Диалектика ленинского исследования империализма и революции - Розенталь М.М.

Глава 1 «ФИЛОСОФСКОЕ ВВЕДЕНИЕ» В ИССЛЕДОВАНИЕ ИМПЕРИАЛИЗМА И РЕВОЛЮЦИИ

Глава 2 ПРИНЦИПЫ «ОБЪЕКТИВНОСТИ РАССМОТРЕНИЯ» В ИССЛЕДОВАНИИ ИМПЕРИАЛИЗМА

2. О фактах как основе «объективности рассмотрения»

3. Исследование вещи в ее «собственном движении», «собственной жизни» как условие научной объективности

4. Классовый анализ — «руководящая нить» научно-объективного исследования социальных явлений

Глава 3 О ПОНЯТИИ СИСТЕМЫ И СИСТЕМНОГО ПОДХОДА В СОЦИАЛЬНОЙ НАУКЕ

2. Социальная система как целостный организм

3. О диалектическом характере социальных систем и структур

4. О диалектических способах познания социальных систем

5. Диалектика и «организационная наука» А. Богданова

Глава 4 ОТ ФАКТОВ К ТЕОРИИ ИМПЕРИАЛИЗМА, К ОТКРЫТИЮ ЕГО ЗАКОНОВ

2. Разработка плана, структуры исследования. «Восхождение от конкретного к абстрактному»

3. Открытие «субстанции» империалистического капитализма, закономерности его развития

4. Определение понятия империализма. Способы определения понятия

Глава 5 ДИАЛЕКТИКА РАЗВИТИЯ МОНОПОЛИСТИЧЕСКОГО КАПИТАЛИЗМА

2. Диалектический подход к структуре монополистического капитализма

3. Сущность структурных, качественных изменений на ступени государственно-монополистического капитализма

4. Ленинский подход к основным признакам империализма и современность

Глава 6 ЛЕНИНСКИЙ АНАЛИЗ ПРОТИВОРЕЧИЙ ИМПЕРИАЛИЗМА И ЕГО СОВРЕМЕННОЕ ЗНАЧЕНИЕ

2. О сущности диалектического противоречия. Критика Лениным новейшего «прудонизма»

3. Ленинский метод анализа конкретных противоречий империализма

4. Разрешение противоречий империализма и ленинский способ исследования этого вопроса

Глава 7 ДИАЛЕКТИКА ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ОБЪЕКТА И СУБЪЕКТА В РЕВОЛЮЦИОННОМ ПРОЦЕССЕ

2. Критика «критиков» Ленина по вопросу об объекте и субъекте в историческом процессе

3. О великой роли субъективной стороны исторического процесса

Глава 8 ПРИНЦИП СОЗНАТЕЛЬНОГО «СОЕДИНЕНИЯ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ» В РЕВОЛЮЦИОННОЙ БОРЬБЕ

2. Сложный, противоречивый характер эпохи империализма и революций как объективное условие «соединения противоположностей»

3. Диалектика борьбы за демократию и за социалистическое преобразование общества

4. Диалектика национального и интернационального

Глава 9 ЛОГИКА И ЛОГИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ КОНКРЕТНОГО АНАЛИЗА

2. Принцип разграничения существенного и частного, типичного и отдельного, содержания и формы

3. Принцип конкретного анализа противоречий, «самого точного, объективно проверимого учета соотношения классов»

4. Принцип историзма при учете крутых и быстрых поворотов объективной ситуации

Глава 10 ДИАЛЕКТИКА ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ И БОРЬБЫ ДВУХ МИРОВЫХ СОЦИАЛЬНЫХ СИСТЕМ

2. Диалектика соотношения внутренних и внешних противоречий

3. Взаимодействие двух социальных систем как внешних противоположностей

4. Взаимодействие двух социальных систем как внутреннее противоречие современного мирового хозяйства

5. О форме борьбы и разрешения противоречий двух мировых систем

Author: Розенталь М.М.

Tags: история история ссср

Year: 1976

Similar

Диалектика "капитала" К.Маркса

Марксистский диалектический метод

Ленинская теория империализма

Марксистский диалектический метод

Text

АКАДЕМИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ НАУК
при ЦК КПСС
Кафедра марксистско-ленинской
философии
М. М. РОЗЕНТАЛЬ
Диалектика
ленинского
исследования
империализма
и революции
Издательство «Мысль»
Москва 1976

Ш РЕДАКЦИИ НАУЧНОЙ
Р64 И УЧЕБНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ВПШ и АОН при ЦК КПСС
Розенталь М. М.
Р64 Диалектика ленинского исследования
империализма и революции. М., «Мысль», 1976.
520 с. (Акад. обществ, наук при ЦК КПСС. Кафедра
марксистско-ленинской философии).
В книге раскрывается богатое диалектическое содержание работ
В. И. Ленина, посвященных исследованию природы
империалистической стадии капитализма, а также закономерностей революции и
революционного процесса, стратегии и тактики борьбы за
революционное преобразование общества.
В книге выделены те стороны и аспекты ленинской диалектики,
рассматриваемой в широком плане как единство объективной
диалектики и логики, теории познания, которые особенно важны для
понимания некоторых современных процессов мирового общественного
развития.
л 10103-047 4лщп
Р 14-76 I M
004(01)-76
© Издательство «Мысль». 1976

НЕСКОЛЬКО СЛОВ
ОБ АВТОРЕ
Книга «Диалектика ленинского исследования империализма и
революции»— последний труд советского философа Марка Моисеевича Ро-
зенталя (1906—1975 гг.). Она явилась завершающей в серии его работ
по диалектике. Отличительная черта этой новой работы заключается
в том, что здесь автор, рассматривая со свойственными ему
глубиной и обстоятельностью многогранное богатство ленинского
диалектического анализа общественных процессов эпохи империализма и
пролетарских революций, полнее, чем в каком-либо другом своем труде,
прослеживает диалектический характер социальных процессов в
современную эпоху перехода от капитализма к социализму. Можно без
преувеличения сказать, что этот труд большого ученого обогатит
марксистско-ленинскую философскую литературу прежде всего
вкладом в раскрытие диалектики нашей эпохи.
Автор большого числа фундаментальных работ, созданных
главным образом на кафедре марксистско-ленинской философии АОН
при ЦК КПСС, где он проработал долгие годы, М. М. Розенталь
известен и в нашей стране, и далеко за ее пределами. Он исследовал
вопросы теории познання, эстетики, философские воззрения русских
революционных демократов, в особенности Н. Г. Чернышевского,
и т. д. Но главное место в научно-теоретическом наследстве М. М. Ро-
зенталя занимает разработка проблем материалистической
диалектики, которой посвящены его основные произведения. В трудах
«Диалектика «Капитала» К. Маркса», «Принципы диалектической
логики», «Ленин и диалектика», составляющих единый цикл, в полной
мере раскрылся незаурядный талант М. М. Розенталя как ученого,
обладавшего энциклопедической широтой знаний и даром излагать
в четкой и ясной форме наиболее сложные вопросы теории
материалистической диалектики.
В работах этого цикла М. М. Розенталь ставит прежде всего
3

основную задачу показать историю и логику становления и развития
материалистической диалектики в трудах классиков
марксизма-ленинизма. Это уже сама по себе благодарная цель — раскрыть логику
марксистско-ленинского учения, ибо никакой учебник по диалектике
не может заменить формирующего сознание и теоретическое
мышление воздействия, которое оказывает знание и понимание того, как
создавалась, развивалась и использовалась материалистическая
диалектика в напряженном творческом поиске Маркса, Энгельса и Ленина.
Исследуя сущность законов диалектики, ее категорий и принципов,
диалектической концепции развития в целом, М. М. Розенталь
постоянно раскрывал содержание их, опираясь на анализ актуальных
проблем современного социального развития и новейших результатов
науки. В книгах М. М. Розенталя всесторонне и тщательно
исследуются фундаментальные вопросы диалектического метода:
соотношение объективного и субъективного в процессе познания и развития
социальной жизни, особенности противоречий при социализме и их
взаимодействие с морально-политическим и социальным единством
нашего общества, диалектика общего и специфического, целого и
части, и ряд других вопросов.
Марка Моисеевича Розенталя как автора, ученого и человека
отличала еще одна черта: он всегда был воинствующим марксистом. Во
всех его книгах позитивное изложение темы неразрывно связано с
принципиальной, острой, аргументированной критикой буржуазных и
ревизионистских концепций, всевозможных вариантов фальсификации
или «опровержения» диалектики.
Кафедра
марксистско-ленинской
философии
Академии
общественных наук
при ЦК КПСС

ПРЕДИСЛОВИЕ
В настоящей книге мы рассматриваем ленинский метод
исследования империализма, охарактеризованного Лениным как высшая
и последняя стадия капитализма, как канун социалистической
революции, эпоха крушения буржуазного строя.
В своем исследовании империализма и неразрывно связанного
с ним революционного процесса преобразования буржуазного
общества в социалистическое Ленин целиком опирался на Марксов
«Капитал», на диалектический метод, который так плодотворно и
блестяще был в нем применен. Как известно, Ленин придавал
диалектике и логике этого основного произведения научного
социализма огромное значение. Его слова о том, что хотя Маркс не
оставил Логики (с большой буквы), но оставил логику «Капитала»,
в котором к одной науке применены логика, диалектика и теория
познания материализма, и что это следует в полной мере
использовать для разработки науки материалистической диалектики,
наиболее ярко выразили великое значение произведения Маркса.
Продолжая и творчески развивая Марксово исследование
капиталистического способа производства в новой исторической
обстановке XX в., Ленин, разумеется, не просто опирался на метод и
логику «Капитала», он понимал и рассматривал
материалистическую диалектику и марксизм в целом как беспрерывно
развивающуюся науку, раскрывающую в исторически изменяющейся
общественной практике свое неисчерпаемое содержание. Все ленинские
работы, в том числе — и, может быть, не будет никаким
преувеличением сказать особенно — те, в которых он дал учение
о новой стадии капитализма, разработал теорию социалистической
революции, соответствующую новому историческому периоду, вскрыл
движущие силы социалистической революции в ее неразрывном
единстве с другими революционными потоками, подтачивающими
устои империализма, вооружил марксистов наукой о стратегии и
5

тактике пролетарских партий в этих новых исторических условиях,
его несравненный теоретический анализ, а также практическая
деятельность периода подготовки и осуществления Великой
Октябрьской социалистической революции и т. д. — все это неизмеримо
обогатило сокровищницу марксистского мировоззрения в целом,
марксистского метода изучения действительности в частности.
Великое и непреходящее значение работы Ленина
«Империализм, как высшая стадия капитализма» и всех других его трудов,
связанных с проблематикой империализма и революции, в том и
состоит, что они дают единственно научный метод подхода к
самым сложным вопросам современности. Как ни изменилась
историческая обстановка по сравнению с той, когда выступал Ленин,
особенно если учесть существование мировой социалистической
системы и ее воздействие на ход всего современного мирового
развития, основные принципы и положения, разработанные Лениным,
сохраняют свою полную силу. А это в решающей степени
объясняется тем научным, диалектическим методом исследования,
которым Ленин руководствовался в своих работах.
Актуальность борьбы Ленина против антинаучного,
метафизического, т. е. антидиалектического, подхода к анализу
империализма, задач революционной борьбы против него не вызывает
никаких сомнений. Современная социал-демократия, особенно в лице
ее правых лидеров, без всяких особых прикрытий отказалась от
марксизма, марксистского мировоззрения, полагая, что политика не
должна основываться на научных методологических принципах
подхода к действительности. Один из главных тезисов, отстаиваемых
ими, гласит, что социализм и социальная наука, научное
мировоззрение несовместимы. «Демократический социализм (т. е.
«социализм», противопоставляемый научному социализму Маркса и
Ленина. — М. Р.) не есть мировоззрение» — так озаглавлена одна
из статей в органе социал-демократической партии ФРГ «Die Neue
Gesellschaft» (1972, № 11). Это означает, что взгляды на социализм,
на социалистическое преобразование общества не могут
базироваться на научной теории, на системе теоретических принципов,
единственно соответствующих действительности и ее объективным законам.
Вместо этого «демократические социалисты», как и
всевозможные ревизионисты, проповедуют «плюрализм» взглядов, концепций
и т. п. Всякая теоретическая система, претендующая на
единственную правильность, провозглашается ими «абсолютной»,
«догматической», «реакционной» и т. п. «Единственное, или «правильное»,
сознание, — читаем мы в другой статье того же журнала, — не
имеет в демократическом социализме никакого оправдания» К
1 «Die Neue Gesellschaft», 1972, N И, S. 859.
6

Но почему же так? Оказывается, что теория или
мировоззрение, претендующие на это, находятся в противоречии... с
демократией. «Демократический социализм не может быть никакой наукой,
иначе он противоречил бы своим демократическим принципам» \
Иначе говоря, повторяется старая идея буржуазного (в худшей
своей части) представления о том, что общество и общественная
жизнь составляют исключение из общего правила. Получается так,
что о природе, о многих областях человеческой жизни, таких,
например, как техника, медицина и многие другие, можно мыслить
(а следовательно, и действовать в них) на основе науки, а об
обществе каждый может думать и в общественной деятельности
поступать, как ему заблагорассудится, ибо этого требует...
демократия. В действительности, конечно, демократия здесь абсолютно ни
при чем. Само понятие о демократии, о ее сущности и роли может
быть правильно осмыслено лишь благодаря научному подходу к
обществу, правильному методу его познания. Иначе оно
расплывается в некое туманное образование, которое имеет лишь одну цель —
помогать приспосабливаться к определенным классовым, далеко не
прогрессивным интересам, выполнять апологетическую по
отношению к капитализму роль, как это мы и видим на примере правой
социал-демократии. Впрочем, в рассуждениях о невозможности
единственного, или «правильного», сознания нет элементарной логики:
если это было бы так, то что дает право сторонникам
«демократического социализма» считать и объявлять свой путь правильным и
опровергать научный социализм как ложный, «устаревший» и т. п.?!
Во что выливается этот мнимодемократический подход к
обществу, в частности к социализму, видно из следующего факта.
Отрицая социализм как мировоззрение, т. е. его связь с
определенной системой научных взглядов на действительность, и научный
метод подхода к ней, представители «демократического социализма»
не могут так или иначе не попытаться подвести под него какую-то
«философскую» базу. Но эта база должна быть непременно
«плюралистической». И вот как она выглядит по их собственным
представлениям: «Христианское учение о сущности человека и его
этические масштабы, права человека, провозглашенные Французской
революцией, этика и просветительские идеи Канта, диалектическая
философия истории Гегеля, Марксова критика капитализма,
критический марксизм Бернштейна, теория стихийности Розы Люксембург
и критика большевизма, свободный социализм Шумахера,
новейший вклад Эрнста Блоха, Хоркхаймера и Адорно, Хабермаса, Ле-
шека Колаковского и Милована Джиласа и др. — все это
составляет, так сказать, следующие друг за другом и взаимодействую-
1 «Die Neue Gesellschaft», 1972, N И, S. 858.
7

щие акты сознания демократического социализма, которые
сводятся к одному этическому мотиву» 1.
Право, такого «философского синтеза» — от христианского
учения до Колаковского и Джиласа — еще никто в истории
философии не сотворял. Подобное «смешение» взглядов и теорий
поистине соответствует «демократическому» подходу к социализму:
ассортимент здесь широк и разнообразен, и выбор можно сделать
на любой вкус.
Нет при этом надобности доказывать, что, например,
гегелевская «диалектическая философия истории», несмотря на ее
идеалистический характер, никак не подходит к этому
«плюралистическому» синтезу, так как Гегель был непримиримым противником
субъективистского подхода к истории человечества и требовал
признания объективных, хотя и на идеалистической основе трактуемых
законов общества. Что же касается «Марксовой критики
капитализма», то она от начала до конца построена на определенном —
диалектико-материалистическом — мировоззрении и попала сюда
по чистейшему недоразумению. Согласно концепции
«демократического социализма», Марксова теория капитализма по существу
изжила себя: она соответствовала старому, «механическому
производству», но уже не согласуется с современным, «кибернетическим
производством» в условиях буржуазного общества. Здесь
пролетариат якобы утратил свои революционные потенции, классовая
борьба невозможна, а государственно-монополистический
капитализм — это «организованный капитализм», который, будучи
контролируем конкуренцией и социально-политической оппозицией
профсоюзов, вполне достаточен «для кибернетически продуцированного
массового общества»2.
Таким образом, на деле оказывается, что «демократический»,
т. е. «плюралистический», подход к социализму имеет вполне
определенный классовый смысл, далекий от научного социализма.
Изучение ленинской диалектики исследования империализма и
революции имеет важное значение в том смысле, что оно
помогает в условиях современности понимать всю теоретическую,
философскую фальшь и социальную направленность рассмотренной
нами вкратце концепции подхода к общественному развитию и
многих подобных ей. Ленин, как Маркс и Энгельс, видел
высочайшую ценность научного метода рассмотрения общественных
явлений и процессов именно в том, что он помогает выработать
единственное и правильное сознание о них. И в этом отношении
общественная наука абсолютно ничем не отличается от физики, биоло-
1 «Die Neue Gesellschaft», 1972, N 11, S. 859.
2 Там же, стр. 863.
S

гии, химии и других естественных наук, которые стремятся к
такому же сознанию. И конечно, такое сознание вовсе не означает
догматичности, окостенелости мысли, ибо, как и в науках о
природе, оно достигается в беспрерывных творческих исканиях, в
борьбе и столкновении различных мнений и взглядов — такой
борьбе, которая служит средством постижения объективной истины,
т. е. истины, потому и являющейся таковой, что она правильна без
всяких кавычек, притом правильна в смысле диалектическом, а не
метафизическом, так как всякая истина — и естественнонаучная, и
общественнонаучная —> развивается, углубляется и не
представляет собой окаменелости.
На позициях отрицания марксистского метода исследования
современного империализма и закономерностей революционного
процесса находятся и новейшие ревизионисты правого и «левого»
толка. Отличительная особенность их позиций состоит лишь в том,
что свой оппортунизм они прикрывают лицемерными ссылками на
«обновленный», «творческий» марксизм, «марксизм XX века»,
«марксизм гуманистический» и т. п. В действительности же их
философия, методология есть тот же разрыв с
марксизмом-ленинизмом, подмена научно-объективного анализа диалектики развития
государственно-монополистического капитализма и современного
революционного процесса субъективистскими и утопическими
конструкциями, основанными на софистическом вырывании одной
какой-либо стороны, например научно-технической революции, из
единой многогранной системы экономических, политических, духовных
и прочих отношений современного общественного развития с целью
создания всякого рода технократических, реформистских концепций
затушевывания коренных противоречий империализма как
движущей силы революционного процесса, на отрицании великой
исторической роли мировой социалистической системы и т. п.
Чего стоят в этом плане «архилевые» на словах, а на деле
глубоко реакционные рассуждения маоистов о борьбе двух
современных «сверхдержав», сознательно стирающие коренную
противоположность между капитализмом и социализмом,
растворяющие четкие марксистские, ленинские категории и понятия об
империализме в антинаучных представлениях о «сверхгосударствах»
независимо от их качественной определенности, от их социальной
сущности, от их классовой политики?! Ниже пасть в борьбе против
марксизма-ленинизма уже, кажется, невозможно. И все это иезуитски
маскируется «диалектической» фразеологией.
Современные марксисты-ленинцы ведут борьбу против
новейших извращений ленинизма, опираясь в своем анализе
монополистического капитализма, классовой борьбы,
национально-освободительного движения, всей эпохи перехода от капитализма к социа-
9

лизму на драгоценное наследие Ленина. «Сегодня, — говорится в
Обращении международного Совещания коммунистических и
рабочих партий 1969 г. «О 100-летии со дня рождения Владимира
Ильича Ленина», — мы с полным основанием говорим об учении Ленина
теми же словами, какими он сам охарактеризовал марксизм: это
учение всесильно, потому что верно. Марксистско-ленинская теория,
ее творческое применение в конкретных условиях позволяют
вырабатывать научные ответы на вопросы, встающие перед всеми
отрядами мирового революционного движения, где бы они не действовали» 1.
И если Ленин называл диалектику «душой марксизма», то
такой же «душой» была она во всей его собственной теоретической
и практической деятельности. Вот почему такую ценность имеет
изучение диалектики Ленина, которую он с великим успехом
применял и развивал во всех направлениях, и в частности в
исследовании империализма и революции.
Данная книга не претендует на полное и исчерпывающее
исследование темы, в ней выделены те стороны ленинского хметода,
которые, на наш взгляд, особенно важны и помогают понять его
значение для правильного подхода к актуальным вопросам
современности. Ясно также, что эта проблема ориентирована на
философское, а не экономическое или политическое исследование, хотя,
разумеется, в этом исследовании использован соответствующий
конкретный материал. Автор при этом опирался на материалы съездов
Коммунистической партии Советского Союза и документы
международных совещаний коммунистических и рабочих партий, в
которых содержится чрезвычайно ценный анализ сущности
государственно-монополистического империализма, а также закономерностей
современного революционного процесса, стратегии и тактики
коммунистического движения. В книге также использована большая
работа, проделанная советскими экономистами в изучении
современной фазы развития империализма.
Все эти и другие исследования марксистов из ленинских идей
сознательно черпают решающие теоретические и методологические
принципы для анализа современных проблем общественного
развития.
Ленин принадлежит к тем гигантам-мыслителям и
революционерам, изучение мышления и практической деятельности которых
позволяет обнаружить и научно обосновать общие законы
познания (и соответственно, конечно, революционного действия).
Способствовать в какой-то мере выполнению этой цели — таково
главное назначение данной книги.
1 «Международное Совещание коммунистических и рабочих
партий». Документы и материалы. Москва, 5—17 июня 1969 г. М.,
1969, стр. 332.

Глава 1
«ФИЛОСОФСКОЕ
ВВЕДЕНИЕ»
В ИССЛЕДОВАНИЕ
ИМПЕРИАЛИЗМА
И РЕВОЛЮЦИИ
В литературе уже неоднократно указывалось, что Ленин
не случайно именно в годы, когда разразилась
первая мировая империалистическая война, специально
занялся тщательным исследованием вопросов
материалистической диалектики. Не случайно, ибо легко
прослеживается внутренняя закономерная связь между этими
философскими занятиями и необходимостью
всестороннего — экономического, политического, философского —
анализа новой, империалистической эпохи, наступившей
с конца XIX столетия. Первая мировая война подобно
землетрясению оповестила об этой эпохе и
обнаружила ее коренные особенности по сравнению с
предшествующим периодом развития капитализма.
Сам Ленин, как только разразилась война, в своих
выступлениях настойчиво требовал выяснить связь ее
с новой исторической обстановкой. В реферате на тему
«Пролетариат и война», произнесенном в октябре 1914 г.,
он говорил: «Выяснение характера войны является для
марксиста необходимой предпосылкою, чтобы решить
вопрос о своем к ней отношении. Для такового же
выяснения необходимо, прежде всего, установить, каковы
объективные условия и конкретная обстановка данной
войны. Нужно поставить эту войну в ту историческую
обстановку, в которой она происходит, и только тогда
можно определить свое к ней отношение. Иначе получится не
материалистическое, но эклектическое трактование
вопроса» 1.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 27.
11

Как видно, Ленин здесь обращает внимание на
философскую, методологическую сторону вопроса. Все
дело в том, как подойти к такому явлению, как данная
война, каким должен быть способ, метод ее
рассмотрения. Этим определяется и отношение к ней рабочего
класса и его партии, их стратегия и тактика в новый
исторический период развития.
«Империализм, —■ продолжает Ленин, — есть то, что
накладывает совсем особый отпечаток на современную
войну, отличает ее от всех предыдущих.
Только рассматривая эту войну в ее отличительной
исторической обстановке, как это обязательно для
марксиста, мы можем выяснить свое отношение к ней.
Иначе мы будем оперировать старыми понятиями,
аргументами, приложенными к иной, к старой обстановке» К
Ленин имеет в виду именно диалектический метод
анализа войны, противопоставляя его всякого рода
метафизике и эклектике: исторический подход к явлениям
характеризует одно из самых существенных
требований марксизма и марксистской диалектики.
Таким образом, насущная потребность
теоретического исследования с позиций марксизма экономического
содержания империализма, его политики, нового
характера войны, обоснование перспектив и направлений
борьбы пролетариата в значительной мере требовали
философских методов анализа и особого внимания к ним, их
дальнейшей разработки. Недаром Ленин называл
материалистическую диалектику «душой марксизма».
Но не только это выдвигало на передний план
необходимость исследования проблем диалектики. В не
меньшей мере она вызывалась тем обстоятельством, что
изменившие марксизму и революции вожди II
Интернационала всячески извращали сущность и смысл
империализма как новой стадии капитализма, спутывали
империалистическую войну с прошлыми войнами,
относящимися к эпохе национально-освободительного
движения, нередко выдавая все это за «диалектику», на
деле же превращая ее в самую пошлую эклектику и
софистику. Ленину пришлось вести борьбу по этой
линии против признанных вождей оппортунистической
социал-демократии. Выступая против их позиций по
самым разнообразным вопросам, он показал, что в фило-
В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 29.
12

софской основе их взглядов на новую эпоху лежит
фальсификация Марксовой диалектики, подмена ее
метафизикой. «Диалектика, — писал он в работе «Крах II
Интернационала», — превращается в самую подлую,
самую низменную софистику!» 1
Особенно резкой критике за это он подвергал
Каутского и Плеханова. Разбирая теорию империализма
Каутского, доказывая ее полную научную
несостоятельность, Ленин устанавливает, что она результат
неспособности ее автора подойти диалектически к
империализму как целому и основана на вырывании отдельных
сторон, свойств из этого целого. В «Тетрадях по
империализму» Ленин ясно определяет философскую,
методологическую базу оппортунистического «централизма»
Каутского: «Эклектика вместо диалектики. «Среднее»:
«примирение» крайностей, отсутствие ясного,
определенного, резкого вывода, шатания.
Примирение и притупление классовых противоречий на
словах при их обострении на деле.
Примирение с оппортунизмом.
Затушевывание теоретической и
практически-политической пропасти с оппортунизмом»2.
Понятна также та особая страсть, с которой Ленин
бичевал Плеханова за измену диалектике при
рассмотрении конкретных явлений и процессов периода первой
мировой войны. Ленин очень высоко ценил вклад
Плеханова в разработку и популяризацию марксистской
диалектики, о чем он неоднократно говорил. Может быть,
именно поэтому Ленин так остро воспринимал
расхождения между рассуждениями Плеханова на словах о
диалектике и полнейшим забвением ее на деле при
анализе войны и задач рабочего класса.
В своей брошюре «О войне» Плеханов писал: «Мы
должны мыслить диалектически»3. Но тут же, проводя
неправомерные исторические аналогии, пытался
доказать национальный характер войны со стороны России,
Франции, Англии, ссылался в оправдание этого на кан-
товский вневременной, «вечный» закон нравственности,
опирался на антимарксистскую концепцию Каутского об
империализме и т. д.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 240.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 28, стр. 4.
8 Г. В. Плеханов. О войне, второе издание. Пг., [б. г.], стр. 29.
13

Естественно, что Ленин клеймил подобную
«диалектику». В статье «Русские Зюдекумы» он писал о
Плеханове: «Рассуждения его — сплошная замена
диалектики софистикой» К
В этом смысле небезынтересно отметить, что,
работая в это же время над своими «Философскими
тетрадями», Ленин сделал известные замечания о слабостях
и пробелах плехановского понимания
материалистической диалектики. Он усматривал их в том, что
Плеханов не понимал необходимости исследовать диалектику
как теорию, науку наподобие «Науки логики» Гегеля,
преподнося ее преимущественно в виде «суммы
примеров». Но диалектика, как «сумма примеров», не
способна быть руководящей нитью в исследовании
конкретного, в чем больше всего, пожалуй, сказывалась слабость
Плеханова. Нет сомнения, что эти оценки его
понимания диалектики, содержащиеся в «Философских
тетрадях», в немалой мере навеяны ленинской критикой
политической и теоретической позиции Плеханова в годы
войны. В свою очередь общая постановка вопроса о
недостатках понимания Плехановым диалектики как науки
в «Философских тетрадях» объясняла его печальные
ошибки в конкретных подходах к событиям того
времени.
Ленин не просто и не только критиковал
оппортунистов, социал-шовинистов за измену марксистской
диалектике, видя в этом философский источник их
политической, классовой измены пролетариату. Он
противопоставлял им свой, подлинно марксистский,
диалектический подход по самым разнообразным вопросам
экономики и политики империализма, революционной борьбы
пролетариата. В материалистической диалектике он
видел ключ к правильному научному исследованию
сложнейших вопросов новой эпохи.
Этим, бесспорно, объясняется тот факт, что Ленин,
не жалея времени и сил, работает в годы первой
мировой войны над «Философскими тетрадями», в центре
которых стоит диалектика. И в этом смысле труд,
проделанный им в тетрадях, можно по праву считать
«философским введением», или, если угодно, философской
подготовкой исследования империализма как особой и
1 В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 26, стр. 119.
14

высшей стадии капитализма, рассмотрения всей
совокупности процессов новой революционной эпохи.
* * *
Когда мы говорим именно о «Философских тетрадях»
как «философском введении» к исследованию
Лениным империализма и неразрывно связанной с ним
эпохи революционного перехода от капитализма к
социализму, то это нужно понимать только в том смысле,
что в них в наиболее сконцентрированном виде выражена
его работа над диалектикой. Но следует иметь в виду,
что и в ряде других ленинских трудов этого периода
(мы отвлекаемся от того бесспорного факта, что
вообще с первых шагов своей деятельности Ленин вопреки
всякого рода ревизионистским вымыслам проявлял
постоянный интерес к проблемам материалистической
диалектики) диалектика находится в центре его
философских интересов.
В 1913 г. Ленин читает и конспектирует изданную
в Германии четырехтомную переписку между Марксом
и Энгельсом. Конспект этот (см. В. И. Ленин. Конспект
«Переписки К. Маркса и Ф. Энгельса 1844—1883 гг.».
М., 1968) имеет большую ценность с точки зрения
интересующего нас вопроса. Ленин считал, что центральным
вопросом всей переписки основоположников марксизма
следует считать диалектику. В неоконченной по поводу
этой переписки статье Ленин писал: «Если попытаться
одним словом определить, так сказать, фокус всей
переписки, — тот центральный пункт, к которому
сходится вся сеть высказываемых и обсуждаемых идей, то
это слово будет диалектика. Применение
материалистической диалектики к переработке всей политической
экономии, с основания ее,— к истории, к естествознанию, к
философии, к политике и тактике рабочего класса, —
вот что более всего интересует Маркса и Энгельса, вот
в чем они вносят наиболее существенное и наиболее
новое, вот в чем их гениальный шаг вперед в истории
революционной мысли» К
Эти слова прекрасно раскрывают тот угол зрения,
под которым Ленин изучал переписку Маркса и
Энгельса, где отразилась вся их творческая и революционно-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 24, стр. 264.
15

практическая деятельность. Они вместе с тем
определенным образом характеризуют и собственное направление
мыслей Ленина, его подход к новым вопросам
политической экономии, истории, естествознания, философии,
политики и тактики рабочего класса, поставленным
эпохой империализма и революции.
Некоторые замечания, которые Ленин делает в
своем «Конспекте», служат мостиком, связывающим эту
работу с «Философскими тетрадями». Особенно важное
значение имеет следующее замечание. Отмечая на
полях книги слова Маркса о том, что при работе над
«Капиталом» для метода обработки материала «большую
услугу» оказала ему возможность вновь перелистать
«Логику» Гегеля и что ему хотелось бы изложить «в
доступной здравому человеческому рассудку форме то
рациональное, что есть в методе, который Гегель открыл,
но в то же время и мистифицировал», Ленин
записывает в конспекте: «Рациональное в «Логике»
Гегеля, в его методе». И рядом с этим замечанием еще одно:
«Рациональное в «Логике» Гегеля»1.
Пройдет всего примерно год, и Ленин сам
принимается за работу над «Логикой» Гегеля, в итоге
которой и появляется центральная часть «Философских
тетрадей» — подробнейший конспект гегелевской «Науки
логики», имеющий бесценное значение для дальнейшего
развития науки диалектики. Ленин как бы перенимает
эстафету от Маркса, имея, по всей вероятности,
намерение осуществить то, что не удалось автору
«Капитала», — дать специальное материалистическое изложение
диалектики.
Помимо «Конспекта «Переписки К. Маркса и Ф.
Энгельса»» важное значение имеет написанный Лениным в
1914 г. очерк «Карл Маркс», в котором при
характеристике марксистской философии специальный раздел
посвящен сжатому, но удивительно содержательному и
глубокому изложению сущности материалистической
диалектики.
Наконец, работая над «Философскими тетрадями»,
Ленин одновременно собирает и подготавливает
материал для своей книги об империализме. Этот материал
со многими ленинскими оценками и замечаниями со-
1 В. И. Ленин. Конспект «Переписки К. Маркса и Ф. Энгельса
1844—1883 гг.», стр. 35.
16

ставил огромный том «Тетрадей по империализму». В них
высказывается ряд мыслей по поводу марксистского
диалектического метода исследования империализма в
целом и различных его сторон и свойств, подвергаются
критике буржуазные и реформистские способы подхода
К ним. Сами по себе эти мысли важны и ценны. Но
дело даже не столько в них, сколько в том, что вся эта
работа в целом раскрывает лабораторию ленинской
диалектической мысли, материалистического подхода к
анализу массы фактов, составляющих реальную основу
теоретических обобщений. Диалектика оказывает
огромную помощь в деле критического отсечения ценных
данных, приводимых в работах буржуазных авторов, и
даже их отдельных верных обобщений от их
философского мировоззрения и метода обработки фактического
материала, препятствующих научному взгляду на сущность
и историческую роль империализма.
Но конечно, в ряду всех указанных работ Ленина
исключительное значение имеют «Философские тетради».
В них в «чистом», абстрактном виде дан тот метод,
который Ленин блестяще применил при работе над
книгой об империализме. И тот факт, что обе эти работы
проделаны в одно и то же время, придает особую
значимость их связи.
Влияние теоретической разработки диалектики в
«Философских тетрадях» на исследование конкретных
вопросов наступившей исторической эпохи настолько
очевидно, что нет смысла приводить особые
доказательства. Да и цель настоящей работы состоит в том, чтобы
раскрыть эту связь «в действии». Дыхание диалектики
чувствуется в каждой работе Ленина, в каждой ее
строке. Трудно, однако, удержаться, чтобы, забегая
вперед, не привести хотя бы один пример, в котором ярко
сказывается, в какой мере работа над «Философскими
тетрадями» служила «введением» к анализу
империализма и всей новой революционной эпохи.
В конспекте «Науки логики», высказывая, как
отмечает сам Ленин, «мысли о диалектике en lisant
Hegel» (т. е. читая Гегеля), Ленин формулирует одно
из важнейших положений диалектической логики о
природе понятий, об их всесторонней гибкости, доходящей
до тождества противоположностей. «Эта гибкость, —
записывает он,— примененная субъективно, = эклектике
и софистике. Гибкость, примененная объективно, т. е.от-
17

ражающая всесторонность материального процесса и
единство его, есть диалектика, есть правильное
отражение вечного развития мира» 1.
Эта «мысль» послужила Ленину при решении
кардинального вопроса о роли
национально-освободительного движения в период империализма. Известно, что ряд
социалистов отрицал возможность и необходимость
национальных войн в этот период. В частности, Р.
Люксембург мотивировала это тем, что так как мир поделен
между горсткой крупных империалистических держав,
то всякая война, будучи вначале даже
национальной, неминуемо превратилась бы в войну
империалистическую.
На первый взгляд может показаться, что такой взгляд
основан на диалектической гибкости понятий,
доходящей до «тождества противоположностей»: война,
национальная в силу объективных условий, превращается в
свою противоположность. Но Ленин легко вскрывает
антидиалектический характер такой постановки вопроса,
подмену диалектики софистикой. Это была та самая
«гибкость понятия», о которой Ленин писал в
«Философских тетрадях», что если ее применить
«субъективно», то она становится софистикой.
Поэтому в статье «О брошюре Юниуса» он пишет:
«Разумеется, основное положение марксистской
диалектики состоит в том, что все грани в природе и в
обществе условны и подвижны, что нет ни одного явления,
которое бы не могло, при известных условиях,
превратиться в свою противоположность. Национальная война
может превратиться в империалистскую и обратно»2.
В подтверждение этой возможности Ленин приводит
исторические примеры, в частности наполеоновские войны.
Возможность, однако, не есть еще действительность.
Субъективность разбираемой точки зрения и состоит в
том, что она стирает различие между возможностью и
действительностью. Гибкость понятий должна отражать
реальный процесс превращения противоположностей
друг в друга, но этот процесс не всегда совершается,
а зависит от конкретных условий.
«Только софист, — пишет Ленин, — мог бы стирать
разницу между империалистской и национальной войной
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 99.
2 Б. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 5.
18

на том основании, что одна может превратиться в
другую. Диалектика не раз служила — и в истории
греческой философии — мостиком к софистике. Но мы
остаемся диалектиками, борясь с софизмами не
посредством отрицания возможности всяких превращений
вообще, а посредством конкретного анализа данного в его
обстановке и в его развитии» 1.
История последующих десятилетий — и особенно
наше время — полностью подтверждает ленинский
подход к вопросу о возможности и необходимости
национальных войн в эпоху империализма.
Так, один из методологических принципов
диалектики, разработанных в абстрактной форме в
«Философских тетрадях», переплавился в конкретное
рассмотрение вопроса величайшей революционно-практической
важности в эпоху империализма.
Но дело, конечно, не в отдельных примерах,
подтверждающих неразрывную связь и взаимодействие
работы Ленина над диалектикой и его конкретных работ,
посвященных проблемам империализма и революции.
Речь идет не только о связи, но и о взаимодействии, ибо,
делая главный акцент на значении «Философских
тетрадей» как своеобразном «философском введении» к
конкретным работам Ленина того и последующих периодов,
было бы ошибочно забывать, что в свою очередь сам
характер, дух исследуемой им эпохи, т. е. эпохи
крушения капитализма и перехода к социализму, когда
объективная диалектика с небывалой резкостью и
обнаженностью проявлялась в самой действительности,
наложил свой отпечаток на чисто философское
исследование диалектики. По этой причине конкретный анализ
экономических, социальных, политических и прочих
процессов и событий, даваемых Лениным в своих трудах,
оказывал в порядке «обратной связи» существенное
влияние на теоретический, логический анализ
диалектики.
В этом смысле «Философские тетради» дают нам
великий пример органической слитности философского
исследования и исторической практики, когда обе стороны
оказывают творческое воздействие друг на друга, а это
взаимодействие ощущается непосредственно осязаемо.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 6.
19

Конечно, изучая наследие Гегеля и других
мыслителей прошлого, критически перерабатывая их взгляды и
переводя все ценное в них на язык диалектического
материализма, Ленин находился, так сказать, в царстве
«чистой философии». Но, не говоря уже о том, что Ленин,
как никто иной из марксистов своего времени, понимал
реальное значение этой так называемой «чистой
философии» и взялся за новое исследование ее,
побуждаемый к этому теоретическими и практическими
потребностями исторического момента, сам этот момент,
сущность исторической эпохи способствовали более
глубокому пониманию диалектического развития и его
законов, принципов его выражения и воспроизведения в
человеческих понятиях и представлениях.
В любой исторический отрезок времени развитие
совершается диалектически, это не вызывает сомнения, и
в данном смысле каждый новый шаг в развитии
общества (как и науки) дает новый материал для
философских обобщений. Но есть в истории периоды, когда
сущность явления с небывалой остротой и яркостью
предстает перед человеческим взором, и такие периоды
особенно плодотворны для развития мысли. Феномен
Гегеля и его диалектики, например, был бы невозможен
и необъясним вне того гигантского социального
переворота, который совершила Великая французская
революция 1789 г. Здесь можно вспомнить слова самого Гегеля
о том, что этот переворот дал наглядный урок
диалектики. «...Не трудно видеть, — писал он в
«Феноменологии духа», — что наше время есть время рождения и
перехода к новому периоду». Правда, «дух»
(идеалистический синоним действительности у Гегеля) «никогда
не пребывает в покое, а вовлечен в непрерывное
движение...» Но «образующийся дух медленно и спокойно
созревает для новой формы» и ведет почти невиданную,
разрушительную для существующего работу. В
дальнейшем, однако, «это постепенное измельчение, не
изменившее облика целого, прерывается восходом, который
сразу, словно вспышка молнии, озаряет картину нового
мира» К
Гегелевская диалектика, при всех ее недостатках,
обобщила это «время рождения и перехода к новому
периоду», закономерные принципы развития с егомед-
1 Гегель. Соч., т. IV. М., 1959, стр. 6.
20

ленными, «спокойными» формами созревания и бурными
формами рождения «нового мира».
Марксизм в целом возник и развивался как
предвестник и один из решающих факторов грядущего и еще
более грандиозного перелома в жизни человека. Тот же
период, о котором у нас идет речь, Ленин определил как
последнюю стадию капиталистического, т. е.
последнего эксплуататорского, общества и канун
социалистической революции. Старый мир созрел и «перезрел».
Первая мировая война стала прелюдией к Октябрьской
социалистической революции, начавшей летосчисление
нового развития человечества. Развитие, как писал Ленин
в 1914 г., характеризуя одну из черт диалектики, стало
«скачкообразным», «катастрофическим»,
«революционным» К
На «Философских тетрадях», бесспорно, лежит
печать этого нового периода развития, который,
повторяем, выявлял существенные аспекты объективной
диалектики в их максимально выраженной и обостренной
форме.
Прежде чем рассмотреть вкратце те некоторые
линии и направления развития материалистической
диалектики как теории, науки, которые нашли свое
выражение в «Философских тетрадях» и были в огромной
мере стимулированы новой исторической эпохой,
необходимо дать критический анализ одной концепции,
расходящейся, на наш взгляд, со смыслом и значением
проделанной Лениным философской работы.
Авторы некоторых исследований о диалектике Маркса
и Ленина и соотношении ее с их конкретными трудами
по политической экономии, политике и т. п. делают упор
на том, что якобы классики марксизма не дали теории
диалектического метода. Диалектика, мол, живет в их
трудах в «действии», в «практическом состоянии», она
не получила своего общего теоретического выражения,
не разработана как теория. Если бы речь шла о том,
что Маркс и Ленин не оставили нам специального
труда по диалектике, в котором систематически во
внутренней связи были изложены все стороны и элементы
материалистической диалектики, то против этого
спорить не было бы смысла. Но и при этом нельзя пере-
См. В. И. Ленин Поли. собр. соч., т. 26, стр. 55.
21

ступать ту грань, когда простая констатация факта из
истины превращается в заблуждение.
Несомненно, Маркс собирался написать специальную
работу о диалектике, но, к сожалению, не успел этого
сделать. Не сделал этого и Ленин. Но и у Маркса, и
у Энгельса, и у Ленина имеется ряд работ,
посвященных выяснению и разработке основных принципов и
категорий диалектики как теории. Здесь нет
надобности называть эти работы: они хорошо известны. В
данной связи достаточно указать на работу Ленина
«Философские тетради».
Смысл рассматриваемой концепции состоит, однако,
не в том, чтобы констатировать простой факт. Ее суть
в том, что марксизм-ленинизм для теоретического
исследования вопросов экономики, политики, стратегии
классовой борьбы пролетариата и т. д. вообще — по
крайней мере до поры до времени — не нуждался в
существовании теоретически разработанной диалектики.
Л. Альтюссер в своей книге «Pour Marx» («За Маркса»)
пишет, что наука в течение длительного времени может
производить знания, не испытывая потребности в
создании теории того, что она делает, т. е. теории своего
метода. В качестве примера он ссылается на Маркса и
Ленина. Взгляните на Маркса, который написал
десяток произведений и создал такой монумент, как
«Капитал», но никогда не написал «Диалектики»,
рассуждает Альтюссер. «Он (т. е. Маркс. — М. Р.) говорил
о том, что ее напишет, но ничего (!) не сделал. Он не
нашел для этого времени. Иначе говоря, он не сделал
этого, ибо теория его собственной теоретической
практики не была тогда главным для развития его теории,
то есть для оплодотворения его собственной практики» 1.
Итак, по смыслу этих слов, для того чтобы написать
«Капитал» или выработать основы стратегии и
тактики пролетарской партии, Маркс не нуждался в
существовании теории материалистической диалектики. Автор
этого взгляда не отрицает, конечно, что в основе
«Капитала» лежит новый, марксистский, диалектический
метод, но, согласно его концепции, этот метод ни в
«Капитале», ни в какой-либо другой работе Маркса не су-
1 L. Althusser. Pour Marx. Paris, 1965, p. 176. Автор различает
«Теорию» с большой буквы, под которой он понимает теорию
метода, и «теорию» с маленькой буквы, т. е. частную теорию —
политэкономию, теорию классовой борьбы, революции и т. п.
22

ществовал еще как «Теория», т. е., по его собственному
выражению, не был еще «определяющей теоретической
формой решения» имеющейся на практике
материалистической диалектики.
Возникает, однако, вопрос: мог ли Маркс иметь
диалектику «Капитала», т. е. диалектику развития
капиталистического производства, не имея ее как теорию в
точном и глубоком смысле этого слова, как теорию
диалектики, направляющую весь способ исследования
конкретного экономического процесса, от его начала до
конца?! Разве Маркс стихийно применял этот метод в своем
«Капитале»? Нельзя же на том основании, что Маркс
не написал специальной работы о диалектике, не
оформил своего метода в виде особого трактата, отрицать
создание им теории материалистической диалектики. Не
случайно же Маркс в послесловии ко второму изданию
тома «Капитала» дает подробное изложение своего
диалектического метода исследования, его коренной
противоположности гегелевской идеалистической
диалектике, указывая тем самым на неразрывную связь своей
теории диалектики и теории политической экономии.
Основоположники марксизма создали новую,
материалистическую диалектику, и она в их работах существует
как теоретически осмысленный и теоретически
разработанный метод. Имея это в виду, Энгельс отмечал:
«Выработку метода, который лежит в основе марксовой
критики политической экономии, мы считаем результатом,
который по своему значению едва ли уступает
основному материалистическому воззрению» 1.
Это не значит, разумеется, что марксисты после
Маркса и Энгельса могли остановиться на
проделанной ими работе, не развивать на новом историческом
опыте их диалектику. Но могли они это делать, лишь
опираясь на Марксову теорию материалистической
диалектики. Вопреки мнению Альтюссера, «знаменитые
цитаты» из Маркса и Энгельса, свидетельствующие о том,
что ими создана материалистическая диалектика, были
выражением не одного, как он указывает,
«практического применения» этой диалектики, но и ее
«теоретического познания», давали марксистам «теоретические
знания» сути и содержания перевертывания гегелевской
диалектики с головы на ноги.
1 /С. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 13, стр. 497.
23

Перейдем теперь к рассуждениям Альтюссера о
Ленине. Работы Ленина он рассматривает в связи с
«марксистской политической практикой». Подобно тому как
Марксу для работы над «Капиталом» («теоретическая
практика») не нужно было иметь теории
материалистической диалектики, Ленин якобы в своей политической
практике также не нуждался в ней. Опять-таки в
основе этой практики лежал марксистский диалектический
метод, но его бытие имело форму «практического
состояния». Эта практика, по словам Альтюссера, «может
великолепно существовать и развиваться, не испытывая
потребности, по крайней мере в течение какого-то
времени, в создании теории своей собственной практики,
теории своего метода» К Правда, он не уточняет, сколь
длительно может быть это время. Но, судя по тому, что
со времени Маркса, Энгельса, а затем и Ленина прошло
уже много лет, а «Теории» в его понимании все еще
нет, сроки эти довольно внушительны.
В качестве иллюстрации к возможности
политической практики марксизма без теории диалектики
приводится тот период в деятельности Ленина, который нас
интересует в данной работе, — вступление капитализма
в стадию империализма и Октябрьская революция 1917 г.
Указывается, что ленинская практика этого периода «не
была осмыслена в теоретической форме метода».
Работы этого времени были написаны политическим вождем,
«осмысливающим свой практический опыт в рамках
самого этого опыта»2. Соответственно данному
положению вся политическая практика Ленина и
возглавляемой им партии основывалась не на теоретическом,
философском осмыслении закономерностей новой,
империалистической фазы капитализма, а на эмпирическом
подходе к конкретному историческому моменту. Эта
практика, заверяет Альтюссер, «не имеет в качестве своего
объекта всемирную историю или даже общую историю
империализма». Империализм и его история, конечно,
затрагиваются в ленинской практике, но они «не
представляют собой их собственного объекта»3.
Корень этих рассуждений упирается в совершенно
ошибочное разделение «теоретической практики» и
«политической практики». Выдвинув понятие «теоретическая
1 L. Althusser. Pour Marx, p. 178.
2 См. там же, стр. 179.
3 См. там же, стр. 180.
24

практика» наряду с другими как совершенно особую и
самостоятельную область практики, автор разбираемой
концепции дает, на наш взгляд, неверное освещение
истинного соотношения теории и практики. Это ярко
обнаруживается на примере подхода к проблеме
империализма. Оказывается, что империализм как объект
теоретического исследования и как объект «политической
практики» представляет собой совершенно разные
вещи, отделенные друг от друга чуть ли не пропастью.
В политической практике сталкиваются с
империализмом как с «актуальной экзистенцией», с «настоящим
конкретным», империализм же как объект
«теоретической практики» — это «неактуальность и абстракция».
В результате делается вывод: «Ленин прекрасно
знает, что он воздействует на социальное настоящее,
которое является продуктом развития империализма, ибо
иначе он не был бы марксистом, но он воздействует в
1917 г. не на империализм вообще (?!): он воздействует
на конкретную ситуацию, на конъюнктуру в России, на
то, что он прекрасно называет «настоящим моментом»,
тем моментом, актуальность которого определяет его
политическую практику как таковую... Различать два рода
практики — вот в чем суть вопроса» *.
Но именно такое различение и приводит к
абсолютно неправомерному противопоставлению теории и
практики. Абстрактное противопоставляется конкретному,
общее — особенному, как будто политическая практика
имеет дело с абсолютно частным и особенным и,
скажем, Октябрьская революция, осуществленная в
результате «политической практики», затрагивала лишь
«конкретную ситуацию» в России и не воздействовала на
«империализм вообще». Теория есть не особый вид
практики, а обобщение практики, без чего последняя
остается слепой и неосмысленной, как и теория повисает в
безвоздушном пространстве, если не осознает себя в
качестве обобщенного опыта исторического развития. При
таком понимании разрушается ложная предпосылка,
ведущая к расколу как объекта (в данном случае
империализма) на две самостоятельные части («империализм
вообще» и конкретная «конъюнктура»), так и
субъекта, который вынужден с критикуемой точки зрения
выступить в совершенно различных ипостасях — как субъ-
1 L. Althusser. Pour Marx, p. 180.
25

ект «теоретической практики» и субъект «политической
практики».
«Политическая практика» Ленина и большевистской
партии в 1914—1917 гг. потому и была плодотворной и
завершилась победоносной революцией, что она
базировалась на созданной Лениным теории империализма
(«империализма вообще») и социалистической
революции. Здесь можно вспомнить ленинские слова о том, что
невозможно и шагу сделать в практической
деятельности, не осмыслив теоретически, философски
особенностей новой исторической эпохи, ее закономерностей.
Что же касается метода этого теоретического
осмысливания новой эпохи, то Ленин видел задачу в том,
чтобы развить дальше марксистскую диалектику
применительно к новым условиям, разработать и открыть
новые грани и оттенки диалектического подхода к
действительности. Без этого он не представлял себе
возможность ни теоретического анализа новой стадии
капитализма, ни революционной практики по подготовке
и проведению социалистической революции. Этим и
объясняется его кропотливая работа над «Философскими
тетрадями». И эта работа была не чем иным, как
дальнейшим развитием теории материалистической
диалектики, работой над «Диалектикой» с большой буквы, хотя
она в силу обстоятельств и не получила формы
теоретической системы.
Альтюссер же полагает, что Ленин не дал
диалектики, которая была бы «теоретическим выражением
диалектики в действии, в его собственной политической
практике; еще предстоит выразить в теории диалектику
марксистской практики классовой борьбы»1. Он и в
данном случае оговаривается, что Ленин оставил в своих
«Философских тетрадях» «несколько фраз», являющихся
наброском «Диалектики». В действительности в
ленинской работе мы находим не «несколько фраз», а
глубочайшие основы и принципы теории диалектики, без
учета и дальнейшего развития которых невозможно
сегодня трудиться над созданием системы научной
диалектики и диалектической логики.
Рассматриваемая концепция имеет еще одно
основание, объясняющее ее ошибочные выводы. Ленин в
«Философских тетрадях» — да и не только в них —
L. Althusser. Pour Marx, p. 184.
26

придавал большое значение критическому анализу и
использованию всего ценного, содержащегося в
диалектике Гегеля. Указанная же концепция исходит из
совершенно другого предположения, определяя
гегелевскую диалектику как чистейший продукт ошибочной
идеологии К С этой точки зрения всякое стремление
использовать ее в марксизме чревато опасностью для
самой материалистической диалектики. По этой причине
считается, что о «перевертывании» Марксом
диалектики Гегеля с головы на ноги не может быть и речи,
ибо, как пишет Альтюссер, «перевернув» идеологию, мы
не получим науки. Надо поэтому отказаться от всей
проблематики «идеологической» диалектики Гегеля.
Считается зазорным и недопустимым использование
логических категорий и понятий этой диалектики. Скажем,
ленинское понятие о раздвоении единого как законе
развития должно быть отброшено, ибо оно носит на себе
след «гегельянщины» (здесь нет возможности показать,
что на его место ставится структуралистское понимание
противоречий). Точно так же и другие понятия, такие,
как отрицание отрицания, переход количества в
качество, вообще понятие законов диалектики и т. п.,
должны исчезнуть в марксистской диалектике без следа.
Все это делает еще более понятным воззрения,
согласно которым в марксизме до сих пор не существует
теории диалектики. Существующая и развивающаяся
марксистская диалектика включает в себя ряд
материалистически переработанных понятий и категорий
гегелевской диалектики, а это недопустимо, это не наука,
а «идеология». Но тысячу раз прав был Ленин,
указывая, что марксизм, в том числе его «душа» —
диалектика, возник не в стороне от столбовой дороги мировой
цивилизации, а на пути критического усвоения
всего этого развития, включая и такое великое
достижение прошлого, как гегелевская диалектика. Иначе
подлинная наука не может развиваться.
Альтюссер прав, когда он считает, что перед
современными марксистами стоит задача разработки теории
материалистической диалектики, но и смысл, и пути
1 Такое же понимание гегелевской диалектики можно найти и
в работе итальянского философа Л. Коллетти «Марксизм и Гегель»
(L. Kolletti. Le marxismo e Hegel. Bali, 1969). Об этой работе см.
нашу статью «Учение Гегеля о диалектических противоречиях и
марксизм» («Вопросы философии», 1974, № 8).
27

осуществления этой задачи не те и не таковы, какими
он их себе представляет. Задачу эту со всей остротой и
глубиной поставил Ленин, но он ее понимал иначе. Он
ее ставил как необходимость создания научно
обоснованной системы материалистической диалектики,
материалистической Логики с большой буквы. А это
возможно, по Ленину, лишь на пути дальнейшего
использования и переработки всего лучшего в прошлой
философии, продолжения и развития созданной Марксом
и Энгельсом теории материалистической диалектики
(а теперь, добавим, и того гигантского шага в этой
области, который был сделан самим Лениным), обобщения
всего исторического опыта развития человеческой мысли,
а также развития современной науки о природе и
обществе.
Вернемся, однако, к поставленному выше вопросу:
что наиболее характерно для той теоретической
концепции материалистической диалектики, которая (принимая
во внимание интересующий нас угол зрения) глубоко и
всесторонне разработана в «Философских тетрадях»?
Отвечая на этот вопрос, мы вынуждены высказать
некоторые общие, достаточно известные положения, однако
это необходимо для всего дальнейшего изложения.
Именно эти основные принципы диалектики прежде всего
конкретно воплощены и получили свое творческое
развитие в ленинском исследовании империализма и
революции.
1. Прежде всего это, безусловно, само понимание
диалектики как единственно научной теории развития. Во
фрагменте «К вопросу о диалектике», подводящем итог
всех ленинских размышлений о диалектике как науке,
как руководстве в теории и практике, Ленин ставит
этот вопрос со всей остротой. Диалектика, конечно, и
Марксом, и Энгельсом понималась как теория развития,
и основоположники исследовали и разработали основные
законы и принципы этой теории. Но после смерти
Маркса и Энгельса началась длительная полоса такого
развития капитализма, которая позволила рабочему
классу и социал-демократическим партиям легально
вести свою работу. Эти условия породили в умах ряда
вождей социал-демократии реформистские иллюзии о
возможности перехода к социализму без классовой
борьбы, без социальной революции. В философии это
нашло, как уже выше говорилось, отражение в отходе от
28

революционной диалектики (как и от диалектического
материализма в целом).
Уже в 1908 г. в статье «Марксизм и ревизионизм»
Ленин отмечал эту сторону философской эволюции
оппортунистической социал-демократии. Указывая, что
«в области философии ревизионизм шел в хвосте
буржуазной профессорской «науки»», Ленин писал об
отношении оппортунистов к диалектике: «...профессора
третировали Гегеля, как «мертвую собаку», и, проповедуя
сами идеализм, только в тысячу раз более мелкий и
пошлый, чем гегелевский, презрительно пожимали
плечами по поводу диалектики, — и ревизионисты лезли за
ними в болото философского опошления науки,
заменяя «хитрую» (и революционную) диалектику «простой»
(и спокойной) «эволюцией»...» 1.
Подмена революционной диалектики теорией
«эволюционного» развития, без скачков и перерывов
количественной постепенности, имела своим следствием
неспособность (и, конечно, нежелание в силу
оппортунистической природы ревизионизма) понять наступление
коренного поворота в развитии общества в связи с
империалистической стадией капитализма и необходимость
перехода к формам борьбы, соответствующим новым
условиям. Измена марксистской диалектике проявилась
в этом факте со всей закономерностью. В статье «Крах
II Интернационала» Ленин, как всегда, выразил эту
закономерность развития оппортунизма с абсолютной
точностью.
«Вот вам, — писал он, — живая диалектика
оппортунизма: простой рост легальных союзов, простая
привычка туповатых, но добросовестных филистеров
ограничиваться ведением конторских книг, привели к тому,
что в момент кризиса эти добросовестные мещане
оказались предателями, изменниками, душителями
революционной энергии масс. И это не случайность. Перейти
к революционной организации необходимо, этого
требует изменившаяся историческая ситуация, этого
требует эпоха революционных действий пролетариата, — но
переход этот возможен только через головы старых
вождей, душителей революционной энергии, через голову
старой партии, путем разрушения ее» 2.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 17, стр. 19.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 258.
29

Все это (как, разумеется, и ряд других
обстоятельств, от которых можно в данном случае отвлечься)
предопределило постановку и разработку Лениным
вопроса о диалектической концепции развития в целом и
об ее сущности, о том, что нужно понимать под
развитием, предопределило противопоставление
диалектической теории развития реформистским (и вообще
новейшим метафизическим) концепциям развития. Он
доказывает, что «развитие», понимаемое «как уменьшение
и увеличение, как повторение», т. е. как чисто
«эволюционное», количественное изменение в рамках
существующего, без борьбы противоположностей (а
следовательно, и борьбы классов), есть насмешка над подлинно
научной диалектической теорией развития.
И Ленин дает свою знаменитую, классическую
формулировку коренного различия двух пониманий
развития: «Первая (т. е. метафизическая. — М. Р.)
концепция мертва, бледна, суха. Вторая (т. е. марксистская.—
М. Р.) — жизненна. Только вторая дает ключ к
«самодвижению» всего сущего; только она дает ключ к
«скачкам», к «перерыву постепенности», к
«превращению в противоположность», к уничтожению старого и
возникновению нового» К
Эта философская формула диалектической
концепции развития нашла свое конкретное применение в
исследовании империализма как качественно новой стадии
капитализма, его небывалых противоречий, развитие
которых вплотную подводит к исторической
необходимости революционного преобразования капитализма в
социализм.
2. Если в центре «Философских тетрадей» стоит
диалектика, то центром, к которому тяготеют все вопросы
диалектики, обсуждаемые Лениным, и которые он
связывает в один узел, бесспорно, следует считать вопрос
о противоречиях. И на этом факте нетрудно увидеть
отсвет исторической эпохи, исследуемой Лениным в
работе «Империализм, как высшая стадия капитализма» и
во всех других его трудах этого периода.
Империализм есть такая стадия капитализма, когда
все противоречия капитализма, старые и новые, в
своем развитии достигают высшего накала и вступают в
период своего разрешения. Это находит свое выражение
В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 317.
30

в обострении противоречий между пролетариатом и
буржуазией, между различными слоями самого класса
капиталистов, между империализмом и угнетенными
нациями и всеми, кто так или иначе страдает от гнета
финансового капитала. Бесспорно, в значительной мере этим
объясняется особый интерес к вопросу о диалектических
противоречиях, проявленный Лениным в «Философских
тетрадях» и других работах.
Определяя противоречия как «ядро диалектики»,
Ленин рассматривает этот вопрос в многообразных
аспектах, как основной универсальный закон всякого
развития и одновременно как закон познания. Можно без
преувеличения сказать, что «Философские тетради»
содержат в этом отношении богатейший арсенал
теоретических принципов и положений, представляющих
условие научного исследования реальных объектов и
процессов в их, как выражался вслед за Гегелем Ленин,
«самодвижении», «саморазвитии».
«Условие познания всех процессов мира в их
«самодвижении», в их спонтанейном развитии, в их живой
жизни, есть познание их как единства
противоположностей. Развитие есть «борьба» противоположностей» К
Эти слова можно было бы с полным основанием
поставить в качестве философского эпиграфа как к
основной ленинской работе об империализме, так и ко всем
остальным его трудам, связанным с исследованием
новой исторической эпохи (поскольку вся деятельность
Ленина, начиная с ее первых шагов в конце XIX в.,
хронологически и фактически совпадает с этой новой
эпохой, то, разумеется, сказанное относится к любой его
работе).
3. В «Философских тетрадях» Ленин особенно много
внимания уделил проблеме разработки
материалистической теории диалектической логики. Конечно,
поставленная им задача создания марксистской системы
Логики (Логики с большой буквы) имела не временное
значение, связанное с каким-то преходящим
обстоятельством. Она определялась общими фундаментальными
потребностями развивающейся науки и практики.
Вместе с тем именно исторически назревавшая крутая
ломка социальных отношений, вызванная вступлением
капитализма в последнюю стадию своего развития,
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 317.
31

предъявляла к методу мышления требование
диалектической гибкости, способности следовать за крутыми
поворотами истории, подвижности, релятивности,
пластичности понятий и т. д. В быстро изменяющихся условиях
особенно опасны были всякая косность и консерватизм
мышления, привязанность к раз навсегда данным
схемам, неумение в суждениях и понятиях выразить
противоречия развития, условность и относительность
граней, разделяющих противоположности, их переходы,
переливы друг в друга, неспособность охватить целое
и т. п.
Мы уже отмечали, с какой силой Ленин критиковал
оппортунистических вождей социал-демократии за то,
что они «загляделись» на привычные формы
организации и борьбы, не поспевая за изменениями обстановки,
стремясь заковать эти формы в неподвижные чугунные
колодки. Ссылаясь на пример «современного войска»
как «один из хороших образчиков организации», Ленин
писал: «И хороша эта организация только потому, что
она — гибка, умея вместе с тем миллионам людей да
вать единую волю. Сегодня эти миллионы сидят у себя
по домам, в разных концах страны. Завтра приказ о
мобилизации — и они собрались в назначенные пункты
Сегодня они лежат в траншеях, лежат иногда
месяцами. Завтра они в другом порядке идут на штурм. Се-
годня они проявляют чудеса, прячась от пуль и от
шрапнели. Завтра они проявляют чудеса в открытом бою. Се
годня их передовые отряды кладут мины под землей,
завтра они передвигаются на десятки верст по
указаниям летчиков над землей. Вот это называется
организацией, когда во имя одной цели, одушевленные одной
волей, миллионы людей меняют форму своего общения
и своего действия, меняют место и приемы
деятельности, меняют орудия и оружия сообразно
изменяющимся обстоятельствам и запросам борьбы»1.
Пример с войском, навеянный происходящей тогда,
когда писались эти строки, войной, нужен был Ленину
для того, чтобы показать, какое значение имеет
гибкость мышления в подходе к изменчивой
действительности, к конкретности ее оценок, к определению стратегии
и тактики революционной борьбы, к смене форм
борьбы.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 258—259.
32

Только диалектическая логика вооружает
человеческое мышление способностью выражать в логике
понятий объективное движение, изменение, переходы одних
явлений и процессов в другие, их связь и
взаимозависимость, и потому только такая логика есть научная
теория о содержании и формах мышления, всесторонне
отражающего диалектическую природу мира.
В «Философских тетрадях» наряду с
вышеуказанными сторонами диалектики эта сторона получила самое
сильное и самое яркое выражение. Это одна из
коренных идей ленинской разработки в рассматриваемый
период материалистической диалектики. В своих записях
он сам называет «основной идеей» идею «всемирной,
всесторонней, живой связи всего со всем и отражение
этой связи... в понятиях человека, которые должны быть
также обтесаны, обломаны, гибки, подвижны, релятив-
ны, взаимосвязаны, едины в противоположностях, дабы
обнять мир» К
В этой краткой, но полной глубочайшего смысла
записи прекрасно изложена суть диалектической логики,
той самой большой Логики диалектического
материализма, систематической разработки которой Ленин с
такой страстью требовал от марксистов.
4. Особенный интерес представляют содержащиеся в
«Философских тетрадях» мысли о «Капитале», о его
методе и логике. Они тем более важны, что высказывались
в то же время, когда Ленин готовил и писал свое
экономическое произведение об империализме, являющееся
продолжением «Капитала», и, следовательно, нашли в
нем свое отражение. В этом смысле можно сказать,
что интерес, высказанный в «Философских тетрадях» к
методу, логике «Капитала», в значительной мере был
обусловлен ленинским анализом проблем
империализма.
Уже в первых своих работах Ленин очень высоко
оценивал философское содержание и значение
«Капитала». В книге «Что такое «друзья народа» и как они
воюют против социал-демократов?» он выступает в
защиту диалектического метода, воплощенного в основнохм
произведении Маркса, дает глубокую критику его
извращений со стороны народников, показывает отличие
материалистической диалектики Маркса от идеалистиче-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 131.
М. М. Розенталь
33

ской диалектики Гегеля. Он называет диалектический
метод «вторым устоем» марксизма, считая «первым
устоем» материалистическое понимание истории К
Полемизируя с Михайловским, утверждавшим, что,
соединив в «Капитале» «логическую силу с эрудицией»,
Маркс тем не менее не дал в экономической науке
ничего, кроме кропотливого исследования всей
экономической литературы и соответствующих фактов, Ленин
доказывает, что логика, «логическая сила» «Капитала»
осуществила переворот не только в объяснении сущности
капиталистического способа производства, но и вобще
в методе объяснения общества, его законов развития.
В этой связи Ленин пишет о Михайловском: «Он
читал «Капитал» и не заметил, что имеет перед собой
образец научного анализа одной — и самой сложной —
общественной формации по материалистическому методу,
образец всеми признанный и никем не превзойденный»2.
Вместе с тем Ленин показывает всеобщее значение
этого метода: «...совершенно естественно, что необходимость
такого метода распространяется и на остальные
общественные формации, хотя бы и не подвергшиеся
специальному фактическому изучению и детальному
анализу, — точно так же, как идея трансформизма,
доказанная по отношению к достаточному количеству
фактов, распространяется на всю область биологии, хотя
бы по отношению к отдельным видам животных и
растений и нельзя было еще установить в точности факт их
трансформации»3.
Таким образом, уже в первой своей крупной работе
Ленин определил метод «Капитала» как «образец
научного анализа». И от этой работы и данной в ней
характеристики диалектики «Капитала» тянется прямая нить
К «Философским тетрадям», в которых содержится
развернутый анализ логики Марксова произведения.
Надо отметить, что уже одно это вполне
развенчивает современный ревизионистский миф о том, что Ленин
до 1914 г., когда он начал работать над «Философскими
тетрадями», не знал, или почти не знал, диалектики
Гегеля и Маркса. После смерти Энгельса, сделавшего
очень много для того, чтобы объяснить то колоссальное
богатство диалектических идей, которые содержит в се-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 184—185.
2 Там же, стр. 140.
3 Там же, стр. 143—144.
34

бе «Капитал», никто из марксистов (кроме Ленина) не
сумел понять, что значит этот труд Маркса для
диалектики и диалектической логики. В «Философских
тетрадях», отмечая связь между «Логикой» Гегеля и
диалектической логикой «Капитала», Ленин записывает
следующее положение: «Нельзя вполне понять «Капитала»
Маркса и особенно его I главы, не проштудировав и не
поняв всей Логики Гегеля» К
Между тем Ленин, повторяем, уже в первой своей
крупной работе обратил внимание на метод «Капитала»
и очень высоко его оценил. В этой работе он дает как
вывод из анализа метода «Капитала» общую и очень
подробную характеристику сущности
материалистической диалектики, единственно научного метода познания
общественных явлений и процессов2.
В этой же работе на основе глубокого понимания
метода «Капитала» Ленин устанавливает принципиальное
различие между материалистической диалектикой и
идеалистической диалектикой Гегеля, отбрасывая «то
шаблонное (и, следует сегодня добавить,
продолжающееся до настоящего времени. — М. Р.) обвинение
марксизма в гегелевской диалектике, которое уже, казалось,
достаточно истрепано буржуазными критиками Маркса»3.
В последующих своих работах Ленин неоднократно
ссылался на «Капитал» как «образец научного
анализа», руководствуясь его методом в экономических и
других исследованиях. В упоминавшемся уже «Конспекте
«Переписки К. Маркса и Ф. Энгельса»» он выписывает
слова о том, что «Капитал» есть «первый опыт
применения диалектического метода к политической экономии»4.
Большую ценность в этом плане имеют другие
ленинские замечания о методе «Капитала», которые
содержатся в «Конспекте» и будут в дальнейших главах
нашей работы использованы.
Самое существенное в ленинских мыслях по поводу
логики «Капитала» нужно видеть в том, что они,
используя все положительное в «Логике» Гегеля,
устанавливают ряд важных закономерностей всякого познания,
в том числе познания экономического, и это особенно
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 162.
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 165.
3 См. там же, стр. 163.
4 См. В. И. Ленин. Конспект «Переписки К. Маркса и Ф.
Энгельса 1844—1883 гг.», стр. 418.
2*
35

важно для понимания метода, логики, примененных в
работе «Империализм, как высшая стадия капитализма».
Это относится прежде всего к общей закономерности
движения познающей мысли, развивающейся в процессе
исследования реальных вещей от непосредственного к
опосредствованному, от простого к сложному, от
явлений к сущности, от сущности менее глубокой к сущности
более глубокого уровня.
Эту закономерность Ленин иллюстрирует специально
на примере «Капитала», давая общую схему движения
понятий в этом произведении. Такие переходы понятий
основаны на методе восхождения от абстрактного к
конкретному, который Маркс блестяще применил в
«Капитале». Ленин также показывает, что сами абстракции
обязаны своим существованием движению мысли от
конкретного к абстрактному. При этом он ссылается и на
такую абстракцию, как стоимость.
Далее Ленин показывает, что подобное движение
понятий требует применения таких противоположных форм
познания, как индукция и дедукция, анализ и синтез,
абстрактное и конкретное, историческое и логическое в
их единстве. Особенно он выделяет принцип совпадения
исторического и логического. «Капитал» служит для
Ленина сильшейшим аргументом в подтверждение той
закономерности познания, что в логике история мысли
«должна» в общем и целом совпадать с законами мышления.
И самое главное: в фундаменте всего этого
процесса познания, как он, по Ленину, протекает в «Капитале»,
лежит анализ противоречий объекта — от зародышевого
их состояния в исходном пункте, в «бытии» (т. е.
товаре) до «их конца», т. е. всего их развития вплоть до
момента разрешения, снятия противоречий. Нет никакого
сомнения, что, исследуя закономерности познания,
логику движения мысли в познании явлений, определяя
единство и борьбу противоположностей как важнейший
закон объективного мира и познания, Ленин опирался
в значительной мере на метод «Капитала».
Наконец, еще одну особенность метода Марксова
произведения раскрывает Ленин в своих «Философских
тетрадях». Об этой его стороне он писал еще в работе «Что
такое «друзья народа»...», когда доказывал вопреки
субъективным социологам, что не посредством «триад»
Маркс строил здание своей политической экономии, а на
непоколебимом фундаменте фактов.
36

В «Философских тетрадях», развивая эту идею в том
месте, где дается разбор логики «Капитала», Ленин
записывает: «Проверка фактами respective1 практикой
есть здесь в каждом шаге анализа»2.
Сказанным, конечно, далеко не исчерпана тема
метода, логики «Капитала» в «Философских тетрадях». Мы
выбрали из них лишь те наиболее важные ленинские
мысли, которые непосредственно обращены к нему.
В действительности же так или иначе, явно или скрыто
тема «Капитала» как совершенного образца
материалистической диалектики, логики, теории познания сквозит
во всем, что говорится здесь. И это понятно. Ведь цель
Ленина состояла в том, чтобы заново
материалистически «прочесть» «Логику» Гегеля, критически
использовать ее великие достижения, очистив от «мистики идей».
В «Капитале», как записывает в одном из замечаний
Ленин, «Маркс применил диалектику Гегеля в ее
рациональной форме к политической экономии»3. Отсюда и
постоянное обращение к «Капиталу».
Тем не менее нам важно было выделить те места
«Философских тетрадей», которые прямо связаны с
«Капиталом», так как ленинский труд «Империализм, как
высшая стадия капитализма», будучи прямым
продолжением Марксова исследования буржуазного способа
производства, опирается на сформулированные в
«Философских тетрадях» методологические принципы,
переводит их на конкретный язык конкретного исследования.
В то же время, применяя их к анализу империализма и
революции, Ленин обогащает их «массой» новых
оттенков диалектического подхода к действительности.
Не случайно в статье «О значении воинствующего
материализма» Ленин советовал марксистам,
продолжая материалистически истолковывать и перерабатывать
гегелевскую диалектику, изучать образцы «применения
диалектики у Маркса», тщательно использовать
образцы «диалектики в области отношений экономических,
политических, каковых образцов новейшая история,
особенно современная империалистическая война и
революция дают необыкновенно много»4.
1 Соответственно. — Ред.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 302.
3 Там же, стр. 160.
4 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 45, стр. 30.
37

Глава 2
ПРИНЦИПЫ
«ОБЪЕКТИВНОСТИ
РАССМОТРЕНИЯ»
В ИССЛЕДОВАНИИ
ИМПЕРИАЛИЗМА
1. ИСХОДНЫЙ ПУНКТ ЛЕНИНСКОГО СПОСОБА
РАССМОТРЕНИЯ ИМПЕРИАЛИЗМА
Как известно, Маркс в своем исследовании
капиталистического способа производства в I томе «Капитала»,
которое он сам считал относительно законченным целым,
подводит итог знаменитыми словами о том, что «игрой
имманентных законов» буржуазного общества
производство достигает такой высокой степени концентрации,
обобществления, что оно становится несовместимым с
«капиталистической оболочкой».
«Один капиталист, — писал Маркс, характеризуя
этот процесс, — побивает многих капиталистов. Рука об
руку с этой централизацией, или экспроприацией
многих капиталистов немногими, развивается
кооперативная форма процесса труда в постоянно растущих
размерах, развивается сознательное техническое применение
науки, планомерная эксплуатация земли, превращение
средств труда в такие средства труда, которые
допускают лишь коллективное употребление, экономия всех
средств производства путем применения их как средств
производства комбинированного общественного труда,
втягивание всех народов в сеть мирового рынка, а
вместе с тем интернациональный характер
капиталистического режима» К
Маркс полагал, что уже в то время, когда он писал
эти строки, приближается час «экспроприации
экспроприаторов» и что капиталистический способ производ-
1 /С. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 772.
38

ства подготовил необходимые объективные предпосылки
для перехода к высшему — социалистическому —
обществу. Правда, он уже тогда прозорливо подметил в
развитии капиталистического производства явления,
позволившие ему в общей форме предсказать новые
существенные черты, изменяющие лик капитализма.
Появились первые акционерные общества, тресты, картели.
Маркс придавал большое значение фактору образования
акционерных обществ. Он увидел в них такой процесс,
который придает капиталу, покоящемуся на
общественном способе производства и предполагающему
общественную концентрацию средств производства и рабочей
силы, «непосредственно форму общественного капитала
(капитала непосредственно ассоциированных
индивидуумов) в противоположность частному капиталу...» К
Это дало основание Марксу определить новую
форму производства как «упразднение капитала как
частной собственности в рамках самого капиталистического
способа производства»2.
Маркс охарактеризовал эти новые явления и
процессы капиталистического производства как «переходный
пункт к новой форме производства» и предвидел
необходимость в связи с этим вмешательства государства в
экономическую жизнь буржуазного общества3.
Ф. Энгельс, переживший своего великого друга на
двенадцать с половиной лет и имевший поэтому
возможность наблюдать более высокие и зрелые формы
наступающего периода монополистического капитала, прямо
указывал, что хваленая свобода конкуренции находится
при последнем издыхании и превращается в монополию.
Он подверг критике проект программы
Социал-демократической партии Германии 1891 г. за то, что в ней не
отражены эти процессы. «Капиталистическое
производство, ведущееся акционерными обществами, — писал
он, — это уже больше не частное производство, а
производство в интересах многих объединившихся лиц.
Если мы от акционерных обществ переходим к трестам,
которые подчиняют себе и монополизируют целые
отрасли промышленности, то тут прекращается не только
частное производство, но и отсутствие планомерности»*.
1 См. /С. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. I, стр. 479.
2 См. там же.
3 См. там же, стр. 481—482.
4 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 22, стр. 234.
39

Но это, по его словам, конечно, не отрицает того, что
в самом существе капиталистического способа
производства планомерность в развитии общества в целом
невозможна.
При всем том, конечно, ни Маркс, ни Энгельс не
могли по условиям своего времени установить, что
капитализм в своем развитии переживет еще одну
(высшую) стадию — империализм, и, следовательно, дать его
анализ. Это можно было сделать лишь тогда, когда в
полной мере совершилась смена старого капитализма
новым, монополистическим. А это, как показал Ленин,
произошло лишь к началу XX в.
Свое исследование этой новой стадии Ленин
начинает буквально с того, на чем кончил Маркс в I томе
«Капитала», — с концентрации и централизации
капитала, превративших буржуазное производство в высоко-
обобществленное производство, т. е. с той самой «игры
имхманентных законов», которые ведут к экспроприации
«многих капиталистов немногими», ибо новая стадия
капитализма явилась прямым и закономерным
продолжением всего предыдущего его развития и вне этого не
может быть понята.
И тут мы сразу сталкиваемся с одним из
важнейших методологических подходов ленинского
исследования империализма как высшей и последней стадии
капитализма. Этот подход с полным основанием следует
считать исходным во всей совокупности, вернее сказать,
целостности того метода, который мы называем
диалектическим. Это объективность рассмотрения,
исследование, которое ни на мгновение не сходит с почвы
реальной действительности, реальных фактов, прослеживает
собственное движение объекта, не мирится ни с каким
субъективизмом в отборе и оценке фактов.
«Империализм, как высшая стадия капитализма» —
прямое продолжение «Капитала» не только в том
отношении, что исходным пунктом исследования в ленинской
работе выступает заключительное звено Марксова
произведения, но и в том, что этот труд, подобно
«Капиталу», целиком построен на важнейшем устое
материалистической диалектики — последовательной и, мы бы
сказали, беспощадной объективности анализа вещей в их
собственной внутренней жизни.
Сам Ленин в одной из ранних своих статей «От
какого наследства мы отказываемся?», написанной в конце
40

1897 г., обратил внимание на эту сторону методологии
«Капитала», которую он с такой силой воплотил в своем
труде об империализме: «...одним из замечательнейших
образцов неумолимой объективности в исследовании
общественных явлений справедливо считается знаменитый
трактат о «Капитале»...» 1
«Неумолимая объективность» — это, по Ленину,
синоним научности метода исследования. Излишне здесь
специально доказывать, что эта объективность ничего
общего не имеет с нередко приписывавшимся (это и
поныне делается) марксизму-ленинизму представлением об
общественном развитии как фатальном процессе, в
котором роль людей, их инициатива, воля сводятся к нулю
или недооцениваются, а сам исследователь уподобляется
бесстрастному фиксатору хода событий. Эти вопросы
будут специально рассмотрены в другой связи. Отметим
лишь, что, во-первых, в понятие объективности
исследования входит рассмотрение действий больших групп
людей — классов, партий, а также отдельных
исторических личностей,— действий, в конечном счете
детерминированных условиями жизни, и, во-вторых, как
указывает Ленин вслед за приведенными словами о
«неумолимой объективности», последняя вовсе не требует
от исследователя равнодушно взирать на «добро и
зло».
Именно при оценке «неумолимой объективности» как
важнейшей черты диалектического метода «Капитала»
Ленин отмечает, что в редком научном трактате
столько «сердца», столько страсти, горячей полемики против
врагов рабочего класса и т. д., «ибо ни один живой
человек не мооюет не становиться на сторону того или
другого класса (раз он понял их взаимоотношения), не
может не радоваться успеху данного класса, не может
не огорчиться его неудачами, не может не негодовать
на тех, кто враждебен этому классу, на тех, кто мешает
его развитию распространением отсталых воззрений
и т. д. и т. д.»2.
Эти слова полностью применимы и к «неумолимой
объективности» ленинского анализа империализма.
Положение об объективности как исходном
методологическом моменте научного исследования находится в
1 В. И. Ленин, Поли. собр. соч., т. 2, стр. 547.
2 Там же, стр. 547—548.
41

полном соответствии с целями и задачами всякого
научного познания. Выразить в человеческих мыслях, в
понятиях и представлениях вещи, как они есть сами по
себе, их объективную сущность, закономерность —
высшее признание науки, этой неотъемлемой стороны и
условия практически-преобразовательной деятельности
человека.
Не случайно поэтому Ленин, выделяя в
«Философских тетрадях» элементы диалектики, ставит на первое
место именно объективность научного анализа как
исходный пункт всех других элементов диалектического
метода: «...сама вещь в ее отношениях и в ее развитии
должна быть рассматриваема...»; «...объективность
рассмотрения (не примеры, не отступления, а вещь
сама в себе)»; «...развитие этой вещи (respective
явления), ее собственное движение, ее собственная
жизнь» К
Несомненна внутренняя связь между этими
философскими положениями и способом ленинского подхода к
исследованию империализма; в основе, в исходном
начале этого способа, бесспорно, лежит стремление
осознать и проследить собственное движение
капиталистического производства в новых условиях, его
объективные тенденции, толкающие его в определенном,
независимом от воли и сознания людей направлении.
Ленин придавал такое огромное и принципиальное
значение этой основе основ подхода к анализу
империализма не только потому, что без этого невозможно
было понять новый этап в развитии капитализма,
установить его реальное содержание, суть. Он связывал это
с необходимостью правильно осмыслить политику,
стратегию и тактику революционной борьбы рабочего
класса, что может быть достигнуто только на почве
выяснения «объективного хода вещей». Поэтому Ленин со
свойственной ему непримиримостью бичевал
реформистов и оппортунистов, которые на место объективного
анализа ставили свои добренькие пожелания, мещанские
мечтания, реакционную «романтику». «...На очередь
дня — не по нашей воле,— писал он в статье «Поворот
в мировой политике» (1917 г.),— не в силу чьих-либо
планов, а в силу объективного хода вещей — поставлено
решение великих исторических вопросов прямым наси-
В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 202.
42

лием масс, создающим новые устои, а не сделками на
почве сгнившего и отмирающего старого» К
Значение этой стороны ленинской диалектики
исследования империализма и революции тем более
актуально в нынешних условиях, когда буржуазные философы,
социологи, экономисты, политики, публицисты
используют субъективизм, субъективный подход как средство
борьбы против науки, как оружие, помогающее им
извращать картину современного
государственно-монополистического капитализма в целях его апологетики.
Оговоримся сразу: сказанное не означает, что буржуазная
политическая экономия, изучающая и описывающая по-
своему характерные черты капиталистического
производства настоящего времени, сплошь и рядом игнорирует
объективное развитие и только тем и занимается, что
изображает буржуазное общество в милых ее сердцу
и угодных ей радужных красках. В той мере, в какой
необходимо для укрепления и продления жизни
капиталистического способа производства познание
конкретных объективных процессов, даже малоприятных для
буржуазного сознания, буржуазная политэкономия не
уходит от действительности.
Например, она в лице большинства своих
представителей признала, как об этом будет еще идти речь,
крах апологической теории, согласно которой рыночный
капиталистический механизм способен стихийно
регулировать современное производство, базирующееся на
гигантском обобществлении производительных сил.
Объективный ход вещей заставил буржуазных экономистов
признать невозможность более или менее нормального
развития производства, обмена, распределения без
вмешательства государства в экономику. И не только
заставил признать это, но и разработать теоретически
целый ряд мер, способствующих с этой точки зрения
воспроизводству капитала.
Но существует порог, который буржуазной
политической экономии, буржуазному сознанию вообще не
дано перешагнуть, — признание того, что в силу
объективного развития общества границы, на которые
натыкается капитализм, есть проявление и выражение не
какой-то временной и частной его болезни, а болезни
коренной, неизлечимой, свидетельствующей о том, что
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 346.
43

сами буржуазные производственные отношения по своей
природе несовместимы с современными требованиями
общественного развития. Вот эта неспособность
перешагнуть данный порог и распахивает дверь субъективизму,
субъективному антинаучному истолкованию реальной
действительности.
Иначе говоря, ставится задача, задается заранее
определенная цель — доказать «вечный, непреходящий»
характер капиталистического строя, и под эту задачу,
цель подгоняются факты, методологические приемы, вся
логика исследования.
Современный буржуазный, а также мелкобуржуазный
субъективизм многолик. Его нельзя свести к одному
какому-то знаменателю. Формы его зависят от того,
какую позицию занимает тот или иной исследователь —
позицию ли откровенной и прямой апологетики, позицию
ли либеральной критики каких-то отдельных сторон
империализма и стремления сгладить их, «улучшить»
и т. п. Субъективизм выступает и в форме
мелкобуржуазного реакционного романтизма, который
опять-таки неодинаков, проявляясь либо в проповеди возврата
к доимпериалистическому капитализму, либо в
утопических построениях «желательного» общества,
основывающихся на чисто априорных представлениях об
общественном развитии. Во всех этих случаях субъективизм
заключается в том, что игнорируется основное и
первичное требование подлинной науки, подлинно научных
принципов исследования — объективность
рассмотрения вещей в их собственной, вытекающей из их природы
логике движения.
Конкретные разновидности всех этих подходов к
общественному развитию вообще и к современному
капитализму в частности можно показать хотя бы на
некоторых примерах. Одной из самых распространенных
методологических концепций субъективизма можно
считать подход, постулирующий существование некоторой
«системы ценностей», которые имеют определяющее
значение для существующего в том или ином обществе
порядка. Такова, например, концепция известного
американского социолога Т. Парсонса. «Система ценностей»
выбирается чисто произвольным путем, зависящим от
классовых симпатий исследователя. При ближайшем
анализе «система ценностей» в этой социологии
оказывается сколком, воспроизведением капиталистического
44

строя США, который возводится в ранг некоей
идеальной социальной системы, существующей вне
исторического времени и пространства.
Социальный порядок в обществе возможен благодаря
всеобще принятым ценностям, диктующим поведение и
действия людей. Эти ценности, согласно данной
концепции, есть стабилизирующий момент, интегрирующий все
общество в единый, по существу неизменный организм.
Применяя структурно-функциональный метод,
сторонники этой теории видят главную задачу в том, чтобы
ответить на вопрос, как возможно равновесие в обществе.
Функции различных элементов общества
рассматриваются с точки зрения поддержания его равновесия.
Классовая борьба, разумеется, оценивается как нарушение
равновесия, она противостоит «интегрирующим
механизмам» общества К
Концепция Парсонса и ей подобные подвергаются
резкой критике со стороны прогрессивных буржуазных
социологов. Один из таких социологов, Райт Миллс, в
работе «Социологическое воображение»2 показал, что
так называемая «общая теория», во-первых, находится
на таком «общем уровне мышления», точнее было бы
сказать, представляет собой такую внеисторическую
абстракцию, что ее представители логически не могут
спуститься к наблюдениям реальных социальных
процессов, и, во-вторых, построена на фетишизации
социального порядка, не способного подвергнуться
историческим изменениям и развитию. Идею гармонии
интересов как естественного нормативного состояния в любом
обществе он справедливо называет столь же
«метафизической», как идею философов XVIII в. о
«естественном порядке». С точки зрения этой теории невозможно,
по мнению Миллса, исследовать современное
американское общество, понять изменения в структуре
капитализма США и т. д.
Свою собственную цель он видит в том, чтобы
спустить подобную социологию с «бесплодных высот» на
землю. Как в упоминавшейся, так и в других своих
работах Миллс высказывает ряд серьезных критических
1 См. Талкотт Парсонс. Общетеоретические проблемы
социологии. — «Социология сегодня». Проблемы и перспективы.
Американская буржуазная социология середины XX века. М., 1965.
2 С. Wright Mills. The Sociological Imagination. New York, 1959.
45

мыслей по поводу современного буржуазного общества,
высоко оценивает марксизм, определяя его как
«подлинно работающую философию», хотя сам он далек от
марксистского понимания истории. Насколько, однако,
«въелся» субъективизм во взгляды даже передовых
буржуазных мыслителей, свидетельствует пример Миллса.
Разрушая огнем критики «систему ценностей» как
совершенно бесплодную, Миллс не способен выйти за
пределы... той же общей теории, согласно которой все
дело в общественной жизни состоит в выработке
«разумного идеала» и его практическом осуществлении. Он
так же ратует за «ценности» как исходной абстракции
социологической теории, но ценности, на его взгляд,
более разумные. Задача теории «социологического
воображения» сводится, таким образом, к тому, что
истинная свобода состоит в возможности сформулировать
доступные «альтернативы» и сделать выбор наиболее
разумной из них. Это способны сделать интеллектуалы,
ученые, занимающиеся исследованием общества. Они
должны учить власть имущих и возлагать на них
ответственность за последствия их политики, учить их видеть
возможные ее последствия.
Иначе говоря, субъективизм одного рода
заменяется субъективизмом другого рода, ибо где же высшая
инстанция, которая способна судить, что есть
истинный и что есть неистинный разум, какой социолог
откажет своей теории в «разумности». При таком
субъективном подходе невозможны никакие объективные
критерии.
Характерная черта многих субъективистских
принципов подхода к современному общественному развитию
состоит также в произвольном вырывании одной какой-
либо стороны, одного аспекта сложной действительности
и превращении ее в абсолют. В связи с
научно-технической революцией это выражается особенно в
абсолютизации значения техники, технологии, которые
рассматриваются как независимая переменная, социальная
система, а общественные, прежде всего производственные,
отношения — как зависимая, второстепенная сторона
развития.
Впрочем, такой односторонний, метафизический
подход продолжает в применении к особенностям
современного социального развития старые-престарые
методологические концепции, основанные на неспособности
46

охватить и понять общество как целостный организм во
всех его связях и опосредованиях.
Неспособность и нежелание выводить объективные
тенденции развития из рассмотрения собственных
законов развития общества, страх и растерянность перед
фактом усложнения развития в современном мире,
стремление свои иллюзии выдать за саму
действительность порождают такую форму субъективизма, как
мелкобуржуазный романтизм. В значительной степени эта
форма субъективизма присуща тем, кто на словах
призывает к «творческому» обновлению марксизма,
социализма, а на деле фальсифицирует их, изменяет им на
каждом шагу. Научный анализ реальности
подменяется господством фразы, преимущественно фразы,
облеченной в «левую», ультрареволюционную оболочку.
Одним из образчиков такого утопизма могут служить
писания Г. Маркузе. В «Очерке об освобождении»
(1969 г.) он высказывает свое недовольство тем, что до
сих пор одним из главных принципов научной теории
общества считалось воздержание от утопии. Особенно
это относится к марксизму. «Считается, — пишет
Маркузе, — что социальная теория призвана изучать
существующие общества под углом зрения их собственных
функций и возможностей и фиксировать реальные
тенденции, способные изменить существующее положение».
Из этих собственных тенденций, свойственных
объективному развитию, продолжает он, выводятся условия
перехода к более высокой стадии развития.
Подобная, единственно научная методология
исследования социального развития не устраивает Маркузе,
этого новоявленного и, надо прямо сказать, мелкого
утописта XX в. Пересматривая ее, он заявляет, что
нужна утопия, предлагает новый — трудно сказать, какой
по счету, — вариант общественного развития, смысл
которого состоит в необходимости подготовления
«биологических предпосылок социализма». Справедливо
критикуя современный капитализм за то, что он извращает
человека, его чувства, сознание, мораль, Маркузе
полагает, что нужно начать с изменения биологической
природы человека, всего строя его чувственных
восприятий, переживаний, с осознания бессмысленности
существующего. При этом в ранг чуть ли не главной силы
преобразования общества возводится эстетика,
искусство, притом искусство модернистское. Эстетическая фор-
47

ма объявляется Формой (конечно, с большой буквы)
«свободного общества». Реальные же процессы
мирового развития, классовая борьба пролетариата, в ходе
которой только и может формироваться
социалистическое сознание людей, реальные социалистические
преобразования, происходящие в современном обществе, —
все это игнорируется или искажается, сбрасывается со
счетов, объявляется ложным, нереальным путем к
«освобождению».
Вся эта утопия соткана от начала до конца из
обрывков фрейдизма, анархизма, этического социализма,
маоизма и т. п.
Пророком утопизма нового толка объявляет себя
и Р. Гароди. Подобно Маркузе, он также восстает
против марксистского метода объективности исследования
общественного развития, заменяя его чистейшим
субъективизмом. С его точки зрения, познание есть не
отражение и воспроизведение реального смысла вещей, а акт,
посредством которого осуществляется проверка
постоянно изменяющихся гипотез или моделей. Но при этом
содержится в тайне вопрос о том, на чем основываются
гипотезы и модели, создаваемые человеческим умом.
Впрочем, мы явно прегрешили перед автором,
говоря, что он держит «в тайне» ответы на эти вопросы.
Имелось в виду то, что, совершая свои головокружительные
курбеты на пути от марксизма к полнейшему
антимарксизму, Гароди, отягощенный какими-то обрывками
марксизма, вилял, юлил, не давал ясного и четкого
ответа на эти вопросы, опасаясь саморазоблачения. Но в
своих последних выступлениях он уже прямо заявляет,
что анализ общества, его реального развития и
перспектив не может быть дан научным методом, т. е. методом
объективного рассмотрения действительности. «Всякий
раз, — пишет он в книге «Альтернатива», — когда
Маркс говорит о будущем обществе, он вовсе не делает
попытки применить научный метод». Все дело не в том,
что есть и что необходимо вследствие объективных
законов развития возникнет из него, а что должно быть,
каков наш идеал, что желательно с точки зрения этого
идеала. В результате рождается «афоризм», поистине
достойный увековечения как пример безмерного
опошления марксизма. «Главное в наследии марксизма, —
читаем мы в той же книге «Альтернатива», — не
марксизм, а поиски будущего».
48

Тот же субъективистский смысл имеет и трактовка
марксизма, даваемая на страницах философского
журнала «Праксис». В одном из его номеров можно
прочесть следующие строки: «Ограниченность
определенного бытия мы можем понять лишь с точки зрения не
того, что есть, а того, что может быть» 1. Но опять-таки
игнорируется при этом, что то, «что может быть», не
есть плод досужего вымысла философа или политика.
Оно не может возникнуть из любых условий, а лишь
из тех объективных и субъективных предпосылок,
которые порождаются самим развитием существующей
действительности.
Неверно вообще усматривать сущность марксизма в
том, что человек как существо практики «всегда
остается открытым для будущего». Марксистская философия,
все марксистское учение сводятся, согласно этому
взгляду, к тому, что они-де установили нечеловеческие
условия бытия людей в капиталистическом обществе и
провозгласили необходимость революции для изменения
этих условий. Бесспорно, в центре марксизма
находится идея об освобождении рабочего класса и всех
трудящихся от социального гнета и о построении
общества, достойного человека. Но марксизм — ив этом его
великая сила — не вымыслил это новое общество, а
вывел его из объективных условий того, «что есть», т. е.
из объективной диалектики развития капиталистического
общества. Иначе он был бы еще одной разновидностью
философского утопизма. Он научно обосновал пути
перехода к этому обществу, которые опять-таки не могут
быть произвольно определены, а диктуются
существующими условиями развития. Чего стоит «открытость»
человека для будущего, если научными способами не
установить, куда и как направлена эта «открытость», что
детерминирует направление общественного развития.
Бессмысленно полагать, что бесконечным
повторением слова «свобода» можно научить людей обрести
истинные пути революционного преобразования
общества. «Было бы ужасно, — читаем мы в том же «Пракси-
се», — если бы философия захотела даже совместно
с наукой предписать содержание и форму человеческой
деятельности. Человек не свободен, когда он находится
1 G. Petrovitch. Philosophia und Socialismus. — «Praxis», 1974,
N 1—2, S. 60 (курсив наш. — M. Р.).
49

под внешним давлением, но он не свободен и тогда,
когда та или иная отдельная сфера его деятельности
диктует его поведение. Он лишь тогда свободен, когда
он (может быть, и под влиянием «достижений»
философии) сам все о себе решает»1.
Вряд ли найдется человек, который считал бы
«ужасным» то, что, скажем, механика «предписывает»
определенные законы строительства моста — законы и
правила, без соблюдения которых мост при первом же
испытании рухнет. Но когда это делает общественная
наука, то ее «предписания» объявляются «насилием» по
отношению к человеческой свободе, «ограничением»
его воли, «открытости» и т. п. Впрочем, марксизм, как
общественная наука, ничего не «предписывает», ничего не
«требует»: он лишь раскрывает научным путем
объективные законы социальной жизни и учит, что
игнорирование их в деятельности классов, партий, отдельных
людей равносильно игнорированию законов любой
естественной науки. Конечно, общественная жизнь в тысячу
раз сложнее. Но и здесь существуют законы, не
зависящие от желаний человека и указывающие ему путь
его деятельности, и истинная свобода этой деятельности
состоит не в том, чтобы их не признавать, а в том,
чтобы их осмыслить и соответственно действовать. В
противном случае при первом же испытании человеческая
«свобода» так же рухнет, как и мост, построенный
вопреки правилам науки.
Все это хотя и основоположные, но элементарные в
марксизме истины, доказанные и подтвержденные
многовековой исторической практикой, борьбой классов,
деятельностью политических партий. Ленин еще в
первых своих работах, направленных против субъективной
социологии народничества, не оставил камня на камне
от подобных взглядов на развитие общества, которые
теперь выставляются в качестве новейших ученых
откровений. В работе «Экономическое содержание
народничества и критика его в книге г. Струве» он писал:
«...народники недаром всю свою социологию строили на
том, что вместо анализа действительности рассуждали
о том, что «может быть»... Они исходят в своих
рассуждениях из «идеалов», нисколько не задумываясь о
том, что эти идеалы могли явиться только известным от-
1 «Praxis», 1974, N 1—2, S. 60—61.
50

ражением действительности, что их, следовательно,
необходимо проверить фактами, свести к фактам. —
Народнику, впрочем, без пояснений будет непонятно это
последнее положение. Как это так? — думает он, —
идеалы должны осуждать факты, указывать, как
изменить их, проверять факты, а не проверяться фактами.
Это последнее кажется народнику, привыкшему
витать в заоблачных сферах, примирением с фактом» 1.
Ленин доказывает, что марксист также
руководствуется в своей деятельности идеалом, но он строит,
создает этот идеал не из головы, сличает его не с
абстрактными нравственными идеями, «а с существующими
классовыми противоречиями, и формулирует его
поэтому не как требование «науки», а как требование такого-
то класса, порождаемое такими-то общественными
отношениями (которые подлежат объективному
исследованию) и достижимое лишь так-то вследствие таких-то
свойств этих отношений. Если не свести таким образом
идеалы к фактам, то эти идеалы останутся невинными
пожеланиями, без всяких шансов на принятие их
массой и, следовательно, на их осуществление»2.
Утописты второй половины XX в. любят обвинять
современных марксистов, придерживающихся этих
ленинских принципов исследования новейшего капитализма и
всего мирового развития, в «догматизме». Но Ленин еще
в конце прошлого века дал исчерпывающий ответ на
подобные обвинения. «Не может быть догматизма там,—
писал он, — где верховным и единственным критерием
доктрины ставится — соответствие ее с действительным
процессом общественно-экономического развития...»3
Таким образом, согласно Ленину, великая сила и
наивысшая ценность науки состоит в объективности, в
способности дать объективный образ действительности.
Каковы же, по Ленину, основные принципы,
обеспечивающие подлинно научную «объективность
рассмотрения» общественных явлений и процессов, — принципы,
которые он сам применил к исследованию
монополистической стадии капитализма?
Конечно, ответить на этот вопрос в полном объеме —
значило бы так или иначе сразу же осветить все
стороны ленинской диалектики, да и не только ее, но и
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 1, стр. 434—435.
2 Там же, стр. 436.
3 Там же, стр. 309.
51

марксистского понимания истории вообще, ибо ясно, что
необходимая степень научной объективности
рассмотрения действительности может быть достигнута лишь
при условии использования диалектики как целостной
системы методологических законов и категорий.
Поэтому в данной главе мы выделили лишь некоторые
аспекты, принципы объективности подхода к действительности
как исходного момента диалектического исследования,
рассматривая его в более узком смысле слова.
2. О ФАКТАХ КАК ОСНОВЕ «ОБЪЕКТИВНОСТИ
РАССМОТРЕНИЯ»
В связи с рассматриваемым вопросом следует особо
подчеркнуть, что В. И. Ленин усматривал одно из
величайших достоинств «Капитала» в том, что его идеи
представляют обобщение «Монблана фактического
материала» \ покоятся на гранитной основе реальных фактов,
которые Маркс изучал и исследовал со скрупулезной
тщательностью.
Факты — это сама реальность, сама объективная
действительность, изучение которой только и позволяет
делать правильные теоретические обобщения. И.
П.Павлов называл факты воздухом для ученого. Конечно, как
будет видно из дальнейшего, все дело в том, как
понимать факты, как их изучать. Но тем не менее нет иного
пути для достижения объективности рассмотрения, не
отталкиваясь от фактов, не изучая их. Это общий
закон научного исследования, в равной мере относящийся
как к естествознанию, так и к обществоведению. Этот
закон ясно и четко Ленин сформулировал в
«Философских тетрадях»: «Чтобы понять, нужно эмпирически
начать понимание, изучение, от эмпирии подниматься к
общему»2.
Интересно отметить с этой точки зрения те
критические тенденции, которые имеются в самой
буржуазной экономической науке, где за последние годы в связи
с возросшей концентрацией производства и
необходимостью хотя бы ограниченного регулирования и
планирования широкое распространение получили чисто
количественные, экономические методы исследования. Эти
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 139-
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 187.
52

методы, бесспорно, имеют важное значение, но
абсолютизация их и увлечение одним математическим
прогнозированием привели к тому, что сами буржуазные
экономисты забили тревогу. Смысл их протеста в
значительной степени сводится к тому, что чисто формальный
анализ без опоры на широкий базис фактов,
эмпирической информации может дать лишь отрицательный
результат.
В речи президента Американской ассоциации
экономистов В. Леонтьева на 83-й конференции ассоциации
(Детройт, 29 декабря 1970 г.) указывается, что
«некритическое увлечение математическими формулами часто
ведет к тому, что за внушительным фронтом
алгебраических символов скрываются положения, легковесные
с точки зрения сущности предмета». Создаются, говорит
он, бесконечные эконометрические модели, но,
поскольку главное внимание при этом обращается не на
обобщение реальных фактов, а на то, чтобы «шаг за
шагом» вывести их (т. е. моделей) формальные свойства,
«большинство их идет на свалку без какого-либо
практического применения или сразу же после поверхностной
апробации» К
Конечно, продолжает Леонтьев, указанные модели
основываются на каких-то первичных наблюдениях,
фактах, но при этом не учитывается, что в отличие от
естественных наук наука экономическая имеет дело с быстро
изменяющимися фактами, с системой не только очень
сложной, но и находящейся в постоянном движении.
Поэтому «без постоянного притока новых данных, —
делает вывод Леонтьев, — существующий запас
фактической информации очень быстро устаревает. Какой
контраст с физикой, биологией или даже психологией, где
величины большинства параметров практически
постоянны и где критические эксперименты и измерения не
приходится повторять каждый год!»2.
Оставим на совести автора не совсем, с нашей
точки зрения, верные рассуждения, касающиеся оценки
положения в рассматриваемом плане естественных наук,
ибо и здесь, при всем отличии от общественных наук,
приходится иметь дело со все нарастающим потоком ин-
1 Василий Леонтьев. Теоретические допущения и ненаблюдаемые
факты. — «США — экономика, политика, идеология»» 1972, № 9,
стр. 101—102.
2 Там же, стр. 103.
53

формации со всеми вытекающими из этого
последствиями для развития теории. Верно, однако, то, что в
обществе, в частности в экономике, ситуации особенно
изменчивы, тем более в области капиталистической
экономики с ее вечными колебаниями, неустойчивостью,
нарушениями относительного равновесия. Отсюда
необходимость тесной связи теории с фактами, изучение их
и т. д. Этим объясняется вся постановка вопроса о
«теоретических допущениях и ненаблюдаемых фактах».
Конечно, удовлетворить тоску по фактам, по
эмпирическому материалу можно, но этого еще далеко не
достаточно для того, чтобы правильно их объяснить.
Нужна «еще» правильная научная теория, нужен научный
метод их исследования, которые бы помогли обнаружить
за внешним слоем фактов их действительную сущность.
Сам Леонтьев полагает, что для углубления анализа
нужно выйти за пределы сферы экономических
явлений. С его точки зрения, проникновение в область
техники и технических наук может способствовать этому
стремлению. В духе марксистской науки такой путь,
разумеется, не приведет и не может привести к
плодотворным результатам. Но это уже другой вопрос, сама же
критика преувеличения роли формальных методов в
экономической науке поучительна в том смысле, что
научное познание имеет свои законы, которые рано или
поздно дают знать о себе.
Приведенные выше слова Ленина из «Философских
тетрадей» о том, что нужно эмпирически начать
понимание, изучение и от эмпирии подниматься к общему,
бросают свет на тот путь, которым он шел, на ту
логику, которая лежит в основе ленинского исследования
империализма.
Примерно в тот же период, когда создавался труд
об империализме, Ленин начал работу над очерками под
названием «Статистика и социология» (январь 1917 г.).
Эта незаконченная работа должна была, как
указывается в предисловии к ней, осветить вопрос «о значении и
роли национальных движений, о соотношении
национального и интернационального...». Ленин отмечает, что
главный недостаток рассуждений по этому вопросу —
«отсутствие исторической точки зрения и конкретности» *.
Придавая огромное значение национально-освободитель-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 349.
54

ному движению в эпоху империализма, Ленин вел
неутомимую борьбу против неправильных, немарксистских
взглядов на это движение. И для того чтобы научно
подойти с конкретной исторической точки зрения к этому
вопросу, Ленин начинает свое изложение с выяснения
значения фактов и правильного их обобщения.
На полутора страницах он дает великолепный
анализ того, как с позиций диалектики нужно использовать
факты в научном исследовании, противопоставляя
этому метафизический подход, эклектику и софистику.
Ленин подчеркивает несколько аспектов этого вопроса.
Во-первых, он определяет факты как фундамент
научной теории. «...Надо попытаться, — пишет он, —
установить такой фундамент из точных и бесспорных
фактов, на который можно было бы опираться...» «Точные
факты, бесспорные факты... вот что особенно
необходимо, если хотеть серьезно разобраться в сложном и
трудном вопросе, сплошь да рядом умышленно
запутываемом» К
Говоря о «точных», «бесспорных» фактах, Ленин
имеет в виду, конечно, не только невыдуманные,
действительно существующие факты, но и их
материалистическое понимание, отличное от позитивистского
истолкования, широко распространенного в буржуазной науке.
«Прекрасно известно, — говорил на XIII
Международном конгрессе исторических наук итальянский ученый
Э. Сестан, — что «факт», «событие» не являются
реальностью сами по себе. Это — продукт нашего мозга, в
котором факт получает зрительную форму и
непосредственное или косвенное понятие...»2 Оттого что факты
воспринимаются человеком, они не перестают быть
реальностью. Бесспорно, общественные «факты» и «события»
очень многообразны и среди них существуют факты,
скажем, идеологического порядка, которые представляют
собой продукт духовной деятельности людей. Но, не
говоря уже о фактах в сфере материальной жизни, и
подобные факты есть «реальность», ибо они не обеспоч-
вены, не чистый «продукт мозга», а детерминированы
условиями общественной жизни, которые так или иначе
лишь отражаются в человеческой голове.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 350.
2 Эрнесто Сестан. История событий и история структур. М., 1970,
стр. 5.
55

Буржуазная социология в определении «факта» не
может, как правило, преодолеть ту ограниченность,
которая сказалась в приведенной выше цитате. В этом
смысле показательно учение известного французского
социолога Э. Дюркгейма. В книге «Метод социологии»
он пытается дать обстоятельный ответ на вопрос о том,
«что такое социальный факт». Высказывая некоторые
интересные соображения на этот счет, он со всей силой
подчеркивает объективность фактов, требует любой,
даже самый идеальный, факт рассматривать как
«предмет», обладающий принудительной силой воздействия
на человеческое сознание. Говоря о «великой
революции» в области исследования социальных явлений, он
указывает, что она должна состоять в переходе из
«стадии субъективизма» в «стадию объективизма». Но
будучи позитивистом, Дюркгейм объективность фактов
понимает как порождение не индивидуального сознания
(это определяется им как субъективизм), а
надындивидуального, коллективного сознания. Из ассоциации,
комбинирования индивидуальных сознаний возникает то,
что мы называем социальной жизнью, обществом.
Право, мораль и т. п. есть факты коллективного сознания,
происходят из него, и в этом смысле они реальны и
объективны *.
Марксизм под объективностью фактов — ив этом
смысле определяя огромное их значение как
эмпирического базиса науки — понимает, как уже указывалось,
нечто иное. Даже самое ложное сознание, в котором
реальная деятельность получает перевернутое,
извращенное отражение, будучи поставлено в связь с
объективными условиями жизни и практики людей, предстает
перед нами как реальный, объективный факт,
позволяющий делать научные выводы о закономерностях развития
общества, общественного сознания, о законах борьбы
идей и т. п. Что же касается науки, исследующей
экономическую жизнь общества, то она опирается на
факты, объективные и реальные в том смысле, что они
складываются, возникают и развиваются, как
указывал Ленин, не проходя предварительно через сознание
людей, они независимы ни от индивидуального, ни от
коллективного сознания. Это область специфически об-
1 См. Эмиль Дюркгейм. Метод социологии. Киев — Харьков,
[б. г.], стр. 9, 35, 90 и др.
56

щественно-материальной жизни людей, в конечном
счете определяющей все другие стороны и сферы их
жизни и деятельности.
Однако недостаточно фиксировать огромное
значение фактов как фундамент научной теории. В каждом
явлении, особенно если иметь дело с таким сложным
явлением, как общество, общественное развитие, легко
взять одни факты и умолчать о других с целью
доказательства какого-либо предвзятого взгляда или даже
прямой фальсификации истины. Поэтому, чтобы
факты составили «действительно фундамент» теории,
нужно «брать не отдельные факты, а всю совокупность
относящихся к рассматриваемому вопросу фактов»,
иначе может получиться ««субъективная» стряпня» К
Но и этого мало. Если даже отвлечься от желания
использовать факты в интересах «политического
шарлатанства», самое трудное в процессе познания — это не
столько собирание и накопление фактов, сколько
необходимость установления взаимосвязи между ними,
умение брать их в исторической связи, т. е. конкретно,
иначе можно, как иронизирует Ленин, факт монгольского
ига использовать для доказательства событий,
происходящих в Европе XX в. Поэтому факты необходимо брать
и рассматривать как часть целого (т. е., как об этом
речь пойдет дальше, не вырывать их из целого как
системы), в связи с целым, «ибо все дело в исторической
конкретной обстановке отдельных случаев. Факты, если
взять их в их целом, в их связи, не только «упрямая», но
и безусловно доказательная вещь. Фактики, если они
берутся вне целого, вне связи, если они отрывочны и
произвольны, являются именно только игрушкой или
кое-чем еще похуже»2.
Эти пояснения Ленина важны не только для
общего понимания вопроса о значении и обращении с
фактами. Они раскрывают одну из существенных сторон
методологии его анализа империализма (как и
совокупности всех явлений и процессов этой новой эпохи).
В ходе изучения и исследования новой стадии
капитализма Ленину пришлось столкнуться не только со
взглядами, основанными на скороспелых выводах, не
подпираемых сколько-нибудь серьезными фактическими дан-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 351.
2 Там же, стр. 350.
57

ными, но и с сознательным извращением фактов, с
неконкретными, внеисторическими манипуляциями
отдельными фактами и т. п.
В «Тетрадях по империализму» видно, как, изучая
факты, материалы, статистические сведения,
характеризующие разные стороны финансового капитала, Ленин
отделяет объективное от субъективного, зерна истины от
массы плевел, засоряющих и затушевывающих реальное
положение, «объективный ход вещей». Ведь каждый
автор, приводящий факты, не просто регистрирует их, не
излагает их бесстрастно, а пропускает через свое
сознание, понимание, освещает принципами своей теории,
своего миропонимания. Ленину же пришлось иметь дело
при изучении фактических данных преимущественно с
буржуазными экономистами, историками, социологами.
Он относится с уважением к тем буржуазным авторам
(например, к Дж. А. Гобсону, автору книги
«Империализм»), которые пытаются более или менее объективно
излагать факты и проанализировать их, насколько это
доступно писателю, стоящему «на точке зрения
буржуазного социал-реформизма и пацифизма...»1. Он и
таких авторов не щадит, когда уж слишком выпирает их
субъективизм, за их «мещанскую критику
империализма», «мещанскую утопию» ит.п.2
Особенно достается реакционным экономистам,
откровенным и тупым апологетам империализма. Но и при
этом Ленин скрупулезно собирает отдельные факты,
приводимые в их сочинениях и помогающие пролить свет на
некоторые вопросы. Конспектируя книгу Р. Лифмана
«Картели и тресты и дальнейшее развитие
народнохозяйственной организации», он записывает: «Популярная
книжечка, дающая хороший очерк материала. Точка
зрения —■ апологета буржуа, тупого, довольного,
самодовольного»3. Но тут же он использует факт,
приводимый этим автором, который обнаруживает одну из
особенностей империализма — «раздел мира».
Точно так же в конспекте книги Г. Эгельгафа
«История новейшего времени...» он отмечает: «Автор —
мерзавец, бисмаркианец. Но книга все же очень полезна,
как сводка фактов и справочник». Ленин ценит ее за
то, что «простая сводка дает картину империализм
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 309.
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 28, стр. 390, 410.
3 Там же, стр. 29.
58

ма и демократических д в имений, как
главных отличительных черт эпохи»1. И в скобках он
подчеркивает, что это очень важно («архиважно!!») для
понимания эпохи империализма.
Ленин, как известно, в своих работах уделял
огромное внимание правильному пониманию понятия эпохи
вообще, и особенно эпохи империализма, поскольку
многие социалисты проявляли узкое, недиалектическое
представление о ней как некоем однородном процессе,
состоящем только из столкновений буржуазии и
пролетариата. Это приводило к совершенно ложной трактовке
задач пролетариата и пролетарских партий в эту эпоху,
обрекало их на политику сектантства. И в наше время
этот вопрос чрезвычайно актуален в борьбе с «левым»
ревизионизмом.
Конспектируя книгу буржуазного финансиста Е.Ага-
да «Крупные банки и всемирный рынок», Ленин
отмечает, что у него «можно и должно взять цифры и
факты», но не теоретические рассуждения, которые
извращают смысл этих фактов. Теоретические выводы делает
с позиций марксизма сам Ленин. Марксистский
диалектический подход позволяет ему осветить тот или иной
факт таким образом, что сразу выявляется именно
объективное положение, характерное для
империалистической стадии капитализма.
Так, например, выписывая из книги этого автора
слова о всесилии банков, Ленин делает такое обобщение,
которое показывает совершенно новую роль банков в
условиях монополистического капитализма: «Количество
переходит в качество и здесь: чисто банковое делячество
и узкобанковский специализм превращаются в
попытку учета широких, массовых, общенародных и
всемирных взаимоотношений и связей... просто потому,
что миллиарды рублей (в отличие от тысяч) подводят к
этому, упираются в это»2.
Читая работы реформистов, оппортунистов, Ленин в
своих конспектах по вопросам империализма ловит их
на сознательном вытаскивании одних фактов и
затирании других, на неумении и — скорее всего — нежелании
рассматривать те или иные факты в связи с целым и кон-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 28, стр. 663.
2 Там же, стр. 92—93.
59

кретными историческими условиями. Интересен в этом
смысле конспект работы П. Ленча «Социал-демократия,
ее конец и ее успехи». Автор ее — немецкий
социал-шовинист — под видом критики английского
империализма, который-де во всем виноват, как главный зачинщик
мировой войны, обеляет «свой», германский,
империализм. Иначе говоря, берется один факт, изолируется от
целого, от всей системы связей, вызвавших войну, т. е.
факт английского империализма, и софистическим путем
«доказывается» национальный и даже
интернациональный характер борьбы Германии против Англии и ее
союзников. И все это прикрывается ссылками на
«диалектику».
Ленин несколькими словами разоблачает эту
лжедиалектику: «...везде игра со словечком «диалектика»,
понятым архипошло. Ни тени всесторонности. Выхвачено
софистически одно: Английское мировое господство
подорвать. Не диалектика, а софистика» К
Социал-шовинист даже называет войну с целью
подрыва мирового господства Великобритании
«революцией», но не видит и признака надвигающейся
пролетарской революции. Ленин клеймит эту позицию одним
убийственным словом: «Шут!»2 И он ставит в этом
отношении выше книгу «Политические и социальные
проблемы» буржуазного историка, либерала Ж. Э. Дрио,
который чувствует в связи с переходом к империализму
приближение революции, «гораздо более грозной», чем
прошлые революции. Оценивая позицию автора как
буржуазно-либеральную, Ленин записывает: «Тем
характернее выписанные признания: чует грозу»3.
3. ИССЛЕДОВАНИЕ ВЕЩИ В ЕЕ «СОБСТВЕННОМ
ДВИЖЕНИИ», «СОБСТВЕННОЙ ЖИЗНИ» КАК УСЛОВИЕ
НАУЧНОЙ ОБЪЕКТИВНОСТИ
Ленин не просто изучает и собирает факты. Он
применяет к их изучению один из основополагающих
принципов диалектики — рассмотрение вещей, явлений в их
собственном движении, в их собственной, как он любил
говорить, жизни.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 28, стр. 577.
2 См. там же, стр. 576.
3 Там же, стр. 222.
60

В первой главе обращалось уже внимание на то, что
в «Философских тетрадях», разрабатывая
материалистическую диалектику, Ленин особенное значение придавал
положению о самодвижении как самой характерной
черте научного понимания развития. Это и естественно, так
как вещи развиваются не просто в силу какого-либо
«внешнего толчка», а благодаря своим внутренним
источникам и стимулам (прежде всего — противоречиям),
что, разумеется, не исключает важного значения и
внешних обстоятельств. Поэтому единственный путь
достижения подлинной научной объективности возможен лишь
тогда, когда прослеживается «собственная жизнь»
объекта, его развитие, его самодвижение.
Поэтому Ленин так настойчиво требовал
рассматривать факты в их исторической связи с целым, которое
претерпевает изменения, наполняется новым
историческим содержанием.
Он особенно высоко оценивал те данные, приводимые
в работах буржуазных экономистов и историков, в
которых содержатся исторические сводки, позволяющие
прослеживать изменения, совершающиеся в
производстве и других сферах капиталистической экономики. Так,
например, в «Тетрадях по империализму» он выписывает
из одной статьи факты по истории картелей. Эти факты
(как и множество других) свидетельствуют о быстром
росте концентрации производства и монополий. В своей
книге об империализме Ленин использует эти факты,
делая большие выписки из статьи, законспектированной
в подготовительных работах. Это позволяет ему не
только сделать вывод, что «капитализм превратился в
империализм», но даже установить точную дату этого
превращения для Европы — начало XX в.1
И так дело обстоит во всех случаях, когда Ленин
исследует разнообразные факты, относятся ли они к росту
влияния банков, к разделу колоний, вывозу капитала
и т. д.
Уже в подготовительных работах к своей книге
Ленин не просто приводит факты, а исследует их
внутреннюю связь, их сцепление, которые дают возможность
делать важные теоретические обобщения. Факты эти,
если к ним правильно подойти, т. е. с точки зрения «соб-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 28, стр. 45—47; т. 27,
стр. 317, 315.
61

ственной жизни», самодвижения капиталистического
способа производства, служат неопровержимым
свидетельством того, что все признаки империализма, все его
свойства суть прямое продолжение и развитие капитализма
как общественно-экономической формации. И хотя
некоторые из этих свойств представляют собой прямую
противоположность старому капитализму (как,
например, монополии), они диалектически возникли из
основных тенденций этого способа производства, как
результат его развития.
Характеризуя некоторые особенности империализма,
Ленин отмечал: «Чрезвычайно важно при этом иметь в
виду, что смена эта (т. е. старого капитализма новым. —
М. Р.) произведена не чем иным, как непосредственным
развитием, расширением, продолжением самых глубоких
и коренных тенденций капитализма и товарного
производства вообще. Рост обмена, рост крупного
производства • - вот эти основные тенденции, наблюдаемые в
течение столетий абсолютно во всем мире. И на известной
ступени развития обмена, на известной ступени роста
крупного производства, именно на той ступени, которая
достигнута приблизительно на грани XIX и XX веков,
обмен создал такую интернационализацию хозяйственных
отношений и интернационализацию капитала, крупное
производство стало настолько крупным, что свободную
конкуренцию стала сменять монополия» К
Такой вывод целиком основан на принципе
диалектического саморазвития, самодвижения явлений, на
подходе к фактам с точки зрения этого принципа. В этом
смысле чрезвычайный интерес представляет полемика
Ленина со сторонниками недиалектических взглядов на
сущность империализма.
В «Тетрадях по империализму» Ленин полемизирует
с Каутским, перенося затем эту полемику в основной
свой труд. Подход Каутского основан как раз на том
самом произвольном вырывании из связи целого одних
фактов и противопоставлении их другим фактам, о чем
Ленин писал в своем очерке «Статистика и социология».
Каутский из всей совокупности фактов,
характеризующих империализм, выхватывает только то, что
относится к насилию, насильственной политике, военным
захватам и т. п., совершенно игнорируя связи этих фактов с
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 95.
62

коренными обстоятельствами — с концентрацией
производства, монополиями, т. е. с теми экономическими
условиями, которые приносит с собой новая стадия
капитализма и из которой вытекают специфические методы
империалистической политики. В дальнейшем мы
вернемся еще неоднократно к пониманию Каутским
империализма и критике этого понимания Лениным,
поскольку это хорошо выявляет диалектическую методологию
ленинского исследования.
В небольшом фрагменте «Тетрадей по
империализму» под названием «Замечание о К. Каутском versus
империализм» Ленин обнажает всю фальшь такого
подхода, суть которого состоит в полнейшем
субъективизме, в неумении и нежелании стоять на точке зрения
научной объективности. Каутский и каутскианцы,
доказывает Ленин, берут факты «здорового», «мирного»,
«нормального», т. е. старого, капитализма «и
противопоставляют их финансовому грабежу, банковым
монополиям, сделкам банков с государственной властью,
колониальному угнетению etc., противопоставляют как
нормальное ненормальному, желательное нежелательному,
прогрессивное реакционному, коренное случайному etc.» l.
Вся суть ленинской критики в словах о
противопоставлении «желательного нежелательному», как будто
свойства империализма, имеющие, по Каутскому,
отрицательный характер, зависят от каких-то случайных,
побочных обстоятельств. В этом и заключен корень не
объективного, а субъективного подхода, отвлекающегося от
диалектического требования рассматривать капитализм
в его развитии, в его «собственной жизни». То, что не
нравится Каутскому, то, что он считает
«нежелательным», в действительности имеет свой источник в
необходимом, закономерном развитии «нормального», т. е.
домонополистического, капитализма, конкретнее — в росте
концентрации производства и вырастающей из него
монополии.
«Высокая техника концентрированных предприятий,—
пишет Ленин, — и «высокая техника» финансового
жульничества, «высокая техника» (низкая на деле
техника) гнета финансового капитала, это неразрывно
связано при капитализме. К. Каутский хочет разорвать эту
связь, «обелить» капитализм, взять хорошее, отбросить
1 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 28, стр. 91.
63

дурное, «современный прудонизм», мелкобуржуазный
реформизм, «замаскированный под марксизм»» К
В работе «Империализм, как высшая стадия
капитализма» Ленин продолжает критику этой концепции
Каутского. В своей книге «Национальное государство,
империалистское государство и союз государств» Каутский
исходит из понимания империализма как одной лишь
политики, как метода, средства увеличения прибыли.
Специально этого вопроса мы коснемся дальше в связи
с определением понятия империализма. Сейчас
достаточно лишь указать, что, как видно из ленинской
критики, Каутский противопоставлял буржуазную экономику
и политику империализма как не связанные между
собой необходимым образом стороны. В названной выше
книге он доказывает, что неизбежное расширение
капитала должно поискать себе средств иных, нежели
империалистических. Империализм, заявляет он ,есть вопрос
власти (или силы — «der Macht»), но не экономической
необходимости 2.
На протяжении многих страниц Каутский описывает
завоевательную политику капитализма, ее методы до
эпохи империализма, с тем чтобы защитить свой тезис,
что империализм есть политика, а не экономическая
необходимость. Первая мировая война, с его точки зрения,
не имела никаких экономических корней, экономическое
развитие капитализма не требовало войны. Виновато
лишь соперничество в вооружении: мобилизация была
объявлена не потому, что дело закономерно шло к
войне, а война началась «из-за мобилизации».
Каутский даже пускается в «диалектические»
рассуждения. Пролетариат при капитализме, говорит он,
находится в противоречивом положении. Он и
представляющая его интересы партия социал-демократов
должны бороться против капитализма и в то же время
«содействовать» его экономическому развитию. Но как это
возможно? Существуют два способа увеличения
прибыли: абсолютная и относительная прибавочная стоимость;
более «удобен» для капиталистов первый способ, он-де
не требует ума, особых расходов и т. п. Он лишь
«вопрос силы». Пролетариат же заинтересован больше во
втором способе, который-де не только облегчает усло-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 28, стр. 171—172.
2 К. Kautsky. Nationalstaat, imperialistischer Staat und Staaten-
bund. Nurnberg, 1915, S. 22.
64

вия его жизни, но и одновременно лучше способствует
экономическому развитию общества.
Так же обстоит дело с империализмом. Он может
быть и более легок для капиталистов, ибо требует лишь
силы, но в конце концов империалистические методы
только вредят экономическому развитию. Нужно поэтому
найти другие способы, подобные способам
«относительной прибавочной стоимости», которые выгодны как для
дальнейшего развития общества, так и для
капиталистов.
Мы привели эти высказывания Каутского для того,
чтобы показать, какие взгляды пришлось критиковать
Ленину при разработке теории империализма. Впрочем,
как будет видно из дальнейшего, этот способ
рассуждений не утратил своей актуальности и сегодня: к нему
сплошь и рядом, в целях «защиты» современного
империализма, прибегают буржуазные экономисты,
социологи, реформисты.
Рассуждения Каутского — яркий пример полнейшего
отхода от диалектического принципа «объективности
рассмотрения» общественных процессов. Он забыл ту самую
азбуку марксистской экономической науки,
которую сам в свое время неплохо популяризировал.
Конечно, дело вовсе не в том, что способы производства
«относительной» прибавочной стоимости «выгоднее», а
способы производства «абсолютной» прибавочной стоимости
«удобнее», «доступнее», но «невыгодны». Как это было
доказано в «Капитале», экономическая необходимость
заставила капиталистов перейти от производства
абсолютной к производству относительной прибавочной
стоимости, особенно на стадии империализма, хотя,
разумеется, борьба рабочего класса сыграла здесь немаловажную
роль. Переход этот был закономерным средством
«самодвижения», «саморазвития» капитала. Каутский же
перевел вопрос в плоскость чистейшего субъективизма.
В такой же плоскости строятся и его рассуждения об
империализме: капиталистам выгоднее увеличивать
прибыли средствами свободной конкуренции, демократии
и т. п., а не путем финансового гнета, с помощью
монополий, завоевательской политики. Ленин
противопоставляет этой чистейшей метафизике и субъективизму
свой диалектический подход, выражающий требования
объективного научного анализа. В своей работе об
империализме Ленин показывает, что взгляды Каутского
3 М. М. Розенталь
65

и ему подобных — реакционная романтика, ибо они
проповедуют возврат к пройденному этапу, не учитывают
необратимости развития капитализма.
«Допустим,— пишет Ленин,— что да, что свободная
конкуренция, без каких бы то ни было монополий,
развивала бы капитализм и торговлю быстрее. Но ведь
чем быстрее идет развитие торговли и капитализма, тем
сильнее концентрация производства и капитала,
рождающая монополию. И монополии уже родились —
именно аз свободной конкуренции! Если даже монополии
стали теперь замедлять развитие1, все-таки это не довод
за свободную конкуренцию, которая невозможна после
того, как она родила монополии»2.
Исследование Лениным империализма — высокий
образец объективности анализа в том смысле, что эта
новейшая стадия берется как закономерный итог,
результат собственного развития, «самодвижения»
капитализма. Логика ленинского анализа продолжает и в этом
отношении логику «Капитала», которая основана на
незыблемом диалектическом фундаменте исследования
«самодвижения» капиталистического способа производства.
Поэтому для Ленина был просто невыносим весь этот
дух пресмыкательства перед капитализмом, когда то,
что в жизни неразрывно связано, т. е. экономика и
политика, экономическая необходимость монополий,
вырастающих из собственного развития капитализма, из
концентрации производства, и обусловленные этим
политика финансового капитала, способы завоеваний,
монополистического гнета и т. п., искусственно разрывалось,
противопоставлялось друг другу.
Конечно, все это не значит, что Ленин перед лицом
этого объективного развития капитализма проповедовал
смирение или простое созерцание империалистической
реакции, гнета монополий и т. п. Ленин
противопоставлял реформистскому обману о возможности возврата
назад, к «лучшим временам» свободной конкуренции и
«нормального капитализма», борьбу за социализм как
единственный путь, вытекающий из всего объективного
1 Напомним, что Ленин не отрицал, а, наоборот, подчеркивал
и момент быстрого развития производства в условиях
монополистического капитализма, считая последний в целом более прогрессивным
в экономическом отношении, нежели предыдущие стадии
капиталистического развития. — М. Р.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 411.
66

развития. Эта сторона вопроса, т. е. отношение
субъекта (в данном случае рабочего класса и его партии) к
объекту, будет рассмотрена в дальнейшем.
Именно за такой подход, порывающий с
требованием диалектики объективно рассматривать развитие
вещи, ее собственное движение, ее «собственную жизнь»,
Ленин подвергал критике и концепцию империализма
Розы Люксембург. Едва ли нужно напоминать, что,
критикуя Р. Люксембург по данному вопросу, Ленин очень
высоко ценил заслуги этой пролетарской
революционерки, одного из выдающихся вождей революционной
социал-демократии. Заслуги эти не означали, что можно
и нужно было замазывать ошибки, допущенные ею в
ряде вопросов. В статье «Заметки публициста»,
написанной в 1922 г., Ленин указывал, что, «несмотря на эти
свои ошибки», Р. Люксембург «была и остается орлом;
и не только память о ней будет всегда ценна для
коммунистов всего мира, но ее биография и полное
собрание ее сочинений... будут полезнейшим уроком для
воспитания многих поколений коммунистов всего мира» К
Концепция Р. Люксембург по вопросу об
империализме известна. Ее исходный пункт заключается в том, что
капиталистическое накопление для своего движения
требует существования некапиталистических формаций.
Последние — та питательная среда, из которой капитал
черпает средства своего расширения, расширяющегося
накопления. Капиталистический способ производства в
этом смысле — единственный в своем роде, он не
может существовать без других, некапиталистических
форм.
Таким образом, суть этой теории в отрицании
возможности расширенного воспроизводства на основе
самого капитала, капиталистического производства. Если
бы капиталисты и рабочие каждый раз сызнова, после
удовлетворения своих потребительских нужд, покупали
произведенные товары, то это была бы «карусель,
которая вращается сама собой в пустом пространстве»2.
Нужны какие-то другие покупатели. Вот они-то и
составляют некапиталистическую среду внутри или вне
данной страны. Беда-де Марксовых схем
воспроизводства (которые, как известно, исходят из существования
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 44, стр. 422.
2 См. Роза Люксембург. Накопление капитала, т. I и II. М.—Л.%
1934, стр. 385.
3*
67

лишь капиталистов и рабочих) в том, что они
абстрагируются от этой среды, от внешней торговли. Поэтому
они — теоретическая фикция. Они должны быть
«дополнены» в духе изложенной концепции.
Невозможностью накопления капитала на базе
одного капиталистического производства Р. Люксембург
объясняла «экономический корень» империализма.
Разоряя и разрушая в своей стране некапиталистические
слои населения и ставя тем самым границы
существованию и расширению капитала, последний устремляется
путем экспансии в другие страны, завоевывает колонии,
рынки сбыта и т. п. «Империализм, — пишет она, —
является политическим выражением процесса накопления
капитала в его конкурентной борьбе за остатки
некапиталистической мировой среды, на которые никто еще
не наложил своей руки»1.
С этой точки зрения никакого скачка в развитии
капитализма с появлением империализма не происходит.
По сути он рассматривается как простое продолжение
старой капиталистической экспансии, ее
«заключительная часть» в конкурентной борьбе «за последние
остатки некапиталистической среды на земле»2.
Свою концепцию империализма Р. Люксембург
преподносила как образец диалектики. «Решение проблемы
в духе Марксова учения заключается в диалектическом
противоречии: капиталистическое накопление для своего
движения нуждается в некапиталистических
общественных формациях, как в окружающей его среде: оно
прогрессирует в постоянном обмене веществ с этими
формациями и может существовать лишь до тех пор, пока
оно находит эту среду»3.
Но в том-то и дело, что даваемое ею решение
проблемы империализма отходило от Марксова учения о
диалектике. Капитализм рассматривается не в его
самодвижении, неизбежно порождающем на определенной
ступени империализм в силу действия его собственных
законов. Это чисто механистическая теория, ставящая
развитие капитализма, накопление капитала в зависимость
не от его внутренних потенций, а от внешней среды.
За это отступление от объективного рассмотрения
капитала в его собственном развитии, самодвижении Ленин
1 Р. Люксембург. Накопление капитала, стр. 320
2 См. там же, стр. 460.
3 Там же, стр. 258.
68

и подвергал критике теорию Р. Люксембург. К
большому сожалению, Ленину не удалось выполнить свои
замыслы — написать специальную статью против этой
теории империализма. Но сохранились его
подготовительные материалы к этой статье, в которых дается
ясная оценка ошибочности данной теории. Кроме того,
в некоторых письмах он высказывает свое мнение о ней.
Так, еще до чтения книги Люксембург на основании
рецензий и статей, опубликованных в иностранных
изданиях, он пишет: ««Диалектика» Люксембург мне
кажется... эклектикой» К
Это письмо было написано в первой половине
января 1913 г. А через два месяца в другом письме Ленин
пишет: «Читал новую книгу Розы «Die Akkumulation
des Kapitals». Наврала жестоко! Переврала Маркса...
Собираюсь писать о Розе в «Просвещении» для № 4»2.
В своей подготовительной работе к этой статье
Ленин несколькими словами вскрывает суть ошибки
Люксембург. Не ради реализации прибавочной
стоимости переселяется капитал в «дикие страны», а «ради
удобств экспл[уата]ции...» 3.
Но особенный интерес в рассматриваемом плане
имеют следующие замечания Ленина в цитированных
уже письмах по поводу книги Люксембург. Он пишет,
что «в главном пункте» подобная теория была им
раскритикована еще в борьбе против народников, а также
против Туган-Барановского.
Действительно, Ленин еще в начале своей
теоретической деятельности написал ряд блестящих работ в
защиту и развитие марксистской теории накопления
капитала. Народники, некоторые представители «легального
марксизма» также полагали, будто развитие капитала,
его расширенное воспроизводство возможно лишь до тех
пор, пока существует «некапиталистическая среда», в
«чистом» же капиталистическом строе продукт не
может быть реализован; на их взгляд, Маркс ошибался,
абстрагируясь в своих схемах воспроизводства от
внешнего рынка и т. п.
В диалектическом, методологическом плане Ленин
критиковал эти взгляды прежде всего за их
«субъективизм», «романтизм», за то, что они не следуют ло-
1 Б. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 48, стр. 149.
2 Там же, стр. 173.
8 См. Ленинский сборник XXII. М., 1933, стр. 390.
69

гике развития самой объективной действительности, ее
самодвижения, за их противопоставление «ложного»
(т. е. развития капитализма) «истинному» (т. е. тому,
что «желательно») и т. д. «Его («романтика» подобного
рода. — М. Р.), — пишет Ленин, — вовсе не
интересует изучение действительного процесса и выяснение его;
ему нужна лишь мораль против этого процесса» 1.
Ленин излагает и развивает положение Маркса о том,
как происходит процесс воспроизводства и обращения
всего общественного капитала, его расширение и
развитие, критикует непонимание решающего значения
производительного потребления, показывает, что
капиталистическое производство само создает себе рынок
преимущественно за счет средств производства и т. д. При
этом Ленин, подобно Марксу, развивал важное
познавательное значение научной абстракции, которая
должна отвлекаться от всего, что затемняет, а не
способствует выяснению сущности явления. Конечно, такого
чистого, идеального, идеализированного
капиталистического общества, которым Маркс оперировал, создавая свои
схемы воспроизводства общественного капитала, в
природе не существует, да и, вероятно, никогда не будет
существовать. Но величайшее достоинство подобной
научной абстракции и состоит в том, что только она
способна обнаружить истинные закономерности
капиталистического развития, его историческую миссию, его
исторические возможности и неизбежные границы.
Конечно, нет капитализма без внешних рынков, внешней
торговли. И это прекрасно понимал Маркс. Но эта
сторона вопроса ничего не давала и не может дать для
выяснения условий реализации, ибо, как писал Ленин,
«необходимость внешнего рынка для капиталистической
страны вытекает отнюдь не из условий реализации... а из
условий исторических и пр.»2. Если для «романтиков»,
представителей «субъективного метода», не бходимость
внешнего рынка есть свидетельство тупика, в который
заходит капитализм (из-за невозможности якобы
реализации прибавочной стоимости), то для метода
подлинно объективного рассмотрения социальных
процессов она есть выражение развития капитала, его
стремления к безграничному расширению.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 2, стр. 157.
* См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 4, стр. 45.
70

Поэтому, делает вывод Ленин, опираясь на принцип
диалектического самодвижения вещи как закона
познания, научная теория реализации, обращения
капитала «необходимо должна брать для своих построений
замкнутое капиталистическое общество, т. е.
абстрагировать процесс расширения капитализма на другие
страны, процесс товарного обмена одной страны с
другою, потому что этот процесс ничего не дает для
решения вопроса о реализации, лишь передвигая вопрос с
одной страны на несколько стран. Ясно также, что
абстрактная теория реализации должна брать посылкой
идеально развитое капиталистическое общество» К
Из сказанного видно, что имел в виду Ленин и
насколько он был прав, заявляя, что уже в его ранних
работах было выяснено все необходимое для
опровержения «главного пункта» концепции империализма
Р. Люксембург, что так называемая «диалектика», на
которую претендовала эта концепция, есть в
действительности эклектика, антидиалектика. Сила ленинской
аргументации, ленинской диалектики, целиком опиравшейся
на «Капитал» Маркса, состояла в том, что она
давала оружие для борьбы против двоякого рода
извращения научно-объективного исследования капитализма:
против, как указывает сам Ленин, «апологетики»
капитализма и «мещански реакционной критики
капитализма»2.
В первом случае это оружие действует в том смысле,
что, даже изображая «идеал капитализма», т. е.
рассматривая развитое капиталистическое общество, в
котором существуют только рабочие и капиталисты,
марксистская теория устанавливает не только
возможность в таких условиях накопления капитала, но и
неизбежное несоответствие между громадным ростом
производства и узостью базы народного потребления, что
имеет своим следствием кризисы перепроизводства.
Кроме того, в реальной действительности «процесс
реализации идет не с идеально гладкой
пропорциональностью, а лишь среди «затруднений», «колебаний»,
«кризисов» и пр.»3. Это свидетельствует об исторически
преходящем характере капиталистического способа
производства.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 4, стр. 86.
2 См. там же, стр. 81.
3 Там же.
71

Во втором случае опровергается такая критика
капитализма, которая не осознает исторической
прогрессивности капитализма, подготовляющей условия для
перехода к высшей форме производства.
Таким образом, хотя Ленину и не удалось
выступить со специальной статьей против теории
империализма Р. Люксембург (статья эта должна была
называться «Неудачное дополнение теории Маркса Розой
Люксембург»1), его ссылки на свои ранние работы
показывают в какой-то мере, в каком направлении шла бы его
критика. Оценка Лениным этой теории как не
диалектики, а эклектики обусловлена в первую очередь тем, что
она изменяет исходному требованию
материалистической диалектики, т. е. такой «объективности
рассмотрения», которая прослеживает внутреннюю логику
саморазвития вещи, ее «собственную жизнь». Концепция,
основанная на «неудачном дополнении» Маркса
механистической теорией реализации, вела к совершенно
ошибочной картине возникновения империализма,
неправильному пониманию его сущности, а следовательно, и
закономерностей всего развития в новых исторических
условиях.
4. КЛАССОВЫЙ АНАЛИЗ — «РУКОВОДЯЩАЯ НИТЬ»
НАУЧНО-ОБЪЕКТИВНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
СОЦИАЛЬНЫХ ЯВЛЕНИЙ
Требование рассматривать общественные явления в
их самодвижении, по логике развития самих вещей с
целью объективности научного анализа, само по себе
недостаточно, если не раскрыть содержание этого
процесса применительно к социальной жизни. Ленин
уделяет этой стороне вопроса максимальное внимание,
доказывая, что именно здесь пролегает один из
существенных водоразделов, отделяющих марксистскую
методологию от всякого рода ненаучного подхода к
общественным процессам.
В «Философских тетрадях» во фрагменте «К
вопросу о диалектике», говоря о противоречиях как источнике
самодвижения и определяя конкретный характер,
содержание этого источника в различных областях
объективного мира, изучаемых разными науками, Ленин приме-
См. Ленинский сборник XXII, стр. 347.
72

нительно к общественной науке пишет: «...классовая
борьба» К Ленин имеет в виду, конечно, общество,
расколотое на враждебные классы.
В статье «Карл Маркс» (статья писалась в июле —
ноябре 1914 г., т. е. в первый год первой мировой
войны) Ленин, показывая, что общество отличается
особенной сложностью, запутанностью, кажущейся
хаотичностью развития, пишет, что марксизм дает
«руководящую нить», ориентирующую в этом развитии. Это —
теория классовой борьбы.
«Марксизм,— пишет Ленин,— дал руководящую
нить, позволяющую открыть закономерность в этом
кажущемся лабиринте и хаосе, именно: теорию классовой
борьбы. Только изучение совокупности стремлений всех
членов данного общества или группы обществ
способно привести к научному определению результата этих
стремлений. А источником противоречивых стремлений
является различие в положении и условии жизни тех
классов, на которые каждое общество распадается»2.
Эти слова, давно хорошо известные и звучащие как
общетеоретическое положение, вошедшее во все
марксистские хрестоматии, раскрываются с некоторой иной
стороны, если поставить их в связи с той работой, которую
Ленин вел в этот период по исследованию новой
исторической эпохи — эпохи империализма и пролетарских
революций. Дело не только в том, что эта эпоха
характерна обострением классовой борьбы, достигающей своей
кульминации. Дело еще и в том, что как раз тогда,
когда наступило такое время, многие марксистские
авторитеты предали забвению эту азбучную, но
основополагающую истину марксистского учения, марксистской
диалектики, что приводило к полному извращению
объективной сущности империализма и первой
империалистической войны. В своих подходах к империализму и
к войне они вносили субъективизм, отходили от
требования научно-объективного исследования помимо
прочего и по данной причине.
В этом смысле приведенные слова из ленинской
статьи имели не только абстрактное, общетеоретическое
значение. Они били в определенную точку, имели
определенный адресат, раскрывали один из важнейших прин-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 316.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 58.
73

ципов «объективности рассмотрения» диалектического
метода изучения и исследования материализма и всей
связанной с ним эпохи. Причем не только в названной
статье, но и буквально во всех других работах этого
периода, и, конечно, в основном своем труде об
империализме, Ленин не устает подчеркивать данный
принципиальнейший аспект марксистского анализа
общественных явлений.
Основная мысль Ленина заключается в том, что
научная объективность выяснения и освещения
социальных процессов, содержания внутренней логики их
самодвижения совпадает с классовым анализом. Именно в
классах, в классовом делении общества, в соотношении
классов, в их политике, взглядах, идеях, позициях, в их
столкновениях и конфликтах находит свое главное
выражение самодвижение решающей стороны
общественной жизни — материального способа производства,
производительных сил и производственных отношений.
Поэтому Ленин подчеркивал, что находиться на почве
объективного научного исследования — значит не упускать
из виду ни на мгновение этого содержания
общественного развития.
В статье «Крах II Интернационала», выступая
против тех, кто предал в наступивший период марксизм и
марксистскую диалектику, кто затушевывал или
отрицал это содержание, Ленин писал: «Диалектика
требует всестороннего исследования данного общественного
явления в его развитии и сведения внешнего,
кажущегося к коренным движущим силам, к развитию
производительных сил и к классовой борьбе» К
Можно, согласно мыслям Ленина, верно
констатировать те или иные факты, можно даже более или менее
точно определить их объективную логику развития, но
если не учитывается принцип классового анализа, то
никакая подлинно научная объективность невозможна.
Без этого объективность вырождается в «объективизм»,
в невольное или чаще всего сознательное искажение
объективной картины общественного развития.
Здесь, конечно, нельзя не вспомнить знаменитую
ленинскую характеристику «струвизма», данную им в
работе «Экономическое содержание народничества и
критика его в книге г. Струве», написанной в конце 1894 и
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 223.
74

начале 1895 г. Но дело, однако, не просто в чисто
исторических воспоминаниях. Ленин считал «струвизм»
международным явлением, имеющим ограниченное, лишь
временное значение, связанное с так называемым
«легальным марксизмом» в России. Именно в связи с
анализом империализма, с оценкой первой
империалистической войны, с борьбой против ренегатов марксизма,
против реформистов, ревизионистов Ленин снова и
снова возвращается к оценке «струвизма».
Так, в той же статье «Крах II Интернационала»,
критикуя некоторых отступников от марксизма, он указывает,
что их «манера» подхода к новейшим общественным
явлениям точь-в-точь напоминает Струве и ему подобных.
«Струвизм, — пишет он, — есть не только русское, а,
как показывают особенно наглядно последние события,
международное стремление теоретиков буржуазии убить
марксизм «посредством мягкости», удушить
посредством объятий, путем якобы признания «всех» «истинно
научных» сторон и элементов марксизма, кроме
«агитаторской», «демагогической», «бланкистски-утопической»
стороны его», т. е. всего, кроме «живой души
марксизма», его революционности К
Там же Ленин указывает, что ««струвистское»
извращение марксизма» поразительно напоминает
«теперешний, опошленный, марксизм Каутского, Кунова,
Плеханова и проч.»2.
Эти высказывания Ленина имеют самое актуальное
значение и в борьбе против метода освещения и оценки
современного государственно-монополистического
капитализма со стороны буржуазных, реформистских и
ревизионистских теоретиков. «Струвизм» в этом смысле
в несколько подновленном и модифицированном виде
жив и сейчас, потому так актуальна и сегодня критика
его Лениным.
В названной выше работе Ленина против Струве
дано классическое определение рассматриваемого
принципа научно-объективного исследования общества в
отличие от мнимо-объективного, «объективистского», т. е.
струвистского, подхода, в корне враждебного
марксистской диалектике. «Объективизм» этот заключается
прежде всего в том, что при исследовании общественных про-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 227.
2 См. там же, стр. 264.
75

цессов не скупятся на приведение «фактов», «доказывая
необходимость данных фактов», «необходимость
данного исторического процесса» и т. п. Но при этом
совершенно смазывается, в рамках какой исторически
определенной общественно-экономической формации
действуют эти факты, какие классовые антагонистические
отношения порождаются данной формацией. Иначе
говоря, «необходимость», «факты» и т. п. приобретают чисто
абстрактный характер, отвлеченный от тех живых и
конкретных социальных групп, классов, из
взаимодействия и борьбы которых только и складывается
историческая необходимость, существование которых, как
указывал Ленин, определяет «содержание данных
порядков».
Сущность струвизма, далее, состоит в том, что
доказываются «непреодолимые исторические тенденции»
развития (например, необходимость капиталистического
развития России того времени). Но опять-таки
«забывается», какой класс стоит во главе этой
«непреодолимой тенденции», какие существуют противоборствующие
ему классы, почему они выступают против него.
Подлинно объективный материалистический подход требует
в противовес этому говорить «о том классе, который
«заведует» данным экономическим порядком, создавая
такие-то формы противодействия других классов».
Таким образом, нельзя ограничиваться «указанием на
необходимость процесса», нужно выяснять, «какая именно
общественно-экономическая формация дает содержание
этому процессу, какой именно класс определяет эту
необходимость».
Наконец, констатируя факты, регистрируя
«необходимость», «струвизм» при полном игнорировании
классового анализа превращается в апологетику этих фактов
и необходимости. Он смазывает вопрос о том, к чему в
конечном счете ведет «непреодолимая историческая
тенденция», отворачивается от революционной
перспективы, вытекающей из всего развития. Это бесстрастный
объективизм — бесстрастный, конечно, только по
видимости, ибо на деле он есть форма апологетики
определенных социальных порядков. Между тем научная
объективность в настоящем смысле этого слова не
скрывает, не запрятывает своего «страстного» отношения к
протекающим процессам: «...материалист вскрывает
классовые противоречия и тем самым определяет своюточ-
76

ку зрения». Поэтому она, эта объективность,
являющаяся синонимом марксистского материализма, «включает
в себя, так сказать, партийность, обязывая при всякой
оценке события прямо и открыто становиться на точку
зрения определенной общественной группы...»1.
Вот этот «струвизм» Ленин вскрывает в теориях
империализма, в рассуждениях о войне, о стратегии и
тактике пролетариата и т. п., в теориях тех, кто словесно
прикрывается марксизмом, диалектикой, на деле
изменяя им. Характерно в этом отношении одно замечание
Ленина в содержащемся в «Тетрадях по империализму»
наброске к статье (очевидно, ненаписанной) о борьбе
с «болотом», о каутскианстве:
«Казенный оптимизм:
объективный ход вещей...
все должно быть к лучшему.
«Пролетариат» и «классовая борьба» «вобче»»2.
И здесь смысл ленинской критики тот, что один учет
«объективного хода вещей» при империализме вне
исследования его классового содержания, борьбы классов,
определяющих этот объективный ход вещей, способен
привести лишь к «казенному оптимизму» б лучшем
случае, к абсолютизации буржуазного строя — в худшем.
Наиболее полно «струвизм» проявился в теории
«ультраимпериализма» Каутского. Эта теория была
закономерным выводом из самого существа его концепции.
Поскольку она сводилась к тому, что империализм есть
лишь политика, не вытекающая из экономических
условий, связанных с возникновением финансового
капитала, то главное в ее аргументации состояло в
доказательстве того, что эта политика не есть, как указывал
Каутский в своей статье «Империализм», единственно
возможная форма товарообмена между промышленными и
сельскохозяйственными странами. Более того, такая
политика небезопасна для самих капиталистов, она
угрожает экономическому развитию. Ее можно и нужно
избежать.
Противоречия между государствами, писал
Каутский в статье «Империализм», «исключительно опасны
для капиталистического хозяйства. Каждый
дальновидный капиталист должен воззвать к своему собрату: ка-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 418—419.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 28, стр. 5.
77

питалисты всех стран, соединяйтесь»1. Поэтому он и
полагал, что, исходя из чисто экономических соображений,
не исключена возможность того, что капитализм пройдет
еще через одну фазу своего развития. Система
картелирования будет перенесена на область внешней
политики, внешних взаимоотношений между
капиталистическими государствами. Наступит новая стадия —
ультраимпериализм.
Ленин со всей силой обрушился на эту теорию,
показав ее метафизические в методологическом отношении
корни. Понятие «ультраимпериализм» он определил как
мертвую абстракцию2. Она ненаучная абстракция по той
причине, что отвлекается от конкретно-исторической
обстановки, создаваемой империализмом, от противоречий
между империалистическими государствами и союзами
таких государств, от противоречий между классами, от
классовой борьбы. Поэтому эту теорию Ленин называл
типично струвистской.
Конечно, говорил Ленин, если рассуждать
«абстрактно-теоретически», то можно прийти к выводу о том, что
экономическое развитие идет к всемирному
объединению капиталистических магнатов, к единому
всемирному тресту, ставящему на место ожесточенной борьбы
между ними посредством силы мирные идиллические
отношения. «Такой вывод, однако, — писал Ленин, —
столь же абстрактен, упрощен, неправилен, как
аналогичный вывод наших «струвистов» и «экономистов»
90-х гг. прошлого века...»3
Попутно заметим, что эта критика очень важна для
уяснения марксистского понимания научной
абстракции. Абстракция всегда вынуждена отвлекаться от тех
или иных несущественных сторон явления, дабы
выразить существенное в нем. Но она всегда при всей своей
общности и отвлеченности должна оставаться
конкретной абстракцией в том смысле, чтобы не упускать из
виду ту конкретно-историческую обстановку, с которой
органически связано обобщаемое явление. В противном
случае абстракция превращается из живой в мертвую,
не способную выразить действительно объективное
движение, говоря иными словами, она вырождается в
чистейший субъективизм, произвол.
1 «Die Neue Zeib, 1914, N 2, S. 920.
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 392.
3 Там же, стр. 95.
78

Конечно, пишет Ленин, абстрактно можно мыслить
фазу ультраимпериализма. Но «в теории это значит не
опираться на идущее в действительности развитие, а
произвольно отрываться от него во имя этих
мечтаний»1 (т. е. мечтаний о некоем «мирном» капитализме).
Практически, как показал Ленин, это значит принимать
оппортунистическую точку зрения, отрицающую
необходимость решения острых революционных задач
современности.
Идущее в действительности развитие — и это Ленин
доказывает не словами, а глубоким анализом реальных
фактов — таково, что империализм не сглаживает
неравномерность, несоответствие в развитии
капиталистических стран, а углубляет, обостряет их. А это
закономерно ведет к росту противоречий между ними. С другой
стороны, империализм приносит с собой невиданное
ранее угнетение во множестве его самых разнообразных
форм — угнетение социальное, национальное,
политическое, духовное и т. д. А это значит, что капитализм
на стадии империализма вступил в период несравнимо
более «порывистого», «скачкообразного»,
«катастрофичного», «конфликтного» развития2, о чем с достаточной
убедительностью свидетельствовала уже первая
мировая империалистическая война.
Все это давало основание Ленину сделать следующий
общий вывод: «Не подлежит сомнению, что развитие
идет в направлении к одному-единственному тресту
всемирному, поглощающему все без исключения
предприятия и все без исключения государства. Но развитие идет
к этому при таких обстоятельствах, таким темпом, при
таких противоречиях, конфликтах и потрясениях, —
отнюдь не только экономических, но и политических,
национальных и пр. и пр., — что непременно раньше, чем
дело дойдет до одного всемирного треста, до
«ультраимпериалистского» всемирного объединения национальных
финансовых капиталов, империализм неизбежно должен
будет лопнуть, капитализм превратится в свою
противоположность» 3.
Таков один из великолепных образцов действительно
объективного рассмотрения общественного развития в
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 98.
2 См. там же, стр. 94.
3 Тш же, стр. 98.
79

противовес мертвым абстракциям ультраимпериализма.
Ленинское предвидение также было «абстракцией» в том
смысле, что оно явилось итогом колоссальной и мощной
силы обобщения массы сложнейших явлений и
процессов целой исторической эпохи, направления ее развития.
Но эта абстракция опиралась на «идущее в
действительности развитие», она не отвлекалась от того, от
чего невозможно отвлекаться, — от классового
содержания империализма, от его внутренних противоречий, от
классов и классовой борьбы, всей совокупности
социальных конфликтов нового периода, в который вступил
капитализм.
Прошло всего немного времени — год с лишним,
после того как Ленин написал приведенные строки
(декабрь 1915 г.), и Октябрьская социалистическая
революция развеяла в прах идею об ультраимпериализме, об
едином всемирном тресте. Капитализм перестал быть
единой социальной системой. Менее чем через четверть
века разразилась новая война, развязанная фашистской
Германией, полностью подтвердившая положение
Ленина об усилении неравномерности капиталистического
развития в условиях монополистического
капитализма и о том, что в известных условиях только с помощью
силы разрешаются противоречия между буржуазными
государствами. После второй мировой войны возник ряд
новых социалистических государств, образовавших
вместе с Советским Союзом мощную мировую систему
социализма. Миф об ультраимпериализме как новой
всемирной фазе капитализма полностью опровергнут
развитием действительности.
Не только в этой ложной теории Ленин видел
проявление «струвизма» как метафизического противовеса
диалектического учения, позволяющего находиться на
почве подлинно научного объективного исследования
социальных явлений. Так, он называет «струвистской»
теорию Плеханова \ который в оправдание своей
шовинистической позиции в империалистической войне
ссылался на то, что поражение России приостановило бы
ее экономическое развитие и тем самым отбросило бы
назад рабочее движение, отсрочило бы наступление
социализма. Плеханов и в данном случае апеллировал
к... диалектике.
1 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 26, стр. 226.
80

Но этот взгляд был также выражением «мертвой
абстракции», которая заключалась в однобоком
выделении «экономического развития» вне связи с
политикой господствующих классов, носившей
империалистический характер, вне учета возникшей революционной
ситуации, использование которой давало возможность
рабочему классу, завоевав власть, двинуть страну по
пути невиданного экономического прогресса. Это был
именно «струвизм», т. е. «объективизм» в подходе к
действительности, который на деле был равнозначен
субъективизму, оправдывавшему определенную —
антимарксистскую — политическую позицию.
Критика Лениным теории «ультраимпериализма»
имеет важное методологическое значение и в плане
выяснения роли гипотезы в социальном познании.
Гипотеза, как форма познания, занимает не только в
естествознании, но и в обществоведении большое место.
Ленин, например, называл материалистическое
понимание истории до появления «Капитала» Маркса в
известном смысле гипотезой, поскольку в этом произведении,
собственно, впервые это понимание получило свое
историческое воплощение на примере столь грандиозного
исследования целой и такой сложной
общественно-экономической формации, как капитализм.
Выдвигая свою концепцию ультраимпериализма,
Каутский создавал определенную гипотезу о будущем
развитии капитализма. Но эта гипотеза во всех своих
основных элементах носила не материалистический и не
диалектический характер, поскольку она основывалась
на умозрительных предположениях и истолковывала
тенденцию к объединению в единый мировой
капиталистический трест, отвлекаясь от реальной действительности,
от ее противоречий, от классовой борьбы, революций и
т. п. Короче говоря, эта гипотеза не имела под собой
реального, объективного основания, была субъективистской,
учитывала какие-то одни стороны развития и предавала
забвению другие.
Опровергая эту теорию, высказывая свои
предположения о будущем развитии монополистического
капитализма, Ленин также строил определенную гипотезу. Но
ее отличительной чертой было то, что она строилась на
фундаменте учета реальной природы капитализма, его
закономерностей, всех сторон и связей новой стадии
капитализма — не только экономических, но и политиче-
81

ских, всех социальных следствий, которые она
порождает в ходе своего развития. Короче говоря, ленинская
гипотеза стремилась к максимально научной
объективности, поэтому она и подтвердилась всем дальнейшим
ходом исторического развития.
Теории ультраимпериализма возродились в
современных условиях благодаря происходящим процессам
капиталистической интеграции, которые в буржуазных и
реформистских умах возбуждают надежду на некое
гармонически построенное мировое капиталистическое
сообщество. Но эти гипотетические надежды терпят такой
же крах в наше время, какой уже претерпела
каутскианская концепция ультраимпериализма. Их основной
порок в той же неострувистской методологии обобщения
социальных процессов, в забвении империалистических
противоречий и классовой борьбы в современную
эпоху, в отрыве от классового анализа общественной
жизни. К этому вопросу мы вернемся в последней главе,
посвященной диалектике борьбы двух мировых социальных
систем.
Все изложенное с достаточной неоспоримостью
свидетельствует, что «объективность рассмотрения»,
которого требует материалистическая диалектика, может
быть достигнута лишь при помощи классового анализа
общественного развития. Ленин в ряде случаев
отождествляет такую научную объективность с классовым
анализом. Говоря, например, о лозунге права нации на
самоуправление и о его значении в борьбе рабочего
класса, он пишет, что лучшей проверкой всяких доводов «за»
или «против» этого лозунга «является изучение
отношения к вопросу различных классов общества. Для
марксиста такая проверка обязательна. Надо исходить
из объективного, надо взять взаимоотношение
классов по данному пункту»1.
Рассмотрение некоторых вышеизложенных принципов
объективности научного анализа показывает, что их
самый глубокий смысл заключается в понимании
общества как сложного целого — не как механической
совокупности сторон и принципов, с которыми можно
обращаться произвольно, переставляя и сочетая их как
угодно, а как живого, развивающегося по собственным
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 25, стр. 278—279 (разрядка
наша. — М. Р.).
82

законам организма, где все части и звенья находятся в
состоянии структурной взаимосвязи и взаимодействия,
короче говоря, в подходе к обществу как системе.
Поскольку вопрос о системном характере как
объектов, так и способов их познания имеет самостоятельное
значение, а в ленинском исследовании империализма
воплощено марксистское, диалектическое понимание
этого аспекта подхода к общественному развитию, мы
рассмотрим его в дальнейшем специально.

Глава 3
О ПОНЯТИИ СИСТЕМЫ
И СИСТЕМНОГО
ПОДХОДА
В СОЦИАЛЬНОЙ НАУКЕ
1. К ВОПРОСУ О СООТНОШЕНИИ ДИАЛЕКТИКИ
И СИСТЕМНОГО ПОДХОДА
В современной науке и научном познании вопрос о
системном подходе к самым разнообразным явлениям
природы, общества, мышления приобрел существенное
значение. Это не значит, конечно, что наука впервые
сталкивается с ним, что на прежних этапах ее развития
отсутствовало само понятие системы, системности
объекта. Вся история науки и философии свидетельствует
о том, что понимание системного характера природы в
целом, ее отдельных проявлений постепенно
выкристаллизовывалось и находило соответствующее воплощение
в способах их рассмотрения. Конечно, этот процесс не
был равномерным на отдельных стадиях исторического
развития познания, особенно в периоды, когда
преобладала задача «разложения», анализа (в узком смысле
этого слова) целого; наука в меньшей мере оперировала
понятием системы, а если и оперировала, то
преимущественно в духе механистического мировоззрения. В
большей мере эта сторона научного познания получила свое
развитие в новое время, начиная с конца XVIII в., что
нашло свое отражение и в философии, в разработке
философских методов исследования. Достаточно в этой
связи упомянуть немецкую классическую философию, и в
первую очередь диалектику Гегеля.
И тем не менее вполне правомерно утверждать, что
более полное и глубокое развитие идея системности
получает в настоящее время. Неравномерность в
развитии этой идеи относится не только к разным истори-
84

ческим этапам познания, но и к различным наукам. Не
будет никакого преувеличения в констатации того
факта, что, например, в общественной науке, и именно в
марксистском учении, которое впервые в истории
превратило знание об обществе и его закономерностях в
подлинную науку, понимание системного характера
действительности (и разработка соответствующих методов
ее познания) получило прежде, чем в других науках,
свое наиболее глубокое выражение. Это же в большей
мере, чем о других областях естествознания, можно
сказать о таких науках, как биология, химия. И в такой
неравномерности, очевидно, сказывается определенная
объективная закономерность исторического развития
познания.
Общество, как высшая форма в иерархии явлений и
процессов объективного мира, выделяется своей
особенно сложной, динамически расчлененной системой связей
и отношений, многообразных сторон и их
взаимодействий. Отмеченная особенность общества как объекта
исследования в какой-то мере явилась тем условием,
которое заставило в целях его научного исследования
раньше многих других наук в полной мере осмыслить
системную природу реального мира и разработать
методологические принципы соответствующего исследования,
что и было осуществлено в рамках марксистской
социологии.
Бесспорно, решающую роль в этом отношении сыграл
диалектический материализм в целом,
материалистическая диалектика в частности. Уже изложенные выше
некоторые принципы объективного научного исследования,
такие, как рассмотрение фактов в их целостной
совокупности, в их связи и взаимодействии и недопустимости
метафизического вырывания части, стороны объекта из
живой связи и взаимозависимости всех его сторон и
аспектов, как требование брать явления в их
самодвижении, обусловленном прежде всего их внутренними
противоречиями и т. д., предполагают понимание объектов
и процессов их развития не как механической суммы
частей, а как конкретных целостностей, т. е. систем.
И в духе этого понимания действует любой закон,
любая категория материалистической диалектики. Иначе
говоря, диалектика органически включает в себя как
один из важнейших своих элементов представление о
системном характере явлений и процессов.
85

Исследователи теории систем, говоря о причинах
возникновения и развития системного подхода в
современной науке, указывают как на одну из главных на то,
что прогресс познания обнаружил непригодность
механицизма в качестве универсальной модели для
объяснения сложных явлений природы. Но это именно то, на
чем давно настаивает материалистическая диалектика.
Именно в «незнании диалектики»
естествоиспытателями, в неумении подняться от механистического
материализма к материализму диалектическому Ленин видел
один из источников кризиса физики на рубеже XX в. Не
механистическое, а диалектическое мировоззрение может
быть условием подлинно объективного, тождественного
самой природе вещей осознания сущности реального
мира. При этом было бы упрощением принимать во
внимание только данную сторону вопроса. По мере
углубления в сущность материи наука сталкивается со все
более сложными явлениями и процессами, требующими
изучения их в диалектической связи и взаимодействии,
и тогда все меньше становятся пригодными те методы
исследования, которые были достаточны при
исследовании простых или сравнительно простых тел и объектов.
Наряду с этим идет процесс возникновения и
формирования новых конкретно-научных способов подхода к
действительности, в их числе и такого, как системный.
Научное познание природы идет по тому пути, который
предвидел Энгельс, когда говорил, что от анализа,
расчленения на отдельные части и стороны и изучения их
познание развивается в сторону синтеза, синтетического
охвата как отдельных объектов, так и всей природы в
качестве связного целого, системы.
И понятно, что было бы примитивно рассматривать
это движение науки просто как «подтверждение»
диалектического взгляда на мир и диалектические методы
познания. В действительности исследование объектов
природы как сложных систем, разработка системного
подхода к явлениям имеют огромное значение для
развития всей, в том числе и общественной, и философской,
науки. Ленин в свое время говорил о сильном токе,
идущем от естествознания к обществоведению, имея, в
частности, в виду понятие закона, закономерности
объективного мира. Этот ток не ослабляется, а усиливается в
наше время. Но в то же время существует и
усиливается все более ток, идущий от наук об обществе, от науч-
86

ной философии к естествознанию. И это взаимовлияние,
взаимодействие токов, уничтожение былой
отчужденности и изоляции наук друг от друга служит делу
превращения всех наук — и естественных, и социальных —
в единую систему научного познания.
В философской и специальной литературе в связи с
исследованиями общей теории систем, в которых
делаются попытки установить наиболее общие принципы
системности объектов и их системного изучения,
дискутируется вопрос о соотношении такой теории и философии,
о значении последней для теории. Стремление выдать
общую теорию систем (некоторые исследователи
вообще отрицают возможность и необходимость такой
теории) за философию справедливо подвергается критике,
особенно в марксистской литературе. Как бы всеобщи ни
были некоторые принципы, имеющие важное значение
для всех систем, к какой бы области они ни относились,
они все же берут какие-то отдельные стороны
действительности, не имея основания претендовать на то, чтобы
заменить собой философию как учение о всеобщих
законах объективного мира и его познания.
Понятие системы есть лишь одно из многих понятий
и категорий, и оно может быть осмыслено лишь в связи
с ними, со всеобщими, основополагающими законами
бытия и его отражения в человеческом сознании. Эта
категория сама должна быть соотнесена с системой
философских категорий и понятий для того, чтобы
получить правильное объяснение, определить свое место в
системе познания мира. К чему приводит иной подход
к вопросу, т. е. стремление теорией систем заменить
философию, показывает, например, «Всеобщая
организационная наука (Тектология)» А. Богданова. Ввиду того
что в последнее время в нашей литературе
неоднократно предпринимаются попытки как-то по-новому
взглянуть на этот труд и оценить его роль в развитии
теории систем, мы в дальнейшем выскажем свое мнение
по этому вопросу.
Если Маркс и Энгельс, а затем и Ленин сумели
создать науку об обществе как самой сложной системе,
включающей в себя множество элементов в их связи и
взаимодействии, то это объясняется только тем, что они
основывались на диалектическом и историческом
материализме, на диалектическом учении о развитии.
Диалектический материализм не есть общее учение о си-
87

стемах (а такая точка зрения проскальзывает в иных
рассуждениях), она несравненно шире любого
конкретного метода познания. Общая теория систем может
строиться лишь как специальная и частная теория по
сравнению с философией. Но в диалектическом
материализме, в материалистической диалектике
содержатся те наиболее общие и необходимые философские
предпосылки, которые только и могут помочь понять и
определить место и роль системного подхода в научном
познании, значение таких конкретных способов
исследования, как системно-структурный способ и ему подобные.
То обстоятельство, что Маркс, Энгельс и Ленин
исследовали общество как самую сложную систему,
объясняет, почему в их трудах мы находим некоторые
важные и существенные общие принципы
научно-системного подхода к действительности. Ибо в высшей точке
развития нагляднее выступают черты всяких системных
объектов. Конечно, какое бы общее значение эти
принципы ни имели, не следует забывать, что они
воплощены в исследовании специфического общественного
материала и не могут быть непосредственно применены,
скажем, к техническим или органическим системам. Но
тем не менее через конкретное, специфическое
просвечивает общее, и это не следует упускать из виду.
Рассмотрим хотя бы кратко некоторые
методологические подходы классиков марксизма к этой стороне:
они важны для дальнейшего рассмотрения ленинских
способов исследования империализма.
2. СОЦИАЛЬНАЯ СИСТЕМА КАК ЦЕЛОСТНЫЙ ОРГАНИЗМ
Одно из величайших приобретений марксистской
науки об обществе состояло в том, что она, как отмечал
Ленин еще в ранних своих работах, положила «конец
воззрению на общество, как на механический агрегат
индивидов, допускающий всякие изменения по воле
начальства (или, все равно, по воле общества и
правительства)...» К Ленин в этом плане особое значение
придавал тому, что марксизм выработал понятие об
общественно-экономической формации, которое как раз и
отражает, и воспроизводит то или иное общество в
качестве целостной системы, отличающейся от других исто-
1 См. £. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 139.
88

рически определенных формаций, имеющей свою
специфическую структуру, свои особые законы и т. д.
Но именно эта черта и характеризует прежде всего
понятие о системе. Каждый объект, и особенно сложные
объекты, представляет собой совокупность многих
сторон, элементов, находящихся между собой не во
внешних, случайных связях и отношениях, а в таких
отношениях и взаимозависимостях, которые делают их целост-
ностями. Это означает, что к объекту нужно подходить не
со стороны отдельных его частей или элементов, которые
всегда меньше целого и сами по себе, как ни важны
они, не могут дать верного представления о нем, а как
к целому, которое характеризуется не просто наличием
многих сторон и элементов, а определенной связью и
взаимодействием их, конституирующими предмет как
целое. Целое состоит из частей, сторон, но несводимо к
ним и, хотя оно находится в зависимости от них,
составляет нечто качественно особое, самостоятельное,
определяющее сущность каждого отдельного, входящего
в его состав.
Связь и взаимозависимость составляющих объект
сторон, частей, элементов определяются как его
структура. Вне определенной структуры нет и не может быть
систем. Говоря о буржуазном обществе в его более или
менее зрелом состоянии, Маркс отмечает: «Если в
законченной буржуазной системе каждое экономическое
отношение предполагает другое в
буржуазно-экономической форме и таким образом каждое положенное есть
вместе с тем и предпосылка, то это имеет место в
любой органической системе»1.
Слова о том, что каждое отношение предполагает
другое и поэтому само положенное есть предпосылка,
имеют тот важный для характеристики системного
характера объекта смысл, что стороны его находятся в
состоянии взаимодействия, органической
взаимозависимости и потому каждая причина есть одновременно и
следствие и наоборот, в силу чего здесь невозможна
чисто механическая, линейная причинность. На таком
понимании реальных объектов и процессов настаивал и
Энгельс, говоря о взаимодействии как causa finalis
(т. е. конечной причине) вещей, отрицая в определенном
смысле абсолютно первичное и абсолютно вторичное в
К- Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. I, стр. 229.
89

процессе взаимодействия. «Мы не можем пойти дальше
познания этого взаимодействия именно потому, что
позади его нечего больше познавать» *.
Эту черту системности объектов подчеркивают
современные исследователи теории систем, выделяя ее как
противоположность антисистемного, механистического
подхода. Например, один из видных исследователей этой
теории, Берталанфи, говоря о системах, об
«организованной сложности», определяет их как взаимодействие
большого числа переменных2. То же говорит и другой автор
работ о системах — Р. Акоф: «Тенденция исследовать
системы как нечто целое, а не как конгломерат частей
соответствует тенденции современной науки не
изолировать исследуемые явления в узкоограниченном
контексте, а изучать прежде всего взаимодействия и
исследовать все больше и больше различных аспектов
природы» 3.
Мысль о том, что всякое положенное экономическое
отношение есть в то же время и предпосылка,
оказывающая в свою очередь воздействие на то, что его
полагает, хорошо раскрывается на примере взаимоотношения
производства, распределения, обмена и потребления, т. е.
тех сторон и элементов, которые имеют место в любом
общественном производстве. Маркс критикует
буржуазных политэкономов за то, что они видят лишь внешние
связи между этими моментами, не умея их представить
в виде системы отношений. Маркс показывает, что эти
моменты «образуют собой части единого целого,
различия внутри единства». А образуют они единое целое
благодаря тому, что находятся во взаимодействии
между собой. Понятие взаимодействия не отвергает
различия их функций, того, что один из этих моментов играет
главенствующую роль. Такова роль в этой системе
момента производства. Оно определяет и особую форму
распределения, обмена и потребления, а также, как
подчеркивает Маркс, «и определенные отношения этих
различных моментов друг к другу». Но и эти последние
оказывают свое воздействие на производство. Свой
анализ этого вопроса Маркс заключает следующими слова-
1 /С. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 546.
2 См. Л. фон Берталанфи. Общая теория систем — критический
обзор. — «Исследования по общей теории систем». Сборник
переводов. М., 1969, стр. 26.
3 Цит. по: «Исследования по общей теории систем», стр. 24.
90

ми: «Между различными моментами имеет место взаи
модействие. Это свойственно всякому органическому це
лому» !.
Как видим, Маркс и в данном случае обобщает свои
выводы, сделанные на конкретном материале обществен
ного производства, распространяя их на «всякое органи
ческое целое», т. е. на всякие системы. Определенные
структурные отношения, детерминирующие единство сто
рон и моментов целого, обусловливают организованность
системы, придают ей характер относительной
устойчивости, способность к саморегулированию и т. д. Понятие
об организации, о степени, об уровне организации
играет в современной теории систем очень важную роль.
Известно, что не только производственные
отношения, но и все общество, весь общественный организм
марксизм рассматривает как такую же систему, как
«органическое целое», в котором множество «переменных»—
экономический базис, государство, право, политика,
идеологические надстройки — находятся в состоянии
взаимодействия, образуя сложную структуру
общественных взаимосвязей, а производственные отношения
составляют тот главный системообразующий фактор,
который детерминирует все отношения между ними.
Ленин, ведя борьбу против субъективной
социологии, со всей силой подчеркивал этот важнейший аспект
марксистской методологии социального анализа —
системность общества как целостного организма,
исключающего произвольное комбинирование его элементов,
перенос элементов одних исторических систем в другие,
подход к обществу с точки зрения части, а не целого.
«Диалектическим методом, — писал он, — в
противоположность метафизическому — Маркс и Энгельс
называли не что иное, как научный метод в социологии,
состоящий в том, что общество рассматривается как
живой, находящийся в постоянном развитии организм (а не
как нечто механически сцепленное и допускающее
поэтому всякие произвольные комбинации отдельных
общественных элементов), для изучения которого
необходим объективный анализ производственных отношений,
образующих данную общественную формацию,
исследование законов ее функционирования и развития»2.
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. I, стр. 36.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 165.
91

Ленин вскрывает порочность такого подхода, при
котором берется какой-либо элемент общества и,
игнорируя его принадлежность к определенной социальной
системе, включается в совершенно иную систему. Так,
субъективный социолог-народник берет факт
принадлежности земли земледельцу, выдергивает его из системы
капиталистических отношений и пытается этот факт
механически пересадить в совершенно иную систему
общественных отношений, обусловливающих обезземеливание
крестьянина. «...Он, — пишет Ленин о методе
субъективного социолога, — вырывает одно явление
(обезземеление) и не пробуя представить его как член данной
уже системы производственных отношений, основанной
на товарном хозяйстве, необходимо порождающем
конкуренцию между товаропроизводителями, неравенство,
разорение одних и обогащение других» 1.
В свете этих высказываний Ленина (а их можно
было бы умножить) становятся еще более понятными и
конкретными приведенные выше его рассуждения о
фактах, о том, что нельзя вырывать какой-либо фактик из
живого сцепления массы фактов. Все дело в том, что
факт нужно включать в определенную систему
общественных отношений и рассматривать как стороны, части,
проявления целого, а не как нечто самостоятельное.
Поэтому Ленин ведет такую непримиримую
борьбу против новейших субъективных социологов эпохи
империализма, которые игнорируют это требование
науки, против каутскианства, новейшего прудонизма
и т. п.
В одном из писем к И. Ф. Арманд, показывая, в чем
состоит марксистский метод подхода к явлениям и
процессам в период империализма, в частности при
объяснении сущности первой мировой войны, он пишет:
«В Западной Европе сложилась система (это NB!!
подумайте об этом!! не забывайте этого!! мы живем не
только в отдельных государствах, но и в известной
системе государств; анархистам позволительно
игнорировать это; мы не анархисты), система государств...»2
В другом месте он пишет о том же : «...надо взять всю
политику всей системы европейских государств в их
экономическом и политическом взаимоотношении, чтобы по-
1 В. И. Ленин, Поли. собр. соч., т. 1, стр. 192.
2 В. Я. Ленин, Поли. собр. соч., т. 49, стр. 370.
92

нять, каким образом из этой системы неуклонно и
неизбежно вытекла данная война» К
Такой подход помогал Ленину бороться против
узконационалистического, в конечном счете
буржуазно-реакционного метода мышления тех «социалистов», которые
предавали идею интернационализма в годы первой
мировой войны. С законной ненавистью он клеймил как
«мещанско-националистическую» позицию таких
«социалистов», которые видели только свою страну, вырывали
ее из системы мировых империалистических связей и на
этом основании выставляли лозунг защиты своего
отечества в империалистической войне. В подобной
политике, указывал Ленин, «исчезает классовая
революционная борьба рабочего против капитала, исчезает оценка
всей войны в целом, с точки зрения мировой буржуазии
и мирового пролетариата, т. е. исчезает
интернационализм, остается убогий, заскорузлый национализм»2.
Пролетарский интернационализм, по Ленину, вообще
невозможен вне учета того, что капитализм, и особенно
империалистическая его стадия, сливает весь мир
воедино, связывая все страны прямой или косвенной
связью, вследствие чего интересы пролетариата всех
стран могут быть поняты, исходя не только и не столько
из учета интересов отдельной части, сколько учитывая
целое, всю систему государств.
И о чем бы, о каких бы сторонах империалистической
экономики и политики ни рассуждал Ленин, во всех
случаях он ни на минуту не забывает, что любой факт,
взятый вне определенной системы данного общества,
вырванный из целостности этой системы, становится
необъяснимым, иррациональным. В дальнейшем при
рассмотрении ленинской методологии конкретного
исследования империализма, а также революционных процессов
в новую историческую эпоху, связанную с
монополистической стадией капитализма, мы будем
акцентировать внимание и на этой стороне вопроса. Сейчас же
к сказанному добавим, что только учет этой стороны
ленинской методологии позволяет понять, каким
образом Ленин сумел сделать свой столь значительный для
судеб не только нашей страны, но и всего мирового
развития вывод о возможности в период империализма
1 В. Я. Ленин. Поли. собр. соч., т. 32, стр. 80.
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 37, стр. 297.
03

победы социалистической революции первоначально в
одной, отдельно взятой, стране.
Вся убогость и метафизичность критиков
Октябрьской социалистической революции, заявлявших о
«неподготовленности» России к такой революции и
социалистическим преобразованиям, состояли в том, что они
смотрели на нее с точки зрения части, а не целого, с
точки зрения одной страны, а не системы стран в
период империализма. Ленин же подходил к этому
вопросу с позиций империалистических отношений, взятых
в целом, с пониманием тех условий, которые сложились
при системе империализма и которые неизбежно
определяют развитие и в отдельных странах, в отдельных
звеньях этой системы. Особенность же этих условий
заключается в том, что на стадии империализма
капитализм в целом созрел для социалистической
революции и эта зрелость может и должна проявиться в тех
или иных звеньях системы, притом не обязательно в
самых экономически развитых странах, а скорее в
наиболее слабом и чувствительном звене этой системы. Жизнь,
ход истории полностью подтвердили правоту Ленина.
3. О ДИАЛЕКТИЧЕСКОМ ХАРАКТЕРЕ
СОЦИАЛЬНЫХ СИСТЕМ И СТРУКТУР
Марксизм исследует общество не только как
целостность, как систему структурно-связанных между собой
и взаимодействующих элементов. Применяя всеобщий
диалектический закон развития к общественной жизни,
он понимает социальные системы и их структуры как
динамичные, развивающиеся, изменяющиеся. Здесь мы
сталкиваемся с одним из самых важных и существенных
аспектов диалектического подхода к системам, который
нашел глубокое выражение и воплощение в
марксистской науке об обществе.
Эта сторона вопроса снова затрагивает проблему
соотношения философии как всеобщего метода познания
и частных методов познания, которыми пользуются
конкретные науки. Если рассмотреть некоторые частные
методы, которые сейчас получили широкое распространение
и разработку, как, например, системно-структурный,
структурно-функциональный методы, то нетрудно
убедиться в том, что они, как правило, направлены на
изучение преимущественно функционирования тех или иных
94

систем, а не развития систем, их структуры. Главное
внимание обращается на то, чтобы выяснить способы
функционирования системы в определенной среде,
соотношение системы и среды, функции различных
элементов и их соотношение внутри самой системы и т. д.
Соответственно этой задаче вырабатываются и
определенные понятия, служащие целям такого метода
исследования.
Берталанфи, например, в связи с этим отмечает, что
такие понятия и модели, как равновесие, гомеостазис
и т. п., «приложимы для описания процессов
функционирования систем, но они неадекватны для анализа
изменения, дифференциации, эволюции, уменьшения
энтропии, творчества и т. д.» 1.
Может быть, точнее было бы сказать, что эти и им
подобные понятия неадекватны для исследования систем
в развитии и изменении, если их абсолютизировать, если
преувеличить чисто функциональные принципы анализа
и предать забвению всеобщие законы развития как
законы всего существующего. Марксизм, диалектическая
теория развития не отбрасывают, скажем, такое понятие,
как равновесие. Но они рассматривают равновесие лишь
как момент развития. Без этого момента невозможно
развитие, но если раздуть и преувеличить этот момент,
односторонне превратить часть в целое, момент, грань
бытия — в его сущность, то картина реального мира
будет искажена. Но основная мысль Берталанфи,
безусловно, верна.
Это, однако, не значит, что методы, ориентированные
на исследование способов функционирования системы
вне их развития, нужно объявить непригодными,
ошибочными и т. п. Как специальные методы, рассчитанные
на то, чтобы изучить функционирование относительно
устойчивых и стабильных структур тех или иных
систем, они играют положительную роль, и отдельные
науки с успехом пользуются ими. Как будет видно из
дальнейшего, марксизм, марксистский метод, включает в
себя этот аспект подхода к системам. Да и любая наука,
исследующая любые системы, не обходится и не может
обойтись без него. Без изучения функций многообраз-
1 См. Л. фон Берталанфи. Общая теория систем — обзор проблем
и результатов. — «Системные исследования». Ежегодник, 1969. М.,
1969, стр. 46.
95

ных элементов структуры объекта невозможно понять и
проследить его в развитии и изменении.
Вес дело, однако, в том, чтобы не генерализировать
то, что имеет лишь частное, а не всеобщее значение,
чтобы не возводить специальные методы или отдельные
грани, стороны, приемы всеобщего метода познания в
абсолют. Значение философии, ф'илософских методов
познания в этом плане неоценимо: они ставят преграды
на пути подобной метафизической генерализации,
указывают действительную роль и место каждой формы,
грани познания в общей системе человеческого познания.
С особенной силой нужно подчеркнуть опасность
указанной генерализации в науках об обществе и
общественном развитии. Здесь она нередко используется в
целях защиты буржуазного строя. Основные категории
буржуазной социологии, политэкономии и т. п. — это
стабильность, равновесие, порядок, адаптация системы
капиталистического общества, критика всякого рода
«аномалий», т. е. отклонений от общепринятых социальных
норм и стандартов, выяснение тех «интегрирующих
механизмов», которые, как выражается Парсонс,
«противостоят возможностям появления условий раздвоения,
рассмотренных в теориях «классовой борьбы»» К
С этой точки зрения структура рассматривается как
нечто неизменное, не подлежащее коренным
качественным изменениям. Относительная устойчивость структуры
превращается в некую абстрактную и безотносительную
проблему «социального порядка». Как пишет другой
буржуазный социолог, С. Липсет, «социальную
организацию можно рассматривать в значительной степени как
стремление сохранить нормы, не позволяющие
чрезмерным конфликтам разрушить общество»2 (разумеется,
буржуазное). Правда, некоторые буржуазные
экономисты, как это мы видели выше на примере рассуждений
В. Леонтьева, констатируют факт «постоянного
движения» современной капиталистической экономики. При
этом они имеют в виду изменение не только каких-то
бросающихся в глаза переменных: объема продукции,
цены, уровня занятости и т. п., но и, по заявлению того же
Леонтьева, «фундаментальных структурных
соотношений». Но призыв к учету и подобных изменений на-
1 См. «Социология сегодня», стр. 53.
2 Сеймур Липсет. Политическая социология. — «Социология
сегодня», стр. 147.
96

правлен на то, чтобы как-то «ослабить дрейф в области
структурных связей» !, т. е. «структурный дрейф»,
который, видимо, угрожает существованию буржуазной
экономики.
В этом отношении характерна статья другого
американского ученого, Д. Форрестера, ««Эта странная
социальная система»», перевод которой опубликован в
журнале «Мировая экономика и международные
отношения». Статья эта специально посвящена анализу
буржуазной социально-экономической системы. Смысл ее в
призыве к осознанию именно системного характера
экономики и всех социальных условий, в которых она
функционирует. «Если, — пишет Форрестер, — мы не
поймем характера социально-экономической системы,
которую мы создали, но контролировать развитие которой
не в силах, и не начнем срочно действовать, она может
раздавить нас»2. «Странность» этой системы в том, что
усилия, предпринимаемые для улучшения сложных
ситуаций, приводят часто к худшему. На этом основании
буржуазная печать даже заговорила о «законе
Форрестера», суть которого-де в том, что лучше сохранить
неблагоприятное статус-кво, поскольку трудно предвидеть,
к чему могут привести те или иные изменения.
Сам автор статьи утверждает, что социальные
системы «имеют несколько наиболее чувствительных
точек, воздействуя на которые можно изменить поведение
всей системы». Некоторые полагают, что такую точку
нужно искать в технике, она якобы может спасти
человечество. Форрестер сомневается в спасительной роли
одной техники, полагая, что «не сама техника, а
проблема управления всем
технико-политико-экономико-природным комплексом» есть главное3.
Подобные взгляды, конечно, отражают сложности и
противоречия, с которыми сталкивается буржуазное
общество. Деловые люди, бизнесмены, представители
крупных корпораций ставят вопрос, что им нужны не
просто технократы, а «социальные технократы», способные
синтезировать развитие техники и социальные
проблемы, разрешать противоречие «техника — общество».
1 См. «США — экономика, политика, идеология», 1972, № 9,
стр. 103.
2 Джей Форрестер. «Эта странная социальная система». —
«Мировая экономика и международные отношения», 1972, № 6, стр. 96.
* См. там же.
4 М. М. Розенталь
97

Подходя к правильному представлению о том, что
необходимо исходить из учета всей социальной системы
в целом, буржуазные экономисты, конечно, не способны
понять, куда ведет объективное развитие
капиталистической системы, ибо, например, тот же Форрестер видит
главную задачу в необходимости достижения ее
равновесия [.
Короче говоря, как удачно определил Райт Миллс,
буржуазные социологи, экономисты живут в
ньютоновском трехмерном мире, им чуждо представление о
четвертом измерении — времени, истории. Принцип
историзма остается для них тайной за семью печатями.
Структурализм возвел этот антиисторизм в догму.
Для марксизма система и ее структура есть явления
исторические, понять которые можно лишь в свете
всеобщих законов диалектического развития. «Капитал»
Маркса в этом смысле дает нам классический образец
диалектического исследования буржуазной социально-
экономической системы, капиталистической формации в
целом. В подготовительных работах к «Капиталу»,
собранных в двух томах «Экономических рукописей 1857—
1859 годов», Маркс дает ценнейшие указания
относительно исторической природы буржуазной социальной
системы и систем вообще. Каждая социальная система
имеет историю своего становления, развития и
превращения в иную систему. «Нужно помнить, — пишет он, —
что новые производительные силы и производственные
отношения не развиваются из ничего, из воздуха или
из лона саму себя полагающей идеи; они развиваются
внутри и в борьбе с имеющимся налицо развитием
производства и с унаследованными, традиционными
отношениями собственности». Поэтому система, как она
предстает перед нами в более или менее готовом виде, есть
процесс исторического развития. Система как
целостность — результат движения, развития, в котором
отношения старых систем изживаются, разрушаются,
подчиняются новым отношениям и преобразуются
соответственно их природе: «...развитие в направлении
целостности состоит именно в том, чтобы подчинить себе все
элементы общества или создать из него еще недостаю-
1 См. Дж. Форрестер. «Эта странная социальная система». —
«Мировая экономика и международные отношения», 1972, № 6,
стр. 97.
98

щие ей (буржуазной системе.— Ред.) органы. Таким
путем система в ходе исторического развития превращается в
целостность. Становление системы такой целостностью
образует момент ее, системы, процесса, ее развития» К
И это, разумеется, относится и к структуре, которая,
как и система в целом, динамична, претерпевает
диалектические изменения. Указывая на марксистское
понимание экономической структуры, Ленин специально
подчеркивает ее изменчивость: «...самое понятие
экономической структуры было точно разъяснено
опровержением взгляда прежних экономистов, видевших законы
природы там, где есть место только законам особой,
исторически определенной системы производственных
отношений»2.
Таким образом, в противоположность
метафизическому, буржуазному пониманию социальной (т. е.
капиталистической в данном случае) системы марксистский
метод исследования включает в себя органически
«четвертое измерение» (время, историю) и без него немыслим.
Поэтому не только становление, но и существование,
бытие системы, уже ставшей зрелой, есть тот же
процесс исторического развития. Из этого видно, что
структурно-функциональный метод, который рассматривает
лишь функционирование определенной структуры,
отвлекаясь от ее развития, от динамики ее качественных
превращений, может быть охарактеризован как
правильный лишь в определенных границах, в качестве
возможной абстракции, и как частный случай более широкого
и правильного подхода к действительности,
подчиняющего структуры диалектическим законам развития.
Отсюда вытекает то положение, что, исходя из
этого более широкого взгляда на действительность,
процессы функционирования и развития социальной структуры
нельзя рассматривать как некие совершенно
самостоятельные, обособленные друг от друга явления. Отметим
в этой связи, что Ленин, говоря о методе исследования
в «Капитале» Маркса, все время подчеркивает, что это
метод исследования функционирования и развития
буржуазного способа производства. Таков, указывает он,
«диалектический метод, обязывающий смотреть на об-
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. I, стр. 229.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т; 1, стр. 429—430.
4*
99

щество, как на живой организм в его
функционировании и развитии» К
Это позволяет правильно определить сущность и
динамичность социальных структур. При всей своей
относительной устойчивости структура находится в процессе
постоянного развития, изменения, накопления
внутренних противоречий, подготовляющего закономерную
смену ее новыми социальными структурами.
Функционирование ее есть одновременно ее развитие, изменение.
Иначе говоря, социальная структура исторична от
начала до конца. Она возникает из определенных
условий, претерпевает изменения и сама своим развитием
создает условия для своего отрицания.
Именно из этого в плане подобного понимания
структуры исходил Маркс в «Капитале», исследуя
капиталистический способ производства. Этим методом
руководствовался, как увидим дальше, и Ленин в своем
исследовании империализма, т. е. структуры капиталистического
способа производства на высшей его стадии
развития. При таком подходе функционирование
структуры сплавлено с ее развитием, изменением, с анализом
углубления и расширенного воспроизводства всех
структурных противоречий, лежащих в основе этого
развития.
Нет сомнения, что отмеченные выше черты систем и
структур, разработанные марксизмом-ленинизмом на
материале исследования общества и законов
общественного развития, имеют всеобщее значение, ибо в таком
подходе к ним, т. е. к системам и их структурам,
воплощены всеобщие принципы материалистической
диалектики.
4. О ДИАЛЕКТИЧЕСКИХ СПОСОБАХ ПОЗНАНИЯ
СОЦИАЛЬНЫХ СИСТЕМ
Марксизм не только дал диалектическое понятие о
системах, но и разработал, используя все ценное, что
было до него, особенно в «Логике» Гегеля,
методологические способы познания систем как целостностей.
В этом отношении первостепенное значение, на наш
взгляд, имеет способ восхождения от абстрактного к
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 192; см. также
стр. 465 и др.
100

конкретному, получивший блестящее воплощение
прежде всего в «Капитале» Маркса. Здесь нет нужды
давать характеристику этого способа в целом К
Ограничимся лишь несколькими замечаниями, связанными с
вопросом о принципах воспроизведения систем в
мышлении.
Способ восхождения от абстрактного к конкретному
представляет собой, бесспорно, способ воссоздания в
понятиях объекта как конкретной целостности.
Существеннейшая особенность его состоит прежде всего в том,
что он направлен именно на исследование не
какой-нибудь стороны, части, элемента объекта, а именно
объекта как целого, как системы, того, что Маркс называл
единством объекта в многообразии и взаимодействии
всех его сторон и отношений. Конечно, для того чтобы
осуществить эту задачу, познание не может не
пользоваться абстракцией, вычленением какой-то стороны,
элемента в качестве исходного пункта всего движения
мысли. Хотя системное познание есть познание
синтетическое, никакое движение мысли на пути воспроизведения
целого не может обойтись без анализа, расчленения
целого.
Однако при этом исследование объекта в качестве
системы требует, чтобы исходным пунктом выступал
именно объект как целое и чтобы это целое и в
процессе анализа ни на мгновение не исчезало из поля
зрения познающей мысли. Как указывал Маркс, хотя
конкретное — как «единство многообразного» (на наш
взгляд, это понятие, хотя и не тождественно понятию
«система», имеет важное значение для понимания того,
что такое система) — выступает в мышлении «как
процесс синтеза, как результат, а не как исходный пункт»,
оно тем не менее «представляет собой действительный
исходный пункт и, вследствие этого, также исходный
пункт созерцания и представления»2. Поэтому,
продолжает он, «целое, как оно представляется в голове в
качестве мыслимого целого, есть продукт мыслящей
головы...». Но целое «все время остается вне головы,
существуя во всей своей самостоятельности, пока голова
относится к нему лишь умозрительно, лишь теоретически.
1 В последние годы создана большая литература о сущности и
значении этого способа исследования. В частности, он рассмотрен
в нашей книге «Диалектика «Капитала» К. Маркса»,
2 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. I, стр. 37.
101

Поэтому и при теоретическом методе субъект —
общество — должен постоянно витать перед нашим
представлением как предпосылка» К
Далее, весь процесс, каждый шаг движения мысли
от абстрактного к конкретному, начиная с исходной
абстракции, подчинен цели воспроизведения объекта как
систематической целостности. Исходная абстракция лишь
тогда оправдывает свое назначение, когда в ней
выражена не просто какая-то сторона, а такая, которая имеет
существенное значение для выражения сущности
целого. И последующие шаги восхождения по сложной
лестнице подчинены синтезу целого.
Но дело не только в этом. Выше указывалось на
исторический характер социальных структур, т. е. на то,
что они возникают в определенных исторических
условиях, проходят этапы своего становления, развития
и т. д., что структура как организованная сложность
находится при всей своей устойчивости в состоянии
беспрерывного развития и изменения. Значение способа
восхождения от абстрактного к конкретному состоит в
том, что он воспроизводит социальную структуру не как
мертвый, неподвижный субстрат, а как диалектический
процесс, т. е. в ее возникновении, развитии, доведенном
до такого момента, когда она сменяется новыми
социальными структурами. «В этом смысле, — писал
Маркс, — ход абстрактного мышления, восходящего от
простейшего к сложному, соответствует действительному
историческому процессу»2.
В связи с этим аспектом рассматриваемого вопроса
нам хотелось бы высказать несогласие с одним
положением, содержащимся в статье Л. Сэва «О
структурализме». Правильно и глубоко критикуя структурализм,
автор указывает, что «структурализм выдвигает...
важнейший, — как он считает, — принцип методологического
приоритета синхронического подхода перед
диахроническим». И далее Л. Сэв пишет: «Как видим,
существенных расхождений между марксизмом и
структурализмом, при правильном понимании данного принципа, в
этом вопросе нет. В самом деле, что означает этот
принцип в его наиболее строгом смысле? Он сводится к
тому, что при правильном применении метода исследова-
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. I, стр. 38.
2 Там же, стр. 39.
102

ния необходимо разграничивать изучение данной
структуры с точки зрения ее состояния и функционирования
в данный момент (синхронический подход) и изучение
изменений этой структуры во времени (диахронический
подход); иными словами, не смешивать конфигурацию
с трансфигурацией. Далее, если действительная история
есть история структур, а не просто их отдельных
элементов, то, согласно этому принципу, необходимо сначала
познать состояние структур, чтобы впоследствии суметь
воссоздать их историю. При таком понимании основное
структуралистское правило нисколько не противоречит
марксистскому мышлению, и мы можем снова
сослаться на Маркса, применяющего аналогичный метод в
анализе экономических явлений капитализма».
И далее автор утверждает: «Маркс идет, таким
образом, от структур к истории... Мысль Маркса (в
«Капитале». — М. Р.) шла от «микроанатомии»
элементарных экономических форм к «диахронии», а затем ко
всему историческому процессу» К
Оставим в стороне вопрос о структурализме. Заметим
только, что сам автор приведенных строк правильно
показывает далее «коренное расхождение»
структурализма с марксизмом в вопросе об историческом подходе к
структурам. Нам только кажется, что даже при самом
«строгом» подходе к структуралистскому принципу
методологического приоритета синхронического подхода
перед диахроническим подходом существует коренное
различие между ним и марксистским мышлением. И вот
тут-то, на наш взгляд, автор не совсем корректно
излагает подход Маркса к исследованию структуры
капитализма и соотношение в нем структурного и
исторического моментов.
Вся суть в том, что Маркс не разграничивает
состояние и функционирование структуры в данный момент
и изучение ее изменений во времени. И то и другое у
Маркса органически соединено в едином процессе
исследования, в котором структура и функции элементов
рассматриваются в движении, во времени. Маркс
вообще не идет «от структур к истории», историзм
вплетен у него в логический анализ капитализма как
системы, его структуры, функционирования и развития
1 Люсьен Сэв. О структурализме. Заметки об одной из сторон
идеологической жизни Франции. — «Проблемы мира и социализма»,
1971, № 5, стр. 85, 86.
103

этой системы. Этот историзм невозможно у него
отделить от структурного анализа. Известно, что Маркс
начинает свое исследование не с капитала как такового
непосредственно, а с товара и товарного обращения,
денег. Это не значит, что он дает в первых главах
историю возникновения капитала, его предпосылок. Он
начинает с товара, потому что товар есть «элементарная
форма» капиталистического богатства и без
логического анализа этой формы ничего в капитале понять
невозможно. Но эта исходная элементарная форма
капитала есть и исторически первая форма, историческая
предпосылка капитала.
Приступая к непосредственному исследованию
капитала, сам Маркс в первых же строках второго отдела
I тома «Капитала» отмечает: «Товарное обращение есть
исходный пункт капитала. Историческими
предпосылками возникновения капитала являются товарное
производство и развитое товарное обращение, торговля».
Далее, показывая, что появление денег было последним
продуктом товарного производства и товарного обращения,
он пишет: «Этот последний продукт товарного обращения
есть первая форма проявления капитала» К И после
этого переходит к рассмотрению вопроса о превращении
денег в капитал.
Где же здесь «синхрония» и где «диахрония»? Их
в «Капитале» невозможно механически разделить. Маркс
дает теоретическое исследование капитализма, но это
теоретическое, логическое исследование есть обобщенное,
исправленное соответственно требованиям теории
отражение истории капитализма. Именно это дало полное
основание Ленину изобразить структуру I тома
«Капитала» известной схемой: товар — деньги — капитал
(производство абсолютной прибавочной стоимости,
производство относительной прибавочной стоимости) и
заключить эту схему словами: «История капитализма и
анализ понятий, резюмирующих ее»2.
Эти ленинские слова, разумеется, следует понимать
не так, что Маркс писал историю капитализма, а лишь
в том плане, что анализ экономических категорий
основан на теоретическом обобщении и «резюмированной»
истории буржуазного способа производства.
1 /С. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 157.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 301.
104

Сам Маркс в «Экономических рукописях 1857—
1859 годов» делает соответствующие указания на этот
счет. Показывая, что для раскрытия законов
буржуазной экономики «нет необходимости писать
действительную историю производственных отношений», он
замечает: «Однако правильное рассмотрение и выведение
этих производственных отношений как исторически
сложившихся отношений всегда приводят к таким первым
уравнениям, которые — подобно эмпирическим числам,
например, в естествознании — указывают на прошлое,
существовавшее до этой системы... С другой стороны,
это правильное рассмотрение приводит к пунктам, где
намечается уничтожение современной формы
производственных отношений и в результате этого
вырисовываются первые шаги преобразующего движения по
направлению к будущему». И в заключение он пишет: «Если,
с одной стороны, добуржуазные фазы являются только
лишь историческими, т. е. уже устраненными
предпосылками, то современные условия производства выступают
как устраняющие самих себя, а потому — как такие
условия производства, которые полагают исторические
предпосылки для нового общественного строя» К
Эти слова достаточно убедительно показывают, что,
согласно Марксу, «правильное рассмотрение» структуры
капиталистической системы должно исходить из того,
что она исторически сложилась; это неизбежно
приводит к «первым уравнениям», указывающим на ее
исторические предпосылки. Как уже отмечалось выше, Маркс
эти «первые уравнения» рассмотрел в главах о товаре
и деньгах. В то же время развитие данной структуры
уже на собственной основе создает исторические
предпосылки для уничтожения капитализма и возникновения
нового общества. Причем это развитие
рассматривается в каждом шаге Марксова исследования, т. е. все
дальнейшее исследование развития структуры капитала
обобщает уже не прошлую историю капитала, она уже
изжита, а современную историю самого капитала. Маркс
поэтому отличает «историю образования капитала» и
«его современную историю»2.
Но даже изжитые исторические предпосылки в ходе
рассмотрения капитала на собственной базе его разви-
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. I, стр. 449.
2 См. там же, стр. 448.
105

тия как бы по-новому снова и снова воспроизводятся.
Приступая в I томе «Капитала» к исследованию
превращения денег в капитал, Маркс указывает: «...нет
надобности обращаться к истории возникновения капитала
для того, чтобы убедиться, что деньги являются первой
формой его проявления. История эта ежедневно
разыгрывается на наших глазах» \ т. е. уже в собственном
движении капитала, как бы в «снятом» виде
воспроизводится история его возникновения, так как он сначала
всегда и всюду появляется в виде денег.
В книге «Что такое «друзья народа» и как они
воюют против социал-демократов?» Ленин дает как бы
рентген, как он выражается, «скелета «Капитала»». Под
«скелетом» он понимает строение и развитие, т. е.
структуру и развитие структурыг капиталистической
формации. «...Маркс, — пишет Ленин, — дает возможность
видеть, как развивается товарная организация
общественного хозяйства, как превращается она в
капиталистическую, создавая антагонистические (в пределах уже
производственных отношений) классы буржуазии и
пролетариата, как развивает она производительность
общественного труда и тем самым вносит такой элемент,
который становится в непримиримое противоречие с
основами самой этой капиталистической организации»2.
Короче говоря, в «Капитале» нет структуры и
истории, нет движения «от структуры к истории», а есть
структура, исследованная в ее историческом движении,
исторической динамике, историческом развитии.
5. ДИАЛЕКТИКА И «ОРГАНИЗАЦИОННАЯ НАУКА»
А. БОГДАНОВА
Выше уже упоминалась книга А. Богданова «Текто-
логия» в связи с вопросом о соотношении теории
систем и философии. Однако, так как за последнее время
возродился интерес к богдановской «организационной
науке» и она нередко высоко оценивается как
«предшественница» системной теории, кибернетики и т. п. и
так как, на наш взгляд, в этих оценках совсем не
учитывается отношение к этой теории Ленина или
учитывается недостаточно, на ней следует специально оста-
1 /С. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 157.
2 В. //. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 138.
106

новиться. Это вместе с тем даст возможность выяснить
некоторые дополнительные аспекты соотношения
диалектики, философии в целом и теории систем, в
особенности в применении к социальным наукам. Это связано
с нашей темой и по существу, ибо свою
организационную теорию Богданов использовал для критики
ленинской теории империализма и революции.
Бесспорно, обобщая некоторые тенденции в
развитии наук нового времени, Богданов сумел в своей «Тек-
тологии» предвосхитить принцип «организации» как
всеобщность, свойственную самым различным формам
материального мира, а также общества и мышления, т. е.
принцип, установленный и развиваемый современной
наукой. С точки зрения этой всеобщности он указывал, что
«всякий продукт есть система...» \ установил некоторые
принципы строения систем, механику их
функционирования и т. п. Он правильно выступил против того, чтобы
проводить какую-то непроходимую линию в вопросе об
«организации», «целесообразности» между областью
сознательной деятельности людей и областью «стихийных
сил природы».
Он верно указывал, что «расширение и развитие
жизни, материальное и нематериальное есть не что иное,
как возрастание жизненной
организованности, количественной и структурной»2.
Придавая огромное значение понятию организации,
Богданов полагал, что системный, «организационный»
подход сыграет важную роль в преодолении
разрозненности различных отраслей знания, в установлении
междисциплинарных связей. В этом смысле он был прав,
считая, что организационный принцип будет иметь
существенное методологическое значение, поскольку
способствует раскрытию единства разных сфер природы и
человеческой жизни.
Вместе с тем нужно со всей силой подчеркнуть, что
его «организационная наука» являет пример того, как
ошибочная философская теория — теория
идеалистическая, «эмпириомонистская» — способна убить то живое
и ценное, что она улавливала, обобщая некоторые
тенденции в развитии науки, и по существу может дискре-
1 Л. Богданов. Всеобщая организационная наука (Тектология),
ч. I. Л—М., 1925, стр. 63.
2 Л. Богданов. Всеобщая организационная наука (Тектология),
ч. II. Л.—М., [1927], стр. 260.
107

дитировать те самые принципы «организации», по
крайней мере в применении к некоторым областям знания,
особенно знания социального, за которые она ратовала.
Вот эту сторону дела в появляющихся в нашей
философской литературе оценках и характеристиках «текто-
логии» мы не находим. Более того, в некоторых
изданиях мы встречаемся с совсем уже странными
утверждениями, вроде таких, что в своей «тектологии»
Богданов «отрицал значение философии, в том числе и свои
собственные философские взгляды, подвергнутые
критике Лениным» 1. Что Богданов «отрицал значение
философии», это верно. Но во-первых, не указывается, что
он по существу ставит на ее место «всеобщую
организационную науку», приписывает ей философское,
общеметодологическое значение. И во-вторых, игнорируются
известные ленинские оценки, в которых философские
взгляды Богданова периода создания «Тектологии»
характеризуются как идеалистические, эмпириомонистские.
Напомним статьи Ленина: «Об А. Богданове», «О «впе-
редовцах» и о группе «Вперед»», написанные в 1914 г.,
т. е. тогда, когда первая часть «Всеобщей
организационной науки» уже была издана. В последней из этих
статей Ленин писал: «А. Богданов и сейчас защищает
в ряде «новых» книг эту (махистскую. — М. Р.)
глубоко антимарксистскую и глубоко реакционную
философию, против которой решительно боролись и
меньшевик Г. В. Плеханов и большевик В. Ильин»2 (Ленин.—
М. Р.).
В 1920 г. вышло второе издание книги Ленина
«Материализм и эмпириокритицизм». В предисловии к
новому изданию Ленин пишет, что «под видом
«пролетарской культуры» проводятся А. А. Богдановым
буржуазные и реакционные воззрения»3. Как будет видно из
дальнейшего, Богданов именно из своей
«организационной науки» выводил теорию «пролетарской культуры».
Известна также переписка между Лениным и
Бухариным во время одного из заседаний, которая
касалась уже непосредственно «тектологии». И в данном
1 См. Философская энциклопедия, т. 5. М., 1970, стр. 193
(курсив наш. — М. Р.). В статье «Богданов» говорится нечто другое, а
именно что «тектология» «основана на субъективном идеализме...»
(см. Философская энциклопедия, т. 1. М, 1960, стр. 177).
2 В. И, Ленин. Поли. собр. соч., т. 25, стр. 355.
3 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 12.
108

случае Ленин дал ту же оценку философским теориям
Богданова 1.
Наконец, напомним об известных замечаниях Ленина
на полях книги Н. Бухарина «Экономика переходного
периода», в которых он касается и «организационной
науки» Богданова2. Бухарин, бесспорно, испытал
большое влияние последней. Это сказалось не только в
упомянутой книге, но и в его «Теории исторического
материализма», и в ряде других работ.
В своих замечаниях Ленин критикует Бухарина за
нарочитое, сознательное кокетничанье тектологическои
терминологией. Он «не подумал, — отмечает Ленин, —
что и термины и значение их у Богданова
«фундированы»... его философией, ф[илосо]фией идеализма и
эклектицизма. Поэтому очень часто, слишком часто
автор впадает в противоречащий диалектическому]
материализму (т. е. марксизму) схоластицизм терминов
(агностический, юмовско-кантовский по фил[осо]ф[ским]
основам), в идеализм («логика», «точка зрения» и т. п.
вне сознания их производное™ от материи, от
объективной действительности )и т. п.»3.
По поводу одного из положений в книге Бухарина,
когда, отступая от «организационной схоластики», автор
показывает, что финансовый капитал в силу
«диалектического, в противоречиях развивающегося процесса»
создает предпосылки для краха буржуазного строя, Ленин
делает следующее общее замечание, подчеркивая
противоположность диалектики марксизма богдановскои
теории: «Диалектич[еск]ий пр[о]ц[ес]с. Именно! А не
схоластика, а 1а Богд[ано]в. Автор ставит его (т. е.
диалектический процесс. — М. Р.) рядом (и на 2 месте)
с Begriffsscholastik4 Богданова. Но рядом поставить
нельзя: или — или»5.
«Или—или»—или материалистическая диалектика,
или богдановская философия — так ставит вопрос
Ленин.
Поэтому утверждать, что в «Тектологии» автор
«отрицал... свои собственные философские взгляды,
подвергнутые критике Лениным», — значит расходиться, мягко
выражаясь, с фактами.
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 51, стр. 292.
2 См. Ленинский сборник XI. М.—Л., 1931, стр. 359.
3 Там же, стр. 400—401.
4 Схоластика понятий. — Ред.
5 Ленинский сборник XI, стр. 361.
109

Неверны также утверждения ряда авторов о том,
что для выделения организационных принципов
Богданову не приходилось касаться философских вопросов, так
как-де при этом оставалось изучать лишь связь и
отношения явлений. «Поэтому в тектологии не исследуются
различные философские категории и проблемы, как-то:
философские представления о материи и сознании,
гносеологические вопросы перехода неуловимой кантовской
«вещи в себе» в «вещь для нас», принципиальные
вопросы познаваемости мира»1.
Вместе с тем здесь же отмечается, что Богданов
совершил «роковую ошибку» своим заявлением о том, что
тектология делает излишней философию. Но разве само
по себе уже это стремление ликвидировать философию
не есть философия, притом философия в определенном,
позитивистском духе? Но помимо этого и вопреки мнению
авторов приведенных выше строк в «Тектологии» полно
философии, анализа философских категорий и понятий,
только философии эмпириомонистской. В ней с точки
зрения эмпириомонизма дается анализ диалектики,
философского материализма, оценка гносеологии, т. е.
учения о познаваемости (или непознаваемости) мира, как
«схоластики» и «метафизики», рассматриваются такие
категории, как объективная истина, равновесие,
отрицание отрицания, противоречие, и многие другие2.
Отрицание философии диалектического
материализма приводит автора «Тектологии» к тому, что одно из
понятий науки, хотя и достаточно широкой общности,—
понятие «организация» — абсолютизируется, доводится
до невероятной степени гипертрофии, так
преувеличивается, что все остальные свойства и стороны
действительности полностью растворяются в нем. Между тем,
как ни важно это понятие, оно, как и любое другое
понятие, не может выразить всю сущность и многогранность
мира. Современные исследователи теории систем, при-
1 В. Л. Дьяков, Л. И. Уемов. Предшественники кибернетики и
общей теории систем. — «Природа», 1973, № б, стр. 85.
2 Справедливости ради отметим, что в отличие от статьи в
Философской энциклопедии авторы статьи в журнале «Природа» не
отрицают махистского характера методологии Богданова в период
создания организационной науки, что, по их словам, «сказалось
весьма отрицательно и на характере сделанных им обобщений...» (см.
«Природа», 1973, № 6, стр. 83). К сожалению, авторы не раскрыли
конкретно, в чем же сказалась махистская методология на
«организационной науке».
ПО

давая последней большое значение, вместе с тем
предостерегают против ее претензий, как выражается К. Бо-
улдинг, быть «общей теорией практически всего» К
Богдановская «организационная наука» не только не
скрывает этой претензии, но и отстаивает именно
такой взгляд. Все существовавшие до появления «тектоло-
гии» методы и способы познания объявляются
неадекватными сущности вещей и деятельности человека. Вся
история философии, история выработки способов и
методов познания и объяснения мира, практической
деятельности считается неадекватной «организационной точке
зрения». Более того, многовековая история человечества
оказывается с этой точки зрения цепью заблуждений и
блужданий, поскольку не была еще выработана
организационная наука.
«У человечества, — пишет Богданов, — нет иной
деятельности, кроме организационной, нет иных задач,
кроме организационных.
Итак, все интересы человечества — организационные.
А отсюда следует: не может и не должно (!!) быть иной
точки зрения на жизнь и мир, кроме организационной.
И если это еще не сознается, то только потому, что
мышление людей до сих пор не выбилось вполне из
оболочек фетишизма, опутавших его на пути развития»2.
Растворение и поглощение «организацией» всей
действительности не случайно у Богданова. Оно вытекает
из эмпириомонистского понятия опыта, согласно
которому познание означает не что иное, как «организацию
опыта», — не познание объективной истины,
отражающей и воспроизводящей в процессе практической
деятельности людей реальные свойства и законы природы,
а именно опыта, обусловленного формой организации
общества. Богданов выступает против гносеологии по
той причине, что она делает — сознательно или
неосознанно — исходным пунктом решения гносеологических
вопросов отношение мышления к бытию. Но эта
коренная проблема, по Богданову, — мнимая, искусственная.
Она, как он утверждал, навеяна индивидуалистическим
строем общественной жизни; буржуазный индивидуум в
анархическом обществе противостоит другому
индивидууму, а всем этим атомам — индивидуумам — проти-
1 См. К. Боулдинг. Общая теория систем — скелет науки. —
«Исследования по общей теории систем», стр. 107.
2 А, Богданов. Всеобщая организационная наука, ч. I, стр. 28,
111

востоят как некая «великая неизвестность» природа,
общество. «Вот где корень рокового «гносеологического»
вопроса о сознании и бытии». Поэтому ««гносеология»,
при всей своей бесполезности и бессмысленности, с
нашей точки зрения, выражает самые серьезные, основные
потребности буржуазного мира...» *.
Далее, стремление создать общую теорию систем,
которая бы выяснила некоторые закономерности строения
систем, их функционирования и т. п., может иметь успех
лишь при условии, если она, во-первых, опирается не на
какую-либо одну науку, а на научное познание в целом
и, во-вторых, тем самым отвлекается от конкретного
содержания, исследуемого той или иной отдельной наукой.
Однако эти общие закономерности не могут
непосредственно и прямо применяться к материалу отдельных
наук, а должны конкретизироваться, преломляться через
специфический материал каждой особой отрасли
знаний.
Выше уже приводились высказывания исследователей
теории систем, протестующих против того, чтобы видеть
в ней ключ к объяснению всего на свете. «...Подход,
основанный на общей теории систем, но не подкрепленный
точным аналитическим пониманием, — пишет в этой
связи А. Рапопорт, — с легкостью порождает аналогии,
построенные на одних вербальных конструкциях. Так,
некоторые авторы сравнивают «открытое общество» с
«открытой системой», а понятие энтропии (как связанное
с понятием дезорганизации) появляется в дискуссиях о
преступности, нравственности и неврозах и т. д.»2.
Следует признать, на наш взгляд, совершенно
неправильной появляющуюся в марксистской литературе
тенденцию истолковать особенности современного
научного познания как переход от субстратного подхода к
действительности к гносеологическому, от «онтологизма»
к «гносеологизму», а затем к «методологизму» и т. п.
Первое направление было-де характерно с этой точки
зрения для старой науки, в которой господствовало
«сущностно-онтологическое» объяснение, а второе
становится якобы господствующим в наше время, когда глав-
1 А. Богданов. Падение великого фетишизма (Современный
кризис идеологии). — Вера и наука (о книге В. Ильина «Материализм
и эмпириокритицизм»). М., 1910, стр. 79, 78.
2 А. Рапопорт. Различные подходы к общей теории систем. —
«Системные исследования». Ежегодник, 1969, стр. 77.
112

ные устремления науки направлены на раскрытие
различных типов связей — организации, управления,
систем отношений и т. п.1
Думается, такая постановка вопроса в корне
неверна. «Методологизм», «гносеологизм» и т. п. бессильны и
ненаучны, если они не слиты с «онтологизмом», т. е. с
формами самого бытия, реальной действительности, из
которой только и можно черпать правильные
гносеологические и методологические представления о связях и
отношениях. Нет в природе связей и отношений, которые
не были бы связями и отношениями реальных
«субстратов», т. е. реальных предметов и процессов. Это не значит,
что наука не вправе выделить в отдельную область
познания различные типы связей и систем отношений,
их закономерности и т. д., отвлекаясь от конкретных их
носителей. Но это и не значит, что можно
противопоставлять гносеологию и «онтологию» (понимая под
последней учение о законах самого объективного мира).
И это не значит, что раскрытые универсальные связи,
изучаемые с точки зрения системного подхода, можно
применять, минуя специфику той или иной предметной
области природы, общественной «субстанции», духовной
деятельности людей и т. п.
Мы уже не говорим о том, что философ,
анализирующий эти вопросы, никак не может аналогичным путем
подходить к рассматриваемой проблеме. Отвечая своим
критикам, Богданов заявлял, что наука изучает только
явления, их связь и закономерность, а прочее — это
уже дело философии, в существовании которой, кстати,
он не видит после появления «Тектологии» никакой
надобности. Хотите за «элементами» систем видеть «вещь
в себе», т. е. материю, — пожалуйста, никто вам не
мешает, если вы находите, что так лучше. Но ведь
другому заблагорассудится считать, что за явлениями,
изучаемыми наукой, ничего нет, что они — порождение
«коллективного сознания» или даже сознания
индивидуального. Как быть в таком случае? Возможна ли при
таком философском подходе научная теория систем,
учение о связях и отношениях?
И тут мы сталкиваемся с другой чертой
«Тектологии». Превратив все и вся в «организацию», раздув эту
1 См. И. В. Блауберг, Э. Г. Юдин. Становление и сущность
системного подхода. М., 1973, стр. 27—29 и др.
113

сторону до неимоверных размеров, Богданов берет
некоторые конкретные области научного познания и их
понятия, законы возводит в степень универсальности. Он
сам пишет, что из трех научных циклов, на которые
опирается организационная наука, «центральным
является... физико-биологический. Из него взяла она свои
основные понятия — организация, конъюгация,
подбор, — значение которых преобразовала и применение
расширила соответственно своим задачам — до
универсальности» К Суть же методов этого цикла наук он
видел в энергетизме, в «энергетическом методе». Этому
методу должны подчиняться все науки без исключения.
Мы отвлечемся здесь от того, что саму энергию
Богданов понимал идеалистически, за что его
раскритиковал Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме»2.
«Энергетический метод» он также понимает в духе
чистого «методологизма», т. е. без отнесения его к
реальному миру. Этот метод удобен для «организации
опыта», и только. Одни, говорит Богданов, рассматривают
энергию как субстанцию мира, другие — как символ.
А с точки зрения «коллективного труда», т. е.
организационной науки, «идея «энергии» выражает всеобщий
практический метод»3, т. е. то, что для всякой работы
необходимы силы.
Превращение частных методов науки в
универсальный, всеобщий (Богданов прямо утверждает, что «тек-
тология» представляет «развитую и обобщенную
методологию» естественных и общественных наук) придает
«всеобщей организационной науке» механистический
характер.
Как следствие этого в противовес
материалистической диалектике, рассматривающей развитие как
процесс, в котором в самих предметах и явлениях
возникают имманентно присущие им противоречия,
развертывание, развитие и разрешение которых приводит к
скачкам, к коренным качественным изменениям, «тектоло-
гия» выдвигает закон равновесия в качестве основного
закона всего существующего.
С позиций этого основного закона Богданов развивает
и чисто механистический взгляд на вопрос о противо-
1 Л. Богданов. Всеобщая организационная наука, ч. II, стр. 244.
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 281—290.
3 А. Богданов. Элементы пролетарской культуры в развитии
рабочего класса. М., 1920, стр. 84.
114

речиях. Он подвергает критике диалектическое учение
о противоречиях и противопоставляет ему так
называемые «противоречия системного расхождения». Смысл их
в применении к общественному процессу в том, что
какая-нибудь общественная форма переживает вначале
«фазу положительного подбора», т. е. когда общество
«берет в производстве и потреблении от окружающей
природы больше, чем затрачивает...»1. Активность
общества выше активности сопротивления природы. Это
фаза равновесия. Но «вступление новых элементов
нарушает прежнее равновесие системы; а это означает
начало системных дифференциаций», т. е. ослабление
организационной связи целого. Богданов называет это
фазой системных дифференциаций «с их
сопровождающими «противоречиями», дезорганизационным
моментом» 2.
Вообще противоречие в «тектологии» тождественно с
дезорганизацией. Весь вопрос о противоречиях общества
переносится в плоскость организации, организационных
противоречий. Классовые противоречия — это прежде
всего ослабление организационной связи системы.
Отношения собственности, т. е. коренная основа противоречий
общественного развития, с точки зрения «тектологии»—
второстепенный вопрос, внешнее выражение главного—
организационной стороны. Так, рисуя картину
системных расхождений капиталистического общества,
Богданов настойчиво подчеркивает, что противоречия
развертываются в сфере «организаторско-волевых активностей»
частных хозяйств. «Следовательно, и разрыв связи
хозяйств, и их взаимная изоляция относится к области
организаторско-волевой... Нет прямой конъюгации
хозяйственно-руководящих воль, — нет результирующей из
такой конъюгации — общей руководящей воли»3.
Поэтому и социальная революция есть также
прежде всего организационный процесс, смена
организационных форм. Это «переход организующих функций и, как
внешнего их выражения (!), собственности на средства
производства, в руки всего общества в его целом...»4.
1 См. Л. Богданов. Всеобщая организационная наука, ч. I,
стр. 207.
2 См. Л. Богданов. Всеобщая организационная наука (Тектоло-
гия), ч. III, Л.—М., 1929, стр 80.
3 Л. Богданов. Всеобщая организационная наука, ч. II, стр. 88.
4 См. там же, стр. 93.
115

Это чисто идеалистическая концепция, делающая
причину следствием, а следствие — причиной, концепция,
опять-таки вытекающая из эмпириомонистской
«организационной» философии.
Если вторая фаза — расхождение частей системы,
начинающееся под воздействием нарушения равновесия
между обществом и природой, то третья фаза состоит
в «схождении частей», или «контрдифференциации», в
«конъюгации» разошедшихся группировок элементов
системы. Равновесие социальной системы
восстанавливается.
Эту схему Богданов применяет и к революциям.
Смысл буржуазной революции, по Богданову,
заключается в том, что она есть реакция на расхождение
частей. В феодальном обществе сословия все больше
расходились. Возрастала «организационная разность».
«Либеральная революция была кризисом системы, с исходом
в повышение организованности». Она облегчила конъ-
югационные процессы, сословия смешались, создались
новые группировки людей, раньше разделенных
сословными преградами. Возникло общение между людьми.
Это и есть то, что называется «схождением частей»,
«разрешением» системных противоречий 1.
Схема, что и говорить, проста, но ее беда в том,
что она ровно ничего не объясняет, в лучшем случае
фиксирует поверхностные явления. С ее помощью не
объяснить ни одной социальной революции. Она не
раскрывает ни действительного источника противоречий,
подготовляющих революции, ни реальный смысл
борьбы противоположностей, разрешающих противоречия.
Понимание этой фазы как «схождение частей» не
проясняет, а затемняет истинную картину процесса,
который приводит ту или иную форму общества к
самоотрицанию, истинный смысл классовой борьбы как
движущей силы революции.
Точно так же затемняется вопрос о том, почему вслед
за расхождением частей наступает именно такое, а не
иное «схождение» их, именно такая, а не другая
организационная форма. Это можно понять с точки зрения
внутренней диалектики данной социальной формы,
закономерно подготовляющей «свою противоположность».
С точки зрения тектологии это понять невозможно.
1 См. А. Богданов. Всеобщая организационная наука, ч. II,
стр. 82—83.
116

В своей «Тектологии» Богданов делает попытку
иллюстрировать свою «организационную науку» опытом
новейшего, империалистического, капитализма. В
предисловии к первому изданию II части «Всеобщей
организационной науки» он указывает, что война «пробуждает и
толкает вперед тектологическое мышление»1. В чем же
причина этого? Ответ гласит: «Мировая война есть не
что иное, как организационный кризис в мировом
масштабе, порожденный общественной стихийностью
человечества, анархией взаимных отношений между
государственными организациями»2. А раз так, то всякий,
«у кого есть ум, чтобы понимать, и воля, чтобы
реагировать», должен сделать решающий вывод: «...н е о б х о-
димо собрать и стройно связать разрозненный
организационный опыт человечества — необходима
всеобщая организационная наука»3.
Ну а как же марксизм, который дал человечеству
научное понятие об обществе и законах его развития?
В том-то и дело, что марксизм, с точки зрения
Богданова, не способен объяснить существо этого «мирового
организационного кризиса», да и общественного
развития в целом или в лучшем случае недостаточен.
Марксизм не оперирует такими понятиями, как подбор,
энергетический кризис, конъюгация, дезингрессия и т. п., а
без них невозможно, согласно тектологии, исследовать
социальную жизнь людей.
Еще в «Материализме и эмпириокритицизме»,
критикуя богдановскую концепцию эмпириомонизма в
приложении к истории, Ленин показал, что Богданов на
деле занимается не научным марксистским
исследованием общества, а «переодеванием уже раньше
добытых этим исследованием результатов в наряд
биологической и энергетической терминологии»4. И Ленин так
оценил это «переодевание»: «Можно ли себе
представить что-нибудь более бесплодное, мертвое,
схоластичное, чем подобное нанизывание биологических и
энергетических словечек, ровно ничего не дающих и не
могущих дать в области общественных наук? Ни тени
конкретного экономического исследования, ни намека на
1 См. А. Богданов. Всеобщая организационная наука, ч. I,
стр. 15.
2 Там же, cip. 17.
3 Там же, стр. 17—18.
4 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 348.
117

метод Маркса, метод диалектики и миросозерцание
материализма...» 1.
По этому же пути идет автор «Тектологии» и в
объяснении империализма и первой империалистической
войны. Вместо точных экономических понятий,
выработанных марксизмом и раскрывающих диалектический
механизм саморазвития капитализма, порождающего
концентрацию производства и рост его обобществления,
обострение и углубление свойственных буржуазному
обществу противоречий, «организационная наука» говорит
о том, что «положительный подбор» сменяется
«отрицательным подбором», а «расхождение величины
относительных сопротивлений» перевешивает силы сцепления,
что приводит к «практической дезингрессии». «Такое
положение,— заключает свой краткий экскурс в теорию
империализма Богданов,— и выразилось для системы
новейшего, финансового капитализма в гигантском кризисе
мировой войны и вышедших из нее революций»2.
Ленин в своих замечаниях на названную уже выше
книгу Бухарина неустанно подчеркивает антинаучный
характер подмены и растворения точных марксистских
понятий об обществе в понятиях «организационной
науки». По поводу слов об «организационном процессе»,
переживаемом монополистическим капитализмом во
время первой мировой войны, об «организационных
формах» империализма и т. п. Ленин замечает: «Маркс
говорил проще... и говорил вернее об обобществле-
н и и»3.
Смысл этой критики ясен: в понятии «организация
вообще» утрачивается конкретное содержание
процессов, связанных с монополистическим капитализмом,
главная тенденция, выражаемая его развитием, именно
процесс обобществления производства. Когда в другом
месте своей книги Бухарин пишет о «централизации
средств производства и обобществлении труда» при
капитализме, Ленин свободно вздыхает: «Ну, вот и слава
богу! Наконец, человеческий язык, вместо
«организационной» тарабарщины!»4
Насколько Ленин скрупулезно в этом же плане
относится к употребляемым понятиям, требуя точности
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 347.
2 А. Богданов. Всеобщая организационная наука, ч. II, стр. 34.
3 Ленинский сборник XI, стр. 356.
4 Там же, стр. 360.
118

марксистской терминологии, показывает следующее. По
поводу бухаринского понятия
«финансово-капиталистическая организация» он пишет: «...не фин[ансово]-кап[и-
талистическая] ор[ганиза]ция, а о[рганиза]ция
капитализма в фин[ансов]ый кап[итали]зм» К Это может на
первый взгляд показаться простой придиркой. В
действительности смысл этой поправки в том, что внутренняя
диалектика капитализма приводит к перерастанию его
в финансовый капитализм, а не некая «организация»,
навязываемая ему извне человеческими стремлениями и
волей.
Точно так же Ленин глубоко прав, когда он по
поводу слов о борьбе «между организующей тенденцией
пролетариата и товарно-анархической тенденцией
крестьянства» делает следующее замечание: «Надо было сказать,
между социалистической т[енденци]ей пр[о]л[етариа]та и
товарно-капиталистической т[енденци]ей кр[естьянст]ва.
Подставлять зд[есь] слово орг[анизую]щей есть
теоретическая] неверность, шаг назад от К[арла] М[аркса] к Луи
Блану»2.
Суть этого замечания также ясна. В
«организационных» понятиях Бухарина выхолощена конкретная
социальная природа пролетариата и крестьянства, а «луибла-
новщина» здесь состоит в том, что будто все зависит от
того, как организовать, кто организует и т. п., а не от
объективного процесса социальных преобразований.
Понятно в свете этих ленинских замечаний, в чем
состоит порочность подхода Богданова к оценке сущности
первой мировой империалистической войны,
империализма вообще.
Порочность этого подхода не просто в невинном
переодевании социальных понятий в понятия
«энергетического метода», а в глубочайшей ошибочности переноса
всеобщего кризиса капитализма, проявившегося в мировой
войне, в чисто организационную плоскость, в
определении войны как «организационного кризиса». В
действительности она означала кризис всей системы
производственных отношений империализма главным образом и
прежде всего, что находило свое многообразное
выражение, в том числе и в организационной стороне. Сведение
кризиса к этой стороне неизбежно вело к ошибочному
1 Ленинский сборник XI, стр. 397.
2 Там же, стр. 368.
119

заключению, которое и сделал Богданов, что все
упирается в необходимость «собрать» и «строго связать»
«разрозненный организационный опыт», создать
«всеобщую организационную науку».
Не организация, не абстрактный организационный
опыт определяют тип производственных отношений
общества, а уровень производительных сил, способ
производства, т. е. конкретный, исторически обусловленный
«субстрат» социальных отношений находит свое
воплощение в определенной и столь же исторической структуре,
строении, организации общества. И никакой
организационный опыт не мог подсказать выход из создавшегося
кризиса, а сама диалектика развития общественного
производства, рассматриваемого марксизмом как естествен-
ноисторический процесс, подготовила объективные
условия и указала путь, за который нужно бороться, чтобы
разрешить назревший социальный кризис. Между тем
Богданов, превративший «организационный опыт» в
фетиш, боролся против того единственно верного пути,
который указывал рабочему классу в период
империализма марксизм-ленинизм, — и боролся именно опираясь на
свою «организационную науку».
Весь смысл стремления Богданова к созданию некоей
«всеобщей» тектологической науки в плане социальном
сводился к тому, что не существует еще науки, которая
бы указала людям, и прежде всего рабочему классу,
выход из «организационного хаоса». При всех своих (не
таких уж частых) ссылках на марксизм, на
исторический материализм, которым он отдавал предпочтение
перед буржуазными учениями, в работе Богданова звучит
мотив: ни пролетариат, ни человечество в целом не
способны и шагу сделать вперед, ибо они не вооружены еще
необходимой для этого наукой. Маркса Богданов считал
лишь «великим предшественником организационной
науки» К Поэтому и марксизм не есть еще то учение, которое
может объединить, оформить разрозненный
организационный опыт и, следовательно, направлять практическую
деятельность людей. «Человечеству, — писал он, —
нужна принципиально новая точка зрения, новый
способ мышления»2.
1 См. А. Богданов. Всеобщая организационная наука, ч. I,
стр. 118.
2 Там же, стр. 73.
120

В этом фактическом отрицании марксизма как
философии и теории научного коммунизма была заключена
вся ошибочность «всеобщей организационной науки» в
применении к обществу, к классовой борьбе
пролетариата, к решению практических задач социалистической
революции и социалистического преобразования
общественной жизни. «Тектология» не организовывала рабочий
класс, а дезорганизовывала его, сеяла сомнение в
способности марксизма указывать ему путь борьбы. Она
проповедовала пролетариату, что в его лице появился класс,
который способен решать не «частичные», не «дробные»
общенациональные задачи, а задачи «интегральные».
С точки зрения Богданова, раньше организационная
точка зрения, тектологическая мысль из-за анархии и
дробности человеческого бытия блуждала в потемках, старые
классы не могли ею проникнуться. Сама жизнь делает
рабочий класс «организатором универсального типа, а
всеорганизационную точку зрения — естественной и даже
необходимой для него тенденцией» К Но приступать к
решению «всеорганизационных» задач пролетариат не
может, так как... не создана еще организационная наука.
И эта утопия преподносилась в тот момент, когда
мировая империалистическая война подвела пролетариат
вплотную к социальной революции, когда ему как
воздух необходимо было осознание этого факта и того, что
только марксизм может стать для него руководством к
действию.
Однако эта утопия вытекала из всей исторической
концепции, развивавшейся во «Всеобщей
организационной науке». Если бы можно было выразить суть этой
концепции исторического развития человечества одним
словом, то этим словом стал бы панидеологизм. В одной из
работ, написанных в 1918 г., Богданов упрекает марксизм
в «антиномии»: в отрицании за идеологией руководящей
функции на словах и ее признании за классовым
сознанием «на поле практики»2. Конечно, никакой
«антиномии» в этом вопросе у марксизма нет. Есть совершенно
неверная эмпириомонистская точка зрения на идеологию
у самого Богданова. И эта точка зрения лежит в основе
всей его исторической концепции. И она органически
связана с представлением об исторической практике как ор-
ганизации «элементов опыта».
1 См. А. Богданов. Всеобщая организационная наука, ч. I, стр. 75.
2 См. А. Богданов. Вопросы социализма. М., 1918, стр. 54.
121

По Богданову, идеология есть прямой и
непосредственный слепок с бытия людей, и поскольку это бытие
отождествляется с организацией элементов опыта, то
она приобретает решающее значение в качестве орудия
организации человеческой жизни. Идеология, утверждает
он, — это «система организующих форм производства,
иначе говоря — организационных орудий общественного
бытия людей» К Его любимый пример, подтверждающий
это главенствующее значение идеологии,— расписание,
управление движением поездов: «...перемените в нем
пару цифр — ничтожная идеологическая перемена — и все
движение дезорганизуется, наступает хаос и
катастрофа»2.
Таким образом, все определяется идеологией, ибо она
орудие организации опыта. Поэтому, хотя она
первоначально и связывается Богдановым с условиями
общественного бытия людей, ее роль как орудия организации
опыта настолько раздувается, что зависимость идеологии
от объективных условий перечеркивается, а сама она
возводится на пьедестал регулятора всей общественной
жизни, некоей абсолютно самостоятельной силы. Как
следствие этого возникает неожиданный, казалось бы, вывод.
Так как идеология провозглашается самостоятельной и
главенствующей силой, то стоит только познать, что она
есть «организационное орудие», чтобы отделаться от нее,
если признать ее негодность, в два счета. Но этот вывод
только на первый взгляд кажется «неожиданным». Он
законное детище идеалистической концепции, все и вся
превращающей в «элементы опыта» и их организацию.
Проиллюстрируем это на примере трактовки
Богдановым религии. Соответственно всей тектологической
теории религия есть идеологическая форма организации
опыта, возникшая в условиях авторитарного общества,
в основе которого лежит деление людей на
руководителей и исполнителей. Несмотря на то что она выводится
из этих условий, религия определяется как продукт
мышления. «Все религии, — утверждал Богданов, — продукт
авторитарного мышления»3. И такое идеалистическое
определение естественно: оно обусловлено пониманием
1 См. Л. Богданов. Вопросы социализма, стр. 56.
2 Там же, стр. 60.
3 Л. Богданов. Элементы пролетарской культуры в развитии
рабочего класса, стр. 6.
122

религии — и всякой другой идеологии — как комплекса
идей, которые организуют опыт.
И вот что писал Богданов в 1918 г. по этому поводу:
«Если бы рабочий знал и понимал, что всякая идеология
есть организационная форма, и с этой точки зрения
смотрел на религию, то... ясно, что религиозные фетиши
сразу (!!) теряли бы власть над ним», ибо он сразу бы
понял, что ее организационный смысл — авторитарная
связь власти — подчинения; «отказ от религиозного
мировоззрения получился бы легко и просто, сам собою» К
То же относится и к другим идеологиям, например к
национализму.
Но это и есть идеализм, который с необыкновенной
легкостью разделывается с такими сложными
порождениями общественного развития, как религия,
национализм и т. п., забывая об их глубоких материальных и
лоугих социальных корнях. В одном из писем к Горькому
Ленин писал в связи с этим: «Неверно, что бог есть
комплекс идей, будящих и организующих социальные чувства.
Это — богдановский идеализм, затушевывающий
материальное происхождение идей. Бог есть (исторически и
житейски) прежде всего комплекс идей, порожденных
тупой придавленностью человека и внешней природой и
классовым гнетом, — идей, закрепляющих эту
придавленность, усыпляющих классовую борьбу» 2.
Эти слова — выражение совершенно иного,
противоположного «тектологии» Богданова, материалистического
подхода к истории, подчеркивающего огромную роль
идеологии в жизни общества, но вместе с тем вскрывающего
ее материальные корни и ориентирующего на то, что
преобразование этих корней есть исходное начало процесса
преобразования всей социальной жизни, в том числе и
идеологии. Богдановский же панидеологизм ничего
общего не имеет с таким подходом.
Кажется странным читать следующие строки у
человека, который немало в начале своей деятельности
сделал для популяризации марксистской экономической
науки. Уже приводились слова Богданова о том, что
собственность на средства производства представляет собой
«известное внешнее выражение» организующих функций.
Что это не случайная оговорка, а концепция, свидетель-
1 Л. Богданов. Вопросы социализма, стр. 68.
2 Я. Я. Ленин. Полн. собр. соч., т. 48, стр. 231—232
123

ствует положение о «фетишах индивидуализма»,
возникающих якобы из-за того, что «люди... перестали видеть
и сознавать коллектив». «Отсюда, — писал Богданов, —
индивидуальное хозяйство: оно ощущает себя
индивидуально потому, что борется с другими на рынке. Отсюда
частная собственность: собственник не сознает ее
общественного характера, потому что борьба, конкуренция
отделяет его от остального общества» 1.
Выходит, что частная собственность, индивидуальное
хозяйство существуют потому, что люди «ощущают»
себя индивидуально, не сознают общественного характера
производства.
С особенной силой вся эта панидеологическая, т. е.
идеалистическая, концепция истории, вытекающая из
основной сути «организационной науки», сказалась в тот
период, когда созрели объективные предпосылки для
социалистической революции в России. В тот момент,
когда Ленин после Февраля 1917 г. призвал рабочий класс
готовиться к социалистическому перевороту, Богданов
выступил против Ленина, отрицая, как он писал, тот
факт, что переживаемый человечеством кризис «есть
именно переход от капитализма к социализму, и в своем
последовательном развитии завершится
социалистической революцией»2.
Нас интересует здесь не сама по себе политическая
постановка Богдановым вопроса о революции, его
политическая позиция в тот момент, а методологические
корни этой постановки. А эти корни целиком упирались в его
«организационную» теорию. Ход рассуждений его таков.
Предполагают, писал он, что условия для перехода к
социализму созрели. Но для того чтобы этот переход
осуществить, нужна «строго научная постановка» вопроса.
К какой науке можно и нужно обратиться? Не к
марксизму, конечно, а к организационной науке. Но ее еще
нет (напомним, что к этому времени были созданы
только первые две части «Тектологии»). Старая наука
«принципиально» не подготовлена к решению такой задачи.
«Она «буржуазна»... по своему миропониманию и миро-
отношению, по своему способу мышления» — имелась в
виду вся наука — техническая, естественная и т. д. Она
оставалась в общем на «донаучном», «некритическом»
1 Л. Богданов. Элементы пролетарской культуры в развитии
рабочего класса, стр. 60.
2 Л. Богданов, Вопросы социализма, стр. 20.
124

уровне. «Наши теоретики» по «способу мышления»
также «воспитанники буржуазии, буржуазного строя», в силу
чего они не могут не бороться против организационной
точки зрения. Культурный уровень пролетариата низок,
идеология его также опутана буржуазными взглядами.
Он не подготовлен к социалистическим преобразованиям.
Отсюда делался вывод об «утопии завтрашнего перехода
к социализму» К
Методологическая квинтэссенция всех этих
рассуждений содержится в том, что «организационная наука»
разделяет единый исторический ход человечества на
несоединимые и не связанные, не сообщаемые между собой
исторические эпохи и периоды. Поскольку сознание
науки не отражает объективно существующие законы
развития общества, а есть лишь «собранный, оформленный
и обобществленный, словом —
социально-организованный опыт человечества»2, то опыт каждой исторической
эпохи не подготовляет и принципиально не может
подготовить к решению задач новой эпохи. Классовое
сознание того или иного класса — в том числе и
пролетариата— есть лишь фотографический слепок с классовых
отношений существующих в том или ином, например
капиталистическом, обществе. Выполнение рабочим
классом программы-минимума, говорит Богданов, не
способно подготовить его к осуществлению
программы-максимума, т. е. социализма. Чтобы заполнить провал между
ними, нужна предварительная работа «организационной
науки», нужно сначала выполнить «программу
культуры», культурного перевоспитания пролетариата.
«Классовое сознание своего положения и интересов
(рабочим классом. — М. Р.) в рамках
капиталистического общества, как бы ни было ясно, полно и научно, —
писал Богданов, — не может подготовлять к роли
организатора общества, принципиально иного по строению и
направлению жизни. Для этого нужно другое: знание
своих особых, новых методов организации во всех областях
жизни и во всех взаимоотношениях этих областей. Но
ничего этого не предполагается в старых взглядах на
классовое сознание»3.
А из этого тезиса о замкнутом характере классового
сознания, которое есть только организация, сочетание
1 См. Л. Богданов. Вопросы социализма, стр. 36—37
2 См. там же, стр. 31.
8 Там же, стр. 51.
125

элементов опыта того или иного исторического периода,
следовало закономерно следующее итоговое заключение:
«Итак, пока рабочий класс не владеет своими
организационными орудиями, а, напротив, они владеют им, до тех
пор он, очевидно, не может и не должен предпринимать
попытки непосредственного решения мировой
организационной задачи, попытки осуществить социализм» 1.
Между буржуазно-демократической революцией и
революцией социалистической должны пройти годы и годы
выработки «пролетарской культуры» и овладения ею. Не
удивительно, почему Ленин с такой страстью, мы бы
сказали, злостью обрушился на теорию «пролетарской
культуры» Богданова, назвав ее реакционной,
буржуазной. Она была по существу меньшевистской теорией,
связывавшей по рукам и ногам рабочий класс в его борьбе
за осуществление социалистической революции.
Идеалистически-организационная конценция истории
Богданова была совершенно чужда тому
основополагающему принципу марксизма, что никакая наука сама по
себе не может и не способна выработать план перехода
от одной социальной формации к другой, скажем от
капитализма к социализму, что самое большее, на что она
способна, — это уловить и теоретически выразить
собственную, объективно необходимую эволюцию —
хозяйственную, политическую и т. п. — самого общества,
определяемую исторически обусловленными законами
развития каждой такой формации. Тезис «организационной
науки» о том, что хозяйственный план «есть сам по себе
идеологическое построение, продукт тех или иных
методов мышления»2, есть проявление того самого «панидео-
логизма», о котором шла речь выше. В действительности
такие планы, в том числе и планы перехода от
капитализма к социализму, обусловлены диалектикой
самодвижения, саморазвития самого общества.
Богданов совершенно не понял с этой точки зрения
сущность монополистической стадии капитализма. В
рассматриваемой брошюре он полемизирует с иззестным
высказыванием Ленина о том, что во время войны
некоторые империалистические государства, особенно
Германия, ввели государственный контроль и регулирование
экономической жизни, возможные благодаря росту госу-
Л. Богданов. Вопросы социализма, стр. 68—69.
См. там же, стр. 25.
126

дарственно-монополистического капитализма. Если
немецкие юнкера и капиталисты способны это делать, то
почему, спрашивал Ленин, этого не смогут сделать
свергнувшие царизм рабочие и крестьяне во имя спасения
страны от грозящей экономической катастрофы.
Меньшевики и эсеры отвергали эти меры, ссылаясь на то, что
они уже означали бы шаги к социализму, а в России-де
произошла лишь буржуазная революция.
Богданов возражал Ленину в том плане, что
империалистическая Германия вводит меры государственного
регулирования в интересах расточительства
производительных сил в войне, а при социализме-де стоят другие
задачи. Он не понял всей глубины ленинской постановки
вопроса, заключающейся в том, что собственная
диалектика развития монополистического капитализма
подводит к необходимости государственного вмешательства в
экономическую жизнь и перехода к ее регулированию.
План экономических мер, предлагавшийся Лениным, был
не «идеологическим построением», а отражением
объективного экономического развития, выражением ее
внутренней диалектики. Это был не «максимализм», как
характеризовал Богданов ленинскую стратегию в данном
вопросе и вообще во всей подготовке социалистической
революции, а линия борьбы, базировавшаяся на точном
учете объективного развития монополистического
капитализма, от которого движение вперед может идти лишь
в направлении к социализму. Это можно было,
повторяем, понять лишь с точки зрения диалектической теории
развития, делающей основной упор на внутренние
изменения социальной системы и ее структуры, которые
создают предпосылки для превращения ее в «свою
противоположность».
«Обреченность» ленинской стратегии на
социалистическую революцию Богданов, в частности, видел в том, что
надежда на союз рабочего класса и крестьянства не
имеет никаких оснований. Этот союз, на его взгляд,
возможен лишь в буржуазно-демократической революции.
И в данном вопросе Богданов исходил из своей «Текто-
логии». Последняя утверждает, что без относительной
однородности элементов система неустойчива К Перенося
прямо это положение на социальную жизнь, Богданов
1 См. Л. Богданов. Всеобщая организационная наука, ч. II,
стр. 37.
127

делал вывод: «Ленин не видит, что совместное
господство разнородных и отдельно организованных классов не
может быть устойчивым порядком» К
И этот пример опять-таки свидетельствует, насколько
безосновательны претензии организационной теории быть
«всеобщей» методологией всех наук. Вопрос о
соотношении классов внутри социальной системы нельзя сводить
к проблеме равновесия частей, элементов, звеньев
данной системы. Все зависит от внутренней природы этих
классов, от характера противоречий между ними, от
возможности и специфических способов их разрешения.
Ленин исходил именно из этого, а не из какого-либо
формального закона. Понятия об «однородности» и
«разнородности» элементов системы настолько абстрактны, что
сами по себе они ничего не объясняют в столь сложных
явлениях, как социальная жизнь. В известных
исторических обстоятельствах даже более разнородные элементы,
чем рабочие и крестьяне, могут ужиться в процессе
социальных преобразований, не угрожая устойчивости
системы. Тут нужен всесторонний диалектический подход,
а не одностороннее подчеркивание каких-то отдельных
аспектов целого.
Известно, например, что условия империализма
создают объективные предпосылки для объединения в
единую антимонополистическую коалицию не только
рабочего класса и крестьянства, всех трудящихся, но и тех
элементов из средних слоев, которые страдают от гнета
монополий. Именно в направлении сплочения такого
союза всех антимонополистических сил под руководством
рабочего класса и ведут свою работу коммунистические
партии буржуазных стран. Если следовать указанному
выше принципу «организационной науки», то эта работа
обречена на неудачу. Но исторический опыт показывает
правоту ленинского подхода к этим и подобным им
вопросам.
Ленинская идея союза «неоднородных» элементов —
рабочего класса и крестьянства — в полной мере
оправдалась в ходе социалистического переустройства
общества. Этот союз был и остается одной из самых главных
опор устойчивости и крепости социалистического строя,
гарантией того, что весь народ, сплоченный коммуни-
А. Богданов. Вопросы социализма, стр. 95.
128

стической партией, станет строителем нового,
коммунистического общества.
В этой связи следует вообще заметить, что, критикуя
«организационную науку», претендующую на роль все*
общего метода всех наук, в том числе и социальной,
показывая полную несостоятельность растворения точных
понятий общественной науки, разработанных
марксизмом, в «организационных» понятиях, Ленин нисколько
не недооценивал организационную сторону
общественных процессов. Он был не только великим мыслителем
и политическим деятелем, но и великим организатором.
Ленин организовал марксистскую партию нового типа.
Он разработал организационные принципы этой партии,
наряду с принципами политическими и идеологическими
превратившие ее в единую и могучую руководящую
силу народа, свергнувшего буржуазный строй и
воздвигшего строй социалистический. Известно, сколько энергии
Ленин потратил в процессе организации такой партии
на борьбу против меньшевиков, оппортунистов разных
оттенков, анархистов и т. п., обрекавших партию
пролетариата на роль бесформенной, недисциплинированной
совокупности групп и одиночек, не объединенных единой
целью, единой волей, единой организацией, а потому и
не способной быть подлинным руководителем рабочего
класса и всех угнетенных в борьбе за социализм.
Ленин стал организатором первого в мире
социалистического государства, без которого ни удержать
завоеванную власть, ни осуществить социалистическое
преобразование общества было бы невозможно. В то время
как «организационная наука», исходя из ошибочной
трактовки всего исторического процесса с точки зрения
так называемой «авторитарности» и теории
«организатора-исполнителя», доказывала, что государство —
государство вообще, в том числе и пролетарское
государство, — построено на «авторитарной связи» и потому
враждебно «товарищескому коллективизму» *, Ленин не
только страстно пропагандировал марксистскую идею о
важной роли государства диктатуры пролетариата, но и
разрабатывал его организационные основы, практически
организовал Советское государство, нашел в форме
Советов новую политическую и организационную форму
социалистического государства, способствующую самому
1 См. Л. Богданов. Вопросы социализма, стр. 27.
5 М. М. Розенталь
129

широкому участию народных масс в управлении
государством и развертыванию социалистической демократии 1,
вел борьбу против бюрократических принципов
управления обществом и т. д.
Ленин заложил основу организации и управления
социалистической экономикой — управления, которое в
современных условиях, когда масштабы народного
хозяйства неимоверно выросли по сравнению с первыми
годами Советской власти, приобретает первостепенную
важность и над совершенствованием которого партия
неустанно работает. В статье «Очередные задачи
Советской власти» Ленин подчеркивал огромное значение
необходимости «налажения чрезвычайно сложной и
тонкой сети новых организационных отношений,
охватывающих планомерное производство и распределение
продуктов, необходимых для существования десятков
миллионов людей»2. В этом Ленин усматривал одно из
самых важных условий социалистического
обобществления «на деле».
Но, придавая организации столь существенное
значение, Ленин не абсолютизировал ее как некий
самодовлеющий и, более того, определяющий все и вся фактор,
который можно рассматривать вне основополагающих и
в этом смысле «первичных» по своему значению
марксистских экономических, политических, философских и
прочих категорий. Напротив, только в связи с этими
категориями организационные понятия могут приобрести
свой истинный смысл и признание.
1 А. Богданов считал, что нельзя Советы рассматривать как тип
государства, ибо они менее совершенны, чем парламентская
республика (см. Л. Богданов. Вопросы социализма, стр. 95).
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 36, стр. 171.

Глава 4
ОТ ФАКТОВ К ТЕОРИИ
ИМПЕРИАЛИЗМА,
К ОТКРЫТИЮ ЕГО
ЗАКОНОВ
1. К ВОПРОСУ О СООТНОШЕНИИ ФАКТОВ И ТЕОРИЙ
Рассмотренные выше некоторые принципы
объективного анализа вещей показывают, что Ленин подходил к
собиранию фактов, фактических данных, как основе
такого исследования империалистической эпохи, с позиций
определенного, марксистского мировоззрения,
марксистского метода познания. Это мировоззрение, этот метод
были тем «рентгеном», с помощью которого
«просвечивались» факты, отбирались наиболее важные и
существенные из них. Понятно также, что Ленин подходил к
ним и с определенной классовой позиции, отметая
буржуазную, мещанскую, реформистскую интерпретацию
этих фактов.
И тем не менее ясно, что без анализа новых фактов,
новых данных нельзя было построить научную теорию
империализма. Необходимо было проделать
самостоятельный путь, «от эмпирии подниматься к общему».
Конечно, Ленин не строил теорию на голом месте.
В начале своей книги «Империализм, как высшая
стадия капитализма» он указывает на то, что за последние
15—20 лет появилось много литературы по этому
вопросу. Ленин особенно выделяет уже упоминавшуюся книгу
Дж. А. Гобсона, а также книгу Р. Гильфердинга
«Финансовый капитал», в которой, несмотря на ошибки, дан «в
высшей степени ценный теоретический анализ»
империализма 1. Приступая к своей собственной работе, Ленин,
конечно, использовал все ценное, что было в предшест-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 309.
5*
131

вующей литературе. Ио это совершенно не исключало
абсолютной необходимости начать как бы «сызнова»,
т. е. с изучения фактического материала, и от этого идти
к теории, к обобщениям, тем более что Ленина при всей
высокой оценке им книги Гильфердинга далеко не
удовлетворяла ее концепция, особенно «склонность к
примирению марксизма с оппортунизмом...» К
К тому же следует добавить, что Ленин не впервые
в связи с войной заинтересовался проблемами
империализма. До этого в ряде работ он неоднократно
высказывался по отдельным вопросам, связанным с эпохой
империализма 2.
Прежде чем перейти к непосредственному изложению
вопроса о движении ленинской мысли от переработки и
обобщения фактов к теории и теоретическим понятиям,
рассмотрим вкратце общий вопрос о соотношении
фактов и теорий. Это необходимо не просто как некоторое
«введение» к анализу нашей конкретной темы, но и
потому, что, как нам кажется, существуют взгляды по этому
поводу, которые требуют критического разбора.
Если кратко выразить сущность этих взглядов, то
можно сказать, что они заключаются в недооценке в
процессе теоретического познания роли анализа и
обобщения фактов, или, что то же самое, в вынесении такого
анализа и обобщения за рамки теоретического познания.
Причем такой общий подход к познанию проявляется в
различных вариациях. Одни считают, что познание,
конечно, начинается с получения определенной
эмпирической информации о вещах, с изучения фактов, и это
составляет начальную ступень познания, а затем оно
поднимается на вторую, высшую ступень собственно
теоретического исследования, на которой познается
внутренняя связь вещей, фактов.
При всей кажущейся правильности изложенной
точки зрения настораживает несколько пренебрежительная
оценка первой ступени этого процесса. Так, например, в
книге немецкого философа-марксиста Фрица Кумпфа,
посвященной теме диалектики в ленинском исследовании
империализма, как раз говорится о двух ступенях
анализа. Но при этом дается следующая оценка первой
ступени: «...анализ эмпирических фактов с точки зрения,
1 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 27, стр. 309.
2 См. по этому поводу примечание 1 к «Тетрадям по
империализму» (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 28, стр. 743).
132

которая отчасти имеет еще формальный характер или
соответствует еще эмпирии» К
Выделенные нами слова вызывают, прямо скажем,
недоумение. Почему анализ фактов, без которого
немыслимо и шагу сделать в познании общества и
общественного развития (а также, конечно, и природы),
определяется как «формальный» или «отчасти формальный»
момент? На наш взгляд, ни с какой точки зрения —
имеется в виду, конечно, диалектико-материалистическое
понимание сущности познания и его процесса — такая
характеристика не оправдана. Стоило ли собирать и
изучать, как это сделано, например, в «Капитале», «Монблан
фактов», если все это имеет в общем-то формальное
значение? Известно, с какой щепетильностью относился
Маркс к фактам, когда нужно было делать
определенные теоретические обобщения, как часто он обращался
к Энгельсу, непосредственно связанному одно время с
экономической практикой, за фактической информацией.
И можно ли согласовать такую оценку эмпирической
ступени познания с Марксовым определением фактов как
«основы» политической экономии?
Сказанное относится, конечно, в полной мере и к
работе Ленина об империализме, о чем уже выше
говорилось.
Более резко выражен рассматриваемый взгляд на
соотношение фактов и теории в коллективной работе
«Анализ развивающегося понятия» в первой ее части под
названием «Понятие как элементарная форма движения
науки»2. Отдавая должное интересным мыслям,
содержащимся в исследовании роли понятий в движении
познания, нельзя согласиться с общей постановкой автором
этой части В. С. Библером вопроса о логике научного
исследования и роли в ней обобщения эмпирического
материала3.
Несомненно, нельзя не согласиться с тем, что понятия
каждой науки — это те «узлы», «узловые моменты» в
«алмазной сети» (выражаясь словами Гегеля), или
системе всякого научного познания, без которых все зда-
1 Fritz Kumpf. Probleme der Dialektik im Lenins Imperialismus—
Analise. Berlin, 1968, S. 88.
2 См. А. С. Арсеньев, В. С. Библер, Б. М. Кедров. Анализ
развивающегося понятия. М., 1967.
3 Мы согласны с той оценкой этой постановки вопроса, которая
дана во введении к книге, написанном Б. М. Кедровым.
133

ние науки рушится. Верно и то, что развитие науки
находит одно из своих важнейших воплощений и реализацию
в развитии понятий, в развертывании понятий, их
переходах, связях и т. д. Но правильно ли настолько
гипертрофировать понятия, разрывать их связь с другими сто-
ронами и процессами познания, чтобы сделать
бесспорно однобокий и потому неправильный, на наш взгляд,
вывод о том, что научная теория, ее история, развитие
есть по существу «развитие и превращение единого
научного понятия» \ что, более того, «в развитии понятия
принципиально можно представить (пусть в
элементарной, идеализованной форме) социально-исторический
процесс движения науки (т. е. по сути дела движение
всего общественного производства, взятого в его
духовной, познавательной потенции)»2.
Автор, конечно, понимает и всячески подчеркивает то
обстоятельство, что производство познания есть сторона,
аспект предметной деятельности общественного человека,
процесса труда, опирается на этот процесс и т. д. И тем
не менее сам подход к понятию, его образованию,
понимание идеализации, результатом которой выступает понятие,
вызывают серьезные возражения. Мы рассмотрим этот
вопрос лишь с той стороны, которая нас интересует, — со
стороны соотношения фактов и теории, следовательно, и
понятий.
0 роли изучения, исследования фактов,
эмпирического материала и их обобщения в движении
теоретического познания говорится буквально следующее:
«Формальное обобщение — обнаружение схожих черт,
особенностей, признаков во многих различных предметах, взятых
поодиночке, — играет здесь вспомогательную, скорее,
психологическую, чем логическую роль. Формальное
обобщение наталкивает мысль и действие, действие —
мысль на такое преобразование непосредственно данного
предмета, которое «проявляет» его действительную
сущность. Это преобразование (идеализация) позволяет
представить предмет в такой форме существования, которая
непосредственно тождественна с формой сущности»3.
Итак, обобщение фактов, эмпирических данных — все
это рассматривается как формальный акт, имеющий ско-
1 См. Л. С. Арсеньев и др. Анализ развивающегося понятия,
стр. 23.
2 Там же, стр. 18.
3 Там же, стр. 31 (курсив наш. — М. Р.).
134

рее «психологическое», чем «логическое» значение. Таким
образом, из логики движения познающей мысли анализ
фактов, предметов, «взятых поодиночке», исключается. Но,
как известно, психология не изучает формы чувственного
и умственной деятельности с точки зрения их роли в
процессе достижения истины. Этим занимается теория
познания, логика. Понятно поэтому, что выключать из
логического процесса познания движение от фактов, эмпирии к
теории — значит урезывать этот процесс, искусственно
сократить ту часть, те звенья, без которых невозможно
существование другой его части, других звеньев (т. е.
теоретического познания в узком смысле этого слова).
В самом деле, как при таком понимании логического
процесса возникают формы умственной, мыслительной
деятельности и такая ее важная форма, как понятие? Если
не из обобщения фактов и, конечно, практической
деятельности, вне которой и о фактах ничего нельзя знать,
то каким путем они возникают? Автор на этот вопрос
дает более или менее определенный ответ. Как видно из
приведенной выше цитаты, обобщение предметов
(отвлечемся пока от прилагательного «формальное») только
способно «наталкивать» мысль на преобразование, на
идеализированное воспроизведение сущности вещей. А
само это преобразование происходит якобы таким
образом.
«Мыслить — значить изобретать, конструировать «в
уме» 1 идеализованный... проект» 2 либо предмета, над
которым трудится человек в целях его преобразования,
либо, если цель состоит в познании, сущности
исследуемого объекта. В последнем случае это достигается
посредством мысленного эксперимента, гипотез и других форм
идеализации.
Автор часто ссылается на «Капитал» Маркса как
классический пример, подтверждающий его концепцию
познания. Мы еще вернемся к этому вопросу. Сейчас же,
чтобы испытать на этом действительно классическом
примере точку зрения автора, возьмем только одно понятие,
с которого Маркс начинает свой анализ,— понятие
стоимости. Что же это: конструкция «идеализованного
проекта» о товаре или понятие, созданное в результате теоре-
1 «В уме» общественного субъекта, в системе общественной
духовно-практической деятельности.
2Л. С. Арсеньев и др. Анализ развивающегося понятия,
стр. 29.
135

тического обобщения реальных предметов, фактов? Вот
схема Марксова анализа, которая дает ясный ответ на
этот вопрос.
Установив, что товары отличаются друг от друга
своей потребительной стоимостью, Маркс спрашивает: как
же они могут при таком качественном различии
обмениваться друг на друга? Исследуя этот вопрос, он
показывает, что это возможно лишь благодаря тому, что они
содержат в себе нечто общее, «нечто одинаковое» \ к
чему и нужно сводить их меновую стоимость. Это «общее»,
«одинаковое» представляет воплощенный в них
абстрактный труд, т. е. субстанцию их стоимости.
И Маркс делает вывод: «Таким образом, то общее, что
выражается в меновом отношении, или меновой
стоимости товаров, и есть их стоимость» 2.
Маркс, как видим, не боялся говорить о том, что
абстракция выделяет в вещах их общее, схожее,
одинаковое, но этот процесс вовсе не есть «формальное
обобщение». Это обобщение — результат сложного исследования,
включающего в себя богатый арсенал логических
средств — анализ, синтез, индукцию, дедукцию,
абстрагирование, движение от конкретного к абстрактному и от
абстрактного к конкретному и т. п. И оно играет не
«психологическую», а логическую роль, ибо только анализ —
в широком смысле этого слова — фактов, реальных
вещей и процессов, сложных общественных отношений
позволил образовать научное понятие — в данном случае
стоимость, ту самую стоимость, которую никаким
простым, т. е. именно «формальным» отвлечением общего от
единичного, познать невозможно.
В этом смысл преобразования материального в
идеальное в процессе познания, и только с этой точки
зрения можно понять и «идеализацию», ее роль в движении
от фактов к понятиям. Конечно, в таком движении
выражен принцип, всеобщий закон познания, который в
реальном процессе познания усложняется всякими опосре-
дованиями. Ни изучение фактов не происходит вне
накопленных знаний, ни понятия не могут рассматриваться
и мышление не может ими оперировать вне связи с
фактами, опытом, экспериментом. Сами факты для своего
объяснения нуждаются в гипотезах, теоретических
предположения^
1 См. /С Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 45.
2 Там же, стр. 47.
136

Пользуясь терминологией, которая применяется в
физиологии, можно сказать, что взаимоотношение фактов и
теории имеет характер не дуги, на одном конце которой
факты, а на другом — понятия, а скорее вид кольца, в
котором трудно указать начало и конец: факты,
обобщаясь, исследуясь, превращаются в понятия, теоретические
принципы; последние в свою очередь помогают объяснять
факты, связывать их и т. п. Но подобно тому как живой
организм не может существовать, не получая
беспрерывно информацию и не перерабатывая ее, так и факты,
информации, поступающие в теорию, науку из
объективного мира, есть главный живительный источник ее
существования и развития. Бесспорно, что при всей сложности
и взаимной опосредованное™ фактов и теории закон
познания в целом таков, что, как говорил Ленин, нужно
начинать с эмпирии и от нее подниматься к общему.
Даже Гегель, который как абсолютный идеалист
третировал реальный чувственный мир явлений, высоко
оценивал значение эмпирии для теоретического обобщения
и разработки понятий. «Эмпирия, опыт, не есть голое
наблюдение, слышание, осязание и т. д., восприятие
единичного, — писал он, — а ставит своей целью найти роды,
всеобщее, законы. Создавая эти последние, она (имеется
в виду эмпирия. — М. Р.) встречается с почвой понятия,
порождает нечто такое, что принадлежит почве идей...
Чтобы наука получила существование, требуется
движение от единичного и особенного к всеобщему, требуется
деятельность, представляющая собой реакцию на данный
материал эмпирии, чтобы его переработать» К
Самые смелые скачки исследовательской мысли,
самые головокружительные гипотезы непосредственно или
в конечном счете опираются на факты, наблюдения и т. п.
Указывая, что «формой развития естествознания,
поскольку оно мыслит, является гипотеза», Энгельс следующим
образом объяснил сущность процесса ее построения:
«Наблюдение открывает какой-нибудь новый факт,
делающий невозможным прежний способ объяснения фактов,
относящихся к той же самой группе. С этого момента
возникает потребность в новых способах объяснения,
опирающаяся сперва только на ограниченное количество
фактов и наблюдений. Дальнейший опытный материал
приводит к очищению этих гипотез, устраняет одни из
1 Гегель. Соч., т. XI. М.—Л., 1935, стр. 219—220.
137

них, исправляет другие, пока, наконец, не будет
установлен в чистом виде закон» К
Эта логика движения познающей мысли не плод
человеческого вымысла, а объективный закон мышления,
выведенный из всего исторического опыта науки,
подтверждаемый и ее современным развитием. Не случайно сами
ученые говорят, что для науки важны не столько факты,
подтверждающие уже выработанные теории, сколько
такие факты, которые приходят с этими теориями в
противоречие и тем самым толкают науку вперед, к более
глубоким и широким обобщениям.
Вот почему нельзя согласиться со взглядом, согласно
которому научная теория, ее развитие, история
рассматриваются как «развитие и превращение единого
научного понятия». Ни естественные, ни общественные науки,
их развитие, их скачки, революционные перевороты с
такой точки зрения объяснить невозможно.
Когда мы читаем в той же работе, в которой
изложен данный взгляд, что, «собственно, весь «Капитал»
является образцом определения понятия
«капиталистический способ производства» путем теоретического
развития этого понятия»2, то дело вовсе не в том, что
«здравый смысл» не может это воспринять. Понятие
капиталистического способа производства есть не конструкция
«идеализованного проекта» реального предмета, на
который обобщение («формальное») фактов может только
натолкнуть и который (проект) дальше нужно лишь
развивать и превращать как «единое научное понятие»
(проверяя его, разумеется, действительностью, практикой).
Это понятие — грандиозный и всесторонний синтез
переработки и теоретического обобщения массы фактов,
истории развития товарного производства и выросшего
из него капитализма в системе понятий и законов.
И в равной мере этот способ познания
характеризует методы ленинского исследования империализма.
Работа Ленина «Империализм, как высшая стадия
капитализма» представляет собой не просто дальнейшее
развитие понятия капиталистического производства. Это
итог переработки и обобщения на основе марксистского
учения новых фактов, относящихся к новым
историческим условиям развития капитализма и лишь постольку
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч, т. 20, стр. 555.
2 Л. С. Арсеньев и др. Анализ развивающегося понятия, стр. 50.
138

нашедших свое теоретическое выражение в ряде новых
понятий и законов.
Устанавливая именно такое соотношение между
фактами и теорией, марксизм нисколько не упрощает
сложность и противоречивость перехода от исследования
фактов к теоретическим обобщениям. На эту сторону
вопроса обращает внимание Ленин. Переход от ощущений к
мысли, от эмпирии к теории, подчеркивает он, всегда
связан с резким скачком, с перерывом постепенности. Такой
переход не прямолинеен: он требует огромной работы и
напряжения человеческой мысли, большого творческого
воображения, интуиции и т. п.1 Законы, общие
теоретические принципы и идеи, формулируемые наукой,
непосредственно не тождественны с фактами, не
представляют собой их простых зеркальных отражений. На этой
нетождественности спотыкаются эмпирики и
позитивисты, делающие из нее вывод о том, что либо общие
понятия и принципы не имеют никакого смысла, либо в
лучшем случае представляют собой искусственно созданные
человеческим умом «крюки», на которые мысль
нанизывает факты ради их упорядочения.
Между тем, как это ни звучит парадоксально,
именно в диалектической противоречивости и несовпадении
непосредственно эмпирии и теоретических понятий
заключен глубокий смысл научного познания,
раскрывающего сущность, закономерность мира, ибо сущность,
закономерность вещей постигается лишь в результате
обобщения, научной абстракции.
К сказанному следует добавить, что правильное
понимание Марксова положения, подхваченного Лениным,
что факты есть основа политической экономии, включает
в себя в качестве составной и важной части процесса
исследования оценку и критику существующих теорий,
пытающихся объяснить реальные факты, сопоставление
этих теорий с действительной реальностью, преодоление
ошибочных или недостаточно последовательных
концепций. Не случайно «Капитал» имеет подзаголовок
«Критика политической экономии». В равной мере и
«Империализм, как высшая стадия капитализма» мог бы иметь
такой же подзаголовок, ибо вся эта работа построена
на критике различных теорий империализма.
1 Этот вопрос рассмотрен нами в статье «Теория познания и
наука, их взаимодействие» (см. сб. «Диалектика познания и
современная наука». М., 1973).
139

В настоящей главе не ставится задача рассмотрения
теории империализма Ленина во всей ее полноте;
некоторые ее важные аспекты и стороны в интересующем нас,
т. е. методологическом, плане будут выяснены в
последующих главах. Здесь же нас интересуют преимущественно
способы ленинской переработки, осмысливания,
обобщения фактов и раскрытия их сущности, законов.
2. РАЗРАБОТКА ПЛАНА, СТРУКТУРЫ ИССЛЕДОВАНИЯ.
«ВОСХОЖДЕНИЕ ОТ КОНКРЕТНОГО К АБСТРАКТНОМУ»
Следует прежде всего учесть, что, как
свидетельствуют «Тетради по империализму», над которыми Ленин
начал работать еще до получения предложения написать
книгу, собранных фактов, сведений, источников,
составляющих огромный том, хватило бы на большое
исследование. Ленин же, начав работать над своей книгой, был
ограничен узкими рамками заказа (пять листов),
которые притом издательство стремилось еще больше
ограничить. Кроме того, Ленин вынужден был считаться с
царской цензурой, так как работа предназначалась к
опубликованию в России. Уже после Февральской
революции 1917 г. в предисловии к своей книге Ленин сам
отмечал это. «Тяжело, — писал он, — перечитывать
теперь, в дни свободы, эти искаженные мыслью о царской
цензуре, сдавленные, сжатые в железные тиски места
брошюры» К
Переписка с М. Н. Покровским, выступавшим в
качестве посредника между издательством и автором,
свидетельствует, как тяжело и мучительно Ленин
переживал попытки сократить и без того незначительную по
объему рукопись со стороны издательства,
необходимость писать «эзоповским» языком, невозможность
прямо, революционным языком говорить об империализме,
об оппортунизме и т. п.: «...трудно для меня это
ужасно...» 2— пишет он в письме от 2 июля 1916 г. «Ужасно
угнетен... мыслью об урезании конца»3, — пишет он в
другом письме (август 1916 г.). В третьем письме он
высказывает свое сожаление по поводу вынужденного со-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 301.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 49, стр. 259.
3 Там же. стр. 285.
140

гласия Покровского выбросить из книги критику
Каутского 'ит.п.
И все же Ленин в предисловии к французскому и
немецкому изданиям своей книги (1920 г.) не без гордости
писал, что его «подцензурная» работа может служить
примером того, как коммунистам использовать трудные
условия, чтобы сказать самое важное и необходимое.
Материалы, содержащиеся в «Тетрадях по
империализму», показывают, как постепенно, по мере изучения
множества фактических источников, литературы, данных
статистики, выкристаллизовываются основные взгляды
Ленина на сущность империализма, как протекает
процесс движения мысли «от эмпирии к общему», к теории.
В этом отношении огромную ценность представляют
различные наметки плана книги. Уже при ознакомлении и
изучении различных источников Ленин делает в своих
конспектах пометки, которые затем получают строгую
формулировку основных экономических признаков
империализма, например о разделе мира между
империалистическими государствами, о концентрации производства,
о роли банков и т. п.
Однако наиболее полное выражение этот процесс
получил в различных вариантах плана книги. Ясно, что
план — это не простой список тем, проблем, а
теоретическая концепция, сгусток взглядов, идей, мыслей, в
известном смысле итог всей проделанной работы.
При этом, разумеется, не нужно упрощать вопрос.
Уже в середине 1915 г., т. е. до написания книги, в
брошюре «Социализм и война» содержится сжатая
характеристика империализма, которая по существу более или
менее полно предвосхищает те результаты, к которым
Ленин пришел в своем специальном исследовании. В этой
брошюре мы читаем: «Империализм есть высшая
ступень развития капитализма, достигнутая лишь в XX веке.
Капитализму стало тесно в старых национальных
государствах, без образования которых он не мог свергнуть
феодализма. Капитализм настолько развил
концентрацию, что целые отрасли промышленности захвачены
синдикатами, трестами, союзами
капиталистов-миллиардеров, и почти весь земной шар поделен между этими
«владыками капитала», в форме ли колоний или посредством
запутывания чужих стран тысячами нитей финансовой
См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч, т. 49, стр. 344.
141

эксплуатации. Свободную торговлю и конкуренцию
сменили стремления к монополии, к захвату земель для
приложения капитала, для вывоза сырья и т. д. Из
освободителя наций, каким капитализм был в борьбе с
феодализмом, империалистский капитализм стал величайшим
угнетателем наций» К
Но все же одно дело — сжатая общая характеристика
сущности империализма и другое дело — специальное
исследование его как особой, высшей стадии капитализма,
ступени в закономерном историческом развитии
буржуазного способа производства, когда требуются
определенное членение целого, выделение различных сторон
этого целого, логически обоснованные переходы от одних
сторон или признаков к другим и т. д. В этом последнем
случае метод исследования должен раскрыться во всем
своем богатстве, он должен выступить как «душа» всего
развивающегося в исследовании содержания объекта и
способов его мысленного воспроизведения.
И естественно, что этот метод обнаруживается со всей
силой прежде всего в плане, в разработке плана,
структуры исследования. В плане логика исследования,
движения мысли выступает в наиболее чистом,
«обнаженном» виде. И это понятно, ибо по мере накопления
фактов, сведений об объекте, их изучении, анализа и
синтеза постепенно начинает вырисовываться здание целого и
его составных частей, элементов. В плане, структуре
исследования, которое, как и любой объект, материальный
или духовный, представляет собой систему
взаимосвязанных и находящихся в определенном соподчинении
элементов, частей, и воспроизводится это целое.
С данной точки зрения весьма важен и очень
поучителен подход Ленина к «Логике» Гегеля, которую он
высоко ценил за содержащиеся в ней гениальные мысли о
логике, методе движения, развертывания познания. В
работе «Философские тетради» Ленин во фрагменте «План
диалектики (логики) Гегеля» целиком выписывает
оглавление малой «Логики» (первого тома «Энциклопедии
философских наук» Гегеля). В «Плане» этом, который, как
известно, состоит из трех основных разделов: I) «Учение
о бытии», II) «Учение о сущности» и III) «Учение о
понятии», можно сказать, просвечивает основная идея
гегелевской логики о закономерности познания. Ленин сразу
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 313—314.
142

же, выписав этот план, делает чрезвычайно важное
обобщение, касающееся данной закономерности. Он пишет:
«Понятие (познание) в бытии (в непосредственных
явлениях) открывает сущность (закон причины, тождества,
различия etc.)—таков действительно общий ход
всего человеческого познания (всей науки) вообще. Таков
ход и естествознания и политической
экономии^ истории]» К
Интересно отметить, что именно вслед за этим
обобщением, после некоторой конкретизации данной
закономерности познания, Ленин формулирует свое знаменитое
положение о «Капитале» как логике с маленькой буквы.
Он вкратце набрасывает план «Капитала», движения
исследования в нем, для того чтобы подтвердить на
великом примере этого произведения указанную
диалектическую закономерность познания.
Подобный пример приведен здесь не только для того,
чтобы подтвердить сказанное выше о сущности и
значении плана, структуры всякого научного исследования
вообще и конкретно — ленинского исследования
империализма. Дело еще и в том, что Ленин вообще уделял в
своих «Философских тетрадях» огромное внимание вопросам
познания, логике развертывания мысли в процессе
изучения действительности, и в этом отношении нетрудно
нащупать еще один мостик, связывающий их с
исследованием империализма, конкретнее — с логикой этого
исследования.
Основная идея, которую Ленин всесторонне развивает
в данном аспекте, опираясь на положительные стороны
«Логики» Гегеля, на опыт «Капитала» и всей истории
науки, выражена в приведенных выше словах об общей
закономерности движения познания от бытия, явления к
сущности, от непосредственного к опосредствованному, к
открытию закона явлений. Придавая, как мы видим,
огромное значение фактам — этой основе любой науки,
Ленин безжалостно развенчивал всякий ползучий
эмпиризм, суть которого заключается в одном описании
фактов без стремления понять их внутреннюю связь, в
анализе без синтеза, в расчленении целого без понимания
сущности, закона, т. е. того, что связывает воедино
факты, отдельные стороны, части, элементы.
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 29, стр. 298.
143

В написанной в 1914 г. статье «Еще одно
уничтожение социализма» Ленин показывает, сколь жалок такой
эмпиризм, бегущий от научных абстракций, законов.
Ленин выступает в этой статье против Струве, который
объявил стоимость «фантомом» и ограничивался описанием
бесконечных фактов, касающихся истории цен. Струве
как огня боялся таких абстракций и обобщений, которые
помогли бы понять смысл, содержание, субстанцию этих
фактов, эмпирических данных. Малейшее прикосновение
к подобным фактам показало бы, что «влияние всех и
всяких посторонних факторов поддается устранению —
за исключением «фактора» труда», что имеются точные
данные, свидетельствующие о количестве труда,
употребляемого для производства товаров.
Отчего бы не прикоснуться к этим фактам,
спрашивает Ленин и отвечает, что противник Марксовой теории
стоимости «инстинктивно» чувствовал опасность для
своей позиции такого прикосновения и «необходимость
бегом бежать прочь от всякого научного исследования» К
Рассуждая об этих вопросах познания в философском
плане, Ленин в «Философских тетрадях» показывает
величайшую ценность научных абстракций. От фактов
через посредство абстракции к открытию сущности
закона явлений — таков магистральный путь познания.
«Мышление, — пишет он, — восходя от конкретного к
абстрактному, не отходит — если оно правильное... от
истины, а подходит к ней. Абстракция материи, закона
природы, абстракция стоимости и т. д., одним словом, все
научные (правильные, серьезные, не вздорные)
абстракции отражают природу глубже, вернее, полнее»2.
И тут же в связи с постановкой вопроса об
абстракции Ленин дает свою известную формулу, имеющую
важное гносеологическое и логическое значение,
формулу, гласящую, что путь познания объективной
реальности идет от живого созерцания к абстрактному
мышлению и от него к практике.
Все эти мысли и положения нашли свое конкретное
воплощение в логике исследования империализма. И
теперь, возвращаясь снова к вопросу о значении
разработки Лениным плана, структуры своего исследования
империализма, можно сказать, что в движении от эмпирии
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 25, стр. 52.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 152.
144

к общему, от фактов к теории это составляет важнейшую
ступень абстрагирующей деятельности мышления, в
известном смысле предпосылку всех дальнейших
абстракций.
Но правомерно ли считать план, который схватывает
и выражает, как уже говорилось, целое, абстракцией?
Бесспорно, план — это синтез, в определенном смысле
венчающий, подытоживающий все исследование объекта.
Но это к тому же чрезвычайно абстрактное целое,
которое должно быть наполнено плотью и кровью, чтобы
стать конкретным целым. Здесь мы сталкиваемся с тем
различием между методом исследования и методом
изложения, о котором говорил Маркс в «Капитале», имея
в виду, что нужно сначала детально освоиться с
материалом, с фактическими данными, вскрыть внутреннюю
связь различных форм развития, прежде чем изобразить
определенным образом, в стройном логическом порядке
действительное движение К
Было бы, однако, ошибкой понимать мысль Маркса
так, что способ изложения — это уже дело простой
техники. Не случайно Маркс указывает, что это различие
лишь «с формальной стороны». По существу же, по
своему содержанию так называемое изложение есть то же
исследование, его продолжение, развитие, новая ступень,
на которой, как выражается Маркс, должно быть
достигнуто «идеальное отражение»2 жизни изученного
материала. А достижение такого отражения—дело трудное.
План, структура исследования есть, если можно так
выразиться, итог, результат изучения, освоения,
исследования материала и в то же время переход к способу
изложения, определение его логики, указывающей путь,
вехи пути достижения «идеального отражения» объекта
во всей его жизненности, конкретности. Когда Маркс в
рукописи «Критика политической экономии» пишет:
«Перейти от труда прямо к капиталу столь же невозможно,
сколь невозможно от различия человеческих рас перейти
прямо к банкиру или от природы — к паровой машине» 3,
то этот переход касается не только способа исследования,
но и способа изложения. И он требует, как показывает
пример «Капитала», больших усилий мысли. Известно,
чего стоило Марксу сооружение каркаса его труда. Вот
1 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 21.
2 См. там же.
3 Д'. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. I, стр. 207.
145

почему разработка плана в процессе познания, структуры
исследования, которая должна идеально отразить
структуру объекта, представляет собой очень сложный и
трудный этап на пути движения мысли к объективной истине.
Перейдем теперь непосредственно к рассмотрению
вопроса о том, как в процессе подготовительной работы
постепенно выкристаллизовывается у Ленина план,
структура исследования экономической сущности
империализма. Первый набросок дан уже в небольшом фрагменте
под названием «Замечание о Каутском versus
империализм». Однако Ленин определяет этот набросок как
«примерный», что свидетельствует о начальном подходе
к определению основных черт, признаков империализма.
В этом наброске намечены пять черт, или сторон,
характерных для новой стадии капитализма, и даны они в
следующей последовательности:
«Империализм =
(1) банковый капитал
(2) монополии (тресты etc.)
(3) раздел мира. [Колонии]
(4) союз (связь, слияние) банкового
(финансового) капитала с государственной машиной
(5) высшая степень концентрации» К
Конечно, этот набросок ни в коем случае не
претендует еще на то, чтобы быть планом исследования. Если
сравнить его с окончательным планом, то бросается в
глаза большое различие между ними. Это скорее
приблизительный и неполный перечень тем, которые
начинают вырисовываться в ходе изучения материала, первые
кирпичи, которые рассматриваются еще не в строгой
логической, внутренне необходимой последовательности, не
как система. Это тем более важно учесть, что указанный
набросок, очевидно, сделан до того, как Ленину было
предложено написать книгу об империализме.
При этом сразу необходимо обратить внимание на
начальный, исходный пункт черт, признаков
империализма, данных в рассматриваемом фрагменте. Выше
приведены слова Ленина из «Философских тетрадей»,
касающиеся процесса «восхождения от конкретного к
абстрактному». Цель данного «восхождения» состоит в таком
«переваривании», обобщении фактических данных,
которые прежде всего помогли найти исходную абстракцию,
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 28, стр. 91.
146

наиболее важную и существенную для понимания
объекта как целого, как системы, так и сторон, его
составляющих. В значительной степени это предопределяет все
дальнейшее исследование. Вопрос этот подробно нами
рассмотрен в другом месте, в связи с анализом логики
«Капитала» \ и поэтому здесь будут сделаны лишь
самые необходимые замечания.
Исходная абстракция имеет цель вычленить из
конкретного многообразия сторон, черт, признаков такую
сторону, которая бы отразила наиболее глубокую
сущность объекта как целостности системы и из которой уже
в порядке движения мысли от абстрактного к
конкретному можно было бы вывести все остальные его стороны
и в их внутренней связи.
Известно, что Маркс такой исходной абстракцией
всего грандиозного здания «Капитала» считал стоимость,
которую он определял как абстрактную форму
капиталистического богатства. Именно из товара и товарной
стоимости он выводил все остальные, более конкретные
и сложные категории капиталистического способа
производства.
Как в подготовительных работах, так и в книге Ленин
без устали повторяет, о чем уже вкратце говорилось, что
империализм нельзя понять, не рассматривая его как
неизбежный продукт всего капиталистического развития.
Примечательной особенностью Ленина как мыслителя,
особенностью всех его работ, каждой его идеи было
чувство развития. Мы не оговорились — именно «чувство»,
ибо великий диалектический принцип развития
настолько вошел в плоть и кровь всех ленинских рассуждений,
каких бы вопросов они ни касались, что он как бы
превратился у него в шестое чувство.
Этот диалектический принцип был руководящим и при
рассмотрении империализма, который невозможно
исследовать правильно, если не вывести его из капитализма.
А это предъявляет и определенные требования к
решению вопроса об исходной абстракции. Поскольку
империалистическая стадия есть продолжение, развитие
капитализма, его особая, высшая стадия, данная абстракция
должна впитать в себя весь предыдущий анализ
капитализма, проведенный Марксом в «Капитале». Эта
абстракция есть по существу нечто чрезвычайно конкретное,
1 См. М. М. Розенталь. Диалектика «Капитала» К. Маркса. М.,
1967.
147

предполагающее все категории капиталистического
способа производства, сформулированные и выведенные
Марксом на пути движения от абстрактного к
конкретному, от простого товарного обмена до исторической
тенденции капиталистического накопления (если иметь в
виду лишь I том «Капитала», а если учесть все тома его, то
и до воспроизведения процесса капиталистического
производства, взятого в целом).
Вместе с тем эта начальная категория, согласно
общему диалектическому способу восхождения от
абстрактного к конкретному, должна быть именно исходной
абстракцией, т. е. абстракцией по отношению к задаче
воспроизведения империализма как стадии капитализма,
ибо из нее должны быть выведены все остальные
категории, характеризующие его в целом.
Поэтому при рассмотрении работы Ленина над
планом книги очень важное значение имеет эта сторона
вопроса. И уже второй вариант плана вносит в данном
отношении существенное изменение. В отрывке «К вопросу об
империализме», намечая, опять-таки «примерно»,
составные части империализма, Ленин дает их уже в иной
последовательности: «...монополия, как итог концентрации...
вывоз капитала... раздел мира... банковый капитал и его
«нити»... смена свободной торговли и мирного оборота
политикой насилия...» 1 Кроме того, в перечень «тем»,
данный несколько выше, Ленин включает новый важный
признак — паразитизм и загнивание, которого не было в
первом наброске. При этом он, отмечая «недостатки»
исследования Гильфердинга, среди прочих указывает на
игнорирование связи финансового капитала с
паразитизмом. Здесь же впервые появляется и название будущей
книги: «Империализм, как высшая (современная) стадия
капитализма» (слово «современная» дано в качестве
варианта, который впоследствии был отброшен).
Но самое важное в новом наброске плана —
перестановка на первое место концентрации производства и
определение в качестве его итога монополии. Иначе
говоря, монополия, закономерно вытекающая из
концентрации производства, определена как та исходная
категория, которая, во-первых, выражает самое существенное
для новой и высшей стадии капитализма и из которой,
во-вторых, могут и должны быть выведены все осталь-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 28, стр. 177—178.
148

ные категории капитализма. Эта категория — самый
главный результат восхождения от конкретного к
абстрактному, т. е. такого абстрагирования, которое, говоря
словами из «Философских тетрадей», не отходит от
действительности, от объективной истины, а «подходит к
ней».
Однако и в этом плане еще не все признаки
империализма обозначены, расставлены по соответствующим
местам.
И наконец, еще один вариант плана, последний и
окончательный. Он составлен уже на такой ступени
исследования, когда все уже более или менее выяснилось
и когда в полной мере вырисовывался абстрактный
«скелет» исследуемого объекта, его структура, основные
особенности, их внутренняя связь и сцепление.
Этот вариант — самый обстоятельный и подробный,
занимающий 14 страниц. Он не только содержит общую
схему признаков и черт империализма, но и намечает уже
конкретный материал, фактические данные к каждому
параграфу плана. В конце этого варианта даны пять
набросков «общего плана» и «вариантов оглавления
книги». И только последний — пятый — вариант полностью
уже совпадает с планом, по которому написана книга.
3. ОТКРЫТИЕ «СУБСТАНЦИИ» ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКОГО
КАПИТАЛИЗМА, ЗАКОНОМЕРНОСТИ ЕГО РАЗВИТИЯ
Определение монополии, возникновение которой
обусловлено процессом концентрации производства, как
исходной категории всего рассмотрения империализма,
бесспорно, представляет огромную заслугу ленинского
учения об империализме. Вместе с тем оно имеет огромное
методологическое значение.
Категория эта по своему содержанию очень
объемная, и если применить к ней философское понятие, то
трудно подыскать более правильное и точное понятие,
чем понятие субстанции.
Как уже указывалось, при переходе от конкретного к
абстрактному формулируется такая исходная
абстракция, которая выражает сущность объекта и из которой
следует выводить все остальные стороны, а
следовательно, и категории империализма. Но что необходимо
подразумевать под «сущностью» объекта? Это понятие
также чрезвычайно многогранно, но главное в нем состоит
149

в том, что посредством его раскрываются не случайные
и внешние, а субстанциональные, определяющие
свойства объектов, которые проявляются в самых
разнообразных формах и составляют их основу, их источник, их
порождающую силу.
В своей «Логике» Гегель показывает, сколь богата
множеством сторон и определений категория сущности,
понимаемая в широком смысле этого слова. На
определенной, довольно высокой ступени своего развития
сущность конкретизируется в понятии субстанции, которую
Гегель определяет как «бытие во всяком бытии», как
«абсолютную мощь», «созидательную мощь», «целокуп-
ность целого» *, как «богатство всякого содержания»2
и т. п. Будучи диалектиком, Гегель в отличие от прежних
представлений (например, спинозовского) понимал под
субстанцией не только основу и сущность всякого
содержания, но и субъект, т. е. саморазвертывающуюся в силу
своих собственных потенций основу, творящую мощь.
Поэтому для субстанции характерно то, что она есть
активная причина всего сущего, и понятие субстанции у
Гегеля непосредственно переходит в категорию причинности,
причины и действия.
Ленин в «Философских тетрадях» внимательно
отнесся к этим гегелевским соображениям о субстанции.
Материалистически перерабатывая «Логику» Гегеля,
отвергая идеалистическое понимание субстанции как ступени
в процессе развития абсолютной идеи и заменяя его
материалистическим пониманием («важная ступень в
процессе развития человеческого познания природы и
материи»*), Ленин делает следующий вывод о роли понятия
субстанции в познании: «С одной стороны, надо углубить
познание материи до познания (до понятия) субстанции,
чтобы найти причины явлений. С другой стороны,
действительное познание причины есть углубление познания от
внешности явлений к субстанции»4.
Все это имеет самое непосредственное отношение к
нашему вопросу. В ленинской теории империализма
монополия потому есть исходная категория, что она
вскрывает не только результат всего предшествующего разви-
1 См. Георг Вильгельм Фридрих Гегель. Наука логики, т. 2. М.,
1971, стр. 204, 205, 206.
2 См. Гегель. Соч., т. I, M.—Л., 1929, стр. 252.
3 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 142.
4 Там же, стр. 142—143.
150

тия капитализма, прежде всего процесса концентрации
производства, но и активную причину всего
дальнейшего его развития на новой стадии.
Напомним, что Маркс в «Капитале» и других своих
экономических произведениях использовал эту категорию
для выявления сущности, причины многих явлений и
самого главного явления, выступающего на поверхности в
виде какого-то магического чуда, — самовозрастания
стоимости. В самовозрастании стоимости Маркс открыл ту
субстанцию, которая объясняет, каким образом стоимость
в виде денег, вступая в процесс капиталистического
производства, «приносит живых детенышей или, по крайней
мере, кладет золотые яйца». Такую стоимость он
определяет как «саморазвивающуюся», «самодвижущуюся
субстанцию». Маркс пользуется в отношении этой
субстанции гегелевским понятием «субъект» в том смысле,
что она не пассивна, а активна, есть сама по себе
«абсолютная мощь»; «...стоимость становится здесь субъектом
некоторого процесса, в котором она, постоянно меняя
денежную форму на товарную и обратно, сама изменяет
свою величину, отталкивает себя как прибавочную
стоимость от себя самой как первоначальной стоимости,
самовозрастает» К
Маркс открыл тайну этой чудодейственной
«субстанции», источники и причины ее «самодвижения»,
благодаря чему капитализм перестал быть непостижимым
явлением. Именно стоимость как «самодвижущаяся
субстанция» лежит в фундаменте обоснованного Марксом
закона прогрессирующей концентрации производства,
приводящей к образованию монополий — основы основ
империалистической стадии капитализма. Само собой
разумеется, что стоимость, как «самодвижущаяся
субстанция», не исчезает с возникновением монополий, а
принимает лишь новую форму, ибо в основе монополий лежит
«самовозрастание» стоимости; если монополия есть
«субстанция» империализма, то открытая Марксом
«субстанция» капитализма в целом есть «субстанция субстанции».
Ленин не употребляет понятия субстанции по
отношению к монополии, но по существу в его исследовании
империализма она выступает в качестве такой
субстанции, как «бытие во всяком бытии», т. е. как сущность
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 165. См. также
«История марксистской диалектики». От возникновения марксизма до
ленинского этапа. М., 1971, гл. 10.
151

всех остальных проявлений новейшего капитализма, как
субъект всего его движения, как причина тех
закономерных тенденций, которые неотъемлемы от капитализма на
империалистической стадии его развития. Все признаки
империализма суть в прямом и конечном счете не что
иное, как «акциденции» этой субстанции, ее
саморазвертывание, самодвижение.
Если империализм есть не просто совокупность
сторон и признаков, а система, сложная целостность, то это
помимо прочего объясняется прежде всего тем, что все
его стороны и элементы опираются на монополию как
свою субстанцию, порождаются ею в процессе
возникновения и развития монополистического капитализма.
Но прежде чем это показать, следует хотя бы вкратце
осветить отличие ленинского методологического подхода
к определению исходной категории империализма от
подходов других авторов. Речь идет даже о тех
исследованиях империализма, которые Ленин оценил в целом
положительно, и прежде всего о работе «Финансовый
капитал» Р. Гильфердинга.
Сопоставление этого исследования, его структуры и
исходной категории, с которой оно начинается, с
ленинским трудом показывает существенное методологическое
различие между ними. Сам Гильфердинг пытается в
предисловии к своей книге обосновать определенное
членение предмета. Он прав, заявляя, что та мистическая
оболочка, которая вообще свойственна капитализму,
становится особо «непроницаемой» в условиях господства
финансового капитала. Последний кажется совершенно
«самостоятельным», независимым и обособленным от
движения других форм капитала — промышленного и
торгового. Поэтому он полагает, что требуется научный
анализ прежде всего финансового капитала, без чего
невозможна научная экономия и политика.
Этим, с его точки зрения, и определяется
последовательность экономических категорий в процессе анализа.
Поскольку отношения между банковым и промышленным
капиталом представляют собой завершение отношений и
связей между более элементарными формами
денежного и производительного капиталов, а они упираются в
кредит, последний же в свою очередь может быть понят
лишь в итоге выяснения роли денег, то начинать нужно
именно с денег, их значения, сущности и т. п. «...Лишь
после правильного анализа денег, — заявляет Гильфер-
152

динг, — можно понять роль кредита, а вместе с тем и
элементарные формы отношений между банковым и
промышленным капиталом» 1.
Таким образом, последовательность рассматриваемых
им категорий в общем такова: деньги — кредит —
акционерное общество — фондовая биржа — промышленная
концентрация (картели, тресты)—тенденции развития
финансового капитала. Причем Гильфердинг утверждает,
что финансовый капитал представляет собой
«наивысшую и наиболее абстрактную форму проявления
капитала»2. Это важное положение требует специального
рассмотрения, ибо понятие «наиболее абстрактная форма»
здесь понимается совсем не в духе метода Маркса.
Согласно диалектике Маркса, обстоятельно
изложенной во введении к экономическим рукописям 1857—
1859 гг. (первоначальному варианту «Капитала»),
«наиболее абстрактная форма» объекта есть одностороннее
выражение целого, определенная сторона его, элемент
многосложной целостности, т. е. конкретного,
являющегося, по выражению Маркса, единством
многообразного.
Поэтому Маркс не начинает своего исследования
капитала, скажем, с денег, так как они — конкретная
категория, предполагающая необходимость
предварительных абстракций, т. е. более абстрактных
категорий, как, например, товар и товарная стоимость. Именно
в стоимости, как уже указывалось, Маркс нашел
наиболее абстрактную форму капиталистического богатства,
без исследования которой не может держаться все
многослойное, многоэтажное здание, система капитала.
Ясно, что «финансовый капитал» есть также очень
сложная и конкретная категория, она может
рассматриваться лишь как процесс синтеза, как его результат, а не
как исходный пункт рассмотрения империализма.
Собственно, и сам Гильфердинг не начинает
непосредственно с финансового капитала, он его анализирует на
значительно более высокой ступени исследования. Но тогда
его нельзя считать и определять как «наиболее
абстрактную форму проявления капитала». Очевидно, что
Гильфердинг понимает понятие наибольшей абстрактности в
1 Рудольф Гильфердинг. Финансовый капитал. Исследование
новейшей фазы в развитии капитализма. М., 1959, стр. 42.
2 См. там же, стр. 41.
153

смысле запутанности, мистифицированности явления,
неадекватности его внешней оболочки, видимости
действительной его сущности.
Однако независимо от этой неточности терминологии
и несоответствия ее марксистским методологическим
понятиям, исходный пункт, с которого начинает Гильфер-
динг свое исследование империализма, — деньги,
кредит — не только не соответствует марксистскому методу
восхождения от абстрактного к конкретному, но и вносит
серьезные искажения в картину объективной
действительности. Хотел этого или не хотел автор, но получается
такое преувеличение и абсолютизация сферы обращения,
кредита, что главное — концентрация производства и
монополии — отодвигается на задний план. И это
находится в противоречии с тем, что сам же он указывает на
промышленную концентрацию как на «первопричину
банковой концентрации» К
Переходя к изложению роли денег в обращении
промышленного капитала, Гильфердинг пишет: «Итак, наш
путь ведет не на капиталистическую фабрику с ее
чудесами техники; наше внимание должно обратиться к
однообразию вечно сходных рыночных актов, где одинаковым
по форме способом деньги постоянно превращаются в
товар и товар в деньги. Только надежда, что нам удастся
напасть на след загадки, как из самих актов обращения
возникает та сила, которая в виде капиталистического
кредита в конце концов получает господство над
общественными отношениями, только эта надежда и может
побудить читателя с некоторым терпением пройти тяжелые
этапы следующей ниже главы»2.
Но не только в ближайшей, но и в дальнейших шести
главах рассматривается сфера кредита, роль банков,
прежде чем начинается рассмотрение концентрации
производства и возникновение монополий, вследствие чего
монополии и выглядят результатом денежного
обращения, кредита, развития банков.
Методологическая ошибка Гильфердинга состояла в
том, что он игнорировал одну из важнейших
особенностей исходной абстракции, исходной категории при
исследовании объекта как системы, конкретной
целостности, а именно связь логически первого с исторически
1 См. Р. Гильфердинг. Финансовый капитал, стр. 137.
2 Там же, стр. 96.
154

первым. Этого вопроса мы коснемся специально при
рассмотрении понятия империализма. Пока же отметим, что
это игнорирование стало источником отмечаемой
Лениным ошибки Гильфердинга в вопросе о деньгах. Гиль-
фердинг полагает, будто роль и стоимость бумажных
денег могут быть определены вне связи, пользуясь
словами Маркса, с их «золотой субстанцией» *, которую они
замещают и представляют, что их стоимость нужно
«выводить непосредственно из общественной стоимости
обращения»2. При этом он делает характерное
методологическое замечание: «Что бумажно-денежные валюты
исторически возникли из металлических, это вовсе не
основание рассматривать их так и теоретически. Стоимость
бумажных денег следует вывести, не прибегая к
металлическим деньгам»3.
Точно так же логически первым и в вопросе о
сущности империализма выступает у него не то, что является
исторически первым, исходным, т. е. процессы,
происходящие в развитии производства, производительных сил,
концентрации производства и монополий.
В том же плане, что и работу Гильфердинга, можно
было бы рассмотреть и исследование Н. И. Бухарина
«Мировое хозяйство и империализм»4, предисловие к
которому написал Ленин (впервые это предисловие
опубликовано в 1927 г.). Эта работа начинается с анализа
вопроса об образовании мирового рынка и мирового
хозяйства, затем исследуется вывоз капитала и только
после этого делается переход к выяснению вопроса о
картелях, трестах и т. п.
Принципиально иной подход у Ленина. Он остается и
в данном отношении верен Марксову методу, выделяя из
многообразия сторон и признаков империализма ту
сторону, тот признак, который действительно лежит в
основе всех других свойств новой стадии капитализма.
Обобщая огромное количество фактов, свидетельствующих о
росте концентрации производства с конца XIX и
особенно в начале XX в., Ленин устанавливает, что этот
огромный количественный рост привел к существенному
качественному изменению ряда свойств капитализма.
Произошел скачок, который, не изменяя общей природы ка-
1 См. /С. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 136.
2 См. Р. Гильфердинг. Финансовый капитал, стр. 85.
3 Там же.
4 См. «Коммунист» (Женева), 1915, № 1—2.
155

питализма, превратил некоторые его основные свойства
в свою противоположность. Главное в этом процессе —
превращение свободной конкуренции в монополию;
«...концентрация, на известной ступени ее развития,
сама собою подводит, можно сказать, вплотную к
монополии» К
Как уже говорилось, Ленин при этом опирался на
обоснованный Марксом закон прогрессирующей
концентрации производства. Факты новейшего развития, однако,
не только подтвердили этот закон, но и потребовали его
дальнейшей конкретизации применительно к новым
условиям. Как часто бывает в науке (это типичный путь
развития познания), одни открытые ранее законы помогают
открывать другие законы на основе анализа нового
этапа развития, новых данных. Так произошло и в данном
случае. Марксов закон концентрации производства
благодаря творческому исследованию новых явлений -
прежде всего небывалого ранее гигантского
сосредоточения производства в форме картелей, синдикатов,
трестов — позволил открыть новый закон, характерный для
современного капитализма. Это порождение
концентрацией производства монополий. Ленин определил его как
основной закон новейшей стадии капитализма.
«Факты показывают, — пишет Ленин в своей книге об
империализме, — что различия между отдельными
капиталистическими странами, например, в отношении
протекционизма или свободной торговли, обусловливают
лишь несущественные различия в форме монополий или
во времени появления их, а порождение монополии
концентрацией производства вообще является общим и
основным законом современной стадии развития
капитализма» 2.
Для ленинского понимания сущности закона,
развивающего и в этом отношении марксистское учение,
характерно то, что закон рассматривается не просто как
множественное повторение одних и тех же фактов,
допускающих какой-то общий вывод. Закон Ленин выводит
в результате нахождения объективно необходимого
принципа, постулата, который не просто и не только
выводится из фактов, но и объясняет эти факты, выясняет,
в силу каких причин существуют эти факты. Факты не
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 311.
2 Там же, стр. 315.
156

только основа научного закона, но и сами в порядке, так
сказать, обратной связи находят в законе источник,
корень своего бытия, свою субстанцию.
Характерный в этом отношении пример. В статье
«Империализм и раскол социализма» Ленин делает
вывод о том, что теперь, т. е. в условиях новейшего
капитализма, «буржуазная рабочая партия» (т. е.
оппортунистическое течение в рабочем движении) «неизбежна и
типична для всех империалистских стран», а не
только для Англии, как это было раньше К На чем же
основывается такое решительное обобщение, выраженное в
слове «неизбежно» и звучащее как закон? Конечно, не
просто на наблюдении многочисленных фактов
зарождения и развития таких партий в ряде стран. Такое
наблюдение («живое созерцание») было лишь необходимой
предпосылкой, которая дала возможность путем
анализа и синтеза обнаружить причину этого явления. И
Ленин ее находит в том, что прежде монопольное положение
Англии на мировом рынке создавало условия для
подкупа какой-то части рабочих, для появления «рабочей
аристократии». Теперь каждая империалистическая
«великая держава», грабя чужие народы, способна, хотя и в
меньших масштабах, делать так же. Но в то же время
Ленин доказывает, что ввиду империалистического
гнета «невероятно, чтобы такая партия могла надолго
победить в ряде стран» 2.
Буржуазные идеологи (по крайней мере большинство
из них) больше всего страшатся возвести процесс
образования монополий в закон. Всякое новшество,
утверждает, например, Чемберлин, означает монополию, и она
вовсе не связана с концентрацией производства3.
Американский профессор Адаме ставит в упрек марксизму то,
что для него «монополия является конечным
результатом неумолимой диалектики»4. Однако «неумолимая
диалектика», т. е. действительное историческое развитие,
так как оно совершается независимо от того, что о нем
думают те или иные люди, доказывает истинность этого
закона.
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 174.
2 Там же.
3 См. Э. X. Чемберлин. Теория монополистической конкуренции.
Реориентация теории стоимости. М., 1959.
4 Цит. по: С. Л. Выгодский. Современный капитализм (Опыт
теоретического анализа). М., 1969, стр. 21.
157

После того как была написана работа Ленина об
империализме, концентрация производства,
централизация капитала приобрели еще более колоссальные
размеры. Возникли и возникают все новые формы этого
процесса. За последние десятилетия, особенно после второй
мировой войны, ускоренным темпом протекают процессы
слияния частных предприятий, интеграции фирм,
гигантские корпорации сосредоточивают в своих руках все
большую долю национального дохода К Национальные
монополистические союзы перерастают в
международные, транснациональные объединения, конкурирующие с
другими подобными объединениями. Растет концентрация
банков, научно-исследовательских работ и т. д. Одной из
важных форм этого процесса следует признать растущую
международную капиталистическую интеграцию типа
«Общего рынка». Большую роль в ускорении этих
процессов играет сейчас буржуазное государство.
Превращение монополистического капитализма в
государственно-монополистический стало фактором, в огромной
степени усиливающим всестороннюю концентрацию
капиталистического производства и торговли, банкового дела,
области научных исследований, организацию
международных союзов и т. п. Во всем этом и сказывается
действие основного закона, исследованного Лениным, —
закона порождения концентрации производства монополий.
Выше уже указывалось, что значение исходной
категории для исследования целого состоит не только в том,
что она в абстрактном виде отражает сущность этого
целого (в абстрактном виде, ибо она из целого, из
системы вычленяет какую-то одну, хотя и самую
существенную, сторону), но и в том, что только из нее можно и
нужно вывести все остальные стороны, выяснить их
внутреннюю закономерную связь. Монополия отвечает в
полной мере этой задаче логики познания. Все остальные
стороны и признаки империализма Ленин рассматривает
как непосредственное или косвенное проявление данного
исходного момента — монополии. Это и естественно, ибо
диалектически понимаемая субстанция не механически
связана с многообразием сторон целого, а порождает их
в порядке «саморазвития», саморазвертывания.
Поэтому, подчеркивает он, «монополии всюду несут с собой мо-
1 См. «Современный империализм» (экономико-статистический
обзор). [Приложение к журналу «Проблемы мира и социализма»,
1971, №3]. М, 1971.
158

нополистические начала...» !. «Монополия проявляется и в
трестах, синдикатах и пр., и в всесилии гигантских
банков, и в скупке источников сырья и пр., и в
концентрации банкового капитала и т. д. В экономической
монополии — все дело» 2.
Все звенья ленинского анализа (понимаемого в
широком смысле слова) связаны тесно с исходной
категорией, выводятся из нее. В этом смысле можно выделить
два аспекта, которые имеют особенно важное значение.
Первый из них состоит в том, что монополии — та
сущность, то самое «бытие во всяком бытии», которые
характерны для каждой стороны империализма, для
каждого его признака. Ленин это подчеркивает в главе об
историческом месте империализма. Указывая, что
империализм есть монополистический капитализм, он
отмечает «в особенности четыре главных вида монополий или
главных проявлений монополистического
капитализма...»3: это концентрация производства, капитала в
руках всесильных монополий; захват и монопольное
владение источниками сырья; монополия крупнейших банков
и их сращивание с промышленностью, экономическое и
политическое могущество финансовой олигархии как
«рельефнейшее проявление этой монополии»;
монопольное владение колониями и борьба за передел мира.
Короче говоря, согласно Ленину, на любом
проявлении империализма, на каждом его признаке лежит
печать монополии.
Здесь мы имеем тот же процесс развертывания,
развития монополистического капитала «в целостность», в
систему, о которой Маркс говорил по отношению к
капитализму вообще. Монополии, как главное,
«системообразующее» начало, подчиняют себе все элементы
экономики, преобразуют их в соответствии со своей природой.
Как и во всякой целостной системе, элементы ее
находятся во взаимодействии, при котором монополии не
только налагают другие стороны — монополизацию
банков, сращивание, слияние банкового и промышленного
капиталов в финансовый и т. п., но и сами выступают
в качестве полагаемого элемента, зависят от них,
стимулируются ими и т. д.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 362.
2 В. И. Ленин Поли. собр. соч., т. 30, стр. 93.
8 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 421.
159

Однако, забегая несколько вперед, следует отметить,
что Ленин категорически возражал против того, чтобы
империализм рассматривать как всепоглощающее
«целое», ибо «чистого» империализма, без основы старого
капитализма, нет и быть не может. Поэтому понятие
системы, целостности по отношению к империализму
должно применяться лишь в том смысле, что все его
признаки и стороны — это не механическая совокупность, а
«сложная организованность», единство неразрывно
связанных и взаимодействующих сторон и элементов.
К тому же именно монополия становится
господствующим элементом, началом капитализма на высшей
стадии его развития. Поэтому монополия и выступает как
«субстанция» империализма, проявляющаяся во всем и
везде.
Второй аспект состоит в том, что вследствие
решающего значения монополии каждая из его экономических
(а также политических) особенностей выводится
исторически и логически из монополистического характера
новой стадии капитализма. Бесспорно, что такой важный
экономический процесс, как превращение банков из
скромных посредников, обслуживающих
промышленников, торговцев и т. п., во всесильные монополии, слияние,
сращивание их с промышленными монополиями, имеет
свои корни в росте концентрации производства,
обусловлен им. Образование гигантских предприятий, рост их
технической вооруженности, необходимость
долгосрочного кредитования производства и т. д. вызвали
потребность в укрупнении банков, в образовании, как пишет
Ленин, «трестов банков» К «Опять и опять,—
подчеркивает он, — последнее слово в развитии банкового дела —
монополия» 2.
Ясно, что «банковая монополия» — более конкретная
категория, она предполагает процесс концентрации
производства и промышленные монополии. Вот почему
Ленин, переходя к следующему, третьему признаку
империализма, а следовательно, и к категории финансового
капитала, выводя его логически из первых двух,
высказывает неудовлетворение тем определением финансового
капитала, которое дает Гильфердинг. Согласно
последнему, финансовый капитал представляет собой капитал,
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 336.
2 Там же.
160

находящийся в распоряжении банков и используемый
промышленниками. Ленин вскрывает в этом определении
существенную методологическую ошибку, состоящую
именно в том, что исходной категорией всего его
исследования стала не концентрация производства и монополия,
а кредит, банки, обращение. Ленин неустанно
подчеркивает одну мысль — определение Гильфердинга «неполно...
поскольку в нем нет указания на один из самых важных
моментов, именно: на рост концентрации производства и
капитала в такой сильной степени, когда концентрация
приводит и привела к монополии» К
Сам Ленин строго идет по пути постепенного,
логически и исторически обоснованного восхождения от менее
конкретных категорий к более конкретным. Финансовый
капитал — это не банковый капитал, а качественно новое
образование, в котором слились промышленный и
банковый капитал воедино, в результате чего возникла
«финансовая олигархия», которая посредством «системы
участий» и личной унии ворочает фантастическими суммами
и контролирует львиную долю внутреннего и
международного производства, получает «необъятно великие»2
прибыли не только от производства, но и от всякого рода
финансовых и иных спекуляций.
Продвигаясь дальше по пути синтеза все более
конкретных категорий империалистического капитализма,
Ленин выводит такой его новый признак, как вывоз
капитала в отличие от господствовавшего ранее
вывоза товаров. Этот признак, как он выясняет, имеет свою
причину в образовании монополистических союзов
капиталистов во всех развитых капиталистических
странах и монополистического положения немногих
богатейших стран, в которых благодаря огромным прибылям
«накопление капитала достигло гигантских размеров»3.
Возник «избыток капитала», который устремляется в
такие страны, где имеются условия (слабость туземного
производства, «свободные» земли, дешевая рабочая
сила и т. п.) для прибыльного помещения капитала.
Остальные — четвертый и пятый — признаки
империализма Ленин, как известно, определял как раздел
мира между монополистическими союзами и между
великими империалистическими державами. И эти его осо-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 343.
2 См. там же, стр. 352.
3 См. там же, стр. 359.
б М. М. Розенталь
161

бенности он выводит логически, последовательно, все
более усложняя исследование, включая все новые связи и
отношения, из основной категории — монополии,
которая благодаря анализу новой роли банков, образования
финансового капитала и связанного со всем этим
вывоза капитала становилась все более конкретной, обросла
новыми гранями и оттенками. Ленин устанавливает, что
монополистические союзы капиталистов сначала делят
между собой внутренний рынок, а по мере роста
вывоза капитала и расширения внешних международных
связей закономерно переходят к разделу между собой
сфер влияния на мировой арене. На этой почве
возникают международные монополии, или, как Ленин их
определяет, сверхмонополии. «Это — новая ступень
всемирной концентрации капитала и производства,
несравненно более высокая, чем предыдущие» К
И эта ступень влечет за собой неизбежно раздел
мира между наиболее развитыми капиталистическими
странами (т. е. то, что Ленин называет пятым признаком
империализма). Данный признак еще раз показывает,
насколько Ленин строго придерживается своей
основной методологической предпосылки — опираться на
«субстанцию» империализма — концентрацию и
монополии, из нее выводить все более богатые и конкретные
по своим определениям связи и отношения, характерные
для империализма. «Капиталисты, — пишет он, — делят
мир не по своей особой злобности, а потому, что
достигнутая ступень концентрации заставляет становиться на
этот путь для получения прибыли; при этом делят они
его «по капиталу», «по силе»...»2
Приведенные слова Ленина служат ярким
свидетельством того, как в его исследовании воплощаются
принципы объективного научного рассмотрения вопросов. Не
просто субъективные стремления капиталистов к
огромным прибылям (они, разумеется, вовсе не
исключаются), не их особая «злобность» (на подобных этических
понятиях далеко не уедешь в исследовании
экономической сущности империализма, которая, между прочим,
только и может объяснить и законное место моральных
оценок), а выяснение фундаментальных экономических
причин, т. е. опять-таки «самодвижения» субстанции им-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 364—365.
2 Там же, стр. 372.
162

периализма — концентрации и монополии, может
показать и показывает неотъемлемость борьбы за раздел и
передел мира от сущности империализма.
В связи с этой характерной и существенной чертой
империализма Ленин формулирует еще один закон
монополистической стадии капитализма — закон усиления
неравномерности экономического и политического
развития капитализма. Известно, какое значение имел этот
закон для решения кардинальнейших вопросов
развития в современную эпоху. Он позволил Ленину сделать
вывод о возможности в новых условиях победы
социализма первоначально в нескольких или даже в одной,
отдельно взятой, стране.
Этот закон точно так же, как и закон монополий,
выводится не непосредственно из фактов (например,
сопоставление развития таких стран, как Англия,
Германия, США, Франция), а на основе этих фактов из
субстанциональных черт финансового капитала; факты
пропускаются, преломляются через призму этих черт, и
прежде всего такой черты, как концентрация и
монополия, т. е. закон усиления неравномерности опирается
(помимо общих законов товарного производства,
капитализма, которые всегда, как доказал Маркс,
обусловливали неравномерность развития) на «основной
закон» монополий. «Финансовый капитал и тресты, —
утверждает Ленин, — не ослабляют, а усиливают
различия между быстротой роста разных частей всемирного
хозяйства» К
Именно бешеная борьба монополий, возможности
быстрого, скачкообразного развития техники,
величайших переворотов в условиях производства при,
выражаясь ленинскими словами, «гигантском разнообразии
экономических и политических условий»2 в каждой
стране, исторические обстоятельства развития отдельных
стран и т. д. определяют усиление неравномерности
экономического и политического развития при
империализме как «безусловный закон». Это усиление
неравномерности в отличие от общей неравномерности при
капитализме (на любой ступени его развития) находит свое
выражение в особенно остром соперничестве, в быстрой
смене «лидеров» гонки, в смене форм борьбы за передел
мира «по силе» и т. п.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 394.
2 См. там же.
6*
163

Так, начиная с исходной и потому самой абстрактной
(по отношению к капиталистическому производству в
целом, а также по отношению к империалистической его
ступени) категории, отражающей главную и всеобщую
черту империализма, Ленин шаг за шагом, поднимаясь
по лестнице все более конкретных категорий, воссоздает
объективную картину новой и высокой стадии
капитализма. После этого он переходит к тому, чтобы «свести
вместе» все сказанное об империализме и дать его
синтетическое определение. Но это уже другой вопрос, и
решается он путем определения понятия империализма.
4. ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПОНЯТИЯ ИМПЕРИАЛИЗМА.
СПОСОБЫ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ПОНЯТИЯ
В одном из планов своей книги, после перечисления
существенных сторон и черт империалистической стадии
капитализма, Ленин записывает следующий пункт:
«Общий итог= понятие империализма и его политика»1.
Смысл этой записи ясен: все предшествующее этому
«общему итогу» исследование имеет своей задачей
членение целого на его важнейшие составные части и
воспроизведение путем движения от исходной, наиболее
общей категории к конкретной целостности объекта.
Результатом, итогом всего этого должно быть научное
понятие империализма, в котором резюмируется весь
процесс познания, исследование некоторых, наиболее
важных, законов и т. д.
Как видно из его работы, Ленин придавал большое
значение правильному научному определению
империализма. Речь шла не просто о дефиниции, о словах,
относительно которых он неоднократно говорил, что спорить
о них неумно. Ленин в своих конспектах
квалифицирует попытки Каутского свести понятие империализма
к словесной эквилибристике, дабы затушевать его суть
как софистическую «увертку». Сводя империализм
только к политике, Каутский не мог вовсе отрицать связь
этой политики с финансовым капиталом как
определенной «хозяйственной фазой». Но вся соль отделения
политики от экономики заключалась в извращении
природы империализма, в измене марксистскому методу его
рассмотрения, ибо политика определяется экономикой.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 28, стр. 218.
164

Поэтому Каутский рассуждал по эклектическому
принципу «с одной стороны, с другой стороны», не желая
видеть связи и взаимозависимости этих сторон. Ленин
гневно клеймит в своих замечаниях на статью Каутского
об империализме эти «увертки».
«Империализм есть политика «хозяйственной фазы»
финансового капитала!! — пишет Ленин. — Этого вы
хотели? Кляузник и софист, рабулист, крючкотвор —
вот вы кто! Суть дела обходит увертками» *.
Естественно, что когда то или иное понимание
природы явления результируется в понятии, то тут уже дело
не в словах, а в научной точности и определенности,
которые недопустимо растворять в споре о том или ином
слове. «Совершенно несерьезен тот спор о словах, —
пишет Ленин в своей книге об империализме, —
который поднят Каутским: назвать ли новейшую ступень
капитализма империализмом или ступенью финансового
капитала. Называйте, как хотите; это безразлично»2.
Главное — в научном марксистском определении
понятия о новой стадии капитализма.
В первой главе мы уже говорили о том, какое
огромное внимание Ленин в своих «Философских тетрадях»
уделял вопросу о понятиях, о их месте и значении в
процессе познания, о природе понятий, о диалектической
сущности понятия и т. д. И в этом отношении
раскрывается еще одна существенная связь между
философской разработкой вопроса о понятии, о принципах,
способах научного, диалектического выведения,
построения понятий и ленинским исследованием
империализма.
Ленинское требование точности и определенности
понятия империализма (при всем том, что Ленин не
абсолютизировал никакое понятие и неоднократно говорил
об условном и относительном значении всякого
определения3) вытекает из марксистского понимания понятия,
его природы. В отличие от позитивистского и вообще
идеалистического подхода к понятиям он подчеркивал,
что понятия и категории не пособия человеческого ума,
конструируемые им для того, чтобы разобраться в хаосе
ощущений или фактов. Ленин их рассматривает как
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч , т. 28, стр. 245.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 390.
3 В частности, Ленин об этом говорит в связи с определением
понятия империализма (см. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 386).
165

выражение закономерностей природы и общества.
«Образование (абстрактных) понятий и операции с ними, —
пишет он в «Философских тетрадях», — уже включают
в себе представление, убеждение, сознание
закономерности объективной связи мира» К
В этом смысле понятие и закон (мы имеем в виду
научный закон) тесно связаны между собой.
Поскольку понятия представляют собой выражение
закономерности мира, то только с их помощью можно открыть и
сформулировать закон. Мы видели, какую роль играло
у Ленина понятие монополии в процессе открытия
«основного закона» империализма, т. е. роста монополий
из концентрации производства и смены свободной
конкуренции монополиями, завоевание ими господствующего
положения в условиях новой стадии капитализма. В свою
очередь открываемые законы служат фундаментом,
опорой для выработки и образования самих понятий. Вне
учета указанного закона невозможно было бы
разработать и сформулировать такие понятия, как финансовый
капитал, вывоз капитала и т. п. Для Ленина (как и для
марксизма вообще) понятие, закон суть ступеньки
углубления человеческой мысли в процессе познания
объективной реальности.
Понятно поэтому, почему он так обрушивался на
Каутского и других авторов за игру в слова при
определении империализма. Определение это должно
схватить и выразить объективные закономерности
капиталистического развития, и только постольку оно может
считаться научным понятием.
Следует далее учитывать, что понятие империализма
весьма сложно. Для того чтобы его определить,
требуется, как мы уже видели, образовать ряд частных
понятий, включенных в это общее понятие. Включенность
всякого понятия в общую систему понятий составляет
важное условие и предпосылку их научности.
Оторванное от этой системы, понятие превращается в
абстракцию в отрицательном смысле этого слова, оно теряет
свою объективность, т. е. способность отразить
объективно необходимую связь явлений. «Логические понятия
субъективны, — пишет Ленин, — пока остаются
«абстрактными», в своей абстрактной форме... Человеческие
понятия субъективны в своей абстрактности, оторванно-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 160.
166

сти, но объективны в целом, в процессе, в итоге, в
тенденции, в источнике» 1.
Это очень важное положение, помогающее понять
многое в ленинском оперировании понятиями, при
посредстве которых он исследует империализм. Мысль,
высказанная в приведенной цитате, заключается в том, что
отдельно взятое понятие, если оно не связано с
другими понятиями, не ведет к ним, не вытекает из них и в
свою очередь не служит источником движения к
другим понятиям, ничего не стоит, ничего не выражает.
Иначе говоря, каждое отдельное понятие должно
рассматриваться как частица или ступень процесса познания, как
тенденция, ведущая к целому, как выражение какой-то
стороны целого и т. д. Само по себе понятие, скажем,
вывоза капитала, взятое в своей «абстрактности» (в том
смысле, как в данном случае употребляет это слово
Ленин), вне связи с понятием монополии, финансового
капитала и т. д., становится иррациональным,
необъяснимым, пустым словом.
Ленин на следующих страницах «Философских
тетрадей» конкретизирует, развивает эту мысль. Он
разъясняет, что всякое понятие как общее (а всякое
понятие отличается этой своей общностью) противоречиво,
неполно, «мертво» — мертво в том именно смысле, что
вне связи с другими понятиями, без включенности в
их систему оно утрачивает свои жизненные соки. Оно
есть вырванный кусок целого, т. е. конкретного, и если
этим ограничиться, то понятие омертвляется. Но другого
способа познать целое, конкретное помимо образования
понятий не существует. Поэтому только все необходимые
ступени, связь ступеней, их движение «оживляет»
каждое отдельное понятие. «Бесконечная сумма общих
понятий, законов etc. дает конкретное в его полноте»2.
Это позволяет осознать, почему Ленин с такой
настойчивостью требовал включать понятие империализма
(которое само есть сумма понятий) в общую систему
понятий и законов капиталистического способа производ
ства. Абстрактно взятое понятие империализма
становится «мертвым», если оно не рассматривается как
«ступенька» в анализе капитализма и его законов в целом.
Если оно у Ленина «живет», то только потому, что во
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 190.
2 Там же, стр. 252.
167

всем, в общем и в частностях, это понятие у него
включено в систему понятий о капитализме. Этим
объясняется, что, переходя в седьмой главе своего труда к
«известным итогам», к сведению вместе всего сказанного
выше об империализме, Ленин начинает со следующих
слов: «Империализм вырос как развитие и прямое
продолжение основных свойств капитализма вообще» 1.
Недаром современные апологеты капитализма, следуя
своему классовому инстинкту, стремятся всячески
отгородить современный, т. е.
государственно-монополистический, капитализм от старого капитализма, обрубить
связи одного с другим, выдать современный капитализм
за некое принципиально новое общество —
«индустриальное», «постиндустриальное», «технотронное» и т. п.
Мы рассмотрели некоторые самые общие вопросы,
касающиеся понятий и ленинского философского подхода
к ним. Теперь перейдем к рассмотрению наиболее
важных и конкретных методологических способов
построения общего понятия империализма, как они воплощены
в труде Ленина.
Принцип всесторонности в определении понятия.
Соотношение общего и единичного в понятии. Приступая в
итоге исследования к определению общего понятия
империализма, Ленин стремится к тому, чтобы такое
определение было всесторонним, т. е. охватывало все стороны
изучаемого объекта. Правда, он указывает, что
никакое определение не способно «охватить всесторонних
связей явления в его полном развитии»2, но стремление
к всесторонности служит гарантией против
догматических, окостеневших, абсолютных определений. Всякое
явление находится в состоянии развития, и потому ни
на какой ступени, пока не завершилось в полной мере
это развитие, невозможно охватить все стороны
явления. Поэтому никакое определение не может считаться
замкнутым. Ленин это прекрасно понимал, создавая свое
понятие империализма.
Однако это не значит, что нужно дожидаться того
времени, когда выявятся все возможные стороны и
проявления исследуемого объекта. При таком понимании
наука была бы обречена на то, чтобы плестись в
хвосте событий. В статье «Крах II Интернационала» Ленин
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 385.
2 См. там же, стр. 386.
168

резко выступает против подобного взгляда на понятия
и их определения. Отвечая на возражения изменивших
марксизму вождей социал-демократии, что-де
империализм еще не изучен, «недостаточно обсужден» и т. п.,
чтобы делать определенные выводы о стратегии и
тактике борьбы пролетариата, Ленин писал, что
действительно «всестороннее научное исследование
империализма... только начинается...». Но оно, такое исследование,
«по сути своей, бесконечно, как бесконечна наука
вообще» К Но это вовсе не означает, что уже сейчас
невозможно, опираясь на имеющиеся данные, дать такое
определение, которое бы правильно выражало его
основы, его путь, его социальную природу.
«Капитализм во всех проявлениях своего
грабительства и во всех мельчайших разветвлениях его
исторического развития и его национальных особенностей
никогда не будет изучен до конца; о частностях ученые (и
педанты особенно) никогда не перестанут спорить»2.
Эти слова примечательны во многих отношениях.
Ленин ненавидел плоский позитивистский эмпиризм,
растворяющийся в частностях и не видящий за деревьями
леса, ибо такой эмпиризм враждебен науке, научному
познанию. На первый взгляд кажется парадоксальной
мысль о том, что капитализм «никогда не будет изучен
до конца». Но это абсолютно верная мысль, ибо даже
менее сложные объекты, чем капитализм, имеют
столько сторон, связей и отношений с другими предметами и
процессами, что охватить их все действительно
невозможно. Но дело в том, что этого и не нужно, или по
меньшей мере не всегда нужно. Одно дело, когда
условность и относительность научных определений
понимается в таком смысле, что исследуемый объект
развивается, претерпевает существенные изменения и существует
опасность, что будут опущены, не замечены какие-то
новые его существенные стороны и проявления. И другое
дело, когда сводят объект к бесконечным частностям и
на этом основании отказываются от формулирования
законов его бытия и развития, от определения его
существенных свойств и сторон, которые могут
модифицироваться, видоизменяться с течением времени, но которые
схватывают главное, основное в нем.
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 216.
2 Там же, стр. 217.
169

«Законобоязнь» — одна из главных болезней
плоского эмпиризма, имеющего, конечно, и определенный,
социальный, классовый привкус. По поводу одного из
буржуазных экономистов, фиксирующего внешние
проявления прогрессирующего процесса обобществления
производства, но не понимающего и, главное, боящегося
понять сущность этого процесса, Ленин пишет: он
«рабски копирует внешнее, случайное, хаотическое». Это
«изобличает в наблюдателе человека, который подавлен
сырым материалом и совершенно не разбирается в его
смысле и значении» 1.
С тем чтобы сделать яснее, что материалистическая
диалектика понимает под принципом всесторонности при
образовании понятий об объекте, обратимся к еще
одному важному высказыванию Ленина.
В своей работе «Аграрный вопрос и «критики
Маркса»», написанной частично в 1901 и частично в
1907 г., Ленин подвергает критике попытку
австрийского экономиста, ревизиониста Ф. О. Герца, определить
«понятие национального капитализма». Это определение
было совершенно беспомощным и, главное,
антимарксистским. Как указывает Ленин, в нем была опущена
такая «мелочь», как товарное производство, притом на той
ступени развития, когда рабочая сила превратилась в
товар. Но в ленинской критике нас интересует другое.
Герц стремился в определение понятия капитализма
включить массу частных признаков, называя это
«реализмом». Подобная «реалистическая всесторонность»
превращала понятие в эклектический набор признаков,
теряющий всякий научный смысл. Ленин пишет по
этому поводу: «И как характерна эта, столь модная в
настоящее время, quasi2-реалистическая, а на самом
деле эклектическая погоня за полным перечнем всех
отдельных признаков и отдельных «факторов». В
результате, конечно, эта бессмысленная попытка внести в
общее понятие все частные признаки единичных явлений,
или, наоборот, «избегнуть столкновения с крайним
разнообразием явлений», — попытка, свидетельствующая
просто об элементарном непонимании того, что такое
наука, — приводит «теоретика» к тому, что за
деревьями он не видит леса»3.
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 425.
2 Якобы. — Ред.
3 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 5, стр. 142.
170

Из этих слов видно, в чем ошибочность подобного
понимания «всесторонности» при образовании научного
понятия. Ленин и здесь решительно отвергает такую
«всесторонность», которая однозначна эклектическому
перечислению и учету массы несущественных, частных
признаков, за которыми исчезает сущность явления. Но в
приведенных словах имеется другая, очень важная
сторона, тесно связанная с проблемой всесторонности. Это
вопрос о соотношении общего и единичного в понятии.
В «Философских тетрадях» Ленин, как известно,
одобрил формулу Гегеля о том, что всеобщее (а
понятие есть общее или всеобщее) включает в себя
богатство особенного. Ленин от себя добавляет: «...все
богатство особого и отдельного!»1 Положение это имеет
принципиальное значение, поскольку оно, во-первых,
показывает (вопреки абсолютному идеализму Гегеля)
истинные корни всякого всеобщего, которые, конечно,
нужно искать в самой действительности, а не в духе, как
это делают идеалисты, и, во-вторых, оно означает, что
всякое понятие, обобщая единичное и особенное, делает
это не путем формального отбрасывания всего, что
свойственно единичному и особенному, а, напротив,
концентрируя, аккумулируя в себе их «богатство»2.
Но что означает «все богатство» единичного и
особенного? Среди советских философов по поводу этих
слов Ленина возникла даже дискуссия: понимать ли их
так, что понятие отражает все — как существенные, так
и несущественные — признаки единичного, но если это
не так, а это, на наш взгляд, действительно не так, то
правильно ли тогда вообще говорить о том, что понятия
содержат в себе «все богатство» отдельного и
особенного?
Совершенно ясно, что Ленин, употребляя эти
слова, имел в виду существенные свойства явлений. Это,
в частности, подтверждается приведенными выше его
словами о том, что бессмысленно вводить в общее
понятие все частные признаки явления. В определении
понятия «империализм», даваемом Лениным, не
содержатся непосредственно специфические особенности
национальных империализмов. Между тем Ленин в своих
работах исследует особенности империализма германско-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 90.
2 Подробно этот вопрос рассмотрен в книге автора «Принципы
диалектической логики» (М., 1960, гл. V).
171

го, французского, английского, американского,
японского, австрийского, швейцарского и многих других. В
каком же отношении находятся эти специфические
особенности к общему понятию «империализм»? Сказать, что
они не имеют к нему никакого отношения, — значит
обескровить, обесценить общее понятие. Сказать, что
они включены в него, тоже неверно, ибо из общего
понятия империализма нельзя прямым путем вывести,
почему, скажем, германский империализм отличался
наиболее хищническим характером, французский —
ростовщическим, а российский — тем, что это был
военно-феодальный империализм, и т. п.
Эта антиномия общего и особенного может быть
разрешена лишь диалектически, так, как вопрос
поставлен Лениным в приведенной цитате из работы
«Аграрный вопрос и «критики Маркса»»: ошибочно включать
все частности в общее понятие и столь же ошибочно
избегать «столкновения», т. е. связи, его с «крайним
разнообразием явлений», с этими частностями. Обобщая
существенное в особенном, понятие или, точнее, наука,
создающая понятия, предполагает, что это существенное
живет, проявляется в форме единичного и особенного.
Если, создавая понятие, мы отвлекаемся от частных
проявлений существенного, то, обращаясь к этим
последним, мы облекаем всеобщее, или общее (т. е. понятие),
в кровь и плоть единичного и особенного. Без этой
«двойной» работы нет науки, научного познания. А это
значит, что формула «всеобщее включает в себя все
богатство особого и отдельного» совершенно верна, ибо
богатство особого и отдельного вне всеобщего, вне
понятия познать невозможно.
Диалектическое понимание всесторонности и
соотношения общего, особенного и единичного и лежит в
основе ленинского подхода к определению империализма.
Ленин дает сначала самое краткое определение,
подытоживающее главное в империализме, то, что это
монополистический капитализм. Но, как он пишет, такое
определение недостаточно, так как из него «надо особо
выводить весьма существенные черты того явления,
которое надо определить»1. Эта работа «выведения» была
проделана в предыдущих главах, и Ленин дает свое
известное, более широкое определение, включающее пять
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 386.
172

признаков империализма. Определение это касается
экономической сущности империализма, в дальнейшем
изложении Ленин присоединяет к нему и некоторые
политические особенности и черты.
Это определение империализма согласуется как с
принципом диалектически понимаемой всесторонности,
так и с принципом конкретной всеобщности, которая
содержит в себе все богатство особенного и отдельного.
В нем нет ничего такого, что ограничивало бы его
применение к тому или иному национальному
империализму, т. е. империализму конкретной страны. Вместе с
тем оно свободно от такой мнимой «конкретности»,
которая лишила бы его того, что характеризует подлинно
диалектическую всеобщность, — выражения необходимости
и закономерности, связывающих воедино самые
разнообразные явления и процессы многообразного.
Что касается всесторонности, то в этом определении
даны действительно самые существенные стороны в их
внутренней связи и взаимодействии. Ленин специально
останавливается на этом вопросе. Он критикует
Каутского за односторонность его понятия империализма как
продукта высокоразвитого промышленного капитализма,
стремящегося к аннексии аграрных областей. Ленин не
отрицает важности этой политической стороны
империализма, т. е. стремления к насилию, к реакции. Но, не
говоря уже об ошибочности сведения империализма к
промышленному капиталу, в то время как для него
характерно господство капитала финансового, и о
неправильности положения об аннексии лишь аграрных
областей, Ленин основной порок этого определения
видит в односторонности, в субъективистском
выхватывании из целого лишь одной стороны. «Это определение,—
пишет он, — ровнехонько никуда не годится, ибо оно
односторонне, т. е. произвольно, выделяет один только
национальный вопрос...» *
Ленинское определение понятия империализма,
будучи всесторонним, вместе с тем не включает ни одного
такого частного или несущественного признака,
который при малейшем изменении исторической ситуации
или даже при существенных переменах исторических
условий исчез бы и сделал бы тем самым проблематичным
определение в целом. Правда, иногда высказывается мне-
В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 388.
173

ние, что в связи с перерастанием монополистического
капитализма в государственно-монополистический ряд
признаков ленинского определения империализма уже
не характерен для него. Но этот вопрос требует
специального разбора, который будет дан в следующей
главе.
Бесспорно, время, прошедшее с момента написания
Лениным своей книги (а это было время величайших
исторических перемен), не могло не вызвать
необходимости дальнейшего развития и конкретизации
определения понятия империализма. Особенно это связано с
расколом мира на две социальные системы —
социалистическую и капиталистическую. И тем не менее оно, на
наш взгляд, остается и в настоящее время в своей
основе истинным.
В «Философских тетрадях» Ленин следующим
образом определяет, что такое истина, и это имеет
непосредственное отношение к рассматриваемому вопросу.
«Совокупность всех сторон явления, действительности
и их (взаимо)отношения — вот из чего складывается
истина» К
Вот такой «совокупностью» фундаментальных сторон
и признаков — а потому и истинным — и является
ленинское понятие империализма, выдержавшее и
выдерживающее испытание временем.
Принцип исторической конкретности понятия,
единства исторического и логического. Как ни важны
рассмотренные аспекты определения научного понятия, они сами
по себе еще не исчерпывают всех необходимых
способов диалектического подхода к этой задаче.
«Всесторонность» есть также лишь одна сторона, один элемент
целостной системы способов и принципов
диалектического определения понятия. Она находится в
неразрывной связи с другими элементами, включает их в себя,
так же как и эти другие предполагают в свою очередь
ее. В числе этих сторон, или способов, особенно
существенное значение имеет историческая конкретность
понятия.
В самом деле, для того чтобы справиться с задачей
всестороннего определения понятия об объекте,
необходимо не просто рассечь, расчленить его на какие-то
части, звенья, стороны, а затем их синтезировать. Само
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 178.
174

это расчленение зависит от того, под каким углом зрения
подойти к нему. Мы видели, что Ленин при анализе
такого сложного явления, как империализм, выделил из
целого именно монополию. Он это сделал по той
причине, что именно монополия выражает в самом
существенном то исторически новое, что приносит с собой
империализм. Следовательно, без исторического подхода
к явлению, без строжайшего соблюдения принципа
исторической конкретности немыслима и та всесторонность
в определении понятия, о которой речь шла выше. Не
случайно Ленин, как мы видели из приводимых выше
высказываний, все время подчеркивает момент
единства теоретического и исторического анализа. Критикуя
определение империализма Каутского, он указывает:
«Каутский как раз издевается своим определением над
исторической конкретностью!»1
Вообще следует отметить, что Ленин в диалектике,
диалектическом методе исследования социальных
процессов придавал величайшее значение моменту
историзма. Мы неоднократно к этому будем возвращаться в
связи с анализом тех или иных вопросов. Кстати
сказать, критикуя «струвизм», он видел одну из
особенностей его и в антиисторизме. Он называл этот
антиисторизм «профессорской» манерой рассуждений. Суть ее в
том, что она поднимается «выше всяких определенных
стран, определенных исторических периодов,
определенных классов...»2.
Выше уже указывалось, что одним из существенных
недостатков подхода Гильфердинга к определению
понятия капитализма было отрицание единства
логического и исторического. Это отрицание проявилось как в его
теории денег, так и в выборе исходной категории всего
рассмотрения финансового капитала. В противовес
этому подходу ленинский метод исследования исходит из
принципа единства логического и исторического и
проводит его последовательно.
Это уже сказалось в том, что Ленин исходным
моментом своего рассмотрения империализма сделал
процесс концентрации производства, достигающий такой
ступени развития, когда возникает монополия. Как
было показано Марксом в «Капитале», а также подчеркну-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 390.
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 457.
175

то в известных и очень важных разъяснениях Энгельса
по поводу метода и логики «Капитала», исходная
категория, составляющая как бы фундамент всей системы
категорий, отличается не только тем, что она наиболее
абстрактная категория, наиболее абстрактная форма
проявления сущности объекта и в качестве таковой
содержит в зародыше, в возможности тенденцию всего
последующего развития. Помимо этого она характеризуется
еще и тем, что выражает и исторически первое в
процессе развития исследуемого объекта. Напомним слова
Энгельса по этому поводу. «С чего начинает история,—
писал он, характеризуя Марксов «логический метод», —
с того же должен начинаться и ход мыслей, и его
дальнейшее движение будет представлять собой не что иное,
как отражение исторического процесса в абстрактной и
теоретически последовательной форме...» *
Поэтому, на наш взгляд, неправильно упускать этот
момент при определении исходной категории
исследования. Между тем некоторые авторы, пытающиеся понять
логику ленинского исследования империализма, его
упускают или, точнее говоря, считают даже чуть ли не
ошибкой принимать его во внимание. Они при этом
основываются на том, что взаимоотношение логического и
исторического, их единство включают в себя и
противоречие, т. е. что совпадение их нельзя понимать
механически, как совпадение полное, не знающее исключений
и т. п.
Бесспорно, было бы заблуждением единство
логического и исторического, как и всякое единство,
представлять недиалектически, без различий, без противоречий,
без момента несовпадения, т. е. такой
последовательности категорий, когда менее развитые, исторически более
ранние рассматриваются после более развитого, истори-
рически более позднего. И опять же «Капитал» Маркса
дает этому достаточные доказательства. Но сказанное
не дает никаких оснований для отрицания того, что
исходная категория должна воплощать в себе исторически
первое в реальном развитии.
Эту точку зрения развивает уже упоминавшийся
немецкий философ из ГДР Фриц Кумпф в своей книге
«Проблемы диалектики в ленинском анализе
империализма». Отмечая характерные особенности исходной ка-
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 13, стр. 497.
176

тегории в ленинской системе исследования
империализма — то, что она должна быть наиболее простой,
должна определять все другие признаки целого, содержать их
в зародыше, обусловливать своими противоречиями
тенденции всего дальнейшего развития, автор сознательно
обходит такую ее особенность, как воспроизведение в
ней исторически первого в процессе развития
монополистического капитализма.
Кумпф пишет, что в общем, конечно, из монополии
исторически возникли другие свойства империализма.
При этом он, однако, утверждает: «Но это не значит,
что все другие моменты империализма во времени
(разве время не характеризует процесс исторического
возникновения? — М. Р.) впервые образовались после
развития капиталистической монополии. Различные
элементы, как, например, территориальный раздел мира,
вывоз капитала, имели место уже до империализма»]
К этим же элементам он относит и колониальную
политику.
Иными словами, автор считает, что логическое в
исследовании Ленина не находится в ряде случаев в
единстве с историческим, что в этом и сказывается
диалектический характер этого единства. Так, он в
подтверждение этого еще пишет о том, что логика исследования
требует перехода от 'монополии к рассмотрению новой
роли банков. В действительности же именно
концентрация банков предполагает концентрацию производства.
С изложенной точкой зрения Ф. Кумпфа решительно
нельзя согласиться. Автор в своей постановке вопроса
больше исходит из общих абстрактных соображений о
соотношении логического и исторического, чем из
существа ленинского исследования, перенося механически,
прямолинейно решение этого вопроса Марксом в
«Капитале» на подход в книге Ленина. Он стирает различие
между ними, заключающееся в том, что Маркс
разрабатывал теорию капиталистического способа
производства в целом, в то время как Ленин создавал теорию
империализма, т. е. одной из стадий капитализма, его
продолжение, высшую точку его развития.
До возникновения промышленного капитализма, т. е.
собственно капиталистического способа производства,
1 F. Kumpf. Probleme der Dialektik im Lenins Imperialismus —
Analise, S. 98.
177

существовали формы капитала «в рамках отошедших в
прошлое или гибнущих укладов общественного
производства...» К Это торговый капитал, который Маркс
называл «допотопной формой капитала»2. Исторически эта
форма капитала, как и земельная рента,
предшествовала промышленному капиталу, сыграла важную роль в
возникновении последнего. Однако, как известно, Маркс
в «Капитале» рассматривает их не до, а после анализа
промышленного капитала. Этого требовало
теоретическое, или логическое, рассмотрение вопроса, ибо, как
объяснил сам Маркс, последовательность категорий
определяется тем, в какой связи они отражают
внутреннюю организацию ставшего уже капиталистическим
способа производства, который подчиняет себе и
перерабатывает эти, как и любые другие, исторически
предшествовавшие ему формы (как, например, земельная рента).
Они включены в систему промышленного капитализма
как его собственные формы и поэтому могут быть
поняты лишь после того, как будет рассмотрена их
основа. Следовательно, в данном случае логика
исследования не совпадает с историческим развитием. Это
выражение противоречивости единства логического и
исторического, то самое «исправление» исторической картины
развития капитализма, которое требуется теоретическим
способом исследования, но исправление,
соответствующее объективным законам самого исторического
процесса 3.
Рассмотрим теперь в этом плане логику
исследования империализма у Ленина. Как уже говорилось,
Ленин настойчиво подчеркивает, что монополистический
капитализм возможен как прямое продолжение и
развитие буржуазного способа производства. Никаких
допотопных форм монополистического калитализма,
империализма в строгом и точном смысле этого понятия, не
существовало. Нельзя же считать, скажем, торговые
монополии, существовавшие на заре капитализма,
зачатками империалистического капитализма. В приведенной
выше цитате Кумпфа в качестве «элементов»
империализма до его возникновения называются раздел мира,
колониальная политика, вывоз капитала и т. п. Но как
раз Ленин это и опровергает, определяя такой подход
1 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 24, стр. 65.
2 См. /С. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 29, стр. 259.
8 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 13, стр. 497,
178

как неисторический, как забвение исторической
конкретности!
Начнем с колониальной политики. Ленин много раз
напоминает, что нельзя смешивать колониальную
политику финансового капитала со старыми формами ее,
даже теми, которые свойственны прежним стадиям
самого капиталистического способа производства. В своей
книге «Империализм, как высшая стадия капитализма»
он пишет по этому поводу: «Колониальная политика и
империализм существовали и до новейшей ступени
капитализма и даже до капитализма. Рим, основанный на
рабстве, вел колониальную политику и осуществлял
империализм. Но «общие» рассуждения об империализме,
забывающие или отодвигающие на задний план
коренную разницу общественно-экономических формаций,
превращаются неизбежно в пустейшие банальности или
бахвальство, вроде сравнения «великого Рима с великой
Британией»... Даже капиталистическая колониальная
политика прежних стадий капитализма существенно
отличается от колониальной политики финансового
капитала» К
В этом все дело! Каутский в своих работах об
империализме подробнейшим образом расписывал факты
колониальной политики до империализма, имея одну
цель — «доказать», что никакой новой хозяйственной
фазы империализм не означает, что это только
политика, которая имела место и раньше. Он совершенно
упускал из виду качественное различие между
колониальной политикой старого и нового капитализма. Ленин же
исследует это различие, которое вытекает из
монополистического характера капитализма. Он показывает, что
монополии всего прочнее тогда, когда захватываются в
одни руки все источники сырья, когда владение
колониями дает гарантию успеха в борьбе с соперниками
и т. д. И особенно важное различие состоит в том, что
империализм означает «переход от колониальной
политики, беспрепятственно расширяемой на незахваченные
ни одной капиталистической державой области, к
колониальной политике монопольного обладания территорией
земли, поделенной до конца»2.
По этой причине нельзя относить и раздел мира к
элементам, имевшим место до империализма. Для импе-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 379—380.
2 См. там же, стр. 386.
179

риализма характерен не просто раздел мира, а то, что
мир уже поделен и вопрос поэтому стоит о переделе
мира. В статье «К пересмотру партийной программы»
Ленин отметил специально как неточное определение
Гильфердингом одного из признаков империализма как
«борьбу за хозяйственную территорию». И неточность
его в том, указывает он, что «оно не выражает
главного отличия современного империализма от прежних форм
борьбы за хозяйственную территорию»1. А отличие это
в том, что раздел мира при империализме закончен, из
чего «вытекает особая острота борьбы за передел мира,
особая острота столкновений, приводящая к войнам»2.
Так во всем Ленин ищет и находит те отличительные
исторические особенности, которые характеризуют
новую стадию капитализма, и выводит он их неизменно
из главного, исторически первого — монополии. Это
относится и к вывозу капитала, конечно имевшему место
и раньше; но он, во-первых, становится типичным
вместо вывоза товаров, который был свойствен периоду
свободной конкуренции; во-вторых, вывоз капитала
органически связан с монополиями, есть выражение и
способ реализации всемирного господства финансового
капитала, один из методов, как пишет Ленин, раскидывать
свои сети на все страны мира3. Это относится и к
отличительным особенностям такой формы раздела мира,
как организация международных объединений для
эксплуатации народов других стран. Они имели место и
раньше, указывает Ленин, но «для империализма
характерно иное, чего раньше, до XX века, не было, именно:
раздел мира экономический между
интернациональными трестами, раздел ими стран по договору, как
областей сбыта»4.
Короче говоря, логический ход исследования
империализма, его основных экономических признаков и
соответствующих им категорий в общем и целом
воспроизводит исторический ход реального развития. И сам
Ленин дает ясное и неоспоримое указание на этот счет.
Он пишет: «Концентрация производства; монополии,
вырастающие из нее; слияние или сращивание банков с
промышленностью — вот история возникновения финан-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 34, стр. 368.
2 См. там же.
3 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 363.
4 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 34, стр. 370.
180

сового капитала и содержание этого понятия» *.
Логическое определение понятия у Ленина есть
концентрированное выражение истории развития выражаемого им
объекта.
Поэтому, на наш взгляд, неправильно механически
переносить некоторые особенности метода «Капитала»
в вопросе о соотношении логического и исторического на
метод ленинской работы «Империализм, как высшая
стадия капитализма». И там и здесь принцип единства
исторического и логического представляет неотъемлемую и
существенную сторону диалектического метода
исследования, но в связи с разными задачами он, этот принцип,
в каких-то отношениях проявлялся по-разному.
Сказанное вовсе не означает, что в логике
ленинского исследования капитализма мы встречаемся с
примером полного совпадения моментов исторического и
логического. Такого совпадения нет и не может быть, в
противном случае исчезла бы противоположность между
ними. Но диалектически противоречивый характер их
соотношения отнюдь не обязательно находит свое
выражение лишь в том, что категории, воплощающие
исторически менее развитые ступени исторического
развития, рассматриваются позже более развитых ступеней.
В ленинском труде эта диалектическая
противоречивость логического и исторического сказалась в том, что
логический анализ элиминировался от всякого рода
исторических случайностей и зигзагов, от особенностей
империализма в разных странах и т. п. и дал теоретически
адекватное изображение сущности империализма как
самостоятельной стадии капитализма, его
экономической структуры. И в ленинском труде, как и в
«Капитале», применен не исторический, а логический способ
исследования, который, однако, по известному
определению Энгельса, есть тот же исторический метод, только
очищенный от случайностей, исторических зигзагов,
затемняющих основную тенденцию развития, и т. д.
Основное в соотношении логического и
исторического в конечном счете заключается в том, что научный
метод исследования должен помочь отразить объект в его
развитии и изменении. Лишь постольку объект может
быть познан адекватно. «Логичность» исследования в
этом диалектическом смысле есть синоним теоретиче-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 344.
181

ского выражения закономерного движения, развития
предмета. С этой точки зрения большой интерес
представляет статья Ленина «К пересмотру партийной
программы», к которой мы уже обращались. Одна из целей
этого пересмотра программы, предпринятого после
Февральской революции 1917 г., состояла в том, чтобы в
общую характеристику капитализма включить и новейшую
его стадию — империализм.
В процессе переработки программы выявилось два
подхода, имеющих прямое отношение к вопросу о
соотношении логического и исторического. Один из этих
подходов сводился к тому, чтобы в определение сущности
капитализма, данное в старой программе, вкрапливать
в разных местах кусочки определения империализма.
Там, где, например, говорится о товарном обмене как
важном свойстве капитализма, предлагалось добавить
такой признак империализма, как вывоз капитала; в
пункте, посвященном частной собственности на средства
производства, вставлялось положение о банках и
синдикатах, о мировых монополистических союзах; в общее
изложение об экономических кризисах включался
вопрос о разделе мира при империализме и т. д.
Ленин решительно возражал против такого подхода
по той причине, что он «общего и цельного
представления об империализме» ] не дает. Основной довод Ленина
против подобной «мозаики» в характеристике
монополистической стадии капитализма состоял в том, что
задача программы партии — показать, что цель движения
пролетариата ««определяется» характером современного
буржуазного общества и ходом его развития». Однако,
доказывал Ленин, «хода развития» при таком способе
изложения и не получается2. Но без этого, без анализа
хода развития, нет и логики, логичности, диалектически-
логической последовательности.
Так, указывает Ленин, связать непосредственно
товарный обмен с экспортом капитала — значит
совершить сверхъестественный скачок, обрывающий целый
ряд звеньев в цепи исторического развития, соединяющий
эти два явления. Здесь «логическое» не находится в
единстве с историческим, т. е. не воспроизводит
историческое, «ход развития», и потому оно нелогично, теорети-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 34, стр. 358.
2 См. там же.
182

чески неправильно. «Начать с сопоставления рядом
«обмена» вообще и экспорта капитала — неправильно
исторически, неправильно теоретически» К
Столь же ошибочно, доказывает Ленин, говорить в
программе о том, что распоряжение производством
перешло в руки трестов, банков раньше, чем изложен
вопрос о закономерном вытеснении мелких хозяйств
крупными, т. е. о процессе концентрации производства. «Но
ведь тресты, это — наивысшее и наипозднейшее
проявление как раз данного процесса вытеснения мелких
хозяйств крупными. Мыслимо ли говорить сначала о
появлении трестов, а потом о вытеснении мелких хозяйств
крупными? Разве не нарушается этим логическая
последовательность? Ибо откуда же взялись тресты?
Разве не получается теоретическая неправильность?»2
Эти ленинские слова важны не только потому, что
они еще раз свидетельствуют о его понимании
логического как мысленной реконструкции (или, как сейчас
сказали бы, «модели») исторически закономерного
развития. Они интересны и с той точки зрения, что
подтверждают правильность представления о «способе
изложения» (о чем уже говорилось раньше) не как о
«деле техники», или простой формальной
последовательности в изложении мыслей. «Логическая
последовательность» в изложении — это вопрос теории, теоретической
правильности самого способа исследования, способа
подхода к действительности.
Вот почему огромное методологическое значение
имеет и следующее положение Ленина о единственно
правильном, научном подходе при характеристике в
Программе партии капитализма и его высшей стадии —
империализма. «Программа восходит — и должна
восходить — от простейших проявлений капитализма к
более сложным и «высшим», от обмена к товарному
производству, к вытеснению мелких предприятий
крупными, к кризисам и т. д. вплоть до империализма, как
вырастающей и выросшей только теперь в передовых
странах наиболее высокой стадии. Именно так обстоит дело
в жизни»3.
Определение понятия через противоречия. Мысль
Ленина в ходе исследования империализма все время
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 32, стр. 146.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 34, стр. 359.
3 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 32, стр. 146.
183

направлена на установление его противоречивого
характера. Поскольку в настоящем разделе главы
рассматривается определенное понятие, а не вопрос о конкретных
противоречиях империализма, который будет
проанализирован специально, то речь здесь пойдет лишь
о диалектически-противоречивой сущности самого
понятия.
Среди многих вопросов, относящихся к
диалектической природе понятий, выясняемых Лениным в
«Философских тетрадях», большое значение, как уже
говорилось в I главе, придается моменту гибкости понятий, их
перехода и т. п. Когда Ленин всячески подчеркивает,
что диалектический закон противоречий есть не только
закон бытия, но и закон познания, то он имеет в виду
в этом плане и диалектическую природу понятий. На
первый план он выдвигает именно вопрос о том, как в
понятиях выразить движение, изменение. А ответ на
этот вопрос может быть только один: лишь посредством
воспроизведения в логических, экономических и любых
иных понятиях реальных противоречий объективного
развития.
Поэтому Ленин вполне справедливо считает, что
«главное содержание» диалектической логики — это
отношения, противоречия, переходы понятий, «причем эти
понятия (и их отношения, переходы, противоречия)
показаны как отражения объективного мира» К
Отсюда и та гибкость, релятивность, подвижность
понятий, о которой Ленин не устает говорить как о
главном условии отражения в мысли диалектики вещей. Для
нашей цели особенно важно учесть одно из его
замечаний по поводу гегелевского подхода к понятиям. Гегель,
которому принадлежит бесспорная заслуга борьбы
против метафизического окостенения человеческих понятий
и обоснование их диалектической сущности, доказывал,
что любое логическое понятие — конечное и
бесконечное, единичное и общее и т. д. — представляет собой
противоречия не потому, что их внешним образом
соединяют, а по той причине, что они сами по себе «переход»,
т. е. в силу диалектичности своей переходят в свою
противоположность. Так, конечное имеет смысл лишь
постольку, поскольку оно предполагает бесконечное,
переходит в бесконечное и т. д.
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 178.
184

Ленин очень положительно оценивает такое
понимание понятий и на полях своего конспекта «Науки
логики» записывает: «Понятия не неподвижны, а — сами
по себе, по своей прироле = пе р е ход»1.
Конечно, у Гегеля, как идеалиста, понятия имеют
«собственную душу», которая толкает их к переходам,
к превращению в противоположность. Более того, они
основа превращений реальных вещей. По Ленину,
конечно, этот переход понятий обусловлен отражением
объективной диалектики вещей, их собственных переходов.
Таким понятием выступает у Ленина и понятие
империализма, ибо сказанное о логических понятиях в
полной мере относится и к экономическим понятиям. Ленин
потому и борется против понятий об империализме
Каутского и др., что это мертвые понятия, не
выражающие противоречий определенной стадии
капиталистического развития, не указывающие того перехода, который
они от чего-то к чему-то содержат в себе. Само
ленинское определение империализма как определенной
исторической стадии, притом высшей и последней стадии,
в развитии капитализма наполняет понятие
империализма глубоким диалектически-противоречивым
содержанием.
Оно противоречиво прежде всего в двух смыслах:
1) в том, что фиксирует такую историческую
координату в движении буржуазного общества, когда некоторые
существенные свойства капитализма в силу собственной
внутренней диалектики превратились в свою
противоположность (например, свободная конкуренция
совершила переход в монополию, в свое отрицание); 2) в том,
что это превращение в противоположность есть только
ступень в развитии капиталистического способа
производства, которая подготовляет основу для перехода к
высшей форме общественного развития — к
социализму.
Определяя империализм как особую стадию
капитализма, указывая точно «историческое место
империализма», Ленин со всей резкостью подчеркивает момент
«переходности», переходного характера империализма
(следовательно, определяет и понятие о нем как «переход»).
«...Капитализм, — пишет он, — стал капиталистическим
империализмом лишь на определенной, очень высокой
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 206—207.
185

ступени своего развития, когда некоторые основные
свойства капитализма стали превращаться в свою
противоположность, когда по всей линии сложились и
обнаружились черты переходной эпохи от капитализма к более
высокому общественно-экономическому укладу» К
Точно так же как «переход» Ленин определяет и
основной признак, «субстанцию» империализма —
монополию. «Монополия есть переход от капитализма к
более высокому строю»2.
Вот этот момент «переходов», «переходности» Ленин
всюду включает в свои характеристики империализма.
В конце книги в качестве общего итога всего
исследования экономической сущности империализма он
заключает, что «его приходится характеризовать, как
переходный или, вернее, умирающий капитализм»3.
Но сказанным не ограничивается определение
понятия империализма через противоречия. Ленин
конкретизирует это определение в целом ряде противоречий. Он
определяет в характеристике сущности
монополистического капитализма такие противоположные
определения, как прогрессивность в целом экономического
развития на этой стадии и паразитизм, тенденцию к
загниванию, его реакционность по всем линиям, быстроту
роста и перезрелость и т. д. Он говорит о той ступени в
общественном производстве, до которой дошло
человечество при империализме, как о «гигантском прогрессе», и
в то же время показывает, что плодами этого
прогресса пользуется кучка спекулянтов, владык финансового
капитала4.
Более конкретно эти и другие противоречия,
вытекающие из противоречивого, «переходного» характера
империализма в целом, будут рассмотрены в дальнейшем.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 385.
2 Там же, стр. 386.
3 Там же, стр. 424.
4 См. там же, стр. 322.

Глава 5
ДИАЛЕКТИКА РАЗВИТИЯ
МОНОПОЛИСТИЧЕСКОГО
КАПИТАЛИЗМА
1. ДВИЖЕНИЕ ОСНОВНОГО ПРОТИВОРЕЧИЯ
КАПИТАЛИЗМА В ВЫСШЕЙ, РАЗВИТОЙ ФОРМЕ
Один из коренных научных устоев ленинской теории
империализма заключается в том, что она от начала
до конца пронизана идеей о главной движущей силе,
обусловливающей перерастание домонополистического
капитализма в монополистический, определяющий
дальнейшее развитие самого монополистического
капитализма. Эта главная движущая сила — противоречие между
закономерным, исторически необходимым ростом
обобществления производства, общественного характера
производительных сил и буржуазными производственными
отношениями.
Ленинский метод исследования империализма и в
этом отношении представляет собой творческое развитие
метода Марксова «Капитала». Известно, что, согласно
Марксу, как в простейшем, начальном противоречии, так
и во всех остальных противоречиях капитализма
проявляется в конечном счете основное его противоречие —
противоположность общественного характера
производства частнокапиталистической форме присвоения.
Именно это противоречие лежит в основе процесса и смены
одних форм капиталистических производственных
отношений другими, в основе процесса создания
исторических предпосылок для новой общественной формации.
В своем учении об империализме Ленин продолжает
дальше Марксов анализ капитализма, прослеживая
движение этого основного противоречия в новой
исторической форме — форме монополистического капитала.
187

Маркс уже на анализе простейшего явления — товара и
товарного обмена — показал, что свойственные
капитализму противоречия разрешаются таким образом, что
создают форму дальнейшего их развития, т. е. более
развитые формы их движения1. В применении к
капиталистическому способу производства и его историческому
развитию ступенями такого движения противоречий
были, например, простая кооперация, мануфактура,
крупная машинная промышленность. В этих развивающихся
формах производственных отношений капитализма
имманентно присущее ему противоречие между
общественным характером производства и частной формой
присвоения не угасало, а, напротив, углублялось,
обострялось, было движущей силой всего развития.
Уже при жизни Маркса обобществление
производства достигло такого высокого уровня, что он считал его
несовместимым со старой оболочкой буржуазных
производственных отношений. Однако это противоречие
между новым содержанием (т. е. производительными
силами) и старой формой буржуазного способа
производства (т. е. производственными отношениями), как
показал исторический опыт, не исчерпало себя еще полностью.
Выше уже отмечалось, что сам Маркс, и особенно
Энгельс, по некоторым неразвитым еще признакам
предчувствовали наступление нового периода капитализма,
когда его основное противоречие приобретает еще более
развитую форму своего движения. Нужно сказать, что
Ленин, преклонявшийся перед гениальной
прозорливостью основоположников марксизма, очень высоко
оценивал эти их «предчувствия». Об Энгельсе, например,
он писал, что его известные замечания в связи с
критикой Эрфуртской программы свидетельствуют, «как
внимательно и вдумчиво следил он именно за
видоизменениями новейшего капитализма и как сумел он поэтому
предвосхитить в известной степени задачи нашей,
империалистской, эпохи»2.
Но конечно, только Ленин сумел благодаря
сложившимся историческим условиям исследовать новую и
самую развитую, высшую форму движения коренного
противоречия капитализма. Бесспорно, во главу угла всего
своего анализа империализма он поставил именно это
1 См. К. Маркс и 0. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 124,
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 33, стр. 67.
188

«старое», развивающееся в новой форме противоречие.
И бесспорно также то, что этим прежде всего
объясняется глубочайшая научность ленинского учения об
империализме и о вытекающих из него задачах
социалистического преобразования общества.
Это тем более следует подчеркнуть, что
буржуазные теории о современном капитализме всячески
стараются перечеркнуть данное противоречие, утверждая, что
Марксов анализ капитализма, его учение о
противоречии между общественным характером производства и
буржуазным способом присвоения устарели. Вслед за
буржуазными идеологами это же заявляют и
ревизионисты, утверждая, что речь должна идти теперь главным
образом о новых противоречиях.
В том, что империализм принес с собой массу
новых противоречий, никто из марксистов не сомневается.
Но все дело в том, что эти новые противоречия, о
которых речь у нас пойдет в специальной главе, не
существуют вне «старого» и основного !, на всех этапах
развития капитализма противоречия и могут быть поэтому
поняты лишь как его выражение. Подобно тому как
глубокие и полноводные реки берут свое начало из
каких-то начальных источников, так и все новые
специфические противоречия империализма проистекают из
фундаментального противоречия между гигантски
выросшим в настоящее время обобществлением
капиталистического производства и буржуазными
производственными отношениями. За фразами о «новых
противоречиях» скрывается отказ от этого коренного положения
марксистского учения. Например, большинство
ревизионистов считает, что главное противоречие ныне — это
отчуждение человека, хотя для каждого подлинного
марксиста ясно, что и отчуждение есть результат
господства капитализма и капиталистических
производственных отношений, которые отключают человека — эту
главную производительную силу — от власти над
создаваемыми им же самим общественными отношениями.
Иными словами, и в факте этого отчуждения нужно
видеть важное проявление того же основного
противоречия капитализма — между производительными силами
и производственными отношениями.
1 Основное противоречие той или иной социально-экономической
формации потому и называется «основным», что оно заложено в
фундаменте всего ее развития, от зарождения до конца.
189

В своих подготовительных работах к книге об
империализме Ленин отмечает боязнь буржуазных
экономистов, историков и т. д. самого слова «обобществление»,
того, что монополистическая форма капитализма
означает новую и неизмеримо более высокую форму
обобществления производства. И это естественно, так как
прогрессирующее обобществление неизбежно ведет к
изживанию капитализма и к исторической необходимости
замены его социализмом. Изображая в своих
исследованиях фактически этот процесс гигантского
обобществления, буржуазные ученые затушевывают его
социальный смысл. Делая выписки из книги Р. Лифмана
«Картели и тресты и дальнейшее развитие
народнохозяйственной организации», Ленин замечает: ««Переплетение»,
«участие»... «устранение изолированности»... вот
«словечки» Лифмана для обхода (и для затемнения)
Марксова понятия «обобществления»»1. Подобное же
замечание Ленин делает по поводу утверждений
другого буржуазного экономиста. Любопытно, что, признавая
новую роль банков, которые уже не носят, по его словам,
«чисто частнохозяйственного характера», а «все более
вырастают из сферы чисто частнохозяйственного
регулирования», этот экономист тем не менее заявляет:
предсказания социалистов о том, что концентрация
производства приведет в конце концов к желаемому для них
и долженствующему осуществиться обобществлению
средств производства, не сбываются и никогда не
сбудутся. Ленин приводит неопровержимые цифры,
красноречиво свидетельствующие о росте общественного
характера производства, и замечает: «И это не
«обобществление»!!!!!!»2
Сам Ленин глубоко исследует объективно
необходимую диалектику развития капитализма, имеющую
своим источником противоречие между ростом
обобществления производства в результате его концентрации и
существовавшими на домонополистической стадии
капитализма формами производственных отношений.
Противоречие это состоит в том, что новая ступень данного
обобществления, достигнутая к началу XX в., не могла
уже согласоваться с формами капиталистического
производства, основанного на свободной конкуренции, на од-
1 £. //. Ленин. Поли. собр. соч., т. 28, стр. 30.
2 Там же, стр. 339.
190

ном лишь индивидуальном предпринимательстве и т. п.
Возникновение монополий явилось результатом
разрешения этого противоречия и новой формой дальнейшего,
более глубокого и острого развития основного
противоречия капитализма. Это еще с одной стороны
показывает, почему Ленин придавал такое большое значение
монополиям, почему он определял империализм как
монополистический капитализм, почему он видел в нем
канун социалистической революции.
«Капитализм в его империалистской стадии, — пи-
сал он, — вплотную подводит к самому
всестороннему обобществлению производства, он втаскивает, так
сказать, капиталистов, вопреки их воли и сознания, в
какой-то новый общественный порядок, переходный от
полной свободы конкуренции к полному
обобществлению» 1.
Эти слова написаны в первой главе книги Ленина
«Империализм, как высшая стадия капитализма» при
рассмотрении вопроса о концентрации производства.
Вопросом об обобществлении производства как самой
важной и характерной стороне объективного и
закономерного процесса развития монополистического капитализма,
подводящей к социализму, Ленин также заканчивает
свою книгу. Давая как бы синтез всей картины
империализма, рассмотренной в книге, Ленин показывает,
что в результате «становится очевидным, что перед
нами налицо обобществление производства, а вовсе не
простое «переплетение»; — что частнохозяйственные и
частнособственнические отношения составляют оболочку,
которая уже не соответствует содержанию, которая
неизбежно должна загнивать, если искусственно
оттягивать ее устранение...»2.
2. ДИАЛЕКТИЧЕСКИЙ ПОДХОД К СТРУКТУРЕ
МОНОПОЛИСТИЧЕСКОГО КАПИТАЛИЗМА
Установив, что монополия есть более развитый
способ развития и основного противоречия между ростом
обобществления производства и капиталистическим
присвоением, Ленин не останавливается на этом.
Рассматривая монополию как результат концентрации производ-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 320—321.
2 Там же, стр. 425.
191

ства, растущего его обобществления, он вместе с тем
подчеркивает, что сами монополии становятся фактором,
стимулирующим дальнейшие, еще более высокие
ступени развития концентрации и централизации капитала,
а следовательно, и обобществления.
Заметим, что в возникновении монополий
проявляется действие не только диалектического закона
противоречий, но и закона перехода количества в качество.
Раньше уже приводились слова Ленина о том, что
качественный скачок, который изменил в новое время роль
банков, объясняется тем, что «количество переходит в
качество...»: раньше они «ворочали» тысячами, сейчас —
миллиардами рублей, от узкого специализма переходят
к учету «общенародных и всемирных
взаимоотношений и связей...». Тот же процесс происходит и в сфере
развития всякой монополии, и прежде всего в
производстве: раньше для организации и ведения производства
требовались сравнительно ограниченные средства,
которыми обладали индивидуальные капиталисты; с
ростом концентрации производства количественные его
«параметры» настолько увеличиваются, что только
объединенные усилия многих капиталистов, т. е.
монополистические объединения, могут справиться с новыми
условиями производства и выколачивания
капиталистической прибыли.
Если монополии есть новое качество, вырастающее в
рамках капиталистического производства из
количественных изменений, то это новое качество неизбежно
порождает дальнейшие изменения самих количественных
пропорций. Таков закон диалектического развития. На
базе монополий концентрация производства, банкового
дела, торговли и т. д. нарастает подобно снежной
лавине. Монополия представляет собой более высокую, чем
индивидуальное предпринимательство, форму
организации капиталистического производства. Она приобретает
новые, несравнимо более широкие возможности во всем,
что связано с производством прибавочной стоимости и
добыванием максимально больших прибылей, т. е. с
эксплуатацией рабочего класса, всех трудящихся.
Ленин исследует эту диалектику развития уже
самого монополистического капитализма. Он показывает,
как на этой новой базе концентрация доходит до
того, что становится возможным учет всех источников
сырья не только в одной данной стране, но и в других
192

странах, во всем мире, учет размеров рынка, который
делится по договору на сферы влияния между
монополистическими союзами. Монополии могут нанять
обученных рабочих, лучших инженеров, они захватывают
пути и средства сообщения и т. д. Иначе говоря,
достигнутый уровень концентрации и монополизации
становится условием и орудием еще более высокой
концентрации, обобществления, роста силы монополии.
Далее, хотя монополии и приходят на смену
свободной конкуренции, они не могут уничтожить и не
уничтожают такое неотъемлемое от капитализма свойство, как
конкуренция. Если конкуренция в условиях старого
капитализма была движущей силой концентрации
производства, то на монополистической стадии она выполняет
ту же роль, но уже при совершенно изменившихся
обстоятельствах. Ленин придавал исключительное
значение этому сочетанию при империализме двух
противоположных начал, тенденций — монополии и
конкуренции. Выяснение этой стороны ленинского анализа мы
рассмотрим в главе о противоречиях. В связи с
анализируемым сейчас вопросом важно лишь заметить, что
конкуренция, как фактор дальнейшей концентрации при
монополистическом капитализме, приобретает ряд
качественно новых черт.
И в условиях старого капитализма свободная
конкуренция базировалась на том, что сильный побивал
слабого и за его счет умножал свои богатства. При
империализме же немонополизированным частям
производства противостоят мощные монополии,
монополистические союзы, конкурентоспособность которых не вызывает
никаких сомнений. Как показывает Ленин, конкуренция
между картелированной и некартелированной
промышленностью характеризуется новой важной
особенностью — насильственными методами, методами
подавления, применяемыми первой по отношению ко второй.
Конкуренция между ними не исчезает, она остается, но
она перестает быть собственно «свободной». Это одно
из тех проявлений прямого насилия и гнета, которые
органически свойственны империализму во всех областях
общественной жизни.
Ленин конкретно, основываясь на исследованиях
самих буржуазных экономистов, ярко рисует эти методы
«конкуренции», приводящие к разорению соперников
монополий. «Перед нами, — делает он вывод, — уже не
7 М. М. Розенталь
193

конкуренционная борьба мелких и крупных, технически
отсталых и технически передовых предприятий. Перед
нами — удушение монополистами тех, кто не
подчиняется монополии, ее гнету, ее произволу» К
Конкуренция остается и обостряется между самими
монополиями. Здесь сталкиваются и ведут между собой
борьбу не на жизнь, а на смерть гигантские союзы и
объединения. Идет конкурентная борьба и внутри этих
союзов и объединений. В случае равновесия сил
монополии договариваются между собой о совместной
борьбе против других соперников, делят между собой сферы
влияния, происходят слияния монополий и т. д. Все
это имеет своим результатом дальнейшее, еще большее
сосредоточение производства, капиталов в руках
немногих монополий, усиление их производственной,
финансовой власти над обществом.
А это значит, что и противоречие между растущим
обобществлением производительных сил и
капиталистическими производственными отношениями углубляются.
И пока сохраняется капитализм, это противоречие ищет
выхода, требует своего, хотя бы частичного, насколько
это допускают рамки буржуазного общества,
разрешения. Отсюда следует, что и монополистическая форма
капитализма не есть нечто неизменное,
неразвивающееся, исключающее переходы от одних состояний к
другим, от менее развитых к более развитым.
Вот тут-то конкретно и проявляется необходимость
рассматривать структуру монополистического
капитализма в развитии и изменении. Ленин не ограничился
тем, что раскрыл соотношение и взаимодействие тех
элементов, которые в своей совокупности составляют
экономическую структуру монополистического капитализма.
Основная идея его подхода к этому вопросу состоит в
том, что концентрация и обобществление производства,
определяющие собой все остальные стороны
империализма, есть необратимый процесс. Закон
неравномерности развития капитализма, получающий на
империалистической стадии особенно сильные стимулы,
обусловливает борьбу между империалистическими государствами,
которая может быть выдержана лишь при все большей
концентрации экономической и политической мощи госу-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 321.
194

дарств. А это с необходимостью порождает развитие
качественно новых форм монополистического капитала.
Именно с этим связана постановка Лениным вопроса
о государственно-монополистическом капитализме,
который, на наш взгляд, он рассматривал как наиболее
развитую форму или ступень в развитии империализма,
структуры финансового капитала.
В нашей экономической литературе существуют
разногласия по вопросу о том, можно ли считать
государственно-монополистический капитализм особой ступенью
в развитии империализма или он представляет собой
неотъемлемое свойство последнего с момента его
возникновения и развивается вместе с ним. Одни
экономисты отстаивают первую точку зрения, другие отстаивают
второй взгляд1. Сторонники обоих этих представлений
ссылаются при этом на работы Ленина.
Правда, существует еще одна точка зрения,
заключающаяся в том, что государственно-монополистический
капитализм настолько отличается в смысле механизма
функционирования капитализма от прежнего
монополистического капитализма, что он «стал новой стадией по
отношению к стадии монополистического капитализма,
даже если в этих двух стадиях наряду с
существующими различиями содержатся общие черты»2.
Эту точку зрения высказал на международной
конференции, посвященной пятидесятилетию выхода в свет
книги «Империализм, как высшая стадия капитализма»
(Москва, март 1967 г.), П. Жуа (Бельгия).
Однако эта точка зрения не нашла поддержки, и она
представляется неосновательной. В ней содержится
правильная мысль о том, что по сравнению с начальными
формами монополистического капитализма
государственно-монополистический капитализм отличается рядом
существенных особенностей и черт. Эти особенности и черты
дают возможность говорить о том, что государственно-
монополистический капитализм представляет собой не
простое количественное изменение монополистического
капитализма, а качественно новое образование, ступень
в его развитии. Считать же, что это совершенно новая
1 См. «Мировая экономика и международные отношения», 1970,
Кя 3; 1971, № 7, 12; 1972, № б; 1973, № 5, 10, и др.
2 См. «Учение В. И. Ленина об империализме и современность».
М., 1967, стр. 157.
7*
195

стадия в развитии самого капитализма, на наш взгляд,
неправильно. Во всяком случае такой подход
расходится с ленинской постановкой вопроса о том, что
империализм есть высшая и последняя стадия
капитализма.
Что же касается мнения ряда авторов, согласно
которому государственно-монополистический капитализм
органически связан с империализмом и поэтому его
следует рассматривать лишь как высшее развитие некоего
постоянного качества, то это мнение имеет большое
основание. Тем не менее его трудно разделять, и нам
хотелось бы подойти к этому вопросу преимущественно
с методологической стороны, рассмотреть его в свете
ленинского диалектического подхода к анализу
империализма.
Главный довод представителей этой точки зрения
заключается в том, что элементы государственного
вмешательства в капиталистическую экономику имели место
уже на первых порах существования империализма.
В оправдание этого довода ссылаются на некоторые
факты, приводятся высказывания Ленина об элементах
государственного регулирования, имевшие место еще до
первой мировой войны в ряде стран. Все это бесспорно,
но едва ли служит доказательством рассматриваемого
взгляда.
Дело в том, что империализм, империалистическая
стадия капитализма по самой своей природе отличается
от домонополистического капитализма все более
растущей связью между экономикой и политикой, а
следовательно, и государством. Это неплохо отмечал уже
Гильфердинг в своей работе «Финансовый капитал».
Показывая, что «финансовый капитал хочет не свободы, а
господства», что он утратил веру в фритредерские идеалы
свободы торговли, «мира» и «гуманности», Гильфердинг
пишет: финансовый капитал «нуждается в политически
сильном государстве, которому в своей торговой
политике не приходится считаться с противоположными
интересами других государств...» И далее: «Идеал
теперь — обеспечить собственной нации господство над
миром, стремление столь же безграничное, как то
стремление капитала к прибыли, из которого оно
возникает» К
Р. Гильфердинг. Финансовый капитал, стр. 432—434.
196

Как видно из этих строк — оставим в стороне
весьма сомнительную мысль об идеале «мира и гуманности»,
который якобы был принадлежностью старого
«либерального» капитализма, — Гильфердинг правильно
определил новую черту империалистического
капитализма—невозможность существования монополий, их
стремление к завоеванию заграничных рынков, источников
сырья и т. п. без опоры на сильное государство,
которое защищает внутренние интересы монополий
посредством тарифной и таможенной политики, а внешние их
интересы — путем прямого насилия, войн,
приобретения колоний и т. п.
Особенность подхода Гильфердинга к этому вопросу
была в том, что он имел в виду главным образом роль
государства как орудия внешней политики
монополистического капитализма, политики завоеваний, не говоря
почти ничего о его роли в самой экономике, т. е. о том,
что характерно для государственно-монополистического
капитализма. Но очевидно, эта особенность имела свое
историческое оправдание. Когда создавалась работа
«Финансовый капитал», не было еще достаточных
данных, которые бы позволили уже так резко ставить вопрос
об экономических функциях буржуазного государства.
Но когда уже появились эти данные, Гильфердинг, как
уже выше отмечалось, занял совершенно ошибочную
позицию, проповедуя оппортунистическую теорию
«организованного капитализма».
Заслуга разработки вопроса о
государственно-монополистическом капитализме принадлежит Ленину. В
основном ленинском труде об империализме много
говорится о связи монополий с буржуазным государством,
о личной унии высших чиновников государственного
аппарата с промышленными и банковскими монополиями
и т. д., но самого понятия
«государственно-монополистический капитализм» еще нет. В «Тетрадях по
империализму» в одном из набросков черт и признаков
империализма подпунктом 4 значится: «...союз (связь,
слияние) банкового (финансового) капитала с
государственной машиной» К Впервые, по-видимому, понятие о
государственно-монополистическом капитализме
появляется у Ленина в его проекте резолюции VII
Всероссийской конференции РСДРП (б) о текущем моменте.
См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 28, стр. 91.
197

В этом проекте, в частности, говорится:
«Монополистический капитализм переходит в
государственно-монополистический капитализм, общественное регулирование
производства и распределения, в силу давления
обстоятельств, вводится в ряде стран, некоторые из них
переходят к всеобщей трудовой повинности» К
Приведенные слова вошли в окончательный текст
резолюции. До этого Ленин употреблял понятие
«государственный капитализм» в специфическом для условий
империализма смысле. Так, в написанном в начале января
1917 г. черновом проекте тезисов обращения к
Интернациональной социалистической комиссии и ко всем
социалистическим партиям указывается, что капитализм за
время первой мировой войны «сделал шаг вперед не
только к концентрации вообще, но и к переходу от
монополий вообще к государственному капитализму в еще
более широких размерах, чем прежде»2. Об этом же
говорится в статье «Поворот в мировой политике»
(январь 1917 г.) 3. Ленин употребляет здесь понятие
«государственный капитализм» как синоним
государственно-монополистического капитализма. И только в
цитировавшемся выше проекте резолюции VII Всероссийской
конференции партии в 1917 г. он уточняет это понятие,
вводя новую экономическую категорию, точно
выражающую содержание новых складывающихся отношений в
процессе развития монополистического капитализма.
Из приведенных ленинских цитат совершенно ясно
следует, что понятия «монополистический капитализм»
и «государственно-монополистический капитализм» не
отождествляются, что Ленин говорит о переходе от
одного к другому. Он вкладывает определенное
содержание в это понятие. Опыт ряда буржуазных государств
в период первой мировой войны, особенно Германии,
показал, что в кризисные, переломные моменты
государство монополистического капитализма осуществляет
широкие меры, связанные с регулированием производства
и распределения, учетом ресурсов — материальных и
людских и т. д. Такие исторически поворотные
моменты, как война, ускоряют переход от обычных
монополий к государственной монополии. Ленин проводит
существенную качественную грань между ними: до войны
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 31, стр. 44ь\
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 281.
3 См. там же, стр. 344.
198

существовала монополия трестов, синдикатов, во время
войны — государственная монополия. Эту мысль Ленин
повторяет много раз К
Та качественная грань, которая существует между
монополистическим и государственно-монополистическим
капитализмом, следовательно, заключается, по Ленину,
в том, что государство не только выступает в роли
орудия завоевательной политики монополий, мощного
чиновничьего аппарата, проводящего определенную
внутреннюю политику и т. п., но и берет на себя
хозяйственно-экономические функции.
Особенно рельефно мысль о
государственно-монополистическом капитализме как качественно новой ступени
в развитии финансового капитала, возникшей в момент
грандиозного военного кризиса, выражена в небольшой
ленинской статье «За хлеб и за мир», написанной
в декабре 1917 г. Указывая, что война, принесшая
огромные бедствия народам, вместе с тем
«неслыханным образом ускорила социальное развитие», Ленин
писал: «Капитализм, развившийся в империализм, т. е.
в монополистический капитализм, превратился под
влиянием войны в государственно-монополистический
капитализм. Мы достигли теперь этой ступени развития
мировой экономики, и она является непосредственным
преддверием к социализму»2.
И в этом вопросе Ленин непоколебимо стоит на
позициях диалектической теории развития, которую он
всегда с большой глубиной и удивительным
мастерством проводит в своих исследованиях любых научных и
политических проблем. Развитие же даже в пределах
одного и того же явления происходит так, что
возникают какие-то качественно новые свойства, черты. Ленин
считал империализм в целом важнейшим качественно
новым образованием, не меняющим коренной природы
капитализма, но тем не менее таким образованием,
которое было бы серьезной ошибкой рассматривать как
простое количественное изменение старых его свойств.
Здесь следует учесть некоторые общие положения
материалистической диалектики о соотношении качеств
и свойств объектов. Каждый объект характеризуется
определенным качеством, качественной особенностью, бла-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 16, стр. 412 и др,
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 35, стр. 169—170.
199

годаря которым он есть нечто определенное, качественно
отличное от других объектов. Естественно, что, пока
существует данный объект, его коренное качество не
изменяется. Однако из этого было бы ошибочно делать
вывод, что предмет на всем протяжении своего
существования остается неизменным. И речь идет не только о
количественных изменениях, которые совершаются в
предмете беспрерывно. Имеются в виду более глубокие
изменения, относящиеся к существенным сторонам
предмета. Качество вещей находит свое выражение и
проявление в ряде свойств. Последние по сравнению с
качеством объекта более подвижны и изменчивы, не столь
относительно устойчивы. Изменение отдельных свойств,
даже существенных, не меняет качества вещи как этой
вещи, но тем не менее имеет важное значение для ее
развития и в этом смысле может обозначаться как
определенное качественное изменение, как качественные
скачки в пределах основного качества вещи. Именно в
таком смысле Ленин указывал, что на стадии
империализма некоторые существенные свойства капитализма
превращаются в свою противоположность, имея в виду
смену свободной конкуренции монополией.
Такого рода качественные скачки происходили на
протяжении всего развития капиталистического
способа производства, существенно изменяя формы
производственных отношений буржуазного общества. Но как ни
важны были эти изменения, они не затрагивали
коренного качества капитализма как исторически
определенной социально-экономической формации. Они лишь
углубляли его противоречия, подготавливавшие его
переход из «бытия» в «небытие», т. е. его коренное
изменение. Это важно учитывать, чтобы не выдавать то или
иное изменение отдельных свойств капитализма за его
изменение в целом.
Диалектический характер такого развития в полной
мере проявляется и на стадии империализма. Эта
стадия, продолжающаяся вот уже три четверти столетия, не
может быть процессом одних только количественных
изменений его сущности, тем более что это время
охватывает гигантские революционные потрясения в
социальной структуре мира, величайшие изменения в науке
и технике, в развитии производительных сил и т. д. Те
элементы, шаги, как выражается Ленин, государственно-
монополистического капитализма в отдельных странах,
200

которые он прозорливо подметил в связи с войной и
которым придал значение закономерной тенденции, и
явились началом качественно новой ступени в развитии
империализма, содержание и значение которой в полной
мере выявились значительно позже, когда во всех
развитых буржуазных странах монополистический
капитализм превратился в государственно-монополистический
капитализм.
Возникновение подобных новых ступеней в процессе
диалектического развития всегда имеет своим
источником определенные противоречия и есть результат
разрешения этих противоречий. Мы уже указывали, что
монополии явились новой и высшей формой движения
противоречий капиталистического способа производства,
прежде всего противоречия между растущим
обобществлением производства и капиталистической формой
присвоения. Но особенность разрешения этих
противоречий на базе капитализма состоит в том, что оно дает лишь
временный выход дальнейшему развитию, не снимает,
а, напротив, еще больше углубляет, взвинчивает их.
Пределы этого развития раздвигаются, но только для
того, чтобы упереться в новые пределы. Этот закон,
установленный Марксом, действует в полную силу и ныне.
Ленин имел возможность наблюдать и изучать
элементы государственно-монополистического капитализма
в особых исторических условиях — в условиях войны,
охватившей почти весь мир и положившей начало
общему кризису капитализма. Это был период не
«нормального» развития капитализма, а экстраординарного,
чрезвычайно острого, когда империалистические хищники
вцепились друг в друга мертвой хваткой в борьбе за
передел мира. Но именно эта «ненормальность»
исторических обстоятельств, в которых разразился всеобщий
кризис капитализма, его первый этап, с
необыкновенной остротой выявила главное противоречие
капитализма. Условия войны, как показал Ленин на примере
империалистической Германии, заставили «перейти к
регулированию всей хозяйственной жизни свыше, чем
полусотни миллионов человек из одного центра» 1.
Иначе говоря, всеобщий кризис капитализма,
порожденный основным его противоречием, т. е. огромным
ростом обобществления производства при сохранении ос-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 347.
201

нов частнокапиталистической собственности в особо
острой ситуации всемирной войны, сделал необходимым шаг
от монополистического к
государственно-монополистическому капитализму. Это было начало перехода, но тем
больше нужно отдать должное диалектическому чутью
Ленина, что в государственно-монополистическом
капитализме он увидел ту исторически неизбежную
модификацию, которую монополистический капитализм
претерпевает в процессе своего развития. Ленин, конечно,
понимал, что это перерастание не мгновенный акт, что
оно охватит при условии сохранения капитализма
целый период. В книге «Государство и революция», еще
и еще раз возвращаясь к этому вопросу, отмечая, что
империалистическая война «ускорила и обострила
процесс превращения монополистического капитализма в
государственно-монополистический капитализм» \ он
характеризует империализм как эпоху «перерастания
монополистического капитализма в
государственно-монополистический капитализм...»2.
Это предвидение Ленина полностью оправдалось на
историческом опыте всего последующего и современного
развития империализма.
3. СУЩНОСТЬ СТРУКТУРНЫХ, КАЧЕСТВЕННЫХ
ИЗМЕНЕНИЙ НА СТУПЕНИ ГОСУДАРСТВЕННО-
МОНОПОЛИСТИЧЕСКОГО КАПИТАЛИЗМА
Конечно, первые начальные формы
государственно-монополистического капитализма еще не могли выявить
с такой резкостью и определенностью, как в наше время,
внутреннюю диалектику этого перерастания. Повторяем,
в то время большую роль, ускорившую его, сыграла
война (Ленин поэтому говорил о «военно-государственном
монополистическом капитализме»3). Но вместе с тем
именно эта особая историческая ситуация означала, что
в моменты острых кризисов — военных или мирных —
с огромной силой сказывается тот несомненный факт, что
капитализм не может, не изменяя своих форм,
механизма своего функционирования, сладить с гигантским
ростом концентрации и обобществления производства. Не
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 33, стр 3
2 См. там же, стр. 33.
3 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 34, стр. 191
202

удивительно поэтому, что мировой экономический кризис
1929—1933 гг., задевший особенно самую развитую
капиталистическую страну — США и потрясший до
основания всю капиталистическую систему, а затем вторая
мировая война дали новый, еще более мощный толчок
процессу превращения монополистического капитализма
в капитализм государственно-монополистический.
Но не только эти внутренние условия развития
капитализма необходимо принять во внимание, чтобы понять
диалектику развития монополистического капитализма.
Со времени Октябрьской социалистической революции и
победы социалистического строя в России, а затем после
второй мировой войны и в ряде других стран на разных
континентах мира создалась совершенно новая
обстановка, вне учета которой невозможно правильно осознать
и развитие капитализма. Это не значит, что диалектика
развития буржуазного общества была бы иной, что, в
частности, монополистический капитализм не
перерастал бы в государственно-монополистический. Нет, это
исторически необходимый процесс, обусловленный
собственными законами капиталистического способа
производства, логикой его самодвижения, саморазвития. Однако
раскол мира на две социальные системы, борьба между
ними, колоссальное по своей силе влияние победы
социализма на ход мирового развития, бесспорно, стали
еще одним фактором ускорения этого процесса.
В марксистской экономической литературе —
советской и зарубежной — проделана большая работа по
исследованию конкретной картины развития капитализма
за последние десятилетия, развития, связанного с
рассматриваемым нами вопросом. Особенно важное,
первостепенное значение в этом отношении имеют
коллективные документы, разработанные коммунистическими и
рабочими партиями на съездах, международных
совещаниях этих партий. В них дан глубокий,
марксистско-ленинский анализ новейшей эволюции монополистического
капитализма, причин возникновения и развития
государственно-монополистического капитализма, роста и
обострения старых, а также новых, специфических для
современного этапа мирового развития
капиталистических противоречий и т. д.
Здесь нет нужды останавливаться подробно на
специальных — экономических, политических и прочих —
аспектах этих вопросов. Мы кратко коснемся лишь той
203

их стороны, которая необходима для рассматриваемой в
данной главе темы.
В марксистской литературе твердо установлен тот
исторический факт, что наибольшего своего ускорения
процесс перерастания монополистического капитализма в
государственно-монополистический достиг после
мирового экономического кризиса (1929—1933 гг.) и второй
мировой войны.
Но и буржуазные авторы также отмечают этот факт.
Сошлемся хотя бы на доклад одного из них — Фрэнка
Фрейдела, представившего XIII Международному
конгрессу исторических наук в Москве (1970 г.) доклад
«Роль государства в экономической жизни страны».
В этом докладе на опыте США дается исторический
обзор процесса нарастания государственного вмешательства
в экономическую жизнь. Автор не понимает тех
глубинных причин, которые определяют прогрессирующий
характер этого процесса. Он видит в нем выражение
«ответственности» правительства «за процветание и
благосостояние американского народа». Показывая, что
задолго до начала текущего века имели место попытки
государства по тем или иным причинам оказывать
влияние на ход экономической жизни, на борьбу,
развертывающуюся по этому вопросу между различными
группировками буржуазии, он тем не менее выделяет три
основные вехи, обозначающие моменты всенарастающего
вмешательства, или, как он говорит, государственного
регулирования экономики: 1) первую мировую войну,
2) экономический кризис 1929—1933 гг. и 3) период
«нового курса», связанного с именем Ф. Рузвельта, и
вторую мировую войну.
Он показывает, что первое из этих событий имело
преходящее значение, не оставившее глубокого следа,
так как вскоре по окончании войны были отменены
регулирующие государственные мероприятия. Ударение в то
время делалось «скорее на добровольность военных
усилий, нежели на их обязательность, и всячески
подчеркивался временный характер регулирующих
мероприятий». Гораздо большее значение имел в этом отношении
катастрофический экономический кризис. Но усилия по
регулированию, предпринимаемые в этот период, «не
были достаточно массированными» и не снимали угрозы
нового кризиса. «При «новом курсе» федеральное
правительство начало приобретать доминирующую роль в
204

американской экономике...» Противокризисная
бюджетная политика и финансовый контроль стали ключевыми
факторами регулирования экономики1. С этих пор
политика регулирования — не столько прямого, сколько
при посредстве бюджетных и финансовых механизмов —
стала постоянно действующим фактором. Вторая
мировая война заставила вернуться к еще более жесткому
регулированию экономики, чем во время первой
мировой войны. Но сейчас уже не только экстраординарные
условия войны, но и условия мирного времени делают
вмешательство государства в экономику крайне
жизненной задачей.
Не случайно, конечно, и то, что один из этих
наиболее острых периодов — экономический кризис —
стал поворотным моментом в буржуазной экономической
науке.
Конечно, буржуазная политэкономия очень
многообразна по своим направлениям, в ней идет борьба,
выражающая интересы различных слоев буржуазии,
сталкиваются разные школы и т. д. Но начиная примерно с
30-х годов, именно после экономического кризиса, все
сильнее звучит основной мотив: стихийный рыночный
механизм, рассматривавшийся раньше как чуть ли не
богом или самой природой данный «чудесный»
инструмент «саморегулирования» производства и
распределения, не справляется больше со своей функцией; нужен
новый инструмент, иначе те трещины, которые дало
буржуазное общество в годы кризиса, превратятся в полную
катастрофу; таким инструментом может и должно стать
государство, государственное регулирование экономики.
В эти же годы, связанные с кризисом, появляется
книга Дж. Кейнса «Общая теория занятости, процента
и денег», которую в буржуазном мире провозглашали
революцией, равной дарвиновской, открытием
неэвклидовой геометрии в экономической науке. Суть этой книги,
кратко говоря, сводилась к тому, что без вмешательства
государства в экономическую жизнь, без регулирующих
мер с его стороны неизбежны новые, еще более острые
экономические кризисы, массовая безработица и т. п.
Кейнс был объявлен «спасителем капитализма». Кейнси-
анство в разных его ипостасях стало основным
направлением буржуазной политической экономии, а теория
1 См. Фрэнк Фрейдел. Роль государства в экономической
жизни страны. М., 1970, стр. 8, И, 14 и др.
205

«регулируемого капитализма» с помощью государства—
в тех или иных вариантах — основной экономической
теорией.
Следует указать, что при всем апологетическом в
целом характере этих новых явлений в буржуазной
политэкономии беда заставила ее представителей взглянуть
правде в глаза, отказаться от ряда представлений
прежних вульгарных учений (например, о гармоничности
соотношения спроса и предложения, о случайном
характере безработицы и т. д.) и выработать ряд
теоретических и практических рекомендаций, которые должны
были бы приспособить буржуазную экономику к новым
условиям, когда без активного вмешательства
государства невозможно обеспечить воспроизводство капитала.
Буржуазные правительства ряда стран в своей
экономической политике использовали и используют эти
рекомендации.
Таким образом, бесспорно, что поворот в буржуазной
экономической науке отразил по-своему реальные
изменения, совершаемые в капиталистическом производстве.
В чем же смысл этих изменений? Ясно, что их главный
смысл — во все большем росте и усилении
государственно-монополистического капитализма, ставшего основным,
решающим фактором современного буржуазного
общества. Это отнюдь не значит, как думают некоторые
марксисты-экономисты, что тем самым якобы утверждается
ошибочное положение о «завершении» процесса
перерастания монополистического капитализма в
государственно-монополистический, что возможен тем самым
«чистый» государственно-монополистический капитализм К
«Чистого» государственно-монополистического
капитализма, как и чистого империализма, вообще быть не
может. К этому вопросу мы еще вернемся в другой связи.
Современные буржуазные экономисты, как прежде,
страшатся говорить об обобществлении производства,
признать, что государственно-монополистический
капитализм означает новую ступень в этом обобществлении.
Но реальные факты заставляют некоторых из них в
очень осторожной форме констатировать это. Так,
Дж. Гэлбрейт в своей книге «Новое индустриальное
общество» пишет: «...большинство отдельных (!) явлений,
1 См. М. С. Драгилев, Н. И. Мохов. Ленинский анализ
монополистического капитала и современность. М., 1970, стр. 175.
206

ведущих к социализации (если позволительно
употребить это самое (!!) неприятное слово) развитой
корпорации, реально существует...» {
Конечно, экономисты типа Гэлбрейта не опираются
в своем анализе на открытый Марксом закон
диалектического взаимодействия производительных сил и
производственных отношений, не учитывают закономерного
возникновения на определенной ступени развития
производительных сил противоречия между ними и
устаревшими производственными отношениями. Но они не
могут под давлением фактов не признавать, что
современные производительные силы (они говорят главным
образом о технике), особенно в связи с
научно-технической революцией, несовместимы уже с рыночной
стихией, что современное производство требует иных, более
высоких форм организации, основанных на
планировании. «В условиях несложной техники, — пишет,
например, Гэлбрейт, — рынок функционирует более надежно,
и потому имеется меньше поводов для планирования и
нужда в нем меньше»2. Отсюда он делает заключение,
что «современная техника предопределяет усиление
роли современного государства»3.
Но буржуазные экономисты не видят и не хотят
видеть необходимости коренных социальных изменений,
хотя некоторые из них, как, например, Гэлбрейт, и не
отрицают важности и необходимости каких-то
буржуазных, разумеется, социальных реформ. Они исходят из
догмы о капитализме как самой «естественной» форме
1 Дж. Гэлбрейт. Новое индустриальное общество. М., 1969.
стр. 458. В своей новой книге «Экономика и общественная цель»,
вышедшей в 1973 г., автор изменяет отношение к этому «самому
неприятному» понятию и даже требует рассматривать социализм
«как необходимую и нормальную черту» капиталистической системы
США (John Kenneth Galbralth. Economics and the Public Purpose.
Boston, 1973, p. 280). Конечно, этот «социализм» преподносится в
чисто буржуазной трактовке и ничего общего не имеет с реальным
социалистическим обществом в марксистском понимании. Речь идет у
него о некоторых реформах, совершенно не меняющих существо
буржуазного строя. Все же указанный поворот свидетельствует о
«знамении времени» (о новой книге Гэлбрейта см.: С. Цалин.
Современный американский капитализм в оценке Дж. Гэлбрейта. —
«Мировая экономика и международные отношения», 1974, № 8; А. Милей-
ковский. Переходит ли Гэлбрейт Рубикон? О новых веяниях в
буржуазной политической экономии. — «Коммунист», 1974, № 15).
2 Дж. Гэлбрейт. Новое индустриальное общество, стр. 129.
3 Там же, стр. 40.
207

организации производства и общества в целом и
сочиняют идиллические сказки о
государственно-монополистическом капитализме, который якобы не имеет иных
интересов, кроме интересов общества в целом. Гэл-
брейт — один из влиятельных авторов пресловутой
теории конвергенции, согласно которой техника определяет
более или менее одинаковые формы общественной
организации как при капитализме, так и при социализме;
они-де представляют собой варианты приспособления к
одной и той же необходимости, формы одного и того
же единого «индустриального общества». Эта теория
стирает и затушевывает глубокую противоположность
социализма и капитализма, создавая ложную видимость
их сближения, конвергенции.
Во всяком случае даже сами буржуазные
экономисты вынуждаются ходом исторического развития к
признанию того, что без государства, без государственного
регулирования (пусть в определенных границах,
обусловленных природой буржуазного общества) невозможно
сейчас справиться с современным производством,
современными производительными силами, с задачей
выколачивания и роста капиталистической прибыли.
Диалектика развития капиталистического общества
уже после Ленина, открывшего объективную
закономерность этого развития, подвела к такому моменту, когда
противоречие между новым, неизмеримо более высоким
(не только количественно, но и качественно) уровнем
обобществления производства и формами его развития,
т. е. формами буржуазных производственных отношений,
должно было быть уже в рамках капиталистического
общества разрешено, — разрешено, конечно, насколько это
возможно на базе этого общества. Если возникновение
монополий на первом этапе империалистической стадии
капитализма было способом разрешения противоречий
между производительными силами и буржуазными
производственными отношениями эпохи свободной
конкуренции, то государственно-монополистический
капитализм есть способ разрешения указанного выше
противоречия уже на базе самого империализма. Опять-таки
государственно-монополистический капитализм не
снимает глубочайших противоречий империализма, а
становится новой формой их дальнейшего развития.
Нельзя отрицать того, что достигнутая в
современных условиях ступень обобществления производства по
208

сравнению с первым периодом развития капитализма
количественно и качественно значительно выше. Особенно
мощный толчок обобществлению дала и дает
научно-техническая революция, которая требует усиления роли
буржуазного государства в экономической жизни
капиталистического общества, делает его постоянно
действующим фактором в развитии (что не дает оснований
преувеличивать, абсолютизировать вместе с тем эту роль
и не замечать тех противоречий, которые неизбежны в
связи с регулированием буржуазным государством
производства и распределения). Масштабы задач,
выдвигаемых этой революцией, небывалый рост научных
исследований и их значения для экономического развития,
необходимость подготовки соответствующих научных
кадров, переподготовки рабочей силы, космические
исследования и практическое освоение космоса, создание
новейшей военной техники, проблемы экономического
равновесия между обществом и природой и многое
другое — все это ныне определяет такую структуру
капиталистического производства, в которой государство и
его экономическая, управляющая, регулирующая роль —
при всем том, что сохраняется частнокапиталистическая
собственность как основа основ этого строя со всеми
вытекающими отсюда последствиями, — приобретает
первостепенное значение.
Иначе капитализм не мог бы сейчас выжить.
Буржуазия также учится на собственном опыте. Уроки
кризиса 1929—1933 гг. не могут быть забыты. Она не
может допустить повторения подобного теперь, когда
существование мировой социалистической системы и рост
ее влияния на ход мирового развития делает опасным
всякое такое серьезное потрясение капитализма,
дискредитирует его в глазах народных масс. Само
существование социалистической системы, необходимость
соревнования с ней есть также одно из важнейших условий,
определяющих новое положение государства в
современном буржуазном обществе.
Сказанное, разумеется, не означает, что буржуазия
на ступени государственно-монополистического
капитализма способна по своему желанию преодолеть анархию
производства, экономические кризисы и т. п. Весь опыт
исторического развития капитализма и современное его
положение опровергают подобные представления,
которые характерны для всякого рода реформизма, оппор-
209

тунизма и т. п. Однако было бы неверно недооценивать
возможности известного регулирования со стороны
буржуазного государства в целях устранения некоторых
опасных для капитализма экономических тенденций,
ведущих к новым потрясениям и катаклизмам.
Ленин в полной мере присоединялся к положению
Энгельса в его критике Эрфуртской программы по
поводу «отсутствия планомерности» в монополиях. «Это,--
пишет Ленин, — уже устарело: если есть тресты, то
отсутствия планомерности уже нет» К Товары они
производят, по его словам, «не анархически, а по учету»2. Но
поскольку коренные свойства капитализма сохраняются
и при трестах, «кризисы все же остаются
неустранимыми...»3.
Это верно и по отношению к ступени
государственно-монополистического капитализма. Однако на этой
ступени, когда возрастает регулирующая роль
государства, сильнее становится начало «планомерности» в
более широких масштабах, что является свидетельством
близости перехода от
государственно-монополистического капитализма к социализму, т. е. к строю,
основанному на истинной планомерности, свободной от тех пут,
которыми связывает буржуазное общество объективные
тенденции и развитие на основе, соответствующей
общественному характеру производительных сил.
Государственно-монополистический капитализм
создает с помощью государства механизм общественного
регулирования, используя бюджетные и
денежно-кредитные рычаги воздействия на ход воспроизводства.
Государство «пытается обеспечить условия для
длительного роста капиталистической экономики». Оно
«осуществляет регулирование уровня капиталовложений и
спроса, стимулирует и поддерживает развитие ведущих
отраслей производства, стремится влиять на
формирование хозяйственной структуры...
Новым явлением в развитии
государственно-монополистического капитализма стало программирование
экономики, т. е. попытка сведения воедино различных
рычагов воздействия на экономику для реализации
долгосрочных целей монополистического капитала»4.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 31, стр. 355.
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 34, стр. 362.
3 Там же, стр. 363.
4 «Тезисы Института мировой экономики и международных от-
210

Все эти и другие особенности современного
государственно-монополистического капитализма представляют
собой закономерное развитие того, что подметил Ленин
уже в годы первой мировой войны и позже, и бесспорно,
повторяем, означают новую ступень в развитии
империализма. Нам кажется, что при характеристике
государственно-монополистического капитализма нельзя
ограничиться указанием на то, что «главным» в этой
экономической категории следует считать соединение силы
монополий с силой государства в единый механизм,
обеспечивающий интересы монополий. Это действительно
«главное», но последнее требует уточнения, что
конкретно означает и как функционирует данный единый
механизм в целях сохранения и укрепления буржуазного
строя. Тогда-то и выясняется, что новым при
государственно-монополистическом капитализме становится в
качестве постоянного фактора стремление регулировать
хозяйственную жизнь государством как средством
разрешения противоречий, с которыми буржуазия
сталкивается на новом этапе роста производства и его
обобществления.
Мы уже отмечали, что Ленин именно на эту сторону
обращает основное внимание, говоря о перерастании
монополий в государственно-монополистический
капитализм. В этом отношении большой интерес представляет
его работа «Грозящая катастрофа и как с ней бороться»,
написанная в сентябре 1917 г. Анализируя
надвигающуюся катастрофу в России и неспособность Временного
правительства справиться с ней, Ленин наметил ряд
мероприятий, которые могли бы предотвратить ее. Это
объединение всех банков в один государственный банк
или национализация банков, национализация монополий,
принудительное синдицирование промышленников и
торговцев, объединение населения в потребительские
общества и т. д. Ленин рассматривал эти меры как подлинно
демократические, которые способно осуществить лишь
революционно-демократическое правительство.
Однако, как писал он в этой работе,
«горе-марксисты», услужающие буржуазии, подняли вопль по
поводу того, что подобные меры означали бы «введение»
социализма. И вот в связи с этим Ленин показывает, что
ношений Академии наук СССР к 50-летию выхода в свет работы
В. И. Ленина «Империализм, как высшая стадия капитализма»». —
«Учение В. И. Ленина об империализме и современность», стр. 37, 38.
211

они не понимают, что такое
государственно-монополистический капитализм. Тут сказалось окостеневшее
метафизическое мышление этих «горе-марксистов» —
меньшевиков и других, не способных оперировать гибко
понятиями. Они вырывали пропасть между
государственно-монополистическим капитализмом и социализмом, не
видя объективных возможностей перехода одного в
другое, в свою полную противоположность. Ленин в связи
с этим демонстрирует, что означает на деле та
диалектическая гибкость понятий, которую он так глубоко и
ярко рассмотрел в логическом плане в «Философских
тетрадях».
Обращаясь к своим противникам, Ленин рассуждал
так: поставьте вместо буржуазного государства
революционно-демократическое, и тогда будет видно, что
«государственно-монополистический капитализм при
действительно революционно-демократическом государстве
неминуемо, неизбежно означает шаг и шаги к
социализму!» 1 Ибо, как продолжает Ленин, давая превосходный
пример диалектической гибкости понятий, «социализм
есть не что иное, как государственно-капиталистическая
монополия, обращенная на пользу всего народа и
постольку переставшая быть капиталистической
монополией»2.
Мысль Ленина заключается в том, что, вводя
государственное регулирование хозяйственной жизни с
тысячами ограничений и обусловленными этими
ограничениями противоречиями,
государственно-монополистический капитализм максимально приближает общество к
социализму. Ленин эту мысль выражает хорошо
известными словами, полными глубокого содержания:
«...государственно-монополистический капитализм есть
полнейшая материальная подготовка социализма, есть
преддверие его, есть та ступенька исторической
лестницы, между которой (ступенькой) и ступенькой,
называемой социализмом, никаких промежуточных
ступеней нет»2.
Здесь дело, разумеется, не в том, что Ленин
называет государственно-монополистический капитализм
«ступенькой» т. е. относительно самостоятельной, новой
ступенью в развитии монополий, хотя и это важно для
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 34, стр. 191.
2 Там же, стр. 192.
3 Там же, стр. 193.
212

понимания диалектики развития империализма. В них
заложен еще более глубокий смысл, отражающий
диалектику развития капитализма в целом как
общественно-экономической формации. А именно смысл их в том,
что государственно-монополистический капитализм, как
«ступенька» империализма, т. е. последняя стадия
буржуазного общества, завершает весь огромный,
охватывающий столетия, цикл развития капиталистического
способа производства.
В начале, в исходном пункте этого цикла
буржуазное государство играло важную роль в становлении
капиталистического способа производства, помогая ему
всяческими способами становиться на ноги, охраняя его
первые шаги покровительственными мерами,
регламентацией и т. п. Буржуазные экономисты того времени
приветствовали эту роль государства.
В дальнейшем, по мере укрепления этого способа
производства, в эру буржуазного либерализма,
господства свободной конкуренции, государство не
вмешивалось непосредственно в экономическую жизнь,
стихийный рыночный механизм с большими перебоями
справлялся с задачей «саморегулирования», хотя, конечно,
государство стояло на страже капиталистической
экономики, будучи ее политической надстройкой. Буржуазные
экономисты проклинали в этот период вмешательство
государства в деятельность экономического механизма,
превознося «свободу» рыночных законов.
В наше время буржуазный способ производства
требует снова вмешательства государства и без него не
может существовать. Происходит как бы возврат к
исходному моменту развития капитализма, но уже на
иной, несравненно более высокой основе. Капитализм,
выполнив свою историческую миссию, исчерпал себя,
должен уйти с исторической арены, уступив место
социализму, более высокому строю. Как выражение и
воплощение этой исторической необходимости существует
мировая социалистическая система. Буржуазные
экономисты снова приветствуют и теоретически
обосновывают «великую роль» государства в делах экономики.
В развитии всего этого цикла явственно
прослеживается действие диалектического закона отрицания
отрицания, специфическое значение которого именно в том,
что он воспроизводит развитие объекта в его полноте,
завершенности от начала до конца, раскрывая меха-
213

низм связи стадий, ступеней этого закономерного
развития, их переходов друг в друга, пока не достигается
такая ступень, когда начинается жизнь совершенно
нового по своей качественной определенности социального
организма.
Таким образом, если подвести краткий итог
сказанному, то сущность перехода от монополистического к
государственно-монополистическому капитализму можно
определить как серьезный качественный сдвиг в самой
структуре монополистического капитализма. Этот
качественный сдвиг находит многообразные выражения.
Самое главное из них — это, бесспорно, слияние
монополий с буржуазным государством в единый механизм, в
котором государство, его регулирующая роль, в
экономике становится не спорадическим, а постоянно
действующим фактором. Государство и его экономическая роль
стали важным элементом структуры монополистического
капитализма. Вне этого качественного сдвига
современный капитализм как вследствие внутренних, так и по
причине внешних условий существовать не может.
С этим структурным изменением связан целый ряд
других. Изменилась структура форм капиталистической
собственности. Экономику
государственно-монополистического капитализма называют «гибридной». Это
понятие можно с полным правом отнести к экономике
монополистического капитализма в целом, поскольку она
характеризуется сочетанием индивидуальных и
коллективных форм и видов буржуазной собственности. Но
«гибридность» в еще большей мере характерна для
экономики государственно-монополистического
капитализма: к указанным формам присоединяется
государственная собственность, смешанная собственность
государственных и частных монополий. Правда, в разных странах
она занимает неодинаковое место в экономике, ее
удельный вес чрезвычайно неравномерен. По-прежнему
господствующее положение в экономике принадлежит
частным монополиям.
Однако, как отмечают марксистские исследователи,
роль государства в структурных изменениях экономики
на ступени государственно-монополистического
капитализма определяется не только и не столько более или
менее широким внедрением государства в собственность,
сколько его воздействием при посредстве ряда
рычагов на весь ход экономического развития. Особенно важ-
214

ное место среди этих рычагов занимают концентрация в
руках государства значительной части национального
дохода и капиталовложений. «Правительства развитых
капиталистических стран, используя такие экономические
рычаги, как капиталовложения в государственные
предприятия, гарантированный государственный рынок,
механизм кредита и субсидирования, систему налоговых
льгот и амортизационной политики, могут осуществлять
меры по перестройке отраслевой структуры всей
экономики, ее капиталистической «рационализации» и
уменьшить риск новых капиталовложений для монополий» К
Одну из важнейших особенностей изменения
структуры монополистического капитализма следует видеть и
в том, что государственно-монополистическое
регулирование выходит за рамки национальных государств,
перерастает их и распространяется на международные
экономические связи и отношения буржуазных стран.
Происходит процесс экономической интеграции в
международном масштабе. Образуются интернациональные
государственно-монополистические объединения и союзы.
В некоторые из этих организаций входят почти все
капиталистические государства (например,
Международный валютный фонд, Международный банк
реконструкции и развития). Другие международные объединения,
как, например, Европейское экономическое сообщество,
включают в себя ряд буржуазных стран.
Интернационализация процесса концентрации и централизации
капитала находит свое важное выражение в создании и
росте наднациональных и межнациональных монополий,
распространяющих свою деятельность на многие
государства и страны.
Все эти изменения определяют существенную
структурную трансформацию современных капиталистических
производственных отношений. Последние представляют
собой уже не просто совокупность частномонополисти-
ческих предприятий, союзов и т. п., как это имело место
на прежней ступени монополистического капитализма,
а механизм значительно более усложнившийся, в
который проникло государство с целью создания
организации, стремящейся устранить хаос и анархию.
В лекции «Война и революция», прочитанной в мае
1917 г., Ленин, характеризуя ту группу империалисти-
1 «Политическая экономия современного монополистического
капитализма», т. I, стр. 399.
215

ческих стран, в которых вмешательство государства в
экономику достигло наибольшей степени, писал, что она
«внесла начала огосударствления капиталистического
производства, соединения гигантской силы капитализма
с гигантской силой государства в один механизм,
ставящий десятки миллионов людей в одну организацию
государственного капитализма» К
Эта особенность государственно-монополистического
капитализма некоторыми экономистами обобщается в
том смысле, что суть перемены с переходом
монополистического капитализма в
государственно-монополистический капитализм заключается в превращении
государства и его экономических органов в составную часть
производственных отношений, в экономический базис
буржуазного общества. Думается, что это не так. При
всей своей огромной экономической роли государство,
будучи по своей природе надстройкой, не может стать
базисом. Вернее говорить о новом соотношении или,
точнее, о новых чертах соотношения экономического
базиса и надстройки в условиях
государственно-монополистического капитализма.
Ленинское положение о политике как
концентрированном выражении экономики относится к любой
ступени капиталистического развития. Новое в соотношении
между ними состоит в таком сращивании, переплетении
политики и экономики, когда политика уже не просто
отстаивает буржуазную природу базиса, уже не только
выступает в роли государственного щита против всяких
покушений на него, как раньше, но и становится одной
из важнейших функций экономической организации,
неотъемлемой стороной всего процесса воспроизводства
капитала.
Безусловно, поскольку буржуазное государство
является сейчас крупным собственником средств
производства, «коллективным капиталистом», собственность,
принадлежащая ему, представляет часть экономического
базиса. Но государство при этом не утрачивает своей
специфической сущности как политической надстройки.
Именно в том и состоит решающая особенность
государственно-монополистического капитализма, что
государство превратилось в мощный политический рычаг всей
системы господства монополистического капитала, его
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 32, стр. 83.
216

экономического функционирования и развития.
Положение о превращении государства в «экономический базис»
приводит к недооценке этой главной особенности
государства в системе современного монополистического
капитализма. Новая роль буржуазного государства
нисколько не означает, что оно, как политическая
надстройка, растворяется в экономике. Область государства,
государственной политики остается ареной специфически
политической борьбы, в которой находит свое
выражение взаимоотношение классов, противоположность
их интересов, их различные политические стремления
и т. д.
Ленин определял политику именно как дело
государства: «...политика есть участие в делах государства,
направление государства, определение форм, задач,
содержания деятельности государства...» * Понимаемая
таким образом политика остается основной функцией
буржуазного государства и в условиях
государственно-монополистического капитализма, когда государство
непосредственно вмешивается в ход экономического
развития. Это вмешательство вносит новые черты, расширяет
«деятельность государства», но последняя имеет
политический характер, поскольку она определяет
взаимоотношение классов, т. е. проводится в интересах крупных
капиталистических монополий, в ущерб рабочему
классу, средним слоям, всем трудящимся.
Деятельность буржуазного государства по
регулированию экономики есть также область политики, и не
только потому, что она проводится ради сохранения
капиталистического строя, но и по своим методам.
Политическая суть этих методов в антидемократизме, они
направлены против участия трудящихся масс в делах
производства, экономики. В то время как растущее
обобществление производства требует того, чтобы его развитие,
регулирование стало задачей всего общества, и прежде
всего тех, кто его создает, оно остается в руках кучки
монополистов, государственной бюрократии, служащей
им. Достаточно в этом смысле сравнить планирование
экономического развития, как оно осуществляется в
социалистических государствах, где планы выносятся на
всенародное обсуждение, где сами массы стремятся
перевыполнить их, выдвигают «встречные планы» и т. п., с
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 33, стр. 340.
217

«планированием» в буржуазных государствах. Поэтому
в условиях государственно-монополистического
капитализма с такой резкостью возникает задача борьбы
пролетариата за демократическую альтернативу в развитии
экономики, ее регулирования, за развитие передовой
демократии во всех других областях.
Наряду с этим во много раз усиливается
идеологическая роль буржуазного государства, использующего всю
мощь своего аппарата для духовного порабощения
народных масс, для борьбы против коммунизма,
коммунистической идеологии. Концентрации экономической и
политической власти в руках монополий соответствует и
процесс монополизации идеологических средств и
орудий с целью идейного и морального воздействия на
широкие массы населения К
Изложенные выше вкратце структурные изменения,
происходящие на ступени
государственно-монополистического капитализма, порождают существенные
изменения и в расстановке классов и других социальных
группировок. Основной классовый раскол проходит по той
же старой линии буржуазного общества, т. е. раскол на
два основных класса — буржуазию и пролетариат. Дело
не только в том, что этот раскол углубляется,
становится острее. Сейчас пролетариату противостоит уже не
только и не столько класс разрозненных частных
монополий, как раньше, сколько буржуазное государство как
целое, активно вторгающееся в экономические
взаимоотношения капиталистов и рабочих, противостоящее
пролетариату и как собственник значительной части средств
производства и т. д. Это создает новую ситуацию в
борьбе рабочего класса против капитализма, как затрудняя,
усложняя, так и одновременно облегчая в известном
смысле его противоборство с буржуазным строем.
Государственно-монополистический капитализм
(особенно в связи с научно-технической революцией)
означает, далее, серьезное структурное изменение общества
и в том отношении, что он привносит с собой
углубляющуюся поляризацию социальных сил, увеличивая
армию наемного труда за счет промежуточных частей
общества, разоряя слои средней и мелкой буржуазии,
крестьянства, отбрасывая их в ряды пролетариата и полу-
1 Эта сторона обстоятельно исследована в книге «Империализм
ФРГ» (стр. 151—152, 481—517 и др.).
218

пролетариата, концентрируя огромные и невиданные
богатства в руках немногочисленных финансовых
групп К
Однако, какими бы существенными ни были
структурные изменения капитализма на
государственно-монополистической его ступени, они абсолютно не меняют
буржуазного характера общества. Поэтому невозможно
согласиться с высказанной на международной
конференции по поводу пятидесятилетия выхода в свет ленинской
работы «Империализм, как высшая стадия
капитализма» одним из ее участников — чехословацким
экономистом Л. Урбаном — мыслью о том, как понимать
известное ленинское положение, что монополистический
капитализм «втаскивает» капиталистов вопреки их
воле в какой-то новый порядок, переходный к полному
социалистическому обобществлению. Указывая на
приспособление буржуазии к новым условиям, на ее
вынужденные уступки рабочим, Урбан говорил:
«Возникает вопрос: достаточно ли в таких условиях говорить
только об «уступках»; не правильнее ли попытаться
проследить накапливание элементов, которые уже не имеют
чисто капиталистического характера?»'2
Правда, автор этой точки зрения не показал
конкретно, каковы же эти элементы. Он лишь сослался на то,
что в развитых странах капитализма более вероятен бу-
1 В книге французских экономистов-марксистов
«Государственно-монополистический капитализм» в результате анализа изменений,
связанных с развитием государственно-монополистического
капитализма, делается такой вывод о его наиболее характерных чертах:
«Таким образом, государственно-монополистический капитализм
представляет собой органическое единство не только
социально-экономических, но также политических, идеологических, военных и
других компонентов. Если, с одной стороны, для
государственно-монополистического капитализма характерны государственное
финансирование и потребление, наличие государственного сектора экономики
и практика монополистического планирования, то с другой — его не
менее фундаментальными отличительными чертами являются также
милитаризация экономики, отсутствие для широких масс свободы в
политическом и идеологическом аспектах, создание новых
группировок наиболее реакционных сил, наличие тенденции к политическому
авторитаризму. Именно в этом смысле
государственно-монополистический капитализм — новая фаза внутри империалистической стадии,
которой присуще установление новых связей между государством и
монополиями» («Государственно-монополистический капитализм»,
т. 1, стр. 27—28).
2 «Учение В. И. Ленина об империализме и современность»,
стр. 153.
219

дет постепенный переход к социализму и, «видимо, этот
постепенный переход осуществляется уже на наших
глазах» К
Вопрос о постепенной форме перехода сложен, и
здесь нет возможности его рассмотреть. Заметим лишь,
что такой переход предполагает существенные
качественные изменения — демократизацию производства и всего
общества, подрыв господства монополий,
национализацию ключевых отраслей производства, крупнейших
банков и т. п., т. е. то, что Ленин намечал в статье
«Грозящая катастрофа и как с ней бороться». Хотя это и
означает «шаги» в сторону социализма, создание
переходных социально-экономических форм, но это еще не
есть «элементы социализма», а лишь такие предпосылки,
которые при благоприятных условиях позволяют
совершить коренной социальный переворот. Коммунистические
партии развитых капиталистических стран борются за
такие изменения, но едва ли имеются основания
утверждать, что «этот постепенный переход осуществляется уже
на наших глазах» и что, следовательно, происходит
процесс накапливания элементов, «которые уже не имеют
чисто капиталистического характера». «Структурные
реформы, — писал П. Тольятти, — это не социализм.
Однако они представляют собой такое преобразование
экономической структуры, которое открывает путь к
социализму»2.
Ленин очень строго и четко, опираясь на
методологию диалектического материализма, ставил вопрос о
соотношении предпосылок социализма, создающихся в
недрах капитализма, и социализма как такового.
При всем том, что
государственно-монополистический капитализм вплотную подводит общество к
необходимости социалистического обобществления
производства, он не означает появления при капитализме
элементов социализма. Для того чтобы объективные
предпосылки социализма, создающиеся на высшей стадии
капитализма, стали социалистическими, требуется скачок,
революция. Без этого они остаются элементами
капиталистического строя. «Капитализм, — писал он, — сам
создает своего могильщика, сам творит элементы нового
1 «Учение В. И. Ленина об империализме и современность»,
стр. 154.
2 Пальмиро Тольятти. Избранные статьи и речи, т. II. М., 1965,
стр. 42.
220

строя, и в то же время, без «скачка», эти отдельные
элементы ничего не изменяют в общем положении вещей,
не затрагивают господства капитала» *.
4. ЛЕНИНСКИЙ ПОДХОД К ОСНОВНЫМ ПРИЗНАКАМ
ИМПЕРИАЛИЗМА И СОВРЕМЕННОСТЬ
Если, на наш взгляд, бесспорно то, что
государственно-монополистический капитализм представляет
собой новую ступень в развитии империализма, то
возникает вопрос: остаются ли в этих условиях
действительными основные черты и признаки империализма,
раскрытые Лениным в его книге? Нам кажется, что в
самом вопросе содержится уже ответ на этот вопрос.
Пять экономических признаков монополистического
капитализма потому и характеризуются Лениным как
основные, главные, что они выражают сущность,
природу империализма. Поэтому едва ли можно признать
правильной постановку вопроса о том, что
государственно-монополистический характер современного
капитализма, как и другие изменения, происшедшие с момента
исследования Лениным империализма, требуют
пересмотра этих признаков.
Между тем некоторые авторы полагают, что если
такой признак, как монополия, остается в силе, то
остальные черты «не могут быть более применимы к
государственно-монополистическому капитализму»2.
Последний с этой точки зрения представляет собой настолько
существенный момент в общей картине империализма,
что он не может не наложить свой отпечаток на те или
иные его стороны и проявления.
Анализ этого вопроса, однако, показывает, что
такой подход не подтверждается не только фактами,
фактическим положением вещей3, но он неверен и с
методологической стороны. Аргументация, приводимая в
защиту рассматриваемой точки зрения, касается не
существа природы империализма, глубоко осознанной и от-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 20, стр. 65—66 (курсив наш.—
М. Р.).
2 См. «Учение В. И. Ленина об империализме и современность»,
стр. 158.
3 Это отмечалось в ряде выступлений на конференции,
посвященной 50-летию книги Ленина (см. «Учение В. И. Ленина об
империализме и современность». М., 1967).
221

раженной в его пяти признаках, а лишь формы их
проявления. Но нельзя смешивать, отождествлять форму и
содержание, явления и сущность. Нет никакого
сомнения, что перерастание монополистического капитализма
в государственно-монополистический, усиление роли
государства связаны с модификацией, видоизменением его
существенных черт и сторон. Эту модификацию
вызывают ныне и колоссальные изменения, происшедшие в
мировой расстановке сил, раскол мира на две
противоположные социальные системы. Но она может
затронуть форму, проявление сущности, но не саму сущность
империализма.
Ленин благодаря своему диалектическому подходу к
исследованию империализма прекрасно учитывал это
неизбежное изменение форм проявления основных его черт
и аспектов. Более того, он дал ряд ценных указаний,
касающихся неоднозначности выражения тех или иных
признаков монополистического капитализма. Но что
особенно важно — это его общий методологический
подход к данному вопросу. Критикуя в своей книге
некоторых буржуазных авторов, а также Каутского по
вопросу, относящемуся к одному из важнейших признаков
империализма — борьбе монополий за передел мира,
Ленин как раз и показывает, как важно отличать
содержание от формы, сущность от его проявления.
Иными словами, он характеризует важный аспект своего
диалектического способа исследования империализма.
Буржуазные авторы и каутскианцы рассматривали
интернационализацию капитала, воплощающуюся в
создании всякого рода международных картелей, союзов,
объединений, как фактор, смягчающий борьбу за
передел мира, ведущий к уничтожению раздоров между
империалистическими государствами и чуть ли не
автоматически устанавливающий мир между народами. Ленин
называл такой взгляд софистикой, подменяющей
диалектический подход к вопросу. Диалектика, с его
точки зрения, требует прежде всего установить, «из-за чего
идет борьба между союзами капиталистов», т. е.
содержание, сущность этой стороны империализма. «Это
последнее обстоятельство, — пишет он, — есть самое
важное; только оно выясняет нам историко-экономический
смысл происходящего, ибо форма борьбы может
меняться и меняется постоянно в зависимости от различных,
сравнительно частных и временных, причин, но сущность
222

борьбы, ее классовое содержание прямо-таки не может
измениться, пока существуют классы» К
Как видно из этих строк, Ленин без обиняков
подчеркивает, что существенные признаки империализма —
в данном случае речь идет об одном из них, — их
содержание, сущность не могут изменяться. Ленин остается
верен себе, верен диалектическим принципам анализа,
опираясь на классовый подход в исследовании тех или
иных вопросов. Классовый же подход в данном
конкретном случае означает, что противоречия между
империалистическими союзами, международными картелями в
силу их классового содержания, т. е. стремления
господствовать, производить максимальные прибыли,
побивать другие союзы и объединения и т. п., не могут быть
сняты, коренным образом разрешены, пока существует
капитализм. В природе империализма заложены эти
противоречия, этот их классовый смысл, и поэтому никакая
интернационализация капитала не может отменить такой
признак империализма, как борьбу за передел мира. По
существу у Каутского это был вариант или следствие
его теории ультраимпериализма.
Ставя так вопрос, выдвигая на первый план
содержание, сущность империализма, Ленин абсолютно не
связывал свой подход с той или иной конкретной
формой их проявления, выражения. Ведя борьбу против
Каутского, он резко выступает против того, чтобы
«затушевывать содержание современной экономической
борьбы (раздел мира) и подчеркивать то одну, то другую
форму этой борьбы»2. Содержание — это закон, а
форма определяется уже не законом, а конкретными
историческими обстоятельствами.
И Ленин делает важный методологический вывод,
выражающий дух его диалектики: «Подменять вопрос о
содержании борьбы и сделок между союзами
капиталистов вопросом о форме борьбы и сделок (сегодня
мирной, завтра немирной, послезавтра опять немирной)
значит опускаться до роли софиста»3.
Это ленинское методологическое указание имеет
прямое отношение и к сегодняшнему дню.
Интернационализация капитала, рост международных картелей и т. д.
в условиях государственно-монополистического капита-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 372.
2 См. там же.
* Там же, стр. 373.
223

лизма, как отмечалось выше, достигли несравнимо
больших масштабов, чем прежде. Появились такие
международные организации, как Европейское экономическое
сообщество («Общий рынок»), объединяющее ряд
европейских государств, и др. Научно-техническая
революция ускоряет процесс интернационализации капитала.
Появляются новые формы международных союзов и
сделок. Но появляются они не для того, чтобы установить
идиллические отношения между капиталистами, не как
условие уничтожения раздела мира, а, напротив, как
новые, обусловленные сегодняшними историческими
обстоятельствами формы этого раздела и передела,
способы борьбы. В частности, новое состоит в том, что в
этот процесс вмешиваются государства, что они стали
прямым орудием в борьбе за экономический (все теснее
переплетающийся с политическим) раздел и передел
мира (насколько он вообще сейчас, когда существует
мировая социалистическая система, возможен для
империализма).
Ленин говорил о мирных и немирных формах
борьбы между капиталистами. Первая мировая война, а
также вторая, развязанная капиталистическими
государствами и вначале носившая империалистический
характер, вполне продемонстрировали немирную, военную
форму. Современные исторические условия, не
исключающие вовсе такую форму, все же в связи с
существованием социалистических государств, заставляющим в
какой-то мере противоположную ей систему
сплачиваться, делает более вероятными «мирные» способы и
методы борьбы между империалистическими государствами.
Ленинское методологическое положение о
необходимости различать содержание и форму, сущность и ее
проявление следует применить и к остальным
признакам империализма, и тогда станет очевидным, что они
не исчезают, а лишь модифицируются в условиях
государственно-монополистического капитализма.
Например, как отмечается в марксистской литературе, экспорт
капитала вполне сохраняется в качестве одного из
важных признаков империализма, но он приобрел ряд
новых форм: увеличение вывоза государственного
капитала, сокращение по сравнению с прошлым вывоза
капитала в слаборазвитые страны (в связи с разрушением
колониальной системы империализма, созданием и
применением искусственного сырья, заменяющего натураль-
224

ное сырье, ввозимое раньше из колоний, и т. д.) и
увеличение удельного веса капитала, ввозимого в развитые
капиталистические страны, и т. д.1
Кстати отметим, что Ленин не ограничивал вывоз
капитала экспортом его лишь в колонии и полуколонии.
В статье «К пересмотру партийной программы» он
писал, что вывоз капитала развился также и в такие
страны, как, например, Италия, Швейцария. «Капитал стал
вывозиться при империализме и в старые страны, и не
только ради сверхприбылей»2.
Ленин сделал также еще одно важное указание,
ставшее актуальным в наше время, когда бывшие
колониальные страны завоевали политическую независимость.
В своей книге об империализме он писал, что «типичны
для этой эпохи не только две основные группы стран:
владеющие колониями и колонии, но и разнообразные
формы зависимых стран, политически, формально
самостоятельных, на деле же опутанных сетями финансовой
и дипломатической зависимости»3. Сейчас, когда
империализм вынужден заменять колониальную политику
неоколониальной, т. е. опутывать бывшие колонии,
ставшие политически независимыми, всякого рода иными
сетями зависимости (так называемая «помощь» со
стороны империалистических государств слаборазвитым
странам с целью привязать их к себе и дальнейшей
эксплуатации, средства политического нажима на них,
организация в них контрреволюционных переворотов и т. п.),
гибкий, всесторонний подход Ленина, воплощенный в
этих словах, отсутствие какого бы то ни было шаблона
или абсолютизации тех или иных конкретных форм при
рассмотрении любого признака империализма
указывает методологический путь дальнейшего изучения
современного капитализма.
Ленин был непримиримым врагом возведения любой
формы развития в ранг единственной, независимой от
исторической обстановки; напротив, как диалектик, он
всегда подчеркивал момент «разнообразия форм», в
которых развивается всякая действительность. И когда в
своей книге об империализме он писал, что никакое
1 См. Гэс Холл. Новые явления и проблемы империализма. —
«Проблемы мира и социализма», 1970, № 12; «Учение В. И. Ленина
об империализме и современность», стр. 312—317, и др.
2 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 34, стр. 368.
3 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 27, стр. 383.
8 М. М. Розенталь
225

определение не может охватить всесторонних связей
явления «в его полном развитии», то он прекрасно
понимал, что его анализ монополистического капитализма
не исчерпывает и не может исчерпать всего разнообразия
форм его проявлений.
Еще один вопрос возникает в связи с перерастанием
монополистического капитализма в
государственно-монополистический. Как известно, Ленин определял
империализм как надстройку над старым капитализмом и
придавал этой стороне своей характеристики
империализма важное значение. Остается ли в силе этот аспект
ленинского понятия о монополистическом капитализме,
или изменения, которые произошли за последние
десятилетия, снимают его, и он уже не выражает современной
природы империализма?
Некоторые марксистские исследователи
империализма считают, что для оценки сущности государственно-
монополистического капитализма понятие надстройки
уже не подходит. «В настоящее время, — говорит один
из таких исследователей, — представляется
целесообразным охарактеризовать современную эпоху на Западе
как период государственно-монополистического
капитализма. Последний — более не надстройка, а
неотъемлемая часть, основная структура капитализма» К
При этом такой подход связывается с
принципиальными вопросами стратегии революционной борьбы. Связь,
притом существенная, между вопросом о том,
является ли империализм надстройкой или нет, и вопросом о
стратегии борьбы против капитализма действительно
существует. Эту связь подчеркивал и Ленин, но опять-
таки проблема в целом требует правильного
методологического освещения. Не случайно Ленин обстоятельно
останавливается на методе ее решения, развертывает
целую сеть аргументов, касающихся именно
методологических принципов. Рассмотрение этих аргументов
представляет большой интерес с точки зрения исследования
не только ленинской диалектики, но и некоторых
важных сторон теории империализма, а также связанных с
ними практических вопросов борьбы против
капитализма.
Понятие «надстройка» в характеристике
империализма появляется не сразу. Его нет в основной ленинской
1 «Учение В. И. Ленина об империализме и современность»,
стр. 202.
226

работе об империализме, хотя содержание, заложенное
в нем, так или иначе отражено в книге. Впервые это
понятие появилось в докладе Ленина на VIII съезде
РКП (б) о партийной программе. Как возникновение, так
и тщательное обоснование его было вызвано новыми
спорами о том, нужно ли в программе партии
сохранить раздел о старом капитализме, добавив изложение
сущности новейшего, империалистического, капитализма,
или следует ограничиться лишь последним. По существу
это было продолжением дискуссии, развернувшейся в
связи с пересмотром партийной программы после
Февральской революции 1917 г., о чем речь уже шла выше. Ленин
снова и снова категорически отвергает всякую мысль о
том, что из партийной программы можно ввиду
перехода капитализма на монополистическую стадию
выбросить общую характеристику старого капитализма.
Борясь против этого, Ленин фактически продолжает,
развивает свое исследование империализма, обогащает его
новым понятием — надстройка.
Заметим, что данное понятие Ленин формулирует уже
после того, как он в прежних своих работах раскрыл
сущность государственно-монополистического
капитализма; это свидетельствует о том, что он не рассматривал
эти понятия как взаимоисключающие. Конечно, в
дальнейшем в развитии капитализма произошли огромные
изменения. Но дело в том, что понятием надстройки
Ленин выражает не какие-то частные, преходящие
обстоятельства, а общие, коренные условия существования
империализма как стадии в развитии капитализма.
Прежде всего о самом термине «надстройка».
Можно считать его удачным или неудачным, соглашаться с
ним или не соглашаться — Ленин никогда не
превращал слова в фетиш, — но надо исходить из того
значения, которое ему придавал Ленин в применении к
империализму. Это слово, конечно, нельзя понимать в том
смысле, в каком оно употребляется в сопоставлении с
понятием экономического базиса. В этом смысле
империализм, как система определенных капиталистических
отношений, есть и экономический базис, и надстройка.
Пользуясь этим словом, Ленин имел в виду
империализм в целом, и прежде всего, конечно, его
экономическую сущность.
Далее, данное понятие нельзя, конечно, трактовать
в том духе, что как надстройка империализм есть нечто
8*
227

менее важное и существенное, чем старый,
домонополистический капитализм, над которым он
надстраивается. Между тем, выступая на VIII съезде партии,
Бухарин, позицию которого в этом вопросе Ленин
критиковал, опирался именно на такое его истолкование. Если
понимать финансовый капитализм как надстройку, то
якобы получается, «что свободная конкуренция
является реальной сутью дела, а над ней какая-то финансово-
капиталистическая скорлупка». Но так как «скорлупка»
не может быть коренным, основным в явлении, то эти
понятия — надстройка и империалистический характер
новейшего капитализма — исключают друг друга К
Это было вздорное, несерьезное отношение к
вопросу, за которым скрывалась ошибочная, немарксистская
позиция по ряду очень важных вопросов понимания
сущности эпохи империализма, стратегии партии
пролетариата. Мы не говорим уже о том, что вообще понятие
надстройки нельзя истолковать как несущественную
«скорлупку» явления или процесса. У Ленина это
понятие по отношению к империализму имело лишь один,
и очень важный смысл. Вырастая из старого
капитализма в силу действия его собственных законов,
империализм не может устранить эту основу, базируется на ней,
есть ее развитие в определенных исторических условиях.
Финансовый капитализм не может перестроить старый
капитализм так, чтобы он исчез, чтобы существовал
«чистый» «цельный империализм», без
домонополистических форм. В действительности он существует рядом с
ними, наряду с ними, стремясь, конечно, подчинить их
себе, но уничтожить их полностью никакой империализм
не способен (да и в определенном отношении не
заинтересован в этом).
Ленин и в данном случае выступает как
последовательный диалектик, стремясь быть до конца верным
объективной действительности, ее сложности,
противоречивости. И как никчемно и жалко на этом фоне
выглядели упреки Бухарина, Пятакова по поводу того, что это
стремление к точному определению объективной
реальности в ее развитии есть чуть ли не склонность к «пир-
соновско-маховской теории насчет того, что программа
должна исключительно описывать и записывать то, что
1 См. «Восьмой съезд РКП (б)». Март 1919 года. Протоколы.
М., 1959, стр. 108.
228

мы имеем налицо», к «регистрации» того, что
существует, не больше К
Борьба Ленина против тех, кто хотел бы, чтобы в
программе партии дать лишь анализ империализма и
выкинуть все, что относится к характеристике старого
капитализма, товарного производства, обмена, основ
капиталистического строя вообще, была борьбой против
метафизики, против упрощенного, антидиалектического
подхода к сложной социальной действительности, ее
развитию2.
Как же Ленин методологически, с позиций
материалистической диалектики обосновывает свой подход к
оценке империализма в качестве «надстройки» над
старым капитализмом? В чем он видит метафизический
характер противоположного взгляда?
1. Как уже говорилось при рассмотрении других
вопросов, и в данном случае Ленин строго и
неукоснительно проводит точку зрения развития. Чуть ли не
главным доводом Бухарина в пользу своей точки
зрения был тот, что в прежней программе партии был дан
анализ одного капитализма, хотя в России того
времени существовало много докапиталистических отношений;
тем не менее программа правильно поступила,
сосредоточившись не на них, а на изложении сути
капиталистического строя; так же нужно поступить и сейчас,
взяв финансовый капитализм за основу. Но подобная
аналогия лишена всяких оснований.
Капитализм — самостоятельная
социально-экономическая формация со своими законами развития, своими
объективными тенденциями, подготовляющими новый,
социалистический, строй. Вполне естественно, что
партия пролетариата, борющаяся за переход от
капитализма к социализму, показывает в своей программе, как и
1 См. «Восьмой съезд РКП (б)», стр. 79, 109.
2 Следует отметить, что и в Программе КПСС, принятой XXII
съездом партии, сохранена в полной мере характеристика
домонополистического капитализма. Казалось бы, что в Программе, в
которой уже зафиксирована победа социализма и намечаются
перспективы коммунистического строительства, можно было бы обойтись
без этого. Но партия, вырабатывая новую программу, следовала
указаниям Ленина, ибо без такой характеристики капиталистического
строя в целом, его основных стадий невозможно было бы правильно
понять и оценить весь пройденный путь борьбы, его закономерности,
приведшие к современному состоянию, невозможно было бы понять
и задачи, стоящие ныне перед партией в области полного
преодоления противоречий, доставшихся от старого социального строя, и т. д.
229

почему с точки зрения законов самого капитализма
неизбежно объективное движение к его самоотрицанию и
почему задачи рабочего класса состоят в том, чтобы
осуществить на деле эту историческую необходимость.
Поэтому, хотя капитализм вырастает из
докапиталистических отношений, он есть совершенно новый
социальный организм, и из его качественных особенностей
должна партия исходить, строя программу своей борьбы;
докапиталистические отношения здесь ни при чем. Это
не значит, конечно, что партия их не учитывала,
поскольку она еще сохранилась, но для обоснования
программы партии анализ их только запутал бы дело.
Охарактеризовать капитализм как надстройку над этими
отношениями было бы нелепостью.
Совсем иначе обстоит дело с монополистическим
капитализмом. Он не особая формация, а ступень, стадия
в развитии капитализма. Он не меняет наиболее
существенных особенностей этой формации. «Эти
особенности, — пишет Ленин, — не изменены в корне
империализмом, эпохой финансового капитала. Империализм
является продолжением развития капитализма, его высшей
стадией...» х Империализм не может устранить обмена,
рынка, конкуренции, анархии, кризисов и т. п. Вне всех
этих особенностей капитализма невозможно понять
империализм на любой ступени его развития, включая и
государственно-монополистическую форму.
Вот почему его можно и нужно рассматривать как
«надстройку» над старым капитализмом.
2. Диалектическое развитие по самой своей
природе чуждо представлениям о явлениях и процессах,
которые можно было бы оценивать как абсолютно
«чистые», т. е. «чистые» в смысле свободы их от каких-то
неоднородных с ним элементов, сторон, частей и т. п.
Если что-то развивается, то всегда в нем имеется что-то
от прошлого, имеются и зачатки будущего. Ленин
поэтому всегда относился с подозрением к такого рода
«чистоте», считая ее выражением узости, абстрактности
подхода к действительности, ее вульгаризации, отходом
от ее сложности и противоречивости.
Диалектика же именно в том и состоит, что она
преодолевает эту узость, односторонность, неконкретность,
требуя учитывать «мозаичность» действительности, раз-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 32, стр. 145.
230

нородность ее частей и элементов, иначе в картину
действительности неизбежно вносится начало,
искажающее ее.
Могут возразить, что Маркс, например, не боялся
исследовать капитализм в его чистом виде, отвлекаясь
от всего, что затемняет и усложняет «чистые»
капиталистические отношения, и его «Капитал» дает нам
пример такого анализа. Но эта «чистота» совсем другого
рода. Она есть то, что называется научной абстракцией.
В «Капитале» абстрагирование от всяких отношений,
отличающихся от капиталистического способа
производства, преследует одну цель — выявить законы этого
способа производства, что возможно лишь при подобном
отвлечении от усложняющих его обстоятельств. Любой
научный анализ связан с такой абстрагирующей
деятельностью мышления. Это, однако, не значит, что
сама действительность «чиста». Даже сейчас в странах
высокого капиталистического развития немало элементов
старых, докапиталистических отношений. Они, конечно,
не играют решающей роли в общей картине
буржуазного общества, но они имеются, и не учитывать их нельзя.
Кроме того, выработанными путем абстракции
понятиями и законами «чистого» капитализма лишь тогда
можно правильно оперировать, когда они применяются
к конкретным условиям «нечистой» действительности,
преломляются через них. Маркс, например, не
рассматривал в «Капитале» специально такую социальную
категорию, как крестьянство, хотя оно составляет важный
элемент классовой структуры почти всех буржуазных
стран. Теоретический анализ капиталистического
общества в его «чистом» виде может отвлечься от этой
категории, но в реальной жизни она существует, и отвлечься
от нее при решении конкретных вопросов (скажем,
революционной борьбы) недопустимо. Известно, какое
огромное значение Маркс (как и Энгельс) придавал
крестьянскому вопросу в борьбе рабочего класса
против'капитализма. В «Манифесте Коммунистической партии»—
этой первой программе партии пролетариата —
основоположники марксизма, намечая стратегию и тактику
борьбы, дали портрет буржуазного общества во всей его
сложности.
Далее, когда Маркс в «Капитале» исследует
буржуазные отношения в их «чистоте», то он абстрагируется
лишь от того, что не имеет отношения к капиталистиче-
231

скому способу производства, но не упускает из виду
ничего, что относится к нему. Но правомерно ли дать
подобный же анализ финансового капитализма,
абстрагируясь от... основ капитализма, т. е. от того, на чем
держится монополистический капитализм? Вот почему,
борясь против метафизического представления о «чистом»
империализме, Ленин одновременно решительно
отвергает понятие «целого» по отношению к нему. «Ибо
такого целого нет» \ — утверждает Ленин.
Говоря, что целого нет, Ленин, конечно, имеет в
виду не то, что империализм не представляет собой
целостную систему признаков и особенностей, о чем речь
уже шла в предыдущей главе. Нет, его исследование
империализма дает как раз образец диалектики
системного подхода к анализу такого сложного объекта. Речь у
Ленина идет о том, что «целое» — это капитализм как
экономический и политический строй, который имеет
особую стадию в процессе своего развития —
империализм. Финансовый капитал — лишь часть этого целого.
Изобразить часть вне этого целого — это и значит
вырвать искусственно империализм из естественной связи
с его основой, из которой он вырос и дальнейшее,
высшее, развитие которого он представляет. Понятно
поэтому, что совершенно неправомерно было бы проводить
аналогию между анализом «чистого» капитализма, как
он дай в «Капитале», и анализом «чистого»
империализма (при котором абстрагируются от старого
капитализма).
Требуя «чистого» и «цельного» изложения
империализма в программе партии, Бухарин в своем докладе на
VIII съезде партии говорил, что «самое понятие
чего-либо «чистого» есть научная абстракция», что это-де
относится к любому научному понятию, в том числе и к
империализму2. Но в том-то и порочность его подхода, что
требование «чистого» анализа империализма ничего
общего не имеет с научной абстракцией, выходит за
пределы последней. Научной считается лишь такая
абстракция, которая отвлекается от того, что мешает выяснить
сущность явления. Если же отбрасывается то, без чего
данное явление не может существовать и не существует,
то это уже ненаучная абстракция, с помощью которой
впадают в чистейший субъективизм.
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 32, стр. 146.
2 См. «Восьмой съезд РКП (б)», стр. 45.
232

«Стоять на такой точке зрения, что есть цельный
империализм без старого капитализма, — говорил Ленин
на VIII съезде партии, — это значит принять желаемое
за действительность» \ это значит «выскочить в нечто
безвоздушное и заоблачное...»2.
Поэтому Ленин твердо и решительно формулирует:
«Чистый империализм без основной базы капитализма
никогда не существовал, нигде не существует и никогда
существовать не будет»3.
3. Своим понятием об империализме как
«надстройке» Ленин стремился выразить еще одну важную,
можно сказать, наиболее важную сторону сложного
диалектического процесса развития — его противоречивость,
переплетение самых различных противоречий эпохи
империализма, их единство и связь. Его критика Бухарина,
Пятакова и других по этому вопросу была направлена
против опасной — как в теории, так и на практике —
тенденции прямолинейного подхода к противоречиям
этой эпохи, их упрощения, сведения всего их
многообразия, всей их «многослойности» к одному лишь
противоречию между буржуазией и пролетариатом. Но хотя
это противоречие действительно основное, решающее,
такое сведение к нему всего многообразия противоречий
грешит схематизмом, препятствующим видеть реальную
действительность как она есть, а следовательно,
препятствующим правильно представлять пути ее
революционно-практического преобразования.
Такой схематизм вытекает именно из понимания
империализма как «цельного» и «чистого», из
игнорирования, употребляя ленинские выражения, «мозаичной
действительности», из того, что действительность
составлена из «разнородных частей»4. На деле оказывается, что
«пирсоновско-маховский» подход свойствен такому
облегченному способу мышления, который выдает свои
собственные определения и представления о
действительности за саму реальность.
Ленинская диалектика примечательна тем — ив ней,
снова и снова повторяем, особенно ярко и глубоко
выражено это коренное свойство материалистической
диалектики, — что она ориентирует на максимально точное
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 38, стр. 154.
2 См. там же, стр. 153.
3 Там же, стр. 151.
4 См. там же, стр. 155.
233

и объективное воспроизведение действительности со всей
сложностью присущих ей противоречий. В этом плане
с особенной силой звучат следующие слова,
произнесенные Лениным на VIII съезде партии. «...Если бы, —
говорил он, — перед нами был цельный империализм,
который насквозь переделал капитализм, наша задача
была бы во сто тысяч раз легче. Это давало бы такую
систему, когда все подчинялось бы одному финансовому
капиталу. Тогда оставалось бы только снять верхушку
и передать остальное в руки пролетариата. Это было бы
чрезвычайно приятно, но этого нет в действительности.
В действительности развитие таково, что приходится
поступать совершенно иначе. Империализм есть надстрой-
ка над капитализмом» К
В этих словах с совершенной определенностью
изложен смысл понятия надстройки. Чтобы не было
кривотолков, Ленин тут же объясняет, что основная
тенденция в современном капитализме — империалистическая,
что «коренные вопросы» можно рассматривать только в
свете этой тенденции, что ни одного крупного вопроса
политики нельзя понять иначе, как исходя из
империалистического характера капитализма. Вместе с тем это
понятие означает, что сохраняется «громаднейшая
подпочва старого капитализма», вследствие чего новые
противоречия переплетаются со старыми, картина
противоречий становится сложнее, пестрее. Ленин прямо
связывает с надстроечным характером империализма тот
факт, что последний «усложняет и обостряет
противоречия капитализма», например ««спутывает» со свободой
конкуренции монополии...»2.
Не случайно противники ленинской позиции в этом
вопросе вслед за проповедью концепции «чистого
империализма» выступили против пункта программы партии
о праве наций на самоопределение. Если метафизически
подойти к делу, так, что существует чистый
империализм, что он не надстройка над старым капитализмом,
то национальный вопрос в целом и в частности лозунг
права наций на самоопределение выглядят
анахронизмом. Бухарин снисходительно признавал реальность
этого лозунга лишь для... готтентотов и бушменов. Он и его
союзники требовали заменить этот лозунг правом тру-
дящихся классов каждой нации на самоопределение.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 38, стр. 154—155.
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 32, стр. 145.
234

Методологически этот подход к столь важному
вопросу, как национальный, находится в таком же
вопиющем противоречии с диалектикой, как и теория
«чистого империализма». Он, этот подход, базируется на
упрощенном, одноцветном представлении о
действительности, на том, что раз империализм есть канун
социалистической революции, то речь всюду может идти только
о завоевании власти пролетариатом, о «самоопределении
трудящихся». С этой точки зрения право наций на
самоопределение истолковывается как буржуазный лозунг,
ибо он предполагает право всей нации какой-либо
страны, в том числе и буржуазии, на государственную
независимость.
Ленин разбивает эту точку зрения с помощью
диалектического подхода к действительности, показывая ее
неодноцветный характер, неравномерность ее развития
в разных странах, сложность процесса дифференциации
внутри наций, классовой дифференциации пролетариата
и буржуазии. «...Надо считаться с тем, — говорил он,—
на какой ступени стоит данная нация по пути от
средневековья к буржуазной демократии и от буржуазной
демократии — к демократии пролетарской» К До тех пор
пока процесс революционного развития не подготовил
объективных предпосылок, т. е. классовой
дифференциации внутри нации, отрицание права наций на
самоопределение способно только затормозить движение,
играть на руку именно буржуазии. Напротив, лозунг о
национальном самоопределении способствует, облегчает
классовое размежевание. Развитие имеет свои этапы,
стадии, которые нельзя игнорировать, искусственно
перепрыгивать. Надо предусматривать все стадии развития2,
подчеркивает Ленин, не подгонять его насильственно,
ибо насилие здесь, кроме вреда, ничего не принесет.
Ленин, как всегда, и в данном вопросе
противопоставлял «революционному» вспышкопускательству
трезвый, диалектический анализ действительности. Под
видом теоретически обобщенного подхода к
действительности и «научно подкованного» обоснования перспектив
революции Бухарин на деле игнорировал реальность,
реальное положение вещей. Ленин сам исходил и
требовал от других исходить из того, «что есть», и строить
из того, что есть, учитывая закономерности объектив-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 38, стр. 159.
2 См. там же, стр. 162.
235

ного развития, реальные, а не фантастические
перспективы. Когда изучаешь полемику Ленина с Бухариным в
этом, как и во многих других, вопросе, становится ясным,
почему Ленин в своем «Письме к съезду» (т. е. XII
съезду РКП (б)) отмечал, что Бухарин «никогда не учился и,
думаю, никогда не понимал вполне диалектики...» К
Пример с национальным вопросом показывает, что
вопрос о том, есть ли империализм надстройка или не
надстройка, не абстрактный схоластический вопрос, а
действительно тесно связанный с острыми
практическими проблемами революционного движения. Весь
исторический опыт, накопленный после смерти Ленина,
доказал, насколько он был прав, какое значительное место
в структуре всего общественного процесса, особенно в
годы второй мировой войны и после нее, заняло
национально-освободительное движение, — и не только среди
«готтентотов» и «бушменов», но и даже среди развитых
капиталистических наций.
Сказанное об империализме в целом относится и к
государственно-монополистическому капитализму.
Только учитывая всю «подпочву» старого капитализма (не
говоря уже об огромной области, где господствуют еще
докапиталистические отношения или переходные от них
к капитализму) и на этой, самой развитой, ступени
империализма, можно понять объективные условия,
складывающиеся, например, для сплочения единого
антимонополистического фронта, для вовлечения в дело
борьбы против всесилия монополий не только широких
трудящихся масс, но и мелкой и даже средней буржуазии,
для организации широкого движения против новых войн,
за мир и социальный прогресс.
Ленинский диалектический подход дает возможность
понять, осмыслить всю сложную гамму противоречий,
характерных для новой монополистической стадии
капитализма. Можно без преувеличения сказать, что в
центре всего ленинского исследования и создания
теории империализма и революции стоит вопрос о
противоречиях этой новейшей стадии. Этому соответствует
само ленинское понимание материалистической
диалектики, ядром которой, как уже указывалось, он считал
именно учение о противоречиях.
Рассмотрению этой стороны вопроса мы посвящаем
следующую главу.
1 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 45, стр. 345.

Глава 6
ЛЕНИНСКИЙ АНАЛИЗ
ПРОТИВОРЕЧИЙ
ИМПЕРИАЛИЗМА
И ЕГО СОВРЕМЕННОЕ
ЗНАЧЕНИЕ
1. О СООТНОШЕНИИ ИССЛЕДОВАНИЯ
ПРОТИВОРЕЧИЙ В «КАПИТАЛЕ»
И В ЛЕНИНСКОМ ТРУДЕ ОБ ИМПЕРИАЛИЗМЕ
Мы уже неоднократно обращались к вопросу о про
тиворечиях в развитии империализма. И это
естественно, так как с этим центральным моментом, «сутью»
марксистско-ленинского метода познания так или
иначе связаны все аспекты исследования всякого объекта,
в том числе и империализма. С этой стороной
диалектики мы и в дальнейшем будем тесно соприкасаться.
И тем не менее диалектика развития противоречий
монополистического капитализма, ленинский метод их
анализа требуют специального рассмотрения и выделения в
относительно самостоятельный предмет анализа.
Выше уже указывалось, что имеется несомненная
связь между философской разработкой Лениным вопроса
о противоречиях как «ядре» диалектики, между самим
этим определением сущности марксистской диалектики и
его экономическим и политическим анализом
империализма, эпохи империализма и революций в целом. Ленин
претворяет это свое понимание диалектики и ее
учения о противоречиях как имманентной силе развития в
конкретную форму движения всего исследования. Как и
во всех других вопросах, он и здесь продолжает и
развивает логику «Капитала», рассматривая противоречия
буржуазного общества на высшей ступени их
развития.
Дело, однако, не только в том, что в своем труде
об империализме Ленин обогащает, оплодотворяет на
237

новом историческом материале метод исследования
противоречий в «Капитале». По самому содержанию его
анализ противоречий финансового капитала
представляет собой прямое продолжение и развитие тех
противоречий, которые Маркс с такой глубиной изобразил в
своем произведении. Конечно, эпоха империализма
создала новую обстановку, очертила новые рамки, в
которых существуют и действуют общие противоречия
капиталистического способа производства, нашедшие свое
научное выражение в экономическом учении Маркса.
Совершенно изменился социальный климат мира и по
сравнению с периодом написания Лениным работы
«Империализм, как высшая стадия капитализма». Сейчас,
например, невозможно понять диалектику противоречий
капитализма, отвлекаясь от воздействия
социалистической системы на все современное мировое развитие. Но
было бы грубейшей ошибкой на этом основании делать
вывод о том, что в силу этих изменений Марксово учение
о противоречиях капитализма уже перестает, или почти
перестает, быть основой исследования противоречий на
империалистической стадии, что последнее не может уже
рассматриваться как прямое продолжение Марксова
анализа их в «Капитале».
Такой вывод между тем делают некоторые
современные литераторы, претендующие на творческое
«обновление» марксизма, на создание какого-то нового
«марксизма», «марксизма XX века». Мы не говорим уже о
буржуазных авторах, склонных даже в какой-то мере
признавать заслуги Маркса и значение «Капитала» по
отношению к прошлому, т. е. к изучению прежних стадий
капиталистического развития, но заявляющих, что все
это не имеет никакого отношения к существующему ныне
буржуазному обществу. В более осторожной форме, но
по существу то же самое утверждают и современные
ревизионисты.
Так, Гароди, каждая новая книга которого за
последние годы представляла собой ступеньку все более
глубокого падения, приведшего от марксизма к реформизму
технократического толка, пытается доказать, что анализ,
данный в «Капитале», оставался в силе, не нуждаясь
в существенных поправках, вплоть до конца первой
трети нашего века. Это, на его взгляд, объясняется тем, что
все исследование здесь основывалось на «теории
товара», т. е., как пишет Гароди в книге «Великий поворот
238

социализма», на производстве для рынка. Из «теории
товара» проистекали все ключевые концепции Маркса
о стоимости, прибавочной стоимости, о кризисах, об
обнищании рабочего класса и т. п. По логике этой
аргументации ни «теория товара», ни «ключевые концепции»,
вытекающие из нее, уже не имеют ныне силы и
значения, вследствие чего, очевидно, «Капитал» утратил
свое значение или, мягко выражаясь, требует
«существенных поправок» — конечно, в духе теорий Гароди.
Итак, Гароди пытается с абсолютной точностью
установить дату, когда «Капитал» и обоснованное в нем
учение о противоречиях буржуазного производства
утратили свою силу. Это конец 30-х годов текущего столетия.
Имеется в виду, очевидно, период, когда под влиянием
великого кризиса 1929—1933 гг. особенно усилились
вмешательство государства в экономику и его
регулирующая роль с целью смягчения противоречий капитала.
Но разве при государственно-монополистическом
капитализме исчезает товар и товарное производство?
Гароди и подобные ему ревизионисты идут по стопам Гиль-
фердинга, который также считал (уже после
опубликования своей работы «Финансовый капитал» в 20-х
годах), что государственно-монополистическое начало
означает полное преодоление «владычества слепых законов
рынка» и переход «к организованному хозяйству»1.
При таком взгляде, конечно, «Капитал» уже не имеет
силы и противоречия, раскрытые в нем, целиком
относятся к прошлому. Правда, точности ради отметим, что
Гароди ссылается на свою книгу, написанную годом
раньше и в которой есть глава об «актуальности»
«Капитала». Но в этой главе все значение основного
произведения научного социализма сводится к проблеме
отчуждения, которое рассматривается как самое важное
противоречие современного капитализма. Понадобился
всего один год, чтобы появилось утверждение о том,
что без существенных поправок «Капитал» вообще уже
не имеет сегодня силы.
В действительности в новых исторических условиях
«Капитал» нуждается не в «поправках», а в
дальнейшем развитии, что и осуществила ленинская теория
империализма в наиболее существенных вопросах, в том
1 См. Р. Гильфердинг. Капитализм, социализм и
социал-демократия. Сборник статей и речей. М.—Л., 1928, стр. 120.
239

числе и в вопросе о противоречиях. Вне «теории
товара», стоимости, прибавочной стоимости, накопления
капитала, учения о кризисах и т. п., т. е. того, что действи<
тельно дает ключ к пониманию капитализма в целом,
нельзя и шагу сделать и в теории империализма, в
понимании современного
государственно-монополистического капитализма, его противоречий. В частности, это
было показано в предыдущей главе при рассмотрении
диалектики развития монополистического капитала,
движущей силой которого (развития) было (и остается)
основное противоречие буржуазного способа
производства.
Но откуда это противоречие? Ленин в «Философских
тетрадях» раскрыл Марксов метод исследования
противоречий капитализма. Делая упор на единстве и борьбе
противоположностей как сути диалектики, определяя
противоречия как «двигательную силу» развития, Ленин,
обращаясь к классическому примеру «Капитала»,
показывает, что Маркс начинает с самого простого, «массо-
видного», «обыденного», миллиарды раз встречающегося
отношения буржуазного товарного общества—обмена
товаров. В этом простейшем явлении, как говорит
Ленин, Маркс вскрыл зародыши всех противоречий
капитализма. «Дальнейшее изложение показывает нам
развитие (и рост и движение) этих противоречий и этого
общества в 2 (т. е. в сумме — М. Р.) его отдельных
частей, от его начала до его конца» К
Эти хорошо известные, ставшие хрестоматийными
слова вскрывают очень существенный — вернее,
главный — аспект диалектического метода анализа
противоречий в «Капитале». В своем исследовании и
изложении Маркс не нагромождал противоречия одно на другое,
ставя их друг подле друга, давая сумму противоречий,
а проследил, как в противоположностях потребительной
и меновой стоимости, абстрактного и конкретного
труда, частного и общественного труда, т. е.
противоположностях, уже проявляющихся в самом
массовом и простом бытии — в товаре, товарном обмене,
зарождается и нарастает основное противоречие
капитала. Вся логика дальнейшего анализа есть исследование
развития, усложнения, углубления, обострения этого
противоречия — «от его начала до его конца».
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 318.
240

На империалистической стадии капитализма, как уже
указывалось, эта объективная логика диалектического
самодвижения достигает кульминации. Но кульминация
имеет свое начало, свой исходный пункт: таковым
выступают товар, товарный обмен, стоимость, накопление
капитала, концентрация производства и т. д., т. е. то,
анализ чего дан в «Капитале» и без чего научная
теория империализма, выясняющая высшее развитие
основного противоречия капитализма, немыслима. Поэтому
требовать «существенных поправок» к «Капиталу»
при объяснении современного буржуазного общества,
ссылаясь на то, что весь анализ в нем основывался на
«теории товара» и проистекающих из нее «ключевых
концепций», — значит представлять современный
капиталистический, т. е. империалистический, строй как некое
новое общество, не основывающееся на товаре,
товарном обмене, стоимости, прибавочной стоимости и т. п.
Ленин в своем учении об империализме продолжает
Марксову логику анализа противоречий. Рост
концентрации производства, централизации капитала,
возникновение на их основе монополий, перерастание
монополистического капитала в
государственно-монополистический капитализм есть закономерный итог развития тех
противоречий, которые заключены в начальном виде в
товаре и товарном обмене. Конечно, это не простой
количественный рост, а развитие, прерывавшееся
качественными изменениями буржуазных производственных
отношений в неизменных границах капитализма,
превращавшими даже его некоторые существенные свойства в
их противоположность. Вполне естественно, что целый
ряд противоречий, бывших принадлежностью старого
капитализма, изменился, трансформировался, возникли
новые противоречия, присущие монополистическому
капиталу. Но в их основе лежат общие противоречия
капитализма, которые исследованы в «Капитале».
Вот почему Ленин в 1922 г., отвечая на вопросы
одного буржуазного корреспондента, судившего о
положении в России в связи с введением новой экономической
политики с позиций вульгарной политэкономии, писал:
«А я позволяю себе думать по старинке, что после
Маркса говорить о какой-нибудь другой, немарксовой
политической экономии можно только для одурачения
мещан, хотя бы и «высокоцивилизованных» мещан» *,
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 45, стр. 268.
241

В своей книге «Империализм, как высшая стадия
капитализма» Ленин ясно и точно определил то
значение, которое имеют противоречия для всего развития в
новую эпоху. «Насколько обострил монополистический
капитализм все противоречия капитализма, — пишет
он, — общеизвестно... Это обострение противоречий
является самой могучей двигательной силой переходного
исторического периода, который начался со времени
окончательной победы всемирного финансового
капитала» К По этой причине Ленин с такой яростью нападает
на всех (и особенно на изменивших марксизму), кто
отрицает или затирает, смягчает противоречия, т. е. то,
что составляет источник движения вперед.
Как и Маркс, Ленин, исследуя противоречия
империализма, подчиняет свой анализ основной объективной
закономерности их развития — углублению основного
противоречия капитализма, закономерному вызреванию
условий, делающих капитализм формой, не
соответствующей новым историческим потребностям общественного
прогресса. Исходя из общих теоретических принципов
материалистической диалектики, он рассматривает
внутренние противоречия как главную движущую силу
развития финансового капитала. Выше уже указывалось,
что в современном мире, расколовшемся на две
противоположные социальные системы, невозможно
абстрагироваться от влияния, оказываемого на внутренние
противоречия капитализма со стороны социалистической
системы. В этом смысле бесспорно то, что нынешнее
буржуазное общество, его развитие, противоречия
неправильно рассматривать как некую «замкнутую» систему.
Возникает вопрос: как же быть с внутренней
диалектикой его развития, остается ли в силе принцип
марксистской диалектики, требующий брать внутренние
противоречия объекта как основной движущий стимул,
мотив развития?
Существование и борьба двух противоположных
социальных систем есть то новое в исторической
диалектике, что придает совершенно иной «колорит», иную
атмосферу всему современному развитию. Этот вопрос мы
рассмотрим специально в последней главе нашей работы.
Однако, нам кажется, каким бы значительным ни было
воздействие одной системы на другую (ибо было бы
! В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 422.
242

неправильно абстрагировать и диалектику развития
социалистических стран, социалистической системы в
целом от влияния буржуазного мира, от самого факта его
существования), решающим для развития современного
капитализма, его закономерной эволюции является,
конечно, его внутренняя диалектика, а следовательно,
прежде всего и внутренние противоречия. Новые
исторические условия не отменяют эту диалектику, а
накладывают на нее соответствующую изменившейся
обстановке печать, модифицируют ее, вносят в нее очень
существенный момент, без учета которого многое в ней
невозможно было бы выяснить.
Это важно установить и с той точки зрения, что, как
ни изменились обстоятельства с момента написания
Лениным труда об империализме (и особенно
обстоятельства, связанные с возникновением мировой
социалистической системы), тот анализ внутренних
противоречий монополистического капитализма, который дан
Лениным, сохраняет все свое значение и служит
основой для понимания и правильного методологического
подхода к рассмотрению его современных противоречий.
2. О СУЩНОСТИ ДИАЛЕКТИЧЕСКОГО ПРОТИВОРЕЧИЯ.
КРИТИКА ЛЕНИНЫМ НОВЕЙШЕГО «ПРУДОНИЗМА»
Работы Ленина по империализму, его глубокий
анализ экономической и политической сущности, всех
проявлений империалистической стадии капитализма им>е-
ют огромное значение для понимания того, что такое
диалектическое противоречие, вносят важный вклад в
марксистское учение о противоречиях. Вместе с тем
конкретное применение этого ленинского учения к
исследованию реальных явлений и процессов
империализма остается до сих пор образцом того, как следует
подходить к современным проблемам общественного
развития.
Критикуя Каутского, Спектатора и других по
некоторым принципиальным вопросам теории империализма,
Ленин в своих «Тетрадях по империализму» определяет
их методологический подход либо как «новый
прудонизм», либо как «старый прудонизм на новой почве и в
новой форме» К
1 См. D. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 28, стр. 91.
243

О «новом прудонизме» Ленин неоднократно говорит
и в других своих работах. Совершенно ясно, что он
придавал данному определению существенное значение.
Поэтому очень важно раскрыть его смысл, ибо критика
нового прудонизма проливает свет на ленинское понимание
сущности диалектического противоречия в отличие от
антидиалектической, метафизической его трактовки.
Кроме того, это важно еще и потому, что «прудонизм»
жив и сегодня в новейших буржуазных и реформистских
концепциях, приспосабливаясь к особенностям
современной ступени империализма, вследствие чего
ленинская критика вполне актуальна и в наше время. О
«прудонизме» можно сказать то же, что и о «струвизме».
Как и последний, он представляет собой
международное явление, выступая в различных оттенках —
мелкобуржуазных, буржуазно-реформистских,
ревизионистских.
Ленин вел борьбу против того, что он окрестил
словами «новый прудонизм», по той причине, что это
методология отказа от научного рассмотрения противоречий
империализма. Развивая в своем основном труде об
империализме определение «прудонизма», которое было дано
в подготовительных работах, и показывая, к чему он
приводит, Ленин писал: «Получается затушевывание,
притупление самых коренных противоречий новейшей
ступени капитализма вместо раскрытия глубины их,
получается буржуазный реформизм вместо
марксизма» К
В чем же, конкретнее, философский,
методологический смысл «прудонизма», его понимания противоречий?
Критикуя «современный прудонизм», Ленин продолжал
ту борьбу против старого «прудонизма», которую вел
Маркс в «Нищете философии» и других своих
произведениях. Иными словами, Ленин развивал на новом
историческом материале то понимание сущности
диалектического противоречия, которое Маркс обосновывал уже
в первых своих экономических трудах, и особенно ярко
и обстоятельно представил в «Капитале». Необходимо
поэтому хотя бы вкратце напомнить суть Марксовой
критики Прудона в этом плане.
По словам Маркса, Прудон пытался применить
гегелевскую диалектику к политической экономии. Но в
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 390.
244

действительности, соответственно своему методу, он
усвоил все «дурные», отрицательные стороны этой
диалектики, не поняв ее ценной сути. Он заимствовал один лишь
язык диалектики Гегеля, но не ее содержание, сводя ее
«к самым жалким размерам» 1. Основная его идея по
вопросу о противоречиях состоит в том, что всякая
экономическая категория (а в категориях и их движении он
видит основу реальной жизни, вместо того чтобы понять,
что они лишь абстракции, выведенные из
действительности) имеет две стороны: хорошую и дурную. Обе эти
стороны составляют противоречие. «Подлежащая
разрешению задача, — пишет Маркс о методе Прудона, —
гласит: сохранить хорошую сторону, устраняя дурную»2.
Применяя этот метод к товарному производству, к
капиталистическому обществу, Прудон весь смысл своей
«политической экономии» видел в том, чтобы сохранить,
удержать «хорошие» его стороны — товарообмен,
стоимость и т. п., которые он считал высшими,
естественными отношениями, соответствующими самой природе, и
устранить их «дурные» стороны, т. е. те последствия, к
которым они закономерно приводят и которые уже не
находятся в гармонии с той же природой, —
неравенство, несправедливость, нищету одних и богатство других
и т. п.
В известном письме к П. В. Анненкову, написанном
в конце 1846 г., Маркс, выражая свое мнение о
взглядах Прудона, следующими словами изложил
социальную суть этой «диалектики»: «В сущности он (т. е.
Прудон. — М. Р.) делает то, что делают все добрые
буржуа. Все они говорят вам, что конкуренция, монополия
и т. д. являются в принципе, то есть если их взять как
отвлеченные понятия, единственными основами жизни,
но что на практике они оставляют желать многого. Все
они хотят конкуренции без пагубных последствий
конкуренции. Все они хотят невозможного, то есть условий
буржуазной жизни без необходимых последствий этих
условий. Все они не понимают, что буржуазный способ
производства есть историческая и преходящая форма,
подобно тому как исторической и преходящей была
форма феодальная»3.
1 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 132.
2 См. там же, стр. 134.
3 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 27, стр. 409.
245

Мы привели эти слова Маркса не только потому, что
они просто и ясно определяют содержание прудоновской
«диалектики противоречий», но еще и потому, что они,
как увидим дальше, имеют прямое отношение к методу
анализа современного буржуазного общества многих
буржуазных и мелкобуржуазных реформистов. Что же
касается Марксовой критики собственно философского,
методологического аспекта этой теории противоречий, то
мы к ней еще вернемся несколько ниже в связи с
рассмотрением некоторых, на наш взгляд, ошибочных
тенденций, имеющих место в нашей литературе по вопросу
о том, как нужно понимать действительно
диалектическое противоречие. Здесь же укажем только, что главное в
этой критике состоит в том, что реальные
противоположности, составляющие всякое истинное противоречие,
неотделимы друг от друга, неразрывно связаны до поры до
времени (т. е. до разрешения противоречия), находятся в
состоянии взаимопроникновения. Поэтому стремление
сохранить одну сторону противоречия, убрав другую
(отрицательную, «дурную»),— значит на деле не разрешить
противоречие, а бороться с ветряными мельницами.
В нескольких словах Маркс излагает смысл
диалектической концепции противоречий. «Сосуществование
двух взаимно-противоречащих сторон, их борьба и их
слияние в новую категорию 1 составляют сущность
диалектического движения. Тот, кто ставит себе задачу
устранения дурной стороны, уже одним этим сразу кладет
конец диалектическому движению»2.
Из этого понимания вытекает и определенный вывод
относительно того, как в действительной жизни
разрешаются противоречия. Прудон, доказывал Маркс, искал
некую формулу, которая бы уничтожила антиномию
дурной и хорошей сторон. Для этого Прудон стремился как-
то смягчить дурную сторону, убрать ее. Но тогда,
резюмирует Маркс, исчезли бы «все элементы, порождающие
борьбу», и всякое развитие было бы пресечено в самой
своей основе3.
Истинное разрешение противоречий, синтез
противоположностей, согласно Марксу, заключается в их движе-
1 Маркс в данном случае говорит о движении категорий, но, само
собой разумеется, он имеет в виду отражение в них и через их
посредство движения реальных объектов и их противоречий. — М. Р.
2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 136.
3 См. там же, стр. 143.
246

нии,— таком движении, которое в конечном счете
ниспровергает самую основу противоречий. В применении
к буржуазному обществу это означает, что только
уничтожение капиталистического способа производства есть
единственный путь, снимающий, преодолевающий
свойственные ехму противоречия.
После сказанного ясно, что имел в виду Ленин,
говоря о «новом прудонизме», выступающем в новых
исторических условиях. Методология, примененная в свое
время Прудоном к домонополистическому капиталу,
реставрируется и приспосабливается к новой фазе
капитала. Живая и неразделимая связь противоположностей,
характеризующих саму сущность, природу
империализма, расчленяется, противоположности рассматриваются
как самостоятельные, способные существовать отдельно.
И тогда уже нетрудно «доказать», что нужно одну
сторону противоречия смягчить, уничтожить, дабы
сохранить другую, «лучшую», «здоровую» и т. п.
Этот прудонистский подход особенно ярко проявился в
работах Каутского об империализме. Рассматривая
капитализм лишь как политику, отделяя политику
монополистического капитализма от его экономической
сущности, Каутский считал, что специфически
империалистические методы новейшего капитализма составляют лишь
одну из возможностей, вовсе не необходимых, не
закономерных, не вытекающих из его природы. В брошюре
«Национальное государство, империалистическое
государство и союз государств» Каутский указывает, что
признание закономерного, неизбежного характера
империалистической стадии капитализма несовместимо
якобы с борьбой против него. Такое признание, по его
словам, «льет воду на мельницу империализма». Надо
заставить империалистов перестать быть...
империалистами — такой его конечный вывод. «Пусть они (т. е.
империалисты. — М. Р.) достигают этого (своих целей.—
М. Р.) не посредством легкодоступных и удобных
методов империализма, а требующими больше ума методами
демократии и свободного обмена продуктами, которые
открывают большие просторы экономическому развитию
и одновременно укрепляют пролетариат физически,
духовно, политически» К
1 К. Kautsky. Nationalstaat, imperialistischer Staat und Staaten-
bund, S. 80.
247

Критикуя этот взгляд, Ленин показывает, что
методологически он вытекает из прудонистского понимания
противоречий. Из закономерности империалистической
стадии капитализма отнюдь не вытекает фаталистская
концепция, соответственно которой невозможно и
но следует бороться с империализмом. Бороться с ним
необходимо, но борьба эта может быть осмысленной и
плодотворной, если понимать диалектически
империализм как живое противоречие, в котором «дурное» и
«хорошее», «положительное» и «отрицательное» и т. п.
есть целое, которое нельзя искусственно отделить друг
от друга, ибо, как пишет Ленин, ««борьба» с политикой
трестов и банков, не затрагивающая основ экономики
трестов и банков, сводится к буржуазному реформизму
и пацифизму, к добреньким и невинным благопожела-
ниям» К И Ленин показывает в связи с этим
антидиалектическую суть каутскианского взгляда на
противоречия империализма. «Отговориться от существующих
противоречий, забыть самые важные из них, вместо
вскрытия всей глубины противоречий — вот теория
Каутского, не имеющая ничего общего с марксизмом»2.
Особенно тщательно Ленин исследует этот «старый
прудонизм» на новой почве, «в новой форме» в своих
подготовительных работах об империализме. В
отрывке «Замечание о К. Каутском versus империализм»
Ленин пишет, что империализм беспрерывно порождает
из натурального хозяйства колоний и отсталых стран
капитализм, т. е. старые, домонополистические его
формы. Каутскианцы выхватывают эти факты «здорового»,
«мирного» капитализма и противопоставляют их
монополистическому капитализму, «как нормальное
ненормальному, желательное нежелательному, прогрессивное
реакционному, коренное случайному etc.»3. Вот это
Ленин и характеризует как прудонистскую теорию
противоречий: взять «нормальное», «прогрессивное»,
«желательное» и отбросить «ненормальное»,
«нежелательное», хотя второе вытекает необходимо из первого, есть
его закономерный продукт.
В другом месте «Тетрадей по империализму»,
устанавливая, что высокая техника концентрированного про-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 391.
2 Там же.
3 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 28, стр. 91.
248

изводства и техника финансового гнета неразрывно
связаны при капитализме, Ленин замечает: «К. Каутский
хочет разорвать эту связь, «обелить» капитализм, взять
хорошее, отбросить дурное, «современный прудонизм»,
мелкобуржуазный реформизм, «замаскированный под
марксизм»» К
Ленин возвращается к критике концепции
Каутского в связи с конспектированием книги Дж. А. Гобсона
«Империализм». Ленин называет «мещанской критикой
империализма» мысли Гобсона о том, что империализм
вовсе не неизбежен как стадия в развитии капитализма,
что «если бы» потребители повысили норму
потребления, то тогда не нужно было бы прибегать к
империализму, «дабы найти рынки». По поводу положения о том,
что «плохое распределение потребительной способности»
есть источник стремления капиталистов к завоеванию
новых рынков, Ленин замечает на полях: «ср. К.
Каутский»2. Смысл этого замечания ясен. Такова же
методология в данном вопросе Каутского: «если бы» не
плохая политика, то и империализма не было бы. У
Гобсона все дело — в «плохом распределении».
Ленинская критика новейшего прудонизма имеет
важное философское значение. Она способствует
выяснению некоторых общих вопросов теории диалектических
противоречий и вместе с тем помогает вести борьбу
против «прудонистского» подхода к противоречиям
современного государственно-монополистического
капитализма. А недостатка в таком подходе в экономической и
философской литературе буржуазных и реформистских
писателей нет. Замалчивать все более углубляющиеся
противоречия капитализма невозможно. Даже
откровенные защитники государственно-монополистического
капитализма, причисляющие себя к лагерю «буржуазного
либерализма», понимают необходимость каких-то
реформ, которые бы как-то сгладили особенно
бросающиеся в глаза противоречия. Некоторые из них не
отказываются от критики «частных» недостатков
современного капитализма и не прочь их зачислить в разряд его
«дурных» сторон. Сюда наиболее «смелые» критики
относят милитаризацию экономики, гонку вооружений,
бедность части населения, «несправедливое» распределение
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 28, стр. 171—172.
2 См. там же, стр. 391.
249

благ, одностороннее развитие человека и принижение в
условиях «потребительского общества» духовных
человеческих качеств. При этом всячески превозносятся
другие — «хорошие» — стороны
государственно-монополистического капитализма — буржуазная собственность,
развитие техники, мнимые «демократические свободы»
и т. п.
В этой связи можно назвать, например, нашумевшую
книгу американского экономиста Дж. Гэлбрейта «Новое
индустриальное общество». Этот писатель всячески
превозносит государственно-монополистический капитализм
в качестве нового индустриального общества. Он
понимает, что современное крупное концентрированное
производство уже не может существовать на старой базе
стихийного рыночного развития без «планового» начала,
государственного регулирования и т. д. Однако, хотя он
и упрекает экономистов в том, что их метод анализа
современной буржуазной экономики недостаточно
учитывает происходящие в них изменения, сам он принимает
капиталистический способ производства и буржуазный
строй в целом за нечто само собой разумеющееся и
вечное. Он рисует монополистический капитализм как
некое идиллическое общество, в котором «фирма ставит
свою мощь на службу потребителю, сама же она
выступает лишь как его покорный (!!) слуга»1. «То, что
считается разумной целью общества, есть отражение целей
корпорации...»2 Конечно, последние должны получать
«минимальную норму прибыли», иначе у них не будет
стимула покорно служить «разумным целям общества».
Но в целом между их интересами и интересами всего
общества существует «принцип совместимости»3.
Разрисовав в таких розовых тонах государственно-
монополистический капитализм, Гэлбреит выделяет в
«новом индустриальном обществе» и некоторые
«дурные» стороны. В этом «плановом» и «регулируемом»
обществе милитаризация экономики, гонка вооружения,
оказывается, есть самая «надежная основа» для плани-
1 Дж. Гэлбреит. Новое индустриальное общество, стр. 266.
Следует отметить, что в своей новой книге, о которой уже шла речь
в предыдущей главе, Гэлбреит с меньшим восторгом отзывается о
крупных корпорациях и не без некоторого разочарования говорит об
их роли в современном буржуазном обществе.
2 Там же, стр. 211.
3 См. там же, стр. 213, 214.
250

рования. Министерство обороны США, тратя
колоссальные суммы на вооружение, «поддерживает тем самым...
наиболее совершенные формы планирования...» 1. Более
того, по словам Гэлбрейта, нет других продуктов,
производство которых можно было бы планировать в этом
«новом индустриальном обществе» «с такой
уверенностью и надежностью», как предметы вооружения.
Поэтому «резкое сокращение военного производства...
явно противоречило бы нуждам индустриальной
системы...»2.
Сам Гэлбрейт выступает против войны и гонки
вооружений и считает, что нужно изыскать все, способное
заменить в производстве, примерно эквивалентном по
масштабам и технической сложности, продукты
войны, хотя, как следует из его же рассуждений, это не так
просто в государстве, где господствуют
монополистические корпорации.
Наряду с милитаризацией Гэлбрейт к числу
«дурных» сторон индустриального, т. е.
государственно-монополистического, общества присоединяет ряд других —
в сфере производства и потребления оно подавляет
индивидуальность, не благоприятствует развитию
искусства и образования, особенно гуманитарного, не
способствует сохранению природы, «организации личности»,
борьбе с бедностью и т. д.
В чем же нужно видеть и искать выход из этого
положения? Как и какими путями можно устранить эти
отрицательные стороны? Фактически — вольно или
невольно, — показав неизбежность этих, как и других,
«дурных» черт современного капиталистического
общества, их органическую, закономерную связь с ним, сего
социальной природой, Гэлбрейт полагает, что от них
можно освободиться без того, чтобы изменить основы,
коренные социальные устои этого общества. Тут уже
начинается утопия. Признав, что в буржуазном обществе
все сводится к экономическим целям и интересам, т. е.
по существу к производству прибыли для монополий, он
возлагает надежды на то, что «если бы» «шире»
определить общественные цели, то тогда можно было бы
отсечь всяческие «дурные» стороны. Однако
предлагаемые рецепты настолько слабы и неопределенны, чтоед-
1 См. Дж. Гэлбрейт. Новое индустриальное общество, стр. 365.
2 См. там же, стр. 365, 396.
251

ва ли в них верит сам их автор. Он считает, что
требуются «вышколенные умы», которые превратятся в
силу, способную отвергнуть монополию «индустриальной
системы» на определение задач, стоящих перед
обществом. Он полагает, что такой силой может стать
«сословие педагогов и ученых»1. И это в обществе, в
котором экономически господствуют крупные
капиталистические монополии, а государство свою главную роль видит
в поддержке их интересов и увековечении буржуазного
строя.
Если экономисты типа Гэлбрейта принимают
монополии и сращивание монополий с государством как
явление прогрессивное, подвергая, однако, критике
некоторые их «дурные» следствия и полагая, что эти
последние можно искусственно отделить от их
источника, то другие экономисты, действуя по этой же
методе, приходят к другим, противоположным выводам. Это
критики монополии, принадлежащие к тем, кого
можно назвать буржуазной и мелкобуржуазной оппозицией
империализму.
Эти экономисты подвергают всяческой хуле
монополии, видя в них корень всех бед и злоключений
современного капиталистического общества. В их критике
очень много ярких и глубоких разоблачений сущности
способов и методов хозяйничания монополий,
насильственного, противоречащего свободе конкуренции
характера этих методов и способов. Но они не видят
объективно прогрессивного характера того дальнейшего
обобществления производства, которое в рамках капитализма
осуществляется в форме монополий. С их точки зрения,
то здоровое и прогрессивное, что имеется в буржуазном
обществе, — это свободная конкуренция, которую
искажают, извращают, подавляют монополии. Отсюда их
вывод: освободить это «здоровое» от монополистического
засилья. Они взывают к буржуазному государству стоять
на страже свободной конкуренции и ограничить власть
монополий.
Иначе говоря, они хотели бы приостановить тот
процесс, который неизбежно вырастает из свободной
конкуренции, думая, что это обусловлено не объективными, а
чисто субъективными обстоятельствами. «Дурной» сто-
1 См. Дж. Гэлбрейт. Новое индустриальное общество, стр. 463,
409.
252

роной они считают монополии, а «хорошей» —
свободную конкуренцию.
Не приходится брать под сомнение искренность
критики «дурных» сторон современного капитализма,
которая содержится в трудах этих, как и ряда других,
экономистов (Гэлбрейта и др.), стоящих на буржуазной
точке зрения. В какой-то мере к ним применима
характеристика некоторых течений буржуазной экономической
мысли, данная в свое время Марксом в «Нищете
философии». Авторы этих теорий, несомненно, хотели бы по
возможности сгладить существующие при капитализме
контрасты. Но все их концепции, по словам Маркса,
основаны «на бесконечных различениях между теорией и
практикой, между принципами и их последствиями,
между идеей и ее применением, между содержанием и
формой, между сущностью и действительностью,
между правом и фактом, между хорошей и дурной
стороной» К
В том и в другом случае в основе метода
исследования явлений современного империализма, хотя он
приводит к резко различающимся выводам — принятию
монополий и их отрицанию, лежит такой подход к
реальным противоречиям, с точки зрения которого ими можно
манипулировать как угодно, оставляя произвольно одни
стороны противоречия и отбрасывая другие.
Ленинская критика «нового прудонизма» направлена
против таких метафизических манипуляций реальными
противоречиями, против искусственного рассечения
живых противоречий на мертвые, неподвижные
противоположности. Философский смысл этой критики и
заключается в том, что диалектические, т. е. действительные,
противоречия реальных явлений и процессов — это
такая взаимосвязь и взаимодействие
противоположностей, когда одна противоположность полагает другую и
в том самом отношении, в котором они обусловливают
свое взаимное существование, они отрицают друг друга,
ведут друг против друга борьбу. А это значит, что
всякое диалектическое противоречие есть такая целостность,
такая целостная система противоположностей, которую
нельзя искусственно разделить на две противоположные
стороны, ведущие самостоятельную, независимую друг от
друга жизнь. Конечно, в мышлении, в ходе анализа ве-
1 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 145.
253

щей и процессов мы можем и должны выделить и
рассмотреть каждую из этих противоположностей в
отдельности. Но при этом нельзя забывать, что
рассматриваемые таким образом противоположности представляют
собой чистейшие абстракции. Лишь в своем живом
единстве они есть та конкретность, что свойственна всем
реальным явлениям и процессам.
Поэтому Ленин в своем конспекте «Логики» Гегеля
очень положительно оценивает мысли немецкого
философа, в которых раскрывается истинная суть и природа
диалектического противоречия. Показывая отличие
разума от рассудка, т. е. диалектического подхода к
понятиям от метафизического, Гегель пишет, что для
второго субъективное, скажем, или конечное, или любое
другое определение — лишь субъективное, лишь
конечное и т. д. и прямо противоположны объективному,
бесконечному, т. е. разделены непроходимой пропастью, не
могут быть и не бывают тождественными, едиными.
Диалектическая логика, наоборот, считает в соответствии с
природой самих понятий, «что субъективное, которое
лишь субъективно, конечное, которое лишь конечно,
бесконечное, которое должно быть лишь бесконечным и т. д.,
не обладают истинностью, противоречат сами себе и
переходят в свою противоположность; таким образом
этот переход и единство, в котором крайности
заключены как снятые, как некоторая видимость или
моменты, обнаруживают себя как истина этих
крайностей» К
Приводя эти гегелевские слова, Ленин подчеркивает
«материалистические корни» данной «диалектики
понятий», т. е. говорит о том, что сама объективная
реальность, сами реальные вещи таковы, какими видит их
диалектически мыслящий разум. Рассудок дальше
«различия» разных сторон, тенденций целого не идет, но это,
выражаясь словами Гегеля, «притупившееся различие
различного»; иначе говоря, противоположности берутся
как сосуществующие друг подле друга, но не как
подвижные одна по отношению к другой. Противоречие же
есть «существенное различие» — такое «различие»,
когда противоположности неотделимы одна от другой,
каждая из них содержит в себе свое другое, в силу чего
оно, т. е. противоречие, есть та «негативность, которая
Цит. по: В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 181.
254

является внутренней пульсацией
самодвижения и жизненности»1.
Под «негативностью» Ленин вслед за Гегелем
понимает то, что, поскольку предметы представляют собой
единство противоположностей, а эти последние находятся
в состоянии взаимного отталкивания, борьбы, постольку
в них заложено зерно своего отрицания, самоотрицания.
Поэтому противоречие и определяется как «источник»,
«двигательная сила», «внутренняя пульсация» всякого
развития, движения, жизненности.
При этом неправильно, на наш взгляд, момент
самоотрицания рассматривать как нечто отличное или
дополнительное свойство к моменту раздвоения единого и
взаимоотношения противоположностей. Диалектическое
противоречие с этой точки зрения определяется «не
только» как отношение между противоположными
тенденциями предмета или между противоположными
предметами, но и как «отношение предмета к самому себе,
отношение самоотрицания»2. В действительности
самоотрицание есть выражение и результат раздвоенности
единого на противоположные стороны и тенденции, без этой
раздвоенности никакого момента «отрицательности» в
предметах быть не может. Высказывания Маркса и
Энгельса, на которые иногда ссылаются в подтверждение
приведенного положения, на самом деле говорят о
другом, именно о том, что наличие противоположностей в
предметах, «борьба» между ними и определяют их
самоотрицание в процессе развития. Это имел в виду,
например, Энгельс, когда писал, что «если вещи присуща
противоположность, то эта вещь находится в
противоречии с самой собой...»3. Об этом же идет речь в случае
с противоречием между потребительной стоимостью и
стоимостью в товаре.
Поэтому нельзя согласиться с тем, что понятия о
противоречиях как «источнике», «двигательной силе»
развития якобы не точны4. Ленин вполне справедливо
именно этими понятиями определял роль противоречий в
развитии, «самодвижении».
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 128.
2 См. «Современные проблемы материалистической диалектики».
М, 1971, стр. 22.
3 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 640.
4 См, «Современные проблемы материалистической диалектики»,
стр. 24.
255

Таким образом, диалектическое противоречие, его
суть, заключается в том, что явления, будучи единством
противоположностей, содержат в себе тем самым
отрицание самих себя в процессе своего развития. Вот это
«самоотрицание» есть самое существенное и важное
свойство диалектического противоречия. Понятно
поэтому, что всякое расчленение противоречия на
самостоятельные и неподвижные противоположности и
оперирование ими — как это и характерно для прудонизма —
как с не связанными органически друг с другом ведет
к полному отрицанию диалектики и неспособности понять
истинные принципы развития.
В этой связи следует отметить ошибочность той
трактовки диалектического противоречия, которая имеет
место в работах ряда наших философов.
Некоторые авторы главное свое внимание уделяют
выяснению вопроса о том, в каком соотношении
находится этот диалектический закон с
формально-логическим законом противоречия. В этом ничего плохого
нет, хотя он давно решен в принципе марксизмом.
Хуже, когда в подходе к диалектической теории
противоречий главным критерием делается формальная логика,
формально-логический закон, запрещающий соединение
воедино противоречащих друг другу суждений о чем-
либо, берущемся в одном и том же отношении, в одно
и то же время. Исходя из этого утверждается, что и
с точки зрения диалектического закона единства и
борьбы противоположностей противоречие нельзя
рассматривать в одном и том же отношении, а лишь в разных
отношениях. В противном случае-де «нарушаются»
формально-логические правила мышления, ибо берутся в
единстве суждения, «противоречащие» одно другому.
Такое понимание диалектики и его «ядра», т. е.
учения о противоречивой сущности вещей и об отражении
их в человеческих понятиях и суждениях, приводит к
отрицанию той сути закона единства и борьбы
противоположностей, о которой речь шла выше. Диалектика,
решая вопрос о противоречиях, имеет дело не с
противоречиями непоследовательной, сбивчивой мысли,
утверждающей нечто и тут же опровергающей его. Как
много раз говорил Ленин, такого рода «противоречий»
не должно быть в теории. В отличие от формальной
логики диалектика выясняет законы развития самой
действительности, самих вещей и устанавливает их объек-
256

тивно противоречивый характер, который должен быть
воспроизведен в наших понятиях и представлениях о
них, иначе последние не будут адекватными реальности.
В этом глубокий смысл положения о том, что закон
диалектических противоречий есть одинаково и закон
объективной реальности, и закон познания.
Далее, диалектика отнюдь не отрицает
противоречивости вещей, взятых в разных отношениях. Бесспорно,
и в этом отношении любая вещь выступает в известном
смысле как «противоречие», ибо, находясь во
взаимосвязи и взаимодействии с другими вещами, она
проявляет то одни, то другие, часто противоречащие друг
другу свойства. Дождь полезен в одних отношениях и
в одно время и не полезен, вреден в другое время и в
других отношениях. В одном отношении данная вещь
есть нечто положительное, в другом — нечто
отрицательное. Учет этого положения важен, и никто против
него спорить не станет. Уже при таком подходе в какой-
то мере преодолевается принцип абстрактного
тождества, так как, находясь в разных противоречивых
отношениях к другим вещам, вещь есть данная и не данная
вещь. Ленин эту сторону не упускал из виду. «Всякая
конкретная вещь, всякое конкретное нечто, —
записывает он в конспекте гегелевской «Науки логики», —
стоит в различных и часто противоречивых отношениях
ко всему остальному, ergo !, бывает самим собой и
другим» 2.
Однако полностью преодолеть абстрактное
тождество при рассмотрении противоречивости вещей в разных
отношениях невозможно. Когда вещь берется в разных
отношениях, как нечто полезное или вредное,
положительное или отрицательное, проявляя во взаимодействии
с другими вещами то одни, то другие свойства, то ее
внутренние противоречия, источник ее развития при
этом еще не раскрываются, не познаются: в одном
отношении она только положительное, в другом — только
отрицательное; в одном отношении она только это, в
другом — только нечто иное. Здесь еще нет того, что
характеризует диалектическое противоречие, —
момента самоотрицания в силу единства и борьбы
внутренних противоположностей.
1 Следовательно. — Ред.
2 Б. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 124.
9 М. М. Розенталь
257

Маркс и Ленин потому и вели борьбу против
«прудонизма» в этом вопросе, что он рассматривал
противоречия капитализма лишь с той точки зрения, что в
одном отношении капитализм хорош, а в другом — плох.
При таком механистическом расчленении «хорошего» и
«дурного» нетрудно сделать вывод о том, что нужно
оставить одно и отбросить другое. Применяя подлинно
диалектическую концепцию противоречий к
буржуазному обществу, Маркс в «Нищете философии» указывал,
что буржуазные производственные отношения
отличаются такой «двойственностью», «что в рамках тех же
самых отношений, в которых производится
богатство, производится также и нищета; что в рамках
тех же самых отношений, в которых
совершается развитие производительных сил, развивается также
и сила, производящая угнетение; что эти отношения
создают буржуазное богатство, т. е. богатство класса
буржуазии, лишь при условии непрерывного уничтожения
богатства отдельных членов этого класса и образования
постоянно растущего пролетариата» К
Таково подлинно марксистское понимание сущности
диалектических противоречий. Выделенные нами слова
о «тех же самых отношениях» выражают эту сущность
в том смысле, что противоположные стороны целого
неотделимы друг от друга, что, поскольку существует
одна сторона, существует и ее противоположность, и в этом
таится закономерность движения, приводящая к
отрицанию исторически преходящей формы общества. Все
дело в том, что противоречие существует и развивается
«в одних и тех же отношениях», т. е., что то же самое,
в самой сущности, субстанции объекта.
Отсюда и известное определение диалектики Лениным:
«В собственном смысле диалектика есть изучение
противоречия в самой сущности предметов...»2
В этом вся суть вопроса! По этой причине спор идет
не просто о словах «в разных отношениях» или «в
одном и том же отношении», а о понимании самой сути
учения диалектики о противоречиях. К каким
искусственным построениям приводит стремление обойти эту
суть вопроса, показывают следующие рассуждения.
В сборнике «Современные проблемы материалистиче-
1 См. /(. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 144 (разрядка
наша. — М. Р.).
2 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 29, стр. 227.
258

ской диалектики», например, указывается, что
утверждение о взаимодействии «именно и только в «одном и
том же» отношении, строго говоря, не имеет никакого
предметного и логического смысла» *, ибо отношения,
скажем, между буржуазией и пролетариатом — это «не
одно отношение, а единая система сложных
взаимоотношений...». А раз так, то стороны взаимоотрицания этих
классов «имеют разный смысл в зависимости от
направления (?) отрицающего отношения...»2 (?). Последние
слова вообще-то не очень ясны, однако они являются
синонимом того же положения о противоречии «в разных
отношениях».
Конечно, пролетариат отрицает буржуазию не так,
как буржуазия — пролетариат: рабочий класс
стремится уничтожить строй капиталистической эксплуатации, а
буржуазия — сохранить его. Но разве об этом речь?
Речь идет о том, что в том же самом отношении, в
каком эти классы полагают, обусловливают существование
друг друга в рамках капиталистического общества, они
и отрицают друг друга, что это не разные «отрицающие
отношения», а одни и те же отношения, вытекающие из
противоречивой сущности капиталистического способа
производства. Если бы не было отношения их взаимо-
полагания, то не было бы и отношения их
взаимоотрицания. Между тем такое понимание диалектического
противоречия отвергается из-за опасения, что это-де
нарушает формально-логический закон непротиворечия, ибо
утверждение и отрицание противоположностей
существуют в одном и том же отношении, хотя никакого
нарушения его здесь нет.
В результате появляются такого рода определения
диалектической противоположности:
«Противоположность (диалектическая) — такие объекты системы,
которые взаимно исключают (или отрицают) друг друга
по каким-либо свойствам и в то же время по другим (!)
свойствам предполагают друг друга»3.
Тут уже от диалектического понимания
противоположностей в предметах ничего не остается. Если бы
противоположности (например, те же пролетариат и буржуа-
1 См. «Современные проблемы материалистической диалектики»,
стр. 333.
2 См. там же, стр. 332.
3 Ю. А. Петров. Логическая функция категорий диалектики. М.,
1972, стр. 74.
9*
259

зия) полагали и отрицали друг друга по разным
свойствам, то никакого противоречия между ними не было
бы. В действительности они обусловливают и
исключают друг друга по одним и тем же свойствам,
обусловленным капиталистическим способом производства, в
силу одних и тех же отношений, вытекающих из сущности
буржуазного способа эксплуатации.
Маркс в своих экономических исследованиях
неоднократно подчеркивал это одновременное взаимопола-
гание и взаимоотрицание двух противоположностей —
пролетариата и буржуазии. Указывая, что результатом
процесса производства и процесса увеличения
стоимости является воспроизводство «самого отношения»
между этими классами, он писал: «Каждый воспроизводит
самого себя тем, что он воспроизводит другого,
воспроизводит свое отрицание. Капиталист производит труд как
чужой труд; труд производит продукт как чужой
продукт. Капиталист производит рабочего, а рабочий —
капиталиста и т. д.» К
Мы так подробно остановились на вопросе о
марксистско-ленинском понимании сущности диалектического
противоречия не только потому, что это имеет важное
философское значение, но и потому, что без него
невозможно осознать и методологический подход Ленина к
анализу отдельных конкретных, частных (по отношению
к основному, общему противоречию) противоречий
империализма. К рассмотрению этого вопроса мы сейчас
и переходим.
3. ЛЕНИНСКИЙ МЕТОД АНАЛИЗА КОНКРЕТНЫХ
ПРОТИВОРЕЧИЙ ИМПЕРИАЛИЗМА
Вопрос о конкретных противоречиях
империалистической стадии капитализма, особенно в связи с
современной его ступенью, слишком обширен, чтобы его можно
было вкратце изложить. Да и в задачу настоящей
работы, посвященной методологическому аспекту
ленинского исследования империализма, это не входит. В
современной марксистской (экономической и иной) литературе
этому вопросу уделяется большое внимание. Огромное
теоретическое значение в этом плане имеет коллективное
рассмотрение развития старых и новейших противоречий
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. I, стр. 447.
260

империализма в документах международных совещаний
коммунистических и рабочих партий, в материалах
съездов КПСС и других братских партий.
Главная цель настоящего раздела состоит в том,
чтобы рассмотреть, какое воплощение нашла разработка
Лениным диалектического учения о противоречии в
применении к анализу наиболее важных и существенных
противоречий империализма и какое значение имеет его
методологический подход к этому вопросу для
современности.
В предыдущей главе о диалектике
монополистической стадии капитализма было уже показано, что как
возникновение финансового капитала, так и его
развитие, перерастание монополистического капитализма в
государственно-монополистический есть результат
действия основного противоречия капитализма —
противоречия между все большим обобществлением
производства и капиталистическим присвоением,
капиталистическими производственными отношениями в целом. Для
ленинского подхода к рассмотрению отдельных
конкретных противоречий характерно как раз то, что он их
связывает так или иначе с этим центральным
противоречием, беря их как проявления этого последнего.
Можно сказать, что он не упускает ни на миг данное
противоречие как главную «двигательную силу» всего
развития. Это тот главный фокус, та основная призма, через
которую он пропускает отдельные противоречия и
исследует их в свете диалектической взаимосвязи общего и
единичного, сущности и явления, субстанции и его
«модусов».
Поэтому у Ленина в отличие от других авторов,
исследовавших империализм, даже тех, работы которых он
высоко оценил, мощно звучит мотив, раскрывающий
противоречивый характер любого — экономического,
социального, политического, идеологического — проявления
империализма. Когда Ленин сделал упрек Гильфердингу
в том, что он не заметил в империализме момента
загнивания, то это был упрек в забвении глубочайшей
противоречивости всего развития монополистического
капитализма, что неизбежно вело к приукрашиванию его,
к абсолютизации отдельных его черт, как, например,
тенденции к регулированию, планомерности и т. п.
В своем основном труде об империализме в
немногих словах Ленин сформулировал тот основной угол зре-
261

ния, под которым он подходил к конкретным
противоречиям монополистического капитала: капитализм в его
империалистической стадии «втаскивает» капиталистов
в какой-то новый общественный порядок, переходный от
полной свободы конкуренции к полному
обобществлению.
Вот эти слова о переходном характере
империализма — переходном, разумеется, не в том смысле, что это
уже не капитализм, как склонны его характеризовать
всевозможные реформисты и ревизионисты, а в том
единственном значении, что в нем явственно
обнаруживается необходимость перехода к новому общественному,
социалистическому строю, — особенно важны для
понимания того, почему в нем сталкиваются и
противоборствуют противоположные начала, тенденции, острейший
конфликт между которыми может найти свое конечное
разрешение лишь в коренной смене общественной
формы развития. Выделим некоторые из этих
противоборствующих начал и кратко рассмотрим их.
1. Единство и борьба монополий и конкуренции.
С этой точки зрения важное значение имеет ленинский
анализ характерного для империализма соединения
таких противоположностей, как монополия и конкуренция.
Никто из исследователей капитализма XX в., кроме
Ленина, не выделял и не подчеркивал с такой силой это
противоречие как одно из самых существенных
противоречий империализма. Ленин установил, что
«монополии, вырастая из свободной конкуренции, не устраняют
ее, а существуют над ней и рядом с ней, порождая этим
ряд особенно острых и крутых противоречий, трений,
конфликтов» *. Он относил это противоречие к разряду
«самых глубоких и коренных противоречий
империализма»2. Какой большой вес Ленин придавал ему, видно
из одного его замечания в период разработки новой
партийной программы в 1917 г. «Именно это соединение
противоречащих друг другу «начал»: конкуренции и
монополии, — писал Ленин, — и существенно для
империализма, именно оно и подготовляет крах, т. е.
социалистическую революцию»3.
Конечно, эти слова нельзя понимать так, что само
по себе одно это противоречие готовит гибель капита-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 386.
2 См. там же, стр. 415.
3 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 32, стр. 146.
262

лизма. Речь у Ленина идет об этом противоречии в
системе других противоречий и как об одном из самых
важных выражений основного противоречия
капитализма. Тем не менее приведенные слова достаточно
показательны.
Известно, в чем заключается содержание этого
противоречия. Свободная конкуренция, составляющая
неотъемлемую черту товарного и особенно
капиталистического производства, в силу его имманентных законов
приводит на известной ступени к возникновению
монополий. Последние представляют собой прямую
противоположность свободной конкуренции, так как они, о чем
уже говорилось выше, сосредоточивая в своих руках
основные производственные ресурсы, огромную
финансовую мощь, имеют возможность диктовать свою волю,
т. е. определять решающим образом условия
производства, цены, влиять на рынок и т. п., тем самым
ограничивая, подавляя свободную конкуренцию. Однако
монополии не могут вовсе устранить конкуренцию. В этом
и заключается диалектический характер
рассматриваемого противоречия. Еще Маркс в полемике с Прудоном,
критикуя его метафизическое расчленение живых
диалектических противоречий, указал в общей форме
неразрывную связь между этими двумя противоречащими
началами в условиях капитализма. «В практической
жизни, — писал он, — мы находим не только конкуренцию,
монополию и их антагонизм, но также и их синтез,
который есть не формула, а движение. Монополия
производит конкуренцию, конкуренция производит
монополию. Монополисты конкурируют между собой,
конкуренты становятся монополистами... Синтез заключается в
том, что монополия может держаться лишь благодаря
тому, что она постоянно вступает в конкурентную
борьбу» К
Конечно, Маркс имел в виду монополии и
конкуренцию капитализма XIX в., но общая суть
взаимоотношения и взаимосвязи этих двух противоположностей
выяснена в приведенных словах совершенно точно.
Все дело в том — и тут мы видим, насколько важно
учитывать диалектический характер всякого
противоречия, — что одни и те же отношения
капиталистического способа производства (сейчас мы имеем в виду
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 166.
263

империалистическую стадию капитализма), которые
закономерно превращают свободную конкуренцию в ее
противоположность, в монополию, не уничтожают и не
могут уничтожить совсем конкуренцию, а придают ей
новые черты, соединяют ее с монополией воедино, что
имеет своим следствием новый, еще более сильный взлет
противоречий буржуазного общества.
Конкуренция не уничтожается не только потому, что
при империализме остается старая подпочва
капитализма в лице массы мелких товаропроизводителей, малого
и среднего капиталистического бизнеса, почему Ленин и
настаивал на определении империализма как
«надстройки» над старым, домонополистическим капитализмом.
Здесь сохраняется еще свободная конкуренция, хотя и
видоизмененная так или иначе наличием и
деятельностью монополий. Конкуренция ведется между
монополизированным и немонополизированным производством. Но
и сами монополии не могут существовать, не ведя
между собой конкурентной борьбы по самым разнообразным
мотивам — за господство в разных сферах
производства, за овладение источниками сырья, за рынки
сбыта, за овладение результатами научно-исследовательских
изысканий, технических изобретений, способствующих
укреплению монопольного положения и т. д.
Характеризуя особенности конкуренции в новую
капиталистическую эпоху, Ленин писал в своей работе об
империализме: «Общие рамки формально признаваемой
свободной конкуренции остаются, и гнет немногих
монополистов над остальным населением становится во
сто раз тяжелее, ощутительнее, невыносимее» К
Значительно позже, в статье «Как организовать
соревнование?», сравнивая социалистическое соревнование
с конкуренцией при империализме, он подчеркивал ее
особо нечеловеческий характер, означающий
«неслыханно зверское подавление предприимчивости, энергии,
смелого почина массы населения, гигантского большинства
его, девяносто девяти сотых трудящихся... замену
соревнования финансовым мошенничеством, непотизмом,
прислужничеством на верху социальной лестницы»2.
Уже в этом отношении соединение таких
противоречащих начал, как конкуренция и монополия, которые не
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 321.
2 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 35, стр. 195.
264

могут существовать в условиях империализма одна без
другой, представляющие собой неразрывные части,
стороны единого противоречия, служат источником
растущего, прогрессирующего раскола буржуазного общества
между ничтожной по своей величине верхушкой
монополистов и остальным населением, между трудом и
капиталом. Армия людей (не только пролетариата),
страдающих от гнета монополий, разоряемых и ограбляемых
ими, беспрерывно пополняется. Она, эта армия, огромная
потенциальная сила, враждебная империализму, может
при соответствующем руководстве со стороны рабочего
класса и его партии стать союзником в борьбе за
свержение империализма.
Однако в связи с вопросом о противоречии между
монополией и конкуренцией нам хочется остановиться
главным образом на другой стороне, объясняющей
помимо сказанного, почему Ленин с такой резкостью и
остротой определил значение этого противоречия. В этом
плане, на наш взгляд, особенно глубокий смысл имеют
следующие его слова. Установив, что «самая глубокая
экономическая основа империализма есть монополия», он
пишет: «Это — монополия капиталистическая, т. е.
выросшая из капитализма и находящаяся в общей
обстановке капитализма, товарного производства,
конкуренции, в постоянном и безысходном противоречии с этой
общей обстановкой» 1.
Смысл этих слов заключается не только в том, что,
заменяя рыночный механизм регулирования своим,
монополия тем самым вступает в противоречие с
характерной для товарного производства, прежде всего с такой
его чертой, как свободная конкуренция, обстановкой.
Несомненно, те методы регулирования производства,
сбыта и т. п., которые устанавливаются монополиями,
находятся в конфликте с принципом свободной,
«честной» конкуренции, торговли, свойственными старому,
домонополистическому капитализму. Они вносят огромное
возмущение в, казалось бы, десятилетиями и
столетиями отлаженный механизм «саморегулирования»
производства и обмена. Не удивительно поэтому, что
идеологи мелкой и средней буржуазии, испытывающие на себе
всю силу этих новых, монополистических способов регу-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 396—397 (курсив
наш. — М. Р.).
265

лирования, с такой страстью протестуют против них,
видя в них отход от каких-то «естественных» норм бытия.
Но то противоречие, о котором говорит Ленин в
приведенных выше словах, состоит не только и не столько
в этом. Ленин имеет в виду такое двойственное,
противоречивое положение монополий, которое неразрешимо,
пока существует капитализм. Он подчеркивает, с одной
стороны, то обстоятельство, что монополии, выросшие из
свободной конкуренции, суть капиталистические
монополии и потому они, будучи монополиями со всеми
вытекающими отсюда следствиями, не только противоречат
рыночному механизму регулирования, в том числе и
конкуренции, всей обстановке капитализма, но и
представляют собой плоть от его плоти и, следовательно,
подчиняются всем законам товарного производства с его
стихией, анархией и т. д. Они не просто находятся, как
некое чужеродное тело, в «общей обстановке» товарного
производства, капитализма, а есть их плод, результат,
в котором не снимается, не исчезает действие законов
капиталистического способа производства, а лишь
видоизменяется, модифицируется.
Ленин поэтому не просто говорит о противоречии
между свободной конкуренцией и монополией и
соответствующим им методам регулирования, а о сочетании,
единстве этих противоречащих друг другу начал.
Монополии не уничтожают конкуренцию не только потому,
что остается старая подпочва капитализма, но и потому,
что сами они не могут существовать без конкуренции, без
постоянной борьбы между собой в погоне за
максимальной прибылью.
Иначе говоря, монополии являются формой частной
капиталистической собственности, и потому они не
только не уничтожают «общую обстановку» товарного
производства, капитализма, но всем своим существом
поддерживают, постоянно воспроизводят ее. Ленин
неоднократно и настойчиво повторяет, что «империализм
усложняет и обостряет противоречия капитализма,
«спутывает» со свободой конкуренции монополии, но
устранить обмена, рынка, конкуренции, кризисов и т. д.
империализм не может» К
С другой стороны, монополия есть такая форма
капиталистической собственности, в которой достигается
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 32, стр. 145.
266

огромная и наивысшая в условиях досоциалистического
общества степень обобществления производства. Эта
нарастающая тенденция развития вносит уже при
капитализме элементы планомерности, уже в старой
буржуазной оболочке подготавливается, как неоднократно
указывал Ленин, аппарат для общественного
регулирования производства. Полной планомерности, писал он в
работе «Государство и революция», монополии не дают
и не могут дать, ибо при всех изменениях капитализм
остается капитализмом. Но тем не менее — и особенно
это правильно в применении к
государственно-монополистической ступени капитализма — тенденция к
возрастанию роли планомерного регулирования производства
есть реальный факт. «Сейчас мы имеем прямое
перерастание капитализма в высшую планомерную форму
его» 1.
Но эта вторая, чрезвычайно прогрессивная сторона,
вызванная развитием монополистического капитализма,
не отделена от первой, т. е. от невозможности
выскочить из рамок «общей обстановки» капитализма и
товарного производства и устранить обмен, рынок,
конкуренцию и т. д. Напротив, обе эти стороны слиты
воедино, и иначе при капитализме быть не может. И вот эта
их неразрывность, неотъемлемость, слитность и в тоже
время взаимное отталкивание, отрицание и создают то
самое «безысходное противоречие» монополий с общей
обстановкой капитализма, о которой говорит Ленин.
Мы здесь имеем яркое проявление диалектического
характера противоречия. Одни и те же условия, одни и
те же обстоятельства, которые «гонят»
капиталистическое строительство от конкуренции к монополии с ее
новыми чертами регулирования, элементами
планомерности, т. е. «гонят» вперед, к более высокой
общественной форме жизни, толкают его и назад, к отжившим
формам, к конкуренции, только еще более жестокой и
противоречащей человеческому достоинству, к
сохранению в целом стихийности и стихийного развития,
анархии и т. д.
Именно эту слитность, это единство двух
противоречащих, взаимоотрицающих начал (монополии и
конкуренции), безысходность этого противоречия при
капитализме, в силу того что они не могут быть отгороже-
В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 31, стр. 444.
267

ны друг от друга, имел в виду Ленин, когда он говорил,
что их нераздельность объективно подготовляет крах
империализма, ибо исторически необходимый процесс
обобществления производства, растущая тенденция к
планомерному и регулируемому развитию общества закованы,
связаны, опутаны такими цепями, которые не дают этим
процессам свободно развиваться, — и нет иного пути,
как только сбить эти цепи, освободить эти процессы от
их капиталистической формы.
Эта печать диалектической двойственности,
находящей свое глубокое выражение в соединении таких
противоположностей, как монополия и конкуренция, лежит
на всех явлениях и процессах, присущих
монополистической стадии капитализма.
Как уже говорилось выше, многие буржуазные
экономисты, социологи оплакивают судьбу свободной
конкуренции, которую монополии всячески ущемляют. Но
они не понимают, что через своеобразное соединение
этих двух противоречащих тенденций объективное
развитие прокладывает себе дорогу вперед, к более
высокой форме общества. Они видят одну и другую
противоположности, видят противоречие между ними, но не
понимают их диалектически необходимого на какой-то
исторический период сочетания, единства, которые
подготавливают почву для высшего развития.
Панегирики по поводу прелестей свободной
конкуренции, ее преимуществ («саморегулирование») по
сравнению с монополиями не выдерживают с научной точки
зрения критики. Этот вопрос можно было бы
рассмотреть с разных аспектов, но один из наиболее важных
и интересных — это соотношение объекта и субъекта,
объективных условий развития и роли человека в
общественном процессе. Действительно, рыночный механизм,
та самая «чудесная гармония» этого механизма,
которую воспевали старые буржуазные экономисты, и
особенно вульгарные представители политической экономии,
осуществляла в определенном смысле задачу
регулирования производства. Как и всякой динамической
системе, капиталистическому производству, основанному
на действии рыночных законов, присуща способность к
саморегулированию, иначе оно не могло бы
существовать и развиваться. Ленин поэтому в своих замечаниях
на книгу Бухарина «Экономика переходного периода»
не соглашается с характеристикой товарного производ-
268

ства как «неорганизованного»1. Всякая система так
или иначе «организована», представляет собой
организованную систему. Все дело лишь в том, что эта
организация определяется социальной природой товарного
хозяйства.
Но как осуществлялось это «саморегулирование»?
Маркс в «Капитале» и других работах показал, что
известное равновесие, которое необходимо всякой
системе, складывается при капиталистическом способе
производства через бесконечные нарушения равновесия,
необходимого соотношения между различными частями и
сторонами общественного производства. Закон этого
соотношения прокладывает себе дорогу путем
беспрерывных колебаний, неустойчивости, массы случайностей, и
одним из самых действенных рычагов преодоления
нарушения необходимого распределения средств
производства, людских резервов и т. д. оказываются
разрушительные экономические кризисы. Эти периодически
повторяющиеся кризисы потрясают до основания
общественный организм и на некоторое время устанавливают
неустойчивое равновесие, которое затем снова
нарушается. «Лишь как внутренний закон, противостоящий
отдельным агентам, как слепой закон природы, —
указывал Маркс в «Капитале», — выступает здесь закон
стоимости и прокладывает путь общественному равновесию
производства среди его случайных колебаний»2.
Таков характер капиталистического «гомеостазиса»,
т. е. процесса «саморегулирования», воспеваемого и
сейчас многими буржуазными экономистами, сторонниками
свободной конкуренции, беспрепятственной деятельности
рыночного механизма. В этом процессе роль субъекта,
человека сведена к минимуму. Говоря о слепо
действующем характере законов капиталистического
производства, Маркс точно определил ничтожное и жалкое
положение человека, всецело подчиненного стихии, не
способного учесть и предвидеть развитие, подобного
беспомощной щепке в бушующей и разъяренной стихии
океана. «Вся соль буржуазного общества, — писал
Маркс, — состоит как раз в том, что в нем a priori не
существует никакого сознательного общественного
регулирования производства. Разумное и естественно необ-
1 См. Ленинский сборник XI, стр. 349.
2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, стр. 452—453.
269

ходимое прокладывает себе путь лишь как слепо
действующее среднее» К
Понятно поэтому, что это такое «саморегулирование»,
которое недостойно человека. Употребляя в данном
случае моральную категорию, мы хорошо понимаем, что на
определенной исторической ступени это было
объективной необходимостью. Но от того что такое положение
человека, когда он находился всецело в плену
объективных условий, на которые он был бессилен
воздействовать, было необходимостью, не исчезает жалкое и
ничтожное его положение как субъекта исторического
развития.
Указанные общие условия, характерные для
капитализма, не уничтожаются с переходом к
монополистической его стадии. До тех пор, пока общество основано
на частной собственности, развитие общества
по-прежнему подчиняется в целом слепой стихии, а законы его не
утрачивают своего слепо действующего характера. Не
случайно ведь уже в эру господства монополий
разразился такой экономический кризис (1929—1933 гг.),
которого по своей силе и размаху, по своим последствиям
не знала вся история капитализма.
В этот же период произошли две мировые войны —
первая мировая империалистическая война 1914—1918 гг.
и начавшаяся как империалистическая вторая мировая
война, развязанная немецким фашизмом. Как показал
Ленин, такого рода войны представляют самую острую
и высшую форму конкурентной борьбы между
монополиями и монополистическими союзами за передел
мира. Эти войны ускорили процесс перерастания
монополистического капитализма в
государственно-монополистический капитализм. Однако, как известно,
вмешательство буржуазного государства в экономическую
жизнь не могло и не может уничтожить циклического
характера капиталистического воспроизводства.
И все же переход от свободной конкуренции к
монополии означает шаг вперед в соотношении объекта и
субъекта в том смысле, что процесс гигантской
концентрации производства и обобществления не может уже в
полной мере базироваться на действии слепых,
стихийных сил, как это было в условиях старого капитализма,
что он требует активного и сознательного вмешательст-
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 32, стр. 461.
270

ва человека в ход развития, т. е. общественного
регулирования производства, когда люди, общество берут
его под свой разумный контроль. Такое общественное
регулирование недостижимо ни при каком, в том числе и
государственно-монополистическом, капитализме. Это
достижимо и, как показал исторический опыт,
достигнуто в условиях социалистического общества. Однако уже
при монополистической стадии капитализма
исторически неумолимая тенденция, действующая в этом
направлении, требует увеличения роли субъекта, его более или
менее сознательного вмешательства в экономический ход
развития, что находит свое проявление в таком факте,
как регулирование и программирование производства не
только в рамках гигантских корпораций и других
монополистических объединений, но и в стремлении
буржуазного государства внести элемент планомерности и
сознательного управления в масштабах общества в целом.
Это находит свое отражение и в современной
буржуазной политэкономии, которая разрабатывает модели
экономического развития хозяйства в целом, пытается
прогнозировать развитие на длительный срок и т. д.
Бесспорно, все это не может не ослабить в какой-то
мере былой анархии производства, хотя, как уже
отмечалось, преодолеть ее как закон капиталистическое
общество не в состоянии. И вот тут-то мы снова
сталкиваемся с той двойственностью, о которой шла речь выше
и которая неизбежно отражается и на соотношении
объекта и субъекта в новых условиях капитализма. Лучше
всего это можно выяснить на примере буржуазного
государства, которое самой экономической
необходимостью, т. е. ростом обобществления производства, а
также политической необходимостью борьбы за сохранение
капитализма (особенно в связи с существованием
мировой социалистической системы), вынуждено брать на
себя функции управления производством. И в этом
отношении ленинский метод анализа противоречий
империализма, ленинская постановка вопроса о соединении двух
противоречащих начал — монополии и конкуренции, о
«безысходности» противоречия монополии со всей
обстановкой капитализма и товарного производства имеет
актуальное значение. Она помогает правильно,
диалектически понять и противоречия государственного
регулирования в условиях государственно-монополистического
капитализма.
271

2. Противоречия государственно-монополистического
регулирования экономики. В этой связи уместно прежде
всего напомнить об отличии ленинского подхода,
основанного на раскрытии диалектически-противоречивого
развития монополистического капитализма, от подхода
и взглядов Гильфердинга. Это тем более важно, что
последние во многом находятся на вооружении
современной правой социал-демократии, современного
реформизма, только в еще более антимарксистской,
антикоммунистической окраске.
Мы отмечали, что уже в работе Гильфердинга
«Финансовый капитал» содержались зародыши концепции
«организованного капитализма». Эти зародыши
впоследствии разрослись в целую теорию «организованного
капитализма». В значительной мере эта теория
проистекала из ошибочного представления о том, что «поздний
капитализм» полностью преодолевает конкуренцию, из
непонимания диалектически противоречивого сочетания
монополий и конкуренции. Отмечая элементы
планомерности в связи с монополиями, Гильфердинг в 1927 г. в
докладе на съезде Германской социал-демократической
партии говорил: «Однако необходимо точнее
охарактеризовать, что понимать под выражением: поздний
капитализм. В этом отношении характернее всего, что мы
находимся в настоящее время в периоде капитализма, в
главном преодолевшем эру свободной конкуренции и
владычества слепых законов рынка; мы приходим теперь к
капиталистической организации хозяйства, другими
словами, приходим отсвободной игры
экономических сил к организованному хозяйству»1,
Гильфердинг утверждал, что новейший капитализм
выработал «утонченные методы для того, чтобы
заменить эгоистическую конкуренцию научным методом
соперничества». Отсюда и его конечный вывод
гласил: «Итак, организованный капитализм означает в
действительности принципиальную замену
капиталистического принципа свободной
конкуренции социалистическим
принципом планомерного производства»2.
Соответственно этой теории строились и перспективы
борьбы рабочего класса. Основное противоречие в усло-
1 Р. Гильфердинг. Капитализм, социализм и социал-демократия,
стр. 120.
2 Там же, стр. 127.
272

виях организованного капитализма, по мнению Гильфер-
динга, заключается в том, что политические привилегии
буржуазии уже уничтожены, остается только устранить
ее привилегии в области собственности. «Политическое
равенство, — указывал он, — при социальном
неравенстве представляет великое имманентное противоречие
современного общественного строя вообще» К
Поскольку существует «политическое равенство», т. е.
демократия, притом демократия вообще (понятие о
буржуазной демократии Гильфердингом категорически
отрицается как бессмысленное), а государство и
экономика все больше сближаются, то на государство (т. е.
существующее буржуазное государство) и нужно
возложить функцию превращения организованного
капитализма в социализм.
Вся эта теория представляла сплошной отход не
только от марксизма, но и от того, что писал о
государстве и его роли при империализме сам Гильфердинг
в работе «Финансовый капитал». Там он ясно
доказывал, что монополисты используют силу государственной
власти как орудие своих эксплуататорских интересов 'и
что завоевание пролетариатом политической власти есть
«единственное средство» положить конец эксплуатации.
Эта историческая справка нам понадобилась для
того, чтобы сравнить антимарксистскую, следовательно,
антидиалектическую постановку вопроса о соотношении
государства и монополий (как она давалась поздним
Гильфердингом) и марксистскую, диалектическую
постановку у Ленина. Ленин считал вмешательство
буржуазного государства в экономику объективно
необходимым и прогрессивным явлением. Но в отличие от тех,
кто на этом основании сглаживал противоречия
развития монополистического капитализма, Ленин, как всегда,
и в данном случае вскрывал двойственный,
диалектически-противоречивый характер этого объективно
прогрессивного явления.
Ленин ясно и определенно заявлял, что
государственно-монополистический капитализм максимально
приближает с точки зрения объективного развития социализм,
что с этой точки зрения нужно рассматривать и роль
государственного регулирования экономикой. Но все дело
в том, какое государство осуществляет это регулирова-
1 Р. Гильфердинг. Капитализм, социализм и социал-демократия,
стр. 36.
273

ние, какова конечная природа этого регулирования.
Говоря в статье «Грозящая катастрофа и как с ней
бороться» о такой положительной и выгодной мере, как
национализация банков, Ленин ставит вопрос о том, почему
же такие передовые государства, как Соединенные
Штаты Америки и Германия, которые «проводят в жизнь
великолепное «регулирование экономической жизни»», не
осуществляют эту меру?
И, отвечая на этот вопрос, Ленин пишет, что они
этого не делают, ибо проводят в жизнь необходимые
преобразования не в интересах народа. И Америка, и
Германия регулируют экономическую жизнь так, чтобы
создать капиталистам «рай», и меньше всего пекутся об
интересах рабочих, трудящегося народа, напротив,
усиливают гнет и эксплуатацию. Другое дело, указывает
Ленин, если бы регулирование экономической жизни
осуществлялось революционно-демократическим путем, в
интересах широких народных масс, но тогда это
неминуемо означало бы движение к социализму1.
Иначе говоря, государственное регулирование при
монополистическом капитализме имеет противоречивый
характер. С одной стороны, оно прогрессивно, есть шаг
вперед по сравнению с эпохой свободной конкуренции,
с ее методами «саморегулирования».
«Саморегулирование» с помощью стихийного рыночного механизма уже
не действует на новом уровне концентрации и
обобществления производства. В этих новых условиях роль
субъекта по отношению к экономическим процессам (хотя в
роли субъекта здесь выступает не народ, не массы, а
буржуазное государство и регулирование происходит, как
говорил Ленин, не демократически, а бюрократически),
бесспорно, возрастает. И в то же время, поскольку этим
субъектом является капиталистическое государство, вся
его деятельность по регулированию направлена на
сохранение буржуазного способа производства со всеми его
особенностями, в том числе и со стихийностью товарного
производства, анархией производства в целом и т. д.,
т. е. всем тем, что ограничивает роль субъекта,
воздвигает непроходимую границу между его субъективными
интересами и стремлениями (т. е. интересами
буржуазии) и объективными тенденциями экономического и
прочего развития.
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 34, стр. 165—167.
274

Объективные условия развития требуют все большей
и большей организации производства в масштабе уже
не только отдельных монополий, но и всей страны (мы
отвлекаемся в данном случае от неумолимо
развивающейся также тенденции организации в
интернациональном масштабе). Вмешательство буржуазного государства
в экономическую жизнь, регулирование производства
есть ответ на это требование. Но это вмешательство
и регулирование имеет опять-таки свою роковую
границу — интересы частнокапиталистических монополий,
интересы капиталистического строя, которые выражает и
отстаивает буржуазное государство. Экономическое
регулирование может в полную силу развернуться и
соответствовать своему понятию, если это общественное
регулирование, т. е. если оно выражает интересы всего
общества. Но оно находится в глубочайшем
противоречии с этой сущностью, если оно осуществляется в
обществе, расколотом на антагонистические классы, если
способ производства основывается на
частнокапиталистической собственности, которая по самой своей
социальной природе несовместима с полным
экономическим регулированием и подлинной организацией.
Но с этим связана еще одна сторона данного
противоречия. Дело не только в том, что регулирование имеет
своей главной и конечной целью интересы монополий.
Весь механизм регулирования, как частномонополисти-
ческого, так и государственного, методы этого
регулирования соответствуют не объективной природе
общественных производительных сил, а природе капитализма
или, точнее, они приспосабливаются к этой природе,
преломляясь через призму буржуазного способа
производства, т. е. имеют определенные объективные границы.
Мы и в данном случае сталкиваемся с неизбежной
двойственностью буржуазного механизма
регулирования. Отражая на свой лад потребности прогрессивного
развития производительных сил, весь механизм
государственно-монополистического регулирования в полной
мере приспособлен к капиталистическому обществу. Здесь
нет и не может быть подлинно централизованного
регулирования и управления экономикой, поскольку
решающие силы сосредоточены в руках частных монополий.
Планы, программы не имеют обязательного характера
для последних, главное значение для монополий имеют
интересы прибыли. Классовая природа государственного
275

регулирования проявляется и в том, что государство в
интересах крупных монополий берет на себя наименее
прибыльные или совсем бесприбыльные отрасли
производства и сферы услуг. В систему регулирования входит
и такой фактор, как планирование определенного уровня
безработицы. Как уже указывалось в другой связи,
наиболее устойчивый характер в программировании
производства имеют расходы на вооружение и т. д.1
Понятно, что подобные методы регулирования
создают определенные, весьма ограниченные рамки для
обобществленных производительных сил. Они не устраняют,
а воспроизводят на расширенной основе противоречия
государственно-монополистического капитала. В
Основном документе, принятом международным Совещанием
коммунистических и рабочих партий в Москве (1969 г.),
в качестве одного из важных и новых противоречий
современного капитализма указано как раз «противоречие
между общественным характером современного
производства и государственно-монополистическим
характером его регулирования»2.
Апологеты государственно-монополистического
регулирования провозгласили конец циклическому
развитию производства, невозможность в новых условиях
экономических спадов, кризисов. Однако, как
свидетельствует опыт последних десятилетий, цикличность
осталась и остается закономерностью развития
капиталистической экономики. Оправдывается в полной
мере предвидение Ленина, что «устранение кризисов
картелями есть сказка буржуазных экономистов,
прикрашивающих капитализм во что бы то ни стало»3. Валютно-
финансовый кризис, задевший весь капиталистический
мир, есть одно из многих кризисных явлений
буржуазного способа производства на современном этапе.
Колоссальная экономическая и финансовая мощь,
сосредоточенная в руках гигантских корпораций, позволяет
им диктовать свою волю, причем нередко вопреки
государству, ибо они сами «чуть ли не суверенное государ-
1 См. Н. Н. Иноземцев. Современный капитализм: новые явления
и противоречия. М., 1972; С. Л. Выгодский. Современный капитализм.
М., 1969; М. С. Драгилев, Н. И. Мохов. Ленинский анализ
монополистического капитала и современность. М., 1970; «Империализм
ФРГ». М., 1973, и др.
2 См. «Международное Совещание коммунистических и рабочих
партий», стр. 298.
3 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 27, стр. 324.
276

ство», «невидимое правительство» и т. п. В книге
американских авторов М. Минца и Дж. Коэна
«Корпоративная Америка. Кто владеет и правит Соединенными
Штатами», главы из которой переведены и
опубликованы в журнале «США — экономика, политика,
идеология», указывается, что, например, ежегодный доход
(сумма от сбыта продукции) крупнейшей в мире
промышленной корпорации «Дженерал моторе» превышает,
за редким исключением, доходы многих иностранных
государств. Прибыли ее составляли в течение часа (за
вычетом налогов и круглосуточно в течение всех 365 дней
года) 242649 долларов.
В этой же книге приводится любопытное признание
бывшего министра юстиции Джона Митчелла. «В
1948 г., — говорил министр,—20 крупнейших
промышленных корпораций нашей страны контролировали 48%
авуаров в обрабатывающей промышленности. Сегодня (т. е.
в 1969 г.— М. Р.) эти монополии контролируют 58%, а
500 крупнейших корпораций контролируют 75% этих
авуаров. Нельзя недооценить ту опасность, которую подобная
сверхконцентрация создает для нашей экономической,
политической и социальной структуры... Она нарушает
взаимоотношения между покупателями и продавцом и
приводит к использованию несправедливых методов в
сфере этих отношений. Она порождает в масштабах всей
страны рыночные, административно-управленческие и
финансовые структуры, колоссальные материальные
и психологические ресурсы которых возводят весьма
высокие барьеры перед менее крупными фирмами.
И наконец, чрезмерная концентрация создает «общность
интересов», которая перестает способствовать
развитию конкуренции между крупными фирмами и задает
на рынке тон для новых и новых слияний. Это ставит нас
перед неприемлемым фактом дальнейшего
сосредоточения производственных и финансовых авуаров страны в
руках все меньшего числа людей...» 1
Приведенные слова — достаточно красноречивое
свидетельство того, какую силу и власть имеют крупнейшие
корпорации для того, чтобы действовать в своих
интересах и не считаться, если это им невыгодно, с планами
и прогнозами государства. В этой же книге, откуда взя-
1 Цит. по: «США — экономика, политика, идеология», 1973, № 3,
стр. 102.
277

ты выдержки из речи министра, приводится следующий
факт. В конце 50-х годов спрос на сталь в
капиталистическом мире пошел на убыль. Наступил
экономический спад. Металлургические предприятия работали
наполовину своей производственной мощности. Тем не
менее монополии повысили на 4,5 доллара цену за тонну
стали. США, бывшие экспортерами стали, начали
импортировать ее из Европы, так как там ввиду того же
падения спроса цена на сталь снизилась (экспортная
цена на американскую сталь в 1960—1963 гг. составляла
126—127 долларов за тонну, в Европе она снизилась
за это время со 147 до 93 долларов). И авторы делают
вывод: если бы в США снизили цену до 90 долларов за
тонну и сталелитейная промышленность работала на
полную мощность, то государство не знало бы того
огромного дефицита платежного баланса, который к тому
времени был К Но положение диктовали корпорации, это
«государство в государстве».
Когда пишутся эти строки, США и многие
европейские капиталистические страны переживают
энергетический кризис. Монополии сознательно взвинчивают и
обостряют положение, вызванное рядом обстоятельств,
для того чтобы повысить цены на топливо и энергию и
заработать на кризисе за счет в первую очередь
массового потребителя — трудящихся2.
1 См. «США — экономика, политика, идеология», 1973, Л° 3,
стр. 99—100.
2 В корреспонденции газеты «Известия» была рассказана
интересная история с одной американской монополией — история,
рисующая дополнительный штрих к сказанному выше. Речь шла о
всемирно знаменитом концерне «Интернэшнл бизнес мэшинз» (ИБМ),
производящем и экспортирующем компьютеры —
электронно-вычислительные устройства. Этому гиганту-концерну принадлежат 70%
всех компьютеров в США и 50% — функционирующих во всем
буржуазном мире. Под видом борьбы за «честную конкуренцию» и за
права «маленького человека», а на самом деле в интересах всякого
рода политических комбинаций сначала правительство демократов,
а затем республиканская администрация передали дело об этом
концерне в суд с требованием его разукрупнения. Но ничего из этого не
получилось. Силы оказались неравными. Факт этот лишь подтвердил,
что буржуазное государство есть государство монополий.
Получившийся конфуз использовал знаменитый карикатурист, рисунок
которого был воспроизведен всеми газетами. «На рисунке, — рассказывается
в корреспонденции, — были изображены гигантский компьютер ИБМ
и столпившиеся вокруг него чины из министерства юстиции с
топорами в руках. Один из них расшифровывал вслух пуншировочную
ленту, выползавшую из компьютера: «Еще. шаг, и вы будете
согнуты, растянуты, искалечены, растоптаны»» (М. Стуруа. Запрограм-
278

Планирование и программирование экономического
развития буржуазным государством не имеет, как
правило, характера закона, обязательного для всех, и
монополии стараются, если это в их интересах,
избавиться от «плановой» опеки. Председатель плановой
комиссии Национального совета французских
предпринимателей Л. Дево говорил в одном из докладов в 1967 г.: «На
предприятиях экономический рост может успешно
предугадываться только (!) программами, которые
составляются самими предприятиями... Что же касается прогноза
на уровне всей экономики (т. е. государственных планов
и прогнозов. — М. Р.), то он может и должен служить
своего рода справочником при изучении конкретных
рынков, поставляя информацию о населении, рабочей силе,
доходах, сбережениях, налогах и т. д.» К
Итак, государственно-монополистическое
регулирование экономического развития, вынужденное
прогрессирующей концентрацией и обобществлением производства
ставить само себе вследствие своей социальной
сущности неодолимые пределы и границы, содержит в самом
себе наряду с положительной стороной свое собственное
отрицание, вытекающее из социальной сущности
государственно-монополистического строя. Оно прогрессивно
и вместе с тем реакционно, оно движет общество вперед
и одновременно оно сдерживает, тормозит это
движение.
Конечно, все это не означает, что можно и нужно
недооценивать эффективность буржуазного
государственного регулирования с точки зрения развития
капиталистического производства, устранения определенных
помех на его пути, сглаживания остроты и масштабов
экономических спадов и кризисов, известного смягчения на
время некоторых социальных противоречий и
конфликтов, балансирования и маневрирования в отношениях
между различными классами и группами. В марксист*
ской литературе давно преодолен упрощенный подход к
буржуазному государству, согласно которому оно
выступает в роли простого, механически действующего
прислужника монополий. Соединение силы государства с
монополиями имеет, бесспорно, один лишь смысл: совре-
мированная комедия. «Разукрупнение» трестов по-американски. —
«Известия», 30 января 1973 г.).
1 Цит. по: «Мировая экономика и международные отношения»,
1972, Хя б, стр. 36.
279

менное государство в странах монополистического
капитализма имеет главную цель — отстоять строй
буржуазной эксплуатации. Но в интересах осуществления этой
главной цели оно может выступить и выступает по
каким-то конкретным, частным вопросам против тех или
иных притязаний монополий, не может не учитывать
противоречий между различными слоями буржуазии, в
частности интересов мелкой и средней буржуазии, не
прибегать к тактике ограниченных социальных реформ
в отношении рабочего класса и других трудящихся и т. д.
Это значит, что государство, как говорили классики
марксизма, имеет относительную самостоятельность,
которую неправильно было бы игнорировать с разных
точек зрения, в частности и с той, что создаваемый
буржуазным государством аппарат регулирования экономики
трудящиеся массы, выступающие против засилья
монополий, против государственно-монополистических методов
регулирования в интересах крупного капитала, могут и
должны использовать в своих интересах, борясь за его
демократизацию, за демократические способы
управления и т. п.
Но при этом было бы неправильно переоценивать
момент относительной самостоятельности государства, ибо
он существует в рамках главного, «абсолютного»
отношения между государством и господствующим классом,
т. е. буржуазией, в первую очередь ее основной и
решающей силой — финансовой олигархией, — отношения,
которое характеризуется тем, что государство есть
выразитель воли интересов данного класса. Именно
поэтому Ленин ставил так резко вопрос, что вся суть
заключается в том, какое государство занимается
регулированием процессов производства и распределения.
3. Противоречия развития производительных сил.
Антагонистический характер научно-технической революции
при капитализме. Двойственный, противоречивый
характер основных явлений и процессов, связанных с
природой государственно-монополистического капитализма,
имеет своим закономерным следствием и
противоречивость развития производительных сил. Ленин был далек
от того, чтобы из глубочайших и острейших
противоречий капитализма вывести идею о приостановке развития
производительных сил, — идею, которая на некоторое
время получила распространение среди части
марксистов. И в этом вопросе он оставался диалектиком, по-
280

казав, что противоречия монополистического
капитализма имеют своим результатом и двойственность в
развитии производительных сил.
Более высокий уровень концентрации и
обобществления производства уже при капитализме открывает
новые возможности для развития производства. Все эти
новые черты, воплощаясь в форму монополистического
капитала, ведут одновременно к ограничению
создаваемых ими возможностей, связаны с задержкой развития,
вызывают паразитизм и загнивание как отличительную
особенность империализма.
Как видим, и в данном вопросе стоять на научных
позициях можно, только понимая диалектическое
противоречие как единство, взаимопроникновение
противоположных тенденций, обусловливаемых не разными
причинами и рассматриваемых не в разных отношениях, а
одними и теми же существенными свойствами
монополистического капитала, одними и теми же отношениями,
порождаемыми им.
В своем последнем варианте плана книги об
империализме Ленин формулирует этот противоречивый
характер развития производительных сил следующими
словами:
«Быстрота роста и перезревание... (совместимость
обоих).
«Загнивание» и рождение нового...» 1
В книге он развертывает эту формулу и дает
глубокий анализ данной противоречивой закономерности,
нашедшей свое подтверждение на историческом опыте
современного развития капитализма.
Отмечая «замечательно быстрый процесс
сосредоточения производства во все более крупных
предприятиях»2, называя этот процесс «гигантским прогрессом
обобществления производства»3, Ленин путем обобщения
огромного фактического материала вскрывает те
преимущества, которые имеют монополии по сравнению со
старой свободной конкуренцией раздробленных и не
знающих ничего друг о друге хозяев, производящих для
сбыта на неизвестном рынке, — преимущества в
отношении учета источников сырых материалов, размеров
рынка, монополизации лучших рабочих сил, инженеров,
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 28, стр. 215.
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 310.
3 См. там же, стр. 320.
281

ученых, сосредоточения и развития новейшей техники
и т. д.
Отсюда он делает вывод о том, что «в целом
капитализм неизмеримо быстрее, чем прежде, растет», что
не устраняется очень быстрое развитие капитализма в
отдельных отраслях промышленности, в отдельных
странах1. Ленин при этом подчеркивает неравномерность
развития, показывая различие в развитии разных стран,
отставание одних и быстрые прыжки вперед, делаемые
другими странами, что характерно вообще для
капитализма, и особенно в период империализма.
Но эта же форма монополии связана с другой,
противоположной тенденцией — тенденцией к застою, к
задержке технического прогресса, к неиспользованию
всех возможностей, таящихся в огромном
обобществлении производства. То сочетание двух противоречащих
начал — монополии и конкуренции, которому Ленин
придавал важное значение, играет большую роль в
диалектическом переплетении двойственных тенденций в
развитии производительных сил. Хотя форма монополий
способствует развитию производства, она же, как и
всякая монополия, до известной степени устраняет, по
словам Ленина, «побудительные причины к техническому,
а следовательно, и ко всякому другому прогрессу,
движению вперед...»2. В этом направлении действует
установление монопольных цен.
В то же время монополии «никогда» не могут
устранить полностью конкуренцию, которая действует в
другом направлении, побуждает монополии снижать
издержки производства, вводить технические улучшения,
т. е. двигать производство вперед.
Обе эти тенденции действуют одновременно, беря
верх то в один период, то в другой, то в одних отраслях
промышленности, то в других, то в данных, то в иных
странах3.
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 422.
2 См. там же, стр. 397.
3 Характерно, что в буржуазной экономической литературе
появились рассуждения о так называемом «нулевом приросте
национального продукта», т. е. о попытках сдержать экономический рост
производства как средстве борьбы с истощением естественных
ресурсов, смягчения социальных противоречий и т. п. (см. А. Милей-
ковский. О современном этапе кризиса буржуазной политэкономии.—
«Мировая экономика и международные отношения», 1972, № 12;
Б. Маклярский, К. Тарасов. Монополии против окружающей среды.—
«Мировая экономика и международные отношения», 1973, № 1).
282

С тенденциями к застою, загниванию, паразитизму
Ленин связывал также достигающее при империализме
«громадных размеров» присущее вообще капитализму
отделение собственности на капитал от его приложения
к производству, образование обширного слоя рантье,
выделение целых государств-рантье. В понимании этой
стороны империализма Ленин ставил буржуазного
либерала Дж. А. Гобсона выше «марксиста» Каутского,
который «не замечал» этой закономерности в развитии
монополистического капитализма.
Эта противоречивость развития производительных
сил особенно сказывается на фоне научно-технической
революции, которая создает огромные возможности для
быстрого, непрерывного развития производства. Однако
реализации этих возможностей на благо человечества
мешают капиталистический строй, корыстные интересы
монополий, которые заведомо, ради высоких
монопольных цен, получения высоких прибылей, оставляют
неиспользованными огромные производственные мощности,
замораживают технические открытия и т. д. В Основном
документе международного Совещания
коммунистических и рабочих партий (Москва, 1969 г.) среди новых,
наиболее существенных противоречий, характерных для
современного государственно-монополистического
капитализма, выдвигается именно это противоречие —
«противоречие между необычайными возможностями,
открываемыми научно-технической революцией, и
препятствиями, которые капитализм выдвигает на пути их
использования в интересах всего общества, обращая большую
часть открытий науки и огромные материальные ресурсы
на военные цели, расточая национальные богатства» К
Противоречия, связанные с научно-технической
революцией в условиях капитализма, многообразны. Именно
это явление, оказывающее такое огромное воздействие
на все современное развитие общества, ясно и отчетливо
демонстрирует, насколько настоятельно требуется
замена отжившего буржуазного строя новым, который
способен направить революцию в области науки и техники
в русло интересов всего общества в целях свободного
материального и духовного развития человечества.
Научно-техническая революция — явление XX в., она
имеет свои истоки в той революции в науке, естествозна-
1 См. «Международное Совещание коммунистических и рабочих
партий», стр. 298.
283

нии, которую из всех марксистов наиболее
проницательно оценил в начале этого века Ленин, давший ее первым
достижениям замечательное философское обобщение. Но
если гигантский революционный переворот в науке и
технике — детище современного общественного развития,
то тем не менее его невозможно понять вне всего
предыдущего развития на базе капиталистического способа
производства, не учитывая процесса развертывания,
углубления противоречий капитала как исторической
формы общественного производства. Не удивительно
поэтому, что Маркс, проанализировавший существо этих
противоречий и их закономерное движение, сумел гениально
определить тенденцию, ведущую к тому, что сейчас
называют научно-технической революцией. Недаром же
именно словами Маркса о превращении науки в
непосредственную производительную силу ныне
характеризуется одна из самых важных сторон этой революции,
ее суть. Конечно, Маркс не мог предвидеть всей
конкретной картины развития науки и техники, ее конкретных
достижений, как они выглядят сейчас. Но уже тот факт,
что марксизм — единственное из всех социальных и
философских учений — сумел установить со всей
определенностью саму тенденцию, приведшую к переживаемой
ныне научно-технической революции, достаточно
красноречиво свидетельствует о его силе, дает еще один ответ
на вопрос, почему современное общественное развитие
получает свое объяснение в марксизме-ленинизме.
В этом смысле исключительный интерес
представляют несколько параграфов главы о капитале из
экономических рукописей 1857—1859 гг. Здесь нет
возможности даже кратко изложить все богатство мыслей,
которые они содержат в интересующем нас плане. Главное,
на что хотелось бы здесь обратить внимание, — это на
Марксов анализ развития средства труда, техники при
капитализме и на те противоречия, которые ведут к
«разложению» капитала.
Одна из самых существенных исторических миссий
капитала, как указывает Маркс, — это увеличение
производительной силы труда. Он определяет ее как
«необходимую тенденцию капитала». Эта тенденция вытекает
из стремления капитала максимально уменьшить,
«отрицать» необходимую часть труда рабочих ради увеличения
прибавочного труда, следовательно, умножения
присваиваемой им прибавочной стоимости. «Осуществлением
284

этой тенденции, — пишет Маркс, — является
превращение средства труда в систему машин» 1. Проходя
различные метаморфозы, средство труда свое завершение
находит в машине, вернее, в «автоматической системе
машин». Последнюю Маркс считает «наиболее
завершенной, наиболее адекватной формой системы машин».
«...Только она превращает машины в систему...»
Характерная черта такой системы состоит в том, что она
приводится в движение «автоматом, такой движущей силой,
которая сама себя приводит в движение»2.
Но вместе с этим меняется и характер человеческого
труда. Раньше первостепенную роль в процессе
производства играл труд самого рабочего, который Маркс
определяет как «непосредственный труд» или
«непосредственное рабочее время», бывшие «решающим фактором
производства богатства». В дальнейшем в связи с
развитием крупной промышленности «созидание
действительного богатства становится менее зависимым от
рабочего времени и от количества затраченного труда, чем от
мощи тех агентов, которые приводятся в движение в
течение рабочего времени...»3. Этими «агентами» все более
становятся наука и техника, применение науки к
процессу производства. Вследствие этого изменяется
деятельность рабочего, весь характер производства. Все более
понижается роль затрачиваемого непосредственного
труда и увеличивается его роль как субъекта,
обслуживающего и управляющего машиной. «Вместо того чтобы
быть главным агентом процесса производства, рабочий
становится рядом с ним»4. Эти слова
следует,разумеется, понимать не в том смысле, что утрачивается значение
рабочего в процессе производства как главного элемента
производительных сил. Стоять «рядом» с процессом
производства означает лишь, что то, что раньше делал сам
человек затратой своей физической энергии,
непосредственного труда, теперь делает машина, а он управляет ею,
его деятельность становится моментом «всеобщего
научного труда», «технологического применения
естествознания»5 и т. д.
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. II, стр. 205.
2 См. там же, стр. 203.
3 Там же, стр. 213.
4 Там же.
5 См. там же, стр. 208.
285

Изменение же процесса производства, его характера
состоит в том, что он «выступает не как подчиненный
непосредственному мастерству рабочего, а как
технологическое применение науки. Поэтому, — делает вывод
Маркс, — тенденция капитала заключается в том, чтобы
придать производству научный характер, а
непосредственный труд низвести до всего лишь момента процесса
производства» К Отсюда и его знаменитое положение о
превращении науки в непосредственную
производительную силу как главенствующую тенденцию развития
общественного производства. «Развитие основного капитала
является показателем того, до какой степени всеобщее
общественное знание превратилось в непосредственную
производительную силу... показателем того, до какой
степени условия самого общественного жизненного
процесса подчинены контролю всеобщего интеллекта и
преобразованы в соответствии с ним...»2
Нет сомнения в том, что вся эта тенденция, вскрытая
Марксом, находит свое реальное воплощение и развитие
на основе современной новейшей науки и техники,
достижения которой, конечно, не идут ни в какое сравнение с
тем, что было при его жизни. Бесспорно, Маркс
предвидел те ее существенные черты, которые стали и все более
становятся реальностью сегодня. К этому следует
добавить одну поправку, сделанную самой историей:
указанная Марксом тенденция осуществляется сегодня уже не
только на основе капиталистического производства, но
и на основе социалистического производства, только по
иным социальным законам и иным мотивам, о чем речь
будет дальше.
Однако исследование этой тенденции не было
самоцелью. Задачей Маркса было главное: установить, что в
результате ее реализации «капитал... работает над
разложением самого себя как формы, господствующей над
производством»3. Установив, что «превращение процесса
производства из простого процесса труда в научный
процесс» наиболее соответствует «системе машин», Маркс
показал, что из этого не следует, будто подчинение
капиталистическому отношению есть для применения системы
машин единственно адекватное и наилучшее
производственное отношение. Напротив, поднимая «непреднаме-
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. II, стр. 206.
2 Там же, стр. 215.
3 Там же, стр. 208.
286

ренно» производство до такого уровня, когда затрата
рабочей силы, человеческого труда, необходимых для
создания продуктов, сводится к минимуму—что, как замечает
Маркс, «пойдет на пользу освобожденному труду и
является условием его освобождения»1, — капитал кровно
заинтересован в том, чтобы труд остался источником его
постоянного возрастания. Глубочайшее противоречие
капитала состоит в том, что, сокращая в силу
научно-технического прогресса необходимое рабочее время, он
использует избыточное рабочее время для увеличения
прибавочной стоимости. Сокращение необходимого времени
становится условием роста прибавочного труда рабочего.
«Сам капитал, — пишет Маркс, — представляет собой
совершающее процесс противоречие, состоящее в том,
что он, с одной стороны, стремится свести рабочее время
к минимуму, а с другой стороны, делает рабочее время
единственной мерой и источником богатства»2.
Объективная, независимая от сознания и воли людей
тенденция развития производства, основанного на
применении науки и высочайшей техники, такова, что мерой
богатства становится уже не рабочее время, а свободное
время, которое люди могут использовать для своего
всестороннего развития. Но капитализм, основывающийся
на присвоении чужого труда, на «краже чужого
рабочего времени»*, как выражается Маркс, препятствует
этому объективному процессу и стремится сохранить уже
не соответствующую возможностям и потребностям
человеческого развития старую ограниченную социальную
основу. Поэтому свое полное развитие и реализацию
рассматриваемая тенденция может получить лишь в
результате уничтожения капитализма и победы
социалистических и — в полной мере — коммунистических отношений.
Лишь тогда свободное время станет подлинной мерой
богатства. Как вытекает из всех приведенных
рассуждений Маркса — и он это специально подчеркивает, —
свободное время не рассматривается им как «абстрактная
противоположность» рабочему времени. Свободное
время — и как досуг, и как «время для более возвышенной
деятельности» — делает человека несравненно более
развитым и способным к производительному труду
субъектом, «и в качестве этого иного субъекта он и вступает за-
1 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. II, стр. 208, 209.
2 Там же, стр. 214.
3 См. там же.
287

тем в непосредственный процесс производства». По
отношению к такому человеку «непосредственный процесс
производства... представляет собой применение [знаний],
экспериментальную науку, материально творческую и
предметно воплощающуюся науку» 1.
Ленин так же, как и Маркс, исследовал эту
тенденцию в развитии техники и ее социальных последствий. В
статье «Одна из великих побед техники» (1913 г.) он
писал, что технические перевороты в будущем позволят
для всех сократить рабочий день, но на этом пути
капитализм служит препятствием. «Техника капитализма с
каждым днем все более и более перерастает те
общественные условия, которые осуждают трудящихся на
наемное рабство»2.
Насколько были правы Маркс и Ленин, отмечая
непримиримое противоречие между объективной
потребностью всестороннего развития человека и природой
капиталистических отношений, свидетельствует
современная научно-техническая революция. Значительная доля
благ, которые она способна предоставить в распоряжение
всего общества, присваивается монополиями, ничтожной
частью общества. Сама природа этой революции такова,
что она требует усилий всего общества, планирования и
регулирования со стороны общества в целом. А это
немыслимо без признания и узаконения общественного
характера производства в форме общественной
собственности, т. е. перехода собственности на средства
производства в руки самих трудящихся, всего народа.
Необходимость такого перехода помимо прочего ярко
проявляется на примере экологического кризиса,
сопровождающего в качестве отрицательной стороны
достижения научно-технической революции. Это одно из
глобальных противоречий, связанных с развитием
производительных сил и уродливым их использованием при
капитализме, где главенствует фактор прибыли во что бы то ни
стало — прибыли по принципу: «После нас хоть потоп».
Оно вызвало нарушение экологического равновесия
между обществом и природой, хищническое уничтожение
природных богатств, отравление атмосферы, загрязнение
рек и морей, создавшие опасность для самого
существования человечества. Конечно, эта проблема имеет неко-
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. II, стр. 221.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 23, стр. 95.
288

торые общие как для капиталистических, так и для
социалистических стран аспекты. Но именно господство
частной собственности есть главная причина гибельного
отношения общества к природе — отношения, которое
еще Энгельс охарактеризовал как отношение
завоевателя, властвующего над чужим народом. Только
социалистический строй, где интересы всех людей, общества в
целом стоят выше корыстных стремлений финансовой
олигархии, господствующей в буржуазном обществе,
способен обеспечить такое взаимодействие с природой,
которое тот же Энгельс выразил прекрасными словами о том,
что люди не господствуют над ней так, «как кто-либо
находящийся вне природы... мы, наоборот, нашей плотью,
кровью и мозгом принадлежим ей и находимся внутри
ее... все наше господство над ней состоит в том, что мы,
в отличие от всех других существ, умеем познавать ее
законы и правильно их применять» 1.
Все это означает, что научно-техническая революция
есть лишь часть, сторона общего процесса исторически
назревшей во всем мире коренной перестройки
социальных отношений, социальной революции, победившей уже
в ряде стран и являющейся мощным стимулятором
современного социалистического преобразования общества.
Тот факт, что научно-техническая революция
происходит и в развитых капиталистических странах,
нисколько не устраняет ее антагонистического характера,
обусловленного социальной сущностью буржуазного строя.
Как бы ни стремились буржуазные идеологи смазать,
затушевать связь научно-технической революции с
социальными проблемами, эти последние выпирают на
каждом шагу. Погоня за максимальной прибылью как
основная цель капиталистического производства, словно
проклятье, сковывает возможности общественного развития.
Именно это имел в виду Ленин, когда писал: «Куда ни
кинь — на каждом шагу встречаешь задачи, которые
человечество вполне в состоянии разрешить немедленно.
Мешает капитализм»2.
Эта главная цель порождает такие противоречия,
которые не дают развернуться революционным процессам
в области науки и техники в полную силу. Подобные
противоречия многолики. Они выражаются и в том, что из
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 496.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 24, стр. 17.
10 М. М. Розенталь
289

процесса производства изымаются огромные
производственные мощности в целях прибыльного приложения
остального капитала, в то время как они могли бы быть
использованы в интересах всего общества; и в том, что
научные открытия и изобретения замораживаются, если
они противоречат интересам получения высокой
монопольной прибыли; и в том, что эта же главная цель ведет
к диспропорциональному развитию экономики, к
нерациональному, деформированному развитию
производительных сил, не соответствующему действительным
потребностям общества; и в уродливом формировании
потребления, что опять-таки диктуется капиталистической
природой «рентабельности» приложения науки и техники
к производству и т. д.
Но особенно сильно сказывается антагонистический
характер научно-технической революции при
капитализме в отношении к человеку. Маркс не случайно
поставил в центр всего своего анализа революционного
переворота в науке и технике проблему человека, развития его
творческих способностей, его знаний, таланта. Это
важнейшая сторона, составной, существеннейший элемент,
без которого указанная революция неизбежно
тормозится, ибо она требует такого развития человека.
«Сбережение рабочего времени равносильно увеличению
свободного времени, т. е. времени для того полного
развития индивида, которое само, в свою очередь, как
величайшая производительная сила обратно воздействует на
производительную силу труда. С точки зрения
непосредственного процесса производства сбережение рабочего
времени можно рассматривать как производство
основного капитала, причем этим основным капиталом
является сам человек» К
Но в условиях капитализма человек не может стать
таким «основным капиталом», т. е. той мерой, что
определяет все развитие материальных и духовных процессов
общества, — мерой, по которой равняется все
общественное развитие. Таким «основным капиталом», такой
главной мерой он становится при социализме и коммунизме.
Говоря о всей глубине переворота, совершаемого
социалистической революцией, Ленин подчеркивал: «Раньше
весь человеческий ум, весь его гений творил только для
того, чтобы дать одним все блага техники и культуры, а
1 /С. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. II, стр. 221.
290

других лишить самого необходимого — просвещения и
развития. Теперь же все чудеса техники, все завоевания
культуры станут общенародным достоянием, и отныне
никогда человеческий ум и гений не будут обращены в
средства насилия, в средства эксплуатации» 1.
Социалистическое общество сознательно связывает
с научно-технической революцией необходимость такого
материального и духовного развития человека, которое
определяется его ролью в качестве «величайшей
производительной силы». Эти слова Маркса по существу
воспроизводятся в Отчетном докладе Центрального
Комитета XXIV съезду КПСС, где ставится вопрос «о
создании условий, благоприятствующих всестороннему
развитию способностей и творческой активности советских
людей, всех трудящихся, то есть о развитии главной
производительной силы общества»2. Советское государство,
как и другие социалистические страны, видит свою
основную цель именно в таком решении проблемы
человека.
Конечно, объективные условия современного развития
таковы, что производство требует еще сравнительно
длительного необходимого рабочего времени, т. е. отношение
между необходимым и свободным временем еще не в
полной мере благоприятствует всестороннему развитию
человека. Но во-первых, при социализме свободное время
уже не существует, употребляя слова Маркса, «в виде
противоположности прибавочному рабочему времени и
благодаря этой противоположности»3, ибо прибавочный
труд людей присваивается не капиталистами, а самими
трудящимися, используется в интересах подъема их
благосостояния. Во-вторых, социалистическое общество все
свои усилия направляет на то, чтобы сознательно
реализовать объективную тенденцию, ведущую к изменению
соотношения между необходимым и свободным временем
в пользу последнего и предоставить человеку все
возможности для использования увеличивающегося свободного
времени ради гармонического, физического и духовного
развития. Научно-техническая революция, соединенная с
преимуществами социалистического строя, составляет
одно из коренных условий такого развития.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 35, стр. 289.
2 См. «Материалы XXIV съезда КПСС». М, 1971, стр. 41.
8 Си. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. II, стр. 217
10*
291

Таким условием не может быть эта революция на базе
монополистического капитализма. Бесспорно, она
вынуждает и капиталистов, капиталистическое государство
затрачивать средства на повышение образовательного
уровня рабочих и другие социальные нужды, без чего
невозможно современное производство. Но делают это они
лишь в тех рамках, которые так или иначе диктуются в
конечном счете критериями монопольной прибыли.
Бесспорно и то, что своей ожесточенной классовой борьбой
пролетариат и все трудящиеся добились в ряде стран
более короткого рабочего дня и тем самым большего
досуга, чем в прежние времена. Однако вся природа
современного буржуазного строя, вся суть так называемого
«массового общества», «общества потребления» и т. п.,
деятельность идеологического аппарата буржуазного
государства с его мощными средствами манипулирования
человеком враждебны цели превращения человека в
действительного творца, свободно распоряжающегося
создаваемыми им материальными и духовными ценностями,
в хозяина своей собственной судьбы.
Социолог Р. Миллс говорит о «ложном сознании»,
коренящемся в структуре этого «массового общества», —
структуре, разрушающей единство человеческого
существования, создающей людей, которые каждый день
продают «маленькие частички себя», чтобы пытаться купить
их обратно каждый вечер ценой дешевых забав. Это
общество ответственно, по его словам, за «довольных
роботов, техников-идиотов и реалистов кухонной
раковины».
Известный американский врач и общественный
деятель Б. Спок считает, что «огромная обезличенная
промышленность, заинтересованная только в прибылях и
экспансии, подчинила человека машине, отняла у его
работы внутренний смысл и лишила его достоинства»;
«вера в назначение и достоинство человека утрачена
обществом в беспрецедентной степени» К
1 Бенджамен Спок. Достойное и недостойное (Отрывки из
книги).— «Иностранная литература», 1972, № 11, стр. 233, 234.
Подобных высказываний много. Приведем одну лишь выдержку из
литературного произведения американского писателя: «К черту... —
говорит один из его героев, проклинающий рай чисто материального,
мещанского благополучия, — к черту их всех! К черту яркие лампы,
при которых никто не читает книг, нескончаемую музыку, которую
никто не слушает, рояли, на которых никто не умеет играть! К черту
их белые домики, что заложены и перезаложены от подвала до чер-
292

* * *
Таким образом, монополистический капитализм в
целом, государственно-монополистический капитализм, как
его высшая ступень, не только не снимает старые
противоречия буржуазного общества, а, обостряя их,
присоединяет к ним массу новых противоречий. Понятно, что это
имеет своим следствием не притупление, а рост, развитие,
углубление коренного классового противоречия этого
общества — противоречия между трудом и капиталом.
Остается в полной мере и еще более возрастает основной
источник этого противоречия—эксплуатация рабочего
класса монополистическим капиталом. «Введение
планомерности, — говорил Ленин, — не избавляет рабочих от
того, что они — рабы, а капиталисты берут прибыль
более «планомерно»» К
Более того, Ленин предвидел, что особенности
империализма ведут к тому, что гнет монополий
распространяется на все большие и большие массы населения. Он,
в частности, указывал на такой фактор, как дороговизна,
от которой страдает огромное количество людей. Сегодня
дака!.. К черту их пустующие полки для книг, на которых покоится
один лишь телефонный справочник, переплетенный в розовую парчу!
К черту их лицемерие> ханжество... похоть и кредитные карточки.'
Да будут они прокляты за то, что сбросили со счетов безбрежность
человеческого духа, выщелочили все краски, запахи, все неистовство
жизни!» (Джон Чивер. Буллет-Парк. — «Иностранная литература»,
1970, №7, стр. 75).
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 444. По расчетам
известного экономиста Ю. Кучинского (ГДР), норма прибавочной
стоимости в США с 1849 по 1965—1969 гг. повысилась на 1087%.
Если же взять (по этим же расчетам) период империализма,
датируя его начало примерно 1897 г., то за это время она выросла на
897%. В статье «Закон прибавочной стоимости при империализме»,
из которой заимствуются эти данные, делаются другие интересные
выводы, характеризующие рост прибавочной стоимости и ограбление
рабочего класса монополистическим капиталом и государством. Этот
рост осуществляется не только за счет повышения
производительности труда, но и путем возрастания в чрезвычайной степени
интенсивности труда, т. е. благодаря росту абсолютной прибавочной
стоимости. Одним из решающих превращений в формировании
прибавочной стоимости при империализме становится «кража
заработной платы», выражающаяся в неуплате стоимости рабочей силы
путем снижения покупательной способности рабочих, использования
инфляции, увеличения налогов и т. п. «Общая недоплата стоимости
рабочей силы... вновь, как и в начальный период капитализма, стала
методом получения прибавочной стоимости» (Юрген Кучинский.
Закон прибавочной стоимости при империализме. — «Проблемы мира и
социализма», 1973, №11, стр. 30).
293

это находит свое проявление в небывалой инфляции, в
неудержимом росте цен на продукты питания и
другие товары. Даже в самых развитых капиталистических
странах существует и растет безработица.
Современные защитники капитализма пытаются
опровергнуть критику Марксом и Лениным капитализма,
ссылаясь на известный рост уровня жизни трудящихся в
буржуазных странах. Они уверяют, что собственность уже
не разделяет людей на противоположные классы. «В
наше время людей разделяет образование» \ — утверждает
Дж. Гэлбрейт. Именно в этом, по его мнению, якобы
заключается существенное классовое разделение нашего
времени.
Действительно, в некоторых развитых
капиталистических странах рабочий класс сумел поднять свой
жизненный уровень, но добился он этого ценой длительной и
трудной борьбы против той самой «деперсонифицирован-
ной корпоративной собственности», которую восхваляют
защитники монополий. Легенда, творимая буржуазными
и реформистскими идеологами, о том, что пролетариат
этих стран утратил свою революционность,
«интегрировался» в капитализм и тем самым якобы сняты
противоречия между ним и капиталом, опровергается
каждодневно широкими и боевыми его выступлениями против
монополистического засилья и гнета. Это нисколько не
опровергается тем фактом, что в отдельных странах в те или
иные периоды какие-то части рабочего класса ведут себя
еще пассивно, поддаются идеологическому влиянию
капитализма и реформизма.
Характеризуя глубочайшую противоречивость
капиталистического способа производства, постоянно
наталкивающегося на им же созданные пределы своего развития,
Маркс писал в «Капитале»: «Капиталистическое
производство постоянно стремится преодолеть эти
имманентные пределы, но оно преодолевает их только при помощи
средств, которые снова ставят перед ним эти пределы,
притом в гораздо большем масштабе»2.
Эти слова в полной мере остаются в силе и для
характеристики высшей стадии капитализма. Ленинский
анализ противоречий империализма целиком основан на этом
Марксовом диалектическом принципе. Монополистиче-
1 Дж. Гэлбрейт. Новое индустриальное общество, стр. 295.
2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. I, стр. 274.
294

ский капитализм раздвинул пределы возможностей
старого капитализма, но он же вплотную подвел общество к
решению таких задач, которые требуют уничтожения
самого источника, из которого проистекают эти все более и
все сильнее препятствующие дальнейшему развитию
человечества пределы, т. е. сам капитализм как главный
предел.
Именно поэтому Ленин и определил империализм как
канун социалистической революции.
4. РАЗРЕШЕНИЕ ПРОТИВОРЕЧИЙ ИМПЕРИАЛИЗМА
И ЛЕНИНСКИЙ СПОСОБ ИССЛЕДОВАНИЯ ЭТОГО ВОПРОСА
В одном из вариантов плана книги об империализме
Ленин пишет: «Назад к свободной конкуренции или
вперед к преодолению империализма и капитализма?»1 В
этой постановке вопроса вся суть ленинского
методологического подхода к проблемам империализма. В данной
связи мы рассмотрим лишь объективную сторону этого
вопроса, хотя он, конечно, включает в себя и
субъективный аспект, вне которого ни рассмотреть, ни решить его
правильно невозможно. Но этот аспект специально будет
исследован в дальнейших главах.
Дилемма «назад к свободной конкуренции или
вперед к преодолению империализма и капитализма?» была
вызвана не абстрактными соображениями. Как уже
указывалось, либерально-буржуазная, мелкобуржуазная и
реформистская критика империализма ориентировалась
именно в направлении возврата назад, к
«демократическому капитализму» без монополий или с монополиями
«умеренными», «честными», живущими по правилу
«живи и жить давай другим», т. е. мирного сосуществования
монополии и свободной конкуренции.
Подобная критика имела место не только в период,
когда Ленин работал над своей книгой об империализме.
Он специально отмечал, что в связи с усилением
политической реакции по всей линии
«мелкобуржуазно-демократическая оппозиция империализму выступает едва ли не
во всех империалистских странах начала XX века»2.
Такое же направление критики характерно для
«мелкобуржуазно-демократической оппозиции империализму» и
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 28, стр. 177.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 408.
295

сегодня К Основной смысл этой критики состоит в
стремлении приглушить противоречия, вызванные ростом
монополий, их гигантской мощи. Причем некоторые из этих
критиков прямо противопоставляют марксистскому
учению о способах разрешения противоречий реформистские
способы. Они даже признают правильность
марксистского подхода к вопросу о том, что противоречия, присущие
империализму, вызваны ростом концентрации
производства, экономической силы монополий. Но, как заявляет
один из таких критиков, Г. Уэллс, марксистской
философии революционного разрешения противоречий
монополистического капитализма нужно противопоставить
«антитрестовскую философию свободного
предпринимательства, философию возрождения свободной конкуренции
методами демократического законодательства»2.
Ленин критиковал Каутского за то, что, вместо того
чтобы отделить марксизм от подобной мелкобуржуазной
критики, он слился с ней практически. Ленин считал этот
вопрос коренным с точки зрения методологии
исследования противоречий империализма и их разрешения,
преодоления. «Вопросы о том, — писал он, — возможно ли
реформистское изменение основ империализма, вперед
ли идти к дальнейшему обострению и углублению
противоречий, порождаемых им, или назад, к притуплению их,
являются коренными вопросами критики
империализма» 3.
Говоря о движении вперед, к «дальнейшему
обострению и углублению противоречий», Ленин, разумеется,
имел в виду не некое искусственное разжигание
противоречий, а объективный процесс вызревания противоречий,
независимый от воли и сознания людей, вызревания,
подготавливающего их разрешение. С этим вопросом
связаны важные философские аспекты диалектического учения
о противоречиях, развитые Лениным.
Материалистическая диалектика рассматривает
момент противоречивости вещи, момент единства,
взаимопроникновения противоположностей и момент
разрешения противоречия как две неотъемлемые стороны одного
1 Этот вопрос подробно рассмотрен в кн.: К. Б. Козлова.
Монополии и их буржуазные критики (Об экономических взглядах
идеологов немонополистической буржуазии США). М., 1966.
2 Цит. по: К. Б. Козлова. Монополии и их буржуазные критики,
стр. 164.
3 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 408.
296

и того же процесса. Этап разрешения противоречий
закономерно подготовляется всем предшествующим
процессом развития, развертывания противоречий, борьбы
противоположностей. Вне момента разрешения противоречий
нет и не может быть противоречий как движущей силы
развития. Противоречия существуют лишь постольку,
поскольку они движутся к своему разрешению, и
разрешаются они лишь постольку, поскольку в ходе борьбы
противоположностей противоречия развиваются,
углубляются, достигают все большей степени зрелости.
Можно признавать первый момент, т. е. наличие
внутренних противоречий, и отрицать второй момент, т. е. его
разрешение, но тогда это будет не диалектическая, а
метафизическая концепция развития. В истории философии
и в современных философских теориях имели и имеют
место такие взгляды. Это в прошлом так называемая
«трагическая диалектика», признававшая противоречия
(скажем, капитализма), но отрицавшая возможность их
разрешения. В современной философии это так называемая
«негативная диалектика» франкфуртской школы. Эта
диалектика не отрицает противоречий
монополистического капитализма, но по существу она не видит
возможности их разрешить. В своей книге «Одномерный
человек» Г. Маркузе заявляет, что его не устраивает
«краеугольное положение марксизма» о том, что «отрицание
существующего порядка и силы, отрицающие этот
порядок, развиваются внутри этой системы».
Иными словами, не закономерное развитие,
вызревание противоречий капитализма, борьба
противоположностей, присущих ему, подводит к моменту необходимости
разрешения противоречий, а что-то другое, скажем
иррациональность этой системы. Вместо иррациональности
капиталистической системы нужна «более высокая
рациональность» другой системы. Но откуда взять эту
большую рациональность, откуда она появляется? Маркузе,
как мы уже указывали выше, полагает, что—из головы
умных людей, способных составить «проект» такого
более рационального устройства общества.
Поэтому и «силы, отрицающие» существующий
иррациональный порядок, могут вырасти не из развития
данной системы, а появиться со стороны. Это, например,
население разных гетто, студенты и т. п. В конце концов
подобная «диалектика» расписывается в своей
беспомощности, почему она и называет себя «негативной». Итог,
297

как его формулирует сам Маркузе в упомянутой книге,
гласит: «Критическая теория не может выстроить мост из
настоящего в будущее, не дает обещаний и не
предсказывает успеха — она остается негативной. Она хочет
оставаться верной тем, кто без всякой надежды посвящал и
посвящает свою жизнь «Великому Отказу»».
Понятно, что подобная концепция может лишь
словесно считаться «диалектикой», на деле же ничего общего с
научной диалектикой она не имеет. Против таких
концепций Ленин воевал неустанно. В этой связи уместно
вспомнить его борьбу против «экономического
романтизма» Сисмонди и других, а также русских народнических
экономистов. Уже указывалось, что Ленин подвергал
резкой критике теорию реализации этих «романтиков»,
исходившую из невозможности реализации в условиях
капитализма создаваемых продуктов. Чрезвычайную
ценность представляет ленинская критика этой теории в
плане противопоставления «романтической», т. е. одной
из разновидностей метафизической, концепции
противоречий диалектическому их пониманию.
Полагая, что экономические кризисы имеют своим
главным источником противоречие между производством
и потреблением, Сисмонди и его русские последователи
приходили к заключению, что капитализм не может
развиваться на собственной базе. Они видели и
констатировали противоречия капитализма, но думали, что эти
противоречия неразрешимы. И потому звали общество
назад, к идеалам мелкобуржуазной действительности,
объявляя путь капитализма ложным.
Реакционный романтизм этой теории состоял в том,
что, вместо того чтобы изучить и понять объективную
диалектику действительности, подготовляющую путем
развития противоречий капитализма новые, высшие
формы жизни, она, как писал Ленин, просто отрицала эту
действительность, обращалась к поискам «иных путей».
«Выводя кризисы из этого противоречия (между
производством и потреблением. — Ред.), мы должны думать, —
указывал Ленин,— что, чем дальше развивается оно,
тем труднее выход из противоречия» К С этой точки
зрения если капитал медленно накапливается, то это еще
терпимо, но если накопление происходит быстро, то это
невыносимо и противоречия заходят в тупик.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 2, стр. 164.
298

Этой теории Ленин противопоставляет марксистскую
теорию развития капитализма, основанную на
диалектическом понимании развития противоречий, которые
разрешимы в силу того, что они в своем развертывании
создают объективные предпосылки для перехода к новой
общественной форме. Ленин пишет: «...если мы объясняем
кризисы противоречием между общественным характером
производства и индивидуальным характером
присвоения, мы тем самым признаем действительность и
прогрессивность капиталистического пути и отвергаем поиски
«иных путей», как вздорный романтизм. Мы тем самым
признаем, что, чем дальше развивается это противоречие,
тем легче выход из него, и что выход заключается
именно в развитии данного строя» х.
В этих словах замечательно воплощено
диалектическое учение о противоречиях и их разрешении. Беда всех
теорий, подобных «романтике», «негативной
диалектике» и т. п., таится в том, что, фиксируя противоречия
существующего строя, они не понимают, что в них, этих
противоречиях, имеется уже нечто «другое»,
предпосылка другого строя, противоположного существующему,
его собственное отрицание и поэтому только развитие
противоречий и их разрешение приводят к этому
другому. Они боятся этого развития противоречий, в то время
как только такое развитие и создаваемые ими условия
для разрешения противоречий есть единственный
реальный путь.
Можно сколько угодно проклинать
«иррациональность» современной научно-технической революции в
условиях монополистического капитализма, как это
делают новоявленные «романтики» из лагеря «негативной
диалектики», но если не осознавать, что из этой
«иррациональности» вырастают условия для перехода в свою
противоположность, т. е. в общество, основанное на
рациональности и разумности организации, то эти
заклинания мало чего стоят. Тогда опять-таки надо пуститься в
поиски «иных путей», которых в действительности не
существует, что и делают — по крайней мере на
словах — Маркузе и ему подобные.
Между тем «другое» не есть просто другое по
отношению к существующему, а его другое, т. е. другое, условия
которого зарождаются в нем самом и развиваются из не-
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 2, стр. 164—165.
299

го, есть противоположность его, а не чего-либо иного. В
этом смысле очень важно учесть одно замечание, которое
делает Ленин в «Философских тетрадях». Он
выписывает слова Гегеля из его «Лекций по истории философии» о
том, что изменение нельзя понимать так, что есть одно, а
затем появляется другое. «Существенно то, — цитирует
Ленин Гегеля, — что каждое отличное, особое отлично от
какого-либо другого, но не абстрактно от какого-либо
другого, а от своего другого; каждое существует лишь
постольку, поскольку в его понятии содержится его
другое».
Выписав эти слова, Ленин замечает на полях: «Очень
верно и важно: «другое» как свое другое, развитие в
свою противоположность» К
Вот это «развитие в свою противоположность», что
настойчиво подчеркивается Лениным, и есть «соль»
истинной диалектики. Если бы развитие, изменение всего
существующего было бы развитием не в свою
противоположность, а вообще в абстрактное другое, то никакая
закономерность невозможна была бы и предвидеть
развитие было бы столь же невозможно.
Напомним еще раз, что Ленин определял социализм
как государственно-капиталистическую монополию,
обращенную на пользу всего народа и постольку
переставшую быть таковой. Вся суть этого определения именно в
том, что государственно-монополистический капитализм
превращается и может превратиться лишь в свою
противоположность.
Следовательно, ставить вопрос о невозможности
разрешения противоречий путем развития этих
противоречий — значит уходить от действительности в туманную
область абстракций. На деле же (мы берем пока лишь
объективную сторону проблемы) такое развитие
противоречий — единственный реальный путь, делающий
возможным и требующий разрешения противоречий.
«Развитие капитализма, — писал Ленин, — не может
происходить иначе, как в целом ряде противоречий, и
указание на эти противоречия лишь выясняет нам
исторически-преходящий характер капитализма, выясняет
условия и причины его стремления перейти в высшую
форму» 2.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 235.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 4, стр. 49.
300

Все это объясняет, почему Ленин считал «коренным
вопросом» критики империализма вопрос о том, идти ли
назад, к притуплению противоречий монополистического
капитализма, к свободной конкуренции, или идти вперед,
«к дальнейшему обострению и углублению противоречий,
порождаемых им...» 1 Идти вперед — значит реализовать
объективное «стремление» всего развития к разрешению
противоречий путем перехода «в высшую форму». Идти
назад, к свободной конкуренции, — значит мечтать о
приостановке развития.
Ленин давал отпор противникам марксистов,
обвинявшим их в том, что такая постановка вопроса означает
чуть ли не «поддержку» монополий, их развитие и т. п.
«Мы не «требуем» такого развития, — говорил он, — не
«поддерживаем» его, мы боремся против него» 2. Но весь
вопрос в том, как бороться против монополий. Можно
«бороться» против них, объявив их «случайностью»,
незакономерным наростом на теле капитализма и т. п. Но
это было бы донкихотством, ибо такое развитие
объективно, это было бы реакционной борьбой против
объективно прогрессивного развития. «Мы знаем, что тресты...
прогрессивны. Мы не хотим идти назад, к ремеслу, к
домонополистическому капитализму... Вперед через тресты
и пр. и дальше них к социализму!» 3
Такова истинная диалектика борьбы,
соответствующая, а не идущая вразрез с объективным, не зависящим
от сознания людей развитием действительности. Эта
диалектика несовместима с отказом от повседневной и
непримиримой борьбы со всеми проявлениями
грабительства монополий, с их методами эксплуатации труда, с
политикой монопольных цен, инфляции, замораживания
заработной платы, с их национальным гнетом и
разграблением богатств других, зависимых народов,
милитаризацией, расхищением природных богатств и т. д. Нет
более последовательных и бесстрашных борцов против
монополий и империализма в целом, чем марксисты,
ленинцы, коммунисты. Но в основе этой борьбы лежит та
диалектическая стратегия, которую разработал Ленин и
которая после него разрабатывается коллективным
разумом коммунистических и рабочих партий, т. е. страте-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 408.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 136.
3 Там же.
301

гия движения не назад, к отжившим навсегда формам, а
вперед, к социализму.
Конечно, эта стратегия намечает самую общую линию
движения и борьбы, между ней и конкретными формами
ее реализации дистанция довольно большая. В трудах
Ленина разработана и диалектика этих конкретных
форм, представляющая для современности бесценное
богатство идей и мыслей. Но этот вопрос уже относится
больше к проблемам, связанным с деятельностью
«субъективного фактора» рассматриваемого процесса, и им
будут посвящены в дальнейшем несколько глав
настоящей работы.
Однако недостаточно учитывать неразрывную связь
между наличием противоречий и необходимостью их
разрешения. Важно правильно понять сущность самого
разрешения противоречий. Материалистическая
диалектика дает ясный и определенный ответ на этот вопрос.
Разрешение противоречий, их снятие, преодоление
означают устранение тех условий, которые их порождают. Это
имел в виду Маркс, когда, критикуя прудоновскую
диалектику, писал, что Прудон не задумывался над тем, а не
нужно ли уничтожить «самую основу... противоречий» х,
т. е. то, что порождает закономерно эти противоречия.
Ленин, разрабатывая в «Философских тетрадях»
вопрос о сущности преодоления противоречий, также имеет
в виду это, т. е. такой скачок в процессе развития,
развертывания противоположностей, который, как он пишет,
имеет своим результатом «превращение в
противоположность», или, что одно и то же, «уничтожение старого и
возникновение нового»2.
Поэтому, отвлекаясь от конкретных форм и путей
разрешения противоречий империализма, от ряда
посредствующих, переходных звеньев, ведущих к этому
разрешению, можно сказать, что все они имеют и могут иметь
лишь один смысл — уничтожение основы противоречий,
т. е. строя капитализма. Основа же самого
капитализма— это частная собственность на средства
производства и политическая власть буржуазии, которая охраняет
капиталистическую собственность.
В этой связи трудно, на наш взгляд, согласиться с
мнениями, высказанными некоторыми экономистами на
1 См. /(. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 27, стр. 410.
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 317
302

международной конференции, посвященной 50-летию
работы Ленина «Империализм, как высшая стадия
капитализма». Суть их заключается в том, что «государственно-
монополистический капитализм в долговременной
тенденции означает отрицание частной собственности...».
Автор этого положения, чехословацкий экономист Г. Яниш,
совершенно прав, когда он отвергает точку зрения,
согласно которой капиталистическая собственность
остается якобы неизменной на всем протяжении истории
буржуазного общества. Несомненно, необходимо различать
формы индивидуальной частнокапиталистической
собственности, частномонополистической, а также
государственной формы буржуазной собственности. Форма
собственности изменяется. Но значит ли это, что меняется
содержание этой собственности, т. е. ее социальное,
классовое содержание? Автор рассматриваемой точки зрения
склонен дать положительный ответ на этот вопрос. Он
говорит, что «нельзя представлять развитие
капиталистической системы как некое механическое нарастание
противоречия между обобществлением производства, с
одной стороны, и неизменной по своему социальному со-
держанию частнокапиталистической собственностью — с
другой» 1.
0 «механическом нарастании противоречия»,
разумеется, говорить нельзя: это диалектическое нарастание
противоречия. Но именно диалектический подход к
данному вопросу предполагает оперирование и такими
важными категориями, как содержание и форма. Вполне
может нарастать, и действительно нарастает,
противоречие между формой капиталистической собственности,
неизменной по своему классовому содержанию, и
общественным характером производства: рост последнего
(этого вопроса мы касались в предыдущей главе) требует
смены формы собственности, скажем перехода от
индивидуальной собственности капиталиста к
частномонополистической, а от нее и к
государственно-монополистической. Но это противоречие не может найти своего
разрешения на основе капитализма, ибо эта изменяющаяся
форма выражает одно и то же содержание —
частнокапиталистическое. И до тех пор, пока не будет
уничтожена подобная, выражаясь языком Маркса, основа проти-
воречий, данное содержание не может исчезнуть.
1 «Учение В. И. Ленина об империализме и современность»,
стр. 207—208 (курсив наш. — М. Р.).
303

Конечно, когда мы говорим о неизменности в целом
социального, классового содержания буржуазной
собственности, то тем самым не отрицаем тех сдвигов,
которые происходят в рамках этого содержания, — сдвигов
в сторону роста крупной монополистической
собственности за счет мелкой и средней. Но, учитывая эти важные
изменения, следует, на наш взгляд, со всей силой
подчеркивать основное — сохранение при всех метаморфозах
формы собственности ее классового
частнособственнического содержания. Именно в этом источник того
«беспокойства», которое гонит общество вперед, к коренному
разрешению данного противоречия.
В III томе «Капитала» Маркс глубоко выразил эту
диалектику изменяющейся формы собственности под
влиянием роста обобществления производства и социального
содержания капиталистической собственности. Указывая
на новую — акционерную — форму капитала, он писал:
«В акционерном деле уже существует противоположность
старой формы, в которой общественные средства
производства выступают как индивидуальная собственность;
но само превращение в форму акции еще стеснено
капиталистическими рамками; поэтому вместо того чтобы
преодолеть противоречие между характером богатства
как богатства общественного (т. е. имеется в виду
общественный характер производительных сил.—М. Р.) и
как богатства частного, оно лишь развивает это
противоречие в новом виде» К
Следовательно, акционерная форма собственности,
хотя она и новая форма, остается по своему содержанию
частнокапиталистической формой, так же как и любая
форма частных монополий. Между тем Маркс (как и
Ленин) называет эту новую форму «переходной» «от
капиталистического способа производства к
ассоциированному...» 2. Он указывает, что в этой форме противоречие
разрешено, «устранено» «отрицательно», а не
«положительно», т. е. это такое разрешение, которое хотя и
порождает более соответствующую характеру производства
форму собственности, но не уничтожает «основу
противоречия», т. е. саму капиталистическую собственность.
Но может быть, полный переход к
государственно-монополистической собственности есть такое разрешение
1 /С. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. I, стр. 483 (курсив
наш. — М. Р.).
2 См. там же, стр. 484.
304

противоречий, которое ведет к «отрицанию частной
собственности»? Весьма маловероятно такое положение,
когда в условиях капитализма установилась бы одна
государственная собственность *, но даже если бы подобное
и произошло, это означало бы опять-таки лишь смену
формы частной собственности, но не ее уничтожение, ибо,
пока общество разделено на противоположные классы, а
государство находится в руках буржуазного класса,
собственность не может стать общественной, она
продолжает оставаться по своему социальному содержанию
собственностью буржуазии, т. е. частной собственностью,
собственностью одного класса, владеющего средствами
производства, в отличие от другого класса, не
владеющего ими.
Напомним, что Энгельс рассмотрел этот вопрос в
«Анти-Дюринге». Он показал, что под воздействием
общественной природы производительных сил класс
капиталистов вынужден все больше обращаться с ними в
соответствии с этой природой, «насколько это вообще
возможно при капиталистических отношениях...»2. Это
происходит именно в смене форм собственности, отмечает
Энгельс. Он предвидел, что наступит такое время, когда
форма акционерных обществ станет недостаточной и
потребуется огосударствление собственности. Но чем
больше производительных сил государство возьмет в свою
собственность, писал Энгельс, «тем полнее будет его
превращение в совокупного капиталиста и тем большее
число граждан будет оно эксплуатировать. Рабочие
останутся наемными рабочими, пролетариями.
Капиталистические отношения не уничтожаются, а, наоборот,
доводятся до крайности, до высшей точки. Но на высшей
точке происходит переворот. Государственная
собственность на производительные силы не разрешает
конфликта, но она содержит в себе формальное средство,
возможность его разрешения»3.
Невозможно не согласиться с этими словами. В этом
духе ставил и решал вопрос Ленин: «Из разрозненных
капиталистов складывается один коллективный
капиталист»4. Выше мы приводили его слова о том, что все за-
1 Имеется в виду государственная собственность в
империалистических странах.
2 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 288.
3 Там же, стр. 290.
4 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 27, стр. 330.
305

висит от того, какое государство осуществляет
руководство обобществленным хозяйством, в чьих руках
находится государство — буржуазии или трудящихся,
рабочего класса.
Следует вообще отметить, что Ленин резко выступал
против всякого взгляда, подменяющего основной вопрос
о собственности, который определяет, какой класс
господствует в обществе, всевозможными другими
вопросами — организационными, управленческими и т. п. Он
доказывал, что всякая такая подмена вносит теоретическую
путаницу, затемняющую коренное положение
марксистского учения об обществе. Когда некоторые
политические деятели при переходе к мирному строительству в
нашей стране выступили против принципа единоначалия
в хозяйстве и аргументировали это тем, что
господствующее положение класса обусловлено формами его участия
в управлении, и противопоставляли коллегиальность как
форму, дающую массам возможность широко участвовать
в управлении, принципу единоначалия, то Ленин отвечал:
«...с такой теоретической путаницей мириться нельзя» К
Надо ясно понять, «как управляет класс, в чем
выражается господство класса» 2. И Ленин показал, что основа
основ этого господства есть собственность, то, в чьих руках
она находится. «Только господством класса определено
отношение собственности и отношение того, какой класс
наверху» 3.
Это, разумеется, не значит, что Ленин не придавал
значения вопросу о формах участия масс в управлении.
Известно, как много в этом направлении, т. е. расширении
форм и методов участия масс в управлении государством,
он работал и сделал. Речь идет лишь о том, что нельзя
заменять один вопрос другим: только от отношений
собственности зависит в главном и место, роль людей в
управлении.
Это тем более важно подчеркнуть, что в связи с
ростом роли людей в управлении на стадии
монополистического капитализма буржуазные идеологи заговорили о
«революции управляющих», о том, что уже не отношения
собственности, а лишь то, кто управляет, имеет
решающее значение. Собственность-де утрачивает сейчас свою
былую роль.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 40, стр. 250.
2 См. там же, стр. 250—251.
3 Там же, стр. 252.
306

К сожалению, и в нашей литературе встречаются
высказывания, отодвигающие вопрос о собственности в
условиях государственно-монополистического капитализма
на третьестепенное место. «В условиях колоссального
разрастания сферы обслуживания и управленческого
аппарата,—говорится, например, в Философской
энциклопедии, — показатели собственности и личного успеха
теряют свое универсальное значение, в определенной мере
уступая таким показателям, как статус в
бюрократической системе и соответствие признанным стандартам ее
функционирования» К
Конечно, верно, что развитие
государственно-монополистического капитализма связано с небывалым
разрастанием бюрократии и бюрократического
управленческого аппарата. Но что это приводит к утрате
«универсального» значения «показателя собственности» — с этим
никак согласиться нельзя. Напротив, в изменении
структуры собственности, во все большей концентрации ее в
руках сверхмонополий, в росте
государственно-капиталистической собственности и т. п. можно и нужно искать
главное объяснение факту разрастания управленческого
аппарата. Ни в условиях
государственно-монополистического капитализма, ни в каких-либо других условиях
формы управления, как бы важны они ни были, не
могут вытеснить коренной вопрос о собственности и
приобрести «универсальное» значение.
Таким образом, научное учение о противоречиях в
существенной степени зависит от правильного понимания
вопроса о разрешении противоречий. Развитие
буржуазного общества доводится до такой точки, когда создается
лишь возможность разрешения конфликта
противоречий. Само же коренное разрешение их выходит за рамки
буржуазного общества, ибо, повторяем, диалектически
понимаемое разрешение противоречий означает
уничтожение «основы противоречий».
1 Философская энциклопедия, т. 5. М., 1970, стр. 14.1

Глава 7
ДИАЛЕКТИКА
ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
ОБЪЕКТА И СУБЪЕКТА
В РЕВОЛЮЦИОННОМ
ПРОЦЕССЕ
1. ОБЩИЕ ЧЕРТЫ ЛЕНИНСКОЙ ПОСТАНОВКИ ВОПРОСА
О ДИАЛЕКТИКЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ОБЪЕКТА
И СУБЪЕКТА В РЕВОЛЮЦИОННОМ ПРОЦЕССЕ
Исследование империализма как высшей и последней
стадии капитализма привело Ленина к закономерному
выводу о том, что империализм есть канун
социалистической революции. В своей основной работе об
империализме Ленин не имел возможности, как он сам отмечает
в предисловии, написанном уже после Февральской
революции, полным голосом об этом сказать. Но этот
главный вывод по существу содержался в каждом
положении, в каждой строке его труда. Ленин указывает, что те
определения капитализма, которые он в нем давал,
имели в виду преимущественно «основные чисто
экономические понятия...» К Но, рассматривая и исследуя
империализм как целостную систему, он неразрывно связывал
экономику и политику, показав особенности
монополистического капитализма и в этом отношении.
Главное, что он подчеркивал в данном плане,
заключалось в том, что финансовый капитал и монополии
«несут стремления к господству, а не к свободе», что это
означает реакцию «по всей линии при всяких политических
порядках, крайнее обострение противоречий и в этой
области...»2. И это естественно, поскольку империализм
соединяет монополии и государство в единый механизм,
имеющий своей целью защиту и укрепление буржуазного
строя, подавление революционного движения, стремле-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 387.
2 См. там же, стр. 419.
308

ния зависимых народов к национальной
самостоятельности, к демократическим свободам и т. д. И так как
государственно-монополистический капитализм есть полное
подготовление объективных предпосылок для перехода к
социализму и вместе с тем он всеми силами
сопротивляется исторически назревшему переходу, то только
социалистическая революция может сломить это
сопротивление и осуществить задачу, поставленную самим ходом
общественного развития.
То, что Ленин не мог открыто провозгласить в своем
труде об империализме, он с первых дней мировой
империалистической войны сказал ясно и прямо в своих
выступлениях, свободных от цензуры: война, означающая
величайший кризис мирового капитализма, ставит в
порядок дня подготовку и осуществление социалистической
революции. В наиболее концентрированной форме это
было им выражено в проекте изменений программы
большевистской партии, написанном в апреле — мае
1917 г.
«И чрезвычайно высокая ступень развития мирового
капитализма вообще,— писал Ленин в этом проекте; —
и смена свободной конкуренции монополистическим
капитализмом; и подготовка банками, а равно союзами
капиталистов, аппарата для общественного регулирования
процесса производства и распределения продуктов; и
стоящий в связи с ростом капиталистических монополий
рост дороговизны и гнета синдикатов над рабочим
классом, гигантское затруднение его экономической и
политической борьбы; и ужасы, бедствия, разорение,
одичание, порождаемые империалистской войной, — все это
делает из достигнутой ныне ступени развития капитализма
эру пролетарской, социалистической революции.
Эта эра началась.
Только пролетарская, социалистическая революция
может вывести человечество из тупика, созданного
империализмом и империалистическими войнами. Каковы бы
ни были трудности революции и возможные временные
неуспехи ее, или волны контрреволюции, окончательная
победа пролетариата неизбежна» К
Среди марксистов — исследователей империализма
Ленин был единственным, кто с такой твердостью и
определенностью, с непреклонной убежденностью сделал это
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 32, стр. 139—140.
309

решающее теоретическое и политическое заключение. Он
яростно клеймил вождей II Интернационала, которые
до войны, т. е. до наступления всемирного кризиса
капитализма, абстрактно понимали и говорили о
необходимости такой революции, а когда этот момент наступил,
предали марксизм, встали на точку зрения поддержки
«своих» буржуазных правительств, отодвинули вопрос о
революции в отдаленное, туманное будущее.
«Революционная партия, которая открыто перед всем
миром грозила правительствам «пролетарской
революцией» (Ленин, в частности, имел в виду резолюцию Базель-
ского международного социалистического конгресса
1912 г. — М. Р.)... эта партия, — заявлял он, — морально
убивает себя», отказываясь от подготовки революции
тогда, когда для этого складываются благоприятные
обстоятельства 1.
Конечно, ленинское положение о том, что первая
мировая война в Европе породила объективную
революционную ситуацию, впоследствии, после того как
историческая практика так блестяще оправдала этот прогноз,
казалось само собой разумеющимся. Но чтобы это
положение выдвинуть и отстаивать в тех условиях, требовалась
поистине ленинская гениальность и смелость. Сам
Ленин говорил тогда о «гробовой тишине» в Европе —
тишине в смысле рабочего революционного движения,
широких выступлений пролетариата против войны и
буржуазных правительств. Но Ленин был величайшим
социальным психологом, он, как никто другой, улавливал в
массах, подавленных катастрофической войной и все
больше начинающих ненавидеть ее и тех, кому она
нужна и выгодна, революционные чувства и настроения.
Было бы, разумеется, неверно сводить все к
гениальной интуиции Ленина, к его особому социальному
«слуху», способному ощущать недоступные до поры до
времени другим подземные революционные толчки. Ленин был
революционным диалектиком, понимавшим, что
обрушившиеся на рабочий класс, на народные массы потрясения
не могут не обострить, не усилить во сто крат классовые
противоречия между ними и империалистической
буржуазией. «Война не может, — писал он в середине 1915 г., —
не вызывать в массах самых бурных чувств, нарушаю-
щих обычное состояние сонной психики»2.
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 281.
2 Б. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 290.
310

В докладе о революции 1905 г., прочитанном в январе
1917 г. на собрании швейцарской рабочей молодежи,
Ленин говорил: «Нас не должна обманывать теперешняя
гробовая тишина в Европе. Европа чревата революцией.
Чудовищные ужасы империалистской войны, муки
дороговизны повсюду порождают революционное
настроение, и господствующие классы — буржуазия, и их
приказчики — правительства, все больше и больше
попадают в тупик, из которого без величайших потрясений они
вообще не могут найти выхода» К
В этот период Ленин разрабатывает свои широко
известные положения о революционной ситуации. В них
нашел свое глубокое выражение ленинский диалектический
подход к одному из самых важных вопросов
революции — вопросу о соотношении объективных и
субъективных условий, о взаимодействии объекта и субъекта в
революционном процессе.
Выше рассматривался вопрос о разрешении
противоречий, связанных с империалистической стадией
капитализма. В социальной жизни в отличие от природы этот
вопрос нельзя ставить и правильно понять вне учета роли
исторического субъекта, т. е. народов, классов и партий,
отдельных людей. Говоря о разрешении противоречий
империализма, мы подчеркивали преимущественно
объективную сторону, т. е. созревание объективных
предпосылок в виде обобществленного производства,
находящегося в глубоком и непримиримом противоречии с
капиталистическими производственными отношениями.
Государственно-монополистический капитализм доводит это
противоречие до кульминации, когда оно требует
своего решения. Марксизм, однако, решительно отвергает
всякую мысль об автоматическом разрешении всяких, в
том числе и данных, конкретных противоречий. В этот
процесс непосредственно вплетается активная
деятельность людей, вне которой разрешение противоречий
невозможно.
Именно так ставит вопрос о революционной ситуации
Ленин, т. е. как вопрос о диалектическом взаимодействии
объекта и субъекта, или объективных и субъективных
условий. Здесь нет нужды повторять известные в этом
отношении истины, отметим лишь самое необходимое, для
того чтобы затем более обстоятельно остановиться на
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 327.
311

диалектике этого вопроса, которая, как показывает
ленинский подход, не столь проста, как она на первый
взгляд может показаться.
Под революционной ситуацией Ленин
подразумевает объективные условия, делающие революцию
возможной в данной конкретно-исторической обстановке.
При этом к объективным условиям он не относит общие
предпосылки, делающие империализм кануном
социалистической революции. Эти общие предпосылки, т. е.
противоречие между гигантским обобществлением
производства и частнокапиталистическим присвоением,
составляют самую глубокую основу, условия революционного
преобразования капитализма в социализм. Но сама по
себе эта основа не означает наличия революционной
ситуации. Благодаря этому решающему общему условию
революционная ситуация может возникнуть в любой
момент, но для этого требуются определенные
дополнительные и конкретные обстоятельства, также
объективные, но уже иного рода. Они объективны, ибо не могут
быть созданы искусственно, произвольно, они, как
подчеркивает Ленин, не зависят «от воли не только
отдельных групп и партий, но и отдельных классов...» К Они
возникают на базе общих условий империализма,
надстраиваются на ней, конкретизируя общие противоречия в
данные, связанные с определенными историческими
условиями, противоречиями. Таким конкретным условием стала
первая мировая война. В недавнее время таким условием,
породившим революционную ситуацию, приведшую к
отпадению от капиталистической системы ряда стран, стала
вторая мировая война. Но разумеется, это не значит, что
во всех случаях война есть некий обязательный повод
для возникновения революционной ситуации, о чем, как
известно, свидетельствует опыт революционных
преобразований в ряде стран (например, на Кубе).
В работе «Крах II Интернационала» Ленин дает
четкое определение трех главных признаков революционной
ситуации. Это кризис политики господствующих классов,
в котором проявляется неспособность «верхов» жить и
управлять по-старому, обострение нужды и бедствий
«низов», угнетенных классов и подъем активности масс,
пробуждение их к самостоятельному историческому
творчеству. Ленин называет эти признаки «объективны-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 218—219.
312

ми изменениями», без которых не может быть
революции. Конечно, речь идет, как он оговаривается, об
«общем правиле» *, об объективном законе, который не
может не видоизменяться от случая к случаю, не получать
каких-то дополнительных конкретных черт в разных
условиях. Но как бы то ни было, объективные условия,
создающие революционную ситуацию, есть первичная и
основная предпосылка революции.
Ленин не уставал бороться против различных
проявлений бланкизма, анархизма, метафизически,
односторонне оценивающих революционный процесс,
выпячивающих лишь субъективную сторону. Революции, говорил
он, невозможно искусственно вызвать, их нельзя
«сделать», они «вырастают из объективно (независимо от
воли партий и классов) назревших кризисов и переломов
истории...» 2.
Но не менее жестокую борьбу вел Ленин и против
реформистов, оппортунистов, столь же метафизически,
односторонне подчеркивавших другую сторону —
объективные процессы, притом главным образом уровень
производства, экономику, что служило им поводом отодвигать
революцию до греческих календ, и игнорировавших в
подготовке и осуществлении революции роль
субъективных условий, активные выступления масс, их
организацию, значение руководства массами со стороны
пролетарских партий и т. д.
Как диалектик, Ленин понимал революцию,
революционный процесс в качестве неразрывного единства
объективных и субъективных сторон, элементов, как
процесс, в котором эти противоположности находятся в
состоянии взаимопроникновения, ибо не всякая
объективная революционная ситуация заканчивается революцией.
Лишь тогда, когда к объективным условиям
присоединяется «способность революционного класса на
революционные массовые действия», его способность сломить
сопротивление господствующих классов, сил
контрреволюции,— лишь тогда революция становится реальностью3.
Более того, Ленин подчеркивал, что, когда имеется
революционная ситуация, субъективная сторона
становится главным, решающим фактором революции. И в
данном случае он оставался верен диалектике, понимая,
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 219.
2 См. там же, стр. 246.
3 См. там же, стр. 219.
313

что «первичность» объективных предпосылок не
абсолютна, что ее абсолютность имеет свои границы,
обусловленные лишь подготовкой необходимых и независимых от
воли людей условий для революции. Но когда эти
условия имеются, на первый план выдвигается воля,
организованность, инициатива, «бешеная страстность»
революционных классов и партий. Всеми фибрами души он
ненавидел тех, употребляя выражение Некрасова,
«обаятельных диалектиков», которые выдавали себя за грозных
революционеров до наступления решающих событий и
предавали революцию, когда ее можно и нужно было на
практике осуществлять.
Диалектик обаятельный,
Честен мыслью, сердцем чист!
Помню я твой взор мечтательный,
Либерал-идеалист!..
Грозный деятель в теории,
Беспощадный радикал,
Ты на улице истории
С полицейским избегал...
2. КРИТИКА «КРИТИКОВ» ЛЕНИНА ПО ВОПРОСУ
ОБ ОБЪЕКТЕ И СУБЪЕКТЕ
В ИСТОРИЧЕСКОМ ПРОЦЕССЕ
Сказанное выше показывает, однако, лишь в самых
общих чертах ленинскую постановку вопроса о
диалектике объекта и субъекта, объективных и субъективных
факторов революции. Этот общий подход неизменно
обогащается, развивается, конкретизируется в его трудах,
посвященных рассмотрению ряда вопросов, связанных с
борьбой против империализма, за революционное
разрешение вызванных им к жизни противоречий.
Но прежде чем продолжить анализ этого вопроса,
необходимо остановиться на одной версии, отражающей в
кривом зеркале ленинское понимание диалектического
соотношения объекта и субъекта в историческом
процессе. Мы имеем в виду то истолкование этой стороны
ленинизма, которое дано в книге Р. Гароди о Ленине К В этой
книге указывается, что центральная проблема ленинской
философии — это «проблема борца», разработка
методологии «исторической инициативы». Ленин, по словам
Гароди, внес вклад в разработку теории «революционной
1 R, Garaudy. Lenine. Paris, 1969.
314

субъективности», которую якобы Маркс не мог
разработать за недостатком «экспериментальной базы», т. е.
партии, способной пойти на штурм капитала и начать
строительство социализма.
Оставим без специального разбора совершенно
несуразное, лишенное всяких оснований заявление о
Марксе, ибо хорошо известно, что основоположники
марксизма, давшие человечеству научную теорию общества, не
могли не исследовать и проблему исторического объекта
и субъекта, вне которой нет и не может быть науки о
развитии общества и его закономерностях. Ленин выступал
как прямой продолжатель учения Маркса и в этом
вопросе. Конечно, Ленин внес огромный вклад в его
дальнейшую разработку, что обусловливалось новой
исторической эпохой — эпохой разрешения противоречий
капитализма, но он опирался при этом всецело на учение
Маркса и Энгельса.
Все дело, однако, в том, что за, казалось бы,
невинными и в общем правильными утверждениями,
приписывающими Ленину заслугу разработки «проблем борца»,
«методологии исторической инициативы» и
«революционной субъективности», скрывается глубоко ошибочная,
порочная концепция самого Гароди, концепция,
противоположная марксизму-ленинизму.
Сказав несколько красивых и броских слов о
подходе Ленина к методологии объекта и субъекта, Гароди
сразу же заявляет, что с 1894 по 1905 г. (а фактически до
1917 г.) Ленин испытывал в этом вопросе влияние
«догматизма» Каутского и Плеханова. Только с 1917 г. и до
самой смерти Ленин, по его словам, будет делать все
большее ударение на роли субъективного элемента в
революции и строительстве социализма. В книге «Что
такое «друзья народа» и как они воюют против социал-
демократов?» дается якобы марксизм, увиденный «через
сциентистскую» интерпретацию Каутского и
Плеханова, так как история в ней рассматривается в духе
«фаталистического натурализма». В работе «Что делать?»
якобы также игнорируется, принижается роль масс
и т. д. и т. п.
Иначе говоря, согласно этому взгляду, Ленин вплоть
до 1917 г. (во всяком случае до первой мировой войны)
выдвигал на первый план в методологии проблемы
объекта и субъекта объективный ход истории, объективные
условия и игнорировал активную роль субъекта, масс,
315

класса. И только война, придвинув задачу революции,
заставила его делать упор на огромное значение субъекта,
субъективного элемента. В свете этой версии становится
понятным смысл той заслуги, которую Гароди
приписывает Ленину, говоря о разработке им «проблемы борца»,
методологии «революционной субъективности» и т. п.
Гароди хотел бы сделать искажаемого им Ленина
союзником своей собственной, антимарксистской теории
объекта и субъекта, суть которой заключается в
идеалистической абсолютизации роли субъекта.
В самом деле, по какой причине работы Ленина до
1914—1917 гг. объявляются ревизионистами
«натуралистическими», «фаталистическими» и т. п.? По той
причине, что с первых шагов своей деятельности Ленин твердо
и неуклонно стоял на почве марксистского,
диалектического понимания соотношения объекта и субъекта,
доказывая, что деятельность субъекта в истории может быть
успешной, если она учитывает исторические потребности
развития и опирается на объективный ход революции.
Вот это гароди, фишеры и им подобные «обновители»
марксизма называют «натуралистическим фатализмом».
Они ничего оригинального не создают, повторяя старые,
заржавевшие идейки о конфликте между исторической
необходимостью, объективными условиями и значением
деятельности людей, — идейки, от которых Ленин еще в
борьбе с народниками не оставил камня на камне.
В работе «Что такое «друзья народа»...» Ленин ясно
показал, что детерминация поступков и действий людей
объективными законами общества нисколько не
умаляет роли человека, ибо вся история складывается из
действий людей. «...История, — писал он, — вся слагается
именно из действий личностей, представляющих из себя
несомненно деятелей» К Но Ленин резонно ставит
главные вопросы, которые заключаются «в том, при каких
условиях этой деятельности обеспечен успех? в чем
состоят гарантии того, что деятельность эта не останется
одиночным актом, тонущим в море актов
противоположных?» 2
От этих вопросов открещивались старые
субъективисты, с которыми боролся Ленин, от них открещиваются
новейшие субъективисты, утверждающие, что сейчас
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 159.
2 См. там же.
316

«концепция науки» преобразуется в том смысле, что, как
говорит Гароди, зарождается «новая диалектика
субъекта и объекта». Эта «новая диалектика» якобы в том, что
нужна «инверсия» объекта и субъекта, т. е. субъект
должен быть поставлен на первое место, так как ему
принадлежит приоритет во взаимоотношениях с объективными
условиями и он волен поступать, как ему
заблагорассудится.
Но это и есть чистейший идеализм, и никакой
«новой диалектикой» здесь и не пахнет, если только под ней
не подразумевать старый-престарый субъективистский
хлам. Ревизионистам не нравится то, что Ленин вслед за
Марксом определяет историческое развитие как естест-
венноисторический процесс, т. е. как процесс, который в
своей основе, в коренных своих чертах обусловлен,
детерминирован объективными условиями, прежде всего
развитием производительных сил. Если это отрицать, то
никакая общественная наука немыслима. А критики
Ленина это отрицают.
В этом смысле показательна книга Гароди
«Альтернативы». Автор ее даже, очевидно, не подозревает, сколь
меткое название для этой своей работы он нашел. Да,
это полнейшая альтернатива (уже без кавычек)
марксизму, всякой науке вообще, научному подходу и просто
здравому смыслу. Невозможно всерьез вести спор с
автором, который себя возводит в ранг нового пророка,
этакого прорицателя, зачеркивающего всю предыдущую
историю человечества как цепь сплошных заблуждений и
требующего совершенно заново независимо от всей науки
прошлого, от многовекового исторического опыта
человечества определить цели современного общества.
«Предстоит сделать все, — пишет Гароди в
«Альтернативах», — беря проблемы там, где они были оставлены
людьми, только что вышедшими из неолита».
«Глобализм», употребляя излюбленное словечко автора, прямо-
таки, .как видим, потрясающий!
Поставив космическую по масштабам задачу, Гароди
заявляет, что существует «океан возможностей». Но
возникает, естественно, вопрос: какую цель из этого
неисчерпаемого океана возможностей выбрать, какой
«новый проект» цивилизации сформулировать? На что
опереться, создавая новые цели человечества? Где и каковы
критерии, гарантии того, выражаясь ленинским языком,
что эти новые цели будут иметь успех, что деятельность
317

по их осуществлению не останется одиночным актом,
тонущим в мире актов («проектов») противоположных?
Ибо кроме Гароди существуют еще другие личности,
которые могут иметь, и наверняка имеют, свои проекты, и
чем они хуже нашего философствующего литератора?!
На этот главный и решающий вопрос общественной
науки, который Ленин сформулировал еще в работе «Что
такое «друзья народа»...», новейшие «критически
мыслящие личности», совершающие «инверсию»
объекта-субъекта, ничего не могут ответить. Они прямо заявляют, что
для постановки такой задачи, т. е. для решения проблем,
оставленных людьми, вышедшими только из неолита, не
существует ни готовой философии, ни политической
партии, ни модели современного общества. Собственные же
попытки решить эту задачу, предпринимаемые ими,
представляют невообразимое эклектическое варево, в котором
сочетаются обрывки из извращенного марксизма,
прудонизма, христианства (Гароди считает образ мыслей и
поведения Христа примером «человеческого» подхода к
социальным проблемам, который марксизм, если он хочет
сохранить себя, должен впитать в свое учение),
экзистенциализма, технологизма и т. д. и т. п.
И над всем превалирует принцип веры. «В основе
любой революционной деятельности лежит вера», — пишет
Гароди.
Нетрудно понять после сказанного, почему книгу
Ленина «Что такое «друзья народа»...» авторы, подобные
Гароди, относят к разряду работ, проникнутых
«сциентизмом», «фатализмом» и т. п. Между тем Ленин в одном
из приложений к своему труду специально подвергает
критике «безобразное сужение и искажение» марксизма
со стороны «либералов и радикалов», которые в нем
видят только бледную и узкую схему, «минуя все
особенности его социологического метода, минуя учение о
классовой борьбе, минуя прямую цель исследования —
вскрыть все формы антагонизма и эксплуатации, чтобы
помочь пролетариату сбросить их» 1. Ленин показывает,
что «прямая задача науки», согласно марксизму, «это —
дать истинный лозунг борьбы», вооружить народные
массы знанием содержания и условий этой борьбы2.
В этой работе Ленин написал свои, ставшие знамени-
тыми, строки о том, что марксизм «соединяет строгую и
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 339.
2 См. там же, стр. 341.
318

высшую научность... с революционностью, и соединяет
не случайно, не потому только, что основатель доктрины
лично соединял в себе качества ученого и революционера,
а соединяет в самой теории внутренне и неразрывно»1.
Столь же безосновательна и бездоказательна критика
ревизионизма по адресу работы Ленина «Что делать?», в
которой якобы исчез такой субъективный момент, как
массы, преувеличивается роль партии, якобы
становящейся над массами, и т. п. В действительности Ленин в
этой своей работе развивает мысли относительно
диалектики объекта и субъекта, высказанные в борьбе против
народничества. Весь пафос этой книги — в борьбе
против «раболепства» перед стихийностью, против
принижения роли рабочих масс как решающей силы в борьбе с
самодержавием и капитализмом. Ленин
противопоставляет здесь «тактике-процессу» так называемых
«экономистов», которые рекомендовали рабочим отдаться чисто
стихийному ходу объективного развития, «тактику-план»,
рассчитанный на сознательное овладение этим
развитием, активное вмешательство в него с целью борьбы
против врагов пролетариата и всех трудящихся.
Когда «экономисты» указывали, что тактика-план
противоречит духу марксизма, Ленин дал им гневную
отповедь. «Да это клевета на марксизм, превращение его в
ту самую карикатуру, которую противопоставляли нам в
войне с нами народники. Это именно принижение
инициативы и энергии сознательных деятелей, тогда как
марксизм дает, напротив, гигантский толчок инициативе и
энергии социал-демократа, открывая ему самые широкие
перспективы, отдавая (если можно так выразиться) в
его распоряжение могучие силы миллионов и миллионов
«стихийно» поднимающегося на борьбу рабочего
класса!»2
Только те, кто отрицает великое значение партии
рабочего класса для его борьбы и победы, кто
рассматривает партию как внешнее и чужеродное тело по
отношению к массам, могут из этих слов сделать вывод о том,
что якобы партия ставится выше массы, должна
командовать ею и т. п. В действительности здесь речь идет о том,
что обязанность партии, вооруженной марксизмом,
состоит в том, чтобы просвещать массы, поднимать их созна-
1 См. Б. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 341.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 6, стр. 48.
319

тельность, организовывать их, руководить ими. Нельзя
иначе как демагогией и новейшим «экономизмом» назвать
рассуждения Гароди в тех же «Альтернативах» о том, что
никто за массы не смеет решать, что любой вопрос они
сами должны решать (сегодня с помощью
электронно-вычислительных машин!) и что руководство партии есть
подмена такого решения масс решением «касты»
руководителей. Но именно для того, чтобы массы могли
сознательно решать, необходима партия, которая помогает им
это делать, ибо для этого, как указывает Ленин, нужно
овладеть «знанием своего века и двигать вперед это
знание» *.
Ленин дает в своей книге «Что делать?» очень
глубокое и тонкое разъяснение того, как понимать диалектику
объективного и субъективного в революционном
движении. Представители оппортунистического «экономизма»
обвиняли социал-демократов, марксистов в том, что,
придавая большое значение субъективному элементу,
сознательности, они тем самым преуменьшают значение
объективного развития. Ленин показывает, что их ошибка
состоит в метафизическом разграничении этих
противоположностей, которые на самом деле находятся в
диалектической взаимосвязи, т. е. в такой взаимосвязи, что,
говоря об одной из них, нельзя упустить из виду другую. В
чем, спрашивает Ленин, может выразиться
преуменьшение значения объективного элемента? Метафизик
ответит, что преувеличивается значение субъективной формы,
т.е. сознательной деятельности людей, значение
составляемых людьми планов и т. д. Именно так мыслили
«экономисты» .Так мыслят и современные поборники
субъективизма. Но если первые делали упор на стихийном,
объективном аспекте, то вторые делают упор на элементе
субъективном. Впрочем, грани, разделяющие их, очень
условны, ибо, отрицая руководящую роль партии,
полагая, что «массы» должны любой вопрос решать сами, они
проповедуют ту же «хвостистскую» позицию, что и
«экономисты».
Ленин доказывает, что игнорировать роль
объективных условий—значит в действительности преуменьшать
субъективную сторону движения, роль сознательности,
так как последняя означает не что иное, как полный по
возможности учет объективных процессов, без чего борь-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 6, стр. 39.
320

ба лишается всякого реального критерия, всяких
гарантий успеха. Ленин писал: «Мы спросили бы нашего
философа: в чем может выразиться «преуменьшение»
объективного развития со стороны составителя субъективных
планов? Очевидно в том, что он упустит из виду, что это
объективное развитие создает или укрепляет, губит или
ослабляет такие-то классы, слои, группы, такие-то
нации, группы наций и т. п., обусловливая этим такую-то и
такую-то международную политическую группировку сил,
позицию революционных партий и проч. Но вина
такого составителя будет состоять тогда не в
преуменьшении стихийного элемента, а в преуменьшении, наоборот,
сознательного элемента, ибо у него не хватит
«сознательности» для правильного понимания объективного
развития» К
Как видим, Ленин определяет роль субъективного
элемента через сопоставление его с объективным элементом,
ибо одно без другого теряет всякий смысл, утрачивает
свое реальное содержание. И напротив, в общественной
жизни объективное находит свое выражение в
субъективной деятельности людей, сознательной или
бессознательной, и потому, как говорил Ленин, она вся складывается
из их действий и вне этих действий не может
осуществляться. Значит, само объективное можно понять через
сопоставление его с субъективным, т. е. с субъективной
деятельностью людей.
Сказанное нельзя понять так, что путем такого
сопоставления объективное ставится в зависимость от
субъективного в том смысле, что оно не существует вне
сознания человека. Этим подчеркивается только, что в
отличие от природы объективное в общественной жизни
состоит из субъективной деятельности людей, вне ее оно не
существует. Эта особенность общества в отличие от
природы, кстати, приводит в замешательство всякого рода
идеалистов, субъективистов и делает их неспособными
различать в истории объективное и субъективное. Раз
люди делают историю,— значит, все зависит от них, они,
их действия, поступки ничем не детерминированы.
Современный экзистенциализм хорошо демонстрирует эту
ошибку, давая еще один пример, как антидиалектика
заставляет людей блуждать между двумя
противоположностями — необходимостью и свободой, детерминацией по-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 6, стр. 49—50.
И М. М. Розенталь
321

ступков людей и их деятельностью, объективным и
субъективным.
В «Материализме и эмпириокритицизме» Ленин
великолепно и просто разъясняет диалектическую природу
этого взаимоотношения объективного и субъективного,
которую никак не могут (и не хотят) понять идеалисты и
метафизики. Конечно, говорит он, имея в виду
буржуазное общество, каждый производитель в мировом
хозяйстве сознает, что, производя продукты, он вносит изменение
в технику производства, обменивает одни продукты на
другие и т. д. Но тем самым он, как и все производители,
изменяет общественное бытие, и это изменение
приобретает объективный характер, независимый от его воли и
желания. Они, эти изменения бытия, становятся
объективным условием их развития, детерминирующим их
действия, их жизнь.
Ленин оговаривается, что объективна логика
исторического развития «не в том смысле, чтобы общество
сознательных существ, людей, могло существовать и
развиваться независимо от существования сознательных
существ... а в том смысле, что общественное бытие
независимо от общественного сознания людей». Поэтому
высшая задача человечества, науки—охватить объективную
логику развития общественного бытия «с тем, чтобы
возможно более отчетливо, ясно, критически приспособить
к ней свое общественное сознание и сознание передовых
классов всех капиталистических стран» К
Слово «критически» имеет в виду, что речь идет не о
пассивном приспособлении человеческого сознания и
деятельности к объективным условиям, а о таком осознании
объективной логики развития общества, которое
позволяет активно воздействовать на нее, производить назревшие
революционные преобразования, ускорить своими
действиями социальный прогресс и т. д.
Не только в этой, но и в других своих работах,
написанных до первой мировой войны, Ленин в том же духе
разрабатывал вопрос о диалектическом взаимодействии
объекта и субъекта в исторической практике, всячески
подчеркивая величайшую роль сознательной
деятельности, борьбы пролетариата и его партии. Особенно
выделяются в этом смысле работы периода революции
1905 г., когда Ленин вел борьбу против меньшевиков и
См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 345.
322

меньшевистской тактики выжидания, бесконечных
шатаний, на деле представлявших собой отказ от
революционной борьбы. Их способ мышления, указывал он в
работе «Две тактики социал-демократии в демократической
революции», напоминает старый материализм, чуждый
идеи диалектики К
Враждебность их мышления диалектике, по Ленину,
состояла в том, что они понимали объект, объективную
действительность пассивно, вне активной, преобразующей
деятельности людей.
«Усердно маршируя, но плохо руководя, они
принижают материалистическое понимание истории своим
игнорированием действенной, руководящей и
направляющей роли, которую могут и должны играть в истории
партии, сознавшие материальные условия переворота и
ставшие во главе передовых классов» 2.
Клеймя колебания и тактику проволочек меньшевиков,
Ленин опять-таки дает широкое теоретическое обобщение
и четко формулирует закон диалектического
соотношения объективных и субъективных условий в революции.
«Ошибочно было бы думать, — писал он, — что
революционные классы всегда обладают достаточной силой для
совершения переворота, когда этот переворот вполне
назрел в силу условий общественно-экономического
развития. Нет, общество человеческое устроено не так
разумно и не так «удобно» для передовых элементов.
Переворот может назреть, а силы у революционных творцов
этого переворота может оказаться недостаточно для его
совершения, — тогда общество гниет, и это гниение
затягивается иногда на целые десятилетия». Нельзя,
продолжает Ленин, выставлять лозунг переворота, если не
подготовлены общие условия. Но если эти условия имеются
налицо и лозунг дан, тогда «позорно пятиться от него
назад», как это делают меньшевики, тогда «надо оставить
всякие увертки, надо прямо и открыто разъяснять самым
широким массам, каковы теперь практические условия
успешного переворота»3.
И это современные «критики» ленинизма смеют
называть «фатализмом», «натурализмом», недостаточной
разработкой диалектики революционной инициативы!
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 11, стр. 31.
2 Там же.
3 См. там же, стр. 366—367.
11*
323

Нет смысла рассматривать другие работы Ленина до
периода 1914—1917 гг., т. е. периода, когда он, по словам
его современных антимарксистских критиков, трактовал
историческое развитие в духе натурализма и т. п. Все
оказывается проще: «критики» эти смотрят на данные
работы сквозь субъективно-идеалистические и
антидиалектические очки. Не только в рассмотренных, но и во всех
своих трудах любого периода Ленин подходил к вопросу
об объективном и субъективном в общественном развитии
с позиции материалистической диалектики, развивая,
конкретизируя ее и на этой важной проблеме. Он и в
данном отношении не разрывает диалектику
объективного и диалектику субъективного, а рассматривает их как
единство: диалектика субъективной деятельности людей
имеет своей основой объективную диалектику
объективного развития общества. Критики же его, рассуждающие
о «новой диалектике», в которой на деле нет ничего
нового и ничего диалектического, лишают (конечно, на
словах) объективное диалектического развития и признают
лишь «диалектику» субъективного — диалектику опять-
таки чисто словесную, ибо не может быть диалектики в
одной лишь субъективной области, как и вообще не
существует субъективного без объективного.
В докладе под названием «Понятие структуры у
Маркса и отчужденные концепции структуры»,
посвященном 150-летию К. Маркса, Р. Гароди утверждает, что
Маркс лишил гегелевские законы диалектики «их
онтологического значения» и признал за ними значение
«лишь научного статуса». Это концепция диалектики не
одного Гароди, но ряда течений ревизионистской и
буржуазной философии, одно из самых модных философских
поветрий. Признание за диалектикой значения одного
лишь «научного статуса» должно означать, что она есть
временная «модель» разума, создающего сменяющиеся
«проекты», и потому всегда может быть «пересмотрена».
С их точки зрения, диалектика отнюдь не является, как
говорит Гароди, «законом или вечной (?!) и
неподвижной (?!) системой законов, дающей нам так называемую
высшую тотальную сущность реального».
Слова о «вечной» и «неподвижной» системе законов
вкраплены в приведенную фразу для того, чтобы
отпугнуть читателя жупелом «метафизики»: если-де признать
объективную реальность законов диалектики, то это
значит, что они «неподвижны» и «неизменны», «вечны». Но
324

кто не знает, что марксизм-ленинизм не рассматривает
диалектику и ее законы как неизменную сущность, что
в разных исторических условиях они проявляются по-
разному и что это не находится ни в каком противоречии
с признанием их реальной природы, а, наоборот, только
исходя из объективности законов диалектики, можно
понять и их движение, конкретизацию в изменяющихся
исторических условиях. Единственный смысл
приведенного положения в том, что нет объективной диалектики. И
подобные «теоретики» берутся судить о Ленине, в
частности о его понимании диалектики объекта и субъекта в
развитии общества!
3. О ВЕЛИКОЙ РОЛИ СУБЪЕКТИВНОЙ СТОРОНЫ
ИСТОРИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА
Установив в результате анализа капитализма и глубокого
кризиса, переживаемого империалистическими
государствами с началом войны, возникновение революционной
ситуации, Ленин, естественно, делает главное ударение
на роли субъективной стороны общественного
прогресса. Это не значит, что он хоть на мгновение
игнорирует необходимость учета объективных условий,
внутреннюю неразрывную связь с ними субъективных условий.
Все дело в том, что саму связь Ленин понимает
диалектически, т. е. так, что и объективный фактор в свою
очередь находится под определенным воздействием фактора
субъективного. И вот эту зависимость он всячески
подчеркивает, поэтому его работы периода первой мировой
войны содержат массу конкретных идей и мыслей по
поводу того, как марксизм оценивает место и значение
субъективного элемента в революционном процессе,
вскрывает конкретную механику действия этого
элемента.
Богатство этих идей и мыслей настолько велико, что
здесь можно ограничиться лишь некоторыми
замечаниями, связанными главным образом с нашей задачей —
выяснением диалектики объективного и субъективного
начал. Поэтому мы выделим лишь некоторые моменты,
характеризующие ленинский подход к вопросу о
воздействии субъективного фактора на объективные
предпосылки и превращении возможностей, заложенных в
революционной ситуации, в действительность.
325

1. Выше указывалось, что среди трех признаков
объективной революционной ситуации Ленин называл
обострение бедствий масс, угнетенных классов и в связи с
этим пробуждение их активности, тяга их к
самостоятельному историческому творчеству. Это вполне
объективное условие, ибо искусственно, произвольно добиться
этого путем одной агитации и т. п. невозможно. Такое
примитивное представление о революционности масс
характерно лишь для представителей буржуазии, для
реакционных классов. Ленин много раз повторял, что
миллионные массы не идут по одному зову на революцию.
Но, определяя этот признак как объективное качество
исторического положения в тот или иной период, Ленин
был далек от того, чтобы считать его возникновение
возможным сразу в готовом виде. Само это объективное
условие он рассматривал как процесс развития, имеющий
свои стадии, этапы, ступени. В этом отношении большой
интерес представляет ленинская статья «Оппортунизм и
крах II Интернационала». Выступая против того, что с
началом войны возникла революционная ситуация, один
из лидеров меньшевизма П. Б. Аксельрод ссылался на
пример русской революции 1905 г. Он указывал, что
студенческие демонстрации в 1901 г. в России явились
предвестниками революции против самодержавия. А сейчас-
де подобных предвестников нет, поэтому революционная
тактика не имеет никакого оправдания. Он, подобно
Каутскому и другим «обаятельным диалектикам»,
переносит ее на неопределенное, неизвестное будущее.
Ленин, отвечая Аксельроду, пишет, что пример с
Россией доказывает обратное: «С 1901 по 1905 г. прошло 4
года, и никто не мог ручаться в 1901 г., что революция в
России (первая революция против абсолютизма)
наступит через 4 года. Совершенно таково же положение
Европы перед соц. революцией. Никто не может ручаться,
наступит ли первая революция этого рода через 4 года.
Но что революционная ситуация есть налицо, это
факт.,,» 1. В частности, Ленин называет демонстрации
рабочих и голодающих граждан в России и Германии
1914 г. как предвещающие признаки революционных битв.
И вот тут-то Ленин особо подчеркивает роль
субъективной стороны, особенно организованного и
сознательного авангарда пролетариата—партии, которая обязана
В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 111.
326

развивать эти начатки, зародыши революционных
выступлений масс, содействуя тем самым созреванию такого
объективного условия, как готовность их к
самостоятельному историческому творчеству. «Революции, — пишет
он, — никогда не рождаются готовыми, не выходят из
головы Юпитера, не вспыхивают сразу. Им предшествует
всегда процесс брожений, кризисов, движений,
возмущений, начала революции, причем это начало не всегда раз*
вивается до конца (например, если слаб революционный
класс). Аксельрод выдумывает отговорки, отвлекая с.-д.
от их долга помогать развитию революционных
движений, уже начинающихся на почве уже наличной
революционной ситуации» 1.
Иными словами, по Ленину, не только объективное
подготовляет субъективное, есть его необходимая
предпосылка, превращается в субъективное, но и
субъективное превращается, переходит в историческом процессе в
объективное, т. е. сознательная деятельность
способствует созреванию объективных предпосылок революции,
особенно такой, как активность масс, нежелание «низов»
жить по-старому, их стремление к новой жизни.
«Поддержка, развитие, расширение, обострение
революционных массовых действий и революционного
движения», оказание «помощи массам осознать движение и его
задачи, его средства, его цели»2, организация масс,
перевод их стихийных порывов в сознательное
революционное русло — вот что Ленин настойчиво, страстно требовал
от партии рабочего класса, вот почему он так гневно
клеймил вождей II Интернационала за нежелание это
делать, за их софизмы и отговорки, за их предательство.
«Каутского ненавижу и презираю сейчас хуже всех...» —
писал он в одном из писем в 1914 г. «Нет на свете теперь
ничего более вредного и опасного для идейной
самостоятельности пролетариата, как это поганое самодовольство
и мерзкое лицемерие Каутского, желающего все
затушевать и замазать, успокоить софизмами и якобы ученым
многоглаголанием разбуженную совесть рабочих»3.
2. Из сказанного видно, какое огромное значение
Ленин придавал в составе субъективных условий
исторического процесса сознательному и организованному
авангарду рабочего класса, народных масс — марксистской
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 112.
2 См. там же, стр. 113.
3 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 49, стр. 20, 21.
327

партии. Само понятие субъективного элемента в
историческом развитии, по Ленину, есть нечто чрезвычайно
многогранное, сложное, ибо в революционном движении
участвуют многие силы с их различными традициями, с
неодинаковой классовой психологией, с разными
настроениями и стремлениями и т. д. Но особенное значение в
этом многосложном составе сил имеет соотношение
рабочего класса, народных масс, с одной стороны, и партии
пролетариата — с другой.
Выше уже говорилось о том, что современные
ревизионисты (вслед за буржуазными идеологами) атакуют
Ленина по той линии, что он-де считал единственно
решающей силой революционного движения партию,
придавал ей функции организации, диктующей свою волю
массам, навязывающей им свои решения и т. п. Эта
нелепость вытекает из порочного представления, что партия
представляет собой высшую по отношению к массам
силу, а не их органическую, неотъемлемую часть, наиболее
глубоко осознавшую потребности народа и исторические
условия борьбы за их осуществление.
Этот взгляд на партию, как один из важнейших
элементов того, что называется субъективным фактором, не
нов. Ленину приходилось бороться против него на
протяжении всей своей деятельности, в частности и в период
первой мировой войны. В письме к К. Б. Радеку,
написанном в 1915 г., он приводит точку зрения,
противопоставляющую «брожению в массах» «ориентировку малой
группы революционеров», т. е. партию. Ленин пишет:
«Это не по-марксистски», доказывая, что партия, ее
борьба выражает и оформляет революционные настроения,
«брожение масс», неотделима от них, есть часть, сторона,
элемент их борьбы. Чем, спрашивает он, был
«Коммунистический манифест» Маркса и Энгельса? «Продукт
брожения в массах? или ориентировка малой группы
революционеров?? Или и то и другое?»1 И он настоятельно
советует немецким левым выступить с принципиальной
программой, которая бы правильно указала рабочим
путь борьбы. «Для развития «брожения в массах» нужна
левая декларация и программа. Ввиду такого
брожения она нужна. Для превращения «брожения» в
«движение» она нужна»2.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 49, стр. 116.
2 Там же, стр. 117.
328

Эта ленинская критика вполне злободневна сегодня,
когда распространяется версия о том, что современный
рабочий класс развитых капиталистических стран якобы
интегрировался в капитализм, а коммунистические и
рабочие партии этих стран рассматриваются как некая
«аномалия», как то, что не имеет отношения к рабочему
классу. Не говоря уже о том, что версия об интеграции
есть сказка, небылица, сам факт существования этих
партий, представляющих в некоторых из этих стран мощную
силу, оказывающую огромное влияние на ход классовой
борьбы в них, есть яркое и неоспоримое свидетельство
того, что рабочий класс не утратил своих революционных
стремлений, потенций, ибо партии эти — его передовая и
сознательная часть, плоть от плоти, кровь от крови его.
Отвечая на заявление о том, что в Европе в ряде стран
«все кажется спящим», что «в Германии все социалисты
поголовно за войну, один Либкнехт против», Ленин
говорил: «...этот один Либкнехт представляет рабочий класс,
в нем одном, в его сторонниках, в пролетариате
германском надежды всех» К
Эти слова очень характерны для Ленина, для его
подхода к рассматриваемому вопросу. Ленин оценивал
партию рабочего класса в качестве составной части
субъективного условия революционного процесса, как
величайшего по своему значению катализатора всего движения,
всей борьбы.
И в то же время Ленин предостерегал от
преувеличения, абсолютизации ее роли в том случае, если партию
брали в отрыве от рабочего класса, народных масс, если
не учитывали способность класса в целом на
самоотверженные революционные действия. «...По совету партий
десятки миллионов людей не идут на революцию...
Десятки миллионов людей не идут на революцию по заказу, а
идут тогда, когда настает безысходная нужда, когда
народ попал в положение невозможное, когда общий
напор, решимость десятков миллионов людей ломает все
старые перегородки и, действительно, в состоянии
творить новую жизнь»2.
Партия — великая сила, если она связана с
народными массами, умеет обобщать ее запросы и интересы,
поднимает ее психологию и сознание на уровень понимания
исторических задач, ведет их вперед, дает им истинные
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 32, стр. 102.
2 Там же, стр. 186—187.
329

лозунги борьбы. Без масс, без народа, без повседневной и
самоотверженной борьбы за завоевание их партия не
может быть инструментом революции. Ленин эту сторону
вопроса исследует скрупулезно во всех аспектах. Пока,
учил он, речь идет о привлечении на сторону коммунизма
передовой части пролетариата и главная задача состоит в
пропаганде коммунистических идей, тогда даже кружки
важны и полезны. Но чтобы встать на рельсы
практических действий для решительного революционного боя,
тогда «надо считать миллионами и десятками
миллионов» К
Он считал самой опасной ошибкой для партии
подмену опыта масс своей волей, непонимание того, что ничто
не может заменить собственный опыт масс, накопление
этого опыта в ходе борьбы, который позволяет им
распознать своих истинных врагов и друзей и подготовить
себя к решающим битвам. «Отсталые массы, — говорил
он,— не проймешь теорией, им нужен опыт»2.
В самые переломные революционные моменты,
считал Ленин, именно «разум масс», а не разум отдельных
личностей творит историю. Это не значит, что Ленин
недооценивал великой роли разума и воли выдающейся
личности, вождя масс, о чем он достаточно сказал в
своих работах. Но слова о том, что в революционные
периоды решает разум масс, а не разум личности, не
красивый оборот речи, а самая глубокая правда об одной из
закономерностей революции. Когда ревизионист Э.
Фишер заявляет, что Октябрьская революция в России не
была исторической необходимостью, что ее следует
приписать гению Ленина, роли созданной им партии,
концентрации смелости, ума, воли, то он изменяет азбуке
марксизма. Сила Ленина и ленинской партии заключалась в
том, что они осознали историческую необходимость
революции, сумели превратить свое сознание в сознание,
убеждение масс, обучая и воспитывая их на их
собственном опыте, и смогли повести массы за собой на
решительный штурм. Разум партии, ленинский разум слились с
разумом масс, перевоплотились в разум миллионов и
десятков миллионов на основе решения исторически назревшей
задачи — таковы истинные истоки победоносной
Октябрьской революции.
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 41, стр. 79.
2 Там же, стр. 256.
330

3. Говоря о субъективном элементе исторического
процесса, о его значении в развитии общества, Ленин
всегда имел в виду не только передовые, прогрессивные
силы, но и силы, противостоящие им, действующие в
противоположном их интересам и стремлениям
направлении. Иначе говоря, и в данном отношении он оставался
диалектиком, рассматривая субъективный фактор как
единство противоположностей, ибо учитывать нужно не
только силы, ведущие вперед, но и силы, им
сопротивляющиеся. И здесь, согласно Ленину, решает только
борьба.
Если бы в понятии борьбы противоположностей
содержалась возможность победы лишь одной из сторон,
скажем, в применении к нашему вопросу, передовых,
революционных сил, то оно, это понятие, утратило бы
всякий смысл.
Конечно, восходящий процесс исторического
развития общества не вызывает сомнений, он доказан
многовековым опытом развития общества и имеет статус
объективного закона человеческой истории. Но сама эта
общая линия, общая тенденция развития реализуется лишь
в борьбе, в противоборстве разных интересов, различных
стремлений классов, групп, и на отдельных отрезках
общего исторического процесса могут побеждать и силы,
противоположные силам революционным.
В этом смысле ленинская диалектика чужда всякому
намеку на «неотвратимость» хода истории в тот или иной
конкретный исторический период, на малейшую
недооценку сил буржуазии, ее способностей к лавированию в
целях защиты и укрепления своих классовых интересов.
Ленин был противником идеи об абсолютно безвыходном
положении буржуазии в моменты революционных
кризисов. «Абсолютно безвыходных положений, — говорил
он в «Докладе о международном положении и основных
задачах Коммунистического Интернационала» на его II
конгрессе, — не бывает... Пытаться «доказывать» наперед
«абсолютную» безвыходность было бы пустым
педантством или игрой в понятия и в словечки. Настоящим
«доказательством» в этом и подобных вопросах может быть
только практика» К
Эти слова в полной мере подтверждаются и
современным опытом классовой борьбы, свидетельствующим
В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 41, стр. 228.
331

о том, что империализм, империалистическая буржуазия
также умеет учиться на опыте революций, извлекать из
него для себя уроки, — и не только силой подавлять
движение революционных классов и народов, но и посулами
тем или иным социальным группам и слоям населения,
отравляя их сознание своей идеологией, и т. д.
Подходя к историческому развитию, в том числе и к
революции, революционному процессу диалектически,
т. е. исключая всякий момент фатализма, понимая всю
сложность развития, сотканного из противоположных
стремлений, учитывая в полной мере роль не только
прогрессивных, но и реакционных субъективных сил, их
противоборство, Ленин резко обрушивался на тех, кто
«соглашался» идти на революцию лишь при наличии полной
гарантии ее успеха. Обычно под предлогом подобных
доводов скрывается реформистское, оппортунистическое
нежелание вести работу в духе подготовки и
осуществления революции. Ленин доказывал, что революций,
победа которых была бы заранее обеспечена, не бывает.
Здесь всегда, даже при самом полном учете
обстоятельств, имеется элемент неопределенности, ибо
революция есть борьба. И потому, с точки зрения Ленина, как и
во всяком сражении, в революции имеется «абстрактная
возможность поражения». И чтобы эта абстрактная
возможность не стала возможностью реальной, есть лишь
один путь — «организованная подготовка сражения» *.
В этом отношении очень характерны для ленинского
диалектического решения вопроса об объективном и
субъективном факторах в исторической практике его
письма к И. И. Скворцову-Степанову, написанные в 1909 г.,
после поражения революции 1905 г. Некоторые
полагали, что новый подъем общедемократического движения в
России невозможен, ибо победил уже «прусский» путь
развития в сельском хозяйстве, вследствие чего нет
объективной возможности иного — революционного —
«американского» или «французского» пути.
Отвечая на такую постановку вопроса, Ленин
решительно отвергает саму мысль о том, что борьба двух
путей в демократической революции закончилась и нет
надежды на победу революционного пути. Да, ручаться
невозможно, какой путь окончательно победит, «но наше
дело, дело рабочей партии, все сделать, чтобы из «гнило-
См. В. И. Ленин. Полн- собр. соч., т. 6, стр. 137.
332

го» развилось успешное, из немецкого Verfassungs-
streit1 — французская хорошенькая передряга»2.
И за этим следует принципиальная философская,
методологическая постановка вопроса, подчеркивающая
колоссальную роль субъективной стороны, отметающая
всякий фатализм в истории. «И таких законов истории нет,
чтобы гнилой кризис (т. е. попытка царизма реформами
предотвратить революцию. — М. Р.) не мог превратиться
в хорошенькую передрягу. Нет таких законов. Все
зависит от обстоятельств, от нищей массы крестьян... от силы
рабочей партии... Только борьба решит», кого крестьяне
послушают: революционеров или либералов3.
Выдвигая лозунг превращения империалистической
войны в гражданскую, Ленин показывал, что он вытекал
из всей объективной обстановки периода первой
мировой войны. Противники Ленина из лагеря оппортунизма,
меньшевизма выдвигали возражения по поводу малой
вероятности практического осуществления этого данного
лозунга и на этом основании отказывались от него,
отстаивая шовинизм, защиту «своего» отечества и т. п.
Ленин отвечал им: «Никто не решится ручаться, когда и
насколько «оправдается» сия проповедь практически: нее
этом дело (только подлые софисты отрекаются от
революционной агитации из-за неизвестности того, когда
будет революция). Дело в такой линии работы.
Только эта работа — социалистическая, не
шовинистская. И она одна принесет социалистические плоды,
плоды революционные»4.
Ленин обрушился на Плеханова за его печально
знаменитую фразу «Не надо было браться за оружие» в
связи с поражением декабрьского восстания 1905 г.
Субъективный элемент революционного процесса, по Ленину,
не созревает сразу, одним ударом; он возникает,
формируется, развивается только на опыте борьбы, и в этом
смысле поражения в открытой революционной борьбе
иногда стоят больше иных побед. На поражениях,
повторял Ленин, массы учатся, и если сегодня проиграли
сражение, то завтра они его выиграют. Так оно и произошло.
Революция 1905 г. стала «генеральной репетицией»
победоносной революции в Октябре 1917 г.
1 Конституционного конфликта. — Ред.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 47, стр. 225.
3 См. там же.
4 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 24—25.
333

4. Величайшее значение субъекта истории — классов,
партий, вождей — в том, что они способны ускорить
процесс общественного развития, использовать создающиеся
благоприятные возможности и дать тем самым мощный
стимул развитию. Ленинизм глубоко враждебен
представлению о том, что подобные возможности сами по себе,
автоматически могут превратиться в реальность.
История знает массу неиспользованных возможностей из-за
слабости революционных классов и партий. Диалектика
ничего общего не имеет с идеей предустановленной
гармонии. Здесь следует повторить ленинскую мысль, что
борьба, практическая деятельность — источник и сила
развития: «...единственной действительной силой,
вынуждающей перемены, является лишь революционная
энергия масс», возглавляемых революционными партиями 1.
В тезисах ЦК КПСС «К 100-летию со дня рождения
Владимира Ильича Ленина» подчеркивается одна из
самых характерных черт его диалектического гения: «Его
диалектический ум открыл новые возможности ускорения
революционного процесса, связанные с действием
субъективного фактора в условиях, когда общие предпосылки
смены капитализма социализмом уже созрели.
Решающей предпосылкой успеха революции при этом, учит
Ленин, становится готовность и способность трудящихся к
революционным действиям, их сознательность,
организованность, опыт борьбы»2.
В этих словах указывается в соответствии с
материалистическим пониманием исторического развития
зрелость общих предпосылок перехода от старого строя к
новому. Без этих предпосылок всякая попытка
«ускорения» истории превращается в авантюру. Но когда они
имеются налицо, тогда только глубокое чувство
складывающейся обстановки, проницательный, мы бы сказали
ювелирный, анализ соотношения классовых сил,
настроения, воли, тяготения масс, их психологии и т. п.
способны уловить благоприятную ситуацию, позволяющую
сделать быстрый скачок вперед, совершить смелый шаг в
будущее. В этом смысле, бесспорно, призыв Ленина
готовить и совершать в известный момент
социалистическую революцию в 1917 г. является и навеки останется
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 282.
2 «К 100-летию со дня рождения Владимира Ильича Ленина».
Тезисы Центрального Комитета Коммунистической партии
Советского Союза. М., 1969, стр. 15.
334

беспримерным фактом такого использования
исторической обстановки, которое ускорило движение истории
человечества, переход его из одной мировой эпохи в
другую.
В период этого скачка диалектический ум Ленина
проявился во всей своей силе, и мы попытаемся водной из
следующих глав специально рассмотреть под этим углом
зрения движение его диалектической мысли, ее повороты
и развитие соответственно быстро изменяющейся
исторической обстановке, ее энергию и напряжение, питавшие и
снабжавшие революционной уверенностью движение
пролетариата и крестьянства России, помогавшие им
совершить великий исторический подвиг.
Сейчас же хотелось бы с точки зрения вопроса о роли
субъективного фактора в изыскании возможностей
прогрессивного ускорения истории провести одно сравнение.
Мы имеем в виду постановку вопроса о перспективах
развития в связи с первой мировой империалистической
войной Лениным и признанным вождем II Интернационала
Каутским.
Предавший марксизм Каутский, не понявший
сущности империализма как высшей и последней стадии
капитализма, отказавшийся на деле от революции и
революционного разрешения противоречий, доведенных войной
до невиданного обострения, рисовал следующую
перспективу дальнейшего развития. В статье «Последствия
войны» («Wirkungen des Krieges»), опубликованной в
журнале «Die Neue Zeit» в сентябре 1914 г., он доказывал,
что война грозит всем классам общества. Существуют
поэтому две альтернативы: первая—это всеобщее
разоружение, и тогда наступит длительный мир, Европа сможет
залечить раны и наступит новый взлет; вторая — это
дальнейшее соревнование в вооружении, и тогда
неизбежно наступит новая катастрофа.
«Только эти две альтернативы возможны, —
утверждал он. — Никогда еще, как ныне, Европа не стояла
перед более важным решением. От условий мира зависит,
будет ли открыт путь к новому подъему или к закату» {.
Третьей альтернативы Каутский не видел и не желал
видеть — пути революционного свержения
империалистических государств, объективную возможность которого
подготовляла вся историческая обстановка, созданная
1 «Die Neue Zeit», 2 Band, 1914, N 23, S. 971.
335

войной. Он взывал к империалистическим хищникам
умерить свой аппетит, к умеренности победителей, ибо
только «справедливый» мир, только мирное соглашение
победителей с побежденными создаст благоприятные
перспективы «для нового взлета после войны». «Поэтому
нужно взывать к государственным мужам победоносного
государства: умеренность, умеренность, умеренность»1.
Не к массам народа, не к рабочему классу и к
активным революционным действиям масс обращал свой
призыв Каутский, а к совести и разуму «государственных
мужей», т. е. к тем, кто развязал войну ради передела мира
силой и кто не помышлял о «справедливом мире».
Ленин со всей страстью разоблачал эту постановку
вопроса, эту оппортунистическую перспективу как
прислужничество перед «своими» империалистами. Он
доказывал, что стремление масс к миру есть симптом
начинающегося разочарования масс в буржуазной лжи
относительно целей войны, «защиты отечества» и т. п. Этот
симптом надо использовать, но не для обмана масс
насчет возможностей справедливого мира под эгидой
империалистов, а для революционной борьбы с ними.
«Окончание войн, мир между народами, прекращение
грабежей и насилий, — писал Ленин, — именно наш
идеал, но только буржуазные софисты могут обольщать им
массы, отрывая этот идеал от немедленной, прямой
проповеди революционных действий»2. «Кто хочет прочного
и демократического мира, тот должен быть за
гражданскую войну против правительств и буржуазии»3. Без
«обучения» империалистов «рядом революций»,
подчеркивал Ленин, никакой прочный мир невозможен 4.
Последующая история, как известно, подтвердила
правоту революционной перспективы, указанной
Лениным. Образование Советского социалистического
государства, а затем мировой социалистической системы
имело и имеет первостепенное значение для «обучения»
и обуздания империалистов, их стремления войной,
насилием решать вопросы. Победивший социализм стал
решающим фактором, создавшим благоприятные
возможности для движения по трудному пути к соглашениям о
разоружении (хотя бы для начала частичном) и для
1 «Die Neue Zeit», 2 Band, 1914, N 23, S. 974.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 304.
3 Там же, стр. 328.
4 См. там же, стр. 303.
336

мира, мирного сосуществования государств с различными
социальными системами.
Любопытно отметить, что в указанной выше статье
Каутский строил планы будущего развития России после
войны — планы своеобразного «ускорения» и «движения».
В результате мирного и «справедливого» соглашения
между победителями и побежденными в России, писал он,
образуется если не буржуазная республика, то
конституционная монархия, которая даст больше свободы. И
тогда Россия со своими огромными природными ресурсами
и большим населением сможет быстро развиваться. Это
самое большое, на что способен был Каутский с его
«идеалами» для народов России, которые пошли не за
ним, а за Лениным, превратив свою страну на
социалистическом пути в одну из самых могущественных и
передовых стран мира.
* * *
Ленинская диалектика объекта и субъекта, его
искусство сочетать действия партии, классов, революционных
сил со строжайшим взвешиванием на весах
марксистского анализа объективных условий служат незаменимым
уроком для современного коммунистического движения.
И сегодня, как и раньше, во времена Ленина, партиям
рабочего класса приходится в этом, как и в других
вопросах, бороться с метафизическим, а потому и политически
опасным разрывом этих двух неразделимых в своем
единстве и различии факторов. И сегодня, как и на всех
этапах революционного движения, абсолютизация,
переоценка одного из этих факторов воплощается то в право-
оппортунистических, то в леворадикалистских теориях и
практике.
Впрочем, грани, разделяющие те и другие виды
антидиалектического подхода, очень условны. Речь может
идти только о наиболее важных, типичных чертах,
характеризующих эти течения. За этими пределами правый
оппортунизм, технологический вариант реформизма, может
вполне базироваться на превознесении субъекта,
способного якобы по произволу создавать «новые
цивилизации», так же как и леворадикалистские
мелкобуржуазные взгляды и деятельность могут опираться на
одностороннее выпячивание объективных условий, особенно
развития техники, которые якобы не оставляют никаких
надежд человечеству на «исправление», если учитывать
337

рамки существующего общества. И тогда с этой точки
зрения нужно искать какие-то новые силы где-то на
стороне и с их помощью преобразовать общество. Таково,
например, направление, характерное для маркузеанства,
для некоторых лидеров студенческого движения и т. п.
Любопытно при этом, что и те и другие, не будучи
способны к подлинно диалектическому подходу к вопросу
(хотя их писания пестрят бесконечными ссылками на
«диалектику»), трогательно сходятся на утопических
прожектах, выдвигают утопию как единственный путь
поисков средств и форм преобразования общества.
Сходство реформизма, правого оппортунизма и
левого радикализма оказывается еще и в том, что если
первые видят главную свою цель в приспособлении к
существующим «объективным» условиям с некоторыми
частичными их изменениями, то и вторые, как показывал
еще Ленин, способны быстро переходить от
«неустойчивой» и «бесплодной», чисто субъективистской
революционности к покорности, апатии, фантастике и впадать
«в «бешеное» увлечение тем или иным буржуазным
«модным» течением...» К
Маркузе, например, в своем «Очерке об
освобождении», ниспровергая все и вся, возводя эстетику чуть ли
не в основную силу изменения общества, превозносит
искусство современного модернизма, т. е. продукт
буржуазного общества, видит в нем проявление «Великого
Отказа», готовящего место новому.
Как правооппортунистические, так и левацкие
направления одинаково отрицают первостепенное значение
такого элемента в структуре субъективных сил
исторического развития, как партия, ее руководящая роль, ее
организованность, дисциплинированность. Тем самым они
разрушают организационную структуру этих сил, превращая
ее составные элементы в неорганизованный хаос, обрекая
революционное движение, выражаясь ленинскими
словами, на мелкобуржуазную распыленность, не
способную к объединению, к стройному действию»2.
Роковую роль во всех этих отношениях играет
маоизм, противопоставляющий ленинскому учению о
диалектике объекта и субъекта в общественном развитии свои
эклектические взгляды, в которых вульгарнейший социо-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 41, стр. 14.
2 См. там же, стр. 26.
338

логизм, экономический материализм мирно уживаются с
буржуазным субъективизмом, волюнтаризмом,
авантюризмом, богдыханским культом личности. Под влиянием
этих взглядов некоторые партии потерпели жестокое
поражение, встав на путь экстремистской, бланкистской
тактики, не посчитавшись с объективными
обстоятельствами, оторвавшись от масс. Пример Коммунистической
партии Индонезии и действий ее отдельных лидеров
достаточно красноречив в этом смысле. Подлинный
марксист-ленинец не может не вести борьбу против этих
взглядов и вытекающих из них практических действий.
Применив материалистическую диалектику к
разработке проблемы диалектического соотношения
сознательной деятельности классов и партий и условий,
детерминирующих эту деятельность, к эпохе империализма и
пролетарских революций, а также к задачам
социалистического преобразования общества, Ленин внес неоценимый
вклад в одну из принципиальнейших и важнейших
сторон марксистского учения об обществе. Верность этому
учению — верность, конечно, не догматическая, а
творческая, развивающая его дальше в очень сложных и
своеобразных условиях конца XX в.— остается одним из
залогов успешной деятельности коммунистов.

Глава 8
ПРИНЦИП
СОЗНАТЕЛЬНОГО
«СОЕДИНЕНИЯ
ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ»
В РЕВОЛЮЦИОННОЙ
БОРЬБЕ
Поставив в центр всех вопросов, связанных с
начавшейся мировой империалистической войной,
возникновение объективной революционной ситуации, Ленин не
только делал общее ударение на необходимость
революционной агитации среди рабочих, солдат, широких
народных масс, их революционной организации, и прежде
всего осознания самими партиями пролетариата новой
ситуации, т. е. подготовки субъективного фактора
революции. Наряду с разработкой учения об империализме,
будучи твердо уверен в том, что начавшийся кризис
всемирного империализма приближает полосу
революционных бурь, Ленин в годы войны и после нее всесторонне
исследует задачи подлинно революционной марксистской
партии в этих условиях, основы ее стратегии и тактики,
ведет непримиримую борьбу по данным вопросам против
оппортунизма всех оттенков. То, что сделано Лениным в
этом отношении, его подходы и конкретные идеи,
касающиеся стратегии и тактики партий рабочего класса в
самых разнообразных вопросах борьбы против
империализма, направления их деятельности по подготовке и
осуществлению социалистической революции, имеют
непреходящее значение. Если в своем исследовании
империализма в целом как особой стадии капитализма Ленин
раскрыл общие экономические и политические
закономерности развития общества в новую эпоху, то своим
учением о задачах пролетарских партий, об их стратегии и
тактике в эпоху империализма, о законах руководства
борьбой масс он дальше развил и разработал одну из
самых трудных наук — науку о революции.
340

Выступая на IV Чрезвычайном Всероссийском съезде
Советов, Ленин говорил: «...революция мудрая, трудная
и сложная наука...» ' Такой она предстает во всех его
работах и достигает особенной глубины и концентрации в
годы, когда, раньше других услышав раскаты
надвигающейся революционной грозы, Ленин с величайшей
энергией призывал пролетариат, его партии, его подлинно
марксистских руководителей осознать это и вести
соответствующую практическую подготовку.
Ленинская наука революции неразрывно связана с
его диалектическим методом. В ней воплощено и
реализовано колоссальное богатство подходов и оттенков
материалистической диалектики, изучение которых служит
незаменимой школой овладения творческим методом
марксизма и его дальнейшего развития. Могли устареть
и неизбежно в бесконечном потоке времени устаревают
отдельные конкретные положения, вызванные
неповторимыми условиями того или иного революционного
периода. Но непреходящими остаются способы, методы
ленинского подхода к анализу и решению конкретных
вопросов революционного процесса, ориентирующие,
подобно точнейшему компасу, решение новых проблем,
выдвигаемых современным ходом истории.
Среди множества этих подходов сам Ленин большое
значение придавал всегда, и особенно в условиях
революционной борьбы против капитализма, принципу
диалектического охвата противоположностей в их единстве и
взаимопроникновении, — принципу, который он
определял как умение сознательно соединять
противоположности в теоретической и практической деятельности.
Трудно переоценить значение этого аспекта метода
ленинизма, рассмотрению которого посвящена настоящая глава.
1. СУЩНОСТЬ ПРИНЦИПА «СОЕДИНЕНИЯ
ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ»
Смысл и значение, которые придавал Ленин этому
аспекту диалектики, лучше всего видны на примере его
статьи «Разногласия в европейском рабочем движении»,
написанной в 1910 г. В этой статье, видимо, к
сожалению, не законченной, Ленин ставил вопрос об источниках
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 36, стр. 119.
341

разногласий, существующих на протяжении всего
массового рабочего движения и питающих таких два главных
направления, как ревизионизм (оппортунизм,
реформизм) и анархизм, всякого рода левацкие течения.
Ленин, конечно, видит эти источники прежде всего в самом
росте рабочего движения, в том, что в него наряду с
«вышколенными» пролетариями втягиваются «рекруты», не
прошедшие еще школы крупной промышленности,
революционной борьбы. И эти элементы, их идеологи
неизбежно подвержены мелкобуржуазному влиянию,
усваивая «лишь некоторые стороны марксизма, лишь
отдельные части нового миросозерцания» и т. д.
Но кроме этого Ленин называет постоянным
источником разногласия «диалектический характер
общественного развития, идущего в противоречиях и путем
противоречий» К Неумение понять этот характер развития,
метафизическое отъединение одной противоположности от
другой, рассмотрение их как окостенелых, находящихся
вне связи друг с другом он и считает одним из самых
важных корней существования указанных
противоположных направлений в рабочем движении.
В самом деле, сущность ленинских слов о том, что
общественное развитие (как, разумеется, и развитие в
природе) идет «в противоречиях и путем противоречий»,
состоит в том, что процесс этот закономерно складывается
из разных сторон, тенденций, которые, однако, как бы
они ни были противоположны, противоречивы, как бы они
ни исключали друг друга, составляют стороны,
тенденции единого целого. Поэтому всякое возведение одной
стороны, одной противоположности в целое ведет к
уродливому, ошибочному представлению о нем. Ленин
приводит примеры такого диалектического сочетания в
развитии общества противоположностей, противоречий,
которые ошибочно рассматривать как абсолютные,
изолированные друг от друга крайности: капитализм и
прогрессивен и реакционен, он организует, дисциплинирует,
развивает рабочих, и он же давит, угнетает их
материально и духовно, он сам творит элементы нового строя, но
без «скачка», без революции они ничего не изменяют в
природе капиталистического строя и т. п.
Само рабочее движение, его формы, методы состоят
из этих же противоречивых тенденций; в них борьба за
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 20, стр. 65.
342

экономические, политические и прочие реформы
органически сплавлена с борьбой за коренное революционное
преобразование общества, одни формы борьбы, например
легальные, сменяются другими, нелегальными формами,
мирные — немирными или даже в одни и те же периоды
сочетаются друг с другом и т. д. Реформизм,
оппортунизм, согласно Ленину, и есть продукт такого подхода к
этому живому, диалектическому процессу, когда
хватаются за одну сторону и возводят односторонность в
теорию, в принцип, когда, как он пишет, объявляют
«взаимно исключающими такие тенденции или такие
черты этого (рабочего. — Ред.) движения, которые
составляют специфическую особенность того или иного
периода, тех или иных условий деятельности рабочего
класса» К
Между тем, указывает Ленин, «действительная
жизнь, действительная история включает в себя эти
различные тенденции, подобно тому, как жизнь и развитие
в природе включают в себя и медленную эволюцию и
быстрые скачки, перерывы постепенности»2.
Односторонности, окостенелости подходов к развитию
Ленин противопоставляет марксистское учение,
характерную черту которого он видит в том, что «противоречия
живой жизни, живой истории капитализма и рабочего
движения умеет охватить марксизм, как теория
диалектического материализма»3.
Но дело, однако, в том, что эта важнейшая
особенность марксистского мировоззрения имеет огромное
практическое значение. Умение «охватывать»
противоречия живой жизни, реального развития общества
позволяет не только правильно понять сложность явлений и
процессов, но и правильно ориентирует в революционно-
преобразующей деятельности, в частности в определении
стратегии и тактики революционной борьбы. В связи с
этим и выдвигается понятие о сознательном «соединении
противоположностей». Ленин его, в частности,
употребляет в своей речи «О профессиональных союзах, о
текущем моменте и об ошибках т. Троцкого» (1920 г.).
Теоретический, философский смысл этого понятия, его
значение раскрываются во многих его работах, вытекают из
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 20, стр. 66.
2 Там же.
3 Там же.
343

самой сути учения материалистической диалектики о
противоречиях как законе развития и, что самое главное,
обретают плоть и кровь во всей
практически-революционной деятельности Ленина.
В упомянутой речи Ленин пользуется этим понятием
при анализе одного из труднейших вопросов
социалистического строительства. Этот вопрос возник сразу же
после окончания гражданской войны, когда Советская
страна начала делать первые шаги в мирном
строительстве новой жизни. Коммунистический идеал построения
общества, общественной жизни состоит, как известно, в
том, чтобы достигнуть полного равенства людей не
только в отношении к средствам производства, но и в
распределении благ, что находит выражение в принципе: от
каждого — по его способностям, каждому— по
потребностям. Теоретически этот идеал, который имеет
объективные корни, ибо он обусловлен тенденциями
прогрессивного развития самого общества, его производительных
сил, был ясен и не вызывал каких-то трудностей. Но
между теорией и практикой существует немалая дистанция,
и переход от одной к другой, т. е. переход к практической
реализации теоретических принципов, всегда нелегок.
Недаром Ленин всегда настаивал на том, что самое
трудное — это найти конкретные формы перехода от старого
к новому.
Задача восстановления разрушенного войной
народного хозяйства страны выдвинула необходимость отдавать
предпочтение работникам ударного труда, т. е. тем, кто
по своей квалификации и честному, добросовестному
труду помогает больше других осуществлять эту задачу. Но
как быть тогда с идеалом равенства, с движением к этой
цели? Это был один из вопросов, стоявший в
разгоревшейся дискуссии о профсоюзах. Предпочтение ударности
в распределении благ, в потреблении, т. е. более
высокая оплата ударного труда, на первый взгляд казалось
совершенно несовместимым с общей тенденцией движения
к будущему коммунистическому равенству. Это взаимно
исключающие противоположности, и сочетать, соединять
их как будто невозможно. Метафизически мыслящие
деятели и делали такой вывод, выступая с
соответствующими практическими предложениями. Троцкий, например,
предлагал оставить в области производства принцип
ударности, а в области потребления — принцип
уравнительности.
344

Ленин решительно выступил против. «Это, — говорил
он, — совершенная путаница теоретически» К
Практически принятие этого предложения таило опасность
стирания различия между трудом передовых и отсталых
элементов. Теоретически и практически это был идеал
мелкобуржуазной уравнительности. Отметив метафизический
подход к этому вопросу и ставя его на почву
диалектики, Ленин говорил: «Вопрос трудный. Ибо так или
иначе сочетать приходится уравнительность и ударность, а
эти понятия исключают друг друга. Но мы все-таки
марксизму немножко учились, учились, как и когда
можно и должно соединять противоположности, а главное: в
нашей революции за три с половиной года мы
практически неоднократно соединяли противоположности»2.
И Ленин доказывает, что «ударность есть
предпочтение, а предпочтение без потребления ничто» 3. Конечно,
очень важно определить меру этого предпочтения, но это
уже другой вопрос, который должен решаться конкретно.
Принципиально же он должен и может быть решен
диалектически, в плане соединения этих
противоположностей. Ударность и уравнительность, бесспорно,
противоположности, взаимно исключающие друг друга. Но они в
то же время в самой жизни соединены, обусловливают
друг друга, и в этом суть вопроса.
Когда Ленин говорит о сознательном соединении
противоположностей, то и в данном случае, как и во всех
остальных, он ни на минуту не сходит с почвы
объективной реальности и строжайшим образом указывает
объективные условия. В этой постановке вопроса нет ни тени
субъективизма, ибо правильно, умело соединять
противоположности в теоретическом анализе и практической
деятельности можно лишь тогда, когда они в самой
реальности не только исключают, но и предполагают друг
друга, объективно, так сказать, соединены.
В реальном процессе общественного развития к
коммунистическому, т. е. подлинному, равенству движение
может происходить только через известное неравенство,
т. е. через такую ударность в труде, которая требует
предпочтения до поры до времени и в области
потребления, — такова диалектическая постановка вопроса Ле-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 42, стр. 212.
2 Там же, стр. 211.
8 Там же, стр. 212.
345

ниным. В более широком теоретическом плане этот
вопрос он рассмотрел в книге «Государство и революция».
Опираясь на известные разъяснения Маркса, великое
значение которых, по его словам, состоит в том, что
Маркс «последовательно применяет и здесь
материалистическую диалектику, учение о развитии, рассматривая
коммунизм как нечто развивающееся из капитализма» *,
Ленин доказывает, что социализм, т. е. первая ступень
коммунизма, реализуя принцип распределения по труду,
устанавливает такое равенство, которое по сути есть еще
неравенство в этой области. Однако, стимулируя этим
труд людей, соединяя такие противоположности, как
говорил об этом Ленин в других своих выступлениях, как
моральный энтузиазм человека, работающего не на
эксплуататора, а на себя, с материальной
заинтересованностью в результатах труда, социалистическое общество
создает необходимые объективные (а также
субъективные) предпосылки для уничтожения этого неравенства
на высшей ступени коммунистического общества.
Иного пути объективно не существует — такова
объективная диалектика развития.
Приведенный пример достаточно ясно показывает,
что Ленин имел в виду, говоря о соединении
противоположностей. Можно было бы привести множество других
фактов и примеров, которые бы дали дополнительные
разъяснения, но речь идет и должна идти не о каких-то
единичных случаях, а о принципе диалектики, притом
принципе объективном, предъявляющем способам
теоретического исследования и способам практической
деятельности определенные требования.
Соединение противоположностей представляет один
из своеобразных способов разрешения
противоположностей. Может показаться, что он находится в
несоответствии с борьбой противоположностей, которая
направлена на преодоление противоречия и часто
заканчивается победой одной из его сторон. Но это обманчивое
представление. Соединение таких противоположностей,
как ударничество и историческая тенденция к
уравнительности, равенству в отношении к средствам
производства и неравенству в потреблении ради достижения
в будущем полного равенства, есть одно из средств
среди ряда других, ведущих к уничтожению неравенства,
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 33, стр. 98.
346

преодолению сначала противоположности, а затем и
всяких различий между физическим и умственным трудом.
Это своеобразная форма борьбы против старого
отношения к труду, против мелкобуржуазной
распущенности, за социалистическую дисциплину труда, — борьбы,
которую Ленин определил как контроль со стороны
государства и со стороны всего общества над мерой труда
и мерой потребления. И она также заканчивается
победой передового, прогрессивного, коммунистического
труда, равенства над неравенством, над остатками старого,
«буржуазного права». Характер этой борьбы,
свойственной в данном случае для неантагонистических
противоречий в условиях социалистического общества, вполне
явственно просматривается в социалистическом
соревновании.
Самый глубокий источник рассматриваемого
диалектического принципа Ленин усматривает в
неоднородности развития в тот или иной исторический период, в
переплетении самых разнообразных процессов и
тенденций, в отсутствии той «чистоты», которая бы делала
историческое развитие прямолинейным, схематичным
и т. п. Он неоднократно выступал против такого
понимания развития общества, о чем уже говорилось выше.
Эта сложность особенно присуща переходным
историческим периодам; когда старое ломается,
переделывается, исчезает, а новое возникает, борется за свое
существование, расчищает себе путь и оба эти процесса
находятся во взаимосвязи, это есть единый
исторический процесс. Но именно в такие периоды возникает у
неспособных диалектически мыслить людей склонность
к изображению всего исторического процесса двумя
красками: черной и белой — и неумению видеть массы
явлений и процессов, переходных от старого к новому,
от прошлого к будущему, не укладывающихся в
жесткие рамки, созданные рассудочным схематизирующим
мышлением. И такой подход неизбежно порождает
глубоко ошибочные представления, чреватые опасными
следствиями для революционной деятельности.
Развивая рассуждения об остатках «буржуазного»
права на первой ступени коммунистического общества,
отвергая оперирование рассудочными категориями,
Ленин писал: «На самом же деле остатки старого в новом
показывает нам жизнь на каждом шагу, и в природе и
в обществе. И Маркс не произвольно всунул кусочек
347

«буржуазного» права в коммунизм, а взял то, что
экономически и политически неизбежно в обществе,
выходящем из недр капитализма» *.
Когда мысль Ленина, как и мысль всей партии,
билась над тем, как осуществить столь грандиозное
революционное преобразование, как перевод
мелкобуржуазного крестьянства, миллионов и десятков миллионов
людей с вековой частнособственнической психологией на
рельсы социалистического коллективизма, то здесь
ничего нельзя было поделать с рассудочными
категориями, упрощенно противопоставляющими «старое» и
«новое», капитализм и социализм. Здесь невозможно было
не считаться с этими веками укоренившимися
привычками, способами жизни; нужно было нащупать, отыскать
такие формы перехода от старого к новому, которые бы
не ломали сразу старое, да это и невозможно, а
приспосабливали его к новым, непривычным,
коллективистским формам жизни. Философски выражаясь, надо
было найти способы такого соединения
противоположностей, которые бы вели к постепенному преобразованию
старого в новое.
И гениальность Ленина состояла в том, что он в
кооперации при господстве нэпа нашел этот способ, эту
форму соединения противоположностей, или, как он сам
писал в статье «О кооперации», «мы нашли ту степень
соединения частного интереса, частного торгового
интереса, проверки и контроля его государством, степень
подчинения его общим интересам, которая раньше
составляла камень преткновения для многих и многих
социалистов»2. Он оценивал кооперирование сельского
хозяйства «со стороны перехода к новым порядкам
путем возможно более простым, легким и доступным для
крестьянина»3.
При этом сам путь кооперирования Ленин, партия
планировали не как одноактный процесс, а как переход
от простых форм объединения к более сложным,
втягивающим крестьянина в производственные объединения
на основе коллективного труда, коллективных
принципов жизни.
Ленин был великим мастером сознательного соеди-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 33, стр. 99.
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 45, стр. 370.
1 См, там же,
348

нения противоположностей. Все дело в том, говорил он,
что нужно сочетать противоположности так, чтобы
получилась не какофония, а симфония 1.
2. СЛОЖНЫЙ, ПРОТИВОРЕЧИВЫЙ ХАРАКТЕР ЭПОХИ
ИМПЕРИАЛИЗМА И РЕВОЛЮЦИЙ КАК ОБЪЕКТИВНОЕ
УСЛОВИЕ «СОЕДИНЕНИЯ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ»
В связи с тем что империализм стал кануном
социалистической революции, что война ввергла капитализм
во всеобщий кризис и создала революционную
ситуацию, рассмотренный выше вопрос приобрел
первостепенное значение. Это был вопрос о том, как понимать
эпоху революции, революционного преобразования
капитализма в социализм, что нового вносит
монополистическая стадия капитализма в диалектику революции,
из каких процессов, сторон, тенденций она
складывается и т. д.
Эти, как и другие подобные вопросы, сами по себе
важные и жизненные, приобрели тем более острое и
животрепещущее значение, что то самое рассудочное,
схематизирующее мышление, о котором говорилось
выше, стало проявлять себя с большой силой у ряда
политических деятелей и давать совершенно искаженную
картину сущности революции, ее хода и
закономерностей.
Главное в этой картине состояло в неправильном,
метафизическом подходе к самому понятию «эпоха»
империализма. Оперируя абстрактно этим понятием,
многие из марксистов представляли себе ее в виде
одноцветной категории, выражающей совершенно чистый
империализм с однородными явлениями и процессами,
которым противостоят столь же «чистые» однородные
явления и процессы движения за социалистическую
революцию. Отсюда вытекали определенные следствия
при выяснении сущности социалистической революции,
всего процесса социальной революции,
Как иронизировал над подобными представлениями
Ленин! Согласно этим понятиям об эпохе империализма
и сущности революции и революционного процесса,
«должно быть, выстроится в одном месте одно войско и
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 42, стр. 211.
349

скажет: «мы за социализм», а в другом другое и
скажет: «мы за империализм», и это будет социальная
революция!» *.
Ленин резко выступил против подобных
представлений. С помощью диалектики он развенчивал их, показав
все их убожество и упрощенность по сравнению с
невероятно сложной и трудной картиной реальной
действительности. «Кто ждет «чистой» социальной
революции, — писал он, — тот никогда ее не дождется. Тот
революционер на словах, не понимающий действительной
революции» 2.
Ленин прежде всего противопоставляет
плоскометафизическому понятию эпохи тонкий диалектический
анализ, раскрывающий многообразность, разнородность,
многоцветность процессов, совершающихся в эпоху
империализма. Каждая историческая эпоха, безусловно,
имеет (о чем речь пойдет подробнее дальше) какую-то
главную струю, и понять то или иное отдельное
явление вне сопоставления его с этой главной струей, сутью
эпохи невозможно. О первой мировой войне В. И. Ленин
говорит: «Нельзя понять данной войны, не поняв
эпохи.
Когда так говорят об эпохе, это не фраза»3. Но
когда полагают, что в эту эпоху не может быть других
войн, скажем национальных, то это уже не конкретное
представление об эпохе, а абстрактный, глубоко
ошибочный способ мышления о ней.
Ленин обнаруживает не только историческую и
политическую, но, как он пишет в одном из писем, и
«логическую» ошибочность подобного подхода к эпохе.
Ошибка состоит в том, что игнорируется сложность всякой
эпохи, особенно такой, как империалистическая.
Каждая эпоха, сменяющая другую, не выскакивает из
предыдущей в чистом виде. В любую эпоху есть нечто от
прошлой эпохи, и не только от предшествующей ей, но
и от более ранних эпох, есть настоящее, т. е. главное,
что ее характеризует в отличие от других, есть какие-то
зародыши, зачатки будущей эпохи. «...Эпоха, — пишет
Ленин, — есть сумма разнообразных явлений, в коей
кроме типичного есть всегда иное...» 4
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 54.
2 Там же.
3 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 49, стр. 287.
4 Там же.
350

В частности, говоря о войнах, он указывает, что «в
империалистическую эпоху могут быть и
«справедливые», «оборонительные», революционные войны
|Г1именно: 1) национальные; 2) гражданские; 3)
социалистические и т. л. Л» *•
Поэтому конкретно мыслить об исторической
эпохе — значит учитывать эту ее разнородность
совершающихся в ней социальных процессов, не сводить все их
многообразие к чему-то одному даже самому
типическому. Такое сведение означает неумение «отличить данное
конкретное явление от всей суммы разнообразных
возможных явлений эпохи. Эпоха потому и называется
эпохой, что она обнимает сумму разнообразных явлений и
войн, как типичных, так и нетипичных, как больших, так
и малых, как свойственных передовым, так и
свойственных отсталым странам. Отмахиваться от этих
конкретных вопросов посредством общих фраз об «эпохе»...
значит злоупотреблять понятием «эпоха»»2.
В основе абстрактного, неконкретного,
недиалектического понятия исторической эпохи лежит столь же
ошибочное представление об общественном развитии в
целом, как развитии равномерном, прямолинейном, тогда
как в действительности оно чрезвычайно неравномерно и
сочетает в себе в одно и то же время существование
«кусков» самых разных эпох и времен. Современная
мировая действительность — лучшее подтверждение такого
диалектического понимания эпохи, образец которого
дают работы Ленина.
Диалектический анализ эпохи империализма,
доказательство того, что она соткана из многих
противоположностей, противоположных процессов, нужны были
Ленину для того, чтобы отвергнуть ошибочное и опасное
представление о социалистической революции, о
революционном процессе, о переходе от капитализма к
социализму, о представлении на манер абстрактного
противопоставления двух «войск» — социалистического и
империалистического. Этот анализ имеет неоценимое
значение для определения стратегии и тактики
революционной борьбы рабочего класса, всех трудящихся масс
и их партий, для сплочения всех сил, борющихся
против империализма.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 49, стр. 288.
2 В. //. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 86—87.
351

Исходя из диалектического определения эпохи,
Ленин дает столь же диалектическое определение
социальной революции пролетариата в период империализма.
Поскольку на монополистической стадии капитализма
создаются основные объективные предпосылки для
перехода к социализму, то, бесспорно, сущность этой
революции заключается в свержении власти буржуазии и
переходе ее в руки рабочего класса. Как ни
разнородна любая историческая эпоха, ее коренное отличие от
всякой другой эпохи состоит в том, что она имеет
основное содержание, основное противоречие, разрешение
которой движет историю вперед. В эпоху
империализма таким основным содержаниехМ является переход от
капитализма к социализму и соответственно основным
противоречием — противоречие между буржуазией и
пролетариатом.
«Метод Маркса, — писал Ленин в статье «Под
чужим флагом» (1915 г.), — состоит прежде всего в том,
чтобы учесть объективное содержание исторического
процесса в данный конкретный момент, в данной
конкретной обстановке, чтобы прежде всего понять,
движение какого класса является главной пружиной
возможного прогресса в этой конкретной обстановке» К
В этом, по Ленину, состоит главный критерий
различения исторических эпох. При всей многообразности
социальных движений в каждой эпохе есть главное,
решающее движение, определяющее все остальные. В той же
статье, развивая свою мысль об этом, он пишет:
«Бесспорно, мы живем на рубеже двух эпох, и происходящие
перед нами величайшей важности исторические события
могут быть поняты лишь при анализе, в первую голову,
объективных условий перехода от одной эпохи к другой.
Речь идет о больших исторических эпохах; в каждой
эпохе бывают и будут отдельные, частичные движения то
вперед, то назад, бывают и будут различные уклонения
от среднего типа и от среднего темпа движений. Мы не
можем знать, с какой быстротой и с каким успехом
разовьются отдельные исторические движения данной эпохи.
Но мы можем знать и мы знаем, какой класс стоит в
центре той или иной эпохи, определяя главное ее
содержание, главное направление ее развития, главные
особенности исторической обстановки данной эпохи и т. д.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 139—140.
352

Только на этой базе, т. е. учитывая в первую голову
основные черты различия разных «эпох» (а не отдельных
эпизодов истории отдельных стран), можем мы
правильно построить свою тактику; и только знание
основных черт данной эпохи может послужить базой для
учета более детальных особенностей той или иной
страны» *.
Трудно оценить методологическое значение этого
отрывка, который бросает яркий свет на сложную,
противоречивую связь исторических движений и
социальных сил, действующих в каждую эпоху, и вместе с тем
выделяет основное, главное движение, главную силу,
играющую роль самого быстрого революционного
локомотива истории. Приведенные ленинские слова дали ключ
к конкретному исследованию расстановки классовых сил
в эпоху империализма в целом. Они имеют непреходящее
значение для понимания этой расстановки и в
современных условиях.
И в данном отношении в диалектическом методе
ленинского исследования выступает как ее существенный
аспект, важная грань системный подход, т. е. подход к
эпохе и к революции как к системе. И эпоха, и
революция, осуществляющая переход от одной эпохи к другой,
не есть простая сумма, совокупность разнородных черт и
движений, а целостность, составляющая многообразие в
единстве или единство в многообразии. В этой
целостности, состоящей из многих элементов, имеется
структурная связь, определяющая более или менее точно место
каждого из них. Эти элементы суть классы, социальные
группы, партии, различные социальные движения и т. д.
Именно так Ленин подходит к такой сложной эпохе,
как империализм. Так как эта эпоха ставит в качестве
главной задачи переход от капитализма к социализму,
то в центре ее стоит и может стоять только пролетариат,
рабочий класс как главная сила, решающая эту задачу.
Никакой иной класс, никакая иная сила не способны
решить ее. Поэтому и борьба между этим классом и
классом, сопротивляющимся решению основной исторически
назревшей задачи, т. е. империалистической
буржуазией, представляет главный «элемент», основную сторону
всей многосложной системы борьбы в эпоху
империализма. Игнорирование этого (как это делают, например,
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 141—142.
12 М. М. Розенталь
353

маоисты по отношению к современности) исключает
всякую возможность понять смысл всех происходящих в
данную эпоху событий.
Это объясняет, почему Ленин с такой
непримиримостью вел борьбу против всех социалистов, не
понимавших или, вернее, не желавших понимать основной смысл,
основное содержание империалистической эпохи.
Но именно по той причине, что он брал и
рассматривал в соответствии с требованиями диалектики эпоху
как целостность, как определенную систему, он с не
меньшей силой вел борьбу против тех, кто, выделяя ее
основное содержание и направление борьбы, изолировал
социалистическую революцию от всех других сторон и
элементов, от всего многообразия происходящих в
эпоху империализма процессов. В противовес этому он
связывал все происходящее в один узел, подчеркивал
связи и переходы, опосредствующие все отношения и
стороны, все движения, делающие их единым,
неразрывным процессом.
Поэтому, когда один из представителей подобного
метафизического взгляда на социальную революцию
пролетариата, К. Б. Радек, назвал ирландское восстание
1916 г. «путчем», не имеющим никакого отношения к
этой революции, Ленин подверг его резкой критике.
«Ибо думать, — писал он, — что мыслима социальная
революция без восстаний маленьких наций в колониях
и в Европе, без революционных взрывов части мелкой
буржуазии со всеми ее предрассудками, без движения
несознательных пролетарских и полупролетарских масс
против помещичьего, церковного, монархического,
национального и т. п. гнета, — думать так значит отрекаться
от социальной революции» 1.
И Ленин делал из этого важнейшее заключение,
относящееся не только к борьбе за национальную
независимость отдельных народов, но и ко всем и всяким
проявлениям борьбы в эпоху империализма.
«Социалистическая революция в Европе не может быть ничем иным,
как взрывом массовой борьбы всех и всяческих
угнетенных и недовольных» 2.
С колоссальной, неистощимой энергией Ленин
настаивал на таком понимании социалистической революции,
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 54.
2 Там же.
354

ибо он знал, учитывал, какое значение для подрыва
основ империализма, его устоев имеет всякое проявление
борьбы, восстания против него, сопротивления гнету и
насилию этого главного врага современного
общественного прогресса. Правда, и здесь Ленин требовал не
упрощать вопроса и учитывать диалектический
характер борьбы против империализма. Марксист не должен
забывать, указывал он в статье «О карикатуре на
марксизм и об «империалистическом экономизме»», «что
капитализм прогрессивен по отношению к феодализму, а
империализм по отношению к домонополистическому
капитализму». Поэтому марксист обязан не всякую
борьбу против империализма поддержать (например, если
эта борьба ведется в интересах возврата к допотопным
формам общественной жизни — феодальных или иных
отношений) К Когда Ленин говорил о поддержке борьбы
против империализма «всех и всяческих угнетенных и
недовольных», то он имел в виду такую борьбу,
которая способствует движению от империализма вперед, а
не назад, которая поднимает массы народа против него
в их интересах, а не в интересах реакционных классов,
которая проявляется не только в непосредственно
социалистических лозунгах и задачах, но и во всех и всяких
вопросах, имеющих антиимпериалистический характер.
Поэтому революцию пролетариата он рассматривал
как длительный процесс. «Социалистическая революция
не один акт, не одна битва по одному фронту, а целая
эпоха обостренных классовых конфликтов, длинный ряд
битв по всем фронтам, т. е. по всем вопросам
экономики и политики, битв, которые могут завершиться лишь
экспроприацией буржуазии»2.
В другом месте Ленин опять повторяет: «Социальная
революция не одна битва, а эпоха целого ряда битв по
всем и всяческим вопросам экономических и
демократических преобразований, завершаемых лишь
экспроприацией буржуазии»3.
Какой смысл Ленин вкладывает в настойчиво
повторяемые им слова о «ряде битв», о битвах «по всем
фронтам», «по всем и всяческим вопросам» и т. д., ясно.
Речь идет о битвах против империализма всяких разно-
1 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 30, стр. 116.
2 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 27, стр. 253 (курсив наш. —
М. Р.).
3 Там же, стр. 62.
12*
355

родных сил — и сознательных рабочих за
социалистическое преобразование, и отдельных пролетарских и
полупролетарских масс за непосредственные экономические
требования, против засилья монополий, и крестьянских
масс, страдающих по-своему от этого же засилья, и
угнетенных народов и наций за свою независимость и
свободу, — и о борьбе за крупные и мелкие
демократические права (эмансипация женщин, права молодежи)
и т. д.
Совершенно очевидно, что не каждая из этих битв
имеет непосредственно социалистический характер,
направлена на социалистическое преобразование
общества. Неравномерность капиталистического развития
создает разные условия экономической зрелости тех или
иных стран для перехода к социализму, в силу чего
наряду со зрелыми с этой точки зрения странами
существуют совсем отсталые страны, в которых не может быть
и речи о переходе сразу к социализму. Но с точки
зрения, разрабатываемой Лениным, даже в развитых
капиталистических странах, давно созревших для
социалистических преобразований, борьба против империализма не
имеет однородного характера, и в них в эпоху
империализма огромное место занимают битвы
демократического, непосредственно не имеющего социалистического
значения характера.
Но тогда возникает вопрос: почему все эти
разнообразные битвы по всем фронтам, по всем и всяческим
вопросам Ленин характеризует как социалистическую
революцию, точнее, как эпоху социалистической
революции, социальной революции пролетариата? Нет ли здесь
противоречия? Разумеется, никакого противоречия
здесь нет, вернее, если оно и существует, то не как
противоречие рассуждения, не как формально-логическое
противоречие, а как диалектическое противоречие
жизни, как противоречие диалектики развития
социалистической революции в эпоху империализма.
Все дело в том, что, будучи основным содержанием,
главным направлением этой эпохи, борьба пролетариата
за социализм так или иначе, прямо или косвенно в силу
самих объективных условий подчиняет себе все и
всяческие движения, объединяет их, ибо пролетариат, его
борьба (особенно резко это выступает в наше время,
когда борьба рабочего класса в ряде стран завершилась
созданием мировой социалистической системы) есть
356

главный стимулятор, основная объективная сила всех
остальных движений, способствующая их успеху, их
продвижению вперед. Ленин ясно формулирует эту
особенность социальной революции в империалистическую
эпоху, когда вслед за цитированными выше словами о том,
что эта революция пролетариата будет «взрывом
массовой борьбы всех и всяческих угнетенных и недовольных»,
пишет далее о разных причинах, по которым они
выступают, о предрассудках и даже «реакционных
фантазиях», вносимых ими в общее движение борьбы против
монополий.
«Но объективно, — заключает он, — они будут
нападать на капитал, и сознательный авангард революции,
передовой пролетариат, выражая эту объективную
истину разношерстной и разноголосой, пестрой и внешнераз-
дробленной массовой борьбы, сможет объединить и
направить ее, завоевать власть, захватить банки,
экспроприировать ненавистные всем (хотя по разным причинам!)
тресты и осуществить другие диктаторские меры,
дающие в сумме ниспровержение буржуазии и победу
социализма, которая далеко не сразу «очистится» от
мелкобуржуазных шлаков» *.
В этом положении следует обратить внимание на
слова о том, что битвы по самым разным вопросам, по
всем фронтам лишь «внешне» раздроблены, внутри же
они составляют звенья единой системы революции
против империализма, а также на то, следовательно, что
социалистическая революция выступает в этом смысле
не как один акт, а как результат всей этой борьбы,
позволяющей осуществить ряд мер, дающих «в сумме»
победу социализма.
То обстоятельство, что пролетариат и его борьба за
социализм представляют главную силу и опору всей
системы революционного процесса в эпоху империализма
и оказывают огромное воздействие на другие,
непролетарские, несоциалистические звенья системы, не
означает, что он сам и его борьба находятся вне влияния и
воздействия этих последних. Хотя они и не главные
звенья и находятся по отношению к главному звену как
бы на периферии всего процесса, они в свою очередь
оказывают большое воздействие на движение самого
рабочего класса. Рассматривая только один из фраг-
В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 55.
357

ментов массовой борьбы всех и всяческих сил, борьбу
угнетенных наций, даже самых мелких, Ленин пишет:
«Диалектика истории такова, что мелкие нации,
бессильные, как самостоятельный фактор в борьбе с
империализмом, играют роль как один из ферментов, одна
из бацилл, помогающих выступлению на сцену настоя-
щей силы против империализма, именно:
социалистического пролетариата» ].
Все сказанное объясняет, почему Ленин так
нападает на всякую попытку противопоставить друг другу
разные звенья революционного процесса, почему он окрестил
понятием «империалистический экономизм» концепции,
недооценивающие, сбрасывающие со счетов социальной
революции пролетариата всякие политические
движения за демократию, национальную независимость и т. п.,
как не имеющие якобы к ней никакого отношения.
Конечно, обрисованная в основных чертах ленинская
теория, раскрывающая сложную диалектику
революционного процесса в эпоху империализма, определяет лишь
общий подход к стратегии и тактике партии
пролетариата, который не может заменить конкретного анализа
своеобразия развития в каждой отдельной стране. Сам Ленин
много раз доказывал, что общие принципы, как ни
верны они, должны быть самостоятельно и творчески
преломлены каждой партией через конкретные условия
своих стран.
Историческая обстановка во времена Ленина была
достаточно пестрой и разнообразной, так что не могло
быть и речи о какой-то шаблонной стратегии и тактике в
разных странах. Еще более сложной она стала в наше
время. Уровень экономического, политического и
культурного развития на разных континентах, в разных
странах столь неодинаков, что нет более опасного в
теоретическом отношении врага для марксистов, чем шаблон в
определении задач, стратегии, тактики при решении
конкретных вопросов.
Более того, можно с полным правом говорить о некоем
законе возрастания этого разнообразия развития по
мере все большего втягивания новых стран и народов в
общий революционный процесс. Об этом писал Ленин в
известной статье «О нашей революции»2. Но без общего
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 56.
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 45, стр. 379—381.
358

представления, объединяющего многообразие развития
воедино и составляющего прочный теоретический
фундамент для правильного, марксистского подхода в каждом
отдельном случае, неизбежны блуждания, эмпиристское
ползание на поверхности явлений, слепая проба путей и
методов, сопряженные с огромной растратой сил и
энергии, с крупными, нередко труднопоправимыми
ошибками.
Ленинская наука революции оказала огромное
воздействие на весь последующий ход мировой истории. Те
гигантские изменения, которые произошли с тех пор,
когда Ленин разрабатывал эту теорию, в решающей
степени протекали под ее влиянием. Эти изменения создали
сегодня по сравнению с тем временем совершенно новые
условия. Но ленинская наука революции не утратила
своей силы. Пройдя через горнило своего практического
осуществления, конкретизируясь на новом историческом
опыте, она сохраняет свое полное значение, оставаясь
маяком для современного мирового развития, для
международного коммунистического движения, для каждой
подлинно революционной партии, в каком бы уголке
земного шара она ни выступала.
Это ее современное значение нашло свое полное
признание в Обращении международного Совещания
коммунистических и рабочих партий (1969 г.) «О 100-летии
со дня рождения Владимира Ильича Ленина». «Победа
социалистической революции в группе стран, —
говорится в этом Обращении, — возникновение мировой системы
социализма, завоевания рабочего движения в странах
капитала, выход на арену самостоятельной общественно-
политической деятельности народов бывших колоний и
полуколоний, небывалый подъем
антиимпериалистической борьбы — все это доказывает историческую правоту
ленинизма, выражающего коренные потребности
современной эпохи» *.
В полной мере сохраняется для понимания
современного мирового процесса социальной революции ленинский
подход к сущности эпохи как сложной, «системной»
совокупности разнородных направлений развития. Но в еще
большей степени проявляется объединяющая роль
«настоящей силы» в борьбе против империализма — силы
1 «Международное Совещание коммунистических и рабочих
партий», стр. 332.
359

пролетариата, ибо его борьба увенчалась событием
эпохального значения — победой социалистической
революции в ряде стран и образованием мировой
социалистической системы. Продолжается борьба рабочего класса в
капиталистических странах. Как и прежде, она имеет
многоплановый характер, стремясь объединить вокруг
самого передового элемента буржуазного общества —
пролетариата всех, кто страдает от гнета и засилья
монополий, кто борется за демократию в ее самых
различных аспектах — экономических, политических,
национальных, духовных и т. п. С поразительной точностью
сбылось предвидение Ленина, что по мере развития
монополистического капитализма число его противников
будет расти за счет все новых и новых слоев и групп
населения, вследствие чего будет множиться армия
союзников рабочего класса в битвах против империализма.
Наконец, новым фактором колоссальной важности,
вносящим огромные изменения в общую картину развития,
стало национально-освободительное движение,
приведшее к краху колониальную систему империализма и
образованию новых десятков политически
самостоятельных государств в Азии и Африке. И в этом отношении
развитие шло «по Ленину», видевшему в еще не
пробудившейся гигантской части угнетаемого империализмом
мира потенциальный резерв социальной революции
пролетариата, одну из ее важнейших сторон и частей.
Таким образом, нарисованная в свое время Лениным
общая стратегическая картина мирового
революционного процесса как единства многих
антиимпериалистических сил в полной мере отображает современную
расстановку сил, основную линию деятельности авангарда
рабочего класса. «В ходе единых антимонополистических и
антиимпериалистических действий, — указывается в
Основном документе международного Совещания
коммунистических и рабочих партий (1969 г.), — создаются
благоприятные предпосылки для объединения всех
демократических течений в политический союз, способный
решающим образом ограничить роль монополий в экономике
страны, положить конец власти крупного капитала и
осуществить также коренные политические и экономические
преобразования, которые обеспечат наиболее благопри-
ятные условия для продолжения борьбы за социализм» К
1 «Международное Совещание коммунистических и рабочих
партий», стр. 310.
360

В этом тезисе воплощена применительно к
современным историческим условиям ленинская стратегия
социальной революции.
Сказанное выше позволяет теперь перейти к
конкретному выяснению вопроса о значении диалектического
принципа сознательного «соединения
противоположностей», или различий в стратегии и тактике пролетарских
партий, — принципа, который Ленин, как уже
указывалось, считал одним из важнейших аспектов творческого
метода марксизма в теоретической и практической
деятельности. Из всего разнообразия вопросов, которые
могли бы быть рассмотрены в этом плане, мы возьмем, на
наш взгляд, два наиболее животрепещущих и
актуальных. Это вопросы о связи и взаимодействии
демократических и социалистических задач и соотношении
национального и интернационального в борьбе за социализм.
3. ДИАЛЕКТИКА БОРЬБЫ ЗА ДЕМОКРАТИЮ
И ЗА СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЕ ПРЕОБРАЗОВАНИЕ
ОБЩЕСТВА
Конкретно разрабатывая общую стратегическую
установку борьбы за социалистическую революцию, Ленин
огромное внимание уделял вопросу о соотношении в ней
демократических и социалистических задач. Достаточно
просто перелистать его работы периода первой мировой
войны и последующего периода, чтобы эта сторона
бросилась в глаза. Конечно, это относится и к ленинским
работам предыдущих периодов, буквально с первых же его
выступлений.
Всегда, на любом этапе своей теоретической и
практической деятельности Ленин доказывал, что путь к
социалистической революции ведет через борьбу за
демократию, что без такой борьбы немыслима и
социалистическая революция. Это относится как к такому
историческому периоду, когда еще не осуществлена буржуазно-
демократическая революция и когда, как образно писал
Ленин, народу предстоит «вывезти вон на своей телеге
весь тот сор, который называется крепостнической,
помещичьей, собственностью» \ так и к уже утвердившемуся
капитализму. Очень ярко Ленин это выразил примени-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 15, стр. 143.
361

тельно к капитализму в одном из писем к М. Горькому
(1911 г.).
Сопротивление колониальной политике и
международному грабежу капитализма «путем защиты свободы для
пролетарской борьбы», писал он, заставляет буржуазию
«прибегать к более культурным, более технически
высоким приемам капитализма. Есть капитализм и
капитализм. Есть черносотенно-октябристскии капитализм и
народнический («реалистический, демократический,
активности» полный) капитализм. Чем больше мы будем
обличать перед рабочими капитализм за «жадность и
жестокость», тем труднее держаться капитализму
первого сорта, тем обязательнее переход его в капитализм
второго сорта. А это нам на руку, это пролетариату на
руку». Капитализм «демократический» Ленин называет
«последышем». «Дальше ему идти некуда. Дальше ему
капут» К
«Демократический» капитализм на руку
пролетариату, ибо он создает относительную свободу для борьбы
рабочего класса за социалистическое преобразование
буржуазного общества. Ему «капут» и «дальше ему идти
некуда» потому, что «черносотенно-октябристскии»
капитализм создает иллюзию, что все зло не в
капиталистическом строе, как таковом, не в его содержании, а в его
жесткой оболочке, в форме. В этом смысле
демократическая форма капитализма оставляет меньше места для
подобных иллюзий, ибо в большей мере обнажается его
реальное, враждебное народу содержание и становится
яснее, что дальше идти можно только от капитализма к
социализму2.
Однако, как выяснил Ленин, диалектика развития
всякого капитализма состоит в том, что на последней
стадии своего развития, на стадии империализма, он
отрицает демократию, ибо монополистический капитализм про-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 48, стр. 12—13.
2 «Марксисты же знают, что демократия не устраняет
классового гнета, а лишь делает классовую борьбу чище, шире, открытее,
резче; этого нам и надо Чем полнее свобода развода, тем яснее
женщине, что источник ее «домашнего рабства» — капитализм, а не
бесправие. Чем более демократичен государственный строй, тем
яснее рабочим, что корень зла — капитализм, а не бесправие. Чем
полнее национальное равноправие (оно не полно без свободы
отделения), тем яснее рабочим угнетенной нации, что дело в капитализме,
а не в бесправии. И так далее» (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 30,
стр. 126—127).
362

носит политическую реакцию по всем линиям, в разные
периоды проявляющуюся по-разному. И вообще вопрос
о борьбе за демократию по существу не снимается в
любые периоды капиталистического развития, даже
самые «демократические», поскольку это демократия
урезанная, демократия для богатых.
Но так как эпоха империализма как последняя
стадия капитализма ставит вопрос о социалистической
революции, то проблема борьбы за демократию возникает в
новой плоскости: нужно ли за нее бороться, раз задача
состоит в переходе от капитализма к социализму, в
уничтожении буржуазного строя вообще, следовательно, и
присущей ему формальной демократии. Именно так
ставили вопрос в период первой мировой войны некоторые
революционеры. В статье «Ответ П. Киевскому (Ю.
Пятакову)» Ленин показывает, в чем заключалась суть их
подхода к этому вопросу. Раз империализм, рассуждали
они, есть отрицание демократии, значит, ни к чему
разговор о демократии, о демократических (в буржуазном
смысле этого слова) правах. Речь может идти лишь о
переходе к социализму. Отсюда вывод, что, как
излагает их взгляды Ленин, «выставлять демократические
лозунги в программе-минимум, т. е. уже при капитализме,
есть обман или иллюзия, или затемнение, отдаление
и т. п. лозунга социалистического переворота» К
Иными словами, с этой точки зрения борьба за
социалистическую революцию несовместима с борьбой за
демократические права, поскольку одно противоречит
другому. Как раз в этой постановке вопроса о
несовместимости, о противоположности двух лозунгов борьбы — за
демократию и за социализм — Ленин видит, как и в
вопросе о сущности империалистической эпохи, о чем речь шла
выше, «основную логическую ошибку»2, т. е. ошибку
методологического характера. Пятаков, указывает Ленин,
«запутался» в «противоречиях»3.
Известно, что эта же ошибка и блуждание в
противоречиях присущи и современным «левым» оппортунистам,
крикливым фразерам, полагающим, что борьба рабочего
класса, его политического авангарда за
демократические права, против империалистического насилия
означает уступку буржуазии, «приспособление» к буржуазному
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 70.
2 См. там же, стр. 71.
3 См. там же, стр. 72.
363

строю и т. д. Особенно стараются по этой части маоисты,
троцкисты, анархисты и т. п. Имеются, конечно, и такие
элементы, особенно среди молодежи, которые искренне
заблуждаются в этом вопросе, считая, что, только
отвергая все «буржуазное», в том числе и «презренные»
демократические права, действуя во всех случаях
методами революционного насилия, можно преобразовать
общество,
В этой связи анализ ленинского подхода к
рассматриваемому вопросу имеет актуальное значение. Прежде
всего возникает вопрос: можно ли считать демократию
(напомним, что имеется в виду демократия на почве
буржуазного строя, а не социалистическая демократия),
борьбу за нее и социалистические лозунги, борьбу за
социализм противоположностями? Правильное решение
этого вопроса очень важно, это исходный момент во всей
методологии данной проблемы. Ведь марксисты-ленинцы
считают, что борьба за демократию есть составная часть
борьбы за социализм, и противопоставлять одно другому
нельзя. В Основном документе международного
Совещания коммунистических и рабочих партий (1969 г.) со
всей определенностью говорится: «Коммунистические и
рабочие партии, в отличие от правых и «левых»
оппортунистов, не противопоставляют борьбу за глубокие
экономические и социальные требования, за передовую
демократию борьбе за социализм, а считают ее частью этой
борьбы» *.
Было бы, однако, неверно на данном основании делать
заключение, что эти две стороны единого процесса
борьбы за социализм не составляют диалектических
взаимосвязанных противоположностей. Понятие
противоположности в материалистической диалектике не означает
всегда и во всем враждебность двух сторон единого
противоречивого процесса. Это понятие, взятое абстрактно, вне
связи с тем или иным конкретным явлением или
процессом, фиксирует лишь тот непреложный закон всякого
развития, что каждое явление, или процесс, есть
единство противоположностей. Что же касается природы этих
противоположностей, то выяснение ее требует
конкретного анализа. Бывают противоположности, находящиеся
друг к другу во враждебном отношении, как, например,
1 «Международное Совещание коммунистических и рабочих
партий», стр. 306.
364

буржуазия и пролетариат в капиталистическом
обществе. Их коренные классовые интересы несовместимы, и
«соединение» таких противоположностей, как основная
тенденция социального развития, невозможно.
Конечно, и здесь недопустимы никакие шаблоны,
никакая метафизическая абсолютизация верных истин.
Если невозможно совпадение коренных классовых целей
буржуазии и пролетариата, то временное совпадение
интересов пролетариата с какими-то отдельными группами
буржуазии в конкретных исторических условиях, в
сложных перипетиях борьбы, когда в интересах общего
движения вперед нужно поддержать более демократические
фракции буржуазии, реально, и тогда не только вполне
допустимо, но и необходимо с точки зрения
марксистско-ленинской тактики соединение и таких
противоположностей. Ленин об этом неоднократно говорил, критикуя
«левых коммунистов», желавших сохранить свою мнимую
«чистоту» от всякого рода подобных союзов и
компромиссов *.
Совершенно ясно, далее, что такие
противоположности, в форме которых происходит развитие общества и о
чем говорил Ленин, как медленная эволюция и
революционные скачки, реформы и революции, общие законы
развития и особенные единичные формы их проявления,
целое и части и т. п., вовсе не враждебны друг другу, и
без соединения таких и подобных им противоположностей
не было бы движения вперед. Но как ни совместимы они,
всякое умаление и недооценка их противоположного
характера, того, что они противоположности, представляет
опасность и ведет к крупным ошибкам. Рассмотрим это
конкретнее на примере о демократии и сопиализме.
Ленин вел борьбу в этом вопросе против двух
крайностей: против непонимания необходимости их соединения
в борьбе за революционное преобразование общества,
ибо они в объективной тенденции развития совпадают на
определенном этапе общественного развития, взаимно
питают, обусловливают, «поддерживают» друг друга, а
также против стирания разграничительных линий
между ними, их отождествления, ибо они суть
противоположности.
Выступая против тезиса о том, что поскольку импе-
риализм есть отрицание демократии, постольку нет ника-
1 См., в частности, В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 41, стр. 54—
57, 69, 70, 80 и др.
365

кого смысла бороться за буржуазно-демократические
свободы, за наиболее прогрессивные формы демократии,
какие только возможны в условиях буржуазного строя,
Ленин тщательно, поистине филигранно исследует
противоречивый в этом отношении характер развития.
Несомненно, доказывает он, «капитализм вообще и
империализм в особенности превращает демократию в иллюзию»,
но именно поэтому и в то же время «капитализм
порождает демократические стремления в массах... обостряет
антагонизм между отрицающим демократию
империализмом и стремящимися к демократии массами» К
Снова и снова мы сталкиваемся уже на новых
вопросах с ленинским пониманием диалектического закона
противоречий. Империализм противоречив в одном и том же
отношении, так как, отрицая демократию, утверждая
культ насилия, он же порождает стремление масс к
демократическим свободам, поднимая широкие массы на
борьбу за них. Когда Ленин упрекал Пятакова в том,
что тот запутался в противоречиях, он имел в виду
непонимание диалектики империализма, того, что
империализм не только отрицает демократию, но в то же время с
еще большей силой и подхлестывает борьбу за нее.
Пятаков и другие видели и брали только одну сторону
противоречия и не замечали другую, вытекающую из первой,
искажая тем самым картину развития в целом.
Ленин придавал огромное принципиальное значение
борьбе за демократию. При этом очень важно учитывать,
как он ставил этот вопрос. Исходя из понимания
социалистической революции как единого процесса,
включающего в себя борьбу за всякие и всяческие
демократические права, он противился тем взглядам, которые так или
иначе разрывали эти разные стороны единого процесса,
ставя между борьбой за социализм и борьбой за
демократию союз «и». Насколько Ленин был строг в
формулировке этого вопроса, показывает одна его запись в
конспекте статьи голландского социал-демократа А. Пан-
некука, содержащаяся в «Тетрадях по империализму».
По поводу слов последнего «Сущность социалистической
классовой борьбы заключается в неразрывном единстве
борьбы за социализм и представительства всех
непосредственных интересов пролетариата» Ленин замечает: «Эта
формула неверна. Борьба за социализм состоит
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 71.
366

из единства борьбы за непосредственные интересы
рабочих (соответственно за реформы) и борьбы
революционной за власть, за экспроприацию буржуазии,
за низвержение буржуазного правительства и
буржуазии» К
У Паннекука выходило, что борьба за
непосредственные интересы рабочих, следовательно, за их
демократические как экономические, так и политические права и
борьба за социализм — разные вещи, тогда как в
действительности первая есть лишь часть второй, часть
стороны целого.
В чем же Ленин конкретно видел значение борьбы за
демократию как части, стороны социалистической
революции?
В этой борьбе он видел прежде всего такое
направление деятельности партии, которое позволяет
устанавливать тесную, непосредственную связь авангарда с
широкими массами, с их повседневными нуждами и
потребностями. Критикуя Паннекука за непонимание
соотношения между борьбой за социализм иза демократию, он
в том же конспекте отмечает словом «верно!» его слова о
том, что только такая партия может одержать победу,
которая «борется за все текущие интересы рабочего
класса...»2. Только такая партия есть партия масс,
партия пролетариата.
Ленин не считал революционерами тех, кто умел
произносить красивые «революционные» фразы, считая
подлинно революционной деятельностью лишь баррикады,
восстания, борьбу с оружием в руках, перевороты и т. п.
«Нетрудно быть революционером тогда, — писал он в
работе «Детская болезнь «левизны» в коммунизме», —
когда революция уже вспыхнула и разгорелась... Гораздо
труднее — и гораздо ценнее — уметь быть
революционером, когда еще нет условий для прямой, открытой,
действительно массовой, действительно революционной
борьбы, уметь отстаивать интересы революции (пропаганда
стеки, агитационно, организационно) в нереволюционных
учреждениях, а зачастую и прямо реакционных, в
нереволюционной обстановке, среди массы, неспособной
немедленно понять необходимость революционного метода
действий»3.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 28, стр. 248.
2 См. там же, стр. 247.
3 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 41, стр. 82.
367

Поэтому Ленин не жалел сарказма, когда имел дело
с теми, кто пышными ультрареволюционными словами о
борьбе, и притом немедленной, против «векового рабства»
прикрывал свое непонимание и нежелание вести
повседневную и кропотливую работу за демократические
права масс. Не вести такой работы — значит оторваться от
масс, от их жизни, не завоевать их доверия.
В этой повседневной деятельности Ленин, далее,
видел единственный путь воспитания масс в духе
социализма, в духе понимания того, что никакие демократические
свободы сами по себе не могут уничтожить источника их
бедствий при капитализме. Борьбу за свободы он считал
школой воспитания, формирования социалистической
сознательности. Конечно, тысячу раз подчеркивал он,
осуществимость этих свобод весьма условна при
буржуазном строе, но «без борьбы за права немедленно и
тотчас, без воспитания масс в духе такой борьбы социализм
невозможен» 1.
Диалектический подход Ленина к этому вопросу,
который никак не могли понять (и до сих пор не могут
понять) метафизически мыслящие люди, оперирующие
рассудочными, отделенными непроницаемой перегородкой
друг от друга категориями, которые в действительности
же связаны друг с другом, переходят одна в другую,
состоит в том, что в эпоху империализма, когда
предпосылки для социалистической революции созрели, когда
социализм смотрит на нас «через все окна», нет отдельно
взятого демократизма: он так или иначе переплетен с
борьбой за социализм.
«Развитие демократии до конца, изыскание форм
такого развития, испытание их практикой и т. д., все это
есть одна из составных задач борьбы за социальную
революцию. Отдельно взятый, никакой демократизм не даст
социализма, но в жизни демократизм никогда не будет
«взят отдельно», а будет «взят вместе», оказывать свое
влияние и на экономику, подталкивать ее
преобразование, подвергаться влиянию экономического развития
и т. д. Такова диалектика живой истории»2.
Наконец, Ленин придавал такое большое значение
борьбе за демократию потому, что в ней, в этой борьбе, он
видел как бы подготовительный этап развития массами,
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 127.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 33, стр. 79.
368

партией полной демократии в будущем, при социализме.
Он определял как теоретически вздорное, а практически
опасное представление о том, что социализм
автоматически обеспечит все, скажем, национальное равноправие
ранее угнетенных народов, без борьбы на деле за их
подлинно демократическое равенство после победы над
капитализмом. И это относится не только к национальному
вопросу, но и к любому другому вопросу
социалистического общества. Мало отменить частную собственность
на средства производства, установив власть рабочего
класса, но, указывал Ленин, нельзя реализовать
революционные меры, не организуя демократическое
управление производством «всем народом, не привлекая всей
массы трудящихся, и пролетариев, и полупролетариев, и
мелких крестьян, к демократической организации своих
рядов, своих сил, своего участия в государстве» 1.
Поэтому Ленин учил, что «социализм невозможен без
демократии» не только в том смысле, что нельзя
совершить социалистическую революцию, если пролетариат не
подготовлен к ней борьбой за демократию, но и в том,
что «нельзя победившему социализму удержать своей
победы и привести человечество к отмиранию
государства без осуществления полностью демократии»2.
И в заключение вопроса о том, почему, по Ленину, так
важна борьба за демократию как составная часть
борьбы за социализм, приведем следующие его слова, которые
так характерны для его диалектического мышления:
«Через использование буржуазного демократизма — к
социалистической и последовательно-демократической
организации пролетариата против буржуазии и против
оппортунизма. Иного пути нет. Иной «выход» не есть выход.
Иного выхода не знает марксизм, как не знает его
действительная жизнь»3.
И в данном вопросе, как и во всех остальных,
диалектическое мышление Ленина потому так точно и
убедительно, так доказательно, что оно слито с реальной,
объективной диалектикой самой жизни, покоится на ее
основе, воспроизводит ее, составляет единство
субъективного и объективного. В этом конкретном мышлении ярко и
глубоко реализуются те абстрактные диалектические
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 71.
2 Там же, стр. 128.
3 Там же, стр. 74.
369

истины, которые Ленин в это же время разрабатывает в
«Философских тетрадях», — истины об условности
граней, разделяющих противоположности, об их переходе
друг в друга — в данном случае борьбы за демократию и
борьбы за социализм, точнее, борьбы за социализм путем
соединения ее с борьбой за демократию еще в рамках
капиталистического общества. Однако условность граней
между противоположностями ни в коем случае нельзя
преувеличивать до такой степени, чтобы противоречия
между ними стирались. При всей относительности и
условности граней, различий между ними
противоположности останутся противоположностями, и малейшее
забвение этого таит в себе опасности не меньшие, чем
абсолютизации их граней. Эта истина диалектики вполне
применима и к вопросу о соотношении демократии и
социализма. И Ленин эту сторону их диалектики не упускал
из виду ни на мгновение.
При всем огромном значении борьбы за демократию в
процессе социалистической революции никакие
демократические завоевания сами по себе не приведут к ее
победе. «Свергнуть капитализм и империализм, — отмечал
Ленин, — нельзя никакими, самыми «идеальными»
демократическими преобразованиями...» 1 Последние вполне
совместимы с капиталистическим строем, хотя
идеальными без кавычек они никогда не были и не будут в рамках
этого строя, почему Ленин и доказывал, что
социалистическая революция, как правило, доводит до конца и
буржуазно-демократические преобразования. Только
решение задач социалистической революции, осуществленных
в том числе и при помощи борьбы за демократию, может
привести к социализму.
Выше мы отмечали, что нельзя всякие
противоположности принимать за враждебные друг другу.
Взаимоисключение противоположностей — неотъемлемая черта
всякого единства противоположностей, но это взаимное
исключение, отрицание не означает невозможности их
действия в одном и том же направлении. Отсюда и
возможность, и необходимость их соединения. Но и в данном
случае нельзя забывать условности граней,
разделяющих в объективной диалектике «невраждебность» и
«враждебность». И тут одно может превратиться и
превращаться в другое.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 71.
370

Эволюция и революция, эволюционные и
революционные формы, как уже говорилось, есть то противоречие, в
форме которого закономерно осуществляется
исторический процесс. Они противоположности, которые не
находятся в конфликте между собой. Наоборот, одно
подгоняет другое, переходит в другое. Но они могут в
известных условиях стать враждебными противоположностями,
вступить в состояние конфликта между собой. Это
происходит тогда, когда преувеличивается одна из этих
сторон — либо в пользу эволюции, либо в пользу революции.
Если эволюционные формы развития сделали свое дело,
подготовили объективные условия для революционного
скачка, но люди, творящие историю, не осознают этого
или не желают под всяческими, прежде всего
реформистскими, оппортунистическими, предлогами осуществить
скачок, то возможность и необходимость революции
наталкиваются на препятствие, которое она преодолеть не
может. Формы развития, дополняющие друг друга,
разделяются непроходимой стеной.
То же можно видеть и на примере таких
противоположностей, как общие условия, общие закономерности
исторического развития и особенные формы их
проявления. Они столь же необходимые и закономерные формы
протекания исторического процесса, как и эволюция и
революция. О «враждебности» этих противоположностей
говорить не приходится. Нет такого процесса ни в
природе, ни в обществе, в котором объективно не были бы
соединены эти противоположности. Но и они могут стать
«враждебными», находящимися в состоянии конфликта,
если преувеличить одну из них. Это и происходит, как
известно, в случае с теорией множественности моделей
социализма, смысл которой состоит в такой абсолютизации
частного, особенного, при котором последние вступают в
конфликт с общим, с коренными законами
социалистического преобразования, т. е., попросту говоря, перестают
быть их выражением.
Вот почему Ленин встречал в штыки малейшие
проявления забвения момента противоположности между
борьбой за демократию и борьбой за социализм в
революционном процессе. Это относится как к борьбе тогда,
когда стоит и решается задача
буржуазно-демократической революции в эпоху империализма, так и особенно
тогда, когда решается задача социалистической
революции. Но разумеется, в обоих случаях положение неодина-
371

ково. В первом случае основное состоит именно в
демократических преобразованиях, но марксист всегда
рассматривает их как необходимую предпосылку борьбы в
перспективе за главное, т. е. социалистическую
революцию, для чего особенно благоприятную обстановку
создают общие условия эпохи империализма и его
противоречия. Во втором случае (о чем у нас все время идет
речь) главное состоит в социалистических
преобразованиях, которые, однако, подготовить и провести в жизнь
невозможно без самой последовательной борьбы за
демократию.
В этом отношении, т. е. в подчеркивании момента
противоположности между демократическими и
социалистическими задачами в едином процессе социальной
революции пролетариата, большой интерес имеют впервые
опубликованные в пятом издании Полного собрания
сочинений В. И. Ленина «Замечания по поводу статьи о
максимализме» (1916 г.), в которых подвергнута критике
рукопись статьи Г. Е. Зиновьева. Ленин критикует идею
последнего о том, что требования программы-минимум
большевистской партии (т. е. требования
демократического характера) «в сумме дают переход к принципиально
иному общественному строю». Эту идею Ленин называет
совсем неверной. «Никогда н и известные требования
минимум программы...— пишет он,— ни вся сумма
требований минимум программы не дают «перехода к
принципиально иному общественному строю». Думать так
значит принципиально перейти на позицию реформизма
и покинуть точку зрения революции социалистической»1.
Ленин указывает, что осуществление этой части
программы «принципиально совместимо» с буржуазным
строем и за его границы не выходит. Он считает неверным и
такое предположение, что в условиях, когда создалась
объективная зрелость общества для социализма (а
таковы условия империализма), осуществление
демократической части программы дало бы социализм. Это и
значит, что одно и другое суть противоположности, которые
надо уметь так соединять, чтобы решалась в итоге
задача социалистической революции.
Именно в политике соединения этих
противоположностей Ленин видел то точное слово, которое выражает
объективную диалектику развития. Не противопоставле-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 385—386.
372

ние, а соединение их, которое определяет единственный
путь осуществления социалистической революции.
«Нелепо противопоставлять социалистическую революцию и
революционную борьбу против капитализма одному из
вопросов демократии, в данном случае национальному.
Мы должны соединить революционную борьбу против
капитализма с революционной программой и тактикой по
отношению ко всем демократическим требованиям: и
республики, и милиции, и выбора чиновников народом, и
равноправия женщин, и самоопределения наций и т. д.» *.
Все дело, однако, в мере этого соединения, в
искусстве такого их сочетания, в результате которого выиграла
бы социалистическая революция. При этом важно учесть,
что, как это уже вытекает из всего сказанного,
выставление требования демократических свобод в условиях
буржуазного строя не есть, как с этим на крайний случай
снисходительно соглашались Пятаков и ему подобные,
чисто агитационный, «отрицательный» лозунг, лишь «за-
остривающий» сознание пролетариата против
империализма, но практически неосуществимый. Ленин зло
высмеял такой подход, указав, что ««отрицательный»
лозунг, не связанный с определенным положительным
решением, не «заостривает», а отупляет сознание, ибо
такой лозунг есть пустышка, голый выкрик,
бессодержательная декламация»2.
Таким образом, в вопросе о соединении таких
противоположностей, как демократия и социализм, важна
мера. Ленин даже образно выразил эту меру, говоря о том,
что в каждой получасовой речи нужно «5 минут говорить
о реформах, а 25 минут о грядущей революции»3.
Конечно, как он оговаривается сам, этот расчет дается для
большей ясности, сознательно выражен упрощенно. Мера
соединения противоположностей определяется прежде
всего не количественно, а качественно. Мера, как говорил
Гегель, есть качественное количество, и в
рассматриваемом вопросе главное заключается в умении не забывать
целое, главное, решающее, подчиняя им все. Именно об
этой стороне соединения противоположностей
замечательно просто и ясно писал Ленин в письме к И. Ф.
Арманд от 25 декабря 1916 г.: «Надо уметь соединить
борьбу за демократию и борьбу за социалистическую ре-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 62.
2 Б. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 30, стр. 125.
3 См. там же, стр. 221.
373

волюцию, подчиняя первую второй. В этом вся
трудность; в этом вся суть.
Толстовцы и анархисты выкидывают первое. Бухарин
и Радек сбились, не сумев соединить первое со вторым.
Я же говорю: не упускай из виду главного
(социалистической революции); ставь ее в первую голову (Юниус
этого не сделал); подчиняя ей, координируя, соподчиняя
ей, ставь все демократические требования... и памятуй,
что разгореться борьба за главное может, начавшись и с
борьбы за частное. По-моему, только это представление
о деле правильно» К
В этих словах выражена глубочайшая суть
диалектики соединения рассматриваемых противоположностей.
* * *
Разработанная Лениным диалектика развития
социальной революции в эпоху империализма служит твердой
опорой для современной борьбы коммунистических и
рабочих партий, в их самоотверженной деятельности по
сплочению всех антиимпериалистических сил. Эта
борьба трудная, сталкивающаяся с яростным сопротивлением
монополистического капитала, объединенного с
буржуазным государством, применяющим не только тактику
кнута, открытого подавления прогрессивных движений, но и
тактику пряника, лавирования, частных уступок и т. п.
Эта борьба протекает в беспрерывных столкновениях с
оппортунизмом различных оттенков и окрасок; с правыми,
реформистскими тенденциями, прежде всего с теорией
так называемого демократического социализма,
выдвигающими на первый план чисто демократические вопросы
и игнорирующие основную цель социальной революции
пролетариата; с многочисленными «левыми» течениями,
выставляющими авантюристические лозунги,
перечеркивающими необходимость союза рабочего класса с
другими антиимпериалистическими силами, упорной и
кропотливой работы по подготовке условий революционного
преобразования.
Современная обстановка, в которой осуществляют
свою деятельность революционные марксистские партии,
чрезвычайно разнообразна, пестра. В разных странах
различных районов мира стоят неодинаковые задачи.
В центре мировой капиталистической системы нахо-
В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 49, стр. 347.
374

дятся капиталистические страны, «цитадели
капитализма», по определению, даваемому в Основном документе
международного Совещания коммунистических и рабочих
партий (1969 г.). В этих странах давно созрели
объективные материальные условия для перехода к
социализму, и революционная борьба здесь направлена на
подготовку других условий, необходимых для реализации
этого перехода. На огромном Латиноамериканском
континенте классовая борьба против капиталистической
эксплуатации переплетается с борьбой за национальную
независимость, против гнета и насилия иностранных
монополий, особенно США, против сохранившихся еще
многих феодальных пережитков. В странах Азии и Африки,
освободившихся за последние годы от колониального
ига, развертываются революционные процессы,
направленные против неоколониалистской политики
империализма, идет борьба за выбор пути, по которому пойдут
страны, — капиталистического или некапиталистического.
Такого разнообразия задач, форм и средств борьбы,
путей и перепутий революционных процессов еще не знал
мир. И в качестве самого важного, решающего фактора
всего этого мирового развития, оказывающего огромное
влияние на все крупные события, бесспорно, выступает
мировая социалистическая система и ее борьба,
соревнование с капиталистической системой.
Но как бы многоразлично ни было современное
мировое развитие, как бы ни различались конкретные цели,
преследуемые революционными марксистскими
партиями в разных частях света, в разных странах, ленинские
идеи о сущности эпохи империализма и революционного
процесса в эту эпоху, объединяющего воедино все
революционные потоки и антиимпериалистические силы,
определяющего единство демократических и
социалистических задач, их диалектическую взаимосвязь и
взаимопереходы,— эти ленинские идеи, оплодотворенные
новейшим опытом, служат тем единственным теоретическим»
философским, политическим фундаментом, на котором
только и может строиться и строится стратегия и тактика
революционной борьбы. Это не предположение, а факт,
многократно выраженный и зафиксированный в ряде
документов, разработанных коллективным разумом
коммунистических и рабочих партий, в программных и других
документах этих партий, факт, подтверждаемый всем
современным опытом.
375

И это естественно, ибо Ленин с феноменальной
прозорливостью предсказал основную линию развития
монополистического капитализма, и прежде всего то
обстоятельство, что по самой своей сущности он будет
становиться во все более враждебное отношение к большинству
населения. В этом Ленин черпал уверенность, что
рабочий класс, его партия могут и должны получить массового
союзника в лице тех, кто так или иначе чувствует гнет
монополий. И партии развивают свою деятельность в
этом направлении, подвергая ее самокритике, извлекая
уроки из сектантских ошибок, из тяжелых поражений.
Задача завоевания массового союзника на сторону
рабочего класса, воспитание в ходе битв за
демократические преобразования самого рабочего класса, не
осознавшего еще своих коренных социалистических целей,
борьба против всех и всяких проявлений национальной
зависимости, всякого рода тирании, новых угроз фашизма
и т. п. — все это вошло или входит прочно в
теоретическую и практическую деятельность
марксистско-ленинских партий. Эта задача вырисовывается с тем большей
настоятельностью, что новейшее развитие
монополистического капитализма, научно-техническая революция,
развернувшееся движение за мир, против угрозы новой
мировой войны и другие изменения создают благоприятные
условия для борьбы за массы, за радикальные
демократические реформы, которые способны расшатать устои,
власть монополий и подготовить условия для перехода к
социалистическим преобразованиям.
Такова, например, сущность той демократической
альтернативы, которую противопоставляют в своих
программах коммунистические партии ряда стран
государственно-монополистического капитализма, ведя борьбу
за демократическую национализацию основных отраслей
производства, за демократическое планирование, за
демократические формы управления экономикой,
государством и т. п., т. е. за меры, которые в своей совокупности
могут и должны привести к решительному ослаблению
и подрыву позиций монополистического капитала как
предпосылке коренного преобразования
капиталистического общества.
Это очень нелегкий путь, требующий огромной
выдержки, упорства, политического искусства, способности
прислушиваться к настроению масс и руководить ими,
владея всеми формами борьбы, понимая то, как учил
376

Ленин, что мелкие события по тому или иному частному
поводу могут вырасти и вырастают нередко в глубокие
и массовые движения, ставящие коренные вопросы
борьбы.
И в этом отношении диалектика ленинской мысли,
ленинского метода теоретического анализа и практической
борьбы сохраняет для современности все свое
немеркнущее значение, дает бесценные уроки политической
стратегии и тактики 1.
4. ДИАЛЕКТИКА НАЦИОНАЛЬНОГО
И ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНОГО
Среди массы вопросов общедемократического
характера важное место занимает национальный вопрос. Все,
что сказано о роли борьбы за демократию в процессе
социалистической революции, относится целиком и к этому
вопросу. Для марксистов, однако, национальная форма
движения всегда рассматривалась и рассматривается в
тесной связи с другой стороной — интернациональной.
Это то, что отличает марксистский подход к
национальным проблемам от всякого иного подхода.
Решая общие вопросы диалектики борьбы за
демократию и социализм, Ленин очень много сил отдает
разработке диалектики национального и интернационального.
Развивая и в этом отношении основоположные идеи
Маркса и Энгельса, он внес особенно большой вклад в
научное понимание данного аспекта теории научного
коммунизма. Эпоха империализма, как отмечал Ленин, ха-
1 В письмах «Уроки и перспективы революции», написанных
членом руководства Компартии Чили Рене Кастильо и опубликованных
в журнале «Проблемы мира и социализма», дается критический
анализ некоторых «ошибок и слабостей», которые были допущены в
деятельности правительства Народного единства и партий, входивших
в него. В значительной мере эти слабости и ошибки коренились в
том, что, как указывается в этих письмах, «в конечном итоге
Народное единство не смогло избежать изоляции рабочего класса, привлечь
на свою сторону большинство населения, кровные интересы которого
были неразрывно связаны с успехами народного правительства».
В частности, имеются в виду средние слои населения, В то же
время в процессе борьбы переоценивалось значение существовавших в
Чили демократических институтов. «Как партия, мы допустили одну
из самых серьезных ошибок, переоценив демократизм
государственной системы в Чили, и своевременно не приняли мер к ее
преобразованию. Наряду с прочим это относится и к вооруженным силам»
(«Проблемы мира и социализма», 1974, № 7, стр. 63, 64).
13 М. М. Розенталь
377

рактеризуется особенно интенсивным процессом
перерастания капитализмом, его производительными силами
рамок обособленных национальных государств. В статье
«Критические заметки по национальному вопросу»
(1913 г.) Ленин сформулировал свой известный тезис о
том, что развивающемуся капитализму присущи две
тенденции в национальном вопросе, из которых первая —
пробуждение к национальной жизни и образование
национальных государств — преобладает в начале его
существования, а вторая — интернационализация капитала,
экономической жизни, ломка национальных
перегородок — характерна для зрелого капитализма, идущего «к
своему превращению в социалистическое общество...» К
Ленин назвал эти две тенденции мировым законом
капитализма.
Понятно, что в связи с действием этого закона,
свидетельством истинности и достоверности которого служит
все развитие общества в наше время, вопрос о
соотношении национального и интернационального, об их
диалектике выдвинулся на одно из первых мест. К этому
следует добавить, что он выходит за рамки одного
капитализма, так как — о чем опять-таки Ленин говорил — процесс
интернационализации хозяйственной, а также и других
сторон общественной жизни, начинающийся в
буржуазном обществе, «безусловно подлежит дальнейшему
развитию и полному завершению при социализме» 2
(совершенно ясно, что здесь социализм берется в широком
смысле слова, как коммунистическое общество в целом).
Следовательно, вопрос о диалектике национального и
интернационального имеет одно из первостепенных
значений и для социализма, и для его перерастания в высшую
стадию — коммунизм.
Не будет ни малейшего преувеличения в утверждении,
что национальный вопрос в целом и диалектический
анализ его представляют немалые трудности, вследствие
чего как в теории, так и в практике он служил всегда
благоприятной базой для всякого рода буржуазных и
оппортунистических спекуляций. Это остается в полной силе
и в применении к современной идеологической борьбе.
Сложность этого вопроса объясняет и тот факт, что даже
среди видных и преданных революционеров, большевиков
1 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 24, стр. 124.
2 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 41, стр. 164.
378

имели место серьезные колебания и ошибочные взгляды
на соотношение национального и интернационального,
особенно в связи с лозунгом самоопределения наций
и т. п.
Ленинская диалектика, с помощью которой были
распутаны и выяснены самые сложные и трудные аспекты
этой проблемы и были найдены и разработаны
единственно революционные основы стратегии и тактики в
национальном вопросе, оказала большое влияние на
преодоление ошибок и колебаний в самой большевистской партии
и в международном рабочем движении.
«Как раньше я стоял в общем и целом против «права
на самоопределение», — писал Ленину один из деятелей
большевистской партии, Н. Д. Кикнадзе, в 1916 г., — так
теперь в общем и целом за это «право»... Этим
поворотом я обязан безусловно Вашим статьям... Эти статьи
кажутся мне прямо образцом применения диалектического
метода в разработке политических проблем нашего
движения» *.
И действительно, хотя и трудно, да и просто
невозможно, выделить какие-то ленинские работы, на которые
можно было бы указать как на особый «образец»
применения и разработки материалистической диалектики (ибо
это относится ко всем его трудам), все же выступления
Ленина по национальному вопросу имеют в этом
отношении исключительно важное и поучительное значение.
Диалектическая мысль Ленина здесь с необыкновенной,
изумительной пластичностью проникает в сложнейшую и
тончайшую ткань объективно противоречивых
взаимосвязей национального и интернационального и переводит,
переплавляет их в ясные и точные, столь же четкие
диалектические понятия практической стратегии партии.
Трудность рассматриваемого вопроса заключается
опять-таки в том, что мы и в данном случае имеем дело с
диалектическими противоположностями, связанными
между собой сложными отношениями и переходами,
которые меняются в зависимости от изменения исторических
условий, требующими поэтому строгого соблюдения
принципа историзма, гибкого мышления, свободы от всякого
шаблона и т. п. Корень всех оппортунистических ошибок
и здесь, как и по отношению к другим формам борьбы за
демократию, заключается в неумении соединять диалек-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 424.
13*
379

тически эти противоположности в соответствии с их
объективной природой. Национальное и
интернациональное рассматриваются как застывшие, неподвижные
категории, лишь исключающие друг друга, как враждебные
противоположности, разделенные непроходимой
пропастью.
Если империализм связан главным образом с
тенденцией стирания национальных различий, с
интернационализацией хозяйственной жизни, если эта тенденция с
точки зрения общественного развития безусловно
прогрессивна и задача социализма состоит в ее продолжении и
развитии, завершении на новой социальной основе, то
делается вывод, что всякие национальные движения в эту
эпоху теряют свой смысл, они тянут назад, к прошлому,
«затемняют» «чистоту» социалистической революции.
Империализм с этой точки зрения, словно всесокрушающее
колесо, проходя над национальными государствами,
давит их, подготовляя, хотя и в зверской форме,
экономическую и политическую концентрацию, тем самым
создает условия для социализма; поэтому утверждается, что
социалисты ни в коем случае не должны выступать за
восстановление «пограничных столбов», существовавших
между государствами, и т. д. и т. п.
С подобными аргументами выступали «левые»,
считавшие себя «интернационалистами» и полагавшие, что идея
интернационализма исключает национальное, борьбу
против национального угнетения, что последняя только
отвлекает от социальной революции и представляет собой
уступку оппортунизму.
Справа выступал фронт социал-шовинистов,
центристов и т. п., либо защищавших националистические
лозунги, прикрывая их всяческими софизмами, либо
словесно не придерживавшихся лозунга «защиты отечества»
в империалистической войне, но на деле потакавших ему.
Особенно лицемерной была в этом отношении позиция
Каутского с его, по ленинскому определению, более тон-
хим «примирительно-слащавым шовинизмом» К В
упоминавшейся уже статье «Последствия войны» Каутский
давал следующую оценку сущности
«интернационализма»: «Сознание интернациональной солидарности
пролетариата ни в коем случае не исключает национального
чувства, если (!) под этим понимать признание той ак-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 224.
380

сиомы, что следует охранять и защищать
самостоятельность и благополучие своей собственной нации при всех
условиях, как только она подвергается опасности. Но
интернациональная солидарность предполагает применение
такого же стремления для всякой другой нации. Только
на этой основе возможно то единство действий
пролетариата всех наций, которое необходимо для его
освободительной борьбы» К
Это было полнейшее предательство принципа
пролетарского интернационализма. Если так понимать этот
принцип, то, разумеется, социал-шовинисты всех стран
были правы, натравливая одни народы на другие под
предлогом защиты «самостоятельности» своих наций.
Положение о «защите» берется вне исторического
измерения, игнорируя тот факт, что вопрос в войну стоял не о
«самостоятельности» наций, а об империалистическом
переделе мира.
Национализм, как одна из существенных черт
оппортунизма, реформизма, убил II Интернационал, стал
огромной опасностью для дела социальной революции
пролетариата. И правые, и «левые» теории ничего общего не
имели с марксистским интернационализмом. Первые
раздували, абсолютизировали национальный момент,
отождествляя его с буржуазным национализмом,
метафизически смешивая различные исторические эпохи, перенося
лозунги, верные для периода становления буржуазных
национальных государств, на период империализма и
империалистических войн. Вторые своим отрицанием
национального вопроса в эпоху империализма искажали,
извращали действительную сущность пролетарского
интернационализма, тормозили его осуществление и на деле
помогали шовинистической политике. Иначе говоря, и у
тех, и у других получалось не единство освободительной
борьбы рабочего класса всех стран против
империализма, а единство правого и «левого» оппортунизма против
международной солидарности рабочих.
Ленин в своих выступлениях наносил беспощадные
удары и по правым и по «левым», показывая
несовместимость их взглядов с марксизмом, с интересами
социалистической революции. Интернационализм и буржуазный
национализм он называл не только двумя
противоположными политиками, но и миросозерцаниями. «Буржуазный
1 «Die Neue Zeit», 2 Band, 1914, N 23, S. 981.
381

национализм и пролетарский интернационализм — вот
два непримиримо-враждебные лозунга, соответствующие
двум великим классовым лагерям всего
капиталистического мира и выражающие две политики (более того:
два миросозерцания) в национальном вопросе» К
В работах Ленина периода первой мировой войны
достоин восхищения его всесторонний подход, который есть
один из важнейших принципов революционной
диалектики 2, — подход, позволивший ему предвосхитить все
значение национального вопроса в эпоху империализма в
целом, и не только в отношении освободительной борьбы
в колониях и полуколониях, но и в странах развитого
капитализма, давно завершивших свое национальное
формирование. Казалось бы, что в период разнузданного
разгула буржуазного национализма, когда им заразились и
отравлены были целые социал-демократические партии,
весь Интернационал этих партий, «невыгодно» было
акцентировать внимание на национальной стороне
развития, «выгоднее» было «дипломатически» обходить ее.
Ленин и упрекает некоторых деятелей большевистской
партии за то, что они дали войне «подавить свою мысль,
перестать рассуждать и анализировать под гнетом
ужасных впечатлений» от войны3. Это «подавление» мысли и
выразилось, в частности, в негативизме по отношению к
национальному вопросу в эпоху империализма, в отказе
от диалектического всестороннего подхода к явлениям.
«Ну, чего уж тут толковать о защите отечества, — так
Ленин изображает эту подавленность мысли, — когда
перед нами такая зверская бойня! чего уж тут говорить о
правах наций, когда царит простое и сплошное
удушение!»4
Сам же Ленин, борющийся всеми силами против
буржуазного национализма, против шовинистического угара
в рядах социал-демократии, в разгаре войны пишет свою
замечательную статью «О национальной гордости
великороссов», в которой буржуазному и
оппортунистическому пониманию патриотизма как средства удушения и
притеснения других народов и наций противопоставляет
революционное чувство национальной гордости за свой
народ, за свою страну и их революционные традиции,
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 24, стр. 123.
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 223.
3 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 30, стр. 68.
4 См. там же.
382

клеймит подлую роль господствующих классов в
прошлом и настоящем и заявляет: «Мы полны чувства
национальной гордости...» ] Но это чувство не противоречит, а,
напротив, предполагает борьбу против притеснения
других наций, за их полное равенство, в противном случае
оно, это чувство, ничем не будет отличаться от
«национальной гордости» помещиков и капиталистов. И Ленин
дает краткую, но полную глубокого содержания формулу,
раскрывающую сущность революционного чувства
национальной гордости: «Интерес (не по-холопски понятой)
национальной гордости великороссов совпадает с
социалистическим интересом великорусских (и всех иных)
пролетариев»2.
Любопытно отметить, что ленинская статья вызвала
даже среди некоторых старых большевиков своего рода
шок, удивление: можно ли и нужно ли марксисту
говорить о национальной гордости, когда под национальным
флагом и под предлогом «защиты отечества» творятся
гнусные империалистические дела3. Ленин, конечно, не
согласился с подобными возражениями и в письме к
В. А. Карпинскому от 9 декабря 1914 г. отметил, что «надо
с разных сторон «освещать» шовинизм»4, т. е.
критиковать буржуазный национализм, противопоставлять ему
марксистское, революционное отношение к
национальным чувствам.
* * *
В центре ленинских работ по национальному вопросу
в рассматриваемый исторический период стоял вопрос о
праве наций на самоопределение. Ленин справедливо
считал его основным в борьбе против буржуазного
национализма и социал-шовинизма. «Основным», конечно, только
в этом плане, а не вообще, ибо, как ни важен вопрос о
национальных отношениях, для пролетарского
революционера, учил Ленин, он всегда остается подчиненным
главному — социалистической революции,
социалистическому преобразованию общества.
Ленин однажды заметил, что «Маркс имел
обыкновение «щупать зуб»... своим знакомым социалистам, прове-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 108.
2 Там же, стр. 110.
3 См., например, Ленинский сборик XI, стр. 258.
4 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 49, стр. 41.
383

ряя их сознательность и убежденность» 1. И одним из
моментов такого «прощупывания» был вопрос
национальный. Для самого Ленина отношение социал-демократа к
вопросу о праве наций на самоопределение был оселком,
на котором он «прощупывал» его интернационализм.
Возражения против этого права угнетенных и зависимых
наций Ленин считал аннексионизмом. Конечно, этот
вопрос, как всякий другой, он ставил
конкретно-исторически, не абсолютизируя его, имея в виду определенные
условия, соотнося его с «целым», т. е. с главным, интересом
пролетариата, с интересом развития демократии в ряде
стран, во всем мире, о чем в дальнейшем мы будем
говорить специально.
Но когда в принципе идет речь о праве угнетенных
империализмом наций на свободу и независимость,
прогрессивном как с точки зрения борьбы за демократию, так и
с точки зрения борьбы за социализм, Ленин считал, что
всякий социал-демократ, который этому противится,
поддерживает аннексионистскую политику буржуазии,
является вольным или невольным ее пособником. И тогда он
не жалел самых беспощадных определений для оценок
взглядов и поведения таких социалистов. «Отказываясь
от поддержки восстания аннектированных областей,
мы — объективно — становимся аннексионистами»2.
«Быть против аннексий значит быть за право
самоопределения» 3.
В такой постановке вопроса Ленин не допускал
никаких колебаний, считая их изменой принципу
интернационализма, который без признания права равенства
наций, права борьбы угнетенных наций за свою
независимость перестает быть таковым.
Вся беда тех, кто выступает против права наций на
самоопределение,— имеются в данном случае в виду
заблуждавшиеся социалисты, а не ренегаты марксизма,
занимавшие позиции поддержки указанного
национализма, — заключалась в том, что они никак не могли сладить
с противоречиями — противоречиями опять-таки не
логических рассуждений, хотя и тут они допускали, как
показывал Ленин, элементарные нарушения простейших
правил формальной логики, а противоречиями реального
развития общества.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 25, стр. 300.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 30.
3 Там же, стр. 26.
384

Действительно, на поверхностный, метафизический
взгляд кажутся совершенно несовместимыми такие
объективные линии и тенденции развития, как, с одной
стороны, интернационализация наций, необходимость
слияния усилий пролетариев всех стран для борьбы против
империализма и, с другой стороны, движение за
национальное самоопределение народов, за их независимость,
что в духе этого взгляда ведет не к слиянию, а к
раздроблению рабочего класса развитых стран или одной и
той же страны, от которой отделяется угнетаемая нация,
а следовательно, и пролетариат этой нации.
Далее, марксизм всегда стоял за прогрессивность
крупных государственных образований, которые и с
точки зрения развития производительных сил, и с точки
зрения сплочения рабочего класса в его борьбе против
буржуазии имеют преимущество перед маленькими
государствами. Между тем лозунг права наций на
самоопределение ведет к дроблению таких государств, а
следовательно, находится в противоречии с первой стороной. И по
этой причине лозунг о самоопределении наций
объявлялся ошибочным, «националистическим». Поэтому
некоторые социал-демократы и выдвигали совершенно
чудовищный с точки зрения марксизма тезис о том, что хотя и в
«зверской форме», но порабощение империализмом
образовавшихся уже капиталистических государств
оправданно, так как «подготовляет социализм».
Ленин называл такое оправдание аннексий струвиз-
мом, а не марксизмом *, ибо это взгляд на общественное
развитие как на некий фатальный процесс вне учета
классов и классовых противоречий, классовой борьбы.
Критика Лениным этого тезиса, кстати, показывает, что
неправильно было бы, как это нередко делается, связывать
его борьбу за право наций на самоопределение лишь с
буржуазно-демократическими движениями, т. е. полагать,
что он имел в виду незавершенный еще процесс
буржуазно-демократических революций. Бесспорно, данный
лозунг имел важное жизненное значение в связи с этой
незавершенностью, и Ленин об этом неоднократно
говорил. Но было бы узостью и вообще принципиальной
ошибкой ограничивать таким образом его подход к этому
лозунгу. Ленин связывал его с эпохой империализма в
целом, подчеркивая его значение и для тех стран, где
См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 31.
385

буржуазно-демократические революции стали давно
делом прошлого.
Когда Р. Люксембург объявила «невозможными»
национальные войны при империализме на том основании,
что они «неизбежно» превратятся в империалистические,
Ленин дал ей прекрасный урок диалектики.
«Диалектика, — пишет он, — не раз служила... мостиком к
софистике. Но мы остаемся диалектиками, борясь с софизмами не
посредством отрицания возможности всяких
превращений вообще, а посредством конкретного анализа данного
в его обстановке и в его развитии» К
Ленин считал маловероятным превращение
империалистической войны, начавшейся в 1914 г., в
национальную войну. Но его диалектическое мышление, насквозь
пропитанное конкретным подходом к действительности,
отрицанием пустых, надысторических абстракций, не
отбрасывало такую возможность, не исключало ее. Ленин
гипотетически приводит условия, которые могли бы
вполне сделать абстрактную возможность такого
превращения и в данной войне вполне реальной. Он имел в виду
такие условия, как порабощение в результате этой войны
жизнеспособных национальных государств и некоторые
другие. «...Тогда,— сделал он вывод,— возможна была
бы великая национальная война в Европе... Это
невероятно. Но это не невозможно, ибо представлять себе
всемирную историю идущей гладко и аккуратно вперед, без
гигантских иногда скачков назад, недиалектично,
ненаучно, теоретически неверно»2.
Хорошо известно, что то, что не произошло в первую
мировую войну, стало реальностью во второй мировой
войне, когда существовало уже первое в мире
социалистическое государство, которое стало центром и силой
сплочения всей национально-освободительной борьбы
против фашизма, поработившего огромную часть
Европы, в том числе и давно сложившиеся национальные
буржуазные государства. Начавшись как
империалистическая, она превратилась затем в
национально-освободительную войну в этих буржуазных государствах.
Хорошо известно также, что и современный
империализм опутывает цепями зависимости не только малые, но
и крупные буржуазные государства, вися тяжелыми гиря-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 6.
2 Там же.
386

ми на их экономическом, политическом и культурном
развитии, подчиняя их интересам своих монополий.
Достаточно указать на роль империализма США в
Латинской Америке, да и не только в ней, на
неоколониалистскую политику современных империалистических
государств, т. е. на всю совокупную практику империализма,
делающую борьбу за национальную независимость одной
из важных составных частей общего мирового
революционного процесса. В США остро стоит расовая проблема,
десятилетиями ирландский народ ведет
освободительную борьбу против Англии, национальный вопрос остро
стоит в таких странах, как Бельгия, Канада, Испания
и др. В самой природе империализма таится угроза
национальной независимости той или другой, даже
развитой, капиталистической страны, вследствие чего нельзя
связывать лозунг самоопределения наций с одним лишь
незавершившимся процессом
буржуазно-демократических преобразований. Как мы увидим дальше, Ленин,
выдвигая его, имел в виду и социалистическое общество.
Вернемся, однако, к вопросу о противоречиях. Выше
было указано, в чем конкретно усматривается
несовместимость разных линий развития — права национального
самоопределения народов и единства борьбы
пролетариата всех стран, прогрессивности крупных государств по
сравнению с дроблением их и т. п. Повторяем, в этом
усматривалось чисто «логическое» противоречие, т. е.
простая непоследовательность мысли, которая отвергает то,
что утверждается. Есть люди, писал Ленин в статье «О
праве наций на самоопределение», которым кажется
«противоречивым» (Ленин берет это слово в кавычки, ибо
имеет в виду формальное противоречие) то, что в одном
пункте марксистская программа по национальному
вопросу признает право на самоопределение и тем самым
якобы делает уступку национализму, а в другом пункте
«предостерегает рабочих против националистических
лозунгов какой бы то ни было буржуазии и требует
единства и слияния рабочих всех наций... Но видеть здесь
«противоречие» могут лишь совсем плоские умы...» К
Если бы эти утверждения лишь взаимно исключали,
но не предполагали друг друга, не были обусловлены
одно другим, тогда бы они действительно не выражали и не
отражали живое и реальное, т. е. диалектическое, проти-
В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 25, стр. 299.
387

воречие. В лозунге самоопределения наций, бесспорно,
заложена возможность такого подхода, который вполне
приемлем и для буржуазного национализма, если он,
этот лозунг, выдвигается и ставится не в связи с
интернациональным объединением рабочих и трудящихся
разных стран и народов, не как условие и предпосылка,
ведущие к такому объединению.
Не видя реального, диалектического характера
развития, в котором противоположности — национальное и
интернациональное — переплетаются, взаимно
обусловливают друг друга, переводя их в плоскость чисто
формального противоречия, противники права народов на
национальное самоопределение не могли понять реального
пути разрешения этого живого противоречия
действительности. Они воспринимали эти категории абстрактно,
рассудочно, каждую саму по себе, не будучи способными
в силу своего метафизического подхода усмотреть в
лозунге права наций на самоопределение одно из средств,
один из путей, ведущих не к раздроблению наций, а к их
интернациональному объединению. И это не «хитрость»
умозрительной диалектики, а объективный, независимый
от воли людей путь развития. Вся трудность только
состоит в том, чтобы стоять при решении этого вопроса на
почве объективной диалектики, т. е. строить политику в
соответствии с объективными тенденциями развития
действительности в этой области, а не действовать вопреки ей.
В этой связи Ленин резко отделяет буржуазный
национализм от марксистской научной постановки вопроса.
«Принцип буржуазного национализма, — пишет он, —
развитие национальности вообще, отсюда
исключительность буржуазного национализма, отсюда безвыходная
национальная грызня»1. И это несмотря на то что
капитализм объективно ведет к ломке национальных
перегородок, к единству мирового хозяйства. В политике
буржуазия никогда не может преодолеть национальную
исключительность, быть за подлинное интернациональное
единство народов. Эта сторона ее деятельности находится в
безвыходном противоречии с ее социальной сущностью, с
ее эксплуататорской природой. Это относится не только к
политике империалистических государств, но и к
буржуазному национализму угнетенных наций. «В каждом
буржуазном национализме угнетенной нации, — указывал
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 24, стр. 132—133
388

Ленин в статье «О праве наций на самоопределение», —
есть общедемократическое содержание против угнетения,
и это-то содержание мы безусловно поддерживаем,
строго выделяя стремление к своей национальной
исключительности...» 1
Буржуазному национализму всех мастей и оттенков
марксизм противопоставляет свой подход, сила которого
в том, что он находится в соответствии с объективной
диалектикой развития общества, т. е. с объективным
развитием в направлении к будущему слиянию наций в
интернациональное, безнациональное общество. В своей
критике неверной теории «культурно-национальной
автономии», с которой выступали различные
социал-демократические течения — австромарксисты, бундовцы и др. и суть
которой заключалась в стирании противоречивого
характера каждой национальной культуры в буржуазном
обществе, Ленин четко разграничил эти два подхода, один из
которых тянет назад, к прошлому, тормозит дело
сближения наций, а другой направлен в будущее, выражает
объективные законы развития общества.
«Закрепить национализм в известной, «по
справедливости» отграниченной сфере, «конституировать»
национализм, разгородить крепко и прочно все нации между
собой посредством особого государственного
учреждения — вот идейная основа и содержание
культурно-национальной автономии. Эта мысль насквозь буржуазная и
насквозь ложная. Никакого закрепления национализма
пролетариат поддерживать не может, — напротив, он
поддерживает все, помогающее стиранию национальных
различий, падению национальных перегородок, все,
делающее связи между национальностями теснее и теснее, все,
ведущее к слиянию наций. Поступать иначе — значит
встать на сторону реакционного националистического
мещанства»2.
Но, ставя так вопрос, Ленин учил не перескакивать
искусственно, произвольно объективно необходимые
этапы движения к интернациональному сближению и
слиянию наций. Всякое ускорение этого процесса методами
игнорирования национального равноправия,
искусственной ломки национальных перегородок и т. п. есть на деле
не ускорение, а торможение его, движение не вперед, а
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 25, стр. 275—276.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 24, стр. 133.
389

назад. И когда Ленин так страстно отстаивал лозунг о
праве наций на самоопределение, то он строжайшим
образом следовал логике развития самой действительности,
диалектичность которого состоит в том, что
противоположности сходятся, превращаются одна в другую,
становятся тождественными: национальное равноправие,
свободное национальное самоопределение способствуют
сближению наций, их доверию друг другу, свободное
национальное развитие создает реальные предпосылки к
превращению национального в интернациональное.
Вот этой гибкости объективной диалектики развития,
которую Ленин так мастерски воспроизводил в своих
выступлениях, никак не могли понять даже некоторые
искренние интернационалисты. Какие только доводы не
выставлялись против права наций на самоопределение в
«защиту» и в «интересах» интернационализма! Ленин их
легко разбивал, ибо их слабость заключалась именно в
отходе от интернационализма. Когда Р. Люксембург,
например, аргументировала против этого права тем, что оно
равняется поддержке буржуазного национализма
угнетенной нации, то Ленин показывал, что такое опасение
оказывается на деле поддержкой великодержавного
национализма угнетающей нации. И так во всех случаях,
как бы искусно ни плелась ткань возражений против
единственно верного, марксистского подхода к этому
вопросу, Ленин показывает, что диалектическое по своей
сущности противоречие может быть лишь столь же
диалектическим образом разрешено.
Это разрешение состоит в том, что лозунг о праве
наций на самоопределение выдвигается «вовсе не для
«рекомендации» отделения, а, наоборот: для облегчения и
ускорения демократического сближения и слияния
наций...
Если мы требуем свободы отделения для... всех без
исключения угнетенных и неполноправных наций, то вовсе
не потому, что мы за отделение их, а только потому, что
мы за свободное, добровольное сближение и слияние, а не
за насильственное. Только поэтому!» К
Из этих слов видно, что Ленин, всеми силами
отстаивающий право наций на самоопределение, отнюдь не
возводил отделение в принцип, не абсолютизировал его. Он,
напротив, считал, что, когда речь идет о многонациональ-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 120.
390

ном государстве, например о старой России, пролетариат
кровно заинтересован в том, чтобы народы и
национальности не отделялись друг от друга, а сплачивались в
борьбе против царизма, против капитализма, за
социализм. Это, между прочим, служило ответом и тем, кто
выступал против права наций на самоопределение под
предлогом прогрессивности крупных государственных
образований. Ленин не только понимал эту прогрессивность, но
всячески развивал мысль об этом.
«При прочих равных условиях, — писал он, —
сознательный пролетариат всегда будет отстаивать более
крупное государство. Он всегда будет бороться против
средневекового партикуляризма, всегда будет
приветствовать возможно тесное экономическое сплочение крупных
территорий, на которых бы могла широко развернуться
борьба пролетариата с буржуазией» К И еще:
«Централизованное крупное государство есть громадный
исторический шаг вперед от средневековой раздробленности к
будущему социалистическому единству всего мира, и
иначе как через такое государство (неразрывно связанное с
капитализмом) нет и быть не может пути к
социализму» 2.
Следовательно, лозунг о праве наций на
самоопределение вовсе не был лозунгом дробления крупных
государственных образований, имеющих прогрессивное
значение для борьбы за социализм. Он только был средством
и путем свободного, а следовательно, прочного
объединения рабочих и трудящихся всех национальностей,
входящих в состав подобных государств. Ленин говорил о том,
что «право на самоопределение есть исключение из нашей
общей посылки централизма»3. Но это исключение
необходимо, ибо нет и не может быть иной дороги к
добровольному сближению наций, чем право на
самоопределение, вплоть до отделения. «Чем ближе демократический
строй государства к полной свободе отделения, тем реже
и слабее будут на практике стремления к
отделению...»4—такова диалектически гибкая формула Ленина.
В письме к С. Г. Шаумяну от 6 декабря 1913 г.
Ленин, говоря об этом «исключении», писал: «Отделение
вовсе не наш план. Отделения мы вовсе не проповедуем. В
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 24, стр. 143.
2 Там же, стр. 144.
3 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 48, стр. 235.
4 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 255.
391

общем, мы против отделения. Но мы стоим за право на
отделение ввиду черносотенного великорусского
национализма, который так испоганил дело национального
сожительства, что иногда больше связи получится после
свободного отделения!!» 1
Ленин в этом вопросе выступал не только как
политик, философ, социолог, но и как психолог. Он много раз
писал о том, как сложно и тонко психологически
национальное чувство и боролся против всякого рода его
ущемления, видя в таком ущемлении силу, отдаляющую, а не
сближающую нации. Когда Шаумян в письме к Ленину
ратовал за введение государственного
языка—русского — в многонациональной России и отмечал его
прогрессивное значение для сближения всех национальностей
страны, то Ленин, не отрицая последнего, решительно
выступал против этого предложения. Вводить
государственный язык — значит применять насилие по
отношению к нерусским национальностям, применять «палку»,
отбивающую от русского языка. «Как Вы не хотите
понять той психологии, — писал он, — которая особенно
важна в национальном вопросе и которая при малейшем
принуждении поганит, пакостит, сводит на нет бесспорное
прогрессивное значение централизации, больших
государств, единого языка??»2
Говоря о прогрессивном значении централизации,
Ленин имеет в виду, конечно, демократический централизм,
а демократическим он может быть лишь при условии
ненасильственного, добровольного сближения наций.
Мысль Ленина о том, что право на самоопределение
есть «исключение» из общей посылки марксизма о роли
демократического централизма и это исключение «нельзя
толковать расширительно», что «абсолютно ничего
кроме права на отделение здесь нет и быть не
должно»3, нельзя, конечно, понимать так, что речь идет о
чисто формальном праве. Еще до революции Ленин писал,
что «мы сами обязательно осуществим это право, предо-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 48, стр. 235.
2 Там же, стр. 234. Насколько был прав Ленин, показала вся
практика решения национального вопроса в СССР и на базе этого
решения добровольное стремление людей всех наций и народностей
нашей страны к изучению русского языка, к использованию его в
качестве орудия обмена национальными культурными ценностями,
сближения, сплочения в высшем, социалистическом, единстве.
3 Там же, стр. 235.
392

ставим эту свободу, как только завоюем власть...» К
Известно, что среди первых актов Советской власти было
предоставление национальной, государственной
независимости Финляндии. Позже, в годы гражданской войны,
Ленин отмечал, что этот акт способствовал более или
менее нейтральной позиции Финляндии в той кровавой
битве, которую вела страна против внутренней и
внешней контрреволюции.
Конечно, Ленин вообще был далек от
метафизического абсолютизирования, окостенения любого, самого
справедливого лозунга, в том числе и права на
самоопределение. Выше были приведены его слова о том, что
отдельные демократические требования, в том числе и
самоопределение, «не абсолют», а частичка, которая, если она
находится в конфликте с общими интересами
общедемократического и социалистического движения, должна
быть отвергнута. Все зависит от условий места и
времени, и тут только конкретный анализ конкретной истории
может правильно решить каждый вопрос в отдельности.
Ленин, например, всецело одобрял позицию польских
социал-демократов в вопросе о требовании независимости
Польши в годы первой мировой империалистической
войны. При соотношении сил в тех условиях такое
требование означало «узкий национализм», не соответствующий
интересам «общеевропейской или, по крайней мере,
русской и немецкой революции»2. Но и при этом Ленин был
против того, чтобы слишком обобщать особенные
условия и придавать правильному подходу в данной
конкретной обстановке слишком общий характер. Ленин всегда в
таких случаях напоминал о диалектике общего и
особенного, об их единстве и различии.
Таким образом, Ленин отвергает всякую мысль о
несовместимости развития, в котором сочетаются борьба за
самоопределение наций с движением к их слиянию.
«Никакого «противоречия» (Ленин снова берет это слово в
кавычки, давая этим знать, что речь идет о
непоследовательности мысли, рассуждений. — М. Р.) между
пропагандой свободы отделения наций и твердой решимостью
осуществить эту свободу, когда мы будем
правительством,— и между пропагандой сближения и слияния
наций,— нет и быть не может»3.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 120.
2 См. там же, стр. 48.
3 Там же, стр. 121.
14 М. М. Розенталь
393

Однако, говоря о соединении диалектически
взаимообусловленных противоположностей, следует опять-таки
иметь в виду меру этого соединения. И здесь оно может
выполнить свою роль способа разрешения противоречия
лишь при условии учета главной стороны тенденции
объективного развития, т. е. интернационального, лишь
соблюдая объективно определяемую этим развитием меру
их соединения. Преувеличение, раздувание момента
национального самоопределения ведет прямой дорогой к
реакционному национализму. Преувеличение, раздувание
второй стороны, связанное с пренебрежением к
национальному вопросу, означает перепрыгивание через
неизжитые этапы исторического развития и тем самым
торможение интернационального дела сближения и слияния
наций.
* * *
Из общего диалектического подхода к вопросу о
национальном самоопределении угнетенных народов вытекала
и определенная тактика пролетариата и его авангарда.
Ленин и к решению этого вопроса подходил,
учитывая всю сложность и противоречивость положения
рабочего класса угнетающей и угнетенной наций. Из
этого он выводил необходимость неодинаковой тактики тех
и других. Так, говоря о том, что польские
социал-демократы совершенно правы, не выставляя в конкретных
условиях империалистической войны требования о
независимости Польши, ибо это означало бы «низкое
прислужничество одной из империалистских монархий» *, Ленин
указывал, что совсем в другом положении находятся русские
и немецкие рабочие и социал-демократы. Им совсем не
безразлично, будет ли Польша угнетенной или
независимой страной. Участие в аннексии Польши означало бы
воспитание трудящихся России и Германии «в духе
самого подлого хамства, примирения с ролью палача чужих
народов...»2.
Ленин в связи с этим констатирует, что «положение
безусловно очень запутанное»3 и нужно найти такой
выход, который бы позволил всем — и рабочим угнетающих
наций, и рабочим угнетенных наций — оставаться
интернационалистами. И диалектик Ленин указывает этот
выход, находящийся в полном соответствии с противоречи-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 49.
2 См. там же.
3 Там же.
394

вой ситуацией самой жизни. Интернационалистами
русские и немецкие социал-демократы могут быть лишь
тогда, когда они будут требовать безусловной свободы
отделения Польши, польские социал-демократы — «борясь
за единство пролетарской борьбы в маленькой и в
больших странах без выставления для данной эпохи или для
данного периода лозунга независимости Польши» К
Иными словами, и в вопросах тактики революционный
интернационализм базируется на диалектическом
принципе соединения противоположностей, т. е.
противоположного подхода социал-демократов угнетающей и
угнетенной наций, который только и может обеспечить
единство их политики, их деятельности в национальном
вопросе. Единство тактики лишь при условии
противоположной тактики — такая диалектика была не по силам
метафизическому уму некоторых политических деятелей,
и они обрушились на Ленина за «дуализм»,
противопоставляя свой якобы «монистический» взгляд на социал-
демократическую «интернационалистскую» тактику. А
суть этого мнимого «интернационализма» заключалась в
том, что никто — ни представители угнетающей нации,
ни представители угнетенной нации—не должен
вообще ставить вопрос о самоопределении.
Ленин показывает, что «монизм» этот чисто
словесный, подобный дюринговскому, о котором Энгельс
говорил, что, если зачислить сапожную щетку в единую
категорию с млекопитающими, у нее не вырастут молочные
железы. Ленин требует и в данном случае отправляться
от реальной действительности, от объективной
диалектики развития и отсюда заключать о тактике, о ее
действительном интернационализме. «...Надо посмотреть,—
пишет Ленин, — как обстоит дело в объективной
действительности» 2. И здесь Ленин верен до конца
материализму, материалистической диалектике, ее исходному
требованию «объективности рассмотрения» вопросов.
И, показывая ясным и точным анализом
неодинаковость положения рабочих угнетенных и угнетающей
наций в экономическом, политическом и идейном
отношении, Ленин разбивает «мертвые абстракции» своих
оппонентов. И экономически, и политически рабочие
угнетающей нации занимают более привилегированное положе-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 50.
2 Там же, стр. 107.
14*
395

ние по сравнению с рабочими угнетенных наций, а
идейно они воспитываются всем строем буржуазного общества
в духе презрения к угнетенной нации. «Итак, в
объективной действительности, — делает вывод Ленин, — по всей
линии различие, т. е. «дуализм» в объективном мире,
независящем от воли и сознания отдельных лиц» К
И этот «дуализм» — а на деле
диалектически-противоречивое положение —должен найти выражение,
воплощение в диалектически гибкой тактике революционеров в
национальном вопросе, обеспечивающей не словесный, а
реальный, подлинный монизм их пролетарского
интернационализма. «Для того, — пишет Ленин, — чтобы
действие Интернационала, состоящего в жизни из рабочих,
расколотых на принадлежащих к нациям угнетающим и
к нациям угнетенным, было едино, для этого необходимо
не одинаково вести пропаганду в том и другом случае:
вот как рассуждать надо с точки зрения действительного
(а не дюринговского) «монизма», с точки зрения
материализма Маркса!» 2
Примечательная особенность ленинской мысли в этом
вопросе состоит в учете того, что при одинаковости
пропаганды объективная расколотость рабочих, трудящихся
угнетенной и угнетающей наций привела бы не к
единству, а к разрозненности их действий, что было бы лишь на
руку буржуазии той или другой нации.
«Одинаковость» цели, движения пролетариата разных
наций требует «неодинаковой» тактики, и только такая
неодинаковость способна обеспечить подлинное
интернациональное единство. Не все умели переварить эту
замечательно гибкую, диалектическую постановку вопроса,
но она была единственно верной.
Весь смысл подхода Ленина к вопросу о
неодинаковости тактики разных национальных отрядов рабочего
класса в том, чтобы между ними возникло полное
доверие, что будет способствовать их сближению и
единству. «...Нет,— говорил он,— вещи хуже, чем недоверие
нации»3. С этой точки зрения пролетариат угнетающей
нации должен, безусловно, стоять за самоопределение
наций, вплоть до отделения. Малейшие колебания здесь
недопустимы, они означали бы соучастие в
шовинистической политике «своей» буржуазии. «В противном случае
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 30, стр. 108.
2 Там же.
3 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 38, стр. 161.
396

интернационализм пролетариата останется пустым и
словесным; ни доверие, ни классовая солидарность между
рабочими угнетенной и угнетающей наций
невозможны...»1
С другой стороны, рабочие, трудящиеся угнетенной
нации заинтересованы в том, чтобы не отколоться от
рабочих угнетающей нации, а единым фронтом с ними
бороться против капитализма. Поэтому они должны
условно ставить вопрос об отделении, иначе они впадут в
узкий буржуазный национализм.
Понятие «условности» Ленин употребляет в том
смысле, что социал-демократ угнетенной нации, переводя
центр тяжести своей агитации на добровольное
соединение наций, может, учитывая конкретную обстановку, «не
нарушая своих обязанностей, как интернационалиста,
быть и за политическую независимость своей нации, и
за ее включение в соседнее государство... Но во всех
случаях он должен бороться против мелконациональной
узости, замкнутости, обособленности, за учет целого и
всеобщего, за подчинение интересов частного интересам
общего»2. Без этого социал-демократы не могут
отстоять свою классовую самостоятельность и солидарность с
пролетариатом угнетающей нации. Для них
«безусловность» должна заключаться в том, чтобы проводить
«полное», «в том числе организационное, единство рабочих
угнетенной нации с рабочими угнетающей нации»3. Ленин
учил, что право угнетенной нации на отделение не есть
проповедь права отделения рабочих разных наций и их
политических авангардов на отделение друг от друга.
Только при неодинаковости пропаганды возможны
единые действия тех и других, только такое различие в
тактике проложит путь к их классовому единению.
Требуя, безусловно, права на самоопределение, пролетариат
угнетающей нации выражает свой интернационализм,
интернациональную солидарность с трудящимся народом
угнетенной нации. Вместе с тем, действуя в таком
духе, он преследует и свои собственные национальные и
классовые интересы, ибо, как говорил Маркс, не может
быть свободен народ, притесняющий другие народы. В
свою очередь, ставя условно вопрос об отделении,
пролетариат угнетенной нации сознает, что его притеснитель
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 257.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 45.
3 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 257.
397

не рабочие, не трудящиеся господствующей нации, а
эксплуататорские классы. Значит, он действует не только
в духе одних своих национальных интересов, но и
поступает как класс-интернационалист, сознающий свою
классовую связь с пролетариатом других наций.
Для Ленина пролетарский интернационализм был
всегда высшим критерием определения истинно
классовой политики пролетариата и его партии, но этот
критерий не был отгорожен от национальных интересов, ибо,
напомним еще раз, правильно понятый национальный
интерес рабочего класса, по его определению, совпадает с
социалистическим интересом. А социализм и
интернационализм неразрывны.
И в данном случае, разрабатывая различные подходы
к решению одних и тех же задач, Ленин руководствовался
интересами интернационального добровольного
сближения наций. Поэтому, когда его противники называли
«противоречивой» гибкую диалектическую постановку
вопроса о неодинаковости подходов социалистов разных
наций к одному и тому же вопросу, то Ленин им отвечал:
«...небольшое размышление показывает, что иного пути к
интернационализму и слиянию наций, иного пути к этой
цели от данного положения нет и быть не может» К
Подчеркивая слово о данном положении, Ленин
обращает внимание на то, что речь идет о понятии
интернационализма в применении к определенным историческим
условиям, когда борьба за национальную свободу,
самоопределение происходит в буржуазном обществе, в
столкновении противоположных классов. Двуединая тактика
пролетариата угнетающей и угнетенной наций в этом
вопросе определяется данными конкретными условиями.
Это не значит, конечно, что вопрос о
самоопределении наций, о борьбе против национализма в связи с этим
и т. д., как его ставил Ленин, утрачивает свое значение
для социалистического общества. Существующий в
литературе взгляд, что ленинская разработка этого вопроса
в общем не выходит за рамки буржуазного общества,
ошибочен, и мы попытаемся в связи с этим сделать
несколько замечаний.
* * *
Вся постановка Лениным национального вопроса в
целом и вопроса о самоопределении наций была обраще-
См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 45.
398

на не только к настоящему, т. е. к «данному»,
положению, когда господствовал повсеместно капитализм, к
эпохе империализма, но и к будущему, т. е. к переходу от
капитализма к социализму, к самому социалистическому
обществу.
Выступая с неистощимой энергией за национальное
самоопределение, Ленин и не пытался предугадывать, как
конкретно оно будет реализовано в ходе исторической
практики в тех или иных странах. Он защищал и
отстаивал всеми силами интернационалистский принцип в этом
вопросе, отвергая всякую попытку «рисовать себе
будущее в этом отношении одноцветной сероватой краской».
Именно в связи с этим вопросом он высказал свое,
ставшее знаменитым положение о том, что «все нации придут
к социализму... но... не совсем одинаково», что каждая
нация внесет своеобразие в форму демократии, в
разновидность диктатуры пролетариата и т. д. И, как он
писал, «если бы даже действительность показала, что до
первой победы социалистического пролетариата
освободится и отделится лишь Vsoo из угнетенных ныне наций,
что до последней победы социалистического
пролетариата на земле... отделится тоже лишь Vsoo угнетенных
наций», требование национального самоопределения и
теоретически и практически-политически остается
единственно верным. «Ибо в действительности мы не знаем и не
можем знать, какому числу угнетенных наций
понадобится на практике отделение, чтобы внести свою лепту в
разнообразие форм демократии и форм перехода к
социализму. А что отрицание свободы отделения теперь есть
бесконечная теоретическая фальшь и практическое
услужение шовинистам угнетающих наций, это мы знаем,
видим и осязаем ежедневно» К
Мы сейчас знаем, какими конкретными путями пошла
партия в этом вопросе. Победа социализма сначала в
России, а затем образование мировой социалистической
системы создали тот новый социальный климат в мире,
который помог десяткам народов и наций, угнетенных
империализмом, освободиться, отделиться, обрести
национальную независимость. Революционная проповедь
национального равенства, права угнетенных наций на
самоопределение, вплоть до отделения, практическое
воплощение марксистско-ленинской программы союза свобод-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 123.
399

ных народов в социалистическом обществе, решающая
роль, сыгранная социалистическим государством в
разгроме фашизма с его человеконенавистническими
расовыми теориями и практикой, моральная и материальная
поддержка со стороны социалистических стран — все это
дало могущественный толчок движению угнетенных
наций Азии и Африки за свою свободу.
Разрабатывая национальный вопрос, исследуя
сложную диалектику национального и интернационального в
целом и в связи с проблемой самоопределения наций,
Ленин тесно сочетал интересы движения в настоящем с
движением в будущем. «Если мы хотим быть верны
социализму, мы должны уже теперь, — писал он в 1916 г.,—
вести интернационалистское воспитание масс,
невозможное в угнетающих нациях без проповеди свободы
отделения для угнетенных наций» К И добавим, без страстной
проповеди, которую вели Ленин, ленинская партия, все
революционные марксисты, кровной заинтересованности
этих наций в единстве со всем мировым рабочим
классом и его социалистическим движением.
Критика Лениным тех взглядов, которые он метко
окрестил понятием «империалистический экономизм»,
была направлена и на то, чтобы решительно отвергнуть
идею, согласно которой экономический переворот,
совершаемый социализмом, автоматически решает и
национальный вопрос, делает ненужной политику
национального самоопределения народов в социалистическом
обществе, освобождает рабочий класс, его партию от
борьбы за осуществление марксистских идеалов в этой
области, борьбы против национализма всех и всяких
оттенков и т. п.
Несомненно, указывал Ленин, экономический
переворот создает необходимые условия для уничтожения всех
видов политического, в том числе и национального,
гнета. «Именно поэтому нелогично, неверно отделываться
ссылкой на экономический переворот, когда вопрос стоит:
как уничтожить национальный гнет? Его нельзя
уничтожить без экономического переворота. Бесспорно. Но
ограничиться этим значит впадать в смешной и жалкий
«империалистический экономизм»»2. «...Когда говорят:
самоопределение при социализме излишне, это такой же
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 51.
2 Там же, стр. 128.
400

вздор, такая же беспомощная путаница, как если бы кто
сказал: демократия при социализме излишня» *.
Ленин выступает против непонимания того, что один
экономический переворот без политики, без широкой
системы политических мер, находящихся в диалектическом
взаимодействии с экономическим развитием, разрешить
национальный вопрос не может. Игнорирование
политики в данном вопросе и есть «экономизм».
В связи с этим нельзя согласиться с тем
методологическим анализом развития национальных отношений при
социализме, который дан в статье К. Помайзла
«Проблемы двух тенденций в национальном вопросе»,
опубликованной в чехословацком философском журнале2. Автор
пытается рассмотреть ленинский подход к этому вопросу,
но, на наш взгляд, неверно его освещает.
Отправным пунктом в этой статье делается
известное ленинское положение о двух тенденциях в
национальном вопросе при капитализме. Автор правильно
полагает, что эти две тенденции нужно рассматривать
исторически, в процессе перехода одной в другую,
подчеркивая при этом, что они не выступают в чистом виде,
поскольку капитализм развивается неравномерно: в то
время как в развитых странах превалирует тенденция к
интернационализации хозяйства, выходя за национальные
рамки, в других первостепенное значение имеет
образование национальных государств.
Однако, когда автор начинает применять это
положение к социалистическому обществу, он отходит от
диалектического понимания, становится по существу на
позицию противопоставления интернационального и
национального.
Одновременное существование обеих тенденций при
социализме автор считает «бесспорной реальностью»,
объясняя это той же неравномерностью развития,
которая оставляет социализму в наследство неразвитые еще
нации, неоформившиеся и начинающие по существу
только свободно развиваться. Таким образом, существование
национального момента во всей его сложности выводится
из незрелости социализма, из существования не изжи-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 128.
2 «Filosoficky casopis», 1967, N 6. Сущность своих взглядов
автор воспроизвел в выступлении на конференции, посвященной
ленинскому этапу в развитии марксистской философии (см. «Ленинский
этап в развитии философии марксизма». М., 1972, стр. 269—272).
401

тых еще остатков старого, досоциалистического
развития, из внешних влияний, т. е. существования
капиталистического мира (например, СССР долгое время был
одинок, в силу чего вопросы отечества, патриотизма и т. п.
приобретали важное значение).
То же, по его мнению, относится и к образованию и
развитию социалистических стран после второй мировой
войны. Эти страны, говорит Помайзл, возникли из
национальных антифашистских революций, которые, с одной
стороны, облегчили переход к социализму, а с другой —
придали им национально ограниченные формы,
сохраняющиеся вплоть до сегодняшнего дня.
Из всего этого делается вывод, что такое развитие
«нетипично» для зрелого социалистического общества,
что все это «объективные недоделки по отношению к
первой тенденции», когда налицо «остатки
досоциалистического развития», что эти явления и процессы не вытекают
из сущности социализма, не характеризуют его в
«саморазвитии» (так как внешние влияния «нарушают» это
саморазвитие), «не имеют отношения к подлинной сущности
социализма».
Вследствие этого автор полагает, что для того, чтобы
правильно понять соотношение двух тенденций при
социализме, нужно создать абстрактную модель чистого
социалистического общества, и тогда станет ясно, что
первая тенденция — пережиток, а будет преобладать
вторая — тенденция к интернационализации, она будет
единственной.
Прежде всего следует отметить, что вся эта
концепция (о дальнейших выводах, которые на ее основании
делает Помайзл, мы скажем несколько ниже) строится на
ошибочной посылке о существовании двух тенденций в
социалистическом обществе. Ленин, как уже
указывалось, существование этих двух тенденций — к
образованию национальных государств и стиранию национальных
перегородок между ними — называл мировым законом
капитализма. Социалистическое общество, каким бы
незрелым оно ни было, даже тогда, когда оно делает
первые шаги, продолжает и развивает на новой социальной
основе вторую тенденцию. Это представляет собой
начало, первую ступень развития интернационального по
своей природе социалистического общества, высшей
ступенью и завершением которого будет мировое
коммунистическое общество.
402

С точки зрения этой тенденции «настоящее», «зрелое»
социалистическое общество (кстати, неясно, откуда оно
может взяться, не пройдя каких-то определенных
незрелых еще ступеней) должно развиваться, сразу же ломая
всякие национальные границы, стирая национальные
различия и т. п. Но такой взгляд на развитие
социалистического общества недиалектичен. В действительности это
очень длительный процесс, требующий много времени,
не поддающийся искусственному, произвольному
ускорению, которое может только затормозить его. Относить
существование наций при социализме и национальных
границ между социалистическими государствами к
пережиткам неразрешенных «досоциалистических» задач
абсолютно неверно. Конечно, нации — это продукт развития
прошлого, главным образом капиталистического,
общества, вследствие чего социалистическое общество,
выходящее из буржуазного, есть еще национальное общество,
общество, развивающееся в национальных формах. Но
делать из этого вывод, что это «нетипично» для
социализма, что это не вытекает из его «сущности», что это «не
саморазвитие» его, а результат лишь внешних влияний
и т. п., все равно что утверждать, будто и принцип «от
каждого — по его способностям, каждому — по труду»
также чужд «настоящему» социалистическому обществу,
так как он понятен и закономерен лишь в свете
происхождения социализма из капитализма.
Бесспорно также, что ряд отсталых народов, как
показывает опыт Советского Союза, впервые обретает
статус наций лишь при социализме. Но и это не
свидетельствует в пользу рассматриваемых концепций, так как
данные нации формируются и развиваются не вследствие
развития товарных отношений, обмена и всего того, что
характерно для возникающего капитализма («первая
тенденция»), а благодаря победе социалистической
революции, которая принесла им свободу и открыла путь
для некапиталистического, т. е. социалистического,
развития.
Но если взять не отсталые страны, а развитые нации,
вставшие на путь социализма, то разве они в течение
длительного периода могут существовать и развиваться вне
национальных границ, развивать свою экономику,
политику, культуру, быт вне национальной формы? Помайзл в
подтверждение своих взглядов все время пытается
ссылаться на Ленина, но это безнадежная попытка.
403

Критикуя новейших представителей «экономизма»,
Ленин указывает, что они полагают, будто
«демократическое государство победившего социализма будет
существовать без границ (вроде «комплекса ощущений» без
материи)», что «границы будут определяться «только»
по потребностям производства. На деле, — продолжает
он,—эти границы будут определяться демократически,
т. е. согласно воле и «симпатиям» населения.
Капитализм насилует эти симпатии и тем прибавляет новые
трудности делу сближения наций. Социализм, организуя
производство без классового гнета, обеспечивая
благосостояние всем членам государства, тем самым дает
полный простор «симпатиям» населения и именно в силу
этого облегчает и гигантски ускоряет сближение и слияние
наций» 1.
В той же статье, откуда заимствованы эти слова, в
«Итогах дискуссии о самоопределении», Ленин еще и
еще раз доказывает, что создание социалистической
экономики есть основа, «фундамент», на котором нужно
возвести демократическое здание социализма, чтобы решить
национальный вопрос. Этим создается «возможность
полного устранения национального гнета; эта возможность
превратится в действительность «только» — «только»!—
при полном проведении демократии во всех областях,
вплоть до определения границ государства сообразно
«симпатиям» населения, вплоть до полной свободы
отделения. На этой базе, в свою очередь, разовьется
практически абсолютное устранение малейших национальных
трений, малейшего национального недоверия, создастся
ускоренное сближение и слияние наций, которое
завершится отмиранием государства. Вот теория
марксизма...»2.
В этих немногих словах содержится квинтэссенция
марксистско-ленинской программы по национальному
вопросу при социализме и переходе к коммунизму.
Возникает вопрос: такое развитие—внутренне присущая
социалистическому обществу диалектика саморазвития или
чуждые ему наслоения, объясняемые отсталостью,
внешними влияниями и т. п.? Конечно, существование
капитализма не облегчает, а затрудняет этот процесс. Но если
бы его и не существовало больше в мире, он, этот процесс,
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 30, стр. 21.
2 Там же, стр. 22.
404

в своих существенных чертах не был бы иным, ибо
процесс стирания национальных различий, добровольного
сближения наций — процесс, который может происходить
лишь на основе социалистического общества. И это
трудный процесс, как показывает реальный опыт
строительства социалистического общества, трудный не только
потому, что его усложняют, как пишет Помайзл, ошибки
и т. п., но главным образом потому, что он связан с
процессом преобразования всех сторон общественной
жизни — экономической, государственной, культурной,
бытовой, требует гигантской и терпеливой воспитательной
работы, систематической борьбы с националистическими
тенденциями, изживания религиозных пережитков,
перестройки человеческой психологии и т. д.
Беда рассматриваемой концепции состоит в том, что
она подходит не диалектически к соотношению
национального и интернационального в развитии
социалистического общества. Всякий национальный момент, всякое
проявление национального развития она рассматривает
как «первую тенденцию», враждебную второй тенденции,
т. е. интернационализму. С этой точки зрения правильнее
говорить об «относительном согласии» этих двух
тенденций при социализме, главное же, что характеризует здесь
их соотношение, — «это несогласие, абсолютное
несогласие»1. Помайзл специально выделяет философское,
методологическое содержание вопроса о соотношении
между национальным и интернациональным в
социалистическом обществе и утверждает, что это абсолютное
несогласие, при котором одна сторона исключает
другую, ведет к «подавлению», ликвидации второй, к
торжеству одной и к поражению, разрушению, исчезновению
другой.
Положение об «абсолютном несогласии» не двух
тенденций, которых, как мы уже выяснили, не существует
при социализме, а моментов национального и
интернационального есть «абсолютно» недиалектическая
постановка вопроса, дающая неправильную картину развития,
противоречащая, как мы видим, ленинскому подходу.
Помайзл не понимает, что то, что делает социализм для
разрешения национального вопроса (создание полного
простора для проявления «симпатий» населения в вопросах о
государственных границах, развития социалистической
:Filosoficky casopis», 1967, N 6, otr. 910.
405

экономики, демократической государственности, развития
социалистической по содержанию и национальной по
форме культуры и т. д.) и есть процесс, сближающий
нации, процесс развития тенденции к интернациональному
формированию общества — экономики, культуры,
человеческой психологии, быта, морали, всех сторон и
аспектов жизни людей. В этом суть ленинской диалектики в
данном вопросе. «Абсолютное несогласие» между
национальным и интернациональным не исключено, ибо они
представляют собой диалектические противоположности.
Если забыть это последнее, либо, преувеличивая,
раздувая первое, игнорировать, что национальная форма при
социализме наполнена социалистическим, а
следовательно, интернациональным содержанием, что
интернационализм есть ведущая сторона и основной принцип всей
политики, либо, пренебрежительно относясь к
национальному вопросу в условиях социализма, полагать, как
поступали представители «экономизма», что он сам собой,
автоматически решится, — тогда между этими двумя
моментами может возникнуть и, как мы знаем, нередко
возникает конфликт. Возводить же «абсолютное несогласие»
в принцип социализма, в закон его «саморазвития»
совершенно несообразно ни с теорией, ни с практикой
марксизма-ленинизма.
В разбираемой статье правильно отмечается, что
образование СССР дает пример добровольного и
равноправного объединения социалистических республик в одно
государство. Но это стало возможным благодаря тому,
что Коммунистическая партия осуществляла ленинскую
теорию в этом вопросе, строго придерживалась принципа
интернационализма в отношениях между нациями, борясь
против великодержавного и местного национализма.
Конечно, в новых условиях социалистического
общества, когда каждая нация, каждый народ имеет
возможность в союзе со всем содружеством наций и народов
беспрепятственно развиваться, когда угнетенные ранее
нации совершили огромный скачок в своем экономическом,
государственном, культурном развитии, опираясь на
мощь всего Советского Союза, на колоссальную
бескорыстную помощь всех народов, и в первую очередь
русского народа, неприменима уже та тактика, которая
выражала задачи борьбы за самоопределение в условиях
буржуазного общества. Она не соответствует новой
обстановке, так как не существует больше угнетающих и
406

угнетенных наций, здесь единство всех наций служит
условием развития каждой отдельной нации, и наоборот.
Укрепление Союза Советских Социалистических
Республик в целом, его быстрое экономическое, социальное и
культурное развитие служат самой надежной гарантией
развития каждой его отдельной составной части.
Поэтому все нации и народы Советского Союза кровно
заинтересованы в содружестве, в интернациональном единстве
и в его всестороннем развитии.
Но, положительно оценивая пример СССР, Помайзл
не извлекает всех уроков из него. Он, например, видит
непримиримое противоречие между положением о
«расцвете наций» при социализме и их интернациональным
сближением. «Как исчезнут, угаснут и отомрут нации, —
спрашивает он, — если они будут непрерывно
расцветать?» х В этой постановке вопроса опять-таки явно
обнаруживается недиалектическое противопоставление
национального и интернационального. В «непрерывном
расцвете» наций он видит их взаимоисключение, отдаление
друг от друга, возведение национальных барьеров между
ними. Забываются при этом известные мысли Ленина, что
в каждой нации эксплуататорского общества есть две
нации, а следовательно, и две национальные культуры, что
именно рабочий класс наследует все лучшее и все
ценное, что создано демократической прогрессивной
национальной культурой, отметая все реакционное в ней,
развивая зачатки социалистической культуры. Ленин уже в
применении к старому обществу ставил задачу развивать
«исключительно в интернациональном духе и в
теснейшем союзе с рабочими иных стран» прогрессивную
демократическую культуру каждой нации2.
Но эта задача, естественно, наталкивалась на
огромные трудности в условиях старого общества. Впервые
лишь при социализме создаются условия для ускоренного
развития, «расцвета» лучших и передовых традиций,
элементов прогрессивной культуры каждой нации и, конечно,
культуры новой, социалистической. Это развитие не
может протекать иначе как в национальной форме.
Но поскольку в социалистическом обществе уже нет
враждебных классов, нет угнетающих и угнетенных
наций, поскольку в основе этого развития лежит одинаковое
1 «Filosoficky casopis», 1967, N 6, str. 912.
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 24, стр. 122.
407

социалистическое содержание, постольку национальная
форма не препятствует, а способствует
интернациональному сближению наций, взаимному влиянию их культур
друг на друга, их взаимному обогащению,
всестороннему развитию в общем русле. Это и означает развитие в
духе интернационализма, не отдаляющее, а
приближающее будущее слияние наций.
Опыт СССР, а также и других социалистических
стран достаточно красноречиво свидетельствует об этом.
Конечно, нередко под видом «национальной культуры» и
вообще «национального» преподносится нечто совершенно
чуждое строю социализма и духу интернационализма. Но
это только означает, что весь процесс развития протекает
не стихийно, он требует направления, руководства со
стороны партии, государства, со стороны всего общества. В
докладе «О пятидесятилетии Союза Советских
Социалистических Республик» Л. И. Брежнев, излагая политику
партии, раскрыл двуединую, диалектически
взаимосвязанную задачу в этой области: «Дальнейшее сближение
наций и народностей нашей страны представляет собой
объективный процесс. Партия против того, чтобы его
искусственно форсировать, — в этом нет никакой нужды,
этот процесс диктуется всем ходом нашей советской
жизни. В то же время партия считает недопустимыми какие
бы то ни было попытки сдерживать процесс сближения
наций, под тем или иным предлогом чинить ему
помехи, искусственно закреплять национальную
обособленность, ибо это противоречило бы генеральному
направлению развития нашего общества,
интернационалистическим идеалам и идеологии коммунистов, интересам
коммунистического строительства» К
•к * *
Понятие интернационализма, базируясь на
определенных незыблемых принципах, изменяется, развивается,
наполняется новым конкретным содержанием в связи с
развитием общества, новыми задачами, встающими перед
революционным движением. В современных условиях,
когда фронт антиимпериалистической борьбы значительно
расширился и в этой борьбе участвуют народы
социалистических стран, пролетариат и все демократические
1 Л. И. Брежнев. Ленинским курсом. Речи и статьи, т. 4. М,
1974, стр. 63—64.
408

силы капиталистических стран, освободившиеся и еще
угнетенные народы, еще больше, чем когда бы то ни было,
вырастает значение правильного, диалектического
соотношения между интернациональным и национальным. В
еще большей мере возрастает роль интернационального
единства деятельности коммунистических и рабочих
партий, их согласованная политика, способная сплотить все
антиимпериалистические силы, правильно сочетать
национальные интересы каждой страны, каждого
национального отряда с общими интересами борьбы за демократию
и социализм.
Международное Совещание коммунистических и
рабочих партий (1969 г.) уделило огромное внимание
вопросу о правильном сочетании национального и
интернационального, определив это как одно из важнейших
условий. «Каждая коммунистическая партия, — говорится
в Основном документе Совещания, — ответственна за
свою деятельность перед своим рабочим классом и
народом и в то же время — перед международным рабочим
классом. Национальная и интернациональная
ответственность каждой коммунистической и рабочей партии
нераздельны. Марксисты-ленинцы являются
одновременно и патриотами, и интернационалистами, они отвергают
и национальную узость, и отрицание или недооценку
национальных интересов, и тенденцию к гегемонизму» К
Этот акцент на неразрывном единстве национальных и
интернациональных задач партий, сделанный
международным Совещанием, не случаен, не просто еще раз
подчеркивает значение принципа пролетарского
интернационализма. Он направлен против современного правого и
«левого» оппортунизма, против всяких проявлений
национализма в коммунистическом движении,
представляющего огромную опасность для всего дела борьбы за
социализм. Достаточно в этой связи еще раз упомянуть о том
вреде, который наносит раскольническая
националистская деятельность маоизма.
Современные ревизионисты — ренегаты марксизма
особенно эксплуатируют в борьбе против
интернационального единства коммунистического движения так
называемую теорию плюрализма, сущность которой состоит
в том, чтобы раздробить общий и единый революционный
1 «Международное Совещание коммунистических и рабочих
партий», стр. 326—327.
4С9

процесс на совершенно самостоятельные движения, а
единое марксистско-ленинское учение — на столь же
самостоятельные «национальные марксизмы» — китайский,
французский, японский и т. п.
Плюрализм, плюрализм и еще раз плюрализм —
такова альтернатива, противопоставляемая
марксизму-ленинизму как интернациональному учению, вполне
признающему самостоятельность каждого национального отряда
международного фронта борьбы против капитализма и
вместе с тем требующему видеть целое, подчинить
интересам целого каждое отдельное и особенное.
В свете этого большой интерес представляет еще одна
сторона ленинской диалектики интернационального и
национального, имеющая актуальное значение сегодня, еще
один аспект общего диалектического принципа
соединения противоположностей. Мы имеем в виду диалектику
целого и части. Рассмотрение ленинского подхода к этой
стороне вопроса важно по той причине, что среди самих
марксистов встречаются взгляды, требующие
критического анализа.
Некоторые марксисты полагают, что национальные
интересы, конкретная политика каждой отдельной
коммунистической или рабочей партии и интернациональные
цели всего коммунистического движения и рабочего
класса тождественны, совпадают и между ними не может
быть противоречия. Мотивируется это тем, что каждая
партия лучше других может определить и осуществить
задачи, стоящие перед ней. Так, на обсуждении вопроса о
диалектике интернационального и национального в
мировой системе социализма, организованном редакцией
журнала «Проблемы мира и социализма» в 1972 г.,
К. Влад (Бухарест) следующим образом изложил свою
точку зрения по этому поводу: «Вопрос о том, в чем
состоит интерес каждой страны как в области
национального, так и интернационального, призван решать народ
данной страны, его коммунистическая партия и никто
другой. Разумеется, каждая партия действует в духе
марксизма-ленинизма и совместно принятых документов.
Другой ответ на этот вопрос открыл бы путь для оправдания
тезиса о вмешательстве одной партии во внутренние
дела другой» 1.
«Проблемы мира и социализма», 1972, № 7, стр. 19.
410

Эта точка зрения была подвергнута на обсуждении
справедливой критике. Она неверна и в плане
методологическом. Ее ошибочность состоит в том, что она
фактически при всех оговорках, которые при этом делаются,
стирает всякое различие между интернациональным и
национальным, не учитывает того, что это диалектические
противоположности, не только обусловливающие друг
друга, но и находящиеся в отношениях известного
несовпадения, противоречия, которые могут вступить в
состояние конфликта в зависимости от различного подхода к
ним.
В самом деле, если только партия, народданной
страны могут определять, каковы в каждый данный момент
интернациональные цели и задачи рабочего движения,
социализма, то тем самым снимается проблема
соотношения целого и части, первое растворяется во второй, ибо
категории целого и части как раз выражают, с одной
стороны, интернациональный аспект движения и борьбы
рабочего класса всех стран и национальный аспект — с
другой. Целое, бесспорно, не существует вне своих частей,
как и, наоборот, нет части вне целого. Каждое из них
относительно самостоятельно, но они связаны между
собой множеством связей, зависимостей, переходов. К ним
вполне применимо диалектически понимаемое понятие
системы, элементы которой, т. е. отдельные национальные
движения, партии, народы, находятся в определенной
структурной связи между собой, причем эти связи
выражают целое и определяют сущность каждой части,
каждого звена общей цепи мирового революционного
движения. Иначе говоря, целое и части занимают
неодинаковое место в системе по своему значению и своей роли.
Если, далее, каждая национальная партия — и
только она, никто другой — может единственно правильно
решить, в чем состоят национальные и интернациональные
интересы данной страны, то тогда происходит их
отождествление и в том смысле, что всякое национальное есть
автоматически интернациональное. Раз данный
национальный отряд мирового движения решил, что именно его
политика выражает интернациональные интересы,
интересы движения в целом, то целое подменяется частью и по
существу целое сводится на нет, отпадает необходимость
коллективного обсуждения задач целого на том или ином
историческом этапе, коллективной выработки общей
линии и т. д.
411

Бесспорно, политика каждого отдельного
национального отряда может быть в полной мере выражением и
воплощением единства интернационального и
национального. Но она может и не быть таким выражением, здесь
нет и не может быть никакого автоматизма. Живые
люди определяют и делают политику, а безгрешных,
неошибающихся людей нет. Именно поэтому коммунистические
и рабочие партии, признавая полную самостоятельность
каждой из них в разработке политики, обусловленной
своеобразием национальных условий, вместе с тем
придают огромное значение коллективному обсуждению и
«согласованным выступлениям братских партий на
международной арене, особенно по коренным проблемам
антиимпериалистической борьбы» К
Обрушиваясь на вождей II Интернационала за их
позицию, занятую в связи с империалистической войной,
Ленин, в частности, опирался на решения
международных социалистических конгрессов, выработавших
коллективно интернационалистскую линию социалистических
партий и рекомендовавших им в случае войны сделать
все для подготовки и осуществления социалистической
революции. Каутский и другие изменили этим решениям.
Выше мы приводили его определение
интернационализма, оправдывавшее шовинистическую политику социал-
демократических партий.
Посмотрим теперь, как Ленин освещал этот аспект
диалектики интернационального и национального в качестве
целого и частей. Он как раз широко использовал эти
категории для разъяснения данного вопроса.
Когда «левые» социал-демократы пытались
парировать ленинскую ссылку на тактику Маркса тем, что-де
Маркс был «непоследователен», выдвигая одновременно
противоположные положения: то требуя отделения
Ирландии, то выступая против отделения других наций,
Ленин их уличил в неспособности понять, что она, эта
тактика, вытекала «из одного и того же социалистического
мировоззрения»2. Как показал Ленин в статье «Итоги
дискуссии о самоопределении», Маркс подходил к
определению тактики в данном вопросе, ставя во главу угла
интересы европейской демократии в целом, с точки зрения
1 См. «Международное Совещание коммунистических и рабочих
партий», стр. 327.
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 37.
412

этого целого, ибо интересы целого в конечном счете
обеспечивают и интересы частички, отдельного.
Реакционные режимы нередко используют отдельные
движения мелких наций в корыстных целях, для
укрепления своего господства, для подавления других наций,
играющих революционную роль. Понятно, что в таких
случаях только конкретный анализ способен правильно
определить тактику пролетарской партии. И Ленин
отбрасывает упреки по адресу Маркса в
непоследовательности, корень которых — в отсутствии диалектической
гибкости, в неспособности диалектически понять
соотношение целого и части, общего и единичного.
«Отдельные требования демократии, в том числе
самоопределение, — писал Ленин, — не абсолют, а частичка
общедемократического (ныне: общесоциалистического)
мирового движения. Возможно, что в отдельных
конкретных случаях частичка противоречит общему, тогда надо
отвергнуть ее» 1. Эти слова прекрасно воплощают
диалектический подход к целому как системе, которая
больше частей — больше не в количественном, конечно,
смысле, а в том смысле, что она определяет место и роль
каждой отдельной части, что из интересов целого нужно
исходить и при определении интереса части.
В подтверждение правомерности такой постановки
вопроса Ленин приводит гипотетический случай. Если бы в
какой-нибудь маленькой стране изгнали «королька» и
была бы провозглашена республика и из-за этого между
двумя соседними большими государствами началась
война за восстановление этого монарха, то
социал-демократия должна была бы в данном конкретном случае
выступить против лозунга республики. «Замена монархии
республикой — не абсолют, а одно из демократических
требований, подчиненное интересам демократии (и еще
более, конечно, социалистического пролетариата) в целом».
Но это, разумеется, не означает, что отдельный случай
можно обобщить, т. е. вообще выбросить из программы
социал-демократии лозунг республики. «...Нельзя все же
забывать элементарное логическое отличие особенного
от общего»2.
Из этого примера (а он хоть и приведен в виде
гипотезы, но история дает массу фактов подобного рода) вид-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 39.
2 Там же, стр. 43.
413

но, почему Ленин, как и Маркс, выдвигает на первый
план решающее значение целого, общего, нисколько,
разумеется, не преуменьшая значения «части». Целое и
часть, общее и особенное вообще нельзя разрывать,
метафизически противопоставлять, ибо они различия в
единстве, или единство в различиях, противоположностях. Но
в «целом», «общем» выражена сущность в ее чистом,
свободном от частных, второстепенных наслоений виде,
и потому в них резче, яснее выступает главное,
закономерное в движении той или иной исторической эпохи.
Тут дело, разумеется, не просто в субъективном видении,
а в объективном характере целого и общего по
сравнению с частным.
Ленин потому и придавал такое большое значение
принципу интернационализма, называя его даже, как уже
указывалось, «миросозерцанием», что в нем выражен
общий интерес международного пролетариата, что он
определяет главную задачу борьбы в современную
историческую эпоху, объективно развивающуюся в направлении
все большего сближения наций, и, наконец, что только в
соотношении с этим общим, целым можно правильно
понять и определить роль особенного, части, отдельных
звеньев мировой борьбы.
Основываясь на этом диалектическом соотношении
целого и части, общего и особенного, Ленин дает ясное
и четкое определение сущности пролетарского
интернационализма в отличие от его мелкобуржуазной
националистской трактовки. Эта последняя ограничивается в
понимании интернационализма признанием
«равноправия наций, и только», «сохраняя... неприкосновенным
национальный эгоизм, между тем как пролетарский
интернационализм требует, во-первых, подчинения интересов
пролетарской борьбы в одной стране интересам этой
борьбы во всемирном масштабе; во-вторых, требует
способности и готовности со стороны нации, осуществляющей
победу над буржуазией, идти на величайшие
национальные жертвы ради свержения международного
капитала» К
Как известно, именно такова практика СССР и
других социалистических стран, которые, как и
предусматривал Ленин, идут на «национальные жертвы», исполняя
свой интернациональный долг.
В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 41, стр. 165—166.
414

Таким образом, рассмотренный аспект ленинской
диалектики интернационального и национального важен
тем, что он не только раскрывает внутреннюю
взаимосвязь этих двух сторон, их взаимную обусловленность, но
и выделяет одну из них как то общее и целое, которое
играет решающую роль, имеет свои относительно
самостоятельные закономерности и с которым нужно
соподчинять вторую сторону, — так соподчинять, чтобы в
результате в выигрыше было как отдельное, так и общее,
как целое, так и части, из которых оно складывается.
Методологический подход Ленина к этому
животрепещущему и в условиях современного мирового развития
вопросу, как и к вопросу о соотношении борьбы за
демократию и социализм, дает яркий образец применения
диалектического принципа соединения противоположностей
в целях и интересах разрешения возникающих в
исторической практике общественного развития противоречий.
В то же время применение Лениным этого принципа к
конкретным вопросам, бесспорно, раскрывает и
обогащает одну из важнейших граней, аспектов
материалистической диалектики. Невозможно, после того что сделал
Ленин в этом плане и направлении, обходить данный
аспект диалектики, являющийся одним из существеннейших
как для теории, так и для практической деятельности.

Глава 9
ЛОГИКА И ЛОГИЧЕСКИЕ
ПРИНЦИПЫ
КОНКРЕТНОГО АНАЛИЗА
Кульминацией разработки Лениным науки о
революции в период первой мировой войны, ее заключительным
аккордом была его теоретическая и практическая
деятельность по подготовке и осуществлению Октябрьской
социалистической революции. В этот небольшой
исторический период от Февраля до Октября 1917 г. ленинская
мысль, ленинская революционная энергия достигли
высочайшей степени концентрации, развернулись с
необыкновенной, поистине чудотворной силой. Конечно, абсолютно
ничего не понимают те, кто приписывает Ленину роль
некоего мессии, который сумел, благодаря своему гению,
сделать то, что не имело никаких условий и предпосылок
в самой действительности. В таком понимании нет ни
грана марксизма, ни намека на научный подход. Более
того, подобное изображение Октябрьской революции
есть один из многих вариантов буржуазного и
меньшевистского искажения сущности и значения величайшего
события мировой истории, означавшего коренной
перелом в развитии человечества.
Как мы уже говорили, когда ревизионист Э. Фишер
заявляет, что Россия-де не была готова к социализму
из-за «слабости» развития производительных сил, что
Октябрьская революция «не была исторической
необходимостью» и ее «следует приписать гению Ленина», силе
созданной им партии, то эта «похвала» по адресу вождя
революции имеет очень дурной привкус. Из подобного
взгляда, как из истока, вытекает вся сумма
ревизионистских, антимарксистских воззрений на весь дальнейший
ход событий, на социалистическое общество, созданное в
416

результате Октябрьской революции, мировую
социалистическую систему и ее значение для современного
развития общества.
Действительно, роль Ленина в Октябрьской
революции безмерно велика. Марксистская наука ничего общего
не имеет не только с переоценкой и абсолютизацией, но и
с недооценкой, с принижением деятельности
исторической личности. Но если в совокупности всех данных,
обусловивших эту революцию, мысль и деятельность Ленина
можно уподобить силе одного из самых могущественных
токов, питавших ее, то не потому, что он сумел
подняться над действительностью, над исторической
необходимостью, а потому, что он сумел лучше, глубже, зорче, чем
кто-либо иной, распознать в сложившейся конкретной
ситуации эту историческую необходимость, увидеть в самой
действительности зреющие семена революции, передать
свою убежденность в этом партии, рабочему классу,
народу.
А. Грамши назвал Октябрьскую революцию, создание
первого пролетарского государства «великим
диалектическим событием». И он был прав не только в том
смысле, что эта революция означала гигантский скачок в
истории общества, подготовленный всем предыдущим
революционным движением в России, первой мировой
войной, деятельностью большевистской партии.
Октябрьская революция — «великое диалектическое событие» и
в том отношении, что ее успех во многом обязан
ленинскому диалектическому анализу хода развития истории
после Февраля, ее сложнейших поворотов и зигзагов,
внезапных изломов, анализу, позволявшему партии
большевиков строить гибкую тактику, своевременно менять
лозунги соответственно изменяющейся обстановке,
определять формы борьбы на разных этапах этого сжатого в
несколько месяцев, но неимоверно насыщенного
событиями отрезка исторического времени.
Работы Ленина этого периода дают богатый материал
для диалектических обобщений в самых различных
аспектах. Но мы не ошибемся, если скажем, что особенно
важное значение они имеют для использования той стороны
марксистского метода, которую сам Ленин всегда
выдвигал на один из первых планов. Эта сторона
материалистической диалектики, значимая для анализа любого
исторического периода, становится первостепенной в моменты
крутых исторических переломов, когда обстановка быст-
417

ро меняется и когда гибкость мышления, способность
учитывать особенные проявления общих абстрактных истин
выступают чуть ли не как главное условие правильного
подхода к действительности.
Речь идет о конкретности мышления, о способности
диалектически соединять такие противоположности, как
абстрактное и конкретное, общие теоретические
принципы и истины и их бытие, реализацию в плоти и крови
конкретных форм жизни, меняющихся от одного
исторического периода к другому или даже на протяжении одного
периода в разных точках его развития.
«Марксова диалектика, — неустанно повторял
Ленин, — требует конкретного анализа каждой особой
исторической ситуации» К «...Всякая новая задача..,—писал
он, — требует от людей не простого повторения
заученных лозунгов... а некоторой инициативы, гибкости ума,
изобретательности, самостоятельной работы над
оригинальной исторической задачей»2.
И конечно, особенно это важно в периоды революций,
о чем свидетельствуют следующие слова Ленина:
«Подменять конкретное абстрактным один из самых главных
грехов, самых опасных грехов в революции»3.
Бесспорно, диалектика в целом, как целостная
система законов и категорий, служит орудием такого
конкретного мышления, вследствие чего может показаться
несколько искусственным выделение каких-то особых
принципов конкретного анализа конкретной ситуации.
Учитывая это, все же можно подчеркнуть некоторые особые
принципы такого анализа, наметить хотя бы некоторые
линии логики конкретного исследования социальных
явлений и процессов.
Работы Ленина в период между Февралем и Октябрем
1917 г. — величайший образец, эталон диалектического
конкретного мышления, конкретного подхода к
конкретным событиям. Как всякая революция, Октябрьская
революция неповторима в своих частных конкретных
формах и способах проделанного ею пути. И вместе с тем,
подобно другим революциям, в ней проявились общие
законы, свойственные всем социальным революциям, и
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 13.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 19, стр. 82.
3 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 34, стр. 17.
418

прежде всего, разумеется, революциям
социалистическим, общим законам диалектического развития
общества в целом. В ленинских трудах указанного периода это
диалектическое сочетание абстрактного и конкретного,
выведение конкретного из абстрактного и конкретизация
самого абстрактного на живом, индивидуализированном
потоке событий — одна из самых существенных черт его
метода теоретического исследования революции, метода
практической деятельности.
С этой точки зрения смешными и нелепыми выглядят
стенания меньшевика Суханова, который в своих
«Записках о революции» писал: «Мы не допускали, чтобы
Ленин остался при своих «абстракциях» (так меньшевик
окрестил ленинскую идею социалистической революции в
России, которую—революцию—он считал немыслимой
абстракцией.— М. Р.). Тем более мы не допускали, чтобы
этими абстракциями Ленин мог победить не только
революцию, не только все ее активные массы, не только весь
Совет, — но чтобы он мог победить ими даже своих
собственных большевиков. Мы жестоко ошиблись...»1
Меньшевик не мог понять, что сила ленинских
«абстракций» объяснялась их конкретностью, их блестящим
применением к конкретным условиям того времени.
Ленин, как известно, откликнулся именно в этом плане на
книгу Суханова, дав в своей известной статье «О нашей
революции» прекрасный урок диалектического подхода
к соотношению абстрактного и конкретного, общего и
особенного2.
Рассмотрение этой стороны ленинской диалектики, как
нам кажется, приобретает тем более важное значение
для понимания современного мирового революционного
процесса, что с вовлечением в него все новых и новых
стран закономерно возрастает своеобразие, конкретность
его протекания в разных странах, в разных точках
земного шара, что делает принцип диалектической
конкретности при опоре на общие принципы марксистского
учения о революции одним из первостепенных.
1 Н. Суханов. Записки о революции, кн. 3. Берлин — Пб. — М.,
1922, стр. 48—49.
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 45, стр. 378—382.
419

1. ОБЩАЯ ПОСТАНОВКА ЛЕНИНЫМ ВОПРОСА
О ПРИМЕНЕНИИ АБСТРАКТНЫХ ТЕОРЕТИЧЕСКИХ
ИСТИН К КОНКРЕТНЫМ ЯВЛЕНИЯМ
Хорошо известен общий подход марксизма,
марксистской логики и теории познания к вопросу о соотношении
абстрактного и конкретного в мышлении. Они
рассматриваются как противоположности, которые, только будучи
едиными, находясь в состоянии взаимопроникновения,
способны воспроизводить действительность. Ленин в
«Философских тетрадях» обстоятельно проанализировал эти
категории и их диалектическую взаимосвязь.
В настоящей главе рассматривается лишь один аспект
вопроса об абстрактном и конкретном, а именно
выясняется соотношение между общими теоретическими
принципами, в которых раскрываются законы, сущность
явлений, и конкретными формами проявления этих
последних в живой, развивающейся действительности. Поэтому
мы здесь оставляем в стороне вопрос о том, что сами
научные абстрактные теории также конкретны в том
смысле, что они диалектическое единство всех сторон, или, как
говорил Маркс о конкретном, есть «единство
многообразного», «синтез многих определений» 1. Однако
конкретность абстрактных теорий в этом смысле не снимает
вышеуказанного аспекта проблемы абстрактного и
конкретного. «Капитал» Маркса — классический образец
конкретности общей теории капиталистического способа
производства. Но, как указывал сам Маркс, эта теория
может представить внутреннюю организацию данного
способа лишь в его «идеально среднем типе». Для того
чтобы познать развитие этого способа производства в
какой-либо отдельной стране, требуется уже
конкретизация общей теории в применении к каждой стране.
Главное, на что Ленин обращает внимание, — это то,
что познание не есть простой и непосредственный процесс
отражения объективного мира. Познать мир в его
закономерности можно лишь путем образования абстракций,
понятий, которые схватывают сущность явлений. В
абстрактных понятиях, которыми оперирует любая наука,
постигается общая существенная природа массы явлений,
их квинтэссенция, закон, скрытые за внешней оболочкой.
Сама природа, как он подчеркивает, и абстрактна, и
1 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 12, стр. 727.
420

конкретна, и сущность, и явления, т. е. единство законов
и их внешних проявлений, опосредственного и
непосредственного. Категории абстрактного и конкретного лишь
отражают эти реальные стороны объективного мира.
Абстракции, понятия, научные законы образуются
путем обобщения, анализа непосредственно данных
явлений. Но сами эти абстракции представляют собой лишь
ступеньки к познанию мира в его конкретности.
Противоречивость абстрактного и конкретного состоит в том, что
в первом сущность, закон выступают в отвлечении от
того непосредственного вида, в каком они выступают во
втором, т. е. в явлениях, в своих конкретных
многообразных выражениях. Поэтому смысл познания сводится к
тому, чтобы преодолеть это противоречие сущности и
явления, абстрактного и конкретного путем раскрытия
в непосредственно данных вещах их сущности, закона и
обратного движения мысли от абстрактного к
конкретному, т. е. познания конкретного многообразия явлений как
выражения их внутренней, существенной стороны.
В целях рассмотрения интересующей нас в данной
главе проблемы важно подчеркнуть противоречивый
характер самого абстрактного, общего. С одной стороны, в
абстрактном, как уже указывалось, схватывается сущность,
закон явлений. С другой стороны, эта положительная
сторона абстракции связана с ее известными слабостями,
ограничениями: она отвлекается от конкретного
многообразия вещей, которые представлены в ней только своей
общей существенной стороной.
Имея это в виду, Ленин пишет: «Значение общего
противоречиво: оно мертво, оно нечисто, неполно...» *, т. е.
именно в том смысле «мертво», «неполно», что оно само
по себе не может выразить конкретного многообразия
явлений. Но вместе с тем Ленин тут же добавляет, что оно,
т. е. общее, «только и есть ступень к познанию кон-
к р е т но г о...»2. Поэтому лишь диалектическое единство
абстрактного и конкретного объясняет научный путь
познания, истинную логику движения мысли к объективной
истине (разумеется, в данном случае имеется в виду лишь
один аспект сложного многогранного процесса познания).
Вот почему у Ленина можно встретить кажущиеся на
первый взгляд «противоречивые» высказывания. С одной
1 В. И. Ленин; Поли. собр. соч., т. 29, стр. 252.
2 Там же.
421

стороны, подчеркивается со всей возможной силой
величайшая роль общих теоретических принципов, общих
теоретических истин как орудий познания конкретного. С
другой стороны, утверждается, что посредством одних
лишь общих принципов и истин невозможно познать ни
одного конкретного вопроса, ни одного
конкретно-исторического явления.
Если, писал Ленин, приводить «исключительно общие
соображения, абстракции», то они неизбежно
превращаются в «фразу». «Ибо всякое общее историческое
соображение, применяемое к отдельному случаю без особого
разбора условий именно данного случая, становится
фразой» К «Общие истины надуваются так, что становятся
неверны и превращаются в декламацию»2. Но это может
казаться непоследовательностью мысли лишь
метафизическому уму, ибо в действительности, если
диалектически мыслить, верно и то и другое: общее, абстрактное
лишь тогда может проявить свою силу, когда оно
окунется в конкретность явлений, пропускается через него,
опосредствуется им, переходит в свою противоположность,
т. е. облекается в процессе исследования в реальные
конкретные формы самой действительности.
Уже с первых шагов своей теоретической
деятельности Ленин вел борьбу против тех, кто этого не понимал,
кто беспомощно застревал в противоположности
абстрактного и конкретного, сущности и ее проявления,
общего и особенного, отдельного, кто не умел их соединять в
едином диалектическом движении мысли. В статье «Еще к
вопросу о теории реализации» Ленин показывает
барахтанье Струве между этими противоположностями при
анализе вопроса о реализации в условиях капитализма.
Струве, как и некоторые другие теоретики, не могли
понять неизбежности прямого несовпадения
абстрактно-теоретической постановки вопроса о реализации с
конкретно-историческими условиями развития капитализма в той
или иной стране и из этого факта несовпадения делали
вывод о неверности марксистской теории.
Ленин критикует такую методологически порочную
постановку вопроса за неспособность видеть различие
между общей, абстрактной теорией и явлениями
исторического свойства, т. е. конкретно-историческими условия-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 35, стр. 373.
2 Там же, стр. 374.
422

ми развития в той или иной стране (например, в данном
случае речь идет о причинах необходимости внешнего
рынка). «Вопрос о реализации, — пишет он, — есть
абстрактный вопрос, относящийся к теории капитализма
вообще. Берем ли мы одну страну или весь мир, основные
законы реализации, раскрытые Марксом, остаются те же
самые.
Вопрос о внешней торговле или о внешнем рынке есть
вопрос исторический, вопрос конкретных условий
развития капитализма в той или другой стране в ту или
другую эпоху...» 1
В ответ на упрек Струве в адрес Ленина, что он в
одной из своих статей выяснял «одни абстрактные условия
реализации», а исторических условий не выяснял,
Владимир Ильич замечает: именно потому и не выяснял, что
речь в ней шла «об абстрактно-теоретических, а не о
конкретно-исторических вопросах»2. Но когда исследуются
конкретно-исторические процессы, то тут уже общей
теории (Ленин в работе «Развитие капитализма в России»
говорит об «абстрактной политической экономии»3)
недостаточно: с ее помощью без конкретного анализа
нельзя решить ни одного вопроса. Ленин сам ссылается на
пример своего труда «Развитие капитализма в России»,
говоря, что «абстрактные истины теории играют там роль
лишь руководящих положений, лишь орудий для анализа
конкретных данных»4.
Вот эти последние слова дают точное определение
соотношения между абстрактным и конкретным в
рассматриваемом плане: абстрактные истины, общие теории,
хотя они, как в случае с «абстрактной политической
экономией», остаются верными, берем ли мы одну сторону или
весь мир, могут играть лишь роль руководящих
положений, орудий конкретного анализа. Ибо по самой своей
природе абстрактного они способны выразить лишь
«идеально среднее» массы конкретных явлений и процессов,
воспроизводящее, разумеется, сущность законов самого
объективного мира.
Не случайно Ленин в написанном в 1907 г.
предисловии ко второму изданию книги «Развитие капитализма в
России», где он продолжает и развивает борьбу против не-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 4, стр. 80.
2 См. там же, стр. 83.
3 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 3, стр. 6.
4 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 4, стр. 83.
423

понимания диалектического характера соотношения
между абстрактным и конкретным, подверг критике за это и
Плеханова по вопросам революции 1905 г. в России.
Плеханов брал общие принципы марксистского учения о
буржуазной революции и, не пропуская их, так сказать,
через строй специфически конкретных условий России,
а также всей международной обстановки в наступившую
эпоху империализма, делал ошибочные заключения по
многим вопросам русской революции и ее движущих сил.
Общее положение марксизма о сущности буржуазной
революции, писал в связи с этим Ленин, «совершенно
непреоборимо. Его никогда нельзя забывать. Его всегда
необходимо применять ко всем экономическим и
политическим вопросам русской революции». Ленин, однако, на
этом не останавливается. Он пишет: «Но его надо уметь
применять. Конкретный анализ положения и интересов
различных классов должен служить для определения
точного значения этой истины в ее применении к тому или
иному вопросу. Обратный же способ рассуждения,
нередко встречающийся у социал-демократов правого
крыла с Плехановым во главе их, — т. е. стремление искать
ответов на конкретные вопросы в простом логическом
развитии общей истины об основном характере нашей
революции, есть опошление марксизма и сплошная
насмешка над диалектическим материализмом»1.
Подчеркнутые нами слова об ошибочности «простого
логического» развития общих истин особенно важны.
Исследование, анализ перестают быть конкретными, если
они сводятся к чисто логическому выведению (в
формально-логическом смысле) конкретного из общей, хотя и
верной истины. Диалектическая логика не выводит таким,
т. е. чисто формальным, механическим, образом истины.
Она требует развития общей истины в применении к
данным конкретным условиям, такого развития, которое бы
обогащало, видоизменяло в соответствии с
конкретно-историческими условиями саму общую истину, как это
делал Ленин на опыте той же русской революции 1905 г.
Поэтому конкретный анализ конкретной ситуации есть
не просто применение общей теории к данной обстановке,
а ее развитие, расширение, углубление ее содержания,
приобретение ею новых граней, оттенков, которые сами
начинают в известной мере служить орудием конкретно-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 3, стр. 14 (курсив наш.—М. Р.).
424

го анализа. Иными словами, само конкретное здесь
становится абстрактным, т. е. входит в состав общей теории
и служит в качестве общей руководящей идеи.
Такое превращение конкретного «в свою
противоположность» можно подтвердить многими историческими
фактами. Приведем только один. Критикуя Плеханова и
других меньшевиков за догматический подход к русской
революции 1905 г., Ленин благодаря конкретному
анализу новых условий, в которых она происходила, раскрыл
некоторые общие важные специфические черты
буржуазных революций в эпоху империализма. Перед лицом
выросшего и окрепшего пролетариата буржуазия, которая,
казалось бы, заинтересована в революционном
перевороте, открывающем пути для развития капитализма,
готова идти на сделки с царизмом и другими
контрреволюционными силами. Самой последовательной движущей
силой, заинтересованной в буржуазно-демократической
революции, становится рабочий класс, крестьянство, весь
трудящийся народ под руководством рабочего класса.
Ленин разработал положение о гегемонии рабочего
класса в этих революциях, о том, что пролетариат есть та
главная сила, которая способна сплотить все другие
элементы, выступающие за революционное преобразование
общества. И это положение, безусловно, стало одним из
общих принципов марксизма, руководящей
теоретической идеей, которую необходимо учитывать в эпоху
империализма. В современных условиях эта идея
подкрепляется фактом существования мировой социалистической
системы, которая оказывает огромную поддержку
такого рода революциям, национально-освободительному
движению.
Конечно, условия развития в разных пунктах мира
чрезвычайно разнообразны, не везде рабочий класс
может сразу взять на себя роль гегемона, было бы ошибкой
перечеркивать революционные возможности
национальной буржуазии в отдельных странах и тем более
революционный потенциал мелкобуржуазных, средних слоев и
т. д. Иначе говоря, и данное положение невозможно
догматизировать, превращать в абсолют. Только конкретный
анализ реальных условий может установить
применимость в тех или иных отдельных случаях этой общей идеи,
ибо, как и всякой общей идее, ей свойственны черты
тенденции, реализация которой зависит от многих
данных.
15 М. М. Розенталь
425

Перейдем теперь к рассмотрению того, как Ленин
осуществлял на опыте подготовки и проведения
Октябрьской революции это диалектически противоречивое
единство абстрактного и конкретного, общего и особенного.
2. ПРИНЦИП РАЗГРАНИЧЕНИЯ СУЩЕСТВЕННОГО
И ЧАСТНОГО, ТИПИЧНОГО И ОТДЕЛЬНОГО,
СОДЕРЖАНИЯ И ФОРМЫ
Февральская революция 1917 г. создала такое
своеобразное, необычное, положение, что даже видные в то
время политические деятели, мыслившие по шаблонным
меркам, неспособные диалектически соединить общие
принципы теории с конкретным анализом, подчеркивали
важное значение этой исключительной, никогда и нигде не
имевшей места ситуации.
Ленин говорил в своем докладе на Петроградской
общегородской конференции РСДРП (б) в апреле 1917 г., что
«революция в ее первом этапе развивалась так, как никто
не ожидал... Положение изумительно своеобразное» К Он
имел в виду двоевластие, сложившееся в результате
победы революции. С одной стороны, власть находилась
в руках буржуазного Временного правительства, с
другой — рядом с ним большая власть была сосредоточена в
руках Совета рабочих и солдатских (среди которых
большинство составляло крестьянство) депутатов. Последний,
как известно, добровольно уступил власть Временному
правительству. Подчеркивая это своеобразие, Ленин
говорил, что не бывало в истории таких революций, чтобы
представители пролетариата и крестьянства,
вооруженные, имея власть, уступили ее буржуазии.
Совершенно ясно, что судьбы дальнейшего развития
революции, развития России вообще в решающей
степени зависели от правильного, марксистского определения
смысла этой оригинальной ситуации, без этого
невозможно было и шагу сделать вперед. Сущность основного
вопроса заключалась в том, чтобы понять, какая революция
произошла и куда двигаться дальше. Что революция
носит буржуазный характер, в этом, конечно, никто из
социал-демократов, в том числе и большевиков, не
сомневался, но такая общая оценка ее перед лицом
указанного своеобразия была недостаточна. Она не учитывала это-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 31, стр. 240.
426

го своеобразия и тем самым вела к ошибочным выводам
о перспективах развития. Речь идет не о меньшевиках и
эсерах, которые полагали по «классическим» образцам,
что наступила пора длительного существования
буржуазного общества, и потому полностью поддерживали
буржуазное правительство. Как известно, и часть
большевиков до возвращения Ленина в страну не сумела
правильно определить тактику борьбы.
Однако некоторые деятели партии и после того, как
Ленин в своих «Апрельских тезисах» четко и ясно
определил суть происшедшего и наметил задачу перехода от
этапа буржуазно-демократической революции к этапу
революции социалистической, продолжали отстаивать
глубоко ошибочную теоретическую и практическую позицию,
по существу смыкавшуюся с меньшевистской.
Представителем этой позиции был Л. Каменев, который вел
борьбу против Ленина в данном вопросе. Он утверждал, что
буржуазно-демократическая революция еще не
закончена, что большевистская формула о
революционно-демократической диктатуре пролетариата и крестьянства,
долженствующей увенчать революцию в новых условиях (она
была выдвинута еще в 1905 г.), не реализована. Отсюда
следовала определенная тактика поддержки Временного
правительства и контроля за его деятельностью,
примиренческого отношения к меньшевикам и эсерам и т. д.
Ленин дал в ряде выступлений, особенно в своих
«Письмах о тактике», глубокий и тонкий анализ этой
позиции, показав всю ее метафизичность, ее
приверженность к общим формулам при неумении учитывать
необходимые видоизменения их в конкретной обстановке.
Ленинская критика этих ошибочных взглядов и
обоснование собственной позиции имеют огромное значение для
понимания логических принципов исторической
конкретности в исследовании, принципов «переплавки»
абстрактного в конкретное, общего в особенное.
Ленин в своем исследовании отправляется от общих
принципов теории, общих закономерностей всякой
революции, главное в которых — это изменение соотношения
классов, переход власти из рук одного класса в руки
другого класса. Это, пишет Ленин в «Письмах о тактике»,
«первый, главный, основной признак революции как в
строго-научном, так и в практически-политическом
значении этого понятия» *. С точки зрения этого основного
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 31 стр. 133.
15* 427

общего закона всякой революции, констатирует он,
буржуазно-демократическая революция в России
закончена.
Но труднее обстояло дело с большевистским
лозунгом революционно-демократической диктатуры
пролетариата и крестьянства, с вопросом о том, осуществился
этот лозунг в Февральской революции или нет. И вот тут-
то Ленин выдвигает один из важных методологических
принципов конкретности исследования. Он
устанавливает, что методологическая ошибка тех, кто отрицает
осуществление этого лозунга и предполагает его реализацию
как задачу будущего, состоит в неумении отделять
основное от частного, главное от второстепенного, содержание
от формы, увидеть выражение основного в частном,
главного во второстепенном, содержания в форме.
Выше мы указали на эту сторону вопроса, но она
требует специального рассмотрения. Когда Ленин
характеризует конкретное воплощение общих законов, общих
принципов теории, то он конкретные формы проявления
их относит к области «частностей», не самого
существенного, второстепенного и т. п. Сразу следует сказать,
что это вовсе не значит, что эти формы реализации
общих принципов, законов не существенны, не важны, что
их можно не принимать во внимание. Если бы это было
так, то совершенно бессмысленным занятием стала бы
конкретность анализа вообще. Это нужно понимать лишь
относительно, лишь так, что по сравнению с общими
принципами, законами, в которых содержится главное,
основное, самое существенное, содержание процессов, формы
их проявления не имеют такого значения, они касаются в
этом смысле «частностей».
С данной точки зрения основной грех неконкретного
подхода к явлениям — такая абсолютизация частностей,
не главного, формы, которая подменяет ими основное,
существенное, содержание.
Возражение против того, что
революционно-демократическая диктатура пролетариата своеобразно уже
осуществилась в Февральской революции, в логическом
плане базировалось на отсутствии той формы реализации,
которая предполагалась и могла теоретически
предполагаться,— образование соответствующего и единого
правительства с определенными органами, законодательной
властью и т. д. Но так как этого нет, то отсюда делались
заключения о том, что это дело будущего.
428

Чем ответил на подобные аргументы Ленин? Именно
тем, что он отделил основное от неосновного,
существенное от «частностей», такой постановкой вопроса,
которая выдвигала на первый план главное, основное.
Теория, указывает он, «намечает основное, общее, лишь
приближается к охватыванию сложности жизни» К Но
никакая теория не способна предвидеть те видоизменения,
которые реальный исторический ход событий внесет в
это основное. Формула о
революционно-демократической диктатуре пролетариата и крестьянства «предвидит
лишь соотношение классов», т. е. главное содержание
этой власти, но «не конкретное политическое учреждение,
реализующее это соотношение...»2. Последнее есть
форма, очень важная, но все же форма выражения
содержания, а не само содержание. И с этой единственно
верной методологической точки зрения
революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства
осуществилась: «...большевистские лозунги и идеи в общем
вполне подтверждены историей, но конкретно дела
сложились иначе, чем мог (и кто бы то ни был) ожидать,
оригинальнее, своеобразнее, пестрее»3. И еще: ««Совет
рабочих и солдатских депутатов» — вот вам уже
осуществленная жизнью «революционно-демократическая
диктатура пролетариата и крестьянства».
Эта формула уже устарела. Жизнь ввела ее из
царства формул в царство действительности, облекла ее плотью
и кровью, конкретизировала и тем самым
видоизменила»4.
Ленин, конечно, прекрасно понимал, что буржуазно-
демократическая революция при всем этом полностью не
завершена, что революционно-демократическая
диктатура пролетариата и крестьянства стала реальностью лишь
«в известной форме и до известной степени»5. Но все дело
было в том, что только переход всей полноты власти в
руки пролетариата и беднейшего крестьянства, только
социалистическая революция были способны довести до
конца буржуазную революцию, осуществить во всей мере
программу-минимум, дать землю крестьянам,
покончить с войной и т. д.
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 31, стр. 134.
2 См. там же, стр. 133—134.
3 Там же, стр. 133.
4 Там же, стр. 134.
5 См. там же, стр. 133.
429

Вот почему Ленин с твердой и непреклонной
убежденностью утверждал, что своеобразие развития состоит
в переходном состоянии революции, в переходе от этапа
буржуазно-демократической революции к революции
социалистической, и всю свою энергию отдавал тому, чтобы
убедить в этом авангард рабочего класса — партию, весь
рабочий класс, крестьянство.
Рассмотренный нами методологический принцип
конкретного анализа характера Февральской революции
1917 г. и установившегося после нее своеобразия власти
Ленин кладет в основу исследования и других
социальных процессов. Это не случайный, не эпизодический
принцип, а всеобщий, логический закон конкретного подхода к
действительности. Ленин применяет его и в споре с
Каутским по вопросу о сущности диктатуры пролетариата,
установленной после Октябрьской революции.
В брошюре «Диктатура пролетариата» 1 Каутский
подверг ревизии марксистское учение о сущности власти
рабочего класса, завоеванной в результате
социалистической революции. Ленин показывает, что если говорить
«о философских основах» этого извращения, «то дело
сведется к подмене диалектики эклектицизмом и
софистикой» 2. Суть подхода Каутского к вопросу о диктатуре
пролетариата сводилась к тому, что классовое отношение,
выражаемое этим понятием, он подменяет
рассуждениями о демократии вообще, о соотношении большинства и
меньшинства. Особенно он всячески затушевывал момент
революционного насилия, содержащийся в понятии
диктатуры пролетариата, насилия по отношению к
эксплуататорским классам, которые идут на все, чтобы сохранить
свои привилегии и свергнуть власть рабочего класса. С
тем чтобы прикрыть свой оппортунизм, Каутский
ссылался на Маркса и Энгельса, которые не исключали
возможности— в порядке исторической альтернативы! —
мирной формы революции в некоторых странах (например, в
Англии и Америке конца XIX в., где не было в то время
засилья военщины и бюрократии).
Критикуя Каутского, Ленин опять-таки отправляется
от общего принципа теории, от общих законов,
служащих орудием конкретного исследования, т. е. идет от
абстрактного к конкретному. Закон социалистической рево-
1 К. Kautsky. Die Diktatur des Proletariats. Wien, 1918.
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 37, стр. 242.
430

люции — завоевание власти пролетариатом, установление
диктатуры пролетариата, означающей революционное
насилие по отношению к сопротивляющимся
эксплуататорам. Но исторические законы, касающиеся революции,
рассуждает Ленин, «имеют в виду лишь типичное, то,
что Маркс однажды назвал «идеальным» в смысле
среднего, нормального, типичного капитализма» К Поэтому
всегда, продолжает он, нужно конкретно ставить
вопросы о форме реализации этих законов в конкретных
условиях, как поступали Маркс и Энгельс, выделяя Англию
и Америку прошлого века. Это существенное требование
«науки в области исторических вопросов...» 2. Все
«увертки», «софизмы» Каутского были направлены на то,
чтобы смазать, затушевать различие между абстрактным и
конкретным, общим и особенным, т. е. использовать ту
или иную конкретную форму проявления закона
революции, в данном случае мирную форму, для извращения
сути его, т. е. основного вопроса социалистической
революции — завоевание пролетариатом политической власти.
Отправляясь от закона, от общего принципа, Ленин
идет единственно правильным, логическим путем
исследования: он применяет (как это делали и Маркс, и
Энгельс) общую истину к конкретным условиям,
благодаря чему не утрачивается, во-первых, главное содержание
основного закона революции и, во-вторых, общая истина
не удерживается в границах чистой абстракции, а
переводится в область конкретного, пропускается через это
конкретное, благодаря чему она приобретает уже не только
общее, но и конкретное, особое содержание.
В работе «Пролетарская революция и ренегат
Каутский», где дается этот анализ и критика Каутского,
Ленин указывает, что монополистический капитализм по
сравнению со старым, домонополистическим
капитализмом «отличается наименьшим миролюбием и
свободолюбием, наибольшим и повсеместным развитием
военщины»3. Об этом свойстве империализма, о чем уже
упоминалось раньше, Ленин говорил и в своей работе
«Империализм, как высшая стадия капитализма». Не
учитывать этого при постановке вопроса о диктатуре
пролетариата и исключать из нее момент революционного
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 37, стр. 247.
2 См. там же.
3 См. там же, стр. 248.
431

насилия — значит, по словам Ленина, превращаться в
дюжинного либерала.
Но, отстаивая истинность общих принципов, опираясь
на общие законы исторического развития, мастерски
используя их в качестве незаменимого инструмента
исследования, Ленин никогда, ни на минуту не сходил с
почвы конкретной постановки вопроса, не абсолютизировал
той или иной формы развития. Так было и в данном
случае. Установив, что насилие есть неизменный спутник
империализма, что, казалось бы, автоматически, так
сказать, влекло за собой положение о невозможности в эту
эпоху мирных революций, Ленин в период борьбы за
социалистическую революцию после Февраля 1917 г. не
делал из этой общей истины вывод о том, что в России
возможна революция лишь в насильственной форме.
Конкретный анализ создавшейся после Февральской
революции обстановки привел его к убеждению, что в
России социалистическая революция возможна «как
революция мирная» К Правда, Ленин считал, что эта
возможность — исключение, и это было естественно, ибо
империализм тогда был единственной господствующей
системой, еще не существовало его противоположности —
мировой социалистической системы, коренным образом
изменившей исторические условия, которые позволили
нашей Коммунистической партии и другим партиям
выдвинуть и разработать тезис о расширившихся в
настоящее время возможностях мирной социалистической
революции в тех или иных странах.
Главное, что, на взгляд Ленина, создавало
возможность мирного перехода власти в руки рабочего класса и
беднейшего крестьянства, — это наличие Советов,
неспособность антиреволюционных сил оказать серьезное
сопротивление Советам. В речи об отношении к
Временному правительству на I Всероссийском съезде Советов
рабочих и солдатских депутатов он говорил, что
«революции в других странах делались кровавым тяжелым путем
восстаний, а в России нет такой группы, нет такого
класса, который бы мог сопротивляться власти Советов» 2.
«Только в России, — писал он в июне 1917 г., —
возможен переход власти к готовым учреждениям, к Советам
сразу, мирно, без восстания, ибо сопротивляться Советам
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 32, стр. 270.
2 Там же.
432

рабочих, солдатских и крестьянских депутатов
капиталисты не смогут» К
При этом Ленин, конечно, не питал никаких иллюзий
насчет мирных намерений капиталистов и помещиков.
Говоря о возможности мирной революции, он учитывал ряд
конкретных обстоятельств — то, что оружие находится в
руках народа, массовый революционный подъем,
стремление измученных и исстрадавшихся народных масс
поскорее покончить с войной и т. д. Иначе говоря, его
вывод о возможности мирной революции был целиком
пропитан конкретным анализом конкретной ситуации, о чем
свидетельствуют еще и следующие его слова: «Мирное
развитие какой бы то ни было революции вообще вещь
чрезвычайно редкая и трудная, ибо революция есть
наибольшее обострение самых острых классовых
противоречий, но в крестьянской стране, когда союз пролетариата и
крестьянства может дать измученным
несправедливейшей и преступнейшей войной массам мир, а
крестьянству всю землю, — в такой стране, в такой
исключительный исторический момент мирное развитие революции при
переходе всей власти к Советам возможно и вероятно»2.
Лозунг мирного перехода всей власти к Советам
ставился Лениным и партией лишь в определенные отрезки
периода от Февраля к Октябрю, но об этом специально
речь будет идти дальше.
Дальнейшее извращение Каутским сущности
диктатуры пролетариата состояло в том, что в лишении
буржуазии избирательных прав в нашей стране после
Октябрьской революции он видел «самоубийство» советского
«режима», ибо поскольку последний-де коренится в
массах, то должен охранять, а не уничтожать «демократию»
и такую «свою самую надежную основу», как всеобщее
избирательное право.
И по этому поводу Ленин дает предметный урок
диалектики, диалектического конкретного анализа. Он
показывает, что Каутский «ни во грош» не ставит теорию, ибо
он опять-таки смешал общий вопрос и вопрос
конкретный, шел не от общего теоретического принципа к
конкретной ситуации, а, напротив, чисто конкретную
ситуацию выдал за сущность диктатуры пролетариата, между
тем как она не составляет признака этого понятия.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 32, стр. 304.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 34, стр. 222—223.
433

Ленин четко разделяет общие вопросы, о которых
должна рассуждать теория, и специальные вопросы,
которые не относятся к общим принципам, законам
развития. Избирательный вопрос не входит в состав вопроса о
диктатуре пролетариата. Ограничение избирательного
права для буржуазии «не составляет, — пишет Ленин, —
необходимого признака логического понятия диктатуры,
это не входит необходимым условием в историческое и
классовое понятие диктатуры» К
В этих словах Ленин дал замечательно четкое
разграничение общих и особенных, абстрактных и
конкретных сторон, граней процесса. Но дает он это
разграничение не для того, чтобы возвести между ними стену, а для
того, чтобы конкретно применять общие истины. Когда
он говорит, что Каутский игнорирует, ни в грош не
ставит теорию, то он разъясняет, что сила теории, ее
эвристическое значение состоят именно в обобщении, в
выражении закономерного, типичного, что позволяет не
потонуть в эмпирических обстоятельствах, а понять их,
разобраться в них. Теория, доказывает Ленин, есть
«рассуждение об общих (а не национально-особых) классовых
основах демократии и диктатуры», она «должна говорить
не о специальном вопросе, вроде избирательного права,
а об общем вопросе», т. е. о классовой сущности
диктатуры и демократии 2.
Только абстрагируя в понятии специальные,
конкретные вопросы, можно понять и конкретные формы
выражения общего, абстрактного. Введение же в состав
абстрактного конкретных, особых форм извращает как
сущность общего, закономерного, так и значение
конкретного. Лишение избирательного права буржуазии совсем
не обязательно для диктатуры пролетариата; это особая
форма, характерная для специфических условий
классовой борьбы в России, когда бывшие господствующие
классы стремились свергнуть новую власть; большевики
отнюдь не планировали эту форму заранее. Если в
России данная форма стала составной частью диктатуры, то
она, эта часть, «явилась на свет не «по плану»... партии,
а выросла сама собой в ходе борьбы» К
«...Беззастенчивая, корыстная, грязная... борьба буржуазии против Со-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 37, стр. 266.
2 См. там же, стр. 265.
3 См. там же, стр. 282.
434

ветов» определила «ход, формы борьбы, определяющие
формы диктатуры...» х «К вопросу об ограничении
избирательного права надо подходить, изучая особые условия
русской революции,особый путь ее развития»2. «...Это —
вопрос о национальных особенностях того или иного
капитализма, той или иной революции»3. Это опять-таки
«частности», хотя и важные по отношению к
существенному, главному, форма по отношению к содержанию.
Ленин правильно предвидел, как это мы знаем теперь
на опыте стран народной демократии, что революции в
других странах не обязательно будут связаны с такой
мерой. Все зависит от конкретных условий развития
революции. И в нескольких словах он определил логику,
логический путь конкретного исследования. «Советы, —
говорит Ленин, — это — русская форма пролетарской
диктатуры». Настоящий теоретик-марксист, который бы
изучал это явление, сначала «дал бы общее определение
диктатуры, а затем рассмотрел бы ее особую,
национальную, форму, Советы...»4
Перейдем теперь к рассмотрению некоторых других
логических принципов, как они воплощаются Лениным в
ходе конкретного исследования революции в России.
3. ПРИНЦИП КОНКРЕТНОГО АНАЛИЗА ПРОТИВОРЕЧИЙ,
«САМОГО ТОЧНОГО, ОБЪЕКТИВНО ПРОВЕРИМОГО
УЧЕТА СООТНОШЕНИЯ КЛАССОВ»
Работы Ленина в период после Февральской
революции до Октября, начиная с первых выступлений, в
которых дается оценка происшедшего перелома и
определяются перспективы, поражают абсолютной точностью
предвидения, словно перед его взором лежала раскрытая
книга, в которой ясно были начертаны основные линии
развития событий. В действительности, конечно, все было
очень сложно, и, как указывал сам Ленин,
революционный угар первых дней революции, и революционная
фраза, на которую не скупились не только мелкобуржуазные
демократы — профессиональные мастера по этой части,
но и вожди буржуазии, в достаточной мере
способствовали тому, чтобы прикрыть, еще больше запутать, извра-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 37, стр. 283.
2 Там же, стр. 265—266.
3 Там же, стр. 266.
4 См. там же, стр. 267.
435

тить реальное положение и реальную расстановку сил.
«Даже наши большевики, — говорил Ленин в апреле
1917 г., — обнаруживают доверчивость к правительству.
Объяснить это можно только угаром революции» К
Только глубокий и проницательный научный анализ
сложившейся обстановки мог распутать этот клубок, прояснить
картину и четко, с позиций революционного марксизма,
наметить пути и формы дальнейшего развития
революции.
И если Ленин это сумел сделать, то это помимо
прочего объясняется тем, что в арсенале марксистского
метода познания социальных явлений и процессов есть
такое могучее средство, как классовый подход, классовый
анализ, вне которого нельзя и шагу сделать по пути к
объективной истине в науке об обществе.
Выше, в одной из глав, уже указывалось, что, считая
объективность рассмотрения явлений исходным,
«первичным» моментом материалистической диалектики,
Ленин придавал особое значение в этом плане
исследованию противоречий развития. Раскрытие
противоречивого характера того или иного явления, анализ каждой из
противоположных сторон противоречия, их
взаимоотношений, тенденций, объективной закономерности их
развертывания — в этом он видел залог подлинно научного
объективного, враждебного всякому субъективизму и
волюнтаризму подхода к действительности. И так как в
обществе противоречия конкретизируются как
противоречия классов, классовой борьбы, то исследование
соотношения классов, их взаимодействия, расстановки
классовых сил в каждый данный исторический момент, самый
тщательный анализ их объективных, вытекающих из
классовой природы стремлений и т. д. в ленинском
понимании совпадает с научно-объективным рассмотрением
социальных явлений и процессов.
Конечно, Ленин и руководимая им партия были не
просто «зрителями» развертывающихся событий, но и
самыми активными их «действующими лицами»,
«режиссерами», направлявшими их течение, боровшимися за то,
чтобы это объективное течение было направлено в
определенное русло. Их практическая деятельность,
основанная на точном научном анализе действительности, сама
составляла важнейший элемент развернувшейся борьбы
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 31, стр. 106.
436

классов, находилась в «эпицентре» событий. Иначе
говоря, Ленин не только гениально предвидел ход событий, но
и, как вождь рабочего класса, находясь во главе партии
пролетариата, всей своей практической деятельностью
способствовал тому, чтобы возникшая реальная
возможность победы социалистической революции стала
реальностью. Без этой стороны нельзя понять, почему его
научные прогнозы с такой точностью оправдались. В этом
проявился один из тех основополагающих принципов
марксистского мировоззрения, согласно которому
практика, практическая деятельность людей есть неотъемлемая
часть того, что определяется как «объективная
реальность», «объективная действительность» в применении к
социальной жизни (да и не только к ней, но и к природе,
хотя в последнем случае дело обстоит несколько иначе).
Не случайно Ленин в свою известную характеристику
сущности диалектической логики, данной в статье «Еще
раз о профсоюзах, о текущем моменте и об ошибках
тт. Троцкого и Бухарина», включил в качестве одной из
ее существенных черт практику: «...вся человеческая
практика должна войти в полное «определение»
предмета и как критерий истины и как практический
определитель связи предмета с тем, что нужно человеку» 1.
Положение о том, что диалектика требует, чтобы в
полное определение предметов «вошла» практика, имеет
многосторонний смысл. То или иное теоретическое
предположение всегда так или иначе делается в расчете на
то, что недостающие звенья, или элемент
неопределенности, который наличествует в таком предположении,
должна восполнить практика. Когда Ленин давал свое
определение такого сложного «предмета», как перспективы
революции после Февраля, когда он призывал рабочих
России проявить «чудеса пролетарской организации» в
борьбе против буржуазии, нельзя сказать, чтобы это
теоретическое определение содержало в себе какую-то
готовую гарантию того, что, как он сам писал, у рабочих в
данный конкретный момент хватит сознательности,
выдержки для проявления необходимых «чудес». «Этого мы
не знаем, — писал Ленин, — и гадать об этом было бы
праздным делом, ибо ответы на такие вопросы даются
только практикой»2.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 42, стр. 290.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 31, стр. 44.
437

Это и значит «вводить» практику в полное
определение предмета, рассчитывать не только на то, что практика
проверит истинность данного положения, но и на то, что
она дополнит теорию, снимет содержащийся в ней более
или менее неизбежно элемент неопределенности,
превратит гипотезу в реальность. В этом смысле практика
всегда включена как «условие» в теорию, в теоретическое
предположение, и «мост» от теории к практике и от
практики к теории никогда не перестает
функционировать.
Учитывая эту роль практики, ясно тем не менее, что
она сама нуждается ради своего осуществления в точном
теоретическом исследовании конкретных ситуаций, ибо
выдвижение определенной практической задачи может и
должно базироваться на таком исследовании. Классовый
анализ, искусным и непревзойденным мастером
которого был Ленин, и составляет один из важнейших
методологических принципов конкретного подхода к
действительности, реализующий на общественном материале
учение диалектики о противоречиях.
В «Письмах о тактике» Ленин с первых же строк
своей оценки «момента» пишет следующее: «Марксизм
требует от нас самого точного, объективно проверимого
учета соотношения классов и конкретных особенностей
каждого исторического момента. Мы, большевики, всегда
старались быть верными этому требованию, безусловно
обязательному с точки зрения всякого научного обоснования
политики» *.
Эти слова означали, что правильно, по-марксистски
«оценить момент» можно было, только поняв, что
Февральская революция разрешила определенные
противоречия, но породила новые противоречия, новую расстановку
классовых сил. Исследовать характер этих противоречий,
проявляющихся в конкретном соотношении классов,
установить тенденции их развития — вот что могло дать
единственно верный ответ на вопрос о новой ситуации,
возникшей в результате свержения самодержавия.
Поэтому Ленин со всей беспощадностью развенчивает
стремление мелкобуржуазных демократов прикрывать
противоречия, облечь свои лозунги в такую
терминологию, которая не проясняет, а затушевывает эти
противоречия. Особенно они прятались за словами о «революци-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 31, стр. 132.
438

онной демократии», которые, имея в виду тот факт, что
Временное правительство было властью буржуазии,
совершенно дезориентировали массы. Причем Ленин
подчеркивает, что дело не просто в сознательном намерении
мелкобуржуазных демократов обмануть массы,
дезориентировать их, а что подобное отношение к классовым
противоречиям вытекает из их социальной сущности, боязни
всяких резких противоречий, из желания сидеть между
двумя стульями.
«Революционная демократия, — говорил Ленин, —
никуда не годится; это — фраза. Она прикрывает, но не
обнажает противоречия классовых интересов. Большевик
должен раскрывать глаза рабочих и крестьян на
существование этих противоречий, но не затушевывать их» 1.
Сам Ленин в каждом своем выступлении
центральным в этот период делает именно вопрос о классовых
противоречиях, о расстановке классовых сил. Общий
теоретический принцип марксизма о классовой борьбе как
движущей силе развития антагонистического общества
Ленин конкретизирует к обстановке в России после
Февральской революции. В статье «Классовый сдвиг» он
пишет: «Всякая революция, если это настоящая
революция, сводится к классовому сдвигу. И поэтому лучший
способ прояснения сознания масс, — а также борьбы с
обманом масс посредством божбы революциею — состоит
в разборе того, какой именно классовый сдвиг в данной
революции произошел и происходит»2.
И Ленин исследует, в чем сущность происшедшего
классового сдвига. Монархия уничтожена, к власти
пришла буржуазия. Рядом с буржуазным правительством
находятся Советы, представляющие власть
противоположной силы — рабочих, крестьян, но они находятся еще
под влиянием мелкобуржуазных партий — меньшевиков
и эсеров. Самая последовательно революционная часть
народа — пролетариат. Между буржуазией и
пролетариатом находятся огромные мелкобуржуазные массы,
главным образом крестьянство.
Показав эту расстановку основных классовых сил,
Ленин анализирует их классовые интересы и стремления.
Буржуазия стремится к полному единовластию. Ее
главный интерес состоит в том, чтобы установить и закрепить
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 31, стр. 248.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 32, стр. 384.
439

капиталистические порядки, продолжать грабительскую
империалистическую войну, держать в узде рабочий класс
и все народные массы. Ленин рассеивал всякие
довольно распространенные в первый период революции
иллюзии насчет того, что Временное буржуазное
правительство способно решить демократические задачи.
Интересы пролетариата ясны. Именно его интересы
прямо противоположны классовым интересам буржуазии,
и здесь, в соотношении этих двух классов, проходит
главная линия размежевания, противоборства основных
социальных сил. Сознательные рабочие стремятся к
полному единовластию Советов.
Однако сам рабочий класс без поддержки огромных
масс мелкой буржуазии, в первую очередь крестьянства,
не может победить. Между тем мелкая буржуазия по
своей социальной, классовой природе, занимая
промежуточное положение между буржуазией и пролетариатом,
представляет собой колеблющуюся силу. Коренные классовые
интересы связывают ее по существу с интересами
рабочего класса, который единственно только может
принести ей социальное освобождение. Но она этого не сознает.
В ней больше всего доверчивого отношения к буржуазии
и буржуазному правительству: «...вся суть классовой
позиции и стремлений мелкой буржуазии состоит в том,
чтобы хотеть невозможного, стремиться к невозможному,
т. е. ... к... «средней линии»» ! между двумя основными
классами. Выразителями этой «средней линии»,
«стремления к невозможному» были партии меньшевиков и эсеров.
Основной классовый сдвиг после Февральской
революции Ленин остроумно изобразил в трех строчках, имея в
виду позицию партий буржуазии, мелкой буржуазии и
пролетариата. «Кадеты, — пишет он в статье «Классовый
сдвиг», — заняли место монархии. Церетели и Черновы
заняли место кадетов. Пролетарская демократия заняла
место действительно революционной демократии»2.
Во всех своих выступлениях Ленин стремился к тому,
чтобы прояснить эту расстановку классов, снять внешние
обманчивые покровы, скрывающие ее, всякие мещанские,
сентиментальные иллюзии. В этом смысле характерна его
статья «Благодарность князю Г. Е. Львову», написанная
после июльских дней, когда контрреволюция подняла го-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 32, стр. 344.
2 Там же, стр. 386.
440

лову, расстреляла мирную демонстрацию и был положен
конец двоевластию в пользу буржуазии.
Ушедший в отставку бывший глава Временного
правительства Львов выразил свой «оптимизм» по поводу
июльских событий, заявив, что «наш «глубокий прорыв»
на фронте Ленина имеет... несравненно большее значение
для России, чем прорыв немцев на нашем юго-западном
фронте» К Представитель помещиков и капиталистов
лучше, яснее мелкобуржуазных соглашателей понимал суть
классовых интересов и классовой борьбы, что всегда
отмечалось Лениным. И в данном случае он не преминул
использовать это выступление в качестве урока для масс.
«Два врага, два неприятельских стана, один прорвал
фронт другого — такова правильная философия истории
князя Львова. Он прав, что снизывает фактически со
счетов третий стан, мелкую буржуазию, эсеров и
меньшевиков. Этот третий стан кажется большим, на деле он —
ничего самостоятельно решать не может; это ясно
рассуждающему трезво князю, как это ясно всякому
марксисту, понимающему экономическое положение мелкой
буржуазии...»2
Выражением классовой расстановки сил и классовых
противоречий во всем их сложном переплетении Ленин
считал двоевластие.
«Корень зла, — писал Ленин, — в двоевластии. Корень
ошибки народников и меньшевиков — в непонимании
классовой борьбы, которую они хотят заменить или
заслонить, примирить фразой, посулами, отписками,
комиссиями «при участии» представителей... того же двоевла-
стного правительства!»3 Противоречия,
противоположные интересы классов не могут долго ужиться, это
переходное состояние временно. «Двух властей в государстве
быть не может,—писал Ленин в апреле 1917 г. — Одна
из них должна сойти на нет...»4
Во всей своей стратегии Ленин исходил из того, что
классовые противоречия между буржуазией и народом
будут не затухать, а, напротив, нарастать, обостряться.
Временное правительство по самой своей классовой
сущности не дает рабочим, крестьянам того, к чему они
стремятся, — покончить с войной, передать крестьянам зем-
1 Цит. по: В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 34, стр. 18.
2 Там же, стр. 19.
3 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 32, стр. 128.
4 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 31, стр. 155.
441

лю, устранить национальное неравноправие и т. д. Эти и
другие демократические задачи сможет выполнить
только пролетарская революция, которая передает власть в
руки рабочего класса и беднейшего крестьянства. Только
она сможет покончить с экономической разрухой, с
дезорганизацией, вызванной войной и саботажем
капиталистов.
Общие социологические схемы Ленин в своем
исследовании сложившегося положения наполнял конкретным
содержанием. Он считал войну гигантским ускорителем
революционных процессов, совершающихся в стране. Она
«необыкновенно ускорила все развитие», гигантски
обострила противоречия классов. Если бы не война,
указывал Ленин в статье «Классовый сдвиг», переход от этапа
буржуазно-демократической революции к
социалистической мог бы растянуться надолго и «эсеры и меньшевики
могли бы десятки лет вздыхать по министерским
местечкам». Но она ускорила развитие и, главное, «ставит
вопросы не реформистски, а революционно» {.
Эту мысль о том, что нет другого выхода, кроме
революции и углубления революции, он проводит во всех
своих работах рассматриваемого периода, обосновывая ее
самым тщательным анализом экономического и
политического положения. Буржуазия не прочь пойти на
соглашения с меньшевистскими и эсеровскими реформистами
в целях прикрытия своих коренных классовых интересов.
«Но реформами не поможешь. Пути реформ,
выводящего из кризиса — из войны, из разрухи — нет»2.
Поэтому две силы сталкиваются между собой — силы
революции и силы контрреволюции. Все развитие должно
закономерно привести при условии соответствующей
линии и практической деятельности революционных сил к
вымыванию всего «среднего», колеблющегося,
лавирующего между этими двумя силами, двумя основными
тенденциями, стремящегося сгладить, примирить, затушить
непримиримый антагонизм между ними.
Свое написанное 28 мая (10 июня) 1917 г.
послесловие к брошюре «Задачи пролетариата в нашей
революции», в которой был дан анализ этого основного
противоречия развития, Ленин закончил пророческими словами:
«Так продолжаться долго не может. Либо назад — к
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 32, стр. 386.
2 Там же, стр. 407.
442

контрреволюции по всей линии, либо вперед — к
переходу власти в руки иных классов» К
Но в этих словах, с абсолютной точностью
предугадавших весь ход развития от Февраля к Октябрю,
меньше всего, разумеется, было того, что обычно
приписывается всяческому «прорицанию», — гадания, утопии и т. п.
Они были точным научным выводом из глубокого
марксистского анализа, как сам Ленин, указывает в
послесловии к названной брошюре, «классовых противоречий
нашей революции»2. И в этом нашел свое воплощение один
из самых важных диалектико-материалистических
принципов познания социальных процессов, один из
существеннейших аспектов ленинской логики их конкретного
анализа3.
4. ПРИНЦИП ИСТОРИЗМА ПРИ УЧЕТЕ КРУТЫХ
И БЫСТРЫХ ПОВОРОТОВ ОБЪЕКТИВНОЙ СИТУАЦИИ
Намечая общую стратегическую цель в развитии
революции, указывая, что ее осуществление в силу
сложившихся условий не может растянуться на длительный период,
Ленин вместе с тем предупреждал, что достигнуть ее
сразу, одним ударом нельзя. Поэтому как бы ни был мал
отрезок времени, необходимого для перехода от одного
этапа революции к другому, этот переход будет иметь
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 31, стр. 186.
2 См. там же.
3 Насколько важное значение имеет эта сторона марксистского
анализа революционных процессов, свидетельствует опыт чилийских
событий. В упоминавшихся уже в предыдущей главе письмах, в
которых обобщаются как положительные, так и отрицательные
аспекты этого опыта, указывается на недооценку именно классового
подхода к происходящим социальным процессам. В них говорится, что,
поскольку революция переживала переходный этап, прежние
государственные институты временно сохранялись. «Однако
революционное движение не может упускать из виду, что содержание
демократических институтов, унаследованных от старого строя, является
классовым и что развитие демократии неизбежно связано с борьбой
за изменение классового характера государства. Такова основная
гарантия революционного развития... В этом отношении наше
правительство совершило ряд ошибок, которые позволили реакционерам,
злоупотреблявшим демократическими свободами, создать условия
для уничтожения всякой демократии путем фашистского
государственного переворота. Отрицательную роль сыграли идеалистическое
понимание свободы, подход к решению проблем вне связи с
классовой борьбой» (Р. Кастильо. Уроки и перспективы революции. —
«Проблемы мира и социализма», 1974, № 7, стр. 59).
443

свои собственные, внутренние, так сказать, в рамках
общего процесса, ступени, стадии, которые потребуют
самого тщательного, конкретного рассмотрения, без чего
невозможна будет научно продуманная тактика борьбы.
«Важно понять, — писал Ленин в «Письмах из
далека»,— что в революционные времена объективная
ситуация меняется так же быстро и круто, как быстро вообще
течет жизнь. А мы должны суметь приспособлять свою
тактику и свои ближайшие задачи к особенностям
каждой данной ситуации» К Эту же мысль Ленин проводит
в статье «К лозунгам». «Слишком часто бывало, что,
когда история делает крутой поворот, даже передовые
партии более или менее долгое время не могут освоиться с
новым положением, повторяют лозунги, бывшие
правильными вчера, но потерявшие всякий смысл сегодня,
потерявшие смысл «внезапно» настолько же, насколько
«внезапен» был крутой поворот истории»2.
Учет этой изменчивости обстановки и способность
пролетарской партии гибко отражать ее в своих лозунгах, в
своем руководстве массами в зависимости от условий
Ленин считал в периоды революции решающими для успеха.
Этим объясняются его слова о том, что один из самых
опасных грехов в революции — «подменять конкретное
абстрактным» 3.
За восемь месяцев своего развития революция в
России была столь обильна всякими крутыми поворотами,
«внезапными» изменениями обстановки, сдвигами в
классовом сознании борющихся сил, в поведении и тактике
различных партий, что без конкретного подхода к
каждому периоду, без взвешивания своеобразия каждого из
них нельзя было успешно двигаться вперед в
осуществлении основной стратегической цели. Поэтому работы
Ленина и с этой стороны, с этой точки зрения имеют
колоссальное значение как образец конкретного анализа
конкретной ситуации. Основным методологическим
принципом, который служил у Ленина делу такого конкретного
подхода, был принцип историзма, составляющий одну из
самых главных особенностей марксистской диалектики.
Как уже говорилось выше, Ленин вообще придавал
этой стороне диалектики первостепенное значение. Исто-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 31, стр. 45.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч,. т. 34, стр. 10.
3 См. там же, стр. 17.
444

ризм был в его руках мощным разящим оружием, с
помощью которого он развенчивал всякие софизмы и
эклектику врагов рабочего класса, мелкобуржуазных
соглашателей, разномастных, крючкотворно строивших свои
доводы на смешении различных исторических эпох и
периодов, смазывавших своеобразие каждого периода и т. д.
Историзм был в его руках тончайшим инструментом
теоретического исследования, всегда способствующего
точному определению назревших задач, коренных
лозунгов борьбы. В этом отношении ленинские работы от
Февраля до Октября — поистине подлинная школа
диалектического историзма.
Выдвигая задачу подготовки социалистической
революции, Ленин понимал, что широкие массы как рабочего
класса, так тем более и крестьянства еще не на стороне
большевиков, не подготовлены к восприятию и решению
этой задачи. Трезвость, реалистичность в оценке этого
решающего условия революции, как и вообще в подходе к
любому вопросу, неразрывно связаны у Ленина с
принципом историзма. Как раз последний и обязывает к такой
трезвости, к необходимости брать развитие во всей его
закономерности, не зависящей от воли и желания тех, кто
возглавляет весь революционный процесс, обязывает не
перепрыгивать через непройденные, неизжитые этапы.
Своеобразием исторического момента сразу же после
Февральской революции Ленин считал
«доверчиво-бессознательное отношение» масс к капиталистам, т. е.
«политику масс», выросшую «на социально-экономической почве
наиболее мелкобуржуазной из всех европейских стран» 1.
Большевики в Советах находились еще в меньшинстве.
Из этого вытекала определенная тактика для марксиста,
«который должен считаться с объективными фактами, с
массами и классами, а не с лицами и т. п. ...»2. Эта
тактика — завоевание масс на свою сторону, без чего
социалистическая революция неосуществима.
Противники Ленина обвиняли его в бланкизме,
«заговорщичестве» и т. п. Это была клевета, ибо на деле не
было большего и худшего врага всякого рода игры в
революцию, заговорщической, авантюристской политики,
чем Ленин. Ему принадлежат прекрасные слова, которые
звучат как символ марксистского, т. е. подлинно научно-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 31, стр. 156.
2 См. там же, стр. 157.
445

го, понимания революции, слова, произнесенные в мае
1917 г. «Через народ перепрыгнуть нельзя. Только
мечтатели, заговорщики думали, что меньшинство может
навязать свою волю большинству. Так думал французский
революционер Бланки — и был неправ. Когда
большинство народа не хочет, потому что еще не понимает, взять
власть в свои руки, тогда меньшинство, как бы оно
революционно и умно ни было, не может навязать своего
желания большинству народа» К
Работы Ленина этого периода представляют в этом
смысле еще одну незаменимую «школу» — школу
руководства массами, школу изучения социальной психологии
масс. Ленин был в начальный период перехода
революции от первого ко второму этапу решительным
противником насильственного переворота, свержения
Временного правительства. Как уже говорилось, он считал
реальной возможность мирного перехода власти к Советам. И
главное средство такого перехода он видел в «работе
критики», в терпеливом разъяснении ошибочной
политики мелкобуржуазных партий, идущих на соглашение с
буржуазией, в сплочении рабочего класса и беднейшего
крестьянства на большевистской платформе,
высвобождении пролетариата «из «общего» мелкобуржуазного
угара»2.
При этом Ленин не сводил данную работу к чистой
пропаганде и агитации. Он много раз повторял, что
массы учатся «не из книжек»3, хотя и книжки играют свою
роль, а главным образом на собственном жизненном
опыте. Ленин был убежден, что буржуазная политика
Временного правительства, соглашательская политика
меньшевиков и эсеров, революционная, подлинно
народная политика большевиков раскроет им глаза,
преподнесет хороший урок классовой борьбы и подскажет, кто им
враг и кто друг.
«Пока мы в меньшинстве, — писал он, — мы ведем
работу критики и выяснения ошибок, проповедуя в то же
время необходимость перехода всей государственной
власти к Советам рабочих депутатов, чтобы массы опытом
избавились от своих ошибок»4. И еще: «Мы сейчас в
меньшинстве, массы нам пока не верят. Мы сумеем
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 32, стр. 50.
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 31, стр. 157.
3 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 32, стр. 50.
4 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 31, стр. 115.
446

ждать: они будут переходить на нашу сторону, когда
правительство им себя покажет. Колебания правительства
могут их оттолкнуть от себя, и они хлынут в нашу
сторону, и, учитывая соотношение сил, мы тогда скажем: наше
время пришло» 1.
Большевики, конечно, «ждали» в иносказательном
смысле слова. Они развернули под руководством Ленина
гигантскую работу. То, что Ленин до революции, и
особенно в первые годы мировой войны, обосновал
теоретически соединение борьбы за демократию и социализм в
единый процесс, это сейчас получило практическое
воплощение в деятельности партии. Всю свою работу
большевики максимально подчинили жизненным
потребностям масс, затрагивающим интересы миллионов и
десятков миллионов людей, доказывая, что эти интересы
невозможно осуществить, оставаясь на почве буржуазных
отношений, не делая шаги в сторону социализма. И очень
скоро массы на опыте начали убеждаться, что самые их
сокровенные чаяния не могут быть осуществлены при
сохраняющемся положении вещей. Предсказанная
Лениным диалектика развития стала сбываться с каждым
новым месяцем, с каждым новым днем.
Следует в этой связи отметить, что как тактика
большевистской партии, так и формы осуществления ее
имеют большое современное значение для рабочего класса
и его партий в тех странах, где стоит задача завоевания
масс и постепенного подведения их к осознанию своих
коренных социалистических целей. Конечно, то, что было
в России от Февраля до Октября неповторимо в
характерной для этого периода конкретной обстановке и
конкретном протекании событий. Многое в этом отношении
стало достоянием истории. Но существо этого процесса,
а также политика партии, направленная на завоевание,
сплочение, организацию масс, имеет, бесспорно,
неувядаемое значение не только в целом, но и в таких
конкретных вопросах, как борьба против засилья монополий и
меры по их обузданию, решение аграрного и
национального вопросов, борьба за мир и многие другие.
Здесь нет нужды излагать конкретный ход событий,
политические кризисы, которые один за другим в течение
короткого времени возникали и сотрясали страну,
становились историческими вехами перехода масс на сторону
большевиков. Ленин зорко следил за событиями, внима-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 31, стр. 346.
447

тельно изучал изменение соотношения классовых сил,
обнаруживавшееся в этих кризисах, великое значение
которых, как он указывал, состоит в том, что они
отбрасывают все поверхностное, мелкое и «вскрывают истинные
пружины действительно происходящей классовой
борьбы» К
В этом отношении важное историческое значение
имеет ленинская статья «Три кризиса», написанная в
июле 1917 г. и посвященная анализу апрельских, июньских
и июльских дней, когда массы солдат, рабочих хлынули
на улицы, демонстрируя свое возмущение политикой
буржуазного правительства, все больше выступая под
большевистскими лозунгами. Ленин рассматривает все эти
кризисы «в их связи, как повелевает смотреть на
политику наука»2, устанавливает то «общее», что их
связывает воедино, — недовольство политикой правительства,
«волнообразное движение», быстрый подъем и крутой
спуск. По форме они представляют обычные
демонстрации, но, как устанавливает Ленин, «это нечто
значительно большее, чем демонстрация, и меньшее, чем революция.
Это — взрыв революции и контрреволюции вместе,
это — резкое, иногда почти внезапное «вымывание»
средних элементов, в связи с бурным обнаружением
пролетарских и буржуазных» 3.
Такой точный анализ событий давал ясное
представление о совершающихся процессах, сдвигах в классовом
сознании, психологии масс, столкновении революции и
контрреволюции, изменении сил в пользу одной или
другой из них, что позволяло определять повороты в
политике, смену лозунгов, переходы от одних лозунгов к
другим.
В этом отношении из всех трех кризисов наиболее
важное значение имел июльский кризис,
ознаменовавший самый крутой перелом в развитии революции. Вся
власть перешла в руки буржуазного правительства,
силой оружия подавившего мирную демонстрацию. Партии
меньшевиков и эсеров полностью изменили революции и
поддержали зверскую расправу над массами, разгром
большевистской печати и другие репрессии. Основная
государственная власть стала, по словам Ленина, военной
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 31, стр. 324—325.
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 32, стр. 429.
3 Там же, стр. 430.
448

диктатурой. Обобщая этот перелом, Ленин пришел к
выводу, что всякие надежды на мирное развитие революции
исчезли и основная альтернатива дальнейшего развития
состоит либо в полной победе военной диктатуры, либо
в победе вооруженного восстания, возможной лишь на
основе глубокого массового подъема против буржуазии и
буржуазного правительства.
В связи с этим Ленин заявил об устарелости лозунга
«Вся власть Советам», ибо старые Советы из-за политики
мелкобуржуазных партий провалились, да и мирный
переход власти к ним невозможен после июля. В статье «К
лозунгам» Ленин кратко, но выразительно
сформулировал всю суть совершившегося перелома и необходимость
гибкого мышления новыми понятиями, соответствующими
новой исторической обстановке. «Цикл развития
классовой и партийной борьбы в России с 27 февраля по 4 июля
закончился. Начинается новый цикл, в который входят
не старые классы, не старые партии, не старые Советы,
а обновленные огнем борьбы, закаленные, обученные,
пересозданные ходом борьбы. Надо смотреть не назад, а
вперед. Надо оперировать не со старыми, а с новыми, по-
слеиюльскими, классовыми и партийными
категориями» К
Ленин и в данном случае, как всегда, исходил из
сложного диалектического характера развития
действительности, избегая всякой прямолинейности, предугадывая
возможность всяких неожиданных поворотов, и это видно из
его слов о том, что «в этом новом цикле, конечно, будут
еще многоразличные этапы...»2. Последнее, как известно,
подтвердилось создавшейся несколько позже новой
кратковременной возможностью мирного перехода власти к
Советам.
Сейчас же Ленин со всей определенностью поставил
задачу подготовки вооруженного восстания. VI съезд
большевистской партии полностью принял этот
тактический поворот, научно разработанный Лениным, и взял
курс на вооруженное восстание.
Неожиданный и, по словам Ленина, «оригинальный»
поворот в развитии революции3 возник в результате кор-
ниловского мятежа, целью которого был разгром рево-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 34, стр. 17.
2 Там же.
3 См. там же, стр. 119, 134.
449

люционных сил, и в первую очередь большевистской
партии, восстановление монархии. Этот поворот
вынудил не только революционные войска, массы рабочих, но
и войска правительства выступить против Корнилова,
восстание которого потерпело быстрый крах. Поддержать
революционную войну против него должны были и
мелкобуржуазные партии. Учитывая этот неожиданный
поворот событий, Ленин счел возможным снова
восстановить лозунг мирного перехода власти к Советам.
Идеологи буржуазии, и об этом Ленин много раз
писал, изображали большевиков в виде сторонников
насилия «из принципа», насилия всегда, во всех случаях и
во что бы то ни стало. Между тем большевистская
партия, Ленин использовали малейшую возможность для
того, чтобы наиболее безболезненно провести
революционный переворот. Так было и после августа, когда кор-
ниловский мятеж захлебнулся, не успев развернуться в
соответствии с намеченными целями. В обстановке
революционного подъема после краха мятежа, может быть,
как указывал Ленин, в течение нескольких дней, одной
или двух недель вновь появилась возможность для
мирного способа создания правительства Советов. Поэтому
меньшевикам и эсерам был предложен со стороны
большевистской партии компромисс: создать правительство,
ответственное перед Советами, без участия
большевиков, которые бы в этих условиях отказались от
немедленного перехода власти к пролетариату, к беднейшему
крестьянству. Ленин рассчитывал на то, что борьба внутри
Советов рано или поздно приведет к победе
большевистской линии в революции.
«Только во имя этого мирного развития революции —
возможности, крайне редкой и крайне ценной,
возможности, исключительно редкой, — писал Ленин, — только во
имя ее большевики, сторонники всемирной революции,
сторонники революционных методов, могут и должны, по
моему мнению, идти на такой компромисс» К
Ленин считал, что если существует хотя бы один шанс
из ста, чтобы осуществить такую возможность мирного
развития, то нужно попытаться его реализовать. Но
меньшевики и эсеры отвергли предложение большевиков.
Положение становилось все более критическим. Временное
правительство готовилось сдать Петроград немцам, на-
1 В. //. Ленин. Поли. собр. соч., т. 34, стр. 135.
450

двигалась экономическая катастрофа. Только переход
власти, возможный после отказа мелкобуржуазных
партий от компромисса, вооруженным путем в руки
пролетариата и беднейшего крестьянства мог спасти
положение. И Ленин во главе руководимой им партии
сосредоточивает все свои усилия на подготовке вооруженного
восстания.
Ленин отметает все доводы «маловеров» и
колеблющихся элементов внутри самой большевистской партии,
уверяющих, что Россия не созрела для социалистической
революции и строительства нового общества, что нечем
заменить старый государственный аппарат, что
большевики изолированы от народа и т. д. Особенно важное
место в контраргументах Ленина, доказывавшего всю
беспочвенность этих и им подобных доводов, занимал
вопрос о массах. Он видел главный порок всей политики
меньшевиков и эсеров в их неверии в массы, в «боязни
их почина», самостоятельности, в «трепете перед их
революционной энергией». Но в этом отношении не безгрешны
были и некоторые большевики. «Не бойтесь инициативы
и самостоятельности масс, — писал Ленин,—доверьтесь
революционным организациям масс — и вы увидете во
всех областях государственной жизни такую же силу,
величественность, непобедимость рабочих и крестьян,
какую обнаружили они в своем объединении и порыве
против корниловщины» К
Так мог писать только тот, кто не только жил
интересами масс, ставил выше всего в своей собственной
жизни эти интересы, но и кто способен был тонко
чувствовать настроения масс, переживать все зигзаги и изломы
в развитии их психологии, сознания. Недаром в период
борьбы вокруг брестского мира, когда, выступая против
«левых коммунистов», Ленин доказывал невозможность
и гибельность войны против немцев, опасность такой
войны для самого существования только что родившейся
власти рабочих и крестьян, он, в частности, апеллировал
к психологии масс, к ее состоянию. «Левые», говорил
Ленин, поступают подобно «шляхтичу», который, умирая в
красивой позе со шпагой в руках, говорил: «Мир — это
позор, война — это честь». «Они, — говорил он, —
рассуждают с точки зрения шляхтича, а я — с точки зрения
В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 34, стр. 204.
451

крестьянина»1, ибо армия, состоявшая в большинстве из
крестьян, не способна была тогда воевать.
Выше уже говорилось, что Ленин был величайшим
социальным психологом. К сожалению, эта сторона его
теоретической и практической деятельности не изучена, не
исследована с достаточной полнотой и глубиной в нашей
литературе. Между тем Ленин в число данных, которые
он принимал во внимание при выдвижении того или
иного политического лозунга, включал самый
тщательный и конкретный учет психологии масс. Так было и
тогда, когда он провозгласил лозунг подготовки
вооруженного восстания.
Известно, что предложения немедленного свержения
Временного правительства делались вскоре после
Февраля. В самих массах назревал взрыв, готовый вылиться
в стихийное восстание, особенно это сказалось в
июльские дни. Ленин и партия выступали против этого. Ни
рабочий класс, ни крестьянство еще не прошли всех
ступеней той школы опыта, которая создает решимость
бороться до конца. Анализируя июльские дни, Ленин
писал, что хотя временами столица была «в наших руках»,
но «драться, умирать за обладание Питером наши же
рабочие и солдаты тогда не стали бы: не было такого
«озверения», такой кипучей ненависти и к Керенским, и к
Церетели — Черновым...»2. «Тогда у большинства
сознательных рабочих, — говорил он, — вопроса о последнем
решительном бое не возникало вовсе... А у
малосознательной и очень широкой массы не было ни
сосредоточенности, ни решимости отчаяния, а было именно
стихийное возбуждение с наивной надеждой просто
«выступлением», просто демонстрацией «повлиять» на Керенских и
буржуазию»3.
Такого состояния психологии, сознания масс
недостаточно для восстания. «Для восстания нужно не это, а
сознательная, твердая и непреклонная решимость
сознательных биться до конца, это — с одной стороны. А с
другой стороны, нужно сосредоточенно-отчаянное
настроение широких масс, которые чувствуют, что полумерами
ничего теперь спасти нельзя, что «повлиять» никак не
повлияешь, что голодные «разнесут все, размозжат все да-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 36, стр. 22.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 34, стр. 244.
3 Там же, стр. 413.
452

же по-анархически», если не сумеют руководить ими в
решительном бое большевики» К
Как видно из этих слов, Ленин чрезвычайно тонко
исследует настроения масс и при помощи ряда
специальных понятий, таких, как наивная надежда, стихийное
возбуждение, сосредоточенность, решимость отчаяния,
кипучая ненависть и др., прослеживает изменение
психологии людей, переходы от одного настроения к другому, от
состояния выжидания, надежды справиться
«полумерами», «влиянием» к состоянию твердой решимости
выйти на улицы не для «частичной» борьбы, а для «общего
боя».
Ленин, далее, учитывает, что не все массы даже
тогда, когда пробил час революции, способны одинаково
находиться на таком уровне сознания, который бы
позволил им в полной мере сознательно осмысливать
обстановку и делать столь же сознательные выводы о своих
действиях. Поэтому он различает элементы
«сознательных», у которых «сознательная, твердая и непреклонная
решимость» биться до конца, и широкие массы, которые
«чувствуют» необходимость такой борьбы. Здесь тонкая
грань, выражающая различные ступени развития
социальной психологии, которые в момент зрелости условий
для восстания характеризуют, с одной стороны, сознание
преимущественно рабочих, а с другой —чувствования
крестьянской массы, солдат.
Большой интерес в рассматриваемом плане имеет еще
одно замечание Ленина. Те, кто возражал против
восстания, ссылались на то, что среди некоторой части людей
находит сбыт черносотенный яд, они считали это
признаком пессимизма в отношении успеха восстания. Ленин
не отрицает самого факта, но относится к нему
спокойно, вполне понимая объективные корни этого
психологического явления. Ничего удивительного нет в том,
доказывает он, «что измученная и истерзанная голодом и
затягиванием войны толпа «хватается» за черносотенный
яд», ибо отчаяние масс, «среди которых не мало
темноты», не может не выражаться «в увеличенном сбыте
всякого яда...»2.
Но, объясняя это, Ленин зло критикует тех, кто свою
собственную бесхарактерность сваливает на массы. Он
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 34, стр. 413.
2 См. там же, стр. 4Н—415.
453

твердо верит в революционный разум и чувство
народных масс. «Массы, — пишет Ленин, — делятся на
сознательно выжидающих, на бессознательно готовых впасть
в отчаяние, но массы угнетенных и голодных не
бесхарактерны» !.
Он критикует тех, кто «марксистский критерий
движения подменяют интеллигентски-импрессионистским, на
место политического учета развития классовой борьбы
и хода событий во всей стране в целом, в международной
обстановке в целом ставят субъективные впечатления о
настроении...»2.
Кроме того, настроение масс нельзя изолировать и от
руководства партии, авангарда революции, так как оно
в значительной степени формируется и под влиянием
твердости, решительности, последовательности линии
партии, ее лозунгов, всей ее борьбы: «...твердая линия
партии, ее непреклонная решимость тоже есть фактор
настроения, особенно в наиболее острые революционные
моменты...»3
Политика бесконечных колебаний партий
меньшевиков и эсеров, колебаний и беспринципности на общей
основе отказа от революционного решения вопросов,
безусловно, была одним из факторов, дезориентировавших
массы, усиливавших колебания мелкобуржуазных слоев.
Но эта же политика беспрерывных проволочек и
колебаний заставила массы отшатнуться, уйти из-под
влияния этих партий и перейти под знамя большевистских
лозунгов. Твердая и непреклонная линия ленинской
партии, безусловно, была одним из важнейших факторов,
формировавших революционную психологию и сознание
масс.
Выдвигая лозунг вооруженного восстания, Ленин,
партия не связывали его с каким-то определенным
сроком. Этот срок должен быть наступить тогда, когда плод
революции полиостью созреет, когда процесс
подготовки объективных и субъективных предпосылок восстания
будет завершен. И такой день наступил. Знаменитое
ленинское «Письмо членам ЦК», написанное 24 октября (6
ноября) 1917 г. и призвавшее к немедленному восстанию,
возвестило наступление конца капиталистического строя
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 34, стр. 415.
2 См. там же, стр. 411.
3 Там же, стр. 411—412.
454

в России, начало новой эры человеческого общества. Это
письмо навсегда вошло в мировую историю революций
как свидетельство великой познавательной силы
человеческого разума, способного так точно предсказать
наступление исторического момента, когда революция может и
должна победить. Конечно, разум здесь подкреплялся
гениальной интуицией, но сама эта интуиция была в
конечном счете проявлением колоссального революционного
опыта, силы марксистского способа мышления, такого
метода подхода к исследованию социальных процессов, одна
из кардинальнейших особенностей которого составляет
точный учет исторических условий, исторического
момента.
«История не простит промедления революционерам,
которые могли победить сегодня (и наверняка победят
сегодня), рискуя терять много завтра, рискуя потерять
все» \ — в этих словах, полностью подтвержденных
победой Октябрьской революции, триумфально заявил о себе
марксистско-ленинский метод мышления.
Победоносная Великая Октябрьская
социалистическая революция положила начало существованию
наряду с капиталистической социальной системой первого
пролетарского государства, а следовательно, и зародыша
новой мировой социалистической системы.
В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 34, стр. 436.

Глава 10
ДИАЛЕКТИКА
ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
И БОРЬБЫ ДВУХ МИРОВЫХ
СОЦИАЛЬНЫХ СИСТЕМ
1. КОРЕННОЕ ИЗМЕНЕНИЕ УСЛОВИЙ СОВРЕМЕННОГО
МИРОВОГО РАЗВИТИЯ
Октябрьская социалистическая революция и
образование первого в мире социалистического государства
означали рубеж в истории человечества. В результате этих
событий все общественное развитие повернуло в
совершенно новое историческое русло. Началась эпоха
перехода от общества, основанного на эксплуатации человека
человеком, и высшей формы такого общества —
капитализма к обществу социалистическому,
коммунистическому.
Определив империализм как канун социалистической
революции, которая кладет конец старого и начало
нового общества, Ленин исследовал некоторые важные общие
закономерности этого перехода. Исходя из того, что
развитие капитализма имеет чрезвычайно неравномерный
характер, вследствие чего революционный процесс
вызревает неодновременно в разных странах, он
установил, что длительное время два социальных строя —
старый и новый, капиталистический и социалистический —
будут существовать рядом, воздействуя друг на друга, и
все дальнейшее развитие будет в значительной и даже
решающей степени определяться соотношением эпох
социальных противоположностей. Ось всего мирового
развития, на его взгляд, как бы сдвигается в плоскость этого
соотношения, вне учета которого невозможно правильно
понять сколько-нибудь серьезные события, происходящие
в мире.
456

В «Тезисах ко II конгрессу Коммунистического
Интернационала» эту закономерность дальнейшего развития
Ленин выразил со всей определенностью. «Мировая
политическая обстановка, — писал он, — поставила теперь
на очередь дня диктатуру пролетариата, и все события
мировой политики сосредоточиваются неизбежно вокруг
одного центрального пункта, именно: борьбы всемирной
буржуазии против Советской Российской республики,
которая группирует вокруг себя неминуемо, с одной
стороны, советские движения передовых рабочих всех стран, с
другой стороны, все национально-освободительные
движения колоний и угнетенных народностей, убеждающихся
на горьком опыте, что им нет спасения, кроме как в
победе Советской власти над всемирным империализмом» К
Конечно, эти последние слова, как и слова о
«советских движениях» передовых рабочих всех стран, нужно
понимать не буквально: поскольку тогда, когда Ленин
писал данные строки, Советская власть была
единственной представительницей нового мира, новой формы
социального движения, то понятие «советский» было
синонимом революционно-социалистического преобразования
общества в его многообразных формах, о чем сам Ленин
неоднократно писал. В приведенном отрывке важна,
однако, основная мысль о том, что с возникновением
первого социалистического государства «центральным
пунктом» всех событий мировой политики, их средоточием
становятся отношения двух противоположных социальных
систем.
Иначе говоря, с возникновением первого
социалистического государства, положившего начало новой мировой
социальной системе, все изменилось, многие старые
мерки, критерии, способы подхода к анализу тех или иных
процессов, их оценка и т. д. либо стали вчерашним днем,
либо были уже недостаточны и требовали своей
переориентации. «После пролетарской революции в
России..,— писал в связи с этим Ленин,— весь мир стал
теперь иным, буржуазия повсюду стала тоже иной»2.
Не только буржуазия, но и пролетариат
капиталистических стран, и взаимоотношения между буржуазией и
пролетариатом в этих странах, и угнетенные народы
колоний и полуколоний стали иными, на все процессы, про-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 41, стр. 163.
2 Там же, стр. 85.
16 М. М. Розенталь
457

исходящие в мире, легла печать коренных изменений,
вызванных победой социалистической революции в России.
Ленинские слова «весь мир стал теперь иным»
выразили всю меру изменившихся исторических условий,
создавших и новую методологическую ситуацию как в
подходе к самому империализму, к закономерностям его
развития, к их теоретическому анализу, так и к
закономерностям борьбы против него, закономерностям мирового
революционного процесса, всего общественного развития
в целом.
Ленин произнес эти слова, когда первое
социалистическое государство было одним лишь островом в океане
капиталистического мира. С тех пор произошли еще
более существенные изменения. То, что было началом новой
системы, т. е. Советское государство, которое уже тогда
Ленин считал «всемирно-историческим явлением» !,
выросло ныне в систему социалистических государств.
Единственная социалистическая страна, бывшая
потенциально мировой системой, т. е. ее зародышем, стала теперь
частью мощной актуально существующей и действующей
мировой социалистической системы. Уже Советское
государство, несмотря на то что оно было единственным,
оказывало огромное влияние на весь ход событий, хотя
оно не способно было еще определять всемирную
политику. Ленин предвидел, что, превратившись в
интернациональную, т. е. став системой социалистических
государств хотя бы в нескольких странах, власть рабочего
класса, трудового народа будет способна иметь
решающее влияние на всю мировую политику.
Ныне это уже не гипотеза, не предположение, а
реальный исторический факт. Понятно, что это еще в большей
мере заостряет ту новую методологическую ситуацию, о
которой речь шла выше, ибо мир теперь разделен на две
противоположные социальные системы, на две
самостоятельные системы государств, находящиеся в состоянии
взаимодействия, что усложняет и вносит ряд новых
проблем в диалектику исследования современного
общественного развития. Выше уже указывалось, что, на наш
взгляд, и теперь исторически и логически правильно
рассмотрение империализма, его социальной природы,
основных и существенных черт, характеризующих его как
новую стадию капитализма, его закономерностей и т. д.
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 40, стр. 244.
458

самих по себе, как они обусловлены развитием
капиталистического способа производства, «самодвижением» от
домонополистического к монополистическому
капитализму. Но в современных условиях такой «империализм»
будет лишь необходимой и законной абстракцией, точно
так же как абстракцией будет исследование каких-либо
важных событий, например, рабочего движения, борьбы
за национальную независимость в каком-нибудь районе
мира, пусть самом отдаленном, тем более
революционных переворотов, имеющих социалистический характер
или ведущих в тенденции к социалистическим
преобразованиям, рассматриваемых вне взаимовлияния и
взаимодействия двух систем. И в данном случае только
движение от абстрактного к конкретному, т. е. к конкретизации
общих истин и положений в свете этого
взаимоотношения, может помочь понять действительные связи и
причины явлений в их более или менее полном объеме.
Могут возразить, что указанная методологическая
ситуация не так уж нова, что во все времена и эпохи одни
государства так или иначе были связаны с другими,
воздействовали друг на друга. Разве, скажем, Французская
революция конца XVIII в. или американская борьба за
независимость того же периода не оказали огромного
влияния на весь мир, в силу чего невозможно понять
многие события в ряде стран, изолируясь от этого
воздействия, скажем от воздействия молодых буржуазных
государств, образовавшихся в результате революций, на
феодальные государства? Все это верно, марксизм и
марксистская диалектика настаивают на том, что любое
явление всегда может и должно быть понято в его связи с
другими явлениями, — и это в полной мере относится и к
прошлой истории государств, а не только к современной.
Однако, как мы уже выяснили в предыдущих главах,
империализм вносит нечто принципиально новое в этом
отношении. Оно состоит в том, что империализм как
высший этап в развитии капитализма перерастает
национальные границы, развитие производительных сил в этих
границах и делает все явственней тенденцию к
интернационализации производства всех сторон общественной
жизни, реализуя данную тенденцию специфическими для
него способами. Он впервые превратил разрозненные
буржуазные государства в мировую систему государств,
связанных между собой определенными отношениями. И
не только буржуазные государства, но и далекие окраины
16*
459

мира, которые империализм включил во всемирную
империалистическую систему, поделив их между
несколькими группами наиболее крупных держав. «Весь мир, —
писал Ленин, — сливается в один хозяйственный
организм...» 1
Только капитализм, и особенно на высшей своей
стадии, создает систему мирового хозяйства. Возникающие
социалистические государства продолжают и развивают
на иной социальной основе эту объективно необходимую
и прогрессивную тенденцию интернационализации
производства.
Вполне понятно, что социалистические государства
возникают и существуют в рамках единого мирового
хозяйства. И в то же время они, образуя свою социальную
систему, подрывают единое мировое капиталистическое
хозяйство, как и единую мировую империалистическую
систему.
Таким образом, создается такое положение, когда
мировое хозяйство расколото на две самостоятельные
системы, и вместе с тем эти противоположные системы
вследствие сложившегося в ходе всего предшествующего
международного разделения труда находятся в
определенной объективной связи между собой, что
обусловливает их взаимодействие и взаимовлияние в экономической,
политической, духовной и прочих сферах.
Подобная ситуация в мире есть новое явление, и она,
безусловно, ставит ряд новых вопросов не только перед
экономической наукой (не говоря уже о политической
науке), но и перед философией, особенно в плоскости
методологии исследования. Это и имеется в виду, когда мы
говорим о том, что сейчас рассматривать империализм
вне его взаимодействия с социалистической системой есть
абстракция, точно такой же абстракцией будет
отвлечение при рассмотрении современного развития
социалистической системы от ее взаимодействия с системой
капитализма.
В марксистской литературе уже проделана известная
работа по исследованию этих вопросов под углом зрения
политической и экономической науки. Нас, разумеется,
интересуют эти вопросы под углом зрения методологии,
т. е. в плане того, какие оттенки познания можно
почерпнуть из диалектического подхода к своеобразной
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 282.
460

действительности современного мирового развития.
Конечно, это большой вопрос, и в настоящей работе могут
быть затронуты лишь некоторые его аспекты.
2. ДИАЛЕКТИКА СООТНОШЕНИЯ ВНУТРЕННИХ
И ВНЕШНИХ ПРОТИВОРЕЧИЙ
Бесспорно, среди всех вопросов, связанных с
соотношением двух мировых систем, на первый план
выдвигается вопрос о противоречиях между ними. Здесь имеет
место целый клубок, целая система противоречий
самого разного характера, переплетающихся между собой,
воздействующих друг на друга как в процессе своего
развития, так и в процессе разрешения.
Возьмем сначала противоречия мировой
капиталистической системы. Как и всякая система, она включает в
себя отдельные звенья, элементы, находящиеся между
собой в определенной структурной связи. Эти звенья,
элементы — отдельные капиталистические государства.
Каждое из них имеет свои противоречия, характерные для
капиталистического способа производства на высшей,
империалистической стадии его развития. Это внутренние
противоречия каждой отдельной страны. Хотя каждая из
них представляет собой часть, элемент единой мировой
системы капитализма, они самостоятельны, преследуют
свои интересы и цели и между отдельными
государствами, отдельными «империализмами» существуют
противоречия экономического, политического и прочего порядка.
Это внешние противоречия по отношению к каждой
отдельной капиталистической стране. Вместе с тем если
взять мировую капиталистическую систему как целое, то
противоречия между отдельными частями и звеньями
будут иметь иной характер, а именно это будут уже опять-
таки внутренние противоречия системы в целом,
противоречия, детерминирующие ее развитие не как простой
арифметической совокупности государств, а как
известной целостности.
Отдельные части этой мировой системы неоднородны
по уровню своего экономического развития. В
современную систему капитализма входят также и ряд
развивающихся стран, и много отсталых стран, недавно
завоевавших политическую независимость, но идущих в своем
развитии по капиталистическому пути. Между развитыми и
461

неразвитыми странами, составляющими мировую
систему капитализма, имеются свои глубокие расхождения
и противоречия, обусловленные стремлением первых
разжиться за счет вторых и желанием этих последних
добиться экономической самостоятельности, уйти из-под
порабощающей опеки крупных империалистических
держав. В условиях современной научно-технической
революции неравномерность капиталистического развития не
ослабляется, а обостряется, поскольку осилить ее и
пользоваться ее плодами могут только преимущественно
развитые страны.
Анализ противоречий мировой капиталистической
системы был бы не полон, если не принять во внимание
противоречия классов, различных социальных групп и слоев,
характеризующих ее именно как капиталистическую
систему. Но нужно ли переносить противоречия между
трудом и капиталом, между монополиями и подавляющим
большинством населения каждой отдельной страны на
мировую систему капитализма в целом? Не есть ли это
«неэкономное» удвоение одного и того же явления? На
эти вопросы может быть только отрицательный ответ.
Поскольку система есть относительно самостоятельный
объект, вполне объективная реальность, а не
конструкция человеческого ума, постольку основное
капиталистическое отношение, т. е. отношение между классами
буржуазии и пролетариата, между монополиями и всеми
трудящимися, отношение, составляющее сущность
современного капиталистического способа производства,
свойственно и системе капитализма в целом.
Здесь можно провести аналогию с тем, как Маркс в
«Капитале» исследовал соотношение между частями
системы, т. е. отдельными, индивидуальными капиталами и
системой, общественным капиталом в целом. Маркс
доказал, что системообразующим фактором,
детерминирующим движение индивидуальных капиталов, является
общественный капитал, механизм которого равномерно
распределяет путем конкуренции прибыль соответственно
затрачиваемому каждым предпринимателем капиталу, а
не согласно тому, какая прибавочная стоимость
создается индивидуальным капиталом. Так достигается
«справедливость» в буржуазном смысле слова. Это, как
говорил Маркс, своеобразное капиталистическое братство,
которое можно объяснить, только беря капитал как
систему, целостность.
462

Точно так же и мировая система капитализма есть
такая реальность, реальная целостность, отстаивающая
интересы капитализма, капиталистического способа
производства, буржуазии во всем мире против
международного пролетариата, международного революционного
движения, национально-освободительной борьбы зависимых
стран и народов, противостоящая мировой системе
социализма. Таким образом, противоречия между трудом и
капиталом, пролетариатом и буржуазией, монополиями и
трудящимися в каждой отдельной стране
воспроизводятся в мировой системе капитализма как противоречия,
приобретающие международный характер, т. е. как
противоречия между буржуазией всего мира и мировым
пролетариатом, противоречия между мировым
империализмом и освободительным движением народов всего
мира и т. д.
Нельзя недооценивать подобной относительно
самостоятельной стороны системы, функционирующей в
качестве определенной целостности, хотя такая «целостность»,
как мировая империалистическая система, и разъедается
острейшими внутренними противоречиями. В противном
случае многие явления и процессы останутся
непонятными.
В этой системе, как бы ни остры были внешние
противоречия между отдельными ее частями, последние все
же выступают в качестве элементов совокупного
«мирового капиталиста», имеющего свои относительно
самостоятельные интересы, закономерности развития и т. д. Тут
выступают на первый план особенности системы, которая
не просто больше своих частей в количественном смысле,
но и есть нечто иное по сравнению с ним качественно. В
отношении противоречий капиталистической системы
данное различие может выразиться в подчинении —
насколько это вообще возможно, если учитывать
империалистическую природу данных противоречий, — внешних
антагонизмов между капиталистическими государствами,
интернациональными союзами монополистов и т. п.
интересам капиталистической системы в целом.
Мировой капиталистической системе противостоит ее
противоположность— мировая социалистическая
система. Само ее образование и развитие есть выражение
противоположности между буржуазией и пролетариатом
всего мира, борьбы этих противоположностей,
завершившейся победой пролетариата в ряде стран, формировани-
463

ем победивших социалистических государств в мировую
систему.
Будучи системой, она, разумеется, также состоит из
отдельных «элементов», звеньев, частей, т. е. отдельных
социалистических государств. И здесь необходимо
различать целое и части, общее и отдельное, которые в силу
своей природы непосредственно не тождественны. И
здесь система как целостность имеет свою относительную
самостоятельность, свои относительно самостоятельные
закономерности развития, которые нужно отличать от
закономерностей развития каждой отдельной составной
части. Любое социалистическое государство, крупное и
малое, представляет собой вполне самостоятельный,
суверенный организм, решающий свои задачи,
развивающийся по своим планам и т. д. И вместе с тем все
социалистические государства имеют общие интересы, связаны
между собой общей целью, решением общих
экономических, политических и прочих задач и потому выступают
как единый социальный организм, как система
государств, объединенных одинаковой классовой природой.
Вполне естественно, что, как единству общего и
отдельного, системы и ее составных элементов, звеньев,
мировой социалистической системе присущи свои
противоречия развития. Эти противоречия возникают и
преодолеваются в связи с решением новых задач объективно
закономерного развития каждого социалистического
государства и всей социалистической системы государств. Они
могут возникать и возникают на почве столкновения
каких-то частных интересов государств, согласование
которых требует времени, терпеливого учета их основных
общих интересов, накопления опыта во взаимоотношениях
между социалистическими странами и т. д. Как
отмечается в Отчетном докладе Центрального Комитета
Коммунистической партии Советского Союза XXIV съезду
партии, «сегодняшний мир социализма с его успехами и
перспективами, со всеми его проблемами — это еще молодой,
растущий социальный организм, в котором не все
устоялось, многое несет на себе отпечаток прошлых
исторических эпох. Мир социализма весь в движении, он
непрерывно совершенствуется. Его развитие, естественно, идет
через борьбу нового со старым, через разрешение
внутренних противоречий» К
1 «Материалы XXIV съезда КПСС», стр. 13—14.
464

Глубочайшее отличие противоречий социалистических
государств от противоречий капиталистических стран, а
также их систем состоит в противоположной социальной
природе. Во взаимоотношениях и взаимодействиях двух
мировых социальных систем сталкиваются противоречия,
имеющие различную направленность своего развития,
различные формы разрешения, короче — это то, что
принято называть двумя противоположными типами
противоречий — антагонистическими и неантагонистическими.
Это важно учитывать, ибо, выступая по отношению друг
к другу как антагонистические противоположности,
взаимное влияние одной системы на другую преломляется
через своеобразный характер противоречий каждой из
них. Невозможно осознать развитие каждой из этих
систем, закономерности их развития, отвлекаясь от данной
стороны вопроса.
Однако самое существенное при рассмотрении
вопроса о двух мировых социальных системах заключается в
том, что как развитие каждой из них, так и современное
мировое развитие в целом может быть правильно понято
лишь тогда, когда в исследование включается также
момент их взаимодействия. Именно этот момент
выдвигает на первый план диалектику внутренних и внешних
противоречий, их взаимосвязь и взаимовлияние.
Сложный характер диалектического взаимоотношения
этих противоречий следует видеть в том, что нет
абсолютных граней, отделяющих их, и вместе с тем было бы
грубейшей ошибкой стирать различия между ними. В
связи с этим необходимо вообще хотя бы вкратце
выяснить диалектический подход к вопросу о внутренних и
внешних противоречиях. В нашей философской
литературе этот вопрос неоднократно обсуждался, но нельзя
сказать, что он исследован в достаточной мере. Здесь мы
выскажем лишь некоторые соображения, имеющие в виду
рассматриваемый вопрос о взаимоотношении двух
мировых систем.
На наш взгляд, системный подход к явлениям и
процессам действительности дает некоторые дополнительные
возможности для правильного подхода к этому вопросу.
В некоторых исследованиях по проблеме внутренних и
внешних противоречий сквозит мысль о том, что,
выдвигая в материалистической диалектике внутренние
противоречия как решающие, мы тем самым игнорируем роль
внешних противоречий, их значение для развития объек-
465

тов. Приводя факты, свидетельствующие о том, что и
последние служат источником движения, изменения,
развития, некоторые авторы делают вывод о том, что
ошибочно выдвигать именно внутренние противоречия
объектов в качестве решающих, существенных для их
развития. В итоге высказывается мнение, что нельзя один
какой-то вид противоречий, в том числе даже и
внутренние, считать единственным и главным источником
развития; правильнее говорить о противоречиях вообще как
таком источнике, не выделяя a priori один какой-то вид
из всего многообразия противоречий К
Правда, отрицая за внутренними противоречиями
«монопольное право» быть главным источником развития
явлений, сторонники такого взгляда спешат оговориться,
что этим-де не умаляется «решающая роль внутренних
противоречий явления в процессе его саморазвития» 2. Но
это уже выглядит как простая непоследовательность
мысли, ибо понятие «ведущая, решающая роль» и понятие
«главная, определяющая роль» по существу идентичны.
Бесспорно, диалектика, делая акцент на внутренних
противоречиях — этом решающем импульсе, который
обусловливает развитие, движение как саморазвитие,
самодвижение, нисколько не умаляет значения внешних
противоречий, т. е. противоречий, вытекающих
непосредственно не из их процесса раздвоения единого объекта на
противоположности и их взаимодействия, а внешних по
отношению к этому процессу, определяемых связью,
взаимовлиянием различных объектов. Недооценка такого
рода противоречий в общей картине развития
любых явлений природы и общества несовместима с
материалистической диалектикой, требующей всегда
рассматривать явления и процессы в их всеобщей связи и
взаимозависимости, в сложном переплетении и пересечении.
При подобной недооценке невозможно было бы,
например, в полной мере понять диалектику необходимости к
случайности и другие моменты диалектического
развития.
Диалектическое понимание развития включает в себя
признание всех и всякого рода противоречий в
качестве двигательной силы развития. Подчеркивая и выделяя
1 См., например, В. И. Горбач. О видах противоречий. Минск,
1964; его же. Проблемы диалектических противоречий. М., 1972.
2 См. В. И. Горбач. О видах противоречий, стр. 105—106.
466

как главные внутренние противоречия, т. е. противоречия,
возникающие в процессе раздвоения единого объекта,
или, как пишет Ленин, объясняя ценную сторону
гегелевской концепции развития, «противоречивость в самой
вещи (das Andere seiner1), противоречивые силы и
тенденции во всяком явлении»2, диалектика не исключает и
определенной, притом важной, роли противоречий между
равными объектами. Она лишь выступает против
абсолютизации, преувеличения внешних противоречий, что
характерно для механистического мировоззрения,
признающего столкновение, противоречивое воздействие
одной вещи на другую, но очищающего сами вещи от
внутренних противоречий, что отнимает всякую возможность
для понимания развития как саморазвития и ведет в
конечном счете к необходимости признания какой-то
внешней по отношению к природе вещей силы,
обусловливающей их развитие, к признанию «первотолчка».
Однако было бы ошибкой рассматривать всякое
взаимодействие объектов как внешнее противоречие.
Именно подобную мысль мы находим у представителей
изложенного выше взгляда на соотношение внутренних и
внешних противоречий. Внешние противоречия они по
существу отождествляют с взаимодействием объектов.
Но поскольку ничто не существует вне взаимодействия
явлений, то отсюда логически вытекает точка зрения,
согласно которой нельзя считать внутренние противоречия
главными, определяющими (но, конечно, не
«единственными») в развитии. Ведь именно Энгельс писал, что
взаимодействие есть последняя причина всех вещей, их
существования, развития, изменения и т. п.3 Но эта
мысль Энгельса иногда не совсем правильно
истолковывается.
Например, В. И. Горбач пишет: «Какие причины
выступают в качестве коренного источника изменения
применительно, например, к развитию такого явления, как
государство, внутренне присущие ему самому или же
находящиеся как бы вне его самого — производственные
отношения? Что является «внутренней» причиной
развития нравственных принципов, сознания определенного
человека и остальных членов данного общества, нечто
1 Другое себя. — Ред.
2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 202.
3 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 546.
467

имманентно присущее каждому из них от рождения или
само взаимодействие со средой (в первую очередь
общественной)? Очевидно, именно последнее» К
Неправильность этих рассуждений, на наш взгляд,
очевидна. И причина их в том, что при анализе вопроса о
внутренних и внешних противоречиях не учитывается
такая важная его сторона, как системность объектов. Если
бы автор принял во внимание эту сторону — хотя в иных
случаях он имеет это в виду, — он не рассматривал бы
производственные отношения общества как внешние по
отношению друг к другу явления, а следовательно, и
противоречивые взаимосвязи между ними как внешние
противоречия.
В действительности, и это уже было показано в
третьей главе настоящей работы, марксизм подходит к
каждому исторически данному обществу как сложной
целостной системе, состоящей из массы сторон и звеньев
(экономика, государственный строй, право и другие
надстройки), которым в свою очередь свойствен системный
характер. Несомненно, каждая из этих сторон имеет
свою относительную самостоятельность, относительно
самостоятельные закономерности развития. Но при всем
этом они — стороны, звенья единого социального
организма, отношения и связи между которыми невозможно
исследовать и понимать как внешние друг к другу. Их
взаимодействие — диалектическое взаимодействие
внутренне, структурно связанных между собой сторон,
элементов, частей целого, не существующих одно без
другого. Государство, государственный строй не находятся
«как бы вне» производственных отношений, а выражают
их, есть надстройка над ними.
Поэтому и противоречие, возникающее между
условиями, требующими коренного изменения существующих
производственных отношений, и государством, стоящим
на страже этих устаревших и тормозящих дальнейшее
развитие отношений, есть не внешнее, а внутреннее
противоречие и в качестве такового — основной, решающий
импульс, источник развития. Это не значит, что данные
внутренние противоречия представляют собой
единственный импульс к изменению и развитию и, кроме них, нет
других, например каких-то действительно внешних по
1 Б. И. Горбач. О видах противоречий, стр. 62—6S.
468

отношению к внутренним, причин и источников,
воздействующих на развитие данного общества в том же
направлении. Таково, например, воздействие социалистических
стран на развитие в капиталистических странах, и
наоборот.
Пример этого воздействия достаточно ясно
показывает, в чем состоит различие между внутренними и
внешними противоречиями, их ролью в процессе развития.
Процесс развития капиталистического способа
производства в той или иной отдельной стране, нарастание
противоречий этого развития, противоречий в способе
производства, противоречий классов, противоречий базиса и
надстройки и т. д. есть процесс саморазвития,
подталкиваемый и стимулируемый указанными внутренними
противоречиями. Только развертывание, углубление этих
противоречий подготавливает и их разрешение. Влияние
и воздействие социалистических стран не может ни
вызвать этих противоречий, ни разрешить их. Поэтому
Ленин был противником теории и практики «экспорта»
революции из одной страны в другую, ибо только
внутренняя диалектика развития может подготовить все
необходимые условия для социальной революции.
Роль внешних противоречий может выразиться лишь
в том, что существование социалистических стран, их
пример революционного разрешения противоречий
буржуазного общества, их преимущества перед
капиталистическими странами оказывают большое влияние на
диалектику внутреннего развития в этих последних,
воздействуя на них в том же направлении, в каком они
протекают в силу своих собственных законов. Конечно, история
имеет немало примеров, когда внешние обстоятельства
коренным образом изменяли характер внутреннего
развития страны и направляли его в совершенно иное
социальное русло. Так, например, было в случае с
завоеванием англичанами, а затем американцами территории,
занимаемой нынешними США. Нельзя отрицать во имя
диалектической теории саморазвития такого рода факты,
которые отнюдь не находятся в несоответствии с общим
духом диалектики, всегда настаивающей на признании
многообразия развития. Все же типичным и наиболее
закономерным для развития общества в целом, для
перехода от одних социальных форм к другим, от низших
формаций к высшим является возникновение и
вызревание внутренних противоречий и их разрешение. Именно
469

в этом смысле Маркс писал: «...развитие противоречий
известной исторической формы производства есть
единственный исторический путь ее разложения и образования
новой» \ и сам он дал немеркнущий образец
диалектического анализа этого пути в «Капитале».
Таким образом, неправильно было бы относить
взаимодействие, как причину явлений и процессов, к
категории внешних противоречий. Глубокий смысл положения
Энгельса о взаимодействии как «конечной» причине всего
существующего и о том, что за ним ничего нет и не может
быть, состоит как раз в подчеркивании той
диалектической идеи, что природа имеет собственные внутренние
импульсы развития и не нуждается ни в каком внешнем
толчке, есть самостоятельная творческая сила,
созидающая все разнообразие мира. Все есть взаимодействие, и
вне этого взаимодействия не существует никаких
противоречий, как внутренних, так и внешних.
Однако взаимодействие многообразно, многотипно, и
к числу различных его типов принадлежат, в частности,
внутренние и внешние противоречия, которые не
отделены друг от друга непроходимой стеной, связаны,
взаимодействуют друг с другом и в то же время различны.
В чем же заключается это различие? Если исходить
из того, что объекты представляют собой системы,
связное единое целое и эта целостность есть одна из самых их
существенных черт, то противоречия в пределах единого,
целостного, т. е. системы, суть внутренние противоречия.
Собственно это и имеет в виду диалектика, когда она,
выражаясь ленинскими словами, формулирует одно из
своих самых важных положений:
«... вещь (явление etc.) как сумма
#
и единство противоположи осте й»2.
Противоположности, противоположные стороны и
тенденции не разделены в данном случае, так сказать,
пространственно и во времени, а существуют в самой вещи
как ее глубочайшая сущность, неотъемлемы от нее. Этот
же смысл имеют слова: «...раздвоение единого на
взаимоисключающие противоположности и взаимоотношение
между ними»3.
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 499.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 202.
3 См. там же, стр. 317.
470

Все эти и подобные им формулировки означают одно:
противоположности едины, существуют в единстве, т. е.
в объекте как целостной системе. И если понятие
системы дополнительно помогает понять эту специфическую
сущность внутренних противоречий, то в свою очередь
последние, как мы уже об этом говорили, имеют
огромное значение для диалектического понимания сущности
самой категории системы не просто как целостности, а
как целостности (вследствие присущей ей внутренней
противоречивости) живой, подвижной, динамичной,
развивающейся, изменяющейся.
Из того, что внутренние противоречия существуют в
самой вещи, в самом объекте как едином, целостном,
вытекает и их наиболее характерная черта. Об этой черте
выше уже говорилось, но снова напомнить о ней
необходимо в связи с анализом различия между внутренними и
внешними противоречиями. Мы имеем в виду такую связь
между противоположными сторонами и тенденциями,
которые одновременно не только исключают, но и полагают
друг друга, т. е. то, что Гегель определял как иное самого
себя и что Ленин в приведенной выше характеристике
внутренней противоречивости вещи выразил
гегелевскими словами «das Andere seiner».
Данная черта отличает, на наш взгляд, внутренние
противоречия от внешних. Это не следует понимать так,
что внешние противоположности не связаны между
собой. Если бы это было так, то они не были бы
противоположностями. То, что не связано так или иначе между
собой, не может быть противоположностями, не может
находиться между собой в отношении противоречия.
Одна из причин, делающих различия между внутренними
и внешними противоречиями относительными,
условными, состоит в том, что сами внешние противоречия
порождены самодвижением материи (а значит, развитием и
разрешением внутренних противоречий),
обусловливающим ее дифференциацию, образование относительно
самостоятельных материальных форм, объектов (как внутри
неживого, так и в мире органических форм, живого,
выделение живого из «неживой» материи и т. д.).
Диалектический процесс «превращения в
противоположность» имеет своим результатом образование массы
подобных относительно самостоятельных систем с общим
генетическим корнем (развитие материи) и вместе с тем
чрезвычайно дифференцированных. В этой дифференциа-
471

ции и источник внешних противоречий между
различными сторонами и областями природы. Наиболее общими и
великими противоположностями, находящимися между
собой в отношениях внешнего противоречия, можно
считать такие противоположности, как природа и
человеческое общество.
Человек — часть природы, он выделился из нее и
образовал общество, коренным образом отличающееся по
закономерностям своего развития от природы и ее
законов. Их общность, как и вообще единство всего
материального мира, объясняется помимо прочего тем, что они в
своем развитии подчиняются наиболее общим законам
диалектического развития. Но последние преломляются и
специфицируются через важное и существенное
своеобразие каждой из этих двух великих областей. Человече-
• ское общество немыслимо вне природы. Если труд,
говорил Маркс, — отец богатства, то земля—его мать. Но и
природа все больше благодаря преобразовательной
деятельности человека изменяется, «очеловечивается»,
попадает во всевозрастающую зависимость от этой
деятельности.
Противоречие между природой и обществом
составляет, бесспорно, одно из движущих противоречий
развития человеческого общества. Оно постоянно разрешается
и возникает на исторически новой, более широкой основе,
чтобы снова быть преодоленным, — и этот процесс столь
же длителен и неизбежен, сколь длительно
существование человечества 1.
Характеристика данного противоречия как внешнего
нисколько не умаляет его роли в развитии общества, в
возникновении и формировании самого человека,
который, только взаимодействуя с природой в процессе
производства необходимых для своего существования
1 Противоречие между природой и человеком имеет и чисто
социальный аспект. В этом смысле Маркс указывал, что коммунизм
«есть подлинное разрешение противоречия между человеком и
природой...» (см. /С. Маркс и Ф. Энгельс. Из ранних произведений. М.,
1956, стр. 588). Здесь имелось в виду то обстоятельство, что в
буржуазном обществе, где господствует частная собственность, силы
природы становятся силами капитала, противостоят пролетариату как
чуждая и господствующая над ним сила. Естественно, что коммунизм
разрешает это противоречие, и оно должно рассматриваться как одно
из внутренних противоречий общества (вопрос этот более подробно
рассмотрен нами в книге «Диалектика «Капитала» К. Маркса» (М.,
1967)).
472

средств (а также, конечно, взаимодействия с другими
людьми, вне которого невозможно производство),
становится и прогрессирует как человеческое общественное
существо. Классификация его как объективно внешнего
противоречия в отличие от специфически внутренних
противоречий общества позволяет противостоять всякого рода
механистическим теориям, видящим в противоречиях
между природой и обществом, в их «подвижном равновесии»
основной источник, главную силу общественного
развития.
Но как ни важно это противоречие, как ни включено
оно в опосредствованном виде в систему противоречий
развития человеческого общества, не оно, а внутренние
противоречия последнего, внутренняя диалектика
общества определяют его развитие, смену его форм, переходы
от одних форм к другим и т. д. Само воздействие
природы на состояние общества находится в зависимости от
общественных порядков, от типа производственных
отношений, характеризующих тот или иной общественный
организм, преломляется через его внутренние
противоречия.
Пример противоречия между природой и обществом,
как нам кажется, дает основание сделать некоторые
выводы, касающиеся сущности внешних противоречий
вообще. В отличие от внутренних противоречий между
противоположностями, составляющими внешнее
противоречие, нет такой связи и взаимодействия, при котором они
взаимно предполагают и отрицают друг друга, когда
существование одной из них обусловливает бытие другой.
Если продолжить наш пример, то по отношению к
человеку, человеческому обществу подобное можно утверждать,
чего нельзя сказать относительно другого члена
противоречия, т. е. природы: природа существовала до человека
и будет существовать независимо от того, существует
человеческое общество или нет.
Далее, внешнее противоречие — это противоречие не
внутри единого, т. е. объекта, системы, а противоречие
разных по своей сущности объектов и систем. При
характеристике такого рода противоречий мы можем
относительно отвлечься от внутренних противоречий каждой
системы в отдельности, каждого отдельного объекта,
обращая основное внимание на их отношение друг к другу,
воздействие и влияние одного на другое. Конечно, такой
подход связан с известной ступенью абстрагирования в
473

ходе исследования, ибо внешние противоречия связаны с
внутренними противоречиями объектов и систем. Но
такая абстракция не произвольна, она отражает реальную
расчлененность сторон внешнего противоречия, их бытие
как разных систем.
Различный характер внутренних и внешних
противоречий обусловливает и различные их функции, и роль в
процессе развития. И те и другие в своей совокупности
служат источником, двигательной силой развития. Но
бесспорным остается то коренное положение диалектики, что
именно внутренние противоречия дают, выражаясь
словами Ленина, «ключ к «самодвижению» всего сущего»,
«к «скачкам», к «перерыву постепенности», к
«превращению в противоположность», к уничтожению старого и
возникновению нового», т. е. ключ к объяснению
диалектического развития как качественного изменения
существующего, не как повторения старого, а как вечного
обновления, рождения все более сложных и высших форм
природы и общества. Внешние противоречия включены
в общий процесс развития, но свое воздействие на него,
как уже указывалось в применении к общественной
жизни, они оказывают, проходя через внутреннее состояние,
внутренние противоречия объектов, систем, как бы
перерабатываясь, перемалываясь ими.
Эта особенность внешних противоречий и их действия
в процессе развития все более подчеркивается и
современной естественной наукой, отметающей чисто
механическое понимание взаимодействия между внешним и
внутренним, между живым и его средой и т. д. С этой
точки зрения, например, подвергается критике чисто
бихевиористское представление о соотношении внешнего
стимула и реакции живого, согласно которому природа
внешнего стимула полностью детерминирует реакцию,
между тем как существует такое важное посредствующее
звено, как внутреннее состояние системы.
В заключение рассматриваемого вопроса следует
сказать, что часто, когда исследуются конкретные вещи,
нелегко определить, что относится к внутренним и внешним
противоречиям, определить между ними какую-то четкую
границу. И это объясняется тем, что граница между ними
относительна, подвижна, то раздвигаясь в одной
объективной связи явлений, то сужаясь в другой. Каждый
сложный объект есть система, отчисленная от других
систем. Но будучи относительно самостоятельной системой,
474

каждый объект входит на правах стороны, части,
элемента в состав другой, более широкой системы и т. д. И
тогда то, что в одной связи, в одной системе
взаимодействия было внешним противоречием, в другой системе
выступает как противоречие внутреннее. И эта гибкость,
подвижность противоречий не субъективного, а
объективного характера.
Более того, даже то, что на одном уровне развития
есть внешнее противоречие, может на другом, более
высоком уровне превратиться во внутреннее противоречие.
Выше говорилось о противоречии между природой и
обществом как примере внешнего противоречия. Но и это
противоречие неправильно было бы абсолютизировать,
т. е. увековечивать взаимоотношение между данными
противоположностями всегда и при всех условиях в
качестве только внешнего противоречия. Представление о
них как о таком типе противоречия, повторяем, очень и
принципиально важно, дабы не подменять внутреннюю
диалектику развития объективных форм механистическим
взглядом, переносящим противоречия этого развития в
плоскость равновесия между обществом и средой. Но за
рамками данного вопроса было бы ошибочным
преувеличение этой бесспорной истины.
В этом отношении чрезвычайный интерес
представляют некоторые мысли Маркса о взаимодействии природы
и общества. В «Теориях прибавочной стоимости» Маркс
определяет природу как то, «что не является результатом
человеческой деятельности, результатом труда», и в этом
смысле она «не является социальным богатством» К
Однако в процессе своего развития общество все больше
вторгается в природу и делает ее своим социальным
богатством. Но вплоть до капиталистического строя
прежние формы общества не достигли значительных
успехов в подчинении сил природы своим интересам.
«Великое цивилизующее влияние капитала» Маркс видит
среди прочего в том, что он поднимает общество на такой
высокий уровень, на такую ступень, «по сравнению с
которой все прежние выступают всего лишь как локальное
развитие человечества и как суеверное поклонение
природе. Только при капитализме природа становится всего
лишь предметом для человека, всего лишь полезной
вещью; ее перестают признавать самодовлеющей силой,
1 См. /С Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 2G, ч. III, стр. 446.
475

а теоретическое познание ее собственных законов само
выступает лишь как хитрость, имеющая целью подчинить
природу человеческим потребностям, будь то в качестве
предмета потребления или в качестве средства
производства» *.
А это значит, что связь между обществом и природой
становится все теснее, органичнее и их взаимодействие
усиливается, развивается. Благодаря этому процессу
природа, переставая быть «самодовлеющей силой», все
больше попадает в зависимость от общества, и в данном
смысле можно говорить о системе «природа — общество»
как единой системе, противоречия которой в
определенных аспектах становятся внутренними противоречиями.
Так, нынешний экологический кризис свидетельствует
именно о таком характере противоречий между природой
и обществом, когда последнее расточительно
эксплуатирует силы природы и наносит тем самым вред не только
природе, но и самому себе. Как уже указывалось, такое
отношение к природе характерно для капиталистического
общества, и в этом смысле его первоначальное
«цивилизующее влияние» со временем превращается в свою
противоположность, в ограбление природы и тем самым в
разрушение этого величайшего «социального богатства».
Только социалистическое общество способно и
должно установить такое внутреннее взаимоотношение
элементов в системе «природа — общество», при котором
природа в качестве социального богатства будет не
разрушаться, а бережно сохраняться в интересах
человечества.
Рассмотрим теперь с точки зрения диалектики
внутренних и внешних противоречий некоторые аспекты
взаимоотношения двух мировых социальных систем —
капиталистической и социалистической.
3. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ДВУХ СОЦИАЛЬНЫХ СИСТЕМ
КАК ВНЕШНИХ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ
Прежде всего возникает вопрос о том, что
представляют собой противоречия этих систем — противоречия
внутренние или внешние? Исходя из сказанного выше, на
этот вопрос нельзя дать однозначного ответа. Ответ на
него зависит от выбора определенной «системы отсче-
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. I, стр. 387.
476

та». Притом выбор этот не произволен, как не
произвольны сами «системы отсчета». В одной связи (вполне
объективной) противоречия между ними имеют характер
внешних противоречий, в другой связи — характер
противоречий внутренних.
Образование двух противоположных мировых
общественных систем явилось результатом развития и
разрешения внутренних противоречий капитализма сначала в
одной стране — России, а затем в ряде стран.
Внутренние противоречия в этих странах, завершившись победой
нового, социалистического строя, нашли свое выражение
в образовании двух самостоятельных социальных систем,
полностью противоположных друг другу по своей
социальной природе, по характеру своего развития, по
законам этого развития. Процесс борьбы
противоположностей, протекавший вначале в рамках единства, т. е.
единого капиталистического способа производства, достиг
такой точки своего развития, когда единство расщепилось
на два крайних полюса, которые раньше не только
исключали, но и предполагали существование каждого из них,
а теперь отделились друг от друга, получили
самостоятельное существование. То, что представляло собой
единую сущность,— капиталистический способ
производства — раскололось на две противоположные сущности —
социалистическую систему и систему
капиталистическую.
Уже тогда, когда социалистическая революция
победила в одной стране, Ленин, сознавая, что эта победа
лишь первое звено в длительной цепи перехода других
стран от капитализма к социализму, и рассматривая уже
это звено как всемирное по своему историческому
значению и тенденции развития явление, говорил: «Теперь два
лагеря в полной сознательности стоят друг против друга,
во всемирном масштабе, без малейшего преувеличения» К
Будучи двумя противоположными по своей
социальной сущности и законам развития «лагерями» (сейчас,
после победы социалистического строя в ряде стран, мы
их называем «системами»), они развиваются
самостоятельными путями. Это, разумеется, не значит, что данная
самостоятельность абсолютна, ибо каждая из них
существует не в безвоздушном пространстве, а в
определенной среде. Как ни самостоятельно развитие социали-
В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 40, стр. 245.
477

стической системы (самостоятельно в том смысле, что оно
происходит по законам социалистического способа
производства и в этом случае не «положено», не обусловлено
ее противоположностью — системой капиталистической),
оно протекает в условиях, когда еще существуют
капиталистические страны, империализм, и изолироваться от
этого существования и его влияния социалистические
страны не могут. То же самое относится и к
капиталистической системе, которая уже перестала быть
единственной в мире и по отношению к которой социалистические
страны выступают в качестве ее «среды» со всеми
вытекающими отсюда последствиями.
В этом отношении во взаимодействии между собой обе
системы выступают как внешние противоположности со
всеми характерными для последних чертами. И особенно
следует подчеркнуть решающую для внешних
противоположностей, для внешнего противоречия черту их
взаимодействия: при всей невозможности каждой из двух
мировых систем элиминироваться в своем бытии и своем
развитии друг от друга каждая из них развивается в
силу имманентно присущей им диалектики, внутренне
свойственных им причин и тенденций. Но эта внутренняя
диалектика развития каждой системы испытывает на себе
влияние внешней противоположности. Вследствие этого
развитие как социалистических стран, так и
капиталистических может быть понято, учитывая не только
главное, решающее — их имманентную диалектику,
обусловленную прежде всего внутренними противоречиями, но и
результат борьбы внешних противоположностей, их
взаимовлияния и взаимодействия.
Никакое влияние и воздействие одной мировой
системы стран на другую — если учитывать их нормальное
развитие и отвлечься от разрушительного военного
столкновения между ними — не может изменить ни
закономерности, ни характер развития каждой из них. Но
существование внешних по отношению друг к другу
противоположностей, бесспорно, модифицирует развитие данных
систем, накладывает на них свой отпечаток.
Таков, на наш взгляд, один из аспектов объективной
диалектики взаимоотношения двух мировых социальных
систем, обусловленный характером их противоречий как
внешних противоположностей, как противоречий двух
особых самостоятельных систем, двух полярных
сущностей.
478

Конкретный результат взаимодействия этих внешних
противоположностей, который находит свое
многообразное выражение, в значительной мере уже исследован в
марксистской литературе. Мы ограничимся здесь лишь
некоторыми замечаниями.
Сущность новых условий, воздействующих на
современное развитие монополистического капитализма,
заключается прежде всего, конечно, не в том, что
международный империализм вынужден, так сказать,
субъективно, не меняя своей природы, многое изменять в своей
экономической, социальной, идеологической и т. п.
политике, приспосабливаться к новой обстановке. Главное —
в изменении объективных условий развития, которые
получают свое уже «вторичное» проявление в субъективных
действиях буржуазных государств.
Эти изменения касаются прежде всего количественной
стороны. С победой Октябрьской революции,
образованием социалистической системы резко сузилось поле
деятельности империализма. Он утратил положение
единственной господствующей мировой системы, способной
диктовать миру свою волю. На его пути встала новая
историческая сила, занимающая в качестве системы
государств огромные пространства, на которые действие
законов империализма уже не распространяется.
Но этим дело не ограничивается. Раньше капитализм
занимал позиции мировой империи, подчинявшей своим
интересам самые отдаленные уголки земного шара,
включавшей в свои границы десятки колониальных и
полуколониальных стран, народы которых превратились в его
рабов в прямом и буквальном смысле этого слова.
Победа Октябрьской революции и возникновение первого
социалистического государства, давшего подлинную
свободу всем ранее угнетавшимся русскими помещиками и
капиталистами народам, разгром во время второй мировой
войны фашизма и образование мировой
социалистической системы сделали возможной великую
антиколониальную революцию, положившую конец колониальной
системе империализма. Десятки народов обрели свою
политическую независимость. Конечно, борьба еще не
завершена, и, хотя колониальная политика империализма на
прежней своей основе уже невозможна, он вооружается
новыми, «неоколониалистскими» доспехами, стремясь
иными приемами, иными средствами грабить и
эксплуатировать освободившиеся народы. Все же возникновение
479

многих новых политически независимых государств на
месте былой колониальной империи капитализма привело
к новому, после образования мировой социалистической
системы, резкому ограничению «пространства»
международного монополистического капитала. Если Ленин в
своем основном труде об империализме проследил
процесс, как он писал, перерастания капитализма во
всемирную систему угнетения и финансового удушения
горстью «передовых» стран «гигантского большинства
населения земли», то сейчас происходит противоположный
процесс сужения, сжатия границ империализма. Это
неудержимый процесс, о чем свидетельствует
происходящая на наших глазах борьба новых и новых народов
различных континентов, рвущих путы империализма и
становящихся на путь независимого национального
развития.
Эти «количественные» изменения повлекли за собой и
переросли в существенные качественные изменения,
модифицировавшие проявления ряда признаков и свойств
капитализма. Сами количественные изменения,
рассматриваемые лишь как таковые, представляют собой
абстракцию, ибо они неразрывно связаны с коренными
качественными изменениями, происшедшими в мире в связи
со становлением и развитием социалистического
общества.
В самом деле, количественные изменения, т. е. резкое
сужение границ империализма, его пространства,
означают ограничение его силы, его возможностей, утрату
былой гегемонии. Уже выпадение одной страны— России —
из цепи мирового капитализма дало основание Ленину
утверждать: «Сейчас международная буржуазия уже не
может действовать со свободными руками» 1.
Вот эта невозможность уже действовать со
свободными руками сказывается на всем современном развитии
империализма, его внутренней диалектике, идет ли речь
о таких процессах и проявлениях, как вывоз капитала,
или о борьбе за рынки, о взаимоотношении с «третьим
миром» и т. п. В прямой или косвенной форме это
сказывается и на процессах дальнейшей концентрации и
централизации капитала, и на борьбе и взаимоотношении сил
различных монополистических групп и союзов как внутри
каждой капиталистической страны, так и на мировой аре-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 38, стр. 192.
480

не и т. д. Провал бесславной войны США против
Вьетнама, борьба арабских народов за свою независимость,
против израильской агрессии, множество других
экономических и политических событий невозможно понять,
если не исследовать их в связи с непосредственным и
опосредованным влиянием и воздействием мировой
социалистической системы, обуздывающей силы
империализма.
Конечно, не всюду империализм терпит поражения:
его мощь и сила еще велики и он способен, как
свидетельствуют хорошо известные факты, повернуть вспять
развитие в отдельных точках мира. «На нашей революции, —
говорил Ленин на IX съезде партии,— больше, чем на
всякой другой, подтвердился закон, что сила революции,
сила натиска, энергия, решимость и торжество ее победы
усиливают вместе с тем силу сопротивления со стороны
буржуазии. Чем мы больше побеждаем, тем больше
капиталистические эксплуататоры учатся объединяться и
переходят в более решительные наступления» К
Этот закон действует и в современных условиях, и
недооценивать его нельзя. И если империализм способен
еще кое-где повернуть движение от прогрессивных к
регрессивным формам социального развития, то он уже не в
состоянии изменить общий ход истории.
Прогрессирующее сужение и ограничение сферы и масштабов влияния
и воздействия империализма на мировой процесс есть
также объективный закон, притом один из тех законов,
которые определяют современное развитие, закон,
прокладывающий себе дорогу сквозь все сложные перипетии
борьбы сил прогресса и реакции.
Как уже указывалось, «количественные» изменения в
положении и условиях развития современного
империализма нераздельно связаны с качественными
изменениями, вызванными существованием мировой
социалистической системы. Этот аспект имеет решающее значение.
Суть его в том, что империализму противостоит сейчас
новая историческая сила, качественно отличная от него
по всем направлениям развития, начиная с развития
экономического и кончая высшими этажами
взаимоотношений между людьми. Во взаимоотношении двух
социальных систем сталкиваются и сопоставляются между
собой не просто две силы, а два разных типа развития со
В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 40, стр. 244.
481

своими разными тенденциями, законами, подходами к
решению коренных проблем человеческой жизни.
Непонимание этого коренного качественного аспекта,
отличающего две мировые социальные системы, ведет к
извращению всей картины современного общественного
развития. Именно на таком извращении основана
маоистская концепция о так называемых двух
«сверхдержавах» — СССР и США, которым якобы противостоят
другие части мира. Чисто количественный подход к этим
государствам, к характеристике их сущности есть полная
измена марксизму-ленинизму, издевательство над
коренными принципами марксистской науки об обществе.
Отождествление советского социалистического государства
и капиталистического государства США,
представляющих собой главную силу двух противоположных мировых
социальных систем, есть софистическая уловка,
необходимая для того, чтобы протащить концепцию
антимарксистских, антиленинских взглядов по самым существенным
вопросам современного мирового развития. В
частности, из сознательного стирания качественного
социального различия этих двух государств и соответственно двух
социальных систем делается вывод о том, что основное
противоречие современного общественного развития
состоит не в противоречии социалистической и
капиталистической систем, а в противоположности империализма и
«социал-империализма», с одной стороны, и
национально-освободительного движения — с другой, или, что то же
самое, но в другой формулировке, в противоположности
между «мировым городом» и «мировой деревней».
Любопытно, что это мнимое «основное противоречие»
также обосновывается с чисто количественной точки
зрения — ссылкой на то, что силы
национально-освободительного движения охватывают две трети населения
мира. При этом, конечно, в качестве главного
катализатора этого движения маоисты выставляют себя, хотя, как
об этом свидетельствуют многочисленные факты, их
авантюристическая политика находится в полном
противоречии с действительными интересами и стремлениями этого
движения. В основе отказа от марксистского, ленинского
подхода к диалектике современного мирового развития
лежит националистическая философия и политика
маоизма, не укрепляющая, а подрывающая силы мирового
социализма, их единство с силами
национально-освободительного движения. Эта философия и политика в корне
482

чужда тому подлинно диалектическому определению
взаимоотношений мира социализма и мира капитализма,
империализма, которое Ленин давал уже в первые годы
существования Советского социалистического государства.
Марксистская наука об обществе, как многократно
разъяснял Ленин, различает одну историческую эпоху от
другой в свете главного критерия — какой класс стоит во
главе движения в ту или иную эпоху, определяет
основное направление всего общественного развития. Таким
классом в эпоху империализма и пролетарских
революций является рабочий класс. Величие Октябрьской
социалистической революции Ленин видел в том, что она
положила начало всемирной эпохе перехода от
капитализма к социализму. Именно этот коренной качественный
скачок стал и остается решающим ныне во
взаимодействии двух социальных систем.
В одной из своих речей 1918 г. Ленин говорил о том,
что первоначально буржуазные государства смотрели на
действия большевиков, Советской власти как на
эксперименты. Л вскоре они стали смотреть на них иначе:
«...они смотрят, все ли благополучно в их-то
собственных государствах» К Смысл этих ленинских слов в том,
что объективно буржуазные государства вынуждены
сопоставлять свое развитие, свой «собственный дом» с
развитием нового типа, с «чужим» домом, ибо вопрос этот
есть вопрос существования своего дома, т. е.
буржуазного строя, на смену которому пришел социализм сначала
в одной стране, а сейчас уже в ряде стран. Смотрят ведь
не только буржуазные государства, смотрят и народы,
угнетенные классы, порабощенные нации — и не только
смотрят, но и делают свои выводы, извлекают для себя
определенные уроки.
Экономический кризис 1929—1933 гг., словно гроза
пронесшийся над капиталистическим миром, происходил
на фоне бурного и непрерывного роста
производительных сил в СССР, роста индустриальной мощи первого
социалистического государства. В то время как в
капиталистических странах, и в первую очередь в США — самой
богатой стране капиталистической системы, миллионы
рабочих стали безработными, в социалистической
стране рабочий класс, все трудящиеся были обеспечены
работой, забыли навсегда бедствия этого зла капитализма.
В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 37, стр. 351.
483

Кризисному анархическому развитию капиталистических
государств противостояло планомерное, основанное на
сознательном руководстве народным хозяйством
развитие социалистического общества.
Не случайно, что именно в этот период буржуазная
политическая экономия во всеуслышание заявила о
крахе всяких представлений о том, будто игра рыночных
сил способна обеспечить равновесие капиталистической
экономики, ее рост, и стала обосновывать необходимость
государственного вмешательства в экономическое
развитие. Не случайно также и то, что именно после кризиса
конца 20-х и начала 30-х годов усилилась в буржуазном
мире тенденция к государственно-монополистическому
регулированию хозяйства. Конечно, как уже об этом
говорилось, государственно-монополистический капитализм
в целом и переход к государственному регулированию в
частности вызваны внутренними процессами
буржуазного способа производства на его высшей стадии и
стимулируются собственной диалектикой его развития. Но на
ускорение этих процессов, бесспорно, огромное влияние
оказали пример планового хозяйства Советского
государства, его пятилетние планы развития народного
хозяйства и т. д.
Идея экономического роста завладела умами
буржуазных экономистов, правительств, и в происхождении
этой идеи, бесспорно, велико влияние нового типа, новых
закономерностей развития социалистической системы
хозяйства, соревнование капиталистической и
социалистической систем. Эта идея была подхлестнута также
успехами роста капиталистического производства после второй
мировой войны. «Повсюду, — говорила по этому поводу
известная английская экономистка Д. Робинсон в своем
выступлении на сессии американской экономической
ассоциации в 1971 г., — раздавались хвалебные песнопения
во славу роста. Рост должен был решить все проблемы.
Нечего, мол, беспокоиться насчет бедности, рост
поднимает нижнюю границу доходов, и бедность исчезнет сама
собой, без всякой необходимости принимать какие-то
специальные меры. Экономисты, которым следовало бы
понимать больше других, вплели свои голоса в общий
хвалебный хор» К
1 Джоан Робинсон. Второй кризис экономической теории. —
«Мировая экономика и международные отношения», 1973, № 6, стр. 116.
484

Д. Робинсон охлаждает пыл поборников теории
экономического роста «во что бы то ни стало», который
якобы автоматически способен решить все проблемы, и
доказывает в своем выступлении, что и кейнсианская теория
ныне переживает кризис, подобно тому как кризис
претерпела и теория рыночного саморегулирования
капиталистического хозяйства. Однако «песнопения во славу
роста» имеют глубокие корни. Они имеют самое
непосредственное отношение к взаимодействию двух социальных
систем — социалистической и капиталистической.
«Регулярный и быстрый рост, — заявляет французский
экономист П. Боше, — это в современном мире условие
самого существования капиталистической системы. В мирной
битве темпов роста между советским миром (так он
называет мировую социалистическую систему. — М. Р.) и
Западом, так же как и в атомной войне, ставкой является
выживание одной из двух систем» К
Сами буржуазные экономисты признают влияние
планомерного экономического развития СССР, его успехов в
области космической техники, развития науки и т. д.,
успехов всей социалистической системы на внутренние
процессы, совершающиеся в капиталистических
государствах.
Это воздействие социалистических стран находит
одно из своих самых сильных проявлений во
взаимоотношениях труда и капитала. Эти взаимоотношения не могли
уже остаться такими, какими они были до возникновения
социалистических государств. Они, разумеется, не
изменились в основном, в главном, т. е. они остались, как и
прежде, отношениями класса эксплуататоров и класса
эксплуатируемых. Но буржуазия не может не учитывать
нового положения рабочего класса в социалистических
государствах и заразительной силы примера этого
положения для рабочих стран капитала. Кейнсианская
теория, выдвинувшая на первый план наряду с проблемой
экономического роста и проблему высокой и стабильной
занятости, несомненно, исходила из факта полнейшего
отсутствия в социалистическом государстве безработицы.
Признание этого тезиса кейнсианской теории об
обязанностях буржуазного государства поддерживать на
известном уровне занятость, по словам Робинсон, «вызва-
1 Цит. по: И. Л. Соколов. Мировое хозяйство и революционный
процесс. М., 1971, стр. 75.
485

но прежде всего осознанием того факта, что в плановой
(т. е. социалистической. — М. Р.) экономике
безработицы не существует...
Частное предпринимательство должно было как-то
реабилитировать себя перед рабочими и служащими...» К
Иными словами, в своих взаимоотношениях с
трудящимися буржуазные государства не могут ныне не
оглядываться на социалистические страны. Они должны
лавировать, идти на уступки, создавать видимость
социального «партнерства» с рабочими и т. п. Невозможно ныне
рассматривать те социальные завоевания, которых
добиваются своей борьбой трудящиеся капиталистических
стран, вне воздействия социализма.
Тот закон, о котором говорил Ленин, а именно
тенденция к объединению «капиталистических эксплуататоров»
перед лицом революционных угроз, ныне, в эпоху
раскола мира на две противоположные системы, проявляется,
в частности, в росте капиталистической интеграции,
образовании международных
государственно-монополистических союзов типа «Общего рынка» и т. п. Опять же хотя
эта тенденция определяется собственным движением
капиталистического производства ко все большей
интернационализации, тем не менее соотношение двух
противоположных систем служит важным дополнительным
стимулом к ускорению процессов интеграции.
Поэтому, какие бы стороны и аспекты современного
развития империализма мы ни взяли, они не могут быть
исследованы без включения в это развитие момента
взаимодействия с той «средой», в которой он теперь
существует.
Однако, рассматривая процессы, происходящие в
капиталистических странах, закономерности развития
империализма под углом зрения существования мировой
социалистической системы и ее модифицирующего
воздействия на них, следует учитывать тот момент
диалектического соотношения внутренних и внешних
противоречий, о котором речь шла выше, а именно преломление
внешнего воздействия через внутреннее состояние
системы, через собственную диалектику развития
капиталистических государств. Например,
государственно-монополистическое регулирование, программирование эконо-
1 «Мировая экономика и международные отношения», 1973, № б,
стр. 115.
486

мического развития буржуазные теоретики нередко
склонны объявить «социалистическим» элементом. Конечно,
ничего социалистического в глубоком и подлинном
смысле этого понятия в капиталистическом регулировании нет.
Бесспорно то, что опыт социалистического планирования
оказал в этом отношении свое серьезное влияние. Но все
дело в том, что подобный опыт применяется в
капиталистическом обществе со всеми вытекающими отсюда
последствиями, т. е. он применяется к такому типу
производственных отношений, который по самой своей
природе несовместим с подлинно -планомерным, лишенным
анархии развитием. То же относится и к
экономическому росту — росту во что бы то ни стало, и к принципу
высокой и стабильной занятости. Сами буржуазные
экономисты, по крайней мере критически мыслящие, задают
вопрос: во имя чего экономический рост, занятость, в
каких целях необходимо этого добиваться?
В социалистических государствах экономический рост,
полная занятость органически вытекают из их
социальной природы, они представляют собой закон развития
социалистического общества, которое не знает иных
целей, кроме интересов народа, трудящихся. Поэтому и
возможен экономический рост без циклических колебаний,
кризисов и т. п. В результате здесь нет и проблемы
безработицы. В капиталистическом обществе
экономический рост, проблема занятости имеют в виду цель
увеличения капиталистической прибыли, смягчение угрозы
рабочих волнений. Вследствие этого экономический рост
принимает уродливый характер и в принципе не может
быть избавлен от него точно так же, как не может быть
в принципе решена проблема.
Конечно, взаимодействие двух систем, как внешних
противоположностей, имеет и другую сторону —
воздействие, влияние, оказываемое капиталистической системой
на систему социалистическую, на развитие в
социалистических государствах. Было бы грубой ошибкой
игнорировать такое влияние. В нашу задачу не входит
специальное рассмотрение данной стороны вопроса. Отметим
лишь, что в той же мере, в какой социалистическая
система выступает в качестве «внешней среды» для
внутренних процессов, совершающихся в капиталистической
системе, последняя составляет «внешнюю среду» для
внутренней диалектики социалистического общества. И
действие этой среды дает знать о себе достаточно зримо
487

и весомо. Оно проявляется и в том, что
социалистические государства в целях своей безопасности вынуждены
тратить средства на оборону, вместо того чтобы обратить
их на мирное строительство, и в том, что буржуазные
государства используют все средства своего
экономического и идеологического аппарата для того, чтобы
затормозить развитие социализма, оказать вредоносное влияние
на умы людей в социалистических странах, поддержать в
их сознании старое, капиталистическое наследие, и в том,
что эти государства всеми доступными им средствами
стремятся — и нередко силой оружия — пресечь
тяготение ряда стран и народов связать свою судьбу с
социалистической системой, опираться на ее помощь в своей
борьбе за самостоятельное экономическое и политическое
развитие и т. д.
Взаимодействие социалистической системы с
капиталистической имеет и много других аспектов. В век
невиданного прогресса науки и техники развитие и
достижения одной стороны подхлестывают другую сторону,
требуют избегать всякой отсталости и консерватизма,
быть не только на уровне, но и опережать в
соревновании двух систем.
Таков, на наш взгляд, первый аспект объективной
диалектики взаимодействия противоположных мировых
систем — аспект, обусловленный характером их
противоречий как внешних противоположностей, как противоречия
двух особых самостоятельных систем, двух полярных
сущностей.
4. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ДВУХ СОЦИАЛЬНЫХ СИСТЕМ
КАК ВНУТРЕННЕЕ ПРОТИВОРЕЧИЕ СОВРЕМЕННОГО
МИРОВОГО ХОЗЯЙСТВА
Второй аспект, или вторая «система отсчета», столь же
объективная, как и первая, определяется тем, что раскол
мира на две противоположные общественные системы не
уничтожил и не может уничтожить мирового хозяйства
как целостности, имеющей свои закономерности, свою
относительную самостоятельность. Выше уже приводились
высказывания Ленина о том, что капитализм, и особенно
империализм, как высшая его стадия, порождает и
развивает до высокой степени тенденцию к
интернационализации хозяйственных, политических и прочих отношений,
создает мировую систему хозяйства, а социализм не
488

только не прерывает этот процесс, но, напротив,
продолжает и развивает, доводя его на ступени коммунизма до
полного завершения.
Эта тенденция особенно ярко проявляется в условиях
современной научно-технической революции, роста и
углубления международного разделения труда,
специализации и кооперирования производства, расширения
экономической связи мирового рынка, интернационализации
науки и техники и т. д. Она охватывает обе социальные
системы, хотя находит свою реализацию по-разному, в
соответствии с социальной природой каждой из них.
Анализ ленинских работ показывает, какое огромное
значение в них придается мирохозяйственным связям
при определении перспектив дальнейшего общественного
развития. Показывая коренную противоположность
только что родившейся новой социальной системы —
Советской власти старой капиталистической системе, называя
их двумя лагерями, сознательно противостоящими друг
другу, Ленин решительно отметал всякие взгляды,
игнорирующие их объективную связь в рамках единого
мирового хозяйства как его звеньев. «Мы, — говорил он о
Советском государстве,— существуем в системе
капиталистических государств...» *
Ленин произнес эти слова в 1921 г. в «Докладе о
тактике РКП» на III конгрессе Коммунистического
Интернационала, когда только недавно окончилась
гражданская война, в которой в борьбе против молодой Советской
власти участвовали многие империалистические
государства. Противоположность двух систем, двух сил —
зародыша новой мировой социальной системы социализма
и старой капиталистической системы — в военной форме
противоборства достигла тогда своей высшей остроты.
Но Ленин был глубоко убежден в том, что стремление
мирового империализма изолировать Советское
государство, организовать его блокаду не увенчается успехом. И
его убеждение покоилось на учете объективных законов
мирового хозяйства. «Есть сила большая, чем желание,
воля и решение любого из враждебных правительств или
классов, эта сила — общие экономические всемирные
отношения, которые заставляют их вступить на... путь
сношения с нами»2.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 44, стр. 49.
2 Там же, стр. 304—305.
J7 М. М. Розенталь 489

Ленин эту общую закономерность, основанную на
единстве мирового хозяйства, ярко проанализировал на
частном примере плана концессий, который Советская
власть предлагала капиталистическим государствам.
Империалисты осеклись уже в войне с нами, говорил тогда
Ленин, «и должны воевать теперь в области
экономической» К Он видел в этой — экономической — форме
борьбы огромный прогресс для всего мирового хозяйства.
«Мы выдвинули перед вами всемирную программу,—
говорил Ленин, обращаясь к капиталистам, к
капиталистическим державам, — рассматривая концессии с точки
зрения мирового народного хозяйства»2. В самом
предложении концессий Ленин видел способ восстановления
разорванных связей мирового хозяйства. Ленин подчеркивал,
что именно Советская Россия, хотя и измученная,
разоренная, с разрушенной промышленностью, именно
социалистическое государство предлагает всему миру
программу восстановления мирового хозяйства.
Империалистические страны — победители в войне — навязали
побежденным грабительские договоры, которые нарушили
международные экономические связи. «И вот Россия,—
говорил Ленин,— выступает теперь на весь мир, она
заявляет: мы беремся восстанавливать международное
хозяйство — вот наш план...
Мы переносим вопрос в антикапиталистическую
плоскость. Мы выступаем и говорим, — мы беремся весь мир
построить на рациональных экономических основах...» 3
Эта точка зрения мирового народного хозяйства, ее
объективные требования должны были, по Ленину,
найти свою реализацию в развертывании торговли, торговых
отношений между Советским государством и
капиталистическим миром как разными звеньями системы
мирового хозяйства. «Нам надо торговать, и им надо
торговать»4,— говорил Ленин на XI съезде РКП (б). В
беседе с корреспондентом одной американской газеты он
заявил: «Я не вижу никаких причин, почему такое
социалистическое государство, как наше, не может иметь
неограниченные деловые отношения с
капиталистическими странами»5.
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 42, стр. 70.
2 Там же, стр. 71.
3 Там же, стр. 69—70.
4 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 45, стр. 70.
5 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 40, стр. 152.
490

Все эти и подобные им ленинские высказывания
имеют актуальный интерес с точки зрения современных
взаимоотношений двух мировых социальных систем. После
второй мировой войны возникла ситуация, до некоторой
степени, но, конечно, в совершенно уже изменившихся
обстоятельствах, при совершенно ином соотношении
мировых сил как бы повторившая то, что было тогда,
когда выступал Ленин. Стремясь возвести препятствия на
пути образовавшейся после победы над фашизмом
мировой социалистической системы, международный
империализм, и в первую очередь империализм американский,
встал на путь «холодной войны», резко ограничил
экономические и торговые связи со странами социализма,
повел политику дискриминации в области торговых
сношений с ними и т. д. Но, как и в первые годы Советской
власти, вся эта политика потерпела провал. Не говоря
уже о том, что она была заранее обречена ввиду
огромной экономической мощи Советского государства и
набиравшей сил всей социалистической системы, законы
мирового хозяйства, мирохозяйственных отношений, та
самая «сила», большая, чем желания реакционных классов,
о которой говорил в свое время Ленин, снова сыграли
свою роль. Большое значение имела и политика
Советского Союза и других социалистических государств,
направленная на развертывание экономических и торговых
связей с капиталистическими странами. Сегодня эти
взаимовыгодные отношения и связи находятся на подъеме.
«Нам надо торговать, и им надо торговать» — этот
принцип во взаимоотношениях двух общественных систем,
прозорливо обоснованный Лениным и выражающий
объективно необходимую связь различных звеньев мирового
хозяйства, имеет в современных условиях
углубляющегося международного разделения труда еще более
злободневное значение.
Таким образом, раскол мира на две противоположные
общественные системы, на два противоположных способа
производства не привел к исчезновению мирового
хозяйства как целостности, как единого объекта.
Всемирно-историческое изменение, которое в данном отношении
произошло, состоит в том, что мировое хозяйство перестало
быть однородным по своей социальной сущности, оно
стало «единством противоположностей». Его структура,
т. е. внутренняя связь различных частей, звеньев,
элементов, из которых оно состоит, внутренне противоречива.
17*
491

Конечно, и до возникновения социалистической системы
мировое хозяйство, его структура были
противоречивыми, но это было противоречие внутри однородной
капиталистической системы, противоречие соперничающих
империалистических национальных хозяйств. Сейчас и
это противоречие сохраняет свое значение, но на первый
план и в качестве основного выдвинулось противоречие
противоположных социальных систем, играющее
первостепенную роль в диалектике мирового развития. Поэтому
в данной объективной связи, в данной «системе отсчета»
противоречия между социалистической и
капиталистической системами представляют собой внутренние
противоречия. Это противоречия внутри единого объекта,
динамика, движение, развитие которого определяются
борьбой внутренне присущих ему противоположностей —
социалистических и капиталистических сил и тенденций.
При всей относительности разграничения внутренних
и внешних противоречий двух социальных систем
нетрудно увидеть, что когда рассматривается мировое
хозяйство как целое, то дело заключается уже не столько во
влиянии одной системы на другую и в связанной с этим
модификации имманентно присущих им законов развития,
сколько в борьбе двух противоположных тенденций
внутри «единого» за самый тип, характер мирового
развития, или, как выражается Ленин, за определенный «план»
развития.
Разрабатывая после гражданской войны программу
мирного хозяйственного строительства и отмечая
реалистичность многих капиталистов, понимавших, что без
России, без экономических и торговых связей с ней не
обойтись, Ленин заявлял: «...но мы выступаем с такой
программой в качестве строителей всемирного
хозяйства по другому плану» 1. Вот этот «другой план» и был
выражением объективных социалистических тенденций в
развитии мирового хозяйства, тенденций, нашедших свое
воплощение тогда в возникновении социалистического
строя в одной стране, а ныне — в мировой
социалистической системе.
Ленин рассматривал этот «другой план» как
противоположность «плана» капиталистического,
империалистического, а соотношение их — как «состязание двух
способов, двух формаций, двух хозяйств—коммунистическо-
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 42. стр. 71.
492

го и капиталистического» \ как состязание, происходящее
в рамках единого в своей противоречивости мирового
хозяйства. Он был глубоко убежден, что это состязание, как
форма борьбы указанных противоположностей,
завершится в силу общих закономерностей диалектического
развития победой той тенденции, которая единственно
прогрессивна в современных, независимых от желания и воли
отдельных классов и социальных сил условиях
экономического, политического, духовного развития
человечества. Конечно, как и во всех случаях, когда речь идет об
общественном развитии, и в данном случае решает
борьба, практика, практическая деятельность классов,
народов, что всегда настойчиво повторял Ленин. Когда
марксисты-ленинцы ставят вопрос о «борьбе
противоположностей» и об объективных тенденциях этой борьбы в
современном мировом развитии в целом и в частности в
развитии мирового хозяйства, то сила и научность этой
постановки заключаются не просто в формальной ссылке
на «законы диалектики» и их действия, а в том, что
последние позволяют правильно исследовать реальные
факты, реальные связи явлений, реальные противоречия
развития.
Именно такой подход лежал в основе ленинского
оптимизма, когда, несмотря на то что Советская Россия,
разоренная войной, находилась еще в океане
капиталистического окружения, он утверждал: «Мы докажем, что
мы сильнее. Нам говорят: «Ну, хорошо, вы устояли на
внешнем фронте, начинайте строить, давайте строить и
посмотрим, кто победит...». Конечно, задача трудная, но
мы говорили и говорим: «Социализм имеет силу
примера»... У нас нет машин, война нас разорила, война отняла
у России экономические ресурсы, но мы все-таки не
боимся этого состязания...»2
* * *
Из всех многообразных противоречий мы рассмотрим
лишь одно, которое, несомненно, является существенным
в диалектике развития мирового хозяйства. Таково, на
наш взгляд, противоречие между неумолимой,
детерминируемой всем объективным развитием современных
производительных сил тенденцией к интернационализации хо-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 42, стр. 75.
2 Там же.
493

зяйства и национальными границами государств,
становящимися узкими для такого развития, интересами
национальных государств. Противоречие это не следует,
конечно, понимать так, что уже сегодня национальные
границы, национальные формы развития производительных
сил должны быть сняты, уничтожены. Вообще не может
быть и речи об искусственном «уничтожении» их. Это
очень длительный процесс, притом процесс, который
совершается спонтанно, чрезвычайно постепенно, не может
быть ускорен какими-то произвольными мерами, о чем
уже говорилось выше.
Ленин в этом отношении был беспощаден в своей
критике по адресу тех, кто полагал, что развитие общества в
целом и развитие мирового хозяйства в частности
требуют уже сейчас ломки национальных государственных
границ. В работе «Детская болезнь «левизны» в
коммунизме» он со всей категоричностью предупреждал о том,
что национальные государственные различия между
народами и странами «будут держаться еще очень и очень
долго даже после осуществления диктатуры
пролетариата во всемирном масштабе...» К
Следовательно, даже полная победа над
капитализмом, ликвидация капиталистического способа
производства во всем мире и установление социалистического
строя во всех странах еще не могут, согласно Ленину,
привести к исчезновению национальных государственных
различий между народами и странами. Только на
основе социалистического способа производства процесс
интернационализации хозяйства может и будет протекать
особенно интенсивно. В этом смысл ленинских слов о
том, что при капитализме начинается этот процесс, при
империализме, как высшей стадии капитализма, он
достигает наибольшей силы, а при социализме,
рассматриваемом в широком смысле этого слова, включающем в
себя и высшую стадию развития, т. е. коммунизм, он
будет завершен. «...Вся хозяйственная, политическая и
духовная жизнь человечества, — писал Ленин, — все более
интернационализируется уже при капитализме.
Социализм целиком интернационализирует ее»2.
Таким образом, процесс интернационализации
диалектически противоречив. С одной стороны, национальные
1 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 41, стр. 77.
2 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 23, стр. 318.
494

государственные различия держатся и будут держаться
«еще очень и очень долго», с другой стороны, уже сейчас
в силу гигантского обобществления производства на
базе международного разделения труда идет процесс
объективного сближения экономик государств, возникают
международные экономические объединения все более и
более крупного масштаба, всячески усиливаются
экономические связи между народами и странами.
Современное развитие общества выдвигает задачи, которые не
могут решаться только силами отдельных государств и
наций, они требуют для своего решения объединенных
усилий всех или многих государств и народов. Таковы,
например, задачи по охране природы, освоению космоса,
созданию международных энергетических систем,
освоению богатств Мирового океана и т. д.
Поэтому, когда речь идет о процессе
интернационализации хозяйства, о развитии мирового хозяйства, то это
сочетание, соединение противоположностей,
противоположных сторон — национального и интернационального,
национальных государственных различий и роста,
развития мировых связей, все большего превращения мирового
хозяйства в единый экономический организм — есть
длительный фактор и составляет неотъемлемую особенность
данного процесса. К проблеме интернационализации
хозяйства и ее диалектическому характеру в полной мере
относится то, что выше было рассмотрено в связи с общей
постановкой вопроса о диалектике национального и
интернационального. Более того, именно
интернационализация производства, хозяйства, науки и техники,
объективная тенденция, как указывал Ленин, «к созданию
единого, по общему плану регулируемого пролетариатом всех
наций, всемирного хозяйства как целого» 1 есть самая
глубокая основа всего общественного развития,
ведущего в конечном счете к полному слиянию наций и народов.
Поскольку развитие мирового хозяйства с тенденцией
превращения его в единый экономический организм
протекает и может протекать лишь на основе
диалектического взаимопроникновения указанных выше
противоположностей, то это определяет и способы, формы преодоления
их, т. е. разрешения противоречий процесса
интернационализации. Наиболее благоприятные возможности для
осуществления этого объективно необходимого процесса
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 41, стр. 164.
495

создает лишь тот способ производства, та социальная
форма развития, которые по своей объективной природе
могут освободить его от антагонизма, антагонистического
конфликта между интернациональным и национальным,
между объективной необходимостью в течение
длительного периода существования национальных и
государственных различий стран и народов, следовательно,
национальных экономических структур и все большим их
сближением, объединением с последующим их полным
слиянием. Иного пути разрешения данного объективного
противоречия нет и не может быть.
Известно, что в качестве одного из самых важных
проявлений интернационализма производительных сил в
современном обществе выступают различные формы
международной экономической интеграции, имеющей место в
обеих мировых социальных системах. Тот процесс
концентрации, обобществления производства, который
достигает своей кульминации при
государственно-монополистическом капитализме, находит свое высшее
воплощение в организации различных международных
объединений. Европейское экономическое сообщество (ЕЭС)
служит в этом отношении наиболее выразительным
примером. Имеются и другие интернациональные
группировки капиталистических стран в различных регионах мира.
В социалистической системе экономическая интеграция
реализуется в форме Совета Экономической
Взаимопомощи (СЭВ).
Сущность экономической интеграции, если
воспользоваться тем определением, которое дал Институт мировой
экономики и международных отношений АН СССР на
диспуте научно-исследовательских институтов разных
стран, организованном журналом «Проблемы мира и
социализма», состоит втом, что это «объективный процесс
развития глубоких устойчивых взаимосвязей и
разделения труда между национальными хозяйствами,
образования международных хозяйственных комплексов в рамках
группы государств с однотипным
социально-экономическим строем,— процесс, сознательно регулируемый в
интересах господствующих классов этих государств»1.
Однако эта единая, общая сущность экономической
интеграции имеет совершенно различный характер, различные
тенденции, закономерности развития в капиталистической
См. «Проблемы мира и социализма», 1973, № 7, стр. 16.
496

и социалистической системах. Вот тут-то как раз
возникает проблема двух подходов, двух «планов», программ
развития, «строительства» мирового хозяйства. Эти два
«плана» и представляют собой «единство
противоположностей» в современном мировом хозяйстве, ведущих
между собой борьбу за определенный тип направления
этого развития.
Общие противоречия капиталистического способа
производства, достигающие своего наивысшего напряжения
на стадии монополистического капитализма, определяют
те рамки, пределы, в которых может в буржуазном
обществе осуществляться процесс интернационализации
экономики, а также и характерные для него формы.
Капиталистическая экономическая интеграция есть один из
способов движения основного противоречия между
ростом обобществления производительных сил и природой
производственных отношений буржуазного общества. В
форме этой интеграции выступает то их общее, коренное
противоречие, которое присуще внутренней диалектике
развития капиталистического способа производства, оно
только выходит здесь за рамки национальных хозяйств,
переносится на международную арену, на арену
мирового хозяйства.
Это общее противоречие накладывает свою печать и
на то противоречие процесса интернационализации,
рассмотрением которого мы хотим ограничиться, —
противоречия интернационального и национального, как оно
проявляется в специфически экономической области. В
конкретной форме данного противоречия выступает и
отражается вся глубина противоречий буржуазного общества
в целом. Ленин говорил о том, что существует
«глубочайшая неискоренимая рознь экономических интересов
между империалистическими странами...» 1. Эта рознь и
придает данному противоречию характер неразрешимого на
почве буржуазного строя антагонизма.
Выражая объективную тенденцию к
интернационализации, буржуазная интеграция, хотя по самому своему
существу и объединяет в некое «целое» отдельые части,
создает какие-то экономические комплексы, не способна
устранить существеннейшие противоречия между этими
частями, т. е. между национальными единицами,
входящими в состав целого. Это во-первых. Во-вторых, сами
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 42, стр. 94.
497

интегрированные общности противостоят другим таким
же общностям как враждующие на почве экономической
борьбы группировки, ведущие между собой
бескомпромиссную борьбу за рынки сбыта, за сферы приложения
капитала, за возможность получения наивысших
монопольных прибылей. Буржуазная экономическая интеграция не
есть форма устранения, сглаживания противоречий
между империалистическими странами, а, напротив, форма
углубления, обострения борьбы между ними. До
известной степени эти противоречия в каких-то узких рамках
временно отодвигаются внутри отдельной
интегрированной группировки с целью создания наиболее
благоприятных возможностей для достижения каких-то общих
целей, например для торговли, защиты от конкурентов
таможенными барьерами и т. п. Но создаются они в
интересах борьбы с другими такими же интеграциями или
отдельными странами. Как правильно указывается в
марксистской экономической литературе, по существу
капиталистическая интеграция представляет собой новую,
соответствующую современным условиям форму борьбы
между империалистическими государствами за раздел и
передел мира в тех рамках, которые еще доступны
империализму.
Конечно, объективно в самой глубокой основе
процессов интеграции, создания наднациональных учреждений,
стремящихся взять под свой контроль и регулировать
некоторые аспекты экономической жизни, лежит и находит
свое выражение историческая необходимость
кооперирования национальных хозяйственных организмов, создание
между ними устойчивых связей. И в данном смысле этот
процесс прогрессивен, он отвечает возрастающему
обобществлению производства К Но, осуществляясь в форме
буржуазной интеграции, он не может дать органически
целостной экономической общности. Каждая составная
часть, т. е. национальные монополии, национальный
государственно-монополистический капитализм, преследует
свои корыстные цели, стремится занять командное,
господствующее положение в интегрированной группировке,
стараясь урвать для себя побольше и полакомее кусок.
Это признают и сами представители буржуазии. По сви-
1 Его прогрессивность заключается и в том, что он обнажает
интернациональные интересы пролетариата разных стран и
стимулирует их объединение в борьбе против эксплуатации
международного капитала.
498

детельству английской газеты «Ньюс оф уорлд»,
«Европейское экономическое сообщество напоминает скорее
лагерь воюющих противников, нежели союз
дружественных государств, объединенных едиными экономическими
целями» К
Иными словами, буржуазная интеграция не дает и в
принципе не может дать гармонического сочетания
общего и отдельного, интернационального и национального.
Между этими противоположностями существует
непреодолимый конфликт.
В этой связи интерес представляет исследование
известного шведского экономиста Г. Мюрдаля «Мировая
экономика». Оно представляет тем больший интерес, что
автор ее был исполнительным секретарем Экономической
комиссии ООН для Европы и его анализ основан на
непосредственном знакомстве с фактами. Мюрдаль не
марксист, он специально подчеркивает идеалистический
характер своих взглядов, свое неверие «в
детерминистическую философию истории»2. Тем ценнее его выводы, ибо,
не будучи марксистом, правдиво исследуя реальные
факты, реальные процессы, он по существу обнажает
бездонную пропасть, разделяющую национальное и
интернациональное, частные национальные интересы и общие
интересы экономического развития, подчинение вторых
первым. Книга его впервые издана в 1956 г., предисловие
к русскому изданию обозначено 1958 г., но последующие
события еще больше подтвердили конечные выводы
автора в рассматриваемом нами аспекте.
Как сторонник философского идеализма, автор
исходит из «должного», а не из действительности. Он
полагает, что методологически изучение общественных явлений
должно основываться на точке зрения «человеческих
идеалов». С этой позиции он и международную
экономическую интеграцию рассматривает не столько как
экономическую, сколько как моральную проблему. На его взгляд,
она выражает свойственные Западу «вековые идеалы»
свободы, равенства — равенства экономических
возможностей. Поэтому все дело должно свестись к тому, чтобы
приспособить, подчинить реальную действительность этим
идеалам. Однако анализ Мюрдалем реальности междуна-
1 Цит. по: «Известия», 8 мая 1972 г.
2 См. Г. Мюрдаль. Мировая экономика. Проблемы и
перспективы. М., 1958, стр. 474.
499

родной экономической интеграции показывает, насколько
она далека от идеалов, более того, его окончательный
вывод относительно возможности в настоящих условиях
сблизить их чрезвычайно пессимистичен.
Как буржуазный экономист, Мюрдаль считает, что в
развитых капиталистических странах достигнута
национальная интеграция высокой степени. Последняя
означает, на его взгляд, устранение классовых перегородок
внутри страны, достижение «национального благоденствия»,
«национальной солидарности» всех классов. Он
утверждает, что Маркс оказался не прав относительно
классовой борьбы внутри буржуазных стран. Оставим на
совести автора эти обычные для буржуазных идеологов и,
конечно, ложные представления. Но когда он переходит
к выяснению сущности международной (буржуазной)
экономической интеграции и ее соотношения с
национальной, то, не сознавая этого, он заговаривает языком
диалектики, диалектических противоречий. Мюрдаль не
только подчеркивает дезинтеграцию мирового хозяйства
как оборотную сторону национальной интеграции, но в
национальной интеграции, т. е. фактически в том, что
национальные монополистические структуры выступают на
международной арене во всеоружии своих корыстных
интересов, и видит источник ослабления «чувства
международной солидарности». «В результате этого, — пишет
он, — вырастает международная дезинтеграция» 1.
Можно согласиться с Мюрдалем, когда он
утверждает, что между национальными интересами и
международной интеграцией, абстрактно говоря, не существуют
«логические элементы противоречия». Но противоречия
имеют реальный характер не только по той причине, как
думает автор, что в противовес национальному
политическому аппарату, обладающему силой и действенностью,
аппарат международного сотрудничества слаб и
неэффективен. Последнее не причина, а следствие глубоких
противоречий экономических интересов
империалистических государств. Как бы там ни было, интересен и важен
вывод, который делает автор. «В этих условиях, —
пишет он,— интернационализм все больше и больше
оттесняется в область абстрактного утопизма. В современном
мире возможности претворить в жизнь подобные
стремления так малы, что они представляются нереалистичны-
1 Г. Мюрдаль. Мировая экономика, стр. 53.
500

ми и непрактичными; это мечты и теории, тогда как
экономический национализм реалистичен и практичен» К И
еще: «Процесс национальной интеграции вызывает все
более настоятельную необходимость международной
интеграции, но в то же самое время в огромной степени
усугубляет трудности ее осуществления. Это одно из
главных противоречий, заложенное фактически во всей
современной экономической политике всех наших стран»2.
В другом месте автор называет это противоречие
«вопиющим»3. Конечно, ни философская, методологическая,
ни классовая позиции не позволяют ему понять все
глубинные источники процесса интернационализации и
противоречий ее буржуазной формы осуществления. Но
правильность его взглядов в том, что он видит эти
противоречия, их «вопиющий» характер и невозможность их
преодоления в буржуазном мире. Абстрактная надежда на
это, которую автор все же высказывает, имеет скорее
словесный, чем реальный, характер.
Обобщая экономическую политику США тех лет,
Мюрдаль вслед за И. Свеннилсоном признает их одним
из главных виновников международной дезинтеграции.
«...Большие страны играли, — пишет Мюрдаль, —
ведущую роль в процессе мировой дезинтеграции в области
торговли...» 4. Экономическую политику США он
определяет как «ультранационалистическую»5.
Автор рассматриваемой книги правильно подметил
одну из важнейших и характерных особенностей
буржуазной международной интеграции — то, что она
затрагивает преимущественно сферу обмена, торговли и менее —
ее более глубокое содержание, связанное с движением
факторов производства. К этому, говоря об ЕЭС, он
добавляет и то, что эта организация «вовсе не ставила
проблему равенства между народами различных стран»6.
Но о каком «равенстве» стран может быть речь, когда
в буржуазной интеграции сталкиваются и
противоборствуют непримиримые противоположные начала —
объективно интернационалистская тенденция и
империалистический национализм, «ультранационалистическая» поли-
1 Г. Мюрдаль. Мировая экономика, стр. 80.
2 Там же, стр. 112.
3 Там же, стр. 468.
4 Там же, стр. 91.
5 См. там же, стр. 131.
6 См. там же, стр. 470.
501

тика, преследующая интересы монополий внутри страны
или замкнутых международных монополистических
союзов.
Именно по этой причине, отвлекаясь в данном случае
от других \ капитализм, начавший процесс создания
единого мирового хозяйства и поднявший этот процесс на
высокий уровень, не может его завершить. Это
историческая миссия нового общественного строя —
социалистического, коммунистического. Социалистическая
интеграция есть воплощение того «другого плана», о котором
Ленин говорил как о плане строительства мирового
хозяйства. И в ней переплетаются и взаимно проникают
друг в друга противоположности национального и
интернационального, поскольку интернационализация
экономического развития может сейчас протекать лишь в форме
и путем объединения самостоятельных национальных
социалистических государств. Но здесь нет антагонизма
этих противоположностей. Нельзя сказать, что эти
противоположности не порождают никаких противоречий и
1 Здесь нет возможности остановиться еще и на такой форме
протекания процесса интернационализации в современном
буржуазном обществе, как мощные транснациональные и межнациональные
корпорации. Обладая колоссальной производственной и финансовой
мощью, они распространяют свою деятельность на многие страны.
Важно лишь подчеркнуть, что, проникая в экономику этих стран, они
ведут себя как завоеватели, грубо вмешиваются в ход их развития,
не 'считаются с национальными интересами, вызывают серьезное
расстройство национальных экономик. Это вмешательство настолько
существенно, что даже давно сложившиеся и развитые
капиталистические страны или страны далеко не слабые в экономическом отношении
вынуждены ставить вопрос о защите своей национальной
экономической независимости. В качестве одного из многих примеров
укажем на экспансию монополий США в Канаду. По оценкам самих
канадцев, к концу 1971 г. прямые капиталовложения американских
монополий достигали 24 млрд. долл. Американский капитал
контролирует почти 2/з обрабатывающей и горнорудной промышленности.
Монополиям США принадлежат 95% нефтяной и газовой
промышленности и практически все автомобильные сборочные заводы (см.
Владимир Озеров. В иной плоскости. — «Правда», 4 января 1974 г.).
Не удивительно, что среди самих правящих кругов Канады
раздаются голоса, сводящиеся к такой постановке вопроса:
«Независимость или статус колонии».
Понятно, что подобные формы осуществления исторически
назревшей интернационализации экономического развития
несовместимы со сколько-нибудь гармоничным характером этого процесса.
Но такое гармоничное развитие, в котором отсутствовали бы
глубочайшие антагонизмы интернационального и национального, и
невозможно в условиях империализма.
502

трудностей. Но иная социальная природа
социалистических государств позволяет сочетать их гармонически,
постепенно преодолевая все трудности и возможные
трения, ибо во главе угла интересов каждой отдельной
составной части социалистической интеграции и общности
стран в целом находятся не цели капиталистической
наживы, эксплуатации других народов, а общие интересы
развития всей социалистической системы и каждой
отдельной страны. Это и есть тот фундамент, на котором
противоположности национального и интернационального
в процессе международного обобществления хозяйства
будут — в длительной перспективе — стираться,
преодолеваться.
Социалистические производственные отношения, не
находящиеся в конфликте с этим процессом
обобществления, а, напротив, открывающие ему свободный путь,
объясняют и другую особенность международной
социалистической интеграции, делающую ее интеграцией
высшего типа. В ней как раз присутствует то глубокое
содержание, которого, по словам Мюрдаля, совсем лишена (или
которое выступает в ограниченном виде) буржуазная
интеграция, — фактор производства как решающий фактор.
Она не сужена рамками одних рыночных отношений, т. е.
одного обмена, торговли, или международного кредита,
валютных, финансовых связей. Социалистическая
интеграция основывается на координации и планировании
народнохозяйственных планов социалистических
государств, совместного развития производства, науки и
техники.
Современная мировая экономика складывается не
только из двух социальных систем. Есть еще то, что
называют «третьим миром», т. е. развивающиеся страны, либо
недавно освободившиеся от колониальной зависимости и
ставшие политически самостоятельными (страны Азии и
Африки), либо давно завоевавшие государственную
независимость (ряд стран Латинской Америки), но до сих пор
борющиеся с империалистическим засильем, с гнетом
иностранного монополистического капитала, особенно США,
представляющими основную причину их экономической
отсталости, бедности и нищеты их народов.
Мировое хозяйство не может развиваться нормально
при условии сохранения этого вопиющего разрыва в
экономическом уровне между высокоразвитыми и
отсталыми странами.
503

В своей книге Мюрдаль высказывает беспокойство по
поводу пропасти, отделяющей уровень высокоразвитых и
слаборазвитых стран. Он даже пытается в этой связи
порассуждать насчет судеб марксистской теории. Полагая,
что по отношению к развитым капиталистическим
странам теория Маркса якобы себя не оправдала, он
тревожится, «не станет ли пророчество Маркса, оказавшееся
неверным для каждой отдельной страны, точным
предвидением развития отношений между странами» К Он
имеет в виду указанную неравномерность
капиталистического развития: самым большим «недостатком»
интеграции в «несоветском», т. е. буржуазном, мире он считает
«стагнацию или медленное развитие слаборазвитых
стран и углубление разрыва между промышленно
развитыми и отсталыми странами»2. Автор даже
утверждает, что то деление на классы, которое имело место в
развитых капиталистических странах и будто бы сейчас
исчезло, присуще миру в целом. Возникло «классовое
общество» в международном масштабе; национально
интегрированное развитое капиталистическое общество
представляет собой высший класс по отношению к низшему
классу отсталых обществ.
Мюрдаль ставит вопрос о необходимости добиться
того, чтобы Маркс оказался «ложным пророком» и в этом
плане, чтобы «благоденствие» отдельных государств
превратилось в «мир благоденствия». Он, несомненно,
желает добра отсталым странам и руководствуется в этом
смысле, как буржуазный либерал, гуманными чувствами.
Вне уничтожения трагического разрыва, неравномерности
развития и создания «равенства возможностей» он не
видит реальности полной и настоящей международной
интеграции буржуазного мира. Поэтому он высказывает
немало горьких истин по адресу крупных
капиталистических государств, особенно США, которые меньше всех в
своих связях с отсталыми странами руководствуются
подобными чувствами и идеалами. Миром нельзя управлять,
как монополистическая корпорация управляет своими
делами, говорит Мюрдаль об образе мыслей и действия
господствующего класса в США. В общем же, принимая
во внимание сложившуюся практику взаимоотношения
крупных буржуазных государств и стран «третьего мира»,
1 Г. Мюрдаль. Мировая экономика, стр. 488.
2 См. там же, стр. 236.
504

он чрезвычайно пессимистично настроен в смысле
перспектив развития отсталых стран. Требуется какое-то
«чудо», чтобы перспективы эти стали менее мрачными.
Ценно во всех этих рассуждениях фактическое
изображение дел в вопросе об отношениях между
империалистическими государствами и странами «третьего мира».
Практика последнего времени не опровергает, а
подтверждает нарисованную Мюрдалем картину. Конечно, в
современных отношениях с этим миром буржуазные
государства вынуждены учитывать существование
социалистической системы и ее влияние на ход мирового развития, в
том числе и развития в экономически отсталых странах.
Поэтому в свою политику они включают и момент
лавирования, незначительных уступок и т. п. с целью удержать
эти страны на орбите своих интересов и прочно привязать
их к колеснице мирового капитализма. Но основное в
этой политике по-прежнему состоит в использовании
своих связей с отсталыми странами в целях обогащения
монополий. Империалистические государства присваивают
ежегодно значительную долю национального дохода
развивающихся стран. Несмотря на некоторый рост
промышленности бывших колоний, их общая отсталость по
сравнению с развитием высокоиндустриальных государств не
уменьшается, а возрастает.
Научно-техническая революция меньше всего
затрагивает эти страны. В век величайших достижений науки и
техники, космических полетов еще большое число людей,
занимающихся в современном мире сельским хозяйством,
пользуются мотыгой или деревянной сохой.
Понятно, что эта неоднородность капиталистической
мировой системы, существование и углубление
противоречий между высокоразвитыми буржуазными
государствами и слаборазвитыми странами, существующими в
рамках буржуазного мира, составляют еще один важный
фактор, находящийся в конфликте с объективными
требованиями интернационализации народного хозяйства,
придают еще более уродливые формы капиталистическим
способам и методам осуществления данных объективных
требований и тенденций. В этом смысле можно понять
опасения Мюрдаля относительно того, что без
реализации на деле «равенства возможностей» разных звеньев
мировой капиталистической системы полная и настоящая
международная буржуазная интеграция останется
мифом, утопией.
505

Маркс в «Капитале» показал, что капитализм родился
и вырос на костях туземных народов, грабеж которых
составил одну из «тайн» первоначального
капиталистического накопления. В крови и поте, которые, по его
словам, источает капитализм из всех пор своего бытия,
изрядная доля крови и пота этих народов, высосанных
буржуазным «вампиром» не только в момент его рождения,
но и на протяжении всего его существования. Ленин,
продолжая и развивая учение Маркса, доказал, что на
высшей своей стадии, стадии империализма, капитализм в
силу законов собственного развития превращается во
всемирную империю угнетения и удушения горстью
мощных финансовых групп десятков колониальных и
полуколониальных народов. Вопиющей своей отсталостью эти
народы обязаны капитализму. Какие же основания
имеются для того, чтобы ждать изменения его природы, его
существа в настоящее время?
В области взаимоотношения, взаимодействия
различных звеньев мировой экономики также существуют и
противоборствуют две противоположные силы,
противоположные тенденции, два разных плана строительства
всемирного хозяйства. Еще в годы первой мировой войны
Ленин писал, что социалисты требуют политической и
экономической свободы отсталым, угнетенным народам
не только тогда, когда они еще не у власти, но они эти
требования реализуют на деле, когда ее, эту власть,
завоюют. «Мы постараемся, — писал он, — оказать этим
отсталым и угнетенным, более чем мы, народам
«бескорыстную культурную помощь»... т. е. помочь им перейти
к употреблению машин, к облегчению труда, к
демократии, к социализму» К
Эта программа стала теперь реальностью. Во
взаимоотношениях с ранее угнетенными народами, с отсталыми
странами государства социалистической системы
руководствуются совершенно иными принципами, чем
государства империалистические. Это принципы равноправия,
невмешательства во внутренние дела других стран,
всесторонней поддержки их борьбы за экономическое и
политическое развитие и т. д. Подобно тому как внутри
социалистической системы деятельность всех ее звеньев
направлена на то, чтобы преодолеть неравномерность
уровней развития, унаследованных от прошлого, выравнять
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 120.
506

условия прогресса разных стран *, так и в своих
отношениях с отсталыми странами она кровно заинтересована в
их национальном — экономическом, политическом,
культурном— подъеме. Только в процессе такого развития
может свободно прокладывать себе путь объективный
закон интернационализации мирового хозяйства и всех
других сторон общественной жизни, могут быть созданы
нормальные экономические и другие связи между народами
и странами, необходимые для реализации этого закона.
Конечно, и данный процесс идет путем борьбы —
борьбы не только на международной арене, но и внутри
самих освободившихся и развивающихся стран за
определенное социальное направление развития.
Марксисты-ленинцы глубоко убеждены в том, что только
последовательное и решительное освобождение этих стран от
феодальных и патриархальных форм устройства, только
некапиталистический путь развития, за который борются
прогрессивные силы народов, будут способствовать их
полному социальному освобождению и включению в
основное, в современных исторических условиях, русло
развития.
Мы рассмотрели лишь некоторые аспекты внутренней
диалектики взаимодействия двух социальных систем, а
также их взаимоотношения со странами «третьего мира»,
составляющих разные противоположные звенья единого
мирового процесса. Конечно, в целом это взаимодействие
шире рассмотренных аспектов. Как говорил Ленин, это
состязание двух типов социального развития, и оно
развертывается по многим направлениям. Именно это
состязание, соревнование составляет основное содержание
«борьбы противоположностей» в диалектике
современного развития мира, почему оно и выступает, по
определению марксистов, как основное противоречие данного
развития, всего мирового развития в настоящую
историческую эпоху.
1 «Постепенное сближение и выравнивание уровней
экономического развития стран социалистического содружества является
объективным историческим процессом в развитии мировой
социалистической системы. Этот процесс обусловлен социалистическим
характером производственных отношений внутри стран социализма и
развитием между ними политического, экономического и
научно-технического сотрудничества и взаимопомощи» («Комплексная программа
дальнейшего углубления и совершенствования сотрудничества и
развития социалистической экономической интеграции стран — членов
СЭВ». М., 1971, стр. 12).
507

5. О ФОРМЕ БОРЬБЫ И РАЗРЕШЕНИЯ ПРОТИВОРЕЧИИ
ДВУХ МИРОВЫХ СИСТЕМ
После упрочения Советского государства в результате
победоносной гражданской войны и разгрома сил
интервенции, при переходе к мирному социалистическому
строительству встал во всей остроте и актуальности
теоретический и практический вопрос о взаимоотношении
социалистического государства, этого первоначального
ядра будущей мировой системы социализма, и системы
капиталистических государств. Это был новый в
исторической практике общественного развития вопрос, не
имевший ранее прецедента, вопрос, требовавший
нового диалектического подхода.
Конечно, как уже указывалось выше, противоречие
между образовавшимся первым в мире
социалистическим государством и старым капиталистическим миром
явилось результатом трансформации внутреннего
противоречия капиталистического общества: борьба между
буржуазией и пролетариатом привела путем
социалистической революции к расколу единого общества на два
противоположных общества — общества
капиталистического и общества социалистического. Следовательно,
существо противоречия между ними не изменилось.
Новизна этого противоречия, однако, состояла в том, что
пролетариат из угнетенного класса превратился в класс
господствующий, образовавший свое государство. Теперь
перед лицом буржуазии, буржуазного мира стоял уже не
угнетенный и эксплуатируемый класс, а класс,
сбросивший с себя иго капитала, завоевавший политическую
власть, организовавший свою армию и т. д.
Таким образом, в новых условиях противостояли друг
другу два типа государств: государства буржуазии и
государство совершенно нового социального типа —
государство пролетариата, трудящихся. Как и всякое
противоречие, данное противоречие должно в исторической
перспективе получить свое разрешение. Весь вопрос
заключается в форме, способе его разрешения.
Один из возможных путей разрешения этого
противоречия мог найти свое выражение в вооруженном
столкновении двух миров. Как известно, на этот путь встала
международная буржуазия, пытавшаяся совместно со
свергнутыми внутри страны эксплуататорскими классами
задушить советскую революцию «в колыбели», уничтожить
508

детище этой революции — первое в мире
социалистическое государство. Но из данной попытки ничего не
вышло. Подтвердилось твердое ленинское убеждение в том,
что ничто и никто не сможет покорить рабочих и
крестьян, вставших на путь самостоятельного исторического
творчества.
Известно также, что представлениям о разрешении
рассматриваемого противоречия посредством
вооруженного столкновения мира социализма и мира капитализма
не чужды также и всякого рода «левые», троцкистские и
прочие элементы, которые, например, в период
Брестского мира не прочь были пойти на риск утраты Советской
власти, проповедуя «революционную войну» против
капитализма. После образования мировой социалистической
системы подобную идею вынашивали маоисты,
выдвинувшие реакционный авантюристический тезис о новой
мировой войне, в результате которой «на развалинах
старого мира» будет воздвигнуто здание всемирного
социализма. Как выяснилось впоследствии из всей теории и
практики маоизма, за этой «идеей» скрывалось
стремление столкнуть две силы — прежде всего СССР и США —
с целью реализации своих великодержавных,
националистических замыслов.
Ленин решительно с самого же начала существования
Советского государства отвергал подобные пути и
способы разрешения противоречия двух противоположных
социальных систем. С гениальной прозорливостью он
обосновал иную перспективу дальнейшего мирового
развития, объективно вытекавшую из новой обстановки,
сложившейся в результате образования социалистического
государства. Формой разрешения указанного
противоречия Ленин считал мирное соревнование, мирное
сосуществование и противоборство социализма и капитализма.
Эту форму он раскрыл благодаря глубокому анализу
своеобразной исторической диалектики в новых
условиях. На наш взгляд, в основе этого анализа лежит учет
следующих основных факторов.
1. Исходя из развитой Лениным марксистской теории
социалистической революции в эпоху империализма,
согласно которой революция не может победить
одновременно во всех или в ряде стран, Ленин доказал, что
мировой революционный процесс будет протекать путем
отпочкования от мировой системы капитализма отдельных
государств. А это значит, что в течение продолжительного
509

времени должны будут сосуществовать государства и
системы государств с различным социальным строем.
Если объединенные усилия мощных империалистических
государств не сумели нанести поражения молодому, еще не
окрепшему Советскому государству, как только оно
возникло, то тем более это не удастся сделать по отношению
к мировой социалистической системе, состоящей из ряда
государств.
Иначе говоря, между двумя системами государств
устанавливается известное равновесие сил с теми или
иными отклонениями в одну или другую сторону. Вследствие
этого интересы подлинно прогрессивного развития
человечества требуют отказа от новых истребительных войн
между ними и утверждения мирного соревнования двух
типов социального развития. Ленин высоко оценил
заключенный между Советским государством и Германией
Рапалльский договор, поскольку этот договор
признавал «действительное равноправие двух систем
собственности хотя бы как временное состояние, пока весь
мир не отошел от частной собственности и порождаемых
ею экономического хаоса и войн к высшей системе
собственности...» К
2. Устанавливая форму мирного сосуществования и
противоборства двух социальных систем как способ
разрешения противоречия между ними, Ленин, далее,
исходил из принципиальной сущности, из социальной
природы нового, социалистического государства.
Выступая с одним из докладов в 1920 г., Ленин
произнес знаменательные слова: «Самое крупное
проявление демократии, — говорил он, — это в основном вопросе
о войне и мире» 2. Эти слова затрагивают много проблем,
и их здесь невозможно даже коснуться. Но основной их
смысл в той обстановке, в которой они были
произнесены, и вообще в связи с возникновением первого
социалистического государства заключается в том, что
интересы мира сейчас наиболее последовательно может
представлять только это государство нового общественного
строя, против сил империализма, природа которого
неразрывно слита с войной, с военным насилием.
Конкретно данные слова обобщали один факт,
которому Ленин придавал «всемирно-историческое значе-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 45, стр. 193
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 40, стр. 92.
510

ние», — заключение мира с Эстонией.
Всемирно-историческое значение этого факта Ленин видел в том, что,
«вопреки всему давлению всемирного капитала (т. е. против
того, чтобы это государство заключило мир с Советской
Россией. — М. Р.), мы сумели внушить маленькой стране,
управляемой буржуазией, большее доверие, чем якобы
демократическая, а на деле хищническая
империалистическая буржуазия» К И он делал широкий
теоретический вывод: «...эта победа показывает, что мы
представляем мирные интересы по отношению к большинству
населения земли против военно-империалистических
хищников»2.
И это естественно, ибо социалистическое
государство — государство самого трудящегося народа, а народу,
рабочим и крестьянам, чужды и враждебны
империалистические захватнические войны, они больше всего
страдают от них, и потому мирная политика этого государства
представляет мирные интересы большинства населения
земли. Иначе говоря, с появлением социалистического
государства, а затем и системы социалистических
государств появилась на свет самая мощная сила,
отстаивающая дело мира.
3. Один из самых существенных факторов,
обусловливающих мирную форму борьбы двух систем, состоит в
том, согласно Ленину, что социализм — это сила
примера. Социализму, для того чтобы стать «силой примера»,
т. е. доказать свое превосходство над капитализмом,
нужна не война, а мир. «Насилие имеет свою силу по
отношению к тем, кто хочет восстановить свою власть. Но
этим и исчерпывается значение насилия, а дальше уже
имеет силу влияние и пример. Надо показать
практически, на примере, значение коммунизма»3.
Никаким насилием невозможно осуществить
гигантскую задачу — преобразовать общество на
коммунистических началах, создать для человека и человеческой
жизни условия, достойные его назначения. Для того
чтобы решить эту задачу, нужно поднять на небывалый
уровень производительные силы, нужно строить и строить,
нужно изменить самого человека и его отношение к
другому человеку. Коммунизм по самому своему существу
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 40, стр. 92—93.
2 Там же, стр. 96.
3 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 42, стр. 75.
511

есть не разрушительная, а созидательная, творческая
сила. Поэтому социалистические государства так
заинтересованы в мире. «...Вся наша политика и
пропаганда,— говорил Ленин в «Докладе о концессиях на
фракции РКП (б) VIII съезда Советов» в декабре 1920 г.,—
направлена отнюдь не к тому, чтобы втравливать народы
в войну, а чтобы положить конец войне. И опыт
достаточно показал, что единственно социалистическая
революция является выходом из вечных войн» К
Вот почему с именем Ленина справедливо
связывается та политика мирного сосуществования двух мировых
социальных систем, которую ведет и в современных
условиях Коммунистическая партия Советского Союза,
Советское государство, вся мировая социалистическая
система. Социалистическим государствам, и прежде всего
Советскому Союзу, принадлежит решающая инициатива
в борьбе за разрядку международной напряженности, за
заключение договоров, направленных против
распространения ядерного оружия, применения насилия при
решении спорных вопросов между государствами, за создание
коллективной безопасности в Европе, выгодное
экономическое сотрудничество между социалистическими и
капиталистическими государствами. Коммунистическая
партия Советского Союза последовательно осуществляет
принятую XXIV съездом партии Программу мира.
Конечно, не следует недооценивать при этом и роль той
части трезво, реалистически мыслящих политиков
буржуазного мира, которые сознают, что иной путь чреват
опасными последствиями — и не в последнюю очередь для
существования капиталистических государств.
Было бы неправильно понимать жизненную
необходимость мирного сосуществования двух социальных систем
в духе стихийного, автоматически совершающегося
процесса. Несомненно, объективные условия их
взаимодействия детерминируют данную необходимость. Однако это
далеко не стихийный, сам по себе происходящий процесс.
Политика мирного сосуществования не легкий путь, а
форма суровой и трудной борьбы, в первую очередь
борьбы классовой с наиболее реакционными силами
современного империализма, борьбы, при посредстве
которой только и можно заставить эти силы отступать от
политики военных угроз, нагнетания военной опасности, от-
В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 42, стр. 99.
512

каза от мирного сотрудничества государств с
различным социальным строем.
Политика мирного сосуществования — это не только
форма борьбы с империализмом. Это и внутренняя
политика социалистических государств, борющихся за
успешное выполнение задач социалистического и
коммунистического строительства, благодаря чему возрастает их
экономическая, политическая роль в современном мире,
укрепляется и растет их обороноспособность, их авторитет
при решении международных вопросов. Военному
шантажу империализма социалистическая система
противопоставляет свою мощь, охлаждающую пыл любителей
бряцать оружием. Сегодня можно с полным основанием
констатировать, что спокойная, выдержанная, уверенная
борьба социалистических государств, а также борьба
всех прогрессивных сил других стран за мирное
сосуществование приносит свои серьезные плоды.
Политические авантюристы всякого толка,
ультралевые вспышкопускатели, прикрываясь «революционной»
фразеологией, а на деле вольно или невольно помогая
реакционной партии в войне, критикуют принцип мирного
сосуществования как якобы «реформистский»,
«оппортунистический», препятствующий развертыванию
революционного движения. Такое истолкование политики мирного
сосуществования находится в непримиримом
противоречии с ленинским подходом к вопросу о роли
демократических завоеваний, и среди них завоевания мира, которое
Ленин считал самым крупным проявлением демократии в
борьбе за социалистическую революцию, за
социалистическое преобразование общества.
В коллективном документе, разработанном
международным Совещанием коммунистических и рабочих
партий в 1969 г., дается в духе ленинизма ясный и четкий
ответ на вопрос о соотношении борьбы за мирное
сосуществование и борьбы за социализм. Политика мирного
сосуществования, говорится в этом документе,
«способствует развитию классовой борьбы против империализма
в национальном и всемирном масштабе. Неотъемлемым,
непреложным правом и обязанностью трудящихся и их
коммунистических партий в капиталистических странах
является решительная классовая борьба за ликвидацию
монополий и их власти, за утверждение подлинно
демократического строя, за установление социалистической
власти, каков бы ни был путь для достижения этой цели.
513

Коммунисты всего мира солидарны с этими
справедливыми битвами» 1.
Таким образом, вопрос о форме взаимодействия,
борьбы, «состязания» двух систем, двух способов
производства, двух социально-экономических формаций в
современном мире затрагивает самые жизненные интересы
человечества. В век величайших научно-технических
открытий, овладения атомной энергией, которую можно
использовать в разрушительных целях, это вопрос в
значительной мере о судьбах человечества и его
существования, о судьбах созданной им материальной и
духовной культуры, о его будущем.
Для марксистов-ленинцев нет ни тени сомнения в том,
что человечество ныне поднялось на такие вершины
развития, когда капитализм должен уступить место
социализму, более высокому общественному строю,
способному в небывалой ранее степени раздвинуть границы
возможностей человеческого развития. Ряд стран и народов
уже идет по этому пути.
«Уничтожение капитализма и его следов,—указывал
Ленин,— введение основ коммунистического порядка
составляет содержание начавшейся теперь новой эпохи
всемирной истории»2.
И тот непреложный факт, что ленинизм,
являющийся знаменем международного коммунистического
движения, разработал и выступает за мирную форму «спора»,
«соревнования», борьбы двух существующих ныне
социальных систем, т. е. разрешения противоречия между
ними, свидетельствует достаточно красноречиво о
совпадении интересов, за которые борется коммунизм, с
интересами всего прогрессивного человечества. Труден и
извилист путь, которым идет человечество к осознанию
этого совпадения, но, как бы он ни был сложен и мучителен,
единственно в нем залог его будущего.
1 «Международное Совещание коммунистических и рабочих
партий», стр. 317.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 41, стр. 425.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Для Ленина, как видно из всего сказанного выше,
диалектический метод не сумма технических правил и
приемов исследования, а мировоззрение или, точнее, одна из
важнейших составных частей марксистского
мировоззрения, позволяющая правильно видеть действительность,
понимать ее наиболее общие, субстанциональные законы
развития и тем самым давать точную научную
ориентировку в подходе к ней, к ее научному анализу. Этим
объясняется, почему в ленинских трудах, основанных на
творческом применении материалистической диалектики,
с такой поразительной точностью предсказаны главные
линии и направления общественного развития, которые
находят свое реальное воплощение в современную
историческую эпоху.
Этим же объясняется та сила и настойчивость, с
какими Ленин призывал марксистов дальше развивать,
обогащать, конкретизировать материалистическую
диалектику, которую он определял как «решающее» в марксизме.
Особенно важно учесть данный призыв Ленина в
настоящее время. Стало азбучной истиной положение о том, что
переживаемая ныне человечеством историческая эпоха
по своей сложности, динамичности, противоречивости не
имеет себе равных во всей мировой истории. Столь же
признанно и понимание того, что в основе этого небывало
ускоренного и сложного развития современного мира
лежит крушение старых, отживших свой век ценностей,
уходящих своими корнями в антагонистические
общественные формации, и рождение новых социальных, челове-
515

ческих ценностей, возникающих на базе перехода от ка*
питализма к социализму, строительства
коммунистического общества.
Однако, для того чтобы правильно разобраться в
совершающихся на мировой арене процессах,
представляющих собой не одноцветную, а чрезвычайно пеструю,
мозаичную картину, в которой переплетаются и
пересекаются различные по социальному содержанию линии
развития и вместе с тем находящиеся в определенной
внутренней связи между собой, составляющие определенную
целостность, т. е. то, что и называется современной
исторической эпохой, требуется проверенный научный компас,
способный правильно направлять мысль и действие во
всей этой сложной сети отношений. Таким компасом —
и это подтверждено многократно всем ходом
исторических событий,— бесспорно, служит
марксистско-ленинское учение, марксистско-ленинская диалектика.
Недостаточно в то же время просто учитывать
ленинское требование углублять и развивать
материалистическую диалектику в органической связи со всеми другими
сторонами марксизма. Существенно важно еще исходить
из марксистского, ленинского понимания того, как,
какими путями возможно осуществлять такое развитие. И тут
решающее значение имеет постоянное соприкосновение
теории диалектики с новой исторической практикой. Ибо,
только оплодотворяясь новейшим опытом социального
развития (как и развития научного познания природы),
материалистическая диалектика раздвигает границы
своих возможностей познавать мир, а следовательно, и
направлять практическую деятельность по пути
революционного преобразования общества. Пример ленинского
диалектического исследования империализма и революции
в этом смысле как нельзя более показателен.
В данной связи стоит еще и еще раз напомнить
известное ленинское положение, в котором диалектика
определяется как «живое, многостороннее (при вечно
увеличивающемся числе сторон) познание с бездной
оттенков всякого подхода, приближения к действительности (с
философской системой, растущей в целое из каждого
оттенка)...» *. Но откуда могут возникать эти новые
оттенки, грани «подхода к действительности»? Понятно, что
проистекать они могут прежде всего из изучения и обоб-
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 321.
516

щения прогрессирующей исторической практики, из
углубляющегося и расширяющегося познания природы и
общества. Поэтому столь важно беспрерывное
соприкосновение диалектики с развивающейся исторической
практикой. Это важно как для правильного научного познания
новой практики, так и для развития самой диалектики, ее
теории. Когда Ленин говорит о том, что из каждого
нового оттенка подхода к действительности вырастает «в
целое» «философская система», то эти слова и нужно
понимать в смысле развития, углубления теории
материалистической диалектики, ее «обрастания» новыми
сторонами.
Само собой разумеется, что рассматриваемый аспект
дальнейшего развития марксистской диалектики, т. е.
применение ее к новому историческому опыту, к новому
опыту познания природы, не исключает и другой аспект,
другое направление ее развития Мы имеем в виду
работу над построением систематически обоснованной теории
диалектики, научной системы материалистической
диалектики, материалистической «большой логики». Как уже
указывалось в одной из глав настоящей работы, именно
Ленин поставил перед марксистами и эту задачу,
определил и это направление дальнейшего развития
диалектики. Оба данных аспекта находятся в единстве, и один
без другого не могут быть реализованы. Это две стороны
единой задачи дальнейшего развития науки
материалистической диалектики. Каждый новый оттенок
диалектики, вырастающий из растущего опыта, лучше всего может
быть понят и обоснован при учете «целого», т. е. исходя
из общей системы диалектики. Но и эта последняя
может оставаться «живым», «многосторонним» учением,
когда оно «вечно увеличивает число» своих сторон, что
возможно лишь посредством обобщения новейшей
человеческой практики.
Таковы, на наш взгляд, некоторые общие философские
уроки, которые можно вывести из рассмотрения
диалектики ленинского исследования империализма и
революции — вопросов, имевших и имеющих ныне огромное
значение для судеб человечества, для понимания перспектив
современного и будущего развития общества.

СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие 5
Глава 1
«ФИЛОСОФСКОЕ ВВЕДЕНИЕ»
В ИССЛЕДОВАНИЕ
ИМПЕРИАЛИЗМА И РЕВОЛЮЦИИ . . 11
Г л а в а 2
ПРИНЦИПЫ
«ОБЪЕКТИВНОСТИ РАССМОТРЕНИЯ» В
ИССЛЕДОВАНИИ
ИМПЕРИАЛИЗМА 38
1. Исходный пункт ленинского способа рассмотрения
империализма . . • • . . —
2. О фактах как основе «объективности рассмотрения» .... 52
3 Исследование вещи в ее «собственном движении»,
«собственной жизни» как условие научной объективности ... 60
4. Классовый анализ — «руководящая нить»
научно-объективного исследования социальных явлений 72
Г л а в а 3
О ПОНЯТИИ СИСТЕМЫ И
СИСТЕМНОГО ПОДХОДА В
СОЦИАЛЬНОЙ НАУКЕ .... 84
1- К вопросу о соотношении диалектики и системного подхода —
2. Социальная система как целостный организм 88
3. О диалектическом характере социальных систем и структур 94
4. О диалектических способах познания социальных систем . • 100
5. Диалектика и «организационная наука» А. Богданова . . 106
Г л а в а 4
ОТ ФАКТОВ К ТЕОРИИ
ИМПЕРИАЛИЗМА, К ОТКРЫТИЮ
ЕГО ЗАКОНОВ 131
1. К вопросу о соотношении фактов и теорий • —
2. Разработка плана, структуры исследования. «Восхождение
от конкретного к абстрактному» ..-..- 140
3. Открытие «субстанции» империалистического капитализма,
закономерности его развития 149
4. Определение понятия империализма. Способы определения
понятия 164
Г л а в а 5
ДИАЛЕКТИКА РАЗВИТИЯ
МОНОПОЛИСТИЧЕСКОГО
КАПИТАЛИЗМА 187
1. Движение основного противоречия капитализма в высшей,
развитой форме • —
2. Диалектический подход к структуре монополистического
капитализма ♦ .... 191
518

3. Сущность структурных, качественных изменений на ступени
государственно-монополистического капитализма .... 202
4. Ленинский подход к основным признакам империализма и
современность . . . . • 221
Глава 6
ЛЕНИНСКИЙ АНАЛИЗ
ПРОТИВОРЕЧИЙ ИМПЕРИАЛИЗМА И
ЕГО СОВРЕМЕННОЕ
ЗНАЧЕНИЕ 237
1. О соотношении исследования противоречий в «Капитале»
и в ленинском труде об империализме —
2. О сущности диалектического противоречия. Критика
Лениным новейшего «прудонизма» 243
3. Ленинский метод анализа конкретных противоречий
империализма 260
4- Разрешение противоречий империализма и ленинский способ
исследования этого вопроса 295
Глава 7
ДИАЛЕКТИКА
ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ОБЪЕКТА И СУБЪЕКТА
В РЕВОЛЮЦИОННОМ
ПРОЦЕССЕ 308
1. Общие черты ленинской постановки вопроса о диалектике
взаимодействия объекта и субъекта в революционном
процессе . • —
2. Критика «критиков» Ленина по вопросу об объекте и
субъекте в историческом процессе 314
3. О великой роли субъективной стороны исторического
процесса . • • 325
Глава 8
ПРИНЦИП СОЗНАТЕЛЬНОГО
«СОЕДИНЕНИЯ
ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ» В
РЕВОЛЮЦИОННОЙ БОРЬБЕ 340
1. Сущность принципа «соединения противоположностей» . . . 341
2. Сложный, противоречивый характер эпохи империализма и
революций как объективное условие «соединения
противоположностей» 349
3. Диалектика борьбы за демократию и за социалистическое
преобразование общества . • 361
4. Диалектика национального и интернационального .... 377
Глава 9
ЛОГИКА И ЛОГИЧЕСКИЕ
ПРИНЦИПЫ КОНКРЕТНОГО
АНАЛИЗА 416
1. Общая постановка Лениным вопроса о применении
абстрактных теоретических истин к конкретным явлениям .... 420
2. Принцип разграничения существенного и частного, типичного
и отдельного, содержания и формы . 426
519

3. Принцип конкретного анализа противоречий, «самого
точного, объективно проверимого учета соотношения классов» 435
4. Принцип историзма при учете крутых и быстрых поворотов
объективной ситуации 443
Глава 10
ДИАЛЕКТИКА
ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ И БОРЬБЫ ДВУХ
МИРОВЫХ СОЦИАЛЬНЫХ
СИСТЕМ 456
1. Коренное изменение условий современного мирового
развития —
2. Диалектика соотношения внутренних и внешних
противоречий 461
3. Взаимодействие двух социальных систем как внешних
противоположностей 476
4. Взаимодействие двух социальных систем как внутреннее
противоречие современного мирового хозяйства 488
5 О форме борьбы и разрешения противоречий двух мировых
систем 508
Заключение 515
Розенталь
Марк Моисеевич
ДИАЛЕКТИКА
ЛЕНИНСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
ИМПЕРИАЛИЗМА И РЕВОЛЮЦИИ
Заведующий редакцией В. М. Прокопенко, редактор В. И. Мудрагей,
младший редактор В. Я. Козловский, оформление художника Е. В. Ратмирова,
художественный редактор Е. М. Омельяновская, технический редактор А. В.
Третьякова, корректор И. С. Приставко
Сдано в набор 9 апреля 1975 г. Подписано в печать 16 марта 1976 г. Формат
34Х108,/з2. Бум. тип. № 1. Усл. печатных листов 27,3. Учетно-издательских
листов 29,09. Тираж 11000 экз> А08055. Заказ № 3537. Цена 1 р. 99 к.
Издательство «Мысль». 117071. Москва, В-71, Ленинский проспект, 15.
Московская типография № 8 Союзполиграфпрома при Государственном
комитете Совета Министров СССР по делам издательств, полиграфии
и книжной торговли. Хохловский пер., 7.