Text
АКАДЕМИЯ НАУК ССС
В.С.РОЖИЦЫН
ДЖОРДАНО
БРУНО
И
инквизиция
Т4 ЗДАТЕЛЬСТВО
АКАДЕМИИ ПАУК СССР
АЛ. О С К. В А
19 5 5
Ответственный редактор
член-корреспондент АН СССР
С. Д. Сказки н
ОТ РЕДАКЦИИ
Задача этой книги-—осветить жизненный путь великого
итальянского мыслителя — материалиста и атеиста Джордано
Бруно.
Советский ученый Валентин Сергеевич Рожицын (1888—
1942) много лет занимался исследованием жизни и деятель-
ности Джордано Бруно, но не успел закончить свой труд..
После его смерти большая работа по подготовке рукописи
к изданию была проведена М. П. Рожицыной, которая по
материалам В. С. Рожпцына написала также некоторые главы
(II — Неаполь; VI—Атеистическая сатира XV—XVI вв.;
Xi— Бруно во Франции; XII — Французский скептицизм
XVI в.;' XX—Арест Бруно; XXII —Папа Климент VIII;
XXVIII—Смертный приговор; XXIX — Казнь).
Вводную статью «Историческое значение Джордано
Бруно» написал кандидат философских наук Ю. Я. Коган.
Общая редакция книги принадлежит члену-корреспонденту
АН СССР С. Д. Сказкину.
Несмотря на некоторую фрагментарность этого труда, он
освещает важный момент истории культуры эпохи Возрожде-
ния и служит популяризации творчества одного из выдаю-
щихся борцов за торжество материалистических идей, против
католической реакции.
В этой работе использованы сочинения Бруно, публика-
ции архивных материалов, высказывания современников
Бруно, а также рукописи Бруно, хранящиеся в Государствен-
ной библиотеке им. В. И. Ленина (так называемый «Москов-
ский кодекс»).
ИСТОРИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ
ДЖОРДАНО БРУНО
1
’• Более трех с половиной веков отделяют нас от того дня,
когда папская инквизиция разожгла на римской площади
Кампо ди Фьоре костер, испепеливший Джордано Бруно.
«И смерть в одном веке дает им жизнь во всех последующих
веках!» — восклицал Бруно в своем произведении «О героиче-
ском энтузиазме», имея в виду те творческие натуры, которые
«огнем желания и веянием целеустремления обостряют в себе
чувство, и в страданиях своей мыслительной способности
зажигают свет разума, и с ним идут дальше обычного», идут
«к славе бессмертного сияния» в потомстве.
Эти слова можно с полным правом отнести к самому Бруно.
Несмотря на многократные попытки, поповщине и ее дипло-
мированным лакеям не удалось вытравить из памяти передо-
вого человечества образ великого итальянца, предать забвению
те глубокие идеи, которые бесстрашно проповедовал этот муже-
ственный революционер мысли и едва ли не самый замечатель-
ный предшественник материализма и атеизма нового времени.
Творчество Бруно не только не забыто — лишь теперь, в свете
марксистско-ленинского понимания развития философии, оно
предстает перед нами в его действительном историческом
значении, освобожденное от многочисленных искажений, нагро-
можденных «комментаторами» из лагеря католической церкви
и философского идеализма.
V Джордано Бруно, отдавший свою жизнь борьбе с реакцион-
ной идеологией средневековья, близок нашей эпохе, миллио-
нам простых людей, отстаивающим сейчас передовую культуру
от возрождаемого потомками его палачей средневекового мрако-
бесия,— миллионам, борющимся за мир, свободу и демократию.
Имя Джордано Бруно дорого трудовому человечеству — истин-
ному наследнику всех лучших творений человеческой мысли.
Оно бесконечно дорого итальянскому народу, достойным
5
сыном которого был Джордано Бруно. Не случайно вождь
итальянских коммунистов Пальмиро Тольятти назвал Бруно
одним «из наших предшественников».
Еще ла школьной скамье, впервые встретив в учебнике
истории или в популярной книжке рассказ о Джордано Бруно,
мы испытывали обаяние этого образа, запоминали брошенные
им инквизиторам слова, исполненные пророческого смысла
и неукротимого мужества: «Вы с большим страхом произносите
приговор, чем я его выслушиваю».
'Жизнь и творчество Джордано Бруно, трагические обстоя-
тельства его смерти не могут не привлекать внимания совет-
ского человека. Воспитанные Коммунистической партией в духе
идей пролетарского интернационализма, советские люди с ува-
жением относятся не только к культурному прошлому своей
страны, но и к замечательным культурным ценностям,
которые созданы народами других стран и составляют их
вклад в общую сокровищницу мировой культуры, — в том
числе и к творчеству Джордано Бруно.
Философия Бруно сложилась в последней четверти XVI века,
в- период позднего Возрождения — в ту переломную для
западноевропейских стран эпоху, когда в недрах средне-
векового феодального строя зародились и крепли новые, бур-
жуазные общественные отношения. Глубокие изменения в эко-
номике были основой совершившейся в то время революции
в духовной жизни европейского общества. Великие географи-
ческие открытия — прежде всего открытие Нового Света
Колумбом (1492) и морского пути в Индию Васко да Гамой
(1497—1499) — раздвинули тесные рамки средневекового мира.
Нетронутые природные богатства таили заманчивую возмож-
ность быстрого обогащения. Но чтобы овладевать природой,
надо было ее знать, а подлинным знанием природы могла воору-
жить человека только наука. До той поры западноевропейская
наука влачила жалкое существование под пятой католиче-
ской церкви, объявившей природу «совершенным созданием
божества», не терпящим прикосновения грешной руки смерт-
ного. Подлинное изучение природы было немыслимо без трез-
вого, материалистического мировоззрения, в корне противо-
положного средневековой схоластической философии, которая,
подобно феодальному замку, отделенному стенами и рвами от
внешнего мира, отбросила всякую заботу о проникновении
в сущность действительных вещей и оставалась в кругу абстракт-
ных понятий, бесплодных словопрений и религиозного «благо-
честия».
Жизнь отметала прочь этот реакционный взгляд на при-
роду. Крепнувшие прогрессивные общественные силы нужда-
лись в развитии естествознания. В то время, пишет Энгельс,
6
«буржуазии для развития ее промышленности нужна была
наука, которая исследовала бы свойства физических тел и
формы проявления сил природы»1. Для этого наука должна
была восстать и действительно восстала против мертвящего
гнета церкви. Нуждаясь в науке, буржуазия, как указы-
вает Энгельс, приняла участие в этом восстании.
Было бы, однако, неправильно полагать, будто возникшие
в эпоху Возрождения новое естествознание и новая философия
ставили перед собой чисто утилитарную задачу — обслужи-
вать интересы буржуазии, уже ознаменовавшей час своего
рождения «пламенеющим языком меча и огня» (Маркс). Пере-
довая культура Возрождения имела резко выраженный ан-
тифеодальный характер и этим отвечала интересам и чаяниям не
только буржуазии, но и широких народных масс — тех, кто
в пламени многочисленных стихийных восстаний подрывал
с оружием в руках ненавистное господство дворян и официаль-
ной церкви.
Буржуазная по своему объективно-историческому смыслу
культура Возрождения отличалась отчетливо выраженными
элементами демократизма. Литература и искусство той эпохи
питались, как известно, не только античной традицией, но и на-
родным творчеством, беспощадным по отношению к существо-
вавшему порядку вещей: знаменитый роман Рабле «Гаргантюа
и Пантагрюэль» служит ярким тому примером. Именно в эпоху
Возрождения появились первые произведения социалисти-
ческой мысли — утопии Мора и Кампанеллы, воплотившие
вековую народную мечту о справедливом общественном
устройстве.
Писатели и мыслители эпохи Возрождения еще тогда, на
заре капитализма, находили немало разящих слов для обли-
чения власти «слепого чистогана». Леонардо да Винчи уподоб-
лял золото кровожадному чудовищу, которое, выйдя «из
темных и мрачных пещер», способно подвергнуть род челове-
ческий «великим страданиям, опасностям и смерти», подстре-
кать к убийствам и предательствам, заставить «в поте лица
трудиться всех людей на свете». О пагубной силе «золотого
болвана» писал с замечательной прозорливостью современник
Джордано Бруно Вильям Шекспир: «Тут золота довольно
для того, чтоб сделать все чернейшее •— белейшим, все гнус-
ное — прекрасным, всякий грех — правдивостью, все низкое —
высоким, трусливого — отважным храбрецом, а старика —
и молодым и свежим!» Власть денег, порождающую и без-
мерную роскошь и беспросветную нищету, не раз осуждал
в своих сочинениях и Джордано Бруно. Великие деятели
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. 2, стр. 29(>.
7
uiioxii Возрождения, л том числе и Бруно, были, как говорит
Ли голье, «всем чем угодно, но только не людьми буржуазно-
огрпиичеппыми»х. К ним можно вполне применить замечание
В. II. Лепина о просветителях — идеологах буржуазии периода
оо становления, которые, не проявляя никакого своекорыстия,
«совершенно искренно верили в общее благоденствие и искренно
желали его, искренно не видели (отчасти не могли еще видеть)
противоречий в том строе, который вырастал из крепостного» 1 2.
11 режде всего в силу именно этих причин созданные ими тво-
рения обрели все качества непреходящих, далеко перешагнув-
ших за пределы своей эпохи, культурных ценностей.
•) Творчество Бруно, как и вся передовая культура эпохи
Возрождения во всех главнейших ее проявлениях, имело
ярко выраженный антиклерикальный и антирелигиозный
характер. С необходимостью, присущей всякой исторической
закономерности, новая наука, философия и искусство двига-
лись вперед в неустанной борьбе с церковным авторитетом,
с идеологией господствовавшего класса дворян, воплощенной
прежде всего в учении католической церкви, выступавшей
«в качестве наиболее общего синтеза и наиболее общей санкции
существующего феодального строя»3. Религиозное мировоззре-
ние проникало все стороны жизни средневекового европейского
общества, буквально опутывало сознание человека. Разумеется,
в этих условиях протест против существовавшего строя не мог
не быть и протестом против религии и церкви, а каждый успех
в развитии естествознания не мог не обнаруживать со всей
остротой принципиальную противоположность менаду пере-
довой наукой и фантастическим библейским взглядом на мир.
Этот протест порождался всей совокупностью новых социаль-
ных отношений и новых идеологических принципов. Католи-
ческая церковь, экономически и политически связанная с фео-
дальным строем, поддерживала его всей силой «божественного
авторитета». Все более ненавистная народным массам, она
становилась поперек дороги прогрессивной в то время бур-
жуазии.
Церковь всячески принижала человеческую личность, вы-
двигала идеал аскета, помышляющего лишь о «спасении
души». Эпоха Возрождения, которая «нуждалась в титанах»
и действительно «породила титанов по силе мысли, страсти и
характеру, по многосторонности и учености» 4, в противовес
церкви воспела образ человека деятельного и творческого.
1 Ф. Энгельс. Диалектика природы. Госполитиздат, 1952, стр. 4.
2 В. И. Лени в. Соч., т. 2, стр. 473.
*/3 Ф. Энгельс. Крестьянская война в Германии. Госполитиздат,
1952, стр. 34.
4 Ф. Энгельс. Диалектика природы, стр. 4.
8
Возрождение, можно сказать, «открыло» не только природу,
но и самого человека, как наиболее высокое, бесценное ее
творение. Средневековье оценивало человека не по личным
достоинствам и заслугам, а по положению на иерархической
феодальной лестнице, имевшей свое отражение в иерархии
христианского «царства небесного».. Теперь выдвигается иной
критерий человеческой «добродетели», столь определенно вы-
сказанный еще в XIV веке Петраркой: «Кровь всегда одного
цвета. Но если одна светлее другой, это создает не благо-
родство, а телесное здоровье. Истинно благородный чело-
век не рождается с великой душой, но сам себя делает та-
ковым великолепными своими делами. . . Достоинство не
утрачивается от низкого происхождения человека, лишь бы
он заслужил его своей жизнью»./Проникнутая идеями гу-
манизма культура Возрождения призывала человека сбро-
сить путы феодально-христианской морали и обратить
взор на окружающий мир вещей и на свою собственную
природу.
Погрязшее в пороках, безделье и роскоши высшее духо-
венство во главе с папской курией возбуждало острую нена-
висть в народных массах. Религиозная догматика и обряды
все яснее обнаруживали свою бесполезность и подвергались
не только, сомнению, но зачастую и прямому отрицанию.
Новое мировоззрение все более подрывало авторитет католи-
ческой церкви, прочно связанной со всеми ненавистными
народу феодальными порядками. Отныне церковь перестала
играть роль единственного всеевропейского центра умственной
жизни. Как пишет Энгельс, «духовная диктатура церкви была
сломлена», и в то время как «германские народы в своем
большинстве прямо сбросили ее и приняли протестантизм»,
у народов романских стало укрепляться «жизнерадостное
свободомыслие, подготовившее материализм XVIII века»1.
Наибольшего расцвета в эпоху Возрождения оно достигло
в Италии, которая, как известно, ранее других европейских
стран, еще в XIV веке, вступила на путь ломки феодаль-
ных отношений. Свое начало это свободомыслие берет в твор-
честве старшего поколения итальянских гуманистов во главе
с Петраркой и Боккаччо. Его завершающий этап, два сто-
летия спустя, был связан в первую очередь с именем Джордано
Бруно.
вызванное к жизни социальными условиями переходной
эпохи мировоззрение Бруно имело, таким образом, в качестве
идейной предпосылки те передовые культурные и, в частности,
философские традиции, которые успели уже сложиться в его
1 Ф. Энгельс. Диалектика природы, стр. 3—4.
ft
стране ко второй половине XVI века. При рассмотрении произ-
ведений этого мыслителя легко обнаруживается их преемствен-
ная связь с идеями гениального Леонардо да Винчи,- вольно-
думного Помпонаци, натурфилософов Телезио и Кардано.
В жизнерадостном свободомыслии Бруно порой можно уловить
мотивы и настроения, восходящие к автору «Декамерона» и
к другим итальянским новеллистам, его последователям.
Однако этими национальными культурными традициями идей-
ные предпосылки творчества Бруно отнюдь не исчерпываются.
Известные точки соприкосновения, особенно в разработке
элементов диалектики, имел он, например, с немецким мысли-
телем XV века Николаем Кузанским. Но главной опорой и
в то же время исходным пунктом основных воззрений Джор-
дано Бруно была созданная великим реформатором науки
польским ученым Николаем Коперником гелиоцентрическая
система мира. И если Коперник был отчасти обязан родине
Бруно своим образованием, то, в свою очередь, последний
оказался обязанным Копернику отправной идеей своих собствен-
ных философских взглядов, притом именно тех, которые главным
образом и определили историческое значение итальянского
мыслителя.
Определить место Джордано Бруно в истории философской
борьбы — значит выяснить, что дал он нового, чем и как двигал
вперед философский материализм и атеизм. Нельзя, не нарушая
принципа историзма, подходить к оценке творчества Бруно
с мерками более поздних материалистических идей. Но, подчер-
кивая историческую ограниченность мировоззрения Бруно,
мы вместе с тем обязаны выделить в нем все действительно
гениальное, все оказавшее благотворное влияние на даль-
нейшее развитие передовой философской науки. Далеко
не всегда можно судить об истинном смысле того или иного
философского учения по тому, как оно рисовалось самому
автору. Даже у Спинозы, указывает Маркс, «действительное
внутреннее строение его системы совершенно отлично от
формы, в которой он ее сознательно представил»С И если
«теологические привески» порой затемняли настоящую, мате-
риалистическую сущность философии Спинозы, то тем более
это имело место у Джордано Бруно, материализм и атеизм
которого выступали, как известно, в оболочке пантеизма и кото-
рому пришлось вообще испытать на себе тяжесть еще не преодо-
ленных до конца средневековых традиций. Но было бы близо-
рукостью и педантизмом вычеркивать на этом основании имена
Бруно и некоторых других мыслителей его времени из почетного
списка творцов материалистической философии. «Человек,
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXV, стр. 229.
ю
который судит о каждом философе не по тому, что тот вносит
н пауку, не по прогрессивному, что было в его деятельности,
но по тому, что было неизбежно преходящим, реакцион-
ным, судит по системе, такой человек лучше бы молчал»1.
Это замечание Энгельса полностью относится к оценке
передовой философии эпохи Возрождения и к оценке
философских воззрений Бруно в частности и в особен-
ности.
Надо, наконец, отметить и еще одно, хотя и привходящее
обстоятельство, которое нельзя не учитывать при чтении
Бруно. В условиях жестоких гонений против философского и
религиозного свободомыслия его носителям приходилось при-
бегать к самым различным приемам — к эзоповскому языку,
аллегориям, всякого рода «благочестивым» отступлениям
и т. д., •— чтобы сбить с толку ищеек «святейшей инквизиции»
и цензуры, стоявшей на страже религии. Обращая внимание
на это обстоятельство, весьма существенное при оценке литера-
турных, особенно печатных памятников прошлого, Маркс
пишет: «Разве не был сожжен Ванини, несмотря на то, что он
в своем «Tbeatrum mundi» прп изложении учения атеизма очень
старательно п красноречиво развивает все аргументы, говоря-
щие против этого учения? А разве нс практикует тот же самый
метод и Вольтер в cBoeii книге «Bible enlin expliquee», где он
проповедует в тексте безверие, а в примечаниях защищает
религию? Л разве верил кто-нибудь в очистительную силу
этих примечании?»". Когда мы судим об эпохе Возрождения,
философы и ученые которой нередко расплачивались за свои
передовые взгляды не только свободой, но ц жизнью, такая
маскировка вполне объяснима. И нет ничего удивительного
в том, что наряду со своим современником и соотечествен-
ником Лючилио Ванини, разделившим его трагическую
судьбу, к маскировке прибегал и Джордано Бруно. Недаром
<ш с горечью говорил о себе: «. . .я измеряю поле природы,
стараюсь пасти души, мечтаю обработать ум и исследую
навыки интеллекта — вот почему, кто на меня смотрит, тот
угрожает мне, — кто наблюдает за мной, нападает на меня, —
кто догоняет меня, кусает меня, кто меня хватает, пожирает
меня»1 2 3. Приемом сложных и поныне не до конца еще раз-
гаданных исследователями аллегорий написаны, напри-
мер, диалоги Бруно «Изгнание торжествующего зверя» —
одно из наиболее ярких антирелигиозных произведений его
эпохи.
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXVIII, стр. 328.
2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. I, стр. 296.
3 Джордано Бруно. Диалоги. Госполитиздат, 1949, стр. 273.
И
Но, прибегая подчас, к маскировке своих идей, Бруно делал
это отнюдь не из малодушия. Он никогда не пытался уйти от
примой полемики с многочисленными врагами, уйтй'от опас-
ности, даже когда опасность надвигалась вплотную. Свиде-
тельство о том — вся его бурная, полная лишений жизнь, его
активная пропаганда своих взглядов на многочисленных
диспутах, в которых он, как правило, предпочитал выступать
с открытым забралом, резко обличая противников. Тяжесть
его положения усугублялась и тем, что, презирая всем своим
существом духовную среду, сам он формально к ней принадле-
жал и потому был вдвойне уязвим с точки зрения церковной
юрисдикции: не только как вольнодумец, но еще и как отсту-
пивший от веры монах.
Сам по себе тот факт, что Бруно, радикальнейший в то-
время мыслитель-атеист, носил монашеское одеяние, нисколько
не должен нас удивлять. Разумеется, из монастырских стен
выходили по преимуществу ярые блюстители христианского-
«благочестия», воспитанные на писаниях «ангельского доктора»
Фомы Аквинского, обскуранты — мастера головоломных бого-
словских словопрений. Однако под влиянием неодолимо креп-
нувших враждебных средневековью тенденций умственной
жизни из тех же монастырских келий порой вырывались на
свет отмеченные незаурядным талантом люди, ставшие в рез-
кую оппозицию господствующим воззрениям и занявшие со
временем выдающееся место среди деятелей новой культуры.
Такими людьми, формально связанными с духовным званием,
но по существу глубоко ему чуждыми, были, например, кроме
Бруно, Роджер Бэкон, Рабле и Кампанелла. Художественно
обобщая это явление, вполне понятное в переходной от средне-
вековья к новому времени эпохе, Шекспир создал обаятельный
образ гуманиста и мыслителя монаха Лаврентия, который
с укором говорит Ромео: «Зачем поносишь небо, землю, жизнь?»
и дает ему совет — испытать для утешенья не молитву, а «на-
питок философии сладчайший». Вполне возможно, что образ
этот был непосредственно навеян великому драматургу образом!
Джордано Бруно; последний находился в Лондоне в тот год,,
когда там впервые появился Шекспир.
2
Переходя к краткой, самой общей характеристике фило-
софских и атеистических взглядов Джордано Бруно и их исто-
рического значения, необходимо прежде всего остановиться на
той роли, которую сыграло в развенчании средневекового
миросозерцания обоснованное Коперником гелиоцентрическое
учение о мире, ставшее исходным пунктом натурфилософии
великого итальянца.
12
Идейное содержание гелиоцентризма выходило далеко за
пределы специальной области астрономии. В нем заключались
принципы, резко противоположные господствовавшей фило-
софской и религиозной традиции. Вопрос о том, считать ли
Землю неподвижным центром мира или скромной планетой,
наряду с другими обращающейся вокруг Солнца, неизбежно
приобретал форму вопроса, содержится ли в библейском рас-
сказе о сотворении мира непреложная истина, как о том толкует
церковь, или рассказ этот лишь плод наивной человеческой
фантазии, который глубоко враждебен подлинной науке.
Этот последний, весьма неутешительный для церкви вывод
вытекал из убедительно разработанных Коперником аргумен-
тов в пользу нового учения о мире. Астрономические воззрения
Аристотеля и Птолемея были легко приспособлены церковью
к требованиям христианской догмы. Крушение этих воззрений
неизбежно наносило жесточайший удар всей покоившейся на
религии средневековой идеологии.
Победа учения Коперника означала вместе с тем крах
органически связанной со старой системой мира идеи антропо-
центризма, как нельзя лучше подпиравшей все ту же библей-
скую легенду, согласно которой Солнце, Луна и звезды затем
и существуют, чтобы освещать Землю и услаждать взоры
только на ней и обитающих разумных существ. Вытекающий
из геоцентризма взгляд об исключительном положении нашей
планеты вполне сочетался с богословскими вымыслами об осо-
бом, всепоглощающем внимании к ней творца, который бди-
тельно опекает на ней даже малейшую былинку. Если Земля,
рассуждали защитники веры, служит, как о том говорится
в «писании», ареной вековечной тяжбы между богом и дьяво-
лом, если именно Землю бог, воплотившийся в человека, из-
брал для свершения своей искупительной миссии, если, наконец,
именно Землю бог населил себе подобными существами, —
можно ли после всего этого, не будучи грешным вольнодумцем,
усомниться в том, что Земля и есть средоточие вселенной,
а человек — единственная цель мироздания? «Все вещи в мире
созданы для человека, и день и ночь работают на человека
и постоянно служат ему. Так вселенная устроена столь чу-
десно для человека и ради человека и на пользу ему», —
заявлял в XV веке схоласт и мистик Раймунд Сабунский,
полностью выражая в этих словах религиозный смысл антро-
поцентрической идеи. Нетрудно видеть, что антропоцентризм
был связан тесными узами с телеологией — идеалистиче-
ским учением о всеобщей целесообразности, подчинен-
ной заранее указанным божеством «конечным целям»,
направленным якобы на потребу, «венца творения» — чело-
века.
is
Вдумываясь в идейное содержание гелиоцентризма, мы пой-
мем нею глубину брошенной Энгельсом фразы о том, что
Коперник дал «отставку теологии» \ Провозгласив и обосновав
положения, согласно которым «центр Земли не есть центр мира,
ио является лишь центром лунной орбиты и центром тяжести»,
а «то, что представляется нам движением на небе, вытекает
на самом деле из движения Земли» вокруг своей оси и, «подобно
всем другим планетам» 1 2, вокруг Солнца, великий реформатор
астрономии по сути дела не оставлял и камня на камне от са-
мых основ христианского вероучения. Дуализм «царства зем-
ного» и фантастического «царства небесного» с возвышающимся
в нем престолом божьим становился бессмысленным даже в гла-
зах верующих людей, коль скоро Земля утрачивала свое
исключительное, центральное место во вселенной и лишалась
«неба» как своего твердого и незыблемого купола. Равным
образом это относилось к представлению о «преисподней»,
куда религиозная фантазия ввергала души нераскаявшихся
грешников.
По тем же причинам претерпевал полное крушение и глав-
ный догмат христианства — догмат об «искуплении». «Неко-
торые спрашивают, — иронизировал в этой связи Ломоносов,—•
ежели-де на планетах есть живущие нам подобные люди, то
какой они веры? Проповедано ли им евангелие? Крещены ли
они в веру христову? Сим дается ответ вопросный. В южных
великих землях, коих берега в нынешние времена почти
только примечены мореплавателями, тамошние жители, также
и в других неведомых землях обитатели, люди видом, языком
и всеми поведениями от нас отменные, какой веры? И кто им
проповедал евангелие? Ежели кто про то знать или их обратить
и крестить хочет, тот пусть по евангельскому слову. . . туда
пойдет. И как свою проповедь окончит, то после пусть поедет
для того ж и на Венеру. Только бы труд его не был напрасен.
Может быть, тамошние люди в Адаме не согрешили; и для того
всех из того следствий не надобно»3.
Можно ли после всего сказанного удивляться, что учение
Коперника было встречено церковью в штыки и подверглось
жестоким преследованиям, не прекратившимся в той или
иной форме и по сей день? Но чтобы понять эту ненависть
до конца, необходимо подчеркнуть еще одно весьма существен-
1 Ф. Энгель с. Диалектика природы, стр. 7.
2 Выражения, приведенные в кавычках, принадлежат Копернику
и взяты из его популярного трактата, озаглавленного: «Николая Копер-
ника о гипотезах небесных движений, им выдвинутых, краткий коммен-
тарий» (1530).
3 М. В. Ломоносов. Избранные философские произведения..
1950, стр. 357.
И
ное обстоятельство — что принципы новой системы мира не-
избежно подкапывались и под господствующие социальные
воззрения, призванные стоять на страже интересов дворян
и церкви. И не только в том смысле, что распространение
коперниканства могло затруднить, например, использование
церковью религиозных представлений о «небесном спасении»
при одурманивании трудящихся, или что оно могло логически
наталкивать людей на сомнение не только в библейской кос-
мологии, нс и во всех вообще преподносимых религией «исти-
нах», не исключая и «истин» социального порядка. Вызванное
гипотезой Коперника «потрясение основ» неизбежно касалось
также вопроса, который больше всего страшил светских и ду-
ховных крепостников, ибо, подобно тому как идея неподвиж-
ности Земли влекла за собой столь утешительную для господ-
ствующего класса средневековья идею незыблемости всех зем-
ных установлений, признание обратного положения таило в себе
мысль о преходящем их характере и, следовательно, о неми-
нуемом наступлении часа, когда старые, феодальные отношения
станут достоянием истории.
Каждое великое открытие в естествознании движет, как
известно, вперед развитие философского материализма. Теоре-
тическое философское значение совершенного Коперником
революционного переворота в науке было поистине огромно.
Открылись широкие перспективы для доказательства мате-
риального единства мира, взаимосвязи и взаимозависимости
между предметами и явлениями, для последовательного мате-
риалистического объяснения природы. Правда, сам Коперник
не сделал всех философских выводов из своего учения. Чтобы
сделать их, необходимо было преодолеть, хотя бы логически,
умозрительно, имевшиеся у Коперника пережитки старых
астрономических взглядов, например, его уверенность в суще-
ствовании сферы неподвижных звезд. Замечательные последо-
ватели Коперника Кеплер и Галилей сделали чрезвычайно
много для дальнейшего естественнонаучного, математического
обоснования и развития гелиоцентрической системы мира;
честь же ее философского осмысления, превращения в идей-
ное достояние философского материализма выпала на долю
Джордано Бруно.
Если Коперник был первым, кто бросил, по выражению Эн-
гельса, «вызов церковному авторитету в вопросах природы»1,
то вторым должен быть назван Джордано Бруно, с той только
разницей, что он не пощадил церковь и в «мирских» ее делах.
Опираясь прежде всего на труды гениального польского уче-
ного, с которыми он имел случай познакомиться еще в моло-
1 Ф. Энгельс. Диалектика природы, стр. 5.
15
досги, Бруно сделал попытку дать философски продуманную
материалистическую картину мира. В круг его интересов
входили самые разнообразные проблемы философском’ науки;
ио центральное место в его творчестве занимает поднятая
им до философского обобщения проблема бесконечности все-
ленной и бесчисленности движущихся в ней небесных тел,
которой главным образом и посвящены его основные философ-
ские трактаты.
IJ руно глубоко понимал громадное значение идей Коперника
для науки и философии. Перед тем, кто уяснил себе «движение
этой мировой звезды, на которой мы обитаем. . ., — писал он, —
откроются врата понимания истинных принципов естественных
вещей, и он будет шагать гигантскими шагами по пути истины»1.
Лишив Землю ее центрального положения, польский учейый
обосновал стройное научное представление о солнечной .системе.
Философски обобщая гелиоцентрическую систему мира и вместе
с тем дополнив ее важными естественнонаучными данными,
Джордано Бруно подробно развивает мысль о том, что суще-
ствуют «неисчислимые солнца, бесчисленные земли, которые
кружатся вокруг своих солнц, подобно тому как наши семь
планет кружатся вокруг нашего Солнца» 1 2. И если все эти
«земли», т. е. вращающиеся вокруг звезд планеты, разъясняет
философ, недоступны нашему глазу, то единственно по причине
огромной их удаленности от нас и малого их размера. Небо,
учит он, «это безмерное пространство, лоно которого содержит
все, эфирная область, в которой все пробегает и движется» 3.
Решительно преодолевая не только старые астрономические
взгляды, но и связанную с ними точку зрения антропоцентризма,
смело и последовательно утверждая материалистический прин-
цип единства мира, мыслитель не сомневается в наличии живых
существ на других планетах, «ибо разумному и живому уму
невозможно вообразить себе, чтобы все эти бесчисленные миры,
которые столь же великолепны, как наш, или даже лучше
его, были лишены обитателей, подобных нашим или даже луч-
ших» 4. В его философии не остается уже и следа от средневеко-
вого дуалистического противопоставления «земного» и «небес-
ного». Повсюду во вселенной проявляются одни и те же законо-
мерности, и потому бесчисленные, миры имеют «тот же лик,
образ, те же преимущества, силы и действия», что и Земля.
Отвергнув религиозно-схоластические воззрения, согласно кото-
рым мир, ограниченный в пространстве, есть результат твор-
ческого акта, Бруно доказывает, что вселенная извечна, «не-
1 Джордано Бруно. Диалоги, стр. 362.
2 Там же, стр. 363.
. 3 Там же, стр. 361.
4 Там же, стр. 385—386.
16
исчислима и беспредельна», «является всякой вещью» и «обла-
дает всем бытием» без остатка. Все во вселенной находится
в движении, для объяснения которого незачем прибегать
к какому-то внешнему двигателю, т. е. к стоящему над миром
божеству, ибо движение тел происходит в силу свойственного
им «внутреннего начала, которое есть их собственная душа».
Ополчаясь против превратного, антинаучного, религиозно-
схоластического миропонимания, Джордано Бруно отчетливо
сознавал революционизирующую силу своих космологических
взглядов, производивших ошеломляющее впечатление на фана-
тичных и косных приверженцев старых традиций. «Подобного
рода утверждениями вы хотите перевернуть мир вверх дном!», —
восклицает выведенный в одном из диалогов Бруно не на шутку
перепуганный схоласт. «Тебе кажется, что было бы плохо, если
бы кто-нибудь захотел перевернуть вверх дном перевернутый
мир?» — бросает ему в ответ философ.
Нельзя, разумеется, обойти молчанием то, что сама по себе
идея бесконечности вселенной и бесчисленных миров не раз
выдвигалась в истории философии и до Бруно, подобно тому
как еще в античные времена порой высказывались сомнения
в правоте геоцентризма. Бруно и сам отмечает это, перечисляя
имена Гераклита, Демокрита, Эпикура, Пифагора, Парменида
х и Мелисса, которые, судя по сохранившимся фрагментам их
сочинений, «знали бесконечные пространства» и «бесконечную
вместимость неисчислимых миров, подобных нашему». Упо-
мннает он и Николая Кузанского как предшественника гелио-
центризма. Однако все это были не более чем замечательные
для своего времени догадки, весьма далекие от стройной и фи-
лософски законченной космологии Бруно, ставшей возможной
только благодаря великому труду Коперника.
Материалистическая сущность космологических воззрений
Джордано Бруно совершенно очевидна. Естественно, что такой
характер имели у него и лежащие в основе этих воззрений
общетеоретические философские принципы, прежде всего его
учение о материи и ее атрибутах. Материя, природа выступает
у него как объективно существующая реальность, восприни-
маемая чувствами и разумом человека. Стремясь к монисти-
ческому мировоззрению, Бруно называет материю «наилучшей
родительницей, породительницей и матерью естественных ве-
щей, а также всей природы в субстанции», «вещью, из которой
происходят 'все естественные виды», «фундаментом и основою
действительности». «Никакая вещь, — утверждает Бруно, —
не является постоянной, стойкой, вечной и достойной начала,
за исключением материи»1. Единую материю он признает основой 1 2
1 Джордано Бруно. Диалоги, стр. 235.
2 В. С.„ Рожицын 17
всего многообразия конкретных вещей. С материей он нераз-
рывно связывает движение, под которым понимает не только
перемещение тел в пространстве, но и их изменения и преобра-
зования, имеющие характер круговорота. Подходя вплотную
к открытию принципа самодвижения материи, он утверждает
в одном из поздних своих трактатов, что земля, огонь, вода,
растения — вообще все, что «составляет природу» в отличие от
искусственных вещей, «само в себе заключает начало движения
и покоя». Однако принцип этот проводится им не до конца
последовательно. Наделив природу активным «жизненным нача-
лом», выдвинув гилозоистское положение о всеобщей одушевлен-
ности мира, Бруно именно этим постулируемым им свойством
материи обусловливает ее движение.
Во времена Бруно материализм еще не приобрел той вполне
метафизической формы, которая стала для него характерной
в XVII—XVIII веках. Свойственное натурфилософии эпохи
Возрождения стремление охватить природу как единое целое,
во что бы то ни стало понять — пусть наивно и часто без доста-
точных данных — взаимосвязь совершающихся в ней явлений,
в значительной мере сказалось на воззрениях Бруно. В его
философии, в основном метафизической, отчетливо выступают
элементы материалистической диалектики — прежде всего
в идее совпадения противоположностей, связанной с учением
о максимуме и минимуме. Разрабатывая свои диалектические
положения, Бруно опирался на естествознание и матема-
тику, а также на «наивную» диалектику античных филосо-
фов, из мыслителей же, близких ему по времени, — на Ни-
колая Кузанского и своего соотечественника Бернардино
Телезия.
Минимум мира — точка, атом, монада, единичное — содер-
жится в максимуме, в целом, в едином, и наоборот. «Все вещи,—
говорит Бруно, — находятся во вселенной и вселенная — во
всех вещах; мы — в ней, она — в нас. Так все сходится в со-
вершенном единстве» *. К этому диалектическому положению
приводит мыслителя все та же философски развернутая им ко-
перниканская космология: прямой вывод из его учения о бес-
конечности вселенной и о бесчисленности небесных тел заклю-
чался в том, что всякую точку мира можно одновременно рас-
сматривать и как момент окружности. Прямая линия и окруж-
ность — противоположности, но в максимуме и минимуме они
совпадают, ибо бесконечная окружность превращается в бес-
конечную линию, а в наименьшем становится математиче-
ской точкой. «Кто хочет познать наибольшие тайны при-
роды, — обобщает Бруно, — пусть рассматривает и наблю-
1 Джордано Бруно. Диалоги, стр. 278.
18
дает минимумы и максимумы противоречий и противо-
положностей. Глубокая магия заключается в умении вывести
противоположность, предварительно найдя точку объеди-
нения»1.
Развивая и конкретизируя эту формулировку своей диалек-
тики, философ подчеркивает неизбежность (в силу всеобщего
движения и изменения) перехода одной противоположности
в другую и, самое главное, утверждает, что совпадение проти-
воположностей есть выражение явлений объективного мира,
что «в лестнице природы под противоположностями существует
одна и та же материя». Уничтожение есть то же самое, что и
возникновение, и наоборот; наименьший холод равен наимень-
шему теплу, любовь к одному есть ненависть к другому, силь-
нейший яд может служить незаменимым целебным средством —
эти и многие другие примеры приводит Бруно в подтверждение
своих идей. Диалектическая тенденция его философии обнару-
живается в догадках о закономерных переходах одних есте-
ственных форм в другие, в попытке исторически подойти к объяс-
нению космоса в целом и жизни отдельных миров в частности.
«Разве вы не видите, — писал Бруно, — что то, что было семе-
нем, становится стеблем, из того, что было стеблем, возникает
колос, из того, что было колосом, возникает хлеб, из хлеба —
желудочный сок, из него •— кровь, из нее — семя, из него —
зародыш, из него — человек, из него -— труп, из него — земля,
из нее — камень или другая вещь. . .»1 2. И небесные тела и
наша планета не являются чем-то застывшим — миры непре-
рывно возникают и разрушаются, через огромные промежутки
времени меняется земная поверхность, «моря превращаются
в континенты, а континенты в моря»3.'Как и все мировоззрение
Бруно, его диалектические положения оказали сокрушитель-
ное действие на господствовавшие косные религиозно-схола-
стические взгляды, внесли существенный вклад в развитие
материализма и атеизма.
Средневековой схоластике, наложившей узду на челове-
ческий разум и подчиненной всецело авторитету церкви,
резко противостоят и гносеологические принципы Джордано
Бруно, основанные на твердом убеждении в познаваемости
мира; путь к этому убеждению лежит через сомнение, иными
словами, через преодоление чуждых действительности и истине
понятий и представлений. Свободное исследование предмета
и авторитет разума для Бруно превыше всего. В отличие, на-
пример, от Телезия, он больше рационалист, чем эмпирик,
1 Джордано Б рту н о. Диалоги, стр. 291.
2 Там же, стр. 230.
3 Там же, стр. 373.
2* 19
хотя, не отступая от позиций материализма, разумеется, и
признает, что именно в чувственном восприятии объективной
реальности познание берет свое начало. Но, говорит Бруно,
«возбуждая разум», чувства сами по себе «не могут судить
или выносить окончательное решение». Чтобы получить его,
данные чувственного опыта должны быть непременно подверг-
нуты рациональной обработке. «Истина, — пишет Бруно, ха-
рактеризуя восходящие ступени познания, — заключается
в чувственном объекте как в зеркале, в разуме — посредством
аргументов и рассуждений, в интеллекте — посредством прин-
ципов и заключений, в духе — в собственной и живой форме»1,
причем под познанием «в духе» он отнюдь не разумеет некую
якобы свойственную человеку мистическую интуицию. Речь
здесь идет лишь об умозрительном проникновении в самую
сущность вещей появлений, исходя из сущности субстанции,
то есть материи. Далекая от последовательности, с точки зре-
ния материализма, далекая от понимания диалектики чув-
ственного и рационального в познавательном процессе теория
познания Бруно была тем не менее глубокой для своего вре-
мени попыткой найти средства к постижению всеобщего единства
мира путем обобщения раскрытых человеческим разумом еди-
ничных вещей.
Как й всякое материалистическое учение, философия Бруно
имеет ярко выраженный атеистический характер. Выше уже
говорилось о том, каким сокрушительным ударом по рели-
гиозным взглядам на мир была бруновская космология и как
подрывались их устои воззрениями итальянского мыслителя,
устремленными к материалистическому монизму, к обоснова-
нию материального единства вселенной. Сделав шаг вперед по
сравнению со своими современниками, Бруно отвергал хотя
еще и прогрессивную для его эпохи, но по существу робкую
и половинчатую теорию «двойной истины», считая единственно
правомерной только истину пауки/ Одного этого уже было бы
вполне достаточно для признания его выдающихся заслуг
в истории атеизма. Доказывая всей своей философской концеп-
цией полную несостоятельность веры в сверхъестественное —
этой основы основ всякой религии, — Бруно постоянно крити-
ковал различные стороны религиозного учения, в том числе
и идею индивидуального бессмертия, отрицал божественность
Христа, доказывал абсурдность веры в «божий промысл»,
развенчивал христианскую догматику и культ, ветхозаветные
и евангельские чудеса, обскурантистскую и аморальную прак-
тику христианской, в первую очередь католической церкви,
беспощадно клеймил ее бесчисленные преступления перед чело-
’ Джордано Бруно. Диалоги, стр. 305.
•д)
нечестном, смело срывал ореол святости с «наместника бога на
земле» — римского папы. В отличие от некоторых гуманистов
эпохи Возрождения, осуждавших католическую церковь с по-
зиций реформации, Бруно в весьма резких словах характеризо-
вал протестантизм, называя, в частности, кальвинистов «лени-
вой кликой педантов». Находясь продолжительное время в мо-
настырской среде, скрещивая идейное оружие со многими
носителями религиозно-схоластической «премудрости», он на-
копил достаточно живые и яркие впечатления, чтобы без про-
маха разить этих столь ненавистных ему проповедников «не-
вежества». Немалую роль в лютой вражде церкви к этому
мыслителю играли его меткие, бьющие не в бровь, а в глаз,
обличения основанного на ограблении народных масс туне-
ядства, паразитизма католического духовенства и папской
курии.
Выразитель антифеодальной идеологии, он считал необхо-
димым не только секуляризовать церковное имущество и унич-
тожить экономическую мощь церкви, но и лишить попов и
монахов привилегий, заставить их заниматься общественно-
полезным трудом.
1 Сосредоточивая внимание на положительном, прогрессив-
ном содержании и значении философии Бруно, мы тем не менее
видим и ее ограниченность — в частности то, что, со всей
решительностью выступая против средневекового строя мысли,
Бруно сам еще в известной мере оставался в плену старых
традиций. Непоследовательность его взглядов обнаруживается
прежде всего в признании идущей от возрожденного в его
эпоху неоплатонизма идеи активной «мировой души», якобы
пронизывающей природу, затем в гилозоизме, исключающем
единственно материалистическое понимание ощущения и мыш-
ления как свойства только высокоразвитой органической мате-
рии; нельзя, наконец, забывать, что материализм выступает
у Бруно в пантеистической оболочке. Все это свидетельствует
о непоследовательности его материализма, но отнюдь не ставит
под сомнение материалистическую сущность его мировоззре-
ния.
Бруно был не в силах до конца освободиться от пережит-
ков религиозных форм мышления, от религиозной термино-
логии. Однако в них нигде не тонуло положительное мате-
риалистическое содержание его философии. Нетрудно убе-
диться, что «мировая душа», которую допускает Бруно и под
которой он разумеет нечто вроде весьма разреженной мате-
рии, по существу весьма далека от «мировой души» нео-
платоновской мистики, определявшей ее как наделенную
самостоятельным бытием эманацию божественного «перво-
начала».
21
I 'оворя о «двойной субстанции» — духовной и телесной, —
Бруно тут же разъясняет, что «в последнем счете та и другая
сводятся к одному бытию и одному корню»1, то есть к материи.
По может быть сомнения и в том, что и его пантеизм от-
нюдь не был попыткой «обновления» пошатнувшегося здания
религии.
В идеологической борьбе XVI—XVII веков пантеизм, как,
впрочем, и деизм, зачастую служил одновременно и прикры-
тием и формой выражения свободомыслия. В условиях того
времени пантеизм — это «последняя, — по словам Энгельса, —
ступень к свободному, человеческому воззрению»1 2. Замечание
Маркса, что «деизм — по крайней мере для материалиста —
не более чем удобный и легкий способ отделаться от рели-
гии»3, — замечание это без всякой натяжки можно отнести
и к пантеизму, которым прикрывал своп материалистические
воззрения Бруно.
Хотя современные идеологи буржуазной реакции стараются
возродить идеи пантеизма и деизма с целью «спасения» попов-
щины, в ту эпоху и пантеизм и деизм были как бы промежуточ-
ными этапами в исторически-прогрессивном деле разрушения
религиозно-схоластического мировоззрения и на пути к откры-
тому материализму и атеизму. Объявляя бога безличной перво-
причиной мира — и только, деисты XVII века, в сущности,
стремились отделаться от понятия божества, чтобы развязать
себе руки для материалистического объяснения природы.
К тому же, только иной дорогой, шли на заре нового времени
и те мыслители, которые облекали свой материализм в покровы
пантеизма, растворяли бога в природе или отождествляли
последнюю с богом. В пантеизме, как и в деизме, нет уже и
помина от бога-вседержителя, без воли которого, как учит
церковь, даже ни один волос не может упасть с головы. Неда-
ром еще в XV веке Николай Кузанский заметил по поводу
пантеизма, что «если бог есть все, то, следовательно, бог есть
ничто». Формулируя свое известное положение: «Природа. . .
есть не что иное, как бог в вещах» («Natura est deus in rebus»),
Джордано Бруно целиком сливал понятие бога с понятием
вселенной — единой материальной субстанции. И, пожалуй,
никто во времена Бруно не раскрыл лучше и образнее сокро-
венный смысл свойственного ему пантеизма, чем Шекспир,
воскликнувший устами одного из своих героев: «Природе
повинуюсь я как богу, из всех законов лишь ее законы свя-
щенны для меня. . .».
1 Джордано Б р у и о. Диалоги, стр. 247.
2 К. М а р к с и Ф. Э л г е л ь с. Соч., т. II, стр. 345.
3 К. М а р к с и Ф. Э и г е л ь с. Избр. произв., 1948, т. 11, стр. 88.
Литературное наследие Бруно весьма обширно. Наибольший
интерес и наибольшее историческое значение имеют почти
одновременно увидевшие свет в наиболее плодотворный, лондон-
ский период его творчества и написанные на итальянском
языке диалоги «О причине, начале и едином» (1584), «Пир на
пепле» (1584), «О бесконечности, вселенной и мирах» (1584),
«О героическом энтузиазме» (1585), «Изгнание торжествующего
зверя» (1584) и «Тайна Пегаса» (1585). Последние два —яркие
атеистические памфлеты, достойные почетного места среди
штературных памятников атеизма прошлого.
3
Непрекращающаяся уже более трех столетий борьба вокруг
творчества Джордано Бруно — яркий пример партийности
философии.
Господствующие эксплуататорские классы не могли и не
могут мириться с тем, чтобы в народных массах распространя-
юсь подлинно научные, несовместимые с религиозной верой
представления о природе, ибо уничтожение авторитета рели-
гии в этой области неизбежно ведет к развенчанию и ее обще-
ственной «теории». А «теория» эта является, как известно,
не чем иным, как оправданием гнета эксплуататоров. Материа-
лизм Бруно, его стройное учение о бесконечности вселенной
и множестве обитаемых миров, свойственные ему проблески
материалистической диалектики и, наконец, его прямая и бес-
пощадная критика христианской религии и церкви — всего
этого было более чем достаточно для его полного, безоговороч-
ного осуждения воинствующими мракобесами и для бесчислен-
ных попыток «обезвреживания» его взглядов со стороны более
дальновидных идеологов-крепостников и реакционной буржуа-
зии, понимающих, что такого гиганта мысли, как Бруно, трудно
опровергнуть.
Указывая на революционных мыслителей прошлого,
В. И. Ленин писал, что если при их жизни угнетающие классы
«платили им постоянными преследованиями, встречали их уче-
ние самой дикой злобой, самой бешеной ненавистью, самым
бесшабашным походом лжи и клеветы», то после их смерти эта
открытая травля порой сменялась попытками «превратить их
в безвредные иконы, так сказать, канонизировать их, предоста-
вить известную славу их имени для «утешения» угнетенных
классов и для одурачения их, выхолащивая содержание револю-
ционного учения, притупляя его революционное острие, опош-
ляя его»1. Именно так, в известном смысле, сложилась судьба
1 В. И. Ленин. Соч., т. 25, стр. 357.
23
учения Джордано Бруно. Гонимое при жизни философа, оно
подверглось самой беззастенчивой идеалистической «обработке»
после его трагической смерти, особенно с того времени, когда
европейская буржуазия, придя к политической власти и ока-
завшись лицом к лицу со своим могильщиком, пролетариатом,
начисто отвергла порожденную ею же передовую идеологию,
в том числе и творчество Бруно, и обратилась ради укрепления
своего господства к испытанным идейным средствам — идеа-
лизму и поповщине.
В чем же состоит эта фальсификация учения Джордано
Бруно? Какими манипуляциями превращают замечательного
материалиста и атеиста даже не просто в идеалиста, но еще
и в своеобразного религиозного мыслителя и мистика? В дан-
ном случае, как и во многих других, реакционные историки
философии идут обычным для них путем — «забывают», об-
ходят революционную сущность воззрений философа, выдви-
гая на первый план и абсолютизируя имеющиеся в них эле-
менты непоследовательности, непреодоленные до конца
«теологические привески», которыми отнюдь не обесцениваются
материалистические и атеистические положения, выдвинутые
итальянскими натурфилософами XVI—XVII веков. Для
подтверждения этого нет надобности последовательно и по-
дробно останавливаться на всех уныло перепевающих одна дру-
гую клерикальных и буржуазных оценках Джордано Бруно.
Достаточно привести лишь несколько наиболее типичных при-
меров.
В то время как исследователи-материалисты неизменно
отмечали материалистическую суть воззрений Бруно, подчер-
кивали наиболее сильные, прогрессивные стороны его учения,
идеологи противоположного философского лагеря, стремясь
притупить революционное острие взглядов Бруно, всячески
затушевывают его материализм и атеизм. Именно так обош-
лись с ним представители немецкой идеалистической фило-
софии конца XVIII—начала XIX века. Уделяя в своей «Исто-
рии философии», заостренной против материалистических уче-
ний, довольно значительное место Джордано Бруно, Гегель
стремился представить мировоззрение итальянского философа
лишь как «отголосок» так называемой «александрийской фило-
софии», возникшей в период распада античного рабовладель-
ческого общества и представлявшей собой эклектическое со-
единение платоновского идеализма с восточной мистикой. По
мнению Гегеля, сочинения Бруно только «выдавались за ерети-
ческие и атеистические». Игнорируя действительное значение
идей итальянского мыслителя и принижая их, Гегель, правда,
не отрицал, что люди, подобные Бруно, «действовали беско-
нечно возбудительно и давали толчки уму», но вместе с тем
2-1
говорил, что «сами по себе» они «не создавали ничего плодо-
творного», ничего оригинального. Затушевывая подлинно-
материалистический смысл философии Бруно, Гегель приписал
ему взгляд на идею как на «субстанциальное единство», а на
предметы — как на «знаки идеи» и при всем этом в полном:
соответствии со своими воззрениями объявил «диалектикой
понятий» бруновские элементы наивно-материалистической диа-
лектики. Идеалистически истолковал Джордано Бруно еще
задолго до создания своей реакционной «философии откро-
вения» Шеллинг, назвавший его именем одно из собственных
своих сочинений — «Бруно, разговор о божественном и есте-
ственном начале вещей» (1802).
Во второй половине XIX и в начале XX века Бруно не раз-
подвергался идеалистической обработке неокантианцами, вы-
ступавшими в качестве критиков марксистской философии.
Так, фальсификатор истории материализма неокантианец
Ф. Ланге отказывался видеть в Бруно материалиста на том
«основании», что «его система в решительных пунктах» прини-
мает «пантеистический поворот». Вопреки действительному
смыслу воззрений философа, он объявлял бруновскую «душу
вселенной» оторванным от материи «принципом» и, без вся-
кого смущения именуя философию Бруно «теологией», пытался
доказывать, что «его глубокомысленный ум охотно терялся
в мистическом мраке». Не считаясь с той очевидной истиной,
что Бруно растворял идею бога в природе, другой неокантиа-
нец, А. Риль, утверждал в кнпге, посвященной итальянскому
мыслителю (1903), что его учение якобы «не только космоцен-
трично, но и теоцентрично». В том же духе, с неокантианских
позиций, высказывался о Бруно и присяжный философ
II Интернационала К. Форлендер, который в своей «Общедо-
ступной истории философии» (1921) объяснял известность
Бруно лишь его трагической судьбой, упрекал его в тщеславии
и в неумении ясно формулировать свои мысли, будто бы цели-
ком основанные на неоплатонизме.
От этих неокантианских оценок Бруно мало отличались и
высказывания других буржуазных философов-идеалистов, под-
визавшихся на поприще философии в течение последних деся-
тилетий. Датчанин Г. Гефдинг, например, утверждал, что не
бесконечность материального мира, а «бесконечность божества»
является «исходной точкой» философских взглядов Бруно.
По домыслам этого историка философии, перед итальянским
мыслителем стояла якобы не натурфилософская, а чисто теоло-
гическая задача — доказать, что «божественная полнота» не
может «найти свое выражение в ограниченном мире». Превра-
щая Бруно в идеалиста, немецкий психолог В. Вундт произ-
вольно приписывал ему допущение «непосредственной ннтуи-
25-
ции» в процессе познания, вытекающей из «духовной связи»
.души человека «с прочими существами». От начала до конца
тенденциозную и по существу пасквильную характеристику
Джордано Бруно дал соотечественник Вундта Л. Олыпки,
автор трехтомной «Истории научной литературы на новых язы-
ках». Отказываясь видеть у Бруно какую-либо цельную фило-
софскую теорию или систему, лишая его даже простой способ-
ности к философскому и математическому мышлению, Олыпки
вместе с тем обнаруживает все то же характерное для буржу-
азной интерпретации Бруно стремление свести его взгляды
к «мистико-поэтической картине мира», некогда созданной
неоплатоником Плотином. Не считаясь с действительными исто-
рическими судьбами учения Бруно, оказавшего серьезное влия-
ние на дальнейший ход развития философского материализма
и атеизма и даже для современной астрономии не потерявшего
своего значения, Олыпки спешит заявить, будто «дело Бруно»
было уничтожено теми, «кто пытался разгадать тайны при-
роды путем измерения, вычисления и взвешивания» и на
кого «наш философ» будто бы «обрушивался с насмешками
и ненавистью». В своей идеалистической трактовке Бруно
Олыпки не останавливался перед подтасовкой фактов, при-
писывая Бруно (в книге «Giordano Bruno», 1927) изла-
гаемые им в трактате «О математической магии» теологи-
ческие воззрения Альберта Великого и других средневековых
авторов. Неоднократные и, разумеется, совершенно безоснова-
тельные попытки объявить Бруно «своим» делали и откровен-
ные мистики, вроде пресловутой А. Безант, назвавшей его. . .
«апостолом теософии XVI века».
Такого же рода борьба вокруг наследия Бруно происходила
и в России, особенно в XIX веке; с одной стороны, творчеству
итальянского мыслителя дали замечательную по глубине
оценку революционные демократы, а с другой — оно подверг-
лось прямым нападкам и искажениям в лагере философской
реакции, направленной против русского материализма и ате-
изма.
Автор написанной с церковных и охранительных позиций
«Истории философии» (1839—1840) архимандрит Гавриил,
например, трактовал взгляды Бруно в целом как чистейший
идеализм, как «исправленное и уясненное учение элеатинов
и Плотина», и в то же время, выступая в качестве «блюстителя
веры», отнюдь не замалчивал столь противную догмам религии
космологию Бруно, но с тупостью законченного обскуранта,
врага гелиоцентризма, назвал ее положения «ничтожными
умозаключениями» и бросил философу обвинение в том, что он
«старался возвести на степень истины доказанной предположе-
ние Коперника о движении земли около солнца». Весьма дале-
ким от исторической правды представлялся Бруно деятельному
участнику «Общества любомудрия», идеалисту, а позже край-
нему мистику В. Ф. Одоевскому, работавшему в двадцатых годах
XIX века над историческим романом о жизни Бруно («Иордан
Бруно и Петр Аретино»). Одоевский, правда, не скупился на
восторженные отзывы о Бруно, называл его «необыкновенным
явлением во мраке XVI столетия», но, будучи противником
материализма и ревностным поборником философии Шеллинга,
Одоевский воспринимал Бруно глазами этого немецкого идеа-
листа. По мнению Одоевского, современники попросту не
понимали Бруно и только потому видели в нем непримиримого
к религии вольнодумца. Без всяких оснований Одоевский
в своем романе заставлял Бруно доказывать бессмертие
души, становиться на сторону Лютера и даже заниматься. . .
вызыванием духов. Немало потрудились, искажая философский
облик Бруно, и русские идеалисты конца прошлого века,
вроде, например, профессора философии Н. Я. Грота и его
коллеги А. А. Козлова. Первый из них вслед за неокантианцем
Рилем уверял, будто «основной посылкой» является у Бруно
тезис «о личном мировом сознании», и приписывал ему призна-
ние божества в качестве духовного и единственно возможного
центра вселенной. Второй шел еще дальше и в особой лекции
(1885) доводил до логического конца богословскую фальси-
фикацию мировоззрения Бруно, объявляя без всяких огово-
рок, что «высшим предметом человеческого познания для него
был бог в его существе и деятельности», а «целью человече-
ской жизни» — «жизнь в боге и для бога». Тяготея к средне-
вековым формам мышления, Козлов наделял и философскую
систему Бруно чертами сходства с воззрениями средне-
вековья, нисколько не смущаясь тем, что на самом деле вы-
ступление великого итальянца было наиболее смелым и
радикальным для того времени протестом именно против этих
воззрений.
Борьба вокруг Джордано Бруно вспыхнула с новой силой
в связи с открытием в 1889 году памятника ему в Риме и
с подготовкой к этому торжеству.
Событие это буквально переполошило всех и всяческих
апологетов религии и идеализма и прежде всего католиче-
ских иерархов.
Сооруженный по инициативе международного комитета
на собранные по подписке средства и поставленный на том
самом месте, где некогда был разложен костер, монумент
великоцо итальянца вновь напоминал о кровавых злодеяниях
мракобесов против передовой науки и культуры, о том, что
предстоит еще упорная борьба с силами реакции, которые
продолжают действовать в мире рабства и угнетения.
27
Давно сошел в могилу палач великого Бруно — папа
Климент VIII — и потухли костры инквизиции, но обску-
ранты в сутанах с не меньшим усердием творили в новой об-
становке черное дело католической церкви, извергая потоки
клеветы также на марксизм и социалистическое рабочее
движение.
Незадолго до «бруновских дней», в 1888 году, восседавший
на папском престоле Лев XIII разразился посланием, осудив-
шим свободу слова, печати и светского образования, а три года
спустя появилась его нашумевшая энциклика по рабочему
вопросу «Rerum novarum», которая именем бога освящала
эксплуататорский строй. Понятно, что в этих условиях откры-
тие памятника революционеру мысли и непримиримому врагу
церкви — Джордано Бруно имело вполне отчетливое полити-
ческое звучание. Недаром вскоре после праздника на Площади
цветов кардинал Копп сообщал Льву XIII из Бреславля через
прусского посла в Ватикане фон Шлецера, что император
Вильгельм II, называя тактику итальянского правительства
Криспи в отношении папы 1 «полезной только для революции»,
безусловно осуждал «скандал с Джордано Бруно», т. е. беспре-
пятственную постановку памятника столь неугодному церкви
философу 1 2 3 *. В день открытия памятника Лев XIII демонстра-
тивно принял чрезвычайные меры предосторожности. Почти
все аккредитованные при нем дипломаты собрались в государ-
ственном секретариате, будто бы для того, чтобы в случае
необходимости оградить от неприятностей особу «наместника
Христа на земле», покуда тот ханжески возносил молитвы,
об «искуплении богохульства». В особых заявлениях по поводу
торжества в честь Джордано Бруно Лев XIII именовал это
событие «апофеозом революции», попыткой «искоренения»
христианской веры, «умаления» папского авторитета и превра-
щения Рима в «центр безбожия». Он благодарил за полученные
из лагеря международной реакции8 многочисленные письма
с выражением сочувствия. Совершенно очевидно, что, помимо
разжигания религиозного фанатизма, он намеревался таким
образом добиться и известных политических результатов —
побудить буржуазных правителей Италии к восстановлению
светской власти пап.
И в наши дни вокруг Джордано Бруно идет острая идеоло-
гическая борьба. «Наступил такой исторический момент, —
1 Имеется в виду политика, связанная с ликвидацией в 1870 г. под
давлением народных масс церковного государства папы.
2 См. Kurt von S с h 1 б z е г. Letzte romische Briefe (1882—1894),
1924, стр. 143.
3 См. J. S с h m i d 1 i n. Papstgeschichte der neuesten Zeit, ч. 2..
1934, стр. 416—417.
28
писал В. И. Ленин в 1913 г., — когда командующая буржуазия,
из страха перед растущим и крепнущим пролетариатом, под-
держивает рее отсталое, отмирающее, средневековое. Отживаю-
щая буржуазия соединяется со всеми отжившими и отживаю-
щими силами, чтобы сохранить колеблющееся наемное раб-
ство» х.
И если так обстояло дело еще сорок лет назад, то ныне,
когда строй наемного рабства уже перестал тяготеть над
третьей частью человечества, а народы капиталистических
стран все решительнее борются за мир, свободу и демо-
кратию, обращение реакционной буржуазии к давно отжив-
шим свой век идеям усилилось во сто крат и наложило свою
печать на все области современной буржуазной культуры.
Лозунг «Назад, к средним векам!» составляет ныне лейтмо-
тив писаний реакционных буржуазных философов и социо-
логов, в значительной мере поставляемых католической
церковью, которая играет видную роль в идейной защите капи-
талистического рабства. Идеализация средневековья и поход
против тех, кто некогда своими бессмертными творениями
способствовал гибели средневековых порядков, выражается,
в частности, в безудержной пропаганде учения Фомы Аквин-
ского, требовавшего, как известно, чтобы наука и философия
покорно склонились перед религией.
Нет ничего удивительного в том, что в этих условиях не
только не прекратились, но еще более усилились попытки пред-
ставить идеалистом Джордано Бруно, произведения которого,
кстати сказать, и поныне не вычеркнуты из папского списка за-
прещенных книг. В новейшем издании Американской энци-
клопедии (1945, т. 4) говорится, что доктрина Бруно — «чисто
пантеистическая», «теснейшим образом связанная с явно выра-
женной идеей бога».
Однако наряду с такого рода идеалистической фальсифика-
цией воззрений великого итальянца, в которой не было
недостатка и в прошлом, ныне «дипломированные лакеи по-
повщины» направляют свои атаки главным образом на мате-
риалистическую космологию Бруно, стремясь опроверг-
нуть его учение о бесконечности и вечности вселенной и о мно-
жестве обитаемых миров, причем договариваются до прямого
оправдания инквизиторов, судивших философа. С этой целью
используются новейшие, находящиеся в резком противоречии
с достижениями передовой астрономической науки, домыслы
буржуазных астрономов-идеалистов, вроде небезызвестного
англичанина Джинса, проповедовавшего «единственность» на-
шей планетной системы и заявлявшего, будто «с тех пор как
1 В. И. Ленин, Соч.,'т. 19, стр. 77.
29
Джордано Бруно был сожжен на костре за его веру во множе-
ственность обитаемых миров» проблема жизни во вселенной так
и осталась нерешенной. Сюда же относится модная среди со-
временных буржуазных астрономов и связанная с именем
аббата Леметра теория «расширяющейся вселенной», выводы
которой прямо ведут к религиозным представлениям о сотво-
рении мира богом из ничего — с той лишь разницей, что дав-
ность этого «события» определяется не семью тысячами,
как в Библии, а двумя миллиардами лет. С ничем не при-
крытым цинизмом современные обскуранты заявляют, что
прав был не Бруно, а его судьи, и что (это буквально
сказано в вышедшей в 1947 г. под маркой Ватикана книге
Анджело Меркати «Итоги процесса Джордано Бруно») их
приговор «сохраняет полностью свою моральную силу и
в наши дни».
Подобные попытки очернить столь близкий народу Италии
светлый образ великого мыслителя прошлого встречают, разу-
меется, решительный отпор у передовой итальянской интел-
лигенции.
Сокрушительный отпор фальсификаторы Бруно получают
со стороны деятелей Коммунистической партии Италии, идущей
во главе прогрессивных сил страны, отстаивающей от нападок
реакционеров передовую культуру своего народа. Когда в связи
с опубликованной в коммунистическом журнале «Ринашита»
статьей, посвященной 350-летию со дня сожжения Бруно,
в органах католической печати появилось полное злобных и
клеветнических выпадов «Открытое письмо к Пальмиро Толь-
ятти», руководитель итальянских коммунистов выступил с до-
стойной отповедью распоясавшемуся клерикалу. Отвечая в га-
зете «Унита» монсиньору Франческо Олдшати, автору «Откры-
того письма», Тольятти напомнил, между прочим, о том, как
современные потомки инквизиторов уничтожили во время
обысков принадлежавшее ему и высоко им ценимое неболь-
шое собрание изданий Бруно. «. . . Вам не нравится, —
пишет Тольятти, — что один «товарищ» написал, а мы
напечатали, что Бруно •— это «подлинная слава Италии» и
«мировой гений». . ., но нет ничего, что могло бы помешать нам
приблизиться к этому великому человеку, понять его, восхи-
щаться его величием. Именно нам надлежит, именно мы имеем
«право» прославлять его, ставя его среди выдающихся умов, кото-
рые мыслью и действием открыли нам дорогу». Воссоздавая под-
линный образ Бруно, сына своего народа, Тольятти подчеркивает,
что Бруно «в его странствованиях. . . всегда сопровождал образ
его Нолы», его родного города, и что «передовая часть народа,
несомненно, создала своего Джордано Бруно, даже не зная
его идей, но зная о его мученичестве, которому вы его под-
30
нергли». Тольятти в следующих словах характеризует истори-
ческое значение Бруно: «Суть, как мне кажется, заключается
в том, что в один из критических моментов развития челове-
ческой мысли и сознания, когда для того, чтобы идти вперед,
необходимо было во что бы то ни стало пойти новой дорогой,,
разбить навсегда цепи авторитетов, освободиться от путаницы
мнений, утвердить необходимость и возможность за челове-
ческим разумом достигнуть одними своими силами познания
действительности, понимания и упорядочения ее, — Джордано
Бруно, вопреки сомнениям и трудностям своего философского-
развития, быть может, в его время вложил наибольший
вклад в это дело, и не только тем, что он об этом думал, а и
тем, как он об этом думал, той страстью, которая застав-
ляла его думать, и тем самопожертвованием, которое, завер-
шая его жизнь, придало его мысли неизгладимую печать веч-
ности». И хотя, заключает Тольятти, «наша наука не является
его наукой», но именно потому, что из его доктрин «исходил
человеческий разум в своем развитии к знанию, все более
свободному и глубокому», мы прославляем его и, мысленно
возвращаясь к нему, «чувствуем еще сильней и лучше, чем
мы ему обязаны» т.
.• В прошлом, как и в настоящее время, идеологи прогрес-
сивных сил общества, философы и естествоиспытатели-матери-
алисты, неизменно считали Джордано Бруно своим идейным
единомышленником, подчеркивали передовой характер его
мировоззрения, с глубоким уважением относились к его па-
мяти.
Уже в начале XVII века, вскоре после сожжения Бруно,
французский материалист того времени Пьер Гассенди защищал
его атеизм и учение о множественности миров.
Столетием позже влияние Бруно сказалось на творчестве
видного материалиста — англичанина Джона Толанда. Толанд
подобно Бруно облекал свой материализм в оболочку пан-
теизма. Стремясь к популяризации Бруно у себя на роди-
не, он перевел на английский I язык «Изгнание торжествую-
щего зверя». Кроме того он издал две свои работы, по-
священные Бруно: одну — о его жизни и смерти, другую —
с изложением диалогов «О бесконечности, вселенной и
мирах».
Едва ли надо доказывать, что образ и творчество Бруно
были весьма близки французским материалистам XVIII века.
Называя Бруно «редкостным человеком», Дидро в отли-
чие от более поздних, идеалистических интерпретаторов:
этого мыслителя выдвигал на первый план именно его-
1 «L’Unita». 1 октября 1950 г.
31
учение о мире, подчеркивая, что Бруно «провозглашал себя
сторонником мнения Коперника о движении Земли вокруг
Солнца», что он отваживался нападать на «кумиров схоластики»
и способствовал избавлению от «деспотизма Аристотеля»*.
Свое сочувствие идеям Бруно выражал Лессинг. Защите
Джордано Бруно и, в частности, его диалога «О причине,
начале и едином» уделял внимание Гете, натурфилософия
которого была во многом созвучна взглядам великого
итальянца.
Значительную роль в борьбе за раскрытие подлинных воз-
зрений Бруно, в отстаивании его от тенденциозных поползно-
вений идеологов реакции сыграли русские философы-мате-
риалисты — прежде всего революционные демократы XIX века,
а среди них А. И. Герцен. Излагая в знаменитых «Письмах об
изучении природы» и в «Дилетантизме в науке» свою глубокую
историко-философскую концепцию, направленную против
идеалистического гегелевского понимания истории философ-
ских идей и выдвигающую на первый план развитие философ-
ского материализма, Герцен с большим сочувствием отнесся
к Бруно, которому и посвятил ряд ярких страниц. «Тревож-
ную» и «огненную» натуру Бруно, принадлежавшего к числу
тех, кому «не дается великий талант счастливо и спокойно жить
в среде, прямо противоположной их убеждениям», Герцен
ощущал как весьма близкую и созвучную его собственному
духу и устремлению.,/ В лице Бруно Герцен видел прежде
всего жертву «преследования мысли во имя религии», сме-
лого борца, поражавшего средневековую схоластику — этот
«бледный плющ, выросший на тюремной ограде». «Тогда, —
пишет Герцен, имея в виду Бруно, — было доблестно при-
надлежать к левитам науки; тогда звание ученого чаще вело
на костер, нежели в академию. И они шли; вдохновленные
истиной» 1 2.
Характеризуя взгляды Бруно, которого он считал наиболее
выдающимся из всей плеяды передовых мыслителей эпохи Воз-
рождения, Герцен не выражает и тени сомнения в материали-
стической направленности философии Бруно. Философия
эта, согласно Герцену, «снимала восторженным предузнанием
дуализм схоластического воззрения»3. Именно материалисти-
ческое разрушение противоположности тела и «души» считал
Герцен основной философской заслугой Джордано Бруно,
краеугольным камнем его учения, прямо противостоящего
«дуализму схоластики». Герцен отнюдь не отрицал нали-
1 См. Diderot. Oeuvres completes, т. XV. 1876, стр. 302—307.
2 А. И. Герцен. Избранные философские произведения, 1946,
т. I, стр. 50.
3 Там же, стр. 252.
чин в воззрениях Бруно привесков теологического характе-
ра и даже склонен был думать, что на него влиял неопла-
тонизм. Однако это не заслонило от Герцена главного у Бру-
но — признания единства бытия и мышления: «Природу
п ум, — замечает Герцен,—он понимает двумя моментами
одного развития» х. Эти герценовские характеристики являются
блестящей отповедью идеалистическим интерпретаторам италь-
янского мыслителя.
Высоко ценил идеи Джордано Бруно великий философ и
революционер Н. Г. Чернышевский, назвавший его в числе
тех итальянцев, которые некогда стояли «в челе всемирного
движения»1 2 3. О Бруно как глашатае атеистической идеи мно-
жественности обитаемых миров писал также Д. И. Писарев8.
Громадное прогрессивное значение Бруно подчеркивал
1\. А. Тимирязев, чье внимание, когда он обращался к истории,
как пишет он сам, останавливали «трагически величавые образы
борцов за правду и свободу во всех ее видах, которые роковым
образом падали жертвами этой борьбы» 4 S *, — в том числе и образ
Джордано Бруно.
Эти взгляды передовых русских ученых и мыслителей на
Джордано Бруно развивает наша наука на основе марксистско-
ленинской методологии, все глубже раскрывая подлинное со-
держание творчества великого итальянца.
* * *
Знакомство с жизнью и творчеством Джордано Бруно имеет
не только большое познавательное значение.
Материалу по истории атеизма принадлежит далеко не по-
следнее место в научно-атеистической пропаганде, в большой
и важной работе по окончательному преодолению религиозных
пережитков в нашей стране. Примеры вольнодумцев прошлого,
мужественно отстаивавших свои прогрессивные взгляды, сви-
детельствуют о всепобеждающей силе материалистических и
атеистических идей, служат противоядием против лицемерной
и лживой церковной проповеди о «пагубности» атеизма. При-
меры эти воочию убеждают в том, что, как отмечал Маркс,
говоря о взглядах Пьера Бейля, «человека унижают не атеизм,
а предрассудки и идолопоклонство» ®.
1 А. И. Герцен. Избранные философские произведения, т. I,
•стр. 221.
2 См. Н. Г. Чернышевский. Поли. собр. соч., т. II, 1949,
стр. 291.
3 См. Д. И. Писарев. Избранные философские и еоциалыю-
аюлитические произведения, 1949, стр. 515.
4 К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 281.
SK. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. III, стр. 156.
3 В- С. Рожицын 33
История культуры неопровержимо доказывает, что во все
времена лучшие передовые люди, как правило, защищали и
развивали воззрения, несовместимые с догмой религии, направ-
ленные против всех и всяческих форм религиозной идеоло-
гии, веками порабощавшей сознание задавленных социальным
гнетом трудовых масс. Значение этого факта для научно-атеи-
стической пропаганды весьма велико, и в этом заключается
одна из причин нашего обращения к истории атеистической
мысли — в частности, к такому яркому ее представителю, как
Джордано Бруно.
Ю. Я. Коган
Глава I
НОЛА
(1548—1558)
Родители Бруно. Впечатления детства.
Поэт Лодовико Тансилло
Джордано Бруно называл себя Ноланцем по имени малень-
кого городка, вблизи которого он родился и провел детские
годы. Нола находится в области Кампанья (провинция Терра
ди Лаворо) в 24 км к северо-востоку от Неаполя. Кампанья
входила в состав Неаполитанского королевства, в ту пору
подвластного Испании.
«Эта провинция, — по свидетельству писателя XVII века
Карло Фонтана, — в старину называлась Счастливой Кампа-
ньей благодаря плодородию и изобилию своей почвы. Она за-
мыкается с запада морем, с юга горами, с востока — зеленею-
щими и цветущими полями. Здесь бесконечное множество
церквей, монастырей и дворцов» *.
Из показаний Джордано Бруно на допросе в венецианской
инквизиции известно, что он родился в 1548 году и получил
при крещении имя Филиппо.
Фамилия Бруно — одна из самых распространенных в Ноле.
Имя своего отца Джордано Бруно упоминает дважды.
В диалогах «О героическом энтузиазме» он пишет: «. . .когда
как-то вечером, после пирушки, один из наших соседей сказал:
«Никогда я не был так весел, как сейчас»,—то Джованни
Бруно, отец Нолапца, ответил: «Никогда ты не был более
глуп, чем сейчас» а.
Второй раз имя отца названо в «Изгнании торжествующего
зверя», где говорится, что дом Джованни Бруно стоял у под-
ножия горы Чикала3.
1 С. Fontana. La nobile е virtuosa Italia. Mostrate in compendio.
Cesena, 1699, стр. 101.
2 Дж. Бруно. О героическом энтузиазме. Гослитиздат, 1953,
стр. 44.
3 Giordano Bruno. Opere italiane, т. II. Bari, 1927, стр. 73.
3*
35
Происхождение Джордано Бруно и положение в обществе
его родителей служат до сих пор предметом споров в литературе.
На основании автобиографических намеков, рассеянных в его
произведениях, можно заключить, что отец Ноланца, Джованни
Бруно, принадлежал к разоренному мелкому дворянству.
Дворянство Неаполитанского королевства резко делилось
На титулованную знать и обнищавшее мелкое дворянство.
Титулованная знать пользовалась огромными доходами от
Городских п сельских общин, облагаемых податями. Она пре-
вратилась в паразитический класс, ведя праздный и роскошный
образ жизни в Неаполе. Мелкое дворянство разорялось, теряло
свои сословные привилегии и вынуждено было поступать на
военную службу, либо заниматься земледельческим трудом.
Семьи разоренных дворян зачастую покидали города и селились
в деревне.
Этой участи не избежал и Джованни Бруно — отец Джордано.
В 1545 г. он переехал с женой Фраулисой Саволина в маленький
поселок Сан Джованни ди Ческо у подножия горы Чикала.
Поселок этот состоял из четырех или пяти домиков, окру-
женных садами и виноградниками. Жители поселка трудо-
любиво обрабатывали принадлежавшие им клочки земли:
сажали вишни, каштаны, яблони и груши, разводили в бы-
чачьем помете съедобных улиток, выращивали на огородах
знаменитые неаполитанские дыни и арбузы.
Некоторое представление об обстановке, в которой проте-
кало детство Джордано Бруно, дает «Изгнание торжествую-
щего зверя» (третья часть первого диалога), где Бруно в беседе
Меркурия и Софии сатирически изображает нелепости учения
о божественном промысле.
«Меркурий. — ...Тотчас (Юпитер. — В. Р.) стал приказы-
вать (таков у нас на небе новый порядок), чтобы я собственной
своей рукой записал все, чему надлежит свершиться сегодня
на земле.
София.—Расскажи мне, пожалуйста, что-нибудь об этих
делах, ибо ты разжег мое любопытство.
Меркурий. — Он повелел: пусть сегодня в полдень у
огородника Францино созреют две дыни, но сорвать их можно
будет только через три дня, когда они будут годны для еды.
Пусть в то же самое время в саду, находящемся у под-
ножия горы Чикала и принадлежащем Джованни Бруно,
30 плодов жужубового дерева соберут во-время, 17 будут сбро-
шены ветром на землю, 15 изъедены червями.
Пусть жена Альбанцио, Васта, намереваясь подвить себе
волосы на висках, перегреет щипцы и спалит 57 волосков, но
головы не обожжет. Почуяв запах гари, она на сей раз терпеливо
перенесет все, не проклиная меня.
;и>
Пусть у этой же Васты в помете ее быка родятся 252 улитки,
14 из них затопчет и задавит насмерть Альбанцио; 26 погибнут,
опрокинувшись на спину; 22 поселятся в хлеву; 80 совершат
путешествие по двору; 42 переселятся в виноградник, располо-
женный у ворот; 16 потащат свои раковины, куда им заблагорас-
судится и где им покажется удобнее, остальные разбредутся
наудачу.
Когда Лаурениа начнет причесываться, пусть у нее выпа-
дет 17 волосинок и 13 будут вырваны. Но за три дня снова
отрастут десять, а остальные семь уже никогда не вырастут.
Пусть собака Антонио Саволино принесет пять щенят. Из них
трое доживут до предела своей жизни. Два будут выброшены.
Причем из трех оставшихся в живых, один пойдет в мать,
другой будет неопределенным, а третий — отчасти в отца,
отчасти — в пса, принадлежащего Полидоро. . .» \
«София. — Как много времени потребовалось тебе, чтобы
рассказать о четырех мелочах из бесконечного множества
событий, происходивших одновременно в маленьком поселке,
где находятся четыре или пять не слишком великолепных
домиков. А что, если бы тебе пришлось давать отчет о собы-
тиях, имевших место в тот же час в городке, расположенном
у подножия горы Чикала? . . .» 1 2.
Из списков очагов округа города Иолы, составленных
для податных целей и найденных биографом Бруно Фьорен-
тино в архивах этого города, видно, что большинство имен
в речи, вложенной в уста Меркурия, не вымышлены, а соответ-
ствуют именам, значащимся в этих списках. Джордано Бруно
называет фамилии своих земляков: земледельцев, ремеслен-
ников, трактирщиков.
Как сообщил Джордано Бруно инквизиторам в Венеции,
его отец служил в армии. Документы подтверждают, что Джо-
ванни Бруно действительно был знаменосцем, по-итальянски
«альфьеро», в одном из конных полков Неаполя, куда прини-
мали только дворян, и получал в среднем 60 дукатов 3 в год
(в то время оплата низшего чиновника в Риме составляла
200—300 дукатов в год).
В латинском трактате «Печать печатей» Джордано Бруно
приводит эпизод из своего раннего детства: «Был случай,
когда я лежал в комнате один в пеленках и вследствие душев-
ного потрясения, вызванного страхом при виде громадной
1 Giordano Bruno. Opere italiane, т. II, стр. 72—-73.
2 Там же, стр. 77—78.
3 Дукат — золотая монета, появившаяся в Италии в XIII веке
и получившая название от слова ducatus (в средневековой латыни —
княжество), взятого из помещенной на ней надписи. Содержал около
3,5 грамма золота.
37
старой змеи, выползшей из щели в стене дома, вполне отчет-
ливо позвал отца, находившегося в соседней комнате. Он при-
бежал с другими домашними, схватил палку п начал бороться
со змеей, ругаясь в гневе. Я не поверил бы, что мог понять
его, как и других, говоривших о своей тревоге за меня. Но по
истечении многих лет я, словно пробудившись от сна, напомнил
родителям, к их большому изумлению, об этом происшествии,
совершенно позабытом ими» х.
Щель в стене деревенского домика, о которой говорится
в приведенном тексте, свидетельствует о большой бедности
семьи Бруно.
Ребенок был предоставлен самому себе. Он счастливо из-
бежал церковной школы, в которой дети годами подвергались
моральным и физическим истязаниям. Он учился, наблюдая
жизнь.
О своем раннем детстве Джордано Бруно всегда вспоминал
с любовью и нежностью. Он страстно любил свою родину.
«Италия, Неаполь, Нола] Страна, благословенная небом,
глава и десница земного шара, правительница и победитель-
ница других поколений, ты всегда представлялась мне матерью
и наставницей добродетелей, наук и человеческого развития», —
восклицает он.
Джордано Бруно рассказывает, что, когда он был маль-
чиком, ему казалось, будто за Везувием, вершина которого
видна с горы Чикала, ничего не существует, словно там кон-
чается мир.
Детские впечатления Джордано Бруно ярче всего пере-
даны в его философской поэме «О безмерном и бесчисленном»1 2.
Он вспоминает, как радовался весне, когда был ребенком.
С вершины горы Чикала открывались сияющие дали, ярко и
радостно зеленеющие просторы Кампаньи, покрытой цвету-
щими садами. Виноградники сверкали изумрудной зеленью,
благоухали цветы.
Отец Джордано сказал ему как-то:
— Взгляни на юг. Там — наш родной Везувий. Он — наш
защитник и покровитель. Если ты пойдешь туда, возможно,
тебе захочется там остаться.
Мальчик поглядел в сторону Везувия. Перед ним откры-
лась громада горы, заслонявшей горизонт. Острые зубья хребта
врезались в небо. Везувий возвышался над всем миром, окутан-
ный мрачным дымом. Мальчик разочарованно отвернулся.
1 .lordanus Brunus. Opera latino conscripta, т. II, ч. II, Floren-
tiae, 1890, стр. 184—185.
2 Там же, т. I, ч. II, стр. 313—315. — Перевод этого места, как и
других отрывков из философских поэм Джордано Бруно, мы даем сво-
бодный.
38
- Какой печальный и дикий вид! Как сурова, угрюма и
зловеща эта громада! На склонах Везувия не видно ни деревьев,
ни цветущих садов.
Отец с улыбкой сказал:
— И все же Везувий родной нам. Он расположен к нам и
желает нам добра. Взгляни, не отворачивайся. Он не причинит
нам ничего дурного.
Однажды отец с сыном совершили прогулку к вулкану.
Как изменилась картина Везувия, когда они приблизились
к нему! Здесь тоже были великолепные виноградники, цвету-
щие сады. Мальчик задумчиво глядел на открывшийся перед
ним вид. Он припоминал все известные ему растения и убе-
дился, что па склонах Везувия они растут еще более пышно,
чем на горе Чикала.
Отец сказал ему:
— Везувий прекраснее нашей Чикалы. «Счастливая Кам-
панья» называет его своим отцом. Его огромное тело — щит,
ограждающий нас от ветров. Теперь обернись и скажи, какой
тебе кажется на расстоянии Чикала.
Мальчик, к своему изумлению, увидел, что цветущая гора
издали кажется такой же суровой, мрачной и бесплодной, как
Везувий.
«Так родители учили меня, ребенка, прежде всего сомне-
ваться и понимать, что расстояние меняет вид предметов, хотя
сущность их от этого не изменяется и отовсюду открывается
величие вселенной»,—-говорит Джордано Бруно.
Внимание ребенка привлекало дымное облако над верши-
ной Везувия и горячие источники, бившие из-под земли. Во
многих местах, как не раз отмечает в своих произведениях
Джордано Бруно, наблюдалась деятельность подземного огня,
свидетельствующая о том, что земля согревается не только
небесным теплом солнца, но и подземным огнем. В Кастелла-
маре и Вайях били горячие и теплые минеральные ключи,
из-под земли выходили серные источники или газ, как в знаме-
нитой Собачьей пещере вблизи Неаполя.
Джордано Бруно рассказывал впоследствии в своих ла-
тинских поэмах, что природа его родины казалась ему соз-
данной действием огня. Всюду он видел подземные силы,
вызванные к жизни огнем: вулканы, серные источники,
струи лавы, клокочущей под землей или застывшей на ее по-
верхности.
В четырнадцатой главе шестой книги поэмы «О безмерном
и бесчисленном» он говорит, что «огонь есть субстанция всего
существующего» и «не отличается от субстанции жизненного
духа», ибо светит и пылает, когда соединяется с разными веще-
ствами.
39
Чтобы лояслить это положение, он пишет о своей родине:
жизнь создают семена огня, отовсюду он загорается, сверкает
и отовсюду рассеивается; отсюда возникли Термы1, отсюда
горячие ключи, отсюда соленые проливы, отсюда серные горы;
отсюда горькая горная смола, отсюда открывается запутан-
ный ход в Стигийский Авери, отсюда крутая Сицилийская
Этна, знаменитая своими ущельями.
В воспоминаниях детства Джордано Бруно чаще всего упо-
минает небо своей родины. О море он никогда не говорит.
Повидимому, оно не привлекало его внимания. Ясное звездное
небо с его тайнами больше всего поражало воображение
ребенка.
В поэме «О тройном наименьшем и об измерении» Бруно рас-
сказывает, что в детстве он любил наблюдать звезды. Как-то
ночью он увидел летящий в небе огненный шар (болид), показав-
шийся ему вестником других миров.
На развитие ребенка влияли факты и легенды, связанные
с историей Нолы.
Предание говорит, что в этих местах жили феаки 1 2, которых
посетил во время своих странствий Одиссей. Прибрежный
остров Искья (юго-западнее Неаполя) отождествлялся с гоме-
ровским островом Цирцеи. В древней Греции господствовал
культ обожествленного фессалийского царя Евмела; согласно
преданию, дочь его Сирена Партенопа бросилась в море, когда
ее покинул Одиссей. В том месте, где волны выбросили ее
тело, был воздвигнут храм. Вот почему в своих произведе-
ниях Бруно иногда называет Неаполитанскую область Парте-
нопейским царством.
Видимо под влиянием этой легенды Бруно назвал одно
из своих первых произведений «Песнь Цирцеи».
В XVI веке в Неаполитанской области еще сохранялись
следы древней культуры — развалины старинных крепостей,
храмов, дворцов, гробниц. Они были окутаны поэтической
дымкой легенд и сказаний.
Развалины храмов, часовен и келий отшельников служили
предметом поклонения. Вера в злых демонов так переплелась
с верой в добрых святых, что трудно было отличить, где кон-
чается культ местных гениев, унаследованный от античного
мира, и где начинается почитание христианских святых.
Наиболее поразительным примером влияния язычества на
христианский культ в «Счастливой Кампаньи» является превра-
щение римского поэта Вергилия в святого. Некогда Кампанья
1 Город в Сицилии.
2 Мифический народ, по верованиям древних греков обитавший
на «краю света».
40
выла любимым местом отдыха и развлечений древнеримской'
знати. Здесь бывал также и Вергилий.
Четвертая эклога Вергилия была объявлена сивиллиным
пророчеством о Христе1. Вергилий был включен в число про-
роков; он стал типичным феодальным святым, окруженным
легендами.
Во времена Бруно, в XVI веке, «Счастливая Кампанья»
<»ще считалась страной великих магических тайн. Немецкий
поэт Вольфрам фон Эшенбах (1170—1220) в поэме «Парси-
фаль» говорит, что волшебник Клинзор был родом из Терра ди
Лаворо и считал себя наследником магического искусства?
Вергилия.
В Ноле существовала легенда, что где-то под землей нахо-
дится гробница с телом Вергилия. Если гробница будет осквер-
нена и тело мага потревожено, то разразится великая буря и
настанет конец света.
Литературно-философская традиция сделала Вергилия
преемником Пифагора и Плотина, выразителем их идей. Это
имеет существенное значение для оценки той роли, которую-
играет «Энеида» в произведениях Джордано Бруно; он часто
ссылается на тексты «Энеиды» для подтверждения мысли, что
душа мира наполняет материальную вселенную.
Библиотекарь Гильом Котен1 2, записавший свои беседы
с Джордано Бруно во время его пребывания в Париже зимой
1585/86 года, сообщает любопытную подробность. Как-то он
спросил у Бруно, какому святому посвящен собор в Ноле, и
получил ответ, что патроном города считается св. Феличе. На
самом деле в Ноле находился собор успения богородицы и в нем
имелся только придел Феличе. Однако в народных представле-
ниях св. Феличе был патроном города и чудотворцем. Суеверное
население этой местности почитало Полянского Феличе как
божество, охранявшее их от извержений Везувия. Легендарные
жития приписывали ему владычество над подземными силами.
.Легенды, сотканные церковниками вокруг имени Феличе, были
1 Сивиллы — пророчицы в античной мифологии, обладавшие способ-
ностью предугадывать судьбу, — считались сверхчеловеческими суще-
ствами. «Сивиллины книги» были распространены в Римской империи
в первые века христианской эры. Они исходили от иудеев, а позднее —
от христиан. Некоторые христианские апологеты даже включили сивилл
в число святых.
2 Гильом Котен — библиотекарь аббатства Сен-Виктор в Париже.
Он встречался со многими учеными и вступал в разговоры с посетите-
лями библиотеки, а потом заносил в свой дневник все, что ему казалось-
достойным внимания. Дневники библиотекаря Котена были открыты
французским историком Люсьеном Орей. Эти отрывки относятся к 1585 —
1586 годам, т. е. ко времени пребывания Джордано Бруно в Париже.
Впоследствии Люсьен Орей опубликовал их в «Мemoires de la societe-
de 1’histoire de Paris», т. XXVII, 1900.
-14
широко распространены. Джордано Бруно слышал их мальчиком
в Поле, читал о них в «Золотой легенде» Якова Ворагина1. Одно-
временно св. Феличе считался хранителем клятв-. Ежегодно
14 января в Ноле происходила большая ярмарка. К этому дню
церковники приурочили поминание св. Феличе. Согласно обы-
чаю, который ввели местные монахи, все коммерческие сделки
на ярмарках заключались над его гробницей и скреплялись
надлежащими клятвами.
Джордано Бруно принадлежал к числу исключительно
одаренных людей. Он отличался поразительной наблюдатель-
ностью, уменьем сопоставлять явления, делать выводы и
строить широкие обобщения. Однажды зароненное впечатление
не исчезало из его памяти. Спустя много лет старые воспоми-
нания становились материалом для обобщений, по-иному,
по-новому осмысливались и служили для философских выводов.
Повидимому, уже в детстве Джордано Бруно начал крити-
чески относиться к верованиям жителей родного поселка.
Обрядовая религиозность мелких землевладельцев, садоводов,
виноградарей, трактирщиков, ремесленников, деревенских
попов, монахов возбуждала насмешливый скептицизм пытли-
вого ребенка. Примитивная, почти слепая вера крестьян
питалась страхами перед покойниками, злыми духами, гроз-
ными святыми, «небесными знамениями» и иными суевериями.
В произведениях Джордано Бруно рассеяны остроумные анек-
доты, используемые им для характеристики невежества цер-
ковников. Эти анекдоты имеют своим источником впечатле-
ния детства и юности.
Глубокий застой и разложение господствовали во всей
церковной жизни Ноланской округи. Полуразрушенные церкви,
затянутые паутиной алтари, запущенные кладбища, монастыри
августинцев и францисканцев, обленившееся жадное духовен-
ство, бродячие монахи, механическое выполнение религиозных
обрядов, традиции и обычаи, идущие от самой отдаленной
древности, нелепые поверья, бессмысленные легенды и жития
святых — все это, несомненно, возмущало одаренного мальчика,
вызывало протест, настраивало на скептический лад.
Механическое исполнение церковных обрядов жителями
Нолы Бруно изображает в комедии «Подсвечник» 1 2.
Его дядя по матери Шипионе Саволино имел обыкновение,
приходя к духовнику отцу Паолино в страстной четверг, гово-
рить: «Помнишь мои грехи, в которых я исповедывался в про-
1 Сборник житий, составленный доминиканским монахом Яковом
Ворагином под названием «Золотая легенда», переполнен двусмыслен-
ностями и скабрезными анекдотами.
2 Giordano Bruno. Opere italiane, т. III.
42
»iuit>M году? Вот они». Па это священник отвечал: «Помнишь мое
прошлогоднее отпущение? Вот оно. Иди и больше не греши».
Поэтическое восприятие сущего, столь характерное для
Джордано Бруно, объясняется обстановкой, в которой проте-
кали ранние годы его жизни. Еще в детстве он познакомился
< поэзией, которая вдохновила его на страстные дерзания.
Он часто упоминает в своих произведениях имя поэта Ло-
ки । и ко Тансилло 1.
В книге «О героическом энтузиазме» Бруно отводит
Гансилло почетную роль, делая его участником диалогов. Бруно
вкладывает в его уста свои идеи и приводит многие его сонеты,
часто даже не называя имени автора.
Некоторые сонеты Джордано Бруно свидетельствуют о том,
что Тансилло оказывал на него большое влияние, хотя мысли
Гансилло приобретают у Бруно новое и более глубокое зву-
чание.
В третьем диалоге первой части книги «О героическом
птузиазме» Бруно говорит устами Чикады:
«— Нет сомнения, что лучше достойная и героическая
мерть, чем недостойный и подлый триумф.
Тансилло отвечает:
«—-В связи с этим я написал следующий сонет:
Когда свободно крылья я расправил,
Тем выше понесло меня волной,
Чем шире веял ветер надо мной;
Так дол презрев, я ввысь полет направил.
Дедалов сын небес не обесславил
Паденьем; мчусь я той ясе вышиной!
Пускай паду, как он: конец иной
Не нужен мне, — не я ль отвагу славил?
Но голос сердца слышу в вышине:
«Куда, безумец, мчимся мы? Дерзанье
Нам принесет в расплату лишь страдапье...»
А я: «С небес не страшно падать мне!
Лечу сквозь тучи и умру спокойно,
Раз смертью рок венчает путь достойный...»1 2
Уже в раннем возрасте в сердце Джордано Бруно зрели
мужество, готовность бороться, перенести страдания и, если
будет нужно, умереть героически и бестрепетно. Под влия-
нием детских впечатлений Филиппа Бруно вырабатывалось
мировоззрение Джордано Бруно
1 Лодовико Тансилло (1510—1568) родился в Вепозе, вблизи Нолы.
Он происходил из дворянской семьи и долго служил в армии. Биографы
Джордано Бруно считают его другом и соратником Джованни Бруно.
Гансилло принадлежат книги: «Сборщики винограда», «Слеза св. Петра»
л др.
2 Дж. Бруно. О героическом энтузиазме, стр. 62.
43
Сонет Тансилло вдохновил Бруно, и под его влиянием
он написал свое лучшее поэтическое произведение, помещен-
ное в диалогах «О бесконечности, вселенной и мирах».
Кто дух зажёг, кто дал мне лёгкость крылий?
Кто устранил страх смерти или рока?
Кто цепь разбил, кто распахнул широко
Врата, что лишь немногие открыли?
Века ль, года, недели, дни ль, часы ли
(Твое оружье, время!) — их потока
Алмаз и сталь не сдержат, но жестокой
Отныне их я не подвластен силе.
Отсюда ввысь стремлюсь я, полон веры,
Кристалл небес мне не преграда боле,
Рассекши их, подъемлюсь в бесконечность.
И между тем как всё в другие сферы
Я проникаю сквозь эфира поле,
Внизу — другим — я оставляю Млечность *.
Мир вставал перед ребенком не в религиозном свете, а как
манящая тайна природы.
1 Джордано Бруно. Диалоги, стр. 302.
Глава II
НЕАПОЛЬ
(1559—1565)
Годы ученья Бруно. Первое знакомство с учением Коперника.
Гуманисты Неаполя. Влияние на Бруно Бернардино
Телезия
Из деревенской тишины предместья маленького провин-
циального городка Джордано Бруно попал в шумный большой
город, игравший в судьбах Италии немалую роль: в 1558 или
1559 году Бруно переехал в Неаполь.
В рассказах современников сохранились воспоминания
о пестроте и своеобразии неаполитанских улиц. Среди домов
на главной улице встречались самые разнообразные здания.
Здесь — часовня с «чудотворными мощами», куда монахи
неустанно зазывают верующих. Рядом — лавка купца, кото-
рый, стоя на пороге, жестами приглашает покупателей. Далее,
в одном ряду церковь Марии Лореттской, лавка и мастерская
конской сбруи. Монастыри перемежаются харчевнями и пу-
бличными домами. У ворот церквей толпятся профессиональ-
ные нищие, монахи всех орденов и торговцы святым товаром,
амулетами и мощами.
С 1504 года Неаполитанское королевство попало под власть
Испании и стало одним из важнейших оплотов испанской
монархии. Богатая область снабжала Испанию хлебом, воен-
ные порты Южной Италии служили базой для борьбы с тур-
ками, многочисленное дворянство было резервом испанской
армии. Прекрасный климат Южной Италии и богатство при-
роды побуждали дворянство поселяться в Неаполе.
Испанское правительство облагало податями только дво-
рянство, которое должно было, в свою очередь, собирать на-
логи с крестьян. Постепенно дворянство превратилось в па-
разитический класс. Выжав из подвластного населения деньги
и уплатив налоги испанской короне, дворяне прожигали
45
жизнь в Неаполе. Промотавшись, оии уез/кали в деревню
и там старались восстановить свое благосостояние грабежом
вассалов.
В одном донесении папе Павлу V говорилось: «Дворяне
предъявляют претензии на различные титулы, и в конце концов
чуть ли не каждый, самый ничтожный дворянин приобрел
титул герцога, князя, маркиза или графа. Для поддержа-
ния титулов необходимо вести широкий образ жизни, и по-
этому дворяне стараются иметь свою резиденцию в Неа-
поле. В результате они запутываются в долгах и вынуж-
дены возвращаться в свои поместья, где грабят кре-
стьян \
Владычество испанцев в Южной Италии опиралось главным
образом на военную силу. Крепость Санто-Эльмо в Неаполе
была построена для того, чтобы держать город под дулами
пушек. Полки конных жандармов грозили непокорным и боро-
лись с так называемыми «бандитти» и «фуорушити» 1 2. Дви-
жение среди угнетенных слоев населения папской области
выражалось в постоянных выступлениях бесправных и обез-
доленных подданных «святейшего» папы. «Фуорушити» назы-
вали людей, преследуемых законом, а «бандитти» дворяне
называли крестьян, разоренных сборщиками податей и бежав-
ших в леса.
Джордано Бруно начал учиться в Неаполе в частной гума-
нистической школе, где провел шесть лет.
Годы учения в Неаполе освещены в его показаниях вене-
цианской инквизиции. Оп говорит, что изучал гуманистические
науки, логику и диалектику, слушал лекции и брал частные
уроки логики у Теофило да Вайраио, который преподавал
разные предметы.
«Добавил к допросу: — Мой возраст около со-
рока четырех лет (1592 год. — В. Р.). Я родился, как мне это
известно от родных, в 48-м году. Обучался в Неаполе литера-
туре, логике и диалектике до четырнадцати лет (на самом деле
до 17 лет. — В. Р.), а также посещал публичные чтения
некоего лица, называвшего себя уроженцем Салерно 3, и част-
ным образом брал уроки логики у отца августинца по имени
1 L. Rank е. Fiirsten und Volker von Slid Europa im XVI—
XVIII Jahrbundert, т. I. Berlin, 1837, стр. 239.
2 «Фуорушито» (um.) — букв, «изгнанник».
8 Учитель-салернец, о котором говорит Бруно, — Джироламо Бал-
дуин. Он издал несколько книг по философии, в том числе изложение
учения Аверроэса. Его публичные чтения в Неаполе привлекали много
слушателей. Он излагал философию ясно и просто, давал много сведе-
ний об античных мыслителях. Написанные им учебники неоднократно-
переиздавались.
46
Д^ордано БРуно
Теофило да Вайрано 1, позже преподававшего метафизику
н Риме» 2.
Можно предположить, что еще до поступления в мона-
стырь Джордано Бруно не только прошел курс светского
обучения, но и читал запрещенные книги, был знаком с неапо-
литанскими учеными, посещал их лекции, слушал диспуты,
изучал новые книги по естествознанию, в том числе книгу
Коперника «О круговращениях небесных тел».
В поэме Джордано Бруно «О безмерном и бесчисленном»
и предпоследней главе третьей книги первые строки посвя-
щены Копернику: «Взываю к тебе, прославленный своим
достойным изумления умом, гениальности которого не кос-
нулся позор невежественного века и чей голос не был заглу-
шен шумным ропотом глупцов, о благородный Коперник,
великие произведения которого волновали мой ум в нежном
возрасте. . . И когда тысячи доводов освятили истинное сужде-
ние и легко была раскрыта природа, тогда только познание
дало мне возможность воспринять твой гений и призпать-
। ною правоту. Я понял, что тебе доступен смысл Тимея,
Гегесия, Никета и Пифагора. И ты уже не только отрицал,
что Земля находится в середине, — это и другие могли видеть
еще значительно раньше, — но утверждал и то, что она несется
в годовом кругообороте вокруг Солнца и уже не остается места
для этих семи концентрических сфер. Она стремительно вра-
щается также вокруг своего собственного центра, и это движе-
ние внушает обманчивое представление о мировом движении,
а отсюда возникает представление о множестве вращающихся
сфер, открытых научным познанием.
Удивительно, о Коперник, что при такой слепоте нашего
века, когда погашен весь свет философии, . . . ты смог по-
лниться и гораздо смелее возвестить то, что приглушенным
голосом в предшествующий век возвещал Николай Кузанский
в книге «Об ученом незнании»» s.
В жизни народных масс Неаполя религия занимала огром-
ное место, главным образом в форме церковных празднеств,
пышных церемоний, процессий, почитания мощей и реликвий.
Джордано Бруно в своих произведениях неоднократно под-
вергает жестокой критике религиозные обряды, которые он
наблюдал в Неаполе.
1 О Теофило да Вайрано Бруно сохранил теплые воспоминания.
Это был преподаватель по всем предметам в учебном заведении для под-
ростков. До приезда в Неаполь он жил во Флоренции.
2 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма». М., 1950, стр. 335.
В тексты переводов, принадлежащих В. С. Рожицыну и опублико-
ванных в этом сборнике, внесены уточнения.
3 Jordanus Brun u s. Opera latine conscripta, т. I, ч. I,
стр. 380—381.
47
В комедии «Подсвечник» Бруно рассказывает о реликвиях,
бывших в ходу в Неаполе.
Монахи торговали костями св. Пьянториса, водой, выте-
кавшей из руки св. Андрея, водой из лужи у мощей св. Петра-
мученика — «сладчайшей, чистейшей, прозрачнейшей, целеб-
нейшей из всех вод».
В особенности любопытен «agnus dei», или «агнец божий».
Так назывались амулеты, щедро раздававшиеся римским папой
но торжественным дням. На пасху 1566 года папа освятил
75 ящиков «агнус деи» и нажил на них 3 тысячи дукатов.
Папа Урбан V писал, что «агнус деи» отвращает удары грома,
очищает от всех грехов, предупреждает пожары и успока-
ивает бурю на море.
В Неаполе, как и в Ноле, были широко распространены
суеверия.
Главной святыней Неаполя считался сосуд с кровью
св. Вергилия, которая якобы имела свойство кипеть при на-
ступлении опасности и отвращать ее от города. Это чудо было
скомпрометировано во время осады города войсками герман-
ского императора Генриха VI Гогенштауфена (1165—1197).
В конце XV века неаполитанское духовенство возродило
«чудо» кипения крови, но эту роль стал играть сосуд с так
называемой кровью св. Януария.
Вольтер в своем «Опыте о нравах» говорит, что верования
Неаполя издавна служили предметом насмешек и вызывали
изумление путешественников. «Многие протестанты, после того
как они насладились прелестями пребывания в Неаполе, с из-
девкой рассказывали о трех чудесах, происходивших в опре-
деленные дни в этом городе, когда кровь св. Януария, св.
Иоанна Крестителя и св. Стефана, сохраняемая в бутылках,
закипала, как только ее подносили к их головам. Эти проте-
станты обвиняли церковные власти в том, что они приписывают
богу бесполезные чудеса. Ученый и мудрый Аддисон заявил,
что ему никогда не приходилось видеть более грубого шарла-
танства» 2.
С середины XIV века в Италии стало расти и шириться
культурное движение, приведшее к расцвету литературы,
искусства, науки. С ростом этого движения сильно пошатнулся
и авторитет церкви.
Передовые мыслители того времени все больше интересо-
вались реальной жизнью, в центре их внимания — действенная
человеческая личность, которую породили новые общественные
условия. Новое направление культуры получило название
«гуманизма».
1 Voltaite. Oeuvres completes, т. XIX. 1784, стр. 225—226.
48
Я человек,
Не чуждо человеческое мне ничто, —
это изречение латинского поэта Теренция 1 стало лозунгом
гуманистов. Итальянские гуманисты боролись за освобождение
личности от гнета христианско-аскетической морали, разобла-
чали лицемерие монашества, выступали против церковного
мировоззрения.
Одним из наиболее выдающихся гуманистов Неаполя в ту
пору был Лоренцо Валла (1407—1457), на произведениях
которого учился Эразм Роттердамский.
Известность Лоренцо Валла создал его диалог «О насла-
ждении как истинном благе», вышедший в Павии в 1431 году.
Валла изображает группу гуманистов, собиравшихся в одном
загородном поместье и беседовавших о философских предметах.
В беседе участвует сам Лоренцо Валла, популярнейший гума-
нист того времени Антонио Панормита и др. Один из них
излагает взгляды стоиков, другой высказывается в защиту эпи-
куреизма. Апология философии Эпикура отчетливо выражена
в этих диалогах; но для отвода глаз и защиты от инквизиции
Лоренцо Валла ввел еще один персонаж, вложив в его уста
оправдание христианства в официальном церковном духе,
однако это не ввело в заблуждение его современников и они
удивлялись, как кардинал Николай Кузанский мог рекомендо-
вать в 1450 году на пост чиновника римской курии Валлу,
который осуждал физику Аристотеля, разрушал религию,
исповедовал еретические идеи и презирал Библию.
Еще более открыто Лоренцо Валла нападал на церковни-
ков в диалогах «Об обетах духовенства». Он утверждал в них,
что, где бы ни замышлялась подлость, дело не обойдется без
церковников. Церковники, по его словам, не приносят обще-
ству ничего, кроме вреда.
Знаменитый трактат Лоренцо Валла «О даре Константина»
(1440) разоблачает подложность грамоты, якобы выданной
папам императором Константином, и доказывает несостоятель-
ность претензий пап на «наследие св. Петра», в состав кото-
рого включался и Неаноль.
Другим выдающимся представителем гуманизма в Неаполе
был поэт Джовиано Понтано (1426—1503). Заслугой Понтано
было создание академии Понтаньяна, послужившей образцом
для ряда других неаполитанских академий 1 2 * 4.
1 Теренций Публий (ок. 185—159 до н. э.), римский драматург,
происходил из Северной Африки, почему и получил прозвище Ater (Афри-
канец). В эпоху Возрождения и классицизма произведения Теренция
были образцом комедийного жанра.
2 Философское просвещение и передовая наука того времени рас-
пространялись в Италии через академии — «вольные общества». Их
создавали крупные ученые, вокруг которых объединялись последователи.
4 В. С. Рожицын
49
К числу старших современников Джордано Бруно принад-
лежит Джамбатиста делла Порта (1541—1615), в 1560 году
ставший во главе академии «Тайн природы».
Джамбатиста делла Порта происходил из знатной и богатой
семьи, имевшей большое влияние в Неаполе. Это не спасло
его от преследований. Он был вызван римской инквизицией
в связи с поступившим на него доносом и обвинением в заня-
тиях тайной магией. Порта не был арестован, но собрания
академии «Тайн природы» в его доме были запрещены. Однако
Порта не прекратил своей деятельности, приняв участие
в организации академии «Праздных». В члены созданной им
академии могли вступать только те, кто сделал какое-нибудь
открытие в изучении природы.
Порта много сделал для развития физических наук. Его
главный труд «Естественная магия», вышедший в 1589 г.,
представляет собою собрание исследований по самым разно-
образным вопросам оптики, механики, химии.
Изучая человека, Порта установил принцип, прямо про-
тивоположный схоластической науке. Чтобы познать чело-
века, указывал он, надо начинать с его тела, а не с духа.
Надо рассечь труп, изучить его, выяснить строение органов.
Такого рода исследование откроет тайну естественного строе-
ния человека, покажет, какая деятельность происходит в его
теле и как душа животного превращается в чувствующую и
мыслящую душу человека.
В молодости Порта совершил путешествие по Испании,
Франции и Италии.
Всюду он заводил знакомства с замечательными людьми,
посещал великих мастеров, знакомился с тайнами их искус-
ства, с их изобретениями, стараясь связать исследование при-
роды с техникой.
При академии «Праздных» в Неаполе Порта устроил кунст-
камеру, где расположил без определенной, впрочем, системы и
последовательности всевозможные курьезы, созданные при-
родой и человеческой техникой, которые ему удалось собрать
во время путешествия и приобрести у моряков, прибывавших
из разных стран.
Не подлежит сомнению, что Порта встречал Джордано
Бруно.
Во введении к книге «Искусство памяти», изданной Порта
в 1602 году, имеется упоминание о его знакомстве в Неа-
поле с человеком, обладавшим исключительной памятью.
Этот человек мог читать наизусть до тысячи стихов, с конца,
с начала или с любой строки. Прослушав один раз какого-
нибудь оратора или поэта, он повторял потом их слова
с такой легкостью, словно сам сочинил их. Он мог дикто-
50
нать тексты на разных языках с такой быстротой, что перо
едва поспевало за его словами. Порта замечает, что его зна-
комый достиг своего искусства не природными способностями,
не магическими средствами, а при помощи «искусственной
памяти».
Феноменальной памятью могли, конечно, обладать и дру-
гие люди; но Порта в данном случае не называет'имени потому,
что оно принадлежало лицу, осужденному инквизицией.
Воспоминание Порта о Бруно подтверждает, что юноша
общался с неаполитанскими гуманистами, под влиянием кото-
рых формировались его взгляды.
В ту пору в Неаполе существовала еще одна академия,
члены которой называли себя «упорными», — знаменитая Ко-
зентинская академия, созданная Бернардино Телезием.
Это был расцвет деятельности Бернардино Телезия. Джор-
дано Бруно, несомненно, был знаком с^ним не только по
книгам.•
В диалогах «О причине, начале и едином» Бруно дает
оценку противникам аристотелевско-схоластической мудрости.
Он говорит устами одного из персонажей — Гервазия: «Пораз-
мыслите же, какую пользу принесли двое подобных людей, из
которых один — французский архипедант, написавший Школу
свободных искусств и Замечания против Аристотеля, а дру-
гой — педантское дерьмо, итальянец, перемаравший столько
тетрадей своими перипатетическими дискуссиями. Как каждый
легко видит, первый красноречиво показывает, что он не слиш-
ком мудр, второй же, говоря просто, показывает, что в нем
много от животного и от осла. О первом мы все же можем
сказать, что он понял Аристотеля, но понял его плохо, и если бы
он его понял хорошо, то, быть может, он бы сообразил повести
против него почетную войну, как это сделал рассудительнейший
Телезий Козенцский. О втором мы можем сказать, что он его
не понял ни плохо, ни хорошо, но что его читал и перечив
тывал, толковал, разбирал и сопоставлял с тысячею других
греческих авторов, его друзей и врагов; и в конце концов
была произведена величайшая работа, не только без всякой
пользы, но также с величайшим убытком; так что желающий
увидеть, в какую бездну глупости и высокомерного тщеславия
погружает педантский обычай, пусть рассмотрит эту его
книгу» Ч
Из приведенного отрывка видно, что Джордано Бруно
говорит о трех направлениях философии, ведущих борьбу
против перипатетизма, главными представителями которых
1 Джордано Бруно. Диалоги, стр. 225. , ,
4* ,61
являлись Раме1, Латрицци1 2 и Телезий. В восторженном
отзыве Джордано Бруно о Бернардино Телезии чувствуется
искренняя любовь последователя, гордящегося тем, что он идет
по стопам учителя.
Бернардино Телезий родился в 1508 году в г. Козенце
Неаполитанской области.
В 1525 году Телезий переехал в Рим. В 1527 году, когда
ландскнехты императора Карла V под командованием герцога
Карла Бурбонского взяли Рим, разграбили его и подвергли
страшному опустошению, вместе со многими другими Телезий
был посажен в тюрьму, откуда выпускали лишь при условии
крупного выкупа. В ужасной тюремной обстановке он нахо-
дился *два месяца. Его спас земляк Бернардино Марти-
риани, позже — тайный советник Карла V. Телезий пере-
ехал в Падую, закончил там образование и начал научную
деятельность. Кроме философии, он занимался математикой
и оптикой.
Падуанская школа породила целую плеяду философов,
восставших против схоластики, против Аристотеля, которые
призывали изучать жизнь, изучать природу, руководствуясь
разумом.
В|Падуе преподавал философию один из крупнейших пред-
ставителей итальянской натурфилософии XVI века Джиро-
ламо Фракасторо (1483—1553). Он был медиком папы Юлия III.
Ему принадлежит первое в истории медипины исследование
о сифилисе. Основной труд Фракасторо — «О контагии и кон-
тагиозных болезнях и лечении» — вышел в свет в 1546 году.
Кроме медицинских работ, Фракасторо опубликовал ряд сочи-
нений по географии, геологии, оптике, астрономии.
В своих астрономических трудах Фракасторо подверг кри-
тике теорию эпициклов 3.
Фракасторо требовал, чтобы философия занималась изуче-
нием природы.
Однако на пути создания нового, естественнонаучного миро-
воззрения стоял как серьезное препятствие авторитет Аристо-
теля, именем которого освящалась схоластика XIII и
XIV веков.
1 Пьер де ла Раме, родившийся в 1515 году и убитый во время резни
гугенотов в 1572 году, издал в 1543 году книгу «Возражения против
диалектики Аристотеля». Другая его работа, о которой упоминает Джор-
дано Бруно в вышеприведенном отрывке, включает ряд книг, выходив-
ших с 1559 года под разными названиями («Геометрия», «Оптика» и др.).
2 Франческо Патрицци (1529—1597) — автор «Перипатетических
дискуссий», «О риторике», «Десять диалогов об истории Венеции» и др.
з Точнее, Фракасторо, пытаясь спасти геоцентрическую систему
мира, возродил сложную систему сфер, обоснованную Евдоксом в начале
IV в. до н. э.
52
В предисловии к книге «О природе вещей согласно ее соб-
ственным основаниям» Телезий писал по этому поводу: «Мне
совершенно непонятно, каким образом столько самых выдаю-
щихся людей, столько народов, даже, можно сказать, почти
несь род человеческий и на протяжении стольких веков чтил
Аристотеля, так глубоко заблуждавшегося в стольких важных
вопросах».
Телезий обратил внимание на то, что представления 'средне-
вековых последователей Аристотеля о природе основаны не на
данных науки, а на чисто логических понятиях и умозаключе-
ниях. Он указал, что материя, признаваемая ими, не та
материя, которая существует в природе, а отвлеченное
понятие.
Телезий был убежден, что новое понимание природы, осно-
ванное на опыте и изучении действительности, должно разра-
батываться совместными усилиями ученых. С этой целью он
основал академию, получившую название Козептинской, или
Козенцской, и затем перенесенную в Неаполь.
К сожалению, нам мало известно о деятельности Козен-
тинской академии в Неаполе, о том, как долго удалось Телезию
защищать ее от преследований инквизиции. Известно только,
что в конце концов академия была закрыта, часть учеников
Телезия арестована. Телезий подвергся преследованиям, вы-
нужден был покинуть Неаполь и бежал в Козенцу. Он умер,
одинокий и преследуемый, в 1588 году.
Через два года в Венеции вышло посмертное собрание его
сочинений, в которое, кроме работы «О природе вещей согласно
ее собственным основаниям», вошли его исследования по част-
ным вопросам естествознания. Издание было выпущено другом
покойного, гуманистом Антонио Персио.
В своей теории познания Телезий доказывал, что разум
развивается на основе ощущений, опыта.
Телезий говорит: «Так как дух воспринимает все вещи,
так как он подвергается их воздействию и приводится ими
в движение, то он воспринимает также внутренним ощущением
их сходство и различие. То, что действует на него одинаково
и постоянно, воспринимается им как одно и то же, утвер-
ждается им как единство. Различным же он считает
то, что воспринимается им и действует на него раз-
лично».
Телезий объясняет познание как результат влияния внеш-
него мира на органы чувств: «Все то, что дух воспринимает
как одинаковое в различных породах камней, видах растений,
животных и людей, он собирает и объединяет, отделяя от того,
что отлично от них. Все это он объявляет единым, дает особое на-
именование и приписывает ему одну и ту же природу. То же,
что он воспринимает по-разному во всех особях данного рода,
он объявляет своеобразным и единичным».
Учение Телезия *о душе страдает исторической ограничен-
ностью, мешавшей многим мыслителям XVI века понять связь
между материальным и духовным.
В книге «О природе вещей» Телезий рассматривает душу,
или дух, как тончайшую материю, порождаемую теплотой
и состоящую из теплоты, или огненной материи. Эта теплота
распространяется при помощи нервов по всему телу, но глав-
ным образом находится в мозгу. Познание основывается на со-
прикосновении духа с материальной средой посредством орга-
нов чувств. Поэтому, как говорит Телезий, «интеллект несрав-
ненно менее совершенен, чем чувства. Критерием истины яв-
ляется опыт».
Впрочем, Телезий, вынужденный, очевидно, пойти на
уступки церкви, включил в свою систему и «сверхдобавочную
форму» — бессмертную душу, созданную богом.
Наиболее замечательна в книге Телезия «О природе вещей»
седьмая глава восьмой книги. Объясняя происхождение вку-
совых, цветовых ощущений, слуха, осязания, обоняния, Теле-
зий создает предпосылки для развития сенсуалистической
теории познания.
Эта книга Телезия способствовала дальнейшему развитию
философии. Джордано Бруно, Фома Кампанелла, Френсис
Бэкон признавали, что они научились у Телезия мыслить
философски.
Основная ;идея Телезия заключается в том, что природу
вещей можно понять, только исходя из ее внутренних сил,
начал и закономерностей. В этом принципе воплощено отри-
цание идеализма, отрицание богословия, отрицание религии.
Сверхъестественное становилось ненужным для философии.
Разрушалось средневековое понимание природы, согласно
которому мертвая громада материального мира, созданного
богом, приводится в движение духовными внешними силами.
Рассказывая о своих злоключениях, помешавших ему со-
здать законченную систему природы, он говорил, что другие
доведут до конца начатое им дело и тогда люди будут все
познавать, чтобы всем овладеть.
Телезий не выступал открыто против церкви и религиозного
мировоззрения, хотя прекрасно сознавал несовместимость
своей философии со средневековым аристотелизмом как основой
схоластики.
Огромное влияние Телезия объясняется тем, что он указал
новый путь развития философии как науки о познании при-
роды. Он сознательно и решительно провозгласил разрыв
с традициями средневековой схоластики, ведя с нею борьбу
Г>1
in; только при помощи логики, но и при помощи естество-
знания.
Телезий полагал, что человек в своем поведении руковод-
ствуется не отвлеченными принципами, вложенными в него
сверхъестественными силами. Высшее благо для него — само-
сохранение. Добродетели или пороки — это лишь средства,
которыми пользуется человек для самосохранения.
В предисловии к книге «О природе вещей» Телезий дал
противопоставление опытной науки и религиозной схоластики.
Он заявил, что будет отвечать лишь на те возражения, которые
опираются на чувственный опыт, и отнесется с полным пре-
небрежением к возражениям, заимствованным из школьной
схоластической логики. Высшим авторитетом он провозгласил
не веру, а природу.
Телезий говорил, что не признает в исследовании никакого
иного руководителя, кроме своих чувств и природы, которая
всегда согласна с самой собою, следует одним и тем же законам.
Но при всем том, учение Телезия о вселенной полностью
сохраняло старое, докоперниковское представление о непо-
движной Земле в центре вселенной. Он признавал два бестелес-
ных начала (тепло и холод) и одно телесное (материю). Тепло
он считал началом движения, холод — началом неподвижности.
Абсолютное тепло и абсолютный холод были для него про-
тивоположностями, существующими в борьбе и единстве. Дви-
жение он объяснял расширением материи под влиянием тепла
и ее сжатием и сокращением под влиянием холода.
Природу в целом Телезий объяснял, исходя из противо-
речия неба и Земли и их стремления преодолеть друг друга.
Эта борьба находит свое выражение в деятельности тепла,
в изменении расположения материи, чередующемся ослаблении
или усилении тепла и холода. Он доказывал, что тепло и холод
представляют собою силы, которые подвергают материю бес-
конечным изменениям.
Как велико было влияние Телезия на Джордано Бруно,
видно из следующего высказывания Бруно в поэме «О безмер-
ном и бесчисленном»: «Солнце и Земля — первые живые
существа, первые виды вещей, образовавшиеся из первых
элементов, заключают в себе архетип всех сложных явлений,
в которых влажные частицы соединяются с сухими. . . То,
чего нельзя увидеть в малом, легко можно заметить в большом;
в целом открывается то, что скрыто в отдельной части. Надо
понимать, что все находится во всем. . . ибо природа все создает
из всего и творит все из глубин материи. . . Надо помнить
о том, что миры, виды, которые находятся в мирах, — расте-
ния, камни, целые животные и их части состоят из одних
и тех же элементов. . . поэтому растения и камни и вся громада
55
Земли состоят из жил, нервов, мяса, костей и такого же жиз-
ненного дыхания, как и мы» Г
Взгляды на природу Телезий излагал в форме полемики
с Аристотелем.
Во всей книге «О природе вещей» нельзя найти ни одного
положения, которое внешне противоречило бы религии. При-
ступая к выяснению какого-нибудь вопроса, он предвари-
тельно оговаривается, что верует так, как приказывает веро-
вать святая церковь. В предисловии к последнему изда-
нию он даже заявил, что берет назад свои слова, которые
окажутся в противоречии с религией, и заранее осуждает и
проклинает их. Он признает, что мир сотворен богом, объяв-
ляет душу бессмертной и вечной. Тем не менее, вскоре после
смерти Телезия инквизиция внесла его сочинения в список
запрещенных книг (правда, с оговоркой: «Впредь до исправ-
ления»),
Телезий был первым итальянским мыслителем XVI века,
создавшим школу, или, как говорили в то время, «философ-
скую секту».
Френсис Бэкон посвятил ему специальный трактат «О нача-
лах и происхождении, согласно басням о влечении и небе,
или о философии Парменида и Телезия, в особенности же
о философии Демокрита, изложенной в виде басни о Купи-
доне», в котором критиковал попытку создать целое, когда '
еще нет научно проверенных основ знания.
Тем не менее, Бэкон высказывал взгляд, что Телезий —
первый из новых философов. Он считал его другом истины,
оказавшим огромные услуги науке; Телезий, по его словам,
исправил многие ошибочные положения.
Фома Кампанелла в автобиографическом повествовании
«О собственных книгах» прекрасно показывает влияние Теле-
зия на мыслителей конца XVI века: «У меня было очень тяжело
на душе, так как мне казалось, что в перипатетических школах
не все является подлинной истиной, а скорее господствует
обманчивая ложь, поэтому по мере того, как я тщательно изу-
чал всех греческих и латинских последователей Аристотеля,
их взгляды возбуждали во мне все больше сомнений, и я
решил, наконец, самостоятельно проверить, могу ли сам прочи-
тать в книге Бытия то, что они утверждают, ибо слыхал от
мудрецов, что книга Бытия есть как бы живая рукопись бога.
Но так как мои учителя не в силах были полностью устра-
нить все сомнения, которые я выдвигал против их теорий,
то я решил, кроме Аристотеля, изучить также все книги Пла-
тона, Плиния, Галена, затем стоиков и сторонников Демо-
1 Jordanus В г u n u s. Opera latine conscripta, т. I, ч. II, стр. 146—147.
56
Крита. В особенности же я изучал Телсзия. Всех их я сопостав-
лял с первичной книгой живого мирового бытия. . . что ка-
сается Телезия, то он нравился мне все больше, частью вслед-
ствие искусства философствовать, частью же потому, что осно-
вывал свое учение исключительно на природе вещей, а не на
авторитете людей».
Джордано Бруно три раза говорит о Телезии в своих кни-
гах. Он, как было уже сказано выше, называет его «рассуди-
тельнейшим Телезием Козенцским» в диалогах «О причине,
начале и едином» и ставит ему в заслугу серьезную и глубокую
критику Аристотеля. Он излагает его положение о влажной
природе огня, которой противопоставляется холодное и сухое
начало земли А В книге «О монаде, числе и фигуре» он приво-
дит доводы Телезия в защиту учения о том, что атомы нахо-
дятся в связи между собою благодаря влажному началу:
«Никакое тело не может иметь соединения частей без воды
и никакой огонь не может существовать или сиять без влаги. . .
В наше время. . . Телезий Козенцский отважился утверждать,
что огонь обладает влажной природой, и доказал это удачней-
шим образом» 1 2.
Однако следует сказать, что при всем пиэтете к Тслезию,
Джордано Бруно не является просто его последователем, он
сделал огромньш шаг вперед по сравнению с Бернардино
Телезием. У Телезия еще сохранилась идея противополож-
ности между небом и землей, в то время как Джордано Бруно
доказывал, что на небесах можно найти то же самое, что на
земле: те же элементы, те же движущие силы, те же законы
природы, те же возможности развития живых существ.
1 См. Джордано Бруно. Диалоги, стр. 213.
2 Jordanus В runus. Opera latine conscripta. т. I, ч. II, стр. 395.
Глава III
МОНАСТЫРЬ
Монашество и духовенство в XVI веке. Распространение
протестантизма. Инквизиция в Неаполе. Преследования
еретиков. Народные волнения в Неаполе
Протоколы венецианской инквизиции 1 осветили важней-
шие этапы монастырской жизни Джордано Бруно. Вот что
говорит сам Бруно об этом периоде своей жизни:
«Четырнадцати или пятнадцати лет я вступил послушником
в орден доминиканцев, в монастырь св. Доминика в Неаполе.
Меня принял тогдашний отец настоятель монастыря по имени
магистр Амброзио Паскуа. По истечении года послушничества
я был допущен им к монашескому обету и, сколько помнится,
со мною вместе обет принял только один послушник.
Затем в надлежащий срок я был рукоположен в сан свя-
щенника и отслужил первую обедню в Кампаньи, в городе
того же королевства (Неаполитанского. — В. Р.), довольно
далеко от Неаполя, и находился там в монастыре того же
ордена, посвященном св. Варфоломею. Состоя в том же доми-
никанском ордене, где получил посвящение, я совершал
обедню и другие службы до 76-го года, будучи в повиновении
у начальствующих лиц этого ордена и монастырских на-
стоятелей» 1 2.
Однако документы, открытые впоследствии, внесли в эти
показания ряд существенных поправок и дополнений.
Свидетельства о монастырской жизни Бруно были найдены
в делах упраздненных монастырей Большого государственного
архива Неаполя. Два документа открыты в «Списке принятых
1 Открытие протоколов венецианской инквизиции связано с рево-
люцией 1848 года. Цезарь Фукар, ученый палеограф, обнаружил про-
токолы в архивах инквизиции и снял с них копии. Через двадцать
лет биографу Джордано Брупо Доменико Берти удалось их опубли-
ковать.
2 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 336.
58
и монашеский сан с 1524 по 1622 год» и один — в «Регистре
провинции с 1555 по 1626 год».
Документ о принятии Бруно в послушники относится
к 15 июня 1565 года. Перед текстом документа написано:
«Погиб ужасной смертью». В конце добавлены слова: «Ныне
покойный».
16 июня 1566 года, через год и один день, согласно мона-
стырским установлениям, Бруно был переведен из послушни-
ков в монахи.
Новые документы не оставляют никаких сомнений в том,
что Бруно до 1576 года находился в Неаполе, учился в школе
монастыря св. Доминика, выезжал в монастырь св. Варфоло-
мея на очень короткий срок, приходским священником не был
и прошел за это время все ступени богословского образования.
Изучение жизни Бруно в монастыре дает возможность
установить, под влиянием чего именно в этот период сложи-
лись основные черты его мировоззрения, враждебного церкви.
Неаполитанское духовенство служило абсолютизму и содей-
ствовало его укреплению. Испанские короли опирались в Ита-
лии не только на военную силу, но пользовались помощью
духовенства, которое воспитывало народ в духе повиновения
захватчикам, и открывали множество новых монастырей,
а в них содержали целую армию покорных служителей рели-
гии, поддерживавших господство Испании.
В первой половине XVI века в неаполитанском духовенстве
происходит глубокое расслоение. Рост золотого обращения,
связанный с ограблением Нового Света испанскими конкви-
стадорами, содействовал обогащению монастырей. В их риз-
ницы и сокровищницы золото полилось рекой. Вклады, дары
(в том числе по завещаниям), приношения, сборы среди верую-
щих — все это расширяло и развивало экономическую базу
монастырей. Монастыри непрерывно умножали свои богатства.
В одном из документов, относящихся к монастырской жизни
Бруно, имя его значится в списке монахов, присутствовавших
на собрании 11 октября 1575 года, на котором было сообщено
о переходе в собственность монастыря большого дома Луки
Антонио стоимостью в тысячу дукатов. Наряду с этим имеются
документы, свидетельствующие, что лишь ничтожные гроши
выдавались Бруно на одежду и пропитание.
«19 мая 1568 г. Джордано Ноланцу, юноше, для покупки
плаща в счет содержания 2 карлина 10 гран.
15 июля (1568) выписано брату Джордано Ноланцу, про-
пускное свидетельство для отъезда в область Ломбардию» *.
1 V. Spampanato. Document! della vita di Giordano Bruno.
Firenze, 1933, стр. 9.
59
О выдаче ему денег на поездку здесь не говорится. Мо-
нахи иногда вынуждены были нищенствовать в дороге, пере-
ходя от одного монастыря к другому. Князья церкви ста-
новились все богаче, рядовое монашество — все беднее.
В труде «Крестьянская война в Германии» Ф. Энгельс,
анализируя положение духовенства в XVI веке, объясняет,
каким образом из среды духовенства выходили враги фео-
дального строя, и доказывает, что в XVI веке, наряду с като-
лической феодальной реакцией и буржуазной реформацией,
была третья сила — плебейская оппозиция города и деревни.
Часть духовенства переходила на сторону народа против
церкви.
«Духовенство, — пишет Энгельс, — распадалось на два со-
вершенно различных класса. Духовная феодальная иерархия
составляла аристократический класс. . .
Плебейская часть духовенства состояла из сельских и город-
ских священников. Они стояли вне феодальной иерархии
церкви и не имели доли в ее богатствах. . . Из их рядов выхо-
дили теоретики и идеологи движения, и многие из них окон-
чили свою жизнь на эшафоте в качестве представителей плебеев
и крестьян» *.
Во второй половине XVI века различие положений и про-
тиворечие интересов высшего и низшего духовенства обозна-
чились очень резко. Монахи часто принимали активное уча-
стие в движении «бандитти», к которому примыкали угнетен-
ные. Они служили разведчиками, сообщали о передвижениях
испанских военных сил и карательных отрядов, передавали
извещения и приказания. Некоторые монастыри предостав-
ляли «бандитти» убежище. Молодые монахи иногда наде-
вали под рясу панцырь и с мечом и аркебузой переходили
к повстанцам. Они выдвигали из своей среды вождей для
«бандитти». Особенно прославился священник Герчино, поль-
зовавшийся среди крестьян огромной популярностью. Он
был убит в 1586 году в сражении с наемными папскими
отрядами.
Большинство буржуазных биографов Бруно некритически
подходит к условиям его жизни в монастыре, основываясь не на
действительном положении вещей, а на самых общих представ-
лениях о характере монастырской жизни, якобы посвященной
молитвам и умерщвлению плоти. На самом деле все обстояло
иначе. Современники, в том числе и церковные авторитеты,
характеризуют мужские монастыри как разбойничьи притоны,
а женские — как публичные дома. В этой характеристике почти
нет преувеличений. Римская инквизиция принуждена была
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. VIII, стр. 120—121.
60
выпустить декрет о запрещении принимать в монахи разбой-
ников, воров и других преступников.
Это постановление было издано 13 августа 1587 года: «Папа
Сикст V приказал и повелел, чтобы монахи под каким бы
то пи было предлогом не смели ставить комедии. А также чтобы
не принимали в число братьев воров, наемных убийц и мошен-
ников и подобных им личностей» 1.
Доминиканский орден обжаловал запрещение принимать
преступников в монастыри и добился его отмены как наруше-
ния права убежища. В своде установлений доминиканского
ордена сказано: «Великая несправедливость для святого места,
если светские судьи имеют право силою извлекать ищущих
убежища, а потому такое осквернение святыни недопустимо.
Хотя Сикст V в борьбе с разбойниками издал такое поста-
новление для Неаполитанского королевства, Григорий XIV
опубликовал новое на радость всем благомыслящим людям» 1 2.
Это постановление строго запрещало светским властям
посягать на человека, нашедшего убежище за монастырской
стеной.
Монастырь Сан-Доминико Маджоре был очень богат. Его
население резко делилось на аристократическую верхушку
из родовой знати и на простых монахов, большею частью разо-
ренных мелких дворян. Сокровища ризницы оценивались
в сорок тысяч дукатов. Вклады и имущество, поступавшее
по завещаниям, увеличивали богатство монастыря и обеспе-
чивали содержание монашества. Основная задача этого мона-
стыря заключалась в том, чтобы подготовлять ученых богосло-
вов для церковных школ и университетов.
В монастыре было около 200 монахов, включая послушни-
ков (новициев), учеников школы, студентов, преподавателей
и богословов-профессоров, а также правящую верхушку и
инквизиторов. Тюрьма инквизиции находилась в подваль-
ном помещении. Значительная часть монахов состояла из
людей, укрывшихся здесь, чтобы избежать судебных пре-
следований.
Монахи ходили вооруженные, хотя по неаполитанским зако-
нам ношение оружия каралось смертной казнью. Отправляясь
на ночные приключения, они надевали панцыри под рясы
и вооружались большими тяжелыми ножами. Убийства в драке
считались обычным явлением.
За 1557—1579 годы только против монахов-доминиканцев
было возбуждено не менее 150 уголовных дел по жалобам горо-
1 L. Pastor. Allgemeine Dekrete der Romischen Inquisition aus
den Jahren 1555—1597. Freiberg, 1912, стр. 42.
2 «Summarium Ordin Praedicator Institutiones», 1617, стр. 38.
61
жпп и дворян. В это число не входят судебные процессы
но обвинению в ереси и нарушении монастырской дисцип-
лины J. Осужденных лишали сана, били плетьми и ссылали
на галеры.
Распущенность студентов монастырской школы не уступала
разгулу светской университетской молодежи. Студенты имели
обыкновение даже на лекции являться с оружием и часто пу-
скали его в ход.
В 1592 году была попытка ввести в монастыре некоторые
реформы. Эта попытка вызвала сопротивление монахов. Они
ударили в набат, сбежались в главный корпус и забаррикади-
ровались. Все монахи оказались хорошо вооруженными. Папа
Климент VIII побоялся прибегнуть к насилию и приказал
вступить в переговоры с ними. Монахи согласились выдать
нескольких укрывшихся в монастыре разбойников, но отка-
зались принять новые правила.
Бруно глубоко ненавидел орден доминиканцев. В 1582 году,
будучи в Париже, при дворе Генриха III, он имел возможность
откровенно высказать свое мнение о них.
Пользуясь игрой слов, связанной с именем доминиканцев
(«domini canes» — «псы господни»), Джордано пишет в диало-
гах «Песнь Цирцеи»:
«М е р и д а. Каким образом могу я распознать среди
множества собачьих пород, попадающихся мне на глаза. . .
самую злую, доподлинно собачью и не менее знаменитую, чем
свинья? . .
Цирцея. Это та самая порода варваров, которая осу-
ждает и хватает зубами то, чего не понимает. Ты их распознаешь
по тому, что эти жалкие псы, известные уже по своему внеш-
нему виду, гнусным образом лают на всех незнакомых, хотя бы
и добродетельных людей, а по отношению к знакомым прояв-
ляют мягкость, хотя бы то были самые последние и отъявлен-
ные мерзавцы» 1 2.
С глубоким презрением Бруно отзывался обо всех монахах,
как о воплощении пороков и невежества. Вот одна из таких
характеристик, приведенная в латинском произведении «Искус-
ство убеждения»: «Кто упоминает о монахе, тот обозначает
этим словом суеверие, олицетворение скупости, жадности, вопло-
щение лицемерия и как бы сочетание всех пороков. Если
хочешь выразить все это одним словом, скажи: «монах»».
С наибольшей силой его ненависть к церковникам выра-
жена в «Печати печатей»: «Благодаря ограничению места мно-
гие, удалившиеся в пустыню для уединенной жизни, станови-
1 См. V. Spampanto. Document! della vita di Giordano Bruno,
стр. 109.
2 Jordanus В r u nus. Opera la tine conscripta, т. II, ч. I, стр. 197—198.
62
лист, изобретателями, учителями, вождями и пастырями на-
родов». Относя к их числу Пифагора, Зороастра, Моисея,
Парацельса и других, Бруно далее пишет: «Но большинство
из них избегало труда и забот, свойственных людям, соблазня-
лось бездельем и обжорством, и лишь очень немногие пресле-
довали цель подлинной добродетели души. Поэтому, как ви-
дишь, они устранились от общения с людьми, занимающимися
полезными делами. А если такие люди и появлялись в их среде,
то на них набрасывалось преступное, грязное и завистливое
большинство. Даже знаменитейшие среди них, их доктора,
превратились в гнуснейших паразитов, вследствие злоупотреб-
ления бездельем. Стремясь к разрушению человеческой и граж-
данской солидарности, они учат людей бесстрашно совершать
злодеяния и веровать в нивесть какие грязные бредни. . .
Я полагаю, что их, по справедливости, следовало бы истреблять,
как бедствие нашего века, как гусениц и саранчу, убивать как
скорпионов и ядовитых змей. И будущий век, когда мир слиш-
ком поздно поймет свое бедствие, позаботится о том, чтобы
уничтожить людей, избалованных бездельем, жадностью и над-
менностью. . .» \
Ученики монастырской школы пользовались большой сво-
бодой. Вход и выход из монастыря были для них всегда открыты.
Даже часы сна не были точно установлены. Молодежь имела
возможность значительную часть времени проводить в городе.
В ту пору политическая жизнь Неаполя была богата событиями
и оказывала гораздо большее влияние на развитие Бруно,
чем монастырь.
Нищета в Неаполе была чрезвычайно велика.5 Числен-
ность городского плебса достигла в Неаполе XVI века десяти
тысяч. Плебс имел большое влияние на политические события.
Если испанская инквизиция не в состоянии была утвердиться
в Неаполе, то главным образом потому, что лаццарони 1 2 высту-
пали против нее.
Борьба неаполитанского городского плебса против инкви-
зиции относится к числу самых драматических страниц, впи-
санных Неаполем в историю Италии. Упорное сопротивление
народа инквизиции, его готовность на жертвы, смелость воору-
женных выступлений спасли культуру Неаполя.
Первая попытка ввести инквизицию в Неаполе относится
к 1504 году. Испанский король Фердинанд V (1452—1516),
присоединивший к Испании Неаполитанскую область, отправил
1 Jordanus В г u n u s. Opera latine conscripta, т. II, ч. II,
стр. 180—182.
2 Испанцы дали беднякам прозвище «лазари» («оборванцы»), имея
в виду евангельского нищего Лазаря. Отсюда — итальянское слово
«лаццарони».
63
письмо своему норному вице-королю Гонзало с требованием
объединить Неаполь и Сицилию под властью сицилийской ин-
квизиции. Гонзало, прекрасно видевший ненависть народа к
инквизиции, старался уклониться от этого. Как только
подтвердились слухи о создании инквизиции, народ начал
волноваться и вооружился. Представители народа заявили
вице-королю, что введение инквизиции противоречит древ-
ним вольностям Неаполя. Гонзало вынужден был дать
обещание, что инквизиция не будет введена, и написал коро-
лю, что введение инквизиции потребует нового завоевания
страны.
В 1510 году в Неаполь прибыло много беженцев из Испа-
нии — евреев и морисков, спасавшихся от инквизиции. Король
Фердинанд уполномочил нескольких инквизиторов отправиться
в Неаполь и предать переселившихся туда евреев и морисков
суду как нарушителей закона, запрещавшего им находиться
в испанских владениях.
Вскоре в Неаполь приехали епископ Цефалу и архиепис-
коп Мессинский для введения суда инквизиции. Народ высту-
пил на защиту своих прав. Представители ряда сословий Неа-
поля вышли на улицу, построенные по корпорациям и цехам,
с развернутыми знаменами и в полном вооружении. Толпа
напала на монахов-инквизиторов и стала избивать их. Они
были изгнаны с позором. По городу развесили объявления об
отмене инквизиции.
Новые попытки ввести инквизицию были связаны с рас-
пространением протестантизма. Неаполь был одним из центров
итальянского протестантизма. Здесь разыгрались наиболее
решительные битвы против инквизиции.
Протестантизм в Неаполе распространился после приезда из
Испании Джованни Вальдеса из Куэнки него брата Альфонсо.
Деятельность Вальдеса в Неаполе продолжалась недолго. Он
умер в 1540 году. В Испании он подвергался преследованиям
как автор диалогов, в которых выступал против светской
власти пап.
Антонио Караччоли — церковный писатель начала XVI
века—говорит, что связи с кальвинистской Женевой были
установлены протестантами лишь после того, как в Неаполе
уже образовались общины. «Неаполь, — пишет он, — как и
многие города королевства, был сильно заражен ересями Валь-
деса и трех его главных учеников, а именно: Пьетро Мартире,
Бернардино Окино и Фламинио, которые в свою очередь стали
учителями многих других».
Следует подчеркнуть, однако, что протестантизм проник
в Италию не из Германии через Венецию, а из Испании через
Неаполь.
64
Важнейшее произведение, отражающее идеологию итальян-
ского протестантизма, анонимная книга «Благодеяния Хри-
ста», была написана в Неаполе. Антонио Караччоли дает
о пей довольно путаные сведения. Ее автором, по об-
щему мнению, был монах сицилианец, ученик Вальдеса в
I leaполе.
Караччоли пишет: «Книга издавалась много раз. Она мно-
гих ввела в заблуждение, так как разъясняла искупление весьма
осторожно, но еретически, приписывая все вере, ложно тол-
куя слова св. Павла в послании к римлянам, и принижала зна-
чение добрых дел и заслуг. Ею соблазнилось много прелатов
и монахов того времени. Она получила широкое распростра-
нение, и многие ее очень хвалили. Книгу эту разоблачили и
осудили в Вероне. Через несколько лет она была включена
в указатель книг, запрещенных Павлом IV, а затем Пием IV
и Климентом VIII».
Инквизиции не удалось установить автора «Благодеяний
Христа». Венецианские типографы, пользовавшиеся большей
свободой, чем типографы других итальянских городов, изда-
вали эту книгу в течение всего XVI века. Караччоли подтвер-
ждает также, что «Благодеяния Христа» тайно распространя-
лись, находя огромный круг читателей.
Преследованиям инквизиции, как признает и сам Карач-
чоли, подвергались даже высшие прелаты, не сразу разобрав-
шиеся в еретическом характере этой книги.
Протестантизм в Неаполе сближался с гуманизмом на
почве критики католических догматов. Влияние неоплато-
низма содействовало развитию идей, отвергающих троицу
и личного бога и логически ведущих к растворению бога
в природе. Германский реформатор Филипп Мелапхтон
жаловался, что итальянские протестанты впадают в заблу-
ждения относительно троицы. В письме от 31 мая 1545 года
к своему единомышленнику Камерарию он говорил: «Италь-
янское протестантское богословие так насыщено платонов-
скими теориями, что не легко заставить итальянцев вер-
нуться от суетной науки, в которую они так влюблены, к про-
стым истинам толкования».
Протестантизм в Неаполе имел большое влияние среди
дворянства и некоторой части высшего духовенства. Об этом
свидетельствует письмо вице-короля ди Рибейра к испанскому
королю от 7 марта 1564 года, где излагаются признания
казненных еретиков, исторгнутые пытками. После вступитель-
ных слов вице-король пишет: «В предыдущем письме я сообщал
вашему величеству, что на главной площади в этом городе
были обезглавлены рыцарь и дворянин, обвиненные в люте-
ранстве. Один из них причинил очень большой вред всей
5 В. С. Рожицын 65
этой области. Передаю его показания, касающиеся некоторых
прелатов королевства. Умоляю ваше величество соблюдать
тайну».
Из показаний Джованни Франческо Алоизио из Казерты
извлечены следующие сведения: Отрантский архиепископ между
1540 и 1547 годами, когда в Неаполе происходило восстание,
неоднократно говорил с ним, признаваясь, что придерживается
лютеранского учения; в присутствии казертинца епископ с ве-
личайшим увлечением обсуждал и проповедовал лютеранское
учение. В то время епископ считался в Неаполе одним из вождей
секты. Это свидетельство подтвердили другие лица. Когда был
произведен розыск о его жизни, обнаружились «еще более
ужасные вещи, о которых ведет следствие его святейшество».
Епископ Лакава Санфеличе, находясь в Триенте в 1548 и
1549 годах, вел диспут с одним человеком из своей епархии,
опровергавшим спасение одной только верой х. Он считал это мне-
ние самым истинным. Ввиду того, что он так высказывался
и было известно, что он ученик некоего лютеранина, его счи-
тали приверженцем этой секты.
Епископ Катания встречался в Неаполе со своим приятелем-
лютеранином и говорил, что разделяет лютеранские взгляды.
У него имелись проповеди брата Бернардино Окино, «Бла-
годеяния Христа» и сочинения ересиарха Вальдеса, которые
он читал в его присутствии.
Епископ Ана, коадъютор Урбино, был большим другом
ересиарха брата Морко ди Турси, когда тот находился в ав-
густинском монастыре в Неаполе. В беседе с ним он заявлял,
что придерживается взгляда Вальдеса в вопросе об оправдании,
что человек спасается одной только верой, а добрые дела служат
для спасения лишь постольку, поскольку являются плодом веры.
Архиепископ Сорренто говорил, что Лютер идет по правиль-
ному пути, и очень хвалил имевшуюся у него книгу Лютера
под названием «Обобщение писания».
Епископ Изола Фашителли, по словам аббата Турси, также
придерживался лютеранских взглядов, как и епископ Кайацо,
по свидетельству Джеронимо Сканапеко 1 2.
Видной фигурой среди неаполитанских протестантов была
принадлежавшая к родовой знати Джулия Гонзага, одна из
самых замечательных женщин эпохи Возрождения. Она была
1 Вопрос о «спасении» верой или добрыми делами был основным
в спорах между протестантами и католиками. Буржуазный характер
реформации, отвечавший интересам развивавшегося капитализма, ска-
зывался в богословской области в решительном отрицании средневеко-
вого монашеского аскетизма, отвлекавшего человека от земной жизни
и ее интересов.
2 См. С. С a n t i. Gli eretici d’ltalia, т. Ill, 1868, стр. 28—30.
66
умна и энергична. Вокруг нее объединялись влиятельные*про-
тестанты всей Италии.
Первая встреча Джулии Гонзага с Джованни Вальдесом
произошла в 1535 году. Вальдес приобрел огромное влияние
на молодую женщину. Она проявила большое организаторское
дарование, находилась в переписке с видными протестантами
Италии, оказывала им материальную поддержку, помогала
спасаться от преследований и проповедовать свои взгляды.
Джованни Вальдес изложил учение об оправдании верой
в виде диалогов с Джулией Гонзага в книге «Христианская
азбука». Инквизиция окружила Джулию Гонзага сыщиками,
но она превосходно скрывала свои связи с протестантами и
умела во-время предупреждать проповедников, которым гро-
зила опасность.
Антонио Караччоли называет протестантские общины «шко-
лами» и рассказывает о распространении протестантизма:
«Лукка была заражена протестантской чумой. В этом городе
Пьетро Мартире, бежавший из Неаполя, создал школу. Среди
его приверженцев были злейшие еретики — Тремильо из Фер-
рары, преподаватель еврейского языка, Чельзо Мартиненго,
преподаватель греческого языка, Паоло Лацизио из Вероны,
преподаватель латинского языка, и др. Они оставались в Лукке
до 1542 года, а затем бежали вместе с Окино в Германию. Сиена
и Флоренция также были наводнены еретиками. Пьетро Мар-
тире Вермильо заразил ересью Неаполь, Флоренцию и всю
Англию. В числе еретиков был также протонотарий Карнасекки,
секретарь папы Климента VII».
Карнасекки бежал во Францию, но в 1552 году вернулся.
Его переписка с Джулией Гонзага-—важный источник для осве-
щения деятельности протестантов. 6 мая 1558 года римская
инквизиция вновь возбудила дело против Карнасекки. Он был
приговорен к сожжению, но вступивший вскоре (в 1560 году)
на престол папа Пий IV содействовал его освобождению, так
же как освобождению кардинала Мороне и ряда других санов-
ников церкви, заподозренных инквизицией в протестантизме.
Преследование протестантизма в Неаполе началось почти
одновременно с его возникновением. В 1533 году борьбу с про-
тестантизмом стал там вести орден театинцев, основанный
в 1524 году в Риме кардиналом Иоанном Караффой, будущим
папой Павлом IV. Опираясь на этот новый орден, папа Кли-
мент VII организовал римскую инквизицию.
Антонио Караччоли в биографии Иоанна Караффы расска-
зывает о его борьбе с протестантскими аристократами вНеаполе1.
1 Этот рассказ связан с организацией инквизиционного трибунала
п Римс.
5*
67
«Таковы бедствия несчастной Италии, так были разоблачены и
извлечены эти тайные чумные язвы усилиями святого су-
дилища Рима. Люди, добрые и заботящиеся о вере, удручен-
ные грозным ужасом этих бедствий, были охвачены великой
радостью, когда получили исцеление. Особенно доволен был
кардинал Театинский, не устававший восхвалять милость
божью. . . Он понимал, что святому судилищу 1 самим богом
дарована власть вырывать, губить, рассеивать и уничтожать».
Видя, что в Неаполе, как и во всем королевстве, находится
корень «глубочайшего бедствия», кардинал Театинский начал
подумывать о том, чтобы создать трибунал инквизиции и в Неа-
поле.
В 1541—1542 годах возник конфликт между вице-королем и
неаполитанской знатью, которая держалась, как говорили,
на трех «ка» — старейших родах Караффа, Капече и Карач-
чоли. Шипионе Капече был заподозрен в дружбе с протестан-
том Джованни Вальдесом, умершим незадолго до того, и в со-
гласии с его лютеранскими взглядами. Было осуждено 12 ере-
тиков. Двое из вице-королевских советников, в том числе
Шипионе Капече, подверглись изгнанию. Капече возглавлял
старейшую и самую влиятельную академию Понтаньяпа.
15 октября 1544 года вице-король издал декрет о запрещении
мирянам читать и толковать богословские книги и обратил
декрет против академий, будто бы вмешивавшихся в богослов-
ские вопросы.
По декрету короля, в Неаполь прибыло несколько мона-
хов-доминиканцев для борьбы с ересью: Во главе их стоял
Амброзпо из Ваньоли. Его сопровождали францисканец Анд-
жело и августинец Джироламо Серипрандо. Они собрали много
запрещенных книг и устроили публичное аутодафе. Вице-ко-
роль закрыл новые академии, служившие средоточием гумани-
стического просвещения в Неаполе, в том числе и академию
Понтаньяпа.
В 1546 году король Карл V и папа Павел III одновременно
попытались ввести инквизицию в Неаполе. Папа отправил
в Неаполь кардинала Борджиа с неограниченными полномо-
чиями. Присланным вместе с ним комиссариям-миссионерам
было поручено учредить постоянное судилище.
Вице-король поставил на папской булле о введении инкви-
зиции резолюцию: «Да будет исполнено» и приказал, как
обычно, опубликовать ее в церквах, но нс во время богослуже-
ния, а когда прихожане разойдутся по домам. Эта булла
объясняет ряд фактов, относящихся к Джордано Бруно. Епи-
1 Термином «святое судилище» Караччоли переводил официальное
название инквизиции «Sanctum officium» (букв, «святое учреждение»).
68
скопская инквизиция в Неаполе была лишена большинства
своих прав. Ей было запрещено производить конфискацию иму-
щества осужденных — оно переходило к ближайшим родствен-
никам. Обвиняемые в ереси каноники предавались суду рим-
ской инквизиции, так как папа сохранил за собою право вы-
зывать в Рим любое духовное лицо. Вот почему Бруно, привле-
ченный к суду в 1576 году, должен был ехать в Рим.
Инквизиция была введена в феврале 1547 года, правда,
со всякими оговорками, вроде того, что ее суду будут подлежать
только церковники.
Движение против ивквизпцип началось во время великого
поста, как только были расклеены приказы вице-короля. Дво-
рянство примкнуло к народу и выбрало руководителей «закон-
ного восстания». Испанцы напали на толпу, которая начала
строить баррикады. Завязались уличные бои. Испанцы врыва-
лись в дома, убивали женщин и детей. 16 мая 1547 года было
убито до 25 испанских солдат и более двухсот неаполитанцев.
На следующий день вооруженные горожане перешли в на-
ступление, разогнали испанцев, которые разбежались, кто
куда, и до поздней ночи вылавливали их из разных закоул-
ков. Испанцы были оттеснены в крепость Санто-Эльмо,
откуда начали стрельбу из пушек по городу.
Делегация дворян отправилась к вице-королю, который
клятвенно заверил, что инквизиция будет отменена, но до-
бавил, что есть много невежественных людей низкого проис-
хождения, которые слишком свободно рассуждают о религии
и, следовательно, дают повод подозревать их в ереси. Их надо
карать обычным путем, согласно законам.
Делегация удовлетворилась этим ответом, вызвавшим бур-
ное негодование в народе, который видел в нем прямую угрозу
низшим классам. И действительно, вскоре появился новый при-
каз о введении инквизиции. Раздались крики: «К оружию!
К оружию!». Народ, убедившийся в предательстве депутатов,
возмутился и лишил их полномочий.
26 мая испанцы произвели вылазку из крепости, пытаясь
внезапным нападением разгромить восставших. Вылазка была
отбита. Ненависть народа обратилась против испанских гран-
дов и тех неаполитанских дворян, которые вступили в согла-
шение с королем. Их дома были разграблены и сожжены.
Народный трибун Томмазо Анелло, уроженец Сорренто, и
дворянин Чезаре Мормиле явились в викариат, сопровождае-
мые огромной толпой. Глава церковного суда Джеронимо
Фопсекко, перепугавшийся вооруженного народа, не отважился
арестовать Анелло, и народ стал хозяином города *.
1 См. Р. Giannone. Istorie civile del regno di Napoli. Venezia, 1766.
69
Неаполитанские дворяне уполномочили князя соррент-
гкого Феррапто Сансеверина отправиться ко двору испанского
короля и указать ему, что в числе параграфов феодаль-
ных вольностей Неаполя имеется обещание не вводить инкви-
зицию.
Пока князь соррентский находился в Мадриде, в Неаполе
по прекращались столкновения между испанскими солдатами
и неаполитанскими дворянами, которые покинули город укры-
лись в своих замках и оттуда делали набеги на Неаполь,
собрав вокруг себя отряды «фуорушити».
Переговоры с испанским правительством закончились со-
глашением. Король вынужден был отказаться от введения
инквизиции и обещал, что дела о ереси будут подсудны мест-
ным церковным властям.. Была объявлена амнистия, которая
не коснулась лишь 36 дворян, успевших, впрочем, скрыться.
Король объявил Неаполь «вернопреданнейшим городом», но
договорился об уплате 100 тысяч скуди в возмещение убытков.
Так закончились события, начавшиеся восстанием 16—17 мая
1547 года.
В ту пору, когда Джордано Бруно находился в Неаполе,
испанская инквизиция уже не угрожала городу. Однако после
разгрома протестантского движения среди дворянства и выс-
шего духовенства (1542—1559) папская власть предприняла еще
ряд попыток, подавления ересей в народных массах. В этот
период деятельность папских инквизиторов носила наиболее
жестокий и кровавый характер.
В связи с тем, что в Неаполитанском королевстве не было
постоянного инквизиционного судилища, Римская инквизи-
ция посылала специальных представителей в Неаполь для
уничтожения очагов протестантского движения. Особенная
жестокость была проявлена во время подавления в 1560—
1561 годах так называемой ереси вальденсов *.
Колонии вальденсов находились в Калабрии 1 2, вблизи го-
рода Козенцы. Вальденсы жили в нескольких городах, в том
числе в Санто-Ксисто.
В общине вальденсов насчитывалось около четырех тысяч
человек.
Римская инквизиция отправила в Неаполь инквизиторов
для уничтожения ереси.
1 Вальденсами назывались последователи одной из средневековых
сект, возникновение которой относится к середине XII века. Секта воз-
никла в Южной Франции среди жителей альпийских долин, откуда,
вероятно, ее название (фр. val — долина). По другим соображениям,
секта получила название от ее основателя — Пьера Вальдо — жителя
города Лиона.
2 Калабрия — южная часть Апеннинского полуострова, в то время
входила в состав Неаполитанского королевства.
70
Прибыв в Санто-Ксисто, инквизиторы не решились сразу
приступить к карательным действиям. Они произносили про-
поведи, убеждая население ничего не бояться, обдумать свое
положение и по истечении определенного срока отслужить
обедню, чтобы не навлечь на себя гнева бога и папы.
В ответ на это население города покинуло свои дома и скры-
лось в лесистых горах. В городе остались только больные и
старики.
Инквизиторы направились в Лагвардию. Здесь они распро-
странили слухи о том, что жители Санто-Ксисто отрек-
лись от ереси и приглашают всех последовать этому при-
меру. Ложь монахов вскоре была разоблачена. Население и
'.дссь решило покинуть город и уйти в леса, где скрыва-
лись жители Санто-Ксисто. Однако инквизиторы вскоре про-
никли в леса, окружающие Санто-Ксисто, с двумя полками
пехоты, разыскали беглецов и стали истреблять беззащитных
людей.
Часть вальденсов была перебита, остальные скрылись в не-
приступных горах, откуда начали переговоры с начальником от-
ряда. Они просили разрешения покинуть родину и переселиться
в другую страну. Инквизиторы тем временем отправили вице-
королю сообщение, что по всей Калабрии вспыхнул мятеж ере-
тиков, угрожающий королевству. Вице-король с несколькими
полками прибыл на усмирение и объявил скрывшихся вальден-
сов опасными бунтовщиками, а город Санто-Ксисто отдал сол-
датам на разграбление и уничтожение. Затем вице-король обе-
щал прощение скрывавшимся в горах преступникам и разбой-
никам, если они помогут выследить вальденсов. С помощью
разбойников вице-король открыл убежище вальденсов и истре-
бил их. Уцелели лишь немногие, которым удалось скрыться на
вершинах гор. Большинство из них погибло от голода.
Вальденсы Монтальто также оказали сопротивление мо-
нахам и солдатам, появившимся под стенами их города. Однако
войскам удалось проникнуть в крепость и захватить ее. Инкви-
зиторы приступили к расправе. Они требовали, чтобы валь-
денсы не только отреклись от своей веры, но подписали пока-
зания, в которых протестантам приписывались самые чудовищ-
ные преступления.
Инквизитор Панца заявил, что не остановится ни перед
какими пытками и добьется нужных ему показаний. Вальденса
Марзоне истязали тонкими железными прутьями, а затем жгли
факелами. От него, как и от других, инквизиторам ничего не
удалось добиться. Сына Марзоне привели на вершину город-
ской башни, поставили у края и предложили целовать католи-
ческое распятие. Мальчик отказался, и монах пинком ноги
сбросил его с башни.
71
Вальденс Бернардино Конте оттолкнул протянутый ему во
время пытки крест. Инквизитор Панца приказал отправить
его в тюрьму и держать в ней, пока он не придумает для него
достойного наказания. Жестокая казнь была придумана.
Конте покрыли смолой, выставили вечером на площади и по-
дожгли, превратив в живой факел.
Изобретательность инквизитора Панца была поистине неис-
тощима. Он гордился тем, что для каждого еретика придумы-
вал особый вид пытки и казни, один мучительнее другого.
Шестьдесят захваченных женщин подверглись истязаниям на-
столько страшным и извращенным, что историки не решаются
описать их. Панца с гордостью заявлял, что ни одна из них не
перегнила пыток. Зато священника Анания, принимавшего уча-
стие в этих зверствах, они так «вдохновили», что он описал их
в стихотворной форме, создав «благочестивое» произведение1.
Потрясающие подробности о зверствах инквизиторов со-
держатся в письме одного из жителей Монтальто.
«Я намерен сообщить об ужасном судилище, которому
были преданы лютеране сегодня, 11 июня, на рассвете. Говоря
по правде, я могу сравнить эту казнь только с убоем скота.
Еретики были загнаны в дом, как стадо. Палач входил, выби-
рал одного из них, выволакивал, набрасывал на лицо платок
«бенда», как говорят здесь, вел на площадь вблизи дома, ставил
на колени и перерезывал горло ножом. Затем, сорвав с него
окровавленный платок, он снова шел в дом, выводил другого,
которого умерщвлял точно таким же способом. Так были пере-
резаны все до единого, а было их восемьдесят восемь человек.
Вообразите, какое это было страшное зрелище.
Я не могу сдержать слез, описывая его. И не было ни од-
ного человека, который, видя, как происходит казнь, чувство-
вал бы себя в силах присутствовать и наблюдать. Спокойствие
и мужество еретиков, когда они шли на мученичество, невоз-
можно себе представить. Некоторые, хотя их вели на смерть,
проповедовали ту же веру, что и мы все, во большинство
умерло с непреклонным упорством в своих убеждениях. Ста-
рики встречали смерть спокойно, лишь несколько юношей
проявили малодушие. Я до сих пор содрогаюсь, когда вспо-
минаю, как палач с ножом в зубах, с кровавым платком в ру-
ках, в панцире, залитом кровью, входил в дом и выволакивал
одну жертву за другой, точь-в-точь как мясник вытаскивает
овцу, предназначенную на убой.
По заранее отданному приказанию были заготовлены телеги,
на которых \ возили трупы, чтобы затем четвертовать их и вы-
ставить на всех дорогах от одной границы Калабрии до другой.
1 См. Р. Giannone. Istorie civile del regno di Napoli.
72
В Калабрии захвачено до 1600 еретиков, из них до настоя-
щего времени казнено 88. Эти люди называются в Калабрии
ультрамонтанами. В Неаполитанском королевстве они насе-
ляют еще четыре местности. Я не слыхал, чтобы они совершали
что-нибудь плохое. Это простые, необразованные люди, вла-
деющие только заступом и плутом и, как я сказал, проявившие
себя верующими в час смерти».
Победоносная в расправе с кучкой невооруженных валь-
денсов в Калабрии, инквизиция потерпела поражение в борьбе
с пьемонтскими вальденсами *, оказавшими ей вооруженное
сопротивление. В 1560 году герцог савойский Эммануил Фи-
либерт предпринял против них кампанию, но его армия была
разбита. 5 июня 1561 года был заключен мир, предоставлявший
вальденсам свободу веры.
В течение 1566—1567 годов движение народных масс про-
тив католических культов, церковных вымогательств и жесто-
костей инквизиции привяло наиболее широкий размах. Не имея
доступа в область вице-королевства, римская инквизиция при
Пие V прибегала к всевозможным уловкам, чтобы овладеть
своими жертвами.
Когда Джордано Бруно было около 17 лет, в Неаполе
произошли события, очевидцем которых ему, разумеется, до-
велось быть. Инквизитор Санторио Сан-Северино, впоследствии
кардинал, генеральный инквизитор и один из будущих судей
Бруно в римской инквизиции, пытался установить в Неаполе
режим открытого террора с публичными аутодафе.
Народные массы ответили на террор таким возмущением,
что часть инквизиторов вынуждена была бежать из Неаполя,
а остальные запутались в заговорах и сами стали жертвами
римской инквизиции.
Об этих событиях рассказывает инквизитор в своей авто-
биографии: «Секта лютеран в королевстве Неаполитанском
непрерывно усиливалась. Поэтому я вооружился против этой
сорной травы католическим рвением и всеми своими силами,
авторитетом службы инквизиции, публичной проповедью, на-
писанной мною книгой, общественными и частными беседами,
проводимыми при каждом удобном случае, п речами. Всеми
этими средствами я старался истребить в нашей стране ужас-
ную заразу. Из-за этого я терпел жесточайшие преследования
со стороны еретиков. При встречах на улицах они оскорбляли
меня и даже пытались убить. Об этом я написал книгу, оза-
главленную: «Гонения на меня, Джулио Антонио Санторио
Сан-Северино, раба Иисуса Христа, за истину католической
веры».
1 В северо-западной части Италии.
73
Гортензий Баттичо и брат Фьяно из Отранто, еретики и
отступники, которых я намеревался арестовать, задумали про-
гни меня злодейство. Они обвинили меня в том, что я изготовил
яд ужасающей силы, намереваясь отравить воздух и устроить
покушение на жизнь папы Пия IV как врага сторонников
Караффы» *.
Обвинение, выдвинутое против Санторио Сан-Северино,
в том, что он намеревался отравить Пия IV хлорным газом,
разбиралось в римской инквизиции, но дело осталось неокон-
ченным: Пий IV умер, а его преемник Пий V — сторонник
кардинала Караффа — освободил Санторио Сан-Северино из
тюрьмы, приказал уничтожить материалы следствия и назна-
чил его генеральным инквизитором.
В произведениях Бруно есть много мест, направленных
против религиозной жестокости. Его отношение к инквизиции
наиболее ярко выражено в «Изгнании торжествующего зверя»,
изданном в Лондоне в 1584 году.
Третья часть второго диалога «Изгнания торжествующего
зверя» заканчивается сценой беседы Софии и Меркурия.
Заметив летящего вестника богов Меркурия, богиня муд-
рости София говорит: «О мой добрый бог, что омрачило твое
чело, хотя по отношению ко мне ты как всегда щедр на столь
сладостную ласку? Почему, вижу я, ты спешишь словно с поч-
той и готов улететь, вместо того чтобы побыть немного со мной?
Меркурий. — Дело в том, что Юпитер поручил мне
немедленно предупредить пожар, который возбуждает безум-
ное и дикое Несогласие в этом Партенопейском Царстве.
С о ф и я. — Каким же образом, Меркурий, чумоносная
Эринния проникла по сию сторону Альп и моря в эту благо-
датную страну?
Меркурий. — Она призвана глупым честолюбием и
безрассудным доверием некоторых, приглашена весьмащедрыми,
но столь же неопределенными посулами, двинута обманчивой
надеждой. Ей угрожает двойная опасность: в народе — стрем-
ление сохранить свободу, всегда существовавшую раньше, и
боязнь подвергнуться более жестокому рабству; в госуда-
ре — подозрительность и боязнь, как бы не потерять все, ста-
раясь нахватать побольше.
София. — Где причина и источник всего этого?
Меркурий. — Великая Жадность, что идет, пожирая
все, под предлогом спасения религии.
Соф и я. — Поистине предлог, по-моему, ложный и,
если не ошибаюсь, ничем не оправданный, ибо не надо ни
1 Цит. по книге: L. Ranke. Die romischen Piibste, ihre Kirche und
ihr Staat im XVI Jahrhundert, t. III. Berlin, 1838, стр. 66.
74
сторожей, ни запоров там, где не грозит никакая опасность или
разрушение, где настроение умов не изменилось и где культ
>той богини не осквернен, как везде.
Меркурий. — Если бы и было так, то обязанность не
Жадности, а Благоразумия и Справедливости найти спасение,
ибо она возбудила в народе ярость, и представился удобный
случай призвать мятежные души не столько к защите законной
свободы, сколько к несправедливому своеволию и подчинению
гибельным и заразительным страстям, к которым всегда была
склонна грубая толпа.
София. — Скажи, если тебе не трудно, в каком смысле
ты говоришь, что Жадность хочет найти спасение?
Меркурий. —• Отягчая мучения преступников так,
чтобы из-за преступления одного виновного привлекалось мно-
;кество невинных, а порою и праведников, — вследствие чего
государь становится все жирнее и жирнее.
София. — Вполне естественно, ибо овцы, управляемые
волком, наказываются тем, что он их пожирает.
Меркурий. — Должно сомневаться, однако, доста-
точно ли только сильного голода и жадности волка, чтобы овцы
стали виновны. И противно законам за вину отца наказывать
ягнят и их мать» х.
В заключение, после рассуждений о том, что дело должно
быть передано на обсуждение Юпитера и сената богов, Мерку-
рий говорит:
«Я же теперь прежде всего, стремясь помешать насилию,
хочу призвать на помошь Коварство, чтобы оно в союзе с
Обманом составило предательское письмо против подготовляе-
мого честолюбивого Бунта. Это подложное письмо отвлечет
морское нападение турок и создаст препятствия галльскому не-
истовству, которое издалека, из-за Альп, приближается сухим
путем. Только за отсутствием сил погаснет смелость, успокоится
народ, государь будет в безопасности, и Страх погасит без воды
жажду Честолюбия и Скупости. И вместе с тем снова будет
призвано изгнанное Согласие и воцарится на своем престоле
Мир, когда восстановятся старинные обычаи и будет уничто-
жено опасное и неблагодарное Новшество» * 2.
Диалог Меркурия и Софии построен аллегорически на
условных образах. Попытки полностью расшифровать эти по-
литические аллегории остаются безрезультатными. Видимо,
только современники могли понимать многочисленные намеки,
заключающиеся в этом произведении.
Однако не подлежит сомнению, что речь идет о борьбе пап-
ской власти с неаполитанским вице-королем — вероятно,
’ Giordano Bruno. Орете italiane, т. И, стр. 141—143.
2 Там же, стр. 144—145.
75
Павла IV с вице-королем герцогом Альбой в 1556—1557 годах.
Беспринципный политик Павел IV Караффа вступил в союз
против Неаполя с некоторыми лютеранскими князьями Гер-
мании. Он вел переговоры с турками, чтобы одновременно
напасть на Неаполь с моря, вовлек в войну французскую
армию и возбуждал неаполитанское дворянство против испан-
ского владычества. Неаполитанец по происхождению, всегда
окруженный неаполитанской знатью, Павел IV ненавидел
испанцев.
Мотивы, вызвавшие восстание в Неаполе, Бруно объясняет
тем, что народ хотел возродить свою свободу и боялся еще более
жестокого угнетения, а князь, т. е. вице-король Неаполя,
усиливал финансовую эксплуатацию провинции, но опасался
потерять все, если народ возмутится против слишком тяжелых
налогов.
София в своей реплике Меркурию указывает, что введение
инквизиции в Неаполе под предлогом защиты религии ничем
не может быть оправдано.
Меркурий отвечает Софии, что корыстолюбие, или попытка
ввести инквизицию, уже привело в движение народные страсти
и толкнуло массы на восстание.
Затем Джордано Бруно заявляет устами Меркурия, что
инквизиторы обвиняют массы народа в том преступлении,
которое совершено отдельными лицами.
Еще резче та ясе мысль выражена в словах Меркурия:
правитель-волк набрасывается на стадо подданных, которые
виноваты в том, что волк голоден и одержим жадностью.
Далее Бруно подчеркивает разногласия, которые испанцам
удалось посеять между папскими и французскими войсками, в
сообщает о результате: вследствие недостатка военной силы
исчезла смелость римского папы. Затем он намекает, невиди-
мому, на инквизицию, говоря об «уничтожении опасного и не-
благодарного новшества». Приведенные здесь слова — «страх
погасит без воды жажду честолюбия и скупости» — несо-
мненно относятся к тому, что борьба между вице-королем
и папой повлекла уничтожение церковных судов. Испан-
скую инквизицию помешали ввести не только народные вос-
стания, ни и нежелание папы усилить испанцев этим орудием
террора; папская ясе инквизиция во время войны утратила
значение.
Восстание 1585 года, которое, как предполагают, отражено
в «Изгнании торжествующего зверя», связано с дворянским
заговором «лос бланков» (белых). Размах деятельности этого
тайного общества настолько испугал испанского короля Фи
липла II, что тот уже считал Неаполитанское королевство
потерянным для Испании.
7В
Випе-король герцог Оссуна раскрыл заговор и бросил ру-
ководителей в тюрьму. В ответ народ поднял восстание, раз-
громил тюрьму и освободил заключенных. Герцог Оссуна при-
влек на свою сторону титулованное дворянство против буржуа-
зии и мелкого дворянства. Ему удалось подавить движение
городского плебса и восстановить власть в городе.
Энгельс писал: «II хотя в общем и целом буржуазия в своей
борьбе с дворянством могла претендовать на то, чтобы пред-
ставлять интересы различных трудящихся классов того вре-
мени, тем не менее, при каждом крупном буржуазном движе-
нии вспыхивали самостоятельные движения того класса, ко-
торый был более или менее развитым предшественником совре-
менного пролетариата» Е
Все биографы Бруно, даже те, которые пытались связать
его идейное развитое с общественными отношениями, игнори-
ровали значение выступлений жителей Неаполя против испан-
цев и князей церкви. По Бруно не мог равнодушно созерцать
с горы, на которой расположен монастырь, из окна своей кельи,
как жители Неаполя боролись против введения инквизиции,
слушать, как гремел пабат на башне Сан-Лоренцо, как гро-
хотали пушки крепости Санто-Эльмо, видеть, как лаццарони
сбегались с оружием и строили баррикады и как вспыхивало
зловещим пламенем здание архиепископского викариата, подо-
жженное восставшими.
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XV, стр. 508—509.
s.
2
Глава IV
ВЫСТУПЛЕНИЯ БРУНО ПРОТИВ РЕЛИГИИ
Первые преследования. Богословская школа. Бруно в Риме.
Раймунд Луллнй. Варфоломеевская ночь
Юношеские выступления Бруно против католического
культа останутся для нас непонятными, пока мы не позна-
комимся с обстановкой, в которой молодой послушник вы-
разил протест против того, что в его время называли «папист-
ским идолопоклонством». лМ
В Италии было широко распространено почитание крестов,
икон, статуй, различных фетишей, вроде «агнус деи», кукол
Христа-младенца, пышно разодетых статуй богородицы, свя-
тых и т. п. Народное невежество и корыстолюбие духовенства
превратили даже памятники греко-римской религии в предметы
поклонения. Многие из чтимых статуй святых в Риме были на
самом деле античными статуями. Так, была окружена суевер-
ным почитанием статуя Минервы: по повелению папы Сикста ¥
копье в ее руке заменили крестом.
Изображение Дианы с полумесяцем почиталось как статуя
девы Марии. Среди верующих распространялись статуэтки
девы, стоящей на полумесяце. Афродита с мертвым Адонисом
на коленях стала предметом поклонения в Италии и Франции.
По ее образцу изготовлялись статуи девы Марии с мертвым
Христом на коленях, называемые «пьета».
Одним из борцов против культовых дикостей католицизма
был Пьетро Верджерио, открытый враг папской тирании.
Верджерио умер изгнанником в Тюбингене 4 октября 1565 года.
В молодости он занимал высокие посты в церкви. Будучи
епископом, он приказал в своей епархии выбросить из церквей
иконы, распятия и реликвии. Обвинение Верджерио в ереси
и предание суду инквизиции было большим событием. Ему
пришлось бежать из Италии.
78
Верджерио издал ряд памфлетов против папской власти.
Он разоблачил папу Юлия III как самого отвратительного
развратника, каких только видел Рим со времен Нерона.
Он собрал массу фактов, вскрывающих подоплеку так на-
зываемых чудес, раскрыл языческое содержание католиче-
ской обедни, доказал нелепость культа Марии и вздорность
легенды о стигматах Франциска Ассизского.
О нем говорили: если никто не писал против папства более
пламенно, чем Лютер, то никто не писал о нем более язви-
тельно, чем Верджерио.
Произведения Верджерио написаны патетическим стилем.
Он обращался к итальянцам с призывами, преисполненными
патриотизма: «Не один еще год пройдет пока вы, мои дорогие
земляки, станете лучше, — лучше телом и душой, завоюете
благосостояние, отвергнете вражду, злобу, ненависть, раз-
доры, роскошь, ростовщичество и другие пороки. В чем же
причина, что в Италии столько преступлений, публичных
домов, убийств, продажных мужчин и женщин, разбойников
и убийц? Причина в том, что в ней господствует ложная, идоло-
поклонническая религия, порождающая все эти пороки, тогда
как истинное просвещение подавляет и уничтожает или, по
крайней мере, уменьшает и ослабляет все эти пороки».
Верджерио присутствовал на Тридентском соборе и рас-
сказал о нем в нескольких своих памфлетах, в частности,
в вышедшей в 1553 году книжке: «Почему все благочестивые
люди должны бежать не только Тридентского, но всякого
иного папистского собора».
Верджерио считал, что священные обряды, церемонии
и предметы культа в католицизме представляют собою пере-
житки древнего идолопоклонства.
Публицистическая деятельность Верджерио против като-
лического идолопоклонства отражала и поддерживала народ-
ное движение против культа икон и мощей. В итальянских
документах того времени приводятся известия о нападении
толп крестьян и «фуорушити» на города, о разгроме церквей,
о массовом уничтожении священных предметов и реликвий.
Выступление юного Джордано Бруно против икон было
также отголоском бури, пронесшейся по всей Европе в 60-х
годах XVI столетия. В 1566 году, когда Бруно был привлечен
к суду за неуважение к образам святых, движение против
реликвий приобрело особенно широкий размах и разразилось
в Нидерландах массовыми выступлениями *.
1 В XIX веке бельгийский писатель Шарль де Костер дал яркое
описание разгрома церквей в связи с борьбой народа против культа
реликвий (см. «Легенду об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке и об их
79
Весть о разгроме центров католического идолопоклонства
в Нидерландах разнеслась по всей Европе и нащла живой
отклик в народных массах.
Вруне было 18 лет. Именно в это время произошел перелом
в его воззрениях, о котором он говорил впоследствии вене-
цианским инквизиторам.
Он выбросил из своей кельи образа святых и подвергся
преследованиям орденской инквизиции. Вскоре против него
было возбуждено второе дело — по обвинению в кощунстве
над богоматерью. Поводом для этого обвинения послужили
следующие факты: один послушник усердно читал бессмыслен-
ную книжку о семи радостях Марии *; Бруно предложил ему
почитать что-нибудь другое, например «Жития святых». По
всей вероятности, он имел в виду книгу Якова Ворагина,
и именно тот рассказ, где повествуется о монахе, читавшем
о семи радостях богоматери: когда монах заболел, ему явилась
богоматерь и взяла к себе его душу. Смысл иронии таков:
если слишком усердно воспевать: «Радуйся, богородице»,
это может кончиться плохо.
Из показаний Бруно в вепецпанской инквизиции видно, что
уже в восемнадцать лет у пего сложилось убеждение в истори-
ческом характере христианского учения о человекоподобном
троичном боге. Против христианского антропоморфизма он
выдвинул идею бога, отождествляемого с природой.
Па вопрос венецианских инквизиторов, верует ли он
в троицу, он ответил, что никогда не признавал ни святого
духа, ни сына божия в церковном толковании.
«Утверждал ли, действительно ли признавал пли признает
теперь и верует в троицу, отца и сына и святого духа, единую
в существе. . .?
Ответил: — Говоря по-христиански, согласно богосло-
вию и всему тому, во что должен веровать каждый истинный
христианин и католик, я действительно сомневался относи-
тельно имени сына божия и святого духа. . . ибо, согласно
св. Августину, этот термин не древний, а новый, возникший
в его время. Такого взгляда я держался с восемнадцатилетнего
возраста до настоящего времени» ®.
В первых двух процессах Бруно в орденской доминикан-
ской инквизиции надо различать внешнюю форму выражения
приключениях отважных, забавных и достославных во Флапдрпп и иных
странах», пер. Горнфельда, кп. 2, гл. XV, Л., 1935, стр. 242—247).
1 Песнопения о семи радостях богородицы и пяти ее скорбях, изда-
вавшиеся в XVI веке, отличались нелепостями и бессмыслицами. Не
меньше нелепостей содержалось и в житиях святых отцов, которые (ве-
роятно, в насмешку) Бруно порекомендовал послушнику.
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 345.
80
протеста против церковных святынь, проявившуюся в насмешке
над предметами культа и церковными песнопениями о деве
Марии, и идейное содержание его взглядов, послужившее
основной причиной обвинения, а именно — отрицание троицы
и учение о тождестве бога с природой. Перенесение же на при-
роду атрибутов вечности, всемогущества и бесконечности бога
стало зародышем его позднейших взглядов о вечности материи,
бесконечности вселенной и движении, присущем самой при-
роде. Освобождение этих основных идей от богословской обо-
дочки составляет сущность идейного развития Джордано
Бруно.
В монастырской доминиканской школе Джордано Бруно
учился с 1566 до 1575 года.
О быте студентов доминиканской школы, правда, в явно
приукрашенном виде, мы узнаем из «Суммария» XVII века.
Доминиканские власти особенно заботились о том, чтобы
студенты не читали запрещенных книг. «За студентами необ-
ходимо установить тщательный надзор, — так начинается
раздел «Суммария» о монастырских школах. — Поэтому должен
быть назначен специальный брат, без разрешения которого
студенты не имеют права вести записей в тетрадях и слушать
лекции. Ему вменяется в обязанность принуждать студентов
к занятиям и налагать взыскания. Если же он не в силах
воздействовать на них, то пусть докладывает прелату. Сту-
денты не должны изучать языческие и философские книги,
предаваться светским наукам и тем искусствам, которые
называются свободными.
Студентам запрещается чтение языческих и философских
книг, хотя бы под предлогом изучения благих (как они выра-
жаются) наук и выработки изящного стиля. Запрещено читать
Эразма и книги, подобные его сочинениям, из которых они
могут усвоить вредные учения и дурные нравы» V
«Суммарий» своими запретам!! явно свидетельствует о про-
никновении в монастырские школы гуманистической литера-
туры. Характерно, что студенты читали классических авторов
и гуманистов, ссылаясь на необходимость совершенствоваться
в изящной латинской речи.
В пределах изучения богословия студентам предоставлялась
полная свобода. «Студенты должны быть настолько преданы
изучению наук, что днем и ночью, дома и в пути обязаны чи-
тать что-нибудь или размышлять и стараться повторять на па-
мять все, что им удалось усвоить. Не следует вводить никаких
ограничений в пользовании книгами; надо давать разрешение
уносить книги без контроля. Студенты должны воздерживаться
1 «Summarium Ordin Praedicator Institutiones», стр. 165.
6 в. С. Рожицын
81
от писания по воскресным дням и по большим праздникам.
Прелат обязан освобождать учащихся от церковной службы
п от всего, что может помешать занятиям. В своих кельях им
дозволено читать, писать, молиться, спать и даже бодрство-
вать ночью при свете, если они этого желают во ймя знания».
Студенты непременно должны были иметь у себя три книги:
библию, так называемые сентенции Петра Ломбардского 1
и одно из пособий по всеобщей и так называемой священной
истории.
Порядок изучения предметов также устанавливался «Сум-
марном»: «Никто не может быть допущен к изучению логики,
если в течение двухлетнего пребывания в ордене не отличался
благонравием и религиозностью (исключения возможны лишь
для переростков) и недостаточно изучил грамматику. К естест-
венным знаниям могут быть допущены лишь те, кто в течение
трех лет проходил логику в миру или ордене и, по мнению
магистра, приобрели достаточно знаний» 1 2.
Изучение греческого и древнееврейского языков допуска-
лось по специальному разрешению провинциала ®. Для обуче-
ния этим языкам студенты могли обращаться и к светским
профессорам. Джордано Бруно, невидимому, изучал эти языки.
В конце XVI века три древних языка стали обязательными в до-
миниканских школах. Тех, кто не знал их, не допускали к по-
лучению докторской степени.
В ведении доминиканского ордена находилось 26 мона-
стырских учебных заведений, которые носили название уни-
верситетов, или генеральных школ. Лучшими считались
школы Парижа, Саламанки, Тулузы, Реймса, Болоньи, Рима
и Неаполя. Сюда посылали наиболее способных монахов.
Предписывалось тщательно отбирать в школах успевающих
п отправлять обратно бездельников. Основной курс обучения
богословию был трехлетний, иногда четырехлетний. Учащие-
ся, проходившие этот основной курс, назывались «формаль-
ными студентами». Перевод на каждый следующий курс
допускался после экзаменов. На повторные курсы студентов
не оставляли.
«Свод богословия» Фомы Аквинского преподавался в тече-
ние четырех лет. Для преподавания брались наиболее
важные части этого сочинения, излагались и комментиро-
вались. В тот период, когда учился Джордано Бруно,
1 Один из важнейших авторитетов католической церкви. Под латин-
ским названием «Сентенции» опубликованы его поучения и изрече-
ния.
2 «Summarium Ordin Praedicator Institutiones», стр. 165.
8 Название одного из высших должностных лиц в орденской иерар-
хии.
82
особенно строго проводилось в жизнь второе решение чет-
вертой сессии Тридентского собора о запрещении свободного
толкования библии и «Свода богословия».
В «Суммарии» говорится по этому поводу: «Никто из
братьев не смеет излагать или защищать какое бы то ни было
личное мнение, противное общему взгляду учителей во всем,
что касается веры и нравственности, за исключением опро-
вержений и ответов на возражения. Под угрозой лишения
звания запрещается во время чтения высказывать и доказывать
мнение, не согласующееся с общими взглядами святых отцов,
и ни в коем случае не излагать такого мнения, кроме случаев,
когда оно опровергается. Все должны следовать святым отцам,
изучать их труды, подкрепляя свои мнения цитатами из их
книг».
«Суммарий» подчеркивает исключительное значение «Свода
богословия» для доминиканского ордена: «Безусловно запре-
щается братьям при чтении лекций, на диспутах и беседах
утверждать что-либо противное тому, что по общему мнению
свойственно взглядам этого святого доктора. Кто согрешит
против этого, — лишается права читать лекции» С
За время пребывания Джордано Бруно в монастыре папская
власть три раза подтверждала это запрещение: в 1569, 1571
и 1574 годах.
Весьма интересные указания дает «Суммарий» об ученых
званиях и степенях.
Высшая ученая степень, утвержденная для школ домини-
канского ордена, называлась «публичный доктор». Установ-
ления пап Александра IV и Сикста IV предписывали разуметь
под названием «публичный доктор» главного лектора, руководя-
щего лекциями данного монастыря.
Порядок получения степени доктора был следующий:
1) два года общего обучения латинскому языку и библии
(регент);
2) два года логики (магистр);
3) два года естественных знаний (бакалавр);
4) четыре года богословия (лектор);
5) на одиннадцатый год — получение докторской степени.
Джордано Бруно получил степень доктора в 1576 г.
Какое положение занимал Джордано Бруно в монастыре
по окончании школы, нам неизвестно. Вернее всего, он был
оставлен в качестве старшего лектора при той же монастырской
школе, которую окончил.
Он сообщает также венецианским инквизиторам, что про-
шел обычные ступени посвящения одну за другой в установ-
1 «Summarinm Ordin Praedicat.or Institutiones», стр. 174—177.
6*
83
лонные сроки. После двух лет пребывания в сане субдиакона
и такого же срока в сане диакона Бруно, по достижении
24-летнего возраста, в 1572 году получил сан священника.
Как все юридические акты феодального общества, руко-
положение в священники состояло из ряда символических
действий. На посвящаемого надевали облачения: поверх под-
рясника послушника — скапулярий 1 монаха, далее — одея-
ние субдиакона и диакона и поверх всего — облачение свя-
щенника. Затем посвящаемому выбривали тонзуру. Боль-
шие пальцы на руках помазывались «святым миром», вместе
с которым он приобретал «неразрушимый характер» свя-
щенства.
В завершение обряда посвящаемому давали в руку чашу
с так называемой «кровью христовой», так как отныне он
приобретал недоступное мирянам право приобщаться «крови
Христа» 1 2.
Важнейшей обязанностью священника, наряду с исповедью
и мессой, являлась проповедь. Проповедники читали главным
образом не в церквах, а в школах, многие из них имели
ученую степень. Священником-лектором и был, невидимому,
Джордано Бруно в доминиканском монастыре. Ему испол-
нилось в то время уже 28 лет. Это был вполне сложившийся
мыслитель, готовый защищать свои взгляды, по его собствен-
ному выражению, «против всех богословов мира».
Незадолго до посвящения Джордано Бруно совершил
первое путешествие в Рим, к папскому двору. Об этом мы
узнаем из дневника библиотекаря Гильома Котена. «Джор-
дано сказал мне, — пишет Котен 21 декабря 1585 года, — что
однажды был приглашен из Неаполя в Рим папой Пием V и
кардиналом Ребиба и был доставлен в повозке. Чтобы пока-
зать свою искуснейшую память, он прочел по-еврейски пол-
ностью псалом «Основание Иерусалима» и немного обучил
этому искусству указанного Ребиба».
Хотя сообщение Котена и противоречит показаниям Бруно
в венецианской инквизиции, где он заявил, что впервые прибыл
в Рим в 1576 году, однако его можно считать вполне достовер-
ным. В латинских произведениях Джордано Бруно есть крат-
кое упоминание об одном современном ему событии.
Джордано Бруно говорит: «В наши дни первосвященник
Пий перед римским народом, созванным для всенародного
моления, оповестил о победе в морском бою, происходившем
в тот же день и час по ту сторону Ионийского моря».
1 Скапулярий — наплечная накидка в монашеском одеянии.
2 В католичестве мирянам при так называемом «причащении» дается
только хлеб («облатка»), а вино под названием «крови христовой» пьют
сами церковники.
84
CO MED IЛ DEL BRV'
•n. О KO I-
co di nulla .Achadcmi^detto il fa-
flidltO,
IN T RJ STITIЛ HiLJ-
ru : in Hilaritate triflu.
IN P Л R I G G I,
-'dpprfffi Gufrtelmo Giuliano. Л-
(egno de P^Imicitia.
M. D.LXXX 11.
{N. 28].
Титульный лист первого издания комедий Бруно «Candelaio»
(«Подсвечник»).
Сопоставляя слова Котена с собственными словами Бруно,
можно предположить, что в день битвы при Лепанто 7 октября
1 .’>71 года он находился в Риме.
Морское сражение при Лепанто было крупнейшим военным
событием XVI века. В течение своего понтификата папа Пий V
затрачивал огромную энергию на образование военной Лиги
против Оттоманской (Османской) империи. В 1571 году Лига
была создана. В объединенном флоте доля папского государ-
ства была очень скромной — одна восьмая всего состава судов.
Главную силу составляли флоты Венеции, Испании и коро-
левства Неаполитанского, а также наемный отряд судов генуэз-
цев. В этом сражении турецкий флот, состоявший из 300 судов,
был почти целиком уничтожен.
7 октября папа созвал народ в Риме на площадь св. Петра и
совершил молебствие с балкона, украшенного коврами.
В книге «О безмерном и бесчисленном» Джордано Бруно
описывает церемонию выхода папы к народу. Это описание
настолько живо и в нем сообщаются такие подробности, что
оно могло принадлежать только очевидцу.
Приводим вкратце содержание этого отрывка. Вместо
небесного света появляется папа с ханжеским, безумным
лицом, на голове его тиара и повязка, звериные когтистые
пальцы унизаны перстнями. Его безобразное, расплывшееся
туловище покрыто облачениями. Ему поклоняются как намест-
нику божьему. Он качается из стороны в сторону, едва дер-
жится на ногах и все же шествует с подобающим ему величием.
В этом описании можно узнать уродливую фигуру «святого»
Пия V.
Во время второго посещения Рима в 1576 году Джордано
Бруно не имел возможности наблюдать церемонии папского
выхода к народу. Григорий XIII держался вдали от народа,
редко покидал Ватикан.
Отголоском воспоминаний Джордано Бруно о посещении
Рима является также эпизод в комедии «Подсвечник», где
говорится, что папа Пий V опубликовал буллу, посвященную
организации римских публичных домов.
В восемнадцатой сцене пятого акта Скарамуре говорит:
«Они (публичные женщины. — В. Р.) в Неаполе имеют Пья-
цетту, Фундако дель Четранголо, Борго ди Санто Антонио
и квартал у Санта-Мария дель Кармино. В Риме они были
рассеяны по всему городу, и поэтому в 1569 году его святей-
шество приказал под страхом наказания, чтобы они были
собраны в одно место, и установил для них определенный квар-
тал, который на ночь запирался на ключ» С
1 Giordano Bruno. Орете italiane, т. Ш, стр. 177.
86
В Риме было не меньше публичных женщин, чем монахов
и священников. Публичные дома составляли важную статью
дохода в бюджете папской столицы.
Попытки папы ограничить количество проституток и
особой буллой закрепить за ними квартал за Тибром, вроде
гетто, с улицами, запирающимися на ночь, ни к чему не
привели.
Церковные историки, конечно, подвергли сомнению рас-
сказ Джордано Бруно, но многие современники подтверждают,
что в те «патриархальные» времена папы издавали специаль-
ные буллы для регламентации проституции.
Рим, обнищавший, политически униженный, разоренный
город, вполне оправдывал позорное наименование, данное
ему лютеранами: «мировая помойная яма».
С холмов Рим представлялся безбрежным морем переул-
ков, перемежающихся пустырями. Его окраины терялись
среди виноградников и полей. Римскому папе принадле-
жали два холма — Квиринал и Ватикан. Римскому «наро-
ду», т. е. городскому населению, принадлежал Капитолий.
Отсюда начинались восстания против папской власти и
инквизиции.
Несмотря на то, что Рим был одним из самых больших
городов Италии, он производил удручающее впечатление на
приезжих грязью, неблагоустроенностью, сетью путаных
переулков, огромным количеством притонов, грабежами, мно-
жеством бродячих полунищих монахов.
Интересное описание Рима дает в своем «Дневнике пу-
тешествия в Италию» французский философ XVI века Мишель
Монтэнь, прибывший в Рим 20 ноября 1580 года. Он на-
блюдал там публичные казни, был на приеме у папы Григо-
рия XIII, видел московских послов Ивана Грозного.
Дневник Монтэня представляет собой главным образом
записи, сделанные под его диктовку секретарем. Это впечат-
ления от двух путешествий в Рим.
Отказавшись от услуг невежественного гида, Мишель
Монтэнь посвятил много времени прогулкам по городу и его
изучению. Монтэня больше всего интересовали развалины
античного Рима. Количество развалин и их исполинские
размеры произвели на него потрясающее впечатление.
Монтэнь называет средневековый папский Рим «ублюдком»,
современные сооружения которого стараются приноровить к
древним j ромадам, однако они напоминают, «как бы их пи вос-
хваляло нынешнее поколение, вороньи и воробьиные гнезда на
сводах и степах церквей, разрушенных гугенотами» Г Столь рас-
1 М. Montaigne. Les essais. Paris, 1838, стр. 687—688.
87
пространенное во Франции и хорошо знакомое Монтаню
зрелище.
Из ряда замечаний, имеющих автобиографический характер
и рассеянных в произведениях Джордано Бруно, можно заклю-
чить, что Рим времен Пия V был знаком ему по непосредствен-
ным наблюдениям. На первый взгляд может показаться не-
правдоподобным, что римский папа заинтересовался юным
неаполитанцем. Однако в XVI веке была так сильна тяга
к всевозможным необычным явлениям, что интерес к чело-
веку с феноменальными способностями вполне понятен и
оправдан.
В чем же проявилась гениальная память Джордано Бруно
во время встречи с папой и его приближенными? Разумеется,
не в том, что он знал наизусть 86 псалмов. Это не так трудно.
Невидимому, он прослушал или прочитал предложенный
ему текст и тотчас же повторил его слово в слово.
Эрудиция, основанная на памяти, подтверждается всеми
произведениями Бруно. Он цитирует многих философов всегда
по памяти, никогда не ошибаясь.
Джордано Бруно принадлежал к монашеской бедноте,,
лишенной покровителей, поддержки и собственных средств.
Добывание светских книг было сопряжено с большими труд-
ностями. Хранить их было негде, так как в монастырских
кельях часто производили обыски, проверяя, нет ли запре-
щенной литературы. Бруно приходилось рассчитывать глав-
ным образом на свою память. Заполучив нужную ему книгу,
он старался выучить ее наизусть.
Бруно развивал память двумя способами. Первый заклю-
чался в использовании символических изображений, с кото-
рыми идеи объединялись в определенной последовательности.
Второй, разработанный в книгах «О тенях идей» и «Песнь
Цирцеи», связан с его теорией познания. Если порядок идей
тот же самый, что и порядок вещей, если наше сознание отра-
жает действительность, то логическая связь идей вытекает
из наблюдаемого сочетания вещей в их развитии. Поэтому
вещи из реального мира, связанные между собой сходством
и другими ассоциативными признаками, помогают восстанав-
ливать в памяти порядок вещей.
Свою природную память Бруно укрепил и развил постоян-
ными упражнениями и разработкой мнемонических и методи-
ческих правил по Раймунду Луллию — испанскому философу,
схоласту XIII века (1235—1315). Из его сочинений наиболь-
шее значение Бруно придавал книге «Великое искусство».
Не легко дать представление о книге Луллия «Великое
искусство». Отчасти это механическая логика, построенная
на математических правилах, которая якобы должна при-
SS
нести к достоверным выводам с такой же необходимостью,,
как математическая теорема. Отчасти это система формального-
расположения идей, облегчающая построение систематического*
знания. Отчасти же разновидность мнемоники — учения о
методах развития механической памяти.
Джордано Бруно не был последователем Раймунда Лул-
лия как философа. Он отвергал и его богословие, в котором
Раймунд Луллий стремился логически обосновать познание
свойств божества и доказать его математическим путем. Джор-
дано Бруно, с презрением отзываясь о попытках Луллия зани-
маться богопознанием, говорит: «Отношения между богом и
человеком, якобы явившиеся в откровении поклонникам Христа,
основаны на вере и доверии и противоречат всякому разуму
и философии. Они не допускают никакого доказательства
и принимаются лишь на веру, вопреки бредням Луллия, пред-
принявшего попытки познать их. . .» 1
Здесь имеется в виду трактат Раймунда Луллия «О пра-
вилах веры», где выдвигается задача доказать истину католи-
ческой веры доводами разума.
Джордано Бруно берет у него рациональное зерно, но
осуждает попытку использовать философию для обоснования
религии. В противоположность Луллию, Джордано Бруно
доказывает несовместимость науки и религии.
Развивая положения Раймунда Луллия, Джордано Бруно
переходит от произвольной внутренней связи логических
идей к доказательству их необходимой связи с материальным
миром. Связь идей отражает связь вещей. Исходя из этого,
Бруно ставил задачу — построить систему понятий, движу-
щихся в соответствии с отражаемым в них материальным
миром. Попытки изложить живое движение мира и отве-
чающих ему идей в форме фигур и наглядных изобра-
жений оказались неудачными. Но скрытая в этой попытке
мысль чрезвычайно плодотворна. Она дополнилась учением
о теории познания, которую Бруно изложил в ряде сво-
их трактатов, попутно с толкованием «Великого искусства»
Луллия.
После возвращения из Рима Бруно продолжал в монастыре
в Неаполе высшее богословское образование. К сожалению,
не сохранилось никаких документальных свидетельств о его
идейном развитии в этот период. Мы располагаем лишь един-
ственной возможностью выяснить факторы, которые воздей-
ствовали на его мировоззрение — сопоставить наиболее выдаю-
щиеся события того времени с откликами на них в его произ-
ведениях.
1 G. Bruni scripta. Ed. A. Fr. Gfrorer, стр. 265.
89
В сентябре 1572 года в Неаполе распространились слухи
о происшедшей в Париже в ночь на 24 августа резне «гугено-
ток» (французских кальвинистов) — о так называемой Варфо-
ломеевской ночи и церковных торжествах, устроенных в Риме
по этому случаю.
Варфоломеевская ночь заставила церковь обнаружить свое
подлинное лицо. По сей день официальные католические апо-
логеты изощряются в софизмах, чтобы оправдать открытый
призыв церкви к избиению еретиков.
События Варфоломеевской ночи нашли широкое отражение
в политической и философской литературе того времени.
Литература тираноборцев возникла после нее и под ее влия-
нием. Беглецы-гугеноты открыто стали говорить о праве народа
на сопротивление насилию тиранов. В какой-то мере под
влиянием событий 24 августа сложились и «Опыты» Монтэня.
У Джордано Бруно нигде нет прямых упоминаний об этой
трагедии, как, впрочем, и у других философов того времени.
Свое мнение о Варфоломеевской ночи просветители выражали
лишь в случайно дошедших до нас письмах и мемуарах.
Один только Френсис Бэкон в Англии открыто заявил,
что Варфоломеевская ночь сделала передовых мыслителей
атеистами: «. . .поэт Лукреций, повествуя, как Агамемнон
решил принести в жертву дочь свою Ифигению, дабы утолить
гнев Дианы, говорил: «К таким ужасным действиям может
привести религия». Что сказал бы он, когда б узнал об ужасах
Варфоломеевской ночи во Франции. . . Он стал бы еще больше
эпикурейцем и атеистом» *.
Массовые убийства и преступления на религиозной почве
происходили и раньше. XVI век видел ужасы массовых истреб-
лений кальвинистов в Нидерландах, вальденсов в Альпах и
Калабрии, евреев и морисков в Испании. Тяжелое впечатле-
ние от событий Варфоломеевской ночи усугублялось безу-
держным ликованпем церкви.
8 сентября 1572 года папа, окруженный кардиналами,
совершил торжественную процессию в церковь св. Людовика
Французского и вознес благодарственное моление богу. Вслед
за тем была объявлена торжественная месса в церкви св. Марии
Маджоре, покровительницы инквизиции. Мессы служились
и в других доминиканских монастырях.
На медали, выбитой в память Варфоломеевской ночи,
изображен ангел, разящий гугенотов мечом, и вырезана над-
пись: «Избиение гугенотов».
В обращении к кардиналам папа Григорий XIII прослав-
лял это злодеяние поповщины и называл Екатерину Медичи
1 Ф. Бэкон. Единство веры (из «Опытов»). «Прибавление к Цер-
ковным ведомостям», 1905, № 4, стр. 135.
30
Юдифью, столь восхваляемой в Ветхом завете, а адмирала Ко-
липьи — Олоферном.
Резня 24 августа 1572 года относится к числу тех событий,
которые глубоко переживались всеми просвещенными людьми
эпохи, и для многих оказалась переломным моментом в их идей-
ном развитии.
Джордано Бруно позже говорил: «Если бы от природы
оыло известно различие менаду светом и мраком, то прекрати-
лась бы древняя борьба мнений, в которой целый ряд поколе-
ний стремился истребить друг друга, причем люди, воздевая
руки к небу, заявляли, что только они одни обладают истиной
и веруют в бога, который, будучи отцом и подателем вечной
жизни для одних людей, выступает против их противников
как неумолимый, мстительный, карающий вечной смертью
< удия. Поэтому-то и происходит, что различные расы и секты
человечества имеют свои, особые культы и учения и предъяв-
ляют претензии на первенство, проклиная культы и учения
остальных. В этом причина войн и разрушения естественных
связей. Люди, возвысившиеся посредством обмана, объявляют
себя провозвестниками воли и посланниками бога. Поэтому мир
страдает от бесчисленных бедствий, и, можно сказать, человек
является большим врагом человека, чем всех остальных живот-
ных».
Этот взгляд, изложенный в «160 тезисах», Бруно развивает
также в поэме «О безмерном и бесчисленном».
Несомненным отражением религиозных войн во Франции
и особенно Варфоломеевской ночи надо считать те слова Бруно,
в которых он подчеркивает влияние материальных интересов
на борьбу церквей п сект. Современники кровавой ночи ясно
видели, что в борьбе католиков и гугенотов во Франции рели-
гиозные мотивы скрывали за собою политические и экономи-
ческие интересы.
«Мудрость и справедливость впервые начали покидать
Землю, когда секты стали превращать мнения в источник
походов. Тогда за мнения партий начали бороться, словно за
собственную жизнь или за жизнь своих детей, вплоть до окон-
чательного истребления противников. При этих мрачных
знамениях религия и философия попраны, а республики,
государства и империи вместе с государями, знатными лицами
и народом приходят в смятение и уничтожаются» *.
Как вдохновенный призыв к протесту звучат обличающие
слова Джордано Бруно о фантазии (религии), сикофантах
(инквизиторах) и ужасах братоубийственной религиозной
борьбы.
1 Jordanus В runus. Opera latine conscripta, т. I, ч. II. стр. 208.
91
«Господство над народом утверждают самые мрачные и кро-
вожадные вожди. Человек в смертельном ужасе влачится по
путям жизни и заслоняет от себя солнечный свет тенями ада.
Фантазия вооружает беспощадных богов громами, которыми
непогрешимый судия мира якобы поражает ненавистный ему
человеческий разум. Неукротимая ярость судии — такова
сладостная мечта религиозной фантазии.
Что говорят догматы сикофантов? Гнев божий есть возмездие
за высокомерие. И как только такое мнение овладевает душою,
один народ начинает враждовать с другим, дети отвергают роди-
телей, инаковерующего никто не приветствует» х. Есть основа-
ния полагать, что Джордано Бруно писал эти строки под впе-
чатлением событий Варфоломеевской ночи.
Освящение и прославление религией жестокой бойни и
вероломства взволновало и потрясло современников.
Варфоломеевская ночь, религиозные войны, церковный
террор, католическая реакция — все это привело к крайнему
обострению борьбы между церковью и гуманизмом. Отношение
итальянского Возрождения к церкви меняет свой характер,
борьба становится открытой. Наступает конец эпохе поисков;
примирения и компромиссов.
1 Jordanus Brunus. Opera latine conscripta, т. I, ч. П>,
стр. 269—270.
Глава V
АНТИЦЕРКОВНЫЕ ТЕЧЕНИЯ
ИТАЛЬЯНСКОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ
Исторические предпосылки Возрождения. Ослабление влияния религии.
Атеистическая философия. Пьетро Помпонацци. Иероним Кардан
Исторические предпосылки, обусловившие расцвет пере-
довой науки и реалистического искусства в Италии в XIV—
XVI веках, разнообразны: усиление торгового капитала, быст-
рый рост производительных сил, создание новых, социальных
отношений, развитие новых отраслей промышленности, установ-
ление международных торговых связей и увеличение количе-
ства добытого рабским трудом золота в обращении.
Новые социальные и экономические отношения вели к уси-
лению связей как внутри отдельных государств так и между
разными народами.
Быстро развивалась техника, особенно военная и строи-
тельная. Тайны традиционного мастерства вытесняла наука.
Изучение законов природы и их использование, развитие матема-
тических знаний, необходимых в технике и военном деле,
подрывали авторитет церкви.
«Рамки старого «orbis terrarum»1 были разбиты; только
теперь, собственно, была открыта земля и были заложены основы
для позднейшей мировой торговли и для перехода ремесла
в мануфактуру, которая, в свою очередь, послужила исходным
пунктом для современной крупной промышленности» 1 2.
Буржуазия, еще недостаточно сильная, чтобы мечтать
о самостоятельной власти, поддерживала централизованную
власть, охранявшую феодальные порядки, но в то же время
поощрявшую торговлю и промышленность. В борьбе против
1 Дословно «круг земель». Так древние и средневековые ученые на-
зывали мир, который был им известен.
2 Ф. Энгельс. Диалектика природы, стр. 3.
93
феодализма нарождавшаяся буржуазия действовала совсем’
по-другому, чем широкие массы трудящихся, изнемогавшие
от феодального гнета.
Народные массы поднимали стихийные восстания, подры-
вавшие феодальную систему. Так называемые ереси были
выражением протеста против феодальной эксплуатации. Моло-
дая буржуазия, стремясь расчистить дорогу развивавшемуся
капитализму, боялась широких народных движений. На ранних
ступенях развития буржуазии ее классовые интересы и анти-
феодальные тенденции проявлялись преимущественно в сфере
культуры. В противовес феодальной культуре буржуазия созда-
вала новую, светскую культуру, которая на первых порах стре-
милась освободить мысль от власти католического мракобесия.
«Духовная диктатура церкви была сломлена; германские
народы в своем большинстве прямо сбросили ее и приняли
протестантизм, между тем как у романских народов стало
все более и более укореняться перешедшее от арабов и питав-
шееся новооткрытой греческой философией жизнерадостное
свободомыслие, подготовившее материализм XVIII века.
Это был величайший прогрессивный переворот из всех;
пережитых до того времени человечеством, эпоха, которая
нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе,
мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености. . ..
«И исследование природы совершалось тогда в обстановке
всеобщей революции, будучи само насквозь революционно:
ведь оно должно было еще завоевать себе право на существова-
ние. Вместе с великими итальянцами, от которых ведет свое
летосчисление новая философия, оно дало своих мучеников
для костров и темниц инквизиции» 1.
Богатевшая буржуазия создавала новый быт, несовмести-
мый с феодальным бытом, опутанным церковными условностями.
Новые потребности городского населения были враждебны
церковным понятиям, отвергавшим светские книги, театр и
вообще светскую культуру.
В ряде стран западной Европы в этот период складывались
централизованные государства, которые в XVI в. приняли
форму абсолютистских монархий, либо, как в Италии, мелких;
деспотий, которые опирались на военную силу и дипломатию.
Мелкие деспотии не были заинтересованы в поддержке духовен-
ства и стремились присвоить его права и богатства.
Развитие капитализма повело за собою рост торгового-
мореплавания, которое в свою очередь положило начало вели-
ким географическим открытиям. Для вождения судов в открытом;
море изучение звездного неба, знание астрономии было не менее;
1 Ф. Энгельс. Диалектика природы, стр. 3—-4.
94
важно, чем изучение Земли. Вселенная предстала перед чело-
вечеством как нечто новое, резко отличающееся от средне-
векового представления о Земле и небе. Космологические-
революционные выводы Коперника и Бруно были прямым
отражением переворота в представлениях о Земле, совершив-
шегося под влиянием открытия новых земель и накапливав-
шихся наблюдений над небесными светилами.
Развитие капиталистических отношений усиливало оппози-
ционные настроения буржуазии универсализму католической
церкви, что способствовало крушению мирового единства церк-
ви. Возникли территории, на которых господствовали католиче-
ские, лютеранские, кальвинистские церкви. Это дало возмож-
ность свободно критиковать отдельные вероисповедания. Такая
критика часто принимала характер борьбы против религии-
вообще.
Еще больше содействовало упадку авторитета религии
существование враждующих между собой церквей и сект на
одной и той же территории. Церковники устраивали диспуты,
от участия в которых трудно было отстранить свободомысля-
щих. На этих диспутах подвергались обсуждению, а часто и оже-
сточенным нападкам, вопросы религиозной догматики, церков-
ной философии, религиозное мировоззрение в целом. Борьба
между церковниками усиливала позиции сторонников свободо-
мыслия и атеизма.
Новые общественные классы не хотели нести материальное
бремя, которое церковь возлагала на классы феодального об-
щества. Буржуазия отказывалась от расходов на содержание
монастырей и получала огромную выгоду, скупая церковную
земельную собственность. Ликвидация церковных и монастыр-
ских земель в ряде стран подрывала экономическую мощь церкви.
Сопротивление церкви влиянию новых классов и их миро-
воззрению затруднялось тем, что папская власть ослабела,
потеряв ряд территорий во время реформации, а Папскую
область и «вечный город» Рим в 1527 г. подвергли разгрому
и грабежу войска Карла V, причем папа Климент VII был
взят в плен.
Инквизиция, при помощи которой церковь пыталась укре-
пить свое влияние и вернуть былое господство, чрезвычайно
обострила противоречия между реакционными и прогрессив-
ными слоями общества и вызвала эмиграцию передовой части
интеллигенции из Италии и других католических стран.
Церковные организации все больше вовлекались в откры-
тую политическую борьбу, и, таким образом, обнажались
движущие пружины их политики. Легко было убедиться в том,
что церковь руководится земными мотивами и лишь прикры-
вает их религиозными.
95
Огромнейшее значение имели многочисленные выступления
угнетенных классов, которые вмешивались в борьбу между
церквами, входили в наиболее радикальные секты и стремились
к свержению церковного ига. Борясь против феодалов (не-
редко с оружием в руках), крестьянство и городской плебс
боролись одновременно против господствующей церкви, воз-
главляемой римским папой.
Религиозные войны, сопровождавшиеся массовым изувер-
ским истреблением противников католический церкви, содей-
ствовали усилению вражды к церкви в широких массах населе-
ния, разоряемых этими войнами. При этом в одних и тех же
армиях оказывались наемники,исповедовавшие разные религии.
Швейцарские наемники — кальвинисты попеременно то защища-
ли папскую столицу, то грабили Рим, входя в состав като-
лических армий. Испанская католическая армия грабила
в Нидерландах католические церкви. Во время разгрома
монастырей и церквей происходило «осквернение святынь»,
и таким образом рушилась вера в их чудодейственную
силу.
Благодаря усилению и расширению международных отноше-
ний установилась связь между культурными центрами Европы.
Прогрессивные идеи повсеместно возбуждали живой интерес,
а реакционные, основанные на закоснелых церковных тради-
циях, подвергались уничтожающей критике.
Появились центры общественной мысли, не связанные
с церковью и старыми католическими университетами. При
дворах крупных, монархов и мелких деспотов создавались
академии, обсерватории, вводились платные должности мате-
матиков и астрономов, входило в обычай подношение госуда-
рям новых книг, за что авторы получали вознаграждение.
В интересах политической борьбы государи привлекали к себе
на службу светскую интеллигенцию.
Выросла общественная роль литературы и искусства,
стоявших вне церкви. Складывалось и приобретало большую
силу общественное мнение, находившееся под влиянием фило-
софских произведений, публицистики, сатирической литера-
туры.
Возникли новые виды искусства, по своему существу
враждебные церкви, например, светский театр, который про-
ник даже в монастыри и к папскому двору.
Новые разнообразные профессии требовали светского обра-
зования. Увеличилось число учащихся, среди которых было
много выходцев из народа, росло влияние студенчества — его
активность и политическая инициатива. Развивались светские
науки — философия, медицина, химия, математика, астроно-
мия, право.
•96
Ученые обращались к произведениям древних греческих
и римских писателей, ораторов, поэтов, историков, философов,
медиков, естествоиспытателей.
Политика и дипломатия приобрели новый характер. Для
решения сложных политических вопросов требовались просве-
щенные люди, которых поставляла в основном светская интел-
лигенция.
Огромную роль начинает играть образованность среди дво-
рянства. Общая культура и университетское образование
стали обязательны для придворных. Разоренной части дво-
рянства это давало возможность улучшить ее материальное
положение.
Развитие книгопечатания содействовало распространению
враждебных церкви идей. Не с одним автором вынуждена была
бороться церковь, а с тысячами книг, содержащих его «вредные»
идеи. Несмотря на массовые сожжения книг, церковникам
почти никогда не удавалось уничтожить все экземпляры.
Печать становилась могущественной силой, независимой
от церкви. Она завоевывала все большее признание. Книга
сделалась новым, самым опасным врагом церкви. Читатели
поддерживали свободомыслящих авторов и укрывали их от
преследований церкви.
В соответствии с требованиями борьбы против церкви
возникла агитационная печать—брошюры и листовки, а также
некоторые виды повременной печати — альманахи, бюллете-
ни и т. д.
Все это способствовало широкому развитию свободомыслия.
Гуманисты ставили перед собой задачу: заменить плохую
средневековую латынь совершенными образцами классиче-
ского стиля Цицерона. Но, кроме языка, их внимание привле-
кали наука и философские идеи античного мира. Глубокое
изучение классиков «золотой» латыни—Цицерона, Вергилия и
других привело к тому, что на латинский язык начали пере-
водить термины богословия и богослужения. Отвращение
к варварскому языку Библии (так называемой Вульгаты) было
всеобщим. В обиход церкви вошли многочисленные заимст-
вования из античного язычества.
Образованные прелаты переводили на античный латин-
ский язык формулы церковного обихода, нисколько не смущаясь
тем, что они взяты из языческой мифологии. Они называли хлеб
и вино причастия «амброзией» и «нектаром», которыми, по рели-
гиозным мифам, наслаждались боги на Олимпе. Епископы
получили наименование «архифламиниев» Ч Сам папа получил
1 «Flaminium» — у древних римлян название должности жреца
определенного божества. Корень слова от «flamma» — огонь, пламя.
7 В. С. Роягицыя
97
утвердившееся за ним имя первосвященника, или верховного
жреца, «pontifex maximus». Церковное отлучение выражалось
в древней римской формуле «отказа от воды и огня». Кон-
систория называлась «сенатом Лация» х, заупокойная месса —
«жертвой богам-манам» 1 2. О канонизации св. Франциска гово-
рили, что он был «принят в сонм богов». Церковный собор
сравнивался с советом богов на Олимпе.
Кардинал Садолето писал своему другу: «Не читайте посла-
ний св. Павла, чтобы этот варварский стиль не испортил вам
литературного вкуса. Отбросьте эти сказки, недостойные
серьезного человека». И, тем не менее, он имел репутацию чуть
ли не самого благочестивого человека своей эпохи.
Во время празднеств на улицах Рима устанавливали статуи
античных богов, аллегорически прославляющих торжество хри-
стианства. Вступление на престол папы Льва X Медичи сопро-
вождалось пышным празднеством, в котором богослужение
занимало такое же место, как и остальные церемонии. Присут-
ствовавшие при церковных церемониях любовались зрели-
щем, слушали музыку и пение, не молясь, а развлекаясь.
Рассказы современников о поведении народа в церкви
кажутся анекдотичными: во время богослужения устраива-
лись пляски, происходила торговля, молитвы пелись на мо-
тивы уличных песен. Зачастую во время дождя в церковь
загоняли ослов с корзинами. Художники, которым поручалось
украшение церквей, руководились античными образцами, не
размышляя о том, что это противоречит христианской дог-
матике.
С 1550 по 1555 год апостольский престол занимал «светский»
папа Юлий III. При нем мирские тенденции папства проявля-
лись с силою, до сих пор поражающей клерикальных исто-
риков.
Юлий III был последним папой, оказывавшим поддержку
гуманистам. Сатирик Пьетро Аретино вел с ним дружескую
переписку и посвящал ему свои произведения. Микель Анджело
был спасен Юлием III от преследований.
Юлий III без всяких ограничений допускал карнавалы,
которые приняли совершенно языческий характер. При нем
театр стал обычным явлением в Риме, а в Ватикане весь пап-
ский двор присутствовал на представлениях комедий Плавта
и итальянских авторов в стиле «Мандрагоры» Макиавелли 3.
1 Latium — главная область древнего римского государства, сино-
ним избранного, превосходного.
2 Маны у древних римлян — духи предков.
я «La Mandragora» Макиавелли (1469—1527) — реалистическая ко-
медия, представляющая собой едкую сатиру на церковь и духовен-
ство.
98
Античное язычество было узаконено. Античная мифология
вошла в постоянный обиход церкви. В произведениях Джор-
дано Бруно, направленных против духовенства и религии,
встречается много античных имен вперемежку с христиан-
скими. Поистине поразительна его осведомленность в греческой
и латинской мифологии. В своих произведениях Вруно приво-
дит имена почти всех древних богов, говорит о христианских
вымыслах как о языческих мифах. Он употребляет в однознач-
ном смысле имена Зевса и бога-отца, Адониса и Христа, упоми-
нает о Вакхе и Церере, когда дело идет о вине и хлебе прича-
стия. В христианский миф о преисподней он вводит названия
Ахеронта и Эреба Б
Философия античного мира, изучаемая ио подлинникам,
была для мыслителей Возрождения откровением. До тех пор
были известны лишь жалкие обрывки греческой пауки, сохра-
ненные арабами и от них заимствованные схоластами XIII века.
< '.холасты излагали эти обрывки в искаженном виде. Теперь
впервые важнейшие идеи древности стали известны ио перво-
источникам и нашли приверженцев. Появились школы, возрож-
давшие стоицизм, эпикуреизм, платонизм, подлинного Ари-
стотеля.
В XVI веке специальные науки начали выделяться из фило-
софии, которая приобрела характер системы наук. Развитие
науки приводило ее к столкновению с религией независимо
от личных взглядов отдельных ее представителей на религию.
Церковь, всегда враждебная всему светскому просвещению
в целом, особенно ополчилась против атеистической фило-
софии, главным центром которой стал Падуанский универ-
с итет.
Одним из ярких выразителей передовых идей того времени
был профессор Падуанского университета Пьетро Помпонацни
(1462—1525).
Помпонацци возродил античного Аристотеля, развил те
стороны его учения, которые были умерщвлены церковниками.
Он доказывал невозможность существования души, не свя-
занной с телом и не зависящей от него. Душа нуж-
дается в органах тела для своего проявления, а ум чело-
века питается чувственными ощущениями. Помпонацци отвер-
гал один из основных догматов религии — бессмертие души.
Называя церковь инструментом, «придуманным законодате-
лями, чтобы держать в узде народ», Помпонацци писал, что
всевозможные чудеса — «результат обмана со стороны жрецов
и плод болезненного воображения простых людей».
1 В греко-римской мифологии Ахеронт — мрачная река в подземном
царстве бога Аида, Эреб — преддверие ада, одно из названий подземного
царства.
7*
9!)
Основные философские идеи Помпонацци изложены в его
трактате «О бессмертии души», вышедшем в 1516 году. Эта
книга была публично сожжена, а Помпонацци предан суду.
Кардинал Бембо взял Помпонацци под свою защиту, доказывая,
что в его положениях нет ничего еретического, поскольку
формально соблюдается авторитет писания.
Помпонацци иронически указывал на то, что законода-
тель провозгласил бессмертие души, нисколько не заботясь об
истине. Заявляя далее о своей готовности подчиниться воле
законодателя, Помпонацци подчеркивал, что не понимает
ни его повелений, ни мотивов этих повелений. На возраже-
ние церковников: если душа не находит продолжения своего
бытия в потустороннем мире, то погибает мораль, — Помпо-
нацци отвечал, что совершенствование человечества может
происходить лишь на реальной Земле.
В книге «О бессмертии души» Помпонацци блестяще дока-
зывает, что атеизм по своей моральной ценности стоит выше
религиозности. Трудолюбивый человек, говорил он, не ждущий
какой-либо награды за свою добродетель, поступает гораздо
нравственнее и честнее, чем тот, кто рассчитывает на
награду за добрые дела. Более достоин похвалы тот, кто
избегает порока из-за его безобразия, чем тот, кто избегает
его из страха наказания. Поэтому тот, кто утверждает, что
душа смертна, более прочно обосновывает добродетель, чем
тот, кто доказывает ее бессмертие. Надежда на награду и
страх перед наказанием влекут за собою рабство, противное
сущности добродетели.
Когда у Помпонацци возникали сомнения, он отсылал
читателя к авторитету церкви, хотя добавлял, что не находит
в писании хоть сколько-нибудь удовлетворительного решения
вопроса.
О свободном выборе пути к спасению Помпонацци говорил,
что если существует воля, стоящая выше воли человека, закон,
предписанный миру, то как можно отвечать за свои мысли
и действия? Поскольку признаются высшая воля и высший
порядок, все происходящее может совершаться лишь по уже
предначертанному пути: поступай хорошо или плохо — все
равно, в этом нет ни добродетели, ни греха.
Помпонацци утверждал, что моральные идеи созданы са-
мими людьми. В так называемом священном писании имеются
доводы в пользу бессмертия души, но они опровергаются
данными наблюдений над природой. Помпонации считал, что
учение о загробном возмездии придумано для того, чтобы
держать народ в покорности.
Научное знание несовместимо с наставлениями религии.
Религиозные законодатели имеют свои цели, во имя которых
100
они обращаются к народным массам с проповедью веры. Ученый
также имеет свои цели, во имя которых обращается с пропо-
ведью научных истин к узкому кругу ученых, не разделяющих
суеверий толпы.
Рассмотрев вопрос с точки зрения разума, Помпонацци
всегда находил удовлетворительный ответ. Обращение же к
вере приводило к путанице, которая усиливалась по мере
углубления вопроса.
Ссылаясь на доминиканских богословов, утверждавших,
что Фома Аквинский получил свою мудрость непосредственно
от Христа, Помпонацци говорил, что не смеет сомневаться
в истинности этих утверждений, но полагает, что они основаны
не на доказательствах, а на прямых предписаниях и приказа-
ниях и не решают поставленных вопросов.
По поводу вечности мира Помпонацци приводил противо-
речивые взгляды и ссылался на слова Платона из «Законов»:
«Когда у многих возникают сомнения по какому-нибудь воп-
росу, то одному господу дано открыть истину». Не высказы-
ваясь прямо в защиту вечности мира, Помпонацци опровергал
богословские доказательства сотворения мира.
Описывая необычайные и чудесные явления в природе,
Помпонацци отвергает религиозное чудо. Чудотворцы были
опытными фокусниками, которые предвидели редкие явле-
ния, происходящие по естественным законам, и пользовались
нарушениями обычного порядка вещей, чтобы выдавать их
за деяния богов. Все религии имеют один и тот же источник
и одну и ту же судьбу, не исключая и христианства. Они воз-
никают и погибают.
На примере Помпонацци можно видеть, что история атеизма
в Италии эпохи Возрождения не отражена в атеистической лите-
ратуре того времени. Между устной пропагандой и пропагандой
через печатное слово существовал разрыв. Многие философы
печатали лишь то, что внешне не противоречило учению церкви,
а в своих лекциях, выступлениях и особенно в беседах в тес-
ном кругу друзей несравненно смелее критиковали религию.
Крупнейшим представителем философии в Италии XVI века,
отделявшим веру от науки, правда, не всегда отдавая себе в
этом отчет, был Иероним Кардан (1501—1576). Кардан родился
в Павии, но большую часть своей жизни провел в Милане.
В произведении «О своих книгах» изложена автобиография
Кардана, которую он неоднократно перерабатывал. В послед-
ний раз он издал ее в 1575 году под названием «О моей
жизни». Он рассказывает здесь не только о внешних событиях,
но и о сомнениях, терзавших его, о своем характере.
О. поразительной откровенностью Кардан описывает свои
недостатки. К числу их он относит и презрение к религип.
101
В характере и образе жизни Кардана есть много странного
и необычного. Это был крайне неуравновешенный человек.
Своеобразие характера Кардана отразилось и на его произ-
ведениях. Наряду с умными, поражающими своей прозорли-
вое, тыо мыслями у него встречается много туманного, произ-
вольного.
Большая разносторонность Иеронима Кардана и его стрем-
ление связать развитие научной теории с промышленной прак-
тикой позволили Марксу и Энгельсу привести его высказы-
вания для доказательства, «насколько соотношение между
ученостью и практикой в эпоху ремесла разнится, напр., от
этого соотношения в период крупного производства». «Часы
являются первым автоматом, созданным для практических
целей; на них развилась вся теория о производстве рав-
номерных движений. По своему характеру, они сами по-
строены на сочетании полухудожественного ремесла с прямой
теорией. Так, напр., Кардан писал (и давал практические со-
веты) об устройстве часов» *.
Маркс и Энгельс имеют в виду книгу Кардана «О тонкости».
Ему принадлежит заслуга возрождения и дальнейшего разви-
тия античной техники. Трактат «О тонкости» описывает механи-
ческие конструкции Герона Александрийского, Витрувия,
Архимеда, а также различные машины.
Кардан говорит о новых изобретениях, которые основы-
ваются не на секретах ремесленников, а ла сознательном и
планомерном изучении и практическом применении сил при-
роды. Он перечисляет разные области использования науки,
намечая целую программу развития техники. Он говорит о гид-
равлике и архитектуре, о земледелии и рудном деле, о ветери-
нарии и медицине, о текстильном и кожевенном производстве.
Он считает, что наука призвана давать указания сапожникам
и красильщикам, мастерам, изготовляющим часы и обрабаты-
вающим дерево.
Кардан отражает дух капитализма, стремящегося разор-
вать путы ремесленной техники и создать нужную капитализму
техническую базу.
Дать ясное представление о развитии атеистических взгля-
дов Кардана трудно. Источники и сложившиеся в историко-
философской литературе мнения противоречивы. Кардан при-
обрел большую славу астрологическими предсказаниями.
В книге «Об изменчивости вещей» он отказывается от призна-
ния сверхъестественного мира. А в ту пору, когда он увлекался
тайнами науки, о нем сложилось представление [как о могу-
щественном маге.
' К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXIII, стр. 131.
102
Церковь не могла простить ему гороскопа, составленного
для Иисуса Христа. Кардан пытался доказать, что земная
жизнь Христа определялась не божественными предначерта-
ниями, а рождением под роковой звездой. Вифлеемская звезда
уже привела к смерти Христа, она же приведет в будущем
а; гибели христианство.
В первый же список запрещенных книг инквизиция внесла
сочинения Кардана.
Мировоззрение Кардана прямо противоположно религиоз-
ному. Он отказывается находить утешение от несчастий в ре-
лигии и не считает мнимое воскресение в будущей жизни до-
статочным основанием, чтобы примириться с земными бед-
ствиями. Приводя многочисленные изречения античных мыс-
лителей, он ни разу не ссылается па богословские автори-
теты. «Истина превыше всего, •— говорит Кардан, — и я не
считаю безбожным противостать во имя ее законам».
Одной из главных причин пессимизма, которым проник-
нуто все высказывание Кардана, является классовый гнет его
времени. Усиление эксплуатации, всеобщая необеспеченность,
борьба интересов, страх за завтрашний день приводят его к
выводам, с которыми несовместимо учение о боге-промыслителе.
«Что может быть ужаснее? — пишет он в произведении
«О своих книгах». — Какая страна ныне находится в безопас-
ности? Раздоры, борьба государей с государями, министров
с министрами. Лучше быть дикой серной, чем человеком. И те
и другие в постоянной опасности. И те и другие постоянно
рискуют быть убитыми. Но человек живет в гораздо худших
условиях, ибо он легче может быть схвачен, подвергается
более длительным мучениям и более жестоким пыткам. Ни
твоя жена, ни твои дети, ни твое богатство не находятся в без-
опасности от государственных чиновников. Много ли областей,
где люди живут в спокойствии? Богатого заставляют отдать
то, что он имеет. Бедняк не может дать того, что от него тре-
буют. И не знаешь, что хуже: нищенствовать, если ты был
богат, или страдать от лишений будучи бедняком.
В древности бедняки у римлян не подлежали цензу и у гре-
ков не облагались налогами. Теперь этого нет: наиболее бед-
ных подвергают наиболее тяжкому угнетению. И кто же из
бедняков в состоянии перенести это? Лучшим благом было бы
не жить вовсе, чем родиться для того, чтобы так жить и так
погибать. Я не осуждаю наше время и не жалуюсь на госуда-
рей. Всегда было так, что большие рыбы пожирали малых.
И есть ли такой уголок на земле, где не принуждали бы делать
зло или терпеть зло и где царила бы безопасность?» \
1 J. Cardanus. Opera omnia. Quoadam lectn diena, т. II. Basi-
eeae, 1562, стр. 35—36.
103
Теория познания Кардана находилась в противоречил
с церковными понятиями. Он говорил, что ясность в познании
достигается путем сведения существующего к простым законо-
мерностям, охватывающим небо и землю. Отсюда следовали
атеистические выводы. Наука построена на закономерности,
а религия — на зависимости мира от воли и произвола бога,
духов и пророков, творящих чудеса.
Кардан считал себя призванным освободить человечество
от всех химер и заблуждений. Его заслугой было развитие
идей всеобщей закономерности. Автономию законов природы
он противопоставил промыслу и произволу бога.
Идеи Кардана изложены им в книге «О тонкости» с ясностью
и простотой, исключающей всякое сомнение в том, что мате-
рию он считал основой бытия.
«В том, что существует первоматерия, — пишет он, —
нас убеждает непрерывное возникновение вещей, при котором
одна вещь постоянно превращается в другую. Нет такой ничтож-
ной вещи, которая не возникла бы из чего-нибудь. Поэтому
всему возникающему свойственно нечто общее, называемое
нами первоматерией. . .
Если одна вещь возникает из другой, причем форма первой
вещи разрушается, то оставшееся обязательно должно быть
материей. То же самое доказывает и разрушение, причем то,
что разрушается, никогда не может окончательно погибнуть.
Очевидно также, что в природе вещей существует нечто
скрывающееся под формой, нечто, не возникающее вместе
с вещью, не погибающее вместе с нею. Это нечто должно быть
определено, как первичное, являющееся субъектом разно-
образных форм. Мы называем это первоматерией. Она никогда
не возникает, никогда не исчезает, но остается и существует. . .
Материя существовала с самого начала, как она существует
и ныне, наполняя вселенную. Поэтому пустота невозможна.
Если мы допустим возможность пустоты, мы должны отверг-
нуть бытие материи. Следовательно, все заполнено материей,
и так как она невозможна без форм, то и формы существуют
везде» Ч
В трактате «О тонкости» Кардан разрабатывает диалектику
противоположностей добра и зла, исходя из материалистиче-
ских положений. В противоречии с христианским учением
об абсолютности добра и зла он доказывает относительность
этих понятий, сводящихся к ощущениям. Добро рождается
из зла; если бы не было труда и страдания, то не было бы
чувства наслаждения отдыхом и покоем. Всякое добро и зло
может превратиться в свою противоположность. Так же диа~
1 J. С а г d a n u s. De subtilitate. Basileae, 1560, стр. 67.
104
лексически Кардан рассматривал вопросы познания. Причи-
ной непознаваемости он считал природную незаконченность,
несовершенство, неполноту вещи. Совершенное легко по-
знается. Познание совпадает с наслаждением, так как поро-
ждает чувство гармонии, удовлетворения, радости.
В поэме «О безмерном и бесчисленном» Джордано Бруно
отметил лишь слабости Кардана, заявив, что он «уподобляется
грубому и безумному сочинителю басен, хотя в тысячу раз:
более учен». Тем не менее он очень внимательно изучал произ-
ведения Кардана и даже делал прямые заимствования из них.
В латинских трактатах имеется следующее место, сви-
детельствующее о том, что Джордано Бруно, как и Кардан,
интересовался лечебными свойствами благородных камней:
«Некоторые камни, благодаря истечению- атомов, как, на-
пример, оникс, если его приложить к спинному хребту, вызы-
вают заранее установленные определенные виды сновиде-
ний. . .» *.
В книге «О тонкости» Кардан говорит: «Если носить,
оникс (халцедон. — В. Р.) на обнаженной шее, то он вызывает
сновидения п укрепляет память» 2.
Резкий отзыв Бруно о Кардане объясняется несколькими
причинами. Прежде всего — эмпиризмом Кардана. В книге
«О тонкости» Кардан приводит множество разнообразных есте-
ственнонаучных фактов об удивительных явлениях чуть ли не
во всех областях природы, не делая, однако, никакого отбора,
не систематизируя эти факты.
Кардану не хватало философского обобщения, синтеза,,
единой системы. Бруно отрицательно относился к хаотиче-
скому накоплению знаний, нагромождению гипотез для объяс-
нения различных непонятных явлений.
1 Jordanus Brunns. Opera latine conscripta, т. Ill, стр. 439.
•J. Cardanus. De subtilitate, стр. 469.
2
Глава VI
АТЕИСТИЧЕСКАЯ САТИРА XV—XVI ВЕКОВ
«Ноев ковчег». Сатирики — предшественники Бруно.
История иасквинад
Только в одном произведении Джордано Бруно — диало-
гах «О героическом энтузиазме» — отражены в сатирической
форме его настроения во время пребывания в монастыре:
«Надо полагать, что Энтузиаст отвергал муз много раз и
по многим причинам, среди которых могли быть следующие:
во-первых, потому что, как и должен был поступать жрец
муз, он не мог пребывать в бездействии, ибо праздность
не может иметь места там, где идет борьба против слуг и
рабов зависти, невежества и злобы; во-вторых, потому что
_у него не было достойных покровителей и защитников, кото-
рые приходили бы к нему на помощь соответственно стихам:
Не будут, о Гораций, отсутствовать Вергилии
В местах, где недостатка не будет в Меценатах.
Следующей причиной было то, что он обязан был отда-
ваться умозрению и изучению философии, которые, хотя и
не более зрелы, все же должны в качестве родителей муз
быть их предшественниками. Кроме того, его влекла, с одной
стороны, трагическая Мельпомена, у которой преобладает ма-
терия [сюжет] над внутренним чувством, с другой стороны,
комическая Талия, у которой преобладает внутреннее чувство
над материей [сюжетом], в итоге было то, что, поскольку
одна боролась с другой, он вынужден был оставаться посре-
дине скорее нейтральным и бездействующим, чем занятым ими
обеими. Наконец — власть цензоров, удерживая его от более
достойных и возвышенных дел, к которым у него была при-
родная склонность и которая так полонила его ум, что из сво-
бодного человека, руководимого добродетелью, превратила
J06
его в пленника, ведомого подлейшим и глупым ханжеством.
В конце концов от одержимости большой тоской, в которую
он впал, и не имея других утешений, он принял приглаше-
ние вышеупомянутых муз, которые твердили, что опьянят его
такими восторгами, стихами и рифмами, каких они не давали
другим; вот отчего в этом произведении больше отсвечивает
творчество, чем подражание»1.
Исследователи высказывали предположение, будто Бруно
посвятил папе Пию V свою сатирическую поэму «Ноев ковчег»
п привез рукопись в Рим.
Посвящение этой поэмы бывшему святейшему инквизитору
Пию V неправдоподобно. Такого рода домысел опровергается
нс только словами Бруно о том, что сатирических стихов, кото-
рые он писал в монастыре, он никому не показывал, но и со-
держанием поэмы.
Упоминание о не дошедшей до нас сатире «Ноев ковчег»
встречается в диалогах «Пир на пепле». Бруно говорит здесь
устами главного персонажа Теофила:
«Разве ты не помнишь, Ноланец, что писал в своей книге
«Ноев ковчег»? Когда там должны были расставить животных
но порядку и покончить спор о лучшем месте, то в какую опас-
ность попал осел, потеряв свое преимущество — занимать место
на корме корабля, будучи животным скорее лягающим, чем
бодающим? Какими животными представлено будет благо-
родство человеческого рода в день страшного суда, если не
ягнятами и козлятами? Но они-то и есть те мужественные,
неустрашимые и смелые, из которых одни не будут отделены
от других, как овцы от козлищ, а более взрослые, жестокие,
толкающиеся и бодающиеся будут отделены друг от друга,
как отцы ягнят от отцов козлят. Из этих, однако, первые
(овцы. — Ред.} при небесном дворе имеют почет, какого не
имеют вторые: а если не верите, поднимите немного глаза
и посмотрите, кто поставлен в авангарде небесных знаков,
кто тот, который своим мощным толчком открывает год?
Пруденций. Овн — первый; после него — Телец» 1 2.
Раскрыть содержание поэмы «Ноев ковчег» очень трудно.
Повидимому, ковчег— аллегория церкви. Возможно, что спор
между животными аллегорически изображал спор между
попами разных верований в эпоху реформации. Осел, стоящий
у кормила церковной власти, — невежественное духовенство,
которому угрожала опасность потерять свое господствующее
положение.
Рогатый скот в других произведениях Бруно, особенно
в «Изгнании торжествующего зверя», олицетворяет верхов-
1 Джордано Брун о. О героическом энтузиазме, стр. 28—29.
2 Джордано Б р у н о. Диалоги, стр. 88—89.
107
ных жрецов и первосвященников. Бруно указывает, что все
первосвященники, начиная с Моисея и кончая римскими папами,
считали своим лучшим украшением рога. Он говорит, что и
тиара римского папы увенчана рогом, имея в виду не обычную
папскую тиару, а удлиненный конус — головной убор, который
носили папы в раннее средневековье. Как видно из замечания
Бруно, «Ноев ковчег» представлял собою сатиру не только
на потоп, но и на «страшный суд», на котором, согласно рели-
гиозным учениям, бог должен отделять овец от козлищ.
«Ноев ковчег», невидимому, был прообразом аллегори-
ческой сатиры Бруно, которая позднее нашла воплощение
в «Изгнании торжествующего зверя» и «Тайне Пегаса, с прило-
жением Килленского осла».
Художественный стиль сатиры Бруно выработался на образ-
цах итальянской литературы XV века, созданных поэтами
Пульчи, Берни и Аретино.
Луиджи Пульчи (1432—1484) родился, жил и умер bq Фло-
ренции в эпоху ее наивысшего экономического и политического
расцвета. Его большая поэма «Morgante Maggiore» вышла в
1483 году. В ту пору в Италии еще можно было печатать книги
атеистического содержания и антиклерикальную сатиру. Мало
того, поэма печаталась в монастырской типографии в Риполи,
где наборщиками были монахи. Пульчи писал легким и изящ-
ным стихом. Эпизод каждой песни изложен как самостоятель-
ное целое. Автор кладет в основу своих песен какой-нибудь
анекдот, например, о монахах, проявивших большую воинст-
венность и храбрость, когда им пришлось с оружием в руках
защищать свое мирное и сытое житие, о встрече странствующего
рыцаря со львом, оказавшимся ручным, разумным, чуть ли
не святым животным.
У Луиджи Пульчи смутно выражена идея бесконечности
вселенной. В начале некоторых песен, где он посвящает не-
сколько строк официально-ироническому восхвалению богов
и святых, он упоминает о боге-отце, наделяя его атрибутом
безмерности, бесконечности.
Поэзия Франческо Берни близка по форме и по содержанию
к произведениям Пульчи. Франческо Берни родился в 1490
году. Он окончил богословскую школу, стал священником,
служил секретарем у кардинала Берни, своего тосканского
земляка и приближенного Льва X Медичи.
Позже Берни стал секретарем кардинала Джиберти, дата-
рия папы Климента VII. Он внезапно скончался во Флоренции
в 1536 году. Свидетельство современников о том, что Берни был
отравлен ненавидевшими его церковниками, доказывает, что
даже и в период ослабления инквизиции церковь находила
средства для борьбы с атеизмом.
Л 08
Искусство Франческо Берни настолько своеобразно, что
положило начало стилю «бернеск». Он выработал характерные
черты итальянской поэтической сатиры. Пользуясь распро-
страненными выражениями и образами, он придавал им дву-
смысленность, понятную лишь современникам.
Луиджи Пульчи и Франческо Берни были представителя-
ми литературы, находившейся в зависимости от светских
и церковных меценатов, которым они вынуждены были
«лужить.
Полной противоположностью им является выдающийся
сатирик эпохи Возрождения Пьетро Аретино (1492—1556). Он
был выходцем из народа — сыном бедного сапожника. Он
не искал покровительства власть имущих людей и прославился
только благодаря своему таланту.
От вычурной гуманистической поэзии он обратился к народ-
ной устной сатире и перенес в литературу традиции пасквинад,
этого характернейшего для Италии вида народного антирели-
гиозного фольклора.
История пасквинад начинается в 1504 году. Учащиеся
«Студио» — латинской школы в Риме — имели обыкновение
25 апреля, в день окончания занятий, вывешивать конкурсные
стихотворения.
Рассказывают, что против дворца Орсини, которым
в XVI веке владел кардинал Оливьеро Караффа, жил сапож-
ник. Он прославился своими язвительными остротами, которые
отпускал по каждому поводу. Звали его Пасквино. Его именем
народ окрестил античную скульптуру, изображавшую, как
предполагают, Геркулеса или Аякса. На пьедестал этой статуи,
стоявшей на Пьяцца Навона студенты наклеивали листы со
стихами.
Одна из пасквинад гласила: «По какой причине мы выве-
шиваем свои стихи на каменной статуе? По причине скупости
богачей. Если бы статуя могла, она осыпала бы нас золотом
за наши стихи».
Передают, что иногда на статуе Пасквино бывало наклеено
до трех тысяч стихотворений. Но это относится уже ко второй
половине XVI века.
Первым патроном статуи Пасквино был кардинал Оли-
вьеро Караффа. В 1511 году Караффа умер, и по этому случаю
на статую был накинут черный плащ и надета черная шапка.
Ей приделали две руки, сложенные в молитвенном жесте.
К приставленной голове была привешена длинная борода,
а под глазами нарисованы слезы.
Очередным патроном статуи Пасквино стал английский
кардинал Кристоф Бэнбридж. Позже его сменил епископ Каме-
рино Антонио Бонджоаннес. Во время войны с Францией Паск-
юэ
вино в день праздника был наряжен, как бог Марс, и уве-
шан воинственными стихами. Когда во дворец Орсини пересев
лился кардинал Антонио дель Монте, забота о статуе перешла
к нему.
Позднее Пасквино приобрел собеседника в лице Марфорио:
так называлась находившаяся неподалеку статуя тоже античного
происхождения. В это время и выработался тип настоящих
народных пасквинад, в которых Марфорио всегда спрашивает,
а Пасквино отвечает.
С 1521 года на статуе Пасквино стали появляться сатири-
ческие стихи и эпиграммы, высмеивающие папу и кардиналов.
Говорят, что первые сатиры были наклеены цирюльником
Лукой Грилли.
Обычай имел в Риме огромную силу. Никто не мог запре-
тить вывешивать пасквинады, каково бы пи было их содержа-
ние. Стиль пасквинад лучше всего передан в житии св. Паск-
вино, написанном в начале XVI века поэтом Теофилом Фоленго,
который больше известен под псевдонимом Мерлино Кокайо,
или Бедняк. Он выпустил отличающуюся большой смелостью
сатирическую поэму «Маккароника», написанную смешанным
итальяно-латинским языком. Житие Пасквино здесь изложено
следующим образом.
Некогда явился в Рим из рая Пасквино. Он ничего не умел
делать, так как в раю обленился и прославился скандалами,
острословием и всевозможными проделками.
Учитывая большие заслуги Пасквино, римский сенат даро-
вал ему помещение для харчевни у дворца Орсини. Пасквино
беседовал в харчевне с разнообразными людьми, причем был
мастером на острые словца. Как выходец из рая, он говорил’
всегда правду и этим возбудил против себя гнев «святого отца»—
папы римского. Папа приговорил его к изгнанию обратно на
небеса. Весь Рим оплакивал своего любимца и обратился
к папе с петицией: если уж решено изгнать Пасквино, то надо,
по крайней мере, объявить его святым. Снисходя к мольбам
граждан, папа даровал Пасквино полное отпущение всехгрехов и
патент на открытие харчевни у ворот рая. Пасквино взял на себя
обязательство устроить на небе гостиницу с роскошно убран-
ными номерами для прибывающих с земли в рай жирных
аббатов, обеспечить им поистине райское блаженство и кор-
мить «по-немецки», чтобы они не грустили о покинутой земле.
Есть и пить «по-немецки» значило в те времена «опиваться и
обжираться».
Пасквино отправился в небесное паломничество и стал
хозяином харчевни для попов у врат рая. Но его крепкий
кухонный дух никак не мог выветриться из Рима и вселился в
статую, находящуюся у дворца Орсини.
по
Атеистическая сатира пасквинад находит свое выражение-
в излюбленных анекдотах о путешествиях в рай и приключениях
святого Петра, а также в каверзных вопросах и острых ответах.
Например, Марфорио спрашивает:
— Не понимаю, что значит троичность лиц. Неужели у на-
шего бога три головы?
Пасквино отвечает:
— Дурак, ты смыслишь в богословии меньше, чем древние-
язычники, которые веровали в трехголового Цербера.
Свыше трехсот лет обменивались шуточками и остро-
тами Пасквино и Марфорио. Здесь вывешивались почти все
анекдоты и шутки, ходившие по Риму в течение трех с лишним,
веков.
Уже в молодости Пьетро Аретино навлек на себя гнев папы
сонетом против индульгенций и вынужден был бежать. Гово-
рят, что некоторое время он был типографским рабочим или
переплетчиком в Перуджии, затем поселился в Риме и приоб-
рел известность как поэт.
Неустанные сатирические выступления Аретино против,
папы, кардиналов и вообще высших церковников носили преи-
мущественно личный характер, но они бичевали испорчен-
ность, развращенность нравов и продажность всей церкви.
Особенно остро издевался Аретино в своих сонетах и кан-
цонах над влиятельным папским кардиналом-датарием Джам-
матео Джиберти.
Наиболее популярным антицерковным произведением Аре-
тино был изданный им в начале 1527 года в Мантуе памфлет:
«Предсказание маэстро Пасквино — пятого евангелиста — на
1527 год».
В ответ на это духовник папы потребовал от маркиза
Гонзаго Мантуанского, чтобы Аретино был устранен любым
способом. Разгром Рима императорскими войсками летом
1527 года помешал привести в исполнение этот приказ.
Аретино развенчивал идею папства. Показывая, как гибельна,
для Италии политика церкви, он срывал маску святости с главы
церкви.
На смерть Адриана VI он написал эпиграмму-эпитафию,
состоящую из одной строки:
«Qui giace Adriano sisto udmo divine».
Эти слова допускают двоякий перевод:
«Здесь лежит Адриан VI, человек божий» (divino) и «здесь
лежит Адриан VI, пьяница» (di vino).
Церковники до сих пор обвиняют Аретино в издевательстве
над общенациональным трауром «сакко ди Рома» в связи
с разгромом столицы Италии в 1527 году. На самом деле
nt
Аретино выступил тогда с глубоко патриотическими произ-
ведениями.
«Фротолла», или трагическая «Веселая песенка», написан-
ная Аретино по поводу «сакко ди Рома», была издана в Сиене.
Она известна по случайно сохранившимся первым строкам,
обращенным к папе и кардиналам: «Мир вам, банда разбойни-
ков, и бог отдаст вас в руки маранов, евреев и немцев».
Эти слова были написаны в связи с тем, что папа Климент VII
Медичи вместо обороны страны занимался войной против дома
Колонна, заключил перемирие, отозвал свои лучшие отряды
•из союзной армии и в конце концов из-за недостатка денег
распустил свои войска. Таким образом, Рим оказался совер-
шенно беззащитным. Императорские войска разграбили и разо-
рили Рим.
Аретино оплакивал гибель Рима как величайшее бедствие
для всего человечества. Разгром Карфагена или Иерусалима,
по его словам, не может сравниться с этой невозместимо^
утратой. Папу Климента VII Аретино обвинял в том, что он
вместо борьбы с преступлениями церковников вовлек Италию
в гибельную военную авантюру. В «Разговорах» Аретино
возвращается к разгрому Рима и описывает его ужасы.
Кардинал Джиберти взял на себя роль мстителя за оскорблен-
ное папство, подослав к Аретино наемного убийцу, но поку-
шение не удалось, тогда Джиберти поручил Берни, находив-
шемуся у него на службе, написать сатиру на Аретино.
«Папа останется папой, а ты мошенником», — писал Берни.
В своей сатире он собрал самые нелепые вымыслы об Аретино.
'Сатирический сонет Берни был использован потом клери-
кальными историками литературы как материал для биографии
Аретино.
Некоторое время Аретино пользовался покровительством
Александра Медичи во Флоренции. После его смерти Аретино
нашел убежище в Венеции и был там принят как признанный
мастер литературного памфлета.
Пьетро Аретино писал много и легко. Боевая антиклери-
кальная деятельность и живой отклик на важнейшие события
современности сочетаются у него с беспринципностью. Недо-
статки Аретино выражаются в аморальности, в жадности к день-
гам. Его жертвы часто откупались крупными суммами или
дорогими подношениями.
Из переписки Маркса и Энгельса видно, что они интересо-
вались Аретино и охотно читали его. «. . . Пиетро Аретино
назвал самого себя «terror principum» и «lux mundi» [«ужас
князей» и «свет мира»]», — говорит Маркс х.
К. М а р’к с и Ф. Энгельс. Соч., т. XII, ч. I, стр. 151.
112
3 июля 1852 года К. Маркс писал Ф. Энгельсу: «Сообщаю
тебе следующее вступление к «Любовным сомнениям» Пьетро
Аретино, предшественника и праотца Кассаньяков (но только
более остроумного)»т.
Сравнение Аретино с Адольфом Гранье де Кассаньяком
(1806 —1880) не из лестных. Это — французский публицист-
монархист, прославившийся скандальными выступлениями и
дуэлями.
Шеститомная переписка Аретино представляет собой выдаю-
щийся литературный памятник эпохи. Ему принадлежат пять
комедий в прозе: «Философ», «Кортиджана», «Марескальо»,
«Лицемер» и «Таланта». Подобно другим итальянским комедиям
того времени эти произведения представляют собою остроум-
ные беседы, монологи и диалоги.
В комедии «Лицемер» изображен прямой предшественник
ханжи и педанта, нарисованного Джордано Бруно в комедии
«Подсвечник». Его лицемерие раскрывается в монологе, в ко-
тором он доказывает, что каждый должен носить маску.
Притворная вера — не только маска, но и броня.
Комедия «Философ» помогает уяснить литературную тради-
цию, опираясь на которую Бруно создавал свои сатиры на лже-
ученых книжников. Главное действующее лицо этой комедии —
Платаристотеле, «ученый» человек, погруженный в книги,
но способный лишь произносить пустые фразы. Он забывает
о молодой жене, за которой не без успеха ухаживает Полидоро.
Сатира Аретино обращена против вырождающегося гума-
низма. Автор возмущается в ней гуманистами, которые ставили
латинский язык выше тосканского, а книжную речь выше жи-
вой, народной.
В комедии «Кортиджана» Аретино прославляет свободу и
культуру Венеции, противопоставляемые им царству мрака
папского Рима. Аретино превозносит Венецию как страну сво-
боды. Его выпады против папского Рима рисуют столицу като-
лического мира как притон разврата и продажности. Он утвер-
ждает, что в Риме могут возвыситься лишь невежды, пара-
зиты и разбойники, и далее замечает, что лучше, пожалуй,
находиться в аду, чем при папском дворе. Венеция же — это
якобы святой город, земной рай.
В «Кортиджане» выведен тупоумный и злобный ханжа-
педант — аналогичный Манфурио в комедии Бруно «Подсвеч-
ник».
Особое место в творчестве Аретино занимают его так на-
зываемые агиографические произведения — жизнеописания
Христа, девы Марии, Екатерины Сиенской, Фомы Аквинского
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXI, стр. 372.
8 В. С. Рожицын
113
и повести на сюжеты книги Бытия. Об этих произведениях
историки литературы обычно судят только по заголовкам и
утверждают, что Аретино изменил своим убеждениям. Однако
инквизиция преследовала эти мниморелигиозные книги как
самые опасные атеистические произведения и уничтожила их
почти полностью.
Аретино брал библейские темы и жития популярных свя-
тых, лишал их чудес и божественных атрибутов и создавал на
этой канве романы. Он заставлял евангельские персонажи гово-
рить языком поэтов XVI века. Тексты писания он произвольно
превращал в мотивы любовных повествований, дополнял импро-
визациями и анекдотами, ставя святых в двусмысленные поло-
жения.
Одной из заслуг Пьетро Аретино является неустанная, страст-
ная защита свободы слова, права бичевать, разоблачать, вы-
смеивать правящие классы, монархов, аристократию и, особенно,
высшее духовенство.
Глава VII
ДЖОРДАНО БРУНО И СХОЛАСТИКА
Фома Аквипский. Ученая степень Бруно. «Сентенции»
Петра Ломбардского. «Свод против язычников». Отношение
Бруно к Аристотелю
О своих занятиях в монастыре Бруно рассказывает: «Тот,
кто хочет утолить жажду из источника мудрости, чтобы завое-
вать магистерскую и докторскую степень, затрачивает насле-
дие отцов и лучшее время своей жизни и проводит бессонные
почи в напряженной работе, изучая труды прежних поколе-
ний, дабы постигнуть усердным разумом восторг пророков,
самому стать знаменитым, благодаря просвещению, получен-
ному от мудрецов, достигнуть славы, чести, почета и желан-
ных благ» *.
Многочисленные ссылки Бруно на самых разнообразных
философов древнего мира и средневековья давали повод обви-
нить его в эклектизме. В действительности же Бруно стре-
мился не к тому, чтобы чужие взгляды выдавать за свои, а,
наоборот, к тому, чтобы пропаганду передовых и враждебных
церкви взглядов для видимости освящать авторитетами. Он
сочетал многочисленные заимствования с полной самостоятель-
ностью в разработке корепных проблем познания.
В своем введении к книге «О тенях идей» Бруно говорит,
что самостоятельный путь в философии заключается не в том,
чтобы создавать лишь собственные идеи и не в том, чтобы по-
слушно следовать чужой системе, а в умении критически
овладевать философским наследием прошлого.
«Пусть знают те, кому в руки попадет это искусство (па-
мяти. — В. Р.), что мы не относимся к людям того склада ума,
которые привержены к определенному роду чужой философии,
но и не презираем вообще какой бы то ни было путь философ-
1 Jordanus В г u nu s. Opera latine conscripta, т. I, ч. II, стр. 287.
8* 115
с твования. Мы не обесцениваем никого из тех, кто искусно и ме-
тодически создал что-либо собственным размышлением для
понимания природы вещей. Мы не отвергаем и пифагорейские
таинства. Мы не обесцениваем учение Платона и не презираем
доводы перипатетиков, поскольку они основаны на реальном
фундаменте. По этой же причине мы говорим, что низко ценим
стремление тех, кто хочет мерить чужие умы только собст-
венным умом. Обречен на неудачу и тот род философов, кото-
рые, хотя и долго изучали лучших философов, но не развили
собственных способностей и, лишенные собственного разума,
всегда пользуются чужим умом» \
В Виттенберге, произнося «Прощальную речь», восхваляю-
щую германских ученых, Бруно перечисляет важнейшие эпохи
развития научной мысли и имена тех мыслителей, которых
он считает своими предшественниками:
«На семи колоннах мудрость построила свой дворец среди
людей.
Если взглянуть на то, что сохранилось в памяти людей,
впервые этот дворец явился у египтян и ассирийцев в Халдее.
Второй раз — у персов, в лице магов при Зороастре. В третий
раз у индийцев, в лице гимнософистов. В четвертый раз —
у фракийцев и одновременно у ливийцев при Орфее и Атланте.
В пятый раз у греков — при Фалесе и остальных мудрецах.
В шестой раз у италийцев при Архите, Горгии, Архимеде,
Эмпедокле и Лукреции. В седьмой раз — у германцев в нашу
эпоху.
Не думайте, ученейшие слушатели, будто я собираюсь
льстить вам, если намерен ближе взглянуть на ваши сокровища,
которые вы сами лицезреете лучше других. . . С того времени,
как у вас создалась империя, у вас возникло много наук и
появилось много гениальных людей, подобных которым не
найдется нигде среди других народов. Кто в эпоху шваба
Альберта Великого был ему подобен? И неужели не был
он в течение долгого времени выше Аристотеля, к привержен-
цам которого недостойным образом отнесен, так как принадле-
жал к числу церковников по условиям того времени? Боже
милостивый, а кто может сравниться с Кузанцем, который тем
меньшему числу людей доступен, чем более сам велик? Если
бы облачение священника не запятнало его гения, то неужели
я не признал бы его равным Пифагору и даже значительно
превосходящим его? Как вы расцениваете Коперника, который
был не только математиком, но — что еще выше — и физи-
ком? В этих двух головах заключалось больше понимания,
чем в Аристотеле и всех перипатетиках, вместе взятых со всеми
1 Jordanus Brunns. Opera latine conscripta, т. II, ч. I, стр. 17.
116
их размышлениями о природе. Разве не возвышенный ум,
по вашему мнению, проявил Палингений 1 в своей так нео-
жиданно появившейся поэме? Удивительно, сколько истин,
превосходящих понимание толпы, изложил он о протяжении
вселенной, о субстанции звезд, о природе света, о населении
земель и душе сфер. И неужели 50 его песен не превосходят
по своему аттицизму и романтизму всех, кто сражался под
знаменем перипатетиков, глупо болтая и еще глупее раз-
мышляя? Кто после Гиппократа сравнится с Парацельсом,
почти чудотворным медиком?» 1 2.
В 1586 году в Магдебурге Бруно был записан в книгу уни-
верситета как доктор римского богословия. В протоколах рим-
ской инквизиции его именуют то магистром, то доктором бого-
словия, то просто богословом. .
Котен отмечает в своем дневнике, что Бруно получил ученую
степень в Риме. Это вызывает недоумение у таких исследователей
жизни Бруно, как Спампанато и Болтинга, которые в связи
с этим вообще ставят под сомнение докторскую степень Бруно.
Действительно, на первый взгляд кажется странным, что
Бруно отправился в Рим защищать свою диссертацию. Но дело,
вероятно, заключается в том, что в Неаполе он был известен
как студент-вольнодумец, в Риме же его не знали, и там ему
было легче получить ученую степень. Котен называет и дис-
сертационные темы Бруно: «Истинно то, что говорит магистр
сентенций» и «Истинно то, что говорится в «Своде против языч-
ников»». Магистром сентенций назывался Петр Ломбардский,
автор четырех книг о сентенциях, под которыми подразуме-
вались догматические суждения отцов церкви.
Петр Ломбардский родился в начале XII века в г. Новаре
(Ломбардия). Он был каноником Шартрского монастыря и па-
рижским епископом, умер в 1159 или 1160 году.
Показания Бруно на допросе в Венеции сводились к отри-
цанию божественности Христа. Когда от него потребовали
ясного и точного ответа, он согласился с тем, что из его взгля-
дов вытекает отрицание евангельского Христа.
Слова Бруно о том, что в Христе божественная природа
соединяется с человеческой иначе, чем душа с телом, пред-
1 Псевдоним латинского поэта Пьетро Анджелло Манцоллп, родом
из Стеллаты, вблизи Феррары. В 1552 году в Лионе вышла его книга под
названием: «Марцелла Палингения Стсллата, ученейшего поэта, Зодиак
жизни, то есть о наилучше м учреждении жизни, занятий и нравов Че-
ловека, двенадцать книг». Она направлена против пап и духовенства.
Сообщают, что церковники, возмущенные атеизмом Палингения, хо-
тели выдать его инквизиции, но не успели, ибо он умер. Поэтому они
предали суду его труп, вырыли из могилы, приговорили к казни
и сожгли.
2 Jordanus В г u n u s. Opera latine conscripta, т. I, ч. I, стр. 16—17.
117
ставляют собой выдержку из «Сентенций» Петра Ломбардского
(книга III, раздел XXII).
Вероятно, уже в то время, когда юноша Бруно выдвигал
тезисы о Петре Ломбардском, он пришел к выводу, что пред-
ставление о безмерном и бесконечном боге несовместимо с цер-
ковным признанием человечности Христа, если он бог, и его
божественности, если он человек.
Соединение божественного и человеческого есть такая же
нелепость, как соединение человеческого и лошадиного в кен-
тавре, говорит Бруно в «Изгнании торжествующего зверя».
Вочеловечение Христа, по мнению Петра Ломбардского,
ни в коем случае нельзя понимать так, что две природы соеди-
нились в одну и из них получилось человеческое тело и бог.
Джордано Бруно развивает это положение и образно доказы-
вает на ряде примеров: нельзя сшить рукав и штанину и во-
образить, будто из них получится одежда, нельзя соединить
человека с лошадью и думать, будто получится нечто высшее,
вроде кентавра Хирона. По мнению Петра Ломбардского,
плоть и душа были для Христа одеянием божественного слова,
но нельзя сказать, что тело у него было человеческое, а душа
божественная.
Бруно использовал учение Петра Ломбардского для того,
чтобы в богословских терминах выразить отрицание боже-
ственности евангельского Христа и отождествить бога с беско-
нечной вселенной.
Вопрос об отношении Бруно к сочинению Фомы Аквинского
«Свод против язычников», которое послужпло темой другой
его диссертации, более сложен.
В богословской школе в течение четырех лет Джордано
Бруно изучал произведения Фомы Аквинского.
В распоряжении студентов было собрание сочинений Фомы
Аквинского в 18 фолиантах, вышедшее в Риме в 1570—1571 го-
дах. В нем объединено все, что приписывалось его перу, в том
числе те произведения схоластики XIII века, которые особенно
привлекали внимание. Бруно: «Спорные вопросы», «Физика»,
«Трактат о душе», «Малое естествознание», представляющие
собою комментарии к соответствующим произведениям Ари-
стотеля. Однако Бруно читал Фому Аквинского и воспри-
нимал его по-своему, а не в церковном официальном тол-
ковании.
Вот как’оп отзывается о Фоме Аквинском на допросе вене-
цианской инквизиции: «Этот Фома Аквинский, гордость и свет
всего рода богословов и философов-перипатетиков, объявляет,
что всякое понимание видов добра может быть или общим или
частным. За общими видами познания следуют виды добра:
интеллект и чистота чувств, относящиеся к чистоте влечений
: 18
и воли. Зло вытекает из акциденций, сопутствующих субстан-
ции вещи. Какая-либо вещь, включенная в разряд зла, не может
считаться в числе видов добра, если даже с нею связаны какие-
либо акциденции добра. Так, отравитель может создать яд
из того, что служит для питания, а врач из яда змеи может
сделать противоядие» 2.
«Свод против язычников» представляет собою сжатое изло-
жение ересей, философских взглядов античных материалистов
и возражений на них. Сперва излагаются тезисы враждебных
церкви учений. Затем следует их опровержение, имеющее схе-
матический и догматический характер, вернее дан перечень
текстов, которые выдвигаются церковью против той или иной
доктрины.
Вторая часть «Свода против язычников» вполне оправды-
вает глубокий интерес, проявленный к ней со стороны Бруно.
Фома Аквинский ставит здесь именно те вопросы, на которые
искал ответа Бруно: о вечности и бесконечности вселенной,
об отношении материи к духу, о природе души, о сущности
материи, о познании п его безграничности.
Фома Аквинский разбирает коренные вопросы мироздания,
излагает еретические мнения и противопоставляет им католи-
ческий взгляд на понимание природы.
Бруно пришел к выводу, что взгляды, враждебные церков-
ному миросозерцанию, звучат гораздо убедительней, чем утвер-
ждения, будто бог из ничего создал природу.
Фома Аквинский останавливается в затруднении перед
вопросом об ощущениях, вызываемых материальными предме-
тами и являющихся источником познания. Он доказывает,
что всякая субстанция познаваема. Он говорит, что есть два
вида познания: через ощущения и через интеллект. Через
посредство ощущений воспринимаются отдельные вещи, а при
помощи интеллекта — общие представления, идеи.
Построения Фомы Аквинского давали некоторую возмож-
ность для доказательства несостоятельности схоластической
теории познания, бессильной преодолеть дуализм земли и
неба, материи и абсолютного духа, души и тела, объективного
познания природы и божественного откровения.
Большой заслугой Бруно являлось то, что он выдвинул
положение: «Истина истине не может противоречить».
Таким образом, полностью отпадают все попытки приписать
Бруно учение о двойной истине. Мысль о единой истине выска-
зывал и Фома Аквинский, но у Фомы Аквинского она на-
правлена против аверроизма и прогрессивного в XIII веке
учения о двойной истине. Бруно же обратил эту идею против
1 Jordanus В г u n u s. Opera latine conscripta, т. I, ч. II, стр. 415.
119
богословия: если истина не может противоречить другой истине,
то из противоречия безусловно достоверной научной истины
с текстом библии вытекает ложность священного писания.
Далее Бруно приходит к заключению, что философ и богослов
идут разными путями, ибо у них разное представление об
истине, а так как истина истине противоречить не может,
то отсюда вытекает непримиримость философии как науки и
богословия как веры.
Джордано Бруно твердо усвоил различие философии и док-
трины веры, установленное Фомой Аквинским, и сделал соот-
ветствующие выводы.
Естествознание, рождавшееся в борьбе с религией в рево-
люционной обстановке XVI века, восторжествовало благодаря
тому, что нашло прочное философское обоснование.
Глава VIII
БЕГСТВО ИЗ МОНАСТЫРЯ
(1576)
Первые судебные процессы Бруно. Введение «Индекса
запрещенных книг». Диспут в монастыре и обвинение Бруно
в неоарианстве. Михаил Сервет. Социнианство
О причинах привлечения Бруно к суду инквизиции
в Неаполе и Риме мы узнаем из его отрывочных сообщений
венецианским инквизиторам во время допросов.
Излагая свою биографию венецианским инквизиторам,
Бруно во время первого допроса (26 мая 1592 г.) сообщил, что
в 1576 году по собственной воле приехал в Рим в связи с обви-
нениями, относившимися еще к 1566—1567 годам.
«В 1576 году, следующим за годом юбилея, я находился
в Риме, в монастыре делла Минерва, в повиновении у магистра
Систо ди Лука, прокуратора ордена. Я прибыл, чтобы предста-
вить оправдания, так как дважды был предан суду в Неаполе,
первый раз за то, что выбросил изображения и образа святых
и оставил у себя только распятие, и за это был обвинен в пре-
зрении к образам святых, а второй раз — за то, что сказал
одному послушнику, читавшему историю семи радостей в сти-
хах, — какую пользу может принести ему эта книга, и пусть
выбросит ее, и займется лучше чтением какой-нибудь иной
книги, например житий святых отцов.
. . . Когда я прибыл в Рим, это дело возобновилось в связи
с другими обвинениями, содержание которых мне неизвестно.
Вследствие этого я покинул духовное звание, снял монашескую
одежду и уехал в Ноли в Генуэзской области. Там я провел
четыре или пять месяцев, занимаясь преподаванием грамма-
тики молодым людям» \
Показания Бруно во время пятого допроса (3 июня 1592 г.)
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 33G.
121
более подробны и во многом противоречат его предварительным
показаниям.
«Кроме того, как я уже говорил, перед тем, как я в первый
раз поехал в Рим, насколько помню, в 1576 г., снял облачение
и вышел из монашеского ордена, — провинциал возбудил
против меня дело по обвинению в каких-то положениях, кото-
рых я, однако, не знаю ни в целом, ни в отдельности. Мне
сказали только, что возбуждено дело по обвинению в ереси,
по не знаю, говорилось ли о тех проступках, которые я совер-
шил, будучи послушником, или по другим делам. Опасаясь,
ввиду этого, что меня могут заключить в тюрьму, я скрылся
из Неаполя п уехал в Рим. Затем последовало то, о чем я уже
сообщал в прежних показаниях.
Добавил к допросу: — Я не знаю и не представ-
ляю себе, по какому обвинению было возбуждено следствие,
разве только в связи с тем случаем, когда я однажды беседовал
с Монтальчино, ломбардцем, братом нашего ордена, в присут-
ствии нескольких других отцов. Он утверждал, что еретики—
невежды и не знакомы со схоластическими терминами. Я воз-
разил, что они, конечно, не облекали своих утверждений в схо-
ластическую форму, но во всяком случае излагали свои взгляды
вполне доступно для понимания, как делали и отцы святой
церкви в древности. В качестве примера я привел ересь Ария1.
Схоласты говорили, что он понимает рождество сына в смысле
акта природы, а не в смысле акта воли. Между тем то же самое
может быть выражено иначе, как у св. Августина, на которого
ссылаются схоласты, а именно, что сын и отец не единосущны
и сын происходит от воли отца, как все творения.
Упомянутым отцам этого было достаточно, чтобы объявить
меня защитником еретиков, так как я провозглашал их уче-
ными людьми. Больше я ничего не знаю и не предполагал,
чтобы по этому поводу могло быть возбуждено следствие.
Из Рима же я бежал по той причине, что получил из Неа-
поля письмо, извещавшее, что после моего отъезда из Неаполя
были найдены некоторые книги, а именно творения св. Зла-
тоуста и св. Иеронима, с написанными на них примечаниями
Эразма, впрочем, перечеркнутыми. Этими книгами я пользо-
вался тайно и вынужден был оставить их, когда уезжал
из Неаполя, в надежде, что они не будут найдены. Эти книги
считались запрещенными, так как в них имелись примечания,
хотя и перечеркнутые. Однако ни в связи с этими процессами,
ни по каким-либо иным причинам я не подвергался отлучению
от церкви ни публично, ни частным образом и не привлекался
1 Арий — священник, основатель секты ариан. Жил в Александрии
(280—336). Он и его последователи признавали в Христе только человека.
122
if суду никаким трибуналом святой службы, кроме того, перед
которым стою сейчас.
Добавил от себя: — Легко можно получить сведе-
ния об этих процессах, оставшихся незаконченными; они,
но моему мнению, посланы прокуратору ордена в Рим. Впро-
чем, не думаю, чтобы там оказалось что-либо важное» х.
Обстоятельства, вынудившие Бруно приехать в Рим, объяс-
нены в этих показаниях полностью. На него поступил донос
о еретических мнениях, высказанных во время диспута в мона-
стырской школе в Неаполе с Агостино Монтальчино и другими
доминиканскими богословами. Власти монастыря Доминико
Маджоре отправили обвинение в монастырь делла Минерва
в Рим. Провинциал-инквизитор ордена рассмотрел дело и
нашел обширный материал для обвинения Бруно в ересях,
который обязан был передать в римскую инквизицию, не-
избежным следствием чего был бы арест.
Бруно сообщал венецианским инквизиторам, что приехал
в Рим с намерением представить оправдания. Вернее всего,
он был «цитирован» 1 2, т. е. вызван орденской инквизицией.
Трудно допустить, чтобы Бруно, даже учитывая всю его сме-
лость, отважился сам броситься в когти инквизиции.
Сообщение Бруно о том, что он бежал из Рима, опасаясь
преследований за запрещенные книги, обнаруженные в его
отсутствие в Неаполе, нуждается в историческом коммен-
тарии.
В то время, когда Бруно учился в монастырской школе,
усилилась борьба церкви против книжного просвещения.
Начало организованного похода против книг относится
к 1540 году. Имперское правительство столкнулось в Нидер-
ландах с печатью, враждебной монархии и церкви. В 1546 году
император Карл V приказал Лувенскому университету, центру
католического образования, опубликовать список книг, кото-
рых имперские подданные не смеют читать и распространять.
Через десять лет вышел новый список в сопровождении импе-
раторского эдикта о неуклонном его соблюдении.
Тридентский собор признал борьбу с книгами одной из важ-
нейших задач «очищения» церкви и включил эту задачу в круг
обязанностей инквизиции.
Первый, тотчас отмененный ввиду общего протеста «очисти-
тельный список» был опубликован папой Павлом IV в 1557 году.
Через два года издан «Указатель авторов и книг» (так назы-
ваемый «Индекс»), остерегаться которых святая служба инкви-
зиции предписывает всеми каждому во всем христианском мире.
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 362—363
2 «Citare aliquem гепт» (лат.) —jпризвать кого-либо на суд.
128
«Индекс» был отпечатан по особому приказу «святого суди-
лища» в Риме «в год 1559, в месяце январе».
«Индекс» состоял из четырех разделов. В первой части
находился список авторов, книги которых были запре-
щены полностью, независимо от того, что в них говорится.
Во второй части перечислялись отдельные запрещенные книги.
В третьей части указывались названия сочинений, авторы кото-
рых не установлены. Кроме того, запрещалось чтение аноним-
ных книг, если на их выход не дано особого разрешения мест-
ными инквизиторами. В четвертой части перечислялись 70 вла-
дельцев издательств и типографий, издания которых были
запрещены полностью.
Папская власть запрещала чтение анонимных книг, вышед-
ших после 1519 года, очевидно, в связи с тем, что с этого вре-
мени в Италии стали широко распространяться переводные
произведения германских и прочих реформаторов.
С течением времени римская инквизиция выясняла фамилии
авторов, выпускавших книги анонимно или под псевдонимами,
и включала их в «Индексы» запрещенных книг.
Поход римской церкви против запрещенных книг принял
характер похода против книгопечатания вообще. Это наносило
серьезный материальный ущерб владельцам издательских пред-
приятий, крупным книготорговцам и правительствам респуб-
лик в целом.
Герцог Флоренции Козимо Медичи поручил юристу Торелли
представить доклад о возможных последствиях применения
«Индекса». Выяснилось, что в результате приведения декрета
римского папы в действие, разорятся владельцы печатных
дворов и книжных лавок не только во Флоренции, но и
в Лионе, Париже и ряде городов Германии, особенно во Франк-
фурте. Стоимость книг, которые должны были быть сожжены
по декрету, Торелли оценил в сто тысяч дукатов.
Инквизитор кардинал Александрийский Микеле Гизлиери,
впоследствии папа Пий V, вынужден был ограничиться во Фло-
ренции сожжением трактатов по магии и астрологии. 8 марта
1559 года осужденные книги были сожжены на двух огромных
кострах на площадях Сан Джованни и Санта Кроче. Вслед
за этим базельские, цюрихские и франкфуртские книготорговцы
предъявили папе иск за понесенные ими убытки.
Во все города Италии, на которые простиралась светская
власть папы, отправлялись комиссары инквизиции для уничто-
жения запрещенных книг. По свидетельству современников,
количество книг, преданных сожжению, было так велико,
что если бы их собрать на одну площадь, «то пламя костра
поднялось бы выше, чем во время пожара Трои». Не суще-
ствовало ни одной частной или общественной библиотеки,
124
которая спаслась бы от разгрома и не была уничтожена почти
полностью.
Сохранилось письмо гуманиста Латина Латиния к своему
другу в Германии, написанное под впечатлением происшед-
шего разгрома: «Неужели вы рассчитываете продолжать свои
исследования, когда почти все опубликованные доныне труды
попали под запрещение? Я убежден, что в течение многих лет
никто не осмелится ничего писать, кроме разве писем своим
друзьям. Стоит ли вам трудиться над переводом Демосфена
или разночтениями в библии? Форнус уже много дней погло-
щен чисткой собственной библиотеки. Завтра и я намерен
приступить к подобной же операции, так как у меня тоже есть
запрещенные книги. Это кораблекрушение или, вернее ска-
зать, всесожжение книг приведет, несомненно, к тому, что в те-
чение многих лет ученые люди будут бояться писать, а изда-
тели — выпускать книги».
Швейцарский реформатор Буллингер писал в одном из своих
писем: «Павел IV в Риме предал сожжению творения святых
Киприана, Иеронима и Августина, поскольку они, как он
заявляет в своем безумии, осквернены схолиями Эразма Рот-
тердамского».
Особым преследованиям подвергся Эразм Роттердамский.
Каждая строка, написанная им в собственных книгах и схо-
лиях к «отцам церкви», уничтожалась с яростью. В первой
половине XVI века его авторитет расценивался в католической
церкви очень высоко, а во второй — его имя приводило церков-
ников в такое же негодование, как в XVIII веке имя Вольтера.
Издания творений «отцов церкви» с комментариями Эразма
были в Италии наиболее распространенными; по ним учились
в монастырских школах.
Тридентский собор вынес постановление, чтобы инквизи-
торы уничтожали только примечания Эразма, но не касались
писания. Инквизиторам пришлось ограничиться тем, что они
портили издания, вычеркивая и вымарывая схолии Эразма.
В старых библиотеках и теперь можно найти экземпляры тво-
рений «отцов церкви», где схолии вырезаны, вырваны, выма-
раны или заклеены гравюрами. Инквизиторы вырывали гра-
вюры из обреченных на сожжение сочинений, например «Кос-
мографии» Себастиана Мюнстера, и заклеивали ими осужден-
ные примечания Эразма. Творения Иеронима «блаженного»
или Иоанна «златоуста» принимали вид какого-то пестрого
географического атласа.
В каталогах книг, изданных в Италии в XVI веке, то и дело
встречаются отметки об уничтоженных изданиях. Сохранились
лишь отдельные экземпляры благодаря предусмотрительности
их владельцев, зарывавших запрещенные книги в землю. Так,
125
и 172!) году в городе Урбино при постройке дома был найден
склад книг, в котором хранились сочинения итальянских
протестантов Бручьоли, Окино, Вальдеса и др.
Во второй половине XVI века количество таких тайников
было очень велико. Молодежь училась по книгам, тщательно
скрывая их от инквизиторов в погребах, на кладбищах и в тай-
никах, устроенных в кельях.
G июня 1571 года папа Пий V издал послание, запрещаю-
щее монахам и мирянам всякого звания читать, брать или выно-
сить из монастырских библиотек какие бы то ни было книги
без особого разрешения самого папы или, по крайней мере,
генерала своего ордена. Чтение запрещенных книг грозило
отлучением от церкви и арестом.
В связи со всем этим вполне обоснованы опасения Бруно
по поводу того, что в его отсутствие были обнаружены при-
прятанные им сочинения святых отцов со схолиями Эразма,
хотя и сплошь перечеркнутыми.
Что касается доноса на Бруно в орденскую инквизицию,
то, невидимому, автором его был Агостино Монтальчино.
Он принадлежал к числу самых реакционных богословов испан-
ской школы. Монтальчино не раз приезжал в монастырь Доми-
нико Маджоре для проведения диспутов. Бруно часто прини-
мал участие в диспутах, пользуясь ими для изложения своих
враждебных церкви взглядов под видом защиты тезисов Фомы
Аквинского.
Сохранилась переписка между близким к папским кругам
церковником Джелидо и секретарем герцога феррарского
Биббиена. В письме от 9 августа 1559 года Джелидо писал
о ссоре некоего монсиньера Карнесекки с Монтальчино —
проповедником церкви св. Павла — ио жалобах Монтальчино
кардиналу Тривульцио на Карнесекки.
«Убедившись, что ничего не может добиться, так как карди-
нал был ближайшим другом монсиньора Карнесекки, он за-
явил, что найдет способ погубить его. Кардинал спросил,
что же он намеревается сделать. Тот ответил, что двери инкви-
зиции всегда открыты, а монсиньор Карнесекки в беседе с ним
проговорился в чем-то или произнес какую-то фразу по поводу
слов самого Агостино, пахнущую ересью. Ввиду этого, мы
думаем, что гонение против Карнесекки началось по доносу
этого гнусного рясника» х.
Этот рассказ подтверждает наше предположение, что Аго-
стино Монтальчино был агентом инквизиции и занимался
доносами.
1 Цит. по книге: С. Cantu. Gli Eretici d’Italia. Torino, 1868, т. II
стр. 426.
126
Как видно из содержания протоколов венецианской инкви-
зиции, главной задачей инквизиторов было доказать, что
Джордано Бруно — «упорный еретик», неоднократно привле-
кавшийся к суду инквизиции, но продолжавший тем не менее
проповедовать «еретические догмы». Именно эти материалы,
характеризующие взгляды Бруно в период его жизни в мона-
стыре, и являются ценнейшим источником для выяснения его
идейного развития.
Инквизиторы задали Бруно ряд вопросов в связи с сомне-
ниями, которые у него возникали.
«После допроса сказал: — Что касается вто-
рого лица, . . я сомневался только, каким образом второе
лицо могло воплотиться, — это я уже сказал раньше, — и как
оно могло пострадать. . .
Если я и высказывал что-либо относительно второго лица,
то лишь излагая чужие мнения, например, Ария, Сабеллия
и их последователей. И сейчас я скажу только то, что должен
был говорить. Как я предполагаю, мои слова вызвали соблазн,
что и было, как я подозреваю, поставлено мне в вину на первом
процессе, происходившем в Неаполе. Об этом я уже говорил
в первом показании. Я заявлял, что мнение Ария гораздо менее
опасно, чем о нем думали и как его излагали и толковали
обычно. . .
Я защищал этот взгляд и потому был поставлен под подо-
зрение и предан суду — также и за этот взгляд, не говоря
о других мнениях» *.
Невидимому, во время диспута в монастыре обсуждался
коренной вопрос христианской догматики — проблема троицы.
Бруно, разумеется, пользовался терминами богословия, опи-
рался на церковные авторитеты, но излагал взгляд, сводя-
щийся к отрицанию божественности Христа. Эти высказыва-
ния дали повод для обвинения его в так называемом неоари-
анстве.
Многие передовые мыслители XVI века от отрицания идеи
совпадения трех лиц в едином божестве перешли к отрицанию
личного божества, а затем к идее совпадения бога и природы.
Материалы судебного процесса Бруно подтверждают, что и он
прошел этот идейный путь.
Виднейшим представителем неоарианства был испанец
Михаил Сервет (1511—1553).
Мировоззрение Михаила Сервета сложилось во время его
пребывания в молодости в Германии и, вероятно, под влиянием
революционного движения крестьян и ремесленников.
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 345—346.
127
Взгляды Ссрвета во многом совпадали со взглядами Бруио.
Главное обвинение, предъявленное во время процессов обоим
мыслителям, заключалось в отрицании божественности
Иисуса Христа и отождествлении бога с природой. Поэтому
мы считаем уместным кратко осветить процесс Сервета.
В 1531 году Сервет опубликовал книгу «О заблуждениях,
связанных с троицей», а в следующем году — «Две книги
диалогов о троице». Основные положения Сервета сводились
к следующему: бог непознаваем для богословия; бог познается
только в своих диспозициях или модальностях. Первая модаль-
ность — слово, воплощенное в Христе, другая — дух, вопло-
щенный в верующих. Из этого вытекает, что бог, непознава-
емый сам по себе, открывается в природе и людях.
Лютеране подвергли Сервета преследованию. Меланхтон осу-
дил его взгляды как пагубное кощунство против Иисуса Христа.
Преследуемый в Германии Сервет переехал в Париж, где
изучал медицину, скрываясь под именем Мишеля де Вильнев.
Затем он работал в Лионе редактором-корректором в типогра-
фии, снова жил в Париже и два года занимался врачебной дея-
тельностью в Шарлье в Южной Франции. К этому времени отно-
сится открытие им закона кровообращения. В 1540 году Сервет
нашел приют при дворе архиепископа Пальмье во Вьенне.
Идейное развитие Сервета направляется в этот период в сто-
рону усвоения неоплатонизма в средневековом его толковании.
Идея бога приобретает у Сервета характер первичного бытия,
раскрывающегося в природе и ее явлениях. Отождествление
бога с природой выражено уже вполне отчетливо.
Свою точку зрения Сервет изложил в труде «Восстановле-
ние христианства». Это собрание писем, различных статей,
заметок и набросков, в которых Сервет высказал свой взгляд
на исторический характер христианских догматов. Сервет дока-
зывал, что первые христиане верили, думали и действовали
совершенно иначе, чем после вселенских соборов, создавших
догмат троицы и учение о предвечности Христа. Сервет послал
копию рукописи Кальвину и вступил с ним в переписку. Эта
переписка приобрела характер страстной полемики. Сервет
упрекал кальвинистов в том, что они вместо бога почитают
трехголового адского Цербера.
13 февраля 1546 года Кальвин писал своему соратнику
Фаррелю по поводу просьбы Сервета о разрешении приехать
в Женеву для диспута о боге: «Если он явится, то я, поскольку
мое влияние имеет хоть какое-нибудь значение, постараюсь
не выпустить его живым».
Во Вьенне Михаил Сервет тайком приступил к печатанию
своего произведения «Восстановление христианства». Это было
в начале 1553 года.
128
В борьбе с, Серветом Кальвин не остановился перед
провокацией. Протестант Гильом де Три по прямому пору-
чению Кальвина послал инквизиции Лиона донос на Сервета,
приложив первый печатный лист его книги. Донос не достиг
цели. Тогда де Три по соглашению с Кальвином послал
в инквизицию 24 листа рукописи Сервета как неопровер-
жимое доказательство его безбожия. На основании этих
материалов Сорвет был осужден инквизицией, и 17 июня
1553 года приговор о сожжении Сервета и его труда был при-
веден в исполнение in effigie — «в изображении». Самому
Сервету удалось бежать. Он сделал попытку пробраться
в Неаполь, где еще имелись приверженцы его взглядов. Ему
пришлось ехать через Женеву. В первый же день по прибытии,
13 августа 1553 года, он был опознан и арестован.
21 августа городской совет Женевы вынес постановление
признать судебный процесс Сервета государственным делом.
Женевские кальвинисты зашли так далеко, что официально
обратились к католическим властям с просьбой выслать след-
ственное дело Сервета.
Генеральный прокурор Женевы Риго составил список во-
просов, по которым велось дознание.
31 августа из Вьенна прибыло требование католической
инквизиции о выдаче Сервета. В этом ей было отказано.
Сорвет держал себя па суде с исключительным достоинством.
Попытки очернить его личную жизнь потерпели полное кру-
шение.
Чтобы добиться осуждения, Кальвин взял на себя роль
обвинителя, лично допрашивал Сервета и выступал в печати
против его учения.
Городской совет Женевы придал процессу Сервета обще-
политическое значение и запросил мнение других городов
Швейцарии. Цюрих, Шафгаузен, Базель н Берн к 19 октября
прислали свое согласие на осуждение.
Приговор о сожжении был вынесен 26 октября.
Сервет подвергался в тюрьме жестоким пыткам. Для казни
был избран самый мучительный способ медленного сожжения
на сырых вязанках хвороста. Говорят, что на костре Сервет
воскликнул: «Неужели у вас но хватило украденных у меня
при аресте золотых монет и золотой цепи, чтобы купить по-
больше дров?»
Сервета провожал на костер друг Кальвина Фарель, кото-
рый тщетно добивался от осужденного, чтобы тог подписал
отречение от ересей.
Моральную ответственность за убийство Сервета песет
и лютеранская церковь. 14 октября 1554 года Филипп Мо-
ланхтон писал Кальвину «Возблагодари сына божия,
9 В. С. Ронсицын
129
который даровал тебе победу в этой борьбе. Церковь обязана
тебе благодарностью и сохранит ее во веки веков. Я говорю
также, что ваша власть поступила вполне правильно, предав
смерти этого богохульника, согласно решению обычного
суда»
Сорвет был осужден как непримиримый противник основных
догматов христианства в его католической и реформистской
форме.
Документальным свидетельством о его взглядах является
обвинительный акт женевского суда. В числе других положе-
ний, Сервету ставилось в вину «заблуждение об универсальной
субстанции, или, что бог есть все и все есть бог». Женев-
ские судьи назвали учение Сервета пантеизмом, тождест-
венным атеизму.
Казнь Сервета вызвала в Женеве бурный протест итальян-
ских эмигрантов. Это движение грозило свержением власти
совета и коллегии проповедников и заставило престарелого
Бернардино Окино примкнуть к демократической оппозиции,
что послужило причиной его изгнания из Женевы. Вместе
с ним в 1556 году были осуждены наиболее передовые итальян-
ские реформаторы.
Отвергая догмат единосущия отца и сына, неоариане отри-
цали божественность Иисуса и доказывали бессмысленность
церковного учения о троице. Далее, неоариане доказывали
исторический характер христианской догматики.
Как сообщил Бруно венецианским инквизиторам, он нашел
у Августина прямые указания о том, что учение о троице сло-
жилось только во времена самого Августина. Из этого видно,
что он поддерживал взгляд об историчности церковных дог-
матов.
Толкование личности Христа, изложенное Бруно перед
инквизиторами, обнаруживает также его знакомство с социни-
анством — религиозным течением так называемых унитариев,
или антитринитариев. .
Лелий Социн, по имени которого называется это течение,
принадлежал к крайнему демократическому крылу итальян-
ских протестантов-эмигрантов и был обречен на молчание после
подавления протеста, вызванного казнью Сервета. Он умер
16 марта 1562 года в Цюрихе. Его племянник Фавст Социн
в это время находился в Лионе, куда бежал из Италии от инкви-
зиции. Остальные члены семьи Социнов были арестованы в Ита-
лии, заключены в тюрьму или казнены.
Идеи Социна подвергались самым разнообразным толкова-
ниям. Одни видели в нем революционера, отошедшего от
1 I. Calvinus. Opera que omnia Braunschweig, т. XV, стр. 2(58.
130
христианства и близкого к атеизму. Другие полагали, что
он — ярко выраженный примиренец и непротивленец.
Социниане утверждали, что Христос — не божество, а бо-
жественный человек, пророк, учитель, законодатель. Он ие во-
человечивался, как бог, а родился, как человек, не спасал
человечество от первородного греха, а дал ему просвещение
и наставление в истине.
Итак, Бруно, узнав, что инквизиторы обнаружили у него
в Неаполе запрещенные книги, и опасаясь дальнейших пресле-
дований и ареста, бежал из Рима, сбросил рясу, заменил ее
светской одеждой и стал отступником.
Монахи-отступники делились на двО категории.
К одной категории относились монахи, ушедшие из своего
монастыря, но продолжавшие носить монашеское одеяние:
бродяги, нищенствующие, поселившиеся в частных домах или
при дворах феодалов, а также паломники.
В XVI веке, по мере роста имущественного неравенства
между монашеской верхушкой, жившей в чрезвычайной
роскоши, и массой рядовых монахов, количество отступников
было очень велико. По некоторым свидетельствам, в Италии
XVI века насчитывалось до 40 тысяч бродячих монахов. По-
пытки возвратить их в монастыри оказывались бесплодными.
Поэтому, начиная с 1557 года, папой было издано несколько
посланий, юридически оформляющих положение этих бродяг.
Монахам-отступникам запрещалось выполнять какие бы
то ни было требы. Папа даже предписал им в 1557 году носить
белую ленту на головном уборе в знак того, что они не при-
надлежат к определенному монастырскому братству.
На эти предписания никто не обращал внимания. Монахи-
отступники странствовали по большим дорогам от монастыря
к монастырю, совершали мелкие требы и исповеди, толпами
сходились к престольным праздникам, поддерживали тесную
связь с изгнанниками («фуорушити»), выдавали себя за пили-
гримов, вернувшихся из «святой земли» или направляющихся
туда.
Другая категория отступников — монахи, не только вышед-
шие из монастыря, но и снявшие монашеское одеяние. Против
них орден доминиканцев и папская власть вели борьбу, ставя
их в один ряд с еретиками. Джордано Бруно относился именно
к этой категории и должен был быть отлучен от церкви.
Обратимся к источнику, который до сих пор не был исполь-
зован биографами Бруно — к латинскому изданию «Суммария
ордена проповедников».
В третьей части двадцать восьмой главы этого «Суммария»
сказано: «Всякий, кто станет отступником, тем самым отлу-
чается от церкви, каковой приговор мы выносим настоящим
9*
133
статутом». I I далее: «Для того чтобы исключить возможнос ть
опасного пути бродяжничества монахов, решительно поста
новляем: всякий, кто открыто или про себя принял мона
шеский обет, не имеет права снимать одеяние своего ордена.
Если же кто-либо дерзко нарушит это, то тем самым он под
падает под приговор об отлучении от церкви».
«Суммарны» различает два вида ухода из монастыря.
В одном случае монах, борясь против какого-либо предъяв
ленного ему обвинения, бежит из монастыря, чтобы обратиться
с жалобой к старшему прелату на младшего. Во втором случае
он просто сбрасывает монашескую одежду и уходит.
Бруно бежал из Неаполя в Рим, чтобы добиться оправда-
ния в связи с обвинением, которое предъявляли ему прелаты
монастыря Доминико Маджоре. Монашеское одеяние он сбро-
сил после ухода из Рима.
Дальше в «Суммарна» говорится: «Что касается тех, кто
спасается бегством, уйдя из повиновения какому-либо пре-
лату, приговор такой: они считаются подлинно отступниками;
гораздо хуже нарушит!, повиновение, эту первую обязанность
среди всех монашеских обетов, чем снять одеяние монаха,
ибо одежда не делает монаха».
Джордано Бруно оказался двойным отступником: он не
только сбросил монашеское одеяние, по и вышел из повинове-
ния своему ордену.
Монах, вернувшийся в монастырь или схваченный после
бегства, подлежал самому суровому наказанию, вплоть до смерт-
ной казни. В лучшем случае он подвергался тюремному заклю-
чению, унизительному публичному покаянию, лишался всех
прав и мог их вернуть, даже в случае полного раскаяния,
не раньше чем через двадцать лет. Прощение он мог получить
только от папы или магистра ордена.
Г ,i ana IX
СКИТАНИЯ ИО ИТАЛИИ
(7J76 -1579)
Канга «О знамениях времени». Знакомство с философией
Джакомо Забарслла
Бруно прибыл в Геную 15 апреля 1576 года, в конце вели-
кого поста. Он рассказывает, что в Генуе монахи показывали
священный хвост того самого осла, на котором якобы в верб-
ное воскресенье совершился въезд Христа в Иерусалим:
«Я сам видел, как в Генуэзской крепости монахи показы-
вают и заставляют лобызать мохнатый хвост со словами:
«Не прикасайтесь, лобзайте. -Это святые мощи того благосло-
венного осляти, которое сподобилось нести господа нашего
с Елеонской горы в Иерусалим. Поклоняйтесь, лобзайте,
подавайте милостыню! Сторицею воспримете п жизнь вечную
унаследуете»» Г
Пребывание Бруно в Генуе было очень непродолжительным.
В мае 1576 года он прибыл в Поли, небольшой приморский
город Генуэзской области. От внутренних областей Италии
Поли отделен горами. Единственным средством сообщения
были морские пути. С X II века город Ноли представлял
собою небольшую республику, находящуюся иод покрови-
тельством Генуи.
Почти полная изолированность Поли обеспечивала Бруно
на первое время безопасность от шпионов инквизиции.
Около четырех месяцев он преподавал здесь юношам из бо-
гатых семейств грамматику и науку о небе, или «о сфере».
Предположение, что отъезд Бруно из Ноли был вынужден-
ным, не подтверждается документами. Едва ли он сам наме-
ревался долго оставаться там.
1 Giordano В г и и о. Opere ilaliane, т. II, стр. 108—109.
133
Il;t Ноли морским путем Бруно добрался до Савоны, где
пропел дне недели, оттуда через Апеннины направился в Пье-
монт и остановился на некоторое время в Турине.
Турни упоминается в «Изгнании торжествующего зверя».
Заработав немного денег, Бруно уехал отсюда в считав-
шуюся наиболее свободной область Италии — в Венецию.
Здесь он прожил всего несколько недель. Вероятно, это было
уже в начале 1577 года.
Венецианским инквизиторам он сообщил, что написал
и издал в Венеции книжку «О знамениях времен».
«Ему с к а з а и о: — Пусть расскажет и изложит, куда от-
правился после отъезда из Ноли, в какие области и страны, в ка-
ких городах и странах находился, чем занимался и что делал.
Ответил: — Как уже сказано мною, я находился в Ноли
приблизительно четыре месяца, преподавая грамматику детям
и читая о сфере некоторым дворянам.
Затем я уехал оттуда и прибыл сперва в Савону, где провел
около 15 дней, а из Савоны направился в Турин. Не найдя
подходящего для себя занятия, я прибыл по реке По в Вене-
цию. Здесь я провел полтора месяца во Фреццари, наняв ком-
нату в доме служащего арсенала. Имени его не знаю. В это
время я напечатал книжку под названием «О знамениях вре-
мен». Книжку я издал с целью заработать немного денег на су-
ществование. Эту работу я сперва представил на рассмотрение
почтенному отцу магистру Ремиджио из Флоренции» *.
Эта книга не сохранилась; нигде больше не встречается
даже упоминаний о ней. Если она и была издана, то это —
первая опубликованная работа Джордано Бруно и единствен-
ная, вышедшая в Италии.
Эта книга вызывала большой интерес биографов, строив-
ших всевозможные предположения о ее содержании. Однако
до сих пор биографы шли по неверному пути, предполагая,
что в ней был дан первый набросок философских взглядов
Джордано Бруно и его учения о вселенной.
Бруно говорит, что напечатал книжку с целью заработать
немного денег. Философские и естественнонаучные сочинения
не приносили доходов в XVI веке. Французские и швейцар-
ские издательства, как и франкфуртские, терпели от выпуска
философской литературы только убыток, который покрывали
продажей богословской литературы и классиков. Доход от про-
дажи философских запрещенных книг получали главным обра-
зом агенты, сбывавшие их контрабандным путем. Сам Джор-
дано Бруно, опубликовавший большое количество книг,
до конца жизни оставался бедняком.
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 336—337.
134
Это — первый убедительный довод против предположения,
что «О знамениях времен» — философская книга. Второй довод
также вытекает из слов Бруно: он написал этот труд для зара-
ботка, а пе для того, чтобы проповедовать свое учение.
Книжка, выпущенная в условиях инквизиционной цензуры,
да еще под контролем монаха, не могла выражать взгляды
самого Бруно. Наконец, невероятно, чтобы молодой человек,
не имевший ни ученого имени, ни связей, нашел издателя для
опубликования философской книги.
Заголовок книги скорее напоминает названия многочис-
ленных альманахов, календарей и аналогичной им литературы,
находившей широкий сбыт во второй половине XVI века.
Нс один Джордано Бруно вынужден был заниматься такого
рода работой для заработка. Гениальный астроном Иоганн
Кеплер, открытия которого, ознаменовавшие новую эпоху
в науке, не приносили автору никакого дохода, тоже должен
был добывать средства для жизни составлением альманахов
и гороскопов.
Некоторые трактаты Бруно по луллиеву искусству изоби-
луют «знамениями времен» в виде рисунков месяцев и сезонов
года с указаниями, что они означают и как их надо толковать.
Здесь нет и следов астрологии; схематические рисунки и их
разъяснения рассчитаны на то, чтобы возбудить любопытство
читателя. Невидимому, в выпущенной в Венеции книжке да-
вался перечень месяцев с их мифологическими названиями,
.знаками зодиака и разъяснением аллегорических образов.
Скитаясь по Италии, Бруно получил возможность непосред-
ственно познакомиться с некоторыми важнейшими центрами
философского образования. Его идейное развитие не может
быть правильно понято, если не принимать во внимание влия-
ний, оказанных на него выдающимися современниками.
В ту пору связи между центрами гуманистического просве-
щения в Италии почти не было. Многие ученые специально
отправлялись в путешествия, чтобы лично познакомиться
с деятелями науки и философии.
Из Венеции Бруно направился в Падую. Этот университет-
ский город был последним, еще существовавшим в Италии оча-
гом свободного просвещения. Здесь Бруно получил возмож-
ность слушать лекции выдающихся философов. Наиболее ярким
представителем падуанского просвещения был в то время
Джакомо Забарелла (1533—1589). Ни одна из его философских
книг не была тогда еще напечатана, и Бруно мог познакомиться
с его взглядами только на лекциях. Взгляды этих двух мысли-
телей в отдельных вопросах очень совпадали.
Забарелла доказывал, что в основе всего существующего
лежит протяженная субстанция. Природа управляет присущим
135
ей движением. Материя вечна. Небо, ляп вселенная, также
материально и обладает способностью к вечному движению.
Быть вечным — значит предшествовать всему, следова-
тельно, и богу. Отсюда вытекает, что мир не был сотворен
богом.
Забарелла рассматривал небо, как основу мира, источник
тепла и движения, не сотворенный, не нуждающийся в перво-
движущем нематериальном начале. По мнению Забареллы,
всякое движение есть результат воздействия одного материаль-
ного предмета па другой. В бесконечной цепи взаимодействия
материальных предметов мы доходим до первоначального со-
стояния мира. Можно ли допустить, что там находится
нематериальный первичный двигатель? Можно ли представить
себе, что движущий дух приводит материальную громаду мира
в движение, уподобляясь волу, впряженному в мелытицу? Тот,
кто воображает бытие первичного двигателя, отрицает веч-
ность материн и движения, а это противоречит физике и опыту.
Как и Пьетро Помпонацци, Забарелла отвергал бессмертие
души. Он следовал философии Аристотеля, освобожденной
падуанскими комментаторами и издателями от богословских
извращений.
Большой заслугой Забареллы является доказательство
того, что правильно понятое учение Аристотеля находится
в решительном противоречии с богословием.
Один из важнейших тезисов Забареллы — превращение
формальной логики из предмета философского познания в ору-
дие философского исследования. Объектом, достойным изуче-
ния, по его мнению, является не то, что находится в нас в
в нашем сознании, а то, что находится вне сознания: не психо-
логия, а физика. То, что находится в нашем сознании, имеет
своим источником внешний мир, на который и должно быть
направлено философское исследование. Истина заключается
только в вещах, лежащих вне нашего мышления, а продукты
собственного мышления представляют собою фикции, недостой-
ные изучения.
Забарелла шел по материалистическому пути. Он отвергал
средневековый схоластический реализм. Забарелла полагал,
что если ограничиться исследованием того, что имеется в при-
роде, необходимость в боге отпадает. Философия нс имеет
ничего общего с богословием. Пет ничего достойного изуче-
ния, кроме природы.
Забарелла признавал, что его взгляды косвенно противо-
речат церковной вере, но предоставлял примирять философию
с религией другим, которые «под наитием святого духа» берут
на себя задачу доказательства бытия божия. Впоследствии
некоторые из этих положений, обогащенные и углубленные
J36
Джордано Бруно, легли в основу его .материалистической
системы восприятия вселенной.
Подробности пребывания Джордано Бруно в Падуе неиз-
вестны. В своих показаниях он сообщает инквизиторам: «По-
кинув Венецию, я отправился в Падую, где встретил несколь-
ких знакомых монахов-доминиканцев. Они советовали мне
снова надеть монашеское одеяние. Хотя я и не собирался вер-
нуться в орден, все же, по их мнению, лучше было бы путе-
шествовать в монашеском одеянии. . . Согласившись с этим,
я отправился в Бергамо и заказал себе белую одежду из хоро-
шего сукна. Поверх нее я носил плащ, сох ранившийся со вре-
мени отъезда из Рима. В этой одежде я отправился но дороге,
ведущей в Лион» В
Бродячих мопахов было много, монастыри гостеприимно
открывали перед ними двери и давали им приют. Преодолев
отвращение к монашеской рясе, Бруно снова превратился
в монаха. К этому времени у него уже, невидимому, созрело
намерение покинуть Италию. Благодаря монашеской одежде
он получил возможность останавливаться в монастырях,
где зачастую мог применять своп медицинские познания для
лечения монахов.
Приближаясь к северной границе Италии, Джордано Бруно
заехал в Милан. В Милане он впервые услышал о молодом
англичанине Филиппе Сиднее, с которым впоследствии встре-
чался в Лондоне.
О Филиппе Сиднее Бруно говорит в «Пире на пепле»: «Тебе
не нужно по этому поводу говорить о достойном обращении,
культурности и благовоспитанности многих кавалеров и мно-
гих знатных лиц в королевстве; среди них так известен, и нам
в особенности, своей лучшей репутацией, когда мы были
в Милане и во Франции, и затем по Днчному общению теперь,
когда мы оказались в его отечестве, блестящий и превосходный
кавалер сэр Филипп Сидней» 1 2.
У пас нет данных, чтобы определить, хотя бы приблизи-
тельно, сколько времени Джордано Бруно провел в Милане.
Бели ему стало известно о пребывании в городе ничем в ту
пору не примечательного Филиппа Сиднея, то, очевидно,
<•11 приобрел там довольно широкий круг знакомых.
Милан был последним крупным городом Италии, который
лежал на пути странствий Джордано Бруно. Флоренцию он
не посетил, возможно, вследствие свирепствовавшей там чумы.
Бруно примкнул к общему потоку эмигрировавшей из Ита-
лии передовой интеллигенции. Этот путь был проложен уже
1 Со. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 337.
2 Джордано Б рун о. Диалоги, стр. 83.
давно. Им следовало много выдающихся людей, осознавших
невозможность борьбы с инквизицией в Италии и перенесших
арену борьбы на Север.
Позже Бруно в беседах с Котеном рассказывал о жизни
Италии того времени. Итальянскую интеллигенцию Бруно
делил на две группы — церковную и светскую. К церковной
он относился отрицательно, а о светской говорил, что она
находится в жалком и приниженном положении1.
Сообщение Бруно об упадке наук в Италии подтверждается
словами другого гуманиста, также ставшего жертвой инкви-
зиции, итальянского ученого Антонио Палеария: «Занятия
науками заброшены. Молодежь изнывает от лени и бродит
по площадям» 1 2. Заподозренный в протестантизме, Палеария
был повешен по приказанию папы Пия V в 1570 году
в Бише.
Бруно намеревался добраться до Парижа. Франция госте-
приимно принимала итальянских эмигрантов, находивших
там самые разнообразные возможности для применения своих
способностей. Среди итальянцев было много инженеров, воен-
ных, юристов, литераторов, художников, скульпторов.
В отличие от других крупных городов Европы, в Париже,
невидимому, не было реформационной итальянской общины.
Здесь эмиграция не носила религиозного характера, и это
обстоятельство должно было особенно привлекать Джордано
Бруно.
От итальянской границы Бруно направился по дороге,
ведущей в Лион. Очевидно, он следовал тем же путем, кото-
рый совершил ровно через два года Мишель Моптэнь, возвра-
щавшийся из своего путешествия по Италии.
Моптэнь был богат, имел все необходимые документы
и пропуска. Его сопровождали секретарь и слуги. Тем не менее
путь показался ему крайне трудным, утомительным и опасным.
Еще более тяжелым был путь одинокого беглеца, которого
на каждом шагу подстерегали сыщики инквизиции.
Чужая страна встретила Джордано Бруно сурово. Ему
с большим трудом удалось добиться разрешения остановиться
в монастыре. О своем приезде во Францию Бруно говорил
на допросе в венецианской инквизиции: «Прибыв в Шам-
бери, я остановился в монастыре своего ордена. Меня
приняли очень холодно. Я разговорился об этом с мона-
хом-итальянцем, находившимся там, и он мне сказал: —
Имейте в виду, что в этой стране вы нигде не встретите радуш-
1 Z. А и г а у. Giordano Bruno a Paris d’apres le temoignage d’un
contcmporain. Memoires de la societe de 1’histoire de Paris, т. XXVII,
1900, стр. 288—301.
2 Цит. no «Cambridge Modern History», 1907, т. II, стр. 465.
3 38
ного приема и, сколько оы ни ходили по стране, — чем дальше
тем все менее радушный прием будете встречать.
Ввиду этого я направился в Женеву»1.
Бруно решил свернуть с намеченного пути, тем более чтс
до Парижа нужно было пройти еще около 600 километров.
Итальянские эмигранты, в особенности неаполитанские каль-
винисты, обычно шли в Женеву. По этому пути и направился
Джордано Бруно. В Женеву он прибыл, невидимому, в апреле
1579 года.
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. '.'>'.’>1.
2
Г л а в а X
БРУНО В ШВЕЙЦАРИИ
Кальвинизм. Галсавдо Караччоли. Выступления Бруно
против предопределения. Парацельс. Кальвинистская
ппквпзиция
Справедливое удивление вызывает то, что Джордано Б руно
до ареста никогда и нигде даже словом не обмолвился о своем
пребывании в Швейцарии.
Докторским дипломом в Женеве Бруно, поводимому, не
пользовался, судя по тому, что он впоследствии получил сте-
пень магистра искусств в Тулузе. Это доказывает, что он избе-
гал всяких намеков на свое прошлое. Впоследствии Бруно
записывался в университетах как доктор богословия, оче-
видно, на основании своего римского диплома.
Имя Филиппо было забыто настолько, что о нем никто
не знал до открытия венецианских протоколов. Венецианская
инквизиция дважды подвергала Бруно допросу относительно
его имени.
«С и р о пт е и н ы й: — Какое имя носил до вступления
в монашеский орден и во время пребывания в ордене? Сохра-
нял ли всегда после выхода из монастыря в разных странах
то имя, которое носит теперь?
Ответил: — До вступления в монашеский орден мое
имя было Филипп. Это имя мне дано при крещении. В мона-
шестве я носил имя: брат Джордано Бруно. Это имя я сохра-
нял всегда, во всех странах и все время, за исключением того,
что в самом начале, когда бежал из Рима, я присвоил имя
Филипп и под этим именем перевалил через горы» Б
Вот что Бруно сообщил инквизиторам Венеции о своем
пребывании в Женеве: «Прибыв туда, я остановился в гости-
нице. Немного спустя маркиз де Вико, неаполитанец, нахо-
дившийся в этом городе, спросил меня, кто я такой и явился ли
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 363.
110
сюда для того, чтоиы остаться, принять л исповедовать рели-
гию этого города. Я рассказал о себе и о причинах, по кото-
рым вышел из монашеского ордена, и объяснил, что по намере-
ваюсь принимать релпгию этого города, так как не знаю,
что это за религия. Я сказал также, что рассчитываю остаться
здесь, желая жить свободно и в безопасности, и ни для какой
иной цели.
Он убедил меня снять, во всяком случае, монашеское одея-
ние, которое я продолжал носить. Я купил сукна, заказал
чулки и другие принадлежности одежды. Маркиз, вместе с дру-
гими итальянцами, подарил мне шпагу, плащ, шляпу и прочие
необходимые вещи.
Они обеспечили мне работу для добывания средств к жизни.
Я занимался исправлением печатных оттисков в типографии х.
Гак я работал около двух месяцев 1 2. Я всегда посещал про-
поведи и чтения, произносившиеся и читавшиеся в этом го-
роде как итальянцами, так и французами. Среди других я часто
посещал чтения и проповеди Николо Бальбаии Лукканца, толко-
вавшего послания св. Павла и объяснявшего евангелие» 3.
Джордано Бруно прибыл в Женеву после тяжелого и про-
должительного пути по горным дорогам в самое неблагоприят-
ное время года. К тому времени, когда он остановился в го-
сти нице, средства его совершенно иссякли. Тогда-то его и
поддержал Галеаццо Караччоли.
Фамилия Караччоли, главы общины итальянцев протестан-
тов в Женеве была, разумеется, хорошо знакома Джордано
Бруно по Неаполю. Отец Караччоли находился на службе
у императора Карла V и был советником вице-короля. Папа
Навел IV Караффа был его дядей.
Галеаццо Караччоли вырос в аристократической семье.
В молодости он посещал дом Джованни Вальдеса и находился
под его влиянием. По своей должности при дворе испанского
вице-короля, соответствующей камергеру, Караччоли совер-
шил несколько путешествий в протестантские области Герма-
нии. В 1542 году он участвовал в совещании в Регенсбурге и
близко познакомился с лютеранскими и кальвинистскими
вождями.
1 Обязанности типографов и исправителей первых оттисков были
|| ту пору гораздо шире, чем функции современного корректора. Это —
редактор, отвечавший за содержание печатаемой книги. Такая работа по-
ручалась обычно серьезным ученым.
2 Некоторая неясность в словах Бруно заставила полагать, что он
пробыл в Женеве только два месяца. На самом деле известно, что, при-
быв в Женеву в апреле 1579 года, он два с половиной месяца работал
н типографии, а кроме того, с 20 мая состоял при университете и покинул
Женеву лишь в конце того же года.
3 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 337 —338.
J41
Переход Караччоли в протестантизм в 1551 году был свя-
зан с, движением против испанского владычества в Южной Ита-
лии. В результате этого в марте 1551 года Караччоли вынужден
был бежать из Неаполя. Ему в это время было 35 лет. Много-
численные друзья последовали за ним скорее в силу феодально-
рыцарских связей, чем из религиозных побуждений.
Кальвин встретил Караччоли в Женеве с восторгом. Между
ними завязалась дружба, не прерывавшаяся до смерти Каль-
вина, который старался через знатного итальянца укре-
пить свои связи с итальянской аристократией. Караччоли не
растерял этих связей. Влияние его отца было настолько
велико, что инквизиция не посмела наложить руку на его
имущество. В 1553 году, по просьбе Колантонио, Караффа
дал Галеаццо пропуск в Верону и даже имел с ним
свидание.
Когда Караффа стал папой, он разрешил Галеаццо пребы-
вание в Италии. Несколько лет Караччоли жил в Венеци-
анской области под охраной папского пропуска и, невиди-
мому, выполнял какие-то тайные дипломатические поручения.
После сожжения Сервета в женевской итальянской общине-
возникли острые разногласия. Караччоли находился в Италии,,
когда узнал о движении сторонников Сервета в Женеве. Он
поспешно вернулся и 19 июля 1554 года договорился с Каль-
вином о принятии решительных мер. Кальвин потребовал от
Караччоли разрыва с католической знатью. В силу этого
Караччоли вынужден был заочно развестись с первой женой,
после чего вступил во второй брак с кальвинисткой Анной
Фермери. По настоянию Кальвина, он отказался также от
титула маркиза. Повидимому, это были фиктивные акты,,
имевшие целью удовлетворить недовольство демократической
части кальвинистов Женевы. Тайные связи с итальянской
знатью Караччоли поддерживал попрежнему.
Организовав итальянскую общину в Женеве, Караччоли
поставил во главе ее проповедника Чельзо Мартиненго из
Брешии. Община была связана с Италией и получала через
Модену материальные средства.
Аристократия и богачи, примкнувшие к кальвинизму,
привезли с собой в Женеву крупные капиталы и дух предпри-
имчивости. В Женеве начали возникать суконные, шелковые
и часовые мануфактуры. Кальвин высоко ценил итальян-
цев-богачей, против которых в самой общине выступала де-
мократическая оппозиция кальвинистской бедноты из
итальянцев.
Эта беднота оказывалась в Женеве в таком же положении,
как и Джордано Бруно. Людей принимали, одевали, оказывали
денежную помощь, находили заработок и предлагали на вы-
142
бор: беспрекословное повиновение или лишение работы и
изгнание.
Идейным руководителем беднейшей части итальянской об-
щины был молодой гуманист Себастиан Кастельо. В 1554 году
под псевдонимом Мартинус Беллиус он опубликовал книгу
против религиозных насилий, где изложил в форме диалога
критику сочинения Кальвина против Сервета. Он разоблачил
учение о предопределении как прикрытие кальвинистской ти-
рании. Защита веротерпимости получила название ереси
«беллианизма».
После смерти Кальвина (1564) Караччоли имел ряд столкно-
вений с усилившейся в городском совете Женевы оппозицией.
Он умер 7 мая 1586 года, окруженный почитателями, которые
называли его вторым Моисеем, выведшим «народ божий» из
египетского плена.
В 1587 году вышло жизнеописание Караччоли, составлен-
ное его приближенным Николо Бальбани из Лукки, пропо-
веди которого слушал Джордано Бруно.
Джордано Бруно в Женеве работал, поводимому, в той
типографии, где печатались издаваемые общиной итальянские
книги, так как едва ли он в то время знал французский
язык. С 20 мая 1579 года он состоял при университете, где, не
имея обязательного курса, преподавал в кружке студентов
факультативно.
Женевский университет был преобразован из частной школы,
существовавшей еще в XV веке, в официальную кальвинист-
скую школу 21 мая 1536 года. В апреле 1558 года было зало-
жено новое здание на холме Сент-Антуан, торжественно освя-
щенное 5 июня 1559 года. Первым ректором был сподвижник
Кальвина Теодор Беза (1519—1605), фактический диктатор
Швейцарии после смерти Кальвина.
Женевский университет не походил на католические. Это
была школа, выпускавшая миссионеров кальвинизма и про-
никнутая строгим религиозным духом. Еще и сейчас посе-
тители могут прочесть в старинных залах университета девиз
кальвинизма, вырезанный на стене: «Страх божий есть начало
всякой мудрости». В преподавании господствовал церковный
ДУХ.
Из женевской школы выходили проповедники, полити-
ческие деятели кальвинизма, «министры» или пресвитеры.
Свежее дыхание философской мысли, принесенное Джор-
дано Бруно, тотчас же привело его к столкновению с господ-
ствующей группой профессоров-богословов.
Повидимому, Джордано Бруно заставляли перейти в каль-
винизм, так как в надгробной речи, произнесенной в память
герцога Брауншвейгского, он говорит, что покинул родину,
143
пс желая подчиниться ложной религии, но встретил мораль-
ное принуждение и в странах реформации.
«... 'Гам меня принуждали к суевернейшему и бессмы-
сленному культу, а здесь увещевали принять обряды рефор-
мированной религии. Там — насилие мертвых тиранов . . .» 1
В течение двух месяцев, июня и июля, Бруно посвящал
значительную часть своего времени слушанию проповедей
кальвинистских богословов. До той поры, как видно нз его слов
в беседе с Караччоли, кальвинистское богословие было ему
известно разве только по опровержениям. За эти месяцы он
собрал большой материал об учении о предопределении, ко-
торое впоследствии подверг уничтожающей критике в «Изгна-
нии торжествующего зверя».
Венецианским инквизиторам Бруно сообщил, что ознако-
мился с сочинениями немецких еретиков: «Я читал книги Ме-
ланхтона, Кальвина, Лютера и других северных еретиков.
По я делал это не для того, чтобы усвоить их доктрину, и не
потому, что ценил их. Я полагал, что они невежественны, по
сравнению со мною! Я читал их из любознательности и держал
у себя эти книги, ибо заметил, что в них разрабатываются и
излагаются предметы, противоречащие католической вере и
отвергающие ее. Точно так же я имел у себя книги других осуж-
денных авторов, например Раймунда Луллия, как и другие,
впрочем, посвященные философским предметам.
П о с л с д о и р о с а с к а з а л: — Я осуждаю на-
званных раньше еретиков и их учение, ибо они заслуживают
названия не богословов, а педантов» 2.
Кальвин изложил свое учение о предопределении в «Инсти-
туциях», изданных в 1559 году.
Критикуя кальвинистское учение о предопределении,
Джордано Бруно разоблачает несостоятельность фатализма
и опровергает вмешательство бога в дела мира.
Из показаний Бруно венецианским инквизиторам видно,
что он был тесно связан с идейной жизнью Женевы, главным
образом с итальянскими кальвинистами, учеными и профес-
сорами, преподававшими в университете и проповедовавшими
в церквах.
За время пребывания в Женеве идейный горизонт Бруно
чрезвычайно расширился. В этом центре кальвинизма сталки-
вались эмигранты из разных стран, сторонники самых различ-
ных воззрений, получавшие здесь возможность, хотя и огра-
ниченную, высказываться о том, о чем в Неаполе не смели даже
заикнуться.
1 Jordanus Brunns. Opera latino conscripta, т. I, ч. I, стр. 32—33.
3 Си. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 351.
.114
В Швейцарии Бруно познакомился также с сочинениями
врача и философа Парацельса х.
У Парацельса имеются интересные высказывания, посвящен-
ные определению науки и ее философскому обоснованию, мысли,
выраженные с глубиной и ясностью. Он прекрасно сознавал
необходимость связи теории с практикой, опытной науки с фи-
лософскими обобщениями.
«Истинное основание всякого познания, — говорит Пара-
цельс, — заключается в опытном знании, соединенном с нау-
кой, ибо теория и практика всегда должны итти рука об руку.
Или они обе истинны, или они обе ложны. Ибо теория есть не
что иное, как спекулятивная практика. Погляди, как плотник
строит дом. Сперва он создает его в своей голове. Откуда же
берется это представление о будущей постройке? Из деятель-
ной практики. И если он не знал практики, то нс мог бы ничего
сделать спекулятивным путем.
Поэтому никто не может внести в практику здравое разу-
мение, если в то же время не является теоретиком. Познапие
скрыто в природе, и если наука не достигла совершенства, то
у нас нет ничего, кроме опыта без знаний, на который нельзя
полагаться. Тот, кто имеет знание, может опираться на него,
ибо ему известно, что и как происходит, поэтому он может
предугадывать будущие действия.
Каждому опыту должно соответствовать обобщение, а это
означает, что надо учитывать, каким образом природа пред-
писывает применять опыты, ибо последнее основание надо ис-
кать не в спекуляции, а в творческих силах природы.
Единственный истинный путь науки есть опытное познание
природы. Но никогда нельзя забывать при этом, что опыт без
своей матери науки невозможен. . .»
В борьбе за научную медицину, которая велась в XVI веке,
Бруно примкнул к наиболее передовому направлению, пред-
ставленному Парацельсом.
О Парацельсе Бруно говорит устами Гервазия в диалогах
«О причине, начале и едином», что он, не зная «ни греческого,
пи арабского, ни, быть может, латинского», мог «лучше по-
знать природу лекарств и медицины, чем Гален, Авиценна и
все те, кто говорит по-латыни»1 2.
1 Филипп Ауреол Теофраст фон Гогенгейм, принявший латинизиро-
ванную фамилию Парацельс, родился в Швейцарии в 1493 году в семье
врача. Он много путешествовал по Германии, Франции и Испании, был
в Швеции, России, Турции. Парацельс посетил ряд университетов. Он
проявил себя как новатор в области медицины; широко использовал
в своей практике опыт народной медицины. Ему приписывают множество
книг по философии, медицине, государственному устройству, математике
и магии. Он умер в Зальцбурге в 1541 году.
а Джордано Бруно. Диалоги, стр. 223.
10 В. С. Рожицын
145
Парацельсу принадлежит разработка некоторых идей, вос-
принятых и развитых впоследствии Бруно. Он, например,
защищал взгляд, что Адам и Ева не являются прародителями
всего человечества, всех обитателей земного шара и что откры-
тие новых материков лучшее тому доказательство. Он содей-
ствовал развитию научной химии, заменив четыре аристоте-
левские стихии теорией разложения вещества в конечном
счете на серу, фосфор и соли.
Парацельсу приходилось всю жизнь бороться с врачами-
шарлатанами и невеждами, как Джордано Бруно с богосло-
вами-схоластами.
В июне Бруно обратился к издателю Жану Бержону, вла-
дельцу небольшой типографии, с предложением напеча-
тать рукопись, посвященную разоблачению ошибок проповед-
ника Делафе. В брошюре перечислялись 20 заблуждений
Делафе.
Антуан'Делафе до приезда в Женеву находился в Падуе,
где, возможно, Бруно встречался с ним. В Падуе он читал
курс медицины. Приехав в Женеву и сблизившись с Теодором
Беза, Делафе приобрел прочное положение в руководящих
кругах кальвинистов, преподавал философию и входил в со-
став «министров», нападки на которых рассматривались как
«оскорбление святой реформации». Он был приближенным
Беза, написал книгу «0 житие и кончине Теодора Беза» и со-
ставил обзор его 59 трудов.
Свое отношение к дипломированным докторам богословия
Бруно выражал неоднократно. Никто до него не осмеливался
с такой силой и беспощадностью критиковать мнимую ученость
докторов богословия. Бруно считал их проповеди «ядом рели-
гии». В «Печати печатей» он говорит: «Доктора в своих настав-
лениях, обращенных к частным лицам и государству, учат
людей пагубе, учат не страшиться злодеяний и верить в нивесть
какие грязные вымыслы. К их числу относится согласно их
различными противоречивым догматам вера в Цереру и Вакха,
которых они считают милостью богов, воздающих за добро и
зло. Они делают это, чтобы повергнуть несчастные народы
в первобытное варварство» *.
Сыщики женевского городского совета донесли властям
о печатавшейся брошюре. Бруно был арестован и вместе с из-
дателем заключен в тюрьму по приказу сената /Кеновы.
Издатель Жан Бержон предварительно спрашивал Джор-
дано Бруно, не заключается ли в его рукописи чего-нибудь
против бога и городского совета. Из этого видно, что он сам не
читал рукописи и никому не поручал ее просмотра. Бруно успо-
1 Jordanus В г u n u s. Opera latine conscripta, т. II, ч. II, стр. 181.
146
колл его, и надо полагать, что в брошюре действительно не
было прямых нападок на кальвинизм.
Из материалов допроса Бруно видно, что в течение июня и
июля 1579 года он принимал горячее участие в диспутах при
университете, неоднократно выступал против богословов и
схоластов, обличая их и защищая «человеческую философию»,
которая изучает природу, исходя из ее собственных причин,
чем сильно восстановил их против себя. В ответ на обвинения
в насмешках над священнослужителями он заявил, что они
его также травили и преследовали.
Приговор по делу Джордано Бруно был суровым. Брошюру
постановили уничтожить, а его самого предали церковному
суду. Бруно подвергся двойному суду — городского совета и
консистории — органа кальвинистской инквизиции. Церков-
ный суд состоялся 13 августа, Бруно был доставлен туда из
тюрьмы.
По решению сената, дело было передано консистории,
являвшейся судебным органом по политическим и церковным
делам. В ее состав входило 18 судей, в том числе 8 «ми-
нистров» (священников) и 12 представителей городской
буржуазии. Консистория судила лиц, которым предъявля-
лось обвинение в «мятеже против бога и святой рефор-
мации».
Надо полагать, что община итальянских протестантов в Же-
неве в лице своей руководящей верхушки, сохранявшей хо-
рошие отношения с городским советом и боровшейся с оппо-
зицией в собственных рядах, не препятствовала осуждению
Джордано Бруно.
Из сообщения о ходе допроса видно, что Джордано
Бруно задавали различные вопросы. Содержание их не
приводится в документах, но его можно установить на осно-
вании сохранившегося перечня вопросов, которые зада-
вали во время следствия и заготовляли заранее в виде особого
списка.
В 1567 году суду женевской консистории был предан! автор
одной из самых выдающихся атеистических книг XVI века,
французский ученый филолог-эллинист и издатель Анри Этьен
(1528—1598). В Женеве была выпущена его «Апология Геро-
дота» (1556), изувеченная цензурой. Но даже в таком виде эта
книга послужила достаточным основанием для того, чтобы
Этьен был предан церковному суду.
На суде Анри Этьену были заданы двадцать четыре вопроса,
которые задавали всем, привлекавшимся к суду по делам
печати.
Приводим некоторые ив них: «Давал ли присягу соблюдать
эдикты и все, что относится к религии этого города и его
10»
147
церкви? Известно ли ему, что издателям, как и другим ли-
цам, запрещено печатать или сдавать в печать книги, которые
нс разрешены цензурой? Известно ли ему, что многие лица
подвергались каре за нарушение эдикта? Известно ли ему,
что в книге заключается великий соблазн? Не говорилось ли
ему, что достоуважаемые священники оскор блены и возмущены
этой книгой? Признает ли себя виновным? Не находит ли об-
ращение с ним мягким, сравнительно с тем, чего заслужил за
нарушение эдикта? Давал ли обещание и обязательства не воз-
вращаться более к своим заблуждениям? Случалось ли ему
до сих пор печатать книги без разрешения?»
Своеобразие этих вопросов объясняется особенностями по-
ложения Швейцарии, ведущей борьбу с католической дог-
мой и церковью.
Особенно подозрительно относилась консистория к бегле-
цам из Италии, даже когда они формально или действитель-
но принадлежали к кальвинистской итальянской общине.
Итальянцы чаще всего были жертвами кальвинистской инкви-
зиции.
Из сопоставления дат первого и второго заседания кон-
систории видно, что Бруно в течение двух недель, с 13 по 27 ав-
густа 1579 года, был отлучен от церкви. В течение этих двух
недель Бруно подвергался унизительным и позорным обрядам.
Во время обедни его приводили в церковь в одной рубахе, на
цепи с железным ошейником, ставили среди церкви, оглашали
приговор и предоставляли прихожанам выражать свое презре-
ние к осужденному. Разрешалось бить отлученного и плевать
ему в лицо.
Когда установленный срок прошел, Бруно был приведен
в консисторию и поставлен перед угрозой подвергнуться бо-
лее жестокому наказанию, вплоть до костра, если не принесет
формального покаяния.
При теократическом строе, господствовавшем в Женеве,
все жители города-республики были обязаны соблюдать «свя-
тую реформацию». Отлучение Джордано Бруно от обедни
отнюдь не является доказательством того, что он перешел
в кальвинизм. Это подтверждает и Котен в своем дневнике:
«Жан Весен принес письма Липсия, Центурия I, и рассказал,
что Джордано был осужден в Женеве на публичное покаяние и
поставлен на колени за то, что оклеветал г-на Делафе, док-
тора медицины из Падуи, читавшего в Женеве философию,
и напечатал листок с перечнем ста ошибок, сделанных
Делафе в одной лекции. Джордано говорит, что перешел бы
1 См. Н. Estienne. Apologie pour Herodote, т. I—II, 1879,
стр. XXIV, XXVI.
148
в их религию, если бы его не подвергли этому позору. Указан-
ный Делафе теперь проповедник».
Надо полагать, что женевские кальвинисты-итальянцы рас-
считывали на переход Бруно в кальвинизм после того, как он
ознакомится с их учением. Но испытательный срок прошел,
Бруно не проявил желания принять кальвинизм и даже высту-
пил против него в печати.
Кальвинистская инквизиция была введена в Женеве 2 ян-
варя 1542 года.
Яркую характеристику инквизиторского режима в Швейца-
рии дает английский историк Бэрд: «Суровому режиму, введен-
ному Кальвином и оставленному в наследство женевцам, должны
были особенно благоприятствовать два условия: во-первых,
широкое толкование, какое придавалось понятию преступле-
ния, а во-вторых, — более, чем драконовская строгость при
назначении наказания. . , Петь или даже просто хранить у себя
фривольные песни считалось преступлением. Носить или де-
лать одежду из запрещенной материи считалось преступлением.
И для подобных преступлений были назначены соответствую-
щие кары. Каждый должен был посещать общественное бого-
служение. Каждый должен был участвовать в евхаристии. Ни
один больной не мог лежать в постели более трех дней, не
пригласив проповедника общины. Не думайте, что наказания
за такого рода нарушения редко применялись. . . В 1558 и
1559 годах в небольшом городе велось 440 дел. По протоколам,
в течение 60 лет было сожжено за ересь 150 несчастных лю-
дей. Как-то в один день было сожжено 30 человек вследствие
странного обвинения, будто бы они распространяли чуму.
Само собой разумеется, время от времени прорывался поток
протеста против этой разрушительной тирании. Тогда начи-
нали свою деятельность тюрьмы, позорные столбы и эша-
фоты, и вновь воцарялось рабское благочестие» *.
Эти строки написаны лицом, объявляющим себя верующим
протестантом, который в заключение говорит, что «с этими
жестокостями надо примириться, хотя они и омрачают картину».
27 августа 1579 года консистория постановила снять отлу-
чение и освободить Бруно. Немедленно после этого он поки-
нул Женеву и уехал во Францию.
«Между тем (говорит Бруно. — В. Р.) мне сказали, что
нельзя долго находиться в этом городе, если я не решу принять
религию этого города, без чего не смогу найти никакой под-
держки с их стороны. Поэтому я решил уехать оттуда. Я от-
правился в Лион, где находился в течение месяца. Не найдя
1 Ч. Б э р д. Реформация XVI в. и ее отношение к новому мышлению
и знанию. Пер. под редакцией Н. Кареева. СПб., 1897, стр. 241—242.
149
возможности зарабатывать на необходимое пропитание и на-
сущные потребности, я переехал в Тулузу, где находится зна-
менитая высшая школа» х.
На первом же этапе своих скитаний по Европе Бруно под-
вергся преследованиям. В дальнейшем он вынужден был по-
кидать все города, в которых временно останавливался. Бруно
сам объясняет, почему он навлекал на себя ненависть и пресле-
дования церковников и схоластов. Он говорит: «Если бы я. . .
владел плугом, пас стадо, обрабатывал сад или чинил одежду,
то никто не обращал бы на меня внимания. . . Но я измеряю
поле природы, стараюсь пасти души, мечтаю обработать ум и
исследую навыки интеллекта — вот почему, кто на меня смот-
рит, тот угрожает мне. . . нападает на меня, — кто догоняет
меня, кусает меня,—кто меня хватает, пожирает меня»1 2.
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 338.
2 Джордано Бруно. Диалоги, стр. 297.
Глава XI
БРУНО ВО ФРАНЦИИ
(1580—1583)
Преподавание в высшей школе. Стиль латинской речи
Бруно. Слияние Франсуа Рабле. Атеистические идеи
во Франции
В знаменитой в то время высшей школе г. Тулузы насчиты-
валось около 10 тысяч студентов. Как указывает Бруно:
«Здесь я познакомился с образованными людьми и меня
пригласили читать о сфере многим ученикам. Наряду с этим
я преподавал в течение шести месяцев и философию. Между
тем в этом городе освободилась должность ординарного про-
фессора философии, занимаемая по конкурсу. Я добился по-
лучения ученой степени магистра искусств, заявил о намере-
нии участвовать в конкурсе, был допущен, утвержден и читал
в этом городе лекции непрерывно в течение двух лет. Предме-
том преподавания была книга Аристотеля «О душе» и другие
философские чтения» *.
Католические университеты сохраняли средневековый строй
внутренней жизни. Они представляли собою корпорации, во
главе которых стоял выборный ректор. Ректору предоставля-
лись широкие полномочия. Он ведал финансами, принимал
присягу вновь вступающих студентов на верность универ-
ситетской республике, вел переговоры с городскими вла-
стями и т. п.
Студенты, принадлежавшие в основном к дворянским семьям,
участвовали в управлении университетом и выбирали про-
фессоров.
Преподавание в университетах носило своеобразный ха-
рактер, метод был тот же, что и в эпоху расцвета средневековья,
до появления книгопечатания. Студенты не имели своих учеб-
ников и переписывали их в течение курса. Преподавание велось
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 338.
151
не по предметам, а по авторам. Профессор диктовал текст.
В результате прохождения университетского курса появлялись
учебники, собственноручно переписанные студентами.
Изобретение книгопечатания сделало ненужной кропот-
ливую работу по переписке. Преподавание изменило свой ха-
рактер. Профессор "диктовал лишь объяснения и .следствия
из положений автора. Записанные и изданные курсы лекций
представляли собою сухие тезисы, сводившиеся к доказа-
тельству положений: «правильно сказано», «неправильно ска-
зано».
Литературность изложения при этой системе исчезала.
Ученые, которые среди своих современников прославились
как замечательные лекторы и ораторы, оставили записи лек-
ций, поражающие сухостью, схематизмом, мертвостью языка.
В предисловии к книге Бруно «Песнь Цирцеи» француз-
ский издатель XVI века Жан Реньо сообщает о характерном
методе работы Джордано Бруно: «Я попросил его разрешить
мне издать самым тщательным образом это «искусство», один
экземпляр которого, ранее написанный под его диктовку, на-
ходился у меня. Джордано ответил согласием на эту просьбу
и, так как он в то время был занят более важными трудами,
попросил, чтобы я сам позаботился об этом и осуществил за-
думанное».
Бруно сам писал свои важнейшие произведения — италь-
янские диалоги и философские поэмы. Остальные книги, глав-
ным образом труды по луллиеву искусству, обычно он дикто-
вал ученикам.
Биографов Джордано Бруно поражало, что в католиче-
ской Тулузе он мог быть ординарным профессором, не выпол-
няя никаких церковных обрядов и находясь фактически вне
религии. Это объясняется тем, что в Тулузе вплоть до 1586 года
действовали законы о веротерпимости, отмененные затем като-
лической лигой. После эпохи религиозных войн в Тулузе ут-
вердилась реакция. Несмотря на издание в 1598 году Нант-
ского эдикта о веротерпимости, Тулуза осталась оплотом ка-
толицизма \
1 9 февраля 1619 года по приговору парламента в Тулузе был сож-
жен Лючилио Ванини (род. в 1585 г.) — итальянский философ-материа-
лист и атеист, младший современник Бруно. Ванини утверждал, что уче-
ние о боге — выдумка духовенства, желавшего держать в подчинении
народ. Он учил, что мир вечен и не создан богом. Ванини был обвинен
в атеизме и подвергнут жестоким пыткам. Перед сожжением палачи выре-
зали ему язык. Он говорил перед смертью: «Если бы существовал бог,
я бы молил его о том, чтобы он метнул свою молнию в этот неправедный
и мерзкий парламент, и если бы существовал дьявол, я молил бы его,
чтобы он проглотил это судилище, но я этого не делаю, потому что ни
бога, ни чорта нет».
152
Война между Генрихом Наваррским и Генрихом Гизом на-
чалась на юге Франции в июне 1582 года. Возобновление воен-
ных действий между католической и гугенотской армиями обо-
стрило отношения между сторонниками разных религиозных
течений в Тулузе и привело к победе католической реак-
ции. Джордано Бруно, около двух лет преподававший в Ту-
лузе, оставаясь вне церкви, вынужден был покинуть этот
город.
Обстоятельства, при которых Джордано Бруно пришлось
покинуть Тулузу, известны нам из двух источников. В своих
показаниях венецианским инквизиторам Бруно сказал, что
вынужден был покинуть Тулузу из-за начавшихся волне-
ний. В протоколе имеется фраза: «Однако я вступил в дис-
пут и предложил на обсуждение тезисы, опубликованные
мною» \
Повидимому, в Тулузе произошел первый из трех больших
диспутов Джордано Бруно. Документов об этом диспуте не
сохранилось, так как архивы Тулузского университета, отно-
сящиеся к годам религиозных войн, уничтожены.
Не желая сообщать об этом диспуте инквизиторам, Бруно
говорит, что покинул Тулузу вследствие волнений. Тем же он
объясняет свой отъезд из Парижа в Англию весной 1583 года.
Третий раз он выдвигает этот же мотив, объясняя свой вторич-
ный отъезд из Парижа летом 1586 года. Тогда действительно
гражданская война резко обострилась, в то время как период
между 1580 и 1585 годами был сравнительно спокойным в поли-
тической жизни Франции. Совершенно очевидно, что причиной
отъезда Бруно из Тулузы был диспут, во время которого реак-
ционная часть профессуры и студентов, возмущенная его сме-
лыми взглядами, вынудила Бруно покинуть университет и
город.
В прощальной речи, произнесенной в Виттенберге, Бруно
благодарит за то, что его лекции не встретили такого враждеб-
ного отношения, как в Тулузе, Оксфорде и Париже.
Летом 1581 года Бруно приехал в Париж. Здесь он издал
первые дошедшие до нас книги. В конце того же года он вы-
пустил «Песнь Цирцеи», «О тенях идей», «Искусство Луллия»
и комедию «Подсвечник». Повидимому, он привез с собою из
Тулузы почти готовые рукописи и в Париже только редакти-
ровал их. Однако отдельные главы этих книг, особенно имею-
щие непосредственное отношение к Генриху III, могли быть
написаны только в Париже.
Бруно не сразу находил издателей для своих рукописей и
вынужден был выжидать благоприятного случая. Этим и объяс-
1 Эта фраза в оригинале протокола зачеркнута.
153
няется то, что некоторые его книги выходили с опозданием и
зачастую отражали уже пройденный этап его философского
развития.
Об обстоятельствах, сопутствующих выпуску одной из его
книг, Бруно кратко сообщал на допросе в Венеции: «. . . Из-
за гражданских войн, я был вынужден уехать и направился
в Париж. Здесь я объявил курс экстраординарных лекций,
чтобы со мною могли познакомиться и узнать меня. Я прочел
тридцать лекций. Предметом чтений я избрал тридцать боже-
ственных атрибутов, изложенных св. Фомой [Аквинским] в пер-
вой части [«Свода богословия»]. Затем мне предложили читать
ординарные лекции, но я отказался и не захотел принять их,
так как в этом городе ординарные профессора обязаны посе-
щать обедню и другие богослужения. Я всегда избегал этого,
ибо знал, что отлучен от церкви за выход из ордена и снятие
монашеского одеяния Ч
Когда я читал ординарные лекции в Тулузе, меня не при-
нуждали посещать обедню, как это требовалось в Париже,
если бы я согласился читать там ординарные лекции.
Чтение экстраординарных лекций создало мне такое имя,
что король Генрих III приказал однажды вызвать меня и задал
вопрос, — приобрел ли я память, которой обладал и о которой
говорил в лекциях, естественным путем или магическим искус-
ством. Я дал ему объяснения. Из того, что я ему сказал и дока-
зал, он сам убедился, что это результат науки, а не магии.
После этого я напечатал книгу о памяти под названием
«О тенях идей» и посвятил его величеству. В связи с этим он
назначил меня экстраординарным профессором с постоянным
вознаграждением.
В этом городе я провел, занимаясь, как я уже сказал,
преподаванием, около пяти лет» 1 2.
В 1616 году в г. Бриге в Силезии вышла книга Костича
под названием: «Искусство Аристотеля, Лулпия и Рамуса,
разработанное Конрадом Бергием под руководством И. Ко-
стича, подлинного ученика Джордано Бруно, где показывается
логическое искусство понимания, практическое искусство изло-
жения, частью метод топического изыскания, по способу Ари-
1 В течение шестнадцати лет (1576—1592) Джордано Брупо не вы-
полнял никаких религиозных обрядов и оставался, таким образом, вне
религии. В глазах католической церкви такое поведение равнялось от-
крытому безбожию. Большой смелостью являлось признание этого перед
инквизиторами.
2 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 338—339. —
Пятилетнее пребывание Бруно в Париже опровергается документами.
Фактически Бруно был в Париже с конца 1581 до начала 1583 года. Он
мог сказать это только, чтобы ввести в заблуждение инквизиторов,
хотя и непонятно, с какой целью.
154
стотеля и в его понятиях, а также Рамуса и Луллия, включая
сюда более ста тысяч доказательств, подходящих к любому
нахождению тем и их применению».
В предисловии, датированном 16 ноября 1615 года, Костич
говорит: «Пошел уже тридцать третий год с той поры, когда,
как я вспоминаю, Джордано Бруно привлекал в Париже мно-
жество учеников и слушателей на свои лекцци по луллианову
и мнемоническому искусству. И я тоже присутствовал, хотя
не всегда, на его чтениях, желая познакомиться с его изуми-
тельным искусством. Меня приводили в дикий восторг его
мастерство и изобретательность. Он поразительно богатыми
доводами демонстрировал на диспутах свое искусство убеждать.
Теперь, будучи уже в преклонном возрасте, я научился ценить
то, к чему в юности относился, по своему невежеству, с пре-
небрежением. Я раскаиваюсь, что некогда оспаривал книжку
Джордано Бруно о луллиановом искусстве, изданную в Па-
риже в 1582 году. . . Он превосходно разъяснил мне эти тер-
мины, хотя они и пугают любителей утонченной цицероновой
речи своею чудовищностью. Однако они нисколько не затруд-
няли меня при чтении, так как меня привлекала сущность
этого учения».
Есть и другое, весьма ценное документальное сообщение
о выступлениях Джордано Бруно в Париже — предисловие
издателя книги «Песнь Цирцеи» Жана Реньо. Реньо говорит,
что считал рукопись достойной издания и желал, чтобы с нею
познакомились самые выдающиеся и благородные умы. Книга,
по его словам, совершенно оригинальная и не имеет ничего
общего с тем, что выпускалось до сих пор.
«Однако, — оговаривается Реньо, — ввиду того, что автор
известен, как заподозренное лицо, книга его должна будет
разделить судьбу его взглядов».
Бруно выпустил ряд книг, посвященных луллианову, или
луллиеву, искусству.
Это «искусство» предлагало наиболее легкие способы запо-
минания философских понятий. Бруно выражал систему по-
нятий посредством совокупности связанных между собою
и объединенных в едином образе наглядных предметов.
Луллпево искусство было для Бруно не самоцелью, а сред-
ством для изложения теории познания и учения о единстве
и бесконечности мира во времени и пространстве. Так, в трак-
тате «О кратком построении и дополнении искусства Лул-
лия» он говорит: «Многие суждения о субъекте и предикате
могут послужить причиной установления связи между субъ-
ектом и предикатом. Тот факт, что мир вечен, доказывается
философом посредством суждений о мире, не исключаю-
щих вечности, и посредством суждений о вечности,
155
которые не исключают возможности его соединения с понятием
мира» .
В каждом городе, который посещал Бруно, вокруг него
собирались ученики и последователи. Под видом луллиева
искусства он излагал им свое учение о бесконечной вселенной
и множественности миров, свои материалистические взгляды.
Трактаты Джордано Бруно по луллиеву искусству пред-
ставляют собою сжатые конспекты устного изложения. Он
иллюстрировал свои лекции геометрическими фигурами, схе-
мами, чертежами, таблицами и аллегорическими изображе-
ниями.
Метод Раймунда Луллия, который все понятия о реальных
предметах облекал в аллегорические формы, был использован
Бруно для изложения в таких же аллегорических формах тех
взглядов, которые он не мог высказывать открыто. Использо-
вание аллегорий вообще характерно для литературы эпохи
Возрождения. Многие произведения того времени представляют
собою почти непонятное для современного читателя нагромо-
ждение образов.
Замечание Костича о том, что Бруно пользовался латинской
речью, сильно отличавшейся от классической и трудно доступ-
ной пониманию, характеризует стиль латинских трактатов
Джордано Бруно. Он произвольно менял смысл латинских
слов, создавал новые термины, вводил новые словообразо-
вания.
Трудности, искусственно создаваемые Бруно, умевшим,
когда он хотел, писать прозрачным стилем, объясняются той
целью, которую он преследовал: при помощи аллегорий, зна-
ков зодиака, геометрических фигур, мифологических имен
выражать идеи, враждебные церкви и всему феодальному
строю. Когда он упоминал имя Фаларида, слушателям было
ясно, что он говорит не о жестоком мифологическом тиране,
а об инквизиторах. Орион означал Христа, Финей — импера-
тора и т. д. Когда Бруно говорит о фанатиках, растерзавших
в 415 году в Александрии женщину-ученого математика
Ипатию, он обличает одновременно инквизиторов. Античные
мифологические имена дают возможность образнее обозна-
чать понятия. Так, Аполлон означает монаду или единство,
Сатурн — начало всех начал, Прометей — действующую при-
чину, Фетида — мыслящего субъекта, Стрелец — конечную при-
чину или цель и т. д.
Итальянцев в те времена принимали в Луврском дворце
радушно. Астрологи, алхимики, хироманты, изобретатели кол-
довских средств, лекарств и ядов были желанными гостями.
Интерес государей к алхимии имел специфический характер.
При резком изменении цен, вызванном притоком дешевого
156
золота из Нового Света, приходилось чеканить очень большое
количество серебряной и золотой монеты, которая в обращении
стиралась, подделывалась и возвращалась на монетный двор
в значительной степени обесцененной. Правительства изыски-
вали способы выпускать золотую монету низкого качества
при той же стоимости, а алхимики уверяли, что знают средство
превращать свинец или ртуть в золото.
Большие и малые властители хотели иметь гороскопы на раз-
ные случаи жизни. Это обеспечивало заработок целой армии
астрологов, толпившихся при всех дворах.
Интерес к тайным знаниям сам по себе был достаточной
причиной, чтобы Генрих III заинтересовался Бруно как обла-
дателем феноменальной памяти. Благодаря своей репутации
человека, обладающего исключительными способностями и чу-
десными познаниями, Бруно получил возможность опублико-
вать несколько своих философских книг. При этом он не мог
обойтись без обязательных формул придворной вежливости
и лести. Так, в конце книги «Песнь Цирцеи», он воспевает
галльского петуха — символ Франции.
Во всем Остальном «Песнь Цирцеи» представляет собою
политическую и антирелигиозную сатиру. Бруно обнаружи-
вает в ней исключительные для XVI века познания в области
зоологии. Он перечисляет известных в то время животных
и дает их точное описание.
Зоологический каталог Бруно интересен тем, что в нем
перечисляются и животные, ставшие известными лишь в его
время, например жираф, дикобраз, ехидна.
Джордано Бруно пользуется формой сатиры, басни, изобра-
жая людей под видом зверей. Так, под видом собак он выводит
монахов-доминиканцев, под видом обезьян—-всех церковников,
под видом оленей — придворных, под видом хамелеонов—льсте-
цов и подхалимов, то и дело меняющих свои убеждения.
Приводим небольшой отрывок из диалога Мериды и Цирцеи:
«Мерида. — Каким образом можно распознать хамелео-
нов?
Цирцея. —Из того, что они являются льстецами и подра-
жателями всему, за исключением честного и благородного,
и рядятся во все цвета, кроме красного и белого, питаются
веянием ветра, но не усваивают ничего от человеческих добро-
детелей. Погляди, как они всегда разевают пасть, словно
живут только воздухом, потому ли, что внутри у них нет
ничего, кроме огромнейших легких, а может быть потому, что
анатомы не в состоянии различить в них души, а одно только
легкомыслие и хвастовство» J.
1 Jordanus Brunns. Opera latine conscripts, т. II, ч. I,
стр. 204—205.
J 57
В этом же произведении Джордано Бруно дает монахам
уничтожающую характеристику, очень напоминающую харак-
теристику монахов у Рабле, вплоть до буквальных выражений.
Речь идет о сравнении монахов с обезьянами.
«М е р и д а. — Как отличить эту породу обезьян?
Цирцея. —- Они бесполезны в серьезных и трудных делах
и только угождают магнатам лестью, шутовством и паразити-
ческой жизнью. А так как они не могут, подобно ослам, носить
тяжести, сражаться, как боевые кони, пахать, как волы, от-
кармливаться мертвечиной подобно свиньям, то от них только
и пользы, что они служат посмешищем» х.
У Рабле: «Обезьяна не сторожит дома, как собака;
не тащит плуга, как вол; не дает шерсти и молока, как овца;
не возит тяжестей, как лошадь. Ее дело — везде гадить и все
портить, а потому она получает от всех насмешки и пинки.
У ней полное сходство с монахом, который не работает, по-
добно крестьянину, не охраняет страны, подобно воину, не
лечит больных, подобно врачу. . . Монахи занимаются толь-
ко тем, что изводят всех соседей треньканьем своих коло-
колов».
Быть может, тут сказалось влияние гениального сатирика,
а вернее всего эта метафора пришла на ум Джордано Бруно
в результате непосредственных наблюдений жизни монахов.
Политическая обстановка того времени объясняет, каким
образом Бруно получил возможность в католической стране
опубликовать ряд книг с резко, выраженным враждебным
церкви мировоззрением и открытыми нападками на церков-
ников.
Отношения между галликанским духовенством и прави-
тельством Генриха III достигли крайней степени напряжен-
ности. Генрих III наложил на высшее духовенство подать,
носившую название «добровольного дара». Церковь отказы-
валась платить и требовала восстановления своих привилегий.
Съезды церковников выступали с резкой оппозицией прави-
тельству. Правительство потеряло в духовенстве свою главную
опору. Папский Рим считал, что Генрих III ничем не лучше
еретиков и в конце концов отлучил его от церкви. Политика
веротерпимости ухудшала отношения Генриха III с католи-
ческой частью Франции и вела к войне.
Маркс в третьей тетради «Хронологических выписок»
по поводу мирного эдикта в Пуатье в сентябре 1577 года,
отмечает: «Генрих III держал себя в этом случае так, слов-
но он обладал неограниченной властью; особенно вызвало
вопли католиков и сделало всесильными Гизов следующее:
1 Jordanus В run us. Opera latine conscripta, т. II, ч. I, стр. 199.
158
реформатской церкви предоставлялась свобода обрядов и бо-
гослужения, хотя католическая объявлялась господствующей',
Генрих III объявил, что они были правы, взявшись за ору-
жие, и принесли пользу государству, он даровал им своих
судей в судах. . . ; реформатам предоставлены были в залог
девять крепостей на четыре года и т. д., но — здесь-то и зарыта
собака — запрещение реформатам вести переговоры с иностран-
цами и заключать союзы и тайные соглашения было использо-
вано для того, чтобы формально запретить заговор папистов
с испанцами, а вместе с тем и лигу и положить конец по-
следней. . .» 1
Чтобы ослабить и подавить католическое духовенство,
король препятствовал назначению епископов на вакантные
кафедры и передавал владения церкви представителям знати.
Конфискация, захват, грабеж церковных имуществ стали рас-
пространенным явлением. Возмущались этим преимущественно
потерпевшие, а также те, кто не получил своей доли добычи.
Многие дворянские семьи считали епископства своими
наследственными владениями. В силу этого права диоцезы 2
отдавались детям. Амьенское и гренобльское епископства Ген-
рих III продал за крупную денежную сумму. Кардиналы
из рода герцогов Гизов носили этот титул только по праву
наследования. Старшего Гиза, умершего в 1579 году, называли
«кардиналом бутылок», а о младшем, убитом Генрихом III,
Сикст V говорил, что у него нет ничего кардинальского, кроме
шляпы.
При всем том королевская власть, церковь и парламент
во Франции нисколько не уступали римской инквизиции
в жестоком преследовании атеистов.
Но атеистические, антицерковные идеи получали все боль-
шее распространение, и этому немало содействовали религиоз-
ные войны. При захвате городов католические солдаты так же
грабили католические церкви, как и гугеноты. Когда священ-
нейшие реликвии поступали на рынок как военная добыча,
то убеждались, что мощи и гроша не стоят, а продать можно
только золотые украшения и драгоценные камни. При захвате
г. Тура в 1562 году был найден резной камень с изображением
богоматери, оплакивающей Иисуса Христа. Святыня пользо-
валась большим почитанием у местных жителей. Специалисты
осмотрели камень и убедились, что это античная гемма с фигу-
рой Афродиты, оплакивающей Адониса.
Так сама жизнь опровергала и разоблачала нелепые легенды
и бредни церковников.
1 «Архив Маркса и Энгельса», т. VII, стр. 358.
3 В римско-католической церкви — территория, подвластная дан-
ному епископу (епархия).
Глава XII
ФРАНЦУЗСКИЙ СКЕПТИЦИЗМ XVI ВЕКА
Агриппа Неттесгеймский. Философы и писатели—борцы
с мракобесием.
Во Франции Джордано Бруно встретился с философским
течением, которое носило название скептицизма и представлено
рядом имен крупнейших мыслителей. Нельзя пройти мимо
этого течения. Скептицизм XVI века имел прогрессивный
характер — он отрицал принципы схоластической теории по-
знания и считал источником знания природу. Родоначальни-
ком скептицизма считается Монтэнь. На самом деле он был про-
должателем, а отчасти подражателем Агриппы Неттесгеймского.
Генрих Корнелий Агриппа из Неттесгейма (1486—1535)
в юности служил солдатом в армии императора Максими-
лиана I и участвовал в его походах в Италию. Находясь затем
во Франции, изучал древние языки, медицину, философию.
Он вступил в борьбу с францисканцами и вынужден был бежать
от их преследований в Лондон. В 1510 году он переселился
в Кельн, оттуда перебрался в Италию и занимался препода-
вательской деятельностью в Павии. В 1515 году он оказывается
в Турине, а в 1518 году мы встречаем его в должности син-
дика в Меце. Здесь он осмелился вступить в борьбу с инквизи-
цией, чтобы спасти жизнь женщине, обвиняемой в колдовстве.
Агриппа рассказывает об этом своем отважном поступке
в книге «О недостоверности»: «Со мною однажды был случай,
когда я состоял адвокатом-советником в Меце. Мне пришлось
вступить в ожесточенную борьбу с инквизитором. Этот негодяй
гнусным образом потащил на свою бойню несчастную деревен-
скую женщину на основании какой-то ничтожной и неспра-
ведливейшей клеветы. Он не столько допрашивал ее, сколько
старался убить. Я взял на себя ее защиту и доказал, что в ее
поступках не было ничего, что могло бы послужить основа-
нием для следствия. Он упорно сопротивлялся. «Есть, —
160
говорит, — одно совершенно достаточное доказательство: ее
мать некогда была сожжена за колдовство». Я доказал ему
бессмысленность этого довода, совершенно несостоятельного
по действующим законам. Чтобы не подумали, будто он выска-
зывается голословно, он раскопал в «Молоте ведьм» следую-
щий довод: «Преступные женщины имеют обыкновение посвя-
щать дьяволам своих новорожденных детей, которых они чаще
всего рождают от сожительства с инкубами-дьяволами. Вслед-
ствие этого пагубное колдовство сохраняется в их потомстве,
словно вкоренившееся зло».
Я возразил ему: «Сумасшедший поп, помешавшийся на бо-
гословии! Так вот на каких основаниях ты тащишь на пытки
невиновных женщин и при помощи такого же рода выкрутасов
осуждаешь других еретиков! Ведь твое мнение не уступает
по еретичности какому-нибудь Фаусту или Донату1 11. Неужели
ты ни во что не ставишь таинство крещения? Разве напрасно
заклинает папа: «Изыди нечистый дух. Уступи место духу
святому. . .?» Ведь, по-твоему выходит, что потомство нече-
стивых родителей должно оставаться жертвой дьявола. Тебе
угодно держаться мнения тех, кто воображает, будто демоны
могут порождать инкубы. А между тем никто из утверждающих
подобные вещи не сумел доказать, что удушенные ими жен-
щины, вместе с которыми должен погибать и дьявол, могут
передать нечистый дух своему потомству. А я тебе говорю,
согласно учению, что по самой своей человеческой природе,
мы все рождены в общем грехе и вечном проклятии, детища
погибели, детища дьявола, детища гнева божия, наследники
преисподней, но таинством крещения из нас исторгнут сатана,
и мы сотворены, как новые творения во Иисусе Христе, от ко-
торого никто не может отпасть иначе, как собственным гре-
хом. Быть не может, чтобы человек отошел от Христа из-за
чужого греха. Видишь теперь, что твое так называемое спра-
ведливейшее решение на самом деле нарушает право. Оно бес-
смысленно, а сверх того и еретично.
Этот кровожадный ханжа воспылал гневом и возбудил
против меня дело, обвиняя в покровительстве еретикам.
Однако я не прекратил защиты и в конце концов силою закона
вырвал женщину из пасти льва невредимой и восстановил
ее в правах. А этот монах, жаждущий крови и публично оскан-
далившийся, — да будет во-веки проклято имя его за жесто-
кость, — вместе с клеветниками, из-за которых женщина была
отдана под суд, сам был привлечен к суду капитула города
Меца, которому был подвластен» 2.
1 Епископ в Нумидии (IV в.), был объявлен еретиком и низложен.
3 G. Agrippa ab Netteshey m. De incertitudine et vani-
tate omnium scientiarum etartum. 1693, стр. 513—515.
11 В. С. Рожицын
161
В конце концов церковники заставили Агриппу бежать
из Меда; ему пришлось спасать свою жизнь от инквизиторов.
Он переехал в Женеву. Затем начинается эпоха его скитаний
по Германии, Франции и Италии. В Лионе в 1524 году Агриппа
преподавал медицину и был придворным медиком Луизы Са-
войской. От него потребовали составить гороскоп о судьбах
Франции, но он отказался и потерял свою должность. Ему даже
не уплатили жалования. В 1528 году, изгнанный из Франции,
он поселился при дворе наместницы испанской короны Маргари-
ты в Нидерландах в качестве историографа императора Карла V.
Испанский гуманист Людовик Вивес, нашедший для себя
убежище во Фландрии от преследований инквизиции, называет
Агриппу «чудом учености, любимцем всех людей, обладающих
здравым смыслом».
Агриппа нигде не мог найти прочного пристанища. Всюду
он вступал в борьбу с богословами, подвергался обвинениям
в безбожии и вынужден был искать нового убежища. Он умер
в нищете и одиночестве в госпитале г. Гренобля.
Агриппа написал трактат «О тайной философии», распро-
странявшийся сначала в рукописи. Многочисленные трактаты
Агриппы создали ему большую известность и славу, в особен-
ности при дворах государей, которые рассчитывали извлечь
из его сочинения полезные алхимические и астрологические
тайны. Однако он сам никогда не придавал серьезного значе-
ния магии.
Реакционные историки философии делают в настоящее
время попытки возвысить Агриппу-мага над Агриппой—врагом
церкви и доказать, что его разрыв с оккультными науками
не был полным и искренним. Убедительнейшей отповедью
этим мракобесам являются собственные слова Агриппы:
«Будучи юношей, я написал три книги о магии, в общем до-
вольно толстый том, изложив об оккультной философии все
заблуждения, в которые впал в силу юношеского любопытства.
Теперь я благоразумно хочу отречься от всех этих нелепостей,
ибо бессмысленно и напрасно затратил много времени и сил
на эти суетные предметы. Говорю об этом для того, чтобы убе-
дительными доводами спасти других от этой пагубы» Е
Однако следует признать, что Агриппа не совсем осво-
бодился от религии. В его сочинениях иногда прогляды-
вает теизм, но, при всем том, он решительно заявляет,
что богословие это нагромождение вымыслов и нелепостей.
Формально он остается католиком, но главные удары направ-
ляет против католицизма, папской власти и инквизиции
1 G. Agrippa ab Nettesheym. De incertitudine et vani-
tate omnium scientiarum etartum, стр. 103.
162
и приветствует протестантизм за его борьбу против католиче-
ской церкви. Он выступает не только против церкви и бого-
словия, но и против религиозной философии. Одновременно
Агриппа нападает на феодальную знать с такой открытой рево-
люционной энергией, на какую никто до него не осмеливался,
вплоть до того, что он даже призывает к истреблению родови-
той знати и паразитического высшего духовенства.
Составляя свои трактаты о магии, Джордано Бруно иногда
пользуется почти дословно его выражениями.
Агриппа устанавливает, подобно Джордано Бруно и в том же
значении, три вида магии: естественную, математическую и
церемониальную, или религиозную.
Следует сказать, что слово маг — персидского происхожде-
ния и означало «мудрый священник» или «философ». Агриппа
говорит: «Естественной магией считают не что иное, как только
высшее могущество естественных знаний». Он разъясняет свое
определение: «Следовательно, естественная магия есть такая,
которая созерцает могущественные силы природных и небесных
предметов, изучает их скрытые способности и открывает тай-
ные силы природы» Е
Мыслителями, изучавшими способность человека подчинять
и обращать себе на пользу силы природы, Агриппа считает
Рожера Бэкона, Раймунда Луллия и Альберта Великого.
Осуждение религиозной или суеверной магии и стремление
освободить науку от пережитков веры в сверхъестественные
силы роднят Агриппу с гуманистами. Он не обладал фило-
софской глубиной, но критическая сила его ума поразительна.
Как просветитель Агриппа выступил только в конце жизни.
В 1527 году он издал в Кельне свой знаменитый трактат
«О недостоверности и суетности знаний». В этой книге Агриппа
осудил свое юношеское увлечение оккультными науками и
отказался от всякой мистики. Книга имела огромный успех.
В 1529 году она была издана в Париже, в следующем году —
в Антверпене. В немецком переводе она появилась как прило-
жение к ульмскому изданию 1535 года сатиры Эразма Рот-
тердамского «Похвала глупости».
Книга Агриппы быстро стала интернациональным культур-
ным достоянием. Переведенная на все европейские языки,
она расходилась во множестве изданий. Агриппа писал по-
латыни легко, дополняя свои положения множеством истори-
ческих примеров, был доступен широким кругам читателей,
умел выражать свои мысли просто и ясно/
Прямым продолжателем Агриппы был Мишель Монтэнь
(1533—1592). Не считая косвенных заимствований, Монтэнь
lG. Agrippa ab Nettesheym. De incertitudine et varii-
late omnium scientiarum etartum, стр. 162—164.
11*
163
полностью включил в свою книгу «Опыты» (1580), без указания
автора, главу 52 «О душе» из труда Агриппы «О недосто-
верности и суетности знаний».
Монтань провел большую часть своей жизни в Лангедоке.
Он родился в богатой семье и получил прекрасное образова-
ние. Варфоломеевская ночь заставила его коренным образом
пересмотреть свое отношение к религии. Он долгое время
пребывал в состоянии глубокой подавленности и начал писать
«Опыты», книгу, которая, и создала ему мировую славу.
В «Опытах» он сомневается в познавательной силе
человеческого разума. Монтань полагает, что вера в
сверхъестественные силы и мнимые религиозные истины, ока-
зывающие столь пагубное влияние на человека, возникают
в результате недостоверности его знаний. В религии Монтань
видит отражение слабости и невежества людей, которые насе-
ляют мир призраками, пугают себя воображаемыми ужасами
и совершают действительные ужасы во имя этих призраков.
Большое место в «Опытах» занимает доказательство того,
что религия есть плод воспитания человека в определенной
общественной среде. Религия освящает привычные условия
жизни и приучает людей покорно выносить страдания и лише-
ния. «Терпи, страдай и молчи». Человек не отвечает за рели-
гию, навязанную ему с детства воспитателями.
Джордано Бруно излагал аналогичное мнение, но считал
возможным освобождение человечества от религии, тогда как
для Мовтэня она была неискоренима, как неискоренима глу-
пость. Бруно говорил: «От полного невежества мы переходим
к слепому усвоению привычных и вкоренившихся взглядов
окружающей нас среды и научаемся так же презирать законы,
обычаи, веру и нравы наших противников и иноземцев, как
они презирают нас. Нас убеждают, что самая богоугодная
жертва — подавлять, убивать, завоевывать, истреблять про-
тивников нашей веры, как и всех других людей, пока они
не станут по вере похожими на нас.
Наши противники страстно благодарят своего творца за то,
что он только им одним дал истинное откровение. На основа-
нии этого они надеются на вечную загробную жизнь, а мы
в свою очередь благодарим того же творца за то, что не погру-
жены в такой мрак и не слепы, как они. К этим предрассудкам
религии и веры присоединяются предрассудки знания. От вы-
бора моих родителей и учителей, от произвола и фантазии,
от широко распространившейся славы какого-либо ученого
зависит, во что превратится мое надменное и блаженное неве
жество; так судьба и годность или негодность необученного
коня всецело зависят от того, попадет он в руки хорошего или
плохого наездника.
JG4
Неужели вы не понимаете, какое могущественное влияние
оказывает на нас воспитание в среде, пропитанной определен-
ными предрассудками, как оно может помешать пониманию
самых простых вещей и надевает духовные шоры на глаза.
Здесь дело обстоит совершенно так же, как с людьми, посте-
пенно привыкшими глотать некоторые яды. В конце кон-
цов они доходят до того, что их организм уже не ощущает
вызываемого этим ядом вредного действия. Они уже не в си-
лах обходиться без него. Яд становится для них непреодоли-
мой потребностью. Противоядие даже может оказаться смер-
тельным» х.
Монтэнь считает историю религии историей человеческой
глупости. Его философский лозунг: «Что я знаю?» обращен
против попыток познавать несуществующее.
«Философы, •— говорит Монтэнь, — с полным основанием
ссылаются на законы природы. Но они не умеют пользоваться
столь возвышенным познанием. Они подделывают их и изобра-
жают нам природу с раскрашенным лицом, слишком яркой
по краскам и слишком софистически. Отсюда причина появле-
ния столь различных портретов этого единообразного пред-
мета. . . Непосредственно отдаваться природе, это значит отда-
ваться ей самым мудрым образом. О, какая приятная и мяг-
кая подушка невежество и отсутствие любопытства, и как
удобно покоиться надлежащим образом устроенной голове» 1 2.
Свободомыслие Монтэня ярче всего выражено в двенадца-
той главе второй его книги «Апология Раймунда Сабундского».
Эта большая глава представляет собою самостоятельное произ-
ведение. Монтэнь собрал в ней многочисленные афоризмы
из античных философов и писателей, направленные против
религии, как причины зла, несчастий, убийств, жестокости,
неисчислимых бедствий человечества.
Монтэнь считает религию таким же явлением, как и дру-
гие обычаи, традиции, установления, которые соблюдаются
в силу их древности и привычки. Ссылки Монтэня на боже-
ственное откровение всегда имеют иронический характер.
Отсылая читателя к откровению, Монтэнь замечал, что для его
«слабого человеческого ума» истины писания всегда останутся
нелепостью и вздором, несовместимыми со здравым смыслом.
Из священного писания Монтэнь чаще всего приводит
те скептические и пессимистические тексты из книги «Притчи
Соломоновы», которые использовал и Джордано Бруно как
орудие против церковников.
1 Giordano Bruno. Opere italiane, т. I, стр. 37.
2 M. Montaigne. Essais. Ed. par Charles I.onandre, т. IV. Paris,
1862—1866, стр. 262.
165
В 1582 году Монтэнь находился в Париже при дворе Ген-
риха 111, пользовался его расположением и, возможно, встре-
чался с Джордано Бруно.
Монтэнь оказал огромное влияние на Пьера Шаррона
(1541—1603), своего друга и продолжателя, который еще более
решительно выступал против религии.
Пьер Шаррон почти всю жизнь был церковником.
В 1594 году вышла его книга «Три истины против всех атеи-
стов, идолопоклонников, иудеев, магометан, еретиков и схиз-
матиков». Это вполне огдотоксальный католический труд.
Когда Шаррону было уже около 60 лет, в нем произошел
идейный переворот: правоверный католик стал скептиком,
автором трактата «О мудрости» (1601). Во втором издании
этой книги (1604) наиболее рискованные места вычеркнуты
или смягчены ее издателем.
В оригинальном тексте книги Шаррон отвергает все суще-
ствующие религии, сравнивая их между собою. Каждая рели-
гия осуждает все прочие, в том числе и те их преступления,
подобные которым совершает она сама. Нет ни одного упрека,
обращенного католиками или протестантами к инаковерующим,
не относящегося в равной мере и к ним самим.
Все религии представляют бога как тирана и деспота,
которого легко умилостивить презреннейшими средствами,
вроде подарков, жертв, восхвалений. Все религии утверждают
свою истинность чудесами, пророчествами и откровениями.
Все религии возвещают божественные истины, на самом деле
вполне отвечающие умственному уровню пророков этой ре-
лигии, их земным слабостям и интересам. Все религии осу-
ждают разум, требуя от него слепого повиновения вере. Без
этого, впрочем, религии не могли бы существовать, ибо стоит
только освободить разум, и религии погибнут, уничтоженные
разумом, восставшим против их нелепостей.
Еще более удивительным кажется господство тех или иных
религий, если принять во внимание, как происходит их смена.
Каждая новая религия возникает на развалинах старой, бес-
пощадно подавляя ее. Новая религия, несмотря на вражду
к старой, все же заимствует ее сущность, ибо иначе не могла бы
привлечь к себе приверженцев разрушенной веры.
Всякая новая религия вначале слаба и ничтожна, прези-
рается всеми, пока не объявятся пророки, которые способствуют
ее усилению и господству, разжигая фанатизм. Так иудей-
ская религия восторжествовала над египетской, а христанская
над иудейской.
Вскрывая исторический характер каждой религии, Шаррон
развивает мысль Монтэня о влиянии воспитания: человек при-
нимает как истину все предрассудки и вздорные мнения окру-
н;с>
жающих, признавая святость веры еще до того, как начнет
самостоятельно размышлять. Опора всякой религии — вос-
питание в религиозном духе. ,
Шаррон говорит, что учение о загробном воздаянии за пре-
ступления и добродетели не оказывает никакого влияния
на поведение людей. Если бы ран существовал, то добродетель-
ные люди всеми силами стремились бы к смерти, чтобы перейти
от земных страданий к небесным блаженствам, а злодеи, наобо-
рот, боялись бы смерти и не совершали преступлений. Ведь
самые страшные пытки на земле не могут сравниться с теми
ужасами, которые ждут людей в аду. И, однако, люди делают
все возможное, чтобы избежать страданий на земле, пренебре-
гая угрозой воображаемых вечных мук на том свете. Люди
утверждают, что верят в загробный мир, но на практике, не
столько исповедуют эту веру, сколько проповедуют ее дру-
гим.
Шаррон говорит о слабости и беспомощности человека
и указывает, что религия представляет собою средство воздей-
ствия, подобающее человеческой глупости.
Следует упомянуть еще одного выдающегося скептика
XVI века — Франсуа Санчеца (1552—1632). Биография его
мало изучена.
Франсуа Санчец — по происхождению португалец, по обра-
зованию врач — свою знаменитую книгу «О высоком благо-
родстве и первом познании вселенной» написал, когда ему
было 28 лет. Неизвестно, встречался ли Санчец с Бруно, но они
одновременно преподавали в Тулузском университете, где
Санчец излагал Аристотеля, сопровождая свои лекции крити-
ческими толкованиями, обращенными против схоластики и
схоластов.
Схоласты верили не во всемогущество знания, а во все-
могущество силлогизма, при помощи которого, опираясь на по-
сылки, заимствованные из библии и Аристотеля, можно по-
строить любое умозаключение о сущности бога. Революционная
роль скептиков выражалась в том, что они требовали познания
природы на основании опыта.
Санчец говорил, что знакомство с официальной ученостью
пробудило в нем отвращение к этому пресловутому всеведению,
заставило отказаться от поисков познания в книгах и обра-
титься непосредственно к природе.
Философ, по мнению Санчеца, отличается от невежды лишь
тем, что сознает свое невежество. Он доказывал, что учат
не книги, а сама природа.
К числу писателей, мужественных борцов против реакции,
подвергшихся гонениям и преследованиям со стороны церков-
ников, кроме Франсуа Рабле или Клемана Маро, идеи
167
которых отражены преимущественно в художественной форме,
следует отнести и таких писателей философского толка, как
Бонавентур Деперье, Этьен Доле, Жоффруа Валле и «князь
безбожия» Анри Этьен.
Бонавентур Деперье — автор дерзкой сатиры «Кимвал
мира», появившейся в 1537 году.
«Кимвал мира» — почти непонятное для современного чита-
теля нагромождение фантастических образов, острот, коми-
ческих положений, фарсов, двусмысленных выражений и наме-
ков. Эта сатира отражает настроения просвещенного дворян-
ства, главным образом придворной среды во Франции в первые
годы Реформации. Книга эта была приговорена к со-
жжению.
Она написана в форме диалогов, в которых фигури-
руют, наряду с мифологическими персонажами, и современ-
ники (например, Лютер), скрывающиеся под прозрачными
псевдонимами. Автор обращается к читателю от имени Фомы
де Кленье («подмигивающего»), как бы подчеркивая этим свое
ироническое отношение к церковникам. Он не щадит ни като-
ликов, ни протестантов и доказывает, что все религии и церкви
основаны на обмане. Кроме того, перу Деперье принадлежит
ряд новелл, некоторые из них носят антирелигиозный ха-
рактер.
Первым мучеником за свои враждебные церкви воззрения
был Этьен Доле (1509—1546), издатель многих сочинений пере-
довых авторов того времени и автор нескольких книг, направ-
ленных против религиозного мракобесия. Доле боролся и про-
тив католицизма и против протестантских разновидностей
религии.
Жизнь Доле протекала в скитаниях. Он неоднократно сидел
в тюрьмах. 14 февраля 1543 года парламент осудил на сожже-
ние некоторые его книги, а в 1546 году Доле был объявлен
еретиком и сожжен на площади Мобер в Париже.
В 1570 году в Париже вышла книжка Жоффруа Валле
«О блаженстве христиан, или бич веры, иначе — война религий»,
с эпиграфом: «Счастлив, кто знает, — в знании покой». Вскоре
после выхода этой книжки Жоффруа Валле был арестован и
заключен в замок Шатле. Смертный приговор над ним был про-
изнесен 8 мая 1572 года. Его присудили к повешению и сожже-
нию перед воротами одной из главных церквей Парижа. При-
говор долго не приводился в исполнение. Духовник короля
Карла IX Арно Сорбен решительно протестовал против медли-
тельности суда, ибо, как заявил он, после Варфоломеевской
ночи недопустимо терпеть атеистов. 2 января 1573 года парла-
мент утвердил приговор, а 8 февраля Жоффруа Валле был пове-
шен и сожжен на Гревской площади. Еще во время суда Жоффруа
16S
Валле был объявлен умалишенным и его огромное имение кон-
фисковано церковниками.
Книжка «Бич веры» сохранилась в единственном экзем-
пляре. Она построена в виде беседы между представителями
разных религий: католиками (папистами), гугенотами (анабап-
тистами), свободомыслящими (либертенами) и атеистами.
Характеристика их представляет для нас особый интерес,
потому что освещает идейную борьбу во Франции в те времена,
когда там жил Джордано Бруно.
О папистах Валле говорил: «Вера, которую исповедует
папист, преподносится в такой форме и так изукрашена словами,
как будто ее сделал парикмахер. Уже с колыбели паписту при-
вит религиозный страх. Он не понимает и никогда не сможет
понять того, во что верит, ибо его преследует страх быть сожжен-
ным, а после смерти — быть осужденным, если он не будет гово-
рить, что верит в бога так, как верили его предки, отцы и матери.
Ему кажется величайшим бедствием, какое только возможно
в мире, не верить в бога. Страх им владеет настолько, что у него
не остается ни досуга, ни смелости для размышлений. Он по-
стоянно чувствует себя между дьяволами и палачами, которые
не могли бы придумать для него более жестокой казни, чем
та, какой он подвергается, лишенный разума и понимания,
справедливости и дружбы. Он настолько тупеет, что уже ничего
не смыслит в боге. Вера и боязнь так владеют им, что у него
не остается ничего, кроме страха божия. Он совершенно теряет
разум, у него остается лишь чисто земной и животный рассу-
док, и он навсегда остается злобным, безумным, жестоким
и несчастным».
Гугеноты меньше боятся бога, в остальном же о них можно
сказать то же самое, что о папистах.
«Что касается вольнодумца, то он ни верит, ни не верит,
не признает и не отрицает ничего. Он всегда пребывает в со-
стоянии сомнения. Получив хорошее образование пли умея
размышлять, он может прийти к более счастливым выво-
дам, чем все верующие, если только преодолел гугенотство
и поднялся разумом выше папистов. Но если он не остановится
в своих размышлениях, то они неизбежно приведут к атеизму».
Жоффруа Валле обосновывал отрицание религии силой
знания, уверенностью в познаваемости природы и возможностью
объяснения ее естественными законами.
Во время пребывания Джордано Бруно в Париже при
дворе Генриха III находился также замечательный ученый
лингвист и историк Анри Этьен (1528—1598), объявленный
церковью «князем безбожия», или «архиатеистом». Основанием
для этого обвинения послужила книга Анри Этьена «Введение
к трактату о совпадении древних и современных чудес, или
169
подготовительный трактат к апологии Геродота», которая была
падина без указания даты около 1565 года.
В 1554 году Анри Этьен приехал в Неаполь и там провел
три года, разыскивая и покупая античные рукописи. Здесь он
едва избег смерти. Монахи-фанатики покушались на его жизнь,
узнав, что он француз-гугенот. Этьен спасся только благодаря
тому, что свободно говорил по-итальянски. Из Неаполя он
вывез ценнейшие рукописи Ксенофонта и Диогена Лаэртского.
Он издал также ряд произведений других классических
авторов — Анакреона, Аппиана, Максима Трирского.
В 1572 году вышло второе издание «Апологии Геродота»,
дополненное и освобожденное от цензурных извращений.
И хотя в этой двухтомной работе нет прямых атеистических
высказываний, редко встречаются книги, столь насыщенные
атеистическим содержанием.
Анри Этьен проявил колоссальную энергию, собирая обли-
чительный материал против попов, монахов, римских пап,
всего арсенала церковного мракобесия, обмана и преступлений
религии.
Соприкоснувшись с французской передовой мыслью, Бруно
не мог не испытать на себе некоторого влияния представителей
французского скептицизма. Однако между взглядами Джор-
дано Бруно и французских скептиков имеется коренное раз-
личие, заключающееся в том, что они считали корни религии
непреодолимыми, тогда как Бруно посвятил свою жизнь стра-
стной пропаганде освобождения человека от порабощения
ложными авторитетами.
Глава XIII
БРУНО В АНГЛИИ
{1583—1585)
Религиозный террор в Англии. Отношение Бруно к англий-
скому духовенству. Посещение Оксфорда. Диспут. Филипп
Сидней и Фулк Грпвелл. Основные положения философии
Бруно в работах лондонского периода
Причины, побудившие Бруно переехать из Парижа
в Англию, объяснены им в показаниях венецианской инкви-
зиции: «Вследствие волнений, возникших затем, я получил
разрешение уехать и отправился в Англию с письмом от ко-
роля, чтобы находиться при после его величества сеньоре
Мовисьер, которого звали Мишель де Кастельно. В его доме
я не имел никаких обязанностей, кроме того, что состоял
при нем в качестве его дворянина. Я провел в Англии два
с половиной года. В течение этого временп я не бывал у обедни,
даже и в тех случаях, когда служба происходила в доме,
и не посещал обедни ни в доме, ни вне его, как и проповедей,
по указанным выше причинам» х.
В придворных кругах Елизаветы о приезде Джордано
Бруно было известно. Сохранился документ о том, что за
Бруно следили шпионы секретаря королевы Уолсингэма 1 2.
Система политического шпионажа была широко распростра-
нена при Елизавете. Маркс замечает о секретаре и министре
королевы Уолсингэме: «... у него было за границей 53 агента
и 18 настоящих шпионов. . .» 3.
Уолсингэм получил письмо, отправленное 28 марта
1583 года английским послом в Париже, в котором говори-
лось: «Синьор доктор Джордано Бруно Ноланец, профессор
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 339.
2 О. Felton. Giordano Bruno in England, 1907.
3 «Архив Маркса и Энгельса», т. VII, стр. 383.
171
философии, о религиозных убеждениях которого не могу дать
хорошего отзыва, намеревается ехать в Англию».
Лондон был центром борьбы против католической Испании,
симой реакционной международной силы того времени.
Из страны, где католическое духовенство имело огромное
влияние, Джордано Бруно переехал в государство, где одной
из главных задач правительства была борьба с католицизмом.
IJ 1548 году Кранмер завершил английскую церковную
реформу короля Генриха VIII. Церковники подчинились
реформе, отреклись от католицизма и, как говорил один совре-
менник, не протестовали бы даже против приказания стать
турками. В 1558 году Елизавета объявила англиканство госу-
дарственной религией.
Маркс говорит: «В 1339 издан был ряд парламентских
актов: введено было богослужение на английском языке; возоб-
новлен эдикт Генриха VIII о том, что каждый английский
король является главой англиканской церкви [обязательная
для каждого под страхом смертной казни присяга признавать
верховенство короля]; восстановлены все реформационные
эдикты, изданные прп Эдуарде VI; предписан один и тот же
порядок богослужения для всей страны; исправлена литургия
англиканской церкви, составленная Кранмером. Право назна-
чения епископов предоставлено королеве. Все духовные лица,
не желавшие следовать этим предписаниям, должны были
отказаться от своих должностей» Е
Приезд Бруно в Англию совпал с моментом наиболее острой
борьбы английского правительства и государственной церкви
против враждебных течений среди духовенства.
В 1582 году умер архиепископ Гриндэл, находившийся
в немилости у королевы. Па его место был назначен Уайтгпфт.
Он вступил в должность 23 сентября 1582 года, а 9 декабря
королева предоставила ему почти неограниченные полномочия
для борьбы с папистами и сектантами. Указом королевы была
создана комиссия, возглавляемая Уайтгифтом, в которую
входило 44 члена. Среди них духовных лиц было всего 12.
Полномочия комиссии были чрезвычайно широки. Ей было
дано право расследовать различные нарушения, упущения,
проступки, бороться против всяких выступлений, лживых
слухов и т. д. Комиссии предписывалось привлекать к суду
священников, распространяющих учения, противные анг-
ликанской церкви, карать всех, кто уклоняется от посеще-
ния церковной службы, расследовать и наказывать прелюбо-
деяния.
Власть комиссии распространялась на все королевство.
1 «Архив Маркса и Энгельса», т, VII, стр. 379-380.
172
Маркс отмечает: «В 1512 королева «Бесс», по воле кото-
рой поднимали на дыбу католиков, пока кости не выходили
из своих чашечек, палачи которой пытали и убивали католиков
не только потому, что они «католики», а потому, что они не ис-
полняли обрядов ее религии, эта «Бесс» имела нахальство
надеть траур после Варфоломеевской ночи. . .» '.
Королева Елизавета не только сопротивлялась политике
католической Испании, но и вела политику религиозных пре-
следований. Маркс говорит: «Отказ принести присягу о при-
знании верховенства {короны} карался теперь более жесто-
ко; кроме этого акта приравнены были к государственной
измене: служение мессы, приезд священника {католическо-
го} из-за границы, а также укрывательство священника
пли оказание ему помощи. Сотни людей были зверски за-
мучены за это: «их сперва вешали, потом снимали еще жи-
выми с виселицы, распарывали им животы и затем четвер-
О
товали»» .
Высшие сановники — Бэрли, Уолсингэм, Лейстер — были
противниками религиозного террора. Один из членов па-
латы общин потребовал от палаты утверждения билля,
осуждавшего деятельность комиссии Уайтгифта. Королева
Елизавета запретила проведение билля, заявив, что во-
просы религиозной реформации не подлежат суду парламента.
В 1597 году королева, нуждаясь в средствах для войны
против «дьявола, папы и испанского тирана», вынуждена
была примириться с парламентом.
Религиозные преследования в Англии велись из политиче-
ских соображений. Елизавета боролась за свою власть. Если
она и не была неверующей, то, во всяком случае, проявляла
полное безразличие к религии.
Культурный уровень духовенства в Англии был весьма
низок. В сентябре 1584 года население города Мэльден подало
петицию от имени графства Эссекс. В петиции говорилось,
что после того, как большинство проповедников было отстра-
нено от должностей за отказ подписать те или иные пункты
официального государственного исповедания или по другим,
часто крайне мелочным причинам, в приходах остались только
совершенно негодные попы.
Горожан возмущало позорное поведение попов, бывших
обычно кутилами, азартными игроками, буянами или пьяни-
цами.
Джордано Бруно в первом диалоге «О причине, начале
и едином» резко критикует английское духовенство: «. . . Хотя
1 «Архив Маркса и Энгельса», т. VII, стр. 385.
1 Там же, стр. 387.
173
в ней (в Англии. — Ред.) живут эти люди, они в ней содержатся
лишь как грязь, подонки, навоз и падаль; они могут быть
названы частями государства и города лишь в том смысле,
в каком сточная яма называется частью корабля. И поэтому
из-за них нам не следует быть недовольными собою, и если бы
мы все же были недовольны собою, то были бы достойны пори-
цания. Из числа их я не исключаю значительной части уче-
ных и священников, из коих некоторые при помощи доктор-
ской степени сделались вельможами. Их целью было приобре-
тение той жалкой авторитетности, которую сначала они не осме-
ливались показывать, но затем стали дерзко и открыто прояв-
лять вследствие своей наглости, рассчитывая, что таким
образом они увеличат свою репутацию ученого и священника.
Неудивительно поэтому, что вы видите многих и многих обла-
дающих докторской степенью и священническим саном, кто
более близок к стаду, скотному двору и конюшне, чем действи-
тельные конюхи, козопасы и земледельцы» *.
Возможно, что Бруно в этих диалогах использовал неле-
гальные памфлеты, число которых чрезвычайно возросло
в Англии за эти годы.
Индепендент Барроу, посаженный в тюрьму в октябре
1586 года, в книге «Краткое разоблачение ложных церквей»,
опубликованной его сторонниками, когда он сидел в тюрьме,
находил не менее сильные выражения для характеристики
церкви и университетов Англии: «Богослужение по англикан-
скому требнику есть идолопоклонство, и пред лицом божиим
оно есть отвратительное и гнусное приношение в жертву мерт-
вого пса (Барроу имеет в виду текст пророка Исаи, где кро-
вавые жертвоприношения приравниваются к принесению
в жертву собаки. — В. Р.). Оно суеверно, вымышлено людьми,
скопировано с гнилой папской литургии. Университетские
коллегии плодят только саранчу и ядовитых скорпионов,
а в общественной и государственной жизни царит тьма язы-
чества» 1 2.
В памфлете «Моление всех верных христиан к почтенному
собранию парламента» заключен огромный материал о церков-
никах, который Джордано Бруно мог использовать для своих
диалогов. В памфлете говорится: «Эти бесполезные трутни,
или, лучше сказать, саранча, проедают ежегодно от двух с по-
ловиной до трех тысяч фунтов без всякой пользы для церкви
божией. Кафедральные церкви — это притоны лежебоков и
бездельников, убежища раболепных льстецов» 3.
1 Джордано Бруно. Диалоги, стр. 186.
2 Цит. по книге: А. Потехин. Очерки из истории борьбы англи-
канства с пуританством при Тюдорах. Казань, 1894, стр. 587—590.
3 Там же, стр. 540—541.
174
Наиболее страстно осуждал правящую церковь неизвестный
публицист, который под именем Мартина Марпрелата выпустил
в подпольной типографии ряд памфлетов. Марпрелат озна-
чало, повидимому, «разоблачитель прелатов» х. Особого инте-
реса заслуживает его «Послание к страшным жрецам собора,
напечатанное за морем в Европе, на расстоянии двух стадий
от хвастливого жреца, Мартином Марпрелатом».
Автор этого произведения обличал всю систему елизаве-
тинской государственной церкви. Его типография долго коче-
вала с места на место. Лишь в августе 1589 года правительству
удалось обнаружить эту подпольную типографию в Манчестере
и арестовать распространителя памфлетов Годжкинса с двумя
сотрудниками.
Из обстановки, описанной нами, совершенно очевидно, что
Джордано Бруно не мог печатать свои произведения в легаль-
ных типографиях и издавал их при содействии своих италь-
янских друзей в подпольных. Все его книги лондонского пе-
риода выходили с ложными обозначениями места издания.
Книги напечатаны весьма неряшливо. Издатели их по сей
день неизвестны.
По всем данным, Джордано Бруно, прибыв в Англию,
направился в Оксфорд.
Цитадель богословия — Оксфордский университет нахо-
дился в ту пору в глубоком упадке. Аристократия получала
образование в Кембридже. Оксфордские доктора и магистры
всю свою деятельность свели к церемониям, процессиям, шест-
виям, обрядам принятия новых членов коллегии, схоластиче-
ским диспутам, поражавшим своей пустотой.
В одном из диспутов, проводившихся в Оксфордском уни-
верситете, принял участие и Джордано Бруно. Перед диспу-
том он обратился к канцлеру университета с письмом, напе-
чатанным впоследствии в предисловии к книге «Объяснение
тридцати печатей».
Наши сведения о выступлении Бруно на этом диспуте осно-
вываются исключительно на его собственных высказываниях.
В «Пире на пепле» он говорит: «Таковы плоды Англии;
ищите сколько хотите, вы найдете здесь только докторов грам-
матики в наше время, когда в этом счастливом отечестве цар-
ствует созвездие упрямейшего педантического невежества и
самомнения, смешанного с деревенской невоспитанностью,
которые заставили бы отступить многотерпеливого Иова.
А если не верите этому, поезжайте в Оксфорд и попросите
рассказать, что случилось с Ноланцем, когда он публично
спорил с докторами теологии на диспуте в присутствии поль-
1 Английский глагол «таг», буквально «портить».
175
с,кого князя Лаского и английских дворян. Пусть вам рас-
скажут, как умело отвечал он на их доводы, как пятнадцатью
силлогизмами посадил он 15 раз, как цыпленка в паклю, одного
бедного доктора, которого в качестве корифея выдвинула
академия в этом затруднительном случае. Пусть вам расска-
жут, как некультурно и невежливо выступала эта свинья
доктор и с каким терпением и воспитанностью держался
его диспутант, который на деле показал, что он природный
неаполитанец, воспитанный под самым благословенным
небом. Справьтесь, как его заставили прекратить публич-
ные лекции и лекции о бессмертии души и о пятерной
сфере» х.
Диспут в Оксфорде — второе из трех известных нам публич-
ных выступлений Джордано Бруно в защиту нового научного
миро понимания.
Учение Бруно о бесконечности, вселенной и бесчисленности
миров изложено в двух итальянских книгах лондонского пе-
риода — «Пир на пепле» и «О бесконечности, вселенной и
мирах». Учение Коперника, которое до того времени остава-
лось книжной теорией, известной лишь очень немногим, было
открыто противопоставлено взгляду на природу Аристотеля,
Фомы Аквинского, библии и всей церковно-схоластической
идеологии.
Хотя предмет диспута в Оксфордском университете в доку-
ментах не называется, но из слов Бруно видно, что он не только
доказывал правильность теории Коперника, ио и утверждал,
что наш мир только небольшая часть вселенной; что в ней
имеется бесчисленное множество обитаемых миров, что звез-
ды— это далекие от нас солнца, вокруг которых движутся
свои планеты, другие «земли».
Разумеется, тотчас же после диспута Джордано Бруно
вынужден был покинуть Оксфорд. Он вызвал бурю негодова-
ния, подвергся преследованиям со стороны богословов и нашел
пристанище в Лондоне в доме французского посла Мишеля
де Кастельно 1 2.
1 Джордано Бруно. Диалоги, стр. 130—131.
2 Мишель де Кастелыю (1520—1592) — посол французского короля
Генриха III при дворе английской королевы Елизаветы. В молодости он
участвовал в итальянских войнах, затем выполнял дипломатические пору-
чения в Шотландии, Гермапип, Савойе, Нидерландах и Риме. В 1621 году
были опубликованы его мемуары, охватывающие период с 1559 по
1570 год. Он был врагом Католической лиги, горячим сторонником веро-
терпимости. Свои мемуары он заканчивает призывом против жестокостей
инквизиции и религиозных войн. Джордано Бруно в Лондоне находился
в его свите или был его секретарем, получил благодаря его покровитель-
ству возможность печатать свои итальянские сочинения и познакомился
с передовыми писателями Англии. Бруно посвятил ему три своих
176
Об этом периоде жизни Бруно мы узнаем из диалогов «Пир
на пепле» и первого диалога «О причине, начале и едином»,
где Бруно рассказывает о своей полемике с богословами и
отвечает на резкие нападки, вызванные его книгами. Под име-
нем Теофила он выводит самого себя.
«О вас говорят, Теофил, что в своем «Пире» вы осуждаете
и оскорбляете целый город, целую область, целое государ-
ство», — сказал Армесе и добавил: «. . . Слухи, распростра-
нившиеся о вас, носят неблагоприятный характер. . .» \
Выступления Джордано Бруно были встречены в Англии
враждебно. Как сообщает Бруно в том же диалоге, его назы-
вали бешеной и яростной собакой, обезьяной, волком, сорокой,
попугаем и т. д.
Эти эпитеты свидетельствуют о том, что Бруно возбудил
против себя ярость схоластов и, несомненно, Бруно под-
вергся преследованиям, от которых его, в известной мере,
защищал французский посол Мишель де Кастельно.
В своем посвящении к книге диалогов «О причине, начале
и едином» Бруно писал Кастельно:
«Ненавидимый глупцами, презираемый низкими людьми,
хулимый неблагородными, порицаемый плутами и преследуе-
мый зверскими отродьями, я любим людьми мудрыми; ученые
мной восхищаются, меня прославляют вельможи, уважают
владыки и боги мне покровительствуют. Благодаря такому
столь великому покровительству вами я был укрыт, накормлен,
защищен, освобожден, помещен в безопасном месте, удержан
в гавани, как спасенный вами от великой и гибельной бури.
Вам я посвящаю этот якорь, эти снасти, эти разорванные
паруса и эти товары, самые дорогие для меня и самые драго-
ценные для будущего мира, с тем чтобы ваше покровительство
спасло их от потопления в преступном, мятежном и враждеб-
ном мне океане» * 1 2.
Современники сохранили память о Кастельно, как о куль-
турном человеке, свободном от религиозного фанатизма, но
бесхарактерном, неустойчивом дипломате, плохо разбирав-
шемся в обстановке.
Помощь, оказанная молодому итальянскому эмигранту
французским послом в лондонский период его жизни, имела
большое значение. Бруно прямо говорит, что начал издавать
свои итальянские диалоги при содействии Кастельно.
За время пребывания в Лондоне Джордано Бруно выпу-
стил четыре книги диалогов. В диалогах «Пир на пепле» изла-
итальянских диалога: «Пир на пепле», «О причине, начале и едином» и
«О бесконечности, вселенной и мирах».
1 Джордано Брун о. Диалоги, стр. 182.
2 Там же, стр. 16В—1G7.
12 в. С. Рожицын
177
гнется и защищается учение Коперника, в диалогах «О при-
чине, начале и едином» дан набросок его философских взгля-
дов, в книге «О бесконечности, вселенной и мирах» обосновы-
вается учение о вселенной, а в «Изгнании торжествующего
зверя» полностью раскрываются взгляды на церковь, религию,
мораль и общественные отношения.
Многие исследователи Джордано Бруно говорят о том,
что во время пребывания в Лондоне он завязал дружеские
отношения с Филиппом Сиднеем 1 и Фулком Гриволлом.
Филипп Сидней был щедрым меценатом, но, надо полагать,
что разница общественного положения и мировоззрения слу-
жила препятствием для его сближения с Джордано Бруно.
Будучи убежденным протестантом, он не мог, разумеется,
разделять скептицизм Джордано Бруно в вопросах религии.
И хотя Джордано Бруно посвятил Филиппу Сиднею две
книги: «Изгнание торжествующего зверя» (1584) и «О герои-
ческом восторге» (1585), не следует смешивать официальную
вежливость — посвящение книг, вознаграждаемое деньгами,—
с подлинно дружескими отношениями.
Большую часть своей жизни Сидней провел в дипломати-
ческих поездках. Его биографию написал Фулк Гривелл.
Фулк Гривелл при Елизавете пользовался большим влия-
нием.
Он был членом парламента, занимал крупные доходные
посты в казначействе. В его доме собирался кружок передовой
интеллигенции.
Гривелл учредил в Кембридже кафедру исторических наук
и оказывал материальную поддержку ученым.
Трагедии и поэмы, написанные Фулком Гривеллом, собраны
и изданы после его смерти в трех томах. Его поэтические про-
изведения не отличаются высокой художественностью, но
представляют некоторый интерес как философские размыш-
ления.
На одном из собраний в доме Гривелла Бруно ознакомил при-
сутствующих со своими взглядами на строение вселенной. Фулк
Гривелл предложил ему устроить диспут. Этот диспут, описан-
ный в диалогах «Пир на пепле», является как бы продолже-
нием диспута в Оксфорде. Джордано Бруно дает отповедь бого-
словам, которые обрушились на него за то, что он выступил про-
тив церковных авторитетов, в защиту научного взгляда на при-
роду. Он изобразил в этих диалогах Филиппа Сиднея, Фулка
Гривелла и других участников диспута, своих сторонников
1 Сидней Филипп (1554—1586), английский поэт, создатель жанра
«пастушеского романа» в Англии. Оказал большое влияние на развитие
английской прозы своим трактатом «Защита поэзии» (1581), направлен-
ным против гонений пуритан на искусство.
178
CENA DE
le Ceneri.
DESCRITTA IN
CINQVE DIALOGI.PER
cjuattro interlocutori, Con ere con»
fidcrationi.Circa dot
fuggertj.
А1Г links fcfiigio de le Mule. Г Illuftrifli. MkbeS
di Caftclnouo. Sig. di Mauiudier, Concretfiho.et
di lonuilla.Caiulicr del ordinc del Re CbriaoilEeC
Coofeglicr nel Cuo priuero confcglo. CipitaaodS
50. huomini darmc.Gouernator er СаргШге di
S. Defidcrio. ct Ambafciaror alia fee»
Diff..Regina d* &»
*
I? vniuerfale intentions cMechiz-
cats nd procmio.
1584.
[/V. 47].
Титульный лист первого издания диалогов Бруно
«La села de le Ceneri» («Пир на пепле»).
12»
и противников. Попутно он передает много бытовых подроб-
ностей лондонской жизни, рисует характеры собеседников,
даже их манеру говорить и спорить. Бытовые наблюдения
в этом произведении переплетаются с философской полемикой
и сатирой.
Венецианские инквизиторы, допрашивая Бруно о его про-
шлом, повидимому имели в руках книгу диалогов «Пир на
пепле», из которой могли почерпнуть ряд сведений о его пре-
бывании в «еретических странах», об отношении к еретическим
государям и о враждебных церкви взглядах:
«Спрошенный: — Имеется ли в его писаниях какое-
либо упоминание о «Пире на пепле» («Сена de le ceneri») и
с какой целью?
Ответил: — Я написал книгу под названием «Пир
на пепле» \ Она делится на пять диалогов, трактующих о дви-
жении Земли. Так как я вел этот диспут, в котором уча-
ствовало также несколько докторов, в Англии за ужином,
устроенным, по обычаю, в среду на первой неделе Великого
поста (giorno de le ceneri) в доме французского посла 1 2, где
я жил, то этим и объясняется, что я дал книге название:
«Пир на пепле» и посвятил ее упомянутому послу. Возможно
в этой книге заключается какое-либо заблуждение, но сейчас
не могу припомнить в точности, какое именно. Моим намере-
нием было посмеяться в этой книге над докторами и их взгля-
дами относительно этого предмета» 3.
Приведем в сокращенном виде несколько страниц из рас-
сказа Бруно о том, как ему было предложено принять участие
в диспуте, устроенном Фулком Гривеллом. Повествование
начинается собственными словами Бруно, вложенными в уста
одного из главных персонажей диалогов, Теофила:
«. . . Ноланец прибавил, что у него имеется желание пока-
зать бессмысленность противоположных мнений на основании
тех же самых принципов, которыми их хотят обосновать, если
ему выпадет немалое удовольствие найти лиц, признанных
1 Название книги несомненно ироническое. «Пир на пепле» — обряд,
совершавшийся в среду на первой неделе великого поста. Церемоний-
мейстер папского двора Иоганн Буркарт так описывает его: «Апостоли-
ческий субдиакон взял с алтаря чашу, полную пепла, и подал папе.
Папа, сидя в тиаре, произнес молитву. Затем старейший кардинал посы-
пал пеплом папу. Папа в свою очередь посыпал пеплом всех. Совершив
это, папа умыл руки, и служба продолжалась, как обычно».
2 Бруно в своих показаниях по непонятным причинам сообщает
факты, не подтверждаемые содержанием диалогов. В «Пире на пе-
пле» он говорит, что диспут происходил в доме Фулка Грпвелла, а в пока-
заниях утверждает, что он происходил в доме французского посла
Кастельно.
3 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 3G0.
180
подходящими для такого занятия. Он же всегда подготовлен
и готов отвечать. . .
Сэру Фулку очень понравился этот ответ. Он сказал: «Вы
оказываете мне приятнейшую услугу. Я принимаю ваше пред-
ложение и хочу назначить день, когда могли бы собраться
лица, которые, может быть, не преминут дать вам достаточно
материала, чтобы выступить с вашими идеями во всеоружий.
В среду, через 8 дней, что будет в день пепла, вы будете при-
глашены вместе со многими джентльменами и учеными для
того, чтобы после ужина провести дискуссию о прекрасных
и различных предметах» Г
В другом месте этих диалогов Теофил-Бруно рассказывает:
«Как-то пришли к Ноланцу от имени королевского шталмей-
стера два человека и сообщили, что пославший их желает
иметь разговор с Иоланцем, чтобы уразуметь коперниковские
и прочие парадоксы его новой философии. Ноланец на это отве-
тил, что он не смотрит ни глазами Коперника, ни Птоломея.
но своими собственными, что касается суждения и определения.
Что же касается наблюдений, то он считает себя очень обязан-
ным этим и другим старательным математикам, прибавлявшим
постепенно, с течением времени, одно объяснение к другому,
давшие ему достаточные основания, благодаря которым он
пришел к такому суждению, которое могло созреть только после
многих нелегких занятий. Ноланец добавил, что фактически
они — как бы посредники, переводящие слова с одного языка
на другой; но затем другие вникают в смысл, а не они сами» 1 2.
Затем Теофил-Бруно рассказывает, как он отправился в дом
Фулка Гривелла.
«Ноланец, прождавши до условленного дня ужина и
не имея о нем никаких новых вестей, решил, что упомянутый
джентльмен, занятый другими делами, забыл о нем или не мог
позаботиться об этом. Перестав думать об этом, он пошел
прогуляться и навестить некоторых друзей итальянцев; вер-
нулся домой поздно, когда зашло солнце. . .
Поздно вечером, подойдя к дому, Ноланец застал у дверей
господина Флорио и маэстро Гвинна, очень усталых от поисков
его. Увидев его, они воскликнули: «Пожалуйста, идемте
поскорее, немедленно, вас ожидает много кавалеров, джентль-
менов и докторов и среди них — один из собирающихся спо
рить с вами, ваш тезка».
«А мы ему не сделаем ничего плохого, — сказал Нола
нец. — Но одно мне теперь кажется промахом: я ведь рассчи
тывал провести дискуссию при свете солнца, а вижу, что спор
1 Джордано Б рун о. Диалоги, стр. 71—72.
2 Там же, стр. 54.
181
будет при свечах». Маэстро Гвинн извинился за некоторых
кавалеров, которые желали присутствовать, но по могли
явиться на обед и пришли к ужину. «Ну, так идемте, —сказал
Полапсц,— и будем просить бога, чтобы он сопровождал нас
в долгом пути в темный вечер, по ненадежным улицам».
И вот, хотя мы находились на прямой улице, но, рассчи-
тывая сделать лучше, мы для сокращения пути направились
к реке Темзе, надеясь найти лодку, которая доставила бы нас
прямо к дворцу. Мы подошли к мосту дворца лорда Бекгерста.
Там мы потеряли столько времени, крича и призывая лодоч-
ников, что успели бы скорее добраться пешком к назначен-
ному месту да еще выполнить какое-нибудь небольшое дело.
В конце концов издали откликнулись двое лодочников. Мед-
ленно, медленно, как будто их ждала виселица, они подплыли
к берегу. Здесь, после долгих расспросов и ответов — откуда,
куда, зачем, и как, и сколько, — они коснулись кормой ниж-
ней ступеньки моста. И вот один из двух, похожий на антич-
ного кормчего из царства Тартара, подал руку Ноланцу,
а другой, — думаю, сын первого, хотя и был лет около шести-
десяти пяти, — помог прочим из нас. . .
Так мало-помалу двигались мы, насколько допускала
лодка, которая (доведенная червоточинами и временем до того,
что могла бы служить пробкой) казалась свинцовой из-за
своей медленной спешки, а руки обоих лодочников походили
на обломки кораблекрушения; и хотя оба гребца показывали
широкие размахи тела, тем не менее веслами делали короткие
движения. . .
Продвигаясь таким образом долго по времени, но мало
по расстоянию, не сделав даже трети пути, недалеко от места,
называемого Тамплем, наши мучители, вместо того чтобы торо-
питься, уперлись кормой в берег. Ноланец спросил: — Что
они хотят делать? Может быть, немного перевести дыхание? —
Ему перевели ответ, что они не собираются ехать дальше,
так как здесь их стоянка. Начались уговоры и упрашивания.
Но это лишь ухудшило дело. . .» х.
Сатирическое повествование перемежается отступлениями
и рассуждениями по самым разнообразным поводам. Джордано
Бруно пользуется приемом торможепия, намеренно замедляя
ход действия. Он пытается создать впечатление путешествия
с многочисленными препятствиями.
Дальше идет яркая метафора: сравнение лондонской грязи
с болотом поповщины:
«В .конце концов мы бросили их, расплатившись и побла-
годарив (так как здесь нельзя поступать иначе, чтобы не полу-
1 Джордано Брун о. Диалоги, стр. 72—75.
182
чить неприятности от подобных каналий), а они показали
нам прямую дорогу для выхода на улицу. И вот здесь-то я
вспомнил тебя, добрая Мафелина, бывшая музой Мерлино
Кокайо1. Эта дорога начиналась грязной лужей, которая
не могла послужить пристанищем ни в обычное время, ни
в счастливый удачный момент. Нолансц, который обучался
в школе и имел там большую практику, чем мы, сказал: «Ка-
жется, я вижу брод для свиней; поэтому идите за мной». Но
не успел он кончить своих слов, как увяз в такой грязи, что
нс мог вытянуть оттуда своих ног. И так, помогая друг другу,
мы пошли через середину болота в надежде, что это чистилище
будет недолгим. Но вот волею несправедливой и жестокой
судьбы все мы погрузились в болотистый проход, который,
как охраняемое поле, ревности или сад наслаждений, огра-
ждался там и здесь хорошей стеной; и так как не было ника-
кого освещения, чтобы помочь нам, то мы не знали, сколько
уже прошли и сколько еще предстоит итти. После каждого
шага мы ждали окончания пути, но всякий раз снова погру-
жались в жидкую грязь и увязали почти до колен в глубоком
и мрачном Аверне. Никто не мог дать другому совета, мы не
знали, что сказать, и шли в глубоком молчании. Кто шипел
от ярости, кто шептал, кто фыркал, кто вздыхал и на миг
приостанавливался, кто тихо богохульствовал. И так как глаза
не могли нам служить, то ноги сопровождались другими но-
гами, и слепой был в смущении, становясь поводырем другого
слепого. . .
Так и мы, делая все новые и новые попытки и не находя
лекарства против нашей болезни, придя в отчаяние, прекратив
дальнейшие поиски и но ломая себе напрасно головы, реши-
тельно пошли вброд через открытое море жидкой грязи, кото-
рая медленно текла от глубин Темзы до берегов. . .
Но, слава богу, так как, по словам Аристотеля, бесконеч-
ность не дана в действительности, то, не встретив худшего
зла, мы очутились у конца болота. . .
В заключение «мы добрались до радостных полей», и хотя
-они не оказались Елисейскими полями, все же мы вышли
на обыкновенную большую улицу. Здесь, обсудивши характер
района, в который завел нас проклятый переулок, мы уви-
дели, что находимся примерно в двух десятках шагов от места,
откуда мы отправились на поиски лодочников, по соседству
с квартирой Ноланда. . .
Это была последняя северная буря, так как немного спустя
по милости святого Фортуния, после того как были пройдены
1 Мерлино Кокайо (Теофило Фоленго) — итальянский поэт (1491 —
1544). Писал пародийные поэмы, обличающие церковь и религию.
183
столь плохие тропинки, оставлены позади столь сомнительные
переулки, перейдены быстрые реки, пересечены песчаные бе-
рега, побеждены грязные лужи и болотные топи, пройдены
каменистые лавы, пересечены скользкие улицы, преодолены
по ровные камни и прекратились толчки об опасные скалы,
мы живыми добрались, но милости неба, до гавани, то есть
до двери. Как только мы се толкнули, она открылась. Входим,
находим внизу много различных лиц, много всяких слуг,
которые, стоя на пути, не кивнув головой и беи всякого знака
почтения, выказывая пренебрежение своим видом, делают
нам милость, указывая дверь. Входим внутрь, поднимаемся
вверх и обнаруживаем, что здесь после долгого ожидания,
потеряв надежду, уселись за стол. После этого начались взаим-
ные приветствия. . .
Из них одно заставило посмеяться. Одному из нас было
предоставлено последнее место; ои же, вообразив, что это
главное место, из скромности захотел пойти и сесть там, где
сидело самое важное лицо. И здесь произошло маленькое
разногласие между людьми, которые гостеприимно хотели
посадить его последним, и тем, кто, будучи скромным, хотел
сесть первым. Наконец мессер Флорио сел против кавалера,
который сидел во главе стола; синьор Фулк Гривелл — справа
от мессера Флорио; я и Ноланец — слева от мессера Фло-
рио; доктор Торквато — слева от ТГоланца; доктор Нун-
диний — против Ноланца. Здесь, слава богу, он не видел,
церемонии с тем рогом или кубком, который обыкновенно
переходит за столом из рук в руки, от края до края, слева
направо. . .» Г
В доме Фулка Гривелла, где происходил диспут 14 февраля
1585 года, присутствовали, кроме Джордано Бруно и хозяина
дома, итальянцы Джованни Флорио и Маттео Гвинн. Имена
противников Теофила-Бруно — Нундиния и Торквато — вы-
мышленные. Кроме того, как видно из мимоходом брошенного
замечания Джованни Флорио, в диспуте принимал также уча-
стие однофамилец Джордано Бруно, имя которого по-англий-
ски произносится «Джон Браун».
Джованни Флорио (1553—1625) опубликовал в 1591 году
книги «Сад отдыха» и «Вторые плоды», в которых собрал мате-
риалы о влиянии итальянской литературы, об итальянских
словах и оборотах, вошедших в английскую литературу эпохи
Шекспира. Он упоминает о Джордано Бруно и заимствует
из его произведений много слов и оборотов для своего
итальяно-английского словаря, вышедшего в 1598 году. О на-
правлении идей Джованни Флорио можно судить на основа-
1 Джордано Б р у и о. Диалоги, стр. 7э—77, 89—90.
184
нии того, что он перевел на английский язык в 1604 году
«Опыты» Монтэня.
Из нескольких вскользь оброненных замечаний Джованни
Флорио и, к сожалению, по самым незначительным поводам
мы узнаем, что Джордано Бруно его старый друг. Он сооб-
щает также, что Бруно: «Всегда был одет по-своему, всегда
по одной и той же моде». Скромность Бруно в одежде объяс-
нялась не только презрением к вычурным и пышным одея-
ниям жрецов науки, но прежде всего бедностью.
Кружок, собиравшийся за столом в доме Фулка Гривелла
и слушавший выступления сторонников двух теорий миро-
здания, аналогичен итальянским академиям того времени.
На таких собраниях в Лондоне итальянские эмигранты были
желанными гостями. Благодаря им английское образованное
общество знакомилось с новыми достижениями науки. Англий-
ская передовая интеллигенция жадно усваивала культуру
Италии.
В конце XVI века в Англии появляется много переводов
итальянских произведений. В предисловии к переводу истории
Джонио Семюэля Даниэля автор предисловия, укрывшийся
под инициалами N. W., упоминает о Джордано Бруно: «Пе за-
бывайте о том, как правильно заметил по поводу наших школ
Ноланец (человек с бесконечными титулами наряду с другими
фантастическими украшениями), что науки достигают своего
расцвета, пользуясь, как средством, переводами».
Наряду с этим в ту же самую эпоху в Англии складыва-
лась и самостоятельная национальная литература. Именно
в годы, проведенные Бруно в Англии, созревали дарования,
составившие впоследствии славу английской литературы. Боль-
шое влияние на них оказывали итальянские эмигранты.
В Англии находились преимущественно беглецы от инквизи-
ции, лучшие, наиболее прогрессивные элементы.
Все эти итальянские ученые, писатели, литературные кри-
тики, философы принадлежали ко второму поколению эмигран-
тов из Италии, представителей протестантизма. Большинство
старых деятелей итальянского протестантизма уже сошло в мо-
гилу. Новое поколение пользовалось большим влиянием при
дворе.
Джордано Бруно в Лондоне был связан с двумя обществен-
ными кругами. К одному — официальному — принадлежало
общество французского посла, королевского двора и дво-
рян-литераторов. Другой круг составляли итальянцы-лите-
раторы.
С этими итальянскими друзьями Бруно обсуждал свою
книгу «Изгнание торжествующего зверя». Многие из его вели-
косветских знакомых относились враждебно к изложенным
1R5
в ней идеям. О своих разногласиях с Фулком Гривеллом Бруно
говорит в предисловии к этой книге:
«Он соединен с вами (Филиппом Сиднеем. — Ред.) узами
теслой и долгой дружбы. . . Он походит на вас, да и по отно-
шению ко мне он был тем вторым, кто после вас пригласил
меня и предложил мне занять, вслед за вашими первыми,
вторые должности у себя. И я бы их принял, а он, конечно,
поручил мне, если бы завистливая Эринния не рассеяла меж
нами свою отраву подлой, злокозненной и бесчестной ко-
рысти» Г
Таким образом мы узнаем, что отношения между Джордано
Бруно и Фулком Гривеллом приобрели враждебный характер.
Причины, вероятно, были не личные, хотя Фулк Гривелл и
отличался раздражительным и сварливым характером. При-
дворное дворянство Англии, даже лучшие его представители,
нс могли простить Бруно его атеизма.
Произведения Джордано Бруно, изданные в Лондоне,
наиболее ясны, просты и понятны по изложению. Выраженные
в них философские идеи ставят эти диалоги на видное место
среди философской литературы всех времен. Взгляды Бруно
в основном уже сформировались в тот период.
Еще в книгах, опубликованных в Париже в 1582 году,
Бруно ожесточенно нападает на монахов, богословов, церков-
ных схоластов.
Однако одним из наиболее глубоких по атеистической на-
сыщенности произведений Джордано Бруно является «Печать
печатей». Оно вышло в Лондоне в 1583 году.
В этом трактате он описывает различные душевные состоя-
ния и героизм мыслителя противопоставляет меланхолии,
унынию и одержимости «христосиков». По смелости, своеобра-
зию, силе мысли — это боевое атеистическое произведение.
Лондонский период философского развития Джордано
Бруно всегда привлекал к себе внимание исследователей.
В произведениях, изданных в Лондоне, выражено мате-
риалистическое и атеистическое, хотя еще и не совсем после-
довательное, мировоззрение Джордано Бруно.
Основные положения философии Джордано Бруно, разви-
ваемые в этих работах, сводятся к следующему:
Начало — внутреннее основание вещей, источник всевоз-
можного бытия. Причина — внешнее основание бытия вещей.
Возможность и действительность совпадают. Поэтому материя,
как внутреннее основание вещей, и форма, как внешняя при-
чина бытия вещей, едины.
1 Джордано Бруно. Изгнание торжествующего зверя. Изд. «Огни»,
1914, стр. 7—8.
186
Существует первопричина, или всеобщая форма вселен-
ной. Она действует везде и во всем. Это — «душа мира». Она
производит вещи таким же образом, как разум производит
понятия.
Существует «божественный разум». Этот разум не совпадает
г. обычным представлением о разуме как бестелесной способ-
ности. Разум природы есть все «и производит все».
В разуме заключаются все вещи по своему формальному
основанию. Формальная причина совпадает с действующей
причиной. Действующая причина превращает формы, заклю-
чающиеся в материи, в действительное бытие, в мир вещей.
Разум вселенной есть внутреннее содержание самой все-
ленной. Разум — не что иное, как отвлечение от природы.
Если мы рассматриваем и изучаем природу, то нам нет ника-
кой необходимости отделять от нее разум, как особую силу.
Но если мы подходим к природе изнутри, то нам приходится
отличать разум от самой материи, и тогда материя кажется
нам пассивной, инертной, механической силой. Когда мы глядим
на корабль, мы говорим, что он движется как единое целое.
Но если мы находимся на корабле, то отличаем самый корабль
от кормчего, который направляет и определяет его движение.
Так же точно душа есть кормчий для человека, и «душа мира»
подобна кормчему на корабле в природе.
Бессмысленно искать материю как таковую, бесформенную,
безразличную, хаотическую. С другой стороны, нет чистых
форм вне материи. Материя всегда выступает в какой-либо
форме. Но нельзя сказать, что форма есть первичное. Материя
сама создает свои формы. Форма есть душа вещей. Каждая
вещь наделена формой, душой, жизнью, но не в одинаковой
степени. Необходимы особые отношения, чтобы жизнь и дух,
присутствующие во всем, расцвели, раскрылись, создали жи-
вое, чувствующее или мыслящее существо.
Формы создаются в самой материи. Творцом форм материи
является сама природа. Мы видим, что в основе различных
форм лежит одна и та же материя. Семя становится растением
и приобретает новое качество, растение превращается в хлеб,
хлеб — в сок, сок — в кровь, кровь — в плоть живого суще-
ства и т. д. В основе смены этих форм и их бесконечного превра-
щения лежит одна и та же материя.
Материя есть начало и сущность всего, так как все исходит
из материи и возвращается в нее. Материя есть потенция
и субъект, т. е. сила и предмет.
Если мы признаем, что существует первичная материя,
отличная от частных форм, то мы должны допустить бытие
первичной формы, или души мира, хотя она так же не суще-
ствует сама по себе, как материя, лишенная форм.
187
Материя, рассматриваемая как субъект, есть первое начало..
От различия отдельных вещей мы восходим в познании к на-
чалу, которое постигается не чувством, но разумом. Различие
отдельных вещей исчезает, если мы созерцаем начало. Мате-
рия разнообразна в вещах, по проста сама в себе.
Мы не можем воспринять чувством материю отдельно от
ее формы и не в состоянии попять, каким образом она яв-
ляется всем, так как всегда видим ее в какой-либо одной Форме.
Познать материю, не воспринимаемую в чистом виде чувством,
есть цель истинной философии.
Вселенная едина, бесконечна, вечна, проста. Раскрыть
происхождение множественности и разнообразия из единства
и простоты есть великая задача философии. Гностики и нео-
платоники толковали переход от единства к множественности,
вводя посредствующих духов. Но есть более простой путь:
в единстве природы совпадают все противоположности.
Раскрыть внутренние противоположности в единстве значит
найти разнообразие в едином.
Субстанциональное начало едино и просто. Поэтому первым
началом всего является точка — атом. Раскрытие тайн при-
роды есть раскрытие противоположностей в едином и простом;
это великое искусство.
Кажущаяся сложность этой системы понятий скрывает
за собой поразительную стройность выводов из учения о един-
стве и развитии. Материалистические системы античного мира
не могли объяснить, каким образом, кроме случайного соеди-
нения, происходит образование форм материи и движение
внутри самой материи. Они не могли объяснить также отно-
шения духа к материи. Джордано Бруно впервые соединил
учение о субстанции материи с раскрытием перехода от про-
стого к сложному, от единства к многообразию, от материаль-
ной субстанции к духу. Огромное преимущество этой системы
заключалось в признании движения в самой природе, в том,
что наличие противоположностей в самом предмете является
причиной движения и развития. Бруно пришел к заключению,
что «внутренний художник», творящий из материи многообра-
зие мира, «мировой разум», или «мировая душа», есть лишь
умственное отвлечение деятельных сил самой материи. Поэтому
философия оказалась • способной решить основные вопросы
о причинах движения и об отношении духа к материи без
помощи понятия бога, внемирового духовного существа и пер-
вичного двигателя. В этом и заключался принцип построения-
атеистической философской системы, которая берет за основу
не бога, а природу.
В лондонский период Джордано Бруно разрабатывает глав-
ные положения своей теории познания, отталкивается от идей;
188
GIORDA
NO BRVNO
S^Qolano.
DE GL’ HEROICI
FVRORI.
Al rxolto illuflre et eccellente Co-
ualliero ^Signor Phillifflo
Sidneo.
P AR IGI,
ApprefTo Antonio Bai о
г аЛппо, 1585.
(Л/. /07].
Титульный лист первого издания итальянского произведения
Бруно «De дК croici furori» («О героическом энтузиазме»).
Иеронима Кардана и Бернардино Телезия, он идет дальше их
в развитии сенсуалистической теории познания.
Существет ли в человеческом уме что-либо, взятое не из
ощущений? Бруно признает, что в человеческом уме нет ничего,,
чего не было раньше в ощущениях.
Таким образом, он провозглашает основной принцип мате-
риалистической теории познания. Позже он возвращается1
к тому же вопросу в неизданных латинских трактатах и раз-
вивает эту идею.
Второй вопрос сенсуалистической теории познания заклю-
чается в следующем: если все содержание познания возникло
из ощущений, то что же охватывается самими ощущениями?*
Бруно полагает, что в ощущениях отражается природа, но она
не представляет собою первичной субстанции. Связь понятий
в познании не врожденна и нс вложена богом, а отражает объек-
тивную связь низших, посредствующих и высших сил, слож-
ного и простого, материального и духовного. Человеческое
познание поднимается по ступеням от мрака к свету, от низ-
ших предметов к подобным же, но стоящим выше предметам.
Познание несовершенно и не отражает природы полностью, но-
оно становится все более совершенным по мере того, как
человек поднимается к познанию первого единства, первого
бытия.
В диалогах «О героическом энтузиазме» Джордано Бруно-
говорит: «Он видит Амфитриту, источник всех чисел, всех
видов, всех рассуждений, которая есть монада, истинная
сущность всего бытия; и если он нс видит ее в ее сущности,
в се абсолютном свете, то видит в ее порождении, которое
подобно ей и которое есть ее образ; ведь от монады, которая
есть божество, происходит та монада, которая является при-
родой, вселенной, миром, где она себя созерцает и отра-
жается, как солнце в луне, и посредством которого она
светит, когда находится в полушарии интеллектуальных
субстанций» Ч
Ба низшей ступени познания человек воспринимает много-
образие единичных явлений. На высшей ступени он переходит
от чувственного к интеллектуальному и воспринимает единое
в идеях. Поднимаясь по ступеням познания к единству, чело-
век поднимается вместе с тем к идеям совершенства, добра
и красоты.
Бруно говорит: «Некоторые формы представляют собою
такое же подражание природе, как отраженная в зеркале форма»
объективного предмета. Некоторые, — по своему строению,—
как фигура печати, запечатленная на воске. Другие же пред-
Джордано Бруно. О героическом энтузиазме, стр.. 163.
190
ставляют подражание по сущности своей, как, например,,
картины, что-либо изображающие по замыслу художника»1.
При разборе теории познания Аристотеля В. И. Ленин
обратил особое внимание на следующие суждения Аристотеля
о дупю: «Ощущение есть восприятие ощущаемых форм без ма-
терии. . . Подобно воску, который принимает только знак
золотого кольца с печатью, а не самое золото, — одну лишь
чистую его форму»1 2. В. И. Ленин снабдил эти выписки помет-
кой: «NB душа-воск».
Замечания В. И. Ленина помогают понять мысль Джордано
Бруно о зеркальном, скульптурном и живописном характере
отражения объективных предметов в познании.
К лондонскому периоду относится также разработка основ-
ных положений диалектики Бруно.
В последних своих произведениях франкфуртского периода
Джордано Бруно окончательно порвал с неоплатонизмом,
влияние которого в лондонский период было еще довольно
сильно, по крайней мере в терминологии.
В поэме «О безмерном и бесчисленном» Бруно говорит:
«Перестань навязывать себе химеру бесконечного света, суще-
ствующего бестелесно, созданного твоим воображением и став-
шего священным благодаря мраку (невежества. — В. Р.).
Знай, что сущность ничем не отличается от бытия. Бесконечное
едино. Природа есть не что иное, как способность, присущая
самим вещам. Это — закон, согласно которому совершается
все существующее» 3.
В этих ясных положениях Бруно полностью отвергает пла-
тоновское учение об идеях как сущности вещей. Он признает
единство бытия и явления, природы и материи.
Основа чувственно воспринимаемого нами мира есть единое-
материальное начало, обладающее безгранично творческой
силой.
Единое, начало и причина,
Откуда бытие, жизнь и движенье,
Земли, небес и ада порожденья,
Все, что уходит вдаль и вширь, в глубины4.
1 G. Bruni scripta. Ed. A. Fr. Gfrorer, стр. 328.
2 В. И. Ленин. Философские тетради. Госполитиздат. 1947, стр..
269.
3 Jordanus Brnnus. Opera latine conscripta, т, [I, ч.’П, стр.
310.
4 Джордано Бруно. Диалоги, стр. 171.
Глава XIV
АТЕИЗМ БРУНО
О единстве противоположностей, о познании и восприятии,
о бесконечности вселенной, об атомах.
Вопрос об атеизме Бруно имеет большую историю. Иссле-
дователей, признающих его атеистом, было не меньше, чем
тех, кто считал его приверженцем религии.
Буржуазные исследователи строка за строкой изучали про-
изведения Бруно в поисках мест, где он признает религию.
Общая атеистическая направленность его произведений при
этом в расчет не принималась. Каждая строчка, в которой
можно было увидеть хотя бы отдаленное и косвенное признание
религии, подробно обсуждалась и комментировалась.
Бруно где-то обмолвился об «истинной» религии. В одном
месте «Изгнания торжествующего зверя» он говорит о заслу-
живающих уважения богословах. Есть у него также отдель-
ный замечания о роли религии в воспитании народа и о том,
что его философия не противоречит взглядам истинных бого-
словов и правильно понятой религии. В связи с этим нужно
сказать, что Бруно почти всегда прибегает к такого рода улов-
кам, когда вынужден обороняться от церковников и маскиро-
вать своп враждебные церкви воззрения. Он часто излагает
научные взгляды в богословских терминах, отождествляя
слова «бог» и «мировой разум», «законы» и «религия», «фило-
софы» и «богословы», «атеизм» и «нечестие».
Бруно — этот провозвестник и поборник научной истины —
приписывал ей огромное воспитательное значение, считал,
что она облагораживает человека. В то время как религия,
утверждал он, разлагает нравы общества и одна наука спо-
собна нравственно обновить человечество.
Один из первых Бруно высказал ряд весьма интересных
соображений об историческом развитии религии.
Он различает три эпохи в развитии религии: египетскую
иудейскую и христианскую. В древнем Египте господствовал
культ природы, сущностью которого было стремление познать
192
ее в символах. Иудейские жрецы, по мнению Бруно, извра-
тили египетскую религию, принимая символы природы за
действительные сверхъестественные существа; учение о боге
как грозном судье христианство переняло от иудейских жре-
цов и у них же заимствовало инквизицию.
Эту мысль Бруно развивает в ряде произведений, наиболее
конкретно она выражена—в поэме «О безмерном». «Некогда
у египтян были разные басни, служившие для того, чтобы ум
лучше воспринимал некоторые тайны, чтобы недоступное не-
посредственным чувствам лучше воспринималось при помощи
знака или образа. Но затем. . . для народов была выдумана
нелепая сказка, появилось варварство и начался преступный
век, для которого знание считалось опасным, предметом благо-
честия стало нечестивое и жестокое, а религии вменялось
в обязанность держать мир в состоянии раскола и ставить
насилие выше права. Так место истины и справедливости за-
няла глупая басня, которая извратила разум и испортила
жизнь» Д
Бруно не раз говорил, что религия запугивает верующих
воображаемыми ужасами.
О вере в загробный мир и адские мучения он пишет в трак-
тате, входящем в состав «Московского кодекса» 1 2. «Хотя не
существует никакого ада, тем не менее представление и во-
ображение делают ад истинным и достоверным без всяких ос-
нований истинности и достоверности. Фантастический образ
приобретает достоверность, а отсюда вытекает, что люди по-
ступают так, как если бы то была истина, и испытывают на
себе могущественное и непреодолимое принуждение. Вера
в вечность и убеждение, что она действительно существует,
заставляет представлять себе адские мучения также вечными,
вплоть до того, что воображают, будто душа, лишенная тела,
сохранит образ тела, и человек, несмотря на отсутствие тела,
якобы будет вечно находиться в аду за неповиновение или
грешные влечения» 3.
Чтобы правильно понять отношение Бруно к идее бога,
надо вспомнить, как определяет этот основной вопрос философии
Ф. Энгельс: «Высший вопрос всей философии, вопрос об от-
ношении мышления к бытию, духа к природе. . . мог быть со
всей резкостью поставлен, мог приобрести все свое значение
лишь после того, как европейское человечество пробудилось
от долгой зимней спячки христианского средневековья. Во-
1 Jordanus Brunns. Opera latino conscripta, т. I, стр. 172.
2 «Московский кодекс» — рукопись, содержащая ряд сочинений
Джордано Бруно, частично написанных им собственноручно, храня-
щаяся в Государственной библиотеке им. Ленина в Москве.
3 Jordanus Brunns. Opera latine conscripta, т. Ill, стр. 683.
13 В. С. Рожицын
193
прос. <>ь отношении мышления к бытию, — о том, что является
। к । > в и ч 11 ы м: дух или природа, — этот вопрос, игравший, впро-
чем, большую роль и в средневековой схоластике, на' зло
церкви принял более острую форму: создан ли мир богом или
он существует от века?» \
Как же ставит этот вопрос Бруно? Предшествовал ли дух
природе, вечен ли мир, был ли он сотворен богом?
В латинских трактатах «О связях в природе»1 2 Бруно
делает следующие замечание: «Вне материи и без мате-
рии ничего нельзя сделать и почти ничто не может про-
изойти. . . единое абсолютное могущество, могущество в част-
ном, сложном и акцидентальное очаровало мысль и дух пери-
патетиков, как и некоторых современных рясников, но как
мы уже говорили в книге «О бесконечном» и более опреде-
ленно в диалогах «О начале и едином», мы считаем отнюдь
не глупой мысль Давида Динантского 3 и Авицебронна, выска-
занную в «Источнике жизни», цитируемом арабами, где они
осмелились даже называть материю богом».
Отождествление бога с материей или природой привело
Бруно к мысли, что в боге разум совпадает с материальной
действительностью и что свободная творческая воля бога есть
лишь иное выражение закономерно-творческой силы природы.
Он говорит: «Быть, мочь и действовать в нем (боге) есть одно
и то же, тогда как во всем остальном различается по природе
вещей; кроме того, он—-бог не может действовать иначе, чем
действует, и желать иначе, чем желает. Это, с одной стороны,
есть абсолютная необходимость, а с другой — абсолютная сво-
бода, ибо в нем необходимость и желание, как все остальное,
есть то же самое; и он не может желать иначе, чем желает,
и не может действовать иначе, чем может» 4.
Научное понимание вселенной и материи Бруно излагает,
не упоминая о боге и не нуждаясь в этом понятии; но стремясь
1 Ф. Энгельс. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой
философии. Госполитиздат, 1951, стр. 16.
2 Jordanus Brunus. Opera latine conscripta, т. Ill, стр. 696.
3 Сведения о Давиде Динантском весьма скудны. Он был тесно
связан с Амальрихом Беинским, объявленным еретиком в 1204 году.
Возникшее в начале XIII века стремление к изучению природы и воз-
рождению античной материалистической философии встретило сопротив-
ление церкви. В 1210 году поместный церковный собор в Париже осудил
представителей этого течения и предал сожжению естественнонаучные
книги Аристотеля, известные тогда во Франции, в толковании арабских
философов.
В 1215 г. папский легат Роберт Курсинский осудил Давида Динант-
ского как еретика и запретил его сочинение «Кватернулы, или томы».
Давид Динантский бежал от церковного суда из Франции. Его дальней-
шая судьба неизвестна.
4 Jordanus Brunus. Opera latine conscripta, т. Ill, стр. 41.
194
найти общее философское понятие единства, он отождествляет
бога с наиболее широким принципом, охватывающим единство
бытия. Бог выступает у него то как природа, то как материя,
то как вселенная.
В произведениях Бруно немало мест, па основании кото-
рых ему приписывали признание трансцендентности бога; он
отождествляет бога с теми понятиями, которые в современной
философии имеют идеалистический характер, называет бога
«душой мира», «умом», «высшей интеллигенцией».
Однако подобные места не должны вводить в заблуждение.
Он не отличал материи от ее движущих сил, так как считал
способность к движению неотъемлемой частью действительного
материального бытия.
Античная стоическая философия подсказала Бруно идею
совпадения бога с небом, которое приравнивалось ко вселен-
ной.
Бруно выражает свое определение природы в терминах
стоической физики: «Не только невозможно, но даже необхо-
димо, чтобы Наилучший, Величайший, Необъятный был во
всем, всем и повсюду. Поэтому не напрасно говорится, что
Зевс заполняет все вещи, обитает во всех частях вселенной, яв-
ляется центром всего, есть единый во всем и все для единого.
Он совпадает со всеми вещами, охватывает все бытие и поэтому
приводит к тому, что все заключается во всем»1.
Даже некоторые буржуазные историки философии вынуж-
дены были признать, что идея бога у Бруно не содержит ни-
чего теологического, кроме самого слова, и потому не может
служить доказательством его религиозности. Соглашаясь с тем,
что Бруно отождествляет бога с природой, такие историки
указывали, что он превратил научное познание в религиоз-
ный культ и видел в нем мистическое откровение тайн природы.
Они полагали, что Бруно порвал с религией, как ритуальным
общением с богом или как с открытием «тайн» бога в писании,
но сохранил религию как непосредственное общение с богом
через познание, которое и стало для него откровением.
Книга «О монаде, числе и фигуре» начинается стихотворе-
нием, в котором философия противопоставлена религии: «Мы
одарены тем гением, который позволяет нам видеть воздвиг-
нутый против нас мрак и бестрепетно противостать судьбе.
Мы совершаем служение богам, но не с пустым сердцем, не
слепые к солнечному свету, не глухие к голосам природы.
Нам нет дела ни до мнения глупца, ни до того места, какое
он нам отводит. Мы возносимся к небу на иных, более пре-
красных крыльях».
1 Giordano Bruno. Орете italiane, т. I, стр. 249—250.
.13*
195
Прекрасные крылья, на которые человеческий ум возно-
сится к вебу — крылья истины. Философов, изучающих при-
роду, Джордано Бруно противопоставляет глупцам-монахам,
доносчикам, шутам и негодяям, вооруженным ложью о чуде-
сах и мнимых таинствах. Стихотворение заканчивается сло-
нами: «Мне является образ истины, страстно желанной, най-
денной и открытой. И даже если никто не поймет меня,
довольно и того, что я мудр вместе с природой и под ее
защитой» х.
Часто повторяемые Бруно слова «природа есть тень и след
божества» представляют собою вариант его философской фор-
мулы: природа есть отражение материи в ее движении и много-
образии. Богом он называет вселенную, материю, но чаще
всего природу. Субстанцией он считает материю: «Материя есть
субстанция всех вещей. В вечном кругообороте она в целом и
повсюду объемлет все непрерывным движением» 1 2. Отсюда сле-
дует, что «бог и природа есть одна и та же материя, одно и
то же пространство, одна и та же причина, равно действующая
повсюду» 3. В «Своде метафизических терминов» дается такое
определение: «Природа есть бог, или божественная сила,
открывающаяся в самих вещах» 4.
Отождествляя бога с природой, Бруно иногда называет ее
«божественной». Если отбросить этот эпитет, останется при-
рода, сама в себе заключающая свою причину: «Итак,
пойми, где находятся природа и бог, — ибо там находятся
причины вещей, сила первоначал, судьба стихий, зародыши
рождающихся явлений, основные формы, деятельное могу-
щество, все, приводящее в движение, все прославленное своим
названием первичной субстанции. Это материя, пассивное мо-
гущество, всегда проявляющееся в единстве.
Нельзя допустить бытия творца, нисходящего свыше, даю-
щего порядок, творящего извне. Искусство во время твор-
чества рассуждает, мыслит. Природа все творит мгновенно,
без размышления. Искусство имеет дело с чуждой мате-
рией, природа — с собственной материей. Искусство нахо-
дится вне материи, природа — в самой материи. Даже более
того: она сама есть материя. Таким образом, материя творит
из своего собственного лона. Она сама есть свой внутрен-
ний творец, живое искусство, изумительное умение, подска-
занное мыслью, сообщающее действие своей материи, а не чу-
жой. Она не медлит, не размышляет, не рассуждает, но все
1 Jordanus Brunus. Opera latine conscripta, т. II, ч. I, стр. 321—
322.
2 Там же, стр. 344.
s Там же, т. I, ч. I, стр. 235.
4 G. Bruni scripta. Ed. A. Fr. Gfrorer, стр. 495.
196
свободно творит из себя, iiiiiiniiiio огню, который сияет и сжи-
гает, подобно свету, сиоГюдни шч ушомус.я в пространстве» г.
Бог у Бруно не имеет iiiihiiihuo |к<плык>г<> бытия. Это не
личность, не высший разум, пн тн<>pioi, но вседержитель, не
перводвигатель. Он не совпадает пи г ицним ин богословских
определений идеи бога.
Для Бруно (как позже для Cnnn<i:ii.i) (i<<r оси. природа.
«Ты знаешь, что животные и растении — эти ж ипыо творения
природы, которая, как тебе должно быть изностио, ж и. но что
иное, как бог в вещах» 1 2. В другом место Бруно приводит
текст из Лукиана: «Бог есть все то, что ты видишь, куда in.i ты
ни обернулся».
Весьма интересна полемика между Пьером Бейлом н Шир
лем Сорелем по поводу атеизма Бруно.
Сорель рассуждал так: если Бруно признает самое важное
в религии, то есть бога, то все остальное сводится ко второ
степенным разногласиям, и его нельзя обвинить в безбожии.
Бейль замечает на это, что проблема отношения бога к природе
вовсе не сводится у Бруно к проблеме взаимоотношения ра-
зума и материи: у него, как и у Спинозы, бог есть протя-
женная субстанция. Бруио первый выразил это положение
с исчерпывающей ясностью: «Это — первоначало, и его необ-
ходимо твердо держаться: бог есть творец природы, чувства
и очей, и ее истинности и очевидности, которые заклю-
чаются в них самих и согласно ей самой. А ввиду того, что
истина не противоречит истине и благое не противополагается
благому, — слово бога, разлитое в природе, являющейся его
рукой и его орудием (ибо природа есть сам бог, или божест-
венное могущество, проявляющееся в самих вещах), не противо-
полагается слову бога, из какой бы иной части или начала
оно ни исходило» 3.
Иоганн Кеплер замечает, что Бруно превратил бога в точки
и круги, растворил его во вселенной, центр которой находится
везде, а окружность нигде. Он имеет в виду следующие слова
Бруно: «Так как бесконечность есть все то, что может суще-
ствовать, она неподвижна, в ней все неразличимо и едино.
Обладая всем величием и совершенством, какое только возможно
где бы то ни было, она есть величайшее, наилучшее, безгранич-
ное. Если точка не отличается от тела, центр — от окружности,
конечное — от бесконечного, величайшее — от наименьшего, мы
можем утверждать, что вселенная вся есть центр, или центр
вселенной находится повсюду, а окружность не находится
нигде, поскольку она отличается от центра, или же, что центр
1 Jordanus Brunus. Opera latine conscripta, т. II, ч. I, стр. 312.
2 Giordano Bruno. Opere italiane, т. II, стр. 185.
3 G. Bruni scripta. Ed. A. Fr. Gfrorer, стр.. 495.
197
вселен пой — везде, а окружность нигде, поскольку он от нее
отличается».
Бруно нигде не говорит о том, что он отказался от «лож-
ной религии во имя истинной». Напротив, первым условием
для философа он считает освобождение от всякой религии.
В речи, произнесенной от его имени на диспуте в Париже
Жаном Геннекеном, он заявляет: «Я уже свободен от
рокового гнева бесконечной смерти, свинцового суда, самого
неверного спасения, пристрастной любви, адамантовых врат
и оков никогда не существовавших ужасов».
Весьма примечательно, что итальянский философ XIX века
Скьятарелли проводит грань между атеизмом Джордано Бруно
как учением об историческом конце религии и атеизмом тех
мыслителей, которые отвлеченно противопоставляют религию
разуму, не видя ее исторических корней. Скьятарелли гово-
рит по поводу исследования католика Винченцо ди Джованни:
«В «Изгнании торжествующего зверя» «отец» Винченцо Джо-
ванни, наделенный доброй волей, которую он обязан прила-
гать к толкованию своей Библии, мог бы найти, как нашли
компетентные и добросовестные толкователи учения Бруно,
осуждение какой бы то ни было идеи личного бога. «Боги стали
старыми, и мир уподобился заносчивому коню, который видит,
что им уже не могут управлять, и брыкается». Так пишет
в своем потрясающем труде Полянский учитель»
Идея Спинозы о совпадении бога и природы уже имеется
в развитом виде у Бруно, но мысль о «страхе божьем» как узде
для невежественной черни выражена у него совсем иначе.
Он говорит, что религия запрещает научное знание и внушает
страх тем, кто вместе с Адамом хочет сорвать плоды с древа
познания или вместе с Прометеем похитить огонь с неба.
Бруно излагает следующую мысль: человек возвысился над
животным состоянием не потому, что ему дано божественное
откровение, а потому, что развились органы его тела, позво-
ляющие бороться за существование, вступать в общественные
связи, создавать культуру; выражаясь метафорически, если бы
у человека была не рука с пятью гибкими пальцами, а зве-
риная лапа с когтями, он не мог бы сорвать плод с древа
познания. Если бы. . . все пять органов чувств сосредоточи-
лись у нас в одних когтях, мы не могли бы подобно Адаму про-
тянуть руки, чтобы сорвать запрещенный плод или подобно
Прометею протянуть руку, чтобы похитить огонь Зевса и вос-
пламенить могущество ума.
А жрецы, богословы и церковники, внушающие к себе
уважение сказками об откровении богов, доступном лишь
1 Rafaele Schiatarella. Precursor! di Giordano Bruno. Palermo,
1888, стр. 49.
198
их слуху, и которые якобы руководствуются законами,
дарованными им самим господом или его «наместниками»,
на самом деле лишь божественные ослы, лишенные собствен-
ных мыслей, мнений и чувств.
Не доказывают ли все эти высказывания, что в основе
атеизма Бруно лежит глубокая философская концепция и что
он пытался раскрыть теоретико-познавательные, гносеологи-
ческие корни религии?
В связи с этим важно заметить, как Бруно понимал при-
роду суеверий, он считал, что деспоты, тираны пользуются ре-
лигией для запугивания и порабощения народов. В этом
смысле инквизиция—воплощение религии. Кроме того, рели-
гия выдумывает ужасы, сочиняет легенду о боге как грозном
небесном судье, сказки об аде, о загробных мучениях и вводит
обрядовые запрещения, лишающие человека даже той ни
чтожной доли счастья, какую он может иметь в земной жизни.
Первым условием освобождения людей от религии Бруно
считал прекращение религиозных споров, разжигания стра-
стей, взаимной ненависти. Он полагал также, что основы рели-
гии будут подорваны, если человечество освободится от
прожорливой саранчи — церковников. Для этого необходимо
отказаться от содержания паразитического духовенства на
народные деньги. Бруно верил, что мудрое государство должно
прекратить постройку церквей и монастырей,
Бруно ставил в заслугу герцогу Юлию Брауншвейгскому
то, что он «не строил капищ для нечистых демонов», тюрем и
крепостей, и он выражал недоумение по поводу того, что
такое просвещенное государство, как Венеция, допускает су-
ществование монастырей и церквей.
Множеством примеров он доказывал, что церковники
безнравственны, что они убивают добродетель, разрушают
общественную жизнь.
Мы встречаем также у Бруно ясно выраженную мысль:
религия это яд. В поэме «О безмерном» он говорит: «Из одной
области в другую распространялись пороки, яды религии и
извращенных законов, вызывающие раздоры и взаимное
истребление, и были посеяны плевелы, удушающие всякие
добрые плоды» 1.
Любые попытки объявить Бруно верующим, сторонником
идеализма и религии решительно опровергаются всеми его
высказываниями, всей его жизнью, борьбой и смертью на костре.
Атеизм Бруно покоится на прочном фундаменте мате- ;
риалистического восприятия вселенной. Его идеи о совпади- '
нии противоположностей играют большую роль в истории
1 Jordanus Brunns. Opera latine conscripta, т. II, стр. 617.
199
развития диалектического учения. Опираясь на успехи есте-
ствознания и математики, Бруно в своих положениях о беско-
нечности вселенной, о единстве материи и формы был одним
из самых передовых философов позднего Возрождения. Прин-
ципы своей диалектики Бруно широко обосновал в диалогах
«О причине, начало и едином».
В более поздних его произведениях — неизданных латин-
ских трактатах и поэмах франкфуртского периода — имеются
многочисленные ссылки на эти диалоги, несмотря на то, что
впоследствии он значительно углубил и конкретизировал свои
положения о единстве противоположностей.
В диалогах «О причине, начале и едином», где Бруно кри-
тикует Аристотеля за неумение раскрыть противоречие в вещах,
оп говорит: «Кто хочет познать наибольшие тайны природы,
пусть рассматривает и наблюдает минимумы и максимумы про-
тиворечий и противоположностей. Глубокая магия заключается
в умении вывести противоположность, предварительно найдя
точку объединения»1.
Джордано Бруно понимал диалектику как отражение объек-
тивных явлений в самой природе. Он говорил: «В последова-
тельности природы под всеми противоположностями существует
одна и та же материя единообразно действующая, все умеряю-
щая, согласующая и примиряющая, подобно тому, как мате-
риально наименьший холод равняется наименьшему теплу,
наименее прекрасное — наименее уродливому. . . Где есть
движение и изменение, там всегда предел одного есть начало
другой противоположности» 1 2.
Природа существует лишь в развитии, многообразии и из-
менчивости, тогда как познание схватывает ее в неподвижных
идеях.
В самых естественных явлениях, во внутреннем и внешнем
ощущении тень существует в движении и изменении. Но в ин-
теллекте, как и в памяти, следующей за интеллектом, она на-
ходится в покое 3.
Н а основе своей теории познания Бруно отвергает формаль-
ную схоластическую логику, неспособную воспринять и вы-
разить многообразие бытия.
«Ты свершаешь восхождение от беспорядочного многообра-
зия к раздельному единству.
Целое и единое надо создавать из составных частей и мно-
жественности, как бы бесформенной. Подобно тому, как кисть
руки, в сочетании с рукой, стопа — с ногой, глаза — с лицом
становятся гораздо более познаваемыми, когда они соединены,
1 Джордано Брутто. Диалоги, стр. 291.
2 G. Bruni scripta. Ed. A. Fr. Gfrorer, стр. 481
3 Там же, стр. 303.
200
чем когда они берутся изолированно, точно так же, когда мы
рассматриваем в связи между собою и в единстве отдельные
составные части вселенной, представляющиеся как бы обо-
собленными и лишенными порядка, — то найдется ли что-либо,
чего мы не сможем познать, запомнить и подвергнуть воздей-
ствию?» Ч
Бруно утверждал, что каждому явлению внутренне при-
суща сила, которая его уничтожает. Все носит в себе зародыш
собственной гибели, но в самой гибели, смерти, уничтожении
таятся зародыши новой жизни. Так, нет ничего более враждеб-
ного железу, чем ржавчина, но ее порождает само железо.
В книге «О причине, начале и едином» Бруно пишет:
«. . .мы показываем, что во всех количественно и качественно
сложных явлениях находятся теснейшие противоположные за-
родыши не менее, чем в самых сильных ядах — самое действи-
тельное лекарство, в самых лучших питательных веществах —
вредные вещества, в самой смерти заключается жизнь и рожде-
ние» 1 2.
Все сущее заключает в себе двойственность, становится
различным, становится противоположным, становится проти-
воречивым.
Единство противоположностей Бруно излагает как учение
о диаде: «Потому что два есть первая координация, как гово-
рит Пифагор, конечное и бесконечное, кривое и прямое, пра-
вое п левое и так далее. Два вида чисел: четное и нечетное,
из которых одно — мужчина, другое — женщина. Два Эроса:
высший — божественный, низший — вульгарный. Два дела
в жизни: познание и действие. Две цели в них: истина и.добро.
Два вида движения: прямолинейное, в котором тела стремятся
к сохранению, и кругообразное, в котором они сохраняются.
Два существенных начала вещей: материя и форма. Два спе-
цифических различия субстанции: разреженная и плотная, про-
стая и смешанная. Два первых противоположных и активных
начала: тепло и холод. Двое первых родителей предметов при-
роды: солнце и земля»3.
Диалектика Джордано Бруно органически связана с его
учением о бесконечности. Чтобы разработать это учение, недо-
статочно было усвоить новый опыт, новые данные науки. Необ-
ходимо было перестроить философское ’ миросозерцание, на-
править его по материалистическому пути.
В поэме «О безмерном и бесчисленном», в двадцати тезисах
и комментариях ко второй главе первой книги, изложены
1 G. Bruni scripta. Ed. A. Fr. Gfrorcr, стр. 321.
2 Jordanus В r u n u s. Opera latine conscripta, т. I, ч. II, стр. 357.
3 Джордано Бруно. Диалоги, стр. 51.
201
основные определения вселенной. Приведем некоторые из них,
образующие философскую основу учения Джордано Бруно
о вселенной:
«1. Божественная сущность бесконечна.
2. Какова мера сущности, такова и мера могущества.
3. Какова мера могущества, такова и мера действия. . .
9. Необходимость и свобода есть одно и то же, а потому
не надо бояться, что действующее в силу природной необхо-
димости, действует не свободно. Но скорее наоборот: оно не
могло бы вовсе действовать свободно, если бы действовало
иначе, чем этого требуют необходимость и природа, и даже
скорее необходимость природы.
11. Подобно тому как существует мир в этом пространстве,
возможно существование мира в пространстве, подобном этому,
так что, не будь этого мира, мы могли бы постичь пространство,
остающееся для этого мира и ему соразмерное.
12. Нет основания отвергать вне мира пространство, подоб-
ное тому пространству, в котором находится мир, и считать мир
конечным.
13. Мир, находящийся вне этого мира, в подобном ему
пространстве, не мог бы служить препятствием для существова-
ния этого мира, и нет больших оснований опасаться того, что
ваш мир может разрушить тот, чем того, что тот разрушит
наш, так как, согласно истине вещей, в бесконечности центр
существует везде, а направление вверх и вниз имеется лишь
в соответствии с положением порядка каждого из них. . .
17. Так же как это пространство может вмещать этот мир
и быть устроенным для него, точно так же, исходя из тех же
оснований, всякое подобное пространство, неотличимое от
него, может заключить в себе подобный же мир.
18. Совершенство одного мира в одном пространстве не мо-
жет ни увеличить, ни уменьшить совершенства другого про-
странства или сделать его менее необходимым, так как он на-
ходится в полноте действующих вещей» К
‘ Богословы-схоласты, отвергая учение Коперника, указы-
вали на невозможность познания бесконечной вселенной ко-
нечным человеческим интеллектом. Опираясь на Аристотеля,
они утверждали, что конечный человеческий ум может позна-
вать только конечное. Познание бесконечного якобы доступно
только бесконечному божественному разуму.
, Бруно возражает им устами Тансилло в диалогах «О герои-
ческом энтузиазме»:
«Ч и к а д а. Как может наш конечный ум следовать за
бесконечным объектом?
1 Jordanus Brunns. Opera latine conscripta, т. I, ч. I,
стр. 242—244.
202
Т ан с и л л о. Благодаря имеющейся в нем бесконечной
мощи.
Ч и к а д а. Но она тщетна, если когда-либо станет дей-
ствовать.
Т ансилло. Она была бы тщетной, если бы сопутство-
вала конечному действию, в котором бесконечная мощь была
бы исключена, а не сопутствовала бесконечному действию,
где бесконечная мощь является положительным совершен-
ством.
Ч и к а д а. Если человеческий ум по природе и действию
конечен, как и почему возможность его бесконечна?
Тансилло. Потому что ум вечен, и оттого всегда на-
слаждается, и не имеет ни конца, ни меры своему счастью;
и потому-то, так же как он конечен в себе, так он беско-
нечен в объекте.
Ч и к а д а. Какая разница между бесконечностью объекта
и бесконечностью возможности?
Тансилло. Эта последняя бесконечно-конечна, пер-
вый же бесконечно-бесконечен. . .» Ч
- Вера в бесконечное могущество человеческого интеллекта,
полную познаваемость объекта познания и признание того,
что человеческий ум в своем могуществе ограничен в себе, но
безграничен в объекте — это материалистическая черта, ибо
только материализм полностью свободен от агностицизма.
. Бруно утверждал, что высочайшей задачей человеческого
мышления является познание природы.
Новые географические и астрономические открытия, утвер-
ждающие, что земля кругла и, ни на что не опираясь, движется
в пространстве вокруг солнца, — столкнулись со старым пред-
ставлением о том, что мир ограничен или что существует един-
ственный мир, в центре которого находится земля. Буржуазные
исследователи часто говорят, что Бруно сделал метафизические
выводы из астрономических открытий Коперника, но правильно
обратное: из ясно осознанного философского понятия бесконеч-
ного, диалектики максимума и минимума, бесконечно великой
и бесконечно малой монады, вытекало отрицание конечности
вселенной.
Перипатетики возражали Бруно с точки зрения старого
средневекового мировоззрения, неспособного попять идею бес-
конечного в природе. Они не могли опровергнуть приводимого
еще в античные времена убедительного доказательства: если
на границе вселенной стрелок метнет стрелу, то она или натолк-
нется на препятствие, или полетит дальше. В том и другом
случае подтверждается бесконечность пространства.
1 Джордано Бруно. О героическом энтузиазме, стр. 111.
203
Перипатетики полагали, что если в пустом пространстве
ничто не действует па наши органы чувств, то там нет бытия.
Чистое пустое пространство неощутимо, а так как существует
только то, что находится в ощущении, то бесконечной все-
ленной не существует.
Джордано Бруно смеялся над ними и говорил: «Это подобно
тому, как я, будучи мальчиком, не верил в существование
чего-либо дальше Везувия, как если бы там не было ничего,
что вызывало бы ощущения» К
То, чем доказывалось небытие бесконечной вселенной, слу-
жило для доказательства небытия материи. Схоластическая
постановка проблемы познания сводилась к следующему:
существуют отдельные предметы и универсальные понятия.
Предметы даны в ощущении, а универсалии в идеях. Материя
есть не отдельный предмет, а универсальное понятие и в действи-
тельности вне сознания не существует.
< Джордано Бруно решительно отвергал учение Аристотеля
о материи как субъекте формы и об энтелехии 1 2. Материя сама
по себе не познается ощущением, но это не означает, что она
не существует.
В отличие от схоластов, Бруно принимал познание единич-
ного не как восприятие отдельного предмета, а как восприя-
тие органами чувств действия материи в виде ощущений цвета,
запаха, звука. Он говорит: «Глазом мы видим свет, цвет и дви-
жение, но истинное мы не может видеть глазом. Вообще глазу
не присуща такого рода сила, посредством которой мы смогли
бы судить, что это истинный свет или истинный цвет, и
были бы в состоянии отличить его от подобных же кажущихся
явлений».
. Бруно видит в ощущении источник познания, а не само
познание. Ощущения нас не обманывают. Они не говорят нам
противоположного истине. Они только говорят нам не всю
правду. «Мы видим не подлинные действия или настоящую форму
вещей или субстанции идей, а теневые образы, следы и подо-
бия».
Ощущаемое не совпадает с познаваемым. Ощущение является
источником всякого познания, но не его содержанием. При
помощи органов чувств можно воспринимать меньше или больше,
но не познавать меньше или больше.
Наиболее убедительно Бруно доказал различие между по-
знанием и восприятием в «Своде метафизических терминов».
1 Jordanus В г unus. Opera latine conscripta, т. I, ч. I, стр. 232.
2 В аристотелевской философии энтелехия — телеологическое поня-
тие нематериального деятельного начала, якобы ведущего к достижению
определенной цели и определяющего развитие материи.
204
«Подобно тому, как различны виды живых существ, точно
так же различны виды деятельности ощущения и мышления.
Так, в мире одаренных разумом живых существ ощущают и
мыслят различные виды сознаний, и при том различным обра-
зом, соответственно разнообразию их организации. Поэтому
мы, разумеется, не можем дать определения другим видам
ощущений, кроме тех, которыми сами обладаем. Нелепо, когда
некоторые воображают, будто человек наделен всеми возмож-
ными органами чувств. Если бы крот захотел высказать сужде-
ние о количестве органов чувств, то как он мог бы составить
себе представление об органах зрения, как мог бы он опреде-
лить их, как нечто отличающееся от других чувств? Подобно
тому, как другие животные превосходят человека размерами
и тяжестью тела, так же точно они могут превосходить его
богатством ощущений. Какими органами чувств руководится
муравей, размещая в подземных ходах зерна пшеницы так,
что они не пускают ростков? На это дается глупый ответ: есте-
ственным инстинктом. Но мы считаем этот инстинкт особого
рода органами чувств или, что то же самое, особой ступенью
или ветвью интеллигенции, которой мы лишены и которой
муравьи руководятся в управлении своим государством и
в устройстве всего необходимого для своей жизни лучше и
согласно в своем роде превосходным установлением, чем когда
бы то ни было удавалось человеку в своем роде»
4 По мнению Бруно, всякое познание имеет своим источником
•ощущение, но не ограничивается им. «Истина заключается
в чувственном объекте, как в зеркале, в разуме — посредством
аргументов и рассуждений, в интеллекте — посредством прин-
ципов и заключений, в духе — в собственной и живой форме»,—
говорит он в диалогах «О бесконечности, вселенной и мирах» 1 2 3.
Перестройка представлений о вселенной связана была с пол-
ной перестройкой учения о познании. Средневековый ум не
в состоянии был воспринять бесконечности. Он боязливо
цеплялся за кажущиеся незыблемыми восприятия, за непосред-
ственный опыт.
Развивая и философски осмысливая гелиоцентризм Копер-
ника, Джордано Бруно говорит: «. . . вселенная не имеет пре-
дела и края, но безмерна и бесконечна. . ,»8.
Движение, переходы, превращение в свою противополож-
ность, единство противоположностей, внутренние противоре-
чия, переход бытия в небытие и рождение бытия из небытия,
изменчивость, при которой нельзя дважды видеть один пред-
1 G. Bruni scripta. Ed. A. Fr. Gfrorer, стр. 509—509.
2 Джордано Бруно. Диалоги, стр. 305.
3 Там же, стр. 403.
205
мет и давать дважды имя одному и тому же предмету, меняю-
щемуся и всегда начинающему новое существование, — были
для него доказательством не ущербности и ничтожности мате-
рии, а ее «божественности».
Правда, Бруно признавал вечное неподвижное бытие,
скрывающееся по ту сторону познаваемой материи, и пола-
гал, что движение вещей есть волнение на поверхности ма-
терии. По движущийся мир не был для него ни отражением
мира идей, как для Платона, ни совершенным высшим бытием,
как для Плотина, ни возможностью, которая превращается
в действительность деятельной силой форм, как для Аристо-
теля. Он считал движение неотъемлемо присущим материи.
Бруно высказывал следующие мысли: «То, что составляет
природу, как земля, огонь, вода, растения и тому подобное,
отличается от того, что не является природой, ибо само в себе
заключает начало движения и покоя, подобно тяжелым камням,
стремящимся вниз, или легким телам, стремящимся вверх:
растениям, стремящимся жить; животным, стремящимся дви-
гаться, и т. д. А то, что сделано искусственно, может быть
приведено в движение только внешним началом» Б
. Диалектическая идея бесконечного потока превращений
в природе связана у Бруно с его атомистическим учением. Вещи
постоянно меняются потому, что состоят из атомов, которые-
находятся в непрерывном движении.
Бруно открыто защищал атомистический материализм
античных философов и диалектику Эмпедокла. В одной из
последних своих работ «Объяснение книг и физики Аристо-
теля» он заявляет: «некоторые из античных мыслителей по-
лагали, будто существует единое и неподвижное бытие. . .
Но мы думаем, что этого рода философия состоит из одних
только слов, лишенных всякого смысла, и звуков без вся-
кого значения. Мы полностью презираем эту философию и
присоединяемся к Эмпедоклу и Левкиппу. Левкипп предпола-
гает, что существуют наименьшие и неделимые плотные-
тельца, которые по своей природе не заключают в себе
никаких отличительных признаков особенностей, но, тем не
менее, рождают природу путем сочетания и различного
расположения или порядка, а отсюда возникают тела конеч-
ной природы, называемые, например, водой или огнем»1 2.
«Существует предел деления в природе, — нечто неделимое...
Разделение в природе достигает предельно малых составных
частей, не доступных дальнейшему делению человеческими
орудиями. . . Всякое тело, — я разумею всякое доступное
1 G. Bruni scripta. Ed. A. Fr. Gfrorer, стр. 316—317.
2 Jordanus Brunus. Opera latine conscripta, t. Ill, стр. 352—358..
2 ОС
ощущению тело, — состоит из этих наименьших телец, и каждое
такое тело, разделенное на наименьшие тельца, не может сохра-
нять в себе ничего похожего на то, чем оно было в своей слож-
ности ; это— первичные тельца, из которых состоят все остальные
тела, и они, в самом точном смысле, являются материей всех
телесно существующих вещей. Разделенная на эти частицы
кость уже не похожа на кость, мясо — на мясо, камень — на
камень. По своим элементам кости, камни и тело нс различа-
ются между собою и становятся отличными друг от друга,
когда образуются из этих элементов, соединяются и распола-
гаются определенным образом» \
Диалектика Джордано Бруно связана с его материалисти-
ческим представлением о строении вещества.
«Ни один изменчивый и сложный предмет не состоит в два
разных момента из тех же самых частей и того же порядка
вещей, так как течение и истечение атомов происходят непре-
рывно, и поэтому ты не можешь дать одно название какой-
либо вещи в два разных момента даже в том, что касается ее
составных частей» * 2.
• Бруно различает два вида диалектической изменчивости
природы. Первый вид движения зависит от атомного строения
материи, придающего ей изменчивый характер. Второй вид —
постоянное движение самих сложных тел по отношению друг
к другу в пространстве.
«Одно и то же сложное тело никогда не находится в точ-
ности в одном и том же положении в какие бы то ни было два
момента. Оно не состоит всегда из одних и тех же частей, так
как в силу необходимости отовсюду и везде происходит непре-
рывное истечение элементарных тел» 3.
. К двум видам движения, связанным с атомами и переменой
положения мест в пространстве, надо присоединить еще один
вид, зависящий от взаимоотношения между материей и фор-
мой.
«Все вещи находятся в потоке перемен. Части земли, моря,
реки меняют свое положение в силу установленного природой
волнения или потока. Подобно тому, как материя блуждает,
устремляясь вперед или назад, сюда или туда, так же точно
формы движутся через материю. Нет ни одной формы, кото-
рая, заняв однажды какую-либо часть материи, всегда удержи-
вала бы ее, как нет материи, которая, приобретя какую-либо
форму, всегда сохраняла бы ее. Материя всегда принимает то
одну, то другую форму. Имея одинаковую способность при-
х Jordanus В г u n u s. Opera latine conscripta, т. I, ч. I,
стр. 154—155.
2 Там же, ч. III, стр. 208.
3 Там же, ч. I, стр. 360.
207
нимать все формы, она, в силу могущества вечности, могла
встретиться с такой формой, которую была бы в состоянии
связать с собою навсегда. Но если бы это случилось, ‘то все
вещи приобрели бы такое состояние, что в них уже не было бы
изменения и между ними исчезло бы различие» \
Несправедливо было бы видеть в диалектике Джордано
Бруно только учение о единстве противоположностей, хотя
такого рода понимание преобладает у него. Он постиг также
и борьбу противоположностей и отразил это совершенно отчет-
ливо в диалогах «О героическом энтузиазме».
Приводя текст из поэмы Лукреция «О природе вещей» о
страданиях любящих, которые находят мучение в самом насла-
ждении, Джордано Бруно комментирует это место: «Так вот
с какой приправой мастерство и искусство природы делают
так, что человек растворяется в наслаждении тем, что ему
неприятно, наслаждается среди мучений и мучается среди
всех наслаждений; это объясняется тем, что никакое явление
не создается абсолютно мирным началом, но все создается
противоположными началами в победе и преобладании одной
из противоположностей; и нет наслаждения в рождении одной
стороны без мучения от гибели другой стороны; и так как вещи,
которые рождаются и погибают, соединены, то в одном сложном
явлении как бы открывается чувство наслаждения и печали
вместе и одновременно. Таким образом, предмет скорее может
быть назван наслаждением, чем печалью, если может с большей
силой возбуждать чувства» 1 2.
Философский принцип борьбы противоположностей, приме-
ненный к естествознанию, разрушил средневеково-схоласти-
ческое представление о неподвижности мира. Недостаточно
сказать, что ограниченному и конечному миру средневековых
представлений Бруно противопоставил идею бесконечной
вселенной: он показал, что высшая идея философии — един-
ство — находит свое реальное выражение в борьбе противо-
положностей.
«Солнце при своем восходе, — утверждает Бруно, —
никогда не приходит дважды к одной и той же точке. Все
вещи обновляются силою непрерывного потока. Они никогда
не возвращаются к тем вершинам, которые покинули. Ни одна
часть земли не проходит через тот же круг неба и подобная
же сила устремляет каждую ее часть то в одном, то в дру-
гом направлении, то увлекает ее ввысь. И если силою случая
какая-нибудь часть вновь попадет в центр, она сама уже не
имеет той же формы и не находится в тех же связях»3.
1 Jordanus В runus. Opera latine conscripta, т. I, ч. II, стр. 210.
2 Giordano Bruno. Opere italiane, т. II, стр. 436.
3 Jordanus В r u n u s. Opera latine conscripta, т. I, ч. II, стр. 210.
20S
Диалектика есть учение о развитии. Нужно признать,
что диалектика Джордано Бруно оставалась несовершенной,
неполной, в основном сводилась к тому, что природу надо изу-
чать в переходе вещей в свои противоположности, однако ему
не чуждо было представление о том, что движение проходит
ио определенным ступеням развития, аналогичных! ступеням
рождения, зрелости, дряхлости, смерти и нового рождения.
()п говорил:
«Ты можешь сказать, если угодно, что миры меняются и
впадают в дряхлость или что земля становится седой с веками
и что великие живые существа во вселенной погибают, подобно
малым существам, ибо меняются, приходят в упадок, разлага-
ются. Материя, утомленная старыми формами, давно ищет
новых форм, ибо стремится превратиться во все вещи и быть
сходной, насколько возможно, со всех: существующим» 1.
Джордано Бруно выдвигал главным условием познания
изучение вещей в их взаимной связи и движении и считал
заслугой Николая Кузанского, что он не бессознательно поль-
зовался диалектикой. «. . . Если судить с нравственной точки
зрения, то ясно, что не малого доискался тот философ, который
проник в смысл совпадения противоположностей, и вовсе не
глупый практик тот маг, который ищет, в чем состоит оно, это
совпадение»1 2, — говорил он.
Одно из самых существенных различий между взглядами
Джордано Бруно и Николая Кузанского — разное понимание
ими единства противоположностей. Николай Кузанскип пони-
мал единство противоположностей как их совпадение и при-
мирение в бесконечности. Для Бруно главным моментом было
раскрытие противоположностей в единстве.
Диалектика Джордано Б руно помогла ему не только объяс-
нить переход от единства к многообразию путем раскрытия
внутренних противоречий, но вместе с тем и установить при-
чины движения, которое начинается, когда в единстве раскры-
ваются внутренние противоречия.
Первая и основная формула совпадения противоположно-
стей у Бруно — единство покоя и движения.
г Учение о единстве покоя и движения Бруно развил
в итальянских диалогах «О бесконечности, вселенной и ми-
рах» и в диалогах «О героическом энтузиазме».
1 Jordanus Brun u s. Opera latine conscripta, т. I, ч. II, стр. 101.
2 Джордано D py ио. Изгнание торжествующего зверя, стр. 28. —
Здесь же находятся и следующие высказывания Софии: «Начало, средина
и конец — рождение, рост и совершенствование всего, что мы видим,
идет от противоположностей, через противоположности, в противополож-
ностях, к противоположностям: там, где есть противоположности, есть
действие и противодействие, есть движение, есть разнообразие, есть мно-
жество, есть порядок, есть степени, есть последовательность. . .»,
14 в. с. Рожицын
209
В поэме «О безмерном и бесчисленном» Бруно доказывает,
что природа приводит все в движение сразу, мгновенно. Это
было одним из способов опровержения представлений о Core,
которого изображали в виде деятельного субъекта, поочередно
переходящего от замысла к замыслу, от предмета к предмету.
Природа творит мгновенно в том смысле, что в ней нет ника-
кого перехода от замысла к его исполнению. При вращении
круга точка на внешней окружности пробегает большое рас-
стояние в то же самое время, в какое обращается вокруг себя
точка па оси. Но так как точка не имеет объема, то ось обра-
щается вокруг себя мгновенно, т. е. находится в абсолютном
покос, хотя вся система вращается.
«. . . Движение. . . тел, — говорил Бруно, — вследствие
бесконечной силы — то же самое, что и неподвижность их;
ибо двигаться мгновенно и не двигаться— это одно и то же»1.
В книге «О героическом энтузиазме» он писал: «Я хочу
сказать, что солнце Энтузиаста отнюдь не подобно тому,
какое (как обычно полагают) движется вокруг земли, с су-
точным движением в двадцать четыре часа и с планетарным
движением в двенадцать месяцев, в силу чего различают
четыре времени года, в соответствии с чем в его пределах
находятся четыре основных точки Зодиака. Солнце же
Энтузиаста таково: в нем находится вся вечность и, следо-
вательно, завершено владение всем, оно включает разом
зиму, весну, лето, осень и разом день с ночью, поэтому оно
находится все во всем и разом во всех точках и местах»1 2.
Бруно углубил правильное положение Аристотеля о раз-
витии как переходе вещей в свою противоположность и нет
никакого противоречия в том, что, ведя борьбу против Аристо-
теля, Бруно вместе с тем многое заимствовал у него. Он вел
борьбу против слабых сторон философии Аристотеля, усугуб-
ленных к тому же толкованиями схоластов, но брал положи-
тельные и сильные стороны его учения и развивал их. Хотя
Аристотель понимал значение противоположностей, по они
оставались у него разделенными в пространстве и времени.
Бруно утверждал единство противоположностей, однако нужно
признать, что у него еще недостаточно развита идея борьбы
противоположностей, а следовательно, нот подлинной диалек-
тики, поднятой до уровня единственно научной теории раз-
вития.
В «Московском кодексе» дано следующее определение
перехода вещей в свою противоположность: «В связи с этим
учением следует наблюдать, каким образом повсюду в телесном
1 Джордано Б р у по. Диалоги, стр. 325.
2 Джордано Б руно. О героическом энтузиазме, стр. 97.
210
мире и в том, что находится в телах, добро смешано со злом и
зло с добром, подобно тому, как нигде в физических вещах нет
материи без формы и формы без материи, действия без могу-
щества и могущества без действия, света без мрака, и мрака
без света. Добро есть единое, абсолютное над всем, обособлен-
ное от всего; поэтому нет зла без добра и добра без зла, и в пла-
нетах и в знамениях и во всех вообще видах. В самых сильных
ядах заключается самое могущественное лекарство, в самых
смертельных явлениях заложены немаловажные семена жизни,
а следовательно, отсюда очевидно, что существует единство
противоположных начал, единый корень, как мы показали на
многих примерах в книге диалогов «О причине, начале и еди-
ном». . . Так как нет ничего устойчивого и все неопределенно
в кругообороте изменчивости или хотя бы в подобии круга,
как мы указали в другом месте, то не дано высшего зла, как и
высшего добра, которое бы выражалось в сколько-нибудь за-
метной их длительности. Отсюда изречение: «Хуже смерти
сам страх смерти. . .».
Надменность, суетное честолюбие, тирания приводят
к нужде, нужда приводит к заботе, забота порождает мастер-
ство, мастерство — богатство, богатство — честолюбие и жажду
славы, честолюбие и жажда славы — надменность и тиранию,
отсюда — войны, отсюда опустошения, нищета; нищета опять
приводит к заботам. Так из всего совершается переход ко всему,
добро и зло относительны, как и основание добра и зла и конец
злого и доброго. Такова изменчивость в порядке планет, со-
впадающая с изменчивостью царствований и судеб»1.
Идея единства противоположностей вытекала у Бруно из
его учения о бесконечности.
В бесконечности все противоположности сходятся: это —
основное положение его диалектики. В бесконечности сходятся
противоположности прямой и кривой линии, в бесконечности
вселенной исчезает различие между периферией и центром,
между большим и малым и даже между неподвижностью и дви-
жением. Если мы представим себе бесконечно скорое или мгно-
венное движение, то оно будет совершаться не по прямой, а по
замкнутой кривой линии, а так как оно мгновенно, то будет
происходить в каждой точке этого круга одновременно и по-
этому равняется неподвижности.
Единство противоположностей бесконечно большого соот-
ветствует такому же единству в бесконечно малом. Противопо-
ложности холода и тепла совпадают потому, что наименее теп-
лое равняется наименее холодному.
В книге «О тройном наименьшем» Бруно говорит: «В наи-
1 Jordanus В г u nus. Opera latine conscripta, т. Ill, стр. 549—550,
14*
211
мспыпем совпадают все противоположности, т. е. в простом,
в монаде, совпадает кривое и прямое, многое и немногое, коноч-
ное и бесконечное. Поэтому то, что является минимумом, пред-
ставляет собой также и максимум, как и все промежуточные
ступени между ними».
Бруно не только выдвинул положение о бесконечности
вселенной и о бесчисленности се миров, но высказал также
догадку об историческом развитии этих миров. Он пропо-
ведовал свое учение с огромной страстью. Пятый диалог «О бес-
конечности, вселенной и мирах» заканчивается следующим
призывом, обращенным Альбе ртино к Филотео— Бруно:
«Вперед, мой дорогой Филотео, и пусть ничто не при-
нудит тебя отказаться от проповеди своего божественного уче-
ния, — ни дикие проклятия черни, ни возмущение обыва-
тельщины, ни негодование педантов и вельмож, ни глупость
толпы, ни ослепление общественного мнения, ни клевета лже-
цов и завистников.
Держись стойко, мой Филотео, держись до конца! Не па-
дай духом, не отступай, хотя бы даже высокий, облеченный
властью суд тупого невежества опутал тебя всякими интри-
гами, хотя бы он пытался всеми возможными способами проти-
виться торжеству твоих божественных замыслов, твоих трудов.
Будь спокоен, настанет время, когда все увидят то, что
вижу я, когда все признают, что для каждого так же легко
согласиться с тобою и восхвалять тебя, как трудно сравняться
с тобою. Все, кто не испорчен до корня, некогда с чистой со-
вестью воздадут должное тебе. Ведь, в конце концов, внут-
ренний учитель откроет разуму глаза, ибо не извне, а изнутри,
из собственного духа постигаем мы идейные блага. Во всех
душах заложены зерна здравого смысла, естественная совесть,
которая, возвышаясь на величественном суде разума, судит
добро и зло, свет и мрак и произносит справедливый суд.
Этому суду ты будешь обязан тем, что, наконец, из глубины
сознания каждого человека восстанет вернейший и лучший
защитник твоего доброго дела.
А то, кто не отважится стать твоим другом, кто трусливо
и подло будет упорствовать в защите своего гнусного невеже-
ства, кто останется заведомым софистом и заклятым врагом
истины, найдут в своей собственной совести судью и палача,
мстителя за тебя, который сумеет более беспощадно распра-
виться с ними в глубине их собственных мыслей, чем больше
они будут стараться скрыть от себя эти взгляды. II когда удар
врага, направленный против тебя, будет отбит, пусть чудо-
вищный рой адских Эвменид1 окружит его, пусть обратит
1 Эвмениды — богини мести, мучившие души в аду. — Ред.
212
спою ярость против. . . внутренних побуждений врага и истер-
зает его на смерть своими зубами.
Вперед! Наставляй вас и дальше в познании истины о небе,
планетах и звездах, объясняй вам, чем в их бесчисленности
одна отличается от другой, и почему не только возможны, но
и необходимы в бесконечном пространстве бесконечные при-
чины и бесконечное действие. Научай нас, что такое истин-
ная субстанция, материя и деятельность, кто творец мирового
целого, и почему всякая чувствующая вещь состоит из одних
и тех же элементов и начал. Проповедуй нам учение о беско-
нечной вселенной. Низвергай во прах эти воображаемые
своды и небесные сферы, которые будто бы должны отграни-
чивать столько-то небес и стихий. Научай нас осмеивать эти
относительные сферы и налепленные на них звезды. Залпами
своих всесокрушающих доводов разрушай железные стены и
своды перводвижущего, в которое верит толпа. Долой вуль-
гарную веру и так называемую пятую квинтэссенцию. Даруй
нам учение о всеобщности земных законов во всех мирах и
о единстве мировой материи. Ниспровергай теории о том, что
земля будто бы является центром мироздания. Разбей вдре-
безги внешние движители и границы так называемых небес-
ных сфер. Распахни перед нами дверь, чтобы мы могли через
нее взглянуть на неизмеримый и единый звездный мир. По-
кажи нам, как другие миры носятся в эфирных океанах, по-
добно нашему миру. Объясняй нам, что движения всех миров
управляются силою их собственных внутренних душ. И научи
нас уверенным шагом итти вперед в познании природы в свете
этих воззрений» ].
Этот пламенный, полный глубоких и страстных идей ма-
нифест мыслителя свидетельствует об ограниченности взгляда
на Джордано Бруно, как на «философа коперниканства». Джор-
дано Бруно правильно определил историческое место и значе-
ние творца гелиоцентрической системы. В «Пире на пепле»
он говорит: «И кто окажется настолько неблагодарным и
неразумным, что не признает заслуг этого человека, который
несомненно, послав богами, как утренняя заря солнечного
восхода истинной древней философии, на протяжении веков
остававшейся погребенной во мраке слепого, надменного и
завистливого невежества?»
Джордано Бруно доказал и обосновал подлинное рево-
люционное значение системы Коперника и объяснил его
несовместимость с религией. Но он был не просто про-
должателем Коперника, разработав учение о бесчисленности
миров. Общее развитие науки того времени требовало этого
1 Giordano Bruno. Opere italiane, т. I, стр. 417—418.
213
шага вперед, который непосредственно еще не вытекал из
образа вселенной, созданного Коперником. Замкнутая все-
ленная, единственный мир с центральным светилом, солнеч-
ная система, окруженная небесным сводом с неподвижными
звездами, — все это еще не давало достаточно ясного пред-
ставления о вселенной.
Система Джордано Бруно, отталкиваясь от системы Копер-
ника, является одновременно не менее важным и глубоким
научным открытием.
Научные предвидения Джордано Бруно, казавшиеся в его
время парадоксами, утверждали необходимость создания фи-
зики, основанной на бесконечно скорых движениях. Он про-
думал систему не только макрокосма вселенной, но и микро-
косма бесконечно малых величин, математических и физиче-
ских точек, атомов, возродил атомистический материализм.
Это — не меньшая, а быть может даже более великая заслуга,
нежели учение о бесчисленности миров.
Между новым научным воззрением и человечеством его
времени стояла стена предрассудков, которые наука все еще
не в состоянии была пробить. Человечество не в силах было
сделать прыжок к новому пониманию вселенной. Даже такие
смелые умы, как Бернардино Телезий, не умели еще поста-
вить вопрос о мироздании в целом, о новой картине космоса.
Еще не возникли настолько прочные сомнения в правильности
завещанной от прошлого картины неба, чтобы передовые
умы осмелились подвергнуть пересмотру самые основы старых
взглядов на мир.
Джордано Бруно первый понял, что учение Коперника
сводится ни к математическим вычислениям, ни к астрономи-
ческой гипотезе, а заключает в себе — хотя еще в зародыше —
новое понимание вселенной.
Таким образом историческая роль Джордано Бруно не
только в том, что он развил учение Коперника или обосновал
его философски, не только в том, что он впервые с полной ясно-
стью противопоставил небо религии и небо науке, не в том даже,
что он возродил гениальную догадку древних о бесконечности
пространства и воплотил ее в стройную научную теорию, а
в том, что он является творцом нового научного мировоззрения.
Глава XV
СНОВА ВО ФРАНЦИИ
(1585)
Папа Сикст V. Смерть Филиппа Сиднея. Диспут в Камбре.
Пифагореизм и иеопифагорсизм. Борьба Бруно против
философии Аристотеля
О своем отъезде из Лондона Бруно кратко сообщает:
«Когда посол возвратился к королевскому двору во Фран-
цию, я сопровождал его в Париж, где пробыл еще год, при тех
вельможах, с которыми имел знакомство, но большую часть
времени жил на собственные средства»1.
10 апреля 1585 года умер после тринадцатилетнего понти-
фиката папа Григорий XIII. Первосвященником стал Феличе
Перетти, кардинал Монтальто, принявший имя Сикста V.
Сикст V вел агрессивную политику, в первую очередь стремясь
захватить Неаполитанское королевство.
Беседуя с Котеном в библиотеке Сен-Виктор в Париже,
Бруно резко отзывался о Сиксте V. Об этом можно судить по
следующей записи в дневнике Котена за 1585 год.
«73 декабря, пятница.
Приходили двое итальянцев от Бендиция, аббата, референ-
дария папы, спрашивали пророчества о папах аббата Иоахима;
рассказывали, что папа назначил одного единственного карди-
нала, своего племянника, которому всего 14 лет. . . Он подверг
жестоким наказаниям, изгнанию п казни многих дворян. . .
Об этой жестокости папы вчера говорил мне Джордано, осуждая
его».
Избрание нового папы, до того безвестного кардинала,
глубокого старика (ему было 84 года) Феличе Перетти, яви-
лось полной неожиданностью и живо обсуждалось в Париже.
Это был чрезвычайно грубый, нетерпимый, деспотичный чело-
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 339.
215
век, отличавшийся презрением к людям и крайней беспринцип-
ностью. Никто не подозревал, что этот старик одержим жаж-
дой власти и честолюбивыми замыслами.
Ко всеобщему изумлению он проявил огромную энергию
и твердость в проведении политики, сводившейся к двум прин-
ципам: «Как можно больше строгости! Как можно больше
денег!». Дворянству Церковной области он бросил открытый
вызов: казнил, разорял замки, изгонял неугодных дворян из
Рима. Казалось, Сикст V вступил в борьбу со всем миром.
За короткое время папа стал предметом анекдотов, эпи-
грамм и героем вымышленной биографии, сочинить которую было
тем легче, что никто не знал его подлинной биографии. Нена-
висть народа к этому папе ярко отражена в остротах-наскви-
надах.
Приведем некоторые из них. В одно прекрасное утро на
статуе, где обычно вывешивались эпиграммы, был обнаружен
рисунок, изображавший апостола Петра в дорожном плаще и
сапогах и рядом апостола Павла, который изумленно спра-
шивал друга, почему он собрался бежать.
— Ведь полторы тысячи лет назад, — отвечал Петр, — я
отрубил ухо рабу Малху, а нынешний папа предает суду всех,
кто совершил преступления до издания законов, карающих
эти преступления.
Имелся в виду случай предания суду человека, совершив-
шего убийство 36 лет назад. Сиксту V приписывалось изрече-
ние: «Я хочу, чтобы при мне тюрьмы были пустыми, а виселицы
полными».
В другой раз наклеили рисунок, па котором был изображен
мчащийся во весь опор на коне апостол Петр. Апостол Павел
спрашивал своего коллегу о причинах столь поспешного бег-
ства и получал ответ: «После того, как пана выгнал из Рима
Христа, мне здесь делать нечего».
Пасквино утверждал, рассказывалось в одном памфлете,,
что папа удивительно честен: в юности он недоплатил сапож-
нику за пару сапог, зато потом вознаградил его тем, что сде-
лал сына сапожника кардиналом.
Однажды Пасквино выстирал в воскресенье рубаху и су-
шил ее на солнце.
— Неужели ты не мог подождать до понедельника? — спро-
сил его приятель Марфорно.
— Что ты, — возразил Пасквино, — я боюсь, как бы папа
не уташил и не продал солнце.
В другом памфлете рассказывалось, как папа, взбешенный
этими насмешками, обещал тысячу червонцев награды и пол-
ное отпущение грехов тому, кто выдаст сатирика, и будто
Пасквино лично явился к нему, требуя одновременно на-
216
грады и прощения грехов. Сиксту V пришлось исполнить
снос обещание. Он отпустил Пасквино на свободу, заплатил
ему тысячу червонцев, но предварительно вырезал ему язык
и отрубил правую руку.
Биограф папы Грегорио Лети рассказывает забавный
анекдот об избрании кардинала Монтальто римским папой:
«Монтальто уже начал сбрасывать с себя маску, под кото-
рой в течение 15 лет скрывалось великое честолюбие, царив-
шее в его сердце. Снедаемый желанием оказаться на троне
первосвященника, он не мог дослушать до конца счет поданных
голосов, обеспечивших ему власть первосвященника. Он под-
нялся и, не дожидаясь результата голосования, швырнул ва
середину зала палку, на которую обычно опирался. Выпря-
мился во весь рост, так что казался чуть ли не на фут выше,
чем был раньше. Но удивительнее всего, что он плюнул в по-
толок с такой силой, на которую не был бы способен даже юноша.
Заметив это, кардиналы начали переглядываться, а кардинал-
декан, видя это превращение и изменение в поведении святей-
шего Сикста — кардинала Монтальто, громко сказал: «Ка-
жется, в подсчете голосов произошла ошибка. Голосование
неправильно». Но Монтальто с непоколебимой твердостью воз-
разил: «Правильно, все правильно!» и сам затянул «тебе бога
хвалим» таким высоким и звонким голосом, что эхо разнеслось
по всей зале, тогда как за час до этого он, прежде чем произ-
нести слово, подолгу откашливался»1.
Уже первый год понтификата Сикста V — именно об этом
времени и говорил с Котеном Джордано Бруно — поразил
всех невероятной жестокостью папского законодательства
и политики.
1 июля 1585 года Перетти издал буллу против «разбойни-
ков», подписанную всеми кардиналами. В течение года по всей
Италии велась война с «фуорушити».
О классовом характере движения «фуорушити» и его близо-
сти к крестьянству можно судить по свидетельству историка
Гибвера: «Папское государство кишело большими и мелкими
отрядами, опустошавшими его, но в гораздо меньшей степени,
чем войска, посылаемые для борьбы с ними. Отряды эти были
лучше дисциплинированы, лучше одеты, лучше снабжались
и щадили деревенское население, тогда как солдаты герцога
Сора, Просперо Колонна и Мариа Сфорца были грозой для
крестьян. Их называли «истребителями» и боялись гораздо
больше, чем нарушителей общественного порядка.
В последние годы правления папы Григория XIII (пред-
шественника Сикста V. — Ред.) число мятежников колебалось
1 G. L е t i. Vita di Sisto V, т. I. Amsterdamo, 1686. стр. 402—403.
217
от 12 до 27 тысяч Эта цифра равнялась, если не превосходила
всю совокупность регулярных войск, находившихся на службе
госу д а ре й И та л и п»1.
Наиболее знаменитым из вождей повстанцев был Марко
Берарди. История его такова. Архиепископ Козенцы пригово-
рил к сожжению двух молодых философов, учеников Бернар-
дино Телезия — Марко Берарди и Пьетро Чикала. Нм удалось
бежать из тюрьмы. Чикала перешел в ислам, принял имя Басса
Синан и стал морским пиратом, а Марко Берарди остался
в Калабрии, собрал приверженцев и создал хорошо воору-
женный отряд из 600 человек. Его называли «королем
Неаполя».
Инквпзицпя считала борьбу с «фуорушити» своим кровным
делом. Берарди и его приверженцы были преданы проклятию
и отлучены от церкви. В народных легендах образ Берарди,
героического борца с инквизицией, был украшен поэтическими
вымыслами.
Борьба папы с восставшими толкнула его на мероприятие,
причинившее тягчайший ущерб всей Италии: он приказал вы-
рубить леса в Римской Кампанье, где повстанцы находили
приют.
Сикст V жестоко преследовал «нарушителей» законов
церкви. Смерти предавались астрологи, алхимики, игроки
в карты, нарушители супружеской верности и уличенные
в прелюбодеянии монахи, нарушители постов и церковных
служб, даже лица, писавшие оскорбительные для церкви
слова на стенах.
Политика Сикста V отличалась двойственностью. Будучи
противником испанской монархии, так как стремился при-
соединить Неаполитанское королевство к Папской области, он
поддерживал Испанию против Генриха III. Под давлением
испанского короля он выступил против Елизаветы английской,
предал ее церковному проклятию, но вместе с тем открыто вы-
ражал сочувствие ее политике. Сикст V7 утверждал: «Чтобы
дела мира шли хорошо для Европы, достаточно только трех
государей: Елизаветы, Генриха и Сикста».
Ненависть к иезуитам не помешала Сиксту V (правда,
после некоторых колебаний) поддержать Католическую лигу
и готовить одновременно удар против Генриха Бурбона и
Генриха III — интердикт.
Эта двурушническая политика Сикста V препятствовала
попыткам Филиппа II завоевать Англию. Плацдармом для по-
хода на Англию служили Нидерланды, где в то время шла
подготовка к осаде Антверпена.
1 М. Н ii b п е г. Le baron de Sixte-Quint, т. I, 1870, стр. 283—284.
218
Воина в Нидерландах полностью поглощала средства и
пшенные силы Испании. Филипп II вербовал во Франции и
Англии шпионов, организовывал заговоры. Генрих Гиз, глав-
ная опора папской политики в Северной Европе, организатор
Варфоломеевской ночи, вдохновитель Католической лиги и
вождь армии, боровшейся с Генрихом Наваррским, был тай-
ным агентом Испании. Французский историк эпохи Филиппа II
и Генриха IV Форнерон доказал на основании архивных
документов, что Генрих Гиз значился в списках испанских
шпионов и регулярно получал громадные суммы и относился
к числу шпионов крупного международного масштаба. Он
осведомлял Мадрид о положении в Париже, подготовлял ис-
панскую оккупацию, выдавал военные тайны, выполнял тайные
инструкции Филиппа II. При содействии испанского посла
в Лондоне Бернардино Мендоза 1 он создал сеть заговоров для
свержения Елизаветы и присоединения Англии к Испании.
Католическая лига, рождение которой теряется во мраке
предательских переговоров герцога Гиза с испанским королем
Филиппом И, фактически начала действовать, когда они за-
ключили тайное соглашение между собой. Текст его гласит:
«Организация оборонительной и наступательной конфедера-
ции и лиги между католическим королем и католическими
князьями с целью сохранить католическую религию как во
Франции, так и в Нидерландах, а в случае смерти Генриха III
кардинал Бурбон (брат герцога Гиза. — Ред.) займет престол,
и все еретические или отпавшие от церкви принцы должны быть
навсегда лишены права престолонаследия».
«Сохранение католицизма было предлогом, — отмечает
Маркс, — под которым Гиз вместе с папой, Филиппом II,
попами, монахами и парламентами привел в движение против
Генриха почти всех католиков»1 2.
Секретарь королевы. Елизаветы Уолсингэм был в курсе
тайных происков католиков, так как большинство испанских
шпионов одновременно состояло и у него на жалованье.
Главнокомандующему испанскими вооруженными силами
в Нидерландах Александру Фарнезе был дан приказ взять Ант-
верпен. Он приступил к осаде города и построил огромную
1 Епископ Мендоза был крупным испанским дипломатом и автором
руководства по военному делу. Ему принадлежит детальный разбор воен-
ных действий в Нидерландах. К церковным делам он не имел никакого
отношения. Этот ученый генерал надел рясу лишь для того, чтобы пред-
ставлять испанскую монархию при дворе «еретической» королевы. Рас-
сказывают, что когда Мендозе сообщили о его высылке из Англии за шпи-
онскую деятельность, он воскликнул: «Передайте вашей королеве, что
если я ей не правлюсь как дипломатический агент, то она скоро сумеет
оценить меня как военного агента».
2 «Архив Маркса и Энгельса», VII, стр. 357.
219
плотину, преграждавшую доступ к Антверпену с моря. В это
время произошло событие, которое произвело сильное впечат-
ление на всю Европу. Живший в Антверпене итальянец из Ман-
туи Джанибслии соорудил адскую машину для прорыва пло-
тины. Он погрузил на два корабля по семь тысяч фунтов по-
роха и поставил часы с механизмом для взрыва. Корабли
были отправлены по течению реки, и один из них пристал
к плотине в момент, когда часы привели в действие меха-
низм взрыва.
Таким образом плотина была разрушена; при этом Але-
ксандр Фарнезе получил тяжелую контузию, а двое его адъю-
тантов были убиты. Погибло свыше 1800 солдат.
Вскоре после этого голландский флот подошел к Антвер-
пену, осадив испанцев в их укреплениях. Испанцы были со-
вершенно истощены. Однако вражда нидерландской буржуа-
зии к демократии, страх перед народной революцией оказа-
лись сильнее ненависти к испанцам, и крупная буржуазия,
после переговоров с Александром Фарнезе, сдала ему город.
Падение Антверпена вызвало большое возбуждение в Ан-
глии. Королева Елизавета отправила экспедиционный корпус
во главе с Лейстером на континент. В походе приняли уча-
стие многие придворные, в том числе и лондонский знакомый
Бруно Филипп Сидней.
Лейстер был назначен генеральным штатгальтером страны
и получил там чрезвычайные полномочия.
Испанская армия Александра Фарнезе после занятия до-
лины Мезы потеряла боеспособность и была отведена в Кельн-
скую область на отдых. Лейстер осадил Зутфен.
22 сентября 1586 года на рассвете к осажденному городу
подошел обоз с припасами под охраной отряда всадников.
Филипп Сидней с солдатами напал на обоз и в схватке был
смертельно ранен.
Так окончил свою жизнь человек, имя которого связано
с именем Бруно в многочисленных биографических исследова-
ниях.
Само собой разумеется, что Джордано Бруно был ярым
противником реакционной политики Филиппа II и Сикста V.
Во вступительном письме к диалогам «О причине, начале и
едином» и в первом диалоге этого произведения Бруно дает
аллегорическую характеристику положения в Европе, реши-
тельно осуждает испанскую монархию и папскую власть, как
носителей хаоса, войны и реакции, и защищает политику Ели-
заветы.
Бруно делил государства не на протестантские и католи-
ческие, а на государства передовые и государства реакцион-
ные, проводящие политику террора, инквизиции, расширения
220
власти п увеличения богатств духовенства. Поэтому Бруно
высоко ценил политику протестантской Англии, католической
Венеции и лютеранской Саксонии. Религиозный вопрос в этих
оценках не играл роли.
Бруно покинул Лондон во время войны, когда многие его
знакомые и покровители покинули город по разным причинам.
Филипп Сидней отправился в Нидерланды для участия в воен-
ных действиях, Кастельно1 был отозван в результате столкно-
вений с английским двором, Джордано Бруно решил уехать
с ним.
В условиях войны и подготовки вторжения испанской армии
в Англию это путешествие было сопряжено с большими труд-
ностями и опасностями.
Сохранилось письмо Кастельно, отправленное им из Парижа
шотландскому послу Арчибальду Дугласу. В письме Кастельно
сообщает, что в пути его ограбили: «Я потерял все, что имел
в Англии, до последней рубашки, включая и ценные подарки
королевы и ее серебряное блюдо. Ни у меня, ни у моих детей
и жены ничего не оказалось, так что мы .были похожи па ирланд-
ских беженцев, вымаливающих в Англии милостыню, держа
за руки своих детей»1 2.
В дневниках Котена упоминается также об ограблении
Джордано Бруно: «27 декабря (1585), пятница. Джордано
сообщил мне, что его обокрал бывший слуга. Он не может даже
достать собственных напечатанных книг. Задумал опублико-
вать: 1. Древо философов; 2. Полную философию Аристотеля,
изображенную в нескольких фигурах, которую полгода пре-
подавал; 3. Более полное, чем раньше, изложение искусства
Луллия и его применение, которое оставалось неизвестным
самому автору».
По приезде в Париж Бруно обратился к кардиналу Мен-
дозе, продолжавшему и здесь проводить реакционную поли-
тику испанской монархии, с просьбой помочь ему добиться
«отпущения грехов» и разрешения вернуться в Италию.
Мендоза, часто бывавший в доме французского посла в Лон-
доне, конечно, был осведомлен о том, что Бруно — автор
«Изгнания торжествующего зверя» и ряда других произведений,
направленных против церковников и схоластиков, но, несмотря
на это, он познакомил его с папским нунцием.
В своих показаниях венецианским инквизиторам Джор-
дано Бруно дважды приводил этот факт в подтверждение якобы
1 Кастельно, который должен был проводить политику Генриха III,
втянули в заговор, организованный Испанией. Он предоставил все свои
наличные средства для спасения Марии Стюарт, запутался в долгах и
интригах и был отстранен от его поста в конце 1584 года.
2 Me. I п I у г е. Giordano Bruno. London, 1903, стр. 112.
221
i<i<> ди пн п iiiiido намерения вернуться в лоно католической
церкви.
В первый раз он сообщил следующее:
«После допроса сказал: — Прошло уже при-
близительно шестнадцать лот с тех пор, как я в последний раз
являлся к духовнику, за исключением двух случаев. Однажды
я был у какого-то иезуита в Тулузе, другой раз — в Париже,
тоже у иезуита. Однако я обратился к монспньору епископу
Бергамо, тогдашнему нунцию в Париже, и к дону Бернардино
Мендозе и сообщил им о своем намерении вернуться в мона-
шество, чтобы покаяться.
Они сказали, что не могут дать отпущения, так как я — от-
ступник и не смею присутствовать при богослужении. Ввиду
этого я не мог исповедываться и бывать у обедни, но я
всегда питал намерение добиться снятия отлучения, чтобы жить
по-христиански и в монашестве» *.
Второй раз он рассказал об этом подробнее и отметил, что
нунций отказался хлопотать за него, зная нетерпимость нового
папы Сикста V: «Я уже сообщал в своих показаниях, что сове-
товался по своему делу с монсиньором епископом Бергамо,
нунцием во Франции. Я был представлен ему доном Бернар-
дино Мендозой, католическим послом, с которым познакомился
при английском дворе, и не только советовался по своему делу
с монсиньором нунцием, но добавил, что прошу и настойчиво
умоляю написать в Рим его святейшеству и добиться для меня
прошения, чтобы я был принят обратно в лоно католической
церкви, по без принуждения к возобновлению монашеского
обета. Однако это было еще при жизни Сикста V, а по-
тому нунций пе рассчитывал на возможность добиться та-
кой милости. . . Он направил меня затем к одному отцу
иезуиту. Насколько я припоминаю, его имя — Алонсо, из
Испании»1 2.
В конце 1585 года Спкст V активно вмешался во внутри-
политические дела Франции.
Он издал буллу об отлучении от церкви Генриха IV и принца
Кондо, главы гугенотского дворянства. Объявляя указанных
двух Генрихов отступниками веры, главами, покровителями
и зачинателями преступной и упорной ереси, булла лишала
их всяких прав, владения землями и титулами, наследования
престола и вменяла в обязанность Генриху III привести в ис-
полнение все эти предписания.
Для Генриха 111 булла была предупреждением, что под-
готовляется его собственное отлучение. Он запретил публико-
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 350.
2 Там же, стр. 366.
222
вать буллу во Франции и поручил выступить в печати против
папы. Воззвание, в котором говорилось, что папская булла
приведет к расколу среди дворянства, неисчислимым бедствиям
народа, гражданской воине, насилиям, убийствам, разорению
Франции, широко распространилось не только во Франции,
но и в Италии. В Риме его наклеивали на дверях дворцов
кардиналов и даже самого папы.
В 1586 году Генрих Наваррский начал военные действия
против Католической лиги.
Так развивались события, которые привели к тому, что в
1587 году пять армий топтали и разоряли Францию во время
ожесточенной борьбы трех Генрихов: Валуа, Гиза и Бурбона.
Борьба эта нашла отражение в эпиграмме о трех коронах
Генриха III.
Говорят, будто эта эпиграмма послужила впоследствии одной
из причин убийства герцога и кардинала Гизов. Якобы герцог
рассердил короля своей эпиграммой, которую он произносил
при всяком удобном случае, хотя, возможно, и не был ее авто-
ром. Это было издевательство над гербом короля, на котором
изображены были три короны, и его девизом: «Последняя ждет
на небе». Когда герцог Гиз произносил эпиграмму, кардинал
Гиз добавлял, что очень рад будет держать голову короля,
если третью корону ему сделают у капуцинов. Это намек па то,
что Гизы намерены после свержения Генриха III заточить его
в францисканский монастырь и выбрить на голове тонзуру,
обычно называемую «короной».
Загадочной беседой о трех коронах герба Генриха III за-
канчивает Бруно «Изгнание торжествующего зверя».
Аполлон спрашивает: «Кому предназначается эта корона?»
Юпитер отвечает: «Это та самая корона, которая не без
высшего предопределения судьбы, не без внушения божествен-
ного духа и не без величайшей заслуги ожидает непобедимей-
шего Генриха Третьего, короля великодушной, могуществен-
ной и воинственной Франции. После французской короны и
польской — сия обещается ему, как он засвидетельствовал сам
в начале царствования, когда выбрал свой столь знаменитый
герб, па косм изображены были две короны внизу и третья
прекрасная вверху, душой какового герба как бы была надпись
Tertia coelo manet — третья ждет на небе!»1.
Бо время своего пребывания в Париже Джордано Бруно
жил вблизи коллежа Камбре 1 2 и часто посещал библиотеку
1 Джордапо Бру п о. Изгнание торжествующего зверя, стр. 197.
2 Коллеж Камбре был основан в 1530 году и первоначально назы-
вался «коллежем трех языков». Позже он получил название «королев-
ского коллежа», а его профессора назывались «королевскими лекторами».
В некоторые периоды он терял права самостоятельной университетской
223
аббатства. Сен-Виктор. Там он познакомился с библиотекарем
Котипом и вел с ним беседы, запись которых сохранилась в днев-
нике последнего.
Котой сообщает много интересных подробностей из жизни
Бруно. 6 декабря 1585 года он писал в своем дневнике: «Я ви-
делся с Джордано Бруно, который недавно был в Англии с ко-
ролевским послом и читал в Оксфорде. Готовит к изданию
«Древо философии», напечатал па итальянском и латинском
языках много книг, например «Изложение искусства Луллия»,
«О тридцати печатях» и т. д. Его отец живет в Ноле. Сам он
проживает вблизи коллежа Камбре. Хвалил Лукреция в изда-
нии Оберта. ..».
Как видно из этой записи, отец Джордано Бруно в конце
1585 года еще был жив и находился в Ноле. В 1592 году Джор-
дано Бруно сказал инквизиторам, что его отец уже умер.
Вероятно, он все время получал сведения о своей семье.
Во время второго пребывания в Париже Бруно не имел
доступа к королевскому двору. Связи его с титулованным
дворянством в этот период не играли большой роли. Он не имел
покровителей. Судя по тому, что он издавал трактаты о памяти,
у него были ученики, которые переписывали эти произведения,
хотя он и не преподавал в университете.
2 февраля 1585 года Котен пишет: «Джордано сообщил,
что Фабричио Морденте * 1 из Салерно находится в Париже.
Ему шестьдесят лет. Это бог геометров. Он превосходит всех
предшественников и современников, хотя и не знает латинского
языка. Джордано намерен издать на латинском языке его
открытия.
Джордано читал своп положения об Аристотеле, которые
им изданы. В них заключается вся физика. . .».
И далее: «Джордано снова был у меня. Говорит, что ему
известна — и как-нибудь он продемонстрирует мне это — ис-
кусственная память вроде того, что изложено в первой книге
к Гсронниго, не понятой теми, кто се читал, в том числе и Мюре г,
который тем не менее восхищается ею. . . Но Джордано го-
ворит, что может научить этому даже ребенка».
республики п считался отделением Сорбонны. Слово «Камбре» обозначает
то же самое, что Камбрия, или Галлия. Галлия, как известно, —древне-
римское название Франции.
1 Два диалога о математической теории Морденте изданы Бруно
в Париже в 1586 году. Интерес Бруно к математике связан с его учением
о минимуме, изложенном в диалогах «О бесконечности, вселенной и ми-
рах», а главным образом в философской поэме. «О монаде, числе и фигуре»
п в трактате «О тройном наименьшем».
2 Марк Антуан Муретус (1526—1585), происходивший из Мюре
вблизи Лиможа, был учителем Мишеля Монтэня в коллеже. Монтэнь счи-
тал его одним из лучших преподавателей. — Ред.
224
Незадолго до своего отъезда из Парижа Джордано Бруно
в письме к ректору Парижского университета Жану Филе-
саку заявил о своем желании устроить диспут и предложил
на обсуждение ряд тезисов.
В показаниях венецианским инквизиторам Бруно сооб-
щает, что разрешение на диспут было дано не сразу, так как
представленные тезисы были признаны противоречащими бого-
словию.
В книге «Камераценский акротизм»1 Бруно говорит, что
некий Жан Геннекен защищал его тезисы в течение трех дней
праздника троицы. Здесь также приводится содержание «апо-
логетической речи, произнесенной Жаном Геннекеном на собра-
нии в королевской академии на праздник троицы в 1586 году
в защиту положений Ноланца.
Пятый раздел «Камераценского акротизма» озаглавлен:
«Положения о природе и мире, выдвинутые Ноланцем в важ-
нейших академиях Европы, которые парижский дворянин Жан
Геннекен под счастливыми знамениями его же (Ноланца. —
Ред.) излагал в форме защиты в течение трех дней троицы
в Парижском университете против профессоров вульгарной
и всем враждебной философии. . .»
Согласно традициям средневековых диспутов составитель
тезисов не имел права выступать лично. Защита выдвинутых
им положений поручалась его другу или ученику. Если собра-
ние соглашалось признать составителя тезисов судьей в споре
между, его представителем и оппонентом, то он мог высказы-
вать свое мнение по поводу удачных или неудачных аргументов.
Кто такой Жан Геннекен —• неизвестно. Все попытки ото-
ждествить его с кем-либо из деятелей того времени остались
безуспешными.
До опубликования в 1900 году дневника Котена было лишь
известно, что диспут состоялся. Котен довольно подробно
описывает диспут, но, к сожалению, его сведения сбивчивы
и противоречивы.
Котен лично не присутствовал на диспуте. Его записи
представляют собою ’ версии слышанных им рассказов.
1 Немецкий философ XVIII века Брукнер начинает главу о Джор-
дано Бруно в своей «Истории философии» словами: «Джордано Бруно
Ноланец Камераценский». Это неожиданное начертание имени Джордано
Бруно тем ле менее вполне обосновано. Латинское название трактата
о диспуте буквально может быть переведено так: «Джордано Бруно
Ноланец Камераценский акротизм». 'Смысл зависит от того, где мы от-
делим фамилию автора от названия книги. В Эрлангенском кодексе не-
изданных латинских сочинений Джордано Бруно, переписанных рукою
его ученика И. Беслера, имеются слова: «Трактат — живой сок Джордано
Бруно Ноланца Камераценского». Вероятнее всего, акротизм назван Ка-
мераценским потому, что диспут происходил в Камбре.
15 В. С. Рожицын
225
Вот что сообщает Котен: «28 и 29, в среду и четверг недели
пятидесятницы Джордано пригласил в Камбре королевских
лекторов и всех желающих выслушать его выступление против
многочисленных заблуждений Аристотеля.
В конце своей речи, или лекции, он обратился с вызовом
ко всем, кому угодно защищать Аристотеля или возражать
Бруно. Так как никто не выступил, то он еще громче заявил,
что одержал победу. Тогда встал молодой адвокат Родольфус
Калериус (Рауль Калье), который произнес длинную речь в за-
щиту Аристотеля от клеветы, причем начал с того, что лекторы
молчали, ибо считали Бруно недостойным ответа. В заключе-
нии речи он предложил Бруно отвечать и защищаться. Послед-
ний же молчал и хотел уйти. Студенты задержали Бруно,
схватив его за руки, говоря, что не отпустят его, пока он не
ответит или не отречется от клеветы, возведенной на Аристо-
теля. Все же в конце концов он вырвался из их рук на том
условии, что вернется на следующий день и будет возражать
адвокату. Адвокат же этот вывесил объявления, приглашая
слушателей на следующий день. Взойдя на кафедру, он в весьма
изысканном стиле продолжал защиту Аристотеля, разоблачая
ложные и суетные высказывания Бруно, и опять требовал;
чтобы он ответил. Но Бруно так и не явился. С той поры его
не видели больше в этом городе. . .»
Нам кажется совершенно неправдоподобным, чтобы Джор-
дано Бруно, блестящий оратор и полемист, человек, одаренный
феноменальной памятью, способный приводить дословно целые
страницы из библии, Аристотеля и Фомы Аквинского, мог
признать себя побежденным в диспуте с богословами, ограни-
ченными и совершенно беспомощными в борьбе с новым науч-
ным мировоззрением.
Тут само собой напрашиваются два объяснения: либо Котен
получил свои сведения от врагов Бруно, исказивших факты,
либо в связи с тем, что диспут происходил в весьма бурной об-
становке и для Бруно было ясно, что выступление приведет
к немедленному его аресту и преданию суду, он вынужден был
отказаться от выступления.
Некоторое представление о диспутах того времени дает деся-
тая глава романа «Гаргантюа и Пантагрюэль» Франсуа Рабле.
В своей гениальной сатире он рисует церковников-мрако-
бесов, выступавших против свободных мыслителей: «Панта-
грюэль в один прекрасный день вздумал проверить свои знания.
И вот он велел вывесить на всех городских перекрестках
9764 тезиса по всем научным вопросам из числа наиболее со-
мнительных во всех областях знания.
Прежде всего на улице дю Ферр он выступил против всех
магистров, студентов и ораторов и посадил их всех в лужу.
226
Второй диспут против сорбоннских богословов длился шесть
недель, ежедневно с четырех утра до шести вечера (только два
часа полагалось среди дня на обед). На этом диспуте присут-
ствовали многочисленные придворные, начальники канцелярий
ио приему прошений, президенты, советники, счетоводы, секрета-
ри, адвокаты, а также городские старшины, канонисты и врачи.
Заметьте, что большая часть из них в споре с ним закусила
удила, но, несмотря на все их ухищрения и выдумки, он их всех
посрамил и доказал им с очевидностью, что они перед ним просто
телята».
Джордано Бруно, к сожалению, не был великаном Панта-
грюэлем и, хотя мог выйти победителем из поединка, должен
был ретироваться, чтобы избежать угрожавшего ему ареста.
Тезисы Джордано Бруно, выдвинутые на диспуте в Камбре,
названы пифагорейскими и платоновскими. Эти наименования
не имеют прямого отношения ни к Платону, ни к Пифагору.
Джордано Бруно под платоновскими тезисами излагал свое
учение о бесконечности и вечности вселенной, а под пифаго-
рейскими — учение о множественности миров и движении
Земли вокруг Солнца.
В эпоху Возрождения знания истории философии античного
мира были очень ограниченны. Гуманисты только еще собирали
многочисленные рукописи, открывали новые памятники антич-
ной литературы, но история философии античного мира как
паука еще не существовала.
Характерную ложноисторическую схему истории филосо-
фии построил писатель и философ XVI века Франческо Патриц-
ии (1529—1597). В своих сочинениях он отразил господство-
вавшие в его время взгляды на древнегреческих философов —
Платона и Аристотеля.
— «Египтяне, •— говорил Патрицци, — которые утвер-
ждают, что они — древнейшие из всех людей, приписывают
себе изобретение философии. Они утверждают, что ими изобре-
тена не только математика, но и все остальные науки. . .
Сын Нила и Мемфисы Египет и его брат Вулкан создали
все науки и искусства. . .
Фиванцы считают изобретателем философии Лина, сына
Меркурия и Урана. Он написал книги о сотворении мира,
движении солнца и луны, о животных и растениях и утверждал,,
что творцом всего является бог, которого он называет приро-
дой. Геты, населяющие Фракию, утверждают, что философию
изобрел Замоликс, который был рабом Пифагора, научился
у него познанию неба и затем слушал египетских жрецов»1.
1 F. Р a t г i с i i. De Institutione reipublicae libri IX. Argentoratum,
1594, стр. 98—99.
227
15*
Патрпцци перечисляет ряд предполагаемых основополож-
ников философии — скифа Анахареиса, персидских магов,
их ученика Зороастра, наконец, ученого-астронома халдея
Прометея. Все эти имена встречаются в произведениях
Вру но.
Особенно интересны высказывания Патрпцци о двух глав-
ных философских школах — греческой и италийской.
«Признаются две основы всеобщей философии: одна —
ионийская, другая — пифагорейская. Основателем ионийской
философии считают Фалеса, ... а италийской — Пифагора
Самосского, который. . . учился у египетских и халдейских
жрецов, у персов, именуемых магами, . . . затем переехал
в Италию, поселился в Кротоне, где долго преподавал филосо-
фию».
Из Италии, по мнению Патрпцци, учение Пифагора было
перенесено в Грецию, где его последователями были Парменид,
Эмпедокл, Левкипп и Демокрит.
Таким образом, Патрицци считал Италию родиной филосо-
фии, а Пифагора — учителем античных материалистов.
В истории науки под неопифагорейством подразумевается
мистико-философское и религиозное направление мысли, сло-
жившееся в I веке до нашей эры. Неопифагореизм — это но-
вая философская и естественно-научная школа, которая соче-
тала аристотелевские и платоновские идеи с мистикой чисел
и ' обрядовыми мистериями.
Подобно Платону, рассматривавшему видимый мир как
отражение вечных идей, неопифагорейцы видели во вселенной
отражение вечных чисел. Согласно этому мистическому пред-
ставлению, мировая гармония есть соотношение частей вселен-
ной и ее закономерных движений, которые могут быть выра-
жены в числах. Главным источником сведений о неопифаго-
реизме служат для нас сочинения древнегреческого писателя
Плутарха Херонейского, автора сравнительных «жизнеопи-
саний» исторических деятелей. Он излагал пифагореизм под
сильным влиянием философии Платона.
Плутарх защищал учение о множественности миров, что
давало возможность Бруно подкреплять свое учение авторитетом
античного пифагореизма, освобождая его от мистической обо-
лочки. Плутарх допускал, что миров может быть пять, по числу
предполагаемых пяти стихий, из которых образовалось все
существующее. Следовательно, существует мир эфирный, мир
огненный и др. Рядом с ними в пространстве вселенной нахо-
дится множество других соприкасающихся миров.
К неопифагореизму примыкают так называемые «гермети-
ческие послания». На допросе венецианской инквизиции Бруно
упомянул о переписанной его учениками книге «О печатях (или
228
внамениях) Гермеса, Птолемея и других». Ссылки на Гермеса
Трисмегиста встречаются также в некоторых произведениях
Бруно.
Египетский бог Тот, которого греки отождествляли с Гер-
месом, считался богом мудрости. Христианский богослов Кли-
мент Александрийский в сочинении «Стромата» утверждает,
что сорок две «герметических» книги заключали в себе всю
египетскую мудрость. Отцы церкви, например Тертуллиан,
превратили Гермеса в древнего мудреца.
Неоплатонизм и пифагорейство, как и герметизм, считались
древнейшей мудростью доаристотелевой философии. Но на са-
мом деле в них отражаются последние ступени развития гре-
ческой философии, сложившейся уже в эпоху раннего христи-
анства и в борьбе с ним. Схоластическое богословие освящало
авторитетом Аристотеля идеи, на самом деле не при-
надлежавшие ему. Бруно также выдвигал против перипате-
тиков и Аристотеля естественно-научные идеи, называемые
им платоническими и пифагорейскими тезисами, но исто-
рически не связанные с именами этих греческих фило-
софов.
Эти философские источники Джордано Бруно перераба-
тывал самостоятельно и обращал их против схоластики.
Имела ли борьба Бруно против Аристотеля прогрессивный
характер? На этот вопрос можно ответить только в историче-
ской перспективе. Предметом борьбы была реакционная сторона
учения Аристотеля, взятая богословами в мертвом и извра-
щенном виде и использованная для подавления всякого нового,
прогрессивного мнения.
Оценивая историческое значение выступлений Джордано
Бруно против Аристотеля, можно отметить, что отказ от
схоластики и консервативных черт мировоззрения Аристотеля
шел по разным направлениям. Но все эти направления объ-
единялись одной идеей, что необходимо освободиться от раз и
навсегда данных границ исследования природы, созданных
схоластикой, нужно выдвинуть самостоятельные творческие
принципы. Бруно в своей работе «О причине» обвиняет Ари-
стотеля в отрицательном влиянии на науку и философию,
резко критикует его, называя сухим софистом и жалким
мыслителем».
Борьба Бруно против перипатетизма имела глубоко про-
грессивное значение. Это совершенно очевидно, если перечи-
слить основные положения Аристотеля, против которых вы-
ступал Бруно.
Первое положение Аристотеля — его учение о четырех эле-
ментах; Джордано Бруно решительно опровергал телеологию
Аристотеля.
229
Второе положение относится к вопросу о материи и форме.
Считал форму идеальным началом, Аристотель признавал ее
первичной. Бруно блестяще доказал несостоятельность Аристо-
теля, н в этом вопросе вскрыв его собственные противоречия.
Третье положение — идея первичного двигателя, вводящая
в философию и естествознание чуждое науке понятие бога-
творца.
Б связи с этим находится четвертое положение. Бруно го-
ворит, что недостаточно формального признания материи.
У Аристотеля понятие материи имеет сухой, абстрактный
характер. Оно для него — понятие, а не объективная реаль-
ность.
Пятое положение — о причинах движения. Философы при-
надлежат к двум направлениям в зависимости от того, в чем
полагают движущую силу: в материи или вне материи и, сле-
довательно, вне объективного мира. Те, кто полагает, что ма-
терия сама заключает в себе причину движения, а мир —
причину своего сотворения, относятся к лагерю противников
религиозно-метафизического идеализма. Те, кто полагает, что
существует внешний мировой двигатель и материя сама по себе
пассивна и неподвижна, принадлежат к числу защитников рели-
гии и метафизики.
Бруно осуждает колебания Аристотеля между формальной
и диалектической логикой. С одной стороны, Аристотель при-
знавал единство противоположностей, а с другой — заложил
основы формальной логики, утверждая, что предмет может
быть или самим собою, или иным.
Затем следует тезис о времени и пространстве. По Аристо-
телю, время есть мера движения. Бруно выдвинул обратное
положение: движение есть мера времени.
То же относится и к понятию пространства. Аристотель
считал пространство геометрической формой, а Джордано
Бруно — физической реальностью, полагая, что в известном
смысле пространство материально. Оно охватывает все и не
существует вне материи. Отсюда вытекало, что пространство
всюду заполнено материей и бесконечно.
Среди естественно-научных тезисов Аристотеля на первом
месте стоит его учение о сферичности вселенной. Оно имеет
реакционный характер, так как замыкает мир в воображаемые
хрустальные своды.
С представлением о сферичности связано учение Аристо-
теля о трех направлениях абсолютного движения, — «вверх»,
«вниз» и «к центру». Бруно доказал, что этот взгляд основы-
вается на признании конечности вселенной. Если вселенная
бесконечна, то теряет смысл обозначение движения «вверх»,
«вниз» и «к центру».
230
Отсюда же вытекает неверный тезис Аристотеля о различии
тяжелых и легких тел.
Бруно критикует учение об ограниченности вселенной,
вытекающей из ее сферичности, и одновременно отвергает
учение о центральном месте земли во вселенной и ее неподвиж-
ности, осуждая тем самым тезис Аристотеля, подкрепленный
пятнадцатью аргументами и сводящийся к признанию невоз-
можности существования множественности миров.
В заключение Бруно разбирает и высмеивает тезис Аристо-
теля о пятой эссенции х. В частности, он отмечает применение
этого тезиса средневековыми каббалистами, алхимиками и
астрологами.
В «Камерацеиском акротизме»1 2 Бруно выдвигает ряд мате-
риалистических принципов. Он говорит: «Более достойным
названием природы является материя»; «вселенная не была
сотворена и не может погибнуть»; «небо, движение которого
непрерывно, есть воздух». «Природа есть вечная и нераздель-
ная сущность. . ., действующая в силу присущей ей мудрости:
хотя все направляет к определенной цели, но не управляется
извне никаким воображением, никаким советом, восходя от
несовершенного к более совершенному, в творчестве мира
сама себя создает некиим образом». . .
Свое отношение к Аристотелю Бруно с предельной четкостью
выразил в диалоге «О причине, начале и едином»: «. . . из всех
философов, какие только имеются, я не знаю ни одного, в боль-
шей степени опирающегося на воображение и более удален-
ного от природы, чем он (Аристотель. — Ред.); если же он
и говорит иногда превосходные вещи, то известно, что они не
зависят от его принципов и всегда являются положениями,
заимствованными у других философов; из них много божествен-
ных мы видим в книгах: О происхождении, Метеоры, О живот-
ных и растениях» 3.
1 Вещество, из которого состоят небо и звезды, Аристотель назы-
вает эфиром, который он считает пятым элементом (отсюда впоследствии
quinta essentia — пятая сущность) божественным, нетленным и совер-
шеино отличным от четырех других элементов, из которых якобы сло-
жен материальный (земной) мир.
2 Jordanus В г u n u s. Opera latine conscripta, т. I, ч. I, стр. 72.
3 Джордано Бруно. Диалоги, стр. 239.
Глава XVI
БРУНО В ГЕРМАНИИ
(1586—1592)
Виттенберг. Борьба Лютера и Мйланхтона против учения
Коперника. «Прощальная речь» Бруно в Виттенберге.
Прага. Лютеранская инквизиция отлучает Бруно от церкви.
О своем переезде в Германию Джордано рассказывал на
втором допросе в венецианской инквизиции: «Уехав из Парижа
вследствие волнений, я направился в Германию. Сперва я оста-
новился в Майнце, или Магонце, архиепископском городе, сто-
лице первого курфюрста империи. Здесь я провел двенадцать
дней.
Не найдя ни здесь, ни в соседнем городе Висбадене под-
ходящего занятия, я отправился в Виттенберг, в Саксонию»1.
О пребывании в Магдебурге он не упоминает ни в книгах,
ни в показаниях на допросе, но об этом свидетельствует доку-
мент, сохранившийся в архивах Магдебургского университета.
«В год от рождения Христа Спасителя нашего 1585, в июль-
ские календы, единодушным согласием всех профессоров,
Петр Нигидий, доктор права и ординарный профессор мораль-
ной философии, был избран ректором Магдебургской академии,
и при его правлении в матрикулы Академии занесены были
следующие имена ученых: 1. Христиан Фабер из Магдебурга,
2 июля года 86. . . 8. Джордано Ноланец из Неаполя, доктор
римского богословия, 25 июля года 86».
Под этим документом рукою Пигидия сделана приписка:
«Впрочем, когда мною было отказано ему (Бруно. — Ред.)
в праве публичного чтения философии, с согласия философского
факультета, по очень серьезным причинам, то он до того
вспылил, что грубо оскорбил меня в моем собственном доме,
1 См. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 339.
232
словно я в этом деле поступил вопреки международному праву,
вопреки обычаю всех университетов Германии. Ввиду этого он
не пожелал более числиться членом академии. Я охотно
пошел навстречу его желанию, и он был вновь вычеркнут из
списка университета» А
Впоследствии неизвестное лицо восстановило в списках
университета вычеркнутое имя Джордано Бруно. Высказы-
вают предположение, что это сделал ученик Бруно Рафаэль
Эглин, который впоследствии был профессором Магдебургского
университета.
Вышеприведенная краткая запись послужила основанием
для поспешных заключений о характере Джордано Бруно,
о его нетерпимости, склонности к ссорам и неуживчивости,
якобы вынуждавших его переезжать с места на место.
Германские университеты гордились cBoeii «академической
свободой». Буржуазные историки до сих пор превозносят «сво-
боду», царившую в них. Между тем первый же германский
университет отказал Бруно даже в праве вести со студентами
необязательные курсы.
Из Магдебурга Бруно направился в находящийся непода-
леку другой культурный центр Саксонии — Виттенберг,
«. . . где,—отмечает Бруно,— он застал две партии. К одной
из них принадлежали философы кальвинисты, к другой — бого-
словы лютеране. Ко второй примыкал доктор Альбериго 1 2,
профессор права из Анконской Марки, с которым я познако-
мился еще в Англии. Он оказал мне покровительство и помог
получить курс лекций по «Органону» Аристотеля. В течение
двух лет я читал эти лекции, как и другие курсы по фи-
лософии.
Между тем преемником старого герцога стал его сын, при-
мыкавший к кальвинистам, тогда как отец был лютеранином.
Он стал покровительствовать партии, враждебной той, которая
поддерживала меня» 3 * * * * 8.
Повидимому, в Виттенберге Бруно был встречен не лучше,
чем в Парижском или Магдебургском университетах. Вероятно,
ему и здесь отказали бы в праве читать лекции, если бы не
помощь Альбериго Джентили.
1 Цпт. по книге: D. В е г t i. Vita di Giordano Bruno. Firente •— To-
rina—Milano, 1868.
2 Альбериго Джентили (1552—1608) — уроженец Анконы, доктор
римского права, в 1579 году был обвинен в протестантизме и бежал из
Италии. Был профессором римского права в Оксфордском университете,
где встречался с Джордано Бруно. Все произведения Альбериго Джен-
тили внесены инквизицией в «Индекс запрещенных книг». Джентили при-
ехал в Виттенберг вместе с английским посольством, отправленным ко
двору герцога Брауншвейгского. — Ред.
8 Об. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 339.
233
Виттенберг того времени — город, почти исключительно
населенный профессорами и учащимися. Сюда стекались сту-
денты со всех концов мира из самых различных стран.
«Здесь мудрость воздвигла себе храм, — говорит Бруно.—
Здесь поставила она семь колонн. Здесь она смешивает вино
самого прекрасного жертвоприношения. . . Сюда созвали не-
звапных, и они сошлись. Сошлись от всех народов и племен,
от всего образованного народа Европы: итальянцы, французы,
испанцы, швейцарцы, англичане, шотландцы, жители полярных
островов, сарматы, гунны, иллирийцы, скифы, сошлись с вос-
тока и юга, запада и севера» х.
20 августа 1586 года Джордано Бруно был записан в книгу
университета ректором Петром Альбином Нивемонтием 1 2.
В Германии Бруно пробыл с 1586 до 1592 года. Он попал
в новую для него обстановку. Университеты Тулузы, Окс-
форда, Парижа представляли собою цитадели католического
богословия. Важнейшие же университеты Германии разви-
вались в условиях происходившей в их стенах борьбы между
враждебными мировоззрениями.
Виттенбергский университет пользовался наибольшей по-
пулярностью среди германских университетов. Отсюда «мол-
ния, которую метнул Лютер, нанесла свой удар» 3.
Вот как характеризует Маркс Виттенбергский универ-
ситет:
«1502. Курфюрст Фридрих Мудрый Саксонский очень
дорожил основанным им в этом году (1502) университетом в Вит-
тенберге: монах — 1508 — Мартин Лютер был приглашен туда
на должность профессора богословия. . . Виттенберг вскоре
затмил Эрфуртский и Лейпцигский университеты» 4.
В Виттенберге, раньше чем где бы то ни было, началась
борьба вокруг учения Коперника.
В 1540 году учение Коперника было впервые изложено
в небольшой книжке его учеником профессором Виттенберг-
ского университета, математиком Ретиком. Впоследствии
Ретик опубликовал две главы из труда Коперника «О сторонах
и углах треугольника как плоских прямолинейных , так и сфе-
рических. . .».
1 Jordanus Brun u s. Opera latine conscripta, т. I, ч. I, стр. 21.
2 См. Chr. Sigwart.. Giordano Bruno vor dem Inquisitionsgericht.
Kleine Schriften, т. I, Tiibingen, 1880, стр. 49—124.
3 К. M a p к с и Ф. Энгель с. Соч., т. VIII, стр. 133.
4 К. Маркс п Ф. Энгельс. Соч., т. VII, ч. I, стр. 147. —
Здесь имеется в виду заря лютеранства, когда выступления Лютера имели
прогрессивный, революционный характер, когда он восставал против оби-
рания народа, против торговли индульгенциями, призывал к освобожде-
нию немецкого народа от экономического и политического гнета папской
иерархии.
234
Как только Мартин Лютер ознакомился с повой теорией
мироздания, он осудил учение Коперника как несовместимое
<•, религией.
В «Застольных речах» он говорит о Копернике: «Было
упомянуто о некоем новом астрологе, который намеревался
доказать, что земля приводится в движение и движется
вокруг себя, а вовсе не небо или твердь небесная, солнце и
луна; это все равно, как если бы кто находился на корабле
или в повозке и воображал, будто он сам находится в покое,
а земной круг и деревья движутся и вращаются; но дело об-
стоит таким образом: кто хочет быть умником, тому не нра-
вится то, что делают другие; ему хочется делать что-то по-
своему; ему кажется, что это и будет самое лучшее. Этот дурак
намерен перевернуть всю науку астрономии. Но, как свиде-
тельствует священное писание, Иисус Навин остановил солнце,
а не землю».
Лютер выразил взгляд всех церковников на учение Копер-
ника. Независимо от разногласий, все церковники сходились
на том, что учение Коперника несовместимо с рели-
гией.
Сподвижник Лютера Филипп Меланхтон, прозванный «учи-
телем Германии», также резко осудил учение Коперника.
В 1549 году вышла его книга «Начала физического учения».
Он говорил в ней: «В описании движений планет мы следовали
гипотезам Птолемея, которые освящены одобрением стольких
поколений и не могут быть нагло отвергаемы». Учение Копер-
ника он называет «явно нелепым мнением, присоединяться
к которому нечестиво и соблазнительно».
Меланхтон требовал, чтобы против учения Коперника
выступила государственная власть. «Необходимо побудить
начальствующих лиц, чтобы они всеми надлежащими сред-
ствами подавили столь злое и безбожное мнение».
Протестантские историки и биографы Бруно доказывают,
что Виттенберг был центром свободного просвещения. В под-
тверждение они приводят слова Джордано Бруно из «Прощаль-
ной речи» при отъезде из Виттенберга, где он говорит, что Вит-
тенберг — германские Афины, единственный город, в котором
он не подвергался преследованиям. Но они не понимают, что
«Прощальная речь» Джордано Бруно преисполнена иронии.
К тому же он прямо заявил в ней, что философия в Виттен-
берге вытеснялась богословием и наука не пользовалась
сочувствием.
В Германии в ту пору были широко распространены самые
фантастические религиозные учения; церковь вторгалась в до-
машние и семейные дела, деспотизм господствовал в быту;
преследовалось всякое проявление нецерковного духа, росло
235
х к 1пых-тнс> л произвол. Все это характерно для лютеранской
церкви XVI века1.
В 1557 году в ревизионном отчете курфюрста Августа Са-
ксонского сообщалось: «Дворяне и другие владетельные господа
повсюду откапывают малограмотных парней или негодных
ремесленников, а иной раз наряжают в священническое одея-
ние своих писцов, конюхов или наездников и рассылают их по
приходам, дабы не тратиться на их содержание и пользоваться
теми приходскими доходами, которые полагаются пастору».
Первые выступления Лютера сплотили вокруг него самые
разнообразные элементы — от умеренных до самых крайних.
Лютеранство ожесточенно боролось с анабаптизмом как с пле-
бейской ересью, насыщенной коммунистическими идеями.
Коммунизм был провозглашен Томасом Мюнцером. Он
обращался к крестьянству и городской бедноте с призывом:
«Братья! Мы все равны. Все мы дети одного отца. Но посмо-
трите, что сделали люди с этой заповедью. Как они разрушают
божье дело. Они создали титулы и привилегии. Для них —
белый хлеб, для нас труд, от которого мы изнемогаем. Для
них — пышные одежды, для нас — жалкие лохмотья».
В 1525 году Лютер и другие бюргерские руководители
реформационного движения перешли на сторону князей против
крестьянской революции. Лютер выступил с «посланием против
разбойников-крестьян», защищая собственность католических
монастырей, которым угрожали крестьяне.
Воззвание Лютера против восставших крестьян доказы-
вает, что протестантизм уже в самом начале выступил на защиту
частной собственности, против коммунизма. Страх перед наро-
дом, перед революцией толкал реформаторов на жестокое
подавление всяких проблесков самостоятельной мысли.
Между лютеранами и кальвинистами шла борьба по вопро-
сам о реальном присутствии Христа в таинстве евхаристии,
о предопределении и экзорцизме (заклинаниях) при крещении.
Но главной причиной раскола была поддержка, оказывае-
мая кальвинистами Генриху Наваррскому.
В связи с этим становится понятным, почему инквизиторы
интересовались отношением Бруно к Генриху Наваррскому.
Они желали таким образом выяснить, к какой ереси он примк-
нул — к лютеранству или кальвинизму. Его обвиняли в сочув-
ствии еретическому королю, а он возражал, ссылаясь на
высказанное им мнение о Генрихе как политическом деятеле,
который подчиняет вопросы религии интересам государства.
1 См. Д. Робертсон и И. Герцог. История христианской
церкви от апостольского века до наших дней, пер. проф А. П. Лопухина,
т. II. 1916, стр. 824.
236
«Спрошенный: — Имел ли беседы с королем Наварр-
ским и возлагал ли на него надежды, получая обещания под-
держки и милостей?
Ответил: — Я не знаю ни короля Наваррского, ни его
министров и никогда не встречался с ними. Когда мне прихо-
дилось высказываться о нем, я говорил, что он стал кальви-
нистом-еретиком лишь в силу необходимости, связанной с упра-
влением государством, ибо за ним никто не последовал бы,
если бы он не исповедовал ереси. Я выражал также надежду,
что если бы ему удалось умиротворить королевство, он под-
твердил бы установления предшествующего короля. В этом
случае я получил бы такие же милости, как от предшествующего
короля, а именно разрешение вести публичные чтения.
Спрошенный: — Не утверждал ли, говоря о короле
Наваррском, что надеется на великие дела с его стороны и что
мир нуждается в великих преобразованиях?. .
Ответил: — Я не говорил ничего подобного. Я восхва-
лял короля Наваррского не за то, что он примыкает к еретикам,
а по указанной выше причине. Я убежден, что он не еретик
и живет еретически лишь из желания царствовать. Я не при-
знаю также, будто существуют католические ереси» х.
Ни в сочинениях Бруно, ни в документах не указано,
где он высказывал это мнение, но совершенно очевидно, что
он мог говорить это только в Виттенберге.
Ибо возражая против плана саксонского канцлера-кальви-
ниста Николая Крелля — послать вспомогательные войска Ген-
риху Наваррскому как вождю протестантизма, — представи-
тели лютеранской партии приводили именно этот довод: Генрих
Наваррский в душе католик и пользуется кальвинизмом как
политическим средством для захвата власти.
В «Прощальной речи» Джордано Бруно, произнесенной или,
что более вероятно, только изданной им при отъезде из Виттен-
берга, есть ряд намеков на борьбу партий, вынудившую его
покинуть этот город. В издании латинских сочинений Бруно
эта речь напечатана в предисловии к книге «О луллиановой
лампаде».
«Что касается меня, то я был встречен вами с самого начала
и принят в течение года с таким гостеприимством, с таким
благоволением, как если бы я был вам родным или членом
семьи. Ко мне относились в вашем доме как угодно, но только
не как к чужеземцу. Что же, добрые боги, должен я сделать?
К музам, к самим музам воззвать, заклинать их, умолять,
благодарить. Я верю, что именно они побудили вас поступить
так, как бывает между государями, когда они обмениваются
Сб. «Вопросы исторпи религии и атеизма», стр. 360—361.
237
взаимными знаками благоволения и свидетельствуют об ува-
жении к господам, проявляя не меньшее внимание к последним
слугам и служителям.
Именно так и вы приняли меня, принимаете и в высшей
степени благосклонно относитесь вплоть до настоящего дня,
хотя я не имею у вас никакого имени, славы или влияния,
был изгнан из Франции волнениями, не был снабжен никакими
рекомендациями от государей, не был украшен (что обычно
подозрительно черни) никакими внешними знаками отличия
и не был проверен в догматах вашей религии (для таких людей,
в силу беспощадной строгости варваров и международного
права предателей и по наглому их обычаю, должно быть заперто
небо, а доступ на землю, существующую для всех людей и пред-
назначенную для общего или социального пользования, запре-
щен или дозволяется только на позорных и тягчайших усло-
виях). Меня даже не спрашивали о религии, а лишь просили
о том, чтобы я проявлял и выражал дух, не враждебный, но
спокойный и склонный ко всеобщему человеколюбию, и пред-
ставил свидетельства о занятиях философией (которыми я в выс-
шей степени горжусь и радуюсь, так как эта философия чужда
расколов и раздоров и ни в коем случае не подчинена времени,
месту и случайностям). Этого от меня требовали лишь для того,
чтобы я был столпом дворца муз. Этого для вас оказалось доста-
точно, чтобы занести меня в книгу университета, как достойного,
как того, кого вы приняли с величайшей любезностью, чтобы
он почитался в числе настолько благороднейших и ученейших
мужей, как если бы был допущен не только к частной школе,
не только к особому небольшому кружку, но ко всему универ-
ситету. К этому надо добавить, что когда я (по складу своего
ума) чрезмерно увлекался любовью к собственным мнениям
и излагал на своих публичных лекциях такие взгляды, которые
не только у вас не были одобрены, но также и в течение многих
веков как бы захлестывали и опровергали философию, приня-
тую повсеместно во всех странах, вы не устанавливали никаких
границ для философии и предпочитали в этого рода учениях
здравую умеренность, согласно которой иностранцы, еще не
прослушанные, не должны увлекаться этими науками, допуская
только тот вид физических и математических наук, который со-
гласуется с известного рода благочестием и притом более соот-
ветствует тому христианскому простодушию, какое одобряется
у вас. Вы увидели, что в вашей аудитории открыто излагается
то, из-за чего в университетах Тулузы, Парижа и Оксфорда
поднимался страшный шум. По существу эти мнения не проти-
воречат никоим образом определенного рода богословию и рели -
гии, ибо я хорошо знаю, что более ученые люди являются моими
сторонниками, но так как эти мнения новы и до сих пор еще не
238
признаны, то на первый взгляд они кажутся чудовищными,
странными и нелепыми. У вас, весьма склонных к благочестию,
не рекомендуется философствовать и проявлять в этом любо-
знательность и, повидимому, считается не положенным для
студентов долго задерживаться в философской аудитории,
чтобы не случилось так, что они откажутся посещать храм
одобряемого вами богословия или будут приходить туда с опо-
зданием и неохотой. А это произойдет, если образованные
люди ради изучения новейших наук начнут пренебрегать
старыми науками, и ради исключительных и вовсе не обяза-
тельных наук заставят себя ждать у порога святилищ.
Автограф Джордано Бруно в альбоме Варнедорфа.
И при всем том вы, по обычаю некоторых мест, не морщили
нос, не раздували ноздрей, не надували щек, не стучали крыш-
ками пюпитров, против меня не поднималась схоластическая
ярость, но по своей гуманности и учености вы держали себя
так, что мы все казались попеременно самыми учеными и вы,
и я и другие, и любой из нас. Вы относились к чужому духу,
как к больному, которого лечили искусством и терпением,
так что я и сам в глубине души не одобрял того, чему вы не сочув-
ствовали по своей склонности к древностям. Вы непоколебимо
хранили в неприкосновенности свободу философии, вы не запят-
нали чистоты своего гостеприимства, соблюдали сияние гор-
239
дости и чести университета, не нарушили старого обычая вести
дела с достоинством. Вы сочли недопустимым запретить ино-
странцу, общественному изгнаннику вступать с вами в общение
и разрешили ему вести у вас частные занятия и лекции, которые
до сих пор всегда запрещались» Г
- Дата, которой помечена эта речь — 18 сентября 1588 года,—
совпадает с датой, когда Бруно занес свой автограф в альбом
Варнедорфа.
Соломон и Пифагор!
Что есть то, что есть?
То же самое, что было.
Что есть то, что было?
То же самое, что есть.
Нет ничего нового под Солнцем.
Джордано Бруно
Ноланец.
Альбом Ганса фон Варнедорфа хранится в библиотеке
в г. Штутгарте.
«Прощальная речь» Бруно дает возможность выяснить ряд
вопросов, связанных с его биографией и мировоззрением. В осо-
бенности интересны те места, где он говорит о своих столкно-
вениях на диспутах во Франции и Англии.
Как во всех других известных посланиях Джордано Бруно
к ректорам и коллегиям профессоров университетов, эта речь
насыщена иронией. Ирония особенно остра там, где он восхва-
ляет «ученость» лютеранских богословов.’ Сатира окутана
тонким флером традиционных академических славословий.
Биографы Бруно до сих пор считали эту речь официальным
панегириком. Как и в послании к оксфордским профессорам,
Бруно стремился в почтительной, аллегорической и выдержан-
ной академической форме показать несовместимость богословия
и философии.
Из Виттенберга Бруно переехал в Прагу, где провел шесть
месяцев.
В Праге вышли две книги Бруно: «Об исследовании видов
и комбинаторной лампаде Раймунда Луллия» и «Сто шестьде-
сят положений против современных математиков и филосо-
фов». Второе произведение посвящено императору Рудольфу II.
Император Рудольф II был игрушкой в руках иезуитов,
с детства воспитывавших его в духе тупого ханжества.
Нравственная распущенность, бездеятельность, изнежен-
ность, страсть к церемониям и дворцовым развлечениям соче-
тались у Рудольфа с «упражнениями» в духе Игнатия Лойолы.
Он участвовал в монашеских процессиях, шел с факелом в руках,
1 Jordanus Brunus. Opera latin? conscripta, т. II, ч. II, стр. 230—
233.
210
с обнаженной головой и босыми ногами даже в жестокие зим-
ние морозы.
Иезуиты, управлявшие империей от его имени, не проти-
водействовали астрологическим и алхимическим увлечениям
императора. Он окружил себя всевозможными авантюристами,
якобы обладавшими тайными знаниями. Особенно увлекался
Рудольф кунсткамерой, которую устроил в своем дворце
в Градчанах. Он скупал книги, картины, старинные монеты,
редкости и всевозможные предметы, причудливой формы,
либо такие, которым приписывали магические свойства.
Болезненное воображение, тяга к магическим познаниям
и иезуитское ханжество не мешали, однако, императору прида-
вать алхимии прежде всего практическое значение. Он рассчи-
тывал с помощью алхимиков добыть золото или металл, похожий
на золото, чтобы стать богатейшим государем в Европе.
В обращении к императору, напечатанном в предисловии
к «Ста шестидесяти положениям против современных математи-
ков и философов», Бруно говорит: «По внушению человеко-нена-
вистнических злых духов и усилиями эриний преисподней, кото-
рые разжигают среди народов пламя ненависти, вместо вестников
мира появляются те, что выдают себя за Меркуриев, сошедших
с неба, и занимаются всевозможными обманами и мошенни-
чеством. Дело дошло до того, что человек ненавидит человека
больше, чем всех других животных, и борьба между людьми
«стала ожесточеннее, чем между другими животными. Закон
любви, распространенный широко и повсеместно, ныне с пол-
ным пренебрежением втоптан в грязь».
Защищая свободу человеческой личности и передовой науки,
Бруно говорит и о себе, и о тяжкой участи преследуемого
церковниками мыслителя: «Мы видим и не скрываем того,
что видим, и не боимся открыто проповедовать: непрерывная
война ведется между светом и мраком, и нам пришлось под-
вергаться ненависти, обвинениям, проклятиям и оскорблениям
со стороны тупой и невежественной толпы, вплоть до опасности
для самой жизни. . . Но мы преодолели опасности благодаря
руководству высшего света».
Аллегорическая форма высказываний Бруно не скрывает их
существа: он объявляет религию орудием человеконенавистни-
чества, разжигаемого в невежественных массах церковниками,
которые душат научное знание и преследуют мыслителей,
борющихся за свободу.
Не найдя в Праге благоприятной обстановки для распро-
странения своих идей, Бруно переехал в Гельмштедт (гер-
цогство Брауншвейг). На допросе в Венеции он кратко сообщил
инквизиторам, что получил от императора награду за посвя-
щенную ему книгу.
16 В. С. Рожицын
241
«С этими деньгами я уехал из Праги'и провел год в Юлиан-
ской академии в Брауншвейге. В это время случилось, что умер
герцог (на полях: еретиком). Я произнес речь при его погребе-
нии в присутствии многих других представителей универси-
тета. Сын покойного, его наследник, выдал мне в награду
<80 скуди» *.
В актах Гельмштедтского университета, сохранилась сле-
дующая запись:
«1589, января 13. Джордано Бруно Ноланец итальянец 1 _
1589, января 13. М. Юст Майер Новиомаг Гельдер J есплатно»
^Значение слова «бесплатно», приписанного с правой стороньз
от фамилий двух принятых новых членов университета, можно
истолковать в том смысле, что от них не потребовали оплаты
издержек на академическое празднество и подарков при всту-
плении в университет. Джордано Бруно не был принят в члены
университета, не получил права читать лекции, не был зачис-
лен в профессоры. Ему разрешили только вести вольные семи-
нары со студентами, желавшими заниматься вспомогательными
науками.
Герцог Юлий Брауншвейгский, умерший 3 мая 1589 года.,
один из немногих просвещенных государей той эпохи, оказы-
вал поддержку Бруно, но не мог защитить его от преследований
церковников.
Отношения между правительством и верхушкой лютеран-
ских церковников в герцогстве были враждебными.
В лице Юлия Брауншвейгского Бруно встретил государя,
который стремился к ограничению влияния церкви на госу-
дарство и сдерживал притязания церковников на власть.
В последних произведениях Бруно рассеяны похвалы Юлию
Брауншвейгскому за то, что он отказывался строить капища
для нечистых духов, т. е. «храмы божии», и убежища для мона-
хов-тунеядцев, и возвестил в своей стране мир, в отличие от
других стран, где свирепствуют религиозные войны. «Это чудо-
вище извращеннейшей папской тирании, это отрубленная
голова Горгоны, у которой вместо волос множество змей, и все
они действуют против бога, природы, и люди с нечестивыми
языками отравляют мир ядом гнуснейшего невежества и под-
лости. И вот мы узнаём, что, благодаря твоей доблести, эта
Горгона разрублена и выброшена из твоих владений. Этот
стальной меч, красный от крови убитого чудовища, мужество
непреклонного разума, которым ты прикончил этого ужасней-
шего зверя» 2.
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 339—340.
5 Jordanus Brunns. Opera latine conscripta, т. I, ч. I, стр. 48.
242
Приводим отрывок из речи герцога Юли > Брауншвейгского,
произнесенной 6 мая 1582 года, доказывающий, что Бруно
правильно определил его политику, враждебную притязаниям
богословов на власть в государстве: «Мы не позволим, чтобы
наши богословы управляли нами, ибо они так же подвластны
слову бога, как и миряне. Бог вовсе не собирается населить
небо одними только богословами, так как он пострадал не за
одних лишь богословов, а за все сословия мира, как за младших,
так и за старших, как за самых бедных, так и за самых богатых,
невзирая на лица. Мы находим, кроме того, что сами богословы
отличаются друг от друга, как небо от земли, ибо, к сожалению,
пи один из них не в состоянии жить с другими в мире, любви
и согласии, и в очень многом они зависят от своих человеческих
помыслов и мнений. Мы вовсе не хотим, чтобы богословы на-
ступили на нас сапогом, так как одной ногой они стоят на цер-
ковной кафедре, а другой норовят попасть в зал заседаний
государственного совета. II другие государи также не намерены
настолько уступать богословам, чтобы в результате вновь
разразилась над христианским миром религиозная война и
началась кровавая бойня. С этими завистниками и стремя-
щимися к власти головами нельзя строить и сохранять цер-
ковь. Богословы предписывают друг другу формулы прими-
рения, а по существу втихомолку затевают враждебные
козни» х.
После смерти герцога Юлия Брауншвейгского осенью
1589 года Бруно был отлучен от церкви суперинтендантом 1 2.
Об этом свидетельствует письмо Бруно к ректору универси-
тета Гофману от 6 октября 1589 года, в котором он выражает
протест против отлучения его от церкви 3.
«. . . Обращаюсь с протестом против приведения в испол-
нение общественной консистории этого, в высшей степени
несправедливого и лицеприятного приговора. . .
1 Цит. по книге: Н. Brunhofer. Giordano Brunos Weltan-
schauung und Verhangniss, 1882, стр. 72—73.
2 Глава церковного округа у протестантов (букв, «верховный надзп
ратель»),
3 Документальных данных об исходе дела об отлучении Бруно от
церкви и результатах поданного прошения не сохранилось. Ректор Гоф-
ман примыкал к реакционной церковной партии, был врагом философии,
а в начале XVII века прославился геростратовским выступлением против
просвещения. Предположение, что он мог поддерживать Бруно,
исключено.
Лютеранско-евангелическая церковь обладала в XVI веке органами
принуждения и суда, имевшими такой же характер, как католическая
инквизиция. Впервые инквизиция была введена в лютеранской церкви
н середине XVI века в Вюртемберге и вскоре стала обычным явлением.
Она существовала до 1824 года, когда, наконец, были уничтожены
церковные тюрьмы.
JG*
24.3
Если же против меня будет вынесено какое-либо законное
решение,. . . то я приму. . лишь бы оно совершилось со-
гласно закону, согласно изречению Сенеки:
«Кто выносит приговор, не выслушав другой стороны, хотя
должен судить по справедливости, — судит несправедливо»» 1.
Невидимому, Джордано Бруно был предан суду пресвите-
ра ума церковного конвента, в который входили два дирек-
тора — пастор и магистрат — и несколько заседателей-при-
хожан, по выбору и назначению директоров.
Этому суду подлежали не только лица, формально запи-
санные в число лютеран, но и все, кто пользовался правом
гражданства на территории, принадлежащей лютеранскому
государю. Церковный суд налагал кары двух видов: малое
и великое отлучение. Малое отлучение сопровождалось унизи-
тельными наказаниями в церкви перед прихожанами. Великое
отлучение представляло собою сложную процедуру лише-
ния всех прав гражданства.
Конвент имел право арестовать обвиняемого и заключить
ого в тюрьму. Осужденному запрещалось всякое участие в об-
щественных делах, кроме актов купли-продажи. У него отби-
рали оружие. Во время церковной службы осужденного выво-
дили в железном ошейнике на цепи на середину церкви и ста-
вили на колени.
Жертвой лютеранской инквизиции становились обычно
обвиняемые, принадлежавшие к неимущим классам.
При осуждении Бруно должна была быть произнесена
обычная формула, гласившая: «Любезные братья во Христе!
Джордано Ноланец в течение долгого времени пребывал
в грехе богохульства. Многократные увещевания словом бо-
жиим и наказания, налагаемые светской властью, не могли
направить его к христианскому благочестию.
Дабы паршивая овца не заразила все стадо господне, дабы
соблазнительный пример не повредил всей христианской об-
щине, дабы нас не постигли кара и гнев божий, мы, предста-
вители церковной власти, по тщательном обсуждении обстоя-
тельства решили:
(Джордано Ноланец) должен быть отлучен от церкви, как
недостойный, пока не исправится. Объявляем его недостойным
участия в тайной вечере христовой и отлучаем от нее.
Да не будет он восприемником ни при чьем крещении.
Да не присутствует ни в каком христианском собрании. Да
побудит его милосердный и всемогущий бог к сознанию грехов,
покаянию и исправлению».
Главой лютеранско-евангелической церкви в Брауншвейге,
1 Е. L. Th. Henke. Die Universitat Helmstadt im 16-ten Jahrhun-
dert. Halle, 1883, стр. 69.
244
судьей и обвинителем Бруно был суперинтендант церкви
Гильберт Воэт (или Боэций). Он относился к числу худших
«грамматиков», как называли гуманисты богословов и препо-
давателей в церковных школах, и заслужил прозвище Фала-
рида *.
В философской поэме «О безмерном и бесчисленном» Бруно
беспощадно разоблачает педанта-педагога, надутого и напы-
щенного «секретаря небес», мнимого знатока всей премудрости,
взбирающегося на церковную кафедру, чтобы осудить, выно-
сить приговоры и душить свободную мысль.
«Грамматики — самая наглая порода. Нет такого суждения
даже о самых трудных вещах, право на которое они бы не при-
своили себе с полным основанием в силу своего умения хитро
сплетать слова. . . Существует столько же разновидностей
богословов, сколько мелких монет. Ценность этих медных
монет уменьшается с каждым разом, изо дня в день и исчезает
по мере того, как они становятся легче, и появляется из утробы
гнуснейшее ханжество, злоба или какой-либо иной обман. Все
эти недостатки чаще всего сочетаются в ком-нибудь из педантов.
Это — высокогремящие секретари, грамматики латинские,
греческие, еврейские, сирийские, халдейские, а следовательно,
и теотоки 1 2. Как бы с высочайшего трибунала они выносят
суждения о раздорах среди философов, вступают в академии,
делают внушения, принимают решения без законного присут-
ствия сторон, приговора и изложения предмета тяжбы, ибо
все права и свет заключены в их святейшей груди архиучите-
лей. Ждут приговора: он приходит» 3.
Джордано Бруно говорит о педантах, грамматиках, фала-
ридах, мучителях и палачах школьников. Он имеет в виду
гнусную систему воспитания детей, царившую в школах, кото-
рые находились в ведении суперинтенданта. Читатели книг
Бруно прекрасно понимали его, так как знали острую сатири-
ческую характеристику грамматиков, данную Эразмом Рот-
тердамским в «Похвальном слове Глупости».
«Почтенные доктора грамматики, иначе педанты, рождены
злобной судьбой и гневом богов. Это люди, судьбу которых
нельзя достаточно оплакать, если бы я (Глупость. — В. Р.)
не сжалилась над их несчастьем и не смягчила их страданий
особого рода. Угодно вам познакомиться с ними? Пожалуйте
за мною. Эти важные господа словно преданы во власть фурий.
Они всегда голодны, они всегда грязны в своих школах или,
лучше сказать, в своих мельницах, принадлежащих им местах
1 Фаларид — тиран в Акраганте (Сицилия) с 570 по 554 год до на-
шей эры, прославившийся чрезвычайной жестокостью.
2 Букв, «рожденные богом» (греч.). — Ред.
3 Jordanus Brunns. Opera latine conscripta, т. I, ч. II, стр. 55—56.
245
пыток и казней, среди толпы детей Они глохнут от криков.
Они сохнут от вони. Неужели вам их не жалко? Но берегитесь
их. Я помогла им в беде. С моей помощью педанты воображают
себя первыми людьми в мире. . . Они выступают одновременно,
как тяжущиеся стороны, судьи и палачи. Они вполне подобны
ослу вз басни, который вообразил себя львом, потому что на
нем была львиная шкура».
Бруно примерно также характеризует Воэта и ему
подобных.
Некоторые сведения о жизни Джордано Бруно в Герма-
нии дает его ученик Иероним Бесслер 1 в одном из своих
писем, относящихся к апрелю 1590 года, он сообщает: «На
прошлой неделе мы с господином доктором были в Вольфен-
бюттеле, чтобы получить 50 флоринов, подаренных герцогом,
который проезжал через Гельмштедт. Удивительное и неожи-
данное событие. В пятницу происходил диспут с Гельден-
рейхом, причем Бруно встретил очень хороший прием. Что
же {касается работы, то он занимается ею с величайшим
усердием. Я опять получил от него для переписки новый трак-
тат об изыскательном искусстве. Сейчас занят медицинским
искусством по Луллию 1 2. К «Образам», о которых он много
говорит, перейдет, когда закончит эту работу. Он часто упо-
минает о них, а также о том, чтобы скорее получить произве-
дения, которые я переписываю».
А вот письмо Иеронима Бесслера об отъезде Джордано
Бруно из Гельмштедта: «22 апреля 1590 года. Против ожида-
1 Иероним Бесслер, студент из Нюрнберга, поступил в Юлианскую
академию в Гельмштедте 10 ноября 1590 года. В декабре он начал рабо-
тать у Брупо в качестве переписчика. В 1591 году Бесслер находился
в Падуе, куда он приехал, вероятно, вместе с Бруно. После ареста Бруно
Бесслер уехал в Нюрнберг.
2 Сообщение Бесслера об интересе Бруно к вопросам медицины под-
тверждается автобиографическими указаниями в неизданных латинских
сочинениях. Джордано Бруно написал два трактата по медицине. Это
главным образом выписки пз сочинений Раймунда Луллия и псевдо-
Альберта. Много места также уделено медицине в трактате «Об основах,
элементах и причинах вещей». Имеющееся в письме Бесслера упоминание
о диспуте с неизвестным нам Гельденрейхом, возможно, связано со следую-
щими словами Бруно: «Горячее, соединенное с горячим другого вида, не
оказывает помощи. . . В связи с этим дается повод для своего рода мании
некоторых медиков. Мне случалось видеть, как они вели диспут о мании
в одной германской академии. Они с величайшим ожесточением п ужасным
шумом опровергали одно лицо, защищавшее тезис о лекарстве против
мании, заимствованный им у Мезуе. Он доказывал, что нельзя при-
кладывать к голове для укрепления мозга мускус, мастику, ладан
и другие подобные им вещи, которые они противополагали сухости и
жару болезни. Этот добряк полагал, напротив, что следует лечить болезнь
сухими и жаркими средствами, тогда как его противники утверждали,
что подобными средствами он загонит больного в гроб. Бедняга расте-
рялся, не мог привести доводов в защиту и обоснование своих тезисов
246
пия господин доктор намерен задержаться здесь из-за отсут-
ствия дорожных повозок и чрезмерных запросов возниц.
И потому, чтобы дядя не искал нас напрасно в Магдебурге,
оказалось необходимым известить вас об этом письмом. Завтра
ждем повозки Остероха, который везет доктора Горста, юрис-
консульта, но очень сомнительно вернется ли он. Были и такие,
которые повезли бы в Магдебург, — тамошние горожане.
Но они так запрашивают, подобно горожанам Гельмштедта,
что доктор отказался пойти на столь большой расход и платить
совершенно несообразную сумму. Мясник запрашивал по три
четверти талера или по 15 гран и, кроме того, корм лошади
днем и вечером, да еще — на следующий день, когда он будет
возвращаться. А это, право, совершенно несправедливо. Так
что дела очень плохи. Не сможет ли господин Вольфганг дать
совет, как нам устроиться и, как, по его мнению, следует дого-
вориться? Ждем, чтобы он изложил это в письме»1.
Это один из немногих документов, бросающих свет на обста-
новку жизни Джордано Бруно. В этой обстановке нет ничего,
даже отдаленно похожего на таинственную легенду, которую
реакционные биографы пытаются создать вокруг его имени.
Это — жизнь бедного трудолюбивого ученого. 50 флоринов,
полученных в качестве подарка, — неожиданное и большое
событие. У Бруно настолько трудное материальное положение,
что сумма, запрашиваемая возницей, ему не по карману, и он
не может из-за этого выехать из Гельмштедта.
Бесслер рассказывает о своем учителе с уважением,
теплотой и сердечностью; невидимому, между гениальным
философом и его юным студентом установились крепкие узы
дружбы и они вместе преодолевали житейские трудности и
лишения.
и дошел чуть ли не до того, что готов был умолять своих противников
о прощении. Тогда мне пришло на ум, что быть может лучше всего было бы
лечить маниака, прикладывая к его голове снег или холодную воду,
и что, таким образом, целесообразнее всего бороться и с холодной и с го-
рячей болезнью. У противников не нашлось никаких возражений. Нам же,
на основании нашего учения, легко было представить доказательства,
заявив, что виды и природа жара весьма разнообразны; точно так же
и огонь по своему обычному значению и во всех своих видах превращается
в собственную противоположность, согласно знаменитому изречению
медиков: «Противоположности тождественны»» (Jordanus В г u nus.
Opera latine conscripta, т. Ш, стр. 519—521). Джордано Бруно боролся
с нелепостями средневековой медицины, которая приписывала каждой
болезни таинственные свойства «влажности», «сухости», «жара» и т. п.
и старалась изгнать болезнь из тела при помощи симпатических средств,
якобы обладающих такими же свойствами. Вместо этого Бруно пред-
лагал простые бальнеологические средства. — Ред.
1 Подлинники писем хранятся в Вольфенбюттельском архиве Гельм-
штедтского университета. Эти письма Бесслер адресовал своему дяде
врачу Вольфгангу Цейлейзепу.
£
Глава XVII
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ИТАЛИЮ
(1592)
Франкфурт. Издательство Вехеля. Цюрих. Падуя и Вене- -
ция. Культурная жизнь Венеции. Паоло Сарпи. Франческо
Патрицци
Во Франкфурт Бруно прибыл не раньше июня 1590 годя.
В конце апреля он еще находился в Гельмштедте, а затем наме-
ревался ехать в Магдебург искать издателя для своих руко-
писей.
Инквизиторам в Венеции он дал следующее показание:
«Уехав оттуда (из Гельмштедта. — Ред.), я прибыл во Франк-
фурт, где напечатал две книги, одну: «О минимуме», другую:
«О числе, монаде и фигуре».
Я провел во Франкфурте около шести месяцев и жил в кар-
мелитском монастыре, где поселил меня издатель, который,,
по договору, обязан был обеспечить меня жилищем.
Как я уже сообщал в другом показании, я получил во
Франкфурте приглашение от Джованни Мочениго (приехать,
в Венецию. — В. Р.)» \
Здесь Бруно нашел издателя, согласившегося выпускать-
его книги. Он заключил договор с фирмой «Иоганн Вехель».
Типография обязывалась содержать автора во время печатанпя-
книг и предоставить ему помещение.
В XVI веке не существовало авторского гонорара и автор-
ского права. Труд автора оплачивался, наряду с трудом типо-
графских рабочих, в течение всего времени работы по выпуску
книги. Если автор был беден, как Джордано Бруно, то изда-
тельство предоставляло ему жилье. Автор получал вознагра-
ждение не от издателя, а от лица, которому посвящал свою-
книгу.
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 340.
248
В рукописях, хранящихся в Государственной библиотеке-
СССР имени В. И. Ленина в Москве, среди собственноручных
записей Джордано Бруно имеется черновой набросок его-
прошения франкфуртскому сенату. В перечеркнутых строках
можно разобрать следующие слова: «. . . просит. . . нельзя
ли. . . на несколько недель поселиться в доме Вехеля. . .
предприятием которого пользуется для печатания. . . необхо-
димо внимательно наблюдать за. . . другие удобства. . . целе-
сообразнее для собственной работы. . . милость вашего пре-
восходительства. . . буду в высшей степени признателен».
В протоколах франкфуртского сената обнаружена следую-
щая запись: «2 июля 1590 года. Джордано Бруно Ноланец,
ученый естественной философии, обратился к сенату с просьбой
разрешить поселиться на несколько недель в здании типогра-
фии Вехеля».
В книге франкфуртского бургомистра кратко изложено
содержание прошения: «Четверг 2 июля 1590 года. Джордано
Бруно Ноланец, занимающийся естественной философией,
просил, чтобы ему разрешили проживать в течение нескольких
недель в доме книгоиздателя Иоганна Вехеля». Рядом мы ви-
дим решение бургомистра: «Его прошение надлежит отклонить
и пусть ему скажут, что он может тратить свои гроши в другом
месте» \
Очевидно, Бруно был отнесен к числу подозрительных
лиц, которым сенат отказывал в праве гражданства и житель-
ства в городе, хотя разрешение и спрашивалось лишь на непро-
должительный срок. Поэтому Вехелю пришлось поселить
Джордано Бруно в Кармелитском монастыре, служившем
гостиницей для приезжих из Италии. Настоятель монастыря,
глубокий старик, не лишенный наблюдательности, близко
познакомился со своим постояльцем и сумел оценить ум и эру-
дицию Бруно, хотя отзывался о нем с оттенком добродушной
иронии: «Это человек большого ума и образования, это — все-
сторонний человек, но он не признает никакой религии. Он
занимается, главным образом, тем, что пишет, химеризирует
и астрологизирует новые вещи».
Связь Бруно с издателем Вехелем носила не только дело-
вой, но и личный характер. Он был давно знаком с ним. Изда-
тельство Вехеля раньше находилось в Париже. Оно было осно-
вано Христианом Вехелем и принадлежало к числу старейших
книжных предприятий. В 1554 году оно перешло к Андреасу
Вехелю. В 1569 году парижский парламент предал Вехеля суду
по обвинению в издании протестантской и враждебной церкви
1 Цит. по книге: Christian S i g w a r t. Die Lehensgeschichte Gior-
dano Bruno’s. Tiibingen, 1880.
24'i
литературы. Имущество его было конфисковано, типография
подверглась разгрому, а склады с книгами сожжены.
Накануне Варфоломеевской ночи (23/24 августа 1572 года)
Андреас Вехель был внесен в списки гугенотов, которые должны
были быть умерщвлены. В это время у него в доме находился
приехавший из Англии Филипп Сидней. Они были предупре-
ждены об опасности и спас лись, переселившись во дворец англий-
ского посла Френсиса Уолсингэма. Затем благополучно перешли
границу и прибыли во Франкфурт.
Во Франкфурте Андреас Вехель восстановил свое изда-
тельство. В 1581 году он умер, завещав дело зятьям, француз-
ским эмигрантам Жану Обри и Клоду Мари. Клод Мари пере-
нес свою издательскую деятельность в другой город, а Жан
Обри под маркой «Иоганн Вехель» продолжал издавать книги
во Франкфурте совместно с Петером Фишером.
Бруно опубликовал у Вехеля свою философскую поэти-
ческую трилогию «О тройном наименьшем и об измерении»,
«О монаде, числе и фигуре» и «О безмерном и бесчисленном».
Разумеется, он не мог написать эти три книги, образующие
в целом важнейший раздел его философских сочинений, в тече-
ние своего кратковременного пребывания в этом городе. Неви-
димому, он только подготовил к печати рукописи, для которых
не находил прежде издателя. Кроме этих рукописей, у него
были еще и другие, входящие в состав «Московского ко-
декса». Часть их была переписана впоследствии Кесслером
в Падуе.
Очевидно, Бруно предложил Вехелю несколько своих гото-
вых работ. Издатель предоставил автору полную свободу
в отношении объема и содержания этих трудов.
Философская поэма в стиле и духе Лукреция «О безмерном
и бесчисленном», вероятно, была начата Джордано Бруно
еще во время пребывания во Франции.
Книга «О тройном наименьшем и об измерении» уже наби-
ралась, и Джордано Бруно читал корректуру последнего
листа, когда, как писал Вехель, автор по какой-то причине
вдпуг покинул Франкфурт.
«Он не только собственной рукой делал рисунки для изда-
ния, но сам держал корректуру своих трудов. Когда остава-
лось в последний раз, так сказать, сесть в кресло, он по какой-то
причине был оторван от нас, не успев закончить этот труд, как
п другие, и поэтому в письме просил, чтобы, если судьба не
позволит ему (лично присутствовать), мы действовали от его
имени» Ч Не исключено, что сенат, запретивший Джордано
1 Цит. по книге: Th. A. R i х п е г und Th. S i b е г. Leben und
Lehrmeinungen beriihmter Physiker am Ende d. 16. — Anfang d. 17.
Jahrhunderts. Salzbach, 1824.
250
Бруно поселиться в 1’ороде, потребовал, чтобы он немедленно
покинул Франкфурт. Бруно пришлось оставить работу неза-
конченной и в конце года уехать в Цюрих к своему ученику
Иоганну Генриху Гайнцелю фон Дегерштейпу, уроженцу Аугс-
бурга.
Отец Гайнцеля был членом Совета семи в Аугсбурге и
боролся с лютеранской партией. Его сын подвергся преследо-
ваниям и вынужден был покинуть город. Он переехал в Цюрих,
где приобрел поместье и замок Эльгау. Бруно провел здесь
несколько месяцев в кругу ученых, объединенных Гайн-
целем.
Об этом рассказывает в посвящении к посмертному изданию
книги Джордано Бруно «Свод метафизических терминов»
его другой ученик, Рафаэль Эглин.
«Сыну Иоганна Гайнцеля, благороднейшему юноше, Фрид-
риху Салицийскому. . .
Посвящаю тебе, благороднейший Фридрих, реликвии мета-
физики Джордано Бруно Ноланца, реликвии, говорю, ибо
он сам полностью обработал и изукрасил этот светоч до исхода
своего бытия. Стоя на одной ноге, он одновременно и обдумывал
и диктовал, насколько могло поспевать за ним перо, такой
быстрый ум был у него и такая мощь мысли. Я надеюсь, что
эта книжка, подготовленная мною, и не слишком уклоняющаяся
от учения перипатетиков, окажется полезной и будет принята
всеми учеными, кто, как говорится, с порога приветствует
учительницу философии логику и кормилицу логики — фило-
софию. Очень большое значение для исследования вещей и пра-
вильной передачи их будет иметь объяснение этих терминов,
гак как на основании их они смогут высказываться обо всех
вещах, сообразно различно видоизмененным доводам, или
указательно (если говорить вместе с Джордано), или имени-
тельно, утвердительно или отрицательно, сообразно предмету,
пли сообразно сходству, в прямом пли косвенном смысле.
Ввиду этого и тем более я полагал полезным опубликовать
эту книжку для всеобщего блага. ..Ия особенно настойчиво
напоминаю о Джордано Бруно, который был с нами у благород-
нейшего господина отца твоего в прошлую осень. Это дар,
который под твоим покровительством предназначается для
образованных людей. Прими же эту книгу, как подарок, до-
стойный твоих добрых отношений к проницательнейшему
человеку. . .
В Цюрихе, 6 мая, 1595 года».
В этом сообщении поражает явное хронологическое несоот-
ветствие, породившее ряд недоразумений у исследователей
Бруно. Из посвящения, написанного Рафаэлем Эглином, выте-
кает, что Джордано Бруно пользовался гостеприимством
251
Иоганна Гайпцеля осенью 1594 года, между тем в 1592 году
<>п был ужо арестован. Кроме того, публикуя посмертную
работу Бруно в 1595 году, Рафаэль Эглин считает его уже мерт-
вым, в то время как он находился тогда в тюрьме римской
инквизиции.
Это объясняется тем, что Эглин приступил к подготовке
и изданию труда Бруно в 1592 году, вскоре после получения
известия о том, что автор попал в руки инквизиции. Дата же
поставлена позже, когда книга была сдана в печать, т. е.
в 1595 году.
Точно определить время пребывания Бруно в Цюрихе
трудно. Латинские поэмы вышли после его отъезда из Гер-
мании .
Книготорговцы в те времена выпускали каталоги с переч-
нем книг, появляющихся на франкфуртской ярмарке и пред-
назначенных, главным образом, для экспорта в католические
страны. В одном из таких каталогов указаны следующие вы-
шедшие книги Джордано Бруно:
«Джордано Бруно Ноланец. «О тройном наименьшем».
1591. Весенняя ярмарка.
Его же. «О монаде, числе и фигуре» (книга), а также «О
бесчисленном, бесконечно великом и невообразимом» (книга).
1591. Осенняя ярмарка.»
Его же. «О сочетании образов, знамений и идей». 1591.
Осенняя ярмарка».
Биограф Джордано Бруно Зигварт обнаружил впослед-
ствии во франкфуртских архивах документ, свидетельствующий
о том, что цензура разрешила к печати одну из книг Джордано
Бруно: «Иоганну Вехелю: Латинскую книжку, напечатанную
иноктаво, Джордано Бруно Ноланца, название которой «О трой-
ном наименьшем и об измерении», разрешено печатать младшим
консулом Н. Грпфпем, понедельник 17 марта, года 1591».
Остальные книги Джордано Бруно выходили, невидимому,
без цензурного разрешения. Во всяком случае в архивах Франк-
фурта не было найдено больше никаких разрешений.
В XVI веке Франкфурт вел особенно оживленные торговые
сношения с Венецией. На книжных ярмарках весной и осенью
итальянские книготорговцы закупали книги и тайно пере-
сылали их через границу венецианской области. Разумеется,
инквизиция вела борьбу с франкфуртской книжной торговлей.
Это ярко иллюстрирует декрет, вышедший 16 марта 1589 года.
Римская инквизиция обращалась к венецианскому духовенству
и инквизиторам с требованием строго соблюдать запрещения,
налагаемые на печать.
«Ввиду поступивших сведений о запрещенных книгах,
постановлено написать апостолическому нунцию в Венецию,
252
чтобы он позаботился выяснить, где печатаются запрещенные
книги, а также сообщить ординарным послам и инквизито-
рам, чтобы они подвергали книги просмотру, выяснили, что
:>то за книги, производили их изъятие, не позволяли печа-
тать и соблюдали установления, относящиеся к книгопе-
чатанию, а именно — не допускать издания книг без разре-
шения».
Невидимому, римская инквизиция была осведомлена о про-
никновении запрещенной литературы в Италию через герман-
скую границу. Инструкции инквизиции предписывали вести
самое тщательное наблюдение за северной границей. Шпио-
нам было приказано выслеживать контрабандистов, но не
захватывать их на границе, а выяснять, куда направляют-
ся тюки с книгами, чтобы арестовывать и продавцов и чита-
телей.
Изданные во Франкфурте книги Бруно получили широкое
распространение. Прежние его книги, особенно опубликован-
ные в Англии, выходили очень небольшим тиражом и сохра-
нились лишь в случайных единичных экземплярах. Франк-
фуртская книжная ярмарка сделала книги Бруно достоянием
большого круга читателей. В сущности, только с этого времени
начинается его литературная известность. Однако в XVII веке
почти все франкфуртские издания исчезают и никем не упоми-
наются. Напротив, несколько уцелевших экземпляров итальян-
ских диалогов пользовались во второй половине XVIII и в нер-
пой половине XIX вока известностью.
Тесную связь с Италией Бруно установил через своих уче-
ников. В Падуе и Болонье, старых центрах гуманистиче-
ского просвещения, находилось в то время много немецких сту-
дентов.
Международная обстановка, казалось, благоприятствовала
возвращению Джордано Бруно в Италию. Папская власть
переживала очередной кризис.
В 1590 году умер папа Сикст V, как говорили, отравленный
своими врагами. Во время кончины Сикста V сильная буря
свирепствовала над Квириналом в Риме. В народе говорили,
что это дьявол явился за душою папы. Вслед за смертью нена-
вистного папы вспыхнуло народное восстание. Толпа разбила
и бросила в Тибр статуи Сикста V, сорвала и уничтожила его
гербы, разгромила дворцы его приближенных.
Бруно перешел границу Венецианской области и по горным
тропам направился в Падую. Вернее всего, он воспользовался
услугами книготорговцев, которые возвращались с контрабан-
дой из Франкфурта. Если основываться на показаниях Бруно
в венецианской инквизиции, это было в сентябре или октябре
1591 года.
253
В самом начале XVII века, в 1606 году, издательством Ве-
хеля была опубликована переписка гуманиста Ацидалия
(Валента Гавекенталя), в которой говорится, что о возвращении
Бруно в Италию стало известно в кругах образованных людей
уже в конце 1591 года *. Ацидалий жил в Болонье и писал
оттуда своему другу Михаилу Форгачу, который прежде учился
н Виттенбергском университете, а потом продолжал образо-
вание в Падуе.
В письме от 21 января 1592 года Ацидалий спрашивает:
«Хочу узнать, — тот ли это Джордано Бруно, с которым ты
был знаком в Виттенберге, — Ноланец? — Говорят, теперь
он живет и преподает у вас в Падуе. Так ли это? И что он за
человек, если осмелился вернуться в Италию, откуда, как сам.
признавался, некогда спасся бегством? Поразительно! Пора-
зительно! Все еще не смею верить, хотя слышал это от людей,
в высшей степени заслуживающих доверия. Сообщи, как по
твоему, — правда это или ложь?».
В другом письме к Михаилу Форгачу, от 8 марта 1592 года,
Ацидалий опять упоминает о Бруно: «Передаю различные-
невероятные сведения, доходящие до меня ежедневно. Сообще-
ние о другом софисте (Джордано Бруно. — Ред.) меня даже
не изумляет, ибо слышу о нем ежедневно самые разнообразные
и маловероятные вещи» ”.
В переписке Ацидалия есть еще одно упоминание о Джор-
дано Бруно. В письме к гуманисту Асканию Персио в марте
1593 года Ацидалий сообщает, что слухи о возвращении Бруно-
в Италию подтвердились, он действительно живет и преподает
в Падуе. Письма Ацидалия — последний документ о Джор-
дано Бруно перед его арестом инквизицией.
Мотивы, побудившие Бруно переехать в Падую, вполне
понятны. Падуя была крупнейшим культурным центром Ита-
лии конца XVI века.
В Венеции — политическом центре независимой части Ита-
лии — имелось несколько академий, но не было университета.
В Падуанском университете читали лекции прогрессивные
ученые того времени. В 1590 году в Падуе преподавал круп-
нейший итальянский философ конца XVI века Чезаре Крс-
1 Ацидалий при жизни ничего не опубликовал. Он умер от тубер-
кулеза, когда ему было всего 28 лет. В год его смерти в Ганновере вышел
памфлет под названием: «Новое рассуждение против женщин,^ в кото-
ром доказывается, что женщина — пе человек». Вокруг этой брошюры
поднялась целая буря. Церковь осудила ее как еретическую. Это была
сатирическая пародия па церковные диспуты о наличии души у жен-
щины. Привлеченный к суду издатель заявил, что рукопись была полу-
чена им от Ацидалия.
» Цит. по книге: Th, А. В ixner und Th. S i be г. Leben und Lehr-
meinungen berubmter Physiker. V H. G. Bruno, 1824.
254
монини (1550—1631) \ философские взгляды которого пользо-
вались большой популярностью. В сентябре 1592 года, когда
Бруно уже находился в застенках инквизиции, в Падую был
приглашен для преподавания Галилео Галилей.
Из Падуи Бруно переехал в Венецию. В Венеции он оста-
новился в гостинице, несколько раз ездил в Падую и лишь
затем решил поселиться в доме Джованни Мочениго.
Находясь в Венеции, Бруно писал книги, подготовлял
к изданию свои рукописи, поддерживал теснейшую связь
с издательствами Вехеля во Франкфурте и Лазаря Цецнера
в Страсбурге, посещал академии, знакомился с выдающимися,
представителями гуманизма, бывал в книжных лавках, рабо-
тал в библиотеках.
1 С 1579 по 1590 год Чезаре Кремоиини преподавал в университете
в Ферраре. Он был последователем Помпонацци. В вопросе о душе он
склонялся к признанию единства духовного и материального и отрица-
нию личного бессмертия. Церковники возбудили против Кремонипп пре-
следование. Он нашел поддержку средн профессоров и студентов Фер-
рары. Феррара в то время еще не входила в Папскую область, и инкви-
зиция столкнулась с противодействием светской власти. Герцог Альфонс
передал дело Кремоиини комиссии из светских магистратов. Кремоиини
избежал тюрьмы инквизиции, но был вынужден покинуть Феррару и
переехать в Венецианскую область.
В Падуе Чезаре Кремоиини вел преподавание в течение сорока лет.
Большинство сочинений Кремоиини посвящено изложению учения Ари-
стотеля, за исключением «Размышления о душе», которое послужило при-
чиной преследований Кремоиини со стороны инквизиции. Философские
работы Кремоиини имели некоторое значение для развития атеистиче-
ского мировоззрения. Он полагал, что правильное развитие идей Аристо-
теля заключается не в том, чтобы применять их к толкованию священного
писания, а в том, чтобы продолжать по предначертанному им пути изу-
чение природы. Кремоиини формально подчинялся церковному учению,
как предписанной догме, но полагал, что наука не терпит вмешательства
религии. Если научные положения находятся в противоречии с писанием,
то необходимо делать из них соответствующие выводы, ибо опыт выше
буквы, даже священной.
Кремоиини считал, что знание опирается на опыт. Знания человека
о сверхчувственном ни на что не опираются. Вместе с тем, теряют свою
силу и доказательства бытия божия. Ни одно из них не может быть при-
знано достоверным, в том числе и вечное движение неба. Единственное
место для бога в системе Кремоиини находилось в его отождествлении
с высшими интеллигенциями и целесообразностью мира как целого. Но
именно поэтому он отвергает представление о боге как первом двигателе.
Движение само производит себя. Природу и ее законы необходимо
изучать независимо от допущения бытия бога.
Учения Коперника Кремоиини не принимал. Рассказывали, что он
отказывался пользоваться астрономической трубой Галилея, боясь, как
бы она не поколебала физики Аристотеля. Кремоиини признавал всеоб-
щую одушевленность и полагал, что каждое материальное явление за-
ключает в себе свою душу. Кремоиини получил прозвище «возрожденный
Аристотель», так как весь смысл своего учения он видел в восстановлении
истинного Аристотеля, не искаженного церковниками.
255
г В конце XVI пека Венеция стала мировым центром распро-
странения итальянской философии. Только в Венеции еще
продолжали издавать светские книги. В остальной Италии
светские издательства прекратили свою деятельность из-за
террора инквизиции. Зачастую в те времена ценность книги
определялась тем, что она издана в Венеции. Поэтому многие
издательства, находившиеся в других городах, ставили на
книгах штамп Венеции.
Венецианские академии и библиотеки также способствовали
распространению новых идей. В этот город стекалась светская
интеллигенция из других областей Италии, спасаясь от инкви-
зиции и преследований.
Академии появились в Венеции, как в Неаполе и Флорен-
ции, в середине XV века. Одной из наиболее известных была
академия «Славы», организованная издателем Паоло Ману-
цио. По количеству членов эту академию сравнивали с уни-
верситетом. Академии в Венеции занимались прежде всего
математикой. Для потребностей венецианской торговли, свя-
занной с мореплаванием, необходимы были математика, меха-
ника и астрономия.
Изучение истории Венеции также было подсказано жизнью
и стало политически необходимым для защиты прав респуб-
лики на принадлежащие ей территории, многочисленных при-
вилегий и договоров с соседними государствами. В академии
выступал первый крупный историк Венеции Маркантонио
Сабелликус, который изложил историю республики от ее
основания до 1484 года. В XVI веке наиболее выдающимися
представителями венецианской исторической школы были Ан-
дреа Наваджеро, Пьетро Бамбо, Паоло Парута, имя которого
будет упоминаться в связи с процессом Джордано Бруно,
Паоло Сарпи и Андреа Морозини.
Наконец, венецианская аристократия, для которой упра-
вление государством было наследственной привилегией, нуж-
далась в хорошем общем образовании. Особый интерес вене-
цианская знать проявляла к искусству, на которое тратились
огромные суммы. При этом большое внимание уделялось при-
кладному искусству. Особенно процветали в Венеции ювелир-
ные мастерские и фабрики художественных шелковых и бар-
хатных тканей.
Такие мастера искусства, как Джакопо Сансовино и Тициан,
пользовались большим уважением и имели доступ в аристо-
кратические дома. Поэзия была излюбленным занятием вене-
цианской аристократии, выдвинувшей в XVI веке ряд
поэтов — Джакопо Мочениго, Доменико Веньеро, Дорджо
Градениго. Многие писатели и поэты, преследуемые инквизи-
цией, находили приют в Венеции.
256
Джордано Бруно в Венеции не выступал публично. Здесь,
как и в Падуе, он ограничивался беседами в книжных лавках,
университетских аудиториях, где обычно собирались гума-
нисты, и в частных академиях.
С 1550 года начала существовать академия Морозини,
носившая название «Пилигримы». В распоряжении этой ака-
демии были две типографии и обширная библиотека. Собрания
академии происходили во дворцах членов академии или в садах
Мурано. Эта академия пользовалась огромным влиянием.
Ее основатель Морозини (1558—1616) был крупным ученым,
политиком и историком Венеции.
Академия Морозини не была атеистическим кружком, но
здесь свободно излагали свои взгляды ученые разных напра-
влений. Ее посещали члены правительства Венеции Донато
и Контарини. Здесь выступал позже Галилео Галилей. Дея-
тельным членом академии был враг папства, выдающийся писа-
тель, автор первой истории инквизиции Паоло Сарпи. Наряду
с представителями знати, академию посещали также пресле-
дуемые церковью гуманисты, часто вынужденные жить на сред-
ства покровителей наук. Морозини приглашал в свою акаде-
мию ученых, не считаясь ни с их положением в обществе, ни
с их отношением к церкви.
В самом конце XVI—начале XVII века в Венеции разыгра-
лась борьба между церковью (за подчинение ей государственной
власти) и государством (за освобождение от влияния церкви).
Проводником и идеологом политики ограничения влияния
церкви был Паоло Сарпи. Некоторые биографы Джордано
Бруно полагают, что он был знаком с Паоло Сарпи и встре-
чался с ним, но, к сожалению, в документах мы не находим
подтверждения этому. Несомненно одно: оба мыслителя
слышали и знали друг о друге.
Паоло Сарпи (1552—1623) — борец за независимость и
величие светского государства — был государственным совет-
ником республики, знатоком дипломатии, политики и истории.
Это был всесторонне образованный человек, писавший по во-
просам физики, математики, философии.
Биография Паоло Сарпи до того, как он стал советником
Венецианской республики, не представляет интереса. Он всту-
пил в орден францисканцев-сервитов, юность провел в Вене-
ции, в 24 года стал провинциалом ордена, был духовником
кардинала Карло Борромео. Некоторое время жил в Неаполе.
Дж. Баттиста делла Порта писал о Сарпи: «В Венеции я
познакомился с Паоло Венецианцем, тогда провинциалом
ордена сервитов, теперь его прокуратором. Он научил меня
многому, в чем не только не стыжусь признаться, но даже
горжусь. Я не знаю никого, о ком можно было бы сказать,
17 В. С. Рожицын
257
в такой мере как о нем, что он родился для того, чтобы быть
энциклопедистом: не знаю более ученого человека с таким
утонченным умом. Он — украшение и гордость не только
Венеции, но и всего земного круга».
К папской власти Паоло Сарпи относился враждебно.
Он называл церковь «великой блудницей» и часто говорил:
«Венецианцами мы родились, а католиками стали».
В качестве советника республики Паоло Сарпи разбирал
дела о выдаче Венецией лиц, вызываемых инквизицией на суд.
В 1606 году венецианская инквизиция арестовала двух
монахов и предъявила им тяжелые уголовные обвинения.
Папский нунций потребовал передачи их церковному суду.
Республика отказала, руководствуясь положением, выдвину-
тым ею во время процесса Бруно — венецианские подданные
не подлежат выдаче Риму. В это время папой был Павел V
(Камилл Боргезе). Он поручил кардиналу-инквизитору Бел-
лармино обосновать требование Рима.
Беллармино и Сарпи обменялись официальными письмами,
в которых защищали права своих правительств. Когда респуб-
лика отказалась выдать монахов, Павел V наложил интердикт
на Венецию. В ответ на это венецианское правительство совер-
шило неслыханный в истории акт: приказало духовенству,
не считаясь с запрещением, совершать службы.
Монашеские ордена по приказанию папы устроили враждеб-
ную демонстрацию. Иезуиты, за ними театинцы и капуцины
в торжественной процессии покинули пределы Венецианской
республики, проклиная ее, и направились в Рим. Народ
провожал их криками: «Никогда не возвращайтесь».
По поручению Совета десяти, Сарпи написал несколько
политических трактатов против папской власти: «Рассуждение
о цензуре», «О праве убежища» и «Трактат об интердикте».
Вскоре после этого в Венеции было запрещено строить новые
церкви и монастыри без разрешения правительства.
Папская власть считала Паоло Сарпи главным виновником
этой враждебной ей политики. 23 октября 1605 года ему было
предложено в трехдневный срок явиться в Рим, в инквизицию.
Он отказался. Инквизиция послала к нему своего агента Кас-
пара Шоппе, которого с полным основанием называли «злове-
щей черной вороной». Он появлялся всюду, где церковь творила
расправу: в суде над Джордано Бруно, при осуждении Кам-
панеллы, накануне покушения на Паоло Сарпи.
Каспар Шоппе передал Паоло Сарпи от имени генерального
инквизитора Роберта Беллармино недвусмысленно выражен-
ную угрозу: папа лично оскорблен и считает Сарпи виновником
всего происшедшего; если Паоло откажется ехать в Рим,
руки папы дотянутся до Венеции. В 1607 году на Сарпи ночью,
258
когда он возвращался после заседания Совета республики,
было совершено нападение. Двумя ударами стилета он был
поражен в шею и одним в лицо. Стилет вонзился под пра-
вым ухом, застрял в носовой кости и сломался.
Врач Аквапенденте, лечивший Сарпи, сказал, что никогда
не видал такой удивительной раны, нанесенной стилетом.
Пользуясь игрой слов, Паоло Сарпи ответил: «Это стиль
римской курии». Он добавил, что кинжалы убийц Варфоломеев-
ской ночи сделаны на той же фабрике.
Ценнейшее историческое исследование Паоло Сарпи «Исто-
рия Тридентского собора» вышло из печати в Лондоне под
псевдонимом Пьетро Полано. Книга выдержала много изданий
почти на всех европейских языках.
Для своей работы Сарпи использовал совершенно новые
источники. Вместо официальных версий, отраженных в реше-
ниях Собора, он обратился к воспоминаниям кардинала Карло
Борромео, Камилло Олива и др. В его распоряжении были
также тайные донесения венецианских послов, которые знали
больше, чем сами участники Собора.
На основании документов Сарпи показал, как фабрикова-
лись церковные догматы на Тридентском соборе и с какими
сомнениями утверждали его участники так называемые непо-
грешимые догматы религии. Сарпи доказывал, что «Тридент-
ский собор руководствовался святым духом, прибывшим не
с неба, а в почтовой сумке из Рима».
Жизнь Паоло Сарпи описана его другом Фульдженцио
Миканцио, также консультантом республики, одним из горячих
сторонников и защитников Галилея. Миканцио оставил инте-
ресные работы и об умственной жизни в Венеции и, в частности,
об академии Морозини, где бывал Бруно.
В то время, когда Бруно еще находился на свободе, в Ве-
неции вышел из печати одни из крупнейших философских
трудов эпохи Возрождения — произведение Франческо Патриц-
ии «Новая философия о вселенной». В приложении к ней он
напечатал ряд философских апокрифов: 320 оракулов Зоро-
астра, собранных у Платона, книги и фрагменты Гермеса Три-
смегиста, три книги ученика Асклепия, материалы о мисти-
ческой философии египтян и т. д. Эти имена служили для при-
крытия взглядов, которых инквизиция но допустила бы, если
бы они не приписывались древним философам.
Франческо Патрицци (1529—1597) родился в подвластной
Венеции области Истрии1. О своей жизни он рассказывает
1 Когда Патрицци было девять лет, родители привезли его в Падую,
где ои и получил прекрасное образование. В 1553 году он издал в Венеции
четыре небольшие книги, посвященные главным образом вопросам искус-
ства. В 1561 году он уехал па о. Кипр. Здесь он провел семь лет, тщетно
17*
259
в посвящениях к своим философским произведениям. Ему
пришлось много скитаться по Франции, Испании и Греции.
Важнейшая его книга — «Перипатетические рассуждения» —
вышла в Базеле в 1571 году. В ней Патрицци стремится раз-
венчать авторитет Аристотеля как главную опору средневе-
кового схоластического миросозерцания.
Критику Аристотеля Патрицци начинает с того, что предъяв-
ляет ему те же обвинения, которые выдвигались против него
в древности и в средние века. Затем Патрицци переходит к дока-
зательству, что Аристотель не был автором большей части при-
писываемых ему книг. Некоторые из его собственных книг
обработаны его учениками, некоторые же состоят из заимство-
ваний у других философов, сочинения которых до нас не дошли.
Патрицци приходит к заключению, что из всего мнимого насле-
дия Аристотеля ему принадлежат только четыре труда: «Механи-
ка» и книги, направленные против Ксенофана, Горгия и Зенона.
Патрицци не выступал прямо против Аристотеля. Его исход-
ным положением было признание того, что Аристотель выра-
жает дух и характер всей античной философии.
Как и все «платоники» эпохи Возрождения, Франческо Па-
трицци критикует Аристотеля с точки зрения Плотина. В проти-
воположность Аристотелю, приписывающему богу роль первич-
ного двигателя, он выдвигает идею бога, как простейшего и
единого высшего бытия, заключающего в себе всю вселенную.
Бруно отрицательно относился к Патрицци. Вероятно, это
объясняется тем, что Патрицци отвергал Аристотеля в целом,
С идеалистической точки зрения платоновской философии,
тогда как Бруно отвергал перипатетические извращения Ари-
стотеля, критиковал его идеализм.
Из обстановки, описанной нами, видно, что в самом факте
приезда Джордано Бруно в Венецию не было ничего безрассуд-
ного. Бруно проявил в данном случае столько же смелости,
сколько благоразумного расчета и трезвой выдержки.
Он не сразу отозвался на приглашение Мочениго и вначале
поселился в гостинице. Он долго приглядывался к нему и пере-
ехал в его дворец лишь за два месяца до ареста.
Разумеется, даже Бруно при всей его проницательности
трудно было предвидеть, что он окажется жертвой страшного
предательства.
пытаясь выкарабкаться из нищеты. Это была самая тяжелая полоса его
жизни. Его спас архиепископ кипрский Филиппо Мочениго, с которым он
переехал в Венецию, а затем в Падую, где и начал свою литературную
деятельность. В течение 17 лет Патрицци преподавал философию Платона
и Ферраре. Один из его бывших слушателей — Альдобрандини (впо-
следствии кардинал, а затем папа Климент VIII)—пригласил его в Рим.
260
"d
Глава XVIII
ВЗГЛЯДЫ БРУНО В ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ
ЕГО ЖИЗНИ
Философские поэмы франкфуртского периода. Сенсуалисти-
ческий материализм Бруно. Атомистика Бруно
В латинских трактатах Бруно, рукописи которых хранятся
в Государственной библиотеке имени В. И. Ленина в Москве,
Бруно освещает вопросы атомистического материализма и
корпускулярного строения материи, давая естественнонауч-
ное и философское определение ее.
Во Франкфурте Бруно издал три большие философские
поэмы: «О безмерном и бесчисленном», «О мопаде, числе и
фигуре», «О тройном наименьшем и об измерении».
Когда они написаны, установить трудно. Весьма вероятно,
что некоторые главы поэмы «О безмерном и бесчисленном»
были подготовлены еще в Париже в 1585 году, но основные
идеи этого сочинения, несомненно, относятся к более позднему
времени. Неизданные латинские произведения гораздо ближе
по содержанию к франкфуртским латинским поэмам, чем it
итальянским диалогам.
Философские взгляды Бруно, отраженные в франкфурт-
ских поэмах и неизданных латинских произведениях, можно
свести к следующим положениям:
Наибольшее и наименьшее одинаково можно считать без-
мерным, ибо и в том и в другом заключается бесконечность,
не поддающаяся измерению.
Наибольшее и наименьшее представляют собою единство
противоположностей. Наибольшее, или вселенная, состоит
из наименьшего, из атомов. И то и другое можно назвать мона-
дой. В монаде заключается единство всего сущего.
Движение материи есть ее собственное движение. Вне мате-
рии нет никаких сил, способных приводить ее в движение.
Движущие силы заключаются в ее собственной субстанции.
261
Наименьшее как математическая точка совпадает с физи-
ческим наименьшим или атомом.
II ан меньшее есть относительная величина и определяется
ш> отношению к чему-либо. Атом так же относится к нашему
миру, как наш мир — ко вселенной.
В материи присутствует атомная прерывность и эфирная
непрерывность, связующая атомы. Здесь заключается не просто
движение, а формообразующее движение, внутренняя деятель-
ность материи, переходящей от низших форм к высшим.
Разложить предмет на атомы не значит познать его, так
как здесь все сводится к хаотическому безразличию и бесфор-
менной однородности. Познание требует наличия материи и
формы, причем форма заключается в материи, как возможность,
совпадающая с действительностью.
С другой стороны, вещь нельзя считать отражением идеи,
так как каждая вещь индивидуальна, хотя состоит из той же
материи, что и всякая другая вещь. Индивидуальность вещи
есть ее форма.
Познание начинается ощущением. В интеллекте нет ничего,
что раньше не находилось бы в ощущениях. Монада действует
на монаду, материя действует на материю, материальный пред-
мет действует на тело человека, из внешних ощущений обра-
зуются внутренние ощущения, или фантасмы.
Как движение материи восходит от низшего к высшему,
от простых форм к высшим формам, так движение познания
восходит от наименьшего к наибольшему, воспринимая их
единство. Познание заключает в себе те же противополож-
ности простого и сложного, возможности и действительности,
какие встречаются в самой природе.
Научно-философское значение латинской поэмы «О безмер-
ном и бесчисленном» столь же велико, как и итальянских диа-
логов. Бруно приобрел большую эрудицию благодаря критике
собственных ошибок в области естествознания и диспутам
с церковниками. Учитывая все возражения, которые выдви-
гали против него перипатетики в Тулузе, Париже, Лондоне,
он обосновал новое учение о мироздании на широком и прочном
фундаменте. Это — самое зрелое философское произведение
Бруно. Однако нужно признать, что местами поэма компози-
ционно не слажена. Изложение часто прерывается отступле-
ниями от основной темы. Гекзаметр этого произведения в целом
неровный, неотшлифованный, страдает многочисленными откло-
нениями от латинской стилистики, неправильными оборотами
и неологизмами.
При всем том ценность этой поэмы огромна. Поражает
глубина мысли, своеобразие взглядов, яркие метафоры. Не-
смотря на поэтическую приподнятость и взволнованность
262
речи, логика и убедительность доводов Бруно всегда неопро-
вержимы. Мысль ясна и прозрачна. С изумительной четкостью
он аргументирует свои возражения против физических теорий
Аристотеля. Постоянно возвращаясь к вопросу о бесконечной
вселенной, Бруно находит все новые и новые доводы и изла-
гает их с неисчерпаемым остроумием и убедительностью.
Многие высказывания и догадки Бруно предвосхищают науч-
ные открытия последующих веков.
Философские поэмы Джордано Бруно являются ярчайшим
и лучшим опровержением сложившейся в течение веков легенды
о его приверженности к химерам и астрологическим или
мистическим учениям. Мысль Бруно никогда не выходит за
пределы реального знания.
В книге «О тройном наименьшем и мере» Брупо развивает
учение об атомах. Бруно определяет минимум как субстанцию,
лежащую в основе всех вещей и имеющую материально-протя-
женный характер. Минимум прост, един, охватывает все и обна-
руживает себя в различных формах на каждой ступени развития
бытия. Это — сущность материи, заключающая в себе все
противоположности, но в безразличном виде. Минимум неизме-
нен, всегда равен самому себе, не может быть сотворен никакими
силами, не может быть никакими силами уничтожен. В мате-
матическом смысле минимум есть пространство наименьшее,
точка, а в физическом смысле — атом. Чтобы объяснить чув-
ственные явления, необходимо восходить к атомам, лежащим
в основе всего.
Бруно говорит: «Мы же полагаем, что разложение как при-
роды, так и истинного искусства, не выходящее за пределы
природы, ограничивается атомом, как определенной величи-
ной и числом».
Бесконечная делимость мыслима, но в действительности
мерой и элементом всего создаваемого является первое и неиз-
менное. Поэтому и пространство надо мыслить не как беско-
нечно делимое и не как соединение абстрактных внепростран-
ственных математических точек, а как нечто действительное,
материальное.
Теоретически нет границ деления; в зависимости от тре-
бований деление можно остановить на любой границе. В этом
смысле минимум условен. Так, в астрономии даже гигантские
небесные тела могут быть приняты в качестве минимума.
Однако в реальной природе существует такой минимум, на
котором деление останавливается. Минимум есть часть всего
существующего, но сам не имеет частей.
Минимум надо мыслить как круг или шар. Но из этого
нельзя заключить об однородности сложного соединения этих
предполагаемых «шаров». Двух тождественных минимумов
263
в мире не существует. Все сложное находится в состоянии непре-
рывного разъединения и новообразования. Физические атомы
не заключают в себе качества. Качественность появляется
лишь в их соединении.
Признавая, что качество есть сам предмет в движении,
Бруно неразрывно связал свое учение об атоме с учением
о вечном движении: в природе не бывает двух одинаковых пред-
метов в двух одинаковых состояниях. Эта мысль была впослед-
ствии развита Лейбницем и послужила основой его диалектики.
В пятой главе книги «О тройном наименьшем» Бруно гово-
рит, что «невозможно показать две совершенно равные фигуры
или линии в материи», и объясняет, что причиной этого разно-
образия надо считать вечную изменчивость вещей: «Одно и то
же не состоит из тех же самых частей, как только пройдет
мгновение времени. Нет ничего постоянного в границах, кото-
рые не определяются атомом, так как все части предмета уно-
сятся в постоянном приливе и отливе. Никто не найдет круга
того же измерения, к которому однажды прикоснулся, никогда
ты дважды не увидишь одного и того же потока или пламени
лампы, ибо пламя ускользает быстрее мысли, и мгновенно
превращаясь в дым, улетает в пространство» *.
Об атомном строении материи Бруно говорит: «К первич-
ным элементам относятся. . . наименьшие, раздельные тельца,
к которым ты, следуя Демокриту и Эпикуру, можешь свести
все сложное» 1 2.
В отличие от античных материалистов Бруно полагал,
что из атомов или прерывной материи состоит земля, а влага,
воздух, огонь представляют собою непрерывную материю,
которая соединяет или разъединяет земную атомную материю.
Бруно образно описывает, как выглядит атом: «Лучше
всего отвечают представлению об атомах тельца, которые не
покоятся, не стоят, не лежат, — когда мы наблюдаем их
в солнечных лучах, проникающих через окна, даже при спо-
койном воздухе, — и они словно под влиянием одинаковых
толчков, несутся вверх, вниз, в разных направлениях, что как
бы является следствием их внутреннего начала. . .» 3
Доказывая самодвижение материи, Бруно говорит, что
наименьшее есть не только элемент всего сложного, но само
есть действующая сила образования сложного, творящего,
умножающего, и конечная цель, и действующая первопри-
чина. В нем заключаются семена всякой жизни, из него раз-
виваются силы природы. В этом смысле наименьшее (мини-
мум) есть самое могущественное, так как содержит в себе
1 Jordanus Brunus. Opera latine conscripta, т. Ill, стр. 534.
3 Там же.
3 Там же, стр. 532.
264
причины движения и способность к движению наибольшего
(максимума).
По мнению Бруно, наименьшее «определяется как такая
часть, которая сама не имеет частей. . . Граница есть то, что
не является частью чего-нибудь и само не имеет частей, но есть
то, что простирается от одной крайности к другой или так,
что часть касается части. Поэтому она различна сообразно
характеру величины: иное дело линия по отношению к линии,
плоскость по отношению к плоскости, тело по отношению
к телу».
Классическое определение атома дано в схолии ко второй
главе первой книги «О тройном наименьшем».
«Итак, поскольку минимум образует все, нет ничего глубже
его. Без него нет монады, нет никакого числа. Он образует
во всем единую основу. . .».
Это определение заканчивается словами: «. . . субстан-
ция вещей неизменна, бессмертна, никакое могущество не поро-
ждает ее и не уничтожает, не принижает, не уменьшает, не уве-
личивает, но поистине отсюда все рождается и сюда все воз-
вращается».
Из разъяснения самого Бруно видно, что он считает материю
субстанцией, «поскольку обозначается количественное отно-
шение, ибо это есть количественное начало телесных величин».
В той же схолии Бруно устанавливает аналогию между
атомом и точкой: «Что касается тел, то субстанцией всего яв-
ляется наименьшее тело или атом; что касается наименьшего
на плоскости или линии, то это есть точка».
Отрицая нематериальное пространство, Бруно допускал
существование особой непрерывной материи или эфира, в кото-
рый погружены атомы. Эфир служил Бруно для объяснения
движения. Бескачественные атомы не заключают в себе начала
движения. Жизненное начало, деятельность, движение заклю-
чается в эфире, как носителе всякой силы. В этом смысле
эфир есть активная материя в отличие от пассивной материи
атомов.
Опираясь на науку, сложившуюся в Италии в XVI веке,
Бруно сумел подняться выше материалистов классического
мира. Во-первых, он отверг понятие пустоты, в которой дви-
жутся атомы, он отверг пространство без материи; во-вторых,
он утверждал непрерывность материи, предположив, что атом-
ная материя связана эфиром; в-третьих, он считал, что атомы —
не механические величины, движимые внешними силами, а при-
чины движения заключаются в них самих.
В схолии к той же второй главе первой книги «О тройном
наименьшем» Бруно говорит: «Для нас недостаточно простой
пустоты с атомами; надо, чтобы существовала материя, посред-
26Г>
ством которой они соединялись бы; возможно, однако, что
они (т. е. Демокрит и Эпикур. — В. Р.) подразумевали род
пустотой эфир, но не думаю, чтобы это было так».
Бруно считает, что атомы взаимно непроницаемы, раз-
дельны, но нс обособлены: «Наименьшие, поскольку они сое-
динимы, вместе с тем и разъединимы, не проникают одно в дру-
гое, не смешиваются, но только соприкасаются. Поэтому
без них не может быть никакого плотного тела, и поэтому же
все, кроме них, разлагается на составные части. Их разъеди-
нение не менее возможно, чем соединение».
Бруно указывает, что этот закон соединения и разъ-
единения атомов в эфирной среде простирается как на мель-
чайшие телесные величины, так и на величайшие небесные
тела, одинаково находящиеся в материальном эфире. Эфир
заполняет и то пространство вне границ небесных миров, ко-
торое Демокрит и другие античные материалисты называли
пустотой.
Свое определение пустоты Бруно дает в 33-м разделе тези-
сов о физике Аристотеля: «Мы не допускаем существования
пустого пространства, в котором нет ничего в действии. Мы
признаем определенное пространство, необходимо заключаю-
щее в себе то или иное тело. Первоначально это пространство
было наполнено воздухом. Для нас это — бесконечное бытие,
и нет ничего, в чем не заключалось бы что-либо. Так мы опре-
деляем пустоту, пространство или границу, в которой нахо-
дятся тола, но ни в коем случае — как нечто, в чем ничего
не было бы. Если мы утверждаем, что существует пустое место
без тела, то мы обособляем его от тел не в действительности,
а только в размышлении».
Бруно предполагал, что атомы круглы, точнее сказать,
что их следует мыслить как окружности. В схолии к четвертой
главе второй книги «О тройном наименьшем» он говорит: «Нет
ничего просто прямого, нет ничего круглого в сложности и
ничего заполненного, кроме атомов. И нет ничего просто
пустого, кроме пространства между тремя сближенными ато-
мами на плоскости и четырьмя образующими плотное тело.
Поэтому нет ничего просто непрерывного и единого, кроме
атомов, всеобщего пространства и простой субстанции между
телами».
Допуская, что всякая материя состоит из атомов и эфира
и заключает в себе возможность всех форм, Бруно устанав-
ливал различие между природными и искусственными формами.
Он часто пользуется аналогией естественного роста в природе
с искусственным образованием вещи, делаемой ремесленником.
В глыбе мрамора заключается возможность статуи, которую
создает из нее художник. Но это — неопределенная возмож-
36R
ность, которая как бы входит в материю извне. Иная возмож-
ность форм, свойственная природе, заключается в том, что из
более простой по строению материи с необходимостью возни-
кают формы, как из зерна развивается стебель растения. Это
возможность, совпадающая с действительностью. Если бы не
было такого совпадения, не было бы никакого развития в при-
роде.
Хотя Бруно не мог полностью преодолеть старого пред-
ставления о пяти стихиях, или элементах, — воздухе, огне,
земле, воде и эфире, он уже признавал возможность перехода
одной стихии в другую путем сгущения и разжижения, сжатия
и расширения, соединения и разъединения. Он часто поль-
зуется примерами: если бы не было воды, то вся земля превра-
тилась бы в сухую пыль и рассеялась бы в пространстве; если
бы не было эфира, атомы превратились бы в рой бесформенных
пылинок, из которых не может возникнуть никакого сложного
явления.
Бруно различает три рода минимумов: атом (физический
минимум), точку (математический минимум) и монаду (фило-
софский минимум). Основной причиной ошибок и заблуждений
было, по его мнению, допущение бесконечной делимости мате-
матического и материального пространства. Если линия обра-
зуется движением точки, то пространство оказалось бы нема-
териальным, поскольку математическая точка считается чистой
абстракцией. Но минимальное в математике совпадает с мини-
мальным в физике. Поэтому нет чистого пространства ни для
математики, ни для физики.
Совпадение монады и атома у Бруно исключает возмож-
ность истолкования его монадологии в духе идеалистической
философии.
В изложении атомистики у Бруно не всегда можно раз-
личить, где он сравнивает атомы с пылинками и эфир с водой,
соединяющей их, и где он действительно считает, что атом
есть сухое начало, а соединяющее начало — влажное. По-
видимому, Бруно еще не знал химического состава воды
и считал ее влажным началом х. Точно так же он полагал,
что бесконечное рассеяние сухой материи или земли в конце
концов приведет ее к состоянию пылевидного скопления атомов.
Взгляды Бруно на строение материи изложены им в трак-
тате «О началах, элементах и причинах вещей», включенном
в «Московский кодекс». Бруно вносит серьезные изменения
1 Учение о химических элементах тогда только начало развиваться.
Правда, Раймунд Луллий еще в ХШ веке произвел ряд опытов и обна-
ружил свойства нескольких химических веществ, например, поташа и
аммония, а в XVI веке Шредер уже открыл мышьяк, Парацельс — ципк,
Агрикола — висмут.
2С>7
в учение о простых элементах, утверждая, что вода имеет раз-
ный состав в море, реках, растениях, древесине, человеческом
организме. Огонь он объясняет, как соединение лучистой энер-
гии с влагой. Но Бруно не признавал, что вода состоит
из атомов, и приписывал атомное строение только земле.
Впрочем, он говорил: «Что касается первичных элементов,
то это наименьшие тельца, не поддающиеся делению, и
к ним, согласно Демокриту и Эпикуру, ты можешь свести все
сложное» *.
Говоря, что солнце не может состоять из одного лишь-
огня, Бруно отрицает вообще гипотезу чистого огня и ссы-
лается на высказывания Бернардино Телезия о единстве
противоположностей теплого и влажного.
Джордано Бруно правильно ставил вопрос: подлинное
естествознание должно найти источник движения материи в
самой материи, но он не мог дать ясного решения этого вопроса.
Он часто высказывал взгляд, что материи присуще само-
движение и обнаруживал его в самом атоме или в материаль-
ном эфире.
В некоторых случаях он приближался к мысли, что при-
чину движения надо искать в раскрытии противоречий в самой
природе.
Особенно четко эта мысль выражена в «Объяснении книг
Аристотеля о физике»: «Противоречие естественных начал
мы выводим как из прославленных мнений и всеобщего-
авторитета, так и из собственных соображении. Что касается
первого, то совершенно очевидно, что если кто взглянет на
всех тех, кто изучает этот вопрос, или на тех, кто выдвинул
одно или многие начала, независимо от того, говорят они о есте-
ственных или сверхъестественных вещах, то увидит, что все
они сходятся на примирении противоречия, как некоего начала,
создания вещей. Так, например, Парменид, признав сперва
единое неподвижное бытие, затем размышляет о созерцании
собственно вещей и выделяет два противоречивых начала —
жаркое и холодное, как субстанции огня и земли. Некоторые
из тех, кто принимает много начал, говорят, что разреженное
и плотное находятся в одном предмете, как пустое и заполнен-
ное, по выражению Демокрита. При этом одно он принимает
как бытие, другое — как небытие. . . Все указанные мнения
мы считаем правильными. . .» 1 2.
Приписывая Бруно взгляд на идеальные причины движе-
ния, исходящего только из духовных сил, буржуазные идеа-
листы обычно утверждают, что его атомистика представляет
1 Jordanus Brunns. Opera latine conscripta, т. Ill, стр. 534.
2 Там же, стр. 291—292.
2Г>8
t£h fc>f\5>AM Фву'Н! NObANl
. DlVlNCMI-U in^neai
Hu rt 4кт«‘: r V^ithTvucftfaE.i.
Страница из трактата Бруно «De vinculis in gonere»
(«О связях вообще»)
-собою смешение эпикуреизма с неоплатонизмом. Эти упреки
по адресу Бруно со стороны современных идеалистов-реляти-
вистов неосновательны. Бруно стоит на точке зрения всеобщей
познаваемости природы; это является лучшим доказатель-
ством того, что в основе теории познания Джордано Бруно
лежит материализм.
Бруно признавал жизнь неотъемлемым свойством материи,
как находящейся на более низкой, так и на более высокой
ступени развития, в зависимости от степени совершенства
материальных тел и их сложности.
Предшественники Бруно не знали атомистики или имели
о ней весьма смутное представление и не шли дальше повторе-
ния высказываний античных мыслителей.
Возрождение и развитие атомистического материализма —
одно из величайших достижений Джордано Бруно. Он сделал
огромный шаг вперед по сравнению с атомистическими мате-
риалистами древней Греции, так как ввел четыре важнейших
новых принципа: о всеобщей заполненности вселенной мате-
рией и об отсутствии пустого пространства; о самодвижении
материи; о духе как производном от материи; о единстве
материи и жизни.
Уровень естественных знаний в эпоху Джордано Бруно
не позволял ему решить вопрос о причине самодвижения мате-
рии. По его философия есть материализм, ибо в ней имеется
«признание объективной реальности внешнего мира, как и
признание существования вне нашего сознания вечно дви-
жущейся и вечно изменяющейся материи. . .» х.
Еще в диалогах «О причине, начале и едином» Бруно защищал
всемогущество познания, переходящего от вещей к их перво-
причинам. «Тот, кто познает вещи, обусловленные причиной
и зависящие от начала, познает причину и начало». Он признает,
что нет различия между вещами и субстанциями, ибо тот,
кто познает вещи, познает и субстанции, но мы не созерцаем
непосредственно сущности вещей, и дальше он говорит:
«Материя всегда остается материей, несмотря на много-
образие своих превращений, и поэтому она должна обладать
главным преимуществом — быть познаваемой как субстан-
циональное начало, как то, что существует и вечно пре-
бывает».
1 В. И. Л е н и н. Соч., т. 14, стр. 256.
Глава XIX
ВЕНЕЦИАНСКАЯ ИНКВИЗИЦИЯ
Независимость Венецианского государства. Государствен-
ная и церковная инквизиция в Венеции. Борьба папской
власти за свободу действий католического духовенства
в Венеции. Правила ведения дел о еретиках.
«... В Венеции вся государственная организация была
подчинена государственной инквизиции», — писал Маркс \
Буржуазная республика, несмотря на отчаянное сопро-
тивление церкви, превратила инквизиционный государствен-
ный трибунал из орудия борьбы с ересями и врагами религии
в свой собственный полицейский тайный аппарат. Он являлся
могучим оплотом господства буржуазной олигархии.
Буржуазные историки рассматривали венецианскую инкви-
зицию как чисто церковное учреждение. Маркс раскрыл клас-
совое содержание ее как государственного аппарата полицей-
ского сыска и террора.
«/Г началу XVвека, — отмечает он, — относится учреждение
государственной инквизиции.-, в то время три государственных
инквизитора не составляли еще отдельного учреждения, а при-
надлежали к совету десяти, занимались шпионажем по его
поручению и должны были докладывать совету о достигнутых
результатах.
16 июня 1454 (за три года до смерти Фоскари) 1 2 совет десяти
передал комиссии из трех лиц свою власть, которая была вообще
неограниченной.
19 июня 1454 он назначил эту тройку [в безответственное
распоряжение ее отдана была также касса совета десяти].
23 июня 1454 тройка составила инструкцию из 48 пунктов
[для руководства существовавшей уже государственной инкви-
зиции]; эта инструкция была собственноручно написана одним
1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XV, стр. 202.
2 Фоскари — дож Венеции с 1423 по 1457 год. — Ред.
270
из инквизиторов, она оставалась неизвестной даже их секре-
тарям, хранилась в шкатулке, ключи от которой были только
у одного из инквизиторов; впоследствии число пунктов было
увеличено с 48 до 103. [Господство знати в Венеции было непо-
колебимо, управление сосредоточивалось в руках все меньшего
количества семейств, и власть этой олигархии поддерживалась
самыми жестокими средствами]. Подлый институт инквизи-
ции продолжал существовать до того времени, пока Бона-
парт одним пинком ноги не уничтожил венецианское госу-
дарство» Е
Эти заметки раскрывают подлинную сущность венециан-
ской инквизиции, отличающейся от испанской и римской.
Венецианская инквизиция была орудием в руках буржуаз-
ной аристократии.
Эта тайная полиция наводила ужас на врагов буржуазной
олигархии, оставаясь невидимой.
Трибунал венецианской инквизиции обладал большей
властью, чем Совет десяти: эта власть простиралась на всех
без исключения граждан Венеции, включая даже членов Со-
вета десяти.
Однако не следует смешивать трибунал государственной
инквизиции с тем трибуналом, суду которого был предан
Джордано Бруно. Его судила церковная инквизиция под пред-
седательством одного из членов Совета десяти, собиравшаяся
также во дворце дожей и представлявшая собою смешанный
орган церковного и государственного суда по еретическим
преступлениям. Трибунал этого «святого судилища» состоял
из папского нунция, патриарха Венеции и церковника-инкви-
зитора. Первого назначал папа, двух других — дож респуб-
лики. Инквизиторов-провинциалов тоже назначал папа и
утверждало правительство. В местных трибуналах инквизи-
ции заседал один из трех выделенных для этого сенаторов.
Сенатор открывал и закрывал заседания, накладывая вето на
решения, нарушающие, по его мнению, интересы республики,
следил, чтобы от сената ничего не было утаено, разрешал и
запрещал опубликование документов, исходящих от церкви,
в том числе даже папских булл.
Политические и экономические интересы Венеции требовали
свободы в религиозных делах. Международные торговые
связи были несовместимы с узкой феодальной замкнутостью.
Венеция торговала с лютеранами и католиками, с мусульма-
нами и евреями. Вмешательство римской инквизиции в де-
ла республики противоречило интересам правящей бур-
жуазии.
1 «Архив Маркса и Энгельса», VII, стр. 33—34.
271
У Джордано Бруно не было оснований бояться инквизи-
ции и Венеции: все здесь сулило ему благоприятную обстановку
для работы, поскольку венецианская республика была неза-
висимым и самостоятельным государством. Ведь Венеция
издавна служила убежищем для мыслителей, преследуемых
церковью.
В 1527 году в Венецию переселился известный итальянский
сатирик Пьетро Аретино. Он обратился к дожу Андреа Гритти
с письмом: «Свобода этой великой и добродетельной респуб-
лики показала мне, что значит быть вольным человеком. Я на-
всегда отверг царские дворцы и здесь нашел приют до конца
моих дней. Здесь нет места для предательства. Здесь никто не
смеет нарушить право. Сюда не проникает свирепость наем-
ных палачей. Наглость изнеженных владык бессильна пове-
левать здесь. Я, человек, наводивший ужас на царей, встре-
тил доверие со стороны добродетельных людей. Я доверился
вам, отцам народа, братьям собственных слуг, детям истины,
друзьям добродетели, товарищам странников, столпам рели-
гии, блюстителям клятв, исполнителям правосудия» *.
Джордано Бруно не раз упоминает о Венеции, как о самом
мудром государстве, единственном в Европе, установившем
в своей политике независимость правительства от церкви.
В комедии «Подсвечник» он говорит: «Кто завоевал и удержи-
вает столько прекрасных областей в Истрии, Далмации, Гре-
ции, в Адриатическом море и Цизальпинской Галлии. Кто
украшает Италию, Европу и весь мир такого рода республи-
кой, подобной которой не было никогда и нигде. Мудрый вене-
цианский совет» 1 2.
Но в XVI веке начинается поворот к реакции, вызванный
упадком промышленности и торговли всей Италии. Турец-
кий флот подвергает блокаде порты республики и хозяйни-
чает в Средиземном море, что лишает Венецию ее монополии
н торговле с Востоком.
Маркс в «Хронологических выписках» отмечает этот пе-
реход Венеции от высшей точки могущества к постепен-
ному упадку: «К началу 151Т Венеция владела Сало,
Пескиерой, Бергамо, Брешией, Вероной, Виченцей, Па-
дуей, Тревизо, Ровиго, Удине; сенат поручил генералам
Гритти и Корнаро восстановить все укрепления этих го-
родов, но в то же время это было роковым поворотным пунк-
том венецианского могущества, хотя тогда казалось, что оно
достигло высшей точки; Венеция в то время была самым бога-
тым городом в мире, царская роскошь патрициев, расцвет
1 Р. Аге t i no. Lettere, кн. 1, 1609, стр. 3.
2 Giordano Bruno. Opere italiano, т. Ill, crp. 115.
272
искусства и промышленности, «государственная мудрость»:
однако основы могущества Венеции были подточены со всех
концов; на Востоке все возрастало могущество турок; тор-
говля с Ост-Индией и Китаем перешла к Португалии, которая
завладела целой империей в Декане, а вскоре захватила также
острова и земли в Южной Америке-, Испания благодаря своим
американским владениям и пр. все моря покрыла своими
кораблями, вытеснила венецианские. Нидерланды извлекали
выгоды из открытий испанцев и португальцев. Наконец, обра-
зование больших (уже не феодальных) монархий, связанное
с другими материальными переворотами и подготовленное
в XV веке, само по себе положило конец Венеции, как и ган-
зейским городам. В той же мере, как приходила в упадок
Венеция, росли Нидерланды» Г
Упадок могущества Венеции связан с постепенным экономи-
ческим и политическим упадком всей Италии. Католическая
реакция содействует этому. Преследование свободных мысли-
телей, поэтов, художников, философов, ученых усиливается.
Инквизиция протягивает руки к Венеции.
Папская власть оказывает давление на правительство
Венеции, все настойчивее предписывает вести преследование
представителей передовой мысли и не допускать печатания
их книг.
Венецианская буржуазия ведет борьбу против церкви,
как оплота феодализма.
«В течение долгого времени Венеция «.как европейская держа-
ва» имела больше значения, чем Германия; это злило Макса (им-
ператора Максимилиана. — В. Р.) так же, как и королей Арагон-
ского и французского и папу Юлия II; вот причина возникновения
Камбрэйской лиги против Венеции-, то была борьба континен-
тальных монархий против олигархической торговой республики.
[Эта борьба королевской власти против могугцества капитала,
воплощенного в лице Венеции, приходилась как раз на то время,
когда стали действовать совсем иные факторы (Америка и т. д.),
открытие золотых и серебряных россыпей; колонии и т. д.;
внутри страны нужда в деньгах на постоянную армию и т. д.;
борьба шла за то, чтобы покорить бичу капитала, то-есть бур-
жуазии, монархию, которая в силу своего происхождения из
феодального государства еще носила на себе феодальные пятна;
это нашло свое религиозное выражение в борьбе папства и
реформации]» 1 2.
Религиозная реформация, подрывавшая основы феодаль-
ной церкви и папства, являлась одним из видов борьбы бур-
1 «Архив Маркса и Энгельса», VII, стр. 128.
2 Там же, стр. 97.
18 В. С. Рожицын
273
жуазии против феодального строя. Главным орудием абсолю-
тизма была инквизиция.
Впервые инквизиторы появились в Венецианской области
в 1546 году. Это было связано с событиями, происходившими
в венецианской провинции Истрии.
Как сообщает церковный писатель Антонию Караччоли,
церковь боялась распространения протестантизма из Вене-
цианской области по всей Италии: «В Венеции были разобла-
чены связи, установленные Кальвином, который поддерживал
их своими посланиями. В этом свободном городе еретики со-
здали обширные общины и дошли до того, что имели школу,
в которой почти открыто проповедовали свои преступные дог-
маты. Так поступал ересиарх и даже атеист Гвильельмо Пос-
телле. Многие авторы говорили, что его кафедра была настоя-
щим арсеналом. Этот Гвильельмо Постелло несколько лет
спустя был схвачен и заключен в тюрьму в Риме вместе с карди-
налом Мороне. Но еще раньше в Венеции многие видные
дворяне были заподозрены в ереси. Среди них — Сорапцо,
епископ Бергамо, Луиджи Приули, патриарх Аквилеи и дру-
гие его друзья и последователи».
В венецианском сенате в течение нескольких заседаний
происходила дискуссия о правах инквизиции в связи с приез-
дом дипломатического представителя Англии Балтазара Эрчыо,
имевшего ряд верительных грамот от протестантских госуда-
рей Европы. Церковь и часть членов правительства считали
недопустимым пребывание еретика в Венеции. Другие же
защищали право Эрчыо открыто проповедовать свою веру.
Они заявили, что под властью протестантских государей
находится половина Европы, с ними установлены дипломати-
ческие и торговые отношения.
Политические соображения взяли верх над религиозными,
и Эрчыо остался в Венеции. Сенат лишил инквизицию права
самостоятельно вести процессы, выдавать еретиков римской
инквизиции и выносить смертные приговоры.
В 1551 году Совет десяти снова подтвердил, что его предста-
вители должны присутствовать на всех процессах, происходя-
щих в трибунале. Папа Юлий III возражал против этого,
ио в конце концов вынужден был отправить нунция Акилле
Грасси с предписанием инквизиции согласиться на присутствие
члена венецианского правительства на всех заседаниях три-
бунала.
Епископ-изгнанник Паоло Пьетро Вержерио в письме от
24 апреля 1551 года сообщает: «Из Италии есть новости. Венеци-
анские синьоры издали декрет о том, что ни папский легат, ни
епископ, ни инквизитор не могут предавать суду кого бы то
ни было из подданных республики без присутствия предста-
274
вптеля светской власти. Папа в гневе. Он издал одну из сво-
их грозных булл, запрещающую светским государям вме-
шиваться в какой бы то ни было мере в дела по осуждению
преступников против религии. Посмотрим, согласятся ли вене-
цианцы подчиниться. Хорошо, если бы это обстоятельство
возбудило раздор между республикой и антихристом».
Более острый конфликт произошел в 1555 году. Папа Па-
вел IV тотчас же после вступления на престол поручил верхов-
ному инквизитору Микеле Гизлиери восстановить власть
трибунала в Венеции. Гизлиери послал в качестве генераль-
ного инквизитора в Венецию Феличе Перетти, кардинала
Монтальто, и дал ему соответствующие инструкции. Приве-
дем наиболее характерные из них:
«II. Главная обязанность судилища инквизиции состоит
в том, чтобы защищать дело и честь бога против хулителей,
чистоту святой католической религии против всякого злово-
ния ереси, против всех, кто сеет схизму, будь то в учении или
в лицах и делах ее. Ей подобает всегда бодрствовать на страже
неприкосновенности церкви и прав святого апостолического
престола. . .
VIII. Особенно тщательно следует подбирать тайных шпио-
нов из числа людей, которым можно доверять. Они должны
сообщать о соблазнах, имеющих место в городе Венеции как
среди мирян, так и среди духовных лиц, о кощунствах и дру-
гих преступлениях против святынь.
IX. Генеральный инквизитор подчинен не нунцию, а высшей
инквизиции Рима и находится в непосредственном подчинении
его святейшества нашего повелителя. Ввиду этого необходимо,
из уважения к первосвященнику, осведомлять обо всех зпачи
тельных событиях, происходящих ежедневно, в особенности,
если совершается что-либо, имеющее интерес для святого
престола.
XI. Венецианцы ненавидят трибунал инквизиции, так как
они заявляют притязания властвовать над церковью, а это не
согласуется с порядками и статутами инквизиции. Кроме того,
они любят разнузданную свободу, которая чрезвычайно ве-
лика в этом городе Венеции, и относятся с пренебрежением
к учению религии и догматам. Многие живут не так, как подо-
бает христианам. Но будет весьма печально, если порвется
слишком натянутая нить; как бы это не явилось причиной
каких-нибудь маленьких или даже больших осложнений.
XII. Разумеется, интересы бога следует отстаивать. Ввиду
этого господь пожелал, чтобы его слуги ополчились против
всякой людской испорченности в этом мире. Необходимо
выступать с настойчивостью и усердием против разнузданности,
которая, к сожалению, весьма велика в Венеции. Необходимо
18'
27Б
в некоторых случаях закрывать глаза на притязания вене-
цианцев вмешиваться в церковные дела, ибо само боже-
ственное провидение укажет средства, при помощи которых
святой престол вырвет с корнем эти безобразия, причиняющие
большой ущерб святой церкви. А так как невозможно сразу
искоренить все злоупотребления, то нужно заботиться, чтобы
Ию по крайней мере не усиливалось бы. А если представится
случай обломать какую-либо ветвь этой пресловутой власти,
го не следует упускать его. Надо итти навстречу такому
случаю со всей решимостью, которая не противоречит благо-
разумию.
XIV. Велики соблазны клириков, в особенности монахов.
Значительная часть братьев живет как миряне. На это надо
обратить внимание, убеждать настоятелей, угрожать и дать
почувствовать суровость инквизиции. Что касается соблаз-
нов мирян, то в этих случаях следует подавать жалобы свет-
ским властям, чтобы добиться врачевания.
XV. Обо всем, что происходит, надлежит представлять
особые сообщения трибуналу Рима, но не теряя времени на
описание подробностей, ибо часто утрачивается, так сказать,
добрая воля при исполнении решений, если обращается слиш-
ком много внимания на доклады. Когда есть возможность,
надо применять свои средства для врачевания зла в обыкно-
венных делах, не ожидая предписаний из Рима. . .» \
Приведенные пункты инструкции верховного инквизитора
Гизлиери венецианскому инквизитору наглядно показывают,
что положение трибунала в Венеции было весьма сложным.
Опасения Гизлиери вскоре оправдались.
В 1557 году Феличе Перетти созвал книготорговцев и за-
претил им продавать все издания, включенные в только что
появившийся список запрещенных книг. Книготорговцы от-
казались повиноваться, заявив, что признают только свет-
скую власть. Перетти отлучил от церкви одного книготор-
говца, который не захотел явиться к нему, и прибил объявление
об этом на дверях его лавки. Нунций приказал инквизитору
прекратить подобные выходки. Перетти послал в Рим жалобу
на нунция.
Немного времени спустя Перетти потерпел новую неудачу. Во
время войны между неаполитанским королевством и папским го-
сударством он вступил в конфликт с испанским послом в Вене-
ции, объявил его еретиком и потребовал изгнания его из Венеции.
В ответ на это венецианское правительство вынесло чрезвычайно
унизительное для инквизиции постановление: «Его светлей
шество дож Венеции изумлен, что какой-то простой инквизитор
G. L е t i. Vita di Sisto V, т. I, стр. 167—171.
27G
Палач венецианской инквизиции
имеет наглость в своих писаниях объявлять еретиками пред-
ставителей такого августейшего дома, как Габсбургский. При-
нимать или не принимать послов отнюдь не религиозный вопрос,
а относится к международному праву. Если его святейшестве
послало инквизитора, чтобы сделать его воспитателем прави-
тельства, то это заблуждение, и еще большим заблуждением
будет позволять инквизитору и дальше вмешиваться в чужие
дела» х.
Новое столкновение произошло при попытке инквизитора
провести в жизнь эдикт Павла IV о возвращении в монастыри
и о предании суду бродячих монахов. Правительство открыто
заявило, что учреждение трибунала инквизиции не преследует
никакой иной цели, кроме намерения ослабить и подчинить
себе светскую власть. Положение настолько обострилось, что
Перетти вынужден был бежать из Венеции. Он прибыл в Рим
как раз в тот момент, когда там происходили волнения и народ
надругался над статуей недавно скончавшегося папы. Увидев
это, инквизитор сказал своим друзьям: «Ей-богу, если бы я еще
оставался в Венеции, со мной сделали бы то же, что со ста-
туей покойного папы».
Одному из кардиналов, обвинявшему его в бегстве из Ве-
неции, Перетти заявил: «Как могли бы вы спасти меня от гнева
венецианцев, которые обладают всей полнотой власти, если вся
коллегия кардиналов оказалась бессильной и не смогла выр-
вать статую покойного первосвященника из рук народа, находя
щегося в рабском подчинении» 1 2.
Через несколько месяцев Перетти по приказанию римской
инквизиции был вынужден снова вернуться в Венецию, но
первая же попытка предать суду трибунала одного монаха
привела его к столкновению с сенатом. Правительство считало,
что дело этого монаха должен разбирать светский суд.
В ответ на это генеральный инквизитор совершил поступок,
окончательно подорвавший авторитет инквизиции. Он приказал
вывесить у дверей дворца св. Марка объявление, предписывая
секретарю правительства, под угрозой отлучения от церкви,
лично явиться в инквизицию и представить^ объяснения о по-
ведении правительства. Испугавшись последствий, Перетти на
заранее подготовленной гондоле бежал из Венеции. Немед
ленно вдогонку был послан военный корабль, чтобы арестовать
его, но Перетти удалось ускользнуть.
Вот при каких обстоятельствах трибунал инквизиции в Be
неции утратил самостоятельность: он стал частью трибунала
государственной инквизиции и собирался под председательством
1 G. L е t i. Vita di Sisto V, т. I, стр. 186—187.
2 Там же, стр. 199—200.
277
одного из трех членов Совета мудрых. Однако римские папы
не переставали посылать венецианскому сенату угрожающие
письма с требованием усилить преследования еретиков.
Характерно в этом отношении послание папы Пия IV:
«Синьория не проявляет достаточной строгости в случаях
ереси, обнаруженных в Венеции, Вероне и Виченце. Необхо-
димо проявить больше суровости и применить лучшие лекар-
ственные средства, чем до сих пор. Государство находится в не-
посредственной близости с еретическими странами. Надлежит
принять меры предосторожности, чтобы эта чума не проникала
через границы. Если обнаружится ересь, она должна быть бес-
пощадно караема. Доказательством, что до сих пор не приме-
нялись надлежащие меры, является пребывание в Падуе мно-
гих немецких студентов, открытых еретиков, заражающих дру-
гих и злоупотребляющих терпимостью».
Венецианский сенат не обратил внимания на этот протест.
Даже в тех случаях, когда инквизиция имела возможность
судить еретиков, она была связана государственной закон-
ностью, от которой римская инквизиция была совершенно сво-
бодна.
В книге «О еретиках Италии» Канту приведены «правила,
которыми подобает руководствоваться в нашем трибунале по
делам еретиков». Даем выдержки из них: «Прежде всего, когда
представлен донос или какая-либо жалоба церковным судьям,
достопочтенный господин аудитор достопочтеннейшего госпо-
дина апостолического нунция и отец инквизитор по еретическим
преступлениям обязаны в присутствии светлейших господ,
уполномоченных по еретическим делам, рассмотреть и изучить
донос. И если будут налицо указания и данные относительно
необходимости задержания лица, на которое поступил донос,
то церковные судьи в присутствии указанных светлейших гос-
под уполномоченных выносят решение об аресте. Если же то
лицо, которое лично приглашено явиться на суд, откажется
подчиниться, то об этом должно быть оглашено в публичных
местах. Его надлежит арестовать, не взирая на сопротивление.
Если оно явится лично, то церковные судьи в присутствии ука-
занных светлейших уполномоченных разбирают его дело. Под-
вергнув это лицо допросу, они выносят решение в том составе,
какой был указан выше, о заключении его в тюрьму или назна-
чении определенного места, заменяющего тюрьму, причем это
лицо обязано дать присягу о невыезде. Затем дело разбирается
до конца, рассматриваются свидетельства и их опровержения,
а также показания преданного суду инквизиции лица, пока оно
не признается в своих заблуждениях и не заявит, что готово
подчиниться покаянию, установленному святой матерью цер-
ковью. После чего обвиненный должен лично прочесть состав-
278
ленное для него отречение, если он умеет читать. В противном
случае за него читает нотарий в присутствии осужденного,
который устно подтверждает свое признание. Это происходит
в день, назначенный судьями.
Затем сами церковные судьи должны иметь между со-
бою суждение о наказании или покаянии, к которому надле-
жит приговорить осужденного,- совместно с вышеуказанными
светлейшими господами уполномоченными. Осужденный дол-
жен быть вызван, чтобы выслушать приговор, который огла-
шается в присутствии того же совета, как указано раньше.
При этом церковные судьи смиренно умоляют светлейшего го-
сударя приложить руку для приведения в действие вынесенно-
го приговора.
Если же обвиняемый отрекается от обвинений, в которых
уличен, и доказывает, что не совершил преступления, то он
должен быть ввергнут в теснейшее узилище, дабы, предавшись
размышлениям, пришел к сознанию совершенных им преступ-
лений. Если же и в этом случае откажется сознаться, тогда
надлежит использовать доказательства, извлеченные из процесса,
и показания свидетелей, ежели таковые соответствуют дей-
ствительности, а не продиктованы пристрастием и личной
враждой, то, следовательно, им надлежит верить. После этого
можно перейти к приведению приговора в исполнение в том
порядке, как указано выше. Если же допрошенные свидетели
не представят полного подтверждения, но вместе с тем дадут
указания, имеющие характер доноса, пли только отчасти за-
свидетельствуют виновность, то надлежит перейти к пыткам» Е
Правила заканчиваются новым напоминанием о том, что
церковные судьи обязаны решать все вопросы в присутствии
уполномоченных светской власти. Эти правила дают возмож-
ность представить себе общий ход процесса Джордано Бруно,
установленный инструкциями инквизиции, и опровергают
утверждения о том, будто инквизиторы Венеции не прибегали к
пыткам.
Другой документ, относящийся к деятельности инквизиции,
еще интереснее, так как отражает судопроизводство примерно
того времени, когда разбиралось дело Джордано Бруно. Это
текст инструкции'Лодовико Таберна своему преемнику нунцию
Антонио Мариа Грациани. Она характеризует деятельность
инквизитора Габриэля Салюцци, который вел допрос Бруно:
«... Одно из важнейших дел нунция — трибунал святой
инквизиции. . . Он собирается три раза в неделю, а именно,
по понедельникам, четвергам и субботам. Главами и судьями
в нем являются: нунций, патриарх и инквизитор. Далее, в нем
1 С. Cantu. Gli eretike d’Italia. Discorsi. Torino, 1868.
279
принимают участие аудитор нунция, викарий патриарха и
комиссарий святого судилища, должность которого исполняет
брат, избранный инквизитором и имеющий совещательный
голос. Кроме того, в нем присутствует один из трех главных
сенаторов, избранных превосходительнейшим сенатом, чтобы
прилагать к делу светскую руку, когда требуется совершить
какой-либо арест или наложить наказание.
Следуя личному приказанию его святейшества, данному мне,
когда я выезжал из Рима, я обычно посещал трибунал только
по субботам, ибо это день, когда ведется протокол, происхо-
дит допрос обвиняемых и свидетелей, понедельник же и четверг
посвящаются вынесению решений и составлению резолюций.
Посещения оного трибунала в этот день достаточно для укре-
пления авторитета святого судилища и для выражения почте-
ния, которое питают к нунцию участники заседаний, ибо он
гораздо более связан с судебными делами, чем патриарх и
инквизитор. Посему будет великой службой всемогущему богу
и его святейшеству, если ваша светлость станет посещать три-
бунал возможно чаще, поддерживать его юрисдикцию и при-
сутствовать там самолично. Очень полезно также, ежели вы бу-
дете находиться в добрых отношениях с отцом-инквизитором,
человеком бдительным, усердным, в высшей степени честным,
весьма образованным. . .
Когда я приехал в Венецию, духовенство пребывало там
в такой распущенности и своеволии, что это было причиной
величайшего позора и соблазна. Я предпринял реформу, ко-
торую необходимо продолжать. По приказанию папы, я устра-
нил двоих отступников из ордена монастырских менылих бра-
тьев брата Паоло из Перголы и брата Фабриция Неаполитанца.
Теперь они стали беглецами и натравливают правительство
на папу, но тщетно. Брат Паоло все еще находится в этих краях.
Он надеется удержаться там после моего отъезда. Нунций дол-
жен позаботиться, чтобы брат Паоло понес заслуженное нака-
зание.
В постоянных раздорах между епископом и представителями
светской власти я всегда защищал интересы церковной юрис-
дикции» *.
В процессе Джордано Бруно судьей-инквизитором был Габ-
риэль Салюцци. В качестве представителей Совета мудрых по-
очередно председательствовали в заседаниях трибунала Фу-
скари, Барбадико, Суперанцио и Морозини.
Трибунал инквизиции заседал во дворце дожей. Заклю-
ченные помещались «под свинец» или «в колодец». Часть тю-
1 L. Pastor. Geschichte der Papste seit dem Ausgange des Mittelal-
ters, 1927, t. XI, стр. 713—714.
280
ремпых камер была устроена под крышей дворца, сложенной
из свинцовых листов. Летом там было нестерпимо жарко, зи-
мой — очень холодно. Другие же камеры, для особо важных
преступников, помещались в подземелье. Это были сырые, мрач-
ные, темные мешки, кишевшие крысами и насекомыми.
Дворец дожей и помещение инквизиции сохранялись в не-
прикосновенном виде до начала XIX века. Анонимный рус-
ский путешественник оставил подробное описание помещения,
где венецианские инквизиторы подвергали допросам Бруно:
«Возвратясь из придворной церкви через залы сената и
четырех портиков, входишь в самое страшное отделение дворца,
в палату десяти таинственных правителей республики и трех
инквизиторов. . . В преддверии залы, где сидели письмоводи-
тели и обвиняемые ждали суда, а осужденные — приговора,
сохранились еще львиные пасти пли отверстия для приема
доносов. . . Дубовая дверь вроде шкафа ведет в небольшую
комнату, которую избрали для своих совещаний три инкви-
зитора, и одна только уцелевшая на стене картина, с фантасти-
ческими изображениями всякого рода казней, украшает это
страшное средоточие управления республики.
Около покоя инквизиторов есть несколько тесных прохо-
дов в кельи, где хранились архивы и совершались иногда
пытки; в одном углу — роковая дверь, которая из одного ме-
ста одновременно вела и на горькоименный мост вздохов, в тем-
ницу, что за каналом, и в глубокие подземелья дворца, и под
свинцовую крышу, в пломбы *, где томились жаром узники.
Однако последнее заключение не было столь ужасно и назна-
чалось для менее важных преступников. . . И надобно сойти
на дно колодцев, чтобы там постигнуть весь ужас сих темниц,
где в сырости и совершенном мраке изнывали жертвы мщения
децемвиров 1 2 и где пропадали без вести навлекшие на себя их
подозрения. Еще видно каменное кресло, на которое сажали
осужденных, чтобы удавить их накинутою со спинки кресла
петлею, и то отверстие сводов, куда подплывала гондола, чтобы
принять труп и везти его в дальний канал Орфано для утопле-
ния» 3.
До сих пор биографы Бруно полагали, что он был заключен
под свинцовой крышей, так как в протоколе четвертого допроса
его инквизицией имеется замечание: «В указанный день в поме-
щении и месте нахождения камер заключения святой службы».
Отсюда делали вывод, что заседание происходило в том же месте,
где находилась и камера заключения Джордано Бруно, т. е.
во дворце.
1 «Plombo» (ит.) — свинец. — Ред.
а Членов Совета десяти. — Ред.
’ «Прибавления к римским письмам». СПб., 1847, стр. 64, 66—67.
281
Как видно из описания русского путешественника, это за-
мечание ничего не доказывает. Тюремная башня стояла по дру-
гую сторону канала. Она соединялась с залом заседаний
«мостом вздохов», названным так потому, что по ночам с него
слышны были вздохи и стоны заключенных, идущих на суд
или уносимых после пыток. Кельи же заключенных были рас-
положены так, что узкие переходы вели и в камеру пыток и
в зал заседаний из всех мест заключений. В связи с этим отнюдь
не исключено, что Бруно, как особо важного преступника,
посадили в подземелье.
Строители дворца дожей позаботились о том, чтобы человек,
однажды попавший в тюрьму инквизиции, исчезал для всех,
кроме своих судей и палачей. Казнь напоминала скорее тайное
убийство, чем исполнение приговора суда.
Приговоренного к смерти вели по коридору. Каменные плиты
пола находились над каналом и снабжены были отверстиями.
Удар кинжалом в спину внезапно поражал осужденного. Кровь
стекала через отверстия, а труп бросали в канал.
Иногда осужденного сажали ночью в гондолу. По пути
она, как бы случайно, встречалась с другой гондолой. С одной
на другую перебрасывали доску и предлагали осужденному
перейти по ней. Как только он становился на зыбкий помост,
гребцы брались за весла, гондолы расходились, и человек
исчезал бесследно в темных водах канала.
Как средство политического сыска и террора инквизиция
в Венеции играла очень большую роль. Убийства и казни по
тайным приговорам происходили часто, но за «еретические
преступления» смертные приговоры выносились в исключитель-
ных случаях. Можно считать установленным, что с 1560 года,
когда начались массовые преследования еретиков, и до 1591 года,
когда Джордано Бруно приехал в Венецианскую область,
никто не был казнен, если к религиозным мотивам не приме-
шивались мотивы политические.
Глава XX
АРЕСТ БРУНО
(1592)
Доносы Джованни Мочениго. Первые показания Бруно.
Допросы свидетелей 1
В ночь с 22 на 23 мая 1592 года Бруно был предательски
арестован Мочениго 1 2, в 2 часа ночи с 23 на 24 мая его перевели
в тюрьму инквизиции, а 26 мая он впервые появился перед
трибуналом.
«26 мая 1592 года.
Председатель — Алоизи Фускари. Присутствовали — Ло-
довико Таберна, апостолический нунций; Лауренцио Приули,
патриарх Венеции; Габриэле Салюцци, магистр-инквизитор.
В присутствии указанных лиц был введен человек сред-
него роста, с каштановой бородой, на вид лет сорока. Ему пред-
ложено принести присягу. Он поклялся, возложив руки на
евангелие» 3.
«В прошлом году, когда я находился во Франкфурте, я
получил два письма от синьора Джованни Мочениго, венециан-
1 Нижеприведенные документы приводятся из следующих источни-
ков: D. В е г t i. Giordano Bruno de Nola, sua vita e sua dotrina. Torino,
1889; V. Spampanato. Vita di Giordano Bruno. Con documenti
editi einediti. Messina, 1921; V. Spampanato. Documenti della vita
di Giordano Bruno. Firenze, 1933; «Nuovi documenti del processo di Gior-
dano Bruno». «Giornale critico della filosofia italiana», v. VI. Messina, 1925,
стр. 121—139.
2 Джованни Мочениго — молодой венецианский патриций, богатый
купец. Впоследствии Джованни Мочениго был послом республики в Риме.
Он входил в состав Совета мудрых по ересям (так назывались заседатели
трибунала инквизиции) и был тайным агентом инквизиции. Это дает
основание предполагать, что Бруно пал жертвой провокации. Отдельные
замечания в письменных доносах Мочениго и его беседах с книготоргов-
цами дают основание предположить, что он подготовлял выдачу Джор-
дано Бруно инквизиции еще до его приезда в Италию.
3 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 334.
283
окого дворянина. В них он приглашал меня приехать в Вене-
цию, желая, как он писал, чтобы я обучил его искусствам
памяти и изобретения, обещая мне хороший прием и уверяя,
что я буду прекрасно вознагражден. Я приехал семь или во-
семь месяцев тому назад. Я обучал его . . . этим двум нау-
кам. Сперва я поселился не в его доме, а затем переехал
в его собственный дом. Убедившись, что я выполнил свои
обязательства и достаточно обучил его всему, что он от
меня требовал, я решил вернуться во Франкфурт, чтобы
издать некоторые свои работы, и в прошлый четверг попро-
сил у него разрешения уехать. Узнав об этом, синьор Мочениго
заподозрил, что я хочу покинуть его дом, чтобы обучать
других лиц тем же самым знаниям, которые преподавал
ему. . ., а вовсе нс для того, чтобы ехать во Франкфурт, как
сказано было мною. Он всеми силами старался удержать меня.
Когда же я решительно настаивал на своем желании уехать,
он сперва стал жаловаться, будто я не обучил его всему,
чему обещал, а затем начал угрожать, заявляя, что если я не
пожелаю остаться добровольно, он найдет способ задержать
меня. . .
На следующий день, — то была пятница, — синьор Джо-
ванни, видя, что я не изменил решения уехать и уже отдал
распоряжение о своих делах и приготовил вещи для отправки
во Франкфурт, ночью явился ко мне, когда я уже был в постели,
под предлогом, будто желает поговорить со мною. Когда он
вошел, с ним оказался его слуга, по имени Бартоло, вместе
с пятью пли шестью, как я полагаю, гондольерами, которые
проживают по соседству.
Он заставил меня подняться с постели и отвел на чердак.
Там меня заперли, причем Джованни заявил, что намерен
задержать меня и заставить обучить его. . . запоминанию слов,
а также основам геометрии, чего он добивался с самого на-
чала, и затем предоставить мне свободу, в противном же слу-
чае мне угрожают большие неприятности.
В ответ на это я продолжал доказывать, что, по моему убеж-
дению, обучил его достаточно и даже больше, чем обязался,
и не заслужил подобного обращения. Он оставил меня вза-
перти до следующего дня. Затем явился капитан с несколькими
не известными мне людьми и велел им отвести меня вниз в под-
земелье. Там меня продержали до ночи. После этого явился
другой капитан и отвел меня в тюрьму святой службы.
Я убежден, что меня подвергли заключению стараниями озна-
ченного Джованни. Он питал злобу по указанным выше причи-
нам и, повидимому, сделал на меня какой-то донос»
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 334.
2Р4
Джованни Мочениго написал в инквизицию три доноса на
Бруно, предварительно арестовав его.
Препроводительная бумага к первому доносу Мочениго,
переданному инквизитором Салюцци одному из представите-
лей Совета мудрых, возглавлявших инквизиционный трибунал
в Венеции, гласит:
«25 мая 1592 года мне, Габриэле Салюцци, венецианскому
инквизитору, представлен и принят мною для святой службы
оный донос.
При допросе доносящий дал надлежащие ответы о себе. Воз-
раст его — 34 года, венецианский дворянин. Он сообщил мне
в воскресенье все, заключающееся в настоящем доносе, а также
представил и другие сведения, скрепленные присягой на еван-
гелии. Затем он был отпущен, причем клятвенно обязался хра-
нить молчание, в чем и дал подписку.
В присутствии светлейшего господина Алоизи Фускари.
В день мая 26-ой, 1592. Достопочтенным инквизитором пред-
ставлено в святой службе (обвинение) против Джордано Бруно
Ноланца».
Донос первый от 23 мая 1592 года:
«Я, Джованни Мочениго, сын светлейшего Марко Антонио,
доношу, по долгу совести и по приказанию духовника, о том,
что много раз слышал от Джордано Бруно Ноланца, когда бе-
седовал с ним в своем доме, что, когда католики говорят, будто
хлеб пресуществляется в тело, то это — великая нелепость: что
он —враг обедни, что ему не нравится никакая религия; что Хри-
стос был обманщиком и совершал обманы для совращения на-
рода, и поэтому легко мог предвидеть, что будет повешен; что он
не видит различия лиц в божестве, и это означало бы несовершен-
ство бога; что мир вечен и существуют бесконечные миры;... что
Христос совершал мнимые чудеса и был магом, как и апостолы,
и что у него самого хватило бы духа сделать то же самое и даже
гораздо больше, чем они; что Христос умирал не по доброй
воле и, насколько мог, старался избежать смерти; что возмез-
дия за грехи не существует; что души, сотворенные природой,
переходят из одного живого существа в другое; что, подобно
тому, как рождаются в разврате животные, таким же образом
рождаются и люди.
Он рассказывал о своем намерении стать основателем новой
секты под названием «новая философия». Он говорил, что дева
не могла родить и что наша католическая вера преисполнена
кощунствами против величия божия; что надо прекратить бо-
гословские препирательства и отнять доходы у монахов, ибо
они позорят мир; что все они — ослы; что все наши мнения
являются учением ослов; что у нас нет доказательств, имеет ли
наша вера заслуги перед богом; что для добродетельной жизни
285
совершенно достаточно не делать другим того, чего не желаешь
себе самому. . . что он удивляется, как бог терпит столько ере-
сей католиков.
Он сообщил, что уже раньше был обвинен инквизицией
в Риме из-за 130 тезисов и, если бы не скрылся, был бы схвачен.
Сперва я намеревался учиться у него, как уже докладывал
устно, не подозревая, какой это преступник. Я брал на за-
метку все его взгляды, чтобы сделать донос вашему прео-
священству, но опасался, чтобы он не уехал, как он собирался
сделать. Поэтому я запер его в комнате, чтобы задержать, и
так как считаю его одержимым демонами, то прошу поскорее
принять против него меры.
Могу указать, к сведению святой службы, на книготорговца
Чьотто и мессера Джакомо Бертано, тоже книготорговца.
Препровождаю также вашему преосвященству три его на-
печатанные книги. Я наспех отметил в них некоторые места.
Кроме того, препровождаю написанную его рукой небольшую
книжку о боге, о некоторых его всеобщих предикатах. На
основании этого вы сможете вынести о нем суждение.
Он посещал также академию Андреа Морозпни, . . . где
собирались многие дворяне. Они также, вероятно, слышали
многое из того, что он говорил.
Причиненные им неприятности не имеют для меня никакого
значения, и я готов передать это на ваш суд, ибо во всем желаю
оставаться верным и покорным сыном церкви.
В заключение почтительнейше целую руки вашего прео-
священства».
Второй донос от 25 мая 1592 года:
«В тот день, когда Джордано Бруно был мною задержан,
я спросил, почему он не захотел обучать меня согласно обе-
щанию и учитывая, как я хорошо относился к нему и как много
он получил от меня. Ему следовало бы поступить иначе, так
как доныне я не обвинил его за столь многочисленные пре-
ступные слова, которые он говорил мне против господа нашего
Иисуса Христа и святой католической церкви.
Он ответил, что не боится инквизиции, ибо никого
не оскорблял за его веру, и не помнит, говорил ли мне что-
нибудь преступное. А если и говорил что-либо, то лишь мне
одному и не видит оснований опасаться, что я причиню ему
вред. Если даже он попадет в руки инквизиции, то, самое боль-
шее, что могут сделать, это заставить его надеть сброшенное
монашеское одеяние.
— Так, значит, вы были раньше монахом? — спросил я.
Он ответил:
— Я прошел только первые ступени посвящения и несо-
мненно сумею легко уладить свои дела.
286
Я возразил:
— Как вы сможете уладить свои дела, если не верите в свя-
тейшую троицу и говорите так много дурного о господе нашем
Иисусе Христе? Вы считаете, что наши души сделаны из грязи,
и думаете, будто всем происходящим в мире управляет судьба,
как много раз заявляли мне. Позаботьтесь, прежде всего,
привести в порядок свои убеждения и тогда легко будет ула-
жено всё остальное. Если хотите, я в этом отношении окажу
вам поддержку, и сделаю все зависящее от меня, хотя вы,
несмотря на мое хорошее отношение, проявили такую неблаго-
дарность и нарушили данное слово. Однако я всеми силами
постараюсь при всех условиях остаться вашим другом.
На все это он не ответил ничего, только просил дать ему
свободу. Если я освобожу его, то он готов научить меня всему,
что сам знает, и только мне одному будут открыты тайны всех
написанных им трудов, а также замечательных и редких работ,
которые он намеревается написать, и он готов стать моим слу-
гой без всякого вознаграждения, ограничившись уже получен-
ным. И если я захочу, то он даже оставит мне все, что у него
имеется в моем доме, так как обеспечен мною, и удовлетво-
рится, если я только верну копию одной книжки о заклина-
ниях, найденную среди его бумаг.
Обо всем этом я намерен сделать вам полное донесение
и предоставляю судить согласно мудрости вашего суда и ва-
шего святого ума.
Здесь находятся его деньги, вещи, рукописи, а также
книги, которыми он обычно пользовался ... и прошу простить,
что не смог сразу раскрыть все обстоятельства.
Лишь после того, как этот человек поселился в моем доме,
я оказался в состоянии разгадать всю его преступность, а ишл
он у меня всего около двух месяцев, так как, приехав в этот
город, он некоторое время жил в гостинице, но большей частью
бывал в Падуе. Кроме того, я хотел предварительно хоро-
шенько использовать его, выпытать у него все нужное и для
этого старался сблизиться с ним. Я хотел обезопасить
себя, чтобы он не мог уехать без предупреждения. Во всяком
случае, я твердо решил выдать его суду святой службы. По-
скольку мне удалось осуществить свое намерение, заявляю
о величайшей признательности за проявленную заботу и
в заключение почтительнейше целую руки вашего преосвящен-
ства».
Третий донос от 29 мая 1592 года:
«Так как мне приказано вашим преосвященством внима-
тельно обдумать и припомнить все, что приходилось слышать
от Джордано Бруно противного нашей католической вере,
то я припомнил слышанное от него, кроме уже донесенного
287
мною письменно вашему преосвященству: что образ действий
церкви в настоящее время иной, чем тот, какой был в обычае
у апостолов, ибо они обращали народы проповедью и приме-
рами доброй жизни, а в настоящее время тех, кто не желает быть
католиком, подвергают пыткам и казням, потому что ныне дей-
ствуют насилием, а не любовью, и такое состояние мира
не может более продолжаться, так как процветает невежество
и нет ни одной хорошей религии; что католическая вера нра-
вится ему больше других, но и она нуждается в крупном пре-
образовании, что долго это продолжаться не может и скоро
мир увидит всеобщее преобразование, ибо совершенно невоз-
можно, чтобы такая испорченность могла долее существовать;
что он ожидает великих деяний от короля Наваррского и по-
тому намерен поторопить его явить свету свои замыслы.
Он говорил также, что не знает времени, когда процве-
тало бы большее невежество в мире, чем теперь; что некоторые
хвастают, будто обладают большей мудростью, чем на деле
у них имеется, так как уверяют, будто знают то, чего сами
не понимают, например, что бог един и вместе с тем троичен,
а это — нелепость, невежество и величайшее кощунство про-
тив величия господа.
Я приказывал ему замолчать и учить лишь тому, чему
он обязался учить, ибо я — католик, а он — хуже лютера-
нина, и я не могу вынести этого. Он же сказал:
— О, вы сами увидите, далеко ли уйдете с вашей верой!
Затем он со смехом заявил:
— Ждите суда, когда все воскреснут, и тогда получите
награду за свои добродетели.
В другой раз он сказал, что не понимает, как эта респуб-
лика, которую он считает самой мудрой, допускает, чтобы
монахи владели такими богатствами. Надо поступить, как
во Франции, где доходами монастырей пользуются дворяне,
а монахи питаются жалкой похлебкой, и это очень хорошо,
ибо те, кто ныне поступает в монахи, сплошь ослы, и позво-
лять им пользоваться такими благами — величайший грех. . .
Вот все новое, что я припоминаю из слышанного от него.
Готов клятвенно заверить, что все изложенное — истина.
В заключение почтительнейше целую руки вашего преосвя-
щенства.
Препровождаю еще одну книгу Джордано Бруно, в кото-
рой отметил преступное место, в чем вы сможете убедиться,
приказав обсудить его, как и другие подобные же места».
Обстоятельства ареста в изложении Бруно и Мочениго
совпадают. Мочениго, несомненно, давно уже подготовлял
выдачу Бруно инквизиции, хотя неизвестно, возникло ли
у него это намерение до переезда Бруно в его дом. Несом-
288
ненно также, что Бруно разгадал замыслы своего мнимого
покровителя и собирался уехать во Франкфурт.
Вероятно, Мочениго намеревался сперва написать донос,
затем арестовать Бруно по ордеру инквизиции, но решение
Бруно уехать побудило Мочениго действовать быстрее.
Донос Мочениго сыграл роковую роль в судьбе Джордано
Бруно. Венецианская инквизиция, а за нею и римская, при-
знала все обвинения доказанными, а даже одного из них было
достаточно, чтобы отправить человека на костер.
Джованни Мочениго сообщает, что Бруно выдвигал целую
программу воинствующего атеизма. Тем не менее некоторые
буржуазные биографы полагали, что Мочениго в своем доносе
многое преувеличивает и будто некоторые высказывания,
приписываемые Бруно, просто вымышлены Мочениго. Од-
нако при внимательном сопоставлении протоколов допросов
с сочинениями Бруно можно установить, что все сказанное
в доносах об атеизме Бруно подтверждается в его книгах.
Когда же мы встречаем утверждения о том, что он думал
в согласии с католической церковью, они тотчас же опровер-
гаются прямо противоположными высказываниями в его со-
чинениях.
Многие биографы, Бруно, считали малоправдоподобным,
чтобы Бруно открывал свои самые сокровенные мысли и взгляды
такому ничтожеству, как Мочениго. Разве мог Бруно, хорошо
знавший людей, проявить такую непостижимую неосторож-
ность? — спрашивали они.
Откуда же в таком случае Мочениго почерпнул свои обви-
нения? Из дневника Котена видно, что Бруно проявлял боль-
шую смелость в частных беседах даже с мало знакомыми
людьми.
Это подтверждает и сам Бруно в «Прощальной речи»
в Виттенберге. Он говорит: «. . . когда я (по складу своего
ума) чрезмерно увлекался любовью к собственным мнениям
и излагал в своих публичных лекциях такие взгляды, которые
не только у вас не были одобрены. . .»
О том же свидетельствует и Мочениго: «Я приказывал
ему, когда он говорил против веры, замолчать и учить лишь
тому, чему он обязан учить. . .»
Заключив Бруно в тюрьму, инквизитор Салюцци немед-
ленно созвал трибунал для допроса свидетеля книготорговца
Чьотто, ибо инквизиции необходим был свидетель, который
подтвердил бы донос Мочениго.
«26 мая 1592 года.
По вызову явился господин Джамбаттиста Чьотто, сиенский
книготорговец фирмы «Минерва», проживающий в Венеции
в квартале св. Юлиана.
19 В. С. Рожицын
289
Ответил: — Я знаю Джордано Бруно Ноланда или
Неаполитанца. Это человек небольшого роста, очень худой,
с черной бородкой, лет ему около сорока Ч
Впервые мне случилось встретиться с ним во Франкфурте
в Германии. Я приехал туда на сентябрьскую ярмарку. В сен-
тябре минет два года с той поры. Я остановился в карме-
литском монастыре, как обычно, когда бываю в этом городе,
и познакомился с Джордано, также проживавшим там. Я много
раз говорил и беседовал с ним в течение тех пятнадцати дней,
которые провел там. Он занимается философией и проявил
себя весьма образованным и начитанным человеком. Я часто
встречался с ним и позже. .. Он неоднократно заходил ко
мне в лавку просматривать или покупать книги.
Добавил к допросу: — Упомянутый Джордано
Бруно приехал сюда, как мне известно, по следующей причине.
Однажды синьор Джованни Мочениго, венецианский дворянин,
купил выпущенную Джордано книгу под названием: «О наи-
меньшем, великом и мере». При этом он спросил меня, знаю
ли я автора и находился ли он там (во Франкфурте). Я отве-
тил, что, по моему мнению, он еще живет там. Тогда синьор
Мочениго заявил:
— Мне хотелось бы, чтобы он приехал в Венецию и научил
меня тайнам памяти и другим тайнам, которым обучает, как
это видно из данной книги.
Я ответил:
— Уверен, если пригласить его, он приедет.
Через несколько дней синьор Мочениго принес мне письмо,
адресованное упомянутому Джордано, с настоятельной прось-
бой переслать ему. Я это сделал...
Он приехал семь или восемь месяцев тому назад. Неко-
торое время — не знаю, точно, сколько — он жил в гостинице.
Потом уехал в Падую, где провел месяца три. В последнее
время он поселился в доме Джованни Мочениго, и, как я ду-
маю, находится там и сейчас.
Спрошенный: — Опубликовал ли указанный Джор-
дано другие книги, кроме упомянутой? Какие книги, по каким
предметам и в каких странах были им изданы?
Ответил: — Кроме указанной книги, я видел еще одну,
озаглавленную «О героическом энтузиазме», напечатанную под
фамилией упомянутого Джордано в Англии, хотя на ней ука-
зано, что в Париже. Кроме того, еще одну «О бесконечности,
1 В показаниях Чьотто обращает на себя внимание описание наруж-
ности Джордано Бруно, не вполне согласующееся с тем, какое дает но-
тарий инквизиции в первом протоколе допроса самого Бруно. Но так
как достоверного портрета Джордано Бруно не сохранилось, трудно
сказать, кто из них прав. —Ред.
290
вселенной и мирах», напечатанную, как я полагаю, тоже в Ан-
глии, хотя на ней указано, что в Венеции.
Добавил к допросу: — Насколько мне известно, он
читал публичные лекции по философии в Париже и разных
городах Германии. Об этом я слышал от многих лиц во Франк-
фурте, когда я там был и расспрашивал об упомянутом Джор-
дано.
Спрошенный: — Известно ли ему — католик ука-
занный Джордано и ведет ли он христианский образ жизни?
Ответил: — Когда я беседовал и встречался с упомяну-
тым Джордано во Франкфурте, как я уже говорил, он никогда
не высказывал ничего такого, на основании чего можно было бы
сомневаться, что он католик и добрый христианин. Скажу
также, что совсем недавно, когда я на пасху собрался ехать
во Франкфурт на ярмарку, меня посетил однажды упомянутый
Джованни Мочениго и спросил, не собираюсь ли я на яр-
марку. Когда я ответил утвердительно, он сказал:
— Этот человек, на которого я трачу такие средства, обе-
щал научить меня многому и получил от меня вещи и деньги
в счет обучения. Однако мне не удалось добиться выполнения
обещанного. Я сомневаюсь, можно ли считать его порядочным
человеком. Поэтому, когда будете во Франкфурте, не отка-
жите в любезности и сделайте мне одолжение — постарайтесь
всеми способами разведать и разузнать, заслуживает ли он
доверия и выполнит ли он свои обещания.
Ввиду этого, находясь во Франкфурте, я беседовал с раз-
ными студентами, посещавшими лекции, которые он читал
во время своего пребывания в этом городе, знавшими его
и беседовавшими с ним. В общем, они говорили, что упомяну-
тый Джордано хорошо преподает искусство памяти и другие
науки. . . Кроме того, мне говорили:
— Не понимаем, как он мог оказаться в Венеции. Ведь
он слывет человеком, не признающим никакой религии.
Вот все, что я узнал о нем. Когда я сообщил это упомяну-
тому синьору Джованни по возвращении с ярмарки, он отве-
тил:
— У меня были такие же подозрения. Но мне хотелось выяс-
нить, каким способом добиться выполнения обещанного, чтобы
не пропали затраты на него. . .
Вот и все, что я знаю и в состоянии сказать об упомяну-
том Джордано. Если бы мне было известно еще что-нибудь,
я сообщил бы».
Джамбаттиста Чьотто не оправдал ожиданий инквизиции.
Он дал ясные, четкие ответы, рассказал о своем посредниче-
стве между Бруно и Мочениго, но не мог привести никаких
доказательств нехристианского образа мыслей Джордано
19*
291
Бруно, за. исключением того, что во Франкфурте его считали
человеком, отрицающим всякую религию.
Что касается книг Бруно, то показания Чьотто не добав-
ляли ничего к тому, что уже было известно инквизиции от
Мочениго. Он назвал книгу «О тройном наименьшем и об изме-
рении», исказив ее заглавие, а также диалоги «О героическом
энтузиазме» и «О бесконечности, вселенной и мирах». Больше
он ничего не знал, а может быть, не хотел говорить.
Спустя месяц Салюцци опять вызвал Чьотто и снова под-
верг его допросу. Чьотто не добавил ничего нового, кроме од-
ного факта, говорящего в пользу обвиняемого. Якобы Бруно
намеревался написать книгу, чтобы поднести ее римскому папе.
Допрос Чьотто позволяет установить один весьма важный
момент из биографии Бруно, до сих пор остававшийся неиз-
вестным.
Джамбаттиста Чьотто назван в протоколах инквизиции
сиенским книготорговцем фирмы «Минерва». Упоминание о «Ми-
нерве» надо понимать в том смысле, что гербом или маркой
издательства, представителем которого был Чьотто, служила
голова Минервы. Это обстоятельство помогает нам выяснить
издательство, агентом которого был Чьотто. Минерва являлась
маркой Страсбургского издателя Лазаря Цецпера.
Из каталогов изданий Лазаря Цецнера видно, что он вы-
пустил в 1592 году три произведения Джордано Бруно, посвя-
щенные искусству луллия.
Это не новые трактаты; историки и библиографы знали о су-
ществовании издания логических и философских сочинений
Раймунда Луллия с приложением трех трактатов Джордано
Бруно и одного трактата Агриппы Неттесгеймского, также
посвященных луллиеву искусству.
Насколько можно судить по характеру издания, оно под-
готовлено к печати самим Бруно. Невидимому, встретившись
с Чьотто во Франкфурте, он начал переговоры с издательством
Лазаря Цецнера о выпуске нового собрания произведе-
ний Раймунда Луллия с приложением трактатов его толкова-
телей.
Издание это прекрасно выполнено. Произведения Раймунда
Луллия подобраны с большой тщательностью. Включены только
его философские сочинения. Публикуя свои собственные трак-
таты в виде приложений к сочинениям Раймунда Луллия,
Джордано Бруно преследовал одновременно две цели: он хо-
тел обеспечить распространение науки о памяти и спасти свои
произведения от преследований инквизиции. На титульном
листе книги указано, что она посвящена творениям Раймунда
Луллия, о приложениях не упоминается. В предисловии
Лазарь Цецнер лишь кратко сообщает, что к сочинениям Рай-
292
муида Луллия он присоединил трактаты двух его толковате-
лей — Джордано Бруно и Агриппы Неттесгеймского.
Джамбаттиста Чьотто на допросе весьма умело обошел боль-
шинство вопросов, которые могли разоблачить его издательские
связи с Джордано Бруно. Но из его ответов стало ясно, что он
давно и хорошо знаком с Бруно и был поверенным в его делах.
Чьотто был посредником между Бруно и просвещенными
представителями венецианской знати и помогал Бруно уста-
навливать связи с академиями.
Судьба Чьотто нам неизвестна. Во втором допросе уже
указано, что он — бывший сиенский книготорговец фирмы
«Минерва». Если Чьотто и не был арестован инквизицией, то
во всяком случае он должен был подвергнуться репрессиям
и был, вероятно, лишен права заниматься книжной торговлей
как лицо, содействовавшее распространению книг еретика.
Во время дальнейших допросов Бруно сообщил инквизи-
торам о встрече в Венеции со своим старым учителем Доме-
нико II очера \ инквизиторы не преминули тотчас же допросить
Ночера. Его показания были весьма благоприятны для Бруно.
Вероятно, старый монах многого не знал о деятельности Бруно
за границей.
Ночера подтвердил, что Бруно объяснил ему свой приезд
в Венецию намерением написать и представить папе сочине-
ние, которое поможет ему добиться прощения отступничества.
Вслед за этим трибунал допросил еще одного книготор-
говца, Джакомо Бертано, или, как иначе произносилась его
голландская фамилия, Якова Бринтануса. Насколько можно
судить по материалам допроса, Бертано — очень опытный
и умный человек. Он знакомился за границей с гуманистами,
встречался с Бруно в Цюрихе, принимал участие в контра-
бандной торговле запрещенными книгами.
Бертано дал чрезвычайно благоприятные для ,Бруно пока-
зания и старался изобразить дело так, будто считает Джор-
дано Бруно добрым христианином, хотя ходят слухи, что
он неверующий.
«После надлежащего -допроса сказал:
— Я знаю указанного Джордано Бруно Ноланпа. Я познако-
мился с ним во Франкфурте три года назад. Кроме того, я встре-
чался с ним в Цюрихе, в Швейцарии, а в последнее время —
в Венеции. Поводом к знакомству послужило то, что три года
назад, приехав во Франкфурт на ярмарку, — не помню^ была ли
то пасхальная или сентябрьская ярмарка, — я узнал,что упо-
1 Доменико Ночера был преподавателем философии Фомы Аквин-
ского в монастырской школе Неаполя, где учился Джордано Бруно.
Он вел преподавание два года, в 1572—1574 годах. .
293
минутый Джордано остановился в монастыре братьев карме-
литов. Когда я увидел впервые некоторые из его замечательных
печатных трудов, у меня возникло желание познакомиться и
побеседовать с ним. Однажды я встретился с ним на заранее ука-
занной мне улице ... Я провожал его и очень долго говорил
с ним. Я расспрашивал, почему он поселился в этом городе и
чем занимается, и хвалил его работы, так как их хвалили очень
многие. Затем я случайно встретил его в одном доме в Цюрихе
и беседовал с ним, как и тогда, когда впервые познакомился.
Позже, когда он жил в Венеции, я много раз встречался с ним,
приветствовал его и разговаривал с ним о разных предметах...
Он выступал перед еретическими учеными, так как в этом
городе вообще все они — еретики. В Цюрихе он также, по его
собственным словам, читал лекции ученым, но я не знаю,
какого рода лекции.
Был спрошен: — Известно ли свидетелю, имеется ли
у указанного Джордано какой-либо близкий друг в этом го-
роде, от которого можно получить сведения о его жизни и по-
ведении и который вообще мог бы сделать на него донос по
интересующим святую службу вопросам? Читал ли все его
книги? Какое имеет о них мнение? Что это за книги и где на-
печатаны?
Ответил: — Мне неизвестно, имеется ли у указанного
Джордано близкий друг. Не знаю никого, за исключением
отца-настоятеля (Кармелитского монастыря, где жил Бруно во
Франкфурте), кто мог бы дать о нем сведения. Я видел
различные его книги. Одна называется «Песнь Цирцеи» и
напечатана в Париже. Другая — «О памяти», напечатана в Па-
риже. Третья -— «О комбинаторной лампаде», напечатана
в Праге. Видел я и другие, но не помню названий, так как не
читал их. Но когда кто-либо высказывался о его трудах, — и
это я слышал от всех, — всегда объявляли их замечательными
и глубокомысленными. Кажется, у меня имеется полный список
книг указанного Джордано, переданный им самим. Я поищу
и как только найду, немедленно доставлю в святую службу».
На вопросы инквизитора, откуда можно получить мате-
риал против Джордано Бруно, Бертано отвечал общими фра-
зами, назвал три наиболее безобидных книги Бруно, сказав,
что заголовки остальных он забыл.
Последним свидетелем, допрошенным уже 23 июня, был
ученый историк Андреа Морозини.
На допросе в инквизиции Морозини рассказал: «Несколько
месяцев назад в книжных лавках Венеции стали распростра-
няться философские книги, на которых стояло имя Джордано
Бруно. О нем много говорили, как о человеке разносторонней
учености. Потом я узнал, что он приехал в Венецию. Книго-
294
торговец Джованни Баттиста Чьотто сообщил многим дворя-
нам и, в частности, мне, что этот человек находится здесь и,
если нам угодно, он может пригласить его в наш дом, где часто
собирались многие дворяне, а также прелаты, для бесед и об-
суждения научных вопросов, в особенности философии. Я ска-
зал, что он может передать приглашение. Затем он много раз
бывал у меня и беседовал о разных предметах, главным обра-
зом о науке, как это обычно бывает.
Я не мог установить на основании его рассуждений, чтобы
он высказывал какие бы то ни было мнения против веры. Что
касается меня, то я всегда считал его католиком. И если бы
у меня было хоть малейшее подозрение в противном, я не поз-
волил бы ему перешагнуть порог моего дома».
Кодекс инквизиции допускал признание подсудимого ви-
новным лишь в том случае, если донос подтверждался показа-
ниями хотя бы одного свидетеля. Ни один из свидетелей, при-
влеченных по делу Джордано Бруно, не показывал против
него. Объявив Бруно виновным на основании доноса Мочениго,
инквизиция нарушила бы систему, установленную ее же соб-
ственными кодексами.
В результате допроса свидетелей инквизитор Салюцци ока-
зался в довольно трудном положении. Свидетели не подтвер-
дили доноса Мочениго фактами... Наиболее компрометирующие
атеистические книги Джордано Бруно оставались не известными
инквизиторам. Правда, у Салюцци в руках оказались неко-
торые книги и рукописи Бруно, захваченные Мочениго и пе-
реданные в «святое судилище». Что заключалось в этих руко-
писях и как использовали их инквизиторы, мы пе знаем. Перед
отъездом в Венецию Бруно принял заранее ряд предосторож-
ностей. Он передал свой личный архив падуанским друзьям,
в частности Иерониму Бесслеру. Таким образом инквизитор
должен был во что бы то ни стало заставить Бруно под-
твердить обвинения, выдвинутые Мочениго Ч
1 Во время допроса Бруно передал инквизиторам список своих книг,
который пе сохранился. К началу допроса.они не успели прочесть ни од-
ной из них, а в дальнейшем, повидимому, ознакомились с двумя: с «Пиром
на пепле» и поэмой «О монаде, числе и фигуре». Брупо сообщил также
венецианским инквизиторам, что был занят подбором тех своих книг,
которые он одобряет и отделяет от неодобренпых. Повидимому, в Цюрихе,
Падуе и Венеции Бруно действительно занимался подготовкой к изданию
некоторых своих произведений, давно уже ставших недоступными даже
для него самого. Еще в 1585—1586 годах в Париже Брупо говорил Котену,
что сожалеет о потере своих книг, выпущенных до 1585 года. Вероятно,
потом ему удалось найти экземпляры первых изданий своих ранних
работ, и он предпринял повторное их издание. Этим он занимался и в те
месяцы, когда жил в доме Мочениго. Затем его личный архив попал
в руки Мочениго, был передан инквизиции и погиб, за исключением
той части, которая хранилась в Падуе у Иеронима Бесслера.
2
Глава XXI
ПОСЛЕДУЮЩИЕ ДОПРОСЫ БРУНО
Борьба за выдачу Бруно римской инквизиции. Тактика
Бруно на допросах. Передача дела в Совет Венецианской
республики
До открытия протоколов венецианской инквизиции доку-
ментальные сведения о Джордано Бруно обрывались на мо-
менте его возвращения в Италию и затем касались уже его со-
жжения.
Об обстоятельствах, при которых были обнаружены вене-
цианские протоколы, рассказывает палеограф Цезарь Фукар
в письме к биографу Бруно Доменико Берти.
Революция 1848 года открыла ученым доступ в архивы ве-
нецианской инквизиции. Цезарь Фукар разыскал протоколы
процесса Джордано Бруно, снял с них копии и передал Доме-
нико Берти. Приводим текст письма Фукара, опубликован-
ного в 1868 г. Берти в его труде «Vita di G. Bruno Nolano»,
который является первой попыткой дать полную биографию
Бруно.
«2 января 1862 г.
С величайшим удовольствпем я исполняю вашу просьбу
и сообщаю сведения о процессе Джордано Бруно в святой
службе инквизиции.
В 1858 г. наш благородный друг Николо Томазео просил
меня оказать вам содействие в поисках документов, относя-
щихся к итальянским философам. Сообщаю, что в архиве Со-
вета мудрых в Венеции хранятся материалы некоторых про-
цессов XVI века, непосредственно относящихся к истории фи-
лософии и религиозной реформации. Сообщаю также, что в свое
время мне крайне трудно было добиться разрешения изучать
их. Однако как только эта возможность представилась, я снял
копии с документов. Это было сделано мною в 1848—1849 гг.,
когда открылся доступ к архивам.
296
После восстановления иноземного владычества архивы вновь
стали недоступными. При этих-то обстоятельствах меня, в силу
декрета от 20 декабря 1849 г., отстранили от научно-иссле-
довательской работы как лицо, сильно скомпрометированное
перед законным правительством. В связи с этим я был выну-
жден 20 января 1850 г. вернуть полностью все документы, взя-
тые из архива для исследовательской работы. В их числе были
и протоколы процесса Джордано Бруно.
Позже я всецело отдался палеографическим изысканиям по
истории Италии в средние века и не имел возможности заняться
подготовкой к печати вывезенных из Италии копий документов.
Оставляю на вашу долю, дорогой друг, счастье опублико-
вать материалы, освещающие жизнь и философские идеи Джор-
дано Бруно на основании его собственных слов, закрепленных
в этих документах» *.
Протоколы семи допросов Бруно изучены с большой тща-
тельностью многими исследователями. Однако биографы Бруно
(Доменико Берти, Макинтайр, Спампанато) подходили к этим
допросам односторонне. Они изучали только ответы Джордано
Бруно, вопросы же инквизитора оставались в тени.
Габриэле Салюцци заседал в трибунале и вел допросы под
двойным контролем. По одну сторону его кресла сидел пред-
ставитель папской власти, апостолический нунций Лодовико
Таберна, по другую — представитель венецианского прави-
тельства, один из членов Совета мудрых по ересям Алоизи
Фускари.
Инквизитору приходилось соблюдать формальности, лави-
ровать и применять гибкую тактику не только по отношению
к подсудимому, но и по отношению к светскому правительству.
Интересы папской власти и правительства Венеции часто
находились в противоречии. В данном случае представитель
папской власти добивался, чтобы приговор по этому делу был
вынесен в Риме, где Бруно наверняка угрожала смерть, а пред-
ставитель Венеции защищал право своего правительства рас-
сматривать церковников, находящихся на территории Венеци-
анской республики, как ее подданных, окончательный при-
говор над которым принадлежит светской власти.
Задача Салюцци заключалась в том, чтобы обвинить Бруно
в таких преступлениях, которые давали бы основание папской
власти требовать его выдачи Риму.
Салюцци, допрашивавшему Бруно, под наблюдением нун-
ция и члена Совета мудрых, необходимо было сохранить равно-
весие между интересами обеих сторон, чтобы не навлечь на
себя гнева одной из них. Ведь в любой момент представитель
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 333.
297
правительства в трибунале мог подняться и заявить, что дан-
ное дело неподсудно церковному суду и переносится в свет-
ский суд. Тогда Джордано Бруно был бы спасен. Даже если бы
Салюцци удалось уличить Бруно в ереси, то и это не угро-
жало бы ему костром. Процесс в инквизиционном трибунале
Венеции мог закончиться перенесением дела в светский суд и
приговором к тюремному заключению или к изгнанию из пре-
делов республики. Салюцци и папский нунций добивались
выдачи Бруно римской инквизиции.
В обязанности следователя-инквизитора входило состав-
ление списка вопросов обвиняемому. Сначала Салюцци задал
Бруно только три вопроса, которые должны были дать мате-
риал для дальнейших вопросов, и выслушивал его в течение
двух заседаний. Лишь после этого он приступил к дознанию по
следующему списку: о таинстве покаяния, о переселении душ,
об осуждении богословов, о чтении книг еретических богосло-
вов, о добрых делах, об осуждении монахов, о великом пре-
образовании мира, об осуждении инквизиции, о ложности
чудес Христа и апостолов, о презрении к страшному суду,
о таинстве брака.
Инквизитор приготовился к длительной борьбе с против-
ником, который, как он ясно понимал, превосходил его умом и
эрудицией. Он умышленно переносил решительные удары
на последние допросы, а первые заседания трибунала посвятил
накоплению материала.
Салюцци проявил большую изобретательность в попытках
поймать Бруно на тех ответах, правильность которых можно
проверить только степенью их правдоподобия. Католикам было
запрещено пребывание в еретических странах. Многолетние
скитания Бруно по протестантским странам делали его по-
ложение весьма затруднительным. В ответ на заявление, что
он не мог соблюдать католические обряды, опасаясь вызвать
подозрение еретиков, Салюцци заметил: «Невероятно, чтобы,
находясь в разных странах при различных обстоятельствах,
он не поступал так же, как поступали еретики, и не принимал
участия в обряде раздачи хлеба, уже по одному тому, чтобы
не рассориться с ними, ибо, конечно, он опасался возбудить
их неудовольствие отказом, точно так же, как, по собствен-
ным словам, он по той же причине ел мясное в пост. Поэтому
пусть скажет правду.
О тветил: — О том, в чем я грешен, я говорил правду.
Но в этом я не совершил греха, и никто не обличит меня. Кроме
того, в этих странах всегда есть католики, которые не соблю-
дают никаких обычаев еретиков. . .» 1
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 357.
298
Иногда Бруно удавалось наносить инквизитору ответные
удары, уличать его в плохом понимании догматов церкви.
Из доноса Джованни Мочениго инквизитору было известно,
что Джордано Бруно осуждает инквизицию как насилие, про-
тиворечащее евангельским установлениям и апостольской
практике.
По неизвестным причинам, Бруно не мог, или, вернее, не
захотел, опровергнуть это обвинение.
Между Салюцци и Бруно завязался словесный поединок.
«Был спрошен: — Осуждал ли деятельность свя-
той матери церкви, поддерживающей христианский народ на
пути господнем и расправляющейся с теми, кто уклоняется от
католической веры? И высказывал ли взгляд, что апостолы
обращали народы проповедью и примерами доброй жизни,
а теперь говорят, что против тех, кто не желает быть католи-
ком, надо проявлять жестокость, и применяют к ним не лю-
бовь, а насилие?
Ответил: — Правильно следующее. Насколько я при-
поминаю, я говорил, что апостолы сделали гораздо больше своею
проповедью, добрыми делами, жизнью, примерами и чудесами,
чем можно сделать насилием, как поступают в настоящее время.
Я не отвергал разного рода лекарственных средств \ при-
меняемых святой католической церковью против еретиков и
дурных христиан. Об этом я говорил и доказывал это в
своей книге. Я говорил в ней, что необходимо искоренять тех,
кто под предлогом реформы отказывается от добрых дел.
На основании других мест моих книг можно выяснить,
осуждал ли я и осуждаю ныне такого рода лекарственные
средства и применение суровых наказаний против упорных
отступников.
Добавил к допросу. — Я хотел сказать то, что
уже высказал: апостолы гораздо больше сделали своими про-
поведями, доброй жизнью, примерами и чудесами, чем можно
достигнуть в настоящее время посредством насилий над теми,
кто не желает быть католиком. Не осуждая этого способа дей-
ствий, я одобряю иной способ действий.
И ему сказано: — Этот ответ имел бы значение,
если бы и в настоящее время святая церковь имела столько
чудес, сколько было во времена апостолов, при первоначаль-
ном состоянии церкви. Но так как благость господа бога не
допускает, чтобы в настоящее время творились чудеса, ко-
торые могут сравниться с чудесами апостолов, — разве только
1 В XVI веке, как и в настоящее время, церковь считала инквизицию
«лекарственным средством», а пытки уподобляла хирургической опера-
ции, имевшей целью «спасение» грешника.—Ред.
299
очень редко и отшельниками, — то из сказанного вытекает,
что надлежащего, правильного ответа не дано. Поэтому
пусть объяснит, что в действительности хотел и хочет
сказать.
Ответил: — Я полагаю, что можно провести сравнение
между современным положением и прошлыми временами.
Я говорю, что [апостолы] совершали такие деяния и такими
способами, каковые деяния теми же способами ныне уже не
совершаются, хотя существуют проповедники и люди пример-
ного образа жизни, которые своей доброй жизнью и наставле-
ниями легко могли бы побудить людей подражать им и этим
привлечь к вере. Но, может быть, это и невозможно вслед-
ствие испорченности мира в настоящее время»1.
Инквизиторский допрос превратился в диспут, в котором
положение Салюцци было невыгодным, так как он допустил
ошибку, тотчас же замеченную Бруно.
Салюцци высказал следующую мысль: апостолы обходились
без насилия, так как могли творить чудеса, а в настоящее
время бог не допускает чудес, разве только в самых редких
случаях.
На это Бруно возразил, что неправильно думать, будто
теперь меньше благочестивых людей, чем в апостольские вре-
мена, и дело вовсе не в этом. Церковь учит: «Мир во зле лежит».
По учению церкви, мир идет не по пути прогресса, а по пути
регресса, вплоть до пришествия антихриста. Защищая церков-
ное учение, Салюцци об этом умолчал.
Во время первых двух допросов говорил только Бруно.
Он рассказал, как попал в Венецию, над чем работал в течение
всей жизни и в чем заключается его учение.
Излагая свою биографию, Бруно умолчал о многпх фактах,
ряд событий изобразил в несколько ином свете, перемещая
центр тяжести с существенного на второстепенное.
Однако в самом главном, в вопросе о мировоззрении,
Джордано Бруно не отступил ни на шаг от своих взглядов.
Он защищал независимость науки о природе от богословия.
С беспримерным мужеством он излагал перед инквизиторами
свое учение о бесконечности вселенной и множественности
миров, хотя и ссылался иногда на авторитеты Фомы Аквин-
ского и Аристотеля, Соломона и Екклезиаста.
«В целом мои взгляды следующие, — говорит он. — Суще-
ствует бесконечная вселенная, созданная бесконечным могуще-
ством. Ибо я считаю недостойным благости и могущества
божества мнение, будто оно, обладая способностью создать,
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 353-—354.
300
кроме этого мира, другой и другие бесконечные миры, создало
конечный мир.
Итак, я провозглашаю существование бесчисленных от-
дельных миров, подобных миру этой земли. Вместе с Пифагором
я считаю ее светилом, подобным луне, другим планетам, другим
звездам, число которых бесконечно. Все эти небесные тела со-
ставляют бесчисленные миры. Они образуют бесконечную все-
ленную в бесконечном пространстве. Это называется бесконеч-
ной вселенной, в которой находятся бесчисленные миры. Таким
образом, есть двоякого рода бесконечность — бесконечная
величина вселенной и бесконечное множество миров, и отсюда
косвенным образом вытекает отрицание истины, основанной на
вере.
Далее, в этой вселенной я предполагаю универсальное про-
видение, в силу которого все существующее живет, разви-
вается, движется и достигает своего совершенства.
Я толкую его двумя способами. Первый способ — сравне-
ние с душой в теле: она — вся во всем и вся в каждой любой
части. Это, как я называю, есть природа, тень и след божества1.
Другой способ толкования — непостижимый образ, посред-
ством которого бог, по сущности своей, присутствию и могуще-
ству, существует во всем и над всем не как часть, не как душа,
но необъяснимым образом 1 2. . .
Что же касается духа божья в третьем лице, то я не мог
понять его в согласии с тем, как в него надлежит веровать,
но принимал согласно пифагорейскому взгляду, находящемуся
в соответствии с тем, как понимал его Соломон. А именно, я
толкую его как душу вселенной, или присутствующую во
вселенной, как сказано в премудрости Соломона: «Дух го-
споден наполнил круг земной и то, что объемлет все». Это со-
гласуется с пифагорейским учением, объясненным Вергилием
в шестой песне Энеиды:
Небо и земля, гладь моря в начальном веке,
Светлый шар лупы, титанки яркие звезды
Дух в их безднах питает. В жилах разлитой громады
Ум ее движет. . .
1 Формула «Природа есть тень и след божества» является метафори-
ческим изменением формулы Джордано Бруио: «природа есть отражение
материи в ее движении и многообразии». Джордано Бруно называет богом
вселенную, материю, ио чаще всего природу. Субстанцией он считает ма-
терию. — Ред.
2 Богословское учение о мистическом познании бога Джордано
Бруно считал бессмыслицей. Он был убежден во всеобщей познаваемости
природы. На этом он основывал идею всемогущества разума. Обращаясь
к инквизиторам, Джордано Бруно говорит, что есть другой способ тол-
кования, но не высказывает своего отношения к богословскому богопо-
знанию. — Ред.
301
От этого духа, называемого жизнью вселенной, происходит
далее, согласно моей философии, жизнь и душа всякой вещи,
которая имеет душу и жизнь1, которая поэтому, как я полагаю,
бессмертна, подобно тому, как бессмертны по своей субстанции
все тела, ибо смерть есть не что иное, как разъединение и
соединение. Это учение изложено, повидимому, в Екклезиасте,
там, где говорится: нет ничего нового под солнцем. Что такое
то, что есть? — То что было. . .»1 2
Бруно мог еще кое-как согласовать с богословием учение
о боге-отце, подразумевая под нпм персонификацию природы.
Он мог также с известными натяжками аллегорически истол-
ковать учение о святом духе.
Христос же как «богочеловек» и антропоморфические
представления церкви о втором лице троицы, «сыне божием»,
в эту схему не умещались.
Салюцци не преминул это заметить и оценил все преиму-
щества, которые давал ему отказ Бруно признать идею «бого-
человека». Он ухватился за это уязвимое место и в дальней-
шем неустанно повторял вопрос о Христе, стараясь запутать
Бруно в сеть противоречий и затем выдвинуть против него
тягчайшее обвинение: непризнание основного, главного дог-
мата христианства.
Спор между Салюцци и Бруно шел не о том, признает он
или не признает догмат воплощения: ясно было, что в этом
пункте у обвиняемого имелись «сомнения». Вопрос лишь в том,
держал он эти «сомнения» про себя или открыто высказывался,
что Христос не сын божий, а обманщик.
Здесь вновь проявилась характернейшая черта венециан-
ского процесса Бруно; перед инквизиторами стояла задача во
что бы то ни стало подвести Бруно под категорию еретиков,
публично проповедовавших свои взгляды. Наличия внутрен-
них сомнений было недостаточно, чтобы требовать его выдачи
Риму. Едва были закончены пространные ответы на первые
1 Слова Джордано Бруно о том, что жизнь и душа исходят от духа,
разлитого в природе, могут быть истолкованы как пантеизм, если ле знать,
как ои определяет понятие духа. Дух для Джордано Бруно есть лишь
разновидность материи, или тончайшего воздуха, огня, наполняющего
вселенную. —Ред.
2 О бессмертии жизни и души Джордано Бруно делает вывод па ос-
новании неразрывности духа и материи и неуничтожаемости материи.
Джордано Бруно цитирует Екклезиаста. В русском переводе Библии текст
читается так: «Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было»
(гл. III, ст. 15). В главе I, ст. 9 говорится: «Что было, то и будет: и что
делалось, то и будет делаться — и нет ничего нового под солнцем».
Ссылки Джордано Бруно на «священное писание» отнюдь не означают,
что он признает авторитет «писания». Это одна из тех уловок, к которым
он часто прибегает, излагая свои противоречащие церковному учению
взгляды. — Ред.
302
три вопроса, Салюцци атаковал Бруно вопросами о вере
в троицу в целом и порознь в каждое отдельное лицо. Из пер-
вых же ответов Бруно выяснилось, что он не верит в Христа.
Вопрос о Христе стал в центре словесного поединка, завя-
завшегося в зале трибунала венецианской инквизиции. Салюцци
применил старую тактику инквизиторов, рассчитанную на нерв-
ное истощение. Весь основной допрос, на котором Бруно изло-
жил свою биографию, прошел в течение двух дней. Третий и
четвертый чрезвычайно утомительные допросы, касающиеся
мировоззрения Бруно, продолжались целый день. На следую-
щий день происходил пятый допрос и затем шестой. Салюцци
поставил перед собой задачу довести нервное напряжение
Бруно до крайней степени, засыпая его вопросами, не давая
ему установить связь между ними, отдохнуть, собраться с мыс-
лями, обдумать ответы и подыскать аргументы.
Будь на месте Джордано Бруно заурядный обвиняемый,
у него не хватило бы сил, он сбился бы, потерялся, запутался
и впал бы в противоречия.
Судя по ходу допроса, Бруно старался создать впечатле-
ние, будто отвечает искренне и говорит всю правду до конца.
С этой целью он показывал против себя в отдельных второсте-
пенных вопросах и даже как бы шел навстречу следователю,
сообщая о своих поступках против церкви больше, чем его
спрашивали.
Он признавался, что грешил в таком, например, вопросе,
как несоблюдение постов, но твердо стоял на позициях учения
о бесконечности-, вселенной.
Бруно прекрасно понимал, что в каждом вопросе для него
таится западня, и поэтому строил свои ответы так, что за-
частую трудно было понять, излагает ли он свою точку зре-
ния или только объясняет, как должен думать верующий.
Во второй половине четвертого допроса Салюцци применил
тактику однообразного и упорного повторения одного и
того же.
Понимая, что в вопросе о Христе, как о втором лице троицы,
у Бруно имеются наиболее глубокие разногласия с церковью,
Салюцци старался выяснить его взгляды возможно полнее.
Он засыпает его следующими вопросами:
«Писал или высказывал что-либо относительно второго
лица? . .
Сомневался ли в воплощении слова? Какого мнения дер-
жался о Христе? . .
Какой взгляд об Иисусе Христе вы высказывали раньше и
какого взгляда придерживаетесь теперь? . .
Какого взгляда держался относительно чудес, деяний и
смерти Христа? . .
303
Рассуждали ли вы когда-нибудь относительно таинства
святой обедни и неизреченного пресуществления тела и крови
Христа?. .»
Заключительный вопрос сформулирован так:
«Спрошенный: — Не высказывал ли мнения, проти-
воположного тому, которое сейчас изложил, именно, не гово-
рил ли, что Христос был не богом, а обманщиком?. .
Ответил: — Меня удивляет, как могут задаваться
подобные вопросы, ибо никогда не держался такого
мнения, не говорил ничего подобного и не думал ничего,
отличающегося от того, что сказал сейчас о личности Хри-
ста. Я считаю о нем истиной то, чему учит святая матерь
церйовь»’.
Казалось допрос дошел до своего логического конца. По-
лучен ясный и исчерпывающий ответ.
Но сейчас же за этим в протоколах следует такой вопрос и
ответ, словно предшествующего допроса вообще не было.
«Ему сказано: — Рассуждали ли вы относительно
воплощения слова и какого взгляда держались о рождестве
указанного слова от девы Марии?
Ответил: — Я признавал, что оно зачато от духа
святого, рождено от приснодевы Марии. И если обнаружится,
что я думал или высказывал что-либо противное, то обрекаю
себя на всяческое осуждение» 1 2.
Несмотря па эти категорические уверения, инквизиторы
продолжают обвинять Бруно в отрицании второго лица троицы,
утверждая, что Бруно сам сознался, что «говорил и думал,
будто Христос не является сыном божиим, не воплотился и не
родился от блаженной девы. . .» 3
Первые йоказания Бруно смелы, представляют собою ре-
шительную защиту научного мировоззрения. Инквизиторы
ограничиваются при этом записью ответов, не выражая своего
отношения к ним.
Затем в поведении обвиняемого и судей происходит стран-
ная перемена. Обвиняемый начинает как будто проявлять
полную покорность, а тон инквизиторов становится почему-то
более резким.
Внимательное изучение языка и стиля протоколов разъяс-
няет многое. Бруно говорил с инквизиторами своим обычным
языком, который совпадает с языком его произведений, — он
очень близок к разговорной итальянской речи. Между тем не-
которые места его показаний отдают канцелярским стилем,
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 347—349.
2 Там же, стр. 349.
® Там же, стр. 355.
.304
изобилуют мертвыми формулами, что резко отличает их от
живой, образнойречи Бруно. Это позволяет утверждать, что от-
дельные места протоколов фальсифицированы церковниками,
вписаны позже, чтобы создать впечатление будто Бруно готов
был отречься от своих взглядов. Такие места находятся в яв-
ном противоречии с содержанием и стилем подлинных пока-
заний Бруно.
Документы процесса Бруно были обнаружены в трех не-
ряшливо сшитых тетрадях. На второй тетради имелись даты
начала и окончания дела: «23 мая 1592 года против Джордано
Бруно Ноланца. Отправлен в Рим 19-го. . .»
В первой тетради находилось пять документов, во второй —
двенадцать, в третьей — девять.
Каждый документ начинается и заканчивается сокращен-
ными условными обозначениями, относящимися к хранению
документов в делах. Перед каждым допросом указывается, кто
заседал в трибунале. В конце неизменно повторяется, если
дело идет о допросе Бруно: «После этого, так как час был позд-
ний, отправлен на свое место с увещеванием души его», и т. д.
Каждому протоколу допросов предшествует традиционная
•формула о принесении присяги на Евангелии в том, что допра-
шиваемый будет говорить правду.
Протоколы допроса Бруно, повидимому, не отражают дей-
ствительности хода заседаний трибунала. Нотарий заносил
в протокол лишь основные вопросы и ту часть ответов, которая
казалась ему наиболее важной. Протоколы инквизиции нс ста-
вили своей задачей воспроизвести весь ход допроса. Их целью
было формулировать показания подсудимого главным образом
для того, чтобы потом ловить его на противоречиях и уличать
во лжи.
Протоколы подвергались редакции уже после того, как они
были зачитаны Бруно.
Во время римского процесса, ознакомившись с доносом Моче-
ниго и протоколами венецианской инквизиции, Бруно с глу-
боким возмущением заявлял, что ничего подобного не го-
ворил.
Несомненная вставка находится в конце протокола пятого
допроса. Допрос был уже закончен. Как обычно, Салюцци
'•просил, имеет ли Бруно что-либо добавить или изменить в своих
показаниях. Совершенно неожиданно после этого заключения
следует вопрос, который мог бы быть поставлен только в на-
чале заседания, когда пытались принудить Бруно отречься
пт ересей:
«Ему сказано: — Продолжает ли держаться заблу-
ждения и ересей, в которые впал, и сознался в этом, или
огревается от них?
В. С. Рожицып
305
Ответил: — Проклинаю и осуждаю все заблуждения ,
в которые впал до настоящего дня. . .» *.
Но если бы Бруно произнес эту формулу отречения, то ин-
квизиторам незачем было бы в дальнейшем обвинять его в оже-
сточенном упорстве.
Отречение еретика было целью инквизиторского процесса г
судебное дело таким образом заканчивалось, хотя и не избав-
ляло зачастую еретика от кары, иногда столь же суровой, как
если бы он упорствовал. Между тем инквизиторы продолжали
допрос, словно не слышали этих слов Бруно. Они очень осто-
рожно старались выяснить отношение Бруно к вопросу о спасе-
нии верой и добрыми делами, который был в XVI веке главным)
предметом разногласий между католической и лютеранской
догматикой. Буржуазный характер реформации, отвечающей
интересам развивающегося капитализма, выражался в реши-
тельном отрицании значения «добрых дел». «Добрые дела»
католицизма сводились к бесчисленным церковным праздни-
кам, паломничествам, богослужениям, благочестивым упраж-
нениям, самоистязаниям, молитвам и т. д.
Из доноса Мочениго инквизиторы могли установить, что
взгляд Бруно на нравственность не имел ничего общего ни
с лютеранским спасением верой, ни с католическим спасением
делами.
Пытаясь выяснить отношение Бруно к лютеранству, инкви-
зиторы руководились «Арсеналом инквизиции» Эймерика,.
который предписывал осуждать лиц, находившихся среди ере-
тиков, имевших возможность вернуться в церковь и не исполь-
зовавших обстоятельств, позволявших им добровольно пока-
яться. Если же обвиняемый ранее судился и после этого долго,
находился среди еретиков и не искал примирения с церковью,,
то его подводили под категорию упорных, нераскаянных ере-
тиков, опаснейших врагов церкви.
Уже в конце четвертого допроса Салюцци предъявил Бруно
совершенно конкретные обвинения.
«. . . Обвиняемый находился во многих еретических странах,
городах и государствах в общении с еретиками, беседовал с ними
и присутствовал на их проповедях. На основании того, в чем он
сам сознался, можно поверить, что он говорил и думал, будто
Христос не является сыном божиим, не воплотился и не ро-
дился от блаженной девы, что человеческое и божественное
существовали в нем только в единой ипостаси. Он говорил
также, что Христос был магом, что чудеса его были мнимыми, и
неудивительно, если он предсказал собственную позорнейшую
смерть, так как совершал злодеяния. Что христианская вера
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 361.
30G
преисполнена кощунствами, что нет хороших монашеских ор-
денов п даже надо уничтожить ордена, как и отобрать доходы,
принадлежащие монахам. Отрицал пресуществление хлеба и
вина в тело и кровь господа нашего, как и благодать остальных
таинств, приобретенную ими от страстей господа Иисуса Хрпста.
Говорил, что покаяние излишне для спасения души, что плот-
ский грех не есть грех и что святая церковь впала в великое
заблуждение, запрещая его, ибо он очень полезен для при-
роды» 1.
После этого допрос вступил в новую фазу: Салюцци требо-
вал, чтобы обвиняемый признался в своих религиозных пре-
грешениях и покаялся. Бруно отказался принести покаяние.
На пятом допросе, происходившем на следующий день,
Бруно предложили сказать, что из предъявленных ему обвине-
ний он считает правильным. Бруно пытался свести дело к ме-
лочам, к второстепенным пунктам обвинения. Однако допрос
тотчас же пошел по пути выяснения центрального пункта об-
винения — отношения Бруно к личности Иисуса Христа.
Как видно из дальнейшего, инквизиторы продолжали счи-
тать, что Бруно является упорным и нераскаянным еретиком,
так как не желает признаваться в совершенных им грехах,
хотя проявил раскаяние в отдельных второстепенных вопро-
сах. Однако собранных в ходе следствия материалов было недо-
статочно для мотивировки требования о выдаче Бруно Риму
венецианским правительством. Поэтому инквизиторы нрнло-
жили все усилия, чтобы скомпрометировать Бруно, очернить
его, изобличить как преступника. Они упорно расспрашивали
Бруно о его отношении к еретикам — английской королеве
Елизавете и Генриху Наваррскому, — проклятым католиче-
ской церковью, а также о причинах, из-за которых он прежде
привлекался к суду инквизиции и бежал.
4 июня 1592 года происходил шестой допрос. Он сводился
к двум вопросам — о занятиях магией и о личных врагах, ко-
торые могли бы дать порочащие показания.
Кодексы инквизиции предписывали пользоваться во вре-
мя допроса любыми уловками, чтобы спровоцировать под-
судимого на нечаянное признание. Вопросы ставились в рас-
чете на психологию растерявшегося, запуганного пытками
человека.
Обвиняемого должны были обязательно спрашивать, кого
он считает своими врагами, якобы для того, чтобы дать отвод
пристрастным показаниям. Если обвиняемый называл своих
врагов, это давало инквизиции нужных свидетелей обвинения.
Если же обвиняемый не указывал при этом имя доносчика,
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 355.
20*
307
инквизиторы считали себя вправе объявить донос неопро-
вержимым.
Бруно сообщил, что своим единственным врагом он считает
Мочениго, и заявил следующее: «. . . он нанес мне тягчайшее
оскорбление, какое только может нанести живой человек: он
убил меня при жизни, опозорил, отнял вещи, арестовал меня,
своего гостя, в собственном доме, украл все рукописи, книги
и остальные вещи. И он поступил так по той причине, что не
только хотел научиться у меня всему, известному мне, но даже
во желал, чтобы я научил этому другого. Он все время угро-
жал моей жизни и чести, если я не научу его всему извест-
ному мне» Б
После почти двухмесячного перерыва, 30 июля 1592 года,
произошел седьмой и последний допрос.
Бруно решительно отказался добавить что-либо к своим
прежним показаниям.
После этого дело Джордано Бруно было передано из три-
бунала инквизиции в Совет республики с требованием о выдаче
Бруно римской инквизиции.
1 Со. «Вопросы истории религии п атеизма», стр. 364.
Г лава XXII
ПАПА КЛИМЕНТ VIII
Смерть Григория XIV. Конклав 1592 года.
Избрание Альдобрандини папой
Прежде чем продолжать рассказ о процессе Джордано
Бруно в римской инквизиции, познакомимся с.обстоятельствами,
в силу которых к власти в церковном государстве пришли су-
дившие его люди.
В процессе Бруно часто встречаются три имени наиболее
влиятельных представителей церкви, возглавлявших инквизи-
ционный трибунал: Николай Альдобрандини — папа Кли-
мент VIII, Джулио Антонио Санторио — кардинал Сапсеве-
рипа и кардинал Лодовико Мадруцци.
Реформированную папой Сикстом V инквизицию возглав-
лял кардинал Сансеверина, который проводил политику
Сикста V.
Сикст V поручил ему произвести в Риме осуждение иезуи-
тов инквизицией, подобно тому как они уже были осуждены
в Испании великим инквизитором Кирогой.
Потрясая длинной белой бородой, доминиканец Сансеверина,
по рассказам современников, угрожающе заявлял: «Компания
Иисуса. Что это еще за новый сорт святых отцов, о которых
нельзя даже говорить, не снимая шапки? Иезуиты оскорбляют
самого Иисуса Христа своими преступлениями, прикрываемыми
его именем. Можно ли допустить, чтобы судьи и другие три-
буналы произносили это имя, осуждая иезуитов?»
Генерал ордена Аквавпва получил через Сансеверина при-
казание папы отказаться от названия «иезуиты» и заменить его
названием «пгнатианцы» \ подобно всем другим орденам, ко-
торые носили имя своих основателей.
1 Основателем «Общества Иисуса» (ордена иезуитов) был Игнатий
Лойола, возглавивший в 1534 году группу воинствующих защитников
католицизма. Этот орден был утвержден папой в 1540 г.
Зон
В разгар этой распри папа внезапно тяжело заболел и умер.
Его преемник Урбан VII занимал папский престол только две
недели. Ввиду того что он был приверженцем политики своего
предшественника, враги иезуитов воспользовались его смертью,
чтобы обвинить их орден в насильственном устранении обо-
их пап.
Следующий папа, Григорий XIV Сфондрати, был ставлен-
ником испанской партии. Он открыто выступил против Ген-
риха Наваррского. Огромные сокровища, собранные Сикстом V,
были растрачены на организацию двенадцатитысячного кор-
пуса для поддержки католической лиги. Большинство фран-
цузских прелатов воспротивилось проискам папы, и Франция
едва не была потеряна для римской церкви.
За время понтификата Григория XIV финансы церковного
государства пришли в полное расстройство. Подавленный тя-
желыми налогами народ был готов к восстанию. Движение
«фуорушити» ожило. Их отряды подходили к самому Риму.
В это время папа заболел. Ходили слухи, что испанский
посол навестил его и дал «лекарство», способное убить даже
здорового человека. Папа умер.
Бруно принял решение вернуться в Италию еще при жизни
Григория XIV. Этот папа успел создать себе репутацию меце-
ната. Он щедро награждал и поддерживал писателей, посвя-
щавших ему свои произведения.
Когда Бруно уже находился в Венеции, вокруг папского
престола снова завязалась борьба.
После смерти Григория XIV конклав разбился на ряд
группировок. Папский престол почти открыто продавался
с аукциона. Испанская партия снова победила. Влиятельней-
шему кардиналу Мадруцци удалось провести путем открытого
голосования кардинала Сантикватро, принявшего имя Инно-
кентия IX. Чтобы привлечь на свою сторону народ, новый папа
использовал демагогические приемы. Он провозгласил про-
грамму самых широких преобразований. Однако вскоре и он
тоже умер.
Новые папские выборы происходили в сложной полити-
ческой обстановке.
Католическая лига потерпела поражение. Военные и поли-
тические неудачи испанской монархии подорвали авторитет
испанской партии. Усилилось влияние той части кардина-
лов, которые защищали политику Сикста V.
Конклав собрался в Ватикане в момент решающих событий.
Гугенотская армия Генриха Наваррского стояла у ворот Па-
рижа. Корпус итальянских войск, снаряженный на средства
папской казны, распался после смерти Григория XIV и превра-
тился в разбойничьи банды. Однако испанская партия еще
310
пользовалась большим влиянием. Ее кандидатом, несмотря
на всеобщую к нему ненависть, был кардинал Сансеве-
рнна.
Кардинал Джулио Антонио Сансеверина был жестоким,
непреклонным человеком. Он играл большую роль в папской
политике. Лучшей характеристикой его являются слова, про-
изнесенные им при получении первого сообщения о Варфо-
ломеевской ночи: «О, преславнейший и самый радостный для
католиков день».
При Сиксте V Сансеверина был одним из немногих карди-
налов, которые, пользуясь своим влиянием в инквизиции,
могли, в некоторых случаях, противостоять воле этого деспота.
10 января 1592 года собрался конклав, который должен
был выбирать нового папу. Церковное государство было потря-
сено смутами,’ разорено тяжелыми налогами, войной, грабе-
жами чиновников и феодалов. Авторитет католической церкви
в международных отношениях был поколеблен. Папы стали
игрушкой в руках двух враждующих партий — сторонников
Испании и Франции, между которыми велась длительная
война.
Сансеверина имел основания считать свою победу на кон-
клаве несомненной. Его поддерживал признанный руково-
дитель папской политики генеральный инквизитор кардинал
Лодовико Мадруцци. Возвышение Мадруцци по иерархической
лестнице относится еще ко времени Тридентского собора, где
он присутствовал как делегат папской курии. В 1561 году он
был назначен кардиналом. В 1582 году в качестве комиссария-
пнквизитора папского престола Мадруцци выехал в Кельн
для обследования германских епархий. Ему были предостав-
лены неограниченные полномочия с правом суда над ерети-
ками. не взирая на их положение, в том числе и над еписко-
пами. Вынесенные им приговоры не подлежали апелляции.
Он был самым старым и влиятельным инквизитором в конгре-
гации «святого судилища».
Лодовико Мадруцци сыграл большую роль в римском про-
цессе Джордано Бруно, так как с 1596 года он стоял во главе
инквизиции.
Влияние Мадруцци во время конклава было тем сильнее,
что он, как лицо, облеченное полномочиями императора и
короля испанского, мог заявить формальный отвод неугодных
кандидатов согласно старому праву испанской короны и им-
перии.
Один из братьев Лодовико Мадруцци — Фортунато — был
известным разбойником. Он владел сеньорией Ала в горах
южного Тироля у озера Гарда. Благодаря поддержке брата,
‘Фортунато со своими бандами беспрепятственно нападал па
311
торговые пути, соединяющие Австрию с Венецианской областью_
Эти грабежи приводили к постоянным осложнениям между
Австрией и Венецией, но Лодовико Мадруцци с поистине ди-
пломатическим талантом улаживал конфликты. Разбой на боль-
ших дорогах весьма содействовал росту богатств фамилии
Мадруцци. Обладая огромными средствами, Лодовико Мад-
руцци мог широко применять подкуп в дипломатических и
политических интригах.
К тому времени, когда папский престол занял Сикст V,.
Мадруцци стал фактическим руководителем церковной поли-
тики. Сам он не мог занять престола, хотя его кандидатура
неоднократно выдвигалась на конклавах. У него был пара-
лич, он с трудом передвигался, а каноны церкви признавали!
«папабильными» только тех кандидатов, у которых не был©'
физических недостатков.
Выборы папы происходили в изолированном помещении
Ватиканского дворца. «Конклав» буквально означает: «под
ключом». Двери дворца тщательно замуровывались, окна за-
крывались щитами. Всякое общение с внешним миром, кроме-
передачи участникам конклава пищи, запрещалось. В обшир-
ных коридорах дворца для каждого кардинала строились не-
большие кельи-камеры из дощатых перегородок, где они поме-
щались со своими секретарями и дворянами-конклавистами
кроме того, в запертом помещении находилась вооруженная
охрана, которая, согласно обычаю, тотчас же после провозгла-
шения папы грабила его келью.
Выборы папы обычно сопровождались волнениями. Народ
нападал на дворцы наиболее ненавистных кардиналов. Дво-
рянские фамилии сводили между собою счеты, штурмуя укре-
пленные дома своих противников и устраивая в Риме настоя-
щие осады и сражения. •
Дипломатические представительства развивали усиленную,
деятельность, стараясь обеспечить победу своих кандидатов.
Широко был распространен обычай держать мари на пред-
полагаемых кандидатов. При этом проигрывались целые-
состояния.
Проводить голосование в конклаве можно было несколько-
раз. Декреты о системе выборов сводились в основном к тому,
что новый папа должен собрать две трети голосов присутст-
вующих кардиналов открытым голосованием, подачей записок
или провозглашением.
Провозглашение заключалось в том, что группа кардиналов,
выводила на середину зала своего кандидата, ставила на ковре,
собирала вокруг него всех, поддерживавших его кандидатуру,,
и затем несла избранника на плечах в капеллу, где нового папу
облекали в одеяние первосвященника.
312
Именно к этому способу и решили прибегнуть руководители'
испанской партии кардиналы Мадруцци и Монтальто, чтобы
добиться от конклава выбора Саисеверипа в первый же день.
Группа кардиналов с шумом и криками окружила Сансе-
верина и повела его в канеллу св. Павла для провозглашения
папой. На пути они старались увлечь остальных кардиналов,
враждебных Сансеверина, и заставить их присоединиться
к провозглашению.
Из 52 присутствующих кардиналов вокруг Сансеверина
добровольно или по принуждению собралось уже 36 членов:
конклава. Когда процессия шла через Королевский зал, она
столкнулась с руководителем меньшинства — кардиналом Аль-
темпсом—и его сторонниками.
Сансеверина схватил кардинала Марка Зиттиха и пытался
увлечь за собою, но тот оттолкнул его и назвал «папой-дьяво-
лом». Завязалась схватка, во время которой меньшинство су-
мело отбить Зиттиха.
Эти события происходили рано утром. Сансеверина рас
считывал, что его успеют провозгласить папой, прежде чем
враждебное меньшинство поднимется с постелей. Однако этот
расчет не оправдался. Меньшинство оказалось на ногах и в пол
ной боевой готовности, в то время как некоторые из сторон-
ников испанской партии еще спали.
Заметив отсутствие престарелого Ровере, несколько кар-
диналов бросились в его келью, вытащили его и полуодетого-
поволокли в капеллу св. Павла. Когда они проходили через
Королевский зал, меньшинство напало на них. Завязалась,
драка. Ровере был сбит с ног, смят и затоптан. Солдаты и кон-
клависты разняли дерущихся. Ровере получил тяжелые по-
вреждения и через несколько дней умер.
Ожесточение враждующих сторон достигло крайней степени.
Большинство с Сансеверина во главе собралось в капелле
св. Павла: меньшинство во главе с Альтемпсом захватило
Сикстинскую капеллу.
Кардинал-иезуит Аквавива, сводивший личные счеты с Сан-
северина, послал дворянина из своей свиты разведать, что де-
лается в капелле св. Павла, и обратился к шестнадцати карди-
налам со следующей речью: «Не бойтесь ничего. Я послал своего,
конклависта в капеллу. Он несколько раз пересчитал собрав-
шихся вокруг Сансеверина. Их всего 32 человека. Может быть,
33, если считать Ровере. Если мы сплотимся и проявим муже-
ство, нам ничто нс угрожает, независимо от того, будет Сансе-
верина выбран или нет. Если он не будет избран, все будут
поражены нашим мужественным сопротивлением испанской'
партии и партиям кардиналов Тосканы и Монтальто. Если
даже нам не удастся помешать его провозглашению, мы высту-
313:
ним сплоченно, все вместе. Когда он увидит, как твердо мы дер-
жимся, он не посмеет расправиться с нами. Если же, мы
разъединимся, он погубит нас поодиночке».
Исходом выборов не только решался вопрос о кандидатуре,
но надолго предопределялась политика Ватикана.
В капелле св. Павла находилось уже 36 кардиналов. Необ-
ходимое большинство было собрано.
Сансеверина, уже считавший себя папой, потребовал от
декана кардинала Джезуальдо, чтобы тот совершил церемонию
его прославления. Однако Джезуальдо заявил, что нужно при-
гласить запершихся в Сикстинской капелле кардиналов.
Сансеверина разразился страшными угрозами и потребовал,
чтобы Джезуальдо немедленно пересчитал присутствующих и
закончил обряд выборов. Среди всеобщего замешательства,
шума и криков Джезуальдо начал считать, дошел до десяти,
сбился, начал снова, дошел до пяти и остановился, заявляя,
что невозможно считать, потому что кардиналы перебегают
с места на место. «Пусть все сядут», — приказал он.
Это требование вызвало еще большее замешательство, так
как кардиналы, стоявшие вокруг Сансеверина, держали за руки
сопротивлявшихся противников, которые пытались вырваться.
Тогда Мадруцци решил пойти в Сикстинскую капеллу и
сообщить кардиналам меньшинства, что если они не явятся
добровольно приветствовать вновь избранного папу, то рис-
куют жизнью.
В это время солдаты свиты уже грабили келью Сансеве-
рина. В отсутствие Мадруцци в капелле св. Павла возобнови-
лась драка. Насильно удерживаемые кардиналы пытались
вырваться. Когда Мадруцци обратился к меньшинству с пред-
ложением признать «законного папу», в капеллу вбежал
окровавленный, в изорванной одежде кардинал Асканио Ко-
лонна, бежавший из капеллы св. Павла. Альтемпс и его союз-
ники встретили его громкими возгласами: «Победа! Победа!»,
Таким образом, Сансеверина, потерял необходимое большин-
ство.
В капелле св. Павла он попытался поставить у дверей
стражу, чтобы не допустить бегства других кардиналов, но
находившиеся здесь сторонники меньшинства — Сфорца,
Сфондрати п Аквавива — закричали, что при запертых дверях
и вооруженной силе выборы недействительны.
Сансеверина вынужден был перейти к выборам голосова-
нием. Джезуальдо снова вмешался и заявил, что необходимо
сперва отслужить «обедню святого духа». Но эта обедня дей-
ствительна лишь в общем конклаве. Совместно с Мадруцци
Джезуальдо направился в Сикстинскую капеллу пригласить
меньшинство. Оказалось, что там уже служится «обедня свя-
зи
того духа». Мадруцци бросился обратно, поспешил отслужить
отдельную обедню и приступил к выборам.
Снова началось замешательство. Зная, что при тайных вы-
борах насильно удерживаемые кардиналы не будут голосовать
за него, Сансеверина потребовал открытого голосования. При
этом возник вопрос: имеет ли право Сансеверина подавать го-
лос за собственную кандидатуру? Без этого он не имел
нужного большинства.
В это время епископ Александрийский, стоявший на коле-
нях, поднялся и как одержимый закричал: «Я молил гос-
пода, чтобы он меня вдохнбвил. Но я не почувствовал в своем
сердце откровения, требующего выбора Сансеверина. Бог не
хочет его». Разъяренный Сансеверина заявил, что святой дух
здесь ни при чем и не может ничего советовать.
Было решено провести закрытое голосование. Сансеверина,
стремясь привлечь сторонников, поклялся, что примет имя
Климента в доказательство того, что не будет мстить своим
противникам (Климент по-латыни значит «милостивый»).
Выборы дали Сансеверина 30 голосов, включая его собствен-
ный. Узнав об этом, меньшинство, запершееся в Сикстинской
капелле, совершило по залам дворца торжественное шествие
•с криками: «Победа! Победа!».
День уже склонялся к вечеру. Измученные волнениями и
дракой кардиналы разошлись по кельям. Сансеверина, увидев
свою келью разграбленной, как если бы он уже был папой,
чуть не сошел с ума.
Сторонники Сансеверина продолжали борьбу. Они надея-
лись на помощь двух кардиналов из испанской партии, а также
еще двух кардиналов (Асколи и Палеотто), которых рассчиты-
вали запугать. Шумные переговоры продолжались всю ночь.
Никто не сомкнул глаз. Исход выборов зависел от Мадруцци,
самого влиятельного кардинала. Его заклинали во что бы то
ни стало помешать выборам Сансеверина, обещали пойти на
что угодно, лишь бы он не допустил к власти этого претендента.
И Мадруцци решил бросить Сансеверина на произвол судь-
бы. Партия Альтемпса договорилась с партией Монтальто
о кандидатуре кардинала Альдобрандини. Это был единствен-
ный кандидат, приемлемый для обеих партий. Когда Мадруцци
узнал, что Альдобрандини тоже намерен принять имя Климента,
он сказал, что и раньше стоял за милостивого папу, а теперь
убедился, что это имя больше подходит Альдобрандини.
30 января 1592 года собрался конклав, и вопрос был решен
в полчаса: Альдобрандини поставили на ковер, кардиналы
окружили его, подняли на плечи и отнесли в Ватикан.
Таково было соотношение сил, когда Джордано Бруно
был выдан Венецией Риму. Испанская партия потерпела по-
315
ражение. На престоле сидел кандидат партии Альтемпса.
Партия Монтальто откололась от испанской группы и нрисо-
единилась к Альтемпсу. Мадруцци, который раньше был сто-
ронником испанской партии и другом Сансеверина, теперь
стал его врагом.
Участники этих событий — Альдобрандини, Мадруцци и
Сансеверина — возглавляли римскую инквизицию во время
процесса Джордано Бруно.
Климента VIII называли слабой копией Сикста V. Он был
не менее жесток, но не обладал энергией, решительностью и
смелостью Сикста. Там, где Сикст V открыто бросал вызов,
Климент VIII предпочитал лавировать.
Богословского образования Климент VIII не имел. Фло-
рентинец по происхождению, он окончил юридический факуль-
тет в Болонье и в юношеские годы был адвокатом и диплома-
том. Выдвинувшись при папе Пие V, он затем, в течение всего
времени, пока властвовал Григорий XIII, влачил жалкое су-
ществование в качестве аудитора церковного суда и вновь
начал выдвигаться при Сиксте V. Он был провозглашен карди-
налом 18 декабря 1585 года. Но и в этой роли ничем не проявил
себя.
Одним из самых тяжких бедствий для церковного государ-
ства был непотизм Климента VIII. Тотчас же после его избра-
ния в Рим нахлынули многочисленные родственники папы,
законные и незаконные «племянники». Им раздавались ответ-
ственные посты. Они беспрепятственно черпали деньги из
церковных сокровищниц.
Папа Климент VIII был болезненный, склонный к полноте
человек, страдающий подагрой. Приступы болезни часто при-
ковывали его к постели в то время, как важнейшие дела тре-
бовали его личного присутствия и участия. Кроме того, он был
крайне мнителен и суеверен. Кгтмент VIII целиком находился
во власти предрассудков своего времени и хватался за все
средства, чтобы спасти себя от сглаза, болезней и покушений.
Папа приглашал самых выдающихся врачей, не считаясь
с их отношением к религии, обращался к астрологам и с тре-
петом следил за составляемыми ими гороскопами. Чтобы обез-
опасить себя от покушений, он устроил личные апартаменты
в глубине ватиканского дворца, позади помещения, где жил
его племянник-кардинал. К нему нельзя было проникнуть,
не пройдя сперва через спальню племянника.
Характерной чертой политики Климента VIII, отразившейся
на процессе Бруно, была крайняя медлительность в трудных
вопросах. Андреа Морозини говорил о нем: «Климент был
того склада ума, который, по примеру Фабия Кунктатора,
применяет политику самого крайнего промедления даже
316
в важнейших делах. Однако он по своему характеру не
отвергал никаких способов борьбы и часто настойчивой
выдержкой и умением добивался того, чего пи в коем слу-
чае не мог бы достигнуть решительным натиском».
При нерешительности, даже робости характера Кли-
мент VIII был подвержен вспышкам гнева, если сталкивался
с сопротивлением его воле, но так же быстро отступал перед
настойчивым отпором или уговорами окружающих.
Последовательности в своей политике Климент VIII не
умел проявить. В борьбе между Испанией и Францией он ста-
рался сохранить добрые отношения как с престарелым Филип-
пом II, так и с энергичным претендентом на французский
престол Генрихом Наваррским.
В управлении церковью и церковным государством Кли-
мент VIII шел по пути Сикста V. Коллегия кардиналов при
Нем утратила всякое значение, а конгрегация инквизиции уси-
лилась. Но во главе «святого судилища» попрежиему стоял
его соперник, сторонник испанской партии, настойчивый, же-
стокий и нетерпимый Сансеверина. После долгих усилий, про-
исков и интриг Клименту VIII удалось лишить Сансеве-
рина первенствующего положения в конгрегации инквизиции,
и руководство инквизицией перешло в руки кардинала
Мадруцци.
В быту Климента VIII огромное место занимали обряды,
церемонии и богослужения. Каждый политический шаг сопро-
вождался бесконечными торжественными обрядами. Религиоз-
ность папы тут была ни при чем— это был маневр, при помощи
которого ему удавалось задерживать и тормозить решение
серьезных дел. Во время великого поста папа вообще отка-
зывался от обсуждения и решения дел. В доступных для
посетителей личных покоях Климента VIII царило показное
благочестие, на стенах висели изображения черепов и скеле-
тов. созерцание которых папа считал наилучшим средством
воспитания души.
Апологетические жизнеописания Климента VIII полны рас-
сказов о беспримерной скромности, строгости, суровости его
образа жизни, о соблюдении постов и обрядов, о беспощадном
«умерщвлении плоти». Уличные проповедники без устали рас-
сказывали, как живет и молится папа в своих покоях, где
нет не только намека на роскошь, но нет даже самого необходи-
мого, как послы других государств неизменно застают его
в пустой комнате стоящим на коленях на голом полу перед
аналоем с раскрытым молитвенником.
Официальные жизнеописания сообщают весьма мало по-
дробностей о вилле Лльдобрандини во Фраскатти, которую по-
строил Климент VIII тотчас после своего избрания и где он
317
проводил часы досуга в развлечениях, мало согласующихся
с приписываемым ему аскетизмом.
Официальные биографы рассказывают о щедрых ежегод-
ных пожертвованиях папы на нищих и о том, что на трапезах,
устраивавшихся для них, он самолично прислуживал совместно
с кардиналами, а во'время великого поста мыл нищим ноги.
Между тем вилла Альдобрандини обошлась папской казне
в такую сумму, которую не истратил бы папа на нищих даже
за сто лет. Одно только здание и фонтаны обошлись в сто ты-
сяч скуди. Парки виллы и ее залы были разукрашены произ-
ведениями искусства, стоившими огромных денег. Лучшие ху-
дожники были привлечены к украшению виллы. Работа архи-
тектора Джованни Фонтана так восхищала современников, что
от его имени и пошло название фонтанов. В парке находилось
множество статуй языческих богов, извлеченных при раскоп-
ках в Риме. Здесь’ стояла одна из лучших статуй Аполлона,
а Нимфеум самым своим названием свидетельстворал о том,
что он был предназначен для установки мраморных статуй
нагих нимф и для нескромных забав папы и гостей с живыми
«нимфами». Это, однако, не мешало папе заботиться о про-
ведении в жизнь постановления Тридентского собора, пред-
лагавшего изъять отовсюду нагие и «соблазнительные» изо-
бражения человеческих тел. Нагие статуи в церквах были
стыдливо облачены тогда в свинцовые передники.
Приближенные папы разделяли его вкус к древнему язы-
ческому искусству. Многие кардиналы коллекционировали
художественные произведения, а кардинал-инквизитор Сфон-
драти, публично демонстрировавший свой аскетизм и предан-
ность целомудренной Марии, собрал огромную картинную
галлерею с весьма нескромными изображениями.
Глава XXIII
ВЫДАЧА БРУНО РИМСКОЙ ИНКВИЗИЦИИ
Постановление трибунала венецианской инквизиции. Вме-
шательство Климента VIII. Дипломатические переговоры.
Постановление Совета республики от 7 января 1593 года
Венецианский инквизитор обязан был уведомлять римскую-
инквизицию о каждом разбираемом деле, а в особо важных
случаях присылать копии протоколов и постановлений.
Сообщение о процессе. Джордано Бруно было послано
в Рим апостолическим нунцием Лодовико Таберна, по науще-
нию которого кардинал Сансеверина настойчиво требовал
выдачи Бруно Риму.
Коллегия римской инквизиции состояла из семи кардина-
лов и возглавлялась самим папой. С 1586 года кардинал Сан-
северина был только секретарем инквизиционного трибунала.
Закончив следствие по делу Бруно, венецианская инквизи-
ция запросила Сансеверина, как поступать дальше. Официаль-
ное требование о выдаче Бруно Риму было получено 12 сен-
тября 1592 года. Тотчас же венецианский трибунал вынес реше-
ние подчиниться требованию Рима. Однако венецианская
инквизиция находилась в двойной зависимости — от папы
и от дожа. Поэтому решение выдать Бруно не имело никакой
силы, пока на него не дало согласия правительство Венеции.
Этот вопрос стал предметом серьезного дипломатического кон-
фликта между Венецией и Римом.
Разумеется, папская власть стремилась овладеть опасным
еретиком. Но больше всего она хотела создать прецедент,
который позволил бы ей и в дальнейшем требовать выдачи
Риму лиц, арестованных в Венеции инквизицией за религиоз-
ные преступления.
28 сентября 1592 года трибунал инквизиции обратился
в Совет мудрых с требованием выдать Бруно римской инкви-
зиции.
81»
Доклад инквизиции правительству Венеции о причинах
ареста Бруно сформулирован в весьма осторожных выраже-
ниях. Зная, что буржуазная республика защищает свободу
философии, инквизитор обходит вопрос о научных взглядах
Бруно и неопределенно называет его «ересиархом». Юриди-
ческим мотивом требования выдачи выдвинуто то обстоятель-
ство, что Бруно — монах-отступник и в прошлом уже преда-
вался суду в Неаполе и Риме.
Дело Бруно находилось в руках самого дожа. Правитель-
ство Венеции с 18 августа 1585 года возглавлял Пасквале
Чиконья. В международной политике он стоял за мир с дру-
гими государствами независимо от исповедуемой ими религии.
Вследствие этого у него не раз возникали острые столкновения
с инквизицией.
Годы правления Чиконья отмечены актами веротерпимости,
из которых на первом месте стоит признание французского
короля Генриха Бурбона, отлученного папской властью
от церкви. Признание короля-еретика вызвало большое сочув-
ствие народных масс в Венеции и негодование папской власти.
Чиконья привлекал в Венецию лучших представителей
науки, искусства. В то время, когда обсуждался вопрос
о выдаче Бруно, он пригласил в Падую читать лекции по ас-
трономии Галилео Галилея, изгнанного схоластами из родного
города.
Высшим правительственным 'органом Венеции был сенат •
«прегати». Коллегия Совета мудрых состояла из 16 членов.
'Она являлась исполнительным органом сената. В ее состав
входили «мудрые» совета, «мудрые» моря, «мудрые» твердой
земли и «мудрые» по ересям. «Мудрые» участвовали в заседа-
ниях сената, как и 24 прокуратора Венеции, или представители
судебной власти.
Трибунал венецианской инквизиции явился на заседание
('.света мудрых в полном составе, надеясь добиться немедлен-
ного согласия на выдачу Бруно. Однако Пасквале Чиконья
прибег к характерным для венецианской политики того вре-
мени уклончивым ответам, уверткам и проволочкам. Со своей
стороны инквизиторы, стараясь помешать отсрочке дела,
ссылались на то, что у пристани стоит готовый к отплытию
корабль. В связи с тем, что между Венецией и римским портом
Анконой крейсировали турецкие пираты, венецианские суда
плавали под охраной военных кораблей.
Совет мудрых предложил инквизиторам явиться за отве-
том на вечернее заседание под тем предлогом, что сейчас на по-
вестке дня стоят важные вопросы, а дело Бруно требует особого
обсуждения. На самом деле «мудрые» решили отказать Риму
в выдаче Бруно и перенести вопрос на рассмотрение сената.
320
Дело о выдаче Бруно Риму обсуждалось 3 октября
1592 года. Было решено отклонить требование. 22 декабря
сенат через своего посла в Риме Франческо Донато известил
папу Климента VIII о своем отказе выдать Бруно и поручил
Донато изложить папе причины, по которым правительство
Венеции рассматривает это дело как принципиальный вопрос
о нарушении суверенных прав венецианского государства.
Борьба между церковью и буржуазной республикой пре-
красно отражена в споре между апостолическим нунцием
Лодовико Таберна и Донато.
Апостолический нунций выступил с изложением мотивов
требования выдать Бруно. Он пытался связать этот процесс
с тем, который велся в 1576 году в Риме. Именно поэтому инкви-
зитор Салюцци столь настойчиво допрашивал Бруно о преж-
них преследованиях. Инквизиторы старались изобразить дело
так, будто начатый процесс был прерван из-за бегства Бруно,
возобновлен после его ареста и должен закончиться там, где
был начат, т. е. в Риме.
Против нунция выступил Франческо Донато. Он занимал
должность прокуратора республики и только что вернулся
из Рима, где находился в качестве посла. Он уже сообщил
папе об отказе правительства выдать Бруно. Донато стоял
во главе партии, решительно боровшейся против притязаний
папской власти. В Риме он имел довольно крупные столкно-
вения с Климентом VIII. Донато изложил доводы против вы-
дачи, не касаясь личности Бруно, совершенно игнорируя
вопрос о ереси и ссылаясь на право венецианской инквизиции
самой судить еретиков.
В ответ апостолический нунций заявил, что дело имеет
исключительно важное значение, что папа владеет неограни-
ченным правом вызывать церковников в Рим, а Бруно —
беглый монах и притом, подчеркнул он, запятнан тягчайшими
преступлениями. Нунций намекал на какие-то уголовные
преступления, якобы лишавшие обвиняемого покровительства
республики.
Обвинения, выдвинутые нунцием против Бруно, конечно,
ничем не обоснованы. Задача представителя церкви заключа-
лась в том, чтобы произвести впечатление на правительство
Венеции, застращать его множеством чудовищных преступле-
ний, якобы совершенных Бруно, и таким образом содейство-
вать его выдаче.
Таберна не упустил случая демагогически повлиять на тор-
говые, чисто экономические интересы буржуазии. Он не пре-
минул воспользоваться показанием Бруно, что тот издавал
книги в других городах под маркой Венеции и этим наносил
ущерб венецианской книжной торговле.
21 В. С. Рожицын
321
Донато стоял на твердой позиции невмешательства церкви
в дела государства. Ссылка нунция на традицию выдачи ере-
тиков Риму была отвергнута как лишенная оснований.
В течение всего XVI века Венеция выдала Риму лини, од-
ного человека — гуманиста Помпонио Алджерп. Только этот
единственный факт может итти в сравнение с выдачей Бруно.
В остальных случаях, упоминания о которых сохранились
в некоторых источниках, инквизиции выдавались только бег-
лые монахи. Этим и объясняются усилия Таберна подвести
Бруно под категорию беглых монахов.
Казалось труднее было опровергнуть довод нунция, что дело
должно заканчиваться тем же самым судом, который его начал.
Кроме того, он доказывал, что Бруно — неаполитанец, т. е.
испанский подданный и, следовательно, не подсуден Венеции.
Донато решительно возражал нунцию: если бы Бруно при-
влекался по тому же делу, по которому был предан суду в Не-
аполе, и еелп бы его испанское подданство играло какую-нибудь
роль, то его надо было бы выдать Испании, а не Риму. Что ка-
сается намеков нунция на какие то уголовные преступления
Бруно, то они совершенно голословны \
Дело Бруно считалось чрезвычайно секретным, и даже
члены правительства не должны были сообщать о нем никому
ни официально, ни в частных беседах. Таким образом, в Вене-
ции не было известно о судьбе Бруно и о трагедии, происшед-
шей во дворце Мочениго в ночь с 22 на 23 мая. Свидетели,
которые давали показания в трибунале, обязаны были молчать
под страхом смерти. Внезапное исчезновение Бруно не вну-
шало подозрений, так как многим было известно, что он
собирался уехать во Франкфурт.
Узнав, что попытка кардинала Сансеверина затребовать
Бруно в Рим потерпела неудачу, папа взял дело в свои руки.
Отказ Венеции принимал иной характер, когда с требованием
о выдаче выступал сам папа. Все церковникп — от кардинала
до простого монаха — находились в безусловном подчинении
главе церкви.
Главный прокуратор республики Контарини, приглашен-
ный на заседание правительства для консультации по этому
вопросу, как обычно делалось при разборе особенно трудных
случаев, сделал существенную оговорку в пользу прав Вене-
ции: республика суверенна в отношении своих подданных,
даже если они церковники. Но эта оговорка в данном случае
не имела значения, ибо Бруно не был венецианским подданным.
1 Заявления нунция о преступлениях, якобы совершенных Бруно,
были впоследствии широко использованы реакционными буржуазными
историками, которые приписывали Бруно убийство какого-то монаха.
322
Юридические доводы, изложенные Контарини, основыва-
лись на трех положениях, неблагоприятных для Бруно: он
не был подданным Венеции; судебное дело началось в Неаполе
и Риме; он рассматривался инквизицией как беглый монах
и отступник.
Сведения, которые главный прокуратор представил прави-
тельству *, поражают своей неточностью. По его сообщению,
Бруно первоначально был заключен в тюрьме Неаполя,
а затем Рима, бежал из заключения, скрылся в Англию и после
этого переехал в Женеву, откуда вернулся в Италию. Источни-
ком этих ошибок была заведомо ложная информация, пред-
ставленная инквизиторами. Таким образом, инквизиторы под-
вели Бруно под категорию уголовных преступников, бежавших
из тюрьмы и подлежащих выдаче. Сообщая со слов инквизи-
торов о тягчайших преступлениях, будто бы совершенных
Бруно, Контарини, однако, признал, что он замечательный
гений и создатель удивительного учения.
Роковую роль в судьбе Бруно сыграло решение Совета
республики о его выдаче 7 января 1593 года. Венеция согла-
силась на выдачу лишь в связи с политическими обстоя-
тельствами текущего момента.
Борьба партий в правительстве Венеции привела к пере-
смотру решения о выдаче Бруно. Прокуратор Донато принад-
лежал к врагам папской власти. Главный прокуратор Конта-
рини примыкал к другой партии — партии компромисса с пап-
ской властью. К этой партии принадлежал также дож Чиконья,
знавший, что Климент VIII придаст аресту Бруно очень боль-
шое значение, причем не побоится довести дело до дипломати*-
ческого разрыва и наложить на республику интердикт.
Выдача Бруно была следствием победы в самом прави-
тельстве Венеции той группы правящей буржуазии, которая
вместе с дожем Пасквале Чиконья в данный момент преднен
читала сохранение мира с Римом.
Постановление о передаче Бруно Риму было вынесено
7 января 1593 года. Вот что в нем говорилось:
«Монсиньор нунций сделал нашей синьории настоятельное
представление от имени верховного первосвященника о выдаче
Риму брата Джордано Бруно неаполитанца. В первый раз
он был предан суду и заключен в тюрьму в Неаполе, а затем
в Риме по тягчайшпм обвинениям в ереси. Затем он бежал
из тюрьмы того и другого города и, наконец, был обвинен и за-
держан святой службой инквизиции ЭТОГО города; Ввиду этого
святой трибунал Рима должен выполнить над ним надлежащее
правосудие. В таких случаях, а в особенности в таком исключи-
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 373.
21*
323
тельном деле, подобает удовлетворить [требование] его свя-
тейшества.
Во исполнение требования первосвященника указанный
брат Джордано Бруно должен быть передан трибуналу инкви-
зиции Рима, о чем необходимо известить монсиньора нунция,
чтобы он установил, под какой охраной и каким образом
угодно будет его преосвященству отправить указанное лицо.
Об этом надлежит сообщить нунцию завтра при свидании
с ним или передать ему извещение на дом через посредство
нотария нашей канцелярии. Кроме того, нашему послу в Риме
должно быть отправлено уведомление, чтобы он сделал надле-
жащее представление его святейшеству и засвидетельствовал
постоянную готовность нашей республики выполнить все,
угодное ему» *.
С 7 января по 19 февраля 1593 года Бруно оставался в Вене-
ции, ожидая, пока его отправят в Рим под охраной военных
кораблей. Закованного в цепи Бруно сопровождал Ипполито
Мариа Беккария, вскоре назначенный генералом доминикан-
ского ордена и принимавший деятельное участие в суде над
Бруно в Риме, особенно в конце процесса.
Новый посол в Риме Парута сообщил папе, что решение
республики, переданное раньше послом Донато, отменено.
Так Бруно был принесен в жертву дипломатии.
Политический и моральный облик Климента VIII полностью
проявился в безудержной, циничной радости, с какой он при-
нял это приятное для него сообщение.
16 января 1593 года посол Парута писал дожу Венеции:
«Я известил его святейшество о полученном от вашего сиятель-
ства поручении сообщить относительно брата Джордано Бруно
и представил на его усмотрение. При этом я засвидетельство-
вал, что это решение еще раз подтверждает желание вашей
светлости угодить ему. Он действительно принял это сооб-
щение, как в высшей степени радостное, и ответил мне
весьма любезно и обязательно. Оп заявил, что очень желает
всегда находиться в согласии с Республикой. Кроме того,
он не хочет, чтобы ей приходилось разгрызать сухие кости,
подкладываемые теми, кто не в силах спокойно глядеть
как высоко он ценит засвидетельствованную ему преданность 1 2.
На это я ответил столь же обязательными словами, выразив
искреннее почтение Республики к нему. Так как в моих словах
ничего существенного не заключалось, то я не передаю их
содержания» 3.
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 375.
2 Климент VIII не удержался от злорадного выпада против До-
нато. — Ред.
8 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 376—377.
Глава XXIV
РИМСКАЯ ИНКВИЗИЦИЯ
Учреждение инквизиции в Испании. Орден иезуитов. Созда-
ние римской инквизиции. Застенки инквизиции
Инквизиция как следственный и судебный орган римско-
католической церкви по делам о ересях и свободомыслии воз-
никла еще в начале XIII века. Но уже к XV веку трибуналы
инквизиции, находившиеся в руках доминиканского ордена,
не могли бороться с оппозицией, направленной против ка-
толической церкви и ее учения.
Обеспокоенные этим властители Испании Фердинанд и Иза-
белла, недаром носившие прозвище «католических» королей,
в 1480 году получили у папы Сикста IV разрешение органи-
зовать в Кастилии новое инквизиционное судилище, которое
и приступило к своей кровавой деятельности в 1481 году.
Сразу же запылали костры, на которых подвергали мучитель-
ной казни «еретиков».
Начиная с 20-х годов XVI столетия, во всей Западной
Европе положение феодального режима и тесно с ним связан-
ной католической церкви настолько пошатнулось, что примеру
Испании начали следовать все те, чье благополучие зависело
от сохранения отживавшего феодализма и от влияния католи-
ческой церкви.
Идеи реформации и связанное с ними свободомыслие широко
распространились по всей Западной Европе.
Энгельс справедливо охарактеризовал реформацию как
учение, отвечающее «требованиям самой смелой части тог-
дашней буржуазии» Г
Отпадение Англии от католицизма заставило католическую
церковь, до того довольно спокойно относившуюся к распро-
странению учений реформаторов, принять решительные меры.
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. 2, стр. 297.
Особенно испугало церковников возникновение очагов этой
ереси в самой Италии.
Пример испанской инквизиции, жестоко расправлявшейся
с «еретиками», стоял перед глазами папы Павла III, когда он
в 40-х годах XVI века приступил к организации римского
инквизиционного судилища. 27 сентября 1540 года он издал
буллу «Управление воинствующей церкви», утверждавшую
новый монашеский орден — «Общество Иисуса», орден иезу-
итов, который вскоре стал орудием подавления всего передо-
вого в Италии и других странах.
14 января 1542 года была издана булла, согласно которой
все духовные лица, не исключая и самых высоких представи-
телей римской курии, поступали под строжайший надзор спе-
циальной инквизиционной инстанции. Ей должны были ока-
зывать всяческое содействие все органы церкви и все церков-
ники.
Однако прежде всего необходимо было создать эту инстан-
цию, или, вернее, наполнить новым содержанием старое учре-
ждение, с годами совсем потерявшее вес. Осуществление этой
задачи было поручено главе крайне реакционной партии
в курии, жестокому фанатику кардиналу Джованни Пьет-
ро Караффа. Несмотря на сопротивление представителей
более умеренной партии, Караффа, проведший несколько лет
в Испании в качестве апостолического нунция и вполне
усвоивший методы инквизиционного судилища, настоял на
своем.
21 июля 1542 года папа опубликовал буллу «Хотя изна-
чала» («Licet ab initio»).
Булла эта утвердила комиссию кардиналов с председа-
телем, получившим наименование «великого инквизитора».
Комиссии предоставлялось ничем не ограниченное право
производить всеми доступными церкви средствами следствие
по делам об отступничестве от католицизма, применять
пытки, конфисковать имущество. Комиссия получила так
же право создавать трибуналы инквизиции в Италии и за ее
пределами.
Первым «великим инквизитором» был инициатор и созда-
тель нового учреждения — кардинал Караффа. С той же энер-
гией, с какою он добивался реализации своих изуверских
планов, Караффа сразу же взялся за руководство «святым
судилищем» («Sanctum oliicium»), как вскоре стали официально
называть новый орган. Не желая терять времени на хлопоты
в финансовых инстанциях, он на собственные средства снял
большой дом, в котором и расположил судилище с его быстро
разраставшимся аппаратом, тюремные казематы и помещения
для пытки.
326
В основу деятельности этого судилища Караффа положил
сформулированные им самим правила. Главное в делах веры —
ни мига промедления. При малейшем подозрении нужно немед-
ленно действовать с наибольшей строгостью. Второе — не счи-
таться с положением еретика в обществе, будь то князь,
прелат, или любое другое высокопоставленное лицо. Третье —
быть наиболее строгим к тем еретикам, которые пытаются
найти защиту у влиятельных особ; только признающий свои
прегрешения заслуживает более мягкого обращения и «оте-
ческого сострадания». И, наконец, четвертое — не допу-
скать никакого снисхождения к еретикам, особенно к каль-
винистам \
Первой жертвой нового судилища должен был стать глав-
ный викарий ордена капуцинов, широко известный и за преде-
лами Италии проповедник и богослов Бернардино Окино.
Он находился в ту пору во владениях Венецианской респуб-
лики, которая, пользуясь своими привилегиями, отнюдь не со-
биралась выдавать его Караффе. Усиленные приглашения
в Рим вызвали подозрение у Окино, и он при поддержке
друзей бежал из Италии в Женеву, к Кальвину. Так же не-
удачно окончилась попытка инквизиции захватить другого
«опасного», с ее точки зрения, проповедника — Джироламо
да Мельфи: он тоже бежал в Женеву.
Эти первые неудачи не обескуражили Караффу и созданную
им организацию. Они отыгрывались на «еретиках» более мел-
кого масштаба, повсюду рассылая шпионов, привлекая к суду
по малейшему подозрению или доносу. Римская инквизиция
скоро стала грозным орудием католической реакции; она
вызывала ненависть и ужас у всех, кто хранил в душе остатки
свободной мысли и стремления, завещанные эпохой Возро-
ждения.
В 1543 году великий инквизитор издал распоряжение,
согласно которому пи одна книга, каково бы ни было ее со-
держание, независимо от того, издавалась она раньше или
нет, не могла быть выпущена в свет без разрешения инкви-
зиции.
Инквизиционное судилище, руководимое изувером Караф-
фой, из года в год усиливало свое влияние на судьбы Италии.
Несмотря на то, что в отдельных городах и государствах Апен-
нинского полуострова действовали, казалось, самостоятельные
трибуналы инквизиции — трибуналы вице-королевства Неапо-
литанского, республики Венеции и другие, — централь-
ный, римский трибунал, используя свои связи с курией, стал
1 См. L. Rank е. Die romische Papste in den letzten Jahrhun-
derten, т. I, стр. 137.
327
руководящим органом и в важнейших случаях предписывал
местным трибуналам свою волю.
Папа Павел III иногда осмеливался не соглашаться с все-
сильным Караффой и вступал с ним в конфликт, преемник же
его, безвольный и слабый Юлий III (1550—1555), стал бук-
вально игрушкой в руках инквизиции. 15 февраля 1551 года,
вскоре после своего избрания, Юлий III издал буллу, в силу
которой ни один из самых могущественных государей не смел
оказывать какое бы то ни было противодействие инквизиции
или ее служителям при исполнении ими их обязанностей.
Инквизиция хозяйничала в Италии полновластно, все чаще
пылали костры на Кампо ди Фьоре в Риме.
Состав центрального инквизиционного судилища регулярно
менялся, но во главе его в качестве «великого инквизитора»
продолжал стоять грозный Караффа. Власть его становилась
все более неограниченной, и, наконец, после кратковременного
понтификата Марчелла II, Джованни Пьетро Караффа был
избран на «престол св. Петра» и принял имя Павла IV (1555—
1559).
Павел IV, вдохновитель инквизиции, приложил все силы
к тому, чтобы окончательно упрочить это любезное его сердцу
детище. Сохранив за собой и после вступления на папский
престол, если не формально, то фактически, должность «вели-
кого инквизитора», Павел IV провел решение о регулярных
еженедельных заседаниях инквизиционного судилища. Каждый
четверг он сам председательствовал в нем.
Централизация в инквизиционной сети Италии заметно
усилилась. Путем смены инквизиторов на местах и введения
чисто испанской системы взаимного шпионажа местные суди-
лища все больше подчинялись римскому центру. Жертвами
инквизиции становились даже крупнейшие политические и
церковные деятели.
Насколько римской церковью того времени владели фана-
тические настроения, ярко показывает булла от 15 февраля
1559 года, согласно которой все князья, короли и императоры,
симпатизировавшие в какой-нибудь мере ереси, отлучались от
церкви, объявлялись лишенными власти и обязанными поки-
нуть свои государства. Позже, в 50-х годах XVII века, когда
половина Западной Европы уже отпала от католической
церкви, а в другой половине авторитет этой церкви очень
поколебался, такое требование звучало бы совершенно нелепо.
18 августа 1559 года Павел IV умер. Римский народ поднял
тогда восстание и разгромил не только жилище самого папы,
но и здание инквизиции, вызывавшей всеобщую ненависть,
со всеми хранившимися в нем документами. Узники, томив-
шиеся в казематах «святого судилища», были выпущены на
328
волю, и следующим папам пришлось затратить немало усилии,,
чтобы снова схватить хотя бы некоторых из них.
«Расцвет» деятельности римской инквизиции следует отнести
ко времени понтификата Пия V (1565—1576) — бывшего карди-
нала Микеле Гизлиери, ближайшего помощника Павла IV —
Караффы и его преемника в управлении святым судилищем.
При Пие V («святом») были выработаны те жестокие и подлые
методы допроса, которые применялись потом в деле Бруно.
Италия содрогалась от ужаса, видя уничтожение тысяч мир-
ных вальденсов и преследования многих уважаемых лиц.
Буллой от 21 декабря 1566 года Пий V окончательно закре-
пил особое положение инквизиции; он аннулировал все поста-
новления и распоряжения предшествовавших пап, в какой бы
то ни было мере ограничивавшие или отменявшие постановле-
ния инквизиционного трибунала, и заранее объявил не имею-
щими силы все возможные дальнейшие решения пап, направ-
ленные к смягчению приговоров инквизиции. Этой буллой
инквизиционное судилище формально ставилось выше самого
папы.
В 60-х годах XVI века волна инквизиционных процессов
в Италии достигла невиданных даже при Павле IV размеров.
По образцу Испании костры пылали еженедельно во всех
концах полуострова.
Именно в эту пору юный Бруно впервые столкнулся со «свя-
тым судилищем». Система работы, принципы ведения следствия
и применения наказаний были к тому времени более или менее
выработаны, так что последующая частая смена пап не внесла
существенных изменений в деятельность судилища.
При Клименте VIII (1592—1605) активность инквизиции
усилилась. Одной из жертв ее и стал Бруно.
Инквизиция не торопилась с разбором его дела. Повиди-
мому, судьи надеялись взять Бруно измором и рано или поздно
заставить покаяться. Средства на содержание заключенных
отпускались весьма скудные, их подкармливали тюремщики,
которые наживались на этом.
Декрет от 28 мая 1565 года гласит: «Если при освобожде-
нии из святого судилища заключенные откажутся произвести
расчет со сторожем Джованни Каванья за питание, то они
будут отправлены в тюрьмы башни ди Нона и не будут осво-
бождены, пока не рассчитаются полностью с указанным сторо-
жем или не договорятся с ним» С
17 октября 158-4 года это решение было подтверждено:
«Заключенные, переведенные в тюрьмы святого судилища
1 L. Pastor. Allgememe Dckrete dor Romischen Inquisition aus
den Jahren 1555—1597. 1912, стр. 28.
329
из тюрем башни ди Нона и Сабельской курии, не подлежат
•освобождению, пока не рассчитаются за выданное им питание
с капитаном указанных тюрем»
Положение Бруно было тем более тяжелым, что перед аре-
стом в Венеции Мочениго отнял у него деньги и вещи и отдал
его в руки инквизиции в том виде, в каком застал ночью,
в постели.
Декреты инквизиции о запрещении тюремным слугам при-
нимать какие бы то ни было подарки от заключенных свиде-
тельствуют о том, что подкуп и взятка были широко распро-
странены и могли в какой-то мере улучшать положение заклю-
ченных. Так, 29 ноября 1594 года было постановлено, что
«впредь сторожа тюрем святого судилища и их помощники
под угрозой увольнения не смеют ничего принимать от заклю-
ченных, даже если те делают подарки добровольно. . . а также
если их передают другие лица от имени заключенных».
Тем, кто имел на свободе друзей и родственников, удавалось
смягчать тюремщиков. За деньги в церковной тюрьме можно
было купить все, вплоть до более легкого вида казни.
До нас дошли воспоминания Филиппа Камерария — одного из
пленников инквизиции, которому удалось вырваться на волю.
Филипп Камерарий (1537—1624) был протестантским
юристом, сыном одного из руководителей лютеранской рефор-
мации, ректора Нюрнбергского университета Иоахима Каме-
рария, ближайшего сотрудника Меланхтона. Он находился
в заключении в Риме с 5 июня по 4 августа 1565 года. В своем
«Подлинном и истинном сообщении» он описывает путешествие
в Италию, закончившееся столь печально.
Особенно интересны впечатления, вынесенные Камерарием
из Неаполя, где в то время проводил свои ученические годы
Джордано Бруно. «Неаполитанская область — блаженный рай,
но населяют его дьяволы». Камерарий был поражен тем, что
испанский король, душивший налогами эту область, факти-
чески не получал ничего, несмотря на ее огромные богатства.
Награбленные чиновниками сокровища уходили на подавле-
ние революционного движения и защиту Неаполя от посяга-
тельств турецкого султана и римского папы.
В Риме Камерарий восхищался изумительными памятни-
ками античной культуры, позже почти совсем исчезнувшими.
Он рассказывает о тяжелом положении городского населе-
ния — поголовно неграмотного, нищего, суеверного, об интел-
лигенции, более чуждой религии, чем где бы то ни было,
о поэтах, распевающих на улицах песни, в которых высмеи-
1 L. Pastor. Allgemeine Dekrete der Romischen Inquisition aus
den Jahren 1555—1597, 1912, стр. 39.
330
вается религия и ее служители, о философах, доказывающих
в своих трудах, что все происходит от природы, а не от бога,
о религиозных проповедниках, распространяющих чудовищ-
ные небылицы во славу превозносимой ими религии.
Камерарий как лютеранин был схвачен инквизиторами
и заключен в тюрьму. Рассказ его о тюремном быте дает неко-
торое представление об обстановке, в которой очутился потом
Джордано Бруно. Он описывает крохотные камеры, похожие
на погреба. Заключенные, лишенные одежды и постелей,
жестоко страдали от холода и сырости.
Днем и ночью тюрьма оглашалась воплями и стонами
избиваемых или принесенных после пыток. Тюремщики обра-
щались с заключенными бесчеловечно.
В камеры не проникал ни один луч солнца. Заключенные
часто болели и умирали.
Заключенным не дозволялось ни читать, ни писать. Только
находящимся под допросом давали бумагу и перья для состав-
ления показаний и отречений. Говорить друг с другом также
запрещалось. Эти запрещения были утверждены декретом
инквизиции от 7 июня 1567 года: «Никому из заключенных
не разрешается говорить с кем бы то ни было, как и писать
и читать или обращаться к начальству, за исключением тех
случаев, когда они защищаются (от обвинений)».
Особенно преследовалось перестукивание с заключенными
в соседних камерах. В декрете от 13 июля 1569 года сказано,
что «всех заключенных, которые будут вести разговоры днем
или ночью с другими заключенными, кроме тех, которые нахо-
дятся с ними в общих камерах, надлежит подвергать пыткам
согласно решению господина комиссария».
При Джордано Бруно начальником тюрьмы был комисса-
рий Альберто Трагальоло, ведавший пытками и допросами.
Должностные лица, которым поручалось принуждать заклю-
ченных к признанию путем уговоров, а в случае необходи-
мости применять пытки, назывались квалификаторами.
Подвергая заключенного пытке, инквизиция допускала
длительное истязание. Декрет от 4 сентября 1577 года пред-
писывал: «Когда поручается пытать кого-либо по решению
должностных лиц, то подобное решение должно не только опре-
делять длительность пытки или способ истязания, но и пред-
полагает, что если будет найдено целесообразным продолжать
назначенную пытку в течение двух дней, в два приема, пре-
рывая и возобновляя ее по своему усмотрению».
«Суммарий доминиканского ордена» посвящает пыткам че-
тырнадцатую главу четвертой книги. Инквизиторы исходили
из глубокого презрения к человеку, как существу лживому
по своей природе, и этим оправдывали необходимость пыток:
331
«Злодейство преступников так велико, что они прилагают все-
усилия, стараясь помешать судьям выяснить их преступления.
Подвергаемые допросу, они нагло отрицают свою вину. Ввиду
этого возникла необходимость найти разного рода средства,
чтобы вырывать истину из их уст. Таких средств три: присяга,
тюремное заключение и пытка. По существу, следовало бы
верить просто сказанному, но все без исключения люди так
лживы, что было постановлено требовать присяги от обвиняе-
мого, против которого имеются улики. Под угрозой обвинения
в смертном грехе он обязан открывать истину. . .
Если же невозможно добиться истины посредством присяги
и имеются серьезные улики, а преступление велико, то необхо-
димо прибегать к тюремному заключению, которое дает три
полезных результата: 1) если обвиняемый виновен, то заклю-
чение заставляет его сознаться в преступлении; 2) лишает его
возможности узнать, что сообщили свидетели, и опровергать,
их; 3) препятствует его бегству. . .
Если вышеуказанные средства не помогают, то остается
последнее — пытка. На основании имеющихся свидетельств
о степени виновности судьи могут налагать физические истя-
зания, к числу которых относятся воздержания, принужде-
ния и тому подобное, пока он не сознается. Если против
брата имеются свидетельства мирян, то на основании их его
нельзя осудить, но можно подвергнуть пыткам и предать
допросу. . .
Кроме вышеуказанных оснований, по которым обвиняемого
можно подвергать пыткам, имеются еще следующие: во-первых,
если обвиняемый колеблется как в форме изложения, так
и по существу дела, сперва признает себя виновным, а потом
отрицает, или сперва отрицает, а потом сознается, или если
во время допроса говорит одно, а затем прямо противополож-
ное. Во-вторых, если имеется достаточно достоверное свиде-
тельство вне суда. В-третьих, если имеется хотя бы один сви-
детель, дающий достаточно порочащие показания. В-четвер-
тых, если имеется один свидетель, подтверждающий обвинение.
В-пятых, если есть много явных свидетельств» *.
На вопрос — подвергался ли пыткам Джордано Бруно,
современные апологеты инквизиции отвечают: протоколы ни-
чего не говорят о пытках, следовательно, они не применялись.
Однако рассуждения эти явно искажают историческую дей-
ствительность. Инквизитор Антонио Панормита в своем своде,
вышедшем в 1646 году, подробно излагает и обосновывает при-
менение пыток в судах инквизиции. Он говорит: «Инквизиторы
вынуждены особенно часто прибегать к пыткам, так как ерети-
1 «Summarium Ordin Praedicator Institutioncs», 1617, стр. 350—351
332
веские преступления относятся к числу тайных и трудно дока-
зуемых. Кроме того, сознание в ереси приносит пользу не
только государству, но и самому еретику. Поэтому пытка
полезнее всех других средств, помогающих довести следствие
.до конца и вырвать истину у обвиняемого».
Далее Панормита указывает, что во время пытки инкви-
зиторы, опасаясь колдовства со стороны пытаемого, подвеши-
вали ему на шею мощи для обороны от дьявола.
В римской инквизиции пытки были возведены в систему.
Церковь создала даже целую «науку» о пытках. В 1599 году
вышла огромная книга Мартина Дель-Рио «Инквизиторское
расследование о колдовстве». Автор рассматривает в ней
всевозможные средства, причиняющие страдания. Книга
.Дель-Рио наиболее полно отражает практику римской инкви-
зиции.
В ту пору уже существовали специальные «руководства»
инквизиции о пытках — «Директорий инквизиторов», напи-
санный Николаем Эймериком в 1378 году и переизданный
юристом Пенья в 1578 году по приказанию папы Григо-
рия XIII», «Молот ведьм» Шпренгера и Инститориса, «Свод
уголовных советов» Марсильи, «Демонолатрия» Николая Реми-
гия и «Практика и теория уголовных советов» Фарипачи в двух
томах. Книга Дель-Рио подводит итоги и обобщает опыт инкви-
зиторов.
Еретика, говорит Дель-Рио, надлежит передавать в руки
инквизиции, его «можно хватать где угодно и когда угодно,
потому что он лишен всякой законной защиты, его можно
.держать в цепях, колодках, ручных оковах, можно за его
вину бросить в темную и грязную тюрьму, где нельзя выжить
и нескольких дней» *.
Выбор и продолжительность пытки предоставлялись на
усмотрение судьи, но с тем, чтобы тело обвиняемого осталось
неповрежденным или мало поврежденным, чтобы он мог быть
потом освобожден или подвергнут казни, причем под неповре-
жденностью тела подразумевалось, чтобы не были сломаны
кости или разорваны жилы, не было резаных ран; растяже-
ния же сухожилий и вывиха костей из суставов невозможно
было избежать даже при самых легких пытках. Пытки разре-
шалось повторять. Если обвиняемый не сознался после часо-
вой пытки, следовательно, он слишком крепкого телосложения
и в отношении его проявили излишнюю мягкость. В случаях,
когда человек обвиняется в нескольких преступлениях, его
надлежит пытать столько раз, сколько предъявлено обвинений.
1 М. Del Rio. Disquisitionum magicarum libri 6. 1599 и 1657,
«зтр. 785.
333
Деятельность римской инквизиции исключает какие бы
то ни было сомнения в том, что Джордано Бруно подвергали
жестоким пыткам. Таков был основной способ допроса в инкви-
зиционном судопроизводстве. «Святое судилище» полагало,
что нет такого признания, которого нельзя было бы вырвать,
подвергая человека физическим истязаниям. Пытки применя-
лись в отношении всех заключенных, а тем более — упорных
еретиков. Декрет от 28 июля 1569 года подтверждает это:
«Все без исключения обвиняемые, уличенные или сознавшиеся
в ереси, должны обязательно подвергаться пыткам по решению
судей для дальнейшего выяснения истины и для раскрытия
сообщников» \
1 L. Pastor. Allgemeine Dekrete der Romischen Inquisition aus
den Jahren 1555—1597, стр. 31.
Глава XXV
ПЕРЕСМОТР ВЕНЕЦИАНСКОГО ПРОЦЕССА
Римский процесс. Допросы Брупо. Донос на Бруно из Вер-
челльского архиепископства. Комментарии неизвестного
к книге «Изгнание торжествующего зверя». Извлечение
еретических положений из произведений Брупо
Около трехсот лет большинство историков — исследовате-
лей Джордано Бруно — считало, что документы его процесса
в римской инквизиции безвозвратно погибли.
В 1809 году архивы римской инквизиции были вывезены
французским правительством в Париж. После заключения
мира, когда звезда Наполеона закатилась, начальник архивов
Ватикана, Марини, отправился в Париж и начал переговоры
с Талейраном о возвращении документов.
Вскоре Марини был отозван в Рим и вместо него был назна-
чен граф Джиннази. Когда в 1817 году Марини вернулся
в Париж, ему пришлось заняться собиранием документов, кото-
рые граф Джиннази разбазарил, пе подозревая их ценности.
«Мне удалось, — сообщает Марини, — разыскать свыше
шестисот томов в лавках торговцев сельдями и мясом».
Марини был дан приказ сжечь некоторые документы «свя-
той службы».
Он несколько видоизменил приказ, отобрал среди докумен-
тов те, которые счел полезными, а «бесполезные» или слишком
«громоздкие» уничтожил.
Таким образом были уничтожены многие протоколы про-
цессов инквизиции. Их изорвали в клочки и отправили на бу-
мажную фабрику, где они были пущены в чаны с водой и пре-
вращены в бумажную массу.
«Если бы я выполнил распоряжение и предал их огню,
то мне не удалось бы выручить 4300 франков», — цинично
заявил Марини.
В 1848 году Доменико Берти, министр народного просве-
335
уценил Римской республики и биограф Бруно, обратился
в архив инквизиции с просьбой сообщить сведения о доку-
ментах, относящихся к процессу Джордано Бруно. По прика-
занию папы Пия IX ему дали следующий ответ:
«Архивы святой службы, осмотренные самым тщательным
образом и внимательно изученные, свидетельствуют о том, что
Джордано Бруно в свое время находился под судом. Однако
архивы не дают никаких материалов, позволяющих установить,
какой приговор был вынесен в связи с предъявленными ему
обвинениями. Еще меньше возможности выяснить, последо-
вало ли какое-нибудь решение. Внимательнейший исследова-
тель, изучивший сохранившиеся в архиве материалы, дает
следующую справку: «Большинство относящихся к делу папок
с документами наполнены бумагами, которые покрыты почти
выцветшими чернилами. Вследствие этого большая часть доку-
ментов представляет собою потемневшие листы, о которых
можно лишь сказать, что они были некогда исписаны».
Таким образом, папская власть пыталась скрыть свое
чудовищное преступление, замести все следы и до недавнего
времени отрицала даже самый факт сожжения Бруно.
На самом деле в архивах хранилось много документов,
часть которых впоследствии была опубликована.
В 1876 году Доменико Берти в своей книге «Судьбы копер-
никанства в Италии» удалось опубликовать несколько постано-
влений римской инквизиции о Джордано Бруно, из числа собран-
ных министром правительства римской республики Манцони
в 1848 году во время разгрома архивов святой службы.
А почти полвека спустя, в 1925 году в «Джорнале критико
де ла филозофиа итальяна» было опубликовано 26 декретов
инквизиции, которые осветили весь ход римского процесса \
Эти документы извлечены из книг, сохранившихся в архивах
инквизиции Рима. По своему виду они напоминают приходо-
расходные книги. Листы исписаны лишь до половины. В них
собраны декреты кардиналов высшей церковной конгрегации,
отдельные заключения и замечания членов трибунала, распо-
ряжения по разным делам.
При ознакомлении с материалами декретов в распоряжении
исследователей были две серии томов — оригиналы и копии.
К копиям обращались в тех случаях, когда оригиналы оказыва-
лись испорченными и неразборчивыми. Вероятно, нотарий святой
службы Фламиний Адриан имел разные книги, в одних он делал
беглые заметки, а в других давал более полное изложение.
Документы, относящиеся к римскому процессу Бруно,
производят впечатление чисто формальных постановлений
1 Более полно эти документы были опубликованы в 1933 г.
336
с удручающе однообразным повторением фамилий всех присут-
ствующих на заседании и тщательным перечислением их
титулов и званий.
Начало процесса Бруно относится к 1593 году, когда он
был привезен из Венеции и заключен в тюрьму при монастыре.
До самого последнего времени отсутствие документов не по-
зволяло определить точный день заключения Бруно в тюрьму.
На основании недавно обнаруженного списка заключенных
инквизиции установлено, что «брат Джордано, сын покойного
Джованни Бруно, из города Нолы, отступник от ордена
братьев-проповедников, заключен в тюрьму 27 февраля
1593 года (надлежит рассмотреть его дело)».
Недостаточная изученность истории римской инквизиции
отразилась на понимании процесса Бруно. Руководясь только
документами, относящимися к Бруно, исследователи пола-
гали, что срок заключения в тюрьме инквизиции ограничи-
вался несколькими месяцами, и Бруно был чуть ли не един-
ственным заключенным, пробывшим в тюрьме восемь лет.
Между тем из списка, опубликованного Доменико Берти, видно,
что многие заключенные пробыли в тюрьме дольше, чем
Бруно.
До 23 декабря 1593 года, т. е. в течение десяти месяцев,
брошенный в тюрьму Бруно был предан полному забвению.
На первом заседании конгрегации 23 декабря 1593 года,
на котором производился допрос Бруно, не было вынесено
никакого постановления по его делу. Согласно кодексу инкви-
зиции, каждый заключенный мог заявлять о своих требованиях
и представлять оправдания по своему делу.
Его спрашивали, в чем он нуждается и на что жалуется.
Это правило отнюдь не свидетельствует о внимании и заботе
инквизиции по отношению к своим жертвам. Систематическая
проверка состава заключенных вменялась в обязанность инкви-
зиторам. Путем расспросов они выясняли, насколько человек
сломлен пытками и заключением и готов ли он признаться
в том, что от него требуют.
Бруно заявил, что нуждается в одежде и книгах. Это видно
из решения инквизиции, гласящего: «Кардиналы постановили
снабдить его каким-нибудь плащом и шапкой, а также сводом
св. Фомы ин-октаво». Позже ему дали также доминиканский
молитвенник.
! Первые месяцы пребывания Бруно в римской инквизиции
отмечены весьма важным событием. В руках судей оказался
экземпляр книги Бруно «Изгнание торжествующего зверя».
В связи с этим в протоколе допроса от 23 декабря 1593 года,
помимо обычно присутствующих членов конгрегации, упоми-
нается некий Чиприано Умберто — верчелльский инквизитор.
22 В. С. Рожицын
337
Из Англии через Францию в пограничный с Францией
итальянский городок Верчелли поступил донос от лица, несо-
мненно знакомого с деятельностью Бруно в Англии. В доносе
имелось два пункта: предъявленное Джордано Бруно в Лон-
доне обвинение в атеизме и издание книги «Изгнание торже-
ствующего зверя». К доносу в качестве улики была приложена
книга с многочисленными полемическими замечаниями
на полях. Судя по содержанию примечаний, неизвестный ком-
ментатор жил в Англии в конце XVI века, знал обстановку
двора королевы Елизаветы и принадлежал к лондонской про-
тестантской общине итальянцев-эмигрантов. Автор замеча-
ний — несомненно богослов. Он выступает против Бруно в за-
щиту религии и особенно горячо отстаивает кальвинизм и
вообще реформацию.
Этот неизвестный протестант, читая книгу, вписал «по-
стиллы». (Весьма распространенное в XVI веке слово проис-
ходит от латинского «post ilia» — «после этого».)
Книга эта находилась у генерала доминиканского ордена
Ипполита Мариа Беккариа, которому в конце последнего до-
проса поручено было «увещевать» Бруно, чтобы принудить его
сознаться в приписываемых ему ересях. По окончании процесса
Беккариа сдал книгу в доминиканский монастырь в Неаполе,
где она, вероятно, хранится и по сей день.
Комментарий, данный к «Изгнанию торжествующего зверя»
неизвестным постиллатором, избавил инквизиторов от труда
расшифровывать сложные аллегории и художественные образы
этого произведения. Они получили в свои руки обвинительный
материал гораздо более веский, чем даже обвинения, предъяв-
ленные Бруно в доносе Джованни Мочениго. Постиллатор дока-
зывал, что Джордано Бруно выступает в этой книге как враг
католической церкви, против «истины святой веры» и пред-
определения. Отмечая место, где Бруно говорит, что церков-
ники заслуживают того, чтобы их вселили в свиней, самых
грязных животных, постиллатор спрашивает: «А кто же,
однако, те, которые восторжествуют?» — и отвечает: «Веро-
ятно, атеисты-эпикурейцы, следующие велениям природы».
Он говорит, что в книге отрицается божественный культ
и почитание бога, отрицается церковное учение о «блаженстве»
нищих, он обвиняет Бруно в открытом кощунстве против
Христа, бросает ему тягчайшее обвинение, вошедшее в состав
«еретических положений», извлеченных инквизиторами: «По-
видимому, оправдывает и даже восхваляет древнее общение
дьяволов с людьми через посредство оракулов».
На основании этого комментария инквизиторы могли обви-
нить Бруно в том, что он считал Моисея магом, научившимся
колдовскому искусству у египетских жрецов. Неизвестный
338
осуждает Бруно за то, что он «клевещет на христианскую рели-
гию», Моисея, евангельские сказания о Христе, выступает
против папистского «идолопоклонства» и культа святых, изде-
вается над историей Ионы, сказанием о Ное, изображает Христа
иод именем Еридана, Ориона и Кентавра, считает ложью
и сказкой библейское предание о всемирном потопе и ноевом
ковчеге, отвергает ветхий завет и богоизбранность «народа
божьего», израильского.
Эти обвинения тем более серьезны, что постиллатор про-
явил большую проницательность в раскрытии атеистического
содержания книги Бруно, и, таким образом, атеизм Бруно
получал документальное подтверждение. Несмотря на то, что
в руках инквизиторов оказался богатейший обвинитель-
ный материал, дело Бруно в Риме в течение долгого времени
сводилось лишь к пересмотру протоколов венецианской
инквизиции.
За весь 1594 год имя Бруно упомянуто в документах рим-
ской инквизиции только четыре раза: 4 апреля и 31 мая
при очередной проверке узников инквизиции, 14 сентября —
в связи со слушанием сообщения по его делу на заседании
конгрегации, кратко постановившей: «Продолжать далее его
дело», и затем 20 декабря, при проверке заключенных, Бруно
подвергся личному допросу, как об этом свидетельствует
постановление конгрегации:
«В этой конгрегации были допрошены все нижепоимено-
ванные заключенные святого судилища». . .
Джордано Бруно, из ордена проповедников, допрошен
и заслушан, представил томы писаний в опровержение пока-
заний свидетелей» К
12 января 1595 года в присутствии пяти кардиналов и папы
Климента VIII начался пересмотр венецианского процесса
Бруно. Конгрегация заслушала «показания и донесения дво-
рянина Мочениго в пользу суда и против указанного брата
Джордано, представленные им в святое судилище»».
На заседаниях 19 января и 9 февраля конгрегация слу-
шала протоколы венецианского процесса и вынесла постановле-
ние: «Должна продолжаться цензура его книг».
14 марта 1595 года происходил очередной допрос заклю-
ченных: «Брат Джордано выведен из тюрьмы и представлен
в зал конгрегации генеральным инквизитором, был ими допро-
шен, а также выслушаны его нужды».
1 В тюрьме римской инквизиции Бруно впервые познакомился с со-
держанием доносов Мочениго и, видимо, написал обширное опроверже-
ние, не обнаруженное исследователями. «Томы писаний» — последние
произведения Бруно — быть может, до сих пор хранятся в секретном
архиве римской инквизиции.
22* Xi!>
После этого свыше года в документах инквизиции нет ника-
ких упоминаний о Бруно. Только 1 апреля 1596 года, при
общем допросе заключенных, «брат Джордано Бруно. . . выве-
ден из тюрьмы. . . допрошен и выслушан о своих нуждах».
«Постановлено оказать ему какую-нибудь помощь через про-
курора его ордена, присутствующего здесь же, на этой кон-
грегации, а пока пусть богословы рассмотрят его сочинения
и изданные книги, извлекут из них положения и подвергнут
осуждению» х.
Следующее постановление состоялось почти через пол-
года — 18 сентября 1596 года: «Постановлено, согласно голо-
сованию, чтобы богословы конгрегации, а также другие лица,
которым сие будет поручено, обсудили положения, подлежа-
щие осуждению в процессе».
Наконец, 16 декабря 1596 года конгрегация инквизиции
вынесла решение подвергнуть Бруно допросу по его еретиче-
ским положениям, осужденным церковью: «Постановлено,
чтобы прежде всего подвергся допросу по извлеченным из его
писаний положениям».
Однако недостаточно было извлечь еретические положения.
Нужно было заставить обвиняемого сознаться в том, что он
действительно высказывал подлежащие осуждению взгляды.
Этим ведала комиссия советников инквизиции под руковод-
ством комиссария Трагальоло.
Декрет инквизиции от 22 марта 1589 года устанавливал
следующий порядок извлечения еретических положений: «Отно-
сительно вынесения приговора над обвиняемыми, находящи-
мися в «святом судилище», постановлено, что почтенный отец
комиссарий извлекает заблуждения и ереси из материалов
процесса, а почтенный отец асессор вырабатывает заключение,
которое затем комиссарий обязан огласить, согласно уста-
новленной форме».
В протоколе допроса в конгрегации от 24 марта 1597 года
сказано: «Затем его увещевали отказаться от своих суетных
мнений такого рода, как множественность миров, а также
постановлено, чтобы его крепко допрашивали 2. После этого
пусть он будет осужден».
1 L. Pastor. Allgemeine Dekrcte der Romischen Inquisition aus
den Jahren 1555—1597. 1912, стр. 45.
1 Крепко допрашивать, или, более точно: «узко допрашивать», озна-
чало на языке инквизиции подвергать любым пыткам, чтобы добиться
от обвиняемого признания и заставить его подписать отречение.
2
Глава XXVI
СУДЬИ БРУНО
В состав конгрегации, судившей Бруно, входили карди-
налы: Джулио Антонио Санторио Сансеверина, Лодовико
Мадруцци, Пьетро Доза, Доменико Пинелли, Констанцио
Сарнано, Франческо Толето, Джеронимо Аскулано, Паоло
Эмилио Сфондрати, Камилло Боргезе, Помпео Аригони, Лючио
Сассо, Роберто Беллармино.
Коллегию инквизиции возглавлял сам папа. Его замести-
телем был сначала Санторио — кардинал Сансеверина, а потом
Мадруцци. Все решения но делу Бруно принимались по ука-
занию Климента VIII, который лично и непосредственно руко-
водил процессом.
В конгрегацию инквизиции входили крупные политики,
определявшие всю деятельность церкви.
Несомненно самая зловещая фигура среди них — испанец
Пьетро Деза, или Педро Деза.
В XVI веке не было более жестокого палача, который про-
лил бы столько крови и с таким хладнокровием истреблял бы
десятки тысяч людей, используя религию для грабежей и
насилий.
Пьетро Деза прошел университетский курс в Саламанке.
Будучи аудитором инквизиции в Вальядолиде, он организовал
ряд массовых сожжений еретиков.
В 1559 году по приказу папы Павла IV Караффы в Испа-
нии начались жестокие преследования мавров и евреев и пре-
дание суду всех, у кого имеются предки арабы, евреи или
осужденные еретики. В этих преследованиях Деза проявил
себя как страшнейший изувер: он уничтожил тысячи несча-
стных людей, виновных только в том, что они не родились
католиками.
«Заслуги» Деза по борьбе с «еретиками» в Испании высоко
оценил папа Григорий XIII, который сделал его генеральным
инквизитором и приблизил к управлению церковью.
341
Награбленные деньги Деза пускал в оборот и занимался
спекуляцией. При нем в Ватикане начинается строительство
промышленных предприятий, в особенности ткацких ману-
фактур. Он строил также доходные дома, имел несколько
роскошных вилл, заключал сделки с лютеранами-финансистами
и получал большие доходы от принадлежавших ему публич-
ных домов.
Возмущая население Рима крайней распущенностью в быту,
собирая памятники древности в вилле Боргезе, застраивая
Рим публичными домами, Деза был одновременно вдохнови-
телем культа девы Марии. По его настоянию папа утвердил
ежегодный общецерковный праздник Марии в Куэнке. В то
время некоторые папы пли кардиналы объявляли себя избран-
ными почитателями «приснодевы», устраивали пышные празд-
нества, наряжали статуи в роскошные одежды, совершали
торжественные процессии, во время которых происходили
мнимые чудеса исцеления.
Доменико Пинелли — ближайший и «достойный» помощ-
ник папы Сикста V. Он отличался невероятным корыстолю-
бием и скупостью. По рассказам современников, он про-
изводил устрашающее впечатление своим свирепым видом,
еще более свирепыми действиями и неразборчивостью в сред-
ствах.
Констанцо Сарпано — фигура незначительная, он не играл
большой роли в инквизиции. Он входил в конгрегацию регуля-
риев, руководившую монашескими орденами и решавшую споры
между ними, управлял одновременно ватиканской государствен-
ной книгопечатней и издательством, архивом рукописей, вати-
канской библиотекой. Ему вменялось в обязанность дополнять
«Списки запрещенных книг». В 1588 году им было напечатано
посвященное папе новое издание трудов Бонавентуры, про-
возглашенного равным Фоме Аквинскому богословом и учите-
лем римско-католической церкви папской буллой от 14 марта
того же года.
Сарнано, назначенный кардиналом еще при вступлении
на престол Сикста V, уже тогда был глубоким стариком.
Франческо Толсто — знаток канонического права, церков-
ных наказаний. Он занимал посты протектора по французским
делам, папского исповедника и асессора коллегии инквизиции.
Толсто был первым кардиналом-иезуитом. Он вошел в конгре-
гацию инквизиции 17 сентября 1593 года. Его предыдущая дея-
тельность протекала главным образом во Франции и Нидерлан-
дах. Повидимому, Бруно лично знал его в Париже, слушал его
проповеди, так как он высмеивал и его бессодержательное,
холодное красноречие и патетический стиль его речей с рито-
рическими вывертами.
342
Джеронимо Аскулано — доминиканец, сторонник и защит-
ник привилегий этого ордена против растущего значения
и влияния иезуитского ордена.
Кардинал-инквизитор Паоло Эмилио Сфондрати— привер-
женец показного средневекового аскетизма. Он —внебрачный
сын Николо Сфондрати Миланского, занимавшего папский
престол под именем Григория XIV, кардиналом стал тотчас же
после папских выборов.
Эмилио Сфондрати подвергал себя публичным самоистяза-
ниям, шествовал во главе процессий в церковь, одетый в гряз-
ное рубище, сшитое из рваных мешков.
Непременными участниками таких процессий были добро-
вольные флагеллянты — фанатики, которые шли с обнажен-
ными спинами, идущие сзади монахи хлестали их бичами. Пути
процессий бывали забрызганы кровью фанатиков-изуверов.
Григорий XIV занимал престол около года. За это время
Эмилио Сфондрати успел сколотить изрядное состояние, впо-
следствии завещанное им своей многочисленной незаконной
семье. Современники говорили о нем: «За один год он успел
награбить больше, чем другие кардиналы за десять
лет».
Обогащение Сфондрати связано с бедствиями, которые
постигли население Рима в 1590 году. Суровая зима и эпиде-
мия чумы в сочетании с неурожаем и вздорожанием про-
дуктов привели к тому, что за год население сократилось
на 60 тысяч человек. Не справившись с затруднениями, Гри-
горий XIV передал все государственные дела Сфондрати.
Сфондрати начал с того, что прибрал к рукам продажу хлеба,
приносившую ему огромные доходы. Но вскоре вспыхнуло
восстание, и народ разгромил склады, где Сфондрати прятал
хлеб.
Сансеверина в своей автобиографии рассказывает, что
Сфондрати, как только в его руки перешла единоличная власть,
постарался закрепить ее всеми средствами, созвал в Рим
своих родственников и роздал им высшие должности. Послед-
ние дни умирающего Григория XIV были использованы
Сфондрати для расхищения казны и раздачи ее родствен-
никам. Огромные сокровища, накопленные Сикстом V, ис-
чезли бесследно.
Кардинал Камилл Боргезе в 1605 году был избран папой
и принял имя Павла V.
Он прославился крайней нетерпимостью и ненавистью к ере-
тикам и всем, кого подозревал в поддержке еретиков. Будучи
папой, он требовал выдачи инквизиции историка и государ-
ственного деятеля Паоло Сарпи. Павел V наложил на Вене-
цию интердикт.
343
Во время юбилейного 1600 года 1 ему было поручено воз-
главлять комиссию, занятую обращением в католицизм люте-
ран, получивших право доступа в Рим. О результатах работы
этой комиссии можно судить по тому, что арестованных и пере-
данных в руки инквизиции было больше, чем обращенных
и перешедших в лоно церкви.
Помпео Аригони (1541—1616) не играл почти никакой
роли в политике церкви и принадлежал к числу юристов,
которые придавали инквизиторскому террору видимость закон-
ного учреждения.
Аригони учился в нескольких университетах и закончил
курс образования в Падуе с дипломом доктора обоих прав —
гражданского и церковного. При папе Григории XIII он
выдвинулся как консисториальный адвокат. Он входил в пар-
тийную группировку Боргезе, который, будучи избран папой,
назначил своего друга датарием престола и архиепископом
Беневентским.
В коллегии инквизиторов Аригони находился в оппозиции
к Клименту VIII и поддерживал иезуитов.
Последними из судей Бруно вошли в состав коллегии
кардиналы Лючио Сассо и Роберто Беллармино.
Лючио Сассо родился в г. Ноле в 1521 году. Это послужило
поводом для совершенно необоснованных предположе-
ний, будто он благожелательно относился к своему земляку
Бруно.
С 1560 года он занимал пост датария, был главой админи-
страции папского государства, осуществлял с неумолимой
жестокостью политику, основанную на смертных приговорах,
и приводил их в исполнение немедленно и без всякой пощады.
Роберто Беллармино был видным членом иезуитского ор-
дена. Влияние иезуитов на процесс Бруно до сих пор не было
1 Впервые мысль о «юбилейном годе» осенила папу Бонифация VIII.
Используя древнейшие суеверия о счастливом начале (нового года, но-
вого века и т. и.) и веру в «отпущение грехов», Бонифаций особой бул-
лой приказал, чтобы каждые сто лет отмечались пышными религиоз-
ными церемониями. Согласно этому установлению 1300 год был «юбилей-
ным». Паломничество в Рим одураченных верующих, приходивших
«с дарами», значительно обогатило папскую казну. Папа Климент VI,
скорбя о том, что до следующего юбилейного 1400 года слишком многие
так и не доживут и тем самым потеряют возможность получить «райское
блаженство», объявил юбилейные годы через каждые 50 лет, поэтому
в 1350 году вновь были организованы пышные церемонии. Урбан VI
не преминул подметить одно упущение: поскольку Христос жил на земле
33 года, следует устраивать юбилей через каждые 33 года. Павел II в не-
устанных заботах о благе верующих превзошел всех и, провозгласил,
что юбилеи должны справляться через каждые 25 лет, но до юбилей-
ного 1475 года он не дожил, и доходы от юбилея достались его преем-
нику Сиксту IV.
344
достаточно освещено. Более того: история иезуитского ордена
фальсифицировалась его сторонниками, которые изображали
дело так, будто иезуиты были носителями научного прогресса
и оказывали поддержку приверженцам коперниковского уче-
ния, особенно Галилею. На самом деле иезуиты были главными
виновниками осуждения Бруно и Галилея, и особенно ратовал
за это кардинал-иезуит Беллармино.
Образ, возникающий перед нами из биографии Беллармино
и воспоминаний о нем, вполне оправдывает кличку, которую
дали ему современники: «человечек». И по моральному и по
внешнему облику (он был маленького роста) это был именно
«человечек» — злобный, жестокий, завистливый, лживый и
тщеславный. Но церковь превозносит его как величайшего
праведника и светило богословской «науки».
Вот несколько подробностей из его биографии. В июле
1576 года испанские оккупационные войска, стоявшие в Лу-
вене, где Беллармино был преподавателем иезуитского кол-
леджа, взбунтовались и начали грабить города. Даже католи-
ческое духовенство в панике обратилось в бегство. Вместе
с другими бежал снявший рясу и переодетый в светское платье
Беллармино — тогда еще не занимавший высоких постов
в католической церкви, но уже подававший надежды как
проповедник и ярый враг еретиков. После многих приключе-
ний ему удалось пробраться через кальвинистскую Женеву
в Рим. Папа Григорий XIII назначил его преподавателем
в основанную в то время иезуитами Римскую коллегию, которая
подготовляла миссионеров и проповедников для борьбы с про-
тестантизмом. Беллармино преподавал там двенадцать лет.
Свои лекции он изложил в четырехтомной книге «Спорные
вопросы христианской веры».
В 1589 году он уехал в Париж, где был некоторое время
секретарем папского легата — кардинала Гаэтано. Затем
иезуиты добились того, что Беллармино был утвержден в каче-
стве ректора Римской коллегии (в декабре 1592 года), а через
два года — провинциалом-инквизитором Неаполя.
После смерти члена конгрегации инквизиции Толето орден
иезуитов настаивал на том, чтобы Беллармино назначили на
его место и сделали кардиналом.
Папа Климент VIII относился к Беллармино недоброже-
лательно и сначала назначил его лишь на должность совет-
ника инквизиции, но в конце концов уступил ордену.
Состоя в инквизиционном трибунале, Беллармино получил
возможность запрещать книги, истреблять еретиков и бороться
со светским просвещением. Он обладал большим политическим
влиянием, жил во дворце, имел свиту из тридцати дворян и
несколько десятков слуг.
34f.
Беллармино прославился в католической церкви как об-
разцовый писатель. Во время подготовки к «юбилею» 1600 года
именно ему было поручено сочинить популярную брошюру
«Об индульгенциях и юбилее», чтобы привлечь паломников
в Рим.
Наиболее характерна для стиля Беллармино его книга
«Вздох голубки» — образец иезуитского лицемерия и ханже-
ства. Он был мастером фальшивой чувствительности. Его «слад-
чайшие» беседы с собственной душой, увещевания искать
блаженства в бедности, уверения, что богатые и власть иму-
щие — самые несчастные люди, а нищие — счастливейшие
наследники царствия небесного, послужили образцами для
иезуитских проповедей.
Впрочем, книги, вышедшие под именем Беллармино, сви-
детельствуют не столько о его стиле, сколько о его литера-
турных вкусах, ибо в большинстве случаев представляют собой
литературный плагиат. В автобиографии Беллармино прямо
говорится, что он часто присваивал чужие образцы церков-
ного красноречия, не находя в этом ничего дурного.
В своих «ученых» богословских сочинениях Беллармино
обращается непосредственно к религиозному чувству и ста-
рается привести в движение эмоциональные пружины «благо-
честия». Он решительно осуждает научное знание как ненужное
и вредное в делах религии; его должны заменять слепая вера
и беспрекословное повиновение.
В 1597 году Беллармино добился осуждения замечательного
ученого-гуманиста — противника Аристотеля Франческо Па-
трицци (1529—1597) и внесения в список запрещенных книг
труда Бернардино Телезия. «Перипатетические рассуждения»
Патрицци Беллармино признал опасной книгой, хотя она была
посвящена папе. По требованию Беллармино в огонь были
брошены даже некоторые работы самого Аристотеля в новых
изданиях.
Участие в осуждении двух великих мыслителей, борцов
за передовую науку — Бруно и Галилея 1 — создало ему на-
столько высокую репутацию среди церковников, что тотчас же
после его смерти орден иезуитов начал кампанию за его при-
числение к «лику святых».
Набальзамированное тело Беллармино хранится в хрусталь-
ной раке в Риме. В 1870 году папа Пий IX объявил, что сочи-
нения Беллармино равноценны догматам веры. Приобщенный
1 В 1616 году Беллармино «увещевал» вызванного в Рим Галилея,
рекомендовал ему отказаться от коперниковского учения и добился
официального запрещения этого учения как противоречащего «священ-
ному писанию». Таким образом Беллармино подготовил осуждение
Галилея.
346
к «лику блаженных», этот иезуит 'превозносится сейчас католи-
ческой церковью наравне с Фомой Аквинским. Церковь так
восхваляет Беллармино за то, что он боролся против передовых
мыслителей и других лучших представителей прогрессивного
человечества.
29 октября 1931 года в официальной газете Ватикана «Ос-
серваторе Романо» было опубликовано письмо папы Пия XI
о Беллармино, где, между прочим, говорилось: «В этом родном
городе (Риме), защищая католические догматы против неслыхан-
ных заблуждений, [он] провозглашал с кафедры непогрешимость
первосвященника и ученейшим образом боролся с врагами».
Газета сообщала, что папа объявляет Беллармино «универ-
сальным святым доктором». Тут же было помещено его изо-
бражение в виде святого — с ореолом над головой.
Глава XXVII
В ЧЕМ ОБВИНЯЛИ БРУНО
Требования конгрегации инквизиторов. Оглашение «восьми
еретических положений»
«Когда-то приказали верить, что солнце не движется во-
круг земли. Был ли Галилей опровергнут этим?»1.
Постановлением от 24 марта 1597 года инквизиция при-
казала верить, что мир устроен так, как описывается в биб-
лии. Это был решающий день в процессе Джордано Бруно.
Конгрегация инквизиции потребовала от него отречения от
учения о множественности миров.
«Затем увещевали его отказаться от своих суетных мнений
такого рода, как множественность миров, а также постановлено,
чтобы его крепко допрашивали. После этого пусть он будет
осужден».
Протокольная запись от 24 марта по-новому освещает об-
винения, предъявленные церковью Джордано Бруно. Учение
о множественности миров становится главным и самым серьез-
ным обвинением. Инквизиция посвятила особое заседание уве-
щеванию Брупо, пытаясь заставить его подписать отречение.
Затем в ходе процесса снова наступает перерыв.
В течение целого года, с марта 1597 по март 1598, встре-
чается лишь одно упоминание о Бруно в записи о допросе всех
заключенных 23 декабря 1597 года: «Брат Джордано Бруно, сын
Джованни Ноланца, отступник от ордена проповедников, заклю-
ченный в тюрьме «святого судилища», преданный суду инкви-
зиции по делам, о которых (сказано) в актах, выведен-
ный из тюрьмы и представленный кардиналам генеральным
инквизитором, был ими допрошен и заслушан о всех своих
нуждах», s ; г
Весь материал по делу Бруно был готов к 16 марта 1598 года.
Бруно опять подвергли допросу. В постановлении конгре-
гации говорится: «Брат Джордано Бруно был допрошен. После
’К. Марке и Ф. Энгельс. Соч., т. I, стр. 144.
848
доклада о нем постановлено дать полный свод его дела совет-
никам. Светлейшие сказали, что до отъезда его святейшества
дело не может быть решено».
12 апреля 1598 года Климент VIII уехал в Феррару, под-
павшую под ярмо папского государства.
Феррара была захвачена папской властью после смерти
последнего герцога д’Эсте. Папа лишил наследников права
владения Феррарой, наложил на область интердикт и объявил
войну. Для этой цели был создан корпус наемных войск в 20 ты-
сяч человек.
Феррара была одним из крупнейших центров гуманисти-
ческого просвещения и искусства. Войдя в папское государ-
ство, она утратила эту роль. Культурная жизнь была по-
давлена: академии и учебные заведения прекратили свою
деятельность. Инквизиция свирепствовала. Город опустел.
Сохранились целые кварталы старинных домов, поражавшие
путешественника безлюдьем и безмолвием. В Ферраре папу
встретили подобострастной речью, написанной молодым немец-
ким ренегатом протестантизма Каспаром Шоппе.
Каспар Шоппе, несмотря на свою молодость (род. в 1576 году),
к этому времени приобрел большой жизненный опыт. Он был
студентом в Гейдельберге, в 1594 году приехал в Альтдорф
в Брауншвейге, слушал там лекции итальянского философа-
эмигранта Николо Таурелло и подружился с ректором Альт-
дорфского университета, протестантским ученым, знатоком рим-
ского права и античной литературы Конрадом Риттерсгаузе-
ном. Вскоре Шоппе переехал в Ингольштадт, тайно перешел
границу Италии и обратился к папе с мольбой о прощении
протестантской ереси. Он был принят в лоно церкви, стал
приближенным кардинала Мадруцци, жил в его дворце, при-
сутствовал при осуждении Джордано Бруно и оставил два
сообщения о его смерти.
Происхождение Каспара Шоппе окутано мраком. Он больше
известен под своей латинизированной фамилией Сциоппиус.
По каким-то причинам он стыдился своего происхождения и
скрывал его. Это не помешало папской канцелярии выдать ему
свидетельство о происхождении из древнего и знатного рода.
Ему были дарованы титулы рыцаря ордена св. Петра и апо-
столического графа Кларавалле.
Переход Каспара Шоппе в католицизм —- не случайное яв-
ление. Он должен был подать благостный пример для мас-
сового возвращения протестантов в лоно церкви.
Папа вернулся в Рим лишь 20 декабря 1598 года с толпой
новых приближенных. Его встретили с большой пышностью.
Он должен был провозгласить предстоящий юбилей, праздно-
вание «двенадцатого священного года».
84S)
Вдохновителем и организатором юбилейного года был
генеральный инквизитор Камилло Боргезе. Его имя. встре-
чается во всех документах, освещающих мероприятия по под-
готовке и проведению юбилея. Церковь намеревалась возро-
дить празднование юбилея во всем его старом международном
значении. Верующие всего католического мира должны были
стекаться в Рим.
В программу юбилейных торжеств было включено покая-
ние еретиков. С этой целью папская вйасть намеревалась объ-
явить Рим открытым городом для лютеран. Церковь рассчи-
тывала, что в Германии возродится вековая традиция массовых
паломничеств в Рим.
Но в силу непредвиденных обстоятельств юбилей был от-
ложен, а вместе с ним отложено и осуждение Джордано Бруно.
Очередной допрос Бруно происходил 16 декабря 1598 года.
В протоколе сказано: «Брат Джордано Бруно из Нолы допро-
шен. Постановлено дать ему бумагу для письма и пусть пред-
ставит отчет, как использовал ее. Снабдить его молитвенни-
ком, каким пользуются братья ордена проповедников».
Предоставление Джордано Бруно возможности писать
вовсе не означает улучшения или смягчения тюремных условий.
Письменные принадлежности обычно выдавались после пытки,
если обвиняемый заявлял, что согласен отвечать на вопросы.
Но Бруно не смог воспользоваться предоставленной ему воз-
можностью.
21 декабря в связи с сильными дождями, выпавшими в го-
рах, началось повышение уровня воды в Тибре. Для населе-
ния Рима настали дни тяжелых испытаний. Катастрофическое
наводнение было последствием вырубки лесов в римской Кам-
паньи, предпринятой Сикстом V в борьбе с «фуорушиттп»:
потоки дождевой воды стекали по обнаженным каменистым
склонам и переполнили русло Тибра. Река начала выходить
из берегов. В рождественскую ночь вода поднялась до небы-
валого уровня — выше десяти метров. Вода проникла
в тюрьму и залила камеры. Джордано Бруно, как и другие
пленники инквизиции, чуть не погиб.
После этого наводнения Рим долго не мог оправиться. На-
селение покидало город. Столица католического мира начала
быстро пустеть. Меры, предпринятые папским правительством
против повторения бедствия, оказались неудачными. Во время
осушительных работ в долине Чано, главном месте скопления
полых вод, весенние потоки были направлены в Тосканскую
область. Флорентийское правительство заявило протест. Дело
едва не дошло до объявления войны.
Только к 8 января 1599 года Климент VIII собрал карди-
налов, чтобы обсудить меры борьбы с последствиями ката-
350
строфы. 23 января он обратился к народу с проповедью,
утверждая, что верующие пострадали от гнева божьего за свои
грехи. Папа призывал к народному покаянию. Религиозные
процессии потянулись к церквам и монастырям.
14 января 1599 года было вынесено самое важное из всех
известных нам постановлений по процессу Джордано Бруно.
Роберто Беллармино огласил в конгрегации в присутствии
Климента VIII «восемь еретических положений».
«По делу брата Джордано Бруно Ноланца, отступника из
ордена проповедников, заключенного в «святом судилище»,
были зачитаны восемь еретических положений, извлеченных
из его книг и процесса комиссарием и Беллармино.
Постановлено, чтобы дана была ему копия для размыш-
ления, желает ли он отречься от них, как еретических. Будут
рассмотрены и другие еретические положения из процесса
и книг».
Судебный процесс Бруно вступает в последнюю стадию.
Недавно была найдена черновая запись постановления от
14 января, сделанная нотарием Фламинием Адрианом. «Ерети-
ческие положения» были заслушаны в присутствии папы Кли-
мента VIII.
В перечне лиц, принимавших участие в заседании колле-
гии, снова упоминается имя генерала доминиканского ордена
Ипполита Мариа Беккариа из Мондови. До этого времени
генерал доминиканского ордена отсутствовал. Его заменяли
на заседаниях викарии Астурико и Мирандола1.
18 января 1599 года опять состоялось заседание конгре-
гации. Об этом заседании мы узнаем из обвинительного заклю-
чения от 25 января. Джордано Бруно подвергся допросу в кон-
грегации по предъявленным ему восьми «еретическим положе-
ниям». Ввиду отказа подписать отречение, ему был дан ше-
стидневный срок на размышление.
Ровно через шесть дней конгрегация получила от него
письменное заявление. Оно было оглашено на заседании кон-
грегации, состоявшемся 4 февраля 1599 года, но не сохра-
нилось.
Постановление конгрегации от 4 февраля дошло до нас
в двух вариантах. В тексте документов имеются некоторые
расхождения. В этот день конгрегация обсудила показания
Бруно, записанные во время допроса 25 января.
1 Ипполито Беккариа принимал непосредственное участие в деле
Джордано Бруно в самом начале римского процесса: он привез из Вене-
ции скованного еретика, выданного римскому «правосудию».
Беккариа отличался крайней нетерпимостью. Это был один из по-
следних представителей приходившего в упадок доминиканского бого-
словия, последовательный «томист». В своих книгах оп развивал учение
Фомы Аквинского и схоластов-перипатетиков.
.351
На заседании присутствовал Климент VIII. От его имени
было вынесено постановление, сформулированное Роберто Бел-
лармино. Бруно обвинялся в многочисленных ересях, кото-
рые, как утверждает постановление, были известны еще в пер-
вые три века, всегда осуждались и проклинались церковью,
буллами и декретами пап.
Приводим второй, более полный, вариант постановления:
«Отцы-богословы, а именно отец-генерал указанного ордена
братьев проповедников, Беллармино и комиссарий должны
внушить указанному брату Джордано, что его положения ере-
тичны и противны католической вере и объявлены таковыми
не только ныне, но были осуждены и прокляты древнейшими
отцами, католической церковью и святым апостольским пре-
столом. Если отвергнет их, как таковые, пожелает отречься
и проявит готовность, то пусть будет допущен к покаянию
с надлежащими наказаниями. Если же нет, пусть будет назна-
чен сорокадневный срок для отречения, обычно предоставляе-
мый нераскаянным и упорным еретикам. Да будет все сие
устроено по возможности наилучшим образом и как над-
лежит».
Джордано Бруно получил сорокадневный срок на размыш-
ление, следовательно, церковь объявила его нераскаянным и
упорным еретиком. На допросе 25 января он отказался от-
речься от приписываемых ему ересей.
Сорокадневный срок не был окончательным и последним.
Римская инквизиция не имела точных установлений относи-
тельно сроков, предоставляемых упорным еретикам. Гуманист
Альджери дважды получал отсрочку по 70 дней. Джор-
дано Бруно получал отсрочку пять раз: один раз шесть дней,
два раза по сорок дней, два раза по четыре дня.
Как видно из постановления от 4 февраля 1599 года, папа
Климент VIII поручил Роберто Беллармино и комиссарию
Трагальоло предъявить Джордано Бруно список «еретических
положений».
Кардинал Беллармино старался дискредитировать Бруно
утверждением, что у него нет никаких новых идей, что его
взгляды известны уже давно и всегда отвергались церковью.
Иногда Бруно допрашивали в его камере, а конгрегация
инквизиции заслушивала потом протоколы этих допросов.
18 февраля конгрегация заслушала два документа: протокол
допроса, происходившего в тюрьме 15 февраля, и собственно-
ручный мемориал Джордано Бруно. Нотарий Фламиний Ад-
риан сделал следующую запись: «По делу Джордано Бруно,
заключенного в святом судилище, оглашено его показание
от 15 сего месяца и зачитан его мемориал. Да будут собраны
его заблуждения из процесса и книг».
352
Сорокадневный срок кончился 5 апреля. В этот день про-
исходил общий допрос заключенных в тюрьме. В записи Фла-
миния Адриана имеется следующая пометка: «Брат Джордано
Бруно Ноланец допрошен; представил какую-то собственно-
ручную рукопись».
К этому времени Беллармино, до того советник трибунала,
был включен в состав конгрегации как кардинал-асессор. Те-
перь дело Джордано Бруно всецело сосредоточилось в его
руках.
Рукопись, как и другие мемориалы Бруно, составленные
в заключении, была адресована папе, но попала в руки Бел-
лармино. Он доложил о ней только 24 августа:
«По делу брата Джордано Бруно, заключенного в святом
судилище, кардинал Беллармино сообщил, что он явно взял
назад [свои слова] в письме, представленном 5 апреля, во
время допроса. Но что касается двух положений, а именно,
первого, где [говорится] о новацианской ереси, и седьмого,
где рассуждает, находится ли душа в теле, как моряк на ко-
рабле, должен рассказать, дабы лучше объяснить \
Господа постановили, чтобы его дело было доложено на
первой же конгрегации в присутствии его святейшества.
После прочтения мемориала того же брата Джордано по-
становлено выдать ему перья, бумагу, чернила. . ., но не
давать ни ножа, ни циркуля».
Рукопись находилась у Беллармино в течение нескольких
месяцев. Между тем 5 апреля 1599 года истек сорокадневный
•срок, предоставленный Джордано Бруно. Вызывает недо-
умение, почему же асессор инквизиции медлил, изучал
рукопись и в конце концов не вынес никакого определен-
ного решения.
Тактика Бруно в его борьбе с инквизицией заключалась
в том, чтобы выиграть возможно больше времени, не подпи-
сывая отречения. Поэтому он отвечал уклончиво: в том виде,
в каком обвинения изложены инквизицией, он их отвергает,
его сочинения не подтверждают этих обвинений, он никогда
1 Римская инквизиция держалась мнения, что все ереси были осу-
ждены отцами церкви уже в первые три века существования христиан-
ства. Поэтому все новейшие ереси подводились под древние. Новацпан-
ская ересь отождествлялась с монтанистской, катарской и вообще с та-
кими взглядами, согласно которым требовалось уничтожение привилегий
духовенства и ликвидапия церковного имущества и монастырских владе-
ний. Церковь обвиняла Бруно в стремлении подорвать ее экономическое
могущество и лишпть ее богатств. Высказывания Джордано Бруно в кни-
гах дают огромный материал для этого обвинения. Учение о том, что
душа находится в теле, как кормчий на корабле, было известно в древне-
греческой философии и подробно разбирается Плотпным. В XVI веке
этот взгляд высказывал падуанский философ Забарелла. — Ред.
23 В. С. Рожипын
353
не придерживался таких взглядов. То учение, которое он про-
возглашает, — новое, а приписываемые ему взгляды будто бы-
осуждены еще «отцами церкви».
Формулировка ответа поставила Беллармино в большое
затруднение. К сожалению, на основании краткого отчета
конгрегации, невозможно воспроизвести полностью ответы
Бруно. К тому же, из восьми «еретических положений» названы
только два, причем одно из них определено в терминах бого-
словия как «новацианская ересь».
Прежде всего, необходимо установить, что называли ин-
квизиторы ересью.
Основные преступления, подведомственные суду инквизи-
ции, сводились к «смертным грехам», магии, симонии, схизме,
апостасии и ереси. К «смертным грехам» относилось нарушение
десяти заповедей. Магия называлась демонолатрией (общение
с дьяволом). В состав симонии включались злоупотребления
церковных лиц, связанные с их имущественным положением.
Под схизматиками подразумевали обычно христиан православ-
ного исповедания. Ересь, апостасия (отступничество), неверие,
эпикурейство, атеизм, пли атеология, сводились по существу
к отрицанию католической веры.
Некоторые богословы считали ересью всякое упорное и
сознательное отрицание той или иной христианской догмы или
католической веры вообще. Во всех документах римской ин-
квизиции Бруно называют отступником от ордена проповед-
ников. Так как различали три вида отступничества: от ордена,
от церкви и от веры, то уже с самого начала процесса его об-
виняли в тройной апостасии.
Источником определения еретических мнений был для инкви-
зиторов так называемый «Псевдо-Дионисий». Дионисий Арео-
пагит — это первый, по религиозным сказаниям, епископ афин-
ский, якобы ставший мучеником в 95 году. Ему приписывают
четыре трактата о божественных именах, земной и небесной
иерархии и мистической теологии, а также многочисленные
послания. «Псевдо-Дионисий» издавался с примечаниями и
с приложением трактата о ересях Винцента, излагавшего ереси
первых трех веков.
Бруно, разумеется, превосходно знал «Псевдо-Дионисия» и
вел борьбу против его определения еретического преступления.
В тюрьме он упорно продолжал эту борьбу, сущность кото-
рой можно понять лишь в том случае, если сопоставить
взгляды «Псевдо-Дионисия» и инквизиторов со взглядами
Брунс.
Истина, говорит «Псевдо-Дионисий», «есть то, что в раз-
ных местах и в разное время, в едином церковном общении,
в твердой вере утверждали учителя, и не один и не два, а все-
354
единодушно, сходясь на одном и том же в полном^ согласии,
о чем часто и открыто писали и проповедовали. Напротив,
ересь есть то, что является мнением отдельного человека,
который затем убеждает в своем учении многих» \
Против этого Бруно возражал, что даже один человек,
если он знает истину, имеет право противостать всеобщему
мнению.
Бруно осуждал невежество «черни» и отвергал ее суд в фи-
лософских вопросах. Он неоднократно развивал мысль, что мне-
ние большинства авторитетно в том, что касается государ-
ственных законов и общей выгоды, но не имеет никакой цены
в познании истины.
В «Камераценском акротизме» он говорит: «Я полагаю,
что глас народа должен почитаться гласом божиим не в тех
случаях, когда надлежит давать определение истины, но
в тех случаях, когда надлежит устанавливать законы, освящать
законы религии, и в тех вопросах, которые касаются жизнен-
ного положения народов» 1 2 3.
Второй вопрос, поставленный «Псевдо-Дионисием», —
о критерии истины. Критерием должно служить единство
церкви. Правоверный католик считает истинным лишь такое
решение нового вопроса, которое обеспечивает единство церкви:
«Если возникает какой-либо новый вопрос, необходимо обра-
щаться к мнениям отцов церкви, которые сохранили единство
в свое время и в своих условиях, в единодушии и согласии, и
это должно признаваться истинным католиком как истина,
без всяких колебаний» ®.
Бруно утверждал, что может выступить против всех
богословов мира и доказать их невежество, так как истина
опирается не на авторитет, а на познание, приобретае-
мое чувством, интеллектом, разумом, опытом и наблюдением
природы.
Третье положение «Псевдо-Дионисия» относится к крите-
рию ложности и представляет особенный интерес, так как пре-
тендует на то, чтобы безошибочно определять ересь. «Истина, —
говорится здесь, — есть то, во что верили везде, всегда и все».
Отсюда вытекает, что истиной может быть только нечто древ-
нее. Всякая новизна в мнениях есть ложь и ересь. Он говорит
о «проклятых новшествах еретиков», о том, что «надо избегать
нового и восхвалять древнее, осуждать новизну, освящать
древность» 4.
1 Dionysii Areopagitae, beati, martyris. . . Opera. 1572,
стр. 630.
2 Jordani Bruni. Scripta. Stuttcaidiae, 1836, стр. 12.
3 Там яге, стр. 682.
4 Там же, стр. 660.
Против этого взгляда Бруно выдвигал два возражения. Во-
нервых, хотя богословы и утверждают, что истина существует
от века и не создается вновь, а лишь дается в новом откровении,
однако свидетельства самих отцов церкви показывают, что
истины христианства возникли исторически: последовательно
появлялись те учения, коих раньше не было, и церковь
освящала новизну. Во-вторых, церковь считает истинным уче-
ние Аристотеля, а между тем было время, когда учение Аристо-
теля само было новизной, ибо оно, конечно, не может быть
причислено к предвечным божественным откровениям.
Четвертое положение «Псевдо-Дионисия» относится к так-
тике еретиков, прикрывающих свои положения авторитетом
библии. «Если кто-нибудь спросит еретика, излагающего свои
мнения: «Чем докажешь, чем научишь меня, чтобы я отка-
зался от древней веры вселенской католической церкви?», —-
он тотчас отвечает: «Ибо так сказано в писании», и затем сле-
дуют тысячи свидетельств, тысячи примеров, тысячи автори-
тетов. . . посредством которых несчастная душа ввергается из
крепости католической веры в пучину ересей».
’По мнению «Псевдо-Дионисия», согласие с библией еще
ничего не доказывает. Он говорит: «Еретики прикрывают
свои заблуждения свидетельствами божественного закона, ибо
осквернители прекрасно знают, что если бы они явились обна-
женными и как таковые, то их не приняли бы, и в силу этого
они как бы опрыскивают себя ароматами, чтобы тот, кто легко
отвергает человеческое заблуждение, не легко отверг бы бо-
жественные изречения» х.
Инквизиторы требовали согласия еретика не с библией,
а с ее официальным церковным толкованием. Католицизм
со времени Тридентского собора признавал два авторитета:
писание и предание. Писание не имело для католиков ника-
кой силы без предания. Инквизиторы требовали ответа: при-
нимает ли еретик библию в своем толковании или в толкова-
нии церкви и понимает ли он под верой то, во что приказывает
веровать церковь.
Франческо Толето в своем руководстве определяет веру
так: «Вера есть согласие с тем, что дано в откровении церкви
через посредство духа святого, поскольку исходит от святого
духа». Именно это утверждение кардинала-инквизитора имел
в виду Бруно, когда во время процесса с издевкой заявил
римским инквизиторам: «Пусть снизойдет святой духи объявит
мои взгляды еретическими».
Франческо Толето настойчиво подчеркивает, что вера есть
интеллектуальный акт согласия с буквой писания, апостоль-
1 Jordani Bruni. Scripta, стр. 671.
356
ским преданием, постановлениями соборов и римских перво-
священников. Инквизиторская формула Толето гласит: «Ве-
рует тот, кто в целом верует в то, во что верует церковь. . .
Даже мужики совершают смертельный грех, если не знают
символа веры. Незнание не прощается».
24 августа 1599 года Джордано Бруно были снова выданы
письменные принадлежности для того, чтобы он подробнее
изложил свое мнение относительно предъявленных ему
восьми «еретических положений», в особенности по поводу
тех двух пунктов, в которых его высказывания были признаны
Робертом Беллармином неясными.
16 сентября конгрегация рассматривала его мемориал,
адресованный Клименту VIII.
Об этом сохранилась краткая черновая запись нотария
Фламиния Адриана. «По делу Джордано Бруно, заключен-
ного в святом судилище, начат чтением мемориал, представ-
ленный его святейшеству — владыке нашему».
16 сентября происходил допрос, после которого Бруно по-
лучил вторично сорокадневный срок «для отречения».
Чтение мемориала Бруно было прервано и больше не возоб-
новлялось. Возможно, документ не успели прочесть полностью
и отложили до другого заседания, протокол которого не сохра-
нился. А может быть инквизиторы были отвлечены другим
делом, вызвавшим много толков в Риме.
Климент VIII приговорил к смертной казни древнейшую
патрицианскую семью Рима — Ченчи. Франческо Ченчи,
принадлежавший к типичным представителям паразитической
феодальной знати, и двое его сыновей были убиты при зага-
дочных обстоятельствах. Церковные судьи обвинили дочь
Франческо Ченчи — Беатриче и жену — Лукрецию, которые
были жертвами его деспотизма и жестокости, в участии
в убийстве и подвергли зверским пыткам. 17 сентября 1599 года
обе женщины взошли на эшафот. Богатства семьи Ченчи, в том
числе собрания художественных произведений, были кон-
фискованы.
Конгрегация инквизиции вернулась к делу Бруно только
21 октября 1599 года. Накануне этого дня в Риме была устроена
одна из грандиознейших церемоний для одурачивания верую-
щих — открытие новых мощей.
Открытие мощей было приурочено папской властью к на-
ступавшему юбилейному году. Чтобы усилить приток палом-
ников в Рим, необходимо было завлечь их какой-нибудь сен-
сацией.
Кардинал Сфондрати предпринял реставрацию алтаря
церкви св. Цецилии. Под алтарем этой церкви были «найдены»
саркофаги из белого мрамора. Церковники объявили, что
357
в этих гробницах находятся мощи папы Пасхалия I, св. Це-
цилии и обращенных ею в христианство язычников Валериана,
Тибурция и Максима. Кардинал Сфондрати известил о
находке весь Рим. К церкви стал собираться народ, кото-
рому сообщали о все новых и новых «чудесах», связанных
с находкой.
«Мощи» Цецилии поместили в церкви у окна и показывали
наивным верующим. «Мощи» были экспонированы так, чтобы
видны были только куски полотна с запекшейся кровью мни-
мой мученицы.
Ободренный успехом Сфондрати принялся за дальнейшие
раскопки, разумеется, увенчавшиеся успехом: вдобавок были
«найдены» «тела» пап Урбана I и Люция I х.
Торжественная церемония перенесения мощей состоялась
в’присутствии папы, кардиналов и всего высшего духовенства.
Место, где были помещены «мощи», украсили с необычайной
пышностью.
Мнимые «мощи» мучеников были открыты инквизитором-
палачом, который на следующий день заседал в конгрегации,
руководя пыткой и допросом Бруно.
Отчет о заседании конгрегации от 21 октября 1599 года
краток.
«Брат Джордано Бруно, сын покойного Джованни, Нола-
нец, священник ордена братьев-проповедников, рукоположен-
ный пз монахов, магистр святого богословия, заявил, что не
должен и не желает отрекаться, не имеет, от чего отрекаться,
не видит основания для отречения и не знает, от чего
отрекаться.
Постановлено, чтобы достопочтеннейший (Беккариа. —
В. Р.) совместно с викарием побеседовал с указанным братом
из ордена проповедников и убедил его, разъяснив слепоту и
ложность его учения».
Заявление Бруно о том, что он не желает отрекаться,
подтверждается официальными документами инквизиции.
Инквизиторы исчерпали все доводы, истощили все усилия,
пытаясь принудить Бруно к отречению. Бруно нашел этот
момент подходящим для того, чтобы положить конец дальней-
шим отсрочкам и уверткам и вступить в решительную схватку
с церковью, бросив ей вызов.
Он достиг своей цели.
Его заявление буквально ошеломило инквизицию, привело
ее в состояние растерянности.
Сохранилась краткая запись от 17 ноября 1599 года, сде-
1 «Жития» этих паи, объявленных святыми, относятся к III веку,
т. е. к самому началу самостоятельного существования христианства.
358
данная Фламинием Адрианом. В ней говорится, что «в присут-
ствии светлейших» было вынесено решение:
«По делу брата Джордано Бруно, заключенного в «святом
судилище», постановлено созвать конгрегацию в присутствии
светлейших господ кардиналов богословов для [обсуждения]».
21 декабря 1599 года Бруно вновь был выведен из тюрьмы
и конгрегация в полном составе подвергла его допросу. Об
этом имеется следующая протокольная запись:
«Брат Джордано, сын покойного Джованни Бруно, из го-
рода Нолы королевства Неаполитанского, священник, руко-
положенный из монахов, из ордена братьев проповедников и
отступник от этого ордена, доктор святого богословия, заклю-
ченный в тюрьме указанного святого судилища, преданный
суду инквизиции и подвергнутый допросу по еретическим пре-
ступлениям и по другим делам. . . Выведен из тюрьмы, пред-
ставлен в зале конгрегации светлейшим и допрошен ими, а также
заслушан о всех притязаниях и оправданиях по своему делу,
и затем удален из зала конгрегации».
Общее заседание конгрегации состоялось через два месяца
после того, как Бруно решительно заявил о своем отказе от-
речься. Допрос происходил в большом, мрачном, богато убран
ном зале. Папа восседал на престоле, окруженный кардина
лами. В зале собрались высшие чины инквизиции, монахи и
палачи в капюшонах, закрывающих лица, вооруженная
стража, римская знать и почетные гости.
Обвиняемого вывели из глубокого мрака камеры. Он
оказался среди пышного и торжественного сборища, лицом
к лицу со всемогущей церковной организацией. Его под
вергли допросу, задавали нарочито запутанные, каверзные
вопросы. Обвиняемый должен был почувствовать себя унижен-
ным, подавленным, ничтожным, поверженным в прах вели
чием и могуществом церкви.
Заключенных обычно вводили в зал конгрегации в том виде,
в каком они содержались в тюрьме, облаченных в грязные лох
мотья, с веревкой на шее, в кандалах, с обнаженной спиной-
Слуги инквизиции гнали их бичами.
Инквизиция рассчитывала вынудить у Джордано Бруно
признание или полупризнание, либо просто поймать его на
неудачном ответе, чтобы объявить еретиком, «примиренным
с церковью», и затем подвергнуть покаянию.
На одной стороне стоял мыслитель, измученный долгими
годами заключения, моральными и физическими пытками.
На другой стороне —• всемогущий владыка, «наместник бога
на земле» — папа, который якобы вернул в лоно католической
церкви целые еретические страны, примирил с церковью
Запад п Восток.
359
И тем ие менее, Бруно выдержал допрос и вновь твердо
заявил, что не желает отрекаться.
После этого папа вынес решение: если он не желает отре-
каться, пусть «разъяснят» ему, от чего он должен отречься, и
убедят в том, что отказ ведет к мучительной смерти.
«Решение конгрегации от 21 декабря 1599 года.
Допрос заключенных, произведенный господами.
Брат Джордано Бруно был допрошен. Постановлено, чтобы
генерал и викарий ордена проповедников взяли на себя его
дело и указали ему те положения, от которых он должен от-
речься, дабы он признал свои заблуждения, исправился и скло-
нился к отречению, а также показали бы ему собственную вы-
году, чтобы он мог спасти свою жизнь».
Бруно был отдан в руки генерала доминиканского ордена
Ипполита Мариа Беккариа и викария Паоло Мирандола как
упорный еретик.
Кодекс инквизиции не оставляет никаких сомнений отно-
сительно тех средств, к которым прибегнул Беккариа. Издан-
ный в середине XVII века «Арсенал инквизиции» Мазини так
говорит об «увещевании» еретиков в тюрьме: «Не подобает
публично вести споры с нераскаянными закоснелыми ерети-
ками, но только в тюрьме, где их увещевают судьи. Еретиков
следует убеждать отречься, если же они будут продолжать
упорствовать, надлежит применять пытку, пока она не заста-
вит их образумиться».
Глава XXVIII
СМЕРТНЫЙ приговор
Юбилейный 1600 год. Письмо Шоппе.
Обряд отлучения и проклятия
20 января 1600 года был вынесен смертный приговор Джор-
дано Бруно.
В руках палачей доминиканского ордена Бруно находился
с 21 декабря. Инквизиция рассчитывала заставить его подпи-
сать отречение от ересей к началу юбилейного года.
Празднование юбилейного года было введено с целью уве-
личения доходов церкви, укрепления ее международного авто-
ритета и влияния на верующих. Учитывая опыт прошлых юби-
леев и протестантскую агитацию в связи с обиранием паломни-
ков в Риме, Климент VIII принял ряд мер. Он издал постанов-
ления, запрещающие содержателям таверн, притонов и пуб-
личных домов чрезмерно повышать цены. Были открыты три
больших гостиницы для приема паломников, заготовлено
продовольствие, в том числе стада быков, обеспечен подвоз
хлеба.
Каждый прибывший в Рим в течение юбилейного года
получал отпущение грехов. Для этого он должен был совершить
пятнадцать посещений главных церквей и подняться на четве-
реньках по «святой лестнице», символизировавшей восхожде-
ние души по ступеням добродетели.
Паломники прибывали в Рим процессиями под предводи-
тельством агентов-монахов, бравших на себя заботы о их
доставке в Рим и обратно к месту жительства.
Несмотря на широкую агитацию за посещение Рима в
юбилейный год, несмотря на такие приманки, как «мощи»
св. Цецилии, юбилейный 1600 год оказался не особенно
удачным.
К области чистой фантазии относится утверждение церков-
ных источников, будто Бруно был сожжен в присутствии трех
миллионов верующих, собравшихся со всех концов «христиан-
ского мира». Паломники проходили через Рим небольшими
партиями в течение всего года, поэтому одновременно в Риме
не было больших скоплений народа.
Сожжение еретиков входило в число юбилейных церемоний
как необходимая и самая торжественная часть ритуала. Рим
должен был засвидетельствовать милосердие к кающимся
грешникам и грозную беспощадность к упорным еретикам.
В данный момент кающиеся грешники были гораздо выгоднее
для папской власти. Если бы удалось заставить Бруно выйти
на улицу в одежде кающегося грешника, повести его в про-
цессии под ударами бича, а затем выставить напоказ, на позор
и поругание в главных церквах, это произвело бы огром-
ное впечатление. Однако 20 января конгрегация инквизито-
ров узнала от Ипполита Беккариа, что Джордано Бруно непо-
колебим и категорически отказался подписать отречение и
покаяться.
Вот документ, свидетельствующий об этом:
«20 января 1600 г.
В присутствии его святейшества —
Мемориал брата Джордано Бруно, заключенного в святой
службе, обращенный к его святейшеству, был вскрыт, но не
прочтен.
По делу указанного брата Джордано Ноланца из ордена
братьев проповедников и отступника от этого ордена сделано
сообщение братом Ипполитом Мариа, генералом указанного
ордена проповедников.
По поручению светлейших, он совместо с генеральным
прокуратором указанного ордена, беседовал с оным братом
Джордано, увещевая признаться в еретических положениях,
заключающихся в его сочинениях и предъявленных ему во
время процесса, и отречься от них.
Он не дал на это согласия, утверждая, что никогда не выска-
зывал еретических положений и что они злостно извлечены слу-
гами святой службы.
Святейший владыка наш, заслушав мнения светлейших,
повелел довести дело до конца, применяя надлежащие средства,
а также вынести приговор и передать брата Джордано свет-
ской курии» \
Более подробный отчет о заседании 20 января разъясняет,
почему инквизиторы отказались от дальнейших попыток сло-
мить волю Джордано Бруно. Новая, более полная редакция
решения 20 января передает содержание устного и письмен-
ного заявления Бруно.
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 378—379.
362
«Брат Джордано, сын покойного Джованни Бруно из го-
рода Нолы, Неаполитанского королевства, рукоположенный из
монахов, ордена проповедников и отступник от оного, заклю-
ченный в тюрьме святой инквизиции, преданный суду и под-
вергнутый допросу по еретическим и другим преступлениям,
подробно изложенным в актах его дела.
Возбужденный против него, в связи с этими делами, про-
цесс докладывался повторно и неоднократно на конгрегациях
указанной святой инквизиции и всесторонне был обсужден.
Сегодня был сделан доклад в присутствии святейшего вла-
дыки нашего папы отцом-братом Ипполитом Мариа Беккариа,
генералом ордена проповедников, о том, что, по поручению
указанных господ кардиналов — генеральных инквизиторов,
совместно с генеральным прокуратором того же ордена,
говорил с указанным братом Ноланцем из того же ордена,
заключенным в тюрьме святой службы, и увещевал его при-
знать свою вину, отказаться, клятвенно отречься от еретиче-
ских положений как заключающихся в его сочинениях, так и
выдвинутых им в его собственных показаниях и подтвердить
выраженную им ранее готовность сделать это и вернуться
в лоно пресвятой матери католической и апостолической рим-
ской церкви.
Указанный брат Джордано не согласился на это, утверж-
дая, что никогда не писал и не выдвигал еретических положе
нпй, но что они злостно извлечены слугами «святого судилища»
и обращены против него. Он будто бы готов дать отчет обо
всем, что писал и говорил, и защищаться против каких угодно
богословов, с которыми не пожелал бы согласиться, но подчи-
ниться только постановлению святого апостольского пре-
стола, еслп таковое состоится относительно сказанного или
написанного им, или святым канонам, если на основании их
будет доказано противоположное написанному или сказанному
им, не считаясь с тем, что судилищем святейшей инквизиции
ему было доказано и будет доказываться, что в его писаниях
и показаниях содержатся явные ереси.
Святейший владыка наш Климент папа VIII постановил и
повелел, — да будет это дело доведено до конца, соблюдая
то, что подлежит соблюдению, — да будет вынесен приго-
вор, да будет указанный брат Джордано предан светской
курии».
Глава доминиканского ордена Беккариа в своем докладе
заявил, что орден отрекается от своего бывшего брата и тре-
бует его казни.
Заседание конгрегации происходило в папском дворце. Оно
было созвано не для обсуждения дела, а для вынесения папой
Климентом VIII торжественного повеления о предании
363
Джордано Бруно смерти на костре. Поэтому представленный
Бруно мемориал, вероятно, заключавший в себе те мотивы
отказа отречься от ересей, которые Беккариа изложил устно,
не был зачитан.
В своих произведениях, в частности, в «Пире на пепле»,
Бруно неоднократно заявлял, что не стал бы спорить против
религиозного откровения, если бы боги спустились с небес и
изложили истину. Но так как это невозможно, то он следует
своему разуму и указаниям опыта, основанного на изучении
природы.
Ответ Джордано Бруно, кратко изложенный Ипполито
Беккариа, сводится, по существу, к тому, что Джордано Бруно
не подчиняется авторитету церкви и требует, чтобы инкви-
зиторы доказали неправильность его взглядов убедительными
доводами.
Климент VIII ответил на это смертным приговором.
Смертный приговор Бруно изложен в пяти документах.
Два из них датированы 20 января, один 25 января и два 8 фев-
раля 1600 года. Первые два документа представляют собою
разные записи одного и того же кратко изложенного и так же
кратко мотивированного постановления конгрегации о пере-
даче Бруно в руки светских властей.
Остальные три документа издаются, обычно вместе, как
один, при этом издатели руководятся чисто формальными сооб-
ражениями: они перепечатывают копию приговора, которая
была послана губернатору Рима.
Приводим текст приговора:
«Мы, Лодовико Мадруцци, епископ Сабинский; Джулио
Антонио Сантори, епископ Палестринский или Сансеверин-
ский; Пьетро Деза (титул св. Лаврентия в Лучине); Доменико
Пинелли (титул св. Златоуста); брат Джеронимо Бернерио
(титул св. Марии «sopra la Minerva d’Ascoli); Паоло Сфонд-
рато (титул св. Цецилии); Лючио Сассо (титул св. Кирика и
Иулиты); Камилло Боргезе (титул св. Иоанна иПавла);Помпео
Аригони (титул св. Бальбины); Роберто Беллармино (титул
св. Марии «in Via») — наименованные, по милосердию божию,
священниками кардиналами святой римской церкви, генераль-
ные инквизиторы всего христианского государства против ерети-
ческих преступлений, особо уполномоченные святым престолом.
Ты, брат Джордано Бруно, сын покойного Джованни Бруно,
из Нолы, возраста же твоего около 52 лет, еще восемь лет
назад был привлечен к суду святой службы Венеции за то, что
объявлял величайшей нелепостью говорить, будто хлеб пре-
существлялся в тело и т. д.
Эти положения были предъявлены тебе 18 января 1599 года
в конгрегации прелатов, заседавшей в святой службе, и был
364
предоставлен тебе шестидневный срок для размышления, чтобы
затем ты ответил, намерен ли отречься от этих положений,
или нет. Затем, 25-го числа того же месяца та же конгрегация
вновь заседала в установленном месте, и ты ответил, что го-
тов взять назад свои утверждения, если апостольский престол
и его святейшество наш владыка признают эти восемь положе-
ний окончательно еретическими, или если его святейшество
признает их таковыми, или по наитию святого духа опреде-
лит их как таковые.
И немедленно же вслед за тем ты представил письменное
заявление, обращенное к его святейшеству и к нам, которое,
как ты говорил, содержит твои оправдания. И затем, 4 фев-
раля 1599 года, было постановлено снова предъявить тебе ука-
занные восемь положений. И действительно, они были предъяв-
лены тебе 15-го числа того же месяца с тем, чтобы, если ты
признаешь их еретическими и пожелаешь отречься, тебя при-
няли в покаяние. В противном случае тебе было бы предостав-
лено сорок дней, чтобы покаяться. Ты заявил, что признаешь
эти восемь положений еретическими, готов проклясть их и
отречься от них в том месте и в то время, когда будет угодно
святой службе, и не только от этих положений, но сказал, что
готов проявить всяческое послушание относительно других
положений, предъявленных тебе раньше.
Но затем ты представил другое заявление, находящееся
в делах святой службы, обращенное к его святейшеству и
к нам. Из него с совершенной очевидностью обнаруживается,
что ты упорно держишься этих своих заблуждений.
Кроме того, получены были сведения о поступлении в свя-
тую службу в Верчеллах донесения о том, что тебя призна-
вали атеистом, когда ты находился в Англии, и что ты написал
книгу о «Торжествующем звере».
10 сентября 1599 года тебе был предоставлен сорокаднев-
ный срок для покаяния, после чего с тобою должны были
поступить так, как приказывают и повелевают святые
каноны.
Несмотря на это, ты не покаялся и упорно держался своих
заблуждений и ересей. Посему были уполномочены брат Ип-
полито Мариа Беккария, генерал, и брат Паоло Исарезио
делла Мирандола, прокуратор ордена твоего братства, чтобы
они убеждали и увещевали тебя признать свои тягчайшие
заблуждения и ереси. Несмотря на это, ты оставался настой-
чивым, упорным, непреклонным в упомянутых своих лживых
и еретических мнениях.
Посему после того как были рассмотрены и обсуждены ве-
дущийся против тебя процесс и собственные твои признания
в заблуждениях и ересях, твое упорство и непреклонность,
365
ибо ты отрицал, что они являются заблуждениями и ересями,
как и все остальные предметы, подлежащие рассмотрению и
обсуждению, — дело твое было сперва поставлено на рассмот-
рение вашей генеральной конгрегации, происходившей в при-
сутствии его святейшества нашего владыки 20 января сего
года, и после голосования и обсуждения мы пришли к ниже-
следующему приговору.
Призвав имя господа нашего Иисуса Христа и его преслав-
вой матери приснодевы Марии, на основании сего дела и ранее
обсуждавшихся в сей святой службе дел, — Джулио Монтерен-
цио, доктор прав, прокуратор-фискал указанной святой службы,
с одной стороны, и ты, вышеназванный брат Джордано Бруно,
преступник, состоящий под судом инквизиции, изобличенный,
тягчайший, непокаявшийся, непреклонный и упорный,—
с другой стороны: в силу этого нашего окончательного приго-
вора согласно совету отцов магистров святого богословия и
докторов обоего (гражданского и церковного) права, наших
советников, излагаем в письменной форме следующее:
Называем, провозглашаем, осуждаем, объявляем тебя,
брата Джордано Бруно, нераскаявшийся, упорным и непреклон-
ным еретиком. Посему ты подлежишь всем осуждениям церкви
и карам, согласно святым канонам, законам и установлениям,
как общим, так и частным, относящимся к подобным явным,
нераскаянным, упорным и непреклонным еретикам. И как та-
кового мы тебя извергаем словесно из духовного сана и объяв-
ляем, чтобы ты и в действительности был, согласно нашему
приказанию и повелению, лишен всякого великого и малого
церковного сана, в каком бы ни находился доныне, согласно
установлениям святых канонов. Ты должен быть отлучен,
как мы тебя отлучаем от нашего церковного сонма и от нашей
святой и непорочной церкви, милосердия которой ты ока-
зался недостойным. Ты должен быть предан светскому суду, и
мы предаем тебя суду монсиньора губернатора Рима,
здесь присутствующего, дабы он тебя покарал подобающей
казнью, причем усиленно молим, да будет ему угодно смяг-
чить суровость законов, относящихся к казни над твоею
личностью, и да будет она без опасности смерти и членовре-
дительства.
Сверх того, осуждаем, порицаем и запрещаем все вышеука-
занные и иные твои книги и писания, как еретические и оши-
бочные, заключающие в себе многочисленные ереси и заблужде-
ния. Повелеваем, чтобы отныне все твои книги, какие находятся
в святой службе и в будущем попадут в ее руки, были публично
разрываемы и сжигаемы на площади св. Петра перед ступенями
и как таковые были внесены в список запрещенных книг, и да
будет так, как мы повелели
366
Так мы говорим, возвещаем, приговариваем, объявляем,
извергаем из сана, приказываем и повелеваем, отлучаем, пе-
редаем и молимся, поступая в этом и во всем остальном несрав-
ненно более мягким образом, нежели с полным основанием
могли бы и должны были бы.
Сие провозглашаем мы, кардиналы генеральные инквизи-
торы, поименованные ниже.
Кард. Лодовико Мадруцци
Кард. Джулио Антонио Сансеверина
Кард. Пьетро Деза
Кард. Д[оменико] Пинелли
Кард. Джеронимо Аскулано
Кард. Лючио Сассо
Кард. Камилло Боргезе
Кард. П[омпео] Аригони
Кард. Роберто Беллармино» *.
Текст смертного приговора в том виде, в каком он дошел до
нас, вызывает недоумение: в нем отсутствует важнейшее —
причины осуждения 2 * * * * *.
После первых строк о предании Джордано Бруно суду вене-
цианской инквизиции за восемь лет до осуждения имеется
пропуск. Повидимому, римская инквизиция перечисляла в не до-
шедшей до нас части документа обвинения, которые были
предъявлены Бруно.
Указано только первое обвинение: «Объявлял величайшей
нелепостью говорить, будто хлеб пресуществляется в тело. . .»
Эти слова представляют собою дословную цитату из доноса
Джованни Мочениго и постановлений венецианской инквизи-
ции. Следующие затем слова: «Эти положения были предъяв-
лены тебе» нельзя считать продолжением перечня обвине-
ний, предъявленных венецианской инквизицией. Слово «эти»
относится именно к восьми еретическим положениям.
Иезуит Каспар Шоппе в своем письме к Риттерсгаузепу8
от 17 февраля 1600 года сообщает, что в приговоре Бруно
1 Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 381—383.
1 Этот документ дошел до исследователей в явно неполном виде:
перечень восьми положений, послуживших формальным основанием
для осуждения и казни Джордано Бруно, в нем отсутствует, хотя по
смыслу он должен находиться перед словами «эти положения». Есть осно-
вания думать, что это место впоследствии было умышленно изъято.
8 В 1599 году Каспар Шоппе, отрекшийся от протестантизма и пере-
шедший на службу папской власти, опубликовал и распространил в Гер-
мании книгу, составленную из писем Риттерсгаузена и своих ответов
на них. Имя ректора Альтдорфского университета, ученого-юриста и
филолога, пользовалось большим уважением. Книга, в которой он изобра-
жался как близкий друг ренегата, произвела чрезвычайно неблагоприят-
ное впечатление. Шоппе скрыл от читателя, что письма Риттерсгаузена
написаны еще до его перехода в католицизм.
367
•«была изложена его жизнь, труды и догмы, а также ука-
зано, какое рвение приложила инквизиция к его обраще-
нию и братскому увещеванию и какое упорство и нечестие
проявил он».
Действительно, тотчас же за утраченным местом в приго-
воре следует то, о чем говорит Шоппе, — описываются упорство
Карта скитаний Бруно.
Джордано Бруно и попытки инквизиции принудить его к от-
речению.
Таким образом, в отсутствующей части документа, пови-
димому, находились краткая биография Джордано Бруно, пе-
речень его книг и характеристика его «догматов», т. е. ерети-
ческих положений. Шоппе сообщает следующие сведения
о Джордано Бруно:
368
«По своему происхождению Бруно — ноланец, из Неапо-
литанского королевства, был доминиканцем. Восемнадцати
лет он начал сомневаться в таинстве пресуществления, а в даль-
нейшем стал и вовсе отвергать это таинство.
Вслед за тем он подверг сомнению девство присноблаженной
Марии. . . бежал в Женеву, проведя там два года. . . Будучи
изгнан оттуда, переехал в Лион, затем в Тулузу, далее —
в Париж. Здесь он исполнял должность экстраординарного
профессора, не желая подчиняться обязательному для орди-
нарных профессоров присутствию на мессе.
Приехав затем в Лондон, он выпустил там книжку «О торже-
ствующем звере», т. е. о папе. . . Оттуда он направился в Вит-
тенберг, где выступал с публичными чтениями, если пе оши-
баюсь — два года. . . Изгнанный оттуда, он издал в Праге
книгу «О безмерном и бесчисленном. . .». Кроме этого, он
написал еще одну: «О тенях идей».
В этих книгах он учил самым чудовищным и бессмыслен-
нейшим вещам, например, что мпры бесчисленны, что душа
переселяется из одного тела в другое и даже в другой мир,
что одна душа может находиться в двух телах, что магия хо-
рошая и дозволенная вещь, что дух святой не что иное, как
душа мира, и именно это и подразумевал Моисей, когда говорил,
что ему повинуются воды и что мир вечен. Моисей совершал свои
чудеса посредством магии и преуспевал в ней больше, чем ос-
тальные египтяне, что Моисей выдумал свои законы, что свя-
щенное писание есть призрак, что дьявол будет спасен. От Адама
и Евы он выводит родословную только евреев. Остальные
люди происходят от тех двоих, кого бог сотворил днем раньше.
Христос — не бог, был знаменитым магом и за это по заслу-
гам повешен. . . а не распят. Пророки и апостолы были негод-
ными людьми, магами, и многие из них повешены.
Однако в конце концов мне пришлось бы до бесконечности
перечислять все его чудовищные утверждения, которые он
защищал и в книгах и речах.
Чтобы выразить все это одним словом, — он защищал все
без исключения ереси, когда-либо проповедывавшиеся. . .».
Путаница и некоторые извращения в биографии о Бруно
объясняются тем, что Шоппе передает текст приговора на
память, не заботясь о точности.
В своем письме к Риттерсгаузену Шоппе говорит также:
«Очень возможно, я и сам поверил бы слухам, распространив-
шимся среди народа, будто Джордано Бруно сожжен за люте-
ранство, если бы лично не присутствовал на судебном заседа-
нии святой службы инквизиции, когда ему был вынесен приго-
вор. На основании этого; мне известно, в какие ереси он
впал».
24 В. С. Рожицын 3G9
Невидимому, публично перед народом был оглашен только
приговор, без обвинительного заключения. Оно было прочи-
тано в широкой конгрегации кардиналов, где могли присут-
ствовать посторонние лица, в том числе и Шоппе.
Судьбу осужденного разделяли его книги.
25 января 1600 года инквизиция вынесла приговор об осуж-
дении сочинений Джордано Бруно. Осуждение было повто-
рено в 1603 году и возобновлялось при каждом пересмотре
«Списка запрещенных книг». И в настоящее время папская
власть так же запрещает верующим читать книги Джордано
Бруно, как триста пятьдесят лет назад С
Инквизиция передала Джордано Бруно в руки светской
власти с характерными оговорками отом, что она просит о мяг-
ком наказании, выносит приговор более мягкий, чем могла,
имела право и была обязана, и присоединила смиренную
мольбу: «Да будет она без опасности смерти и членовреди-
тельства».
Эта формула является образцом чудовищного лицемерия
церковников.
Уголовное право XVI века различало два вида казни.
В одном случае осужденного живым разрывали на части
раскаленными щипцами, отделяя одну часть тела за другой,
в другом же случае сжигали.
По церковным верованиям, разрушение тела лишало казни-
мого надежды на воскресение из мертвых. Его душа, утратив-
шая тело, якобы должна была скитаться в вечных муках. Если
же казнь совершалась без членовредительства и пролития крови,
душа могла после «страшного суда» соединиться с телом. Та-
ким образом, «мягкость» приговора выражалась в трогательной
заботе о будущем воскресении.
Приговор был оглашен во дворце кардинала Мадруцци, на-
ходившемся на площади Навона, рядом с церковью св. Агнессы.
В этом дворце происходили заседания конгрегации инквизи-
ции, а в подвале были расположены тюремные камеры для
осужденных на казнь. Здесь произносились смертные приго-
воры. Церковь св. Агнессы была во время подобных церемоний
открыта.
Когда оглашали смертный приговор Джордано Бруно,
в церкви св. Агнессы звонил колокол. Джордано Бруно шел
1 В последнем издании Index librorum prohibitorum (1936) значится:
«Jordan! Bruno opera omnia». Когда началась международная кампания
за сооружение памятника Джордано Брупо и Риме, папские власти дали
доверенным лицам поручение выступить против взглядов Джордано
Бруно в печати. При этом иа чтение его книг и относящихся к нему доку-
ментов этим авторам выдавалось особое разрешение.
370
в сопровождении палача. Он был в монашеской рясе, с верев-
кой на шее и держал в руках зажженную свечу. В распахну-
тых воротах церкви стоял нотарий инквизиции Фламиний
Адриан в фиолетовой мантии и четырехугольной шапке —
одеянии членов инквизиционного судилища. Его окружали
солдаты папской гвардии в испанских шлемах, с аркебузами
и громадными двуручными мечами. Кругом теснился народ.
Кардиналы и члены инквизиции стояли на балконе дворца.
Когда нотарий закончил чтение приговора, Джордано Бруно
поднялся с колен. Палач вырвал из его рук зажженную свечу
и погасил в знак того, что жизнь осужденного окончилась. И
тогда в зловещей тишине внятно и грозно прозвучали слова,
обращенные к инквизиторам:
— Вероятно, вы с большим страхом произносите при-
говор, чем я выслушиваю его.
В словах Джордано Бруно, брошенных в лицо инквизи-
торам, выражена глубокая мысль. Церковь, действительно, со
страхом произнесла осуждение. Во главе инквизиции стояли
люди, которые одновременно были и палачами и политиками.
Они прекрасно понимали, что, убивая своего врага, они не
могут уничтожить свободную мысль, передовую науку и соз-
дают себе еще в тысячу раз более могущественного противника
в лице всего передового человечества. Джордано Бруно знал,
что мужество жертвы пугает палачей. В трактате «Печать пе-
чатей» он дает ряд примеров религиозного безумия и извра-
щенности «апокалиптиков», мнимых пророков, в том числе и
Фомы Аквинского, который будто бы в часы душевного ис-
ступления «возносился в воображаемое небо и чувствовал
себя висящим в воздухе». Мнимому религиозному мужеству
Бруно противопоставлял мужество борца-философа. Он го-
ворит: «И есть, наконец, та достойнейшая восхваления душев-
ная напряженность, свойственная философам, в силу которой
Анаксарх, перенося удары, более жестоко преследовал му-
ками тирана Никреонта, чем сам подвергался мучениям. По
этой же причине, как рассказывают, и Полемон даже не по-
бледнел, когда его терзали свирепейшие псы (доминиканцы —
псы господни!). По этой же причине Лаврентий на пылаю-
щем костре, как на ложе из роз, мужественно издевался над
своими врагами. Чего же еще? Неужели переносимые страда-
ния могут вызвать более жестокое наслаждение или робость,
надежду, веру, негодование или презрение к тому, что совер-
шается?
Достойнейшее философа поведение заключается в том, чтобы,
возносясь на высоты созерцания, освободиться от физических
страстей, не чувствовать мучений. И еще более возвышенная
добродетель, как мы убеждены, состоит в том, чтобы так же
24*
371
не чувствовать страдания, как тот, кто присутствует при этом. . .
Кого увлекает величие его дела, не чувствует ужаса смерти.
Кого больше всего привлекает к себе любовь к божествен-
ной воле (которую они почитают наиболее твердой), не придут
в смятение ни от каких угроз, ни от каких надвигающихся
ужасов. Что касается меня, то я никогда не поверю, что может
соединиться с божественным тот, кто боится телесных мук.
Поистине, мудрый и добродетельный лишь тогда достигает
совершенного (поскольку совершенство возможно в условиях
земной жизни), когда не испытывает страданий, если только
хочешь взглянуть на это оком разума».
Этот отрывок из «Печати печатей», повидимому, написан
под влиянием рассказов о религиозных преследованиях в Анг-
лии.
Говорят, что пуританин Бэнгам, сожженный в 1558 году,
произнес на костре слова: «О, паписты, вы жаждете чудес!
Вот перед вами чудо. На костре я не чувствую страданий.
Пламя для меня — как ложе из роз» Ч
В смертном приговоре Бруно отсутствуют документы о про-
цедуре проклятия. Сохранилась только ведомость о выплате
вознаграждения епископам от 14 марта 1600 года. В ней гово-
рится, что епископ Сидониа получил четыре скуди 1 2 за обряд
отлучения от церкви и проклятия двух еретиков — Чиприано
Кручифсро и Джордано Бруно, священников, осужденных и
переданных в руки светского правосудия 3.
Чиприано Кручиферо — личность не известная. Имя его
упоминается только в связи с отлучением Джордано Бруно.
Обряд проклятия или церковной смерти осужденных со-
стоялся 8 февраля 1600 года.
Церковь обычно соблюдала церемониальный порядок при
выполнении инквизиционных актов. Сперва Климент VIII при-
казал вынести смертный приговор, затем приговор был состав-
лен и зачитан в конгрегации, далее приговор был прочитан
у ворот церкви в присутствии осужденного, потом совершили
обряд проклятия и, наконец, выполнено аутодафе. Вероятнее
всего, каждый из этих актов происходил в особо назначенные
для него дни.
Проклятие Джордано Бруно церковью не было, в собствен-
ном смысле слова, действием инквизиции. Выполнение этого
обряда поручалось епископу, не входящему в состав инквизи-
1 Y. A. Blunt. The reformation in the church of England, II
(1547—1662). 1882, стр. 276.
2 Скуди — монета, содержащая 25—30 гр серебра, т. е. раза в пол-
тора болыис, чем серебряный рубль.
3 Выписка из ведомости опубликована в предисловии к первому
тому латинских сочинений Бруно.
372
ции, и представляло собою двойной акт так называемых де-
позиции и деградации *.
Вот как описывает обряд проклятия Джоржано Бруно
аббат иезуит Превитта: «Джордано Бруно привели к алтарю
тащившие его под руки клирики. На нем были все облачения,
которые он получал, соответственно ступеням посвящения,
начиная со стихаря послушника и кончая знаками отличия
священника. Епископ, совершавший церемонию снятия сана,
был в омофоре, белом облачении с кружевами, епитрахили
красного цвета и священнической ризе. На голове у него была
простая митра. В руках он держал епископский жезл. При-
близившись к алтарю, он сел на передвижную епископскую
скамью лицом к светским судьям и народу.
Джордано Бруно заставили взять в руки предметы церков-
ной утвари, обычно употребляемые при богослужении, как
если бы он готовился приступить к совершению священнодей-
ствия. Затем его заставили пасть перед епископом ниц. Епи-
скоп произнес установленную формулу: «Властью всемогу-
щего бога отца и сына и святого духа и властью нашего сана
1 Католическая церковь устанавливала два вида снятия сана: лише-
ние прав (депозиция) и привилегий (деградация). Римская инквизиция
приговорила Бруно не только к депозиции, но и к деградации. Бруно
был предан осуждению по трем каноническим мотивам: тяжкое престу-
пление, упорство в преступном деянии и безуспешность канонических
увещеваний.
В тексте смертного приговора имелась формула о том, что церковь
не только словесно извергает Джордапо Бруно из духовного сана, но
и действительно совершает это. Словесное извержение из сана есть акт
депозиции, или такого наказания, когда клирик теряет навсегда все
должностные права, но сохраняет неизгладимый характер, «благодать»
священства. Действительное извержение из сапа есть лишение священ-
ства и представляет собою действие деградации, обратное действию руко-
положения в священники. Бруно был передан епископу Сидониа для
выполнения деградации. Трактат о покаянии Мариана Костеиа «Таблица
кораблекрушения», вышедший в 1036 году, дает следующее определение
деградации: «Деградация бывает реальной и вербальной. Реальная дегра-
дация есть церковное наказание, в силу которого церковное лицо ли-
шается всех бенефиций, службы и клерикальных привилегий навечно
без всякой надежды на восстановление в правах, если только не восста-
новит папа. Вербальная деградация, которая иначе называется депози-
цией, есть церковный приговор, в силу которого церковное лицо навсегда
лишается бенефиций без надежды на возвращение прав, но не теряет
клерикальных привилегий. Между вербальной и реальной деградацией
существует много различий. Реальная происходит в исключительно тор-
жественной обстановке. Она совершается лицами, облеченными высокой
властью. Извергаемый облачается в одеяния и получает священные
сосуды, соответствующие тому сану, из которого он извергается. Епископ
последовательно снимает с него облачения. В заключение ему выбривают
голову, произнося при этом надлежащие слова, внушающие ужас и
трепет» (Mariani С о s t е и i. Tabula Naufrasii sen tractatus speculativus.
1636, стр. 456—457).
:>73
снимаем с тебя облачение священника, низлагаем, отлучаем,
извергаем из всякого духовного сана, лишаем всех титулов».
Затем епископ надлежащим инструментом срезал кожу
с большого и указательного пальцев обеих рук Джордано
Бруно, якобы уничтожая следы миропомазания, совершенного
при посвящении в сан. После этого он сорвал с осужден-
ного облачения священника и, наконец, уничтожил следы тон-
зуры, произнося формулы, обязательные при обряде снятия
сана».
Непременное условие церемонии церковного проклятия —
присутствие осужденного. Если еретик к моменту вынесения
приговора умирал, должен был присутствовать его труп
или даже кости, вырытые из могилы. Скрывшегося или давно
умершего еретика заменяло его изображение, которое в пра-
вославной церкви называлось «ликом», или «персоной», а в
католической — effigies.
Обряд проклятия и сожжение отражают церковное пред-
ставление юб одержимости еретика дьяволом.
Глава XXIX
КАЗНЬ
Сообщения римских «аввизи». Факты и домыслы
В римских «аввизи» сохранились три документа, относя-
щиеся к казни Джорджано Бруно Г
Первое сообщение «аввизи» от 12 февраля 1600 года говорит
о несостоявшемся но неизвестным причинам сожжении и дает
некоторые сведения о Джордано Бруно.
«Сегодня мы рассчитывали увидеть торжественнейшее выпол-
нение правосудия. По неизвестным причинам оно не состоя-
лось. Оно должно было совершиться над доминиканским мона-
хом Н сланцем, упорнейшим еретиком, которому был вынесен
приговор в среду во дворце кардинала Мадруцци, как автору
различных чудовищных взглядов. Он защищал их упорнейшим
образом и продолжает защищать, несмотря на то, что ого еже-
дневно посещали богословы. Об этом брате сообщают, что он
провел два года в Женеве, затем читал лекции в высшей школе
в Тулузе и после того — в Лионе, а позже — в Англии; там,
как говорят, его взгляды не встретили одобрения, и потом,
он переехал в Нюрнберг, а оттуда прибыл в Италию, где и был
охвачен. Говорят, что в Германии он много раз вступал в дис-
путы с кардиналом Беллармино. В общем, этот презренный,
если только господь не смилостивится, хочет умереть, не
покаявшись, и быть заживо сожженным»2.
1 Опубликованы в книге: S. В о n g i. Antologia Nuova. 1869,
N. VI.
2 «Аввизи» сообщает, что в Женеве Джордано Брупо провел не два
месяца, как он сам говорил венецианским инквизиторам, а два года
{на самом доле Бруно пробыл в Женеве с апреля до конца августа
1575 года). Пребывание в Лионе отмечено как важный этап в его жизни,
пребывание в Париже вовсе пропущено; ошибочно указано, что Бруно
находился в Нюрнберге. Кроме того, ему приписываются встречи
с Робертом Беллармино в Германии, хотя последний никогда в Герма-
нии не бывал.
375
Причины отсрочки сожжения не приводятся в «аввизи»..
Однако эту отсрочку легко объяснить.
Костры на Кампо ди Фьоре входили в обычную программу
юбилейных торжеств. Климент VIII провозгласил, что прежде
чем начнутся церковные торжества, нужно воздать хвалу гос-
поду святым делом осуждения и сожжения еретиков.
15 февраля началось сорокадневное вознесение папой Кли-
ментом VIII публичных молитв в церкви ордена иезуитов.
Ежедневно происходили богослужения в пышной обстановке.
Папу сопровождали кардиналы Беллармино и Бароний.
Сожжение Бруно было приурочено к тем дням, когда папа
совершал моления в церкви иезуитов. «Аввизи» от 19 февраля
1600 года дает небольшую заметку о сожжении Бруно:
«В четверг утром на Кампо ди Фьоре сожжен преступник
брат-доминиканец Ноланец, о котором мы уже сообщали. Это
упорнейший еретик, создававший по своему произволу различ-
ные догматы против нашей веры и, в частности, против пре-
святой девы и святых. Он упорно желал умереть, оставаясь
преступником, и утверждал, что умирает мучеником добро-
вольно и знает, что душа его вознесется вместе с дымом в рай.
Но теперь он увидит, говорил ли правду».
Сообщение «аввизи» от 19 февраля не ограничивается
простым заявлением, что Бруно был обвинен как упорнейший
еретик, но приводит также сведения о содержании обвинения:
он будто бы создавал различные произвольные взгляды против
христианской веры и выступал против богоматери и святых.
Приписываемые Бруно слова о том, что он умирает муче-
ником добровольно и верит, что душа его вместе с дымом костра
вознесется в рай — совершенно очевидный вымысел.
Третье и последнее сообщение следующее: «В четверг со-
жжен на Кампо ди Фьоре брат-доминиканец Ноланец, язык его
был зажат в тиски в наказание за преступнейшие слова, кото-
рые он изрекал, не желая выслушивать духовников и других.
Он провел двенадцать лет в тюрьме святого судилища, откуда
в первый раз ему удалось бежать»1.
Пытка, которой Бруно был подвергнут во время казни,
применялась, когда сжигали на костре упорных еретиков:
язык при этом вытягивали и зажимали особыми клещами или
расщепленным куском дерева, чтобы осужденный не мог обра-
титься к народу.
Инквизиция предписывала подвергать этой пытке всякого,
кто обнажит меч на распятие и богоматерь или произнесет про-
тив них кощунственные слова.
1 Сообщение о первом заключении в тюрьму и двенадцатилетнем;
пребывании в инквизиции не соответствует действительности.
376
Описание последних минут жизни Джордано Бруно сохра
пилось в нескольких документах. Один из них — письмо
Каспара Шоппе к Риттерсгаузену — известен уже давно и
остается до сих пор главным свидетельством: «Он был отведен
стражей губернатора в тюрьму, и там его держали восемь дней
в надежде, что хотя бы теперь он отречется от своих заблуж-
дений. Но тщетно.
Итак, сегодня он был возведен на костер. Когда ему, уже
умирающему, протянули распятие, он отверг его мрачным
взглядом и отвернулся. Так он погиб жалкой смертью, был
сожжен, и я полагаю, что он отправился в другие миры, кото-
рые выдумал, чтобы рассказать, как поступают римляне
с богохульниками и грешниками».
Из этого сообщения видно, что нежелание Джордано Бруно
поцеловать протянутое ему распятие было замечено всеми.
Во время публичных сожжений внимание присутствующих
обычно было сосредоточено на последнем моменте, когда уми-
рающий мог выразить свое отношение к религии, приклады-
ваясь к распятию или отвергая его.
Второе свидетельство Шоппе о сожжении Джордано Бруно
менее известно: «Десять лет назад мне пришлось быть в Риме
свидетелем достопамятного примера ожесточенного упорства,
порожденного ненавистью, Джордано Бруно Ноланца. Он
излагал и открыто защищал в некоторых своих книгах мечта-
тельные и чудовищные утверждения, заимствованные у антич-
ных эпикурейцев и других такого же рода философов и ерети-
ков. Но прежде всего он разражался самой гнусной кощун-
ственной бранью против Христа и апостолов. Он отказался
покаяться в том, что объявлял их обманщиками и мастерами
магии, и предпочел сгореть в пылающем огне, обложенный
роковыми грудами хвороста. . .
Возможно, его ненависть к кардиналам-инквизиторам была
так огромна, или была вызвана невыносимой жестокостью и
тягчайшими страданиями, причиненными некоторыми грубыми
людьми, или, — и это мне кажется более достойным человека
с возвышенной душой, — ненависть эта была следствием его
собственного упорства и нежелания подчиниться.
• Он опасался, как можно предполагать, что дело не обер-
нется к лучшему, если он даже изменит решение, и вместе с тем
не хотел, чтобы думали, будто он умирает побежденным. Если же
он предпочел пожертвовать своей жизнью, то в силу убеждения,
что умрет победителем или равным в борьбе, ибо, как говорит
Энний: нельзя быть победителем, если другой не признал себя
побежденным»
1 V. Spampanato. Vita di Giordano Bruno.
377
Приводим также свидетельство астронома И. Кеплера:
«О том, что Бруно был сожжен в Риме, я узнал от г-на
И. Вакера. По его словам, Бруно мужественно перенес смерть,
доказывая суетность всех религий. Бога он превратил в мир,
в круги, в точки»1.
Однако самым важным из документов является свидетель-
ство о последних минутах жизни и сожжении Джордано Бруно,
извлеченное из архива «Братства усекновения главы Иоанна
Крестителя»2. Оно датировано 16 февраля 1600 года, «в ночь
на четверг». В нем говорится: «Сегодня, в два часа ночи,
братству было сообщено, что утром должно совершиться право-
судие над неким нераскаявшимся. Поэтому в шесть часов утра
отцы-духовники и капеллан собрались в [церкви] св. Урсулы
и направились к тюрьме в башне Нона, вошли в нашу капеллу
и совершили обычные молитвы, так как там находился ниже-
указанный приговоренный к смерти осужденный, а именно:
Джордано, сын покойного Бруно, брат-отступник, Ноланец из
Королевства, нераскаявшийся еретик. Наши братья увещевали
его со всяческой любовью и вызвали двоих отцов из [ордена]
св. Доминика, двоих из [ордена] иезуитов, двоих из новой
церкви и одного из [церкви] св. Иеронима, которые со всяче-
ским снисхождением и великой ученостью разъясняли ему
его заблуждения, но в конце концов вынуждены были отсту-
питься перед его проклятым упорством, ибо мозг и рассудок
его вскружены тысячами заблуждений и суетностью.
Так он упорствовал в своей непреклонности, пока слуги
правосудия не повели его на Кампо ди Фьоре, обнажили и,
привязав к столбу, сожгли, причем наши братья все время на-
ходились при нем, пели молитвы, а духовники увещевали его
до последнего момента, убеждая отказаться от упорства, в кото-
ром он в конце концов завершил свою жалкую и несчастную
жизнь»3.
Не так давно был найден еще один документ, подтверждаю-
щий сожжение Бруно 17 февраля 1600 года. В Ватиканской
1 Из письма И. Кеплера к И. Бренгеру. Доктор Иогапп Бренгер,
декан медицинского факультета в Кауфбюри, получил сообщение о со-
жжении Джордано Бруно и просил у Кеплера более точных сведений.
Переписка опубликована в латинском издании сочинений И. Кеплера,
т. II, Франкфурт, 1889.
2 «Братство усекновения главы Иоанна Крестителя», слившееся с «Брат-
ством милосердия», — это старая организация, образовавшаяся, вероятно,
из цеха палачей, которые считали своим патроном св. Вардоломея, изо-
бражаемого на иконах с ободранной кожей па руках. Деятельность брат-
ства началась еще в XV веке. В XVI веке его отделения находились при
инквизиторских судилищах в ряде городов. Документы о Джордано
Брупо были найдены в этом братстве но только в Риме, но и в Венеции.
3 Донесение этого братства — сухое, протокольное повествование.
Документ опубликован факсимиле; его подлинность и достоверность
378
библиотеке хранится экземпляр комедии Бруно «Подсвечник».
Библиотекарь XVII века, занесший эту книгу в каталог,
сделал на ней надпись: «Бруно за свое безбожие сожжен в Риме
на Кампо ди Фьоре в 1600 году, 17 февраля»1.
Обстановка сожжения Бруно может быть воспроизведена
сравнительно полно.
Башня ди Нона находилась у моста, ведущего через Тибр
к замку св. Ангела, на левой стороне реки.
В два часа ночи на башне «Братства усекновения главы
Иоанна Крестителя» зазвонил колокол. Колокол каждого мона-
стыря или братства звонил лишь в определенных случаях.
Если звон доносился из «Братства усекновения главы Иоанна
Крестителя», это означало, что предстоит сожжение.
Братья вышли попарно длинной вереницей в высоких зло-
вещих капюшонах с прорезами для глаз. Они пели погребаль-
ные гимны. В башне они столпились в небольшом помещении
капеллы, где служили панихиду «за упокой души» еще живого
человека.
Из тюремной башни, находившейся близ замка св. Ангела,
Бруно повели через мост. Ныне это одна из очень оживленных
частей Рима. По улице, называющейся теперь Корсо, процес-
сия дошла до переулка Лучников и свернула вправо. Пере-
улок этот выходит на Площадь Цветов — Кампо ди Фьоре,
расположенную у развалин театра Помпея 2.
Казнь происходила под утро, при свете факелов. Были раз-
но внушают никаких сомнений (см. Jordanus В г u п и s. Opera latine
conscripta, т. Ill, см. также А. Р a g n i s i. Giordano Bruno e 1’Archivio
dis. Giovanni. . . , 1891). — Монахи из «Братства усекновения главы
Иоанна Крестителя» должны были присутствовать при исполнении смерт-
ных приговоров и напутствовать казнимых. Они сопровождали приго-
воренных к месту казни с факелами, крестами и священными изображе-
ниями. «Братья» носили высокие капюшоны, закрывавшие лицо, с двумя
прорезами для глаз. Они получали вознаграждение и составляли акты
о совершившейся казни. Их отчеты образуют многочисленные рукопис-
ные тома.
1 V. Spampanata. Documenti della vita di Giordano Bruno.
2 Приводим документ, в котором дается точное описание места со-
жжения. Историк и политический деятель Энрико Кардуччи видел этот
документ в архивах инквизиции и сообщил по памяти его содержание
историку Адемоло, который опубликовал текст в «Gazzetta d’Italia»,
21 июня 1875 года: «Костер находился вблизи дома, расположенного
на углу Кампо ди Фьоре и переулка Лучников. Перед фасадом этого дома
стоял большой камень с латинскими стихами, написанными в 1483 году
смотрителями улиц Джованни Баттиста Ардуини и Лодовико Моргали
в память Дороги Цветов и в честь Сикста IV». — Надпись на камне вос-
хваляет папу Сикста IV как первосвященника, учредившего на Кампо
ди Фьоре «трон божественного правосудия». Название «Дорога Цветов»
связано с процессией, устроенной папой Сикстом IV в честь объявленного
этим папой-авантюристом праздника девы Марии. Эта дорога вела от замка
св. Ангела к месту казней — «Площади Цветов».
Г»
37 9
ложены два костра — для Бруно и осужденного одновременно»
с ним безвестного священника-еретика Чиприано Кручиферо.
Палачи сорвали с Бруно одежду и накинули на него «санбе-
нито» — кусок грубой ткани, пропитанной серой и разрисо-
ванной языками пламени. Края «санбенито» едва достигали
колен. После этого его привязали к столбу железной
цепью и, кроме того, туго перетянули мокрой веревкой. Под
действием огня веревка съеживалась и врезалась в тело.
Чтобы продлить мучения казнимого, обычно вначале разво-
дили небольшой костер и, постепенно подбрасывая сухой
хворост, усиливали пламя.
Книги Бруно, повидимому, были сложены у его ног и
преданы сожжению вместе с ним.
День сожжения Бруно случайно совпал с сильным земле-
трясением при извержении Везувия. Колебание почвы докати-
лось до Рима. На Пьяцца Навона находилось большое стадо
быков. Испуганные быки порвали привязи и разбежались по*
улицам, давя встречных. Погибло до 150 человек.
Землетрясение в начале юбилейного года было так же не-
приятно церкви, как и наводнение, постигшее Рим в предыду-
щем году. Суеверие, разжигаемое церковью, обратилось против
нее же самой. В темных массах распространились слухи о гневе
божьем на папский Рим. Биографы Бруно использовали этот
факт, чтобы вплести новую нить в легенду о его мученической
миссии. Они сопоставили его с рассказом Бруно в поэме «О без-
мерном и бесчисленном» о том, что Везувий в детстве представ-
лялся ему другом и братом. Везувий как бы разгневался за то,
что Бруно был казнен.
Все документы и свидетельства современников подтвер-
ждают, что Бруно держался с непоколебимым мужеством, твер-
достью и непримиримостью. Долгие годы, проведенные в за-
стенках инквизиции, пытки и истязания не сломили его духа,
не заставили искать спасения хотя бы ценой формального
отречения. Он умер как подлинный борец за истину, бросив
вызов палачам, веря в торжество своих идей и зная, что
героическая смерть увенчает героическую жизнь.
В 1889 году на Кампо ди Фьоре, где инквизиторы сожгли
Бруно, был сооружен памятник на средства, собранные среди
прогрессивных людей всего мира.
Религиозные мракобесы и реакционеры всех мастей и оттен-
ков выступили тогда с протестом.
Один из них, немецкий профессор Шредер, 7 июля 1889 го-
да произнес следующую речь: «Он восстал против самого
господа, в фанатическом заблуждении он отрицал его про-
мысл, его существование, в своих писаниях проповедуя гру-
бейший пантеизм и проводя в своей жизни самый плоский
380
материализм. Тем самым он уничтожал единственную основу
всякого нравственного и религиозного, всякого церковного
и государственного порядка. Своими тезисами он стремился
ниспровергнуть не только алтари, но и троны: он был, таким
образом, явным врагом человеческого общества, ибо где нет
бога, там нет авторитета, где нет авторитета, там нет истинной
свободы, нет порядка, где нет порядка, там раскрыты двери
и ворота радикальнейшему социализму. . . Кем же был Джор-
дано Бруно? Это был отпавший монах, расстрига-священник,
безнравственный человек, мятежник против Христа и церкви,
отрицатель бога, враг трона и алтаря, короче говоря, револю-
ционер в полнейшем смысле этого слова».
Изувер, пытавшийся заклеймить Бруно, даже неспособен
был понять, что этими словами возвеличивает его, ставит
в передовую шеренгу борцов за освобождение человечества
от невежества, гнета и насилия.
Образ великого мыслителя и борца Джордано Бруно
продолжает жить в сердце итальянского народа, неустанно
призывая к борьбе и победе над черными силами реакции.
ОГЛАВЛЕНИЕ
От редакции.................................................... S
Ю. Я. К о г а в. Историческое значение Джордано Брупо. . . 5
Глава I. Нола (1548—1558)
Родители Бруно. Впечатления детства. Поэт Лодовико
Тансилло................................................ 35
Глава II. Неаполь (1559—1565)
Годы учения Бруно. Первое знакомство с учением Коперни-
ка. Гуманисты Неаполя. Влияние на Бруно Бернардино
Телезия................................................. 45
Глава III. Монастырь
Монашество и духовенство в XVI веке. Распространение
протестантизма. Инквизиция в Неаполе. Преследования
еретиков. Народные волнения в Неаполе .................. 58
Глава IV. Выступления Бруно против религии
Первые преследования. Богословская школа. Бруно в Риме.
s Раймунд Луллий. Варфоломеевская ночь...................... 78
Глава V. Антицерковные течения итальянского Возрождения
Исторические предпосылки Возрождения. Ослабление влия-
ния религии. Атеистическая философия. Пьетро Помпо-
пацци. Иероним Кардан ....................................... 93
Глава VI. Атеистическая сатира XV—XVI веков
«Ноев ковчег». Сатирики — предшественники Брупо. Исто-
рия пасквинад.......................................... 106
Глава VII. Джордано Бруно и схоластика
Фома Аквинский. Ученая степень Бруно. «Сентенции»
Петра Ломбардского. «Свод против язычников». Отношение
Бруно к Аристотелю..................................... 115
Глава VIII. Бегство из монастыря (1576)
Первые судебные процессы Бруно. Введение «Индекса
запрещенных книг». Диспут в монастыре и обвинение Брупо
в пеоариан<;тве: Мйхаил Сервет. Социнианство........... 121
Глава IX. Скцтания по Италии (1576—1579)
Книга «О знамениях времени». Знакомство с философией
Джокомо Забарелла...................................... 133
Глава X. Бруно в Швейцарии
Кальвинизм. Галеаццо Караччоли. Выступления Бруно
против предопределения. Парацельс. Калышпистская инкви-
зиция ................................................ 14С>
382
Глава XI. Бруно во Франции (1580—1583)
Преподавание в высшей школе. Стиль латинской речи
Бруно. Влияние Франсуа Рабле. Атеистические идеи во
Франции................................................. 1й1
Глава XII. Французский скептицизм XVI века
Агриппа Неттесгеймский. Философы и писатели — борцы
с мракобесием........................................... 160
Глава XIII. Бруно в Англии (1583—1585)
Религиозный террор в Англии. Отношение Бруно к англий-
скому духовенству. Посещение Оксфорда. Диспут. Филипп
Сидней и Фулк Гривелл. Основные положения философии
Бруно в работах лондонского периода .................... 171
1'Г ла в а XIV. Атеизм Бруно
О единстве противоположностей, о познании и восприятии,
о бесконечности вселенной, об атомах.................... 192
Глава XV. Снова со Франции (15S5)
Папа Сикст V. Смерть Филиппа Сиднея. Диспут в Камбре.
Пифагореизм и неопифагореизм. Борьба Бруно против фило-
софии Аристотеля........................................ 215
Глава XVI. Бруно в Германии (1586—1592)
Виттенберг. Борьба Лютера и Меланхтона против учения
Коперника. «Прощальная речь» Бруно в Виттенберге.
Прага. Лютеранская инквизиция отлучает Бруно от церкви 232
Глава XVII. Возвращение в Италию (1592)
Франкфурт. Издательство Вехеля. Цюрих. Падуя и Вене-
ция. Культурная жизнь Венеции. Паоло Сарпи. Фран-
ческо Патрицци ......................................... 248
\ Г л а в а XVIII. Взгляды Бруно в последние годы его аюигни
Философские поэмы франкфуртского периода. Сенсуалисти-
ческий материализм Бруно. Атомистика Бруно..................... 261
Глава XIX. Венецианская инквизиция
Независимость Венецианского государства. Государствен-
ная и церковная инквизиция в Венеции. Борьба папской
власти за свободу действий католического духовенства
в Венеции. Правила ведения дел о еретиках............... 270
Г л а в а XX. Арест В руно (1592)
Доносы Джованни Мочениго. Первые показания Бруно.
Допросы свидетелей..................................... 283
Глава XXI. Последующие допросы Бруно
Борьба за выдачу Бруно римской инквизиции. Тактика
Бруно па допросах. Передача дела в Совет Венецианской
республики............................................. 296
Глава XXII. Папа Климент VIII
Смерть Григория XIV. Конклав 1592 года. Избрание Лль
добрандини папой ..................................... 3<>9
Глава XXIII. Выдача Бруно римской инквизиции
Постановление трибунала венецианской инквизиции. Вме-
шательство Климента VIII. Дипломатические переговоры
Постановление Совета республики от 7 инвар» 1593 i ода 319
383
Глава XXIV. Римская инквизиция
Учреждение инквизиции в Испании. Орден иезуитов. Со-
здание римской инквизиции. Застенки инквизиции '. . . 325
Г лава XXV. Пересмотр венецианского процесса
Римский процесс. Допросы Брупо. Донос па Бруно из
Верчелльского архиепископства. Комментарии неизвестного
к книге «Изгнание торжествующего зверя». Извлечение
еретических положений из произведений Бруно.......... 335
Глава XXVI. Судьи Бруно ;............................ ... 341
Глава XXVII. В чем обвиняли Бруно
Требования конгрегации инквизиторов. Оглашение «восьми
еретических положений»............................... 348
Глава XXVIII. Смертный приговор
Юбилейный 1600 год. Письмо Шоппе. Обряд отлучения
и проклятия.......................................... 361
Г лава XXIX. Казнь
Сообщения римских «аввизи». Факты и домыслы .... 375
Печатается по постановлению Редакционно-издательского совета Академии наук
СССР
*
Редакторы издательства О. К. Дрейер и В. А. Шишаков
Технический редактор Н. И. Москвичева Корректор В. К. Гарди
РИСО АН СССР № 66—74В. Т-00149. Издат. .N5 1511. Тип. заказ А« 1258. Поди,
к иеч. 19'111 1955 г. Формат бум. 60 х 92'.,в. Буч. л. 12 л- 3 рклейки. Печ. л. 24+-
-1-3 вклейки. Уч.-иадат. 23,1 + 3 вкл.=0,2 (23,3 уч.-изд. л.) Тираж 15000.
Цена 15 руб.
1-я тип. Издательства Академии Наук СССР. Ленинград, В. О.. 9 линии, 12.
ИСПРАВЛЕНИЯ И ОПЕЧАТКИ
Страница Строка Напечатано Должно быть
ч J1 си. II—Неаполь III—Монастырь
146 13 сн. согласно их согласно
165 24 св. покоиться надлежащим покоиться на ней надлежащим
И. С. Рожпцын.