное» (государство).
На Руси церковь по отношению к государству на-
ходилась в подчиненном положении. Именно меха-
низмом юродства и оказывалась реализация обратной
нормативной связи церкви с государством. Этим и
объясняется такое широкое распространение юродства
на Руси. На Западе церковь, обладая светской влас-
тью, не имела нужды в институализированном закреп-
лении механизма обратной связи. Более того, в Запад-
ной Европе духовная иерархия являлась вершиной
структуры власти, стояла как бы над взаимоотноше-
ниями «свой-чужой», и потому формы социального
протеста получали санкцию лишь от народных (язы-
ческих) обычаев, тем более что князья церкви явля-
лись и светскими князьями. Именно поэтому в Запад-
ной Европе ничего сходного с юродством никогда не
было. Для того, чтобы вступить на путь юродства, че-
ловек из Западной Европы должен был бы оказаться
на Руси. Поэтому аналог юродства в Западной Европе
нужно искать в светской сфере, и тогда им можно
считать шутовство. Однако ослабленность значимости
30
последнего по сравнению со значимостью юродивого
(юродство подкреплено авторитетом церкви) имеет,
по-видимому, принципиальное значение и объясняет-
ся различным в православии и католичестве типом
включенности сакральной культуры.
Исследователь считает, что юродство является, во-
первых, частным случаем разрешения бинарных оппо-
зиций элементов социальной системы, элементами
которой в данном случае оказываются церковь и госу-
дарство, а медиатором — юродивые. Последние озна-
чены как одеждой, так и определенным типом пове-
дения. Во-вторых, юродство приобрело конкретные
черты в связи со специфическим положением право-
славной церкви, когда церковь использовала обще-
культурные стереотипы, преобразовав их в христиан-
ском духе. Даже впоследствии, во время гонений на
юродивых, церковь вынуждена была включать в свою
структуру особенно ярких их представителей. Послед-
няя юродивая, канонизированная церковью, жила еще
и в* XIX веке1.
Вообще эта игра («перемена мест») продолжалась в
течение XVI—XVII вв. Наиболее знаменитым актером,
впадавшим в юродство, считается Иван Грозный,
юродствовал и патриарх Никон, и епископ Коломен-
ский Павел. А.М.Панченко считает, что в старинной
русской культуре близость царя и юродивого пред-
ставляла собой живучую стереотипную ситуацию.
Даже во время правления Софьи, а затем Петра I,
когда дело шло о власти, царствующие “западники”
вдруг забывали о чужой цивилизации: «Она слетала с
них, как шелуха, обнажая вековечное русское ядро»2.
Итак, в средневековой Руси юродство было инсти-
тутом социального протеста. Кризис этого института
начался лишь тогда, когда протест достиг наибольшей
остроты, — в третьей четверти XVII в., в эпоху цер-
ковного раскола. Именно тогда появилась оппозици-
онная старообрядческая партия, которая взяла на себя
функцию обличения и тем самым в известном смысле
ассимилировала юродивых. Они оказались как бы не
1 Ои.: Рагулин-Микаэлян И.Р. Знаковые модели социальных
структур: феномен юродивых // «Знаковые системы в социаль-
ных и когнитивных процессах. Новосибирск: Наука, 1990.
С 155-157.
2 Лихачев Д.С, Панченко А. М. Ореховой мир... С 168.
31
у дел, и не случайно именно в это время был зафик-
сирован отказ от юродства. Такой отказ канонически
допускался всегда, но в практике встречался дотоле
крайне редко. Примкнув к старообрядцам, юродивые
распрощались с социальной отверженностью. Одно-
временно исчезла и исключительность их протеста1.
1.3. Советское время
Пролетарий — класс ласковый
и тактичный, нежный воспитатель
по отношению к своим.
Вот почему здесь так нужна
шутка, добродушный юмор.
А-Луначарский
Наиболее интересным сатириком советского пе-
риода по праву считается В. Майкове кий. Его роль в
революции в последнее время ставится под некое со-
мнение, причем истоки такового следует искать в
эмигрантской литературе. Наиболее заметным крити-
ком его творчества в свое время выступал Марк Сло-
ним. Говоря о работах В.Маяковского, он делает сле-
дующее заключение:
«Воин без знамени, он с легкостью пошел за теми
лозунгами, которые выбросила большевистская револю-
ция, — потому что были ему любы ее смятение и раз-
мах. Певец грубой силы, толп и событий, Маяковский
утвердился в русской поэзии на те годы, когда в разгаре
борьбы понадобились поэты, которые могли бы призы-
вать в бой и воспевать победы. Он захотел стать бардом
революции, ее громогласным трубачом. Маяковский вы-
полнил определенный социальный заказ, конечно, совер-
шая это вполне искренно и убежденно. Но, призывая
выбросить за борт всю литературу XIX века, он свой
собственный поэтический корабль направил по волнам
политической тенденциозности. Что такое все его поэмы
и стихотворения, как не
ельетоны на злобы дня, то
едко высмеивающие “врагов” империалистов, то перела-
гающие в ритм коротких строчек столь же короткие ис-
тины политграмоты. В лучшем случае — это “Мистерия
Буфф”, в которой счастливое будущее человечества изо-
1 Лихачев Д.С, Панченко А.М. Смеховой мир... С 180.
32
бражено в ресторанном виде (сдобные булки на деревьях
и изобилие жареных гусей в грядущем коммунистичес-
ком государстве), или же поэма “150 миллионов*9, изо-
бражающая завоевание Европы и Америки миллионами
Иванов. У Маяковского полное несоответствие между
изобразительным талантом и “нутром**. Он — большая
сила, да она как-то впустую. Он великолепно изобража-
ет, — но нет у него ни собственных идей, ни собствен-
ного внутреннего мира. Жалко, что на преподнесение
копеечной (не своей) философии тратит он всю мощь
своих мускулов.
Зычен голос Маяковского. Он любит площадь,
торжище, подмостки, многоголовую толпу. Он хочет
говорить с толпой — наивно грубым языком, в кото-
ром шутка раешника сменяется гиперболой, от нее
можно только рот разинуть. Он взывает к вечному, к
материальному, он хочет поразить воображение коли-
чеством, весом, объемом. Его основной прием — ги-
пербола. Конечно, у Вильсона цилиндр вышиною с
Эйфелеву башню, в Чикаго 12 тысяч улиц, Иванов
150 миллионов. Он обладает чувством юмора и иро-
нии, но его шутка рассчитана на грохот полупьяных
глоток, она всегда примитивна, как вся его поэтичес-
кая прокламация: “мне бублик, а тебе дырка от буб-
лика, вот тебе и демократическая республика”, — го-
ворит интеллигент рабочему в “Мистерии Буфф”»1.
Но, не претендуя в какой бы то ни было мере на
литературную оценку творчества Маяковского, все же
попытаемся с учетом целей данной работы рассмотреть
роль поэта именно в политико-сатирическом жанре. За-
метим, что В.В.Маяковский довольно рано начал ка-
ламбурить. Ему не исполнилось и шестнадцати лет,
как при аресте он попытался сам составить протокол:
— Пишите! Я, Владимир Маяковский, пришел сюда
по рисовальной части, отчего я, пристав Мещанской
части, нахожу, что Владимир Маяковский виноват от-
части, а посему надо разорвать его на части1 2.
Было бы, конечно, большой смелостью называть
столь сложную фигуру чисто политическим сатири-
ком. Однако и преуменьшение влияния Маяковского
на этот жанр было бы непростительным. Как сатирик
1 Литература русского зарубежья. М.: Книга, 1991. С 521—
522.
2 Каторга и ссылка. М., 1929. №7. С 7.
2—433
33
он впервые выступил в «Новом Сатириконе», начав
писать в связи с началом мировой войны гимны-пам-
флеты. В отличие от сотрудников упомянутого выше
журнала, суетившихся вокруг мелкого торговца, спе-
кулянта, Маяковский избрал в качестве героев своих
гимнов судью, критика («Судья»). Оставаясь «чужим»
и одиноким среди собратьев по перу, он часто полу-
чал чувствительные уколы. Аркадий Бухов, к примеру,
писал, что Маяковский «заметен только в хорошем
издании, где все пишут грамотно и талантливо, заме-
тен, как чирей на здоровом теле»1.
Маяковский, с его «антиэстетикой», особенно в
первые годы увлекался метафорой, переворачивал от-
дельные слова, придавал им новое значение. Но тщет-
но было бы искать в его гимнах антивоенные и поли-
тические конкретности, появившиеся затем уже в дру-
гих произведениях («Облако в штанах», «Война и
мир»). Уже в поэме «150000000» содержался фольк-
лорный образ врага русского народа — им тогда стал
Вудро Вильсон:
Жрет Вильсон,
наращивает жир,
растут животы,
за этажом этажи.
Заодно достается и кое-кому, и, видимо, не по за-
слугам. Так, следующая сверхгипербола относилась к
вымышленному окружению президента:
Под ним склоненные
стоят
его услужающих сонмы
Вся зала полна
Линкольнами всякими,
Уитманами,
Эдиссонами.
Свита его из красавиц,
из самой отборнейшей знати.
Аделину Патти
знаете?
Тоже тут!..
1 Перцов В.О. Маяковский. Жизнь и творчество. М.: Художе-
ственная литература, 1976. С. 263—264.
34
...Имея наивысший американский чин —
«заслуженный разглаживатель дамских морщин»,
стоит уже, загримированный и в шляпе,
всегда готовый запеть Шаляпин.
В.И.Ленину не понравилась ни поэма, ни тираж,
которым она вышла1. Сатирический пыл Маяковского
гем не менее оставался неостуженным. Продолжилась
его работа над «Советской азбукой», предназначенной
уже для армейского употребления:
Ланец подают на блюде,
Ллойд-Джордж служил и вышел в люди.
или:
Меньшевики такие люди —
Мамашу могут проиудить.
Деятельность в «Окнах Роста» была примерно такой же.
Побывал у Дутова,
Батюшки!
Отпустили вздутого,
Матушки!..
Политический замысел другого произведения
В.В.Маяковского — пьесы «Мистерия-буфф», подчер-
кивался уже в прологе:
Равны революциям — взрывы пьес.
Сатира, как стачка —
За брюхо берет.
Товарищи актеры! Слова наперевес!
Вперед!
В послереволюционные годы Маяковский чувство-
вал все большее стремление к использованию сатиры.
В «Прозаседавшихся» все черты его стиля — гипербо-
ла, гротеск былы сохранены, но движение к реализму
в трактовке образа было уже несомненно, что и вы-
звало положительный отклик у В. И.Ленина: «Не знаю,
как насчет поэзии, а насчет политики ручаюсь, что это
1В письме к А. В.Луначарскому он так оценил книгу:
«...Вздор, глупо, махровая глупость и претенциозность. По-
моему, печатать такие вещи лишь 1 из 10 и не более 1500 экз.
для библиотек и для чудаков. А Луначарского сечь за футу-
ризм. Ленин». Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 52. С 179.
совершенно правильно. Мы, действительно, находимся в
положении людей, и надо сказать, что положение это
очень глупое, которые все ожидают, составляют комис-
сии, составляют планы до бесконечности»1.
Внешнеполитические выпады Маяковского в сто-
рону мировых политиков по-прежнему были в духе
стиля поэмы «150000000». Создав галерею врагов со-
ветской власти — Пилсудский, Пуанкаре, Муссолини
и другие, он уже не сдерживает себя.
Не очень ли
портрет
выглядит подленько?
Пожалуй, но все же
не подлей подлинника.
И все же вершиной сатирического таланта Мая-
ковского считается пьеса фантастического содержания
«Баня» (1930 г.). Поставленная Мейерхольдом, она
вначале была встречена явным непониманием как
критиками, так и публикой. Обвинения, как обычно,
были обоснованы на осуждении как нетипичных от-
рицательных образов, так и схематизма самой режис-
суры. Не вдаваясь в существо тогдашней полемики,
заметим, что это было по сути первое масштабное
контрнаступление на политическую сатиру. Фигура
Победоносикова была объявлена нетипичной и не-
правдоподобной и, следовательно, совершенно непри-
емлемой для новых реальностей.
Победоносиков — бюрократ, он у власти, он без-
мерно торжествует. Сцену позирования художнику
Бельведонскому Маяковский описывает так:
Бельведонский.
...Очистите мне линию вашей боевой ноги, как сапожок чисто
блестит, прямо — хоть лизни. Только у Микель Анжело встре-
чалась такая чистая линия. Вы знаете Микель Анжело?
Победоносиков.
Анжелов, армянин?
Бельведонский.
Итальянец.
Победоносиков.
Фашист?
1 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. Q 14.
36
Бельведонский.
Что вы!
Победоносиков.
Не знаю.
Бельведонский.
Не знаете?
Победоносиков.
А он меня знает?
Бельведонский.
Не знаю... Он тоже художник.
Победоносиков.
А! Ну, он мог бы и знать. Знаете, художников много, Главначпупс
— один.
Исключительным и довольно близким к точной
оценке этого произведения был В.Попов-Дубовский:
<Льеса написана талантливым автором, поставлена
талантливым режиссером... Эта политическая сатира
остроумно, местами блестяще сделана. Здесь нащупа-
на конкретная форма нового стиля... “Баня” стоит на
грани “обозрения”, но это не “обозрение”, а пьеса
‘ циркового” мима, который дает возможность созда-
вать формы величайшей гибкости, способные вобрать
в себя и ударно, весело, эмоционально-убедительно
подавать разнообразный живой материал нашей рево-
люционной эпохи. В этом основное значение послед-
ней пьесы В.Маяковского...»1.
И все же на рубеже 20-х и 30-х годов произошла
полная переоценка роли и направленности политичес-
кой сатиры. Отныне она могла быть направлена толь-
ко против врагов социализма, в основном внешних.
Некий В.Блок писал по этому поводу: «Продолжение
традиции дооктябрьской сатиры (против государст-
венности и общественности) становится уже прямым
ударом по нашей государственности, по нашей обще-
ственности»1 2.
Перевод стрелок сатиры на классового врага —
внутреннего и внешнего — окончательно закончился
в 30-е годы. В. Маяковский уже не смог быть свидете-
лем дальнейших событий.
1 Правда. 1930. 8 апреля.
2 Литературная газета. 1929. 27 мая.
37
Авангардная фигура поэта во многом затемнила
других политических сатириков. Среди них, особенно
в малограмотной среде, наиболее заметен был Демьян
Бедный (Придворов). Характерное для его творчества
соединение доходчивой политической сатиры с агита-
цией чрезвычайно нравилось не только населению,
но и В.ИЛенину («Грубоват. Идет за читателем, а
надо быть немного впереди»). Частушки, басни,
стихи, повести в стихах Д.Бедного были особенно по-
пулярны в годы гражданской войны. Примером вы-
ставления на позор противников советской власти
может быть отрывок из стихотворения «Генерал
Шкура». Фамилия генерала — Шкуро, но Д.Бедный,
используя обычный сатирический прием, ее переде-
лывает:
Чтоб надуть «деревню-дуру»,
Баре действуют хитро:
Генерал-майора Шкуру
Перекрасили в Шкуро.
Шкура — важная фигура:
С мужика семь шкур содрал,
Ай да Шкура, Шкура, Шкура,
Шкура — царский генерал!...
Назывался демократом,
Брал обманом. А потом
Расправлялся с нашим братом
И прикладом и кнутом...1
1 Смех побеждает. Отира и юмор периода гражданской
войны. М.: Изд-во Министерства обороны. 1975. С 67.
38
В этой работе, как и во многих других («Птицело-
вы», «Темнота», «Господская тень»), содержались как
предостерегающие, так и обличительные тона против
обманщиков и карателей. Политическим содержанием
были наполнены и многочисленные антирелигиозные
произведения поэта. Подъем, связанный с популяр-
ностью обличительных стихов Демьяна, закончился
уже к концу 20-х годов; процесс «поправения» обще-
ства не смог не затронуть, казалось, наиболее предан-
ного властям автора.
В послевоенные годы к политической сатире в
какой-то мере обратился известный детский писатель
С.Михалков, но его комедии и басни обычно носили
нравоучительный характер. Те же элементы нравов и
типов, с которыми надлежало бороться обществу, со-
держали и популярные в более поздние годы сатири-
ческие «Фитили». К области же явной политической
сатиры обычно относят два произведения, созданные
на осйове произведений классической литературы. По
роману М.Е.Салтыкова-Щедрина «Современная идил-
лия» была написана комедия «Балалайкин и К0», а по
рассказу Ф.МДостоевского «Пассаж в Пассаже»
также одноименная комедия. Осуждение обывателя,
проповедующего величие перед праздной толпой и
смирение перед обладателем власти, — основной
мотив указанных произведений, постановки которых,
не выдержав испытаний, были сняты с репертуара.
Серьезность тогдашней литературы и драматургии
были несомненны, — современные критики, однако,
все же находят иронию и сатиру в самых ранних дис-
сидентских произведениях.
Так, некоторые знатоки творчества А.И.Солжени-
цына утверждают, что знаменитый и довольно мрач-
ный писатель был в какой-то степени юмористом.
Так, Курт Воннегут, отвечая на вопрос о степени его
знакомства с Солженицыным, заметил: «Вы знаете, я
нахожу его забавным и чувствую, что критики в Аме-
рике не видели эту забавную сторону, юмор в его
описаниях. Но мне не нравится его примитивное
христианство, я считаю его опасным»1.
Отечественный прозаик Евгений Попов также,
хотя и с определенной натяжкой, опровергает распро-
1 Вечерний клуб. 1996. №76. 18 июля.
39
страненный взгляд на Солженицына как на человека,
находящегося вне сферы юмора и лишь вещающего с
высокой горы грозные, вечные истины1. В доказатель-
ство он приводит некоторые выдержки из «Архипела-
га Гулаг», которые сопоставляет с материалами науч-
ного исследования академика Дмитрия Лихачева (оба —
бывшие заключенные).
Как уже отмечалось в 1 главе настоящей работы,
Д.Лихачев обращает внимание на раздвоенность по-
ступков-тестов и слов юродивого — они одновремен-
но и страшны и смешны, они вызывают страх своей
скрытой значительностью.
У Солженицына:
«Вдруг въезжает через ворота человек верхом на козле,
держится со значением. Кто это? Это заведующий питомни-
ком. Это кто же? Почему на козле? Он потребовал себе ло-
шадь, но лошадей мало, и ему достался козел».
Или, в подтверждение, еще одна цитата:
«...нога прокурора еще не ступала на соловецкую землю: —
и не ступит. Знайте: — вы присланы сюда не для исправления!
Горбатого не исправишь! Порядочек будет у нас такой: скажу
"встань” — встанешь, скажу “лечь" — ляжешь! Письма писать
домой так: жив, здоров, всем доволен! точка...»
В отличие от многих других российских писателей,
у Солженицына невозможно найти в «чистом» виде
сарказм, иронию, гротеск. Его смех «экзистенциален
и апеллирует скорее к вечным началам, чем к сограж-
данам». Отличие русского смеха от русско-советского
в том, что прежний заговор против всего окружающе-
го мира был направлен против конкретных личностей,
этот мир составляющих, и тем самым дробился, ос-
тавлял лазейку, надежду, а тоталитаризм дает смеху
только один выход — к Богу1 2.
«Черный юмор» Солженицына представляет совет-
ское государство в виде огромного злого дурака, у ко-
торого ничего не получается и не получится. Можно в
этой связи вспомнить и нынешнее правительство, о
котором как-то В.С.Черномырдин сказал с досадой:
«Хотели как лучше, а получилось как всегда».
Но все же происходили малозаметные, но значи-
тельные изменения. В обществе нарастал протест, ко-
1 Ои.: Столица. 1991. № 2. С 114.
2 Там же. С 118.
40
юрый проявлялся в различных формах. Уже в шести-
десятых годах в Советском Союзе возникло так назы-
ваемое общественное мнение, разумеется, в нынеш-
нем понимании его сути. Носителем его стал фольк-
лор — частушка, анекдот, острота. Средой — компа-
ния друзей, собирающаяся на вечеринки и на обыч-
ные разговоры за кухонным столом. Особенно расцве-
ло так называемое армянское радио, работавшее по
принципу «вопрос-ответ», причем краткий ответ был
явно парадоксальным:
Какая разница между капитализмом и социализмом?
— При капитализме человек человеку волк, а при социа-
лизме — товарищ волк.
♦ ♦ *
Армянский радио спрашивают: хароший ли савецкий
власт?
— Атвечаем: савецкий власт хароший, только очен длин-
ный.
Рассказывает Лидия Ивченко:
На съезде руководителей радиокомитетов союзных и
автономных республик председательствующий Кафтанов
(глава Всесоюзного радио) представил очередного ора-
тора:
— А сейчас слово представителю армянского радио...
Он даже не успел назвать
амилию выступающего
как зал взорвался хохотом — именно на те годы прихо-
дился бум анекдотов об армянском радио. Председатель
радиокомитета Армении Айвазян стоял на трибуне и,
поджав губы, обиженно ждал, когда уляжется веселье.
Кафтанов ие выдержал и стукнул кулаком по столу:
— Как не стыдно! Ваш коллега выступает, а вы так
себя ведете!
Зал притих. И Айвазян начал свою речь:
— Нас спрашивают...
Тут уже все, что называется, легли...1
Армянское радио затрагивало практически все об-
ласти жизни советских людей, но наиболее запоми-
нающиеся вопросы и ответы касались примитивной
пропаганды, запретов, ума политиков, бессодержа-
тельных речей. Успех армянского радио во многом
1 Ивченко Л. Журналисты шутят. М.: Известия, 1996. С 55, 56
41
был обусловлен противоречиями тогдашней системы,
где нормальность и ненормальность то выступали
вместе и их было трудно отличить друг от друга, то
были настолько рассогласованы, что неминуемо вы-
зывали комический эффект. Многие вопросы и отве-
ты армянского радио для нынешнего читателя, не
знавшего жизни того времени, совершенно непонят-
ны.
— Какое самое распространенное блюдо?
— Вырезка из «Продовольственной программы».
Армянский радиоюмор просуществовал вплоть до
90-х годов, когда его тематика несколько изменилась.
«Черный юмор» его авторов, вызванный Чернобыль-
ской аварией, был, видимо, последним проявлением
этого своеобразного жанра.
Нас спрашивают: каков уровень радиации после
взрыва реактора?
— Уже снижается, хотя и нарастает.
«Национальный» юмор затронул не только армян.
Традиционно живучим оказался еврейский анекдот,
что объяснялось растущим самосознанием евреев, а
также их массовым отъездом из СССР.
Ох, подружка, до свиданья,
Уезжаю за кордон.
У меня миленок Ваня,
Он по матери Гордон.
Любопытную трактовку сложившегося тогда поло-
жения дали П.Вайль и А.Генис. На вопросы: «Почему
в России так часто рассказывают про армянское
радио и Рабиновича? Почему анекдоты любят ком-
ментировать жизнь с такой периферийной точки зре-
ния?» — они отвечают довольно просто. «Юдофильст-
во советской интеллигенции 60-х, — пишут они, —
всего лишь частный случай самоидентификации со
слабым, а не сильным, с малым, а не с большим»1.
Можно было бы согласиться с такой точкой зре-
ния лишь при отсутствии антисемитских анекдотов,
довольно широко распространенных среди значитель-
ной части тогдашней интеллигенции.
1 Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека // Новое
литературное обозрение. М, 1966. С 285.
42
Широкое распространение получило и юмористи-
ческое утрирование высказываний советских руково-
дителей, расшифровка официальных аббревиатур, вы-
думывание новых.
Из бюрократического словаря:
ЦУ — ценное указание.
БЦУ — более ценное указание.
ЕБЦУ — еще более ценное указание.
ЦУРТ — ЦУ руководящих товарищей.
ЧУШ — чрезвычайное указание шефа.
Искусство осмеяния к концу так называемого «за-
стойного» периода было чрезвычайно многообразным.
Все наши лидеры на букву «Т»: теоретик, тиран, ту-
рист, трепач, за трупа, трезвенник.
Было бы, однако, ошибочным сводить политичес-
кий юмор в тогдашнем СССР только к фольклору.
Существовали, несмотря на контроль, профессиональ-
ные фельетоны и карикатуры, авторы которых нахо-
дили способы помещать свои произведения в сатири-
ческом журнале «Крокодил», с 30-х годов, кажется,
единственном в своем роде.
В интерпретации самих крокодильцев к середине
60-х ситуация сложилась таким образом, что журна-
лом непосредственно занимался тогдашний идеолог
М.А.Суслов, который терпеть не мог ни острого, ни
смешного.
«Вдохновленные этой четкой установкой, юмористы
и сатирики напекли множество “положительных” фелье-
тонов и карикатур — к юбилеям советской власти и
СССР, к открытиям исторических съездов КПСС, к
принятию “брежневской” Конституции и т.д. За что и
были награждены орденом Трудового Красного Знамени
к 50-летию журнала. (Говорили, правда, что должны
были дать орден Ленина, но потом спохватились, решив,
что профиль вождя рядом со словом “Крокодил» выгля-
дел бы двусмысленно.)
Тем не менее попадались среди крокодильцев отдель-
ные отщепенцы, которые, вразрез линии Суслова
ли и рисовали смешно и остро. Среди них можно особо
выделить: ЕДубровина, А.Моралевича, Д.Иванова и
В.Трифонова, С.Бодрова, В.Митина, Р.Киреева, Е.Мат-
веева, А.Никольского, Я. Полищука, Е.Цугулиеву,
Т.Шабашову, В.Канаева, А.Крылова, В.Мочалова,
43
Е.Шабельника, В.Шкарбана, В.Чижикова, Г.Огородии-
кова, Р.Друкман, М.Вайсборда и ряд других.
Узнав о том, что целая группа авторов и сотрудников
“Крокодила” вышла из повиновения, М.А.Суслов захво-
рал и умер. Узнав о смерти своего соратника,
Л.И.Брежнев захворал и умер. Узнав о смерти своего
патрона, Ю.В.Ацдропов захворал и умер. Узнав о смер-
ти своего соперника, К.У.Черненко захворал и умер.
Узнав о смерти всех этих стойких ленинцев, М.С. Гор-
бачев обрадовался и провозгласил курс на перестройку,
ускорение и гласность»1.
1 Крокодил. 1997. №6.
ОЧЕРК ВТОРОЙ
Некоторые основные формы
и приемы
Если шутка прячется за серьезное —
это ирония; если серьезное за шутку —
юмор.
А.Шопенгауэр
Политический юмор может принимать формы са-
тиры, иронии, остроумия, афоризмов, комедии, анек-
дотов, частушек, шаржей, карикатур, «веселой брани»,
насмешки, шуток и прочих научных абстракций и
явных конкретностей. При их изолированном изуче-
нии неизбежен анализ не формы как таковой, а мате-
риалов литературы, театра, графического искусства,
человеческой речи. Обрабатывая этот материал, ху-
дожник или исследователь применяет определенные
средства (приемы). Здесь и типизация путем заостре-
ния и преувеличения главной черты характера в обра-
зе, пародирование, окарикатуривание, гротеск, ове-
ществление и оживотнивание, саморазоблачение. Так,
применяя языковые средства можно острить, каламбу-
рить, смешно браниться. В комедии часто применяет-
ся контраст, в кино — трюки, в цирке — клоунады.
Однако существуют такие смешные факты, которые в
художественной или научной обработке не нуждают-
ся, поскольку юмор как бы рассеян по жизни, лежит
на самой поверхности явлений1. Глаза и уши человека
часто фиксируют нелепые и смешные события, и
иногда для смеха достаточно лишь слабого импульса.
И все же существуют типологии форм и средств
юмора, описание части которых предлагается в следу-
ющих разделах
2.1. Частушки
В клубе дяденьку судили,
Дали дяде десять лет.
После девушки спросили:
Будут танцы или нет?
1 Более подр. см.: Борев Ю. Комическое. М.: Искусство, 1970.
45
Частушка — термин (от слова «частый», исполняе-
мый в быстром музыкальном темпе), как утверждают,
был впервые употреблен Глебом Успенским в конце
восьмидесятых годов прошлого века. Эти короткие
рифмованные песенки к началу XX века стали чрез-
вычайно популярны в российском обществе, особенно
в сельской местности1.
Тематически частушки чрезвычайно разнообразны,
в них можно найти любые темы, что объясняется их
быстрой рефлексией на всевозможные новости, в том
числе и политические. Напомню, что как жанр устно-
го народного творчества они появились во второй по-
ловине XIX века. Короткие (в основном четырех-
строчные) народные песни, как правило, выражали
эмоциональное отношение юных друг к другу, к това-
рищам, к родителям. Последние зачастую изобража-
ются комическими персонажами, явно мешающими
молодым.
Мимо тещиного дома
Я без шуток не хожу:
То топор в окошко брошу,
То забор ей завалю.
Замечу, что существует много перефразировок
этого известного четверостишья, связанных с россий-
скими уже политическими реалиями девяностых
годов. С учетом успешной предвыборной кампании в
Думу (1995 г.) Константина Борового с использовани-
ем сомнительных рифм А.Арканов предлагает потен-
циальным соискателям выборных должностей следую-
щую частушку-«обсирушку»:
Мимо нашего «Газпрома»
Я без шуток не хожу:
То Шахрай в окошко суну,
То Чубайса покажу1 2.
В XX веке частушки остаются, как правило, в про-
тивовес городскому анекдоту чисто деревенским жан-
ром. Однако, по мнению некоторых исследователей,
уже в начале века происходит их некоторое слияние с
1 Прим. Приведенные ниже в тексте частушки взяты из раз-
личных отечественных сборников, а также из газет и журналов
(АИФ, Советская Россия, Экспресс-газета и др.).
2 Частная жизнь. 1996. № 6. С. 15
46
другими формами словесных средств. Так, известный
пингвист Ф.М.Селиванов утверждает: «С ростом клас-
сового сознания рабочих их песни, в том числе и при-
ближающиеся по форме к частушкам, содержанием и
идейной направленностью смыкались с массовой проле-
тарской поэзией, книжной по своим основным призна-
кам, с революционными гимнами и маршами, которые
ясно выражали требование переустройства общества,
приобретали характер призыва, плакатного афоризма:
Как на Думной на горе
Ребята судят о царе.
А чего о нем судить?
Без него можно прожить»1.
Было бы, однако, ошибкой считать автором час-
тушки исключительно народ. Писали частушки и
поэты, в том числе и известные (В.Маяковский,
Д.Бедный). Форму и ритм частушки использовали
А.Блок, С.Есенин, А.Твардовский, А.Прокофьев. Так,
у В. В.Маяковского в начале первой мировой войны
появилась частушка-агитка:
Неужели немец рыжий
Будет барином в Париже?
Нет уж, братцы, — клином клин,
Он в Париж, а мы в Берлин!
Язык частушек полон деревенских терминов,
прост. Он создает конфликтные ситуации, разрешаю-
щиеся либо печалью, либо радостью. В отличие от
сочиненных профессиональными поэтами, они обыч-
но лишены масштабных зарисовок. Эта особенность
характерна, прежде всего, для бытовых и любовных
частушек. В политических все обстоит иначе, они не
могли не испытать последствий эпохальных событий
того времени: локальных и мировых войн, револю-
ций. Рекрутов и их милых ожидает неясное, тревож-
ное будущее. Поэтому в своих коротких плясовых
песнях они то заметно страдают, то беспричинно ве-
селятся. Во время войны России с Японией (1904—
1905 гг.) появились следующие четверостишья:
1 Частушки. М.: Советская Россия, 1990. С. 13.
47
Ныне год такой тяжелый —
Японец вздумал воевать.
Мне, молодчику семейному,
Идти — не миновать.
Частушки той поры отражали настроение всего
российского общества — презрение к далекому врагу
и уверенность в быстрой победе.
Запрягай, папаша, кур,
Мы поедем в Порт-Артур;
Нам япошки нипочем —
Закидаем кирпичом.
Тот же мотив — нам все нипочем — прослежива-
ется в следующей частушке:
Мы японца переколем, —
Царю славу воздадим;
Мы не будем тем довольны,
А и турку победим.
Реакция на изменения военной обстановки прояв-
лялась довольно быстро. Она носила эмоциональный
характер, однако здесь начинает проявляться уже лич-
ностное направление, насмешка:
Куропаткин — генерал
Все иконы собирал,
Пил да ел, да жарил кур, —
Протранжирил Порт-Артур.
Годы, предшествующие первой мировой войне, не-
сколько сгладили печаль поражения. Снова в самом
начале великой бойни появились строки:
Мы с Японией буянили,
С Германией идем:
Кулаки у нас большие —
Мы нигде не пропадем!
Но обычно в военных частушках сказывались горечь,
тоска и скорбь, предчувствие неизбежной смерти. Из-
редка появляются брань и угрозы в адрес самого царя:
Хоть сдадут, служить не стану
Николашке — дураку:
Сапоги, шинель закину
Через быструю реку.
48
Политизированность частушек в годы октябрьской
революции и гражданской войны общеизвестна. Про-
блема, впрочем, заключается как в определении их
авторства (безымянный сочинитель или известный
поэт), так и фиксации времени их появления (многие
появились уже значительно позднее известных всем
событий).
Ой, яблочко
С горы кокнуло!
Буржуй кричит —
Пузо лопнуло!
В послевоенные двадцатые—тридцатые годы отра-
жение политических противоречий в тогдашней де-
ревне заметно потеснило традиционные любовные и
бытовые темы. Отныне раскулачивание и коопериро-
вание крестьянства стали злобой дня. Последующие
записи, редактирование и публикации частушек в эти
и последующие годы отражали в основном успехи
колхозного крестьянства, высмеивали его противни-
ков. Средства обличения в тот период были чрезвы-
чайно разнообразны, и частушка заняла в них подо-
бающее место. Одновременно использовались и час-
тушки уже противоположного содержания, обычно за-
прещаемые властями. В печатном виде они появились
лишь в конце восьмидесятых годов.
Брюхо голо, лапти в клетку —
Выполняем пятилетку.
Кто за гриву, кто за хвост,
Растащили весь колхоз.
Хорошо тому живется,
Кто записан в бедноту:
Хлеб на печку подается,
Как ленивому коту.
Те или иные правительственные и партийные пер-
сонажи упоминались довольно редко, хотя и в различ-
ных вариантах. В сборнике «Частушки» («Библиотека
русского фольклора» — 1990 г.), в частности, приво-
дится четверостишье:
Калина-малина,
Нет штанов Сталина,
Есть штаны у Рыкова
И те — Петра Великого.
49
Поэт-фронтовик Н.Старшинов приводит другой,
скабрезный вариант:
Калина, калина,
X.. большой у Сталина,
Больше чем у Рыкова
И у Петра Великого’1
Частушки отечественной войны, естественно, зна-
чительно отличались от предвоенных. Их авторами и
исполнителями были, в основном, оставшиеся в тылу
и на оккупированных землях женщины. Поэтому в
них трудно найти какое-либо явное политическое со-
держание. Женщины переживают о судьбах мужей,
ушедших на фронт, жалуются на трудности и одино-
чество, шлют проклятия врагу.
Ох, Германия, Германия,
Страна проклятая!
Пропадает молодость,
Ни в чем не виноватая!
На этом фоне политическая насмешка кажется не
совсем уместной. Однако она появлялась, в основном,
на страницах газет и журналов, а также на эстраде.
Старшее поколение прекрасно помнит некоторые из
особенно знаменитых:
Сидит Гитлер на заборе,
Плетет лапти языком,
Чтобы вшивая команда
Не ходила босиком.
В перестроечные и последующие годы на первый
план выходит политическая частушка в двух своих
разновидностях: шутливо-самокритической и разобла-
чительно-сатирической. Борьба различных обществен-
но-политических группировок, использование ими
всех доступных методов дискредитации противника
привели к появлению множества частушек, смысл ко-
торых кажется нам чрезвычайно противоречивым.
Сторонники нынешних правящих кругов искали и
восстанавливали произведения с антикоммунистичес-
ким содержанием, объектом насмешки которых была
как сама идеология, так и бывшие политические дея-
тели, прошлые символы, стереотипы поведения и т.д.
1 Экспресс-газета. 1996. № 10.
50
Пишет Ленин из могилы:
«Не зовите “Ленинград".
Это Петр Великий строил,
А не я, плешивый гад».
Историк В.Измозик приводит текст частушек, от-
носящийся к пакту Молотова-Риббентропа:
Гитлер музыку играет,
Сталин пляшет трепака,
Загубили всю Европу,
Два лешачьих дурака!1
Современные нам оппозиционные партии лево-
патриотического направления использовали частушку
откровенно сатирического содержания. Объектом об-
личения стали в первую очередь реформы, нанесшие
удар в первую очередь по материальному положению
крестьянства и других малозащищенных слоев насе-
ления .
С каждым днем народ нищает,
Настроенье падает.
Ельцин только обещает
И богатых жалует.
Лидеры перестроек и реформ отныне объекты ост-
рых и язвительных насмешек без боязни каких-либо
репрессий. Словом, сложилась временная демократи-
ческая ситуация, когда практически ничего не грозит.
Неизмеримо возросло и значение личностного, субъ-
ективного тона. Первой его «жертвой» стал известный
коммунист-демократ М.С.Горбачев.
Я не ведал о Форосе,
Двадцать лет платя партвзносы,
А когда узнал о даче,
То теперь смеюсь и плачу.
Не родимое пятно,
А в мозгу проталина,
Разбазарил всю страну,
А свалил на Сталина!
1 АИФ. 1996. № 20. Прим. Сочинение и пение такого рода
частушек квалифицировалось как «антисоветская агитация и
пропаганда» (ст. 58-10 УК), со всеми последствиями, характер-
ными для тех лет.
51
Лично-направленные частушки коснулись не толь-
ко главных лидеров, но и их окружения, вернее, наи-
более заметной его части. Объектом насмешки стано-
вится прежде всего ложь, пустые обещания (земля,
два автомобиля за ваучер, отдельная квартира, поря-
док и т.д.). Не оставлены без внимания и «звезды»
телеэкрана.
Слышишь, диктор как картавит
И с экрана Запад хвалит?
Жаль, что Сталина тут нет:
Был хороший логопед.
Заметим, что появление печатных и изустных по-
литических частушек в последние годы не означает
каких-либо новых благоприятных перспектив этого
жанра. В грядущем распаде коллективности можно с
определенной долей уверенности усмотреть смерть
самим корням устного народного творчества. Вряд ли
у будущего фермера появится желание пойти и попеть
на деревенских посиделках. Да и крепкое соленое
слово, которое ранее лишь украшало частушку, став
обычным и необходимым в ежедневном общении, по-
теряло свое прежнее исключительное значение.
Писательская частушка, по-видимому, будет более
долговечной, однако ей грозит дальнейший отход от
классического наследия, работа на «разовый» полити-
ческий заказ. К тому же еще несколько десятилетий
назад началось междужанровое взаимодействие, и час-
тушка стала заметно приспосабливаться к таким древ-
ним формам, как стихотворный фельетон, басня, эпи-
грамма. Но все же, несмотря на ожидаемые препятст-
вия, краткость и доходчивость частушек, отзывчивость
на многообразие жизни еще долго позволят использо-
вать их в качестве чисто политического средства.
2.2. Анекдоты
— Будут ли при коммунизме сажать
за анекдоты?
— Не за анекдоты, а за решетку.
Казахский фольклор
Анекдоты, как представляется, состоят из кратких,
преимущественно устных рассказов различного содер-
жания, с шутливой или сатирической окраской и за-
52
вершающихся неожиданным остроумным концом.
Именно такую трактовку дают исследователи совре-
менного городского фольклора. При своем зарожде-
нии анекдот представлял собой нечто иное — корот-
кий рассказ о каком-либо происшествии с знамени-
тостью, будь то полководец, тиран, философ или ле-
карь. Лишь несколько позднее анекдоты приобрели
шуточный характер, нередко с явно сатирической на-
правленностью.
В России анекдот как жанр утвердился к концу
XVIII века. Не без влияния европейской (в основном
французской) традиции он, быстро соединившись с
национальным опытом, стал ориентироваться на свет-
скую культуру общения. Однако расцвет жанра при-
шелся лишь на пушкинскую эпоху, т.е. на время,
когда окончательно сложились его внутренние зако-
ны, репертуар, традиции, круг рассказчиков1.
Было бы напрасным делом искать в тогдашних
анекдотах явную агрессию против тех или иных поли-
тиков, тех или иных политических институтов. Дво-
рянская культура предусматривала неписанные зако-
ны поведения, и, вследствие этого, А.С.Пушкин и
П.А.Вяземский видели в анекдоте не политическое
оружие, а образец устной словесной культуры. Под
анекдотами тогда понимали и исторические сочине-
ния, и литературные портреты, и пересказ необычных
событий.
Анекдоту предписывалось жить в определенных
ситуациях, лишившись их, он полностью незаконен.
Именно поэтому он включался лишь в качестве свое-
образного стимулятора художественного текста. По
мнению Е.Курганова, в основе повестей Белкина,
«Ревизора», «Мертвых душ», целого ряда рассказов
И.СЛескова лежат анекдоты. Рассказ о том, как
унтер-офицерская вдова сама себя высекла, — это уже
анекдот в тексте «Ревизора». «Анекдот предельно ор-
ганично жил и живет до сих пор в жанре портрета,
характера, биографии»1 2.
Политическое содержание, в современном пони-
мании, анекдот приобрел лишь к концу XIX — началу
XX века. В сборниках «Энциклопедия весельчака»,
1 Более подр. см.: Русский литературный анекдот конца XVIII —
начала XIX века. М.: Худож. литература, 1990.
2 Курганов Е. Анекдот как жанр. М.: 1997. С. 8.
53
«Всемирное остроумие» социальная и политическая
тематика была представлена в довольно систематичес-
ком виде, хотя и была по-прежнему как бы растворе-
на в описании забавных случаев с российскими импе-
раторами и сановниками, полководцами, шутами.
Русский анекдот содержал лишь положительную ин-
формацию о своих основных персонажах, что тогда
заметно отличало его от западноевропейских (особен-
но французских и английских).
Император Павел 1, подходя к Иорданскому подъез-
ду Зимнего дворца после крещенского парада, заметил
белый снег на треугольной шляпе поручика.
— У вас белый плюмаж! — сказал государь. А белый
плюмаж составлял тогда отличие бригадиров, чин кото-
рых в армии, по табелю о рангах, соответствовал стат-
ским советникам.
— По милости Божьей, Ваше Величество! — ответил
находчивый поручик.
— Я никогда против Бога не иду! Поздравляю с бри-
гадиром! — сказал император и пошел во дворец.
Ситуация заметно изменилась в связи с русско-
японской войной начала XX века. Именно тогда по-
явились новые социальные силы, которые вывели
анекдот из чисто литературных норм, сделав его ору-
жием борьбы против правящего класса.
Первая русская революция, последовавшая за ней
некоторая демократизация общества, прерываемая не-
стабильностью и репрессиями, вызвала нервозность и,
как следствие, неожиданную реакцию.
К известному историку В.О.Ключевскому студенты
обратились с вопросом:
— Чем особенным характеризуются неспокойные и
спокойные годы?
Последовал ответ:
— Смутные времена только тем отличаются от спо-
койных, что в последние говорят ложь, надеясь, что она
сойдет за правду, а в первые говорят правду, надеясь,
что ее примут за ложь: разница только в объекте вменя-
емости.
Именно в эти годы размеренные тона анекдота
сменились остродиалогичными (предвестники так на-
зываемых армянских анекдотов).
— Какой крепости чаю прикажете?
— Только не Петропавловской!
— И не Шлиссельбургской...
54
В кулуарах тогдашней Думы:
— Что это за шум в зале заседаний?
— Умеренные правые колотят стол президиума.
— Ах, так!. А я думал, что-нибудь случилось.
Расцвет политического анекдота падает на совет-
ские годы, причем его тематика была чрезвычайно об-
ширной и разнообразной, а канал распространения
один — передача «из уст в уста». Рассказ анекдота в
компании друзей был чрезвычайно опасен, особенно
в 30-е — 50-е годы. Позднее репрессии были ослабле-
ны, но риск потерять работу или испортить карьеру
сохранялся вплоть до горбачевской «перестройки».
Один из известных российских социологов
В Н.Ольшанский в ретроспективной статье («Были мы
ранними...») вспоминает, что уже в хрущевские време-
на люди стали говорить вслух то, о чем прежде только
шептались.
.«И вот, накануне пленума рабкома черт дернул меня
рассказать кому-то анекдот: мол, привел Бог к Адаму
Еву и сказал — выбирай себе жену. Из моих слов сле-
довало, что нелепо созывать пленум, чтобы из одной
кандидатуры “выбирать”, надо было предложить хотя
бы еще одну кандидатуру. Донесли, еще и прибавили.
Разразился скандал. Люди, с которыми еще вчера
был “на ты”, с кем вместе выпивали, теперь при
встрече не узнавали меня, делали каменные лица. Вы-
звали на бюро, посадили на “позорное” место — в
конце стола»*.
Уже упоминавшийся ранее А.С.Ахиезер, описывая
период борьбы против анекдотов, пишет: «Борьба го-
сударственной серьезности и народного смеха всегда
была неравной. Смех беззащитен под ударами топора
серьезности. Однако смех неистребим, он везде и всюду,
и топор слишком груб и неповоротлив, чтобы успеть
везде.. Социокультурные функции идеологии — обеспе-
чение культурных предпосылок для воспроизводства
каждой личностью интеграции общества. Но одновре-
менно идеология может лишь серьезно относиться к
массовому сознанию, включая и то, что в нем, с точки
зрения идеологии, несерьезно, т.е. смеховую культуру.
Ее признание неизбежно и одновременно смертельно
опасно для идеологии, тщательно скрывающей тайну,
1 Социологический журнал. М., 1995. № 1. С. 197.
55
так как именно смех важнейший фактор ее разоблаче-
ния»1.
Как бы то ни было, анекдот выполняет функцию,
связанную с механизмом парадоксального снятия оп-
позиций. Это подмечено и другим исследователем
(А.Чернышевым), который аргументирует это положе-
ние в чисто культурогических терминах. «Не секрет, —
пишет он, — что наша культура выстроена на взаимо-
противоречивых основаниях, и сколько-нибудь устой-
чивая система приоритетов, соотносящая эти основа-
ния друг с другом, в ней отсутствует.. В анекдоте ис-
ходное противоречие сначала заостряется до предела,
а потом напряжение на полюсах снимается, что вле-
чет за собой смеховую разрядку.
Основные для культуры оппозиции постоянно
прогоняются через анекдот, молниеносно перемеща-
ясь вверх-вниз вдоль вертикальной аксиологической
оси»1 2. Данное утверждение, разумеется, применимо к
политическим анекдотам. Оппозиции «власть» —
«народ», «господство» — «подчинение», «война» —
«мир» и другие находятся в непримиримом противо-
речии, их можно на короткое время, доведя до край-
ней остроты, моментально снять именно коротким
юмористическим рассказом.
Картер и Громыко выходят из расположенных на-
против дверей и приближаются друг к другу.
— Наконец-то мы полностью разоружились! — гово-
рит Картер.
— Да, теперь мы вполне можем доверять друг другу!
— отвечает Громыко.
— Ну хватит болтать, марш назад в камеры! — ко-
мандует китайский надзиратель.
Анекдот, таким образом, одновременно обнажает и
амбивалентность любого политического явления, что
лишает его прямолинейности и категоричности. Тем
самым анекдот вскрывает и скрытую реальность, под-
бирается к тайне, стимулирует критику официальной
идеологии3.
1 Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. Т. III.
С. 334.
2 Чернышев А. Современная советская мифология. М., 1992.
С. 18.
3 См.: Ахиезер А.С. Указ. соч. С. 12.
56
В то же время политический анекдот, представляя
собой форму критики и протеста против жестокости и
глупости властей, функционально служит и средством
популярного развлечения. Еще Бахтин заметил, что
карнавальные шутки над государственными деятелями
и целыми институтами чаще всего преследовали цель
очищения души от разных отрицательных эмоций. В
СССР население могло освобождаться от перегрузок,
просматривая кинокомедии, цирковые клоунады, эст-
радные представления. Разумеется, «чистого» полити-
ческого юмора там не обнаруживалось. Именно поэ-
тому политический анекдот нельзя рассматривать
только в качестве средства противостояния режиму,
как это делает большинство нынешних российских
исследователей. Мы можем обнаружить, что рассказ-
чики и слушатели анекдотов зачастую просто воспол-
няли дефицит популярного развлечения. Большинство
этих людей были не готовы идти далее насмешки над
властями, они просто нейтрализовали чрезмерное дав-
ление идеологии. Для них политический юмор ничем
не отличается от других его разновидностей.
Если же обратиться к основной функции полити-
ческого анекдота, то он все же представляет собой, в
основном, «подпольный» канал коммуникации. В
этом смысле его цели сложны и многообразны: от
самозащиты личности до открытой словесной агрес-
сии. Изменение этих целей характерно именно для
последних лет политической жизни России. Выход из
подполья, столь важный для известности анекдота бы-
стро сменился временем его упадка. Однако по-преж-
нему анекдоту современному присущи тотальность
иронии, всеобщее отрицание политических лидеров,
политический пессимизм. Анекдот по-прежнему от-
крыто используется правительственными и оппозици-
онными кругами в политической борьбе. Чем выше
накал этой борьбы, тем очевиднее агрессивный харак-
тер политических анекдотов и острот.
Ночью А. Козырев плохо спит. Его жена спрашивает:
— В чем дело, дорогой Андрей?
— Да не помню, где получать завтра зарплату, то ли
в МИДе, то ли в Госдепе.
И все же политический анекдот заметно уступил
свое место, которое незамедлительно заняли другие
средства коммуникации.
57
Существует несколько объяснений падения инте-
реса к политическому анекдоту в 90-х годах. Некото-
рые исследователи находят причину охлаждения в
снятии угрозы со стороны тоталитарных институтов.
Поскольку юмор трансформирует то, что угрожает че-
ловеку, в смехотворный, т.е. ничтожный объект и тем
самым изгоняет тревогу и страх, постольку исчезнове-
ние репрессий прямо влияет на степень его распро-
страненности.
Другая причина в своеобразном перемещении
анекдота от поля повседневного личного общения в
пространство институциональных коммуникаций (те-
левидение, газеты и журналы, специальные брошюры,
литература, театр, эстрада). Если ранее цензура, иг-
равшая важную роль в запрете политических насме-
шек, оставляла анекдоту лишь анонимную сферу об-
щения, то отныне он стал персонифицированным и
отчасти официальным. Отныне наиболее известные
рассказчики (Петросян, Никулин, Хазанов) без вся-
кой опаски могут подсмеиваться над дикцией
Л.И.Брежнева, болезнью К.У.Черненко, говорливос-
тью М. С. Горбачева.
Из социальных причин выделяется изменение
самого источника зарождения анекдота. Так же как
зарождение слухов практически исчезло из очередей
(ввиду их явного уменьшения), так и анекдот пере-
стал играть там роль обмена доверительными сообще-
ниями.
7 ноября. Стоит Сталин на трибуне мавзолея, парад
принимает. Холодно. Достал из-под полы шинели бу-
тылку «Московской». Откупорил.
Вдруг, откуда ни возьмись —
II
тонеры с цветами.
Один мальчик подбегает к Сталину, выхватывает бу-
тылку и разбивает о гранит.
— Пить вредно, товарищ Сталин! Это — не по-пио-
нерски!
— Откуда ты, мальчик? Как тебя зовут? — умилился
Сталин.
— Да это Мишка Горбачев, из 5-го «А», — ответила
за него одна девочка.
— Да ладно тебе, Рая, — засмущался мальчик.
Этот анекдот ныне совершенно непонятен для тех,
кто незнаком с ситуацией, сложившейся в СССР в
связи с ограничением продажи алкоголя во второй
половине восьмидесятых годов. Надо знать, почему
58
распивание бутылки тогда приравнивалось на уровне
обыденного сознания к крупной неприятности. Необ-
ходимо также помнить, кем была Раиса Максимовна
для тогдашней мужской половины населения — если
не зачинщиком алкогольной кампании, то руководи-
телем ее руководителя наверняка. Для тогдашнего
обывателя это было совершенно очевидным, и он
стремился каким-то способом создать политический
образ, который принижает высокопоставленных чи-
новников и, одновременно, изгоняет страх (очередь
большая, и продажа водки может закончиться).
Большинство политических анекдотов зависит от
тех или иных ситуаций, от стиля политиков, словом,
от множества влияний, и именно поэтому они живут
недолго. Кроме того, существует и довольно проза-
ическое объяснение (А.Чернышев), по которому те
люди, которые придумывали и распространяли анек-
доты, нашли для своей интеллектуальной энергии
более достойное применение и переключились на со-
чинение пародий на «Интернационал» в стиле «панк».
Именно поэтому анекдоты о новых кремлевских вож-
дях примитивны (детский анекдот) либо механически
повторяют (с изменением фамилий действующих лиц)
каноны старого хрущевско-брежневского времени1.
Основные «официальные» отправители анекдотов —
газеты, журналы, электронные средства переключили
свое внимание на «новых русских», а специализиро-
ванные сатирические журналы («Крокодил») и пр.) —
на сексуальные объекты. Некоторые исключения из
этого списка составляют лишь либеральный «Мага-
зин» М.Жванецкого и крайне оппозиционный ежене-
дельник «Завтра» (Агентство «Дня»).
Талибы «развивают» наступление на Казань
с целью вернуть обратно убежавших из плена
летчиков1 2.
А.Чернышев все же наиболее вероятной причиной
упадка жанра считает изменение в трактовке насилия
со стороны массового сознания. Если ранее мотив на-
силия существовал в подсознании, то ныне он пере-
местился в сознание и в само поведение людей. И в
связи с этим «такой тонкий механизм актуализации
1 Чернышев А. Указ. соч. С. 17.
2 Завтра. 1997. № 21.
59
подсознательных импульсов насилия, как анекдот,
оказался “не у дел”; он влачит все более жалкое суще-
ствование и на фоне газетных сообщений из Сумгаита
и Тбилиси, Ферганы и Баку выглядит как отвратитель-
ный кривляющийся карлик». Такая трактовка в духе
Фрейда, разумеется, упрощает проблему. Как мы успе-
ли заметить, анекдот многофункционален, и его агрес-
сивность лишь одна, но не самая главная функция.
И все же можно с большей степенью вероятности
ожидать своеобразный ренессанс анекдота в ближай-
шие же годы. По мере укрепления российской госу-
дарственности и стабилизации общества анекдот
снова сможет занять уготованное ему историей место.
И все же с учетом авторских намерений в последу-
ющих разделах книги кажется необходимым как-то
классифицировать этот жанр.
В современной российской фольклористике в за-
висимости от объекта осмеяния можно выделить не-
сколько категорий политических анекдотов. Так, при
восхождении от общего к частному их классификация
может выглядеть следующим образом.
1. Первая — анекдоты, высмеивающие политичес-
кую идею.
2. Вторая — анекдоты, высмеивающие довольно
крупные социально-политические образования (бур-
жуазия, пролетариат, крестьяне, горожане и т.д.).
3. Третья — анекдоты про политические институты
(партия, армия, спецслужбы, милиция, бюрократия).
4. Четвертая — анекдоты про те или иные символы
(знамя, герб, лозунг, призыв).
5. Пятая — анекдоты, высмеивающие якобы
«враждебные» или недружественные этнические груп-
пы — украинцы, чеченцы, турки, поляки, американ-
цы, мексиканцы и т.д.
6. Самый распространенный анекдот — об отдель-
ных политических деятелях, как находящихся у влас-
ти, так и оппозиционных.
Разумеется, приведенная выше классификация до-
вольно условна. Следует также обратить внимание и
на чрезмерную изменчивость политики, что не может
не отразиться и на уровне «смертности» анекдота.
Так, в 1994 г. вышла довольно интересная книга
Л.А.Барского, где проводилась, в частности, класси-
фикация анекдотов по сюжетам («политическая систе-
ма», «национальная политика», «экономика», «армия»,
60
«жизнь, судьба», «культура, искусство, наука», «быт»,
♦семья», «болезни и медицина», «секс»)1. Политичес-
кая система была представлена таким образом:
Тема
Политическая
система
Сюжеты и ситуации
революция 1917 г.
революционные идеи
народ в социалистическом
обществе
КПСС
партийный аппарат
Ленин
Сталин
НКВД-КГБ
идеология
пропаганда
информация
социалистическая система
административно-бюрокра-
тический аппарат
Хрущев
Брежнев
смерть Брежнева
Андропов — Черненко
перестройка
антиалкогольный указ
вожди массы
При выделении в вышеприведенной схеме имен
конкретных политических деятелей обнаруживается та
самая скоротечность анекдота, которая приводит к
быстрому забвению тех или иных его персонажей. Для
иллюстрации этого достаточно опросить молодых
людей, которые наверняка затруднятся при ответе на
вопрос: «Кем был К.Черненко?»
1 Эго просто смешно! Или зеркало кривого королевства. М.:
АО «Х.Г.С.», 1994. С. 63.
61
Среднестатистический житель, разумеется, имеет
понятие о многих политических явлениях, но он не
будет смеяться над тем, что находится вне конкрет-
ной, известной ему до подробностей, ситуации.
Кроме того, когда политический анекдот не преследу-
ется (у власти есть другие, более важные противники),
он теряет некоторую привлекательность. Но положе-
ние наверняка скоро изменится, и населению понадо-
бятся новые ухищрения, чтобы скрыть свои истинные
намерения по отношению к властям, как, впрочем, и
властям по отношению к населению.
2.3. Эпиграмма
Рассмотрим свойство мы и силу эпиграмм:
Они тогда живут, красой своей богаты,
Когда сочинены остры и узловаты.
Быть должны коротки, и сила их вся в том,
Чтоб нечто вымолвить с издевкою о ком.
П. Сумароков
Слово «Эпиграмма», обозначающее «надпись»,
вначале было применимо к подписи на каком-либо
изображении, могильном памятнике. Выразительная
«двустишная» надпись в древние времена не имела
того язвительного смысла, который она приобрела
значительно позже. Так, на памятнике грекам, пав-
шим в битве с персами при Фермопилах (480 г. до н.э.),
была выбита общеизвестная эпиграмма — надпись:
Г ость чужестранец, поведай ты гражданам Лакедемона,
Что, их заветам верны, мертвые здесь мы лежим.
Насмешливые мотивы в эпиграммах Лукилия и
Никарха появились лишь во времена Нерона (I в.н.э.).
Писали эпиграммы и императоры Адриан и Юлиан,
сатирик Лукиан, христианский писатель Григорий Бо-
гослов, «грамматик» Паллада (конец IV в.). Последне-
му, в частности, принадлежит такое изречение:
Жизнь вся — лишь сцена и шутка. Так, или шутить научиться,
скинув серьезность с себя, или невзгоды терпи!
Эпиграмма античного мира сменилась византий-
ской, феодальной, но ее традиции прослеживаются
вплоть до настоящего времени.
62
Вы думаете, здесь живет Брик.
Исследователь языка?
Здесь живет шпик
И следователь из Чека.
(надпись мелом на дверях квартиры
О.М.Брика)1.
В средневековье же эпиграмма жила, в основном,
путем сбора и издания античных образцов, и лишь в
эпоху Возрождения появляется нечто новое. В России
интерес к эпиграмме стал явным лишь во второй по-
ловине XVII века и был связан с именем Антиоха
Кантемира. Его произведениям сопутствовал отвле-
ченный морализм, и напрасно было бы искать в них
какой-либо политический смысл. Эпиграммы же
более поздних поэтов (Тредиаковский, Ломоносов,
Сумароков) уже содержат взаимонаправленные лич-
ностные мотивы, но они, как правило, были заостре-
ны против тех или иных отвлеченных пороков обще-
ства. Комическое же содержание эпиграмма приоб-
рела лишь во второй половине XVIII века, хотя и
здесь влияние классицизма было бесспорным (Дер-
жавин).
Пушкинская пора расширила средства и способы
изображения эпиграммы (сатирическая, пародийная,
развлекательная). Именно тогда бытовая тематика на-
чинает тесниться общественно-политической. Счита-
ется, что перу самого Пушкина принадлежит около
ста произведений эпиграммного жанра. Именно этот
автор быстро эволюционировал от литературной и бы-
товой миниатюры начала XIX века к политической
эпиграмме. Так, многие пушкиноведы считают, что
эпиграмма на автора «Истории Государства Россий-
ского» носит чисто политический характер:
В его истории изящность, простота
Доказывают нам, без всякого пристрастья.
Необходимость самовластья
И прелести кнута.
По мнению Л.Ершова, Пушкина-эпиграммиста
особенно волнуют самодержавие, крепостничество,
общественно-религиозные и литературные проблемы
1 Русская эпиграмма. М.: Худож. литература, 1990. С. 299.
63
России. Многогранность таланта писателя проявилась
и в широте тематики, и в глубине ее трактовки. «Если
эпиграмма предшествующего периода, — пишет он, —
в лучшем случае будила национальное самосознание,
то теперь на прицел берется и другое — антимонархи-
ческие и антикрепостнические, то есть прежде всего
пол итические объекты»1.
Радикальное содержание пушкинских эпиграмм
проявилось прежде всего в указании конкретных пер-
сон тогдашнего времени: Алексадра I, Аракчеева, Во-
ронцова, архимандрита Фотия. Хрестоматийна эпи-
грамма на временщика Аракчеева («Всей России при-
теснитель»):
Холоп венчанного солдата,
Благодари свою судьбу:
Ты стоишь лавров Геростата
Иль смерти немца Коцебу.
Близки к пушкинским мотивам и эпиграммы поэ-
тов-декабристов, содержащие элементы антимонар-
хистской агитации:
Народ мы русский позабавим
И у позорного столпа
Кишкой последнего попа
Последнего царя удавим.
Гоголевская эпоха русской литературы внесла оп-
ределенные изменения в политическую сатиру, свя-
занные с привлечением юмора, более родственного
художественному характеру русской поэзии1 2. К тому
же значительно расширился диапазон воздействия
эпиграмм: от мелких чиновников до министров и
царя. Появилось множество анонимных авторов раз-
личных политических направлений. Среди же извест-
ных стихотворцев выделялись работы Н.А.Некрасова,
В.С.Курочкина, ДД. Минаева, демократизм языка ко-
торых общеизвестен.
1 Ершов Л.Ф. Сатира и современность. М.: Современник, 1978.
С. 30. Автор считает, что в политической миниатюре Пушкин
выступает родоначальником сатирического памфлета (там же).
2 См.: Белинский В.Г. Поли. собр. соч. Т. 8. М.: Изд-во АН
СССР, 1955. С. 615.
64
К концу XIX века в российском сатирическом
слове, однако, наступил спад, что сказалось и на судь-
бе этого жанра. После А.М.Жемчужникова вплоть до
первой русской революции не было сколь-либо замет-
ной фигуры эпиграммиста. Но революционные собы-
тия 1905—1906 гг. вдохновили на политические экс-
промты многих известных и малоизвестных авторов.
Осмеянию подверглись практически все управленчес-
кие органы: от правительства и партий до конкретных
чиновников.
Господь Россию приукрасил —
Он двух героев ей послал:
Один в Москве народ дубасил,
Другой же в Питере — трепал1.
Из авторов художественно превосходных эпиграмм
критики отмечали Сашу Черного, однако чисто
политизированными считаются Д.Бедный, ИЛогинов
и другие.
Новый стиль эпиграммы обычно связывают с вре-
менем Октябрьской революции и последующими го-
дами. Отныне она явно стала не только общественно-
политическим средством агитации, но и орудием про-
стого сведения счетов между самими литераторами,
принадлежащими к различным течениям. Именно в
20-е' и, в меньшей степени, в 30-е годы редакторы
газет, журналов, всевозможных сборников размещают
эпиграммы противоречивого смысла и направления и,
естественно, лишенные не только политического, но
зачастую и какого-либо эстетического значения. Имен-
но в эти годы развернулось политическое дарование
Демьяна Бедного («Либерал», «После ужина горчица»,
«Не с того начали» и др.). Образец «классической»
эпиграммы (эпитафии) можно найти в надписи на па-
мятнике Александру III («Пугало») в Ленинграде.
Мой сын и мой отец при жизни казнены,
А я пожал удел посмертного бесславья:
Торчу здесь пугалом чугунным для страны,
Навеки сбросившей ярмо самодержавья.
Прим. Трепов и Дубасов — высокопоставленные царские чи-
новники, известные своими преследованиями революционеров.
3—433
65
И все же период господства стихотворных форм во
время гражданской войны сменился годами интереса
к прозе, и «массовая политическая эпиграмма» была
по сути дела забыта вплоть до начала Великой Отече-
ственной войны. «Литературная» же эпиграмма, во
многом благодаря стараниям В.Маяковского («Адуе-
ву», «Сельвинскому» и др.), оказалась более живучей.
На годы Отечественной войны приходится расцвет
суровых сатирических миниатюр. Многие авторы
живо откликались на те или иные события фронтовой
жизни. Особенностью их публикаций можно считать
участившийся симбиоз карикатуры со стихотворной
подписью.
Днем фашист сказал крестьянам:
«Шапку с головы долой!»
Ночью отдал партизанам
Каску вместе с головой.
(С. Маршак)
Ситуация кардинально изменилась с окончанием
войны — эпиграмма стала по большей части бытовой,
да и сам жанр значительно изменился. Во всяком слу-
чае на страницах журналов уже было трудно встретить
«чистую» эпиграмму, ее вытеснили шаржи и басни.
Сами эпиграммисты и баснописцы вплоть до самой
«перестройки» были явно неизобретательны. Эпиграм-
ма низводится до уровня шаржа, мимолетного укола,
и все это на уровне студенческого капустника. Появ-
ляются насмешливые куплеты, авторы которых даль-
ше комического имитирования или обычной пародии
на творчество того или иного писателя не идут. Уже в
конце 70-х годов известный филолог Леонид Ершов
констатирует: «...участь этого своеобразного эпиграмма-
тического пласта пока не внушает какого-либо оптимиз-
ма по двум причинам. Во-первых, нередко эпиграммы
этого типа инкрустированы таким соленым словцом, что
только существенные сдвиги в принципах публикации
могут сделать их достоянием гласности. Во-вторых, за-
частую они слишком убийственно метки, чтобы увидеть
свет при жизни того, кому посвящены»1.
1 Ершов Л.Ф. Указ. соч. С. 133.
66
Радикально изменившаяся социально-политичес-
кая обстановка в России 90-х годов дала новую жизнь
политической эпиграмме, которая стала открыто, а
иногда и беззастенчиво использоваться против оппо-
нента.
Закрутить России гайки
Рвутся вновь большевики:
Возвратят народу пайки,
А себе вернут — пайки!
(И.Батишева)
Есть у Гайдара пунктик узкий,
И хорошо его бы снять:
Когда он говорит по-русски,
То без пол-литры не понять.
(К.Сухов)
2.4. Политическая карикатура
Они рисуют Спасителя с пухлым лицом, с
розовыми губами, с завитыми волосами;
руки и мускулы толстые, пальцы с мочка-
ми, такие же ноги с толстыми бедрами, и
все это делает его похожим на немца, толс-
того, с большим животом.
Протопоп Аввакум, 1672
Карикатура многофункциональна; она служит и
формой невербального общения, и, одновременно,
политическим оружием. Но сначала рассмотрим ее
функции в историческом аспекте.
Сама карикатура — это рисунок, изображающий
кого-либо в намеренно преувеличенном, смешном,
искаженном виде. В политическом взаимодействии
она начинает употребляться чуть ли не с XIII века до
новой эры. Именно в это время появился сатиричес-
кий рисунок, изображающий Рамзеса III. Фараон
сидит напротив антилопы за шашечным столом и,
явно выигрывая, всем своим видом выражает торже-
ство, самоуверенность и азарт. Существовала карика-
1 Крокодил. 1996. № 5. С. 15.
67
тура и в Древней Греции и Древнем Риме, где объек-
том насмешки часто становились властители с их от-
вратительными пороками.
Примерно те же объекты карикатуры наблюдались
в истории Российского государства, однако в «особые
периоды» (внешние войны, внутренняя реакция) про-
исходило некое смещение в сторону зарубежных по-
литических деятелей (Наполеон, Бисмарк, Вильгельм).
В советское время процесс перевода стрелок в сторо-
ну империалистического противника завершился, ка-
жется, окончательно. При этом для многих художни-
ков известное высказывание А.В.Луначарского было
путеводным:
«И сейчас наш смех, направленный против врага,
будет злым, потому что враг еще силен.
В этой борьбе смехом мы имеем право изображать
врага карикатурно. Ведь никто не удивляется, когда
Ефимов или кто-нибудь другой из карикатуристов ста-
вит Макдональда в самые неожиданные положения, в
которых тот в действительности никогда не был. Мы
очень хорошо знаем, что это большая правда, чем луч-
ая фотография Макдональда, потому что этим искус-
ственным положением, неправдоподобным положением
II
68
карикатура выясняет внутреннюю правду ярче и острее,
чем какой-бы то ни было другой прием»1.
В первые годы советской власти карикатура стала
составной частью агитационно-массового искусства.
«Окна РОСТА» и другие сатирические плакаты были
заполнены карикатурами М.Черемных, В.Маяковско-
го, Д.Моора, ВДени, ВЛебедева. В отличие от запад-
ного элитарного подхода к карикатуре, в России она
использовалась как особая коммуникация властей с ши-
рокими массами населения. Ее злость и простота были
достаточно понятны для любого читателя и зрителя.
В первые десятилетия (20-е — 30-е годы) появи-
лись многочисленные сатирические газеты и журна-
лы, вербальная и визуальная информация которых до-
полнялась карикатурами, где авторами выступали А.Ра-
даков, Л.Бродаты, Б.Ефимов, Н.Радлов, Ю.Ганф,
К.Ротов, А.Каневский, Л.Сойфертис, И.Семенов. В
годы войны они «переориентировались» на деятелей
фашистской Германии, а после окончания ее на быв-
ших советских союзников: Черчилля, Трумэна, Брэд-
ли, Эйзенхауэра, Этли и прочих государственных и
политических лидеров США и Западной Европы.
Из зарубежных политических карикатуристов со-
ветским людям более всего известен в течение мно-
гих лет был Херлуф Бидструп, иллюстрировавший
коммунистическую газету «Ланд ог фольк». Еще бу-
дучи студентом датской Академии художеств, он вы-
смеивал местных сторонников Гитлера, позднее пере-
ключился на весь капиталистический истеблишмент.
Именно эта направленность карикатуриста и при-
влекла постоянное и благосклонное внимание совет-
ского руководства. Массового же читателя и зрителя,
в основном, интересовали серии рисунков-рассказов о
различных ситуациях, с которыми сталкивается «малень-
кий человек».
Политическая сатира X. Бидструпа и добродушна (в
отличие, к примеру, от отечественных Кукрыниксов),
и иронически ядовита, она скорее близка к журналис-
1 Макдональд Д.Р. (1866—1937), один из основателей и лиде-
ров Лейбористской партии Великобритании. Был премьер-ми-
нистром в 1929 г. и в 1929—31 гг. Хотя он и установил диплома-
тически отношения с СССР, но постоянно оставался объектом
критики и насмешек. Карикатуры на него’постоянно появля-
лись в советских журналах и газетах.
69
тике, чем к выверенной литературной карикатуре. Он
изображает не столько самих политических деятелей,
сколько ситуацию, в которой они оказались. Именно
поэтому карикатура Бидструпа заменяла целую газет-
ную статью. В этой связи ходили легенды о нежела-
нии авторов статей и очерков в «Ланд ог фольк»,
чтобы их иллюстрировал популярный художник: чита-
тель просматривал карикатуры и не обращал внима-
ния на сам текст.
Среди всех средств получения чрезвычайного удо-
вольствия от юмора карикатура выделяется прежде
всего тем, что направлена против лиц, претендующих
на авторитет или являющихся в каком-нибудь отно-
шении выдающимися. З.Фрейд в этой связи замечает:
«Нужно немного наблюдений, чтобы доказать, что, го-
воря о выдающемся, я интонирую иначе свой голос,
придаю другое выражение своему лицу и стараюсь при-
вести весь свой наружный облик в соответствие с досто-
инством того, что я представляю себе. Я принимаю при
этом торжественно-почтительный тон, отличающийся
немногим от того, который я принял бы, если бы дол-
жен находиться в присутствии выдающегося лица, госу-
дарственного деятеля или великого ученого»1. И когда
выдающееся представляется как нечто обыкновенное,
при котором не надо напрягаться, происходит эконо-
мия энергии, в частности, в смехе.
Другой особенностью политической сатиры Бид-
струпа была мягкая юмористическая окраска карика-
турного образа, что нисколько не снижало ее эффек-
та. Художнику удавалась психологическая трактовка,
именно это делало его чрезвычайно популярным в 60 —
70-е годы. Известные ценители сатиры (Б.Ефимов,
Х.Шерфиг) замечали, что Бидструп не всегда приме-
нял прямолинейные политические приемы, а охотно
использовал намек, иносказание, что придавало его
творчеству еще большую силу.
В предперестроечные годы государственная под-
держка официального направления была особенно за-
метна. Неоднократно издавались альбомы Б.Ефимова,
Кукрыниксов, Б.Пророкова, Ю.Ганфа и других масте-
ров карикатуры. Постоянно устраивались выставки
политической сатиры и юмора. Так, на выставке «Са-
..... < -
1 Фрейд 3. Указ. соч. С. 370.
70
тира в борьбе за мир» 1983 года было представлено
более 800 произведений карикатуристов из 33 стран.
Однако представляются довольно сомнительными ху-
дожественные достоинства произведений многих тог-
дашних карикатуристов — они оставались, да и сейчас
остаются, «примитивным переложением газетной ста-
тьи на графический язык, подчас невнятный и беспо-
мощный»1.
У них на первый план выходит информирован-
ность, на второй •— эстетичность работ1 2. Именно поэ-
тому проблемная карикатура требовала от объекта
воздействия определенных знаний, таких знаний, ко-
торых было бы достаточно, чтобы не только понять
замысел художника, но и подтолкнуть зрителя к раз-
мышлениям. Произведения такого рода неоднознач-
1 Пути творчества и критики. Актуальные проблемы. М., 1990.
С. 179-180.
2 Российская карикатура. 1994. № 9. С. 22.
71
ны, поскольку используемый в них язык символики и
обобщенные образы обычно вызывают у различных
наблюдателей не только разные длины ассоциативной
цепи, но иногда и параллельные ассоциации, которые
сам автор заранее не мог предполагать. В.Богорад на-
ходит парадоксальным положение, при котором ри-
сунки натуралистов («картунистов»), создающих про-
блемную графику, чаще всего не смешны и в эмоци-
ональном плане не способны вызвать ни улыбку, ни
саркастическую усмешку. Причина, по его мнению, —
в необязательности получения эстетического удовле-
творения от содержания рисунка, как бы он ни был
высокохудожественно выполнен. «В первую очередь, —
пишет он, — сотворчество автора работы и зрителя
начинается путем раскрытия эмоциональной ориента-
ции относительно затронутой темы или проблемы.
Благодаря этому, после того как тон задан и принят,
зрителю раскрывается смысл рисунка единственно
верно замыслу автора»1. В качестве примера приво-
дится работа Кардона — признанного художника
антитоталитаризма под условным названием «Дисси-
дент», где изображены люди с кубическими головами.
Они стоят, засунув свои головы в кубические стенные
ниши. И лишь только один — шароголовый вызывает
подозрение и враждебность соседей, поскольку проде-
лать то же, что и все, он не в состоянии.
Какова же классификация употребляемых симво-
лов в проблемной графике? По частоте употребления
она в общем-то схожа с обычной, свойственной ху-
дожникам-эстетам. Это, в первую очередь, так назы-
ваемая «эзоповская» группа. Здесь люди и животные
наделяются одинаковыми свойствами не только внеш-
него вида, но также характера и интеллекта. Полити-
ческие деятели, однако, изображаются «эзоповским»
языком в последнее время не так часто, как ранее.
Исключение, пожалуй, составляют наиболее колорит-
ные фигуры, где сходство с некоторыми домашними
животными бесспорно (один из лидеров «Выбора Рос-
сии», например).
Постепенно, по мере культурного одичания нашей
нации, выходит из употребления и так называемая
классическая «мифическая» группа, где прообразами
1 Российская карикатура. 1994. № 9. С. 23.
72
служат персонажи Древней Греции и Древнего Рима
(Зевс, Прометей, Геракл, Кентавр, Троянский конь,
Цезарь, Нерон и др.).
Более живучей оказалась «средневековая» группа
(Дон Кихот, король, королева, шут, палач, рыцарь,
топор, конь), легко узнаваемая массовым потребите-
лем информации. Роли каждого изображаемого сим-
вола здесь достаточно жестко предопределены.
Следующие группы символов, на наш взгляд,
более характерны для проблемной графики. Это, по
терминологии Богорада, «пиктографическая», вклю-
чающая в себя все международные условные обозна-
чения, «символическая», состоящая из символов-жес-
тов (кукиш, указательный палец, кулак), «платяная»
(клоун, почтальон, военный, полицейский, заключен-
ный, дипломат, медсестра и т.д.), «вещевая» — наибо-
лее употребительна (телевизор, стол, диван, телевизи-
онная вышка, самолет, ракета, корабль и пр.).
При такой сложной группировке трудно найти
универсальные символы или их сочетание. Так симво-
лика (орел на гербе, например) создается на старом
восприятии других символов (серп и молот, циркуль,
голубь). Такое положение может облегчить расшиф-
ровку нового символа, и благодаря этой «постепен-
ности» современные работы так же понятны, как и
предшествующие1.
Исследуя общие тенденции развития политической
карикатуры, попытаемся кратко сформулировать не-
сколько конкретных заключительных положений.
Заметим предварительно, что проблемная графика
употребляется гораздо реже, чем обычная. Последняя
традиционно продолжает господствовать в массовых
печатных изданиях (газеты, журналы, книги, альбомы,
плакат), где один из основных видов графики — по-
литическая карикатура — употребляется давно, но как
особый вид искусства он начал приобретать особое
значение лишь во второй половине XIX века. Итак,
суммарно:
1. Большинство карикатур касаются отдельных
важных тем, таких как избирательная кампания, во-
просы войны и мира или коррупция в правительстве.
1 См.: Российская карикатура. 1994. № 9. С. 24.
73
2. Карикатуры часто используют феномен преуве-
личенной похожести некоторых хорошо известных
лиц или институтов для привлечения внимания, на-
пример, таких как Черномырдин, Ельцин, Жиринов-
ский, Анпилов. Кроме того, они могут использовать
или создавать символ, известный всем его читателям,
для того, чтобы представить или осмеять важную
идею, например, голубь как символ мира, звезда или
орел — символ государственности и т.д.
3. Текст подписи под карикатурой сведен к мини-
муму для того, чтобы воздействие было, главным об-
разом, визуальным. Размещается лишь несколько
слов, которые используются для доведения до созна-
ния основной идеи, а визуальный канал является до-
минирующим. Ельцин или Горбачев будут узнаны,
даже если их последователи не умеют читать, они
могут просто посмотреть на картинку. Таким образом,
карикатурист, избавляясь от относительно неважных
деталей, представляет тему в простейшем виде, понят-
ном любому читателю.
4. Карикатурист графически излагает свою точку
зрения или точку зрения газеты и журнала. Эта пози-
ция обычно открыто направлена против властей, их
коррупции или войны, а изображаемое — цель его
критики — представляется в явно преувеличенном
виде.
5. Из-за использования визуального канала воздей-
ствия или критически нацеленного на отдельную важ-
ную тему символа политическая карикатура становит-
ся действенным средством формирования обществен-
ного мнения. Ее апелляции к эмоциям вообще трудно
противостоять, и ее воздействие довольно заметно до
нашего времени.
Сами карикатуры, которые являются частью обще-
ственных дискуссий по текущим политическим во-
просам в газете и сатирических журналах, вносят не-
посредственный вклад в мир реальной политики.
6. Политическая карикатура, несмотря на ее заост-
ренность, обязательно заключает в себе и намек
на серьезные конструктивные темы. Одновремен-
но карикатура как бы интерпретирует понятия,
цифры и события, помогая дополнить принимаемые
новости.
Такие особеннбсти, по-видимому, очевидны. Но
если карикатуры — это средство выражения полити-
74
ческих требований, то почему эти требования оказы-
ваются представлены таким своеобразным и явно не-
реалистичным путем,
визуальных образов,
то есть в форме множественных
которые даже не подчиняются
обычным правилам натуралистической репрезентации
и, очевидно, предназначены для того, чтобы просто
веселить? Другими словами, зачем политические тре-
бования передаются при помощи визуального и коми-
ческого посредника? И как успешно эта форма визу-
ального юмора достигает цели в передаче серьезных
политических сообщений?. Какой вид серьезного со-
общения, наконец, содержит в себе политическая ка-
рикатура? Ответ ясен, т.к. известно, что изначально
сообщение, которое несет политическая карикатура
носит негативный и критический характер, ее авторы
не только комментируют политический процесс со
стороны, но и действительно заняты в этом процессе.
Итак, каждая политическая карикатура передает свою
правду, как бы кристаллизуя политическое требование
групп с помощью юмора. Разумеется, что при этом в
большинстве политических карикатур наблюдается
тенденция к персонализации; фокусируется внимание
на действиях и заявлениях отдельных действующих на
политической сцене лиц.
Карикатуры продумываются таким образом, чтобы
они были доступны широкой аудитории, т.к. точки
зрения, действия и внешность этих личностей уже до-
статочно известны и узнаваемы и естественно, что по-
литические карикатуры зависят от материала о поли-
тических деятелях и событиях, и те, кто близко незна-
ком с соответствующей политической культурой, не
смогут оценить огромную важность этих карикатур.
Есть, по крайней мере, 3 пути, по которым кари-
катуры подобного рода бросают вызов или принижа-
ют действия политиков, которых они избрали своим
объектом.
1. Карикатуры делают это посредством визуального
искажения. В примере с карикатурами на ЛОфинов-
ского обязательно предполагается образ, который по
своей природе должен вести себя в агрессивной, без-
ответственно деструктивной манере. Примеры, подоб-
ные этому, помогают нам понять, почему карикатуры
используются для того, чтобы передать политические
сообщения, и почему они так часто персонифициро-
ваны по своему характеру. Причина заключается в
75
том, что искаженное визуальное изображение извест-
ных политических лиц является наиболее эффектив-
ным средством, позволяющим поместить их действия
и заявления в альтернативный и неизбежно неблаго-
приятный контекст.
2. Политические карикатуры принижают значение
действий и политических шагов лиц, которых они по-
казывают, перенося их из области серьезного в мир,
населенный вымышленными характерами, которые
обычно вызывают смех. Политическая карикатура сти-
рает границу между серьезной политикой и областью
юмора. Она как бы подталкивает своих читателей уви-
деть забавную сторону деятельности своих в общем-то
кондовых правителей.
3. Политическая карикатура, в целом, всегда озада-
чивает читателя. Смысл карикатуры никогда поначалу
полностью не ясен. Для того, чтобы интерпретировать
ход мыслей, данный в тексте, нужно знать, хотя бы
поверхностно, закулисную игру на политической
сцене, текущие дела и условности. Компоненты поли-
тических карикатур обычно так организованы, что
вызывают двойное толкование и тем самым создают
семантические оппозиции, которые читатель должен
расшифровать сам. Эти оппозиции неизбежно подры-
вают авторитет одного или более политиков и пока-
зывают альтернативную точку зрения, которая неявно
поддерживается в рисунке.
Этот процесс семантической реверсии — третий
путь, по которому идут политические карикатуры, за-
нимая негативную или критическую позицию по от-
ношению к объектам.
Конечно, реакция массовой аудитории на полити-
ческие карикатуры будет неодинаковой, их будут рас-
сматривать люди с совершенно разными политически-
ми взглядами и привязанностями. Политические ка-
рикатуры могут быть переиначены, трансформирова-
ны или, наконец, игнорированы.
Последняя реакция на юмористические сообщения
всегда возможна. Потребление юмора редко бывает
всеохватывающим, т.к. его содержание сильно зависит
от интерпретаций, и потому всегда можно сказать, что
вообще юмор не достоин серьезного рассмотрения,
однако целевую устремленность политической карика-
туры вряд ли можно не заметить. Тем не менее, ис-
76
пользование юмористической формы дает возмож-
ность реципиенту отвергнуть любое критическое сооб-
щение на том основании, что в тексте допущены ис-
кажения, типичные для юмора, или проще, что это
только дешевая шутка. Вероятно, по этой причине
многие карикатуристы сдержанно отзываются об убе-
дительной силе своих карикатур.
В какой-то степени можно объединить исследова-
ние массового производства юмора с изучением такой
его конкретной формы, как карикатура. Я оцениваю
социальное влияние массового юмора через полити-
ческий юмор, который, наиболее вероятно, имеет
наибольший эффект. В частности, политические ка-
рикатуры, в той мере насколько они имеют какие-то
значительные политические последствия, имеют все
же тенденцию сохранять, а не разрушать суще-
ствующие модели политической жизни. Такая оценка
массового производства юмора, несомненно, была вы-
борочной и неполной. Тем не менее, все говорит в
пользу вывода о том, что юмор в целом, даже когда
его внешнее содержание может казаться чрезмерно
критическим, стремится поддерживать и сохранять
структуры серьезной речи и поведения, внутри кото-
рых этот юмор применяется.
Эта неожиданная для исследователя консерватив-
ная сила существует благодаря созданию юмористи-
ческой формы, предназначенной, в основном, для ре-
гулярного легкого развлечения, доступного для массо-
вой аудитории. Так как любая политическая игра ис-
пользует вымышленные характеры и лишь косвенно
связана с серьезной политической ареной, она произ-
водит свой юмор путем создания сбалансированного
взаимодействия стереотипных фигур, которые свиде-
тельствуют о стабильности нынешней системы, не-
смотря на все ее недостатки.
Политические карикатуры более тесно, чем все
другие формы, связаны с реальным политическим
процессом. Результат этого прямого политического
участия состоит в том, что они отражают асимметрич-
ность серьзной структуры и дают выход различным
мнениям большинства политических групп.
Можно в этой связи предположить — чем глубже
юмор включен в существующие социальные структу-
ры, тем больше он поддерживает эти структуры. Как
мы видели в данной главе, это относится и к массо-
77
вому юмору, и к юмору, появляющемуся в ситуациях,
связанных с прямым взаимодействием.
Политические карикатуры, таким образом, скорее
укрепляют, чем подрывают политические позиции
участников, хотя, по-видимому, и усиливают расхож-
дения во взглядах в самом политическом сообществе.
Маловероятно, что они способствуют изменению гос-
подствующей политической практики.
Эти выводы подтверждают предположение, что
юмор — это, в целом, и конечном счете стабилизи-
рующая сила в обществе.
Следовательно, мы сталкиваемся с другим пара-
доксом юмористической формы. Ибо, хотя юмор ока-
зывается основной альтернативой серьезности, в том
смысле, что он социально отличается от серьезной
формы и действует на логически противоположных
последовательно построенных принципах, на практи-
ке юмор в подавляющих случаях поддерживает и
вновь подтверждает установленные модели спокойно-
го серьезного поведения.
Бринкмэн (Brinkman, 1968) изучил убеждающий
эффект карикатур в передовых статьях не юмористи-
ческого характера, найдя подтверждение следующим
предположениям:
1) карикатуры, сопровождаемые статьей, чаще ме-
няют мнение, чем только карикатуры;
2) передовая статья без карикатуры чаще ведет к
появлению нового мнения, чем одна карикатура;
3) статья, противопоставляемая карикатуре, приво-
дит к реверсии, в то время как статья, подтверждаю-
щая аргумент карикатуры, приводит к конверсии;
4) для эффективности изменения наиболее удач-
ным является сочетание статьи и карикатуры, данных
вместе, сначала карикатура, затем статья, и, наконец,
сначала статья, затем карикатура;
5) когда в карикатуре и статье приводятся одина-
ковые аргументы, достигается гораздо больший эф-
фект, чем при альтернативных аргументах.
Карл (Carl, 1968) обнаружил, что информация, ко-
торую получают люди, просматривая карикатуры,
часто отличается от той, которая подразумевается ка-
рикатуристами.
Согласно исследованию, проведенному этим уче-
ным, 15% читателей соглашаются с карикатуристами,
78
15% — частично, более 70% не согласны с содержани-
ем карикатур.
Расхождение между предлагаемой информацией и
воспринимаемой читателями подтверждает мысль о
том, что в политической карикатуре шутка оказывает-
ся более важной, чем само сообщение.
В заключение заметим, что политический юмор,
содержащийся в карикатурах, в течение последнего
века рассматривался как важное политическое ору-
жие. Однако можно предположить, что политические
шутки и представления («Куклы» на НТВ) в комедий-
ных программах по телевидению не менее важны.
2.5. Оживотнивание и овеществление
— Ну ты козел!
— Кто, я козел?
— Да ты и на козла-то не похож!
— Кто, я не похож?!
Старый прием, родственный карикатуре и басне, —
оживотнивание и овеществление осмеиваемого объек-
та, считается чрезвычайно эффективным. Известно,
что басня, эта древнейшая форма фольклора, произо-
шла от животного эпоса и первоначально была связа-
на с простыми наблюдениями охотников и скотово-
дов. В Древней Греции Гесиод (VIII в. до н.э.) впе-
рвые представил потомкам басню о ястребе и соловье.
Наиболее же известным представляется Эзоп (V в. до
н.э.). Среди приписываемых ему басен несколько
могут трактоваться в качестве политических.
«Волк увидел однажды, как пастухи в шалаше
едят овцу. Он подошел близко и сказал:
Какой шум поднялся бы у вас, если бы это делал я!»
Более поздние античные баснописцы: Федр (I в.н.э.),
Бабрий (II в.н.э.), а также нового времени: Лафонтен,
Лессинг, Хемницер, Крылов использовали тот же
прием, заключающийся в придании тем или иным яв-
лениям и лицам сходства с животными.
Н.Гоголь в «Мертвых душах» описывает губерна-
торский бал как пляску мух:
79
«Черные фраки мелькали и носились врознь и кучами там
и там, как носятся мухи на белом сияющем рафинаде в
пору жаркого июльского лета...»
Ф .Достоевский в знаменитом, по праву считаю-
щим политическим, романе «Бесы» эпиграфом взял
известные строки А.Пушкина:
Хоть убей, следа не видно,
Сбились мы, что делать нам?
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам.
Сколько их, куда их гонят,
Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж выдают?
М.Салтыков-Щедрин вложил в голову градона-
чальника Глупова вещь — органчик, исполняющий
одну и ту же мелодию «Не потерплю» и «Разорю».
Известное своей оригинальностью санкт-петер-
бургское изваяние Александра III несколько раз пере-
двигали со своего места. Почему? Вот что думали совре-
менники о новом изваянии и о самом Александре III:
«Стоит комод, на комоде бегемот, на бегемоте обормот».
Монумент был возведен Николаем II как знак ува-
жения к отцу, но тем не менее многим он казался
обычной карикатурой на царя. Л.Афанасьев обратил
внимание на необычность трактовки образа лошади
ваятелем Паоло Трубецким:
Не пойму никак, Создатель,
Не спроста или спроста
Посадил царя ваятель
На кобылу без хвоста.
А.Рославлев высказался уже о самом царе:
Третья дикая игрушка
Для российского холопа:
Есть Царь-колокол, Царь-пушка,
А теперь еще — Царь-ж...
Все эти экспромты фиксировались в альбомах дру-
зей и только позднее вошли в антологии эпиграмм.
На пьедестале, уже в советское время, было высечено
четверостишье Демьяна Бедного:
80
Мой сын и мой отец при жизни казнены,
А я пожал удел позорного бесславья.
Стою здесь пугалом чугунным для страны,
Навеки сбросившей ярмо самодержавья1.
В «Записках сумасшедшего» параллельно запискам
самого Поприщина можно прочесть и письма соба-
чонки Меджи. Автор придает этой Меджи чрезвычай-
ное значение: «Собаки — народ умный, они знают все
политические отношения...», «у них политический
взгляд на все предметы». О своем хозяине — чинов-
нике она рассказывает пикантные подробности:
«...через неделю папЗ пришел в большой радости. Все утро
ходили к нему господа в мундирах и с чем-то поздравляли.
За столом он был так весел, как я еще никогда не видала,
отпускал анекдоты, а после обеда поднял меня к своей шее
и сказал: «А посмотри, Меджи, что это такое». Я увидела
какую-то ленточку. Я нюхала ее, но решительно не нашла
никакого аромата; наконец потихоньку лизнула: соленое
немного».
Та же собачонка открывает глаза Поприщину на
его унизительно неравное положение относительно
«его превосходительства» начальника отделения, срав-
нивая его с своим ухажером — «уродом»-дворнягой.
Гротесковый прием, связанный с вводом какого-
либо животного (почему-то чаще всего наиболее бла-
городного), используется авторами с завидным посто-
янством. Из последних наиболее приличным представ-
ляется короткий рассказ ДЛегаза, Э.Умарова, М.Шаца.
«Я — первая сука страны»
(мемуары личной собаки президента)
Июль 1989 года.
Дождливо. Сегодня вытащила Хозяина из-под моста. Что
угораздило его купаться в такую погоду? Настроение у
него ужасное. Сказал, что если я рожу, то щенков он уто-
пит под этим мостом.
Ноябрь 1990 года.
Приходили какие-то люди, снимали Хозяина для телеви-
дения. Сначала на фоне семьи, потом отдельно крупным
планом, профиль, фас. Я поняла только «фас». Гости бы-
стро ушли.
1 См.: Новикова Л. Монументальные эпиграммы // Книжное
обозрение. 1995. № 6. 7 февраля. С. 11.
4—433
81
Июнь 1991 года.
Хозяин опять пришел домой трезвым. Что-то происходит
в высших эшелонах власти.
18 августа 1991 года.
Сегодня снова тренировались, залезали с Хозяином на
танк, на время. Тяжело в учении! Звонил Горбачев, инте-
ресовался, как прошла тренировка, предложил обить танк
поролоном.
Март 1992 года.
На днях Хозяин вернулся из поездки по стране. Высту-
пал в каждом городе. Правильно! Свою территорию надо
метить.
Июнь 1992 года.
Целыми днями сижу дома одна. Хозяин по горло занят
какой-то дурацкой реформой. Жрать нечего. Сгрызла
носки Хозяина. Ничего себе! В этих хрустящих носочках
есть все, что необходимо для моих игр и роста.
Декабрь 1992 года.
Ура! Хозяин обещал взять меня в Германию. Говорят, у
ихнего канцлера — колли. Пока Хозяина нет дома, смотрю
по видику эротику. По четвергам приходит пудель Гайдара,
приносит кости, но по глазам видно, что мечтает о случке.
Февраль 1993 года.
На прогулке подружки рассказали историю. Гайдар позд-
но вечером пришел домой и сослепу, в темной прихожей,
вместо шнурков развязал своего пуделя.
Апрель 1993 года.
Вечером всей семьей смотрели, как Хозяин выступал в
Верховном Совете. По-моему, там много наших, сидят и
лаются. А главный у них странной породы — спикер (что-то
вроде коккера).
Сентябрь 1993 года.
Настроение грустное -г2 осень. Сгрызла чемоданчик Хо-
зяина. В зубах застряла странная красная кнопка. Я дума-
ла, Хозяин меня убьет. Звонил Клинтон, спрашивал, что
это за идиотские шутки. Потом все очень смеялись: дого-
ворились с Клинтоном, что деньги на восстановление Лос-
Анджелеса вычтут из кредитов.
23 февраля 1994 года.
Сегодня поймала шесть блох. Пришлось их выпустить.
Амнистия, чтоб ее!
Апрель 1994 года.
Приходил в гости Арафат. Очень ласковый. Поцеловал
всех, даже меня. Было очень весело. Хозяйка в этот вечер
приготовила кнедлики, рыбу-фиш, мацу. Арафат ничего не
82
ел, а всю еду тихонько бросил мне под стол. Когда уходил,
поцеловал меня.
Май 1994 года.
Прекрасная солнечная погода. Смотрелась в зеркало.
Какая идеальная у меня шерсть. Жаль, что зимой придется
линять. Правда, Хозяин говорит, что ему тоже1.
Иногда используется и двузначность того или
иного термина, обозначающего и особу, и неодушев-
ленный предмет.
Яковлев (бывший зам. АД.Собчака) получил долж-
ность мэра Санкт-Петербурга под лозунгом: «Патронов
не жалеть!» А его патроном был Собчак1 2.
2.6. Прозвище. Аббревиатура. Кроссворды
Последние русские цари: Владимир
Самозванец, Иосиф Грозный, Никита
Блаженный и Леонид Летописец.
Городской фольклор 60-х годов
Прозвище. Под прозвищем обычно имеют в
виду название, данное человеку в шутку, в насмешку
1 Подмосковные известия. 1995. 19 апреля.
2 Вечерняя Москва. 1996. 23 июля.
83
и обычно указывающее на какую-то особенность в его
внешности, характере или деятельности. В политике
используется постоянно и, в отличие от бытовых,
имеет более острый насмешливый оттенок. Разнооб-
разие же личных прозвищ огромно. Вспоминаю, что в
пятом классе нам преподавала учительница географии
по прозвищу «Верблюд». Кто и когда дал ей это имя,
неизвестно, но оно чрезвычайно ей подходило и со-
хранилось за ней до выхода на пенсию. Позднее
странную прилипчивость названий частично удалось
понять на уроках русского языка, где разбирались
персонажи «Мертвых душ». На одного Плюшкина по-
тратили не один час — выясняли, какое у него было
на самом деле прозвище.
«— Эй, борода! а как проехать отсюда к Плюшкину,
так чтоб не мимо господского дома?
Мужик, казалось, затруднился сим вопросом.-
— Что ж, не знаешь?
— Нет, барин, не знаю.
— Эх ты! А и седым волосом еще подернуло! скря-
гу Плюшкина не знаешь, того, что плохо кормит
людей?
— А! заплатанной, заплатанной! — воскликнул
мужик. Было им прибавлено и существительное к слову
заплатанной, очень удачное, но не употребительное в
светском разговоре, а потому мы его пропустим. Впро-
чем, можно догадываться, что оно выражено было очень
метко, потому что Чичиков, хотя мужик давно уже про-
пал из виду, и много уехали вперед, однако же все еще
усмехался, сидя в бричке. Выражается сильно россий-
ский народ! И если наградит кого словцом, то пойдет
оно ему в род и потомство, утащит он его с собою и на
службу, и в отставку, и в Петербург, и на край света. И
как уже потом ни хитри и ни облагораживай свое про-
звище, хоть заставь пишущих людишек выводить его за
наемную плату от древне-княжеского рода, ничто не по-
может: каркнет само за себя прозвище во все свое воро-
нье горло и скажет ясно, откуда вылетела птица. Про-
изнесенное метко, все равно что писанное, не вырубли-
вается топором. А уж куды бывает метко все то, что
вышло из глубины Руси, где нет ни немецких, ни чухон-
ских, ни всяких иных племен, а все сам-самородок,
живой и бойкий русский ум, что не лезет за словом в
карман, не высиживает его, как наседка цыплят, а
84
влепливает сразу, как пашпорт на вечную носку, и нече-
го прибавлять уже потом, какой у тебя нос или губы —
одной чертой обрисован ты с ног до головы!»
Василий Белов находит, что обычно насмешливый,
сатирический оттенок прозвища вызывает у темпера-
ментного человека бурный и совершенно напрасный
протест: прозвище закрепляется за ним еще прочнее.
Бывали случаи переезда человека, чтобы избавиться
от прозвища, — тоже напрасно! А один умник решил
однажды перехитрить всех, придумал себе новое (ра-
зумеется, более благозвучное) прозвище и тайком
начал внедрять его в жизнь, надеясь таким путем из-
бавиться от старого. Увы, ничего не вышло, прежнее
прозвище оказалось более жизнестойким.
Подобный опыт для умного человека не оставался
втуне. Самоирония — всегдашний признак более раз-
витого ума. Юмор заглушал обиду, а иной раз и осво-
бождал человека от клички. Так, мужичок, получив-
ший в наследство прозвище «Балалайкин», заканчивая
выступление на колхозном собрании, спросил: «Еще
потренькать, аль на место сесть?» Таких людей ува-
жали, а уважаемого человека даже и за глаза назы-
вали по имени-отчеству. Юмор, ограждающий до-
стоинство, не следует, однако, путать с шутовством
и самоунижением, когда человек в задоре артисти-
ческого самооплевывания то и дело называет себя
пб прозвищу.
Древность и широту распространения прозвищ
подтверждает тот факт, что даже великие князья не
всегда избегали второго имени (Иван Калита, Дмит-
рий Шемяка, Василий Темный)1.
Образная сила, заключенная в русских прозвищах,
не щадила не только отдельных людей, но и целые
государства, земли и страны. Но сатирический отте-
нок в таких прозвищах был ничуть не сильнее, чем в
прозвищах, данных своим родным краям и губерниям.
1 Прим. Современный исследователь продолжает эту тради-
цию. Так, Ф.Бурлацкий дает прозвища уже последним правите-
лям России. И будь из них многие живыми, прозвища им, на-
верное, понравились бы; Никита Смелый (Хрущев), Юрий Хит-
роумов (Андропов), Михаил Блаженный (Горбачев), Борис Кру-
той (Ельцин). Получить вместо «кукурузник» — «смелый»! —
см.: Бурлацкий Ф.М. Русские государи. Эпоха реформации. М.:
Шарк, 1990.
85
Ill
Архангелогородцев, к примеру, издавна обзывали морже-
еда ми, владимирцев — клюковниками, борисоглебцев —
кислогнездыми. Вятичи были прозваны слепородами за
то, что в 1480 году, придя на помощь устюжцам, слс
ком поспешно начали сражение против татар. С рассве-
том обнаружилось, что били они своих же, тех, кому
пришли на выручку. Вологжане прозваны телятами,
брянцы — куролесами. Новгородцев называли то душее-
дами, то долбежниками. Муромцы были прозваны свя-
тогонами за то, что в XIII веке выгнали из своего горо-
да епископа Василия. Уезды, волости и отдельные селе-
ния также весьма редко не удостаивались собственных
прозвищ.
Разнообразие личных прозвищ поистине необъят-
но, и частенько становились прозвищами характерные
прилагательные: Шикарный, Ответная, Масленый.
При этом значение нередко могло быть обратным
прозвищу. Так, совершенно лысого шофера прозвали
Коля - Кудреватый. Председатель-тридцатитысячник,
не знавший разницы между яровым и озимым севом,
незамедлительно получил кличку «Тимирязев». При-
чем узнал он о ней только в день своего окончатель-
ного отъезда1.
В современном, довольно напряженном полити-
ческом процессе присваивание названий всем началь-
никам, включая высших, стало скорее правилом, чем
исключением. Обычная цель — в дискредитации веро-
ятного или реального противника, в принижении его
роли. Подчиненный старается отомстить своему руко-
водителю, последний выражает свое презрение перво-
му. На групповом уровне объектом насмешек может
стать человек, по каким-либо причинам неприятный,
с которым никто лично и не встречался. Любая оппо-
зиция обычно использует стремление людей к сопро-
тивлению власти, вызыванное тем, что зачастую они
преследуют свои собственные цели, а не цели началь-
ства. Кроме того, любое руководство, независимо от
того, индивидуальное оно или групповое, стремится
навязать свои стандарты поведения, что не всегда
принимается обществом. Так, создается благоприят-
ная возможность для всех и особенно для довольно
1 См.: Белов В. Лад // Наш современник. 1981. № 77. С. 148—
150.
86
пассивных людей, не имеющих других способов к со-
противлению, каким-то образом унизить своих угне-
тателей. И когда появляется прозвище (ярлык), то
при достаточно широкой поддержке со стороны
средств массовой информации оно может стать обще-
известным, принятым обществом и сопровождать
объект в течение всей жизни (Паша-Мерседес). В ред-
ких случаях сама фамилия амбициозного политика
может стать кличкой и для домашних животных. При
этом существует достаточно много лингвистических
средств для дискредитации политика. Это и соедине-
ние слога в фамилии и имени с предметом (Дуб Лень-
ка — Леонид Брежнев, Чубаучер — Чубайс плюс ваучер
и т.д.), объединение инициалов и фамилии (Кучер —
К.У.Черненко), повтор слогов (Шу-Шу — Шумейко)
и т.д.
— Дядя Во, — сказали вьетнамские октябрята свое-
му -гостю Ворошилову, — передайте привет тете Фу
(Фурцева) и дяде Хрю (Хрущев)!
Изощренность в придумывании новых приемов ос-
меяния характерна для многих юмористических про-
грамм на радио и телевидении. В популярной ежене-
дельной постановке «Куклы» действуют Бориска, Сте-
паныч, Коржик, Жирик, Ваня-Рыбка, Зюга, Гриша и
другие легко узнаваемые персонажи. В крайне оппо-
зиционной газете «Завтра» (ранее «День») читатель
смог прочесть и такое:
Ельцинело.
Шумейко бурбулила Миткова.
Полторанило бражного Попцова, якунил Агаянц.
Попово чубайсил Лужков.
Шахрай окозырело гайдарил костикову-сливу.
Киселев© голумбел ваучер.
Боннэрило и демороссило.
Аббревиатура. Само это слово (сокращение)
представляет собой необычную и интересную форму
игры с начальными буквами любого названия. Из-
вестно, что наибольшее количество аббревиатур дала
советская власть в первые годы своего существования,
и тогда сразу же появились многочисленные и разно-
образные их расшифровки, чаще всего с ироническим
оттенком. Серьезность учреждений с аббревиатурами
87
была для населения несомненной, что в конечном
счете, как это ни парадоксально, и привело к на-
смешкам.
Всероссийская Чрезвычайная Комиссия — ВЧК —
«Всякому человеку конец».
Отдел Главного Политического Управления —
ОГПУ — «О, Господи, Помоги Убежать!».
Всероссийская Коммунистическая Партия (больше-
виков) — ВКП(б) — «Все Кончится Погромом (боль-
шим)», «Второе Крепостное Право Большевиков».
Российская Советская Федеративная Социалистичес-
кая Республика — РСФСР — «Редкий Случай Фунда-
ментального Сумасшествия в России» или «Рабочий
Снял Фуражку, Снимет и Рубашку»1.
Один из вариантов использования аббревиатуры —
расположение заглавных букв по
буквы, как правило, читаются сверху
вертикали: эти
вниз.
Г раждане,
Обождите
.Радоваться:
Брежнева,
Андропова,
Черненко
Еще
Вспомните1 2.
Кроссворды. Использование развлекательных
средств, особенно таких как политический кроссворд,
по сравнению с традиционными загадками-отгадками
(армянское радио) довольно новое явление в россий-
ской политической жизни. Их составители и рядовые
редакторы популярных газет и журналов настолько
«повысили свой культурный уровень», что на разме-
щение кроссвордов согласились руководители офици-
ально серьезных оппозиционных изданий («Советская
Россия», «Правда России»). В отличие от обычных,
политические кроссворды тут же сопровождаются и
ответами. Подсказки, размещенные под кроссвордом,
исключают двусмысленность ответов.
1 АИФ. 1996. № 20.
2 Советская Россия. 15 февраля 1992 (№ 32).
88
ПОЛИТКРОССВОРД1
По горизонтали: 5. Повивальная бабка революции.
6. Любимый напиток Бенито Муссолини. 10. Город
басков, увековеченный кистью Пабло Пикассо.
11. Латышский стрелок в брежневском руководстве.
12. Поле битвы Евпатия Коловрата. 16. Всадники без
головы. 18. Место, где имелась возможность побеседо-
вать с голым императором. 19. Имя двух царственных
тезок — Годунова и Бодунова. 20. Пират, способство-
вавший приращению Британской империи. 21. Язык,
на котором Н.С.Хрущева приветствовали возгласом
«Бхай-бхай!». 24. Обкомовская метода, применяемая
нашим Непредсказуемым. 25. Название батыевской
столицы, звучащее ныне как подсобное помещение.
26. Верный ученик корифея всех времен и народов.
30. Форма дармового угощения, обычно на презента-
циях, когда и селедка сладка. 33. Вяленый символ
1 Правда России. 1996. 8 февраля.
89
партии любителей пива. 34. Управделами администра-
ции президента. 35. Вдохновитель и организатор анти-
алкогольной кампании горбачевского периода. 36. Вид
построения подданных для встречи вождя.
По вертикали: 1. Родоначальники нынешних хорват-
ских националистов. 2. Горное обиталище лам. 3. Ем-
кость, чтимая в коридорах власти. 4. Буденновск-2.
7. Человек, которому предназначалась нынешняя
квартира Р.Хасбулатова. 8. Воинское звание, достой-
ное П. Грачева. 9. Политзаключенный в лагерной тер-
минологии. 13. Демократы эпохи уличной митингов-
щины. 14. Атеист с точки зрения верующих. 15. Стра-
на, которую поэт предлагал закрыть, почистить и
только потом открыть. 17. Именное олицетворение
ишемической болезни. 22. Заслуженный пирамидо-
строитель. 23. Максимальная оценка силовым структу-
рам за операцию в селе Первомайском. 27. Мусуль-
манские небожители. 28. Река, в которой гимназистом
купался будущий вождь пролетариата. 29. Полевой че-
ченский командир, который под Первомайском двух
самых крупных генералов перехитрил. 31. Автор книги
анекдотов о великом кормчем «Сталиниада». 32. Ма-
ленькие, но ушастые.
Составил Валентин Прохоров.
Ответы
По горизонтали: 5. Насилие. 6. Мартини. 10. Герни-
ка. 11. Пельше. 12. Рязань. 16. Мхедриони. 18. Терма.
19. Борис. 20. Дрейк. 21. Хинди. 24. Таска. 25. Сарай.
26. Сталинист. 30. Халява. 33. Тарань. 34. Кормила.
35. Лигачев. 36. Шпалеры.
По вертикали: 1. Усташи. 2. Тибет. 3. Чарка. 4. Киз-
ляр. 7. Брежнев. 8. Унтер. 9. Контрик. 13. Охлократы.
14. Антихрист. 15. Америка. 17. Кондрат. 22. Мавроди.
23. Баранка. 27. Имамы. 28. Свияга. 29. Радуев.
31 Борев. 32. Клопы.
90
КОММУНИЗМ ВДОЛЬ И ПОПЕРЕК
23
горизонтали: 3. Реакция народа на решения
По
Центрального комитета КПСС. 7. Город, где впервые
собралась РСДРП; впоследствии столица одного из
членов ССР. 8. Печатное издание, совершенно спра-
ведливо запрещенное к распространению в России из-
за своего деструктивного характера. 10. Украинский
город, о котором никак не хотели говорить большеви-
ки. 11. Шубный мех, не стоивший выделки (отбирался
у крестьян по продразверстке). 13. Острова в Белом
море, где был развернут первый концлагерь ГУЛАГа.
14. Фактический социальный статус колхозника в ста-
линские времена. 17. Маршал — усмиритель тамбов-
ских крестьян, которые восстали против большевист-
ского насилия. 19. Фактор, игнорировавшийся социа-
листическим производством. 21, Человек, мешающий
планомерному течению трудового процесса. 23. Ос-
новной регулятор экономических отношений, отверг-
нутый большевиками. 24. Праздник коммунистическо-
го труда, символами которого были Ленин и Бревно.
91
25. Продукт, без которого не могут существовать со-
циалистическая экономика и наркоманы.
По вертикали: 1. Огнестрельное оружие, которое
обычно держат в руках пассажиры паровоза, летящего
в направлении коммуны. 2. Наука, по числу внесен-
ных изменений в которую коммунисты не знают себе
равных. 4. Собрание сочинений нескольких писателей
об одном отрицательном персонаже. 5. Логичное, но
не прижившееся обращение колхозника к председате-
лю. 6. Три буквы между «военным коммунизмом» и
«индустриализацией». 9. Обычное оружие восставшего
крестьянина, с которым он выходил против пулеметов
и пушек Красной армии. 10. Единица измерения вре-
мени, проводимого советскими людьми в очередях.
12. Горючая жидкость, питавшая кремлевских старцев.
14. Форма правосудия, практиковавшаяся в СССР. 15.
Русский писатель, сразу невзлюбивший большевиков.
16. Крестьянский посланец к В.Ленину на картине
В.Серова. 18. Знаменитый летчик, к чьей смерти, по
современной версии, приложил руку И.Сталин. 20. В
прошлом — революционное море, а ныне — бутылоч-
ное пиво. 22. Советский разведчик, чья информация о
точной дате нападения Германии на СССР не заинте-
ресовала Кремль.
Ответы редакция газеты обещала опубликовать в сле-
дующем номере, который читатель не получил.
92
Ранее неточность в отгадывании слов могла при-
вести к крупным неприятностям. В 60-е годы среди
интеллигенции распространялся следующий анек-
дот:
— За что сидишь?
— Понимаешь, при обыске обнаружили отгаданный
мной кроссворд, где надо было отгадать слово из де-
вяти букв. И я вместо «коммунист» вписал «конти-
нент».
2.7. Мизантропия
Появление в российской прессе этой специальной
рубрики, высмеивающей политику и политиков прак-
тически ежедневно, явление по-своему уникальное,
поскольку позволяет читателю прочесть юмористичес-
кую версию случившегося за день до официальной
трактовки. В журналистике такой жанр выдерживают
лишь некоторые американские и западноевропейские
издания, поскольку для подготовки подобной рубри-
ки необходим писатель не только с острым и иро-
ничным умом, но и хорошо разбирающийся в слож-
ных политических интригах. Титус Советологов (ве-
роятно, несколько авторов во главе с главным редак-
тором «Независимой газеты» В.Третьяковым) озагла-
вил эту рубрику как «Мизантропия». Само слово
«мизантропия», как известно, предусматривает нелю-
бовь к людям, отчуждение от них, человеконенавист-
ничество.
Очевидно, что Т.Советологов (возможно, сам В.Тре-
тъяков) постоянно находится в самом мизантропичес-
ком настроении и все политики представляются ему в
преувеличенно неприятном виде. По-видимому, это
объясняется противоречивостью самой политики (она
обращается не только к самому прекрасному в чело-
веке, но и к самым худшим из его качеств). В жизни
грань между плохим и хорошим легко преодолевается,
и нет ничего удивительного, что первое может преоб-
ладать. Но при такой ситуации чувство юмора, прису-
щее человеку, поддерживает столь необходимый ба-
ланс и в какой-то мере способствует безболезненно-
му, но смешному восприятию самой политики.
93
Мисюк. Портрет Титуса Советологова (с натуры)
94
Юмор «Мизантропии» — это юмор не обычных
клоунов, а весьма земных мудрецов, которые подсла-
щивают свои горькие политические пилюли буффона-
дой. Кроме того, автор (авторы) «Мизантропии» мас-
кируют свой политический замысел чисто сократов-
ской иронией. Цель обычна — критика политики, но
совершенно иными приемами и иным стилем, она по
сути дела приземляет тщеславных политиков и, одно-
временно, служит показателем столь необходимого им
чувства пропорции. Словом, успех «Мизантропии»
был настолько велик, что в 1996 году наиболее замет-
ные статьи были собраны и изданы под названием
«Их борьба за власть. Очерки идиотизма российской
политики».
Приобретая эту книгу, я знал, что среди политоло-
гических работ довольно редко встречаются произве-
дения, сочетающие в себе достоверность и слухи,
отчет и пародию, иронию и сарказм. Именно поэтому
иногда кажется, что изображение Титусом событий на
политическом Олимпе скорее ближе к ёрничеству,
чем к журнализму. Но именно это и привлекает —
поскольку тихая насмешка часто оказывается громче
хриплых голосов отечественных политиков.
Стала понятна также причина того, что «Независи-
мая газета» держится на материалах Титуса, который
так интерпретирует точку зрения неприятного ему по-
литика, что она кажется совершенно абсурдной.
Именно поэтому сразу же после выхода книги я по-
дробно проанализировал очерки по идиотизму и
зашел с рецензией в любимую мной редакцию журна-
ла «Власть». Немного поговорил с сотрудниками. Они
сказали прямо: рецензий вообще не публикуем. Мы-
ле даем только презентацию книг. На полторы маши-
нописной. И понял я — умолчат они о Титусе, обяза-
тельно умолчат. Ибо издают исключительно серьезные
статьи и материалы. А жаль...
Все же, решив тогда серьезно представить книгу,
начал с алфавитного перечня политических фигуран-
тов. Шутка ли, речь идет об идиотизме в политике!
Выяснилось, что повторяемость ряда деятелей превы-
сила 10 единиц: Жириновский, Лебедь, Лужков, Руц-
кой — по 11; Козырев, Чубайс, Явлинский — по 12;
Грачев, Ленин, Рыбкин, Шумейко — по 19; Гайдар —
23; Черномырдин — 35, а Ельцин аж 59! Остальные
же, в основном малоизвестная публика (Наполеон,
95
Пушкин, Сталин и др.), набрали не более одного-
двух баллов. В общем, человеком оказался только
прокурор, да и тот, если сказать правду, свинья
Ильюшенко — 6 баллов!). Хотел потом оценить сами
зарисовки в адрес наиболее знаменитых, да побоялся.
Как-то неудобно и опасно — уж очень ловко они
умеют в окна танковые снаряды забрасывать. А у
меня дом ветхий: даже нежного дыхания Новодвор-
ской не выдержит...
Кто же настоящий автор этих очерков? Ходят
слухи, что лишь один В.Третьяков. Но это навряд ли..
Судя по фотографии, помещенной в тексте, он скорее
сын Моны Лизы и Вильяма Шекспира. Мало что
можно почерпнуть и из автобиографии мизантропа.
Родился в семье простых, но к тому времени уже со-
ветских родителей. Но чертовски способен.. «Ориги-
нальный и крупный талант, говорят о нем в своем
кругу предметы его работ. Но и сволочь крупная, до-
бавляют иные из них, смахивая скупую слезу зависти.
Так оно и есть...» Верно — так оно и есть, считают
многие читатели. Но все же постоянно читают и
книгу, и газетную рубрику. Может, пригодится...
В любом случае по «Мизантропии» любой может
изучать новейшую российскую историю с «изнанки»,
т.е. с учетом ее амбивалентности и парадоксальности.
Кроме того, своеобразный юмор многочисленных ти-
тусов на удивление быстро откликается на свежую но-
вость. Обыгрывание момента — важная черта «мизан-
тропии», и когда происходит какое-то новое событие,
то уже на следующий день можем прочесть о нем не-
сколько неожиданную версию. Конечно, если глу-
пость нынешних правителей уменьшится, то нетрудно
предугадать постепенный упадок популярности рубри-
ки. Но будем оптимистами!
ОЧЕРК ТРЕТИЙ
Объекты и субъекты юмора
3.1. Символы
Я нашел, друзья, нашел,
Кто виновник бестолковый
Наших бедствий, наших зол.
Виноват во всем гербовый,
Двуязычный, двуголовый,
Всероссийский наш орел.
, В.С.Курочкин
Многие из читателей этой книги на своем жизнен-
ном опыте давно убедились в серьезности того, что
‘имеет хоть какое то отношение к власти. Серьезным,
и более того — священным, является и любой знак,
связанный с властью, но признаваемый таковым лишь
на основании социального согласия. Наиболее значи-
мыми исследователями роли символов в политике
были американцы (ГЛассуэлл, А.Каплан, Т.Парсонс,
М.Ли и др.), которые не только определили их роль в
пропаганде, но и предложили целую систему их ин-
терпретации. Так, в работе «Власть и общество» Лас-
суэлл и Каплан утверждают, что существуют так назы-
ваемые авторитарные политические символы (законы,
конституция, уставы и т.д.), а также их более свобод-
ные типы: политические философии, политические
теории, платформы, лозунги, речи. Кроме того, сим-
воличны церемонии, демонстрации, гимны, торжест-
венные дни.
Все эти символы в определенных обстоятельствах
могут вызвать некие чувства и действия тех людей,
которые идентифицируют (отождествляют) себя с той
или иной общностью (народ, класс, группа, институт
и др.). Предпочтение того или иного символа означа-
ет и предпочтение символизированной идеи, группы и
личности. Так, для многих сакральным является по-
нятие «социализм».
— Можно ли построить социализм в одной отдельно
взятой стране?
— Можно, но тогда придется переехать жить в дру-
гую.
97
Было бы заблуждением ограничивать перечень
символов лишь материальными знаками (погранич-
ные столбы, величественные здания, памятники,
флаги, гербы и т.д.). На деле само государство счита-
ется высшим символом, своеобразным произведением
искусства. Один из ведущих немецких славистов
X. Гюнтер считает, что считающие себя архитекторами
нового общества Гитлер, Сталин, Муссолини стреми-
лись к насильственной гармонизации всех областей
жизни, к синтезу искусства. Но поскольку подвержен-
ность целому в тоталитарном обществе не основана
на реальности, возникает необходимость создания
красивой видимости. Совершается, таким образом, те-
атрализация и ритуализация политики.
Вершиной этих тенденций являются массовые
праздники, где сформированное тело массы движется
в сакральном ритуале перед фюрером, вождем или
дуче на сцене площади, окруженной монументальной
архитектурой, где символы и образы власти, выступ-
ления, музыка и магические световые эффекты соеди-
няются в тотальное произведение искусства, обращен-
ное ко всем чувствам. Именно здесь бьется сердце то-
талитарной эстетики, а литература, живопись, скульп-
тура или кино являются лишь отблеском этого огня...
Но и помимо таких кульминационных пунктов по-
всюду наблюдается стремление создать впечатление
преображенной новой жизни. Так как фактическое
преобразование жизни оказалось неполным, быт укра-
шался знаменами, лозунгами, плакатами, картинами,
скульптурами и т.д. Кроме того, пропаганда всячески
старалась создать фикцию монолитного, стройного
мира. Способность к потемкинской драпировке серой
действительности была особенно развита в советскую
эпоху.
X.Гюнтер замечает, что слова «народ» и «власть»,
персонифицированные в вожде, фюрере, в самопони-
мании тоталитарных систем являются глобальными,
взаимодополняющими понятиями. Не случайно обще-
ство часто описывается как пирамида, базой которой
является народ, а вершиной — вождь. Единство наро-
да и вождя — это постоянно заклинаемая мифическая
величина, во имя которой повторялись такие стерео-
типы, как «народ требует от художника простоты и
ясности», «народ не хочет субъективных извращений»
и т.д. Народность сталинская, как и народность наци-
98
онал-социалистическая, — это дубина в борьбе со
страшилищем элитарного, антинародного модернизма.
Оплотом, на котором держится тоталитарный синтез
искусств, является героический принцип. Именно с
ним связаны динамический активизм и мифологизм,
проникающие во все области общества.
Чапаев переплывает Урал. Гребет одной рукой. Ор-
динарец Петька плывет рядом.
— Василий Иванович, брось чемодан!
— Не Moiy, Петька, там карты
II
таба дивизии. Две
колоды.
Без архетипа героя, строителя новой жизни и по-
бедителя врагов и препятствий, не обходится ни одна
тоталитарная культура. На основе героического мифа
происходит та бесконечная ритуализованная борьба со
всеми масками и воплощениями зла, которая харак-
терна как для пропаганды, так и для романа, театра и
кино.
‘Тоталитарный герой не случайно всегда окружен
символикой железа и стали, причем, согласно боль-
шевистской мифологии, он отличается железной
волей и железным сознанием1.
Надежда Константиновна и Владимир Ильич сидят,
пьют чай.
Вдруг за дверью страшный грохот.
Владимир Ильич: Не беспокойся, Наденька, это
«железный Феликс» упал с лестницы.
Монументальность тоталитарной эстетики обычно
связывается не только с железом, но и с архитекту-
рой. Инстинктивно руководители советского государ-
ства были особенно «чувствительны» на архитектур-
ные символы эпохи. Они понимали, что те по време-
ни более устойчивы, чем продолжительность самой
власти, и, следовательно, более значимы для будущих
поколений.
Согласно нескольким генеральным планам рекон-
струкции Москвы, столица СССР должна была стать
не только самым красивым городом в мире, но и
символом социализма. Несколько позднее ее уже пре-
вращали в образцовый (!?) коммунистический (!?)
город, что дало повод шутникам задавать вопросы
типа:
1 См.: Общественные науки и современность. М., 1992. С. 87—
91.
99
— Где проходит граница образцового коммунистичес-
кого города Москвы? По кольцевой дороге или Садово-
му кольцу?
Ответ следовал незамедлительно:
— По Кремлевской стене.
Строительство так называемых «сталинских домов»,
зданий Нового Арбата («вставная челюсть»), павильо-
нов ВДНХ и т.д. должно было свидетельствовать о
коллективном богатстве и жизнерадостности совет-
ской архитектуры...1
Монументальность символа, разумеется, не огра-
ничивалась архитектурой. Она распространялась на
скульптуру («Рабочий и колхозница» Мухиной), живо-
пись, литературу...
Важным представляется генезис определенных
символов в советской системе. Разумеется, что в на-
чальный послереволюционный период единство обще-
ства по отношению к символам отсутствовало и люди
пытались обрести свою идентичность по-разному.
Тогда потребность в символах была чрезвычайно ве-
лика и разнообразна. Цвет знамени и покрой одежды
у одних (кожанки, красное знамя) контрастировали с
другими (зеленое и черное знамена, военная форма с
погонами и т.д. и т.п.). Уже тогда противостоящие
группы пытались десакрализовать ненавистные им
символы.
— Почему шлемы-буденовки у красноармейцев так
похожи на паровозные сухопарники?
— Чтобы пар выходил, когда «кипит их разум возму-
н
Рассказывают, что махновцы выдумали понравив-
шийся им лозунг: «Бей красных, — чтобы побелели,
бей белых, — чтобы покраснели!»
По мере стабилизации советской власти конвенция
большинства населения по отношению к политичес-
ким символам стала свершившимся фактом. Посколь-
ку сформировались профессиональный госаппарат и
его карательные органы, то появилась и возможность
охраны наиболее важных символов через применение
закона. Если же критика «второстепенных» символов
иногда и случалась, то санкции могли применяться
1 Приблизительно по тем же канонам («возврат к истокам»,
«величие») ныне построен Храм Христа Спасителя, здание Газ-
прома и прочие монументальности.
100
через дисциплинарные наказания или молчаливое не-
одобрение.
Лектор делает доклад об успехах пятилетки:
— В городе А построена электростанция...
Реплика из зала:
— Я только что оттуда. Никакой там электростан-
ции нет!
Лектор продолжает:
— В городе Б построен химический завод...
Тот же голос:
— Неделю назад там был. Никакого завода там нет!
Лектор взрывается:
вам, товарищ, нужно помет»
II
е шляться и газе-
ты читать!
В ситуациях, которые угрожают большой группе
самим существованием, символы могут приобретать
самодовлеющее значение. Так, в годы Великой Отече-
ственной войны, несмотря на угрозы самой жизни че-
ловека, разделяемые им символы всемерно сохраня-
лись и защищались. Осмеяние герба, знамени, имен
вождей в собственной среде было совершенно немыс-
лимым и всячески поощрялось в отношении против-
ника. И лишь в пятидесятые годы (ретроспективно)
обнаружились кое-какие смягчения:
Еще до войны Молотов предложил Риббентропу
общее для СССР и Германии знамя:
— Цвет красный, как был ранее у обеих стран,
слева — серп и молот, справа — свастика, а сверху над-
пись: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Риббентроп:
— Превосходно. Надо только убрать «пролет».
Ко временам заката советской власти официальный
символический запас в значительной мере девальвиро-
вался. Множество портретов и скульптур Ленина, крас-
ные знамена, марши, золотые звезды и ордена — тако-
вы были остатки от бывшей сакральности режима.
Брежнев собирался лечь на операцию по расширению
грудной клетки — не хватало места для орденов.
X. Гюнтер в начале 90-х годов так оценил ситуацию:
«Рассыпанные обломки и умирающие мифы вели-
кой эпохи, перед которыми мы стоим сегодня, уже
дышат разложением, обманом, ложью»1.
1 Общественные науки и современность. М., 1992. С. 91.
101
В смутном «постсоциа-
листическом» периоде исто-
рии России общенациональ-
ная символическая иденти-
фикация исчезла, и ныне
каждая из групп пытается
обрести свою собственную
тождественность. Предпо-
чтение отдается символам,
тесно связанным с интереса-
ми, традициями, ценност-
ными ориентациями членов
отдельных групп. В то же
время происходит своеоб-
разная «игра символов», оз-
начающая перемену знаков
«плюс» на «минус» и наобо-
рот. По мнению А.Черны-
шева, механизм «знаковой»
перемены был запущен еще
во времена антисталинской
кампании со стороны официальной пропаганды.
Позднее эта кампания затронула многие другие плас-
ты символики. К 90-м годам поменяли свои знаки
Сталин, Брежнев, Ворошилов, Жданов, Калинин
(плюс на минус), Хрущев, Бухарин, Раскольников,
Сахаров, Столыпин, писатели-эмигранты (минус на
плюс). Процесс не ограничился только исторически-
ми персонажами, а распространился на целые сферы
общества. Причину такой игры знаков исследователь
находит в культурно-исторических обычаях русского
народа и называет ее «еретической рефлексией».
Перемена знаков, по мнению автора, не означает
принципиально новой культурной ситуации. «Знако-
вые опрокидывания, — пишет он, — не изменяют ха-
рактера советской мифологии — “злодеи” и “герои”
меняются местами, на той же сцене и с минимальны-
ми изменениями в тексте ролей»1.
Не соглашаясь с этой основной посылкой (причи-
на, на наш взгляд, в конфликте разных по силе соци-
альных групп), можно в очередной раз констатировать
всю неустойчивость и, следовательно, уязвимость всех
1 Чернышев А. Указ. соч. С. 15—16.
102
этих символов, кажущихся важными для многих
людей. Я, в частности, знаком с человеком, имеющим
высшее образование, который в 80-х без всякого при-
нуждения носил на демонстрациях лозунг «Слава
КПСС», а ныне с не меньшим удовольствием провоз-
глашает «Долой красно-коричневую шпану». Предпо-
лагаю, что к концу 90-х он призовет уже к- массовому
отлову наших несчастных демократов.
Накануне президентских выборов на Манежную пло-
щадь выходят две колонны демонстрантов. Началась
перебранка:
— Вы, красная сволочь...
— Вы, недобитки белые.
ТУг проходит еще одна колонна.
— А вы кто такие? — спрашивают их демонстранты.
— Вы за какого президента?
— А мы ни за кого. Мы — сами по себе. Мы голубые.
103
Тут на трибуну вываливается пьяный мужик:
— Ребята! Тут же собрались все цвета российского
флага. Чего мы ссоримся?
3.2. Политики и секс
Из чего состоит руководство?
Из травы, выпивки, подхалимажа, ломания
подчиненных, смены настроений, улавлива-
ния ветра, ориентаций в темноте, ухода от
проблем, умения отдохнуть невзирая на все
и вопреки всему.
М. Жванецкий
Наиболее важным объектом осмеяния являются
сами политики. Юмор в данном случае функциониру-
ет таким образом, что превращает государственных
служащих в глупцов, коррупционеров, наглецов, рва-
чей и сквалыг. И все же, несмотря на сугубо «лич-
ностный» подход, эта специфическая критика опосре-
дованно направлена не столько на конкретного поли-
тика, а на саму политику как таковую. Именно через
представителей определенного класса, группы, инсти-
тута на деле высмеивается капитализм, империализм,
социализм, расизм, милитаризм и пр. «измы» нашего
времени. Замечено, что, как только какой-либо дея-
тель уходит в политическое небытие, юмористы теря-
ют к нему всякий интерес. Однако от наиболее выда-
ющихся остается след — их мифологизируют, припи-
сывая необыкновенные способности и качества — ум,
решительность, смелость и, наконец, сверхъестествен-
ные сексуальные возможности.
При описании сексуальных подвигов государствен-
ных мужей существует кажущаяся непреодолимой
дистанция между так называемым «черным юмором»
и гротеском.
Ой, огурчики, помидорчики!
Сталин Кирова — чик-чик
В коридорчике.
Если первый связан со смертью, то второй с сек-
суальностью.
По мнению В.Мерсье, упомянутые виды юмора
нейтрализуют в достаточной мере как страх перед
смертью, так и само таинство сексуального влечения.
104
Гротеск как юмористический прием обычно связан
с описанием фаллического превосходства того или
иного вождя, лидера, руководителя. В основе — вы-
смеивание тайны деторождения, а также утверждение,
даже в юмористической форме, своих и чужих сексу-
альных достоинств. Страх перед половым бессилием
преодолевается именно через фаллический юмор, сви-
детельством чему служат так называемые «приапичес-
кие» произведения (приапеи Вергилия, Катулла, Гора-
ция), появляющиеся еще во времена античности и
продолжающие жить вплоть до нового времени1.
Приап, как божество производительных сил при-
роды, по одной из версий произошел от Диониса и
Афродиты и был по прихоти Геры награжден двумя
фаллосами. В римской мифологии культ Приапа до-
стиг наивысшего расцвета, а во время праздника
(май—июнь) в его честь происходили половые неис-
товства. Сам же Приап изображался, как правило,
старичком с фаллообразной головой или, на худой
случай, держащим одной рукой свой детородный
орган.
В русской фольклорной традиции также было
обычным делом изображать своих героев этакими по-
ловыми гигантами. Николай Старшинов, комментируя
частушку, созданную еще до революции, считает, что
нечто богатырское, былинное, идущее от Микулы Се-
ляниновича, слышится в строках:
У моей милашки ляжки —
Сорок восемь десятин.
Без порток, в одной рубашке
Обрабатывал один!
«И я не вижу, — пишет он, — ничего скабрезного,
никакой похабщины. Насколько это здоровее и физи-
чески и морально, чем все эти телевизионные вопли
певцов-извращенцев, чьи евнушечьи голоса, звучащие
ежедневно с экрана телевизора, выдают их с голо-
вой...»1 2
Как бы то ни было, русские народные сказки, бы-
лины, байки содержат множество свидетельств сексу-
альных подвигов народных героев. Фольклорные тра-
диции нашли свое отражение в так называемой под-
1 Mercier V. The Trish Comic Tradition. Oxford, 1926.
2 Разрешите вас потешить. Вып. 1. М., 1992. С. 9.
105
цензурной литературе, где цари, короли, императоры
обладали необыкновенной силой, данной их предкам
еще в библейские времена. В этом отношении типич-
ной была известная поэма, где Ной, Хам, Авраам, Из-
маил, Иосиф, Гедеон, Самсон творили такое, что ци-
тировать ее кажется невозможным. Единственное чет-
веростишье, где нет неприличных слов, мне удалось
выделить с большим трудом:
Сын Авраама и Агари
Благообразный Измаил,
Измаилитян наплодил
От стран Синайских до Сахары.
Описаны подвиги и средневековых царей и импе-
раторов (Ричард Львиное Сердце, Фридрих Барбарос-
са, Генрих-птицелов, Людовик XIV).
А у Ричарда сердце львино
Была отменная шматина:
Меч сокрушив, сломив копье,
Ее он обращал в дубье
И бил нещадно сарацин
Среди неведомых пустынь.
Из русских выделялись Петр I, Потемкин, лица
духовного звания.
Великий Петр раз в пьяном виде
Мощь х.. своего на жиде,
Быв в Польше, миру заявил:
Он в ухо так его хватил
Наотмашь х... что еврей
Не прожил даже и трех дней1.
Авторы подобных произведений, разумеется, не
ставили своей цельк/осмеять ни владельцев столь уст-
рашающих органов, ни их жертв (у Потемкина — Ека-
терина). Своей непристойной словесностью они просто
заменяли классику. «На место литературы издевательски
“подкладывается” “антилитература”, “антитексты” — по-
добно тому, как пристойное поведение в стихотворени-
ях... вытесняется антиповеденческой моделью»1 2.
Возможно, что акцент на половую сферу полити-
ков связан с желанием доминирования у последних. С
1 Стихи не для дам. Русская нецензурная поэзия второй поло-
вины XIX века. М.: Ладомир, 1994. С. 260, 270, 271.
2 Там же. С. 19.
106
такой точкой зрения выступил А.Чернышев при ана-
лизе причин появления матерной речи. Он находит
некую аналогию в поведении животных и человека. У
обезьян встречается очень характерный жест домини-
рования, представленный демонстрацией одним сам-
цом другому своего полового члена. «Право» на этот
жест имеет лишь самец, выше стоящий в иерархии
доминирования; нарушение порядка может повлечь за
собой физическую расправу над нарушителем.
Развитые же этапы означивания отношений доми-
нирования, по А.Чернышеву, предполагают возмож-
ность неограниченного увеличения количества задей-
ствованных знаков; символика полового члена заме-
щается символикой полового .отношения в целом, в
связи с чем конкурент может быть отождествлен с
женским половым органом, отношение с ним — ин-
терпретировано как половой акт и т.дЛ
Так называемая поэзия, приведенная выше, воз-
можно, более социологична, она объясняет явление в
качестве взаимодействия не только отдельных полити-
ков, но и целых групп. Малопродуктивным здесь
представляется фрейдистский подход, в основе кото-
рого лежит замаскированная агрессия (боязнь мести
как форма эксгибиционизма), поскольку к политичес-
кой деятельности он имеет слишком косвенное отно-
шение. Если же рассматривать само упоминание секса
в качестве уже замены примитивного действия, то
возможно в какой-то мере признать правоту великого
психолога.
В реальной жизни вульгарность может быть связа-
на и с демократическими возможностями. На эту
связь обращает внимание американский исследователь
Ч.Шутц, приводящий замечание генерала Гранта от-
носительно критики в адрес Линкольна:
Для президента отвечать на все обвинения оппози-
ции равносильно тому, как заставлять девушку дока-
зывать свою невинность.
Это очень подходящая метафора для насмешки над
политической оппозицией, она искусно использует во-
просы, которые интересуют и интригуют всех людей1 2.
1 Чернышев А Современная советская мифология. М., 1992.
С. 41, 42.
2 См.: Schuts Ch.S. Political Humor: from Aristopnans to San
Ervin Cranbery, N.J., 1977. P. 32.
107
Нынешняя российская действительность полна не-
пристойного юмора и агрессивных сексуальных выра-
жений. Однако грязные шутки и намеки население,
кажется, не воспринимает так, как хотелось бы самим
актерам политической сцены.
Во время телевизионной передачи «Лицом к лицу»
(1995 г.) В.Жириновский выплеснул из стакана сок на
своего оппонента Б.Немцова. Позднее он объяснил
свой поступок следующим образом:
«Я говорю: почему в Нижегородской области такой
высокий уровень преступности, смертности, наркома-
нии, венерических заболеваний?
По сифилису Нижегородская область, по офици-
альным данным, опережает даже Москву и Санкт-Пе-
тербург.
А он говорит мне: “Раз это вас волнует, давайте
вас подлечим”. Это что, я, что ли, болею этой болез-
нью?» 1
1 АИФ. 1995. № 25.
108
Перспективы наших молодых реформаторов в этом
отношении довольно радужны. Так, «Из письма быв-
шей волейболистки» можно прочесть:
А с Чубайсом не знала я скуку,
было дело — весной при луне
он засунул мне ваучер в руку, —
аж мурашки прошлись по спине!
(А.Вилых)1
Сами российские политики, однако, твердо отка-
зываются говорить не только о своих возможностях,
данных природой, но и вообще на тему, кажущуюся
им и сомнительной и опасной. При опросе видных
деятелей весной 1996 г. насчет их отношения к сексу
В.Жириновский, Г.Старовойтова, АТулеев, А.Руцкой,
Г.Зюганов, М.Горбачев были чрезвычайно осторожны.
И лишь Новодворская отреагировала в свойственной
ей манере:
«Наши “соблазненные” — не чета “соблазненным” в
цивилизованных странах. Зачем нам какие-то отдельно
£ом, с тех пор они и голосуют соответст-
in
взятые секретарши, которых всего-навсего подвергали
сексуальному домогательству, когда у нас имеются
почти 30 млн избирателей, которых раз и навсегда со-
блазнил коммунизм? Их однажды трахнули по голове
пыльным ме
вующим образом. Такой “компромат” нам не свойствен.
Это все равно, как если бы во время гражданской
войны кто-то попытался скомпрометировать Деникина
или Щорса тем, что они женам изменяют»1 2.
Другой знаменитый российский политик, славящий-
ся своими армейскими афоризмами, как-то заявил:
«Говорят, что я делаю это... из популистских сооб-
ражений, чтобы поднять рейтинг или что-то там еще. У
меня все в порядке, ничего поднимать не надо»3.
Можно предположить, что разговоры о своих сек-
суальных возможностях применяются политиками в
ситуациях спорного доминирования. Известно, что у
приматов доминирующий самец часто демонстрирует
свой половой член доминируемому. В ранние времена
своей истории человек вместо подобного предъявле-
ния использовал какой-либо символический жест.
1 Московская правда. 1997. 22 марта.
2 АИФ. 1996. № 28.
3АИФ. 1996. № 37.
109
Позднее этот символический жест заменяется «прого-
вариванием» своего сексуального превосходства, при-
чем этот процесс выступает не только как средство
выражения властного отношения, но и одновременно
как средство рефлексии1. Именно поэтому фольклор
всегда использует легенды о гигантских возможностях
народных властителей. Иногда, впрочем, встречаются
и сомнительные нотки по отношению к непопуляр-
ным личностям.
Орлов с Истоминой в постеле
В убогой наготе лежал.
Не отличился в жарком деле
Непостоянный генерал.
Не думав милого обидеть,
Взяла Лаиса микроскоп
И говорит: «Позволь увидеть,
Чем ты меня, мой милый, ...»1 2.
В современной политике обвинение в политичес-
кой импотенции встречается чаще других, что доказы-
вает неизжитость упомянутой выше системы домини-
1 Чернышев А. Современная советская мифология. М., 1992.
С. 45.
2 Русский мат. Антология. М., 1994. С. 74—75.
110
рования. В армейской среде, в местах лишения свобо-
ды, словом, там, где открыто распространены «муж-
ские» отношения господства и подчинения, рудимен-
ты системы, по-видимому, наиболее устойчивы.
3.3. Опросы
Проще всего поступил Сократ.
Чтобы избавиться от интервью,
он отравился.
Дон-Аминадо
Известно, что проведение опросов относительно
популярности того или иного российского политика
стало чрезвычайно модным, а иногда и прибыльным
делом.
Во время проведения довольно частых избиратель-
ных кампаний сотрудники множества опросных цент-
ров несколько оживляются и, по ходу дела, становят-
ся все более активными. И неважно, что многие все
еще ходят в коротких штанишках. Главное, чтобы по-
бедила демократия, она же и наградит, если, конечно,
заслужишь... Основа основ — найти деньги, правиль-
но опросить, подсчитать и, естественно, прокоммен-
тировать нужным заказчику образом.
Итак, похоже, в последние годы складывается си-
туация, когда инициатором опросов как одного из
средств коммуникации «население—политики» высту-
пают мало профессиональные социологи (опросчики).
Вынесение за скобки термина «опросчик» вызвано
несогласием некоторых известных серьезных исследо-
вателей с тем, что российских опросчиков почему-то
упорно называют социологами. Дескать, с учетом ан-
гажированности опросчиков, применяющих сомни-
тельные методы, вряд ли корректно именовать их со-
циологами. Но такая точка зрения вряд ли станет об-
щепризнанной; ибо, исключив из своего состава столь
непомерно активных людей, социологи рискуют ос-
таться жалкими одиночками.
Кроме того, встречаются люди с прирожденным
даром задавать вопросы. Занятие очень полезное со
всех точек зрения. Именно с вопросов на различные
темы, включая политические, начинается жизнь каж-
дого ребенка. Читатели получат возможность ознако-
111
миться с процессом так называемой политической со-
циализации подростка в следующей главе. Но тягу к
вопросам будущих социологов, на наш взгляд, красоч-
но описал Дон-Аминадо в то время (1926 г.), когда
разнообразные анкеты и переписные листы еще толь-
ко овладевали умом публики.
...Если бы такому мальчику «дать полную свободу,
то житья в доме, конечно, не стало бы... Но Коле было
восемь лет и семь месяцев, домашние попреки он сносил
с поразительным мужеством и с утра до вечера грыз
собственные ногти, требуя ясных и категоричных отве-
тов на тысячи ребром поставленных вопросов».
И вот однажды папа Коли, потеряв терпение, купил
малышу тетрадь и потребовал, чтобы тот писал свои во-
просы и не приставал к маме. Через три дня первый том
сочинений Колн Сыроежкина вышел в свет — «родите-
лям на утешение, отечеству на пользу. Кое-какие вопро-
сы носили политический характер, например,
— А у полицейского тоже бывает папа?
— А как могут все большевики висеть на одном во-
лоске?
— И почему...»1
Неодолимое желание получить ответы на множе-
ство вопросов как со стороны населения, так и со
стороны практикантов-политиков существенно изме-
нило сам характер политической коммуникации. Во-
первых, появились исследователи общественного мне-
ния — социологи и необходимые посредники — ин-
терпретаторы, в основном журналисты и телекоммен-
таторы. Уровень социологической подготовки у этих
групп людей различен, что приводит зачастую с курье-
зам и насмешкам в первую голову по отношению к
интерпретаторам.
Во-вторых, сами политики стали охотно прибегать
к результатам опросов, особенно в тех случаях, когда
они более благоприятны для них, чем для соперни-
ков.
В-третьих, некоторая политическая «заданность»
исследователей в сочетании с известными недостатка-
ми в методах и технике исследования привели к со-
мнениям в серьезности самих опросов. Последняя на-
1 Дон-Аминадо. Наша маленькая жизнь. М.: Терра, 1994.
112
чинает заметно отступать под градом насмешек и
шуток.
Впрочем, высмеивание политических, как и других
опросов началось с момента их появления. И понача-
лу критики не особенно различали социологов-интер-
вьюеров, журналистов-интервьюеров, переписчиков
населения.
Еще Марк Твен («Разговор с интервьюером»), опи-
сав опросчика («вертлявый, франтоватый и развязный
юнец»), поведал читателю о бессмысленности и глу-
пости задаваемых в ходе интервью вопросов. После
представления писателю этот молодой человек заявил,
что теперь принято интервьюировать каждого, кто до-
бился известности. На вопрос писателя: «И чем же вы
действуете?» — он ответил: «Ну знаете... просто в от-
чаяние можно прийти. В некоторых случаях следовало
бы действовать дубиной, но обыкновенно интервьюер
задает человеку вопросы, а тот отвечает. Теперь это
как раз в большой моде».
Анкетные вопросы, пожалуй, оказались самой уяз-
вимой частью опросов. Как следствие еще в 20-е годы
юмористы принялись сами составлять анкеты. У упо-
мянутого выше Дон-Аминадо (А.П.Шполянский. 1888—
1957) опросный лист (в сокращенном мной виде. —
А.Д.) выглядел следующим образом:
«Ваше имя? Отчество? Фамилия? Кличка? Прозвище?
Псевдоним?
Ваш титул, корень, пол, род?
Если вы родились, то когда и где?
Какой у вас паспорт? (При наличии нескольких назовите
главный).
Грамотны ли вы?
Читали ли вы «От двуглавого орла к красному знамени и
обратно»?
Являетесь ли вы лично одним целым, или вы дробитесь на
партии?
Можете ли вы сами сочинить манифест?
Стоите ли вы за присоединение Абиссинии к Румынии или
наоборот?
На кого вы ставите: на середняка, на бедняка, на кулака,
на мужика или на дурака?» (1926).
Было бы чрезмерным упрощением рассматривать
рабочие документы социолога единственной мише-
нью острот и шуток. Само содержание интервью и
ответы опрашиваемых с давних пор также осмеива-
5—433
113
лись. «Анкета, — пишет все тот же Дон-Аминадо, —
вещь безответственная, но поучительная. — “Скажите,
как вы относитесь к дипломатии? — спросили мы без-
утешно рыдавшую вдову только что убитого диплома-
та...” Но, вопрос, который нас интересует, это даже не
вопрос, а в некотором роде вечная проблема: — “Следует
ли громко разговаривать по-русски в метро?!”1.
Сначала на этот вопрос ответил финансист, а затем
“очередь была за политическим деятелем центробежного
направления, объединившим вокруг себя все центростреми-
тельные и всеподданнейшие элементы Главного центра”.
Оторвавшись от срочной почтограммы и облокотив-
шись на самого себя все, центральный деятель сказал
нам:
— Прежде всего не будем засорять наш родной язык.
Не метро, не метрополитен, а самокатное подземное от-
верстие... Само собой разумеется, я всецело стою за
всемерное утверждение личности, где бы эта личность
ни находилась: на краю ли отверстия или внутри тако-
вого.
Кроме того, как я уже неоднократно докладывал, я
решительно отвергаю и самое понятие так называемой
эмиграции. Никакой эмиграции нет, а есть Зарубежная
Россия, временно выехавшая за рубеж и пребывающая в
зарубежье.
В качестве таковой она должна занимать приличест-
вующее ей место как в концерте европейских держав,
так и во втором классе подземного самоката. Я иду
дальше и нахожу, что русские не только должны разго-
варивать громко и по-русски, но громко и по-церковно-
славянски. Вот и все»А
Как читатель смог убедиться из вышеизложенного
ответа респондента, в опросе реализовалось «познава-
тельное взаимодействие двух различных уровней об-
щественного сознания: научного, носителем которого
выступает исследователь, и обыденного, практическо-
го, носителем которого выступает опрашиваемый,
респондент»1 2 3.
1 Дон-Аминадо с 1920 г. находился в эмиграции и проживал в
Париже.
2 Дон-Аминадо. Наша маленькая жизнь. С. 368.
3 См.: Социология. Основы общей теории: Учебное пособие.
М., 1996. С. 395.
114
Отношение «социолог—респондент», складываю-
щееся в ходе опроса, в решающей степени зависит от
задач, поставленных научным руководителем того или
иного проекта. Случается, что научный руководитель
(эксперт), заказчик и политик соединяются в одном
лице. Здесь возможны неожиданные результаты, при-
чем окончательные выводы остаются, разумеется, за
политиком. В «Чевенгуре» (1929 г.) А.П.Платонова
таким человеком выступает Чепурный.
«...Чепурный, когда он пришел пешим с вокзала —
за семьдесят верст — властвовать над городом и уездом,
думал, что Чевенгур существует на средства бандитизма,
потому что никто ничего явно не делал, но всякий ел и
пил чай. Поэтому он издал анкету для обязательного за-
полнения — с одним вопросом: “Ради чего и за счет ка-
кого производства вещества вы живете в государстве
трудящихся?”
Почти все население Чевенгура ответило одинаково:
первым придумал ответ церковный певчий Лобычихин, а
у него списали соседи и устно передали дальним.
“Живем ради бога, а не самих себя”, — написали
чевенгурцы.
Чепурный не мог наглядно уяснить себе божьей
жизни и сразу учредил комиссию из сорока человек для
подворного суточного обследования города. Были анкеты
и более ясного смысла, в них занятиями назывались:
ключевая служба в тюрьме, ожидание истины жизни,
нетерпение к богу, смертельное старчество, чтение вслух
странникам и сочувствие Советской власти. Чепурный
изучил анкеты и начал мучиться от сложности граждан-
ских занятии, но вовремя вспомнил лозунг Ленина:
“Дьявольски трудное дело управлять государством”, — и
вполне успокоился. Рано утром к нему пришли сорок че-
ловек, попили в сенцах воды от дальней ходьбы и объ-
явили:
— Товарищ Чепурный, они врут — они ничем не за-
нимаются, а лежат и спят.
Чепурный понял:
— Чудаки — ночь же была! А вы мне что-нибудь про
ихнюю идеологию расскажите, пожалуйста!
— Ее у них нету, — сказал председатель комиссии.
— Они сплошь ждут конца света...
— А ты им не говорил, что конец света сейчас был
бы контрреволюционным шагом? — спросил Чепурный,
115
привыкшим всякое мероприятие предварительно сличать
с революцией.
Председатель испугался.
— Нет, товарищ Чепурный! Я думал, что второе
пришествие им полезно, а нам тоже будет хорошо...
— Это как же? — строго испытывал Чепурный.
— Определенно, полезно. Для нас оно не действи-
тельно, а мелкая буржуазия после второго пришествия
подлежит изъятию...
— Верно, сукин сын! — охваченный пониманием,
воскликнул Чепурный. — Как я сам не догадался: я же
умней тебя!»1
Насмешкам постоянно подвергаются и результаты
«заказных» исследований, и сама терминология: «Что
такое прикладные исследования, к чему они прикла-
дываются? К кровати или к женщине?» — вопрошал
авторов председатель комиссии по обсуждению крат-
кого словаря социологических терминов1 2.
Что касается платоновского юмора относительно
социологического опроса, проведенного Чепурным, то
специалист при желании найдет там все основные ме-
тодические приемы и процедуры — свидетельство
тому учебники по социологии, изданные за последние
десять лет. Основная гипотеза — город «существует на
средства бандитизма», вопрос — «ради чего и ради ка-
кого производства веществ вы живете в государстве
трудящихся», респонденты,- повторившие ответ цер-
ковного певчего, анкетное суточное обследование, об-
работка данных, их обсуждение и квалифицированное
руководство со стороны того же Чепурного — таков в
общем-то классический набор методов сбора инфор-
мации.
Современные авторы применяют те же приемы для
описания нынешних опросов. Некий Леонтий Мыти-
щев, пишет В.Прохоров, обзавелся собственной оп-
росной конторой «Независимое мнение». Будучи вид-
ным публицистом и крупнейшим социологом, он по-
1 В.Полорога пишет: «...Трудно избежать снисходительной ус-
мешки, а то и не испытать самый настоящий приступ хохота,
выслушивая эти “глупые” и “неграмотные”, если не безумные
речи платоновских персонажей, а с другой стороны, разве не ох-
ватывает чувство безысходности перед тупой и бессмысленной
жестокостью платоновского мира...» (Параллели (Россия — Вос-
ток — Запад). М., 1991. Вып. 2. С. 35).
2 Вестник Академии наук. М., 1990. № 1. С. 125.
116
нимал всю важность выборки для достоверности ис-
следования.
«Неоценимое преимущество ее перед другими — в
ком
актном проживании респондентов... — живу с ними
в одном 98-квартирном доме. Процедура по обобщению
общественного мнения предельно проста. Утром в офисе —
дворницкой вывешивается опросник, вечером собираю
ответы — по числу квартир плюс два бомжа с чердака.
Всего, таким образом, ровно сто».
Далее Л.Мытищев развивает мысль о правильности
формирования выборки с учетом необходимости
представления в ней основных социальных групп рос-
сийского общества. Делает он это не только на осно-
вании собственного опыта, но и, возможно, после
прочтения новейшего учебника.- Во всяком случае
каждый социолог знает, что выборка — это не про-
стой отбор, а «процедура отбора подмножества наблю-
дений из всех возможных для того, чтобы получить
заключение обо всем множестве наблюдений»1. Если
перевести это несколько туманное определение (не
проще ли сказать, что выборка — отбор той части на-
селения, которая будет изучаться) на язык практики,
то обнаружится, что Л.Мытищев отобрал 100 человек
таким образом, что их опрос дал бы такую информа-
цию, что и опрос, скажем, 100 млн человек. Но это,
разумеется, не все требования к опросу. Судя по
всему, социолог выбрал идею так называемой страти-
фицированной выборки, согласно которой «предвари-
тельно стараются расчленить генеральную совокуп-
ность так, чтобы части оказались более однородными^
чем исходная совокупность»1 2. Дабы не путать гене-
ральную совокупность с исходной совокупностью (да
и совокупность — это не совокупление, рейтинг не
детородный орган, панель не дорожка для пешеходов
и т.д.), разъясним'словами социолога:
— Я сторонник аудитории разнохарактерной. В ней
внятнее голос народа и явственнее общественные тен-
денции. Среди моих респондентов профессора и разруб-
щики мяса, бывшие рэкетиры и писатели, киношники и
кинологи-пуделисты... Кладезь информации.
1 Социология. Основы общей теории. М.: Аспект-пресс, 1996.
С. 372.
2 Там же. С. 374.
117
Л.Мытищев обратил свое внимание на сам ход оп-
роса, на важность формулировки вопроса в анкете,
считая, что здесь есть простор для манипулирова-
ния. Например, можно применить два варианта во-
проса: «Нужен ли нам президент, которому пора в
отставку?» и «Какой у нас прекрасный президент,
не правда ли?» Это старые социологические штучки.
Но, по словам социолога, бывают и непреднамерен-
ные ошибки, при введении в анкету вопроса о том,
что в одном знаменитом политике нравится больше
всего — мужественность, осанка или подаренный ему
ахалтекинец (ненужное слово зачеркивалось). После
подсчета выяснилось, что ахалтекинец набрал 120 го-
лосов из 100. Перепроверили, и оказалось, что 20 оп-
рошенных решили, что коней было два, а не один1.
Заметим от себя, что здесь по-видимому, было нару-
шено одно из основных требований к формулировке
анкетного вопроса: «Автор анкеты должен учитывать
информированность опрашиваемых о предмете опро-
са, специфику их языка, традиций общения, представ-
лений о престиже и чувстве собственного достоин-
ства. С учетом данных требований связано качество
опроса, искренность и достоверность ответов респон-
дентов, их установка на сотрудничество с социоло-
гом» 1 2.
Все политики обычно в той или иной степени учи-
тывают общественное мнение, но чаще всего просто
на него ссылаются. Беспокойство прежде всего прояв-
ляется в период выборов, причем редко кто из канди-
датов на какую-либо должность продолжает делать это
впоследствии. Но во время выборной кампании дело
не ограничивается анализом опросов общественного
мнения. Соискатель выборной государственной долж-
ности пытается изменить установки избирателя в
свою сторону. Именно тогда к кампании по выборам
привлекаются эксперты и аналитики, имиджмейкеры
(в переводе — «мордоделатели»).
С учетом низкой общей культуры массового поли-
тика и не менее низкой профессиональной квалифи-
кации привлекаемых для опроса специалистов неиз-
1 Более подробно см.: Правда. 1993. 29 апреля.
2 См.: Социология... С. 396, а также: Социс. 1976. № 4.
С. 160-165.
118
бежно возникают противоречивые ситуации, дающие
достаточный повод для насмешек. В первую очередь
их объектом становятся сами предсказания итогов
предстоящих выборов. Обоснованы ли эти высмеива-
ния, справедливы ли упреки в необоснованности вы-
водов опросчиков избирателей? Ответ на этот вопрос
в общем-то очевиден для большинства более или
менее грамотных людей. Но что поразительно, с ним
согласны и официальные лица, призванные следить за
чистотой и законностью проведения самих выборов.
Правда, как следует из следующей цитаты, они всего
лишь учитывают мнение «посторонних» наблюдате-
лей.
«В целом, при характеристике избирательной кампа-
нии 1995 года иностранные (международные) наблюда-
тели отметили как одну из специфических черт, прису-
щих России, отсутствие заслуживающих доверия про-
гнозов социологических служб... По мнению ряда на-
блюдателей, материалы некоторых российских социоло-
гических центров отличаются политической пристраст-
ностью, произвольным моделированием внутриполити-
ческого ландшафта, но, несмотря на это, они тиражиру-
119
ются периодической печатью, электронными СМИ и
фактически дезориентируют избирателей»1.
То же самое, если не в более впечатляющем мас-
штабе, произошло во время президентской кампании
1996 года. Тогда лишь некоторые центры смогли при-
близить свои предсказания к реальным результатам.
В первом туре Б.Н.Ельцин, как известно, получил
35,28% голосов избирателей. Всероссийский Центр по
изучению общественного мнения (в целом) предска-
зывал — 37%, что в общем-то допустимо. Но социо-
логический центр при Российской Академии Госслуж-
бы при Президенте РФ(РАГС) — 41%, группа при
Институте Социально-Политических Исследований
(ИСПИ) - всего 28,5%.
Сотрудники упомянутого выше центра при РАГСе
предсказали, что АЛебедь получит 6% голосов, а тот
оказался с 14,52%1 2.
Во втором туре предсказатели (Фонд общественно-
го мнения, ВЦИОМ и др.) были более точны. Здесь,
по-видимому, было легче считать (всего 2 кандидата),
да и победу Б.Н.Ельцина можно было считать предре-
шенной, что сразу же смягчило желание опросчиков
выдавать желаемое за действительное3.
Все упомянутые выше преднамеренные и непред-
намеренные ошибки придавали всей избирательной
кампании некие черты водевильности. Умеренно оп-
позиционные газеты («Советская Россия», «Правда» и
др.) начали помещать на эту тему фельетоны, анекдо-
ты и карикатуры, крайне оппозиционные («Завтра»,
«Молния») — гневные филиппики, а проправительст-
венные — «проработку» не слишком оптимистических
предсказателей (Н.Бетанели).
Данные опросов, несколько завышенные социоло-
гическими службами для Б.Н.Ельцина, в сочетании с
его известной всем личной интуицией, позволили дей-
1 Иванченко А.В. Избирательные комиссии в Российской
Федерации. История, теория, практика. М.: Весь мир, 1996.
С. 297.
2 Прим. Именно тогда А-Лебедь в свойственной ему лапидар-
ной манере скажет знаменитое: «Говорят, что я делаю это... из
популистских соображений, чтобы поднять рейтинг или что-то
там еще. У меня все в порядке, ничего поднимать не надо».
АИФ. 1996. № 17.
3 См.: Выборы президента Российской Федерации 1996. Элек-
торальная статистика. М., 1996. С. 288.
120
ствующему тогда президенту заявить о неизбежности
его победы уже в первом туре. Особенность ситуации
была в том. что в начале июня 1996 г. «Институт Со-
циологии парламентаризма» (Н.Бетанели) предоставил
данные, которые свидетельствовали о примерном ра-
венстве возможностей как для Б.Н.Ельцина, так и для
Г.А.Зюганова, что совсем не понравилось президент-,
скому окружению. Последовавший затем всплеск эмо-
ций был окрашен в иронические тона.
«...исследования пока не дают оснований обещать
Борису Николаевичу победу уже в первом туре, но
этого очень хочется...» «Ну натурально, пусть Бетане-
ли и скажет, что Ельцин наберет 40, а лучше 50 про-
центов. Ну подумаешь, через неделю все узнают, что
это туфта. Действительно, чужая репутация — не своя,
ее не жалко»1.
«Все ясно — прорежимная социология из науки
превратилась в отражение президентской интуи-
ции...»1 2
И все же известное недоверие к данным полити-
ческих опросов может быть преодолено лишь при со-
блюдении нескольких простых правил. Их во времена
особо заметных злоупотреблений опросами сформули-
ровал В.А.Ядов. Ответственность за неточности и
ошибки в трактовке итогов опросов он, в основном,
адресовал редакциям газет, журналов и электронных
СМИ, предложив соблюдать всего три условия. Во-
первых, обязательное присутствие сведений о составе
опрошенных (выборка). Во-вторых, необходимо ука-
зывать полную формулировку вопросов и распределе-
ние всех ответов. И, наконец, третье условие заключа-
ется в необходимости ссылки на организацию или
лиц, проводящих опрос3. В дальнейшем эти требова-
ния были усложнены и дополнены новыми требова-
ниями. Но практика публикации опросов осталась
прежней, о чем свидетельствовали комментарии их
накануне парламентских (1995) и президентских вы-
боров (1996). Необходимо, справедливости ради, отме-
тить и известный скептицизм работников СМИ по
отношению к поступающим к ним данным опросов.
1 Московский комсомолец. 1996. 9 июня.
2 Советская Россия. 1996. 11 июня.
3 Известия. 1991. 22 февраля.
121
Изучая информационную среду и роль экспертов —
«носителей уникального, неповторимого сознания»,
«способных к активной рефлексии», исследователи
(Е.Верховцева и др.) опросили несколько человек, и в
частности Быстрицкого А.Г., ведущего социолога рос-
сийской телерадиокомпании. На вопрос «Как же надо
работать социологу в условиях кризисного общества?»
респондент ответил:
Не надо! Вообще не надо работать. Если говорить
серьезно, потому что, во-первых, нормальной социоло-
гии нет. Для того, чтобы была нормальная социология,
нужны какие-то здравые представления об обществе и
его структурах. Поскольку, с моей точки зрения, здра-
вого представления о стратификационной картине обще-
ства не существует... Сама структура массовых опросов
не логична. Я встречался с опросами, где, например, в
ряду вопросов есть вопрос по поводу Крыма: «Как вы
относитесь к ситуации с Крымом и считаете ли Вы, что:
а) Крым должен принадлежать России; б) Украине; в)
не знаю... Это достаточно идиотская постановка вопро-
са. Она абсолютно бессмысленна и ничего не дает. В
этом вопросе есть формальная социальная логика, но
абсолютно нет социального воображения»1.
Фрагментарное описание взаимодействия между
социологами, журналистами и политиками не может
оставить в стороне так называемую «генеральную со-
вокупность», т.е. обследуемое население страны.
Общественное мнение, зачастую не имеющее аде-
кватной возможности выразить себя публично, все же
довольно точно оценивает происходящее. Еще декаб-
рист М.СЛунин предупреждал: «Народ мыслит, не-
смотря на глубокое молчание. Доказательством, что
он мыслит, служат миллионы, тратимые с целью под-
слушать мнения, которые мешают ему выразить»1 2.
Потенциал общественного мнения склонен к накоп-
лению и, в зависимости от степени благоприятности
его проявления, он либо «сжимается как пружина»,
либо преобразовывается в оценки и суждения, иногда
парадоксальные. При отсутствии естественных форм
проявления (через реакцию властей, например) оно
начинает проявляться через действия других публич-
1 Экспертный сценарно-прогностический мониторинг: опыт и
результаты. М., 1996. Вып. 1. С. 47—48.
2 Наш современник. 1983. № 6. С. 61.
122
ных механизмов (литература, публикации, пьесы,
фольклор и т.д.).
Естественно, что само общественное мнение вни-
мательно, как, пациент за врачом, следит за попытка-
ми измерить и выразить его основные признаки.
Чаще всего, с учетом русского менталитета, оно дове-
ряет разнообразным оценкам, появляющимся в сред-
ствах массовой информации, чем охотно пользуются
некоторые, разумеется, не все, социологи и журналис-
ты. Население, не разбираясь в тонкостях техники оп-
роса и возможностей его многовариантной интерпре-
тации, чаще всего на интуитивном уровне чувствуя,
что его неверно представляют, реагирует доступными
средствами. Лишь некоторые исследователи фолькло-
ра, например, находят чисто социологические и фило-
софские интерпретации:
На дворе собачий холод,
Я иду красив и молод.
Люди, сердце отогрейте,
У меня высокий рейтинг!
(И. Шендеровский)
В частушках тема развивается более откровенно:
Провела бы я опрос,
Да у милого понос.
Провели бы плебисцит,
Да миленок что-то спит.
В чем же основные трудности взаимного непони-
мания, с которыми довольно неожиданно встретились
и социологи, и изучаемое ими население? При ответе
на этот вопрос предварительно отметим, что опраши-
ваемый (респондент) обычно рассматривается иссле-
дователем в качестве лишь объекта познания, причем
нередко забывается о том, что он одновременно и
субъект («субъект-объект», «субъект-субстанция» по
Гегелю). При таком подходе остается мало надежды
отличить научно-реалистические результаты работы от
вымышленных. Именно поэтому квалифицированный
социолог обычно воздерживается от рекламы своей
работы в качестве «научного прогноза», а называет ее
просто предположением, предсказанием и другими
менее обязывающими терминами.
Российское же общество в последние годы на себе
испытало все последствия социологического субъекти-
визма. Напомню, что особенно это стало заметно в
123
период предвыборных кампаний, когда политика не-
посредственно повлияла на позиции социологов. Тог-
дашнюю неудачу с предсказанием итогов парламент-
ских выборов в декабре 1993 года некоторые исследо-
ватели назвали «российской катастрофой»1. Выше от-
мечалось, что и первые попытки российских исследо-
вателей спрогнозировать результаты многопартийных
выборов оказались крайне неудачными, что нанесло
еще не укрепившемуся авторитету социологов непо-
правимый ущерб. Именно с тех пор насмешки над
неудачниками стали довольно постоянным явлением.
Реакция официальных руководителей социологи-
ческих сообществ на просчеты своих коллег была
чрезвычайно вялой, и лишь несколько независимых
исследователей опубликовали довольно язвительные
статьи в адрес как опросчиков, так и представителей
средств массовой информации.
И все же наиболее важным представляется мнение
самого российского электората. Здесь наблюдается два
различных подхода к кампании, предшествующей
самим выборам. Одна часть по-прежнему сохраняет
доверие, другая сформировала специфическое нега-
тивное отношение и к выборам, и к политическим
организациям, и к политическим опросам. Прежние
мягкие юмористические тона заметно сменились на-
смешливыми заметками, а иногда и откровенными
издевательствами над исследователями и журналиста-
ми. Появились едкие карикатуры и безжалостные фе-
льетоны, срамные анекдоты, где обыгрывались дву-
смысленные социологические термины («интервью»
вдвоем, измерение длины и толщины «рейтинга», па-
нельное исследование — на «панели» и тл.).
Так, рейтинг демократа и бывшего главного мили-
ционера Москвы был детализирован в следующем во-
просе:
Кем бы вы хотели видеть А.Мурашева после от-
ставки от должности начальника Московского ГУВД?
Ответы: постовым (32%), участковым (21%), трене-
ром Гарри Каспарова (8%). Остальные не смогли от-
ветить, т.к. не вспомнили, кто такой А.Мурашев1 2.
1 См.: Социологические исследования. 1994. № 5, 9, 10.
2 Правда. 1993. 29 апреля.
124
Чаще всего высмеиванием опросов занимаются
оппозиционные органы печати. Правительственные
же обычно не касаются столь неприятной для них
гемы.
Проводят на улице социологический опрос:
— Ответьте, пожалуйста, на один вопрос: поддержи-
ваете ли вы реформы правительства?
— Не буду.
— Что «не будете»?
— Отвечать не буду.
— Почему?
— Что я, дурак, что ли? Они там реформы придумы-
вают, а я отвечать должен!
И все же насмешки газетных и телевизионных
журналистов над опросчиками общественного мнения
скорее носят признаки своеобразного «громоотвода».
Скорее подсознательно, чем с явным расчетом, эти
люди как бы выводят себя из-под пристального вни-
мания со стороны других групп. Это удается, разуме-
ется, не всегда. Предыдущая тема может быть описана
и другим образом.
Корреспондент телевидения проводит опрос:
— А скажите, как Вы относитесь к правительству?
— Да пошел ты...
— И так во всем городе:
II
утки, веселье, смех.
3.4. Юмор политиков
Гитлер попросил Сталина помочь
разрушить Лондон.
Сталин предложил ему тысячу со-
ветских управдомов.
Армейский фольклор
Субъект политического юмора есть по сути дела
носитель некой преднамеренности, активности и ши-
роко понятой осмысленности. Процесс и результат
юмора социально и политически подготовлены, исто-
рически он обусловлен господствующей культурой.
Естественно, что субъект разнопланов и неоднороден
и его нельзя сводить к какому-либо конкретному
лицу.
125
Хотя сама структура субъекта, таким образом,
может отображаться конкретным
изически осязае-
мым лицом, группой лиц, а также совокупностью
идей и культурных моделей. В рамках последних
можно обнаружить специфический юмор управлен-
цев, политиков, юристов, высших и прочих предста-
вителей «Я» в общественном знании.
В «производстве» юмора, так же как и в познании
вообще, «вводятся разнообразные истолкования субъ-
екта — от персонального самосознания до всеобщего
духа и коллективного бессознательного»1.
В связи с изложенной выше позицией можно по-
пытаться ответить на вопросы: в какой мере сами по-
литики принимают юмор в своей деятельности? Был
ли свойственен юмор известным революционерам
(Марксу, Энгельсу, Ленину)? и существуют ли нечто
особенное в шутках современных российских полити-
ков?
В мировой истории, разумеется, многие правители
были склонны поиздеваться над своими подданными
различными способами. Так, «смеховая» культура
И. Грозного была довольно подробно описана в работе
Д.СЛихачева и А.М.Панченко. По их мнению, царь
применял своеобразные комические приемы как в ли-
тературном творчестве, так и в повседневном поведе-
нии. Заметим, что до Ивана Грозного индивидуаль-
ный стиль тогдашних писателей не был развит. Что
касается произведений самого самодержца, то на них
сказалась его индивидуальность, где главными черта-
ми были властность, высокомерие, лицемерие, гнев,
и лицемерству. То он
утовской
ироничность.
«В своих сочинениях Грозный проявляет ту же
склонность к “переодеваниям
пишет от имени бояр, то придумывает себе
литературный псевдоним — “Парфений Уродливый” —
и постоянно меняет тон своих посланий: от пышного и
велеречивого до издевательски подобострастного и уни-
женного.
Едва ли не наиболее характерной чертой стиля по-
сланий Ивана Грозного является именно этот притворно
смиренный тон и просторечивые выражения в непосред-
ственном соседстве с пышными и гордыми формулами,
1 См.: Ильин В.В. Теория познания. Введение. Общие пробле-
мы. М : Изд-во МГУ, 1993. С. 29.
126
церковнославянизмами, учеными цитатами из отцов цер-
кви...*
И далее авторы заключают:
«Свою игру в смирение Грозный никогда не затяги-
вал. Ему важен был контраст с его реальным положени-
ем неограниченного властителя. Притворись скромным и
униженным, он тем самым издевался над своей жертвой.
Он любил неожиданный гнев, неожиданные внезапные
дела и убийства»1.
Вообще сочетания способностей крупного государ-
ственного деятеля, известного сатирика, юмориста
уникальны в мировой истории. Подобным талантом,
по-видимому, обладали лишь англичанин Д.Свифт
(1667—1745) и россиянин М.Е.Салтыков-Щедрин (1826—
1889).
Д.Свифт несколько лет находился у вершин влас-
ти, бывал при дворе, дружил с министрами. С целью
компрометации своих противников — вигов сочинял
памфлеты, использовал инвективы, а также редакти-
ровал журнал «Исследователь». В 1714 году он был
направлен в Ирландию, получив должность настояте-
ля собора святого Патрика в Дублине (королева Анна
была крайне недовольна его «Сказкой бочки»). «Среди
качеств Свифта, привлекающих нас сегодня, — его
способность видеть со стороны, а также множество
оставшихся на его душе шрамов»1 2.
Его знаменитая книга «Путешествие Гулливера»
содержит, как известно, не только смешные похожде-
ния героев в Лилипутии, а затем в стране, населенной
разумными лошадьми. В «Лилипутии» между собой
воюют люди, разделившиеся между собой из-за спора
о том, с какой стороны разбивать вареные яйца (ана-
лог — война Англии и Ирландии по поводу религиоз-
ных споров). У разумных лошадей (гуигнгнмов) обще-
ство идеально организованно, лишено конфликтов.
Впрочем, гуигнгнмы утверждали, что жизнь была бы
совершенно идеальной, если бы не существование еху —
отвратительных животных. Этим последним попадает-
ся очень сочный корень, который они с большим на-
слаждением сосут, он производит на них такое же
1 Лихачев Д.С., Панченко А.М. Смеховой мир Древней Руси.
М.: Изд-во Наука. 1976. С. 34-35.
2 Барнер П. Сатира Свифта: укол, еще укол // За рубежом.
1996. № 31.
127
действие, какое на нас производит вино. Они то целу-
ются, то дерутся, ревут, гримасничают, что-то лопо-
чут, спотыкаются, падают в грязь и тогда засыпают.
У нынешнего читателя «Путешествий» могут воз-
никнуть некоторые ассоциации с современным госу-
дарственным устройством. Дело в том, что в боль-
шинстве стад еху бывали своего рода правители, кото-
рые всегда являлись самыми безобразными и злобны-
ми во всем стаде.
У каждого такого вожака бывает обыкновенно Фаво-
рит, имеющий чрезвычайное с ним сходство, обязан-
ность которого заключается в том, что он лижет ноги и
задницу своего господина и поставляет самок в его ло-
говище; в благодарность за это его время от времени на-
граждают куском ослиного мяса. Этого фаворита нена-
видит все стадо, и потому для безопасности он всегда
держится возле своего господина. Обыкновенно он оста-
ется у власти до тех пор, пока не найдется еще худше-
го; и едва только он получает отставку, как все еху этой
области, молодые и старые, самцы и самки, во главе с
его преемником, плотно обступают его и обдают с голо-
вы до ног своими испражнениями1.
Свифт, описывая правы еху таким образом, имел
достаточно доказательств. Сидевшие в английском
парламенте политики обладали в той или инои мере
всеми качествами этих животных.
М.Е. Сал ты ков-Щедрин служил в Вятке, в минис-
терстве внутренних дел, побывал и в должности ря-
занского и тверского вице-губернатора. В 1864—1868
годах он Председатель казенной палаты в Пензе,
Туле и Рязани. Служба в такого рода учреждениях
открыла сатирику многие административные секреты.
Кроме того, это было время горьких разочарований
не только в самой государственной системе, но и в
народе, в либерализме. С появлением его основных
сатирических работ сразу же начались и споры о зна-
чении тех или иных персонажей в истории России.
Эти споры продолжаются до сегодняшнего дня, сви-
детельством чему служит специальный выпуск (при-
ложение) Литературной газеты (1996. № 2). В дискус-
сии о степени причастности сатиры Салтыкова-Щед-
рина к нынешней российской действительности при-
1 Свифт Д. Сказка бочки. Путешествие Гулливера. М.: Изд-во
Правда, 1987. С. 419.
128
няли участие многие знаменитости: от Л .Аннинского
до М.Горбачева.
Лев Аннинский, посчитав, что из «Истории одного
города» хотели бы выйти многие советские писатели,
нашел, что на самом деле они состоялись не более
чем сатириками, если не эстрадниками. Сравнение же
нынеШних градоначальников с героями Щедрина он
считает довольно пошлым («Если бы Щедрин пришел
в Кремль»).
Здесь же неизвестный автор, высказавшийся под
инициалами С.Д., успешно сопоставил историю
КПСС и СССР с историей российского самодержа-
вия. Использовав сочинение Бородавкина «Мысли о
градоначальническом единомыслии», он нашел сход-
ство его текста с резолюцией ЦК КПСС «О единстве
партии» (1921), посчитав, что В.И.Ленин, как неза-
урядный почитатель Щедрина, использовал мысли о
сочетании идеи прямолинейности с идеей всеобщего
«осчаствления» в создании довольно сложной админи-
стративной системы.
М.С.Горбачев, объявив о своем почитании творче-
ства великого сатирика еще с университетских лет,
нашел, что есть сходство «Органчика» с его знамени-
тым «Не потерплю’», «Разорю!» с одним из первых
секретарей обкома партии. Он также вспомнил, что
однажды под Ставрополем первый секретарь крайко-
ма Лебедев постукивал кием по голове одного из сек-
ретарей горкома, приговаривая: «Знаю, что он круг-
лый дурак, но предан мне, как собака»1.
В «Истории одного города» перед читателем пред-
стает образ глуповцев — образ огромной массы
людей, толпы, всего народа. Такой реальнейший
образ не только противопоставлялся фигурам градона-
чальников, но и правдиво раскрывал отрицательные
качества народа. Основная черта глуповцев, по Сал-
тыкову-Щедрину, — темная вера в начальство. С не-
иссякаемым стремлением они принимают издеватель-
ства градоначальников:
«Мы люди привышные! Мы претерпеть могнм.
Ежели нас тепереча всех в кучу сложить и с четырех
концов запалить — мы и тогда противного слова не
молвим!»
1 Досье Л Г. 1996. № 2.
129
Редко случавшееся возмущение жителей города
носит характер, соответствующий их названию. Вмес-
то расправы с градоначальником... они «бросают на
раскат с вышины более пятнадцати саженей» его фа-
воритку Алену. Некоторые давние и современные
критики постоянно осуждают автора за утверждение,
что народ якобы выглядит более безумным, вислоу-
хим и развратным, чем его правители. В связи с чем
исследователь творчества сатирика Д.Николаев по
этому поводу приводит слова самого Щедрина, осуж-
давшего тех, кто идеализировал народ и замалчивал
его недостатки: «Неужели народ сам по себе не доста-
точно живой организм, чтобы не иметь нужды в
наших панегириках! Мы думаем, что как пороки, так
и добродетели всякого народа — результат его истори-
ческого развития...»1 Отмечая такие черты славян, как
гостеприимство, прямодушие, добросердечие, Щедрин
задавал вопрос: «Не очевидно ли, что, признавая себя
солидарными в области добродетелей, мы тем самым
призывали на свои головы и солидарность в области
пороков?» Д.Николаев, отрицая тезисы критиков о
том, что глуповцы это «чернь» (Е. Соловьев) или
«господствующий класс» (М.Габель), пишет: «Собира-
тельно-сатирический образ глуповцев — столь же гени-
альное открытие Щедрина, как и образ города Глупова,
как фигуры градоначальников. Подобная разновидность
гротескного образа была создана на основе глубочайше-
го анализа всех классов и слоев общества в их взаимо-
отношении с абсолютистским государством и раскрыва-
ла одну из важнейших особенностей социально-полити-
ческой жизни эпохи. Такое изображение способствовало
пробуждению народного самосознания, призывало к по-
литической активности...»1 2 Печально, но подобные
трактовки намерении Салтыкова-Щедрина не совпа-
дают с высказываниями самого сатирика:
...Что касается до моего отношения к народу, то мне
кажется, что в слове «народ» надо отличать два поня-
тия: народ исторический и народ,, представляющий
собою идею демократизма. Первому, выносящему на
своих плечах Бородавкиных, Бурчеевых и т.п., я дейст-
вительно сочувствовать не могу. Второму я всегда сочув-
1 Николаев Д. Сатира Щедрина и реалистический гротеск. М.:
Художественная литература, 1977. С. 225.
2 Там же. С. 231, 232.
130
ствовал, и все мои сочинения полны этим сочувствием.
(Из письма А.Н.Пыпину, 2 апреля 1871 года)
Описывая русские традиции в критике политиков,
позволю себе несколько замечаний относительно се-
вероамериканского опыта. В американской литературе
довольно подробно описываются различные приемы
обольщения людей со стороны профессионального
политика. Когда последний заигрывает с публикой,
клянется ей в преданности и любви, то атмосфера бы-
вает особо торжественной: об этом заботится сам
субъект.
Многие исследователи юмора обычно цитируют
совет, данный в свое время (XIX век) сенатором
Т.Корвином от штата Огайо президенту Гарфильду.
Этот совет звучит следующим образом: «Никогда не
заставляй людей смеяться. Если ты хоче
э преуспеть в
III
жизни, ты должен быть торжественным, торжествен-
ным, как осел. Все великие монументы были сооружены
торжественными ослами». «Быть торжественным» —
таков закон, которому должен следовать политик (закон
«Корвина»).
«Однако, — пишет Чарльз Шутц, — в американ-
ской политике есть и контртрадиция... Во время изби-
рательной кампании политики иногда позволяют себе
быть комичными, но это лишь маленький островок
суши, занятой самими людьми и общающимися поли-
тиками»1.
Из американских президентов, абсолютно несо-
вместимых с канонами закона Корвина, особо выде-
ляется АЛинкольн — политический гений Соединен-
ных Штатов. Мудрость, которую обычно называют
народной, сочеталась у него с необычайной прозорли-
востью и четкостью политических оценок событий.
Один конгрессмен упрекнул как-то Авраама Лин-
кольна, что тот стал отстаивать совершенно иную
точку зрения, чем ту, которой он придерживался на-
кануне.
— Нельзя столь стремительно менять свою позицию! —
ехидно заметил конгрессмен.
— Почему же? — возразил Линкольн. — Я вообще
невысокого мнения о человеке, который сегодня не
может стать умнее, чем вчера.
1 Ch.S.Schuts. Political Humor: from Aristophans to San Ervin.
Cranbery, N. J., 1977. P. 24.
131
US'»- КЛ1&
Линкольн отличался слиш-
ком большой скромностью,
чтобы позировать, и слиш-
ком большой честностью,
чтобы уподобляться попугаю
и заученно твердить одно и
то же. Он любил беседовать
со своими соседями на по-
нятном им языке, его мысли
облекались в остроумную,
полную юмора форму. Он
умел скрывать свои чувства,
но, подобно Марку Твену,
позволял им проявляться в
шутке.
Феномен АЛинкольна
уникален не только в амери-
канской, но и мировой ис-
тории, поскольку политики
высокого ранга обычно опа-
саются прослыть клоунами
или, в лучшем случае, остря-
ками. Для них предпочти-
тельней скорее прослыть
лжецом, циником, чем юмо-
ристом.
Тем не менее традиция
юмористического поведения
политика в европейской и
американской культурах су-
ществует, поскольку сама
политика есть в первую оче-
редь управление людьми
убеждением и участием, а
не силой и принуждением.
Именно первое имманентно
предполагает использование
тех или иных форм юморис-
тического воздействия.
Ныне частота использо-
вания юмора резко возрос-
ла. Свидетельством этого
является несколько специ-
альных публикаций, среди
которых наиболее важным
132
представляется оксфордский словарь юмористических
цитат, где политическое содержание несколько преоб-
ладает над другим1.
Карикатуры на самого себя коллекционировали
многие политики, и среди них некоторые американ-
ские президенты, генерал Шарль де Голль, президент
Португалии Соареш и другие. Причину подобного
коллекционирования как-то обосновал председатель
сейма Литвы Ч.Юршенас, который собрал около ты-
сячи шаржей и карикатур, изображающих его самого
не совсем приличным образом. Он считает, что с
теми, кто с чувством юмора, политику гораздо легче
вести диалог и находить общий язык. «Как только
меня перестанут
армировать, — говорил он, — значит,
II
пора завершать политическую карьеру. Неинтересен. А
пока рисуют, выходит, популярен»1 2.
Любопытно, что некоторые судебные чины и ад-
министраторы не просто «не одобряют» карикатуры
на политиков, но и готовы при удобном случае пока-
рать их авторов и распространителей. Уже в постсо-
ветское время в Симферополе арестовали И.Крота за
распространение карикатур на президента Украины. В
1995 г. авторы сатирической программы НТВ («Куклы»)
были обвинены генпрокуратурой России в публичном
унижении чести и достоинства руководства страны
(ст. 131 Уголовного Кодекса). Ростовская прокуратура
в 1996 г. также возбудила дело против Г.Сердюкова
за расклейку карикатур, вырезанных из оппозицион-
ной газеты «Советская Россия».
Учитывая нынешнее состояние политической
«карманности» прокуратурских работников, можно с
большой степенью уверенности предположить о более
широком участии, если не подстрекательстве судеб-
ных процессов со стороны лакейского окружения
многих видных политиков.
Юмор революционеров. Профессиональ-
ный революционер живет в полемике, в борьбе с про-
тивной ему идеологией. Он вынужден вплоть до взя-
тия власти (если случается) использовать все доступ-
ные ему средства, включая осмеяние и инвективу. Его
1 The Oxford Dictionary of Humorous Quotations. Oxford, N.Y.,
1996.
2 Известия. 1996. 1 октября.
133
властвующему противнику проще, он обладает несрав-
ненно большими возможностями, он величав и серье-
зен, и в то же время, как ни парадоксально, беззащи-
тен перед насмешкой!
Именно поэтому любое воинствующее учение яв-
ляется таковым, если его сторонники постоянно при-
меняют сарказм, иронию и остроты.
В XIX веке марксизм еще не превратился из сра-
жающегося в сражаемое учение, его наиболее видные
представители были чрезвычайно дерзки и веселы,
они подвергали сатирическому осмеянию не только
идейных и политических противников, но и собствен-
ный народ. Вообще-то традиция осуждения мещанст-
ва («филистерства») не нова. В Германии над ним
иронизировал Гейне, в России — Островский, Салты-
ков-Щедрин, Чехов. Но наиболее ожесточенной по-
литической критике филистерство было подвергнуто
именно в работах К.Маркса и Ф.Энгельса.
В кресле удобном тупо сидит
Немецкая публика и молчит.
«Их книги, статьи, письма — пишет Г.Н.Волков, —
острополемические произведения, исполненные юмора,
иронии, сарказма, блистающие остроумием, написан-
ные образным литературным языком, рисующие ха-
рактерные типажи представителей различных течений
общественно-политической мысли и революционного
движения того времени»1.
Из общих рассуждений Маркса по тому или иному
«веселому» поводу наиболее заметно следующее:
«История действует основательно и проходит через
множество фазисов, когда уносит в могилу устаревшую
форму жизни. Последний
азис всемирно-исторической
формы есть ее комедия. Богам Греции, которые
были уже раз — в трагической форме — смертельно ра-
нены в “Прикованном Прометее” Эсхила, пришлось еще
раз — в комической форме — умереть в “Беседах” Лу-
киана. Почему таков ход истории? Это нужно для того,
чтобы человечество весело расставалось со своим про-
шлым. Такой веселой исторической развязки мы и доби-
ваемся для политических властей Германии»1 2.
1 Волков Г.Н. «Наша дерзкая, веселая проза». М.: Изд-во
полит, лит-ры, 1986. С. 3
2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1. С. 418.
134
Интересно, кто из современных российских руко-
водителей мог сам написать или, на худой конец, вы-
говорить подобную фразу?
Часто пользовался инвективой, остротой и иро-
нией В.ИЛенин. Видный полемист довольно рано
понял значение этих средств борьбы. Он постоянно
искал авторов, которые смогли бы использовать на-
смешку или другие формы юмора. В его письмах со-
держались следующие просьбы: «Не напишете ли за-
метки, статьи или фельетон для “Искры”?» (Потресо-
ву А.Н.), «Читаете ли “Товарищ”? Как нравится он
теперь? Не тряхнуть ли Вам стариной, посмеяться над
ними в стихах?» и далее «Не пришлете ли к № 21
(“Пролетарий”. — АД) либо политического фельетона
о русских делах (10—16 тыс. букв)?» (Луначарскому
А.В.)1.
Наиболее точно было выражено отношение Лени-
на к политическому юмору в рецензии на книгу
А.Аверченко «Дюжина ножей в спину революции».
«Это книжка озлобленного, почти до умопомрачения
белогвардейца Аркадия Аверченко: “Дюжина ножей в
спину революции”. Париж, 1921. Интересно наблюдать,
как до кипения дошедшая ненависть вызвала и замеча-
тельно сильные, и замечательно слабые места этой вы-
сокоталантливой книжки. Когда автор свои рассказы
посвящает теме, ему неизвестной, выходит нехудожествен-
но. Например, рассказ, изображающий Ленина и Троцкого
в домашней жизни. Злобы много, но только не похоже,
любезный гражданин Аверченко! Уверяю вас, что недо-
статков у Ленина и Троцкого много во всякой, в том
ней жизни. Только, чтобы о
числе, значит, и в дома
них талантливо написать, надо их знать. А вы их не
знаете.
Зато большая часть книжки посвящена темам, кото-
рые Аркадий Аверченко великолепно знает, пережил,
передумал, перечувствовал. И с поразительным талан-
том изображены впечатления и настроения представите-
ля старой, помещичьей и фабрикантской, богатой и объ-
едавшейся России. Так, именно так должна казаться ре-
волюция представителям командующих классов. Огнем,
IIЛ
;ая ненависть делает рассказы Аверченко иногда
1 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 46. С. 249. Т. 47. С. 116. Т. 39.
С. 139-141.
135
и большей частью — яркими до поразительное™. Есть
прямо-таки превосходные вещички, напр., “Трава, при-
мятая сапогами”, о психологии детей, переживших и
переживающих гражданскую войну...
В последнем рассказе: “Осколки разбитого вдребез-
ги” изображены в Крыму, в Севастополе бывший сена-
тор — “был богат, щедр, со связями”, — “теперь на ар-
тиллерийском складе поденно разгружает и сортирует
снаряды”, и быв;
III
<й директор
“огромного металлурги-
ческого завода,
считавшегося первым на Выборгской
стороне. Теперь он — приказчик комиссионного магази-
на и в последнее время приобрел даже некоторую опыт-
ность в оценке поношенных дамских капотов и плюше-
вых детских медведей, приносимых на комиссию”.
Оба старичка вспоминают старое, петербургские за-
каты, улицы, театры, конечно, еду в “Медведе”, в “Вене”
и в “Малом Ярославце” и т.д. И воспоминания преры-
ваются восклицаниями: “Что мы им сделали? Кому мы
мешали?”... “Чем им мешало все это?”... “За что они Рос-
сию так?”...
Аркадию Аверченко не понять, за что. Рабочие и
крестьяне понимают, видимо, без труда и не нуждаются
в пояснениях.
Некоторые рассказы, по-моему, заслуживают пере-
печатки. Талант надо поощрять»1.
Юмор многих современных отечественных полити-
ков является скорее исключением, чем правилом.
Дело, которым они профессионально заняты, кажется
им до чрезвычайности важным и, следовательно, бес-
спорно серьезным. И для них необходимы уж слиш-
ком высокий интеллект и уверенность в своих силах
для преодоления хоть на какое-то время сложившихся
твердых стереотипов поведения. Серьезность в своих
действиях они склонны объяснять обязанностями
перед избирателями или группой поддержки. Им ка-
жется, что массам чаще всего нравится харизматичес-
кий лидер с такими качествами, как воля, решитель-
ность и, разумеется, серьезность. Такие люди если и
позволяют себе изредка пошутить, то только среди
близких им людей.
1 Правда. № 263. 22 ноября 1921, печатается с сокращениями.
136
С. Московичи пишет по этому поводу, что понятно
желание у вождя отдалиться от толпы, поскольку он
таким образом порывает с прошлым. Отделяясь от
своих соратников, он превращает отношение взаим-
ности в подчинение, равенство в неравенство. Напо-
леон, Сталин, Тито не знают друзей, у них есть толь-
ко подчиненные или соперники. В противном случае
они не будут свободны в своих решениях. В доказа-
тельство автор приводит слова Наполеона:
«Я был вынужден создать вокруг себя ореол страха,
иначе, выйдя из толпы, я имел бы много желающих есть
у меня из рук или хлопать меня по плечу»1.
Разумеется, бывают и исключения, характерные,
например, для западноевропейской и американской
политической культуры. Что касается некоторых ны-
нешних российских политиков, то принадлежность к
номенклатуре, неважно, бывшей или настоящей, на-
стоятельно диктует им определенный стиль поведе-
ния, исключающий всякого рода фривольности.
И лишь лидеры с сильным психологическим
полем, достигнув высоких позиций, могли позволить
себе нарушить правила игры.
Тень Сталина долго лежала на советско-югославских
отношениях. Когда Хрущев прилетел в Белград на пере-
говоры с Тито, тот в сопровождении свиты встречал
гостя. Один из высоких чиновников сказал Хрущеву:
— Россия и Сталин сделали нам так много плохого,
что нам сегодня трудно доверять русским.
Воцарилась напряженная тишина. Хрущев подошел к
говорившему, хлопнул его по плечу и сказал:
— Товарищ Тито, когда тебе понадобится провалить
какие-нибудь переговоры, назначь главой делегации
этого человека.
Смех снял напряжение1 2.
И все же российские руководители, зачастую не-
осознанно, не лишены юмористического дара. Здесь и
«проглатываемые суверенитеты», и обещания «выле-
чить сифилис за два укола», и многое другое. Населе-
нию наиболее запомнилась известная шутка премьера
В.С.Черномырдина: «Хотели сделать как лучше, а по-
лучилось как всегда».
1 Московичи С. Век толп. М., 1966. С. 175.
2 Знаменитые шутят. М.: Изд-во «Республика», 1994. С. 336.
137
И все же среди населения встречаются люди, же-
лающие видеть и слышать от руководителей нечто
большее (политика — театр). Один из них (АЛебедев,
Тула) аргументировал свою просьбу журналу-ежене-
дельнику АИФ следующим образом:
Я люблю литературную классику, воспитан на ней,
особенно на сатире. Поэтому сразу отличаю ваши «при-
колы», наслаждаюсь псевдосерьезными сатирическими
выпадами в адрес властей предержащих, народных из-
бранников и чиновных бонз. И очень меня потешает ре-
акция наших премудрых деятелей на эти «приколы». Да,
с юмором у них туго. А отсутствие чувства юмора — это
и есть один из основных ингредиентов глупости. К вели-
чайшему сожалению, у подавляющего большинства
наших деятелей — политических, научных, партийных и
проч. — это чувство начисто отсутствует.
А зря. Надо бы ввести тест на профпригодность для
руководящей должности на наличие чувства юмора1.
Основательны ли подозрения читателя (АЛебедев)
о полном отсутствии юмора у российских политиков?
Косвенный ответ мы находим у президента Белорус-
сии АЛукашенко в следующем интервью.
Корр. Ельцин редко реагирует даже на прямые ос-
корбления в российской прессе, не говоря уж о принци-
пиальной критике.
АЛ. Вы его убиваете. А вы знаете, почему он не ре-
агирует? Я его как-то спросил: вы телевизор смотрите?
Вот «Куклы» и прочее? Нет, говорит, не смотрю, я
после этого болею. Но я знаю, что Наина Иосифовна
смотрит и в сжатом виде он все получает.
Корр. Не кажется ли вам, что в этом есть по/
и она разумна? Любая реакция власти только ухудшает
положение, потому что это реакция сверху.
А.Л. Может быть, в этом что-то есть, хотя абсолют-
но согласиться с вами не могу, подумаю.
Корр. Речь не о справедливости, а о целесообразнос-
ти. Разумнее не реагировать.
А.Л. Ну реагирует. Вы что думаете — возбуждение
дела против «Кукол» и прочее — это делается в госу-
дарстве просто так?1 2
1 АИФ. 1966. № 13.
2 Известия. 1995. 29 августа.
138
Юмор самих политиков, как было уже замечено,
может быть непреднамеренным и нарочитым, т.е заго-
товленным заранее. Но наиболее искренним бывает
юмор в качестве естественного проявления руководи-
телем своей личности, что встречается довольно редко
(АЛинкольн, Наполеон, У.Черчилль). Чаше всего по-
литики пользуются шутками, остротами, инвективами
и др. приемами публичной политики с единственной
целью — показать свою близость к народу («рубаха-
парень») и тем самым укрепить свою репутацию. Что
касается юмора со стороны самих российских полити-
ков, то обычно здесь нет исследовательских проблем,
поскольку наиболее знаменитые из них, неосознанно
подчиняясь уже упомянутому «закону Корвина», пол-
ностью лишены этого дара.
Примером использования непреднамеренного
юмора Б.Н.Ельциным служит инцидент, происшед-
ший в 1995 г. во время пресс-конференции, устроен-
ной для Американского и Российского президентов.
Для того, чтобы не попасть в неудобное положение,
придется сделать ссылку на солидные издания.
Б.Н.Ельцин, который обращается к привозимым в
спецсамолете журналистам-соотечественникам, разуме-
ется, на «ты», довольно жестко пошутил также и с аме-
риканскими репортерами, к тому не очень привычными и
потому злопамятными. Он сказал, что ехал на встречу
не слишком оптимистично... «из-за вас. Потому что
даже в сегодня
ill
шх газетах, опираясь на вчерашнее
(мое)
выступление
Организации
Объединенных
Наций, вы предрекли, что наша встреча сегодня прова-
лится. Так вот, я не в первый раз говорю вам, что про-
валились вы». Клинтон, которому часто достается от
прессы, переломился пополам от смеха. Его лицо по-
краснело до багровости, на глазах выступили слезы, ко-
торые он не успевал вытирать. Борис Николаевич тоже
рассмеялся. Он смеялся бы еще азартнее, если бы
узнал, что сделал с его репликой перевод.
«Завершиться провалом» дословно звучит по-англий-
ски как «стать бедствием». Соответственно журналисты
(в переводе) не провалились, а превратились в бедст-
вие1.
1 Известия. 1995. 25 октября.
139
Еженедельник «Аргументы и факты» дал несколько
другую трактовку этого события. Когда Б.Н.Ельцин
произнес «сами провалились», с Клинтоном случилась
нервная истерика. Он зашелся в хохоте и не мог оста-
новиться почти минуту. Не понимая причины истери-
ки, Б.Н. снисходительно и вежливо смотрел на
Билла1.
Примером преднамеренного юмора служит анекдот
о российских выборах 1996 г., рассказанный Л.Куч-
мой президенту Польши Квасневскому.
— Помощник Ельцина показывает ему результаты:
Зюганов получил 55 процентов голосов. Ельцин потря-
сен. Не волнуйтесь, — успокаивает его помощник. —
Вы получили 65 процентов. Анекдотов о себе Кучма не
стал рассказывать — видимо, из скромности. Но все же
участники форума восьми центральноевропейских стран
был несколько шокированы1 2.
Итак, все формы юмора политиков являются
своеобразной реакцией на конкретные реальные си-
туации, представляя собой аргументы или контраргу-
менты соперничающих политиков. Открытая агрес-
сивность последних как бы переводится в мирную
форму, которая для них в конечном итоге более при-
емлема. Кроме того, политик, применяющий юмор
против оппонента чаще всего обращается к публике,
подчеркивая свою с ней общность. Это объясняется
попыткой привлечь аудиторию на свою сторону, ос-
лабив тем самым позицию соперника. В подобной
ситуации нет ничего странного, она характерна для
обычного политического процесса и заключается в
стремлении не столько уязвить объект, сколько
скрыть свой замысел и подчеркнуть общность инте-
ресов с аудиторией.
Функционально политик-шутник может преследо-
вать несколько целей. Во-первых, можно нащупать
слабые и сильные стороны оппонента. Во-вторых, при
необходимости неявно подсказать ему решение кон-
фликта. В-третьих, спровоцировать его на агрессию
или другие ответные действия, ставящие оппонента в
невыгодное положение. И, наконец, миролюбивое на-
строение, подкрепленое благожелательной шуткой,
1 АИФ. 1995. № 43.
2 См.: Известия. 1996. 11 июня.
140
может привести к разрядке напряжения и в конечном
итоге к взаимному удовольствию. Иногда эти цели,
несмотря на свою разноплановость, могут объединять-
ся, и тогда ситуацию можно в целом оценить как по-
ложительное явление. Оно заключается в стремлении
к компромиссу, — относиться к кому-то с юмором
значит перестать рассматривать его в качестве откро-
венно враждебного человека, т.е. сделать в его на-
правлении один шаг. Иногда это происходит в доста-
точной степени осознанно. Но чаще всего юмор тре-
бует определенных знаний, навыков и необходимого
настроения. При этом необязательно направлять свои
усилия на конкретного политика. Юмор может быть
достаточно обезличен, его объектом может быть
народ, учение, утопия, сама политика, наконец.
3.5. Мода и юмористы
Жизнь есть комедия для тех, кто
думает, и трагедия для тех, кто
чувствует.
МЛарни
Все многообразие поведения действующих лиц в
политическом процессе можно рассматривать в каче-
стве игры, которая составляет ядро многих сложных
типов деятельности. Игровая природа политики пред-
усматривает развитие способностей в целедостижении,
в поиске желаемого в связке с нежелаемым и возмож-
ного в связке с невозможным. Именно поэтому поли-
тику и называют искусством возможного (невозмож-
ного).
Некоторые исследователи уподобляют политику
базовым информационным системам, таким, напри-
мер, как культура, где слабо используется материаль-
ная сторона в отличие от коммуникативно ролевой,
которая включает в себя язык, музыку, и театр (коме-
дия масок)1.
Сравнение политики с театром традиционно, по-
скольку оба феномена обладают сущностным единст-
1 См.: Ильин М.В. Очерки хронологической типологии. М.,
1995. С. 76.
141
вом — повсюду ключевым словом является роль.
М.В.Ильин, аргументируя это положение, ссылается
на Алмонда и Пауэла: «Общественные системы обра-
зованы не людьми, а ролями»1.
Для того, чтобы избежать упрощения при анализе
такого важного понятия, как «роль», заметим, что в
социологии и политологии оно трактуется вместе с
неразрывным понятием «поведение». «Ролью, —
пишет Смелсер, — называется ожидаемое поведение,
обусловленное статусом человека»1 2.
Ролевые функции человека обычно рассматрива-
ются в контексте социальной группы, а сама роль ус-
ваивается человеком через социализацию. Политичес-
кие роли ассоциируются также с поведением групп, и
трудно представить себе партийного функционера без
партии, мэра без города, населения, президента без
народа и без окружающей его свиты и т.д. Тот
политик, чье поведение явно противоречит закону,
обычаю, традиции, считается нарушителем и вследст-
вие этого может быть повергнут групповым санкциям.
Так, священник Г.Якунин, чрезмерно увлекшийся по-
литикой и вследствие этого ставший объектом посто-
янных насмешек, был лишен своего сана иерархами
православной церкви, а осенью при выборах в Госу-
дарственную Думу 1995 года избиратели отказали ему
в поддержке.
Несколько другую
«театр», «впечатление»
способа регулирования
трактовку понятий «роль»,
дает Э.Го
31Г1Г
ман в описании
взаимодействий между людь-
ми. Его так называемый «театральный» подход к си-
туации означает ее трактовку в качестве драмы,- где
люди стараются произвести друг на друга определен-
ные впечатления. Сравнение жизненных ситуаций с
лицедейством очень устойчиво («вся жизнь — театр»),
и исследователь лишь повторил старые умозаключе-
ния, впрочем, в несколько обновленном виде. Так, он
считает, что смущение человека является своего рода
признанием ошибок. Это смущение как бы выражает
просьбу еще раз дать возможность произвести «хоро-
шее» впечатление. Кроме того, некоторым людям
трудно добиться выгодного для них впечатления на
1 Ильин М.В. Указ. соя. С. 75.
2 Смелсер Н. Социология. М.: Феникс, 1994. С. 90.
142
других, поскольку они отмечены каким-либо клеймом
(«лжец», «подхалим», «вор», «гомосексуалист» и т.д.)1.
Исходя из этих посылок можно, по-видимому, оп-
ределить самих юмористов в качестве полноправных
участников политического спектакля. Еще в средневе-
ковой Европе шут при троне стал обязательным дей-
ствующим лицом. В России также было немало и
самодеятельных, и профессиональных шутов: в царст-
вование Анны Иоанновны было сразу шесть (М.Гали-
цын, Н.Волконский, А.Апраксин, Педрилло, а также
И.Балакирев, Я.Д.Акоста).
Современные нам игроки на сцене политического
юмора (писатели, поэты, пародисты, драматурги) не
могут пожаловаться на недостаток внимания. Как бы
ни бранили их легковесность, низкий вкус, отсутствие
духовности, нельзя не признать За ними бесспорное
вхождение не только в повседневность, но и в своеоб-
разные вехи исторического развития.
С давних пор была осознана и принята не только
их роль в качестве развлекателей публики (достаточно
еще раз обратиться к имени Аристофана), значение
которой ныне достаточно высоко. Немалая заслуга в
пробуждении интереса к юмору принадлежит и обыч-
ной моде, установить влияние которой непросто. Од-
нако трактовка моды и юмора как одной из много-
численных форм общения между людьми может ока-
заться в данном тексте полезна.
Все мозольные операторы,
Прогоревшие реставраторы,
Остряки — паспортисты,
Шато-куплетисты и бильярд-оптимисты
Валом пошли в юмористы,
Сторонись!
Заказали обложки с макаками,
Начинили их сорными злаками:
Анекдотами длинно-зевотными,
Остротами скотными,
Зубоскальством
И просто нахальством.
Здравствуй, юмор российский,
суррогат под английский!1 2
1 Смелсер Н. Указ. соч. С. 144.
2 Саша Черный. Стихотворения. М., 1991. С. 77.
143
По мнению уже упомянутого московского социо-
лога А.Б.Гофмана, функции участников в процессе
«модной» коммуникации («производители», «потреби-
тели», «распространители») различны. Так, «произво-
дители» («творцы», «изготовители», «размножители»)
творят модный стандарт преднамеренно или, напро-
тив, непреднамеренно, случайно. Временной диапазон
между созданием произведения и наделением его
модными значениями может быть коротким, а может
растягиваться на века и даже тысячелетия. В качестве
аргументации автор приводит пример того, что рус-
144
ские иконописцы XV века, так же как и их современ-
ники, о каких-то вечных ценностях и не помышляли.
Сейчас же старинные иконы становятся ценными и
модными знаками1.
Разумеется, в отношении юмора как модного стан-
дарта сколь-либо точные временные рамки от месяца
до тысячелетия не пригодны. Вряд ли произведения
Аристофана, к примеру, смогут заинтересовать в этом
качестве кого-либо кроме узкого круга профессиона-
лов. Даже модные в течение целого десятилетия анек-
доты про Штирлица постепенно стираются из памяти.
Длительность подражания модным юмористичес-
комим герям также невелика. Наиболее гениальные из
них, хотя и пользуются непреходящими симпатиями,
в царстве моды уступают свое место другим довольно
быстро.
В 30—40 годах образ Чарли Чаплина среди эстрад-
ников-юмористов был настолько привлекательным,
что в нашей стране их можно было насчитать десят-
ками. Среди широкой публики некоторые манеры его
поведения также были объектом модного подражания
(походка, усики, чечетка с обувью на руках и т.д.).
По-видимому, в оценке «модности» производите-
лей юмора необходимо сделать акцент на характерис-
тике тех индивидов, которые на какое-то время ока-
зываются в «поле моды». Это так называемые «звез-
ды», которых наделяют модными символами как сами
производители, так и потребители юмора. Всего аме-
риканский социолог О.Клапп (в трактовке А.Б.Гофма-
на) выделяет шесть типов «звезд»: герой (1), непод-
купный (2), объект желания (3), злодей (4), комичес-
кая фигура (5), популярная жертва (6). Все перечис-
ленные типы несомненно влияют на чувства и пове-
дение обычных людей.
Что касается типа «комическая фигура», то здесь
О.Клапп (по А.Гофману) описывает его так: «Обычно
клоун не рассматривается как лидер (как и в случае
со злодеем). Но необходимо пересмотреть это пред-
ставление. К символическим функциям комических
фигур как лидеров относятся: 1) быть мишенью, коз-
лом отпущения или инициатором комической агрес-
сии, 2) высказывать смелые суждения, дозволяемые
1 Гофман А.Б. Мода и люди. Новая теория моды и модного
поведения. М.: Нация, 1994. С. 89—91.
8—433
145
неприкосновенностью роли Шута, 3) в обоих назван-
ных случаях комическим образом служить справедли-
вости, 4) комическими средствами обеспечивать для
аудитории облегчение от серьезных сторон жизни,
5) создавать у аудитории ощущение единства и пре-
восходства над “дураком”, 6) даже если лидерство
“дураков” (и злодеев) не производит впечатления на
аудиторию, впечатляет их способность наделять силой
героев, 7) вызывать симпатию и сочуствие к неудач-
нику»1.
Таким образом, внимательный читатель заметит
определенное сходство функции юмориста с функ-
циями одного из лидеров моды — комической фигу-
ры, что дает основание для большей, чем можно себе
вообразить, живучести больших групп людей, нани-
мающих и обслуживающих в какой-то степени юмо-
ристов.
S3».
ман А.Б. Указ, соч. С. 105.
ОЧЕРК ЧЕТВЕРТЫЙ
Функция
политической социализации
4.1. Черный юмор
Дети в подвале играли в гестапо...
Зверски замучен сантехник Потапов.
Один из собирателей детских курьезов (кажется,
это был А.Сигизмунд) рассказывает:
«Сыну моему было тогда года четыре, когда я слу-
чайно потащил его в Мавзолей к Ленину — гуляли, а
тут очереди нет. Взял я его, не Ленина, конечно, а
сына, на руки и, чтобы он в склепе не разговаривал,
шепнул:
— Дедушка Ленин с
II
it, поэтому не разговаривай.
Сынище терпеливо молчал, все осмотрел внимательно,
но, едва мы переступили порог и вышли на улицу, спро-
сил:
— Папа, а если дедушка Ленин днем спит, что он
ночью делает?
И я представил, что...1.
В последние годы детское сознание оказалось за-
метно переориентированным. Отныне героями люби-
мых сказок становятся не традиционные царь, царе-
вич, царевна, а искусственно созданные голливудски-
ми режиссерами «охотники за привидениями», «чере-
пашки-ниндзя» — позитивные персонажи англосак-
сонского производства. Телевидение как агент социа-
лизации во многом заменяет родителей с их прими-
тивными сказками и постоянными нравоучениями.
Дети, разумеется, любят мультфильмы, но часто смот-
рят почти все программы, включая политические. В
результате создается образ настоящего, лишенного
детских традиционных мифов. Но ребенок, в отличие
от взрослого человека, не может сразу усвоить вновь
зарождающиеся ценности, он заметно становится раз-
дражительным и агрессивным. Более того, он сам
стремится к дополнительным переживаниям.
1 Комсомольская правда. 1996. 17 февраля.
147
На этой основе и возникает относительно новое
явление в детском творчестве — так называемый «чер-
ный юмор» — различные виды фольклора, в котором
ужас сочетается с комическим воздействием на слу-
шателя.
Дедушка в поле гранату нашел,
Сунул в карман и к райкому пошел.
Вырвал колечко и бросил в окно:
«Я уже старый, мне все равно!»
Исследователи этого феномена (В.Я.Пропп,
В.П.Белянин, И.А.Бугенко, И.Ю.Новицкая и др.) свя-
зывают его с необходимостью как-то обозначить пере-
ход ребенка во взрослые, сопровождающий его, по
древней традиции, жестокостями и истязаниями.
Чтобы понять и освоить роль взрослого, мальчик как
бы отказывается от материнской ласки, семейного
тепла и выступает в новый, пугающий мир.
148
Именно здесь ему помогают взрослые люди, которые
еще издавна придумали разные обряды, сопровождаю-
щиеся татуировкой, обрезанием, голодом и пр. мучения-
ми, обычно неопасными для жизни посвящаемого.
В современном мире детский черный юмор в оп-
ределенной степени подменяет эти старинные обряды.
Следует, впрочем, сразу же оговориться — многие об-
разцы черного юмора (садистские стихи, например)
создаются взрослыми людьми, именующими себя
обычными столичными интеллигентами. Аналитики
этого жанра, как всегда, заняты классификацией текс-
тов, их истоков и связей, нас же в данном случае ин-
тересует их политический аспект.
Одна из излюбленных тем — взаимодействие ре-
бенка и вождя. Результатом вскрытия подобной связи
оказывается десакрализация и вождя, и, заодно,
штампов политической пропаганды.
Учительница выступает перед классом:
— Дорогие дети! Всем известна доброта Владимира
Ильича. Я вам расскажу такой случай. Жестокий царь
сослал Ленина в далекое сибирское село Шушенское. И
вот в простой крестьянской избе великий вождь проле-
тариата брился опасной бритвой. Было лето, жара. Окна
раскрыты. И вот, заглядывает в окошко мальчик. Такой
светлый и добрый. Ну такой, как ты, Петя. И вот маль-
чик спрашивает: «Бреетесь, Владимир Ильич?» Ленин был
гуманен. Он очень любил детей. Поэтому он ответил про-
сто: «Пошел ты на х..!> А мог бы и бритвой полоснуть!
В определенных ситуациях роли меняются. Глав-
ными действующими лицами оказываются уже дети.
Они пытают, взрывают, расстреливают, кого угодно
вешают, т.е. занимаются жестокими и бессмысленны-
ми на первый взгляд действиями.
Дети играли в Сашу Ульянова.
Бомбу бросали в машину Романова
(вариант — Лукьянова).
Эти роли (жертва—палач) могут постоянно менять-
ся («карнавализация»)
Мальчик плачет и рыдает, весь от крови розовый.
Это папа с ним играет в Павлика Морозова.
Папа плачет и рыдает, весь в крови розовый.
Это мальчик с ним играет в Павлика Морозова.
Белянин В.П. и Бутенко И.А. считают, что все эти
ужасы, мертвецы, калеки не столь уж и редки в дет-
149
ской литературе. Не менее жестоки сказки братьев
Гримм, П.Ершова («Конек-Горбунок»). «Если бы
стремление испугать и испугаться, — пишут авторы
“Черного Юмора”, — не встречало понимания в среде
самих детей, то эти произведения, естественно, не
стали бы столь популярны... Совершенно очевидно,
что для этого имеются весомые основания»1.
Каковы же причины? Прежде всего отметим, что у
детей существует потребность в знаниях, которые им
кажутся явно недостаточными. Тема смерти, в част-
ности, постоянно их интересует, поскольку удовлетво-
рительного ответа на ее тайну от взрослых они не на-
ходят. Отсюда и жажда рассказывать всевозможные
страшилки со смешанным чувством страха и недоверия.
Маленький мальчик пошел на парад.
Он Горбачева увидеть был рад.
Красненький шарик на Кремль летит.
Ну а на шаре граната висит.
В этой связи авторы «Антологии» находят и дру-
гую, на сей раз не столько психологическую, сколько
социальную причину в стремлении ребенка к расска-
зам об истязаниях и самоистязаниях. Переход из дет-
ского во взрослый возраст («инициация») с приобре-
тением профессии традиционно связан с определен-
ными церемониями. Так, в средние века посвящение
юноши в мастера сопровождалось для него всячески-
ми унижениями. У Горького в его автобиографичес-
ком произведении хрестоматийное описание страда-
ний Алексея довольно типично. Тот же процесс, но
уже в современной, измененной форме, происходит и
с нынешними подростками. Они предоставлены
самим себе, часто попадают в неожиданные и непри-
вычные ситуации. Детская вера в бессмертие исчезает,
подростку необходимо не только обезопасить себя, но
и самостоятельно решать вопросы своего поведения в
новом мире уже в качестве взрослого человека. «Вот
поэтому-то рассуждения о смерти и оказываются
вполне естественным и необходимым занятием и ре-
бенка, а тем более подростка»* 2. Кроме того, на созна-
ние ребенка постоянно воздействует и необходимость
* Белянин В.П., Бутенко И.А. Анталогия черного юмора. М.:
ПАИМС, 1996.
2 Там же. С. 36.
150
пересмотра некоторых социальных норм. Новые воз-
можности уже взрослеющего человека заставляют его
более критически относиться и к политическим
мифам. Он начинает сомневаться в достоверности не-
которых исторических фактов, пародирует привычные
ценности, приобретенные в школе зачастую неосо-
знанно.
Ленин подходит к Дзержинскому, открывает окно и
говорит:
— Ну-с, батенька Феликс Эдмундович, прыгайте!
— Владимир Ильич, но ведь пятый этаж!
— Прыгайте, батенька.
Тот прыгнул и остался лежать на асфальте. А Ленин
и замечает:
— Надо же, разбился. А еще говорят «железный».
По-видимому, подобные рассказы стали появлять-
ся не в 90-е годы, а в более ранние. Не последнюю
роль здесь сыграли революционные фильмы и школь-
ные программы по истории и литературе, явно пере-
гиуженные оассказами о необыкновенных личных ка-
151
чествах тогдашних политических деятелей. Кроме
того, здесь присутствует и обычное детское стремле-
ние, обусловленное желанием «поиграть», пережить в
шуточной, несерьезной манере предстоящие труднос-
ти с тем чтобы в будущем преодолеть их без особых
переживаний. И, по-видимому, желание освободиться
от неосознанного страха, безболезненно войти в мир
взрослых путем изобретения своеобразного юмора
всегда будет присутствовать на первом этапе социали-
зации человека. Со временем у него обычно склады-
ваются более толерантные убеждения с уже приемле-
мой обществом мерой недоверия к властям и разным
авторитетам. Избавившись от детского максимализма,
подростки становятся терпимее, они с пониманием
начинают относится к девальвации некоторых поня-
тий, внушенных родителями и учителями. «Черный
юмор» постепенно исчезает из употребления самих
детей и остается лишь в обиходе его исследователей.
Однако было бы ошибкой считать эту форму детского
юмора единственной и преобладающей. Именно поэ-
тому отечественные социологи начали заниматься по-
иском других проявлений критического разума ребен-
ка, их содержанием и классификацией.
4.2. Эмпирическое исследование
«Смехомир детства» по-прежнему является «терра
инкогнига» для исследователей, хотя работы С.Бори-
сова, И.Бугснко, М.Осориной, М.Новицкой, С.Тихо-
мира частично приоткрывают завесу нал тайной воз-
никновения детского фольклора.
Наиболее заметной работой в этом направлении
можно считать статью С.В.Мокшина и В.Н.Руденко
(институт философии и права Уральского отделения
РАН)1, посвященную изучению детского политичес-
кого анекдота.
С их помощью впервые в отечественной социоло-
гии и педагогике сбор информации осуществлялся ме-
тодом индивидуального глубинного интервью в дет-
ских садах Екатеринбурга в течение первых пяти лет
девяностых годов. Исследователи старались по воз-
1 См.: Социологические исследования. 1995. С. 133—137, а
также: Дмитриев А.В. Социология юмора. М., 1996.
152
можности исключить влияние воспитателей и родите-
лей и, одновременно, завоевать доверие маленьких
респондентов.
Изучая дошкольную среду с целью обнаружения
политических стереотипов и мифов, С. Мокшин и
В.Руденко заметили, что уже 3—4-летние дети способ-
ны не только воспринимать, но и эмоционально оце-
нивать события и факты, относящиеся к политике.
Они уже вольны в индивидуальной интерпретации от-
дельных символико-политических феноменов: полити-
ческий лидер, национальный флаг, образ врага, образ
Родины и т.д. Позже, к 6—7 годам, политические сте-
реотипы и мифы приобретают у детей уже более ус-
тойчивую форму, некоторые из них им предстоит про-
нести в своем сознании через последующие годы.
Неформально общаясь с детьми, исследователи
столкнулись также с особым феноменом: политичес-
кая культура детей была не санкционирована взрос-
лыми, а попросту жила своей жизнью, по собствен-
ным законам и спонтанно воспроизводилась во вся-
ком детском сообществе. На вербальном уровне она
предстала в детских устных рассказах о событиях по-
литической жизни общества (это могли быть и дове-
рительные беседы с исследователем, и комментарии
по поводу увиденного на телеэкране) и в детском
фольклоре, главным образом в политических анек-
дотах.
Современный анекдот упомянутые выше исследо-
ватели рассматривали чаще всего как вымышленный
комический случай, остроумную модель реальных от-
ношений. В разнообразной палитре обнаруженных
ими детских анекдотов наряду с неизменными Чебу-
рашками, крокодилами генами, обезьянками, короля-
ми и проч, особое место занимали рассказы, где
главными действующими лицами выступают полити-
ческие персонажи. Обычно они начинаются так: «Раз
Ельцин поспорил с Горбачевым...», или: «Встретился
Ельцин с Лениным...», или: «Приходит Гитлер и го-
ворит...». О прочности и живучести этого жанра дет-
ского политического анекдота свидетельствует хотя
бы тот факт, что он встречался в любом коллективе
дошкольников. Правда, детей-носителей и передатчи-
ков анекдотов было не так уж много. По оценкам
исследователей, не более 10% детей готовы на про-
сьбу исследователя тут же рассказать вспомнившийся
153
им анекдот про политиков. Но если ребенок знает
такие анекдоты, то обязательно расскажет не один, а
сколько сможет.
Было замечено также, что детские анекдоты, в от-
личие от других фольклорных жанров (считалки, пе-
сенки, стишки, дразнилки), практически неповтори-
мы и уникальны. «Как правило, анекдоты имеют хож-
дение внутри одного детского коллектива и очень редко
транслируются в другие сообщества. Можно обойти де-
сятки детских садов и не зафиксировать повторяющихся
анекдотов, они везде будут разными. Зато дети из одной
группы детского сада наверняка будут рассказывать
одни и те же анекдоты»1.
1 Социологические исследования. 1995. С. 134.
154
Условно анекдоты дошкольников были разделены
на три большие группы. Первая — анекдоты, рожден-
ные во взрослой среде, заимствованные оттуда детьми
и адаптированные ими под свой возраст. Такие псев-
додетские анекдоты соответствуют всем признакам
традиционного взрослого анекдота: игра слов, под-
текст, иносказание. Они лаконичны, умны, каждое
слово точно выверено и взвешено: они также устой-
чивы, то есть рождаются на злобу дня и живут до тех
пор, пока фиксируют некоторую противоречивость
социальной реальности. Эти анекдоты с легкостью
передаются из одного детского коллектива в другой и
с интересом воспринимаются как в детской, так и во
взрослой аудитории. Рассказывая такой анекдот, ребе-
нок обычно демонстрирует перед друзьями или роди-
телями зрелость своих интеллектуальных упражнений.
Вот несколько типичных псевдодетских анекдотов, за-
писанных авторами в 1991 г.:
Сидит Горбачев. Заходит Сусанин. Горбачев говорит:
«Что же ты не сказал, я бы весь съезд собрал?!» А Су-
санин: «Зови весь съезд, я вас дальше поведу!»
Идет Горбачев по тротуару. И у него заболела голо-
ва. Заходит в аптеку и спрашивает: «Есть ли что от го-
ловы?» Ему говорят: «Молоток».
Едут на заседание Горбачев и Ельцин. Горбачев на
«Запорожце», Ельцин на «Волге». У Горбачева сломал-
ся мотор. Он выходит из машины, открывает багажник
и говорит: «Вот до чего дошло, уже на ходу моторы
воруют!»
Вторая группа — истинно детские анекдоты. Они
чаше всего встречаются исключительно в детской
среде и имеют широкое хождение среди дошкольни-
ков. Эти анекдоты рождены самими детьми, хотя под-
линный автор, естественно, неизвестен; оформлены в
соответствующую лексическую и смысловую форму и,
как правило, непонятны, скучны и неинтересны для
взрослого. В них нет привычного для взрослого уха
подтекста, игры слов. Здесь, скорее, присутствует
лишь внешняя комичность: герой упал, шарахнулся,
стукнулся лбом, упал в бочку, улетел в лужу, взорвал-
ся и т.д. Ритмика истинно детского анекдота, конечно
же, существенно отличается от ритмики взрослого.
Это не короткий рассказ, а целое повествование с де-
тальным, многократным (слово в слово) повтором
предисловия, за которым следует неожиданная и ско-
155
ротечная развязка. В подобных анекдотах ребята опи-
сывают собственный жизненный опыт и воспроизво-
дят хорошо им знакомые модели отношений между
людьми. Именно поэтому такие анекдоты охотнее
всего рассказываются и запоминаются детьми:
Летят Горбачев с Ельциным в самолете. Ельцин сидит,
а Горбачев все время песенку поет: «Калинка, калинка,
калинка Моя». Ельцин ему говорит: «Перестань песню
петь, а то накажу». Горбачев не послушался и опять
поет: «Калинка, калинка, калинка моя». Ельцин ему
опять говорит: «Перестань песню петь, а то накажу».
Горбачев все равно поет: «Калинка, калинка, калин-
ка моя». Тогда Ельцин взял чемодан у Горбачева и вы-
бросил его в окошко!
(Записано в 1992 г.)
Пришли Ельцин и Горбачев к королю. Король гово-
рит: «Кто поднимется на 17-й этаж и возьмет у обезьян-
ки банан, тому полцарства отдам и два сундука сокро-
вищ». Горбачев лезет-лезет, а обезьянка говорит своей
маме: «Мама, что мне делать?» А мама: «Хватай его за
волосы и вниз!» Обезьянка схватила Горбачева за воло-
сы и вниз бросила. Горбачев лысым упал. Ельцин лезет-
лезет, а обезьянка спрашивает свою маму: «Мама, что
мне делать?» А мама: «Хватай его за волосы и вниз!»
Обезьянка схватила Ельцина за волосы и вниз бросила.
Ельцин тоже лысым упал. А король ему говорит: «Ты
лезь кверху попой!» Ельцин полез кверху попой, а
обезьянка спра
II
ивает у мамы: «Мама, что мне делать?»
А та: «Пинай!» Обезьянка как пнет по попе, Ельцин в
сундук с сокровищами — шарах!
(Записано в 1995 г.)
Третья группа — это анекдоты-экспромты. Они
рождаются в голове ребенка в процессе беседы с ис-
следователем и, как правило, инициированы самим
исследователем. Откликаясь на просьбу социолога рас-
сказать что-нибудь смешное о политике, ребенок, если
в запасе у него нет готового анекдота, начинает в бук-
вальном смысле фантазировать и придумывать некий
смешной, на его взгляд, рассказ на политическую
тему. Особенно этим отличаются «контактные» дети. В
традиционном анекдоте вопрос о личном авторе сни-
мается. С анекдотом-экспромтом дело обстоит по-дру-
гому. Автор стоит перед исследователем, прочие при-
сутствуют при рождении анекдота. Внешне эти фанта-
156
зии вовсе не напоминают традиционную форму анек-
дота, а выглядят, скорее, как сплошной поток созна-
ния, неупорядоченный, эмоционально окрашенный
набор фраз и характеристик. Ребенок может начать по-
вествование о Ельцине и татарине, а закончить Петь-
кой и Чапаевым, он может виртуозно использовать в
рассказе переиначенные им крылатые выражения:
«...Совершено нападение на депутата. Приезжают эти
бандиты. Опять стреляли. И в газетах пишут: “Пуля по-
пала в качель. Никто не пострадал. Депутат живее всех
живых и будет жить!”» Такие рассказы, а дети их иден-
тифицируют как самые настоящие анекдоты, в бук-
вальном смысле неповторимы, ибо рассказываются
только один раз. Даже сам рассказчик при всем жела-
нии уже не сможет повторить такой анекдот. Тем не
менее и они представляют исследовательский интерес,
поскольку не лишены смысловой нагрузки:
Пошел Горбачев на сессию и по дорожке ножку сло-
мал. Приходит в больницу и говорит: «Почините мне
ножку». Стали они с Ельциным в больнице в посудку
играть. Ельцин пожарил Горбачеву слона, курочку и
всякое такое, а чеснок-то был сделан из бомбы. Горба-
чев съел чеснок и взорвался!
(Записано в 1991 г.)
Один раз идет Ельцин с прокурором и ведет его за
веревочку. Приходит в акцию АО «МММ» и говорит:
«Моему прокурору надо дать пропечатку билета». Потом
пошел, стал рельсой. По нему идет поезд, он закричал и
умер, а рельсы потом мягкие стали. А акции им не дали,
потому что ему не верит никто.
(Записано в 1994 г.)
Ельцин воюет с Лениным. Ельцин командовал рус-
скими, а Ленин фашистами. Ленин говорит фашистам:
«Стройся!» Они построились, ружья навалили по стен-
кам. Ельцин говорит: «Стройся!» Русские стреляют по
фашистам, Ленин: «Вы что, болваны? Я же вам говорю
по солдатам стрелять». — «Они же не взрываются, сэр!»
Дом разрушился, солдаты вместе с Лениным вылазят:
«Я же говорил не стрелять по танкам, я изучил, что
танки не взрываются. Мы сдаемся». Ельцин: «Ну ладно,
они сдаются. Огонь!»
(Записано в 1995 г.)
Существование таких элементов политической
культуры говорит о наличии у детей некой социально-
157
духовной потребности, которую не способны удовле-
творить другие культурные образования. Когда ребе-
нок обращается к другому ребенку с предложением
рассказать анекдот, происходит не просто дурашливое
времяпрепровождение, а нечто большее — обмен важ-
нейшей информацией о «взрослой» жизни. Предполо-
жительно детский политический анекдот здесь высту-
пает своеобразным способом хранения и передачи со-
циального знания, являясь к тому же своеобразным
источником формирования определенных политичес-
ких ориентаций и механизмов восприятия.
Анекдот, само существование которого предпола-
гает, по мнению авторов, своего рода типизирование
реальности, становится уникальным средством позна-
ния мира. Политический анекдот не только добывает
социальное значение из-под пласта официальной
культуры, он удовлетворяет потребность в такого рода
знании и, следовательно, предоставляет возможность
ориентации в социальной реальности. Потому-то
анекдот, при всех прочих обстоятельствах, является
необходимым звеном в политической социализации, в
структурировании и организации «жизненного мира»
каждого индивида.
Угрюмой серьезности взрослого запрета проти-
востоит смешливость ребенка-нарушителя. Детский
анекдот опротестовывает все лицемерие нравственнос-
ти взрослых, смеясь над ней. Откровенный натура-
лизм детского анекдота («фекальная» тема) становится
своеобразной оппозицией разыгрываемой благопри-
стойности взрослых. Другой вариант анекдота касает-
ся политики — в сущности тоже благопристойности,
но уже не бытовой, а государственной, настаивающей
на строгих правилах не личного, а гражданского пове-
дения. Быт и политика — обычно этими двумя облас-
тями только и занят детский анекдот. По крайней
мере, не менее 90% услышанных уральскими социо-
логами детских анекдотов относятся к той или другой
сфере или к обеим сразу1.
В обществе всякий анекдот в какой-то мере стано-
вится политической насмешкой над окружающим
миром, а дети через него постигают реальность. Через
них ребенок частично приобщается к миру взрослых,
1 Социологические исследования. 1995. С. 136.
158
«схватывая» фрагменты социального знания, закоди-
рованного в емкой формуле анекдота. Проговаривая
анекдот, ребенок как бы погружает политиков в зна-
комую ему сферу повседневности и быта. Персонажи-
политики «ползут по трибуне», «лезут на дерево»,
«сидят на унитазе», «лежат в больнице», «едят бана-
ны» и т.д. Незнакомая и таинственная сфера полити-
ки в устах ребенка вдруг приобретает обыденные
черты, политики становятся похожими на каждого из
нас, харизма (если она имеется) сбрасывается. Проис-
ходит своего рода «десакрализация» политического,
поскольку над ним можно смеяться. Политический
анекдот для ребенка восполняет тем самым дефицит
социального знания о политике и политиках, облегчая
их для понимание детским сознанием. Анекдот как
бы фиксирует, что политики — чужие, но их инако-
вость отчасти понимаема и принимаема детьми.
Юмор, заключенный в детском анекдоте, в отли-
чие от взрослого заметно добродушен, он одновре-
менно опровергает «взрослую ложь». Проговаривая за-
претный анекдот, дети дышат свободой, свободой от
родительского и прочего надзора.
Таким образом, детский политический анекдот вы-
полняет не только информационную функцию, но и,
наверное, и самую главную функцию — функцию по-
литической социализации. Он одновременно несет со-
общение, противостоящее официозу, и «вводит» ребен-
ка в политическое пространство, ранее ему недоступное.
Детский анекдот всегда детален, внимателен и за-
ботлив к мелочам. В нем не действует такой персо-
наж, как политик вообще.
Герои всегда конкретны и индивидуальны — Гит-
лер, Сталин, Ленин, Ельцин, Горбачев и т.д. Свобод-
ные от внутренней цензуры, эти анекдоты смело втор-
гаются в «неудобную» сферу жизни политиков, доста-
точно тонко подмечая специфическое и типическое
для данного персонажа. Рассказывание анекдота всег-
да некая игра тайного с общеизвестным, неведомого с
очевидным. Политический анекдот в устах ребенка,
шаржируя и пародируя, зачастую содержит едкую на-
смешку над своими героями:
Раз Ельцин поспорил с Горбачевым. Горбачев рас-
сердился на Ельцина и раскопал яму. Ельцин туда упал.
Горбачев говорит: «Индийская шутка, выход налево!»
Ельцин вылез из ямы и тоже выкопал яму для Горбаче-
159
ва. Горбачев туда упал, а Ельцин говорит ему: «Русская
шутка, выхода нет!»
(Записано в 1992 г.)
Раз Ельцин говорит Горбачеву: «Давай за фашистов
заступимся». А Горбачев: «Ты что? Надо Россию защи-
щать! Ты что, пьяный?» А Ельцин ему: «Ты что, не ви-
н
дишь, я е
е трезвый!»
(Записано в 1995 г.)
Повод и сюжет здесь принципиально не важны. И
не важно, что это выдумка, важно «приписывание»
персонажу такого странного образа действий, который
дает слушателю основание посмеяться над ним.
Не будем обсуждать, имеет ли детский анекдот ре-
альную основу. Показательно другое — анекдот уло-
вил, «почувствовал» тенденцию. Перед нами пример
некого социального анекдотного знания, которое в
реальности оказывается небезосновательным. По мно-
гим деталям, собранным наблюдениям (разговоры ро-
дителей, кадры телепередач и проч.) ребенок конста-
тирует факт: президенты «копают» друг под друга,
причем один из них страдает пристрастием к алкого-
лю. Столь же небезосновательны и другие сюжеты,
повествующие о том, как Ельцин, к примеру, поспо-
рил с Клинтоном — у кого сильнее солдаты, или как
Ельцин спихнул Горбачева, а тот не смог подняться,
или как Ельцин жаловался Ленину, что дела в России
плохи, или такой, нами уже упоминавшийся: «Один раз
идет Ельцин с прокурором и ведет его за веревочку...»
Несмотря на видимую простоту и даже баналь-
ность схемы, детский политический анекдот феноме-
нологичен по сути, являясь индикатором массового
сознания (нынешние политики в нем и ловки, и глупы).
Как правило, дети приписывают некоему персона-
жу столь странные мысли и действия, что и сам он
становится странным, непонятным и, следовательно,
«не нашим».
Подробное описание исследования (в редакции ав-
торов) было желательным с одной позиции — обнару-
жить и типологизировать политический юмор среди
дошкольников. Дети же начальных классов уже созда-
ют некоторую реальную картину, достаточно конкрет-
ный образ того или иного политического явления. За-
метим, что ребенок в этом возрасте начинает получать
информацию, которая фиксируется в его создании
160
только на непродолжительный период. Исследователь
(Пивоварова Е.В.) детей младшего школьного возраста
(7—9 лет) однажды заметила, что последние могут дать
описание политического понятия («Родина») вербаль-
но и рисунками. Кроме того, испытуемые дети прояв-
ляют радость при графическом изображении людей, воз-
вращающихся на Родину (прорисовка улыбок на лицах
людей, поднятые вверх руки с цветами, надписи «Ура!»1.
Не останавливаясь на других выводах исследователя, за-
метим, что у детей были обнаружены не только меха-
низм мотивации, но и настоящие эмоциональные
предпосылки политического юмора («радость»)1 2.
4.3. Насмешки над президентом
Сразу же огорчу немногочисленного российского
читателя — в названии рубрики подразумевается не
российский, а только американский президент. При-
чина этой своеобразной подмены заключается в том.
что сам институт президентства в России учрежден
сравнительно недавно и именно поэтому дети до ос-
мысленной насмешки над высшим должностным
лицом еще не доросли. Этим жанром, в основном, за-
нимаются взрослые. Несколько другая ситуация сло-
жилась в стране, где президент издавна является
центральной фигурой политической жизни. Кроме
того, в американской литературе политической социа-
лизации уделяется намного больше внимания. Каждо-
му американскому школьнику внушают мысль о
некой исключительной судьбе людей, имеющих счас-
тье родиться в самой сильной и богатой стране. Руко-
водит этой землей Великой Мечты — великий гражда-
нин — американский президент. Учебники истории,
социологии, политологии при этом заполнены основ-
ными символами, вбирающими в себя большое коли-
чество идей, веры, воображения, эмоций. Это амери-
канцы уважают. И перед ребенком предстает прези-
дент — идеальный гражданин республики. Великое
множество биографий от ДАдамса до Б.Клинтона со-
держит утверждение (особенно в период выборов), что
1 Социологические исследования. 1995. С. 137.
2 Социология ЧМ. 1997. Т. 8. С. 33-53.
161
у кандидата в президенты и самого президента всегда
были добропорядочные предки. Чем раньше они им-
мигрировали в Америку, тем лучше для героя биогра-
фии. Мать президента — образец христианской
добродетели. Отец богат, честен, респектабелен.
Поскольку ученики обычно интересуются детством
президента, то юность «идеального гражданина* мало
чем отличается от юности обычного школьника.
В XIX в. это мечтательный голубоглазый ребенок,
в XX в. — прототип Тома Сойера — здоровый и шум-
ливый мальчик. Так, будущий президент и верховный
судья Тафт еще в детстве боролся против уличных ху-
лиганов. Т. Рузвельт благодаря атлетике из слабого мальчика
стал крепышом. Вообще авторы биографий склонны
считать своих героев спортсменами (Вильсон любил
бейсбол, Ф.Рузвельт — футбол и греблю, Трумэн —
плавание, а Эйзенхауэр — футбол, Клинтон — бег).
Биографы никогда не расписывают отличные успе-
хи юноши в школе и колледже (средний американец
не любит «яйцеголовых»), а лишь отмечают его лю-
бовь к истории, впрочем, не как академическое заня-
тие, а как средство, чтобы стать героем страны (Т. Руз-
вельт, Вильсон, Кеннеди).
Для биографов, которые именно с этого момента
уязвимы для насмешек, трудности начинаются при
описании дальнейшей карьеры политического деятеля.
В американском народе профессии адвоката и про-
фессионального политика (мошенники!) не всегда по-
пулярны. Большинство же президентов США были
либо адвокатами, либо занимали судебную должность.
Поэтому «идеальному гражданину» дополнительно
приписываются такие качества как: милосердие, лю-
бовь к бедным и униженным.
Биографии президентов — бывших офицеров также
имеют неоспоримые преимущества, ибо дают возмож-
ность сыграть на патриотизме американца. Авторы не
ставят своей целью нарисовать своего героя в качестве
профессионального солдата, они создают образ граж-
данина, поднимающего оружие в защиту республики.
Поэтому эпизоды из военной жизни подаются весьма
эффектно. Лихими наездниками в годы испано-аме-
риканской войны командовал Т.Рузвельт. Трумэн во
время первой мировой войны был капитаном артил-
лерии во Франции, Кеннеди командовал торпедным
катером во время войны с Японией. Гувера, рвавше-
162.
в одном из штатов, имеющих решающее
ферме в довольно многочисленной семье, вы-
Его предки переселились из Англии в Америку
после прибытия зуда колонистов с «Мэйфлауэр».
на
обычные для деревенского подростка работы по
усадьбе и, таким образом, вполне вошел в курс
гося в бой во время первой мировой войны, не пус-
тил тогдашний президент Вильсон на том основании,
что его организаторский талант нужен в тылу. Глав-
ный герой — Эйзенхауэр, максимально использовав-
ший на выборах 1952 г. факты своей военной карье-
ры. Биографы генерала-президента утверждают, что
он всегда стремился к миру и прославился не только
военными, но и дипломатическими успехами.
В частной жизни будущий президент «такой же,
как все», ни беден, ни богат, верит в бога, пьет в «уме-
ренных дозах». Не в меньшей мере, чем костюм, стол
и болезни самого гражданина, описывается его жена и
ее наряды. Все это уязвимо для насмехательства, иро-
ническую зарисовку «идеального гражданина респуб-
лики» сделал известный американский социолог Райт
Миллс. «Он родился, — пишет Миллс, — примерно 54
года назад в скромном, но прочно сколоченном фермер-
ском домике
значения для исхода президентских выборов, — в штате
Огайо,
вскоре
Рос он
поднял
дому и
всех проблем, стоящих перед фермерством. Смерть отня-
ла у него отца, когда он еще учился в школе. Ферма
была продана, и его энергичная и благоразумная мать
перебралась со всей семьей в соседний городок, — и
борьба за место под солнцем началась.
Будущий президент начал работать на фабрике, при-
надлежавшей его дяде, и вскоре стал практиком-специа-
листом по всем делам, связанным с рабочим вопросом и
с проблемами управления промышленностью.
Он стал теперь крайне занятым человеком, но оказа-
лось, что он в состоянии выдержать такое напряжение,
ибо его организм как бы специально был создан для та-
кого накала. В 20-х годах ему пришлось по поручению
группы владельцев небольших фабрик улаживать их
дела с рабочими, и он действовал столь успешно, что на
протяжении 30-х годов иа этих предприятиях не возник-
ло сколько-нибудь серьезных трудовых конфликтов.
Другие компании, отметив этот замечательный факт,
также начали пользоваться его услугами; завоевав таким
образом популярность, он в 1935 г. стал мэром своего
города.
163
умный восторг как у предпринимателей, так и
II
боль-
побе-
дела
пред-
ценной гениальности. Все это магнетически при*
штп
Административное искусство и энергия, проявленные
государственным деятелем — солдатом и знатоком рабо-
чего вопроса, взявшим в свои руки бразды правления,
вызвали
у рабочих. Несмотря на то, что он был абсолютно дис-
циплинированным членом партии, он все же перестроил
систему городского управления сверху донизу. Затем на-
чалась вторая мировая война, и он, не посчитавшись с
тем, что имел к этому времени двух малолетних сыно-
вей, отказался от должности мэра и стал подполковни-
ком при штабе одного популярного генерала. Вскоре он
стал опытным государственным деятелем, вполне сведу-
щим в азиатских и европейских делах, и уверенно пред-
сказывал предстоящий ход событий.
После войны он вернулся в штат Огайо уже в звании
бригадного генерала и был избран подавляющим
шинством голосов в губернаторы. На этот пост он
доносно избирался дважды. Его губернаторские
двигались столь же успешно, как в коммерческом
приятии, они велись столь же порядочно, как в церкви,
к людям проявлялась такая сердечность, как бывает
только в семье. Лицо у него не менее честное, чем у ка-
кого-нибудь руководителя коммерческого предприятия,
речь не менее искренняя, чем у любого коммивояжера,
и, в сущности, в нем есть нечто и от того и от другого
плюс чисто индивидуальный налет непреклонности и до-
МО[
влекает вас, когда вы видите его лицо на фотографии,
на кино- или телеэкране или слышите его голос по
радио»1.
Обычные американские дети серьезно относятся к
политике, зная, что США сильнейшая страна в мире.
Однако, то ли под прямым влиянием взрослых, то ли
не выдержав слишком большого объема информации,
они начинают шалить и насмешничать.
Учитель рассказывает классу, насколько важна по-
литическая деятельность: «Это самая лучшая страна.
Любой в этой комнате может вырасти и стать президен-
том Соединенных Штатов. И у вас всех есть шанс».
Маленький темнокожий Тедди в ответ заметил: «Я
готов Вам продать свой шанс за 25 центов».
1 Миллс Р. Властвующая элита. М., 1959. С. 308—310.
164
Взрослые же американцы, утратив часть иллюзий,
к политикам относятся с несколько другим юмором.
Показателен случай, который, возможно, произошел в
одной из семей, где, обеспокоенный будущей судьбой
своего сына, какой-то человек решил его испытать.
Он положил перед мальчиком библию, яблоко и пя-
тидесятидолларовую золотую монету. Если мальчик сядет
и будет читать библию, значит, его ожидает карьера ми-
нистра. Если он съест яблоко — будет фермером. Если
заинтересуется деньгами — будет банковским служа-
щим. Пригласили мальчика. Он стал читать библию и
жевать яблоко. Затем он положил в карман монету.
Отец улыбнулся. Его сын наверняка будет политиком!*
4.4. Научная деятельность и образование
Любое образование в наше время чрезвычайно се-
рьезно. Даже в результате приобретения некоторой
свободы в науке, преподавании, обучении юмор так и
1 Perle Milton Joke... С. 472, 473.
165
не проник ни в школьные программы, ни в саму
учебную практику.
В бытность школьником (40—50-е годы) лишь не-
многим удавалось ознакомиться с «Занимательной
физикой» Я.И.Перельмана, выдержавшей, впрочем,
множество изданий. Но о «Новом Сатириконе» мы
тогда даже и не слышали. Ныне мало что изменилось,
за исключением появления на прилавках магазинов и
киосков множества брошюр чаще всего с непристой-
ными анекдотами.
Большинству читателей, наверное, хорошо знако-
мы сборники «Физики шутят» и «Физики продолжают
шутить». В свое время, будучи молодым преподавате-
лем социологии, я с удовольствием проштудировал
эти книжки. Очарованный неожиданным для меня
юмором тех, кого в ту пору противопоставляли легко-
мысленным «лирикам», я стал выискивать — поначалу
без всякой системы — различные курьезные и анекдо-
тические истории из жизни ученых и преподавателей.
За несколько лет собралась весьма обширная коллек-
ция, которая постоянно пополняется.
Конечно, отдельные истории могли случиться с
любым человеком, но все же подавляющее их боль-
шинство отмечено неуловимой, но тем не менее впол-
не определенной «цеховой» спецификой. Дело, разу-
меется, не в пресловутой рассеянности людей науки и
образования, хотя анекдотов на эту тему немало. Еще
В.И.Вернадский проницательно подметил: все, чем
живет ученый, неизбежно проявляется в его словах,
отношении к происходящим события, отражается в
его языке. При таком подходе шутка, острота, афо-
ризм, анекдот приобретают статус научной, точнее,
профессиональной (в отличие от массовой или инди-
видуальной) коммуникации.
Личность ученого, так же как и преподавателя,
рефлексивна, изменчива, он, как никто другой, нуж-
дается во взаимодействии с окружающими людьми и
вещами посредством системы особых обозначений.
Еще М.М.Бахтин считал, что моделью феномена об-
щения является диалог, то есть не абстракция типа
«слушающий» — «говорящий», а диалогический обер-
тон, когда слушатель оказывается активным и ответ-
ственным субъектом речевого акта. В этом смысле
большинство анекдотов об ученых и учителях — не
что иное, как парадоксальное изложение диалога либо
166
между учеными, либо между ученым и представителя-
ми той или иной группы (чаще всего слушателями
лекций, студентами и т.д). Серьезность и смех, кото-
рыми сопровождается профессиональная коммуника-
ция, — социальные акты, подлежащие онтологическо-
му анализу. Как и любые другие явления, они подвер-
жены историческим и социальным влияниям, искажа-
ющим не только саму суть юмора, но и его происхож-
дение и источник. Ю.Тувим как-то писал: Меня удив-
ляет не то, что астрономы пооткрывали разные планеты
(кстати говоря, совершенно зря), а то, что им удалось
узнать, как они называются.
в преподавании самих естественных наук юмор
рассматривался исключительно с точки зрения облег-
чения понимания материала, т.е. с целью популяриза-
ции последнего1.
1 См. работы А.Е.Ферсмана, А.В.Цингера, В.В.Рюлина, А.Я.Пере-
льмана и др.
167
В данном случае обслуживается не вся наука в
целом, а «ограниченный, но весьма ответственный учас-
ток — элементарные основания наук, которые далеко не
всегда усваиваются как следует в школе. Занимательная
наука начинает с пополнения пробелов школьной подго-
товки»1.
Среди различных приемов для привлечения вни-
мания учеников обычно используются страницы худо-
жественной литературы (А.П.Чехов, М.Твен, Джером,
Гашек и др), где присутствуют неожиданные сопо-
ставления, смешные истории из быта, примеры ис-
пользования науки в цирке, на эстраде, в кино.
Несколько сложнее обстоит дело с использованием
юмора в процессе преподавания общественных дис-
циплин (политологии, социологии, психологии, исто-
рии). Сами преподаватели иногда употребляют в тех
или иных формах юмор, однако это происходит до-
вольно редко, да и многое зависит от уровня их куль-
туры и степени собственного освоения материала. Но
отказ от комических явлений жизни на деле означает
признание исключительной ее серьезности. В таком слу-
чае происходит обеднение реального существующего
мира, ограничение его понимания. Это относится не
только к диалогу «преподаватель—ученики», но и «учени-
ки-ученики», и «преподаватели—преподаватели».
Год тому назад, заинтересовавшись проблемой ис-
пользования юмора в преподавании, автор этих строк,
работавший тогда редактором журнала «Социс», обра-
тился к известному специалисту в этой области аме-
риканцу Л.Муньизу. Благодаря содействию Ю.Борева
профессор Нью-Йоркского университета прислал не
только письмо с приветливыми словами, но и обшир-
ную статью, которая незамедлительно и была опубли-
кована1 2.
Автор этой статьи решает проблему с довольно
широких обобщений. Ссылаясь на положение, при
котором в обществе имеются официальные идеи и
представления, но ни в одном обществе нет офици-
ального юмора, а следовательно, нет и официальной
спонтанности, Л.Муньиз считает, что на индивидуаль-
ном уровне юмор предстает как один из способов раз-
1 Цит. по: Мешкевич Г.И. и др. Доктор занимательных наук.
М.: Знание, 1996. С. 38.
2 Социс. 1996. № 11. С. 79-84.
168
вития человеческого понимания, его видения мира.
«Официальная серьезность предписана человеку, а ко-
мизм реальности он может понять лишь сам». По-
скольку одна из главных задач образования состоит в
раскрытии методов соединения объективного знания
окружающего мира и субъективного опыта человека
(«интеллект» и «страсть»), то юмор как раз и воссо-
здает интегрированный взгляд, совмещающий три
мира: мир абстракций и концепций, мир непосредст-
венного опыта и объективного наблюдения и, нако-
нец, мир субъективного опыта.
В этом случае, если знание есть прежде всего зна-
ние нашей старой, доморощенной системы идей и
«окончательных» определений, то понимание — в
большей степени прямое постижение сырого материа-
ла, означающего нечто из ряда вон выходящее. Юмор
как бы ставит мир на острие мышления, что означает
на деле проверку знаний на тривиальность и глубину.
Подобные взгляды, разумеется, могут стать объек-
том критики, в частности, содержащей упрек в пре-
увеличении роли юмора и в заметном упрощении. Од-
нако борьба против серьезности официального обра-
зования, которую постоянно ведет Муньиз, допускает
тактику, при которой игра идет на поле «противника».
Социализация, по его мнению, представляет уникаль-
ный процесс «дозревания» человека при определен-
ном условии — «когда он наталкивается на свои гра-
ницы и с весельем принимает их благодаря установке
на смех, игру с противоположностью, парадоксами,
несуразностями и, главное, с самим собой. Юмор
подталкивает к открытию, которое не дается логикой,
традиционно признанным или ожидаемым»1.
С учетом приведенного выше аргумента условно
рассмотрим ситуацию, связанную с преподаванием
истории в русской гимназии конца прошлого века.
Типичной является история, рассказанная учите-
лем о каких-либо случаях из жизни государей и цар-
ских сановников. Здесь назидательность сведена до
минимума:
Камердинер жаловался Петру, что жена с ним не-
ласкова, ссылаясь на зубную боль. «Хорошо, я полечу
ее». Считая себя достаточно опытным в оперативной
1 Социс. 1996. № 11. С. 81.
169
хирургии, Петр взял зубоврачебный прибор и зашел к
камердинерше в отсутствие мужа. «У тебя, слышал я,
зуб болит?» — «Нет, Государь, я здорова». — «Неправ*
да, ты трусишь». Та, оробев, признала у себя болезнь, и
Петр выдернул у нее здоровый зуб, сказав: «Помни, что
жена да боится своего мужа, иначе будет без зубов». —
«Вылечил!» — с усме
шись во дворец1.
II
кои
заметил он мужу, воротив*
Заметим, что в учебной и научной литературе о
частной жизни российских царей писали много. Одни
вызывали восторг, другие — насмешки. «Но история
никогда не впадает в крайности, — пишет ИЛоши-
лов. — Каждый читатель не раз ощущал на себе воз-
действие противоречивых суждений, когда привычная
картина нарушается. Умерив благосклонность и пре-
одолев раздражение, он заметит, как помимо его воли
у него будет формироваться свое представление о ге-
роях этого сборника, как сломаются привычные сте-
реотипы, которые настойчиво формировала офици-
альная историография»1 2.
К сожалению, в советской литературе подобная
трактовка исторических личностей была чрезвычайно
редкой. Здесь выделяется лишь Михаил Зощенко, на-
писавший в 30-е годы «Голубую книгу», где истори-
ческий анекдот сопровождается назидательностью и
учительскими интонациями. Просветительскими мо-
тивами насыщены и рассказы для детей о В.ИЛени-
не. В 40-е и 50-е годы уже каждый советский школь-
ник знал такие рассказы, как «На охоте» и «Иногда
можно кушать чернильницу». Сюжет последнего был
прост: «Ленин сидел в маленькой одиночной камере...
Он и в этой камере целый день работал... приходилось
быть очень осторожным... Он из хлеба делал маленькие
чернильницы, наливал молоко... И так писал... И вся-
кий раз, когда приходил надзиратель, Ленин спокойно
брал свою чернильницу и тут же съедал ее...
Когда Ленин вышел из тюрьмы, он, смеясь, сказал
своим родным и знакомым: — Знаете, однажды мне не
повезло, и за два часа пришлось мне съесть шесть чер-
нильниц.
1 Ключевский В.О. Исторические портреты. М.: Правда, 1990.
С. 205.
2 Примечательные истории и анекдоты о российских госуда-
рях. М.: Молодая гвардия, 1994. С. 3—4.
170
И все засмеялись. А которые не знали, в чем дело,
те очень удивились: как это можно есть чернильницы?»
Любая история имеет своего автора, и от него за-
висит, насколько поучителен и забавен случай, имев-
ший место с тем или иным государственным деяте-
л ем.
История своего рода трагедия и комедия. «Божест-
венная комедия» с лязгом, скрипом, визгом опускает над
Русской историей железный занавес.
— Представление окончено.
Публика встала.
— Пора надевать шубы и возвращаться домой.
Оглянулись.
Но ни
Заметим, что назначение юмора, независимо от
того, применяются ли в обиходе сатира или простое
уб, ни домов не оказалось...
II
развлечение, в создании нового значения, альтерна-
тивного существующему. Реальность при этом может
быть охарактеризована, казалось бы, несовместимыми
интерпретациями.
Существующее же официальное образование, по
мнению упомянутого выше Муньиза, зациклено на
логическом мышлении. При этом забывается, что
юмористическая мысль, исходящая из противоречия,
усиливает воображение учащегося, способна побудить
его к участию в живом общении, к диалогу. На осно-
ве юмора формируется «динамическая интерпрета-
ция», важная для будущего совершенствования, обра-
зования.
Л.Муньиз считает, что подобная интерпретация со-
держит три взаимосвязанных и дополняющих друг
друга процесса: творческий, критический и карнаваль-
ный.
Творческий процесс подвигает человека от догматиз-
ма к воображению. Последнее смешливо и создает
пространство для новых значений.
Критический процесс предусматривает движение от
монолога к диалогу. Монологическая личность (учи-
тель, преподаватель) знает только себя, допускает со-
гласие с собой и своими взглядами. Ученики при
этом предстают слугами, которых можно терпеть или
нельзя. «Слово ее закрыто, блокировано барьером оп-
1 Балязин В.Н. 1000 занимательных сюжетов из русской исто-
рии. М.: Просвещение, 1995. С. 431.
171
ределенных значений, и оно же, будучи монологичес-
ким, множит подобные барьеры без надежды их пре-
одолеть».
Юмор нарушает границы монолога, люди спуска-
ются к жизни, к противоречиям реальности. Верти-
кальная связь становится горизонтальной, основанной
на равенстве голосов. Именно на основе диалога лич-
ность ученика освобождается от монологических огра-
ничений.
Карнавализационный процесс привносит в жизнь
смех, обновляющий душу и тело. Смех помогает осоз-
нать нелепость с применением смеха над самим собой
(терапия). «Так, слабый, испуганный человек не
может смеяться над собой...» Человек же, который
сделал шаг к совершенствованию, признается в своих
слабостях, может регулировать сложные взаимоотно-
шения людей. «Выстраивая потешную структуру зна-
ния, игрового понимания, интеллектуального изумле-
ния, он способствует соревнованию воображений...»
Таким образом, человек карнавализует не только со-
знание, но и общество, историю. Юмор как бы вытя-
гивает человека из косности и статики.
Л.Муньиз, как, впрочем, и многие другие исследо-
ватели, признает монологичность нашего образования.
Но, в отличие от других критиков, он стремится не
только к реалистическому пониманию общества, а к
пониманию общества через парадоксы, поскольку об-
щество полно противоречиями, ограничениями, не-
ожиданностями и радостью.
Признавая заслуги упомянутого исследователя, его
страстность в защите выдвигаемых положений, все же
не следует упрощать ситуацию, сложившуюся в обра-
зовании, и преуменьшать силу, стоящую на страже се-
рьезности (монологичности). Оппонент идей Муньиза
может согласиться в необходимости диалогичности
образования и позволить применение в отдельных
случаях развлекательных и занимательных историй.
Но превращать занятия в карнавальное действие он
не согласится ни при каких обстоятельствах.
Как бы то ни было, возможные возражения про-
тив массированного использования юмора в обучении
не снимают значение следующих выводов:
1. Серьезность и монологичность снижает работо-
способность школьника и студента.
172
2. Включение в процессе образования юмора
«оживляет» материал, способствуя его освоению.
3. Взаимодействие педагога и студента обогащает-
ся, общение становится более тесным.
4. Существуют отрицательные моменты включения
юмора в обучение. Они заключаются в возможной
«перегрузке» студентов смешными историями и пре-
вращении занятия в карнавальное действие1.
1 См. также: Академические тетради. М.: Школа драматическо-
го искусства, 1995. С. 94.
ОЧЕРК ПЯТЫЙ____________________
Функция идентификации,
дифференциации и сплоченности
5.1. Идентификация
Прежде «я» скрывалось в стаде;
и теперь еще в «я» таится стадо.
Ф.Ницше
Сравнительно недавно я прочел работу известного
российского социолога В.А.Ядова, который в первых
же ее строках заявил, что определенно нет более фун-
даментальной проблемы в исследовании личности,
которая могла бы сравниться с изучением механизмов
формирования определения (идентификации) и само-
определения (самоидентификации) человеческих ин-
дивидов в сообществе им подобных. С этим положе-
нием я сразу же согласился. Далее автор написал, что
самоидентификация является во всех ее проявлениях
социальной. Здесь я немедленно принял эту посылку
за истину. Но последовавшее затем доказательство
меня все же несколько озадачило.
Маугли отождествлял себя со стаей волков, не бу-
дучи волком, первобытный человек ограничивал со-
циум своим племенем, а внук Аркадия Гайдара стал
премьером Правительства, проводящим рыночные ре-
формы и отрицающим идеалы коммунизма1.
После упоминания имени внука известного писа-
теля по временной аналогии рядом с Маугли и перво-
бытным человеком читателю становится совершенно
неясным: с кем же самоидентифицируется Е.Гайдар?
С Маугли-волком? Навряд ли — внешностью не вышел.
С первобытным человеком? Вроде бы ближе, но нет,
не то образование и не те манеры.
С целью поиска ответа на эти непонятные мне во-
просы обратился к первоисточнику — работе самого
Егора Гайдара, названной в отличие от ленинского
(«Государство и революция») довольно скромно («Го-
сударство и эволюция»). Судя по заголовку, автор
1 Мир России. С. 159.
идентифицирует себя с В.И.Лениным, но в то же
время и как бы дистанцируется от него («революция» —
«эволюция»). Чтобы окончательно решить вопрос, про-
смотрел затем всю книгу, но так и не нашел однознач-
ного ответа. Вроде бы и с западным сообществом, а
вроде бы и нет. Западник — рыночник и одновремен-
но российский патриот. Так я сам и не смог иденти-
фицировать столь замечательную личность. А уж о
самоидентификации этого человека вообще трудно су-
дить. Но одно все же понял — автор согласен с амери-
канцем Т.Джефферсоном («все люди созданы равны-
ми»). А раз все равны, то и проблемы не существует.
И нет смысла в поиске ответа, кто Же Е.Гайдар:
политик, экономист, научный работник или «человек-
пароход» по терминологии почтальона Печкина? Это
сомнение подтверждается, по сути дела, и другим по-
ложением статьи В.А.Ядова о том, что в настоящее
время в России происходит своеобразная ломка соци-
альных идентификаций. Именно сам человек «должен
определить, к какой социальной группе он себя отно-
сит: является ли он работником государственного или
частного сектора, государственным служащим или
предпринимателем, русским или гражданином России,
бедным или богатым. Стало понятным лишь одно —
ломка социальной идентификации в российском об-
ществе, будучи подлинной трагедией для многих
людей, представляет собой, тем не менее, уникальную
экспериментальную лабораторию для изучения общих
механизмов социальной идентификации личности»1.
В трагедии ломки идентификации, как мы смогли
заметить, содержатся и заметные комедийные мотивы.
Для того, чтобы убедиться в этом, достаточно возоб-
новить в памяти анекдоты о «новых русских» и не
менее новых «демократах» и старых «партократах».
Но не будем отвлекаться от основной темы и за-
метим, что утверждение, что юмор служит важным
средством осознания принадлежности к определенной
группе, считается естественным и подлинно социоло-
гическим. При этом юмор служит, по мнению социо-
логов и политологов, не только метками границ како-
го-либо класса или слоя, но и средством интеграции
внутри них и в то же время отделения друг от друга.
1 Мир России. С. 159.
175
Но указанное положение, разумеется, требует необ-
ходимой конкретизации и доказательств. Предвари-
тельно заметим — в той или иной группе используют-
ся различные маркеры для указания на идентичность с
ней. Эти символы групповой идентичности — жесты,
одежда, язык, прически, шутки — работают в качестве
основного признака, с помощью которого члены груп-
пы распознают себе подобного и отделяют себя от
других. Одно упоминание действующих лиц анекдотов
говорит о многом и обязывает к определенным по-
ступкам. Иван, как правило, чрезмерно пьет. Канзю-
лис — резонерствует. Молла — ставит на место прави-
теля, Смит неверно выполняет воинские команды,
Хаим — парадоксально хитрит, Петр жадничает, Вово-
чка сквернословит. Примитивные сексуальные анекдо-
ты вряд ли привлекут людей пожилого возраста, да и
176
малолетние не всегда их могут понять. Сельский
фольклор особенно приятен специфической социальной
группе, а профессиональные остроты и шутки — твор-
ческой интеллигенции. Существует точка зрения (А.3иж-
дервельд), согласно которой юмор среди различных от-
личительных культурных признаков групп стоит особня-
ком, поскольку он наименее подвержен влиянию урав-
нительных тенденций. И, напротив, определенная ма-
нера одеваться и жаргон, будучи отделенными от той
культурной среды, в которой они зародились, могут
использоваться и в другом социальном контексте.
Точно так же юмор в качестве культурного стан-
дарта в масштабах всего общества проявляется там, где
существует возможность изменения социального ста-
туса и подражания одних групп другим посредством
заимствования определенных культурных образцов.
В отношении политического юмора это утвержде-
ние довольно спорно, т.к. вне соответствующей куль-
турной среды он в значительной степени утрачивает
свой смысл.
Специфическим представляется юмор в молодеж-
ной среде, армии, полиции, семье, религиозных сооб-
ществах, студенческих группах.
Разумеется, шутки, типичные для какой-либо со-
циальной среды, могут иметь широкое хождение и
среди представителей разных групп. Так, в СССР
после неоднократного просмотра популярного фильма
«Семнадцать мгновений весны» широкое распростра-
нение получили анекдоты про главного героя — Штир-
лица. Их циркуляция продолжалась свыше девяти лет и,
кажется, благополучно закончилась лишь в последние годы.
Мюллер (немец): Штирлиц! Вы еврей?
Штирлиц (псевдонемец): Ну нет, я русский!
5.2. Национальные анекдоты
Влюбилась Сарра в комиссара,
схлестнулись гены в чреве сонном;
трех сыновей родила Сарра,
все — продавцы в комиссионном.
И. Губерман
Особое положение в идентификации и самоиден-
тификации, как это ни парадоксально, именно в силу
своей типичности занимает так называемый «еврей-
177
ский» юмор. Еврейские остроты, шутки, анекдоты,
притчи, афоризмы часто рассказываются как в кругу
самих евреев, так и в их окружении. Сами же евреи
придают им чуть ли не священный оттенок.
...Две тысячи лет скитаний и преследований вырабо-
тали у евреев способность выявлять комическое в любой
ситуации и с иронией относиться ко всем без исключе-
ния формам и проявлениям жизни. Остроумие стало
своеобразным оружием в руках безоружных евреев. Ведь
ничто так не ослабляет опасного и сильного противника,
как его осмеяние. Проходили века, положение евреев не
менялось к лучшему, и крепла традиция еврейского
юмора с его специфическим настроением, народным ко-
лоритом и характерной грустью...1
Другие этнические группы также широко пользу-
ются еврейским юмором. Но будучи перенесенным в
другую среду, он зачастую меняет свое содержание и
направленность. Если юмор внутри группы мягок, пе-
чален и полон самоиронии, то во вне он, благодаря
новым интонациям, измененным ударениям и, воз-
можно, жестам, может приобретать явные антисемит-
ские черты. Иногда возникают и «псевдоеврейские»
шутки с определенной направленностью и с ирони-
ческим смыслом.
Внутри упомянутого этноса в общем-то это давно
известно. Так, Розенберг и Шапиро в исследовании
еврейского юмора отмечали, что «шутки, которые
евреи рассказывают друг другу о самих себе, совер-
шенно отличаются по духу от шуток, которыми опе-
рируют неевреи с антисемитскими побуждениями
(даже если это одни и те же шутки)»1 2. Конечно, это
характерно для юмора многих других этнических
групп. Однако специфика в том, что сам еврейский
юмор имеет оттенок критики идентичности евреев.
Психоаналитики склонны интерпретировать его как
своеобразные проявления «ненависти евреев к самим
себе». В частности, в американо-еврейском юморе вы-
смеивается болезненное отношение евреев к своему
социальному статусу, в советско-еврейском — фана-
1 Дрожджинский А. Пил пул, или Из еврейской мудрости. Цит.
по: Еврейское счастье // НАД- Вильнюс, 1991. С. 3.
2 Цит. по: Zijderveld А. С. Sociology of Humor and Laughter //
Current Sociology. 1983. Vol. 316. № 3. P. 49.
178
тическое желание выехать в Израиль, в чисто еврей-
ском — мания преследования со стороны неевреев.
Замечено также, что большинство шуток подобного
типа появляется именно в еврейской среде, а не в
других этнических группах. При этом еврейский
юмор, как замечает АДрожджинский, не довольству-
ется игрой слов и комизмом ситуаций, положений,
хотя и тут прекрасно себя проявляет. Особенность его —
в характерном показе еврейской судьбы, жизни и тра-
диций. Сплошь и рядом обнаруживается самоирония,
подтрунивание над участью «избранного народа», над
еврейским характером. Единственное, — утверждает
автор, — чего напрасно было бы искать в еврейском
юморе — это неприязнь к кому бы то ни было1. Воз-
можно, это и так.
Однажды фараон захворал. К нему пригласили
врача-перса, тот внимательно осмотрел фараона и
важно произнес:
— Надо срочно ставить клизму!
— Как? Мне, фараону, — клизму? Повесить! — за-
кричал возмущенный Хеопс.
Пригласили другого врача — грека. Он осмотрел фа-
раона и сказал:
— Надо ставить клизму.
— Четвертовать его!
Пригласили врача-еврея. После врачебного осмотра
он сказал:
— Таки надо ставить клизму!
— Кому? — грозно спросил фараон. — Мне?
— Нет, нет, что вы, не вам, а мне!
Клизму поставили врачу, и фараону стало легче. Вот
с тех пор, когда фараонам бывает плохо, евреям ставят
клизму.
Внутри же еврейского этноса в определении места
группы в социально-групповой структуре юмор может
выполнять как демаркационную, так и нивелирующую
функции. В вертикальной структуре обычно четко вы-
ражаются статусные различия с особенностями созна-
ния и поведения ее представителей.
Жили два брата. Один — профессор университета,
другой вор.
Понятно, первый избегал второго, как чумы.
1 Дрожджинский А. Указ. соч. С. 3.
179
Однажды они все же столкнулись на улице. Профес-
сор отвернулся и хотел пройти мимо, но брат окликнул
его:
— Одну минуточку! Что ты задираешь нос? Я бы
еще мог себе это позволить — мой брат, как-никак,
профессор. Но, имея братом вора, чем, интересно гор-
дишься ты?
Нивелирующая же функция состоит в «просачива-
нии» культурных образцов «сверху вниз», а также
«снизу вверх».
Как-то барон Ротшильд подал нищему милостыню.
— Ваш сын дает мне вдвое больше.
— Мой сын может, себе это позволить. У него бога-
тый папа.
Нивелировка, конечно же, относится не только к
внутригрупповым различиям, но и территориально-го-
сударственным. Пример — шутки, широко распро-
страненные в годы скоротечной египетско-израиль-
ской войны 1967 г.
Встречаются два советских еврея. Один говорит дру-
гому:
— Ты слышал? Наши передавали, что наши сбили
наш самолет...
Или вариант:
В.Зорин на вопрос Киссинджера о национальности
ответил:
— Я советский. А Вы?
— Я американский...
Антон Зиждервельд проанализировал несколько
работ, посвященных указанной теме, и нашел, что
самоосуждающий юмор не обязательно является ре-
зультатом нестабильной идентичности. Когда мень-
шинство приобретает какую-то степень самосознания,
юмор снова подчеркивает вновь приобретенную иден-
тичность и, таким образом, усиливает сплоченность и
единство этнической группы. В противовес своей
точке зрения он приводит результаты Т.Рейка, про-
ведшего психоаналитическое исследование еврейского
юмора путем сравнения приписываемой евреям нена-
висти к самим себе с клинической подавленностью.
Рейк утверждал, что в этих шутках акцент на непол-
ноценность маскирует агрессивную тенденцию: симу-
лируя слабость, можно попытаться победить оппонен-
та или противника. Подобные шутки, в ницшеанских
180
терминах, являются выражением чувства обиды и раб-
ской морали. В свою очередь, С-Ландманн утвержда-
ет, что типично еврейские шутки, возникшие в эпоху
Просвещения — период, когда многие евреи стали
постепенно отходить от своих религиозных традиций
и утрачивать духовное наследие, — не могут перено-
ситься на современность без определенных оговорок.
Многие шутки евреев были вызваны к жизни дву-
смысленностью и напряженностью их существования,
и хорошо известное остроумие Генриха Гейне высту-
пает как модель подобного вида юмора.
Объектом насмешек со стороны эмансипирован-
ных европейских евреев был когда-то еврей из гетто,
отсталый и бедный. В настоящее время в Америке
объектом неприятия стал преуспевающий, действи-
тельно богатый и чопорный еврей, в одиночку накап-
ливающий материальные ценности и глубоко им пре-
данный. Розенберг и Шапиро иллюстрируют это на
примере анекдота о трех еврейских женщинах, за чаем
хвастающих карьерой своих сыновей. После того, как
две из них рассказали о материальном успехе собст-
венных чад, третья робко поведала о своем сыне, ко-
торый стал раввином с очень скромным жалованием.
На что ее подруги в сердцах воскликнули: «Ну разве
это работа для хорошего еврейского парня!» Подоб-
ным образом Ландманн, Розенберг и Шапиро объяс-
няют присутствие навязчивой идеи идентичности в
еврейском юморе самой неопределенностью положе-
ния евреев в современном мире. Нынешний еврей как
бы находится в постоянном движении «меж двух огней»:
между ассимиляцией современным миром и лояльнос-
тью к традициям и исконным ценностям еврейства1.
Это можно показать и на примере юмора черноко-
жего населения в США. Миддлтон в социологическом
исследовании реакций негров и белых на расистские
шутки в 1950-е годы обнаружил, что негры в боль-
шинстве своем реагируют на шутки, направленные на
белых, более благосклонно, а кроме того, испытывают
такое же удовольствие от шуток, направленных на них
самих, как и белые1 2. Этот вывод согласуется с данны-
ми более раннего исследования.
1 Zijderveld A. Op. cit. Р. 50.
2 Ibid. Р. 51.
181
Упомянутые выше Розенберг и Шапиро развивали
сходную гипотезу уже в отношении американо-еврей-
ского юмора и остроумия. Согласно этим авторам, в
прошлом американские евреи часто ненавидели самих
себя за недостаточную ассимиляцию в американскую
культуру, но затем это трасформировалось в чувство
вины из-за слишком глубокой ассимиляции и секуля-
ризации:
«Когда-то объектом насмешек и презрения было
чернокожее население. В одном из исследований
(1950 г.), проведенном со студентами колледжа, было
показано, что негры в большей степени используют
шутки против самих себя, чем белые. Эти исследова-
ния проводились в то время, когда ассимиляция рас-
сматривалась как вполне нормальное явление, а ти-
пичным поведением негров считалось поведение в
стиле “Дяди Тома”. Ситуация радикально изменилась
в 1960—1970-е гг. — эмансипация черного населения
более не рассматривалась в терминах ассимиляции от-
носительно белого большинства. Самосознание негров
достигло определенного уровня развития, вследствие
чего групповая идентичность негритянского меньшин-
ства приобрела достаточную силу. Как результат, не-
гритянское население перестало мириться со стерео-
типными шутками на свой счет, и подобный юмор
стал считаться оскорбительным»1.
Самоосуждающие шутки не следует опрометчиво
интерпретировать как выражение ненависти к самим
себе. Наоборот, они могут служить признаком весьма
сильного чувства групповой идентичности, т.к. смех,
который они вызывают, вовсе не того свойства, кото-
рый, например, возникает, когда белые смеются над
черными. Напротив, это смех, в котором проявляется
самосознание и гордость за принадлежность к данной
этнической группе. Вспомним «юмор висельников»,
содержащий в себе элементы чувства превосходства,
которые наблюдаются во многих еврейских самоуни-
чижительных шутках.
На скамье подсудимых Радек признался, что лживы-
ми показаниями, запирательствами и обманом он мучил
самоотверженных следователей НКВД, этих исполните-
лей воли партии, защитников народа от его врагов, чут-
1 Zijderveld A. Op. cit. Р. 51.
182
ких и гуманных друзей арестованного. М.Гротьян писал
по сходному случаю: «В еврейской шутке поражение на
самом деле означает победу. Подвергшийся гонениям
еврей, который
II
утит на свой счет, отклоняет тем
самым проявления опасной враждебности от своих пре-
следователей на самого себя. Результатом является не
поражение, а победа и величие»1.
Интересным свойством этнических шуток является
их универсальность — они существуют в самых раз-
ных странах, но по содержанию в целом сходны. Эти
шутки обычно высмеивают: 1) печально известную
недалекость членов данной этнической группы; 2) их
ограниченность и скаредность; или 3) их чрезмерную
или слабую сексуальную активность. В работе Кристи
Девис содержится идея о том, что всеобщую популяр-
ность этих шуток следует объяснять, исходя из анали-
за характеристик индустриального общества в целом,
а не в терминах специфических условий конкретного,
отдельно взятого общества1 2. Известно, что в мире
ныне доминируют западные «постиндустриальные»
страны. В этих странах социальные, географические и
моральные границы в какой-то степени утратили
свою ясность и определенность. По всей видимости,
шутки этнического характера на первом этапе служи-
ли целям восстановления определенной степени яс-
ности, в которой есть большая потребность, а затем
функционировали как механизм управления поведе-
нием людей. Именно поэтому насмешкам подверга-
лись «аутсайдеры», т.е. люди, которые явно или неяв-
но находились на «периферии» по отношению к ос-
новной популяции, а также те, положение которых
неоднозначно. Тем самым устанавливаются границы
между «мы» и «они». Девис пишет, что большинство
этнических шуток вращается вокруг темы «успех—не-
успех»: герои этих шуток обычно глупы («знания» ) и
скупы («мораль» ), и, таким образом, тот, кто расска-
зывает подобные шутки, предстает в более выгодном
свете. Можно было бы добавить сюда третий компо-
нент — сексуальность, т.к. герои этнических шуток
обычно высмеиваются за свое ханжество, чрезмерную
или недостаточную сексуальность. Девис анализирова-
1 Grotjahn М. Beyond Laughter. N.Y., 1957. Р. 22.
2 British Journal of Sociology. 1982. № 3. P. 383—403.
183
ла ситуацию в восточноевропейских странах, находив-
шихся под властью тоталитаризма, бюрократии и кос-
ной морали. В этом случае понятие «они» подразуме-
вает не этническое меньшинство (хотя этнические
шутки имеют хождение и в этих странах), а полити-
ческую элиту и государственную бюрократию. Автор
проводит различение между двумя категориями стран
(западных индустриальных и восточноевропейских) и
обществом в ситуации войны, в шутках которого
место глупости и скупости, характерных для мирного
времени, занимает трусливость. Девис, и с ней можно
согласиться, приводит в заключение своей работы •
следующий вопрос: «Какова социологическая основа
привлекательности этнических шуток?» — и отвечает
так:
1) Эти шутки очерчивают социальные, географи-
ческие и моральные границы нации или этнической
группы. Шутки по отношению к группе, имеющей
неопределенный статус, в некоторой степени нивели-
руют эту неопределенность, более четко очерчивают
ее границы или, по крайней мере, делают существую-
щую неопределенность статуса менее заметной.
2) Шутки, появляющиеся в противоборствующих
группах, отражают проблемы и треврги, вызванные
конфликтующими нормами и ценностями; конфликт
их неизбежен в больших сообществах, в которых до-
минируют отчужденные от личности институты,
такие, как бюрократия и др. Шуткам, появляющимся
в мирное время насчет «недалеких» и «скупых, норо-
вящих обмануть» социальных групп, и шуткам насчет
«трусливых» и «милитаристски настроенных» групп,
возникающим в военное время, присущи три харак-
терные черты:
а) они снижают чувство тревоги по поводу воз-
можной личной неудачи во взаимодействии с государ-
ственными структурами из-за того, что не достигнуто
правильное равновесие между конфликтующими нор-
мами и целями;
б) они показывают, к кому относятся моральные
ограничения, каково правильное равновесие, и тем
самым снижают неопределенность ситуации;
в) они узаконивают положение индивида как в от-
ношении тех, кто потерпел неудачу, так и в отноше-
нии тех, кто был более успешен во взаимодействии с
184
государственными структурами, в ситуации войны или
мира1.
Примерно такие же изменения претерпевает и ев-
рейский юмор в России. Ввиду изменившегося за
последние годы положения российских евреев обыч-
ные антисемитские шутки стали заметно реже. Кроме
того, в России нашлось множество этносов, смех над
которыми может выполнять те же функции. Насмеш-
кам подвергаются, как правило, другие аутсайдеры,
т.е. люди, находящиеся как бы на задворках основной
популяции.
Хасбулатов обращается к парламенту: Спасибо, то-
варищи депутаты, за то, что вы меня сюда пригласили.
Это я приказал вас здесь собрать!
Интересным качеством этнических шуток относи-
тельно людей, находящихся на периферии, является
их якобы общее свойство. Одно из них — непроходи-
мая глупость или, в лучшем случае, недалекость. При-
чем учитывается не только географическая близость
этносов (белые американцы — негры, эстонцы — рус-
ские, поляки — русские, русские — чукчи, азербайд-
жанцы — армяне), но и их значительная отдален-
ность. В американском юморе почему-то принято
восхищаться своеобразным умом поляков, сексуаль-
ностью негров, честностью латиноамериканцев.
Мы уже отмечали, что с учетом ума и морали вы-
смеиваемого этноса тот, кто шутит, несомненно
предстает в более выгодном свете. Особенно это за-
метно в период войн, где объектом шуток и злосло-
вия служит не столько глупость, сколько трусость на
поле боя.
Двое солдат в окопе ждали вражеской атаки.
— Тебе стра
II
но?
— спросил один другого.
— Ничуть. Я же отличный бегун.
Возможно, что читатель найдет эти рассуждения
лишенными актуальности. Это становится особенно
заметным при анализе данных, полученных Всерос-
сийским центром изучения общественного мнения
(ВЦИОМ) в 1992 году. Само исследование, посвя-
щенное отношению к евреям населения бывшего Со-
ветского Союза, обнаружило массу любопытных отве-
тов, суть которых в преобладании чувства терпимое-
1 Zijderveld A. Op. cit. Р. 57—59.
185
ти, тотальное же неприятие евреев по-прежнему
свойственно меньшинству. На вопрос: «Что бы вы
сказали по поводу освещения проблемы положения
евреев в нашем обществе в газетах и на телевиде-
нии?» — затруднилось ответить 40,9%, отрицали по-
явление материалов о проблемах евреев в СМИ —
22,3%, удовлетворены материалами — 22,7%, считают,
что материалы выгодны евреям, 6,7%, считают их
антиеврейскими — 2,6%, говорится пренебрежитель-
но, как и о других малых народах, — 4,6 %. И вряд
ли в подобных условиях есть необходимость обо-
стрения проблемы со стороны заинтересованных
сторон1.
Однако ситуация не так уж проста, как кажется по
итогам проведенного выше опроса. Антисемитизм за-
частую проникает в бытовую сферу. Так, по данным
другого опроса, проведенного в демократической Ве-
ликобритании, даже 12% англичан, не желающих ви-
деть своими соседями евреев, представляются для
последних слишком оскорбительным.
«Но не бывает ли, что мы иной раз слишком по-
спешно приходим к выводу, что нас преследуют неев-
реи», — пишет С.Гласс в статье «Если вы еврей, обра-
тите это в шутку». И далее продолжает: «Как-то мне
рассказали такую побасенку: г-н Коэн и г-н Леви ра-
ботали вместе над заключением сделки с недвижимос-
тью. Коэн звонит Леви и говорит: “У меня есть две
новости, хорошая и плохая. Хорошая — мне удалось
сбить цену на это здание до 5 миллионов фунтов
стерлингов. Плохая — они хотят получить в качестве
задатка 25 фунтов стерлингов наличными”».
Услышав такой анекдот от еврея, я сочла его за-
бавным. Но, когда мне однажды рассказал его не-
еврей, я буквально похолодела, подумав: ведь он
типизирует всех евреев как скупердяев, может
быть, этот любитель анекдотов действительно чело-
век предубежденный, ярый антисемит. Но, с другой
стороны, может быть и так, что он просто рассказы-
вал забавную историю без всякого злорадного под-
текста».
1 Социологические исследования. 1992. № 12. С. 111, а также:
Материалы ВЦИОМ. М., 1992. Приложение. С. 17.
186
Далее С.Гласс заключает: «Все дело в том, что он
собой являет. А это имеет решающее значение»1.
В известную схему противостояния «еврей—анти-
семит» ныне уже никак не вписывается известный
российский политик В.В.Жириновский. Еврей по
происхождению, он всячески осуждает засилье... евре-
ев в электронных СМИ, одновременно выступая за
права русских управлять своей страной. Любопытную
трактовку образа столь противоречивого политика дал
Андрей Яхонтов:
Помимо своей воли Жириновский сыграл очень важ-
ную роль в русской жизни. Как никто другой, он спо-
собствовал преодолению антисемитских предрассудков.
Обаятельный, неглупый, наделенный своеобразным
юмором, сам отрекающийся от своей национальности
(но, разумеется, вряд ли кого сумевший обмануть и
ввести в заблуждение касательно тайны своего проис-
хождения), он, тем не менее, продемонстрировал широ-
ким слоям всегда враждебно относившегося к евреям на-
селения образ — не мрачного жидомасона-кровопийцы,
стремящегося поработить добродушных и легковерных
славян (с целью подмешивания православной детской
крови в мацу), — а образ открытого, широкого, умею-
н
щего и любящего погулять мужчины, этакого прожигате-
ля жизни, неравнодушного к женскому полу, умеющего
не только заседать в Думе, но и отдающего должное
обильным застольям и банным развлечениям. Способно-
го разойтись настолько, что и женщину за волосы от-
таскать! Свой, свой в доску! Попробовал бы кто-нибудь
другой, сомнительной национальности, поднять руку на
священника, даже расстригу, на православный крест!
Такое бы началось! А ему простили. Да помимо этого
еще и демонстрирует подлинную заботу об интересах
русских — с «бросками на юг», угрозами Западу, обеща-
ниями присоединить к империи Польшу и Прибалтику1 2.
В.Жириновский, как, впрочем, и А.Лебедь, пожа-
луй, немногие из российского истеблишмента, умею-
щие с успехом применять афоризмы, иронию, на-
смешку, а иногда и мягкий юмор.
1 За рубежом. 1996. № 6. С. 10—11.
2 Из книги АЯхонтова «Коллекционер жизни» (МК. 1996.
26 декабря).
187
В последнее время В.В.Жириновский изменил
свою старую, несколько неопределенную самоиденти-
фикацию («Мама русская, а папа юрист»), В интервью
газете «Правда» (1995. 8 сентября), в ответ на вопрос
о его возможной поездке в Израиль, лидер ЛДПР от-
ветил, что не собирается, «Почему? Потому что я не
еврей. Да-да, вопреки тому, что иногда пишут обо
мне, я русский человек, рожденный от русской мате-
ри и русского отца». Эта газетная публикация напо-
мнила мне аналогичный случай, произошедший чет-
верть века тому назад в связи с очередными выборами
в Академию наук СССР. Тогда несовпадение иденти-
фикации и самоидентификации было продемонстри-
ровано в заявлении доктора философских наук
И.С.Нарского Президенту АН СССР Келдышу:
«За последнее время я неоднократно сталкиваюсь с
распространяемыми обо мне среди членов отделения фи-
лософии и права Академии наук СССР утверждениями,
будто я скрываю свою подлинную национальность, по-
скольку якобы являюсь в действительности “польским
евреем”... Указанные утверждения и слухи носят кле-
ветнический характер...»1
5.3. Женский юмор
Все женщины умеют очень тонко
преувеличивать свои слабости...
Так защищаются они против сильных
и всякого «кулачного права».
Ф. Ницше
Одна из исследовательниц еврейского юмора —
Ю.Стора-Сандор связывает проявление юмора по от-
ношению к евреям с феноменом миграции последних
в связи с преследованиями и войнами. Анализируя
свои детские впечатления, связанные с переездом из
Венгрии во Францию, она подробно описала свой
опыт преодоления маргинальности и, в частности,
своего негативного отношения к национальным шут-
кам. В конечном итоге, опыт самоосмеяния евреев, по
ее мнению, есть орудие обороны против враждебнос-
1 Советский политический анекдот. М. С. 41.
188
ти. Сделала она и другой вывод — самоосмеяние есть
и оружие другой гонимой группы — женщин1.
Возможно, последний тезис выглядит сомнитель-
ным по двум причинам. Во-первых, женщины хотя и
представляют собой дискриминированную часть об-
щества, отнюдь не являются меньшинством. Во-вто-
рых, для любого исследователя очень трудно выделить
чисто женскую шутку или женский анекдот со сколь-
либо заметными элементами самоосмеяния. Если, ра-
зумеется, не принимать во внимание пошлые песенки
и анекдоты, сочиненные мужчинами, то окажется, что
явные следы можно найти лишь в деревенских час-
тушках и в редких произведениях поэтесс и журна-
листок.
Ах, подружка моя, Алла,
Вышла я за генерала,
Мне любви так хочется,
А он лишь щекочется.
К власти в Африке пришел
То ли Нельсон, то ли Кальсон,
По фамилии Мандела.
Я, узнавши, обалдела.
(А.Богрева)
Ввиду неразвитости феминистского движения в
России чисто женский юмор в политике, кажется, со-
вершенно отсутствует. Что касается его неагрессивных
проявлений в сфере быта, семьи, работы, то их можно
обнаружить повсюду. Обычно их цель — не только
отделить себя от мужской половины, но и представить
ее в довольно неприглядном виде:
Из положения лежа.
Сотрудница журнала «США: экономика и политика»
по пути на работу поскользнулась и упала на тротуаре.
В
этот момент рядом затормозила легкову
II
ка, водитель
открывает дверцу и спрашивает, как найти строение
номер семь. Дама, лежа на льду и силясь подняться, на-
чинает объяснять. Когда она уже вскарабкалась на чет-
вереньки, водитель хлопнул дверцей: «Понял. Спасибо!» —
И уехал...1 2.
1 10th International Humor Congress. July 6—9. 1992. Paris.
2 Ивченко Л. Журналисты шутят. M.: Известия, 1996. С. 57.
189
Нынешний женский юмор чрезвычайно мягок, он,
как правило, щадит своих оппонентов. По-видимому,
сказывается меньшая по сравнению с мужчинами во-
влеченность в такое не совсем приличное для женщи-
ны дело, каким ей представляется политика. К тому
же женщина обладает такими специфическими каче-
ствами, как терпимость и снисходительность, а также
отсутствие жесткости в оценках других людей. Но
такая ситуация наверняка скоро изменится. Возмож-
но, что женщина — под давлением новых обстоя-
тельств будет выбирать все новые приемы защиты,
разнообразить их. И юмор, в том числе и с элемента-
ми самоосмеяния, займет не последнее место в при-
емах и способах защиты. Возможно, он станет более
агрессивным.
Пока же ситуация такова, что юмор сильного
меньшинства — мужчин явно преобладает. Его функ-
ции не только в поисках своей идентичности, она,
как кажется мужчинам, давно найдена, но и в выра-
женном дискриминационном отношении к другой
группе. Здесь присутствует и расхожее утверждение,
что женщины и политика — несовместимые понятия.
Баррикады во дворе
Возле бела здания,
А я пою на фонаре
Вечерние страдания.
Используются и прямые инвективы в адрес извест-
ных женщин-политиков (нередко используя те или
иные особенности внешности женщин (В.Новодвор-
ская), а также некоторые созвучия):
По реке плывет топор
От села Кукуева,
Ну и пусть себе плывет
Железяка... Лахова!
Я не знаю, как у вас,
А у нас в Японии
Выбирали Хакамаду —
Ни хрена не поняли.
Интересно высказывание по этому поводу о себе в
беседе с журналисткой ТАлександровой одной амери-
канки:
«Как думаешь, — спросила она, — изменится ли
жизнь к лучшему, если во всех департаментах, управ-
190
лениях и министерствах мира оставить одних жен-
шин?» Не успела я хорошенько продумать такую мат-
риархальную ситуацию, — а моя собеседница уже без-
надежно махнула рукой. «Ну и что было бы? Позасе-
дали, пошумели бы неделю-другую. А потом, оконча-
тельно запутавшись во всех проблемах сразу, пригла-
сили бы все-таки мужчин. Сначала — как экспертов.
Ну и что касается власти, им только палец протяни —
тут же опять все приберут к рукам. Нашей компетент-
ности на большее не хватит...»1
Сами же женщины-политики обычно выражаются
более определенно. Упомянутая выше ЕЛахова
(«Женщины России») как-то заявила: «Мужской по-
литический мир признал пока необходимость присут-
ствия женщин не столько в политике, сколько при
политике в качестве “хризантемы” на окошке»1 2.
Было бы неблагодарным и утомительным занятием
перечислять многочисленные факты мужского шови-
низма с применением различных форм и приемов
юмористической агрессии. Несколько иными пред-
ставляются труды известных ученых, посвященные
различным видам деятельности и формам вербального
общения со стороны женщин.
Так, известный ростовский социолог В.И.Курбатов
написал труд, в котором «женская логика» рассматри-
вается в качестве связи со всем миром общения, в
различных модусах женской разговорчивости, в при-
чудливых моделях женской аргументации. Без униже-
ния и без, разумеется, приукрашивания. Какова же
она, по мнению автора, эта логика? Одним из стерж-
невых ее принципов является принцип всеобъемлю-
щей неопределенности. При этом индикаторами могут
быть такие фразы, как «я согласна, но при усло-
вии...», «да, но...» и т.д. Применение данного принци-
па ставит все в зависимость от настроения и даже
прихоти при сохранении внешней благопристойности.
Вариативность и многозначность — второй важный
принцип («логика — может быть»). Даже слово «нет»
у мужчин и женщин приобретает разное значение.
Как пишет умудренный жизненным опытом автор: «И
нет большего разочарования женщины в мужчине,
1 Век XX и мир. 1988. № 3. С. 20.
2 Итоги. 1996. 29 октября.
191
чем такая ситуация, когда после отказа мужчина пре-
кращает всякие попытки добиться согласия. Для жен-
щины такой мужчина — совершенно конченный че-
ловек...»1
Женская логика практична — это следующий ее
принцип. Спешу согласиться: сам где-то прочел по-
вестку международного конгресса женщин. Кажется,
она выглядела так:
1. Причины дороговизны.
2. Все мужчины — сволочи.
3. Одеваться просто не во что.
4. Разное.
Для женской логики характерны также принципы
удобства, простоты и естественности, свобода от при-
нуждения. Доказательство — неуловимая субстанция,
но при этом все же применяется основное правило —
правило неожиданности (внезапный поворот в разви-
тии темы, «смена пластинки», «не доказать, а пора-
зить!», «выгода», «изначальная правота» и т.д.).
Нет смысла пересказывать перечень приемов в
женской аргументации — их в книге приводится пре-
изрядное количество. Для социологов же представля-
ется особенно важным социальная типология жен-
щин в зависимости от практикуемой ими семантики.
Первый образ — «жена Цезаря» и «генеральша». У
автора это, конечно, не Раиса Максимовна, а гене-
ральша, говорящая своему мужу: «Петя, как тебе по-
везло. Простои деревенский парень, а жена — гене-
ральша». Представительница этого образа дает интер-
вью, совершает путешествия, пишет мемуары и назы-
вается потому-то первой леди. Эта женщина не спо-
рит, а дает указания и наставления. Она безапелляци-
онна и уверенна в себе.
«Иная дама» — повсюду ведет заумные громкие
разговоры на абстрактные темы, говорит с придыханием.
«Фефела» — проста, бывает бестактной в разговоре.
Процесс ее мышления достаточно рефлекторен и есте-
ственен. Далее автор выделяет следующие типы: «Ки-
сейная барышня», «Дама опасного возраста», «Парла-
ментская женщина».
1 Курбатов В.И. Женская логика. (В шутку и всерьез о стран-
ностях молвы, сужденья, споры...). Ростов-на-Дону: Изд-во
Рост, ун-та, 1993. С. 43.
192
Сразу же замечу — классификация женщин по
типу аргументации в словесном отношении несколько
отличается от аналогичной классификации, открытой
не менее серьезным исследователем. Им оказался Ми-
хаил Михайлович Жванецкий, впервые применивший
критерий отсутствия не только аргументации, но и
любого разговора вообще.
«Все очень просто, — пишет он, — если понимаешь
женский язык. Едет женщина в метро. Молчит. Кольцо
на правой руке — замужем, спокойно, все стоят на
своих местах...
Бриллианты, длинная шея, прическа вверх, разворот
плеч, осанка, удивительная одежда, сильные ноги — балет
Большого театра. Разговор бессмыслен. Вы пешком, а я в
“Мерседесе”. Поговорим, если догонишь...
Кольцо на правой, гладкая прическа, темный кос-
тюм, белая кофта, папироса “Беломор” — “Что вам,
товарищ?”
Кольцо на правой, русая гладкая головка, зеленый
шерстяной костюм, скромные коричневые туфли и пре*
красный взгляд серых глаз — твоя жена, болван!»
Все исследователи женской логики исключительно
мужчины. И вероятно, что их двусмысленность и эки-
воки заслуживают самой суровой критики. Более того,
смею утверждать, что тонкий психологический меха-
низм женщин вообще не доступен для мужского по-
нимания.
И, чтобы у уважаемого читателя и у не менее ува-
жаемого автора книги не осталось впечатления ее уни-
кальности, приведу отрывок из заокеанского самиздата
(подготовил Вадим Степанов), содержащий некие
правила, которые я, разумеется, не разделяю.
«Правила
1. Правила всегда устанавливают особи женского
пола.
2. Свод установленных правил может быть изменен в
любой момент без какого бы то ни было предваритель-
ного уведомления.
3. Ни одна особь мужского пола не в состоянии
знать весь свод установленных правил.
4. В том случае, если особь женского пола подозре-
вает, что особь мужского пола знает весь свод установ-
лев
ях правил, то первая должна частично или полнос-
тью и при этом незамедлительно его изменить (см. пра-
вило № 2 настоящих “Правил”).
193
5. Особи женского пола всегда правы.
6. Если особь женского пола бывает не права, то
только в случае недопонимания, возникшего как прямой
результат неправильных действий или высказываний
особи мужского пола. При этом особь мужского пола
должна немедленно принести извинения за возникшее
недопонимание.
7. Особь женского пола может изменить свое мнение
в любой момент.
8. Особь мужского пола не может изменить своего
мнения без специального на то письменного соглашения
особи женского пола (см. правило № 1 настоящих
“Правил”).
9. Особь женского пола вправе выйти из душевного
равновесия в любой момент. Особь мужского пола
должна всегда сохранять выдержку, за исключением тех
случаев, когда этого не желает особь женского пола (см.
правило № 5 настоящих “Правил”).
10. Особь женского пола бывает готова тогда, когда
она бывает готова.
11. Особь мужского пола должна быть готова всегда.
12. Любая попытка пересмотра данного свода уста-
новленных правил особями мужского пола влечет за
собой административную, имущественную и прочие виды
ответственности вплоть до телесных наказаний».
5.4. Язык
Эгоиста эгоист
Обвиняет в эгоизме,
Обвиняет в карьеризме
Карьериста карьерист...
А который никого
Никогда не обвиняет —
Пусть отсюдова линяет.
Чтобы не было его!
Евгений Лукин
Известно, что сплоченность групп общества под-
держивает общий язык. Именно в нем находят отра-
жение общегрупповой опыт, традиции, знания. Об-
щенациональный язык обслуживает все общество, но
отдельные группы, пользуясь им, вносят в него кор-
рективы (диалекты, жаргон). Эти диалекты считаются
для одних групп родными, другие — чужими. Именно
194
поэтому в российском обществе некоторые диалекты
служат предметом насмешек, а иногда и вражды. Мы
часто встречаемся с передразниванием речи кавказ-
цев, украинцев. В США диалекты иногда также явля-
ются объектом осмеяния — «мы часто слышим, как
передразнивают речь бруклинцев и бостонцев»1.
Но в данном случае нас интересует специализиро-
ванный язык, полностью понятный лишь профессио-
налам, — язык политики. В XX веке этот язык обога-
щался как за счет внешнего воздействия (немецкие,
английские термины), так и внутреннего изобретения.
Но, разумеется, признание этого факта не означает,
что другие группы общаются только при помощи
своего профессионального языка. В данном случае
под политическим языком понимается часть общего
языка, организованная определенным образом. Ко-
нечно, этот язык не так отделен от обыденного, как,
к примеру, профессиональный язык ученого естест-
венно-испытательного профиля. В любом случае зна-
чения политических терминов более подвижны и
легко усваиваются.
История русского политического языка неразрыв-
но связана с политической историей страны.
В 20-е годы появились и закрепились такие слова,
как комсомол, рабкрин, коминтерн, наркомпрос и
другие. К середине 80-х многие термины исчезли, и
дело не только в том, что на смену Министерству выс-
шего и среднего образования пришел Госкомитет
СССР по народному образованию. Возникла масса
новых слов и значений, устойчивых политических сло-
восочетаний — госприемка, семейный подряд, эконо-
мический всеобуч, чувство хозяина. Обогатилась и об-
щественно-политическая лексика терминологического
содержания — новое политическое мышление, поли-
тический плюрализм, радикальная экономическая ре-
форма. Некоторые слова (конкуренция, рынок,
акция), которые употреблялись только по отношению
к капитализму, стали использоваться для обозначения
явлений в тогда еще социалистическом обществе1 2.
Еженедельник «Аргументы и факты» в 1996 году
подвел итоги языковых изменений в русском языке. С
1 См.: Смелзер Н. Социология. М.: Феникс, 1994. С. 54.
2 См.: Вопросы социолингвистики. Материалы к XII всемир-
ному конгрессу социологов. М., 1990. С. 115—117.
195
некоторыми сокращениями словарь недавнего про-
шлого выглядит следующим образом:
Аполитичный
Битва за урожай
Братская помощь
«Вертушка»
«Великий почин»
Всесоюзный коммунистический субботник
Г од определяющий (решающий, завершающий)
Депутатский зал
Доска почета
Диссидент
«Есть мнение...»
«Жилье-2000»
Звонок сверху
Закрытый распределитель
Идеологический актив
Инакомыслящий
«И лично товарищ Леонид Ильич»
«Комсомольско-молодежная стройка»
Красный вымпел
«Кремлевка»
Курс партии
Ленинская комната (уголок)
Лишить советского гражданства
Моральный кодекс строителя коммунизма
«Наша страна»
Номенклатура ЦК
Невозвращенец
«Народ и партия — едины!»
«О мерах по дальнейшему улучшению...»
Ограниченный контингент
Объективка
Отказник
Обмен партбилетов
Отчетный доклад
Партхозактив
Пролетарский интернационализм
Персональное дело
Персональная машина
Продовольственная программа
«Партия сказала “надо*!»
Пятилетка
Партийный обмен
Передовик коммунистического труда
Передовичка (в газете)
Речевка
Разгромная статья
«Сиськимасиськи»
196
«Сиськисраны»
Спецпаек
Блат
«Выбросили товар!»
Выезд на картошку
«Вражий голос»
Выездная характеристика
«Глушилки»
Допуск
Дружинники
Закрытый кинопросмотр
Ленинский субботник
Лимитчик
Морально неустойчивый
Невыездной
Персональная пенсия
Первый отдел
«Продажа спиртных напитков с 14.00»
Пятый пункт
Самиздат
Спекулянт
Ударник комтруда
Менее употребительными стали и так называемые
ключевые общественно-политические термины («ка-
питализм», «социализм», «президиум»), хотя еще не-
сколько лет назад они служили своеобразным карка-
сом многих анекдотов.
Чтобы окончательно определиться, Горбачев предло-
жил депутатам второго Съезда народных депутатов сде-
лать следующее: кто за социалистический путь разви-
тия — пусть сядет направо, кто за капиталистичес-
кий — налево.
Все депутаты расселись в соответствии со своими
взглядами, и лишь один Собчак между двух стульев ме-
чется.
— А Вы что, еще не определились? — спрашивает
Горбачев.
— А я хочу так, чтобы работать, как при социализ-
ме, а жить, как при капитализме.
— Тогда идите к нам, в Президиум, — говорит Гор-
бачев...
Вышли из употребления и многие официальные
сокращения (аббревиатуры): СНК, ВЧК, ОГПУ, НКВД,
СССР, ВКП(б), КПСС. Их расшифровка (деаббревиа-
тура) всегда была любимым занятием оппозиционной
части интеллигенции.
197
ВЧК
ОГПУ
ВКП(б)
РСФСР
— Всякому Человеку Конец
— О, Господи, Помоги Убежать
— Второе Крепостное Право большевиков
Все Кончится Погромом (большим)
— Редкий Случай Феноменального
Сумашествия
Рабочий Снял Фуражку,
Снимет и Рубашку
Расшифровка аббревиатур особенно была популяр-
на в Ленинграде, каждая окраина города получила
свое название. Так, жилой район около аэродрома на-
зывали США (Слышу Шум Аэродрома), район вблизи
площади Мужества — ФРГ (Фешенебельный Район
Гражданки), отдельный район за станцией Ручьи —
ДРВ (Дальше Ручья Влево).
Научно-исследовательские институты и высшие
учебные заведения соответственно назывались Лучшие
Годы Уходят (Ленинградский Государственный Уни-
верситет), Ленинградский Государственный Приют
Идиотов (ЛГПИ — Ленинградский Государственный
Педагогический Институт) и т.д. Ныне в связи с
переименованием города и сменой вывесок (институ-
ты стали университетами и академиями) эти названия,
естественно, устарели. Расшифровщики новых аббре-
виатур испытывают те же трудности, так, особенно
несчастным оказалось Содружество Независимых Го-
сударств (СНГ). В ответ на его создание появились
такие расшифровки, как Совражество Независимых
Государств, Содружество Недоношенных Государств.
СНГ, таким образом, в какой-то степени разделило судь-
бу аббревиатуры Организации Объединенных Наций.
— Что такое два нуля и буква М?
— Мужской туалет.
— Что такое один нуль и буква Ж?
— Женский туалет.
— А что такое два нуля и буква Н?
— Организация Объединенных Наций.
Из серьезных писателей Д.Оруэлл был одним из
первых, кто подверг многие слова, которыми пользо-
вались политики в тоталитарном обществе, достаточно
болезненной критике. Его знаменитый роман «1984»
достаточно известен российскому читателю, поэтому
нецелесообразно пересказывать его содержание и тем
более анализировать язык общения, которым пользо-
вались жители Океании. В 1984 году «новоязом»,
198
официальным языком, созданным для идеологическо-
го обслуживания английского социализма («ангсоц»),
еще никто не пользовался в качестве единственного
средства общения — ни устно, ни письменно. Пред-
полагали, что литературный язык («старояз») будет
вытеснен новоязом к 2050 году. Но передовые статьи
в «Таймс» писались исключительно на новоязе, их
подготовкой занимались специалисты.
В приложении к роману («Новояз») Д.Оруэлл
пишет, что новояз должен был не только обеспечить
знаковыми средствами мировоззрение и мыслитель-
ную деятельность приверженцев ангсоца, но и сделать
невозможными любые иные течения мысли. «Лексика
была сконструирована так, чтобы точно, а зачастую и
весьма тонко выразить любое дозволенное значение,
нужное члену партии, а кроме того, отсечь все осталь-
ные значения, равно как и возможности прийти к
ним окольными путями»1.
Лексика подразделялась на три класса: словарь А,
словарь В (составные слова) и словарь С. Первый из
них заключал слова, необходимые в быту, последний
был вспомогательным и состоял исключительно из
научных и технических терминов.
Что касается словаря В, то он состоял из слов,
специально созданных для политических нужд, т.е.
слов, которые не только обладали политическим
смыслом, но и навязывали человеку, их употребляю-
щему, определенную позицию. Все слова были со-
ставлены, и не было ни одного идеологически ней-
трального слова. Многие слова были эвфемизмами.
«Радлаг» (лагерь радости), «Минимир» (министерство
мира) означали нечто противоположное — каторжный
лагерь и министерство войны соответственно. Назва-
ния всех организаций, групп, доктрин, стран, инсти-
тутов менялись по такой схеме: одно удобопроизноси-
мое слово с наименьшим количеством слогов. Так, в
министерстве правды отдел литературы называли
лито, отдел телепрограмм — видео и тл. Делалось это
сначала инстинктивно, но в новоязе осознанно, по-
скольку, сократив слово, можно незаметно изменить
смысл. Слова «коммунистический интернационал»
могут усложнить картину (человечество, красные
1 Оруэлл Д. «1984» и эссе разных лет. М.: Прогресс, 1989.
. 200.
199
флаги, баррикады, Карл Маркс), а «Коминтерн»
прежде всего напоминает о крепкой организации с
жесткой доктриной. Дело облегчалось еще и тем, что
выбор слов был небогат и со временем он становился
все более скудным: чем меньше слов, тем меньше ис-
кушений задуматься.
Д.Оруэлл искал в новоязе — языке политика идео-
логически определенные цели, оставляя без должного
внимания другую причину его появления. Она, на
наш взгляд, состоит в обычной малограмотности
людей, пришедших во власть в результате значитель-
ных социальных потрясений. Так было после фев-
ральской и особенно после октябрьской революции
1917 года. Им казалось все возможным и доступным, —
изменить характер власти, формы собственности, ос-
нову культуры, и, естественно, сам язык.
Это происходило всегда, поскольку в бурлящих
потоках революций обычно много наносного и не-
нужного.
В реках и плохих правительствах наверху плавает
самое легковесное (Франклин).
В так называемые перестроечные и последующие
годы русский язык подвергся своеобразной вивисек-
200
ции не только со стороны вновь обретенного соци-
ального слоя («новые русские»). Последние принесли
с собой в общество тюремный жаргон и несколько
наскоро усвоенных иностранных слов (брокер, дилер,
баксы, секонд-хэнд, маркетинг и тд.). С учетом про-
исхождения этих парней и вновь установившихся свя-
зей с зарубежными фирмами ситуацию как-то можно
объяснить. Но другое дело, когда уже политический
язык стал заполняться такими словами, которым в
русском языке существует вполне достойная замена.
Повсеместно практикующие политики стали употреб-
лять такие слова, как «консенсус», «паритет», «сам-
мит», «имидж», «консалтинг», «импичмент», «мента-
литет». В научной литературе, как известно, эти тер-
мины широко употребляются, однако в системе отно-
шений «политик—толпа» они малоэффективны
а за-
частую носят карикатурный налет. При копировании
английской речи, что сейчас чрезвычайно модно, ме-
няется и конструкция самого языка: вместо русского
словосочетания «у меня есть» употребляется «я
имею», вместо «сколько?» — «как много?» и т.д. В
лексику некоторых политиков, с учетом, естественно,
круга их общения, входят такие лагерные слова как
«разборка», «накат» и др. Так, однажды министр
(Лившиц), выступая по телевидению с предложением,
сводящимся по сути дела к новому переделу финансо-
вых средств, заявил с прямотой, обычно свойственной
рэкетиру: «Надо делиться!»
Новые слова и словосочетания не остались без
внимания профессиональных лингвистов. Их критика
новообразований носит, в основном, академический
характер. Насмешливый тон, по-видимому, скрывает-
ся за серьезным анализом проблем и последующими
рекомендациями по исправлению создавшегося поло-
жения. И все же в журнальных и газетных публикаци-
ях их статьи скорее напоминают памфлет, чем серьез-
ный анализ причин изменения словарного запаса рус-
ского языка1.
1 Как говорят в парламенте: «Нет слов! Остались только выра-
жения» Ц Российская Федерация. 1994. № 1; «Моя твою не по-
нимает — рассудок мой изнемогает» — заголовок статьи в «Ком-
сомольской правде» от 2 марта 1996 г.; «На чужом языке» —
«Правда» от 4 августа 1995 г.; «Язык собачьих хвостов» — раздел
сборника И.Перлова; «Люди с собачьими хвостами» — Санкт-
201
Виновниками засорения обычно объявляются не-
сколько групп населения: «новые русские», уголовни-
ки, журналисты, политики. В контексте данной рабо-
ты нас может заинтересовать роль двух последних.
Для предварительных размышлений о культуре
радио- и телеработников достаточно ознакомиться с
еженедельной программой передач. Их названия рас-
шифровываются с трудом, можно предположить в
этой связи о существовании на студиях лишь единст-
венного знатока этих слов. Им может оказаться тех-
нический руководитель канала. Он-то наверняка и смо-
жет расшифровать такие названия как «мультитроллия»,
«эксповестник», «телекомпакт», «телемикст», «евро-
микст», «поп-магазин», «Бомонд», «Джентльмен-шоу»,
«Диск-канал», «TV-shop», «Экстро-НЛО» и т.д. и т.п.
«Кажется порой, что служители радио и телевидения, —
пишет Т.Миронова, — сплошь подданные иноземных
государств, наспех переученные из английской речи в
русскую. И реклама, которую «гонят» эти самые ком-
ментаторы, тоже обличает у них отсутствие русского
слуха... иначе бы не расхваливали на все лады в рек-
ламных роликах детское питание “Бле-вота” (нам же
неведомо, что это по-английски “голубая вода”),
шампунь “Вошь энд гоу” (многие считают, что это
имя и фамилия насекомого, а это всего-навсего по-
английски “вымой и иди”)...»1
Несколько меньше упреков заслужили политики, у
которых самым популярным словом оказался «пре-
цеНдент». Однако обстоятельства складываются таким
образом, что их можно поздравить с «новоязом» уже
не ангсоца, а дем капа. Старание как можно скорее
покончить с наследием социализма, вернуться к «ис-
токам» привело сначала к переименованию многих
улиц крупных городов. Естественно, что остановиться
было трудно, пришла, пора позаботиться о введении
новых названий должностей, которые бы украсили
новых властителей. Москва оказалась как всегда впе-
реди — не только образцовым коммунистическим, но
и не менее образцовым капиталистическим городом.
Его руководители путем введения новых номинаций
Петербург, 1996 г.; «Пошла писать губерния» — «Независимая
газета» от 29 апреля 1997 г.
1 Правда. 1995. 4 августа.
202
по сути дела создали новый административно-терри-
ториальный словарь. Наряду с воскресшими словами
«Дума», «Управа», «Губернатор» появились «муници-
палитет», «префектура», «департамент», «мэрия», «суп-
рефект». В сочетании с другими уже русскими слова-
ми появились такие выражения, как «вице-глава»,
«вице-мэр», что дало повод Г.М.Матвеевой сделать
вывод о малопонятности этих названий с точки зре-
ния здравого смысла1. Для иллюстрации шизофрении
изобретателей новых сочетаний исследователь приво-
дит чисто столичное название: «муниципальный округ
Покровское-Стрешнево Северо-Западного админи-
стративного округа города Москвы».
Объяснение нового политического языка через
слишком быстрое изменение в жизни людей и необ-
ходимость в связи с этим изобретения словесных ана-
логов, по-видимому, недостаточно. Политики проти-
воречивы, они преследуют как собственные, так и об-
щественные цели. В любом случае они используют
несколько основных стратегий как для идентифика-
ции с населением, так и для самоидентификации. Так
называемая стратегия мобилизации общественного
мнения употребляется политическими группами,
целью которых показать населению, что они меняют
«существующее положение дел». Старые наименова-
ния улиц, площадей, должностей были введены «ви-
новатыми» людьми, поэтому должны быть коренным
образом изменены. Прием в общем-то обычный. Од-
нако обычно и то, что население не всегда понимает
и принимает эти приемы. Насмешливое отношение к
нововведениям, возможно, упростит в будущем и сам
словарь политиков. Ныне же они стараются выразить
себя (самоидентификация) именно через свой язык.
Пока совершенно серьезный и малопонятный и имен-
но поэтому достаточно смешной.
1 НГ. 1997. 29 апреля.
ОЧЕРК ШЕСТОЙ
Функция коммуникации
6.1. Политическая речь
Когда заметишь, что противник
твой горячится, положи конец
спору какой-нибудь шуткой.
Ф. Честерфилъд
Российская ситуация. Полная свобода воцарилась в
ораторском искусстве — основном средстве коммуни-
кации политиков. Времена, когда к их выверенным и
зачастую откорректированным словам прислушива-
лась основная масса населения, давно прошли. И
причина, по-видимому, не только в девальвации
самой профессии (одни серьезные люди остались в
искусстве, науке, образовании; другие — принялись
зарабатывать деньги в новых сферах деятельности), а
в самом поведении и стиле общения политиков. Они
стали, отталкивая друг друга, рваться к микрофонам,
установленным в зале, по первому зову шустрых, не
отягощенных какой-либо моралью телевизионщиков
смело бросаться в телестудии, чтобы демонстрировать
детей и жен, жестикулировать, а заодно говорить, го-
ворить, говорить...
Сама речь политиков в контексте данной работы,
разумеется, не объект лингвистического, психологи-
ческого, психиатрического, логического или иного
исследования. Нас интересует прежде всего наличие
и, разумеется, использование юмора в официальных
высказываниях российских политиков. В этой связи
обратимся к изучению канонов, столь необходимых
для речевого воздействия на слушающую публику.
Классическими высказываниями о самой примени-
мости юмора и его границах можно считать следую-
щие:
«Возбуждать смех оратору нужно не только потому,
что сама веселость, вызванная оратором среди слушате-
лей, делает их доброжелательными к ним, не только по-
тому, что все удивляются остроте, заключенной часто в
одном слове, особенно, когда оно сказано при возраже-
нии или при нападении. Но это необходимо и потому,
204
уткой и смехом часто разрушает тя-
II
II
всех смыслов одним и тем же образом».
античная риторика, поднятая софистами
обычных стандартов поведения, обслужи-
что, возбуждая смех, оратор или разбивает, или запуты-
вает, или унижает, или устрашает, или усмиряет про-
тивника. Но особенно важно остроумие для оратора по-
тому, что оно смягчает и ослабляет суровость и стро-
гость, и оратор
гостные обвинения, которые нелегко разрушаются дока-
зательствами» (Цицерон).
Именно в античной риторике сложился тогда
культ слова, приведший в действие остроту, каламбур,
шутку и сарказм. Свободный гражданин во времена
Древней Греции и Рима своим красочным и мастер-
ским обращением к собранию мог реально участво-
вать в тех или иных решениях. Однако уже тогда раз-
давались предупреждающие голоса:
«Не должно быть в речи у оратора ни одного слова,
зараженного как бы ржавчиною, ни одного смысла, уст-
роенного тяжело и не плавно по примеру наших лето-
писцев: да избегает оратор отвратительных и низких
уток, да вводит в сочинение свое разнообразие и да не
оканчивает
(Тацит).
Однако
на уровень
вала, разумеется, не только демократию, но и тира-
нию и деспотию.
Выступая в судебном заседании, Демосфен увидел,
что судьи весьма невнимательно слушают его речь.
— Наставьте свои уши! — сказал многозначительно
Демосфен. — Сейчас скажу вам нечто совершенно новое!
Судьи оживились.
— Один юноша, — продолжал Демосфен, — нанял
осла, чтобы доставить груз из Афин в Мегары. В дороге
его вконец измотала страшная жара. Тогда юноша осво-
бодил животное от груза и попытался устроиться в тени
под его брюхом. Но этому воспротивился погонщик осла,
который сам невероятно страдал от жары: «Ты нанял
осла, но не его тень!» Начался горячий спор, и они от-
правились в суд. А там...
Тут Демосфен перевел дух.
— Что же было дальше? — дружно захудели судьи. —
Говори поскорее!
— Эх, вы! — взорвался Демосфен. — Интересуетесь
пустяками, а серьезных дел не желаете слушать!
При разнообразии всех приемов воздействия на
людей трудно отделаться от мысли, что через всю по-
205
литическую историю человечества проходит нескон-
чаемый ряд мошенников, лгунов и иллюзионистов.
Но на самом деле мы имеем дело лишь с актерским
мастерством крупного политика, цель которого вооду-
шевить и мобилизовать энергию окружающих. Прояв-
ление выступающим страха перед толпой сразу же
низведет его до уровня посредственности.
Заметим также, что при отношениях по вертикали
«политик—массы» используются различные типы вер-
бального воздействия. Угрозы при этом, как правило,
исключаются. Остаются разум, логические доводы,
дискуссии. Обычный лидер их использует, впрочем,
без особого успеха. Другое дело — харизматический
лидер (вождь), который прекрасно знает, что массы
нечувствительны к логическим построениям.
Спартанцы долго и весьма вяло осаждали город Ко-
ринф. Наконец, к осаждавшим прибыл Лисавдр (полко-
водец, покоритель Афин, IV в. до.н.э. — А.Д.). Случи-
лось так, что как раз в то время из крепостного рва вы-
скочил заяц.
Лисандр расхохотался, обращаясь к войску:
— И вам не стыдно так долго возиться с таким ле-
нивым противником, у которого под крепостными стена-
ми дремлют зайцы?1
Талант великих людей при обращении к какой-
либо группе заключается не только в умении держать
ее на расстоянии, но и в инсценировке коллективных
представлений, возбуждающих людей. Ораторы анти-
чности прекрасно понимали значение подобного ме-
тода равно как при обращении и к большим массам
людей, и к малым группам.
Сократ однажды уговаривал Алкивиада не бояться
выступать с речами перед афинским народом.
Разве ты не презираешь вон того сутулого ба
II
мачника? — спросил он, указывая рукою на конкретного
ремесленника.
— Презираю! — сознался молодой человек.
— Ну, а того разносчика воды?
— Тоже.
— Ну, а того вон человека, который
— Безусловно.
II
ьет палатки?
1 Античный анекдот. СПб., 1995. С. 83.
206
— Так вот, — сделал заключение Сократ, — весь
афинский народ состоит из подобных граждан. Как пре-
зираешь каждого в отдельности, так презирай их всех
вместе1.
Позднее, когда психологи и социологи заметят
какую-то таинственную связь между вождем-актером
и массой, они объяснят ее взаимным влиянием, точ-
нее, наличием механизма идентификации, — меха-
низма временного слияния духа лидера и духа толпы.
Густав Ле Бон — французский социальный психо-
лог — назвал прием, который использует харизмати-
ческий лидер в общении с массами, обольщением:
«Обыкновенный оратор, боязливый полицейский
умеет только льстить массе и слепо принимать ее
волю. Настоящий руководитель начинает посредством
обольщения...»1 2
В русской речевой традиции осуждались хула
(грех) и многословие: «Многоглаголение есть признак
неразумения, дверь злословия, руководитель к смехо-
творству, слуга лжи, истребление сердечного умиле-
ния, призывание уныния, предтеча сна, расточение
внимания, истребление сердечного хранения, охлаж-
дейие святой теплоты, помрачение молитвы» (Лестви-
ца)3. «Смехотворство», попав в ряд осуждаемых цер-
ковью признаков речи, в отличие от западноевропей-
ских приемов, практически исчезло из речи полити-
ков вплоть до конца XIX века.
Однако было бы ошибкой считать влияние рели-
гии на российских политиков решающим. Уже к на-
чалу XX века риторические идеалы начинают менять-
ся как под воздействием разительных изменений в со-
циальной жизни, так и воздействием европейской
культуры.
В руководстве по публичной риторике было запи-
сано:
«Речь, исполненная пафоса, должна сочетаться и с
глубиной или очевидностью мысли, и с образным
языком, иначе она не оставит прочных следов в со-
знании слушателей. Не о минутном впечатлении, а о
прочном внушении должен заботиться оратор. По-
1 Античный анекдот. СПб., 1995.
2G.Le Bon. La Psychologic politique. Paris, 1910. P. 137.
3 Цит. по: Михальская А. К. Русский Сократ. Лекции по срав-
нительно-исторической риторике. М.: Academia, 1996. С. 179.
207
мните, хорош не тот оратор, речь которого вызывает
разговоры (быть может, и очень лестные) о самом
ораторе, нет, хорош тот оратор, хороша та речь, кото-
рая вызывает разговоры и размышления по вопросам,
затронутым в речи оратора. Плохо, если оратор раз-
влекает публику, доставляет ей блеском своих речей
удовольствие. Оратор-актер — горе-оратор. Последний
идеал оратора — быть не фокусником, не клоуном, не
веселым рассказчиком, не артистом даже, а вождем.
Помните же это». Но все же опытному обычному (не-
харизматическому) политику приходится прибегать к
различным методам. Разумеется, оратору эмоциональ-
ного типа легче говорить в аудитории с приподнятым
настроением. Однако не всегда аудитория охвачена
настроением, не всегда способна к мышлению чувст-
вом. В таком случае ее надо разгорячить. Ораторы это
знают и ищут случая. Анатоль Франс рассказывает
случай, бывший с Брианом, известным французским
политическим деятелем.
— Подождите, — сказал мне Бриан на ухо, — я сей-
час разгорячу прения.
Он выбирает из толпы честного простака, который,
стоя с вытаращенными глазами и раскрытым ртом, не
проронил ни слова.
— Гражданин! — кричит он ему, — почему вы бес-
престанно перебиваете?
— Я? — спрашивает тот, о
еломленный.
— Да, вы! вы!.. Знаете, что честный противник на-
падает на врага открыто! Идите на трибуну.
— На трибуну! На трибуну! — заревело собрание.
— Но я ничего не говорил.
Несчастного толкали вперед, несмотря на его попыт-
ки скрыться. Затем он был внезапно схвачен полудюжи-
ной бесноватых, которые подняли его на эстраду. Он
попал на нее вниз головой. В течение полуминуты я раз-
личал две ноги, которые отчаянно болтались в воздухе.
— Вон его! вон! — кричали кругом.
Две ноги исчезли в вихре.
Лед был сломан...1
В современном мире речевые приемы зачастую
различаются по партийной принадлежности ораторов.
Так, речевой юмор правых более изощрен, разнообра-
1 См.: Риторика. М.: Изд-во «Лабиринт», 1995. № 1. С. 44, 45.
208
зен. При его характеристике упомянем еще одно вы-
сказывание Барта о языке сильных и богатых: «У уг-
нетателя есть все, его язык богат, многообразен, гибок,
охватывает все возможные уровни коммуникации»., угне-
таемый человек созидает мир, поэтому его речь может
быть только активной, транзитивной (то есть полити-
ческой); угнетатель стремится сохранить существующий
мир, его речь полноправна, нетранзитна, подобно панто-
миме, театральна... язык одного стремится к переделке
мира, язык другого — к его увековечиванию»1.
В качестве примера исследователь приводит факты
применения в речи народных пословиц, с одной сто-
роны (угнетенные), и афоризмов (угнетатели). Если
пословицы больше предсказывают, чем утверждают,
поскольку выражаются в речи человека, который тво-
рит себя, то буржуазные афоризмы принадлежат мета-
языку, т.е. вторичной речи по поводу уже готовых яв-
лений. Классическая форма афоризма — максима, где
констатация факта направлена на сокрытие мира.
Здесь царствует здравый смысл, — истина, застываю-
щая по желанию того, кто ее изрекает.
Юмор политиков, представляющих левых, доволь-
но беден.
В нем мало фантазии, он неуклюж и примитивен.
Лишь очень немногие политики из этого лагеря при-
бегают к тонким шуткам, и то в таких случаях прибе-
гая к заимствованию у интеллектуалов. Это несовер-
шенство, по мнению Р. Барта, обусловлено природой
«левых сил», поскольку сам термин «левые», как пра-
вило, применяется по отношению к угнетенным, про-
летариям. «Язык же угнетенных, — пишет он, — всег-
да беден, монотонен и связан с их непосредственной
жизнедеятельностью; мера нужды есть мера их языка.
У угнетенных есть только один язык — всегда один и
тот же — язык их действий...»2
«Выворачивание» слушателем или читателем текста
речи политика чрезвычайно нравится людям. Они ис-
пытывают от любого, даже скучного и простого текста
речи ни с чем не сравнимое наслаждение, если им
удается его перефразировать, извратить и затем осме-
1 Риторика. С. 118, 119.
Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Про-
гресс, 1994. С. 117, 118.
8- 433
209
ять. Чего стоит фраза Л.И.Брежнева о том, что после
очередного съезда «мы будем жить значительно
лучше», если добавить вопрос простого человека из
зала: «А мы?» Вся важность человека, в очередной раз
обещающего нечто неопределенное, сразу исчезает.
Он становится как бы равным для слушающего его,
низводится к обычной посредственности.
Практически любая речь, любой ее фрагмент с
учетом ее смысловой противоречивости, по-своему
комична или становится таковой через определенное
время. Любая официальность, любой общественный
институт стремится унифицировать текст, но создавая
одновременно себе противовес, оппозицию и недове-
рие к стереотипам. Это недоверие выражается в поис-
ках новых, необычных слов, зачастую совершенно не-
почтительных для официальной среды. Так зарождает-
ся ирония и нигилизм.
Для доказательства вышеизложенного можно срав-
нить две, казалось бы несовместимых по стилю, рабо-
ты. Одна — официальная. Ее представляет сборник
составленный К.В.Душенко, содержащий важнейшие
официальные высказывания и лозунги русского поли-
тического языка XX века. Другая, составленная
Ю.Б.Боревым, — неофициальная.
Официальный текст. О Ф.Э.Дзержинском. Из речи
М.П.Томского на похоронах Дзержинского 22 июля
1926 г., «рыцарь революции». Также «верный рыцарь
пролетариата, благороднейший борец коммунистической
революции» (Обращение ЦК В КП(б), 21 июля 1926 г.).
Текст Ю.Борева.
Рекомендации. «На скорейшее и полное уничтожение
духовенства и буржуазии в городе Шуе рекомендую на-
править Феликса Эдмундовича — кристальнейшей души
человек».
Официальный текст.
«Политические проститутки». Выражение нередко
приписывалось В.Ленину, у которого встречались сход-
ные обороты, например: «Да разве можно с этими про-
ститутками без протоколов конферировать?» (о бундов-
цах, в письме ЦК РСДРП от 7 сентября 1905 г.) и др.
У Ю.Борева.
Горький говорит:
— Владимир Ильич, отдохнуть бы! Поедем на Волгу,
порыбачим, девочек возьмем.
210
— Вот именно, девочек, а не эту политическую про-
ститутку Троцкого!1
Подобные сопоставления можно продолжать до
бесконечности. Это и юмористические продолжения
лозунгов («Коммунизм — советская власть плюс
электрификация всей страны». Добавляются: вопрос —
«А как это понять?» и ответ — «Ну, когда всем все до
лампочки»), и их размещение («Наша цель — комму-
низм» — над фасадом Артиллерийского училища,
«Кто у нас не работает — тот не ест» — у столовой
Белого дома).
В отдельных случаях одна «крылатая фраза» совме-
щается с другой: «Мой дом — моя крепость». Сталин
сказал: «Нет таких крепостей, которые не могли бы
взять большевики».
Следует отметить, что население не без удовольст-
вия и иронии комментирует не совсем удачные слова
современных лидеров России, независимо от того, кто
их произносит — правители или оппозиционеры. Осо-
бенно их привлекают речи президента, премьера и их
основных политических соперников (Зюганов Г., Жи-
риновский В., Явлинский Г. и др.).
Зачастую для них нет большой необходимости ме-
нять текст и тональность некоторых выступлений, а
достаточно их прослушать и просмотреть. Особенно
эффектны речи политиков, произнесенные без подго-
товки и подсказки, т.е. экспромтом и в некотором
волнении.
Президент Б.Н.Ельцин во время неудачной воен-
ной кампании в Чечне особенно был раздосадован
террористическим актом в Первомайске и захватом в
Трабзоне парома «Авразия» с российскими туристами.
Желание успокоить российскую публику официальны-
ми разъяснениями о достаточности принятых против
террористов мер привело, по-видимому, к прямо про-
тивоположным результатам. Достаточно привести не-
сколько фрагментов из интервью президента:
— операция тщательно спланирована
1 См.: Душенко К.В. Русские политические цитаты от Ленина
до Ельцина: Что, кто и когда было сказано. М.: Юрист, 1996, а
также: Борев Ю.Б. Краткий курс истории XX века в анекдотах,
частушках, байках, мемуарах по чужим воспоминаниям, леген-
дах, преданиях и т.д. М., 1993.
211
— 38 снайперов водили стволами за каждым боеви-
ком1
— бомбами задымили улицы Первомайска, чтобы за-
ложники разбегались широким фронтом
— там (в Первомайске. — А.Д.) не саманные доми-
ки, а ДОТы и ДЗОТы, специальные сооружения, горы
оружия, тяжелая техника.
Что касается мер, принятых против нескольких терро-
ристов на переполненной испуганными людьми «Авра-
зии», то президент объявил, что готовы к действиям 150
пловцов-подводников. Одновременно он похвалил турок:
— единственное, что турки сделали толково, так это
захватили семью (?!) главного террориста, теперь он у
них на крючке;
* Прим. В известном мультфильме длина удава измерялась 38
попугаями.
212
— мы запросили, но у нас в этом районе не оказа-
лось подводной лодки (?!).
Премьер российского правительства, обычно тща-
тельно выбирающий слова и доводящий свои фразы
до краткости лозунгов, неоднократно вызывал интерес
своими оптимистическими пояснениями тех или иных
ситуаций, в которые он неожиданно попадает. В апре-
ле 1997 года его без достаточных на то оснований
объявили богачом с состоянием в 5 млрд долларов.
Отвергая обвинения, Черномырдин заявил, что его
оклад составляет всего 4 с половиной миллиона (?!)
рублей, из которых он и заплатил налоги («Что я,
мальчик какой-нибудь?)». Видимо, не платят налоги
только мальчики (ср. «Что я, Спиноза какой-нибудь?» —
у А.Чехова).
В концентрированном виде лексика типичного по-
литика может быть представлена в следующей цитате
(автор Михаил Шевелев):
По данным ряда источников, развитие событий как в
долгосрочной, так и в непосредственной перспективе при
условии продолжения процессов, набирающих, похоже,
силу* несмотря на ряд факторов, подчас сдерживающих
их развитие, по причинам, лежащим вовне, но отражаю-
щим суть происходящего, вопреки попыткам доказать
обратное и обосновать тем самым необходимость отказа
или углубления, предпринимаемым будь то справа или
слева, а также, предположительно, иными силами, чья
позиция хорошо, хотя и не вполне известна, пусть даже
это становится насущной необходимостью, не считаться
с которой будет, вероятно, неразумно, поскольку, по
мнению экспертов, оспариваемому, правда, аналитика-
ми, мы скорее всего будем жить, наверное, лучше, но,
возможно, и не мы.
Разумеется, на хаотичности языковых средств по-
литика в какой-то степени отражаются как неупоря-
доченность самой жизни, так и общий уровень поли-
тической культуры. Но деформация литературного
языка этим не ограничилась. По-прежнему распро-
страняется так называемый управленческий жаргон.
Если, например, ранее употребляемые фразы «поста-
вить вопрос», «решить вопрос» были клеймом бюро-
крата, то ныне изобретен более современный оборот
(«педалировать вопрос»): «Братан! что ты педалируешь
мне этот вопрос?» Но при всех бюрократических
штампах появилось и много нового. В речь полити-
213
ков, так же как и в средства массовой информации,
был привнесен жаргон маргиналов и уголовников:
«красно-коричневая шпана» (Яковлев), «надо делить-
ся» (Лившиц), «пахан» (Евтушенко), «вы мне шьете»
(Черниченко) и др.
Высказывания политиков содержат множество и
новых слов: «беспредел» (беззаконие), «деревянные (обес-
цененные) рубли», «разборки» (столкновение), «челнок»
(мелкооптовый торговец), «баксы» (доллары) и пр.
Помощник депутата Думы, вернувшись из поездки в
США, был крайне удивлен
что российские баксы
имеют там широкое хождение, но почему-то называются
«долларами».
В речах политиков, в основном ориентированных
на более тесный союз с Европой и США (радикал-де-
мократы), появилось множество заимствованных из
этих стран слов и выражений, т.е. появился так назы-
ваемый «креольский язык» —• «мой имидж», «мой
рейтингу «мой офис», «консенсус», «форум», «сер-
вис». Этот список наиболее употребляемых слов
можно в изобилии обнаружить не только в лексике
телекомментаторов, дикторов радио, но и в высказы-
214
ваниях многих государственных деятелей. В сочетании
с крайней нелогичностью и невразумительностью эти
слова воспринимаются, к великому удивлению самих
политиков, довольно комично:
«...Философия и менталитет российского истеблишмента на
уровне парламента вызывают тревогу» (Л.Кравчук).
«Градус политической жизни несколько повысился. Эта
конструкция должна сыграть роль хинина, который успоко-
ит лихорадку» (Г.Сатаров).
«Принципиальным камнем правосудия является презумп-
ция невиновности» (АМЯковлев).
«Я проверял их на аутентичность. Они оказались совер-
шенно не идентичны» (А.Шохин)1.
Существует несколько типов обращения лидера к
аудитории. Он выбирает их в соответствии с целями
обращения и пристрастиями самого оратора. Если
борьба и последующая за ней победа являются глав-
ным идеалом, то употребление агрессивных приемов
является обычным делом. Если же речь преследует
цели согласия, примирения, то используются так на-
зываемые гармонизирующие приемы. Юмор, как уже
было нами обнаружено, в таких случаях может быть
применен в полной мере. Впрочем, существует и так
называемый смешанный тип общения. Цель в таком
случае примиряющая, но форма общения оказывается
неприемлемой для окружающих. У А.Аверченко («Но-
вогодний тост») оратор настроен в общем-то благо-
душно, но стремление задеть некоторых гостей прояв-
ляется в духе «черного юмора». Обычный прием —
отделить свои высказывания от слов предыдущего вы-
ступающего — постоянно повторяется, и агрессия по
отношению к нему возрастает:
«Предыдущий оратор», «мысль, высказанная
предыдущим оратором, стара, истаскана, как стоптан-
ный башмак», «у предыдущего оратора вата, может
быть, в голове...», «предыдущий оратор, может быть,
не вылезал из приюта для безнадежных идиотов, но
господа! Ведь и устами паралитиков иногда глаголет
истина», «предыдущий оратор свинья — сделайся же
ты, наконец, оратор, человеком!». Когда же говоряще-
1 В записи Р.Богдановой. Итоги. 1996. Октябрь—ноябрь.
215
го эти слова вывели, то он заметил: «Грустно... чрез-
вычайно грустно! Ну что ж... пророков всегда гнали...»
В российской политической культуре речь лидера
чаще всего монологична, и именно этой чертой она
отличается от европейской и североамериканской.
Корни подобного различия некоторые исследователи
находят в религиозных традициях: православный про-
поведник является носителем божественного слова, и
его речи освящены высшим авторитетом. По форме
речь проповедника представляет собой монолог —
слово одного, обращенное к многим.
Возможно, это и так. В любом случае речи депута-
тов в Думах различного толка, лидеров большинства
партий, представителей исполнительной и, особенно,
судебной власти монологичны. Глядя, как правило, по-
верх голов людей, сидящих в зале, они стараются как
можно быстрее довести свои откровения до слушателей.
Иной образец демонстрируется в проповеди еван-
гелиста. Здесь по форме речь изобилует риторически-
ми вопросами и воображаемыми ответами аудитории,
введенными в текст. Проповедник, таким образом, не
только постоянно ставит вопросы и кое-что доказыва-
ет, но и, видимо, предоставляет возможность оконча-
тельного выбора для адресата1.
Нарочитое юморизирование. Современные россий-
ские политики обычно не принимают во внимание
всей важности применения в своих официальных
речах юмористических приемов. Обращаясь только к
аргументам, самому содержанию текста, они произво-
дят определенное впечатление. Но успех сопутствует
только тем ораторам, которые отличаются яркими,
интересными речами. Для создания нужного эффекта
можно применять различные методы. Многое, конеч-
но, зависит от обстановки, характера самой речи, лич-
ности оратора и состояния толпы (аудитории), к кото-
рой и обращается выступающий. Здесь нет жестких
правил, хотя отечественная литература на эту тему до-
вольно обширна1 2.
1 Михальская А. К. Русский Сократ. Лекции по сравнительно-
исторической риторике. М.: Академия, 1996. С. 68.
2 См., напр.: Зворыкин Ю.Н. Юмор в публичном выступлении.
М.: Знание, 1977; Ножин Е.А. Основы советского ораторского
искусства. М., 1973 и др.
216
В западной литературе, кажется, разработки более
технологичны, поскольку лишены идеологической за-
данности, столь свойственной советской лингвистике
и дидактике. В этом отношении классической работой
представляются «Основы искусства речи» Поля Сопе-
ра, выдержавшие несколько изданий. Автор, считая
главной целью публичной речи общение, придает
юмору далеко не второстепенное значение. Функцио-
нально речь политика информирует, убеждает, вооду-
шевляет, призывает к действию, а также развлекает.
Обычно происходит сочетание этих функций. Оратор,
по мнению автора, должен представлять себе, какая
из этих функций преобладает, и в соответствии с этим
строить свою речь.
Развлекательная речь (из российских политиков ее
часто использует В.Жириновский), хотя и преследует
несколько целей, обычно потешает публику, т.к. со-
держит шутливые выпады против оппонентов, на их
привычки и образ жизни. Не надо, наконец, забывать
пошутить и в отношении самого себя.
...Если ваша аудитория состоит из представителей
братства, неплохо дать юмористическую характеристику
странностей, особенно типичных для них. Нелишни пре-
увеличения в описании обычных ситуаций или личных
качеств; уместен иронический показ оборотной стороны
того, о чем вы говорите; целесообразно прибегать к
умолчанию и внезапной развязке, показывать людей в
нелепом или неловком положении1.
Конечно, чисто развлекательная речь редко упот-
ребляется в практической деятельности политиков,
поскольку последние не находят в ней какой-либо
пользы. Несколько по-другому они относятся к воз-
можности применить те или иные шутливые приемы
в других видах речи. В информационной речи допус-
тима юмористическая ремарка. По этому случаю
автор пишет:
Обыкновенно шутливое замечание не заменяет пол-
ностью заключения. Оно может оказаться и совершенно
неуместным, если предмет речи или обстановка отлича-
ются серьезностью. Но если добрая шутка к месту, слу-
атели охотно принимают ее. После напряженного вни-
мания они не прочь передохнуть и посмеяться. В тех
п
1 Сопер Поль П. Основы искусства речи. М.: Яхтсмен. 1995,
217
случаях, когда юмористическое замечание имеет очевид-
ное отношение к той или иной стороне речи, — а это
всегда должно быть» — оно помогает лучше запомнить
соответствующий пункт в ее содержании. Доклад на
тему «День в Конгрессе» был закончен следующей впол-
не приемлемой юмористической ссылкой:
Невзирая на всю его сложность и несовершенства,
Конгресс вполне доступен для непосредственного наблю-
дения, и, в конце концов, он таков, каким его создал
народ. Не следует приходить в отчаяние от одного вы-
сказывания бывшего капеллана Сената США Эдварда
Эверетта Хэйла. Кто-то спросил его: «Д-р Хэйл, а вы
молитесь за сенат?». — «Нет, — ответил он, — я смот-
рю на сенаторов и... молюсь за страну».
Существует несколько видов заключений, которых
следует избегать.
Одни заключения состоят из остроумной шутки, не
имеющей отношения к существу речи.
Другие содержат извинения оратора и часто сопро-
вождают неудачные и плохо продуманные речи. Для них
характерны такие фразы, как:
Я сознаю, что мне не удалось объяснить все так, как
следовало бы, но все же...
Мне неприятно наводить на вас скуку еще кое-каки-
ми подробностями, но, заканчивая речь, я хотел бы еще
добавить, что...1
Риторическое обращение, свойственное американ-
ской политической культуре, по сути дела более диа-
логично, оно в какой-то мере отражает идею социаль-
ного и политического равенства, а не иерархии, одна-
ко была бы ошибочной мысль о реально равном соот-
ношении «оратор—аудитория». Политик предоставляет
публике лишь формальный выбор, его мало интересу-
ет подлинный мир слушателя, главное — заинтересо-
вать, убедить и увлечь.
Что касается юмористических приемов оратора в
обращении к слушателям, то отметим, прежде всего,
сам факт представления оратора. Обычно это делает
председатель того или иного собрания. Американец
Милтон Берл, один из специалистов в этой области,
утверждает, что существуют различные методы веде-
ния конференций, съездов, собраний. Можно просто
1 Сопер Поль П. Основы искусства речи. М.: Яхтсмен, 1995.
218
предоставить слово очередному оратору, назвав его
фамилию, имя, отчество, добавив, если необходимо,
название его должности или сообщив о нем несколь-
ко обычных сведений. Но не следует, рекомендует
Берл, упускать возможность немного посмеяться,
главное условие при этом — не дать возможности
публике разгадать ваше желание пошутить.
Можно начать так: «Когда я впервые встретил сле-
дующего оратора...» или «Когда я завтракал с добрым
старым Джо и спросил, кого бы он хотел видеть на
этом торжестве, он ответил...»1.
Подобные приемы используют многие зарубежные
политики (У.Черчилль, Ф.Рузвельт, Д. Картер, Б.Клин-
тон). В некоторых случаях используются, разумеется,
«мягкие» шутки. Вслед за шуткой появляется имя
представляемого оратора, причем в какой-то степени
это имя должно быть неразрывной ее частью. И
обычно в зале сидит заранее подготовленный оратор,
который и участвует в шутливом представлении. И не
всегда для юмора спикер избирает тему, ради которой
и собираются слушатели. Например, он может пред-
ставить оратора следующими словами: «Он не только
плохой критик (экономист, политолог, социолог,
актер, комик и т.д.), но и плохой любовник!» Буду-
щий оратор тут же вскакивает и бросает в ответ:
«Твоя жена все рассказывает тебе!» С этого момента
оратор наверняка завоюет внимание аудитории.
Председательствующий может заготовить и другие
обращения:
— Я хотел бы представить всемирно известного ора-
тора. Я хотел бы... Я действительно хотел бы... Но я
должен представить!..
— Представляя нашего следующего гостя, можно
было бы сказать, что это мягкий, заботливый, тактич-
ный и, разумеется, умный человек. Все это можно было
бы сказать о нем, но это будет неправдой!
— Нашего следующего оратора нет необходимости
представлять, потому что никого не волнует, кто он
такой!
— Вот человек, который является легендой... по его
собственным словам...
1 Milton Berle’s Private Jone Filt. N.Y., 1989. P. 628.
219
— Нашего следующего оратора нет необходимости
представлять. Он сам знает, кто он такой.
Разумеется, подобное представление нуждается в
адекватном ответе. В зависимости от характера и
целей спикера и представленного шутливым образом
оратора, ответ может быть либо мягким, либо доста-
точно агрессивным. В любом случае публика получит
удовольствие от препирательства, которое она сможет
наблюдать. Ответы могут быть примерно такими:
— Благодарю Вас за это прекрасное представление.
Этот момент я никогда не забуду, как тот скверный
кофе, которым нас угостили сегодня.
— Я хотел бы назвать Ваше представление нормаль-
ным. Но зачем быть добрым?
— Сегодня Вы все будете в ужасном настроении. Я
позабочусь об этом.
—- Из всех представлении Ваше наиболее свежее.
— Спикер знает секрет того, как заставить людей
смеяться. Он сохраняет этот секрет и сегодня вечером.
— Я мог бы быть веселым и активным сегодня, но
зачем менять ту атмосферу, которую создал наш предсе-
датель?
— Леди и джентльмены! Уважаемый Спикер! Кста-
ти, а как Вас зовут?1
Любой вид речи трудно привести в движение, что
объясняется инерционным состоянием публики.
Именно поэтому вступление в речи довольно важно:
«Ваши вступительные замечания могут предопре-
делить, будет ли вас слушать аудитория и как она к
вам отнесется. Часто первые впечатления ошибочны,
но им нельзя отказать в весьма важном значении.
Если аудитория питает к вам антипатию, она не будет
склонна воспринимать то, что вы говорите; она даже
не будет слушать. Что может расположить ее к вам?
Главным образом четыре ваших качества — уверен-
ность в себе, деловитость и дружеское отношение к
слушателям, скромность и подъем. Слушатели сразу
настраиваются против вас, если вы держитесь отчуж-
денно, безразлично, вяло, беспомощно. Равным обра-
зом они утратят уважение к вам, если вы заранее при-
мете извиняющийся тон.
1 Milton Berle’s Private Jone Fill. P. 629, 630.
220
Это уж последнее дело — объявлять во всеуслыша-
ние о своей несостоятельности. Беда в том, что, чего
доброго, это удастся и доказать.
Вступительные замечания могут быть юмористи-
ческими.
Однажды Дизраэли попросили объяснить разницу
между несчастным случаем и бедствием. Осторожный в
суждениях, Дизраэли сказал: «Сходство здесь есть. Но
это не одно и то же. Например, если бы Гладстон рис-
ковал свалиться в Темзу, был бы несчастный случай.
Но если бы кто-нибудь подоспел к нему на выручку, это
было бы уже бедствием».
Таким юмористическим примером, имеющим отноше-
ние к теме, оратор дал докладу весьма неплохое начало
и, кроме того, создал основу для последующего тезиса:
Неточность и неосторожность часто приводят не
только к несчастному случаю, но даже к общественному
бедствию.
Юмор, пожалуй, наилучший способ настроить ау-
диторию на нужный лад. Юмористические вводные
замечания могут коснуться целей доклада, самого ора-
тора, обстановки выступления, председательствующе-
го, аудитории и любого предмета, имеющего отноше-
ние к речи. Они должны быть ценны сами по себе, а
повод к шутке не имеет значения: нужна только
внешняя связь»1.
Итак, в процессе самой речи юмор может исполь-
зоваться как для поддержания интереса слушателей,
так и для аргументации основных положений (шутли-
вый пример, цитирование). Поскольку природным
юмором обладает далеко не каждый оратор, может ис-
пользоваться и заимствованный юмор (фольклор, эст-
радные шутки, литературные выдержки, цитаты из
работ своих противников и др.). В таком случае реко-
мендуются надлежащие ссылки. Впрочем, есть множе-
ство других мелких способов для оживления монотон-
ной речи, которые опытные ораторы применяют (иро-
ния, насмешливая серьезность, преувеличения).
Важно лишь признать их право на существование в
современной российской риторике, будь она дружес-
кой или откровенно резкой.
1 Сопер Поль П. Основы искусства речи. С. 213, 214.
221
6.2. Инвектива как государственный язык
Я все-таки склонен
отдавать пальму
первенства глупости
перед провокацией.
Владимир Лукин
Откровенно грубые выпады российских политиков
в адрес оппонента стали обычным явлением полити-
ческой жизни. Общество, как правило, осуждает дан-
ный метод ведения политической борьбы, однако
мало внимания уделяет анализу причин появления
брани и особенно поиску ее места в структуре кон-
фликта. Под самим термином «брань» обычно пони-
маются как прямые негативные оценки политического
оппонента («вор», «предатель интересов России»), т.е.
брань в ее обычном понимании, так и использование
любых факторов и рассуждений для определенно не-
гативной характеристики оппонента. Несколько дру-
гое значение имеет однопорядковый термин — инвек-
тива.
В Большой Советской Энциклопедии можно найти
указание, что этот термин малоупотребителен. Проис-
ходящий от латинского слова invehor (бросаюсь, напа-
даю) и invectiva (бранная речь), он означает резкое
обличение или сатирическое осмеяние реального лица
или группы лиц; обычно сопровождается некоторым
сдвигом в реальности изображения, а также характе-
ризуется структурной и смысловой двуплановостью,
нередко выдвигающей на первый план личные обви-
нения в целях общественного опорочивания. Литера-
турные формы инвективы многообразны: эпиграмма
(Марциал), полемические статьи и речи («Филиппи-
ки» Цицерона); инвективой пользовались Аристофан
в комедиях «Всадники», «Облака», Катулл в лирике,
Эразм Роттердамский в «Похвале Глупости», Дени
Дидро в «Племяннике Рамо»1.
Таким образом, инвектива и обыкновенная брань
различаются по степени проявления элементов сатиры
и иронии в речах тех или иных политиков.
Очевидно, что основной детерминантой, основным
условием широкого присутствия бранных выражений
1 БСЭ. Т. 10. С. 175.
222
в речах политиков является низкий уровень культуры
политической борьбы в современной России. Трудно
ожидать развитой культуры в стране, где политика
вершилась, в основном, в узком кругу лиц, а средства
массовой информации лишь транслировали их мне-
ния большинству населения, где на протяжении 70
лет отсутствовал более или менее свободно избранный
парламент, где рядовому избирателю для голосования
не нужны были какие-то размышления. Вместе с тем,
заметим, что брань (хотя и в сравнительно мягких
формах) и, особенно, инвектива широко распростра-
нены и в странах с развитой демократией: нападки на
оппонента, распускание порочащих его слухов и т.п.
действия сопровождают всякую избирательную кампа-
нию. То же, но в более откровенной форме происхо-
дит в нынешней России. Вспомним, например, пос-
ледние парламентские и президентские выборы (1995,
1996 гг.), изобиловавшие открытыми взаимными на-
падками оппонентов по любым, иногда несуществен-
ным, поводам. Типичным примером использования
инвективы служит характеристика, адресованная
Б.Немцову, назначенному первым вице-премьером
правительства в марте 1997 года. Раздосадованный
этим назначением лидер ЛДПР В.Жириновский не-
медленно собрал пресс-конференцию и произнес до-
вольно длинную вступительную речь.
«...Сегодня показывают мальчика Немцова: мальчик
сел в самолет, показывают, как он застегивает ремни
даже. У мальчика есть там собачка, у мальчика есть
жена... А мальчик-то кто? Карточный шулер из Сочи.
Мальчик учился, среднюю
II
колу окончил в Сочи. Не-
сколько приводов в милицию, с этого начните, господа
журналисты... Потом средней успеваемости студент
Горьковского радиоинженерного института. А почему он
появился в августе 1991 г. вдруг здесь, в Москве? Чего
ехать? Почему вся страна не приехала? А он приехал.
Почему он оказался около Ельцина? Ему показали:
мальчик вот нижегородский, смотрите, как кричит “Да
здравствует Ельцин!”. Ельцин увидел — да, какой-то
чудак из Нижнего Новгорода чего-то там кричит в под-
держку. И запомнил старик... А потом еще Наина Ио-
сифовна вспомнила, что мальчик по родственной линии
кем-то приходится, почти племянником. И отец Немцо-
ва работал с Ельциным в Свердловском обкоме КПСС.
Вот как назначают кадры...»
223
Как можно заметить, здесь нет «чистой» брани,
однако нет и необходимой для политика сдержаннос-
ти. Кроме личной неприязни к Б.Немцову высказыва-
ется и отношение к представителям высшей исполни-
тельной власти.
«Я уже не говорю о том, что этот человек прямо ор-
ганизовывал мое убийство. Уже была куплена винтовка
с оптическим прицелом. Уже приехали. Но убийца —
потенциальный — послу
II
ав
меня, не смог это сделать.
Ему дали заказ, но он послушал, что я говорю, и понял:
что ему дали? Кого убивать-то? Убивать нужно там, в
Нижнем Новгороде, кого-то, видимо. А не Жириновско-
го в Москве.
И прокуратура страны это знает, КГБ знает. И что?!
Ельцину ведь не доложили это. Потому что нужен Боря.
Борис Николаевич — президент! Борис Ефимович —
первый вице-премьер, Анатолий Борисович — министр
финансов. Владимир Борисович Булгак будет заведовать
информацией в правительстве. Кругом Борисы. Борис
Абрамович Березовский — телевидением командует. Бо-
рисы, Абрамовичи, Ефимовичи... (Аплодисменты).
Правительство Борек, Борохов. А чем кончается
это? Все это вот такие Бори...»1
Само наличие подобных ситуаций позволяет сде-
лать вывод о том, что инвектива (или более научно —
сатирически-негативное оценивание противника) яв-
ляется в общем-то закономерным элементом полити-
ческой жизни, выполняющим определенные важные
функции. Одним словом, в речи профессионального
политика исключить инвективу в будущем вряд ли
удастся.
Заметим также, что каждый современный человек,
а тем более политик, обладает определенной агрессив-
ностью, которая при жесткой организации общества
зачастую не находит адекватного выхода. Да и посто-
янно подавляемая агрессивность основной части насе-
ления в тоталитарном обществе может при разруше-
нии последнего высвобождаться в виде роста преступ-
лений против личности, неврозов и, как следствие, в
тяготении к использованию брани, к уничтожению
«противников». Другой общий для всех источник аг-
рессивности — необычайно растущие темпы развития
1 Текст стенограммы пресс-конференции фракции ЛДПР 19
марта 1997 г.
224
общества. По мере роста связей современного челове-
ка, расширяющейся свободы выбора этих связей
уменьшается их прочность, что, естественно, приво-
дит к постоянной готовности к агрессивному поведе-
нию. Но можно быть и оптимистичным: в условиях
пошатнувшегося, но все еще сохраняющего фунда-
мент здания социального контроля есть несколько
способов воздействия, направленного на обуздание
напряженно-агрессивного состояния людей. К.Ло-
ренц, в частности, находит катарсис через переориен-
тацию агрессивности на эрзац-объект (спорт, наука,
образование, личное знакомство с противником — со-
кращение дистанции, воодушевление, юмор и пр.).
Гораздо труднее исключить раздражающие обстоя-
тельства или «навесить» на агрессию морально-моти-
вационный запрет. «Обе эти стратегии так же хороши, —
пишет автор «Агрессии», — как затяжка предохрани-
тельного клапана на постоянно подогреваемом котле
для борьбы с избыточным давлением пара»1. И все же
рискнем предложить для политиков стратегию, но в
«смягчающем» варианте. Так, обычную брань можно
перевести в более приемлемую форму — инвективу.
Заметим при этом: появление злословия в кон-
кретной политической ситуации обусловлено рядом
причин1 2. Одной из основных является стремление
представить соперника по политической борьбе в не-
выгодном свете, дискредитировать его в глазах боль-
шинства населения. Достижение основной цели такой
дискредитации — изменения отношения к оппоненту
со стороны «зрителей», большинства населения, при-
водит к тому, что одна из конфликтующих сторон за-
нимает более выгодное положение с точки зрения до-
стижения победы в конфликте. Так, доказано, что об-
винение политика в коррупции или в недостаточном
психическом здоровье влечет за собой изменение от-
ношения избирателей, а порой необходим лишь
«скользкий» заголовок газеты для вызова негативных
реакций в адрес политика. В обществе с достаточно
развитой системой социальных норм активность кон-
фликтующих сторон с целью более полно изложить
1 Вопросы философии. 1992. № 3. С. 30.
2 Более подробно см.: Дмитриев А.В., Латынов В.В., Хло-
пьев А.Г. Неформальная политическая коммуникация. М.:
РОССПЭН, 1997.
225
сущность конфликта большинству населения (в т.ч. и
дать характеристику политическому противнику)
также играет важную роль. Это связано как с ограни-
ченными возможностями воздействия на оппонента
(методы физического насилия практически исключе-
ны), так и со значимостью общественного мнения,
влияющего на исход конфликта посредством, напри-
мер, выборов. Признание обществом в качестве «ис-
тинных» представлений о конфликте, предлагаемых
одной из участвующих сторон, открывает перед ней
большие возможности влияния на оппонента, позво-
ляет в определенной степени выйти из-под контроля
социальных норм и легитимизировать жесткие такти-
ки воздействия (вплоть до возможного физического
насилия). Этот прием, например, был успешно ис-
пользован основными враждующими сторонами во
время октябрьских событий 1993 г. Тогда широко рас-
пространенные в прессе обвинения в узурпации влас-
ти руководством Верховного Совета с использованием
слов «чеченец» (Хасбулатов), шпана (сторонник пар-
ламента) и др. послужили поводом для последовавших
затем антипарламентских репрессий.
Давно известно, что существуют различные формы
дискредитации. От простых, при которых в отноше-
нии оппонента просто высказывается неаргументиро-
ванная негативная оценка (по типу: они жулики, он
плохой): «Я просто лишний раз убеждаюсь в том, что
умственные способности нашей мафии намного
выше, чем у наших новых членов правительства»
(Владимир Ямников, генеральный директор ликеро-
водочного завода «Кристалл»), — до более сложных,
таких, например, когда негативная оценка специфи-
ческим образом аргументируется. В данном случае
схема рассуждения следующая: он — плохой, потому
что сделал что-то плохое. Оппоненту в таких случаях
ставят в вину: некомпетентность в различных облас-
тях («Дела в экономике дошли до критической точки,
а конкретных механизмов изменения нет», «Война в
Чечне затянулась из-за бездарности и измены генера-
лов»); нанесение ущерба России и ее жителям («выка-
чиваются и грабятся государственные средства»); не-
гативный моральный облик («доносчики»); нездоровье
(«председатель парламента просто потерял разум»,
«президент болен циррозом печени») и т.п.
226
Для дискредитации оппонента используют и такой
прием, как утверждение о сходстве объекта дискреди-
тации с некоторым (литературным, историческим) об-
разом, чья негативная оценка общепризнана. В ре-
зультате объект дискредитации получает отрицатель-
ную оценку. Например, он похож на персонажа
мультфильма Хрюшу, значит, сам тоже плох и сме-
шон. Можно также обвинять оппонента в дружбе
(знакомстве) с негативно оцениваемыми людьми (Ле-
бедь знаком с израильскими предпринимателями бра-
тьями Черными). По схеме: он знаком с нечестными,
жестокими людьми — значит, сам таков. В общем,
дискредитация оппонента рассматривается отечествен-
ными и зарубежными политологами как один из эф-
фективных методов ведения политической борьбы.
Разработаны и правила использования этого метода, а
также способы защиты от дискредитирующих напа-
док. Так, в частности, указывается, что политику не
следует в открытую, прямо нападать на своего поли-
тического оппонента, а необходимо использовать для
этого подставных лиц, кроме того, советуют избегать
нападок на политика, малоизвестного публике, —
считается, что это негативно влияет на образ самого
автора нападок, да и создает хотя и отрицательную,
но все же рекламу объекту критики.
Примеры «выдержанной» инвективы обычно де-
монстрирует Г.Явлинский. Так, во время пресс-кон-
ференции 6 июня 1996 года (год выбора президента)
он высмеял предложение Ельцина о необходимости
согласия в обществе следующим образом:
«...ведь у нас теперь два флага — красный и трико-
лор. Я предлагаю, чтобы Ельцин принял указ, объеди-
нил бы их просто вместе: куда ветер дует, так флаг и
будет поворачиваться».
Днем ранее в такой же аудитории В.Жириновский
так предложил увековечить память первого президента
России:
«Я считаю, что Борису Николаевичу можно было бы
деревню Будки переименовать в Ельцинград. Было бы
хорошо там памятник поставить первому Президенту и
поезд специальный пустить, не Москва—Екатеринбург,
а Москва—Ельцинград».
Нередко с помощью инвективы производится про-
воцирование оппонента на совершение выгодных дру-
гой стороне действий. Такие провокационные напад-
227
ки на личность оппонента часто используются в си-
туации публичной дискуссии, когда один из участни-
ков оказывается не в состоянии вести плодотворное
обсуждение существа вопроса. Чтобы уйти от пораже-
ния в дискуссии, такой участник может превратить ее
в межличностный конфликт. Возможно провоцирова-
ние оппонента и на более масштабные и серьезные
действия. Так, например, некоторые (Е.Гайдар) ин-
терпретировали отдельные высказывания Р.Хасбулато-
ва в адрес Б.Ельцина (1993 г.) как провокацию, требуя
со стороны последнего решительных действий.
Используется инвектива и для введения оппонента
в состояние растерянности, спутанности. Такое ис-
пользование злословия встречается, как правило, в ус-
ловиях непосредственного, лицом к лицу общения
враждующих политических деятелей (или их предста-
вителей). Вспомним в данном случае диалог А.Руцко-
го и А. Караулова, АЛебедя и А. Караулова в передачах
«Момент истины», в которых ведущий часто приводил
факты и оценки, определенно нацеленные на то,
чтобы участники растерялись и не смогли далее эф-
фективно вести беседу («у вас лицо убийцы»).
С помощью инвективы достигается и известная
разрядка эмоционального напряжения. Заметим, что
инвектива не всегда заранее планируется, нередко ее
появление спонтанно, непреднамеренно и отражает
высокое эмоциональное напряжение говорящего, ко-
торый не в силах его сдерживать. В результате могут
появиться те слова, воздействие которых порой нега-
тивно и для самого говорящего. Может брань высту-
пать и как отражение пренебрежительного, без уваже-
ния отношения к политическому противнику. Подоб-
ные высказывания часто допускал Р.Хасбулатов («чер-
вяки», «мальчики в розовых штанишках»).
Идентификационная же роль инвективы несо-
мненна в тех случаях, когда ее автор пытается отде-
лить себя и свое окружение от других людей, посту-
пая специфическим (злословным) образом.
Так, например, генерал А.Лебедь осенью 1996 года,
будучи секретарем Совета безопасности, по поводу
поддержки его чеченских инициатив высказался по-
военному четко:
«31 августа сего года на Пушкинской площади в
Москве скликается митинг. До сей поры не замеченные
в кругу моих друзей господа Юшенков, Старовойтова,
228
Гайдар, Шейнис, Шабад желают явить собой поддержку
и опору моей работы по установлению мира в Чечне. Ис-
кренне заявляю, что не имел чести когда-либо нуждаться
в их помощи и впредь надеюсь обойтись без таковой».
Разумеется, политическая идентификация и само-
идентификация происходит не только на индивиду-
альном, но и на групповом и национальном уровнях.
Достаточно в этой связи вспомнить ноты, которыми
обменивались враждующие державы в годы «холод-
ной» войны, где было трудно отличить инвективу от
обычно сдержанного дипломатического языка.
Как мы видим, инвектива встречается в речи по-
литиков по различным причинам, однако их можно
объединить в две группы по критерию преднамерен-
ности-спонтанности. Речь идет о том, преднамеренно
ли используются нужные слова, просчитываются ли
последствия их появления или они возникают без за-
ранее заготовленных выражений. В данном случае
такие причины, как дискредитация оппонента, прово-
цирование оппонента и введение его в состояние спу-
танности, относятся к преднамеренным, сознательно
планируемым вариантам употребления инвективы, а
разрядка напряжения к неумышленным.
Частота появления инвектив в речах политиков
обычно связана с остротой политической борьбы: чем
брани больше, тем борьба острее. А если бранятся
долго и безуспешно, то весьма вероятен переход и к
более действенным методам борьбы. В 1996 году рос-
сийских телезрителей поразила крайне неприятная
сцена. Во время дебатов, где участники (Любимов,
Жириновский, Немцов) обменивались инвективами,
произошел инцидент, закончившийся броском стака-
на с соком и потасовкой. Следует отметить, что по
мере обострения политического конфликта происхо-
дит изменение побудительных причин инвективы.
Так, на начальных этапах конфликта она, как прави-
ло, отсутствует, а если и встречается, то скорее всего
как свидетельство пренебрежительного отношения к
оппоненту. Затем по мере обострения конфликта при
помощи словесной перепалки стороны стремятся
представить соперника в невыгодном свете, чтобы
ввести его в состояние волнения, дезориентации. Это
связано с тем, что его участники чувствуют, что не
могут достичь своих целей при помощи спокойного
обсуждения существа вопроса. Это вызывает, с одной
229
стороны, появление отрицательных эмоций (гнева,
раздражения, злости) и активизацию негативных сте-
реотипов оппонента, а с другой стороны — поиск
новых, более эффективных методов воздействия,
таких, например, как прямая дискредитация оппонен-
та. А уже на стадии, когда конфликт достигает макси-
мальной остроты, брань, как правило, используется
для провоцирования оппонента на совершение выгод-
ных другой стороне действий или является следствием
высокого эмоционального напряжения и невозмож-
ности контролировать возникающие эмоции. Хотя
частота использования инвективы зависит от остроты
конфликта, существуют также и межиндивидуальные
различия по данному параметру. Объем бранных вы-
ражений в речах политиков является достаточно ста-
бильной величиной и связан с их реальными полити-
ческими действиями. Частое осуждение оппонента за
его несоответствие определенным ценностям является
основным индикатором ориентации политика на кон-
фликт и конфронтацию. При сравнении публичных
выступлений А.Гитлера, Д.Кеннеди, Ф.Рузвельта и
Н.Хрущева установлено, что наибольший индекс
осуждения отмечался у политика, чья агрессивность
не вызывает сомнения, — А.Гитлера (32 условных
единицы), далее располагались Н.Хрущев (21 у.е.),
Д. Кеннеди (17 у.е.), Ф.Рузвельт (10 у.е.)1. Среди поли-
тических деятелей можно обнаружить как тех, кто как
бы «притягивает» брань к себе, так и тех, кого бранят
относительно мало. Почему так происходит? Прежде
всего это связано с политической ориентацией чело-
века: тех, кто занимает крайние позиции политичес-
кого спектра, бранят больше. Важным является и
роль, значимость конкретной политической фигуры:
при прочих равных условиях лидерам достается боль-
ше всего. Оказывает влияние и поведение самого объ-
екта инвективы: если политический деятель часто бра-
нит оппонентов, то это провоцирует их на ответную
брань, поэтому он старается вести дискуссию, будучи
более подготовленным. Вспомним хотя бы В.Жиринов-
ского — мало кого он не задел в своих выступлениях,
и мало кто не ответил ему тем же.
1 Jounrnal of Conflict Resolution. 1967. № 11. P. 332.
230
Насколько же инвектива эффективна? Как мы
смогли убедиться, во многих случаях она используется
политиками для достижения определенных целей (на-
пример, для дискредитации оппонента или его прово-
цирования на совершение определенных действий).
Но как можно достигнуть такой цели? Однозначного
ответа на данный вопрос не существует, поскольку
очень важной является как цель, так и форма подачи
брани. Например, при оценке попыток дискредитации
политического оппонента в глазах населения необхо-
димо принимать в расчет следующие факторы:
— аудитория (чье мнение хотят изменить). Так,
грубые, неаргументированные негативные оценки
плохо воспринимаются лицами высокого образова-
тельного уровня, но эффективны в отношении изме-
нения установок малообразованных лиц;
— автор инвективы для того, чтобы эффективно
воздействовать, должен в глазах слушателей выглядеть
компетентным, знающим, вызывающим доверие и не
имеющим личной заинтересованности. Если же слу-
шатель склонен подозревать автора в предвзятости, то
эффективность инвективы снижается. Поэтому, когда
при обострении политического конфликта стороны
начинают поливать друг друга грязью, это восприни-
мается как само собой разумеющееся и не оказывает
ожидаемого влияния на массовое сознание. Скорее
всего они могут добиться на какое-то время внима-
ния, но не больше того;
— частота и объем предшествующей брани. Конеч-
ный результат политика, который часто бранится, в
общем-то невелик. Однако деятель на время привле-
кает внимание публики, что бывает значимым, и, на-
против, — и это важно: в устах обычно сдержанного
человека инвектива приобретает особую значимость;
— характер реакции самого объекта дискредита-
ции, т.е. как ведет себя политик, которого в чем-то
обвиняют. Так, установлено, что признание полити-
ком (даже в малой степени) факта совершения про-
ступка в финансовой или семейной сфере, как прави-
ло. приводит к изменению отношения к нему со сто-
роны населения.
В этой связи зададимся вопросом: «А сможет ли
инвектива возвратиться к автору бумерангом?» При
ответе на этот вопрос вспомним сделанный ранее
вывод: во многих случаях брань используется полити-
231
ками для достижения определенных целей (например,
для дискредитации оппонента или его провоцирова-
ния на совершение определенных действий), при этом
очень важными являются как цель, так и форма ее
подачи, а также ответная реакция оппонента.
Свидетельством некоторого замешательства и пос-
ледующего неудачного оправдания служат фразы из-
вестных политиков.
1989. Егор Лигачев: «...тут меня обвиняют, будто я
брал взятки... Это невероятно, товарищи, но это факт».
1991. Михаил Горбачев: «...Вот теперь мы разобра-
лись... кто есть ху...».
1992. Гейдар Алиев: «...Весь советский народ знает
меня как исключительно порядочного, честного и скром-
ного человека...»
Как бы то ни было, ругань и злословие не помога-
ют решить ни одной из поставленных масштабных
задач. Думские крикуны, не имеющие серьезных
задач, кроме саморекламы, быстро сходят с полити-
ческой сцены, поскольку избиратели надеются полу-
чить от них реальную помощь, а не остроумные
фразы. Именно поэтому чрезмерное увлечение инвек-
тивами приводит к тому, что люди просто перестают
прислушиваться и к возможным серьезным предложе-
ниям оратора и, в конечном итоге, перестают его под-
держивать. Профессиональные политики понимают
такой риск, но все же зачастую не могут себя сдер-
жать... По какой причине?
Как уже отмечалось, существует несколько версий,
объясняющих стремление политиков к бранным выра-
жениям. Самая общая из них — российское общество
чрезвычайно напряжено, неопределенно, эмоциональ-
но, и политики не могут не испытывать на себе его
воздействия. Отсюда готовность в любой момент со-
рвать свое раздражение на других людях. Существует
и другая версия с собственным объяснением причин
ругательств и с резким осуждением злословия вообще
и политического в частности. Здесь довольно опреде-
ленно выступает церковь. В своей аргументации ее
сторонники обычно ссылаются на текст Нагорной
проповеди.
Св. Иоанн Златоуст учил: «Поставь правилом совес-
ти никогда не говорить худо ни о ком. Если ты не мо-
жешь другим воспрепятствовать злословить, то, по край-
ней мере, покажи им своим молчанием, что ты не при-
232
ним а ешь никакого участия в их злословии...» В духов-
ной литературе встречается немало подобных поучений
св. Отцов и Учителей Церкви, религиозных деятелей и
писателей, во все века глубоко размь
III
лявших над со-
кровенным значением той заповеди Нагорной проповеди,
которая предостерегает человека от осуждения им ближ-
него своего. Увы, этот грех продолжает довлеть над
очень многими по сию пору1.
Впрочем, грех злословия не обошел и самих слу-
жителей церкви. Бывший депутат Думы Г.Якунин, на-
пример, отличался далеко не христианским поведени-
ем, да и отдельные высказывания и проповеди свяще-
ников не всегда смиренны. И все же высказываемый
«личностно-божественный» аспект проблемы может
вызвать пристальный интерес и сочувствие. Осуждая
гордыню человека, как главную причину всех бед на
земле, зададим себе вопрос: «Почему нам всегда при-
ятно судить других, даже если мы не питаем к ним
особой неприязни?» Ответ в том, что в подтексте
осуждения (он плохой!) всегда таится лелеемая мысль:
а я хороший. «Ну пусть не совсем хорош, но все же
лучше вон того, тем-то и тем-то дурного. Ведь для вся-
кой оценки кого-либо или чего-либо нужна же точка от-
счета, критерий оценки, а таким “определителем” проще
всего выбрать самого себя. Это мы совершаем в боль-
шинстве случаев подсознательно даже. Ведь о себе
самом хочется думать хорошо
а высокое самомнение
как нельзя лучше подкрепляется и укрепляется осужде-
нием окружающих. Так создается своего рода замкну-
тый порочный круг, из которого весьма сложно выпу-
таться...»* 2
Другая версия — в гипертрофированном спросе
средств массовой информации на сенсации вообще и
на «выброс» эмоций знаменитостей в особенности —
ведь многие деятели с охотой используют предостав-
ляющуюся возможность хоть как-то, пусть скандаль-
ным образом, появиться перед публикой. Соблазн на-
столько велик, что иногда кажется, что телевизион-
щики сами будоражат еще неокрепшее сознание по-
литиков.
Дунаев М. Омут злословия // Труд. 1995. 25 января.
2 Там же.
233
Последние, по-видимому, вообще несдержанны.
Зачастую их интеллект просто не может освоить эле-
ментарные правила ораторского искусства. В парла-
ментских дискуссиях это особенно заметно.
Заметим, что если чиновники в исполнительной
ветви власти предпочитают работать в тиши кабине-
тов, то члены законодательной власти ввиду специ-
фики своей деятельности всегда и везде с настойчи-
востью ищут внимания у представителей второй древ-
нейшей профессии. Работники же телевидения и
прессы охотно идут навстречу — зрителю и читателю
интересно «живое» слово, да и полученную информа-
цию с выгодой можно использовать в чисто полити-
ческих целях, — к примеру, в постоянном конфликте
между «законодателями» и «правителями». Инвективы
политиков в этом отношении представляют собой ин-
тересный материал, который после определенной
корректировки можно использовать в разных ситуа-
циях.
Сами парламентарии употребляют инвективы зна-
чительно чаще, чем их друзья и оппоненты со сторо-
ны другой ветви власти. Исследователи своеобразия
парламентской речи обращают свое внимание не
только на характер инвектив, но и откровенную без-
грамотность депутатов. Причину подобной раскрепо-
щенности обычно находят в особенностях самого
перехода от ритуальных поклонов в застойный период
к живой раскованной речи. Так, И.Сергеева, высказы-
вая довольно популярную идею смягчения конфлик-
тов, подтверждает ее недопустимостью переноса на-
пряжения за стены парламента.
Когда, например, с высокой трибуны страны звучит:
«...правительство ограбило народ, а грабителей судят и
сажают на скамью подсудимых», — то это приводит
к обострению противостояния в обществе. По мне-
нию исследователя, эту инвективу можно было бы
перефразировать таким образом: «Правительство со-
знательно пошло на резкое сокращение денежных на-
коплений населения. Возникает вопрос: насколько
правомерны такие действия с юридической точки
зрения?»1
1 Российская Федерация. М., 1994. № 1. С. 32.
234
Заметим, что такая наивная подмена действитель-
но может привести к конструктивной дискуссии. Но
лишь в том случае, если поместить злослова в изоли-
рованную от шума стеклянную кабину, поскольку на
лексику любого человека, включая парламентария,
действует слишком много, кроме этических, дополни-
тельных факторов, чтобы можно было однозначно из-
менить ситуацию. Именно поэтому несбывшимся
можно признать призыв Председателя первой Госу-
дарственной Думы России С.А.Муромцева: «Резкие
мысли всегда допускаются, но приличный образ вы-
ражения есть необходимое условие достоинства со-
брания» 1.
Сомнительно, что культура может вообще исчез-
нуть из обихода российской политической жизни, но
все учащающиеся случаи инвективы приводят к тому,
что избиратели вообще перестают воспринимать по-
литиков всерьез, а оставшиеся в стороне интеллигент-
ные люди оказываются в одной компании с вздорны-
ми людьми и при определенной ситуации, несомнен-
но, разделят с ними все последствия случившегося.
Возможно, к месту будут предсказания великих
литераторов. Так, у Ф.Рабле мы находим, что во вре-
мена Гаргантюа и Пантагрюэля при определенных
природных условиях насмешки и ругательства «иногда
сами возвращаются в ту глотку, из которой вылетели,
и пробивают ее насквозь». Авторы политических ин-
вектив наверняка не читали этого произведения. А
ведь в нем есть еще одна страшная угроза для браня-
щихся. Шкипер с корабля Пантагрюэля рассказывал,
что на границе Ледовитого океана звуки замерзают в
воздухе, а когда наступает весна, оттаивают и делают-
ся слышными... Не исключено, что наши потомки,
отогрев эти слова и шумы, ужаснутся и, возможно,
громко рассмеются. Листая стенограмму заседания
Думы, они прочтут и попытаются расшифровать мно-
гие высказывания политиков. Так, например, текст,
где глава депутатской группы Н.Рыжков следующим
образом охарактеризовал А.Чубайса: «Это человек, ко-
торый под диктовку Международного валютного
фонда при помощи ваучеров и других ухищрений сде-
лал так, что произошло всемирное разрушение».
1 Российская Федерация. М., 1994. № 1. С. 31.
235
6.3. «Веселый» мат
Выйдешь, крикнешь: «X... вам в глаз!»
Помолчишь, и снова —
Хорошо в стране у нас
Со свободой слова!
Широкое употребление мата в политической
жизни России общеизвестно, оно связано как с фено-
меном словесной агрессии, так, вероятно, и с тради-
ционным наследием. Именно поэтому мат не может
быть рассмотрен только в рамках инвективы. В отли-
чие от последней, возможности которой довольно ве-
лики, в основу мата положено ограниченное число
корней. «Это, прежде всего, название мужских и жен-
ских гениталий, а также название действия... позднее
к ним прибавились различные производные от этих
слов, а также название лица, чрезмерно, по мнению
говорящего, увлекающегося сексом»1. Вследствии
этого трудно согласиться с трактовкой мата лишь в
качестве «неприличной, матерной брани»1 2. На самом
же деле функции мата чрезвычайно разнообразны, и
брани, разумеется, отводится отнюдь не главная роль.
Но прежде всего заметим чисто традиционно комму-
никативную функцию русского мата.
Е... мать для русского народа
Что соль во щи, что сало в кашу,
Е... мать беседу красит нашу,
Е... мать не значит мать е...ть,
А просто так, е... мать!
(Барков)
Бранные мотивы в происхождении и древнем упот-
реблении матерных слов явно не прослеживаются.
Хотя известно: издавна у народов существовал запрет
на употребление отдельных слов и выражений, по-
скольку считалось, что они могут повлиять на судьбы
людей. И все же вне табуирования, как ни странно,
1 Русский мат (Антология). М.: Изд-во «Лада», 1994. С. 285.
2 Словарь русского языка. М.: Изд-во «Русский язык», 1982.
С. 235. В качестве доказательства приводится отрывок из книги
К.Симонова «Солдатами не рождаются»: «Спрашиваешь — чего
молчу. — Молчу потому, что сказал бы по матушке все, что об
этом думаю, да никакого мата не хватит!».
236
оказались слова, обозначающие сексуальные связи.
История фразеологического оборота «е... твою мать»,
по мнению филолога Л.Захаровой, явно свидетельст-
вует об этом. «Само же понятие мата, матерщины, —
пишет она, — могло сформироваться лишь с оформле-
нием языковых запретов, обусловленных культурно-
историческими сдвигами, изменением оценки каких-
либо реалий действительности, то есть в эпоху распро-
странения христианства и введения литературного
церковнославянского языка, стилистической диффе-
ренциации лексики, нормирования употребления
каких-либо слов... Действующие в литературном языке
запреты и нормы распространяются на язык говоров
намного позднее и не являются столь строгими»1.
Брань же в виде матерных выражений (руга-
тельств) появилась значительно позднее, она, в отли-
чие от обычного словесного употребления, сознатель-
на и несет, как правило, агрессивную направленность.
Замена «веселого» или «нейтрального» мата на так на-
зываемую «матерщину» происходит лишь в чрезвы-
чайных обстоятельствах, т.е. в тех случаях, когда про-
износящий оскорбительные для слушателя (слушате-
лей) слова стремится либо вывести его (их) из себя и
спровоцировать на совершение ответного действия,
либо просто «разрядиться». В том и другом случаях
произносящий неприличные слова получает, как пра-
вило, обратный результат.
Именно по этой причине политики в своей про-
фессиональной деятельности употребляют мат в виде
ругательств в адрес оппонента довольно редко. И если
из частных бесед политиков его исключить нельзя, то
в публичной политике он попросту невозможен.
Известно, например, как были шокированы аме-
риканцы, узнав из материалов звукозаписей во время
уотергейтского разбирательства, что президент Ник-
сон широко употреблял неприличные слова и выраже-
ния.
Другая ситуация складывается при так называемом
«веселом» мате, когда никто никого не оскорбляет, а
он попросту «украшает» речь выступающего. Полити-
ческий подтекст здесь становится не столь ясным, он
1 Русский мат... С. 287.
237
каким-то образом смягчается и не дает повода для
публичного осуждения со стороны окружающих.
Колхозники
листов фанеры
с большим трудом раздобыли несколько
и обсуждают, как луч
III
е ее использо-
вать.
— Починим коровник, — говорят одни.
— Построим новый амбар, — предлагают другие.
Выходит на трибуну старый колхозник:
— Давайте из ентой
анеры сделаем ероплан и уле-
тим на ём к е... матери!..
Где-то в конце шестидесятых годов несколько ле-
нинградских социологов, среди которых находился и
автор этой книги, были приглашены в знаменитый
зал Смольного на партийно-хозяйственный актив го-
рода. Для нас повестка дня была довольно интересна —
обсуждались планы экономического и социального
развития предприятий, да и сам факт приглашения
тогда был для нас довольно почетным. Зал был набит
приглашенными директорами предприятий, работни-
ками парткомов и райкомов партии, словом, тогдаш-
ней городской элитой. В президиуме — секретари Об-
кома и Горкома. Собрание шло обычным порядком и
уже заканчивалось, когда на трибуне оказался пред-
ставитель знаменитого Кировского завода. Он подроб-
но описывал успехи своего коллектива в выполнении
социального раздела плана и, в частности, заметил,
что впервые за последние десятилетия были вымыты
стеклянные потолки и окна одного из цехов.
Сидящий в президиуме секретарь обкома отреаги-
ровал совершенно неожиданно: «Вот б..., умылись и
теперь хвастаются!»1 Мы были шокированы... Но в
зале, кроме легкого"оживления, ничего не произошло.
Докладчик, повернувшись и кивнув головой, продол-
жил свое выступление по бумажке.
Функции «политического» мата, следовательно, не
однозначны. Явно, что неприличные слова могут ис-
пользоваться для очернения противника среди населе-
ния, как правило, не отличающегося высокой культу-
рой. Так, Д.Бедному принадлежит эпиграмма на
1 Упомянутое выражение, видимо, чрезвычайно понравилось
ленинградцам. Иначе чем можно объяснить употребление завет-
ного слова депутатом от этого города Н.Аржанниковым на мас-
совом митинге у Белого дома 20 августа 1991 года.
238
японского министра Хаяси в связи с советско-япон-
ским конфликтом*
Убирайтесь восвояси
От советского двора!
Нам Хаяси не хуяси,
Нам Херота ни хера!
Другая важная функция — в идентификации —
особой инстинктной или осознанной потребности че-
ловека в принадлежности к той или иной социальной
группе. И если в межличностных отношениях эта по-
требность легко прослеживается в самом факте рас-
сказа среди приятелей анекдота, в хлесткой «кухон-
ной» характеристике того или иного политика, то все
же труднее понять, как люди идентифицируют себя
не с малой, но с большой группой, т.е. с другими
людьми, находящимися вне зоны непосредственных
отношений. Исследователи отмечают необходимость
своего рода установок на идентичность с большой об-
щностью, которые и образуют некий класс социаль-
но-политических аттитьюдов, обусловленных опреде-
ленными отношениями. Дополняющими являются ус-
тановки на другие «чужие» общности, которые могут
быть как позитивными, дружественными, так и одно-
значно негативными, враждебными1.
Как это происходит в реальной жизни? При ответе
на этот непростой вопрос напомним, что в конце 80-х —
начале 90-х годов ситуация в России обострилась,
произошло размежевание политических сил. Образо-
вались и разные типы групповой идентификации с
особыми психологическими установками. В условиях
открытого столкновения они, естественно, не могут
не вызвать различные поведенческие реакции людей в
межгрупповых отношениях. Неприятие противника
сопровождается бранью и насмешкой, что в подобных
ситуациях характерно для поведения многих людей.
Более того, появляются психологические обоснования
для возможности постоянного употребления матерных
слов по отношению к оппоненту, который, конечно
же, их «заслуживает».
1 См.: Дилигенский Г.Г. Социально-политическая психология
М.: Наука, 1994. С. 142.
239
Несколькими строками выше уже приводились
грубые слова, прозвучавшие с трибуны у Белого дома
в августе 1991 года. Комментируя их, г-н В.Гершуни
пишет о том, что аплодисменты слушателей «не оста-
вили сомнения в том, что именно так следует выска-
зываться о нелюдях, посягающих на нашу свободу,
которую мы едва вдохнули после 70-ти лет их тира-
нии»... «И высококультурные наши современники —
М.Ростропович, Е.Боннэр и другие, кто открыто упот-
ребил опальную лексику в дни августовского путча, —
развивает он свою уже собственную высоко культур-
ную мысль, — тоже не сочли ГКЧПистов достойными
обычных словарных характеристик... Говорить о них
обычными словами, даже самыми злыми, — значило
бы признавать их право на человеческий приличный
диалог или спор...»1
1 См.: Русский мат... С. 281—282.
240
Заметим, что очерчивание границ своей группы
путем использования матерных выражений в истории
государства Российского привычка далеко не новая.
Еще А.С. Пушкин описал этот известный способ об-
щения владык со своими подданными:
Потемкин послал однажды адъютанта взять из ка-
зенного места 100000 рублей. Чиновники не осмели-
лись отпустить сумму без письменного вида. Потем-
кин на другой стороне их отношения своеручно при-
писал: дать, е... м..Л
Возвращаясь к описанию российских реалий пос-
леднего времени, следует упомянуть и об употребле-
нии крепких слов со стороны не только «высококуль-
турных» интеллигентов, но и политиков оппозицион-
ного толка. Так, во время разгона парламента в 1993
году генерал А.Макашев в своих призывах не стеснял-
ся в выражениях по поводу демократов-чиновников.
И все же воздействие групповой идентификации
на поведение политика с относительно удаленных
уровней психической жизни требует дальнейшего изу-
чения и экспериментирования. Для чистоты опыта
можно было бы поместить в одну изолированную
комнату господ Гершуни и Макашева с одновремен-
ной фонетической записью их беседы. Интересно, как
обогатился бы словарный запас русского языка в этой
простейшей ситуации?
Смею выдвинуть гипотезу о том, что противники
(в том случае, если бы предполагаемая беседа состоя-
лась) не употребили бы ни одного матерного выраже-
ния. Это предположение обосновывается просто. Но
предварительно заметим: Аржанников Н. и Мака-
шев А. выступали перед толпами, выражающими по
сути дела своеобразную регрессию людей. Как пишет
С.Московичи, именно «в недрах толпы подавление
бессознательных тенденций уменьшается. Моральные
запреты исчезают, господствует инстинкт и эмоцио-
нальность. Человек — масса действует как автомат,
лишенный собственной воли. Он опускается на не-
сколько ступеней по лестнице цивилизации»1 2. И
1 Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в десяти томах.
М : Наука, 1965. Т. 8. С. 129.
2 Московичи Серж. Век толп. Исторический трактат по «Пси-
хологии масс». М.: Центр психологии и психотерапии, 1996.
С. 390.
Я 433
241
любой человек не может не испытывать психологи- I
ческого влияния толпы. I
Совершенно другая ситуация складывается при ее I
отсутствии. Здесь возможно преобразование публично- I
го конфликта если не в альянс, то, во всяком случае, в
индифферентность соперников. И создание в про- I
шлом салонов, кружков, клубов в этом смысле с пси-
хологической точки зрения было вполне оправдано. I
В жизни мне приходилось дважды слышать мат с I
трибуны перед большой аудиторией. И каждый раз I
произносящий грубые слова обращался не столько к I
отдельному человеку, которого он заведомо хотел ос- I
корбить, сколько апеллировал к толпе, если, конечно, |
толпой можно было назвать людей, собравшихся в
зале. Первый случай, связанный с проведением собра- I
ния в Смольном, был уже описан. Что касается вто- I
рого, то свидетелями события были и несколько сотен
политологов из различных стран, в том числе и из
СССР. Речь идет о международном конгрессе полити-
ческой науки, открывшемся тогда в Рио-де-Жанейро
(1982 г.) в чрезвычайно торжественной обстановке. На
первом же пленарном заседании в сопровождении
блестящей свиты делегатов пришел приветствовать ,
президент Бразилии, военный диктатор. Когда он I
занял место на трибуне, все присутствовавшие в зале
поднялись и стоя аплодисментами встретили речь
президента. Весь президиум конгресса, за исключени-
ем одного делегата (кажется, это был представитель
США), последовал примеру присутствующих. Предсе-
дательствующий обратился к сидящему в президиуме
американцу с просьбой подняться, на что последний
ответил кратко: «Fuck him». Поскольку президиум был
радиофицирован, то фразу кое-кто услышал в зале.
Часть респектабельной публики мигом преобразилась.
В зале послышались смех, аплодисменты. Скандал
был необыкновенный... |
Если условно рассматривать в зале людей, мало-
знакомых друг другу, как искусственную толпу, то
случившуюся реакцию можно было бы описать по
Тарду: «...— как бы они ни были различны в своих ис-
токах, в любых своих проявлениях, все толпы похожи
друг на друга определенными чертами: своей величайшей
нетерпимостью, гротескной спесью, своей болезненной
восприимчивостью, ужасающим ощущением безответст-
венности, порожденной иллюзией их всемогущества, и
242
полной утратой чувства меры, тяготеющей к преувели-
ченности их взаимно подогреваемых эмоций. Для толпы
не существует середины между проклятьем и обожани-
ем, между ужасом и восторгом, между криками “да
здравствует” и “смерть ему”...»
Десакрализация генерала «веселым» матом чрезвы-
чайно понравилась присутствующим. По какой при-
чине? Объяснение выглядит простым: будучи по своей
природе конформистами, политологи, независимо от
расовой и национальной принадлежности, были как
бы погружены в мир сновидений, кому-то подражали,
кому-то подчинялись. И внезапный толчок, крик, раз-
будивший их, привел к новым ощущениям, новым
симпатиям. Вот почему, как и огромное большинство
людей, они в нормальном состоянии обнаруживают в
себе те же черты, что и в возбужденном и нетерпи-
мом. Они по сути дела склонны к проявлению без-
умия и абсурда, особенно на фоне коллективной эмо-
циональной неустойчивости.
Некоторые авторы (А.Никифоров, Л.Захарова) счи-
тают, что мату свойственна и эстетическая функция.
Он, по словам Л.Захаровой, в отдельных случаях слу-
жит в тексте своеобразным пограничным сигналом,
позволяющим участникам речевого факта выйти на
другой уровень абстракции, т.е. переключиться. Для
доказательства она приводит факт употребления не-
приличных слов в национальном фольклоре, в част-
ности, упоминает неприличные сказки А.Н.Афанасье-
ва. Заметим, что, действительно, «Русские заветные
сказки», собранные известным исследователем, содер-
жат множество непечатных чисто русских выражений.
Впрочем, обратим внимание и на тот факт, что и все
народы, в т.ч. и так называемые «культурные», не от-
личаются какой-либо особой стыдливостью. «Эроти-
ческое же содержание заветных русских сказок, —
пишет А.Н.Афанасьев (псевдоним — Филобибл), — не
говоря ничего за или против нравственности русского
парода, указывает просто только на ту сторону жизни,
которая больше всего дает разгула юмору, сатире и
иронии»1.
Нет необходимости подробно анализировать весь
>тот интереснейший сборник, однако заметим, что
1 Русские заветные сказки. М.: Диво, 1991. С. 7.
243
его издание было запрещено не только советской, но
и царской цензурой в основном из-за «антипопо-
вской» и «антибарской» направленности. И естествен-
но, что «чисто» политических сказок в сборнике со-
временный читатель не обнаружит. Если же считать за
таковые озорное описание сексуальных сцен, то их
предостаточно. Отношения типа «работник» — «попо-
вна», «слуга» — «солдат» — «попадья», где представи-
тели социальных групп взаимодействуют без иерархи-
ческих ограничений, расписаны без каких-либо наме-
ков и без необходимых контекстуальных замен. С
большой оговоркой в качестве «политической» может
быть названа лишь сказка «Архирейский ответ», по-
скольку действующие лица относятся по нынешним
терминам к категории «политической элиты».
«Жили-были генерал да архирей; случилось им быть
на беседе. Стал генерал архирея спрашивать:
— Ваше преосвященство! Мы люди грешные, не
можем без греха жить, не е...; а как же вы терпите, во
всю жизнь не согрешите?
Архирей отвечает:
— Пришлите ко мне за ответом завтра.
На другой день генерал и говорит своему лакею:
— Поди к архирею, попроси у него ответа.
Лакей пришел к архирею, доложил о нем послушник.
— Пусть постоит, — сказал архирей.
Вот стоял лакей час, другой и третий — нет ответа.
Просит послушника:
— Скажи опять владыке.
— Пусть еще постоит! — отвечал архирей.
Лакей долго стоял, не вытерпел — лег да тут же и
заснул и проспал до утра. По утру воротился к генералу
и сказывает:
— Продержал до утра, а ответа никакого не дал.
— Опять, — говорит генерал, — сходи к нему да не-
пременно попроси ответа.
По
ел лакей, приходит к архирею, тот его позвал к
себе в келью и спрашивает:
И
— Ты вчера у меня стоял?
— Стоял.
— А потом лег и заснул?
— Лег да заснул.
— Ну, так и у меня... встанет — постоит, постоит,
потом опустится и уснет. Так и скажи генералу.
244
Читатель, разумеется, заметил, что замена опреде-
ленного слова более приличным сразу же изменит
накал происшедшего разговора. Современный фольк-
лорист А.Н.Никифоров так комментирует подобные
произведения: «Сказочник, рассказывая самую при-
личную сказку, вдруг без всякой причины в какой-
нибудь острый момент ввернет известное ругательство
или неприличное выражение... Случаи, которые мне
пришлось наблюдать, показывают, что здесь цель у
сказочника чисто эстетическая, украшение данного
места рассказа...»1
Литературный язык, сложившийся в XVIII в., вы-
теснил неприличные слова в параллельно существую-
щую простонародную речь и в так называемую «под-
польную» литературу1 2.
А еще, ребята, что я вам скажу:
Гулял я по Невскому проспекту
И ругнулся по русскому диалекту,
Ан тут передо мною хожалый:
В фортал, говорит, пожалуй.
За что, я говорю?.. А не ругайся!
Вот за то и в часть отправляйся3.
Гонение на матершину, начавшееся еще в XVHI
веке по настоянию священнослужителей, принесло
кое-какие плоды. В любом случае к концу XIX века
сановники России полностью исключили из общения
неприличные слова. Сомнительные и прямые выска-
зывания отдельных лиц (Г.Распутин) считались тогда
уже слишком экзотическими. В любом случае было
трудно представить себе генерала или высшего чинов-
ника, публично изрекающего: «Ну ты, блин, даешь!»
или «Твое место у параши!».
Существование «веселого» мата продолжалось вплоть
до наших дней, им украшались отдельные произведе-
ния молодого А.Пушкина, Д.Давыдова, А.Полежаева,
Д. Горчакова, МЛонгвинова, МЛермонтова и других.
В советское же время «матерными» стихами не прене-
1 Цит. по: Русский мат. С. 290.
2 Там же. С. 292, а также: Стихи не для дам. Русская нецензур-
ная поэзия второй половины XIX века. М.: Ладомир, 1994.
3 Синдаловский Н.А Петербургский фольклор. СПб.: Макси-
ма, 1994. С. 231.
245
брегали В.Маяковский, С.Есенин, Д.Бедный, М.Свет-
лов, С.Михалков, А.Шаров, З.Паперный, И.Губерман.
Что касается современной разговорной речи, то
постоянное присутствие в ней матерных выражений
никогда не подвергалось сомнению. Их эстетическая
функция в этом случае обнаруживается в довольно
своеобразной форме. Так, на некоторые особенности
речи заключенных обратил внимание СДовлатов.
Российскому читателю и зрителю известно торже-
ственное событие в зоне» столь красочно описанное
автором. При подготовке революционного спектакля
постановщик поручил роль Ф.Э.Дзержинского заклю-
ченному Цурикову. На репетиции идет подсказка:
«Поехали... Входит Дзержинский.. А, молодое поко-
ление?!..
Цуриков откашлялся и хмуро произнес:
— А, б..., молодое поколение?!..
Уже в ходе самого спектакля по вине исполнителя
роли В.И.Ленина (заключенный Гурин) произошла
наиболее запоминающаяся сцена, где мат, и это труд-
но опровергнуть, выполняет функцию, которая выво-
дит людей на совершенно другой уровень понимания
явлений, уровень карнавала. И замена определенных по-
нятий другими, более приличными, сразу же лишила бы
художественного смысла все происходящее на сцене.
В финале Владимир Ильич шагнул к микрофону. Не-
сколько секунд он молчал. Затем его лицо озарилось
светом исторического предвидения.
— Кто это?! — воскликнул Гурин. — Кто это?!
Из темноты глядели на вождя худые, бледные
4 Г
J L
зиономии.
— Кто это? Чьи это счастливые юные лица? Чьи это
веселые блестящие глаза? Неужели это молодежь семи-
десятых?
В голосе артиста зазвенели романтические нотки.
Речь его была
окра
ена неподдельным волнением.
Он
жестикулировал. Его сильная, покрытая татуировкой
кисть указывала в небо.
— Неужели это те, ради кого мы возводили баррика-
ды? Неужели это славные внуки революции?...
Сначала неуверенно засмеялись в первом ряду. Через
секунду хохотали все...
Владимир Ильич пытался говорить:
246
— Завидую вам, посланцы будущего! Это для вас за-
жигали мы первые огоньки новостроек! Это ради вас...
Дослушайте же, псы! Осталось с гулькин хер!..
Зал ответил Гурину страшным неутихающим воем1.
Искусство лагерной речи, по мнению Довлатова,
опирается на давно сложившиеся традиции. Здесь су-
ществуют нерушимые каноны, железные штампы и
бесчисленные регламенты. Плюс — необходимый твор-
ческий изыск. Это как в литературе. Под линный худож-
ник, опираясь на традицию, развивает черты личного
своеобразия... Автор «Зоны», предварительно извинив-
шись, приводит запись из своего армейского блокнота:
Прислали к нам сержанта из Москвы. Весьма интел-
лигентного юношу, сына писателя. Желая показаться
завзятым вохровцем, он без конца матерился. Раз он
крикнул на какого-то зека:
— Ты что, ебнулся?!
(Именно так поставив ударение)
Зек реагировал основательно:
— Гражданин сержант, вы не правы. Можно сказать —
ёбнулся, ебанулся и наебнулся. А ебнулся — такого
слова в русском литературном языке, уж извините, нет...
Сержант получил урок русского языка»1 2.
Разумеется, употребление «веселого» мата сопро-
вождают и соответствующие изображения на бумаге,
стенах, картинах.
Так, один из проницательных исследователей в об-
ласти полиграфии считает, что к манипуляциям с ге-
ниталиями причастна и живописная сатира, которая
на полотнах прошлого века запечатлевала амурные
дела Наполеона и его генералов, Людовика XVIII, ца-
редворцев, монахов.
Изображенное там неприличие служит хлестким
ударом бича по людским порокам, тем более хлест-
ким, чем они непривычнее и «неприличнее».
Объекты такой сатиры, знатные люди или монахи,
предстают на таких картинах оглушительно осмеян-
ными, с нелепейшим сочетанием плоти и костюма.
Главное в таких картинах — дух издевки, для которо-
го анатомия служит лишь шоковым проявлением.
1 Довлатов С. Указ. соч. С. 152, 153.
2 Довлатов С. Собрание прозы в трех томах. Т. 1. СПб.: Лимбус-
пресс, 1993. С. 100.
247
И эротический юмор, который был так распростра-
нен в тогдашней живописи, тоже запечатлевает поло-
вые органы — но не ради возбуждения, а для ирони-
ческой насмешки над людскими нравами. И здесь вла-
ствует дух, а не тело, независимо от того, кто изображен —
государственный деятель или простой крестьянин1.
Своеобразный г .риант российской живописи был
лубок. Этот разрисованный оттиск с деревянного
клише довольно часто содержал неприличные картин-
ки, однако под давлением религиозных и политичес-
ких деятелей он был «очищен от скверны» (1839 г.). И
все же чисто политических сюжетов там б|ыло мало.
Впрочем, как пишет А.Алексеев, в лубках при случае
любили осмеивать глупости официозной пропаганды:
«Откликнулись, например, на правительственную вы-
думку относительно существования каких-то таинст-
венных “поджигателей”, на которых свалили вину за
все пожары в стране. Возник лубок, изображавший
пожар, со следующей подписью:
”А вот, авдерманир, другой вид —
город Кострома горит.
У забора мужик стоит, с...т.
Полицмейстер его забирает,
говорит, что он поджигает,
а тот отвечает, что заливает”. I
Проходя по улице Лубянке, вспомните, что не
всегда обитатели этих мест пугали людей. Когда-то и
смешили»1 2.
В советское время срамные изображения полити-
ческих деятелей и их жен можно было встретить в
любом общественном туалете. Ныне это стало немод-
ным, поскольку изображение с соответствующими
подписями можно уже без особой опаски наносить на
любую стену или забор.
Описывая частое употребление матерши^ы и соот-
ветствующих ей изображений среди представителей
различных социальных групп, нельзя не заметить и их
другую, легко объяснимую функцию, — заключаю-
щуюся в своеобразном расслаблении после чрезмер-
ной напряженности как говорящего, так и слушающе-
го брань. Именно этим можно объяснить значителъ-
1 Более подробно см.: Книжное обозрение. 1995. N> 146. С. 24.
2 Собеседник. 1992. № 46. С. 11.
248
ное распространение матерных выражений в быту.
Русский обычай снимать стресс алкоголем и матом
зачастую представляет собой ответ на различные на-
жимы со стороны соседей, сотрудников, начальников.
Возможно, этим объясняется столь спокойная ре-
акция населения на безобразия, творимые отечествен-
ными политиками.
На расслабляющую функцию мата указывали мно-
гие русские литераторы.
Так, А.И.Солженицын описал групповую сплочен-
ность и общую коммуникабельность у заключенных
по уголовным и политическим обвинениям. Прирав-
няв их к такой общности, как нация, он пишет:
«Именно ясно выраженный народный характер сразу
замечается у зэков. У них есть и свой фольклор, и свои
образы героев. Наконец, тесно объединяет их еще один
уголок культуры, который уже неразрывно сливается с
языком и который мы лишь приблизительно можем опи-
сать бледным термином матерщина... Это та особая
форма выражения эмоций, которая даже важнее всего
остального языка, потому что позволяет зэкам общаться
друг с другом в более энергичной и короткой форме, чем
обычные языковые средства. Постоянное психологичес-
кое состояние зэков получает наибольшую разрядку и
находит себе наиболее адекватное выражение именно в
этой высоко-организованной матершине. Поэтому весь
прочий язык как бы отступает на второй план. Но и в
нем мы наблюдаем удивительное сходство выражений,
одну и ту же языковую логику от Колымы до Молдавии».
Некоторые исследователи обращают внимание и
на чисто ритуальные функции русского мата. Они на-
ходят в нем что-то языческое. «Срамословие, —
пишет В. Разуваев, — было неотъемлемой частью свя-
точных и купальских игрищ. На них, по народным
поверьям, резко активизировалась нечистая сила, об-
щение с которой требовало владения матерной руга-
нью как универсальным языком общения двух миров.
Матом, а также крестным знамением или молитвой,
можно было отпугнуть черта, лешего и прочую не-
чисть. А свистом, кстати говоря, — приманить»1.
Как следствие, автор проводит аналогии явлений
современной ситуации с российским средневековьем.
1 Независимая газета. 1997. 1 марта. С. 8.
249
Практически вся власть и оппозиция убеждены в су-
ществовании нечистой силы («коммуняки», «дерьмо-
краты»). Короче — все политики уверены, что негод-
ную работу некоторых государственных институтов
объяснить происками какой-то нечисти (ср. с язычес-
кими игрищами).
И в заключение этого раздела книги с целью избе-
жать двусмысленности (оправдать или осудить?) в
употреблении мата в политической жизни России сде-
лаем несколько выводов:
Во-первых, нет явной необходимости рассматри-
вать все отклонения от принятых стандартов полити-
ческого взаимодействия только как исключтельно
опасное для общества бескультурье. Прямой запрет
мата при этом сможет только возбудить повышенный
интерес к своеобразным формам словесного и изобра-
зительного самовыражения.
Во-вторых, примитивно понимаемая современны-
ми политиками свобода слова может привести их не
только к отчуждению от интеллигентной части обще-
ства, но и к нравственному одичанию уже всего об-
щества. Утрата чувства собственного достоинства при
этом для всех групп населения будет несомненна.
Министр садится в персональную ма
III
4ну и обраща-
ется к молодому водителю:
— Что-то давно тебя не видел...
— Был в отпуске, Борис Иванович...
— Ну и как?
— Познакомился с милой девушкой и провел вместе
все дни и ночи.
— Как??!! Разве простой народ тоже е...ся?!
6.4. Слухи
Сплетня оживляет разговор,
как пятно — скатерть.
Дон-Аминадо
Один из видов политической коммуникации —
обычные слухи — зачастую носят явно юмористичес-
кий характер. Их специфика в том, что любое сооб-
щение передается «на ухо» и таким же образом рас-
пространяется. Систематические исследования слухов
развернулись в США в годы II мировой войны, а
250
затем и в Западной Европе. Тогда обнаружилось, что
существуют не только вновь появившиеся слухи, но и
довольно старые по происхождению. Именно к этим
«давнишним» слухам подключились специалисты по
фольклору.
Тогда же было выяснено, что этот вид коммуника-
ции распространяется стихийно, но предпочитает
«свою» публику, которая приспосабливает достовер-
ность слухов к своему опыту и ожиданиям. Кроме
того, исследования и эксперименты показали, что
слух, распространяясь, сильно деформируется, по-
скольку каждый человек, не отдавая себе в этом отче-
та, изменяет их содержание (наподобие известной
детской игры в «телефончики»). Именно распростра-
нители слухов чаще всего придают шутливый оттенок
старым слухам. Что касается авторов, то здесь высту-
пать мог кто угодно: как простые очевидцы событий,
так и знаменитые политики.
Наиболее известен публикациями в этой области
Ю.Борев, написавший множество книг, среди кото-
рых наиболее заметны «Сталиниада» (1990), «Фари-
сея» (1992), «История государства советского в преда-
ниях и анекдотах» (1995) и «Краткий курс истории XX
века в анекдотах, частушках, байках, мемуарах по
чужим воспоминаниям, легендах, преданиях и т.д.»
(1995). По сути дела перед читателем предстала свое-
образная энциклопедия социального опыта советской
интеллигенции, энциклопедия неподцензурного уст-
ного рассказа, основанного на слухах.
Главная новизна книг Юрия Борева заключается в
своеобразной узаконенности слухов как особой социо-
логической формы, так не похожей на традиционную,
ставшую уже привычной для читателя литературы.
На слухи социологи и психологи привыкли смот-
реть с позиций оценки некоего недоработанного, не-
уловимого документа, который содержит в себе сведе-
ния, существующие лишь недолгое время. Но слухи
все же неоценимо важны для оценки эпохи, и про-
цесс исследования заставляет собирать, запоминать и
излагать жизненные ситуации, неожиданные случаи,
услышанные анекдоты. Словом, слухи, как это ни
звучит парадоксально, вообще не могут быть поняты
неавторским сознанием.
В книге «История государства советского в преда-
ниях и анекдотах» ее автор совершенно уверенно кон-
251
статирует: «В закрытом обществе слух — главная
форма информации. Война слухов — важная форма
общественной жизни».
Имея своей оппозицией письменные (официаль-
ные) источники, устная речь не менее достоверно
передает те или иные факты, столь необходимые для
серьезного исследователя. Именно поэтому автор дает
образец совершенно иного, но все же документа —
вот постулат, на фоне которого многое становится по-
нятным при чтении книги.
Разумеется, наличие определенного опыта у иссле-
дователя исключает возможность признания надежной
достоверности этого вида документа. Но лишь до того
момента, когда слухи становятся письменным источ-
ником, т.е. предстают во вполне оформленном и офи-
циальном виде. Переход «слух» — «письменный ис-
точник» в общем-то не нов в русской социальной
мысли. Что касается политически «чистого» слуха, то
Ю.Борев, кажется, стал классиком (см. «Сталиниада»,
«Фарисея» и др.), собирая и обрабатывая так называе-
мый интеллигентский фольклор. Дополнительным ис-
точником стали и малоизвестные в годы советской
власти печатные тексты, которые при устном переска-
зе несколько меняли свое содержание. Понимая всю
неопределенность понятия «слухи», автору пришлось
обратить свое пристальное внимание на короткие ост-
роумные рассказы-анекдоты, политические реплики и
необычные высказывания отдельных актеров тогдаш-
него политического театра. В таком случае возникла
трудность в поисках типологии столь разнообразного
материала. Положенный в основу книги исторический
подход, естественно, в какой-то степени может удов-
летворить лишь представителя определенной специ-
альности. С точки зрения социолога все же наиболь-
ший интерес представляет группировка по социальной
ориентации участников коммуникативного процесса.
В упомянутых работах, как мне представляется, про-
тивостоят или, вернее, взаимодействуют две основные
социально-профессиональные группы: интеллигенция
и политические функционеры. Это означает, что по-
средством устной речи не просто «движется информа-
ция» внутри одной социальной группы, но противо-
стоящие участники стремятся переориентировать друг
друга, т.е. достичь определенного изменения поведе-
ния. При этом межгрупповые взаимодействия допол-
252
няются внутригрупповыми. Исследователи находят
две разные задачи в ориентации друг друга. А. А Леон-
тьев и Г.М.Андреева обозначают их как личностно-ре-
чевая ориентация и социально-речевая ориентация,
что отражает не столько различие адресатов сообще-
ния, сколько преимущественную тематику, содержа-
ние коммуникации1.
Так, внутригрупповая ориентация политиков отли-
чается заметной агрессивностью и отсутствием сколь-
либо значительных культурных стандартов, сопровож-
дающимся чрезвычайно высокой самооценкой.
1 Андреева Г.М. Социальная психология. М.: Наука, 1994. С. 78.
253
Ленин говорил: «В партии только три настоящих
коммуниста: Ульянов, Ленин и я» (с. 61).
Арестованного Каменева привезли на допрос к Ста-
лину.
— Почему вы, еврей, взяли русскую
стали Каменевым?
амилию и
— Я, как еврей, отвечу вопросом на вопрос: почему
русский Скрябин взял псевдоним Молотов, Плеханов —
Бельтов, Ульянов — Ленин, а грузин Джугашвили стал
Сталиным (с. 85).
Тот же (внутригрупповой) тип ориентации сущест-
вует и среди профессиональных литераторов, физи-
ков, философов, художников и др. «вольных» специа-
листов, он хотя и менее агрессивен, все же несет пе-
чать эпохи.
Илья Эренбург говорил: «Современные молодые
поэты напоминают мне немецких
деву
II
ек, которые за-
рабатывают себе на приданое проституцией» (с. 169).
Тот же Эренбург рассказывал, как Мейерхольд
хотел его арестовать за недостаточно идейное понима-
ние искусства (с. 55).
При межгрупповых ориентациях «интеллигенция —
власть», «власть — интеллигенция» отношения выгля-
дят опосредованно. Внутри интеллигенции, как, впро-
чем, и внутри других социальных групп, слух никогда
не приходит через незнакомых лиц. Если же он сооб-
щается близким другом, родственником, сослужив-
цем, то определенное доверие будет обеспечено. По-
скольку истинно именно то, что группа считает ис-
тинным. Люди немедленно повторяют то, что узнали,
и будущее слуха уже зависит от их дальнейшей реак-
ции. Так, живучесть слухов о бесчестности политиков
зависит от степени негативного отношения к ним.
— На вопрос анкеты об образовании Ежов отвечал:
«Незаконченное низ
II
ее» (с. 88).
— Демократы отобрали у коммунистов все привиле-
гии и взяли себе (с. 231).
Итак, несмотря на чисто историческое расположе-
ние материала, автор книг явно социологичен, ибо
исследование политических слухов, циркулирующих в
обществе с начала XX века, оказывается уникальным
социологическим источником. И вряд ли целесооб-
разно изучать только официальную информацию, по-
скольку слухи — голос социальной группы, в данном
случае интеллигенции. Иногда он усиленно соперни-
254
1 HI III
чает co средствами массовой информации. В тотали-
тарном обществе ему особенно доверяют. Ю.Борев
практически открыл для социологов этот важный сис-
тематизированный источник формирования знаний.
Сам автор, однако, допустил, на мой взгляд, не-
простительную ошибку, определив совокупность исто-
рических анекдотов, преданий и устных мемуаров в
качестве источника исключительно эстетического на-
слаждения и, значит, объекта будущего изучения и
филологической, и исторической науки (с. 4). Во вся-
ком случае риск вызвать серьезные возражения со сто-
роны философов, социологов и юристов здесь несо-
мненен. Предположим, что философы, шокированные
напоминанием их собственной истории, промолчат1.
Но каково юристам? Где же статьи Уголовного кодек-
са, квалифицирующие слухи в качестве преступления?
— За что сидишь?
— За болтливость: рассказывал анекдоты. А ты?
— За лень. Услышал анекдот и думаю: завтра сооб-
щу, а товарищ не поленился.
Что касается рассказов из жизни самого социоло-
гического сообщества, то она вообще осталась без
внимания автора. А она чрезвычайно многообразна и
богата. Мои коллеги постоянно об этом свидетельст-
вуют. Еще несколько лет назад в редакцию журнала
пришел автор с объемной тетрадкой, полной сентен-
циями в адрес социологов. Так, анализ документов
характеризуется следующим образом: «Поскольку
любая бумага у нас “документ”, социологический ана-
лиз документов в наших условиях точнее было бы
именовать социологическим анализом бумаг». Со-
бранные автором слухи подаются так: «В МГУ счита-
ют, что в ИСАНе занимаются профанацией социоло-
гии, в ИСАНе — что во ВЦИОМе, в Москве — что в
Ленинграде, в Ленинграде — что в Минске и т.д. И
наоборот»1 2.
1 Прим. См.: «Философы Митин, Юдин и Ральцевич предло-
жили своему учителю, философу-марксисту Деборину, публично
назвать Сталина крупнейшим теоретиком партии, классиком
марксизма. “Но у Сталина нет серьезных философских работ’’, —
якобы ответил Деборин. И предложил союз: Сталина — практи-
ка революции с Дебориным-теоретиком. Узнав об этом, Сталин
хмыкнул: “Тоже мне, Энгельс нашелся!”» (с. 72).
2 Князев А.Н. «На правах рукописи» (литературно-критические
заметки о нашей социологии). М., 1989. С. 20, 9.
255
И все же наибольших критических возражений
можно ожидать от профессиональных историков, осо-
бенно тех, кто занят поисками источников в архивах
и библиотеках. Документированная история всегда
представляется им чрезвычайно ценной, важной, а
главное, серьезной. Но это совсем не бесспорное ви-
дение истории со стороны этой науки. Ю.Борев дока-
зывает это, вводя в оборот чисто ментальный элемент
в изучении российской истории XX века. Сам автор
называет интеллигентский фольклор средством само-
познания общества, приведенным в соответствие с
политической обстановкой, устной культурно-истори-
ческой формой воплощения социального опыта (с. 5).
Согласно Бореву, в основе устного рассказа лежит
исторический факт, причем степень соответствия
правды и вымысла представляется неодинаковой. В одном
случае он отражает реальность, в другом — аберрация,
которая в ходе неоднократной передачи приводит к
большой разнице между фактом и его трактовкой. Но
поскольку устный рассказ (анекдот, воспоминания,
предания и т.д.) принадлежит художественному, а не
историческому жанру, то, отступая от факта, он при-
ближается к его сути.
— Сталин посмотрел «Отелло». Руководство театра
спросило его мнение. Он подумал и сказал: «А этот —
как его? — Яго — неплохой организатор»
В доказательство своего утверждения Борев приво-
дит слова Ноберта Винера, считавшего, что сообще-
ние о вероятном информативно насыщеннее сообще-
ния о случившемся.
Так, например, в книге приводятся сведения о
том, что после войны между Шолоховым и Эренбур-
гом на национальной почве возникли напряженные
отношения. Сталин счел необходимым вмешаться:
— «Ваши евреи проявили трусость во время войны, а
ваши казаки — антисоветские настроения и еще в граж-
данскую войну боролись с советской властью».
Взаимная неприязнь между писателями усилилась.
В этой короткой заметке, не подтвержденной
каким-либо письменным источником, тем не менее
достоверность факта чрезвычайно велика. Этот веро-
ятный разговор свидетельствует об историческом
факте — нравах, царящих в писательской среде, и о
степени неприятия интеллигенции Сталиным.
256
Значение процесса ментальности истории, под-
черкнутой Ю.Боревым, можно сравнить с аналогич-
ными явлениями и в литературе, подмеченными
М.М.Бахтиным. Согласно воззрениям этого философа
вторичные речевые жанры (роман, например) впиты-
вают в себя то, что сложилось в условиях непосредст-
венного речевого общения (бытовой рассказ, анекдот
и др.). «Ведь язык входит в жизнь через конкретные
высказывания (реализующие его), через конкретные
же высказывания и жизнь входит в язык»1. Подлин-
ный автор, по Бахтину, — тот, кто восстанавливает
первичное речевое авторство в культуре за счет вто-
ричного и искусственного собственно писательского
авторства, тот, кто раздает голоса их настоящим пер-
воавторам, возвращая высказываниям их изначально
коллективный характер2. Если для Р. Барта при срав-
нении уровней речь идет о разрушении последнего
голоса — голоса писателя-автора, о стирании послед-
него имени — его имени, то для М.Бахтина это преж-
де всего растворение вторичного авторства в реальном
первичном (М.А.Рыклин). Ю.Борев в свете этих пред-
ставлений избегает крайностей, он усиливает офици-
альные источники за счет максимально широкой
представленности ... неофициальное™.
— На могиле Канта во взятом с боем Кенигсберге
красовались две надписи на русском языке. Одна предо-
стерегающая: «Осторожно: памятник культуры». Другая
злорадная: «Ну что, теперь ты понял, что мир познава-
ем?»
Не знаю, специально ли Борев упомянул Канта,
но идея приоритета критического разума перед «чис-
тым» здесь чрезвычайно важна, поскольку под сомне-
ние ставится официальная (так называемая истинная)
история. Приведу размышления на этот счет М.Ро-
ММ. Бахтин как философ. М.: Наука, 1992. С. 176, 179.
Прим. Р.Барт называет литературу «языком других». Она
одновременно оказывается и точкой пересечения различных
видов социального «письма». Подобно тому как в обыденной
коммуникации индивид лишь «изображает» на языковой сцене
свою субъективность, так и писатель обречен на то, чтобы «ра-
зыгрывать» на литературной сцене свое мировидение в декора-
циях. костюмах, сюжетах и амплуа, предложенных ему социаль-
ным установлением, называемым «литературным письмом».
Барт Р. Избранные работы. Семиотика, поэтика. М.: Прогресс,
1994. С. 27.
257
жанского, специалиста в области философии истории.
Последний считает, что сама человеческая потреб-
ность знать о мире приняла в европейской культуре
форму такого познания, для которого историческая
истина — самоцель. В нашей стране это выразилось в
приведении порядка вещей в соответствие с порядком
идей. «В таком логически последовательном варианте, —
пишет он, — истина уже не подлежит познанию, а
становится синонимом небольшого набора идеологи-
ческих символов. Чистый разум становится разумом
идеологическим, абсолютно оторванным от Разума
практического»1.
(«Устная история», рассказанная Ю.Боревым)
Сталин встречался с авторским коллективом, рабо-
тавшим над его жизнеописанием. «Я прочитал подготов-
ленную вами рукопись, — сказал он. — Думаю, что вы,
товарищи, допустили здесь ошибки эсеровского толка».
Члены авторского коллектива побледнели, а Сталин
продолжал: «У вас получается, что в стране все решает-
ся и делается одним Сталиным. Но раз уж книга напи-
сана, не будем ее переделывать. Возьмите рукопись, я
сделал в ней некоторые поправки».
«Сталин — ведущая сила партии и государства» —
так звучала одна из этих поправок.
«Устная история», разработанная Ю.Боревым, есть
по сути дела история памяти. Автор не обрабатывает
материал «научными» методами, а просто аранжирует
его. Целостность, художественность, философичность
истории, где юмор оттеняет свет серьезности, при
этом поднимается на высоту, недоступную професси-
оналу-историку. Неясности и неточности, сопутствую-
щие такому изложению, несравнимы с полнотой и
глубиной проникновения в жизнь, отражения уни-
кальности каждого человека.
1 Общественные науки. М.: Наука, 1990. № 6. С. 145.
ОЧЕРК СЕДЬМОЙ
Функция конфликта и согласия
Остроумие — это отдушина для
чувства враждебности, которое не
может быть удовлетворено другим
способом.
3. Фрейд
Роль юмора в качестве способа предупреждения и
ослабления межличностных и групповых конфликтов
является общепризнанной. Многие исследователи, ка-
саясь ролевых конфликтов, создающих напряжен-
ность, с уверенностью называют любую шутку реаль-
ной возможностью «выпустить пар». В рамках же мо-
дели межличностного взаимодействия юмору и смеху
многими приписывается набор таких целительных
средств, которому мог бы позавидовать любой фарма-
цевт. Недостаток эмпирических исследований в этой
области никак не опровергает эту точку зрения.
7.1. З.Фрейд и остроумие
Зигмунд Фрейд был одним из первых исследовате-
лей, рассмотревших юмор в качестве агрессивного и
одновременно защитного средства. «Защитные процес-
сы, — пишет он, — являются психическими корреляти-
вами рефлекса бегства и преследуют цель: предупредить
возникновение неудовольствия. Затем они служат для
душевной жизни автоматическим регулятором, который,
в конце концов, оказывается, конечно, в чем-то ущерб-
ным для нас и должен поэтому подвергнуться подавле-
нию со стороны сознательного мышления... Юмор
может быть понят как высшая из этих защитных функ-
ций»1.
Объясняя место шутки, каламбура в логике невро-
юв, Фрейд считал, что следующий за ними смех раз-
ряжает напряженность, созданную ограничениями со
1 Фрейд 3. «Я» и «Оно». Кн. 2. Тбилиси, 1991. С.40.
259
стороны социальных норм. Такая разрядка вызывает
чувство удовлетворенности, хотя бы и временное, у
участников конфликта и способствует разрешению
имеющихся у них проблем.
Влияние Фрейда на изучение юмора и смеха бес-
спорно. Более того, его психоанализ, по мнению мно-
гих критиков, оказал определенное воздействие на
творчество как писателей так называемого «серьезно-
политического» жанра (Р.Роллан, Т. Манн), так и
«юмористически-серьезных» (Д. Хармс, М.Зощенко). '
Как бы то ни было, многие ученые и литераторы,
не придавая самодовлеющего значения фрейдовским
мотивам в трактовке характеров, высоко ценят многие
элементы его учения, особенно те, которые связаны с
вечной борьбой Эроса и Танатоса, олицетворяющих
влечение к жизни и влечение к смерти.
Главный же упрек, бросаемый «венскому мудре-
цу», состоял и поныне состоит в так называемой «ра-
ционализации бессознательного».
Сегодня у меня досада —
В саду мелькнула тень де Сада,
А оказалось — не де Сад,
А Сталин, статен и усат.
(В Красько)
Критические стрелы, пущенные в Фрейда, доказы-
вали и доказывают до сих пор, свидетельствуют не о
слабости его теории, связанной с рационализацией
бессознательного, а о несомненной ее живучести. В
этой связи представляется настоятельной попытка
рассмотреть взгляды самого основоположника психоа-
нализа на феномен смеха. В какой-то степени это,
по-видимому, поможет понять не только отношение
Фрейда к смешному, но и объяснить иронические на-
падки его противников.
В уже упомянутой выше работе «Остроумие и его
отношение к бессознательному» (1905) Фрейд, изучив
большинство доступных ему тогда работ о смехе, дает
психологическую оценку остроумия. В заключение до-
вольно пространных рассуждений он пришел к следу-
ющему выводу.
«Удовольствие от остроты вытекает для нас из эко-
номии затраты энергии на упразднение задержки, удо-
вольствие от комизма — из экономии затраты энергии
на работу представления, а удовольствие от юмора — из
260
экономии аффективной затраты энергии. Во всех трех
видах работы нашей душевной деятельности удовольст-
вие вытекает из экономии, все три вида аналогичны в
том, что представляют собой методы получения удо-
вольствия из душевной деятельности, удовольствия, ко-
торое, собственно, было потеряно лишь вследствие раз-
вития этой деятельности. Ибо эйфория, которую мы
стремимся вызвать этими путями, является не чем
иным, как настроением духа в тот жизненный период,
когда мы вообще справлялись с нашей психической ра-
ботой с помощью незначительной затраты энергии, на-
строением духа в нашем детстве, когда мы не знали
комизма, не были способны создавать остроты, не нуж-
дались в юморе, чтобы чувствовать себя счастливыми в
жизни»1.
Основные теоретические положения относительно
отношения остроумия к сновидению и бессознатель-
ному были изложены в одной из глав этой работы.
Необходимость ее краткого изложения объясняется не
чем иным, как направленностью критики именно на
идеи, в ней заключающиеся.
«Целый ряд соображений Фрейда относительно
остроумия сомнительны. Невозможно тем не менее
подвергнуть критике некоторые из них, не втянув-
шись при этом в полемику с основами фрейдизма,
слабость которого заключается зачастую в том, что на
основе отдельных верных наблюдений он строит дале-
ко идущие обобщения (например, тезис о присущем
якобы всем агрессивном инстинкте)»2.
«На вопрос, какова биологическая роль остроумия
и чувства юмора, придется ответить, что никакого
шачения в биологической эволюции и борьбе за су-
ществование они не имели»3.
Фрейд всегда страдал от упрощенной оценки его
работ. В данном случае он терпеливо разъясняет, что
•при создании остроты ход мыслей погружается на
один момент в бессознательную сферу и затем вне-
ыпно выплывает из бессознательного в виде остроты.
Она занимает особое положение и в ассоциативном
отношении. Память часто не располагает ими тогда,
1 Фрейд 3. «Я» и «Оно». Кн.2. Тбилиси. 1991. С. 406.
Дземидок Б. О комическом (перевод с польского). М.: Про-
цесс, 1974. С. 43
Лук А.Н. Юмор, остроумие, творчество. М., 1977. С. 31.
261
когда мы хотим их вызвать, но зато иной раз они воз-
никают невольно, что также свидетельствует о проис-
хождении острот из бессознательного».
Считая остроумие одним из подвидов комизма,
Фрейд отличает его от других прежде всего психоло-
гической локализацией (острота — это, так сказать,
содействие, оказываемое комизму из области бессо-
знательного).
Освобождение мучительных аффектов, по Фрейду,
является сильнейшим препятствием для комического
впечатления. Так как бесцельное действие наносит
ущерб, глупость приводит к несчастью, разочарование
причиняет боль, то благодаря этому исключается воз-
можность комического эффекта, по крайней мере, для
того, кто не может отделаться от такого неудовольст-
вия, кто сам испытывает его, кого оно затрагивает в
то время, как человек непричастный свидетельствует
своим поведением о том, что в данной ситуации име-
ется все необходимое для комического эффекта.
Юмор же является средством получения удовольствия
несмотря на препятствующие ему мучительные аф-
фекты. Он подавляет это развитие аффекта, занимает
его место. Условие для его возникновения дано тогда,
когда имеется ситуация, в которой мы сообразно с
нашими привычками должны были бы пережить му-
чительный аффект, и когда мы поддаемся влиянию
мотивов, говорящих за подавление этого аффекта.
Следовательно, человек, которому причинен ущерб,
может получить юмористическое удовольствие в то
время, как человек непричастный смеется от коми-
ческого удовольствия. Удовольствие от юмора возни-
кает в этих случаях — мы не можем сказать иначе —
ценою этого неосуществившегося развития аффекта,
оно вытекает из экономии аффективной затраты. |
Юмор Фрейд считает самым умеренным из всех
видов комизма; его процесс осуществляется уже при
наличии одного только человека; участие другого не
прибавляет к нему ничего нового. Можно наслаждать-
ся возникшим юмористическим удовольствием, не ис-
пытывая потребности рассказать о нем другому чело-
веку. Не легко сказать, что происходит в этом одном
человеке при возникновении юмористического удо-
вольствия; но можно создать себе определенное мне-
ние об этом, если исследовать те случаи сообщенного
или прочувствованного юмора, в которых я благодаря
262
пониманию юмористического человека получаю такое
же удовольствие, что и он. Самый грубый случай
юмора, так называемый «юмор висельников» или
«черный юмор», прояснит это. Преступник, которого
ведут в понедельник на казнь, говорит: «Ну и недель-
ка начинается».
Экономия сострадания является одним из самых
частых источников юмористического удовольствия.
Юмор Марка Твена пользуется обычно этим механиз-
мом. Когда Твен рассказывает нам случай из жизни
своего брата, как тот, будучи служащим в большом
предприятии по постройке железных дорог, взлетел на
воздух вследствие преждевременного взрыва мины и
упал опять на землю далеко от места своей работы, то
в нас неизбежно пробуждается чувство сострадания к
несчастному: мы хотели бы спросить, не получил ли
он ранений во время несчастного случая, но продол-
жение рассказа гласит, что у брата был удержан полу-
дневный заработок «за то, что он отлучился со служ-
бы», и это отвлекает нас целиком от сострадания, де-
лает нас почти такими же безжалостными, как и его
предприниматель.
Разделяя понятия «остроумие», «комизм», «юмор»,
автор все же находит большое сходство в их интер-
претации. В частности, основным критерием выделе-
ния этих понятий служит принцип затраты и осво-
бождения энергии.
Но юмор стоит ближе к комизму, чем к остроу-
мию. Он имеет общую с комизмом психическую ло-
кализацию в предсознательном в то время, как остро-
та, согласно фрейдовскому предположению, является
компромиссом между бессознательными и предсозна-
тельными процессами.
Такое неопределенное различие между остроуми-
ем, юмором и комизмом послужило причиной неос-
лабевающей до сих пор критики. Кроме того, интер-
претация смеха как освобождающего и доставляющего
удовольствие несколько ограничивает возможность
полного анализа. Несколько ослабила позицию Фрей-
да и другая особенность работы, состоящая в поиске
происхождения шуток на основе агрессии и сексуаль-
ного влечения.
Американец Макс Истмен, полемизируя с этим ас-
пектом фрейдовского учения, обратил внимание на
существование невинных, бессмысленных шуток. Он
263
заметил также, что юмор, помимо сексуальной и аг-
рессивной причин, может являться простым желанием
человека уйти от неприятной ему реальности1.
Другие авторы не столько опровергали, сколько
скорее дополняли основные фрейдовские положения.
Так, Д.Флагел (статья «Юмор и смех») в словаре по
социальной психологии сместил акцент анализа на
значимость культурных традиций и положение соци-
альных групп. Освобождение энергии, связанное с
юмором и смехом, связано у него с разрушением со-
циальных запретов. Примерно такую же точку зрения
высказал и М.Чойси («Страх смеха»), считая смех за-
щитной реакцией против страха запрета. Человек, по
его мнению при помощи смеха преодолевает страх
перед отцом, матерью, властями, сексуальностью, аг-
рессией и так далее. Смех таким образом приравнива-
ется по своему социальному значению к искусству,
неврозам, алкоголизму. Е.Крис («Развитие Эго и ко-
мизм») нашел, что комизм не просто освобождение
1 Yale Review. 1936. Sept. 26. Р. 71-81.
264
энергии, но также обычное для человека возвращение
к детскому опыту.
Представляется удивительным, но Фрейд в своей
работе все эти аспекты психической деятельности при
юморе достаточно освещал, впрочем, не столь по-
дробно, как упомянутые выше авторы.
Так, упреки Истмена по поводу острот-бессмыс-
лиц лишены истины, поскольку Фрейд и не ставил
I перед собой задачу их анализа.
Итак, для Фрейда психический акт остроты,
I юмора и комизма — разные переживания. Механизм
I остроты, по его мнению, во многом совпадает с меха-
I низмом сновидений (изображение при помощи про-
I тивоположности, непрямое изображение, замена мысли
I намеком, деталью, символикой и т.д.). Сами остроты
I могут не иметь никакой цели, в ином случае — тен-
I денциозность. Только тенденциозная острота подвер-
I жена опасности натолкнуться на людей, которые не
I хотят ее выслушать.
I Тенденции остроумия, по Фрейду, легко обозреть.
I Там, где острота не безобидна, она является либо
I враждебной, обслуживающей агрессивность, сатиру,
I оборону, либо скабрезной, которая служит для обна-
I жения. При этом сальность — это как бы обнажение
I лица противоположного пола, на которое она направ-
I лена. Первоначальным мотивом сальности является
I удовольствие, испытываемое от рассматривания сексу-
I ального в обнаженном виде. Либидо же рассматрива-
I ния и ощупывания существует у каждого активно и
I пассивно, в мужском и женском виде.
Для тенденциозной остроты нужны в общем-то
гри лица: кроме того лица, которое острит, нужно
второе лицо — объект враждебной или сексуальной
I агрессивности, и третье лицо, на котором достигается
I цель остроты, т.е. извлечение удовольствия.
Человек, живя в таком обществе, не может дать
освобождения агрессивности при помощи действия,
поэтому-то создает новую форму остроумия, которое
| имеет целью завербовать это третье лицо против
। врага. Делая врага мелким, низким, смешным, чело-
1 век создает себе окольный путь наслаждения, которое
и подтверждается смехом третьего лица.
Острота позволяет нам использовать в нашем враге
все то смешное, которого мы не смеем отметить вслух
265
или сознательно; таким образом, острота обходит
ограничения и открывает ставшие недоступными
источники удовольствия. Далее, она подкупает слу-
шателя благодаря тому, что она доставляет ему удо-
вольствие, не производя строжайшего испытания
нашей пристрастности, как это мы сами делаем
иной раз, подкупленные безобидной остротой, пере-
оценивая содержание остроумно выраженного пред-
ложения. В немецком языке существует очень мет-
кое выражение: «Насмешники привлекают на свою
сторону»...
Если... препятствие для агрессивности, обойденное
с помощью остроты, было внутренним — эстетичес-
кий протест против ругани, — то в других случаях оно
может быть чисто внешнего происхождения. Таков
случай, когда светлейший, которому бросилось в глаза
сходство его собственной персоны с другим челове-
ком, спрашивает: «Служила ли его мать когда-либо в
резиденции?» — и находчивый ответ на этот вопрос
гласит: «Мать не служила, зато мой отец — да». Спро-
шенный хотел бы, конечно, осадить наглеца, который
осмелился опозорить таким намеком память любимой
матери, но этот наглец — светлейший князь, которого
он не смеет ни осадить, ни оскорбить, если он не
хочет искупить этой мести ценою всей своей жизни.
Это значило бы, таким образом, молча задушить в
себе обиду, но, к счастью, острота указывает путь от-
мщения без риска, принимая этот намек с помощью
технического приема унификации и адресуя его напа-
дающему светлейшему князю. Впечатление остроты
настолько определяется здесь тенденцией, что мы при
наличии остроумного ответа склонны забыть, что во-
прос нападающего сам остроумен благодаря содержа-
щемуся в нем намеку.
Внешние обстоятельства так часто являются пре-
пятствием для ругани или оскорбительного ответа, что
тенденциозная острота особенно охотно употребляет-
ся для осуществления возможности агрессивности или
критики лиц вышестоящих или претендующих на ав-
торитет. Острота представляет собой протест против
такого авторитета, освобождение от его гнета. В этом
же факте заключается ведь и вся прелесть карикатуры,
по поводу которой мы смеемся даже тогда, когда она
266
мало удачна, потому только, что мы ставим ей в за-
слугу протест против авторитета1.
Приведенные выше примеры, использованные
Фрейдом, не единичны. В тексте его работы аргумен-
ты в защиту того или иного положения довольно про-
странны, они касаются, в основном, анализа приемов
шуток и острот. Но их описание и последующая клас-
сификация требуют соответствующих примеров, кото-
рые и приводит Фрейд, к удовольствию читателя.
При шутке на первом плане стоит удовлетворение
от какого-либо успешного осуществления, например,
унификации и созвучия двух слов.
Профессор Кестнер, преподававший физику в Гет-
т»
гене в XVIII веке, на вопрос о возрасте, заданный
им студенту по фамилии Война, получив ответ, что сту-
денту 30 лет, воскликнул: «Ах, в таком случае я имею
честь видеть тридцатилетнюю войну».
Примером, выясняющим разницу между шуткой и
собственно остротой, являются слова, которыми
некий член австрийского министерства ответил на во-
прос о степени солидарности кабинета: «Как мы
можем вносить одинаковые предложения, когда мы
не выносим друг друга». Противоположность модифи-
кации («вносить—выносить») соответствует разногла-
сию, которое утверждает мысль, и служит ему изобра-
жением. Острота, по Фрейду, может обслуживать об-
нажающую, враждебную, циничную, скептическую
тенденцию. Фрейд одновременно исходит из того, что
важно проникнуть в знание субъективных условий в
душе того, кто эту остроту создал, имея в виду остро-
ту Гейне:
«...Я сидел рядом с Соломоном Ротшильдом, и он
обошелся со мной, как с совсем равным, совсем фамил-
лионарно».
По мнению Фрейда, Генрих Гейне в молодости
жестоко страдал от того, что с ним обращались как с
бедным родственником. Именно на почве субъектив-
ной ущемленности возникла затем острота «фамилли-
онарно». Вообще в остроумие других знаменитых
людей проникнуть довольно трудно.
Более ясным случаем являются еврейские остроты,
которые сплошь и рядом созданы самими евреями в
Фрейд 3. Указ. соч. С. 273—274.
267
то время, как истории о евреях другого (внешнего)
происхождения почти никогда не возвышаются над
уровнем комической шутки или грубого издевательст-
ва. Условие самопричастности можно выяснить здесь
так же, как и при остроте Гейне «фамиллионарно», и
значение его заключается в том, что непосредственная
критика или агрессивность затруднена для человека и
возможна только окольным путем1.
Особенно благоприятным является случай, когда
критика протеста направляется на собственную лич-
ность или «собирательную» личность, например, на
свой народ. Этот случай объясняет, почему именно на
почве еврейской народной жизни вырастает множест-
во анекдотов, шуток, острот. Эти краткие, зачастую
парадоксальные истории и реплики, созданные сами-
ми евреями, направлены против своеобразности ев-
рейского характера. Остроты, созданные не евреями о
евреях, происходят за счет того, что не еврей относит-
ся к еврею как к комической фигуре1 2.
7.2. Трансактный метод Э.Берна
Эрик Берн, автор теории так называемого «транс-
актного анализа» (ТА), как и многие другие исследо-
ватели, был неудовлетворен результатами классичес-
кого психоанализа. В частности, он сделал попытку
ухода от непонятной обычному человеку «научной»
терминологии путем создания единого доступного
языка как для специалистов, так и для клиентов.
Введя слэнг в текст, сделав его разговорным, Берн
стал понятен даже для детей восьмилетнего возраста.
Краеугольным камнем ТА считается трехчленная
схема анализа (Родитель — Взрослый — Ребенок), ос-
нованная на «феноменологических реальностях, а не
на умозрительных конструкциях».
В рамках настоящего исследования нет необходи-
мости подробно и системно рассматривать взгляды и
достижения Берна3. Но один из разделов его книги
содержит идеи относительно роли юмора при его
1 Фрейд 3. Указ. соч. С. 311—312.
2 Там же. С. 282.
3 Более подробно см.: Берн Э. Трансактный анализ в группе.
М.: Лабиринт, 1994.
268
практическом применении ТА. Автор прежде всего за-
мечает: ...нет никаких подтверждений того мнения,
что серьезность в психотерапии ведет к более явному
или быстрому клиническому улучшению состояния
пациента. Не только архаическая часть личности па-
циента — его Ребенок — верит в то, что психотера-
певт — волшебник и маг, но и сам психотерапевт не-
редко склонен разделять эту веру, а каждый маг знает,
что лучше не смеяться в процессе своего колдовства.
В виде исключения допускаются лишь определенные
ритуальные шутки, предписываемые той или иной си-
туацией. Поэтому терапевтическая серьезность может
становиться своего рода Folie й deux (безумство вдво-
ем), которое присутствует в некоторых видах психоте-
рапии, но не согласуется с рационалистическим под-
ходом. Трансактный аналитик, хорошо сознавая био-
логическую и экзистенциальную функцию юмора, без
колебаний использует его. Он только должен непре-
менно уметь различать смех Родителя, Взрослого и
Ребенка^ а это не всегда легко. Смех Родителя —
снисходительный или насмешливый. Смех Ребенка в
ситуации лечения — непочтительный или торжест-
вующий. Смех Взрослого в терапии — это смех ин-
сайта, он возникает из абсурдности обстоятельств, по-
родивших его проблемы, и еще большей абсурдности
самообмана.
Смех в группе трансактного анализа аналогичен
смеху пассажира такси в Токио. Первая кошмарная по-
ездка в означенном транспортном средстве предоставля-
ет потрясенному пассажиру три возможности: бороться
за сохранение своего самообладания (что вряд ли имеет
смысл); или же, съежившись от страха, забиться в угол;
или же смеяться. Те, кто смеются, добираются до пунк-
та своего назначения с той же скоростью, что и все
прочие, но они имеют два преимущества. Во-первых,
они получили больше удовольствия от поездки, а во-
вторых, им будет не так скучно рассказывать о ней.
Терапевт, по Берну, должен помнить, что хотя
смерть — это трагедия, все же жизнь — это комедия.
(Более того, смерть — не всегда трагедия для того,
кто умер; она может иметь трагические последствия
лишь для оставшихся в живых.)
Любопытно, что многие пациенты переворачивают
этот драматический принцип и относятся к жизни как
к трагедии, а к смерти — как к комедии. Терапевт,
269
который соглашается с ними, соглашается тем самым
играть свою роль в этом.
Согласно экзистенциалистам, человек всю свою
жизнь находится в затруднительном положении; даже
приверженцам других философских систем приходит-
ся признать, что и они проводят большую часть своей
жизни в затруднительном положении. Биологическая
ценность юмора с точки зрения выживания состоит,
коротко говоря, в том, чтобы доставить человеку
шанс прожить свою жизнь с максимально возможной
при данных обстоятельствах эффективностью. По-
скольку большая часть психогенных проблем вытекает
из всякого рода самообманов, юмор Взрослого наибо-
лее уместен в ходе психотерапевтической работы1.
Теорию ТА в определенной степени дополняют
исследования психологами и физиологами эффекта
улыбки как для самого улыбающегося, так и для ок-
ружающих. Они пришли к выводу, что далеко не
всегда улыбающийся находится в прекрасном распо-
ложении духа. Эта улыбка может выражать и притвор-
ную радость («дежурная» улыбка), которая не дает
прилива энергии.
Установлено, что лишь одна из примерно 16 улы-
бок способна стимулировать положительные эмоции.
Доктор Эркман, ученый из Калифорнийского универ-
ситета, считает ее той, которая заставляет нас щурить
глаза, когда мы лишь слегка посмеиваемся. «С точки
зрения физиологии, она совершенно отличается от
других улыбок, скажем, от той, которой пользуются
люди взамен слова “у-гу”, когда хотят показать, что
они слушают собеседника, или улыбки, с помощью
которой хотят сгладить впечатление от только что
произнесенных резких слов. Указания, которые полу-
чили участники эксперимента, были предельно про-
сты: скулы поднять, рот приоткрыть, уголки губ при-
поднять». Такое выражение лица называется «улыбкой
Дюшена», по имени французского невропатолога Дю-
шена, который в 60-х годах прошлого века первым
исследовал работу более чем 100 мускулов лица. Для
того, чтобы привести в движение каждый из муску-
лов, он использовал электрический шок, причем па-
циент не чувствовал боли.
1 Берн Э. Указ. соч. С. 84—85.
270
Главные отличительные особенности улыбки Дю-
шена, которые выделяют ее среди других улыбок, —
это собранные в складки морщины вокруг глаз и слег-
ка опущенные веки, в результате чего кожа над глаза-
ми сдвигается вниз в направлении глазного яблока.
Лишь улыбка Дюшена вызывает повышенную моз-
говую деятельность, в первую очередь в левой перед-
ней части коры головного мозга, где, как показали
предыдущие исследования, расположены центры уп-
равления положительными эмоциями.
Однако, как заявил д-р Ричард Дэвидсон, психо-
физиолог из Университета штата Висконсин, пробуж-
дение чувства удовольствия связано с еще одним моз-
говым изменением (которое не имеет места при улыб-
ке Дюшена) — увеличением активности левой пре-
фронтальной части коры головного мозга.
В эксперименте использовались для оценки дея-
тельности мозга компьютеризованные измерения из-
лучаемых мозгом волн, в то время как его доброволь-
ные помощники пытались изобразить улыбку Дюшена
или другие виды улыбок.
Хотя искусственно воспроизведенная улыбка Дю-
шена не вызывает тех мозговых изменений, которые
обычно возникают при естественной улыбке, тем не
менее, по мнению Дэвидсона, определенные движе-
ния лица способны поднять настроение, хотя и не
дают ощущения полного счастья. «При этом люди
смогут увидеть мир в лучшем свете, найти в нем что-
то приятное», — считает д-р Дэвидсон.
Разные люди по-разному реагируют на предлагае-
мую им игру в «выражения лиц».
Так, одна из женщин, участвовавших в экспери-
менте, «разрыдалась, когда мы попросили ее придать
лицу печальное выражение»1.
7.3. Групповой конфликт
Функция юмора также, как уже отмечалось ранее,
заключается в идентификации — процессе отождест-
вления себя с другим человеком, группой. Эмоцио-
нальная солидарность с другими способствует усвое-
Нью-Йорк Таймс. 1993. 23 ноября — 23 декабря. С. 55.
271
нию моделей социального поведения, осуществляемо-
го группой, принятию ее норм и ценностей. Шутки и
остроты внутри группы обычно способствуют ее спло-
чению, но также являются и признаком сплоченнос-
ти. В профессиональных группах идентификация про-
исходит не только по вертикали (начальник — подчи-
ненный), но и по горизонтали (большинство — мень-
шинство, инженеры — служащие, квалифицирован-
ные — неквалифицированные рабочие и т.д.). При
напряженности между отдельными людьми, принадле-
жащими к разным группам, также между самими
группами официальные (формальные) отношения
могут быть изменены под воздействием юмора в ту
или иную — большей частью положительную — сто-
рону. Результатом может быть переосмысление сло-
жившихся отношений, приводящее к созданию
«моста» между соперничающими группами. Однако в
условиях открытого конфликта стороны обычно стра-
шатся юмора и сатирических интенций, видя в них
для себя угрозу или оскорбление.
При напряженности, не приводящей к конфликту,
функции юмора более разнообразны и расплывчаты.
В иерархических структурах работники, стоящие на-
верху служебной лестницы, используют его для дока-
зательства превосходства. Юмор подчиненных более
асимметричен. Его критичность по отношению к на-
чальникам очевидна; в то же время он служит препят-
ствием для агрессивного поведения и представляет
собой отдушину для накопившегося раздражения. Ил-
люстрацией «управленческого юмора» служат извест-
ные «Законы» «Мерфи», «Паркинсона», «Питера»1.
Шутки «по вертикали» «снизу—вверх» фиксируют
внимание на глупости начальника, его необразован-
ности, низкой культуре.
Начальники используют юмор «по вертикали» с
целью осуждения промахов подчиненных. Такого рода
остроты и шутки обычно не только интегрируют груп-
пы, но и устанавливают границы этих групп. Обмен
ролями между представителями этих групп может но-
сить чисто гротесковый характер.
Двойственную функцию играет юмор и смех и в
необходимой смене лидеров. Как уже отмечалось
1 См., например: «Кроссворды» для руководителей. М., 1992.
С. 185.
272
выше, принижение их роли всегда было целью таких
проявлений юмора, как политические карикатура,
анекдот, сатира. Именно по этой причине в тотали-
тарных обществах на подобное творчество существует
безусловный запрет, подкрепляемый даже уголовной
ответственностью. В переходных или демократических
обществах ситуация складывается несколько иначе.
Обычно на смену политикам, играющим на клас-
совой или национальной нетерпимости, как правило,
приходят лидеры согласия. Это происходит чаще всего
на фазе «затухания» конфликта.
Было бы неверным, конечно, оценивать юмор в
качестве средства, исключительно смягчающего кон-
фликт. Это замечено на этнических шутках, подчас
обостряющих отношения; они встречаются в разных
странах, но обычно имеют сходное содержание. Напо-
минаю, что А.3иждервельд считает, например, что они
выражают: 1) воображаемую глупость осмеиваемой эт-
нической группы; 2) ее скупость; 3) ее сверхсексуаль-
ность или, напротив, импотентность1.
Некоторые исследователи считают наши шутки
своеобразной реакцией на сближение и перемешива-
ние этнических групп в индустриальных обществах. В
этих обществах социальные, моральные и географи-
ческие границы становятся не так заметными, и этни-
ческие шутки, анекдоты призваны восстановить необ-
ходимую дистанцию, создав элементы контроля над
национальным меньшинством (или большинством)
населения. Таким образом поддерживается дистанция
между «нами» и «ими». В подобных шутках в той или
иной мере проявляются плохо скрываемые национа-
листические чувства, ненависть и злоба, а также со-
знание собственного превосходства. В бывшем СССР
наиболее распространенными были анекдоты и остро-
ты об армянах, чукчах, евреях; в США — о неграх,
поляках, латиноамериканцах и др.
Агрессивная направленность такого рода юмора
бывает не всегда очевидна. Многие анекдоты, в част-
ности, оставляют возможность для различного рода их
толкования. Более того, «межнациональные» шутки,
особенно в период напряженности, чаще всего пере-
1 Zijderveld A C. The Sociology of Humor and Laughter // Current
Sociology. 1983. Vol. 31. № 3. P. 51.
10—433
273
фразируются и используются национальными мень-
шинствами уже с новым, противоположным смыслом.
Заканчивая размышления о двойственном характе-
ре влияния юмора на протекание конфликта, заме-
тим, что на макроуровне он может выступать в каче-
стве катализатора самого конфликта. При отсутствии
эффективных социальных амортизаторов юмор может
служить явным признаком дискомфорта в отдельных
социальных группах1. Кроме того, в конфликтующем
обществе, переживающем период кризиса, государство
особенно рьяно борется всеми доступными ему сред-
ствами с тем юмором, который подрывает господству-
ющую идеологию, высмеивает его лидеров. В этом
также проявляется двойственность отношения к
юмору и смеху как к одному из средств предупрежде-
ния и разрешения конфликтов вообще и политичес-
кого в частности.
7.4. Н.Монахов — смех как плод подсознания
Из современных российских исследователей смеха
в качестве защитной биологической реакции заметно
выделяется Н.А.Монахов. Он, рассуждая о значении
борьбы самоутверждающих аффектов в групповых вза-
имоотношениях, приходит к выводу, что смех не
только целесообразен, но и крайне необходим в во-
просах видового выживания1 2.
Отметив разницу в эмоциональном выражении
юмора (чувства смешного) и внешнего мимико-во-
кального его сопровождения, автор анализирует пер-
вое и считает, что чувство смешного свойственно
всем психически здоровым людям, за исключением
евнухов и некоторых душевнобольных. Выделяя в
юморе некоторые общие характеристики, он настаи-
вает на обязательном присутствии в смешной ситуа-
1 Рассматривая такую конкретную форму проявления юмора,
как анекдот, А.С.Ахиезер считает, что последний — свидетельст-
во определенного успеха общества в углублении социального
опыта, в росте самосознания, критики и культуры, социальных
отношений, воспроизводства. С анекдота начинается разруше-
ние кажущихся незыблемыми ценностей (см.: Ахиезер АС.
Указ. соч. Т. III. С. 12).
2 См.: Монахов Н.А. Плоды подсознания. М.: Мик, 1995.
С. 145-152.
274
ции двух сторон — той, которая смеется, и той, над
которой смеются. Ту сторону, которая смеется, легко
обнаружить. Иное дело — объект смеха. Здесь в зави-
симости от формы преподнесения материала эта сто-
рона может как бы выпадать из числа действующих
лиц. Особенно это заметно в творчестве М.Е.Салты-
кова-Щедрина, где объект смешного может по-разно-
му интерпретироваться, но предполагается, что он
обязателен где-то в подтексте.
К тому же в юморе заметна полярная противопо-
ложность эмоций смеющегося и того, над кем смеют-
ся. Разумеется, смеющийся испытывает радость своего
превосходства над истинным или предположительным
соперником.
Политика, как известно, построена на соперниче-
стве. Имено поэтому идея превосходства одного над
другим является основной в интерпретации научного
кредо Н.Монахова. С его точки зрения, сторона, вы-
ступающая в качестве объекта осмеяния, испытывает
совершенно другую гамму чувств. Объекту неприемле-
мо чье-то превосходство. Вот почему во всех полити-
ческих ситуациях зрители и читатели непроизвольно
становятся на точку зрения смеющегося.
Кроме того, существует еще одна особенность
смешного: непременно должна присутствовать некая
доля амбиции, второе «субъекта-объекта» комической
ситуации. Эта черта обычно присутствует у всех без
исключения политиков. Они всегда находят у себя из-
рядную долю ума, хитрости, проницательности, сме-
лости, удачливости. Сама же политическая развязка
наступает тогда, когда обнаруживается никчемность
претензий в совершенно неподходящей ситуации.
«Именно в непредсказуемости точки крушения проти-
востоящей нам амбиции и заключается вся изюминка,
а вместе с ней и комизм ситуации. И чем серьезнее
мы до поры до времени воспринимаем обращенную
против нас претензию и чем непредвиденнее момент
и способ ее краха, тем сильнее и взрыв хохота»1.
Именно в сопернической страсти, в победе зало-
жено снятие всего стрессового напряжения. Смех в
данном случае представляет своеобразный биологи-
ческий регулятор при завершающей фазе соперниче-
1 Монахов Н.А. Указ. соч. С. 149.
275
ства. Смех, следовательно, есть всплеск радостного
возбуждения как ответ на внезапно обнаружившееся
однозначное превосходство субъекта над противостоя-
щей амбицией.
Но и у людей игривый характер юмора не может
полностью заслонить его глубинную этологическую
базу, поскольку только в биологическом варианте со-
перничества важен фактор непредвиденности победы.
Именно неожиданность развязки составляет непре-
менное условие всех действительно смешных ситуа-
ций. В частности, поэтому любой анекдот должен
быть нов, любая развязка стремительна и нежданна.
Именно по причине возможной утраты сюжетом не-
предвиденности исхода юмору как раз и противопока-
заны любые разжевывающие его смысл комментарии.
В жизни подобные комментарии сплошь и рядом сами
становятся предметом хохота. Вспомним миниатюру
А.Раикина про «тупого доцента» и студента по имени
Авас.
Небеспочвенно и утверждение автора, что перво-
бытные наши предки обнаружили в себе способность
смеяться раньше, чем научились говорить. У некото-
рых приматов (шимпанзе) можно наблюдать лишь
гримасы, отдаленно напоминающие человеческий
смех. Из одного этого было бы крайне опрометчиво
276
делать вывод о полном отсутствии у животных анало-
1ИЧНЫХ нашим переживаний. Просто наши и их сиг-
нально-информационные аппараты оказались в дан-
ной программе абсолютно несовместимыми.
Между тем, важно иметь в виду, что сигнальные
формы поведения животных при выяснении отноше-
ний соперничества за лидерство в группе адресуются
не только противнику в стычке, но и всему окруже-
нию. Можно думать, что аналогичные смеху пережи-
вания по поводу оконфузившегося претендента на
лидерство испытывает не один лишь победитель, но
и все наблюдавшие стычку особи. Не потому ли наш
смех над оконфузившейся стороной есть лучшее
средство от всяких настроений угодничества и рабо-
лепия9 И вообще, смех — реакция сугубо стадная, со-
циально организующая. Распространяясь в обществе по-
добно электрическому разряду, смех не просто зарази-
телен, но и мобилизуют. Он всегда разрушает иллюзию
индивидуального в стаде одиночества, возбуждает чув-
ство локтя и коллективной сопричастности перед лицом
угнетающих обстоятельств. Лучшего лекарства от вся-
кого рода стрессов, хандры и депрессий не придума-
ешь1.
7.5. «Агрессия» К .Лоренца
Известно, чтоКЛоренц считал смех подобным во-
одушевлению и в своих особенностях, свойственных
инстинктивному поведению, и в своем эволюционном
происхождении от агрессии. В социальном отноше-
нии, утверждает он, смех возник путем переориента-
ции угрожающего жеста (триумфальный крик гусей) с
целью создания общности его участников и направле-
ния агрессивности против постороннего. Если кого-то
высмеивают, то агрессивность проступает совершенно
откровенно, если же смех не направлен на кого-либо,
го человек, не смеющийся вместе со всеми, как бы
исключается из группы.
Разумеется, смех подвержен контролю в большей
степени, чем воодушевление. «Собаки, которые лают,
иногда все-таки и кусаются; но люди, которые смеют-
Монахов Н.А. Указ. соч. С. 152
277
ся, не стреляют никогда!» — пишет он1. Смех не ли-
шает человека критических способностей. Но все же
смех, по Лоренцу, требует надежного контроля, по-
скольку соединение смеха с воодушевлением крайне
опасно («оно слишком по-звериному серьезно»).
Перенесение общих взглядов основателя этологии
(науки о поведении животных) на роль смеха в по-
литическую область конечно же требует осторожнос-
ти. Автор «Агрессии» считал, что эмоции и поступки
человека в определяющей степени обусловлены гене-
тической программой, унаследованной от приматов.
Именно поэтому естественноисторические истоки аг-
рессии в его учении в какой-то мере отходили как бы
на второй план. Знание же природы ведет к общему
благу, к победе истины. Опосредованная сила юмора
заключается, по Лоренцу, не в прямом участии в тех
или иных конкретных процессах (экономических, по-
литических, культурных), а в создании новых, под-
линных идеалов. Юмор активно участвует в этом, по-
скольку он высмеивает ложные стереотипы. «Многие
людские качества, которые от палеолита и до самого
недавнего прошлого считались высочайшими добро-
детелями, многие девизы типа “права иль нет — моя
страна”, которые совсем недавно действовали в выс-
шей степени воодушевляюще, — пишет он, — сегод-
ня уже кажутся мыслящим людям опасными; а тем,
кто наделен чувством юмора, — попросту комичны-
ми»1 2.
Из других авторов, устанавливающих связь между
юмором и физиологическим процессом смеха, кажет-
ся наиболее заметным А.Кестлер (Koestler). Он дока-
зывает, что юмор обязательно вызывает импульсы аг-
рессии, тревоги, опасения, хотя они могут быть очень
слабыми. У смеющегося они могут проявляться в от-
сутствии симпатии и снисхождения к жертве шутки
или остроты. У реципиента же в организме происхо-
дят различные изменения: повышается давление, уча-
щается сердцебиение, напрягаются мускулы3.
Таким образом порождается энергия, которая
затем внезапно ослабевает. По какой же причине?
1 Вопросы философии. М., 1992. № 3. С. 30—37.
2 Там же. С. 36, 37.
3 Koestler A. The Act of Creation. London, 1964. P. 57.
278
Можно ожидать, что «жертва» ответит смехом, вытес-
нив агрессивные элементы, либо каким-то ответным
действием (физическое воздействие, отступление и
т.д.). Но вероятнее всего, реципиент отреагирует ско-
рее смехом, чем контрагрессией, особенно в тех слу-
чаях, если почувствует, что имеет дело не с реальной
агрессией. Участники смехового взаимодействия обычно
чувствуют разницу между серьезной и шутливой, иг-
ровой агрессией. Исследователи юмора, указывая на
слабость аргументации Кестлера в пользу постоянно
присутствующей в юморе агрессии, приходят к таким
утешительным для «жертвы» выводам. Во-первых,
если реципиент вообще способен распознавать раз-
личные сигналы и расшифровывать вид юмора, то его
реакция на уровне рефлекса не является автоматичес-
кой. Во-вторых, если реципиент распознает разницу
между шутливыми и агрессивными намерениями про-
тивника, от него не следует ожидать реакции как на
положение, представляющее угрозу1.
Кроме того, в последнее время такие средства мас-
совой коммуникации, как телевидение и интернет,
1 Milkay М. On Humour. Cambridge, 1988. Р. 98.
279
смогли не только как бы регулировать смех в группах,
но и поставить его (на массовом уровне) под кон-
троль. Да и трудно согласиться с Кестлером, что юмо-
ристическое взаимодействие всегда несет агрессивный
элемент. В политическом юморе, возможно, это и
проявляется, но в других видах (сексуальный, напри-
мер) он не прослеживается. И все же базисное пони-
мание юмора либо в качестве проявления энергии,
либо в освобождении от нее абсолютно применимо к
политической сфере.
И каждый день приносит тупо,
Так что и вправду невтерпеж,
Фотографические группы
Одних свиноподобных рож.
(Б. Пастернак)
Неотъемлемой частью любой политики является
явная или скрытая агрессия. В то же время сама по-
литика направлена на то, чтобы сдерживать агрессию
подданных, особенно когда последние настойчивы в
своих требованиях. Такая противоречивость довольно
легко может быть преодолена при помощи того же
юмора, но юмора агрессивного. Этот вид юмора при-
сущ в основном тем людям, которые хотят мирно
проявить свою агрессивность, снять напряжение, ха-
рактерное для политической борьбы.
Как это ни парадоксально, но юмор служит поли-
тике, которая, в свою очередь, старается его контро-
лировать и, если необходимо, подавлять.
Идет Петька, а навстречу ему Чапаев, весь в грязи.
— Откуда, Василий Иванович?
— Из последнего анекдота, Петька!
7.6. А.Ахиезер: смех против
серьезности государства
Московский философ — автор трехтомной работы
«Россия. Критика исторического опыта», рассматри-
вая русское общество в исторических рамках культу-
ры, довольно жестко противопоставляет смех серьез-
ности (дуальная оппозиция). По его мнению, смех
снижает сложившуюся ценность, престижность того
или иного явления, помогая, таким образом, человеку
280
подняться над собственной ограниченностью. Смех
как эмоциональная реакция на парадоксальность си-
туации, позитивная реакция на полноту мира, вопре-
ки несовместимости полюсов дуальной оппозиции,
несет в себе возможность и необходимость их со-
вместного существования. В этом смысле смех проти-
востоит насилию, так как он стремится к ликвидации
одного из полюсов, но нацелен лишь на изменение
его оценки в шкале ценностей человека. Смех как бы
открывает путь срединной культуре, через переосмыс-
ление своего «Я». Так он представляет одновременно
основу для возможного массового социального дейст-
вия, где переосмысление «Я» и «не-Я» становится
предметом массового общения.
В отличие от смеха, серьезность требует от челове-
ка некоторой заданности, конформизма, т.е. некото-
рой навязываемой и одновременно дисциплинирую-
щей его логики. Серьезность в оппозиции «Я» — «не-
Я» выявляет приоритет «не-Я», т.е. необходимость для
«Я» следования внешнему порядку. Само существова-
ние «Я» зависит от его способности ему следовать.
Для серьезности безразлично, следовать ли неизмен-
ному порядку или изменению, важен лишь сам не-
критически принимаемый принцип.
Эта серьезность обычно приобретает форму слож-
ных социальных и политических институтов, вопло-
щающих накопленный опыт. Официальная идеология
при этом скрепляет необходимость определенного по-
рядка, который может казаться незыблемым, сущест-
вующим вечно. Эта институционализированная се-
рьезность противостоит карнавальному разгулу, сни-
жающему ее смеху. Но в то же время смех и серьез-
ность представляют собой две стороны культуры, ко-
торые существуют, лишь переходя друг в друга. Се-
рьезность переходит в смех, так как выявляется отно-
сительность всякого основополагающего принципа.
Сам человек при этом может существовать лишь
тогда, когда он смягчает серьезность своих идолов,
тотемов, идеологов, вождей и т.д. шуткой, смехом,
анекдотом. Смех, по мнению исследователя, перехо-
дил в серьезность на всем протяжении истории чело-
века, приводил к некоторому, возможно, новому со-
отношению нового и старого. В любом случае именно
смех приводит к некоторому переосмыслению сло-
281
жившегося опыта культуры, который затем может
стать основой нового порядка. [Таким образом, само
общество может существовать при условии, если оно
находит благоприятные соотношения между смехом и
серьезностью, т.е. соответствующую форму перехода,
которая отвечает сути данного рбщества, способствуя
уходу от опасности односторонности каждого из них.
В реальной же жизни общество далеко не всегда спо-
собно найти благоприятную для всех меру взаимодей-
ствия между смехом и серьезностью.
Именно в России, по мненйю автора, смех и се-
рьезность оказались расколотыми, разделенными по
разным сферам. Опасность заключается в том, что
смех, который не может превратиться в серьезность,
неизбежно сам деградирует, превращается в сатанин-
ский хохот, ведущий к разрушению, погрому, алкого-
лизму, т.е. превращается в дезорганизующий шабаш.
Обвальная критика власти, господствующей идеоло-
гии становится реальным разрушением. Смех, как бы
не выдерживая внутреннего напряжения и переставая
удерживать в себе противоположности дуальной оппо-
зиции, ее исходный и рефлективный уровень, вместо
их соотнесения, как бы «соскальзывает» к яростной
попытке насильственного разрушения одного из по-
люсов исходной оппозиции. Возникает реальная дез-
организация, сползающая к катастрофе, что воспри-
нимается как результат действий злых сил. При этом
саморазрушение смеха может происходить в разных
формах. Смех, замкнутый в локальных мирах, не спо-
собный подняться до целого, естественно, оказывает-
ся чуждым этому целому. В этом случае смех может
превратиться в болезненное, не находящее реализации
возбуждение, в склонность к пьянству, к уходу от ре-
альности. Это превращает смех| в форму деградации
личности и общества. Серьезность, не способная
перейти в смех, следует принципу, который уже поте-
рял смысл, и приводит к саморазрушению, к дезорга-
низации, к катастрофе. Смех и серьезность, таким об-
разом, оказываются неспособными вступить друг с
другом в диалог.
В расколотом обществе государственность стра-
шится смеха, так как постоянно видит в нем потенци-
альную разрушительную силу. По мнению автора,
борьба в России между государственной серьезностью
282
и смеховой культурой никогда не утихала, принимая
подчас ожесточенные формы1.
При Сталине древняя борьба со скоморохами как
бы преобразилась в ожесточенный террор против лю-
бого слова, которое могло быть истолковано как про-
тиворечащее абсолютной серьезности государства.
Ведь сила серьезности заключается в том, что она со-
бирает силы порядка, создает предпосылки повседнев-
ной жизни. Смех в таком расколотом обществе идет
на поклон к серьезности, так как он сам не может
обеспечить условия, средства и цели устойчивого вос-
производства. Отсюда известное отступление смеха
перед серьезностью, признание ее права на господство,
на власть, на высший авторитет. Серьезность ставит
перед собой задачу обеспечить интеграцию общества,
постоянно решать медиационную задачу. Именно по
этой причине борьба государственной серьезности и на-
родного смеха всегда была неравной и смех был безза-
щитен под ударами топора серьезности. В то же время
смех был неистребим, он появляется везде и повсюду, а
топор слишком груб и неповоротлив, чтобы успеть везде.
Между тем, смех постоянно подтачивает основы серьез-
ности, рано или поздно уничтожает ее господствующую
форму, заставляя смеяться всех, включая палачей и бю-
рократов, открывая тем самым, что они тоже люди,
личности, в каждой из которых смех и серьезность
ают свой спор. Серьезность в расколо-
постоянно
том обществе в конечном итоге идет на поклон
смеху, открывая себе свое банкротство. Здесь, не-
смотря на некоторое утрирование, Ахиезер прав.
Достаточно вспомнить в связи с высказанной мыс-
лью автора неудачу российской прокуратуры в борь-
бе с телевизионной сатирической передачей «Куклы»
(1995 г.).
1 Прим. Это не совсем так. Современный исследователь
А.А. Белкин выявил непоследовательность в исторической борь-
бе государственной власти с кукольниками и скоморохами.
Власть в какой-то степени ощущала в них необходимость, по-
скольку без них были немыслимы царские и боярские забавы и
вообще русские праздники. Поэтому суровые меры принима-
лись лишь в ответ на «доносы» и «челобитные» об особых бес-
чинствах скоморохов, сами же власти не выступали инициатора-
ми этой борьбы (Белкин АА Русские скоморохи. М., 1975.
С. 53-110).
283
Периодическая смена смеха и серьезности сама се-
рьезна, так как является элементом циклов истории,
но и она достойна осмеяния.
Как смех, так и серьезность безмерны, они не на-
ходят своих границ и тем самым разрушают друг
друга. Иначе говоря, серьезности не хватает смеха, а
смеху — серьезности. Эта взаимозависимость не
может быть удовлетворена взаимопожиранием. Она
требует диалога.
Важнейшим орудием серьезности, по Ахиезеру, яв-
ляется идеология, которая решает задачу обеспечения
нравственной основы интеграции общества. Идеоло-
гия — высшее воплощение серьезности, необходимос-
ти решения медиационной задачи перед лицом массо-
вого смеха, перерастающего в сатанинский хохот все-
общего* разрушения.
Социокультурные функции идеологии поэтому —
обеспечение культурных предпосылок для воспроиз-
водства каждой личностью интеграции общества. Но
одновременно идеология может лишь серьезно отно-
ситься к массовому сознанию, включая и то, что в
нем, с точки зрения идеологии, несерьезно, т.е. сме-
284
ховую культуру. Ее признание неизбежно и одновре-
менно смертельно опасно для идеологии, так как
именно смех важнейший фактор ее разоблачения1.
При оценке роли смеха в его борьбе с социальны-
ми институтами и идеологией в известной лишь узко-
му кругу московских интеллигентов работе А.Ахиезера
обращают на себя внимание два фактора. Первый, —
чисто хронологический, — заключается в том, что ра-
бота была написана в разгар борьбы против тоталита-
ризма. Борьба была чрезвычайно серьезной, и понят-
но, почему книга серьезного автора оказалась не
менее серьезной. И вторая особенность — работа
носит социально-философский характер, и автор, в
соответствии с обычной склонностью философов к
обобщению, не находит места для конкретного анали-
за феномена смеха, его различных проявлений. Имен-
но поэтому основные положения автора можно ис-
пользовать лишь для последующего, уже конкретного
рассмотрения функций смеха.
7.7. Л.Карасев: смех как символ
Уже в конце 80-х — начале 90-х гг. в ряде россий-
ских, французских и польских изданий появились ра-
боты другого отечественного философа Л.В.Карасева,
в которых предлагалась новая концепция юмора и
смеха. Основной ее смысл состоял во взгляде на смех
как на целостный культурно-исторический и психофи-
зиологический феномен, раскрывающий свой смысл
при сопоставлении его с окружающими его символа-
ми1 2.
Дело в том, что концепцию Л.Карасева, несмотря
на то, что она имеет несомненный философский ха-
рактер, можно назвать «смысловой», так как в основе
всех построений автора лежит гипотеза о смехе как о
символическом целом, развивающемся по своим внут-
ренним законам. Смех предстает перед читателем как
набор смысловых линий, вступающих друг с другом в
1 См.: Ахиезер А. Россия: критика исторического опыта (социо-
культурный словарь). М., 1991. С. 341—344.
2 Ка^сев^Л.В. Философия смеха. М.: Рос. гос. гуманит. ун-т,
285
сложные отношения, но в конечном счете составляю-
щих единое универсальное целое.
Попытки социологов объяснить юмор и смех в по-
нятиях символического воздействия довольно много-
численны. Среди западных исследователей наиболее
заметен был Джордж Г.Мид. В своей книге «Мысль, я
и общество» (1934), посвященной социальному взаи-
модействию, идентификации и институтам, Д.Мид
лишь прикоснулся к проблеме юмора и смеха. Со-
гласно его воззрениям, человека можно рассматривать
в контексте социального поведения, основанного на
коммуникации. Общество при этом состоит из бес-
численных видов отношений между людьми, которые
обмениваются не столько жестами, сколько смысло-
выми (символическими) действиями, в том числе и
смехом.
Вообще-то проблема происхождения смеха пред-
ставляет для исследователя интерес не столько содер-
жательный, сколько методологический. Автор доволь-
но твердо относит вопрос о возникновении чувства
смешного к области, выходящей за границы того, что
можно назвать собственно «научным знанием». Мы
ничего не можем сказать о происхождении смеха, по-
добно тому, как нам ничего достоверно неизвестно о
происхождении остальных компонентов, составляю-
щих квинтэссенцию человеческой деятельности и чув-
ственности, — языка, мышления, ритуала, мифа и т.д.
Смех же возникает одновременно с языком и мышле-
нием. Что касается динамики этого процесса, то смех
появляется «мгновенно» вместе со всеми остальными
важнейшими элементами человеческой психики (сход-
ной точки зрения, например, на происхождение языка
придерживаются лингвисты). Смех возникает как еди-
ное целое, как сложнейшее качество и уже затем как
целое — начинает развиваться, обогащаться и т.д.
Согласно концепции Л.Карасева, все видимое
многообразие различных происхождений юмора и
смеха принципиально сводимо к двум основным
типам. Первый тип смеха связан с ситуациями, когда
человек выражает свою радость, ликование, «телес-
ный» или «витальный» энтузиазм. Этот тип Л.Карасев
называет «смехом тела» и относит к разряду состоя-
ний, которые характерны не только для человека:
нечто похожее можно увидеть и у животных, которым
также знакомы радость игры и физического удоволь-
286
ствия. Второй тип связан с собственно комической
оценкой действительности. Этот вид смеха может
включать в себя и первый, однако его сущность в
том, что он представляет собой синтез эмоций и те-
лесно-сексуальных переживаний (смущение, румя-
нец). Сравнивая психологическую и смысловую суть
смеха и стыда, можно найти их сходные и одновре-
менно противостоящие друг другу черты. «Возникнув,
стыд и смех ведут себя очень схоже: и тот, и другой яв-
ляются непро
енно, завладевают нами полностью... ос-
танавливая время и пуская его вспять. Со стыдом спра-
виться так же трудно, как и с приступом смеха. Подоб-
но спазмам смеха, возвращающим нас к чудесному мо-
менту обнаружения нашего превосходства, спазмы стыда
возвращают к ситуации, в которой наша вина стала
явной и осознанной “изнутри”. Причем в обоих случаях
действительная, вне
яе-физическая прагматика отсутст-
III
вует: стыд, приносящий нам сильнейшие и вполне ре-
альные страдания, на самом деле не связан с реальной,
актуальной угрозой. Смех же, дающий нам не менее
сильную радость, никак не соотносится с действитель-
всамделишным” благом. Стыдясь, мы не стано-
ным,
вимся беднее, а смеясь — богаче».
Смех, разумеется, отличается от стыда по направ-
лению смыслового движения. В большинстве случаев
он направлен на другого человека, тогда как стыд
чаще всего — на самого стыдящегося. Смех движется
изнутри наружу. Стыд — снаружи вовнутрь. «Смех
рассчитан на то, чтобы быть услышанным. Стыд мол-
чалив, чужд общения: человек как бы временно уми-
рает, цепенеет, опускает голову, прячет глаза», и толь-
ко румянец красноречиво свидетельствует о том,
какой пожар бушует в его душе. Подобно тому, как
смех преодолевает зло в другом, не побуждая человека
к физическому наказанию этого зла, стыд выступает
как осознание зла в себе, его власти над нами, но без
помысла ответить, отомстить тому, кто заставил нас
испытать стыд.
В обоих случаях стыд и смех противостоят, хотя и
по-разному, злу: если в первом случае чувство преодо-
ления зла имеет положительную окраску, то во вто-
ром оно должно быть отнесено к разряду эмоций от-
рицательных. Л.Карасев пишет о «взрывном» характе-
ре смеха и стыда, о том, что оба этих чувства «изо-
морфны» друг другу: «не случайно стыдливость более
287
всего страшится насмешливости, ибо смех ранит сты-
дящегося в самое сердце, а если быть точнее, то в ум.
И если искать “идеальный”, абсолютный ответ на
смех, то им будет именно ответный стыд»1.
Исторически смех и стыд связаны между собой
через понятие «греха». Отсюда традиционное негатив-
ное отношение к смеху со стороны христианства: не-
умеренный смех воспринимается как «грех» и «зло». А
на Руси смех становится одной из характеристик
черта и входит в ряд пословиц соответствующего ряда:
«Где смех, там и грех» и т.д.
В этом отношении смех и стыд имеют ярко выра-
женную политическую функцию. Они по сути дела
мощные регуляторы общественного и персонального
поведения и выбора тех или иных решений. Осмеять
кого-то значит выставить на общественный «позор»,
на всеобщее публичное и постыдное обозрение. Ис-
пытать стыд значит почувствовать в себе вину за со-
вершенный поступок, признать себя виновным перед
обществом или конкретным человеком. Этим выво-
дом, по-видимому, и можно завершить столь краткие
размышления о работах Л.Карасева. Остается, впро-
чем, проблема эмпирического поиска чувства стыда у
политиков. На философском уровне обобщения оно
несомненно присутствует. Этот тип получил наимено-
вание «смеха ума». И хотя в данном случае речь идет
о следовании в русле достаточно традиционном, пред-
лагаемый вариант редукции выглядит оригинально и
перспективно.
Если первый тип — «смех тела» — по преимущест-
ву относится к «низу» человеческой чувственности, то
второй — «смех ума» — к ее «верху». Это область реф-
лексии, парадоксальной оценки, сфера проявления
остроумия. «Смех ума» — это тот самый смех, кото-
рый имел в виду Аристотель, когда писал о способ-
ности смеяться как о специфически социальной черте
человека, отличающей его от животного.
В начале жизни ребенок смеется «смехом тела», то
есть по сути своей смехом «дочеловеческим». Для
того, чтобы развилась способность к смеху умственно-
му, оценочному, необходимо формирование зачатков
рефлексивно-логического мышления. В тех случаях,
1 Карасев Л.В. Указ. соч. С. 67, 68.
288
когда дети смеются вместе со взрослыми над какими-
то «взрослыми» шутками, речь идет не о «смехе ума»,
а о детской природной склонности к подражанию. По
Л.Карасеву, смех ребенка формален, поверхностен, он
лишь имитирует понимание того, что на самом деле
пока еще не кажется ребенку ни смешным, ни понят-
ным. Но постепенно дело идет на лад: он начинает
все чаще угадывать, выделять те ситуации, которые
следует оценивать посредством «взрослого» смеха. На-
учившись «смеху ума», ребенок не теряет и «смеха
тела» — теперь в нем сосуществуют обе формы смеха,
что дает ему возможность при помощи внешне похо-
жих реакций оценивать самые разнообразные и не
похожие друг на друга ситуации.
Концепция Л.Карасева относится к направлению,
получившему название «негативистского». Речь идет о
теории, исходный пункт которой — усмотрение в
самых различных проявлениях комизма и смеха эле-
мента негативности. У истоков этой традиции лежит
формула Аристотеля: «...смешное есть некоторая
ошибка и безобразие; никому не причиняющее стра-
дание и ни для кого не пагубное». Как пишет об этом
Л.Карасев, в плане исходной теоретической посылки
никому еще не удавалось выразить суть комизма
лучше, чем Аристотелю. Перечисляя имена Гоббса,
И.Канта, Гегеля, Шопенгауэра, Стерна, Спенсера, он
замечает, что никто из них от аристотелевского опре-
деления, в общем, далеко не ушел — автор «Поэтики»
отметил самое главное. Другое дело, что возможны
нюансы и различные повороты исходного тезиса. В
этой связи Л.Карасев весьма последовательно выстра-
ивает логику взаимоотношений смеха и зла так, что в
конечном счете универсальное положение о том, что
смех является парадоксальным способом оценки и
преодоления некоторой «меры» зла, обнаруживает в
себе возможности для объяснения как внутреннего
механизма смеха, так и выстраивания классификации
различных форм смешного.
Смех возникает на стыке нескольких важных со-
циальных условий. Какой бы ни была конкретная
«смеховая ситуация», наличие этих условий обязатель-
но. Во-первых, в вещи или в ситуации, подвергшейся
осмеянию, должно обязательно присутствовать зло.
Во-вторых, это зло должно быть представлено в выра-
зительном виде. В-третьих, зло должно быть «умерен-
289
ным», тем или иным образом смягченным. Проведен-
ная достаточно последовательно, подобная логика по-
зволяет нарисовать общую картину юмора, опираясь
на понятие «эстетической дистанции». Через понятие
«меры» зла описывается и история смеха. Здесь важен
учет того, что смех всегда выступает как нечто вто-
ричное по отношению к злу. Смех лишь отражает зло
в своем зеркале, но никогда не является его подлин-
ной причиной. При поверхностном взгляде причины
и следствия легко спутать, и в этом одна из причин
того, что по сию пору лик смеха... омрачен тенью по-
дозрений.
Объясняя смысл наиболее часто приводимого в
таких случаях аргумента (толпа, смеющаяся над рас-
пятым Христом), автор пишет, что толпа вообще ка-
жется нам сегодня более жестокосердной, чем она
была на .самом деле. Толпа не знала, кто и за что по-
гибает на ее глазах; она смеялась над «обманщиком»
и «самозванцем», а не над Сыном Божьим. Поэтому
ее смех являлся, быть может, грубым, но все-таки
никак не дьявольским. Что же касается истории взаи-
моотношений смеха и дьявола, то и здесь многое объ-
ясняется через понятие «меры», изменяющей со вре-
менем акценты и делающей смешными те вещи, кото-
рые прежде такими не казались. «Мера зла — без ко-
торой смех невозможен, — величина переменная, но сам
принцип меры постоянен, как Полярная звезда. “Мера”
пульсировала, менялась, и вместе с ней изменялся смех.
Так, мрачно-зловещий облик бесов, начиная с эпохи го-
тики, меняется в сторону комизма и веселого фарса.
Дистанция между внушавшим ужас дьяволом раннего
средневековья и дьяволом из фантасмагорий Дж. Кольера
порождена прежде всего разбуханием той исходной
“меры”, которая когда-то налагала печать на смеющие-
ся уста и приводила в трепет любого острослова».
Особо Л.Карасев отмечает те ситуации, где смех
присутствует, но в то же время никаких следов зла —
социального или какого-либо иного, не обнаружива-
ется. Подобных случаев можно насчитать немало, од-
нако общей теоретической картины они не нарушают,
т.к. относятся к тому самому «смеху тела», который
не имеет со «смехом ума» ничего общего, кроме
формы выражения: растянувшихся губ и оскала верх-
них зубов. Последнему обстоятельству Л.Карасев уде-
ляет немало внимания, объясняя, вслед за Л.Нуаре и
290
К.Лоренцом, это сходство через идею «ослабленной
агрессии». Почему комизм выражается в форме, так
напоминающей гримасы плача и ярости? Если допус-
тить, что в основе смеха лежит та же самая причина,
что и в основе ярости и плача (негативность, но ос-
лабленная и к тому же выразительная), тогда появля-
ется возможность увидеть здесь некоторую логику.
«Реликтовая, функционально бесполезная мимика —
обнажение зубов в гримасах страдания и ярости — за-
кономерно сохраняется и в смехе, но смягчается, мас-
кируется и обретает иной смысл. Мимика улыбки и
смеха оказывается эвфемизированной формой оскала
недовольства — меньшей доле увиденного зла соот-
ветствует “ослабленный” вариант агрессии, по сути,
перед нами ее “тень”, имитация, не оставляющая, од-
нако, сомнений относительно источника своего про-
исхождения», — пишет автор в другой работе. Гипоте-
за, согласно которой сложившаяся традиция рассмот-
рения смеха как «тайны», парадоксального выбора не
похожих друг на друга причин и следствий, объясня-
ется тем, что два различных вида смеха — «смех ума»
и «смех тела» вынуждены делить между собой одну и
ту же форму мимического выражения, когда основные
человеческие эмоции уже сформировались и обрели
«прописку» на лице. Сильная радость, сильная ярость
и сильное страдание не случайно похожи друг на
друга: их сходство как раз и объясняется силой чувст-
ва. Когда же появился «смех ума», ему не оставалось
ничего другого, как внедриться в уже сформировав-
шуюся маску радости. Смех радости и смех ума выра-
жаются в одной и той же форме — вот в чем причина
отожествления этих двух различных чувств, и вот в
чем причина традиционного противопоставления
смеха и плача. Смех — знак радости: оттого так есте-
ственно противопоставить его слезам, что же до более
детального разбора устройства смеха, его особой двой-
ственной природы, то до этого стихийная семиотичес-
кая работа общественного ума не дошла, ибо полу-
ченной пары уже вполне хватило для того, чтобы за-
дать культуре работы на многие тысячелетия. Вопрос
о существовании двух видов смеха подводит к цент-
ральному пункту рассуждений о природе юмора и
смеха. Анализируя вопрос о том, что может быть про-
тивопоставлено смеху в качестве соответствующего
ему эмоционального и смыслового антипода, Л.Кара-
291
сев ставит под сомнение универсальность традицион-
ного противопоставления смеха и плача, смеха и се-
рьезности. Так, слезы могут быть антитезой смеха, но
только на одном низшем уровне противопоставления.
Если сравнить слезы и смех по тому, какое место они
занимают в иерархии человеческой чувственности, то
выясняется, что смех стоит гораздо выше слез. Смех —
сложнейшая, парадоксальная эмоция, в которой выра-
жается сущность человека как родового существа.
Слезы же, при всей глубине и сложности стоящих за
ними причин, все-таки не являются чем-то специфи-
чески человеческим. Животное умеет плакать, но не
смеяться,
качестве антитезы подлинного человеческого
Л.Карасев предлагает чувство стыда. В этом, на
умеет
В
смеха
первый взгляд, неожиданном решении есть своя логи-
ка, подтверждающаяся большим фактическим матери-
алом, который автор привлекает из самых различных
областей, включая философию, психологию, историю,
филологию и т.д.
Антитеза смеха и стыда составляет, по сути дела,
идейный стержень всей концепции. В равной степени
это сказывается как в вопросе о прошлом смеха, так
и о смехе сегодняшнем и, надеюсь, завтрашнем.
Задавшись вопросом о том, что слезы не могут
быть полноценной антитезой «смеха ума», автор нахо-
дит все соответствующие смеху параметры именно в
феномене стыда. Если коротко их перечислить, то
здесь прежде всего окажутся следующие: «умствен-
ный» рефлексивный характер стыда; неожиданность,
непредсказуемость момента его возникновения, не-
возможность подавить в себе это чувство с помощью
разума, хотя по природе своей оно глубоко разумно;
сила эффекта; его связь со сферами нравственности и
красоты и т.д.
Согласно мысли Л.Карасева, названные качества
стыда равнозначны соответствующим качествам
смеха. Стыд — это смех, но только перевернутый с
ног на голову. Стыд «отрицательный модус» смеха; их
родство можно обнаружить не только в развитых
формах, но и в самой точке возникновения. Стыд,
как и смех, тоже оказывается двойственным, есть
«стыд тела» и есть «стыд ума». Если «смех ума» ис-
торически использует уже готовую маску «смеха
тела», то «стыд ума» точно так же использует маску
292
своего примитивного предшественника. Столь по-
дробный обзор работ наиболее квалифицированного
специалиста в области философии смеха был сделан
в расчете на читателя-политика, которому необходи-
мы знания о механизме взаимодействия юмора,
смеха, стыда с одной стороны и зла, греха — с дру-
гой. Зло и грех, которые обычно несут с собой поли-
тики, могут быть побеждены лишь неимоверными
усилиями самого человека.
7.8. Эмпирическое исследование
С.Уайт и Э.Уинзельберга
Работы, изучающие воздействие смеха, дают раз-
личные результаты. Большинство исследователей счи-
тают, что смех снижает возбуждение, другие, напро-
тив — возбуждает. Как бы то ни было, но все, кто
изучал физиологическое состояние, сходятся во мне-
нии, что смех приводит к увеличению дыхательной и
мускульной активности и к возбуждению нервной
системы, а затем к релаксации, когда сердцебиение и
кровяное давление снижаются до нормального уров-
ня. Но, что касается таких факторов, как длитель-
ность смеха, личностная характеристика испытуемого,
половая характеристика и пр., то они до сих пор были
мало изучены.
Попытку исправить исследовательские промахи
предприняли Сабина Уайт и Эндрю Уинзельберг (Ка-
лифорнийский университет, 90 гг.), изучившие пове-
дение 74 студентов колледжа в случайной выборке.
Группам соответственно предъявляли юмористические
или контрольные видеозаписи.
Проверке были подвергнуты следующие гипотезы:
1. Смех редуцирует стресс, уровень которого измеря-
ется по результатам самоотчетов и по физиологическим
показателям.
2. Данные по самоотчетам испытуемых об использо-
вании юмора как средства преодоления стресса коррели-
руют как у мужчин, так и у женщин с уровнем редукции
стресса посредством смеха.
3. Чувство юмора испытуемых — как мужчин, так и
женщин — положительно коррелирует с редукцией
стресса, которая возникает вследствие реакции на юмо-
ристические стимулы.
293
4. У большей по численности группы будет больше
выражена реакция смеха и наблюдаться боль
ая редук-
ция стресса, чем у мень
ей по численности группы.
И
В результате подтвердилась гипотеза 1 о том, что
смех снижает психологические и физиологические по-
казатели возбуждения. Хотя не было получено таких
данных в отношении физиологических показателей,
выявилось, что смех заметно снижает психологичес-
кую тревожность, в то время как терапевтическая
группа не показала достоверно большого снижения
тревожности.
В пользу гипотезы 2 получены минимальные дан-
ные измерения кожной проводимости у 1 группы,
поэтому нельзя сделать вывод, что эксперимент под-
твердил данную гипотезу.
Хотя в эксперименте не ожидалось получить поло-
вые различия, анализ данных выявил значимую связь
между личностными переменными и редукцией стрес-
са у женщин, но вопрос о природе подобной связи
остается открытым. По-видимому, женщины более
эффективно, чем мужчины, использовали смех для
преодоления стресса в экспериментальных условиях.
Гипотеза 3 нашла частичное подтверждение в экс-
перименте у группы 1 по параметру кожной проводи-
мости и в группе 2 по уменьшению частоты сердеч-
ных сокращений после терапии.
Гипотеза 4 не подтвердилась, хотя, возможно, раз-
ница в численности групп (группа 1 — 3 человека,
группа 2 — 5 человек) была недостаточной для полу-
чения данных в пользу этой гипотезы. Исследователи
пришли к выводу, что подобные результаты могут
объясняться несколькими факторами. Во-первых, воз-
можно, что продолжительность смеха в 4 минуты, ко-
торый наблюдался при предъявлении юмористических
видеостимулов, была недостаточной для снижения
возбуждения. Выявились затруднения в проведении
корректного сравнения результатов данной серии с
17-минутной релаксацией. Авторы посчитали, что в
дальнейшем потребуется разработка специальной
техники, чтобы получить большую продолжитель-
ность смеха в подобных условиях эксперимента.
Во-вторых, не было получено данных по продол-
жительному мониторингу физиологических показате-
лей. Используемый показатель кожной проводимости
294
выявил одномоментные изменения состояния, а дол-
говременные изменения фиксировал лишь частично.
В-третьих, контрольная группа могла не в полной
мере выполнить функцию контроля. Возможно, что
просмотр видеозаписей нейтрального содержания в
определенной степени снимал стресс. По-видимому,
потребуются дальнейшие методические разработки по
получению контрольных данных.
В эксперименте не было получено достаточных
данных для того, чтобы рекомендовать просмотр юмо-
ристических материалов в качестве средства, снижаю-
щего уровень стресса у всех испытуемых. Однако вы-
явлено, что смех может позитивно влиять на реакцию
человека на стресс, в частности, у женщин, которые в
самоотчетах отмечали, что они используют юмор и
смех для преодоления стресса1.
Как заметил читатель из текста разделов последней
главы, политический, как и другой, юмор может быть
и агрессивным и релаксивным, но всегда конструк-
тивным, поскольку помогает человеческим отношени-
ям по принципу — «живи и дай жить другим». Агрес-
сивная насмешка, в частности, сначала в адрес одной
политической силы, затем — в другой, охраняет чело-
вечество от крайностей и недостатков.
Одновременно юмор снижает напряжение, он
коммуникабелен, рассказывает просто и понятно о
волнующих людей проблемах. Он как бы уравнивает
людей, снижает мифологическую исключительность
тех или иных политиков.
Любой человек, контактируя с другими, как пра-
вило, стремится сохранить свой образ, поддержать
свой престиж. Признание последнего со стороны дру-
гих лиц является такой потребностью, которая стиму-
лирует активность поведения. Читатель наверняка
знает из своего опыта, что рассказчик анекдотов ни-
когда не довольствуется одним рассказом. Признание
компании, если, конечно, она состоится, приносит
рассказчику не сравнимое ни с чем удовлетворение.
Положительная оценка шутника оказывается необ-
ходимым стимулятором пусть краткой, но весьма по-
ложительной активности. Умело и вовремя рассказан-
1 Humor. 1992. V. 4-5. Р. 10-11.
295
ная история выполняет и уже упомянутую защитную
функцию. В любом случае рассказчик имеет реальную
возможность разрядить напряженность в межличност-
ных отношениях. «У всякого глупца хватает причин для
уныния, и только мудрец разрывает смехом завесу
бытия» (И.Бабель).
Межличностное сотрудничество во многих случаях
связано со взаимопомощью между людьми. Помимо
сотрудничества, связанного с получением материаль-
ных выгод, существуют и другие его виды, например,
на наш взгляд, юмор и смех воздействуют в качестве
весьма эффективных «скрепок» той или иной группы.
На психологическом уровне конфликта утвержде-
ние о полезности юмора и смеха подтверждается жиз-
ненным опытом многих поколений. «Иногда надо
рассмешить людей, чтобы отвлечь их от желания Вас
повесить», — повторим утверждение Бернарда Шоу.
Юмор и смех, как правило, ведут к сублимации кон-
фликта. Разумеется, сублимация — не решение кон-
фликта, поэтому риск его эскалации остается. Но ост-
рота ситуации несомненно ослабевает.
Заключение
Ученые гуманитарного профиля обычно стремятся
к познанию истины, которая, возможно, и существует
в обществе. На этом пути они решают чисто научные
проблемы. Профессиональные же политики, в отли-
чие от исследователей, ставят себе совершенно другие
задачи. Они часто затемняют суть вопроса, прибегая
при этом к уловкам и другим приемам, вводящим в
заблуждение не только их противников, но и уже все
население. В этом нет ничего нового и неестественно-
го. Обычная политическая практика в демократичес-
ком обществе требует все большего числа участников.
И уже в этом требовании заложено предположение:
увеличение численности свободных людей усложняет
и расширяет масштаб конфликтности интересов
участников. Роль политического требования отдель-
ных лиц и групп в такой ситуации и ответ на это тре-
бование самого политика предопределяют отношение
всех действующих лиц к самой политике как к искус-
ству. В любом случае возникает крайняя необходи-
мость в компромиссе, убеждении, примирении, моби-
лизации и расслаблении. Кроме того, политика — это
своеобразная игра, где чрезвычайно важны не только
клятвы в любви к народу, к сторонникам, уверения в
своей беспристрастности и честности, но и способ-
ность вести политическую беседу, где допускается
обман, ложь, брань и, конечно, юмор.
Публичный обмен мнениями позволяет политикам
показать себя лучшими, чем они есть на самом деле.
На языке нынешней рыночной элиты это означает
продать себя как можно дороже. В результате общест-
во через своих посредников (телевидение, пресса,
банки, сторонники и т.д.) получает политика, кото-
рый отныне становится важной персоной, играющей
ту роль, которой от него ждут и которая, в свою оче-
редь, влияет на политика, заставляет его говорить и
поступать соответственно.
Представим в этой связи маловероятный, но все
же возможный сценарий: такие яркие политики, как
В.Жириновский или АЛебедь, отказались от принято-
го и понятого населением образа. В.Жириновский
перестал ярко и смачно выражать свои неординарные
мысли, а А.Лебедь изменил тембр голоса и отказался
297
от афористичности своих высказываний. Предпола-
гаю, что они сразу же исчезли бы с политической
сцены, по крайней мере в качестве актеров первой ве-
личины.
При тоталитарном характере управления в полити-
ке преобладали не только словесные штампы, но и
устойчивые стереотипы самих политиков, что и по-
служило одной из причин крушения режима. С тех
пор стало очевидным, что единство действия и един-
ство мысли возможны лишь на какой-то определен-
ный период, их же разнообразия и противоречия ста-
билизируют, как это ни покажется парадоксальным
для многих читателей, общество, предотвращают экс-
тремизм и предопределяют компромисс. Ошибка про-
шлого руководства страной заключалась в игнориро-
вании и отрицании огромных различий между основ-
ной идеологией и мнением групп, между интересами
людей и интересами государства, между так называе-
мой правдой и реальностью объективного мира.
Политическое искусство демократического общест-
ва уже требует гораздо большего умения, чем простое
изложение проблем и обнаружение путей их решения.
Общество уже не принимает, как ранее, суконный
язык политики. Избитые фразы, поучающий стиль,
словесные клише, претенциозность уже не несут для
населения столь необходимой ему информации, хотя,
конечно, могут на какое-то время убедить или успо-
коить ту или иную аудиторию. Нынешний политичес-
кий стиль требует профессиональных навыков в обра-
щении с населением, а не простое изложение фактов
и позиций. Язык политики должен быть гибок и,
пусть меня простят политики-пуритане, двусмысле-
нен, т.е. оставлять возможность для будущих компро-
миссов. Эти компромиссы крайне необходимы поли-
тику для разрешения конфликтов разнообразных ин-
тересов и ценностей. В любом случае политик в демо-
кратическом обществе обычно помнит, что разговор с
применением разнообразных средств, включая юмор,
предотвращает насилие, признает примирение, дает
возможность сопоставить точки зрения, поразмыш-
лять, наконец.
Сама по себе, политика, несмотря на всю ее про-
тиворечивость, развлекательна, как любая драма или
комедия. Она приносит много бед и лишений, но и
удовольствие из-за ее неагрессивности, по сравнению
298
с открытым конфликтом населения одной страны с
другой (война) или в сравнении с природными катак-
лизмами (землетрясения, наводнение, засуха и пр.).
Именно поэтому политическая сцена часто становит-
ся постоянным объектом юмора во всех многообраз-
ных его проявлениях. Словом — плюрализм общества
держится на гибкости политики, на противостоянии
идеологического фанатизма и легкого, несерьезного
восприятия мира.
Демократия, таким образом, предполагает наличие
части населения, одобряющего насмешки над идеоло-
гией, а также той части, которая считает их неумест-
ными и вредными. Но на то она и демократия —
дама довольно серьезная и в то же время чрезвычайно
забавная. И не случайно, что многие люди получают
удовольствие не столько из-за никчемной в конечном
итоге агрессивности политики, сколько из-за прису-
щей ей веселой игры слов. Такая игра вряд ли нужда-
ется в осуждении, ибо она дает определенную надеж-
ду на успешный исход борьбы человека против меха-
нической и безжалостной идеологии. Некая игривость
речи, появившаяся в нынешней российской политике,
в общем-то завоевание общества, и вряд ли следует ее
терять под давлением групп известных своим тугодумием.
И все же сегодняшнее состояние российского об-
щества таково, что смех как естественная эмоцио-
нальная реакция на парадоксальность и комичность
политических ситуаций и персоналий довольно редкое
явление. По-видимому, его распространение далеко
не достигло того рубежа, за которым видны всеобщее
возбуждение и недоверие к властям. А именно этого
опасаются, и, видимо, напрасно, отдельные сверхсе-
рьезные и уважающие себя политики. Но все же на-
помним аксиому мирового опыта — универсальный
смех не противостоит серьезности, а оттеняет и иног-
да и очищает ее.
Другие возражения критиков сводятся к тому, что
политический юмор и вызываемый им смех, в отли-
чие, например, от бытового, довольно агрессивен.
Поэтому неопытные политики, замечая эту черту, как
правило, хором утверждают, что юмор и смех направ-
лены против авторитета властей и, следовательно,
должны быть ограничены или вообще запрещены. Од-
нако при более подробном анализе вскрываются лю-
бопытные подробности.
299
Становится, в частности, очевидным противопо-
ложное — политический юмор является реакцией
(иногда неадекватной) на слишком большую концент-
рацию власти в обществе, он, следовательно, служит
примером своеобразной сублимации агрессии и, сле-
довательно, относительно безопасным высвобождени-
ем накопившейся агрессивности по отношению к
высшей власти. Именно эта власть, и это ее естест-
венная природа, рождает институты, стремящиеся на-
ложить на общество те или иные запреты. И люди,
естественно, ищут любые формы сопротивления авто-
ритарным поползновениям, и, разумеется, юмор не
самая худшая из этих форм.
Следует иметь также в виду, что любые действия
самих политиков представляют собой тоже не что
иное, как собственную сублимацию агрессии, выра-
жающуюся в волевых решениях, спорах, компромис-
сах и прочих актах. Война слов, которую ведут поли-
тики, не менее агрессивна и не менее комична, чем
они сами себе это представляют.
В отличие от политиков, юмористы демонстратив-
но обнажают свою демократическую ориентацию.
Вызываемый ими смех делает людей на какое-то,
пусть непродолжительное, время свободными, раскре-
пощает их, и смех по своей сути в этом смысле анти-
тоталитарен. Именно поэтому самолюбивые и власт-
ные политики зачастую опасаются смеха даже в
общем-то больше, чем привычной им ненависти под-
данных.
Однако, заметим, эффект, производимый полити-
ческими шутками, анекдотами, постановками коме-
дий, помимо прочего носит и позитивный, т.е. функ-
ционально явно полезный характер для самих полити-
ков, поскольку:
1)
2)
расширяет их умственный кругозор,
повышает их общую культуру,
3) привлекает к ним ослабевающее внимание,
4) препятствует их диктаторским замашкам,
5) ослабляет многие межличностные конфликты,
6) освобождает их от штампов, от монотонности и
однообразия в действиях.
Самое же главное, и в этом общественно-политичес-
кая функция юмора — он вызывает общий интерес пуб-
лики к политике вообще и к ее представителям в част-
ности. Если же читатель воспроизведет в памяти неко-
300
торых из персонажей «Кукол» НТВ, то окажется, что
они выглядят не менее привлекательно (кровь, проли-
ваемая ими, не настоящая), чем в реальной жизни.
Так что юмор, вопреки расхожему мнению политиков,
не противоречит, а в конечном итоге сопутствует их
собственной безопасности.
И, наконец, осмелюсь напомнить читателю, что
существует же общечеловеческая истина: люди могут
настаивать на любой форме участия в политическом
процессе, независимо от степени его драматичности
или комедийности. Когда это участие произойдет на
самом деле и в массовой форме, униженные люди
России смогут надеяться хоть как-то ослабить путы
своего бессилия и жить хотя и бедно, но все же до-
стойно, а не как сейчас — с кукишем для властей,
пока в кармане.
ПРИЛОЖЕНИЕ Na 1
М.Е.Салтыков-Щедрин
История одного города
ОПРАВДАТЕЛЬНЫЕ ДОКУМЕНТЫ
1. МЫСЛИ О ГРАДОНАЧАЛЬНИЧЕСКОМ ЕДИНОМЫСЛИИ,
А ТАКЖЕ О ГРАДОНАЧАЛЬНИЧЕСКОМ ЕДИНОВЛАСТИИ
И О ПРОЧЕМ
Сочинил глуповский градоначальник Василиск Бородавкин*
Необходимо, дабы между градоначальниками царствовало
единомыслие. Чтобы они, так сказать, по всему лицу земли
едиными устами. О вреде градоначальнического многомыс-
лия распространюсь кратко. Какие суть градоначальниковы
права и обязанности? — Права сии суть: чтобы злодеи тре-
петали, а прочие чтобы повиновались. Обязанности суть:
чтобы употреблять меры кротости, но не упускать из вида и
мер строгости. Сверх того, поощрять науки. В сих кратких
чертах заключается недолгая, но и нелегкая градоначальни-
ческая наука. Размыслим кратко, что из сего произойти
может?
«Чтобы злодеи трепетали» — прекрасно! Но кто же сии
злодеи? Очевидно, что при многомыслии по сему предмету
может произойти великая в действиях неурядица. Злодеем
может быть вор, но это злодей, так сказать, третьестепен-
ный; злодеем называется убийца, но и это злодей лишь вто-
рой степени; наконец, злодеем может быть вольнодумец —
это уже злодей настоящий, и притом закоренелый и нерас-
каянный. Из сих трех сортов злодеев, конечно, каждый дол-
жен трепетать, но в равной ли мере? Нет, не в равной. Вору
следует предоставить трепетать менее, нежели убийце; убий-
це же менее, нежели безбожному вольнодумцу. Сей послед-
ний должен всегда видеть перед собой пронзительный гра-
доначальнический взор и оттого трепетать беспрерывно. Те-
Сочинение это составляет детскую тетрадку в четвертую
долю листа; читать рукопись очень трудно, потому что правопи-
сание ее чисто варварское. Например, слово «чтоб» везде пи-
шется «штоб» и даже «штоп»; слово «когда» пишется «кахда» и
проч. Но это-то и делает рукопись драгоценною, ибо доказыва-
ет, что она вышла несомненно и непосредственно из-под пера
глубокомысленного администратора и даже не была на просмот-
ре у его секретаря. Это доказывает также, что в прежние време-
на от градоначальников требовали не столько блестящего право-
писания, сколько глубокомыслия и природной склонности к
философическим упражнениям. {Прим, изд.)
303
г
перь ежели мы допустим относительно сей материи в градо-
начальниках многомыслие, то, очевидно, многое выйдет на-
оборот, а именно: безбожники будут трепетать умеренно,
воры же и убийцы — всеминутно и прежестоко. И таким об-
разом упразднится здравая административная экономия и
нарушится величественная административная стройность!
Но последуем далее. Выше сказано: «прочие чтобы пови-
новались» — но кто же сии «прочие»? Очевидно, здесь разу-
меются обыватели вообще; однако же и в сем общем наиме-
новании необходимо различать: во-первых, благородное дво-
рянство, во-вторых, почтенное купечество и, в-третьих, зем-
ледельцев и прочий подлый народ. Хотя бесспорно, что каж-
дый из сих трех сортов обывателей обязан повиноваться, но
нельзя отрицать и того, что каждый из них может употре-
бить при этом свой особенный, ему свойственный манер.
Например, дворянин повинуется благородно и вскользь
предъявляет резоны; купец повинуется с готовностью и про-
сит принять хлеб-соль; наконец, подлый народ повинуется
просто и, чувствуя себя виноватым, раскаивается и просит
прошения. Что будет, ежели градоначальник в сии оттенки
не вникает, а особливо ежели он подлому народу предоста-
вит предъявлять резоны? Страшусь сказать, но опасаюсь,
что в сем случае градоначальническое многомыслие может
иметь последствия не только вредные, но и с трудом испра-
вимые!
Рассказывают следующее. Один озабоченный градона-
чальник, вошед в кофейную, спросил себе рюмку водки и,
получив желаемое вместе с медною монетою в сдачу, монету
проглотил, а водку вылил себе в карман. Вполне сему верю,
ибо при градоначальнической озабоченности подобные па-
губные смешения весьма возможны. Но при этом не могу не
сказать: вот как градоначальники должны быть осторожны в
рассмогрении своих собственных действий!
Последуем еще далее. Выше я упомянул, что у градона-
чальников, кроме прав, имеются еще и обязанности. «Обя-
занности»! — о, сколь горькое это для многих градоначаль-
ников слово! Но не будем, однако ж, поспешны, господа
мои любезные сотоварищи! размыслим зрело, и, может
быть, мы увидим, что, при благоразумном употреблении,
даже горькие вещества могут легко превращаться в сладкие!
Обязанности градоначальнические, как уже сказано, заклю-
чаются в употреблении мер кротости, без пренебрежения,
однако, мерами строгости. В чем выражаются меры кротос-
ти? Меры сии преимущественно выражаются в приветствиях
и пожеланиях. Обыватели, а в особенности подлый народ,
великие до сего охотники; но при этом необходимо, чтобы
градоначальник был в мундире и имел открытую физионо-
мию и благосклонный взгляд. Не лишнее также, чтобы на
лице играла улыбка. Мне неоднократно случалось в сем три-
умфальном виде выходить к обывательским толпам, и когда
304
я звучным и приятным голосом восклицал: «Здорово, ребя-
та!» — то, ручаюсь честью, немного нашлось бы таких, кои
не согласились бы, по первому моему приветливому знаку,
броситься в воду и утопиться, лишь бы снискать благо-
склонное мое одобрение. Конечно, я никогда сего не требо-
вал, но, признаюсь, такая на всех лицах видная готовность
всегда меня радовала. Таковы суть меры кротости; что же
касается до мер строгости, то они всякому, даже не бывше-
му в кадетских корпусах, довольно известны. Стало быть,
распространяться об них не стану, а прямо приступлю к
описанию способов применения тех и других мероприятий.
Прежде всего замечу, что градоначальник никогда не дол-
жен действовать иначе, как через посредство мероприятий.
Всякое его действие не есть действие, а есть мероприятие.
Приветливый вид, благосклонный взгляд суть такие же меры
внутренней политики, как и экзекуция. Обыватель всегда в
чем-нибудь виноват, и потому всегда же надлежит на пороч-
ную его волю воздействовать. В сем-то смысле первою
мерою воздействия и должна быть мера кротости. Ибо,
ежели градоначальник, выйдя из своей квартиры, прямо на-
чнет палить, то он достигнет лишь того, что перепалит всех
обывателей и, как древний Марий, останется на развалинах
один с письмоводителем. Таким образом, употребив перво-
начально меру кротости, градоначальник должен прилежно
смотреть, оказала ли она надлежащий плод, и когда убедит-
ся, что оказала, то может уйти домой; когда же увидит, что
плода нет, то обязан, нимало не медля, приступить к мерам
последующим. Первым действием в сем смысле должен быть
суровый вид, от коего обыватели мгновенно пали бы на ко-
лени. При сем: речь должна быть отрывистая, взор обещаю-
щий дальнейшие распоряжения, походка неровная, как бы
судорожная. Но если и затем толпа будет продолжать упор-
ствовать, то надлежит: набежав с размаху, вырвать из оной
одного или двух человек, под наименованием зачинщиков,
и, отступя от бунтовщиков на некоторое расстояние, немед-
ля распорядиться. Если же и сего недостаточно, то надле-
жит: отделив из толпы десятых и признав их состоящими на
правах зачинщиков, распорядиться подобно как с первыми.
По большей части сих мероприятий (особенно если они
употреблены благовременно и быстро) бывает достаточно;
однако может случиться и так, что толпа, как бы окоченев в
своей грубости и закоренелости, коснеет в ожесточении.
Тогда надлежит палить.
Итак, вот какое существует разнообразие в мероприятиях
и какая потребна мудрость в уловлении всех оттенков их.
Теперь представим себе, что может произойти, если относи-
тельно сей материи будет существовать пагубное градона-^
чальническое многомыслие? А вот что: в одном городе гра-
доначальник будет довольствоваться благоразумными распо-
ряжениями, а в другом, соседнем, другой градоначальник,
305
при тех же обстоятельствах, будет уже палить. А так как у
нас все на слуху, то подобное отсутствие единомыслия
может в самих обывателях поселить резонное недоумение и
даже многомыслие. Конечно, обыватели должны быть всегда
готовы к перенесению всякого рода мероприятий, но при
сем они не лишены некоторого права на их постепенность.
В крайнем случае они могут даже требовать, чтобы с ними
первоначально распорядились и только потом уж палили.
Ибо, как я однажды сказал, ежели градоначальник будет па-
лить без расчета, то со временем ему даже не с кем будет
распорядиться... И таким образом, вновь упразднится адми-
нистративная экономия, и вновь нарушится величественная
административная стройность.
И еще я сказал: градоначальник обязан насаждать науки.
Это так. Но и в сем разе необходимо дать себе отчет: какие
науки? Науки бывают разные; одни трактуют об удобрении
полей, о построении жилищ человеческих и скотских, о во-
инской доблести и непреоборимой твердости — сии суть по-
лезные; другие, напротив, трактуют о вредном франмасон-
ском и якобинском вольномыслии, о некоторых якобы при-
родных человеку понятиях и правах, причем касаются даже
строения мира — сии суть вредные. Что будет, ежели один
градоначальник примется насаждать первые науки, а другой
вторые? Во-первых, последний будет за сие предан суду и
чрез то лишится права на пенсию; во-вторых, и для самих
обывателей будет от того не польза, а вред. Ибо, встретив-
шись где-либо на границе, обыватель одного города будет
вопрошать об удобрении полей, а обыватель другого города,
не вняв вопрошающего, будет отвечать ему о естественном
строении миров. И таким образом, поговорив между собой,
разойдутся.
Следственно, необходимость и польза градоначальничес-
кого единомыслия очевидны. Развив сию материю в надле-
жащей полноте, приступим к рассуждению о средствах к ее
осуществлению.
Для сего предлагаю кратко:
1) Учредить особливый воспитательный градоначальни-
ческий институт. Градоначальники, как особливо обречен-
ные, должны и воспитание получать особливое. Следует гра-
доначальников от сосцов материнских отлучать и воспиты-
вать не обыкновенным материнским млеком, а млеком ука-
зов правительствующего сената и предписаний начальства.
Сие есть истинное млеко градоначальниково, и напитав-
шийся им тверд будет в единомыслии и станет ревниво и
строго содержать свое градоначальство. При сем: прочую
пищу давать умеренную, от употребления вина воздерживать
безусловно, в нравственном же отношении внушать ежечас-
но, что взыскание недоимок есть первейший градоначальни-
ка долг и обязанность. Для удовлетворения воображения до-
пускать картинки. Представить, например, министра финан-
306
сов, сидящего на пустом сундуке и громко вопиющего. Или
же представить изображение благонамеренного кадета, с
надписью: «Кандидат в градоначальники, или умру любя».
Из наук преподавать три: а) арифметику, как необходимое
пособие при взыскании недоимок; б) науку о необходимости
очищать улицы от навоза; и в) науку о постепенности меро-
приятий. В рекреационное время занимать чтением началь-
ственных предписаний и анекдотов из жизни доблестных ад-
министраторов. При такой системе можно сказать наперед:
а) что градоначальники будут крепки и б) что они не дрог-
нут.
2) Издавать надлежащие руководства. Сие необходимо в
видах устранения некоторых гнусных слабостей. Хотя и
вскормленный суровым градоначальническим млеком, гра-
доначальник устроен, однако ж, яко и человеки, и, следова-
тельно, имеет некоторые естественные надобности. Одна из
сих надобностей — и преимущественнейшая — есть привле-
кательный женский пол. Нельзя довольно изъяснить, сколь-
ко она настоятельна и сколь много от нее ущерба для казны
происходит. Есть градоначальники, кои вожделеют ежемгно-
венно и, находясь в сем достойном жалости виде, оставляют
резолюции городнического правления по целым месяцам без
утверждения. Надлежит, чтобы упомянутые выше руководст-
ва от сей пагубной надобности градоначальников предосте-
регали и сохраняли супружеское их ложе в надлежащей оп-
рятности. Вторая весьма пагубная слабость есть привержен-
ность градоначальников к утонченному столу и изрядным
винам. Есть градоначальники, кои до того объедаются при-
сылаемыми от купцов стерлядями, что в скором времени
тучнеют и делаются к предписаниям начальства весьма рав-
нодушными. Надлежит и в сем случае освежать градоначаль-
ников руководительными статьями, а в крайности — даже
пригрозить градоначальническим суровым млеком. Наконец,
третья и самая гнусная слаб... (Здесь рукопись на несколько
строк прерывается, ибо автор, желая засыпать написанное
песком, залил, по ошибке, чернилами. Сбоку приписано:
«Сие место залито чернилами по ошибке».)
3) Устраивать от времени до времени секретные в губерн-
ских городах градоначальнические съезды. На съездах сих
занимать их чтением градоначальнических руководств и ос-
вежением в их памяти градоначальнических наук. Увещевать
быть твердыми и не взирать.
и 4) Ввести систему градоначальнического единонаграж-
дения. Но материя сия столь обширна, что о ней надеюсь
говорить особо.
Утвердившись таким образом в самом центре, единомыс-
лие градоначальническое неминуемо повлечет за собой и
единомыслие всеобщее. Всякий обыватель, уразумев, что гра-
доначальники: а) распоряжаются единомысленно, б) палят
также единомысленно, — будет единомысленно же и изго-
307
товляться к воспринятию сих мероприятий. Ибо от такого
единомыслия некуда будет им деваться. Не будет, следствен-
но, ни свары, ни розни, а будут распоряжения и пальба по-
всеместная.
В заключение скажу несколько слов о градоначальничес-
ком единовластии и о прочем. Сие также необходимо, ибо
без градоначальнического единовластия невозможно и гра-
доначальническое единомыслие. Но на сей счет мнения су-
ществуют различные. Одни, например, говорят, что градона-
чальническое единовластие состоит в покорении стихии.
Один градоначальник мне лично сказывал: «Какие, брат, мы
с тобой градоначальники! У меня солнце каждый день на
востоке встает, и я не могу распорядиться, чтобы оно вста-
вало на западе!» Хотя слова сии принадлежат градоначаль-
нику подлинно образцовому, но я все-таки похвалить их не
могу. Ибо желать следует только того, что к достижению
возможно; ежели же будешь желать недостижимого, как, на-
пример, укрощения стихий, прекращения течения времени и
подобного, то сим градоначальническую власть не токмо не
возвысишь, а наипаче сконфузишь. Посему о градоначаль-
ническом единовластии следует трактовать совсем не с
точки зрения солнечного восхода или иных враждебных сти-
хий, а с точки зрения заседателей, советников и секретарей
различных ведомств, правлений и судов. По моему мнению,
все сии лица суть вредные, ибо они градоначальнику, в его,
так сказать, непрерывном административном беге, лишь по-
ставляют препоны...
Здесь прерывается это замечательное сочинение. Далее
следуют лишь краткие заметки, вроде: «проба пера», «попка
дурак», «рапорт», «рапорт», «рапорт» и т.п.
ПРИЛОЖЕНИЕ Ns 2
А.А.Аверченко
ДЮЖИНА НОЖЕЙ
В СПИНУ РЕВОЛЮЦИИ
КОРОЛИ У СЕБЯ ДОМА
Все почему-то думают, что коронованные особы — это
какие-то небожители, у которых на голове алмазная корона,
во лбу звезда, а на плечах горностаевая мантия, хвост кото-
рой волочится сажени на три сзади.
Ничего подобного. Я хорошо знаю, что в своей частной
интимной жизни коронованные особы живут так же обыва-
тельски просто, как и мы, грешные.
Например, взять Ленина и Троцкого.
На официальных приемах и парадах они — одно, а в
своей домашней обстановке — совсем другое. Никаких гро-
мов, никаких перунов.
Ну, скажем, вот:
♦ ♦ ♦
Серенькое московское утро. Кремль. Грановитая палата.
За чаем мирно сидят Ленин и Троцкий.
Троцкий, затянутый с утра в щеголеватый френч, обутый
в лакированные сапоги со шпорами, с сигарой, вставленной
в длинный янтарный мундштук, — олицетворяет собою
главное, сильное, мужское начало в этом удивительном суп-
ружеском союзе. Ленин — madame, представитель подчиня-
ющегося, более слабого, женского начала.
И он одет соответственно: затрепанный халатик, на шее
нечто вроде платка, потому что в Грановитой палате всегда
несколько сыровато; на ногах красные шерстяные чулки от
ревматизма и мягкие ковровые туфли.
Троцкий, посасывая мундштук, совсем, с головой, ушел в
газетный лист; Ленин перетирает полотенцем стаканы.
Молчание. Только самовар напевает свою однообразную
вековую песенку.
— Налей еще, — говорит Троцкий, не отрывая глаз от га-
зеты.
— Тебе покрепче или послабее?
Молчание.
— Да брось ты свою газету! Вечно уткнет нос так, что его
десять раз нужно спрашивать.
— Ах, оставь ты меня в покое, матушка! Не до тебя тут.
309
— Ага! Теперь уже не до меня! А когда сманивал меня из-
за границы в Россию, — тогда было до меня!.. Все вы, муж-
чины, одинаковы.
— Поехала!
Троцкий вскакивает, нервно ходит по Палате, потом ос-
танавливается. Сердито.
— Кременчуг взят. На Киев идут. Понимаешь?
— Что ты говоришь! А как же наши доблестные красные
полки, авангард мировой революции?..
— Доблестные? Да моя бы воля, так я бы эту сволочь...
— Левушка... Что за слово...
— Э, не до слов теперь, матушка. Кстати: ты транспорт-
то со снарядами послала в Курск?
— Откуда же я их возьму, когда тот завод не работает,
этот бастует... Рожу я тебе их, что ли? Ты вот о чем подумай!
— Да? Я должен думать?! Обо всем, да? Муж и воюй, и
страну организуй, и то и се, а жена по диванам валяется да
глупейшего Карла Маркса читает? Эти романчики пора уже
оставить...
— Что ты мне своей организацией глаза колешь?! —
вспылил Ленин, нервно отбрасывая мокрое полотенце. —
Нечего сказать — организовал страну: по улицам пройти
нельзя: или рабочий мертвый лежит, или лошадь дохлая ва-
ляется.
— А чего же они, подлецы, не убирают... Я ведь распоря-
дился. Господи! Простой чистоты соблюсти не могут.
— Ах, да разве только это? Ведь нам теперь и глаз к сосе-
дям не покажи — засмеют. Устроили страну, нечего сказать;
на рынке ни к чему приступу нет — курица 8000 руб., крупа —
3000... э, да и что там говорить!! Ходишь на рынок только
расстраиваешься.
— Ну что ж... разве я тебе в деньгах отказывал? Не хвата-
ет — можно подпечатать. Ты скажи там в экспедиции заго-
товления...
— Э, да разве только это. А венгерская социальная рево-
люция... Курам на смех! Твой же этот самый придворный
поэт во всю глотку кричал:
Мы, на горе всем буржуям,
Мировой пожар раздуем...
Раздули пожар... тоже! Хвалилась синица море зажечь.
Ну, с твоей ли головой такой страной управлять, скажи, по-
жалуйста?!
— Замолчишь ли ты, проклятая баба! — гаркнул Троцкий,
стукнув кулаком по столу. — Не хочешь, не нравится — ска-
тертью дорога!
— Скатертью? — вскочил Ленин и подбоченился. — Это
куда же скатертью? Куда я теперь поеду, когда, благодаря
твоей дурацкой войне, мы со всех сторон окружены? Завлек,
310
поиграл, поиграл, а таперь вышвыриваешь, как старый баш-
мак? Знала бы — лучше пошла бы за Луначарского.
Бешеный огонь ревности сверкнул в глазах Троцкого.
— Не смей и имени этого соглашателя произносить’’
Слышишь? Я знаю, ты ему глазки строишь, и он у тебя до
третьего часу ночи просиживает; имей в виду: застану — ис-
калечу. Это что еще? Слезы? Черт знает что! Каждый день
скандал — чаю не дадут дома спокойно выпить! Ну, доволь-
но! Если меня спросят — скажи, я поехал принимать парад
доблестной красной армии. А то, если мерзавцев не подтя-
гивать... Поняла? Положи мне папиросы в портсигар, да
платок сунь в карман чистый! Что у нас сегодня на обед?
Вот как просто живут коронованные особы.
Горностай да порфира — это на людях, а у себя в семье,
когда муж до слез обидит, — можно и в затрапезный шей-
ный платок высморкаться.
ПРИЛОЖЕНИЕ Ns 3*
УИНСТОН ЧЕРЧИЛЛЬ
Уинстон Черчилль (1874—1965), государственный деятель,
историк, писатель, является автором многих книг в основном
исторического и мемуарного характера («История Малаканд-
ской армии», «Саврола», «Мировой кризис», «Ранние годы»,
«Мысли и приключения», «Мальборо», «Великие современники»,
«Последствия», «Вторая мировая война» (в 6-ти томах), и др.,
за что в 1953 году он был удостоен Нобелевской премии по ли-
тературе. В антологии афоризмов в основном представлено его
устное творчество: высказывания и реплики в Палате общин,
отрывки из речей и банкетных спичей, где в полной мере вырази-
лись остроумие, дальновидность, афористическое искусство бри-
танского политика.
Нет никаких сомнений, что власть гораздо приятней от-
давать, чем брать.
Школьные учителя обладают властью, о которой пре-
мьер-министрам остается только мечатать.
Диктаторы ездят верхом на тиграх, боясь с них слезть.
А тигры тем временем начинают испытывать голод.
Поразительные существа эти домашние животные.
Собаки смотрят на нас снизу вверх, кошки — сверху вниз, и
только свинья — как на равных.
Миротворец — это тот, кто кормит крокодила в надежде,
что тот съест его последним.
Политический талант заключается в умении предсказать,
что может произойти завтра, на следующей неделе, через
месяц, через год. А потом объяснить, почему этого не про-
изошло.
Говоря «прошлое в прошлом», мы жертвуем будущим.
Написание книги — целое приключение.
Сначала это не более чем забава, однако затем книга ста-
новится любовницей, женой, хозяином и, наконец, — тира-
ном.
Копить деньги — вещь полезная, особенно если это сде-
лали за вас родители.
Положительное решение суда хорошо всегда — даже если
несправедливо.
Суета сует. Пятьсот лет английского афоризма. Москва. Изда-
тельство «Руссико». Редакция газеты «Труд», 1996.
312
Рыцарская доблесть не является отличительным свойст-
вом победившей демократии.
Заглядывать слишком далеко вперед — недальновидно.
Хорошо быть честным, но и быть правым тоже немаловажно.
Пропасть у нас и спереди, и сзади:
впереди пропасть дерзости, сзади — осторожности.
Достоинства не прибавится, если наступить на него ногой.
Следует опасаться ненужных новшеств — особенно если
они продиктованы здравым смыслом.
Смелость не зря считается высшей добродетелью — ведь
в смелости залог остальных положительных качеств.
Поддеть красивую женщину — дело не из простых, ведь
она от ваших слов не подурнеет.
Всякая мебель не только блестит, но и отбрасывает тень.
Если истина многогранна, то ложь многоголоса.
Благородные души всегда охотно отступают в тень — и
далее, в мир иной.
Парламент может заставить народ подчиниться, но не со-
гласиться.
Демократия — это худший способ управления страной,
если не считать тех способов, к которым до сих пор прибе-
гало человечество,
ф
Пуля, попавшая в ногу, делает из смелого человека труса;
от удара по голове мудрец становится дураком. Я где-то
читал, что достаточно двух стаканов абсента, чтобы честный
человек превратился в жулика. А значит, дух еще не одержал
окончательную победу над плотью.
По счастью, жизнь пока еще не очень безмятежна — в
противном случае путь от колыбели до могилы мы проходи-
ли бы гораздо быстрее.
Время — плохой союзник.
Когда волнений много, одно перечеркивает другое.
Многие пытаются ставить знак равенства между пожаром
и пожарной командой.
Наука тычется своей умной головой в навозную кучу ин-
фернальных изобретений.
Наши проблемы не исчезнут оттого, что мы закроем глаза
и перестанем на них смотреть.
Совесть и ложь — непримиримы.
В отрыве от истины совесть — не более чем глупость, она
достойна сожаления, но никак не уважения.
Консультация — это когда человека спрашивают:
313
«Вы не против, если мы вам завтра отрубим голову?» — и.
узнав, что он против, на следующий же день голову отрубают.
Репутация державы точнее всего определяется той сум-
мой, какую она способна взять в долг.
При существующих политических институтах иногда еще
приходится считаться с чужим мнением.
Главный урок истории заключается в том, что человечест-
во необучаемо.
Сначала нужно быть честным, а уж потом благородным.
Ответственность — это та цена, которую мы платим за власть.
Если мы хотим сбить человека с ног, то только с одной целью:
чтобы он поднялся с земли в лучшем расположении духа.
По миру распространяется огромное число лживых исто-
рий, и хуже всего то, что добрая половина из них — правда.
Пет решительнее его в нерешительности и сильнее — в
слабости.
Гзрмания
До 1933, даже до 1935 года Германию еще можно было
спасти от того ужаса, в который она нас ввергла.
Немцы, как никакая другая нация, сочетают в себе каче-
ства образцового воина и образцового раба.
Гитлер
Диктатор угодил в собственную западню, стал жертвой
собственной партийной машины — путь назад отрезан; он
должен приучать своих собак к крови, подсовывать им до-
бычу — иначе они сожрут его самого, как сожрали неког-
да Актеона.
Он чудовищно силен снаружи и отчаянно слаб внутри.
Если бы Гитлер завоевал ад, я бы произнес панегирик в
честь дьявола.
Индия
Индия — это не страна, это географический термин; называть
Индию «нацией» все равно, что называть «нацией» экватор.
Италия
Мы будем и впредь перевоспитывать итальянского ишака.
Спереди — морковкой, сзади — дубинкой. (1943)
Лорд Керзон
Он вызывал зависть и восхищение — но не любовь и не-
нависть.
Джордж Керзон (1859—1925), министр иностранных дел Ве-
ликобритании в 1919—1924 гг., консерватор.
314
Стэффорд Криппс
Никто из его коллег так энергично и целенаправленно не
разваливал государство, как он.
Ленин
Только Ленин мог бы вывести русских из того болота,
куда он сам их завел.
Первая трагедия России — рождение Ленина; вторая —
его смерть.
Джеймс Рамсей Макдональд**
Все мы знаем, что он обладал уникальным даром сочетать
обилие слов с отсутствием мысли.
Монтгомери **
В поражении — непревзойденный; в победах — неперено-
симый.
Польша
В мире найдется немного достоинств, которыми бы поля-
ки не обладали, и немного ошибок, которые бы они не со-
вершали.
Россия, русские
Я нс верю, что Россия хочет войны. Она хочет плодов
войны... (1946)
Больше всего русские восхищаются силой, и нет ничего
к чему бы они питали меньше уважения, чем к военной сла-
бости. (1946)
Русских всегда недооценивали, а между тем они умеют
хранить секреты не только от врагов, но и от друзей.
Предсказать, как поведет себя Россия, — невозможно.
Это всегда загадка, больше того — головоломка, нет —
тайна за семью печатями.
Большевизм — это нс политика, это заболевание... это не
кредо, это чума. Как и всякая чума, большевизм возникает
внезапно, распространяется с чудовищной скоростью, он
ужасно заразен, болезнь протекает мучительно и заканчива-
ется смертельным исходом; когда же большевизм, как и вся-
кая тяжелая болезнь, наконец отступает, люди еще долгое
Стэффорд Криппс (1889—1952), министр финансов Вели-
кобритании в 1945—1950 гг., либерал.
Джеймс Рамсей Макдональд (1866—1937), премьер-министр
Великобритании в 1924, 1929—1931, 1931 — 1935 гг., лейборист.
Бернард Лоу Монтгомери (1887—1976), английский фельд-
маршал.
315
время не могут прийти в себя... пройдет немало времени,
прежде чем их глаза вновь засветятся разумом...
Большевики сами создают себе трудности, которые с
блеском преодолевают.
Судьба обошлась с Россией безжалостно. Ее корабль зато-
нул, когда до гавани оставалось не более полумили. (1917)
Борис Савинков
С политической точки зрения Савинков был явлением
уникальным — террорист, преследовавший умеренные цели.
Таунсэн<?
Все, кто знал Таунсэнда, его любили. Согласитесь, для
военачальника это комплимент сомнительный.
Троцкий
Этот человек обладал качествами, необходимыми для раз-
вала государства. Он совмещал в себе организаторский та-
лант Карно, холодный ум Маккиавелли, ораторское искусст-
во Клеона и звериную жестокость Джека Потрошителя.
Франция
Нельзя представить возрожденную Европу без сильной
Франции... Я всю жизнь стремился к тому, чтобы Франция
была сильной, я никогда не терял веры в ее судьбу... (1946)
Франция вооружена до зубов и миролюбива как младе-
нец. (1939)
Черчилль
В молодости я тешил себя самыми невероятными амби-
циями, и, странное дело, все они удовлетворены.
Мы с женой пробовали вместе завтракать, но пришлось
из-за угрозы развода от этой привычки отказаться.
Я давно заметил, что все стремятся во всем обвинить меня.
Наверно, они думают, что чувство вины меня украшает.
Лучше всего ко мне относились люди, которые больше
всего страдали.
Учтите: алкоголь больше обязан мне, чем я — ему.
Я готов встретить Создателя. Другой вопрос, готов ли Со-
здатель встретить меня.
Бернард Шоу
Он одновременно алчный капиталист и искренний ком-
мунист. Его герои готовы убивать за идею, сам же он даже
мухи обидеть не в состоянии.
Сэр Чарлз Таунсэнд (1861—1924), английский военачальник.
316
Эттли
Эттли — овца в волчьей шкуре.
Неудивительно, что Эттли — очень скромный человек.
Ему и в самом деле нечем гордиться.
На воине как на войне
Политика — так же увлекательна, как война. Но более
опасна. На войне вас могут убить лишь однажды, в полити-
ке — множество раз.
Военнопленный — это тот, кто сначала пытается убить
вас, а затем просит пощадить его.
Что может быть более увлекательного, чем видеть, как в
вас целятся и не попадают?!
Победу в войне нельзя гарантировать, ее можно только
заслужить.
От бокала шампанского настроение подымается, разы-
грывается фантазия, чувство юмора... однако от целой бу-
тылки кружится голова, в глазах темнеет, подкашиваются
ноги. Примерно так же действует и война...
Чтобы по-настоящему почувствовать вкус и того, и друго-
го, лучше всего заняться дегустацией.
Я всегда придерживался той точки зрения, что сначала
побежденные должны пережить поражение, а уж потом по-
бедители — разоружиться.
Если хочешь выиграть войну, необходимо помнить ста-
рую истину: тише едешь, дальше будешь.
Никогда еще миллионы не были обязаны единицам столь
многим. (О Битве за Англию, 1940. — АД.)
Мы ждем давно обещанного вторжения. И рыбы — тоже.
(1940)
Идеальный союз мужчины и женщины подобен туго на-
тянутому луку, и никому не дано знать, то ли тетива сгибает
лук, то ли лук натягивает тетиву.
Я всегда ненавидел себя в данный конкретный момент.
Сумма этих моментов и есть моя жизнь.
Владеющий собой — раб разума.
Долголетие — это месть таланта гению.
Жизнь — это лабиринт, где мы ошибаемся поворотом
еще до того, как научились ходить.
Клемент Ричард Эттли (1883—1967), британский политик,
премьер-министр 1945—1951; лейборист.
317
ДЖОРДЖ ОРУЭЛЛ
Джордж Оруэлл (Эрик Блэр) (1903—1950) — автор знаме-
нитой притчи «Скотный двор» и антиутопии «1984», книг,
которые у нас считались крамольными. Он сочетал увлечение
социализмом и ненависть к тоталитаризму. Это противоре-
чие сказалось и на его афористическом наследии.
Для писателя ссылка, быть может, еще более тяжела, чем
для художника, даже для поэта, ведь в ссылке он теряет кон-
такт с живой жизнью, все его впечатления сводятся к улице,
кафе, церкви, борделю, кабинету.
Писатели, которые не хотят, чтобы их отождествляли с
историческим процессом, либо игнорируют его, либо с ним
сражаются.
Если они способны его игнорировать, значит, они, скорее
всего, глупцы.
Если же они разобрались в нем настолько, чтобы всту-
пить с ним в бой, значит, они достаточно умны, чтобы по-
нимать: победы не будет.
Трагедия возникает не тогда, когда добро терпит пораже-
ние, а в том случае, когда человек кажется благороднее тех
сил, которые его губят.
От популярного писателя ждут, что он все время будет
писать одну и ту же книгу, забывая, что тот, кто пишет одну
и ту же книгу дважды, не в состоянии написать ее даже
один раз.
Когда я сажусь писать, я не говорю себе: «Сейчас я со-
здам шедевр!» Я пишу, потому что хочу изобличить ложь
или привлечь внимание людей к какому-то факту. Главное
для меня — быть услышанным.
Все писатели тщеславны, эгоистичны, самолюбивы... од-
нако в них скрывается какая-то тайна, таится какой-то
демон, которому невозможно сопротивляться, который
нельзя постичь...
Демон этот — тот же инстинкт, что побуждает ребенка
громогласно заявлять о себе...
Автобиографии можно верить, только если в ней раскры-
вается нечто постыдное.
Невозможно написать ничего толкового, если постоянно
не подавлять в себе личное. Хорошая проза — как чисто вы-
мытое оконное стекло...
Политик
Большинство революционеров — потенциальные консер-
ваторы...
318
И католики, и коммунисты полагают, будто их противник
не может быть одновременно честным и умным.
Самый быстрый способ закончить войну — это потерпеть
поражение.
Худшая реклама социализма (как и христианства) — его
приверженцы.
Типичный социалист — это аккуратный маленький чело-
вечек, обычно мелкий чиновник и тайный трезвенник, не-
редко — вегетарианец, который — и это в нем самое главное —
ни на что не променяет свое социальное положение.
Политический язык нужен для того, чтобы ложь звучала
правдиво, чтобы убийство выглядело респектабельным и
чтобы воздух можно было схватить руками.
Пока святые не докажут свою невиновность, их следует
считать виновными.
Чтобы видеть то, что происходит прямо перед вашим
носом, необходимо отчаянно бороться.
Вожди, которые пугают свой народ кровью, тяжким тру-
дом, слезами и потом, пользуются большим доверием, чем
политики, сулящие благополучие и процветание.
Если хотите увидеть картину будущего, представьте себе
сапог, наступающий на человеческое лицо.
Мне иногда кажется, что цена свободы — это не столько
постоянная бдительность, сколько вечная грязь.
Со временем мы придем к убеждению, что консервы —
оружие более страшное, чем пулемет.
Все животные равны, но некоторые более равны, чем ос-
тальные.
В Европе коммунизм возник, дабы уничтожить капита-
лизм, но уже через несколько лет выродился в орудие рус-
ской внешней политики.
Бывают ситуации, когда «неверные» убеждения более ис-
кренни, чем «верные».
Они (английские интеллектуалы. — Ред.) могут прогло-
тить тоталитаризм по той простой причине, что в своей
жизни они не знали ничего, кроме либерализма.
Всякий писатель, который становится под партийные
знамена, рано или поздно оказывается перед выбором —
либо подчиниться, либо заткнуться. Можно, правда, подчи-
ниться и продолжать писать — вот только что?
В любом обществе простые люди должны жить наперекор
существующему порядку вещей.
Важно не насилие, а наличие или отсутствие властолюбия.
319
Противники интеллектуальной свободы всегда пытаются
изобразить, что они призывают к борьбе «за дисциплину
против индивидуализма».
Тоталитаризм требует постоянного изменения прошлого
и, в конечном счете, неверия в существование объективной
истины.
Общество можно считать тоталитарным, когда все его
структуры становятся вопиюще искусственными, то есть
когда правящий класс утратил свое назначение, однако цеп-
ляется за власть силой или мошенничеством.
Правительство всегда должно быть готово ответить на во-
прос: «А что вы будете делать, если..?»
Оппозиция же брать на себя ответственность и принимать
решения не обязана.
Общество всегда должно требовать от своих членов чуть
больше, чем они могут дать.
Многим кажется, что наше потомство — это вьючное жи-
вотное, которое готово взвалить на себя любой груз.
Колонии не перестают быть колониями из-за того, что
они обрели независимость.
Партия — это организованное мнение.
В цивилизованной стране перемены неизбежны.
Мы узаконили конфискацию, освятили святотатство и за-
крываем глаза на государственную измену.
Никогда не жалуйтесь и никому ничего не объясняйте.
Человек по-настоящему велик лишь тогда, когда им руко-
водят страсти.
Лондон — это не город. Это нация.
Самое большое несчастье, которое постигло человека, —
это изобретение печатного станка.
Ничего не делать и побольше «урвать» — таков наш идеал
от мальчишки до государственного мужа.
Молодежь нации — попечитель потомства.
Тот, на чьей стороне большинство, всегда находчив и умен.
Две нации, между которыми нет ни связи, ни сочувствия;
которые так же не знают привычек, мыслей и чувств друг
друга, как обитатели разных планет; которые по-разному
воспитывают детей, питаются разной пищей, учат разным
манерам; которые живут по разным законам...
Богатые и бедные.
Вся жизнь — скачка. Иной истины нет.
Восток — это всегда карьера.
320
Век рыцарства в прошлом... На смену драконам пришли
казуисты.
Я никогда не отрицаю, я никогда не противоречу, я иног-
да забываю.
Есть три разновидности лжи:
ложь, гнусная ложь и статистика.
Она (жена. — Ред.) — превосходное существо, вот только
все время путает, кто был раньше, греки или римляне.
Если помнить выгодно, никто забыт не будет.
Надо обладать железными нервами, чтобы быть привет-
ливым каждый день с одним и тем же человеком.
Литература — это путь к славе, всегда открытый для лов-
ких людей, которые лишены чести и богатства.
Консервативная партия — это организованное лицемерие.
Он (Гладстон. — Ред.) честен в самом одиозном смысле
этого слова.
Когда мне хочется прочесть книгу, я ее пишу.
Лесть любят все, особенно — коронованные особы, и
особенно — грубую.
Прецедент увековечивает принцип.
Англия не любит коалиций.
Категоричность — не язык политики.
Отличительное свойство нынешнего века — патологичес-
кое легковерие.
Человек... существо, рожденное для веры.
Писатель, который говорит о своих книгах, ничем не
лучше матери, которая говорит о своих детях.
Без сильной оппозиции не устоит ни одно правительство.
Не читайте исторических книг — только биографические;
биография — это живая жизнь.
Когда про вас начинают ходить анекдоты, пора на покой.
Мелочи действуют на мелких людей.
Знать и народ — это две нации в одном государстве.
Темнее всего в предрассветный час.
Опыт — дитя мысли, а мысль — дитя действия. Нельзя
учиться по книгам.
Даже в избытке есть своя умеренность.
Разнообразие — мать наслаждения.
Не человек создан обстоятельствами, а обстоятельства —
человеком.
321
Свободная торговля — не принцип, а средство для дости-
жения цели.
Молодость — ошибка, зрелость — борьба, старость — со-
жаление.
Справедливость — истина в действии.
Общины создаются людьми, но нацию могут создать
только общественные институты.
ПРИЛОЖЕНИЕ Ns 4
В.Шендерович
«ГАМЛЕТ»’
А не замахнуться ли
нам на Вильяма...
понимаете ли... нашего
Шекспира?
Бориска — президент этого всего.
Степаныч — этого всего премьер.
Паша — специалист по обороне.
Ерик — дока по внутренним делам.
Юрь Михалыч — столичная штучка.
Ацдрюша-Козырек — учит иностранные языки.
Костик — бывший помощник Бориски.
Коржик — охраняет Бориску от других мальчиков.
Герашка-Банкир — умеет считать вперед.
Жирик — хулиган.
Ваня-Рыбка — тихий мальчик.
Зюга — простой обкомовский паренек.
Егорка — мальчик из хорошей семьи.
Гриша — честолюбивый мальчик.
Саша-Генерал — воинственный юноша.
Анпилыч — трудовой москвич.
Толик-Ваучер — рыжий зам. Степаныча.
Мвдкль Ставропольский — говорит с уд арением на первом слоге.
Песни звучат в исполнении народного певца Иосифа Кобзаря
Бориска, в одежде принца Гамлета, со шпагой.
Бориска
Быть иль не быть — вот в чем вопрос. Терпеть ли
Нахальные удары й щелчки
Со стороны парламента и прессы —
Иль сразу Коржика мне попросить
Со всеми, как с «Мост-банком», разобраться?
Лоботомию сделать всей стране,
Чтоб ни один Шумейко и не спикнул,
И этим наконец-то положить
Конец волненьям? А потом уснуть.
Уснуть не так, как давеча в Шенноне,
А чтоб уже никто не разбудил!
Одно страшит: какие сны приснятся,
Шендерович В.А Куклы. М.: Вагриус, 1996.
323
Когда Морфей отпустит тормоза?
Опять все те же, что и еженощно?
Тогда не надо. Виденных вполне
Достаточно! Во сне писать указ
Сатарова отправить в Коста-Рику
Послом без полномочий, ну а Пашку
С Дудаевым — служить в Афганистан?
От снов таких и мертвый пропотеет,
А я живой, по крайней мере, мне
Об этом многократно говорил
Шамиль Тарпи... Шамиль? Ах, чертов Фрейд!
Опять Чечня! Что значит подсознанье...
Но как же быть? Коль в цезари нельзя,
. Так, может, стать обратно демократом?
Поможет ли? Спасибо скажут там,
А здесь сожрут с кишками патриоты...
Вот и крутись тут... «Дания — тюрьма...» —
Да он в России не жил ни минуты!
Кто там? Опять Егорка? Помяни
Мои грехи в своих молитвах, нимфа!
Егорка (появляясь в одеждах Офелии)
Принц, были ль вы здоровы это время?
Бориска
Благодарю: вполне, вполне, вполне.
Егорка
Вы поменялись. Я когда-то вас
Другим знавала.
Бориска
Как это — другим?
Егорка
Другим, другим, не спорьте; той зимою,
Когда меня позвали вы к себе,
То — помните? — клялись в любви к реформам,
Сулили близость... Помните, мой друг?
Ах, это было время золотое!
Народ, как Пугачеву, вас любил...
На «Москвиче» вы ездили тогда,
К восторгу демократии российской,
А Коржик вообще ходил пешком,
И мы его фамилии не знали!
И не было такого аппарата,
Который гнал бы...
324
Бориска
Это что, намек?
Егорка
...который гнал бы демократов в шею,
а на места пропихивал своих!
Бориска
Что надо вам?
Егорка
Подарки заберите!
Я вам давно хотела их вернуть.
Возьмите их.
Бориска
Да полно, вы ошиблись,
Я не дарил вам в жизни ничего!
Егорка
Ах, не дарили? Вот же вам назад:
Указ о назначении премьером
И обещанье к «Выбору» примкнуть...
Порядочные девушки не ценят,
Когда им дарят, а потом изменят!
(Уходит)
Бориска
Вот это да! Вот это, понимаешь...
Но чу! Сюда опять идут...
Появляется Зюга, сильно похожий на Призрак.
Бориска
Ты кто?
Зюга
Я призрак.
Бориска (в ужасе)
Кто ты?!
Зюга
Призрак коммунизма,
Придавленный берлинскою стеной.
Я не брожу, как прежде, по Европе:
Себе дороже. Но в России я,
По-прежнему материализуюсь.
Бориска
Что от меня-то нужно?
325
Зю га
Отомсти
За подлое мое убийство!
Бориска
Я?
Мстить за тебя? К Лукьянову ступай!
Пускай тебя накормит Стародубцев,
И ядовитым зонтиком Крючков
Пускай уколет ночью Аллу Гербер!
А я при чем тут?
Зюга
Боренька, сынок!
Бориска
Какой тебе сынок я?!
Зюга
А в Свердловске?
В обкоме, помнишь?
Бориска
Заросло травой!
Зюга
А Старенькая площадь, а ЦК?
Политбюро?
Бориска
А я, как птица Феникс,
Сгорел и обновился!
Зюга
Ты не прав.
Бориска
Что я не прав, слыхал. Привет Егору.
Зюга
Спасибо, милый мальчик, передам.
Мы, коммунисты, все одна семья —
И в ней не без урода...
Бориска
Все, папаша.
Оставь навеки хлопоты свои.
Не будем возвращаться в эту реку:
Я трижды вышел из КПСС,
Когда еще меня с моста бросали...
326
Зюга
Однако, если не удержишь власть,
Вниз головой лететь еще придется!
Но чу! — пропел петух. Я ухожу.
Прощай же, сын.
Бориска
Прощай, несчастный призрак!
Иди, пока не клюнул твой петух.
Зюга уходит.
Однако ж ночка! Это кто еще?
В глубине сиены читает книжку Гриша, напоминающий
Клавдия.
Ага! Ученый рыночник! Быть может,
И вправду отомстить за коммунизм?
Позвать сюда Анпилыча с друзьями —
И отойти в сторонку погулять...
Что он читает? Хайека?
Гриша (в раздумье)
Нет, Сакса!
Бориска
А хоть бы Фридман — не один ли черт,
Когда вокруг Россия да Россия?
Убить его! А то, наоборот,
Позвать сюда и Фридмана, и Сакса
И посмотреть, что будет? Вот беда!
Четвертый год все не могу решиться.
Вот, понимаешь, русский гамлетизм! —
Сомненья непосредственно на троне...
Гриша
Чей трон — еще посмотрим через год,
Когда придет на выборы народ!
(Захлопывает книжку и уходит.)
Бориска
Кругом враги! Все мне желают ада!
Тут, понимаешь, будь настороже...
Кто за ковром? Ага! Попался, крыса!
Удар. Из-за ковра падает мертвый Костик.
Ну надо же — писатель! Я его,
Пожалуй, закопаю в Ватикане...
Что? Снова шорох? На же, получай!
Из-за ковра падает еще одно тело.
327
Герашка? Вот нежданная отставка.
Отдам Борису Федорову, пусть
Порадуется, как банкир банкиру...
Однако же с таким теченьем дел
(С азартом тычет шпагой.)
Я скоро! Весь! Ковер! Себе! Испорчу!
Кругом враги... Один лишь Пашка тут
Мне верный друг, ермолов наш убогий...
Паша (Придворный)
Спасайтесь, государь! Морской прилив,
Размыв плотины, заливает берег
Не шибче, чем крушит тут все вокруг
Юристов сын, осатанелый Жирик.
Жирик (вылитый Лаэрт)
Где он? А ну, подать его сюда!
Я растерзаю всех, кто помешает!
И заявляю вам как либерал,
Что скоро здесь не будет демократов!
Бориска
А что же будет?
Жирик
Будет хорошо!
А если уцелеем, станет лучше.
За танки нефти нам Хуссейн продаст,
Откупится алмазами Карачи,
Финляндия на брюхе приползет
И будет в Вологодчину проситься!
Всем бабам по бюстгальтеру дадим,
Всем мужикам, мерзавцам, по бутылке,
Заводам — шайбы, по аптекам — яд,
Крестьянам — хрен, а лошадей — казакам!
Всех юмористов сплавим в Израиль,
Всех журналистов — на лесоповалы,
И заживет Россия, как никто, —
Уж это я вам лично обещаю!
А вечером все смотрят на меня
И всей семьей культурно отдыхают:
Невзоров по экрану пустит кровь —
А уж мочу удержит Кашпировский!
Бориска
Простите, россияне, я сейчас
Его убью, причем в прямом эфире!
(Выхватывает шпагу)
328
Жирик
Ага! Дуэль! За дело! Что ж, давай
Посмотрим, чей клинок сильней отравлен!
Бьются. Одновременно закалывают друг друга.
Жирик
Простим друг другу прегрешенья, брат.
Бориска
За кем теперь пойдет электорат?
Оба падают В сопровождении Ерика появляется Степаныч —
мужественный, как Фортинбрас.
Степаныч
Где место происшествия?
Ерик
Какого? Потехи всенародной? Это здесь...
Степаныч
Мне кажется, я вовремя.
Ерик
Отчасти.
Степаныч
Да, кстати, части надо привести
В связи вот с этим всем в боеготовность,
А я покамест буду здесь и.о.
Ерик
Надолго ли?
Степаныч
Посмотрим.
Ерик
Что же дальше?
Степаныч
Что дальше? В общем, в целом — тишина!
ПРИЛОЖЕНИЕ Nfi 5
ПЕРЕСАДКА*
Мизантропия
Отмывая во дворе дома от зимней грязи свой ржавый
«жигуленок», я вдруг осознал, что в пересадке высшей чи-
новной братии на «Волги» заложен глубочайший смысл. За
этой акцией поднимут голову и другие чины, под опекой ко-
торых находятся российские автогиганты. Олег Сысуев, как
бывший мэр Самары, потребует пересадить мелкую чинов-
ную сошку на родные «Жигули», а Юрий Лужков непремен-
но выделит «Москвичи» для среднего звена. Но и это еще
не все.
Вчера ночью Немцов слетал в Нижний успокоить народ.
Сел, конечно же, в «Волгу», зато в сопровождении стояли
два явно не отечественной сборки «джипа». Голову даю на
отсечение, что оба — с пулеметами. Как у Черномырдина.
Логично поэтому, если триумвират Немцов—Сысуев—Луж-
ков пополнится Минтимером Шаймиевым, на чьей террито-
рии расположен «КамАЗ». Зато вместо хилого пулемета в его
кузове уместится зенитная батарея. Когда эта четверка будет
выбирать меж собой главного, свое веское слово скажут
опять и Немцов, и Лужков. У первого в резерве есть
«Нивы», а у второго — еще солиднее — «ЗИЛы». Короче, ва-
риантов для составления правительственных кортежей —
тьма. А президентский я предлагаю такой: впереди два
«ЗИЛа» с минометами, потом «Волга» с самим, потом шу-
шера на «Москвичах» и «Жигулях», а замыкают колонну
кремлевский «КамАЗ» и пара «Нив». Соответственно Лужков
станет президентом (за него — два автозавода), Немцов — пре-
мьером, Шаймиев — возглавит Совет Федерации, а Сысуев —
Думу-
Вся эта перестановка произойдет аккурат 31 июня, в день,
когда Игорь Шабдурасулов обещал выплатить все пенсии.
Очень удобная дата, между прочим, поскольку во всех мне
известных июнях пока что насчитывалось 30 дней. Но ради
такого случая можно будет и учредить. В рамках первого
указа новой власти.
* НГ. 28 марта 1997.
330
P S. Противникам государственного автопереворота я бы
посоветовал немедля заглянуть под капоты кремлевских
«Волг». Сдается мне, что моторы там — английские, фирмы
«Rover». А это непатриотично. Тогда, для компромисса,
можно призвать на царство Кучму с «Запорожцами».
Титус СОВЕТОЛОГОВ 12-й
СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ
На обложке: ZaStita rada. Beograd. 1997. Maj
Стр. 28 Общая газета. 1996. 18-24 июля
Стр. 38 Рис. В.Маяковского
Стр. 68 Ефимов Б. Школьникам о карикатуре и карикату-
ристах. М.» Просвещение, 1976. С. 19
Стр. 71 Бидструп X. Избранное. М.: Искусство, 1976
Стр. 83 Советская Россия. 10 февраля 1996
Стр. 89 Правда России. 8 февраля 1996
Стр. 91 Не дай бог! 20 апреля 1996. № 1
Стр. 94 Их борьба. Очерки идиотизма российской по-
литики. М.: Независимая газета, 1996. С. 9
Стр. 102 Известия. 13 марта 1997
Стр. 103 Известия. 13 марта 1997
Стр. 108 Советская Россия. 12 октября 1995
Стр. 110 Озорные частушки с картинками. Спецвыпуск
журнала «Вокруг смеха». М., 1995
Стр. 119 Независимая газета. 10 сентября 1996
Стр. 132 Российская карикатура. М., 1993. № 4. С. 9
Стр. 144 Правда России. 7 мая 1996
Стр. 148 Анекдоты. Воронеж, 1996. № 34-35. С. 15
Стр. 151 Озорные частушки с картинками. Спецвыпуск
журнала «Вокруг смеха». М., 1995
Стр. 154 Подмосковье. 20 июля 1996
Стр. 165 Завтра. Июль 1995. № 27
Стр. 167 Советская Россия. 14 октября 1995
Стр. 176 Век. 1996. № 39
Стр. 200 Российская газета. 22 июля 1995
Стр. 212 За рубежом. 1996. № 25-26
Стр. 214 Капитал. 23-29 апреля 1997
Стр. 240 Аргументы и факты. 1997. № 6
Стр. 253 Талимонов А. Карикатура. Полтава, 1991.
С. 107
Стр. 264 Известия. 8 августа 1996
Стр. 276 Правда. 11 июля 1996
Стр. 279 Независимая газета. 20 апреля 1996
Стр. 284 Российская карикатура. М., 1994. № 16. С. 13
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие.................................. 3
Очерк первый. ГЕНЕЗИС........................ 7
1.1. Древность............................. 7
1.2. Средние века......................... 21
1.3. Советское время...................... 32
Очерк второй. НЕКОТОРЫЕ ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ
И ПРИЕМЫ.................................... 45
2.1. Частушки............................. 45
2.2. Анекдоты............................. 52
2.3. Эпиграмма............................ 62
2.4. Политическая карикатура.............. 67
2.5. Оживотнивание и овеществление........ 79
2.6. Прозвище. Аббревиатура. Кроссворды... 83
2.7. Мизантропия.......................... 93
Очерк третий. ОБЪЕКТЫ И СУБЪЕКТЫ ЮМОРА.... 97
3.1. Символы.............................. 97
3.2. Политики и секс......................104
3.3. Опросы...............................111
3.4. Юмор политиков.......................125
3.5. Мода и юмористы......................141
Очерк четвертый. ФУНКЦИЯ
ПОЛИТИЧЕСКОЙ СОЦИАЛИЗАЦИИ...................147
4.1. Черный юмор..........................147
4.2. Эмпирическое исследование............152
4.3. Насмешки над президентом.............161
4.4. Научная деятельность и образование...165
Очерк пятый. ФУНКЦИЯ ИДЕНТИФИКАЦИИ,
ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ И СПЛОЧЕННОСТИ................174
5.1. Идентификации........................174
5.2. Национальные анекдоты................177
5.3. Женский юмор.........................188
5.4. Язык.................................194
Очерк шестой. ФУНКЦИЯ КОММУНИКАЦИИ...........204
6.1. Политическая речь....................204
6.2. Инвектива как государственный язык...222
6.3. «Веселый» мат...........................236
6.4. Слухи...................................250
Очерк седьмой. ФУНКЦИЯ КОНФЛИКТА
И СОГЛАСИЯ.....................................259
7.1. З.Фрейд и остроумие.....................259
7.2. Трансактный метод Э.Берна...............268
7.3. Групповой конфликт......................271
7.4. Н.Монахов — смех как плод подсознания...274
7.5. «Агрессия» КЛоренца.....................277
7.6. А.Ахиезер: смех против серьезности государ-
ства ........................................280
7.7. Л Карасев: смех как символ..............285
7.8. Эмпирическое исследование С.Уайт
и Э.Уинзельберга.............................293
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.....................................297
ПРИЛОЖЕНИЯ
1. М.Е.Салтыков-Щедрин. История одного города.
Оправдательные документы....................303
2. А.А.Аверченко. Дюжина ножей в спину революции.
Короли у себя дома ......................... 309
3. У.Черчилль. Афоризмы......................312
Д.Оруэлл. Афоризмы........................318
4. В.Шендерович. «Гамлет»....................323
5. Пересадка. Мизантропия....................330
Анатолий Васильевич
ДМИТРИЕВ
СОЦИОЛОГИЯ
ПОЛИТИЧЕСКОГО ЮМОРА
Форма^ДхЙя^т1!12’1992'^0^03110 в печать 5.03.98.
Издательство «РоссийскаяI политическая энциклопедия»
129256, М ос ква jot В.Пика, д. 4, корп. 1. Тел. 181-00-13 (дирекция)-
181-34-57 (отдел реализации). Факс 181-01-13
1 л-7лл^Ч Типография «Новости»
107005, Москва, ул. Ф.Энгельса, д 46